Глава 8В открытое окно пробирается холодный ночной воздух… Легкий, ароматный, освежающий, такой, какой может быть только воздух сентября. Я это помню, не смотря ни на что, ведь для меня это запах одиночества… Именно в сентябре в школу приезжали дети, и старый замок наполнялся их радостным гомоном и смехом. А я неожиданно ясно ощущал, что рядом никого нет, и вряд ли уже будет. И понимание этого еще долго отравляло мое существование, пока я усилием воли не отгонял неправильные мысли, заставляя себя жить дальше.
Рука сама собой сжимается на мягком ворсе старой игрушки. Он немного жесткий, свалявшийся от времени, пропахнувший детским теплом и от этого какой-то близкий и родной. Словно, эта игрушка принадлежала когда-то мне, а вовсе не маленькой, наивной девочке. Словно, это у меня было нормальное, счастливое детство, которого заслуживает каждый ребенок. Словно, это я когда-то давно прижимал ее к себе, засыпая по вечерам под монотонный голос отца, рассказывающий сказку, в которой добро всегда побеждало зло.
Кто-то очень добрый, а может быть и я сам, стер из моей памяти воспоминания о детстве, оставив только неясные очертания эмоций и контуры чувств. Хотя даже эти осколки больно режут и без того истерзанную душу. Я не буду мучить себя, правильно Лили говорит: не вспоминай плохое, вспоминай хорошее. А благодаря ей, у меня теперь есть, что вспоминать - целый день хороших воспоминаний. Я улыбаюсь, воспроизводя в своей памяти ее радостный смех, приносящий счастье, ее нежный запах, словно отпугивающий неприятности, ее смешные рассказы, вселяющие в сердце ту же наивную веру в добро, что и у нее. И пугающее чувство одиночества отступает, сменяясь теплом и спокойствием. Поттер должен быть очень хорошим отцом, если смог вырастить такое сокровище.
Лили уехала всего несколько часов назад, а мне уже так плохо. Девочка вошла в мою жизнь, прорвав все возможные барьеры, которые я выстраивал годами, подпитывая своей обидой и пережитыми потрясениями. Оказывается, моя измученная душа ждала именно этого… доброй ласки, наивной веры в то, что в ней, моей душе, тоже есть что-то искреннее и ее можно любить и беречь. Я помню, что никогда не был таким и абсолютно точно знаю, что должен был бы вести себя иначе. Но Азкабан сломал меня, стерев мой характер, уничтожив самосознание. И теперь маленькая девочка Лили, словно заправский художник, яркими красками жизни рисовала на чистом листе моего сознания новый неповторимый узор.
За окном шелестят деревья, бьются ветками о стекла окон. Эти звуки рождают странные, неприятные мысли. Мне кажется, что это мои ожившие кошмары прошлой жизни подползают ко мне, собираясь утащить в безумие. Да, одиночество – это страшно, потому, что в нем скрываются наши самые ненавистные, самые тайные, самые безжалостные страхи. И именно в момент одиночества нам так сложно найти способ борьбы с ними.
Хочется заплакать в голос, в моем прошлом было столько плохого, жуткого, непристойного, что оно может раздавить меня своим грузом ответственности. Наверное, это новорожденная совесть мешает мне жить.
На улице поднимается ветер, отчего ветви начинают сильнее и жестче биться в окно, и я чувствую, что даже подарок Лили уже не спасает, паника подползает ко мне все ближе, словно, очень хороший убийца, готовящийся напасть из засады. Не выдержав, я подскакиваю в постели и с трудом поднимаюсь, опираясь на тумбочку.
Мне не важно, куда я иду, главное, что подальше от этих пугающих звуков, заставляющих мое сердце учащенно биться, а мысли путаться. На ощупь нахожу дверь, она не закрыта, и я спешу выйти.
В коридоре все совсем иначе. Здесь нет окон, а значит, нет звуков. Здесь правит жизнью звонкая тишина. Попадая в нее сазу, хочется закричать, чтобы почувствовать, что ты еще существуешь и окружающий мир реален. И уже тишина гонит меня куда-то вниз, внушая иррациональное желание услышать хоть кого-то, кроме себя.
Ноги болят и слушаются с трудом, то и дело норовя сбросить своего хозяина с лестницы, словно мстят мне за все свои предыдущие мучения. Но я упрямо продолжаю идти, черпая силы из своих страхов. Где-то там должен быть Поттер, он поможет, я точно знаю.
И вот, когда мышцы уже практически отказались работать, а в голове от давящей тишины начали рождаться безрадостные мысли, захватывающие меня, подобно тому, как океан захватывает во время прилива сушу, я все же различаю неясные звуки, обозначающие человеческое присутствие. И я спешу туда, подхваченный новой надеждой, словно бабочка на яркий, теплый огонек. Только…
Я точно знаю, что это Поттер. Это его запах, его аура, его сила… И сейчас он плачет. Горько, надрывно, обреченно… Нет, это не может быть он, этот человек пережил не меньше моего, но смог пересилить себя. Я в это верю, и он не может лишить меня этой моей последней слабости.
И тут из ниоткуда появляется новая мысль, пугающая меня: А если это я виноват в его слезах? Если это я напомнил ему о его прошлом? Лишь старая привычка, въевшаяся в само мое существо, подобно плесени, позволяет мне удержать лицо и не впасть в отчаяние. Я ведь могу ошибиться… Это Лили вбила мне в голову, что всегда надо надеяться на лучшее. И собравшись с силами, я все же спрашиваю:
- Могу я надеяться, что ты плачешь не из-за меня?
Он судорожно всхлипывает, будто старается удержать в себе слезы, начинает возиться и молчит. А мне становится страшно, неужели я прав?
Я медленно вхожу в дверь, держась за стенку и стараясь не налететь на что-нибудь. Я всей кожей чувствую, как он напряженно следит за мной, что-то решая для себя и все еще сдавленно всхлипывая. А может, я опять выдумываю?
Мне нужно присесть, я не выдержу долго, меня и так шатает. Натыкаюсь на спасительный диван и с облегчением усаживаюсь на него. А Поттер все молчит, и паника снова начинает подступать ко мне. Но я не покорюсь ей.
- У тебя есть что-нибудь выпить? – спрашиваю я, чтобы заполнить тишину между нами. Голос звучит неожиданно спокойно и устало, абсолютно не передавая моего душевного состояния.
Поттер замирает на некоторое время, словно растворяясь в окружающем пространстве, а потом все же поднимается, и через некоторое время я чувствую, как к моей ладони прислоняется холодное донышко стакана.
- Спасибо… - хрипло отвечаю я, чувствуя, как все внутри замирает. Почему он не говорит со мной? Что я сделал не так? В чем провинился? А может быть, это кто-то другой? Я чувствую его горе, оно волнами заполняет комнату, грозясь захватить ее всю.
- Тебе больно, - спрашиваю я. И предлагаю то, на что, наверное, сам никогда не согласился бы. – Расскажи…
Поттер все еще молчит, но я чувствую, что болезненного безразличия ко мне уже нет. Появился даже слабый интерес, и я решаюсь…
- Хорошо, тогда расскажу я.
Я не знаю, что заставило произнести меня эти слова. Может быть, совесть. Может, вера в то, что только он сможет вытащить меня из той ловушки, куда загнала меня судьба. А может быть, жгучее желание стереть из нашей жизни все обиды и недомолвки, мешающие видеть друг дуга настоящими.
- Когда-то я влюбился в твою мать, - начинаю я. И с каждым словом моя душа обретает крылья свободы. – Лили Эванс была самым лучшим, что было в моей жизни. Маленькая, добрая, но очень сильная птичка. Для нее всегда было важно кого-то защищать, о ком-то заботиться. Лили всегда воспринимала меня только, как объекта для благотворительности, а я хотел преподнести ей мир… но не чувствовал в себе достаточно сил. Тогда я решил, что добьюсь ее расположения чего бы это ни стоило… И я пришел к Темному лорду…
Сейчас все доводы кажутся такими пустыми и обыденными, такими несущественными, что самому хочется плакать оттого, насколько глупо звучит мое оправдание. А ведь когда-то это была трагедия всей жизни.
Я не знаю, что вспоминает сейчас Поттер. Возможно битву с Темным лордом или его жестокости. А передо мной вот стоит только образ прекрасной Лили Эванс с самыми добрыми глазами на земле. И он заслоняет для меня все образы войны…
- Я проиграл, - обреченно говорю я. – И потерял все… и, прежде всего, Лили… Я пришел к свету, я раскаялся, но уже не смог рассказать ей об этом. Она никогда не узнает…
Как же это больно!
- Через десять лет в Хогвардс пришел мальчик… Я пытаюсь сейчас извиниться, Поттер, - шепчу я. – Я… снова ошибся, спутав тебя с Джеймсом… я знаю, что был жесток к тебе.
Передо мной все еще стоит маленький мальчик в старых поношенных одеждах, вечный укор моей мнительности и зацикленности на себе.
- Я давно простил вас, - отвечает он.
Мир рассыпается на тысячу ничего не значащих осколков. Четыре слова! Всего четыре слова стирают горький осадок воспоминаний. Они словно ключ, запирают на замок одну из самых страшных тайн моей совести, принося с собой покой.
- Я плакал не из-за вас.
Давай, Поттер, теперь твоя очередь отбросить прошлое и начать жить заново.
- Вы уже поняли, что я победил Воландеморта.
Я вздрагиваю, но он не замечает этого.
- После битвы я долгое время жил вполне счастливой жизнью. Учился, работал в аврорате…женился на Джинни Уизли. Мы праздновали свадьбу одновременно с Роном и Гермионой.
Таким тоном говорят, когда рассказ заканчивается плохо. Я замираю, стараясь перестать даже дышать, чтобы он не вспомнил о том, кому рассказывает все это.
- Я был практически счастлив. Мне казалось, что в моей жизни есть практически все. От войны мне осталась лишь иногда появляющаяся депрессия и редкие ночные кошмары…а потом появились дети, и они исчезли вовсе…
Он снова плачет, слышу его едва слышные всхлипы.
- Десять лет назад умерла Гермиона. Ее…Ее убил Рон…
Плач, Поттер! Плачь, ведь со слезами уходит горе.
- Я не знал, - кричит он. – Я не знал, что он спивается и у них все далеко не так прекрасно, как казалось всем. Я считал себя их другом, но они никогда не рассказывали мне о своих проблемах…
Так просто, так незамысловато… так обыденно. И от этого так безжалостно жестоко. Ах, жизнь, кто пишет тебе твои замысловатые сюжеты? А ведь я их помню, и от этого становится обидно, словно они меня предали…
- Порой проще молчать, - признаюсь я. – Ты достаточно пережил…
- Вот поэтому-то я и виню себя! Они не хотели взваливать на меня еще и свои проблемы. Ведь за месяц до этого от меня ушла Джинни, оставив троих детей…
Он замолкает, пытаясь взять себя в руки. Не надо! Лучше кричи, только не держи в себе.
- Дальше… - подбадриваю я. Должно быть что-то еще, что-то самое страшное.
- Я сдался, - шепчет он. - Я бросил работу, ушел из дома, начал спиваться… Если бы не Малфой… Я до сих пор не знаю, как он смог вывести меня из этого кошмара. Он практически подарил мне новую жизнь, заново научив ей радоваться.
Вот и все. Оказывается, в его жизни были не менее страшные моменты, чем в моей. И все же он смог преодолеть себя, а я нет… Мои ошибки еще долго будут преследовать меня.
- Ты сильный человек, Гарри, - говорю я, наконец. – Я горжусь тобой. Ты не прав, ты не сломался. Иначе ты не сидел бы сейчас передо мной. И твоя дочь – лучшее тому подтверждение. И в твоем, и в моем прошлом были ошибки и боль. Ты смог их пережить… а я пока нет.
И это правда. Я горжусь своим учеником, он превзошел учителя… И теперь его очередь научить меня жить.
- Я многое понял, находясь в камере, – признаюсь я. - И самое главное это то, что не стоит тратить жизнь в бесполезном страдании. К сожалению, понять, еще не значит принять. И я надеюсь, что ты поможешь преодолеть все это и мне тоже.
Он всхлипывает.
- Это не так просто. На это может понадобиться вечность.
И я усмехаюсь, поднимая свой бокал:
- Так давай просто поторопим ее? - предлагаю я первое пришедшее мне в голову.
