Глава 8Лили казалось, что всё это сон. Уютная, мягкая постель в Больничном крыле, живой и яркий солнечный свет, лившийся из окон, который не могли остановить даже ширмы, огораживавшие её кровать. Пижама вместо замызганных и вконец испорченных платья и мантии. Душ, сытный обед. Страшно было закрывать глаза: вдруг Лили проснётся и опять окажется в холодном и страшном Запретном лесу?
Пережитой кошмар то и дело напоминал о себе мурашками по телу, но слава Мерлину, и лес, и пауки остались позади. Лили вернулась в Хогвартс и была наконец в безопасности. Вот только... она повернулась на бок и сжалась. Они с Джеймсом поругались, страшно поругались. Наверное, можно сказать, что между ними всё кончено. Вряд ли этот гордец придёт просить прощения, он же не Северус, который на шестом курсе за ней месяцами хвостом таскался. Лили ещё сердилась на Джима за грубость, упёртость и нежелание признавать свои ошибки, но в то же время ей было так обидно! Она ведь думала, Джеймс её любил, ведь он столько времени добивался её симпатии и взаимности... и так легко погнал прочь при первом же серьёзном испытании для их чувств. Предательство жглось, словно Лили приложила к сердцу жгучую веретенницу. Вся её жизнь, ближайшее будущее, которые казалось такими безоблачными и счастливыми, обратились в ничто. И вроде нужно бы радоваться, что характер и неисправимость Джима вскрылись до того, как Лили совершила непоправимую ошибку — у волшебников настоящие, магические браки не расторгаются, — но, Мерлин, как же это больно! Она снова доверилась не тому человеку. Насмешки Петуньи, которая не преминет проехаться по сердечной неудаче младшей сестры, слухи и издёвки студентов можно было пережить, и Лили их переживёт, конечно. Кто бы что ни говорил, она хотела быть Джеймсу верной женой и соратницей совсем не потому, что он богатый наследник древнего рода! Ну, не только поэтому, хотя финансовая стабильность тоже важна для семейной жизни. Лили понимала, насколько велика разница в их положении, но верила (как понимала теперь — наивно), что любовь и брак между богатым магом и бедной, незнатной ведьмой возможны не в одних сказках. А оказалось, что Джиму Лили нужна была... непонятно зачем. Неужели чтобы просто досадить Северусу? Или Поттер хотел, чтобы яркая и независимая Лили Эванс была рядом с ним, чтобы и дальше чувствовать себя королём школы? Кто она для Джеймса Поттера? Добыча? Развлечение? Легкодоступная и несерьёзная девица для постельных утех? Лили вытерла непрошеные слёзы. Поступок Северуса два года назад многому научил её, закалил и сделал сильнее, но всё же недостаточно сильной, чтобы пережить ещё один такой удар.
Но вдруг Джеймс сейчас тоже мучительно переживал их ссору? Они оба были на взводе, напуганы, не знали, что делать, вот и наговорили всего, а Лили дополнительно накручивала себя. О, было бы этой правдой! Только Лили не могла забыть прозвучавшее в запале ссоры оскорбление, тем более гадкое, что Поттер раньше уверял её: он не такой, как Снейп, и никогда не опустится до подобного даже в мыслях. Что теперь гадать, как давно он называл её грязнокровкой за глаза, Лили всё равно не узнает всю правду. Зато она точно знала, что в Запретном лесу Джеймс и не подумал идти за ней, останавливать или спасать, когда она натолкнулась на гнездо акромантулов, нет. Когда Лили вывели из леса авроры, она мало что соображала от ужаса, но запомнила — Поттера среди тех магов не было. Его, кажется, в первую очередь нашли и отправили в Хогвартс. А рядом с Лили, огрызаясь и оберегая от далеко не нежных и вежливых вояк, шёл Северус... который вообще никак не должен был там оказаться! Но он там был. Он, а не Джеймс. Хотя... Нет, хватит с неё поспешных решений. Впредь Лили будет умнее. Джеймс ничем не лучше Северуса, но и Северус — тот ещё мерзавец.
Время шло, а никто из волшебников так к Лили и не приходил. В другое время она огорчилась бы и расстроилась, но сегодня радовалась и мысленно благодарила тех, кто позволил ей побыть наедине со своими мыслями. Вряд ли Лили смогла бы разговаривать или давать показания — а её наверняка же будут расспрашивать по поводу произошедшего в Хогсмида, — переживая заново всё случившееся в Запретном лесу. Нет, час или два многого не изменят, но ей хватило их, чтобы собраться с духом. Позже, ночью у себя в спальне Лили проплачется в подушку и решит, что делать ей дальше, но пока... пока она не должна была показывать свою слабость ни перед кем.
Наконец с поклоном появился школьный домовик, принесший ужин и флакон укрепляющего зелья. Поблагодарив эльфа, Лили принялась было за еду, но подумала и попросила домовика принести ей последний выпуск «Ежедневного пророка». Что-то жуткое было в том, что никто из авроров, преподавателей или работников Больничного крыла не приходил к ней настолько долго. Может, пострадавших в Хогсмиде куда больше, чем Лили себе представляла? Тот бой даже издалека представлялся жестоким, как бы погибших не оказалось! Снова вспомнился Джеймс с его беспечным нежеланием серьёзно раздумывать на эту тему. Почему же Лили сразу не заподозрила, насколько он лицемерный и скользкий тип?
Забрав у эльфа принесённую газету, Лили погрузилась в чтение и через минуту, шокированная, не могла оторваться от горячих обвинительных статей. На Хогсмид напал не просто Пожиратель смерти, им оказался Сириус Блэк! Бродяга, её друг! Но как же так? Он отрёкся от своей тёмной семьи, собирался идти в Аврорат как раз бороться против жестоких Пожирателей! Это какая-то чудовищная ошибка, кто-то обознался и принял ни в чём не повинного Сириуса за преступника и убийцу. Но, дочитав до конца краткое интервью с Главным аврором Грюмом, Лили в ужасе отбросила «Пророк» подальше. Ошибки быть не могло, Сириус погиб по нелепой случайности в бою, будучи в одежде Пожирателя. И доподлинно уже установили, что именно из его палочки выпустили как Темную метку над деревней, так и Аваду Кедавру. У Лили не было слов. Не могли же авроры и следователи из ДМП все вместе ошибаться! А это означало, что Сириус, с пеной у рта клеймивший всех слизеринцев тёмными магами и будущими убийцами, сам оказался настоящим убийцей. Лили схватилась за голову. Да как он мог? Чем провинились жители Хогсмида? И почему, почему он предал их всех: её, Джеймса, их дружную компанию, гриффиндорцев, директора Дамблдора, ратовавшего за дело света? Мерлин, теперь понятно, почему никто не спешил приходить к ней. Маги наверняка готовились к допросу! Даже если Лили непосредственно и не участвовала в сражении в Хогсмиде, она дружила с Сириусом и должна была заметить, что с ним что-то не так. Заметить и предупредить хотя бы того же Дамблдора! Но она не помнила за Блэком ничего странного, разве что в последнее время тот уж слишком активно обсуждал что-то наедине с Джеймсом. Лили вмиг стало холодно — а Джеймс, Джеймс был в курсе? Они же лучшие друзья, столько времени проводили вместе, и Джим просто не мог не знать, что его лучший друг замыслил нечто ужасное. И никому не сказал... Её затошнило от отвращения. Ещё вчера Лили считала Джеймса лучшим парнем, какой только мог быть, но теперь её мутило от одной мысли, что она любила этого человека, двуличного, тихушника, такого...
— Мадам Помфри, слава Мерлину! — воскликнула она, подскочив, когда из-за ширмы, отделявшей кровать Лили от остальной части Больничного крыла, вышла медведьма.
— А, вы проснулись, мисс Эванс, — обычно улыбчивая, мадам Помфри с совершенно бесстрастным лицом достала палочку и быстро наколдовала какое-то колдомедицинское заклинание. — Вижу, вам уже лучше. Вы приняли зелье, что вам передал домовик?
— Мадам Помфри, скажите, что это неправда! — Лили выставила газету перед собой как щит. — Это же неправда?
Бледная, какая-то неживая медведьма убрала свой волшебный инструмент и отвела взгляд в сторону.
— Вам стоит больше за себя переживать, мисс Эванс. В «Пророке», увы, нет ошибок.
От таких новостей Лили осела на кровати. Это правда? Про Сириуса, который оказался жестоким тёмным магом и настоящим убийцей, про профессора Дамблдора, который знал, что в школе есть сторонники Пожирателей смерти, но ничего не делал! Люди, которые окружали Лили, оказались напрочь лживыми и гнилыми, а она верила им, искренне верила!
— Вам передали кое-что и попросили поскорее прочитать.
Рваный клочок пергамента Лили чуть не вырвала из руки мадам Помфри. Послание от Джима? Конечно, от кого же ещё, он наверняка хотел объясниться. Но когда она развернула записку, в глаза бросился острый, летящий почерк, который Лили за два года разрыва так и не забыла.
«Требуй Веритасерум, тебя обвиняют в краже крови».
Какой краже крови? Кто её обвинял? Лили ни в чём не виновата, она ни на кого не нападала в Хогсмиде и помочь не могла, потому что была далеко и... испугалась, да! Она ведь ещё семикурсница, просто девушка, а не боец Аврората! Что Лили сделала такого, что для якобы оправдания обязательно нужна сыворотка правды? Зачем Северус прислал ей записку? Он же не настолько мерзавец, чтобы попытаться таким образом вернуть их дружбу!.. Наверное.
Мадам Помфри отправила кому-то патронус, серебристую голубку, и уже собиралась уходить, когда Лили крикнула:
— Постойте! Постойте, мадам Помфри. Вы знаете, что такое «кража крови»?
Задержавшаяся медведьма окатила её странным взглядом, смесью неодобрения, недоверия и жалости, но смилостивилась и объяснила, после чего Лили, лишившись дара речи, откинулась на подушку и, мелко-мелко дрожа, беззвучно заплакала. Она... ей... Её обвиняли в том, что она хотела забеременеть от Джима и так привязать его к себе? Мерлин, это какой-то кошмар! Лили бы никогда не посмела, это низко и подло, и такой позор, до свадьбы! Кто же сказал про неё этот ужас? И почему, почему Джеймс не защищал её, не объяснил всем, что подобного и быть не могло?! Ну, где же он, хвалёный защитник, когда он так нужен?!
За ширмой послышались шаги, стремительная и решительная поступь нескольких человек.
— Она очнулась? Отлично! Я желаю видеть её немедленно!
— Господа, прошу, подождите, — вдруг взмолилась мадам Помфри. — Мисс Эванс перенесла ужасное потрясение, ей нельзя волноваться.
— Нельзя волноваться?! — незнакомый мужской голос поразил Лили, столько в нём было ярости и ненависти. — Этой грязнокровке ещё и не так предстоит поволноваться! Пусть знает своё место!
Ширма от удара отлетела в сторону и звучно упала на соседнюю койку. Перед Лили оказался невысокий и седовласый очень важный маг. Не ожидавшая вторжения Лили обхватила себя руками за колени, испытывая острое желание спрятаться с головой под одеяло. На миг мелькнуло удивление, как сильно пришедший похож на Джеймса: тот же овал лица, глаза, нос, даже волосы знакомо и непослушной ерошились, — но оно угасло, раздавленное источаемой этим волшебником злобой.
— Лорд Поттер, прошу вас, позвольте мне, — услужливо произнёс кто-то другой, — не стоит так утруждаться.
Когда мужчина — Мерлин, это и правда отец Джеймса! — посторонился, Лили увидела ещё двоих: невзрачного человечка в чёрной мантии и, язык не поворачивался назвать её просто женщиной, леди в строгой, но богатой мантии. Она смотрела на Лили так, как и её, видимо, супруг, — брезгливо, как на ничтожество. За ними всеми, печальная и понурая, стояла мадам Помфри.
— Следователь Харрис, Департамент магического правопорядка, — отрекомендовался невзрачный маг и, наколдовав табурет, лихо опустился на него. Лорд Поттер трансфигурировал для себя с супругой высокие и красивые стулья, похожие на те, что были у преподавателей в Большом зале. Оба Поттера уселись с царственным видом, не спуская глаз с Лили. — Я прибыл, чтобы провести ваш допрос, мисс Эванс, по делам «Министерство магии против Сириуса Блэка» и «Род Поттер против Лилиан Эванс».
— Это какая-то ошибка. — Услышанное заставило Лили перебороть страх. — Сэр, я совершенно ни при чём, я не понимаю...
— Не понимает она, посмотри, дорогая. Как увиваться за богатым наследником чистокровного рода, так умна и хитра не по годам, а теперь — сама невинность!
— Уверяю, мы во всём разберёмся, милорд, — следователь извлёк из принесённой с собой папки лист пергамента и самопишущее перо. — Предлагаю начать с допроса по делу Сириуса Блэка. Итак, мисс Лилиан Виктория Эванс, восемнадцать лет, магглорождённая.
— Грязнокровка, говорите прямо, — фыркнул со своего места лорд Поттер. — Если бы в нашем Министерстве поменьше слушали попугая Дамблдора, такие, как эта, не путались бы среди порядочных волшебников.
— Почему вы так со мной обращаетесь, сэр? Я ничего не сделала, чтобы меня оскорблять. Я…
— Молчать, девка! — страшным голосом прогрохотал тот, и от его обезумевших глаз Лили стало по-настоящему страшно. Она отпрянула назад, вжавшись спиной в подушку и боясь даже дышать. — Выучи сначала, как разговаривать с лордом древнего и благородного рода!
— Милорд, милорд, прошу вас не волноваться. Думаю, мисс Эванс сделала для себя правильные выводы. Ведь сделала же? — повторил с нажимом Харрис, и в его добродушной вроде бы улыбке Лили разгадала столько притворства и презрения, что её снова затошнило. Сил хватило лишь на то, чтобы кивнуть. — Замечательно. Тогда начнём. Насколько близко вы были знакомы с Сириусом Блэком?
Лили старалась выдавить из себя хоть слово, чувствуя, что ещё немного такого молчания, и её действительно начнут подозревать во всех смертных грехах, но мысли, перепуганные и заполошные, никак не соединялись в связную речь. Перед ней сидели родители Джеймса, и они почему-то твёрдо верили, что она собиралась забеременеть и окрутить их сына. Но разве Джеймс ничего им не рассказывал о ней? Он же обещал! Говорил, что сейчас не время для семейной встречи, но потом, когда мама поправится, ужин в их поместье обязательно состоится. Вспомнив про многочисленные рассказы про подхватившую драконью оспу мать, Лили искоса посмотрела на леди Поттер. Та совсем не выглядела больной и умирающей. Напротив, вид матери Джеймса можно было бы назвать цветущим, если бы не полное отвращения выражение лица. Что получается, Джеймс врал, и ничем его мама не болела? Мерлин! Лили сделалось горько и больно, в груди, в области сердца, сначала остро кольнуло, а потом заныло, протяжно и всё нарастая. Джим соврал о матери, наверное, и о том, что помогал отцу... что ещё из его слов было ложью? И что же делать Лили? Её гриффиндорская смелость и храбрость, даже наглость, за которую её иногда журили (но больше за глаза восторгались) МакГонагалл и Слагхорн, улетучились. Лили чувствовала себя совершенно беззащитной, сидя в одной пижаме на больничной койке перед сильными мира сего. Если... если Джеймс обманывал её и не раз, то и защищать не будет.
— Разве мне не положен адвокат? — нерешительно выдавила она, стараясь не смотреть на Поттеров, но образ обоих, гордых, чванливых, разодетых и бесцеремонных, крепко застрял перед глазами. — Или хотя бы декана можно позвать?
— Согласно Статута об ответственности за преступное деяние при допросе совершеннолетнего волшебника или ведьмы защитник не предоставляется и не требуется. За исключением главы, леди или наследника рода, к коим вы, разумеется, не относитесь.
— Отвечай за свои поступки сама, мерзавка.
Каким образом Лили сдержалась, неизвестно, но она сдержалась, стиснула зубы так, что ещё немного, и они раскрошились бы. Она не могла опуститься до уровня этого морального инвалида, который сыпал оскорблениями только потому, что её родители были магглами. Страх, отчаяние и понимание собственной беспомощности понуждали разреветься, но Лили чувствовала, что тогда её просто уничтожат, раздавят тут же, как поганую муху! Она просто обязана всё объяснить, рассказать правду, и тогда эти высокородные волшебники поймут, как сильно ошибались!
— Сириус был мои другом. Не настолько близким, как он с Джеймсом дружил, но мы общались очень часто. Особенно в последние два года.
Следователь тут же принялся задавать новые вопросы, один за другим, и Лили смогла наконец преодолеть оцепенение и слабость. От того, насколько она будет честна, зависела её жизнь! Потому Лили старалась всё-таки говорить подробно и как можно точнее, но рассказ о событиях в Хогсмиде получился не слишком обширным. Всё-таки они с Джимом были в стороне от сражения, а Сириус до того дня вообще никаких поводов подозревать себя не давал.
— Забавно, — протянул следователь, когда его самопишущее перо поставило точку за последними словами Лили. — Какие, однако, верные друзья были у мистера Блэка. Либо все поголовно слепые: никто ничего не видел, никто ни о чём не подозревал. Думаю, с этим делом мы пока закончим. Мисс Эванс, возможно, позже вам придётся посетить Аврорат для повторной дачи показаний, если откроются новые обстоятельства. Ну, а теперь поговорим о более насущном. — Новый лист пергамента был подложен под перо, и Лили сглотнула. — Какие отношения связывают вас с Джеймсом Карлусом Поттером, наследником рода Поттер?
— Я... — Лили запнулась. Слова «Я его девушка» застряли в горле. Было ли это в самом деле правдой, или Лили хотела так думать, а Джеймс просто играл с ней? Он представал перед ней с ужасной, отвратительнейшей стороны. — Он ухаживал за мной последние два года.
— Ухаживал? Или ты сама на него вешалась, грязнокровка? — едко спросил лорд Поттер, и Лили, едва сдерживая злые слёзы, посмотрела на него. Мерзкий мужчина скривился, будто ему был неприятен даже её взгляд.
— Он планировал сделать мне предложение после выпуска из Хогвартса, а на пасхальных каникулах обещал познакомить с родителями.
Следователь, когда Лили замолчала, вопросительно посмотрел на лорда Поттера, но тот лишь высокомерно сказал:
— Продолжайте допрос, я подожду. Хочу ещё послушать, что наплетёт эта наглая девица.
— Я не наглая! — Голос предательски дрогнул. Лили за семь лет в Хогвартсе слышала сотни оскорблений и насмешек от чистокровных студентов, но то, что ей приходилось выслушивать от лорда Поттера, было за гранью. Сердце билось на пределе своих сил, борясь с ответной злостью, гневом и страхом. Лили ничего не сделала этим людям! Она тоже пострадала, но была вынуждена оправдываться, как настоящая преступница. А родители у Джеймса... ещё хуже, чем самые гадкие и отвратительные из слизеринцев! И это им Лили так хотела понравиться? — Всё так и было! Я люблю Джеймса, а он любит меня. Почему бы вам не спросить его? Джим подтвердит мои слова!
Но по правде говоря, Лили на это больше не рассчитывала. Надеялась, да, отказывалась верить, что он мог что-то наплести про неё родителям и следователю, только Джеймс в этой истории уже раскрыл свою истинную натуру, увы.
— Мы и спросили, — внезапно заговорила леди Поттер. В отличие от супруга, она была уравновешенна и царственно спокойна, ни разу не повысила голос, но именно это и заставило Лили поёжиться. Она боялась отца Джеймса? Напрасно. Его мать куда хуже, она же из Блэков, по определению — та ещё змея. — Мой сын никогда не посмел бы обмануть меня. Он рассказал, как вы вешались на него прилюдно, словно девица лёгкого поведения, как организовали этот пикник, как увели его с собой в Запретный лес, когда в Хогсмиде разыгралась чудовищная трагедия. — Она отточенным жестом выудила платок и промокнула глаза. — И как предлагали себя будто девица с Лютного!
— Да как вы... — у Лили заклокотало в горле, а из глаз брызнули слёзы. Джим сказал так о ней? Это она, оказывается, на него вешалась и предлагала себя? У неё закружилась голова, в висках дробно застучали молоточки, и резко стало не хватать воздуха. Невозможно. Невозможно! Это неправда! — Как вы можете...
— Мой сын на Белтайнских каникулах собирался заключить помолвку со своей невестой. Чистокровной и порядочной невестой, — чеканила леди Поттер, держа Лили каким-то магнетическим взглядом, от которого хотелось сделаться как можно меньше и незаметнее. — Или вы, мисс Эванс, — выплюнула она с презрением, — и вправду думали, что наследник древнего и благородного рода женится на нищей маглокровке?
— Позвольте, я продолжу, леди Поттер, вам не стоит так волноваться, — подхватился следователь, но мать Джеймса и без него посчитала свою речь законченной. — Мисс Эванс, это вы предложили наследнику Поттеру провести прошлую субботу на природе вдвоём?
Лили перевела на мага больной взгляд. От последнего удара она вообще перестала что-либо понимать и хотела лишь, чтобы всё поскорее закончилось. У Джима была невеста? Другая девушка, одобренная его родителями, и на тех самых каникулах, на которых он обещал ей знакомство, должна была состояться помолвка. А его родители уверены, что это она — распутная девка, желавшая заполучить богатого и известного жениха. За что Джим так с ней?
— Нет, — прошелестела она безжизненно.
— Странно, а наследник Поттер утверждает иное. Может быть, вы ещё скажете, что это не вы подлили в вино, которое пили на том пикнике, зелье плодородия?
— Какое зелье?
— Плодородия, — повторил следователь с многозначительной ухмылкой. — Которое гарантирует зачатие при первом же половом акте. Я навёл справки у профессора Слагхорна, так вот, он называет вас самой способной ученицей школы по своему предмету. Сварить такое зелье вам вполне по силам. И флакон был обнаружен в вашей одежде.
Схватившись за голову, Лили застонала:
— Я ничего не знаю! Я не знаю ни про какое зелье!
— Тем не менее, как только вас и наследника Поттер доставили в Хогвартс, первая же диагностика выявила следы этого снадобья у вас обоих. Наследнику древнего рода совершенно незачем опаивать безродную девушку, так что выводы напрашиваются сами собой. Поэтому лорд и леди Поттер выдвигают против вас, мисс Эванс, обвинение в попытке кражи крови рода Поттер. Прошу, ознакомьтесь.
Нарочито небрежным жестом следователь извлёк из папки лист пергамента, мелко исписанный, с несколькими подписями и красивой сургучной печатью с гербом Министерства магии внизу, и положил его на кровать у ног Лили.
— Имеются и отягчающие обстоятельства, так как лорд и леди Поттер вполне небезосновательно полагают, что вы имели целью не только саму кражу крови, но и последующий шантаж наследника рода с целью замужества. Наказание в вашем случае — штраф в две тысячи галеонов и заключение в Азкабане на срок от шесть месяцев до полутора лет. — Этот ужасный человек помолчал и закончил неожиданно участливо: — Но Визенгамот может и проявить снисхождение, если вы добровольно признаете вину.
— Никакого снисхождения! — отрезал лорд Поттер, а его супруга согласно кивнула.
С ужасом смотрела на переданные ей бумаги, но от слёз ничего не могла прочесть, текст расплывался перед глазами. Она словно всё ещё в дурном сне, кошмаре, где у Джеймса ужасные, противные родители, где сам Джеймс оболгал её, где откуда-то взялось непонятное зелье... Зелье! Лили вдруг отчётливо вспомнила, как обнаружила в одном из карманов мантии (Джеймса мантии, между прочим!) пустой фиал, о котором она хотела спросить, но забыла, так завертелись события. Вспомнилось заодно и собственное поведение, когда Лили млела от чуть ли не от каждого слова и прикосновения Джима, и как с неё после ночной прогулки в Запретном лесу будто спали розовые очки. Виной этому и непонятным ей настойчивым намёкам Джима на близость было зелье! Джеймс добавил его в вино, а виноватой захотел выставить Лили... В первый миг осознания казалось, её сердце немедленно разорвётся от боли предательства, унижения и стыда. Но Лили всё ещё была жива и жалко сжималась перед негодующими взглядами магов, уверенных, что они разоблачили негодяйку. Значит, кража крови, попытка зачатия от знатного, родовитого мага, шантаж, чтобы удачно выйти замуж. Так, Поттер?
— Веритасерум, — выдохнула Лили, которая наконец в полной мере поняла, о чём писал Северус в своей записке.
— Простите?
— Я требую допроса с Веритасерумом, сэр.
— Однако, какая наглость! И какое самомнение! Впрочем, что ожидать от грязнокровки?
— Вы же не будете протестовать, лорд Поттер? — обратился к тому следователь.
— Разумеется, нет, мистер Харрис. В интересах нашего рода узнать всю истину и требовать справедливого наказания. А глупость, — отец Джеймса фыркнул, — тоже должна быть наказана. Подумать только, какая-то распутная девка уверена, что сможет обмануть сыворотку правды!
Сколько-то времени они ждали, пока принесут зелье. Лили уже не плакала, а, продолжая держать себя за плечи, дрожала, словно её раздетую выпихнули на улицу в мороз. Иногда ей становилось уже всё равно, что будет дальше, что станет с ней, Лили была сыта по горло сегодняшними откровениями. Лишь слабая и глупая вера, что если доказать свою правоту, то всё снова будет хорошо, держала её на плаву. Наконец появился ещё один неизвестный волшебник и передал следователю опечатанный флакончик с зельем. Следом за ним к койке Лили протиснулись мадам Помфри и профессор Слагхорн, как необходимые свидетели, но если медведьма едва сдерживала слёзы от сочувствия и жалости, то профессор всячески отводил взгляд. Ну и пусть. Разве после всего случившегося имело значение, как к ней относились другие люди?
Следователь собственноручно отмерил три капли Веритасерума, и Лили проглотила их, не зажмурившись. Минута, может быть, две — и ей резко стало всё равно.
— Предлагаю начать с самого начала. Мисс Эванс, это вы пригласили наследника Поттера на отдых на природе в прошедшую субботу?
Лили безразлично качнула головой, но без какой-то ни было воли монотонно ответила:
— Нет. Джим хотел сделать сюрприз и позвал меня.
— Вот как... — крякнув, следователь продолжил: — А кто занимался провизией для вашего отдыха.
— Джеймс принёс со школьной кухни.
Второй её ответ заставил мага серьёзно задуматься перед следующим вопросом.
— Мисс Эванс, зелье плодородия приготовлено вами?
— Нет.
— Вы его купили?
— Нет.
— Что вообще вы знаете об этом зелье? — разозлился тот и тут же, не успела Лили открыть рот, поправился: — О том, чей флакон был найден в вашей одежде.
— Мне про него сказали вы сегодня. Флакон я нашла раньше, в воскресенье, но не успела спросить Джеймса. Я была в лесу в его мантии.
Допрос, состоявший ещё из множества вопросов, закончился, тем не менее, до того, как прекратила своё действие сыворотка правды. Но лорд Поттер, не дослушав, ещё где-то на середине поднялся и вылетел вон из Больничного крыла, следом, немного помедлив, ушла и его резко побледневшая супруга. Мрачный и задумчивый следователь собрал свои пергаменты, на которых поставили подписи свидетели, повторил, что Лили вызовут в Аврорат, если её показания ещё потребуются, и ушёл. Лили же продолжала безучастно сидеть на кровать, не отвлеклась даже, когда мадам Помфри, отправив профессора Слагхорна за антидотом к Веритасеруму, обняла её и всхлипнула:
— Ох, девочка моя, бедная моя девочка! Как же так можно!
Потом Лили напоили антидотом, и пока он не подействовал, она ещё ощущала себя отрешённо, но спокойно. Джеймс обманывал её все последние месяцы, клялся в любви, а на деле должен был жениться на другой. Однако вместо того, чтобы честно всё рассказать, он захотел её соблазнить напоследок и заставить забеременеть, чтобы Лили потом некуда было деться и пришлось терпеть статус — о, ужас! — любовницы! Страшные Поттеры и не менее страшный следователь из ДМП ничего подобного не сказали, но Лили и не требовались слова, она прозрела сама. Сердобольная мадам Помфри всё обещала, что после допроса с неё снимут все обвинения, ведь доказано же, что она ни в чём не виновата. Профессор Слагхорн виновато поддакивал, а Лили...
Лили закрыла лицо руками и зашлась в истеричных рыданиях.
