Глава 1Последний враг, которого нужно победить - это Смерть...
Уже который час подряд Гермиона сидела, закутавшись в мантию-невидимку, в углу пыльной темной комнаты и изо всех сил старалась не думать о битве, происходящей в этот момент за стенами Визжащей хижины. Ведь если подумаешь, обязательно направишься туда, чтобы хоть чем-то помочь, хоть что-то изменить… А между тем, одергивала себя она, вмешиваться ни в коем случае нельзя. По правде говоря, недопустимо было и то, что она собиралась сделать и для чего столько времени провела здесь, крепко сжимая палочку одной рукой и несколько склянок с зельями – другой.
И ведь все может оказаться напрасным: и долгие месяцы обдумывания плана, и риск, на который она пошла, и время, потерянное здесь, в этой ужасной комнате, и страх, что может случиться что-то непредвиденное, непоправимое… Гермиона не могла знать наверняка, получится ли у нее, однако даже малейшая вероятность успеха заставила ее отправиться сюда, преодолеть все сомнения и опасения.
И когда только эта идея пришла ей в голову? Может, когда Гарри рассказал ей, Рону и Джинни обо всем, что увидел в Омуте памяти? Или когда она читала его записи о так и не доделанных зельях, за изобретение которых он получил бы не одну награду? Или когда услышала чей-то тихий смешок на его похоронах? На похоронах Северуса Снейпа… Даже сейчас, вспоминая об этом, она чувствовала гнев, смешанный с горечью. Кому было дело до того, что профессора оправдали и даже хотели наградить Орденом Мерлина? Кого волновало, сколько лет этот необыкновенно сложный человек с тяжелой судьбой буквально ходил по лезвию ножа во имя всеобщего блага? Все продолжали видеть в нем лишь Пожирателя смерти, жестокого, безжалостного убийцу и просто мерзкого профессора. Все, кроме нее и Гарри, которые сумели разглядеть другую, никому не известную, сторону Снейпа.
Шесть лет прошло с тех пор, как Гарри победил Вольдеморта, шесть мирных, спокойных, скучных лет. За это время друзья окончили Хогвартс, Гарри и Рону без труда удалось стать аврорами, как они и мечтали, Джинни успела поменять несколько мест работы, а Гермиона, пройдя стажировку в Хогвартсе, освоила непростую профессию целителя. Самым ярким воспоминанием девушки был день двойной свадьбы – их с Роном и Гарри с Джинни. Сенсационное событие в мире магов. Волшебный летний день, полный света, любви и счастья. Глядя на радостные лица друзей, на влюбленные глаза новоиспеченного мужа, Гермиона была уверена, что так будет продолжаться всегда…
Оказалось, одной любви для семейного счастья недостаточно, а чего же именно им с Роном не хватает, почему ни дня они не могут провести без ссор, отчего все чаще по вечерам, оставаясь наедине, они не знают, о чем говорить, Гермиона – вечная отличница, девушка с незаурядным умом – понять не могла. И только завистливо вздыхала, наблюдая за прочными отношениями Гарри и Джинни. Может, все дело в том, что Гарри знает, каково это – не иметь семьи, и потому дорожит своей женой, окружая ее такой заботой и любовью, на которую только способен, а та в ответ делает для него то же самое? Как могло получиться, что Рон, ее Рон, стал отдаляться от нее, все больше времени проводя с друзьями по работе, бывшими одноклассниками, случайными знакомыми в пабе – с кем угодно, только не с ней? Миссис Уизли, к которой Гермиона обратилась за советом, поскольку так и не смогла вернуть память собственным родителям, заверяла, что все будет в порядке, нужно лишь немного подождать, просто у них сейчас такой сложный период, со всеми случается, надо быть сильными и, может быть, отдохнуть друг от друга какое-то время…
Звук приближающихся шагов прервал мысли Гермионы, и она, глубоко вздохнув, внутренне напряглась, стараясь не издавать звуков. И все же вздрогнула, когда дверь открылась и в комнату вошел самый сильный темный волшебник века – прошлого для Гермионы и уходящего для всего остального мира – Лорд Вольдеморт. Мысленно успокаивая свое бешено колотящееся сердце, девушка замерла. Ее не должны обнаружить: мантия-невидимка, выпрошенная у Гарри, придуманные недавно и тщательно наложенные Гермионой чары необнаружения, висящий на груди хроноворот нового образца, позволяющий перемещаться не только в более далекое прошлое, но и обратно, в свое время, – все это придавало Гермионе уверенности и немного успокаивало. Но появилось давно забытое необыкновенное чувство, когда в голове стучит от прилившей крови, волосы немного поднимаются от страха и волнения и адреналин разливается по всему телу… Гермиона только сейчас осознала, как ей не хватало этого ощущения.
Она старалась не обращать внимания ни на Вольдеморта, задумчиво вертящего в руках Старшую палочку, ни на Нагини, с тошнотворным звуком сворачивающуюся в кольца. Даже сейчас, зная, что через несколько часов ни волшебника, ни его змеи не будет в живых, Гермиона боялась, чувствуя его огромную силу. И как только Гарри удалось победить Вольдеморта? Сколько же храбрости и силы воли потребовалось для этого?
Люциус Малфой – истощенный, заметно постаревший, с глубокими впадинами под глазами – бесшумной тенью проскользнул вслед за своим Темным Лордом в комнату и сел в угол напротив Гермионы. Неудивительно, что заключение так быстро лишило его жизни. Хотя дементоры больше не охраняют узников, Азкабан по-прежнему забирает у них гораздо больше сил, чем обычная тюрьма. Драко хотя бы повезло, что его мать признали невиновной, кстати, во многом благодаря поручительству Гарри… Мерлин, какое же счастье, что все это в прошлом!
Неожиданно Вольдеморт резко обернулся и, казалось, посмотрел прямо на Гермиону. От ужаса девушка перестала дышать, ее глаза широко раскрылись. Волшебник тихо прошипел что-то Нагини, змея медленно подняла свою большую голову и тоже посмотрела в угол, где, сжавшись в комок, притаилась спасительница. Однако через секунду змея равнодушно отвернулась, прошипев что-то в ответ хозяину, и Вольдеморт, коротко кивнув, тоже отвел взгляд. Гермиона перевела дух. Ну уж нет! Однажды она пережила этот день, значит, переживет его еще раз!
Казалось, в Визжащей хижине время растянулось, хотя, как помнила Гермиона, там, в Хогвартсе, оно летело с неимоверной скоростью. Стараясь не смотреть на Вольдеморта, который неохотно разговаривал с Малфоем, она еще раз в уме повторила, что именно должна сделать, когда придет время. Когда все действия были перечислены, она услышала то, что заставило ее сердце подпрыгнуть:
– Позови Снейпа, – приказал Вольдеморт.
– Снейпа, м-мой Лорд?
– Снейпа. Сейчас же. Он мне нужен. Я хочу, чтобы он… оказал мне одну услугу. Ступай…
Скоро, возбужденно подумала Гермиона, провожая взглядом Малфоя, и сильнее сжала склянки с зельем. Совсем скоро.
Когда вошел бледный Снейп, девушка нервно сглотнула и, зажмурившись, попыталась отвлечь себя хоть какими-нибудь мыслями от разговора Вольдеморта и Снейпа. Она и не предполагала, что будет так трудно пережить все это… снова. Ведь в это время еще одна Гермиона с ужасом вслушивается в разговор Темного Лорда и его слуги, и тоже улавливает нотки гнева в голосе Вольдеморта, и тоже понимает, что ничем хорошим для Снейпа этот разговор не закончится… Внезапно раздалось шипение и затем вскрик профессора, означающий, что змея пронзила его шею своими жуткими клыками.
Когда Гермиона отважилась открыть глаза, Вольдеморт уже покинул комнату. Вместо него она увидела Гарри, который склонился над умирающим Снейпом, чтобы забрать его воспоминания, а рядом – себя и Рона с выражением совершенного ужаса и шока на лицах. Когда отовсюду послышался холодный голос Вольдеморта, Гермиона вздрогнула, как и ее копия из прошлого, и вся подобралась: сейчас!
Как только трое гриффиндорцев выбежали из комнаты, она сняла с себя мантию-невидимку и бросилась к Снейпу. Времени было очень мало, может быть, даже слишком мало. Она и не думала, что они трое столько пробыли возле умершего профессора.
Открыв первую бутылочку, Гермиона накапала немного на рану на шее Снейпа, затем, приоткрыв ему рот, влила в него зелье из другой склянки. После этого дрожащими пальцами она с трудом расстегнула мантию Снейпа, оголила его худой бледный торс и окропила его третьим зельем. Проделав все это, она направила палочку на голую грудь профессора. Серебристо-синий луч, вылетевший из палочки, подбросил тело вверх. Он был по-прежнему мертв.
– Ну давай же, давай! – в сердцах воскликнула Гермиона и еще раз повторила заклинание.
Снова ничего не произошло. На глазах у нее появились слезы. Неужели все напрасно?
– Профессор, умоляю вас, вернитесь… – дрожащим голосом произнесла она и направила палочку на грудь Снейпа третий раз.
Глаза его, все так же лишенные жизни, смотрели в никуда. Девушка не смогла сдержать слез. Ей не единожды приходилось проделывать воскрешающую процедуру, только в более спокойных и санитарных условиях, и каждый раз, когда не удавалось спасти человека, она плакала, обвиняя себя в его смерти. А в этот раз к тому же было потрачено столько усилий…
Внезапно она заметила, что грудь мужчины едва заметно поднимается и опускается. Приложив руку, Гермиона почувствовала слабое биение сердца. Она облегченно засмеялась, хотя из ее глаз по-прежнему текли слезы, и, ощутив себя совершенно обессиленной, положила лоб на лежащую на груди Снейпа руку.
* * *
Когда Северус Cнейп пришел в себя, первое, что он увидел, – расплывчатое пятно, в котором он не без труда угадал копну рыжеватых волос и вздрагивающие хрупкие плечи. Кто-то лежал прямо на его почему-то голой груди. Он чувствовал легкие капли, падающие на его кожу. Северус попытался оглядеться, но почти ничего не видел в полумраке, лишь какой-то слабый красный огонек, играющий в волосах женщины. Где он находится? Кто это? Разве Нагини не убила его? Мужчина немедленно поднес руку к шее: никаких ран от укуса змеи, лишь едва ощутимые шрамы. Как такое может быть? Это ведь невозможно, если только… если только он не умер. В таком случае, это…
– Лили? – прохрипел он непослушным голосом. – Я… мертв?
Хрупкие плечи перестали подрагивать, женщина медленно подняла голову и повернулась к нему. Но как Северус ни щурился, он не мог увидеть ее лица. Однако когда она заговорила, голос показался ему очень знакомым.
– Вообще-то вы все еще живы, профессор, – сказала она. – Я Гермиона Уиз… Грейнджер.
Северус протер глаза, зрение постепенно возвращалось к нему. Теперь он действительно видел склонившуюся над ним Грейнджер, только намного повзрослевшую. Конечно, он не видел ее уже целый год, но не могла же она так измениться за это время? И почему он подумал, что это Лили? Теперь было видно, что ее волосы намного темнее, а рыжеватый оттенок им придает тот самый краснеющий огонек. Видимо, просто принял желаемое за действительное…
– Грейнджер, что вы делаете на моей груди? – хмуро спросил он. – И почему я… раздет?
– Я спасала вам жизнь, профессор, – честно ответила та.
– И рыдали вы, вероятно, оттого что вам это удалось, – хмыкнул Северус. – Немедленно встаньте с меня.
Спасительница послушно поднялась с пола и подала руку Северусу, который, впрочем, ее проигнорировал и попытался встать самостоятельно, за что немедленно поплатился:
– Осторожнее, профессор, вам нельзя делать такие резкие движения! – воскликнула Грейнджер, подхватив его.
Как ни хотел Северус съязвить по этому поводу, испепелить назойливую гриффиндорку взглядом, оттолкнуть ее каким-нибудь заклинанием или хотя бы просто отстраниться, у него ничего не вышло.
– Мерлин, я слаб, как младенец, – устало выдохнул он.
– Вообще-то так и должно быть. Будь мы в больнице, я бы запретила вам подниматься с постели еще недели три, – непривычно строго сказала Грейнджер и, наколдовав стул, мягко опустила на него Северуса.
Снаружи раздались леденящие душу крики и какой-то шум, и они одновременно посмотрели в единственное незаколоченное окно: вдалеке виднелись вспышки света – нападение на замок продолжалось. Внезапно все смолкло. Встревоженный, профессор попытался подняться, но рука Грейнджер мягко, но сильно удерживала его на стуле, бороться же у Северуса не было сил.
– Грейнджер, пусти меня. Немедленно, – все с той же усталостью в голосе приказал он. – Там что-то произошло, наверное, слабак Поттер все же сдался…
Казалось, она едва сдержала себя и призвала на помощь все свое терпение, чтобы не нагрубить в ответ, и лишь сдержанно пояснила:
– Вольдеморт дал Гарри время, чтобы тот пришел к нему, и объявил часовой перерыв в битве в доказательство того, что его цель – не школа и не волшебники, а Мальчик-Который-Выжил.
Северуса насторожило, что она говорит об этом так спокойно и даже с долей иронии в голосе. И вообще она ведет себя очень странно…
– Грейнджер, ты струсила? – тихо спросил он. – Почему ты сидишь здесь и спасаешь убийцу Дамблдора, вместо того чтобы сражаться там со своими дружками?
– Профессор, сейчас не время и не место говорить об этом. Просто поверьте мне, – быстро добавила она, видя, что Северус собирается протестовать. – Но сейчас нам лучше уйти отсюда. Я не знаю, появится ли здесь кто-нибудь еще, или нет, но нас ни в коем случае не должны увидеть.
До чего же она наивна! Неужели действительно думает, что он поверит ей на слово и подчинится?
– Я не знаю, что ты задумала, – медленно произнес Северус, – но я не собираюсь в этом участвовать. Мне нужно возвращаться в Хогвартс и продолжать сражаться. Я должен найти Поттера…
– Гарри и сам со всем прекрасно справится, – прервала его Грейнжер, начинающая сердиться. – Зато вы и шага сейчас без чьей-то помощи ступить не сможете. Поэтому лучше для нас обоих будет, если мы скорее уберемся отсюда. У вас есть место, где вы можете набраться сил? Вы можете перенести нас к себе домой, например?.. У вас ведь есть дом? – добавила она осторожно.
Северус мрачно посмотрел на нее. В одном она точно была права: сражаться он сейчас не сможет. Но насчет всего остального… Зачем ей так необходимо «убраться» отсюда? Почему хочет попасть в его дом? С чего она вообще взяла, что может им командовать? И почему так повзрослела за столь короткий срок?
– Чем ты можешь доказать, что ты действительно Грейнджер? – спросил он вдруг.
Она отчего-то удивилась его вполне закономерному вопросу, но послушно, как на уроке, начала отвечать:
– На втором курсе я украла у вас шкурку бумсланга. Извините, кстати. В начале третьего курса вы сняли с меня пять баллов за то, что я помогла Невиллу с уменьшающим зельем. А потом, когда вы заменяли Люпина, еще пять баллов за то что я…выскочка и всезнайка, хм. На пятом курсе вы обучали Гарри окклюменции, но он не особо преуспел в этом. И знаете, кстати, способность проникать в разум Вольдеморта очень ему помогла. Если бы не она, он бы не увидел, что Вольдеморт вызвал вас к себе в эту комнату, мы бы не успели прийти сюда, пока вы живы, вы бы не смогли передать свои воспоминания Гарри, вас бы не оправдало волшебное сообщество, я бы по-прежнему считала вас подлым убийцей и не отправилась бы вас спасать, следовательно, вы сейчас были бы мертвы. А еще…
– Достаточно! – воскликнул Северус, вставая и сбрасывая ее руку со своего плеча. – Знаете, мисс Грейнджер, у меня к вам слишком много вопросов, на которые вы мне позже непременно ответите. Но сейчас я просто… устал с вами спорить.
Грейнджер словно почувствовала, что он собирается аппарировать, и в последний момент успела вцепиться в его руку. После громкого хлопка единственным напоминанием об их присутствии в Визжащей хижине осталась мантия-невидимка, валяющаяся в пыльном темном углу.
Глава 2Сил у Снейпа ожидаемо хватило только на аппарацию, после чего он потерял сознание. Поскольку магию лучше было не применять, чтобы не вызвать осложнений, Гермионе пришлось самой тащить его до старого, изрядно потрепанного дивана. И только справившись с этой трудной задачей, она с любопытством огляделась: небольших размеров гостиная, темная и сырая, была заставлена полками с книгами в темных переплетах, даже с виду такими подозрительными, что авроры сразу же отобрали бы их для проверки; посреди комнаты находились шаткий пыльный столик, потертое кресло и потрепанный диван. Все было таким запущенным, безнадежно заброшенным и отчаянно неуютным... Казалось невероятным, что здесь вообще кто-то жил. Невозможно было представить, что дом Снейпа будет выглядеть так, хотя, признаться, раньше мысли о его жилище вовсе не донимали ее.
Очутившись здесь, Гермиона растерялась. Одно дело ухаживать за пациентом в больнице, совсем другое – в его собственном доме, тем более если этот пациент – угрюмый профессор, изводивший ее в школе. Она задумчиво посмотрела в его сосредоточенное лицо, которое заметно постарело за этот год, что было неудивительно. Потом резко отвела взгляд от подрагивающих ресниц Снейпа: ей почему-то показалось неприличным пялиться на него, когда он без сознания.
– Вам надо лечь на нормальную кровать, профессор, – нарочито громко сообщила она ему и отправилась на поиски спальни.
Спальню удалось найти очень быстро: дом был необычайно мал. Комната выглядела еще хуже гостиной: маленькая кровать, небольшой пыльный комод и низенькая прикроватная тумбочка, вся в пятнах от воска. Первым делом Гермиона раздвинула тяжелые занавески и заклинанием распахнула окно – руками сделать это оказалось невозможно, наверное, оно слишком долго было закрыто. Затем стянула с кровати тяжелое покрывало – и тут же закашлялась, очутившись в столбе пыли.
– Как же можно было так запустить свой собственный дом! – пробурчала она, выходя из комнаты.
Одному Мерлину известно, как хрупкой девушке удалось перенести Снейпа в спальню, не применив магию и даже ни разу не уронив его. Поколебавшись немного, Гермиона все же сняла с профессора мантию и ботинки и накрыла его одеялом. И уже после, преодолевая усталость, аппарировала в Визжащую хижину, чтобы забрать мантию-невидимку. Вернувшись, Гермиона принялась за изготовление необходимых зелий, ингредиенты для которых она разыскала в кухонном шкафу Снейпа. Оставалось надеяться, что ее не убьют за то, что она без разрешения хозяйничает в чужом доме.
* * *
Северус проснулся от удивительного, давно позабытого ощущения: по его лицу лениво полз назойливый солнечный луч, заставляя морщиться и отворачиваться, совсем как в детстве. Упрямая полоска света даже не думала отступать, с удовольствием нагревая подставленную черную макушку. Насколько он помнил, именно этот луч и не подумает убраться, чтобы разрешить ему еще хотя бы чуть-чуть побыть в спокойном и беспроблемном мире снов. Надо было вставать.
Перевернувшись на спину, Северус открыл глаза и увидел знакомый потолок, весь в черных пятнах от убитых мух. Потолок, который он ненавидел всей душой. Теперь, когда Снейп окончательно проснулся, мысли об обычном луче, как о чем-то живом, показались ему глупыми. Что ж, спросонья он не мог контролировать себя: слишком уж давно – с детства – не просыпался от солнечного света. Он с отвращением огляделся. Все здесь было переполнено воспоминаниями, которые лучше было бы забыть.
– Профессор, наконец-то вы очнулись! – бодрый голос у двери отвлек его от невеселых размышлений. – Я уже начала беспокоиться, что что-то пошло не так.
И в страшном сне нельзя было представить, что кто-нибудь из студентов будет на него так смотреть: дружелюбно, заботливо, с улыбкой. Этот взгляд Северусу совсем не понравился, как и сам факт присутствия в спальне Грейнджер. Дом, и особенно эта комната, был запретной территорией для кого бы то ни было. Снейп едва выносил присутствие здесь Червехвоста в прошлом году, с трудом сохранял вид, что его не взволновал визит Нарциссы и Беллатрисы. Но лучшая подруга Поттера в его доме – это уже слишком!
– Что вы здесь делаете? – гневно прошипел он.
– Ухаживаю за вами, профессор, – невозмутимо ответила она, и улыбка исчезла с ее лица. – Вы два дня были без сознания, и вам действительно нужна была помощь целителя. Поскольку, учитывая определенные обстоятельства, в больницу вас отправить было нельзя, я… почувствовала себя обязанной вам помочь.
Внезапно Северус подумал, что будет намного лучше поговорить с Грейнджер не в спальне и желательно при этом быть одетым. Он и так чувствовал себя достаточно унизительно.
– Выйдите, мисс Грейнджер. И приготовьтесь ответить на все мои вопросы.
Неторопливо одеваясь, Северус продумывал тактику предстоящего разговора, вспоминал все странности поведения настырной девчонки в Визжащей хижине, которые следовало прояснить. Для нее же лучше быть убедительной в своих объяснениях, а иначе... Он сжал палочку в кармане мантии.
Спустившись вниз, Северус первым делом обратил внимание на окно, которое, к его неудовольствию, было открыто. Странно, что дом еще не наполнился ненавистным запахом грязной реки – еще одно детское воспоминание. Почти год он не был здесь, в этой отвратительной лачуге своего покойного отца. Но сейчас гостиная выглядела вполне жилой – Грейнджер наверняка пришлось постараться, чтобы избавиться от пыли и полчищ пауков.
Сама она сидела на диване, немного взволнованная, но довольно уверенная в себе – такой он помнил ее на экзаменах – и протянула ему зелье, едва он расположился в кресле напротив.
– Выпейте, пожалуйста. Полагаю, вы без труда узнаете это зелье и поймете, что вреда оно вам не принесет, – непривычно строго сказала Грейнджер и тут же смутилась под его насмешливым взглядом.
Об этом тоже стоило ее спросить. С недовольством он все же выпил восстанавливающее зелье: девица наверняка знает о его самочувствии больше, и было бы глупо отказываться от, возможно, необходимого лечения, пусть даже его и предлагает Грейнджер.
– Наверное, лучше, если я сама все объясню, – начала она, и по ходу рассказа складка между бровями Северуса становилась все глубже.
* * *
– …При помощи хроноворота я попала в день падения Вольдеморта, чтобы вернуть вас… к жизни. Недавно было придумано заклинание Возвращения, которым можно – не всегда, конечно, – спасти волшебника в течение десяти минут после смерти. Именно им я и воспользовалась, предварительно заживив ваши раны, чтобы избежать повторной смерти. После вы аппарировали сюда, я же успела увязаться за вами. Вы этого не помните, потому что, очутившись здесь, сразу же потеряли сознание, что, кстати, совершенно естественная реакция вашего тела. Вот, в общем-то, и все.
От тяжелого пристального взгляда Снейпа Гермионе стало не по себе. Наконец, выдержав эффектную паузу, он заговорил:
– То есть вы хотите сказать, что изменили прошлое? В вашем будущем я должен был быть… мертв, а вы вернули мне жизнь? Нарушив все мыслимые правила? Могу я поинтересоваться, во имя чего я был лишен такой радости, как собственная смерть?
Гермиона тяжело вздохнула. Она сама задавала себе эти вопросы миллион раз и не отправилась бы в прошлое, не дав на них вразумительных ответов. И все же, продумав каждую деталь, она не учла одну значительную мелочь: Снейп мог хотеть умереть.
– Понимаете, профессор, – медленно начала Гермиона, взвешивая каждое свое слово, – я не уверена, что я действительно изменила прошлое. Я лишь способствовала тому, что должно было случиться. Видите ли, когда мы на следующий день вернулись в Визжащую хижину за вашим телом, его там не было. Мы решили, что вас забрали Пожиратели, ведь куда-то же вы делись, верно? Несмотря на то, что тела так и не нашли, были организованы ваши похороны… с пустым гробом. Гарри настоял на них, кстати, – добавила она тихо. – Кроме того, вы так и не появились на портрете в Хогвартсе, как это обычно происходит в случае смерти директоров. Поэтому, возможно, так и должно было быть, вы остались живы, но, вероятно, не афишировали это или сменили имя, поскольку никто о вас больше ничего не слышал.
Снейп молчал, тяжело глядя на Гермиону, и ей вдруг захотелось сбежать куда-нибудь подальше.
– Почему же я должен скрываться под чужим именем? – наконец спросил он. – Мне казалось, в Визжащей хижине вы сказали, что меня оправдали.
– Да, вас оправдали, но… – она замялась. – Ну… в общем… не все поверили в то, что вы были на нашей стороне, профессор. Если честно, вас оправдали только потому, что вы были уже мертвы, и потому…
– Договаривайте, мисс Грейнджер, – холодно приказал Снейп.
– …потому что Гарри, национальный герой, который все-таки победил Вольдеморта, очень просил за вас. Но, если бы вы были живы, я думаю, даже просьбы Гарри не помогли бы, и вас, как и всех остальных, посадили бы в Азкабан, – Гермиона очень смутилась, выдав все это, и, увидев помрачневшее лицо Снейпа, в отчаянии добавила: – Поймите, профессор, я ни в коем случае не хочу оправдывать их, но ведь о вашей настоящей роли знал только Дамблдор, который умер раньше вас. Были еще ваши воспоминания в Омуте памяти, но… Гарри сказал, что вы сами не захотели бы, чтобы их кто-нибудь увидел. Мне очень жаль, что все так получилось, правда.
Гермиона тревожно вглядывалась в лицо Снейпа, но оно было совершенно непроницаемым, только губы скривились в едва заметной усмешке.
– И ради этого вы не позволили мне спокойно умереть? – горько спросил он. В его голосе слышалась смертельная усталость. – Ради того, чтобы я всю свою оставшуюся жизнь прятался в этом доме, не имея права даже на собственное имя? Зачем вам это было нужно?
– Но вам же не обязательно прятаться, профессор, – слабо оправдывалась Гермиона. – Вы можете просто… сменить имя и… изменить внешность…
Снейп так выразительно на нее посмотрел, что она замолчала.
– И все же, – с нажимом повторил он, – зачем вам нужно было оставлять меня в живых? Должна же у вас быть веская причина, заставившая пуститься в авантюру с хроноворотом? Или это снова… – Снейп усмехнулся, – очередная гриффиндорская тупость?
Гермиона улыбнулась: теперь, повзрослев, она и сама понимала, что многие их поступки в школе были, мягко говоря, не очень умными, но как же приятно было вспомнить о них снова!
– Причина у меня действительно была, – посерьезнев, ответила она. – И дело даже не в том, что, по-моему, жизнь обошлась с вами несправедливо. По правде сказать, я прочла ваши записи о зельях, над которыми вы работали. Вы же сами знаете, что если бы хоть одно из этих зелий было завершено…
– Не важно, что было бы, – резко оборвал ее Снейп, – все равно я так и не закончил работу ни над одним из них.
– Вот именно! – воскликнула Гермиона. – Если бы у вас было еще немного времени, ваши зелья потрясли бы весь мир, продвинули бы целительство далеко вперед! Я, простите меня, профессор, пыталась продолжить вашу работу, но у меня ничего не получилось. К тому же очень скоро ваши записи… пропали.
– Что?! – выражение лица профессора заставило ее вздрогнуть. – Вы потеряли мои записи? Вы понимаете, что я работал над ними всю свою жизнь?
Гермиона вся сжалась под гневным взглядом Снейпа.
– Мне очень жаль, профессор, – тихо произнесла она. – Но ведь еще есть шанс, в этом времени ваша тетрадь еще не украдена. Это все случится в будущем, через два года.
Снейп все еще выглядел сердитым, но ничего не сказал, что немного подбодрило Гермиону.
– Особенно меня заинтересовало зелье, – продолжила она, – которое могло бы превратить оборотня обратно в человека.
Северус хмыкнул:
– Неужели Люпину надоело каждый месяц превращаться в волка? Годы уже не те? – язвительно поинтересовался он.
Гермиона с горечью в голосе ответила:
– Ремус и Тонкс погибли в тот же день, что и вы. Вы, наверное, не знаете, но за год до этого они поженились, а незадолго до их смерти у них родился малыш, Тэдди.
Что-то мелькнуло в черных глазах Снейпа, но он промолчал, внимательно слушая.
– Первые пять лет, – продолжала она, – Тэдди был совершенно нормальным ребенком. Мы все так гордились, когда магия начинала в нем проявляться! Но однажды в полнолуние он… превратился, – голос Гермионы дрогнул. – Я боюсь даже предположить, что с ним будет. Он такой милый, славный мальчик, и мухи не обидит, но вся его жизнь загублена с детства.
– Люпин не казался таким уж несчастным, особенно в школе, – зло сказал Снейп. – Уверен, что его сыну точно так же разрешат учиться, как и…
– Боюсь, что нет, – резко прервала его девушка. – После победы над Вольдемортом Министерство издало ряд законов, направленных на повышение безопасности волшебников. Люди тогда еще не совсем оправились от страха и старались сделать все, чтобы ничего подобного больше не повторилось. Среди новых законов был Декрет об оборотнях – наверное, сыграл роль тот факт, что оборотни принимали активное участие в войне на стороне Вольдеморта. Теперь за всеми ликантропами ведется строгий учет, а во время полнолуния их буквально сажают в клетки! Их запрещено принимать на работу, им нельзя поступать в учебные заведения, даже в больнице для них сделали отдельное крыло! Нам едва удалось сохранить в тайне, что Тэдди тоже оборотень. Пока мы можем это скрывать, но когда ему исполнится одиннадцать и он пойдет в Хогвартс…
Она замолчала; Снейп настолько равнодушно смотрел на Гермиону, что у нее закралось подозрение, что он из вредности примется за это зелье в последнюю очередь.
– Ну что ж, мисс Грейнджер, – наконец сказал он. – Теперь мне совершенно ясно, что вы не дали мне умереть только для того, чтобы я помог сыну Люпина избежать общественного порицания. Весьма важная причина, несомненно. Особенно для меня. Но вам не кажется, – его голос стал тихим и угрожающим, – что вы не имели никакого права вмешиваться в мою жизнь… или смерть, а теперь еще и требовать от меня, чтобы я сменил имя, внешность и сидел в этом доме, день и ночь работая над зельем для вашего славного Тэдди, чей отец, кстати, чуть не убил меня однажды? Похоже, мисс Грейнджер, время совсем не изменило вас, вы так и остались самонадеянной нахальной выскочкой. Только на этот раз зашли слишком далеко!
Гермиона виновато смотрела на Снейпа: как он мог так воспринять ее слова и действия?
– Я знаю, почему вы так разозлились, профессор, – тихо, но уверенно произнесла она. – Вы подумали, что я собиралась использовать вас так же, как вас всю жизнь использовал Вольдеморт, а потом и Дамблдор. Но вы ошибаетесь, у меня и в мыслях не было поступать так с вами, просто я подумала, что вы заслужили шанс начать новую жизнь и доказать всему миру, как он ошибается на ваш счет. А что касается этого зелья… Я не собираюсь заставлять вас заниматься тем, что не доставляет вам удовольствия. Просто я думала, что вам действительно хотелось закончить работу, которой вы посвятили всю свою жизнь. И могла только попросить, чтобы вы взялись – если это, конечно, не доставит неудобств – и за это зелье тоже. Мне очень жаль, что мы не поняли друг друга. Больше не смею отнимать ваше время, думаю, мне лучше возвратиться в будущее.
Стараясь не расплакаться при профессоре, Гермиона встала, схватила мантию-невидимку со спинки дивана и подошла к входной двери. Открыв дверь, она оглянулась на Снейпа: он сидел в той же позе, даже не глядя в ее сторону – само воплощение безразличия. Горько усмехнувшись, она бросила напоследок:
– Я бы посоветовала вам пить восстанавливающее зелье три раза в день еще неделю. Того количества, что я сварила, должно как раз хватить. И постарайтесь пока как можно реже использовать магию, – и вышла из мрачного дома профессора. Только отойдя от дома Снейпа на приличное расстояние, она позволила себе расплакаться, злясь на свою излишнюю чувствительность.
В последнее время довести Гермиону до слез не составляло большого труда, была тому виной нервная работа или постоянные ссоры с мужем – кто знает. Сейчас ей просто стало обидно, что все ее старания прошли даром. Она ведь даже позаимствовала у Рона (без его ведома, разумеется) усовершенствованный недавно хроноворот, который отдали ему на хранение. Гермиона еще долго удивлялась тогда, как могли доверить такое изобретение Рону. Он, конечно, замечательный парень, очень добрый и преданный, но совершенно безответственный. И его начальство, как ни странно, в курсе этого. Может, он изменился, а его собственная жена этого даже не заметила? В любом случае, задание аврор Уизли не провалит, поскольку она прямо сейчас отправится в свое время и успеет вернуть хроноворот на место (кухня, нижний шкафчик справа, верхняя полка, маггловская коробка из-под печенья) до того, как придет муж.
Надев мантию-невидимку, Гермиона еще раз печально посмотрела на последний дом на этой тихой, будто нежилой улице, вымощенной булыжником, и, тяжело вздохнув, шесть раз повернула хроноворот.
* * *
Едва за Грейнджер захлопнулась дверь, Северус закатал левый рукав мантии: Черная метка была на своем месте, но выглядела теперь как обычный шрам.
– Так значит, Темный Лорд на самом деле мертв… – пробормотал он, задумчиво проводя пальцем по уродливой змее, выжженной на руке.
Северус закрыл глаза и прислушался к себе: как это – стать наконец свободным? Не бояться, что в любой момент Темный Лорд узнает о его предательстве? Ложиться спать, не думая о том, что это может быть его последняя ночь на земле?
Он ждал облегчения, но чувствовал лишь опустошенность. А ведь он мог гордиться тем, как хорошо выполнил свою миссию, если даже Поттер, вопреки предположениям Дамблдора, остался жив. Удалось сдержать слово, защитить сына Лили, исполнить свой долг. Почему тогда в том месте, где должно быть сердце, болит и ноет, как и прежде? Почему персональный дементор Северуса Снейпа все еще стоит рядом, укоризненно глядя на него своими изумрудными миндалевидными глазами, и высасывает из него всю радость, все надежды, оставляя лишь боль, отчаяние и пустоту? Разве он не сполна расплатился за все свои грехи?
А ведь на секунду, когда он, истекая кровью, смотрел в зеленые глаза Поттера и представлял, что это глаза Лили, всего лишь на секунду все прошло – боль ушла, забрав с собой все опасения, страхи и тревоги, остался только покой, вечный, нетленный, залечивающий израненной сердце и ласкающий изорванную душу. Покой и зеленые глаза – последнее, что он увидел в том мире, чужом, несправедливом и жестоком. Ему уже мерещились свобода и отдых…
Но неожиданно все исчезло, и боль вернулась, и покой обернулся пустотой. И рыдающая Грейнджер, которую он сначала – сентиментальный глупец! – принял за Лили, сообщила ему, что спасла его от смерти. Спасла… Наивная дурочка! Она отобрала у него смерть, как волны вырывают спасательный круг из рук тонущего человека, и он погружается на темное илистое дно, мечтая вновь оказаться на суше, ощущать твердую почву под ногами. О, бессердечные гриффиндорцы! Сначала они безнадежно испортили ему жизнь, теперь же хотят отобрать даже смерть…
…Комната уже погружалась в полумрак, за окном начал накрапывать дождь, который затем перерос в ливень, а Северус все сидел в кресле и размышлял над тем, как ему жить дальше, зная, что ждало его там, за чертой жизни. На сей раз он остался совсем один. У него больше не будет даже Хогвартса, который давно стал для него родным домом. Ничего, он привык к одиночеству. А если станет совсем плохо, он сможет продолжать свою работу над зельями, чтобы хоть чем-то заполнить пустоту в своей душе. Грейнджер права: ему действительно нравилась эта работа, он отдавал ей все свободное время, которого, к сожалению, в последние годы было слишком мало. Зря, наверное, он так с девчонкой. Она ведь хотела как лучше, даже пыталась заботиться о нем, чего уже давно никто не делал…
Неожиданно раздался неуверенный стук в дверь, от которого Северус вздрогнул. Кто мог прийти к нему – учитывая, что он умер? Дойдя до двери, он настороженно приоткрыл ее и, увидев позднего гостя, хмыкнул и посторонился, разрешая пройти в дом.
Глава 3Гермиона, сжавшись под насмешливым взглядом Снейпа, вошла в гостиную, стараясь не думать о том, насколько жалко она сейчас выглядит: одежда мокрая настолько, что ее можно выжимать, волосы свисают невразумительными сосульками, вода стекает с кончиков волос и пальцев, с носа и подбородка – словом, отовсюду, откуда можно стекать, образуя на полу лужицу, синие губы трясутся от холода. Снейп же, уже успевший зажечь свечи в люстре, смотрел на все это безобразие, явно получая удовольствие.
– Там ливень, – слабым голосом произнесла Гермиона, словно оправдываясь.
Снейп только изогнул губы в ухмылке:
– Поэтому вы забыли, что являетесь волшебницей и можете наколдовать себе зонт? Или, может быть, вам доставляет удовольствие портить мой пол? – он указал палочкой на лужу, которая тут же испарилась.
– Я забыла палочку в вашем доме, – угрюмо призналась Гермиона. – В последнее время мне как-то не приходилось часто ее использовать, я ведь больше занимаюсь зельями, поэтому сразу и не обратила внимания на то, что у меня ее нет.
– Вы забыли свою волшебную палочку? Я всегда знал, что…
– Не тратьте усилий на то, чтобы отчитывать меня, как студентку-гриффиндорку на уроке, – резко перебила его Гермиона, при этом бровь Снейпа удивленно приподнялась, – я и сама все понимаю. Это было глупо и безответственно, я знаю.
Снейп, к удивлению Гермионы, ничего не ответил, только особенно пристально посмотрел на нее. Она тут же вспомнила о том, что он отлично владеет легилименцией, и поспешно отвела взгляд в сторону.
– Ассио палочка, – наконец сказал он.
Из кухни вылетела палочка, и Гермиона поймала ее на лету. Указав ей на свою одежду, она прошептала высушивающее заклинание и только потом, подняв глаза на Снейпа, который все так же пристально смотрел на нее, неловко пробормотала:
– Спасибо, профессор.
– Теперь, когда вы забрали палочку, вы можете вернуться в свое время, – холодно сказал Снейп.
Гермиона помрачнела еще больше:
– К сожалению, не могу: хроноворот не действует, – призналась она.
Когда Гермиона повернула хроноворот и ничего при этом не произошло, она начала волноваться. Но все же оставалась крохотная надежда, что нужно было вернуться на место его первой активации. Под мантией-невидимкой Гермиона аппарировала в свою лондонскую квартиру, где они с Роном поселились вскоре после свадьбы. Квартира была самая обыкновенная, в обычном маггловском доме, и ее прежний хозяин, немного странный волшебник, увлекающийся путешествиями, редко в ней появлялся.
И действительно, в квартире никого не оказалась, поэтому Гермиона беспрепятственно зашла на кухню, где еще раз попыталась привести хроноворот в действие. Снова ничего не произошло, если не считать хлопка, звука бьющегося стекла и чертыханий, донесшихся из гостиной, что недвусмысленно говорило о возвращении хозяина. Гермиона поспешно аппарировала обратно на улицу Паучий тупик и, не зная, что делать дальше, села на бордюр.
– …И что вы делали все остальное время? – спросил ее Снейп, когда она, дойдя до этого места в своем рассказе, вдруг замолчала. – Вы ушли из моего дома еще утром, а сейчас уже поздний вечер.
Гермиона по-прежнему молчала. Не могла же она сказать, что до вечера пыталась найти в себе силы, чтобы вернуться к Снейпу и попросить его о помощи. Может, если бы не ливень, она бы так до сих пор и сидела на том бордюре. Ей отчаянно не хотелось возвращаться к профессору, особенно после того, как он обозвал ее нахальной выскочкой! Не то чтобы Гермиона рассчитывала на благодарность за спасение его жизни, но, во всяком случае, думала, что отношение Снейпа к ней хоть немного улучшится. Какая наивность!
– Я пыталась понять, – сказала наконец Гермиона, проигнорировав вопрос Снейпа, – почему хроноворот не сработал. И, кажется, поняла. Возможно, на самом деле это обычный хроноворот, способный перемещать на несколько лет назад, но не вперед. Понимаете, я взяла хроноворот у Рона, которому поручили его охранять. И только от Рона я и слышала о том, что его вообще изобрели. То есть это задание вполне могло быть своеобразной проверкой, потому что в последнее время он стал часто допускать ошибки. Гарри говорил, что его хотят понизить в должности, перевести на офисную работу… Не думаю, конечно, что вам все это интересно.
– Ну что вы, мисс Грейнджер, мне как раз очень интересно, – заверил ее Снейп. – Если я правильно понял, вы можете вернуться в ваше время только одним способом…
– …прожить эти шесть лет еще раз, – кивнула Гермиона. – И здесь возникает проблема. У меня ничего нет, кроме мантии-невидимки. Мне негде и не на что жить. Не говоря уже о том, что я постарею на шесть лет, а мои друзья останутся прежними…
Снейп молчал, в его взгляде читалось полнейшее безразличие.
– Профессор, – решилась наконец Гермиона после долгого молчания, – может быть, вы разрешите мне пожить здесь? В конце концов, я ведь ради вас вернулась в прошлое.
– А мне показалось, что вы вернулись сюда ради сына Люпина, – возразил Снейп.
Гермиона вздохнула и тихо заговорила:
– Не буду врать, что мне очень не хватало вашего общества после вашей смерти. Вы сами знаете, что не внушали особой любви студентам. И смерть Ремуса или Тонкс поразили меня гораздо больше, чем ваша. Но вернуть к жизни их, не изменив при этом прошлого, я не могу. Зато вас можно было спасти, что я и сделала. И вовсе не потому, что вы можете принести еще очень много пользы волшебному миру, в том числе и Тэду. Скорее, проблема Тэда просто подтолкнула меня к тому, чтобы я воспользовалась хроноворотом. Но я и до этого думала, что вы заслужили еще один шанс прожить нормальную жизнь. И раз уж у меня была возможность спасти вашу жизнь, я ей воспользовалась. А сейчас я обращаюсь к вам за помощью не потому, что жду от вас благодарности. Мне просто больше не к кому обратиться: вы единственный, кто знает, что я здесь.
– Как и вы, – неожиданно сказал Снейп, – единственная, кто знает, что я здесь… Что ж, мисс Грейнджер, хоть мне и не доставляет удовольствие признавать это, вы правы. Я разрешу вам жить здесь, если вы будете помогать мне.
– Конечно! – воскликнула обрадованная Гермиона. – Конечно, профессор, я…
– И перестаньте называть меня профессором, я им больше, к счастью, не являюсь, – перебил ее Снейп. – «Сэр» или «мистер Снейп» будет предпочтительнее.
Гермиона чуть не улыбнулась своей наивности: на какую-то долю секунды ей показалось, что Снейп собирается разрешить ей называть себя по имени. Тем временем «мистер Снейп» указал палочкой на потайную дверь, которую Гермиона обнаружила еще вчера, дверь с шумом распахнулась, открыв узкую лестницу.
– Ваша спальня, – бросил Снейп, направляясь к двери в свою комнату. – И постарайтесь завтра встать пораньше.
– И вам спокойной ночи, сэр, – произнесла Гермиона, когда дверь за ним захлопнулась. – Похоже, следующие шесть лет скучать мне не придется…
* * *
Утром следующего дня Северус пил восстанавливающее зелье, думая о том, какими неблагодарными могут гриффиндорцы. Было уже девять часов, а Грейнджер все еще не спустилась из своей спальни. Немного странно было видеть ее повзрослевшей и явно изменившейся. Она теперь осмеливалась перебивать его, грубить и противостоять ему. Но, по крайней мере, гриффиндорское безумие, которое отчего-то называют отвагой и самоотверженностью, никуда не пропало, так же как и какая-то подсознательная боязнь находиться рядом с ним, которая легко угадывалась в каждом ее взгляде, каждом движении. Как там она сказала: «Вы сами знаете, что не внушали особой любви студентам»? Да, он знает это, он прекрасно знает, что никому не внушал и не внушает какой бы то ни было любви. Зачем просить то, что тебе все равно не достанется?
Грейнджер вчера с такой радостью согласилась ему помочь, наверняка даже не предполагая, в чем эта помощь может заключаться. Она ведь не знает, что он собирается превратить ее в домового эльфа, как это было с Червехвостом. Тот как раз занимал спальню, из которой девчонка все никак не появляется. А между тем ее помощь нужна уже сейчас: книги, которых так много в этом доме, нуждаются в постоянной очистке от пыли, причем к некоторым из них магию лучше не применять, потому что последствия могут быть непредсказуемыми. Северус с трепетом относился к своим книгам и очень гордился своей библиотекой: в ней было все, что нужно волшебнику, увлекающемуся Темной магией и зельями. А ведь зелья и Темную магию вполне можно было назвать любовью всей его жизни. Мысли Северуса направились в другое, очень опасное русло.
Любовь… И почему Дамблдор считал ее таким сильным оружием? Почему он верил, что она дает силу, веру, надежду? Лично Северусу эта чертова любовь приносила только боль и неприятности. В том, что действительно любит Лили, он отважился признаться себе уже давно. Но
ей бы он в этом точно не признался. И за что он только ее полюбил? Или вопреки чему? Да ни за что-то и не вопреки чему-то, а просто так, просто потому что этот яд – любовь – уже попал в его кровь и тек в его венах, и найти противоядие от него было невозможно. А поэтому она с каждым днем все больше и больше отравляла ему жизнь… Нет, одернул себя Северус, от таких мыслей следует избавляться: он уже давно не подросток, которому позволительно день и ночь мечтать о любви.
Чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей, Северус указал палочкой на потайную дверь и, когда она открылась, требовательно позвал:
– Мисс Грейнджер!
Из комнаты не доносилось даже малейшего шевеления. Может быть, девчонка все же решила уйти? Неожиданно раздавшийся слабый стон убедил Снейпа подняться наверх, чтобы проверить, что там происходит.
Преодолев все ступеньки и увидев, что Грейнджер действительно все еще лежит в кровати, Северус хотел было сказать ей все, что думает по этому поводу, но вовремя остановился, заметив ее состояние: трясущаяся, неестественно бледная, со слезящимися полузакрытыми глазами, она невидящим взглядом смотрела прямо на него.
– Что с вами, мисс Грейнджер? – строго спросил он с долей опасения в голосе.
– Я, наверное, заболела, – едва слышно прохрипела та и тут же, сморщившись, схватилась за горло. Вздохнув, она добавила одними губами: – Я не могу встать.
Снейп тяжело посмотрел на нее и, резко развернувшись, вышел из комнаты, проклиная свою судьбу: ведь это он хотел использовать Грейнджер вместо домового эльфа, но сейчас, похоже, эльфом должен будет стать он сам.
Сварив необходимое зелье, он снова поднялся в комнату: Грейнджер все так же лежала на кровати, только с закрытыми глазами. Однако стоило Северусу подойти к ней, она тут же открыла воспаленные глаза и посмотрела на него с таким страданием, такой надеждой, что ему стало противно. Он протянул ей стакан с зельем:
– Выпейте, вам станет лучше.
Грейнджер обхватила скользкими от пота пальцами стакан, но, когда Северус отпустил его, стакан выскользнул из ее дрожащей руки и разбился, испачкав зельем мантию Северуса. Он взбешенно посмотрел на Грейнджер.
– Простите, – пролепетала она слабо, – простите, пожалуйста, я…
Подавив в себе желание проклясть ее или, что еще лучше, задушить собственными руками, Северус восстановил разбившийся стакан и снова вышел из комнаты, чтобы наполнить его зельем еще раз.
* * *
Гермиона лежала на кровати не в силах пошевелиться – так плохо она не чувствовала себя уже давно. Наверняка во всем виноват вчерашний дождь. Она, памятуя наставление Снейпа, проснулась сегодня очень рано, но не смогла даже подняться: у нее страшно кружилась голова. Лежа в кровати и чувствуя, как все ее тело буквально горит, Гермиона была уверена, что умрет прямо здесь, в этой отвратительной спальне в доме Снейпа. Время от времени она засыпала и мучилась ужасными снами, ей снилась та последняя битва в Хогвартсе, умершие в ту ночь друзья, которые звали ее куда-то. В какой-то момент она действительно поверила в то, что умирает. Когда Снейп все же вошел в комнату, она даже заплакала от облегчения. И надо же было ей разбить стакан с зельем! Теперь не стоит удивляться, если Снейп больше вообще не придет.
Однако скоро она снова услышала тихие шаги бывшего профессора и затем почувствовала, как одна его рука приподнимает ее голову, а вторая подносит к губам стакан со спасительным зельем. Делая глоток за глотком, Гермиона открыла глаза и увидела склонившегося над ней Снейпа. Лицо его было сосредоточенным и немного сердитым, он неотрывно смотрел на стакан с зельем, казалось, все его внимание было направлено только на то, чтобы не пролить ни капли зелья мимо рта Гермионы. Почувствовав ее взгляд, он посмотрел на нее в ответ, их глаза на секунду встретились и… Гермиона ощутила то, в чем так давно нуждалась и что было ей остро необходимо именно сейчас: чувство защищенности, безопасности, которое возникает только тогда, когда рядом появляется лишь очень сильный, волевой человек, пусть даже его сила и пугает. Ей захотелось, чтобы Снейп постоял здесь, рядом с ней, подольше, только чтобы это чувство не исчезало.
Тем временем стакан стал пуст, Снейп выпрямился и собирался уже направиться к двери, когда несмелый оклик Гермионы остановил его:
– Мистер Снейп!
Он оглянулся и вопросительно приподнял брови.
– Я же не… мне же станет лучше? – спросила она так серьезно и с такой надеждой, будто от его ответа зависела ее жизнь.
– Разумеется, мисс Грейнджер, – ответил после недолгого молчания Снейп. – Или вы сомневаетесь в том, что я могу сварить такое простое зелье?
Гермиона слабо засмеялась, при этом ее смех плавно перешел в кашель.
– А Рон чуть не отравил меня, когда пытался сварить зелье от насморка, – сообщила она вдруг, поборов кашель. – Джинни еще посоветовала ему сварить яд, вдруг он окажется как раз средством от насморка. Но вы, конечно, не Рон.
Глаза Гермионы наполнились слезами, а голос, все еще хриплый, начал дрожать. Теперь Снейп смотрел на нее почти с ужасом.
– Мне страшно, – призналась шепотом Гермиона, слезы текли по ее щекам. – Мне кажется, что это не просто болезнь… Я видела их… Ремус звал меня, а рядом стояла Тонкс, такая непривычно печальная…
– Мисс Грейнджер, вы бредите, – оборвал ее Снейп, выглядевший встревоженным. – Они умерли, вы сами мне сказали. Вам нужно заснуть и подождать, пока зелье подействует. Да прекратите вы эту истерику!
Он рассерженно смотрел на нее, всхлипывающую и жалкую, и наверняка не знал, что делать. Меньше всего Гермионе хотелось сейчас оставаться одной, и поэтому она взмолилась:
– Не уходите!
– Я скоро вернусь, – успокоил он ее, отходя к двери. – Нужно приготовить для вас еще одно зелье.
Конечно, Гермионе было стыдно за свою несдержанность перед ним, но она ничего не могла с собой поделать: паника и какое-то плохое предчувствие охватили ее. Слушая, как удаляются шаги Снейпа, она устало закрыла глаза. В мыслях то и дело всплывали лица Ремуса, Тонкс, Фреда, Колина Криви, Дамблдора. Потом перед глазами пронеслись какие-то смутные воспоминания, картины из прошлого, которые, стоило только получше в них вглядеться, сразу же сменялись другими. Раздавались чьи-то голоса, очень знакомые, но Гермиона не могла вспомнить, кому они принадлежали.
Не в силах больше выносить всего этого, она открыла глаза и с удивлением обнаружила себя сидящей возле дерева, растущего на берегу озера. Рядом возвышался Хогвартс, при виде которого Гермиона почувствовала, как у нее – не то от радости, не то от грусти – сжалось сердце. Стояла непривычная тишина, даже листья дерева, под которым она сидела, казалось, замерли. Неожиданно солнце померкло, подул ледяной ветер, и тысячи дементоров, появившихся будто неоткуда, со всех сторон начали окружать Гермиону. Она хотела достать палочку, но оказалось, что палочки у нее нет. Тогда она закричала:
– Помогите! На помощь! – и сама слышала, как с каждым разом ее голос все слабеет и слабеет…
Когда надежды на спасение не осталось вовсе, рядом с Гермионой появилась знакомая фигура.
– Ремус? – удивленно спросила она. – Но как это может быть? Ты же...
Люпин ласково посмотрел на нее, глаза его были печальны.
– Ты допустила ошибку, Гермиона, – ответил он. – Мне очень жаль, но теперь
она тебя не отпустит.
– Какую ошибку? Кто «она»? Ремус, я…
Но Люпин уже исчез, в то время как дементоры сжимали Гермиону во все более и более узкое кольцо…
– Мисс Грейнджер! – донеслось откуда-то сверху. – Немедленно очнитесь!
За словами последовала вспышка яркого света, Хогвартс, озеро и дементоры исчезли, и Гермиона увидела встревоженное лицо Снейпа, склонившегося над ней, и палочку, направленную на нее. Увидев, что Гермиона очнулась, он выпрямился и убрал палочку.
– Вам приснился кошмар? – спросил он. – Вы кричали.
– Не совсем, – подумав, ответила Гермиона, к своему неудовольствию отмечая, что она вся мокрая от пота и слез.
– Я так и думал, – кивнул Снейп. – С вами происходит нечто странное, мисс Грейнджер. Не думаю, что всему виной ваша простуда. Может быть, у вас есть какие-нибудь предположения?
Гермиона покачала головой.
– У меня… галлюцинации. Очень странные, к тому же…
Она рассказала Снейпу о том, что видела, пока была без сознания.
– Не могу понять, что со мной и чем все это вызвано, – закончила она, чувствуя себя совершенно измотанной. – Может, это из-за перемещения на шесть лет в прошлое?
– Не думаю, – задумчиво сказал Снейп. – Так или иначе, я выясню, что с вами происходит. А пока выпейте это, – он протянул ей стакан и пояснил: – Зелье для сна без сновидений. Полагаю, оно временно поможет решить проблему с галлюцинациями.
Гермиона послушно осушила стакан и, вновь откинувшись на влажную подушку, закрыла глаза. Снейп, услышала она, опустился на стул рядом с кроватью. Его присутствие странным образом успокаивало и давало надежду на то, что все кончится хорошо. Уж он-то сумеет докопаться до истины, думала она, засыпая. Наверняка спустится сейчас к своим книжным шкафам, достанет несколько старинных томов – и уже завтра решит все ее, Гермионы, проблемы. Да, так оно и будет. Это ведь Снейп.
Когда Гермиона очнулась, чувствовала она себя по-прежнему ужасно: все тело болело и пылало, в голове мучительно гудело, перед глазами все плыло и дышать было трудно. Она тихо застонала, и тут же крепкие руки приподняли ее голову и поднесли к губам стакан с отвратительно пахнущим зельем. Сделав глоток, Гермиона скривилась: вкус его был еще хуже, чем запах. Зато спустя несколько минут в голове прояснилось и зрение стало возвращаться.
Комната, где она по-прежнему находилась, освещалась только одной свечой, которая стояла на тумбочке и бросала причудливые тени на лицо Снейпа, сидящего на стуле возле ее кровати и выглядящего уставшим. Гермиона почувствовала укол совести: он ведь из-за нее так устал.
– Насколько плохо вы себя чувствуете, мисс Грейнджер? – спросил Снейп, и вопрос этот Гермионе решительно не понравился.
– По крайней мере, я жива, – хриплым голосом отозвалась она.
Снейп хмыкнул:
– Боюсь, это ненадолго.
Она подняла на него округлившиеся от удивления и ужаса глаза:
– Как ненадолго? Вы… шутите? – спросила она, ее голос дрожал.
– Не беспокойтесь, мисс Грейнджер, – мягко сказал Снейп. – Мы сделаем все возможное, чтобы не дать вам умереть.
Гермиону поразили не столько его слова, сколько тон, с которым они были произнесены: голос Снейпа звучал устало и обреченно, да еще и эта вкрадчивая мягкость…
– Что случилось? – взволнованно спросила она. – Вы что-то узнали?
Он задумчиво смотрел на нее, словно взвешивая, говорить ей правду или нет. Наконец он произнес:
– Вы пытались обмануть смерть, мисс Грейнджер, и теперь она мстит вам за это…
Глава 4– Я не понимаю, – честно призналась Гермиона, напряженно вглядываясь в непроницаемое лицо Снейпа. – Вы говорите какую-то… ерунду. Ведь все это только догадки каких-то древних волшебников, помешанных, к тому же, на Темной магии. Почему мы должны им верить?
– Что с вами случилось, мисс Грейнджер? – насмешливо спросил Снейп. – С каких пор вы не верите книгам? Конечно, все это вполне может оказаться, как вы выразились, «ерундой», но признайте, что эта ерунда очень хорошо объясняет то, что с вами происходит. Может, вы найдете другую причину тому, что вам становиться только хуже, несмотря на принятые зелья, или тому, что вам мерещатся умершие люди, зовущие вас за собой?
Гермиона поджала губы, но возражать не стала: Снейп был прав, в принесенной им книге действительно объяснялось ее состояние. Но если в книге написана правда, тогда…
– Нет, я не верю в это! – упрямо воскликнула она. – Я не хочу в это верить. В этой книге все основывается лишь на том, что Смерть – это вполне реальное… существо, у которого есть определенный список тех, кто должен умереть. А я якобы помешала этой Смерти, отняв у нее вас, и теперь должна поплатиться за это. Я не удивилась бы, если бы в это верил Рон, но как вы могли в это поверить?
Снейп откинулся на спинку стула, лицо его было непроницаемо.
– Я не ожидаю, что вы сможете понять, – наконец произнес он, – но, оказавшись между жизнью и смертью, начинаешь верить во многие вещи, о которых раньше даже не задумывался.
– Только не говорите, что видели фигуру в черном плаще, сверяющую ваше имя со своим списком! – сердито сказала Гермиона.
Снейп посмотрел на нее, сузив глаза.
– Не забывайтесь, мисс Грейнджер, – прошипел он, – тот факт, что вы при смерти, не дает вам право дерзить мне. Идея Смерти как некоего одушевленного существа мне так же, как и вам, кажется неправдоподобной. Но ведь существуют такие понятия, как судьба, рок, карма, жизненный план – называйте это как хотите. Вмешательство в судьбу одного человека неизбежно поведет за собой ряд изменений в судьбах и других людей, потому что, как мне ни прискорбно это признавать, но все мы каким-то образом связаны друг с другом. По-видимому, моей судьбой было умереть от укуса Нагини в день, когда падет Темный Лорд. Вы изменили ее, тем самым изменив и свою судьбу тоже. Кто знает, какие еще изменения произошли в вашем будущем?
– Но я же говорила вам, что сделала то, что должно было случиться. Вашей судьбой было спастись, ведь мы не нашли вашего…
– Тела? – прервал ее Снейп. – А может быть, его действительно забрал кто-нибудь из слуг Темного Лорда? Вернее, должен был забрать, пока вы не вмешались?
– Так вот почему вы во все это с такой легкостью поверили! – воскликнула Гермиона. – Вы уверены, что я совершила ошибку, отправившись в прошлое, чтобы спасти вас! Вы злитесь на меня за то, что я не позволила вам умереть, потому что у вас нет сил, чтобы бороться за свое счастье! Поэтому цепляетесь теперь за свою версию о судьбе и жизненных планах. Но знаете, я уверена, что каждый устраивает свою судьбу так, как хочет. И если у вас не хватает смелости начинать новую жизнь, бороться с препятствиями на пути к собственному счастью, признайтесь себе в этом и прекратите обвинять меня!
Несколько секунд они гневно смотрели друг на друга, затем Снейп порывисто поднялся и вышел из комнаты, с треском захлопнув за собой дверь.
* * *
Северус был ужасно зол, и в первую очередь из-за того, что Грейнджер действительно догадалась, почему он с такой легкостью принял за истину все, что было написано в той книге. Ведь автор утверждал, что если все же «отдать» смерти нужного ей человека, то все вернется на свои места. Грейнджер проживет эти шесть лет еще раз, а он, Северус, умрет, как и предполагалось, и получит свой заслуженный покой. Замечательная версия, особенно учитывая, как она подходит желаниям Снейпа. И почему упрямая Грейнджер отказывается в нее верить? Пусть она не в состоянии принять его желание умереть, но как можно не понимать, что если они ничего не предпримут, то она сама умрет? А быть ответственным за ее смерть и объяснять ее родственникам и друзьям, почему она вернулась в прошлое и тут умерла, ему вовсе не хотелось. Нужно было что-то делать, но что именно, Северус не знал, и это злило его еще больше.
Вернувшись в гостиную, он, взбешенный наглостью и проницательностью Грейнджер, сначала решил пустить все на самотек. В конце концов, это не его вина, что она воспользовалась хроноворотом, поэтому не ему решать, что с ней делать и как ее лечить.
В течение следующего получаса Северус изо всех сил убеждал себя в том, что его все это совершенно не волнует, впрочем, абсолютно безрезультатно. Поэтому, так и не договорившись со своей совестью, проклиная себя и Грейнджер, он нехотя поднялся, чтобы сварить для нее очередное зелье.
* * *
Гермиона проснулась, чувствуя себя немного лучше: пусть ей всю ночь и мерещились кошмары, но хотя бы давно умершие знакомые не звали ее за собой. На прикроватной тумбочке стоял стакан с зельем, которое Гермиона, ни секунды не задумываясь, выпила, чувствуя явное облегчение: вчера она была уверена, что Снейп не простит ей ее последние слова, стакан же давал определенную надежду на то, что она ошибалась.
Поставив пустой стакан на тумбочку, Гермиона попробовала встать с кровати. Ее тут же ужасно зашатало, но все же ей удалось удержаться на ногах, что уже было прогрессом. Приободренная, она медленно оделась и решила спуститься вниз. Снейпа в гостиной не оказалось, и Гермиона, совершенно обессиленная спуском, упала в кресло, не зная, что ей делать дальше.
Версия, предложенная Снейпом, ей совсем не нравилась, но ведь другого объяснения ее состоянию ему найти не удалось. Как же она, Гермиона, сможет найти хоть что-либо в книгах Снейпа? Решив, что стоит хотя бы попробовать, она подошла к книжным полкам и выбрала несколько книг, связанных с проклятиями и магическими болезнями, после чего вернулась в кресло и принялась за чтение.
Просматривая уже третью книгу, Гермиона поймала себя на том, что засыпает. Глупая затея, сказала себе Гермиона, Снейп наверняка уже сам просматривал эти книги. Захлопнув фолиант, девушка снова подошла к книжному шкафу. Книги не отличались особым разнообразием, большинство было о зельях, темномагических заклинаниях и проклятьях. Только одна книга привлекла внимание Гермионы: ее светло-зеленый корешок слишком выделялся на фоне темных переплетов, кроме того, выглядела она совершенно новой и нетронутой. Достав ее, Гермиона удивилась еще больше: «Редчайшие магические растения и уникальные методы их выведения». И как эта книга только оказалась на полке у Снейпа? Было непохоже, что он самостоятельно выращивает ингредиенты для своих зелий.
Гермиона пролистала книгу, обнаружив в ней много красочных изображений диковинных трав и цветов, которых она никогда не видела раньше. Впрочем, нет, одно растение она уже видела, совсем недавно. Glaïeul Meurtrier – так назывался этот красивый ярко-красный, будто обрызганный фиолетовыми красками, цветок. Автоматически Гермиона пробежала глазами по описанию свойств цветка и, неожиданно вскрикнув, начала медленно оседать на пол.
Именно такой, лежащей на полу без сознания, с открытой книгой, крепко прижатой к груди, и нашел ее вышедший из своей спальни Снейп. Не то чтобы он действительно испугался, увидев Гермиону без сознания на полу в гостиной, но все же определенное волнение шевельнулось в нем. Однако стоило ему подойти к Гермионе, как она, тихо застонав, открыла глаза и попыталась приподняться.
– Мисс Грейнджер, потрудитесь объяснить, что вы здесь делали? – холодно спросил он, стараясь скрыть облегчение. – Кровать как место для сна вас уже не устраивает?
Гермиона, все еще сидящая на полу, прислонившись к шкафу, подняла на него усталые глаза.
– Я все поняла, – еле выдавила она из себя, изо всех сил борясь с сонливостью и головокружением.
Комната с ужасающей скоростью закружилась вокруг нее, черты Снейпа стали расплывчатыми и неясными; все, что Гермиона по-прежнему ясно видела, что удерживало ее взгляд и позволяло оставаться в реальном мире, – это его сосредоточенные черные глаза. Кажется, Снейп что-то говорил, но Гермиона не могла слышать его; кажется, его руки взяли ее за плечи и с силой потрясли, но Гермиона почти ничего не чувствовала. Для нее сейчас существовала только эта пара глаз, пугающая и притягивающая одновременно.
И как только раньше она могла думать, что в глазах Снейпа ничего не отражается, что в них нет никаких чувств и эмоций? Сейчас, например, в них мелькнуло беспокойство. Затем раздражение: ему, наверное, надоело с ней возиться. Теперь в них отражается колебание: Снейп не знает, что ему с ней делать, как ей помочь. «Придите в себя, мисс Грейнджер!» – приказывают его глаза, и Гермиона изо всех сил старается выполнить этот приказ, но не может. Глаза приближаются к ее лицу, и наконец в них ей удается найти то, что ей сейчас так нужно было отыскать. «Не бойся, – сказали глаза Снейпа, – ты не умрешь, я не позволю тебе умереть, я ведь еще не вернул тебе долг». И Гермиона успокоилась и поняла, что ей не нужно больше сражаться: за нее это будет делать Снейп, а он непременно поставит ее на ноги. И, осознав это, Гермиона закрыла глаза и с легкостью погрузилась в свой мир, уверенная, что теперь все будет хорошо.
Проснулась она в хорошо знакомой комнате, на хорошо знакомой кровати, на прикроватной тумбочке стояло очередное зелье, в этот раз ядовито-красного цвета. Странно, но Гермиона не смогла понять, что это за зелье, хотя как целитель знала почти все лечебные зелья. Но раз Снейп поставил зелье сюда, значит, его нужно выпить.
Сделав последний глоток и поставив пустой стакан обратно, Гермиона внимательно прислушалась к своим ощущениям. Поразительно, но она чувствовала себя вполне здоровой, если не считать полнейшего бессилия во всем теле. И, кроме того, Гермиона с удивлением и радостью для себя поняла, что очень голодна – значит, она выздоравливает.
В комнату неслышно вошел Снейп и, увидев, что Гермиона очнулась, недовольно проворчал:
– Наконец-то вы соизволили прийти в себя! Вы совершенно измотали меня со своей болезнью, мисс Грейнджер.
Глаза его снова были холодны и безразличны, но Гермиону это больше не вводило в заблуждение: она-то знала, какими выразительными они могут быть.
– Вы тоже поняли, что все дело в этом цветке? – поинтересовалась она, радостно улыбаясь. – И сварили противоядие?
– Это очевидно, раз уж вы чувствуете себя настолько хорошо, что даже снова улыбаетесь, – ответил Снейп. – И, кстати, вовсе незачем было устаивать ту мизансцену на полу, с открытой на нужной странице книгой. Могли бы и просто сказать, что обнаружили причину своего заболевания.
Даже ворчание Снейпа не могло ухудшить Гермионе настроение.
– Я ничего не устраивала! – жизнерадостно заявила она. – Все вышло совершенно случайно. Я решила просмотреть эту книгу просто так, уж слишком она отличалась от остальных. И вдруг увидела этот цветок на рисунке. Я сразу узнала его: такой цветок стоял на кухонном подоконнике в моей будущей квартире, откуда я пыталась аппарировать. Там я и надышалась его ядовитыми парами, даже не подозревая о том, что должна успеть за это время выпить противоядие. Но вообще, мистер Снейп, признайте: свойства этого Glaïeul Meurtrier очень интересны. Ведь если все же находиться каждый день рядом с ним, но выпивать дважды в день противоядие, как это делают все владельцы этого цветка, то «приобретешь постоянную силу духа, энергию бесконечную, волю несокрушимую…» Что там еще было?
– «Гибкость ума, ясность рассудка и живость воображения», – подсказал Снейп. – Как бы то ни было, не могу разделить вашего энтузиазма по поводу этого растения: слишком уж много хлопот оно мне доставило. Вы знаете, что я уже на протяжении недели пою вас противоядием? Оно могло помочь только со временем, потому что вы уже достаточно долго находились под действием яда.
Гермиона снова радостно улыбнулась:
– Но ведь теперь я в безопасности? Видите, все оказалось таким простым! – воскликнула она, не замечая того, как сжались губы Снейпа. – А я ведь уже почти была готова поверить в вашу версию с планом Смерти. Так всегда получается: есть какая-то проблема, и ты ищешь самые сложные пути ее решения, не думая даже о том, что решение может быть элементарным, да и задача может оказаться совсем легкой. Привыкли во всем искать какой-то подвох, какие-то знаки, какой-то скрытый смысл, а ведь его может вовсе не быть.
Снейп ничего не ответил, он по-прежнему стоял, прислонившись к дверному косяку и неодобрительно смотрел на словоохотливую Гермиону.
– Я, знаете, – продолжала она, так и не дождавшись реакции Снейпа, – одного только не понимаю: почему мне снились эти кошмары, мерещились давно умершие люди? Почему они звали меня за собой, говорили о какой-то ошибке?
После недолго раздумья Снейп ответил:
– Вероятно, все дело в вас. Это вы сами говорили себе все это. Очевидно, вы считаете себя виноватой в их смерти.
Гермиона изумленно на него посмотрела но, подумав немного, кивнула:
– Да, так и есть. Вернее, так и было, сразу после войны я чувствовала себя совершенно разбитой и виноватой. Мне казалось стыдным и несправедливым, что я живу, а кто-то, в ком, может быть, гораздо больше нуждаются, умер. Постоянно винила себя, что не смогла никого спасти. Я ведь и целителем стала только для того, чтобы искупить свою вину, спасая людей. Наверное, в глубине души я так себя и не простила. Но как вы догадались? Вы знакомы с психологией?
Лицо Снейпа стало непроницаемым, он молчал, тяжело глядя на Гермиону, и только, уже развернувшись, чтобы уйти, ответил:
– Нет, я знаком с ночными кошмарами, – и быстро покинул комнату.
Самочувствие Гермионы улучшалось с каждым днем, и уже через неделю, в течение которой она исправно принимала приготовленное Снейпом противоядие, девушка была вполне здорова. Во время болезни она ничего другого не желала так сильно, как встать наконец с кровати. Во-первых, ей было неловко из-за того, что она доставляет Снейпу столько неудобств, тем более что он сам не упускал возможности напомнить ей об этом. Во-вторых, ей ужасно надоела та однообразная и невкусная еда, которой кормил ее Снейп. Иногда даже Гермионе казалось, что он специально готовит для нее так несъедобно. Хотя, признаться, следовало благодарить его уже за то, что он не забывал кормить свою подопечную. И в-третьих, Гермионе просто надоело бездействовать, лежа целый день в кровати и развлекая себя размышлениями.
А размышлять было о чем. Взять хотя бы хозяина дома. Конечно, Гермиона и раньше знала, что он совершенно невыносим, но только сейчас, живя с ним под одной крышей и находясь в унизительной зависимости от него, она поняла,
насколько он невыносим. Всегда мрачный и угрюмый, он вечно был чем-то недоволен, постоянно старался задеть ее, принизить, упрекнуть – всегда незаслуженно! – и подчеркнуть и так тяготившую Гермиону зависимость от него. Снейп дома почти ничем не отличался от Снейпа в Хогвартсе, разве что баллов с Гриффиндора не снимал и отработок не назначал. Но ведь в Хогвартсе Гермионе не приходилось проводить с ним столько времени наедине…
Все чаще она, наблюдая за Снейпом, пыталась понять, что могло связывать веселую, жизнерадостную маму Гарри с этим мрачным человеком. Должно быть, с ней он вел себя по-другому. Или же просто кардинально изменился с тех пор.
День своего окончательного выздоровления Гермиона решила отпраздновать вкусным обедом, и с этим возникли предсказуемые проблемы.
– Мистер Снейп, нам надо каким-нибудь образом достать продукты, – смущаясь, сказала она, подойдя к нему.
Он сидел в своем любимом кресле и читал какую-то книгу, изредка делая пометки в блокноте. В комнате, несмотря на солнечную погоду, было темно и сыро: Снейп по непонятным причинам (Гермиона догадывалась, что из-за упрямства) настаивал на том, чтобы занавески и окна были всегда наглухо закрыты.
Снейп поднял на нее сердитые глаза и спросил:
– Зачем? Вы и так получаете пищу каждый день, а оставшихся круп хватит еще надолго.
Если бы только у Гермионы было хоть немного собственных денег, она не стала бы так унижаться перед Снейпом, но, поскольку денег все равно не было, приходилось призвать на помощь все свое спокойствие и попытаться убедить мрачного упрямца, что жить, питаясь одними кашами, невозможно. И как только он сам обходится без нормальной пищи? Он ведь мужчина, как-никак.
– Но, мистер Снейп, – глубоко вздохнув, предприняла она еще одну попытку, – как целитель могу вам сказать, что вредно питаться так однообразно.
– Ну что ж, мисс Грейнджер, раз вам так нужны продукты, можете доставать их где угодно, я не возражаю. Что касается меня, я вполне удовлетворен тем, что ем, – ядовито ответил Снейп.
По его глазам было видно, что он издевается. Гермиона побагровела.
– Но я не могу достать продукты, у меня ведь нет денег.
Теперь в глазах Снейпа явно читался плохо скрываемый триумф.
– В таком случае, я очень сожалею, но вам, по-видимому, тоже придется довольствоваться тем, что имеете. Вы ведь не рассчитываете, что я буду еще и содержать вас, исполняя ваши прихоти? Вы и так доставили мне массу хлопот.
Мерзавец получал искреннее удовольствие от сложившейся ситуации. Гермиона едва сдержалась, чтобы не высказать ему все, что она о нем думает.
– Конечно, – наконец произнесла она. – Вы совершенно правы, я не могу причинять вам еще бóльших неудобств.
Резко развернувшись, она быстро направилась в свою комнату. У нее появился отчаянный план, который ей не терпелось осуществить. В принципе, план был достаточно прост и легко выполним. Вот только Гермиона была не совсем уверена, насколько он был нравственен. Она собиралась ограбить саму себя.
Гермиона при помощи нескольких заклинаний изменила внешность, надела мантию-невидимку и начала тихо спускаться по лестнице, стараясь не привлечь к себе внимание Снейпа. Аппарировать прямо из дома она не могла: как раз накануне Снейп поставил специальные охранные заклинания, не позволяющие аппарировать в дом или из него.
Однако, спустившись в гостиную, Гермиона увидела, что Снейпа в комнате нет, и это очень ее обрадовало. Уже спокойным и уверенным шагом она дошла до входной двери и только успела взяться за ручку, как в дверь тихо постучали. Гермиона от неожиданности подпрыгнула и мгновенно сняла мантию-невидимку. В дверь постучали еще раз, на этот раз более настойчиво.
Из кухни вышел насторожившийся Снейп, очевидно, тоже услышавший стук. Он удивленно посмотрел на изменившуюся Гермиону, которая сделала несколько шагов от двери к нему.
– Что делать? – едва слышно прошептала она, стараясь не обращать внимания на его насмешливый взгляд. – Может, это из Министерства? Насколько я знаю, они делали рейды ко всем Пожирателям смерти после Победы, чтобы конфисковать все запрещенные вещи, имеющие отношения к Темной магии. Если мы им не откроем, они откроют дверь сами.
– Раз уж вы все равно…хм… подкорректировали внешность, – так же тихо ответил Снейп, – откройте и скажите, что здесь сейчас живете вы. Придумайте что-нибудь правдоподобное.
Снейп подтолкнул ошарашенную Гермиону к дверям:
– Давайте же! – приказал он шепотом и встал возле двери.
Гермиона, стараясь унять дрожь в руках, несмело открыла дверь. На пороге стоял темноволосый парень, также заметно нервничавший. Узнав неожиданного гостя, она потрясенно воскликнула:
– Гарри?..
Глава 5Гарри Поттер с удивлением смотрел на нее, явно не узнавая.
– Разве мы с вами знакомы? – спросил он, но потом в его зеленых глазах отразилось понимание, и он сам ответил, голос его при этом звучал немного раздосадовано: – А-а, вы, наверное, догадались по шраму или видели меня в какой-нибудь газете. Меня сейчас все узнают. Я просто не ожидал увидеть здесь кого-то… из нас.
Гермиона уже и забыла, каким измотанным и потерянным он тогда выглядел. Все же победа над Вольдемортом не прошла для него бесследно. Между ними повисло молчание, которое Гарри первым неловко прервал:
– Вы, наверное, родственница профессора Снейпа? – спросил он, но по его тону можно было заметить, что он сам в это не верил.
Гермиону это почему-то задело, она бросила быстрый взгляд на Снейпа, лицо которого выражало явное неудовольствие, и бодро ответила, не забыв при этом немного изменить голос:
– Да, я его… троюродная сестра по отцовской линии.
Снейп и Гарри одновременно приподняли брови: Снейп – насмешливо, Гарри – удивленно.
– По отцовской? – переспросил он. – Так значит вы… Тогда как вы узнали о том, что я – Гарри?
Снейп тихонько хмыкнул, тяжело глядя на Гермиону, и та поняла, что он с наслаждением смотрит на ее мучения и с любопытством ждет, как она выкрутится из положения. Не к месту вспомнился и тот факт, что Снейп не захотел помочь ей с продуктами…
– Вас тоже зовут Гарри, как и моего мужа? – боковым зрением она заметила, что насмешливая улыбка исчезла с лица ее новоиспеченного «мужа». – Я хотела предупредить его, что у нас гости, это, знаете, такая редкость в этом доме.
– Тогда вы, наверное, еще не знаете, что Снейп… его… – Гарри почему-то замялся, затем огляделся по сторонам и тихо спросил: – Я могу войти? Я должен вам кое-что сказать.
Гермиона вопросительно посмотрела на Снейпа, тот, бросая на нее крайне недовольные взгляды, заклинаниями немного изменял внешность, что девушка приняла за положительный ответ на вопрос Гарри. Подождав, пока Снейп закончит свои превращения, Гермиона посторонилась, приглашая гостя в дом.
Гарри вошел, с жадностью рассматривая убогую обстановку дома. Снейпа, все еще стоявшего возле двери с крайне раздраженным выражением лица, он не заметил. Гермиона решила взять инициативу в свои руки.
– Присядете, Гарри? Может быть, вы хотите чаю или… еще чего-нибудь? – роль гостеприимной родственницы Снейпа ей явно не давалась.
– Нет, спасибо, не хочу вас беспокоить, – ответил Гарри, поворачиваясь к ней, и вдруг замер как вкопанный, увидев наконец Снейпа.
Гермиона понимала его удивление: бывший профессор не удосужился замаскироваться как следует и немногим отличался от себя, разве что теперь выглядел еще уродливее, чем раньше. Но самое главное – темные пугающие глаза, ненавидящее выражение лица – все это тоже никуда, к сожалению, не делось. Девушка поняла, что надо как-то спасать ситуацию.
– А вот и мой муж, Гарри. Вы, наверное, тоже удивлены тем, как он напоминает нашего дорогого Северуса. Все наши родственники были поражены, когда в первый раз увидели моего еще тогда жениха, – Гермиона и сама понимала, насколько неуклюже прозвучало ее объяснение, но придумать ничего лучше она не смогла, поэтому предпочла быстро перевести тему: – Так вы хотели что-то нам рассказать?
Гарри все еще смотрел на Снейпа, будто не в силах отвести от него глаз. Снейп в ответ испепелял его взглядом.
– Да сядьте же! – в отчаянии воскликнула Гермиона, указывая на диван. Ей совсем не нравился взгляд Снейпа, и она боялась, что он выдаст их.
Гарри, оторвавшись от Снейпа, неловко сел на диван, Гермиона устроилась рядом. Угрюмый хозяин дома все так же стоял возле двери. Повисло неудобное, напряженное молчание, атмосфера в доме накалялась, что можно было ощутить почти физически. Наконец Гарри решился:
– Я хотел сказать, что… вы, наверное, еще не знаете… профессор Снейп… ммм… Северус… умер.
Гермиона фальшиво прижала ладошку к губам и выдавила из себя неопределенный звук: что-то среднее между удивлением и ужасом. Снейп по-прежнему оставался неподвижен и бесстрастен. Снова повисла неловкая пауза, на этот раз прерванная Гермионой.
– Как это произошло? – пискнула она.
Гарри вздохнул и, поколебавшись, ответил:
– Он попал в автокатастрофу. Мне очень жаль.
Гермиона удивленно посмотрела на него, а затем перевела взгляд на Северуса: тот буквально кипел от злости и возмущения.
– А вы, – продолжил Гарри, – вы были с ним близки? Вы же сейчас живете в его доме, верно? Вы знаете, чем он занимался?
Прежде чем Снейп успел открыть рот, Гермиона быстро ответила:
– На самом деле в последнее время мы почти не общались. Я знаю, что он работал в какой-то школе, учителем химии, вроде бы, но, кажется, далеко отсюда. Поэтому, зная, что он почти не появляется в этом доме, пару месяцев назад мы попросили у него приюта: нам негде было жить.
– И он согласился? – удивленно спросил Гарри.
Гермиона бросила быстрый взгляд на Снейпа: теперь он насмешливо смотрел на нее, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Тем не менее Гермиона довольно твердо ответила:
– Да. Конечно. В детстве мы дружили, и до сих пор оставались в хороших отношениях. Почему он не должен был разрешить нам жить в пустующем доме?
Гермиона с вызовом посмотрела на Гарри, затем на Снейпа. Гарри тем временем недоверчиво изучал книги по магии, стоящие на полках, люстру со свечами и две склянки с зельем, оставленные на тумбочке. Гермиона проследила за его взглядом и побледнела.
– Знаете, – неожиданно сказал Гарри, вставая, – я должен уйти. Еще раз примите мои соболезнования.
Гермиона почти с облегчением смотрела на то, как Гарри подходит к двери, но неожиданно, поравнявшись со Снейпом, он застыл на месте. Гермиона не могла понять, что происходит: Гарри заслонил собой Снейпа, и она могла видеть из-за макушки друга только холодные черные глаза, с триумфом смотрящие на Гарри. Затем Снейп прошипел:
– Руки из карманов. Медленно, чтобы я мог видеть твою палочку.
– Что происходит? – взволнованно воскликнула Гермиона, бросаясь к мужчинам.
Подойдя, она увидела, что Снейп направляет палочку на Гарри, а тот, побледневший, медленно достает свою из кармана робы. В последний момент она скорее почувствовала, чем поняла, что Гарри просто так не сдастся. Не до конца осознавая, что делает, она молниеносно достала свою палочку:
– Экпеллиармус! – как раз вовремя крикнула Гермиона, поскольку Гарри уже успел направить палочку на Снейпа.
Обе палочки – Снейпа и Гарри – оказались у нее в руках.
– Что вы делаете? Вы что, с ума сошли? – заорала она, по-прежнему держа палочку наготове.
– Это не Поттер! – раздраженно выплюнул Снейп.
– Это вы – не родственники Снейпа! – воскликнул в ответ Гарри. – Пожиратели смерти, я прав? Наверное, очень довольны собой, предвкушаете, что отомстите за смерть драгоценного хозяина?
Гермиона с ужасом смотрела на них. Следовало признать, что ей и в голову не пришло, что пришедший мог точно так же, как и они, просто замаскироваться. В любом случае необходимо было выяснить, прав ли Снейп. Лихорадочно она пыталась вспомнить хоть что-нибудь о Гарри, что мог знать только он. Как назло, в голову приходили только всякие глупости, например…
– Если ты действительно Гарри Поттер, отвечай: с кем ты целовался на пятом курсе? – спросила она, стараясь не смотреть на Снейпа.
Гарри был поражен.
– Откуда вы… – начал было он, но тут же взял себя в руки. – С чего вы взяли, что я буду отвечать на ваши вопросы? Кто вы такие?
– Отвечай на вопрос! – внезапно вмешался Снейп. – Позволю себе напомнить, что именно на тебя в данный момент направлена палочка! Или ты хочешь, чтобы ответ из тебя вытаскивали пытками?
Снейп подошел к Гермионе и резко вырвал из ее руки свою палочку, тут же направив ее на Гарри. Герой магического мира настороженно переводил взгляд с одного противника на другого, напряженно думая.
– С Чу Ченг, – вдруг сказал он. – Вы все равно не можете знать правильный ответ: я рассказывал об этом только Рону и Гермионе.
Гермиона с облегчением опустила палочку, в то время как Снейп не шевельнулся.
– Это на самом деле Гарри, – заверила его Гермиона.
– Я знаю, – к ее удивлению ответил Снейп. – Во время наших занятий окклюменцией – как ни прискорбен этот факт – я вынужден был лицезреть некоторые подробности личной жизни всенародно любимого Поттера. Но палочку вы, мисс Грейнджер, опустили слишком рано: неизвестно, что может выкинуть идиот-гриффиндорец, возомнивший себя героем.
Гермиона недовольно поморщилась, но решила сейчас не реагировать на выпады Снейпа. Тем более что она видела, насколько пораженным выглядел Гарри. Сняв с себя заклинание изменения внешности, она шагнула к нему и начала объяснять:
– Ты помнишь, Гарри, на третьем курсе мы пользовались хроноворотом?..
Через некоторое время потрясенный Гарри снова сидел на диване в гостиной Снейпа, не в силах поверить в происходящее.
– Но, Гермиона, – воскликнул он наконец, – ты же сама говорила тогда, что нельзя ничего менять в прошлом. Разве Снейп, восставший из мертвых, – это не большое изменение?
– Никто же не видел его мертвым, – оправдывалась Гермиона, – может быть, я ничего не меняла! Ты же тогда спас нас от дементоров на озере!
– Подожди-ка, но
мы видели его мертвым!
– Но тела потом так и не нашли, и…
– Заткнитесь оба! – взревел Снейп. – Можно было реанимировать меня или нет – это уже не важно. Что сделано, то сделано.
Гермиона и Гарри удивленно посмотрели на него, словно только сейчас заметив его присутствие.
– Я понимаю, Поттер, – продолжил он, – что вас не особо радует мое, как вы выразились, «восстание из мертвых», но…
– Вовсе нет, – вдруг сказал Гарри. – То есть я как раз рад, что вы живы, профессор. После того, как я увидел ваши воспоминания, мне стало вас…
Внезапно Гарри осекся, понимая по изменившемуся лицу профессора, что сказал что-то не то.
– Так вот в чем дело! – тихо прошипел Снейп. – Вам стало меня жаль, не так ли? Поэтому вы пришли сегодня в мой дом: поплакать от жалости над личными вещами бедного, несчастного погибшего профессора Снейпа? Поэтому и вы здесь, мисс Грейнджер? Жалость, еще одна идиотская гриффиндорская черта – как я сразу не догадался? Так вот – вы оба – убирайтесь вон из моего дома вместе со своей жалостью! ВОН!
Снейп с искаженным от гнева лицом подскочил к ним и направил на них палочку.
– Если я еще хоть раз в своей жизни увижу кого-нибудь из вас, вам придется очень пожалеть – и на этот раз себя! – выплюнул он.
– Мистер Снейп, вы делаете ошибку, – начала было Гермиона, но осеклась, столкнувшись с бешеным взглядом Снейпа.
Гарри встал и направился к выходу, потянув за собой Гермиону.
– Ладно, Гермиона, пойдем, – сказал он ей, – если профессор не хочет нас видеть, это его право. Хотя, конечно, очень жаль, что он так ничего и не понял. Пойдем!
Гермиона нехотя пошла за другом, по пути подобрав мантию-невидимку, которая все так же валялась на полу возле двери. И только на пороге она оглянулась на Снейпа. Тот по-прежнему держал палочку направленной на нее и по-прежнему был чрезвычайно разъярен.
– Не забудьте на этот раз свою палочку, потому что больше я вас в свой дом не пущу! – прошипел он сквозь зубы, и Гермионе ничего не оставалось, кроме как закрыть за собой дверь.
Молча они с Гарри прошли весь переулок, каждый погружен в свои мысли. Неожиданно Гарри расхохотался. Гермиона удивленно посмотрела на него, не понимая причину его веселья.
– Просто, – ответил на ее взгляд Гарри, давясь от смеха, – как же это замечательно, что даже после смерти он ничуть не изменился и остался все тем же мерзким, гадким, озлобленным стариной Снейпом! И как же я рад, что ты спасла его!
Гермиона не разделяла его радость, думая о том, что ей теперь делать. Дом Снейпа был единственным местом, где ей можно было находиться, не боясь быть увиденной кем-то. Хотя в этом даже дом Снейпа не помог, подумала она, искоса глядя на Гарри.
– Кстати, ты же понимаешь, что не должен никому говорить, что я здесь и уж тем более что Снейп жив? – спросила она его.
– Конечно, – недоуменно ответил Гарри, перестав смеяться, – могла бы и не говорить. Кстати, что ты собираешься делать? Как я понял, с твоим хроноворотом, который переносит обратно в будущее, какие-то проблемы?
– Ага, – кивнула Гермиона, – проблемы. Его не изобрели. Что я буду делать эти шесть лет, где буду жить, просто ума не приложу.
Гарри немного помолчал, раздумывая, и неожиданно предложил:
– Если хочешь, можешь пожить на площади Гриммо. Дом как-никак принадлежит мне, но жить в нем я определенно не собираюсь.
– Да, я знаю, – растерянно сказала Гермиона и, натолкнувшись на его удивленный взгляд, пояснила: – Не забывай, что я уже прожила эти шесть лет и знаю, где ты будешь и что с тобой будет.
– А что со мной будет? – невинно поинтересовался Гарри. – Да ладно, Гермиона, я никому не скажу!
Гермиона задохнулась от возмущения:
– Но ты и сам не должен ничего знать! Мы же не знаем, к каким последствиям это может привести!..
– Я просто пошутил, – прервал ее Гарри. – Так как насчет моего предложения?
Гермиона задумалась. Она помнила, что после смерти Вольдеморта мистер Уизли предложил Гарри жить у них в Норе, на что Гарри с радостью согласился. А через год, после того, как они доучились пропущенный седьмой год в Хогвартсе, Министерство выделило ему, герою войны, небольшой дом, в котором он и поселился вместе с Джинни. Дом на площади Гриммо, конечно, все так же принадлежал ему, но Гарри никогда больше не упоминал о нем. Так что, по-видимому, у Гермионы не было причин отказываться. Конечно, ее не радовала перспектива жизни в ужасном доме Блэков, где, казалось, каждая вещь была настроена против нее, но выхода все равно не было.
– Хорошо, Гарри, спасибо тебе, – с признательностью ответила она наконец. – Я попытаюсь найти себе какую-нибудь работу, может быть, меня возьмут в больницу Св. Мунго: там наверняка сейчас нужны лишние руки.
– Вот видишь, у тебя уже есть план! Как всегда, – одобрительно отозвался Гарри и, не особенно ожидая ответа, спросил: – А, кстати, кем ты сейчас работаешь?
– Целителем, – неожиданно для него призналась Гермиона и, правильно растолковав его удивленный взгляд, пояснила: – Я сказала тебе это только потому, что именно ты уговорил меня выбрать эту профессию. Странно, да? Как все-таки все взаимосвязано…
– Просто невероятно… – согласился Гарри.
Глава 6Гермиона проснулась от странных звуков, доносящихся снизу: казалось, что кто-то передвигает что-то очень тяжелое. «Может быть, это Кричер затеял перепланировку?» – с сомнением подумала она. Ее рука сама потянулась к волшебной палочке, лежащей на прикроватной тумбочке. Мгновение спустя Гермиона настороженно спускалась по лестнице, крепко сжимая в руке палочку. Звук доносился из гостиной на втором этаже, двери ее были широко распахнуты, и свет, льющийся из нее, освещал небольшую часть коридора, по которому кралась Гермиона. К тому времени, как она подошла к двери, звук неожиданно прекратился.
Осторожно заглянув в гостиную, Гермиона не смогла сдержать возглас удивления: часть противоположной стены, в том месте, где висел портрет одного из предков Сириуса, была отодвинута, открывая проход в секретный подвал, о котором Гермиона не имела ни малейшего понятия. Потрясенная, она опустила палочку и вошла в гостиную. Краем глаза она заметила темную фигуру слева от нее, но не успела поднять палочку, как ее отшвырнуло к стене. Последнее, что увидела Гермиона, прежде чем потерять сознание, – это расплывчатая фигура с направленной на нее палочкой.
Очнувшись, Гермиона обнаружила себя лежащей на диване. В камине полыхал огонь, а возле камина стоял человек в длинной черной мантии. Из-за сильного головокружения девушка не могла понять, кто это. Увидев, что она открыла глаза, человек подошел ближе и она наконец узнала его.
– Вы? – потрясенно спросила она, пытаясь сесть, но, едва она оторвала голову от подушки, комната поплыла у нее перед глазами.
– Лучше не двигайтесь, – холодно сказал Снейп, подойдя вплотную к дивану. – Вы слишком сильно ударились головой о стену. Вероятно, у вас сотрясение.
– Из-за вас, между прочим! – воскликнула она. – Зачем вы меня оглушили? Что вы вообще здесь делаете?
Уже почти два года она жила здесь, на площади Гриммо, отрезанная от мира. Устроиться в больницу безо всяких документов, без внятного рассказа о прошлом ей не удалось: во всей магической Великобритании были приняты дополнительные меры безопасности, ведь еще многие сторонники Вольдеморта оставались на свободе, хотя, к счастью, и не проявляли активности. Конечно, она помнила обо всех этих дополнительных декретах и указах, но, когда она была абсолютно законопослушной и ей не приходилось скрываться, они не ущемляли так сильно ее интересы, потому и не казались такими раздражающими.
Она не могла спокойно гулять по Косому переулку, потому что в любой момент авроры могли проверить ее палочку; она не могла заходить ни в одно магическое заведение, потому что везде были установлены Чары Обнаружения, выводящие на чистую воду всех замаскированных, выпивших полиморфное зелье и даже невидимых магов; она не могла даже пользоваться совиной почтой, чтобы не выдать свое тайное укрытие. В общем, сказать, что жизнь Гермионы налаживалась, определенно было невозможно.
Единственной отдушиной Гермионы все это время был Гарри, навещавший ее каждую неделю по воскресеньям. Даже со школы он сбегал, несмотря на протесты Гермионы и – как всегда – на все школьные правила, чтобы поддержать подругу в мрачном, ненавидящем ее доме на площади Гриммо. Конечно, Кричер больше не оскорблял Гермиону и даже по просьбе Гарри исправно следил за домом, но все же общение только с сумасшедшим домовым эльфом было невыносимым.
Но, самое главное, Гермиона уже два года ничего не слышала о Северусе Снейпе. И вот он стоял перед ней, как ни в чем не бывало, и с привычной издевкой смотрел на нее.
– Пришел поздравить вас со свадьбой, миссис Уизли! – хмыкнул Снейп. – Даже до меня дошли слухи, что вы сегодня вышли замуж.
– И оглушение, надо полагать, было свадебным подарком?
Головокружение Гермионы постепенно прекращалось, и окружающие предметы снова начинали обретать четкость, а мысли – ясность.
– Я все еще жду объяснений, мистер Снейп! – сказала она.
– А с чего вы взяли, что я буду перед вами отчитываться? – скривил губы Снейп.
Гермиона глубоко вздохнула, чтобы не нагрубить бывшему учителю.
– В конце концов, – нарочито спокойно сказала она, – вы ворвались ночью в мой дом.
– Это не ваш дом, – возразил Снейп.
– Это дом моего лучшего друга, и я живу здесь уже два года, – парировала она. – По-моему, это вполне дает мне право считать этот дом своим. И если вы мне сейчас все не объясните, я заставлю вас уйти отсюда, и вы не получите того, что вам нужно, того, что скрывается за потайной дверью, которую вы открыли.
Снейп саркастически приподнял бровь и достал ее палочку из кармана.
– Хотел бы я посмотреть на то, как вы собираетесь меня отсюда выгнать. Впрочем, – добавил он, отдавая ей палочку, – я расскажу вам, зачем я здесь. Возможно, вы владеете необходимой мне информацией, раз уж пришли из будущего. Посмотрите, вам это о чем-нибудь говорит?
Снейп, закатав левый рукав мантии, показал Гермионе свою метку. Гермиона ахнула: метка потемнела, на ней была заметна запекшаяся кровь.
– Что это? – испуганно спросила она. – Почему она?..
– Это я у вас хотел спросить. В вашем времени это так и не выяснили? Или только у меня такая… проблема?
Гермиона встревожено посмотрела на него.
– Я ничего не знаю об этом, мистер Снейп, – призналась она. – Всех Пожирателей, которым не удалось бежать, посадили в Азкабан. Почти все они умерли на третьем году заключения. Многие связывали это с Вольдемортом, говорили, что он наложил на своих слуг какое-то проклятие, что-то из Темной магии, вызывающее их медленную смерть в случае его гибели. Честно говоря, мало кто в это поверил, но другой версии все равно не было. Министерство только разводило руки. В официальном заключении было сказано, что все умершие Пожиратели были сильно истощены и имели крайне болезненный вид в последние дни своей жизни. Но нигде не говорилось о том, что у них творилось что-то неладное с меткой.
Трудно было понять, о чем думает Снейп и какие чувства вызвало в нем ее сообщение. После непродолжительного молчания он произнес:
– Что ж, это возвращает меня к библиотеке Блэков.
– К библиотеке? – изумленно переспросила Гермиона. – Так значит там, за потайной дверью, библиотека? Но как вы узнали? Даже Сириус никогда не упоминал о ней!
– Вероятно, Блэк не придавал ей большого значения или же просто не знал, как открыть дверь. Ведь для этого нужно использовать Темную магию. А я знаю об этом, потому что три года назад в этом доме я нашел дневник Регулуса Блэка.
Когда Гермиона спустилась вместе со Снейпом в подвал, она ахнула от изумления: просторное помещение было заставлено огромными стеллажами с тысячами книг, и лишь в углу стоял небольшой столик с огромным слоем пыли и двухместная скамья рядом с ним.
– Я жила здесь целых два года и не знала об этой библиотеке! – невольно вырвалось у нее. – Да здесь, наверное, столько же книг, сколько в Хогвартсе!
– Не особо обольщайтесь, миссис Уизли. Уверен, что большая часть библиотеки посвящена Темной магии, – заверил ее Снейп.
Но Гермиона его не слышала, как зачарованная, ходила она вдоль стеллажей, жадно вглядываясь в названия книг, едва различимые из-за пыли и паутины.
– Что вы рассчитываете здесь найти? – наконец спросила она.
– Все о проклятиях, которые можно наносить на метки, подобные моей, – ответил Снейп. – В противном случае, боюсь, меня ждет участь слуг Темного Лорда, умерших в Азкабане.
– Так вы считаете, что Вольдеморт проклял вас? – недоверчиво спросила Гермиона.
– Нет. Я считаю, что это сделали так называемые «народные мстители». Кто-то, кто очень пострадал из-за Темного Лорда. Эта метка соединяла нас всех между собой. Если наложить проклятие на метку хотя бы одного из нас, оно коснется всех, у кого есть метка.
Глаза Гермионы расширились. Ведь если предположить, что на метки в принципе можно накладывать проклятия, которые могут нанести вред их носителю, то…
– Но подождите, – сказала вдруг Гермиона, нахмурившись, – если бы существовали такие проклятия, то всех Пожирателей Смерти давно бы уничтожили, еще во время первой войны с Вольдемортом. Зачем это делать сейчас, когда Вольдеморт уже мертв, а война давно окончена?
– Это я и хочу выяснить, миссис Уизли.
– Не называйте меня миссис Уизли, – вдруг попросила Гермиона. – Из ваших уст это звучит совсем дико. Мисс Грейнджер намного привычнее.
– Как скажете, – услужливо ответил Снейп. – А теперь, раз уж я вам все объяснил, может быть, вы отправитесь обратно спать и не будете путаться у меня под ногами в вашей невообразимой сорочке?
Гермиона густо покраснела. Она вовсе не обратила внимания, что на ней только сиреневая фланелевая сорочка в легкомысленный цветочек – подарок Гарри на прошлый день рождения. Он еще шутливо возмущался, что ему приходится дарить ей по два подарка на каждый праздник.
– Простите, – невнятно пролепетала она, пятясь к двери, – я сейчас…
* * *
Когда Грейнджер пулей выскочила из подвала, Северус еще раз закатал рукав и внимательно посмотрел на свою метку.
Это началось три недели назад. Он тогда проснулся от ужасного жжения на внутренней стороне левого предплечья – знакомого ощущения, которое он не испытывал уже два года. Это его не на шутку взволновало. Могло ли это означать, что Темному Лорду снова удалось каким-то чудом остаться в живых? Потом Северус обратил внимание, что эта боль все же другого характера. Она начала, словно сильнодействующий яд, распространяться по всему телу. Северус заметил, что временами стал чувствовать слабость, у него снова появились темные круги под глазами, а иногда начинали дрожать руки. А потом метка стала кровоточить.
Северус перепробовал множество зелий и мазей, чтобы успокоить боль, перечитал не один десяток книг, которые могли хоть как-то пролить свет на странное поведение метки. Все, что он обнаружил, – это упоминание об определенных проклятиях, наносимых на подобные метки и позволяющих влиять на их носителей. Но Северусу катастрофически не хватало информации и, главное, источников ее получения. Ужесточенные меры безопасности, принятые Министерством магии, не позволяли ему, официально убитому бывшему Пожирателю смерти, посещать библиотеки. Не мог он воспользоваться и личными библиотеками знакомых, например, Малфоев. Тогда-то он и вспомнил о дневнике Регулуса Блэка, который он как-то пролистывал в поисках информации о Темном Лорде, информации, которую скрывал от него Альбус Дамблдор. Малфой однажды упомянул брата Блэка, когда ругался с Беллатрисой. Люциус намекнул на то, что еще один братец Беллы не проявлял должного уважения Темному Лорду, разбалтывая всем, что знает какую-то тайну о нем. Северус, взбешенный тем, что Дамблдор доверяет не ему, а дураку Поттеру, цеплялся за любую ниточку, ведущую к тайнам Темного Лорда. Потому он и забрал дневник Регулуса Блэка, когда проник в дом на площади Гриммо, чтобы найти у Блэка хоть что-нибудь, напоминающее о Лили.
К его разочарованию, дневник был слишком старым, Регулус вел его еще подростком. Зато в нем была очень ценная информация о скрытой ото всех библиотеке Блэков. Нетрудно было догадаться, какие именно книги могли коллекционировать Блэки. И это было как раз то, что нужно Северусу.
По правде сказать, он и не подумал, что Грейнджер может жить в доме Блэков. Хотя это было более чем логично: куда еще Поттер мог поселить скрывавшуюся подругу? Признаться, он почти не вспоминал о ней эти два года. Два года абсолютного покоя, тишины и скуки.
Северус настолько не привык жить без дела, что первое время не мог найти себе места. Конечно, он разобрался со своей библиотекой, перечитал многие книги, занимался зельями, следил за событиями магического мира, заказывая Пророк на чужие адреса. Но все это было настолько бессмысленным… Почти все время он сидел дома, который возненавидел еще больше, погруженный в свои безрадостные мысли и воспоминания. И все больше убеждался в том, что не должен был выжить той ночью. И все больше желал своей смерти. По крайней мере, думал, что желал.
Когда же начались проблемы с меткой, он забеспокоился. Казалось бы, раз судьба дает ему еще один шанс умереть, надо с благодарностью им воспользоваться. Не суетиться, не искать лихорадочно выход из положения, не придумывать новые способы исцеления. Просто дать проклятию сделать свое дело. Позволить ему убить себя.
Но оказалось – и это стало самым большим откровением для Северуса – оказалось, что он хочет жить. Он не понимал, зачем ему нужна эта жизнь, ради чего ему вообще стоит жить. Но что-то в нем определенно не желало умирать. И, похоже, это что-то непостижимым образом брало верх над всем остальным. Именно поэтому он сейчас ходил вдоль стеллажей, изучая корешки книг и отбирая те, которые могли бы ему пригодиться.
Странно, но, узнав в оглушенной им девушке гриффиндорскую всезнайку, он почти обрадовался. Все же два года отшельничества дали о себе знать, а Грейнджер была еще не самым худшим объектом для общения. К тому же она могла знать что-нибудь о метках других Пожирателей. Когда он подошел к ней, чтобы привести ее в чувство, он почувствовал небольшой укол совести. Она лежала возле стены, какая-то уставшая и замученная, сбитые непослушные волосы разметались по бледному осунувшемуся лицу, нелепая сорочка задралась, обнажая худые ноги. Сколько ей было лет? Двадцать пять? Чуть больше? Сейчас, лежа без сознания, она выглядела совсем ребенком. Однако этот ребенок спас ему жизнь, и теперь он будет вечно ей должен за это. Древняя магия уже крепко связала их. Интересно, знала ли об этом сама Грейнджер?
Честно признаться, он был удивлен новостью о том, что она выходит замуж за Рональда Уизли. Не то, чтобы он когда-либо интересовался личной жизнью студентов, но, если взять их троицу, было бы логичнее, чтобы она связалась с Поттером. Тот, по крайней мере, был героем, пусть даже и геройство его было основано на везении. Но тупоголовый Уизли? Хотя… Очевидно, все женщины выбирают мужей, руководствуясь какими-то своими, совершенно алогичными правилами. Например, его мать, вышедшая замуж за этого ублюдка, уничтожившего ее и превратившего детство Северуса в ад. Или Лили…
– Мистер Снейп, – прервала его размышления Грейнджер, неожиданно появившаяся у него за спиной, – вы разрешите мне помочь вам? Вы никогда не управитесь с таким количеством книг в одиночку.
Он резко повернулся к ней и, смерив ее тяжелым взглядом, ответил:
– Только в том случае, если вы не будете мне мешать и отвлекать своей болтовней.
– Поверьте, сэр, у меня и в мыслях не было болтать с вами, – холодно парировала она. – Если мне понадобится приятный собеседник, я позову Кричера.
Северус удивленно приподнял брови, наблюдая за тем, как Грейнджер с гордо поднятой головой удаляется в другой конец библиотеки. Она посмела так нагло дерзить ему? Это вызывало скорее интерес, чем раздражение.
– И, кстати,
сэр, – донеслось из-за стеллажей, – если вам интересно, послезавтра из моей лаборатории пропадут ваши записи по зельям, так что, если вы хотите опередить вора, самое время продумать план,
сэр.
– Я полагал, вы сами должны это сделать, – сухо ответил Северус, – раз уж вы оказались такой растяпой и допустили кражу моей работы. Эта ваша вина, вы и должны ее загладить. К тому же, насколько я припоминаю, вы заинтересованы в моих записях не меньше, чем я. Вы же из-за них меня спасли? Ах, да, еще из-за
жалости, я помню. Наверняка, эта самая жалость стала и главной причиной вашего брака с мистером Уизли. Это, очевидно, единственное чувство, которое вы, книжный червь, способны испытывать.
Он и сам не знал, что его так разозлило и почему он был так резок с девчонкой. Просто ему захотелось поставить ее на место. Повисло молчание. Он уже ожидал услышать тихие всхлипывания и приготовился праздновать свою маленькую победу над Грейнджер, как вдруг раздался ее совершенно спокойный голос:
– Нет, просто это единственное стоящее чувство, которое вы, желчный мерзавец, способны вызывать в других людях.
Северус задохнулся от гнева. Выхватив палочку, он стремительно направился к последнему ряду книг, где стояла Грейнджер. Едва повернув за угол, он увидел ее, держащей палочку наизготовку, на лице ее застыла отчаянная решительность. Легко отразив первое его заклинание, она швырнула в него какую-то книгу и, пока Северус уклонялся от нее, обезоружила его.
– Что же вы, – усмехнулась она, подходя к нему вплотную и по-прежнему держа его под прицелом, – за два года утратили всю сноровку? Или это старость так повлияла на вашу реакцию?
Резко подавшись вперед, Северус крепко схватил ее за запястья, выбив при этом палочки из рук, и дернул на себя.
– Ты, кажется, забыла, – прошипел он прямо ей в лицо, – с кем ты разговариваешь, Грейнджер. И на что я способен.
К его удивлению, в ее глазах не было ни капли страха, только презрение, смешанное с чем-то, что он не смог определить. Когда она заговорила, ее тихий голос дрожал от ярости:
– Поверьте, я
помню, на что вы способны. И на что вы
не способны.
Северус какое-то время гневно смотрел на нее и затем, с силой оттолкнув ее от себя, поднял с пола свою палочку и стремительно вышел из библиотеки.
И только когда за ним с грохотом захлопнулась входная дверь и дом заполнился криками матери Сириуса, Гермиона, все еще лежащая на полу, горько заплакала.
Глава 7 Гермиона не спеша шла к замку, с упоением наслаждаясь тихой красотой летней ночи. Как же здорово было снова оказаться здесь, особенно после двух лет заточения в угрюмом, враждебном доме! Конечно, она не проводила там все время: иногда Гермиона гуляла по маггловскому Лондону, где ее никто не смог бы узнать. Но одно дело – суетливый, скучный город, а другое – Хогвартс, величественный, прекрасный, пьянящий своим волшебством. Здесь, казалось, магия витала даже в воздухе, и все было таким… родным, близким. Если бы только она могла сейчас зайти к Хагриду, рассказать ему, на какой отчаянный поступок решилась, объяснить, как одиноко ей было эти два года, пожаловаться на невыносимого Снейпа!.. Хотя Хагрид, насколько знала Гермиона, так и не поверил в оправдание Снейпа, не смог простить ему – пусть даже и вынужденное – убийство Дамблдора. И, конечно, Хагрид не одобрил бы как то, что Гермиона спасла своего бывшего профессора, так и то, что она, несмотря на ужасное поведение Снейпа, сейчас снова намеревалась помочь ему.
Предыдущие два дня, с того самого момента, как Снейп покинул дом Блэков, ее раздирали обида на бывшего учителя и желание ему помочь. Если не с меткой (тайный проход в библиотеку закрылся, едва она вышла из нее), то хотя бы с пропавшими записями. Ведь, во-первых, только она знала, где находятся эти записи, во-вторых, она могла предположить, когда именно они были украдены, а в-третьих, именно она в прошлом допустила их кражу. Потому сейчас Гермиона не спеша шла к замку, скрытая под мантией-невидимкой и абсолютно уверенная в том, что ей удастся скопировать записи до того, как их украдут. Заодно она увидит, кому же могли понадобиться исследования Снейпа.
Дойдя до главного входа, Гермиона с усилием потянула на себя тяжелую дверь и вошла в замок. Проходя по просторному холлу, длинным коридорам, она отметила, что в Хогвартсе все еще оставались следы ужасной битвы, хотя почти все было восстановлено или переделано в тот год, когда Гермиона и ее друзья вернулись сюда, чтобы окончить образование. Именно тогда она впервые попала в личную лабораторию Снейпа, где ей, как лучшей студентке, разрешили готовиться к итоговому экзамену по Высшим Зельям. И именно тогда она нашла тетрадь, исписанную отвратительным, неразборчивым почерком Снейпа, – тетрадь с ценными записями о создании новых зелий. Гермиона присвоила себе эту тетрадь, понадеявшись, что ей удастся завершить работу профессора.
После окончания школы Гермиона осталась в Хогвартсе, чтобы продолжить обучение у Горация Слагхорна и одновременно освоить профессию целителя, помогая мадам Помфри в больничном крыле. Кроме того, у нее появилась возможность и дальше использовать лабораторию Снейпа и продолжать работу над созданием новых зелий. Правда, нельзя сказать, что ей это особо удавалось. Несомненно, Гермиона могла сварить почти любое зелье по уже готовому рецепту, однако способность сочинять новые зелья явно не входила в ее таланты.
В тот злополучный день, когда тетрадь Снейпа была украдена, Гермиона, как всегда, допоздна работала в лаборатории и собиралась оставаться в ней до тех пор, пока глаза не слипнутся от усталости, а сама она не упадет от бессилия. Однако планы ее были нарушены неожиданным появлением Рона и Гарри. Гермиона была очень удивлена их приходом, поскольку мальчики, готовясь стать аврорами, жили в Норе и навещали ее только по выходным, к тому же они виделись только вчера, на праздновании собственной свадьбы, так что особых причин встречаться сегодня, еще и ночью, не было. Но когда Рон признался, что очень соскучился за день по своей новоиспеченной жене и захотел отвлечь ее от «этих идиотских зелий», Гермиона растаяла и приняла их безумное предложение прогуляться в Хогсмид под покровом ночи.
Она тогда аккуратно положила заветную тетрадь на привычное место, в нижний ящик письменного стола, и, наложив на дверь охранное заклинание, ушла с ребятами. На следующее утро обнаружилось, что нижний ящик стола пуст. Кстати, пропажа тетради была не единственным огорчением в то утро, но об этом она сейчас запрещала себе думать: слишком уж болезненными были воспоминания.
И вот теперь, все еще надежно скрытая под мантией-невидимкой, она стояла перед дверью в лабораторию. Убедившись, что заклинание все еще работает, Гермиона улыбнулась: она опередила вора! Сказав пароль, она зашла в лабораторию, освещая себе путь палочкой, подошла к столу и выдвинула нижний ящик. Тетрадь лежала на месте.
Скинув наконец с себя мантию-невидимку, Гермиона зажгла свечу и села за стол, положив тетрадь перед собой. Достав из кармана заранее приготовленную уменьшенную в размерах чистую тетрадь и вернув ей первоначальный вид, она произнесла копирующее заклинание. Ничего не произошло.
– Наверное, Снейп защитил тетрадь от копирования… – задумчиво пробормотала она. – И что же делать?
Перепробовав все известные ей контрзаклинания, Гермиона была вынуждена признать свое поражение.
– И что же делать? – уже с отчаянием повторила она.
Очевидно, выбора у нее не было: единственный способ сохранить записи – переписать их. И сделать это нужно как можно скорее. Но не успела Гермиона переписать и трех страниц, как в коридоре послышались шаги. К ее ужасу, шаги прекратились как раз перед дверью в лабораторию.
– И что дальше? – прошептал кто-то. – Ты знаешь пароль?
– Нет. А что, нужен пароль? – ответил ему другой шепот.
– Естественно! Она всегда хорошо защищает свою лабораторию, – хмыкнул первый.
Гермионе некогда было дослушивать этот занимательный диалог. Рано или поздно воры догадаются просто толкнуть дверь – и увидят здесь ее. Она в панике заметалась по кабинету. Ее ни в коем случае не должны обнаружить! Когда ручка двери зашевелилась, Гермиона почти машинально схватила обе тетради, потушила свечу и бросилась к единственному месту, где можно было спрятаться, – к шкафу. Едва успев забраться в него и притаиться, она услышала, как скрипнула дверь. Сейчас она узнает, кто эти загадочные воры! И действительно, свеча снова зажглась, а Гермиона услышала голос, который никак не ожидала услышать:
– И все же, Рон, я не понимаю, зачем мы сюда пришли, – сказал Гарри Поттер.
– Ты не должен был идти со мной, – пробурчал Рон в ответ. – Я всего лишь попросил твою мантию.
– Я не хотел, чтобы ты во что-то вляпался, – пояснил Гарри. – А теперь, когда мы здесь, я уверен, что ты собираешься во что-то вляпаться. Объясни, зачем мы сюда пришли.
Рон тяжело вздохнул.
– Ты, наверное, подумаешь, что я эгоист и все такое, но я просто не могу больше это терпеть! – горько сказал он. – Ты видел, как она удивилась, когда мы пришли? Как будто я не муж ей и не могу навещать ее, когда захочу.
– Она просто еще не успела привыкнуть, – резонно заметил Гарри, но Рон отмахнулся от него.
– Да дело не в этом. Ей было неприятно, что мы оторвали ее от работы. От ее чертовой работы! – эти слова Рон выплюнул, будто произносил что-то на редкость мерзкое. – Она же просто спит с этой идиотской тетрадкой Снейпа!
– Рон! – с укоризной прервал его друг. – Ты преувеличиваешь. Конечно, ее интересует эта тетрадь, конечно, она много работает в последнее время, но это ведь Гермиона! Как будто это новость для тебя, что она помешана на новых знаниях!
Повисла угрюмая тишина. Наконец Рон признался:
– Я думал, что свадьба все изменит. Что она станет больше времени проводить со мной, будет по вечерам аппарировать к нам, в Нору. И так бы и было, если бы она любила меня больше, чем свою работу. Все из-за этой тетради! – зло выпалил он.
– Ты же не собираешься ничего сделать с тетрадью? – настороженно спросил его Гарри.
– Как раз собираюсь! Я спалю ее! И ты не помешаешь мне сделать это!
– Рон!..
Послышалась какая-то возня, звук выдвигаемого ящика и разочарованный стон. Гермиона немного приоткрыла дверь шкафа и припала к щели: Рон в отчаянии ходил по комнате, затем вернулся к столу, выдвинул остальные ящики – и рухнул на стул, обхватив голову руками.
– Ты понимаешь, что это значит? – вдруг завопил он. – Понимаешь? Она поняла, что я видел, куда она прячет свою дурацкую тетрадь, и решила ее перепрятать. Помнишь, в холле она странно на меня посмотрела и сказала, что ей нужно сходить за мантией? Она придумала это, чтобы вернуться сюда! Ты знаешь, о чем это говорит?
Гарри разозлился.
– По-моему, это говорит о том, что ты спятил! – резко осадил он друга. – Зачем ей нужно было перепрятывать свою тетрадь?
– Потому что она не доверяет мне! – горячо зашептал Рон, выглядел он при этом совершенно сумасшедшим. – Я сказал ей как-то в шутку, что когда-нибудь уничтожу ее тетрадь. И она подумала, что сегодня я это сделаю.
– И была права, верно? Разве ты не для этого сюда пришел?
Рон, стукнув кулаком по столу, вскочил и принялся снова метаться по лаборатории.
– Она не доверяет мне, Гарри, не доверяет! – кричал он. – Иногда мне кажется, что она вообще меня не любит. Она с такой радостью взялась за эту работу! Так легко свыклась с тем, что мы можем видеться только раз в неделю! Да и то, – горько добавил он, – разве я не вижу, как она скучает рядом со мной…
– Нет, Рон, ты что, она… – ошарашено начал было Гарри, но Рон, казалось, даже не заметил, что его перебили.
– Раньше нам было весело вместе, не так ли? Было столько приключений, столько общих целей, совместных дел… Но теперь все изменилось, и мы с ней отдаляемся друг от друга. Она с радостью променяла меня на тетрадку Снейпа, по-видимому, с ней Гермионе интереснее, чем со мной.
Последовала пауза. Один Мерлин знает, каких усилий стоило Гермионе беззвучно сидеть в шкафу, ничего не предпринимая. Наконец Гарри вздохнул и подошел к Рону.
– Я и не знал, что у вас проблемы, – тихо сказал он. – Но я уверен, что со всем можно справиться. И сжигать для этого тетрадь не нужно. Вам просто необходимо поговорить. Я знаю, что Гермиона по-прежнему любит тебя, иначе она не вышла бы за тебя замуж. Ты ведь помнишь еще об этом? Просто завтра поговори с Гермионой. А теперь давай вернемся в Хогсмид и поспим немного.
– В Хогсмид? – медленно повторил Рон. – Да-да, в Хогсмид. Только я не хочу спать. Знаешь, чего я хочу сейчас больше всего? Напиться до чертиков!
Гарри начал было возражать, но Рон не слышал его. Угрюмо бормоча что-то себе под нос, он стремительно вышел из лаборатории, и Гарри не оставалось ничего, кроме как последовать за ним. Когда за ними захлопнулась дверь, Гермиона медленно сползла по стенке шкафа.
– Какой кошмар! – прошептала она.
– Я тоже так считаю, – раздался ядовитый голос справа от нее.
От неожиданности Гермиона дернулась и, потеряв равновесие, вывалилась из шкафа. Вслед за ней из убежища вышел высокий парень, показавшийся ей смутно знакомым.
* * *
Вернувшись домой два дня назад, Северус не мог найти себе место от ярости. Что эта наглая девчонка о себе возомнила? Как она только посмела так разговаривать с ним? Проклиная Грейнджер, он не сразу заметил, что метка снова начала кровоточить. Чертыхаясь, Северус дрожащими руками обработал ее зельем и, обессиленный, тяжело опустился в кресло в гостиной. Злость внутри него постепенно сменялась усталым безразличием. Не стоило тратить столько энергии на возмущение поступками Грейнджер. Есть более важные проблемы, требующие решения. Та же метка, например. Правда, теперь придется искать другой источник информации, поскольку в чертов дом Блэка он больше не вернется. Разве только убедившись, что несносной девчонки там нет.
Но сейчас даже не это было самой главной и безотлагательной проблемой. Грейнджер сказала, что послезавтра его записи о незаконченных зельях будут украдены из ее лаборатории. Возможно, девчонка и сама, мучаясь угрызениями совести, предотвратит утрату ценной тетради. Однако полагаться на столь неуравновешенную, заносчивую особу Северус был не намерен.
Потому следующей же ночью он отправился в Хогвартс, где, как он узнал из Пророка, продолжала свое обучение мисс Грейнджер. Нетрудно было догадаться, что ее лаборатория – это не что иное, как его собственная лаборатория. Зная каждый секретный проход в замке, каждое потайное укрытие, Северус без проблем пробрался к лаборатории никем не замеченный. Хотя, безусловно, сыграло свою роль и то, что мало кому могла прийти в голову идея ночью гулять по подземельям. Но, к неудовольствию Северуса, дверь в лабораторию находилась под охранным заклинанием. Чтобы войти внутрь, нужно было знать пароль.
На самом деле, он вполне предполагал нечто подобное, потому в кармане его мантии была припасена бутыль с Полиморфным зельем, сваренным за время двухлетнего сидения дома без особого дела. Через несколько часов, когда замок вновь ожил и загудел, Северусу, выжидающему в тайной нише неподалеку от лаборатории, удалось достать при помощи отрезающего заклинания несколько волос проходящего мимо слизеринца-семикурсника, обладающего такой же комплекцией, как у него. Дальше последовал целый день тайного наблюдения за дверью лаборатории. И только к вечеру его усилия увенчались успехом: ему удалось подслушать пароль, тихо произнесенный Грейнджер. Узнав пароль, Северус вернулся в свое укрытие, чтобы дождаться ухода Грейнджер и проникнуть в лабораторию. Но коридоры становились пустыннее, замок погружался во тьму и тишину, а девчонка все не выходила.
Избавление пришло в виде Поттера и Уизли. Появившись словно ниоткуда прямо перед дверью лаборатории, они прошмыгнули внутрь и через несколько минут вышли оттуда уже с Грейнджер. Северус отчетливо услышал слово «Хогсмид», когда они проходили мимо его укрытия. «Что ж, – подумал он, – у меня будет достаточно времени, чтобы скопировать записи». Естественно, он понимал, что о краже тетради не могло быть и речи, ведь это повлекло бы за собой изменения в будущем. Поэтому Северус, войдя наконец в старую лабораторию и призвав свою тетрадь (кстати говоря, он еще в юности заколдовал ее так, чтобы только он мог это сделать), снял с тетради все защитные чары и скопировал ее. Затем, восстановив чары и вернув тетрадь на место, он уже собирался уходить, как вдруг услышал чьи-то осторожные шаги, затихшие возле двери. Северус тут же наложил на дверь охранное заклинание, которым запирала дверь Грейнджер, и, недолго думая, забрался в шкаф, аккуратно прикрыв за собой дверь, оставив небольшую щель, чтобы можно было узнать, кто посмел посягнуть на его тетрадь. Однако наглым вором оказалась Грейнджер. Северус хотел было выйти, но ему стало интересно, как она справится с копированием защищенной тетради. Поэтому, когда в лабораторию проникли Поттер и Уизли, а самой Грейнджер пришлось разделить с ним убежище, он все еще находился в шкафу. И был вынужден выслушивать жалкие стенания глупого мальчишки. К тому времени, как все наконец прекратилось, наглые гриффиндорцы покинули лабораторию, а Грейнджер неуклюже вывалилась из шкафа, Северус был уже порядком раздражен. Услышанное только что давало основания полагать, что Грейнджер расстроится, и сейчас он, возвышаясь над ней и строго глядя в ее полные слез глаза, с неудовольствием понял, что его ожидает еще одна истерика.
Однако, увидев его, Грейнджер, похоже, передумала рыдать. В ее глазах отразилось недоумение, затем в них промелькнула догадка.
– Мистер… Снейп? – недоверчиво спросила она. – Это вы?
Подобное поведение показалось Северусу странным, но потом он вспомнил, что до сих пор находится под действием Полиморфного зелья. Но тогда как она?..
– Ваш голос, сэр, – пояснила Грейнджер, словно отвечая его мыслям, – его ни с чем невозможно спутать. Но как вы здесь оказались? Как вы узнали, что моя лаборатория находится в Хогвартсе?
– Благодаря Пророку вся Англия в курсе и более интимных подробностей вашей личной жизни, мисс Грейнджер, – ответил Северус. – Но только что я, похоже, стал обладателем и вовсе сенсационных сведений. Я не ошибусь, если предположу, что ваш брак оказался недолговечным?
– Не ваше дело, – отрезала Грейнджер, поднимаясь с холодного пола.
Подойдя к столу, она опустилась на стул и закрыла лицо руками.
– А, наконец осознали, что только что натворили? – ехидно спросил Северус. – Как вы могли украсть тетрадь? Вы же изменили будущее, причем ваше собственное будущее!
– Ничего я не изменила, – устало произнесла она, тяжело вздыхая. – Так и должно было случиться. Наутро Рон, пьяный и расстроенный, пришел ко мне «выяснять отношения». Он такое мне тогда наговорил… Мы с ним месяц после этого не общались. О, Мерлин, и это я во всем виновата! Я сама все испортила!
И Грейнджер все же расплакалась. К слову сказать, плакала она не очень раздражающе: беззвучно, не хлюпая носом и не ища у него сочувствие. Но все равно смотреть на ее чуть подрагивающие плечи было неприятно.
– Прекратите эти рыдания, – сказал наконец Северус, скривившись. – Ничего катастрофического не произошло. Уверен, что эта небольшая размолвка на пустом месте не сильно сказалась на ваших дальнейших счастливых отношениях с Уизли.
Девчонка резко подняла голову и с яростью посмотрела на него.
– Да что вы можете знать об отношениях?! – воскликнула она. – У вас никогда…
– Грейнджер! – рявкнул Северус, перебивая ее. – Вы постоянно мне хамите! Попридержите-ка лучше свой язычок…
– А не то что? – запальчиво спросила выскочка.
– А не то я… – Северус запнулся, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног.
Заметив, как он побледнел, Грейнджер нахмурилась и подошла к нему.
– Мистер Снейп, с вами все в порядке? – озадаченно спросила она – и еле успела подхватить теряющего сознание Северуса.
И только усадив его на стул, Грейнджер обнаружила, что левый рукав его мантии был пропитан кровью.
Глава 8Гермиона была в панике, мучаясь от собственного бессилия. Уже три дня Снейп не приходил в сознание; словно в лихорадке, он метался в кровати, а кровь, идущую из метки, с каждым разом было все труднее остановить. И Гермиона не имела ни малейшего понятия, что делать дальше.
Гарри, разбуженный в ту злополучную ночь совой, которую Гермиона отправила прямо из Хогвартса, помог ей доставить бывшего профессора на площадь Гриммо и теперь каждый вечер заходил проведать его. Однако он тоже был в полном недоумении по поводу происходящего. В то же время из Азкабана стали приходить первые сведения о смерти заключенных, что заставляло друзей торопиться с поиском лечения Снейпа.
– Может, отвезти его в Мунго? – в сотый раз предложил Гарри.
– Я уже тебе говорила, там ему ничем не помогут, – удрученно ответила Гермиона. – Не забывай, что я и сама целитель, но о таком случае слышу впервые. Если бы в Мунго сталкивались с этим ранее, мне было бы это известно.
– Но если Пожиратели, сидящие в Азкабане, мучаются так же, как и Снейп, почему им не пытаются оказать помощь? Они, конечно, сволочи и подонки, но все же…– резонно заметил Гарри. – Может, их все же лечат, просто держат это в секрете?
Гермиона раздраженно прошлась по спальне Снейпа, в которой они сейчас находились.
– Отлично же в таком случае вылечили Пожирателей, раз они все умерли, – зло сказала она.
– Все Пожиратели умерли? – Гарри ошарашено посмотрел на нее. – Ты мне этого не говорила. В таком случае наши дела совсем плохи.
Внезапно Гермиону осенило:
– Не все Пожиратели умерли! По крайней мере, я точно знаю одного, который остался в добром здравии. Я даже не слышала о том, что он болеет! – в волнении произнесла она. – Я думаю, Гарри, самое время навестить Малфой-мэнор!
После битвы отношения между семьей Малфоев и Гарри стали намного терпимее, чем раньше, но все же их нельзя было назвать дружественными. Друзьям было известно, что Малфой собирается выгодно жениться – об этом трубили все газеты – но больше они ничего о бывшем однокурснике не слышали. Однако они знали, что он продолжал жить с матерью в Малфой-мэноре.
Посовещавшись, Гарри и Гермиона решили, что не будут предупреждать Малфоя о визите Гарри (Гермиона собиралась воспользоваться мантией-невидимкой), чтобы не дать Драко возможность увильнуть от встречи. Потому они, наплевав на правила хорошего тона, аппарировали прямо к поместью Малфоев.
Хотя с этим замком у Гермионы были связаны не лучшие воспоминания, она не могла не поразиться его красотой и величественностью. «Немудрено, что Малфой, выросший здесь, всегда ходил задрав нос», – подумала она. Появившийся на звонок в колокольчик домовик, узнав Гарри Поттера, с большим почтением поклонился ему, немедленно открыл ворота и вызвался проводить в дом. Едва они переступили порог замка, к ним вышла Нарцисса, выглядевшая изрядно измученной, словно не спала уже несколько дней.
– Мистер Поттер, – настороженно произнесла она с деланной улыбкой. – Рада видеть вас в своем доме. Однако чем вызван ваш неожиданный визит?
Вглядываясь в бледное лицо хозяйки замка, Гермиона поняла, что та не на шутку встревожена. Показная вежливость не могла скрыть страх, затаенный в ее глазах.
– Миссис Малфой, извините, что я пришел к вам без предупреждения, – в тон ей ответил Гарри, – но мне срочно нужно поговорить с вашим сыном. У меня к нему очень важное дело.
Гермиона могла поклясться, что Нарцисса побледнела еще больше, но все же сумела взять себя в руки и спокойно сказать:
– К сожалению, Драко сейчас во Франции и вернется не скоро. Так что, прошу меня извинить, но…
– Он болен, да? – неожиданно прервал ее Гарри. – И его метка кровоточит?
Нарцисса от удивления пошатнулась, ее глаза широко раскрылись.
– Как ты узнал? – прошептала она, забыв о манерах. – Что ты вообще знаешь об этом?
– Я хочу осмотреть Малфоя, – шепнула на ухо Гарри Гермиона.
– Я расскажу вам все, что знаю, если вы разрешите мне взглянуть на Драко, – твердо сказал Гарри. – Мне нужно кое-что… проверить.
Гермиона одобрительно посмотрела на друга: он вел себя так самоуверенно, будто он действительно знал что-то важное. Нарцисса же, после недолгого колебания, кивнула:
– Ступайте за мной. Если это сможет помочь Драко…
После прохождения многочисленных лестниц и коридоров Нарцисса привела их в удивительно светлую, оформленную в зеленых тонах спальню, большую часть которой занимала огромная кровать с задернутым балдахином. Нарцисса осторожно отдернула его, и друзья увидели осунувшегося Малфоя. Его трясло, как и Снейпа, на лбу проступила испарина, губы были искусаны в кровь, в открытых глазах была пустота; левое предплечье его было аккуратно перебинтовано, но сквозь перевязку уже проступала кровь. Увидев ее, Нарцисса судорожно вздохнула и стремительно вышла из комнаты.
Воспользовавшись отсутствием матери Драко, Гермиона подошла к нему, осмотрела его глаза, потрогала лоб и руки и тихо сказала Гарри:
– По-моему, ему еще хуже, чем Снейпу. Реакция зрачков пропала, он совсем ледяной. Честно говоря, я надеялась, что Малфой нашел лекарство и с ним все в порядке. Я вообще думала, что он как-то причастен к такому поведению меток Пожирателей, поскольку… – Гермиона осеклась, когда услышала шаги Нарциссы.
Все так же игнорируя Гарри, Нарцисса подошла к кровати, села рядом с сыном и, развязав бинт, обработала метку принесенным зельем и снова наложила повязку. На этот раз повязка вышла не такой аккуратной.
– Он ведь обещал, что кровотечение остановится! – устало прошептала она скорее себе, чем Гарри.
Когда Нарцисса закончила перевязку, Гарри спросил:
– Вы вызывали целителя?
Та повернулась к нему:
– Да, и не одного. У нас достаточно связей, чтобы вызвать лучших в мире целителей, но ни один из них не помог Драко, – ее голос дрогнул. – Я отказалась поместить его в закрытый госпиталь, поскольку вижу, что целители не способны вылечить сына. Они даже не знают, что с ним!
– А вы знаете? – резко спросил Гарри.
Нарцисса недоуменно посмотрела на него:
– Мне казалось, ты объяснишь, что с моим сыном. Иначе откуда ты знаешь симптомы?
– Мне известно немного, – виновато ответил Гарри, вздохнув, – я знаю, точнее, думаю, что это какое-то заклинание, которое накладывается на Черную метку одного из Пож… хм… приверженцев, но влияет на всех носителей метки. Темномагическое заклинание, естественно.
Все время, пока Гарри говорил, Нарцисса внимательно его слушала, а когда он закончил, нервно спросила:
– Это как-то связанно с недавней смертью некоторых узников Азкабана?
Ее муж сидит в Азкабане, вспомнила Гермиона, и в отличие от Драко, ему помощи ждать неоткуда. Кажется, Люциус скончался одним из первых…
– Напрямую, – честно сказал Гарри. – Мне жаль, миссис Малфой, но это все, что я знаю. Я надеялся, что вы хоть что-то проясните.
Нарцисса поднялась с кровати и медленно подошла к окну. Повисла гнетущая тишина, прерываемая тихими стонами Малфоя.
– Библиотека, – шепнула Гермиона Гарри.
– Миссис Малфой, может быть, вы разрешите мне поискать информацию в вашей библиотеке? – нерешительно спросил парень.
Нарцисса все так же молчала, отвернувшись к окну.
– Поймите, – уже тверже сказал он, – у нас осталось совсем мало времени, мы можем потерять…
– Хорошо, – резко прервала его миссис Малфой, – делайте, что хотите, Поттер. Я предупрежу эльфов, чтобы они пустили вас в нашу библиотеку.
– Спасибо… тогда я пойду? – спросил Гарри, пятясь к двери, и, не дождавшись ответа, уверенно пообещал: – Я сделаю все возможное, чтобы помочь вашему сыну, миссис Малфой.
Женщина только тяжело вздохнула.
– Всегда поражался тому, как сильно она любит сына, – признался Гарри, когда они с Гермионой, сопровождаемые эльфом, дошли до библиотеки.
– Все матери любят своих детей, – пожала плечами Гермиона, – какими бы ни были их дети… и какими бы ни были сами матери.
– И как же мы здесь что-нибудь найдем? – обреченно спросил Гарри, войдя в огромную, почти как в Хогвартсе, библиотеку.
Гермиона хмыкнула.
– Можешь не волноваться, у меня в этом приличный опыт.
В течение последующих нескольких часов друзья пересмотрели гору старинных книг по Темной магии, но так ничего и не нашли. Когда Гарри взвыл от усталости и напомнил Гермионе о том, что Снейп остался один, она переполошилась и согласилась отложить поиски до завтра.
На площадь Гриммо они вернулись поздно вечером. Убедившись, что состояние Снейпа не ухудшилось, Гарри сбежал домой, к Джинни, которой солгал, что готовится к заключительным экзаменам в Школе авроров. На самом деле его и Рона соглашались принять в Аврорат и без диплома, но друзья захотели еще год остаться в беззаботной жизни студентов, и сейчас оканчивали ускоренные курсы.
Гермиона, оставшись одна, поменяла перевязку Снейпу, с трудом напоила его восстанавливающим зельем и устало опустилась на кресло возле кровати.
– Почему с тех пор как я вас спасла, нас преследуют неприятности? – удрученно прошептала она, прикрыв глаза. – Еще немного, и я начну верить в вашу теорию о планах Смерти…
Она посмотрела на беспокойное лицо мужчины; оно было испещрено морщинами, под глазами залегли глубокие тени, тонкие губы изогнуты от боли. Несмотря на то, что Снейпа и в лучшем-то состоянии нельзя было назвать привлекательным, от его лица невозможно было оторвать взгляд: оно притягивало какой-то внутренней силой, тайной, которой была покрыта личность Снейпа. Внезапно его глаза распахнулись, и Гермиона, вздрогнув от неожиданности, бросилась к нему:
– Профессор? Сэр? Вы меня слышите?
Но, как бы она ни старалась достучаться до сознания Снейпа, глаза его были так же пусты, как и глаза Малфоя. На секунду, когда ей удалось поймать взгляд Снейпа, Гермионе показалось, что он на самом деле видит ее. Это придало ей уверенность, и она упорно продолжала:
– Послушайте меня. Попытайтесь успокоиться, я здесь, я рядом, я не дам вам умереть, – напевно произносила она, вспоминая, как учили ее вести себя с пациентами в подобном состоянии. – Все будет хорошо, слышите? Старайтесь зацепиться за мой голос, я – в настоящем, а то, что вы сейчас видите и чувствуете, – это всего лишь ваши галлюцинации.
Уговаривая его, она для удобства присела рядом с ним на кровать и машинально взяла за руку, отметив, что она становится холодной.
– Не бойтесь, я выведу вас из ваших кошмаров, – успокаивающе продолжала Гермиона. – Вы сильный человек, вы обязательно справитесь, вам просто нужно прийти в сознание…
Гермиона еще долго продолжала бормотать подобную ерунду, пока не заснула, усыпленная собственным голосом.
Проснулась она под утро, лежащей на руке Снейпа, за которую по-прежнему крепко держалась, и сразу заметила положительные изменения в состоянии бывшего профессора: он больше не метался, грудь его мерно поднималась и опускалась, лицо было вполне спокойно, не искажено гримасой боли, да и рука, которую держала Гермиона, потеплела. «Неужели подействовали мои гипнотические уговоры?» – удивленно подумала она. Как бы там ни было, Снейпу действительно стало лучше, и сейчас он, похоже, просто спал.
Гермиона задумалась над причиной улучшения. В то, что Снейп излечился сам по себе, не верилось: как показывала целительская практика, просто так ничего не случается. Восстанавливающее зелье вряд ли дало бы такой результат, поскольку оно лишь позволяло поддерживать силы. Может, и правда удалось достучаться до сознания Снейпа?
Гермиона решила внимательно осмотреть его: приоткрыла глаза, проверяя реакцию, посчитала пульс, потрогала лоб, руки… Стоп! С руками было что-то непонятное: та рука, которую держала ночью Гермиона, была вся теплой, как, впрочем, и лоб, другая же рука оставалась холодной. Гермиона нахмурилась, пытаясь вспомнить, где читала о таком. Ответ пришел неожиданно и сильно ее поразил: «Сказочная книга Сказок»!
После того, как Дамблдор завещал ей «Сказки барда Биддля» и она осознала, насколько маггловское воспитание мешает ей стать по-настоящему своей среди волшебников, Гермиона начала изучать все, что было связано с магами и чему не учат в школе, поскольку каждый ребенок, рожденный в магической семье, знает это с детства: традиции, приметы, песни, поговорки, шутовские стихи и, конечно, сказки. Как и говорил Рон, авторство почти всех сказок приписывалось барду Биддлю, однако в Хогвартской библиотеке на своем последнем году обучения Гермиона нашла «Сказочную книгу Сказок», которая отличалась от других собраний: имя Биддля нигде не упоминалось, в ней не было картинок, а сами сказки были несколько… странноваты. Это были скучнейшие истории без особо глубокого смысла, но содержащие тщательные описания составов зелий злых колдуний, рецептов еды, поглощаемой главными героями, способов победы добрых персонажей над злыми.
В одной из сказок, насколько помнила Гермиона, злая колдунья превратила прекрасную чародейку в ледяную статую, подсунув ей заколдованные ножницы, о которые порезалась героиня. Чародей – жених прекрасной чародейки «силой любви» пробудил возлюбленную от «ледяного сна», «согрев ее теплом своего горячего сердца». В одну ночь он целовал ей руку, и наутро рука снова стала теплой, во вторую – другую руку, в третью – ногу, и так далее. В конце концов, он поцеловал ее в губы, и чародейка ожила, а потом они вместе жестоко расправились со злой колдуньей.
Конечно, это была всего лишь глупая сказка, к проблеме Снейпа не имеющая никакого отношения, но все же бросалось в глаза определенное сходство ситуаций. Во-первых, причиной болезни стал порез отравленными ножницами – чем не заклинание, посланное на метку? Во-вторых, и чародейка, и Снейп находились в состоянии «ледяного сна». В-третьих, у чародейки оживала та часть тела, которую целовал ее жених, у Снейпа же потеплела именно та рука, за которую держалась Гермиона и которую она использовала в качестве подушки; кто знает, может, во сне она случайно коснулась руки Снейпа губами? А в-четвертых, это было таким легким и, к тому же, на данный момент единственным способом разрешения ситуации, что Гермиона с радостью за него ухватилась.
Если все, что нужно сделать Гермионе, чтобы спасти Снейпа, это поцеловать его, то она справится с этим. Или нет? Гермиона покосилась на спящего Снейпа. «Представляю, как он рассердится, если я поцелую его», – кисло подумала она. Да и, честно говоря, ее саму не очень радовала перспектива целовать грозного Мастера зелий, который все время издевался над ней. Но, в конце концов, вдруг это поможет? Она, как профессиональный целитель, может и попридержать личные антипатии. Снейп же все равно без сознания, он ничего не узнает. Вот сейчас она быстренько сделает это, и станет ясно, поможет ли сказка в лечении Снейпа или нет.
Уговаривая себя, Гермиона медленно склонялась над лицом мужчины, приближаясь губами к его губам. «Давай же, Гермиона, – подбадривала она себя, – все равно никто никогда об этом не узнает…»
– Гермиона? – раздался за ее спиной неуверенный голос Гарри.
Глава 9– То есть ты считаешь, что достаточно тебе будет сейчас поцеловать Снейпа, и он, словно спящая красавица, очнется? И будет жить долго и счастливо? – голос спасителя волшебного мира был полон ядовитого сарказма. – Ты действительно в это веришь?
Гермиона виновато вздохнула. Надо было признать, что, пересказанная Гарри, эта версия потеряла остатки правдоподобия. Но каким же жестким и язвительным стал ее друг! И почему она не замечала этого раньше? Гермионе вдруг показалось, что она совсем не знала его.
– Ну, я просто… решила попробовать, – вяло пробормотала она, за что получила от Гарри подозрительный взгляд.
– А может, ты просто хотела поцеловать Снейпа и решила воспользоваться удачным случаем? – неожиданно спросил он.
Гермиона опешила.
– Гарри, да как… как ты только мог?.. – постепенно она начала раздражаться. – С чего ты вообще взял, что я могу хотеть поцеловать Снейпа?
Гарри внимательно на нее посмотрел, но ничего не ответил. И такое его поведение было тоже новым для Гермионы.
– Когда ты так изменился, Гарри? – тихо спросила она. – Я не помню тебя таким.
– А каким ты меня помнишь? Что ты вообще можешь знать обо мне? – после непродолжительного молчания ответил он. – В самом деле, Гермиона, я хоть и защищаю тебя перед Роном, но мне и самому иногда кажется, что тебя – прошлую тебя – намного больше волнуют научные исследования, чем друзья. Неужели ты не замечала тогда, что очень отдаляешься от нас? Мы меняемся, взрослеем, у нас появляются новые интересы – и только ты будто не замечаешь всего этого, запираясь у себя в лаборатории. Признайся, в будущем мы останемся такими же друзьями, как были раньше? И как долго выдержал Рон такую жизнь с тобой?
Если вначале Гермиона растерлась от такого откровенного разговора, то последние слова вывели ее из себя: Гарри, как и Снейп, думает, что ее брак с Роном оказался несчастливым – и обвиняет в этом ее!
– Значит, ты считаешь, что это я виновата в том, что у нас с Роном не все так замечательно? – со злостью спросила она. – Какое право ты имеешь так говорить? Как будто это я, а не он, напиваюсь каждый вечер с друзьями, будто это я изменяю ему, будто это я настропаляю всю свою семью против него! Нет, Гарри, я-то как раз стараюсь не замечать всего этого, закрываю на все глаза, словно так и надо, словно у всех так, и только ночью – совершенно одинокая, забытая всеми, даже тобой! – позволяю себе поплакать над своей неудавшейся жизнью! Я не виновата, что не хочу быть новой версией Молли Уизли для Рона, не виновата, что хочу приносить какую-то пользу, и уж тем более не виновата, что моя работа получается у меня куда лучше, чем у этого рыжего безответственного недотепы!
Выпалив все это в лицо ошарашенному Гарри, Гермиона решительно наклонилась к Снейпу, грубо поцеловала его в губы и, не увидев никакого результата от своего действия, стремительно покинула комнату. Даже не пытаясь сдерживать слезы, она добежала до своей спальни, громко захлопнула за собой дверь и, обессиленная, упала на кровать. Возможно, в словах друга и был какой-то смысл, но ведь она не была так сильно виновата, как Рон. И почему никто не хотел этого признавать, даже в ее время? Все сочувствовали Рону, все жалели Рона, все любили Рона, а она будто оказалась выброшенной, никому не нужной и никем не понятой. Конечно, ведь его стремление к домашнему уюту, стандартной семье с кучей маленьких рыженьких Ронни и покорной женой-наседкой было так понятно, а ее собственные мечты о спасении жизней, о важных открытиях казались такими тщеславными и неосуществимыми! Может, только из-за этого она и решилась на всю эту авантюру со спасением Снейпа: ей хотелось вновь почувствовать себя нужной, деятельной,
живой. И ее друзья сами виноваты в том, что не захотели понять ее, что сами лишились юношеского рвения и погрязли в своем уюте! Поэтому и сейчас Гарри не понял ее желание поверить в чудо и нашел такое простое и банальное объяснение ее поступку. Как ему вообще пришло в голову, что она хотела поцеловать Снейпа? Будто она может испытывать к этому мерзкому, сальноволосому, саркастичному, неблагодарному существу какое-то влечение! Пусть он намного умнее и образованнее всех ее знакомых вместе взятых, пусть он невероятно сильный человек и безумно талантливый волшебник, пусть он, несмотря на свое гадкое поведение, все равно дарит чудесное ощущение защищенности и уверенности… Пусть он намного больше напоминает ее идеал мужчины, нежели Рон…
Последнее открытие так ошарашило Гермиону, что она даже перестала плакать и оторвалась от мокрой подушки. Неужели Снейпа можно рассматривать как какой бы то ни было идеал мужчины? Неужели его вообще можно принимать за мужчину, с которым могут быть какие-либо отношения? Неужели его можно… полюбить? Не бояться, не жалеть, не уважать, не восхищаться им, а любить? И каким бы он был мужем? Винил бы он ее за глупые мечты стать великим целителем, совершить революцию в целительстве? Приходил бы он домой утром, пропитанный запахом огневиски, дыма и приторных, пошлых духов? Лез бы он к ней со слюнявыми поцелуями и грубыми, эгоистичными ласками по ночам, когда она пытается прийти в себя после тяжелого дежурства, после неудачной попытки спасения чьей-нибудь жизни? И вообще, что такое муж и для чего он ей, Гермионе Грейнджер, вечно взлохмаченной заучке, книжному червю, нужен?
Погруженная в свои размышления, она не сразу услышала нерешительный стук в дверь. Поднявшись с кровати и торопливо вытерев еще не успевшие высохнуть слезы, Гермиона открыла дверь и посмотрела в виноватые, такие понимающие глаза Гарри. И в следующее мгновение они одновременно сжали друг друга в крепком объятии, будто вернувшись в прошлое, в школьные годы, в свою палаточную жизнь, когда не было между ними никаких недомолвок, когда они понимали друг друга с полувзгляда, когда будущая жизнь, хоть и была под угрозой, но вопреки всему представлялась радужной, веселой, счастливой… Так они простояли какое-то время, не нуждаясь в словах и объяснениях, в молчаливом взаимопонимании и прощении, пока не услышали голос, доносящийся из гостиной на втором этаже:
– Мистер Поттер! Вы здесь?
– Это Нарцисса Малфой, – узнал Гарри. – Я сказал ей, что часто здесь бываю. Стой здесь, я узнаю, что ей нужно.
Гермиона подошла ближе к лестнице, ведущей на нижние этажи, чтобы все услышать.
– Что-то случилось, миссис Малфой? – донеслось из гостиной.
После непродолжительной паузы, во время которой Нарцисса, вероятно, собиралась с силами, раздался приглушенный ответ:
– Люциус умер. Мне только что сообщили. Драко становится все хуже, и я боюсь, что… – Нарцисса снова замолчала. – Я могу войти к вам? Мне нужно поговорить.
Получив согласие, Нарцисса вышла из камина и, заламывая руки, принялась ходить по гостиной. Гарри с сочувствием наблюдал за ней, но молчал, ожидая, когда она начнет разговор сама.
– Гарри, – неожиданно произнесла она, – я понимаю, что у вас нет особых причин доверять мне, а у меня нет прав заставлять вас снова помочь мне. Вы и так уже достаточно сделали для меня и моей семьи, и я никогда не забуду этого. Не перебивайте меня! Мы совершили много ошибок в прошлом и, возможно, то, что сейчас происходит, это справедливая расплата за них. Я могу смириться со смертью мужа, я способна лишиться всего нашего состояния и положения в обществе, я готова даже сама умереть, если это так необходимо, но смерть своего сына я не перенесу. Он ведь меньше всех нас виноват во всем, что происходило, и сейчас он искренне раскаивается в своих проступках. Он не заслуживает такой см… – Нарцисса болезненно сжала губы, но, собравшись, продолжила: – Я знаю, что вам что-то известно обо всем этом. Вы ведь не из праздного любопытства появились вчера у меня. Любой отрывок информации может сейчас пригодиться. Я не могу заставить вас сказать мне все, что вы знаете, но я умоляю, я…
– Ну что вы, миссис Малфой, не надо, перестаньте, – голос Гарри звучал жалко и испуганно. – Если бы я что-то знал, я непременно сказал бы вам об этом. Просто один мой знакомый оказался сейчас в таком же положении, как и Драко, и мы тоже совершенно не знаем, как ему помочь…
– Мы? – резко оборвала его Нарцисса. – Кто это мы? Аврорат? Целители? Ваш знакомый не сидит в Азкабане? И вы проявляете заботу о Пожирателе смерти? Да вы просто пытаетесь меня обмануть! Вы не хотите мне говорить правду, возможно, вы покрываете того, кто все это устроил! Вам сейчас доставляет удовольствие смотреть на наши страдания!
Гермиона решила, что пришло время вмешаться: неизвестно, на что способна обезумевшая от горя мать. К тому же, в самом деле, вдруг втроем у них получится узнать что-нибудь, Нарцисса наверняка лучше разбирается в темных проклятиях и знает больше нужных людей.
– Я сейчас все вам объясню, миссис Малфой, – начала она, спускаясь с лестницы. – Только обещайте, что никому не раскроете нашу тайну…
– Северус выглядит лучше, чем Драко, – печально констатировала Нарцисса, стоя у кровати больного и слушая его размеренное дыхание. – Как вы решились на это, Гермиона? У меня бы не хватило смелости…
Гермиона едва заметно улыбнулась: услышать от надменной чистокровной Нарциссы обращение по имени – это дорогого стоит.
– Его состояние сегодня улучшилось, но я пока так и не поняла причину. Накануне я давала ему те же зелья, что и обычно, делала такие же перевязки. Единственное, я ночью много разговаривала с ним, то есть пыталась разговаривать…
– Я понимаю, – коротко кивнула Нарцисса. – Но может быть, было еще что-то?
– Она всю ночь проспала на руке Снейпа, – неожиданно вставил Гарри, заставляя Гермиону покраснеть, – и даже вспомнила какую-то сказку о ледяном сне заколдованной волшебницы.
– Гарри! – воскликнула раздосадованная Гермиона: не хватало еще, чтобы он рассказал о целительном поцелуе! – Мы же уже, кажется, убедились, что все это ерунда…
– Что еще за сказка? – вдруг заинтересовалась Нарцисса, и Гермионе пришлось, мысленно проклиная болтливого друга, рассказать прочитанную когда-то сказку и объяснить свою теорию.
Однако Нарцисса слушала ее очень внимательно и серьезно.
– Волшебные сказки не придумывались просто так, – пояснила она, когда Гермиона закончила, – то есть, они, конечно, носят и воспитательный характер, но часто в них зашифрованы какие-то особые знания, которые нельзя было передать по-другому «из-за хитрых и коварных магглов», так, во всяком случае, рассказывала мне моя мать. А эта сказка уже примечательна хотя бы тем, что я о ней слышу впервые. Так вы не пытались поцеловать Северуса?
Гермиона замялась, отчаянно покраснев.
– Не помогло, – пришел на помощь Гарри, – но, может быть, дело не в поцелуе? Ведь ты же не целовала его руку ночью? Да, Гермиона? – прибавил он уже не так уверенно.
– Не целовала, – резко ответила девушка. – Я просто на ней спала.
Гарри, кивнув, как показалось Гермионе, с облегчением, продолжил более уверенно:
– В сказке, как я понял, возлюбленный вылечил волшебницу «теплом своего сердца», да? Так, может, все дело именно в тепле живого человека?
Вдруг Гермиону осенило.
– Как ты сказал, Гарри? – проговорила она медленно. – Тепло живого человека? То есть живое тепло!
Гарри с Нарциссой недоуменно переглянулись. Гермиона же сжала голову руками и тихонько рассмеялась:
– Ну конечно, живое тепло! Раньше, много веков назад, ходило поверье, что многие болезни можно вылечить живым теплом, то есть теплом, которое исходит от любого человека. Потому дети-волшебники, которых очень сильно любили матери и часто их обнимали, реже болели. Позже этот феномен объяснялся энергетическим и магическим обменом между матерью и ребенком, причем, чем сильнее эмоциональная привязанность между ними, тем более благоприятен этот обмен.
В глазах Нарциссы загорелся слабый огонек надежды.
– То есть если я буду часто обнимать своего мальчика?..
– …его состояние улучшится, – закончила Гермиона. – Это вряд ли излечит от проклятия, но, по всей видимости, сгладит некоторые его симптомы. Сейчас, конечно, в нашем целительстве не применяются подобные методы, но в данном случае, как мне кажется, это вполне может помочь. Я не могу обещать, но стоит попробовать.
Нарцисса, не попрощавшись, быстро вышла из комнаты, и шум огня в камине известил друзей о том, что она отправилась в Малфой-мэнор. Гермиона с озорным огоньком в глазах посмотрела на Гарри:
– Теперь осталось только решить, кто будет обнимать Снейпа!
Если бы кто-нибудь заглянул в одну из спален дома на площади Гриммо, он был бы очень удивлен открывшейся ему картиной: Гермиона Грейнджер, ставшая не так давно Уизли, лежала на кровати, бережно прижимая к себе спящего Северуса Снейпа, и запальчиво спорила с Гарри Поттером, чья очередь спать с бывшим профессором. Лечение живым теплом, которое осуществлялось уже четвертые сутки, явно приносило свои плоды: Снейп выглядел не в пример лучше, озноб спал, тело вновь приобрело нормальную температуру, и метка кровоточила все меньше. Возможно, вовсе не обязательно было постоянно обнимать больного, но друзья очень боялись ухудшения его состояния, потому лечение профессора было практически круглосуточным.
– Нет, и прекрати меня заставлять, Гермиона! Хватит и того, что я и так тут целыми днями торчу, вместо того чтобы ходить в Школу авроров! – Гарри был категоричен. – В конце концов, это ты его спасла, да и тебе, как я вижу, доставляет удовольствие его обнимать!
– Ничего не доставляет! – обиделась Гермиона. – Просто мне так удобнее лежать на этой узкой кровати, к тому же, мне кажется, что так действеннее.
– Вот и обнимайся с ним всю ночь. Я в прошлый раз, между прочим, несколько раз за ночь с кровати упал. Нет, Гермиона, обнимать его я
не буду!
– Что здесь происходит? – хрипло спросил предмет спора, разбуженный препираниями; при желании в его голосе уже можно было уловить истерические нотки.
И Гарри, и Гермиона как ошпаренные вскочили с кровати, пока Снейп переводил тяжелый взгляд с одного на другого. Гермиона попыталась представить себе, что должен был почувствовать и подумать Снейп, оказавшись в такой ситуации, но не смогла. Будь на его месте любой другой человек, и то был бы смущен, но Снейп…
– Я сейчас все вам объясню, – смущенно произнесла она, – вы только не волнуйтесь. Мы пытались живым теплом облегчить симптомы вашего проклятия, раз уж снять его пока не можем. Поэтому мы и вынуждены были…
Произнести это вслух она была не в состоянии. Насколько же просто было ухаживать за Снейпом, пока он был без сознания! Как теперь убедить нелюдимого профессора в необходимости подобных методов, Гермиона не знала. Вдруг он вовсе откажется от их помощи? А ведь она уже почти привыкла к постоянным объятиям со Снейпом, и ей – в этом она никогда и никому не признается – даже начинало это нравиться, хотя Гермиона не смогла бы даже себе объяснить, почему. Она привыкла ощущать рядом его теплое, жесткое тело, смотреть на его неправильные, строгие черты лица, слушать его глубокое, размеренное дыхание – и все чаще представлять его своим мужем. Не то чтобы она хотела этого в действительности, просто она находила какое-то странное, щекочущее нервы удовольствие в фантазиях на эту тему… И теперь ничего этого не будет!..
Снейп тем временем угрожающе молчал, снова закрыв глаза. Наконец он тихо сказал:
– Принесите мне мои вещи и убирайтесь отсюда.
Друзья обменялись понимающими взглядами и, после того как Гермиона призвала вещи Снейпа, послушно вышли из комнаты.
– Бедняга Снейп, – тихо сказал Гарри, садясь за стол в столовой, где Кричер уже накрывал ужин, – как, должно быть, унизительно все это для него. Я и сам едва смирился с этим…
– Он идет! – шепнула Гермиона и пошла в прихожую, чтобы встретить Снейпа.
Однако тот, как оказалось, вовсе не собирался выходить к ним.
– Вы уходите, мистер Снейп? – удивленно спросила Гермиона. – Но вы же не можете вот так просто уйти, вам же снова станет плохо.
Снейп даже не посмотрел на нее, продолжая свой путь к входной двери, по решительному выражению на его лице было ясно, что уговорить его остаться невозможно.
– Профессор Снейп! – в отчаянии окликнула его Гермиона, когда он уже взялся за дверную ручку. – Вы хотя бы снимите антиаппарационный барьер с вашего дома, чтобы мы могли забрать вас, когда вам станет совсем плохо.
Но тот, казалось, не слышал ее, он быстро вышел за дверь, и оттуда сразу же послышался хлопок аппарации. Гермиона осталась стоять в полутемной прихожей, невидящим взглядом смотря на дверь. Позади нее раздался тихий вздох Гарри.
– Ну что же, придется нам завтра самостоятельно взламывать все его охранные заклинания…
Глава 10Северус был в бешенстве. Он неистово метался из угла в угол в своей небольшой гостиной, посылая все известные ему ругательства в адрес неуемных гриффиндорцев, этих сопливых самоуверенных идиотов, этих тупых, нахальных псевдогероев, этих… Да что они себе позволяют?! Северус порывисто сел в кресло и устало закрыл глаза. Мерлин, такого унижения он уже давно не испытывал… Сегодня, очнувшись в объятиях невыносимой Грейнджер, спорившей с ненавистным ему Поттером о том, кто будет с ним, Северусом, спать, он как никогда пожалел о том, что не умер два года назад. Последовавшие за этим невнятные объяснения бывших студентов он уже не слушал, поглощенный желанием убраться из дома Блэка – о, он сразу узнал это проклятое место – как можно скорее, подальше от спятивших малолетних извращенцев. Он не хотел даже думать о том, зачем им понадобилось обнимать его и что еще могли они делать с ним, воспользовавшись его бессознательным состоянием.
Занятый гневными размышлениями, Северус не сразу осознал тот факт, что чувствует себя довольно сносно. Во всяком случае, намного лучше, чем в ту злополучную ночь в Хогвартсе, когда он потерял сознание. Он не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, но по сильно отросшей щетине можно было определить, что он пролежал без сознания больше недели. Неужели
им удалось снять проклятие? Северус резко задрал левый рукав мантии и посмотрел на предплечье: на аккуратно повязанном поверх метки бинте проступала кровь. Это означало, что проклятие, ставшее причиной ухудшения его состояния, никуда не делось. Тогда почему?.. Невеселые мысли были прерваны мягким стуком во входную дверь. Северус, более чем уверенный, что это Грейнджер или Поттер, вытащил из кармана палочку и направил ее на дверь. Не успел он разразиться гневной тирадой, как из-за двери послышался тихий, мелодичный голос:
– Северус, открой, пожалуйста. Это Нарцисса.
Он медленно поднялся с кресла и, держа палочку наизготовку, тихо подошел к двери, не зная, что предпринять. Конечно, лучше всего было дождаться, пока тот, кто выдает себя за леди Малфой, сам начнет действовать.
– Северус, это правда я, – в голосе послышались нотки нетерпения. – И я знаю, что ты жив, Поттер с Грейнджер мне все рассказали.
Услышав ненавистные имена, Северус сжал зубы, но дверь все же открыл. На пороге действительно стояла Нарцисса, при виде Северуса она немного улыбнулась:
– Рада видеть тебя в относительном здравии.
– Здравствуй, Нарцисса, – сказал он и отошел в сторону, пропуская гостью. – Прошу меня простить, но у меня недостаточно сил, чтобы как следует изображать гостеприимство и соблюдать все предписанные нормы поведения в твоем обществе. Что тебе нужно?
На самом деле он и сам не знал, почему был так резок с Нарциссой: у них всегда были неплохие отношения, да и сейчас в его положении отшельника было бы глупо отказываться от общества человека, не имеющего к Гриффиндору никакого отношения. Нарцисса же снова улыбнулась и пристально посмотрела в его глаза. После непродолжительного молчания она все так же мягко произнесла:
– Я готова простить тебе твою несдержанность, если ты спокойно выслушаешь меня. Это в твоих же интересах, Северус. Не забывай, что в моем доме тоже живет бывший слуга Темного Лорда с кровоточащей меткой.
Не дожидаясь его приглашения, Нарцисса села на край потрепанного дивана и, приняв молчание Северуса за согласие выслушать ее, продолжила:
– Как ты уже понял, ты умираешь, Северус. Твои бывшие ученики предполагают, что это связано с проклятьем, наложенным на ваши метки.
Расположившийся в кресле Северус еле слышно хмыкнул: «твои бывшие ученики предполагают», как же. Однако Нарцисса восприняла его хмыканье по-своему, ее красивое лицо исказилось.
– Люциус умер несколько дней назад, – прошипела она, испепеляюще глядя на него, – как и некоторые другие заключенные. Так что положение твое намного хуже, чем ты себе воображаешь. И, если бы Грейнджер не нашла способ приостановить действие проклятия, ты уже был бы мертв. Как и Драко, – тихо добавила она.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Наконец Северус прочистил горло и как можно мягче сказал:
– Мне жаль, Нарцисса. Ты знаешь, как я относился к Люциусу…
– Это сейчас не имеет значения, – перебила его Нарцисса. – Я пришла сюда, чтобы ты понял всю опасность своего положения и не отказывался от предложенной тебе помощи. Пусть даже исходит она от людей, которых ты недолюбливаешь. Я понимаю, что это странное лечение «живым теплом» может казаться тебе унизительным, но пока для тебя это единственный способ выжить.
– Лечение «живым теплом»? – нахмурившись, медленно переспросил Северус. – То есть теплом…
– Исходящим от другого человека, да, Северус, – подтвердила его догадки Нарцисса. – Пусть это кажется странным, но оно действует. Естественно, оно дает лишь временный эффект и не излечивает, но… Я благодарна хотя бы за отсрочку. Это дает нам время на поиск информации о проклятье. И, Северус, я очень рада, что ты жив, так как уверена, что ты сможешь докопаться до истины. Подумай надо всем этим, – закончила леди Малфой, поднимаясь.
Северус проводил ее до двери и, когда она переступала порог его дома, спросил:
– Как скоро мне станет хуже?
– Я не знаю, – ответила Нарцисса, оборачиваясь. – Я стараюсь вообще не выпускать Драко из рук.
Один Мерлин знает, каких усилий стоило Северусу уговорить себя вернуться в дом на площади Гриммо. Всего сутки прошли с тех пор, как он буквально сбежал из этого места, а ему за это время стало намного хуже. Он не стал дожидаться, пока сознание вновь оставит его, и аппарировал к дому Блэка сам. Правда, потом он еще полчаса стоял на пороге, не решаясь войти внутрь. Если бы на кону стояла только его жизнь, он, возможно, и вовсе закрылся бы в своей норе, защитившись всеми возможными охранными заклинаниями на случай, если Поттер с Грейнджер снова решат проявить свое мнимое геройство. Но сейчас Драко тоже был в опасности, и не предпринять ни малейших усилий, чтобы помочь ему, Северус не мог. Наконец он уверенно постучал в дверь. Буквально через несколько секунд дверь распахнулась, и Северус увидел радостную, широко улыбающуюся Грейнджер. Он мысленно вздохнул и снова пожалел о собственном воскрешении.
– Я рада, что вы не стали тянуть с возвращением, мистер Снейп, – тем временем болтала Грейнджер, пропуская его внутрь и провожая в столовую, – все же двойная аппарация – это не мой конек. Вы, может быть, поужинать хотите? Кричер приготовил сегодня на редкость удачное рагу. Да, и вы не скажете мне, как открыть эту библиотеку, а то я уже вся извелась, зная, что со мной под одной крышей такое сокровище, а я даже не имею к нему доступа?
* * *
На самом деле Гермиона много говорила, чтобы скрыть свое смущение и снять очевидное напряжение со Снейпа. Уж слишком деликатной и неловкой была причина его возвращения. В том, что он вернется, она, после сообщения миссис Малфой, не сомневалась. Что, впрочем, не мешало ей целый день волноваться за состояние Снейпа и при малейшем шорохе бежать к входной двери, в надежде, что бывший профессор все же проявил благоразумие и пришел вовремя, пока ему не стало слишком плохо. И, когда вечером раздался наконец стук в дверь, радости ее не было предела.
Но на лице Снейпа, который снова плохо выглядел, читалось такое отчаяние и обреченность, что Гермиона почувствовала еще большую нервозность. В конце концов, он пришел сюда, чтобы провести ночь с молодой девушкой, а не на пытку к Вольдеморту, обиженно подумала Гермиона и тут же покраснела от двусмысленности своей формулировки.
– Так вы хотите есть? – нервно повторила она, измученная неловкостью ситуации, в которой они оказались.
– Возможно, – чинно ответил Снейп, не глядя на нее. – К тому же, мисс Грейнджер, то есть миссис Уизли…
– Мисс Грейнджер меня тоже устраивает, я вам уже говорила, – вставила Гермиона.
– …Так вот,
миссис Уизли, – невозмутимо продолжал Снейп, все так же избегая ее взгляда, – я полагаю, что есть определенные… хм… обстоятельства, которые нам с вами необходимо прояснить.
– Конечно, мистер Снейп, – торопливо вставила Гермиона. – Нам лучше пройти в столовую.
Последнее ее предложение было явно лишним, поскольку Снейп и так, безо всяких приглашений, направлялся в столовую. «Он явно не воспринимает меня как хозяйку этого дома», – отметила Гермиона. Эта мысль ее почему-то задела. И вообще, как только Снейп переступил порог этого дома,
ее дома, поправила она себя, Гермиона снова почувствовала себя дрожащей от страха первокурсницей на занятиях у грозного профессора зелий. А ведь ей уже удавалось – и совсем недавно – давать ему достойный отпор, так ей казалось, по крайней мере. Не говоря уже о тех прекрасных днях, когда она, обнимая не приходящего в сознание Снейпа, практически сроднилась с ним и даже – вот об этом Гермиона старалась теперь не вспоминать – думала о том, каким бы он был мужем. О, не дай бог легилимент Снейп сумеет прочитать эти мысли, испуганно подумала Гермиона и решила на всякий случай не встречаться надолго с ним взглядом. Впрочем, он сам, как и прежде, старался на нее не смотреть. Даже когда они устроились друг напротив друга за столом и Кричер подал им тарелки с рагу. Ужин прошел в тягостном молчании.
Наконец, отставив от себя чашку с чаем, Снейп недружелюбно посмотрел на притихшую Гермиону.
– Думаю, самое время, чтобы вы ввели меня в курс дела, миссис Уизли, – холодно сказал он, подчеркивая обращение к ней так, словно это было какое-то изощренное ругательство.
Это несколько раздражило Гермиону. В конце концов, именно ему нужна помощь. И именно по его вине они сейчас оказались в этой неловкой ситуации. Потому Гермиона кратко и в несколько резкой форме пересказала ему все, что она знала о сказке и «живом тепле».
– Меня интересует, – сказал Снейп, как только она закончила, – насколько длительным должно быть… тепловое воздействие. Уже через пару часов после того, как я вернулся домой, мне стало хуже. Но только к вечеру сегодняшнего дня мое состояние стало совсем… неудовлетворительным.
Если бы Гермиона не была так напряжена, ее бы наверняка позабавило то, как Снейп смущается, пытаясь подобрать слова. Но сейчас ей было не до тонкостей переживаний бывшего учителя.
– Я ничего не знаю о длительностях воздействия. Мы старались вовсе не оставлять вас без присмотра, – резко ответила она, не отрывая взгляда от чашки, которую вертела в руках. – Полагаю, мы можем выяснить это только экспериментально.
Последнее было сказано ею почти с вызовом, на что Снейп незамедлительно отреагировал:
– Почему вы мне постоянно грубите, Грейнджер? То есть Уизли, черт вас дери!
Раздражение Снейпа из-за того, что он никак не мог привыкнуть к ее новой фамилии, странным образом успокаивающе подействовало на Гермиону, и она смело встретилась с ним взглядом.
– Мистер Снейп, – спокойно начала она, – я, конечно, не ожидала от вас благодарности за все, что мы для вас делали и делаем, мне ее и не нужно. Но вы могли бы хотя бы не усложнять нашего положения своим невыносимым характером.
Какое-то время они молча, неприязненно смотрели друг на друга. Гермиона уже пожалела о том, что так резко разговаривала с ним. Ей казалось, что он сейчас встанет и снова убежит отсюда. Но на этот раз он удивил ее.
– Отлично,
миссис Уизли, – прошипел он, приподнимаясь и нависая над ней. – Прошу прощения, что мой характер оказался недостаточно хорош для вас и вашего дружка. Впредь из чувства сердечной благодарности к вам,
миссис Уизли, за то, что вы снова сунули свой длинный нос в чужие дела и вернули меня к жизни, тем самым втравив и в эту абсурдную, абсолютно неприемлемую ситуацию, я буду стараться ничем не усложнять вашу жизнь.
– Мерлин, ну почему вы такой?! – воскликнула Гермиона, вскакивая из-за стола. – Вам же вовсе не обязательно всегда быть настолько мерзким, язвительным, невыносимым и… мистер Снейп? – добавила она встревоженно, увидев, что тот едва удерживается на ногах.
Гермиона быстро обошла стол и взяла Снейпа под локоть. Он даже не попытался сопротивляться, лицо его исказилось от боли.
– Вот черт… – пробормотала она, проклиная себя за то, что в который раз поддалась на стандартные провокации Снейпа. – Мистер Снейп, вы слышите меня? Пойдемте, я отведу вас в вашу комнату.
Однако он не шевельнулся, а Гермионе было все трудней удерживать его. Она усадила его, сама присела на соседний стул и, немного поколебавшись, крепко обняла Снейпа. Она не знала, насколько действенным окажется этот прием, но добивалась того, чтобы у него хватило сил самому дойти до кровати. Левитировать его в спальню, когда он почти в сознании, ей почему-то казалось невежливым. Сидеть так было ужасно неудобно, не говоря уже о неловкости, которую она испытывала. Все же обнимать спящего Снейпа было куда легче. Морально, во всяком случае.
В прихожей хлопнула дверь: Гарри вернулся с занятий. В последнее время, перед экзаменами, его частенько задерживали в Школе авроров допоздна. А сейчас Гарри приходилось после, а иногда и вместо занятий заглядывать сюда. «Бедная Джинни, – подумала Гермиона, – так мало времени ей удается проводить с любимым мужем. Но ведь при этом она никогда не жалуется! Не протестует, не устраивает скандалов, не собирает демонстративно вещи, не шляется по барам…». Дальше развивать мысль Гермионе не хотелось. С тех пор как она переместилась во времени и у нее оказалось слишком много свободного времени, проводимого в одиночестве, не было дня, чтобы она не анализировала свою жизнь. Жалела себя, ругала себя, винила себя, Рона и всех своих друзей, проклинала свою работу, ненавидела свою никчемность в вопросах уюта, защищала свои принципы, отстаивала перед собой свои идеалы… Впрочем, этим она занималась и раньше, до использования хроноворота. Проблема была в том, что никакой анализ ее неудавшейся жизни не делал и не мог сделать ее счастливой. Но раньше она все же не так остро, как сейчас, переживала свое одиночество. Как бы она ни кляла Рона, он все же всегда был рядом с ней. К его теплому, сильному телу можно было прижаться ночью. Ему можно было от души пожаловаться на нового начальника-идиота. С ним можно было ходить за рождественскими подарками многочисленным родственникам. Можно было смеяться над тем, как он, давясь от смеха, не может пересказать услышанную на работе шутку. Было столько мелких деталей жизни с Роном, которых она не замечала раньше и о которых она так скучала сейчас! И почему она умела видеть только плохое в их отношениях? Потому что плохого было слишком много, подсказывала ей память. И Гермиона в очередной раз заплакала от обиды на себя и свою жизнь.
Именно такой – баюкающей безвольного Снейпа и тихо плачущей ему в плечо – нашел ее Гарри. Увидев его, она незаметно стерла слезы со щек и улыбнулась. Гарри, если и заметил ее действия, то не подал вида.
– Сам вернулся? – почему-то шепотом спросил он.
– Да. Всего полчаса назад. Он снова почти без сознания, – тоже шепотом ответила Гермиона. – Ты иди, я сама с ним разберусь. Тебя Джинни, наверное, заждалась.
Она почувствовала, как слезы снова накатывают на глаза, и спрятала лицо в мантии Снейпа.
– Да ладно, не впервой, – быстро ответил Гарри. – Я могу и задержаться немного.
– Иди, Гарри, все нормально, – в голосе Гермионы послышалось нетерпение: ей хотелось скорее остаться одной, чтобы выплакаться.
Наверное, Гарри почувствовал ее настроение и потому, еще немного помявшись на пороге столовой, сказал напоследок:
– Ну ладно, я пойду тогда. Если что, пошлешь патронуса.
Когда за Гарри захлопнулась дверь, Гермиона перестала сдерживать слезы. Прижимаясь к Снейпу, она могла представлять себе, что она уже не одинока, что это любимый успокаивает ее, и все проблемы в их отношениях, все недомолвки, обиды между ними волшебным образом исчезают. Она мысленно разговаривала с ним, вкладывая в его уста правильные реплики, которые заверяли ее, что он все еще любит ее и дорожит ею. В ее воображении они договаривались начать все сначала, просили друг у друга прощения и все друг другу прощали. Пусть Снейп был значительно худее Рона и пах совершенно по-другому, в эти мгновения сладостного самообмана ее разыгравшееся воображение дорисовывало даже то, что не соответствовало действительности. Например, ощущение мягкого свитера крупной вязки под ее щекой – подарка миссис Уизли на очередное Рождество. Или осторожное прикосновение его сильных рук к ее талии…
Неожиданно Гермиона осознала, что прикосновение рук было как раз очень реальным. Она открыла глаза, и в это же мгновение руки медленно отстранили ее. Сказка в мгновение ока рассыпалась, как замок на песке, когда вместо добрых, открытых голубых глаз Рона она столкнулась с внимательным, холодным взглядом Снейпа. Гермиона резко поднялась и отвернулась, чтобы вытереть слезы.
– Я… ммм… вам стало лучше, да? – спешно произнесла она, чтобы хоть как-то сгладить неловкость.
– Это очевидно, – задумчиво ответил Снейп, и Гермиона спиной почувствовала, как он прожигает ее взглядом.
«Какой у него низкий голос, – подумала Гермиона вдруг. – Странно, что я только сейчас это заметила. И довольно приятный, когда он не шипит и не кричит». Повисла пауза. Наконец Снейп, опираясь на стол, поднялся и невозмутимо сказал:
– Вы, кажется, хотели показать мне мою комнату.
Ведя Снейпа вверх по лестнице, Гермиона мысленно благодарила его за то, что он никак не прокомментировал ее объятия и слезы. «Надо же, Снейп, оказывается, тоже может быть деликатным», – подумала она, и это открытие приятно удивило ее.
Глава 11Проснувшись от яркого солнечного света, заполнившего комнату, Гермиона обнаружила, что Снейпа рядом с ней не было. Что ж, так даже лучше, подумалось ей, это позволило избежать неловкости от их совместного пробуждения. Гермионе с лихвой хватило и неловкости от совместного засыпания.
К себе у Гермионы претензий не было. Она, как ей казалось, была вчера весьма любезна, дружелюбна и старалась подходить к делу профессионально. За свою целительскую практику ей порой приходилось проводить и более неприятные и унизительные как для пациентов, так и для нее самой лечебные процедуры. Кроме того, она искренне пыталась облегчить жизнь Снейпу: выделила для него комнату Регулуса Блэка, отделанную в цветах Слизерина, с широкой, невероятно удобной кроватью; показав ему спальню, тактично удалилась на полчаса, чтобы он мог спокойно подготовиться ко сну; дабы не смущать его своей близостью, надела не только самую закрытую однотонную пижаму, но еще и длинный светлый халат, невольно вызывающий ассоциации с больницей, – в общем, делала все, чтобы снять с них обоих излишнее напряжение и сгладить сопутствующую лечению «живым теплом» интимность.
Но Снейп, как всегда, все испортил. Переодевшись и вернувшись в его комнату, Гермиона нашла его полностью одетым, стоящим у окна и недовольно осматривающим соседний дом. Роскошная кровать стояла нетронутой. Услышав, что Гермиона вошла, Снейп нервно дернул головой, но не обернулся. В который раз между ними повисла неловкая пауза. Глубоко вздохнув, но так и не решившись нарушить молчание, Гермиона сняла с кровати тяжелое покрывало, взбила пышные подушки и забралась под одеяло. Снейп по-прежнему не отходил от окна. Наконец Гермионе все это надоело.
– Для того чтобы лечение начало действовать, нам нужно лечь рядом, – как можно более спокойно произнесла она. – Вы должны чувствовать тепло моего тела, в этом весь смысл.
– Я понял, миссис Уизли, – резко оборвал ее Снейп.
– В таком случае, может быть, вы…
Гермиона поняла, что не в силах закончить это предложение. Мерлин, почему он так все усложняет? Неужели нельзя было просто лечь на эту чертову кровать и сделать вид, что ничего особенного не происходит? Или, что еще лучше, заснуть или хотя бы притвориться спящим до ее прихода? Нет, обязательно нужно устраивать долгие, неловкие разговоры, заставить Гермиону упрашивать его лечь с ней рядом, как будто назло стараться…
– Я бы хотел уточнить кое-что, – прервал ее размышления Снейп. – Мне достаточно просто ощущать ваше тепло? Нет никакой необходимости в том, чтобы вы… – он все-таки запнулся на этом месте, – обнимали меня?
Гермиону начало забавлять его смущение.
– Если вы боитесь, что я буду посягать на вашу честь, – не смогла не съязвить она, – то спешу вас заверить: я к вам испытываю только профессиональный интерес. Впрочем, как показала практика, объятия на самом деле более эффективны. После ночи с Гарри вы выглядели хуже, чем после ночи со мной, а отличие состояло именно в том, – торопливо продолжила она, стараясь не замечать, как вытянулось лицо Снейпа, – что я вас обнимала, а Гарри – нет.
– Какое необычайное благоразумие со стороны Поттера! – тихо сказал Снейп, взяв себя в руки. – Смею надеяться, в дальнейшем Поттер не будет принимать участие в моем… лечении?
– То есть моя кандидатура вас устраивает? – поддела его Гермиона. – Стало быть, вы готовы мириться с моими объятиями? Я, знаете ли, за четыре года брака приобрела стойкую привычку обниматься по ночам.
«Вы сами завели этот разговор, уважаемый профессор зелий, получайте теперь!» – подумала Гермиона. Снейп наконец обернулся к ней и, презрительно смерив ее взглядом, прошипел:
– А стойкую привычку рыдать по поводу и без вы тоже в браке приобрели? Мне казалось, что в школе вы не были настолько сентиментальны. Очевидно, стоит поздравить мистера Уизли с тем, что ему удалось превратить бесчувственную зануду в плаксивую дуреху?
Это был удар ниже пояса. Гермиону еще никогда так сильно не задевали нападки Снейпа, даже когда он осадил ее на третьем курсе на уроке ЗОТИ, даже когда он оскорбительно прокомментировал ее большие передние зубы. Возможно, все дело в том, что на этот раз он оказался прав? Она и сама заметила, что в последние годы супружеской жизни стала излишне… эмоциональна. То, что не удалось сделать войне – выбить ее из колеи, сломить ее – было с успехом выполнено любимым мужем. Но, странное дело, никто из ее друзей, знакомых, даже очень близких, не замечал этого. Никто не спрашивал, почему она стала такой раздражительной; никто не задавался вопросом, отчего она так часто плачет; никому и в голову не приходило поинтересоваться, все ли у нее в порядке. И вдруг Снейп, жестокий, бессердечный, безразличный ко всем Снейп, с которым она за прошедшие два года и разговаривала-то всего несколько раз, с легкостью подмечает произошедшие с ней изменения и даже точно называет их причину. И от этого было еще больнее.
Гермиона не знала, как ей реагировать на грубость Снейпа. Сказать ответную грубость? Снова заплакать в подтверждение его гнусных слов? Выбежать из комнаты? Выставить его из дома? Меньше всего ей сейчас хотелось тратить себя на разборки с этим невыносимым человеком. Она желала бы оказаться далеко отсюда, в спокойном, безопасном месте, где она могла бы продолжать упиваться своей болью, мазохистски копаясь в себе и своем прошлом. Как же она устала от всего!
Какое-то время Гермиона молча сидела на кровати, прикусив нижнюю губу и невидяще уставившись в стену. Ее губы дрогнули, как если бы она собиралась что-то сказать, но в последний момент передумала. Наконец она медленно легла на подушку, отвернулась от Снейпа, наблюдавшего за ней и, очевидно, ожидавшего какой-то реакции от нее, и с головой накрылась одеялом. Она сделала свой ход. Теперь черед Снейпа.
* * *
Северус пожалел о сказанной колкости в то самое мгновение, когда увидел, как перекосилось, словно от удара, лицо Грейнджер. Но не ожидала же она, в самом деле, что он будет
любезничать с ней? Особенно после того, как привела его в эту спальню, принадлежавшую ранее младшему брату Блэка. Какой изощренной издевкой, должно быть, показалось девчонке из всех комнат в доме предложить ему спальню бывшего слуги Темного Лорда. И этот пафосный девиз Блэков, вышитый над кроватью – TOUJOURS PUR, «чисты всегда» – приобретал в сложившихся обстоятельствах особый оттенок. Странно, что убрала со стены газетные вырезки, посвященные Темному Лорду: возможно, решила, что это будет уже чересчур толстый намек.
Обычно Северус получал нездоровое удовольствие от препирательств с Грейнджер, ему нравилось выводить ее из себя, ставить на место эту возомнившую о себе невесть что всезнайку, поддевать ее. Но на этот раз он затронул то, чего и сам не хотел касаться, потому что
слишком хорошо знал, чем это закончится. Только бы она снова не начала реветь, подумал он. Его раздражали плачущие люди, эти слабохарактерные глупцы, позволяющие себе выставлять чувства напоказ, всем своим видом умоляющие окружающих
пожалеть их. Но девчонка на этот раз удивила его: вместо того чтобы рыдать, закатывать истерику и язвить в ответ, она просто легла и накрылась одеялом. В этот момент Северус даже почувствовал легкий укол совести.
Конечно, ему была неприятна вся эта абсурдная ситуация. Он не привык подпускать кого-либо так близко к себе, всегда старался избегать чужих прикосновений. И никогда в жизни не делил постель с кем бы то ни было. Сама мысль об этом вызывала в нем подсознательный страх. Сон делал его уязвимым. Северус не знал, может ли он контролировать себя во сне. Он не был уверен, сможет ли он защитить себя в случае мгновенной опасности. И Грейнджер он особенно ненавидел именно за то, что она постоянно видела его в бессознательном состоянии. Это было слишком унизительно для него.
Но сейчас, как ни прискорбно было признаваться в этом, он нуждался в ней, в ее помощи. Несмотря ни на что, она с готовностью помогала ему. И, наверное, с его стороны было верхом неблагодарности продолжать издеваться над ней. Особенно
таким образом.
Немного поколебавшись, Снейп подошел к кровати, снял с себя мантию и ботинки и, не затушив свечи, осторожно лег поверх одеяла рядом с Грейнджер, но не касаясь ее. В ответ она перевернулась на спину, и их плечи, разделенные тонким одеялом, соприкоснулись. Краем глаза Северус видел, что она лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок. Напряжение между ними было почти осязаемо. Наилучшим в этой ситуации было бы забыться сном, но Северус был уверен, что не сможет уснуть этой ночью. Только не в присутствии бывшей студентки.
Время тянулось невообразимо медленно. Через некоторое время он услышал, как дыхание Грейнджер стало более размеренным и глубоким. От нечего делать Северус немного повернул голову, чтобы лучше рассмотреть повзрослевшую Грейнджер. С возрастом она, в отличие от многих своих сверстниц, не похорошела. Несомненно, лицо потеряло детскую припухлость, скулы стали более выражеными, губы, которые она часто поджимала, утончились, на лбу и возле глаз наметились первые морщины. Теперь Грейнджер казалась более строгой. Еще немного, и она превратится в Минерву, подумал Северус.
Воспоминание о коллеге неприятно сжало его сердце. Он не мог простить себя за то, как обращался с ней и другими преподавателями в тот злосчастный год, когда вынужденно был директором Хогвартса. Не говоря уже о последней дуэли между ними. Как он боялся тогда случайно ранить кого-либо из коллег! Мог ли он рассчитывать на их прощение сейчас? Надеяться, что они поверили в его невиновность? Он видел статьи в Пророке, посвященные ему: сначала гневные и разоблачающие, затем – осторожные и проникнутые недоумением. Видел Северус и колдографию с собственных похорон – настоящий праздник абсурда. Несколько преподавателей и членов Ордена Феникса, чье смущение чувствовалось даже на картинке; десяток бывших учеников, половину из которых он не мог назвать даже по фамилии; представители от Министерства с особо унылыми лицами; поникший Поттер, держащий за руку младшую Уизли и что-то шепчущий ее скучающему брату, – и Грейнджер, с глубокой скорбью в безумных глазах произносящая пламенную речь над его пустым гробом. Приведенный в статье текст речи неоднократно вызывал у Северуса приступы гомерического хохота.
Неожиданно мирно спящая Грейнджер с шумом втянула воздух, что-то невнятно пробормотала и повернулась к нему, обняв его и забросив на него ногу вместе с одеялом. Северус опешил: он не принял всерьез ее слова по поводу привычки прижиматься к кому-то по ночам. Ощущение было… странным. Северус скосил глаза на прижавшееся к его плечу лицо девушки. Она, несомненно, продолжала спать и даже, кажется, немного улыбалась во сне. Тогда он осторожно высвободил свою ногу из-под ноги Гермионы и убрал ее руку со своей груди. Грейнджер нахмурилась и снова обняла его. Правда, на этот раз финт с ногой ей не удался: Северус вовремя предупредил его, согнув свою ногу в колене. Зато она подняла лицо, и теперь ее прохладное дыхание щекотало ему шею. Все это было неправильным. Потому что не было таким уж неприятным. На самом деле, тепло ее тела, ощутимое даже через одеяло, успокаивало; рука, лежавшая поперек его груди, была почти невесомой и трогательно, будто прося защиты, сжимала его плечо; ощущения же от ее дыхания на его шее… ну, они были весьма естественны, ведь так? В конце концов, он не был настолько стар, чтобы никак не реагировать на прижимавшуюся к нему молодую девушку. Пусть и его бывшую студентку. Пусть и лучшую подругу Поттера. Замужнюю уже даму, между прочим, которая для него все еще оставалась студенткой Грейнджер, потому вслух он каждый раз старался называть ее по фамилии мужа, чтобы привыкнуть наконец к ее новому статусу.
Северус снова немного повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Теперь ее лицо было совсем близко. Тусклый огонек свечи отражался в темных волнистых волосах, несколько прядей упало на ее лицо. Обняв его, она перестала хмуриться, сейчас в ее лице проявились детскость и беззащитность. Это делало ее почти хорошенькой. На этом Северус решил закончить размышления о бывшей студентке. Не хватало еще оценивать степень ее привлекательности для него.
Промучившись без сна еще несколько часов, отвлекаемый от невеселых размышлений о прожитой жизни только многочисленными нелепыми позами, которые принимала во сне неугомонная Грейнджер, Северус поднялся с кровати, оделся и, потушив догорающие свечи, вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.
На следующий день, получив необходимую дозу сна и кофеина, Северус отправился в поместье Малфоев. Ему нужно было найти избавление от проклятия как можно скорее, хотя бы для того, чтобы прекратить эти неприемлемые, вынужденные
встречи с Грейнджер.
Подходя в сопровождении эльфа к дому Малфоев, Северус думал о том, что в целом прошедшая ночь прошла не так плохо, как он ожидал. Но он по-прежнему предпочитал спать в своей кровати в одиночестве.
– Я доложить хозяйке о вас, – пискнул эльф, открывая входную дверь, после чего испарился, оставив Северуса одного в огромном холле поместья.
Ожидая Нарциссу, Снейп невольно огляделся, отметив, что она хорошо потрудилась, чтобы хотя бы стены собственного дома не напоминали о
том времени. Наверху послышались торопливые шаги, и затем на лестнице показался Драко Малфой.
– Снейп! – воскликнул он, замерев на верхней ступеньке. – Это действительно вы. И вы… живы.
– Надеюсь, тебя это не сильно разочаровывает, Драко, – ответил Северус и кивнул Нарциссе, подходящей к сыну: – Здравствуй, Нарцисса.
Он не ожидал, что младший Малфой так быстро узнает о его воскрешении. На самом деле он просто не подумал предупредить домовика, что сообщение о его приходе предназначалось только хозяйке.
– Добрый день, Северус, – радушно отозвалась хозяйка дома, спустившись к нему. – Не ожидала увидеть тебя так скоро.
– Я пришел попросить тебя воспользоваться вашей чудесной библиотекой, – сказал Северус, слегка улыбнувшись.
– О, я смотрю, сегодня у тебя хватает сил быть любезным, – улыбнулась в ответ Нарцисса. – Означает ли это, что ты прислушался к моим словам?
– Несомненно, – коротко ответил Снейп, не желая больше развивать эту тему.
Тем временем Драко справился с оцепенением и также спустился вниз. Стоя возле матери, он пораженно смотрел на Северуса, что не скрылось от Нарциссы.
– Драко, ты начинаешь смущать нашего гостя, – мягко произнесла она. – Мне кажется, тебе пора вернуться в постель, ты все еще очень слаб.
– Но как он…
– Я потом тебе объясню, – сказала Нарцисса тверже. – Ступай.
К удивлению Северуса, Драко послушно направился к лестнице, но, преодолев половину ступенек, обернулся и серьезно сказал:
– Рад вас видеть, профессор, – и, быстро поднявшись наверх, скрылся из виду.
Нарцисса с улыбкой повернулась к Снейпу:
– Он все еще чувствует себя твоим должником. И по-прежнему злится на себя за это.
– Не будем обсуждать это, Нарцисса, – прервал ее Северус. – Ни мне, ни тебе воспоминания о прошедшем не доставят никакого удовольствия.
– Ты прав, – согласилась она. – Пойдем, я провожу тебя в библиотеку.
– Как успехи? – спросила Нарцисса, подходя к столику, за которым он сидел в окружении многочисленных стопок книг. – Не хотела беспокоить тебя, но подумала, что ты потерял счет времени. Уже девять часов, тебе пора было бы передохнуть.
Северус устало потер глаза. Ни-че-го, он не нашел ничего, ни малейшей зацепки, ни одного упоминания о такого рода проклятиях за все это время.
– Да, я знаю. Спасибо за беспокойство, Нарцисса, – ответил он. – Похоже, на сегодня с меня хватит бессмысленного пролистывания трудов выживших из ума маньяков.
– Ты мог бы для разнообразия поискать и в отделе детской литературы, – улыбнулась Нарцисса. – Там маньяки встречаются несколько реже.
Северус внимательно посмотрел на нее. Было в ее голосе что-то такое, что насторожило его. Впрочем, ему могло показаться.
– Не смею больше злоупотреблять твоим гостеприимством, – сказал он, поднимаясь из кожаного кресла.
– Ну что ты, Северус, ты всегда желанный гость в нашем доме, – мягко проговорила Нарцисса. – Полагаю, завтра ты снова порадуешь нас своим приходом?
– Несомненно, с твоего позволения. Спокойной ночи, Нарцисса. Прошу тебя, не стоит провожать меня, я сам найду выход, – спешно добавил он и, слегка улыбнувшись, направился к выходу.
– Спокойной ночи, Северус, – услышал он, закрывая за собой дверь библиотеки.
Идя к воротам Малфой-мэнора, он пытался проанализировать поведение Нарциссы. Ему показалось, или она действительно
флиртовала с ним? Возможно, всему виной его разыгравшееся после проведенной с Грейнджер ночи воображение? Близость к девчонке против его воли заставила его задуматься о том, чего он лишился, отдав себя на служение призраку любимой женщины. Между тем, сама мысль о том, что на место Лили в его сердце может претендовать кто-то другой, была абсурдной.
Фактически до недавнего времени единственной женщиной, о которой он думал как о женщине, была Нарцисса. Больше всего ему нравилось в ней то, что она была полной противоположностью Лили, а потому общение с ней не мучило его, ежесекундно вызывая целый рой запретных воспоминаний. Естественно, ему и в голову не приходило, что отношения между ним и неприступной леди Малфой могут вылиться в нечто большее, чем дежурные светские беседы или обсуждение школьных успехов ее сына, но ничего другого ему и не требовалось. К тому же, он всегда уважал Люциуса и не собирался портить отношения с едва ли не единственным человеком, которого он мог назвать своим другом, из-за красивой женщины. Смерть Люциуса ничего не меняла. Хотя, чего греха таить, ему нравилось находиться в обществе Нарциссы. Но он по-прежнему предпочитал свое добровольное одиночество.
Северус чувствовал, что сил у него остается все меньше, потому не стал тратить их на возвращение домой, а сразу аппарировал к дверям дома на площади Гриммо. Он настолько устал, что был уверен, что этой ночью ему даже удастся уснуть. Поразмышляв немного над тем, стоит ли стучать в дверь или его
особое положение позволяет ему войти в дом самому, Северус остановился на втором варианте.
Грейнджер он нашел на кухне. Она сидела за небольшим столом, уткнувшись в книгу, и даже не заметила его появления. Перед ней стояла пугающих размеров чашка и тарелка с выпечкой странного вида.
– Добрый вечер, мисс…ис Уизли, – тихо сказал он.
Грейнджер ожидаемо вздрогнула и испуганно на него посмотрела.
– Когда вы успели подкрасться? – спросила она, взяв себя в руки. – И вам доброго вечера, мистер Снейп.
Проигнорировав ее вопрос, Северус произнес, указав головой на книгу:
– Я вижу, использование темномагического заклинания прошло успешно?
– Да, – улыбнулась Грейнджер. – Было очень мило с вашей стороны оставить мне указания, как открыть библиотеку. Правда, я еле разобрала само заклинание: у вас отвратительный почерк.
– Помнится, это не помешало вам рыться в моих записях по экспериментальным зельям, – скривил губы Снейп, – которые я, кстати, хотел бы получить обратно.
Глаза Грейнджер округлились.
– О, я совсем забыла про них, – пролепетала она. – Я… конечно, мистер Снейп, я сейчас.
Девчонка вылетела из кухни, чуть не задев его на пороге. Северус подошел к кухонным ящикам, без особого труда отыскал чашку и банку с кофе и уже взялся за горячий чайник, когда Грейнджер снова появилась на кухне, сжимая в руках две тетради – оригинал и сделанную им копию.
– Эээ, мистер Снейп, – неуверенно протянула она. – Я подумала… раз уж у нас оказалась ваша старая тетрадь, может быть, вы оставите мне копию?
– Конечно, нет! – фыркнул Северус. – Что за нелепые фантазии, миссис Уизли?
Грейнджер обреченно вздохнула и положила обе тетради на стол.
– Хотите, я сварю вам кофе? – внезапно предложила она. – Все говорят, что кофе у меня получается отменным.
«Если девчонка думает, что это заставит меня отдать ей копию, то она глубоко заблуждается», – подумал Снейп, но, поставив чайник на место, сказал:
– Извольте.
Грейнджер слегка улыбнулась и, достав из ящика турку, поставила ее на плиту.
– Я весь день искала информацию о нашем проклятии, – поделилась она, разжигая огонь. – Ничего не нашла, к сожалению. Честно говоря, я не очень понимаю, где именно надо искать. Вы уверены, что такие проклятия вообще существуют?
Он уже ни в чем не был уверен. Накануне он еще раз перечитал то место в его книге, где упоминалось о подобном. Буквально там было написано, что «существуют проклятия, которые поражают магов, связанных друг с другом». Какого именно рода связь имелась в виду авторами книги, было неясно. Вполне могло оказаться, что они говорили о семейных проклятиях, к примеру. Но по-прежнему это упоминание оставалось единственной зацепкой. И он не собирался делиться с Грейнджер своими сомнениями.
– Неужели вы не способны даже к простому поиску информации в соответствующих разделах? – издевательски сказал он. – Все, что от вас требуется, это найти любые проклятия, заклинания, зелья, даже сглазы, которые могут повлечь за собой известные вам симптомы.
Грейнджер поджала губы, но ничего не ответила. Наконец кофе был готов, и, с наслаждением вдыхая аромат, исходящий от дымящейся чашки, Северус готов был признать, что Грейнджер не впустую хвасталась.
– Берите печенье, – предложила между тем она, пододвигая к нему тарелочку и почему– то слегка краснея. – Кричер готовил. На вид не очень, но довольно вкусно. И для мозга сладкое полезно. Так магглы говорят.
– Вы уличаете меня в недостаточной мозговой деятельности? – ухмыльнулся Снейп, проигнорировав предложенную выпечку.
Грейнджер чуть слышно вздохнула и села на свой стул. Она ведет себя странно, подметил Снейп. Сегодня вообще был день странного женского поведения. Или, может быть, он раньше не обращал на женщин особого внимания?
Когда кофе был допит, Снейп, поблагодарив Грейнджер, направился в библиотеку: несмотря на одолевающую его слабость, ему хотелось перед сном просмотреть еще несколько книг, заинтересовавших его еще в прошлый раз. Грейнджер зачем-то поплелась за ним, но он никак на это не отреагировал, не желая тратить оставшиеся силы на препирательства с ней.
Быстро отыскав необходимое, Северус сел на двухместную скамью в углу комнаты и начал неторопливо просматривать отобранные книги. Грейнджер, также взяв несколько книг – наугад, должно быть, – села рядом с ним, прислонившись плечом к его плечу. Первым его желанием было отодвинуться, но внезапно он понял, для чего она села так близко к нему: передать ему хоть немного сил. По этой же причине, вероятно, она и последовала за ним в библиотеку. Зачем вообще она это делает? Северус недоумевал, почему Грейнджер готова тратить свое время на его проблемы, выслушивать его оскорбления, переносить эти невозможные ночи в одной постели с ним. Для чего ей это? Чувствует вину за то, что против его воли не дала ему умереть? Мучается от скуки? Она уже, должно быть, миллион раз пожалела о том, что вернула его к жизни. Ничего, это заставит ее в следующий раз хорошенько подумать, прежде чем ввязываться в рискованные авантюры, да и просто совать нос в чужие дела.
В просмотренных книгах предсказуемо ничего полезного для него не оказалось, и Северус, поставив их на место, обратился к Грейнджер, наблюдавшей за его перемещениями:
– Спокойной ночи, миссис Уизли, – и, резко развернувшись, вышел из библиотеки.
Когда Снейп ушел, оставив ее одну, Гермиона предалась размышлениям над собственной глупостью и наивностью. Неужели она действительно рассчитывала на то, что сможет улучшить его отношение к ней? Единственное, что ей удалось, это сократить количество колкостей Снейпа в свой адрес, да и то исключительно благодаря тому, что она отчаянно сдерживала себя всякий раз, когда ей хотелось достойно ответить на его выпады. А она ведь делала все возможное, чтобы угодить ему: сварила свой фирменный кофе с корицей, по первому требованию принесла обе тетради, села рядом с ним в библиотеке, чтобы ему передавалось ее тепло. Даже испекла для него печенье – Рон бы в обморок упал от удивления, если б она сделала это для него. Но Снейп как будто ничего не замечал, принимая все как должное. Что еще она должна сделать для того, чтобы он перестал на нее кидаться, начал воспринимать ее всерьез?
Хотя чего от него ждать? Еще в школе он был единственным преподавателем, который не оценивал ее по достоинству. А она мечтала об этом, пытаясь добиться его признания на каждом занятии, каждым идеально сваренным зельем, каждой хорошо написанной работой, каждым блестящим ответом. В ответ Гермиона слышала лишь издевки над энциклопедичностью ее ответов, несправедливые обвинения в том, что она выскочка и всезнайка, и получала незаслуженно заниженные отметки. И сейчас, после стольких лет, ей представилась возможность доказать ему, что она тоже чего-то стоит, но Снейп, очевидно, скорее съест свой ботинок, чем похвалит ее или признает ее достоинства. Поднявшись наверх, приведя себя в порядок и переодевшись, Гермиона вошла в комнату к Снейпу. Он уже лежал на кровати поверх одеяла, как и вчера, и, судя по размеренному дыханию, спал. Гермиона потушила свечи и легла рядом, стараясь максимально касаться его. Ей было непривычно спать, не накрывшись, но она понимала, что так будет эффективнее: одеяло забирало бы часть ее тепла. Лежа в темноте, прижавшись к бывшему профессору, Гермиона снова испытывала смущение, и виной тому был он сам, его отношение к этому нетрадиционному лечению. Снейп явно брезговал этой вынужденной близостью к ней, она чувствовала, как его передергивает от отвращения каждый раз, когда она касается его. Даже сейчас, во сне, он непроизвольно отодвинулся от нее, стоило ей лечь рядом. Неужели он настолько презирает или ненавидит ее? Чем она это заслужила? Почему?..
– Что почему? – раздался внезапно глубокий, низкий голос.
Гермиона вздрогнула от неожиданности. В первую секунду она испугалась того, что Снейп прочитал ее мысли, но потом, вспомнив, что легилименция так не работает, поняла, что просто произнесла последнее слово вслух. Гермиона задумалась над ответом. Можно было, конечно, просто сказать, что ее «почему» вырвалось случайно и не имело к нему никакого отношения. А можно было и воспользоваться случаем и спросить у него то, что ее так давно мучает. Наконец, решив, что она ничего не теряет, Гермиона прошептала:
– Почему вы так не любите меня?
Снейп вздохнул, но ничего не ответил. Тогда Гермиона, осмелев, продолжила:
– Вы ненавидите меня за то, что я спасла вас? Вас что-то во мне раздражает? Я вызываю у вас отвращение, потому что я магглорожденная? Поэтому вы так плохо относились ко мне в школе?
– Вы уверены, что сейчас самое подходящее время и место для подобных разговоров? – злобно спросил Снейп, снова отодвигаясь от нее. – Вы подстроили всю эту ситуацию для того, чтобы выместить на мне свои прежние обиды и переложить на меня ответственность за ваши детские комплексы?
– Какие еще комплексы? – возмутилась Гермиона, приподнявшись и повернувшись к нему. – Вы третировали меня шесть лет моей учебы! Специально занижали мне отметки! Я имею право хотя бы сейчас узнать, за что?
Снейп вскочил с кровати, взмахом палочки зажигая свечи.
– Я оценивал вас так, как вы того заслуживали, ни больше и ни меньше, – выплюнул он. – Любой идиот способен пересказать зазубренный учебник или выполнить детально прописанные инструкции по приготовлению зелий. Это показатель хорошей памяти и элементарной внимательности, а не наличия ума, Грейнджер! У вас нет никаких способностей к интуитивной и тонкой науке создания зелий, но вы почему-то отказываетесь признать очевидное и вместо этого обвиняете преподавателя в его личной антипатии к вам!
– Прекрасно! – глотая слезы, воскликнула Гермиона. – Допустим, у меня нет способностей к зельям. Но почему вы сейчас продолжаете ненавидеть меня?
– Да потому что вы наглая, невоспитанная, глупая выскочка! Вы привыкли за годы дружбы с Поттером, что вам все сходит с рук, и сейчас считаете, что вам позволено вмешиваться в судьбу других, даже не спрашивая их разрешения, совершенно не задумываясь о последствиях!
– Значит, все дело именно в том, что я вас спасла? – Гермиона уже не замечала, что перешла на крик. – Можно подумать, вы никогда ошибок не совершали! Знаете, у меня – как и у всего магического мира! – тоже достаточно поводов вас ненавидеть!
Наступила пауза, и в звенящей ночной тишине было слышно лишь шумное учащенное дыхание Гермионы.
– Вы правы, – неожиданно тихо сказал Снейп. – Ненавидьте.
С этими словами он обошел кровать и направился к двери.
– Куда вы? – все еще дрожащим голосом воскликнула Гермиона, вскакивая с кровати. – Вы же знаете, что не можете уйти сейчас: вам станет плохо.
Она бросилась к Снейпу и схватила его за руку.
– Оставьте же, наконец, меня в покое! – прошипел Снейп, поворачиваясь к ней. – Я вас не понимаю, Грейнджер. Вы хотите продолжить нашу беседу? Вам нравится терпеть унижения? Это вас муж приучил к этому?
Гермиона опешила.
– Почему вы постоянно пытаетесь приплести ко всему Рона?
– Да у вас на лбу написано, что вы стали жертвой несчастливого замужества! Постоянно раздражаетесь, ревете, как корова, при каждом удобном случае, дергаетесь от одного упоминания вашего драгоценного Уизли, ваши заискивающие глаза только и кричат о помощи и защите. И вместо того, чтобы разобраться со своим муженьком и признать свой брак неудачным, вы сбежали, воспользовавшись хроноворотом, и теперь стараетесь отвлечь себя от реальности веселенькими приключениями. Но от этого ничего не меняется, Грейнджер! Куда лучше для вас было бы проявить хоть немного храбрости, наличие которой вы так стремились доказать всем и каждому в школе, и просто уйти от своего тупоголового мужа!
Закончив, Снейп развернулся и взялся уже за ручку двери, когда его остановил слабый голос Гермионы:
– И теперь вы просто оставляете меня одну? Со всем этим? Как оставили когда-то свою мать?
* * *
Северус медленно повернулся к Грейнджер и пристально посмотрел на нее: ее потерянные, широко открытые глаза сверкали при свете свечей, лицо блестело от слез, плотно сжатые губы дрожали. Зачем, зачем он снова завел речь о ее неудавшейся семейной жизни? Как будто ее личные проблемы хоть немного волновали его! Грейнджер была права, приплетая к этому разговору его мать. Именно благодаря многолетним наблюдениям за отношениями матери и отца он легко различал людей с семейными проблемами. И никак не мог понять, почему они не хотят решать свои проблемы, предпочитая мучиться и терпеть бесконечные скандалы. Он до сих пор злился на свою мать за это. Если бы она просто вовремя ушла от отца, забрав его, Северуса, с собой, вся его жизнь могла бы сложиться по-другому.
– Я ничем не могу вам помочь, – устало произнес он. – Как не мог помочь и своей матери. Это ваш и ее выбор. И если вы – по неизвестным мне причинам – знакомы с историей моей матери, то должны сделать правильные выводы и не повторять чужих ошибок. Потому что в результате можете оказаться не единственным пострадавшим человеком.
– Но… вы ошибаетесь, – вяло пробормотала Грейнджер, – у нас все совсем не так…
– Да неужели? – приподнял бровь Снейп.
– Мы… мы любим друг друга, – оправдывалась она, запинаясь, – и все не так плохо, на самом деле. Я просто… ожидала чего-то другого, наверное. И я, я сама виновата во многом… не уделяю достаточно внимания… и готовить – не очень… он никогда не позволял себе…
Снейп фыркнул.
– Грейнджер, вас противно слушать.
Она замолчала и, продолжая изредка всхлипывать, вытерла лицо, не отрывая от него взгляда.
– Вы считаете меня некрасивой? – неожиданно спросила она. – Поэтому вам неприятно, когда я вас касаюсь?
– Не воображайте, мне в принципе неприятно, когда меня касаются, – сердито ответил Северус.
Его раздражал весь их разговор, но сейчас он поворачивал в самое неприятное и непредсказуемое русло.
– Мне нужно обнять вас, – сказала Грейнджер после непродолжительной паузы.
– Что? Я не собираюсь…
– Вы не поняли, – перебила она его, – вы ужасно побледнели, вам сейчас совсем плохо станет. Можно я вас обниму?
Северус молчал. Конечно, он и сам чувствовал, что скандал отнял у него последние силы, но обнимать сейчас Грейнджер, когда она так уязвима и нуждается в чьей-то поддержке, было слишком опасно. Он вовсе не хотел быть – или казаться ей – тем человеком, который будет ее утешать. Он не собирался сближаться с ней и помогать ей решать ее семейные драмы. Северус просто не подходил для всего этого. Он и так злился, что позволил себе зайти в разговоре с девчонкой так далеко. Как будто ему была небезразлична ее жизнь, будто он специально анализировал ее чувства. Конечно, это вовсе не соответствовало действительности, но ей могло так показаться. И лучшим решением сейчас было бы уйти отсюда. Но куда он пойдет? К Нарциссе? Учитывая ее странное поведение сегодня, она могла оказаться для него еще опаснее, чем Грейнджер. Если же он останется этой ночью один, вполне возможно, что на следующее утро уже не проснется. Насколько он знал, вчера Азкабан лишился еще пятерых своих заключенных. Едва ли не впервые в жизни Северус не знал, что ему делать.
Однако Грейнджер, очевидно, восприняв ее молчание за согласие, сама приблизилась к нему и, обхватив его руками за талию, зарылась лицом в грудь. Северус прекрасно понимал, что сейчас ей эти объятия были едва ли не важнее, чем ему. Немного поколебавшись, он все же приобнял ее за плечи в ответ.
– Можно я задам последний вопрос? – голос Грейнджер прозвучал глухо, поскольку она не отрывала лица от его рубашки. Не дожидаясь ответа, она продолжила: – На четвертом курсе Малфой заклинанием увеличил мои передние зубы, а вы потом сказали, что не видите разницы. Вам на самом деле казалось?..
– Мерлин, Грейнджер, вы невыносимы! – сердито перебил ее Северус. – Вам уже не четырнадцать лет, в самом деле! Они спускались ниже подбородка!
– Тогда зачем вы так сказали? – как-то совсем по-детски спросила Грейнджер, поднимая голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Вы уже задали свой последний вопрос, – холодно отрезал Северус и разорвал объятия. – Прошу меня простить, но я предпочел бы все же поспать этой ночью.
Он вернулся к своей половине кровати, с неудовольствием отметив, что у них уже есть
свои половины кровати, и лег, повернувшись лицом к окну.
Грейнджер потушила свечи и, устроившись рядом с Северусом, осторожно коснулась его плеча, как бы спрашивая разрешение на то, чтобы обнять его. Разумеется, Северус возражал, но, очевидно, ему просто нужно было смириться с этим. Казалось, эта дурацкая ситуация окончательно вышла из-под его контроля.
– Мисс Грейнджер, – он умышленно вернулся к ее девичьей фамилии. В конце концов, так будет удобнее для него и полезнее для нее. – Вы должны пообещать, что больше не позволите себе рыдать в моем присутствии.
– Я постараюсь, мистер Снейп. Но во многом это будет зависеть от вас, – ответила она и прижалась к его спине.
Глава 12Весь следующий день Гермиона провела в библиотеке, одну за другой пролистывая книги по проклятиям. Но жестокие слова, брошенные Снейпом, все это время звучали в ее голове. Было удивительно, как Снейпу с такой легкостью удавалось делать ее уязвимой. Всего за один вечер он умудрился задеть все ее болевые точки: указать на отсутствие у нее талантов, обвинить в чрезмерной сентиментальности, отметить, что она по-прежнему остается для него «наглой выскочкой», и посмеяться над ее отношениями с Роном. Но – она готова была поклясться! – в тот момент, когда она упомянула мать Снейпа, он на короткий миг словно стал другим человеком: внимательным,
сочувствующим. Не наорал на нее, не попытался унизить в ответ на то, что она затронула его личную жизнь, а успокаивал, давал совет, помогал. Будто ему на самом деле не были безразличны ее проблемы. И потом, когда она малодушно напросилась на объятия и почти по-детски прижалась к нему, он ведь приобнял ее в ответ, даря – пусть всего лишь на несколько секунд – так необходимые ей защиту и успокоение. Она вспомнила, что чувствовала нечто похожее, когда отравилась испарениями злосчастного цветка, а он ухаживал за ней.
Снейп, без сомнения был очень способным магом, талантливым зельеваром, сильной личностью, просто умным человеком, в конце концов. Но то, что он, кроме всего прочего, является весьма надежным, даже в какой-то степени
заботливым, раньше не приходило в голову Гермионе. Он был из тех людей, на которых всегда можно положиться, которые помогут решить любую проблему, держат свое слово. Вспомнить хотя бы как долго он помогал Гарри, скольким он жертвовал во имя своей давней любви к матери ее друга. При этом он будто вовсе не ждал благодарности, покорно переносил всеобщую ненависть – и все равно хладнокровно выполнял порученные ему задания, ежесекундно рискуя своей жизнью. Это ведь было…
благородно?
Но разве благородный человек стал бы издеваться над ней, Гермионой, оскорблять ее, насмехаться над ней? Как он, большую часть жизни преданно любящий и боготворящий одну женщину, мог так спокойно и даже будто получая от этого удовольствие, унижать другую? Эти две стороны личности Снейпа никак не могли соединиться друг с другом в представлении Гермионы о нем. И как теперь нужно было к нему относиться?
Ко всему прочему, он ведь был во многом прав. Какими бы благородными причинами ни прикрывалась Гермиона, отправляясь в прошлое, по сути, она действительно просто убегала от своих семейных проблем. С другой стороны, ее брак с Роном не был настолько плох, как отношения между родителями Снейпа. По крайней мере, он никогда не позволял себе унижать или оскорблять ее. Мучительные размышления о Роне настолько поглотили Гермиону, что она была счастлива, когда Гарри, зашедший в дом на площади Гриммо, чтобы встретиться наконец со Снейпом, отвлек ее от самоанализа.
Они решили подождать Снейпа в гостиной, и, пока того не было, Гермиона с удовольствием – еще раз! – порадовалась тому, как хорошо друг сдал заключительные экзамены, а также выслушала его размышления по поводу будущей работы в Аврорате.
Когда хлопнула входная дверь, Гарри вскочил с кресла и устремился навстречу к входящему Снейпу, который выглядел предельно уставшим и несколько озабоченным. Снейп, увидев Гарри, замер на пороге, настороженно наблюдая за улыбающимся Поттером. Затем его лицо привычно скривилось в презрительной усмешке:
– Поттер. Следовало ожидать, что у вас не хватит тактичности, чтобы не попадаться мне на глаза.
Гермиона с опаской посмотрела на друга, ожидая, что он взорвется в ответ на грубость Снейпа. Но друг удивил ее.
– Я хотел поговорить с вами, сэр, – спокойно сказал он, по-прежнему дружелюбно улыбаясь. – У меня ведь до сих пор не было возможности поблагодарить вас.
– Мне нет никакого дела до вашей благодарности, – резко ответил Снейп.
Гермиона заметила, что он держал правую руку в кармане мантии, очевидно, сжимая в ней волшебную палочку. Она не могла решить, стоит ли ей уйти отсюда, позволив им без свидетелей выяснить отношения, или лучше остаться на случай, если придется разнимать их. Потому она продолжала сидеть, напряженно переводя взгляд с одного на другого.
– Я был просто обязан сказать вам это, мистер Снейп, – между тем сказал Гарри. – Я чувствую свою вину перед вами. Столько лет я ненавидел вас, не замечая очевидного, а вы все это время спасали меня и моих друзей. И я… хочу, чтобы вы знали, что я ценю это.
По выражению лица Снейпа было невозможно определить, о чем он думает и слышит ли вообще слова Гарри. Вместе с тем он не двигался с места, не порывался уйти и – удивительно! – молчал, что, наверное, можно было считать недурным знаком.
– Когда начались министерские рейды по домам Пожирателей, – продолжал подбодренный его молчанием Гарри, – я понял, что рано или поздно они придут и к вам, несмотря на то, что мы сразу начали дело о вашем оправдании. И я хотел успеть забрать ваши
слишком личные вещи, которые, как я был уверен, вы бы не хотели выставлять на всеобщее обозрение. Как вы, наверное, знаете, я не показывал Министерству и даже Ордену
все ваши воспоминания. Но я очень рад, что вы позволили мне увидеть то, что касалось
ее. Не потому, что именно это изменило мое к вам отношение, а потому, что… – голос Гарри дрогнул, – это стало и моим воспоминанием о маме. Я потом десятки раз пересматривал эти воспоминания, запоминая каждую деталь: ее мимику, смех, голос. Я сравнивал ее с собой, и иногда мне казалось, что мы очень похожи. И я любил ее все больше и больше. Мне казалось такой несправедливостью, что у меня никогда не было возможности узнать ее. А вы… вы дали мне прикоснуться к ней. За это я благодарен вам больше всего.
Гермиона внимательно наблюдала за Снейпом все время, пока говорил Гарри, и в какой-то момент ей даже показалось, что в его глазах что-то блеснуло, но ей самой с трудом верилось в это. Когда Гарри замолчал, Снейп, ничего не сказав, резко развернулся и стремительно покинул комнату. Гермиона нерешительно посмотрела на друга: тот, к ее удивлению, выглядел вполне удовлетворенным.
– Это самая мягкая реакция, которой я мог ожидать, – признался он, облегченно вздохнув. – Ты даже не представляешь, сколько я готовил эту речь.
Гермиона ничего не ответила, мягко сжав руку друга в знак поддержки. Она не хотела разочаровывать его, сказав, что все его усилия, скорее всего, пройдут даром и Снейп не сможет оценить его откровенность. Кроме того, она была уверена, что Снейп станет теперь избегать Гарри.
Следующие несколько дней прошли однообразно: Гермиона просыпалась в одиночестве, целый день просматривала книги в библиотеке, затем, когда Снейп наконец появлялся, они вместе ели приготовленный Кричером ужин, пили сваренный Гермионой кофе, проводили немного времени в библиотеке и ложились спать. Гермиона не знала, где Снейп пропадает целыми сутками, а спросить его об этом побаивалась, не желая нарваться на очередную грубость. Впрочем, в эти дни он был довольно вежлив, что снова наталкивало Гермиону на размышления об этом человеке. И ни разу ни один из них не упоминал даже вскользь тот ночной разговор.
Гарри снова появился в доме на площади Гриммо, когда Снейп и Гермиона в очередной раз молча ужинали в мрачной кухне. В течение двух лет Гермиона, замученная одиночеством и бездельем, пыталась сделать это место более уютным: осветлила каменные стены, убрала горшки и кастрюли, ранее просто свисавшие с потолка, в расширенный заклинанием шкаф, уменьшила стол и перенесла на чердак ненужные стулья. Но этого явно было недостаточно. Она частенько с неудовольствием думала о том, что хорошая хозяйка, такая, как миссис Уизли, наверняка смогла бы превратить даже эту полуподвальную кухню в приятное место, расставив по шкафам какие-нибудь милые штучки, украсив как-нибудь камин или, например, связав затейливые салфетки для стола. Гермиона, к сожалению, всего этого делать не умела, и потому ей приходилось довольствоваться теми незначительными улучшениями, которые ей удались. Снейпа же, по всей видимости, вид кухни и вовсе не интересовал. Гермиону удивляло даже то, что он в принципе соглашался поужинать с ней.
Гарри пришел в тот момент, когда Гермиона уже убрала грязные тарелки со стола и принялась за приготовление кофе.
– Мистер Снейп, Гермиона, – возбужденно начал он еще со ступенек, ведущих в кухню, – у меня хорошие новости.
Дождавшись заинтересованных взглядов от обоих, Гарри продолжил:
– Сегодня нам раздавали задания для практики, и я попросился в группу авроров, которые расследуют смерть Пожирателей в Азкабане, – Гарри был настолько поглощен своей новостью, что не заметил, как побледнела Гермиона. – Мы уже разговаривали с целителями по этому поводу: они ожидаемо не знают, в чем дело, и тоже высказали предположение, что, возможно, это какое-то проклятие, связанное с Черной меткой. А завтра мы едем в Азкабан допрашивать оставшихся узников. Может быть, мне удастся что-то узнать на месте.
– Предполагаю, что «оставшиеся узники» в таком же недоумении, как и все остальные, – холодно заметил Снейп, – и с ужасом ждут своей неизбежной смерти.
– Гарри, это секретное задание? – вдруг спросила Гермиона.
– Секретное задание? – недоуменно переспросил тот.
– Ты подписывал какие-нибудь магические документы о неразглашении? – нетерпеливо уточнила она.
Гарри удивленно поднял брови.
– Ничего я не подписывал. О чем ты вообще спрашиваешь?
Гермиона тяжело вздохнула и нервно прикусила нижнюю губу. И Гарри, и Снейп выжидающе смотрели на нее. Внезапно в глазах Снейпа отразилось понимание.
– Что-то пошло не так, как раньше, мисс Грейнджер? – вкрадчиво спросил он. – Поттер никогда не принимал участие в расследовании этого дела?
Гермиона виновато кивнула. Она не понимала, как это могло произойти. Ее перемещение в прошлое не должно было никак отразиться на реальности. До этого все шло в точности, как раньше. Она специально ежедневно просматривала новости в Пророке, чтобы убедиться в этом. Но то, что сообщил сейчас Гарри, никакого отношения к ее реальности не имело: она очень хорошо помнила его первое задание, и оно определенно не было связано с Азкабаном. У нее еще была вначале надежда на то, что он просто не мог в прошлом рассказать ей о задании из-за его секретности. Теперь же она не знала, что и думать.
– Но это не такое уж и страшное изменение, разве нет? – нахмурился Гарри.
– Гарри, как ты не понимаешь, – воскликнула Гермиона, – теперь вообще все может пойти по-другому! Ты не получил то задание, на которое тебя вместе с Роном отправили в прошлый раз, значит, ты не спасешь ту девочку от оборотня, значит…
– Я спас девочку от оборотня? Амалию, которую Рон сейчас охраняет? Так надо ему сказать, чтобы он был внимателен.
Гермиона сердито затрясла головой.
– Гарри, это так не работает! Именно ты должен был ее спасти, тебя бы повысили, дали бы более сложные дела, и ты бы помог очень многим людям. А как все произойдет сейчас, неизвестно.
– Неужели вы не задумывались над этим, когда решили спасти мне жизнь? – встрял в разговор Снейп.
– Но я же пользовалась хроноворотом на третьем курсе, и ничего не…
– Вы отправились в прошлое на целых шесть лет назад, – прервал ее Снейп. – Это намного больший промежуток времени. Вы воскресили мертвого человека. К тому же об этом узнал Поттер. Вы полагали, что на его жизни это никак не скажется?
– Какая теперь разница? – вмешался Гарри. – В прошлый раз, Гермиона, мы тоже кое-что изменили. Клювокрыл, помнишь? И никто об этом никогда не жалел. Не вижу смысла сейчас страдать из-за того, что твое прошлое изменилось. Для меня все это – настоящее, и я не знаю и не могу знать, что будет дальше. Как и ты, Гермиона. Лучше скажите мне, что именно я завтра должен выяснить?
Гермиона продолжала виновато хмуриться, но молчала. Конечно, она боялась думать, как сильно изменится жизнь, в которую ей предстоит влиться через четыре года. С другой стороны, в той жизни не было все так уж идеально и безоблачно. Может быть, в ее отношениях с мужем тоже произойдут изменения?
Мучимая чувством вины, она не заметила, как Снейп начал наставлять Гарри:
– …насколько вас допустят к расследованию. Поговорите с заключенными, расспросите, что они обо всем этом думают. Если допустить, что мы имеем дело с проклятием, которое накладывается на метку, вы можете попытаться узнать, к кому из узников в последние месяцы приходили посетители, – он остановился и, поколебавшись, добавил: – Включая представителей Министерства и авроров. Но, как я понимаю, не всех слуг Темного Лорда удалось схватить?
– Почти всех, – пожал плечами Гарри. – Вы думаете, что авроры или Министерство могут иметь к этому отношение?
– Я бы не стал скидывать их со счетов, – уклончиво ответил Снейп, и Гермиона внезапно осознала, что он на удивление спокойно разговаривает с Гарри.
Неужели откровения ее друга так на него повлияли?
– Хорошо, я попробую, – согласился Гарри. – Ладно, мне пора, Джинни ждет меня на ужин, а я и так сегодня порядочно задержался в Аврорате. Завтра вечером снова к вам зайду.
Когда Гарри, попрощавшись, ушел, Гермиона доварила забытый на время разговора кофе и, поставив чашку с приготовленным напитком перед Снейпом, наконец задала ему вопрос, который сильно мучил ее:
– Теперь вы, должно быть, уверены, что я совершила ошибку, спася вас?
– Я был уверен в этом и раньше. Для меня было очевидно, что все изменится из-за этого, – ответил Снейп и, сделав глоток, продолжил: – Но никому не будет лучше от того, что вы будете винить себя в этом.
Гермиона удивленно на него посмотрела.
– Что же, мне просто забыть об этом?
– Как будто у вас получится, – хмыкнул Снейп. – Не заостряйте на этом внимание. Все равно ничего уже не изменишь.
– А вы бы могли не заострять на этом внимание? – тихо спросила Гермиона и, внезапно осознав бестактность своего вопроса, с ужасом посмотрела на Снейпа: тот, не двигаясь, буравил ее взглядом. – Простите, я не хотела…
– Нет, мисс Грейнджер,
я не мог бы, – прервал ее Снейп. – И, как вы можете убедиться, ни к чему хорошему это меня не привело.
– Но ведь именно сознание вашей вины помогало вам… жить дальше, – робко начала Гермиона, ободренная его словами.
Снейп какое-то время молчал, словно решая, продолжать этот разговор или нет, и затем резко ответил:
– Чувство вины заставляло меня делать то, что я должен был делать. Не давало мне выбора. Вряд ли это можно назвать хорошей жизнью, не так ли?
– Но вы сделали много хорошего, постоянно подвергая себя опасности. Можно сказать, вы с лихвой окупили свою вину.
– Вы снова рассуждаете, как двенадцатилетняя школьница, – устало сказал Снейп. – Ваша вина заключается в том, что вы опрометчиво спасли человека, моя же – в том, что я человека убил. Чувствуете разницу? Есть проступки, которые не могут быть оправданы и забыты никогда.
– Но вы же…
– Грейнджер! – оборвал ее Снейп. – Я не собираюсь обсуждать это с вами и уже начинаю жалеть о том, что вообще позволил вам втянуть меня в этот разговор. Дайте мне хоть минуту покоя, чтобы я мог допить свой кофе.
Гермиона и сама была удивлена тем, что он обсуждал с ней свое прошлое. Хотя ей, несомненно, хотелось бы быть тем человеком, кому он мог доверять. Ведь это означало бы, что он относится к ней как к равной. Но об этом ей, похоже, приходилось только мечтать.
Когда кофе был допит, по установленной уже традиции они направились в библиотеку, где, окружив себя стопками книг, сели на скамью, прижавшись плечами друг к другу. Всего несколько дней назад ощущения, вызываемые этим ритуалом, казались Гермионе странными. Сейчас же физическая близость к бывшему профессору не вызывала в ней чувства неловкости или отторжения, напротив, ощущать тепло его тела даже через плотную ткань мантии было приятно. По крайней мере, теперь она не чувствовала себя настолько одинокой, как раньше.
И все же ей не хватало общения. Если бы Снейп соизволил поговорить с ней, обсудить какие-нибудь интересные факты, на которые он случайно натыкался в просматриваемых книгах (а Гермиона не раз замечала, как он, забыв о цели поиска, зачитывается описаниями экспериментов темных магов прошлого), объяснить ей некоторые аспекты Темной магии, о которой она слишком мало знала… Для нее было невыносимо находиться рядом с человеком, обладающим таким огромным запасом знаний, и не перенимать у него ничего, ничему у него не научиться. Не говоря уже о том, насколько увлекательно, наверное, было бы ассистировать ему в его экспериментальных работах по зельям. Гермионе хотелось думать, что именно этим он занимается весь день, пока не возвращается на площадь Гриммо.
Думая о Снейпе и его нежелании общаться с ней, Гермиона скосила на него глаза. Нахмурившись, он неторопливо пролистывал очередную книгу, время от времени ненадолго останавливаясь на отдельных страницах. Прочитав пару строк, Гермиона вспомнила, что читала эту книгу на третьем году работы в больнице Святого Мунго. Книга была написана Кареем Спенсером, целителем пятнадцатого века. В ней он довольно подробно описывал наиболее интересные случаи своей практики. Труд был познавателен, но целительские методы, выбираемые Спенсером, на взгляд Гермионы, были слишком бесчеловечны и жестоки. И уж, конечно, абсолютно несовременны. Внезапно она поняла, что ей выпал отличный шанс завести разговор со Снейпом. Лихорадочно она пыталась вспомнить содержание книги и те вопросы, которые возникали у нее тогда по мере чтения. Наконец тема была найдена.
¬– Это же Спенсер, не так ли? – неуклюже начала она. – Вы уже дошли до пациента, заразившегося драконьей оспой? Весьма забавный случай, и очень характерно показывающий отношение автора к целительству.
– Сжечь пораженные участки кожи? – хмыкнул Снейп. – В нашем случае, полагаю, он предложил бы отрезать пациенту руку с меткой.
– Но все же некоторые его идеи получили развитие в дальнейшем, – уцепилась за разговор Гермиона. – Например, его способ лечения переломов…
– Мисс Грейнджер, – прервал ее Снейп, откладывая книгу в сторону и взяв в руки следующую, – меня, откровенно говоря, не очень интересуют проблемы целительства.
Гермиона еле слышно вздохнула. Ее хитроумный план вовлечь Снейпа в разговор с треском провалился. На самом деле, этого стоило ожидать. А ведь магические болезни и способы их лечения были той областью знаний, в которой она чувствовала себя наиболее уверенно. Зелья и заклинания она изучала по большей части именно те, которые могли бы пригодиться ей в работе. И именно эта тема оказалась для Снейпа неинтересной. Гермиона уже с горечью подумала о том, что они так и будут молчать все время, проводимое вместе, пока не найдут способ избавиться от его проблемы, как Снейп заговорил сам.
– Почему вы стали целителем? – неожиданно спросил он, не отрываясь от своей книги. –Вам нравится этим заниматься?
Гермиона не была готова ответить на этот вопрос. Она часто объясняла свой выбор профессии друзьям и родственникам (маггловская часть которых думала, что она врач) тем, что ей нравится быть полезной, видеть мгновенные результаты своих действий, помогать людям, особенно с тяжелыми болезнями, спасать жизни, наконец. Это была очень активная, трудная и благородная работа. Но Снейп наверняка посчитал бы такое объяснение излишне
гриффиндорским.
– Я хотела заниматься чем-нибудь по-настоящему полезным, – уклончиво ответила она. – И да, мне нравится моя работа. Конечно, чаще всего приходится лечить очень распространенные болезни, когда помощь целителя сводится к минимуму, но порой встречаются неординарные случаи и нужно приложить немало усилий, чтобы вылечить человека. А почему вам это неинтересно?
– Чересчур прикладная наука, на мой взгляд. Слишком мало требуется фантазии и интуитивных знаний, слишком много немедленного и предсказуемого результата. Не думаю, однако, – Снейп мельком взглянул на Гермиону, – что вы способны это понять. Насколько я помню, ваш интерес к науке ограничивался зазубриванием учебников.
– Почему вы постоянно об этом говорите? – запальчиво воскликнула Гермиона. – Вам доставляет большое удовольствие издеваться надо мной?
– Я просто констатирую факт, – обманчиво мягко ответил он. – А в данном случае я лишь пытался намекнуть вам на то, что профессия целителя вам мало подходит.
– Это еще почему? – опешила Гермиона. – Между прочим, я неплохой целитель!
Снейп неопределенно хмыкнул, но ничего не сказал.
– Отвечайте уже, раз начали этот разговор, – сердито потребовала она. – Почему это я, по-вашему, не могу быть целителем?
– Вы действительно хотите знать, мисс Грейнджер? – Снейп отложил книгу и немного повернулся к девушке. – В вас не хватает мягкости, тактичности… и особого чутья. Вы слишком импульсивны и нетерпеливы и, пожалуй, чрезмерно тщеславны. Я до сих пор помню, как вы вечно подпрыгивали на стуле с высоко поднятой рукой, чтобы быстрее и лучше всех ответить на уроке. Вам, вероятно, хотелось, чтобы преподаватели хвалили вас и ценили вашу неуемную тягу к бездумному поглощению информации. Вы неплохой исполнитель и организатор, мисс Грейнджер, что меня приятно удивило во время ваших с Поттером скитаний по лесам. Кроме того, у вас обостренное чувство справедливости, что тоже, в общем-то, неплохо. Но это вовсе не те качества, которые необходимы, чтобы стать хорошим целителем.
Первым желанием Гермионы было возмутиться и начать яростное отстаивание своего права на любимую профессию, но, подумав немного, она поняла, что в словах Снейпа была доля истины. Кроме того, она вдруг осознала, что он на самом деле не намеревался поиздеваться над ней, а просто высказывал свои наблюдения. Поразительным было и то, что он удосужился детально проанализировать ее и даже смог отметить ее положительные качества. Ну что же, она ведь сама хотела поговорить с ним. Гермиона взяла себя в руки и деланно спокойно спросила:
– И чем же, вы думаете, мне стоило бы заниматься?
– Какой-нибудь министерской работой, – пожал плечами Снейп, – возможно, связанной с законодательством. Или работой в общественных организациях, наподобие вашей бредовой Г.А.В.Н.Э.
Гермиона почувствовала, как ее лицо заливается краской. Она по-прежнему считала, что защищать права домовых эльфов было хорошей идеей, но, пожалуй, название ее ассоциации стоило продумать получше.
– Вы знали об этом?
– Все преподаватели знали, мисс Грейнджер, – фыркнул Снейп. – Сама по себе идея создания подобного общества была провокационной, но уж это интригующее название… Вы намеренно добивались осмеяния?
– Я не… Давайте оставим это, – капитулировала Гермиона. – Ладно, допустим, я ошиблась с выбором профессии. Но вы для преподавательской карьеры тоже не очень-то подходите. Зачем вы устроились в Хогвартс?
Очевидно, она снова коснулась запретной темы, поскольку Снейп тут же напрягся и заметно отдалился от нее.
– У меня были на то свои причины, – холодно ответил он и поднялся, давая понять, что не намерен больше продолжать этот разговор. – Полагаю, уже слишком позднее время для светских бесед.
Взяв со стола свою стопку книг, он направился к полкам и, расставив всё по своим местам, покинул библиотеку. Гермионе ничего другого не оставалось, как только последовать за ним.
* * *
Грейнджер как всегда тихо зашла в комнату, задернула тяжелые портьеры, невербально затушила свечи и, осторожно опустившись на кровать за спиной Северуса, обняла его. Он в который раз недовольно подумал о том, что, должно быть, никогда не привыкнет к такому близкому контакту с бывшей студенткой. Впрочем, по опыту прошедших дней он знал, что эти объятия не будут долгими: не пройдет и получаса, как Грейнджер начнет вертеться в кровати, как заведенная, постоянно толкая и, как следствие, пробуждая его. Он уже даже начал подумывать о том, не стоит ли давать ей успокоительное на ночь. Или хотя бы зелье для сна без сновидений. Ее определенно что-то мучило, но всерьез задумываться над этим он не собирался: хватало и собственных проблем. Северус и так начал позволять ей разговаривать с ним на личные темы, стараясь при этом быть предельно вежливым и корректным, поскольку не хотел вновь стать свидетелем ее истерики.
Конечно, он чувствовал, как Грейнджер раздирает от желания заговорить с ним. Он не вполне понимал причины подобного стремления, ведь было сомнительным, что она могла считать его приятным собеседником. Возможно, ей просто не хватало общения: всю жизнь окруженная друзьями, она, должно быть, не привыкла к одиночеству. В отличие от него.
По иронии судьбы, именно сейчас с ним желало общаться больше людей, чем за всю его прошлую жизнь. К примеру, Поттер со своей неуместной благодарностью. И ладно бы просто благодарностью! Если бы Поттер был слизеринцем, Снейп бы принял его излияния за жестокую, завуалированную насмешку. Но чертов мальчишка был искренен – этого нельзя было не заметить. И, слушая Поттера, Северус невольно поймал себя на мысли, что сочувствует ему. В конце концов, он был, пожалуй, единственным человеком, кроме него, Северуса, столь же глубоко переживающим смерть Лили. Поттеру, правда, было легче: он никогда не был с ней по-настоящему знаком, потому не мог до конца осознать, что именно потерял. Его признание снова подняло на поверхность рой воспоминаний Северуса, а вместе с воспоминаниями вернулись и горечь осознания свей вины, и боль, которая никогда за все эти годы не оставляла его надолго.
Конечно, он ожидал, что она утихнет с годами, что его любовь к давно умершей женщине со временем сойдет на нет, оставив после себя лишь обрывочные воспоминания и неотчетливые ощущения. Даже Дамблдор был удивлен, что чувства Северуса к Лили с годами не утратили своей яркости и силы. Однолюб, кажется, так было принято называть таких, как он?
Раньше, пока Поттер учился в школе и постоянно подвергался опасности, у Северуса была возможность хоть как-то загладить свою вину перед Лили, защищая и спасая его. Теперь Поттеру ничего не угрожало, но Северус вместо ожидаемого облегчения чувствовал… опустошенность. У него больше не было цели и, что самое страшное, ему больше нечем было оправдываться перед призраком Лили, неуклонно следующим за ним каждую секунду его жизни. Он, по весьма понятным причинам, скрывал от всех, что это и был его боггарт: мертвенно-бледная Лили, с осуждением и презрением глядящая на него. Была какая-то извращенная ирония в том, что его боггарт и патронус являлись, по сути, воплощениями одного человека. И он с одинаковой силой боялся одного и наслаждался другим.
Поттер сказал, что много раз пересматривал его воспоминания, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь, уловить каждую мелочь. О, это было ему знакомо! В Хогвартсе он часто брал у Дамблдора думоотвод, чтобы часами упиваться встречами с Лили, их долгими разговорами на берегу озера, посиделками допоздна в библиотеке; он жаждал прочувствовать все это еще много раз, пока боль утраты не станет физически ощутимой, так что захочется завыть, разодрать себе грудь и вырвать из нее израненный пульсирующий комок, навсегда прекратив свое жалкое существование, эту отвратительную
недожизнь.
Но наступало утро, и он должен был продолжать тот безумный маскарад, в который он сам превратил свою жизнь, подбадриваемый Дамблдором, с грустной и понимающей улыбкой смотревшим на его попытки самоуничтожения. Естественно, он безо всяких зазрений совести позволял себе невинное удовольствие издеваться над студентами и обмениваться колкостями с коллегами. Иногда забыться помогала работа над экспериментальными зельями; правда, Северус заметил, что после службы Темному Лорду, для которого ему часто приходилось готовить зелья с отвратительными свойствами, его интерес к созданию новых зелий несколько поубавился. А ведь Грейнджер была права, если бы он завершил хотя бы один из своих экспериментов, это могло бы стать нашумевшим открытием в современном зельеварении.
Пока у Северуса не начались проблемы с самочувствием, он пытался вспомнить свои прежние разработки, но скоро понял, что без его записей это занятие было малоэффективным. Теперь же, несмотря на то, что тетрадь была у него, времени на эксперименты не было. Сначала нужно было разобраться с более насущной проблемой.
В поисках ее решения Северус каждый день приходил в Малфой-мэнор и, к своему неудовольствию, отмечал, что его обитатели также проявляют к нему все больший и больший интерес. Но если внимание к нему со стороны Драко при желании можно было объяснить хотя бы той же благодарностью, которую он, в отличие от Поттера, не мог выразить так по-гриффиндорски искренне и прямодушно, то заинтересованность в нем хозяйки дома не поддавалась никакой логике. Нарцисса без конца заходила в библиотеку, то предлагая ему чего-либо поесть, то отвлекая его от поиска информации ничего не значащими разговорами, то норовила как бы невзначай коснуться его, выражая сочувствие по поводу его болезненного вида. И пусть сам Северус не мог похвастаться богатым опытом в отношениях с женщинами, он все же был не дурак и понимал, что означает подобное поведение леди Малфой. Конечно, он не мог предположить, что она вдруг воспылала к нему какими-либо чувствами, а сделал весьма логичный вывод, что в этих заигрываниях с ним Нарцисса ищет какую-то выгоду для себя. Возможно, именно стремление Северуса разгадать причину странного поведения Нарциссы в первую очередь заставляло его каждый день возвращаться в ее библиотеку. При этом от предложенной еды он вежливо отказывался, светские беседы не поддерживал, а любые прикосновения старался предупредить. Вместе с тем его репутация вечного затворника позволяла ему делать вид, что он не замечает ничего необычного, тем самым выводя Нарциссу из себя. Судя по нетерпению, иногда проскальзывающему в ее безукоризненно светском тоне, еще немного, и она приступит к более решительным мерам. Тогда Северус узнает наконец, что ей движет на самом деле.
Убаюканный своими размышлениями, Северус уснул. Проснулся он лишь утром, когда из-за плотных занавесок уже вовсю пробивался яркий солнечный свет. Северус удивился тому, как крепко ему удалось уснуть. Обычно он покидал дом Блэков еще на рассвете, желая избежать возможной неловкости в случае, если Грейнджер проснется одновременно с ним. Он недовольно покосился на лежавшую рядом девушку: она спала на животе, ее сильно согнутое колено лежало на его правом бедре, голова покоилась у него на плече, а правая рука раскинулась на груди Северуса, приобняв его за шею. Хорошо, что у него была привычка во время сна на спине сцеплять руки в замок на животе, иначе при такой позе Грейнджер его вытянутая вдоль тела правая рука грозила оказаться и вовсе в… непотребном месте. Он не хотел задумываться над тем, послужили ли
такие объятия Грейнджер причиной его хорошего сна или же он просто сильно устал за прошедший день. На данный момент его гораздо больше интересовало, как он выберется из-под Грейнджер, не разбудив ее. Выбрав из многочисленных вариантов наиболее, как ему показалось, приемлемый, он осторожно приподнял ее руку за запястье и, чуть повернувшись к ней лицом, попытался аккуратно выскользнуть из-под нее. И, конечно, тут же столкнулся с сонным взглядом Грейнджер.
– Вы еще здесь, профессор? – пробормотала она, на его взгляд, совершеннейшую глупость. – То есть… доброе утро.
Северус одернул руку, все еще сжимающую запястье девушки, и резко поднялся с кровати. Вот именно
этого он и старался избегать все это время.
– Спите, мисс Грейнджер, еще рано, – сухо сказал он, поспешно одеваясь.
Создавшаяся ситуация все больше напоминала сцену из дешевого романа. Но Грейнджер, казалось, не ощущала никакой неловкости: сладко зевнув, она с удовольствием потянулась на кровати и мечтательно произнесла:
– Мерлин, давно я так хорошо не спала! – и затем, немного приподнявшись, бодро спросила: – Хотите, я сделаю вам завтрак?
– Не стоит беспокоиться, я уже ухожу, – скривил губы Снейп, зашнуровывая второй ботинок.
– Знаете, вам незачем убегать отсюда, как незадачливому любовнику, – весело заметила Грейнджер, наблюдая за его сборами. – Мы же договорились, что у нас вполне деловые отношения. И, в конце концов, завтрак ненамного отличается от ужина. Если хотите, я даже приготовлю вашу обожаемую овсянку.
Было видно, что она проснулась с прекрасным настроением, и, должно быть, даже хмурое лицо Северуса не могло испортить ей это утро. Грейнджер поставила его в тупик. Если он сейчас сбежит, как и планировал, то действительно будет походить на малодушного ловеласа. Если же он останется на завтрак, то они с Грейнджер напомнят примерную семейную пару. Грейнджер по-своему истолковала его молчание и резво поднялась с кровати.
– Пойду скажу Кричеру об овсянке. У меня еще нет намерения отравить вас своей стряпней, – шутливо проворчала она и вышла из комнаты.
Раздосадованный из-за своей нерешительности, Северус резко раздвинул портьеры, позволяя солнечному свету больно ударить по глазам, и, непроизвольно щурясь, выглянул в окно. Насколько он мог судить, было около десяти часов. Он действительно очень хорошо спал этой ночью и сейчас чувствовал себя непривычно отдохнувшим и полным сил. Одернув мантию и закатав левый рукав рубашки, Северус проверил повязку: на белоснежном бинте уже проступило несколько пятен крови – его следовало сменить.
По дороге на кухню он ненадолго зашел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Но, к своему сожалению, бинта он там не нашел.
Оказавшись на кухне, он с удовольствием втянул в себя влажный, прохладный воздух: после кичливой солнечной комнаты это полуподвальное помещение казалось ему раем. Грейнджер, успевшая переодеться, уже сидела за столом, участливо наблюдая за действиями Кричера, суетящегося возле плиты. Заметив вошедшего Северуса, она легко улыбнулась:
– Я бы сварила кофе, но Кричер не подпускает меня к плите, пока он здесь.
– Маленькая магглорожденная мисс снова все портить. Она портить – Кричер убирать. Бедный Кричер убирать целыми днями за грязной мисс, – беззлобно и скорее по привычке ворчал сморщенный эльф.
Очевидно, он смирился с нахождением «маленькой магглорожденной мисс» в этом доме. Наверняка, Поттер дал ему соответствующие указания. Северусу никогда не нравился этот спятивший эльф, и он был рад, что за все время пребывания здесь видел его впервые. Удивительно, как Поттеру удалось расположить к себе это угрюмое существо, переполненное предрассудками. В верности эльфа Поттеру Северус убедился, когда эльф отказался предоставлять ему любую информацию о хозяине, когда тот был в бегах. Ноющая боль в предплечье отвлекла его от размышлений о странном домовике.
– Мисс Грейнджер, у вас есть бинт? – скривился Северус.
– Точно, вам же нужно перевязать вашу метку, – вспомнила Грейнджер. – Сейчас я все принесу.
Вскоре она вернулась, неся, к удивлению Северуса, не только бинт, но и, как он безошибочно определил, обезболивающее и заживляющее зелья.
– Давайте вашу руку, – деловито скомандовала она, поставив зелья на стол, и, увидев недоверие в его глазах, нетерпеливо добавила: – Да ладно, вам все равно будет неудобно делать это самому, а я, в конце концов, целитель, хоть вы и отказываетесь признавать это.
В ее словах была доля правды, поэтому Северус нехотя закатал левый рукав и протянул Грейнджер руку. На самом деле, было приятно наблюдать за тем, как быстро и профессионально она снимает старую повязку, бережно натирает его истекающую кровью метку зельями, указав на нее палочкой, шепчет неизвестное ему заклинание, а затем ловко забинтовывает руку новой полоской бинта. Придраться, в общем-то, было не к чему. Вот только настоящий целитель занялся бы его раной безо всякого напоминания.
К тому времени, как она закончила, Кричер уже поставил на стол две тарелки с кашей и поспешил убраться из кухни.
– Благодарю, мисс Грейнджер, – коротко сказал Северус, избегая ее заискивающего, ожидающего похвалы взгляда.
Если она и была разочарованна отсутствием его оценки, то не подала виду. Ничего, пусть наконец привыкает к тому, что ее жизнь не должна зависеть от оценок окружающих.
Одновременно они приступили к приготовленному Кричером завтраку. Северус надеялся, что Грейнджер не станет заводить бесед во время еды: он предпочитал принимать пищу молча. Но его надеждам не суждено было сбыться.
– Мистер Снейп, куда вы уходите днем? – спросила Грейнджер и, пока он дожевывал, чтобы ответить ей, сама предположила: – К себе домой? Продолжаете эксперименты с зельями?
– В Малфой-мэнор, – сухо ответил он наконец, – пользуюсь их библиотекой.
Глаза Грейнджер загорелись.
– Да, она просто чудесна! – с восторгом воскликнула она и, столкнувшись с его вопросительным взглядом, добавила: – Мы с Гарри были там пару недель назад. Мне кажется, я могла бы там жить. Она мне понравилась больше, чем библиотека Блэков. У них, насколько я поняла, есть книги не только о Темной магии?
– Малфои не очень разборчивы в выборе книг. Столетиями они просто скупали самые редкие и дорогие издания, – сухо сказал Снейп. – И, конечно, те книги, которые должны быть в доме каждого уважающего себя волшебника. Библиотека Блэков более специализирована, потому, на мой взгляд, представляет собой большую ценность.
Его замечание заставило Грейнджер пристыженно замолчать, и Северус обрадовался возможности доесть свой завтрак в тишине.
Допив приготовленный Грейнджер кофе, он попрощался с ней и, решив, что нет смысла возвращаться домой, сразу отправился в Малфой-мэнор. Нарцисса, как всегда радушно встретившая Северуса, проводила его в библиотеку и, занятая приготовлениями к свадьбе Драко, оставила его в блаженном одиночестве. О намечающемся празднестве Северус узнал еще вчера. Он был уверен в том, что идея заключения этого брака принадлежала именно Нарциссе: Северус не помнил, чтобы в школе Драко обращал на младшую Гринграсс, весьма посредственную студентку его факультета, хоть малейшее внимание. Вместе с тем этот брак сейчас был выгоден Малфоям: семья Гринграсс была одной из малочисленных чистокровных семей, не запятнавших себя лояльностью к Темному Лорду и вместе с тем имевших немалое состояние и устойчивое общественное положение. Как бы Северус ни относился к этой свадьбе, хотя бы одно существенное достоинство в ней было: оно отвлекало Нарциссу, тем самым позволяя Северусу спокойно искать необходимую информацию.
Благодаря предсвадебным хлопотам, Нарцисса появилась в библиотеке лишь к вечеру, в очередной раз предложив ему отужинать с ней и Драко, на что Северус в очередной раз ответил вежливым, но твердым отказом. Тогда Нарцисса решила сменить тактику.
– Ты по-прежнему ничего не нашел, Северус? – спросила она, присаживаясь на соседнее кресло. – Представляю, как тебе хочется скорее избавиться от своей слабости, учитывая, с кем именно тебе приходится проводить… время.
– Несомненно, – кратко ответил Северус, еще не понимая, к чему она ведет.
– Надеюсь, грязнокровка ведет себя пристойно? – будто невзначай проронила Нарцисса.
Снейп пристально посмотрел ей в глаза, сдерживая негодование по поводу произнесенного ею ругательства.
– Что заставляет тебя сомневаться в этом, Нарцисса? – спросил он наконец.
– Вы попали в излишне щекотливую ситуацию, – пожала плечами она. – Возможно,
миссис Уизли не сможет устоять перед соблазном воспользоваться сложившимся положением. Редкая женщина позволила бы себе упустить такой шанс.
– Я не очень понимаю тебя, Нарцисса, – признался Северус.
Он на самом деле был в недоумении, о каком еще шансе она говорит. Нарцисса мягко улыбнулась.
– Ты ведь не собираешься всю оставшуюся жизнь скрываться от общества, не так ли, Северус? И, очевидно, после своего триумфального возвращения не захочешь больше прозябать в Хогвартсе. Уверена, ты сможешь найти достойное применение своим талантам. Ведь не зря же Темный Лорд так выделял тебя среди других. А теперь еще и эта романтическая аура непонятого героя… Ты не думал о том, что станешь объектом преследования не одной молоденькой дурочки? Я не говорю уже об умных, расчетливых ведьмах, которые быстро поймут, как выгодно иметь при себе талантливого и перспективного героя войны.
Северус едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Все, что говорила Нарцисса, не имело никакого смысла, если только не было слишком уж грубой лестью. Он – объект преследования кого бы то ни было? Но неужели сама Нарцисса верит в то, что говорит, и действительно считает его перспективным? Он отказывался думать, что его воображаемая «перспективность» и есть причина ее странного поведения. Возможно, стоило положить конец этому фарсу и спросить ее напрямую, чего она от него хочет?
– Мне кажется, ты слишком много внимания уделяешь моей скромной персоне, – медленно ответил он. – Мне, безусловно, это льстит, но хотелось бы выяснить причины подобного внимания.
Улыбка немедленно исчезла с лица Нарциссы; слегка покраснев, леди Малфой гордо поднялась с кресла.
– Что ты, Северус, – холодно сказала она, – я всего лишь стараюсь быть вежливой и гостеприимной. Я решила, что тебе, возможно, не хватает
достойного собеседника, но, должно быть, я ошиблась. Что ж, не стану впредь докучать тебе своим назойливым вниманием.
Резко развернувшись, она направилась к выходу. Остановившись возле двери, она бросила ему через плечо:
– Завтра мы с Драко уезжаем во Францию на несколько дней. Боюсь показаться грубой, но наш дом будет закрыт для гостей.
Когда дверь за Нарциссой захлопнулась, Северус раздраженно оттолкнул от себя бесполезную книгу, которую все это время держал в руках. Несомненно, было ошибкой так прямолинейно указывать горделивой Нарциссе на то, что она переходит границу дозволенного по отношению к нему. В результате он утратил доступ к ценным книгам, не говоря уже о том, что он вовсе не планировал портить отношения с Малфоями, которые ему, в общем-то, были симпатичны.
Вместе с тем, ее безумные слова по поводу того, что он станет привлекательным объектом для охотниц за мужьями, не выходили у него из головы. Конечно, он задумывался о том, как будет жить дальше. Его сбережений должно было хватить еще на год, и то при условии, что он не будет покупать дорогих ингредиентов для зелий, просто необходимых порой при экспериментальной работе. А потом ему нужно будет найти работу. И он не собирался снова жить в постоянных опасениях, что кто-то узнает какую-либо его тайну. Он объявит магическому миру о том, что жив, пусть даже это и вызовет чье-либо недовольство. Поверили ли все в его невиновность, его мало интересовало. По крайней мере, Визенгамот его оправдал. Возможно, он не станет рассказывать, кто именно и каким образом помог ему спастись, чтобы не доставить Грейнджер неприятности. Она ведь действительно старалась ему помочь.
Северус хмыкнул, вспомнив нелепые обвинения Нарциссы в адрес Грейнджер. Даже представить, что гриффиндорская заучка забудет все его издевательства над ней, плюнет на огромную разницу в возрасте, смирится с его желчным характером и неожиданно воспылает страстью к «злобной летучей мыши», было невозможно. Тем более не подходила она на роль расчетливой сердцеедки, положившей глаз на его возможные – только возможные! – перспективы будущего благополучия и успеха. Следовало отдать Грейнджер должное: она была достаточно искренна, честна, прямодушна – и, к сожалению, до смешного предсказуема.
Через несколько часов, уже ужиная с Грейнджер в доме на площади Гриммо, Северус продолжил свои размышления, украдкой наблюдая за ней. Невольно он сравнивал поведение Грейнджер с тем, как вела себя Нарцисса: они обе почему-то были рады его приходу, всячески проявляли заботу и, очевидно, жаждали общения с ним. Это казалось Северусу странным, ведь раньше он не привлекал столько внимания, особенно со стороны женщин. Возможно, Нарцисса была права, и теперь, когда открылась его реальная роль в прошедшей войне, он перестал вызывать отторжение у окружающих? А Грейнджер, кроме того, была в курсе и более личных фактов его биографии, которые, несомненно, впечатлили ее. Наверняка нафантазировала себе каких-то сентиментальных подробностей и теперь
жалеет его, представляя Северуса неким романтическим печальным героем со сложной судьбой. Быть может, именно этим объясняется ее стремление помогать ему?
– Мисс Грейнджер, – обратился он к ней, когда ужин был закончен и она традиционно начала заваривать свой божественный кофе, – я надеюсь, вы не ставите меня вровень с домовыми эльфами, которых нужно спасать?
Она замерла, застигнутая врасплох его вопросом, а затем, повернувшись к нему, осторожно произнесла:
– Я не очень понимаю, в чем именно вы пытаетесь меня обвинить.
– Насколько я знаю, вы принимали активное участие в моем оправдании, – начал перечислять Северус, – вопреки здравому смыслу, отправились в прошлое, чтобы спасти мне жизнь, сейчас помогаете мне, несмотря на то, что сам характер помощи ставит и вас, и меня в весьма неудобное положение. Быть может, я вызываю в вас жалость? Поэтому вы кинулись спасать меня?
Он знал, что это был провокационный вопрос, подобный тому, что он задал Нарциссе. Грейнджер должна была помнить о том, как он был взбешен два года назад, когда Поттер заикнулся о жалости по отношению к нему. С любопытством он жал ее ответа.
– Я, кажется, уже говорила вам о том, что мне казалось несправедливым предвзятое отношение к вам общества, особенно после всего, что вы сделали, – со вздохом начала она. – Именно поэтому мы с Гарри добивались вашего оправдания. Отчасти из-за этого я захотела вас спасти, когда мне представилась возможность. А сейчас… я чувствую себя ответственной за вас. Ведь я косвенно виновата в том, что с вами происходит теперь.
Северус нахмурился.
– И что же, теперь вы собираетесь опекать меня до конца дней моих только из-за того, что однажды спасли мне жизнь? Представляете, что со мной было бы, вздумай я брать под свою ответственность всех людей, которых когда-либо спасал?
– А разве вы не чувствуете что-то подобное по отношению к Гарри? – недоуменно спросила Грейнджер.
– В случае с Поттером все иначе, – недовольно возразил Снейп, начиная раздражаться. – Я дал обещание, что буду присматривать за ним, только и всего. Это было необходимо в тот момент. Сейчас, если вы заметили, я не горю желанием бегать за Поттером и вытаскивать его из всех передряг.
– Ну, сейчас в этом и нет такой необходимости, к тому же, я и сам неплохо справляюсь, – бодро заметил Поттер, входящий в кухню. – У меня, кстати, прекрасные новости: нам удалось выяснить, кто наложил проклятие. Это был Амикус Кэрроу.
Глава 13На самом деле, произошедшее было настолько глупым и нелепым и строилось на таком количестве странных случайностей, что казалось почти неправдоподобным. Алекто и Амикус Кэрроу по воле случая посадили в соседние камеры. И эта парочка доставляла немало хлопот стражникам Азкабана шумными разговорами, частенько перераставшими в ссоры. До срыва голоса они могли спорить о том, кто из них был лучшим слугой Темного Лорда или кто обладал большей магической силой. Со временем их переругивания становились все более агрессивными и озлобленными. В тот злополучный день они выясняли, кто из них упустил Гарри Поттера, пробравшегося в замок. После нескольких часов пылких взаимных обвинений взбешенная Алекто решила высказать брату все, что она о нем думает, не скупясь на оскорбления. После «тупого труса» и «никчемного хлюпика» Амикус взорвался и заявил, что проклинает сестру, что он «в гробу видел» их кровную связь и вообще мечтает, чтобы она «скорее сдохла». Аврорам так и не удалось выяснить у Кэрроу, осознавал ли он, что накладывает на Алекто смертельное семейное проклятие, которое, несомненно, сработало в полную силу, хотя и несколько специфически из-за того, что родственные узы были отнюдь не единственным, что объединяло брата и сестру.
– Получается, что он проклял саму связь между ним и сестрой, но магия почему-то посчитала, что связь, которой их обеспечил Вольдеморт, более значима, чем кровные узы. Потому пострадали все, у кого была Черная метка, – подытожил свой рассказ Гарри. – Он и сам попал под действие проклятия, кстати.
На протяжении всего объяснения Гарри Гермиона едва сдерживалась от негодования. Это же каким идиотом надо быть, чтобы не подумать о том, что нельзя в волшебном мире просто так кого-то проклинать? Будь Кэрроу хотя бы магглорожденным, его опрометчивый поступок можно было бы объяснить незнанием всех нюансов и тонкостей магии. Но он-то, чистокровный колдун, не мог не слышать о семейных проклятиях!
– И что теперь? – спросила Гермиона, едва справляясь с нарастающим раздражением. – Он может как-то отменить действие проклятия?
– Тут не все так просто, – ответил, нахмурившись, Гарри. – Просьбы о прощении, конечно, недостаточно. Вроде бы есть какой-то специальный ритуал, но я совсем мало знаю об этом: случайно услышал разговор Бакера и Макдаффа, авроров, ведущих это дело. Вообще, меня почему-то в подробности почти не посвящают. Постоянно приходится подслушивать, самому все разузнавать и… в общем, всячески проявлять инициативу.
Снейп хмыкнул, но, к счастью, никак не прокомментировал последние слова Гарри.
– Не думаю, что с поиском описания ритуала могут возникнуть проблемы, – сказал Снейп. – Уверен, что Кэрроу не первый и не последний волшебник, в пылу гнева проклявший родственника.
Гермиона с легкостью могла прочитать на его лице облегчение. Снейп, должно быть, счастлив, что вскоре его проблема будет решена и ему не придется больше терпеть ее прикосновения. Почему-то это задело ее. Не то чтобы она не желала Снейпу выздоровления, скорее, ей было обидно, что он так брезгует находиться рядом с ней и сможет совершенно спокойно с ней расстаться, словно забыв все эти дни. К тому же – Гермиона с ужасом это осознала – ей начало нравиться чувствовать тепло его тела по ночам и как будто даже лучше спалось из-за того, что он был рядом; похоже, она привыкла к его обществу и даже научилась получать от этого удовольствие. Не в силах сдержать обиду, она укоризненно посмотрела на Снейпа – и тут же опустила глаза, столкнувшись с его вопросительным взглядом. Ну вот, не хватало только выставить себя перед ним сентиментальной дурой!
– Значит, проблема решена, – с напускной веселостью сказала она, подходя к плите, – и нам больше не нужно ничего искать в библиотеке. Кофе никто не хочет?
– Ну, я бы от крепкого горячего чая не отказался: в Азкабане невыносимо холодно, – откликнулся Гарри и сел за стол рядом со Снейпом. – Там вообще жуткие условия, честно говоря. Неудивительно, что все узники, пораженные проклятием, выглядят намного хуже, чем выглядели вы, мистер Снейп, или даже Малфой. Кажется, что их там вообще не кормят.
Гермиона подумала, что Снейп может продолжать на нее смотреть, и изо всех сил старалась ничем не выдать своего напряжения. Ее уже саму начала злить собственная странная реакция на хорошие новости, принесенные Гарри.
Конечно, она и раньше понимала, что, как только решение проблемы будет найдено, Снейпа она больше не увидит. И не будет больше никаких совместных ужинов, и чтения в библиотеке, и пылких споров. И она снова останется одна в этом мрачном, недружелюбном доме. Не говоря уже о том, что она вконец утратит надежду хотя бы в будущем поучаствовать в работе Снейпа над экспериментальными зельями или что ей больше никогда не представится возможность напроситься на его уроки окклюменции. Чем больше Гермиона себя накручивала, тем больше тот факт, что Снейп вот так просто покинет ее, казался ей чудовищным предательством с его стороны.
Кофе был готов, и Гермиона привычно заполнила дымящимся напитком две чашки, только потом осознав, что Снейп не просил готовить и для него тоже. Еще одна привычка, от которой придется отказаться. А ведь – она была уверена – ему нравился ее кофе, и это было едва ли не единственным в ней, что вызывало у него одобрение, пусть даже и не высказанное вслух.
Налив чай для Гарри, она поставила горячую кружку перед ним и, взяв в руки лишнюю чашечку кофе, нерешительно посмотрела на Снейпа, тот в ответ лишь вопросительно приподнял брови, но не сказал ни слова, чтобы помочь ей избежать неловкости. Гермионе даже начало казаться, что он специально спровоцировал эту ситуацию, чтобы посмеяться над ней.
– Ваш кофе, – наконец буркнула она, слишком резко поставив чашку на стол, из-за чего немного горячей жидкости пролилось. – Извините, – добавила Гермиона, не глядя на Снейпа.
Все оставшееся до ухода Гарри время она сидела молча, угрюмо попивая свой кофе и вполуха слушая рассказы друга об ужасах Азкабана и подробности его сегодняшней поездки туда. Снейп изредка вставлял уточняющие вопросы, почему-то проявляя большой интерес к условиям содержания узников. Неужели переживает за своих бывших приятелей?
Когда Гарри, допив чай, пообещал, что будет держать их в курсе событий, и, попрощавшись, ушел, за столом повисла тишина. Гермиона рассеянно вертела в руках пустую чашку и старалась не смотреть на Снейпа, сидящего по другую сторону стола. Тот неспешно допивал остатки кофе, глубоко задумавшись о чем-то.
– Мечтаете о том, чем будете заниматься, избавившись от неприятной необходимости возвращаться в этот дом? – наконец не выдержала Гермиона.
Нахмурившись, Снейп с легким недоумением посмотрел на нее. Его взгляд выражал столько безразличия, что это разозлило Гермиону еще больше.
– Отчего же вы не выглядите счастливой, мисс Грейнджер? – спокойно спросил Снейп. – Теперь мне ничего не угрожает, и ваше чувство ответственности за меня больше не будет доставлять вам столько неудобств.
– Наверное, просто не осознала еще этот радостный факт, – огрызнулась Гермиона и тут же пожалела о своей несдержанности: ну зачем, спрашивается, вымещать на Снейпе свое раздражение из-за его скорого ухода из ее жизни?
Снейп саркастически приподнял бровь.
– Что-то я не припоминаю, чтобы давал вам повод дерзить мне, – холодно произнес он. – Будьте сдержаннее в проявлении своих эмоций, Грейнджер, иначе я могу подумать, что вы расстроены тем, что решение проблемы с проклятием найдено.
Гермиона возмущенно посмотрела на него. Пусть Снейп в который раз попал в точку, анализируя ее поведение, ему об этом знать не обязательно.
– От чего же здесь расстраиваться? – хмыкнула она. – Будто кому-нибудь может доставить удовольствие проводить с вами столько времени. У меня могли найтись дела и поважнее, и поинтереснее, и поприятнее.
Внезапно она поняла, что это, пожалуй, было перебором: губы Снейпа сжались в тонкую нить, глаза угрожающе сузились. Если Гермиона хотела наладить с ним отношения и заставить его остаться, унижение явно было не лучшей тактикой.
– Я, кажется, не просил вас проявлять благотворительность по отношению ко мне, – зло прошипел он. – Помнится мне, это вы, горе-целитель, напросились быть моей сиделкой. Не вижу смысла больше находиться в этом доме, раз общество друг друга вызывает в нас обоих столько отвращения.
Он стремительно поднялся и вышел из кухни. Гермиона хотела остановить его, призвав к здравому смыслу, но понятия не имела, что именно сказать ему. Объяснить, что не хотела его обидеть? Признаться, что хочет продолжать видеть его и дальше? Пожаловаться на свое тотальное одиночество в этом чужом для нее мире? Заверить, что его общество вовсе не вызывает в ней отвращения? Все возможные слова казались жалкими, неубедительными и… унизительными для нее самой. Ведь именно так она пыталась удержать дома Рона, который, будучи выведенным из себя, в разгар очередной ссоры уходил в паб.
Оглушительный звук хлопнувшей входной двери разбудил портрет матери Сириуса, и весь дом наполнился ее криком, но Гермиона даже не заметила этого.
Почему все это происходит именно с ней? Возможно, она сама виновата, что люди вот так оставляют ее, не обращая внимания на ее чувства и желания? Конечно, Снейп ушел именно из-за ее глупого поведения и был тысячу раз прав. Она сама, не осознавая того, прогнала его. И что только на нее нашло? Неужели она настолько испугалась того, что Снейп может догадаться о ее заинтересованности в общении с ним, что, как ребенок, не нашла другого выхода, кроме как продемонстрировать полную противоположность своим настоящим чувствам?
Если бы Гермиона могла спокойно и рассудительно проанализировать причины своего раздражения сегодня вечером, она бы поняла, почему так не хотела лишиться общества Снейпа: за последние годы ее жизни он был чуть ли не единственным человеком, рядом с которым она чувствовала себя защищенной и могла позволить себе проявить слабость. В
той жизни все ждали от нее мужества, принятия сложных решений, постоянной опеки и заботы: коллеги скидывали на нее все самые неприятные и сложные обязанности; друзья – Джинни, Невилл, Луна и даже Гарри, как правило, обращались к ней, когда им нужна была ее помощь; Рон же был настолько несамостоятелен во всем, что ей приходилось тащить на себе все заботы о совместном быте, решать его проблемы на работе и даже напоминать ему о необходимости следить за собой и своим внешним видом. При этом иногда ей казалось, что от ее прежнего Рона – того доброго, милого, заботливого, мужественного Рона, которого она когда-то полюбила, – ничего не осталось. И больше всего расстраивало Гермиону то, что в изменениях, произошедших с ним, почему-то обвиняли именно ее.
Но как же разительно отличался от Рона Снейп! Ничего не требовал от нее, не считал, что она обязана ему помогать, не ждал от нее решения его проблем. Напротив, любые проявления заботы о нем он принимал неохотно, с удивлением и недоверием. И – что самое удивительное! – именно ему искренне хотелось помочь, и варить для него кофе, и следить за его рационом, и целыми днями искать необходимую ему информацию, и даже согревать его ночью, позволяя набраться силами на следующий день. А как привлекали ее его острый ум, непостижимые для нее магические способности и умения – и сила воли, сила духа, которая просто подавляла! В школьные годы она еще не умела ценить эти качества в людях, но теперь… теперь она все отдала бы за то, чтобы Рон хотя бы на четверть походил на Снейпа, их гадкого, язвительного, сальноволосого профессора Зелий.
Решение пришло к ней незамедлительно. Она вскочила со стула, бросилась из кухни и, захватив в прихожей мантию, сопровождаемая криками Вальбурги Блэк, выбежала из дома.
* * *
Вернувшись в свой дом в Паучьем тупике, Северус пытался прикинуть, хватит ли у него сил пережить эту ночь. Кроме того, нужно было срочно решить, что делать дальше. То, что к этой наглой, самовлюбленной девице он больше не подойдет ближе, чем на сто ярдов, было делом решенным. В очередной раз мелькнула шальная мысль ничего не делать и позволить проклятию убить его, но тут же была откинута прочь. Он верил в то, что самоубийство – это участь слабых, а ведь именно самоубийством, по сути, являлся бы такой шаг. Напроситься на ночь к Нарциссе? Это было бы слишком низким поступком с его стороны. Наложить заклинание подвластия на первую попавшуюся магглу? Воспользоваться услугами женщин легкого поведения? Гордость и чувство собственного достоинства никогда не позволили бы ему поступить подобным образом. Оставалось лишь надеяться на то, что авроры скоро найдут способ отменить проклятие Кэрроу и он, Северус, доживет до этого времени.
И до чего же лицемерной оказалась чертова девчонка! Сначала наплела что-то про бескорыстную помощь и мифическое чувство ответственности, затем притворилась, что ей жаль будет прекратить общение с ним, чтобы в тот момент, когда он поверит ее насквозь лживой игре, унизить его, указать на его постыдную зависимость от нее. И как ей только удалось провести его, бывалого шпиона? Если за последние дни Северус начал относиться к Грейнджер немного терпимее, стал привыкать к ее обществу, то сейчас он ненавидел ее больше, чем когда-либо.
Неожиданно раздался робкий стук в дверь, за которым последовало нерешительное: «Мистер Снейп?» Северус сперва опешил от такой наглости, потому едва успел достать волшебную палочку, когда дверь, которую он, конечно же, забыл запереть, открылась и в комнату вошла Грейнджер. Дрожа от ярости, Северус направил на нее палочку и зло выплюнул:
– Вон! Убирайся вон из моего дома! Как ты посмела прийти сюда?
– Мистер Снейп, позвольте мне объяснить… – ему показалось, или ей действительно удалось изобразить вину в своем голосе?
– Я не желаю ничего слушать! Немедленно убирайся отсюда! – закричал он и понял, что действительно готов ударить ее каким-нибудь заклинанием, если она сейчас же не покинет его дом.
Но наглая девица снова ошарашила его. Молниеносно достав палочку, она крикнула:
– Экспеллиармус!
Конечно, ему с легкостью удалось отразить ее обезоруживающее заклинание и тотчас же невербально запустить в нее ответное «Вариари Виргис», чтобы показать глупой девчонке, что у нее нет шансов против него в
настоящем магическом бою. Он ожидал, что его невидимый хлыст натолкнется на ее щит, но внезапно Грейнджер, вскрикнув, с выражением ужаса и непонимания в глазах отпрянула к входной двери, на ее щеке и плече проступила кровь. Это мгновенно отрезвило Северуса. Опустив палочку, он быстро подошел к Грейнджер, схватил ее за не пораненную руку, втащил в гостиную и усадил на диван.
– Какого черта вы не оборонялись? – раздраженно спросил он, склонившись над ней и осматривая раны, нанесенные его заклинанием.
Хорошо еще, что Северус использовал его вполсилы, и порез получился неглубоким, заживить его не составляло большого труда. Пока он водил палочкой по порезу на плече и тихо бормотал заживляющее заклинание, Грейнджер не сводила с него широко открытых испуганных глаз. Когда же он перешел к ране на лице и, аккуратно взяв за подбородок, приподнял ей голову, она тихо спросила:
– Вы действительно подумали, что я собираюсь сражаться с вами? Я просто хотела разоружить вас, чтобы вы не выставили меня из дома, прежде чем я скажу хоть слово. Мне нужно было объясниться с вами.
Не переставая вполголоса произносить заклинание, Северус посмотрел Грейнджер в глаза. Не нужно было быть легилиментом, чтобы понять, что она говорит правду. Между тем, Грейнджер, пользуясь тем, что он не может ей ничего ответить, быстро продолжила:
– Я хотела извиниться перед вами. Я понимаю, что ненароком оскорбила вас, и мне нет в этом оправдания. Я… была очень расстроена из-за того, что так быстро нашелся способ вашего лечения, потому что… мне будет вас не хватать.
Уродливый порез, рассекавший щеку Грейнджер, исчез, И Северус, отпустив ее подбородок, выпрямился.
– Это не имеет значения, мисс Грейнджер, – холодно сказал он. – Настоятельно прошу вас уйти.
– Вы не верите мне? – нервно спросила она, поднимаясь и заглядывая ему в лицо. – Но это на самом деле так. Я привыкла к вам за это время. Мне приятно находиться рядом с вами… когда мы не ругаемся. И я бы очень хотела, чтобы вы воспринимали меня не как школьницу, а как взрослого человека, на которого необязательно смотреть свысока и постоянно наставлять и отчитывать, чем вы только и занимаетесь. Мне ведь уже почти двадцать шесть, и вы не намного старше меня. Но сейчас я прошу вас только о том, чтобы вы простили меня. Я правда не хотела вас обидеть. Я… совсем не то имела в виду.
Внезапно Северус вспомнил очень похожий разговор, произошедший много лет назад. Только тогда он просил прощения, а девушка, которую он уверял в том, что не хотел ее обидеть, не поверила ему и разорвала с ним всякие отношения. Он, конечно, не думал, что, откажись он сейчас простить Грейнджер, она побежит принимать Черную метку и наделает других ошибок, как это в свое время произошло с ним, но все же…
– Я не хотел серьезно ранить вас, – глухо сказал он. – Я был уверен, что вы будете готовы к ответной атаке.
Грейнджер молчала, напряженно вглядываясь в его глаза, а потом вдруг радостно улыбнулась. Уже давно никто ему
так не улыбался, и Северус почувствовал, как от этой искренней улыбки в его груди разливается тепло. Они еще какое-то время молчали, глядя друг на друга, пока Северус не осознал, что их разделяет всего пара десятков сантиметров. Сделав несколько шагов назад, он неловко прочистил горло и сказал:
– И все же вам пора возвращаться домой, мисс Грейнджер.
– Вы ведь пойдете со мной? – встревоженно спросила она.
– Я приду чуть позже, – ответил он, и к своему неудовольствию отметил, что на ее лице вновь засияла улыбка.
Выпроводив Грейнджер, Северус опустился в потрепанное кресло и устало потер глаза. Произошедший бой, сумбурные объяснения Грейнджер, а потом еще и эта ее чертова улыбка совершенно выбили его из колеи. Итак, она
действительно ценила его общество, хотя сам Северус не мог найти разумного объяснения этому обстоятельству. И он был бы лицемером, если бы утверждал, что это ему абсолютно безразлично. Не то чтобы он сам был в восторге оттого, что ему приходится проводить время именно с Грейнджер, но даже ему было приятно осознавать, что кто-то дорожит отношениями с ним.
Северус особо не стремился к обществу Грейнджер: она никогда не казалась ему интересным собеседником, их ничего не связывало и не объединяло. Напротив, она неимоверно раздражала его еще в школе, а сейчас, став более истеричной и
слабой, нравилась ему еще меньше. Вот кому удалось его приятно удивить, так это Поттеру. То ли ненависть к отцу мальчишки прежде мешала Северусу адекватно воспринимать его, то ли Поттер изменился с годами, но сейчас он не вызывал в Северусе столько неприязни и раздражения, как раньше. Возможно, сыграло роль и то, что сам Гарри стал относиться к бывшему профессору с гораздо большим уважением. Но даже с ним Северус не собирался выстраивать какие бы то ни было отношения.
Мысли Северуса вернулись к Грейнджер. До сих пор он почему-то не задумывался над тем, что из-за ее перемещений во времени разница в возрасте между ними составляла теперь всего лишь тринадцать лет. Это открытие его… озадачило. Он действительно все это время продолжал воспринимать ее как ребенка. А между тем, он в ее годы уже несколько лет работал в Хогвартсе и добился того, что коллеги, его бывшие преподаватели, относились к нему как к равному. Возможно, и ему следовало попытаться перестать видеть в Грейнджер свою студентку?
Поднявшись с кресла, Северус направился к двери. Что ж, если Грейнджер
так жаждет общения с ним, ей придется убедить его, что ему самому будет это интересно.
* * *
На следующее утро Гермиона в первый раз проснулась раньше Снейпа и, к своему удивлению, обнаружила, что практически лежит на нем, мертвой хваткой вцепившись в его плечо. Краска стыда немедленно залило ее лицо, и она поспешно отодвинулась. Неужели она всегда так спит с ним? И он, просыпаясь раньше, вынужден выбираться из-под нее? Даже представить страшно, что он теперь думает о ней.
Воспользовавшись моментом, Гермиона внимательно посмотрела на спящего мужчину. Он ровно лежал на спине, руки его покоились на животе, крепко сцепленные в замок. Казалось, что даже во сне Снейп не позволял себе расслабиться: его брови были строго сведены к переносице, создавая глубокую морщину посередине лба, губы плотно сжаты. Гермиона помнила, как ей нравилось разглядывать его, пока он был без сознания, и стоило отметить, что тогда он выглядел намного хуже. Он определенно не был красив: слишком жесткие черты лица, большой крючковатый нос, лоснящаяся кожа нездорового желтого цвета. И эти вечно сальные волосы! Гермиона недоумевала, почему он совершенно не следит за ними, но при этом оставляет их длинными. Она тоже не особо любила уделять внимание своему внешнему виду, но чтобы настолько запустить себя… И все же было в нем что-то, что притягивало взгляд, то, что таилось внутри него и скорее ощущалось, чем было видимо. Конечно, был еще голос – низкий, тихий, бархатный, обманчиво мягкий, но с резкими стальными нотками, не раз заставлявшими его учеников дрожать от страха. Наверное, именно страх не давал Гермионе раньше осознавать, насколько красив его голос и как он приятно обволакивает слух, гипнотизируя и подчиняя. Возможно, было в Снейпе еще что-то, чего она раньше не способна была заметить?
Гермиона осторожно поднялась с кровати и тихо, чтобы не разбудить Снейпа, вышла из комнаты. Сегодня ей не нужно было ничего искать в библиотеке, и она не знала, чем себя занять. Ей хотелось выйти на улицу, чтобы прогуляться по маггловской части Лондона, но она обычно осуществляла свои вылазки ближе к ночи, чтобы снизить риск встречи со знакомыми. Можно было, конечно, попытаться найти в библиотеке Блэков какую-нибудь интересную книгу, но опыт подсказывал, что сделать это будет нелегко: как и говорил Снейп, почти все книги были посвящены Темной магии или же истории древних магических родов. А единственную вызвавшую ее интерес книгу о древних артефактах Гермиона уже прочитала.
Позавтракав, она обосновалась в гостиной, вооружившись принесенным совой свежим выпуском Пророка. Ее удивило, что она не нашла ни малейшего упоминания о том, как обстоят дела в Азкабане. Даже ставшего привычным списка умерших узников не было. Очевидно смерти приспешников Вольдеморта и проклятия, которые они накладывают друг на друга, не были расценены редакцией газеты как стоящие внимания рядовых магов новости.
Просматривая статью о волшебнице, превратившей голову мужа в котел, Гермиона услышала шаги на лестнице. Оставив газету, она подошла к двери и выглянула в коридор как раз в тот момент, когда Снейп только начал спускаться на первый этаж.
– Доброе утро, мистер Снейп! – бодро поприветствовала она его. – Будете завтракать?
– Доброе утро, - неохотно отозвался приостановившийся Снейп, посмотрев на нее. – Я бы предпочел вернуться домой.
– Чем вы планируете сегодня заниматься? – не отставала Гермиона.
Снейп нахмурился, но, сдержав ядовитый комментарий по поводу ее навязчивости, ответил:
– Хотел пролистать свои старые записи по зельям.
Глаза Гермионы загорелись:
– Вы планируете вновь взяться за эксперименты? – спросила она. – А можно я вам помогу?
– Чем же? – хмыкнул Снейп, терпение которого, по-видимому, подходило к концу.
– Какие-то мелкие поручения, подготовка ингредиентов… мойка котлов? – неуверенно предложила Гермиона. – Я не буду вас отвлекать, вы меня вообще даже не заметите. Просто мне безумно интересно понаблюдать за тем, как вы работаете. Я ведь сама обделена «способностями к интуитивной и тонкой науке создания зелий». Можно?
Конечно, она понимала, что слишком навязчива. Но у нее оставалось не так много времени, чтобы наладить с ним отношения. Между тем Снейп оценивающе посмотрел на нее.
– Как пожелаете, – неожиданно согласился он. – Приходите не раньше двух.
Коротко кивнув Гермионе, Снейп продолжил свой путь, и вскоре Гермиона услышала, как мягко хлопнула входная дверь. Девушка была поражена тем, как легко удалось ей уговорить Снейпа. Она-то ожидала долгих упрашиваний, которые так и не увенчаются успехом. Неужели на него подействовали ее вчерашние признания?
До двух часов Гермиона не могла найти себе места, чувствуя волнение, как перед экзаменом. В каком-то смысле, так оно и было: стоит ей что-нибудь сделать не так, хоть чем-то рассердить Снейпа, больше он никогда не допустит ее к своим экспериментам. К тому же она не знала, какие именно обязанности он ей поручит. Вдруг среди них будет что-то, с чем она не справится? В конце концов, она уже давно не варила сложные зелья.
Наконец в назначенное время она аппарировала к дому Снейпа и решительно постучала. Прошло достаточно длительное время, прежде чем Снейп с довольно кислым выражением лица открыл дверь.
– Проходите, мисс Грейнджер, – вместо приветствия сказал он.
Гермиона проследовала за ним в небольшую кухню, где, как она помнила, Снейп варил зелья. На идеально чистом деревянном столике стоял котел с медленно бурлящим зельем синеватого оттенка, рядом были аккуратно расставлены коробки и банки с ингредиентами и лежали необходимые для приготовления зелий принадлежности. На подоконнике Гермиона заметила раскрытую тетрадь с записями Снейпа.
– Умиротворяющий бальзам, – пояснил Снейп, проверив содержимое котла. – Пытаюсь усилить его действие и устранить побочные эффекты. Сядьте куда-нибудь, чтобы не путаться у меня под ногами.
Гермиона была немного разочарована тем, что он принялся именно за это зелье. Во-первых, оно было довольно легким: она с первого раза справилась с его приготовлением еще на пятом курсе. Во-вторых, с побочными эффектами зелья – сонливостью и вялостью – можно было и смириться. Если бы у нее самой получалось корректировать зелья, Гермиона никогда не выбрала бы Умиротворяющий бальзам, посчитав его и так вполне удовлетворительным. Ладно бы еще попытаться устранить этот раздражающий дым из ушей от Бодроперцового… Однако она рада была и этому. Возможно, понаблюдав за Снейпом, она поймет сам принцип работы над улучшением зелий. Следуя указаниям Снейпа, она взяла табурет и, пододвинув его ближе к окну, села. Снейп тем временем достал из широкой банки несколько змеиных клыков и принялся перетирать их в ступке. Насколько помнила Гермиона, этого компонента в составе зелья не было.
– Почему, на ваш взгляд, бальзам вызывает сонливость? – вдруг спросил Снейп.
– Это седативное средство, оно успокаивающе действует на нервную систему и поэтому… – послушно начала отвечать Гермиона, радуясь тому, что, обучаясь профессии целителя, штудировала не только магические, но и маггловские книги по медицине.
Однако Снейп нетерпеливо перебил ее:
– Перефразирую вопрос. Что именно в его составе вызывает сонливость?
Быстро перебрав в уме все компоненты зелья и их свойства, Гермиона нерешительно ответила:
– Валериана и настойка полыни?
Снейп усмехнулся.
– И почему же полынь не оказывает такого действия, будучи добавленной в Эйфорийный эликсир? – спросил он, поставив ее в тупик.
Действительно, почему? Гермиона задумалась, но через несколько минут мучительных размышлений вынуждена была признать свое поражение.
– Я не знаю, – хмуро ответила она.
– Сможете найти ответ на этот вопрос – поймете, как улучшить Умиротворяющий бальзам, – сказал Снейп и, отложив пестик, высыпал толченые клыки в котел.
После этого он склонился над котлом и, удовлетворенно хмыкнув, аккуратно помешал зелье. Затем он подошел к подоконнику и, взяв в руки тетрадь, близко поднес ее к глазам. Гермиону раздирало от желания засыпать его градом вопросов, но она сдерживалась, чтобы не отвлечь Снейпа. Тот быстро пробежал глазами по исписанной мелким почерком странице и, вернув тетрадь на место, вновь подошел к столу.
– Мисс Грейнджер, возьмите пять листьев валерианы, вдвое больше алихоцеи и лист зверобоя и разотрите настолько мелко, насколько сможете, – бросил он Гермионе, выкладывая на дощечку корень имбиря.
Гермиона послушно подошла к столу, положила в очищенную заклинанием ступку необходимые ингредиенты и принялась тщательно растирать листья. Снейп тем временем уже приступил к разрезанию корня. Гермиона завороженно наблюдала за тем, как быстро, точно и уверенно он это делает. Раньше ей никогда не приходилось видеть его за работой, и только теперь она могла осознать уровень его профессионализма.
– Вы неправильно это делаете, – заметил Снейп, бросив на нее быстрый взгляд, руки его при этом продолжали работать. – Движения должны быть более круговыми.
Оставив имбирь, он взял деревянную ложку и еще раз помешал зелье. Гермиона честно попыталась последовать его указанию, но не увидела особой разницы, кроме того, рука быстро начала уставать от непривычного движения.
– Дайте мне, – приказал Снейп, понаблюдав за ее мучениями некоторое время.
Гермиона отдала ему ступку и пестик и, увидев, как он ловко растирает растения, вынуждена была признать, что ему удавалось это намного лучше, чем ей.
– Бросьте пока имбирь в котел, – сказал ей Снейп. – Надеюсь вас не нужно учить тому, как это делается?
Гермиона нахмурилась, пытаясь сдержать свое раздражение, но, выполнив приказанное, все же не выдержала:
– Почему вы раньше никогда не говорили, что мы неправильно растираем растения? Ведь наверняка видели на уроках!
– Моей задачей было научить вас простейшим зельям, а не вырастить из вас первоклассных зельеваров, – усмехнулся Снейп.
– То есть вы специально игнорировали наши промахи, чтобы мы в будущем не могли составить вам конкуренцию? – сердито спросила Гермиона.
Снейп неприятно улыбнулся.
– Поверьте, чтобы составить мне конкуренцию, вам недостаточно научиться хорошо резать и толочь ингредиенты.
Гермиона поджала губы, но ничего не сказала. Вернувшись к своему месту, она вновь села на табуретку и продолжила внимательно следить за тем, что и как Снейп делает. Отставив ступку, Снейп еще раз помешал зелье, всыпал в него приготовленный ингредиент и уменьшил огонь под котлом.
– Но вы ведь могли хотя бы давать нам свои исправленные рецепты, а не те, что приведены в книгах, – вновь начала Гермиона.
Этот вопрос не давал ей покоя еще с тех пор, как она узнала, кто был Принцем-Полукровкой.
– А с чего вы взяли, что я этого не делал? – спросил Снейп.
– После истории с вашим учебником по зельям, я специально еще раз пролистала старые учебники и никаких различий с тем, что вы писали на доске перед уроками, не нашла.
– Вы перепроверяли каждое зелье, приготовленное за пять лет обучения? – саркастично уточнил Снейп и, не дождавшись ответа, пояснил: – Видите ли, мисс Грейнджер, не все зелья, особенно простейшие, которые и изучают студенты для сдачи СОВ, нуждаются в доработке. Другое дело – зелья, входящие в Расширенный курс. Но его я вам, к счастью, не вел.
– Вы хотите сказать, что все студенты старше нас варили зелья из Расширенного курса по значительно лучшим рецептам Принца-Полукровки, а мы вынуждены были довольствоваться неточными указаниями Либиатуса Бораджа? – возмущенно воскликнула Гермиона.
– По-моему, вам следовало бы выставлять претензии не мне, а профессору Слагхорну и Министерству, которое допускает к печати учебники, написанные неграмотными бездарями, – бархатным голосом заметил Снейп.
Повернувшись к столу, он добавил заключительный ингредиент, снова несколько раз помешал зелье и потушил огонь под котлом. Несмотря на все нововведения, внесенные в состав Умиротворяющего бальзама Снейпом, над котлом поднимался идеальный серебристый пар. Осознав, что эксперимент окончен и, судя по всему, успешно, Гермиона тут же забыла о своем раздражении и зачарованно смотрела, как Снейп разливает приготовленное зелье по заранее приготовленным флаконам.
– И… все? У вас получилось? – недоверчиво спросила она.
Очистив котел с остатками бальзама, Снейп взял один из наполненных флаконов и, подойдя к Гермионе, протянул его ей.
– Вот мы и проверим, – тихо сказал он, его холодные черные глаза были внимательны, как никогда.
Гермиона нерешительно приняла флакон из его руки.
– А если что-то пошло не так? – робко спросила она.
– Насколько я помню, предполагается, что студенты Гриффиндора обладают храбростью, – усмехнулся Снейп, не сводя с нее своего гипнотизирующего взгляда.
Гермиона с шумом выдохнула воздух и, поднеся флакон к губам, залпом выпила его содержимое. На вкус бальзам был неожиданно приятным. Раньше ей приходилось часто принимать его, и ее всегда подташнивало от его горьковатого привкуса. В этом бальзаме горечи не было, зато хорошо чувствовалась мята. Гермиона почувствовала, как ее наполняет спокойствие и уверенность. Даже ставшая привычной за последние годы головная боль начала проходить.
– Как ощущения? – спросил Снейп, удовлетворенно наблюдавший за ее реакцией.
– Просто чудесные, – улыбнулась Гермиона. – Мне стало так легко и спокойно, даже голова перестала болеть. Вялости и правда нет, наоборот, чувствую в себе много энергии и сил. Спать тоже совсем не хочется. Но я совершенно не понимаю, как вы это сделали. Вы как будто следовали уже написанному рецепту, ничего не сочиняли, не экспериментировали, не перепроверяли сотни раз.
– На самом деле, меня больше интересовали ваши вкусовые ощущения, – усмехнувшись, сказал Снейп. – С перечисленными вами побочными эффектами я справился уже давно. Сейчас же я всего лишь добавил в зелье мяту и зверобой. Но я польщен, раз вы решили, что я могу сходу настолько улучшить свойства зелья.
– Что? – удивилась Гермиона. – Вы всего лишь улучшали вкус?
Если бы не действие зелья, она была бы возмущена тем, что он в какой-то степени обманул ее. Сейчас же ее в большей степени интересовало, как ему удалось справиться с устранением сонливости.
– Так почему же полынь не сказывается на Эйфорийном эликсире? – спросила она.
– Ее нейтрализуют иглы дикобраза.
– Но вы же их не добавляли, – возразила Гермиона. – На столе нет этого ингредиента.
Снейп фыркнул.
– Мисс Грейнджер, можно подумать, что вы напрочь забыли все, чему я вас учил! В этом зелье нельзя использовать иглы дикобраза. Почему? – вдруг строго спросил он, и она впервые почувствовала себя Невиллом.
Неожиданно ответ пришел ей в голову.
– Потому что температура зелья должна быть постоянной, не считая уменьшения огня перед добавлением последнего ингредиента, а для того, чтобы добавить иглы дикобраза, нужно снять котел с огня, – радостно ответила она.
– Полбалла Гриффиндору! – сварливо сказал Снейп.
– Почему только полбалла? До этого не так-то легко было… о-о-о, – протянула Гермиона, когда осознала, что Снейп только что
пошутил. Избегая его насмешливого взгляда, она продолжила: – И чем вы заменили иглы?
– Змеиные клыки и алихоцея, – кратко ответил он. – Еще необходимо было сменить порядок добавления ингредиентов и способ размешивания. Но наибольшую проблему вызвал поиск необходимой температуры: она, как оказалось, должна быть чуть выше, чем в стандартном рецепте.
Гермиона пораженно молчала. Сколько же времени и сил ему пришлось потратить на то, чтобы добиться желаемого эффекта?
– А почему вы сегодня взялись именно за это зелье? Ведь в нем почти ничего не нужно было исправлять, – задала она вопрос, который мучал ее с самого начала.
– Я сварил его для вас, – неожиданно сказал Снейп, – вы… очень неспокойно спите.
Гермиона покраснела и опустила глаза. Она поняла, что он имел в виду, говоря о «неспокойном сне»; наверное, ее чересчур тесные объятия причиняют ему массу неудобств. Хотя вряд ли бальзам был способен избавить ее от привычки обниматься по ночам. Вместе с тем, ей было приятно, что он позаботился о ней и сам приготовил для нее такое пустячное зелье, еще и улучшив его вкус.
– Вы объясните мне, как именно вы работаете над зельями? – все еще борясь со смущением, попросила она. – Ставите перед собой конкретную цель? Сначала продумываете возможные изменения в теории? Или…
– Как-нибудь в другой раз, – прервал ее Снейп. – Надеюсь, вы получили то, что хотели. Можете забрать с собой несколько флаконов.
Понимая, что ее выпроваживают, Гермиона вежливо поблагодарила Снейпа и, сложив любезно предложенные им флаконы в сотворенный из воздуха мешочек, покинула его дом. Конечно, улучшение вкуса Умиротворяющего бальзама нельзя было назвать настоящим экспериментом. Но даже из того, что она увидела сегодня, можно было извлечь немало пользы. Не говоря уже о том, что просто наблюдать за работающим Снейпом было сплошным удовольствием.
Вечером она сидела на кухне, наблюдая за Кричером, занятым приготовлением пирога с почками, и ждала прихода Снейпа, который почему-то задерживался больше, чем обычно. На самом деле, эльф не любил, когда она смотрела, как он готовит еду. Ему казалось, что она не доверяет ему и пытается проконтролировать правильность его действий. Первое время Гермиона и вовсе пыталась помогать Кричеру, но он воспринял это как оскорбление и потом долгие месяцы убивался тем, насколько он плохой эльф, если даже грязнокровка считает, что может сделать его работу лучше, чем он. Теперь же она смирилась с тем, что Кричер готовил для нее. Тем более что готовка явно не входила в число ее талантов.
После сегодняшнего наблюдения за работой Снейпа Гермиона вынуждена была признать, что к зельеварению у нее тоже никаких способностей нет. Да, она могла приготовить почти любое зелье по хорошо написанному рецепту. Но, как верно заметил Снейп, для этого была необходима только внимательность. Да о чем тут говорить, если она даже растение не может растереть хорошо! Сегодня она впервые пожалела о том, что профессор Слагхорн сменил Снейпа на шестом году их обучения зельям.
Но у нее еще была возможность научиться чему-нибудь у Снейпа. Перед тем как прогнать ее, он пообещал объяснить ей принцип своей работы над зельями «как-нибудь в другой раз», стало быть, он не против того, чтобы она и дальше присутствовала на его экспериментах. Неизвестно, конечно, как Снейп поведет себя, когда ему больше не понадобится ее помощь в восполнении сил. Сейчас его сдерживает, как казалось Гермионе, именно его потребность в ее услугах. Возможно, допуск к его экспериментам он расценивал как своеобразную плату за ее помощь. Это не соответствовало действительности, но он, со своим неверием в людей и их бескорыстность, вполне мог посчитать так. Потому все могло кончиться, когда он перестанет нуждаться в ее каждодневном присутствии.
Гермиона услышала, как хлопнула входная дверь, и уже готовилась шутливо отругать Снейпа за опоздание, но в кухню вошел расстроенный Гарри.
– Хозяин прийти наконец, – услужливо проскрипел Кричер. – Хозяин будет есть его любимый пирог с почками? Кричер чувствовать, что хозяин должен прийти сегодня, поэтому готовить специально для него.
– Да, спасибо, Кричер, не откажусь, – ответил Гарри, садясь на стул рядом с Гермионой.
– Что-то случилось? – встревоженно спросила она.
– Случилось. Во-первых, Амикус Кэрроу умер сегодня, поэтому действие проклятия нельзя отменить. А во-вторых… меня отстранили от дела.
Гермиона удивленно ахнула и взяла друга за руку, с неудовольствием отметив, что первая новость ее не только не потрясла, но даже немного обрадовала.
– Как они могла отстранить тебя? За что?
Гарри запустил руку в непослушные волосы и покачал головой.
– Да я сам не знаю, Гермиона, – устало ответил он. – Мне кажется, я задавал слишком много неудобных для них вопросов. Понимаешь, смерть Кэрроу выглядит подозрительно. Конечно, ее можно списать на действие проклятия, вот только вчера он не казался настолько обессиленным, как, например, Руквуд, который до сих пор жив. Кроме того, когда я утром, еще до того, как стало известно о смерти Кэрроу, спросил у Макдафа, нашли ли они способ отменить проклятие, он замялся и сказал, что у них не хватило на это времени. И это при том, что целый отдел специалистов по проклятиям находится на нашем же этаже! Мне кажется, они даже не пытались ничего искать, потому что знали: им это не понадобится.
– Но ты же не можешь знать наверняка, – нахмурилась Гермиона. – С каждым днем все больше Пожирателей смерти умирает в Азкабане, и то, что Кэрроу выглядел лучше, чем другие, не говорит о том, что он не мог умереть сегодня. А твои авроры и правда могли не успеть найти ритуал отмены проклятия: они же только вчера вечером вернулись из Азкабана.
– Ты не понимаешь, Гермиона, не только в этом дело. Вообще со всем этим расследованием что-то нечисто. Почему, ты думаешь, они так поздно начали его, хотя Пожиратели начали умирать еще недели назад? Просто родственники узников стали присылать гневные письма в Министерство с требованиями разобраться в этом деле, и Аврорат вынужден был откликнуться на жалобы. Кроме того, я поговорил с уборщиками Азкабана и выяснил, что узники, осужденные за пособничество Вольдеморту, начали плохо выглядеть еще до того, как Кэрроу наложил проклятие на сестру. Им, в отличие от остальных заключенных, не разрешены были свидания с родственниками. Их не выводили во внутренний двор на прогулки. Кормили их тоже отдельно от всех. И, что самое непонятное, когда их метки стали кровоточить и они начали один за другим терять сознание, никто даже не подумал о том, чтобы привести к ним целителей или оказать им хоть какую-то помощь.
– Это ужасно, Гарри, – ошарашенно призналась Гермиона. – То есть они просто… так и лежали без сознания и истекали кровью?
– Ну, их немного привели в чувство перед нашим приходом. Но один из уборщиков по большому секрету все мне рассказал. И то только потому, что я – тот, кто победил Вольдеморта, а значит, не буду сочувствовать его прихвостням.
Гермиона была поражена рассказом Гарри. Нет, она, конечно, тоже не симпатизировала слугам Вольдеморта, но чтобы вот так вот бесчеловечно с ними обращаться… Это на самом деле было подозрительно. У нее невольно возникало ощущение, что им специально
давали умереть.
– И что ты будешь делать? – спросила она.
– А как ты думаешь? – хмыкнул Гарри. – Начну собственное расследование, конечно. Они очень наивны, если думают, что меня можно остановить отстранением от дела.
Гермиона мягко улыбнулась ему.
– Не сомневалась в тебе. Только будь осторожен, Гарри! Не очень хорошо начинать карьеру с конфликта с начальством.
– Уверен, что мне все простят, – беспечно отозвался он, с благодарностью принимая от Кричера тарелку со свежеиспеченным пирогом, и, заметив укоризненный взгляд Гермионы, добавил: – Надо же когда-нибудь начинать пользоваться привилегиями Избранного. Кстати, – продолжил он, дожевывая откушенный кусок, – забыл сказать, одна хорошая новость у меня все же есть: Рон спас Амалию от оборотня. Его повысили.
Гермиона с недоверием посмотрела на Гарри. Если Рона повысили вместо него, значит, ее мир действительно безвозвратно изменился. Потому что Рона не повышали никогда; напротив, на второй год его службы в Аврорате его перевели на бумажную работу, лишь изредка поручая какие-либо задания, да и то не особо важные. Иногда Гермионе казалось, что именно его неудачи на работе являются причиной ухудшения отношений между ними. Возможно, сейчас все действительно изменится? Это и правда была прекрасная новость.
Но еще лучшей новостью для нее было то, что действие проклятия нельзя так просто отменить, а значит, им снова придется искать решение этой проблемы, а значит, Снейп по-прежнему будет нуждаться в ней.
Глава 14Как и следовало ожидать, Снейп, в отличие от Гермионы, вовсе не обрадовался принесенным Гарри новостям. И ему тоже показалось подозрительным, что Аврорат не проявлял особого рвения в расследовании этого дела. На подробный рассказ о сведениях, добытых новоиспеченным аврором Поттером у персонала Азкабана, он ответил, что ожидал нечто подобное:
– Мне кажется, Министерство беспокоила мысль о том, что так много слуг Темного Лорда по-прежнему боеспособны и к тому же собраны в одном месте. Рано или поздно должны были возникнуть опасения, что Пожиратели смерти, объединившись, найдут способ выбраться из тюрьмы и захотят изменить существующее положение дел. Или же попробуют вернуть Темного Лорда.
– Но это же невозможно! – возразила Гермиона. – Теперь, когда все хоркруксы уничтожены, а Гарри убил Вольдеморта…
– В прошлый раз многим тоже казалось невозможным возрождение Темного Лорда, – спокойно ответил Снейп. – К тому же не вам, мисс Грейнджер, утверждать о невероятности чего-либо. Полагаю, вы читали в Пророке, что сотрудникам Отдела тайн несколько месяцев назад удалось выпустить новую партию хроноворотов взамен тех, что вы и ваши дружки с такой безалаберностью расколотили четыре года назад?
Гермиона напряженно думала.
– Но ведь еще не создан хроноворот, позволяющий перемещаться на несколько лет в прошлое, – наконец сказала она.
– С чего вы взяли? – с искренним недоумением спросил Снейп. – Я никогда особо не интересовался этим вопросом, но, насколько мне известно, исследования времени ведутся очень давно. Были случаи, когда волшебники перемещались в прошлое на несколько столетий, что приводило к значительным изменениям реальности. Потом представителям Отдела тайн приходилось приложить немало усилий, чтобы устранить все последствия.
– Последствия могут быть устранены? – удивленно спросила Гермиона. – То есть то, что я вас спасла, можно отменить?
Снейп хмыкнул:
– Наконец начали жалеть о том, что вернули мне жизнь? Я бы на вашем месте молился богам – если вы в них верите, конечно, – о том, чтобы никто никогда не узнал о вашем перемещении в прошлое. Если вас поймают, вас ждет серьезное наказание. Кстати, как и вашего Уизли, который не сумел уследить за таким важным предметом.
Гермиона побледнела. Почему она не задумывалась о таких последствиях своего поступка раньше? Не изучила всю возможную информацию по этой теме? На третьем курсе, когда ей доверили хроноворот, она, конечно, проштудировала библиотеку Хогвартса в поиске любых упоминаний о перемещениях во времени, но как ее могли удовлетворить те скудные сведения, что она обнаружила? И как Рону могли доверить охрану такого ценного предмета?
– Но хроноворот не может вносить серьезных изменений в ход событий. Он лишь делает вероятное возможным! – попыталась она сменить тему.
– Я вижу, вы очень внимательно слушали профессора Макгонагалл, когда она вручала вам хроноворот. Могу представить, как вас распирало от гордости и ощущения собственной исключительности, – съязвил Снейп. – На самом деле, хроноворот просто перемещает вас во времени, а вносить изменения в ход событий или нет, решаете только вы. Еще раз повторяю, я не специалист, но я знаю, что в ходе многолетних исследований удалось вычислить относительно безопасный период времени, на который можно переместиться, не вызвав больших последствий. Он составляет несколько часов, и именно такими хроноворотами позволяют пользоваться обычным магам – в особых ситуациях, разумеется. Мне, кстати, никогда не казалось ваше стремление переплюнуть всех в своем всезнайстве весомой причиной доверить вам столь ценный предмет.
– Почему вам так сложно признать, что я ответственная и добросовестная? – накинулась на него Гермиона. – Вы, наверное, единственный человек из моего окружения, который думает, что на меня нельзя положиться!
– Мисс Грейнджер, не извращайте мои слова, – устало произнес он. – Я лишь заметил, что неразумно было давать хроноворот тринадцатилетнему ребенку, окруженному друзьями, которые обладают уникальной способностью вечно влипать в неприятности. И только из-за того, что он слишком любит учиться.
Действительно, это она со своим болезненным самолюбием неправильно интерпретировала его слова. Гермиона в который раз удивилась тому, что в присутствии Снейпа все ее детские комплексы и переживания вылезают наружу, и она снова становится маленькой Гермионой, обуреваемой желанием доказать всему миру, что и она, магглорожденная, имеет право быть волшебницей, да не просто волшебницей, а самой лучшей и всё-всё умеющей и знающей! Неудивительно, что бывший профессор отказывался воспринимать ее всерьез.
– Ладно, возможно, вы и правы, – миролюбиво признала она. – Давайте вернемся к перемещениям во времени. Вы считаете, что в Отделе тайн уже давно есть хроновороты, с помощью которых можно отправляться в далекое прошлое?
– Я могу только предполагать, мисс Грейнджер. Надеюсь, вы заметили, что я не являюсь невыразимцем, – неприятно ухмыльнувшись, сказал Снейп. – Но то, что раньше подобные перемещения были возможны, доказывает наличие в то время таких хроноворотов. Не могу себе представить, из-за чего нужно было впоследствии от них избавляться. Другое дело – ограничить к ним доступ.
– А как, по-вашему, можно устранить последствия перемещения во времени?
– Мисс Грейнджер, – чувствовалось, что Снейп начал раздражаться, – вынужден вас разочаровать, но взрослые не могут знать всего и бесконечно отвечать на все интересующие вас вопросы. Как я вам уже неоднократно подчеркивал, меня никогда не интересовала данная проблема. Если вас так волнует эта тема, советую обратиться к специализированной литературе.
Мог бы сказать это, и не пытаясь в который раз задеть ее. Впрочем, стоило отдать ему должное, он и так проявлял необычайное терпение, разговаривая с ней сегодня. Глупо было ожидать, что он перестанет язвить и иронизировать. И все же Гермиона, к своей радости, не могла не заметить, что отношения между ней и Снейпом начали налаживаться.
В последующие дни они вынуждены были вернуться к поиску способа избавления от проклятия, наложенного Кэрроу. Причем Снейп по непонятным для Гермионы причинам перестал посещать поместье Малфоев и вместе с ней весь день проводил в библиотеке Блэков. Гарри появлялся у них редко и не сообщал ничего нового.
Безусловно, они начали больше разговаривать. Вначале Снейп отвечал на ее попытки завязать беседу крайне неохотно и немногословно, но со временем, наверное, привык к ее многочисленным вопросам и желанию во всем разобраться. Конечно, он продолжал иронизировать по любому поводу и любил поиздеваться над ней, но вскоре Гермиона приняла такой стиль общения и нередко язвила в ответ и даже начала получать удовольствие от их пикировок и поддеваний друг друга. Она научилась угадывать изменения в его настроении и знала теперь, когда можно было начинать разговор, а когда стоило и помолчать, чтобы не нарваться на грубость. И даже к его кислой физиономии и саркастичной ухмылке можно было привыкнуть. Как и к вечно грязным волосам. Но все же он никогда не позволял ей приблизиться к нему, избегал обсуждения любых личных тем и выходил из себя от одного вопроса о его прошлом.
А еще были выходные, которые Снейп посвящал экспериментальной работе. От случая к случаю он позволял Гермионе присутствовать при этом, и это было самым интересным времяпрепровождением для нее. Она почему-то была уверена, что он, работая над зельями, будет похож на сумасшедшего ученого из маггловских фильмов, которые она видела в детстве. И, хотя в нем не было ни следа сумасшествия, он действительно преображался, увлеченный решением той или иной проблемы. Иногда Снейп, казалось, вовсе забывал о ее присутствии. Он то замирал, задумчиво глядя в одну точку, то начинал быстро строчить в своей тетради, проводя какие-то вычисления, то нависал над котлом, вглядываясь в бурлящее варево, то осторожно, по частям, добавлял новый ингредиент, затаив дыхание наблюдая за происходящими в зелье изменениями. Его лицо выражало предельную сосредоточенность, холодные глаза загорались огнем, а движения рук становились особенно скупыми и точными. В такие минуты его можно было даже назвать по-своему красивым.
Бывало, Снейп вовлекал Гермиону в работу: учил ее хитростям подготовки различных ингредиентов, комментировал свои действия, обращал ее внимание на те или иные детали, задавал вопросы, даже снабжал предварительно книгами, помечая, какие главы ей стоит прочесть, чтобы понимать суть происходящего. При работе над зельями он был с ней строг, как никогда, не прощая ни одной ошибки и раздражаясь, если она чего-то не понимала и ему приходилось по нескольку раз объяснять, как ему казалось, элементарные вещи. И чем больше наблюдала за его работой Гермиона, тем больше понимала, что никогда не достигнет в этом деле такого совершенства, как он. Наверное, стоило признать, что для зельеварения действительно был необходим талант, которым она – увы! – не обладала. Но осознание этого вовсе не мешало ей восхищаться способностями и профессионализмом бывшего профессора Зелий.
И в какой-то момент Гермиона осознала, что Снейпа в ее жизни стало
слишком много. Они вместе просыпались, вместе принимали пищу, вместе искали информацию, вместе спали. Гермиона даже с собственным мужем никогда не проводила столько времени вдвоем. Не считая, конечно, того года, когда они искали хоркруксы.
Было бы логичным, чтобы Снейп окончательно переехал в дом на площади Гриммо, но он упрямо отказывался переносить сюда личные вещи, предпочитая аппарировать домой, чтобы привести себя в порядок или сменить одежду. Единственным нововведением, которого удалось добиться Гермионе, было то, что он милостиво согласился спать под одеялом и не в повседневной мантии. Увидев его старомодную ночную сорочку в первый раз, она едва сдержала улыбку. Впрочем, не ей с ее легкомысленной разноцветной сорочкой в цветочек, в которую она периодически облачалась, было насмехаться над ним.
Временами ей казалось, что они похожи на старую супружескую пару: ворчливый муж, не уделяющий супруге никакого внимания, и заботливая жена, следящая за тем, чтобы он вовремя поел, и каждое утро сменяющая ему повязку на руке. И Гермиона снова начала задаваться вопросом, на что походила бы
настоящая семейная жизнь со Снейпом. Была бы она такой же размеренной и спокойной? Предъявлял бы он своей жене претензии по поводу и без? Был бы он более милым в общении с любимой женщиной или все так же продолжал бы язвить и бесконечно указывать на ее недостатки? Но даже то, как протекали их отношения сейчас, нельзя было даже сравнить с ее жизнью с Роном.
Со Снейпом было на удивление спокойно и уютно, но отнюдь не скучно. Он не требовал к себе внимания, никогда не мешал ей, не пытался ее контролировать. С ним было интересно разговаривать, но и просто молча находиться рядом было комфортно. Поначалу ее особенно поражала его внимательность и способность подмечать детали: это было новым для нее, так как Рон никогда не замечал ее намеки, скрытый смысл в словах или изменения в ее самочувствии. Снейп же помнил каждую высказанную даже единожды мысль, тактично избегал тем, которые могли вызвать ее истерику, и точно знал, когда ей необходима его помощь. Так, однажды, когда Гермиона мучилась характерными болями, проклиная себя за то, что своевременно не позаботилась о необходимом лекарстве, он, едва взглянув на нее, свернувшуюся на кровати в калачик с весьма несчастным выражением на лице, аппарировал к себе на несколько часов и вернулся с флаконом прекрасно сваренного обезболивающего зелья. Снейп не сказал ни слова тогда, и она была ему благодарна за проявленную деликатность: ей и так было невероятно стыдно из-за того, что он понял причину боли.
Ей было интересно, как он воспринимает это подобие семейной жизни. Чувствовал ли он себя рядом с ней так же уютно, как и она? Не уставал ли от ее постоянного присутствия? Нравилось ли ему общение с ней или он по-прежнему считал ее слишком юной и глупой? Во всяком случае, Гермиона очень старалась понравиться Снейпу и доказать, что она стоит того, чтобы тратить на нее время.
И все же через два месяца их спокойному сосуществованию пришел конец. И виновата в этом была сама Гермиона.
В тот день у нее был день рождения. Гарри не мог заскочить к ней, потому что был с
настоящей Гермионой, и единственными возможными гостями на ее импровизированном празднике могли стать только Кричер и Снейп. Раньше она не придавала большого значения этому дню, но сейчас ей, лишенной в последнее время ярких, радостных впечатлений, захотелось устроить для себя нечто особенное, расслабиться как следует.
Целый день она провела в маггловской части Лондона, бродя по полюбившимся с детства местам. У нее не было денег, чтобы позволить себе подарок, но тех жалких крох, которые она два года назад тайком (не без помощи Гарри) взяла из своей ячейки в Гринготтсе, хватило на покупку мороженого и поход в кинотеатр. От души насмеявшись над непритязательной комедией, Гермиона напоследок прогулялась по набережной и, завернув за угол, аппарировала домой.
Кричер, следуя указаниям Гарри, готовил для нее праздничный ужин, и весь первый этаж был пропитан умопомрачительными запахами, заставившими Гермиону вспомнить, что она за весь день съела только клубничное мороженое. До прихода Снейпа оставался целый час – а она вовсе не была уверена в том, что он все же придет, – и Гермиона решила немного привести себя в порядок, все же ужин был праздничным. И это было ее первой ошибкой.
О том, что произошло дальше, она бы предпочла вовсе никогда не вспоминать.
* * *
Постоянное нахождение рядом с Грейнджер Северус находил… довольно сносным. Она наконец научилась справляться со своими эмоциями и гораздо реже выводила его из себя. Иногда ему даже было интересно разговаривать с ней. Но большую часть времени – и он был удивлен этим обстоятельством – она не мешала ему, не отвлекала, не путалась под ногами. Конечно, ее раздражающая привычка задавать миллион вопросов никуда не делась, но теперь, по крайней мере, она не пыталась выставлять свои знания напоказ. Стоило отдать ей должное, Грейнджер умела слушать и с жадностью впитывала любую информацию, которую только могла получить. И знала, когда нужно промолчать.
Для него было непривычно проводить с кем-то так много времени наедине. Поначалу сложно было смириться с тем, что Грейнджер проявляла столько заботы о нем: каждое утро бережно меняла его повязку, следила за тем, чтобы он, увлекшись, не забывал поесть, интересовалась его самочувствием, готовила ему свой великолепный кофе, наконец. Поначалу Северус воспринимал это как посягательство на свою свободу, что его, безусловно, раздражало, но вскоре он привык к этому. Его поражало, что после всех преступлений, совершенных им в прошлом, она доверяла ему и искренне его уважала. Он не раз замечал, с каким восхищением она смотрит на его работу над зельями. Северус же был доволен тем, что во время их импровизированных занятий она все схватывает налету и старательно пытается постичь принципы его работы. И, хотя он по-прежнему недоумевал, почему ей приятно его общество, отчего она так дружелюбна по отношению к нему, он должен был признать, что их спокойное сосуществование было намного более приятным, чем прежняя постоянная конфронтация.
И в определенный момент Северус почувствовал, что начинает расслабляться в обществе Грейнджер. Он перестал ждать от нее подвоха, позволил себе меньше контролировать свои действия и слова. Иногда он вообще забывал, что она находится рядом. Даже совместное нахождение в кровати перестало напрягать его, напротив, он стал привыкать к тому, что она лежит рядом, обнимая и согревая его. И только иногда, особенно после того, как она заставила его спать под одеялом и без привычной мантии, слишком близкий контакт с ее молодым, упругим телом вызывал…
дискомфорт. Он корил себя за эти ощущения, но ничего не мог с этим поделать. Казалось, его собственное тело противилось всем доводам разума и здравого смысла и категорически отказывалось воспринимать Грейнджер только как его бывшую студентку, испытывать к которой подобные ощущения было просто непозволительно. Означало ли это, что она его привлекала? Северус предпочитал не предаваться размышлениям на эту небезопасную тему. Он находил молодую ведьму не отталкивающей, и этого было более чем достаточно.
Как бы то ни было, ему было даровано два месяца относительного покоя. И затем всё резко изменилось.
У Грейнджер был день рождения, и она решила отпраздновать его хорошим ужином. Снейп предпочел бы избежать участия во всем этом, чтобы избавиться от ненужной неловкости, но было невежливым с его стороны оставлять ее именно сегодня, когда на протяжении месяцев они проводили почти все время вместе. Тем более что Поттер, кажется, намеревался провести этот день в компании с более юной Грейнджер. Вместе с тем, Северус не собирался заботиться о том, чтобы подготовить ей подарок. В конце концов, они не были в настолько близких отношениях.
Было решено отказаться от привычного распорядка, и после завтрака Снейп аппарировал к себе, оставив ее заниматься приготовлениями, что бы Грейнджер ни подразумевала под этим словом.
Ровно в восемь, как и было договорено, он прибыл в дом на площади Гриммо. Кричер, встретивший его в прихожей, проводил Северуса в гостиную, где был накрыт стол. Грейнджер была уже там. Она зачем-то нарядилась в платье, немного подкрасилась и даже попыталась привести свои вечно торчавшие в разные стороны волосы в божеский вид. Стоило признать, что она выглядела… приятно. Тонкое платье подчеркивало мягкие, женственные изгибы ее тела, собранные на затылке волосы обнажали стройную шею и хрупкие плечи, на тонких губах, более темных, чем обычно, играла легкая, застенчивая улыбка, а медово-карие глаза сияли и были особенно выразительны. Сегодня ее определенно можно было назвать привлекательной. Но Северус все равно недоумевал, зачем она так вырядилась. Некстати вспомнились слова Нарциссы о его так называемой
перспективности.
– Мистер Снейп, – взволнованно поприветствовала его Грейнджер. – Я, честно говоря, боялась, что вы не придете.
Северус почувствовал, как ее совершенно необоснованное волнение передается и ему.
– Глупости, мисс Грейнджер, – ответил он немного резче, чем надо. – Не вижу причин избегать вас именно сегодня.
Она легко вздохнула и пригласила его к столу. Когда он разлил заготовленное ею вино, она взяла в руки свой бокал и нерешительно посмотрела на него. Не ожидала же она, что он будет произносить тост? Однако ее большие глаза свидетельствовали об обратном. Немного поколебавшись, он поднял бокал и недовольно прочистил горло.
– Мисс Грейнджер, за вас! – быстро сказал он.
Она благодарно улыбнулась и, отсалютовав ему бокалом, пригубила вино. Северус все больше ощущал неловкость ситуации и злился из-за этого. И зачем он только согласился на эту авантюру? Сидел бы сейчас дома, читал хорошую книгу… и не разглядывал тайком сомнительные прелести бывшей студентки.
– Чем вы занимались сегодня? – спросила она, приступая к ужину.
– Читал, наводил порядок, – коротко ответил он, стараясь смотреть исключительно на свою тарелку.
– А я наконец выбралась на свежий воздух, – сказала Грейнджер, улыбаясь. – Обычно выхожу на улицу только вечером, но сегодня решила сделать себе подарок и прогулялась по любимым с детства местам в Лондоне. Вам нравится Лондон?
– Я почти не бывал в маггловской части города, – безразлично пожал плечами Северус.
Он заметил, что Грейнджер немного поникла, но не думала же она, в самом деле, что он будет веселить ее?
– Я очень соскучилась по родителям, – прервала девушка затянувшееся молчание. – Когда я была маленькая, каждый день рождения они устраивали мне сюрприз. Мама всегда готовила огромный шоколадный торт, и мне позволяли его есть ложкой прямо из блюда, даже не разрезая на куски.
– Удивительно, что вы не пришли в Хогвартс размером с гипогриффа, – скривил губы Северус.
Тема родителей была для него запретной. А о днях своего рождения он и вовсе не мог вспоминать без содрогания, поэтому никак не мог поддержать беседу. Он снова наполнил бокалы.
Ужин протекал вяло. То и дело между ними повисало напряженное молчание, и все чаще, чтобы избежать неловких пауз, ему приходилось подливать вино. К концу ужина Грейнджер раскраснелась, а ее глаза подозрительно заблестели.
– Вы не будете возражать, если я включу радио? – внезапно спросила она, поднимаясь.
Конечно, Северусу не нравилась эта идея. По правде говоря, он бы предпочел и вовсе вежливо раскланяться и аппарировать домой. Но проблема была в том, что ему все равно пришлось бы позже возвращаться сюда.
– Делайте, что хотите, это ваш праздник, – скривил губы он.
Она в который раз смущенно улыбнулась и повернула ручку приемника. Из него раздались тошнотворные завывающие звуки. Грейнджер вернулась на свой диван и немного прикусила нижнюю губу.
– Вы слушали Поттеровский дозор в тот год, когда мы искали хоркруксы? – поинтересовалась она после продолжительной паузы. – Это были довольно веселые передачи, конечно, если не учитывать, чему они были посвящены.
Северус нахмурился. Он не любил, когда она предавалась воспоминаниям о
том времени.
– Видите ли, мисс Грейнджер, я был несколько занят для того, чтобы прослушивать глупые радиопередачи, – резко ответил он.
– Они не были глупыми! – возмущенно воскликнула Грейнджер. – Волшебники, которые участвовали в передаче, были единственными, кто не боялся говорить правду! По крайней мере, они делали хоть что-то, пока остальные отсиживались по домам.
– Несомненно, выпускать незатейливые шуточки про Темного Лорда в эфир было очень храбро с их стороны, – скривился Снейп, – и принесло очень много пользы.
– Да какое право вы имеете осуждать их? – Грейнджер уже было не остановить. – Они подвергали свою жизнь опасности, на них велась охота, они вынуждены были прятаться, в то время как вы… – она запнулась и испуганно на него посмотрела.
Глаза Северуса угрожающе сузились.
– В то время как я
что? – прошипел он. – Договаривайте, мисс Грейнджер!
Она молчала, не смея отвести от него взгляд, и он продолжил за нее:
– В то время как я прохлаждался в Хогвартсе? Спокойно наблюдал за тем, как Кэрроу калечат моих студентов? Прислуживал Темному Лорду? Вы это хотели сказать?
– Я не имела в виду… – смущенно промямлила Грейнджер. – То есть я не хочу сказать, что недооцениваю ваш вклад, но другие тоже делали все возможное, чтобы победить Вольдеморта. Многие из них даже пожертвовали своими жизнями, поэтому… несправедливо с вашей стороны обвинять их в том, что они были бесполезны.
Северус устало прикрыл глаза. Зачем она вообще завела этот разговор? Неужели ей нравилось бередить собственные раны? Он поднялся.
– Полагаю, мне лучше уйти, мисс Грейнджер. Счастливого дня рождения.
Грейнджер тоже вскочила и перегородила ему дорогу к выходу.
– Мистер Снейп, не уходите! – залепетала она. – Я не собиралась обидеть вас, просто это радио… я вспомнила, как мы крутили ручки приемника там, в лесу, и Рон пытался подобрать пароли. А потом с замиранием сердца мы вслушивались в новости, боясь услышать знакомое имя в списке погибших…
Приемник продолжал разрываться плаксивыми криками неизвестной колдуньи о ее несчастной любви. Грейнджер стояла в полуметре от Северуса в своем чересчур откровенном платье и жалобно смотрела на него влажными от проступивших слез глазами. Внезапно она порывисто бросилась к нему и, обняв за талию, крепко прижалась к груди. Первым его желанием было отстраниться от нее и отчитать за неприемлемое поведение, но в этом ее жесте читалось такое доверие к нему, такая трогательная просьба о защите и поддержке, что Северус застыл, боясь пошевелиться. Даже сквозь плотную мантию он чувствовал быстрое биение ее сердца и то, как легко поднимается и опускается ее грудь. И он не мог сказать, что эти ощущения были совсем уж неприятными. Грейнджер, не разрывая объятий, подняла голову, чтобы поймать его взгляд. Ее карие глаза потемнели и были немного затуманены, и Северус напомнил себе, что она была пьяна, а значит, не вполне могла контролировать свои действия.
– Вы самый храбрый и сильный волшебник из всех, кого я когда-либо знала, – прошептала она. – И ваши магические способности… вызывают восхищение. Я хочу, чтобы вы знали: я рада, что не побоялась спасти вас, какими бы ни были последствия. И спасибо вам за то, что составили мне сегодня компанию.
Поднявшись на цыпочки, она легко коснулась его щеки губами, и, пока он, ошеломленный, раздумывал над тем, как поступить дальше, камин вспыхнул зеленым пламенем, и в нем появилось удивленное лицо Нарциссы Малфой.
– Северус? – с ледяной усмешкой спросила она, справившись с первой реакцией. – Я надеялась, что смогу застать тебя здесь, но вижу, я очень не вовремя. Прошу простить, если
помешала.
Нарцисса исчезла, и покрасневшая Грейнджер, не глядя на растерявшегося Северуса, пулей вылетела из гостиной.
Если Северус и испытывал смущение, он определенно не собирался показывать это Нарциссе. Поэтому, сидя на кожаном диване в гостиной Малфой-мэнора, с вежливым, безразличным выражением лица выслушивал ее насмешки по поводу его дурного вкуса и непонятного пристрастия к
грязи. Наверняка Люциус рассказывал жене о Лили. Никто из слуг Темного Лорда не знал всех подробностей той давней истории, но среди них ходили устойчивые слухи об особых отношениях Снейпа и Эванс.
Он сразу же после постыдного бегства Грейнджер отправился в Малфой-мэнор через каминную сеть, чтобы развеять все подозрения Нарциссы. Право же, было нелепо обвинять его в связях
подобного рода с этой девчонкой. Как будто тот факт, что она напялила на себя это дурацкое обтягивающее платье, мог вскружить ему голову. Их связывали исключительно деловые отношения, и обоих это полностью устраивало.
Впрочем, раздражение миссис Малфой продлилось недолго: вдоволь поиздевавшись над Северусом, она примирительно произнесла:
– В любом случае, это твое дело. А я, между прочим, просто хотела пожурить тебя, что ты забыл о нас. Я ведь тогда говорила о нескольких днях своего отсутствия, а не о месяцах.
– Не хотел мешать вашим приготовлениям к свадьбе, – учтиво ответил он.
– Празднество получилось великолепным, – улыбнулась Нарцисса. – Извини, не могла пригласить тебя ввиду твоего особого положения. Теперь же Драко и Астория проводят медовый месяц в Италии, а я вынуждена скучать здесь в одиночестве. Была бы признательна, если бы ты хоть изредка составлял мне компанию.
Ее слова настораживали. Очевидно, она снова решила втянуть его в свою непонятную игру.
– Надеюсь, ты не откажешься от хорошего эльфийского вина? – вдруг предложила она.
– Пожалуй, – ответил Северус, напряженно раздумывая.
Почему бы, в самом деле, не дать ей раскрыть свои карты? Возможно, пойдя на некоторые уступки, он сможет наконец выяснить, чего она хочет?
Эльф принес два бокала, наполненные рубиновой жидкостью и распечатанную бутылку. Северус взял предложенный Нарциссой бокал, поднес его к губам – и, к своему удивлению, почувствовал еле слышный запах Зелья страсти. Это уже становилось интересным. Притворившись, что сделал глоток, он поставил вино на столик.
– Как прошла поездка во Францию? – любезно поинтересовался он.
Нарцисса неожиданно смутилась, но тут же взяла себя в руки.
– Прекрасно. Мы ездили к лучшему портному, чтобы заказать костюм для Драко.
Не нужно было быть легилиментом, чтобы понять, что она лжет. Было два варианта: либо поездки вовсе не было, либо она была как-то связана с интересом миссис Малфой к его скромной персоне.
– Выпьем еще? – спросила она, незаметно пододвигаясь ближе к нему.
Ее глаза горели дьявольским огнем, красиво очерченный рот был слегка приоткрыт, на губах осталось несколько капель только что пригубленного вина. Она, несомненно, была красива, но сейчас больше, чем когда-либо, напоминала погибшую сестру. Зачем, черт возьми, ей понадобилось поить его, Северуса, Зельем страсти? Увы, был лишь один способ узнать правду.
Не отводя взгляда от ее мерцающих голубых глаз, он немного наклонился к ней, незаметно достал волшебную палочку и быстро направил ее на Нарциссу.
– Легилименс! – прошептал он ей в лицо.
Миссис Малфой в испуге отшатнулась, но он уже овладел ее сознанием. Северусу не нужно было пролистывать ее воспоминания: он знал, что она сама покажет ему то, что скрывает, и поэтому просто ждал. Он увидел, как она заготавливает бокалы с вином и вливает в один из них зелье, а затем прячет другой флакон с неизвестным ему зельем под подушку. Наконец перед его взором оказался пожилой волшебник маленького роста, протягивающий Нарциссе флаконы; вот уже она передает ему внушительный мешочек с галлеонами. И самое первое воспоминание, их встреча: безутешная вдова, забыв о приличиях, рыдает на похоронах Люциуса, и к ней подходит волшебник с маслеными глазами, который говорит, что еще не все потеряно и предлагает свою помощь…
Северус опустил палочку, прерывая заклинание. В расширенных глазах Нарциссы застыли слезы, но она неотрывно смотрела на него, не произнося ни слова.
– Это мошенник, Нарцисса, – устало выдохнул он наконец. – Нет такого зелья, которое могло бы вернуть умершего. Он обманул тебя, чтобы выманить у тебя деньги.
– Ты не можешь этого знать, – гневно прошипела она, вскакивая с дивана. – Мастер Дован сам изобрел это зелье. Во время акта любви мы должны были выпить его, и душа Люциуса вселилась бы в твое тело. Мы с мужем снова были бы вместе!
– Нарцисса, я более чем уверен, что это зелье – яд, – попытался вразумить ее Северус. – Ты должна смириться с тем, что Люциуса больше нет, и, как бы тебе ни хотелось, ты не сможешь изменить это. Поверь мне, я
знаю, о чем говорю. Тебе больно сейчас, но со временем ты привыкнешь, тебе станет легче.
Было ясно, что она его не слушает: ее глаза были безумны, лицо исказила уродливая гримаса, по телу проходили судороги от беззвучных рыданий. Еще немного – и у нее начнется истерика.
– Он должен вернуться ко мне… – исступленно шептала она. – Он не имел права вот так оставить меня. Особенно сейчас, когда все от нас отвернулись и мне нужна его защита. А ты… ты так хорошо подходишь, ведь никто не заметил бы твоего исчезновения. Ты же мертв, Снейп! Мертв!
Неожиданно она разразилась сумасшедшим смехом, и Северус содрогнулся: до того велико было ее сходство с Беллатрисой в эту минуту. Он решительно встал и, сжав сопротивляющуюся Нарциссу в объятиях, начал успокоительно гладить ее по спине.
– Успокойся, – еле слышно бормотал он. – Ну же, успокойся.
Он никогда не был силен в подобных вещах, но с удовлетворением отметил, что вскоре покатые плечи перестали подрагивать, а всхлипы прекратились. Однако затем Нарцисса резко отстранилась от него и холодно посмотрела ему в глаза.
– Нет, ты не знаешь, о чем говоришь, Снейп, – ее голос звучал на удивление спокойно. – Я верну Люциуса, чего бы это мне ни стоило.
Она развернулась, быстро направилась к выходу из комнаты и только на пороге, неприятно ухмыльнувшись, насмешливо произнесла:
– Как полагаешь, сколько лет Азкабана дадут твоей мерзкой грязнокровке, когда в Министерстве узнают о том, что она изменила прошлое?
Глава 15Прибежав в свою маленькую комнатку на третьем этаже, Гермиона кинулась на кровать и зарылась лицом в подушку. Голова все еще кружилась от выпитого, и несколько минут ушло на то, чтобы хоть немного прояснить сознание. Мерлин, что на нее нашло? И ведь вырядилась, словно на встречу с возлюбленным, радовалась загодя принесенной Гарри бутылке вина, предвкушала легкие и непринужденные разговоры со Снейпом в неформальной обстановке. Праздника ей захотелось! Вот и лежи теперь здесь, размазывай маггловскую тушь по щекам и сгорай от стыда из-за своего неуместного, развязного поведения!
С самого начала, с той самой минуты, когда Снейп вошел в гостиную в своей повседневной мантии, безо всяких подарков и поздравлений, и застыл у дверей, удивленно, с неодобрением рассматривая Гермиону, стало ясно, что ужин обречен. Она ведь тут же почувствовала неловкость ситуации, в которую сама себя загнала, и разволновалась. Потому что выглядело все так – о, теперь это было очевидно! – будто она заманила Снейпа на свидание против его воли.
Все, что произошло потом: и ужин, проведенный в напряженном молчании, и глупый спор о Поттеровском дозоре, и ее нелепое признание, и неуместный поцелуй, – все это целиком и полностью ее вина. В попытке побороть смущение Гермиона выпила слишком много и перестала контролировать свои действия. Подумать только, она уже собиралась даже пригласить Снейпа на танец! Несложно представить, как бы он отреагировал на ее предложение.
А хуже всего было то, что, столкнувшись с его недоумевающим взглядом в начале вечера, Гермиона вдруг осознала: она на самом деле хотела бы, чтобы это было свиданием. Ведь, если говорить начистоту, свое лучшее – и единственное – платье она надела сегодня вовсе не из праздного желания порадовать себя в день рождения. Ей хотелось понравиться Снейпу!
Стоило наконец быть с собой откровенной и признать, что давно перестала относиться к нему только как к бывшему профессору, который нуждался в помощи целителя. Ведь стремилась же она во что бы то ни стало добиться его расположения, заботливо ухаживала за ним, ждала его внимания и одобрения, восхищалась его силой, способностями и умом. Даже представляла его – пусть и не всерьез – своим мужем когда-то! Но, кажется, только сегодня она окончательно поняла, что он ей не безразличен. Нет, ее теперешние ощущения не были похоже на романтические чувства к Рону. Сердце Гермионы вовсе не замирало в присутствии Снейпа, ноги не подкашивались, тело не покрывалось мурашками от его прикосновений, и никакого трепета, равно как и восторженного счастья, при виде его она не испытывала. То, что она чувствовала, не было влюбленностью или страстью, скорее, какой-то болезненной зависимостью, потребностью. Он был ей нужен, и от одной только мысли, что он может уйти, ей становилось плохо.
Комната давно погрузилась в темноту, но зажигать свечи не хотелось. Встав с кровати, Гермиона подошла к окну. На фоне серых кирпичных стен соседних домов ярко выделялось светлое окно. Через тонкий тюль была видна семья, ужинавшая за небольшим столом в уютной кухне. Молодой отец семейства, полноватый маггл с темными взъерошенными волосами, немного напоминавший Гарри, увлеченно рассказывал что-то хорошенькой жене, а та счастливо улыбалась в ответ, кормя из маленькой ложки малыша. Наблюдая за ними, Гермиона тяжело вздохнула и беспомощно обвила себя руками. Вот оно – тихое счастье, мирная семейная идиллия и уютный домашний очаг – именно то, к чему так стремился Рон и чего сама Гермиона всячески пыталась избегать все четыре года брака. А многочисленные Уизли, в одночасье ставшие ее родственниками и старавшиеся окружить ее теплом и заботой, только ухудшали положение. Она, наверное, была какой-то неправильной женщиной, раз ее это не прельщало. Но нельзя же заставить себя полюбить то, к чему испытываешь неприязнь?
А между тем, то, что было сейчас между ней и Снейпом, больше всего походило на ее представление об идеальном браке. Рядом с ним Гермиона чувствовала себя в безопасности. Он мог самостоятельно справиться с любой проблемой, не нуждался в постоянном контроле заботливой «мамаши», на него с легкостью можно было положиться. Разговоры со Снейпом захватывали, его рассуждения всегда вызывали в ней неподдельный интерес, а уж то, как он мастерски варил свои зелья, и вовсе восхищало.
Возможно, этого было недостаточно, чтобы испытывать к нему нечто большее, чем уважение. Кроме того, даже несмотря на то, что разница в возрасте между ними сократилась, Снейп все равно был значительно старше. Он не был красив или очарователен, не отличался покладистым характером и приятными манерами, имел темное прошлое, все еще оставался ее бывшим учителем, всю свою жизнь любил Лили и определенно не симпатизировал Гермионе. И все же – все же! – ей нравилось находиться рядом с ним и не хотелось отпускать его из своей жизни.
В то же время сам Снейп, судя по всему, по-прежнему оставался к ней совершенно безразличным. Нет, он, безусловно, вел себя вежливее и относился к ней терпимее, чем раньше, но говорить о его симпатии пока, увы, не приходилось. И, как показал этот злосчастный вечер, Снейп категорически не воспринимал Гермиону как женщину, а ее стремление понравиться ему находил нелепым и абсурдным – о, это весьма отчетливо читалось в его взгляде сегодня!
Вспомнив шокированное выражение его лица после неожиданного поцелуя в щеку, Гермиона нервно хихикнула. Но ведь не отпрыгнул же он от нее в ту самую секунду, не отругал за недопустимое поведение, не выказал отвращение или презрение. Да и глаза его при этом горели вовсе не ненавистью. Значит, ему не было неприятно? Так, может быть, если бы не столь несвоевременное появление миссис Малфой, спровоцировавшее постыдный побег Гермионы из гостиной, между ней и Снейпом произошло бы что-нибудь… менее невинное?
Например, вдруг он смог бы посмотреть на нее по-новому и нашел бы ее красивой и притягательной? Осознал бы, что все это время рядом с ним находилась молодая, привлекательная, а главное, умная ведьма, жаждущая общения с ним, полностью находящаяся в его власти? И тогда он, на протяжении всей своей жизни лишенный женской ласки и тепла, наверняка не сумел бы побороть желание овладеть ею, впиться в ее нежные, пахнущие клубникой губы – требовательно, страстно, прижимая к себе, путаясь пальцами в ее непослушных волосах, как это делал Рон. А затем схватил бы на руки, отнес в их спальню и… Стоило Гермионе подумать об этом, краска залила ее лицо.
Мерлин, откуда только взялись эти фантазии? С чего она вообще решила, что Снейп нашел бы ее привлекательной и захотел бы сделать их отношения более близкими? Почему она вообще вдруг начала мечтать о бывшем профессоре? Ведь до этого вечера Гермиона никогда не обращала на него внимания… в этом плане. Не могли же несколько бокалов вина так сказаться на ее способности мыслить здраво и рационально! Так неужели все дело только в том, что она за два с половиной года настолько одичала и соскучилась по мужскому вниманию, что, расслабившись под воздействием алкоголя, готова была наброситься на первого попавшегося мужчину? И не была ли эта надуманная симпатия к Снейпу всего лишь попыткой убежать от одиночества и скуки, а сам он ее вовсе не интересовал?
Почему-то выяснить это прямо сейчас показалось жизненно важным, и для этого непременно требовалось присутствие Снейпа. О том, как именно она намеревалась разбираться в своих чувствах и почему нельзя было заниматься этим в одиночку, Гермиона не думала. Выстраивать какую-либо стратегию или намечать планы не хотелось: она верила, что, стоит ей только увидеть объект ее внезапных – гипотетических! – чувств, все сразу станет ясно. Поэтому решительной, но несколько нетвердой походкой она направилась в гостиную.
Комната, к ее большому сожалению, оказалась пуста. Благоразумно решив не бродить по всему дому в поисках Снейпа, Гермиона применила заклинание Гоменум ревелио (удавшееся только с третьего раза) и, поняв, что осталась в одиночестве, разочарованно вздохнула и не самым элегантным образом плюхнулась в кресло перед догорающим камином. Было уже поздно, и, наверное, стоило подняться наверх, чтобы привести себя в порядок перед сном, и, ожидая Снейпа, устроиться в мягкой кроватке, но… Огонь в камине так уютно потрескивал, в гостиной было тепло, а самой Гермионе настолько не хотелось идти куда-либо, что она скинула туфли, устроилась в кресле поудобнее, вытащила из волос надоевшие шпильки, слегка массируя голову, от удовольствия прикрыла глаза – и, уставшая за насыщенный день, моментально уснула.
* * *
Именно такой – развалившейся в кресле, босоногой, с худыми острыми коленками, выступающими из-под немного задранного платья, со взъерошенными волосами и размазанной под глазами тушью – нашел ее Северус, по каминной сети вернувшийся из Малфой-мэнора. И даже несмотря на то, что конфликт с Нарциссой рассердил и обеспокоил его, разнузданный вид обычно прилежной и строгой Грейнджер вызвал у него скупую улыбку. Сейчас она была похожа на маленькую девочку, которая в попытке казаться более взрослой напялила на себя мамино платье и неумело намазалась косметикой. Между тем, время уже было позднее, и, как бы трогательно и невинно ни выглядела спящая Грейнджер, следовало разбудить ее и заставить лечь в нормальную кровать.
– Мисс Грейнджер, – строго позвал ее Северус.
Не дождавшись никакой реакции, он подошел ближе, склонился над ней и, дотронувшись до обнаженного плеча девушки, немного потряс ее:
– Мисс Грейнджер, проснитесь!
Она хрипло застонала, смешно сморщила свой маленький, вздернутый носик и, сонно щурясь, приоткрыла глаза.
– Профессор Снейп? – нечленораздельно промямлила она, когда ей удалось сфокусироваться на нависшем над ней Северусе. – А я вас так ждала… мне нужно срочно выяснить… выяснить…
Голос ее, и без того негромкий, становился все слабее, а под конец фразы и вовсе стих – Грейнджер снова уснула. Северус выпрямился и тяжело вздохнул. И что теперь делать с этой пьяной девицей? Отлевитировать в комнату? Хорошая идея, но это будет не очень вежливым с его стороны. Что бы там ни думали о нем студенты в Хогвартсе, в манерах, правилах поведения он всегда – еще с детства – старался ориентироваться на аристократичных Малфоев. Не считая их отношения к магглорожденным, разумеется. И по негласному кодексу аристократов поднять в воздух другого мага против его воли означало проявить к нему явное неуважение и презрение.
Оставалось лишь отнести Грейнджер в спальню на руках, что вовсе не радовало Северуса: комната Регулуса Блэка находилась на три этажа выше гостиной. Благо хоть Грейнджер не обладала пышными формами и явно не испытывала проблем с лишним весом. Не сказать, что Северус чувствовал неуверенность в своей физической силе, но он был уже не так молод, чтобы с легкостью бегать по лестницам со спящей девицей на руках.
Поднявшись наверх, Северус предусмотрительно расправил кровать и переоделся в вытащенную из шкафа сорочку – единственную личную вещь, не считая зубной щетки, которую он согласился оставить в этом доме. Затем, вернувшись в гостиную, он осторожно взял мирно посапывающую Грейнджер на руки и, с неудовольствием отметив, что она все же оказалась тяжелее, чем можно было предположить, вышел с ней в коридор и начал неизмеримо долгое восхождение по лестнице, отдавшись размышлениям о неожиданной угрозе Нарциссы. Однако эти размышления пришлось оставить, когда между третьим и четвертым этажом наглая девчонка приобняла его и уткнулась холодным носом в его шею. Ее горячее учащенное дыхание приятно защекотало загрубевшую кожу, покрытую шрамами от укуса Нагини, пышные волосы коснулись его лица, и Северус явственно ощутил их нежный цветочный запах.
Дело в том, что этот запах не давал ему покоя на протяжении последних месяцев, мучая и терзая его. Каждую ночь, когда Грейнджер пододвигалась к нему так близко, что он слышал цветочный аромат, исходящий от ее волос, его мысли невольно возвращались в далекое прошлое, в те волшебные и редкие минуты близости к Лили, чьи прекрасные рыжие волосы тоже пахли цветами. В одну такую ночь, еще в самом начале лечения «живым теплом», когда Северус не мог уснуть и несколько часов просто лежал с открытыми глазами, окруженный этим ароматом, он вдруг подумал о том, что это было отнюдь не единственным сходством между его Лили и Грейнджер. Они обе были добры, отзывчивы и отчаянно смелы, всегда старались помочь нуждающимся, обладали острым умом и хорошо учились, обе являлись магглорожденными, попали в Гриффиндор и питали необъяснимую симпатию к Поттерам.
Тогда его разозлило это сравнение, потому что показалось абсурдным и даже кощунственным. Достоинств у женщины, которую он любил почти всю свою жизнь, было неизмеримо больше, чем у выскочки Грейнджер. Она была намного более женственной, нежной и очаровательной, обладала необычайным чувством юмора и просто поразительными магическими способностями. В ней не было ничего раздражающего или отталкивающего, она не проводила все свободное время в библиотеке, зазубривая учебники, не пыталась доказать всем и каждому свое превосходство и не лезла бестактно в чужую жизнь. Своей открытостью и жизнерадостностью она походила на солнце, готовое согреть любого, кто попадет под его ласковые лучи. Неудивительно, что все любили ее. И Грейнджер на фоне Лили просто меркла. По крайней мере, так казалось ему два месяца назад.
Но сейчас, когда он с каждым днем узнавал Грейнджер все больше, он начал видеть в ней то, чего не замечал раньше или чему не уделял должного внимания: склонность к логическому анализу и умение все схватывать налету, неуемную тягу ко всему новому и неизведанному, терпеливость и целеустремленность, обостренное чувство справедливости. Да, она была более суха и рациональна по сравнению с Лили, но, как оказалось, именно она умела проявлять большую сострадательность и понимание к другим. И прощать. Окажись Грейнджер тогда на месте Лили, она бы не оставила его ни из-за брошенной в гневе «грязнокровки», ни из-за его сомнительной дружбы с Пожирателями. До последнего сражалась бы за него, переубеждала, приводила многочисленные аргументы, вычитанные в умных книгах, даже сдала бы учителям – но не оставила. Так что идиоту Уизли несказанно повезло, о чем этот болван наверняка и не подозревает. А Грейнджер теперь будет всю жизнь мучиться в своем неудачном браке, но никогда не сможет уйти от мужа, потому что не способна совершить такое предательство. И будет несчастна и одинока.
Так, рисуя в своем воображении беспросветное будущее мисс Грейнджер, Северус добрался наконец до спальни и бережно положил «несчастную и одинокую» девушку на кровать. Ей, очевидно, тепло его объятий нравилось больше, чем прохлада простыней, потому что она снова забавно сморщилась и, обняв себя за плечи, свернулась в калачик, вызвав еще одну усмешку Северуса. Редко доводилось видеть ее такой беспомощной и нуждающейся в заботе. Как же этому бедному ребенку досталось от судьбы: с детства попала в общество, где с неохотой принимают таких, как она; с первого класса водила дружбу с человеком, которого преследуют опасности; оказалась в эпицентре магической войны; слишком рано столкнулась со смертью; сама наложила заклинание на родителей, чтобы они забыли о существовании дочери, и так и не смогла вернуть им память; совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за неподходящего мужчину; сейчас вынуждена жить, скрываясь ото всех, в этом жутком доме и проводить все свое время рядом с ненавистным школьным учителем, обладающим – чего греха таить – мерзким характером. А ведь она еще не знает о нависшей над ней угрозе со стороны Нарциссы.
И в эту минуту, глядя на безмятежно спящую Грейнджер, беззащитно обхватившую себя руками, Северусу стало искренне жаль ее. Впервые он испытывал это чувство, которое всегда считал унизительным, однако сейчас жалость не казалась чем-то оскорбительным или неуважительным. Девчонка действительно не заслуживала такой жизни. Хотелось как-то помочь ей, защитить от жестокого и несправедливого мира, но едва ли Северус мог сделать хоть что-нибудь большее, чем решить проблему с Нарциссой, найти способ избавиться от проклятия Кэрроу – и поскорее исчезнуть из ее жизни.
Бережно вернув на место сползшую с ее худого плеча бретельку, он потушил свечи и, опустившись на кровать позади Грейнджер, накрыл себя и ее одеялом. Немного поколебавшись, он сам – в первый раз за все это время – прижался грудью к ее узкой спине. Ее разметавшиеся по подушке волосы щекотали лицо и мешали дышать, поэтому он аккуратно сдвинул их вверх и уткнулся носом в ее затылок, вновь отдавшись во власть пьянящему цветочному аромату. Когда Грейнджер лежала позади него, она всегда приобнимала его, и только сейчас стало понятно, что делала она это в первую очередь ради собственного удобства. Потому и он нерешительно положил ладонь на ее живот. Она же, постепенно согреваясь, расслабилась и, очевидно, по привычке, приобретенной в браке, накрыла руку Северуса своей.
А он лежал, не смея пошевелиться, и привыкал к новым ощущениям. Обнимать ее, такую маленькую и хрупкую, было неожиданно приятно. Пожалуй, даже слишком приятно. Ему не следовало привыкать к этому, ведь рано или поздно он вновь останется один. То, что происходит в его жизни сейчас, было похоже на кусочек чужого счастья, по ошибке доставшийся ему. Северусу не принадлежала и никогда не могла бы принадлежать эта юная девушка, безвозмездно отдающая ему свое тепло по ночам, готовящая невероятно вкусный кофе с корицей, самоотверженно заботящаяся о нем, восхищающаяся его способностями. Лишь случай свел их вместе, но вскоре все вернется на свои места: Северус – в холодный, неуютный дом в Паучьем тупике, где будет уныло доживать свои дни, одинокий и никому не нужный, Грейнджер – к болвану Уизли, многочисленным друзьям и любимой работе, в которой она наверняка достигнет больших успехов. И это будет правильно.
Уже засыпая, Северус подумал о том, как ему повезло, что именно Грейнджер взяла на себя роль его грелки по ночам. Общение с ней было для него безопасным, поскольку он никогда бы не начал строить планы о дальнейших отношениях с ней, не надеялся бы на возможное совместное будущее, не стал испытывать каких-либо серьезных чувств. Он мог проводить рядом с ней все свое время, привыкать к ее обществу, спать с ней, даже заботиться о ней, но она навсегда останется для него только бывшей студенткой, наивным ребенком, лишенным половых признаков. И она не станет претендовать на место Лили в его сердце.
Северус проснулся, как всегда, первым и потом долго убивал время в библиотеке, ожидая пробуждения Грейнджер: ему было необходимо связаться с Поттером.
Еще вчера стало ясно, что попытки отговорить Нарциссу обречены на провал: даже если удастся убедить ее в обмане таинственного Мастера Дована, она вполне может сообщить о нарушении хода времени просто в отместку за испорченные планы. Единственный способ заставить ее молчать – найти равноценный компромат на Малфоев, но сделать это быстро казалось невозможно. Поэтому решение этой проблемы Северус решил отложить. Сейчас же его в большей степени волновал беспринципный мошенник, обманувший Нарциссу. И как раз для его разоблачения нужен был Поттер.
Старинные часы, висящие на первом этаже, уже пробили одиннадцать, когда Грейнджер наконец соизволила подняться.
– Доброе утро, – робко сказала она, входя в библиотеку. Столкнувшись с насмешливым взглядом Северуса, она опустила глаза и едва слышно пробормотала: – Спасибо за то, что переместили меня в спальню. И… извините меня за мою… несдержанность вчера.
Было забавно наблюдать за смущенной Грейнджер. Наверняка стыдится того, что позволила себе слишком много выпить. Хотя, стоило признать, Северус после вчерашнего вечера тоже чувствовал себя неловко. Словно они перешли в какую-то новую стадию развития отношений. Отношений, которых не было, нет и быть не может, напомнил себе он.
– Надеюсь, впредь вы будете проявлять больше благоразумия, – сухо ответил Северус и, дождавшись виноватого кивка Грейнджер, перешел к делу: – У вас, я полагаю, есть способ связаться с Поттером? Я бы хотел поговорить с ним прямо сейчас.
Грейнджер удивилась, но, к счастью, задавать глупых вопросов не стала и просто вытащила из кармана палочку, пояснив:
– Гарри предложил в крайних случаях связываться патронусами. Мы так и не научились передавать через них сообщения, но договорились, что, если я посылаю ему свою выдру, значит, он мне срочно нужен.
Она взмахнула палочкой, но вместо обещанной выдры, над которой Северус собирался было иронизировать, появилось лишь тусклое серебристое облако. Грейнджер слегка покраснела и еще раз, на этот раз вербально, воспользовалась заклинанием. Снова и снова она пыталась вызвать патронуса, но облако так и не желало принимать телесную форму, напротив, становясь с каждым разом все более расплывчатым. Ее жалкие потуги выглядели смешно.
– Я не знаю, почему не выходит! Конечно, мне давно не приходилось вызывать патронуса… Я, наверное, просто плохо настроилась, – девчонка уже чуть не плакала, но все же не оставляла попыток, не желая признать свое поражение.
Очевидно, стоило вмешаться: в таком состоянии вряд ли можно было добиться успеха в использовании этих сложных чар. Но Северуса откровенно забавлял смущенный и растерянный вид всезнайки Грейнджер. Нечасто доводилось наблюдать ее разочарование в собственных силах и способностях. Он уже хотел сказать что-нибудь ядовитое, как вдруг из ее палочки вырвалось некое странное существо, которое тут же умчалось из комнаты. Грейнджер ошарашенно смотрела вслед своему патронусу.
– Я, возможно, не настолько разбираюсь в животных, но разве выдры имеют крылья? – не удержался Северус.
Грейнджер подняла на него испуганный взгляд, снова покраснела и пулей вылетела из библиотеки, оставив его в недоумении. Было ясно, что ее патронус изменился, но зачем же делать из этого такую трагедию? Неужели она сама не осознавала, что перестала любить Уизли*? Возможно, решила, что лишилась своей выдры из-за новой влюбленности? Но в кого, собственно, можно было влюбиться, сидя почти безвылазно в этом мрачном доме на протяжении двух лет?
Впрочем, Северуса не сильно волновали подробности личной жизни и душевных переживаний бывшей студентки. Особенно сейчас. Поэтому он, ожидая прихода Поттера, продолжил пролистывать еще не просмотренные книги, которых оставалось все меньше в библиотеке Блэков. Надежда найти здесь что-либо полезное таяла с каждым днем. Иногда Северусу даже казалось, что он обречен до конца жизни терпеть чьи-то прикосновения по ночам, чтобы не умереть. И ему еще повезло, что пока рядом есть Грейнджер, готовая спать с ним. А что будет, когда она наконец одумается и не захочет больше выносить его общество? Или когда она через несколько лет вернется к своему мужу? Или полюбит кого-нибудь другого? Не будет же девчонка нянчиться с ним, прóклятым Пожирателем смерти, вечно.
По правде говоря, ее бескорыстное желание заботиться о нем удивляло. Он привык, что за все приходится платить. Особенно за оказанную помощь. Потому он позволял Грейнджер присутствовать на своих экспериментах и старался быть вежливым с ней, считая это не такой уж высокой ценой за возможность жить. Однако ей самой, казалось, и в голову не приходило требовать от него что-либо за свои… услуги. И это сбивало с толку. Чуть ли не впервые его не собирались использовать в обмен за проявленное добро.
Из гостиной послышался шум, а затем мужской голос, и Северус быстро поднялся по многочисленным ступенькам, ведущим к выходу из библиотеки. Возле камина стоял Поттер, небрежно отряхивающий прямо на толстый ковер золу со своей аврорской мантии. Немного погодя в комнату вбежала Грейнджер, очевидно, тоже привлеченная шумом.
– Мистер Снейп, – приветственно кивнул Поттер и сразу же обратился к подруге: – Гермиона, это был твой патронус? Что с ним стало?
– Давай не будем обсуждать это сейчас, – покраснев, ответила она.
– Но с чего вдруг он поменялся? Еще полгода назад это была отличная выдра, а сейчас какое-то летающее мохнатое чудовище. Ты же не могла за это время… О!.. – Поттер внезапно осекся и расширенными глазами посмотрел на Северуса, который уже начал раздражаться.
– Оставьте свои детские беседы на потом, – холодно сказал он, предпочитая не думать над словами Поттера. – Мне нужно поговорить с вами, Поттер. Наедине.
Ему почему-то не хотелось рассказывать Грейнджер об угрозе Нарциссы. Было несложно предугадать ее реакцию: чрезмерное волнение, чувство вины за происходящее, безудержное желание самой исправить собственные ошибки, что непременно вылилось бы в очередные проблемы. Ситуация и так была достаточно сложной, чтобы еще отвлекаться на неугомонную девчонку. Но Грейнджер, не подозревавшая о его желании оградить ее от неприятностей, явно обиделась и, буркнув себе под нос что-то о доверии, вышла из гостиной, громко хлопнув дверью. Поттер же выглядел заинтригованным.
– Вынужден признать, что мне нужна ваша помощь, – сразу перешел к делу Северус. – Это касается миссис Малфой. На похоронах Люциуса к ней подошел волшебник, который за внушительную сумму продал ей якобы придуманное им зелье, способное вернуть ее мужа. Она должна была принять это зелье вместе с каким-либо мужчиной, в тело которого вселилась бы душа Люциуса. Полагаю, что это был яд.
– И вы хотите, чтобы мы задержали этого мошенника? – неуверенно спросил Поттер.
– Я хочу, чтобы вы нашли доказательства его прошлых преступлений – да, Поттер, я уверен, что Нарцисса не первая его жертва – и арестовали его, не привлекая внимание к миссис Малфой, – ответил Северус. – Ей он представился Мастером Дованом и выглядел как старый волшебник маленького роста с длинными седыми волосами и бородой. Но, возможно, это была маскировка. Кроме того, он вполне может оказаться иностранцем и совершать преступления в разных странах.
Поттер молчал, недоверчиво глядя на Северуса и напряженно думая. Наконец он тихо сказал:
– Но как можно расследовать это дело, не привлекая единственного свидетеля, который у нас есть? Я, конечно, могу попросить Международный магический отдел выяснить, были ли в других странах смерти при подобных обстоятельствах, и, возможно, так мы получим необходимые доказательства. Но нам все равно не удастся выйти на преступника.
А мальчишка все-таки вырос. Северус не хотел сам себе признаваться в том, что испытывал нечто вроде гордости за него. Еще чуть-чуть, и Поттер самостоятельно придет к единственному возможному решению. И действительно, прошло совсем немного времени, когда он задал наконец правильный вопрос:
– Это ведь вы должны были выпить этот яд, верно, мистер Снейп? – дождавшись сдержанного кивка Северуса, он продолжил: – А что, если вы согласитесь принять зелье, предварительно заменив его? Миссис Малфой увидит, что оно не сработало, и попытается связаться с этим... Дованом. Тогда мы сможем схватить его на встрече, – Поттер в возбуждении зашагал по гостиной. – И миссис Малфой вовсе необязательно знать о нашем плане, хотя, мне кажется, она сама не откажется дать показания против мошенника, если нам удастся доказать его вину. – Поттер остановился и горько ухмыльнулся. – И знаете, мистер Снейп, Круфорд, глава Аврората, будет счастлив официально поручить мне это дело и даже всячески помочь, только чтобы отвлечь меня от смертей Пожирателей. Мне удалось выяснить кое-что – не хочу говорить вам, что именно, пока не узнаю все наверняка, – и Круфорд заметно забеспокоился из-за моего давно не тайного собственного расследования.
Северус в очередной раз едва удержался, чтобы не сказать Поттеру о бессмысленности его затеи с «собственным расследованием»: правда в таких делах никому не нужна. Кроме того, было не совсем разумно со стороны мальчишки идти против собственного начальства. Но он еще сам успеет убедиться в несправедливости и грязи окружающего мира. И нет нужды прямо сейчас разрушать радужные, идеалистические представления Поттера о жизни.
– Вы со мной согласны? – неуверенно спросил тот, так и не дождавшись реакции Северуса.
– Вполне, – зеленые глаза – постоянное напоминание о Лили – заискрились от радости и удовольствия, и Северус усмехнулся. – Вам понадобится время на сбор доказательств. Но постарайтесь сделать это как можно быстрее: неизвестно, что может прийти в голову Нарциссе. И еще кое-что, Поттер. Я не хочу, чтобы мисс Грейнджер знала об этой истории.
Поттер благоразумно не стал спорить и, спешно попрощавшись, исчез в зеленом пламени камина. Итак, первая часть плана была выполнена. Теперь Северусу необходимо было сказать Нарциссе, что ему потребуется несколько дней на обдумывание ее предложения. А затем останется лишь каким-то образом связаться с Драко, без помощи которого придуманный сегодня утром Северусом и только что озвученный Поттером план был трудноосуществим.
Конечно, план был не без изъянов. Уж слишком многое отдавалось на волю случая и зависело от везения. Кроме того, существовала еще одна проблема, о которой Северус не стал пока говорить Поттеру: поддельное зелье предполагалось принимать во время «акта любви», как выразилась Нарцисса. Перспектива спать с женой умершего друга вовсе не прельщала. Вместе с тем, как избежать этого, Северус не знал, но пообещал себе найти выход из щекотливого положения как можно скорее.
* * *
Гермиона мрачно доедала суп и косилась на подозрительно напряженных Снейпа и Гарри. Их нервозность и предвкушение чего-то волнительного и опасного ощущалась почти физически. Приставать к ним с вопросами было бессмысленно: все равно уйдут от ответа. Поэтому оставалось только молча давиться ранним обедом, сгорая от любопытства и молясь, чтобы скорее наступил тот славный день, когда ей наконец соизволят объяснить, что происходит.
Следующая после дня рождения неделя оказалась безумным испытанием для Гермионы: в доме Блэков наконец началась бурная жизнь, а она ко всему этому не имела ровным счетом никакого отношения. Снейп и Гарри, который теперь часто бывал здесь, были постоянно заняты чем-то весьма серьезным и, безусловно, интересным; они то собирались в гостиной или на кухне, тихо обсуждая что-то и замолкая при приближении Гермионы, то на целый день вместе пропадали из дома, и тогда Снейп возвращался поздно, совершенно уставший и вымотанный. Несколько раз в гостиной проходили какие-то тайные многолюдные, судя по доносящемуся шуму и спорам, совещания; иногда из комнаты раздавался даже голос Драко Малфоя. Ее же попросту держали в неведении относительно той загадочной жизни за постоянно наглухо запертыми дверями гостиной. И Снейп, и Гарри – ее близкий друг, между прочим! – наотрез отказывались не только рассказывать о том, что происходит, но даже намекать на это. Гермиона же изнывала от любопытства, обижалась из-за необъяснимого недоверия к ней и злилась, глядя на сосредоточенные лица мужчин, увлеченных решением таинственной проблемы, о которой ей почему-то знать было не положено.
Подслушивать и подглядывать казалось низким и недостойным занятием, поэтому оставалось лишь догадываться, в чем же было дело, и придумывать десятки самых невероятных теорий. Наиболее странным во всей этой ситуации было то, что Гермиону держали в неведении. Возможно, эта тайна имела к ней какое-то отношение?
Вместе с тем даже разгадывание странного поведения Снейпа и Гарри не могло отвлечь ее от анализа собственных интимных чувств. На следующее после дня ее рождения утро Гермиона списала свои мечты и фантазии о Снейпе на помутившееся после выпитого вина сознание. Однако изменившийся патронус приводил к неутешительным выводам. Неужели она и правда влюбилась в своего бывшего профессора? Но как можно влюбиться и даже не заметить этого? Больше всего ее смущало то, что она не чувствовала в себе никакой любви. И доказательства тому она находила каждый день. И каждую ночь.
Так, обнимая его в кровати, она специально прислушивалась к своим ощущениям. В общем-то, ничего нового она не чувствовала. Безусловно, прикасаться к его теплому телу и прижиматься щекой к жесткому плечу было приятно – это она признавала и раньше. Но сейчас она больше внимания уделяла мелочам: размеренному биению его сердца под ее рукой, непроизвольному сокращению мышц на груди, легкому теплому дыханию, едва различимому запаху – терпкому, немного горьковатому. Да, он казался совсем не таким, как Рон, и это отличие было вовсе не в пользу ее бывшего мужа, спать с которым было крайне неудобно. И все же никаких острых ощущений близость к Снейпу не вызывала. Спать с ним было уютно, только и всего. Разве так может быть при настоящей влюбленности?
Или вот, на днях, проходя мимо гостиной, Гермиона случайно – честное слово! – услышала громкий возглас Гарри: «Переспать с миссис Малфой?! А Драко знает об этом?» Что ответил на это Снейп, разобрать было невозможно, да и не очень-то ее волновала осведомленность Малфоя в любовных делах матери. Но ведь не почувствовала же Гермиона в тот момент укол ревности, как это непременно случилось бы с влюбленной девушкой? Конечно, ей было немного досадно, но, вероятно, только из-за того, что Снейп делился такими подробностями личной жизни с Гарри, а не с ней. Получалось, она все еще не заслужила его доверия.
И да, ей было неприятно узнать, что Снейп спит с миссис Малфой. Но ведь он был ее учителем в школе, и думать о нем как о человеке, который может встречаться с кем-то и иметь любовницу, было странно и непривычно. Одно дело – фантазировать об этом, совсем другое – выяснить это наверняка. Конечно, она знала о его чувствах к матери Гарри, но это была этакая романтическая и печальная история любви, больше похожая на сказку или древнюю легенду, а потому почти не соотносимая с ее реальными участниками. К тому же те отношения были больше дружескими и платоническими. А вот связь с миссис Малфой делала Снейпа обычным мужчиной из плоти и крови. Мужчиной, который может быть увлечен женщиной. Да кого угодно такое открытие выбило бы из колеи!
И пусть даже Гермиона испытала мрачное, ехидное злорадство, когда поняла, что не все так уж безоблачно в отношениях Снейпа и Нарциссы, раз он каждый вечер все равно возвращается в дом на площади Гриммо. В конце концов, она всегда недолюбливала Малфоев.
Вот только внезапно изменившийся патронус никак не получалось ни объяснить, ни оправдать. И именно это сводило с ума и заставляло день за днем искать подтверждения отсутствия любви к бывшему профессору.
И даже сейчас, сидя за столом, она украдкой поглядывала на него, убеждая себя в том, что никогда не смогла бы увлечься таким мужчиной. Он был вовсе не в ее вкусе! Спутанные, неухоженные волосы, желтоватая кожа, слишком грубые черты лица, огромных размеров нос, жесткий, неприятный взгляд, зубы, увидев которые ее родители-дантисты упали бы в обморок, – разве мог он понравиться хоть кому-либо? Об этом даже думать было смешно! Никакой любви она к нему не испытывала – это же так очевидно! Напротив, в данный момент она была очень зла на него за то, что он не доверял ей и скрывал от нее что-то важное и интересное.
Между тем Снейп, быстрее всех разобравшийся с обедом, встал из-за стола и вышел из кухни, бросив напоследок: «Жду вас в гостиной, Поттер», – и Гермиона, которой нечасто в последнее время удавалось побыть с другом наедине, решила в очередной раз попытать счастья:
– Гарри, у нас же никогда не было секретов друг от друга. Ты же знаешь, что можешь мне доверять. Чем вы занимаетесь? Намекни хотя бы! Ну пожалуйста!
Гарри страдальчески вздохнул и виновато посмотрел в сторону двери, за которой только что скрылся Снейп.
– Гермиона, я пока не могу тебе ничего объяснить, – простонал он, отставляя в сторону тарелку, и затем шепотом добавил: – Но уже сегодня вечером, если ар… дело пройдет хорошо, мы тебе все подробно расскажем, обещаю.
Не обращая внимания на дальнейшие вопросы, Гарри поспешно выбежал из кухни, оставив Гермиону наедине с ее любопытством и волнением. Что, если они ввязались во что-то на самом деле опасное, а она даже не подозревает об этом? А вдруг таинственное «дело» пройдет плохо? И почему, черт возьми, они держат ее в неведении?
До вечера Гермиона не могла найти себе места, прислушиваясь к малейшему шороху в доме и вскакивая каждый раз, когда ей чудился скрип входной двери. Через пять часов томительного ожидания она не выдержала и, желая хоть немного снять накопившееся напряжение, решила выйти на улицу и прогуляться по окрестностям. Накинув неприметную маггловскую куртку, Гермиона быстро спустилась вниз, вышла из дома и, прикрыв глаза, замерла на каменных ступеньках, с наслаждением втягивая в себя прохладный осенний воздух.
И в это мгновение ее сразило оглушающее заклятие.
------------
*Weasel (англ.) – ласка, горностай и другие животные семейства куньих, к которому принадлежат и выдры. Северус предположил, что патронус Гермионы имел форму выдры, потому что она любила Рона Уизли.
Глава 16– Гермиона Джин Уизли, урожденная Грейнджер. Волшебная палочка: десять и три четверти дюйма, древко винограда, содержит жилу дракона.
Высокая ведьма в мантии аврора стояла за трибуной сбоку от длинных скамей, рядами расположенных на возвышении в зале суда номер тринадцать, и сухо и безразлично зачитывала данные из личного дела Гермионы. Однако, казалось, единственными людьми, слушающими ее, были сама обвиняемая, прикованная к креслу с высокой спинкой, ухмыляющийся Снейп, который сидел рядом с ней на стуле, и нахмурившийся Гарри, занимавший крайнее место в первом ряду. Остальные авроры и невыразимцы, члены Чрезвычайной Комиссии по особо тайным делам, не проявляли к происходящему ни малейшего интереса, тихо переговариваясь друг с другом, а одна светловолосая ведьма в третьем ряду даже листала журнал «Спелла», хихикая и краснея от удовольствия.
– …В 1994 году основала не санкционированную Министерством магии общественную организацию Г.А.В.Н.Э. С 1995 по 1998 являлась одним из лидеров тайной террористической организации, известной под названием «Отряд Дамблдора» В 1997-1998 была объявлена в розыск Министерством магии как не явившаяся на собеседование в Комиссию по учету магглорожденных волшебников.
– Да вы опасный человек, мисс Грейнджер, не понимаю, как они позволяли вам так долго разгуливать на свободе, – едва слышно сказал Снейп, ухмыляясь.
– Не вижу поводов для веселья. Нас с вами судят, если вы не заметили, – рассерженно прошипела в ответ Гермиона.
Аврор, стоящий позади ее кресла, недовольно шикнул, призывая к тишине.
– Да бросьте вы, до нас тут все равно никому нет дела, – повернув к нему голову, огрызнулась Гермиона. – Это не суд, а цирк какой-то!
Она тщетно пыталась скрыть нараставшую в ее душе панику. Как бы нелепо ни проходило слушание, преступление, в совершении которого обвиняли Гермиону, было серьезным и могло повлечь за собой ужасное наказание. Так, по крайней мере, пугал ее Круфорд, глава Аврората, на многочисленных допросах.
– …Вопреки распространенному мнению, и я прошу членов Комиссии обратить особое внимание на этот факт, подсудимая почти не принимала участие во Второй магической войне, – продолжала бубнить ведьма за трибуной. – Однако, по свидетельству очевидцев, находилась в школе магии и волшебства Хогвартс во время Битвы второго мая 1998 года. Степень участия подсудимой в Битве за Хогвартс еще выясняется.
– Какой неожиданный поворот. Так вас и Ордена Мерлина лишат, – продолжал вполголоса глумиться Снейп, вызвав одобрительное хмыканье охранника Гермионы.
– Нет у меня никакого Ордена, и вам это прекрасно известно! В самом деле, я не понимаю, почему вы так спокойны.
– В конце концов, это ведь вы главная обвиняемая. Я всего лишь невольная жертва вашего тщеславия, – невозмутимо ответил Снейп.
Гермиона с силой сжала подлокотники кресла. Все происходящее казалось ей безумным бредом. Да, она осознавала, что, используя хроноворот, нарушает закон. Но ей и в самом дурном сне не могло привидеться, что уже через два дня после ареста ее, как настоящую преступницу, в полном составе будет судить какая-то Чрезвычайная комиссия. На протяжении прошедших двух дней Гермиону безостановочно допрашивали, пинтами вливая в нее Веритасерум, в очень грубых выражениях растолковывали, насколько серьезное преступление она совершила, и даже запугивали Азкабаном. Ни Снейпа, ни Гарри она за это время ни разу не видела.
– …Чтобы уважаемая Комиссия могла ясно понять мотивы действий подсудимой, нам представляется уместным упомянуть о ее личностных качествах, подробно описанных в монографии Риты Скитер, почетного члена Всемирной магической ассоциации журналистов, обладателя международной премии «Золотое перо» в номинации «Исторический портрет».
– Что? – возмутилась Гермиона. – С каких это пор в суде учитываются фантазии бульварных писак?
Однако волшебники, сидящие на скамьях, вовсе не разделяли негодование Гермионы, напротив, при упоминании имени Скитер они заинтересованно замолчали, и в зале наконец установилась тишина. Ведьма, зачитывающая обвинение, неожиданно для себя самой осознала, что ее слушают, и, прочистив горло, уже громче продолжила:
– Позволим себе привести цитату: «Обделенная выдающимися магическими способностями, не отличающаяся привлекательной внешностью и приятным характером, Гермиона Грейнджер старалась привлекать к себе внимание хорошими отметками в школе и скандальными связями с самыми известными волшебниками. Амбициозность и тщеславие юной магглорожденной ведьмы, как ни странно, поощрялось руководством Хогвартса. Так, на третьем году обучения ей был выдан ценнейший артефакт – хроноворот – якобы для того, чтобы она успевала посещать немыслимое количество предметов, выбранных ею для изучения. Сейчас же, по прошествии многих лет, нам не трудно догадаться, что на самом деле Гермионой Грейнджер двигала вовсе не тщательно изображаемая ею тяга к знаниям, а стремление самоутвердиться, доказать свою исключительность. Окруженная выдающимися друзьями и любовниками, она не могла смириться с тем, что постоянно находится в тени чьей-то славы, раз за разом пытаясь повысить собственную значимость в глазах окружающих… Однако, когда мисс Грейнджер представилась наконец возможность проявить себя во время Второй магической войны, умная и расчетливая ведьма благоразумно предпочла спрятаться, позволяя другим жертвовать собой во имя общего дела, чтобы в самом конце войны, когда ее исход будет очевиден, эффектно пополнить ряды защитников Хогвартса. Но, как оказалось, магическому обществу не так легко пустить пыль в глаза. После войны мисс Грейнджер не были даны особые привилегии, на которые она так рассчитывала. Ни свадьба с другим сомнительным героем войны – Рональдом Уизли, ни дружба со знаменитым Гарри Поттером не помогли Гермионе получить хорошую работу, потому карьеру ей пришлось начать с непритязательной должности стажера в больнице Святого Мунго».
Даже из этой небольшой цитаты можно сделать вывод о том, что подсудимая не могла быть довольна тем скромным положением, которое она заняла в послевоенное время. Потому в 2004 году (да, мы с вами говорим о будущем), когда ее мужу, аврору Рональду Уизли было поручено охранять хроноворот, позволяющий перемещаться на несколько лет в прошлое, подсудимая решила воспользоваться представившейся возможностью и снискать себе славу героя, воскресив трагически погибшего во время так называемой Битвы за Хогвартс второго мая 1998 года Северуса Снейпа. Мы можем лишь догадываться, почему подсудимая на протяжении двух лет держала в тайне от общественности совершенное преступление, которое ей, очевидно, представлялось героическим поступком.
Как бы то ни было, незаконно воспользовавшись хроноворотом и значительно изменив прошлое, подсудимая нарушила ход событий, что, несомненно, отразилось на нашей реальности. И теперь Отделу тайн предстоит приложить немало усилий, чтобы устранить последствия безответственного, эгоистичного по своей сути поступка подсудимой. Мы надеемся, что Комиссия сможет вынести объективный и беспристрастный приговор.
Раздались жидкие аплодисменты, и высокая ведьма, закончившая читать обвинение, вышла из-за трибуны и заняла свое место в середине первого ряда.
– Слушание по делу Гермионы Джин Уизли продолжается. За трибуну приглашается специалист Отдела тайн по вопросам времени номер восемьсот семьдесят три!
Слова пожилого волшебника, главы Отдела тайн, ведущего слушание, утонули во вновь увеличившемся гуле, тем не менее, с третьего ряда к трибуне спустился седовласый невысокий невыразимец с водянистыми глазами. Обведя других членов Комиссии отрешенным взглядом, он заговорил тихим, трескучим голосом:
– У нас нет сомнений в том, что, оживив Северуса Снейпа, миссис Уизли внесла значительные изменения в ход времени, создав новую, альтернативную реальность. Конечно, пока нам сложно просчитать все отклонения, в том числе и будущие, от той реальности, которую мы условно признаем исходной. Однако Особо тайный Совет нашего отдела пришел к выводу, что изменения, произошедшие к настоящему моменту, можно считать вполне положительными, а следовательно, не нуждающимися в исправлении. Поэтому мы, признавая вину подсудимой, тем не менее не настаиваем на процедуре затирания. С другой стороны…
– Процедура затирания? – побледнев, едва слышно повторила Гермиона, перестав слушать выступающего невыразимца. – Что это еще такое?
– Я просто поражен вашей непредусмотрительностью. Как вы могли пуститься в авантюру с хроноворотом, не узнав заранее, какое наказание вам будет грозить за это? – так же тихо сказал ей Снейп. – Затирание – это крайняя мера наказания, которая применяется к тем, кто незаконно нарушает ход времени. Один из сотрудников Отдела тайн перемещается в точку активации хроноворота и стирает вас из этой реальности, тем самым предотвращая возможные изменения. В вашем случае точка активации – второго мая 1998 года.
– Стирает? То есть убивает? – неужели это ее голос звучит так пискляво?
– Не совсем. Вы словно исчезаете, прекращаете существовать, – ответил Снейп без малейшего намека на сочувствие в голосе. – Полагаю, специалист Отдела тайн по вопросам времени номер восемьсот семьдесят три объяснит вам суть процедуры куда лучше, чем я.
– А в моем времени?..
– А в вашем времени вы живете только до того момента, пока не воспользуетесь хроноворотом. Несложно догадаться, на самом деле.
Тем временем седовласый волшебник, закончивший свою короткую речь, вернулся на место в третьем ряду, и глава Отдела тайн объявил небольшой перерыв в слушании. Молодой аврор, охранявший Гермиону, вывел ее и Снейпа из зала суда и, проводив в небольшой кабинет в конце коридора, оставил их наедине.
– Волнуетесь, мисс Грейнджер? – ухмыльнулся Снейп, заняв единственный стул, стоящий возле стола в углу кабинета.
– Несложно догадаться, на самом деле, – передразнила его Гермиона. – Неужели вы меня настолько ненавидите, что так легко относитесь к моей вероятной смерти?
Снейп смерил ее тяжелым взглядом, но ничего не ответил. В голове у Гермионы крутились тысячи вопросов, но ей не хотелось тратить, возможно, последние минуты своей жизни на выуживание из Снейпа информации, которая ей больше никогда не пригодится.
Нет, все это не могло происходить на самом деле. Только не с ней. Сложно было даже представить, что ее, Гермиону, могут вот так просто лишить жизни только из-за того, что она спасла кого-то. Это было… несправедливо! Она ведь еще слишком молода и ничего не успела сделать, не выполнила свое предназначение. Не достигла успеха, не совершила ни одного открытия, не сделала ничего выдающегося, не применила на практике все то огромное количество знаний, которое было в ее голове, не раскрыла все свои таланты. Не прочитала и десятую часть книг, которые отложила на будущее, не овладела окклюменцией, так и не научилась готовить, хотя давно собиралась. Не приобрела собственный дом, не посетила страны, в которых всегда мечтала побывать, не завела еще одного кота на замену сбежавшему Живоглоту, не родила ребенка. Не познала настоящее счастье, в конце концов!
Мысленно перечисляя все эти многочисленные «не», Гермиона и сама не заметила, как начала нервно ходить по кабинету, что, очевидно, очень не понравилось Снейпу.
– Мисс Грейнджер, прекратите мельтешить у меня перед глазами! – наконец не выдержал он. – Никто не собирается вас убивать!
– Это вы говорите только для того, чтобы успокоить меня, – всхлипнув, возразила Гермиона. – Вы не можете знать наверняка!
– Нет, я как раз совершенно точно знаю, что…
– Не надо, не говорите ничего, пожалуйста! – прервала его Гермиона, из последних сил сдерживая подступившие к глазам слезы. – Я не хочу сейчас спорить с вами. Давайте просто… помолчим.
– Но вы должны знать…
– Перестаньте, в самом деле! – неожиданно для себя самой взвизгнула она и, отвернувшись от Снейпа, обхватила себя руками. – Считайте это моей последней просьбой.
Слезы все-таки полились из ее глаз, и она не хотела, чтобы Снейп видел, что она плачет. Мерлин, а ведь еще несколько дней назад самой большой проблемой в ее жизни было понять, любит ли она его! Возможно, даже к лучшему, что она так и не смогла определиться в собственных чувствах. Так, по крайней мере, в последние минуты ее не будет терзать мысль о бездарно упущенном счастье.
Неожиданно Гермиона осознала, что, если ее все-таки ожидает процедура затирания, она будет не единственной, кто прекратит существовать. С округленными от ужаса глазами она повернулась к Снейпу:
– Вы ведь тоже… Они же и вас… – пролепетала она. – Мистер Снейп, простите, простите меня! Это я во всем виновата. Я против вашего желания не дала вам умереть, вы два года вынуждены были прятаться ото всех, мучиться от боли в метке, терпеть мое общество, спать со мной, чтобы потом вас все равно лишили жизни. А ведь вы только начали устраиваться, даже завели отношения с миссис Малфой…
– Грейнджер, перестаньте нести чушь! Я все это время пытаюсь вам сказать… – начал Снейп.
– Стойте, не перебивайте меня! – решительно прервала его Гермиона. – Раз уж мы все равно умрем, я должна признаться вам. Не перебивайте, я же прошу! – остановила она Снейпа, открывшего было рот, чтобы возразить ей, и скороговоркой продолжила: – Так вот, я хотела вам сказать, что думаю, вернее, предполагаю, что я, возможно, в какой-то степени люблю, то есть не совсем люблю и уж точно не влюблена, но что я определенно испытываю к вам что-то вроде…
К счастью, открывший дверь аврор прервал ее. Идя по длинному коридору в зал суда, Гермиона уже сама жалела о том, что не сдержалась и вывалила на Снейпа никому не нужное признание в гипотетической любви к нему. Вероятно, слишком большая доза Веритасерума, принятая ею за эти два дня, стала причиной ее внезапной словоохотливости и чрезмерной правдивости.
В зале суда было по-прежнему шумно. Члены Комиссии, неохотно рассаживающиеся по своим местам после перерыва, все так же откровенно скучали и даже не смотрели в сторону Гермионы, которую аврор уже успел усадить в неудобное кресло в центре зала. Зато Снейп, насколько она могла видеть боковым зрением, не сводил с нее недоумевающего, настороженного взгляда.
– Попрошу тишины! – наконец раздался голос главы Отдела тайн. – Слушание по делу о нарушении Закона о внесении изменений в ход времени и использовании хроноворотов Гермионой Джин Уизли продолжается! Поскольку Члены Комиссии заранее ознакомились с протоколами допросов подсудимой и Северуса Снейпа, перейдем к показаниям свидетеля защиты Гарри Джеймса Поттера. Мистер Поттер, вам есть что добавить?
Гарри поднялся с места и уже хотел выйти к трибуне, как его остановил Круфорд, сидящий рядом с ним. Некоторое время они смотрели друг на друга, и затем Гарри, тяжело вздохнув и виновато посмотрев на Гермиону, сказал:
– Нет, сэр, – и снова сел на свое место.
Гермиона с недоумением смотрела на друга. С каких это пор он стал бояться начальства? Или бросать друзей в беде?
Между тем, ведущий слушание волшебник продолжил:
– Что ж, в таком случае Чрезвычайная Комиссия по особо тайным делам готова перейти к голосованию. Кто за то, чтобы оправдать подсудимую по всем пунктам? – спросил он.
Гермиона подняла голову и похолодела: ни одна рука не поднялась. Она растерянно провела глазами по многочисленным рядам, но, как ей показалось, волшебники и волшебницы, сидящие на скамьях, старательно избегали ее взгляда.
– Кто за то, чтобы признать подсудимую виновной? – спросил волшебник снова, первым поднял руку и, убедившись, что все присутствующие последовали его примеру, с облегчением сказал: – Подсудимая признается виновной и приговаривается к… – он сбился и нерешительно посмотрел на Круфорда, который, нахмурившись, медленно кивнул: – …и приговаривается к штрафу в размере четырехсот галлеонов и занесению предупреждения в личное дело. Слушание завершено!
* * *
– Вы оба самые беспринципные, невыносимые и бессердечные люди! Как вы только могли со мной так поступить! Почему нельзя было сразу все мне рассказать?
Грейнджер уже четверть часа буянила на кухне дома Блэков, отчитывая их – Северуса и Поттера – как мальчишек. В своем праведном гневе она удивительно напоминала банши: ее лицо позеленело от злости, глаза яростно сверкали, неуправляемая копна волос встала дыбом, а голос ее был настолько визгливым и пронзительным, что у Северуса периодически закладывало уши.
– Я нервничала, волновалась, уже прощалась даже с жизнью, а вы, вы все это время знали, что меня всего лишь оштрафуют – и молчали!
– Справедливости ради стоит отметить, что вы сами не дали мне сказать правду, – резонно заметил Северус.
– За пять минут до оглашения приговора? Что вам мешало рассказать мне о ваших махинациях еще на суде? Нет, вместо этого вы глумились надо мной, испускали свои язвительные комментарии, мерзко подшучивали! А ты, – обратилась она к Поттеру, – почему ты ни разу не пришел ко мне за эти два дня? Зная, что я с ума схожу от волнения, что меня постоянно допрашивает этот твой гадкий Круфорд!
– Гермиона, но мы ведь не сразу поняли, что тебя арестовали! – попытался оправдаться Поттер. – Поверь, как только мы узнали о твоем задержании, мы сразу связались к Кингсли. Пока он договаривался с главой Отдела тайн, я начал шантажировать Круфорда сведениями, которые я собрал в ходе своего собственного расследования. Ну, по поводу смертей Пожирателей.
– Какими еще сведениями? – вдруг спросила Грейнджер почти нормальным, человеческим голосом.
Поттер начал детально описывать свое расследование, затем историю с Нарциссой, тем самым надолго заткнув Грейнджер, чему Северус был безмерно рад. Целых три дня лишенный источника живого тепла, он и так чувствовал себя препаршиво. Кроме того, все это время он забывал сменить повязку на Метке, поэтому сейчас весь левый рукав его мантии был пропитан кровью. Чтобы хоть немного привести себя в чувство, Северус решил сварить кофе с корицей, на ходу вспоминая последовательность действий девчонки.
Следя за нагревающейся в турке черной массой, он вполуха слушал рассказ Поттера.
На самом деле, арестовать мошенника, жертвой которого стала Нарцисса, удалось даже легче, чем они планировали. Поттер узнал, что таинственный «Мастер Дован» уже несколько лет числился в международном розыске. Доказательств его преступлений было достаточно, чтобы дать ему пожизненное заключение или даже назначить смертную казнь, однако хитрый мошенник был практически неуловим. Встречаясь со своими жертвами только на похоронах их обожаемых супругов или любовников, а затем непосредственно при обмене денег богатеньких дур на заветный флакон с хитроумным ядом, Дован в дальнейшем игнорировал попытки связаться с ним при помощи сов.
Что удивительно, решение этой проблемы подсказал Драко: подделав при помощи заклинания почерк матери, он написал мошеннику, что флакон с чудодейственным зельем был случайно разбит, и просил продать ему зелье еще раз, по утроенной цене. Несколько дней Дован тянул с ответом, но в конце концов его желание легко получить такую баснословную сумму (а речь шла уже о тысячах галлеонов) победило чувство самосохранения. На установленную им встречу в образе Нарциссы пришел сам Северус, прикрываемый целым отрядом авроров. Задержать его и вовсе не составило большого труда: как оказалось, боевыми заклинаниями шарлатан владел весьма посредственно. В результате Поттеру была объявлена благодарность за поимку международного преступника, а Северус, о чьем участии в этом деле знали только Поттер и Драко, получил удовольствие от активной деятельности, по которой он, как оказалось, соскучился за прошедшие два года.
Все испортила Нарцисса. Узнав от сына об аресте Дована, она совсем обезумела от гнева и разочарования и отправила в Аврорат письмо, в котором детально расписала подробности спасения Северуса Грейнджер и указала, где именно прячется юная преступница. Авроры вдаваться в детали дела не стали и в тот же день задержали безголовую Грейнджер, которой почему-то вздумалось прогуляться перед сном.
– Так вот, Кингсли взял на себя руководство Отдела тайн, а я отправился к Круфорду, – к этому моменту рассказа Поттера Северус уже сидел за столом, согревая руки о чашку с вовсе не ароматным кофе. – И вот тут начали всплывать самые интересные факты. Во-первых, оказалось, что проклятие Кэрроу каким-то образом взаимосвязано с твоим перемещением в прошлое и спасением Снейпа. Только не спрашивай у меня, как именно, я и сам не знаю: от этих сотрудников Отдела тайн ничего толком не добьешься. Во-вторых, в Аврорате были очень довольны тем, что так легко избавились от оставшихся в живых Пожирателей. И это возвращает нас к моему расследованию.
Я выяснил, что примерно полгода назад в Аврорат стали поступать сведения о том, что планируется массовый побег Пожирателей смерти из Азкабана. Теперь, когда тюрьму не охраняют дементоры, организовать это, особенно имея соучастников на свободе, не так сложно. И тогда Круфорд решил предотвратить побег, навсегда избавившись от заключенных Пожирателей. Им в еду стали добавлять медленно действующий яд, который постепенно лишал бы узников жизненных сил и в конце концов за полгода-год привел бы их всех к смерти. При этом яд обнаружить было бы уже невозможно. Чтобы никто не заметил, что Пожиратели хуже выглядят, их перестали выводить на прогулку, к ним не пускали посетителей и только некоторые стражники Азкабана, которые были посвящены в план Круфорда, имели право подходить к камерам Пожирателей.
Первые месяцы все шло по плану, но потом, наверное, кто-то проболтался о том, что Аврорат пытается убить заключенных, и в Министерство стали приходить письма от родственников Пожирателей с требованием разобраться в самосуде, устроенном сотрудниками Аврората. Напуганный Круфорд уже хотел сворачивать все это дело, когда Кэрроу вдруг проклял свою сестру и Пожиратели стали умирать сами собой, безо всякого вмешательства Аврората. Это был настоящий подарок судьбы для Круфорда!
– А Кингсли знал об этом плане? – впервые за весь рассказ Поттера подала голос Грейнджер.
– Не знал. И до сих пор не знает. Собственно, именно этим я Круфорда и шантажировал, – ответил Поттер и, столкнувшись с недоумевающим взглядом Грейнджер, пояснил: – Понимаешь, Гермиона, ты все же очень сильно изменила реальность, когда спасла Снейпа. Пока все изменения, которые произошли, на руку Министерству: и этого Дована мы поймали, хотя сотрудники других стран уже несколько лет пытались задержать его, и все Пожиратели отдали концы из-за проклятия Кэрроу. Но что будет дальше, никому не известно. Поэтому тебя и Снейпа собирались ликвидировать. И я вовсе не процедуру затирания имею в виду. То есть, суд, конечно, постановил бы, что тебя нужно стереть. Но на самом деле Снейпа, то есть мистера Снейпа, – поправился Поттер под угрожающим взглядом Северуса, – вероятнее всего, просто убили бы, а тебя запрятали бы в Азкабан на ближайшие четыре года, а потом наложили бы Обливиэйт и отпустили домой в тот же момент, когда другая ты воспользовалась бы хроноворотом. Так дальнейшие изменения в реальности были бы минимальными.
На кухне повисло молчание. Грейнджер была настолько поражена, что даже не стала забрасывать Поттера вопросами. Северус снова задумался о наивности и простодушии гриффиндорцев. Идти напролом, не раздумывая о последствиях, совершать бестолковые псевдогероические безумства, рисковать жизнью ради какой-нибудь абстрактной идеи добра – о, на это они согласны. А вот спокойно взвесить все «за» и «против», пойти на компромисс, выбрать из двух зол меньшее – это они считают низким и недостойным честного звания студента Гриффиндора. Знала бы Грейнджер, чего стоило Северусу уговорить Поттера шантажировать собственного начальника! Конечно, мальчишка точно так же, как и она, не хотел идти на компромисс с собственной совестью. Нет, он собирался обратиться к Кингсли, честно ему все рассказать, добиться увольнения Круфорда и настоять на справедливом суде над Грейнджер. А потом, когда Грейнджер приговорили бы к затиранию, только разводил бы руками и винил себя до конца жизни в смерти лучшей подруги. Зато все было бы честно и справедливо!
И вот сейчас еще одна честная и справедливая гриффиндорка, оправившись от первого потрясения, разразится гневной тирадой – в этом Северус был уверен! – по поводу того, что она не собирается марать свои руки из-за гнусных махинаций, устроенных коварным деканом Слизерина только для того, чтобы выжить. И даже не задумается о том, что в первую очередь он ее саму пытался спасти.
– Значит, ты договорился с Круфордом, что он добьется минимального наказания для меня в обмен на твое молчание? – заговорила наконец Грейнджер, но Северуса не обманывало спокойствие в ее голосе. В конце концов, перед каждой бурей наступает затишье.
Очевидно, Поттер думал так же:
– Пойми, Гермиона, если бы я все рассказал Кингсли…
– Гарри, – остановила его Грейнджер, – я же ни в чем не обвиняю тебя. Я… понимаю. Спасибо.
Это ее тихое «спасибо» так удивило Северуса, что он едва не пролил уже давно остывший кофе себе на колени. Неужели она просто… приняла то, что произошло? Не закатила очередную истерику, не стала доказывать, почему нельзя было так поступать, не начала обвинять в низости и подлости, а действительно поняла, что это был лучший выход из положения? Но как он, Северус, мог так ошибиться в своих ожиданиях? Он ведь жил с девчонкой бок о бок больше двух месяцев, изучил все ее повадки, можно сказать, читал ее как открытую книгу – и мог так неверно предсказать ее реакцию? Это могло означать только одно: он в корне не понимал Грейнджер, совершенно не знал ее. Вот тот же Поттер, к примеру, пораженным не выглядел. Нет, он, очевидно, ожидал взбучки от подруги, но все же был уверен в том, что та не станет долго злиться и вскоре смирится с произошедшим.
Когда Поттер, распрощавшись, ушел, Северус еще раз оценивающе, словно в первый раз, посмотрел на Грейнджер. Она сидела напротив, невидящим взглядом уставившись на его кружку с самым омерзительным кофе, который ему когда-либо доводилось пить, и выглядела совершенно подавленной и… смущенной? Можно было предположить, что она обдумывает рассказ Поттера, если бы не этот нездоровый румянец, явственно проступавший на ее щеках.
– Как вы себя чувствуете? – неожиданно спросила она, так и не подняв на него глаза. – Вы с кем-нибудь… Кто-нибудь вас…
Ее смущение и внезапно появившееся косноязычие веселило, но и сбивало с толку. Почему она боялась напрямую спросить, обнимал ли его кто-нибудь по ночам, пока ее держали в Отделе тайн?
– Я предпочел бы лечь спать как можно скорее, – уклончиво ответил Северус, внимательно наблюдая за ее реакцией.
Грейнджер удивленно на него посмотрела, но тотчас же снова опустила глаза. Все-таки она вела себя странно.
– Насчет того, что я вам сказала в кабинете Отдела тайн… – наконец промямлила она после непродолжительного молчания.
Так вот в чем дело! Девчонка думала, что он мог всерьез отнестись к ее сентиментальному признанию. Конечно, поначалу ее нелепые слова о каких-то там чувствах к нему удивили и насторожили Северуса. Но он быстро понял, в чем дело: осознав, что он вскоре умрет, Грейнджер в очередной раз
пожалела его и так типично по-гриффиндорски, не придумав ничего получше, попыталась приободрить его враньем о любви к нему. При этом даже солгать как следует ей не удалось – она краснела, путалась в словах и так и не довела свое нелепое признание до конца. Но даже если бы она смогла сделать это правдиво, Северус бы ни на секунду не поверил ей. Кому в здравом уме может прийти в голову, что молодая, привлекательная девушка полюбит своего бывшего преподавателя, старого Пожирателя смерти с отталкивающей внешностью и мерзким характером?
– Я, кажется, уже не раз говорил вам о том, что мне не нужна благотворительность, мисс Грейнджер, – медленно произнес он. – Поэтому мы с вами сделаем вид, что вы мне ничего не говорили.
– Благотворительность? – переспросила Грейнджер, с негодованием посмотрев на него. – Вы
это называете благотворительностью? Как же вы тогда воспринимаете ваши отношения с миссис Малфой? Как взаимовыгодную сделку?
Северусу совершенно не нравился язвительный тон наглой девчонки, но он был настолько сбит с толку, что даже не знал, как парировать ее выпад. Он ничего не понимал. При чем тут Нарцисса? О каких отношениях вообще идет речь?
– С чего вы взяли, что меня с Нарциссой связывают какие бы то ни было отношения? – наконец спросил он. – Напомню вам, что это именно она сдала вас Аврорату, очевидно, ожидая, что меня убьют.
– Хитросплетения ваших любовных игр мне совершенно не интересны, – заявила Грейнджер. – И прекратите делать из меня полную дуру – я все знаю.
– Да что вы можете знать? – Северус был уже порядком раздражен. И как этой девчонке с такой легкостью удавалось выводить его из себя? – В любом случае, я не понимаю, каким образом моя личная жизнь имеет отношение к этому разговору.
– Ага! Значит, вы все-таки любите ее! – торжествующе вскричала Грейнджер. – Тогда объясните же мне, наконец, какого черта вы каждую ночь возвращаетесь ко мне? Зачем проводите здесь столько времени? Вы ведь ненавидите меня!
Логика разговора окончательно ускользнула от Северуса. И он еще считал, что эта маленькая наглая выскочка обладает трезвым, рациональным умом? Да она просто чокнутая!
– А знаете, что я думаю? – продолжала она. – Я думаю, вы все давно про меня поняли, может быть, даже раньше, чем я сама, и теперь просто упиваетесь своим превосходством надо мной, наслаждаетесь моими мучениями!
Что он должен был понять? Какими еще, Мерлина ради, мучениями он предполагаемо наслаждался? Северус почувствовал головокружение. Эта безумная беседа отняла у него последние силы.
– Грейнджер, у меня нет больше ни малейшего желания продолжать слушать ваши бредни. – Только бы хватило сил добраться до спальни и не упасть. – Вам стоило попросить вашего дружка остаться здесь, чтобы он… помог вам… справиться с истерикой.
Северус с трудом встал, опираясь на стол, и уже направился к выходу, но его повело, и он, прикрыв глаза, обессиленно прислонился к стене. Левое предплечье обжигало огнем, перед глазами стояла пелена, сквозь гул в ушах доносились испуганные крики Грейнджер. А потом ее тонкие руки крепко обхватили его за талию, и она всем телом прижалась к нему, продолжая что-то бубнить в его мантию. Головокружение постепенно стало отступать, и Северус начал наконец различать слова:
– …Да у вас же весь рукав пропитан кровью! Почему вы сразу мне не сказали, что вам настолько плохо? Как мне теперь перенести вас в спальню?
– Я сам… дойду, – с трудом произнес он.
Она попыталась отстраниться, но силы Северуса еще не восстановились достаточно для того, чтобы он мог идти куда-либо, поэтому он инстинктивно прижал Грейнджер к себе. Он чувствовал, как напряглась ее спина: должно быть, ей были неприятны его объятия. Если задуматься, он ни разу до сих пор не обнимал ее так крепко, по крайней мере, когда она была в сознании. Но сейчас ему была просто необходима ее помощь. Прошло немного времени, и ее руки нерешительно легли на его плечи и затем медленно обвили шею.
– Теперь и моя мантия вашей кровью пропитана, – еле слышно выдохнула Грейнджер в особо чувствительное место под его ухом, и он ощутил, как по его коже побежали мурашки.
Она, что же, специально встала на цыпочки, чтобы доводить его своим частым, горячим дыханием до безумия? Это ее способ отомстить ему за якобы причиняемые им мучения? Почему вдруг их объятия стали казаться такими… интимными? И как его тело могло так предательски реагировать на близость его бывшей студентки? Возмущение сложившейся ситуацией придало Северусу сил, и он немедленно отлепил от себя Грейнджер.
– Вы уверены, что сможете сами дойти до спальни? – мягко спросила она его.
– Вполне, – резко ответил он и стремительно вышел из кухни, стараясь как можно скорее убежать от огромных глаз Грейнджер, светящихся заботой и сочувствием.
Северуса не оставляло ощущение, словно он, сам того не ведая, позволил себе перейти какие-то границы в отношениях с Грейнджер. Внешне все еще казалось, что он контролирует ситуацию (не считая непонятного скандала, который только что закатила ему Грейнджер, и слишком тесных объятий с ней, вызвавших в нем столько недопустимых ощущений), но – он инстинктивно чувствовал это – что-то в этих отношениях неумолимо менялось. Однако сейчас Северус не хотел думать об этом. Он был слишком слаб, чтобы все проанализировать, прийти к верным выводам и принять правильное решение.
Ложась в кровать, они проявили удивительное единодушие, отвернувшись друг от друга и прижавшись друг к другу лишь спинами. И только засыпая, Северус вспомнил, что так и не сказал Грейнджер важную новость.
– Полагаю, вам следует знать, – хрипло начал он, и, дождавшись сонного мычания за своей спиной, продолжил: – Мне предложили работу в Отделе тайн.
Глава 17– Эванеско! – сердито пробормотал Северус, направив палочкой на зеленую жижу, растекшуюся по белоснежному полу.
Убирая остатки испорченного зелья, он в который раз проклинал себя за то, что согласился на эту работу. Нет, сама по себе работа была довольно интересной. Сейчас, к примеру, ему поручили создать зелье, способное блокировать конкретные воспоминания, – аналог заклятия забвения, но с очевидным преимуществом: утраченные воспоминания можно будет вернуть при помощи антидота. Который, впрочем, тоже еще не был создан. Сложность задания не пугала Северуса. Напротив, чем труднее оно казалось, тем интереснее его было выполнять. Но вот условия, в которых приходилось работать…
Лаборатория Отдела тайн, со своими светлыми стенами, огромными арочными окнами, созданными при помощи магии, и этим невыносимым полом из белого мрамора, была совершенно не приспособлена для экспериментов с зельями. Мало того, что проветривался кабинет очень плохо, так еще какой-то идиот много лет назад наложил на него неснимаемые согревающие чары, и теперь здесь постоянно было душно и влажно. Порой Северус, окутанный плотным слоем пара, исходящего от бурлящих котлов, не мог разглядеть даже собственных рук.
Но больше всего его напрягали помощники, которых любезно выделил ему глава Отдела тайн и непосредственный начальник Северуса Фергус МакМанус. Помощников было двое: Пол (из-за особой секретности невыразимцы не знали фамилий коллег и называли друг друга только по именам), тихий и неприметный волшебник в квадратных очках и с огромными залысинами, и Эмили, молодая ведьма с большими, вечно испуганными серыми глазами, год назад окончившая Шармбатон и теперь находящаяся здесь на стажировке.
И если Полом Северус был относительно доволен, то девчонка стала для него персональным наказанием. Эта несобранная, невнимательная и откровенно глупая особа заваливала любую работу, за которую принималась, постоянно что-то разливала, разбивала и портила и совершенно ничего не понимала в зельеварении. Своей неуклюжестью и несуразностью она, пожалуй, могла переплюнуть даже Лонгботтома. И избавиться от нее не было ни малейшей возможности: она приходилась внучатой племянницей МакМанусу.
Сейчас эта ходячая катастрофа, вся покрытая зеленой жижей, вжималась в шкаф и испуганно лепетала слова оправдания:
– Честное слово, сэр, я не виновата. Я сделала все, как вы велели: уменьшила температуру, засыпала тридцать пар змеиных глаз и пять раз…
– Тридцать? – взревел Северус. – Я сказал тринадцать, безголовое вы существо, три-над-цать пар змеиных глаз! Вы осознаете, что только по какой-то невероятной случайности не убили нас обоих?
Он отнюдь не преувеличивал. Если бы он не успел вовремя наложить на взрывающийся котел сдерживающие чары (за мгновенную реакцию стоило поблагодарить многолетнюю педагогическую практику и персонально Лонгботтома), от лаборатории и тех, кто в ней находился, не осталось бы и следа.
Перепуганная Эмили мелко задрожала и – как всегда! – горько заплакала, вызвав очередную волну раздражения у Северуса.
– Немедленно возьмите себя в руки и помогите мне убрать последствия вашей безобразной ошибки!
Он чувствовал неимоверную усталость. Было уже больше десяти, а это означало, что он провел за работой почти четырнадцать часов. Духота и страшная вонь, исходящая от испорченного зелья вызывали головокружение, глаза слезились от едкого дыма, спина нещадно болела. И самое главное – из-за этой безголовой девчонки целая неделя напряженной работы оказалась потраченной впустую! Северусу определенно лучше было отправиться домой, пока он голыми руками не убил свою горе-помощницу.
– Уйдете отсюда только тогда, когда лаборатория будет вылизана дочиста, – отрывисто сказал он Эмили и стремительно вышел в прохладный коридор.
Все же следовало признать, что работа над зельями в Отделе тайн была не самым плохим вариантом для него. И прежде всего потому, что позволяла скрывать от магического сообщества факт его неожиданного воскрешения. Юридически Северуса, конечно, признали живым, но знали об этом лишь немногие. Чтобы как можно меньше изменений произошло в реальности, еще три с половиной года Северус Снейп должен был считаться мертвым. Так, по крайней мере, говорил Дугальд, тот самый седовласый невыразимец, который выступал на суде.
Еще одним преимуществом новой работы было то, что Северус теперь имел неограниченный доступ к ингредиентам для зелий, чем он без зазрения совести пользовался, чуть ли не ежедневно пополняя свои личные запасы. Ко всему прочему, создание новых зелий для Отдела тайн было само по себе интересным занятием, которое к тому же приносило немалый доход.
Но больше всего Северуса устраивало то, что теперь он имел прекрасную возможность как можно меньше времени находиться рядом с Грейнджер. Когда месяц назад он осознал, что его отношения с ней начинают выходить за установленные рамки, он принял вполне разумное решение избегать ее. И новая работа вполне благоприятствовала этому. Весь день Северус проводил в лаборатории, нередко задерживаясь там допоздна, а затем аппарировал в свой дом в Паучьем тупике, проводя остаток вечера за изучением книг, которые брал в библиотеке Министерства.
И тем не менее мысли о Грейнджер, ее странном поведении и реакции его собственного тела на тесные объятия с ней то и дело одолевали его. А иногда – и за это малодушие Северус ненавидел себя – ему начинало не хватать ее заботы, к которой он успел привыкнуть за время, проведенное с ней бок о бок. И насколько было бы лучше, если бы Грейнджер, а не эта Эмили, была его помощницей! Пусть у нее не было особого таланта в зельеварении, все же она была ответственной, внимательной и исполнительной. И никогда не допустила бы такой грубой ошибки.
Оказавшись дома и приняв душ, Северус понял, что его сил не осталось даже на то, чтобы сделать себе ужин. Оставалось надеяться, что в доме Блэков сегодня готовил эльф, а не Грейнджер. Хотя Северус и не считал себя очень прихотливым в еде, поглощать то, что делала она, было практически невозможно.
Аппарировав на площадь Гриммо, он вошел в дом и собирался уже следовать на кухню, когда внезапно заметил на выцветшем от времени ковре
это. Маленькое, рыжее, с белыми ушами и хитрой мордой,
оно с любопытством рассматривало Северуса.
– Грейнджер! – рявкнул он, отчего животное пугливо подскочило и выгнуло спину. – Что это?
На лестнице послышались быстрые шаги, и вскоре сама Грейнджер, весьма встревоженная на вид, показалась на нижней площадке.
– Что случилось? – взволнованно спросила она.
– Что это за безобразие? – прошипел Северус, показывая на котенка.
– Это Марсель, и никакое он не безобразие, – улыбнулась нахалка. – Наоборот, он очень милый и смышленый котик, правда, Марсик?
Северус не видел в этом маленьком комке шерсти, занятого теперь игрой с собственным хвостом, ничего милого, а тем более смышленого.
– Где вы его взяли? И зачем? – строго спросил он.
– Гарри принес. Я давно собиралась завести кота. И мне непонятно, почему это вас так разозлило, – ответила Грейнджер, нахмурившись. – В конце концов, я имею полное право иметь домашнее животное.
Следовало признать, что она была права. Это был не его дом, и он не мог настаивать на том, чтобы блохастое животное немедленно вышвырнули вон отсюда. Что ж, прекрасное окончание прекрасного дня. Не сказав больше ни слова, Снейп направился на кухню. Грейнджер, как он слышал, потянулась за ним.
На кухне его ждало еще одно разочарование: пережаренная рыба и отвратительно пахнущие тушеные овощи, стоявшие на плите, явно были очередным шедевром кулинарного мастерства девчонки.
– Я не ожидала вас на ужин, – заметив брезгливое выражение его лица, оправдывалась Грейнджер. – Сегодня Кричер помогает Джинни по хозяйству, но, если бы я знала, что вы будете есть здесь, я бы попросила его приготовить что-нибудь более съедобное.
Северус сердито поджал губы, но ничего не ответил. Опять-таки, он не вправе был требовать от нее вкусной еды. И вообще требовать от нее хоть чего-либо. Взяв тарелку и положив на нее рыбу и овощи, он сел за стол и начал торопливо поглощать ужин. Стоило признать, что на вкус еда оказалась намного лучше, чем того можно было ожидать. Хотя, возможно, он просто был слишком голоден.
– Сварить вам кофе? – робко спросила Грейнджер, когда он почти расправился со своим ужином.
Северус коротко кивнул и, когда она отвернулась к плите, исподлобья посмотрел на нее. Только сейчас он заметил, что она была в коротком халате, босоногая, а с кончиков ее влажных волнистых волос капала вода. Должно быть, она только вышла из ванной, когда он появился. Северус почувствовал укол совести. На кухне было прохладно, и девчонка вполне могла простудиться.
– Мисс Грейнджер, потрудитесь сначала подняться наверх и привести себя в порядок, – мрачно сказал он, отведя взгляд от ее голых ног и стараясь не думать о том, есть ли у нее какая-нибудь одежда под халатом.
Она зарделась и, отставив турку, быстро выбежала из кухни.
Нет, это уже становилось невыносимым. С какой стати вообще он стал смотреть на ноги своей бывшей студентки? И о чем она думала, явившись перед ним в таком виде?
Спустя некоторое время Грейнджер вернулась, полностью одетая и с сухими волосами, торчащими в разные стороны даже больше, чем обычно. Вот так-то лучше. С этим вороньим гнездом на голове она была гораздо больше похожа на ту школьницу, которая вечно бесила его на уроках.
– Как прошел ваш день? – тихо спросила она, поставив перед ним чашку с кофе.
– Плохо, – угрюмо ответил он. – Моя тупоголовая помощница чуть не взорвала лабораторию.
– Помощница? – переспросила Грейнджер. – Вы никогда не упоминали о ней. Вы вообще ничего мне не рассказываете о своей работе, – добавила она с сожалением.
Северус с недоумением посмотрел на нее:
– Отдел тайн так называется именно потому, что все происходящее в нем является тайной. Я, кажется, напоминал вам об этом еще месяц назад.
– Но я же не расспрашиваю вас о зельях, над которыми вы работаете, – раздосадовано сказала Грейнджер. – Вы могли бы рассказать мне о своих коллегах. Или о том, нравится ли вам там работать.
– И почему, позвольте узнать, вас это интересует? Любопытство, мисс Грейнджер, вовсе не является положительным качеством.
Он и правда не видел смысла в пустой болтовне о подобных глупостях. В Хогвартсе во время трапез его коллеги частенько любили посудачить о студентах, о забавных случаях, которые происходили на уроках, и о прочей дребедени. Надо ли говорить, что Северус редко принимал участие в этих беседах?
– Дело не только в моем любопытстве, – ответила Грейнджер после небольшой паузы. – Вы не совсем… чужой мне человек сейчас, и мне интересно, что происходит в вашей жизни. Раньше мы проводили много времени вместе, часто разговаривали, и теперь мне не хватает общения с вами. И для вас, я полагаю, это никакой не секрет, – последние слова она произнесла совсем тихо и потупив глаза.
Северус внимательно посмотрел на нее и решил, что лучшего момента для повторного возведения границ в их отношениях быть не может.
– Мисс Грейнджер, – вкрадчиво начал он, – давайте проясним ситуацию. Нам с вами действительно пришлось в силу обстоятельств провести много времени вместе. Однако это вовсе не означает, что я стал для вас заменой ваших дружков. Нас связывают исключительно деловые отношения, что подразумевает некоторую дистанцию между нами. Я по-прежнему остаюсь вашим бывшим преподавателем, которого вы открыто ненавидели…
– Неправда, – прервала его Грейнджер. – Не буду врать, что вы были моим любимым учителем, но я никогда не питала к вам ненависти. Напротив, я искренне уважала вас и всегда защищала перед друзьями. А вот вы как раз были ко мне ужасно несправедливы. И именно вы ненавидели меня.
– Не льстите себе. Вы меня раздражали, но не более того.
– Благодарю, мистер Снейп, – язвительно отозвалась она. – У меня просто камень с души свалился!
Северус усмехнулся. Все шло по плану. Она не должна питать никаких иллюзий на его счет.
– Именно об этом я и говорю, мисс Грейнджер, – продолжил он. – Нас с вами ровным счетом ничего не объединяет, у нас нет и быть не может общих интересов. Я не был и никогда не буду вашим другом или приятелем, поэтому вас не должна волновать моя жизнь, как и я не желаю слышать подробности вашей.
– И тем не менее мне интересно знать, что с вами происходит, – возразила она. – Хотите вы этого или нет. Как бы вы ни пытались отгораживаться от меня, вы не можете отрицать, что за предыдущие два месяца отношения между нами изменились. В лучшую сторону. Я не собираюсь навязываться к вам в друзья, но вы прекрасно знаете, что мне нравится общаться с вами. И у меня складывалось ощущение, что и вы стали относиться ко мне терпимее, чем раньше.
Северус сердито нахмурился. Да, он действительно уступал ее просьбам в общении, стал находить ее довольно сносной и даже начал привыкать к ее постоянному присутствию рядом. И к чему это привело?
– Впрочем, я избавлю вас от необходимости объяснять, почему вы вдруг начали избегать меня, – внезапно сказала Грейнджер. – Для меня это не было неожиданностью, учитывая, что произошло. И все же у меня оставалась надежда, что вы забудете об этом неприятном инциденте или хотя бы не станете придавать ему большое значение.
Только огромным усилием воли Северус заставил себя не убежать из этого дома немедленно, сгорая от стыда, и даже не показать своего смущения. Вот как? Значит, она тогда тоже почувствовала недопустимую интимность их объятий и поняла, как он, мужчина, отреагировал на ее близость? Но почему же она, в таком случае, не только не обвиняет его в непристойном поведении, но продолжает, как ни в чем не бывало, спать с ним в одной постели и сейчас даже настаивает на том, чтобы он забыл произошедшее?
– Я… не понимаю вас, мисс Грейнджер, – мучительно подбирая слова, ответил он наконец. – Как я могу не придавать этому большое значение? Как вы можете не придавать этому большое значение?
– Пожалуйста, не мучайте меня! – воскликнула она, на глазах ее выступили слезы. – Конечно, мне очень стыдно за то, что произошло. Я не должна была… Недопустимо было с моей стороны говорить вам об этом. Возможно, вы даже были оскорблены, узнав, что я… Да еще и эти ваши отношения с миссис Малфой…
Северус вновь почувствовал, что от него ускользает нить разговора. В чем она себя-то обвиняет? И при чем тут опять Нарцисса?
– О чем вы говорите? – напрямую спросил он, не в силах разобраться в странной логике Грейнджер. – И почему вы в который раз твердите о каких-то там отношениях между мной и миссис Малфой?
– Вам не надо скрывать это от меня. Я ведь уже знаю, что вы с ней… что между вами что-то есть, и не собираюсь никоим образом мешать вашим отношениям или рассказывать о них кому-либо.
– Премного благодарен за такое уважение к моей личной жизни, – раздраженно сказал Северус, – но объясните мне наконец, с чего вдруг вы пришли к такому странному выводу?
– Я случайно подслушала ваш разговор с Гарри. Вы сами признались ему в этом, – с вызовом в голосе ответила Грейнджер.
– И что же конкретно я сказал? – уточнил Северус, приподняв бровь.
Теперь для него было очевидно, что Грейнджер имела в виду какой-то другой «неприятный инцидент», и он испытывал облегчение по этому поводу. На самом деле странный разговор даже начал веселить его.
– Ну, я не помню точно. Я не слышала ваших слов, но Гарри переспросил вас…
Неожиданно Северус понял. Грейнджер услышала часть его разговора с Поттером, в котором они обсуждали, как им связаться с мошенником. Тогда Северус впервые рассказал о том, что Нарцисса собиралась затащить его в постель, и мальчишка очень импульсивно на это отреагировал.
– Я не знаю, почему вы питаете такой нездоровый интерес к моей личной жизни, – вздохнул он, – но, чтобы впредь эта тема больше не поднималась, заверю вас, что у меня нет и никогда не было каких бы то ни было отношений с миссис Малфой.
Какое-то время Грейнджер удивленно смотрела на него, а потом, робко улыбнувшись, вдруг совершенно по-детски переспросила:
– Правда?
– Правда, – начиная раздражаться, передразнил Северус. – Но вернемся к первоначальной теме нашей беседы. О каком инциденте вы говорили? Да, мисс Грейнджер, я действительно теряюсь в догадках.
– О моем признании, конечно, – сказала она, улыбка мгновенно исчезла с ее лица.
– О каком еще?..
И он вспомнил. Ну да, признание в вымышленных чувствах к нему, сделанное из жалости. Какая ерунда.
– И это до сих пор вас мучает? – спросил он и, увидев ее слабый кивок, сказал: – Я же вам еще тогда сказал, что не поверил ни единому вашему слову. Но, в самом деле, мисс Грейнджер, лгать о таком из каких бы то ни было идиотских гриффиндорских побуждений недопустимо. Надеюсь, вы поняли это и сделали выводы на будущее.
Грейнджер резко подняла на него глаза и долгое время с недоверием вглядывалась ему в лицо. Северус почти мог видеть, как в ее голове метаются миллионы мыслей и догадок, но он не понимал, что из его последних слов могло вызвать в ней такую напряженную умственную деятельность. Внезапно Грейнджер широко улыбнулась, окончательно сбив его с толку, и, тщетно пытаясь скрыть облегчение, прошептала:
– Так вы не поверили мне и приняли мои слова за очередное проявление жалости к вам? И начали меня избегать, потому что… потому что хотели наказать за мое вранье? – несмело предположила она.
И что ему предполагалось ответить на это?
– Именно так, мисс Грейнджер, – нехотя сказал он, понимая, что окончательно проиграл это сражение.
– В таком случае, я снова должна попросить у вас прощения. Но теперь, когда я полностью раскаялась в своем поступке, надеюсь, вы больше не будете сердиться на меня?
Северус коротко кивнул и угрюмо уткнулся в свою чашку. А девчонка оказалась коварной манипуляторшей. Иначе как могло получиться, что он начинал этот разговор с твердым намерением расставить все точки над «i» и убедить ее в недопустимости дальнейшего развития их отношений, а в результате пообещал перестать избегать ее?
Но потом он увидел, как лицо Грейнджер озарила та самая улыбка – искренняя, теплая, радостная – и Северус вдруг подумал, что действительно раздул проблему из ничего. Испугался своей реакции на близость молодой девушки? Но ведь, если задуматься, ничего странного в этой реакции не было. Он столько лет учился притуплять любые желания своего тела, а сейчас почему-то решил, что не сможет себя контролировать? Неужели он всерьез мог бояться, что начнет
хотеть Грейнджер? В их отношениях действительно не было ничего предосудительного. Да, они теперь относительно спокойно разговаривали друг с другом. Да, она заботилась о нем. Да, он старался оберегать ее от опасностей. Но все это было совершенно естественно, учитывая ситуацию, в которой они оказались. К тому же, Грейнджер
всегда о ком-то заботилась, а он
всегда кого-то оберегал. Так что нет нужды излишне драматизировать произошедшее. Все равно больше ничего подобного не случится.
И все же, когда наступила ночь, они оба легли в кровать и Грейнджер, прижавшись к нему сзади, привычным движением обвила его своей тонкой, почти невесомой рукой, Северус не мог отделаться от мысли, что его обвели вокруг пальца и втянули во что-то такое, чего он всю жизнь успешно избегал.
Проснулся он от громкого мурчания, источник которого нагло развалился на груди Северуса и бесстрашно смотрел на него своими круглыми голубыми глазами. Грейнджер все еще мирно сопела рядом, уткнувшись носом ему в шею. Ее правая нога как всегда по-хозяйски лежала на его бедрах, а рука покоилась на животе. Какая идиллия, в самом деле!
Раздраженно скинув с себя и кота, и теплые конечности Грейнджер, Северус поднялся и, взяв со стула одежду, вышел из спальни. Сегодня была суббота, и он рассчитывал провести этот день у себя, занимаясь собственными экспериментами. Несколько месяцев он работал над созданием антидота к Веритасеруму, и почти достиг в этом успеха. Оставалось только провести последние расчеты, и можно было попытаться сварить первый пробный образец. Он уже взялся за ручку входной двери, когда вспомнил, что вчера забыл принести с работы несколько листов пергамента, а в его доме не осталось ни одного клочка чистой бумаги.
– Акцио пергамент! – проговорил Северус, уверенный, что Грейнджер не станет возражать против подобного самовольства. Не аппарировать же в Министерство за такой ерундой!
Через несколько секунд аккуратно сложенная стопка пергаментов оказалась у него в руках, и Северус к своему неудовольствию заметил, что все листы были исписаны аккуратным наклонным почерком, принадлежавшим, несомненно, Грейнджер. Верхний лист представлял собой список, первый пункт которого («Кот») был обведен кругом. Не сумев справиться с любопытством, Северус быстро пробежал глазами по многочисленным пунктам: «Компьютер (купить и научиться пользоваться)», «Волшебное радио», «Книги по истории магии и зельеварению», «Новый набор принадлежностей для варки зелий», «Самозаправляющееся орлиное перо», «Своя библиотека», «Путешествия», – очевидно, это был перечень желаний Грейнджер или что-то вроде того. Чуть ниже, под красной чертой, были записаны, как понял Северус, ее цели на будущее: «Начать ухаживать за собой (волосы!)», «Овладеть косметическими чарами», «Разобраться, как создавать новые зелья и придумывать новые заклинания», «Научиться окклюменции», «Научиться готовить», «Создать зелье для Тедди (уговорить С. С.)», «Помочь С. С.», «Вернуть память родителям», «Перевестись в отделение недугов от заклятий», «Заняться защитой прав эльфов и других магических существ». В самом низу маленькими кривоватыми буквами было выведено «Муж, семья» и поставлен жирный знак вопроса. Вроде бы ничего особо секретного в списке не содержалось; все желания и цели Грейнджер оказались настолько невинными и предсказуемыми, что скрывать их от кого-либо не имело никакого смысла. И все же Северус почувствовал себя неловко, словно он посмел вероломно влезть во что-то тайное и сокровенное.
– Зачем вы это взяли? – раздался с лестницы истеричный голос.
Северус поднял глаза и увидел покрасневшую Грейнджер в накинутом поверх пижамы халате.
– Хотел позаимствовать у вас несколько чистых листов, – честно ответил Северус.
– Это слишком личное! – воскликнула она, сбежав с лестницы и выхватив у него из рук стопку пергаментов.
Ему очень хотелось сделать несколько едких комментариев по поводу прочитанного списка и детской, такой
девчачьей привычки составлять подобные списки, но, столкнувшись с разъяренным взглядом Грейнджер, которая казалась самим воплощением оскорбленной добродетели, Северус прикусил язык и попытался быть серьезным.
– Поверьте, мисс Грейнджер, у меня и в мыслях не было разнюхивать ваши секретики. Мне просто нужен был чистый пергамент, – пояснил он.
– Могли бы попросить.
– Вы спали.
– Это не повод рыться в моих вещах!
Северус начал раздражаться. Если для нее так важен был этот чертов список, могла бы просто наложить на него охранные чары!
– Куда вы идете? – вдруг спросила Грейнджер, застав его врасплох.
– Домой, – нехотя ответил он, растерявшийся от такой резкой смены темы разговора.
– Зачем?
– Вы намерены устроить мне допрос? – сердито спросил он в ответ. – Мне казалось, что я не обязан отчитываться перед вами за каждый свой шаг.
Грейнджер вздохнула и угрюмо насупила брови.
– А мне казалось, что вы пообещали перестать меня избегать, – обиженно произнесла она, впившись взглядом в одну из многочисленных пуговиц его мантии. – Я думала, вы станете относиться ко мне как раньше.
Вот! Именно этого он и опасался: абсолютно необоснованного вторжения в его личную жизнь, непонятных выяснений отношений и навязанных ему обязательств. В конце концов, он совершенно свободный мужчина и имеет полное право проводить свое время где угодно и как угодно, никому ничего не объясняя! Следовало поставить эту зазнавшуюся девчонку на место, накричать на нее, заявить о своей независимости, но вместо этого Северус сказал:
– Я продолжаю свои эксперименты над антидотом к Веритасеруму, – и, помолчав немного, добавил, удивив этим и себя, и ее: – Если хотите, можете присоединиться.
Он пожалел о своих словах в ту же минуту, но обрадовавшаяся Грейнджер, пролепетав, что будет у него через десять минут, быстро взбежала по лестнице, не оставив ему возможности одуматься и отменить свое разрешение.
Даже через несколько часов, выводя алхимические формулы на принесенном Грейнджер пергаменте, Северус все еще недоумевал, что заставило его предложить ей понаблюдать за его работой. Неужели чувство вины за прочтение ее глупого списка? Ерунда какая.
– У вас тут ошибка, – раздался неуверенный голос из-за его плеча.
Северус резко поднял голову и затылком ударился о плечо нависшей над ним Грейнджер. Та, впрочем, никак на столкновение не отреагировала, а, чуть ли не навалившись на него, ткнула маленьким пальчиком в одну из формул:
– Вы пропустили третий ингредиент, а вместо двадцати написали семьдесят.
Он хотел было возмутиться, но, сверив указанную формулу с предыдущими расчетами, понял, что девчонка права. Очевидно, он настолько был поглощен своими мыслями, что отвлекся и случайно допустил досадную ошибку. Открытие изумило его: раньше за ним такой невнимательности не наблюдалось.
– Из-за этого вот здесь у вас результат получается неверным, и вот тут тоже вы не дописали… – продолжила она.
– Я вижу, мисс Грейнджер, – раздраженно прервал ее Северус, отмечая, что ее рука все еще лежит на его плече. – Это все из-за вас, вы меня отвлекаете своей болтовней.
Конечно, в его словах не было и доли правды: все это время Грейнджер тихо сидела на своем стуле в углу и, затаив дыхание, наблюдала за его работой. Он даже не заметил, когда она подошла к столу. Попытка обвинить ее в собственном промахе была жалкой, тем не менее девчонка мягко пробормотала: «Простите, сэр», – и немедленно вернулась на свое место.
Северус отбросил перо в сторону и устало потер лоб. Пока его голова заполнена мыслями о Грейнджер, продолжать работу было бессмысленно. Почему он вообще думает о ней? И зачем, черт возьми, он притащил ее сюда? Ответ мог быть только один: каким-то непостижимым образом ей удавалось манипулировать им. И это отнюдь не радовало.
– Зачем вам понадобилось писать этот глупый список? – сердито спросил он, желая выместить на ком-либо свое раздражение. – Вам же не двенадцать лет, в самом деле!
Он ожидал, что Грейнджер вспылит, начнет доказывать, что она уже давно не ребенок, обвинит его в возмутительном вторжении в ее личную жизнь, будет пытаться оскорблять его в ответ, затем взаимные обвинения перерастут в ссору, ссора – в скандал, и Северус получит прекрасную возможность выпустить пар, заодно прогнав девчонку из своего дома и собственных мыслей. Но хитрая Грейнджер, очевидно, разгадала его план и, не желая быть выставленной за дверь, миролюбиво ответила:
– Папа научил меня этому еще в детстве, и месяц назад, когда моя жизнь оказалась под угрозой, я осознала, что… давно запуталась в своих желаниях. Будто все годы после войны я не жила, а только существовала, делая все по привычке, плывя по течению. По инерции вернулась в Хогвартс, не особо задумывалась о выборе профессии, вышла замуж за Рона только потому, что все этого ждали и так было бы правильно. Я не чувствовала себя счастливой, но ничего не собиралась делать с этим, пуская все на самотек, надеясь, что все само собой улучшится. Когда же я поняла, что моя жизнь может оборваться в любую секунду, мне захотелось выяснить, чего я на самом деле хочу. Составление списка в этом помогло. – Выпалив все это почти на одном дыхании, она вдруг замолчала, словно одумавшись, и затем тихо добавила: – А теперь можете смеяться над моими глупыми целями. Я же вижу, как вам не терпится сказать мне что-нибудь ядовитое.
На самом деле Северусу вовсе не хотелось издеваться над ней. Только не сейчас, когда она так храбро и доверчиво открылась ему, позволив безо всякой легилименции проникнуть в ее мысли и чувства. Она напрямую сознавалась в своих слабостях, обнажала душевные тайны, не боясь, что это будет использовано против нее. Стоит Северусу сейчас посмеяться над Грейнджер – и она навсегда оставит его в покое, не будет больше навязывать свое общество, забудет эту нелепую идею построить какие бы то ни было отношения с бывшим преподавателем. Разве не этого он желал весь месяц? Если же он позволит себе проявить к ней сочувствие, она наверняка станет воспринимать его как… друга? Утешителя? Того, кто может поддержать в трудную минуту? В любом случае, Северус не подходил ни на одну из этих ролей.
– Полагаю, нам следует закончить на сегодня, – осторожно произнес он, поднимаясь из-за стола и собирая разбросанные по столу пергаменты. – Ступайте, мисс Грейнджер.
Он старательно избегал ее горящего взгляда, не имея ни малейшего желания узнать, как она отреагирует на его ответ. Больше всего ему не хотелось бы стать свидетелем ее слез – снова. Потому что знал: на этот раз он непременно примется ее успокаивать, тем самым собственноручно разрушая последние стены, защищающие его жизнь от урагана по имени Гермиона Грейнджер.
* * *
С чувством выполненного долга Гермиона захлопнула последнюю книгу из библиотеки Блэков, которая имела хотя бы отдаленное отношение к проклятьям и различного рода связям между волшебниками. Возможно, это было странно и несколько эгоистично, но никакого разочарования она не испытывала – напротив, только мрачное удовлетворение. В конце концов, это Снейп был заинтересован в решении своей проблемы. В ее же интересах было как раз пустить все на самотек и тем самым оттянуть его уход из ее жизни.
Вернув книгу на полку, она еще раз пробежалась глазами по корешкам книг, расположенных в стеллаже под оптимистичным указателем «Смерть и все, что к ней приводит». Мысли же Гермионы целиком и полностью принадлежали человеку, выставившему ее из своего дома в Паучьем тупике несколько часов назад. Она была в растерянности. Казалось бы, теперь, когда она уверилась в том, что Снейп не догадывался о ее истинных чувствах, отношения с ним должны были стать… проще? Лишенными напряжения? На деле же все только усложнилось.
Пока он в течение месяца избегал ее, она занималась тем, что часами разговаривала с воображаемым Снейпом, делилась с ним всеми своими тайнами, и в ее фантазиях он всегда поддерживал и успокаивал ее, давал мудрые советы, помогал справляться со всеми трудностями. Мужчина, которого она придумала, был чутким и внимательным, понимающим и заботливым. И поверить во все это оказалось не так уж сложно, учитывая, что с настоящим Снейпом она почти не виделась. И сейчас было чертовски трудно разделять этих двух Снейпов в своем сознании. Вероятно, поэтому Гермиона не удержалась и начала изливать душу бывшему преподавателю. Как будто его могли интересовать ее проблемы. Стоило еще быть ему благодарной за то, что он не осмеял ее, а просто выгнал.
Да, за прошедший месяц она смогла наконец разобраться в своем отношении к нему. Можно было сколько угодно морочить себе голову, убеждая саму себя, что ее чувства надуманные и ненастоящие. Гермиона относилась к нему не так, как положено, не так, как было бы правильно, – и это становилось все очевиднее с каждым днем. Хотя она так до сих пор и не могла дать точное определение своим чувствам. Было ясно одно: она дорожила им и ни за что не позволила бы ему умереть еще раз. Вероятно, поэтому рассказ Гарри и его нечестный договор с жестоким Круфордом не особо впечатлили ее. Ради того, чтобы сохранить жизнь Снейпу, она готова была мириться и с худшим.
Конечно, было бы непомерной глупостью рассчитывать на ответные чувства или хотя бы на симпатию со стороны Снейпа – даже в далеком будущем. Гермиона не собиралась ни завоевывать его, ни увлекать собой, ни – упаси Мерлин! – соблазнять. Собственно, она и не умела делать все это. Нет, она готова была в полном одиночестве упиваться своими чувствами, внешне оставаясь предельно вежливой и безразличной. Приветливой, возможно, но не более того. Тем более что отсутствие взаимности со стороны настоящего Снейпа с лихвой компенсировалось симпатией Снейпа выдуманного.
Но все ее планы рухнули, стоило Снейпу благодушно разрешить ей присутствовать при его экспериментах. Словно глупая собачонка, Гермиона восторженно приняла его подачку и, высунув язык и виляя хвостом, понеслась за равнодушным хозяином. И часами сидела в углу старой замызганной кухни в его доме, завороженно наблюдая за тем, как он думает, напряженно хмуря лоб, высчитывает свои формулы, быстро и ловко водя пером по пергаменту, перечитывает записи в тетради, неслышно проговаривая что-то тонкими губами. Потом, видя, что он не замечает ее присутствия, осмелилась подойти к его столу и из-за его худого плеча заглянуть в расчеты, которые, конечно же, поглотили ее с головой. И в какой-то момент она простодушно положила руку ему на плечо и безо всякой задней мысли указала на замеченную ею ошибку, и, вовремя не уловив угрозы в его голосе, честно вывалила на него свои невеселые мысли о прошлом. Это же очевидно, она просто перепутала этого Снейпа с ее добрым, хорошим Северусом! Да разве лицо ее Северуса выражало бы такое же недоумение и отвращение, если бы Гермиона делилась с ним самым сокровенным? Разве он смог бы прогнать ее?
Следовало немедленно положить конец этим бесплодным фантазиям, пока они не поставили ее в еще более глупое положение. Если Северус – Снейп, никакой он не Северус! – будет столь любезен, что перестанет впредь избегать ее, как и пообещал, мечтать о нем становилось небезопасным занятием. Он все же сильнейший легилимент, не стоило забывать об этом ни на секунду. Гермиона перестанет фантазировать о нем, и со временем ее нелепые чувства пройдут без следа. Пока же главная ее задача – ничем не выдать своего истинного отношения к нему.
Еще раз удостоверившись в том, что на стеллаже не осталось ни одной книги, способной помочь с проклятием, лежащим на Снейпе, Гермиона собиралась было развернуться и покинуть библиотеку, как вдруг ее внимание привлекла неприметная на первый взгляд черная книжица, стоявшая на нижней полке. Эта книга с переплетом из сильно потертой кожи была очень тонкой по сравнению с другими книгами. Движимая любопытством, Гермиона с трудом достала ее из тесного ряда и, удивившись отсутствию названия на обложке, открыла. Оказалось, что книга была сделана вручную: пожелтевшие листы пергамента скреплялись друг с другом шелковым шнуром, черные чернила выцвели со временем, так что некоторые слова, написанные небрежным, неразборчивым почерком, почти невозможно было прочитать. Пролистав несколько страниц, Гермиона поняла, что это был дневник, а человек, писавший его, жил в начале девятнадцатого века. Заинтересовавшись, она вернулась к первой странице, но, пробежав глазами всего несколько абзацев, похолодела от ужаса и выронила книгу.
Снейп пришел поздно и казался крайне довольным собой, рука его сжимала флакон с густым серебристым зельем. Увидев его, Гермиона вскочила из-за стола и попыталась выдавить из себя улыбку. Только бы он не заметил, как она напугана!
– Что это? – робко спросила она, впрочем, догадываясь, каким будет ответ.
– Надеюсь, это антидот к Веритасеруму, – подтвердил ее опасения Снейп. – И теперь вам, мисс Грейнджер, выпадает отличная возможность проявить хваленую гриффиндорскую отвагу и внести свой вклад в развитие зельеварения.
– Нет, – побледнев, сказала Гермиона и для убедительности сделала шаг назад и помотала головой. – Абсолютно, категорически нет. Я скорее признаю себя слизеринкой, чем выпью это зелье. Проверьте его действие на себе.
Снейп задумчиво на нее посмотрел, сузив глаза. Конечно, просто так он не отступится. Кроме того, в его горящих научной страстью глазах с легкостью читалась уверенность в том, что ему удастся уговорить Гермиону.
– Увы, на меня Веритасерум давно не оказывает должного эффекта, – вкрадчиво заметил он, медленно надвигаясь на Гермиону. – Ну же, мисс Грейнджер, неужели в вас нет ни капли научного азарта?..
Она пятилась от него, пока не оказалась прижатой к плите. Подобно змею-искусителю, он красочно описывал ей все тонкости создания антидота, убеждал в том, насколько важным это открытие станет для мирового волшебного сообщества и как Гермионе повезло быть частью такого события. Она же из последних сил пыталась противостоять его черным горящим глазам и низкому бархатному голосу, ядом проникающему в ее уши. Снейп нависал над ней, и запах зелий, которым была пропитана его мантия, дурманил ее и лишал остатков воли и здравого смысла.
– Пожалуйста, не заставляйте меня! – зажмурившись, прошептала она, уже предчувствуя свое поражение.
– А вы не так просты, как кажетесь, – задумчиво пробормотал Снейп. – Ладно, хотите, мы заключим сделку?
– Сделку? – пискнула Гермиона, отважившись открыть глаза.
Оказалось, что Снейп уже успел отойти от нее к столу, и она судорожно перевела дух.
– Обмен услугами, – пояснил он. – Вы испытываете это зелье, а я… допустим, обучаю вас окклюменции.
– Нет, – поспешно сказала Гермиона и, заметив удивление на его лице, попыталась оправдаться: – Я, конечно, хотела бы научиться окклюменции, но не сейчас.
«И точно не под вашим руководством», – мысленно добавила она. Снейп хмыкнул:
– Теперь вы меня окончательно заинтриговали. Что же вы так отчаянно пытаетесь от меня скрыть, мисс Грейнджер?
Гермиона надеялась, что ее лицо не заливает предательский румянец. Пить Веритасерум сейчас было подобно самоубийству: один точный вопрос Снейпа сможет разрушить и уничтожить все, абсолютно все.
– Я не собираюсь вас пытать, мне нет никакого дела до ваших секретов, – мягко заверял ее Снейп. – В конце концов, вы можете очертить круг вопросов, которых я не должен буду касаться. И вы будете вправе прервать эксперимент в любой момент, просто покинув комнату. К тому же мы ведь надеемся, что антидот подействует, верно?
Ее раздирали сомнения. Конечно, ей хотелось принять участие в эксперименте, да и Снейп может принять ее отказ как знак недоверия к нему и его способностям, а это было последним, чего желала бы Гермиона. А если она сможет правильно очертить круг запретных тем…
Наконец Гермиона сдалась, мрачно размышляя над тем, смог бы Снейп сломить ее, не будь она в него… не испытывай она к нему никаких чувств. Взяв с него слово, что он не будет задавать вопросов о ее личной жизни, чувствах, а также о когда-либо прочитанных ею книгах, она села за стол напротив Снейпа и храбро выпила антидот, а затем Веритасерум. От волнения сердце ее готово было вырваться из груди, к голове прилила кровь, разгоняемая адреналином. Во всей этой ситуации было что-то возбуждающе-опасное и запретное. Снейп словно обрел над Гермионой беспрекословную власть, полностью подчинил ее себе, а стоило ему задать один-единственный верный вопрос…
– Итак, мисс Грейнджер, начнем. – Увлеченный своим экспериментом, он, к счастью, совершенно не замечал смятения Гермионы. – Жалеете ли вы о том, что спасли меня?
– Нет, – честно ответила она, нервно сглотнув. – Я вам не раз об этом говорила и без Веритасерума. Не понимаю, почему вы до сих пор не верите мне. Конечно, нас с вами с тех пор преследуют сплошные неприятности, но я считаю это вполне приемлемой платой за вашу жизнь. И…
– Самое вопиющее нарушение правил в Хогвартсе, совершенное вами?
– Когда мы с Роном и Гарри оглушили вас в Визжащей хижине на третьем курсе. И когда помогали в транспортировке Норберта на первом. Норберт – это ручной дракон Хагрида, – пояснила она, столкнувшись с недоумевающим взглядом Снейпа. – А еще мы варили Полиморфное зелье на втором курсе. Да, и однажды я применила Конфундус к Кормаку Маклаггену, чтобы он завалил отборочное испытание на вратаря сборной Гриффиндора. О, совсем забыла! Я же еще мантию вам подожгла на первом курсе во время квиддичного матча. Ну, когда вы пытались проклясть Гарри, то есть не вы, а профессор Квирелл, конечно, вы, напротив…
– Достаточно, мисс Грейнджер, – недовольно прервал ее Снейп. – Очевидно, антидот не работает. Иначе вы не стали бы признаваться в порче моей мантии, не так ли?
Гермиона хотела подтвердить, что Веритасерум, конечно же, действует на нее, пусть и не так, как обычно, а значит, эксперимент нужно было срочно заканчивать. Но ей-то задали совсем другой вопрос! Не в силах сдержаться, она сказала:
– Мне вовсе не стыдно признаваться перед вами в нарушениях каких-то глупых школьных правил, хотя я и сожалею о вашей мантии. Все это осталось в далеком прошлом. Мне даже приятно вспоминать о школьных годах. Порой я скучаю по нашим захватывающим приключениям! Да, мы нередко нарушали правила, но чаще всего это было просто необходимо. Все, в чем мы помогали Гарри, приводило к…
– Мисс Грейнджер, помолчите хотя бы секунду! – перебил ее Снейп, выглядевший очень задумчивым. – Сочетание двух принятых вами зелий дало странный эффект. Вы болтаете без умолку, говорите даже больше, чем вас просят, однако при этом сохраняется эмоциональность вашей речи и ваше сознание, кажется, остается ясным. Тем не менее, – вкрадчиво добавил он, и внутри у Гермионы все похолодело, – мы так и не выяснили точно, можете ли вы солгать.
– Мистер Снейп, пожалуйста, давайте прекратим эксперимент, – взмолилась Гермиона. – Ведь и так совершенно ясно…
– Что вы скрываете от меня, мисс Грейнджер? – внезапно спросил он.
Это было нечестно. Хотя Снейп, коварный слизеринец, все же не нарушил своего слова: вопрос не относился напрямую ни к ее личной жизни, ни к прочитанным книгам. Гермиона до крови прокусила губу, чтобы не рассказать правду. Она знала, что не сможет уйти отсюда: желание ответить на вопрос было до того велико, что просто раздирало ее изнутри. Наверное, Снейп увидел тонкую струйку крови, вытекающую из ее рта, поэтому быстро сказал:
– Можете не отвечать на этот вопрос, просто уйдите отсюда.
– Не… могу, – сквозь зубы прошипела Гермиона, изо всех сил борясь с собой. – Я… должна… сказать…
Снейп, выглядевший крайне встревоженным, резко встал и намеревался сам покинуть кухню, но Гермиона против своей воли вскочила и схватила его за руку:
– Я должна, должна сказать. Выслушайте меня! – Ее тело тряслось в судороге, из глаз лились слезы, от перенапряжения из носа пошла кровь. – Я хотела скрыть от вас…
– Как вас зовут? – вдруг спросил Снейп.
– Гермиона Джин Уизли. Но дайте же мне сказать! Я скрывала, что…
– Почему вы стали целителем?
– Потому что Гарри так посоветовал. А потом профессор МакГонагалл сказала, что когда-нибудь я стану великим целителем. После Битвы за Хогвартс я помогала мадам Помфри лечить раненых, и у меня неплохо получалось. Я всегда хотела заниматься чем-то благородным и полезным. Так я чувствую себя нужной, особенно, когда мне удается спасти кому-то жизнь. В такие моменты кажется, что я живу не зря, что у меня есть какое-то высшее предназначение… – Гермиона внезапно замолчала, осознав, что больше ей не приходится сражаться с собой.
Снейп, все это время не сводящий с нее напряженного взгляда, облегченно выдохнул. Осторожно высвободив правую руку из цепких пальцев Гермионы, он достал из кармана носовой платок и, немного приподняв ее голову за подбородок, принялся вытирать кровь с ее лица.
– Прошу прощения, мисс Грейнджер, – тихо сказал он. – Мне все же следовало проверить зелье на себе. Очевидно, то, что должно было стать антидотом, на самом деле только усиливает действие Веритасерума. Мне правда жаль, что вы подверглись таким мучениям.
Она стояла, боясь шелохнуться. Слезы все еще лились из ее глаз, и она, с трудом восстанавливая дыхание, с ужасом думала о том, что было бы, открой она Снейпу правду. Гермиона сердилась на него из-за его коварного последнего вопроса, но он находился так непозволительно близко к ней, все еще легко удерживая своими длинными тонкими пальцами подбородок, и, не отрывая внимательного взгляда от ее губ, так бережно касался платком лица, что ее злость быстро сошла на нет, уступив место другим ощущениям.
– Что здесь происходит? – раздался удивленный голос из-за спины Снейпа.
О нет, только не это! Гермиона была совершенно не готова к еще одному раунду вопросов, но зелье заставило ее снова говорить:
– Мы с мистером Снейпом проводим эксперимент…
– Как готовится Полиморфное зелье? – прервал ее Снейп и, повернувшись к Гарри, властно приказал: – Поттер, не задавайте никаких вопросов!
– Сначала в котел нужно положить три унции толченых водорослей и мелконарезанного спорыша, – послушно отвечала Гермиона, – затем помешать рябиновой ложкой три раза по часовой стрелке…
– Почему ты в крови? – не отставал Гарри.
– Потому что я пыталась скрыть от мистера Снейпа, что люблю его.
На кухне повисла звенящая тишина. Гарри, опомнившийся первым, попятился к двери и, споткнувшись о ступеньку, пулей вылетел в коридор. Снейп в это время медленно повернулся к Гермионе и с ужасом и недоверием впился взглядом в ее расширенные глаза. А Гермиона, несмотря на бешено колотящееся сердце и румянец, стремительно заливавший ее лицо, неожиданно почувствовала облегчение.
Потому что
эта тайна все же казалась не настолько ужасной, как то, что скрывал дневник Мариуса Уилфрида Блэка, волшебника, изменившего прошлое, чтобы спасти жизнь своей жены.
Глава 18Северус был в полнейшей растерянности. Чуть ли не впервые в его жизни он не имел ни малейшего понятия, как реагировать на происходящее. Ирония судьбы заключалась в том, что он уже оказывался в подобной ситуации. На четвертом курсе Блэк и Поттер решили поиздеваться над ним и послали ему записку, в которой таким знакомым почерком Лили было выведено признание в любви и приглашение на свидание. Должно быть, он тогда просто обезумел от радости, раз принял письмо за чистую монету и вечером того же дня, наколдовав лилию, вприпрыжку помчался к теплицам. Естественно, вместо Лили на месте предполагаемого свидания его ожидала кучка смеющихся гриффиндорцев. Унижение, испытанное Северусом в ту горькую минуту, невозможно было забыть.
Вот и сейчас первым делом он ожидал, что с минуты на минуту кто-нибудь из его заклятых врагов выпрыгнет из ниоткуда, чтобы всласть посмеяться над ним. Следующей глупой мыслью было предположение, что антидот все же подействовал, а Грейнджер просто разыгрывала его все это время, чтобы… опять-таки, посмеяться над ним.
Но шло время, а лицо Грейнджер по-прежнему выражало все, что угодно, только не веселье. Судя по всему, она сама испытывала глубокое потрясение от произнесенного признания.
– Я… – наконец промямлила она, нарушив неприлично затянувшееся молчание, – мне очень жаль, но это правда. Вы не должны были узнать об этом… Я ничего не жду от вас и не собираюсь вам навязываться. Честно, вы даже не заметите, что что-то изменилось… то есть я не хочу, чтобы что-нибудь менялось… Мы можем притвориться, что я ничего вам не говорила?
Не дождавшись ответа, Грейнджер зажала рот руками и поспешно покинула кухню, оставив Северуса в недоумении. Неужели девчонка сказала правду? Но не могла же она на самом деле… Некстати вспомнилось ее первое признание, сделанное в Отделе тайн. И ее изменившийся патронус. И ее странное желание проводить с ним больше времени вместе. И откровенное платье, которое она надела на день рождения. И ее восхищенный взгляд. И теплая улыбка. Мерлин, она же действительно вела себя так, словно была влюблена в него, Северуса! И если бы он раньше попытался беспристрастно проанализировать ее поведение, то давно бы это понял.
И что теперь ему делать? Сбежать из этого дома и никогда больше сюда не возвращаться? Хорошая идея, но ведь Северус по-прежнему нуждался в живом тепле. Притвориться, что ничего не произошло, как и предложила Грейнджер? Едва ли у него это получится. В самом деле, каким образом вычеркнуть из памяти первое в его жизни признание в любви к нему? Избегать ее, сведя общение с ней к минимуму? Да, это, наверное, будет самым правильным и благоразумным решением. Дело осложнялось лишь тем, что прямо сейчас он должен был подняться наверх и лечь рядом с Грейнджер. Каково будет ощущать ее прикосновения, зная о ее чувствах к нему? Как вообще теперь разговаривать с ней, смотреть ей в глаза, издеваться над ней? Сможет ли он, как раньше, отчитывать ее, ставить на место?
Черт возьми, и как ее только угораздило влюбиться в него? За что, за какие такие прекрасные качества можно было его полюбить? Размышляя над сложившейся ситуацией, Северус выпил несколько кружек чая (с кофе он решил больше никогда не экспериментировать) и вдоль и поперек исходил мрачную кухню. И неожиданно он понял. Ну конечно, это единственно верное объяснение! Чувствуя невероятное облегчение, он направился в спальню, намереваясь сейчас же во всем разобраться и уладить возникшее недоразумение.
Грейнджер уже была в кровати. Она лежала на своей половине, с головой укрывшись одеялом, и только пышные каштановые волосы свободолюбиво раскинулись на белоснежной подушке.
– Мисс Грейнджер, срок действия Веритасерума закончился, и теперь мы можем прояснить ситуацию, – твердо сказал он, остановившись возле двери. Дождавшись, когда она, вздохнув, высунется из-под одеяла и с самым несчастным выражением на лице сядет в кровати, Северус продолжил: – Допустим, вы убедили себя в том, что питаете ко мне… определенные чувства. Теперь попробуйте отстраниться и адекватно посмотреть на происходящее. Вы – молодая ведьма, замученная отношениями с мужем, который не обращает на вас должного внимания. Пытаясь убежать от своих проблем, вы отправились в прошлое и несколько лет провели в одиночестве, без всех этих ваших друзей и родственников, к чьему обществу вы привыкли. Затем по воле случая единственным вашим собеседником – не считая Поттера, который все же редко появляется в этом доме, – стал я. И потому именно на меня вылилась вся ваша неудовлетворенная жажда общения. На основании некоторых фактов моей биографии вы, очевидно, составили обо мне ложное мнение, наделив меня чертами романтического или трагического героя, коим я не являюсь. Ко всему прочему, нас с вами постоянно подстерегают неприятности, как вы верно заметили пару часов назад. Спасая мне жизнь каждую ночь, вы привыкли чувствовать себя ответственной за меня и мою судьбу. И в определенный момент вам стало
казаться, что вы питаете ко мне некие чувства. Вы скучали, испытывали эмоциональный голод, ощущали себя одинокой – и потому придумали эту вашу нелепую влюбленность. Будь на моем месте любой другой мужчина, вы бы чувствовали то же самое.
На протяжении своей речи Северус не сводил взгляда с Грейнджер, пытаясь понять ее реакцию на его слова. Казалось, она вовсе не слушала его. Опустив в пол глаза, она нервно теребила край одеяла, но на лице ее не отражалось ровным счетом ничего.
– Вы понимаете меня, мисс Грейнджер? – раздраженно спросил Северус.
– Да, мистер Снейп, – тихо ответила она, не поднимая глаз. – Вы считаете, что я влюбилась в вас от скуки и безделья. И потому что вы единственный мужчина, оказавшийся в поле моего зрения.
Северус вздохнул. Девчонка явно не собиралась облегчать ему жизнь. Он ведь надеялся на то, что она, выслушав его логичные умозаключения, осознает иллюзорность и
случайность своих чувств – и легко откажется от них.
– Вы совершенно не знаете меня, – резко сказал он. – Что бы вы там себе ни придумали обо мне, уверен, это не соответствует действительности. Вспомните ваше отношение ко мне в школе, вспомните, как я обращался с вами и вашими друзьями. Поверьте, я ничуть не изменился с тех пор.
– Что вы от меня хотите? – перебила Грейнджер, посмотрев наконец на него. В глазах ее стояли слезы. – Чтобы я признала, что не должна испытывать к вам никаких чувств? Я признаю. Но едва ли могу контролировать это. Если вам кажется, что я наслаждаюсь и развлекаюсь этой любовью, то вы не правы… Мерлин, неужели нам действительно необходимо об этом говорить? Мне ничего от вас не надо, я обещаю никак не проявлять своего особого отношения к вам. Мои чувства не должны вас волновать.
– Не должны волновать? – все больше раздражаясь, повторил Северус. – В вашу светлую голову не приходила мысль, что теперь наше сотрудничество будет выглядеть так, словно я пользуюсь вами и вашими чувствами?
– О, простите великодушно за то, что мои наглые чувства уязвляют вашу гордость! – вскакивая с кровати, воскликнула она. – Между прочим, если бы не ваш эксперимент, вы бы ничего не узнали и могли бы пользоваться мной и дальше, даже не подозревая об этом!
Если бы Северус не был так зол, возможно, он бы заметил, как прекрасна была разъяренная Грейнджер в своей тонкой светлой сорочке, с потемневшими от ярости глазами и пышными растрепанными волосами, ореолом окружающими ее бледное лицо. Он же лишь стремительно подошел к ней и, сузив глаза, прошипел:
– То есть вы считаете, что я вас использую?
– Это вы сказали, а не я! – гордо вздернув подбородок, ответила Грейнджер.
От нее пахло цветами и мятной зубной пастой. При тусклом свете свечей ее волосы приобрели красноватый оттенок, а глаза, казалось, горели дьявольским огнем. Находясь так близко от нее, Северус мог оценить бархатистую гладкость кожи ее лица и даже разглядел небольшую ранку на ее нижней губе – последствие сопротивления Веритасеруму. Прошло несколько минут, прежде чем он осознал, что молча, словно зачарованный, не сводит глаз с этой ранки. Неожиданно Грейнджер, судорожно сглотнув, немного приоткрыла рот – и это отрезвило Северуса. Он тотчас же сделал шаг назад и, нахмурившись, глухо сказал:
– Раз уж вы не прислушиваетесь к логичным доводам, продолжать этот разговор действительно бессмысленно. Но я все еще надеюсь на ваше благоразумие и ожидаю, что впредь вы не будете навязывать мне свое общество. В противном случае я начну сомневаться в вашей порядочности.
Удовлетворенно отметив, что Грейнджер в ужасе отшатнулась от него, Северус спокойно обошел кровать и, сняв мантию и ботинки, лег поверх одеяла. Пусть так спать было не очень удобно, зато безопасно. Чем более холодным и невыносимым он будет по отношению к девчонке, тем скорее она выкинет из головы нелепые мечты о нем. И это ради ее же блага.
* * *
Наверняка Снейп думал, что отчитывает Гермиону ради ее же блага. О, как он, наверное, гордился собой, что так точно все
проанализировал, вывел такое
логичное умозаключение и так тактично сумел
донести свою мысль! Вот только сердцу Гермионы до его холодной логики не было никакого дела. Будто сама она не пыталась убедить себя в том, что чувства к Снейпу – досадное недоразумение, возникшее из-за ее одиночества! Но выслушивать все эти разумные доводы от Снейпа было больно и обидно. Потому что он лишал ее даже призрака надежды на взаимность – пусть и в отдаленном будущем. Но не ждала же она, в самом деле, что он обрадуется ее признанию? Он не любит и никогда не полюбит ее. Она ему неинтересна. Точка.
Впрочем, в эту бессонную ночь Гермиона мучилась вовсе не из-за своего вынужденного признания и реакции на него Снейпа – все ее мысли поглотил злосчастный дневник. Верить в то, что описывал предок Блэка, не хотелось, но нельзя было не признать, как хорошо его история объясняла вереницу злоключений, происходящих с Гермионой и Снейпом после его спасения.
Дождавшись рассвета, Гермиона спустилась в свою комнату на третьем этаже, заперла за собой дверь всеми известными ей заклинаниями и, достав из тайника дневник, принялась перечитывать его еще раз. Листая пожелтевшие страницы с выцветшими чернилами, кое-где расплывшимися, словно от слез автора, Гермиона пыталась найти хоть малейшую подсказку, что ей делать дальше, как избежать судьбы несчастного Мариуса Уилфрида Блэка, – и не находила.
«Год минул с тех пор, как дорогой моей Лиззи не стало, – писал он, –
а я так и не смог смириться со своей утратой. Потому радости моей не было предела, когда Броз, мой верный и таинственный друг, дал мне свое лучшее творение – хроноворот. С его помощью, объяснил мне Броз, я мог вернуться в прошлое и предотвратить тот несчастный случай, забравший мою Лиззи. Тогда мне казалось, что это лучший подарок, который судьба могла преподнести мне. Откуда было мне знать, сколько горя принесет нам этот дар! Увы, беды не заставили себя ждать...»
«...Прекрасным летним днем мы отправились на прогулку, и вдруг моя всегда спокойная лошадь понесла. Не удержав поводья, я вылетел из седла и ударился головой об огромный камень, невесть как оказавшийся на нашем ухоженном луге. Несколько дней я пролежал в беспамятстве. В бреду мне виделись ужасные вещи... Даже сейчас моя рука не поднимается описывать их. Но лишь позже я понял, что это было предупреждением для нас. Высшие силы пытались сказать мне, что я совершил ужасную ошибку, вернув Элизабет...»
«...Кормилица нашей дочери заболела чумой, заразив и малышку Абби, мою любимицу. Элизабет, любившая нянчиться с ней, тоже стала жертвой этой грязной маггловской болезни. Нашему целителю удалось вылечить Лиззи, но Абби спасти он не смог. Это была лишь первая наша потеря...»
«...Вся наша дружная семья каждый год навещает мать Лиззи на ее именины. В этом году Уиллис, наш младший сын, потребовал поехать к бабушке на карете, а не воспользоваться, как обычно, каминной сетью. Почему, почему я заупрямился и не отправился с ними? Одним заклинанием мне удалось бы предотвратить беду... Увы, не проехали они и мили, как карета перевернулась, унеся в вечность жизнь Уиллиса, сидящего на руках у матери. Элизабет же отделалась лишь сломанной рукой, залечить которую не составило труда, – и незаживающим шрамом на сердце...»
«...Незадолго до Рождества моя храбрая Лиззи с отцом и братьями отправилась на охоту на остров Дрир, кишащий, как все знают, страшными тварями. Там набрели они на логово пятиногов, напавших на них. Несколько часов шло сражение между ними, и Элизабет боролась наравне с мужчинами. Но одна из тварей начала одолевать мою несчастную жену, и тогда отец ценой своей жизни спас Лиззи...»
Гермиона с ужасом читала о череде несчастий, постигших семью Блэков: пожары, землетрясения, неудачные опыты с зельями, магические дуэли, соседская вражда, болезни... Не проходило и месяца, чтобы кто-либо из семьи не погибал или не получал сильных увечий. Казалось, будто над Блэками висит сильнейшее проклятие. И во всех случаях жизнь воскрешенной Элизабет висела на волоске, и только странное стечение обстоятельств не давало ей самой погибнуть.
Последние страницы были написаны особенно неаккуратно, и Гермиона с трудом разбирала отдельные слова.
«...взволнованные происходящим, мы с Лиззи решились навестить старуху, живущую... Химерова леса. Едва только взглянув на мою Элизабет, старуха закричала от ужаса. «Живой мертвец! Живой мертвец!» – верещала она, указывая на Лиззи своим костлявым пальцем... чтобы не пугать мою бедную жену, мне пришлось убить старую ведьму...»
«...она была на сносях. Беременность протекала тяжело, ребенок появился раньше срока, и роды шли сложно... девочка родилась мертвой, и это стало последней каплей для моей любимой жены... месяцы мы выхаживали ее, но исцелить душевные раны было невозможно... больше не могла выносить удары судьбы... Лиззи бросилась с обрыва. С того самого обрыва, с которого она случайно сорвалась три года назад... После смерти Элизабет наши несчастья прекратились...»
«...Мне больно писать это, но, должно быть, не стоило мне противиться судьбе. Смерть не прощает вмешательства в ее дела. Рано или поздно она все равно заберет свою жертву. Будучи не в силах навредить самой Лиззи, так как та по замыслу мирозданья уже была мертва, Смерть подвергала опасности жизни ее близких, надеясь заодно вернуть себе свое».
Раз за разом Гермиона перечитывала последние строки, словно не желая верить в написанное. Неужели она действительно совершила ошибку, спася Снейпа? Неужели высказанная им версия о планах Смерти была верной? Тогда все, происходящее с ними: и отравление парами ядовитого цветка, и проклятье Кэрроу, и коварный план Нарциссы Малфой, и суд в Отделе тайн, и даже взрыв котла по вине незадачливой ассистентки, – все это не случайно. Значит, Снейпу постоянно угрожает опасность. Так же, как и ей, Гермионе, и всем тем людям, которые находятся рядом со Снейпом. И сказать ему об этом нельзя: а вдруг из благородных убеждений решит покончить жизнь самоубийством? Просто закроется в своем доме в Паучьем тупике и подождет несколько дней, пока проклятье Кэрроу сделает свое дело. Одинокий, умирающий в тяжелой агонии Снейп, лежащий с окровавленным предплечьем на старом, пошарпанном диване, так ярко возник перед глазами Гермионы, что она не смогла сдержать слез. Нет, она будет за него бороться! Она сумеет найти выход и перехитрить смерть!
На лестнице послышались шаги: Снейп собирался на работу. А ведь во время экспериментов над зельями может произойти что угодно. Котлы время от времени взрываются, ядовитые жидкости разливаются, а криворукие ассистенты швыряются ножами. А еще Снейпа могут случайно увидеть знакомые, в том числе и недоброжелатели, – и тогда начнется магический бой. Или его просто проклянут исподтишка. Возможно, Гермиона чересчур сгущала краски, но факт оставался фактом: оставлять Снейпа одного было недопустимо. И помочь мог только Гарри.
На этот раз патронус Гермионы уже больше походил на птицу, хотя пушистый мех и толстый хвост все еще были на месте. Оставалось надеяться, что трансформация продолжится, потому что летающая выдра с огромным клювом выглядела довольно устрашающе.
Гарри появился только через час. Выйдя из камина к ожидающей его в гостиной Гермионе, он какое-то время молчал, не решаясь встретиться с ней взглядом. Выглядел он очень смущенным. Наконец Гермиона не выдержала:
– Да, я люблю Снейпа! Ничего страшного в этом нет. Попытайся просто забыть об этом.
Гарри поднял на нее удивленные глаза:
– Просто забыть об этом? Гермиона, любовь твоей лучшей подруги к бывшему учителю – это не то, что можно так просто забыть. Но ты же никогда... Я имею в виду... Он же тебе никогда не нравился. Ведь не нравился, да, Гермиона? – переспросил он уже не так уверенно.
– Разумеется, нет! – возмущенно воскликнула она. – Или ты думаешь, что я мечтала о нем, сидя на его уроках?
– А как же Рон? Представляешь, как он отреагирует на это? Ты и Снейп!
– Да не существует никаких «ты и Снейп»! Между нами ничего нет и быть не может. Гарри, ну как ты не понимаешь? – Гермиона была в отчаянии. – Не придавай этому большое значение. Я не виновата в том, что влюбилась. И тоже вовсе не рада этим неожиданным чувствам. Но пройдет время – и все пройдет, я уверена. А ты должен пообещать мне, что Рон об этом никогда не узнает.
Гарри некоторое время молчал, очевидно, все так же испытывая неловкость от общения на эту скользкую тему.
– Знаешь, а он очень волновался, когда мы вернулись сюда после задержания Дована, а тебя дома не оказалось, – неожиданно сказал он. – А потом, узнав, что тебя арестовали, он просто рвал и метал. Мне казалось, он весь Отдел тайн в порошок сотрет.
– Это совершенно ничего не значит. К тому же я все равно не собираюсь строить с ним какие бы то ни было отношения, – деланно безразлично ответила Гермиона, пытаясь игнорировать приятное тепло, растекающееся в ее груди. – Гарри, давай больше никогда не будем говорить об этом. И я не для этого позвала тебя. Я хочу попросить тебя кое о чем. Мне нужно устроиться ассистенткой в лабораторию Снейпа.
Едва закончив говорить, Гермиона осознала, как эта просьба должна была выглядеть в контексте их разговора.
– Гарри, это не то, о чем ты подумал, я вовсе не собираюсь бегать за Снейпом, – начала она неуклюже оправдываться. – Я прошу об этом не потому что... О, Мерлин!.. Поверь, у меня есть важная причина присматривать за ним.
– Какая причина? – тихо спросил Гарри.
Гермиона тяжело вздохнула. Как же ее замучили эти неловкие разговоры!
– Прости, я не могу тебе сказать, – устало ответила она. – Но причина действительно важная.
Конечно, он ей не поверит. Ну и пусть. Ей все равно, как это может выглядеть. Речь все же идет о жизни Снейпа, ради которого она готова была вынести и большее унижение. Гермиона горько улыбнулась, представив реакцию самого Снейпа на ее появление в лаборатории.
– Ладно, я попробую договориться с Кингсли, – сказал Гарри после непродолжительного молчания. – Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.
О да, она понимала! И ярость Снейпа, узнавшего через несколько дней, кто будет его третьим ассистентом, приняла как должное. Она знала, на что идет и чего ей это будет стоить.
Пока Снейп, с трудом сдерживая раздражение, раздавал задания на день, Гермиона искоса разглядывала своих новых коллег. Довольно равнодушно скользнув взглядом по ничем не примечательному Полу, она долго и придирчиво изучала Эмили. Та оказалась настоящей красавицей: стройная и утонченная, как настоящая француженка, она была обладательницей роскошных светлых волос и огромных глаз редкого серого цвета. Казалось невероятным, что такое неземное существо может быть неуклюжим или нерасторопным. Возможно, Снейп, как всегда, преувеличивал? Как бы то ни было, молоденькую и соблазнительную Эмили Гермиона невзлюбила с первого взгляда.
Когда Снейп закончил и направился уже к своему котлу, Гермиона поняла, что, в отличие от остальных ассистентов, никакого задания не получила. Первой ее мыслью было напомнить о себе, но ей не хотелось провоцировать очередной конфликт. Было очевидно, что Снейп специально ее игнорировал. Когда Фергус МакМанус, глава Отдела тайн, привел Гермиону в лабораторию, чтобы объявить о ее назначении на должность ассистента, Снейп весьма категорично, не стесняясь в выражениях, заявил, что не нуждается в третьем помощнике. И сейчас наглядно демонстрировал это.
– Хочешь мне помочь? – раздался сзади едва слышный шепот.
Гермиона оглянулась и увидела расплывшуюся в понимающей улыбке Эмили.
– Он и так редкостная сволочь, а сегодня еще и не в духе, – продолжила та, провожая Гермиону к своему рабочему столу. – На самом деле он уже несколько раз требовал от грандпапá Фергуса нового раба: через неделю Пол переводится в канцелярию. Вот везунчик! – завистливо вздохнула Эмили, принимаясь за нарезку корня асфоделя. – А мне придется прислуживать этому тирану до самого лета. И как грандпапá мог отдать меня этому Северусу на съедение? Может, зельевар он и неплохой, но как человек совершенно...
– Мне кажется, корень нужно нарезать кубиками, а не соломкой, – перебила ее Гермиона.
– А что, есть разница? Он все равно все будет переделывать, – легкомысленно ответила Эмили.
Все в ней раздражало: и гнусавый французский акцент, и излишняя болтливость, и несправедливость к Снейпу, и безответственное отношение к работе (смотреть на то, как она издевалась над несчастным корнем, было невыносимо)... и миловидное личико. И ведь вырядилась на работу, точно на свидание! Стоя рядом с Эмили, Гермиона невольно сравнивала себя с ней. Увы, аккуратно собранные в затейливые косы белокурые волосы француженки, ее ухоженная, пышущая здоровьем, свежестью и молодостью кожа, светло-изумрудная мантия из мягкой, явно дорогой ткани, красиво подчеркивающая изгибы совершенного тела, давали Гермионе сто очков вперед, с ее-то буйной шевелюрой, бледным и землистым от постоянного сидения взаперти лицом, уже покрывающимся первыми морщинками, и мешковатой коричневой робой, очень практичной, но совершенно не женственной. И результат этого сравнения тоже любви к Эмили не добавлял.
Гермиона понимала, что необъективна по отношению к ней, но ничего не могла с собой поделать. Снейп ведь тоже находился в этой комнате и тоже видел разницу между двумя девушками. Выглядеть так жалко в глазах мужчины, к которому Гермиона питала чувства – пусть и навсегда безответные – было стыдно.
– Давай я порежу корень, а ты займись бобами, – буркнула она, решив отвлечься от неприятных мыслей и сконцентрироваться на работе.
Больше часа они очищали, резали и растирали ингредиенты для зелья. При этом Гермионе помимо своей работы постоянно приходилось контролировать действия Эмили. Впрочем, это очень напоминало то, как для нее проходили уроки зелий в Хогвартсе. Ведь и в школьные годы она следила за работой друзей, особенно Невилла. Наконец все ингредиенты были готовы. Оставалось только доложить об этом Снейпу.
– Может, ты скажешь? – сразу предложила Эмили. – У меня вечером свидание, и я хочу пойти на него с хорошим настроением.
Гермиона посмотрела на Снейпа, задумчиво склонившегося над котлом. С головой уйдя в работу, он, очевидно, и забыл о существовании Гермионы. По крайней мере, недовольным или раздраженным он больше не выглядел.
Она вздохнула и храбро направилась к его столу. Остановившись рядом с ним, она внезапно столкнулась с непредвиденной проблемой. Как к нему теперь обращаться? В Отделе тайн было принято называть друг друга по именам, ведь фамилии сотрудников скрывались. Но назвать Снейпа Северусом у Гермионы просто язык не поворачивался. В итоге она громко прочистила горло, надеясь, что Снейп сам обратит на нее внимание. Не сработало. Тогда Гермиона быстро огляделась, определяя, смогут ли ее услышать Пол и Эмили, и затем шепотом позвала:
– Мистер Снейп!
Он резко повернулся к ней, продолжая помешивать зелье. Его черные брови были сведены к переносице, глаза горели, а на лице было то самое страстное, немного безумное выражение, которое так нравилось Гермионе. Казалось, он вовсе не понимал, кто стоит перед ним. Это придавало уверенности.
– Все ингредиенты для зелий готовы, – доложила она уже громче.
– Несите сюда, – быстро сказал Снейп, снова поворачиваясь к котлу.
Гермиона осторожно перенесла все тринадцать подготовленных ингредиентов, сложенных в банки, аккуратно расставила их на столе и замерла, ожидая дальнейших указаний. Снейп тем временем всматривался в варево и медленно менял интенсивность огня под котлом. Невозможно было не любоваться им в эту минуту. И почему остальные никогда не замечали его особой красоты?
– Асфодель, – вдруг пробормотал он, протягивая руку к Гермионе, которая послушно подала ему нужную банку. Критически осмотрев порезанный идеальными кубиками корень, Снейп удовлетворенно хмыкнул, бросил его в котел, помешал зелье и снова изменил температуру. – Теперь заунывник.
Так продолжалось со всеми ингредиентами. К гордости Гермионы, после тщательного осмотра шестого ингредиента Снейп перестал проверять их, сразу добавляя в котел. Время от времени, отвлекаясь на пометки в блокноте, он давал Гермионе дополнительные задания: помешать зелье, проследить за его температурой, сходить за новым ингредиентом. Сколько времени прошло до того, как работа была завершена и Снейп потушил огонь под котлом, определить было сложно. За огромными окнами уже потемнело, но не верилось, что настал вечер. Гермиона вовсе не чувствовала усталости, напротив, она готова была вечно стоять так рядом со Снейпом, помогая ему в работе. Никогда до этого он не поручал ей так много. Никогда не проводил с ней столько времени, не критикуя, не издеваясь и не высмеивая ее. Однако любая сказка когда-нибудь кончается.
– Вы сегодня на редкость... – начал он, поворачиваясь к ней, и вдруг замер, впервые за все это время по-настоящему увидев ее. – Что ж, это все объясняет, – скривился Снейп после непродолжительного молчания. – Грейнджер, я, кажется, ясно дал вам понять, что ваше присутствие здесь нежелательно. О чем вы вообще думали, напросившись на эту должность?
Он говорил тихо, чтобы Пол и Эмили не слышали их разговора, но даже в его полушепоте прекрасно различались и гнев, и презрение, и раздраженность.
– Но ведь вы не были недовольны моей работой, не так ли? – спросила уязвленная Гермиона. – И, напомню вам, здесь вы должны звать меня Гермионой.
Ей было все равно, что он подумает. Наверняка решит, что она бегает за ним, навязывается ему. Ну и ладно. Пусть лучше считает так, чем узнает настоящую причину.
Снейп молчал, зло смотря на нее, словно рассчитывая, как бы побольнее ужалить ее.
– Я был о вас лучшего мнения,
Гермиона, – сказал он наконец и отвернулся к своим записям, давая понять, что разговор окончен.
Возвращаясь к столу Эмили, Гермиона думала лишь о том, как бы не расплакаться и ничем не выдать обиды, заполнявшую ее сердце. Неужели в любви всегда так? Неужели эта самая хваленая любовь не приносит ничего, кроме боли, горечи и унижения? Может, все дело в ней, Гермионе? Может, она сама виновата – в том, что выбирает неправильных мужчин, позволяет так с собой обращаться, притягивает к себе несчастье?..
– Он сказал тебе что-то гадкое? Издевался над тобой? Унижал? – несколько кровожадно набросилась на нее с расспросами Эмили. – Не обращай внимания, он всегда такой. Я думаю, что он просто старый одинокий импотент, поэтому и бросается на всех. Особенно на женщин. Да он же классический женоненавистник! Ему, наверное, в молодости кто-то отказал, вот он и мстит теперь всем остальным. А кто его в здравом уме выберет-то? Злобный уродливый хам!
– Эмили, давай не будем об этом, – выдавила из себя Гермиона, чувствуя, как глаза наполняются предательскими слезами. – Я, наверное, лучше пойду домой.
Она направилась к выходу из лаборатории, по-прежнему ощущая на себе сочувствующий взгляд Эмили. Лишь оказавшись в прохладном пустынном коридоре, Гермиона дала волю слезам. Конечно, она знала, на что шла, когда просилась на эту работу. Но она и не предполагала, что это будет настолько тяжело. Терпеть ненависть, презрение и уж тем более разочарование Снейпа было невыносимо. Нужно срочно избавляться от этой нежеланной любви, которая все равно ни к чему не приведет, с горечью думала Гермиона. Любым способом выдрать ее из своего сердца, задушить, уничтожить. Она ведь не из тех женщин, которые мазохистски упиваются своими страданиями. Она умная, гордая и уверенная в себе ведьма. И она достойна лучшего.
* * *
Он ведь был прав. Конечно, он был прав. Грейнджер совершила возмутительный поступок, напросившись к нему в ассистенты, и получила по заслугам. Неужели она рассчитывала на другую реакцию с его стороны? Он ведь ясно дал ей понять, что никакие отношения между ними невозможны, что ее общество угнетает его. Просил проявить благоразумие. Да и она заверяла его, что ничего в их отношениях не изменится, что не будет навязываться ему – и устроилась на работу в его лабораторию. Будто ей не хватало чувства неловкости, нервного напряжения между ними, которые неизменно возникали теперь по вечерам. Ее поступок не поддавался логике. Даже если она находилась в плену каких-то там надуманных чувств, не мог же разум окончательно оставить ее? Уж не рассчитывала ли она, что он, Северус, внезапно воспылает к ней ответными чувствами из-за ее появления в лаборатории? И пусть Грейнджер была идеальной ассистенткой – понятливой, исполнительной, знающей свое дело – это ничего не меняло. И он был совершенно прав, поставив ее на место.
Тогда почему же объяснение с Грейнджер так выбило его из колеи, что он, едва за ней закрылась дверь лаборатории, отпустил Пола и Эмили – за час до окончания рабочего дня! – а сам, вернувшись домой, битый час сидел в темной гостиной, снова и снова читая одну и ту же страницу лежащей на его коленях книги? Выбросить Грейнджер из головы не получалось. Когда он раздавал указания ассистентам, она стояла рядом с Эмили и то и дело недовольно косилась на нее. Северус хорошо знал этот взгляд. Так он сам в юности, бывало, смотрел на Люциуса и даже на Поттера. Вылощенные, в своих дорогих мантиях, уверенные в себе и своей неотразимости, они так разительно отличались от него, что он невольно чувствовал свою ущербность. И злился на них и на себя за это. Однако Грейнджер не должна была чувствовать то же самое: естественная, чистая,
живая, она была прекраснее напыщенной француженки. Неужели она сама не понимала этого?
Но больше всего не давало покоя воспоминание о том, как она слушала его, пока Северус отчитывал ее. Казалось, ее гордо вздернутый подбородок, выражение отчаянного вызова на лице и глаза, большие, блестящие от подступающих слез, будут преследовать Северуса по ночам. Ей было больно.
Он причинил боль. И кому – единственному человеку, который когда-либо любил его!
Вся эта ситуация была крайне неприятна. Северус не мог понять, когда успел так размякнуть. Раньше подобное его ничуть не беспокоило. Он вообще не из тех, кто поддается глупым сантиментам, сочувствует, жалеет других. Жизнь очень рано преподала ему много жестоких уроков. В детстве он жалел свою мать – и к чему это приводило? Отец бил и его, а мать кричала на него за то, что он лез не в свое дело. И постепенно он приучился не сопереживать другим, не вникать в их беды и проблемы. Что же заставило его измениться за последние два года? Эти перемены, происходящие в нем, пугали, словно он утрачивал часть годами возводимой защиты. Наверняка все дело было во влиянии Грейнджер. Ему нужно было отдалиться от нее, чтобы не потерять себя, не превратиться в одного из тех сентиментальных глупцов, которых он так презирал. Он непременно должен уговорить МакМануса избавиться от девчонки. И решить проблему с меткой нужно как можно скорее.
Измученный своими мыслями, Северус решил остаться ночевать дома. Он чувствовал, что на завтрашний день сил ему хватит, а там уже на свежую голову он что-нибудь придумает.
Спал Северус беспокойно. Во сне он шел вдоль тисовой изгороди, направляемый лунным светом к кичливому особняку Малфоев. Зайдя внутрь, он оказался в бесконечном плохо освещенном коридоре, по стенам которого были развешаны портреты. Приглядевшись, Северус понял, что на всех была изображена Грейнджер – в роскошных платьях, со старомодными прическами и холодным, надменным выражением на лице. Десятки Грейнджер презрительно провожали его взглядом все то мучительно долгое время, пока он шел к громоздкой деревянной двери с бронзовой ручкой. Задержавшись возле двери, Северус на секунду закрыл глаза, чтобы успокоиться и очистить сознание, потом хладнокровно повернул ручку и оказался в огромной, богато обставленной комнате, посреди которой стоял длинный стол. За столом уже сидели люди – он, как всегда, пришел последним. Чувствуя на себе недоверчивые взгляды, Северус спокойно дошел до своего места и сел на стул.
– Северус, мой верный слуга, – раздался, будто из ниоткуда, высокий, леденящий кровь голос, – ты почти опоздал.
Высокая фигура, скрытая плащом, вышла из темного угла и направилась к Северусу. Он снова ощутил, как привычный холод страха поднимается в нем, сковывает тело, обволакивает мысли. Внимание его было обострено, все силы направлены только на то, чтобы скрыть страх и волнение, казаться спокойным, не думать ни о чем опасном. Он чувствовал, что Темный Лорд остановился прямо за его спиной, на плечо опустилась ледяная рука.
– Узнаешь ли ты нашу гостью, Северус?
Только сейчас он заметил над столом висящую вверх ногами фигуру. Лицо несчастной скрывала коричневая мантия, задравшаяся на голову. Темный Лорд взял палочку Северуса, направил на вращающуюся фигуру и легко взмахнул. Фигура начала извиваться, словно пытаясь освободиться от невидимых пут, мантия сдвинулась в сторону, и Северус с ужасом узнал в подвешенной узнице Грейнджер. Она умоляюще смотрела на него, ее лицо было мокрым от слез.
– Мистер Снейп... пожалуйста... прошу вас... – испуганно всхлипывала она.
Слуги Темного Лорда откровенно забавлялись страданиями Грейнджер. Сестры Блэк, сидящие рядом, заходились от истеричного смеха. Никогда еще Северус не чувствовал к ним такой ненависти, как в эту минуту.
– Маленькая грязнокровка посчитала, что может властвовать над смертью, – заговорил вновь Темный Лорд. – А ведь даже я, который дальше кого-либо прошел по тропе, ведущей к бессмертию, не сумел побороть ее.
Грейнджер перестала кричать и сопротивляться заклинанию. Она не мигая смотрела на Северуса – доверчиво, с надеждой, будто была уверена в том, что он спасет ее. И улыбалась той самой теплой улыбкой, которая всегда так поражала Северуса. И он уже был готов нарушить свою конспирацию, помочь Грейнджер, но рука Темного Лорда все еще лежала на его плече, не давая ему сдвинуться с места. Отчаяние и злость охватили его, он знал, чем все кончится, и проклинал свое бессилие. От одной мысли о смерти Грейнджер в его груди все сжималось. Он не мог, не должен был потерять ее!
– Авада Кедавра! – услышал он холодный голос за своей спиной, и из палочки, его собственной палочки, вырвался дьявольский огонь, охвативший тонкую фигурку Грейнджер.
Северус в отчаянии закричал и от этого крика ужаса и боли проснулся. Сердце его бешено колотилось, на лбу проступила испарина, во рту пересохло. Некоторое время он сидел в кровати, пытаясь восстановить дыхание и прийти в себя. Ему уже давно не снились кошмары о том времени, и за это, наверное, стоило благодарить Грейнджер. Как же все-таки он был несправедлив по отношению к ней. Она так много делала для него, а он все принимал как должное, да еще и подтрунивал над ней, изводил ее. Разве она заслуживала такое обращение?
Он поднялся с кровати и пошел на кухню, чтобы выпить воды. Перед глазами все еще стояло заплаканное лицо Грейнджер с теплой улыбкой на губах и надеждой в глазах. Она ведь доверяла ему, всегда, что бы ни случалось и как бы отвратительно он себя с ней ни вел. И сейчас наверняка она лежит в их комнате, отделанной в цветах Слизерина, и ждет его прихода. И переживает, что он задерживается, думает, что ему стало плохо и он потерял сознание. Стоило все же предупредить ее, что не придет ночевать.
Миниатюрные часы, стоящие на столике в гостиной, – давний подарок Люциуса – показывали два часа ночи. Насколько бестактно будет послать патронуса с сообщением? Или лучше самому аппарировать на площадь Гриммо? А может, он сам себе выдумал проблему, а обиженная Грейнджер давно спит и вовсе не ждет его? Самым простым решением было все же наведаться в дом Блэков и там уже понять, что делать.
Переодевшись, Северус аппарировал на верхнюю ступеньку крыльца и сразу понял, что случилась беда: из лопнувших окон верхних этажей валил густой дым и прорывались языки пламени, перед домом стояли маггловские пожарные машины и толпа недоумевающих магглов, неспособных увидеть сам дом, не понимала, почему над пустым местом между домами номер одиннадцать и тринадцать стоит дым.
Северус словно опять оказался в своем сне. С бешено колотящимся сердцем он распахнул двери дома и, не слушая крики матери Блэка, пробираясь через клубы ядовитого дыма, устремился наверх по лестнице.
Огонь начинался с третьего этажа, сражаясь с ним при помощи заклинания Агуаменти, Северус с трудом поднялся на пятый этаж и ворвался в спальню, объятую огнем. К своему ужасу он увидел, что кровать была завалена горящими досками и представляла собой огромный полыхающий факел. Сердце Северуса похолодело. Потушив пожар, он голыми руками расчистил кровать от тлеющих досок и облегченно выдохнул, только сейчас осознавая, что все это время забывал дышать. Грейнджер на кровати не было.
– Гоменум ревелио! – закричал он, удивляясь, почему сразу не воспользовался этим заклинанием.
Грейнджер нашлась в гостиной. Сжавшись калачиком, она лежала в кресле, тонкая рука ее безжизненно свешивалась с подлокотника, на полу валялась уроненная волшебная палочка. Склонившись над Грейнджер, Северус проверил ее пульс. К счастью, она была жива, хотя наверняка серьезно отравилась дымом, удушливой пеленой застилавшим комнату. Взяв ее на руки и подобрав с пола палочку, Северус быстро вышел в коридор, спустился по лестнице и направился к входной двери. В прихожей прямо под портретом визжащей Вальпурги Блэк лежал рыжий котенок. Проклиная свою сентиментальность, Северус подхватил и его и, выбравшись наконец из горящего дома, аппарировал к себе.
После шума огня, оглушительного треска горящего дерева и истошных криков портретов темнота и тишина, царящие в его собственном доме, казалась раем, так что Северус не стал даже зажигать свечи, довольствуясь лунным светом, едва проникающим через запыленное окно. Осторожно положив Грейнджер на диван, он направил на нее палочку и зашептал заклинания. Сознание вернулось к ней быстро, и она, закашлявшись, открыла глаза и с удивлением и недоумением посмотрела на стоящего на коленях Северуса, с тревогой нависающего над ней. Он же, видя, что она очнулась, сел на пол, устало прислонился плечом к дивану и закрыл глаза. На объяснения сил у него больше не осталось.
– Это был пожар? – хриплым голосом вдруг произнесла Грейнджер.
– Да, – так же хрипло ответил он, не открывая глаз.
Внезапно она вскочила с дивана и истерично воскликнула:
– Там же Марсель! Он ведь...
– На столе. Ваша палочка там же.
Пусть сама занимается котом. Достаточно с него и того, что он принес это блохастое животное в свой дом. Обожженные руки начали болеть. Залечить их не составило бы труда, но сейчас Северус, утомленный борьбой с огнем, беганьем по разваливающейся лестнице, а больше всего переживаниями за судьбу Грейнджер, не мог и пальцем пошевелить.
– Спасибо, – услышал он тихий голос прямо перед собой.
Открыв глаза, он увидел взволнованное лицо Грейнджер, сидящей напротив. Ее растрепанные волосы торчали в разные стороны, лицо было все в черных разводах от сажи и копоти, бледные искусанные губы составляли ломанную линию, от нее горько пахло дымом, но большие глаза ее, отражающие лунный свет, светились. Не успел Северус в очередной раз мысленно отметить, что Грейнджер все-таки прекрасна, как она порывисто поцеловала его. И он не стал отстраняться.
Глава 19Почувствовав, что начинает задыхаться, Гермиона прервала поцелуй, отстранилась и робко посмотрела на Снейпа. Он молчал, настороженно глядя на нее в ответ. Если бы можно было прочитать его мысли и понять, как он отнесся к ее отчаянному поступку! Разозлился ли он? Сожалеет ли, что сразу не оттолкнул ее? Понравилось ли ему?.. Он не накричал на нее, не стал отчитывать за непристойное поведение, даже не сопротивлялся поцелую – это ведь было хорошим знаком?
Внезапно Снейп, словно очнувшись, перевел взгляд на свои опаленные руки и тихо сказал:
– Нужно сообщить Поттеру о случившемся.
– Что? – не сразу поняла Гермиона. Она настолько увлеклась разгадыванием мыслей Снейпа, что даже забыла о пожаре.
– Пошлите ему патронуса с сообщением, – сказал он, поднимаясь с пола. – Я объясню, как это сделать.
Что происходило потом, Гермиона помнила как в тумане. Тушение пожара, бесчисленные аппарации, поиск уцелевших вещей, разговор с Гарри, успокаивание безутешного Кричера – все это заняло остаток ночи и отняло последние силы. Хуже всего приходилось Снейпу, и так ослабленному проклятием Кэрроу, – к утру он, казалось, едва на ногах стоял. Поэтому, договорившись с МакМанусом о выходном, Гермиона и Снейп вернулись в дом в Паучьем тупике и, не тратя времени на переодевание и душ, рухнули на кровать.
Уже засыпая, Гермиона, прижавшаяся к пропахшему дымом Снейпу, вновь вспомнила о поцелуе и в первый раз за эти богатые на события сутки улыбнулась. Что бы ни было дальше, как бы ни развивались ее отношения со Снейпом, этот поцелуй у нее уже никто и ничто не отнимет. Как и появившуюся надежду.
Проснулась Гермиона только под вечер и была очень удивлена, не найдя дома Снейпа. Ей не хотелось думать, что он попросту сбежал от нее. Хотя какие дела у него могли быть поздно вечером, да еще и вне дома?
Эйфория после пожара и последовавшего за ним поцелуя прошла, и теперь все страхи и тревоги с новой силой обрушились на Гермиону. Нужно было понять, как жить дальше. Казалось, привычный мир – с его понятными правилами и законами – рухнул в одночасье, а никакой альтернативы ему пока не было. И эта неизвестность пугала, заставляла лихорадочно искать выход, немедленно создавать новые правила. Хотелось вновь взять все в свои руки, стать хозяйкой положения – и не получалось.
Прежде всего, ее терзали мысли о потерянном крове и сгоревших при пожаре вещах. Где ей теперь жить? Разрешит ли Снейп временно остановиться у него или лучше подыскать себе квартиру? Конечно, Гермионе хотелось бы жить с ним. И, конечно, он сам никогда не предложит этого. Даже если она сама будет напрашиваться, вероятность его согласия мизерна: Гермиона знала, как Снейп ценит свою независимость и свободу. В общем, объяснение с ним грозило быть сложным и мучительным. Пока же находиться здесь одной было неловко. Жилище Снейпа выглядело настолько неуютно и негостеприимно, что даже приготовление себе чая без разрешения хозяина казалось вопиюще наглым поступком.
Но даже не это занимало все мысли Гермионы. Отношения со Снейпом – вот что тревожило больше всего. Потому что в то мгновение, когда их губы соприкоснулись в поцелуе, Гермиона вдруг поняла, что эти отношения возможны. Бесплодные мечты внезапно стали обретать реальные очертания – и ей стало страшно.
Даже в лучших условиях выстраивать отношения со Снейпом было бы тяжело. Гермиона не питала иллюзий по поводу его характера и знала, что ей наверняка пришлось бы приложить немало усилий, чтобы расположить его к себе, заставить открыться, разрушить стены, которые он воздвиг вокруг себя. При этом сам бы он никогда не стал инициатором их отношений, а значит, именно ей, Гермионе, нужно было
завоевывать его. А как это обычно делается, она не знала: соблазнение явно не было ее коньком.
Но даже если в ней каким-то чудом откроются спящие прежде женственность и притягательность, даже если ей удастся обратить на себя внимание Снейпа, оставалась еще главная нерешенная проблема, мешающая их – гипотетическому! – счастью: Снейп должен был умереть. Сколько бы Гермиона ни гнала от себя мысли об этом, как бы она ни убеждала себя, что сможет перехитрить смерть, изменить что-либо было не в ее силах. Как можно сопротивляться тому, что не поддается объяснению, даже не осознается до конца? Сколько еще таких пожаров предстоит им пережить? Через сколько бед придется пройти? И что это за жизнь – в постоянном страхе за себя, Снейпа и всех людей, которые по несчастливой случайности окажутся рядом с ним в ту минуту, когда смерть решит вернуть его себе?
А еще был Рон, ее муж, ничего не подозревающий о том, что его примерная жена за эти два года разочаровалась в семейной жизни и умудрилась влюбиться в школьного учителя. И, если между ней и Снейпом все же завяжутся серьезные отношения, как об этом сказать Рону через четыре года? Получается, она будет обманывать мужа, изменять ему все это время. Кроме того, приходилось признать, что она очень изменила прошлое, и, кто знает, возможно, в этой реальности у них с мужем прекрасные отношения. Может, другая Гермиона счастлива, и ей даже в голову не придет отправляться в прошлое и спасать Снейпа? Может, и Рону, делающему успехи на работе, не дадут фиктивное задание охранять хроноворот? Что случится тогда? Они со Снейпом просто исчезнут, перестанут существовать?
Мучительные размышления прервал стук во входную дверь. Это наверняка был Гарри: он обещал зайти, как только ситуация со сгоревшим домом прояснится. Причина пожара мало волновала Гермиону, ведь было ясно, что это была очередная попытка смерти вернуть себе Снейпа. Гораздо больше хотелось узнать, как скоро дом Блэков будет восстановлен. За два с половиной года она все же привыкла к нему и чувствовала себя в нем в безопасности.
– Кричер говорит, что работы там много, – с порога сообщил Гарри. – Ему понадобится несколько месяцев, чтобы полностью привести дом в порядок. Как мы и думали, пожар начался в вашей спальне из-за упавшей свечи. – Он сочувствующе посмотрел на Гермиону и ласково потрепал ее по плечу: – Ты только себя не вини, это был несчастный случай. К тому же все можно восстановить. Меня больше беспокоит, что ты теперь осталась без крова. Или Снейп разрешил тебе пожить пока у него?
В голосе Гарри явно слышалось неодобрение: очевидно, сама мысль о том, что его бывший учитель и влюбленная в него Гермиона будут жить под одной крышей, казалась ему кощунственной. Что бы он сказал, если бы узнал о поцелуе!
– Мы с ним пока не говорили об этом, – честно призналась она. – Когда я проснулась, его уже не было.
– Могу подыскать тебе квартиру, если хочешь, – повторил Гарри свое вчерашнее предложение.
– Я бы сначала поговорила со Снейпом, – уклончиво ответила Гермиона.
– Как знаешь. – Собравшись с духом, он добавил: – Гермиона, я не хотел бы вмешиваться, но тебе ведь сейчас совсем не с кем поговорить, и я подумал, что... В общем, это касается тебя и Снейпа.
Тактичному Гарри было сложно обращаться к такой личной теме. Гермиона знала, что рано или поздно этот разговор должен был состояться, хотя и надеялась избежать его.
– Не буду врать, что мысли о тебе и Снейпе вызывают у меня бурную радость, – продолжал Гарри. – Он хороший человек, Гермиона. И, возможно, подходит тебе даже больше, чем Рон, – было бы глупо с моей стороны не признавать это. Но... я не хочу, чтобы ты страдала. Я много думал об этих твоих внезапных чувствах, и мне кажется, что ты их просто... придумала. Ты сколько времени провела в одиночестве, а потом появился Снейп, вас стали преследовать неприятности, вы постоянно спасаете друг друга... Мерлин, как же сложно... Нам в Школе авроров рассказывали, что часто между аврором и спасенным им человеком...
– Гарри, это не тот случай, – прервала его Гермиона. – Мне сложно объяснить, но Снейп не такой, каким нам всегда казался. Он... внимательный, и заботливый, и сильный, и... с ним чувствуешь себя в безопасности, понимаешь?
Она и сама слышала, как жалко звучат ее слова. Но разве можно объяснить другому человеку, пусть даже и лучшему другу, почему любишь кого-то?
– Нет, постой, выслушай меня, – решительно сказал Гарри. – С ним будет очень сложно, ты и сама должна понимать это. Между вами огромная пропасть. И я даже не о возрасте сейчас говорю. Снейпу пришлось пройти через такое, что ни ты, ни я даже представить себе не можем. Ты никогда не поймешь его до конца.
– Гарри, пожалуйста!..
– И он наверняка все еще любит мою мать.
Это было похоже на пощечину. Гермиона почувствовала, как к горлу подступил комок, на глазах выступили слезы. Действительно, охваченная собственными переживаниями, тревогами и мечтами, со всеми этими происшествиями и злоключениями, она совсем забыла о Лили Поттер. А ведь Снейп любил ее большую часть своей жизни. Да еще и
как любил! Неужели она всерьез рассчитывала, что сможет занять в его сердце место Лили?
– Гарри, я... мне нужно побыть одной, – тихо сказала Гермиона, с трудом сдерживая слезы.
– Мне очень жаль, я не хотел расстраивать тебя, но...
– Да, я понимаю, – заверила она срывающимся голосом. – И я правда ценю твою заботу обо мне.
Гарри неловко обнял ее и, скомкано попрощавшись, ушел. Гермиона же попыталась взять себя в руки и успокоиться. Готова ли она к тому, что любимый никогда не будет принадлежать ей полностью, сохраняя верность давно умершей женщине, согласна ли мириться с этим и довольствоваться только иллюзией счастья? Что ж, давно пора было выкинуть из головы нелепые фантазии. Она ведь и раньше понимала, что между ней и Снейпом никогда ничего не будет. И поцелуй не имел никакого значения.
К тому времени, как открылась входная дверь и в гостиную вошел Снейп, Гермиона уже совсем успокоилась и даже смогла выдавить из себя приветственную улыбку.
– Где вы так долго пропадали? – дружелюбно спросила она. – Я волновалась.
Снейп смерил ее холодным недоумевающим взглядом и, ничего не ответив, принялся одной рукой расстегивать мантию, другая его рука удерживала большой пакет. Он явно был чем-то недоволен и даже рассержен. Может, рассчитывал, что Гермиона исчезнет из дома до его прихода? Ей стало неловко. Покраснев, она пристыженно пробормотала:
– Извините. Просто вы так внезапно ушли... а я... мне же теперь негде...
Не обращая на нее внимания, Снейп направился на кухню, на ходу скинув мантию на кресло. Гермиона запоздало поняла, что даже не задумалась о приготовлении ужина, и виновато поплелась следом за ним.
– Простите, я ничего не приготовила. Я ведь не знала, когда вы вернетесь. Да и распоряжаться на вашей кухне...
– Прекратите постоянно оправдываться, – раздраженно прервал ее Снейп, вытаскивая из ящика кастрюлю. – И лучше уйдите куда-нибудь, чтобы не путаться у меня под ногами.
Этого следовало ожидать. Он все-таки прогонял ее из своего дома. Ему было совершенно безразлично, что идти ей некуда, что все ее имущество, включая остававшиеся крохи денег, сгорело, а на улице уже темно. В носу снова защипало.
– Мистер Снейп, – как можно более спокойно произнесла она, – разрешите мне остаться хотя бы на ночь, а уже завтра...
– В другую комнату. Я попросил вас уйти в другую комнату, – устало сказал Снейп. – Как же с вами сложно, Грейнджер!
Приготовленный им ужин – немного пережаренный стейк с тушеным картофелем – оказался неожиданно вкусным, что не могло не удивлять, особенно после пытки кашами в самом начале их более тесного знакомства. Гермиона молча опустошала свою тарелку. Она чувствовала себе сироткой, которую временно приютил великодушный дядюшка, способный, впрочем, в любой момент указать ей на дверь. И это унизительное зависимое положение угнетало ее. Начинало казаться, что предложенная Гарри идея снять квартиру была не так уж и плоха.
– Сколько времени потребуется на восстановление дома Блэка? – вывел ее из размышлений Снейп.
– Несколько месяцев, – ответила Гермиона, не решаясь взглянуть на него.
Опять повисло неуютное молчание, которое вновь прервал Снейп:
– И что вы намерены делать?
– Я не знаю, – честно призналась она. – Я могла бы снять квартиру в Лондоне или... – не в силах продолжить, она запнулась.
– Или?..
Это было невыносимо. Ей казалось, она сейчас сгорит от стыда. Нечто подобное Гермиона чувствовала, когда два с половиной года назад провела полдня на холодном бордюре неподалеку от дома Снейпа, набираясь храбрости, чтобы попросить у него приют. Сам же хозяин дома, очевидно, не собирался облегчать ей задачу.
– Вы не договорили, мисс Грейнджер, – напомнил он.
Наверняка хотел вдоволь поиздеваться над ней, едва она заикнется о своей просьбе. Гермиона явственно представила себе торжество в его глазах, когда он в ответ язвительно скажет: «Как вам могло прийти в голову, что я разрешу вам жить здесь, мисс Грейнджер? Разве я давал вам повод думать, что желаю жить с вами? Вы сами спалили дом, и теперь пытаетесь втянуть меня в ваши проблемы? Вы все такая же невыносимая, заносчивая...»
– Или я могла бы пока пожить у вас, – скороговоркой буркнула Гермиона, только бы заткнуть издевающегося над ней Снейпа в своей голове.
– Как пожелаете.
Занятая самоуничижением, Гермиона даже не сразу поняла его слова. Когда же их смысл дошел до нее, она подняла на Снейпа округлившиеся от удивления глаза:
– Ч-что вы сказали?
– Я сказал, что вы вольны поступить так, как вам будет угодно. Если вам захочется жить здесь, я не буду возражать. Это разумно, в конце концов.
– Спасибо, – выдавила из себя потрясенная Гермиона. Его даже упрашивать не пришлось!
Снейп почему-то отвел глаза и, нахмурившись, встал из-за стола.
– Я принес кофе. Пакет на подоконнике, – бросил он, уходя из кухни.
Гермиона могла поклясться, что это прозвучало...
смущенно? С любопытством развернув пакет, она нашла пачку кофе, новую турку и маленькую баночку корицы. Значит, Снейп и сам хотел, чтобы она осталась жить у него? И смутился, зная, что она догадается об этом? Говорило ли это о?.. Нет, она не будет даже пытаться расшифровывать поступки Снейпа. А то опять навоображает себе невесть чего, наделит его чертами и чувствами, которых в нем нет, и будет потом страдать, что реальность не совпадает с ее фантазиями. И все же довольная улыбка не сходила с ее лица все то время, пока она варила кофе. Возможно, рано было опускать руки?
* * *
Северус окончательно запутался в себе, в своих чувствах и в своем отношении к Грейнджер. Убеждать себя в безразличии, а тем более в антипатии к ней было все сложнее. И во сне, и во время пожара он жизнью готов был пожертвовать, только чтобы с ней ничего не случилось. Он действительно боялся ее потерять. И для него самого это стало неожиданностью.
А потом еще и этот поцелуй... Да, Северус был уставшим, вымотанным, в крови его все еще бурлил адреналин, Грейнджер застала его врасплох – оправданий своему бездействию можно было найти множество. Но как оправдать то, что он наслаждался поцелуем? Как оправдать возникшее желание получить нечто большее, чем просто поцелуй? Хорошо еще, Грейнджер сама остановилась до того, как он окончательно потерял контроль над собой.
И на фоне всех этих потрясений в голову стали лезть предательские мысли, от которых было трудно избавиться. Словно сам дьявол нашептывал Северусу на ухо, искушая его: а почему бы тебе, в самом деле, не начать отношения с Грейнджер? Что тебе мешает? Зачем отталкивать от себя то, что само идет в руки? Когда еще тебе выпадет счастливая возможность получить красивую молодую ведьму?..
С другой стороны, напоминал он себе, это ведь не просто какая-то красивая молодая ведьма, а Гермиона Грейнджер – его бывшая ученица, подруга Гарри Поттера. Ко всему прочему, она была замужем, и не важно, как у нее складывались отношения с мужем, разводиться она, насколько знал Северус, не собиралась.
И, самое главное, он не хотел использовать ее, внушать ей ложные надежды. Он не любил Грейнджер. И пусть он с недавнего времени начал симпатизировать ей, во что-то более серьезное его симпатия никогда не выльется. Возможно, для любого другого мужчины это бы не имело никакого значения, но Северус не хотел никого обманывать. А в том, что Грейнджер согласится на мимолетную связь без будущего, он очень сомневался. Она достойна лучшего. Она как никто заслуживает счастья.
Но маленький дьявол в его голове игнорировал все доводы рассудка и заставлял Северуса совершать дикие поступки. Например, предложить ей временно поселиться у него, или купить кофе, или позволить ей целовать себя.
– Я принесла ваш кофе, – выдернул его из плена раздумий голос Грейнджер. Поставив дымящуюся чашку на столик, она села на диван и выжидающе посмотрела на него. – Может быть, вы хотите рассказать мне о правилах? – нетерпеливо спросила она, машинально вертя собственную чашку в руках.
Она делала так, когда волновалась. А еще кусала губы, теребила одежду и трогала свою шевелюру, взлохмачивая ее еще больше. Северус хорошо изучил ее за это время.
– Какие правила?
– Раз уж мы будем жить под одной крышей, а вы хозяин этого дома, возможно, вы захотите установить какие-то правила? – нервно пояснила она. – Например, что мне можно делать, что нельзя, какие у меня обязанности... график посещения душа.
Северус откинулся на спинку кресла, саркастично глядя на Грейнджер. Как он мог забыть, что она может быть настолько безумно раздражающей в своем перфекционизме?
– Может, мне еще статут написать и заверить его в Министерстве? Без правил и списков вы жить не умеете?
Грейнджер сердито поджала губы, но все же, выиграв сражение со своими чувствами, довольно спокойно ответила:
– Не хочу давать вам лишнего повода покритиковать меня. Вы и без моей помощи миллион причин находите.
«Только слепой не заметит все ваши несовершенства», – вертелось на языке у Северуса, но он неожиданно для самого себя отступил.
– Поверьте, мисс Грейнджер, постоянно отслеживать ваши промахи не является целью моей жизни. Но если уж вам так необходимы правила... – его взгляд упал на кота, сосредоточенно вылизывавшего заднюю лапу. – Следите за тем, чтобы ваше животное не касалось книг. И моих вещей. И вообще держите его подальше от меня.
– Это все? – уточнила Грейнджер. – То есть я могу рыться где угодно, брать любые вещи без спросу, убирать, делать перепланировку, менять обои?
– А вы всегда так себя ведете, оказываясь в гостях? – ухмыльнулся Северус.
– Ну... нет, конечно, – промямлила мигом покрасневшая Грейнджер. – Я просто заранее хотела предусмотреть...
– Вы занудны до невозможности, – резюмировал он, взяв свой кофе и уткнувшись в книгу.
Желание строить с ней какие бы то ни было отношения само собой отпало ровно до того момента, как пришло время ложиться спать. Еще вчера они решили, что лучше использовать комнату Северуса, кровать в которой была больше, чем в другой спальне.
Он уже лежал в постели и дочитывал последние страницы, когда появилась распаренная после душа Грейнджер. Едва заметив ее на пороге, Северус смутился и чуть ли не носом уткнулся в книгу, всем своим видом показывая, насколько увлечен чтением. И было от чего! Облаченная лишь в длинную выцветшую футболку, едва прикрывавшую то, что просто обязано быть прикрыто, сверкающая босыми ногами, с аккуратно расчесанными влажными волосами, благоухающая так, словно вылила на себя как минимум половину содержимого всех банок, принесенных вчера из дома Блэка, она буквально сияла чистотой и свежестью.
– Вы еще не спите? – забираясь под одеяло, спросила она.
– Это очевидно, – буркнул Северус, изо всех сил стараясь не замечать прикосновение ее голой ноги к его бедру. Он мог поклясться, что даже сквозь плотную ткань пижамных штанов чувствует нежность ее кожи. – Не имею привычки читать во сне.
– Гарри и Рон рассказывали, что в школе я частенько продолжала водить пальцем по строчкам книги, над которой засыпала, – хихикнула чертовка.
– Охотно верю. Вы и после смерти наверняка станете привидением какой-нибудь библиотеки.
– Я рассматривала такой вариант, – серьезно сказала Грейнджер. – Но какой толк в том, чтобы вечно жить в библиотеке и при этом не иметь возможности даже перевернуть страницу?
Эта легкомысленная болтовня откровенно не нравилась Северусу. И как Грейнджер удалось втянуть его в это? Он сухо пожелал ей спокойной ночи и, положив книгу на тумбочку и потушив свечу, отвернулся к окну.
Как назло, спасительный сон и не собирался приходить к нему. Было ли дело в полуобнаженной Грейнджер, как всегда прижавшейся к его спине, в сумасшедшем цветочном запахе от ее волос или в его собственных буйных фантазиях, но то, что заснуть этой ночью ему не удастся, Северус понял почти сразу. И тем не менее сосредоточенно считал десятую тысячу овец и специально глубоко и осмысленно дышал, как учили все восточные практики.
И вдруг Грейнджер немного отстранилась от него. Не успел он обрадоваться, как ее маленькая ладошка несмело легла на его лопатку и медленно скользнула вниз по спине, потом вверх, вправо, влево, снова вниз... Движения были настолько медленными и осторожными, что Северус даже не сразу понял: она его гладит! Не зная, как себя вести, он старательно продолжал изображать глубокое дыхание. Ладонь тем временем легла на его плечо и так же бережно и невесомо спустилась по руке, задержавшись на кисти. Грейнджер неторопливо ощупала каждый палец, словно стараясь запомнить все шрамы и линии. Было приятно, но чертовски щекотно. Подобных ощущений Северус никогда не испытывал. И если сначала манипуляции Грейнджер его испугали, то теперь он получал от них удовольствие и молил всех богов не дать ей остановиться.
Когда же она дотронулась до его головы, он едва сдержался, чтобы не застонать от наслаждения. Грейнджер нежно перебирала его волосы, одними подушечками пальцев гладила затылок и шею, и Северус чувствовал, как тысячи иголок пронзают каждый дюйм его кожи в тех местах, которых она касалась. Потом она еле слышно вздохнула, привычным жестом обвила его талию и вновь прижалась к нему, зарывшись носом в чувствительное место между лопаток.
А внутри Северуса продолжалась борьба: продолжать делать вид, что спит, или повернуться к ней и... И что? Разве он знал, что делается в таких случаях? Хотелось провести ладонью по ее округлому бедру, почувствовать гладкость ее кожи, завладеть ее нежными губами, запустить пальцы в шелковистые волосы, но неужели он осмелился бы на это? Между тем, давление в паху становилось все более невыносимым, а стук сердца можно было, наверное, услышать и через стены. Поразительно, что Грейнджер не обращала на это внимания.
Неизвестно, чем закончилась бы эта борьба Северуса с самим собой, как вдруг из кухни раздался оглушительный грохот, заставивший его – шпиона с многолетним стажем – подскочить. Грейнджер тоже дернулась, с тревогой посмотрев в сторону закрытой двери. За грохотом последовал звук когтей, царапающих деревянный пол.
– Это всего лишь Марсик, – облегченно выдохнула Грейнджер.
– Всего лишь? – переспросил взбешенный Северус.
Выбравшись из-под одеяла, он набросил на себя длинный халат и, взяв палочку, грозно направился к двери.
– Обещайте, что не убьете его, – крикнула ему вдогонку Грейнджер.
Жестяные банки с высыпавшимися из них крупами валялись по всей кухне. Хитрое животное где-то пряталось, очевидно, почувствовав, как опасно будет сейчас попасться на глаза разъяренному хозяину дома. Восстановив порядок несколькими движениями палочки, Северус наполнил чайник и поставил его на огонь. Нет уж, в постель он сегодня больше не вернется. Что за ночь, в самом деле!
А ведь кота стоило поблагодарить: если бы не его ночные экзерсисы, Северус мог совершить огромную ошибку. И, должно быть, совершал бы ее в данный момент. Что эта бесстыжая Грейнджер о себе думала, гладя его? Она, что же, каждую ночь такое вытворяет? И как, скажите на милость, он должен сдерживать себя и свои инстинкты в таких условиях? До сих пор он ощущал на коже ее нежные прикосновения. Если эти невинные ласки вызывают в нем такую бурю эмоций, то что было бы...
Ничего. Ничего не было бы, твердо сказал себе Северус. Он не какой-нибудь оголтелый подросток с бушующими гормонами. Он умеет держать себя в руках.
* * *
Увы, держать себя в руках было все сложнее с каждой неделей совместного проживания со Снейпом. И если днем она могла справляться со своими чувствами, то под покровом ночи не выдерживала и осторожно гладила его, напряженно прислушиваясь к его дыханию – не проснулся ли? – касалась, стараясь запомнить каждый шрам, каждую мышцу, каждый изгиб его тела. Однажды она осмелела настолько, что даже забралась к нему под пижамную рубашку.
К счастью, Снейп спал как убитый и не знал о ее ночных исследованиях. Что не мешало ему тем не менее просыпаться злым и раздражительным. Впрочем, на Гермионе он почему-то свое дурное настроение не вымещал и, напротив, вел себя подчеркнуто вежливо, обходительно и... холодно. Нет, он не пытался избегать ее. Да и трудно было бы делать это, учитывая, что они проводили вместе практически двадцать четыре часа в сутки.
В лаборатории Снейп не боялся поручать ей самые сложные задания, дома позволял втягивать себя в разговоры, разрешал помогать в экспериментах над зельями, время от времени готовил для нее, не критиковал, не оскорблял и не издевался. Но от этой его холодности Гермиона приходила в отчаяние. Уж лучше бы кричал, в самом деле! Тогда бы хоть было видно, что она ему небезразлична. Казалось, он просто потерял к ней интерес, найдя себе новую жертву. И этой жертвой стала Эмили.
Француженке доставалось каждый день. Несмотря на то что Гермиона постоянно подстраховывала ее, вовремя предупреждая наиболее серьезные ошибки, Снейп всегда находил, к чему придраться, доводя бедную Эмили до слез своими едкими комментариями. И, по правде сказать, нельзя было обвинить его в неправоте: она действительно допускала много ошибок, была крайне невнимательна и нерасторопна. Казалось, ее миниатюрная головка была заполнена лишь мыслями о поклонниках и потенциальных мужьях.
Эмили же бежала за помощью и утешением к Гермионе, проклиная Снейпа и наделяя его даже теми редкими отвратительными качествами, которыми он не обладал. Она всей своей французской душой ненавидела и презирала Снейпа, без конца жаловалась на него своему
грандпапá, ничего этим не добивалась – и ненавидела его еще больше. Но однажды все изменилось.
Близилось Рождество, и после очередного рабочего дня необычно серьезная Эмили внезапно пригласила Гермиону в кафе в Косой переулок. Они определенно не являлись подругами, поэтому приглашение несказанно удивляло. Движимая любопытством, Гермиона плюнула на вынужденную конспирацию и согласилась.
– Как жаль, что мы проводим так мало времени вместе! – с обворожительной улыбкой начала Эмили, усаживаясь за столик. – А ведь мы могли бы стать хорошими подругами.
Утверждение было сомнительным, но Гермиона вежливо кивнула. Она все еще не понимала, куда клонит Эмили.
– Мы могли бы болтать, сплетничать, разговаривать о мужчинах, – продолжала та. – Уверена, у тебя кто-то есть.
– Нет, – чересчур быстро сказала Гермиона. – То есть... я в некотором роде... замужем.
– Правда? Как замечательно, – с недоверием протянула Эмили. – А я вот никак не могу найти вторую половинку, даже моя красота не помогает. Увы, амур непредсказуем, – хихикнула она. – А что ты думаешь о Северусе?
От неожиданности Гермиона поперхнулась своим латте и долго не могла откашляться. Она и представить не могла, что речь зайдет о Снейпе. Возможно, Эмили что-то узнала об их отношениях? Если происходящее между ними вообще можно было назвать отношениями...
– А зачем мне... о нем думать? – осторожно спросила она.
– Ты ведь была с ним знакома и раньше, не так ли? – на губах Эмили по-прежнему играла милая улыбка, но серые глаза ее были удивительно серьезны и сосредоточены.
– Почему ты так решила?
– Я слышала вчера, как ты назвала его по фамилии, – призналась та и, видя, как побледнела Гермиона, тихо добавила: – Можешь не волноваться, я никому не расскажу, кто он. Северус ведь более двух лет считается умершим, не так ли?
В голове Гермионы хаотично метались мысли. Она была уверена, что никогда на работе не называла его по фамилии. Да она вообще предпочитала к нему не обращаться лишний раз! Что теперь делать? Честно все рассказать? Солгать, что она ничего не знает и воскрешение Снейпа было для нее большой неожиданностью? Применить Обливиэйт? Зачем вообще этой расфуфыренной девице понадобился Снейп?
– Я прочитала всю известную информацию о нем в министерской библиотеке, – довольная произведенным эффектом, продолжала Эмили. – Так что общие сведения мне известны. От тебя же я жду каких-то подробностей, личных наблюдений. Он ведь учил тебя в школе, я правильно понимаю? Ты ведь говорила, что оканчивала Хогвартс.
– Что именно тебя интересует? – переведя дыхание, уточнила Гермиона. Было ясно, что Эмили ничего не знает ни о подробностях воскрешения Снейпа, ни об их совместном проживании.
Та откинулась на спинку стула и, аккуратно промокнув изящно очерченный рот салфеткой, пояснила:
– Что ему нравится, что его раздражает, встречался ли он с кем-нибудь, что он предпочитает на завтрак... Любые житейские мелочи.
– Снейпу определенно нравится зельеварение, его раздражают тупость и непрофессионализм, о его личной жизни мне ничего не известно, – это было откровенной ложью, но не рассказывать же Эмили о лечении живым теплом, – во время завтраков я читала, а не рассматривала преподавательский стол. По-моему, он любит кофе. Прости, он не был моим любимым учителем, и я не следила за каждым его шагом.
– Понятно, – разочарованно протянула Эмили. – А что насчет женщин? Он был замечен в каких-нибудь связях? Засматривался на студенток?
Гермиона снова поперхнулась, на этот раз от смущения и негодования.
– Я действительно ничего о его личной жизни не знаю. Но на студенток он никогда не засматривался, уверяю тебя.
Даже на бывших, с сожалением прибавила она мысленно. Поведение Эмили настораживало все больше.
– И каких женщин он предпочитает, ты тоже, конечно, не знаешь? – разочарованно спросила та.
– Умных и талантливых, – сказала Гермиона с вызовом и, глядя на светлую шевелюру француженки, мстительно добавила: – И терпеть не может блондинок. Зачем тебе Снейп?
– Тише-тише, – шикнула Эмили, оглядываясь по сторонам. – Мы же не хотим, чтобы тайна нашего босса всплыла на поверхность раньше времени?
– Так зачем тебе?..
– Просто женское любопытство, – отмахнулась Эмили и, бросив на стол галлеон, поднялась. – Ладно, было очень приятно с тобой поболтать, Гермиона. Надеюсь, мы будем часто выбираться куда-нибудь вдвоем.
Домой Гермиона вернулась в самом скверном настроении. Снейп, традиционно сидящий в своем кресле с книгой в руках, на ее появление никак не отреагировал. Гермиона подошла к нему и встала напротив, уперев руки в бока.
– Не хотите у меня спросить, где я была все это время?
Снейп оторвался от книги и, приподняв бровь, посмотрел наконец на Гермиону:
– Почему вы думаете, что мне это интересно?
– Потому что это напрямую касается вас, дорогой мистер Снейп, – язвительно ответила Гермиона. – Я провела чудесный вечер, разговаривая с одной очаровательной дамой о вас.
– Вы виделись с Нарциссой?
Лицо Гермионы вытянулось. Почему Снейп первым делом вспомнил ее? Еще и заволновался. Наверняка соврал, что между ними ничего не было!
– Нет, я виделась с вашей любимицей Эмили, – раздраженно сказала она.
Он презрительно фыркнул и вновь уткнулся в книгу.
– Вы меня не поняли, – медовым голосом произнесла Гермиона. – Мы разговаривали именно о вас,
профессор Снейп. Она знает, кто вы.
Снейп задумчиво на нее посмотрел. К ее удивлению, он не выглядел ни потрясенным, ни даже мало-мальски взволнованным этой новостью. Наконец он произнес:
– Заметила все-таки, как вы назвали меня по фамилии.
– Да не называла я вас по...
– Что она от вас хотела? – спросил он.
– Узнать, какие женщины вам нравятся и что вы любите на завтрак. И я говорю вполне серьезно, мистер Снейп!
И снова на его каменном лице не было ни следа удивления или хотя бы недоумения. Неужели ему все равно? Неужели он вовсе не беспокоится о сохранности своей – их! – тайны, и его не волнует такое внимание к его личной жизни всяких подозрительных особ?
– Что вы собираетесь теперь делать? – требовательно спросила она.
– Я? Ничего, – ухмыльнулся Снейп, вновь возвращаясь к своей книге. – Это вы виноваты в том, что разболтали мое имя.
– Что же, прикажете мне теперь наложить на Эмили заклинание забвения?
– На вашем месте я бы не стал этого делать. У вас и так темное криминальное прошлое, – отозвался он, не отрываясь от чтения.
Гермиона тяжело вздохнула и пошла на кухню, где ее ждал ужин, приготовленный Снейпом. Взявшись уже за тарелку, она все-таки не выдержала и вернулась в гостиную.
– Почему вас это не волнует? Какая-то неприятная девица узнает о вашей тайне, расспрашивает меня о вашей личной жизни – а вы спокойны и невозмутимы, как скала!
– Вы считаете ее неприятной? – Увидев, как побагровела Гермиона, Снейп примирительно сказал: – Мисс Грейнджер, ну что толку паниковать? Если прошли целые сутки, а все газеты до сих пор не трубят о моем неожиданном воскрешении, значит, разглашать мою тайну не в интересах Эмили. Из сказанного вами ясно лишь то, что ей что-то нужно от меня. Полагаю, очень скоро мы узнаем, что именно.
– Вы какой-то... неправильный сегодня! – в сердцах воскликнула Гермиона и, резко развернувшись, пошла на кухню к своему остывшему ужину.
Уже на следующий день все встало на свои места, как и предсказывал Снейп. Едва увидев перекрашенную в рыжий цвет Эмили, левитирующую перед собой три стаканчика кофе из того самого кафе, где они вчера были, Гермиона все поняла: эта дрянная француженка собралась соблазнять Снейпа! Тот же, увидев новую прическу ассистентки, бросил весьма укоризненный взгляд в сторону Гермионы. Наверняка решил, что она разболтала о его увлечении Лили Эванс.
– Доброе утро! – жизнерадостно воскликнула Эмили, закрывая за собой дверь лаборатории. – Сегодня такой прекрасный зимний день, не правда ли?
– Вы опоздали, – обманчиво мягко сообщил ей Снейп.
– О, мне просто захотелось сделать вам приятное, и я по дороге заглянула в кафе, – безмятежно произнесла та. – Я так много доставляю вам неприятностей, что решила загладить свою вину. Угощайтесь, это лучший кофе в Англии. Ты, Гермиона, тоже можешь взять.
Снейп снова выразительно посмотрел на Гермиону и, к ее удивлению, принял предложенный стаканчик.
– Вам нравится? – обворожительно улыбаясь, поинтересовалась Эмили, когда он сделал первый глоток.
– Несомненно. Обожаю молоко с привкусом кофеина, – кисло ухмыльнулся Снейп.
– Ха-ха-ха, вы такой шутник! – заливисто рассмеялась Эмили, обнажая все тридцать два ровных, удивительно белых зуба, и кокетливо шлепнула его по плечу.
Гермиона с ужасом и предвкушением скандала посмотрела на Снейпа, ожидая его гнева, но была разочарована: тот, по-видимому, был вовсе не против подобных вольностей и даже немного улыбался, с интересом посматривая на смеющуюся Эмили. Да что с ним такое в последнее время? Его будто подменили!
Весь день Эмили липла к Снейпу, задавала ему кучу вопросов, строила заинтересованную мину, когда он пускался в зануднейшие объяснения, много смеялась, говорила комплименты и то и дело трогала его. Гермиона была в бешенстве. Хуже всего было то, что Снейпу, похоже, нравилось внимание француженки. За весь день он ни разу не нагрубил ей, благосклонно принимал ее грубую лесть и даже пару раз улыбался в ответ на ее дурацкие шутки. Работа в лаборатории почти остановилась.
Незадолго до конца рабочего дня Снейп сказал, что обе ассистентки могут быть свободны, когда приведут лабораторию в порядок, и ушел домой весьма довольный собой.
– Что это было? – накинулась Гермиона на Эмили, едва дверь за Снейпом захлопнулась.
– Эй, спокойнее, – серьезно сказала та. – Упустила перспективного мужчину, так теперь не мешай другим.
– И чем это Снейп такой перспективный? – искренне удивилась Гермиона.
Эмили снисходительно на нее посмотрела и пояснила, словно неразумному ребенку:
– Северус – невероятно талантливый зельевар с большим будущим. Это мне грандпапá давно твердит. Умный, смелый и сильный маг. Герой войны, недооцененный за свои заслуги. Когда он наконец объявит о том, что все эти годы был жив, магическое общество, которое и так чувствует свою вину перед ним, воздаст ему по заслугам. Я не удивлюсь, если ему даже Орден Мерлина дадут. Единоличный владелец роскошного особняка в Коукворте, не обремененный многочисленными родственничками. Мужчина, не обласканный женским вниманием. Если прибрать такого к рукам, то умная и находчивая ведьма за пару лет сделает из него настоящую конфетку. К тому же он не особенно красивый, а значит, можно не бояться конкуренток.
Все это было настолько нелепо, наивно и бессмысленно, что Гермиона рассмеялась. Казалось, Эмили начиталась бредней Риты Скитер, которыми были заполнены все страницы ее книги «Северус Снейп: сволочь или святой?», изданной вскоре после войны с Вольдемортом. Там, насколько помнила Гермиона, тоже было сказано и о шикарном особняке, и о недальновидности волшебниц, упустивших такого мужа. Отсмеявшись, она сказала сбитой с толку Эмили:
– Не трать время зря. Ты очень заблуждаешься по поводу его радужных перспектив. Его все ненавидели раньше и вряд ли сейчас обрадуются его воскрешению. Если мне не веришь, поговори с любым магом о Северусе Снейпе: услышишь о нем много нового. Кроме того, Снейп не заинтересован в женитьбе, и едва ли тебе удастся его соблазнить.
– Это мы еще посмотрим, – заверила ее Эмили и ушла из лаборатории, оставив всю грязную работу Гермионе.
– Вы выяснили, что ей нужно? – накинулся на нее Снейп, едва она переступила порог «роскошного особняка в Коукворте».
– Как будто вы не для этого оставили нас наедине, – ворчливо хмыкнула Гермиона. – Знаете, мистер Снейп, я отказываюсь шпионить для вас.
– Так что ей нужно? – требовательно повторил он.
От любезности, которую он так убедительно источал в лаборатории, не осталось и следа.
– Эмили поверила в ваши блестящие перспективы и решила выйти за вас замуж, – ядовито сказала Гермиона, внимательно следя за реакцией Снейпа.
Он нахмурился.
– Вы уверены? Она не могла солгать?
– О нет! Слышали бы вы, как увлеченно она рекламировала вас! – заверила его Гермиона. – В какой-то момент даже я поверила в то, что вы – лучший выбор для любой незамужней волшебницы.
Снейп выглядел озадаченным, и это удивляло. Гермионе казалось, что из всех возможных причин, заставивших Эмили интересоваться им, желание выйти замуж было самым невинным и безопасным. Без сомнения, Снейп с легкостью сумеет отвадить от себя назойливую поклонницу. Почему же его это так напрягло?
Занимаясь приготовлением ужина, Гермиона вдруг подумала: а что, если Снейп и не собирается отпугивать Эмили? Он ведь так благосклонно принимал ее ухаживания сегодня. Да, сначала ей показалось это лишь игрой, уловкой, позволившей Гермионе расспросить француженку о причинах ее повышенного внимания к Снейпу. Но вдруг она действительно ему понравилась? Бесспорно, она была красива и эффектна, особенно в сравнении с Гермионой. И наверняка знала, как увлечь собой мужчин. Может, стоило поучиться у нее этому?
Впрочем, сама мысль о соперничестве с Эмили казалась абсурдной. Что же, Гермионе теперь тоже перекраситься в рыжий, каждый день наряжаться в парадные мантии, глуповато щебетать и безо всякого повода щупать Снейпа? Можно представить себе его удивление. Наверняка решит, что «мисс Грейнджер» совсем помешалась от своей любви к нему. Нет, лучше просто выкинуть всю эту чушь из головы и ревниво наблюдать за тем, как Эмили добивается ее любимого. И верить, что он умнее остальных мужчин и не поддастся на примитивные женские чары.
И все же за ужином Гермиона не выдержала и как бы невзначай поинтересовалась у Снейпа:
– Вам она нравится?
– Вы уверены, что хотите услышать ответ? – спросил он, внимательно посмотрев на нее. – Что, мисс Грейнджер, испугались конкуренции?
Она покраснела и, нервно проглотив кусочек курицы, уткнулась в тарелку. Снейп впервые так открыто намекал на ее чувства к нему. По молчаливой договоренности они не возвращались к этой теме и старательно делали вид, что ни признания в любви, ни поцелуя никогда не было.
– Я просто хочу понять, как мне себя вести, – как можно более спокойно пояснила она. – Мы все же работаем все вместе. Вдруг вам захочется
уединиться, а я из-за своей недогадливости буду мешать и путаться под ногами?
Под конец Гермиона все-таки не сдержалась, с отвращением отбросила вилку и, вскочив, стремительно покинула кухню. Ее не волновало, как Снейп отнесется к ее выходке. Сидеть рядом с ним и обсуждать его возможные отношения с другой женщиной было выше ее сил. И зачем она вообще завела этот разговор?
Прибежав в маленькую комнатку, скрытую за книжным шкафом, Гермиона бросилась на кровать и зарылась носом в отсыревшую подушку. Хватит уже выставлять себя идиоткой! Захочет Снейп крутить роман с этой идиоткой Эмили – его дело. Так она хотя бы избавится от необходимости спать с ним каждую ночь. И выкинет наконец его из своей головы.
* * *
Иногда Северусу казалось, что он оказался в параллельной реальности, где в него влюбляются бывшие студентки, жены друзей пытаются его соблазнить, а молодые красотки мечтают выйти за него замуж. Как бы не привыкнуть к такому вниманию со стороны женщин, саркастически думал он. Все-таки судьба обладала каким-то извращенным чувством юмора.
Наблюдать за ревнивой Грейнджер было... забавно. Отчасти поэтому Северус не торопился ставить на место назойливую француженку, щедро одаривавшую его своим вниманием. Главной же причиной было то, что он не хотел неприятностей: знал после происшествия с Нарциссой, на что способны обиженные женщины. Отвергнутая Эмили вполне могла обратиться к той же Скитер с известием о его воскрешении, а это грозило еще большими изменениями в будущем.
Конечно, Северуса несколько раздражала необходимость стойко выносить ухаживания Эмили, терпеть ее непроходимую тупость, жеманный смех, льстивые комплименты и эти постоянные
касания. Радовало лишь то, что Грейнджер бесилась даже больше, чем он. От одного вида француженки ее ноздри раздувались, волосы становились дыбом, а губы сжимались в такую тонкую полоску, что были едва различимы на пылающем яростью лице. По крайней мере, она перестала гладить его по ночам. Хотя, признаться, иногда он скучал по ее нежным, осторожным прикосновениям, заставлявших его кровь вскипать от желания.
Апофеоз ревности Грейнджер пришелся на сочельник. Они оба по понятным причинам проигнорировали приглашение на традиционную рождественскую вечеринку в Министерстве и собирались устроить дома что-то наподобие праздничного ужина. Грейнджер даже уговорила его поставить в гостиной наряженную елку, мишура которой становилась постоянным объектом посягательств со стороны неугомонного кота.
К вечеру того дня основательно уставший Северус заканчивал грандиозную уборку, сам не понимая, каким образом оказался втянут в праздничные приготовления. Благодаря их совместным усилиям весь дом сиял чистотой, починенная старая мебель была приведена в божеский вид, окна, обрамленные купленными Грейнджер занавесками, приветливо горели гирляндами, наглый кот, обмотанный недоеденной мишурой, умиротворенно тарахтел в кресле, а соблазнительные запахи из кухни заставляли желудок сжиматься в предвкушении вкусного ужина. Все было настолько уютно, по-семейному и
прянично, что просто не могло закончиться благополучно.
В условленный час стол был накрыт, вино разлито по бокалам, кот выгнан с кресла, а они с Грейнджер сидели у зажженной елки, готовясь желать друг другу счастливого рождества. Северус до того втянулся в эту игру в семью, что даже загодя приготовил подарок – самозаправляющееся орлиное перо, которое, как он помнил, было в дурацком списке желаний Грейнджер. Сама она выглядела взволнованной и почему-то немного печальной. На этот раз она благоразумно решила не принаряжаться, оставшись в обычной домашней одежде и с собранными в неаккуратный хвост волосами. Но в этой ее простоте было столько уюта и тепла, что Северус всерьез забеспокоился, как бы не потерять остатки самоконтроля и действительно не начать верить в эту иллюзию тихого семейного счастья.
Роковой стук в дверь раздался в тот момент, когда они подняли бокалы.
– Поттер? – предположил Северус, недоуменно глядя на Грейнджер.
– Он в Норе. Навряд ли ему удалось бы выскользнуть из цепких рук Молли, – нахмурившись, возразила она. – Может, сделаем вид, что нас нет дома?
– Огни, которые вы против моей воли навешали на окна, кричат об обратном.
Стук стал настойчивее и наконец из-за двери послышался высокий жизнерадостный голос:
– Северус? Можете не волноваться, это я, Эмили.
Грейнджер, позеленев от злости, фурией вскочила с дивана.
– Зачем вы ее позвали? – яростно зашептала она.
– Я похож на самоубийцу? – возмутился Северус и, поставив бокал на стол, поднялся, чтобы открыть. Настырная француженка могла и дверь вышибить.
– И вы, что же, впустите ее? – ошарашенно спросила Грейнджер.
Она выглядела до того несчастной и потерянной, что Северусу стало ее жаль. Да его и самого не радовала перспектива провести вечер с Эмили. Но разве у него был выбор? В конце концов, Грейнджер сама виновата, что, забыв о правилах, назвала его на работе по фамилии. Он нехотя направился к двери.
– Вы... да вы просто... – злобно зашипела Грейнджер и, к его удивлению, открыла потайной проход за книжным шкафом и убежала в спальню.
Это сбило его с толку. Почему она ушла? Обиделась? Разозлилась? Не хотела, чтобы Эмили узнала о том, что они живут вместе? Боялась за свою репутацию? Самому Северусу было плевать на то, что подумает француженка, но бегство Грейнджер его удивило. Окажись он на ее месте, ничто не заставило бы его уйти. В конце концов, она столько времени и сил потратила на то, чтобы этот ужин состоялся.
Взмахом палочки вернув отодвинутый шкаф на место, Северус все же открыл дверь. Расфуфыренная Эмили, раскрасневшаяся на морозе, ослепительно улыбалась, всем своим видом показывая, как рада встрече. В руках у нее была корзинка с едой и завернутый в кичливую обертку подарок. Северус кисло улыбнулся в ответ.
– Чем обязан? – спросил он, загораживая вход.
– Я знала, что вы не сможете прийти на нашу рождественскую вечеринку, и решила навестить вас в вашей одинокой холостяцкой обители, – грудным голосом проворковала Эмили. – Вы ведь не позволите даме мерзнуть на пороге и впустите меня?
Подавив устойчивое желание захлопнуть дверь прямо перед ее вздернутым носом, Северус посторонился. Войдя внутрь, Эмили критическим взглядом прошлась по небогатой обстановке гостиной и, плохо скрывая разочарование, протянула:
– А у вас... миленько.
Неуловимым движением плеч скинув ему в руки мантию, она подошла к накрытому столу и состроила недовольную мину, когда увидела на нем два столовых прибора.
– Вы ждете гостей?
– Нет, – честно ответил Северус, брезгливо укладывая надушенную голубую мантию на спинку дивана. – Я не принимаю гостей.
Только полный идиот мог не понять его намека. Однако, оказалось, он недооценил умственные способности Эмили.
– О-о-о, так вы все же ждали меня? – радостно спросила она. – А мне показалось, что вы не обратили внимания на мои слова. – Столкнувшим с его недоумевающим взглядом, она пояснила: – Позавчера я на прощание шепнула вам, что наше расставание будет недолгим, помните? Но я и подумать не могла, что вы приготовите для меня ужин. М-м, какой божественный запах!
Недолго думая, Эмили устроилась на место Грейнджер и аккуратно поставила корзинку и подарок на край стола. Северус тем временем размышлял, стоит ли немедленно прекратить эту пошлую комедию или лучше подождать, пока Грейнджер, которая наверняка подслушивает, окончательно выйдет из себя и самостоятельно разберется с соперницей.
– Ну что же вы стоите? Давайте начнем! – кокетливо сказала Эмили, приглашающе похлопав по дивану рядом с собой.
Проигнорировав ее приглашение, Северус чинно подошел к своему креслу и сел. В то же время из-под дивана вылез кот и настороженно посмотрел на нежданную гостью, моментально привлекая к себе ее внимание:
– Ах, какое милое создание! Никогда бы не подумала, что у вас есть котенок. Северус, вы полны сюрпризов!
– Это не мой кот, – сухо отрезал он. – Я не люблю животных.
– Чей же тогда? – удивилась она.
– Он принадлежит Гр... Гермионе.
Эмили нахмурилась и сердито спросила:
– Что животное этой стервы делает у вас дома?
Для Грейнджер это, очевидно, оказалось последней каплей.
– Эта стерва здесь живет! – с вызовом заявила она, появляясь в открывающемся проходе.
Будь Северус на месте Эмили, он бы забеспокоился: со своими всклокоченными волосами, горящими гневом глазами и палочкой, крепко сжатой в руке, Грейнджер выглядела довольно устрашающе. Да, именно этого он и ждал. Предвкушая захватывающее зрелище, Северус откинулся на спинку кресла.
– То есть как – живет? – медленно спросила Эмили. Внезапно в ее глупых глазах отразилось понимание: – Ах ты, коварная дрянь! Я открыла тебе глаза на Северуса, указала на все его достоинства, а ты решила увести его у меня из-под носа?
–
Се ля ви, – издевательски произнесла Грейнджер. – И, знаешь ли, Снейп не вещь, которую можно красть друг у друга.
– Северус, я отказываюсь принимать это, – неожиданно обратилась к нему Эмили. – Наверняка есть какая-то разумная причина того, что она живет здесь. Тебя не могут привлекать такие женщины. Да никого не могут привлекать такие женщины!
– Какие женщины? – сквозь зубы прошипела Грейнджер, едва сдерживаясь.
– Такие, как ты – неухоженные, неженственные, уродливые зануды! Ни один нормальный мужчина не обратит на тебя внимание, а если уж по какой-то нелепой причине и сойдется с тобой, то только для того, чтобы использовать тебя и изменять при каждом удобном случае!
Северус сочувственно посмотрел на Грейнджер: вся ее воинственность исчезла без следа, на щеках появились красные пятна, глаза заблестели от подступающих слез. Он знал, что Эмили, сама того не зная, задела все ее болевые точки. Желание заступиться за Грейнджер пересилило все доводы рассудка, в том числе намерение избежать неприятностей.
– И изменяют мужчины, надо полагать, с бестолковыми, бесполезными куклами, вроде вас, – раздраженно сказал он, поднимаясь. – Чтобы потом, проведя с вами одну ночь, вновь вернуться к своим женам. Потому что на большее вы все равно не годитесь. Вы не заслуживаете ни любви, ни преданности, ни даже уважения.
Эмили обиженно заморгала длинными ресницами, словно отказываясь верить в услышанное. Затем ее смазливое лицо исказилось от гнева.
– Да как вы смеете?! – завизжала она. – Вы ноги должны мне целовать за то, что я просто посмотрела в вашу сторону! Вы, старый, злобный, уродливый...
Не став дожидаться окончания ее речи, Северус направил на нее палочку и тихо сказал:
– Обливиэйт!
Эмили мгновенно замолчала, глаза ее расфокусировались. Набросив на нее мантию и всунув ей в руки корзинку с едой и подарок, Северус медленно, монотонно заговорил:
– Вы собирались пойти на рождественскую вечеринку и подарить Полу подарок. Верно? – почти ласково спросил он, подталкивая ее к входной двери. Француженка неуверенно кивнула. – Прямо из дома вы аппарировали к Министерству и потеряли сознание. Такое случается, если аппарировать на голодный желудок. Но теперь вы пришли в себя и все же пойдете на праздник. Нельзя оставлять бедного Пола без подарка, он ведь целый месяц смотрел на вас щенячьими глазами. И вы никогда не слышали фамилии вашего начальника Северуса, вам бы и в голову не пришло привлекать его внимание или пытаться сделать своим мужем, потому что вы боитесь и ненавидите его.
Выйдя на улицу, Северус крепко прижал к себе дрожащую Эмили и аппарировал ко входу в Министерство магии. Оставив там свою ношу, он сразу же вернулся обратно. Когда он вошел в дом, Грейнджер все еще стояла возле книжного шкафа.
– Вам не стоило этого делать, – прошептала она, глядя на него с ужасом и восхищением. – Она ведь родственница МакМануса, и, если он узнает об этом, вам несдобровать.
– Поверьте, мисс Грейнджер, это не самый ужасный и безрассудный поступок в моей жизни, – заверил ее Северус.
Вернувшись к столу, он спокойно сел в свое кресло и поднял со столика бокал:
– Счастливого Рождества, мисс Грейнджер!..
Через три дня, когда выходные дни закончились, Эмили, как оказалось, все еще оставалась несколько рассеянной, но по ее испуганному взгляду в свой адрес Северус понял, что заклинание забвения сработало верно. Он знал, что побочные эффекты скоро пройдут, поэтому без зазрения совести радовался присмиревшей и малоразговорчивой ассистентке: больше ничего не отвлекало его от работы.
Учитывая состояние Эмили, он дал ей самое легкое задание и воодушевленно принялся за свое зелье. Сегодня был последний, наиболее важный этап работы над ним, и Северусу не терпелось увидеть результат. Поэтому, быстро объяснив Грейнджер ее обязанности, он с головой ушел в работу.
День уже близился к концу, эксперимент шел на редкость удачно, и довольный Северус, в очередной раз проверив состояние зелья, повернулся к своей тетради, чтобы записать результаты наблюдения. И в этот момент раздался полный ужаса крик Грейнджер:
– ЭМИЛИ, НЕТ!!!
Он успел обернуться, чтобы заметить, как его нерадивая ассистентка бросает в котел глаза угря, а Грейнджер в последнюю секунду создает слабый щит, и даже инстинктивно укрылся мантией, прежде чем испорченное зелье, фонтаном вырвавшееся из котла, сбило его с ног, обжигая каждый дюйм кожи. Взвыв от боли, он попытался отползти от стола, но тело не слушалось его. Как сквозь вату до него доносились жуткие крики Эмили и чьи-то взволнованные голоса. Последнее, что он запомнил, прежде чем потерять сознание, – это взгляд заплаканных глаз Грейнджер, полный отчаяния и обреченности.
Глава 20Едва открыв глаза, он тут же зажмурился от яркого солнечного света, ослепившего его. Голова раскалывалась от ноющей боли, мышцы затекли от долгого лежания – сколько же он пробыл без сознания? – во рту ощущался горьковатый привкус зелий. Переждав немного, Северус вновь осторожно разомкнул веки и осмотрелся. Судя по белым стенам, стерильной чистоте комнаты и удушливому запаху лечебных зелий, он находился в больничной палате.
Не обращая внимания на мышечную слабость, Северус сел в кровати, откинул одеяло и внимательно осмотрел себя: он был раздет, а все тело его покрывал толстый слой бинтов. Очевидно, испорченное в лаборатории зелье оказалось на редкость ядовитым.
– Наконец-то вы очнулись, – раздавшийся из-за спины тихий голос Грейнджер заставил его дернуться от неожиданности и обернуться на источник звука.
Странно, что он не заметил ее сразу. Она сидела на стуле в изголовье его кровати и выглядела осунувшейся и уставшей. Покрасневшие глаза ее опухли так, словно она безудержно рыдала все то время, пока Северус был без сознания. Неужели его состояние было настолько опасным?
– Хотите воды? – спросила она и, не дожидаясь ответа, наполнила стакан, стоящий на прикроватной тумбочке, протянула ему.
Жадно осушая стакан, Северус из-под прикрытых ресниц рассматривал Грейнджер. Она была печальна и на редкость молчалива, что не могло не удивлять. Казалось, ее вовсе не обрадовало улучшение его состояния. Не то чтобы это было важно для него, но...
– Вы трое суток были без сознания, – сказала Грейнджер, поднимаясь и забирая у него пустой стакан. – Зелье нанесло вам серьезные ожоги, но теперь вы в полном порядке, к вечеру вам сделают последнюю перевязку и отпустят домой. Если будете регулярно наносить мазь, через неделю и следов от ожогов не останется. Хорошо, что лицо не пострадало: вы вовремя отвернулись.
Она тяжело вздохнула и подошла к окну. Нахмурившись, Северус внимательно следил за ее перемещениями. Если все в порядке, почему, черт возьми, она так расстроена? Наверняка чего-то не договаривает.
– Что с Эмили? – хрипло спросил он, вспомнив леденящие кровь крики своей незадачливой ассистентки.
– Ей повезло меньше, – резкий ответ заставил его нахмуриться еще больше, но Грейнджер определенно не собиралась развивать эту тему: – Извините, я должна сказать целителю Ульвику, что вы пришли в себя.
Не глядя в его сторону, она быстро покинула палату, оставив его в недоумении. Что же произошло с этой несчастной Эмили? И почему Грейнджер вдруг стала изображать из себя глыбу льда?
Целитель Ульвик оказался пожилым, но очень энергичным и болтливым волшебником с бегающими глазами. Бормоча бессмысленные приободряющие слова, он бережно осмотрел Северуса, помахал над ним палочкой и, удовлетворенный результатом, улыбнулся:
– Да-да, все хорошо, как и говорила Гермиона. К вечеру уже будете дома. Вам очень повезло, что она оказалась рядом во время взрыва, – добавил он. – Иначе носить вам эти шрамы до конца ваших дней. Весьма способная девочка, жаль, что не хочет поработать в нашем отделении. Не каждый целитель сможет так быстро среагировать...
– Я хотел бы узнать о здоровье своей другой ассистентки, – прервал его Северус.
Ему почему-то было неприятно слушать о талантах его Грейнджер от этого старика. То, что он еще и называл ее по имени, тоже радости не доставляло.
– А, мисс Бертран, – улыбка Ульвика померкла. – Увы, пока нам не удается стабилизировать ее состояние. Но уже можно говорить о том, что зрение к ней так и не вернется. И, боюсь, от шрамов мы не сможем ее избавить. Бедняжка Гермиона очень переживает из-за этого. Но что поделать? В такой критической ситуации ей просто пришлось выбирать.
– Пришлось выбирать?
– До прихода целителей у нее не было времени оказать помощь вам обоим. И она решила в первую очередь заняться вами, не дать зелью нанести вам больший вред. Но кто может обвинить ее в спасении непосредственного начальника? Ведь и по всем уставам Отдела тайн...
– Я понял, – невежливо оборвал его Северус.
Что ж, это все объясняло. Грейнджер в который раз спасла ему жизнь, тем самым позволив Эмили получить увечья, и теперь, конечно же, винит во всем себя. А между тем, взрыв котла произошел из-за того, что именно он, Северус, наложил на француженку заклинание забвения и она стала еще более рассеянной, чем раньше. Да и соблюдение безопасности в лаборатории – это тоже его задача, с которой он так постыдно не справился. Получалось, на нем было больше вины.
Неожиданно в дверь вломилась перепуганная девица в лиловом халате:
– Мистер Ульвик, пятая палата!
Ульвик тут же бросился в коридор, едва не сбив с ног входящую Грейнджер. Та проводила его тоскливым взглядом и нерешительно замерла на пороге. Смотреть на ее унылую физиономию было до того тошно, что Северус не выдержал:
– Прекратите себя винить! Вы и так сделали все, что могли.
– Нет, – возразила Грейнджер. – Не все. Мне следовало сначала помочь Эмили, ведь было видно, что она в худшем состоянии, чем вы. Но я этого не сделала. Моя любовь к вам... оказалась сильнее чувства долга. Это было так непрофессионально! – Она говорила все громче, ее голос звенел от злости и ненависти к себе. – Вы были совершенно правы, мистер Снейп, я никудышный целитель! Мне нельзя доверять чужие жизни! Я просто глупая, самоуверенная выскочка, ни на что не годная и...
Грейнджер все же заплакала – так горько и отчаянно, что у Северуса защемило сердце. Он даже хотел подойти к ней, обнять и успокоить, но вовремя вспомнил, что, обмотанный бинтами, похож сейчас на нелепую мумию, и сдержал свой сентиментальный порыв.
– Прекратите истерику, мисс Грейнджер! – сказал он вместо этого. И видит Мерлин, ему хотелось бы, чтобы голос его прозвучал строго, а не растерянно. – В конце концов, я виноват гораздо больше вас. Это я наложил на Эмили Обливиэйт.
– Из-за меня! – всхлипнула Грейнджер. – Если бы я не заревновала ее к вам, если бы я не назвала вас по фамилии и если бы я не спа... – внезапно она замолчала и испуганно посмотрела на него.
– Если бы вы не
что?
Он действительно не понимал, в чем еще она может себя винить и почему это надо скрывать от него. Но Грейнджер больше не собиралась выдавать свою тайну – какой бы они ни была – и лишь молча вытирала слезы, пытаясь успокоиться.
– Эмили навсегда останется слепой, – глухо сказала она наконец. – И эти шрамы... Она ведь была такой красивой! Вы знали, что ей всего девятнадцать? Как ей теперь жить – изуродованной, искалеченной? Она так мечтала выйти замуж...
Обвиняющие слова Грейнджер тупым кинжалом разрывали грудь Северуса. Хотелось заткнуть уши, скрыться от этой девчонки, заменившей собой его совесть. Как будто мало было на нем вины до этого... Впрочем, он готов был взять на себя новый груз. Ничего, выдержит. И не такое выдерживал. Важно было не позволить Грейнджер взвалить на себя ответственность за случившееся. Она и так натерпелась из-за того, что решила отправиться в прошлое и спасти его.
– Мисс Грейнджер, – тихо позвал он. А когда она не обратила на него внимания, попробовал снова, уже мягче: – Гермиона! – Она подняла на него удивленный взгляд. Так-то лучше. – Вы умная, способная волшебница. Вы прекрасная ассистентка и хороший целитель. Но прежде всего вы человек – живой, эмоциональный и время от времени допускающий ошибки. Бессмысленно теперь убиваться из-за того, что не смогли помочь Эмили. Все произошло слишком внезапно. Любая другая женщина на вашем месте и вовсе застыла бы от ужаса и забыла все свои знания. А вы сумели собраться, позвать целителей, помочь мне. Конечно, вы не успели все взвесить и продумать, но даже то, что вы совершили, заслуживает уважения и восхищения.
И он почти не кривил душой. Почти.
Наблюдать за тем, как в глазах Грейнджер вновь загорается вера в себя, было неожиданно приятно. Поэтому он готов был говорить все эти сентиментальные глупости, с которыми и сам мог быть не согласен. Под конец его утешительной речи ее щеки покрылись нежным румянцем, а на губах появилась робкая улыбка, и Северус, глядя на нее, чувствовал, как тепло разливается в его груди. И едва сдерживался, чтобы не улыбнуться в ответ. Ее медово-карие глаза светились благодарностью, теплый, открытый взгляд ласкал и притягивал его, и Северус чувствовал, как что-то внутри него откликается на этот взгляд, не позволяет разрушить хрупкую, внезапно возникшую между ними связь.
– Я же не сказала вам самого главного! – вдруг воскликнула Грейнджер, возвращая его в реальность. – Ваша метка, сэр. Зелье уничтожило ее!
Пока он медленно, словно загипнотизированный, снимал бинты с левого предплечья, она еще долго говорила о странных свойствах испорченного зелья, о том, что с меткой исчезло и проклятие Кэрроу, о Драко, которому тоже нанесли сохраненное для анализа зелье... Добравшись до бледной кожи, покрытой уродливыми рубцеватыми разводами, и не найдя привычного изображения черепа со змеей, Северус застыл.
Метки не стало, а вместе с ней уходил в прошлое и самый ненавистный период его жизни. И он только сейчас наконец почувствовал свободу. Осознал, что все действительно, бесповоротно, безвозвратно,
навсегда кончилось. И даже проклятие больше не висело над ним, угрожая оборвать жизнь в любую минуту. Теперь не нужно лихорадочно искать выход, рыться в старинных книгах, зависеть от Грейнджер и того, захочет ли она провести с ним ночь. Не нужно терпеть ее теплых объятий, нежных прикосновений тонкой руки, дурманящего запаха ее невозможных волос, обжигающего шею дыхания.
Наверное, ему следовало бы чувствовать себя счастливым?..
* * *
Гермиона корила себя за то, что не может искренне порадоваться полному выздоровлению Снейпа. Старательно выдавливала из себя улыбку, беззаботно собирала свои вещи из дома в Паучьем тупике, спокойно объясняла способ применения мази от ожогов. И чувствовала, как сердце ее разрывается на части.
Когда они вместе вернулись из больницы Святого Мунго, Гермиона не стала дожидаться, пока ее выгонят, а решила сохранить остатки гордости и самоуважения и уйти сама, тем более что дом Блэков был почти восстановлен. В глубине души она, конечно, надеялась, что Снейп остановит ее, но даже она не могла придумать ни одной достойной причины, почему ей следовало бы остаться в его доме. Он же, наблюдая за ее сборами, был странно молчалив и выглядел отрешенным. Вероятно, до сих пор не мог поверить своему счастью.
Рано или поздно это должно было случиться, но только не так – без подготовки, неожиданно, выбивая землю из-под ног. От отчаяния, от заполнявшей грудь пустоты хотелось кричать. Гермиона лишалась и тех жалких крох, что были любезно дарованы ей судьбой: возможности обнимать жилистое, упругое тело Снейпа, прижиматься к его теплой спине, чувствовать размеренное биение сердца, ощущать прохладное дыхание на своей обнаженной руке... Как ей теперь жить без этого?
Что еще хуже, Снейп оставался один и даже не подозревал о висящей над ним смертельной угрозе. И Гермиона обречена холодеть от ужаса каждый вечер, представляя самые страшные картины его гибели, с болезненным нетерпением ждать встречи с ним на работе – просто чтобы убедиться, что он жив и здоров, а потом в конце рабочего дня прощаться с ним как в последний раз, мучительно гадая, увидятся ли они вновь.
– Хотите, я напоследок приготовлю для вас кофе? – нерешительно спросила она перед уходом и тут же прикусила язык, вспомнив, что после всех принятых зелий Снейпу нельзя было пить кофе еще как минимум неделю. – Простите, я забыла. Плохой все-таки из меня целитель, – грустно улыбнулась она. – Ну что же... до завтра?
Она неловко замерла возле входной двери. Стоило ли обнять его на прощанье? Сказать что-то пафосное и банальное? Поблагодарить за приют? Уходить просто так не хотелось: казалось, подходила к концу важная веха в их так и не начавшихся отношениях и нужно было поставить точку.
Снейп молчал, пристально глядя на нее. Лицо его было совершенно спокойно, и лишь в глазах читалось что-то такое, что не давало Гермионе уйти, лишало воли и сил на принятие каких бы то ни было решений. На секунду ей даже померещилось, что он хочет остановить ее, но наваждение быстро прошло.
– До завтра, мисс Грейнджер.
Сухое, спокойное,
безразличное «До завтра, мисс Грейнджер» вернуло ее на землю. Это и была точка, не так ли? А разве она могла рассчитывать на что-то другое?
Ну что ж... Оставалось только слегка улыбнуться на прощанье, развернуться, пряча выступившие на глазах слезы, мягко закрыть за собой дверь, аппарировать на верхнюю ступеньку крыльца, войти в мрачный пустой дом, выпустить из ослабевших рук вырывающегося Марселя и убогий узелок с вещами, за считанные секунды взлететь по лестнице на пятый этаж, вбежать в восстановленную Кричером спальню, рухнуть на широкую кровать, изо всех сил прижав к себе подушку – его подушку! – потом понять, что именно этой новой подушки, в которой Гермиона прятала свое мокрое лицо, никогда не касалась голова Снейпа и она не была пропитана его терпким, горьковатым, таким любимым запахом, – и плакать, плакать в голос, пока в глазах не останется ни одной слезы, пока тревожный сон не завладеет усталым и обессиленным телом.
Последовавшая неделя была худшей в жизни Гермионы: безрадостное празднование нового года в компании Марселя, вечерние дежурства в больнице, заслуженный поток проклятий от пришедшей в себя Эмили, неловкость от совместной со Снейпом работы в лаборатории, сочувственные взгляды изредка навещавшего ее Гарри и долгие бессонные ночи, наполненные жалостью к себе и своей несчастной судьбе. Тоска по Снейпу оказалась слишком болезненной и доводила до грани безумия.
Вероятно, только этим и можно было объяснить то, что вечером девятого января Гермиона стояла на пороге дома в Паучьем тупике и сжималась под недоумевающим взглядом Снейпа.
– Я приготовила вам подарок.
Да, она чувствовала себя полной дурой, явившись к нему домой всего через час после того, как они попрощались. Но она не виновата, что ей не хватило духу отдать ему завернутый в простенькую бумагу сверток на работе. И тем более не виновата, что все же решилась на этот отчаянный поступок сейчас. Может, Гермиона все еще оставалась в душе наивным ребенком, но ей хотелось верить, что каждый в день рождения должен получить хотя бы один подарок. Даже Снейп. Тем более Снейп. Хотя он так не считал, если судить по кислому выражению его лица и сведенным к переносице бровям.
И все же он молча распахнул перед ней дверь, приглашая войти в гостиную. И, дойдя до середины комнаты, повернулся к Гермионе и выжидающе на нее посмотрел. Она окончательно смутилась и, неловко сунув ему в руки сверток, забормотала:
– Ничего такого особенного или ценного... Вернее, наверняка ценное для вас, хотя я и не знаю, как вы к этому отнесетесь. Вы, наверное, подумаете, что я опять лезу не в свое дело, и будете тысячу раз правы, но я просто хотела сделать вам приятное и...
Очевидно, желая прервать бессвязный поток ее слов, Снейп все же начал разрывать упаковочную бумагу, и Гермиона замерла. Его реакции она и ждала, и боялась. Она уже проклинала себя за то, что решилась подарить именно это, а не банальную книгу. Или серебряные весы. Или чернильницу.
Увидев то, что находилось внутри, Снейп пошатнулся. Гермиона заметила, как побелели костяшки его пальцев, судорожно сжимавших рамку фотографии. Это была обычная маггловская фотокарточка, на которой была запечатлена счастливая Лили Эванс в свой шестнадцатый день рождения. Выпросить ее у Гарри оказалось непросто, хотя тетя Петуния после войны отдала ему целый альбом с детскими фотографиями матери. Лили была волшебно прекрасна: яркие рыжие волосы красивыми волнами обрамляли светлое личико с россыпью веснушек, на щеках были милые ямочки, зеленые глаза светились радостью и любовью к жизни. Сияющая, нежная, игривая, она была похожа на весеннее солнце, которое щедро дарит всему миру свое долгожданное тепло. В нее было нельзя не влюбиться. И уж точно невозможно было соперничать с ней.
Это было что-то вроде прощального подарка. Гермиона понимала, что теперь, когда Снейпу больше не нужна ее помощь, у нее больше нет шансов хоть как-то обратить на себя его внимание. Фотография любимой им женщины должна была обрадовать его, сделать хоть немного счастливее – а это именно то, чего всем сердцем желала Гермиона.
Когда Снейп поднял на нее глаза, ей стало страшно. Она ожидала чего угодно, только не яростного, на грани безумия, гнева.
– Вы с ума сошли? – прошипел он. – Решили поиздеваться надо мной?
– Нет, я вовсе не... – Гермиона нервно сглотнула и попятилась: казалось, он готов был убить ее. – У меня и в мыслях не было издеваться над вами! Просто я подумала, что...
– Ах, вы
думали? И какая же светлая мысль могла озарить вашу пустую голову, чтобы вы принесли мне
это?
– Я думала...
– Ну же, Грейнджер, порадуйте меня очередным идиотским объяснением вашей тупости!
– Я подумала, что если бы вас, любимого мужчины, не стало, я хотела бы иметь вашу фотографию! – скороговоркой выпалила Гермиона и, безуспешно сражаясь с подступающими рыданиями, бросилась к двери.
Однако, когда она уже взялась за ручку, Снейп все же догнал ее и, больно схватив за плечи, вжал в стену. Ожидая расправы, Гермиона зажмурилась от страха и до боли прикусила губу. Мерлин, почему она все делает не так? Она ведь всего лишь хотела сделать ему приятное!
Внезапно Снейп отпустил ее. Судорожно сглотнув, она осторожно открыла глаза. Он стоял так близко, что она чувствовала его горячее учащенное дыхание на своем мокром от слез лице. В его глазах больше не было гнева или ярости, только безмерная усталость и необъяснимая обреченность. Понять, о чем он думает, было невозможно.
Из глаз Гермионы все еще текли слезы, и Снейп, казалось, почти машинально проследил путь одной из них до подбородка, а потом перевел взгляд на покрасневшие искусанные губы. И так же машинально поднял руку, чтобы вытереть с них выступившую капельку крови. Осторожное, почти ласкающее прикосновение его пальца заставило сердце Гермионы замереть. Снейп снова внимательно посмотрел ей в глаза, словно пытаясь найти в них ответ на свой невысказанный вопрос, рука его скользнула по ее щеке, бережно стирая слезы, и, очертив контур подбородка, приподняла голову Гермионы. Завороженно, затаив дыхание, она наблюдала, как он наклоняется к ней все ближе и ближе – и судорожно выдохнула, когда он накрыл ее губы своими.
Чем более глубоким и страстным становился поцелуй, тем меньше мыслей оставалось в голове Гермионы. Она до боли прижималась к горячему мужскому телу, словно пытаясь слиться с ним, стать одним целым, зарывалась пальцами в его волосы, судорожно сжимала мантию на его спине, не позволяя Снейпу ни на секунду отстраниться от нее или хотя бы задуматься над тем, что происходит. Она не помнила, кто первым начал избавляться от явно мешающей одежды и как они оказались в спальне. Происходящее казалось сном, и в этом сне сбывались самые сокровенные желания...
...Неужели это и есть счастье? Быть тесно прижатой к его горячей груди, ощущать приятную тяжесть его руки на своей талии, чувствовать, как его размеренное дыхание согревает затылок, покрываться мурашками от одного воспоминания о том, что его тонкие, жесткие губы и требовательные руки делали с ее податливым телом... Никогда еще Гермиона не чувствовала себя такой наполненной и целостной, словно все двадцать семь лет своей жизни даже не подозревала, что значит по-настоящему быть собой.
Несмотря на приятную усталость, она боялась засыпать, ведь тогда эта волшебная ночь кончится, а утро наверняка принесет очередные разочарования и боль. Как поведет себя завтра Снейп – или теперь уместнее звать его
Северус? – предсказать было невозможно. Думать о том, что заставило его вдруг поцеловать ее, властно прижать к себе, отвести, не размыкая объятий, в спальню, не хотелось. Даже если его внезапная страсть была вызвана разбереженными воспоминаниями о Лили, даже если он всю ночь представлял вместо нее, Гермионы, другую женщину, ей было все равно. Он был с ней, заполнял ее, наслаждался ею – и этого было достаточно.
* * *
Что, черт его побери, он натворил? Почему его хваленая выдержка и самоконтроль вдруг изменили ему? Соскучился по объятиям молоденькой девчонки? Не смог устоять перед ее наивной открытостью и бескорыстностью? Потерял голову из-за отчаянного, вынужденного признания в любви к нему?
Извращенную гриффиндорскую логику Грейнджер понять было невозможно. Какая немыслимая глупость – осмелиться подарить ему фотографию Лили! И это безо всякого злого умысла, из лучших побуждений, в стремлении сделать ему приятное! Неужели для нее самой преподнести этот подарок не было унизительным? Что чувствовал бы он, Северус, если бы подарил Лили колдографию Поттера? Да он бы скорее отрубил себе руку, чем так безрассудно напомнил любимой женщине о сопернике!
Но, наверное, именно этот самоотверженный, жертвенный поступок Грейнджер и стал последней каплей. В этом было слишком много заботы и внимания к нему. И, когда она – молодая, красивая, любящая его – дрожала от страха и плакала, ожидая его закономерного гнева, Северус, измученный за неделю тоской по ее объятиям, не смог устоять.
Даже в самых смелых фантазиях он не представлял, что это будет так мучительно сладко. Грейнджер оказалась настолько послушной, нежной и податливой, что он, опьяненный желанием и ощущением власти над ней, не мог остановиться. Если в первые минуты он боялся оплошать, сделать что-то не так, причинить боль, выдать свою неопытность, то, почувствовав страстный отклик Грейнджер, вовсе перестал думать и поддался инстинктам. А теперь проклинал себя за это. И не знал, как вести себя дальше.
Поэтому, проснувшись раньше обычного и наспех приготовив завтрак, как последний идиот, битый час сидел на кухне и с ужасом ждал пробуждения Грейнджер. Наконец Северус услышал ее мягкие шаги в гостиной и весь подобрался. Должен ли он сделать вид, что ничего не произошло? Или, наоборот, поблагодарить за прекрасную ночь? Нужно ли целовать ее при встрече? Называть по имени? Улыбаться? Или, может, стоит быть откровенным и признаться, что считает случившееся ошибкой?
– Доброе утро, – услышал он робкий голос Грейнджер и повернулся к ней.
Она выглядела смущенной, но настолько вызывающе счастливой и умиротворенной, что это даже польстило его мужскому самолюбию.
Значит, он все сделал правильно.
– Доброе, – хмуро ответил он, отмахиваясь от скабрезных мыслей.
Мерлин, пусть она сама поможет ему! Наверняка ведь, в отличие от него, уже оказывалась в подобной ситуации. Но Грейнджер, конечно, игнорировала его мысленные мольбы и молчала, выжидающе глядя на него. Чего она ждала? Что он должен был сделать или сказать? Непонятность, новизна ситуации раздражала. Северус неловко прочистил горло.
– Я... приготовил завтрак.
Да, молодец, Северус! Констатация очевидного – это лучшее, на что способен сейчас твой хваленый мозг! От стыда и неловкости хотелось провалиться сквозь землю. Таким идиотом он не чувствовал себя с подросткового возраста.
Однако Грейнджер, не подозревающая о ее душевных мучениях, радостно улыбнулась и, кажется, немного расслабилась:
– Хотите, я сварю кофе?
Он коротко кивнул. По ее фирменному кофе он скучал не меньше, чем по ночным объятиям. Кроме того, приготовление ароматного напитка избавляло от необходимости разговаривать и смотреть друг на друга. И все же Северус невольно скользнул взглядом по хрупкой фигуре Грейнджер, едва просматривающейся под мешковатым свитером. Память тут же подкинула картины ее прекрасного обнаженного тела, тающего в его руках. Мерлин, это определенно не то, о чем стоило думать прямо сейчас!
Наконец дымящаяся чашка стояла перед ним, сама Грейнджер сидела на стуле напротив, с аппетитом поглощая приготовленный им завтрак, а блаженная тишина все больше походила на напряженное молчание. Неожиданно Грейнджер подняла на него глаза и, верно оценив его угрюмый взгляд, тяжело вздохнула и отставила от себя тарелку.
– Ладно, давайте поговорим, – обреченно проговорила она. – Вы наверняка считаете эту ночь огромной ошибкой и собираетесь делать вид, что ничего не произошло. И я не могу вас в этом винить. Вы знаете, как я к вам отношусь, и догадываетесь, что значит эта ночь для меня. Но меньше всего я хотела бы навязываться вам, поэтому... если вы хотите... если вы прикажете...
Опустив взгляд, она замолчала. Наверняка ей казалось, что, предоставив Северусу самому принимать решение об их дальнейших отношениях, она тем самым облегчит ему жизнь. Как же. Если бы он знал, чего хочет! Он привык игнорировать собственные потребности, подавлять любые желания, которые противоречили тому, что
правильно или
необходимо. Впустить в свою жизнь женщину было чем-то новым, непредсказуемым и рискованным. Что, если он привяжется к ней? Полюбит ее? Сможет ли его сердце вынести потерю еще одной любви? В том, что эти отношения не продлятся долго, Северус не сомневался: рано или поздно Грейнджер выкинет свои надуманные фантазии из головы, столкнется с ним настоящим, поймет, каков он на самом деле, – и сбежит от него в ту же секунду.
Вместе с тем она могла бы – пусть и ненадолго – сделать его счастливым. Глупо было отрицать, что его тянуло к ней. Рядом с ней было спокойно и уютно, она согревала его своим теплом, окружала заботой и вниманием, которые всегда были для него непозволительной роскошью, и он мог позволить себе быть собой, расслабиться, отказаться от давно приобретенной привычки просчитывать наперед каждый шаг, задумываться над каждым словом. Ей можно было доверять, на нее можно было положиться, не опасаясь предательства или коварного расчета с ее стороны, и это много значило для Северуса. Грейнджер готова была отдаваться, ничего не требуя взамен. Разве не об этом мечтают все мужчины? Не говоря уже о наслаждении, которое обещало ее молодое, упругое тело. Конечно, он не заслуживает всего этого, но...
Грейнджер все еще смиренно ждала его ответа, а Северус по-прежнему не знал, что сказать. Впервые он хотел вновь оказаться в том времени, когда все решения принимали за него другие, не оставляя ему право выбора. А ведь он, глупец, так стремился к этой свободе!
– Ваш завтрак сейчас остынет, – наконец произнес он и, немного помедлив, добавил: – Гермиона.
Глава 21– ...тридцать шесть пострадавших, и мистер МакМанус сказал, что это еще большая удача! Если бы не ты, Северус, жертв было бы гораздо больше.
Гермиона сидела на полу, положив голову на колени Северуса, – единственное
бытовое проявление нежности, которое он допускал, – и делилась с ним подробностями очередного несчастного случая, произошедшего на работе. Этим утром один из невыразимцев по неосторожности активировал заключенное в древнем артефакте проклятие. Одержимый злобной сущностью, он направился к выходу из Отдела тайн, запуская темномагические заклинания в любого, кто попадался ему на пути. Северус, услышавший отчаянные крики и грохот в коридоре, конечно же, не мог оставаться в стороне и, к большому неудовольствию Гермионы, вступил в бой с обезумевшим невыразимцем. К слову, сражался он великолепно, невозможно было наблюдать за ним без искреннего восхищения, но к делу это не относится. Не прошло и десяти минут, как нападавший был обездвижен, а его жертвы доставлены в специальное отделение для сотрудников Отдела тайн в больнице Святого Мунго. Целитель Ульвик, заведующий этим отделением, попросил Гермиону помочь, и она, естественно, не отказалась. Поэтому домой вернулась лишь глубокой ночью, голодная, падающая с ног от усталости, но довольная: всех пострадавших удалось спасти. Больше всего порадовало то, что Северус не ложился спать, дожидаясь ее прихода, и отказался слушать подробности, пока она не поужинает и не выпьет животворящий эликсир.
– В общем, на завтра нам с тобой дали заслуженный выходной, а тебя даже хотят представить к награде, – закончила свой рассказ Гермиона.
– Лучше бы МакМанус позаботился о закупке тех ингредиентов, что я просил еще в прошлом месяце, – фыркнул Северус. – Не могу понять, почему Отдел тайн до сих пор не обзавелся собственной службой безопасности: у них что ни день, то новая неприятность.
Гермиона виновато опустила глаза. Увы, это было правдой. За последние полгода произошло столько несчастных случаев и нелепых инцидентов, что даже пошли слухи о проклятии, насланном на Отдел тайн. И только Гермиона знала о главной причине неурядиц. И мучилась от угрызений совести, успокаивая себя только тем, что, по крайней мере, пока никто серьезно не пострадал.
Хуже всего было то, что все эти происшествия не позволяли забыть о висящей над Северусом –
ее Северусом! – смертельной опасности. Смерть подбиралась все ближе и ближе к нему, тянулась своими когтистыми лапами, готовая отнять его у Гермионы, стоит ей хоть на секунду замешкаться. А сам Северус, как назло, постоянно стремился всем помочь, всех спасти и все уладить, будто следить за безопасностью Отдела тайн было его святой обязанностью! Этот его пунктик героя ужасно раздражал... и заставлял любить его еще сильнее.
Их роман длился уже восемь месяцев. Целых восемь месяцев всепоглощающего счастья, бесконечного привыкания друг к другу и обоюдной неловкости! Поначалу было особенно тяжело. Отношения с Северусом больше всего напоминали приручение особо опасного дикого зверя. Ко всему новому – а для него, очевидно, все в романтических отношениях было новым – он относился с недоверием, настороженностью и привыкал с трудом. Целый месяц они учились называть друг друга по именам, еще два ушло на то, чтобы Северус перестал дергаться каждый раз, когда Гермиона пыталась обнять или поцеловать его, только к началу лета они смогли забыть о смущении во время... ну... того, о чем с Гарри нельзя было разговаривать ни при каких обстоятельствах, и лишь в июле наконец решили жить вместе в доме в Паучьем тупике.
И до сих пор Северус на дух не переносил нежностей, милований, дурацких коверканий имени и любовных прозвищ, бессмысленных разговоров о любви – словом, любых
сентиментальных глупостей. К счастью, в этом Гермиона его полностью поддерживала. Или почти полностью.
Он по-прежнему оставался язвительным и строгим, был готов взорваться по малейшему поводу и не позволял лезть к нему в душу, избегая личных вопросов. И тем более сладостными были те редкие моменты, когда он вдруг сам проявлял свое теплое отношение к Гермионе – втайне от нее. Так, он всегда невербально накладывал утепляющее заклинание на пол, стоило ей занять свое любимое место на коврике у его кресла. Или незаметно подливал ей в чай умиротворяющий бальзам, когда ежемесячное буйство гормонов превращало ее в истеричную мегеру. А однажды ночью она даже проснулась от того, что он ласково перебирал ее волосы.
Гермиона с азартом исследователя открывала новые для нее привычки Северуса, с любовью подмечала каждую деталь его поведения и характера. Например, он никогда не позволял себе поваляться в кровати: стоило ему открыть глаза, как он тут же вставал и уходил в душ. Задумавшись о чем-то, он всегда очерчивал губы своим длинным, тонким пальцем. А еще он на дух не переносил шоколад и брюссельскую капусту и боялся холода, что было особенно странно для человека, проведшего большую часть своей жизни в промозглых подземельях Хогвартса.
Особенно ей нравилось то, что бытовая сторона их отношений была начисто лишена каких-либо правил. Северус никогда не скандалил по поводу еды, будь она приготовлена невкусно или же не приготовлена вовсе. Его не волновали ни забытые на полу чашки с недопитым кофе, ни шерсть подросшего Марселя, вечно остающаяся на обивке мебели и, соответственно, на черной одежде Северуса, ни длинные волосы в ванной, которые Гермиона постоянно забывала за собой убирать. Хотя за оставленные не на своем месте книги готов был придушить.
Отношения с Северусом при всей их сложности казались почти идеальными. Было, конечно, кое-что… Впрочем, Гермионе не хотелось думать об этом. Она была счастлива – во всяком случае, счастливее, чем когда-либо. И тем страшнее было думать о том, что все может кончиться в одночасье.
– Северус, ты можешь пообещать мне кое-что? – вдруг спросила она, повернувшись к нему и взяв его за руку. Он заметно напрягся, но лишь вопросительно посмотрел на нее в ответ. – Обещай, что будешь осторожным, не станешь больше так рисковать.
– У тебя есть основания обвинять меня в неблагоразумии и безрассудстве? Думаешь, я, как оголтелый гриффиндорец, бросаюсь в любую заварушку, не оценив при этом свои возможности?
Его лицо оставалось настолько бесстрастным, что было непонятно, сердится он или ерничает.
– Ты же знаешь, что я имею в виду, – нахмурилась Гермиона. – Тебе ведь необязательно вечно всех спасать!
– И это говоришь мне ты? Та самая Гермиона Грейнджер, которая пособничала Поттеру во всех его спасательных миссиях?
Все-таки ерничает. Пожалуй, это было единственное, что ее действительно раздражало в Северусе: иногда он напрочь отказывался воспринимать ее всерьез. Она встала на колени, чтобы было удобнее разговаривать, и еще крепче сжала его прохладные руки.
– Но сегодня ты действительно вел себя безрассудно! Ты же не мог знать, какое именно проклятие активировал этот несчастный. Да ты вообще еще ничего не успел понять, а уже вылетел в коридор с палочкой наизготовку!
– Ты... отчитываешь меня? – тихо спросил Северус, в его голосе отчетливо слышалась угроза.
– О, Мерлин! Нет, конечно! – раздосадовано простонала Гермиона. – Просто я волнуюсь за тебя. И не хочу тебя потерять.
Северус внимательно посмотрел на нее, словно пытался найти в ее словах какой-то другой, извращенный смысл.
– Не знаю, с чего ты взяла, что мне нужна наседка. Кажется, ты иногда забываешь, что я не Уизли, – холодно произнес он после недолгого молчания. – И не помню, чтобы давал тебе повод сомневаться в моих силах и способностях.
Аккуратно высвободив руки, он поднялся из кресла и направился в душ. Гермиона проследила за ним печальным взглядом. В который раз она задумалась над тем, стоит ли ему рассказать о найденном и благополучно сгоревшем при пожаре дневнике Блэка. Что бы он сделал, если бы узнал правду? И как бы отреагировал на то, что она так долго скрывала это от него? Нет, лучше было вовсе не думать об этом и просто наслаждаться жизнью, пока на это оставалось время.
Спать они легли, когда уже светало. Северус отвернулся к окну – он всегда так делал, когда злился. Гермиона тоскливо посмотрела на его напряженную спину.
– Северус, не сердись, пожалуйста, – примирительно сказала она, дотронувшись до его плеча. – Я нисколько не сомневаюсь в тебе. Но я не могу не переживать за тебя только потому, что ты сильный. Волноваться за того, кого любишь, совершенно естественно.
«И ты понял бы это, если бы любил меня», – добавила Гермиона мысленно. Это и было тем единственным, что омрачало ее счастье. Она даже не тешила себя надеждой на его ответное чувство. Недавно он вновь учил ее передавать сообщения: ее новый патронус, уже полностью оформившийся в ястреба, был ужасно нетерпеливым и так стремился поскорее выполнить задание, что не успевал дослушать сообщение до конца. Показывая, как усмирить патронуса, Северус вызвал свою красавицу-лань, чем развеял последние иллюзии Гермионы. Она, конечно, сделала вид, что ее это ничуть не взволновало, но на сердце все равно остался неприятный осадок. Кому ж не хочется быть любимой?..
Северус повернулся к ней. Она почти не видела его лица, оказавшегося в тени, но физически ощущала его внимательный, изучающий взгляд. Когда он так смотрел – мучительно долго, сосредоточенно, напряженно – Гермионе казалось, что он умеет применять легилименцию без палочки. Потому она на всякий случай отвела взгляд.
– Ты мне не доверяешь? – неожиданно спросил он.
– Что? Конечно, я...
– Ты что-то скрываешь от меня.
Беспристрастная констатация факта. Гермиона нервно сглотнула.
– Я... ничего от тебя не скрываю. – Она молила Мерлина, чтобы голос не выдал ее. – Да и какие у меня могут быть тайны? Ты знаешь обо мне все, абсолютно все.
– Почему ты не захотела учиться окклюменции?
Он действительно как-то предложил ей это – во второй раз! – и она снова отказалась, наспех придумав невразумительную отмазку о частых головных болях. Теперь же Гермиона не знала, как оправдаться. Казалось, ее сказочный мир рушился на глазах. Нельзя, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Северус начал сомневаться в ней! Он не простит ей предательства – это было очевидно.
– Есть кое-что, о чем я не могу тебе рассказать, – мучительно подбирая слова, начала Гермиона. – Тебя это никак не касается, ты бы даже счел это глупостью, наверное. Но я просто не хочу, чтобы кто-то знал обо мне...
– Ложь, – спокойно сказал Северус, снова отвернулся к окну и, помолчав немного, тихо добавил: – Позволь дать себе совет, Гермиона: если не умеешь обманывать, лучше молчи. И сама не начинай разговоры на скользкую тему.
* * *
Северус слышал ее тихие всхлипывания за спиной. Ничего, будет знать, как лезть к нему со своей чрезмерной опекой, словно он какой-нибудь недозрелый слюнтяй. На самом деле он не собирался выпытывать ее тайны: не то чтобы ему было неинтересно, но он уважал ее право иметь личные секреты. В конце концов, он ведь тоже не изливал ей душу.
Хотя Гермиона и отвоевывала все больше и больше места в его жизни, их отношения устраивали его. Она ненавязчиво давала ему то, в чем он, как оказалось, всегда нуждался: тепло, внимание, участие, – но при этом не посягала на его свободу, не требовала больше, чем он мог дать. Она действительно принимала его таким, какой он есть, и уважала его, и искренне восхищалась им. Чувствовать себя нужным и любимым оказалось неожиданно приятно. И он был ей за это благодарен, несмотря на то что не понимал, чем заслужил эту любовь.
Но все же отношения с Гермионой, к большому неудовольствию Северуса, размягчали его, он даже стал задумываться о будущем, чего никогда не делал раньше. Конечно, в детстве и юности у него были расплывчатые планы на будущее. В своих мечтах он видел себя сильным магом, могущественным и уважаемым, представлял, как все враги преклоняются перед ним, осознают, что недооценили его и его способности. Воображал свои великие открытия в зельеварении, небывалые достижения в Темной магии. Именно поэтому он с радостью примкнул к Темному Лорду, когда представилась возможность. Но со смертью Лили детским тщеславным фантазиям пришел конец. Больше он никогда не позволял себе предаваться пустым мечтаниям. Собственно, у него и выбора не было: его судьба была предрешена. Он должен был защитить Поттера и умереть. Этой целью он жил почти двадцать лет.
Мысли о собственной предрешенной смерти только поначалу пугают. Начинаешь проклинать свою судьбу, пытаешься найти выход, лазейку, продумывать запасные планы. Ничего не придумав, все отрицаешь, изо всех сил сопротивляешься, ненавидишь себя, свою жизнь и всех, кто превратил ее в жуткую пародию. Но потом находится такой человек, как Дамблдор, который постепенно внушает мысли о неотвратимости,
правильности такого конца, говорит о высшем предназначении, жертве во благо других, услаждает слух речами о вечной славе и прочей ереси. И ты... смиряешься. Не сразу, нет. Медленно, день за днем ты свыкаешься со своей скорой смертью, теряешь интерес к существованию на земле, обрываешь последние связи с тем, что тебя еще держит здесь.
И только потом, когда ты уже превратился в живого мертвеца, вдруг понимаешь, что тебя обманули: не будет никакой вечной славы, нет никакого высшего предназначения. Есть только воля других – более талантливых, более успешных, более сильных, чем ты, – и только из-за них ты обрек себя на гибель. Оказывается, что ты сам, со всеми своими мечтами и желаниями, никогда не интересовал их. Тебя просто использовали. И продолжат использовать, пока в тебе остается хоть капля жизненных сил. А ты уже настолько погряз в их великих идеях, запутался в паутине их грандиозных планов, что не сможешь выбраться, как бы ни старался. И тогда жизнь окончательно теряет смысл. И, как ни странно, становится легче. Что может быть проще: прилежно выполняй все приказы, подчиняйся чужой воле и смиренно жди своего часа. Ты даже испытываешь мрачное удовольствие от размышлений над своей смертью. Придумываешь десятки вариантов, какой она будет и кто ее тебе принесет.
Северусу хотелось, чтобы это случилось внезапно и безболезненно. Без мучений, без ожидания, без страха. Когда не успеваешь даже осознать, что пришел конец, и потому не остается времени на трусость или слабость. Авада Кедавра или какой-нибудь сильнодействующий яд его бы вполне устроили. Он всегда мечтал умереть лично от рук Темного Лорда, это казалось ему даже почетным. Все же лучше, чем пасть от руки какого-нибудь Лонгботтома, или Люпина, или Лестрейнджа. И уж совсем разочаровала бы смерть, принесенная Поттером, хотя и в этом можно было найти изощренную иронию судьбы: вот уж действительно достойное завершение достойной жизни. Словом, Северус не просто готов был умереть, но и ждал смерти с нетерпением.
Однако Гермиона со своим неуемным человеколюбием испортила все планы. И первые два года после своего внезапного воскрешения он находился в полнейшей растерянности. Потом снова появилась простая и ясная цель – избавиться от проклятия Кэрроу, и опять можно было не задумываться о будущем. Сейчас же никаких оправданий собственному пассивному существованию не было. Необходимость как-то устраивать свою жизнь повисла над ним дамокловым мечом. Нужно было к чему-то стремиться, чего-то добиваться, строить какие-то планы. А Северус делать все это не умел и не любил. В минуты отчаяния ему даже приходила шальная мысль попросить у Гермионы написать для него какой-нибудь
список.
Он не был приспособлен к настоящей, нормальной жизни. Да о чем говорить, если, в то время как другие лелеяли мысли о ценностях жизни, Северус смаковал детали своей неминуемой смерти? У него даже не было представления о, скажем, идеальной семье. Ему и довелось-то видеть только два примера семейных отношений: собственных родителей и Малфоев (о счастливых семейках других Пожирателей лучше было и вовсе не вспоминать). И с огромной натяжкой ни те, ни другие под идеал никак не подходили. Да, были еще Уизли, но Северус скорее предпочел бы умереть в полном одиночестве, чем каждый день терпеть сумасшедший дом, царящий в Норе.
К слову, он и совместную жизнь с Лили никогда не планировал. Да, она безгранично владела его мыслями и сердцем, но представлять ее в качестве своей жены, окруженной детишками с рыжими волосами и крючковатым носом, живущей с ним в каком-нибудь уютном домике из рождественских открыток, – до этого фантазия Северуса не доходила. Лили являлась его несбыточной мечтой, навязчивой одержимостью, и таковой должна была остаться. Только так он мог продолжать любить ее. Пошлые мысли о быте напрочь уничтожили бы идеал, бережно выпестованный за долгие годы.
С Гермионой все было иначе. Она была реальной, полнокровной, живой женщиной, совместная жизнь с которой – стоит поблагодарить проклятие Кэрроу – началась даже раньше, чем Северус почувствовал к ней симпатию. Гермиона не была идеальной или выдуманной, и в этом заключалось главное ее достоинство. И она любила, действительно любила его! Представлять свою жизнь без нее становилось все труднее с каждым днем. Произошло то, чего так боялся Северус: он все-таки привязался к ней. Но любил ли он ее?
Отвлекшись от своих мыслей, Северус повернулся к Гермионе. Она спала; первые лучи восходящего солнца освещали ее глубоко несчастное лицо, на котором были видны высохшие дорожки слез. Ее кошмарные волосы раскидались на подушке, и только одна выбившаяся прядь падала на лицо и едва заметно колыхалась при каждом выдохе. Северус осторожно поддел ее пальцем и заправил за ухо, но она тут же вернулась на свое прежнее место. Гермиона забавно нахмурилась, на что он легко улыбнулся и оттянул непослушную прядь вверх.
Ему нравилось наблюдать за ней, когда она спала. Он мог внимательно рассмотреть первые морщинки, уже появившиеся на ее молодом лице, посчитать едва заметные веснушки у носа, увидеть, как быстро и хаотично движутся глаза под сомкнутыми веками. Можно было даже обвести пальцем контур немного припухших ото сна губ, вспоминая их сладость и податливость.
Наверное, зря он с ней так сегодня. Она ведь действительно волновалась за него.
Внезапно густые ресницы дрогнули, и Гермиона приоткрыла сонные глаза.
– Северус?.. – чуть слышно проговорила она.
– Т-ш-ш, спи, – шепотом ответил он и, обняв, притянул ее к себе.
Гермиона с готовностью обвила его рукой и прижалась лицом к груди.
– Ты так приятно пахнешь, Северус... – пробормотала она, уже засыпая.
Никто не произносил его имя так, как она, – чувственно, немного растягивая первый слог, словно пробуя на вкус. Он улыбнулся, вспомнив, как она приучалась звать его по имени: постоянно путалась, называя его то «Снейверус», то «мистер Северус», смущалась и мило краснела. Впрочем, ему самому «Гермиона» тоже не сразу далась. Так они и общались первое время: «сэр Северус» и «мисс Гермиона». Достопочтенные аристократы, да и только!
Как бы ни сложились их отношения дальше, эти воспоминания, как и многие другие, навсегда останутся в его памяти. И от осознания этого становилось спокойнее на душе. Ведь теперь и он, Северус, мог говорить, что в его жизни был светлый период, когда он был – наверное, это состояние называется именно так? – счастлив. Значит, хоть какой-то смысл в его чертовом существовании все-таки был.
А с планами на будущее он что-нибудь придумает.
Поттер, надо отдать ему должное, пришел вовремя. Купленный в маггловском магазине огромный шоколадный торт, от одного вида которого Северуса тошнило, уже стоял на столике и ждал своего часа. Подарок для Гермионы был надежно спрятан в кармане черной мантии. И только сама виновница суматохи не торопилась выходить из ванной, более получаса сражаясь со своей шевелюрой.
– Она никогда раньше не относилась так серьезно к своим дням рождения, – вдруг сказал Поттер, только чтобы прервать неловкое молчание. – Она и подарков-то от нас с Роном никогда не ждала.
Он, надо полагать, до сих пор не мог свыкнуться с мыслью об отношениях подруги и «мерзкого сальноволосого Снейпа». И никогда не упускал случая напомнить о существовании Уизли. Впрочем, Северуса это нисколько не волновало. По крайней мере, он делал вид, что это его нисколько не волнует.
– Непонятно, зачем нужно было менять столь разумную позицию, – холодно ответил он.
Он начинал терять терпение. Гермионе не следовало оставлять их надолго наедине. Радовало только то, что и Поттер чувствовал себя неуютно.
В гостиной вновь воцарилось молчание.
– Как продвигается ваша работа в лаборатории? – опять попытался разрядить обстановку Поттер.
– А о погоде не хотите поговорить? – ядовито отозвался Северус.
– Погода была следующей темой в моем списке. Я готовился к приходу сюда, мистер Снейп.
– И много в вашем списке пунктов?
– Всего три, – улыбнулся Поттер. – Теперь ваша очередь задавать дурацкие вопросы.
Северус против воли хмыкнул. При всем желании он больше не мог ненавидеть Поттера: потеря статуса Избранного явно шла тому на пользу.
– Знаете, я действительно собирался поговорить с вами, – неожиданно посерьезнев, сказал Поттер. – Вы, конечно, скажете, что я лезу не в свое дело, но... мне кажется, это важно. Я всегда верил, что Рон и Гермиона созданы друг для друга. Я видел, как развивались их отношения, и радовался, когда у них все сложилось.
Внутри Северуса все заклокотало от злости. Единственное, что его сдерживало, – это нежелание портить праздник Гермионы.
– Поттер... – угрожающе прошипел он.
– Дайте мне договорить, мистер Снейп, – прервал его наглый мальчишка. – Так вот, хотя мне и неприятно это признавать, рядом с Роном Гермиона никогда не выглядела такой счастливой. Я не знаю, чем вы ее привлекли и что делаете для нее, но... Она действительно счастлива с вами. И я рад за нее. В общем-то, это все, что я хотел вам сказать.
Чертовы гриффиндорцы с их неуместной искренностью! Как же они любят ставить всех, и себя в том числе, в неловкое положение! Северус не знал, как реагировать на слова Поттера. Тот действительно лез не в свое дело и переходил все разумные границы со своей простодушной прямотой. С другой стороны, узнать, что Гермиона с ним, Северусом, счастливее, чем с Уизли, было приятно. И, чего уж там, льстило самолюбию. Не то чтобы он
соперничал с Уизли...
От необходимости отвечать что-либо избавило на редкость своевременное появление Гермионы. Ей все-таки удалось аккуратно стянуть волосы на затылке, хотя Северус искренне не понимал, почему строгий пучок в стиле Минервы казался ей привлекательнее привычной гривы.
– Гарри, тебе все-таки удалось отпроситься пораньше с работы! – радостно улыбнулась она, подходя к Поттеру.
– Э-э, ну да, – замешкался тот. По его виноватому виду было понятно, что он даже не думал ставить кого-то в известность о своем уходе. – Но я ненадолго: Рон готовит для тебя – для другой тебя – сюрприз, и попросил меня помочь.
– Рон готовит для меня сюрприз? – изумилась Гермиона. – На мой день рождения?
Недоверчивая радость в ее голосе решительно не понравилась Северусу. Почему знаки внимания со стороны мужа, которого она не любила, были так важны для нее? Возможно, несмотря на все заверения в обратном, у нее все еще оставались чувства к нему?
От ревнивых мыслей его отвлекла неожиданно распахнувшаяся входная дверь. Холодный сентябрьский ветер ворвался в гостиную, раскидав пергаменты с пометками о ходе экспериментов, ранее аккуратной стопкой сложенные на тумбочке.
– Простите, это я, наверное, неплотно закрыл дверь, – пробормотал Поттер, кидаясь собирать разбросанные по полу пергаменты.
Очередной порыв ветра вырвал один из пергаментов прямо у него из рук, и Гермиона, наблюдая за тем, как Поттер пытается поймать его на лету, весело рассмеялась. Расслабленная, умиротворенная, она действительно сияла от счастья, и Северус невольно залюбовался ею. Почувствовав его взгляд, Гермиона посмотрела на него в ответ и ласково улыбнулась. Лучшего момента для вручения подарка невозможно было придумать.
Убедившись, что все внимание Поттера приковано к разбросанным пергаментам, Северус достал из кармана продолговатый бархатный футляр и протянул его Гермионе.
– С днем рождения, Гермиона, – тихо сказал он.
Ее глаза засияли, она медленно взяла футляр из его рук, раскрыла его и зачарованно посмотрела на изящный золотой браслет, состоящий из тонких, причудливо переплетенных звеньев.
– Северус, это…
Она больше не улыбалась, и Северус даже начал волноваться, что ей не понравился его подарок. Поттер между тем с несвойственной ему тактичностью все так же делал вид, что увлечен наведением порядка.
– Мне никто никогда не дарил украшений, – наконец выдохнула Гермиона и подняла на Северуса увлажнившиеся глаза. – Все дарят мне что-нибудь умное, или полезное, или нужное. Но это… это, наверное, самый нужный в моей жизни подарок. Он просто великолепен!
– Это не просто украшение, – заметил Северус, стараясь не показывать переполнявшую его гордость. – Браслет зачарован нагреваться каждый раз, когда моей жизни угрожает серьезная опасность. Надеюсь, ты перестанешь волноваться за меня по пустякам.
– Даже не мечтай, я всегда буду… – Гермиона, доставшая браслет из футляра, неожиданно осеклась и побледнела. В ужасе она посмотрела на Северуса. – Он… он горячий. Почему он сейчас горячий? – истерично спросила она.
– Может быть, потому что я собираюсь убить этого ублюдка? – раздался звенящий от ярости голос, и справа от Поттера проявился снявший с себя Дезиллюминационное заклинание Уизли. Его палочка была направлена на Северуса.
Конечно, он мог бы выхватить свою палочку и обезоружить мальчишку. Да и Поттер успел среагировать на голос и теперь стоял рядом с Уизли, готовый к атаке. Так что жизни Северуса все же ничего не угрожало. Гораздо больше его волновала реакция Гермионы на столь неожиданное появление мужа. Даже тупица Уизли был способен сделать верные выводы из того, чему он только что был свидетелем, и она наверняка понимала это.
– Рон, позволь мне… – дрожащим голосом начала она.
– Замолчи, Гермиона, – рявкнул тот, не сводя с Северуса горящего ненавистью взгляда. – А я ведь думал, что это Гарри изменяет Джинни, поэтому и решил проследить за ним сегодня. «Важное дело», да, Гарри? Покрывать интрижку моей жены – это для тебя важное дело?
– Рон, ты все не так понимаешь, – тихо сказал Поттер.
– Что тут можно не так понять? Этот урод дарит моей жене зачарованное на него украшение, а та его с восторгом принимает. И этот ее взгляд! Она никогда…
Внезапно Уизли зарычал и, грубо отпихнув Поттера, попытавшегося удержать его, бросился к выходу. Поттер ринулся было за ним, но раздавшийся с улицы хлопок аппарации остановил его, и он в растерянности посмотрел на Гермиону.
– Я не знаю, куда он мог направиться. Даже думать не хочу о том, что он может натворить в таком состоянии.
Северус тоже перевел взгляд на Гермиону: она словно окаменела, невидяще глядя перед собой. В глазах ее застыла обреченная решимость.
– Зато я знаю, где он, – бесцветным голосом произнесла она.
* * *
Шум паба оглушил ее. В первое мгновение царящий в этом грязном и убогом заведении полумрак, клубы дыма, извергаемые многочисленными сигарами и трубками, и удушливый запах алкоголя, пота и дешевых приторных духов дезориентировали Гермиону, но, едва разглядев Рона за столиком в дальнем углу, она направилась к нему через толпу подвыпивших волшебников и размалеванных девиц в развратных нарядах. Она и забыла, как ненавидела это место.
Рон сидел, угрюмо склонившись над бокалом, и никак не отреагировал на ее появление. Даже когда она села напротив него, он не поднял голову. От его несчастного, убитого вида у Гермионы защемило сердце. Его боль словно передавалась ей, и она никак не могла начать этот мучительный разговор. Рон не должен был узнать обо всем вот так – неожиданно, без каких-либо разъяснений, в тот момент, когда в их семейной жизни все было хорошо. Наконец она решилась.
– В будущем, в 2004 году, я воспользовалась хроноворотом, чтобы спасти Северуса. Я тогда не испытывала к нему каких-либо чувств, кроме уважения и благодарности за все, что он сделал, и хотела просто…восстановить справедливость. Кроме того, наши с тобой отношения не ладились, работа перестала приносить мне удовольствие, я чувствовала себя одинокой и несчастной и, наверное, поэтому решилась на такое безрассудство. Я была уверена, что смогу сразу же переместиться обратно в свое время, но ничего не вышло. С тех пор и Северус, и я скрываемся ото всех, чтобы не внести больших изменений в будущем. Так уж вышло, что… я узнала его лучше и полюбила. Он, хотя и не любит меня, хорошо ко мне относится и позволяет быть рядом с ним. И даже это делает меня такой счастливой, какой я никогда не была.
Гермиона никогда не умела разговаривать на подобные темы, равно как и приободрять или успокаивать. Поэтому ограничилась лишь сухим перечислением фактов. Очевидно, это было плохой тактикой: Рон становился все мрачнее с каждой секундой. Нужно было срочно что-то менять.
– Мне очень жаль, Рон, но я никак не могу повлиять на свои чувства. Два года после спасения Северуса я провела в одиночестве и много думала о наших с тобой отношениях, – попробовала она сделать свой монолог более эмоциональным. – В моей реальности у нас с тобой действительно ничего не вышло, мы мучали и истязали друг друга, наша жизнь была сплошной кровопролитной войной. Я знаю, что в этой, измененной мною же реальности все по-другому, но…
– Я купил для нас дом, – глухо сказал Рон, по-прежнему не глядя на нее. – Конечно, пришлось попросить Билла помочь мне с кредитом, и дом небольшой, но он возле Брайтона, прямо на берегу моря, как ты и хотела. Внутри он точная копия твоего родительского дома. Это был сюрприз ко дню твоего рождения.
– Рон… – ошарашенно выдохнула Гермиона. – Я… О, Мерлин!..
Такого она не ожидала. Рон никогда не делал ей даже маленьких подарков, не оказывал ей и банальных знаков внимания, не умел проявлять инициативу и решать самостоятельно какие бы то ни было проблемы. Поверить в то, что он сам затеял покупку дома, сам обо всем позаботился и договорился – и это все ради нее! – было невозможно. И он подумал о ней, о ее интересах! Вспомнил, как она мечтала в тяжелое лето после войны о маленьком домике на берегу моря. Догадался использовать свои воспоминания о доме ее родителей, чтобы воссоздать обстановку. Потратил огромную сумму денег. И все это только ради того, чтобы доставить ей радость. Как она, прожив с ним целых четыре года, не узнала, что он в принципе способен на такие поступки? Что заставило его так измениться? И почему он изменился только сейчас, когда она наконец решилась отпустить его из своей жизни и нашла другую любовь?
Рон наконец посмотрел на нее, в глазах его стояли слезы.
– Знаешь, я верил в то, что мы с тобой счастливы. И был уверен, что мы проживем всю жизнь вместе, в окружении наших детей. Мне казалось, нам хорошо вдвоем. Да, раньше между нами бывали ссоры, но в прошлом году все изменилось. Я действительно был счастлив. Думал, что ты чувствуешь то же самое.
– Рон, наверняка так оно и есть! – поспешно заверила его Гермиона. – В этой реальности многое поменялось, и наши отношения…
Он обреченно помотал головой, останавливая ее.
– Я так думал, пока не увидел, как ты смотришь на него, как ты… светишься рядом с ним. Со мной ты никогда не была такой счастливой. Даже сейчас. – Рон закрыл лицо руками, теперь его тихий голос был едва различим среди возбужденного гудения паба. – И я понял, что ты никогда меня не любила. Все, во что я верил и на что надеялся, было ложью.
– Ты не должен так говорить. Я ведь любила тебя! И та, другая Гермиона из твоего мира по-прежнему любит тебя. У вас все сложится по-другому, не так, как у нас, я уверена.
Рон вновь поднял голову и горько усмехнулся.
– И ты думаешь, я смогу жить так, словно ничего не произошло? Счастливый бежать домой к любимой жене, зная, что через несколько лет она оставит меня ради Снейпа? Мерлин, Гермиона, это же Снейп! Как ты вообще могла… с ним?
В его глазах было столько боли, что Гермиона потянулась к нему, чтобы дотронуться до его руки, но он поспешно отшатнулся от нее.
– Я тоже знаю кое-что о времени и хроноворотах, Гермиона, нам рассказывали об этом в Школе авроров. Да, иногда можно что-то изменить, но, как правило, все идет именно так, как должно. И если бы ты в моей реальности не собиралась спасать Снейпа в будущем, ни тебя, ни его уже бы не существовало.
Он залпом допил свой напиток и решительно встал из-за стола.
– Ты предала меня, Гермиона, и предашь снова. И я никогда не смогу выкинуть эту мысль из головы.
Рон повернулся, чтобы уйти, и Гермиона, вскочив, схватила его за руку.
– Подожди, не уходи вот так! – всхлипнула она. – Рон, у тебя все может сложиться по-другому! Будущее можно изменить! И та Гермиона вовсе не виновата, что…
– Отвали от меня! – зло заорал Рон, одергивая руку. Их ссора уже начала привлекать внимание посетителей. – Мне больно, понимаешь? Ты причинила мне боль! В моей голове нет двух Гермион, есть только одна – моя жена, которую я люблю, ради которой я пахал, как проклятый, чтобы купить ей дом, и которую трахает наш бывший учитель.
На несколько секунд в пабе воцарилась тишина, все взгляды были обращены к ним. И затем с разных сторон одновременно раздались пьяные выкрики:
– Вот же дрянь какая!
– Бросай ее, парень, кому нужна такая шлюха!
– Иди к нам, выпей с нами!
– Такой красавчик легко найдет себе женщину получше!
Рон же, не обращая на них внимания, все так же пронзительно смотрел на Гермиону, словно ожидая от нее чего-то. Но что она могла? Сказать ему, что по-прежнему любит его? Покаяться и заверить, что бросит Северуса? Да, Рон все еще многое значил для нее, и ей было мучительно видеть его таким несчастным, но она не могла уйти от Северуса. Не могла врать о своих чувствах. Не хотела давать ложных надежд, ведь это было бы несправедливо по отношению к Рону. Неужели она обязана была пожертвовать собственным счастьем ради счастья друга? Кто был вправе требовать от нее такой жертвы? Она ведь так долго отвоевывала у судьбы этот шанс на счастливую жизнь – и сейчас должна была просто отказаться от него?
– Прости меня, Рон, – сказала она, глотая слезы. – Пожалуйста, прости меня. Мне правда очень жаль.
Он ничего не ответил и, резко развернувшись, направился к выходу. А она так и осталась стоять в темном углу паба, стараясь не замечать множества презрительных и укоризненных взглядов, устремленных на нее.
Она не помнила, как оказалась дома. Так плохо ей уже давно не было. У нее не было сил идти в спальню или на кухню, где, судя по горящему свету, находился Северус, и она, словно раненый зверь, рухнула на диван в гостиной и, уткнувшись мокрым лицом в жесткую спинку дивана, сжалась в комок. В бок впивался подаренный футляр, который она бросила сюда перед тем, как устремилась к Рону, и она скинула его на пол, о чем тут же пожалела. А ведь Северус пытался остановить ее и, когда она не послушалась, да еще и так небрежно отбросила его подарок, наверняка обиделся или разозлился, так что теперь ее ожидало еще одно неприятное и болезненное выяснение отношений. Мерлин, почему ее постоянно преследуют неудачи? Почему она просто не может быть счастливой? Разве она не заслуживает спокойной и беззаботной жизни?
Приближение Северуса она скорее почувствовала, чем услышала.
– Северус, пожалуйста, мы можем отложить разговор до завтра? – глухо попросила она.
Гермиона знала, что потом будет жалеть о таком обращении с ним. Он все неправильно поймет, не простит ее невнимательность к нему, швыряние его подарка и тем более бегство за Роном. И снова отстранится от нее, возведет вокруг себя стены, которые она с таким трудом разрушала все это время. Но сейчас она была настолько подавлена и разбита, что едва ли могла заставить себя быть милой и любящей. Разговор с Роном высосал из нее все силы, ее раздирали чувство вины и ненависть к себе. Она даже впервые задумалась над тем, что, возможно, совершила ошибку, отправившись в прошлое и не попробовав перед этим решить свои проблемы с мужем. Больше всего в эту минуту самоистязания ей нужна была помощь и поддержка. Вот только Северус, увы, не был тем человеком, который мог бы это дать.
Прислушиваясь к его удаляющимся шагам, Гермиона как никогда чувствовала горечь от того, что он не любил ее. Да, Северус всего лишь милостиво позволял ей любить себя, благосклонно принимал ее тепло и заботу, но сам не мог ответить ей тем же: отдавать было нечего. И, хотя Гермиона понимала это и раньше, пока все в их жизни шло относительно хорошо и спокойно, такое положение вещей устраивало ее. Но сейчас, почувствовав боль и не найдя в любимом хоть каплю сострадания, она вновь остро ощутила свое одиночество. Ущербность и лживость их отношений вдруг открылась ей, заставляя все больше и больше задумываться над тем, что же будет дальше. Вся эта сказка, длящаяся восемь волшебных месяцев, обернулась для нее мыльным пузырем, готовым лопнуть в любой момент.
– Гермиона, – внезапно услышала она мягкий голос позади себя.
Она замерла, не зная, что делать. Северус не должен был подходить к ней, только не сейчас, когда она так уязвима и расстроена из-за всего произошедшего, угнетенная своими раздирающими сердце мыслями об их отношениях. Она ведь вполне может наговорить чего угодно, совершить ужасные поступки, о которых будет потом жалеть всю свою жизнь.
– Гермиона, повернись, я принес тебе кое-что.
Нехотя она перевернулась на спину и приподнялась. Северус сел рядом с ней и протянул ей один из двух бокалов, которые держал в руках.
– Что это, зелье? – недоумевающе нахмурилась Гермиона.
– Это вино. У тебя день рождения, если ты забыла. А на столе все еще стоит гора шоколада, под которым похоронен тонкий слой отвратительного маггловского бисквита. И ты торжественно клялась, что сможешь съесть все это в одиночку сегодня же.
Гермиона почувствовала себя сбитой с толку. Если эта попытка отвлечь и развеселить ее не была проявлением заботы и внимания, то как еще ее можно объяснить? И все же не верилось, что Северус вдруг стал чутким по отношению к ней. Казалось, он затеял какую-то игру, но, чтобы понять ее суть, следовало подчиниться предложенным им правилам. Поэтому Гермиона, все еще хмурясь, приняла протянутый бокал. Северус одобрительно кивнул и отсалютовал ей своим бокалом.
– С днем рождения!
Когда они оба сделали несколько глотков, Северус поставил бокалы на стол и сказал:
– А теперь мы можем
честно и правдиво поговорить друг с другом.
И только сейчас Гермиона поняла, в какую игру он ее втянул, и похолодела от ужаса.
– Ты… ты добавил в мое вино свой Веритасерум? – медленно спросила она, отказываясь верить в то, что он оказался способен на такую подлость.
– Да, – спокойно признал Северус. – Но в этот раз я решил поставить нас в равные условия: в моем бокале тоже было зелье. Мы выпили совсем немного, и действие Веритасерума продлится не более десяти минут, так что советую тебе заранее ограничить количество тайн, которые ты собираешься у меня выпытать.
– Но зачем? Зачем прибегать к помощи магии, если можно просто спросить? – недоумевала Гермиона.
– Потому что человек не всегда говорит правду даже тому, кому доверяет. Есть множество причин, заставляющих людей лгать: например, желание не обидеть или не причинить боль, стремление оградить от лишних беспокойств, страх потерять. Просто страх. Но хуже всего то, что мы часто лжем даже себе. Веритасерум дает прекрасную возможность быть абсолютно честным с другими… и с собой. И, между прочим, это был уже второй вопрос, который ты мне задала.
Северус был излишне словоохотлив, и в этом, конечно, было виновато проклятое зелье. Гермиона все еще злилась из-за того, что ее обманом заставили выпить Веритасерум, но… Северус ведь выпил его добровольно? То есть он сам готов был открыться ей, доверить свои тайны. Это ведь что-то значило?.. Если только он не солгал, что тоже принял зелье.
– Выпей вино из моего бокала, пожалуйста, – настойчиво попросила она.
Он ухмыльнулся:
– Какое трогательное доверие по отношению ко мне. Почему ты думаешь, что я мог солгать?
– Потому что ты на это способен, – нехотя призналась Гермиона. – Ты не из тех, кто играет по правилам, от тебя можно ждать чего угодно. И… я опасаюсь тебя. Я хочу доверять тебе, но в глубине души я постоянно боюсь, что ты меня обманываешь, используешь, скрываешь что-то важное. Я боюсь, что ты в любой момент можешь причинить мне боль. – Она и сама не могла понять, откуда берутся эти мысли. Разве она не доверяла Северусу? Разве не была счастлива рядом с ним? Каково ему слышать сейчас все это, после ее многочисленных заверений в любви? – Прости, Северус, я никогда об этом даже не задумывалась. Все, что я говорю, для меня самой новость.
– Не знаю, как ты представляешь себе отношения между мужчиной и женщиной, но мне всегда казалось, что доверие – это их обязательная основа. – Не отрывая от нее пристального взгляда, Северус потянулся за ее бокалом и сделал несколько глотков. – И что же, ты думаешь, я скрываю от тебя?
– Много чего, на самом деле. Ты никогда не рассказываешь мне о своем прошлом, не делишься воспоминаниями, пусть даже и болезненными. Но даже не это главное, хотя мне и хотелось бы узнать тебя лучше, разделить все твои кошмары и твою боль. Я не знаю, как ты относишься ко мне, испытываешь ли хоть какие-то чувства. Не обязательно любовь – ясно, что ее мне никогда не получить – но хотя бы симпатию, нежность, уважение, привязанность. Да что угодно! Я отгоняю от себя мысли, что тебе просто удобно рядом со мной, потому ты и соглашаешься терпеть меня в своем доме.
Собственные слова ранили даже саму Гермиону, на Северуса и его реакцию ей и вовсе не хотелось смотреть. Вместе с тем она была благодарна за возможность высказаться. Навряд ли у нее хоть когда-либо хватило бы на это смелости без помощи Веритасерума.
– Это несправедливо, что только я говорю тебе гадости, – сказала она. – Ты ведь тоже не доверяешь мне?
– Доверяю, – ответил Северус, и Гермиона подняла на него округлившиеся глаза. – Я знаю, что ты от меня что-то скрываешь, но, полагаю, у тебя есть для этого важные причины. И я не пытаюсь узнать твою тайну именно потому, что доверяю тебе и уважаю твое право иметь секреты. Во всем остальном ты искренна и честна со мной. Мне так казалось, по крайней мере.
– Так и есть, – горячо заверила его Гермиона, готовая провалиться сквозь землю. – Ты не должен сомневаться во мне только из-за того, что я сейчас говорю. Я действительно люблю тебя и восхищаюсь тобой. И я счастлива рядом с тобой.
– Ты говоришь правду?
– Нет.
Слово сорвалось с губ так быстро, что она просто не успела его сдержать. Она испуганно посмотрела на Северуса: лицо того казалось застывшей маской. Но Гермиону это не обманывало, она легко могла себе представить бушующую внутри него бурю эмоций.
– Спроси меня, в чем именно я солгала, – скороговоркой проговорила она. – Пожалуйста, пока ты не потерял остатки доверия ко мне!
– В чем именно ты солгала? – глухо повторил Северус.
– На самом деле я не совсем счастлива. Я уже давно задумываюсь об этом, но, как правило, изо всех сил гоню от себя мысли об этом, чтобы спокойно радоваться хотя бы тому, что имею, и наслаждаться жизнью с тобой. Сегодня же я вдруг поняла, насколько тебе безразлична. Тебя не волнует то, что происходит в моей душе, чем я живу. Ты не можешь поддержать меня или утешить, не хочешь поделиться хотя бы каплей тепла. Не сочувствуешь и не сопереживаешь мне. То есть ты не даешь мне того, что называется одним словом – любовь. Только не думай, что я обвиняю тебя в этом. Я не могу, не имею права требовать от тебя любви, но… иногда мне, как и всем, хочется чувствовать себя любимой, знать, что есть кто-то, кто готов принять меня целиком, со всеми моими недостатками, кто нуждается во мне – не за мои знания и умения, а просто потому, что без меня не может. Конечно, я знала, что так будет. Но мне казалось, если я буду любить тебя, этого будет достаточно. Похоже, я ошибалась.
Некоторое время они молчали, не глядя друг на друга. Гермиона не понимала, чего хотел добиться Северус, заставив их двоих говорить всю неприятную правду. Неужели он намеревался окончательно разрушить их и без того шаткие отношения? Что ж, пока именно к этому они и идут.
– Ты считаешь, что я все скрываю от тебя, – прервал молчание Северус, – и вместе с тем не задаешь ни одного вопроса, который волнует тебя. Почему?
– Наверное, по той же причине, по которой ты не выпытываешь мою тайну. Я уважаю твое право иметь секреты. Не хочу, чтобы ты рассказывал мне о чем-то не потому, что хочешь поделиться, а потому, что просто не имеешь выбора. А еще, возможно, на некоторые вопросы я не хочу знать ответ. Вернее, боюсь, что он мне не понравится.
– Ты все еще любишь Уизли? – неожиданно спросил Северус.
– Нет, – с облегчением призналась она и обрадовалась своему ответу. – Я испытываю к нему родственные чувства, он по-прежнему мой друг и близкий мне человек. Мне хочется о нем заботиться, и я очень переживаю за него. Но с чувством к тебе это не может сравниться. Я никогда не любила его так, как тебя. И мне никогда не было с ним так хорошо. Хотя ему я доверяла… какое-то время.
Северус кивнул и внимательно посмотрел на нее, словно подбадривая ее задать ему стоящий вопрос. Но Гермиона действительно не хотела спрашивать его о прошлом, планах на будущее, или о его истинном отношении к ней. Вряд ли его ответы могли бы укрепить их связь.
– Зачем ты все это затеял? Ты сказал, что доверяешь мне, тогда зачем было устраивать этот вечер признаний? Неужели для того, чтобы узнать, люблю ли я Рона?
– Не только, – нахмурился Северус, и по его тону Гермиона внезапно поняла, что, сама того не желая, попала в точку. – Я хотел признаться тебе…
Он замолчал, борясь с действием Веритасерума. Как бы Гермионе ни хотелось услышать конец признания, она не могла смотреть на мучения Северуса.
– Какой твой любимый цвет?
– Золотой, – нехотя ответил он.
– Золотой? Цвет Гриффиндора? – засмеялась Гермиона.
Смех получился немного истеричным, но был приятной передышкой среди того шквала напряжения и отрицательных эмоций, в который превратился ее день рождения.
– Да, именно цвет Гриффиндора, – нетерпеливо подтвердил Северус. – Почему ты не дала мне договорить?
– Потому что ты этого не хотел. Я помню, как мучительно было сопротивляться твоему зелью в прошлый раз, и решила оградить тебя от страданий. А еще я боюсь того, что ты мог сказать.
– Что именно?
– Что ты любишь кого-то другого. Что ты не можешь больше меня выносить. Что я тебе не нужна или просто надоела. Что я вызываю у тебя отвращение, но ты притворяешься из чувства благодарности или жалости ко мне, – послушно перечисляла Гермиона свои страхи. – Больше всего я боюсь, что ты оставишь меня.
– Я хотел сказать обратное, – тихо проговорил Северус, избегая ее взгляда.
Гермиона нервно сглотнула, не в силах поверить ему. Он поднял на нее глаза и медленно кивнул, поощряя задать нужный вопрос.
– Что ты хотел сказать? – осторожно спросила она.
– Что я люблю тебя.
Глава 22– Давай сегодня никуда не пойдем? – лениво предложила Гермиона, пальчиком выводя затейливые узоры на обнаженной груди Северуса. – Все равно никто не заметит нашего отсутствия.
– Неужели совесть позволит тебе прогулять работу? – хмыкнул он.
– Договорюсь с ней как-нибудь. Я не хочу, чтобы эта ночь кончалась.
Гермиона перевернулась на живот, заглянула Северусу в глаза и, обнаружив в них такую теплоту и нежность, которую никогда еще не видела в его взгляде, радостно улыбнулась. Эта волшебная ночь уничтожила последние преграды между ними. И дело было не только в лучшей, чем когда-либо, интимной близости. Всю ночь напролет они с Северусом проговорили; казалось, не осталось тем, которые бы они не обсудили: от детских воспоминаний до любимой сладости, от истории Хогвартса до отношения к Гарри. И сейчас, уставшая, не выспавшаяся, Гермиона чувствовала себя как никогда счастливой и умиротворенной. Даже воспоминания о вчерашней встрече с Роном не могли омрачить ее настроение.
– Мы же не можем всю жизнь проваляться в постели, - справедливо заметил Северус. – Ты же первая взвоешь от…
Неожиданно он замолчал, напряженно прислушиваясь. Гермиона нахмурилась.
– Северус, что?..
– Тш-ш! – прервал ее он, вставая с кровати.
Медленно подойдя к окну, Северус немного отодвинул занавеску и выглянул во двор. Встревоженная, Гермиона подошла к нему, тоже посмотрела в окно – и похолодела от ужаса: возле дома собиралась толпа волшебников, и большая часть из них была настроена крайне недружелюбно. Среди толпы можно было увидеть несколько человек с фотоаппаратами и вездесущую Риту Скитер.
– Рон… – обреченно прошептала Гермиона. – Я даже не подумала, что он может побежать к журналистам. И думать не хочу, какие изменения это вызовет в будущем!
– Вполне ожидаемо, – выплюнул Северус, отходя от окна и начиная одеваться. – Это фирменное качество Гриффиндора – сначала делать, потом думать.
– Северус Снейп! – раздался между тем неприятный высокий голос. – Мы знаем, что вы живы! Расскажите нам всю правду о вашем спасении!
– Хватит прятаться, трус!
– Ты поплатишься за все, что сделал, грязный предатель!
Казалось, худшие опасения Гермионы начинали сбываться. Мерлин, но почему именно сегодня?!
– Не поддавайся на провокации, Северус, – мягко сказала она, наблюдая за тем, как тот раздраженно зашнуровывает ботинки. – Они сами не знают, что говорят. Пройдет немного времени – и…
– … и я по-прежнему останусь Пожирателем смерти, убийцей Дамблдора и худшим директором за всю историю Хогвартса, мучившим бедных детишек, – с досадой закончил он.
– Ты же не собираешься идти туда, верно?
– Я взрослый человек, Гермиона, и вполне готов отвечать за свои поступки, – голос Северуса действительно был полон холодной решимости, что заставило Гермиону нервничать еще больше. – Рано или поздно это должно было произойти.
Она не знала, что делать, как выйти из этой ситуации. Несмотря на все старания Гарри снять обвинения с Северуса, оставалось много волшебников, не поверивших в его истинную роль в войне. Представить страшно, что они, обуреваемые местью, могут сделать с ее любимым!
– Оставайся в доме, не хватало еще втянуть тебя в это. Когда все разойдутся, аппарируй в дом Блэка и жди меня там, – тем временем приказал Северус и, не обращая внимания на возражения Гермионы, решительно направился к выходу.
Один Мерлин знает, каких усилий потребовалось от Гермионы просто сидеть сложа руки и ни во что не вмешиваться, пока Северус разговаривал с журналистами и разгонял толпу возле их дома. Все кончилось довольно быстро, и это наводило на мысль, что дело не обошлось без помощи магии. И только Рита Скитер продолжала проявлять настойчивость, очевидно, поэтому Северусу пришлось в конце концов аппарировать куда-то вместе с ней.
Убедившись, что больше во дворе никого не осталось, Гермиона, повинуясь наставлениям Северуса, вышла из дома и перенеслась на площадь Гриммо, где промучилась до обеда, ежесекундно проверяя свой новый браслет – не нагрелся ли? Наконец, услышав шипение камина, она бросилась в гостиную, но, к ее удивлению, там ее ждал Гарри.
– Виделся со Снейпом, - пояснил он, правильно растолковав ее недоумевающий взгляд. – Нелегкий день ему выдался. Ты уже видела утренний «Пророк»?
Гермиона брезгливо взяла протянутый ей выпуск газеты. На первой полосе красовалась старая фотография Северуса, надпись над которой гласила: «Слуги Того-Кого-Нельзя-Называть восстают из мертвых?» Небольшая заметка, основанная лишь на догадках и туманных сведениях от «анонимного источника», не содержала и капли правды, кроме того, что Северусу каким-то чудом удалось пережить укус Нагини. В конце статьи приводились гневные комментарии нескольких волшебников, недовольных тем, что Северус выжил. Что ж, реакция магического сообщества оказалась вполне предсказуемой, причем было ясно, что это только начало травли. С отвращением Гермиона откинула от себя газету.
– Мы ведь никак не можем помочь?
– Ну… я снова заявил о том, что Снейп был нашим шпионом, попросил Кингсли выдумать хорошую причину, почему Снейп все это время скрывался. Ваш МакМанус, кажется, взял на себя юридические проблемы. – Немного поколебавшись, Гарри добавил: – Рон, к счастью, ничего не рассказал журналистам о твоей роли в спасении Снейпа. И сейчас, сама понимаешь, важно, чтобы они не узнали правду. Мы даже связались с Драко, он пообещал убедить мать молчать.
Гарри выглядел смущенным и почему-то избегал ее взгляда. Наверное, знал, что Гермиона будет расстроена собственным бессилием. Еще бы! Именно она заварила всю эту историю, а с последствиями теперь вынуждены разбираться кто угодно, кроме нее. Но почему все это случилось именно сейчас, когда они с Северусом стали по-настоящему счастливы? Гермиона подозревала, что всему виной стремление смерти забрать себе свою жертву обратно. Значит, следовало быть готовой к очередным опасностям и угрозам жизни Северуса.
– Ты виделся с Роном? – спросила Гермиона, чтобы отвлечь себя от невеселых размышлений.
– Он со мной не разговаривает, – нехотя ответил Гарри. – Но… вчера он дома так и не появился. Полночи мы с Джинни успокаивали тебя, то есть… ты поняла.
Гермиона мрачно кивнула. Что ж, даже в этой измененной реальности у них с Роном не может быть счастливого будущего. Несмотря на то что, наверное, им просто не суждено было быть вместе, она чувствовала свою вину за произошедшее. Как, должно быть, страдает сейчас ее ничего не понимающая копия! С другой стороны, теперь можно было не беспокоиться о том, что и в этой реальности Гермиона захочет спасти… о нет, почему она не подумала об этом раньше?
– Гарри! – потрясенно воскликнула она. – Но ведь если уже стало известно о том, что Северус жив, мне – младшей мне – даже в голову не придет, что его нужно спасать! Да и Рон, возможно, никогда не получит тот хроноворот и уж тем более не станет держать его дома, зная, что я собираюсь им воспользоваться!
Гарри сочувственно на нее посмотрел и взял за руку:
– Мы что-нибудь придумаем. Все равно до этого еще масса времени – целых два с половиной года. А пока есть проблемы посерьезнее.
– Никогда не был так согласен с Поттером, – раздался позади них спокойный голос.
Обернувшись, Гермиона увидела входящего в комнату Северуса и, не сдержавшись, бросилась к нему и порывисто сжала его в объятиях. Она знала, что ему не понравится такое проявление чувств в присутствии Гарри, но ничего не могла с собой поделать: сказывалось накопившееся волнение. Однако Северус удивил ее тем, что не только не предпринял попытки отстраниться, но и, напротив, приобнял ее в ответ.
– Полагаю, Круфорд уже дал вам новое
задание, раз вы пришли сюда, Поттер, – сказал он, в его голосе явно слышалось неодобрение.
– Какое еще задание? – удивленно спросила Гермиона, поднимая голову. – Гарри мне ничего не сказал.
– Не хотел тебя волновать, – уклончиво ответил тот. – Да и эти меры предосторожности действительно могут оказаться лишними.
– Какие еще меры? – Гермиона была уже не на шутку встревожена.
– Поттера назначили моей сиделкой, – язвительно отозвался Северус, к неудовольствию Гермионы, все же разрывая объятия. – Министерство решило, что моей жизни угрожает опасность, и почему-то посчитало боевые навыки Поттера превосходящими мои собственные.
Гарри хмыкнул, но благоразумно промолчал. Гермиона же с подозрением посмотрела на Северуса.
– К тебе не стали бы приставлять аврора, если бы не было реальной угрозы. На тебя пытались напасть?
– Какой-то малолетний идиот прямо в Министерстве запустил в меня заклинанием, – нехотя ответил Северус. – Не понимаю, чего он ожидал – его связали в ту же секунду.
– Но мой браслет даже не…
– Потому что моей жизни ничего не угрожало! – Северус начал уже сердиться. – Поверь, я вполне в состоянии отразить неумелые заклинания неуравновешенных подростков!
Гермиона хотела возразить, но, почувствовав легкое прикосновение к своей щиколотке, посмотрела вниз и увидела ласкающегося о ее ноги Марселя.
– Зачем ты переместил его сюда? – недоумевающе спросила она, беря кота на руки.
– Будет лучше, если какое-то время ты поживешь здесь. Вполне вероятно, что за моим домом будут следить журналисты, – невозмутимо ответил Северус. – Я принес вещи, которые могут тебе понадобиться.
Ровный тон его голоса не мог запутать Гермиону: ему действительно угрожала опасность, он прекрасно осознавал это, но придумал дурацкую сказочку про журналистов, чтобы оградить ее от лишних волнений. Насколько же истеричной и неуравновешенной он ее считает?
– Я… поняла, – тихо сказала Гермиона, пытаясь сдержать свое возмущение. – Неужели ты считаешь меня такой глупой? Если бы дело было только в назойливых журналистах, я могла бы пользоваться Дезиллюминационными чарами, или мантией-невидимкой, или просто выходить из дома позже тебя. На самом деле ты хочешь не подвергать меня опасности! А ты! – повернулась она к Гарри. – Почему ты решил скрывать от меня правду? Что это за опасность, о которой мне нельзя знать?
Гарри замялся, но, виновато посмотрев на Северуса, признался:
– После этой статьи и редакцию «Пророка», и Министерство завалило гневными письмами с жалобами и угрозами. Из-за… эээ… особой роли мистера Снейпа у него оказалось слишком много недоброжелателей с обеих сторон. Сочувствующие Вольдеморту и семьи Пожирателей винят его в предательстве, остальные до сих пор не поверили в то, что он был на нашей стороне, и не простили ни смерти Дамблдора, ни издевательств над учениками в тот год, когда он был директором Хогвартса. Только за сегодняшнее утро его пытались проклясть более десяти раз. Мне жаль, Гермиона, но находиться рядом со Снейпом сейчас действительно небезопасно. И он сможет лучше защищать себя, если ему не придется беспокоиться еще и о тебе. Если помнишь, я по этой же причине оставил Джинни, когда мы отправились на поиски хоркруксов. Да и от вас с Роном я пытался избавиться.
– А если ты помнишь, у тебя не получилось от нас отделаться. И, кажется, никто никогда об этом не жалел, – сердито сказал Гермиона и с вызовом посмотрела на Северуса: – В самом деле, я вполне могу за себя постоять. Вот чего я не могу, так это спокойно сидеть в этом доме, зная, что ты там один и твоя жизнь находится под угрозой!
– Я не собираюсь это обсуждать, – холодно сказал он, в его голосе слышались нотки ярости. – Ты останешься здесь и вернешься в мой дом только тогда, когда я решу, что это достаточно безопасно.
С этими словами он развернулся и стремительно покинул комнату. Гарри, сочувственно посмотрев на Гермиону, бросился за ним. Она же, по-прежнему прижимая к себе Марселя, зарычала от осознания собственного бессилия. Конечно, ей не хотелось оставлять Северуса одного, но не было ни малейшей возможности заставить его передумать. За этот год она достаточно его изучила, чтобы удостовериться в небывалой степени его упрямства. Наверняка уже наложил на дом заклинание, не позволяющее ей войти внутрь. Оставалось надеяться, что совместных способностей и магических сил Гарри и Северуса хватит для того, чтобы противостоять чему угодно.
* * *
– Как это забавно, да? Всю жизнь вы меня защищали, а теперь я стал вашим охранником, – в очередной раз заметил довольный Поттер, почти светясь от переполнявшей его гордости, и Северус тут же пожалел о том, что впустил несносного мальчишку в дом – погреться и выпить чаю.
Ничего забавного в сложившейся ситуации он не находил. Как вообще кому-то могло прийти в голову, что ему, Северусу Снейпу, двойному агенту, шпиону с многолетним стажем, сильному магу и отменному специалисту по Темной магии, нужна охрана? Он вполне мог справиться с любым потенциальным противником самостоятельно! Однако Кингсли, по-прежнему мучимый чувством вины перед ним, думал иначе.
И не сказать даже, что охрана была совсем бесполезна. Нет, за эти два месяца авроры смогли предотвратить дюжину серьезных нападений, арестовали около двух десятков мелких хулиганов, прогнали журналистов, буквально поселившихся на его заднем дворе, и разгребли, должно быть, тонну посланных Северусу писем и посылок, уничтожив все, что показалось хоть немного подозрительным. И все же находиться под опекой авроров было унизительно.
Всего горе-охранников было четверо – все, как на подбор, его бывшие ученики! – и они сменяли друг друга каждые восемь часов. Но если остальные авроры благоразумно избегали Северуса, сводя общение с ним к вежливому минимуму, то Поттер, казалось, решил отыграться за все годы третирования в школе и без конца надоедал, как назойливая муха – то надоедливыми вопросами по боевой магии и защите от Темных искусств, то неуместными разговорами о прошлом. А Северус по непонятным ему самому причинам стойко терпел эти наглые посягательства на личное пространство и иногда даже вполне миролюбиво общался с Поттером. Сказывалось влияние Гермионы, не иначе.
Сама же Гермиона на него по-прежнему злилась и отказывалась с ним разговаривать. Северус мог бы даже подумать, что она к нему охладела, если бы не замечал, что она специально приходит в Министерство спозаранку и, бездарно замаскировавшись, караулит его у входа, чтобы убедиться, что он добрался до работы в целости и сохранности, а вечером следит за тем, чтобы он ушел домой только в сопровождении аврора. Северусу ее не хватало, но, как верно заметил Поттер, он не хотел подвергать ее опасности. Пусть уж лучше по-детски дуется.
– Вы бы поговорили с Гермионой, – словно отвечая его мыслям, вдруг сказал отогревшийся Поттер. – Оба ведь страдаете из-за какой-то ерунды.
– Не лезьте не в свое дело, Поттер, – по привычке рявкнул Северус, но на мальчишку это, увы, не произвело ни малейшего впечатления.
– Очень даже мое дело, – хмыкнул он. – Кого, вы думаете, она пытает о вас каждый вечер? Я даже перед начальством так не отчитываюсь.
Северус ухмыльнулся: кому, как не ему, знать, до чего дотошной и раздражающей может быть его Гермиона.
– В любом случае, вам не со мной об этом нужно говорить, Поттер. Это не я капризничаю, как маленький ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.
– Но вы же мужчина. Идти на компромиссы и просить прощения, даже когда мы ни в чем не виноваты, – это наша святая обязанность.
От возмущения Северус не знал, что и ответить. Впрочем, Поттер и сам, очевидно, понял, что позволил себе слишком многое, поскольку отставил кружку и быстро ретировался на свой служебный пост у придорожного дуба.
Но не успел Северус всерьез задуматься над тем, как он докатился до такой жизни, что мальчишка, словно его закадычный приятель, смеет учить его обращению с женщинами, из-за двери послышался шум и громкое поттеровское «Протего!». Уже то, что Поттер использовал заклинание вербально, говорило о серьезности боя, потому Северус, не задумываясь ни секунды, достал палочку и бросился к двери.
Увиденное подтвердило его опасения: семеро волшебников беспощадно атаковали Поттера, так что тот едва успевал выставлять щиты, все больше отступая к дому. Лица нападавших скрывали широкие капюшоны мантий, но применяемые заклинания не оставляли сомнений в том, что волшебники были последователями Темного Лорда. Заметив Северуса на пороге, они заметно оживились, и теперь град заклинаний посыпался в его сторону. Увернувшись от двух лучей, одним точным заклинанием он сумел вырубить крайнего противника и отбежал в сторону, чтобы Поттер не попал под перекрестный огонь.
Бой становился все ожесточеннее, казалось, воздух накалился от рассекающих его лучей, и Северус вдруг понял, что они с Поттером могут и не справиться: нападавшие хоть и уступали им в магической силе, явно превосходили численностью и не брезговали применять непростительные и темномагические заклинания.
– Ступефай! Экспеллиармус! Петрификус тоталус! – раздался вдруг знакомый звонкий голос позади противников.
Оглушающее заклинание достигло долговязого волшебника справа. Поклявшись себе, что собственноручно убьет Гермиону, когда вся эта заварушка закончится, Северус смог обезвредить еще одного из замешкавшихся соперников.
Теперь силы были почти равны. Взяв на себя двоих противников и довольно уверенно переходя от защиты к нападению, Северус в какой-то момент понял, что соскучился по этим ощущениям: когда в голове шумит от кипящего в крови адреналина и нет времени на лишние раздумья, когда все чувства обостряются и ты целиком отдаешься во власть инстинктов. Не прошло и несколько минут, как сражавшиеся с ним волшебники стали выдыхаться, и Северус уже почти играючи поразил обоих. Но не успел он перевести дух, как истошный вопль Гермионы заставил его похолодеть:
– НЕТ!!!
Оборачиваясь, Северус увидел темно-зеленый луч, летящий в его сторону, на краю сознания мелькнула мысль, что он не успеет поставить щит или хотя бы уклониться, и в этот момент на пути заклятия словно из ниоткуда появился Поттер. Северус с ужасом смотрел на то, как безвольное тело сраженного Поттера падает на землю, а Гермиона заклинанием буквально на части разрывает единственного оставшегося противника и бросается к пострадавшему другу.
Вид рыдающей Гермионы, судорожно водящей палочкой над Поттером, отрезвил Северуса. Он послал Кингсли патронуса с сообщением, собрал чужие палочки, магически связав их оглушенных хозяев, и только тогда решился подойти к безутешной Гермионе.
– Ты ему ничем не поможешь, – тихо сказал он, дотрагиваясь до ее плеча. – Это было…
– Заклинание Вечного кошмара, знаю, – резко ответила она. – Но я не могу… не могу ничего не…
Северус мягко поднял сопротивляющуюся Гермиону с земли и прижал к себе:
– Пойдем, я отведу тебя в дом.
– Нет, я останусь с Гарри!
– Я прослежу, чтобы его доставили в Мунго. Идем, тебя не должны видеть.
Силой он увел ее в дом, где залечил небольшие ушибы и раны, полученные во время сражения, и напоил снотворным зельем. Лишь убедившись, что Гермиона заснула, Северус вышел во двор, уже заполненный аврорами. Кингсли, успевший раздать распоряжения по поводу плененных волшебников, подошел к нему:
– Гарри уже в больнице. Гермиона тоже здесь? – Дождавшись кивка Северуса, он продолжил: – Вы оба в порядке?
Северус снова угрюмо кивнул и, достав из кармана мантии собранные палочки, протянул их Кингсли.
– Вы уже установили личности нападавших?
– Не всех. Убитого звали Александр Керк, он был племянником Долохова. Мы уже давно за ним наблюдали, но он не давал нам повода обвинить его в чем-либо. Однако, по нашим сведениям, он уже несколько лет пытался собрать вокруг себя единомышленников. Вероятно, именно Керк организовал это нападение на тебя, – Кингсли неловко замолчал и как бы невзначай спросил: – Кто его так, кстати?
– Я, – ни секунды не сомневаясь, ответил Северус. – Это он проклял Поттера.
– Бедный Гарри, – тяжело вздохнул Кингсли. – Как будто мало ему за жизнь досталось…
Подошедший к Кингсли Круфорд, весьма недобро зыркнувший на Северуса, избавил того от необходимости отвечать что-либо. Северус был невероятно зол на неизвестного ему племянника Долохова, на себя и на самого Поттера. Зачем, зачем этот несносный мальчишка снова решил геройствовать? Неужели не смог распознать заклинание? Кто дал ему право ценой своей жизни спасать его, Северуса?
Заклинание Вечного кошмара можно было по праву считать вершиной творения темных магов прошлого. Пораженный волшебник не умирал, но оказывался закован в собственном подсознании, раз за разом переживая худшие моменты своей жизни, мучаясь ожившими страхами. Пытка могла продолжаться годами. Вывести пострадавшего из этого состояния было не под силу даже самым сильным ментальным магам. Лекарства попросту не существовало – вернуть себя к жизни мог только сам прóклятый волшебник, договорившись со своими внутренними демонами. И то не было уверенности в том, что его рассудок останется здоровым.
Северус знал, что у него самого не было бы ни малейшего шанса выжить от этого заклинания. У Поттера шанс был – один на тысячу. Оставалось только надеяться на врожденную живучесть мальчишки. И несмотря ни на что все же попытаться пробиться в его сознание.
– Пятый этаж, палата номер 507, это в самом конце правого крыла. Нет, посетителей у Гарри сейчас нет, – с вежливой улыбкой ответила молодая привет-ведьма – Сьюзен Боунс, кажется, так ее звали? – и, когда Северус уже направился к лестнице, перегнулась через стол и крикнула ему вслед: – Удачи, проф… мистер Снейп!
С целителем Поттера Северус разговаривал еще вчера, и тот безмерно обрадовался предложенной помощи: ментальных магов такого уровня в Мунго не было. Они оба понимали, что вероятность успеха в любом случае была ничтожно мала. Но попробовать все же стоило.
Напрочь игнорируя плетущегося следом аврора-охранника, он подошел к нужной двери, прислушался и, убедившись, что в палате никого нет, зашел внутрь – и замер от неожиданности. На стуле возле кровати сидела Гермиона, сжимая безжизненную руку Поттера в своих ладошках. На ней была лиловая мантия целителя, волосы ее были туго собраны в строгий пучок, щеки и руки казались чуть пухлее, чем обычно. Услышав скрип двери, она обернулась и, узнав его, нерешительно улыбнулась:
– Добрый день, профессор Снейп. Целитель Августус предупредил, что вы зайдете.
Она ощущалась чужой, казалась совсем ребенком, но так походила на его Гермиону, что Северус в первое мгновение растерялся. Казалось невероятным, что всего через несколько лет это юное создание будет принадлежать ему и заверять его в своей любви. Но до чего же глупо было забыть, что она работает в Мунго и наверняка будет целыми днями торчать у постели друга.
– Добрый день, миссис Уизли, – наконец сказал он и, стараясь не замечать округлившиеся от удивления глаза Гермионы, подошел к кровати. – Состояние Поттера стабильно?
– Д-да, – казалось, она все еще не могла справиться с шоком от того, что он был с ней так вежлив. – Магией мы поддерживаем его жизненные силы, так что пока все функции в норме.
Почти физически ощущалось, как ей неловко было находиться рядом с ним, да и сам Северус чувствовал себя некомфортно: он не мог, как по мановению волшебной палочки, забыть о своих отношениях с Гермионой и перестроиться на общение с этой, по сути незнакомой ему, девушкой.
– Мне нужно посадить Поттера, так будет удобнее, – сказал он только для того, чтобы прервать затянувшееся молчание.
Гермиона тут же подскочила и попыталась потянуть Поттера вверх, Северус, желая ей помочь, перехватил ее движение, в какой-то момент их руки соприкоснулись, и она как ужаленная отскочила от кровати.
– Вопреки распространенному мнению, я не кусаюсь, миссис Уизли, и даже не пью кровь девственниц на ужин, – не сдержавшись, прокомментировал Северус ее маневр.
Она тут же зарделась и, невнятно пробормотав какие-то извинения, снова встала рядом с ним, чтобы передвинуть подушку.
– На самом деле я рада, что вы живы, профессор, – вдруг сказала она, когда им наконец удалось придать Поттеру устойчивое сидячее положение. – Ваша смерть всегда казалась мне…
– Несправедливой, – закончил за нее Северус и, поймав ее удивленный взгляд, хмыкнул: – Вы чересчур предсказуемы, миссис Уизли. А теперь, если не возражаете, я бы все же…
– Что он здесь делает? – раздался у него за спиной полный ярости мужской голос. – Как он посмел прийти сюда?
Северус вздохнул, призывая на помощь все свое спокойствие. Удача определенно была сегодня не на его стороне. Он открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь ядовитое в ответ, но его опередила Гермиона:
– Незачем так орать. Профессор Снейп пытается помочь Гарри.
Медленно повернувшись, Северус столкнулся взглядом со взбешенным Уизли. Рядом стояла его побледневшая сестра.
– Это все ты виноват, мерзкий ублюдок, – продолжал бушевать Уизли.
– Рон! Как ты можешь так говорить? Гарри выполнял свою работу, профессор Снейп не виноват, что все так получилось!
Почему-то было приятно видеть, что Гермиона защищала его даже сейчас, когда между ними еще не было никаких отношений. Уизли однако благородство жены не оценил.
– Не смей защищать его! – его голос звенел от ненависти. – Ты ничего не знаешь!
– Гермиона права, – резко оборвала брата младшая Уизли, которая уже давно стала Поттер. – Нам всем тяжело, но незачем вымещать свою боль на других людях!
– Может быть, вы продолжите свой семейный скандал в коридоре, – вмешался наконец Северус, – и позволите мне хотя бы попытаться помочь Поттеру?
В воцарившейся тишине было слышно лишь тяжелое дыхание покрасневшего Уизли. И что только Гермиона нашла в этом тупом, несдержанном дикаре? Их брак был обречен с самого начала.
– Пойдем, Рон, – тихо, но твердо сказала Гермиона и, подойдя к мужу, взяла его за руку. – Пустыми криками ты Гарри действительно не поможешь.
Рыжий вдруг собственническим жестом грубо притянул к себе Гермиону, вызвав ее удивленный вздох, и с вызовом посмотрел на Северуса.
– Ты еще ответишь за это, Снейп. Когда-нибудь ты за все ответишь, – прорычал он и, повинуясь Гермионе, вышел вместе с ней из палаты.
Джиневра же подошла к кровати и, явно смущаясь присутствия бывшего учителя, быстро поцеловала Поттера в щеку.
– Я приду вечером, Гарри, – едва слышно прошептала она. – Держись, пожалуйста.
Уже подходя к двери, она обернулась и сказала:
– Извините за Рона. Мы все понимаем, что вы не при чем. И Гарри… знал, на что идет. Он всегда очень тепло о вас отзывался и был готов защищать вас даже ценой своей жизни.
– Я сделаю, что смогу, миссис Поттер, – только и смог выдавить из себя Северус.
Она кивнула и быстро покинула комнату, оставив его в весьма смешанных чувствах. С одной стороны, поступок Поттера по-прежнему злил его своим безрассудством. В какой извращенной реальности жизнь молодого аврора, героя, победившего Темного Лорда, могла быть менее ценной, чем жизнь стареющего бывшего Пожирателя? Почему Поттер, в который раз проявляя свой мнимый гриффиндорский героизм, не подумал прежде всего о собственной семье? С другой стороны, Северус – стоило признаться в этом хотя бы самому себе – и сам успел привязаться к мальчишке. Тот приложил столько усилий, чтобы завоевать если не уважительное, то, по крайней мере, терпимое отношение к себе. Зачем ему это было нужно, можно было только догадываться. Как бы то ни было, Северус никогда не пожелал бы Поттеру той судьбы, которая была ему уготована чертовым проклятием. И он сделает все, что в его силах, чтобы помочь мальчишке.
Пора было приступать к работе.
* * *
Гермиона не находила себе места. В очередной раз запертая в доме на площади Гриммо, не имеющая возможности ни навестить Гарри, ни даже нормально поговорить с Северусом, оставшаяся наедине со ставшим еще более угрюмым Кричером, она изводила себя мыслями о собственной вине в случившемся. Она ведь знала, что опасность, нависшая над Северусом, ставит под угрозу всех, кто находится с ним рядом, и даже не предупредила об этом друга! Если Гарри – Мерлин, даже думать об этом страшно! – умрет или сойдет с ума, не справившись с проклятием, она не сможет простить себе это.
На протяжении нескольких недель Северус, забросив работу в Отделе тайн, почти все время находился в Мунго. Но, сколько бы усилий он ни прикладывал, раз за разом штурмуя сознание Гарри, ничего не получалось. Ни малейшего результата, ни даже проблеска надежды на то, что эти попытки хоть когда-нибудь увенчаются успехом! В те редкие дни, когда Северус все же появлялся на площади Гриммо, было заметно, как он злится на собственное бессилие. Состояние Гарри сильно тревожило его, и дело было не только в том, что тот стал жертвой проклятия, спасая Северуса. Гермиона знала, что за последний год Северус наконец увидел в ее друге то, на что раньше не обращал внимания: истинную храбрость, отзывчивость, доброту, скромность. Оказалось, что он не так уж и похож на своего отца, Джеймса Поттера, и это открытие изрядно удивило Северуса, повлияв и на его отношение к Гарри. Гермиона радовалась этим переменам, но сейчас, догадывалась она, появившаяся симпатия к Гарри заставляла Северуса страдать еще больше.
Резкий хлопок двери, раздавшийся снизу, заставил Гермиону вздрогнуть. Она бросилась было встречать непривычно рано вернувшегося Северуса, как знакомый женский голос заставил ее остановиться и побледнеть от испуга.
– Куда ты меня тащишь, Рон? Зачем мы сюда пришли? Ай, мне больно!
– Гермиона, я знаю, что ты здесь, – громко крикнул Рон, не обращая внимания на возмущения Джинни. Грубость его тона не сулила ничего хорошего. – Иди сюда и объясни моей сестре, из-за кого на самом деле умирает ее муж.
Сердце Гермионы словно пропустило удар, на внезапно ослабевших ногах она дошла до лестницы и столкнулась с разъяренным взглядом Рона, который уже поднимался наверх, тянув за собой упирающуюся Джинни.
– Гермиона? – удивленно воскликнула она. – Но как ты?.. Мы же только что видели тебя в больнице.
Гермиона растерянно переводила взгляд с недоумевающей Джинни на Рона, лицо которого было искажено от гнева и презрения.
– Хорошо, – устало сказала она после нескольких секунд мучительных раздумий. – Давайте пройдем в гостиную, я все расскажу.
Джинни слушала ее очень внимательно, но, если и была удивлена историей с хроноворотом и проклятием Кэрроу, ничем не выдавала себя. Только когда Гермиона, краснея, описывала характер ее теперешних отношений с Северусом, немного приподняла брови и кинула быстрый взгляд на Рона. Тот же во время рассказа нервно ходил по комнате и то и дело вставлял грубые комментарии. Когда Гермиона закончила, в гостиной воцарилась мертвая тишина. Где-то внизу скрипнула дверь и заскрипели старые половицы – должно быть, Кричер вылез из своего убежища, где чаще всего проводил свои дни с тех пор, как Гарри попал в больницу.
– Теперь ты понимаешь, кто виноват больше всех? – отрывисто сказал Рон, нарушая напряженную тишину. – Гарри умирает только потому, что ей приспичило трахнуться со Снейпом.
Гермиона промолчала, не желая срываться на нем. В конце концов, она и правда была виновата перед ним.
– Я понимаю, почему ты взбесился, Рон, – тихо ответила Джинни, разглядывающая свои руки. – Вся эта история, конечно… странная, но я не считаю, что Гермиона виновата в том, что случилось. – Она подняла осторожный взгляд на Гермиону, в глазах ее застыли слезы. Игнорируя возмущенный возглас брата, она продолжила: – Гарри стало хуже сегодня. Целитель Августус сказал, что, по-видимому, он отчаянно пытается сопротивляться проклятию, но его сил недостаточно. Если так будет продолжаться и дальше, Гарри… его не… – Джинни никак не могла произнести ужасные слова, которые так боялась услышать Гермиона, – … он не сможет продержаться дольше месяца. Но я ни в чем не виню тебя, Гермиона. На самом деле, мне кажется, это Рон виноват в том, что произошло.
– Что? – взревел он, не в силах поверить в предательство сестры. Впрочем, Гермиона и сама сначала подумала, что ослышалась. – Как ты можешь меня-то обвинять?
– Если бы ты не рассказал в «Пророк» о том, что Снейп жив, ничего этого не произошло бы, – холодно ответила Джинни, смело глядя на него. – Отвратительный, эгоистичный поступок, Рон. О чем ты думал вообще, когда шел к журналистам?
Рон, казалось, готов был взорваться от переполнявшего его гнева: ноздри угрожающе раздулись, лицо покрылось красными пятнами, на лбу проступила бешено пульсирующая вена.
– И ты еще смеешь становиться на ее сторону? А может, тебе и самой вовсе плевать на Гарри? Может, уже тоже подыскала себе любовника?
Джинни вскочила с места, одновременно направляя волшебную палочку на брата, глаза ее метали молнии. Рон, словно не веря своим глазам, тоже медленно достал палочку. Гермиона же проклинала себя за то, что в очередной раз из-за своей растерянности оказалась безоружной, и только настороженно наблюдала за ними.
– Кажется, я начинаю понимать, почему Гермиона предпочла тебя Снейпу, – прошипела Джинни. – Да ты просто жалок! Все эти дни только и напиваешься, как свинья, кидаешься на всех безо всякого повода, третируешь бедную Гермиону и ноешь о том, какой Снейп ублюдок, в то время как он, в отличие от тебя, все время проводит у постели Гарри, пытаясь хоть что-нибудь сделать! И даже не реагирует на твои бесконечные бестактные нападки. Кажется, из вас двоих именно он искренне переживает за Гарри, а ты, похоже, думаешь только о себе!
Из палочки Рона вырвался сноп искр, и он, зарычав, выбежал из комнаты. Внизу громко хлопнула дверь, свидетельствуя о том, что он покинул дом. Гермиона была поражена не столько несдержанностью и грубостью мужа, сколько тем, что Джинни так яростно заступилась за нее. Чувство вины с новой силой нахлынуло на нее, и она, набросившись на Джинни с объятиями, заплакала:
– Мне так жаль… так жаль…
Джинни обняла ее в ответ и даже успокаивающе погладила по спине, и Гермиона поняла, что не может скрывать от нее свою тайну.
– Я на самом деле виновата, – горячо прошептала она. – Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Я знала, что рядом с Северусом находиться слишком опасно, но не предупредила Гарри!
– Гарри и сам знал, что Снейпу угрожает опасность, для этого его и поставили охранять…
– Я не об этой опасности говорю, – Гермиона разорвала объятия, тяжело вздохнула и продолжила: – Некоторое время назад я нашла в этом доме дневник одного из предков Сириуса. Он тоже воспользовался хроноворотом, чтобы вернуть свою умершую жену. После этого с его семьей начали происходить ужасные вещи, и в конце концов он понял, что всему виной его вмешательство в план судьбы. Я до сих пор не очень понимаю, как такое возможно, но, наверное, есть какой-то запланированный сценарий, в соответствии с которым мы живем и умираем. Возвращение к жизни умершего человека приводит к тому, что смерть снова и снова пытается забрать его, но не напрямую, ведь он уже как бы мертв для нее, а подвергая опасности тех, кто его окружает, надеясь, что рано или поздно он тоже пострадает.
Гермиона замолчала, глядя в расширившиеся от ужаса глаза Джинни, и тихо всхлипнула:
– Теперь ты понимаешь? Северус должен был умереть в тот день. Я знала, что все, кто его окружают, находятся в опасности. И даже не попыталась предупредить Гарри или… не знаю… заставить его отказаться от задания. Северус сам еще ничего об этом не знает, иначе…
– Уже знает, – прошептала Джинни, глядя куда-то поверх плеча Гермионы.
Гермиона обернулась и увидела Северуса, стоявшего на пороге. Лицо его было белее мела, губы сжаты в тонкую линию, черные глаза казались пустыми.
– Северус… – проговорила она.
– Это и была твоя страшная тайна, не так ли? – тихо сказал он, буравя ее взглядом.
– Северус, я…
– Джиневра, вам лучше вернуться в больницу: Поттеру стало хуже. Полагаю, мы были слишком оптимистичны, дав ему месяц. Воспользуйтесь каминной сетью и переместитесь в кабинет целителя Ульвика. Я предупредил его о вашем приходе.
Джинни, судорожно втянув в себя воздух, стремительно подошла к камину, зачерпнула немного летучего пороха из тяжелой банки, стоявшей на высокой подставке рядом с камином, и, четко сказав адрес, исчезла в зеленом пламени.
– И когда ты собиралась мне сказать? – тихо спросил Северус. – Сколько еще людей должно было пострадать, прежде чем ты перестала бы щадить мои чувства? Как давно ты знаешь?
– Год, – едва слышно выдохнула Гермиона, не осмеливаясь поднять на Северуса виноватые глаза.
– Твоя собственная жизнь тебя, похоже, не волнует, но как ты могла подвергать опасности других, ни в чем не повинных людей? Если Поттер все же умрет, как ты собираешься жить с этим дальше?
Темный ковер поплыл перед глазами Гермионы из-за проступивших на них слез. Голос Северуса по-прежнему был тихим и уставшим, но от этого слова, произносимые им, казались еще страшнее. Лучше бы он кричал на нее, чем был таким… решительно-обреченным.
– Я не могла сказать тебе, – прошептала Гермиона. – Я знала, что если ты узнаешь об этом…
– То покончу жизнь самоубийством? Навряд ли это поможет сохранить Поттеру жизнь, верно?
Гермиона наконец заставила себя посмотреть на него. Его лицо напоминало застывшую маску. Он, очевидно, уже справился с первой реакцией от услышанной новости, и теперь в глазах его застыла спокойная решимость. Во внимательном взгляде, направленном на нее, не оставалось больше ни капли теплоты или нежности.
– А ведь я действительно думал, что могу доверять тебе, – в голосе его сквозило разочарование, и сердце Гермионы сжалось от боли. – Какими бы дурацкими причинами ты ни руководствовалась, ты не имела право утаивать от меня такое.
– Я понимаю. Не думай, что я не мучилась от чувства вины каждый раз, когда что-нибудь происходило. Но я не могла потерять тебя. Может быть, это было эгоистично с моей стороны…
– Может быть? – прервал ее Северус. – Где все это время была твоя хваленая гриффиндорская самоотверженность? Лили погибла, защищая сына, Поттер был готов пожертвовать своей жизнью, чтобы дать вам всего лишь возможность победить Темного Лорда, а ты оказалась неспособна отказаться от любовной интрижки?
– Какая еще интрижка? Ты сейчас о собственной жизни говоришь, Северус Снейп! – возмущенно воскликнула Гермиона. – Я с легкостью обрекла бы себя на заведомо несчастное будущее без тебя, да я бы собственную жизнь отдала, только бы избавить тебя от этой угрозы! Но я не могла допустить твоей смерти. Ты, как никто другой, должен был бы понять меня!
– Нет, не понимаю, – холодно сказал он. – Ничья жизнь не стоит таких жертв, а моя и подавно. Тем более я все равно уже мертв.
Последние слова заставили Гермиону отшатнуться, словно от удара.
– Что ты собираешься делать? – тонким голосом спросила она, видя, как он разворачивается и направляется к дверям.
– Не пытайся меня искать, Гермиона, – бросил он через плечо. – Смирись с тем, что меня уже нет.
Она ринулась за ним, но заклинание, выпущенное им, удерживало ее на месте. Изо всех сил крича что-то вслед Северусу, Гермиона судорожно извивалась, тщетно пытаясь противостоять магии. Лишь когда раздался хлопок входной двери, невидимый барьер растворился, и Гермиона, словно безвольная марионетка, у которой срезали нити, упала на пол и горько завыла от отчаяния.
Глава 23Сухой звук его шагов эхом отражался от мраморных стен Отдела тайн, в котором привычно царила напряженная тишина. Повернув за очередной угол и очутившись в коридоре, как две капли воды похожем на предыдущий, Северус скользнул взглядом по небольшой табличке на ближайшей двери («Сон и Сновидения») и обреченно вздохнул: похоже, ему предстояло умереть в этих лабиринтах, так и не добравшись до цели. А ведь МакМанус сказал, что найти Дугальда, специалиста по вопросам времени номер восемьсот семьдесят три, не составит большого труда.
По-хорошему, с седовласым невыразимцем, выступавшем на том памятном суде над Гермионой, стоило подробно поговорить в первый же день работы здесь, в Отделе тайн. Очевидно же было, что он лучше других разбирается в сложившейся ситуации или, по крайней мере, владеет всей информацией о перемещениях во времени. Возможно, этот самый Дугальд уже тогда предупредил бы Северуса о нависшей над ним и всеми, кто его окружает, опасности. И сейчас десятки слуг Темного Лорда по-прежнему ели бы овсянку в Азкабане, мечтая о побеге, и неуклюжая Эмили все так же расставляла бы свои женские сети для потенциальных мужей, и Поттер был бы здоров и надоедлив, как всегда.
О Гермионе лучше было не вспоминать: чересчур уж болезненными были любые мысли о ней. Впрочем, он должен был предвидеть, что ничем хорошим эти отношения не закончатся. Ему и так досталось слишком много ничем не заслуженного счастья, пусть и построенного на лжи и иллюзии. Наверное, ему просто не суждено было стать счастливым. Северус знал это и раньше, так что винил в своих теперешних страданиях только себя: нечего было позволять себе надеяться на светлое будущее и менять такие верные, сложившиеся за долгие годы жизненные правила и воззрения ради молоденькой девчонки.
Хуже всего то, что теперь умирать – а именно это, вероятно, ему и предстояло в ближайшем будущем – было страшно. Он ведь, глупец, уже убедил себя, что тоже заслуживает покоя и счастья, что его можно любить и что сам он еще способен привязываться к кому-то. Да, его коварная судьба всласть поиздевалась над ним, напоследок поманив прежде недоступными удовольствиями и, стоило ему протянуть к ним руку, захлопнув двери в рай прямо перед его носом. Наверное, любой другой на его месте не выдержал бы такого удара и утонул в собственной боли и горечи, но только не Северус: спасало выработанное за годы служения Дамблдору ироничное отношение к своей неминуемой смерти. Можно сказать, сейчас ему даже повезло, ведь он мог сам выбрать способ ухода из жизни – небывалая роскошь, которой он был лишен раньше.
И все же… умирать не хотелось. Иначе с какой такой радости Северус уже полчаса бродил по запутанным коридорам в поисках кабинета Дугальда? Нет, несмотря на ясное осознание необходимости собственной смерти, в глубине души он все еще надеялся, что существует другой способ справиться с проблемой. Надеялся – и злился на себя за это малодушие.
Наконец нужная дверь нашлась, порядком раздраженный Северус, резко толкнув ее, решительно вошел в окутанный полумраком кабинет и замер, пораженно осматриваясь. Кабинет был не только абсолютно пуст, но и безграничен: не было видно ни стен, ни потолка, ни даже пола, лишь где-то в отдалении вокруг тускло пульсировали сгруппированные сияющие точки, напоминающие причудливые созвездия. Чтобы не дать чарам сбить себя с толку, Северус обернулся, попытался нащупать дверь – и не нашел ее, его рука, не обнаружив препятствий, свободно двигалась в пустом пространстве. Стоило признать, магии такого уровня ему еще видеть не приходилось. Северус сердито мотнул головой, словно отгоняя так некстати возникший совершенно детский восторг от увиденного фокуса, и громко позвал хозяина кабинета:
– Мистер Дугальд? Я Северус…
– Я знаю, кто вы, мистер Снейп, – раздался справа негромкий трескучий голос. Однако, посмотрев туда, Северус ничего не увидел. – Я давно вас жду.
Темпус веро остенде.
Внезапно появившийся свет на мгновение ослепил Северуса, заставив его зажмуриться. Когда же он вновь открыл глаза, то обнаружил себя в обычном министерском кабинете: вдоль стен располагались высокие дубовые шкафы со множеством папок, возле зачарованного окна стоял светлый массивный стол, за которым сидел щуплый седовласый невыразимец, пристально рассматривающий посетителя водянистыми глазами. Под этим оценивающим, словно пронзающим насквозь взглядом Северус почувствовал себя неуютно, поэтому решил взять инициативу в свои руки.
– Вы знаете, зачем я здесь? – спросил он, подходя ближе к столу.
– Что вы только что увидели? – проигнорировав его вопрос, медленно произнес Дугальд, но, прежде чем Северус успел открыть рот, сам ответил: – Это было пространство вариантов реальности. Более сотни лет я потратил на то, чтобы научиться трактовать его. Оно находится в постоянном движении, каждую секунду создаются тысячи вероятных вариантов будущего и исчезают миллионы тех, что уже никогда не претворятся в жизнь. И все же в этой хаотичной системе есть нечто стабильное, не поддающееся изменениям, общее для всех вариантов реальностей. Мы называем это каркасом сущего, или линией судьбы. Каркас сущего определяет те события, которые
непременно произойдут в любом варианте реальности.
Дугальд встал со своего места, обошел стол и, оказавшись рядом с Северусом, нараспев произнес:
«Фата темпус остенде». Кабинет вновь погрузился во тьму, но теперь группы светящихся точек, которые оказались большими бесплотными шарами, заполненными меняющимися изображениями, выстроились ветвистым деревом и располагались гораздо ближе, так что можно было разглядеть объемные картинки в каждом из них.
– Видите эту временную цепь? – Дугальд указал ссохшейся рукой на центральный ряд шаров, составляющий «ствол» дерева. – Это реальность, в которой события каркаса сущего развиваются по пути наименьшего сопротивления, с минимальными затратами энергии и – это особенно важно, мистер Снейп –
гармонично с точки зрения мироздания. Мы условно называем ее исходной. Все остальное – это другие варианты реальности, которые могут претвориться в жизнь, возможные варианты будущего, так сказать. Но все они, так или иначе, берут свое начало в исходной реальности и стремятся соединиться с ней вновь.
Северус поднял голову и увидел, что все ряды «кроны» вверху сходились к центральному.
– Все, что было в прошлом, становится исходной реальностью, – продолжал Дугальд, вновь указывая на центральный ряд, уходящий так глубоко вниз, что казался бесконечным. – Прошлое есть прошлое, и у него есть только один вариант... Пока кто-либо не пытается его изменить. В этом случае рядом с исходной появляется новая, альтернативная реальность. Она нестабильна и все время стремится слиться с исходной реальностью. Именно это и происходит сейчас. Однако рано или поздно реальность вновь стабилизируется и вернется к первоначальному варианту.
Разъяснения Дугальда были довольно туманны, да и разум Северуса отказывался принимать на веру сам факт существования некой предначертанной «линии судьбы». Кроме того, изображения в шарах сменяли друг друга столь быстро и беспорядочно, что было непонятно, каким образом старику удавалось что-либо «трактовать» по ним. Но, стоило признать, теория Дугальда выглядела куда лучше версии с планами смерти.
– Жизнь и смерть каждого человека определяется тем, что вы называете каркасом сущего? – задал наконец Северус вопрос, который не давал ему покоя с тех самых пор, как он услышал невольное признание Гермионы.
– И да, и нет.
Старик вздохнул и, вплотную приблизившись к дереву реальностей, задумчиво посмотрел на ближайший к нему шар. Помолчав некоторое время, он сказал:
– Человек крайне эгоцентричен. Ему почему-то кажется, что весь мир крутится исключительно вокруг его важной персоны. В реальности же для мироздания нет разницы, умрете ли вы завтра или на следующей неделе. Или не родитесь вообще. Но ваше
влияние или
не влияние на мир – вот что действительно важно. Исчезновение лернейских гидр, выведение нового сорта клещевины, кровопролитная война, изобретение лекарства от смертельной болезни, установление демократии, победа над Тем-кого-нельзя-называть – каркас сущего содержит лишь глобальные события, нарушающие либо восстанавливающие гармонию мироздания, мистер Снейп. И, как я уже говорил, эти события непременно происходят во всех реальностях. Никто не властен над ними: ни я, ни вы, ни миссис Уизли с хроноворотом. И раз уж вы сейчас стоите передо мной в полном здравии, очевидно, ваша смерть 2 мая 1998 года не определялась каркасом сущего. Но, – повысил голос Дугальд, предупреждая вопросы Северуса, – альтернативная реальность, возникшая в результате путешествия миссис Уизли во времени, все больше расходится с исходной реальностью, а значит, мирозданию приходится прикладывать все больше усилий, чтобы вернуть все на круги своя. Поэтому вы постоянно оказываетесь в опасных ситуациях, угрожающих вашей жизни.
– Но страдают от них почему-то все, кроме меня. Разве это не вызовет еще больших изменений в реальности? – возмутился Северус.
– Опасные ситуации, из-за которых страдают окружающие вас люди, действительно возникают для того, чтобы уничтожить вас и тем самым вернуть реальность к ее исходному варианту. Однако сам факт вашего существования не может угрожать или серьезно навредить чьей-либо жизни. Если люди умирают или получают серьезные увечья в альтернативной реальности, значит, это соответствует исходной реальности. Например, сторонники Того-Кого-Нельзя-Называть, которые погибли из-за семейного проклятия мистера Кэрроу, в исходной реальности умирали от яда, добавляемого им в пищу по приказу Аврората. В то же время мистер Малфой, также наделенный меткой, даже в этой реальности по, казалось бы, счастливому стечению обстоятельств не пострадал от проклятия и остался жить.
– А Поттер? Сейчас его жизнь висит на волоске из-за меня, хотя Гермиона утверждает, что в ее реальности он был жив и здоров.
– Значит, и в этой реальности жизни мистера Поттера ничего не угрожает. И я не удивлюсь, если именно вы сможете помочь ему справиться с последствиями заклинания. В конце концов, все необычные счастливые случаи в этой реальности тоже так или иначе связаны с вами.
Северус почувствовал облегчение. По правде сказать, он уже не верил, что ему удастся помочь Поттеру, и был готов похоронить себя под грузом вины за смерть сына Лили. Из-за нарастающей паники он не мог правильно настроиться на ментальный контакт, что делало все попытки пробиться в сознание Поттера бесполезными. Северус это прекрасно понимал, но – едва ли не впервые в жизни – не мог совладать с собственными эмоциями. Теперь же в нем вновь зародилась надежда, что он сможет помочь мальчишке справиться с заклинанием Вечного кошмара. Только бы Дугальд оказался прав!
Оставалось выяснить только одно:
– И все же, почему я все еще жив? Неужели так сложно устранить одного-единственного человека, который мешает целой реальности?
– У всего должна быть веская причина, – пожал плечами Дугальд. – Если вы здоровы, как молодой гиппогриф, у вас не может вдруг остановиться сердце. Если вы отлично владеете аппарацией, вас не может случайно расщепить. Вы чрезвычайно сильный маг, мистер Снейп. И вам очень везет быть окруженным сильными людьми, которым вы небезразличны. Но рано или поздно вашему везению придет конец.
Итак, чуда не произошло: он все-таки должен умереть. И пусть из-за него находятся в опасности лишь те, кому судьбой предначертано погибнуть, Северус не хотел быть причастен – пусть даже и косвенно – к смерти других. На его совести и так было слишком много крови. Но даже если бы он смог договориться с собственной совестью, что это за жизнь – в обреченном ожидании неизбежной смерти, в постоянном страхе за всех, кому не посчастливится находиться с ним рядом?
– И что же, мне покончить с собой прямо сейчас или я еще успею написать завещание? – горько усмехнулся он, заметив выжидающий взгляд Дугальда.
– Признаться, мне было интересно узнать, как вы отреагируете на правду. Немногие способны так спокойно принять известие о скором конце, – проскрипел тот, как всегда проигнорировав вопрос Северуса. – Что вы намерены делать дальше?
– Разве у меня есть выбор?
Дугальд неопределенно пожал плечами.
– Выбор есть всегда, даже если вас уверяют в обратном.
– Да, теперь я могу сам решить, какой будет моя смерть, – хмыкнул Северус. Ему даже почти удалось изобразить безразличие. – Вы об этом выборе говорите?
– Выбор есть всегда, – медленно повторил Дугальд, изучающе глядя на него. – Но не всегда мы владеем всей необходимой информацией, чтобы сделать правильный выбор.
Северуса начала раздражать эта многозначительная недосказанность, напомнившая ему Дамблдора. Неужели несносная привычка говорить загадками достается автоматически при достижении столетнего рубежа?
– Если вы хотите что-то мне сказать, говорите прямо, – сердито произнес он. – Считайте это моим последним желанием.
Неожиданно Дугальд улыбнулся – едва заметно, уголками тонких морщинистых губ. При этом лицо его вмиг помолодело, а в глазах появились озорные огоньки. Сходство старика с Дамблдором начинало пугать.
– Как вы уже, я надеюсь, поняли, не все события регламентируются судьбой, – сказал он, продолжая загадочно улыбаться. – Иногда в реальность вносятся изменения, которые никогда не будут исправлены, поскольку являются для мироздания не столь значительными. Если задуматься, значение имеют только те события, которые мешают воплотиться каркасу сущего. Но можем ли мы точно просчитать длинную цепочку причинно-следственных связей событий, вписанных в исходную реальность? Видите ли, мистер Снейп, я научился интерпретировать каркас сущего около тридцати лет назад. Я знаю все события, которые должны произойти – и непременно произойдут. Но я не знаю ни деталей этих событий, ни даже временных рамок. И уж тем более я не могу знать, что именно должно произойти, чтобы эти события состоялись. Для этого нужно быть очень глубоко погруженным, так сказать, в контекст истории, в жизненные обстоятельства людей, связанных с событиями. А я всего лишь старый одинокий старик, проведший всю свою жизнь в черной комнате вне времени и пространства.
Дугальд замолчал, хитро глядя на Северуса. Тот был в полнейшем недоумении. Что, черт возьми, старик пытается ему сказать?
– Подойдите ближе, мистер Снейп, – сказал Дугальд и, когда Северус поравнялся с ним, повернулся к дереву реальностей и указал на один из шаров. – Вот здесь скрыты ближайшие события каркаса сущего. В настоящий момент вся наша реальность устремлена именно в эту точку.
Северус присмотрелся к бесплотному шару, на который указывал Дугальд. Расплывчатые образы, возникающие в нем, быстро сменяли друг друга и, казалось, были вообще никак не взаимосвязаны: темноволосый мальчик лет пяти, сидящий на берегу океана, группа улыбающихся домашних эльфов, разрушенный фонтан магического братства, плачущая в подушку женщина в темной комнате, пустая палата больницы Святого Мунго, ругающаяся парочка в маггловском кафе, какие-то люди... От долгого вглядывания в меняющиеся картинки Северус почувствовал, что у него закружилась голова, но он по-прежнему не понимал, на что ему нужно обратить внимание и для чего Дугальд показывает ему все это.
– Ну же, присмотритесь внимательнее, мистер Снейп, неужели вы не видите здесь ничего знакомого? Сосредоточьтесь, ни о чем не думайте, очистите сознание, позвольте образам будущего поглотить вас...
Гипнотизирующий голос старика, похожий на шелест листвы, постепенно становился все тише, и на смену ему пришли звуки: шум ветра, гудение машин, крики, плач, смех, отрывки разговоров. Потом появились запахи и едва различимые телесные ощущения. Картинки увеличивались, заполняя собой все пространство вокруг Северуса, так что он мог разглядеть детали. Образы продолжали меняться: одни постоянно повторялись, другие немного видоизменялись, третьи появлялись и исчезали так быстро, что Северус не успевал осознавать, что именно он увидел. Он не мог понять, как связаны образы друг с другом и связаны ли вообще, но внутри него зарождалось странное ощущение, что все они были ему смутно знакомы, словно это были картины из далекого прошлого, а не из будущего. Их что-то объединяло, что-то знакомое, что-то важное.
И вдруг он понял. Словно тысячи кусочков паззла сложились в картину.
– Гермиона, – хрипло сказал Северус.
Наваждение закончилось, и он, тяжело дышащий, с бешено колотящимся сердцем, вновь стоял в черном пространстве возле дерева реальностей. Дугальд одобрительно смотрел на Северуса. На этот раз улыбка его была чуть шире.
– Вы не знаете, когда это произойдет и что именно позволит этому случиться? – спросил Северус после долгого молчания.
Дугальд покачал головой:
– Я – нет. Но
вы знаете, мистер Снейп.
Северус зажмурился. Перед глазами по-прежнему стояли картины прекрасного будущего Гермионы. Будущего, ради которого он готов был умереть.
* * *
Гермиона не мигая смотрела на первую полосу Пророка. Казалось, весь ее мир сжался до размера маленькой колдографии внизу страницы: Северус, значительно более молодой, чем в настоящем, привычно хмурился и отворачивался от нее, прячась за сальными прядями волос. Текст коротенькой заметки Гермиона не читала – просто не успела, полностью поглощенная колдографией Северуса. Мыслей не было. Чувств тоже. И только в голове стучало «Северус. Северус. Северус...»
Прошло какое-то время – пять минут? десять? может быть, неделя? – прежде чем она обнаружила, что сидит в кресле, сжимая в руках горячую кружку чая, а перед ней на корточках сидит Гарри, а не Джинни.
– Ты в порядке, – неужели это ее голос – такой спокойный, такой тонкий?
– Да, я в порядке. Ты?..
Бедный-бедный Гарри. В его глазах столько сочувствия и жалости, что в них можно захлебнуться. Неужели он плачет? Впрочем, может, это просто блики на очках.
Молчание.
Она лежит в темной комнате, зарывшись лицом в подушку. Почему-то мокро. Дышать тяжело. Интересно, можно ли так задохнуться?
Горьковатый привкус во рту. Умиротворяющий бальзам. Они сварили его неправильно: горечи быть не должно, только лишь вкус мяты. Надо дать им рецепт Северуса. Она ведь может дать им рецепт Северуса? Или его надо сначала запатентовать?
Это что, елка? Зачем она здесь? Марсель, не ешь мишуру, Северус будет ругаться!
Холодно. В камине догорают дрова. Напольные часы гремят: «Севе-рус. Севе-рус. Севе...»
Почему браслет не нагрелся? Почему чертов браслет даже не нагрелся?!
Так тихо. И только какая-то женщина рыдает – в голос, так некрасиво, так невоспитанно. Если Северус услышит, сразу скривит губы от отвращения. Пусть она замолчит. Пожалуйста, пусть она замолчит!
Северус. Северус. Северус...
Ты трус, Северус Снейп! Ты жалкий трус! Мы могли справиться со всем этим, все решить, придумать план – вместе! Но, нееет, конечно, ты ведь так ждал официального разрешения на смерть, ждал с той самой минуты, как я спасла тебя! Ты не умеешь сражаться, ты просто слабак, жалкий, никчемный, подлый... Чертов эгоист! Ты никогда обо мне не думал – ни-ког-да! Только о себе, о своей несчастной жизни, о своих драмах – ты просто упивался своими страданиями! Да будь ты проклят, Северус Снейп!..
Я не хочу есть, отстаньте от меня! Нет, мне не холодно! Гарри, это я целитель, забыл? Я лучше знаю, что мне надо! Нет, я не хочу никуда идти! Мерлин, хватит, хватит меня доставать!
Но ведь браслет действительно даже не нагрелся. Возможно, это просто ошибка. Да, Гарри, я поняла: ты лично видел его тело. Но, Гарри, мы же волшебники, мы в мире магии, сколько раз наши глаза нас обманывали?
Гарри. Верни мой хроноворот. Просто. Верни. Не заставляй меня сражаться с тобой. Гарри! Ты не имел права воровать мои вещи! Да что с тобой вообще такое?!
Ну почему я не могу пожить здесь несколько дней? Просто так, на всякий случай? Да никого я не жду, что за глупости. Гарри, я знаю, что его больше нет. Мне просто нравится этот дом. Гарри, ну кому будет хуже от того, что я здесь немного поживу?
...Пожалуйста, вернись, вернись ко мне, вернись, вернись, вернись... Северус!.. Северус...
Спасибо, все хорошо. Да, и вас с Рождеством. Спасибо. Да, ела. Хорошо. Да, спасибо. Нет, спасибо.
...
...
...
С днем рождения, Северус.
Прости меня. Прости меня, пожалуйста.
Глава 24– Знаешь, что меня больше всего ранит? Что он даже не попрощался. Может, все еще злился или посчитал, что так будет лучше для меня. Теперь это уже не важно. Он должен был попрощаться со мной.
Они стояли возле могилы Северуса. Гарри, который занимался похоронами, решил, что урну с прахом следует подзахоронить в прежнюю могилу – ту, что с пустым гробом. Даты на памятнике изменили заклинанием. «Как практично», – горько подумала Гермиона, узнав об этом. В последний раз она была здесь в январе, на день рождения Северуса. Тогда памятник был едва различим под снежными сугробами. Сейчас же вся могила заросла травой и полевыми цветами и выглядела совершенно заброшенной.
– Как он выглядел, когда?.. – Гермиона неопределенно махнула рукой.
– Умиротворенным, – тихо ответил Гарри.
Они никогда не говорили об этом. И Гарри, и Джинни, часто навещавшие Гермиону, старались лишний раз не упоминать Северуса и особенно все, что касалось его смерти. Наверняка боялись спровоцировать новый виток страданий Гермионы. Чего уж там, она и сама до сих пор не была уверена в стабильности своего психического состояния.
Восстановление шло медленно и сложно. Почти полтора года она оправлялась от смерти Северуса, впрочем, казалось, что от всепоглощающей пустоты внутри она уже не избавится никогда. И ведь давно знала, что такой конец более чем вероятен, даже готовилась к нему, но... Вероятно, к такому подготовиться просто невозможно.
Хуже всего то, что она сама была виновата. Северус погиб из-за нее, из-за ее необдуманной, сумасбродной идеи изменить прошлое. Вообразила себя вершителем судеб, спасительницей! И вовсе не задумалась о последствиях, даже не попыталась заранее изучить вопрос о перемещениях во времени. Просто решила убежать от своей скучной, никчемной жизни в мир приключений, хотела вернуться в прошлое, в котором она была кому-то нужна и совершала по-настоящему значительные поступки. Идиотка.
А каково было бедному Северусу? Знать, что из-за него пострадали ни в чем не повинные люди, осознавать, что должен умереть? И как он смог решиться на самоубийство? Что чувствовал в тот момент, когда варил для себя яд, о чем думал, когда делал роковой глоток? Вспоминал ли он о ней – или проклинал ее? Она об этом никогда не узнает. Северус не оставил после себя ничего, кроме старых записей об экспериментальных зельях. Но даже это был слишком щедрый подарок для Гермионы. И слишком незаслуженный.
– Пойдем, – выдохнула она наконец, – уже темнеет, а тебе надо возвращаться к Джинни.
Гарри бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал. Всю дорогу до кладбищенских ворот они провели в тяжелом молчании. После случившегося рядом с ней Гарри чувствовал себя неловко и растерянно – Гермиона кожей ощущала напряжение, возникшее между ними. Он боялся сделать или сказать что-то не то, до боли в груди жалел ее, но совершенно не знал, чем ей помочь. Забавно, что, даже несмотря на пройденную войну, они не научились проявлять сочувствие чужому горю. Как и справляться с собственным. Слава Мерлину, что не научились.
Когда они аппарировали на верхнюю ступеньку крыльца дома Блэков, Гарри неуверенно посмотрел на нее и сказал:
– Хочешь, я...
– Нет, все нормально, Гарри. Я в порядке, правда, можешь идти. Спасибо, ты и так много для меня делаешь.
Гермиона даже попыталась выдавить из себя улыбку. Получилось жалко. Гарри вздохнул, сжал ее плечо на прощание и аппарировал домой. Гермиона же, постояв еще некоторое время на пороге, невидяще глядя на то место, где только что был ее друг, с шумом выдохнула воздух, потрясла головой, словно избавляясь от морока, и вошла в дом.
Хватит. Надо уже перестать себя жалеть и скорбеть о прошлом. Нельзя повторять ошибки Северуса. Он этого не хотел. Хватит.
* * *
Гермиона сидела за столиком уютного маггловского кафе, то и дело нервно оглядываясь на вход. Только бы он пришел! Латте, который подала ей улыбчивая молоденькая официантка, оказался на удивление вкусным. «Молоко с привкусом кофеина», – вдруг вспомнились слова Северуса, и она улыбнулась. Действительно, точнее и не скажешь.
Год прошел мучительно: в невеселых размышлениях о будущем и выматывающем душу копании в прошлом. Между тем, нужно было всерьез задуматься о настоящем, потому что до того момента, как ее более юная копия должна будет отправиться в прошлое, оставались считанные дни. И это обязательно
должно произойти. Иначе... что случится иначе, Гермиона точно не знала, но понимала, что это будет что-то крайне нежелательное и опасное. Поэтому сегодня она здесь. Пришло время исправлять ошибки, как бы тяжело это ни было.
Наконец тот, кого она с таким нетерпением ожидала, вошел в кафе и, остановившись у двери, завертел рыжей головой.
– Рон! – позвала Гермиона, приветственно махая рукой.
Он, заметив, направился к ее столику, по ходу попросив пробегающую мимо официантку принести ему чай с пирогом. Это приободрило Гермиону. Значит, он готов был выслушать ее. По крайней мере, пока не закончится его пирог.
– Привет, – осторожно улыбнулась она. – Спасибо, что согласился встретиться.
– Привет.
Настороженный, недоверчивый, но не слишком агрессивный. На большее она не могла и рассчитывать.
– Как дела? Гарри сказал, тебе доверили самому вести серьезное дело?
– Ничего такого, – с напускной скромностью ответил Рон, но Гермиона заметила, как покраснели его уши от удовольствия, – небольшая группка подростков, сохнущих по Тому-кого-нельзя-называть. Но, кажется, их курирует кто-то из оставшихся последователей, так что, может, выйду на след серьезной группировки.
– Здорово! Поздравляю! – искренне порадовалась за него Гермиона.
– Дома тоже все отлично, – вдруг с вызовом сказал Рон. – Кажется, нам удалось наладить отношения. И дом, что я купил, она очень любит, все там... обустраивает. И... у нас все хорошо, понятно?
Гермиона вздохнула: не было смысла заниматься самообманом, несмотря на кажущееся спокойствие, Рон по-прежнему злился на нее. Разговор обещал быть тяжелым.
– Рон, я действительно рада, что у вас все хорошо, – заверила его Гермиона. – Когда я выходила за тебя замуж, я очень надеялась, что мы будем счастливы.
– Так и есть, мы счастливы, – и снова вызов в голосе.
– И, конечно, меня радует эта новость, Рон! Я как никто заинтересована в том, чтобы у нас с тобой была счастливая семья.
– А, теперь, когда он умер, ты вспомнила, что у тебя есть семья?
Это было чересчур даже для Рона. Гермиона отшатнулась от него, как от удара, и побледнела. Рон виновато вздохнул и потер лицо ладонями.
– Прости, Гермиона. Я не хотел... Я не знаю, почему это сказал. Просто... я очень тебя ревновал, и мне было больно думать... о вас. Понимаешь?
Она не понимала. Она и раньше его не очень понимала, сейчас же он и вовсе казался ей далеким и чужим. И крайне неприятным. Было сложно поверить, что она когда-то любила его, прожила с ним в браке целых шесть лет и считала его самым близким на свете человеком. Но, по словам Рона, у них в семье все было хорошо. Возможно, Гермиона из этого времени и сама изменилась? Вот, даже дом с удовольствием
обустраивает.
– Все... нормально, Рон, – через силу улыбнулась она.
– Нет, не нормально. Я и сам понимаю, что веду себя с тобой, как последняя свинья, – горячо возразил Рон. – И... это ведь из-за меня он... ну, то есть это же я рассказал журналистам, что Снейп жив.
– Северус умер не из-за журналистов, – покачала головой Гермиона. – Пожалуйста, давай не будем об этом говорить.
Рон открыл рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент благоразумно передумал. Тем временем официантка принесла его заказ, и он, неуверенно косясь на Гермиону, приступил к поглощению пирога. На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая только чавканьем Рона. И Гермиона никак не могла себя заставить начать разговор.
– Так жачем ты меня пожвала? – наконец спросил Рон, дожевывая остатки пирога.
Гермиона наблюдала за ним с легким отвращением. Ее всегда бесила эта его привычка говорить с открытым ртом. Но только сейчас она осознала, насколько мерзко это выглядело. Она устало потерла глаза.
– Рон, я хочу попросить тебя кое-о-чем. И я понимаю, что не имею никакого права просить у тебя это, но... другого выхода нет.
Рон заметно напрягся.
– Помнишь, я тебе рассказывала о том, как переместилась в прошлое? Это произошло 2 мая 2004 года.
– И что?
По его быстрому ответу, полному агрессии, Гермиона поняла, что он уже обдумывал это раньше. Значит, она правильно поступила, что назначила ему встречу сегодня. Гермиона сделала глубокий вдох. Он должен понять ее, иначе случится страшное.
– Я понимаю, что совершила ужасную ошибку, пытаясь изменить прошлое, – медленно произнесла она. – Но я сама жестоко за это поплатилась, верно? И все же, несмотря ни на что, Гермиона – твоя Гермиона – тоже должна отправиться в прошлое. Выслушай меня, пожалуйста, – взмолилась она, видя, что Рон собирается возражать. – Если в тот момент, когда я отправилась в 1998 год, Гермиона из этого времени не воспользуется хроноворотом, произойдет нечто ужасное. И не только со мной – со всем миром, с самим временем. Может случиться все что угодно, любая катастрофа!
Рон молчал, угрюмо глядя на нее.
– И это и есть моя просьба к тебе: не мешай Гермионе отправиться в прошлое. Пожалуйста, это очень важно!
– С чего ты взяла, что я собираюсь ей мешать?
– Перестань, Рон, – устало сказала она, – я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы предполагать, как бы ты поступил в этой ситуации.
Нахмурившись, он смотрел на нее с недоверием и вдруг спросил:
– То есть ты не знаешь наверняка, что именно произойдет, если Гермиона не отправится в прошлое?
– Нет, наверняка не знаю. Знаю только, что что-то непоправимое.
– А если ничего не произойдет? – продолжил Рон. – А если просто ты исчезнешь – и всем станет лучше от этого?
– А если исчезнет твоя Гермиона? А если исчезнет весь мир? Рон, ты готов рискнуть?
Она начала раздражаться, потому что вдруг поняла, что Рон вполне может отказаться выполнить ее просьбу.
– Ты понимаешь, о чем меня просишь? У нас только-только начало все налаживаться, мы наконец-то счастливы, а ты хочешь, чтобы я собственноручно отправил любимую жену развлекаться в объятиях этого мерзкого, сальноволосого...
– Развлекаться? – жестко перебила его Гермиона. –
Развлекаться? Рассказать тебе о том, как я развлекалась? Когда он умер, я думала, что не выживу. Вначале казалось, будто дементор высосал мою душу. Настолько внутри было пусто и холодно. А потом пришла боль. Я никогда не думала, что душевная боль ощущается физически. Как будто вот сюда, – она показала рукой на грудь и живот, – кто-то просунул когтистую лапу и пытается вырвать сердце, сдавливая его все больше и больше. От боли я не могла есть, спать, даже дышать. Каждую ночь я проводила в бреду, а, когда приходила в сознание, думала, что мне все приснилось, что я вот-вот увижу его. И бегала по всему дому и звала его. Каждое утро мне приходилось переживать его смерть заново! Раз за разом. И это сводило меня с ума. Я хотела, чтобы это все прекратилось, я сотни раз хотела покончить жизнь самоубийством, как и он, но мне просто не хватало сил. И до сих пор каждое утро мне приходится заставлять себя вставать с кровати, и думать о чем-то, и строить какие-то планы, хотя все это бессмысленно, потому что его нет и никогда не будет. Ну что, Рональд Уизли, нравится тебе это
развлечение?! Я достаточно
повеселилась, как ты думаешь?
Она не смогла сдержать слез и разрыдалась. Магглы за соседними столиками уже начали обращать на них внимание, но ей было все равно.
– И думаешь, я поверю, что ты сейчас хочешь заставить мою Гермиону пройти через это? – закричал Рон. – Я не идиот, Гермиона! Наверняка у тебя есть какой-то хитрый план, как все переиначить, как сделать так, чтобы твой долбаный Снейп все-таки выжил!
– Да пойми же ты: что бы я ни делала, как бы я ни старалась, какие бы планы я не придумывала, Северус все равно умрет, он должен умереть! Мне больно даже думать об этом, но это должно произойти. Северус умрет. И будет умирать снова и снова, каждый раз, когда все новая и новая Гермиона будет пытаться спасти его. И ничто не может это изменить!
Слезы градом катились по ее щекам, и она резкими, грубыми движениями размазывала их по лицу, тщетно пытаясь прекратить рыдания. Это было слишком больно, слишком невыносимо. Рон пораженно, с ужасом смотрел на нее. Когда она немного успокоилась, он недоумевающе спросил:
– Тогда зачем ты хочешь отправить Гермиону в прошлое? Если Снейпа все равно нельзя спасти?
– Потому что это судьба, Рон, – обреченно произнесла она. – Нет у меня никаких запасных планов. Нет никаких надежд. Все должно случиться так, как должно: Гермиона должна переместиться в 1998 год, а Северус Снейп должен умереть.
Некоторое время они оба молчали. Посетители кафе, разочарованные тем, что скандал странной парочки так быстро утих, вновь вернулись к своим праздным разговорам. Потом Рон вдруг тихо спросил:
– И что будет дальше? Я имею в виду, как ты собираешься жить после всего этого? Что теперь будет с нами?
– Не знаю, – пожала плечами Гермиона. Она чувствовала себя виноватой перед мужем. – Честно говоря, я вообще не собиралась жить дальше, пока...
Она прервалась, неуверенно посмотрев на Рона. Тот подбадривающе кивнул.
– В общем, однажды я увидела его во сне. Он лежал рядом со мной, гладил мои волосы, убаюкивал и говорил: «Ты же такая сильная, Гермиона, ты справишься. Ты должна жить. Тебя ожидает такое прекрасное будущее. Не повторяй моих ошибок, Гермиона. Не трать себя на бессмысленную скорбь о прошлом. Живи эту жизнь за нас двоих». Ну, или что-то подобное, – неловко закончила Гермиона, бросив быстрый взгляд на Рона. – Так что теперь я в некотором роде чувствую себя обязанной жить дальше. Но насчет наших с тобой отношений, Рон... я... не уверена, что мы сможем продолжать.
– Ты очень любила его, да?
– Да, – тихо ответила она, избегая его взгляда. – И мне очень его не хватает.
И снова они замолчали, погруженные каждый в свои невеселые мысли. Наконец Рон прочистил горло и сказал:
– Гарри и Джинни рассказывали мне о твоем состоянии. Я злился и затыкал их. Был уверен, что они преувеличивают, потому что в моей голове не укладывалось, как моя здравомыслящая, рассудительная Гермиона могла сойти с ума от любви. Но оказалось, что они не рассказывали мне и половины того, что с тобой происходило на самом деле. Однажды я пришел в дом Блэка, чтобы посмотреть... эм... навестить тебя. Ты, наверное, и не помнишь этого, да? – Гермиона неуверенно кивнула, и Рон продолжил: – Как только я вошел в дом, ты пулей сбежала ко мне с верхних этажей с криками: «Северус? Северус?». Когда ты меня увидела, ты остановилась как вкопанная и долго-долго всматривалась в мое лицо, пока я говорил, что нет, это я, Рон, я пришел проведать тебя и все такое. А ты вдруг, даже не дослушав меня, развернулась и пошла обратно. И вид у тебя был такой... несчастный, что у меня сердце кольнуло. Я пошел за тобой следом, что-то говорил, но ты не обращала на меня внимания, как будто меня там не было. В гостиной ты забилась в кресло, обняла себя руками и что-то тихо забормотала, какую-то бессмыслицу. Я подошел, взял тебя за плечи, и ты посмотрела на меня. Вот тогда я испугался: твои глаза... они были как бы пустые, понимаешь? В них была только боль, столько боли, что даже мне стало плохо. А ты медленно прошептала: «Се-ве-рус». Так жалобно, как маленький ребенок. Ты была похожа на сумасшедшую, честное слово, Гермиона, ты
была сумасшедшей! Мне стало так жутко, я сразу же убежал из того дома и потом еще несколько часов ходил по улицам, пытаясь успокоиться.
Я пришел домой поздно, Гермиона заполняла какие-то документы, карты больных, или как они там называются, и даже не спросила, где я был все это время. Ужин не приготовлен, везде бардак. Я попытался ее обнять, но она отстранилась и сказала, что у нее еще много работы, и начала ворчать, почему я постоянно лезу к ней в самое неподходящее время, завтра ей сдавать отчет, а я никогда о ней не думаю, ну и дальше в таком духе. И знаешь, что самое ужасное? Она ведь всегда вела себя так! И я всегда думал: ну да, бывают же и такие жены, не слишком ласковые. Я же и сам не подарок, ты знаешь. Она просто очень целеустремленная, для нее работа много значит. Мне это, конечно, не нравится, но что делать. Поэтому я иногда и домой-то стараюсь рано не возвращаться, хожу с друзьями в бар – чтобы ей не мешать, чтоб она не начинала ругаться.
Но когда я увидел, как ты страдаешь из-за Снейпа, я понял, что дело не в том, что ты карьеристка и не особо любишь нежности. Просто ты меня не любишь. По крайней мере, не так сильно, как его. Мерлин, два с половиной года прошло, а ты все еще его оплакиваешь! – голос его дрогнул, но, взяв себя в руки, Рон продолжил: – Да, сейчас мы меньше ругаемся, чем обычно. Но только потому, что я изо всех сил стараюсь быть хорошим мужем. Я убеждаю себя, что у нас все нормально и уже даже почти поверил в это, но... я устал, потому что моя жена никак мне не помогает. Ей просто плевать на меня. Не уверен, что она вообще заметила, что что-то изменилось.
Гермиона пристыженно молчала. Рон в течение всего рассказа прятал взгляд, глядя только на кружку с чаем, которую вертел в руках. Но Гермиона все равно заметила, как на его глазах проступили слезы.
– А я всегда думала, что это ты меня не любишь, поэтому постоянно шляешься по барам, изменяешь мне и не обращаешь на меня никакого внимания, – тихо призналась она. – О, Рон...
Он с болью в глазах посмотрел на нее:
– Почему мы никогда не говорили об этом друг другу? Почему просто не сели, вот так, как сейчас, и не обсудили все спокойно и без скандалов? Почему у нас ничего не получилось?
– Не знаю, Рон, – печально помотала головой она. – Не знаю. Наверное, мы просто принимали друг друга как должное. Наивно думали, что хорошо знаем друг друга. Или просто не подходили друг другу, но не смогли этого понять, пока бегали по лесам в поиске хоркруксов, грабили Гринготтс и изображали из себя героев.
Вспомнив о прошлом, они оба невесело засмеялись, и напряжение между ними наконец ушло. Рон перегнулся через стол и взял Гермиону за руку.
– А знаешь, я всегда буду любить тебя.
– Знаю. Потому что я тоже всегда буду тебя любить. Ты мне очень дорог, Рон, и мне жаль, что я вспомнила об этом только сейчас.
Рон сильнее сжал ее руку, а затем вдруг улыбнулся – просто, добродушно, по-доброму, как мог улыбаться только он.
– Кстати, насчет дела, которое мне дали, – почти весело сказал он. – Видимо, из-за него мне придется уехать отсюда на несколько дней. А потом я вернусь, и мы с тобой на свежую голову обсудим детали развода.
Гермиона благодарно улыбнулась ему в ответ:
– Может быть, нам и не придется. Кто знает, каким будет наше будущее?
* * *
Гермиона нервно мерила шагами гостиную в доме Блэков, периодически посматривая на напольные часы.
– Гермиона, прекрати, у меня уже голова кружится из-за тебя, – взмолилась Джинни, уже больше получаса наблюдавшая за ее перемещениями. – Все будет хорошо. Гарри приведет ее сюда с минуты на минуту. Ну что может пойти не так?
– Да все, что угодно! – воскликнула Гермиона. – Гарри может ее не найти, она может не поверить, что я – это я, она может отказаться сделать то, что должна, может произойти какой-нибудь магический взрыв... Ведь не зря же правилами запрещено встречаться с собой в прошлом!
– По-моему, ты как-то поздновато о правилах вспомнила, – глубокомысленно заметила Джинни и автоматически погладила свой уже очень заметный живот. – Да и потом, вы трое всю свою жизнь все мыслимые и немыслимые правила нарушаете – и ничего, все живы и даже не в Азкабане.
– Да уж, раньше это даже казалось забавным. А сейчас что-то совсем невесело.
– Стареешь, – бодро сказала Джинни, надкусывая очередное яблоко.
Во время беременности она ела их килограммами. Гарри уже даже жаловался, что от запаха яблок его тошнит. «Даже такие мелочи в любом времени остаются неизменными», – горько подумала Гермиона.
Вдруг камин зашипел, и из зеленого огня в гостиную, отряхиваясь, вошли Гарри и младшая копия Гермионы, которая тут же замерла, с опаской глядя на себя повзрослевшую.
– Ну что ж, не будем вам мешать, – скороговоркой проговорил Гарри, помогая жене подняться с дивана, – мы пошли домой.
Было очевидно, что Джинни предпочла бы остаться и понаблюдать за тем, как все пройдет, но Гарри почти силком затащил ее в камин, и через мгновение они оба были поглощены зеленым пламенем. В комнате остались только две Гермионы.
– Привет, – неловко начала Гермиона-старшая.
– Привет. Очень странно видеть себя такой повзрослевшей.
– Более странно, чем разговаривать с самой собой? Вот уж не думала, что мой голос со стороны звучит так пискляво.
Они синхронно улыбнулись, и старшая Гермиона, вздохнув, указала рукой на диван:
– Давай лучше сядем, разговор будет долгим...
Когда Гермиона планировала этот разговор, она сразу решила, что не будет вдаваться в лишние подробности. Незачем было ее младшей копии знать о ее романе с Северусом и обо всех сложностях, через которые им пришлось пройти. Да она бы просто не поняла, как можно было полюбить угрюмого, желчного профессора. Она не знала настоящего Северуса – и сейчас это было даже на руку Гермионе. Тем легче будет ее убедить сделать то, что требуется.
– Помнишь неожиданное воскрешение Северуса Снейпа? В Пророке тогда писали, что на самом деле он никогда и не умирал, а просто несколько лет скрывался, боясь правосудия. Но правда в том, что это я его спасла. Ровно шесть лет назад, 2 мая 2004 года, с помощью хроноворота я переместилась в день Битвы за Хогвартс и, воспользовавшись своими навыками целителя, реанимировала уже умершего Северуса. – Младшая Гермиона ахнула от удивления, но промолчала, внимательно слушая. – После этого несколько лет мы благополучно прятались, чтобы не вносить изменений в прошлом. Потому что в моей реальности профессор Снейп никогда не оживал. И первое время у нас получалось скрываться, окружающая действительность была в точности такая, какой я ее помнила. Но потом... потом начались проблемы. Беды, несчастные случаи, трагические случайности – одно за другим. Северус постоянно оказывался в опасности. Реальность начала меняться, все узнали о том, что Северус жив, на него начали охоту, пострадал Гарри – ну, это ты знаешь. И в конце концов мы выяснили, что я не должна была спасать Северуса. Дело в том, что есть определенный план смерти, который предопределяет, кто и когда должен умереть. Я знаю, в это сложно поверить...
Гермиона сама не верила, что на полном серьезе это говорит. А ведь какой чушью казалась ей эта теория с «планом смерти», когда Северус впервые озвучил ее! Мерлин, с тех пор прошла целая вечность.
– ...Так вот, есть определенный план смерти, и в соответствии с ним Северус должен был умереть тогда, в 1998 году. Из-за того, что я вмешалась в этот план, начали происходить ужасные вещи, и все, кто оказывался рядом с Северусом, подвергались опасности. Смерть будто хотела любыми средствами забрать его себе. Я понимаю твой скептицизм, – добавила Гермиона, видя, как скривила губы ее копия, – я тоже до последнего отказывалась принять это, но факт остается фактом: как только Северуса не стало, все несчастья прекратились.
– Он правда покончил с собой?
– Да. Как только убедился в существовании плана смерти. Северус... не мог позволить, чтобы из-за него страдали другие.
Ей нелегко дался этот разговор. Особенно сложно было оставаться безэмоциональной и не предаваться воспоминаниям. Младшая Гермиона нахмурилась:
– Но ты же нарушила все возможные правила! Переместилась во времени, изменила прошлое, наконец, разговариваешь сейчас со мной. Профессор Макгонагалл же предупреждала, что...
– Я помню, – нетерпеливо прервала ее Гермиона. Времени оставалось все меньше. – Но что сделано, то сделано. Я совершила ошибку.
Она действительно понимала, что это было ошибкой. Если бы не ее безрассудство, узники Азкабана не умерли бы жуткой смертью, Эмили все еще была бы красавицей, Гарри не прошел бы через чудовищную пытку заклинанием Вечного кошмара, Северусу не пришлось бы принимать тяжелое решение о самоубийстве, а сама Гермиона... так никогда бы и не узнала, как сильно ее сердце способно любить, и какую боль оно может в себе вместить.
– И сейчас ты хочешь, чтобы эту ошибку совершила я? – недоверчиво спросила Гермиона-младшая. – Ты же для этого позвала меня сюда: сказать, что я должна отправиться в прошлое? Нет, я, конечно, понимаю, что это необходимо, чтобы петля времени замкнулась. Если я не воспользуюсь хроноворотом, последствия могут быть ужасные... Но ты, ты бы сделала это еще раз? Зная, что все окажется бессмысленным и профессор Снейп вынужден будет покончить с собой?
Стала бы Гермиона снова спасать Северуса? Воспользовалась бы она шансом увидеть его еще хоть на мгновение, прикоснуться к нему, услышать его низкий, обволакивающий сознание голос, понаблюдать за тем, как он вдохновенно работает над зельями... прижаться к нему – и почувствовать себя дома, в безопасности, под надежной защитой? Захотела бы снова влюбляться в него, готовить его любимый кофе с корицей, сидеть у него в ногах, положив голову ему на колени, читать, уютно примостившись у его жесткого бока, заботиться о нем и видеть ненавязчивые проявления заботы с его стороны?
...И была бы она готова вновь заставить его принять решение о самоубийстве – и тем самым еще раз потерять часть свой души?
– Нет, – ответила она после долгого молчания. Слова давались с трудом. – Я бы не стала повторять свою ошибку. Не станешь этого делать и ты.
– Но ведь нельзя изменять...
– Прошлое? – горько закончила за нее Гермиона. – Ты разве не поняла? Я уже его изменила. Сейчас же я просто хочу вернуть все на круги своя. Исправить свою ошибку.
Гермиона-младшая недоумевающе нахмурилась:
– То есть мне не надо отправляться в прошлое? Не то чтобы я горела желанием, конечно...
– Нет, ты воспользуешься хроноворотом, – тихо сказала Гермиона. – Ты очутишься в Визжащей хижине и, спрятавшись под мантией-невидимкой, увидишь, как Вольдеморт убьет Северуса Снейпа. И
позволишь ему умереть.
Глава 25Они были в Визжащей хижине. С замиранием сердца Гермиона наблюдала, как ее копия переворачивает песочные часы в хроновороте. Перед последним оборотом та посмотрела на нее, ободряюще улыбнулась и, набросив мантию-невидимку, исчезла.
Гермиона прислушалась к своим ощущениям. На первый взгляд ничего не изменилось, даже все ее воспоминания остались при ней, хотя Гермиона предполагала, что после изменения прошлого ее память подкорректируется. Что-то пошло не так? Впрочем, она была рада, что сохранила все свои воспоминания. Забыть о Северусе казалось ей предательством по отношению к нему.
Немного подождав, Гермиона аппарировала к дому Блэков. Осторожно приоткрыв дверь, она заглянула внутрь: было тихо и темно, только сверху доносилось размеренное тиканье часов и едва различимое ворчание Кричера. Неторопливо Гермиона прошлась по всем комнатам, подмечая мельчайшие изменения: ваза, которую разбил Марсель еще два года назад, стояла на месте, на столике в гостиной лежали другие книги, не хватало кое-чего из ее одежды, зато взамен появилась другая. Она определенно жила в этом доме и в этой, измененной, реальности. И, судя по всему, жила совершенно одна, даже Марселя здесь не было. А еще не было следов пожара. Значит... Гермиона облегченно выдохнула: значит, все получилось. Осталось только узнать подробности собственного прошлого.
Расположившись у камина, она бросила в него щепотку пороха и, предусмотрительно закрыв глаза, произнесла:
– Саммер-стрит, 29!
Гостиная Поттеров выглядела как обычно. В ней никого не было, но из дальней по коридору комнаты доносился веселый смех Джинни, поэтому Гермиона крикнула:
– Джинни! Гарри!
Оба тут же вышли к ней, в пижамах, взлохмаченные и крайне довольные жизнью.
– Гермиона? Что-то случилось? – немного озадаченно спросил Гарри.
– Это опять Рон, да? – сердито добавила Джинни, нахмурившись. – Когда-нибудь я убью этого мерзавца!
Они ничего не знали! Они не помнили о ее перемещении в прошлое! Реальность все-таки изменилась.
– Нет, Рон тут не при чем, – быстро заверила их Гермиона. – У меня очень глупые вопросы на самом деле. Случайно перепутала склянки и выпила зелье забывчивости, поэтому сейчас немного... дезориентирована. Гарри, могу я тебя попросить зайти ко мне буквально на десять минут? Я на площади Гриммо.
– О-о, мне даже можно туда зайти? В Дом-который-нельзя-упоминать? Ты точно не в себе, Гермиона, – весело сказал Гарри, обменявшись с Джинни игривыми взглядами.
– Что это еще за?.. – сбитая с толку Гермиона помотала головой. – Не важно. В общем, я жду тебя, – и отключилась от дома Поттеров, поднявшись с колен.
«Здорово, что счастье в семье Гарри незыблемо и не зависит ни от каких обстоятельств», – думала Гермиона, приводя волосы в порядок. Ее шевелюра явно не была предназначена для использования каминной сети. Гарри появился через несколько минут и первым делом с любопытством осмотрел гостиную.
– Хм, тут вроде ничего не изменилось, – хмыкнул он. – Я-то думал, ты притон здесь устроила. Или штаб какого-нибудь тайного общества по защите магических существ. Джинни ставила на любовное гнездышко для встреч с тайными поклонниками. Ну а что? – начал оправдываться Гарри, столкнувшись с недоумевающим взглядом Гермионы. – Мы же должны были найти хоть какое-то разумное оправдание тому, что ты отобрала у меня имущество и под страхом Оппуньо запретила не только приходить сюда, но даже говорить об этом доме – с тобой в том числе? Мы уже шесть лет бьемся над этой загадкой!
Да, ее версия из этой реальности поступила мудро, не втягивая Гарри в историю с хроноворотом. Значит, все эти шесть лет она провела здесь, в этом доме... без Северуса.
– Ты как-то странно выглядишь, – вдруг заметил Гарри. – Как будто... эмм... Ты хорошо себя чувствуешь?
Тактичный Гарри не решился сказать, что она постарела. Разумеется, за шесть лет она изменилась: появились новые морщинки, лицо похудело и утратило свежесть молодости, кожа была уже не такой упругой и сияющей, как раньше. Гермиона тяжело вздохнула: она надеялась, что эти изменения не будут так бросаться в глаза.
– Просто устала, – пробормотала она, – и еще это зелье...
Гарри сочувствующе кивнул и развивать эту тему не стал, за что Гермиона была ему благодарна.
– Гарри, у меня сейчас в голове такой бардак... Я задам тебе несколько глупых вопросов, ладно? – дождавшись еще одного кивка, она продолжила: – Я ведь по-прежнему целитель, да?
– Да, и по-прежнему практически живешь на работе. По правде сказать, мне кажется, что этот твой Августус тебя использует, скидывая на тебя всю грязную работу. Джинни тоже так считает.
Это была не новость. Целитель Августус, начальник отделения недугов от заклятий, в котором работала Гермиона, действительно злоупотреблял ее мягкотелостью и неумением отказать.
– И мы с Роном живем в?..
– Ты настолько повредила память, что даже забыла, где живешь? Гермиона, может, тебе стоит обратиться в Мунго? – обеспокоенно спросил Гарри.
– Нет-нет, все в порядке, – заверила его она. – Эффект зелья пройдет через пару дней, просто я не хочу даже на короткое время оставаться в неведении. Поэтому и мучаю тебя среди ночи. Прости, пожалуйста.
– Да ничего, – протянул Гарри, с сомнением глядя на нее. – У вас с Роном квартира в маггловской части Лондона. Адрес не помню, извини. Не думаю, что вообще хоть когда-нибудь его знал. Если хочешь, могу помочь тебе аппарировать туда.
Гермиона кивнула:
– Чуть позже, хорошо? А... как дела у Рона?
Гарри помрачнел.
– У вас с Роном сейчас непростой период. На работе у него постоянные косяки, даже я уже устал его прикрывать. Если бы не титул героя войны, его бы давно уволили. А так просто собираются отстранить от дел и перевести на офисную работу. Гермиона, – неуверенно произнес Гарри после небольшого молчания, – мы с тобой это никогда не обсуждали, хотя и я, и Джинни много раз пытались начать этот разговор... Тебе не обязательно цепляться за Рона просто потому, что все этого от тебя ждут. Мы же видим, как вы несчастны друг с другом. И никто не будет вас осуждать, если вы решите... В общем, просто знай, что мы поддержим любое ваше решение.
– Спасибо, Гарри, – тихо сказала Гермиона, опустив глаза в пол.
Что ж, чуда не произошло. Они с Роном по-прежнему несчастны. Очевидно, их отношения не складывались в любой реальности. Наверное, им просто не суждено было быть вместе. Но, странное дело, осознав это сейчас, Гермиона почувствовала облегчение. Она вовсе не представляла, как могла бы снова быть женой Рона после всего, через что ей довелось пройти. Смогла бы она притворяться, что любит его, узнав, что такое любовь на самом деле?
Но самое удивительное, что, оказывается, друзья видели проблемы в их браке. И сочувствовали Гермионе, и хотели помочь. А она-то, находясь в своем времени, думала, что никто не обращает внимания на ее страдания. Думала, все поддерживают Рона и во всем обвиняют ее. Почему она не решалась просто поговорить с близкими людьми на эту деликатную тему? Возможно, все ее личные проблемы можно было решить, и не убегая в прошлое.
Как глупа она была! Сколько ошибок успела совершить! Пустила собственную жизнь на самотек, сама себя загнала в тупик, мучилась от осознания собственного фиаско по всем фронтам – и ничего не делала, чтобы изменить ситуацию, хотя бы попробовать решить проблемы.
Немного помолчав, Гермиона проговорила:
– И последний вопрос, Гарри. Что случилось с Северусом Снейпом?
Гарри удивленно моргнул. Такого вопроса он явно не ожидал.
– Он умер, Гермиона. В Визжащей хижине, в день победы над Вольдемортом. Мы видели это своими глазами.
Он все-таки умер. Сердце Гермионы пропустило один удар. Он умер, как и было задумано. Младшая Гермиона справилась. Все шло так, как должно.
Теперь надо было жить дальше, как он и хотел. Жить, полностью взяв контроль над судьбой в собственные руки. Храбро справляться с проблемами, перестав убегать от них.
Жить, не обращая внимания на зияющую дыру в сердце.
Пришло время работы над ошибками.
* * *
– Нет, мистер Друфтус, меня совершенно не волнует, что ваши «достопочтенные семейства» испытают «определенные неудобства» из-за нового закона о домашних эльфах! Телесные наказания эльфов и недопустимые условия их проживания – это жуткие пережитки прошлого, от которых наше прогрессивное общество должно избавиться раз и навсегда.
– Но, мисс Грейнджер, – робко промямлила голова в камине, – наши традиции...
– Не смейте мне говорить о традициях! – взвизгнула Гермиона. – Давайте еще запретим магглорожденным иметь волшебные палочки! Или вновь ведем телесные наказания в Хогвартсе! Или будем применять круцио за нарушение общественного порядка – а что, славные же были традиции? Закон будет принят, мистер Друфтус! И еще скажите спасибо, что я не вписала в него требование обязательной оплаты труда эльфов! Заметьте –
пока не вписала. Рабство домашних эльфов – это совершенно неприемлемое...
– Гермиона, к вам мистер Поттер, – мягко прервала ее приоткрывшая дверь Анна, личный помощник, секретарь и вообще самый незаменимый человек в жизни Гермионы.
Присутствие Анны всегда успокаивало и отрезвляло. Вот и сейчас она перевела дух и уже более спокойно продолжила:
– До скорого, мистер Друфтус! И если я еще раз услышу, что вы саботируете мой проект...
Но голова мага уже благоразумно успела исчезнуть из камина.
– Тупоголовый индюк! – выругалась Гермиона, быстро пробегая глазами бумаги, которые подала ей Анна, и удрученно воскликнула: – Как это – закончилась кровь дракона?! Мы же только в прошлом месяце купили целых три галлона! Они ее пьют там, что ли?! Дурдом какой-то! – Гермиона напряженно потерла виски. – Значит так, Анна, передай Августусу, что я лично зайду к нему в лабораторию завтра и проверю все отчеты. И пусть только... Тебе чего, Гарри? – резко спросила она, увидев, что тот, не дожидаясь приглашения, входит в ее кабинет.
– И тебе привет, Гермиона, – улыбнулся Гарри. – Джинни послала тебе уже с десяток вопиллеров, но, зная услужливость твоей помощницы, я предположил, что все они так и не дошли до адресата, и решил забежать к тебе сам.
Анна скромно улыбнулась и, забрав подписанные Гермионой бумаги, вышла из кабинета.
– Вопиллеры? Что-то случилось? – взволнованно спросила Гермиона. – Джеймс опять случайно проклял Альбуса? У Лили начались стихийные выбросы магии? Сейчас, подожди секунду, я соберусь – и сразу к тебе.
– Успокойся, с детьми все в порядке, – остановил он начавшую уже было натягивать на себя мантию Гермиону. – Это по поводу сегодняшней вечеринки.
– Вечеринки?
Гарри тяжело вздохнул:
– Какой сегодня день?
Она быстро достала из-под завалов на письменном столе календарь и недоуменно уставилась на него. День как день. Красным не обведен, никаких пометок и восклицательных знаков.
– Какой-то праздник? У кого-то из семьи день рождения? – догадалась Гермиона.
Мерлин, она ведь не покупала никаких подарков! «Ничего, – подумала она, быстро соображая, – если встреча с благотворителями закончится к пяти, она успеет забежать в Косой переулок до интервью. На крайний случай можно послать Анну в магазин к Джорджу и Рону».
– Ты уже мысленно подбираешь подарок гипотетическому имениннику, да? – ухмыльнулся Гарри, внимательно глядя на притихшую подругу и покачал головой: – Ты неисправима! Гермиона, у
тебя сегодня день рождения!
«Слава Мерлину, что не надо выкраивать время на покупку подарка, – с облегчением подумала Гермиона. – Ясно же, что встреча с благотворителями... Что?»
– Что? – пораженно спросила она вслух. – Я забыла про свой день рождения?
– Вот-вот. И это не какой-то там рядовой день рождения! Не каждый день тебе тридцать исполняется, знаешь ли! – Гарри явно получал удовольствие от происходящего. – Джинни целый месяц тебе о вечеринке говорит. В этот раз семья организовывает для тебя нечто действительно грандиозное.
Гермиона начала что-то припоминать. И правда, Джинни, кажется, пару раз говорила ей о празднике в Норе. В отчаянии она уронила голову на кипу бумаг, лежащих на столе.
– Я безнадежна, Гарри! Я не справляюсь!
– Ты просто слишком много на себя взяла – как всегда. Управление Отделом, основание Фонда, все эти твои благотворительные акции, курирование лаборатории, написание научных работ. Я вообще не понимаю, когда ты спать успеваешь!
– В метро, – виновато ответила Гермиона. – Я сплю в метро.
– Ты ездишь на работу на метро? – изумился Гарри. – Зачем?
– Чтобы отдохнуть от магии. И поспать.
Гарри с жалостью на нее посмотрел и, не найдя в кабинете свободного стула, трансфигурировал его из вазы с цветами и сел рядом с Гермионой, накрыв ее руку своей.
– Когда пять лет назад ты уволилась из Мунго, мы подумали, что ты наконец поняла: нельзя всю свою жизнь тратить исключительно на работу. Ты устроилась в Отдел регулирования и контроля за магическими существами – это было логично, если вспомнить твою Г.А.В.Н.Э. В свободное время ты занялась общественной деятельностью – мы были счастливы, видя, как у тебя загорались глаза, когда тебе удавалось успешно провести очередное мероприятие. До сих пор помню твой триумф в тот день, когда сносили фонтан братства в Министерстве! Но потом, Гермиона, потом ты же просто с катушек съехала! Каждый день ты взваливаешь на себя все новые и новые обязательства. Как будто твое время истекает, и ты боишься не успеть осчастливить всех и каждого!
– Я просто хочу помочь... – вяло отозвалась Гермиона.
– Да знаю я! Но мир не остановится, если ты позволишь себе законный отдых. И научишься наконец делегировать обязанности. Тебе необязательно делать все самой, понимаешь? Иначе твоя жизнь пройдет мимо тебя, – в волнении Гарри запустил руку в волосы, взлохматив их еще больше. – Мне иногда кажется, что ты просто прячешься от каких-то своих проблем за всей этой неуемной деятельностью. Ты очень успешна, ты сделала очень многое для общества, но из-за работы у тебя нет никакой личной жизни!
– А может быть, я сделала очень многое
благодаря тому, что у меня нет личной жизни? – тихо спросила она.
– Ты счастлива, Гермиона?
Гермиона задумалась, прежде чем ответить. Да, работа приносила ей удовольствие. Несмотря на бешеный график, постоянный стресс и хроническое недосыпание, она чувствовала себя живой и нужной. Ей действительно нравилось приносить пользу. Но счастлива ли она? На размышления о счастье у нее просто не было времени. И ее это вполне устраивало, ведь стоило ей хоть на секунду остановиться, как щемящая пустота накрывала ее с головой, заставляя вспомнить, что она потеряла.
Она так и не смогла забыть Северуса. Боль от его утраты немного притупилась с годами, но все еще постоянно напоминала о себе. Гермиона скучала по нему - отчаянно, безумно. И не могла представить кого-то другого рядом с собой. Время от времени появлялись мужчины, стремящиеся завоевать ее внимание, но она сразу давала понять, что их ухаживания ей не интересны. Такого, как Северус, она все равно больше не встретит, зачем же тратить драгоценное время на бессмысленные отношения? Тем более что времени этого действительно постоянно не хватало.
«Живи эту жизнь за нас двоих», – сказал он тогда в ее сне. Что ж, эти слова стали ее девизом. Они каждое утро поднимали ее с кровати, они заставляли взваливать на себя все новые и новые обязательства, они помогали справляться со страхами и неуверенностью – и идти напролом, воплощая даже самые грандиозные планы. Кто знает, не случись в ее жизни романа с Северусом – и его смерти – достигла бы она такого успеха, сделала бы так много?
– Я в порядке, Гарри, – наконец ответила она. И это было чистой правдой. – Я люблю свою жизнь, И если в ней нет семьи и детей, то это мой сознательный выбор.
Гарри недоверчиво покачал головой, но спорить не стал.
– Нора, девять часов, – сказал он, поднимаясь и превращая стул обратно в вазу. – И только попробуй опоздать – Джинни тебя с потрохами съест.
* * *
Она сидела на диване, слушая уморительные рассказы Рона и Джорджа о происшествиях в их магазинчике. Ее щеки устали от постоянной улыбки, а мышцы живота уже болели от смеха.
Гермиона была рада, что пришла сюда. Все семейство Уизли с их многочисленными отпрысками, старые друзья, члены Ордена Феникса, с которыми они по-прежнему поддерживали теплые отношения, – сегодня в Норе собрались все, кого она любила.
– Так, хватит утомлять Гермиону своими пошленькими шуточками, – раздался звонкий голос Джинни. – Дайте и мне провести время с нашей занятой леди.
Прогнав братьев с дивана, Джинни села рядом с Гермионой, приобняв ее за плечи.
– Я молодец? – самодовольно спросила она, с улыбкой наблюдая за веселящимися гостями.
– Ты молодец, и я тебе очень благодарна, – искренне сказала Гермиона.
Напротив, в углу комнаты расположилась кучка детей – по большей части рыжеволосых. Посередине на низком табурете, словно на троне, восседал Тэдди, изменяющий свою внешность на потеху малышне. Те заходились от смеха и наперебой просили сделать то эльфийские уши, то пятачок, то львиную гриву.
– Жаль, что он так и не попал в Хогвартс, – вздохнула Гермиона.
– Не твоя вина, что эти старые пердуны не позволили тебе внести поправки в Закон о защите от оборотней. Ты сделала все, что могла, – сердито сказала Джинни.
– Видимо, этого было недостаточно.
– Бедный ребенок, он так прыгал от радости, когда летом ему пришло приглашение в Хогвартс. Я не знаю, чего стоило Андромеде убедить его, что домашнее обучение – это лучшее, что может случиться с маленьким магом.
Гермиона внимательно посмотрела на Тэдди, ее сердце сжималось от жалости.
– Выглядит он вполне довольным.
– Пытается быть сильным, как его отец. Он очень умный и сразу все понял, – покачала головой Джинни. – Тэдди тогда пришел к нам, такой весь сосредоточенный и серьезный, и долго разговаривал с Гарри. Сказал, понимает, что опасен для окружающих и что всем будет лучше, если он останется дома. И раз его отец смог прятаться столько лет, то и он сможет. Ладно, – повеселев, сказала она, – не будем сейчас об этом. Сегодня твой день, старушка, и мы будем веселиться! Время подарков! – закричала она на всю Нору, левитируя столик с внушительной горой подарков к дивану.
Все в предвкушении обступили Гермиону, и она немного засмущалась: отвыкла от такого внимания к себе.
– Открой самый большой! Открой самый большой! – заверещал Джеймс.
– Нет, сначала к’асненький! – перебила его Мари-Виктуар. – Это от нас!
– Золотистый!
– Ну-ка все тихо, вы ее уже совсем запутали, – вмешалась Молли, – Гермиона, дорогая, не обращай на них внимания.
Гермиона засмеялась и, закрыв глаза, вытянула наугад увесистый сверток и, распаковав, показала всем толстую книгу «Закон и магия: между традициями и здравым смыслом», вызвав всеобщий взрыв хохота.
– Готов поспорить, каждый второй подарок будет книгой, – задорно крикнул Джордж, игнорируя шиканье жены. – Делаем ставки, дамы и господа!
Гермиона тем временем уже распаковала большую красную коробку. В ней оказалась шикарная бордовая мантия из струящейся ткани и такого же цвета колпак с золотистыми полями.
– К’асивая, п’авда? Это я выби’ала, – гордо заявила Мари-Виктуар.
– Вы же отдали за нее целое состояние, не стоило, в самом деле, – признательно улыбнулась Гермиона Биллу и Флер.
Третий сверток оказался очень маленьким, с ладошку Гермионы. Разорвав черную бумагу («Ну кто дарит подарки в черной бумаге?» – «Рон, это твои проделки?» – «Открывай же быстрее, Гермиона!»), она увидела внутри небольшой флакон с густым темно-бордовым зельем и маленькую карточку, на которой официальным министерским шрифтом было написано: «Антиликантропное зелье, патент №22847 от 19.09.2009». И снизу – уже другим, до боли знакомым почерком – две буквы, увидев которые, Гермиона окаменела.
«С.С.»
Глава 26С недоверием оглядев небольшой белый дом, едва проглядывающий сквозь заросли кустов и цветов, Гермиона еще раз сверилась с написанным на клочке пергамента адресом. Все верно: Бреедж, Тревитик-роуд, 17. Вплотную подойдя к низкой кованой калитке, она осторожно заглянула во дворик: слева располагался сад – не сказать, чтобы очень ухоженный, но довольно аккуратный, с деревянной беседкой посередине, чуть поодаль из-за угла дома выглядывала теплица. Нет, здесь явно какая-то ошибка. Северус
не мог жить в таком доме.
С бешено колотящимся сердцем, Гермиона указала палочкой на дом и прошептала заклинание, выявляющее магию. Ничего, никаких барьеров, никаких охранных заклинаний. Дом не был защищен. Северус никогда бы не оставил свой дом без малейшей защиты. Может, она просто приняла желаемое за действительное и таинственный С.С., приславший ей подарок, – просто очередной талантливый зельевар, желающий выслужиться перед министерской шишкой?
Добыть этот адрес оказалось сложнее, чем она думала. В патентном агентстве разводили руками: автор пожелал остаться неизвестным и предоставил только счет, на который нужно было перечислять проценты от продаж. В Гринготтсе, несмотря на знакомства Билла, сообщать личные сведения о владельце счета наотрез отказались: банк славился защитой конфиденциальных сведений.
Но, когда Гермиона уже совсем отчаялась найти таинственного отправителя, в лабораторию, которую она курировала, пришла копия документов на патент антиликантропного зелья. Оказалось, что зелье было создано по заказу ее собственной лаборатории одним из фрилансеров, которых они в большом количестве привлекали к исследовательской работе. С конкретно этим фрилансером – А08 – они сотрудничали уже три года, почти с самого открытия лаборатории. Время от времени А08 снабжал их базами для сложных зелий и высылал теоретические выкладки по возможным модификациям зелий. Заказ на создание антиликантропного зелья он получил еще пару лет назад вместе с остальными удаленными сотрудниками лаборатории. Это была идея Гермионы – привлечь к разработке нового зелья как можно больше волшебников. Проект был дорогостоящий и заведомо обреченный на провал, но Гермиона держалась за него руками и ногами, каждый год доказывая спонсорам его исключительную важность – и надеясь на чудо. И вот чудо произошло. А08 все-таки создал антиликантропное зелье. Лаборатория по условиям договора получала свой процент с его продажи. И никак не могла связаться со своим чудо-сотрудником, потому что он, как и большинство фрилансеров, работал анонимно, держа связь с лабораторией через собственную сову. Причем делал он это крайне нерегулярно. От отчаяния Гермионе хотелось выть: у нее не было сил месяцами ждать возможности связаться с ним.
К счастью, сова появилась в лаборатории всего через пару недель, готовая принять очередной заказ. И тогда Гермиона, не видя другого выхода, от своего имени написала А08 крайне эмоциональное письмо с просьбой о личной встрече.
Ответ пришел лишь через неделю. На маленьком клочке пергамента неразборчивым почерком был накарябан адрес – и больше ничего. Без лишних раздумий в ту же минуту Гермиона аппарировала на место, указанное в письме. И вот теперь она стояла перед домом, не решаясь зайти внутрь.
А если это не Северус?
Что ж, был только один способ узнать наверняка, верно? Собравшись с силами, дрожащей рукой Гермиона толкнула калитку, и та с тихим скрипом отворилась, пропуская гостью во двор. Подойдя к входной двери, она тихо, но решительно постучала. Прошло несколько секунд, показавшиеся вечностью, прежде чем дверь медленно открылась – и Гермиона перестала дышать.
Это был он!
От переизбытка чувств Гермиона не могла выдавить из себя ни слова. Северус стоял перед ней, живой и невредимый, в маггловской одежде темных тонов, немного постаревший, но выглядящий посвежевшим и полным сил. Так долго она убеждала себя в его окончательной и бесповоротной смерти, что сейчас просто не могла поверить в реальность происходящего. Может, это просто очередной из ее снов? Или галлюцинация, вызванная хронической усталостью и недосыпом?
Несколько минут они стояли молча, разглядывая друг друга. Гермиона не могла определить, что Северус чувствует и о чем думает. Он был совершенно закрыт для нее, и его лицо выражало лишь вежливое любопытство.
И Гермиона вдруг подумала: что, если он ничего не помнит? Из всех ее знакомых только она сохранила память о
том прошлом. Или этот Северус и вовсе из новой, измененной реальности и к ее Северусу не имеет никакого отношения? Но ведь зачем-то же он прислал ей подарок на день рождения! И адрес свой дал. С другой стороны, если это Северус из новой реальности, значит, Гермиона, которую она отправила в прошлое, все-таки спасла его. Между ними же тоже возникли какие-то отношения, пусть даже и не любовные?
Все то время, что она искала его адрес, Гермиона не задумывалась обо всем этом. Он был жив – и этого уже было достаточно. Она даже никак не представляла их встречу, ей просто нужно было увидеть его во что бы то ни стало. И вот теперь она стояла перед ним, живым, материальным,
реальным, – и не знала, что делать дальше и как себя вести.
– Мистер Снейп? – наконец осторожно прервала она затянувшееся молчание.
– Мисс Грейнджер, чем обязан?
Его голос – низкий, обволакивающий – чуть не заставил Гермиону расплакаться от переполнявших ее чувств.
– Я... могу войти? – робко выдавила она.
Северус молча посторонился, распахнув перед ней дверь. Не глядя на него, она вошла в гостиную. Здесь все было аккуратно и минималистично: потрепанный временем мягкий гарнитур у камина, низкий столик из темного дерева да небольшой книжный шкаф. Ничего лишнего.
– Присаживайтесь, мисс Грейнджер, – Северус указал ей на диван и, подождав, пока она займет свое место, устроился в кресле – подальше от нее. – Так чем могу быть полезен? Что-то не так с антиликантропным зельем?
– Судя по предварительным исследованиям, с ним все в порядке, но нам нужно провести больше тестов, прежде чем допустить зелье к продаже, – растерянно ответила Гермиона: она вовсе не собиралась разговаривать о зельях.
– Разумеется, – наклонил голову Северус.
– Почему вы не поставили защитный барьер на свой дом? – вдруг выпалила она.
Северус приподнял бровь:
– Я снял его перед вашим приходом. Это же так очевидно, мисс Грейнджер.
– Вы были уверены, что я приду, как только получу ваш адрес?
– В своем письме, – он невербально подозвал к себе исписанный гермиониным почерком пергамент, – вы весьма недвусмысленно выказали желание срочно меня увидеть. Я решил, что это связано с тестированием зелья, поэтому дал вам свой адрес. Сейчас же я в недоумении.
Гермиона нахмурилась:
– А зачем вы прислали зелье лично мне? Еще и в качестве подарка?
Северус немного помолчал, задумчиво проводя длинным изящным пальцем по губам. Наконец он сказал:
– Я осознавал, как много сил вы потратили на то, чтобы это зелье было создано. Не думаю, что спонсоры вашей лаборатории горели желанием выделять деньги на такой сомнительный проект. При этом вы никогда не ограничивали меня в ингредиентах, даже редких и дорогостоящих, и ни одного меня, если судить по ежемесячно пересылаемым отчетам от моих коллег. Я знаю также и то, что сама идея открытия исследовательской лаборатории пришла к вам изначально благодаря желанию создать антиликантропное зелье – вы сами говорили это в одном из интервью. Этот проект много для вас значил. И мне казалось, что вы заслужили узнать о своем успехе первой. То, что это случилось в ваш день рождения, всего лишь случайность.
Гермиона с шумом выдохнула, не в силах сдержать разочарование. Все, что говорил Северус, было таким логичным, но так не соответствовало ее ожиданиям! Получалось, что этот Северус действительно был из измененной реальности и, судя по всему, и понятия не имел о том, что между ними когда-то были отношения. Он ее не любил и даже представить не мог, какую боль причиняет Гермионе этот сухой, вежливый разговор. Гермиона же в свою очередь не знала, какие отношения связывали их в этой реальности. Нужно было как-то незаметно выпытать подробности прошлого у Северуса, но как это сделать? Его, в отличие от Гарри, не проведешь россказнями о зелье забывчивости: он знает, как это зелье работает на самом деле.
Между тем, уходить отсюда, не получив ответы на свои вопросы, Гермиона была не намерена. Как и снова вычеркивать Северуса из своей жизни.
– Не угостите меня чаем, мистер Снейп? – нахально спросила она, стягивая с себя мантию и удобнее устраиваясь на диване. – Я несколько продрогла на улице.
Северус скривился от такой очевидной лжи: октябрь в этом году выдался на редкость теплым, тем более на юге страны, где он жил. Тем не менее он молча встал и направился к двустворчатой двери, ведшей, очевидно, на кухню. Гермиона же, подождав, пока за ним закрылась дверь, вскочила с дивана и принялась быстро осматривать гостиную, надеясь найти хоть какую-то зацепку о недавнем прошлом его хозяина. Беглый осмотр не выявил ничего интересного. Тогда Гермиона подошла к неприметной двери рядом со шкафом и, осторожно приоткрыв ее, издала стон разочарования: дверь вела в кладовку, всю заставленную ингредиентами и инвентарем для зельеварения.
– Что-то ищете, мисс Грейнджер? – вкрадчивый голос за спиной заставил Гермиону вздрогнуть и быстро закрыть дверь.
– Уборную, – пискнула она, оборачиваясь.
Северус стоял прямо перед ней, держа в руках поднос с заварочным чайником и двумя чашками. Стоило ей протянуть руку, и она могла бы дотронуться до его лица, провести пальцем по носу, спуститься к губам и...
– По коридору и налево.
– Что? – предавшись фантазиям, она определенно выпала из реальности.
– Уборная по коридору и налево, – медленно повторил Северус, задумчиво глядя ей в глаза.
Затем он сделал шаг назад и головой махнул в сторону коридора. Гермионе ничего не оставалось, кроме как последовать в туалет.
Когда она вышла, Северус уже сидел в кресле, а поднос с чашками, заполненными чаем, стоял на столике перед диваном. Гермиона спешно заняла свое место и, схватив одну из чашек, сделала большой глоток ароматного чая.
– Спасибо, мистер Снейп, – еле слышно пробормотала она, чувствуя себя крайне неуютно под его пристальным взглядом.
– Зачем вы сюда пришли, мисс Грейнджер? – спросил он в который раз.
– Я... я не знаю с чего начать.
– Вы могли бы начать с ответа на мой вопрос, – в его голосе послышались нотки раздражения.
«А еще я могла бы зацеловать тебя до смерти, Северус, – подумала Гермиона, отважившись встретиться с ним взглядом. – Интересно, как бы ты отреагировал на это?».
– Когда мы в последний раз виделись, мистер Снейп? – спросила она и обрадовалась, что голос не выдает ее волнения.
– У вас проблемы с памятью?
– А вам сложно ответить на вопрос?
– Почему я должен отвечать на глупые вопросы?
Их нелепая пикировка зашла в тупик, и Гермиона нахмурилась. Северус решительно не собирался облегчать ей жизнь.
– Как ваши дела? Что нового? – предприняла она следующую попытку.
– Избавьте меня от бессмысленных вопросов, мисс Грейнджер, и переходите сразу к делу.
– Это вовсе не бессмысленные вопросы. Мне и правда интересно.
– Вы так настаивали на личной встрече только для того, чтобы узнать, как у меня дела?
– А даже если так?
Северус изогнул брови и, вновь призвав злосчастное письмо, зачитал:
– «Я понимаю, какая это наглость с моей стороны, но мне срочно нужно встретиться с вами. Поймите, это очень важно, буквально вопрос жизни и смерти...»
– Все верно, я ведь и спрашиваю у вас про вашу жизнь, – невозмутимо прервала его Гермиона. – Ну, хотите про смерть спрошу? Как вам удалось не умереть?
– Разве не вы спасли меня? – сарказмом в его голосе можно было захлебнуться.
– Может, мне хочется услышать благодарность от вас.
– Создание антиликантропного зелья не кажется вам достаточным выражением благодарности?
И снова тупик. Напряжение между ними можно было резать ножом. Гермиона уже и забыла, как сложно было с ним разговаривать. Когда она пять лет назад оказалась единственной, чьи воспоминания не были изменены, ей приходилось аккуратно выпытывать все детали прошлого у каждого знакомого. И это не составляло большого труда. Пара наводящих вопросов – и любой человек говорил ей даже больше того, что она хотела услышать. Но с Северусом эта тактика не работала.
Какая неожиданность.
– Как давно вы живете в этом доме? – начала она третий заход.
– Каким образом это касается вас?
– О, Мерлин! – взвыла Гермиона, вскакивая с дивана, и принялась нервно ходить по гостиной, автоматически теребя рукой браслет – она всегда так делала, когда волновалась. – Ну что вы за человек такой? Почему вы не можете просто
побеседовать со мной? Мы так давно не виделись, все это время от вас не было никаких вестей, так неужели вам непонятно мое любопытство? Целых три года вы, оказывается, работали на меня, а я даже не знала об этом!
Гермиона резко повернулась к Северусу и замерла. Он не мигая смотрел на ее руку, перебирающую браслет. Затем медленно перевел взгляд на ее лицо и, поднявшись, подошел к ней вплотную.
– Откуда у вас этот браслет? – глухо спросил он.
Гермиона могла поклясться, что в его голосе сквозило волнение, которое мгновенно передалось и ей. Неужели он все-таки?..
– Вы мне его подарили, – еле слышно выдохнула Гермиона.
Северус пытливо вглядывался в ее глаза, словно пытаясь прочитать в них что-то. Казалось, он едва сдерживался от того, чтобы применить к ней легилименцию.
– Зачем я вам его подарил?
– Чтобы я знала, что с вами все в порядке. Он должен был нагреваться, когда вам угрожала опасность.
Северус молчал, продолжая пытать ее настороженным взглядом. Гермиона не могла понять, что означают эти вопросы. Помнил ли он все, что между ними было? Или, возможно, в этой реальности он тоже дарил ей этот браслет, но в других обстоятельствах? Или он дарил его кому-то другому – это ведь тоже возможно? Неопределенность убивала ее. Как и невозможность просто прижаться к нему, спрятать лицо в его груди, запустить руки в длинные волосы, ощутить его жесткие губы на своих губах... Она так давно мечтала об этом!.. Гермиона больше не могла сдерживаться, чувствуя, как к глазам подступают слезы – впервые за много лет.
– Но он не сработал, когда ты убил себя, Северус, – прошептала она. – Когда ты бросил меня. Почему ты оставил меня одну – зная, как я буду страдать? Как ты посмел оставить меня?!
Она это сказала. И теперь напряженно ждала ответа. Сейчас, сейчас все решится.
– Потому что так было суждено, Гермиона. Я должен был умереть, – выдохнул он и вдруг с силой, жадно, до боли прижал ее к себе, носом зарывшись в ее пышных волосах. Гермиона с готовностью обняла его в ответ.
* * *
Они сидели на полу перед камином, закутанные в плед, тесно прижавшись друг к другу. Северус неторопливо поглаживал плечо Гермионы, а она пальчиком выводила узоры на его обнаженной груди. В это мгновение, немного уставший от любовной неги, переполненный гармонией, Северус впервые за долго время чувствовал себя счастливым. Он знал, что этот волшебный момент покоя не продлится долго. Еще чуть-чуть – и Гермиона придет в себя и засыплет его миллионом вопросов. И наверняка разозлится, услышав ответы. Но пока, пока можно было просто наслаждаться долгожданной близостью.
– Северус? – она немного приподняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
Ну вот. Началось.
– М-м? – отозвался он.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Он тяжело вздохнул и, мягко отстранив Гермиону, поднялся, чтобы одеться. Не хотелось вести тяжелый разговор голым. Гермиона же еще плотнее закуталась в плед и перебралась на диван. Она терпеливо ждала. Оттягивать неизбежное не было смысла.
– Помнишь, я подслушал твой разговор с Джиневрой?..
Северус подробно описал свой визит к Дугальду. Прошло уже много лет с тех пор, но он все помнил в мельчайших деталях. Помнил и свою растерянность после того разговора. Он должен был убить себя – это было ясно, но, казалось, старик пытался намекнуть на что-то еще. И вот это «что-то еще» ускользало от Северуса, потому он и не торопился с самоубийством. Тем более что сначала нужно было помочь Поттеру. Когда же до сознания мальчишки удалось достучаться и жизни и здоровью Поттера больше не угрожала опасность, Северус больше не мог откладывать принятие тяжелого решения. Он уже даже сварил для себя яд, убивающий быстро и безболезненно. Но никак не мог заставить себя принять его. Целенаправленно лишить себя жизни оказалось тяжелее, чем он думал. Он не хотел умирать. Только не сейчас, когда он узнал,
какой может быть жизнь. Чуть ли не впервые Северус хотел бороться за свою жизнь, за право быть счастливым. Благодаря Гермионе в нем теперь было достаточно смелости для этого.
К тому же ведь было, было это самое «что-то еще»! Он что-то упустил, не смог прочитать между строк, не разгадал загадку...
А потом он понял. Ответ лежал на поверхности, и старик почти напрямую говорил ему об этом. На самом деле в его смерти не было необходимости, достаточно было просто убедить Гермиону в том, что он мертв!
– Дело ведь было не во мне. Мирозданию было плевать на меня, значение имела только ты, Гермиона, – медленно проговорил он, глядя ей в глаза. – Тебе было суждено сделать этот мир лучше, изменить его – постепенно, шаг за шагом, настойчиво. Ты должна была отдать этому всю себя, и ничто не должно было отвлекать тебя от твоей миссии. Ничто и никто. Пока я был жив, вся твоя неуемная энергия была направлена на решение моих проблем. Но если бы ты знала, что я мертв, ты смогла бы переключиться на что-то другое.
– А могла бы вообще не выжить, – тихо сказала Гермиона, впервые прерывая его рассказ. – Знаешь, сколько раз я думала о самоубийстве?
– Знаю. Я... присматривал за тобой после своей «смерти». Подливал тебе Умиротворяющий бальзам в чай, предотвращал опасные ситуации... иногда даже разговаривал с тобой.
– Так это был не сон, – догадалась она, – той ночью ты действительно обнимал меня и говорил всю эту чушь про то, что я должна жить за нас двоих!
– И эта чушь оказалась весьма эффективной, не так ли?
Он видел, что Гермиона начинает сердиться. Впрочем, ничего другого он и не ожидал.
– Как тебе удалось сымитировать смерть? Гарри же видел твое тело.
Северус нахмурился: едва ли ей понравится то, что он скажет.
– Пришлось выкрасть из маггловского морга тело какого-то несчастного. А потом применить конфундус ко всем, кто должен был увидеть мертвого Северуса Снейпа. Желающих, к счастью, было не так много.
– Но, Северус, это же... это же незаконно! – ожидаемо воскликнула она. – И аморально, и...
– Ты бы предпочла, чтобы я на самом деле умер?
Гермиона тут же замолчала, но продолжала сердито сверлить его взглядом.
– Я знаю, что это было жестоко по отношению к тебе, Гермиона, – мягко сказал он. – Мне тоже было нелегко наблюдать за тем, как ты страдаешь. Признаться, я не ожидал от тебя настолько острой реакции. Но даже эти страдания были тебе предначертаны. Ты должна была через них пройти: я видел это среди образов, которые показал мне Дугальд. Наверное, тебе нужно было сильное потрясение, чтобы ты решила кардинально изменить свою жизнь.
– Это несправедливо, – прошептала Гермиона, в ее глазах стояли слезы.
– Согласен. Но мир вообще несправедлив, особенно когда дело касается общего блага.
–
Общее благо, ну конееечно, – протянула она. – И что ты делал потом? Где жил?
– В основном дома, – пожал плечами Северус. – Кроме тебя никто не пытался пробраться в мое жилище. Да и ты со временем перестала это делать. Под оборотным зельем брал заказы в Лютном переулке. Ничего противозаконного, – быстро добавил он, предупредив вопрос Гермионы, – специфические зелья, избавление от последствий экспериментов с темной магией – не всегда волшебники имеют возможность обратиться за помощью в Мунго. Иногда следил за тобой, чтобы убедиться, что ты в порядке.
– Я не была в порядке.
– Знаю. Но я не сомневался, что ты справишься, Гермиона. Ты всегда была сильной.
– Почему ты все помнишь? – неожиданно спросила она. – Прошлое изменилось, когда я заставила Гермиону из этой реальности воспользоваться хроноворотом. Никто ничего не помнит о тех событиях, в этом мире ты даже никогда не воскресал.
Если бы он знал ответ на этот вопрос!
– Какие указания ты дала Гермионе, отправляя ее в прошлое? – задумчиво спросил он.
Гермиона посмотрела на него с вызовом:
– Не вмешиваться в твою смерть.
– То есть ты хотела изменить прошлое? – нахмурился Северус. – Но ведь тогда все, через что мы прошли, оказалось бы бессмысленным.
– И я не получила бы свою порцию предначертанных страданий, ты это имеешь в виду? – ядовито спросила Гермиона. – Ну уж извини, я ведь не знала обо всех этих множественных реальностях и планах судьбы. Почему этот твой Дугальд ничего мне не рассказал? Почему ты ничего мне не рассказал – хотя бы без деталей, без образов будущего? Все, что у меня было, – это инструкции от профессора Макгонагалл об использовании хроноворотов и дневник предка Блэка с его версией и планах смерти.
– Но ты ведь знала, что нельзя менять прошлое.
– А еще я знала, что, когда поменяла прошлое в первый раз, апокалипсис не случился и мир не распался на мелкие кусочки, – огрызнулась Гермиона. – Я просто пыталась вернуть все к изначальному варианту. И да, избежать тех самых страданий, которые ты и Дугальд так заботливо для меня приготовили. И я не понимаю, почему этого не произошло и почему я все помню!
– Мы ничего для тебя не готовили, – устало возразил Северус, – так должно было...
– Должно было случиться? – взвилась она. – Что-то я не припомню сильных потрясений в той реальности, из которой я пришла. Северус, о чем ты думал вообще? Как ты мог так распоряжаться моей жизнью? Ты даже представить себе не можешь, через что я тогда прошла! Ты не знаешь, каково это – пережить смерть любимого человека!
–
Я не знаю? Да я всю свою чертову жизнь...
Слова застряли в горле, от поднявшейся волны гнева стало трудно дышать. Северус вскочил с кресла и отошел к камину, до боли сжимая руки в кулак так, что ногти впивались в ладони. Один Мерлин знает, каких усилий ему стоило не сорваться на Гермиону сейчас.
– Ох, прости, что вызвала в тебе неприятные воспоминания! – в ее звенящем голосе не было ни капли сожаления. – Как я понимаю, ты решил, что мне катастрофически не хватает такого же опыта, верно? А что, без страданий ведь никто не может изменить свою жизнь и добиться хоть чего-либо стоящего! Ты ведь не мог просто
поговорить со мной и объяснить, что именно от меня требуется! Я ведь так боюсь взваливать на себя ответственность и так ненавижу работать без отдыха. И любовь – конечно, она мешает строить карьеру, ведь только старые девы без личной жизни способны добиться успеха! Да я поверить не могу, что это был единственный выход! Только человек с больной фантазией мог придумать подобное!
– Позволь тебе напомнить, что дело вовсе не во мне и моей больной фантазии, – прошипел Северус, едва сдерживая злость, – а в той великолепной судьбе, что была тебе уготована. Я ведь оказался всего лишь незначительным препятствием на твоем пути к великому будущему!
– И тебе хватает наглости еще и обвинять во всем
меня? Что-то я не припомню, чтобы я просила о каком-то там великом будущем. Меня вполне устраивало просто быть с тобой!
– В том-то и дело, верно? Ты так расслабилась, утопая в своих розовых соплях и любовных драмах, что мне пришлось инсценировать свое самоубийство, только бы ты перестала быть домашней наседкой и вновь вспомнила о своих амбициях!
Она замерла с открытым ртом, задыхаясь от возмущения. Конечно, он был несправедлив к ней сейчас. И уже корил себя за несдержанность. Но ничего не мог с собой поделать – стоило ей напомнить о Лили, и ярость полностью поглотила его. Надо было немедленно успокоиться, чтобы их ссора не зашла слишком далеко.
А она повзрослела и изменилась, неожиданно подумал Северус. Она стала более жесткой и уверенной в себе. И в ней не осталась и следа от того подсознательного страха перед ним, который она неизменно испытывала раньше, – несмотря даже на отношения между ними. Пропало и ее вечное стремление во всем ему угодить. Новая Гермиона была зрелой женщиной, знающей себе цену. И, хотя такой она нравилась ему даже больше, Северус вдруг испугался, что они не смогут вновь наладить отношения. Может, теперь он ей и вовсе не был нужен. Может, она разлюбила его. И потому с такой легкостью причиняла ему боль.
Но никакая боль не могла заставить Северуса отказаться от Гермионы.
Он вынашивал этот план долгие годы, с того самого момента как понял, что в его смерти не было необходимости: он позволит случиться всему, что было предначертано, а потом вновь вернется к Гермионе, надеясь, что судьба не станет пытаться устранить его снова, когда надобность в этом отпадет. Северус не знал, как долго придется ждать, тем более он не был уверен, что Гермиона не будет к тому времени замужем и не обрастет сопливыми детишками. Он собирался добиваться ее несмотря на любые обстоятельства, потому что жизнь без нее была неполноценной и пресной.
В тот день, когда младшая версия Гермионы должна была отправиться в прошлое, он особо внимательно прислушивался к своим ощущениям. Он не знал, что произойдет. По идее, ничего не должно было измениться: Гермиона должна была вновь спасти его, вместе они прошли бы через все испытания, потом между ними начались бы отношения, которые закончились бы инсценировкой его смерти. Петля времени должна была замкнуться.
Каково же было его удивление, когда он вдруг обнаружил себя в этом доме, хотя секунду назад беседовал с очередным клиентом в Лютном. В руках Северус держал нож для резки ингредиентов, а перед ним стоял бурлящий котел.
Потушив огонь под котлом, Северус осторожно исследовал дом. Он был один и, судя по всему, жил в этом доме какое-то время. Шкаф в гостиной был заполнен его книгами, на столе в кабинете лежала кипа пергаментов, исписанных его почерком. Даже незнакомый ему фолиант на прикроватной тумбочке – и тот был в пометках, начертанных его рукой. А это означало, что прошлое все же изменилось. Но почему тогда все воспоминания остались с ним? И где его новые воспоминания? Казалось, его просто вырвали из одной реальности и переместили в другую.
Целый месяц ушел на то, чтобы понять, что творится в его жизни.
Оказывается, он никогда не воскресал.
Оказывается, он уже много лет нелегально готовил зелья для всех желающих и даже успел наладить довольно хитроумную систему связи с заказчиками, позволяющую ему не встречаться с ними лично.
Оказывается, его услуги пользовались большой популярностью, и он неплохо на них зарабатывал.
Оказывается, пару лет назад он продал дом в Паучьем тупике и, доложив накопленные деньги, купил этот дом.
Но он так и не смог выяснить, связывало ли его в этой реальности хоть что-нибудь с Гермионой. Никаких следов ее присутствия в этом доме не было. Никаких писем, написанных ее рукой. Никаких вещиц, которые можно было бы принять за подарки от нее. Он даже не был уверен, что это она спасла его.
Северус внимательно следил за новостями в ее жизни, благо она давала газетам массу поводов писать о ней и ее неуемной деятельности. Образы будущего, которые он увидел в кабинете Дугальда, начали воплощаться в реальность. Потом с подачи Гермионы был издан Указ о фрилансе, и жизнь Северуса заметно облегчилась. Теперь он мог легально работать даже на крупные учреждения, но при этом сохранять свою анонимность. Когда же она открыла свою исследовательскую лабораторию и выставила объявление о наборе удаленных сотрудников, он откликнулся не задумываясь. Слишком уж велик оказался соблазн быть к ней ближе – пусть даже она и не будет знать об этом. И все свои силы он бросил на создание антиликантропного зелья – для нее.
По правде сказать, зелье было готово еще в середине лета, но Северус в непонятном для самого себя сентиментальном порыве решил преподнести его Гермионе на день рождения. К тому же у него появилось время, чтобы убедиться в эффективности зелья: в волшебном мире было достаточно оборотней, готовых протестировать на себе незарегистрированное зелье.
Он долго сомневался, стоит ли подписывать подарок. А вдруг прошло еще недостаточно времени, и он своим поступком отправит их двоих на новый виток страданий? А вдруг она разлюбила его? А вдруг она в принципе не помнит об их совместном прошлом?
Но, несмотря на многочисленные «а вдруг», подарок подписал, хотя и не полным именем, а только инициалами, ни к чему Гермиону не обязывая и не принуждая. Тем самым предоставляя ей самой решать, стоит ли восстанавливать связь между ними. Долгое время от нее не было никаких вестей, и Северус уже почти оставил надежду на их счастливое совместное будущее, как вдруг понял, что она просто не имеет возможности найти его или хотя бы связаться с ним. И тогда он отправил в лабораторию свою сову – якобы за новым заказом.
Пришедшее от Гермионы письмо он перечитывал тысячу раз, пытаясь найти в нем скрытые намеки на то, что она все помнит. Безусловно, оно было написано эмоционально, даже напористо, буквально в каждом слове сквозило отчаяние, но чем именно оно было вызвано? Да и официальная подпись смущала и сбивала с толку: «Гермиона Грейнджер, главный куратор Исследовательской лаборатории “Гермес”». Почти неделю он сомневался, стоит ли давать ей свой адрес. Ведь независимо от того, как пройдет их встреча, обратной дороги не будет. Все его самые дерзкие надежды могут оправдаться – либо обратиться в прах. Когда он наконец решился, это было похоже на прыжок в пропасть.
И вот Гермиона появилась у него на пороге. Северусу потребовались нечеловеческие усилия, чтобы не наброситься на нее прямо на крыльце. Потому что все эти долгие годы он скучал по ее объятиям и поцелуям, по ее ненавязчивым прикосновениям и нежности ее хрупких пальцев. Но он так до конца и не был уверен, помнила ли эта Гермиона об их романе, поэтому вынужден был вести себя с ней осторожно и хладнокровно, незаметно выведывая, что именно ей известно. Впрочем, даже если эта Гермиона никогда не любила его, он готов был завоевывать ее. В конце концов, ведь это она научила его бороться за свое счастье.
Но Гермиона все помнила. И бросилась сюда, как только узнала, что он может быть жив. И до сих пор носит его браслет. И только что отдавалась ему – страстно, нетерпеливо, отчаянно. Так что он будет идиотом, если не сумеет сейчас успокоить ее и не остановит скандал.
Северус глубоко вздохнул, избавляясь от клокочущего в нем гнева, и медленно приблизился к дивану. Гермиона пристально следила за ним. Глаза ее по-прежнему метали молнии, от возмущения у нее покраснели щеки, и даже неуемные волосы, казалось, топорщились еще больше. Она была похожа на кошку, готовую к драке.
– Гермиона, я понимаю, почему ты злишься, – примирительно начал он, подсаживаясь к ней так близко, что мог чувствовать ее учащенное дыхание. – Но также я уверен, что и ты на самом деле понимаешь причины моих поступков. Что бы ни произошло в прошлом, оно уже свершилось, и этого не изменить. Но сейчас мы оба здесь, и мы оба живы, и даже твое великое будущее состоялось. Почему мы – и только мы – помним о прошлом, я не знаю. Но я рад этому. Я не хотел бы забывать... то, что было. Я скучал по тебе и... Если бы мы могли... снова...
Сердце Северуса колотилось так сильно, что, казалось, сейчас вырвется из груди. Его тошнило от собственного косноязычия и нелепости. Он чувствовал себя неопытным юнцом, впервые приглашающего даму сердца на свидание. Мерлин, это оказалось намного сложнее, чем он думал! Открываться перед ней было мучительно. К тому же его начали одолевать сомнения. Они ведь оба изменились за годы, проведенные отдельно друг от друга. Она достигла таких высот, так зачем он ей нужен – старый, уродливый, не имеющий даже права на собственное имя? Она вполне может отвергнуть его. То, что между ними только что была близость, ничего не означает. Почти наверняка она отвергнет его. Или не сможет простить. Или...
– Я тоже люблю тебя Северус, хоть ты и жестокое чудовище, – вдруг выдохнула Гермиона, прерывая его напряженные мысли, и крепко прижалась к нему. – И я больше никуда тебя не отпущу. Никогда.
Глава 27– Я устала от всего этого! – с порога заявила Гермиона и, обойдя Северуса, совсем не грациозно плюхнулась на диван.
– Что ты здесь делаешь? – сердито спросил он, захлопывая дверь. – Мы договорились, что следующая встреча будет...
– ...в субботу! Да, я все помню: встречи на выходных, только у тебя, никому ничего не рассказывать, работать в полную силу и так далее. Но я так не могу, Северус!
Он промолчал, с трудом сдерживая колкости, готовые сорваться с языка. Не стоило тратить драгоценное время редких встреч на выяснение отношений. Тем более что отношения эти и так были далеки от идеала.
Вот уже три месяца они изо всех сил пытались вернуть то теплое взаимопонимание, что связывало их раньше, – и терпели в этом оглушительное поражение. Семь лет, проведенные раздельно, давали о себе знать. И он, и особенно Гермиона сильно изменились за это время. Они старались держать себя в руках и терпеливо привыкать друг к другу – вновь, но ссоры между ними и мелкие дрязги возникали буквально на пустом месте с завидной регулярностью. Неужели одной любви было недостаточно, чтобы быть счастливыми?
В первую же встречу они с подачи Северуса установили вполне разумные правила, позволявшие свести к минимуму его влияние на жизнь Гермионы: встречаться редко и только в его доме, не обмениваться письмами, никому не рассказывать о том, что он жив, не менять стиль и ритм жизни. Словом, Гермиона должна была продолжать жить так, будто Северуса в ее жизни по-прежнему не было. И его это вполне устраивало: после долгих лет одиночества даже несколько часов в неделю в компании любимой женщины казались ему щедрым подарком судьбы. Только вот любимая женщина, похоже, его мнение не разделяла.
– Так жить нельзя! Все заметили, что я стала даже более нервной, чем раньше, – бушевала она. – Конечно, мне ведь приходится постоянно врать и выкручиваться, где я была, почему не успела доделать работу, с какой это стати не могу прийти на ужин в Нору.
– Но мы встречаемся всего лишь раз в неделю! – возразил Северус.
– Ты просто ничего не знаешь о моей жизни, – обиженно покачала головой Гермиона. – У меня каждая секунда на счету. Выпадение из жизни на три часа в субботу потом сказывается на всей рабочей неделе. Это как снежный ком, превращающийся в лавину.
– Тогда, возможно, будет лучше и вовсе прекратить эти встречи, – зло прошипел Северус. – Чтобы ты не выпадала из жизни.
Гермиона пристально на него посмотрела:
– А ты только этого и ждешь, верно? Уже сам жалеешь, что послал мне тогда это чертово зелье?
Он устало прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. В самом деле,
так жить нельзя.
– Что ты хочешь от меня? Ты сама согласилась со всеми правилами.
– Я была в эйфории от того, что ты жив! – воскликнула Гермиона. – К тому же я была уверена: пройдет время, и ты сам осознаешь всю абсурдность этих правил. И я так и не поняла, зачем нужна эта скрытность. Не думаю, что сейчас хоть кто-то захочет тебе мстить, узнав, что ты жив. Столько лет прошло, Северус! О войне с Вольдемортом уже никто и не вспоминает.
– Если ты не выполнила все, что должна была, нас может ожидать кое-что похуже кучки народных мстителей, – холодно возразил Северус.
– И что же, мне теперь всю жизнь убиваться на работе только потому, что у меня судьба такая? – вскинулась она, и Северус понял, что зря заикнулся о предназначении. – Кто установил мне такую судьбу, Северус? Кто? Я не давала свое согласие на это и вольна жить так, как пожелаю! И если я желаю провести вечер в объятиях любимого мужчины, а не с годовым отчетом о работе Отдела, то так и будет!
С этими словами Гермиона решительно встала и, подойдя к Северусу, крепко обхватила его руками и изо всех сил прижалась к нему. Он приобнял ее за плечи в ответ и легко провел по непослушным волосам. Несмотря на положение в обществе и успешную карьеру, она все еще была капризным, упрямым ребенком. Так ему казалось, по крайней мере.
– Я люблю тебя, Северус, – пробурчала она ему в свитер. – И я хочу проводить с тобой больше времени. Хочу по вечерам жаловаться на сотрудников-идиотов и хвалиться тем, как продвигаются дела в лаборатории. Хочу зарываться в тебя после тяжелого дня. Хочу уговаривать тебя сходить на ужин к Джинни и Гарри. Хочу завести с тобой кота. Хочу возмущаться из-за того, что ты разбрасываешь носки.
– Я не разбрасываю носки, – ухмыльнулся он.
– Тогда я хочу хвастаться подружкам, что ты не разбрасываешь носки.
– У тебя нет подружек.
– Я заведу их специально для того, чтобы хвастаться!
Гермиона подняла голову и внимательно посмотрела ему в глаза.
– У нас ничего не получится, если мы будем видеться раз в неделю, Северус. Мы просто не сможем привыкнуть друг к другу и не научимся опять доверять друг другу. Ты же тоже видишь, что сейчас... это не работает.
Да, он видел, но не хотел заострять на этом внимание. Не хотел думать, что зря все эти годы надеялся на счастливую жизнь – с ней. Жизнь научила Северуса преодолевать сложности, сражаться за жизнь, терпеть боль и лишения, бороться с врагами, но у него не было никакого опыта в построении отношений. Он просто не знал, как это делается. В прошлый раз всем руководила Гермиона, да и обстоятельства постоянно заставляли их быть настороже и отвлекали от размеренности существования. Вот и сейчас было намного проще придумать какие-то препятствия – борьбу с судьбой, например – нежели просто работать над отношениями.
– И что ты предлагаешь? – осторожно спросил он и почувствовал, как в груди растеклось тепло от улыбки, мгновенно появившейся на губах Гермионы.
– Давай для начала навестим твоего старого знакомого.
* * *
– Изволь напомнить, что ты сама этого хотела, Гермиона.
Северус спокойно, даже несколько отстраненно смотрел на нее. Если он и начал испытывать раздражение, то не собирался этого показывать. Как не собирался и брать инициативу в свои руки.
Они стояли возле неприметной двери, спрятанной в бесконечных лабиринтах Отдела тайн. Гермиона с трудом добилась от Кингсли разрешения прийти сюда, едва выпросила у Гарри мантию-невидимку для Северуса, несколько недель убеждала последнего в необходимости разговора с Дугальдом – и теперь, оказавшись у цели, просто стояла, невидяще глядя на табличку «Исследование времени», не решаясь зайти внутрь.
– Я боюсь, Северус, – тихо призналась она. – Боюсь того, что он скажет. Что, если он снова начнет убеждать тебя в необходимости твоей смерти?
– В прошлый раз он ни в чем меня не убеждал, – бесстрастно ответил Северус.
Его внешняя невозмутимость не могла обмануть Гермиону: она догадывалась, что он сопротивлялся походу сюда именно из-за опасения услышать от Дугальда приговор. Конечно, можно было просто плюнуть на все и наслаждаться жизнью. Хотя отношения между ней и Северусом были далеки от идеальных, Гермиона верила, что постепенно все наладится и напряжение и неловкость между ними сойдут на нет. Если он откажется от своих дурацких правил, конечно. Но страх перед неизвестностью не давал ей расслабиться и просто получать удовольствие от воссоединения с любимым. А вдруг снова начнутся неприятности и несчастные случаи? Что, если она еще не успела выполнить все то, что было на нее возложено? Вдруг судьба решит, что Гермиона еще недостаточно настрадалась?
Сам факт существования какой-то там судьбы и предопределенности жизни казался Гермионе возмутительным. Она-то, наивная, всегда верила, что сама несет ответственность за свою судьбу. Была уверена, что все зависит только от нее. Если же все решено заранее, зачем вообще жить? Зачем мучиться, принимать тяжелые решения, делать выбор? Зачем испытывать желания, мечтать и бороться? Теперь жизнь казалась бессмысленной. Поэтому Гермионе так важно было прийти сюда на откровенный разговор с Дугальдом. Она хотела убедиться в том, что жизнь имеет смысл. Что Северус в прошлый раз просто не понял старика. Или что старик заблуждается. Или... Мерлин, ей просто надо было хорошенько поспорить с кем-нибудь!
Но, оказавшись здесь, перед этой дверью, она вдруг стушевалась. А вдруг разговор со стариком сделает все только хуже?
– Ладно, раз уж мы сюда пришли...
Гермиона нервно сжала руку Северуса и, решительно постучав, толкнула тяжелую дверь. Не было никакого черного бесконечного пространства и миллиарда звезд образов прошлого и будущего. Это был обычный министерский кабинет, заставленный шкафами с пылящимися в них папками. За столом сидел сгорбленный старик, который медленно водил пером по пергаменту, низко склонившись над ним. На посетителей он, казалось, вовсе не обратил внимания.
– Мистер Дугальд? – неуверенно спросила Гермиона, закрывая за собой дверь. – Меня зовут...
– Я знаю, кто вы, – внезапно проскрипел старик, ни на миг не отрываясь от своего занятия. – Более десяти лет я пристально слежу за вашей судьбой.
– Именно поэтому мы здесь. Я бы хотела...
– Я не смогу дать ответы на ваши вопросы, мисс Грейнджер.
Дугальд поднял наконец голову. Он значительно постарел с тех пор, как Гермиона видела его на суде. На вид он был таким дряхлым, что, казалось, рассыплется в труху от малейшего прикосновения. Взгляд его водянистых глаз лениво скользнул по Гермионе и остановился на Северусе. Дугальд нахмурился.
– Вы не помните меня? – догадался Северус.
– Боюсь, что нет. Мы встречались ранее, мистер?..
– Северус Снейп. И да, мы встречались несколько лет назад, очевидно, в другой реальности. Вы даже показывали мне ваше пространство реальностей.
Дугальд выглядел удивленным.
– Вероятно, для этого должна была быть веская причина. Посторонним не дозволено видеть варианты сущего.
– В прошлый раз вы показали мне грандиозное будущее мисс Грейнджер. И довольно доходчиво объяснили, как мое присутствие в ее жизни угрожает этому будущему.
Дугальд по-прежнему не сводил недоумевающий взгляд с Северуса. Вдруг он поднялся из-за стола и двинулся к одному из шкафов, чуть слышно бормоча: «Северус Снейп... Северус Снейп...». Порывшись в шкафу, он достал одну из папок и принялся неторопливо изучать пожелтевшие от времени пергаменты, непрерывно хмыкая и кряхтя.
– Хм... Стало быть, вы умерли, мистер Снейп? – спросил наконец Дугальд, ставя папку на место. – Или должны были умереть. Хотя, в сущности, это одно и то же.
– В прошлый раз вы убеждали меня, что моя смерть не была предопределена, – сердито возразил Северус.
– В самом деле? Впрочем, нельзя винить старика за редкие сентиментальные порывы. И все же очень, очень странно.
Северус и Гермиона обменялись раздраженными взглядами. Этот разговор начинал казаться бессмысленным.
– В деле замешан хроноворот, не так ли? – спросил Дугальд, возвращаясь за стол. – Да, эти маленькие приборы всегда доставляли нам немало проблем. Одно-единственное использование хроноворота всегда создает множество нестабильных реальностей. А в условиях нестабильности может произойти все, что угодно. Даже самые невероятные вещи. Например, кто-то может помнить о разговоре, которого никогда не происходило, – Дугальд пристально посмотрел на Северуса. – Но реальность не может долго оставаться нестабильной. Как только петля времени замыкается, реальность вновь остается в одном-единственном варианте – лучшем из возможных.
– Лучшем для кого? – с вызовом спросила Гермиона.
Она пока мало что понимала в витиеватых объяснениях Дугальда, но желание поспорить с ним на тему судьбы по-прежнему клокотало в ней.
– Лучшем для всех, разумеется, – пожал он плечами.
– И что же, по-вашему, является лучшим для меня? – продолжала наступление Гермиона.
– Полагаю, только вы можете дать ответ на этот вопрос, мисс Грейнджер.
Гермиона чувствовала себя сбитой с толку. Если Дугальд вел себя так всегда, как Северус мог прийти к каким-либо выводам после прошлого разговора с ним?
– Послушайте, мы пришли к вам с конкретным вопросом, – сердито начала она, – и мы надеемся на конкретный ответ.
– Выбор есть всегда, – внезапно сказал Северус, что вызвало едва заметную улыбку Дугальда. – Вы говорили это в прошлый раз: выбор есть всегда.
– Именно поэтому я не могу дать ответ на те вопросы, с которыми вы пришли. На них и не может быть конкретного ответа, ведь, как правильно заметил мистер Снейп, выбор есть всегда, и ни я, ни кто-либо другой не осмелился бы лишить вас этого выбора, – подтвердил Дугальд. – Но я могу попытаться ответить на вопросы, которые вы не собирались задавать, – если вы того захотите.
Едва ли не первый раз в жизни Гермиона чувствовала себе самым глупым человеком в комнате. Эти двое, казалось, прекрасно понимали друг друга, в то время как она по-прежнему не понимала ничего из их разговора. О каком выборе они говорят? И что значит «лучший вариант реальности»? Почему старик просто не может ответить на простой вопрос – и даже не позволяет задать его?
– Вы меня запутали, – честно призналась она. – Северус говорил, что есть предопределенные события, которые непременно происходят во всех вариантах реальности, а теперь вы говорите, что реальность всего одна и в ней у каждого из нас есть выбор?
– Именно так, – склонил голову Дугальд. – Вы видите здесь противоречие, мисс Грейнджер?
– Конечно, я вижу здесь противоречие! – возмутилась Гермиона.
– Видите ли, события, входящие в каркас сущего, никак не зависят от выбора каждого из нас. Хотим ли мы того или нет, они произойдут в любом случае. Кто-то или что-то – называйте это судьбой, роком, богом – подталкивает нас к исходной реальности, в которой все развивается по наиболее гармоничному пути с минимальными затратами. Но решение о своих поступках всегда принимаем мы сами. У нас всегда есть выбор.
– Кажется, в прошлый раз я так этого и не понял, – тихо сказал Северус.
– Отчего же? Вы ведь сейчас стоите передо мной – живой и невредимый. Что это, если не последствие вашего выбора – как, полагаю, и выбора мисс Грейнджер?
– Вы сказали, что использование хроноворота создает множество реальностей. И в каждой из них мы делаем выбор, правильно? – Дождавшись кивка Дугальда, Гермиона продолжила: – Значит, к тому моменту, когда петля времени должна замкнуться – к моменту запуска хроноворота – возникает много вариантов реальности. Какой из них остается в качестве «лучшего из возможных» и куда деваются все остальные?
Старик некоторое время молчал, беззвучно шевеля морщинистыми губами. Наконец он откинулся на спинку стула и задумчиво уставился на потолок.
– Это сложный вопрос, мисс Грейнджер. В лучшей реальности должны одновременно присутствовать лучшие обстоятельства – и лучшие мы, способные сделать лучший выбор. Увы, не всегда оба этих фактора присутствуют в одной реальности. И тогда судьбе приходится... импровизировать: брать обстоятельства из одной реальности, а некоторых из нас – из другой. Полагаю, в вашем случае произошло именно это. Вы с мистером Снейпом, вероятно, были перенесены из другой реальности, которая перестала существовать в тот момент, когда был запущен хроноворот. Но точно так же прекратили существовать и ваши двойники из реальности, в которой мы сейчас находимся. Благодаря использованию хроноворота мироздание протестировало великое множество вариантов развития событий и такое же множество Северусов Снейпов и Гермион Грейнджер – чтобы остановить свой выбор на той реальности и на тех людях, которые поспособствуют лучшему развитию событий в будущем. Вероятно, подменить Северуса и Гермиону из этой реальности вами было для мироздания легче, чем добиваться от них принятия правильных – с точки зрения исходной реальности, разумеется, – решений.
– В прошлый раз вы говорили, что я ничего не значу для мироздания, – сказал Северус. – Значение имеет только Гермиона.
– Если бы это было так, передо мной сейчас стоял бы ваш двойник из этой реальности. Или, вероятнее всего, этого разговора и вовсе бы не было.
– Стало быть, вы меня обманули?
– Либо сказал то, что вам нужно было услышать. В конце концов, я тоже всего лишь делал выбор, который казался мне правильным.
Из кабинета Дугальда они вышли в задумчивом молчании. В молчании же они выбирались из Отдела тайн и аппарировали к дому Северуса.
– Он нам так ничего и не сказал, верно? – сказала наконец Гермиона.
Они оба сидели на диване, завороженно глядя на мерцающий огонь в камине, только что разожженном Северусом.
– Ничего определенного, как всегда, – кивнул он. – Дугальд лишь напомнил, что мы сами несем ответственность за все наши поступки и решения.
– И какое решение мы примем сейчас? – осторожно спросила Гермиона, посмотрев на Северуса.
– В этой версии реальности мир не знает, что я жив. А она была выбрана мирозданием лучшей из возможных.
Гермиона понимала его сомнения: он не хотел, чтобы из-за него вновь оказались в опасности все, кто его окружает. А ведь вероятность того, что так и будет, все еще существовала.
– Но вместе с тем мы вольны делать любой выбор, – тихо сказала она, накрывая его руку своей. – Мы с тобой помним прошлое, помним о том, что между нами было, – и это ведь тоже имеет значение? Тебе страшно, Северус, потому что ты не знаешь, что нас ждет. Но ведь это нормально – не знать своего будущего. Все так живут, но при этом заводят семьи, строят карьеры, совершают ошибки и радуются счастливым моментам. В этом же и есть прелесть жизни.
Северус пристально смотрел на нее, словно взвешивая каждое ее слово. Он не спорил, и это воодушевило Гермиону:
– Ты имеешь право на собственное имя, Северус, даже если кому-то не понравится то, что ты жив. Все должны знать, что это именно ты создал антиликантропное зелье, как и все те зелья, которые ты еще обязательно создашь в будущем. А еще все должны знать, что из всех женщин на планете ты выбрал именно меня.
Сказав это, она почувствовала, как краска заливает ее лицо. Подобное заявление прозвучало слишком самонадеянно, слишком горделиво и тщеславно. Северус мог воспринять это... да как угодно превратно!
– То есть... я не имела в виду... я не собиралась заявлять свои права на тебя или что-то в этом роде. Ты же, в конце концов, не моя собственность, и мы с тобой еще даже не заговаривали о... Мерлин, какая же я идиотка, – принялась было оправдываться она, но Северус прервал поток ее слов, накрыв пальцами ее губы.
– Полагаю, гораздо большим шоком для всех будет то, что из всех мужчин на планете
ты выбрала
меня, – мягко сказал он. – Даже я до сих пор недоумеваю по этому поводу. Признаться, я списывал это твое помешательство на превратности судьбы, но сегодня меня убедили в том, что выбор мы всегда делаем сами. Так неужели, мисс Грейнджер, бывший Пожиратель, мерзкий преподаватель с отвратительным характером, – это ваш лучший выбор?
– Нет, мой лучший выбор – это гениальный ученый и храбрейший мужчина. Просто так вышло, что отвратительный характер идет к нему в довесок, – улыбнулась Гермиона. – Хотя у меня характер тоже не подарок. Уверена, все мои никчемные подчиненные будут жалеть именно тебя.
– Мы еще даже не начали жить вместе, а ты уже начинаешь жаловаться на подчиненных? – проворчал Северус, но, тем не менее, приобнял ее и крепко прижал к себе. Немного помолчав, он добавил: – Жить будем у меня, даже не думай, что я смогу находиться в той свалке, что ты называешь своей квартирой.
– Эй! Когда это был в моей квартире?
– То есть с тем, что она похожа на свалку, ты даже не споришь? – насмешливо приподнял бровь Северус и тут же перехватил острый локоть, нацелившийся было на его ребра. – Говорю же, все эти годы я присматривал за тобой... на всякий случай.
– Я хорошо себя вела? – преувеличенно серьезно спросила Гермиона.
– Лучше всех, – ответил Северус, целуя ее макушку.
Гермиона с удовольствием прижалась головой к его плечу и переплела пальчики с его тонкими изящными пальцами. Они вновь замолчали, но на этот раз тишина между ними была уютной. Казалось, напряжение между ними наконец исчезало, уступая место гармонии и умиротворению.
– Я только одного не могу понять, – нарушила молчание Гермиона. – Что было бы, если бы я тогда не воспользовалась хроноворотом? Получается, ты бы не выжил, мы бы никогда не полюбили друг друга, ты никогда бы не инсценировал свое самоубийство, я бы не умирала от горя, а потом не решила бы поменять жизнь и не взялась бы за работу, как умалишенная. Как в таком случае мироздание привело бы меня к тем событиям, которые были предопределены? Или все же, решив воспользоваться хроноворотом, я изменила саму исходную реальность? Изменила все?..
ЭпилогСеверус стоял, прислонившись к стволу дерева, и, едва заметно улыбаясь, наблюдал за темноволосым мальчишкой, сидящим у самой кромки океана и увлеченно возводящим замок из песка – слишком большой и рельефный, чтобы сохранять форму без помощи магии. Наверняка дело рук Гермионы. Хотя чересчур смышленый для своих пяти лет Норман мог использовать и собственную магию.
– Я могла бы провести здесь целую вечность, – услышал он из-за спины расслабленный голос жены.
– Не придумывай, ты уже завтра начнешь сходить с ума от безделья, – фыркнул Северус. – Думаешь, я не видел то полчище сов, что оккупировало окно нашей спальни сегодня утром? Ты же обещала, что эти две недели и думать не будешь о работе. Можно подумать, без тебя во всем Министерстве остановится жизнь.
– Вполне вероятно, что так оно и есть, – пробормотала себе под нос Гермиона, а потом уже громче добавила: – Ему здесь нравится, правда?
– Конечно, ему здесь нравится. Океан, множество жутких насекомых и зверей, которых он так обожает, да еще и любящие бабушка и дедушка, пытающиеся всунуть в него всю заботу, которую не могли дать все эти годы. Не думаю, что он хоть когда-нибудь ощущал на себе столько внимания.
Гермиона виновато засопела:
– Я и так стараюсь уделять Норману все свободное время.
– Я знаю, Гермиона. Я – последний человек, перед которым тебе надо было бы оправдываться. Наш сын растет в любви и заботе, уверяю тебя, пусть даже и под присмотром няни.
Северус знал, что для нее это была больная тема. Рождение сына никак не повлияло на ее желание помочь всем и вся, как и не умерило ее пыл в работе. Она по-прежнему работала как ненормальная и, поговаривают, была главным претендентом на должность Министра. Северус же, взявший на себя руководство исследовательской лабораторией, частенько подтрунивал над неуемным трудолюбием жены, хотя и гордился им втайне от нее. Но в результате ни у Гермионы, ни у Северуса не было достаточно свободного времени, чтобы посвятить его ребенку. Поэтому им пришлось пользоваться услугами няни почти с самого рождения Нормана.
Они были женаты уже семь лет, и все эти годы Северус не переставал удивляться благосклонности судьбы. Общественность на удивление спокойно восприняла весть о том, что он жив, тем более что эта новость померкла на фоне известия об их браке. Основной огонь, конечно, приняла на себя Гермиона: это ведь ей приходилось целыми днями сталкиваться с кучей людей, в то время как Северус спокойно корпел дома над своими котлами. А потом и эта новость улеглась, и они могли наконец наслаждаться спокойствием... пока Гермиона не забеременела. Они не задумывались о детях до этого, но, узнав, что ждут ребенка, подумали, что готовы стать родителями. Как же они заблуждались! Северус не представлял, как бы они справились с тем беспорядком и хаосом, которые внес в их жизнь Норман, без помощи многочисленных друзей Гермионы. Он бесконечно любил сына, но совершенно не знал, как к нему подступиться, и постоянно боялся, что с ним может случиться что-то ужасное. И только несколько пьяных разговоров с многодетным папашей Поттером хоть немного помогли справиться с иррациональным страхом.
Когда же Норман чуть подрос, и опасности перестали подстерегать его на каждом углу, Северус вновь успокоился и даже начал получать особое удовольствие от семейной жизни с ее тихими радостями и спокойной рутиной. У него была лучшая на свете жена, прекрасный умный сын, буквально фонтанирующий магией, интересная работа – чего еще он мог желать от жизни? И ведь всего этого могло бы не быть, не решись он только инсценировать свою смерть. Или не осмелься он прислать Гермионе антиликантропное зелье, подписав его собственными инициалами.
– Пойдем, мама уже давно звала нас всех к столу, – Гермиона взяла его за руку и ласково посмотрела на него, щурясь от яркого австралийского солнца.
– Пойдем, – легко согласился Северус. – Но своего упрямого ребенка будешь тащить на обед сама.
– Это и твой ребенок!
– Только не тогда, когда упрямится!
Поцеловав Гермиону в нос, Северус быстро развернулся и пошел к дому. За спиной он услышал звук рассыпающегося песка, означающий падение крепости, последовавший за этим горестным событием рев Нормана и, наконец, злорадный голос Гермионы:
– Не плачь, малыш, папа обещал после обеда построить для тебя замок в два раза выше и красивее этого!
– Папа, правда? Правда?
Северус улыбнулся и, услышав топот маленьких ножек позади себя, немного ускорился, притворяясь, что не слышит сына.
– Пап, построишь же, да? – в голосе Нормана уже слышалось отчаяние.
– Только если успеешь быстрее меня добежать до калитки, – бросил через плечо Северус и перешел на медленный бег.
– Но так нечестно, у тебя ноги вон какие длинные! И фора была! – Норман давил на жалость, но скорость, хитрец, все равно увеличил: явно маленький слизеринец рос, с гордостью думал Северус.
Наслаждаясь легким бризом, освежающим лицо, слыша пыхтение догоняющего его сына и задорный смех Гермионы, Северус внезапно подумал, что все-таки прав был старик Дугальд: выбор есть всегда.
P.S. 18 лет назадУже который час подряд Гермиона сидела, закутавшись в мантию-невидимку, в углу пыльной темной комнаты и изо всех сил старалась не думать о битве, происходящей в этот момент за стенами Визжащей хижины. Ведь если подумаешь, обязательно направишься туда, чтобы хоть чем-то помочь, хоть что-то изменить… А между тем, одергивала себя она, вмешиваться ни в коем случае нельзя. Об этом ее предупреждала Гермиона из прошлого, по чьей милости она и оказалась здесь.
Задача ее была предельно проста: увидеть, как Вольдеморт убьет Снейпа, зафиксировать его смерть и потом прожить шесть долгих лет в гордом одиночестве. Благо хоть деньги на жизнь ее старшая копия дала.
Звук приближающихся шагов прервал мысли Гермионы, и она, глубоко вздохнув, внутренне напряглась, стараясь не издавать звуков. И все же вздрогнула, когда дверь открылась и в комнату вошел самый сильный темный волшебник века – прошлого для Гермионы и уходящего для всего остального мира – Лорд Вольдеморт. Мысленно успокаивая бешено колотящееся сердце, она замерла. Ее не должны обнаружить: мантия-невидимка, данная ей Гермионой из прошлого, придуманные недавно и тщательно наложенные чары необнаружения, а также знание того, что другая Гермиона шесть лет назад уже прошла через это и осталась живой и невредимой, – все это придавало ей уверенности и успокаивало. Но появилось давно забытое необыкновенное чувство, когда в голове стучит от прилившей крови, волосы немного поднимаются от страха и волнения и адреналин разливается по всему телу… Она только сейчас осознала, как ей не хватало этого ощущения. Вероятно, поэтому она согласилась на авантюру с перемещением во времени?
Она старалась не обращать внимания ни на Вольдеморта, задумчиво вертящего в руках Старшую палочку, ни на Нагини, с тошнотворным звуком сворачивающуюся в кольца. Даже сейчас, зная, что через несколько часов ни волшебника, ни его змеи не будет в живых, Гермиона боялась, чувствуя его огромную силу. И как только Гарри удалось победить Вольдеморта? Сколько же храбрости и силы воли потребовалось для этого?
Люциус Малфой – истощенный, заметно постаревший, с глубокими впадинами под глазами – бесшумной тенью проскользнул вслед за своим Темным Лордом в комнату и сел в угол напротив Гермионы. Она посмотрела на него с сочувствием: кажется, он был одним из первых, кого ужасное проклятье Кэрроу лишило жизни.
Неожиданно Вольдеморт резко обернулся и, казалось, посмотрел прямо на Гермиону. От ужаса та перестала дышать, ее глаза широко раскрылись. Волшебник тихо прошипел что-то Нагини, змея медленно подняла свою большую голову и тоже посмотрела в угол, где, сжавшись в комок, притаилась спасительница. Однако через секунду змея равнодушно отвернулась, прошипев что-то в ответ хозяину, и Вольдеморт, коротко кивнув, тоже отвел взгляд. Гермиона перевела дух. Ну уж нет! Однажды она пережила этот день, значит, переживет его еще раз!
Казалось, в Визжащей хижине время растянулось, хотя, как помнила Гермиона, там, в Хогвартсе, оно летело с неимоверной скоростью. А потом она услышала то, что заставило ее сердце подпрыгнуть:
– Позови Снейпа, – приказал Вольдеморт.
– Снейпа, м-мой Лорд?
– Снейпа. Сейчас же. Он мне нужен. Я хочу, чтобы он… оказал мне одну услугу. Ступай…
Когда вошел бледный Снейп, Гермиона нервно сглотнула и, зажмурившись, попыталась отвлечь себя хоть какими-нибудь мыслями от разговора Вольдеморта и Снейпа. Она и не предполагала, что будет так трудно пережить все это… снова. Ведь в это время еще одна Гермиона с ужасом вслушивается в разговор Темного Лорда и его слуги, и тоже улавливает нотки гнева в голосе Вольдеморта, и тоже понимает, что ничем хорошим для Снейпа этот разговор не закончится… Внезапно раздалось шипение и затем вскрик Снейпа – змея пронзила его шею своими жуткими клыками.
Когда Гермиона отважилась открыть глаза, Вольдеморт уже покинул комнату. Вместо него она увидела Гарри, который склонился над умирающим Снейпом, чтобы забрать его воспоминания, а рядом – себя и Рона с выражением совершенного ужаса и шока на лицах.
Раздался холодный голос Вольдеморта, трое гриффиндорцев вскоре выбежали из комнаты, а Гермиона наконец сняла с себя мантию-невидимку и осторожно приблизилась к Снейпу. Его застывшие глаза были прикрыты, из ужасающей раны на шее все еще сочилась кровь. Гермиона и представить себе не могла, что удержаться от помощи Снейпу будет так сложно. Бедный профессор не заслужил такого ужасного конца. Нет, тут же одернула себя она, спасать его ни в коем случае нельзя, ведь это понесет за собой еще более страшные последствия.
И вдруг Снейп издал булькающий звук и пошевелился. Гермиона замешкалась, глядя на него во все глаза. Что ей надо было делать? Одно дело не пытаться реанимировать умершего, но совсем другое – отказать в помощи раненому, позволяя ему умереть прямо на ее глазах. О таком Гермиона из прошлого ее не предупреждала. Снейп тем временем открыл глаза, посмотрел прямо на нее и отчаянно засипел. Она просто не могла этого вынести. Она же целитель, в самом деле!
Чертыхаясь, Гермиона быстро опустилась на колени, наклонилась над Снейпом и принялась водить палочкой над его разорванным горлом, тихо шепча заклинания. Он с ужасом следил за ее манипуляциями, судорожно зажимая раны руками.
– Уберите руки, профессор, вы мне мешаете. Да уберите же! Вот ведь упрямец!
Без труда отведя его ослабевшие руки в стороны и прижав их к полу коленками, для чего ей потребовалось усесться на Снейпа верхом, Гермиона продолжила читать свои заклинания и уже через несколько минут довольно осматривала его затянувшиеся раны.
– Хорошо, – нараспев произнесла она, перекидывая ногу через Снейпа и усаживаясь на пол рядом с ним. – А теперь нам надо кровевосстанавливающее и укрепляющее зелье. Профессор Снейп, вы слышите меня? – он просипел что-то неопределенное. – У вас есть зелья? – Снейп еле заметно качнул головой из стороны в стороны. – Есть у вас на примете какое-нибудь спокойное место, где можно сварить зелья? Дом? Секретное убежище? Тайная лаборатория? Если я в ближайшие часы не напою вас зельями, вы умрете, профессор!
В его глазах читалось сомнение, но в конце концов он, здраво оценив свои состояние, понял, что Гермиона права, и, вцепившись в ее руку мертвой хваткой, аппарировал. После громкого хлопка единственным напоминанием об их присутствии в Визжащей хижине осталась лишь мантия-невидимка, валяющаяся в пыльном темном углу.
