Глава 1"Что делала бы благость без злодейства?"
(У. Шекспир, "Гамлет")
- Я спрятал часть в стул, - слабо прохрипел Лорд Волдеморт.
Стоявшие по бокам своеобразного трона свидетели переглянулись. Они оба оспаривали честь величать себя «правой рукой» Темного Лорда, вели между собой ожесточенную, но пронизанную холодной вежливостью борьбу за его доверие и поручения. Из темных в темные же глаза будто пробежали искры: неприязнь, волнение и замешательство, неожиданно объединившие противников. Оба просто не верили своим ушам.
- Я спрятал часть своей души в стул, - упрямо повторил Волдеморт, еле слышно пошевелившись на подушках. Несмотря на измождение, его голос еще мог звучать раздраженно. И правда, что за недоумки!
- Мой Лорд, - мужчина наклонился ближе и вопросительно зашептал, - ваша мудрость и проницательность восхищает ваших верных слуг, но....
- Мой Лорд! - перебила женщина; она казалась бледнее своего господина. - Неужели вы доверили часть нашей величайшей драгоценности такому низкому предмету?!
Негодование было готово вырваться наружу. В такие-то времена! Когда темные силы не могут позволить себе рисковать! Когда Поттер со своей «армией» (она уже не была уверена, стоит ли именовать силы врага пренебрежительно, но пока еще храбрилась – перед самой собой) наступает на пятки! Когда их – нас – осталось так мало! Когда...
Ее ноздри раздувались от гнева, а руки дрожали. Леденящая тишина.
- Где Нагини? – жалобно проговорил Волдеморт. Он силился повернуть голову и пошевелил полупрозрачными пальцами, словно нащупывая: – Где моя Нагини?
Мужчина брезгливо отвернулся. Видеть господина в такой слабости тела и духа, это было выше сил даже самого стойкого из Пожирателей Смерти. Нет помощи, нет стратегии, нет уверенности – только жалкое хныканье и бормотание. Волнуется о поганой змеючке, которую две недели назад поймали и уничтожили вместе с частью души Волдеморта, и он это знал. Бред, немощь, отчаяние – вот последствия затеи с хоркруксами.
Северус Снейп мог предугадать, но не предотвратить. Блестящая идея о бессмертии, о том, как его добиться, в свое время овладела мыслями Темного Лорда, вытеснив здравые рассуждения. Это была логика, которой подчинялось все остальное. Снейп давно спрашивал себя: если цельная душа при убиении тела погибает вместе с ним, то что происходит с телом, части души которого умирают одна за другой? То, что он видел, и что против воли завораживало Снейпа – угасание Темного Лорда, день за днем, час за часом.
Положение стало критическим после уничтожения хоркрукса Нагини. Волдеморт почувствовал это сразу, и гораздо сильнее, чем в предыдущих случаях. Уничтожение дневника – первого хранителя – прошло незамеченным, ведь оставались другие части, великая сила. Затем кольцо, медальон... история с медальоном была полна загадок, но Снейп мрачно верил в то, что и этот хоркрукс уничтожен. И так далее. Тем временем темные ряды редели, они потеряли Долохова и Грейбека – ценой многих сил противника, ценой жизни Шизоглаза Хмури, и все же это был явный проигрыш. Снейп не участвовал в сражениях, в вылазках, в разведке... с тех самых пор, как он появился перед Лордом, держа за плечо трясшегося заикавшегося Драко, напуганного почти до смерти... С тех самых пор Северус Снейп не участвовал ни в одном задании. Его это бесило, он ,скрипя зубами, сносил насмешки Беллатрикс, но оставался при Лорде, делился прошлыми сведениями; как ему казалось, составлял стратегию. И нянчился с Драко.
После той короткой, но кровопролитной битвы, когда оставшиеся Пожиратели Смерти принесли тело Долохова и завывавшего в агонии Грейбека, Снейпу впервые стало действительно не по себе. Лорд не проявил должной решительности. Тогда Северус счел свое открытие равносильным ереси и заслуживавшим Авады за предательство. Он с нескрываемым отвращением осмотрел смертельные раны Грейбека - Сектумсемпра, не иначе, потерял слишком много крови. Позже Снейп узнал подробности – Поттер закрыл собой своего ненаглядного оборотня и, видимо с перепугу, послал невербальное заклятие, весьма эффективно. Из отвращения же, а не из жалости, зельевар прикончил оборотня; рядом коченел от ужаса неотстававший Драко, кто-то выкрикивал обвинения, кто-то истерически хохотал, но Лорд не проронил ни слова. Он гладил Нагини, поблескивавшую в свете факелов, и холодно смотрел на кровавое месиво в руках Снейпа.
- Мой Лорд, - не выдержал Снейп, - битва за Чашу проиграна.
Может, это был сквозняк, а возможно, Волдеморт вздохнул. На бывшего декана Слизерина повеяло холодом, каким-то новым, страшным, дементоровским холодом. Он поднялся с колен, подтолкнул оцепеневшего Драко к двери, а сам повернулся к Волдеморту, но того уже не было в подземелье.
А за дверью, в ярко освещенном подвале царил настоящий человеческий хаос, какое-то массовое отчаяние, и Снейп понял - это начало конца для многих Пожирателей. Беллатрикс все еще заходилась в истерике и предлагала попытать труп Долохова Круциатусом, чтобы тот перестал притворяться. Ее кто-то держал, она извивалась и визжала, перемежая крики смехом и всхлипыванями: «Круци.... ха-ха-ха, он пошевелился, видели, эта мразь... предатель.... хаааа, Круц...»
Однако, при всем своем отношении к Белле, Снейп не мог не уважать ее. Она выходила из себя, но, когда к ней возвращалось самообладание, Беллатрикс Лестрейндж была верным соратником Темного Лорда. Она не сомневалась, не уклонялась от ответственности, не сдавалась. Она была Зло, и ей неведомо было отчаяние, царившее вокруг. До сегодняшнего дня.
«Капля переполнила Чашу», - Снейп издевательски улыбнулся собственной остроте. Сейчас Белла перестанет храбриться, начнет ломать руки или, что еще лучше, крушить все вокруг - кроме, разве что, трона Темного Лорда, скорее напоминавшего кресло больного. Волдеморт все равно не понимает, что происходит вокруг его оболочки, в которой слабо тлеет седьмая часть его души. «И разума», - закончил мысль горький ироничный голосок, поселившийся среди, казалось бы, непоколебимой веры в торжество тьмы. Снейп уже не пытался заглушить этот голосок.
- О, мой Лорд... – Белла задыхалась, опустившись на колени справа от трона. – Помогите нам, умоляю! Скажите, чего вы хотите от нас, чего хотите ради нашей победы!
Снейп ухмыльнулся последнему слову, но понял этот прием Беллы: нужно было напомнить, вызвать из бредового омута отголосок истинного Темного Лорда – жестокого, жаждущего победы любой ценой, непокоренного.
- Где моя Нагини? – снова спросил Волдеморт почти плачущим голосом. А затем случилось немыслимое – он заговорчески ухмыльнулся и повторил: - Я спрятал часть души в стул.
Беллатрикс, сверкнув глазами, вылетела из комнаты. Северус Снейп подошел к креслу, заглянул в бессмысленное неузнаваемое лицо Волдеморта, поморщился. И удалился, поклонившись этой безнадежной тени.
Глава 2Глазам Снейпа открылась привычная картина: Беллатрикс металась по комнате, шипя и выкрикивая обрывки заклинаний и угрозы. Он часто видел ее в таком состоянии и знал, что подступаться с разговорами, и тем более с успокоениями, нет смысла. Да и не было у него такого желания. В углу, сжавшийся и испуганный, словно провинившийся неизвестно за что и перед кем ребенок, сидел самый молодой из Пожирателей Смерти; он, наученный горьким опытом, тоже решил не мешать бушевавшей ведьме. Робко взглянув на бывшего учителя, мальчик не увидел в его лице и тени участия. Он судорожно вздохнул и сьежился еще больше, притянув колени к острому подбородку.
"Незавидное положение, - подумал Северус, бросив из-под бровей мимолетный взгляд на Драко и наливая себе вина. - Не хотел бы я оказаться на твоем месте". Близкого соратника Волдеморта (слово «друг» не вязалось с обстоятельствами, хотя некоторые Пожиратели и бахвалились, называя себя «друзьями Лорда» - за глаза, разумеется... и где они теперь?) Снейпа трудно было чем-то удивить, и уж тем более шокировать, но даже он иногда содрогался при виде того, как медленно и верно ломали сущность этого мальчишки. Избалованный маленький честолюбец, маменькино золотце и папенькин наследник! Будущее славного рода (Снейп скривился – кислое вино было оттенком его мыслей), красавец и умница! Как горячо, несвойственно горячо выгораживал его Люциус: мальчик сделает все ради Лорда, он герой с рождения, он достойно возложит на себя миссию отца!... Нарцисса оказалась проницательней. И вот он, этот герой, сидит в углу, как прибитый домовой эльф, и потирает жгучую метку на руке. А его ломают все: Снейп, Белла, отец из Азкабана, Лорд...
И какими способами ломают! Снейп снова содрогнулся. Ничего более отвратительного он и представить себе не мог; кошмары Поттера по сравнению с этим казались детским лепетом. Эпизодические столкновения с Волдемортом, ха! Драко все время был рядом с ним. Его водили (поначалу таскали, упиравшегося и плакавшего от страха) на все собрания, ритуалы и жертвоприношения. На первой же общей встрече ему выжгли метку, и Снейп, хладнокровно державший его за руки, вместе с воплем Драко осознал, что для мальчишки теперь нет пути назад – в родительский дом, к тупоумным товарищам, к любящей матери. С красавца и умницы Малфоя сгоняли лоск. Он также не участвовал в сражениях и не крался в разведках, и даже не нападал на магглов, но видел все приготовления и последствия. Беллатрикс пыталась учить Драко Круциатусу – у нее ничего не вышло. "Герой с рождения" даже не пытался сконцентрироваться. Тогда она у него на глазах замучила непростительным заклятием мальчика-маггла, примерно ровесника Драко, и внешне странно напоминавшего его. Когда молодой Малфой оправился настолько, что смог оторвать ладони от ушей ("Бесполезная попытка отгородиться", - с грустью подумал Снейп), Белла, тяжело дыша, с торжеством сказала:
- Вот так – или ты их, или они тебя!
Было бессмысленно пытаться что-то изменить, говорить с Лордом, успокаивать Драко. Конечно, он не знал, на что идет. Это был не Хогвартс, где присуждали или снимали очки и грозили исключением, и не квиддич, где талантливая Ищейка могла «править бал». Это был даже не Азкабан. Мир, в котором за правило и доблесть считалось совершить как можно больше зла – вот куда попал Драко Малфой, и он не был готов к этому миру. Единственное, что мог делать Снейп, это держать мальчишку возле себя и, по мере возможностей, следить за ним. Драко кинулся к бывшему учителю, как к единственному, кто сохранил в его глазах еще что-то человеческое.
Однажды, после более-менее успешной разведовательной операции (Волдеморт остался доволен: непроницаемое безмолвие и кивок, которым он наградил докладывавших Пожирателей, было расценено как награда), Снейп и Драко задержались в библиотеке укрытия. Точнее, Северус Снейп просматривал старинные трактаты («Изготовление зелий от наиболее значительных ран и повреждений», соответствующие заклинания и прочее в том же духе), а Драко, боязливо озираясь на дверь, сидел рядом, стараясь мешать как можно меньше. Через пятнадцать минут Снейп не выдержал и необорачиваясь спросил:
- Что вам нужно, мистер Малфой?
- Сэр, – голос Драко от частого крика и плача был сорван, и теперь мальчишка хрипел как полузадушенный, - это правда, что Пожи... что силы Темного Лорда были сегодня неподалеку от моего дома?
- Мистер Малфой, - отчеканил Снейп, захлопывая книгу, словно они были на уроке зельеварения, а не в резиденции абсолютного зла, - рекомендую раз и навсегда уяснить, что дома у вас больше нет.
- Да, но возможно, сэр, они видели мою мать...
- И матери у вас тоже больше нет, Малфой! – ледяным тоном прервал Снейп. А затем ядовито добавил: - К тому же, отряд был послан выследить авроров, а не подслушивать рыдания Нарциссы. Учитесь расставлять приоритеты, Малфой.
После присутствия на осмотре раненого Грейбека Драко неделю не мог есть из-за рвоты. Он еще больше похудел, черты лица заострились, а в глазах застыли затравленная усталость и испуг. Он не терял сознания, не зажмуривался, но впитывал весь ужас, боль, страх и смерть, которые царили вокруг. Снейп не был уверен, что увиденное и услышанное делает мальчишку сильнее и крепче, но хладнокровнее и равнодушнее – да. Ломка его сути, которую пророчил перед смертью Дамблдор, протекала успешно. Спокойного бесстрастного человека легче научить злу, чем горячо чувствующего.
Сделав последний глоток вина под угрожающие вопли Беллатрикс, обращенные скорее к люстре, чем к присутствовавшим, Снейп мыслями вернулся к только что услышанной «ценной информации». В том, что Лорд был, мягко выражаясь, очень плох, не оставалось никаких сомнений. Известие о его болезни, а именно так Снейп назвал состояние господина его менее осведомленным узколобым приспешникам, было встречено со смешанными эмоциями. В ропоте слышалось недоверие, издевки над Северусом, но кто-то подозрительно молчал и прятал глаза, на которые и так падала тень от темных капюшонов. Драко все знал, но давно сообразил: о том, чего не договаривает Снейп, лучше держать язык за зубами и ему.
Итак, очень больной изможденный Волдеморт более не лидер, не полководец и не символ зла; он даже гораздо меньше, чем соратник или советник – он не контролирует даже себя. Заманчивая ситуация для противника, не так ли? Находчивый Поттер, всюду сующий свой нос, со своими не менее находчивыми товарищами.... Даже без опытного в темных делах Хмури, даже без Дамблдора и уж тем более без Сириуса (это имя всякий раз заставляло Снейпа морщиться), этот надоедливый, ловкий и донельзя везучий очкарик скоро протянет свои руки и к предпоследнему хоркруксу. А в этом случае... от Темного Лорда будет толку, что от младенца, и гораздо больше хлопот.
"Нельзя недооценивать Гарри Поттера", - не раз говорил Снейп Драко в ответ на вопросительные взгляды во время тех злосчастных собраний, когда Пожиратели сбивчиво рассказывали об успехах противника, а Лорд впивался пальцами в подлокотники кресла и шипел, совсем как Нагини. В том, что лично Поттер с его владением парсултангом был причастен к захвату Нагини, Снейп почти не сомневался. Удивительно только, откуда взялись такие силы у этой, как раньше казалось, посредственности...
Но он снова увлекся рассуждениями о событиях дней минувших. Снейп недовольно нахмурился – от усталости и невозможности за всем уследить его мысли разбредались. Было необходимо разобраться, проанализировать этот бессвязный бред, исходивший от самого важного в его – в их жизни – существа. Нужно было что-то предпринимать. И Северус Снейп резко повернулся к Беллатрикс.
- Это надо обсудить, - коротко бросил он. Рано или поздно, это пришлось бы сделать – один, да еще с таким довеском, как Драко, он не справится.
- С каких это пор, – взвилась Беллатрикс, - я снискала себе такого важного собеседника, Снейп? Или поучений маленьких олухов вроде этого тебе недостаточно? – она раздраженно ткнула пальцем в Драко, словно это он, а не Поттер, был причиной всех бед, свалившихся на их головы.
- Это надо обсудить, - повторил Снейп. - Если не станешь слушать меня добровольно, придется тебя заколдовать. Так что выбирай: беседа без истеричных острот, или Импедимента, – второй вариант показался ему очень заманчивым.
- Да, да, ты с радостью избавился бы от меня! Остался бы при Лорде со своим негодным прихвостнем, и только! Если бы я знала, как далеко это зайдет...
- Импеди...
Неожиданно Беллатрикс остановилась сама. Она тряслась от ярости с пеной на губах и со взглядом более безумным, чем прежде, но что-то неожиданно отрезвило ее. Это была гордость.
- Можешь говорить что хочешь, - стальным тихим голосом сказала она, подходя к Снейпу, - но не смей меня позорить, не смей заколдовывать на глазах у этого ничтожества! Ни один, даже самый великий колдун не увидит Беллатрикс Лестрейндж, урожденную Блэк, беспомощной, если только не увидит ее мертвой!
Снейп криво улыбнулся. Знала она это, или нет, но Белла была сейчас очень похожа на своего дорогого родственничка Сириуса. Беспомощность и позор – они сплелись воедино для всех Блэков, сплавились в ненавистный обруч, сковывавший волю.
- Хорошо, - в тон ведьме ответил Снейп, и пододвинул ей обветшалое кресло. Беллатрикс села, прямая как струна; Драко продолжал корчиться в углу, но на его испуганном лице промелькнула тень любопытства: – Ты слышала все, что сказал Темный Лорд. Что ты об этом думаешь?
- Темный Лорд изволит шу-тить, - процедила Беллатрикс. - Судя по всему, после зелий, которыми ты его потчуешь, господин впадает в детство...
- Не забывайся, Белла! - холодно заметил Снейп. - Он все еще Лорд Тьмы, и не простит тебе дерзостей. Но вернемся к делу. Ты правда решила, что все сказанное – всего лишь бредни?
- Я спрятал часть своей души в стул, я устал, я не вижу Нагини, где моя Нагини! - нагло передразнила Беллатрикс. - И так далее, уже третий день кряду. Будто его разум помутился, Северус. Уверена, завтра будет то же самое, если только мы доживем до завтра...
- Я считал, ты гораздо умнее, Беллатрикс, - лицо Снейпа было не просто желчно-угрюмым, как обычно – оно побледнело от еле сдерживаемого гнева. – Ты слышишь только собственные причитания. Неужели ты не можешь связать эти фразы в смысл, жизненно важный для нас смысл?
- Смысл в том, что мы погибаем! – отчаяние Беллатрикс вырвалось из нее, как предсмертный крик. Драко в углу вздрогнул, на столике взорвался бокал, и кровавого цвета вино закапало на пол, словно подтверждая: «Да, мы погибаем, мы проиграли, и мы погибаем...»
Снейп не собирался смотреть, как после драмы Белла разыгрывает трагедию, пусть это и была их общая, зловещей тучей надвигавшаяся трагедия. Он схватил ее за запястья холодных, готовых бессмысленно воздеться к потолку рук, и прошипел ей в лицо все, что успел понять – сам.
- Лорд Волдеморт желает, чтобы мы принесли ему часть его души и воссоединили ее с последней! Он уверен, что тогда снова начнет набирать силу! А Нагини – Нагини знала, где спрятана эта часть! А спрятана она... – Снейпу пришлось перевести дух; одно мгновение он сомневался, правильно ли поступает, но... «Ты не справишься один», - говорил ему насмешливый голосок внутри, и Снейп сдался: - Часть спрятана в Хогвартсее, в кабинете Дамблдора. В его троне.
Глава 3Гарри проснулся на рассвете: бледные лучи солнца проникали сквозь сетчатое окошко над его головой и светили прямо в лицо. Гарри лежал на матрасе, закутавшись в походное одеяло; он зябко поежился, потянулся за очками и тихонько охнул от боли в правой руке. Пальцы на ней были обожжены, словно покрыты темным болезненным пеплом.
Сколько уже было таких пробуждений, сколько их предстоит... иногда Гарри казалось, что он потерял счет бледным, туманным, дождливым рассветам, изнуряющим дням, долгим грустным вечерам и часам подозрительной, настораживающей, опасной тьмы. Лагерь поднимался на час позже его самого, а ложился спать на час раньше. Это было распоряжение Шизоглаза Хмури, который вместе с Гарри обходил посты дозорных (если сам не был «на дежурстве»), зыркая по сторонам своим безумным волшебным оком и тыкая палочкой по направлению любого незначительного шума.
- Гарри необходимы хотя бы два часа в сутки, чтобы поразмыслить спокойно! – рявкнул Хмури на мистера и миссис Уизли. Молли с возмущением доказывала, что мальчик превратился в щепку и в комок нервов: совсем не кушает, мало спит, все время печальный и взволнованный. Да еще этот Шизоглаз со своим военным режимом! Да она, Молли, вырастила целое семейство – а сколько детей у Шизоглаза? Он знает, что им необходимо? Но миссис Уизли не удалось прочитать старому аврору лекцию по воспитанию.
- Гарри такой же ребенок, как и я! – хохотнул Аластор Хмури, подмигивая мистеру Уизли в то время, как его волшебный глаз сверлил оторопевшую Молли. – Он тянет непосильный груз, - уже серьезно продолжал аврор, - позвольте же ему сосредоточится на нем, а не на ваших переживаниях. А то у парня башка идет кругом – со всеми вами переобщаться.
Это была чистая правда. Гарри чувствовал себя виноватым, но у него просто не было сил охватить вниманием все и всех. Когда близнецы Уизли, оставившие бизнес на помощников, явились в лагерь в кучей странных устройств и принадлежностей («Займемся, наконец, серьезным делом!» - «Фред, Джордж, какие же вы молодцы! Артур, дорогой, я же тебе говорила...»), Гарри только крепко пожал им руки и благодарно улыбнулся. Когда он пошел прочь в свою палатку, то явно расслышал, как Джордж пробормотал: «Рон, а че это со стариной Гарри, а?»
"Старина Гарри" в свете одинокого фонарика («Как можно меньше света, как можно меньше!» - наставлял Хмури, несказанно разочаровавший Рона, Джинни и Хагрида, мечтавших развести большой костер, вокруг которого могли бы собиться все друзья) корпел над аврорскими книгами. Это были не тонкие брошюрки, вроде инструкций к новеньким метлам: толстые фолианты, казалось, содержали в себе все возможные и невозможные ситуации столкновения с врагом, варианты защиты и нападения, истории знаменитых войн и известных захватов, приемы магической и даже маггловской борьбы (краткий раздел о боксе невольно навеял воспоминания о Дурслях). Был еще сборник «Дуэльных магических выпадов и отражений» и «Краткий курс резистенции заклятиям» (семьсот страниц без приложений), добытые в библиотеке на Гриммаулд Плэйс 12. И еще несколько таких же объемистых, сложных, наиважнейших книг, каждое слово из которых следовало запомнить. На следующий день Гарри и примкнувшие к нему товарищи из Армии Дамблдора слушали «лекции» Хмури, Люпина и мистера Уизли; затем Гарри по памяти излагал суть прочитанных стратегий, правил и приемов, и несколько часов они отрабатывали эти приемы под надзором старших, ибо, как резюмировал Хагрид: «Теория без практики, это, того, как ночью в кусты без Люмоса ходить».
С самого начала, даже в недалекие «относительно спокойные» времена, приходилось несладко.
- Чего это вы тут расселись?! – заорал Шизоглаз Хмури, наткнувшийся на теплую компанию под любимым гарриным деревом возле озера. Гарри обнимал Джинни за плечи, они листали (без особого толка) аврорский «Трактат о тактике нападения и защиты с воздуха», где на каждой иллюстрации человечек на метле выписывал сложные фигуры. Рядом Гермиона делала конспект каких-то отражающих заклятий, а Рон жевал травинку. Время от времени Гарри показывал им картинку из трактата - начиналось обсуждение, которое Рон быстро переводил в болтовню о квиддиче. Все четверо подскочили от яростного возгласа; с дерева унеслись испуганные птицы.
- Что думаете, - сердито продолжал Хмури, - Волдеморт, дракон его дери, в прятки со своими играет, пока вы тут дурью маетесь? Быстро все по своим делам! Поттер, мисс Уизли, берите метлы - будете тренировать дуэль из третьей главы, пункт седьмой! Грэйнджер, мистер Уизли - прочь с глаз моих!
Так проходили дни «каникул» - они почти не отличались от учебы, которая, по крайней мере в Хогвартсе, им больше не грозила. Министр Скримжер нажал-таки на нужные рычаги, и многие родители, которые и после похорон директора сомневались, стоит ли забирать детей из Хогвартса (никто не решался утверждать, где было безопаснее), потоком хлынули к профессору МакГонаголл с весьма обоснованными страхами и пустыми упреками. Было понятно, что в школу явится хорошо если десятая часть студентов. Многие уехали за границу, первогодок пытались определить в другие колдовские школы. Флер Делакер, теперь уже миссис Уизли (Джинни давилась от хохота всякий раз, когда кто-то малознакомый упоминал Флер таким образом) рассказывала, что Шармбатон «просьто ломится и трешшит по швам», столько туда поступило народа, и очень многим пришлось отказать. Дурмштранг из-за своей темной славы и истории с директором не пользовался популярностью.
- Вот уж неудивительно, - не унимался Рон, поглядывая на Гермиону, - небось все тамошние студенты теперь бегают за Сами-Знаете-Кем, как собачонки. И Крам этот... – тут Гермиона спокойно, но холодно смотрела на него, и Рон замолкал. На то, чтобы скандалить и переливать из пустого в порожнее, тоже не оставалось сил.
Когда уставшие от занятий, наскоро пообедавшие «Воины Дамблдора» разбредались на короткий отдых, Гарри, Аластор Хмури и Люпин собирались для составления стратегии. Когда он не работал, к ним присоединялся Артур Уизли, но вряд ли мог что-то добавить к идеям, которые одна за другой рождались в прытком уме Хмури. Идеи эти были направлены на то, как в любом случае сохранить Гарри жизнь и дееспособность. Начинал Хмури всегда одинаково: «Даже если меня и всех остальных убьют, ты должен...» - и он мрачным тоном давал Гарри указания, но не надежду на победу. «Готовься к худшему, - гласило первое правило Шизоглаза Хмури, - тогда ничто не покажется тебе невозможным». После этих собраний Гарри не чувствовал страха, только странное обреченное спокойствие и робкую надежду на то, что худшее больше не наступит.
Оно настало, это худшее, или почти настало... но тогда Гарри пренебрег всеми советами и инструкциями Хмури. Он не мог поступить иначе. Не обращая внимания на хриплые крики аврора – Гарри, назад, что ты делаешь, назад, назад!! – он ринулся сквозь гущу битвы, посылая Ступефай и Импедимента направо и налево, почти потеряв чувство реальности от боли и ужаса. Он кинулся туда, где Ремус Люпин, ободранный, укушенный, истекавший кровью, уже не мог отражать атаку своего злейшего врага. Ноги несли Гарри на небольшой пригорок, а мысль неслась впереди него – внезапно она сложилась в полное ненависти слово, которое вырвалось огнем из палочки. Чудовище перед ними зашаталось, заревело и рухнуло, заливая все вокруг зловонной кровью. Это отвлекло и, казалось, испугало Пожирателей; Гарри помог Люпину выбратся из сражения, затем бросился с остальными вдогонку уцелевшим врагам, но слабость не подарила им полной победы. Чаша была сохранена, но среди холмов между трупами противников лежали тела друзей, а на месте своего дуэля с коварным Долоховым остался недвижим Аластор Хмури.
Вечером в палатку Гарри пришла посеревшая осунувшаяся Тонкс. Она провела все время, пытаясь как-то облегчить страдания Ремуса, но не добилась успеха. Люпин умирал - в это невозможно было поверить, но сменившая ее Молли Уизли так залилась слезами и крепко обняла Тонкс, что ощущение потери стало неотвратимым. Снаружи робко топтался Невилл Лонгботтом с миской в руках; над миской поднимался пар, и у Тонкс сжалось сердце – значит, Молли шла и надеялась, что Люпин поест. Сквозь доносившиеся причитания миссис Уизли и шум в собственных ушах Нимфадора не слышала, что Невилл пытается что-то сказать ей вдогонку.
Тонкс была поглощена собственным горем, но все равно не смогла сдержать изумления, увидев Гарри.
- Гарри, - ахнула она, - посмотри... ты ведь постарел.
На лбу, пересекая шрам, и между бровями у Гарри залегли складки, рот кривился от отчаяния, воспаленные запавшие глаза слезились, а на висках появилось несколько седых волос. Он сгорбившись сидел на своем матрасе, закатав штанину, и рассматривал длинный свежий рубец на ноге. С первого взгляда Тонкс поняла, от кого эта рана.
- Теперь я стану известен, как мальчик с двумя шрамами, - горько усмехнулся Гарри.
- Ты станешь известен, как храбрец, победитель оборотня из оборотней, и победитель Волдеморта! – твердо ответила Тонкс. Она опустилась на колени рядом с Гарри. – Спасибо тебе. Если бы не ты, Рем был бы мертв, – у нее не хватало духу сказать, что это случится, часом раньше или часом позже.
Они помолчали, потом Тонкс вспомнила:
- Ты, наверное, уже знаешь. Аластор Хмури погиб, – Гарри кивнул.
- Знаешь, он ведь кричал мне, перед самой смертью. Чтобы я шел назад, чтобы спасался. Он о себе не думал. А Долохов послал Аваду.
- Это была его последняя Авада, - холодно ответила Тонкс. Долохов не заметил ее, упиваясь победой над аврором. Именно это и задержало Тонкс, когда она спешила на помощь Ремусу. Ремус... на глаза снова навернулись слезы, она смахнула их, с усилием воинственно улыбнулась.
– Аластор не мог желать лучшей смерти, - жестко добавила Нимфадора. Гарри кивнул и встретился с ней тем же взглядом – усталым, но твердым, полным гордости за погибшего товарища.
Они посидели так несколько минут, каждый думая о своем и общем горе. Чашу надо было уничтожить, лихорадочно размышлял Гарри, и теперь мудрый наставник Хмури не поможет ему в этом. Когда был найден хоркрукс Равенкло, Хмури и близко не подпустил Гарри. «Ты молодец, ты привел нас к нему и сражался за него, но доверь остальное более опытным людям», - непререкаемо заявил тогда Шизоглаз. Хоркрукс уничтожали в Хогвартсее, в окружении все еще сильных светлых чар, сам Аластор и профессор МакГонаголл. Хмури вернулся, хромая сильнее обычного, через несколько дней; они уже отчаялись его увидеть, но мрачный аврор только отхлебнул из фляжки и буркнул: «Дело сделано, одной поганью на земле стало меньше», и даже не сообщил о том, что Минерва МакГонаголл в очень тяжелом состоянии доставлена в больницу Святого Мунго.
Теперь предстояло разделаться с хоркруксом Хаффлпафф, и Гарри не имел и малейшего представления о том, кто и как это сделает. Все тело болело, ноги не слушались, голова была наполнена пустотой смертельной усталости. Он давно уже не видел кошмаров или вообще снов – настолько он устал. Как будто не два-три месяца, а вся жизнь осталась позади, и он действительно изможденный, хилый, израненный старик, хоронящий одного за другим своих изможденных израненных друзей...
Снаружи послышался топот и приглушенные крики. Минутой позже полотнище дверцы отлетело в сторону, и в палатку вкатился Рон. За ним внутрь заглядывало распухшее от слез лицо миссис Уизли, растрепанная голова Гермионы и огненно-рыжая – Джинни. У всех был крайне взволнованный вид.
- Тонкс! Иди скорее! – закричал Рон, махая руками и тоже силясь бежать. «Он зовет меня, - промелькнуло в сознании Нимфадоры, - он умирает, может, он уже умер, а меня нет рядом...». Она побледнела, сердце словно перестало биться, и Тонкс с трудом расслышала следующие, неожиданно ликующие вопли Уизли:
- Идите скорее! Там Невилл колдует над Люпином! Обалдеть!!
Глава 4Простая человеческая радость была редким гостем в лагере. Гарри вспомнил, как они выбрались из палатки под восторженные возгласы Рона и всеобщую неразбериху (Тонкс перецепилась через крепление, но девочки и Гарри успели подхватить ее), и побежали по липкой грязи к небольшому серому шатру, служившему «больничным крылом». Хагрид с арбалетом стоял на часах и недоуменно кричал им вслед:
- Эй, вы! Вы куда, а? Гарри! Там чего, нападение? Дементоры? Спасайтесь, я вас прикрою! – на всякий случай добавил Хагрид, но на него никто не обратил внимания.
В шатре-госпитале обстановка была несколько удобнее, чем в остальных походных жилищах. Вместо матрасов там стояли две кровати с пологами, не такие массивные, как в Хогвартсе, но более удобные, чем в больнице Святого Мунго, как заявил Артур Уизли. Остальную мебель составляли грубые табуретки, разные полки, парившие возле наклонных стен, и ящики, нагроможденные друг на друга: они были плотно заставлены бутылочками с зельями, банками с настоями, приятно и отвратительно пахнувшими снадобьями – всем тем, что удалось спасти из царства мадам Помфри. Отдельно громоздилось около трех дюжин книг, также принадлежавших до войны школьной врачевательнице. Справа от входа между двух шестов висела плотная занавесь; перед ней Флер своими прекрасными руками сосредоточенно разрывала на бинты простыни. Ее платье и длинный фартук, обычно белоснежный и выглаженный, были помяты и покрыты красными и бурыми пятнами; лицо осунулось, забранные в узел волосы растрепались и потускнели, но Флер, казалось, совершенно забыла о своем внешнем виде. Она все равно была прекрасна, радостно улыбаясь и кивнув на ближайшую к входу койку.
Если с кем со времен гибели Дамблдора и произошли резкие перемены, так это с мадемуазель Делакер, ныне миссис Флер Уизли. Одного взгляда в обезображенное лицо жениха было достаточно, чтобы оставить в невозвратимом прошлом снобизм, кокетство и беспечность очаровательной француженки. Она перестала язвить, жеманничать, смотреть свысока на родственников Билла; она больше не была поглощена лишь собственным благополучием. Отказалась вернуться домой, была глуха к уговорам мадам Максим, родственников, даже к просьбам маленькой Габриэль. «Я не стану убегать и прятаться, как криса в нору», - отрезала Флер в ответ на удивительно робко прозвучавшее предложение свекрови. При этом она метнула вызывающий взгляд на Джинни, но та и не думала кривляться и ехидничать.
Несмотря на пылкие просьбы, мольбы и даже приступы ярости, Флер запретили сражаться. Она была уверена, что никто не забыл ее провала на Тремудром Турнире два года назад – но она многому научилась с тех пор! Тем не менее, все как один согласились с Биллом и Шизоглазом Хмури, сказавшим твердое «нет». Флер разразилась слезами гнева и отчаянным монологом на французском, из которого Гарри и друзья уловили только женское имя – его Флер повторяла с особой гордостью и горечью.
Ей ничего не оставалось, как помогать во всем миссис Уизли, и Флер бросила на готовку, уборку и уход за ранеными все силы, которые не смогла проявить в сражении. Раньше она никогда не видела смерть – то, как она приходит за человеком, внезапная или долгожданная, после невыносимых мучений. Это было несравнимо с холодной неподвижностью Седрика Диггори в последний день Турнира; смерть стала до странного близкой и понятной, как зловещий туман, окутывавший поля прошлых и будущих битв. Перевязывая раны, накладывая вонючие примочки на ужасные ожоги, слушая безнадежный хрип из-за полога, Флер цепенела, но не теряла стойкости. «Жанна, Жанна», - шептала она себе, как заклинание, шатаясь от усталости.
Можно было лишь надеяться, что муж останется жив, что на ее долю вновь не выпадут те страдания, которые она уже испытала в больничной палате Хогвартса. О том, чем кончится эта бойня, Флер не задумывалась; она не мечтала о недостижимом, лишь пыталась спасти как можно больше жизней.
С тех пор, как с ним случилось несчастье, Билл крепко подружился с Ремусом Люпином; Флер и Тонкс тоже поладили, хотя раньше врядли нашли бы общую тему для разговора. Прежде они часто сидели вчетвером в уютной кухне дома Уизли, или в каком-нибудь трактире в Хогсмиде, где Билл шокировал окружающих не только контрастом со своей спутницей, но и диковатыми анекдотами.
- О чем думает красавица-жена, глядя на полную луну? – рычал он, нежно обнимая Флер и прикладываясь к кружке с элем. - Крепко ли заперта дверь в спальню! – и он взрывался хриплым хохотом; Люпин смущенно улыбался, косясь на оторопелых посетителей, Тонкс хихикала, примеряя шутку к себе, а Флер нервничала и слегка хмурилась. Чего уж она никак не могла понять, так это английского юмора, особенно в устах Билла.
А сегодня несчастье случилось с Ремусом. Флер ужаснулась, увидев грязного всклокоченного мужа (от ярости неуловимые волчьи черты в нем проступали сильнее), который осторожно внес Люпина в шатер и положил на свободную койку; следом, качаясь от слабости и слегка хромая, вошла Нимфадора. Ее мантия была порвана, лицо поцарапано, на руках ожоги, но Тонкс отмахнулась от готовой помочь ей Флер и опустилась на табурет, сосредоточенно глядя в лицо Люпина. На соседней кровати несколько минут назад скончался, не приходя в сознание, смуглый аврор (кажется, кто-то из Ордена, но молодоая миссис Уизли не была с ним знакома); Флер от усталой рассеянности забыла задернуть перед ним полог.
- Воды, - отрывисто приказал Билл. Француженка очнулась и кинулась к мужу со стаканом. – Не мне, ей! – Билл перевел дух и кивнул в сторону Тонкс. - Лучше вообще уведи ее отсюда. Аластор погиб, мама помогает вытаскивать раненых, остальные гонят Пожирателей к лесу, - машинально продолжал он, осторожно прикасаясь к ранам Люпина (Мерлин, если бы он знал заклинания от этих ран!). - Фреда цапнуло какой-то дрянью, но Гермиона ему быстро помогла... а вот здесь вряд ли чем-то поможешь, - волнение за Рема, которое он пытался скрыть, вырвалось наружу между общих фраз. Тонкс встрепенулась и посмотрел на него полными ужаса глазами; Билл прикусил язык.
- Если не можешь помочь, Билл, тогда уходи, - холодно ответила Флер. Тонкс вот-вот упадет в обморок, как можно быть таким бестактным! – Не надо пугать Тонкс, с Ремусом все будет в порядке! А тебе лучше гнаться за Пожирателями, - мягче, но так же настойчиво добавила она, на всякий случай поддерживая подругу за плечи.
- Ну да, - хмуро проговорил Билл, исподлобья глядя на обеих женщин; он злился на себя за то, что не успел помочь разделаться с Грейбеком прежде, чем... чем Ремус так пострадал. – Держись, Тонкс, - пробурчал он, поцеловал жену и бросил последний взгляд на Люпина перед тем, как выйти в пахнущий гарью туман.
Потом... потом столько долгих часов они пытались сделать хоть что-нибудь, чтобы глубокие раны Люпина перестали кровоточить, чтобы он перестал так хрипло и часто дышать, уставившись невидящими глазами в полосу ткани над головой. Рядом принесли и унесли несколько человек; затем снаружи начали кричать – Хагрид поймал раненого Пожирателя и - «силу не рассчитал, не чукаться же с ним, с врагом-то!» - задушил его, вместо того, чтобы привести в лагерь и допросить (особенно над этой тактической безалаберностью сокрушались близнецы Уизли). Тонкс оставалась ко всему безучастна, пока, наконец, миссис Уизли не заставила ее отвлечься и проведать Гарри.
Когда в шатер проник Невилл, Флер не заметила; его никто не звал, но, удержав в памяти все ужасы того дня, Флер не могла точно определить, когда забрезжила надежда. Кажется, Молли вышла навестить Фреда, у которого от перенесенного заклятия то и дело начинались судороги. Молодая миссис Уизли продолжала рвать простыню на повязки для Ремуса (ей было гораздо легче сделать это просто руками, а не рисуя в воздухе сложные узоры волшебной палочкой). У нее закружилась голова, и Флер присела на табуретку спиной к двери. Видимо, именно тогда мистер Лонгботтом проскользнул внутрь со своим спасительным отваром.
Когда Гарри и остальные прибежали в шатер, Невилл сидел возле кровати, довольно улыбаясь, и чуть не лопаясь от гордости. Ремус Люпин тоже улыбался, пусть слабо и как-то неуверенно, словно еще сомневаясь в удачном для себя исходе. Весь в повязках, он полулежал на подушках, с удовольствием вдыхая исходивший от компрессов аромат трав.
- Привет, - скромно сказал Невилл, помешивая палочкой в почти пустой миске на коленях. Он слегка покраснел оттого, что оказался в центре внимания. – Видите, травоведение ничуть не хуже заклинаний и всяких там зелий! – неожиданно запальчиво воскликнул он, глядя почему-то на миссис Уизли и Гермиону.
- Невилл просто гений, - слабым, но радостным голосом подтвердил Люпин, - никогда бы не подумал... Совершенно неизвестный мне метод лечения ран от оборотней! Я, оказывается, бестолковый, - сообщил он Тонкс, которая, плача теперь от счастья, снова села рядом с кроватью и взяла его за руку.
- Ты мой любимый бестолковый оборотень, - прошептала она. Тем временем Гермиона обошла кровать и подозрительно сунула нос в миску Невилла.
- Но ведь это... этот отвар нужно кипятить и настаивать по три раза в сутки, и так целый месяц! – Гермиона ошарашенно посмотрела на темно-зеленую, поблескивавшую в посудине жидкость. – И даже тогда он годен только очень свежий, всего лишь час после кипячения! Когда ты его приготовил? – напустилась она на Лонгботтома. Невилл побледнел, но увидев, что вокруг все смеются, и сама Гермиона тоже, он пришел в себя.
- Сегодня вечером... – пробормотал он, и, заметив уже подлинное недоверие в глазах девушки, пояснил: - Я услышал про... И я использовал ускоритель... ускоряющий ингредиент.
- А, знаю, – воскликнул Рон, - мне папа рассказывал! Такое и у магглов есть, они его добавляют во всякие вещества, и... ну, это работает. Называется козалитатор, кажется.
-
Коза-литатор? – Гермиона подняла брови. Она тоже слышала похожее название от своих родителей, и звучало оно определенно иначе. – Ты уверен, Рон?
- Да какая разница! – радостно пресек начинавшийся спор Гарри. Он давно не чувствовал на сердце такое тепло и облегчение. – Невилл, если у тебя еще останется, мне тоже пригодится!
Все вздрогнули: Люпин взволнованно смотрел на Гарри, миссис Уизли ахнула, и была готова разрыдаться над новой бедой.
– Нет, не бойтесь, он меня не укусил, - махнул рукой Гарри. - Так – царапнул, когда падал.
Они допоздна засиделись у Люпина; когда нарадовались за его выздоровление, пришла пора вспомнить и о погибших товарищах. Все горестно опустили головы, слушая рассказ Тонкс и Гарри о том, как погиб старый аврор и его помощники. Похороны решили организовать через два дня – пока следовало быть начеку, ведь Пожиратели могли вернуться с подкреплением. Тела погибших уже давно были принесены с поля боя, и теперь под покрывалами и заклинаниями покоились всего в нескольких шагах – за плотной занавесью в больничном шатре.
Перед сном Невилл забрался в палатку Гарри, чтобы напоследок полюбоваться действием своего отвара. Рана на ноге затягивалась на глазах, оставив лишь розоватый след ("Он потом тоже пройдет", - заверил друга Невилл). Гарри сердечно поблагодарил его за себя и за Ремуса, и не смог не полюбопытствовать:
- Скажи, а что ты использовал как... ну, для того, чтобы приготовилось быстрее?
Невилл помрачнел и отвел глаза, но через минуту взял себя в руки.
- Ну... – тон его был сухим и каким-то бесчувственным, - мне пришлось... сварить в нем Тревора...
Гарри чуть не охнул. Тревора, жабу Тревора - питомца Невилла с первого года в Хогвартсе! Значит, чтобы успеть приготовить лекарство... Конечно, Невилл ведь не мог пойти искать другую жабу... Гарри сочувствующе похлопал товарища по плечу.
- Спасибо... Тревор очень помог, он... – Гарри не знал, что еще сказать, чтобы совсем не расстроить Невилла. – Тебе, наверное, нелегко было его... варить... – неловко и как-то глупо добавил он.
- Да уж, - совсем безжизненно ответил тот. - Ведь варить его пришлось живьем.
Глава 5Следующие два дня прошли спокойно. Противоборствующие силы остановились, чтобы перевести дух, проводить в последний путь товарищей, дать роздыху раненым и усталым. Хагрид опустил тело Аластора Хмури в могилу, и Тонкс сотворила на груди аврора белую розу. В эту же минуту далеко, в клубах смрадного тумана Северус Снейп заклинанием бросил последнюю горсть земли на низкий холмик над Долоховым.
На похоронах Билл поддерживал Люпина, который хоть и скоро оправился от ран, но испытывал слабость и головокружение. Ремус сказал несколько теплых слов о погибших аврорах; все молча постояли над телами в глубоких ямах, а потом вручную засыпали их. Гарри подумал, что едва ли выдержал бы такое с телом Сириуса или Дамблдора: шуршание земли отзывалось в душе безграничным отчаянием.
После похорон все молча разбрелись по своим делам. Во время обеда беседа не вязалась, жители лагеря хмурились больше обычного. Они вяло похвалили грибной суп и рагу Молли. Тонкс сказала, что не голодна, и забрала тарелку для Люпина в «больничное крыло»; остальные ели без аппетита. Пообедав, Гарри намеревался посидеть в одиночестве и поразмыслить над тем, как справиться с Чашей, но по дороге к палатке его нагнала Гермиона. Вид у нее был растерянный.
- Гарри, - сказала она, придерживая его за руку, - там Ремус хочет с тобой поговорить. Что-то очень важное, мне ничего не рассказывает, - обиженно добавила она. – Он в палатке Хмури.
Гарри поблагодарил Гермиону и, недоумевая, отправился к старому походному шатру аврора. Что такое Люпин мог скрывать, чем хотел поделиться именно с ним? Конечно, он очень ценил дружбу и доверие Люпина, но Гарри не мог не признать, что голова раскалывалась от загадок и задач, и ему не хотелось добавлять к ним новые.
Он забрался в палатку и с удивлением увидел, какой в ней царил беспорядок. Всегда аккуратно убранные книги, детекторы темных сил, одежда и другие вещи Хмури теперь валялись на полу вперемежку со вскрытыми письмами и чистыми листами пергамента. Посреди этого хаоса сидел взъерошенный Ремус - он тыкал палочкой в запечатанный неподписанный конверт.
- Ревелио! Нет, снова не то... Привет, Гарри, - вздохнул Люпин, расстроенно озираясь вокруг. – Ну и тарарам я тут устроил...
- Да не то слово... – растерянно ответил Гарри. – Хочешь, чтобы я помог тебе прибраться?
- Как раз наоборот. Мы сейчас вдвоем должны все переворошить еще раз. Видишь ли, Гарри, я должен найти кое-что, имеющее к тебе прямое отношение, - объяснил Люпин, собирая чистые пергаменты в стопку. – Старина Хмури, да упокоит Мерлин его душу, оставил для тебя письмо.
- Письмо, для меня? – удивился Гарри. – А почему он не отдал его сам... раньше?
- Видимо, у Аластора были на это причины, Гарри. Я сам толком не понимаю его мотивы, но...
Люпин задумался. Он вспомнил, как две недели назад они с Хмури стояли на часах. Был поздний вечер, над ними загорались звезды и блестел узкий рог полумесяца. Шизоглаз задумчиво глядел в небо, прихлебывая из фляжки, и лицо его приобретало странное выражение. «Как на дорогу смотрит», - подумал тогда Люпин, и ему стало холодно и тоскливо на душе.
- Вот что, Ремус, - хрипло проговорил Хмури, – что-то у меня дурное предчувствие... да нет, не то - я просто в этом уверен. Ремус, когда меня не станет, - и не перебивай, будь так добр! Когда меня не станет, береги Поттера, как зеницу ока. Ты понимаешь, что он – единственная наша надежда. После моей смерти отдай Гарри письмо. Я его написал и спрятал в своих вещах, на всякий случай. Мерлин, если бы только кто напомнил, куда я его положил...
Последняя фраза Хмури гулко отозвалась в горлышке фляжки. Остаток дежурства они провели молча, изредка поднимая глаза на прекрасное ночное небо. Вдалеке упала звезда, и Ремус загадал желание.
- В общем, спрятал он письмо со всей изобретательностью, - подытожил Люпин, пролистывая один из аврорских справочников. – Я думал, что Аластор заколдовал письмо, но все бумаги, которые я нашел, превращались в чистые листы. Одно письмо, правда, после «Ревелио» оказалось стишком про оборотня, - Ремус смущенно хмыкнул, - довольно забавным, в духе прежднего Хмури.
Битых два часа Люпин и Гарри провозились, заново пересматривая вещи покойного аврора. Проявляющее заклинание не помогало – ничего, адресованного Гарри, они не обнаружили. Люпин был в отчаянии – аврор поручил Гарри ему, а он не в состоянии даже найти письмо! Нет, он и правда самый бестолковый оборотень на свете!
- Ты не помнишь, - Гарри отложил палочку и устало потер глаза, - Хмури никак не намекал на то, где оно спрятано? Может, это какая-то загадка?
- Он дословно сказал следующее: «Я его написал и спрятал в своих вещах, на всякий случай. Мерлин, если бы только кто напомнил, куда я его положил...» Если бы кто-то напомнил, - повторил Люпин, и внезапно они с Гарри вытаращились друг на друга с одновременным возгласом: «Ну конечно!»
Они бросились к почти пустым книжным полкам. Среди старых отчетов, которые Хмури упрямо продолжал таскать с собой, нескольких пожелтевших биографий и сборника «Знаменитых судебных процессов» стоял неприметный маленький «Напоминатель». На пятом курсе Гермиона подарила Гарри похожий - когда книжонку открывали, она громко наставляла: «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня!».
- Ревелио! – дрожащим голосом произнес Ремус, направив палочку на раскрытый «Напоминатель».
Книжечка слегка пожелтела, зашелестела страницами, и в шатре раздался негромкий, но внятный голос Шизоглаза Хмури:
- Друг, ищи на обороте в изголовье, где полоса и нитка! – проговорила книжка, и сразу захлопнулась. Только Люпин успел выпустить ее из рук, как «Напоминатель» вспыхнул и быстро превратился в кучку пепла.
- Это тут! – позвал Гарри. Он перевернул сбившуюся подушку на матрасе аврора, и сразу заметил длинное пятно-полосу, пересекавшую грубый шов. Они склонились над странным тайником, и Гарри указал палочкой на центр креста.
- Ревелио! – отчетливо произнес он. Пятно задрожало и стало растягиваться вверх и вниз, превращаясь в желтый листок пергамента; тем временем, шов распустился, и черные нитки поползли по «наволочке», образуя слова. Через несколько минут письмо было готово – мелко исписанный лист пергамента с легким шуршанием отделился от подушки.
- Потрясающе, - пробормотал Люпин. – Лучшая трансфигурация, какую я видел...
- Это придумала профессор МакГонаголл, - Гарри пробежал глазами первые строки письма и с улыбкой показал абзац Люпину. – Это она заколдовала подушку Хмури. Так что первым делом в письме он благодарит ее за оказанную помощь!
- Она молодец, наша профессор МакГонаголл, - улыбнулся в ответ Ремус.
Гарри заклинанием подозвал и зажег парящую свечу, и начал тихо читать вслух. Он и минуты не сомневался в том, что в письме не могло быть секретов от Люпина. В конце концов, именно Ремусу аврор решил доверить поиск и передачу своего последнего наставления.
«Дорогой Гарри! – гласили первые строки. – Надеюсь, тебе стоило труда и смекалки разыскать это письмо, иначе мы с профессором МакГонаголл были бы очень разочарованы. Это была ее идея – превратить послание в наволочку – и справилась она превосходно. Жаль, что мое предложение о дохлой крысе было отвергнуто.
А теперь шутки в сторону, Поттер. Раз ты получил это письмо, значит, я был прав – готовься к худшему, и ничто не покажется невозможным. Следуй этому правилу. Смерть – это не самое страшное, что может произойти с тобой, Поттер, если ты знаешь, ради чего жил. Но смерть не любит, когда ее дразнят, поэтому не лезь понапрасну на рожон. Это второе правило. Ты везунчик, Поттер, но любое везение рано или поздно заканчивается.
Я хочу рассказать тебе последнее, Гарри, то, от чего я всегда старался тебя уберечь. Теперь тебе придется самому уничтожить хоркрукс – один или несколько. Ты рассказывал мне, как Дамблдор боролся в пещере, что ему, по твоему свидетельству, пришлось пережить. А ведь тот хоркрукс был ложным, подделкой! С настоящим дело обстоит гораздо сложнее. Я не хочу пугать тебя, но Волдеморт сделал все, чтобы оградить части своей мерзкой души от уничтожения. Темная магия хоркруксов – сильнейшая темная магия.
Однако, тебе ведь удалось еще мальчишкой разбить чары одного из хранителей души Волдеморта! Поэтому, Поттер, это задание тебе под силу. Будь храбр, умен и осторожен - прежде всего осторожен - и ты победишь! Сомневаюсь, что под рукой у тебя снова окажется клык василиска, поэтому вот несколько советов, которыми нельзя пренебрегать.
Первое: НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не пытайся уничтожить хоркукс в одиночку! Это верный путь к гибели, Поттер. Дневник был первым хоркруксом, созданным Волдемортом. Остальные, особенно последние, гораздо «совершеннее», если так можно назвать вещи, таящие абсолютное зло. Повторяю: не вздумай делать это один.
Второе: выбирай себе правильных помощников. Ремус...» - тут Гарри заколебался, но Люпин спокойно кивнул, и он продолжил: – «Ремус хорош, но не для такого дела. Он слишком слаб и «нестабилен», как выразилась бы Минерва, чтобы помочь разделаться с хоркруксом. Не проси об этом Уизли или мисс Грэнжер, хоть они и твои лучшие друзья. Самым сильным помощником тебе будет Хагрид, Поттер. Думаю, ты неоднократно слышал о резистенции гигантов ко многим заклятиям. Зови себе в помощники Хагрида. Ему будет нелегко, но, поверь мне, гораздо легче, чем кому-либо другому.
Третье: место и время. Берись за хоркрукс днем, и чем более солнечным, тем лучше. Хотя, судя по погоде, Волдеморт позаботился и об этом – напустил проклятого тумана. Так или иначе, НИ ЗА ЧТО не делай этого ночью! Даже если тебе покажется, что это единственный шанс. Вспомни Дамблдора – он еле выдержал, а в тебе нет и десятой доли магического опыта Дамблдора, Гарри. Итак, уничтожать хоркрукс следует днем, в месте, которое либо защищено мощной магией добра, либо овеяно чарами, чуждыми для Волдеморта.
Не советую пытаться снова сделать это в Хогвартсе. Боюсь, что к моменту прочтения этого письма твоя школа будет просто развалинами, на которые иногда наведываются Пожиратели. Из известных мне мест остается только Запретный Лес. Я там давно не был, но Хагрид уж точно знает его как свои пять пальцев. Найдите самый укромный уголок. И помни, Гарри – вы никого больше не должны брать с собой!
И последнее. Тебе предстоит отыскать оставшиеся части души Волдеморта. Каждый хоркрукс, Гарри, это загадка. Над каждым тебе придется поломать голову, на каждый – потратить много сил. Не поддавайся искушению переложить эту ношу на чужие плечи, какой бы тяжкой она ни была. Промедление – это гибель, Поттер. Необдуманные действия – тоже. Твоя единственная цель – борьба и победа, и больше ничего, как и для всех нас. Жить будешь после победы, Гарри, а пока – просто борись.
Да пребудут с тобой светлые силы,
Твой боевой товарищ, Аластор Хмури.»
- Нечего сказать, обнадеживающе, - горько сказал Гарри после долгой паузы. За решетчатым окошком быстро смеркалось, очертания лагеря растворялись в сумерках. Как бы сейчас хотелось просто лечь спать, и ни о чем не думать! Гарри с тоской взглянул на Люпина, но тот сосредоточенно вертел в руках письмо.
- Посмотри, - заметил Ремус, - тут еще постскриптум... даже два. «ПС. Спрячь или уничтожь это письмо, но не показывай друзьям. В противном случае ты врядли сможешь соблюсти часть важнейших перечисленных правил». Аластор прав, Гарри. Если ты с кем-то поделишься, кроме Хагрида, разумеется, они ни за что тебя не отпустят.
- А что там еще написано? – устало спросил Гарри. Люпин молча протянул ему пергамент. Вдоль правого края еще более мелким почерком было наспех начеркано:
«ППС. Когда я был в Хогвартсе по делу хоркрукса Равенкло, то зашел в кабинет Дамблдора. Дело там неладно, Поттер. Не знаю, каким образом, но в башне Дамблдора поселилось зло».
