Глава 9. Совершенный ротЯ благодарю всех, кто проявил интерес к моей работе: всех 121 человека, которые подписались на этот фан-фик, всех, кто оставлял мне отзывы, или критику. Вас так много, что я не решилась перечислять каждый ник-нэйм, но спасибо вам всем!
Я благодарю Schmetterling – мою замечательную бету.
И, конечно, Доджер – дорогого фрэнда, без которой этот фан-фик никогда не был бы написан!
Ведёт меня рука моих желаний
В запретный сад и в некий сумрак странный.
Твержу я: “Не пойду!” – ища предлог...
Сомненья я свои не превозмог.
(Джалаладдин Руми)
Предыдущие шесть лет я вообще не подозревал о существовании этого кабинета. Но за этот год он стал для меня самым значимым из всех. Здесь мы с Грейнджер готовили проект. Здесь всё и завязалось... Здесь мы собачились и привыкали друг к другу. Здесь мы создавали артефакт малой мощности. Здесь мы предавались спорам, борьбе двух умов. Здесь я впервые перестал называть её грязнокровкой, а она впервые обратилась ко мне по имени. Здесь я впервые коснулся её руки. Полагаю, здесь я в неё и влюбился.
А сейчас я ждал её здесь.
То,
как именно я её ждал, заставляло задуматься о моём ментальном состоянии. Дело в том, что она прибыла только вчера... Я надеялся увидеться с ней, но этого нам не удалось. А сегодня – первый день занятий. И она на меня даже не взглянула. Впрочем, может и взглянула – я сам осмеливался посматривать только украдкой. И теперь я как полный дурак стоял в этом памятном кабинете, хотя правильнее было бы разыскивать её в Большой зале, или в библиотеке, или в её гостиной, а если уж просто ждать, что она пойдёт меня искать – сидеть в гостиной у
себя. Ну уж точно не забираться в этот кабинет, в малоиспользуемую часть Хогвартса, и ждать, что интуиция приведёт её ко мне, просто потому что я отсутствую за обеденным столом в положенное время. Это попахивало такой дешёвой сентиментальностью... Но тогда мне, видимо, так не казалось.
Да, ждать, что она вообще будет меня искать после нашего дружелюбного расставания, было верхом идиотизма. Два слова, которыми мы обменялись, вряд ли можно считать достаточными для принятия извинений. Они слишком короткие и сухие, чтобы вместить весь эмоциональный багаж, им предназначавшийся. Если с её стороны был этот багаж. Откуда мне знать, улыбалась она или кривилась, когда это читала? Или не прочла “между строк”? Или веселилась с друзьями, и ей просто было всё равно?..
А может, я слишком много думаю, и она вообще не придёт. И даже не думает обо мне и этой глупенькой записке, и занимается, и разговаривает с
её Поттером и Уизли, или даже Блейзом, который из
моего стал уже
нашим. И про меня она думать забыла – с чего ей вообще обо мне думать, и...
Мой неприглядно бешеный поток сознания был остановлен скрипом за моей спиной. Я резко обернулся. Кто-то с другой стороны нажал на ручку двери, потом отпустил, потом снова нажал и резко толкнул дверь. Я затаил дыхание. На пороге возникла худая фигура Гермионы, опёршейся одной рукой на дверь и чуть согнувшейся в попытке отдышаться. Мысль о том, что она могла бежать сюда, я отверг как слишком уж фантастичную, но от этого не менее сладкую.
Она подняла на меня свои дивные оленьи глаза, и мы оба замерли, вдруг растеряв все слова. Я смотрел на неё и не мог наглядеться. Прекрасным казалось всё: неисчезающие чернильные пятна на указательном и большом пальцах правой руки, обветренная нижняя губа, соскользнувшие к лодыжкам чулки, дурацкий браслетик на запястье работы Луны Лавгуд... Грела даже мысль о том, что я идиот, а это уже опасно.
– Привет, – прошептала Гермиона, выпрямляясь.
– Привет, – отозвался я тихо.
– А я тебя искала, – призналась она. Мои губы сами собой сложились в широкую улыбку, заставив её немного покраснеть.
– А я – вот, – произнёс я фразу, свидетельствующую о том, как недаром прошло для меня блистательное аристократическое образование. А потом спешно засучил рукава рубашки и продемонстрировал ей, снова повторив многозначительное: – Вот...
Она кивнула, ничего не сказав, но мне показалось, что её взгляд потеплел. Я повертел ладонью, демонстрируя, что, как и Метки, кольца тоже нет.
– Я тут немного взбунтовался.
Девушка обеспокоенно нахмурилась.
– А как же Панси? Как же твоя мать?
– Панси... – я взглянул в окно, будто бы в сторону Малфой-мэнор – жест чисто драматический, потому что я не представлял, в какой стороне от Хогвартса находится мой замок. – Я не думаю, что она поймёт. Боюсь, Тёмный Лорд произвёл на неё впечатление, какое не смог произвести на меня. Надеюсь, что когда-нибудь она сможет простить моё предательство и не сочтёт мой поступок трусостью, – я повернулся к Гермионе, обеспокоенно жующей нижнюю губу. – А мама – она сильная женщина. Уверен, Лорд считает, что держит её на коротком поводке, но она Малфой, и урождённая Блэк. Такие люди не дают себя сломать.
Это было правдой. Малфои никому не служили. Мой отец дал однажды заклеймить себя, но тогда это казалось знаком почёта, а не клеймом господства.
– А почему ты не стал принимать Метку? – Гермиона обеспокоенно прищурила глаза, продолжая мучить губу.
Я пожал плечами.
– Я ждал от этой встречи... очищения, – уголки её губ чуть приподнялись, но живо опустились. – Забавно, да? Он же
Тёмный Лорд. Но я ждал этого момента, как маленьким ребёнком ждал первую метлу. Я ждал, что это будет мне откровением. Как обряд инициации, знаешь? Переход во взрослую жизнь. Откровение я получил, да только совсем не это, и... глубина разочарования граничит с настоящим негодованием. Я увидел такую пустоту и серость, что мысли о тех, кто восхваляет Его, вызывают слепую ярость и отчаянное непонимание:
что все эти люди, эта огромная толпа видит в Лорде, и почему не вижу этого я?! Понимаешь?..
Она медленно кивнула и подошла ближе, а потом вдруг внезапно обняла меня, от чего, мне кажется, мой мозг выключился на пару мгновений.
– Я очень рада тебя видеть, – тихо-тихо сказала она. Я неуверенно положил одну руку ей на плечо, и она тут же отстранилась и отвернулась. Я успел заметить, как пылало её лицо, и снова разулыбался: за последнее время, проведённое с ней, я стал делать это чаще, чем за предыдущие семнадцать лет моей жизни. А потом поймал себя на мысли, что не могу вспомнить, как улыбается Гермиона, за что тут же отвесил себе мысленный подзатыльник – как можно быть таким упрямым поленом, чтобы не разрешать себе замечать такие простые вещи.
– Пойдём на обед? – она чуть подобрала нижнюю губу, создавая иллюзию улыбки, и я вдруг сообразил, что потому не могу вспомнить, что никогда не видел, чтобы она улыбалась по-настоящему. Почему-то этот жест был более естественен даже для меня, чем для Гермионы. Я мысленно заметил, что нужно будет спросить её об этом. Не спорит, не обижается, не улыбается. Мерлин мой, что за странную девчонку я выбрал, чтобы влюбиться.
– Знаешь, к слову об урождённых Блэках… я лично знала кузена твоей матери, пока он не погиб, – сообщила она доверительно, и, хотя её голос был весел, а глаза улыбались, губы опять же были поджаты.
Она начала рассказывать о нём, и я решил, что подозрительно много значения вдруг начал придавать её губам, и прислушался к её рассказу. Мою реакцию точно характеризует маггловское выраженьице Блейза, которое я до той поры не понимал в полной мере – “выпасть в осадок”. Я даже чуть-чуть зауважал Поттера и Уизли – такое вытворить в тринадцать лет!
А у Гермионы всё-таки очень привлекательные губы...
~*~*~*~
А всё-таки у Драко очень привлекательные губы.
Губы. Самые ненавистные в моей жизни четыре буквы. Губы, и всё, что вокруг них. Наверное, остальные не обращают на это столько внимания, сколько я, но иной раз я не могу понять, как люди могут смотреть на меня и не морщиться брезгливо при виде моего ужасного рта. Как я не могу смотреть на Рона, находясь с ним за одним столом...
Наверное, моя неуверенность всё и спасла. Именно из-за неё, из-за моих постоянных взглядов в сторону Драко исподлобья, и началась цепочка событий, положившая конец нашим прениям.
Нам уже не надо было готовить проекты, но мы продолжали заниматься вместе, и Драко настоял, чтобы занимались мы вдвоём, в кабинете, где занимались и прежде. Ему здесь отчего-то нравилось, хотя, по-моему, удобнее делать уроки в библиотеке... В библиотеке были Гарри, Рон и Блейз, пускай и действующие Драко на нервы, но позволяющие мне чувствовать себя спокойно, а не думать каждую секунду, что я наедине с Драко, впадая в антиинтеллектуальные мысли разряда ах-боже-ж-ты-мой-как-это-прекрасно. Но это и было прекрасно. Прекрасно, до дрожи в коленках, лишних клякс на пергаменте и сладко ноющего сердца.
Я вздохнула, снова взглянула на Драко и тут же с интересом уткнулась в пергамент, покраснев: он смотрел в мою сторону. Не выдержав, через пару секунд я снова посмотрела на него и сглотнула – он всё ещё смотрел. Нервно одёрнула прядь волос и принялась лихорадочно вчитываться в учебник, а в голове билось: на что он смотрит?! Ну Господи, ну на что тут смотреть?!
– Гермиона, ты что-то хотела у меня спросить? – спокойно спросил он.
Я помотала головой, не находя сил в сдавленных связках произвести даже свист.
– Тогда почему ты всё время на меня смотришь? Мне казалось, ты меня достаточно видишь за день.
Я снова помотала головой, размышляя, с какой скоростью надо собрать вещи, чтобы успеть ускользнуть от Драко, если он продолжит настаивать, и не быть остановленной им.
Он не продолжил, за что я была ему благодарна. Просто сказал, что всегда готов выслушать, если мне есть, что сказать, и вернулся к пергаменту. Мне бы его хладнокровие. Мне бы его смелость... Этот человек встретился лицом к лицу с Волдемортом и не испытал ни унции страха. Но от этой его храбрости мысли мои неизменно перескакивали к Панси.
“Он был очень юн, но уже тогда знал, сколько власти у его родителей, сколько людей трепещут перед именем ‘Малфой’. И он обещал мне эту власть, больше ничего”.
Он обманул её ожидания. И я чувствовала свою вину из-за этого... Он не сдержал обещания. Он выбрал свободу, он стал принадлежать себе, но от мыслей о Панси у меня сжималось горло. И ещё... признаться, меня посещали и гораздо более эгоистичные мысли. Я помнила весь её рассказ. Слово в слово. И меня мучили глупые фантазии... Чтобы мне ответил Драко, осмелься я у него спросить то же, что спрашивала она? Получил ли бы я заветное “да”?
“– Надеюсь, ты не собираешься шокировать меня признанием.
– Нет”.
Но я ведь и так знала ответ...
Считаешь ли ты меня красивой?
Нравится ли тебе моё общество?
Жалел бы ты, если бы я ушла?
Считаешь ли ты меня красивой?
Нравится ли тебе моё общество?
Жалел бы ты, если бы я ушла?
Считаешь ли ты меня красивой?
– Что?!
Я вскинулась. Драко смотрела на меня дикими глазами.
– Что ты только что спросила?
– Ничего... – нетнетнетбоженет, я не могла произнести это вслух!
– Ты... – он недоверчиво фыркнул. – Считаю ли я тебя симпатичной? Грейнджер, нет, я...
– Нравится ли тебе моё общество? – быстро задала я следующий вопрос, как магическую формулу, не давая ему время опомниться.
– Что за?!.. Грейнджер, не надо... – хмуро начал он, и я снова перебила его.
– Было бы тебе жаль, если бы я ушла?
Его лицо похолодело. Deja vu встало на место, и он вспомнил, где уже слышал это.
– Нет, – прозвучал безжалостной приговор правды.
Я бегло улыбнулась кончиками губ, подтверждая свою теорию, и начала бессмысленно перебирать пергаменты.
Драко в мгновение ока пересел близко-близко ко мне, взяв меня за руку.
– Я не считаю тебя симпатичной, я считаю тебя прекрасной, – сказал он, и я фыркнула, не поверив ни на секунду, но моё сердце забилось чаще. – Мне не просто нравится твоё общество, я от него зависим, и, если ты уйдёшь, меня попросту не станет.
Я во все глаза смотрела на него, отчаянно желая верить, что так невозможно лгать. Что он говорит от сердца. И я бы поверила, если б в этот момент он не поцеловал меня. Резко подался вперёд и резко прижался губами к моим, как всегда плотно сомкнутым. На короткий миг я обмерла даже больше, чем когда поняла, что задала вопрос Панси вслух, а потом вцепилась в его плечи и оттолкнула. Он, мне кажется, испугался не меньше моего, то ли своей порывистости, то ли моего бегства.
– Гермиона... – прошептал он.
– Зачем, Драко? – я почувствовала слёзы у глаз, сама не знаю почему. – Зачем? – бессильно прошептала я.
– Но ты спросила... – в отчаянии взмахнул рукой он. – И твои взгляды! Ты всё время смотришь на мои губы... Я видел... – шёпотом закончил он.
Я отрывисто рассмеялась и так же резко замолкла.
– Это не имело к тебе никакого отношения, – прошептала я истерично. – Я – неполноценная. У меня родители – дантисты. Они лечат зубы. Это для меня с детства самое важное – рот. И меня в этом вопросе природа обделила. Я улыбнуться не могу – я ужасна! Мой рот – губы, зубы, подбородок, улыбки, смех... Как будто меня когда лепили, от другого человека нижнюю половину забрали. Не моя она! Я даже человека ищу, с которым хотела бы провести если не всю жизнь, то хотя бы часть её, по критерию рта. Это мой Поиск. Поиск человека с идеальным ртом. Моего Прекрасного Принца. Который меня разглядит и прочувствует, – я взглянула на него. – Но спасибо тебе, Драко, за этот порыв вежливости.
Я резко поднялась. Мне хватило сорока секунд, чтобы собрать вещи и вылететь из кабинета, оставив друга, в которого я была влюблена, в полном ошеломлении...
~*~*~*~
Я – просто ошеломительный дурень. Ну с чего я решил, что нравлюсь ей? С чего я решил, что после всего в этой жизни, я вдруг получу что-то задаром? Получу что-то, что действительно хочу? Восьмое Правило Малфоя: “ Люди должны получать то, чего заслуживают, а не что хотят”. Гермиону я точно не заслужил.
От случившегося у меня страшно болела голова, словно на неё надели чугунный котелок и постучали по нему несколько раз хирургическим молотком. В такие моменты хочется сунуть голову под ледяную струю в раковине. Или полетать в морозном ветре – тоже альтернатива. Проблема от этого, конечно, не исчезает, но на высоте, под барьером квиддичного поля, всё становится настолько незначительным. Я уже и не помню, когда в первый раз прибегнул к такому способу – метла у меня была с самого детства. А с нынешней связаны самые хорошие воспоминания.
Когда “Нимбус-2001” только поступил в продажу, я тут же знал, что должен заполучить его. До этого я неплохо обходился с “Кометой”, а после, конечно, завидовал поттеровской “Молнии”. Но “Нимбус” был словно сделан для меня. Просто мечта...
Именно что – мечта. Юношеская фантазия. Парень и его скоростная метла, рассекающие воздух где-то над Темзой, свободнее птиц, смотрящие новый мир, новых людей...
Эта фантазия так и останется фантазией. Мне не отведать этой жизни. Я обязан оставаться на месте, наполовину освободившийся, но всё же привязанный. Спасибо, у меня есть эта метла. Символ всего того, чем не является моя жизнь. Простая, прекрасная, лёгкая. Поэтому я люблю её и не собираюсь заменять, хоть у меня есть деньги на покупку десяти “Молний”.
Ещё вчера я чувствовал себя на вершине мира. Сегодня этот мирок обратился кучей хлама... Вчера я был горд тем, что не принял метки, что стал сам себе хозяином... а сегодня вдруг оказалось, что тем самым я предал дружбу и веру своей лучшей подруги. И не только её... И не только Гермионы.
Мой отец. Тёмный Лорд ли, Дамблдор – угроза его жизни по-прежнему остаётся. Но, по крайней мере, с последним есть надежда на вознаграждение. На свою маленькую победу. С Лордом – всё, что ты получаешь – ещё больше Тёмного Лорда. А люди ещё удивляются, что я от него сбежал.
Но отсюда, где я сейчас, уже не сбежишь. Здесь – моя жизнь. Моя семья, моё прошлое, мои друзья... Всё там, где я хотел бы, чтобы оно было. Ну, практически всё. Если не смотреть на жизнь сквозь пальцы, то за несовершенством не нужно тянуться к поместью или в Азкабан – достаточно оглянуться вокруг. Большинство однокурсников, даже слизеринцев, давно отвернулись от меня. Куда-то делись те счастливые деньки, когда страх и уважение к моей персоне и моему наследию шагали рука об руку. Теперь это страх и презрение... И, конечно, была Гермиона. Ситуация, оказавшаяся на острие ножа. Или она пойдёт в противоположную от меня сторону, или я споткнусь ещё сильнее. И, как бы мы не разыграли карты, хорошего конца тут не будет. Обида, саднящее чувство внутри, обвинения, слёзы...
Острый ум здесь играет против меня. Даже такое благословение может быть проклятьем. Упоительно уметь разобрать ситуацию по косточкам, сложить обратно, найти решение... Омерзительно понимать, что уравнение твоей жизни решения не имеет.
Мой побег? Передышка, не более... И насколько, кто знает? Даже Дамблдор не всесилен, а Тёмный Лорд точно хочет моё сердце на тарелке к завтраку, и рано или поздно найдётся кто-то, кто не побрезгует принести хозяину сердце ребёнка. Возможно, другой ребёнок, не столь удачливый, как я сам. Возможно, это будет Панси... Но нет, это слишком мрачная мысль. Хотя, боюсь, её я и правда потеряю. Или кого-то другого из моих друзей. И даже для меня это будет всё равно, что отрубить конечность. И тут не выбрать, какую менее больно...
Но сейчас я не буду думать об этом. Сейчас – ранняя весна, солнце светит, и ветер зовёт за собой. Ещё холодно, но можно полетать немного, вдохнуть сырого мартовского воздуха, набраться свежих мыслей.
Интересно, как это понравилось бы Гермионе? Я никогда не видел, чтобы она летала. А раз уж я всё равно испортил воду между нами, может, пригласить её полетать?
~*~*~*~
– Ты не мог мне сообщить, что отправляешься летать? – я нависала над Драко, уперев руки в бока.
Тот, насупившись, развалился в одном из кресел библиотеки, прижимая смоченный ледяной водой платок ко лбу. Блейз сидел рядом, сочувственно косясь на приятеля. Драко умудрился налетать тридцать минут, а в последние тридцать секунд совершить аварийную посадку и травмировать драгоценное лицо.
– Я собирался тебя позвать... – пробурчал он.
– Но не позвал! И на твоё счастье ты отделался только синяком в пол-лица. А если бы ты сломал что-то жизненно-важное?!
– Да, метлу например, – подсказал Блейз. Я грозно стрельнула в его сторону глазами. Тот тут же поднял руки и отодвинулся в другой угол кресла.
– Да какое тебе дело, Гермиона? Займись благотворительностью где-нибудь ещё, – сварливо проворчал Драко, махнув в сторону двери из библиотеки.
– Я пока здесь свободна, – в тон ему отозвалась я, садясь рядом и забирая у него платок, который он уже недовольно комкал в руках, и снова приложила к его лицу. Он глянул на меня и поднял глаза к потолку. Если он и вспоминал наш милый маленький инцидент этим утром в кабинете, то ни словом, ни жестом не дал об этом знать. Надеюсь, мы оба сможем об этом забыть.
– Ну, так? – въедливо спросил он.
– Ну так что? – рассеянно отозвалась я, осматривая его лоб и скулу.
– Зачем благотворительность? Я вздорный, потрёпанный, гордый, грублю тебе. Сомневаюсь, что тебе больше не на что тратить свободное время. У тебя уроки, гриффиндорские соратники, ненаглядные книги.
– Я уделяю им время... – отозвалась я спокойно, откладывая платок, и, словно в подтверждение, тут же подобрала книгу со стола.
– Ты не ответила на вопрос, – обиженно заметил Блейз. – А это моя прерогатива.
– У меня на всё должна быть причина? – хмуро отозвалась я, чувствуя себя загнанной в угол.
– У большинства людей она есть. Если они не иррационалы, конечно...
– Раз тебе это не мешает, я тоже назовусь иррационалом, – пробубнила я, вчитываясь в книгу – текст оказался достаточно интересным. Через мгновение я уже сжимала в пальцах воздух, так как книгу бесцеремонно забрал Блейз.
– Блейз Забини. Верни сейчас же, – процедила я, поворачиваясь к нему.
– Попробуй отними, – он показал мне язык. Я поднялась и потянулась за книгой, но у Блейза было явное преимущество в росте и длине рук, так что мне приходилось перегибаться через него, разве что не ложась. Блейз, воспользовавшись этим, потянулся к моему животу и начал беззастенчиво меня щекотать. Я взвизгнула, сжавшись, и треснула ему по затылку. Блейз невозмутимо ответил мне тем же, обескуражив меня своей наглостью. Увы, наше веселье прервали...
– Почему ты такая настырная?! – взорвался рядом с нами Драко. Я, воспользовавшись моментом, выхватила книгу у Блейза и, запыхавшись, повернулась ко второму слизеринцу, с негодованием смотревшему на нас. – Какая к чёрту иррациональность? Почему ты просто не плюнешь на меня? – я искренне удивилась, откуда ему вообще пришло такое в голову, но не стала останавливать его упоённый монолог. – Почему не уйдёшь? Я отнимаю твоё время, я терпеть не могу твоих друзей, кричу на тебя, издеваюсь, всячески трачу твои нервы и ничего не даю взамён за это. Ты бы уже давно могла уйти!
Драко открыл рот для дальнейшей тирады, но потом смолк и отвернулся, хмурясь, явно не довольный потерей самоконтроля. Я фыркнула и скрестила руки на груди.
– Да мне всё равно,
что ты говоришь. Мне всё равно, как громко ты собираешься кричать, стенать, рыдать, умолять, рычать, бросаться заклинаниями. Я не уйду. И знаешь, почему? Потому что ты – мой
друг, нравиться тебе это или нет. А людей, которые тебе не безразличны, не отталкивают, даже если от них ничего, кроме боли в заднице! – я надменно хмыкнула в лучшей манере самого Драко и вышла из библиотеки. Надумал себе всякой чуши. Пусть подумает ещё...
~*~*~*~
Мне казалось – я во всём разобрался. Разобрался в ней. Но поступки Гермионы заставили меня подумать ещё.
Никто из нас не вспоминал моей плачевной попытки выразить ей свою приязнь. С её стороны не было ни смущения, ни неловкости, которые можно было ждать. Я всё время следил за ней, но она словно стёрла это из памяти. Попытка обрубить связь между нами не удалась тоже: Гермиона изобразила глубочайшее оскорбление и продолжила свою дружелюбную политику как ни в чём не бывало, чем нервировала меня ужасно.
Мои сомнения в том, что за её упорядоченным фасадом кроется полнейший сумбур, зародились по чистой случайности. Благодарить и винить в этом можно Блейза и его полное отсутствие инстинкта самосохранения. Если бы он не натолкнул меня на эту мысль, я бы уже плясал на его могиле, с надписью – “Погиб во имя своего идиотизма”. К счастью для него, он подарил мне более важную пищу для размышления.
Дело было перед началом нашего экзамена по трансфигурации. Докладчики собрались у отдельной аудитории, а выбравшим простой письменный экзамен предстояли ещё несколько дней ожидания. Мы с Гермионой стояли среди ещё нескольких учеников, и она, подняв глазу к потолку, шевелила губами, повторяя свою аргументацию. Мне даже было любопытно, как она будет доказывать свои сумасбродства – до этого мы решили, что дебаты проведём импровизационно, не нарабатывая ничего вместе.
Я тоже было попытался повторять, но за пятнадцать минут до экзамена уже не мог сосредоточиться. Хотелось направить мысли в иное русло, расслабиться, поговорить с кем-то. С Гермионой заговаривать я не решился – чревато, а Блейз куда-то испарился этим утром в весьма приподнятом настроении. Из двух зол я выбрал своего непутёвого друга и направился на его поиски, предварительно справившись у Гермионы, не видела ли она его.
Девушка медленно сфокусировала на мне взгляд, возвращаясь к реальности и судорожно пытаясь понять, что я только что спросил.
– Я спрашиваю, ты Блейза не видела?
– Блейз! – воскликнула она, прижимая руку ко рту. – Я совсем забыла! Я же видела их вчера вечером... О, эти мальчишки. Они так не любят друг друга, ума не приложу почему! Руки опускаются. А вдруг они о дуэли вчера договаривались или ещё каком-то опасном ребячестве? – она замахала руками. – Тебе необходимо найти их, Драко!
– Гермиона... – я с сомнением вгляделся в её лицо. – Ты в своём уме? Какие “они”?..
– О, просто иди, Драко! – взволнованная Гермиона развернула меня за плечи и легонько толкнула между лопаток.
И я отправился искать Блейза. Вместо этого, идя по коридору в сторону библиотеки, я напоролся на Поттера. Тот сидел в одной из ниш, устало привалившись к стене, и разглядывал какой-то пергамент. Мне не было видно, что там написано, но судя по всему, это была карта.
– Что Поттер? Ориентируешься по школе только с путеводителем? – язвительно улыбнулся я.
Тот поднял на меня глаза, убирая пергамент в карман, но ничего не ответил. Надо признаться, за последние три месяца мы как-то притерпелись: слишком уж часто сталкивались нос к носу из-за Гермионы. В такие моменты она призывала нас к цивилизованному общению, назидательно твердя: “Терпение – добродетель”. Сейчас мне стало немного жаль, что мы больше не ругались – раньше это было отличным отвлекающим фактором.
– Не видел Блейза? – справился я. – Забини?
– Как же, – Поттер иронически скривился. – Он с Роном.
Я уставился на него изумлёнными глазами.
– С Уизли? С какой радости? – меня аж передёрнуло.
– А тебе Гермиона не рассказывала? – Поттер с подозрением прищурился в мою сторону.
– Что они собачились перед отъездом? Но это когда было... Хотя она сегодня что-то про дуэль говорила. Но это не про Блейза, – я фыркнул и скрестил руки на груди.
– Собачились? – медленно повторил Поттер с флегматичной усмешкой, откидываясь назад. – Это я с Роном собачился. А они с Блейзом... как это сказать... подружились.
Я закатил глаза. Подружились – ну как же. Гриффиндорская тупость снова даёт о себе знать.
– Как знаешь. Можешь сказать, где они?
– В одном из кабинетов возле вашей гостиной, – Поттер неопределённо махнул рукой и снова вытащил карту. – Да только я бы не советовал к ним соваться – себе дороже, – он неприятно скривился.
Я покрутил пальцем у виска и направился в сторону слизеринской гостиной. В коридоре, ведущем к ней, я бесцеремонно распахивал каждую дверь, заглядывая внутрь, в поисках Блейза.
Найдя, наконец, нужный кабинет, я чуть не рухнул: Поттер был прав! И в том, что Блейз был здесь с Уизли, и в том, что соваться к ним не хотел. Или, правильнее сказать, они вряд ли хотели, чтобы в данной ситуации к ним кто-то совался. Рубашка на рыжем гриффиндорце была расстёгнута, а Блейз, с ужасом уставившийся на меня, держал в руках расстёгнутый ремень и собирался расстёгивать ширинку. Несколько секунд мы просто таращились друг на друга, а потом Уизли резко схватил свою мантию и сумку и вылетел из класса, пылая ушами как японский флаг.
Я раскашлялся и отвернулся, нарочито изучая пол, пока Блейз надевал рубашку и приводил брюки в порядок.
– Драко? – позвал он меня. – О, Дра-а-ако-о-о! – пропел он снова.
– Иди ты. Меня эта сцена будет мучить в кошмарах до самой старости, пока у меня не начнётся альцгеймер! – я застонал. – Как я буду сдавать трансфигурацию? Эта картина въелась в мой мозг!
– Не злись, пожалуйста, – по-девчоночьи заискивающе проныл Блейз.
– Что ты, Блейз! – воскликнул я, картинно взмахнув руками. – Как я могу злиться? – я потом с рыком кинулся на него, принявшись душить. – Как ты мог, Брут?! С Уизли? Из всех парней ты выбрал Уизли? – я снова застонал. – А-а-а, я убью тебя!
– Насилие – не выход! – пискнул он, схватив меня за запястья. – Если ты меня убьёшь, мой призрак придёт к тебе жаловаться!
– Но как ты мо-ог! – продолжал выть я. – Это же Уи-и-изли-и-и!
– И что? – просипел он. – Я тебя не упрекал, когда ты начал встречаться в магглорождённой, а это, друг мой, куда хуже!
Я обречённо опустил руки и запрокинул голову.
– Ну почему он? Блейз, это удар под дых...
– Ой, не веди себя как ребёнок! – Блейз насупился. – Сам виноват – я не первый раз с ним встречаюсь, мог бы и догадаться!
– Даже так? – я возмущённо цыкнул. – Почему же я об этом узнаю только так?!
– Э-э... Ну, я надеялся, Грейнджер тебя введёт в курс дела. Она видела, как я свиданье ему назначал.
– Гермиона? – я устало рухнул на ближайший стул, со шлепком опустив ладони на лицо. – Она вообще думает, вы тут устроили бои без правил.
– Чего? – переспросил Блейз с удивлением.
– Ду-эль, – раздельно повторил я и скривился. – Можешь себе представить – она
ни о чём не подозревает! Думает, вы терпеть друг друга не можете...
Блейз недоверчиво уставился на меня, а потом рассмеялся. Поборовшись пару секунд, я присоединился к его хохоту.
– Серьёзно, друг? Ну и дела... – выдохнул он сквозь истерические смешки. – Вот уж не ожидал от неё такой непроницательности, – он покачал головой. – Впрочем, Грейнджер может быть самой умной ведьмой Хогвартса, но в личных отношениях она полный лопух. Не видит девица, что под самым носом твориться.
Я резко прекратил смеяться, осмысливая это занимательное наблюдение.
Не видит, что под самым носом, значит? Мои губы сами расплылись в усмешке. Может, она и меня под своим носом не разглядела. И себя тоже.
– Спасибо, Блейз! – воскликнул я и порывисто обнял, похлопав по спине.
– За что это? – оторопел он.
– За всё, придурок! – радостно отозвался я, бросаясь к двери. – Надо поговорить с Гермионой.
– Ну-ну, – Блейз хмыкнул. – А я пойду, отыщу свою рыжую музу... Удачи Драко, я полетел! – и он поскакал по коридору.
А я поспешил к кабинету трансфигурации, чтобы попытаться вытряхнуть что-то из Гермионы, повторяя как мантру:
не видит, что под её носом! не видит, что под её носом! А я-то, идиот, решил, что, несмотря на её неубедительность, интерес мне её не светит. Теперь же я размышлял:
а знала ли она, что делала, когда меня оттолкнула?
Когда я достиг кабинета, Гермиона уже рвала и метала – преподавательский состав уже собрался, и ей пришлось пропустить вперёд одного из докладчиков – кажется, МакМиллана, скорость объяснений которого приближалась к нулю с каждым новым предложением.
– Куда ты ушёл? – накинулась она на меня, едва завидев.
– Я же говорил – искал Блейза. Мне нужно было проветриваться. А ты сама сказала – дуэль...
– Какая дуэль! Какой Блейз! Драко, у нас экзамен начался! – она бесшумно втащила меня в аудиторию, где ещё с полчаса мы терпеливо дожидались окончания реферата МакМиллана. Те, кто под конец не уснул, ему вяло поаплодировали, впав в состояние, близкое к трансу.
Следующими вышли отвечать мы. Пока Гермиона разложила на столе свои наработки, я вытащил палочку и огненными буквами начертил свою формулу – очень эффектное заклинание. Меня научил ему отец.
Девушка взглянула на формулу и, прокашлявшись, начала говорить:
– Ни одна гора не похожа на конус. Ни одно облако не похоже на сферу. Ни одна молния не бьёт по прямой. Частное может отличаться, но может и совпадать с глобальным. В сложных динамических системах стабильность сосуществует с неистовством. Линейные вычисления применимы лишь к аллегорическому восприятию природы, а истина далека от линейности...
Я поражённо слушал её аргументацию, такую ненаучную, но элегантную. Она говорила слаженно и убедительно, свято веря в свою правоту. Как и в любой другой ситуации, не правда ли? Так же уверенно и спокойно, как возвела гранитную стену между нами, не разглядев и не поверив ни моёму сердцу, ни даже своему. Ах, знала ли ты, Гермиона, что делала, отталкивая меня? Думается, что нет. Мне думается, гриффиндорская доблесть тебя подвела, и ты попросту испугалась, дорогая...
Я усмехнулся и разлепил губы, начиная с ответным аргументом:
– Хаос необъятен и независим, но и его можно просчитать... – я встретился с Гермионой взглядом и почувствовал её мгновенную неловкость. Мне кажется, впервые с инцидента, мои глаза снова пылали.
~*~*~*~
Иногда я задумываюсь, действительно ли обжигают “горящие” взгляды. Они не могут, не должны, но как-то мы чувствуем их спиной. Драко всегда ощущал мои взгляды и всегда оборачивался, так мне кажется. И мне было ненавистно отворачиваться от его лица, нарочито глядеть в другую сторону, игнорируя его вопросительный прищур в ответ. Я притворялась, что вовсе и не смотрела. Притворялась, что его холодные глаза не вызывают у меня мурашек, а вид его совершенного рта мне индифферентен. Потом, я просто невинно улыбалась ему уголком губ, и он принимал эту жалкую косую улыбку. Всегда принимал, и иной раз мне хотелось, чтобы он усомнился.
Красота, поделённая на лёд...
Я писала работу по Арифмантике. Раскладывала по её странным, ненаучным архетипам своих друзей. Раскладывала Драко... и размышляла о нём. Он так никогда и не догадался, почему я на него смотрю. Никогда не слышит то, что остаётся в моих фразах между строк. Панси догадалась, иначе не заговорила бы со мной, думаю, догадывается и Блейз, и даже Гарри. Но он, со всей своей гениальностью, в этом отношении всегда был слеп.
Порывистость минус хитрость плюс трагедия?..
Он мог бы догадаться тогда, когда попытался... попытался... О, я даже в мыслях это произнести не могу! Он мог поднажать, и я бы раскололась. Но он не стал, и я чуточку разочарована этим. Потому что ещё чуть-чуть, и я позволила бы себе рухнуть в иллюзию того, что он увидел меня. По-настоящему. То, что он сделал, он сделал как друг. Как тот, кто заботится. Но ему и самому нужна забота, хотя он не показывает этого и не принял бы моих попыток. Сказал бы, что ему не нужна жалость, хотя, упаси меня Боже, это была вовсе не она. Просто я вижу, что ему не хватает теплоты и человечности.
Эгоизм, помноженный на талант...
Но даже в своём одиночестве меня он не заметил, хотя я тоже всегда одна. Может, я слишком многого от него жду? То, что он страдает в одиночестве, не значит, что ему это претит. Не значит, что в качестве утешения он обратиться ко мне. Опомнись, Гермиона, кто, находясь в трезвой памяти, захочет тебя? Педантичная девица, чересчур самостоятельная, обожающая поучать других... И мой рот!.. Если мне суждены какие-то отношения, радужной свадьбой и совместной могилой они не кончатся.
Гордость, возведённая в интеллект...
Но меня греет мысль о том коротком миге, когда он прижался губами к углу моих губ, позволив на миг ощутить их мягкость, хотя я и оттолкнула его, и вместо того, чтобы ответить, умоляюще объяснила, что “всё-со-всем-не-так”, беззастенчиво плетя враньё ему прямо в глаза. Он вёл себя так не по-малфоевски, так... по-гриффиндорски... Я боюсь представить, что было бы, если бы я ответила. Извиняющийся взгляд, нервные улыбки... одно разбитое сердце.
Сердечность, извлечённая из-под равнодушия...
С тех пор, пока я механически двигалась по Хогвартсу, на своей спине я чувствовала его пылающий взгляд, полный сожаления. И мне до боли забавна мысль, что теперь, наконец-то, он наблюдает за мной. Но рядом ютится и горькое осознание, что за его глазами пугающе пусто. За его глазами нет ничего, что имело бы отношение ко мне. Я – лишь одно из имён его немногочисленных знакомых. А он – всё равно, что кантовская вещь-в-себе: никого не подпускает близко.
Сумма великолепия и ума в квадратном корне эгоцентричности, разделённая на самобичевание и умноженная на одиночество плюс трагедию... Всё это Драко... Просто...
Мысли несдержанно пробиваются в шёпот. Просто...
– Драко...
~*~*~*~
– Что? – ответом было молчание.
– Дра-ако! – снова позвал меня Блейз после короткой паузы.
Я вскочил с дивана и принялся лавировать по гостиной, избегая преследований озабоченного моим благополучием.
– Драко, я знаю, ты не хочешь об этом говорить...
– Верно! – откликнулся я живо. – Не хочу!
Но, как известно, Восьмое Правило Малфоя: “Люди должны получать то, чего заслуживают, а не что хотят”. Особенно после того, как изливают настырным друзьям душу о том, что их не любит дама сердца.
– Блейз, я не в состоянии сейчас выслушивать твои лекции. Давай промотаем этот кусок и избавим друг друга от хлопот? Я был идиотом, всё закончено, вот и хорошо...
– Хорошо? – Блейз толкнул меня, и я рухнул в кресло, а он навис надо мной с самым угрожающим видом. – Ты думаешь, это
хорошо? Хорошо закончено? Друг мой, ещё ничего не кончено!
Что ж, я хотя бы попытался. Меня не в чем упрекнуть. К тому же, я был согласен с Блейзом. Просто я не хотел это обсуждать. Но он мог быть упрямейшим засранцем...
– Начнём с того, что мне практически с первого дня было очевидно, что маленькая мисс “Я-всех-построю-по-линеечке” не ровно к тебе дышит, – я рассмеялся в ответ на это, намереваясь сровнять с ковром психологический гений Блейза, но он оказался настроен куда серьёзнее. – Да воспользуйся уже своим бесценным мозгом и проанализируй всё сам!
– Я проанализировал, – огрызнулся я. – Результат был неутешительным! – правильно, Драко, вспомни об этом – замечательная ложка дёгтя поверх не менее прекрасного дня.
– Нет, Драко. Просто это тот “О, дивный новый мир”, которого ты боишься больше, чем Авады Тёмного Лорда. Список причин, по которым ты ей не подходишь, я уверен, соразмерим по длине с Ла-Маншем. Удобно, не правда ли, что ты не позаботился об обратном перечне?
– Блейз. На этом континенте, ты – единственное живое существо, которое в состоянии меня вытерпеть. Я создан жить в одиночестве. А она... не вздыхает обо мне. Гермиона любит всех. Мне иной раз кажется, она и Лорда в хорошем свете разглядит.
– Кроме себя, – мягко указал Блейз и присел рядом у кресла. – Драко, я не встречал человека более неуверенного в себе, как личности, чем она. В карьерном плане с её интеллектом она как рыба в воде. В социуме – как рыба об лёд. Ей просто в голову не приходит мысль, что ты заинтересован ею, иначе все бы жили долго и счастливо уже давно.
– Мы жили бы счастливо очень не долго, – сухо отметил я. – Потом мы жили бы порознь, она – счастливо, потому что нет меня, а я – коротко, потому что есть Тёмный Лорд. Я не создан для отношений... Никаких.
– Дивный новый мир, Драко, дивный новый мир, – напомнил мне Блейз. – Ты просто до смерти боишься разрушить свою милую маленькую парадигму одиночества и разрухи. Ты не знаешь, как поступить с чем-то безупречным, целостным и априори хорошим!
– Ах, как хорошо, что нашёлся кто-то, кто позаботится о несчастном стриже Драко со сломанным крылом! – едко отозвался я.
– Ну, дорогой, не всё же сразу! – возмутился Блейз. – Гермиона не жалеет тебя и не возводит в статус Золотого Тельца. Полагаю, в некоторые дни ты её попросту бесишь. Но это не меняет того, что это лучшее, что есть в вашей безобразной жизни сейчас!
– И ты хочешь, чтобы я этим рискнул? – тут же поддел я его логику. – У меня нет уймищи друзей и альтернатив, чтобы безвозвратно разрушить всё с Гермионой.
– Гораздо большим преступлением с твоей стороны, Драко, будет ничего не сделать, – отозвался Блейз необычайно серьёзно, но тут же пригрозил: – Если ты в ближайшие дни не разберёшься с этой проблемой, я исполню с тобой свои детские нереализованные фантазии. А они, спешу заметить, включают в себя пушистые наручники, мороженое и наездничий стек...
– Фу, Блейз! – я закатил глаза. – Знаешь, что? К чужому дружку со своим извращеньем не ходи, – нравоучительно сообщил я.
– Как с тобой сложно, – картинно вздохнул Блейз.
– Хотите просто – не с тем водитесь, – полушутливо отозвался я, всё ещё погружённый в мысли о Гермионе.
– Да знаю я, – хмыкнул Блейз. – И, думаю, она тоже... Все мы знаем, что ты рисковый парень, – я фыркнул.
Но сомнения не оставляли меня. “Рисковый”, да? Но с чего Блейз взял, что Гермиона пойдёт на этот риск?
Однако у меня возникла идея, как развеять свои сомнения раз и навсегда и вывести Гермиону на чистую воду. Мне казалось, я знал, что нужно было делать.
~*~*~*~
– Драко, напомни мне, что мы здесь делаем? – недовольно процедила я сквозь зубы.
Ответ не имел значения, потому как положение, в котором мы оказались, свидетельствовало о полном отсутствии работы мозга у меня. Был обеденный перерыв, и Драко потащил меня в один из самых тесных, часто используемых коридоров Хогвартса, да ещё и с мантией-невидимкой, о которой я проболталась ему на днях – мы же теперь друзья... Возможно, в один прекрасный день он даже подружится с Гарри... если мы будем поддерживать с Драко связь после школы, в чём я сомневаюсь.
В общем, Драко ходил задумчивый несколько дней и, когда я предложила помощь, с сомнением спросил, знаю ли я какой-то эквивалент запрещённому зелью невидимости (довольно старое изобретение, которое, как выяснилось впоследствии, отравляет пигментацию кожи, вот его и запретили). Посомневавшись с минут двадцать и подумав о других вариантах, я рассказала Драко о мантии Гарри. Он в первое время, конечно, повозмущался и даже припомнил дуэль, которую назначил ему ещё на первом курсе, чтоб науськать на него Филча (вот удивительная злопамятность...), но потом просто спросил, смогу ли я стащить её на час. Я заставила его побожиться, что он не будет её ритуально сжигать, на что мне было сообщено, что я и так буду стоять рядом.
И теперь я стояла, прижимаясь к Драко спиной, под мантией-невидимкой, в заполненном людьми коридоре Хогвартса, в углу у стены, наблюдая за потоком студентов.
– Помнишь, ты говорила мне о своём комплексе? – спросил Драко, наклоняясь к моему уху.
Я поёжилась. О, да, я помнила! Точнее, помнила, при каких обстоятельствах была произнесена эта великая речь, так что я боюсь представить, что за сумбур тогда наговорила. Кажется, я упомянула ему о своём Поиске...
– Допустим, я помню, – осторожно произнесла я.
– Так вот, я сейчас собираюсь воспользоваться своей гипнотической силой убеждения, технику которой я перенял у очковой кобры и профессора Снейпа, и разрушить твои дурацкие иллюзии. Во-первых, я не знаю, что ты себе в детстве вбила в голову, но с лицом у тебя всё в порядке, – я открыла, было, рот, но Драко шикнул на меня: – Не перебивай. Это потом. А сначала я хочу, чтобы ты внимательно посмотрела на всех своих знакомых и подвергла их тщательнейшему анализу. Потому что, страшно разочаровывать, но, боюсь, идеального рта не существует... И нечему завидовать...
– Существует, – тихо прервала его я, позволяя себе улыбнуться в темноте.
– У твоего принца на белом ишаке, я помню, – нетерпеливо отмахнулся Драко. – Но я готов с этим поспорить.
– Вечно ты со своими спорами, – беззлобно пожурила его я.
– Я не виноват, что в детстве мне вместо сказок читали Цицерона, – Драко тряхнул волосами и снова наклонился ко мне. – Ну, давай, Грейнджер... – он кивнул в сторону коридора. – Чьи губы тебе там нравятся?
Я неохотно перевала взгляд на толпу. Кого он ждал, что я назову? Лаванду? У неё яркие полные губы, таким и помада не нужна – оно и верно, Лаванда была очень влюбчивой, ветреной, и всё в её внешности свидетельствовало о сангвинической натуре, о чём я последовательно сообщила Драко. У Парвати и её сестры, помимо очевидной национальной физиогномики, верхняя губа выступала над нижней – физиогномика не ошиблась, называя их добрыми, но посредственными. За Парвати, как за соседкой, я так же замечала, что рот она держала вечно полуоткрытым, сверкая блестящими зубами – свидетельством изящного вкуса. Губы Джинни мне не нравились тоже – она всё время плотно сжимала их в энергичную линию, словно боялась выдать какой-то страшный секрет. Подбородок её продолжал прямую линию щёк, придавая её лицу не только смелость, но и нечто мужское, что не дарило и без того мальчишеской Джинни изящества.
– А другие знакомые? – продолжал напирать Драко. – Лавгуд?
– Она – истинный флегматик, замкнутая, хотя и талантливая. И лицо у неё такое же – расслабленные губы с налётом улыбки, округлый подбородок с ямочкой. Всё это вписывается в общую картину, да только картина сама за стеклом – руку протянешь, но коснуться никогда не сможешь, – я пожала плечами.
– Панси? Дафну и других слизеринок ты вряд ли знаешь...
– Панси? – я замялась. Мне всё ещё неловко было говорить о ней. Но Драко, очевидно, было интересно послушать о ней, и я послушно закрыла глаза, представляя её лицо. – У неё подвижные широкие губы, что совпадает с её несдержанностью – она всегда говорит, что думает, и чаще говорит, чем анализирует это, что впрочем, искупается её амбициозностью.
Драко хмыкнул, ехидно изгибая рот – на его видение Панси это тоже было похоже.
– Но, полагаю, и её рот тебя не устраивает?
– Ну почему, устраивает. Просто я являюсь всем противоположным – сдержанная, рациональная, лишённая амбиций.
Драко обречённо вздохнул, смиряясь с моей непокладистостью:
– А другие девицы? Хаффлпафки? Боунс, Аббот, Джонс?..
Мой взгляд столкнул в сторону проходящих мимо семикурсников Хаффлпаффа.
– Аббот – инфантильна, – призналась я, – голос у неё детский и тонкий, и губы тоже – тонкие, на срезанном подбородке. Боунс флегматична, но не как Луна – у неё полная фигура, дряблые губы, и, если бы не её леность, она могла бы оказаться в Рэйвенкло.
Драко, видимо, не обращавший внимание на все эти детали, впивался в каждую девушку изучающим взглядом и кривился, найдя вид нелицеприятным.
– Блейз в юности проиграл мне поцелуй, и я как раз предлагал ему поцеловать её. Он встал в позу и заявил, что не станет целовать в губы девочку, которой и руку поцеловать бы побрезговал.
Я фыркнула. Как это было на него похоже. Жаль, мы не общались с Блейзом раньше – с ним жизнь становилась проще и радужнее.
– К слову о Блейзе... – протянул Драко, хитро улыбаясь. – О его губах что ты думаешь?
– Драко! – я пихнула его локтём под бок. – Блейз – не девочка!
– И что? Я не предлагаю тебе примерить на себя его губы. Просто должны же найтись в этом замке хоть одни губы, которые тебе нравятся! – Драко развёл руками. – Или, извините, леди, но вы просто мнительная чудачка.
Я недовольно покосилась на слизеринца и вздохнула.
– Блейз всегда улыбается, – подумав, сказала я. – В эдакой игриво-обходительной манере. У него добрый характер. Но если быть педантичной, губы у него широкие и бледные, и я, хоть и люблю Блейза, не уважаю людей, которые всегда сверкают безупречными или не очень зубами.
Драко не отставал и выставил вперёд руку, сбив случайного ученика с его маршрута:
– А вот идёт марш твоих гриффиндорских друзей. Их, без сомнения, ты тоже любишь всех и каждого. Неужели среди них не найдётся никого, подпавшего под критерий?
– Кто, например? Колин? Не смеши мои гольфы... Дин очень простой, как открытая книга. Ничто в его внешности не цепляет. Симус непостоянен, склонен к перепадам оценок и настроений – и черты лица у него заострённые, включая подбородок и даже мелкий ряд зубов. Невилл очень мил, но слишком робок и зажат. Боюсь, я даже не смогу вспомнить, какие именно у него губы... Рон? Понаблюдай за ним один раз в Большом зале, и его кандидатура тут же отпадает. А Гарри... О нём даже думать в таком свете нельзя. Всё равно, что статую или икону оценивать: Гарри – Избранный, символ победы, символ светлого будущего. Пожалуй, все в него немного влюблены по этой причине. Но как юноша? – я покачала головой, тонко улыбаясь.
Драко недовольно прокашлялся:
– Полагаю, называть Хаффлпавцев смысла нет? Они все заранее флегматики? И все наперёд не подходят. Есть ли в этом мире человек, который удовлетворяет идеализированным потребностям Гермионы Грейнджер? – его тон меня задел, и я обернулась, нос к носу столкнувшись с ним.
– Не надо бросаться обвинениями после того, как я предупредила, что занятье, затеянное тобою, абсолютно бесполезно! – громко прошептала я, и Драко зашипел, чтобы я понизила голос, так как несколько учеников, проходивших достаточно близко мимо нашего укрытия, в ужасе отскочили, заслышав голоса из пустоты.
– Я виновата в том, что стесняюсь строения своего лица не больше, чем ты в своей любви к ораторским спорам! – более спокойно прошептала я. – А то, что я не нахожу достаточно привлекательным ни одного своего знакомого – не повод разводить столько шуму. Я не обязана уподобляться своим сверстницам! – я обиженно отступила на шаг, готовая возникнуть из ниоткуда на глазах многих учеников, но Драко схватил меня за запястье и притянул обратно.
– Но ведь твой совершенный рот существует! – торжествующе произнёс он. – Ты сама сказала! Или ты имела в виду какой-то абстрактный рот? Тогда вынужден сообщить, что все твои заморочки – полная чепуха!
– Он есть, – упрямо повторила я, хмуря лоб.
– Ну, так где он? – юноша взмахнул рукой, чуть не стряхнув с нас Мантию. – Покажи мне его! Или признай, что его нет, и избавься, наконец, от своей глупой убеждённости! – Драко завёлся и начал заводить и меня, сбивая холодный поток аналитической мысли. – Признай, что нет такого человека, у которого был бы идеальный рот! Кто он?! Какой он может быть? Ты просто цепляешься за привычное! Признай, что...
– Это ты! – резко выпалила я и замерла, во все глаза смотря на Драко. Тот также молча уставился на меня, плотно сжав губы, словно проглотив весь намеченный поток слов. А потом резко подался вперёд к моим губам.
Я увернулась, и придержала его за плечи.
– Драко, не...
– Я люблю тебя, – быстро произнёс Драко, и я так и осталась стоять с открытым ртом.
А он, воспользовавшись моим замешательством, поцеловал меня. И на этот раз я уже не сопротивлялась... Меня вдруг захлестнула волна теплоты и счастья, и всё тело покалывало, и я будто бы не чувствовала себя, не чувствовала ничего, кроме этих совершенных губ, мягко прижавшихся к моим. Он целовал меня, побуждая неумело распахнуться ему навстречу, и я чувствовала, словно совершенство его губ передаётся и мне, по губам, языку проникая в самую глубь моего существа. Это было как поцелуй бога...
Я почувствовала, что от переполнявшего меня восторженного счастья по щекам текут слёзы. Как сказал один мудрец:
“Много ли осталось сделать после поцелуя, для исполнения всех своих желаний?”
~ Конец ~
