Дом на площади ГриммоМаленькая Роза Уизли любила бывать в доме на Гриммо, 12. Не в гостях у дяди и тети, а именно в Доме. Дом, как ни странно, Розу тоже любил, если такое вообще можно сказать о каменном строение. Но Дом на площади Гриммо, спрятанный в обывательских магловских кварталах такого же магловского Лондона, просто строением не был. Когда это маленькая Роза для себя уяснила, она не знала, а скорее — попросту не помнила. Слишком уж хорошо она знала каждый его уголок, слишком сильно любила. Как нечто давно утраченное, как воспоминание о канувшем в Лету. О том, что нельзя обрести вновь, а потому и остается — любить безудержно, отчаянно. Как столько всего можно чувствовать в какие-то шесть лет, Роза не знала. Для нее это должно было быть чем-то противоестественным: Роза вообще что-либо чувствовать не привыкла. По отношению к кому-то и чему-то — тем более. Но ее любовь к Дому была неотделима от нее самой. Как жизненно-важный орган, исчезни который, и весь организм, работающий, как часы, даст сбой. И это в лучшем случае. В худшем же и наиболее распространенном варианте стрелки часов остановятся. И вряд ли что-то заставит их сдвинуться с мертвой точки.
Место же, где Роза родилась и выросла, Домом она никогда не называла. Ни будучи еще совсем маленькой, когда еще и размышлять о таких вещах не положено, ни когда уже училась в Хогвартсе не первый год. Когда однокурсники спрашивали о том, собирается ли она на праздники домой, она всегда отвечала: к родителям, на рождество, на каникулы. Но — не домой. Дом ее родителей был именно строением: красивым, оборудованным по последнему магическому и магловскому слову в развитии и моде. Но в этом здании не было души. Розе оно напоминало даже не склеп или больницу, а оплот чего-то административного, управленческого и сугубо официального. Несмотря на нежно-розовых бабочек на обоях в ее комнате. Застывших, мертвых бабочек, напечатанных на дорогой бумаге. Несмотря на ажурные шторки, кокетливо обрамляющие дорогие пластиковые окна. Несмотря на огромную библиотеку, которую так любила ее мать, Гермиона. Огромную, до потолка заполненную самыми новыми, дорогими изданиями. Слишком новыми и не стоящими и кната от той цены, по которой они продавались.
Но ни разу в своей жизни Роза никому и слова не сказала об этом. Это оказалось ей безумно сокровенным, тем, чем не пристало делиться. Остальные бы просто сочли такие мысли неприличными. А потому каждый делал свои собственные выводы. Часто — совершенно далекие от истины, к примеру, ее собственная мать; а иногда — граничащие с правдой.
Гермиона считала свою дочь капризной. Именно так — избалованной девчонкой, непонятно в кого такой уродившейся. Роза никогда не просила, чтобы в ее комнате сменили обои — она просто смотрела на них, чуть кривя губы. И даже не обрадовалась, когда розовые бабочки уступили место изящным завитушкам на голубом бумажном полотне. Розе казалось, что она попала в магазин мебели. Гермиона же восприняла это иначе. Она не понимала, где радость от новой обстановки, что так свойственна девочкам возраста ее дочери, где благодарность? Роза дежурно улыбалась, получая на день рождения дорогущие книги последнего издания. Не было в ее взгляде того восторга, который испытывала сама Гермиона, прикасаясь к новой, еще не прочтенной книге. Так они и жили. Гермиона предпочитала не спрашивать, Роза же не горела желанием отвечать. Чужие мать и дочь.
Тетя Джинни, как ни странно, попадала в совершенно иную категорию среди тех людей, что окружали Розу. Она принадлежала к тому меньшинству, кто в своих догадках и предположениях был близок к истине. Миссис Поттер, кажется, понимала свою племянницу больше остальных. Но именно это понимание не добавляло теплоты их отношениям. Джинни боялась Розу. Бессознательно, необъяснимо, но боялась.
* * *
Слишком туго затянутые струны отношений Розы с остальным семейством начали рваться в один из июльских дней две тысячи шестнадцатого года. Тогда Роза гостила на Гриммо, когда как Хью предпочитал проводить лето у бабушки с дедушкой в Норе.
Роза играла на чердаке. Да, именно на чердаке, и — нет, никакой ошибки тут не было и быть не могло. Не в детской вместе с Лили, не в саду — с Джеймсом и Альбусом. А на пыльном чердаке, где доживали свое время никому не нужные вещи. Пыль, паутина, грязь и шорох (хорошо, если мышей), — Поттеры предпочитали не появляться на верхнем этаже особняке, поднимаясь туда пару раз в год, чтобы закинуть очередное "барахло". Роза же вещи, скапливающиеся здесь годами, барахлом не считала. Воображение живо рисовало истории вещей, и вот уже Роза не маленькая полукровка Уизли и дочь героев, а сама — юная средневековая ведьма, героиня захватывающих событий.
Если старшие Поттеры предпочитали заниматься своими делами и не особо следили за уже подросшими детьми, Джеймс и Альбус даже не интересовались "девчачьими" делами, то вот с младшей Поттер дело обстояло иначе. И очень скоро Роза обнаружила за собой маленький хвостик отчетливо рыжего цвета.
В тот день находкой Розы стала завораживающего вида шкатулка. Конечно, узнай Гермиона или Рон, как развлекается их дочь, они бы пришли в ужас и тотчас прочитали лекцию об опасности неизвестных артефактов да и вообще вещей странного вида в домах волшебников. Однако о том, как проводит дни Роза, они не знали, а потому и сказать ничего не могли. Роза, конечно, не могла проверить каждую из вещей специальными чарами, но она почему-то всегда чувствовала, к каким вещам прикасаться стоит, а к каким — нет. Шкатулка же, как поясняла себе это чувство маленькая Роза, была настроена благосклонно.
Внутри миниатюрного резного сундучка на подтлевшем от времени пурпурном бархате лежали маленькие фарфоровые фигурки. "Куколки," — подумала Роза и принялась разглядывать каждую из них. Фигурки мальчиков и девочек были настолько малы и хрупки, что сложно было представить себе мастерство их создателя, наделившего каждую из кукол особенными чертами, что делали их такими разными. Каждая из фигурок была наряжена в удивительно красивые платья... да все было продумано до мельчайших деталей, вплоть до обуви и украшений!
Аккуратно, боясь повредить такую красоту, Роза вынула одну из кукол из шкатулки. И стоило той оказаться в руках новой хозяйки, как она начала расти. И спустя мгновенье Роза держала в все ту же, но в разы увеличившуюся в размерах куклу.
Завороженная, она не заметила, как скрипнули несмазанные петли, а в дверном проеме показалось маленькое веснушчатое личико с по-лисьему острыми чертами лица.
— Ой, какая красивая! — воскликнула маленькая шпионка и тут же оказалась рядом со своей старшей кузиной.
— Лили... — начала было Роза, но та ее быстро перебила:
— Рози-и-и! — девочка чуть нахмурилась и вздернула острый носик, как бы заранее показывая, что то, что она собирается сказать очень и очень важно. — Я понимаю, почему ты не играешь со мной: тебе не интересно, ты уже взрослая. Знаешь, мне и самой все те игрушки, что покупали мама с папой, уже наскучили, а мальчишки, если я пойду к ним, меня и вовсе погонят, а если нет, то обязательно засмеют, если я не смогу залезть на дерево, или упаду, или платье порву... — тараторила Лили.
— Лили, — в этот раз чуть жестче, чем в первый раз, сказала Роза. Та захлопнула ротик и удивленно заморгала своими большими каре-зелеными глазами. — Ты хочешь играть здесь?
Задав этот вопрос, Роза почувствовала, как внутри что-то неприятно сжалось. Она понимала, что, по сути, Лили и разрешения спрашивать не должна, ведь это ее дом, а не Розы, но делиться отчаянно не хотелось. Какая-то отчаянная уверенность в том, что она, Роза, знает и понимает этот дом гораздо лучше остальных, засела глубоко внутри. Маленькой Розе нравилось быть единственной принцессой в этом королевстве.
— Да! — радостно воскликнула та и резво стащила шкатулку с колен Розы.
Дальше все произошло слишком быстро. По крайней мере для Розы.
Лили, придирчиво осмотрев куколок, оставшихся в шкатулке, перевела взгляд на ту, что Роза все еще держала в руках. И произнесла:
— Хочу твою! — она уже было потянулась к игрушке, как Роза, оторвав взгляд от кукольных глаз ярко-голубого, такого же, как у нее, цвета, резко отпрянула назад и воскликнула:
— Нет!
— Ну Ро-о-ози! — Лили скорчила мордашку, будто вот-вот разревется, в миг перестав быть хорошенькой. — Ну Рози, ну я же тут первый раз, ты все здесь сто раз видела, я тоже хочу!
Мерзкое чувство внутри все нарастало.
— Лили, я сказала: нет!
— Дура! — крикнула Поттер и снова кинулась к Розе. — Отдай куклу! Она моя!
Роза только посильнее прижала игрушку к себе, а Лили ухватилась за черные кукольные локоны и дернула на себя. Спустя мгновенье раздался звон: на полу лежали бледные осколки, а рядом с ними перекатывались два стеклянных шарика.
— Так тебе и надо! — Лили тряхнула своими рыжими волосами и поджала губы. — А эти я забираю себе, — она только потянулась к шкатулке, чтобы сгрести в охапку оставшиеся фигурки, как крышка с силой захлопнулась, придавив детские пальчики.
Одновременно с этим прозвучал голос Розы:
— Я же тебе сказала "нет", маленькая дрянь.
Вылечить перелом для волшебника — ерунда, однако больше Розе остаться погостить на площади Гриммо не предлагали.
