Архив

Воображение важнее знания. © Альберт Эйнштейн

Знаете, Люси терпеть не могла «Алису в Стране Чудес». Особенно с тех пор, как мы побывали в Нарнии – она говорила, что это не Страна Чудес, а Страна Бессмысленной Жестокости.
Не знаю, мне просто не понравилось, как и Питеру со Сью, но они же были взрослые, а мы дети, но нам не понравилось, как будто мы уже тогда знали, что где-то у нас есть своя собственная Страна, которая называется Нарния.
Хотя у нас тоже было довольно жестокости, но, пожалуй, смысла было все же более тамошнего.

Люси вообще считала, что перед воображением нет границ, потому что можно вообразить, что нужные вещи просто имеют иные законы природы или еще чего-то. Она воплощала это в жизнь в нашей Нарнии, в наших садах и в сердцах наших поданных – она завоевала страну своей любовью и добротой, и даже сварливые гномы играли с ней и берегли, как свое дитя.
Наверное, если бы не ее поразительная вера, нас бы не было. Были бы просто четыре мальчика и девочки, у которых одни родители, одна фамилия, одно общее детство.
Но Люси открыла дверь в сказку, и мы пошли за ней.

В глубине души иногда я думаю, что Люси толкнула меня на мое Предательство – я отчаянно завидовал тому, что у нее было все, чего я не находил для себя. А потом меня назвали Особенным, накормили волшебной едой (хотя глупо все валить только на еду, конечно), и я послушно пошел следом за Ведьмой, как кобра повинуется факиру, что играет на дудочке.
Хотя это просто обратная сторона медали – без Предательства ничего бы не было, и я все еще был мелким засранцем.
Ведьма и правда была потрясающе красива, но если бы не моя вздорная обида на все человечество, ее холод меня отпугнул бы.
Все так, как должно быть, ведь иначе не бывает, с другой стороны.

Аслан мудр, а его отец-Император – абсолютен. В садах Истинной Нарнии Аслан появлялся перед нами во многих обличиях, и иногда, когда они с Люси уходили в тень, я думал, что Великий Лев – единственное существо в этом мире, которому я согласен отдать свою сестру.
Ведь у меня есть Питер, а у нее пока что нет Сьюзан, которая не очень-то торопится к нам вернуться.
Лу говорит – сестра однажды появится, просто проснется в отведенной ей комнате, она будет юной, сколько бы лет ни прошло на земле. Не верить Люси означает отрицать наше существование, поэтому мы верим.

- Знаешь, - однажды говорит Питер. – Я чувствую себя настолько спокойным и мудрым, что не чувствую течение жизни вокруг меня.
Мне нечего на это ответить – не я ли предпринимал безумные путешествия, чтобы найти себя? Но ответить надо, поэтому я ворчу:
- Не отбирай у меня мудрость, о, Великий! – мы смеемся, но я вижу, как Питеру трудно это делать. Но мой способ искать не подходит ему, у каждого он свой собственный.
- Сделай как Лу, вообрази, что ты чувствуешь, - неожиданно для самого себя говорю вдруг я, и брат недоуменно смотрит на меня. Несмотря на то, что я всегда был куда рациональнее его (хотя какая вообще тут может быть рациональность?), именно я произношу такую чепуху. Но Питер неожиданно легко улыбается:
- Я попробую.