Часть I: Sancta Simplicita! Глава 1
Друэлла Анита Розье – цветочек третьего курса. Во всяком случае, так считает она сама, и никто её в этом не разубедил. «Малышка Дрю» небрежно подхватывает светлые локоны на висках – так, чтобы они сами рассыпались от якобы случайного движения, чтобы уронить будто бы невзначай заколку под ноги старшекурснику: вот и лишний повод скромно опустить длиннющие, увеличенные заклинанием, ресницы, и благодарно скользнуть нежными пальцами по руке, подающей заколку... И поспешить прочь с невинным видом, оставив молодого человека в неподвижности безо всякого «Петрификус Тоталус»... А после, в уютной гостиной, убранной в тёмно-зелёных и серебристых тонах, шептать на ухо Лоре Майлз: «Ага, и ещё один!». Простушка Лора, как её называет про себя Дрю, - чистокровная, но мещаночка, - восхищается успехами подруги и вздыхает о другом старшекурснике, Альфарде Блэке. Альфард, на вкус Дрю, незавидная пара: хоть и наследник древнего рода Блэков, но совершенно «тронутый головой», главный шут всего Слизерина и посмешище, если не сказать позор, своей семьи. Да к тому же влюблён – было бы в кого! В Эйлин Принс!
Эйлин, несимпатичная и нескладная, учится на одном курсе с Лорой и Дрю, но выглядит старше своих лет. Она одевается бедно и безвкусно, вечера напролёт просиживает в библиотеке и говорит – вот дура! – что не собирается замуж до двадцати пяти! Любая на её месте уцепилась бы за клоуна-Альфарда, хоть бы в семью приличную вошла, какая там любовь... Ладно-ладно, пускай ждёт своего Прекрасного Принца. Потом, небось, будет рада выйти замуж хоть за маггла, хоть за эльфа домового...
Мальчиков на факультете больше, чем девочек, и это не может не радовать. Хотя выбор, если задуматься, небогатый... На второкурсников, разумеется, Дрю не смотрит вообще. На беженцев, заполонивших Британию из-за войны на континенте, тоже неохота обращать внимание. Они плохо говорят по-английски, у них странный, слишком взрослый, взгляд, и они смотрят как будто сквозь Друэллу, не замечая её, даже если пытаются при этом отвесить неуклюжий комплимент. Фи, какие скучные!
Из однокурсников, пожалуй, самый привлекательный мальчик – Сигнус Блэк, брат Альфарда. Он кажется ярким, как звёздочка: порывист, но не безрассуден, честен, но не до глупости, умён, но не кичится своими знаниями. А как он смотрит на Друэллу! Глаза его, светло-карие, почти прозрачными становятся, золотистыми: кажется, будто солнце в них отразилось. Тёплый, лучистый взгляд; жаль, но нельзя наслаждаться им в полной мере – не стоит давать пока ненужных знаков взаимности. В конце концов, он только лишь третьекурсник...
Нет, на Блэках свет клином не сошёлся. Вот скользит по коридору почти неслышно Эйвери, Ромул Эйвери. Чистокровный, а толку – чуть: семья у него бедная, если не сказать хуже, но только Ромул не говорит о своей семье почти никогда. И на каникулы в середине учебного года он тоже не уезжает... Зато в нём чувствуется и гордость, и скрытая сила, и никогда Ромул Эйвери не позволяет себе появиться за пределами спальни в измятой мантии или с неопрятной причёской. Статный молодой человек, видный – и в то же время умеет быть скромным и в нужный момент отступать в тень. На год старше всего, но чувствуется: он знает жизнь и в худших, и в лучших её проявлениях, и малышка Дрю не сбрасывает его со счетов.
Пятый курс... Ох, лучше не думать о пятикурсниках!!! Прежде всего, там учится Эдди, то есть старший братец Эдуард Розье... И этого, увы, немало: зная повадки сестры, Эдди заранее просчитывает, кто станет следующим объектом для наивных девичьих чар, и строго предупреждает: «Ни-ни!». Но тот, на кого Дрю готова направить все свои умения, вопреки любым запретам, - никогда, ни под каким зельем, не согласится стать для неё большим, нежели старший товарищ и староста курса. Нет. Нет надежды...
* * *
Январское воскресенье выдалось холодным и тоскливым. В подземельях факультета ещё удавалось сохранить иллюзию тепла и уюта, но стоило подняться наверх, в большой зал – и становилось как-то не по себе. Ледяные струи, смесь дождя и снега, хлестали окна и прозрачный потолок, ветер завывал не хуже полтергейста, - кстати, даже Пивз поддался всеобщему унынию и не показывался со своими дурацкими выходками. И ледяными были взгляды учеников других факультетов, когда слизеринцы утром пришли на завтрак. Холодные шепотки за спиной. Странные, презрительные, а то и перепуганные взгляды. И ещё – пристальное, чрезмерно пристальное внимание со стороны преподавательского стола... И профессор Слагхорн – мрачнее грозовой тучи.
...Слизеринцы сидели в своей гостиной. Семикурсницы Лукреция и Вальпургия – обе Блэк, троюродные сёстры, - негромко разговаривали о политике, Эйлин и Лора ушли в библиотеку, мальчики о чём-то говорили вполголоса с Томом Риддлом. Друэлле ничего не оставалось делать, кроме как решать задачу по нумерологии. Задача не давалась – Друэлла отчаянно путала цифры, значения и порядок действий, и Пифагоров расклад никак не выстраивался. Девочка уже в отчаянии кусала пухлые красные губки, готовая расплакаться, когда за плечом прошелестел вкрадчивый, мягкий шёпот:
- Хочешь, я тебе помогу?
Эйвери. Как всегда, такой собранный, такой аккуратный, такой спокойный... И в этом похож на Тома, будто бы подражает ему. Но Том – пока что недостижимая высота, а вот Ромул Эйвери... А почему бы, собственно, и нет?
Исчирканный пергамент переходит из рук в руки. «Смотри... Вот здесь – ты правильно начала.. а из этого получаем...» Листок покрывается ровными, чуть угловатыми цифрами и знаками – перо в руках Ромула ходит уверенно, хотя местами процарапывает пергамент почти насквозь. Так непохоже на гладкие, нарочито округлые линии, выведенные Друэллой...
- Держи. Тебе понятнее теперь стало? – вежливая улыбка и чуть больше тепла в голосе, чем приличествует просто соученику. Намёк? Друэлла вспыхивает румянцем, принимает пергамент с решённой задачей и не торопится отдёрнуть пальцы, отточенным жестом касаясь узкой и сильной руки.
- Да... Кажется, теперь я поняла... – выдыхает Друэлла, и чувствуется, что не о задаче она говорит, вовсе нет.
- Тогда, может быть...
Ромул не успевает окончить фразу: дверь открывается, и в гостиную входит профессор Слагхорн.
Глава 2- Профессор Слагхорн?!..
Смолкают все разговоры, ученики помладше вскакивают с мест, и тишину пробивает голос, полный досады и некоторого смущения.
- Друзья мои... Гхм... Да... Вы знаете, конечно, что произошло два дня назад в нашей школе...
Непрошенный шепоток прокатывается по гостиной: слышали все, но не более, чем слухи это, никто не объявлял официально, да и слишком уж неправдоподобно... Слагхорн, казалось, окончательно смутился.
- Мистер Риддл, разве вы не сообщили своим товарищам?
Прямой, напряжённый, как натянутая струна, Риддл не опускает взгляда:
- Нет, профессор. Я не предполагал, что...
- Хорошо, хорошо, - перебивает декан. – Тогда я сам...
И голос профессора меняется на тяжёлый и резковатый, не сулящий ничего хорошего.
- Два дня назад в школьном коридоре было совершено нападение на ученика факультета Гриффиндор. Мальчик сейчас в больничном крыле, и нет никаких сомнений, что на нём кто-то применил непростительное заклятие Круциатус.
Слагхорн обвёл взглядом своих подопечных, любуясь произведённым эффектом. Ох, Профессор, это же Слизерин – кого вы хотите вычислить подобным образом? Да, все наслышаны об этом – слухами Хогвартс полнится. Нет, ничего не прочитать в лицах – только положенные по случаю страх, бесконечное удивление, негодование и толика любопытства...
- Кхм, кхм... Итак, - продолжил декан в воцарившейся тревожной тишине. – Профессор Диппет желает провести собственное расследование, чтобы этот случай не вышел за пределы школы. Иначе... Кхм, кхм... Иначе в связи с военным положением за дело возьмутся Авроры...
Тишина лопнула – кто-то ахнул, кто-то фыркнул от возмущения:
- Они что, подозревают – нас?
- Авроры – в школе? Из-за какого-то гриффиндорца?!
- Что они имеют в виду под расследованием?!
- Тихо! – поднял руку Слагхорн. – В наших интересах самим найти виновного. Мы с профессором Диппетом гарантируем, что в этом случае скандал не выйдет за пределы Хогвартса. Однако... Однако имейте в виду, - тут стало заметно нарастающее смущение профессора, - все подозрения падают в первую очередь на факультет Слизерин. Ведь именно здесь находятся те, кто мог дома обучиться этому заклинанию... М-да... Одним словом, будет очень хорошо, если виновный признается сам. Да.
Слагхорн развернулся, чтобы уйти, и уже в дверях добавил:
- Если кто-то захочет мне что-нибудь сказать – я буду либо в своём кабинете, либо у профессора Диппета...
Ученики молчали ещё минуту, осознавая услышанное, - а потом вдруг заговорили все разом. Негодование. Страх. Возмущение. Недоверие...
- Послушайте меня, - проговорил Том Риддл, и вроде бы негромко – а все взгляды тотчас же обратились к нему. – Послушайте, это действительно не игрушки. Мы, ученики факультета Слизерин, не должны идти на поводу у провокаторов. Нас хотят заставить подозревать друг друга... Но этого не будет. Даже если, - он выделил слово «даже», - у кого-то из присутствующих здесь хватило глупости применить Запретное заклинание просто так, не подумав о последствиях, не думая о том, что он может навлечь беду на весь факультет, - мы не можем его выдать.
Том тщательно подбирал слова, говорил размеренно и веско, в отличие от Слагхорна, который явно терялся в непростой ситуации. Казалось, Том видел всех насквозь, и уже знал, кто виновен на самом деле.
- Так вот почему тебя вызывали к декану... Но почему ты ничего не рассказал?
- Я был первым подозреваемым, - спокойно ответил Том, будто ждал этого вопроса. – Пил веритасерум, вопрос был закрыт. Я полагал, что на этом претензии к нам закончатся.
Обсуждение вспыхнуло по третьему кругу – на этот раз поднялся молчаливый немец с непроизносимой фамилией, и его пришлось выслушать внимательно, чтобы разобрать хоть что-то через чудовищный акцент:
- Йа тумаю... Они хотят искать здесь... Офцу отомщения... э.. отпущения...
- Козла отпущения, - подсказал кто-то.
- О да, косла отпущения... Им не интересует, кто виноватый на самом деле...
Идея была подхвачена с восторгом. Даже Друэллочка, отбросив изломанное в нервных пальцах перо, вскочила и выпалила высоким голосом, не следя за игрой интонаций:
- Может быть, все слова про угрозу и провокацию – преувеличены? В конце концов – может, кто-нибудь из Рейвенкло вычитал в книгах об этом заклинании... И просто решил посмотреть, как оно действует? Или – опять же – кто-то из самого Гриффиндора?! Может быть, они там вообще отношения выясняли... Например, из-за... девушки...
Дрю окончательно смутилась и тихо села на своё место.
- Как бы там ни было, - подытожил Том, - ситуацией попытаются – точнее, уже пытаются воспользоваться. И поэтому... Поэтому мы должны быть уверены, что никто из нас не попытается из личных или каких-то других соображений подставить под удар другого. Мы – факультет, и здесь, в Хогвартсе, у нас нет никого надёжнее и ближе. И я предлагаю принести клятву – здесь и сейчас, самую простую, в верности хотя бы только своему факультету. Что скажете?
Том протянул палочку. Остальные, поколебавшись, один за другим вытягивали руки навстречу – палочка к палочке, соприкасались их кончики, смыкался круг. И Друэлла, отчаянно глядя на остальных, тоже решилась – хоть и дрожала её рука так, что можно было различить тихий стук розового дерева о протянутые палочки товарищей.
Глава 3Находиться в гостиной стало невыносимо. Все как сговорились – политика, политика, война... «Закроют Слизерин, и что мы будем делать?», «Мы – дети из древних, чистокровных семей, поэтому нас уже обвинили заочно», «Нет у нас никаких шансов – если виновных не найдут, их назначат...» Выдержать это всё, не понимая причин, а тем более – не видя решений проблемы – было выше сил маленькой Дрю. Выскочить в коридор... Прижаться к холодной стене, ощутить всю ту древнюю мощь, которая впитывалась в камни со времён великого Салазара... И – возникают за спиной, как и следовало ожидать, силуэты в школьных мантиях. Прохладное спокойствие в шёпоте брата: «Тише, сестрёнка, держись...» - ничего не значащие слова, потому что Эд и сам в них не верит. Жаркое, отчаянное «Не сдавайся! Не верь плохому!» - в непрозрачных, тёмно-карих глазах Эйвери, но не становится легче от его взгляда. И мягкое, домашнее тепло – это подошёл Сигнус Блэк и положил руку на дрожащее девичье плечико. Такие разные мальчишки... Так хорошо, что они есть...
И через миг слабость отступает, и снова кокетка Дрю дарит свою отработанную улыбку и брату, и обоим кавалерам одновременно, - и никому конкретно.
- Спасибо... Всё уже хорошо.
И Эдуард Розье тяжело глядит на Ромула Эйвери: искры таким взглядом высекать можно. А тот улыбается одним уголком рта, злорадно и надменно: «Теперь я вижу твоё слабое место, зато ты моего не знаешь – и не увидишь». Но Друэлла не замечает их молчаливого диалога...
Лестницы Хогвартса... Даже они сегодня не спешат менять направление, сбивая учеников с толку и подшучивая над ними. Да и знают прекрасно старшие ученики: лестницы играют только с новичками, остальные легко могут уговорить каменные ступени не мешать им, а то и помочь. Друэлла брела по лестницам и коридорам без всякой цели, просто так: отвлечься, отогнать все неприятные мысли. Тяжёлые лестницы услышали третьекурсницу, и она сама не заметила, как забрела на высокую открытую галерею.
Ветер успел стихнуть, и мокрый снег сменился тихим дождём. На влажных деревянных перилах задумчиво сидел немец. Друэлла встала чуть поодаль, осторожно прислонившись к изящной деревянной колонне. Холодно и сыро – мерзкая погода, но сейчас она так хорошо забирала всё тягостное, что мешало девушке порхать по жизни, как прежде...
- Почему грустная вы? – спросил немец негромко. Друэлла пожала плечами.
- Не хочу больше говорить о политике... А в гостиной – только и разговоров, что о ней. Я терпеть не могу политику. Я ничего в ней не понимаю!
- О, политика – это очень вашно... – возразил немец. Ему явно не хватало английских слов, чтобы высказать всё, что ему хотелось, но светлые глаза полыхали яростнее молний. Друэлла вздрогнула.
- Я хочу красоты, - просто сказала она. – Хочу жить хорошо. Ненавижу войну. Ненавижу политику. Неужели во времена великого Мерлина и Морганы-прародительницы маги тоже занимались политикой?!
- О, не сомнеффаюсь... Конешна, очень много. Мерлин был политик.
Дрю поджала губки. И здесь покоя не дают! К счастью, на галерее появилась Вальпургия Блэк: высокая, статная, умеющая носить обычную школьную мантию, как дорогой изысканный наряд...
- Я вам помешала, простите, - Валбурга сделала было шаг назад, но Друэлла радостно протянула к ней руки, всем своим видом опровергая это предположение.
- Мы говорили здесь о временах Мерлина, - лицо Друэллы сияло нарочитой улыбкой, - и я очень рада, что ты пришла.
- Я пойду, нафферное, - сказал немец и тихо исчез в тёмном проёме коридора. Девушки не обратили на него никакого внимания.
- Мне кажется, что вокруг этой истории с Круциатусом все делают из мухи слона, - пожаловалась Дрю. Валбурга внимательно следила за ней с непроницаемым лицом: лёгкая полуулыбка, небольшой наклон головы, открытая поза «доброжелательный интерес». Друэлла Розье не могла не отметить про себя изумительные манеры мисс Блэк. «Вот истинная аристократка», - восхищённо думала Дрю. Валбурга не представлялась ей соперницей – слишком велика разница в возрасте, да и некого им делить: мисс Блэк помолвлена с собственным троюродным братом Орионом.
- А что же беспокоит тебя? – ласково спросила Вальпургия.
- Я... Я, кажется, запуталась сама в себе, - Дрю наконец-то уняла волнение и движения её стали изящнее и правильнее: рядом с мисс Блэк не хотелось выглядеть простушкой.
- В чём же дело, милая Друэлла?
- Ах, милая Вальпургия... Дело в том... что я, кажется, очень нравлюсь твоему брату Сигнусу.
- Да, это так, но я не вижу в этом ничего дурного. А нравится ли он тебе?
- О да... С ним рядом так... тепло, - смущённо зарделась Дрю. – Но мне нравится не он один...
- Вот как... Кажется, я понимаю, - Вальпургия покровительственно кивнула. – И кто же второй?
- Ромул Эйвери... – едва слышно проронила Дрю, чувствуя, как ёкает сердце от одного только имени.
- О да, я могу понять твой выбор, - кивнула Валбурга. – Но, думаю, ты догадываешься, что я предпочту видеть Сигнуса рядом с тобой...
- Мне очень лестно это слышать, - потупилась Друэлла. – Я рада, если меня сочтут достойной войти в семью Блэк...
- Что за вопросы, Друэлла! – радостно и, кажется, искренне воскликнула Валбурга. – Я всю жизнь мечтала о такой младшей сестрёнке!
Они обнялись, как добрые подруги, и Дрю вдруг поняла, как успела озябнуть на сырой галерее.
- Здесь так неуютно... Пойдём в гостиную!
Вновь поднимающийся ветер чихнул водяной пылью им вслед.
* * *
Они пересеклись в одном из коридоров подземелья: светлое облако на фоне тёмной стены, тихая тень в бледном сиянии Люмоса. Они не искали встречи и оба жаждали её.
- Мисс Розье? – почтительно и отдалённо шепчет он.
- Эйвери! – радостно откликается девушка, делая шаг навстречу.
- Друэлла!.. – вскинулись руки, готовые поймать лучик света...
- Ромул?! – так летят бабочки навстречу огню...
- Дрю... – не поверить своему счастью...
- Ром... – и забыть всё, что существует вовне.
Всё ближе и ближе друг другу, сплетаются пальцы, палочка скользнула в карман мантии и блики Люмоса едва прорываются из-под складок. Вот - его загорело-смугловатая рука ласкает бледный розовый шёлк её щеки... Вот - её губы нежно касаются его шеи...
- Друэлла! Что ты делаешь! – шёпотом он кричит.
- Я?! О... Прости...
Она отшатывается, делает шаг назад: снова – невинная школьница, не догадывается даже, что посягнула на недопустимое, огромные ресницы взлетают удивлённо и вновь стыдливо прикрывают глаза.
- Всё хорошо? Ведь правда же?
- Всё... хорошо.
Ничего не значат слова после того, на что посягнули двое. Он с глуповатой улыбкой стыдливо оправляет мантию, в глазах мелькают нотки торжества. Друэлла дрожит. Со стуком падает палочка на каменный пол – Ром поднимает её, и огонёк исчезает. Холодно и темно в извилистых коридорах слизеринских подземелий, и мало кто заглядывает в их закоулки дальше, чем требуется пройти до спален...
- Мы друзья?
- Да... мы друзья...
- До встречи?
- Да... до встречи...
- Пойдём?
- Иди... одна. Я приду.
Всё дальше и дальше – шёпотом, эхом, радостью, страхом. Две смутные тени на фоне далёких факелов: одна спешит навстречу жаркому свету, другой старается вжаться в холодную стену и стать вовсе неразличим...
Глава 4- Что у тебя с Эйвери?
Эдуард Арно Розье, старший брат, единственный сын Розье, наследник рода – как он похож в гневе на своего отца! Отец редко уделяет внимание дочери, женские заботы ему чужды. Вот Эдди и старается за двоих...
- С Эйвери? Вот ещё! С чего ты взял?
- Я видел, как ты смотришь на него!!!
Как не идёт гнев этому мягкому, изящному лицу...
- Я?! На него? Смотрю?!
- Да!
- Как же?!
- Сла-до-страст-но! – брат выплёвывает это слово с отвращением.
- С ума сойти! Ну, как ты мог подумать!
Невинный смех рассыпался, словно шкатулка стеклянных шариков.
- Так что у тебя с ним? – уже мягче повторяет брат.
- Ничего. Он просто мне помог с нумерологией... Мне она так тяжело даётся!
- Нашла, у кого принимать помощь...
- От того принимаю, кто предложил! – обиженные нотки в голосе: нападение – лучшая защита. И действует – вот, брат уже растерялся.
- Ты... в следующий раз обращайся лучше ко мне, - совсем другим тоном говорит он.
- К тебе?! Ты сам отказался объяснять эти задачи! Велел разбираться самой...
- Ну прости... Попросила бы Блэков... Но Эйвери!!!
- А в чём, собственно, проблема?
- Как ты не понимаешь... Он тебе не пара! Он не ровня дому Розье, наши предки пришли сюда ещё с королём Вильгельмом, а кто такой Эйвери?!
- Что?! – ошарашено отступила Дрю. – О... Моргана-прародительница, так ты _вот о чём_ думаешь?! Ну ты и сказал, братик!!!
Смех – чуть сдерживаемый смущением и румянец, словно от внезапной и непристойной догадки...
- Ну как, как ты мог ТАКОЕ подумать! Ну что ты! У меня и в мыслях не... Да и вообще – мне, между прочим, нравится Сигнус Блэк! И Валбурга сказала, что я ему тоже нравлюсь, и что она совсем не возражает против нашей дружбы!
Лицо Эда Розье просветлело от этой новости.
- Вот и славно. Я тоже не против – дружи с Блэком, это достойная компания для тебя... И – умоляю! – держись подальше от Эйвери, хорошо? Я не доверяю ему...
- Конечно, братик! – милая, наивная девочка. Как только можно о ней подумать “не то”! Друэлла летит в гостиную – белый мотылёк, стараясь, чтобы брат не увидел в её глазах триумф кое в чём опытной ведьмы...
* * *
В гостиной – напряжённая тишина. Тома нет, и Эйвери нет, и ещё нескольких. Друэлла дефилирует к сидящему одиноко Сигнусу, присаживается рядом – тот словно не верит своему счастью: не иначе, лучик солнца спустился с небес в слизеринские подземелья. Лора Майлз одобрительно кивает Друэлле – а сама так и льнёт к непривычно притихшему Альфарду.
- Что-то случилось? Где все? – невинно спрашивает Дрю.
- Эйлин пошла с Томом в лабораторию, зелье варить, - усмехается Лора, верно понявшая суть вопроса. Альфард чуть заметно вздрагивает и продолжает молчать.
Гнетущая атмосфера не устраивает Друэллу.
- Кто помнит, сколько осталось времени до Валентинова дня? – раздаётся её звонкий вопрос, неожиданный и такой уместный – словно прорвалась мутная пелена, висевшая в воздухе с самого утра. Второй, третий, четвёртый курс – все, кто не был занят зельевареньем под руководством Тома Риддла, - зашевелились, заговорили негромко и с явным облегчением.
- Две недели, - подытожила Друэлла. – А не хотим ли мы устроить что-нибудь такое... Такое! Сколько можно ходить мрачнее тучи? Никто не устроит нам праздник лучше, чем мы сами можем придумать!
- А что можно устроить, чтобы весело и интересно?
- Да всё будет как обычно... В Хогсмид пойдём... Валентинки посылать будем...
- А что, если послать какие-нибудь смешные валентинки профессорам?
- Поющие?
- Плюющие?
- С секретом?
- С сюрпризом?
- А если...
- Нам что, мало?
- А так – слишком просто...
- А так – не по-слизерински!..
И вот – уже возвращается хрупкое подобие обычной атмосферы непогожего воскресного дня. Друэлла достала новое перо взамен сломанного утром, и старательно вывела на листе пергамента объявление. Среди завитушек, хлопающих крыльями сердечек и кувыркающихся амурчиков мисс Розье «предлагает обращаться к ней с мыслями по поводу праздника». Снисходительную улыбку старшекурсников вызывала эта милая идея, и восторги младших... Дрю торжествовала.
- Мисс Розье... – Сигнус Блэк не похож на самого себя. Этот бойкий, задорный мальчишка – смущается?
- Я слушаю тебя, Сигнус! – глаза в глаза, сияние отражается в них.
- Я... Мне... Позволь одну просьбу! Можно?
- Ну, проси! – не голос, а кошачье мурлыканье раздаётся.
- Ты... не хотела бы... ну... пойти в Хогсмид со мной в Валентинов день?
- С тобой? Почему бы и нет? Я буду рада!
«Да, Сигнус. Всё как нельзя более удачно. Я пойду с тобой в Хогсмид, и братик оставит свои подозрения. Спасибо тебе, Сигнус. Ты меня очень выручил. По-дружески. И я благодарна тебе...»
Глава 5Смотреть и уметь видеть – это искусство, которое не всем под силу от рождения. Но не меньшее мастерство – видеть, но не замечать избирательно всё, что мешает привычной картине мира. Как бабочка, порхающая на ветру, не сопротивляется ему, а огибает воздушные потоки, чтобы они несли её, а не становились преградой, - так и юная мисс Розье умела вливаться в окружающий мир или же сама могла творить вокруг себя светлую ауру беспечного светского салона. Было ли это бездействием или противодействием холоду сырой и неуютной зимы, ледяному дыханию войны с Гриндевальдом, стылому пренебрежению учеников с других факультетов? Упрямое детское отрицание, которое питается ощущением собственной силы: ещё нет умения эту силу направить, но есть осознание: «Я сделаю этот мир таким, как мне хочется его видеть». Истина прячется среди тысячи правд. Какую правду ты для себя выбираешь? Правду борьбы? Правду ожидания? Правду предательства? Нет, нет, и нет? В чём твоя собственная правда, Друэлла Анита Розье? «Моя правда в том, что я – живая сила в живом мире. Я – не фигурка на шахматной доске, не плюй-камень, не строчка в философском трактате. Я жить хочу, дышать полной грудью – потому что в этом мире жизни остаётся всё меньше. Пусть Эйлин Принс занимается наукой, пусть Лукреция Блэк разбирается в политике... Моя сторона силы – совсем, совсем в другом».
Лукреция Блэк вела какую-то игру, понятную ей одной. Кралась по коридорам, шпионя за компанией Тома Риддла, у дверей лаборатории пыталась подслушивать, и поднимала всех из гостиной посмотреть вместе с ней (одной-то боязно), потому что ей, видите ли, послышалось слово «Круцио!» за стеной... пару раз третьекурсники повелись на этот призыв – скорее, из простого любопытства. Но в лаборатории пятый курс готовился к СОВ, варил сложные зелья, и не всё удавалось с первого раза. Ничего необычного – ну, что-то упало, разбилась пробирка, порезав чью-то руку до крови. А не бывает разве? Даже на уроках не бывает ли, что уж о самостоятельных занятиях говорить?
Чем бы ни занимался Риддл со своими друзьями в лаборатории профессора Слагхорна – Друэллы это совершенно не касалось. И боггарт бы с ней, с Лукрецией, - но есть вещи, которые не заметить совершенно нельзя. И как скользнула из пальцев в пальцы записка, старательно сложенная в несколько раз, - Друэлла видела. И вспыхнула негодованием: Сигнус?! Лукреция – и Сигнус?! Никогда!!!
Быстро просчитать в голове, кем нахалка приходится младшему Блэку... Ой-ой! Троюродная сестра – это, считай, родня дальняя, вот помолвлена же Вальпургия со своим кузеном... В спальню вбежать, вынуть зеркальце – не просто волшебное, специально подготовленное для гаданий. Прорицания – любимый предмет Друэллы, и профессор Серенити всегда очень хвалит мисс Розье... Вот где нет и следа невнимательности: девочка любит подолгу всматриваться в прозрачную и блестящую поверхность шара или зеркальца, пока гладь не пойдёт рябью, словно речная вода, и – окунаться мысленно в переплетения судеб, намерений и желаний...
Тёмный он, чёрный – тот, кто любит тебя.
Тёмный он, чёрный – тот, кто губит тебя.
Тёмный он, чёрный – тот, кто возьмёт тебя.
Тёмный он, чёрный – тот, кто спасёт тебя.
Различай оттенки темноты...
Смотри в глаза темноте – и различай оттенки...
Black, black he is, the one you query for…
Black, black he is, the one you care for…
Шёпот зеркала ещё долго стоял в ушах, и два тёмных силуэта рисовались в воображении: один – по имени, по рождению своему Блэк, имя его – тьма, чернота непроглядная, но мягкое тепло в глазах и ладонях; другой же, черноволосый и черноглазый, и тьма скрывает правду о его семье, и непрозрачен он и твёрд, словно блестящая глыба базальта...
* * *
В гостиной опять собрался чуть ли не весь факультет. Ага, Сигнус тут – с Лукрецией рядом сидит, всё с ними ясно! Разговаривают о чём-то на ушко, бесстыдники, прямо у всех на виду... Ах, как бы сейчас хорошо броситься Эйвери на шею, скользнуть в объятия его нежных и сильных рук! Но нельзя: Эдди Розье тоже здесь, и пристально смотрит, к кому сестрёнка легкомысленно прильнёт. Альфард Блэк? Нет настроения ссориться с Лорой. Орион Блэк? Он жених Валбурги. О! Энтони Долохов! Не то чтобы он интересовал Друэллу – но надо же показать брату своё безразличие к Эйвери, и при этом Сигнуса подразнить...
- Не возражаешь, если я присяду здесь? – уместилась рядом с русским на подлокотнике кресла. Энтони встать попытался, уступить место девушке, но та вцепилась ему в руку: - О нет, останься там!
И вновь – разговоры ни о чём, вопросы из разряда поднадоевших Долохову «Научи меня чему-нибудь по-русски!».
- Zdarast… Zadrast… Zdrastvuite! – не сразу выговорила Дрю и восхищённо похлопала длинными ресницами: - Красивый какой язык... И такой трудный!
Энтони усмехнулся. Он понимал не хуже Дрю, что подобный разговор – всего лишь повод сидеть в гостиной при всех, прижимаясь плечом к плечу. Это было приятно – хотя мысли Энтони витали где-то далеко. Обоих устраивала эта игра, и Друэлла, наконец-то, поймала изумлённый и раздосадованный взгляд младшего Блэка. Дело сделано, сработала наживка. Невинно чмокнуть Долохова в щёчку – и теперь исчезнуть в спальне девочек, чтобы дать всем четверым, включая братца, решить, как им быть дальше...
Глава 6В спальне горел камин. Напротив него сидела Валбурга, отрешённо следя за игрой огня на углях. Глаза её влажно блестели – должно быть, от долгого взгляда в одну точку.
- Я не помешаю? – тихо спросила Друэлла.
Валбурга покачала головой.
Друэлла устроилась рядом с ней, как младшая сестрёнка. Ей не нужен был хрустальный шар, чтобы увидеть, что творится с семикурсницей.
- Что-то случилось?
Неопределённое движение в ответ.
- Томми? Да?
Валбурга дёрнулась, как от ожога:
- Откуда ты знаешь?!
И, совладав с собой, уже видит ответ в зелёных глазах Друэллы:
- Неужели так заметно?..
- Ну... Только для тех, кто понимает, - слабое, но утешение в ответ.
Они помолчали: старшая и младшая, умная и наивная, холодная и яркая, но обе – несут Проклятье Евы. Быть женщиной – это нелёгкий труд, особенно – если тебе уже исполнилось тринадцать, но далеко ещё до двадцати. Валбурга – пытается обойти гнетущее, и внешне ей это удаётся: она умна, сильна и властна, много у неё достоинств... Отличная ширма, за которой предательски блестят глаза юной мисс Блэк. Друэлла – наоборот: всё женское выносит наружу, да так искусно, что мало кто задумается, есть ли в этой звонкой бабочке-однодневке что-либо, кроме флирта, красоты и фривольных намёков и шуток. И, тем не менее, – не уйти от проблемы, одной и той же, просто разными щупальцами обвивающей обеих...
- Не обращай внимания, - собирается с силами Валбурга. Фальшивая улыбка – это порой такое облегчение... Особенно – если знаешь, что собеседник понимает эту фальшь и... принимает правила игры, делая вид, что поверил.
- Скажи мне, - меняет ход беседы Друэлла. – Что у Сигнуса... с Лукрецией?
- С Лукрецией?! – ошарашена старшая, и не скрывает недоумения.
- Ну да. Я видела... Как они шептались в углу... И... Записками! Обменивались!
Друэлла говорит тихо, но задыхается от обиды и ярости, и её нисколько не смущает собственное поведение с Эйвери или Долоховым. Маленький центр маленького мирка, обиженное сокровище: ей позволено всё, но кто посмеет осквернить золотую статуэтку своим невниманием?
- Ты правда думаешь, что?.. – Валбурга беззлобно смеётся. – Дрю, ну что ты, они ведь брат и сестра!
- Это вы брат и сестра, - ворчит Друэлла, - а эти – троюродные! Ты же вот помолвлена с Орионом Блэком!..
Валбурга умилённо утешает младшую подругу. Ей самой становится немного легче – словно в новой грани кристалла увидела отражение собственных неудач: смешное, изогнутое, несерьёзное...
* * *
В гостиной стоят старинные клавикорды. Друэлла играет недурно, но безыскусно: не хватает любви к инструменту, ведь простенький вальс – только лишний повод привлечь всеобщее внимание. Пьеса заканчивается – аплодисменты и комплименты Дрю собирает, как цветы на поляне. Лукреция не удерживается от язвительного комментария – ага, значит, что-то нечисто у неё с Сигнусом! – но пикировка сейчас забавляет Друэллу. Сигнус пристроился рядом, возле инструмента, и преданно заглядывает в глаза. Он прощён – показательно прощён. Валбурга довольна, и Эдди Розье тоже, а Лукреция кусает пухленькие губки и в конце концов покидает гостиную. И только Ромул Эйвери держится в тени, и мрачнее тьмы подземелий лицо его, и взгляд – тяжелее камня...
Друэлла поймала взгляд Сигнуса – восторженный, взгляд брата – внимательный, оценивающий, и Ромула – отчаянный, зовущий... И рискнула: снова взлетели пальцы над клавикордами, и высокий голос вдруг плеснул навстречу слушателям старый, почти неизвестный романс:
Птица чёрная, песня гордая, синей полночью скорби полная –
Шорох крыльев твоих по-над городом: «Где ты, боль моя, даль безмолвная?..»
Побледнел Ромул Эйвери. Удивлённо выгнул брови Сигнус Блэк. И только остальные, кажется, не поняли ничего, наслаждаются милым голоском Друэллы.
Птица чёрная, ты – судьба моя: поклянусь я в том Солнцем и Огнём:
Пусть пылает лес озером огня, если позабыть повелишь о нём!
Чёрный ветер мой, поклянись и ты ночью и дождём, кровью и мечом,
Силою небес, окликом мечты: город свой оставь, будем мы вдвоём...
Но Эйвери в комнате уже нет, и Друэлла не заметила, в какой момент он исчез. И Сигнус, поймав чей-то знак за спиной подруги, тоже встаёт и уходит. Напрасно? Слишком откровенно сказала? Не стоило петь этот романс – вот так вот, при всех?
Не дрогнул чистый голосок, не сорвался, ничем не выдал смятения Друэллы. Ровно и спокойно закончить песню...
Полыхнут огнём перья невзначай: буду я с тобой, жду лишь знаменья...
Сердце – как свеча, свет луны в очах: милый мой, родной, станем пламенем...
Ничего не значащие слова. Ничего не значащие аплодисменты. Привычная всем улыбка скрывает гнетущую пустоту глубоко внутри.
* * *
Ромул Эйвери – в гостиной, один: в кои-то веки один? Друэлла хочет сделать шаг назад – но он крепко и нежно берёт её за руку.
- Отпусти... Нас не должен увидеть мой брат!
- Твой брат? Так ты его боишься?
- Он велел мне не встречаться с тобой...
- И ты послушалась? – о, сколько сарказма в этом голосе!
- Нет, но... Он... Отпусти, всем будет плохо...
Вместо того, чтобы выпустить – притягивает к себе, прижимает мягко и властно: не увернётся Друэлла, не убежит...
- Ты знаешь о том, что твой брат применял на мне Круциатус?
Глаза в глаза: так – невозможно врать. Ужас медленно пробирается в сознание Друэллы: этого... не может... быть...
- Этого не может быть!
Сухая усмешка.
- Может. Твой брат ненавидит меня. Он сделает всё, чтобы отравить мою жизнь. Тренироваться на мне накладывать Непростительное заклятие – о, для него это мелочь! Я для него – пыль, грязь, только потому, что моей семье в жизни повезло меньше, чем его!
- Нет... Нет! Он... он не такой!
- Ты плохо его знаешь...
Эдди для Друэллы – старший, умный, серьёзный, но... такой домашний! Кто бы мог подумать! Кто мог сделать его таким? Жизнь в Хогвартсе, вдали от родителей? Том... Риддл?!
Ромул Эйвери смотрит в глаза девушке и чуть заметно кивает в такт её мыслям. Она не хочет, не может поверить в такую клевету на брата... Но невозможно врать вот так, глаза в глаза...
- Чего... ты хочешь от меня?
- А ты не знаешь? – мягкая усмешка. В сознании вспыхивает то, что было несколько часов назад: коридор... Блики Люмоса... шорох мантий и горячее дыхание...
- Но не здесь...
- Можно подумать, что в Хогвартсе мало укромных мест!
- Да, ты спроси меня ещё, ходила ли я в Запретный Лес...
- А разве ходила?
- Кто же не ходил! Но я думала, что выросла из этого возраста...
- Ну тогда почему бы нам не вспомнить детство? – усмехается Эйвери.
- ...И поискать что-нибудь укромное? – вспыхивает Друэлла.
- Назови это как хочешь... Хоть прогулкой в Запретный лес...
- Да... Прогулка в Запретный Лес... Звучит прекрасно!
«Лучше, чем прогулка в Хогсмид», - думает Друэлла. – «Ромул – не тот, с кем достаточно для счастья угощаться пирожными у мадам Паддифут...»
Послышались шаги и голоса.
- Сюда идут! – порывисто сжав Дрю на прощание, Ром выпускает её. Девушка опрометью кидается в спальню.
- Эйвери, я как раз тебя искал, - вошёл в гостиную Том Риддл. – Мне нужно с тобой поговорить...
Долохов, Розье, Вальпургия Блэк... Все в сборе. Эйвери безропотно следует за ними.
Глава 7Вечерело. Январский дождь прекратился, и туман в сумерках казался смутно-лиловым. Друэлла вновь стояла на галерее, глядя и не глядя на силуэты далёких гор. Куталась в мантию поплотнее: не холодно, но – сыро и неуютно. Такой странный выдался день... Слагхорн и эти нелепые обвинения... Круциатус... Эйвери... И его слова о том, что Эдуард знает это заклинание и даже тренировался... Лукреция Блэк, которой слышалось слово «Круцио!» со стороны лабораторий... и тихий и добрый Сигнус, преданно глядящий снизу вверх – но при этом играющий во что-то непонятное с Лукрецией...
Картинка складывалась отчётливо и безжалостно, и Друэлла яростно отрицала её. Ну не могло быть всё так просто! Не мог Эдуард бездумно бросаться Непростительным заклятием, не мог он – всегда такой строгий и рассудительный – подставить весь факультет. Но и Эйвери не мог врать ей – слишком дорог стал этот бездонный взгляд...
- Прости... Я не помешал?
Вздрогнуть от обычной фразы – не по-змеиному вкрадчивой, не высокомерной, не повелительной. Тёплая рука накрывает замёрзшие пальцы Друэллы.
- Сигнус... Как же я рада тебе!
Ни слова лжи в этот раз – может быть поэтому, с непривычки, прозвучало чуть-чуть фальшиво?
Он улыбается просто и безыскусно.
- Я понял, что тебе тяжело...
- Спасибо...
- Не переживай так. Всё наладится, всё пойдёт своим чередом. Закончится война... Закончится учёба...
- Да... Закончится детство – уж поскорее бы!
- Тебе не нравится быть младшей?
- Не всегда... Я сказала что-то не так?
Светлые волосы и длинные ресницы в сумерках будто бы светятся. Если бы не кристальная чистота линий на семейном древе Розье, можно подумать, что в Друэлле есть капелька крови вейлы... Впрочем, кто знает? Отнюдь не всё и не всегда отражается в официальных генеалогиях!
Сигнус любуется девушкой и здесь – наедине – даже не пытается стесняться и что-то скрывать.
«Я тебе нравлюсь?» - дурацкий вопрос, которым следует вогнать мальчика в краску смущения. Но... не хочется. А вместо этого – совсем другое срывается:
- Ты на меня не сердишься?..
- За что?!
- Ну... как же?
- Что ты каждому мальчику на факультете подмигнуть норовишь, даже Тому? Ну... Иначе это уже будешь не ты... – растерянно и искренне смеётся Сигнус.
- Я... не... плохая?
- Ну что ты, Дрю! Что ты! Что ты!
Сигнус Блэк обнимает её – совсем не так, как Эйвери. Ласково, осторожно – словно боится замершую бабочку спугнуть. И она льнёт к нему, как бездомный котёнок, так долго хотевший доброй заботы и тепла.
- Ты... такой замечательный... Ты не такой, как все...
Друэлла дрожит – только бы не разрыдаться, нет, нет! Самообладания у неё хватит, аристократки не должны рыдать в однокурсников, не важно, сколько им лет... Мягко отстраниться – так проще сохранять приличия. Протянуть обе руки – дать в ладонях согреть, намекнуть: «Ты нужен мне! Я хочу, чтобы ты мне верил...»
- Ты очень хороший друг, - от всего сердца признаётся Друэлла, и лицо Сигнуса озаряется радостью.
- Я очень хочу дружить с тобой, Друэлла! Дрю...
- Сигнус... Мне некому довериться здесь... Братик строит из себя главу рода, девчонки будут смеяться, мальчишки тем более не поймут... Мне только рядом с тобой быть - просто...
«Моргана! Что же я несу!!! Как смею?! Как... легко?..»
Светлая улыбка Сигнуса:
- Конечно... Я понимаю тебя, Друэлла... Будь уверена: я твой друг, твой надёжный друг, что бы ни случилось... Хорошо?
- Хорошо... Ты... обещаешь?
- Хочешь – поклянусь?
- Нет... Не надо! Не надо... Просто – пообещай...
И две улыбки встречаются, и нет в них ни тени лжи и фальши.
- Обещаю... Что бы ни случилось... Я всегда – твой надёжный друг...
Туман окутывает галерею влажной вуалью.
* * *
Жарко пылает камин, и свечи горят золотисто. Весь факультет снова в сборе, и Слагхорн смущённо пыхтит, обводя глазами своих подопечных.
- От имени всего преподавательского состава... И профессора Диппета... А так же – лично от себя... Я приношу вам извинения. Все подозрения с факультета Слизерин сняты. Ученик факультета Гриффиндор сознался, что Круциатус на однокурсника был им брошен интуитивно, без умысла, во время дуэли по личным причинам... Эта история не пойдёт за стены Хогвартса. И никаких более обвинений в адрес Слизерина!
Дружное «Ура!» - и восторженные возгласы Друэллы: «Ну я же вам говорила!!! Я же с самого начала это говорила!!!» - и чуть насмешливый, снисходительный взгляд Тома Риддла:
- Да, мисс Розье, ваша проницательность была выше всяких похвал... Что у вас по Предсказаниям?
Друэлла зарделась от удовольствия. Сам Риддл снизошёл до того, чтобы обратить на неё внимание! Ведь так нелегко догадаться, что интуиция здесь ни при чём совсем , и заслуга её отчаянной фразы была совершенной иной... Но Друэлле Розье не стоит знать о том, что Томми Риддл уже успешно осваивает и Легилименцию, и науку изменения памяти, а ученики других факультетов – такой приятный материал для практики. Как не стоит знать, что Лукреция Блэк была права, и компания Риддла изучала в лаборатории отнюдь не только зелья. И уж совсем ни к чему – что Эйвери не лгал, говоря о Круциатусе от Розье, но умолчал, что это был всего лишь общий момент их совместного обучения... И что истинный виновник скандала, первого, но не последнего в Слизерине – был тёмен, держался в тени, и чернее бездны был взгляд, наблюдающий за маленькой Друэллой...
К чему вся эта политика? Друэлла скользит по жизни легко. Золотой цветок Слизерина, её интриги кукольны и смешны, но для несущей Проклятье Евы нет ничего важнее. И всё ли мы знаем из кристальной чистоты линий на семейном древе?..
Конец первой части
