Глава 1If you are dreaming
I never want to wake you up
Halou — «Honeythief»
Рон решил сначала, что его забросило в Нигде — мифическое место, куда якобы попадали полностью расщепившиеся во время аппарации волшебники, — столь беспросветной была тьма, застывшая перед его глазами.
Впрочем, едва ли в Нигде шумел ручей, шелестела трава и так удушающе сильно пахло цветущим вереском.
— Рон, ты слышишь меня?
Едва ли в Нигде была Луна.
Он попытался встать, но боль вернула на землю, стоило ему лишь приподняться на локтях. Что-то теплое потекло по ребрам, расплылось на мантии влажным и почти наверняка некрасивым пятном.
— Лу... на, — ничего лучше сказать не вышло: губы и язык вот-вот готовы были предать его.
— Не двигайся, — Рон почувствовал ее ладони на своих плечах. — Ты ранен.
«Как сильно? «Скоро умрешь» ранен? «Мне очень жаль» ранен?»
Выдавить из себя что-то вразумительнее, чем мычание, ему не удалось, но, кажется, Луна умела читать мысли.
— Все будет хорошо, — сказала она. — Я знаю парочку подходящих заклинаний, да и потом... Мы справимся.
Тьма перед глазами медленно растворялась, истлевая черной паутиной.
Наконец, Рон увидел Луну — сосредоточенную, спокойную, привычно улыбчивую, — и на сердце сразу стало легко, будто не было ни войны, ни страданий, ни мертвого Фреда в Большом зале, ни глубокой раны на боку где-то в районе пятого и шестого ребер.
— Вс... бу... шо, — повторил он.
Луна улыбалась.
Рон не видел слез на ее щеках.
* * *
Рон не помнил, сколько времени прошло с тех пор, как они оказались в Кармане — Луна настояла именно на этом названии, «Нигде» ей категорически не нравилось, — кажется, они перестали считать дни спустя полгода или около того. Во всяком случае, Рон перестал.
Он никогда не говорил, но в глубине души знал, что время не важно, потому что им никогда не выбраться. Конечно, они пытались, но, сколько не шли, дом на холме — прекрасный дом прямиком из мечты, похожий чем-то на Нору и Ракушку одновременно, — никуда не исчезал, как и ручей, как и вересковое поле, живописно украшенное валунами и редкими деревьями.
Магия тоже не особо помогала. Принципов ее существования в Кармане Рон не понимал вовсе: лечащие, бытовые и некоторые простенькие заклинания вроде Акцио работали бесперебойно, но обнаруживающие, например, лишь выстреливали вхолостую разноцветными искрами.
Луна считала, что Карман — это некое живое существо, поглотившее их, когда они попытались аппарировать из глубин Запретного леса.
— Какое существо, о чем ты! — сказал Рон, когда она впервые упомянула о своей теории. — Знаешь, сколько книг о магических существах я прочел, пока мы с Гарри и Гермионой... выполняли поручение Дамблдора? О-го-го сколько, вот что я тебе скажу! И ни разу не встречал даже упоминания о таком! Значит, нет никакого существа, забудь об этом.
— Не встречал, — Луна согласно кивнула и грустно улыбнулась. — Кому рассказывать, если никто не выбрался?
Рон выдохнул.
— Я... не подумал об этом, — он замялся и виновато опустил взгляд. — Прости.
Как будто было за что извиняться.
— Ничего, — она положила ладонь на его плечо и приободряющее сжала. — Мы будем первыми.
Разумеется, первыми они не стали.
* * *
Рону нравилось наблюдать за Луной, смотреть, как она заплетает длинные волосы в неаккуратные косы по утрам, как ловит в воздухе невидимое и почти наверняка прекрасное нечто, как смеется над его несмешными шутками, как незаметно поправляет спавшую лямку платья.
Если подумать, у них никогда не было шанса узнать друг друга по-настоящему: Рон почти все время проводил с Гермионой и Гарри, Луна — с его сестрой. А теперь... теперь у них не было иного выбора.
Впрочем, Рона все устраивало.
Он даже почти не удивился, когда однажды они проснулись в одной постели. Он почувствовал что-то вроде облегчения и радости. Впервые за все время в Кармане Рон на минуту позабыл о родных и друзьях, оставшихся где-то там, в другой реальности.
Впервые за все время тюрьма с вересковыми полями и домом мечты вдруг стала чем-то другим, домашним и родным.
Рон долго-долго смотрел на нее, еще спящую, придумывая, как рассказать ей, что он чувствует. Старый шрам болезненно — и очень невовремя, — заныл, будто бы предостерегая, но отступать было некуда.
«Уизли ничего не боятся».
— Мне кажется, я тебя люблю, — сказал Рон на выдохе, когда Луна открыла глаза.
Улыбка ее, едва-едва зародившаяся, на секунду поблекла, но потом расцвела снова, как каждый год в августе расцветали вересковые поля в их персональном раю.
— Знаю, — ответила Луна и поцеловала его.
Они не заметили, как за окном фиолетовые лепестки вереска становятся белыми.
* * *
Рону исполнилось восемьдесят восемь лет, когда он осознал, что скоро умрет. Возможно, смерть и вовсе не покидала его со времен битвы за Хогвартс, но взять свое почему-то решила только сейчас.
Сначала пришла слабость, подлая змееобразная тварь. Из-за ее яда у Рона начали подрагивать руки, да так, что ни смастерить ничего, ни сложные пассы при произнесении заклинаний выполнить.
Потом упало зрение, резко, буквально за пару месяцев. Очки, найденные в ящике стола — Карман всегда одаривал их нужными предметами в лучших традициях Выручай-комнаты, — ситуацию немного подправили, но им, равно как и зельям, и заботе Луны было не под силу отвести руку смерти от Рона.
Однажды, проснувшись раньше обычного, он почувствовал особенно остро, что у него не осталось времени. И дело было даже не в том, что болели сердце и место под шрамом, скорее в воздухе витало что-то новое и при этом смутно знакомое.
Луна лежала рядом, как и всегда. Седые волосы, убранные на ночь в пучок, растрепались, в уголке правого глаза скопилась утренняя грязь, но ни это, ни морщины, ни другие недостатки не вызывали в его душе ничего, кроме нежности.
Он любил ее до самого конца.
Луна открыла глаза.
— Мне бы хотелось, — прошептала она, — чтобы у нас было больше времени.
— Мне тоже.
Боль равномерно растеклась по телу, сердцебиение учащалось, мысли превращались в зефир. А потом все вокруг стало сотрясаться так, будто бы началось землетрясение: опрокинулся шкаф с книгами, разлетелись на осколки самодельные фужеры из цветного стекла, которым было отведено почетное место на верхней полке, с потолка посыпалось что-то зеленое, напоминающее хвойные иголки.
— Что происходит? — выдохнул Рон.
Реальность звенела колокольным звоном, блестела, как четвертак на солнце, разлеталась в клочья и срасталась снова. Его Луна, вдруг помолодевшая — будто только-только оказалась в Кармане, а не провела здесь семьдесят лет, — по-прежнему лежала рядом и держала его за руку.
— Мы возвращаемся, — ответила она, глядя на него виновато.
— Куда?
Рон чувствовал, как тело его меняется тоже: пальцы больше не дрожали, кожа оказалась по-юношески гладкой на ощупь, старый шрам, спрятанный под одеждой, опять стал открытой раной.
Кровь расплылась на пижаме некрасивым влажным пятном.
— Мне очень жаль. Я думала, что эффект продлится достаточно долго, чтобы...
Она замерла.
Реальность предостерегающе замерцала. Полюбившаяся Рону комната вновь приобрела старый вид, но теперь будто просвечивала, показывая, что за ее стенами не Карман больше, а что-то другое, что-то угрожающее, темное, страшное, похожее на чащу Запретного Леса.
Боль ударила под дых.
— Чтобы что?! — он с силой сжал ее ладонь.
— Чтобы я могла достать кое-что незаметно, — Луна прошептала в ответ одними губами, беззвучно, но Рон слышал каждое слово так, будто она кричала. — Прости, я торопилась и неверно рассчитала нужное количество зелья.
Она неуверенно коснулась ладонью его раны, а потом, задержав дыхание, начала медленно погружать в нее пальцы.
Это было невероятно больно.
— Что ты делаешь?!
Он не мог пошевелиться, а Луна все глубже и глубже погружала пальцы в рану.
— Уже почти... Еще немного.
Она плакала. Слезы ее превращались в маленькие кораблики и кареты, запряженные четверкой маленьких лошадок.
— Луна! — Рон изогнулся, чувствуя, будто что-то невидимое ломает каждую его кость.
— Я нашла! Нашла! Смотри! Теперь все будет хорошо, я обещаю, правда!
В окровавленных пальцах она сжимала что-то небольшое, размером с тыквенное семечко, и невероятно темное, как дно колодца.
А потом, прежде чем Рон успел сказать хоть слово, нечто невидимое схватило его за шкирку и потащило прочь из Кармана, прочь от Луны, куда-то наверх, где заканчивался мир, и где начиналось небо.
* * *
Рон открыл глаза.
Он лежал на полу в маленькой комнатке, подозрительно похожей на слегка увеличенную заклинанием каморку для швабр Хогвартса, и был очень даже жив.
— Очнулся, — облегченно выдохнул кто-то.
Рон повернул голову и увидел Гарри, молодого — не старше восемнадцати, — грустного и очень-очень уставшего.
— Сколько?.. Как?
— Все будет хорошо, только не дергайся сильно, — он улыбнулся. — Мадам Помфри пришлось над тобой серьезно потрудиться. Ты...
— Ск... Сколько мне лет?
У Гарри сделался такой вид, будто его ударили чем-то тяжелым по затылку.
— Восемнадцать, — ответил он после короткой паузы. — Что за вопросы? Ты не помнишь? Что-то не так? Мне позвать мадам Помфри?
— Мне... — Рон теперь тщательно подбирал слова, — приснился странный сон. Прости. Я вроде как в порядке.
Он украдкой посмотрел на свои руки: ни привычных старческих пятен, ни парочки маленьких знакомых шрамов, полученных в Кармане из-за неосторожной работы с ножом, ничего. Руки как руки, веснушчатые только слегка.
«Неужели мне действительно это приснилось?»
— Кстати, мы ведь победили? — спросил он, чтобы отвлечь Гарри.
— Да! Разумеется! — выпалил Гарри, но потом сразу помрачнел. — Правда, я не смог спасти всех. И ты... Если бы не Луна и ее волшебное зелье, мы бы потеряли и тебя.
«Волшебное зелье?»
Правильно подбирать слова становилось все труднее и труднее.
— Могу ли я увидеть свою спасительницу? Надо же поблагодарить, в конце концов.
— Попробую найти ее, — Гарри кивнул. — Ты поспи пока, ладно? Тебе отдыхать надо.
— Хорошо, — Рон заставил себя улыбнуться. — И спасибо за победу. Если бы не ты, меня бы тут тем более не было. Расскажешь потом?
— Обязательно.
В воздухе пахло чем-то, смутно похожим на цветущий вереск.
* * *
Рон не знал, что и думать.
Может, Карман в действительности был лишь сном, пусть и невероятно реалистичным? Но почему форма его оказалась так причудлива, и почему Луна вдруг появилась внутри него? Почему под конец она сказала это «Мы возвращаемся»? Да и это странное черное семя...
Ответов на эти вопросы Рон не знал, а Луна — спасительница, нашедшая его, истекавшего кровью, в Запретном лесу, — со странной тщательностью избегала встреч. Несмотря на то, что компания у них была общей, за весь год они ни разу не оставались наедине.
На исходе этого самого года Рон уже почти поверил в то, что Кармана и семидесяти лет, прожитых там, не существовало никогда. Но потом, во время предпраздничного застолья на площади Гриммо, их посадили рядом.
Луна мило улыбалась, особо много не говорила, больше слушая Гарри и остальных. Рон следовал ее примеру и осторожно наблюдал со стороны.
Она попалась, когда Нимфадора по неосторожности смахнула фужер с эльфийским вином со стола.
— Расстраиваться нечего, — обратилась Луна к мгновенно закричавшему Кикимеру, — можно сделать новые, из цветного стекла, например. Правда, получится не сразу: когда мы попытались в первый раз, они получились разных размеров, да еще и с трещинами на донышке.
Рон выдохнул и впился пальцами в скатерть.
Он тоже помнил эту историю.
— Мне нужно проветриться, — невнятно пробормотал он и встал из-за стола.
Ему было все равно, что подумают остальные, потому что теперь ему была известна одна очень важная вещь: то, что происходило в Кармане, оказалось вовсе не сном.
* * *
Рон все чаще не узнавал себя в зеркале: в голове слишком прочно засел образ постаревшего Рональда Уизли, резко контрастировавший с настоящим отражением.
Это, равно как и воспоминания вообще, терзало его с завидным постоянством, настолько, что он решился пойти на то, от чего всячески убегал весь прошедший год, боясь встретить непонимание и осуждение.
— Привет! — Луна, встретив его на пороге своего дома, улыбалась беззаботно и открыто. — Я все думала, когда это произойдет. Проходи-проходи, папы все равно дома нет.
Она взяла его за руку и повела за собой — он невольно любовался каждым ее движением, — настолько непринужденно, будто делала так ежедневно.
— Постой! — Рон остановился, отдернул руку, но отвести взгляд был не в силах. — Нам надо поговорить...
— О Кармане, я знаю, — он замер. Ее голубые глаза были наполнены пониманием и непривычной тоской. — Тогда, за столом, стало достаточно очевидно, что ты помнишь. Что ты хочешь знать?
Рон не придумал ничего лучше, чем:
— Почему ты это сделала? Почему просто не использовала какое-нибудь лечащее заклинание? Зачем ты создала эту странную... реальность? Да и как ты ее создала?
— Ты не помнишь, верно? Совсем ничего?
— Нет.
— Значит, мне придется рассказать. Прости. Тебе не понравится, но рассказать иначе я не могу: не умею лгать.
* * *
— Руквуд!! — орал Рон, кружа среди деревьев, пытаясь взглядом найти свою цель. — Я убью тебя, сукин ты сын!
«Из-за него, — пульсировали красным веретеном мысли в его голове. — Из-за него погиб Фред! Уничтожить! Убить! Разорвать!»
Он еще не знал, что Августус Руквуд погиб на мосту, когда вместе с группой других Пожирателей пытался бежать.
Он не знал, что слепая ярость, родившаяся в его сердце, принадлежала не ему.
Об этом знала только Луна, тщетно пытавшаяся догнать Рона, продиравшаяся сквозь чащу с невероятным усердием. Она опоздала: Существо нашло его первым.
Когда она выбежала на маленькую полянку, Рон уже лежал на спине, мелко подрагивая и истекая кровью, а рядом с ним стояло Существо. Если приглядеться, можно было увидеть, как полупрозрачные лучи, исходившие откуда-то изнутри большого валуна, копошились в открытой ране Рона.
— Прекратите! Это убьет его!
Лучи исчезли, а на валуне образовалось светлое пятно, откуда потекли строки:
«Ты опоздала, девочка. Уже слишком поздно. Он умрет, как умерла твоя мать».
У Существа не было абсолютно никакого чувства такта.
— Я жертвую! — ответила Луна.
Существо издало странный звук, который можно было расценить как усмешку.
«Ты не решилась тогда, но хочешь сейчас. Почему?»
— Потому. Больше никто не умрет из-за меня. Никогда.
Новый странный звук.
«Храбрая девочка. Я погружу вас обоих в сон. Семя Тьмы можно будет безболезненно извлечь на восемьдесят втором году. Человек твой не будет помнить, если извлечешь вовремя, и сможет жить дальше. В противном случае его жизнь будет в два раза короче, как и твоя».
— Хорошо. Зелье у меня, — Луна сорвала с ожерелья одну из пробок и, пробормотав несколько слов, сняла заклинание маскировки. — Должно хватить.
«Удачи».
* * *
— Семя Тьмы? — переспросил ошарашенный Рон.
— Долгая история, — Луна вздохнула. — Если проще, то это нечто очень злое, появляющееся, когда волшебник контактирует с несколькими мощными артефактами на протяжении своей жизни. Оно превращает человека в чудовище, которое может пожрать существующий мир. Если интересно, то у тебя оно образовалось из-за того, что ты прикасался к медальону, мечу Годрика Гриффиндора и тем мозгам из Отдела Тайн, а смерть брата стала катализатором, спровоцировавшим неконтролируемый рост.
Луна рассказывала и дальше.
Оказалось, что семя Тьмы было и в сердце ее матери. Существо пришло за ним, но маленькая Луна, находившаяся в тот момент подле нее, попросила разрешения попробовать спасти ее. К сожалению, спасти миссис Лавгуд не удалось, но Существо, удивленное подобной самоотверженностью и искренним детским желанием уничтожить каждое семя, наделило Луну определенными знаниями об окружающем мире.
— Выходит, — уточнил Рон. — Нарглы и все это...
— Реальность, которую никто не видит, — она кивнула. — Отец посчитал, что я их выдумала, но, боясь, что я сойду с ума, начал всячески поддерживать, только сам не совсем хорошо справился.
— Понимаю, — ответил Рон, хотя по-настоящему понять он не мог. — И что теперь?
— Не знаю, — Луна пожала плечами. — Вряд ли мне выпадет спасать кого-то еще. Семена Тьмы все-таки довольны редки.
Рон улыбнулся.
— Я не имел в виду это. Я спросил про нас.
Она долго-долго смотрела на него. Рон вспоминал, как хорошо им было в несуществующем мире, и гадал, были ли реальными их чувства, или их вызвало Существо, чтобы развлечься.
Если, конечно, оно знало, что такое развлечение.
— Ты можешь остаться, если хочешь, — сказала Луна. — Все то, что я говорила тебе в Кармане, было настоящим.
— Я тоже тебя люблю.
* * *
— Ты снова не видишь себя. Ты видишь его, того, кем ты никогда не станешь?
Рон отвернулся от зеркала.
— Какая разница, — пробурчал он.
Луна подошла ближе, положила руки ему на плечи, чмокнула в щеку, поднявшись на цыпочки.
— Если тебе будет легче, то я до сих пор вижу в своем отражении ее, ту, старую себя. Даже жаль, что мои волосы не поседеют.
Рон поцеловал ее в губы и улыбнулся.
Он не был уверен, что однажды они смогут забыть, что уже прожили вдвоем целую жизнь. Но, наверное, и не нужно было забывать: полторы счастливые жизни лучше одной.
В воздухе пахло расцветающим вереском.
«Семь лет прошло — двадцать восемь осталось».
