Глава 818. Поговорим о ней?
Совершенно очевидно, что она стремилась казаться настоящей леди. Совершенно очевидно, что она ею не являлась.
Она сидела за своим Гриффиндорским столом, прямая, будто палку проглотила, движения ее рук были слишком скованными, принужденными. А еще, Драко был в этом уверен, ноги она под столом держала плотно прижатыми друг к другу, чуть сместив ступни вправо относительно корпуса. Смешно. Поза явно была продумана до мелочей, вплоть до небрежного поворота головы, акцентирующего длинную шею.
Драко отлично знал - да что там, все знали - на кого рассчитан весь этот спектакль. Но она просчиталась. Гарри Поттер был не из тех, кто способен оценить благородство манер. Ее усилия пропадут втуне.
Она осторожно взяла бокал. Слишком осторожно, до смешного. Казалось, она боится, что тот рассыплется от небрежного дуновения. Изящно оттопырив мизинец, в соответствии с собственными представлениями о правилах хорошего тона, она отхлебнула сок, склонившись над тарелкой. Длинные волосы угодили в соус.
И Драко поймал себя на мысли о том, что такая, чертыхающаяся, расстроенная, слегка перемазанная соусом, она нравится ему куда больше.
Тем более что она держит нож слишком близко к острию и не может отличить вилку для рыбы от прочих.
19. Эссе
- Боже! Как ты здесь оказался?! - вскрикнул Гарри.
Клювокрыл покосился рыжим глазом и глубокомысленно вздохнул. Гарри торопливо огляделся: кругом был гиппогриф с крыльями и ни черта видно не было. Можно было даже и не пытаться. Тогда он поднялся на цыпочки и попытался заглянуть за Клюва. Дохлый номер! Тот смущенно перебрал лапами и закрыл едва было наметившийся просвет между крыльями.
Гарри выдохнул резко и (больше ничего не оставалось) поднырнул под Клювокрыла.
Под ботинком жалобно хрустнул осколок - высокое окно было разбито. И как туда протиснулось огромное животное?
Гарри фыркнул: забавно.
Обернулся и поклонился Клюву, дождался разрешения и стал осматривать - не порезался ли? Стекло - вещь опасная!
Тот был цел, невредим, и веселел с каждой секундой.
Гарри усмехнулся и похлопал его по бедру - мол, марш из моей комнаты! Гиппогриф любовно клацнул клювом Гарри в лицо и поспешил к окну.
И тут Гарри увидел страшное - свою работу по зельеваренью.
Она, эта работа, и так-то была не ахти, но теперь, мятая и, кажется, мокрая, она не годилась вообще никуда. Плоды ночных бдений над учебниками и невыносимых нотаций Гермионы были уничтожены одной огромной и невообразимо тупой животиной, которая явно не могла возместить потери!
Бросившись к окну, Гарри поспешно загородил его и осклабился, глядя на Клювокрыла. Тот, очевидно, клял гордыню, не позволившую сбежать со всех ног, а еще, едва заметно, пятился к двери. Гарри рыкнул и гиппогриф, спотыкаясь, выскочил из злополучной комнаты.
Гарри сполз по стенке, давясь от смеха и представляя себе рожу Снейпа, когда он скажет во всеуслышание: "Мое эссе? О, позвольте, я не могу его сдать, его сжевал гиппогриф!"
20. Абсурд (по заказу Робби Несахар)
Люциус улыбнулся. Но это было уже совсем не смешно.
- Северус? – спросил он небрежно. – Ты ведь меня ждешь?
Небольшой нажим на «меня», и вот уже Снейп вскочил, чуть побледнев.
Люциус против воли сильнее сжал трость. Глупо. Принял нарочито небрежную позу. Расслабил пальцы.
- Северус?..
Тот расправил плечи. Люциус бы ему сказал, что так он только больше смахивает на испуганного вороненка, но что-то не хотелось.
- Да, конечно. Мне для зелья нужна книга… Она штучная, так что…
- Да-да, разумеется, - протянул он, с интересом глядя на Нарциссу.
Та заметно нервничала и теребила обручальное кольцо.
Снейп ретировался, и в комнате наступила тишина. Не выдержав взгляда, Нарцисса села в кресло и взяла в руки скатерть, а Люциус с интересом отметил, что вышивка ее с утра не продвинулась ни на йоту. Собственно, она ничуть не изменилась за прошедшие три дня, так что не стоило и ждать.
Невнятные подозрения давно уже оформились, а Люциус все никак не мог поверить.
Разумеется, Северус и раньше частенько к ним заходил, но… За последнюю неделю тот «заглянул в библиотеку» целых четыре раза, причем на самом деле он там ни разу не был. Наверное, стоило поставить следящее раньше.
Северус не был красавцем. То есть, совсем не был. Да, он был младше Люциуса на шесть лет, но это ведь ничего не решало? Или решало?
- Нарцисса… - начал он.
- Это Северус, да? Это он тебе все разболтал? Я же просила… впрочем, неважно. Понимаю, должна была посоветоваться с тобой, да, конечно, не вовремя, Лорд… Но ведь он уже десять лет Лорд! Пойми же, я не могу столько ждать!
У Люциуса зачесался нос. От него уходила жена, а у него чесался нос. Абсурд.
- Ты не слишком сердишься? – зачастила она, заглядывая ему в глаза – Это будет мальчик. Северус уже все анализы сделал, он абсолютно здоров!
Люциус недоуменно моргнул. Кажется, он упустил нить повествования.
- Кто здоров? Снейп?
- Да нет же! – Нарцисса судорожно заправила локон в прическу и снова вцепилась мертвой хваткой в несчастную скатерть. Люциус снова невольно залюбовался высокой шеей и... Но только, кажется, она действительно любила Снейпа. Жаль.
- Наш сын! Северус уже взял анализы, у нас будет ребенок, сын! Понимаю, я не должна была решать все сама, но я уже три года жду и не могу ждать еще столько же! Через шесть лет у меня сможет родиться только сквиб! – она неловко взмахнула руками. – Впрочем, что это я, Северус ведь тебе все рассказал? Трепло! А ведь я просила!
Люциус поспешно захлопнул рот. Усмехнулся и пошел к двери.
- Ты куда? – крикнула беспомощно она.
А он сказал, медленно, тщательно контролируя голос и тон:
- Пошел бить Снейпа за то, что не рассказал сразу, в чем дело, урод сальноволосый. Ты сиди, дорогая, тебе незачем волноваться, да и вредно…
21. Восемь
Вин-гар-ди-ум ле-ви-ос-са.
Восемь слогов.
Вечность.
А ты успел сказать только "вин-гар" - как будто под водой - не слышно, медленно. Слишком, слишком, слишком медленно.
А он уже падает, он уже упал. Иррациональное желание закричать: "Куда, куда ты делся?" посмотреть за завесу, оббежать тяжелый постамент (такой же и у тебя на груди, придавил к земле), и да, кричать, кричать, кричать.
И вдруг - отрезвляюще - тонкое тело в руках, отчаянье в зеленых глазах, коленки, локти, слишком длинный, нескладный. Гарри. И ощущение такое, будто переливаешь ему все свое отчаянье, всю свою боль ("ушел! ушел!"), как в пустую бутылку. Поспешно закрываешь сознание и слышишь как кто-то говорит (кто? кто этот безмозглый?): "Ничего нельзя сделать, поздно. Он умер".
И эхом в твоей пустой башке: "Умер-умер-умер. Умер? Как он мог?"
Сдерживать Гарри, когда самому больше всего на свете хочется ухнуть в темный просвет арки - весело.
Весело.
К горлу - ком, на глазах слезы. Это от натуги, сдерживать и Гарри и смех - не так-то просто!
Вин-гар-ди-ум ле-ви-ос-са.
Восемь слогов.
А в "ступефае" - три.
"Сту-пе-фай", - думаешь ты.
Сту-пе-фай.
22. Голуби и страх.
Рейтинг: PG-13
Пейринг: ГГ/ЛЛ
Направленность: ФЕМСЛЭШ
Предупреждения: Я маюсь дурью и отдыхаю душой.
- Ты сумасшедшая!.. – шепчет она, зарываясь носом в душистые волосы.
Луна недоумевает.
- Это важно?
- Нет! Нет!.. – лихорадочно.
Жарко. Душно. Страшно.
Тонкая шерсть пледа любовно окутывает ноги, горящие письма весело потрескивают в камине.
- Слышишь?.. – Луна поворачивается к окну. - Слышишь?.. голуби стучат в окно!
- Неважно… Это все снег, снег хлопьями валит.
- Слышишь?! – безумные глаза Луны блестят в темноте. – Тогда тоже было так…
Она молчит. Ей хватит ума промолчать, ведь это она, Гермиона, всегда славилась своей тактичностью.
- Тогда тоже было так.
Душно. Зябко.
Стылый чай оставил коричнево-серый обод на стенках чашки.
- Да, да! – горячо. – Так! И голуби, любимые мамины голуби бесновались на чердаке.
Гермиона молчит. Ей страшно. Но она не отпустит Луну, нет! Она всегда будет сжимать ее в объятьях, всегда будет смотреть в выпуклые, блеклые глаза Луны, всегда будет слушать монотонный ее голос.
Снег ложится пушистыми хлопьями на стекло, ровным слоем покрывает мир. Еще чуть-чуть и все, все будет погребено под ним.
- Тебе не страшно? – обескураживающе-спокойно спрашивает Луна.
После недавней почти-истерики это звучит неестественно, странно.
- Не страшно? – вопрошает Луна. Не спрашивает, нет! Вопрошает в никуда.
- Не бойся, в этот раз все будет иначе. Слышишь? Тогда меня не было рядом, понимаешь? Прости. Я никуда не уйду, я буду с тобой. В этот раз ты не умрешь, веришь?
Теперь Гермиона и правда пугается. Она не понимает, о чем речь, и боится, боится, боится…
- Я буду с тобой и голуби тоже. Слышишь шелест их крыльев? Они вырвались, они улетели, они не заперты больше, слышишь?! Ты больше не умрешь, веришь?
- Зачем ты сожгла письма? – Гермиона пытается сменить тему разговора.
- Письма? К чему они мне? Ведь ты со мной, живая!
И Гермиона ужасается силе, прозвучавшей в тихом голосе.
Душно. Она отстраняется, чтобы открыть высокое решетчатое окно.
Страшно. Луна неслышной тенью возникает позади и бережно-бережно, осторожно, робко кладет руки ей на плечи.
- Не уходи, пожалуйста. – Обезоруживающе-кротко просит она. Гермиона чувствует, как волна нежности поднимается изнутри, сметая беспомощность и недоумение. - И не обманывай меня больше. Неужели ты думала, я не узнаю твой взгляд? А волосы? А запах? Не уходи, я ведь здесь. И голуби… Ты ведь не умрешь больше, мама?..
