Маскарад

Глава 4

Бал-маскарад начался раньше концерта, и Гермиона в своем бальном платье, с закрытым маской лицом, еле пробилась сквозь толпу, состоявшую из ожидавших начала музыки парочек и сбившихся в отдельные кружки юношей и девушек, подначивавших друг друга насчет нарядов и пытавшихся догадаться, кто скрывается под какой маской. До небольшой двери, ведущей за кулисы, было еще довольно далеко, когда Гермиона наткнулась на Крэбба и Гойла – уже подвыпивших и обиженных на судьбу на то, что они не придумали себе никакого костюма и не нашли себе девчонок.
- А, певичка, - сказал Крэбб, не узнав Гермиону, и заступил ей дорогу, ему было в общем-то все равно, кого таким образом перехватывать, лишь бы девочка выглядела хрупкой и робкой. – Не спеши, певичка, давай выпей с пацанами.
«Черт, ребята же говорили мне носить палочку на поясе, если неудобно в рукаве», - подумала Гермиона, у которой в бальном платье и не было рукавов, и примерилась топнуть Крэббу каблуком по пальцам ноги, когда Крэбб схватился за глаза, а Гойл отшатнулся от направленной на него палочки, почувствовав по виду державшей ее руки, что обладатель палочки шутить не будет.
- Мадемуазель, вы находитесь под охраной английской армии, - галантно сообщил Гарри, одетый в мундир гусарского полка воспетой Теннисоном Легкой Бригады. Чуть надвинутый на глаза кивер скрывал половину его знаменитого шрама, верхняя губа пряталась за накладными усами, а верхнюю часть лица закрывала маска, и Гермиона никак не могла понять, как под этой маской можно спрятать очки – вероятно, была все же магия, о которой она даже не слышала.
- Благодарю вас, офицер, - с улыбкой ответила Гермиона, подавая Гарри руку, и только тогда поняла, что Гарри ее не узнал.
Гермиона не столько расстроилась, сколько растерялась, особенно из-за того, что заиграла музыка, и Гарри закружил ее в танце – первые фигуры он кое-как выучил, а потом начал сбиваться с ритма и сталкиваться с другими парами. «Стой, не так!» - хотела сказать Гермиона, у которой на любой случай жизни был совет, даже если она не особо разбиралась в ситуации, - и с улыбкой подумала, что тут-то он точно ее узнает. Но вместо того, чтобы начать учить Гарри танцам прямо на танцполе, Гермиона промолчала, потому что не знала, хочет ли она быть узнанной.
С одной стороны, Гермиона понимала, что не стоит Гарри провоцировать и пытаться вскружить ему голову – если это удастся, вряд ли ей будет потом приятно вспоминать, как Гарри весь вечер ухлестывал за незнакомкой. Это говорил Гермионе рассудок, вернее, тот его остаток, который еще не сдался сердцу, но уже не мог спросить, с чего бы ей Гарри ревновать.
С другой стороны, она чувствовала, что может вести себя так, как сейчас, только под маской: было даже странно представить, что без масок она могла бы с Гарри кокетничать, опускать глаза, закрывать губы ладошкой, она и сама не знала, что умеет так себя вести. Да и Гарри, конечно, не стал бы ей рассказывать байки про себя и ребят из Литтл-Уингинга, из каковых баек можно было понять, что не только ему плохо жилось с Дурслями, Дурслям с ним тоже жилось не очень. И еще Гарри, оказывается, был не такой уж скромный, или не такой уж правдивый, или более бесшабашный, или просто уже немного влюбленный.
- Да не волнуйся, ты отлично споешь, - легко сказал Гарри, с неохотой отпуская Гермиону, когда ей уже точно нужно было быть за кулисами, а Гермиона с каким-то злорадством подумала, что проблемы и сомнения очаровательной незнакомки Гарри все-таки побоку, не станет он для этой незнакомки часами сидеть над книгами в поисках нужного заклятия, только для нее.

Маскарадная мантия Рона произвела маленький фурор: студенты Дурмштранга стали переговариваться и неодобрительно поглядывать друг на друга, Каркаров слегка позеленел, и лишь Дамблдор, увидев проходящего через расступающуюся толпу молодого Гриндельвальда, принял происходящее с юмором, потому что знал, кто здесь такой шутник. Дамблдор загородил бывшему другу дорогу, резко кивнул ему, взяв палочку в дуэльную позицию, и Рон почувствовал, что его правая рука растворяется, превращаясь в поток воды, а Дамблдор приманил к себе выпавшую у Рона палочку, поклонился рукоплещущей толпе и вернул Рону привычную форму.
- Вы, Сириус, совершенно безжалостный мерзавец, - пожаловался Дамблдор, уводя Рона к преподавательскому столу и сдерживая желание хлопнуть его по заднице, чтобы восчувствовал издержки своего скандального обличья. – Смотрите, вы еще дадите мне в этом отчет. А пока дайте-ка мне отчет о нашем возрождающемся фениксе, я вас теперь в наказание долго от себя не отпущу. Буду на вас любоваться и мешать вам лапать студенток, бисексуальный вы мой.
- Фениксе? – пробормотал опешивший от такого приветствия Рон, ему раньше и не приходило в голову, что Дамблдор тоже мужик, хотя и со странностями, и говорить с мужчинами он может вполне по-мужски, примерно как и Рон с братьями, только похабничая уже без смешков, привычно и буднично.
- Об Ордене Феникса, - строго напомнил Дамблдор, чтобы Сириус не забывал о субординации. – У вас там что, конь не валялся?
- Я уже нашел шестерых, - пробормотал Рон, шестерых он нашел для Гермионы с ее фронтом освобождения домашних эльфов, вот число и выговорилось. Рон не то чтобы сочувствовал делу освобождения эльфов, но история о том, как из-за Гарри Малфой лишился эльфа, Рону понравилась, и у него уже был списочек, кого бы еще из аристократов так напарить, его-то семья обходится без эльфа, вот пусть Флинты и Булстроуды тоже помучаются.
- Да полно вам, вы что, считаете только мужчин? – ответил Дамблдор, которому Сириус не так давно докладывал о более солидных успехах. – Вы, Сириус, все-таки безобразный сексист. А все ваше консервативное воспитание, вот вы и думаете, что женщин надо оберегать и дарить им конфеты. Тогда как среди них, между прочим, попадаются очень умные колдуньи.
- И что, если они умные, им и конфет не дарить? – не выдержал Рон, семья Уизли тоже была старомодной, из числа священных двадцати восьми.
- Ну они же вам не дарят, - возразил Дамблдор, а Рон почему-то подумал, что мог бы он Гермионе и конфеток когда подарить, даже не на Рождество и не в виде подката, а просто сколько можно относиться к подруге как к недоделанному пацану, который парень ничего, но ни про квиддич с ним не поговоришь, ни про девок.
- Поскольку мы беречь никого не будем, и женщины у нас пойдут воевать в первых рядах, у нас будет вдвое больше мобилизационная база, - продолжал Дамблдор, веселый трикстер и хитроумный провокатор. – А уж если нашему противнику вздумается штурмовать Хогвартс, тут я ему вообще не завидую: взрослых в замке немного, но вы посмотрите только на эту толпу!
Рон смотреть на толпу студентов не стал, а посмотрел на Дамблдора, и в его взгляде было столько возмущенного гуманизма и не гармонирующего с обликом Гриндельвальда неприятия злодейского коварства, что, если бы сам Гриндельвальд смог так проникновенно взглянуть на трибунал, он бы давно уже из Нурменгарда вышел, как раскаявшийся, осознавший и искупивший.
- Ну право, Сириус, - развел руками Дамблдор. – Доставьте мне редкое удовольствие разговора с бездетным человеком, и я даже отпущу вас пораньше к вашим девчонкам. Что вы как беспокойная мамаша, мы же с вами уже об этом говорили: да, это было бы безответственно, если бы студенты ничему не учились, и только горстка разучивала бы тайком боевые заклятия под руководством пятикурсника. Но мы же идем естественным путем: соперничество факультетов и нештатная ситуация с двумя чемпионами, не говоря уже о клеветнических статейках Скиттер, относительно которой вы недоумевали, как я ее пускаю в Хогвартс, уже привели к хорошим боям. Начинали студенты с ерунды, насылания на противника фурункулов и увеличения ему передних зубов, потом пытались защекотать друг друга Экспеллиармусом, но зато теперь красота – идешь по коридору, а в тебя летит Режущее или Ступефай. Даже как-то, знаете, бодрит. А бесценные навыки контрзаклятий и оказания первой помощи? Когда твой друг в крови, это все учится очень быстро, не так, как на уроке. Да и сам этот замечательный Турнир – вон, гляньте, какой Каркаров на нас с вами за ваш демарш сердитый. Небось будет теперь нашим чемпионам баллы занижать и четверку из десяти ставить. И пусть его ставит – выиграет не тот, за кого голосуют, выиграет тот, кто выживет.

Гермиона была задействована только в первой части вокальных номеров, вместе с хором, а после перерыва должны были начаться арии Флер, окруженной подтанцовкой, и Гермиона была этому только рада, рассчитывая поскорее сбежать к Гарри, чьи взгляды она постоянно на себе ловила во время выступления. И лишь в конце первого действия Гермиона почувствовала, что на нее смотрит один Гарри, да и тот иногда мотает головой и жмурится, словно пытаясь стряхнуть с себя морок. Солировала и вела партию хора Флер, и, будь это от осознанного желания стянуть на себя все внимание или просто от волнения, но вейлочары били по находящимся в зале как ковровая бомбардировка.
Гарри в обыденной жизни был иногда нерешителен, а иногда слишком импульсивен; Гермиона любила все продумывать и порой упрямо не отступала от не самого лучшего плана, причиной чего была, возможно, та же нерешительность. Но в кризисной ситуации в них словно просыпался один и тот же человек: оба действовали спокойно и без сомнений, используя знания самым неожиданным образом и интуитивно идя к цели кратчайшим путем.
Гермиона разозлилась на Флер, представив себе, как та сейчас зачарует весь зал, включая Гарри, и Гарри будет смотреть на Флер раскрыв рот, вместо того чтобы поддаваться очарованию неузнанной им Гермионы, танцевать с ней и уговаривать ее прогуляться вокруг озера, словно они не делали этого уже сотню раз. Это все Гермиона отдавать была не намерена, и поэтому она даже не подумала, что контрзаклятие и обратное заклинание не совсем одно и то же и не усомнилась, правильно ли она помнит найденное Гарри для нее заклинание, изменившее ее голос – Гермиона ведь не накладывала заклинание на себя, она только закрепляла его через час. Но обо всем этом в боевом состоянии Гермиона не думала, она за кулисами незаметно вытащила палочку, сплела в воздухе зеркальное отражение сетки, которую она закрепила на своем горле, и отправила это отражение во Флер – что прекрасно сработало.
- Я, кажется, не в голосе, - недоуменно пробормотала Флер, попытавшись напеть свою первую арию, и даже ее акцент, совершенно пропавший в первом действии, появился снова. – Но ведь я только что пгекгасно пела!
Взволнованный маэстро Саладор бросился к своей звезде, хористки затараторили, перебивая друг друга, а Гермиона стояла в стороне, и ей было совсем не стыдно – что многим, собиравшимся примкнуть к возрожденному Темному лорду, стоило бы поиметь в виду.
Скрывавшийся под личиной маэстро Саладора Снейп был способен на романтические чувства, но романтические чувства живут у нас в голове, в отличие от раздражающих людишек из плоти и крови, которые вечно норовят посвоевольничать и все испортить. Может быть, Снейп ухаживал за чаровницей Флер и всерьез, но, когда она потеряла голос, его первой эмоцией было не сочувствие, а раздражение. У Снейпа всю жизнь был учебный план, которому он следовал несмотря на любое сопротивление студентов, и это следование плану стало его второй натурой. Сейчас в плане Снейпа значилось, что Флер прекрасно исполняет все свои арии, пятый курс выучивает наконец зелья и не позорится на СОВ, а Поттер через несколько лет убивает Вольдеморта. И вдруг какой-то пропавший голос, или каприз, или кто его знает, как это диагностируют!
- Я готова заменить Делакур, маэстро! – твердо сказала Гермиона, перекрывая вдруг стихший галдеж.
- Уймитесь со своими геройствами, Грейнджер, - огрызнулся маэстро Саладор очень похоже на Снейпа и даже собирался добавить что-то хамское про вокальные данные Гермионы, но Гермиона сильно и чисто запела.
- Ты укгала мой голос! – вскрикнула Флер и тут же замолчала.
- Не украла, - спокойно соврала Гермиона. – А сейчас это просто Силенсио.
Двойной агент Северус Снейп прекрасно чувствовал опасность и не забыл, как Грейнджер приложила его в Визжащей Хижине, поэтому возмущаться действиями Гермионы, которая уже схватилась за палочку, он не стал, хотя в безопасную для здоровья меру на ней отыгрался.
- Позовите-ка хорошего трансфигуратора, можно даже профессора МакГонагалл, - распорядился маэстро Саладор, и кто-то из подтанцовки кинулся выполнять его приказ. – Ваша прическа, Грейнджер, не так ужасна, как обычно, но если уж вы собираетесь сейчас выступать, вам придется не только петь, но и танцевать – а не прятать ваши ножки под платьем до самых каблуков!
Снейпу даже захотелось рвануть с Гермионы юбку или хотя бы срезать большую часть юбки заклинанием, чтобы посмотреть, как она испугается и зальется краской, но палочка в руках была сейчас у нее, а не у него, а проверять, насколько Грейнджер чокнутая, Снейпа после Визжащей Хижины не тянуло. А Грейнджер и вправду в этот момент была чокнутая – она укоротила на себе юбку куда выше колена, избавилась двумя взмахами палочки от бальных перчаток, а потом вернула юбке прежнюю длину, сказав, что для первой арии сойдет и так. Юноша, который должен был теперь петь с ней дуэт принцессы и оловянного солдатика, бросился вслед за Гермионой, хотя Снейп на его месте делать бы этого не стал: и действительно, вскоре оркестр заиграл мотив дуэта, но пения не послышалось, и оркестр снова заиграл вступление – а когда маэстро Саладор незаметно вышел из-за кулис, чтобы видеть, что творится с его постановкой, он увидел, что его новая солистка идет сквозь расступающуюся толпу к юноше в костюме гусара, и Снейп не мог бы себе сказать, что его больше в этом бесит: то, что этот гусар, конечно же, Поттер, или то, что Поттер наверняка не знает текста.

- Он был гвардейцем статным,
По всем статьям герой,

запела Гермиона, и Снейп опять не знал, радоваться или злиться на то, что эта наглая Грейнджер так хорошо ведет свою партию – и вдруг Гарри ей ответил, он, оказывается, не только знал текст, но и попадал в ноты.

- Она была принцессой знатной,
Их встреча стала роковой.

- Она в него...

робко начала Гермиона и сбилась, а Снейп скрипнул зубами от злости, вдруг подумав, что вся его работа была, похоже, для того, чтобы эти двое объяснились в любви. Нет, это мог устроить только Дамблдор, и за такое его с Астрономической башни сбросить было мало! Это он, только он, с его талантами и знаниями, мог одарить Грейнджер чудесным голосом, мог заставить Поттера, не способного запомнить рецепт Перечного зелья, выучить положенные стихи...

Она в него влюбилась
И, улучив момент,
В любви ему открылась –
Солдат молчал в ответ.

Как ни был Снейп зол, но наблюдательность ему не изменила: он быстро заметил, что Гермиона, конечно, узнала Гарри в его маскарадном наряде, поэтому она и шла к нему через толпу, еще за кулисами шарахнув своего несостоявшегося сценического партнера даже не Конфундусом, а Ступефаем и Петрификусом. А вот Гарри ее не узнал, и потому ему было так комфортно: он еще не понимал, насколько это всерьез. Но сердце говорило с сердцем, и в зеленых глазах, так похожих на глаза Лили Эванс, горела любовь, словно издевательство над прошлым.

Принцесса в плен его взяла
И поцелуем обожгла.
Не рассчитала сгоряча,
Солдат растаял как свеча.

Трудно было сказать, кого из двоих узнали зрители, если узнали кого-нибудь, но, когда Гермиона поднялась на цыпочки и ее губы остановились в нескольких миллиметрах от губ Гарри, зал взревел, словно на квиддичном матче. Рукоплескали и маэстро Саладору, который показался на сцене, когда дуэт закончился и Гермиона шла обратно к сцене сквозь ликующую толпу, и маэстро Саладор радовался, прижимал руки к сердцу и отвешивал поклоны, а профессор Снейп злился на Поттера так, что даже готов был пожалеть Грейнджер. «Такой же, как его отец, - думал Снейп. – Ветреный, несерьезный! «Ведь сердце у нас не камень, и растаять ему пустяк!»»
- Имейте в виду, Грейнджер, что ваш юноша вас не узнал, - сказал Снейп, и это было сказано от чистого сердца, как предостережение и сочувственное движение души, но вышло опять как намеренная грубость.
А Гермиона в этот момент чувствовала в себе счастливую легкость, она словно летела над землей, как это часто бывает с влюбленными, и не обращала она уже внимания на такие мелочи, после того как пела для Гарри и видела его глаза, прикованные к ней и проникающие в самое сердце. Она чувствовала себя удачливой, красивой, очаровательной и только отмахнулась от слов маэстро.
- Вас вызывают, маэстро, - ответила Гермиона. – Ну пожалуйста, не будьте вредным букой, как наш Снейп.
- Профессор Снейп, мисс Грейнджер, - поправил ее маэстро, но Гермиона только дернула плечом и прямо при нем укоротила втрое свою юбку, чтобы петь про Бабетту и Каде.