Глава 223 декабря, 10:21 a.m.
Замок Локвуд-холл.
Пригород Мансфилда, Англия.
День первый.
«Дело №823-012, старший следователь Коннор Дойл. Мы прибыли в родовой замок семьи Локвуд – Локвуд-холл, который находится в пригороде Мансфилда в Великобритании. Предметом расследования является привидение, которое якобы обитает в этом замке. В нашу задачу входит выяснить, существует ли призрак на самом деле, какова причина его появления и как можно от него избавиться. В замке мы установили камеры слежения: обычные видео и инфракрасные, датчики температур, движения, давления и микрофоны. Из-за того, что замок слишком большой, чтобы полностью охватить его слежением, мы взяли под наблюдение лишь те места, в которых предположительно могли наблюдать призрака. Новый владелец предоставил нам историю замка и семьи. Возможно, появление призрака связано с произошедшей здесь трагедией. Следующая запись через двенадцать часов».
Дойл остановил запись и посмотрел на сидевшую рядом Клер.
– Мне кажется, тебя распирает. Спроси уже.
– Этот замок принадлежит Каллену? – Клер изобразила недоумение, смешанное с недоверием. – Серьезно? Тому доктору из Форкса?
– Он к тому же оплачивает наше расследование, – мрачно заметила Линдсей с заднего сидения.
– Сколько же у него денег? – протянула Клер, разглядывая приближающийся замок.
Сооружение выглядело довольно древним. Согласно документам, предоставленным для расследования, строительство замка началось в 1436 году, когда он еще принадлежал совсем другому роду. Тогда это не выглядело так впечатляюще. Впоследствии каждое новое поколение, поселявшееся здесь, что-то достраивало, присоединяло. Замок был отдан родоначальнику Локвудов – сэру Хьюго – в 1547 году, после чего Локвуды продолжили строительство. К концу восемнадцатого века бывший парадный вход превратился в черный, последняя пристройка в два раза превзошла по размеру первоначальный вариант здания, а количество башен и переходов перевалило за два десятка. Замок выглядел чудно, в нем смешались эпохи, стили, вкусы разных поколений, но при этом он оставался величественным и гордым, как и род Локвудов, ныне угасший.
– Замок-то он не купил, он ему по наследству достался, – проворчал Питер. – Не надо преувеличивать.
– Извини, Питер, но замки кому попало в наследство не оставляют, – резонно возразила Клер. Она покачала головой. – Красив, умен, воспитан и так богат, – пробормотала она. – Вы уверены, что он не собирается разводиться?
– Если он соберется, Питер первым об этом узнает, – съязвила Линдсей, намекая на то, что во время их расследования в Форксе Питер оказался полностью очарован миссис Каллен.
– А кто он такой, этот Каллен? – подала голос Миа. Из всей команды только она не участвовала в расследовании в Форксе и не была знакома с семьей Калленов.
В машине повисло гробовое молчание. Самым правильным ответом стало бы лаконичное "вампир", но Коннор, Питер и Линдсей были связаны обещанием, а Клер так и не узнала, кем на самом деле был молодой доктор.
– Похоже, это вопрос на засыпку, – протянула Миа.
– Давайте сосредоточимся на нашем расследовании, – предложил Коннор, подъезжая к главному входу замка. – А о Каллене посплетничаете в свободное время.
Он остановил машину на небольшом расчищенном от снега пятачке перед входом и открыл дверь. Клер переглянулась с Миа, молча пообещав ей подробный рассказ о докторе позже. Линдсей, вылезая из машины, обратила внимание на то, что Питер вдруг стал задумчивым, как будто упоминание миссис Каллен заставило его мысленно вернуться в Форкс.
Следуя за Коннором, вся группа вошла в просторный прохладный холл. Невзирая на то, что замок был пуст, он не выглядел необитаемым, в основном благодаря тому, что вспомогательная команда, которая занималась установкой аппаратуры, уехала всего за два часа до приезда ученых.
– Как же здесь холодно, – заметил Питер. – По-моему, даже в России теплее было.
– Ничего страшного, – отмахнулся Коннор. – Переживем. Россию же мы пережили.
Питер, Линдсей и Клер обменялись скептичными взглядами, в каждом из которых читалось: "Ну да, особенно ты".
Миа, которая имела весьма посредственное представление о расследовании в России, осталась вне молчаливого разговора и вместо этого догнала Коннора, поэтому в гостиную они вошли одновременно. И оба застыли от удивления.
– Вау, – вырвалось у Миа.
Вся огромная комната, обставленная старинной мебелью, была украшена лентами, шарами, гирляндами и прочей атрибутикой Рождества, в центре нее возвышалась огромная настоящая ель метра три высотой. На невысоком антикварном столике выстроилось пять бутылок шампанского, а перед ними стояла поздравительная открытка. Коннор подошел и прочитал подпись:
– "Приношу свои извинения за то, что вынудил работать в праздник. Надеюсь, рождественская атмосфера и это шампанское скрасит ваше пребывание в Локвуд-холле. С Рождеством и всех благ. Карлайл Каллен", – Коннор закончил читать и положил открытку на столик. – Как мило с его стороны, просто слов нет, – проворчал он.
– Это не просто мило, – протянула Миа, разглядывая шампанское. – Это еще и очень щедро. Я на него точно больше не сержусь.
– Раз так, давайте приступим к расследованию. Надо отрабатывать шампанское и весьма внушительные сверхурочные, – Коннор улыбнулся и обвел взглядом подтянувшуюся команду. – Питер, посмотри данные приборов, может быть, они что-то зафиксировали, пока нас не было. Линдсей, Миа, займитесь историей рода Локвудов. Клер... может быть, ты сваришь нам кофе? – Коннор с трудом сдержал смешок, увидев, как изменилось лицо доктора Дэвисон.
– Сдается, профессор, ты хочешь меня обидеть, – холодно процедила она.
– Отнюдь, – Дойл вскинул руки, словно сдаваясь. – Ты просто лучше всех нас варишь кофе, а вскрывать пока все равно некого. Если тебя это утешит, то я займусь отоплением. Должно быть какое-то решение, иначе мы тут окочуримся в первую же ночь.
– А после того, как вы решите все эти важные вопросы касательно обеспечения нашего комфортного существования, вы можете помочь нам с историей семьи, – весьма выразительным тоном предложила Линдсей. В ответ на вопросительный взгляд Коннора она показала ему четыре толстенные книги, которые лежали на секретере, стоявшем у дальней стены. – Видишь эти талмуды? Это и есть история семьи. Она составлена в хронологическом порядке. Основную работу по ее составлению выполнил Генри Локвуд в 1863 году. Он собрал все известные исторические факты, а также доступные журналы и дневники его предков. Он работал над историей своего рода почти всю жизнь, а после его смерти наследники продолжили вести эту... летопись. В 1956 они заказали в типографии трехтомник, который описывал историю семьи до двадцатого века. Четвертая книга была напечатана недавно и описывает события до двухтысячного года.
– А ты подготовилась, – Коннор улыбнулся. – Хорошо, тогда мы поделим работу с историей, – согласился он. – Миа, что нам искать?
– Если феномен связан с домом, то, прежде всего, стоит выяснить все о трагедиях, произошедших здесь. Как правило, именно преждевременная кончина, неестественная смерть или трагические обстоятельства несчастного случая становятся причинами появления призраков, – ответила Миа. Подумав секунду, она добавила: – Особое внимание следует уделять случаям, имевшим место в Рождество, раз уж наши призраки именно это время выбрали для появления.
– Отлично, – резюмировал Дойл. – Всем есть чем заняться. Совещание через четыре часа. За дело.
***
23 декабря, 5:46 p.m.
Дом семьи Каллен
Форкс, штат Вашингтон, США
– Как ты думаешь, куда лучше повесить последнюю омелу? – Элис обвела гостиную задумчивым взглядом.
– А где еще ты бы хотела целоваться с Джаспером? – поддразнила ее Эсми, закреплявшая на стене яркую гирлянду из мишуры.
Элис состроила недовольную рожицу.
– Можно подумать, я единственная сегодня буду целоваться... – начала она своим обычным певучим тоном, но вдруг осеклась. Ее взгляд затуманился, и она слегка пошатнулась. – Боже мой, – прошептала Элис. Голос ее звучал испуганно.
– Что случилось? – встревоженно спросила Эсми, бросая хвост гирлянды безжизненно болтаться незакрепленным. Она подошла к дочери и взяла ее за руки. – Что ты видишь?
Элис не успела ответить: громкий топот отвлек их внимание. Мгновение спустя по лестнице сбежал Эдвард и ветром пронесся мимо матери и сестры.
– Эдвард, постой! – властный окрик Карлайла настиг сына уже посреди небольшого холла за гостиной.
Эсми проследила растерянным взглядом за мужем, который стремительным шагом пересек гостиную, даже не взглянув ни на нее, ни на Элис, и скрылся в дверном проеме вслед за Эдвардом.
– Да что произошло? – Эсми встряхнула дочь за плечи.
– Ты! – воскликнула Элис, глядя куда-то вдаль. В ее голосе звучало обвинение, смешанное с обидой и растерянностью. – Как ты могла? Что ты наделала?
Эсми обернулась и увидела, что на лестнице на полпути вниз замерла Белла. Она была гораздо бледнее, чем пятнадцать минут назад, когда поднималась наверх, чтобы поздороваться с Карлайлом. И чуть не плакала.
– Я ничего не сделала, – попыталась оправдаться она, продолжив спускаться.
– Ничего не сделала? – звонко переспросила Элис. – Тогда объясни мне, почему Эдвард мечется между такими странными решениями?
– Перестань, – Эсми одернула дочь и обняла Беллу за плечи, словно стремилась защитить ее от внезапно слетевшей с катушек Элис.– Что ты на нее накинулась? Что ты увидела?
– Конец! – звонко ответила та. – Конец клана Калленов, конец нашей семьи! И Беллу с... – она замолчала и скривилась, так и не сумев договорить.
По тому, как Эсми отстранилась от нее, Белла поняла, что той не нужны никакие уточнения. Каким-то образом она знала, с кем Элис увидела Беллу.
– Все не так, как вы думаете, – попыталась возразить Белла, глядя на Элис и Эсми с мольбой. – Это было давно, уже много месяцев назад. Это ничего не значащий эпизод, клянусь вам! Эдвард просто отреагировал слишком остро.
– О чем ты говоришь? – тихо спросила Эсми, старательно контролируя свой голос. – Ты и Карлайл?.. – она предложила Белле самой закончить фразу.
– Целовались, – еле слышно выдавила та. – Просто целовались. Один раз. Это была ошибка, – она виновато посмотрела на Эсми. – Мы оба признали это. Не знаю, что на меня нашло в тот вечер.
Эсми понимающе кивнула. Она предполагала, о каком вечере шла речь. И теперь старалась взять себя в руки, потому что злиться на Карлайла или Беллу за тот эпизод у нее не было ни малейшего права. Она чуть ли не собственными руками создала ту ситуацию, надеясь, что это поможет ее мужу определиться со своими желаниями, сделать выбор. Просто она не знала, как далеко тогда все зашло, Карлайл никогда ей не говорил, а она сама предпочитала не спрашивать. После той истории с учеными все вернулось в норму, она больше не видела во взгляде мужа сомнений и была уверена, что он выбрал ее и все закончилось. Но теперь, похоже, намечалось продолжение: скелеты полезли из шкафов.
Против своей воли Эсми повернулась в сторону холла, где Карлайл разговаривал с Эдвардом. Она не могла ни видеть, ни толком слышать их, поскольку голоса звучали тихо, но едва ли у них все шло гладко.
Эдвард был не рад, что все-таки остановился и позволил Карлайлу себя догнать, но он слишком долго считал его отцом и потому не мог уйти, когда тот просил его остановиться. Однако Эдвард все же не обернулся, когда Карлайл попросил посмотреть на него. Ему не хотелось, чтобы тот видел его лицо, его боль и обиду. Его растерянность. Карлайл что-то говорил. В его голосе тоже была боль. И еще вина. От этого становилось только хуже.
– Эдвард, то, что ты видел, случилось давно. И ровным счетом ничего не значит.
– Ложь, – тихо возразил Эдвард, все же поворачиваясь к отцу. – Не лги мне больше, Карлайл, не надо. Теперь я знаю, к чему надо прислушиваться, – он пронзил его взглядом, словно стремился прочесть разом все мысли в голове: громкие и тихие, спрятанные и выставленные напоказ. Все до единой. И когда ему это удалось, он нахмурился еще больше, почувствовав себя еще хуже. – И себе не лги, – добавил он.
– Хорошо, – согласился Карлайл. Ему было невероятно стыдно за свои чувства, о которых Эдвард теперь знал все. Ему было стыдно за то, что он не смог контролировать их, что не смог скрыть их. Если бы он только знал, что Эдвард уже вернулся.
– Ты любишь ее, – эти слова прозвучали как приговор. На лице Эдварда явно проступило отвращение, граничащее с ненавистью.
– Полагаю, что да, – как можно спокойнее ответил Карлайл. – Но как я уже сказал, это ничего не значит. Я не собираюсь становиться между вами, никогда не собирался. Она любит тебя.
– Как ты можешь быть уверен, если даже я не знаю наверняка? – Эдвард горько усмехнулся. – Ее мысли закрыты от меня. Откуда мне знать, что она не думает о тебе, находясь рядом со мной?
– Просто поверь мне, – попросил Карлайл. – Она помчалась в Италию, чтобы спасти тебе жизнь, хотя встреча с Вольтури могла убить ее, – напомнил он. – Она любит тебя.
– В тот вечер она тебе не сопротивлялась, – заметил Эдвард, его губы скривились, когда он вызвал в памяти увиденное в голове отца.
– Ты не хуже меня знаешь, какое воздействие мы оказываем на людей. Она не виновата. Той ночью она просто оказалась сбита с толку. Мной. Если кто и виноват перед тобой, то я, а не она, – Карлайл покачал головой, видя, что его слова не достигают цели. – Уж если ты решишь кого-то возненавидеть за это, то ненавидь лучше меня. Не наказывай ее.
– Тебе больно, – констатировал Эдвард. Ему самому хотелось плакать. Он жадно слушал мысли Карлайла, и теперь ему стали очевидны все терзания, которые тот пытался скрыть от него.
– Да, – покорно признал Карлайл. – Потому что я причиняю боль тебе и Эсми. Я не хочу терять тебя, Эдвард. Я слишком люблю тебя. И Эсми я тоже люблю. И никогда ее не оставлю, ты ведь это понимаешь? Мои чувства к Белле – чудовищная ошибка. Я исправлю ее, только дай мне время.
Эдвард смотрел перед собой и, казалось, не слышал пламенной речи отца. Его терзали сомнения, ревность, чувство вины, обида и даже злость. Он пытался понять, как такое могло произойти, и не находил ответа.
– Прости, я не могу, – невпопад перебил он все еще говорившего Карлайла. – Все эти годы... Я не мог бы любить и уважать тебя больше, даже если бы ты был моим родным отцом, – Эдвард посмотрел на него и покачал головой. – Но теперь я не могу.
Он отвернулся, одним молниеносным движением добрался до окна и выпрыгнул в сгущавшиеся сумерки. Карлайл молча смотрел ему вслед. Еще никогда в жизни ему не было так тяжело. Он против своей воли влюбился в невесту Эдварда, но запретил себе даже думать о возможном будущем с ней, чтобы не потерять сына. Не вышло. Теперь ему предстояло пойти и взглянуть в глаза жене, объяснить, что произошло. Мог ли этот день стать еще хуже?
***
23 декабря, 3:03 p.m.
Замок Локвуд-холл
Пригород Мансфилда, Англия.
День первый.
– Поехали, господа. Что у нас к этому часу? – спросил Дойл, открывая совещание.
Все в той же "рождественской" гостиной они создали подобие конференц-зала их мобильной лаборатории. Обстановка здесь была не слишком рабочая, но им это не мешало. Другие комнаты были очень уж неуютными.
– К этому часу у нас камеры и датчики в библиотеке, коридорах и переходах восточной части замка, поскольку в западной уже сто пятьдесят лет никто не живет. Следовательно, и призраков там никто не видел, – отчитался Эксон. – И не увидит, потому что даже если в западной части замка поселится цыганский табор, в восточной об этом никто не узнает. Размеры замка поражают. Не понимаю, как можно здесь жить.
– Очевидно, не в таком домике ты мечтаешь поселиться после выхода на пенсию, – с улыбкой заметила Линдсей.
– Да уж, увольте. Мне бы подошло что-то более компактное и уютное, – мечтательно произнес Питер, и члены команды посмотрели на него в изумлении: уж слишком серьезно прозвучал его ответ.
– А в придачу жена и куча детишек? – поинтересовалась Миа, стараясь свести все к шутке. Питер хмыкнул и что-то пробормотал, но глаза его оставались серьезными. В последнее время он все острее чувствовал свое одиночество и начинал понимать, что есть вещи, которые наука просто не в состоянии заменить.
– Хоть что-то аппаратура зафиксировала? – Коннору пришлось вернуть беседу в деловое русло.
– Представьте себе, – Питер встал со своего места и подошел к стоящим отдельно мониторам. – Микрофоны, установленные в библиотеке, полтора часа назад записали весьма странные звуки, – он щелкнул клавишами, и ученые услышали короткую серию из трех одинаковых еле различимых звуков, похожих на шорох или дыхание. Как если бы по микрофону, ведущему запись, провели шифоновым платком.
– Было только три звука? – уточнила Миа.
– Да, только эти три звука, мне пока не удалось их идентифицировать или определить источник.
– Что-то еще? – спросил Коннор.
– Да, – Питер опять нажал несколько кнопок на клавиатуре и взглянул на монитор. – В то же время в библиотеке зафиксировано незначительное понижение температуры. На два градуса.
– Может, окно открылось? – высказала предположение Линдсей. – И микрофоны зафиксировали порывы ветра?
– Видеонаблюдение этого не подтверждает, – Питер отрицательно покачал головой.
– Понятно, – Дойл что-то пометил в своих записях. – Продолжай наблюдение. Если появится что-то еще, сразу сообщи мне.
– Хорошо, – Питер кивнул и вернулся на место.
– Теперь об истории семьи. Если в ваших томах столько же случаев насилия в этом доме, сколько и в моем, – начал Дойл, – то можно сворачивать расследование. Дом просто пропитан кровью. Так что здесь либо все время должно быть заметно присутствие призраков, либо место выработало иммунитет и равнодушно к жестокости.
– Все не заладилось с родоначальника – сэра Хьюго, – начала Миа, поскольку изучала первый том. – Судя по всему, это был страшный человек, садист и маньяк. По свидетельствам, после смерти жены, с которой он так и не нажил законного наследника, он изнасиловал старшую дочь, которая родила ему долгожданного сына. Вы представляете наследственность этого семейства? Его сыну повезло больше: жена родила ему целых трех наследников. Старшему по закону перешел и замок, и титул. Но его жена оказалась сумасшедшей: она убила во сне собственных детей, семилетних двойняшек мальчика и девочку, за что муж живьем замуровал ее в одну из стен этого замка, где она с криками и стонами умирала, ее останки по-прежнему где-то там. Точного места не указано. После этого сам мужчина повесился. Кстати, обратите внимание: эта семейная трагедия произошла как раз незадолго до Рождества.
Так вот, после смерти этого Локвуда все перешло к его среднему брату, который, видимо, был геем, потому что он так и не женился, зато постоянно жил в замке со своим другом. О них ходили соответствующие слухи. Чтобы очистить род от позора, младший брат вызвал среднего на дуэль и убил. Через год он был отравлен, предположительно безутешным любовником убитого им брата. Локвуд-холл перешел его сыну, сэру Альберту, который на какое-то время прервал кровавую историю семейства, поскольку был единственным сыном. Зато несколько сыновей родилось у него. Так что дальше там опять идет борьба за власть, титул, земли. Его старший сын – сэр Персиваль, убил первую жену, поскольку та оказалась бесплодной и не могла родить наследника, а это значило, что его братья могли забрать у него все.
– Есть в этом что-то дикое и противоестественное: так документировать семейные трагедии, – заметил Питер, за что получил от Миа строгий взгляд. – Все, извини, больше не перебиваю.
– В следующем поколении загадочная череда смертей в доме Локвудов, – продолжила Миа, – тогда перебили всех наследников сэра Персиваля – привела к тому, что замок перешел к его незаконнорожденному сыну, который при других обстоятельствах не мог бы рассчитывать на наследство. Этот наследник – его звали Сэмюэль – был осторожен, его жена родила ему сына, после чего он не допускал новой беременности. Не подумайте, что он решил отказаться от плотских наслаждений. Нет, просто каждый раз, как выяснялось, что его жена беременна, он избивал ее до полусмерти, что вызывало выкидыш. На беду женщины, у нее было железное здоровье: она пережила три выкидыша и забеременела в четвертый раз. Сам Сэмюэль в это время был в длительной отлучке: Англия ведь вела войны. Когда он вернулся, мальчик уже родился. Сэмюэль утопил своего второго сына, после чего его жена покончила с собой. Дальше ничего особенного: несколько пришедшихся кстати естественных смертей да пара-тройка дуэлей среди наследников. На фоне всего остального это даже не смотрится как нечто из ряда вон выходящее. Ну а потом наступил 18 век и на этом моя книга заканчивается.
– И начинается моя, – продолжила Линдсей. – Я думаю, что большинство эпизодов можно исключить за их незначительностью на фоне всего вышесказанного. Из интересных моментов: 1705-1751 – годы жизни Персиваля-вешателя, его направляли в провинции для успокоения волнений, которое он проводил весьма просто: вешал всех подряд. На его счету около трехсот казненных.
– Но это не имеет отношение к дому, – заметил Питер.
– Да, но он сам умер в этом доме, и возможно именно его дух никак не может успокоиться.
– Принимается, – кивнул Коннор.
– Его сын унаследовал склонность к убийствам. За свою жизнь он был женат 11 раз, ни одна жена не жила с ним дольше года. Прям как Синяя Борода.
– И родители отдавали своих дочерей за него? – поразилась Миа.
– Он выбирал девушек из обедневших семей, которые были готовы на все, лишь бы избавиться от девицы.
– Давайте перейдем сразу к инцидентам, имевшим место в Рождество, – прервал Дойл, просматривая свои записи. – А то слушать тошно... В девятнадцатом веке с Рождеством все было нормально, – казалось, Коннор испытал облегчение от этого факта.
– Одна из жен Синей Бороды умерла в рождественское утро, – сообщила Линдсей.
– Забавно, что в двадцатом веке было всего одно убийство, – сказала Клер, которой достался последний том, – и случилось это именно в Рождество.
– В чем там суть? – поинтересовался Питер. Ему уже было нехорошо от всех этих историй, но он предпочитал как можно скорее с ними покончить.
– Тогдашний лорд Локвуд, наверное, был подкидышем и к роду никакого отношения не имел, поскольку о нем не известно ничего плохого, – начала Клер. – Он жил в замке с женой, которая не могла иметь детей, и приемной дочерью, которую они взяли к себе, когда стало понятно, что своих детей у них не будет. Только вот девочку они удочерили уже почти взрослую, тринадцатилетнюю. Она была всего на десять лет младше леди Локвуд и на четырнадцать лет младше ее мужа.
– Дай я угадаю, – перебила Линдсей. – Девочка влюбилась в приемного отца?
– Вот именно, – подтвердила Клер. – Уж не знаю, как у них события развивались, подробностей здесь нет, но только в рождественский вечер двадцать пятого декабря двенадцатого года девочка, которой тогда уже было без малого девятнадцать, убила обоих. Из двустволки. И сама скончалась. От сердечного приступа.
– Это в девятнадцать-то лет? – не поверил Питер.
– Похоже, у нее было какое-то врожденное заболевание, ослабившее сердце.
– Нет повести печальнее на свете, – протянул Коннор, снова что-то записав. – Вот к чему приводят любовные треугольники внутри семьи. Что было дальше?
– Ничего особенного, – Клер пожала плечами. – Состояние перешло к младшему брату Роберта – Гарри. От него к его сыну Филиппу…
– Странный выбор имени, – вставил Питер, но под испепеляющим взглядом Клер тут же замолчал.
– Филипп был дедом Патрика Локвуда и двух его братьев, после гибели которых замок и перешел Каллену, если я все правильно поняла.
– А как погибли последние хозяева дома? – поинтересовался Коннор, с улыбкой наблюдая за надувшимся Питером.
– Старший из братьев умер – обратите внимание – в библиотеке, – сообщила Клер, поскольку заключения о смерти всех троих были у нее. – Прислуга нашла его утром. Тоже сердечный приступ, но ему было уже больше пятидесяти, так что ничего особенно сверхъестественного, хоть и печально, конечно.
– Он болел? – уточнил Коннор.
– Нет, но, по всей видимости, его что-то напугало. В отчете патологоанатома говорится о том, что на его лице так и застыло выражение ужаса. Это произошло накануне Рождества. Второй брат умер здесь три года спустя, тоже в это время. Его смерть выглядит уже менее естественно. Он упал с галереи. Рухнул прямо в главный холл, через который мы проходили. То ли он по какой-то причине был дезориентирован и перегнулся через перила, то ли его толкнул кто-то. Полиция ничего не выяснила. Смерть признали несчастным случаем.
– Ну а что же случилось с другом нашего доктора? – спросила Линдсей. – Который был священником.
– Эта смерть самая загадочная, поскольку в качестве причины указано следующее: внезапный отказ основных жизненно необходимых систем.
– Что это значит? – не понял Миа.
– На языке патологоанатомов это означает: "Я понятия не имею, от чего умер этот человек. Он просто умер, потому что дальше жить не мог", – пояснила Клер и чуть заметно пожала плечами. – Но интересно то, что произошло это тоже в главном холле, – она выдержала эффектную паузу. – Кстати, именно там приемная дочь застрелила свою мачеху и отчима, которого любила, но не как отца. И умерла сама.
– Что ж, у нас определился лидирующий кандидат на причину образования призраков, – констатировал Коннор. – Остальных тоже не забываем, наблюдаем за всеми ранее выделенным участкам, но за библиотекой, галереей и главным холлом посматриваем внимательнее. Питер, пока этим занимаешься ты. Клер сменит тебя через пару часов. Миа, Линдсей, постарайтесь узнать подробности этой истории с любовным треугольником.
Обе синхронно кивнули.
– На этом пока все.
