Глава 9Освободить дачный домик от их барахла и перекидать его в джип оказалось десятиминутным делом, поэтому надо было придумать себе какое-нибудь занятие, на которое бы ушло столько же времени, сколько требуется для поездки на север Москвы и обратно. В результате Ксения решила на самом деле сгонять в город, только не к несуществующей однокласснице Юльки, а к собственному бывшему мужу. Пашка ответил на звонок сразу и явно обрадовался её предстоящему визиту. Когда она добралась до его квартиры, пол в кухне сверкал чистотой, а на столе красовалась "Чародейка", которую Ксения предпочитала всем тортам на свете. Пашка умел баловать правильно – дарил не то, что принято, или то, что покажет его успешность и благосостояние, а то, что действительно порадует получателя подарка.
– Хорошо выглядишь, – искренне похвалил он Ксению, наливая ей чай. – Как дети?
– Нормально. Привет тебе передавали.
– Надо было привезти их тоже. Вы всё на той даче?
Ксения помедлила с ответом, крутя в ладонях горячую чашку.
– Н-не совсем. Но рядом.
Она отставила чай в сторону и принялась рассказывать последние новости. Пашка слушал, не перебивая, но комментируя её слова мимикой, судя по которой, испытывал смесь шока с восхищением, причём второе медленно, но верно побеждало.
– Да-а-а, подруга, на этот раз ты превзошла саму себя! – он сочувственно похлопал её по плечу и потянулся за ножом, чтобы отрезать ломтик лимона.
– Тебя послушать, так я постоянно во что-то влипаю…
В ответ Пашка промычал что-то неразборчивое, но явно означавшее "так и есть, влипаешь". Сколько бы лет ни прошло, какой бы ответственной и взрослой Ксения себя ни проявляла, он не собирался менять своего мнения о ней как о беспомощной и бестолковой
потеряшке. За это следовало благодарить историю их знакомства на городском турслёте, когда Ксения, опоздав на условленную электричку, добралась до поляны одна, уже под вечер, и накинулась на первого встречного с вопросом, где расположились МАИ. Видимо, тогда она произвела на Пашку неизгладимое впечатление, раз он до сих пор любил, разогревшись до определённой кондиции и найдя себе подходящую жертву, рассказывать эту старую байку.
"И вот, представляешь, стоит передо мною ху-у-уденькая девочка с огро-о-омным рюкзаком. Сгорбилась, ручки под мышки спрятала, капюшон пониже надвинула, штормовка от дождя мокрая насквозь, с носа капает. И говорит то-о-оненьким голосом: "Извините, пожалуйста, вы не подскажете, где
мои стоят?" Ну, я конечно сразу аргументированно доказал ей, что наши гораздо лучше…"
На самом деле этот гад, вместо того, чтобы подсказать, в какой стороне искать костёр маёвцев, ответил: "Понятия не имею, девушка, где здесь ваши!" и заржал, как конь. На этом разговор был окончен. А когда на следующий день, выдавшийся тёплым и ясным, они столкнулись у сцены, он окинул выразительным взглядом компанию её однокурсников, бело-голубой флаг института у них над головами и невиннейшим тоном поинтересовался: "Ну что, нашли своих-то?". Из чего однозначно следовало, что он и в первый раз понял её совершенно правильно.
В общем, Пашкино сочувствие Ксениным неудачам никогда не было шибко деятельным. Зато в по-настоящему тяжёлые времена он первым оказывался рядом. После похорон, с организацией которых он тоже сильно помог, Ксения и дети даже жили несколько дней в Пашкиной квартире. А "ласточка" до сих пор скучала на стоянке под его окнами, дожидаясь, когда Ксения вступит в наследство. Чего она делать пока не собиралась: наверняка извещение пришлют и Скворцову, как единственному опекуну несовершеннолетних прямых наследников Полины, не хватало ещё столкнуться с ним в коридоре у нотариуса.
Мысли о Скворцове вернули Ксению к действительности.
– У меня вообще-то времени уже не осталось. Подразумевалось, что я туда-обратно быстро смотаюсь. Чего доброго, будут потом вопросы, куда каталась на хозяйской машине. Да и дети там без присмотра сегодня…
– Ну, пойдём грузиться, – вздохнул Пашка, нацелившийся было на ещё один кусок "Чародейки".
Но грузить, помимо рации, было нечего. Если не считать видеотеки на дисках, которую Ксения не планировала забирать. Фильмов у Скворцова и без того было много, а архивным видеозаписям тем более нечего было делать на вилле. Уж на них Ксении было предостаточно, поскольку с камерой обычно ходил Саша и иногда Полька. Ни Ксении, ни Юльке операторскую работу не доверяли, потому что после просмотра роликов их авторства зрителей в буквальном смысле тошнило – настолько тряской получалась картинка.
– Неплохо устроилась, – при виде чероки прицокнул языком Пашка, вышедший проводить Ксению до машины.– А его, значит, совсем не интересует, кто ты и откуда? Рисковый мужик.
– В том-то и дело, что вряд ли настолько рисковый. Паспортные данные он у меня списал. Точнее, шофёр его. И наверняка как-то проверил, а может и дальше будет проверять. Поэтому если тебя спросят…
– Что например?
Он по привычке протянул ей пачку, прежде, чем вытащить сигарету для себя, но Ксения только укоризненно покачала головой. Подумать только – курила всего одну осень, как раз пока жила здесь, но Пашка всё никак не мог усвоить, что она давно бросила!
– Не знаю. Что у нас там в паспортах пишут?
– Фамилия, имя, отчество. Дата рождения. Место рождения… Всё, подруга, приехали! – Пашка сделал страшные глаза. – Учитывая размеры вашей малюсенькой родины, ни один нормальный, хоть сколько-нибудь дружащий с теорией вероятности человек такое "совпадение" за обычное совпадение не примет. Чтобы в течение недели у него в доме появились дети от его бывшей из зауральского городочка – а потом непонятная девица без роду, без племени, из того же, прости, мухосранска.
– Вокруг меня одни сплошные снобы, – буркнула Ксения, отгоняя от себя дым рукой. – Если хочешь знать, мой благородный столичный друг, родом мы из совершенно другого мухосранска. Который теперь заграница и даже, не побоюсь этого слова, Европа. Не думаю, что Скворцов помнит, где Полина родилась. Если вообще знал когда-нибудь. Так что тут всё чисто. А место получения паспорта у меня вообще Москва. Разве что он явится в местный паспортный стол и поднимет данные о моей прописке. В смысле – откуда я сюда прибыла. Как думаешь, это где-то записано?
– Да наверное… – неуверенно ответил Пашка. – Но так просто эти сведения не выдают скорее всего. Значит ради них придётся попотеть. А на такую мороку человек соглашается только если у него есть повод что-то подозревать. Ты давала ему повод?
– А я знаю? Слушай, не забивай мне голову своими теориями. Я тебя просто прошу языком не чесать, если вдруг к тебе придут.
– Звучит зловеще, – поёжился он. – А вдруг они придут с паяльной лампой и щипцами?
– Пашка, ну побудь ты серьёзным хоть немного! – но сердиться на этого идиота по-настоящему было невозможно. – Можешь просто не упоминать мою девичью фамилию и прежний адрес? Не помнить такие вещи о бывшей жене, с которой и полугода не прожил в браке – совершенно естественно.
– Что ты меня уговариваешь – я и так их не помню, – Пашка скорчил ей рожу. – Был ослеплён и сражён наповал, очнулся – гипс. То есть кольцо на пальце и жена, которая уже носит мою фамилию и прописана в моей квартире.
– Да, видимо, что-то подобное твоя мама до сих пор обо мне думает, – помрачнела Ксения.
Их брак наверняка развалился бы в любом случае, но вот то, что это произошло так стремительно, было практически целиком заслугой свекрови. Когда она вернулась из очередной длительной командировки и обнаружила в квартире сына свежеиспечённую невестку, её чуть удар не хватил. Ксения с Пашкой тоже, конечно, были хороши. Некуда было так спешить со свадьбой и тем более с пропиской. Но Пашке очень хотелось поскорее забрать Ксению из общаги, где одна из её соседок каждый вечер приводила мужиков и нажиралась с ними до совершенно невменяемого состояния, что заканчивалось в лучшем случае загаженной комнатой, а в худшем – пьяными домогательствами и драками гостей. Вот он и не стал дожидаться маменькиного благословения. А может уже тогда знал, что всё равно не дождётся, поэтому поторопился оформить их с Ксенией отношения официально.
Но Пашкина мама была из тех женщин, мнение которых игнорировать невозможно. Хотя квартира и была записана на Пашку, и даже куплена была не на материнские деньги, а получена в обмен на двушку, доставшуюся ему по наследству от отца, Валерия Сергеевна считала себя обязанной блюсти интересы сына, как она их понимала. Не имея возможности выписать нежеланную невестку по закону, она решила довести "эту авантюристку", чтобы та ушла добровольно. Она являлась к ним в гости со своим ключом, в любое, удобное лично ей время, будь то раннее утро, поздний вечер или вообще разгар дня, когда хозяев не было дома. Она инспектировала чистоту книжных полок ("У Павлика предрасположенность к аллергии!") и содержимое холодильника ("Ты что – кормишь его одними овощами?!"). Она собственноручно стирала Пашкины носки, копившиеся для машинной стирки, а потом водружала мокрый таз на разложенные конспекты Ксении ("Иди, прямо сейчас повесь их на балконе, а то я не дотягиваюсь".) Она регулярно пыталась остаться ночевать в кухне на раскладушке, потому что "завтра всё равно собиралась к вам приехать, окна мыть". Кстати, "мыть окна" в её понимании тоже означало сподвигнуть на труд белоручку Ксению, которая имела наглость "жить на шее у бедного мальчика" и отлынивать от прямых обязанностей жены и хозяйки. При этом Валерия Сергеевна безошибочно чуяла, какого рода поручения надо давать невестке, чтобы та всё время находилась на грани истерики. Например, развешивание белья с табуреточки на открытом балконе и протирание стёкол (в ноябре месяце!) – два трудовых подвига, воспоминания о которых не померкли до сих пор, хотя с Пашкой они развелись уже почти восемь лет назад.
Не выдержав давления, в один прекрасный день Ксения попросту сбежала к Полине. Сначала она думала просто отсидеться у сестры, перевести дух. Но чем больше проходило времени, тем меньше Ксения понимала, зачем вообще возвращаться туда, где она вновь станет объектом непрекращающейся травли, когда у неё есть дом, в котором её любят и не попрекают квадратными метрами. А иллюзии, что Пашка как-то разрулит эту ситуацию и запретит матери вмешиваться в свою жизнь, развеялись давным-давно. Он был классным, весёлым, компанейским раздолбаем, но совершенно не годился на роль мужа, особенно в условиях, приближенных к боевым.
"Мы с Ксю слишком хорошие друзья, чтобы портить эти отношения браком", – отвечал Пашка их общим знакомым сразу после развода, который явился для всех, кроме непосредственных участников событий, громом с ясного неба. Эта фраза ему так нравилась, что он повторял её практически в каждом разговоре – и в конце концов сам поверил в то, что именно это и помешало им с Ксенией создать семью.
В общем, спорить было не о чем. Дружба, действительно, из-за такой ерунды даже не пошатнулась, а наоборот, окрепла. Получив свидетельство о разводе, Пашка неизвестно каким образом сгенерировал достаточно решимости и поставил мать в известность, что он не собирается выписывать бывшую жену из своей квартиры. Может быть он припугнул её тем, что Ксения теоретически имеет право потребовать раздела жилплощади, может просто напомнил, что является единоличным собственником и волен прописывать у себя того, кого пожелает… Главное, что Валерия Сергеевна в конце концов успокоилась и смирилась с таким положением вещей. И даже, однажды придя к сыну в гости и там столкнувшись нос к носу с Ксенией, не устроила истерику, а наоборот, очень любезно поздоровалась, расспросила, как дела, и вообще вовсю излучала доброжелательность.
"Мама, небось, теперь жалеет, – немного злорадно прокомментировал этот случай Пашка, когда они встретились в следующий раз. – Она, видишь ли, сокрушается, что я никак не соберусь осчастливить её внуками".
Беспокойство Валерии Сергеевны можно было понять. Пашка больше ни с кем не заводил серьёзных отношений, предпочитая необременительные шашни с аспирантками, практикантками и прочими молоденькими сотрудницами, поток которых через его кафедру никогда не ослабевал. Для Ксении было загадкой, почему все эти женщины так легко мирятся со своей ролью временных подруг, учитывая, что молодые холостые без жилищных проблем и особых вредных привычек кандидаты наук на дороге не валяются. Но факт остаётся фактом: Пашка пользовался огромным спросом у женского населения, но при этом умудрялся не иметь никаких проблем из-за своей популярности. Он легко находил очередную "даму сердца" и так же легко с нею расставался, оставляя после себя сугубо положительные впечатления.
Ксения, со стороны наблюдая за его подвигами, иногда задавалась вопросом, как бы сложилась их жизнь, выдержи она тогда прессинг свекрови. И пришла к неутешительному выводу, что скорее всего Пашка начал бы от неё гулять, максимум через год после свадьбы, а то и раньше. Так что жалеть было не о чем. В её жизни был короткий, но яркий период крышесносной влюблённости, закончившейся законным браком, несколько недель безоблачной семейной идиллии и лёгкое, почти безболезненное, если не считать потрёпанных свекровью нервов, расставание. Да ещё в качестве бонуса ей достался хороший друг – если уж на то пошло, лучший друг, не считая Польки, – и московская прописка. Последний пункт был очень кстати. Полька вот, например, приплачивала какой-то бабусе, живущей не то на Сходне, не то в Химках, за временную регистрацию себе и детям.
Теперь-то эту проблему раз и навсегда решил Скворцов, прописавший Юльку и Сашу на своей вилле. Что-то было в нём общее с Пашкой – эта вот готовность без лишних вопросов приютить у себя попавшего в беду. Когда Пашка предложил Ксении переехать из общежития к нему, он даже не вспомнил, что у неё есть сестра, у которой в квартире наверняка найдётся место. А после смерти Полины пригласил Ксению с племянниками в свою однушку, не спрашивая, нет ли у них других родственников или знакомых, к которым они могли бы пойти. При всём своём легкомыслии и разгильдяйстве, в серьёзных вещах Пашка был надёжным.
– Ладно, подруга, – он отправил сигарету в урну и приобнял Ксению за плечи. – Езжай к своему Скворцову и будь там паинькой. Я знаю, ты это умеешь.
– Постараюсь, – храбро улыбнулась Ксения и, помахав рукой Пашке и "ласточке", тронулась в обратный путь.
***
Оставшиеся до первого сентября дни пролетели незаметно. А главное – совершенно мирно. Со Скворцовым общаться почти не приходилось, только раз он вызвал Ксению к себе в кабинет для подписания контракта, но после этого у неё получилось по-максимуму рассинхронизировать их графики – так, чтобы не сталкиваться в доме вообще. Это было совсем несложно: Скворцов с Василием Ивановичем уезжал на студию рано утром, ещё до пробок, а Ксения вставала часам к одиннадцати – как раз к тому времени, когда на дачу прибывали строители, возводившие ещё один гараж. В её обязанности входил присмотр за их работой, поскольку Петька опять куда-то свинтил – не поймёшь, то ли с разрешения начальства, то ли как в прошлый раз.
Дети поднимались ещё позже. Дорвавшись до благ цивилизации в виде скворцовского компьютера с большим экраном и терабайтным жёстким диском, почти под завязку забитым фильмами, они потеряли всякое чувство реальности. Ксении приходилось почти за шкирку выволакивать племянников на лужайку, чтобы они хоть немного проветрились, и даже загнать их на обед каждый раз было непростой творческой задачей. Ожидать в этом помощи от Миланы не стоило. Хватит и того, что в какое время ни зайди на кухню, можно было рассчитывать, что тебя вкусно и сытно покормят – а ведь сейчас ей приходилось готовить в том числе и на бригаду строителей. Также на Милане была стирка и глажка, причём не только постельного белья и полотенец, но и всех этих невообразимых белых рубашек Скворцова, которые, небось, и в машинку-то запихивать было нельзя. За уборку в доме отвечала какая-то фирма, раз в неделю присылавшая целую толпу развесёлых парней и девушек в цветных комбинезонах, которые ярким вихрем проносились по всем помещениям со своими навороченными пылесосами и пароочистителями, оставляя после себя идеальный порядок. К повседневным же делам – таким, как мытьё пола в холле и помощь Милане с посудой – приставили Юльку с Сашей. Точнее, они вызвались сами, не без давления со стороны тётушки, конечно. Но всё остальное свободное время дети проводили в скворцовском кабинете, пялясь в монитор. Даже Сашка, раньше всегда предпочитавший книги, вместе с сестрой подсел на какие-то героические саги и прочую приключенческую ерунду. И Ксения махнула рукой. Всё равно это безобразие прекратится само собой, с началом школьных занятий…
У Ксении были свои развлечения. Первые несколько дней она бродила по дому, заглядывая в каждый уголок, кроме личных комнат Скворцова, разумеется. Нашла даже оборудованную в дальнем крыле мини-студию, которую Василий Иванович важно называл "музыкальной комнатой". Когда Ксения впервые про неё услышала, то представила себе нечто вроде
салона из романов Толстого. С клавесином и арфой непременно. Поэтому очень удивилась, наткнувшись на комнату с хайтековским интерьером, забитую всякими профессиональными примочками, половине из которых она даже названий не знала. И действительно звукоизолированную, как и уверял Василий Иванович, когда она спросила про игравшую где-то скрипку.
Тогда он почти убедил Ксению, что ей всё показалось. А на следующую ночь она вновь услышала колыбельную и потихоньку вышла в сад, чтобы по горящим окнам определить, откуда та раздаётся. Но всё оказалось гораздо проще: уже с крыльца можно было разглядеть белое пятно на фоне тёмных можжевеловых зарослей. Как раз под окнами детей. Ксения постояла немного на пороге, пока не сообразила, что точно так же хорошо заметна в освещённом дверном проёме, и поспешно вернулась к себе. И уже лёжа в кровати, вспомнила, откуда ей так знакома мелодия – та же самая, что играла в первую ночь. Это была песня из мультика про бременских музыкантов, которую очень любила Полина. Она часто пела её детям, когда те были маленькими. Знал об этом Скворцов или угадал случайно? Как бы то ни было, он явно играл специально для Юльки и Саши, хоть и выбирал для этого такой поздний час, когда весь дом уже спал.
Казалось бы, это проявление чего-то человеческого должно было расположить Ксению к Скворцову, но она, наоборот, начала ещё старательнее избегать встреч с ним. Для этого достаточно было ужинать пораньше и уходить к себе до того, как они с Василием Ивановичем возвращались домой. Ложиться так рано она не привыкла, поэтому обычно устраивалась с ноутбуком на кровати и шлифовала последнюю статью.
Но сегодня Скворцов решил остаться дома. То ли закончил работу над саундтреком, то ли взял отгул по случаю последнего дня перед началом учебного года. Завтра детям предстояло отправиться в школу, а его самого ожидало первое занятие в Гнесинке.
В связи с этим Ксения успела пожалеть, что не отложила поездку "к Юлькиной однокласснице" про запас – как раз на такой день, когда Скворцов собрался безвылазно торчать на вилле и когда ей было совершенно некуда деваться. Да ещё и дети, отогнанные наконец от компьютера, болтались по дому без дела, периодически заглядывая в тётушкину каморку, чтобы сообщить, что им ужасно скучно. Но на Ксенино предложение отпроситься у отца в кино или просто погулять они оба почему-то ответили решительным отказом. Спас положение Василий Иванович, откопавший где-то в гараже бадминтонные ракетки и потрёпанный воланчик и отправивший Юльку с Сашей резвиться на улице.
Но не прошло и получаса, как кто-то снова поскрёб в дверь.
– Ксю, можно? – в комнату проскользнула Юлька, на лице которой крупными буквами была написана какая-то шкода.
– Что опять? – Ксения захлопнула ноутбук. Всё равно сегодня ей плохо формулировалось.
– У нас для тебя сюрприз, – ответила племянница, извлекая из кармана ярко-синий платок. – Но тебе придётся повязать это.
– С ума вы меня сведёте, – вздохнула Ксения. – Это правда обязательно? Я могу просто зажмуриться, тащите свой сюрприз сюда.
– Так не получится, – отвергла её идею Юлька, складывая платок в несколько раз. – Ну давай, это не больно.
Ксения позволила завязать себе глаза, и Юлька вытолкала её в коридор, где их ждал Саша, крепко взявший тётушку под второй локоть. Так, страхуя с обеих сторон, они протащили её по коридору, потом через холл и вывели на улицу. Если в доме Ксения ощущала себя достаточно комфортно – на ровном полу было негде запнуться, да и ориентироваться было несложно, то посреди открытого пространства ей сразу стало не по себе.
– Далеко ещё? – жалобно спросила она, но в ответ раздалось только довольное Юлькино хихиканье.
Дорога пошла под горку, и Ксения поняла, что её ведут к гаражам, навстречу урчанию незнакомого мотора.
– Так, сюда, сюда… – раздался голос Василия Ивановича, и кто-то взял её за плечи, подпихивая в указанном направлении.
– Стоп! – скомандовал Саша. – Вытяни руки.
Ксения осторожно выполнила его распоряжение.
– Немного дальше! – вмешалась Юлька. – Ксю, сделай шаг, только ма-а-аленький.
Она неуверенно подалась вперёд и тут же зашипела, стукнувшись обо что-то коленом.
– Ой, прости! – пискнула племянница. – Но я же сказала – маленький… Всё, теперь руки ниже.
Ладони Ксении легли на тёплый капот. Судя по высоте – внедорожник. Но не чероки, это точно… Она проворно опустилась на корточки –
уже зная, ещё раньше, чем нащупала характерную решётку радиатора с рогатой башкой на перекрестье.
– Дюранго! – Ксения в полном экстазе прижалась щекой к эмблеме с барашком. – Это правда дюранго!!!
– По значку любой дурак определит, – ворчливо прокомментировал Петька, стоявший у неё прямо за спиной, и помог развязать платок.
Но Ксения не стала реагировать на подначку, слишком счастливая, чтобы спорить. Прямо перед ней, блестя апельсиново-рыжими боками и пуская зайчики хромированной решёткой, стояла воплощённая мечта.
"Полька, смотри, мы всё-таки будем ездить на дюранго…"
Она опять положила ладонь на капот, погладила, снова и снова, не в силах отлипнуть от этого совершенства.
"Дурочка, ты так радуешься, как будто тебе его подарили!"
Но даже это соображение не помогло умерить её восторг. Надо было срочно брать себя в руки.
– Ты откуда тут взялся? – через силу повернулась она к Петьке.
– Из Бремерхафена, – ответил тот с чрезвычайно самодовольным видом. – Принимай аппарат!
– Махнул не глядя?
– Какое там – махнул, скажешь тоже! – обиделся Петька. – Всё чин-чином, как у взрослых. Встретил контейнер в порту, растаможку прошёл…
– Он что – прямо из Америки? – перебила его Ксения. – Оттуда ж две недели, не меньше, плыть!
– Ну да, – Петька подбоченился, явно довольный произведённым эффектом. – Один дядька заказал себе доставку, да передумал в последний момент. Ну мы у него и перекупили.
"Вот ещё один товарищ, считающий автопарк работодателя своей собственностью.
Мы перекупили…"
– Здесь сто-о-олько места! – воскликнула Юлька, уже успевшая залезть внутрь.
– Ты прости, я тоже… – от волнения Ксения даже все слова позабывала – так ей хотелось поскорее самой всё пощупать.
– Да иди конечно! – махнул рукой Петька. – Кстати, не за что. Не такой уж и труд, каких-то две тыщи километров, не стоит даже упоминания…
– Петька, ты такой умничка, спасибо огромное! – Ксения повисла бы у него на шее, если бы не всё тот же голос разума, упорно напоминавший, что вообще-то Петька старался не ради неё, а по поручению Скворцова. А того пусть дети благодарят. – Он и на учёт уже поставлен?
– Ага. Хоть завтра можете на нём ехать. Зверь-машина, кстати, даром что баран.
– Но-но! – она снова погладила дюранго по суровой морде. – Попрошу не обзываться.
– Ладно-ладно, обидчивые мы какие… Держи! – и Петька протянул ей ключ.
"Смотри, Полька… Смотри на нас!" 
