Глава 7. Признания и их последствия. Гарри удобно устроился на диване и вглядывался в огонь. Что он надеялся увидеть там? Юноша не знал. Гостиная Гриффиндора пустовала, и это было странно. Факультет красно-золотых всегда славился самой тёплой и семейной атмосферой, но сегодня всё было как-то не так.
Джинни, Лаванда и ещё парочка девчонок отправились по магазинам, Симус и Невил ушли в библиотеку, а остальные, наверное, просто решили отдохнуть в комнатах или отправились выпить по кружечке имбирного пива.
Гарри бы и сам не отказался от прогулки, но, во-первых, голова ужасно болела, а во-вторых, он должен был дождаться Рона. Юноша чувствовал себя как ребёнок перед Рождеством, жаждущий поскорее открыть подарки. Сегодня он не выпустит друга из гостиной, пока всё не выяснит.
Кто-то считает неведение счастьем. Глупцы. Неведение – это одна из самых неприятных вещей в мире, по крайней мере, так всегда думал Гарри. Знание часто приносит боль и разочарование, но незнание всегда оставляет чувство какой-то недосказанности, не завершенности. А что может быть хуже этого?
Гарри посмотрел на часы и неодобрительно покачал головой. Собрание Старост закончилось полчаса назад, но ни Рона, ни Гермионы до сих пор не было. Раньше сразу после собраний они спешили в гостиную к Гарри, чтобы провести хотя бы несколько минут вместе. Ему так нравились эти минуты, которые плавно перетекали в часы, а иногда и в ночи. Гарри было так легко и хорошо рядом с друзьями, что он забывал о времени, забывал о войне, о боли, обо всем. В те моменты для него существовали только они: рыжеволосый оболтус Рон и всезнающая милая Гермиона. Они знали друг друга уже много лет, но каждый разговор открывал в них всё новые грани. Им было весело вместе, спокойно и… тепло. Да, именно тепло. Ни один плед в мире не мог согреть Гарри так, как мягкий взгляд карих глаз Гермионы. А шутки Рона, каждый раз заставляли его смеяться так, что скулы начинало сводить, и от этого тоже становилось тепло. Но это было раньше, а сейчас…
Как же он ненавидел это «сейчас»! Постоянная раздражительность Рона, слёзы Гермионы и его собственное неведение. Всё это порождало в душе Гарри страх, с которым он не мог справиться, как не пытался.
Теперь Гарри стал намного чаще вспоминать тот день, когда они втроём ходили на пляж. Пока Рон и Гермиона плескались в воде, Гарри написал на песке простую формулу своего счастья: Рон + Гермиона + Гарри = Дружба. Заметив надпись, Рон покрутил пальцем у виска, а Гермиона улыбнулась и добавила к формуле ещё одно слово – «навечно». Это было так наивно, но так важно для всех троих. Простая надпись. Формула ИХ счастья. Поднялся ветер, с каждой секундой он пригонял к берегу всё больше и больше безжалостных волн, постепенно надпись исчезала. Сначала исчезло слово «навечно», затем «дружба», чуть позже «Рон», после вода поглотила «Гермиона». В результате на песке осталось одно «Гарри».
Почему-то воспоминание об этом дне заставило Гарри вздрогнуть. Не было ли это пророчеством? Своеобразный намёк Судьбы на то, что в конечном итоге он останется один?
Их дружба сейчас, так же как и та формула на песке, стирается волнами обстоятельств.
Гарри всё чаще стал задумываться над этим. Возможно, именно поэтому последние два дня раскалывается голова…
Знакомый голос произнёс пароль, и дверь в Гриффиндорскую гостиную открылась. Сколько сил потребовалось Гарри, чтобы не подскочить с дивана и не накинуться на этого человека с вопросами. Он лишь немного повернул голову, чтобы удостовериться, что не ошибся. Растрепанные волосы, потерянный взгляд, сутулые плечи, плотно сжатые губы. Нет, Гарри не ошибся.
– Что-то ты долго, – скрывая радость, произнёс Гарри.
– Дамболдор опоздал на собрание, – пояснил Рон и, бросив сумку на кресло, присел рядом с Гарри. – Пришлось немного задержаться.
– Где Гермиона? – в голосе гриффиндорца зазвучали нотки беспокойства.
– У Дамболдора к ней какие-то вопросы, – сухо ответил Рон и принялся старательно разглядывать собственные ладони. Кажется, он неудачно воспользовался чернилами недавно.
– Почему ты её не подождал? – удивился Гарри.
– А зачем? – ответил Рон, не отрывая глаз от своих ладоней.
В этот момент Гарри захотелось огреть друга сковородкой по голове, но он вовремя взял себя в руки.
– Что значит «зачем»? – возмущенно спросил Гарри. – Мы друзья, не так ли?
– Мы? – на лице Рона появилась злобная ухмылка, а взгляд скользнул по лицу Гарри, а затем переметнулся на огонь, – Да, МЫ друзья… Рон намеренно выделил «мы», явно указывая только на две составляющие формулы Гарри.
Гарри сжал руки в кулаки. Эта ухмылка на лице Рона взбесила его. Разве это так смешно, когда разрушается дружба?
– Рон, какого чёрта, у вас происходит? – не сдержав эмоций, спросил Гарри. Вопрос прозвучал резче, чем он ожидал. Рон встрепенулся и удивленно посмотрел на друга.
– Гарри, что с тобой? – обеспокоено, поинтересовался он.
– Что со мной?! – раздражение в голосе юноши нарастало. – Со мной всё в порядке! А вот что с тобой?!
– У меня тоже всё в порядке, – буркнул Рон и посмотрел в полные гнева зелёные глаза.
– Ваши отношения с Гермионой ты называешь порядком, да? То, что ты избегаешь её, ты называешь порядком?
– Я её не избегаю, – отчеканил Рон.
– То есть это не ты сегодня попросил меня поменяться местами на зельеварение? – Гарри буровил друга недовольным взглядом. – С каких пор ты стал врать мне, Рон?
– Я не вру, просто… – Рон прикрыл глаза и приложил пальцы к вискам, – Просто это всё сложно объяснить.
– По счастливой случайности у меня огромное количество свободного времени. И я готов потратить его на то, чтобы выслушать твоё объяснение, – Гарри скрестил руки на груди и выжидающе посмотрел на друга. – И заодно мне хочется получить ответ на вопрос: за что ты изводишь Гермиону?
– Я не извожу её, Гарри! – вырвалось у Рона, он вздохнул и продолжил чуть спокойнее. – Ты видишь всё не в том свете.
– Именно поэтому ты делаешь так, чтобы она переживала? – воинственность в голосе Гарри пугала его самого, но злость на Рона не позволяла ему контролировать себя.
– С чего ты взял, что она переживает из-за этого? – язвительно произнёс юноша.
– А ты разве сам не видишь? С того самого момента, как вы расстались, её словно подменили.
Гарри было неприятно это осознавать, но всё происходящее с Гермионой он мог списать лишь на то, что она по-прежнему любила Рона. И почему-то этот факт заставлял его нервно кусать губы и сжимать кулаки. Нет, Гарри был почти уверен, что помимо дружеских чувств он к Гермионе ничего не испытывает, но отношения между Гермионой и Роном с самого начала казались ему противоестественными, парадоксальными. Гарри не могу представить эту девушку, со всеми её сложностями, со всеми её внутренними лабиринтами, рядом с хорошим, добрым, но таким простым Роном. Рон ведь не видел всей её глубины, всех красок её души…Почему-то Гарри считал, что он сам-то видел и знал намного больше, хотя вслух никогда этого не произносил, да и такие мысли пытался удушить ещё в зародыше.
– Гарри, наше расставание точно никак не связанно с её состоянием, – буркнул Рон и отвёл глаза в сторону.
– Тогда что? – не успокаивался Гарри.
Рон словно не слышал вопрос, он неотрывно следил за огоньками пламени в камине. Одна мысль: «Скорее бы закончился этот допрос». Рон понимал, что натиск Гарри ему долго не выдержать. Почему всё не может просто закончиться.
– Что тогда? – громче и настойчивее повторил Гарри.
– Не знаю. Может быть, это всё из-за того, что кучка сумасшедших Пожирателей Смерти испытывала на ней древнейшие заклинания темной магии?! – Рон всплеснул руками и резко вскочил на ноги. Его лицо покраснело, а в глазах появился сумасшедший блеск. Гарри испуганно смотрел на друга. Что-то явно пошло не так.
– Может быть, потому что из-за своего чёртового героизма, она чуть не отправилась на тот свет?! – рявкнул Рон, а затем, словно обессилив, опустился в кресло.
Гарри захотелось ударить себе по голове. Какой же он глупец! Почему не понял раньше такой очевидный факт: Рона мучает чувство вины. То самое противное чувство вины, от которого пытался избавиться сам Гарри. Почему-то он забыл, что и другие могут чувствовать это…
– Рон, ты не виноват в том, что произошло, – успокаивающим тоном произнёс Гарри, боль в глазах друга заставила его сердце сжаться.
– Не виноват, как же, – хмыкнул юноша и закрыл лицо руками. – У меня было простое задание, следить за Гермионой, пока вы будете разбираться с Волан-де-Мортом. И я не справился.
В комнате повисло молчание. Гарри чувствовал себя неуютно. Последние несколько месяцев он не мог понять, почему Рон ведёт себя именно так. Разгадка была на поверхности, а он её не увидел. Какой же он друг после этого?
– А знаешь, что самое страшное? – надтреснутый голос Рона разорвал тишину в клочья. – Я ведь знал, что она обведёт меня вокруг пальца. Знал! Но всё равно позволил ей это сделать! Я позволил ей подвергнуть себя опасности.
– Иногда Гермиона слишком изобретательна, – попытался пошутить Гарри, но Рон смерил его холодным взглядом.
Тогда, он продолжил более серьёзным тоном:
– Ты ведь не мог посадить её на цепь или связать. Тем более это бы вряд ли помогло, если Гермиона что-то задумала, то она сделает это в любом случае и даже Империо не заставит её отказаться от задуманного.
– Это точно, – Рон попытался улыбнуться, получилось неправдоподобно.
– В конце концов, если кого-то и нужно винить в сложившейся ситуации, то только Волан-де-Морта и его «гениальные» идеи. Ну или меня…
– Ты здесь не при чем, Гарри, – поспешил успокоить друга Рон.
– Знаешь, мне бы хотелось верить в это, – устало произнес Гарри.
Снова молчание. Рон стиснул зубы, когда услужливая память подкинула ему, воспоминания о том дне. Самые страшные воспоминания в его жизни.
Гермиона увлеченно наблюдала за тем, как дождевые капли разбиваются о стекло. Она была так расстроена, что Гарри отказался взять её с собой. Девушка прекрасно понимала, что это опасно, но было так неуютно сидеть в этой тесной комнатке, когда там, за сотни километров от сюда, Гарри и десятки Авроров рискуют жизнью ради Добра. А она могла бы им помочь, с её феноменальными, как она сама считала, знаниями в области магии.
– Гарри, почему нет? – возмущенно спросила она накануне большой битвы.
– Это опасно, Гермиона, ты можешь пострадать, – спокойно, но твёрдо ответил Гарри.
– Рон, хоть ты скажи ему, что я большая девочка и могу за себя постоять! – в голосе девушки было полно решимости, карие глаза выжидающе смотрели на него.
– Гарри прав, – холодно произнёс Рон. – Это опасно.
Девушка смерила Рона убийственным взглядом, он невольно поежился. Иногда она смотрит так, что всю душу выворачивает наизнанку. Это был именно тот случай.
Рон часто вспоминал этот разговор. Пытался понять, что нужно было сказать, чтобы остановить её. Ведь он уже тогда знал, что Гермиона не будет сидеть, сложа руки. Знал, но почему-то ничего не сделал. Видимо, потому что верил ей. К несчастью, Рон всегда ей верил.
В этот же злополучный день, когда в Норе остались только он и Гермиона, а все остальные отправились сражаться и умирать на благо высшей цели, он сидел на кровати, наблюдал за своей девушкой и молчал. Гермиона была невероятно красивой сегодня: полупрозрачная шифоновая кофточка открывала острые плечи, длинные волосы спадали легкими волнами, на лице играл румянец от гнева. Как же она злилась на Рона за то, что он не поддержал её.
– Гермиона, не злись, пожалуйста, – примирительно произнёс Рон. Девушка продолжала смотреть на пасмурное весеннее небо, делая вид, что не слышит его.. Рон поднялся с кровати и подошёл к окну.
– Гермиона, – он положил руки ей на плечи.
– Не трогай меня! – процедила Гермиона сквозь зубы.
– Но там же опасно… – голос Рона звучал тихо, неуверенно.
– Я понимаю, не маленькая! – буркнула Гермиона и передёрнула плечами, скинув руки Рона. – Но это не для меня! Сидеть здесь и ждать.
– Думаешь, мне охота сидеть, сложа руки, в тот момент, когда Гарри и большая часть моей семьи рискует жизнью?! – рявкнул Рон, а потом добавил чуть мягче. – Но я остался здесь ради тебя, так что сделай одолжение прекрати дуться. Рон решил сменить тактику. Но играть в плохого полицейского с Гермионой у него никогда не получалось.
– Я не дуюсь, – возразила Гермиона. – Просто мне не нравится, что вы меня так опекаете.
Рон обхватил девушку за плечи и развернул к себе лицом. Какой же прекрасной она была, когда злилась. Хотя для него она всегда была прекрасной…
– Мы делаем так только потому, что ты нам дорога. И МЫ не хотим тебя потерять, – Рон провел рукой по пылающей щеке Гермионы. – Я не хочу потерять тебя.
В глазах девушки появилось едва заметное тепло, кажется, она оттаяла. Рон подался вперёд и прикоснулся к её мягким губам. Ему показалось, что она вздохнула и только потом ответила на его поцелуй. Если бы Рон знал, что это их последний поцелуй, то, наверное, попытался бы растянуть удовольствие, попытался бы уловить каждую мелочь, каждое её прикосновение, каждое легкое движение её губ, попытался бы запомнить этот восхитительный запах её кожи. Но он не знал, поэтому поцелуй закончился едва начавшись.
– Рон, ты уверен, что им не понадобится наша помощь? – спросила Гермиона, сидя на кровати и разглядывая какую-то книгу по кулинарии.
– Если понадобится, они сообщат, и хватит об этом, – буркнул Рон и крепче обнял её.
– Хорошо,– сухо согласилась Гермиона.
Если бы он мог увидеть её взгляд в этот момент, то всё произошедшее позже можно было остановить, но он был так увлечён её волосами, телом, запахом, тембром голоса, что упустил лживые мотивы в этом «хорошо». Он просто был влюблён и безоговорочно верил ей.
– Рон, принеси мне зелье от головной боли, – слабым голосом попросила девушка и начала массировать виски.
– Ты слишком много читаешь, поэтому и голова болит, – констатировал Рон и, поднявшись с кровати, направился к двери.
– Должно же у меня быть хоть какое-нибудь занятие, пока другие героически рискуют жизнью, – с сарказмом произнесла девушка и грустно усмехнулась.
Рон лишь пожал плечами и отправился за зельем. Он прекрасно помнил, как спустился на первый этаж, зашёл на кухню, достал зелье с верхней полки и вернулся в комнату. Даже то как его рука коснулась дверной ручки, он запомнил, а вот то, что происходило дальше, было словно в тумане. Страх. Когда он не обнаружил её в комнате. Оцепенение. Когда увидел на столе листок с аккуратно выведенным единственным словом: «Прости». Это слово, словно острое лезвие, полоснуло по сердцу, затем ядом проникло в его мозг. Пришло осознание. Она ушла. Сбежала туда, откуда может не вернуться.
На автомате Рон нашёл метлу. С запредельной скоростью он рассекал небо. В голове только одна мысль: «Успеть. Только бы успеть». Он искал её, но найти не мог. Вскоре ему удалось отыскать Гарри. Рон искал знакомое лицо среди множества Авроров. И снова лезвием по сердцу, когда узнал, что Гермиона не появлялась. А затем был этот крик в его голове. Её крик. Он запомнил этот полный паники взгляд Гарри, который тоже услышал её. Заклинание Зова. Теперь Рон понял почему, она наложила его на них вчера. Она уже готовилась сбежать.
Потом вместе в Гарри они летели в логово Волан-де-Морта, летели быстрее, чем когда-либо. Ни одного слова не было произнесено. Слышно было лишь свист ветра, бешеный стук двух сердец. В голове у обоих одна мысль: «Лишь бы не опоздать!»
Рон запомнил огромный старинный замок, по которому бегал в поисках Гермионы, но так и не нашёл её.
А затем он увидел самую страшную картину в своей жизни. Из тёмного коридора вышел Гарри. В его зелёных глазах немой крик и отчаянье. А на руках – Гермиона. Её одежда разорвана, кровь покрывает каждый миллиметр её совершенного тела. Сердце разорвалось на куски, к горлу подступил огромный комок, кровь в венах стала холоднее льда. С каждым шагом Гарри дыхание Рона становилось тише, пока не исчезало совсем. Секундна. Он напрягает слух, чтобы понять дышит ли Гермиона. Следующая секунда врезалась в его память и, практически каждую ночь, прежде чем проснуться от кошмара Рон застывал и растворялся в этой страшной секунде отчаянья и мольбы.
А затем её слабый еле различимый среди биения его сердца вдох. Она жива, а вот внутри него что-то умерло. Словно он отдал часть своей жизни за один вздох Гермионы.
– Рон, – Гарри потрепал друга за плечо, возвращая в реальность. – Ты в порядке?
– Да, – он встряхнул головой, отгоняя душные мысли. – Просто задумался.
Гарри понимающе кивнул и посмотрел на потухший огонь в камине. Отблеск догорающих угольков отразился в его очках. На губах застыл вопрос, который он должен был задать. Он даст другу ещё три секунды и спросит. Раз. Взгляд Рона сфокусирован. Два. Пальцы аккуратно отпускают многострадальную обивку кресла. Три. Тяжелый вздох. Пора.
– Рон, я понимаю, ты винишь себя за то, что произошло, – осторожно начал Гарри, – Но почему ты отдаляешься от неё сейчас?
Несколько секунд ушло у Рона на то, чтобы собраться с силами. Гарри наблюдал за тем, как на лице друга сменяются эмоции: боль, страх и, наконец, полное безразличие.
– Я люблю Гермиону, – Рон вздохнул. – Но я больше не могу доверять ей.
Гарри не ожидал такого ответа, но Рон не дал ему оправиться от шока, и продолжил:
– Проще оттолкнуть её сейчас. Я не смогу выдержать это во второй раз, Гарри. Это сильнее меня. Я не хочу больше ощущать её страдания на себе. Я просто… сломаюсь.
– Ты не сможешь разорвать то, что вас связывает, – чуть слышно произнес Гарри.
– Знаю, – вздохнул Рон, – Но я могу хотя бы попытаться.
Боль в глазах друга заставила Гарри, наконец, понять его. Неожиданно он вспомнил фразу, сказанную Джинни на днях: « Любовь – это высшее блаженство и самая сильная слабость. Хочешь жить спокойно и без боли – откажись от любви…» Теперь это приобрело для Гарри новый смысл. Рон решил отказаться от любви, отказаться от Гермионы.
Наверное, это было правильное решение. Только вот Гарри поймал себя на мысли о том, что он бы не смог так. Он бы не смог отказаться от Гермионы. Никогда. Как бы больно не было.
Дверь гостиной скрипнула, и Гарри машинально обернулся. Сердце пропустило два удара. На пороге стояла бледная Гермиона, под глазами тёмные круги, словно она не спала несколько суток, плотно сжатые губы, казались, бесцветными. В мгновение ока Гарри оказался возле подруги.
– Гермиона, что с тобой? – обеспокоено, спросил он и протянул к ней руку. Пальцы коснулись её ледяного плеча.
– Не сейчас, Гарри, – чуть слышно произнесла она. Девушка обхватила его руку слабыми пальцами и убрала от своего плеча.
– Что случилось? – строже спросил Гарри и снова попытался взять её за руку. О боже, какая же она холодная.
Гермиона смотрела на него пустыми стеклянными глазами.
– Не сейчас, Гарри, – бесцветным голосом повторила Гермиона. Выскользнув из его рук, девушка поднялась по лестнице, держась за стенку. Гарри непонимающе смотрел ей вслед. Наконец, Гермиона скрылась наверху. Он услышал, как захлопнулась её дверь. Почему-то ему, казалось, что едва она зайдёт в комнату, то рухнет в обморок. Он прислушался. Тишина. Значит обошлось. Хотя кто знает…
Гарри вернулся в гостиную. Рон сидел на том же месте и смотрел на погасший камин. Казалось, он ни разу не посмотрел в сторону Гермионы.
– Что-то случилось, – хриплым голосом произнёс Гарри и нервно кашлянул.
– Мне всё равно, – сухо ответил Рон, снова нацепив на себя маску равнодушия. Затем поднялся с кресла взял сумку и направился в сторону своей комнаты.
– Поговоришь с ней? – спросил Гарри, когда Рон уже практически скрылся за углом.
– Нет. Не могу. Извини, – чётко проговаривая каждое слово, произнёс Рон и скрылся в полутёмном коридорчике.
Гарри тяжело вздохнул. Снял очки, положил их на стол. И закрыл лицо руками. Он хотел получить ответы на свои вопросы, и он их получил. Но эти ответы принесли ему лишь разочарование. Если раньше была надежда на то, что всё будет как раньше, то теперь она исчезла.
В неведении счастье. Теперь он практически с этим согласен.
Ноги не слушались. Рон был практически готов упасть и разрыдаться. Только вот мужчины не плачут. Он должен быть сильным. Ради неё, ради себя и ради Гарри. Но порой это так сложно быть сильным. Вот и сегодня он смог рассказать Гарри только часть правды. Струсил. Испугался последствий своего откровения.
Рон так и не смог рассказать другу о том, что услышал случайно, той злополучной весной в палате Гермионы. Не смог рассказать про те четыре слова, которые повергли его в шок.
Да, Рон просто побоялся. Сейчас он потерял Гермиону. Если он расскажет обо всём Гарри, то потеряет и его. Не слишком ли много потерь за последние полгода?
Слишком. Он устал от этого. Пусть теперь Судьба решает всё за него, а он просто будет плыть по течению. Иногда так приятно просто побыть зрителем.
Драко прислонился затылком к прохладной стене. Ждать он умеет лучше всего.
Копна каштановых волос скрылась за дверью директорского кабинета.
«Что же такого натворила Грейнджер? Неужели использовала на ком-то нелицензированное приворотное зелье?» – юноша усмехнулся собственным мыслям. Нет, заучка на это не способна. Слишком уж правильная девочка. Почему-то, когда она сказала, что чары на её лицо наложила младшая Уизли, он поверил. Драко вообще часто ловил себя на мысли, что Грейнджер просто не умеет врать, как будто при рождении на неё наложили заклятье. Она всегда говорила правду в лицо и именно этим отличалась от Драко. Он не врал, нет, просто умел находить лазейки. Может быть, поэтому на допросе в Министерстве, его так часто испытывали на прочность круцио.
Драко усмехнулся. Он может собой гордиться. Корчась от боли на полу в холодном сером кабинете, он ни разу не закричал. Слизеринец хорошо запомнил изумленные глаза работников Министерства, они смотрели на него с толикой жалости и восхищения одновременно, а затем повторяли болезненные процедуры снова и снова. Разве могли они знать, что Драко уже давно привык к этой боли? У него словно выработался иммунитет.
Этот иммунитет распространялся практически на все виды физической боли, кроме одного. Юноша открыл глаза и огляделся. Удостоверившись, что в коридоре никого нет, он осторожно приподнял рукав мантии и неодобрительно покачал головой. Рана и не думала заживать, сквозь бинты сочилась алая кровь. Но почему? Он, конечно, не специалист в колдомедицине, но вроде всё делал правильно, обычная рана давно бы уже затянулась. Следовательно, эта рана была необычной. Драко аккуратно заглянул под бинты и мысленно выругался. Татуировка не исчезла, наоборот она стала ещё заметнее и чётче на изуродованной коже. Даже устрашающая смесь из запекшейся и свежей крови не могла скрыть очертание ненавистной змеи и черепа. Сколько же неприятностей доставляла ему эта уродливая отметина в последнее время. Ужасная боль не давала спать по ночам, это была не та боль, которую можно терпеть, она сводила с ума. Иногда казалось, что боль из руки плавно перетекает в голову и растекается под черепом. Похожие ощущения Драко испытывал, когда Тёмный Лорд заглядывал в его мысли. Юноша давно бы заподозрил что-то неладное в таких до боли знакомых ощущениях, если бы не знал наверняка, что Волан-де-Морт мёртв.
Почему он был так уверен в этом? Драко был там и видел его тело. Правда кто и как его убил, он не знал. Драко просто опоздал, пропустил смерть этого мучителя человеческих душ. И был весьма огорчен.
Зато ему удалось увидеть, как Беллатрисса склонилась над бледным монстром и закричала, словно у неё вырвали жизненно важный орган. Десятки Авроров пытались оттащить её от тела, но это было бесполезно. Женщина застыла на месте, окаменела, железной хваткой она вцепилась в плечи Лорда, по белоснежным щекам текли слёзы. Драко ещё никогда не видел её такой слабой и беспомощной, он ещё никогда не видел её такой опустошенной. Она любила этого монстра, она потеряла его. Наверное, это было больно.
Кто убил Темного Лорда? Этого не знал никто. Одни говорили, что это был Поттер, другие, что Лорда предал кто-то из Пожирателей Смерти. Слизеринец больше верил во вторую версию. Во-первых, он считал, что Золотому Мальчику просто не хватило бы сил, а во-вторых, однажды ожидая допроса в Министерстве, он наткнулся на важный документ – заключение о смерти. В нём было написано, что Волан-де-Морт умер за несколько минут до появления Поттера и Авроров. Конечно, этот документ он нашёл совсем не случайно. Вопрос о том, кому же удалось справиться с Лордом, не давал Драко покоя, ему хотелось найти этого человека. Для чего? Чтобы сказать поблагодарить его. Искренне сказать спасибо.
В кабинете раздался пронзительный звон, кажется, разбилось что-то из посуды. Драко подошёл поближе к двери и прислушался. Из кабинета директора раздавалось что-то похожее на крики. Драко едва удалось узнать пронзительные высокие нотки голоса Грейнджер. Он удивленно отшатнулся от двери. Рациональная и правильная гриффиндорка никогда так не кричала. Чем же Дамболдору удалось её так достать? Слизеринец прислушался.
– Это сумасшествие! Вы не мой отец! Мой отец Джонатан Грейнджер – магл и дантист! А вы… вы… вы Пожиратель и садист! Вы монстр! Я не верю вам! – кричала обезумевшая Грейнджер.
Драко оцепенел. Смысл фразы проникал в его сознание постепенно и с каждой секундой шокировал всё больше и больше. Она дочь Пожирателя?!
Послышалась какая-то возня, а затем дверь распахнулась, Драко почувствовал резкий удар в грудь и невольно сделал шаг назад. Грейнджер вылетела из кабинета как пробка, и, скорее всего, даже не заметила, что едва не покалечила слизеринца. Девушка бросила на него полный гнева и отчаянья взгляд, а затем рванула прямо по коридору. Драко непонимающе смотрел ей вслед. Он ещё никогда не видел Грейнджер такой взволнованной, испуганной и раздраженной одновременно. Это было страшное сочетание.
– Гермиона! – раздалось где-то слева от Драко, он машинально обернулся и застыл на месте. Из кабинета вылетел ещё один знакомый ему человек. Взгляд серых глаз был устремлен в сторону удаляющейся гриффиндорки, тонкие губы теперь уже безмолвно повторяли имя девушки.
– Отец?! – вырвалось у Драко. Это слово было сродни ядерному взрыву, оно отразилось от стен и ворвалось в сознание обоих одновременно. Серые полные удивления и страха глаза встретились.
– Драко? – Люциус был шокирован не меньше.
Если бы только отец и сын могли видеть себя сейчас со стороны. Как же они были похожи. Чёрные дорогие мантии, белые практически бесцветные волосы, неестественно бледная кожа, а главное взгляды. Всё в них было идентично, даже эмоции и чувства. Люциус пытался понять, как много услышал и увидел его сын. Драко складывал в голове очевидные факты, и чем ближе он становился к разгадке, тем холоднее становился его взгляд. Это было просто как дважды два. Он понял. Понял, но не поверил.
– Что происходит? – Драко с трудом вырвал себя из лап оцепенения.
– Я могу всё объяснить, – оправдывался Люциус, его взгляд метался по лицу сына в поисках чего-то, что позволило бы говорить дальше.
Внутри у Драко всё оборвалось. Он не ошибся. Отец никогда не оправдывался перед ним. Всё действительно плохо. Хуже, чем плохо.
– Мистер Малфой, – Дамболдор появился в дверном проёме, отец и сын одновременно оглянулись, – Я думаю вам лучше обсудить всё в моём кабинете.
Директор сделал приглашающий жест рукой. Люциус выжидающе посмотрел на Драко. Юноша кивнул и перешагнул порог кабинета. Двое мужчин последовали за ним.
Стоило Драко подойти к директорскому столу, как его ноздри начал терзать терпкий аромат мяты, он взглянул в угол комнаты на разбитый флакон, утопающий в густой фиолетовой жидкости, и невольно поморщился. Он ненавидел запах и цвет этого зелья с детства.
Драко с присущей всем аристократом медлительностью сел в кресло и, подперев голову рукой, уставился в окно. Краем уха он услышал, как Люциус опустился на соседнее кресло.
– Может быть, вам стоит выпить это? – доброжелательно предложил Дамболдор, протягивая слизеринцу флакончик с зельем.
– Спасибо, я не слабонервный, – отказался Драко.
– На вашем месте, я бы…
– Вы не на моём месте, – пытаясь сохранить спокойствие, перебил директора юноша. Терпение его заканчивалось.
– Впрочем, как хотите, – нарочито спокойной ответил Дамболдор и, положив зелье в верхний ящик своего стола, сел напротив Малфоев.
Повисло молчание, такое же напряженное, как и несколько минут назад. Правда теперь вместо своенравной и эмоциональной девочки, напротив Дамболдора сидел холодный и отстраненный юноша. По крайней мере, именно таким, казался слизеринец на первый взгляд. Но директор слишком хорошо знал своих учеников и видел их практически насквозь. Драко и Гермиона. У них намного больше общего, чем они думают.
– Было бы неплохо, если бы кто-нибудь объяснил мне, что здесь происходит? – прервал молчание напряженный голос Драко, и его непробиваемый взгляд устремился к отцу
– Мне кажется, ты и так всё понял, – к Люциусу вернулось самообладание, голос стал жестче, а взгляд холоднее. Пару минут назад на убегающую девочку смотрел абсолютно другой человек.
– Мне всё же хотелось бы услышать это, – настаивал Драко.
– Гермиона Грейнджер – моя дочь, – констатировал Люциус. Он это произнёс уверенно и чётко, словно ему приходилось повторять эту фразу ежедневно в течение нескольких лет.
Драко невольно сжал подлокотник кресла, слегка, чтобы не заметил отец. Смысл слов Люциуса доходил до Драко быстрее, чем ему хотелось бы. Сердце сделало несколько лишних ударов, и кровь с ужасной скоростью прилила к вискам. Пришло осознание всего происходящего.
Дамболдор не отрываясь, наблюдал за юношей. Шок. Неверие. Снова шок. Всё это он уже видел сегодня. Только вот в карих глазах все эмоции были как на ладони, а в этих пасмурно серых, они проходили через какой-то невидимый фильтр и изливались во взгляде полном безразличия.
– Нарцисса знает? – чуть слышно спросил Малфой-младший, отходя от шока.
– Да, – коротко ответил Люциус.
– Мистер Малфой, – обратился директор к Драко, – Я понимаю, Вам сложно это понять и принять. У вас, наверняка, есть масса вопросов к отцу. Поэтому, думаю, будет правильно оставить вас наедине.
Дамболдор поднялся с кресла, юноша сделал неопределенный взмах рукой и старый волшебник остановился.
– Не стоит. Я и так слишком много узнал сегодня, – отстраненно произнёс Драко, затем поднялся с кресла и медленно направился к выходу.
– Драко, – позвал Люциус, в надежде остановить сына.
– Я разочаровался в тебе, отец, – бросил слизеринец и вышел из кабинета.
Тяжелая дубовая дверь захлопнулась. Этот громкий звук разделил жизнь Люциуса на две части «до» и «после». Тайн стало меньше, разочарований больше. Стоило ли это признание таких усилий? Стоит ли эта девочка такой боли?
Светловолосый мужчина прислонился затылком к спинке кресла и закрыл глаза. Он сделал всё. Всё, что мог. Он сделал свой ход. Теперь остается только ждать.
Самообладания хватило ровно до первого поворота. Затем походка из спокойной и размеренной, превратилась в пружинящую, насквозь пропитанной ярость. Каждый шаг – короткий вздох. В глазах Драко сиял нездоровый блеск, открывая миру лишь часть того, что он испытывал. Злость, ярость, неверие, отчаянье, ненависть. Юноша не мог определиться, что сильнее. Его разумом завладели повторяющиеся фрагменты: стеклянные глаза Грейнджер, признание Люциуса. Снова и снова он прокручивал произошедшее в голове. Через несколько минут это уже напоминало извращенную форму садизма. Как же это свойственно Малфоям.
Сковавшее его тело и мысли оцепенение не торопилось отступать. Драко спустился к подземельям и остановился возле портрета. Язык почему-то отказывался произносить пароль. Ему не хотелось возвращаться в гостиную своего факультета, наверняка, там будет Пэнси или Блез, и придётся объяснять почему, его руки дрожат, а в глазах плещется злоба. Драко не был готов к объяснениям.
Сейчас ему нужно было тихое пустое место, пара сигарет и немного времени, чтобы всё обдумать. Сжав в кармане едва начатую пачку, Драко развернулся на 180 градусов и быстрыми шагами направился на поиски уединенного местечка.
Драко думал, что ненавидеть Люциуса больше уже просто невозможно. Но он ошибся. Его отец умудрился испортить его жизнь и продолжает портить её сейчас.
«Грейнджер. Грязнокровка. Грейнджер. Его дочь. Грейнджер. Моя сестра…» – непрерывно билось в его голове. Оцепенение сменилось ненавистью, которая прокатилась по горлу и вырвалась наружу едва различимым шепотом.
– Ненавижу тебя, Грейнджер… – раздалось в темноте.
Нарцисса с самого утра не могла найти себе место. Она знала, что сегодняшний день будет переломным моментом в жизни её семьи. Испытывала ли она страх? Да, как и любой человек на пороге перемен. Но почему-то в её душе теплилась надежда, что всё наладится и будет лучше, чем прежде.
На улице уже стемнело, но Люциус так и не появился. Уже раз пятнадцать Нарцисса вызывала одного из домовых и спрашивала, не вернулся ли её муж, и каждый раз получала короткое и учтивое: «Нет, хозяйка». Чтобы не терзать бедных эльфов она решила отправиться в кабинет Люциуса. Женщина была уверенна, что именно сюда он направится в первую очередь. Чтобы как-то скоротать время она взяла одну из книг с полочки, но так и не удосужилась прочитать даже название. В голове было слишком много мыслей.
Нарцисса забралась с ногами на диван и обхватила колени руками, как маленькая напуганная девочка. Раньше она всегда сидела именно так, в ожидание важных новостей. Такая поза давала какое-то совершенно наивное ощущение защищенности.
Она в последнее время часто винила себя в излишней наивности. Например, Нарцисса до сих пор не могла простить себя за то, что, потакая сестре, отправила Вейна в Хогвартс. С одной стороны это было разумно – там был Драко, с другой – если кто-нибудь узнает о происхождение мальчика, то может случиться что-то непоправимое. Нарцисса, конечно, перестраховалась и отправила письмо Дамболдору, но это не давало полной гарантии на защиту мальчика. Вейн по незнанию, сам мог рассказать кому-нибудь о своей матери, к счастью, он не знал ничего о своем отце.
А вот сам отец, может выдать себя. Находиться так близко к своему сын и при этом не иметь возможности обнять его. Это тяжело.
Дверь кабинета осторожно отворилась, и Нарцисса тотчас подскочила на ноги.
Увидев лицо мужа, женщина тяжело вздохнула. Видимо, всё прошло не так хорошо, как она надеялась.
Люциус удивленно взглянул на Нарциссу, потом отвел глаза в сторону и подошёл к своему столу.
– Почему ты не спишь? – устало спросил Люциус. Он достал бутылку виски и стакан.
– Я ждала тебя, – сдержано ответила Нарцисса.
– Дождалась? – злорадно усмехнулся мужчина, налил виски в стакан и мгновенно осушил его.
– Всё настолько плохо? – Нарцисса пропустила грубость мимо ушей и подошла к Люциусу ближе. Тусклое освещение придавало его коже отвратительный зелёный оттенок, а глазам – сумасшедший блеск. Женщина невольно вздрогнула, поймав на себе холодный жесткий взгляд.
– Не все девочки мечтают об отце Пожирателе, – процедил он сквозь зубы, затем выпил ещё стакан виски.
– Ты объяснил ей? – с надеждой спросила Нарцисса. Настроение мужа пугало её.
– Она даже слушать меня не стала, просто убежала. Как от чумы, – стараясь скрыть свои эмоции, произнёс Люциус. Но боль мужа Нарцисса чувствовала практически физически.
– Мне жаль, – она аккуратно коснулась его запястья.
– Не надо этого, – отрезал Люциус и отдернул свою руку. – Жалость – это не то чувство, которое я хочу вызывать у своей жены.
Ядовитое молчание. Нарцисса не отрываясь смотрела в глаза мужа, пытаясь найти хоть толику надежды. Но всё это было тщетно. Ни надежды, ни злости, даже боль постепенно исчезала, сменяясь пустым безразличием. Этого женщина боялась больше всего. Остатки человеческого внутри него постепенно умирают и она ничего не может с этим поделать.
– Иди спать, – чуть слышно произнёс Люциус и подошёл к окну. Он больше не мог находиться рядом с ней. В его душе что-то замерзало, и он не хотел, чтобы Нарцисса видела это.
– Спокойной ночи, – прошептала Нарцисса. Её рука скользнула по спине Люциуса.
Он вздрогнул от этого прощального прикосновения. Оно всколыхнуло в его душе странные, казалось бы, уже забытые чувства.
Дверь захлопнулась, и он обессилено опустился в кресло. Хорошо, что она ушла. Так проще. В кабинете стало холодно без неё. Холодно, но спокойно. Теперь он один и не обязательно казаться сильным.
« Это сумасшествие! Вы не мой отец! Мой отец Джонатан Грейнджер – магл и дантист! А вы… вы… вы Пожиратель и садист! Вы монстр! Я не верю вам!»
«Я разочаровался в тебе отец!»
« Вы… вы… вы Пожиратель и садист! Вы монстр! Я не верю вам!»
«Я разочаровался в тебе отец!»
На перебой кричали два голоса в его голове. Люциус закрыл уши руками в надежде, что крики прекратятся. Но они становились всё громче.
– Пожалуйста, замолчите! – еле шевеля губами, взмолился он.
Вся агония сегодняшнего дня вылилась в одну скупую слезу, которая скатилась по его щеке и со звоном разбилась об пол.
Нарцисса стояла напротив открытого окна. Прохладный ветер обжигал её тело.
Обнаженные плечи сводило от холода. В глазах отражался свет сияющей луны.
Несколько часов страха, ожидания и надежды. Ради чего? Ради пустоты? Нет, всё не может закончиться так. Она не позволит ему сдаться.
Рука женщины решительно потянулась к перу. И уже через пару секунд на пергаменте с фамильным гербом красовалась надпись: «Мисс Грейнджер»
Нарцисса заставит девочку выслушать. Она заставит её понять.
