Глава 7. ОбещаниеПрошла неделя, и наступило самое долгожданное событие в жизни студента. Выпускной Бал.
Большой Зал украсили гирляндами, сплетенными из веток дуба и белых лилий; столы, накрытые скатертями, вышитыми золотом и серебром, ломились от всевозможных яств. С потолка свисали шары, сплетенные с помощью волшебства из перламутровых нитей тумана и серебристых дождинок. Повсюду вдоль стен были расставлены золотые столики, на которых возвышались чудесные игрушечные замки. В них кипела своя собственная жизнь: крохотные герольды трубили в рога, крохотные придворные дамы чинно прогуливались по галереям, крохотные рыцари сражались на турнирах.
Середину зала оставили свободной для танцев. Была приглашена знаменитая «Камелотская четверка». Пары кружились под лиричную и нежную музыку, пары танцевали под быстрые и веселые напевы. Светились разноцветные огни, искрилось шампанское, сияли лучезарные звезды на зачарованном потолке. Девушки в ярких, струящихся платьях казались сказочными феями. Преподаватели сидели со студентами и запросто веселились, смеялись и шутили вместе с ними. Все вокруг было волшебно-серебристым, сияющим, беззаботным, наполненным ванильным мороженым, улыбками, хрустальным перезвоном колокольчиков и светлой грустью. Грустью от прощания с Хогвартсом — надежным, родным, незыблемым. Грустью от прощания с детством. Эта мысль незримо витала в воздухе, разливаясь нежной фиалковой дымкой. Дымка вкрадывалась в разговоры студентов и преподавателей, добавляя в них тонкую смолисто-хмельную горчинку. Дымка невесомо целовала в щечки девушек и взъерошивала вихры парней, заставляя глаза их наполняться робкими слезами, смахивающимися поспешно и стыдливо... Прощание с детством… все знали, но никто не хотел осознавать.
Все были откровенно счастливы. С трогательной наивностью стремились забыть прошлые обиды и размолвки.
Даже Гриффиндор и Слизерин не делали попыток испортить волнующую атмосферу радостной грусти. Студенты украдкой бросали друг на друга взгляды и тут же отворачивались, не признаваясь никому (и в первую очередь себе), что ими владеет что-то похожее на недоумение. Недоумение от понимания того, что все их «серьезные» дела и претензии друг к другу не имеют больше смысла. Что скоро все зачеркнет иная жизнь. А еще неизвестно откуда возникшая твердая уверенность, что вспоминать прошлые обиды сегодня ни в коем случае нельзя. Что все закончилось.
***
Двое подростков стояли у стены, рядом со столиком, на котором возвышался искусно вырезанный изо льда замок. Лед благодаря волшебству не таял, и через его прозрачные стены было видно, что внутри тоже гремит ослепительный бал. В круглой зале с лазуревыми колоннами танцуют крохотные пары, веселятся крохотные шуты, сладко поют крохотные трубадуры, крохотные слуги разносят кубки... И крохотные троны из слоновой кости белеют у затянутой синим гобеленом стены. На тронах восседают король и королева. И если приглядеться, то можно увидеть золотую корону на голове черноволосого короля и серебряную диадему на облаке огненных волос королевы…
— Классно, да? — спросил Джеймс у Сириуса, который, засунув руки в карманы джинсов, радостно улыбался белокурой девушке в пышном малиновом платье, только что появившейся в дверях Большого Зала.
— А? — прокричал он. Знаменитый хит «Желтая мандарина» заглушал все вокруг.
Джеймс промолчал.
Подошел Ремус одетый в классическую черную мантию, с приколотой на воротнике розой. Весь вид его кричал о торжественности и строгости, однако кожаные сандалии на босу ногу кричали об обратном. Он взял себе пива, оперся спиной о стену и оглядел Большой Зал. Взгляд его задерживался на девушках, словно он искал кого-то. Сириус заметил это и щелкнул пальцами перед носом Ремуса.
— Что? — спросил Ремус, повернув голову.
Сириус наклонился к нему и заговорщицким тоном сообщил:
— Вон она.
Он указал на одну из девушек. Это была высокая, удивительно красивая блондинка в синем платье в пол, сидевшая за слизеринским столом. Ремус, глядя на нее, неопределенно хмыкнул и сделал глоток пива.
Джеймс никого в толпе не искал. Он и так знал, что ее здесь нет. Алиса сказала, что Лили не собирается идти на бал. И Джеймс не знал радоваться ли ему, или огорчаться.
Одна часть его страстно мечтала броситься к ней, чтобы встряхнуть, высказать все, что он о ней думает, а потом целовать и целовать до упоения.
Другая часть же противным голоском твердила, что это бессмысленно. У нее были свои причины так поступить, значит соваться к ней не стоит потому, как все равно пошлет.
Не зная, какой части довериться, Джеймс принял мудрое решение пока не паниковать. Мудрое решение висело на волоске. Похоже, уголок сознания, который требовал скандала с Лили побеждал.
— Ну, иди к ней, что стоишь, — голос Сириуса прервал его внутреннюю борьбу. Джеймс удивленно поднял голову и понял, что Сириус обращается не к нему.
— Давай, Рем. Пока она одна сидит. Последний день сегодня, решайся уже, — Сириус хлопнул по плечу Ремуса, и тот пролил пиво себе на сандалии.
— Бродяга! — негодующе воскликнул Ремус, отряхивая ногу. — Да решился я уже, решился! Не надо меня подначивать!
— Да вас пока не подначишь… Вы ж, как дети малые! Всему учить приходиться, - пробормотал Сириус и взял подошедшую к нему белокурую девушку за руку.
Потом снова посмотрел на Ремуса. Его брови возмущенно поползли наверх.
— Ты еще здесь?
— Послушай, успокойся, — ответил Ремус, взяв еще пива. — Я к ней не пойду. Я решил… в общем, я решил, что хватит.
Сириус сразу стал серьезным. Он несколько секунд смотрел на Ремуса, потом кивнул.
— И правильно. Не стоит себя тешить несбыточными мечтами. Она не для тебя.
К ним присоединилась еще одна девушка, брюнетка в блестящем сиреневом платье. Она чмокнула Сириуса в щеку, а Сириус обнял ее за талию. Затем он стал внимательно рассматривать девушек в зале.
— Другую тебе найти надо. Какую-нибудь…
Он умолк, оглядел своих подружек и тут же отвел взгляд.
— Какую-нибудь другую, — твердо закончил он.
— Хм, — Ремус старался не рассмеяться. — По правде говоря, как раз хотел тебе сказать, что я уже…
— Ремус! — воскликнула, перекрикивая музыку, Минора Вайзи.
Она подошла к ним румяная, в белоснежном платье вышитом алыми маками, и ее русые волосы были заплетены в длинную косу, в которой тоже алел мак.
— Привет всем, — улыбнулась она и выжидательно посмотрела на Ремуса. — Пойдем?
Ремус поставил пиво, обнял девушку и посмотрел через ее плечо на Сириуса.
— Мы с Минорой… — начал он.
— Ты с Минорой? — притворно гневно воскликнул Сириус. — Моей самой прекрасной и верной поклонницей?
И тут же вздрогнул, почувствовав щипок от одной из своих подружек.
— Времена меняются, — с достоинством сообщила Минора. Ремус улыбался во весь рот.
— Ты не против?
— Самим есть нечего…— проворчал Сириус.
Потом хохотнул и патетически воскликнул:
— Я благословляю вас!
— Вот уж спасибо, –— фыркнула Минора.
Ремус, наконец, не выдержав, рассмеялся, подмигнул Сириусу и повел Минору танцевать.
— Ну, а ты что? Говорил с Эванс? — заорал Сириус Джеймсу, который вновь погрузился в раздумья.
— Будто не знаешь, что нет, — ответил Джеймс, вздыхая.
Так как никаких звуков и вздохов в таком шуме расслышать было нельзя, Сириусу пришлось читать ответ по губам.
Он обратился к своим девушкам:
— Делия, Фиона, я хотел бы тут обсудить с Джеймсом наши мужские секреты. Не изволите ли…
— Ой, Сириус, говори нормально! — протянула белокурая Делия.
— Сказал бы: «Идите погуляйте, мне от вас отдохнуть надо», —добавила темненькая Фиона.
— Рыбоньки мои, идите попляшите!
Девушки, хихикнув, ушли. Сириус повернулся к Джеймсу и сказал (с поправкой на шум, опять же):
— Я знаю, что ты не разговаривал с ней. Хотя, тебе известна правда. Это был скорее не вопрос, а побуждение к действию. Ну, что ты тянешь, Сохатый? Это же, может, твой последний шанс! Вы, может, больше никогда не встретитесь! Иди в гостиную. Алиса что сказала — она там. И одна. Иди, поговори с ней!
Джеймс рассеянно кивнул и задумался. Ведь правда — это последний шанс. Последний шанс обрести счастье. Он точно знал… знает, что она и есть его счастье. Без нее… Он оглядел зал. Без нее… нет ни праздника, ни радости. Фальшивое подобие жизни… Как колдография.
Он любит ее. Этого достаточно, чтобы принять решение. Он скажет! Сегодня или никогда!
— Я поговорю с ней! — воскликнул он так громко, что Сириус, который как раз наклонился к столику с замком, чтобы лучше его рассмотреть, испуганно подпрыгнул.
— А? А… ну ладно… здорово… до тебя, наконец, дошло… иди… Мерлин тебе поможет … молодец… Это хорошо, что до тебя дошло, — закончил он, посуровев.
Джеймс улыбнулся тепло и радостно. Его переполняли энтузиазм и радостное предвкушение. Наконец все-все решится! Лили… Она будет с ним.
Он благодарно посмотрел в глаза Сириусу. Он знал, что Бродяга… он терпел его глупости, подбадривал, волновался за него. Он это друг. Они все его друзья. Настоящие.
Джеймс расправил плечи и пошел к выходу из зала. Сириус смотрел ему в след, пока он не скрылся из виду, затем схватил бокал шампанского с проплывающего мимо подноса, залпом выпил его и нервно выдохнул.
Ну уж, если сейчас Эванс ему откажет… Да нет, она же… Это видно, что она к нему неравнодушна. Хотя и скрывает. Он-то понимает, когда девчонка… Если только из-за упрямства не обломает. Придумала же эту историю с помолвкой.
Сириус посмотрел на слизеринский стол. Там, развалившись на стуле, в окружении своих однокурсников сидел Северус Снейп. Он что-то оживленно рассказывал, вокруг то и дело смеялись. Он опрокидывал в себя кубки с вином один за другим и громогласно хохотал. Он наслаждался происходящим, был пьян и весел. На коленях у него сидела хорошенькая девушка в изумрудно-зеленом платье. Ее длинные пышные волосы спускались по его руке. В них блестели крохотные кроваво-красные камешки.
«Рубины, — отстранено подумал Сириус. — Ну и вкус у Селвин! Рубины с зеленым платьем! Да еще на рыжих волосах…»
Что-то беспокоило его, что — Сириус не мог понять. Поведение Снейпа? Нет, оно-то как раз не беспокоило. Оно ПОРАЖАЛО. Сириус хлопал ресницами, не веря своим глазам. Снейп шутит? Да как же еще небеса не разверзлись? Это ж наравне с чудом великим!
Это неправильно.
— Дерганный он какой-то, — задумчиво проговорил Сириус. Меж его бровей залегла тревожная морщинка.
— Что? — громко спросил Питер.
Он подошел к нему в обнимку с Пиррой Морган — пухленькой блондинкой в бархатном платье розового цвета, приятно контрастирующего с лиловой мантией Питера. Сириус оглянулся к ним. Питер улыбался ему совершенно счастливой улыбкой совершенно счастливого парня, который пришел на главный бал его жизни с самой красивой девушкой на свете.
Сириус старательно улыбнулся в ответ.
Зачем портить праздничное настроение стойким ощущением беспокойства? Которое, казалось, буквально вопит: «Здесь совсем все неправильно!». И нажимает на кнопочку с надписью «Опасность».
Правда, зачем?
***
Лили сидела в кресле, поджав под себя одну ногу, и смотрела на огонь в камине.
Странно, что раньше она не любила смотреть на пламя. Люди глядят на него, стремясь успокоиться после всплеска эмоций — негативных, как правило. Или, чтобы найти ответы на вопросы, на которые ответов не существует. Или просто делают вид, что смотрят, напустив на себя выражение угрюмой задумчивости, как будто ищут смысл жизни, а на самом деле размышляющие о том, что бы поесть и как досадить тому паршивцу с третьего курса. Или спят с открытыми глазами.
Раньше Лили любила слушать дождь. Его тихие перестуки, дающие своей методичностью чувство порядка, стабильности и покоя. Под стук дождя хорошо засыпать, ни о чем особом не думая.
Теперь она каждый вечер, возвращаясь в гостиную, садилась в кресло и ровно полчаса смотрела на пламя. Это был ее особый ритуал. Он позволял ей получить подобие покоя. Он отчасти приводил мысли в порядок после длительного и бесконечно одинокого дня, в течение которого Лили старалась занять себя настолько и не думать ни о чем. А вот по вечерам она с методичностью метронома прокручивала события той ночи и… нет, она не жалела себя и, что еще страннее — не корила.
Утрата. Это было чувство утраты чего-то важного, дорогого, необходимого… Чего-то, чему Лили не могла найти определение. Это чувство владело ею, подспудно проникая во все ее повседневные и такие важные дела, которые она сама себе назначала. А по вечерам оно выпрямлялось в полный рост и разливалось по комнате, заполняя все вокруг. Именно этого и ждала весь день Лили. Возможность до конца ощутить утрату… чего? Она и не хотела знать ответ на этот вопрос. Просто чувствовала, что ритуал ей необходим. Чтобы было подобие покоя.
Сегодня чувство утраты нагло накрыло ее с головой. Праздник скользил мимо. Наверное, можно сказать, что она осталась «за бортом жизни». Лили усмехнулась. Ощущать себя несчастной — это… нет, не приятно, конечно, но вполне позволительно. Сегодня Лили себе это позволила. Но портить настроение другим своим кислым выражением лица... Поэтому она и не пошла на бал. Хотя и нарядилась. Разве подружки разрешили бы ей хандрить в пижаме? Да она и сама… не хотела. Если хандрить, то хандрить красиво. В самом лучшем своем светло-зеленом платье. Быть во всеоружии. На всякий случай.
Эта мысль подогревалась созерцанием пламени в камине. Ничего, даже издалека похожего на покой, сегодня не наблюдалось.
Лили вытянула вперед руки. От запястий до локтей вились ажурные узоры, складывающиеся в изображения цветов и трав. Роспись на коже — менди. Очень модно сейчас. Конечно, модно среди не чистокровных. Магическая аристократия презрительно отзывалась о повальном увлечении маггловской модой. Впрочем, как всегда. А Лили нравилось. К тому же ее узоры благодаря магии переливались золотом. У некоторых девушек узоры даже шевелились, но она от этого наотрез отказалась. На змей очень похоже.
Лили со вздохом опустила руки, и длинные широкие рукава снова скользнули вниз. Менди должны были быть видны в танцах. На которые она не пойдет.
Хотя бы дождь грянул! Лили встала с кресла и собралась подойти к окну, но тут увидела, что в гостиной она не одна. Посреди комнаты стоял Джеймс. Щемящее чувство тихой тоски и радости одновременно всколыхнулось в ней. Сердце запело. И тут же настойчиво стало заглушаться голосом разума.
— Привет, — сказал Джеймс очень серьезным тоном.
— Привет.
Улыбку скрыть не получилось.
Джеймс приободрился.
— Я видел… заметил… ты на бал не пришла. Алиса сказала, что ты здесь. Вот, решил составить тебе компанию… если не возражаешь, — закончил он, весь напрягшись.
Возражаешь? Лили и не думала возражать. Чувство радости пересилило голос разума.
— Нет, конечно.
Она подошла к окну и оглянулась на него через плечо. Джеймс пошел за ней следом. Волнение исчезло. Все вокруг казалось простым и правильным. Само собой разумеется, что она не возражает. Если бы он подумал так секунду назад, он бы очень удивился.
— Как у тебя дела?
Глупо. И правильно.
— Нормально… то есть, хорошо. А ТРИТОН совсем не сложный был, да? — сказала Лили.
— Ага. Особенно… — пробормотал Джеймс. Ему не хотелось говорить об экзамене. Но говорить что-то было нужно.
— А какие вопросы у тебя на Заклинаниях были? — спросил Джеймс.
— О, мне повезло. Мне попался вопрос о Патронусах. Я ведь увлекаюсь ими, курсовую даже писала. Знаешь, что первой Патронуса создала Хельга Хаффлпафф?
— Нет.
— Это довольно необычная история. У нее получилось случайно. Она влюбилась и…
И Лили принялась рассказывать, чувствуя необыкновенную легкость, оттого что может говорить с ним так просто. Чувство утраты исчезло без следа. Она говорила и говорила, рассказывая о Патронусах, об Основателях, о погоде, о своих планах. Очень хотелось рассказать ему о своих планах. То, о чем она никому еще не говорила.
Джеймс слушал, но не вслушивался в ее слова. Одна возможность находиться рядом с ней, слышать ее голос, смотреть в ее глаза давала ему ощущение полнейшего счастья. И покоя.
Лили раскраснелась, ее переполняло радостное воодушевление. Она словно восполняла сейчас дни одиночества и грусти. Словно снова становилась собой.
— А еще, я могу вызвать Патронуса!
Она подбежала к креслу, пошарила в нем, нашла свою палочку и взмахнула ею.
— Смотри, Джеймс! Expecto Patronum!
Из ее палочки выскочила серебристая лань, сделала круг по гостиной и остановилась возле Лили. Теперь и она, и Лили смотрели на Джеймса. Лили — с гордостью за себя. Лань смотрела с любовью.
— Красивая, правда? — Лили с трудом прятала самодовольство.
Джеймс опешив, не отрывал взгляда от лани. На лице у него читался чуть ли не ужас, который, однако, очень быстро сменился выражением безудержной радости. Он перевел взгляд на Лили, улыбнулся совершенно сумасшедшей улыбкой и, не говоря ни слова, бросился к лестнице. Взлетев по ней, он скрылся в своей спальне.
Лили пораженно смотрела ему вслед. Спустя секунду, когда дверь за ним захлопнулась, она обратилась к своему Патронусу:
— Он что, тебя испугался? — Лили нервно хихикнула. — Как дементор?
Лань ничего не ответила, а просто растаяла в воздухе.
Лили в растерянности стояла посреди комнаты, когда так же неожиданно, как и исчез, появился запыхавшийся Джеймс. Он лихорадочно листал большую черную потрепанную книгу и затормозил только благодаря рукам девушки.
— Что случилось? — спросила Лили, неловко убирая руки.
— Сейчас, сейчас… — Джеймс лихорадочно листал страницы, пока не нашел нужную, потом сунул книгу Лили в руки и сказал:
— Солн… Лили, прочти. Вслух.
Лили недоуменно смотрела в открытую страницу. Потом, заложив в книгу палец, перевернула, чтобы взглянуть на обложку.
— Ух ты, «Заступник волхва»! Где достал? Я никак не могла найти эту книгу, всю библиотеку облазила, мадам Пинс совсем замучила.
— Да Ремус ее еще на четвертом курсе стащил, когда мы хотели научиться вызывать говорящего Патронуса, чтобы можно было друг другу сообщения посылать.
— Мародеры… ты… вы умеете вызывать Патронуса? Ой, Джеймс, здорово! Это ведь очень сложный магический уровень и…
— Да-да, — нетерпеливо перебил Джеймс. — Но ты читай, вот…
Он снова раскрыл книгу, скользнув пальцами по ладони Лили. И так и не убрал их.
Лили принялась читать. Что было нелегко, когда он стоит так близко.
«Теперь мы с уверенностью можем сказать, что Патронус отображает истинную сущность его сотворившего. Что до нашего следующего предположения, то есть все основания, что оно также верно.
Патронус, или Заступник, может рассказать о сущности волхва так же хорошо, как и предугадать, с кем его свяжет судьба. Судите сами. Если Заступник есть не что иное, как отображение Лика волшебника, то волхвы со схожими Патронусами обладают и схожими представлениями о мире. И верно то, что такие Волшебник и Волшебница могут связать себя одной судьбой, и судьба будет к ним благосклонна, ибо не мелкие различия, а схожесть в главном дарует влюбленным счастье…»
Лили умолкла и вопросительно посмотрела Джеймса.
— Джеймс, я не понимаю. Что ты хочешь сказать? Ну да, это известная теория Аргентума Италийского, что у людей любящих друг друга Патронусы обычно схожи…
Джеймс приложил палец к ее губам, заставляя умолкнуть, и покачал головой. Затем повернулся и дрожащим от волнения голосом крикнул:
— Expecto Patronum!
Великолепный, сверкающий серебром зверь вырвался из палочки Джеймса и, величаво плывя по воздуху, пересек гостиную. Замерев возле окна, он повернул голову к Лили и нежно посмотрел на нее своими большими серебряными глазами.
— Олень, — выдохнула Лили.
Она подняла взгляд на Джеймса. Он смотрел на нее с затаенной тоской. Смотрел и сердито, и с надеждой. Словно чего-то страстно ожидал и одновременно страшился это ожидание осуществить. Книга выпала из ее рук, но они этого не заметили. Джеймс ласково сжал ее ладонь в своей.
Она смотрела на него.
Волнение…
Нежность…
Испуг…
Ожидание…
Любовь…
— Ты согласна? Согласна с ним? — спросил Джеймс хрипло, почти касаясь ее губ своими.
И Лили прошептала:
— Да.
Она, наконец, сказала то, что должна сказать… могла сказать… мечтала сказать. Так давно.
«Люблю».
***
А потом они гуляли по опустевшему замку, изредка натыкаясь на парочки, и говорили, говорили, говорили, не умолкая, словно боясь не успеть сказать друг другу все важное. Словно боясь не суметь показать, как они скучали друг без друга.
Они поднялись на Астрономическую башню и, обнявшись, смотрели на веселье внизу. Празднование перенеслось на улицу, в теплую бархатную ночь. Волшебники расположились на огромной лужайке перед Запретным Лесом, разожгли костры, расстелили скатерти со столов из Большого Зала. Студенты и преподаватели сидели на них вперемежку, пели и пили сливочное пиво. То и дело кто-нибудь запускал в воздух разноцветные искры из волшебных палочек. Все смеялись, подшучивали друг над другом и заключали пари, кто кого переплюнет в создании самых высоких и самых ослепительных искр, так что небо над Хогвартсом окрасилось всевозможными цветами и оттенками. Стало светло, как днем.
Между людьми летали крошечные золотистые феи, напоминавшие своей стремительностью и изяществом тропических колибри. Они заглядывали в корзины с едой, вольготно садились на плечи студентов и ложились отдохнуть на их кудри. Или просто водили в воздухе хороводы под свою особую неслышимую музыку, совершенно отличную от музыки, разлитой вокруг. Иногда из зарослей Запретного Леса выглядывали кентавры, которые, неодобрительно взглянув на волшебников, закатывали глаза и спешили вновь скрыться в тени деревьев.
Джеймс и Лили видели Сириуса, который принес гитару и сейчас сидел на пеньке в окружении ребят и девушек, очень здорово исполняя еще один известный хит «Камелотской четверки» — «Вчера». Участники группы тоже присоединились к шумной компании выпускников и веселились и шутили вместе со всеми.
Они видели Фрэнка Лонгботтома и Алису Бурке, которые сидели возле самого большого и самого безлюдного костра. Его в порыве чувств Фрэнк зажег самостоятельно, поэтому от него валили невыносимый жар и удушливый дым, которых ни он, ни Алиса не замечали. Они укрылись под одним пледом, обнялись и так напряженно всматривались на пламя, что можно было подумать, что они надеются увидеть там легендарную Царь-саламандру. Они молчали. Фрэнк только что сделал Алисе предложение выйти за него замуж. И она согласилась.
Видели Гидеона и Фабиана Пруэттов, которые лежали, положив головы на колени своим девушкам, и с хохотом выпускали из своих палочек совершенно одинаковые бирюзовые искры. Эти искры были ярче всех и выстреливали так высоко, что люди из маггловской деревушки, расположенной за десять миль от Хогвартса, увидев синий звездопад, свято поверили в существование синих звезд и слетающих с них синих звездных человечков. Но так как в то время остальные магглы верили в существование зеленых человечков, эта история не получила в газетах широкого резонанса.
Видели Ремуса Люпина, который сидел чуть в стороне от всех, прячась в тени одиноко стоящего дерева. Рядом с ним, положив голову ему на плечо, сидела Минора Вайзи. Он улыбался своей мягкой улыбкой куда-то в пространство и старался не смотреть на одну блондинку, которая в отличие от всех казалась грустной на этом празднике жизни, как не пытался ее рассмешить разлегшийся рядом с ней Хотис Забини. Впрочем, пытался он не слишком усердно. Нелегко было обращать внимание на чью-то грусть, когда тебя обнимает и целует ТВОЯ девушка. Самая лучшая на свете.
Все факультеты перемешались, да и не было теперь факультетов. Были выпускники, волшебники, которые прощались сейчас со своим домом, прощались друг с другом, а потому ощущали себя единым целым. И не было больше ничего, что могло нарушить это единство. Осознание ПОСЛЕДНЕГО дня сблизило их, сделало добрее и терпимее. Теперь можно было любить друг друга.
Джеймс и Лили смотрели на праздник с Астрономической башни и знали, что они не над ним, а вместе со всеми. Праздник обнимает их, баюкая в своих объятиях, даря ощущение причастности к всеобщей Грусти и Любви. Блаженное чувство покоя владело ими. Чувство, что это навсегда — и сегодняшнее счастье, и сегодняшний мир. Та война… она далеко, ее пока не существует для них. Существует только эта ночь, эти лица, это небо. Главное — обняться и не отпускать друг друга, наслаждаясь так давно желанной, а теперь обретенной близостью. Которую упорно искали, сами себе в этом не признаваясь, нашли и поняли, что этого никто у них больше не отнимет. Что это их навсегда.
Лили подняла глаза и взглянула на небо. Сейчас, когда соревнование по запусканию волшебных искр уже закончилось, стали видны звезды. Прямо над Хогвартсом горела самая яркая звезда на ночном небосклоне — Венера. Лили долго смотрела на нее, а потом тихо прошептала:
— Вместе.
Это не был вопрос. Это звучало как непоколебимая истина. Это было обещание.
Джемс прижался щекой к ее щеке и подтвердил:
— Всегда.
Он тоже дал свое обещание. Этой звезде, Хогвартсу, своей юности...
Всем тем, кто еще не родился и не умер.
