Глава 7, в которой сэр Ланселот делится секретами ремесла и не получает приглашение на пир к Небесным БожествамМне всегда нравилось читать магловские романы «про разведку». О нашей работе сложены кучи легенд. Главная из них, что в нашем деле трупы падают, как спелые груши с дерева. Спешу разочаровать: в нашем деле убийство, как и везде, — исключительный случай. Никто не будет убивать человека просто так, без дела. Да и ради дела — даже в исключительном случае приставят пару шпиков для выяснения его биографии.
Зато чего у нас вдоволь, так это бюрократической волокиты. Справки, отчеты, доклады — все это мы производим в невиданном количестве. Маги здесь ничем не отличаются от маглов — только перо можно заставить самостоятельно двигаться по заколдованному пергаменту, что экономит силы. И также, как маглам, нам нужно легальное прикрытие. Обилие нелегалов — это очередная фантазия писателей. Нелегалы — товар, требующий штучной подготовки, а, главное, легко раскрываемый через всевозможные бюрократические службы. Куда удобнее использовать старое доброе легальное прикрытие.
Журналисты — наилучшая и наиболее распространенная «крыша». Журналист вхож в любые места и пресс-конференции, делая репортажи. Журналист встречается с нужными людьми, включая политиков и военных, заодно предлагает доплатить за кое-какие сведения. Журналист может воздействовать на верхи другой страны, вбрасывая компромат на нужных политиков. Журналист имеет кучу осведомителей. Ваш покорный слуга, например, был в Китае собственным корреспондентом магловских «Утренних известий» и магического «Оракула». (Потому и суммировать мои эссе в «Мандариновую дорогу» издателям не составило большого труда). И пасся вполне легально в Пекине, вычисляя то, что мне нужно. Разумеется, в Японии мне пришлось перейти на почти нелегальное положение, но там другого варианта у меня не было.
Не хуже другое прикрытие — археологи. Эти, как правило, стропроцентные вояки. Копая древности, можно получить много интересного и весьма далекого от истории. Можно просто изучать местность для возможного прохода войск. Можно отслеживать судьбу темных и светлых артефактов. Можно связываться с местными чиновниками. Можно перемещаться по чужой стране совершенно легально. Пастись возле военных баз. Или ключевых магических объектов.
Выше стоят дипломаты. Они ведут работу более высокого уровня, координируя действия, наблюдая за противником из тиши своих кабинетов. Вербовки они проводить могут, но в исключительных случаях, обычно доверяя их более мелким сошкам. Нашим магическим представителем был советник консула в Гонконге Сирен Слагхорн — представитель древнейшего и уважаемого рода. Он имел контакты с нами всеми и даже не особенно их маскировал. Что он разведчик по должности китайцы знали заранее, а игру он вел так, что объявить его персоной нон-грата было не за что.
Особое место занимают двойные агенты. Их участи не пожелаешь и врагу. Например, наш агент в Китае вступил в контакт с их агентами и «предал родину». За хорошую плату он передает им наши секреты — разумеется, те, которые ему предварительно разрешит передавать наше начальство. Иногда, впрочем, нужно передавать противнику и подлинные секреты — пусть та сторона верит, что ты и впрямь продался с потрохами. Их задача — толково гнать врагу «дезу», а попутно — подмечать, что делает противник. Китайцы вполне могут использовать таких двойных агентов с целью скинуть «дезу» нам. И скидывают. Весь ужас в том, что тебе перестают до конца верить и свои, и чужие.
«Он наш или их?» — спросил я по глупости Слагхорна об одном нашем общем знакомом.
«И наш, и их. Как и большинство», — ответил мне он, улыбаясь.
Меня вроде бы Мерлин сохранил от этой участи. Побыв немного в Японии в этой роли, я отлично представляю, сколько ужаса стоит за жизнью двойного агента. Если в самом деле не дрогнешь. Потому что работать на двух господ — это постоянно рисковать получить в спину «аваду». Не от одного, так от другого.
Пониже рангом идут сыскные пансионы. Это — частные сыскные конторы, патронирующие настоящих убийц, бандитов и торговцев оружием. Их владельцы не двойные, а, как минимум, шестерные агенты. На них, впрочем, давно все махнули рукой — сброд он и есть сброд. Но без сброда никуда. Не станет же помощник консула Ее Величества бегать по китайским или японским деревням, создавая схемы для поставки оружия! И сан не велит, и сцапают в минуту. Нужны те, кто умеет и знает. Продадут? Безусловно. Значит, надо просто не пропустить информацию тому, кому продадут.
В свое время перед отъездом в Гонконг мистер Гринграсс отобрал у меня палочку. В ответ на мой возмущенный взгляд он рассмеялся:
— Она вам не понадобится. Забудьте, что она у вас есть.
Я смотрел на него с недоумением. Гринграсс хмыкнул в усы и добавил:
— И запомните навсегда: против вас, против каждого такого, как вы, вражеский отдел бросит как минимум пару десятков отлично подготовленных авроров. Всех «авадами» не закидаешь, не подожжешь и не заблокируешь. Ваша задача — не допустить чтобы этого произошло. Вы должны контролировать каждый шаг свой шаг, каждое свое движение и полагаться на свою голову. Ваша задача — создать ситуацию чтобы они не бросили это против Вас. Вы писали в школе шпаргалки?
— Нет, — сухо ответил я.
— А почему? — спросил с интересом Гринграсс. Я пожал плечами:
— Писать их — это приговор. Я не знаю ничего, но могу списать. И вот однажды что-то заклинило, я списать не смог. Что я буду делать дальше?
— Вы, — кивнул Гринграсс, — верно рассуждаете. Так вот, волшебная палочка — шпаргалка в кармане, которая создает иллюзию безопасности. Она учит расхлябанности и лени. Поучитесь лучше у восточного учителя ментальным боевым искусствам. Желательно того, кто вхож в Маньчжурию…
***
В самые важные минуты жизни всегда думаешь о пустяках. Наверное, в юности я не поверил бы своему счастью, представив, что что сама Мисапиноа Блишвик пожелает выйти со мной на связь. Наверное, я бы придумал сотни диалогов, проиграл бы в голове сотни сцен о том, как надо вести себя в эту минуту. А вот в жизни все оказалось иначе и проще. Я просто посильнее зажег свечу и прислушался к треску камина.
— Мистер Роули… Пожалуйста, простите, за беспокойство в столь поздний час… — Ее голос звучал тихо и взволнованно. — Но у меня к вам есть важное дело!
— Говорите смело, миссис Блишвик. Постараюсь помочь, чем могу… — я старался говорить как можно спокойнее, пытаясь преодолеть так некстати охватившую меня легкую растерянность.
— Вы обещаете мне сохранить все сказанное в тайне?
— Ну, конечно! Считайте, что Вы это никому не говорили…
Глядя на лежавшее поодаль пресс-папье, я подумал о том, что гостья почти права. У меня не всегда даже свое имя… Впрочем, это лирика.
— Спасибо. Должна вам признаться, что во время нашей беседы за ланчем, немного солгала. Понимаете, мой муж был прав. У нас, в моем родном доме Блэков, в самом деле есть таинственные зеркала, отражающие не то, что есть. Мне нужна ваша консультация, как замечательного специалиста, — вздохнула она.
— Ваши зеркала не отражают комнаты? — спросил я с уже искренним удивлением.
— Да, — вздохнула миссис Блишвик. — Понимаете, эти зеркала словно отражают какие-то другие комнаты. Это очень темное и зловещее место, несущее в себе нечто темное… Прошу вас, мистер Роули, помогите нам!
— Однако… Я должен сначала хотя бы посмотреть ваши зеркала… — с удивлением сказал я. На душе было тревожное и в тоже время скрыто радостное чувство, — как и всегда, когда ощущаешь, что стоишь на пороге чего-то важного.
— Я тоже так подумала… — В голосе Мисапиноа прозвучали тревожные нотки. — Надо, чтобы вы побывали у нас.
Идея, конечно, интересная, особенно, если представить сладкую миссис Блишвик в прозрачной ночной сорочке. Но, к сожалению, меня зовут отнюдь не в будуар. По крайней мере, пока.
— Вы хотите позвать меня в дом Блэков? — удивился я.
— Да… — Моя собеседница явно смутилась, хотя, похоже, и не сильно. — Если, конечно, у вас будет время. Только… Это надо сделать, когда я буду там и тайно…
— Тайно? — переспросил я. Если дама приглашает мужчину прийти к ней тайно, это явно о чем-то говорит.
— Да… Я не хочу, чтобы мистер Ликорус знал об этом.
— Даже так? — теперь уже искренне удивился я. Отблеск свечи дрогнул на стекле, словно подтвердив мои опасения.
— Говорят, с зеркалами стало что-то не так после того, как он провел с ними какие-то опыты четыре года назад. Я и хочу посмотреть, что это.
— Они вас так сильно беспокоят? — пожал я плечами.
— Очень… — даже в тех очертаниях ее лица, отражавшихся в каменных углях, читалась тревога. — Представляете, они отражают комнаты, которых нет у нас дома. Какие-то другие комнаты и какой-то другой дом… Мой муж сначала смеялся, но потом, когда я ему их показала, очень заволновался.
Я невольно восхитился ее самообладанием. Если она так спокойно вела себя во время нашего визита, значит, она в самом деле прекрасно владеет собой. Муж заволновался, а она… Она попыталась все перевести в светский треп… Впрочем, о чем я? Она же урожденная Блэк!
— И когда я могу их осмотреть? — теперь уже с интересом спросил я. Повидать зеркала, которые вызывали такой ужас у всей семьи Блишвиков, было невероятно интересно.
— Мне право неловко… Я не могу ходить без мужа… Угли, слагавшие ее ресницы, слегка наклонились. — Завтра Рождество, у нас прием в доме Блэков. Мне очень неловко, но если вы, мистер Роули, решитесь прийти к нам, я тихонько открою вам проход.
— А… Ваши гости? — мое удивление все возрастало.
— Прием будет в другом крыле… А я могу открыть вам проход в крыло, где зеркала. Потом вы также осторожно можете исчезнуть… — Даже через каменное пламя мне казалось, будто я слышу ее мольбу.
— То есть… В Рождественскую ночь, пока у вас будет праздник, я должен буду осмотреть ваши зеркала?
— Если бы только Вы согласились… — зашептала миссис Блишвик. — Я понимаю, что прошу, наверное, слишком о многом… Получается, лишаю вас Рождества, мистер Роули, и даже не могу пригласить на наш праздник…
— Нет, не беспокойтесь, миссис Блишвик, все в порядке. Проведу Рождество в доме Блэков, — улыбнулся я.
Право, я не далек от истины. Проникновение в дом Блэков гораздо интереснее, чем слушать пьяные вздохи Арнольда про его Рафаэллу.
— Вы настоящий рыцарь, мистер Роули! — с чувством ответила моя гостья. — Тогда давайте в десять часов через белый камин… Это в другом крыле дома. Я обещаю открыть Вам проход. Помните: через белый, именно через белый…
Что же, если дама называет мужчину рыцарем, это вселяет надежду. Каминные угли затухали, указывая на окончание беседы. Я подошел к окну, чувствуя, как сердце бьется все сильнее. Она зовет меня помочь ей, побывать в ее доме на Рождество… Ничто так не сближает людей, как совместно пережитая опасность… Я прищурился, вспомнив, как легко миссис Блишвик поднимается из-за стола. Ее можно обнять… Да, кому-то можно. Странно, но я совершенно не исходил от ревности к ее мужу… Мне просто хотелось, чтобы она была моей.
Вообще, я никогда не понимал ревнивцев. Какой смысл ревновать, бегать по закоулкам, контролировать письма? Если женщина тебя любит — ей не нужны другие мужчины. Если решит тебе изменить — изменит, как бы ты не следил. Нельзя удержать того, кто хочет убежать. Ты ей не доверяешь? Поставим вопрос иначе: а зачем нужна рядом с тобой женщина, которой ты настолько не доверяешь? Боюсь, понять это мне не дано.
Однако сейчас мне предстояло вернуться к делу, забав о чудесном облике миссис Блишвик. Я разложил пергамент и, обмакнув перо, нарисовал два круга. В одном я вывел букву «L», в другом — «М». Итак кто же, кто? Лестрейндж или Миллифут? Мне нужно в рекордный срок не просто выйти на кого-то, а получить двусмысленные сведения, бросающие тень на Королеву.
Горензия Миллифут… Я постарался вспомнить все, что о ней знаю. Стареющая суховатая зануда. Бюрократ до мозга костей. Автор сотни законопроектов, некоторые из которых не стал никто рассматривать. Страсть все кодифицировать и упорядочивать, заносить на бумагу. Приняла большее количество законопроектов, чем любой другой министр магии до нее. Ушла в отставку после провала законопроекта об обязательном ношении волшебниками остроконечных шляп. Значит, упряма и до боли самолюбива. Такие люди обычно невероятно собранные и держат любые секретные сведения под семью печатями. Едва ли откроется мне, если я пожалую без рекомендательного письма. А кто мне его, собственно, даст, то письмо?
Я вспомнил ее невысокую пухлую фигуру с желтоватым лицом. Миллифут ушла со своего поста в сорок девятом году. Наверняка могла затмить злобу или обиду на Королеву. Так, можно было бы сыграть на этом… Но она меня совсем не знает. Нет, такой человек не будет отковаться незнакомцу. Наоборот, скорее заподозрит провокацию со стороны нынешнего министра: я ведь явлюсь к ней без рекомендаций. Можно, конечно, атаковать ее мысленную защиту. Но во-первых, маг она не слабый — даром, что была министром. Во-вторых, ее сопротивление может поднять шум и привести к дополнительным осложнениям. Да и министром она стала в сорок первом году, а не в тридцать девятом. Взяв перо, я со вздохом зачеркнул круг с ее именем.
Радольфус Лестрейндж… Так, здесь вроде бы дело перспективнее. Во-первых, в тридцать девятом был министром — скорее всего, знает секреты Королевы. Во-вторых, мы родственники — я для него не тип с улицы. В-третьих, импульсивен и конфликтен — мечтал закрыть Отдел Тайн из-за обилия там маглорожденных. В -четвертых, не слишком умен. Оставим даже в стороне его политические взгляды. Неужели он правда верил, что ему позволят закрыть Отдел Тайн из-за столь ничтожного предлога? Открыть отдел тяжело, а закрыть еще тяжелее — особенно, зная, как мы, англичане, верны традициям. Тщеславные и глуповатые склонны к болтовне, любят преувеличить свою значимость… Значит, его можно будет разговорить при правильном подходе…
Пламя свечи озарило тусклый пергамент. Да, в этой игре надо делать ставку на Лестрейнджа. Ни к кому из магловских политиков я не подберусь в столь короткий срок. А, главное, ставить было больше не на кого. Осталось подумать о простом: кто из моих знакомых родственников даст мне рекомендательное и согласует время для встречи? Самый лучший путь — это короткий путь. Да, пожалуй. Продвинув пергамент, я написал;
Дорогая матушка!
Обращаюсь к Вам с очень важной просьбой. Если помните, в день моего приезда мы с Вами беседовали о мистере Радольфусе Лестрейндже. Не могли бы Вы написать ему рекомендательное письмо и попросить о встрече в самое ближайшее время? У меня к нему есть очень важное дело, касающееся не только моих личных интересов. Надеюсь, Вы окажете мне содействие.
Всегда Ваш,
Ланселот Роули
Вот, пожалуй, и все. Точнее, все, что я могу сделать пока. Письмо матушка получит сегодня вечером. Осталось последнее и самое горькое — Джулия. Откинувшись в кресле, я посмотрел на каминный жар.
Я почувствовал, как на сердце поселился отвратный паразит, сосущий кровь. Если бы она только согласилась, мне был бы не нужен никто. Никто и никогда. Я бы понес ее на руках. Я бы целовал ее в этой комнате. Я бы ласкал ее мягкие черные волосы. Я бы дарил ей цветы… Что там еще можно делать для любимой? Мне вспомнилось легкое цоканье ее каблуков. Зачем ей меня унижать? Что плохого я сделал Джулии? Нашла другого мужчину? Могла бы просто ничего не отвечать. Забыть про меня раз и навсегда. Но ей зачем-то захотелось напомнить.
Перед глазами поплыл вид теплого итальянского города с высокими платанами. Наверное, это Венеция. Хотя, возможно, и Флоренция — впереди парк со стариной башней и мощеной площадью. Мы идем мимо дома с деревянной верандой, нависшей над каналом. Мы идем вперед, ловя оба запах жаркого предвечернего воздуха. Джулия о чем-то просит меня, и на ее строгих губах появляется ласковая улыбка. У нее в руках букет фиалок, которые я купил ей у уличных торговцев. Я одергиваюсь: удивляюсь, что она просит купит ей белый зонтик от Солнца. Она улыбается, и мне тревожно… Сейчас наверняка будет что-то плохое: счастье не бывает таким долгим…
Я очнулся от крика горгульи. Часы показывали два часа ночи. Мерлин, я давно привык засыпать сидя и никак не избавлюсь от этой привычки…
***
Тусклое зимнее утро дарит мне помимо серый пелены за окном замечательный сюрприз. Сова с письмом от матушки уже поджидала меня на подоконнике. Да, вспоминаю, не дай Мерлин, у матери встать не до определенного часа — весь дом на ноги поднимет! Вскрываю конверт и поскорее читаю:
Дорогой Лэнс,
Я рада, что Вы, наконец, оставили тщеславные предрассудки и взялись за ум. Встреча с сэром Лесирейнджем будет очень полезной для Вашей карьеры, поверьте. Я уже написала Радольфусу. Он готов принять Вас двадцать пятого в 13.00.
Ваша,
Грифельда Роули
Поблагодарив матушку, я позанимался минут тридцать с гантелями и вышел на завтрак. Магическая сила — хорошо, но и без физической формы нам некуда. Зато Арнольд меня изрядно удивил. За завтраком он проявил изрядное роскошество, поедая перепелиные яйца — захотел устроить себе праздник в честь Рождества что ли? Рядом с ним лежала моя книжка, которую он то ли в самом деле читал, то ли делал вид, что изучает. Едва я после приветствий принялся за жареные желтки с беконом, как мой друг подмигнул мне.
— Я вчера зачитался твоим подарком. Спасибо, не знал, что такая прелесть! Мне очень понравился один стих Небесных Фей. Ты не прокомментируешь мне его?
— Дай-ка взглянуть. Мда, действительно — стих, выделенный виньетками, отмечен красными чернилами. Любопытно, что так потрясло Арни? Я присмотрелся:
Играет радуга,
На горе, окруженной священным морем,
Мы собираем персики для богов.
Пока Небесные Феи собирают персики
Они внимают рассказам духа ветра.
Все боги считают Персиковый сад очень уютным
— Но это же из «Путешествия на Запад» У Чанъэ! — пожал я плечами. Подбежавший эльф как раз сменил мне салфетку. — Это поет хор Небесных Фей, когда они летят в Небесный Сад за персиками для богов!
— Любопытно… — Штиблеты Арнольда сверкали лаком, как новенькие — похоже, он собирался куда-то. — А они сорвали персики для богов?
— Нет… Они обидели Царя Обезьян тем, что не пригласили его на пир к Небесным Божествами… И он…
Я осекся. Мисапиона пригласила меня в дом Блэков, но не на Рождественский прием, а только посмотреть зеркала с темного входа. Только сейчас я понял, что буду неравноправным гостем в их доме. «На пир приглашены все Небесные Божества!» — усмехнулась старшая Фея, которую желал сам Царь Обезьян.
— Кстати, — зашептал Арни, словно доверяя мне какую-то тайну. — А это правда, что Небесные Феи были того…
— Что того? — принялся я за кофе. Сейчас было важно ни на мгновение не выйти из шкуры простого гостя.
— Любили плотские утехи? — облизнулся он. Слегка нарочито, как мне показалось.
— Ну, да. Даже трактат есть о любимых усладах Небесных Фей… — ответил я.
«Она развратна… Очень развратна, как все девицы Блэк!» Вспомнилось мне. Кстати, она старшая из девиц Блэк. Ты жаждешь Небесную Фею, а она не зовет тебя на пир к Небесным Божествам. Мерлин, да это уже не просто намек, а отрытое доказательство, что кое-кто в курсе нашего вечернего разговора с миссис Блишвик! И попробуй формально к чему придерись: попросил пояснить стих друг. Что же, профессионализм почерка тоже ответ — видимо, действует отнюдь не дилетант. «Было и не было. Была рябь и уже прошла»…
— А что сделал Царь Обезьян, когда его не пригласили? — спросил Арнольд с нарочитым вниманием. Я посмотрел сначала на гравюру с летящими над морем Феями, затем на плюшевое кресло.
— Нанес первый удар, — сказал я, посмотрев на черную гладь стола. — Атаковал Владыку Неба и устроил переполох в Небесных Чертогах…
Атаковал первым… Может, и мне последовать его примеру? Пожалуй, стоит. К Арни накопилось много вопросов. Сейчас главное отключить его, чтобы он ничего не помнил и не заподозрил. Решено. Можно, использовать «Imperio», но у меня в запасе есть кое-что получше и по безопаснее. Я посмотрел на маленький чайник с изображением обезьян на горе. А если этот фактор
ими учтен? Надо быть круглым остолопом, что не предположить: после такой нарочитой слежки я поспешу покопаться в мыслях Арнольда. Возможно, именно этого они и ждут. Нет, порыться в его мыслях надо будет попозже. Не сейчас.
«Ну, а почему бы не спросить человека напрямую, что он поделывает?» — удивлялся Сирен Слагхорн, когда мы смотрели на цветущую клумбу в Гонкноге.
«Как видите, он не пожелал отвечать», — сказал я.
«Что же, и это тоже ответ!» — кивнул мой куратор.
Арни, кажется, закончил с завтраком и, вытеревшись салфеткой, начал подниматься из-за стола. Да, не сейчас. Того, что у меня есть, впрочем, достаточно, для кое-каких весьма важных выводов. Слежка бывает двух видом. Первая — тихая, незаметная, когда из объекта хотят выудить какие-то сведения. Вторая — грубая, нарочитая, когда объекту нарочито показывают, что он находится под контролем. Ко мне применяется вторая. Значит, мне зачем-то хотят доказать, что я под контролем. Интересно зачем?
После завтрака мы начинаем заниматься делами. Точнее, нормальным битьем баклуш. Арни садится подписывать кипу поздравительных открыток всевозможной родне. Мне, хвала Мерлину, писать особенно некому — от Лестрейнджей мы далеки, а Роули отошли от нас с матушкой после смерти отца. Поэтому я, почесав пузико довольного Фанни, начал прятать золотую ложку, чтобы он их искал. Нюхлер, дав волю своим инстинктам, быстро находил и, проглотив, валялся посередине комнаты.
«И это тоже ответ… » Что же, попробую суммировать, что мне известно. Я нахожусь под наблюдением — это раз. За мной наблюдает очень тонкая структура, обожающая профессиональные намеки, недомолвки, тайны — это два. Арнольд у них на крючке — это три. И они хотят почти навязчиво доказать мне это. Интересно. Да, это похоже на наших. Но только зачем им это мне демонстрировать? Недоверие? Едва ли. Скорее, намек, чтобы быть начеку, наверное. Но от чего, если никаких действий я пока не предпринимал? Это неожиданное затруднение корректирует вроде бы пока успешный ход дела.
— Рафаэлла, мерзавка, опять спрашивает, неужели я больше ее не люблю… — раздался разбитый голос Арни. Он, похоже, снова получил письмо от своей неверной женушки.
— А за что ее любить-то? — Уже искренне удивился я. — Не мне судить, но я бы на твоем месте поинтересовался, что она сделала тебе хорошего.
— Вот и Рафаэлла упрекает, что я не умею любить без взаимности… — Арни все еще смотрел в пергамент, напоминая обиженного мальчишку, которому однокурсница отказала в любви.
— А почему ты должен любить Хорнби без взаимности? — пожал я плечами. — Она хочет развлекаться с любовником, тянуть с тебя деньги, а ты еще и должен любить ее без взаимности? Наглость бесподобная, — добавил я, глядя, как Фанни весело лезет за большую индийскую вазу в поисках золотых часов.
— Она всегда меня прижимает этой любовью… — Скривился Арнольд.
— Да? Но в таком случае поинтересуйся, почему она не любит бескорыстно тебя. Любовь — не улица с односторонним движением, а, как говорят модные ныне экономисты, эквивалентный обмен. Хорнби тебе нагло предлагает неэквивалентный обмен: я тебя не люблю, а у тебя передо мной есть обязательства!
— Из-за ребенка… — потупился Арнольд. — Ладно, хоть наследника родила… Кстати, она тебя не любит! Говорит мне «опять твой озерный рыцарь будет настраивать тебя против меня»!
— Я не люблю всех потребителей, а особливо — вот эту особь, — скривился я. Фанни принес часы, и я в благодарность сунул ему шоколадный боб и почесал живот.
— Думаешь, правда научить его искать только нужные вещи? — спросил Арнольд.
— А почему бы и нет?
Я не успел договорить, как в голове мелькнула мысль. Пазл сложился сам собой. Арни рассказывал мне о своем романе с Мисапиноа Блишвик — это раз. Роман — отражение моего с Джулией — это два. Арнольд предупреждает, что они знают о моем разговоре с миссис Блишвик — это три. Я посмотрел на позолоченный подсвечник. Их почему-то интересуют мои контакты с миссис Блишвик.
— Мне нужны часы. Только часы, понимаешь? — шутливо погрозил я пальцем кутику. — Не блюдо, часы!
Фанни лизнул мою ладонь. Арнольд посмотрел на нас и залился веселым смехом.
***
Я любил Сочельник с тех давних дней, когда мы дома готовились к празднику, а я рассматривал елку, любуясь ее огнями. Любил с тех школьных лет, когда оставался в Хогвартсе на каникулы — посмотреть на такое чудо, как зажжение огоньков феи. В Хогвартсе они другие, чем дома. У них огромные хрустальные фонарики, которые запрягались в хвойных ветках и загораются разом из-за густых иголок. В наши времена в школе ставили не ель и даже не сосну, а настоящую лиственницу с ее длинными, но пышными, ветками. Аромат смол так наполнял Большой зал, что в этих темно-зеленых ветвях, казалось, сосредоточилась сладкая праздничная истома. До сих не могу забыть свой второй курс, когда я под елкой загадывай желание съездить в Венгрию, и свой пятый курс — первую свою влюбленность в Марину Нотт, когда я, чувствуя себя уже совсем взрослым, загадывал под запах хвои, что она тоже полюбит меня и следующее Рождество мы будем сидеть, взявшись за руки у елки. «Марина — второе имя Венеры», — сладко думал я, представляя ее рядом с собой.
Магловский Лондон в Сочельник тоже прекрасен. Фонарщики уже зажгли газовые фонари. Кое-где на улице виднеются рождественские ели, рядом с которыми степенные родители стоят со счастливой детворой. В окнах уже зажглись свечами ели и дорогие сосны, отражая огоньки в позолоченной фольге шаров. Рождество — праздник несбывшихся надежд, и сейчас мне, право, хотелось немного помечтать о несбывшихся. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы мне повезло в первой любви? Арнольду повезло, и что он получил? Мерзкую стерву, которая тянет с него деньги, а сама спит с каким-то богатым типом. Всегда испытывал отвращение к роду Малфоев — типичных нуворишей, которые мнят себя чуть ли не родовитой аристократией, сопоставимой с теми же Слагхорнами или Блэками. Хвала Мерлину, хоть не додумались сопоставить себя еще с Гонтами! Впрочем, не сопоставят — засмеют.
Впрочем, Рафаэлла — это полбеды. У меня до сих пор щемит сердце от того, что Арнольд предал нашу дружбу и следит за мной. Да не просто следит, а выполняет кое-какие мелкие провокации, докладная кому-то обо мне. Впрочем, был ли у него выбор? Могли припугнуть, а могли и обмануть. Насилие над волей — не самое лучшее средство для достижения цели, легче просто прибегнуть к хитрости. И к тому, чуждая душа — потемки. «А в сущности, что мы о нем знаем?» — как любит говорить наш Гринграсс. Главное другое: Арни теперь игрок явно не моей команды. Что же, этот факт надо учесть.
Полюбовавшись рождественским городом, я заглянул в «Дырявый котел», где предусмотрительно снял комнату. Ну не аппрарировпть же мне из дома Арнольда, в самом деле! Гораздо лучше сделать это изругого камина. Приняв сливочного пива и почитав газетку с подробностями о шторме, погубившем добрую треть нашей эскадры под Евпаторией, я прошел в комнату и затопил камин. Жаль, у меня не будет промежуточной станции, но тут уж ничего не поделаешь — выбирать не приходилось. Поэтому, наведя глянец на ботинки, бросаю щепоть летучего пороха и исчезаю в зеленом пламени.
Пронесясь мимо решеток, я вылез в маленькой полутемной комнате. Осмотревшись, я заметил, что передо мной было круглое помещение. В центре находился маленький столик и несколько кресел с ручками в виде голов грифонов. Между ними стояли сосуды на длинных ножках, излучавшие приторные ароматы. От них, похоже, исходил легкий дурман. Благо, я владею мысленной блокировкой любых подобных зелий, включая опиум. Сделав пару несмелых шагов вперед, я подошел к столику. Крышку покрывал легкий слой пыли. Мерлин, неужели я в самом деле попал в знаменитый дом Блэков?
«Не ловушка ли это?» — подумал было я, но сразу осекся. В дверях показалась высокая фигура в парадном ослепительно белом платье с наброшенной на плечи серой меховой горжеткой и с моим черно-белым веером в руках. Сомнений не было — передо мной стояла Мисапиноа Блишвик. Я невольно залюбовался ее руками, прикрытыми белыми перчатками до локтя, и тонким с станом, перехваченным белой лентой-поясом.
— Мистер Роули, спасибо что пришли, — женщина старалась говорить спокойно, но я каждой клеточной тела чувствовал ее волнение. Золотистые волосы были собраны строгой бриллиантовой заколкой. Сделав легкий книксен, она чуть приоткрыла мой веер.
— Добрый вечер, миссис Блишвик, — не знаю, удалось ли мне скрыть счастливый блеск в глазах. — Всегда рад Вам помочь.
— Идёмте скорее, мистер Роули, — прошептала Мисапиноа после короткого книксена благодарности, — у нас скоро начнется ужин.
Ее тонкая высокая фигура нырнула в дверной проем и быстро вошла в коридор. Я снова восхитился ее походкой: она приподняла маленькую ножку так легко, словно и впрямь фея взлетела в воздух и мчалась над пенящимся морем. Пригнувшись, я последовал за ней. Каждое движение ее руки, каждый ее шаг, казалось, окутывали тайным флером желания. «Не вила ли она?» — подумал я. Вроде бы в роду Блэков вил не было, хотя слухи об их нравах… Я зажмурился, напоминая себе, что нужно быть начеку.
Часть дома, в которую мы вошли, показалась мне таинственной и необжитой. Кое-где горели редкие свечи в позолоченных резных подсвечниках. Ниши в стенах утонули в тени, а потускневшие зеркала не отражали свет. Разглядеть в них что-нибудь было сложно: мне самому иногда казалось, будто в них мелькают какие-то тени или интерьеры других комнат. Мы остановились возле одного из темных зеркал, занимавшего большую нишу рядом с дорогим комодом.
— Это они? — спросил я, переведя взгляд на портики из мрамора. В этой части дома было никак не меньше пяти или шести зеркал.
— Говорят, тени прошлого Дома Блэков, — прошептала Мисапиноа, указав белый перчаткой на зеркало. Сейчас в ее синих глазах стоял такой неподдельный страх, что она становилась по-настоящему желанной.
— Это ваше фамильное предание? — уточнил я. Непонятно почему, я чувствовал легкую сонливость и головную боль.
— Не совсем… — Мисапиноа легонько опустила длинные ресницы. — Года три назад это крыло обнаружил мистер Ликорус.
— Ваш отец? — уточнил я.
— Да… — тихо сказала моя спутница. — Он провел какие-то опыты с зеркалами, и они стали отражать… Не то, что есть на самом деле.
— Вы спросили у него? — удивился я. «Неужели она правда настолько коварна, что способна была расстроить помолвку?» — подумал я, рассматривая стоящее передо мной тонкое тело.
— У моего отца ничего нельзя спрашивать, — сухо ответила Мисапиноа. — Это наш закон. Но пару месяцев назад он осмотрел эту часть дома и был взволнован.
— А что здесь было до этого? Простите, миссис Блишвик, но чтобы помочь вам, мне надо знать правду, — кивнул я.
На личике очаровательной хозяйки пробежала тень: она, похоже, была недовольна моим тоном. Ах, ну да, конечно — приказы здесь раздает она и только она.
— Ничего, — прошептала она. — Ровным счётом ничего. Эта часть дома была закрыта полвека. Мы только недавно обнаружили и открыли ее. Осмотрите их, мистер Роули. Пожалуйста! А мне уже пора бежать… Я вернусь через два часа…
Я улыбнулся. С каким трудом два милых лепестка ее губ прошептала эту просьбу… Да, женщина из рода Блэк не привыкла просить! Быть Блэком — быть королем», — гласил их девиз. «Или королевой», — добавил я про себя. Нежной. Надменной. И желанной…
— Погодите. Какой у вас будет свет, когда вернетесь? — уточнил я.
— Свет? — удивилась дама.
— Да. Как я узнаю что вошли именно вы, а не кто-то посторонний? Вы можете сделать на палочке фиолетовый свет?
— Ах, да… А можно он будет зеленым? — капризно поджала губки миссис Блишвик.
— Ради Мерлина, — махнул я рукой. — Хоть малиновый. Значит, заходите с зеленым светом.
Я едва не прыснул, глядя как в глазах Мисапиона блеснул огонек. Похоже, она хотела выбрать зелёный свет, чтобы доказать: Блэки — род Слизерина. «Блэки, такие Блэки», — подумал я с иронией. Хозяйка кивнула и исчезла в проеме.
Я осмотрелся, глядя в темноту. Дело, кажется, предстояло не слишком сложное. Для начала надо определить диспозицию. Если сюда войдет кто-то, кроме Мисапиноа, я сразу нанесу невербальный оглушающий удар. А чтобы этот «кто-то» не заметил моего лица, надо расположить свечу в правильной позиции. Вот так, слева. Конечно, у этого «кого-то» может быть ручной фонарь или свеча, но это не решит дела: пока вошедший прошепчет «Lumos», я нанесу удар. Ладно.
Глядя в темную гладь зеркала, я начал размышлять о том, какие образы могут мелькать в них. Сами по себе зеркала выглядели немного странно: они были не ровными, а немного выгнутыми вперед. Так, это уже кое-что. Австрийский стиль. Австрийцы — непревзойденные мастера магии зеркал и сообщаются через них, как мы через камины. Так, хорошо. Можно попробовать применить к ним пробное заклинание. Главное, чтобы не получилось ненужных последствий. Я взмахнул палочкой и отделил пространство с одним из зеркал. Пожалуй, так… В зеркале в самом деле отражалась какая-то старинная комната с претензией на Ренессанс. Да, камин на месте, гигантский орган с длинными белыми свечами… Все это проникает неровной рябью, точно из других времен.
— Quetus maxima! — прошептал я, на всякий случай отключая зеркало.
Ответом был странный щелчок. Мне показалось, что в зеркале включилось какое-то приспособление. Или закрылась какая-то дверь. Так. Интересно. Я внимательно посмотрел на свечу, чтобы она разговелась сильнее. Даже появились резные белые ставни на готических окнах. Прямо дворец флорентийских правителей этак 1440 года…
— Yavisiome! — прошептал я, направив палочку на зеркало.
Изображение ренессансного замка растаяло. Передо мной стояла обычная темная гладь дорого стекла. Я едва не прыснул. Обычное заклинание, создающее фальшивое изображение. Или фальшивую тень. Не самая простая магия, но при определенном усилии ее вполне можно наложить. Ликорус с его гордостью и страстью к дешевым (точнее, дорогим) эффектам хотел, видимо, доказать, как велик его особняк Блэков, какие тайны он скрывает. Забавно, до чего доводит нас тщеславие…
Второе зеркало, видневшееся в проеме напротив, также не принесло сюрпризов. Передо мной был вид старинного замка Нормандской эпохи. В зеркале виднелись массивные, чугунные двери, покрытые золоченым орнаментом изящного рисунка. Главным украшением были витиеватые змеи на обеих половинках. Применив «Yaviciome», я быстро убрал эту иллюзию.
Пожалуй, можно было посмеяться над трусоватой Мисапиноа — нежным кроликом под личной пантеры, но кое-что не давало мне покоя. Голова была напряженна. Да. Я не мог снять ментальный барьер от дурмана! Интересно, почему? Похоже, здесь есть некий источник, нагоняющий сонливость. Так и есть. В воздухе стоял хорошо знакомый мне сладковатый запах легкой марихуаны. Неужели для полноты мистификации старый осел Ликорус установил здесь источник дурмана? Я шагнул в открытую темную комнату, где на столике стояла курительница в виде змеи. Дорогая, китайская. Секрет ее прост. Да, в самом деле, в ней явно раскуривается дурманящее средство с марихуаной. «Придурки», — подумал я. Хотя, похоже Мисапиноа сбежала отсюда не только из-за праздника. Она-то не брала уроки у Лай Фэна, как ментально блокировать дурманы…
За столиком с курительницей стояло третье зеркало. В нем, переливаясь линиями, отражалось длинное окно замка с видом на старинный сад. За окном был вид на долину с голубым озером, ивами и неясным туманом. Курительница с дурманом стояла прямо перед ним. Что же, посмотрим…
— Yavisiome! — снова прошептал я.
На этот раз произошло то, чего я не ожидал. Зеркало дрогнуло и вместо глади я увидел другую картинку. Передо мной открылась сумеречная столовая — просторная, высокая, с массивными стропилами из потемневшего дуба. У боковой стены расположился старинный камин с чугунной решеткой. За большим столом сидела чинно сидела большая семья, среди которой я сразу узнал миссис Блишвик. Вот она, рядом с мужем, который, похоже, слегка покраснел от выпитого. Да, так и есть. Просто идеальный пункт для наблюдения за домом Блэков. Точнее, за передвижением его обитателей.
Я отступил назад, все еще с интересом глядя на свою находку. Семейство Блэков чинно пировала, и я даже мог различать сварливый голос вредной старухи. Кажется, она кому-то выговаривает за что-то. Молодая женщина чуть махнула веером. Ее зовут Элла… Теперь понятно почему путь к этой системе прикрывает курительница с добавкой марихуаны… Отсюда хочется поскорее уйти. Я вспомнил первое зеркало, где был слышен щелчок. Похоже, я отключил систему сигнализации или передачи данных.
Я тихонько вернул на место прежнее изображение и, вытерев лоб, посмотрел на полутемные проемы. Сомнений не было: за семьей Блэков установлена мощная система наблюдения.
