Глава 4Ежик, прости меня.
Тонкс работала. Все время. После ночной смены она, проспав часа три, бежала что-нибудь делать для Ордена, потом неслась в аврорат доделывать отчет и допрашивать виновных, потом что-нибудь охранять или вербовать новых членов для того же Ордена. Поэтому на вечерних собраниях она нередко засыпала, уронив голову на плечо Сириусу, рядом с которым всегда садилась…
Тогда ее переносили в ее спальню в доме на площади Гриммо. На самом деле, у Тонкс была своя квартира, но она говорила, что жить там страшно: кажется, что из горы немытой посуды выпрыгнет чудовище…так Нимфадора и «переселилась» на площадь Гриммо. Хотя дома она почти и не бывала.
В очередной раз доставив ее в комнату, Сириус нечаянно разбудил ее, зацепившись за один из сиреневых локонов. Она чуть приоткрыла глаза, щурясь на свет.
- А, это ты… а я думала, что опять летаю во сне! Я вернусь на собрание?
- Да спи уже. Ты совсем замоталась.
- Угу.
Тонкс засыпает быстро, как маленькие дети и котята. И спит очень крепко. По утрам иногда рассказывает свои сны о том, что гонится за Петтигрю в грозу, сшибает с ног «Волдика» и исчезает, схватившись за портал в виде Дамблдора. Ей снятся веселые и цветные сны.
Но Сириус глядит на нее с тревогой. У нее боль в глазах. Раньше ее не было. Сириус каким-то внутренним чутьем понимает, что у племянницы что-то случилось, пока он был в Азкабане. Он много раз расспрашивал ее, но она молчала. Он помнит только, как в первый раз увидел эту боль…
Сириус.
Ты сильно изменилась.
Я знал тебя девчонкой -
Две чёрные косички,
Тоненькие ножки.
И кто бы мог подумать,
Что из того котёнка,
Ты вырастешь красивой
Дикой черной кошкой...
Валерий Меладзе
Когда я вернулся из Азкабана, все начало налаживаться. Я переселился в дом моих родителей, но, хоть это место и угнетало меня, я смог видеться с дорогими мне людьми. Много раз ко мне забегал Ремус, потом члены возрожденного Ордена Феникса, иногда Дамблдор. Наконец я, собравшись с духом, послал через Ремуса весточку Тонксам.
На следующий день в этом проклятом грязном доме появились Андромеда и Нимфадора. Теда они решили так не волновать, и сказать ему обо всем позже. Вот тогда я заметил, что, даже когда Нимфадора улыбается, ее глаза остаются грустными. Мне повезло: я знал прежнюю Тонкс с ее беззаботным смехом и веселыми выходками. Теперь, когда она выросла и стала серьезнее, она казалась мне совсем другой.
Мне Нимфадора очень обрадовалась: залезла ко мне на руки и не хотела уходить. Они с кузиной наперебой рассказывали о событиях, случившихся за это время в их семье, о карьере Тонкс как аврора: девчонка тогда только-только поступила работать в Министерский аврорат. Потом младшая Тонкс частенько забегала ко мне: помогала убираться, пыталась что-то приготовить.
Готовка ее была крайне занятным процессом. Все начиналось с выкладывания из сумки необходимых для этого продуктов, двух дополнительных забегов в магазин: она все время ухитрялась что-нибудь забыть купить. Потом Нимфа надевала фартук и вооружалась поваренной книгой. После этого она начинал месить тесто. Непонятно, как, но она умудрялась половину муки просыпать на себя, вылить молоко мимо миски и уронить туда же яичную скорлупу. Потом она прилипала к тесту. Далее следовал вопль:
- Сириу-у-ус!!!
Я бежал на кухню, посыпал ей руки мукой, помогал месить это злосчастное тесто. Когда тесто стояло в ванной, накрытое полотенцем, и поднималось, а фарш был уже почти готов, Тонкс приступала к готовке бульона.
Готовка бульона начиналась с недоумевающего взгляда на курицу.
- И как ЭТО разделывать? – с мольбой в голосе интересовалась Тонкс.
Я спешил на помощь. Пока я потрошил курицу, Тонкс сидела на краешке стола и, болтая ногами, рассказывала магловские анекдоты.
- Вася, иди кушать!
Кот: Вау, гречка!
На следующий день:
Кот: Мммм, гречка (съедает)
Следующий день:
Кот: Гречка, ну что ж ... (съедает)
Днем позже:
Кот: Фууу, гречка...(уходит)
Три дня кушать не зовут.
- Вася, иди кушать!
Кот: Вау, гречка!
Потом она, насыпая в бульон соль, грозилась устроить мне «Вау, гречку» каждый день, если я буду придираться к ее стряпне. Пока бульон весело булькает, я обнаруживаю, что тесто уже наполовину вылезло из кастрюли, и зову Тонкс. Совместными усилиями нам удается упихать тесто обратно, донести его до кухни, вывалить на стол, раскатать, залепить в него мясо и поставить нечто, смутно напоминавшее пирог, в духовку.
Как раз в это время убегал бульон. Пока Тонкс оттирала плиту и заправляла суп вермишелью, я читал в ее поваренной книге главу про фруктовое желе, которое мы собирались сделать на десерт. Тонкс, вывалив из сумки фрукты, жалобно смотрела на меня.
- Может, так съедим? – спрашивала несостоявшаяся повариха.
И тут, поскольку мы с племянницей совсем забыли про дела и задержались с этим пирогом до вечера, заходит в дом половина Ордена. А мы с Тонкс стоим, все в муке, с кастрюлей супа в руках…
Так она, собственно, и попала в Орден. За импровизированным ужином из супа, пирога и фруктов, мы ей рассказали все, провели несложный обряд посвящения. На самом деле, больше всех удивилась сама Нимфадора, застав на этом собрании половину своего начальства из аврората. Но это было еще не все.
На следующем же собрании Ордена появился Лунатик. Вопреки ожиданиям, Тонкс ему не обрадовалась. Она, конечно, улыбалась и шутила, как всегда, но все было понятно по ее глазам и на миг закушенной во время приветствия нижней губе.
После собрания я попытался спросить Ремуса, в чем дело, и, покаон заговаривал мне зубы какой-то, явно наспех сочиненной, историей об их ссоре на почве пятого правила зельеварения, Тонкс исчезла. Назавтра она появилась бледная и с грустными глазами.
Не врут твои глаза,
И на щеке горит слеза,
Сохрани от бед,
Потеряй мой след,
Я ищу ответ,
Я иду на свет.
Секрет.
Сириус вновь сидел на собрании, а после него пригласил Ремуса выпить чаю. Ремус, предвидя разговор, согласился.
- А теперь скажи мне: что у вас случилось! – с волнением выспрашивает Сириус.
- Ничего…особенного
- Тогда почему у нее глаза такие грустные?
- Если бы я мог что-то изменить.
Неожиданно потребность сказать хоть кому-нибудь пересиливает, и Ремус рассказывает все. Сириус сидит в кресле, опираясь локтем о стол, и напряженно молчит. С лестницы доносится шлепанье тапочек. В столовую спускается заспанная Тонкс.
- А что это вы тут делаете? – удивленно спрашивает она. – Чай пьете? И мне налейте…
Ночное чаепитие плавно переходит в дружеские разговоры, состоящие в основном из воспоминаний. Тонкс сидит в кресле, обхватив руками колени, и почти не принимает участия в разговоре. Но глаза у нее теплеют.
- Тонкс, расскажи, что ты о нас помнишь, - пытается вывести ее из раздумий Сириус.
- Я ничего не помню. Я все забыла, - отрешенно улыбаясь, отвечает девушка. – Я, пожалуй, пойду…
Не оглядываясь на удивленные лица друзей, Тонкс уходит к себе наверх. Там она плачет. Но зло и обида выходят из ее сердца вместе со слезами.
- Больше я о нем плакать не буду, - шепчет она и делает ногтем зарубку на стареньких обоях.
Она не знает, что за дверью стоит Ремус и колеблется: войти, или нет. На двери наклеено объявление:
«Если вам нужно что-то срочно мне сказать, когда я сплю, тихо войдите и спойте это на мотив колыбельной. Будить меня разрешается только если вы неожиданно решили признаться мне в любви.»
- Да, давно пора, - удрученно думает Лунатик и стучит в дверь согнутым пальцем.
В дверном проеме появляется фигурка Тонкс в зеленой пижаме.
- Ежик, прости меня…
