Благороднейшее и древнейшее семейство Блэков

Глава 1

Название: Блэком быть – бояться и любить.
Автор: Estella
Бета: Джайа
Жанр: драма
Рейтинг: PG(вроде как…)
Персонажи: Финеас Найджелус Блэк, Сириус Блэк, папа и мама Блэк.
Дисклаймер: никаких прав нет, ни на что не претендую
Саммари: Финеасу всего пять лет, но он хорошо понимает, что такое уважение…


Алебастровое лицо. Шумное дыхание. Кутается в шали… Это мама.

Сигара за сигарой. Хриплый голос. Почерневшее серебро колец… Это папа.

Длинная челка. Темные круги под глазами. Мантия не скрывает болезненную худобу… Это старший брат.

Финеас смотрит на него, как на свое отражение. Они похожи, только Сириус старше на два года. Поэтому его нужно уважать. Финеасу всего пять лет, но он хорошо понимает, что такое уважение. Это когда боишься и любишь одновременно.

И он уважает маму, уважает отца, уважает своего брата. А маленькая девочка Элладора — Финеас не хочет называть ее сестрой, потому что она криклива и постоянно плачет — она будет уважать его.

А сейчас девочка спит. Она уснула прямо на коленях у матери. Она маленькая, и ей позволительно. Финеас же большой и он — мальчик…

Он смотрит, как матушка задумчиво перебирает тонкие черные волосы Элладоры. Финеас смотрит на одну из маминых накидок, которой накрыта девочка. Ей наверняка тепло.

А Финеас замерз. Эти сквозняки, они пробирают до костей. И он тщетно пытается согреть хотя бы руки, потирая ладони друг о друга, обдавая их своим дыханием.

— Замерз, сопляк? — хриплым шепотом, тихо-тихо произносит Сириус, неожиданно оказываясь в шаге от него. Финеас не знает, боится ли брат, что это услышат родители, или же опять потерял голос. Но он точно знает, что не будет ябедничать родителям. Ведь он все-таки любит своего старшего брата, а еще боится его…

— Можешь даже не подходить к камину — он не греет.

— Я знаю.

Вчера Сириус рассказал историю. Страшную сказку о проклятии этого дома. О том, сколько этих отвратительных существ погибло во время строительства. И каждый из них проклинал заказчиков. Проклинал Блэков перед своей смертью.

— Зато дом под лучшей защитой. Эти жертвы, они были необходимы, — сообщил ему тогда Сириус.

Дом был построен без магии, но скреплен кровью. А это сильнее, даже если кровь настолько ничтожна, как у этих существ.

В итоге камины не греют, половицы скрипят безо всякой причины, пугающий шорох доносится отовсюду — стоит только прислушаться. Может, поэтому у них всегда играет музыка?

Вот и сейчас — тревожная, вызывающая дрожь мелодия. Как неумолкающий шум, к которому уже все привыкли. Все, кроме Финеаса. Ему она не нравится. Она его пугает.

Когда он вырастет большим — родители станут маленькими. И тогда они будут его уважать — любить и бояться. И тогда больше не будет пугающей музыки. Лучше — симфония дома, лучше — доказательство безопасности и вечного проклятия, чем это.

Сириус тянет его за руку. Его тонкие пальцы вцепились с такой силой, что Финеасу не остается ничего, кроме как подчиниться и встать. Он сильный, его старший брат.

— Финс, скажи папуле, что хочешь спать. Скажи, что пойдешь наверх, — все так же шепчет ему Сириус, и Финеас послушно повторяет это отцу.

— Сириус, ты тоже иди спать, — отец произносит это, даже не отрывая взгляда от книги, которую читает. В его губах зажата сигара, и в низком, с хрипотцой голосе едва можно разобрать слова. Но мальчики уже привыкли.

Они идут к дверям мимо софы, на которой устроились мама и Элладора.

Элладора — это комочек, спрятанный под толстой шалью. Мама — это дремота и подрагивающие ресницы. Папа — это монотонно скользящий по строчкам взгляд.

Финеас выходит из гостиной, держась за руку — такую обжигающе горячую — своего старшего брата.

* * *

Подсвечники на стенах с потемневшими от копоти обоями — серебро на зеленом.

Лица в дорогих рамах. Величественные, чистокровные — Блэки. Они провожают взглядом мальчиков. Следят за каждым их шагом. Их тоже нужно уважать — бояться и любить, потому что они мертвы. Коридоры в доме — галерея усопших, галерея именинников.

Это традиция — каждый день рождения позировать на портрет, который повесят здесь после твоей смерти. У Финеаса пять таких портретов… Вернее, уже один, последний. Остальные уничтожены.

Финеас знает, что семейные традиции — это важно. Он знает, что все эти лица на портретах, они тоже это понимали, когда позировали художнику. Они понимали и то, что, возможно, именно этот очередной портрет будут лицезреть их потомки.

Может поэтому все эти лица на портретах такие гордые, величественные, красивые?.. Настоящие Блэки.

И Финеас один из них.

— Поторапливайся.

Его брат все также шепчет. Его брат — это антрацитного цвета волосы и белая шея. А еще – тонкие сильные пальцы, вцепившиеся в его, Финеаса, ладонь и тянущие следом.

Братья доходят до конца коридора и начинают подниматься по лестнице. Скрип ступеней такой, словно по ним ступают множество человек. За спиной слышится непонятный шорох, чудятся голоса…

— Можно спросить? — осторожно произносит Финеас, быстро перебирая ногами, чтобы поспеть за Сириусом. Он спотыкается на очередной ступеньке и едва не падает, но старший брат и не думает сбавить шаг. Но именно благодаря ему и его крепкой хватке Финеас все-таки удерживается на ногах.

- Спрашивай.

- Это призраки магглов шумят?

Финеас рад, что они уже преодолели лестницу, что их положение теперь более устойчиво. Меньше последствий от болезненного шлепка по губам. Мальчик чувствует вкус крови на языке, а лицо брата теперь – это смесь злости и отвращения. Финеасу страшно, и он на всякий случай делает пару шагов назад.

— Не смей даже произносить это!

Сириусу нельзя пытаться кричать, когда он может только шептать. Сириус — это сгорбившаяся фигура, захлебывающаяся кашлем.

А Финеас чувствует страх и стыд. Ему страшно слышать эти утробные хриплые звуки, срывающиеся с губ его брата. Ему совестно, что он сказал это.

Ведь этих отвратительных существ позорно даже называть. Они недостойны упоминания… особенно, если ты Блэк.

Так считает Сириус, и Финеас склонен ему верить. Ведь это его старший брат, которого полагается чтить и уважать, которому следует верить во всем, и который сейчас с гримасой боли на лице хватается за грудь.

— Сириус…

Мальчик делает шаг навстречу своему брату, но тот останавливает его жестом руки.

— Все нормально, — хрипит он. Его лицо такое бледное, глаза слезятся, но Финеас согласно кивает. Если Сириус сказал, что все нормально, значит — все так и есть.

Когда-нибудь и маленькая девочка Элладора будет думать точно так же о нем, потому что она будет его уважать — бояться и любить… Пока она совсем глупая — ничего не понимает в чести и в уважении. Она не понимает, каково это — быть одной из Блэков.

Не понимает это так, как понимает Финеас.

* * *

Шаркающая походка, осторожно-прерывистый стук в дверь — это мама.

Острый подбородок и серые глаза — это то, что Финеас унаследовал от нее.

Она прикасается холодной дрожащей ладонью ко лбу мальчика, целует его и поправляет одеяло, которое почти не дает тепла – Финеасу все равно холодно.

— Засыпай, — в ее голосе отчаяние и муки, в ее голосе бесконечная любовь.

На ней тяжелый шелк халата и привычная шаль. Лицо такого же цвета, как виднеющийся белый ворот сорочки. Глаза большие и блестящие от слез. Она всхлипывает, когда до них доносится очередной приступ кашля Сириуса — его слышно даже здесь.

Финеас знает, что мама их всех очень любит, и ей больно, когда больно им.

Мальчик смотрит на ее руку, поглаживающую халат в том месте, где пояс туго обхватывает круглый живот. И он понимает, что все это значит — Сириус ему рассказал. Финеас любит свою маму, а еще чувствует благоговейный страх перед этой ее способностью порождать новых Блэков…

Он вновь слышит старшего брата. Слышит его хриплый кашель так ясно, словно тот находится прямо в этой комнате, словно их не разделяет барьер стены.

— С ним все нормально, — уверенно говорит Финеас своей маме, и та послушно кивает.

— Да, с ним все будет хорошо — я попросила вашего папу заглянуть к нему, когда он закончит читать.

— Не нужно, — Финеас думает, прежде всего, о том, что его брату это не понравится. Ведь он сказал, что все с ним в порядке. Сириус скорее умрет, чем позволит отцу увериться в его слабости.

— Ваш папа осмотрит его и сварит нужное зелье. Твой братишка поправится.

— С ним все нормально, — вновь повторяет Финеас слова Сириуса. Он не понимает, почему мама не хочет в это верить.

Ее улыбка — это наигранное понимание и снисхождение, это изогнутые губы и слезы на щеках.

— Спи, дорогой.

Она закрывает ему глаза движением ладони.

Почему-то больше не слышно, как кашляет Сириус, и поэтому Финеасу, привыкшему за целый час бессонного лежания к этим звукам, кажется, что он вдруг оглох. Он слышит только мамино дыхание и шорохи, доносящиеся из коридора. И в этой тишине так клонит в сон.

— Видишь, ему уже легче… с ним все нормально, как он и говорил, — засыпая, произносит Финеас.

Заплаканное лицо, шумное от всхлипов дыхание, спадающая с плеч шаль… это мама.

Тяжелые шаги в коридоре, хриплое покашливание из-за сигар, скрип двери в комнату Сириуса… это папа.

Больше не кашляет… это старший брат.

А Финеас засыпает, думая о том, как же он гордится тем, что у него такой брат — ни за что не покажет свою слабость, даже перед их отцом. Сириус — настоящий Блэк, и Финеас уважает его — любит и боится… оказаться не таким правильным Блэком, как он.

Дорогая Розье

Название: Дорогая Розье
Автор: Lesta-X
Бета: Злобная Фея
Рейтинг: PG
Жанр: Ангст/Роман
Персонажи: Сигнус Блэк (в меньшей степени Друэлла Розье, Альфард Блэк)
Саммари: О том, как глубокой ночью в Хогвартсе рождалась новая семья
Блэков.
Дисклаймер: всех имеет мадам Ро

Унылое завывание ноябрьского ветра было слышно даже в слизеринских подземельях. Наверняка, дождь лил во всю. Сигнус Блэк нервно повёл плечами, представляя, как холодные капли сейчас барабанят по стёклам Гриммуалд Плейс. Он с детства не любил дождь, и как следствие, всё, что с ним связано. Как ни странно, но глупые детские страхи о том, что дождь никогда не закончится и весь мир затопит, были присущи и уже взрослому, семнадцатилетнему Сигнусу. Он тщательно скрывал свои слабости от однокурсников, а в особенности от Ориона, который не преминул бы сказать что-нибудь едкое и донельзя обидное на этот счёт.
Сигнус мог лишний раз порадоваться, что Ирма и Меланиа Блэк не такие уж близкие подруги, скорее, даже наоборот, поэтому они с Орионом нигде, кроме школы, не видятся. Хотя, если учесть, что в Хогвартсе Сигнус проводит куда больше времени, чем дома… Он в очередной раз передёрнул плечами, про себя восхваляя небо, за то, что Орион сейчас спал и не видел, чем занят его кузен.
Сигнус склонил голову над пергаментом, читая письмо. Ничего не видно, и тусклый свет волшебной палочки не помогал что-либо разобрать. А писала ему ни кто иная, как сама Друэлла Розье. Вот уж на чьё благосклонное внимание Сигнус не надеялся! Хотя, Розье могла бы и дальше считать его пустым местом, если бы не острая нехватка денег в её семье.
Он нервно теребил край пергамента, опасаясь, что всё это злая шутка либо Ориона, либо самой Розье, хотя последнее мало вероятно. Друэлла не обратит на человека внимание, не обладай он смазливой внешностью, и будь хоть трижды представитель благороднейшего и древнейшего семейства Блэков. Кажется, таких называют свободолюбивыми. Хотя, эта свобода кончается вместе с деньгами… Сигнус усмехнулся, представляя, как старуха Розье – бабка Друэллы, уговаривает внучку написать письмо такому непритягательному субъекту, как Сигнус Блэк. Да ещё какое письмо! Наверняка, впервые в истории чистокровных семей девушка сама делает предложение руки и сердца, а точнее, уговаривает их взять. Если бы письмо получил кто-то другой, а не Сигнус, то наверняка поверил бы в столь искренне описанные внезапные чувства. Но Розье – она и есть Розье, и разве кто-то может ей верить?

- Смотрите! – воскликнула смазливая девица с кудрявыми чёрными волосами. – Не мистер Блэк ли идёт к нам?
Все, сидящие в слизеринской гостиной, прятали усмешки: кто злорадные, кто сочувственные – каждый знал, что перепалка с Друэллой Розье ни к чему хорошему не приведёт и изрядно испортит нервы тому, кто вздумает с ней спорить.
- Да пошла ты к мантикорам, Розье, - буркнул Сигнус Блэк, но так, чтобы Друэлла этого не услышала.
- Но-но! Кстати, Блэк, не горбись. Это делает тебя похожим на гоблина.
Тут уже вряд ли кому-то удалось сдержать смех – Розье известна на весь Хогвартс своим острым языком.
- Иди к мантикорам, - повторил Сигнус, на этот раз – совсем тихо.

Как бы Сигнусу хотелось, чтобы Розье по-настоящему унизилась, чтобы требовала прощения за всё, чтобы… Но нет – она была такой, какой была всегда, и вполне успешно ломала свою комедию – ведь Сигнус ей почти поверил.
«Ты помнишь наши перепалки? Ты был тогда неотразим, я ведь тебя и полюбила за умение поставить меня на место, я наслаждалась этим…»
Лицемерка. Кто бы знал, что Розье умеет так правдиво врать. Конечно, никто не ожидал от неё другого, но чтобы гордая красавица Друэлла написала письмо с предложением руки и сердца горбатому Блэку… Нет, это было уже смешно.
Сигнус бы с удовольствием посмеялся, не коснись это его самого. Увы, Розье всегда добивалась своего, и следовало ждать, что Поллукс Блэк в скором времени тоже пришлёт сыну письмо… Как назло, они были дружны с бабкой Розье. Да и кто сказал, Розье врёт? Ведь возможно всё…
Сигнус чуть ли не в голос рассмеялся от своих мыслей. Нет, узнай об этом Орион… Интересно, а почему Розье не написала письмо ему? В конце концов, она могла бы совместить приятное с полезным: Орион был и богат, и весьма хорош собой. Кажется, они с Розье закадычными друзьями были – любили вместе поиздеваться над Сигнусом.
Он постарался припомнить, с кем ещё была дружна Розье. Пожалуй, со всеми своими однокурсниками, кроме, возможно, Альфарда, у которого был весьма странный взгляд на мир, чего Ирма и Поллукс Блэки явно не одобряли.

- Друэлла.
- А? Блэк? Альфард, это ты?
- Собственной персоной.
Розье недовольно нахмурилась. Она очень не любила, когда её заставали в неудобном положении. А тем более те, с кем у неё было своеобразное противостояние. Например, Альфард Блэк.
Друэлла потёрла затёкшую шею – нет, ну надо же, заснуть в кресле!
- Чего тебе надо? – огрызнулась она.
- Мне нужен мой конспект по зельям.
- Ну так возьми, - Розье тряхнула волосами, раздражённо глядя на Альфарда.
- Ты на нём сидишь, Друэлла.
- Что?- Розье оглянулась по сторонам – лишь бы никто не услышал!
- Встань с кресла и позволь мне взять конспект.
Друэлла как можно с большим достоинством встала с кресла. Да, действительно – она села на оставленный ещё вчера вечером конспект.
- Блэк, - тихо обратилась к Альфарду Друэлла. – Не говори никому.
Альфард кивнул, едва заметно усмехаясь, и пошёл прочь от неуверенно ёрзающей в кресле Розье. Он подмигнул сутулому юноше, что сидел в тёмном углу гостиной и с упоением наблюдал за происходящим.

Это был единственный случай на памяти Сигнуса, когда Розье была смущена. Увы, он так и не решился рассказать ей о том, что был свидетелем того нелепого случая, но если бы он и рассказал? Кто поверит горбуну Блэку, а если и поверит, то что сделает с ним Розье? К тому же, Альфард слишком непостоянен, чтобы быть союзником в таком деле.
Сигнус давно признал, что союзников у него не было вообще, не говоря уже о друзьях. Розье в этом деле было проще – она была смазлива, остра на язык, да и глупой её назвать нельзя… Увы. А Сигнус был замкнут и никогда не подпускал к себе кого-либо, во всём чувствуя подвох. Следует признать, что поспособствовала этому всё та же пресловутая Розье.
И если крайней редкостью было смущение на её лице, то что уж говорить о смятении. Никто никогда не видел, да и не увидит, как Розье было страшно. Хотя нет. Сигнус Блэк видел. И в этом ему не повезло.

- Блэк? – лениво отозвалась Розье. – Ну чего тебе?
- Поговорить, гм, надо, - тихо и смущённо проговорил Сигнус.
- Поговорить? И о чём же? Нет, не пойми меня неправильно, мне просто интересно! – было видно, что Розье забавляла ситуация – она ведь и мечтать не могла о таком развитии событий!
- Пошли отойдём.
- Зачем отходить? Говори здесь! – великодушно разрешила Розье, привлекая внимание половины учеников, сидящих в гостиной.
- Давай всё же отойдём. Здесь я тебе ничего не скажу, - казалось, Сигнус ссутулился больше обычного.
На лице у Розье любопытство боролось с желанием поиздеваться над Сигнусом, но, наконец, первое пересилило.
- Ладно, - скучающе произнесла она. – Давай отойдём.
Розье грациозно поднялась с кресла и направилась к выходу, провожаемая взглядами мужской половины слизеринцев, сидящих на тот момент в гостиной. Сигнус, понурив голову и улыбаясь про себя, пошёл следом за ней.
- Мы вышли. Говори.
Но Сигнус молчал. Он в упор смотрел на Розье, мечтая, чтобы ей стало не по себе.
- Что тебе нужно? – спросила она, раздражённо скривив лицо.
Сигнус продолжал молчать. Наконец, он, усмехнувшись, вытащил палочку из кармана мантии.
- Блэк, ты чего? – спросила Розье слабым голосом. Она знала об успехах Сигнуса в Тёмной Магии. – Диппет, если узнает…
- Пошла к мантикорам, Розье, - процедил Сигнус, любуясь её побледневшим лицом.
Он медленно развернулся на каблуках и пошёл ко входу в гостиную. Он уже представлял, как Розье предстанет перед всеми бледной, злой, испуганной…

Сигнус ещё раз перечитал письмо. Он верил. Почти. Хотя... Розье столько раз всем врала, почему бы хоть один раз не соврать ей? Пусть она не почувствует себя обманутой, но зато Сигнус отыграется.
Усмехнувшись, он старательно вывел мелким почерком:
«Дорогая Розье…»

Наперекор судьбе

Название - "Наперекор судьбе",
автор - Mileanna
Персонаж - Друэлла Розье
жанр - общий
рейтинг - G
остальные персонажи - Сигнус Блэк, Беллатрикс, Андромеда и Нарцисса Блэк.
дисклаймер - все права у Ро)
саммари - Друэлла Розье никогда не была фаталисткой. И всегда знала, чего хочет.
бета(гамма) - нет
- Нет, Жан, я с тобой категорически не согласна! – столь серьёзная фраза принадлежала…черноволосой девочке лет восьми, сложившей руки на груди и строго смотревшей на белокурого мальчишку. – Конечно, после свадьбы у нас будут дети. Но это будут девочки, потому что мальчишки вечно…
- Нет, - замотал кудрявой головой мальчик. – Мы с тобой – чистокровные Розье, а во Франции у чистокровных Розье всегда рождаются мальчики…
- А я тогда кто? – фыркнула Друэлла. – Если я сказала – девочки, значит – девочки…И вообще, может, мама найдёт мне мужа получше, чем ты – вон, гляди, опять испачкал в пыли рубашку! Зачем мне грязнуля?
- Это у нас в библиотеке, - шмыгнул носом Жан. – Я хотел почитать книгу о зельях – нам ведь скоро поступать в Шармбатон…
***
- Только не в Шармбатон! – одиннадцатилетняя Друэлла была непреклонна. – Мама, я не буду там учиться!
- Но почему? – устало повторяла Шарлотта Розье, у которой от единственной дочери уже начиналась мигрень. – Неужели ты хочешь в этот ужасный холодный Дурмстранг?
- А хоть и в Дурмстранг! – парировала Друэлла. – Лишь бы не в этот…пансион! – она презрительно сжала губы. - Да я отказалась от Шармбатона, как только увидела их форму! Ты заметила эти якобы изящные шляпки мерзкого цвета? В таких только по полянкам ромашки собирать, а не магию учить!
- Зато это во Франции! Ты будешь рядом со мной.
- Если я достаточно взрослая для того, чтобы поступить в школу магии, значит я достаточно взрослая для того, чтобы уехать из Франции.
- Куда? – слабым голосом спросила Шарлотта.
- В Хогвартс, мама, - ответила Друэлла, задумчиво глядя в окно. – В Хогвартс.
***
Шляпа была непреклонна.
- Нет, мисс Розье, как не просите – для Вас вариант один – Рейвенкло. Это Ваша судьба, Вы умны и…
- Я не прошу, - тихо сказала Друэлла и крепко вцепилась руками в поля Шляпы. Та возмущённо заохала.
- Что Вы делаете, мисс Розье?!
- Слизерин, - просто ответила Друэлла. Помолчала и еле слышно повторила: «Слизерин».
- Сдаюсь, - пробормотала Шляпа. – А то больно-то руки у вас цепкие…

***
«Милая Друэлла! Я была очень огорчена дошедшими до меня сведениями о том, что ты собралась выйти замуж за Сигнуса Блэка. Несомненно, Блэки – одна из наиболее уважаемых чистокровных семей Англии, и я бы одобрила этот брак, если бы ещё давно не дала слово Маргарите, что ты выйдешь за Жана. Ты – Розье, Друэлла, и я хочу, чтобы ты сохранила фамилию и продолжила наш род. К тому же мне всегда казалось, что ты относишься к Жану весьма благосклонно…С нетерпением жду ответа!
Любящая тебя мама, Шарлотта Розье»

«Милая мама! Раз ты так меня любишь, то должна понять, что иногда чувства сильнее данного слова. Я не опозорила своё имя браком с грязнокровным, к тому же, полагаю, я достаточно взрослая и самостоятельная для того, чтобы принимать подобные решения.
P. S. Кстати, мама, я уже не Розье.
Любящая тебя дочь, Друэлла Блэк».
***
- Нет, Сигнус, я с тобой категорически не согласна! – Друэлла сложила руки на груди, глядя на мужа таким же гневным взглядом, как когда-то на своего дальнего кузена Жана. Конечно, у нас будут дети, я хочу детей. Но это будут девочки, потому что мальчишки вечно…
- Нет, - перебил её высокий темноволосый мужчина. – Я – чистокровный Блэк, а у нас чаще всего рождаются мальчики…
Друэлла только усмехнулась.
- Ладно, не будем спорить, - обнял её Сигнус. – Ты у меня просто красавица…очаровала меня безумно…ведьма…
***
- Это не может быть ещё одна девочка! – разъярённый Сигнус горой нависал над хрупкой медсестрой из Святого Мунго. – Проверьте ещё раз!
Медсестра держалась достойно.
- Мистер Блэк, я работаю тут уже 20 лет, и, поверьте, могу отличить девочку от мальчика! У Вас прекрасная, здоровая дочь, такая белокурая…
- Белокурая?! – Сигнус на миг потерял дар речи, а потом процедил сквозь зубы:
- Чёртова ведьма!
***
Друэлла нахмурилась, глядя на карты. Подобное гадание не приветствовалось в Англии, но было весьма популярно во Франции, и Друэлла мастерски им владела.
Она раскладывала карты вот уже третий раз, и третий раз они были непреклонны в отношении будущего её дочерей.
Сколько раз Друэлла не начинала заново, результат был один и тот же – в будущем Белла станет аврором, Меда выйдет замуж за чистокровного мага и родит прекрасного сына, что же до Цисси, то она свяжет свою жизнь с каким-то магглорождённым, а её дочь станет гриффиндоркой!
Нельзя сказать, что Друэллу совсем не устраивал подобный расклад – это было довольно неплохо, кроме, конечно, Цисси, но на младшую дочь можно и повлиять. Только одно беспокоило Друэллу – её девочки уж никак не проявляли тех наклонностей, которые могли бы привести их к подобному будущему.
От карт её отвлёк шум детских голосов. Через минуту Друэллу уже окружили дочери и как всегда заговорили одновременно:
- Мам, я уже прочитала ту книгу по Тёмным искусствам, что принесла тётя Вальбурга! Как ты думаешь, декан Слизнорт подпишет мне разрешение брать книги из Запретной секции?
Беллатрикс.
- Мам, папа опять отругал меня за то, что я играла с магглом из соседнего дома. Но ведь он такой хороший и весёлый!
Андромеда.
- Мама, а на следующем балу я смогу остаться танцевать до вечера?
Нарцисса.
- Девочки, поговорим за обедом, хорошо? Ждите меня в столовой.
Друэлла проводила взглядом кудрявые головы дочерей – черноволосую, каштановую и белокурую, потом подошла к столу и решительно смахнула карты рукой.
«Судьба судьбой, но характером-то дочки – в маму.
А их мама всегда умела поступать наперекор судьбе»…

Солнце в подарок

Название: Солнце в подарок.
Автор: Estella
Бета: Джайа
Персонаж: Андромеда Блэк
Рейтинг: PG
Жанр: общий
Дисклеймер: никаких прав нет, ни на что не претендую.
Саммари: Чудес не бывает. Разве?


Солнце бьет в лицо, вызывая безумно-белые вспышки перед глазами. Смотреть на него, впитывая в себя свет, которого так не хватает дома. Смотреть сквозь слезы, словно сквозь расплавленное стекло.

Любимое занятие Андромеды Блэк.

Скамейка под ее ладонями шершавая – облупившаяся краска прилипает к влажной ладони. Андромеде жарко в этом платье с высоким воротом и бесконечно длинной юбкой.

- Ты знаешь, что можешь ослепнуть?

Андромеда знает... Может, это ей и нравится? Риск потерять одно из чувств. Компенсировать переизбыток дряни внутри.

- Ты копия одной моей знакомой – Беллатрикс. Ты ведь ее сестра? Ты одна из них, из Блэков?

Под этим безумием белого все вокруг кажется ей каким-то ирреальным. И невозможно разглядеть незнакомца.

- Я учился на Хаффлпаффе. Закончил с ней в один год. Она грозилась, что убьет меня.

В ослепительных вспышках перед глазами проскальзывает еще и алое. Особенно, когда закрываешь глаза. Андромеда считает, это ее кровь хочет побороть этот свет. И она вновь смотрит на солнце.

- Ты всегда молчишь? Или считаешь меня недостойным общения со столь чистокровной особой, как ты.

Слезы стекают по ее лицу, оставляют темные влажные следы на синем вороте платья. Андромеда не умеет плакать от обиды, радости или боли, в ее семье этому не учат. А так она хотя бы знает, что это такое.

- А знаешь, мне все равно, кем ты меня считаешь. Грязнокровкой, уродом, мразью. Плевать. Я ведь не поэтому подошел…

Андромеда, с собранными в замысловатую прическу волосами, в платье, посылающем привет из прошлого века, она подставляет лицо лучам. Горячо. Голубые глаза все так же распахнуты навстречу солнцу – она не щурится, почти привыкла.

- Я даже сразу не понял, что ты похожа на нее, на Беллатрикс. Не заметил. Просто увидел издалека то, как ты смотришь на солнце. Жадно, как смотрят на то, что хотят больше всего на свете, но получить не могут.

Она облизывает пересохшие губы – шершавые и соленые от слез, покрывающих лицо блестящей влажной пленкой.

- Но ты можешь, поверь мне…

Андромеда в отрицании качает головой. Не может. Не верит. Даже в волшебном мире чудес не бывает. Тем более в волшебном мире….
И она уже больше не смотрит в небо, не смотрит на солнце. Ее глаза закрыты – бело-красное вспышками сводит с ума. Ей кажется, что она больше ничего никогда не сможет видеть нормально – только так.

- Держи - вот тебе солнце.

Шершаво-нежное в ее ладонях. Желтое. Теплое. Солнечный цветок – подсолнух. И глядя на него, она плачет так же, как плачет, глядя на солнце. Почти так же. Только теперь щиплет не в глазах, а где-то внутри…

Чужое имя

Название: Чужое имя
Автор: КОТ
Жанр: джен, драма, мини
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Сириус Блэк
Дисклеймер: Никакой прибыли на этом не имею, всё чужое.
Саммари: После окончания Хогвартса Сириус Блэк стал мракоборцем. Его лучший друг обзавелся семьей. Перед лицом опасности, нависшей над Лили и Гарри, Джеймс сделал Сириуса Хранителем Тайны. Однако сам Блэк не уверен, что является подходящей кандидатурой.
От автора: Приношу читателю свои извинения за возможную разговорность речи. Кому-то может показаться, что она чересчур незатейлива иили груба. C’est la vie.


Чужое имя


Сириус Блэк был неудачником. У него не было ничего. Ни настоящего дома, ни настоящей семьи. Ничего. Даже имя, которое он носил всю свою жизнь, было не его. Оно досталось ему в наследство от давно сгинувшего чистокровного предка.

Пустые мысли в пустой голове.

Стакан с виски холодил ладонь. Сириус пригубил напиток, позволяя ему медленно стекать по гортани, обжигая изнутри.

Маггловский ящик, телевизор, показывал кадры фильма про Джеймса Бонда. Секретный агент Ее Величества крался по темному саду, сжимая в руке миниатюрный пистолет. Сириус уставился на экран, не вникая в происходящее.

Небо за окном было черным от сгустившихся туч. Дождь усиливался. Крупные тяжелые капли всё чаще удалялись об оконное стекло. Надвигалась гроза. Хорошо, что он добрался домой до того, как начался ливень. Джим и Лили, конечно, предлагали ему остаться у них, не отправляться на ночь глядя, да еще и под дождем, обратно в Лондон. Но он отказался, ответил на их заботу шуткой и, помахав на прощание, сел а свой мотоцикл. При всей своей любви и привязанности к ним, Сириус ни за что не остался бы в доме Поттеров.

Он итак просидел у них весь вечер, успел наглядеться на забавного карапуза Гарри, на лучезарную улыбку Лили и гордую ухмылку Джеймса. Первое время это было приятно. Видеть их счастье, слышать смех друзей. Но потом на душе становилось тяжко.

Цвета меркли, улыбка блекла, и Сириус становился раздражительным. При виде их счастья, Сириус горько осознавал, что у него самого не было семьи. При виде семейства Поттеров, такого цельного и правильного, он ловил себя на мысли о том, что сам он никогда не смог бы так жить.

Это чувство было сродни тому, что возникало у него в юности, когда он подолгу гостил у Джеймса и его родителей. Они все были неизменно добры к нему, окружали его заботой, воспринимали как члена семьи. Сириус был благодарен им за это, но в то же время всегда наступал момент, когда вся эта ситуация становилась для него невыносимой. Когда просто «Доброе утро» миссис Поттер, с улыбкой адресованное ему за завтраком, вызывало у него непонятную злобу. Наступал момент, когда доброта и внимание старших Поттеров становились для него тяжелыми как тюремные кандалы. Он чувствовал себя загнанным в угол, пойманным в какие-то хитроумные сети. Хотелось плюнуть всем в лицо, ответить на доброту гневным неблагодарным рыком и уйти, хлопнув дверью. Сириус искренне полагал, что пройдет с возрастом, стоит ему немного повзрослеть. Но это странное чувство вернулось. А может быть, оно и не девалось никуда, просто затаилось на время.

Сириус был счастлив за Джеймса, когда тот решил жениться на Лили. Роль шафера на их свадьбе он сыграл с энтузиазмом. Так же как и роль крестного их сына. Он таскал Гарри подарки, радовался семенной идиллии, но в глубине души что-то не давало ему покоя.

Вспышка молнии ярко осветило комнату, картинка в телевизоре покрылась рябью. Сириус сделал очередной глоток виски.

Джим попросил его стать их Хранителем Тайны. Поттерам нужна была защита. За ними охотились Пожиратели Смерти со своим чокнутым Лордом. При мысли об этих мерзавцах Сириус гневно нахмурился.

Конечно же, он согласился. Сириус Блэк всегда легко и быстро принимал решения. Лили сказала бы, что он действовал поспешно и опрометчиво. Да мало ли, что могла подумать Эванс, то есть, миссис Поттер. Она-то никогда и ничего не делала в порыве.

Питер подметил, что Сириус слишком очевидная кандидатура для Хранителя. Тогда Сириус предложил Дамблдора. Но тот отказался, так что Сириус обрел еще одну роль – Хранителя Тайны местонахождения Джеймса, Лили и маленького Гарри.

Оглушительный раскат грома обрушился на темную улочку за окном. Ливень усилился. Гроза была уже совсем близко.

Сириус хлебнул виски. На душе было паршиво. И гроза тут ни при чем. Его мысли вновь вернулись к сегодняшнему визиту друзей. К концу вечера он чувствовал себя вновь пятнадцатилетним парнем без рода и крова, оказавшимся на чужом празднике жизни. Только на этот раз всё было намного хуже. Ведь ему уже не было пятнадцати, да и перед ним сидели не родители его лучшего друга, а сам друг с женой и сыном. Его ровесник. А он, Сириус Блэк, был рядом с ним полнейшим ничтожеством.

Ему двадцать один год, а за душой у него не было ничего. Ни семьи, ни любимой женщины. Друзья отдалялись от него. У них теперь были свои, иные заботы. Джеймс занят своим счастливым браком и взращиванием потомства. Сохатый уже не пропадал вместе с другом в пабах, да и заваливаться теперь к нему посреди ночи Сириусу стало неудобно – ребенка можно разбудить. Лили же всё больше и больше напоминала мать Джима, миссис Поттер. Такая же домашняя и уютная.

Их семейное гнездышко казалось Сириусу тюрьмой, в которую Сохатый добровольно себя заточал. Мерлин, Джеймс был так счастлив! Рядом с этим чужым, незнакомым ему счастьем Сириус чувствовал себя ущербным. Сириус чувствовал себя неудачником.

Одним большим глотком он осушил свой стакан. Виски обжег горло и разлился приятным теплом по желудку.

Что за нелепые мысли? Наверное, он просто слишком много выпил. Обычно Сириус не тратил свое время на подобные бредни.

С очередной вспышкой молнии в доме вырубилось электричество. Свет погас, телевизионный ящик затих. Сириус остался сидеть в темноте, слушая шум дождя за окном и металлические раскаты грома.

Он остался один в темноте. Друзей нет. У них свои жизни, так не сочетающиеся с его. Семьи нет. Да и сможет ли он когда-либо жить семейной жизни? Разве весь его прошлый опыт не доказывает, что это не для него? В детстве он ненавидел свою семью. Его вторая семья, Поттеры, тоже осточертели ему. Став совершеннолетним, он ухватился за наследство дяди Альфарда и сразу же купил себе отдельную квартиру, не столько, чтобы не докучать Поттерам, сколько желая обрести свободу и независимость.

Он ее обрел. Не так ли? Сириус Блэк не был ничем обременен. Даже деньгами. Большую часть наследства дядюшки Аля он истратил на эту квартиру в южной части Лондона, на мотоцикл, подарки своему крестнику и любимой племяннице Нимфадоре Тонкс. Сколько осталось на его счету в банке Гринготтс, он не знал, но подозревал, что не так уж много. Потребуется, наверняка, не меньше десяти лет, чтобы набежали приличные проценты.

Да и что такое деньги? Сириус ни разу за всю свою жизнь не задумывался о деньгах. Они у него были. И точка. Когда родители лишили его наследства, он не придал этому особого значения. И правильно сделал, так как дядя Аль не оставил бы обожаемого родственника в нищете. Работа мракоборца приносила доход, позволяющий жить если и не роскошно, то, по крайней мере, не заботясь о насущных тратах.

Сириус потянулся к стоявшей на полу около кресла бутылке виски и в свете вспыхнувшей молнии налил себе стакан. От раската грома задребезжали стекла в оконной раме.

На память пришла одна давно позабытая летняя гроза. Ему тогда было лет десять. Регулус болел такой не уместной в летнее время ангиной и, накрывшись с головой одеялом, дрожал от страха. Он панически боялся грозы. Сириус их напротив любил. Он сидел в своей комнате у открытого окна и наблюдал за вспыхивавшими над крышами домов молниями. Дождевые капли ударялись о подоконник и холодными брызгами долетали до лица и голых рук мальчика. Гром гремел одновременно с вспышкой молнии, гроза была прямо над площадью Гриммо. Регулус жалобно завыл, как раненая собака. Сириус слез со стула и, не закрывая окно, пошел в соседнюю комнату к брату.

– Страшно? – с деловитостью старшего спросил он. Из-под одеяла высунулось мертвенно-бледное лицо Регулуса. Огромные, полные ужаса глаза.

Сириус усмехнулся. – Не бойся, это всего лишь гроза. Она пройдет. И ничего нам не сделает.

– О-обещаешь? – недоверчиво, но с надеждой спросил Регулус.

– Обещаю, – кивнул Сириус. И младший брат ему поверил и слабо улыбнулся.

Сириус залпом допил виски и, чуть шатаясь, пошел спать.

~*~

Утренний воздух был свеж и чист. Солнце ленивым оранжевым шаром поднималось из-за горизонта. Мокрый от вчерашнего ливня асфальт блестел в свете нового дня.

Сириус проснулся с тяжелой головой, но без головной боли. Он уже давно пил, не чувствуя особого похмелья. Тревожный знак. Сквозь незанавешенное окно на кровать падали первые красноватые лучи солнца. Он слишком рано проснулся. Тоже не самый хороший признак.

Натянув брюки, он поплелся на кухню, по пути споткнувшись о пару пустых бутылок из-под виски. На кухне царил привычный хаос. Грязная посуда заполняла все ровные поверхности, в холодильнике нашлась лишь бутылка пива и банка томатного супа. Сириус, потягивая пиво и разогревая себе завтрак, в очередной раз подумал о том, что неплохо бы завести себе домового эльфа.

Вспомнилась чистенькая и уютная кухня Поттеров. Лили справлялась и без помощи магических существ. Сказалась маггловская привычка все делать своим руками.

Томатный суп оказался несусветной гадостью, на вкус напоминавшей нечто среднее между блевотиной и вареной резиной. Сириус вылил его в раковину, прямо на гору грязных тарелок. В раковине эта мерзость выглядела еще тошнотворней.

Допив пиво и наскоро умывшись, Сириус отправился завтракать в забегаловку на углу. После яичницы с беконом и чашки кофе новый день стал более привлекательным. Сириус даже начал беседу с сонной официанткой, которая нацарапала ему свой номер телефона на салфетке.

– Сириус? – Официантка ободрилась и игриво улыбнулась. – Какое чудное имя.

Сириус глянул на салфетку.

– Джулия тоже не такое уж простое имя, – подмигнул он в ответ. Она рассмеялась.

– Не правда, самое обыкновенное, – Джулия заправила светлую прядь волос за ушко. – Можно и просто Джули.

– Джули, – медленно повторил Сириус, будто бы пробуя это имя на вкус. Девушка порозовела и немного смущенно проговорила:

– Принесу тебе еще кусок пирога.

У Сириуса намечался выходной, если его не отзовут срочно на службу. Он обещал Джиму сходить с ним и Гарри в зоопарк, но настроение было неподходящее. Последнее, чего ему сейчас хотелось, так это вновь окунутся в счастливый семейный быт Поттеров. С этими их подгузниками и чисто вымытыми кружками. С белыми занавесками и скатертями в горошек. С глажеными носками и детским смехом.

Сириус уже полгода как не мог найти в груде своей одежды любимую футболку. А Лили гладила Джеймсу носки! Бред какой-то.

Ни с того, ни с сего вновь захотелось напиться. Черт, с утра пораньше. Совсем уж паршивый знак.

В столь ранний час кафе было фактически пустым. Официантка Джули протерла несколько столиков и присела к Сириусу. Она улыбнулась и спросила, не желает ли он еще кофе или пирога. Сириус покачал головой, глянул в вырез ее блузки и внезапно разозлился. На нее с ее дурацким золотым ангелочком, покоившимся на пышном бюсте. На себя, за то, что к ней клеился. На Лили, за то, что она гладила носки Сохатому. На Джеймса, за то, что он женился. На Ремуса, за то, что тот где-то пропадал. На Питера, за то, что он всё время лез со своими замечаниями. На Дамблдора за то, что он отказался стать Хранителем Тайны. На этот день, что только-только начинался, а уже бесил безмерно.

– Что-то не так? – встревожилась Джули.

– Мне пора, – пробормотал Сириус, стараясь не показать свое раздражение. Он достал из кармана пару скомканных банкнот, кинул их на стол и выбежал из кафе.

Девушка расстроено поглядела ему вслед и, собирая деньги, проворчала:

– Псих.

~*~

Массивная входная дверь из искусно обработанного темного дерева с медным дверным молотком в виде змеи. Глядя на нее, Сириус легко мог восстановить в памяти то, что находилось за ней. Узкая сумрачная прихожая. Скрипучая деревянная лестница на второй этаж. Полочка с сушеными головами домовых эльфов на лестничном пролете. Коридор на втором этаже столь же темный, как и на первом. Освещен он лишь несколькими чугунными канделябрами со змеиным орнаментом.

Зачем он пришел сюда? Ноги будто бы сами привели его на площадь Гриммо, к дому номер 12. К отчему дому. Здесь он родился. Здесь он жил когда-то. Никогда больше он не переступит этот порог.

Сириус отлично помнил, как покинул эти негостеприимные стены. Мать орала, называла его неудачником и позором семьи. Ничего нового. Для нее он был таким с раннего детства.

Сириус горько усмехнулся. Сириус Блэк был неудачником. Мать оказалась права. У него не было ничего, кроме этого бренного тела и собственного имени. Да и имя-то не его.

Стоя перед фасадом отчего дома, Сириус вспомнил ненавистный гобелен, висевший в гостиной на втором этаже. Могучее древо семейства Блэков. Он знал его наизусть. Даже сейчас, после стольких лет, стольких усилий забыть.

Сириус Блэк, старший сын Валбурги и Ориона Блэк, знал свою родословную, как другие дети таблицу умножения. При всем желании он не мог ее не знать, просто потому что память у него была хорошая, да и гобелен с семейным древом висел на стене гостиной с незапамятных времен.

Бабушка Мелания часто наведывалась в дом своего сына и всякий раз с не ослабляющим воодушевлением мучила внука просмотром старых, выцветших колдографий, готовых в любой момент рассыпаться в прах. Подобных реликвий у нее было несметное количество, и она по какой-то непостижимой причине носила их все с собой в бордовом замшевом мешочке.

– Погляди, Сириус, – кряхтела она, впившись костлявой рукой в плечо внука. – Это твой прадед Сириус Блэк.

Старуха совала Сириусу под нос ветхую колдографию, с которой на него надменно взирал темноволосый мужчина средних лет в старомодной мантии.

– Видишь, какой видный маг, – продолжала бабушка. – Ты можешь гордиться, что носишь его имя.

Сириус возмущенно прожигал колдографию глазами. Он не желал носить чье-то там имя, лишь свое собственное.

– Как он соперничал со своим отцом, Финиасом Найджелусом, – поясняла бабушка. – А тот был директором школы Хогвартс. Представь себе, какие амбиции были у Сириуса!

Внук хмуро глядел на своего амбициозного тезку и ненавидел его любой ненавистью.

– Он женился на Херспер Гамп, статной девушке, хоть и не из столь видной семьи, – старуха Мелания извлекла из своего замшевого мешочка очередную колдографию. На сей раз на ней была изображена пара в старинных свадебных нарядах. Красивая темноволосая девушка слегка улыбалась, Сириус Блэк с предыдущей карточки обнимал ее за плечи. – На их свадьбе было около тысячи гостей. А Финиас Найджелус так и не потанцевал с невестой, нарушив тем самым обычай. Это был такой скандал.

Маленький Сириус разглядывал старую, выцветшую колдографию и не испытывал ни малейшего любопытства по поводу давно прошедшего скандала.

– А вот это, – бабушка Мелания с особой осторожностью достала совсем пожелтевшую от времени фотокарточку. Держа ее обеими морщинистыми руками, она показала ее Сириус. – Не трогай! – резко велела она, когда он машинально протянул руку. На колдографии рядом с высокой античной вазой стояли два мальчика в смешных коротких штанишках и рубашках, похожих на девчачьи платья. Мальчики с темными кудрявыми волосами серьезно глядели в объектив камеры, стараясь не двигаться. Только тот, что чуть поменьше, то и дело норовил подмигнуть старшему, который старательно его игнорировал.

– Это Финиас Найджелус и его старший брат Сириус, – с улыбкой пояснила Мелания. Внук недоверчиво вглядывался в изображение еще одного Сириуса Блэка. Красивое лицо чем-то походило на его собственное. Только вот маленький Финиас уж совсем не был похож на Регулуса, а то можно было бы принять эту фотография за нелепый снимок его самого со своим братом. Сходство не скрылось и от бабушки.

– Ах, Сириус, как же ты похож на своего прапрадеда! – старуха умиленно всплеснула руками и принялась теребить Сириуса за подбородок. – Такой красивый маленький Блэк! Какая честь носить имя столь превосходного мага! Обещай, что будешь достоин этого имени!

Сириус насупился и попытался высвободиться из цепких рук бабушки.

– Обещай, Сириус! – требовательно прокряхтела она, удерживая его.

– Обещаю, – прорычал мальчик, выворачиваясь из ее хватки. Он дернулся сильнее, фотокарточки посыпались на ковер.

Старуха Мелания охнула и принялась их подбирать. Сириус вскочил с дивана, хотел было помочь ей, но она, тревожась за сохранность антикварных снимков, крикнула: «Нет, я сама!», и он ускользнул из комнаты.

В окне на втором этаже колыхнулась штора. Не желая попасться на глаза кому-то из родственников, Сириус быстро зашагал прочь, оставив позади пустынную площадь с одиноким старым пнем в кольце булыжников, единственным признаком того, что когда-то здесь росло дерево. Слишком много воспоминаний, слишком мало от них проку.

Он чувствовал выпуклые камни мостовой под подошвами сапог. Солнце скрылось за старинными викторианскими зданиями. На душе Сириуса было сумрачно и тревожно.

Ну, носил он имя двух своих древних предков. Какое ему дело до мертвецов вековой давности? Они давно сгнили в земле, а он, в отличие от них, был еще жив. И всё же он чувствовал эту проклятую тяжесть поколений, давившая на его плечи с самого раннего детства. Он так старался избавиться от этого груза. Ушел из дома. Но так и не смог уйти от себя.

Его собственное имя, которое и не было его, таило в себе дух его семьи, не давало покоя, будто бы навеки связав его с семейным древом, отображенным на гобелене в гостиной.

– Сириус! Сириус Блэк!

Он споткнулся, озираясь по сторонам, и лишь потом сообразил, что голос Джеймса доносился из его кармана. Сириус достал сквозное зеркало.

– Джеймс, – Он вопросительно поглядел на друга.

– Бродяга, где тебя черти носят? – обеспокоенное выражение на лице Сохатого сменилось улыбкой, но тревожные нотки не исчезли из его голоса. – Ты обещал зайти к девяти. Уже почти одиннадцать. Гарри заждался своего крестного.

– Забыл о времени, – криво усмехнулся Сириус. – Идите без меня. Зоопарк – это не мое.

Джеймс нахмурился. – Брось, Бродяга!

Бродяга. Вот это имя ему подходило. Перекати-поле. Вот кто он такой.

– Мы ж с тобой сами как ходячий зоопарк, – рассмеялся Джеймс. – Приходи! Порадуй Гарри. И меня тоже.

Сириус разглядывал такое знакомое лицо друга, а в голове крутились разные воспоминания, камнем лежавшие на душе.

– Сириус! – Сохатый вновь нахмурился. – Ты обещал Гарри, что пойдешь с нами.

Обещал. Он и Регулусу обещал, что гроза пройдет мимо и не причинит вреда. А молния ударила в единственное дерево, росшее на площади Гриммо. Оно загорелось, обломки ветвей разбили окна в их спальнях. Регулус орал как сумасшедший. Совершил настоящий подвиг – не каждому под силу так орать с ангиной. После этого он потерял голос на целую неделю.

Обещал. Он и бабушке Мелании обещал быть достойным чужого имени. И что? Он больше достоин собственного прозвища Бродяга.

Он давал слишком много обещаний. И большую часть так и не смог сдержать.

– Джим, – Что-то в голосе Сириуса заставило Поттера напрячься. – Мне кажется, Петтигрю прав. Я слишком очевидная кандидатура.

– Для похода в зоопарк? – Джеймс пытался свести всё в шутку.

– Нет. Ты знаешь, о чем я, – тихо и серьезно проговорил Сириус. – Не могу я быть Хранителем. Это слишком…

– Стоп! – перебил его Сохатый. – Сириус, ты сейчас же появляешься здесь, и мы обговорим это всё лично. Идет?

Бродяга кивнул.

~*~

Хранителем Тайны стал Питер Петтигрю.

Настоящая Принцесса

Название: Настоящая Принцесса
Автор: Lilly~
Бета: Lady Nym. Огромное спасибо за помощь в работе над фиком.
Пейринг: Седрелла Блэк/Септимус Уизли
Рейтинг: G
Жанр: роман
Саммари: о рыцарях, принцессе и волшебстве.
Дисклаймер: не мое.
Примечание: написано на третье мультификрайтерство на ХогНете
Для in_alice_mind



- Седрелла! О, прекрасная Седрелла! Вы выйдите за меня?

- Отстаньте, Септимус, - она тряхнула золотистыми кудряшками, одернула кофейно-розовое шелковое платье и строго-строго посмотрела на Уизли. Потом помолчала немного и тихонько добавила, - вам нельзя здесь находиться.

- Ну, почему, почему же? – он легонько сжал ее ледяные пальцы. - Почему я не могу быть здесь, с тобой? Мне ведь так хочется… Ты такая удивительно красивая, я имею в виду, что ты мне нравишься, и, знаешь, мне правда кажется, что я… в смысле мы… ну, мы действительно могли бы быть вместе, если ты, конечно, не против…

- Боже, это maman, - Седрелла вздрогнула и поспешно прикрыла рот ладонью. Ее большие небесно-голубые глаза, обрамленные золотистыми ресницами, делали ее немножко похожей на фарфоровую куклу. – Ах, Септимус, прячьтесь скорее. Скорее, сюда, за гортензии, ну же, скорее!

Септимус едва-едва успел скрыться за душистой зеленью цветов, как в парк решительным шагом вошла Лисандра Блэк. Гордо вздернутый подбородок, тонкие, почти бескровные губы и насмешливый взгляд угольно-черных глаз - само воплощение семейства Блэк.

- Седрелла, выпрямите спину, наконец. Сейчас вы выглядите даже омерзительней, чем ваша бабка. И, лицо, посмотрите на ваше лицо. Вы бледны. Что-то случилось?.. Ничего? Тогда почему у вас такой кислый вид? И это платье… Оно просто отвратительно! Пойдите, переоденьтесь скорее. Сейчас придет ваш отец: он хотел с вами поговорить по поводу замужества.

Септимус возмущенно засопел в кустах.

- По поводу замужества? Но, маман…

- Моя дорогая, - Лисандра отмахнулась от дочери, словно той и не существовало вовсе, - вам нашли прекрасного жениха. Он умен, красив, богат. Чистокровный волшебник. Я даже смею полагать, что такая легкомысленная особа, как вы, его недостойны, но ваш отец, очевидно, считает иначе.

- Кто он? – слабым голосом спросила Седрелла.

- Не все ли равно, моя дорогая? Вы слишком много думаете, слишком много. И, скорее пойдите в дом, переоденьтесь.

Септимус удивленно моргнул и ошалело уставился на замок (ему казалось ужасно странным называть это местом домом).

Стены из темного камня, обвитые темно-зеленым бархатом плюща, витражи, собранные, казалось, из мириад разноцветных стеклышек и с флигелями, как у сказочных замков, на которых трепетали изумрудные стяги. Узенькие аллеи, пышные кусты гортензии с нежными белыми-белыми цветками и мраморные статуи, да такие красивые, каких Септимус никогда в своей жизни не видел.

Седрелла растерянно кивнула матери, и вместе они пошли к массивным дубовым воротам – парадному входу в поместье Блэков.

… а Септимус так и стоял с разинутым ртом.

«Наверное, я не настоящий рыцарь. Седрелла – та точно Принцесса. Красивая-красивая такая, и добрая. И неприступный замок у нее есть, и жестокие король с королевой, и даже дракон: чем этот жених не дракон, а? А я какой-то неправильный принц. Без коня и королевства. Еще и рыжий».

Мимо с сердитым жужжанием пролетела стрекоза, весело машущая голубыми перламутровыми крылышками.

Септимус запрокинул голову, и спутанные огненно-рыжие пряди упали на лицо. Ему показалось, что в одном из окон мелькнул знакомый силуэт – хрупкая фигурка в ослепительных солнечных лучах.

«Я точно, совершенно точно должен ее найти», - думал Септимус, осторожно ступая по мелкому гравию, бережно отодвигая белоснежные цветы гортензии, закрывая глаза от их сладкого дурманящего аромата. «Мы можем убежать, а потом построим свой дом. И я буду любить Седреллу, очень-очень!» Септимус еще раз обеспокоено взглянул на красивое окно с витражом. «Я должен туда попасть. Я совершенно точно должен туда попасть, - думал он, а потом хлопнул себя по лбу, - точно, принцы всегда лезут по лестницам. Или по волосам. Только это, наверное, очень больно, и вряд ли Седрелла согласится».

Его взгляд упал на темный, почти изумрудного цвета плющ, обвивавший стену. Септимус подумал, что, наверное, по нему можно залезть наверх и спасти Седреллу. Было только одно «но»: Септимус Уизли совершенно не умел лазать по стенам.

Внезапно он услышал довольно громкий, взволнованный шепот:

- Септимус!

- Седрелла, - обрадовано воскликнул юноша. – Ты можешь спуститься?

- Как? У меня же нет лестницы. Что же нам делать?

- Я и сам не знаю.

Седрелла выглядела так, будто вот-вот расплачется.

- Я мог бы поймать тебя, наверное, - неуверенно пробормотал Септимус, - если ты не боишься.

- Вовсе нет, какие глупости, - она тряхнула золотыми кудряшками, - так я прыгаю?

- Давай, - выдохнул Септимус и крепко-крепко зажмурился, вытянув вперед руки.

Кажется, он сам сильно боялся. Септимус покачнулся, крепко прижимая к себе девушку – они едва-едва не упали вместе. Он подумал, что ее волосы пахнут розами и ирисами. Вообще-то, он был не очень-то уверен, что это именно розы и ирисы, но звучало это ужасно поэтично.

- Спасибо, - выдохнула она и поцеловала его в щеку.

У Септимуса голова закружилась от счастья.

- Пошли скорее, мой жених должен вот-вот приехать, и я так боюсь! Особенно maman. Она так хочет выдать меня за него замуж! Она говорит, что это – лучшее, что случилось в моей жизни. Вообще-то, я так не думаю, - при этих словах она чуть-чуть покраснела.

Они бежали по саду крепко взявшись за руки, и ласковое солнышко светило в спину. Около больших чугунных ворот стояла красивая карета с позолотой на темно-синих дверцах. А около кареты… там стоял мистер Блэк и Очень Красивый Юноша. У юноши были серые глаза и длинные темные волосы, он был изящно одет и, наверное, обладал прекрасными манерами. Септимус огорченно подумал, что Седрелла обязательно выберет в мужья этого прекрасного юношу, а не его самого: с веснушками на лице и огненно-рыжими вихрами на затылке, с крошечным домиком в деревне и кучей вечно галдящих братьев.

И тут Седрелла сделала невероятную вещь. Она сжала его руку еще крепче, и, что есть сил припустила по парку подальше от дома Блэков. Подол бледно-лилового платья Седреллы весь запачкался в желтой дорожной пыли, а подошвы миниатюрных бархатных туфель стерлись от быстрого бега (они ведь не предназначались для того, чтобы убегать из дома с растрепанными мальчишками и без гроша в кармане). Но Септимус подумал, что даже сейчас она все равно Настоящая Принцесса. А он, наверное, ее Принц.

Несущая небо

Автор: Айрини
Название: Несущая небо
Жанр: джен
Рейтинг: G
Персонаж: Регулус Блэк
Дисклаймер: не претендую
Саммари: Есть встречи, которые невозможно забыть. И есть люди, которые просто похожи.

- Ага... ее мать Андромеда была моей любимой кузиной, - ответил Сириус, рассматривая гобелен.
Д. К. Роулинг

Андромеда всегда любила Гринвич весной. Когда лондонское небо становилось из свинцового синевато-серым, когда на озябших за зиму ветвях появлялись первые нежные листочки, и – главное – когда розовым цветом распускались вишневые деревья. Старый парк, спокойный и уравновешенный, зеленые луга и поляны, темно-серые асфальтированные дорожки и небывалое очарование цветущих садов. Здорово бродить среди мокрых, словно умытых стволов и улыбаться смутному солнцу. Но еще больше Андромеде нравилось стоять на смотровой площадке, с самого край, смотря вперед, так что захватывало дух, понимая, что весь Лондон вот – у ее аккуратных лакированных туфелек.
- Мам, мам, - девочка лет десяти, с яркими розовыми волосами до плеч задорно помахала рукой, - ты только посмотри: я в двух полушариях одновременно! Разве не замечательно? – и она подмигнула светловолосому мужчине в синих кедах.
Андромеда обернулась, прищурилась и рассмеялась:
- Вас так и сфотографировать, – четко выговаривая каждый слог, - одна нога в правом полушарии, другая в левом?
- Можно и так, - Тед встал на цыпочки, умудряясь стоять только на большом стальном луче, символизирующем нулевой меридиан, - теперь меня вообще нет ни в левом, ни в правом.
- Зато вы есть в Гринвиче, - Тед немного вздрогнул от неожиданности, когда строгий гид дружески хлопнул его по плечу, - продолжаем нашу экскурсию.

В залах обсерватории было как обычно шумно и сумрачно. Любознательная Нифмадора мелькала в первом ряду, желая не упустить ни одного слова из полного интересных фактов и подробностей рассказа экскурсовода. Андромеда же постоянно отставала от группы, рассматривая убранство комнат и виды за окном. Планеты и звездные карты ее почему-то мало трогали. Вместо этого хотелось проникнуться духом прошлого, почувствовать ушедшее и запомнить еще на одну весну старинные гобелены, поскрипывающие полы и тяжелые портьеры из бархатной ткани. А темноволосый гид в овальных очках продолжал говорить и указывать. Андромеде казалось, что она его откуда-то знает. Что-то знакомое в глазах, чертах лица и родинке на щеке. Совершенно абсурдная мысль пришла в голову на антресолях большой комнаты, когда все построились кривым кругом, экскурсовод притушил яркий свет и направил школьную указку на сверкающие звездочки пожелтевшего транспаранта:

- Созвездние Лев. Занимает на небе площадь в 947.0 квадратного градуса и содержит 122 звезды, видимых невооруженным глазом. Созвездие было известно шумерам еще 5000 лет назад. Расположение ярких звезд действительно напоминает лежащего льва, голова и грудь которого представляют известный астеризм «Серп», похожий на зеркально отражённый вопросительный знак. Атстеризм «Серп» состоит из шести звезд: Альгенуби в переводе с арабского означает «Голова Льва».

Сквозь звон хрустальных бокалов шампанского, шелест широких юбок и чуть приглушенное поскрипывание мягких подошв мужских ботинок по доблеску начищенному паркету Регулус отчетливо различал низкий голос отца, дружески споривший о последней реформе Министерства с Поллуксом и Сигнусом. Поллукс слушал сына, внимательно изучая граненый узор на полукруглом фужере, а Сигнус с улыбкой доказывал ощутимые плюсы выбранной политики. В противоположной части гостиной, среди мягких кресел и диванов с кривыми ножками говорили совершенно о другом: новых платьях, воспитании детей и безобразном образовании. Миссис Розье подмигнула маленькому Блэку, а потом продолжила рассказ о блистательном приеме у Малфоев, новой «кричащей музыке» и, конечно, тоскливой английской погоде.
Регулус ощущал себя дураком на празднике жизни. Вернее празднике взрослых и серьезных людей, с открытыми плечами, сверкающими украшениями в высоко собранных волосах и приторном запахе толстых гаванских сигар. На минуту он даже пожалел, что не увязался за всеми в сад, искать русалку в заброшенном фонтане где-то в конце липовой аллеи. Это младший Лестрейндж предложил веселую прогулку, лукаво поглядывая на незнакомого Регулусу русоволосого парня. Тот кивнул, и вскоре вся юношеская компания оказалась на мокрых после утреннего дождя ступеньках. Их с Сириусом, как самых маленьких, брать с собой не хотели, но брат гордо вздернул нос и с вызовом заявил, что он уже взрослый – ему на следующий год в Хогвартс поступать. Рабастан усмехнулся и пожал плечами. Регулус даже не хотел думать, чем они сейчас там занимаются, потому что судя по оттопыренным карманам на мантиях, пьют огневиски и шутят про девочек. А может гоняют на метлах, выделываясь друг перед другом, кто круче. Самое то что надо для Сириуса. Сам Регулус огневиски не пил – он вообще не пил ничего крепче тыквенного сока, а на метле любил летать не просто так, покрасоваться, а с целью. Например, поймать что-нибудь. Доказывать кому-то, что он необыкновенно крут, ему не хотелось, да и на улице было промозгло, чтобы сидеть в саду без теплых плащей, поэтому он остался в гостиной, в нерешительности прислонившись спиной к большому камину. Почему-то грустный и бледный, в нарядной парадной мантии с аккуратным воротничком и отглаженными манжетами, с гладкими черными волосами, никогда невзлохмаченными, а идеально лежащими - мама всегда им гордилась – волосок к волоску. Забытый и потерянный. Незаметный как домашний эльф.
- Привет, Регулус, - Андромеда щелкнула пальцами перед его задумчивым лицом. - Скучаешь?
- Я... – он немного растерялся, - я поздравляю тебя с Днем Рождения! Желаю быть счастливой и такой же красивой как сейчас...
Кузина улыбнулась:
- Спасибо тебе большое. Но, знаешь, я никогда не думала, что ты умеешь говорить комплименты. Жизнь полна неожиданностей.
Регулус не знал, что ответить на мудрое замечание и решил просто кивнуть. Улыбка Андромеды из светской стала светлой и задорной. Будто теплые солнечные лучи выглянули из-за тучи.
- Мы с девчонками идем в маленькую гостиную. Чтобы не смущать взрослых нашими глупыми разговорами. Ты с нами? - Андромеда поправила упавшую на глаза прядь каштановых волос. Релугус снова кивнул. Кажется девушка удивилась, по крайне мере уголок левой брови чуть приподнялся, но ничего не сказала.
Малая гостиная была так же непохожа на большую как «Дырявый котел» отличался от кафе- мороженого Флориана Фортескью. Если в прямоугольной большой были красные обои, темный паркет и тяжелые бархатные портьеры, то в полукруглой малой стены были оббиты голубым шелком, а на широких гардинах развевались легкие белые занавески. Регулус отметил, что несмотря на открытые окна, в комнате горели оба камина. Создавалось странное ощущение ранней весны: свежесть просыпающейся природы из распахнутых в цветущий сад окон и теплота пытающего очага. Среди подруг Андромеды он знал только кузину Нарциссу и чувствовал себя немного скованно. К счастью рядом с секретером на кривых ножках стояло большое кресло, и Регулус занял позицию созерцателя. Девушки шутили, смеялись и смешно передергивали плечами. Темноволосая Эйлетия с деловитым видом разливала шампанское, а светловолосая Друзилла Сноубол весело болтала ногами, сидя рядом на столе. Релугус не ожидал, что круглый фужер игристого вина предложат и ему, но отказываться не стал, ведь хотелось выглядеть старше и быть мужчиной. Сердце забилось еще сильнее, когда он понял, что попал в центр девичьего будуара, с разговорами о мальчишках, платьях и музыке. Кто-то поздравил Андромеду с 18- летием, раздался мелодичный перезвон бокалов, а потом Эйлетия подошла к граммофону и поставила пластинку. Регулус ожидал услышать занудный голос любимой маминой певицы Селестины Уорбик, но вместо этого из рупора полилась легкая и какой-то кремовая музыка. Легкомысленная и воздушная, в тоже время необыкновенно земная. Музыка для мальчишек и девчонок. Эйлетия повернулась на каблуках и, чуть покачивая бедрами, подошла к Андромеде. Только теперь Регулус обратил внимание на их платья. Короткие широкие юбки, не прикрывающие даже коленки, пушистые рукава-фонарики и аккуратный бант на тонкой талии. Андромеда в черном с белой отделкой, а Эйлетия в темно-зеленом. И никаких драгоценностей, только белые пластмассовые шарики в ушах. Будто отвечая на его мысли, Друзилла произнесла, с усмешкой вглядя на подруг: « Барбэрри это не мадам Малкин».
Под эту музыку было замечательно танцевать, и Регулус с удовольствием смотрел. Длинное платье Нарциссы с широкими рукавами и бардовая мантия мисс Сноубол, плавно переступающая по светлому паркету Эйлетия и кружащиеся в танце девушки с русыми и ярко-рыжими волосами. Сама Андромеда стоит в сторонке, чуть покачаваясь на каблуках и раскачивая фужер с шампанским в изящных руках.
Потом был торт с кофе-капучино. Торт без свечек и множество сливок в чашечке из китайского фарфора. Разговоры о Хогвартсе и профессора Слагхорне: Эйлетия говорила, что он у него очень добрые глаза и приятный голос.
- Влюбиться в Слагхорна, - Друзилла покачала головой и покрутила пальцем у виска.
- Снежок, - Андромеда чуть толкнула ее под локоть, - не будь такой суровой. – А потом обращаясь к Регулусу, - Профессор Слагхорг это наш декан. Он ведет зельеварье, и у него всегда необычные мантии: самых ярких цветов. Еше он любит собирать у себя в клубе выдающихся учеников и детей знаменитых родителей. Все это патетически называется «Клубом Слизняка», и считается, что слизеринцы гордятся этим.
- Но честно говоря, мы больше гордимся персидским ковром в общей гостиной факультета, - русоволосая улыбнулась. – Скоро сами узнаете. Вы ведь уже в следующем году поступаете в Хогвартс?
Регулусу стало неловко, но в тоже время приятно, что он выглядит старше. Пусть всего на год, но все равно.
- Только через год.
- А я думала вы старше, - искреннее удивление.
Пару раз приходила Беллатрикс. Возбужденно рассказывала о споре про политику и чистокровность, с интересом слушала последние новости из школы. Пила горячий капучино, не обращая внимания на белые «усы» над губой. Возвращалась во взрослый мир.
А здесь читали стихи. О любви. При ярком свете свечей, в полголоса, будто рассказывая о чем-то сокровенном, в три голоса: Андромеда, Эйлетия и Снежок.
Когда миссис Блэк позвала всех обратно в большую гостиную, Регулус немного задержался у раскрытого окна. К нему подошла Андромеда. Спокойная, мягкая, чем-то похожая на Беллатрикс, и вместе с тем совершенно другая. С кремовым вкусом Италии, черно-белым платьем, синими глазами и легкой полуулыбкой.
- Меди, а почему на торте не было свечек?
- Знаешь, - она помолчала, - я решила, что пора взрослеть. Все-таки восемнадцать...
И крепко сжала его узкую ладонь в своей.

- Неподвижная звезда «Альтерф», от арабского «аль-тарф» - «Взор Льва», расположена в пасти льва.

Удивленная Андромеда замерла посреди большего холла. Солнечные лучи скользили по медовому паркету, будто играя в догоняжки друг с другом. Легкое цветное платье развевалось на сквозняке.
- Ты один? - между вопросом и утверждением.
Регулус обернулся, посмотрел у себя за спиной, Андромеда засмеялась:
- Ты действительно считаешь, что Орион и Вальбурга могли незаметно спрятаться у тебя за спиной?
- Не знаю, - мальчик пожал плечами. – Я сбежал. Там стало невыносимо. Просто... можно я поживу у вас?
Андромеда подошла ближе:
- Родители с Нарциссой уехали на юг Франции, вместе с Розье. Беллатрикс пропадает где-то целыми днями, а порой и ночами, - девушка невесело усмехнулась, - так что если тебя не смущает перспектива наслаждаться только моим обществом – прошу пожаловать.
Регулус улыбнулся и кивнул:
- Разве можно желать большего?
Андромеда хлопнула в ладоши, и через секунду рядом с ней появился лопоухий эльф с большими синими глазами.
- Динк, приготовь для мистер Блэка гостевую комнату. И отнеси его вещи, - указывая на небольшой потертый светло-коричневый чемодан.
Лето была жарким. Лондон задыхался в пыли, выхлопных газах и гудках спешащих машин. На Гриммо-плейс было пыльно и душно, здесь же в большом саду Блэков можно было валяться в высокой траве, лежать в парусиновых шезлонгах и гулять по прохладному лабиринту в дальнем конце парка. Андромеда носила длинные платья из невесомой ткани, подкалывала волосы на затылке и была похожа на барышню восемнадцатого века. Регулусу нравилось бесцельно бродить по парку вместе с кузиной, а потом падать в мягкие безымянные цветы. Они говорили о школе и книгах, но чаще молчали, вглядываясь в лазурное небо. Иногда в сад залетал восточный ветер и кружил цветущие кусты в небывалом танце. Юбки Андромеды взлетали вверх, каштановые волосы вырывались из неаккуратной прически, а сама она смеялась звонко и весело. От всей души. Тогда Регулус забывал, что он наследник старинного и благородного дома и бегал вместе с двоюродной – почти родной – сестрой по колышушейся траве за атласными лентами и пожелтевшими листками разорванных книг. Ветер из всех сил дул в лицо и ерошил черные волосы, так, что они теряли свой примерный вид и делали Регулуса похожим на юного контрабандиста.
Обедали в больший столовой за огромным столом, среди сверкающего столового серебра и трепетно горящих свечей. Андромеда много рассказывала, а Регулус слушал, он отрывая глаз от оживленной девушки. За те два волшебных дня Беллатрикс так и не появилась, только раз прислала сову о том, что задержится у подруги. Андромеда прочитала записку вслух, скомкала и бросила в корзину для бумаг.
Сумерки уже окутали дом, как вечерний шарф тетушки Кассиопеи. В субботний вечер Андромеда предложила устроить праздничный ужин. Регулус попросил Динка приготовить лучший костюм, и теперь изучал свое отражение в большом говорливом зеркале. Черное с белым, белое с черным и больше никаких красок. Черные волосы и бледность лица, черный костюм и белоснежная рубашка. Черно-белая бабочка.
- Красавец, - прогундосило зеркало, - настоящий джентельмен. Истинный Блэк.
Андромеда появилась в столовой вместе с боем антикварных часов и показалась Регулусу необыкновенно взрослой. В длинном вечернем платье из легкого фиолетового атласа, с глубоким вырезом на спине. А может дело было в темных тенях на подведенных глазах, или в уложенных локонах. Исчезла девочка, бегавшая с восторгом по саду.
После первой перемены блюд, раздался звонок у входной двери. Регулус ожидал увидеть кузину Беллатрикс, но Андромеда вернулась в комнату в сопровождении русоволосого паренька, смутно знакомого юному Блэку.
- Джоллион Розье, - и Регулус с интересом рассматривал однокурсника Андромеды, про которого столько услышал за последние три дня.
За столом больше молчали, потому что в такой июльский вечер слова казались чем-то лишним. Пустые городские разговоры не могли передать царящего спокойствия темного сада. Свечи догорели, а они так и остались сидеть втроем, по разные стороны сумрачной столовой, думая каждый о своем.
- Меди, сыграй, - Розье повернулся к Андромеде.
Она наклонила голову в знак согласия, и большие серьги сверкнули яркими блестками.
Регулус слышал, что кузина играет на фортепиано - миссис Блэк все время хвасталась талантом средней дочери - но никогда бы не подумал, что можно играть так. Звуки переливались, растекаясь по полумраку комнаты и выливаясь в сонный ночной сад, трогательные и трогающие душу, отчего сердце начинало биться сильнее. Потом пальцы разбежались и будто перепрыгнули пропасть – у Регулуса на секунду перехватило дыхание. И снова теплая и струящаяся музыка, как тягущее варенье и падающий с небес июньский тополиный пух.
Розье сидел совсем рядом на диване, слушая с особым напряжением – Регулус чувствовал его через томность летней ночи. После невесомого мотива, Джоллион наклонился к соседу:
- Замечательно, не правда ли? – жарким шепотом.
Регулус подумал, что «замечательно» это именно то слово, которое емко может передать всю глубину чувств этого удивительного июльского момента. Плачущего фортепиано и распахнутых окон в сад.
А в воскресенье рано утром его разбудил громкий голос недовольной маман. Разъяренная Вальбурга Блэк и сонная Андромеда в кружевном пеньюаре.
- Регулус! Немедленно домой! Я вся извелась, пока тебя искала! Мало мне одного Сириуса, так и ты сходишь с ума!
Зная характер любимой тети, Андромеда пыталась сказать что-то в оправдание, но Вальбурга совершенно не слушала ее, продолжая процесс воспитания. Регулус быстро собрал вещи, понимая, что делать нечего.
Вальбурга первая подошла к камину, наказав непутевому сыну следовать прямо за ней. Через минуту она изчесла, и Регулус взял в руки летучий порох. Бросил в камин, четко произнес адрес и обернулся на долю секунды, чтобы запомнить - на всю жизнь - растерянную Андромеду с грустной улыбкой на губах, солнечные пятна на светлом паркете и красные цветы на белом шифоне утреннего пеньюара.

- В основании «головы льва» расположена золотисто-желтая Альгиеба, что значит «Грива Льва».

Третья встреча была совсем короткой. Рождество полгода спустя.
Регулус всегда любил зиму, потому что во-первых, зимой можно было играть в снежки, а во-вторых, зимой было Рождество. Этот день Регулус ждал больше своего собственного дня рождения, ведь именно в рождество можно петь веселые песни, любоваться цветными шарами на елке и загадывать желания под омелой.
Но рождество 1971 года было особенным. Положение Блэков пошатнулось, и этот факт надо было срочно исправлять. Поэтому Вальбурга пригласила все лучшие семьи в старинный и благородный дом Блэков на торжественный обед в первый день Рождества. Регулус терялся среди многочисленных важный гостей, с которыми надо было вести себя уважительно и серьезно, чтобы создать подобающее впечатление о младшем сыне почти королевской семьи.
Орион говорил много и долго, старательно подчеркивая слова «чистокровность» и «традиции». С ним почти во всем была согласна Беллатрикс, слишком шумная и возбужденная для спокойного рождественского вечера. Мистер Розье рассказывал об ошибках магглорожденных волшебников в Министерстве, а Мистер Лестрейндж язвительно критиковал магглолюбца Дамблдора. Сигнус хмурился, недовольно следя за старшей дочерью, и предпочитал молчать. Вальбурга суетилась и старалась доказать всем и каждому, что Сириус и Гриффиндор вещи случайные, и совершенно не имеют никакого отношения к процветанию их семьи.
Среди сердитых лиц и жестких интонаций, злобных прищуров и улыбок, больше похожих на оскал, Регулусу было неуютно и жутко. Странное зрелище представляли любимые и родные люди, будто надевшие перекошенные злые маски из сказок «Барда Бидля». Регулус сбежал из гостиной при первой же возможности, вызвавшись поторопить Кричера на кухне.
Взбежав по крутой лестнице на второй этаж, Регулус перевел дыхание. В темном коридоре все было как-то привычнее и проще. Здесь никто не предлагал не пускать маглорожденных в Хогвартс или отбирать полукровок у родителей при рождении. Абсурд. Как можно отобрать у матери ее ребенка?
- Это ты, Рег?
Регулус повернулся и увидел Андромеду в оконном проеме. Он подумал, что девушка плачет, по крайней мере глаза ее предательски блестели, но бледные щеки были абсолютно сухи.
- Веселишься?
Мальчик передернул плечами.
- Я тоже веселюсь. Рождество это же такой замечательный праздник. Лучший день посмотреть на свою семью. Столько всего можно увидеть! Чудеса, да и только, - Регулус не ожидал услышать столько горечи в голосе кузины.
Андромеда махнула рукой и присела на низкий подоконник.
- Лучше расскажи о себе, - уже намного мягче и добрее.
- Я не знаю... я не понимаю, почему все так не любят маглорожденных. Сириус говорит, что у них на факультете их много, и они очень даже ничего. С ними весело. Мне иногда хочется тоже попасть на Гриффиндор, но два гриффиндорца в семье, понимаешь, мама этого не переживет.
- Понимаю, - Андромеда помолчала, - но знаешь, в Слизерине тоже весело. Главное, чтобы попалась удачная компания. Прости, я совершенно не знаю, кто еще пойдет на первый курс в следующем году, но, наверное, вы подружитесь, и будете вместе делать глупости, – девушка улыбнулась, что-то вспоминая.
- Да, я видел твоих друзей. Они веселые.
- Были. Прости, вырвалось.
- Ничего страшного.
- Ничего.
Андромеда отвернулась к прохладному стеклу. Там, над Лондоном падал мокрый снег. Жесткий и колючий.
- Регулус?
- Да, - он посмотрел на кузину сверху вниз.
- У меня для тебя есть подарок.
- Правда?
- Правда. Только можно я подарю его сейчас? Понимаешь, это не то, что можно показывать твоей маме... какой у тебя озадаченный взляд, - Андромеда рассмеялась, - нет, это не то, о чем ты подумал! Ассио, пластинка!
В руках Андромеды оказался плоский бумажный конверт:
- Вот, это тебе, с Рождеством.
Регулус прочитал разноцветные буквы: «Современные хиты: 50тые тире 70тые, лучшие песни». Внутри черная ваниловая грампластинка.
- Маггловская.
Андромеда кивнула. Стало понятно, почему этот рождественский подарок лучше дарить в потемках узкого коридора и не хвастаться маме.
- У маглов есть потрясающая музыка. Тебе понравится.
- Ты думаешь?
- Уверена. Просто мы с тобой похожи.
С этими словами Андромеда встала и поправила платье – золотисто-желтое, из толстой парчи с набивными цветами.
- Опять до колен? – Регулус улыбнулся.
- Ага, маму это уже не интересует, - и начала спускаться по лестнице.

- Денебола – вторая по яркости звезда в созвездии льва. Название является сокращением от Deneb Alased, от арабской фразы ðanab al-asad "хвост льва". Денебола считается предвестником несчатья и позора.

- ТОЛЬКО ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ, ОНА СКАЗАЛА, ЧТО НЕ МОЖЕТ ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА ЛЕСТРЕЙНДЖА! ПРОСТО НЕ МОЖЕТ!
- ЧТО ЭТА БЛЭК СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕТ!
- Я ВСЕГДА ГОВОРИЛА, ЧТО СУГНУС НЕПРАВИЛЬНО ВОСПИТЫВАЕТ ДОЧЕРЕЙ. ОН ПРЕДОСТАВЛЯЕТ ИМ СЛИШКОМ МНОГО СВОБОДЫ. И ВОТ РЕЗУЛЬТАТ. – резкий голос Кассиопеи Блэк сложно перепутать.
- НО ТЕТЯ, ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЕЩЕ СКАЗАЛА АНДРОМЕДА? – это уже Беллатриск.- ОНА СКАЗАЛА, ЧТО МЫ ЖИВЕМ В 20 ВЕКЕ, И ОНА НЕ НАМЕРЕНА ИГРАТЬ В СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИГРЫ! БУДТО ЧИСТОКРОВНОСТЬ ЭТО ИГРА!
- Да, милая Кассиопея, Андромеда говорила, что надо жить. Идти в ногу во временем. А когда мистер Лестранж решил поставить ее на место, она ответила, что уже взрослый и серьезный человек, которому хочется свежего воздуха и как это... ветра в волосах! Что она не хочет остаться пыльной куклой в музее антиквариата. И попросила нас всех оставить средневековые страсти, - миссис Розье как обычно смаковала подробности.
- ЛУЧШЕ ЗАМЕТЬТЕ, ЧТО РАБАСТАН ВСЕ ЗНАЛ, БЫЛ СО ВСЕМ СОГЛАСЕН И ТОЛЬКО НАХАЛЬНО УЛЫБАЛСЯ! – от высоких истерических ноток в голосе миссис Блэк задрожали хрустальные капли на подвешенной под высоким потолком люстре.
Регулус закрыл дверь и отошел к окну. У Сигнуса Блэка была странная мечта: выдать трех дочерей замуж в один день. И вот, когда все было готово - женихи найдены, бумаги подписаны - на званом обеде в субботу, кузина Андромеда отказалась следовать воле отца. Без криков, истерик и слез. С улыбкой на губах. Гром среди синего небо. Эта новость потрясла магический свет сильнее гриффиндорца Сириуса. Вальбурга сначала пришла шок, а потом поняла, что это случай поправить репутацию собственной семьи. По крайней мере Сириус не собирался замуж за магглорожденного волшебника, и не говорил родственникам, что они застряли в каменном веке со своими архаичными принципами и традициями. Не советовал путешествовать, смотреть маггловские фильмы и носить розовые кеды. Кажется, последние были вершиной скандала: на следующий день, в воскресенье, Андромеда пришла домой за вещами, спокойная и счастливая, в короткой фиолетовой юбке и розовых кедах. Вальбурга не могла понять, как Сугнус не выставил непутевую дочь за порог! Нет, он еще долго говорил с ней в кабинете, а потом обнял на прощание. Это просто верх неприличия! Это невозможно! Хорошо еще, что Друэлла слегла с головной болью в доме на прощади Гриммо и не задела честь семьи.
Теперь в большом особняке Блэков остался угрюмый Сугнус, не желающий никого видеть, и заплаканная Нарцисса, о которой все будто забыли. Зато на Гриммо 12 Вальбура собрала всех Блэков, Лестрейнджей, Розье, Малфоев, Яксли и Гамп. Все качали головами, пожимали плечами и приходили в ужас. От криков разъяренных родственников нельзя было спастись даже высоко под крышей.
- ОТЕЦ, НАКОНЕЦ-ТО! ЧТО ТЫ МОЛЧИШЬ! ЭТО ЖЕ УЖАСНО! ЭТО СКАНДАЛ! ЭТО КОНЕЦ!
Низкий голос Вальбурги неожиданно прервался, видимо Поллукс догадался наложить заглушающие чары. Старинный дом погрузился в необычную тишину. Было слышно, как ворчит Кричер на лестнице, и рычат магловские машины на соседней улице.
Прохладный ветер влетел в комнату Регулуса через открытое окно и закружил разноцветные фантики от шоколадных лягушек. Регулус подмигнул своему отражению в зеркале, подошел к граммофону, поставил пластинку и устроился на широком карнизе. Как довольный черный котенок.
Мягкий мужском голос грустно запел о том, что мы тени, которые играют в одну длинную игру под названием жизнь. Тени и туман, с надрывом в сердце. Вечернее танго под серым небом далекого Парижа. Впрочем, в Лондоне весна была поздней и неуверенной. Свинцовое лондонское небо, темные стены старинных домов, мокрый асфальт и повисший в воздухе след стеклярусного дождя. На западе заплатами мелькали розовые краски, а по умытым дорогам неслись блестящие машины.
Медленный танец, звуки фортепиано и поющая скрипка. У Андромеды замечательный вкус, и Регулус усмехнулся, представив лицо маман, если бы она сейчас зашла в его комнату, обнаружив, что в момент семейного кризиса и падения, ее младший сын сидит на окне, свесив ноги на улицу, и слушает маггловкую пластинку, подаренную любимой кузиной.
А что еще остается делать, когда рушиться мир? Просто болтать ногами и насвистывать легкий мотив под дуэт аккордеона и забавного тромбона. И в ответ просто невозможно не улыбнуться.

- Регул – ярчайшая бело-голубая звезда в созвездии и одна из ярчайших звезд на ночном небе, последняя в списке первой величины. Это молодая звезда, ей всего несколько сот миллионов лет. Регулус массивнее Солнца примерно в 3,5 раза, и в переводе с арабского означает «Сердце льва».

Пахло бумагой и канцелярским клеем. Где-то в конце коридора играл радиоприемник, а в соседней комнате женский голос устало повторял: «Ассио, скрепка». Крашенный пол немного поскрипывал и хранил остатки былого величия, вместе с широкой лестницей напоминая, что когда-то эта пропахшая дешевыми сигарами редакция была отделом Министерства по магической литературе. Потом зал перегородили и понаделали маленьких душных кабинетов, единственным плюсом которых были огромные французские окна с видом на Косую Аллею. Хотя этот факт можно было легко превратить в минус.
- Второй кабинет направо, пожалуйста, - симпатичная девушка приветливо улыбнулась.
Регулус поблагодарил ее и поправил белоснежные манжены на черной мантии. Семь шагов, глубокий вздох и стук в дверь.
- Да заходите, заходите!
Комната была завалена книгами. Высокие пирамиды под невызывающим доверия наклоном, перевязанные синими лентами журналы, пожелтевшие газеты и приятный запах свежей пергаментной бумаги.
- Если вы принесли статьи, положите их на стол. На окне лежит черновой вариант выпуска, надо отнести его корректору. И да, почему-то никто не пишет про спорт, а ведь это тоже в своем роде искусство?
С этими словами молодая женщина по другую сторону массивного стола подняла голову. Прищурилась. Задумалась, будто что-то ищя в своей памяти. Провела рукой по темно-каштановым волосам.
- Ну здравствуй, Регулус.
- Андромеда...
- Глаза, черты лица и родинка на щеке. Ну и конечно волосы, - Андромеда улыбнулась, - гладкие, аккуратные и идеальные. Ты изменился, я тебя даже не сразу узнала.
Регулус пожал плечами:
- Восемь лет прошло.
Андромеда промолчала. Просто смотрела на двоюродного брата, который неожиданно вырос.
- Ты почти не изменилась. Только стала еще более красивой.
- Тебе не идет быть дамским угодником.
- Я знаю.
Андромеда встала и вышла из-за стола. Синее платье под цвет глаз. Как обычно: до колен. Регулус усмехнулся.
- Я бы хотел поговорить, если ты можешь. Хочешь. Если тебе несложно.
Кузина молча накинула на плечи голубой плащ.
- Здесь недалеко есть один бар. Можно посидеть там.
Странный день. Странно сидеть посреди дня в полутемном баре с большими закрашенными зеленой краской окнами. Ирландец Фелим принес им по большой кружке темного пива и пожелал приятной беседы. А они сидели и молчали, не решаясь посмотреть друг другу прямо в глаза. Регулус решился первым:
- Как твоя дочка?
- Ты знаешь? – Андромеда была удивлена.
Регулус кивнул:
- Сириус показывал фотографию.
- Сириус... он иногда пишет. Я приглашала приехать в гости на каникулах, но как-то не сложилось. У него своя жизнь, свои друзья, интересы, – она немного виновато улыбнулась, - у меня тоже.
- Сириус любит бросать слова на ветер, - скорее устало, чем резко. – Как газета?
- Пишем.
Простые вопросы и односложные ответы.
- Меди, что же мне делать?
- Не знаю, Регулус, не знаю. Я сама не знаю, что мне делать. Часть души там, часть здесь. Веселая жизнь. Очень.
- А я не там и ни здесь, сестренка. Я ведь принял метку! Можешь вставать, уходить и больше никогда со мной не разговаривать!
- Зачем? Я ведь знаю. Что за разговор: знаю-не знаю.
Теперь была очередь Регулуса смотреть удивленно:
- Знаешь? Ты знала, когда согласилась поговорить со мной, когда вообще впустила к себе на порог?
- Рег, ты все-таки мой двоюродный брат. А потом ты Блэк, настоящий Блэк. И мы с тобой похожи.
- Я трус. Я ничто. Даже Белла это говорит, даже Барти. Но я не могу убивать этих магглов, не могу просто, хлад-но-кров-но. Убивать радо того, чтобы убивать. Мне надоела эта чистокровность каждый день. Игры в рыцарей и шпионов. И самое страшное, что выхода нет. Это как болото, настоящее мерзкое английское болото – не зря же оно слизеринских цветов – которое затянет, все равно затянет. С головой. Власть, деньги, безумие. Скорее безумие. Понимаешь, они сумашедшие. И их ничего не остановит.
- И они наши родственники и друзья. Мне бы хотелось, чтобы это был просто черный юмор. Увы. Но знаешь, Рег, мы Блэки. А быть Блэком это быть почти королевской крови.
- Ты говоришь, как любимая матушка.
- Нет, я говорю, что Блэки всегда сами выбирают свой путь. Они выше предрассудков. Храбрые, верные и отчаянные. Они не склоняются. Такие долго не живут. Но живут ярко.
- Как звезды. А скажи, ты счастлива?
- Я? – Андромеда задумалась, - да, счастлива. Очень-очень. И сколько я себя помню: всегда была. Может я просто не могу долго переживать и плакать, но я счастливый человек. Правда. Потому что я ни о чем не жалею. Но конечно, если бы не было Темного Лорда, жить было бы веселей.
- Не было бы страха. Только ленты, цветы и ветер.
Снова молчание. Андромеда пьет горкое пиво и морщиться. Регулус улыбнулся:
- Мы будем счастливы.
- Слишком пафосно. Просто: будем.
Солнечный луч проник через дырку в облупившейся краске на стекле и прыгал по дубовому столу и высоким стаканам. Регулус закусил губу и потер левое предплечье.
- Вызов? – Андромеда казалась не на шутку встревоженной.
Регулус попытался пошутить:
- Не в первый раз. Лорду нужен домашний эльф, наверное чтобы приносить тапочки. Я предложил Кричера, ведь это большая честь, - юноша скривился, - и потом, кто знает, какие секреты скрывает... – он недоговорил. – Пора. Прощай, Андромеда.
- До встречи, - в ответ на хлопок аппарации.

Конечно, никакой встречи не было. Ничего не было. Только узкая статья в «Ежедневном пророке» о трагедии в Благородном семестве Блэков: погиб младший и единственный сын, потому что от старшего Вальбурга Блэк отреклась. Погиб при невыясненных обстоятельствах.

- В соседнем зале мы сможем взглянуть на первый телескопа Гринвича и проследить за эволюцией этого полезного иструмента астрономии. Пройдемте.
Андромеде показалось, что она вернулась на землю с небес. Гринвич, экскурсия, телескопы – все показалось таким далеким и чуждым. А в пяти шагах от нее стоял повзрослевший Регулус Блэк. Вернее наглядная иллюстрация того, какие мог бы стать Регулус Блэк в 30 лет, если бы тогда в 1979 году все повернулось иначе. Мелькнула шальная мысль: а что если это действительно... Но нет, гид улыбнулся, и в этой улыбке не было ничего от младшего Блэка. Вообще, ничего от Блэков. Просто игра воображения.

* «Несущая небо» в переводе с арабского или Зосма – яркая звезда в Созвездии Льва.

Coup de grâce

Автор: Redhat
Название: Coup de grâce
Бета: Toffana
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, ангст
Персонажи: Родольфус Лестрейндж, Рабастан Лестрейндж, Бартемиус Крауч-старший, Аластор Хмури
Дисклеймер: все, кроме моей фантазии, принадлежит Роулинг
Размещение: с разрешения автора
Саммари: несколько событий от пытки Лонгботтомов до заключения в Азкабан. POV Родольфуса Лестрейнджа.

Coup de grâce

Не прошло и двух недель после события, давшего пищу легиону журналистов магической Британии, как в мою обшарпанную дверь постучали. Это было весьма кстати – менять одну паршивую маггловскую гостиницу на другую становилось крайне утомительно. Как и путешествовать пешком, в темноте, петляя по грязным маггловским трущобам, пропахшим грязными маггловскими шкурами.
Но хуже всего было получать эти истерики на бумаге в клеточку, добытой неизвестно из каких мусорных баков. Бумага была уже использованная, слова теснились между старых строк, выведенных круглым детским почерком. Полуразмазанные острые буквы с длинными хвостами и завитушкой вместо подписи.
«Когда это закончится? Ты знаешь, как я боюсь? Почему ты не хочешь во Францию, там
Жили-были два брата: Черный Кролик и Серый Кролик. Черный был старший, а Серый младший.
хотя бы есть надежное укрытие! У меня нет денег, краду, сколько могу, питаюсь дрянью и объедками
У них были длинные уши и хвостики как помпончики. Жили братья-кролики в норе
в каких-то притонах. На меня смотрят косо. Вдруг это авроры под прикрытием?
возле большого огорода. У них было много капусты и морковки. Однажды Черный сказал:
Кажется, у меня завелись вши...»
От злости я был готов переступить через собственные указания, найти этого драклова идиота и вытрясти из него душу. Даже Крауч, и тот держался достойнее. А ведь если среди нас и была жертва обстоятельств, то именно Крауч.
Бартемиус повел себя цивилизованно, даже благородно. Он просто бесследно исчез, предварительно очистив желудок на заднем дворе Лонгботтомов. Я не успел сказать Барти и пары слов на прощание, так как приводил в чувство собственного брата, но последний взгляд Крауча – спокойный, холодный, прибавивший ему лет десять или того больше – четко врезался в память. Бедняга откашлялся, послал в кусты Очищающее и переступил рубеж аппарации.
Больше мы его не видели. Через три минуты я вытолкал за границу Рабастана и остался наедине с женой.

Стук повторился, затем кто-то настойчиво подергал дверную ручку и тут же сломал ее. Замасленная деревяшка вывалилась наружу, штырь упал внутрь. Я на мгновение представил себе, как выглядел бы чистокровный волшебник, спускающийся по водосточной трубе на глазах у всей Свалка-стрит, или как там называлась эта вонючая маггловская улочка. И тихонько, но от души, рассмеялся, пока авроры ломились в номер.
Ступефай, Силенцио, и уже потом: «Вы имеете право хранить молчание, все, что вы скажете, может быть использовано...». Мерлин великий, какой бред.
Двойное кольцо оцепления при аппарации тоже меня позабавило. Потом Ступефай сняли, но так связали кисти рук и щиколотки, что я мог переступать только мелкими шажками, как жеманная девица в церемониальном танце. Если я расскажу кому-нибудь, насколько комичен обряд взятия в плен, мне ни за что не поверят.
Увидев, как из бокового коридора вырулила другая группа захвата с семенившим босыми ногами Рабастаном, я не выдержал и расхохотался, как ненормальный. Раба несколько секунд оторопело смотрел на меня и тоже заржал, силясь почесать затылок связанными руками.
Авроры недоумевали. По их сценарию мы, очевидно, должны были кинуться навстречу друг другу с братскими воплями, споткнуться и растянуться во весь рост на министерском каменном полу. Вместо этого два грязных бородатых мужика стояли под конвоем и смеялись до истерических слез, до колик в животе, до явления на шум Аластора Хмури, который сыпал бранью и противоречивыми приказами. Рабастана развернули и повели в другую сторону, мой кордебалет с Хмури в арьергарде свернул в правый проход с узкими дверями по бокам. Помню, тогда я еще подумал, что это камеры предварительного заключения, и удивился отсутствию решеток.
Внешнее кольцо распалось, конвойные отправились стучать в двери. Остальная охрана практически прижалась ко мне, так что я чуял букет из запахов дешевых одеколонов, дешевого табака и дешевого сукна мракоборческих мантий. От Аластора пахло так, словно его карманы были набиты фальшивыми деньгами или поддельными обвинениями; он явно нервничал и зыркал по сторонам, то и дело воспросительно поглядывая на своих ребят.
- Ну?!
- Бумаги сейчас будут готовы, сэр.
- Драклы тебя дери с твоими бумагами! Джейкобс, вторую срочную сову в управление! И третью, и четвертую, и два десятка, а если понадобится - я буду торчать здесь хоть до следующего Рождества! – постепенно повышая голос, заорал Хмури. Он вытер лицо платком, отдышался и обратился непосредственно ко мне: - Будешь говорить с самим Краучем, понял?
- Разве его уже поймали?
- Заткнись! Еще один затейник, похлеще братца! Не беспокойся, всех переловим – для вас уже отвели этаж в Азкабане.
- Уж вы постараетесь, чтобы надолго мы там не задержались.
- Будь моя воля, я бы всех дементоров... - начал сквозь зубы Хмури, но тут буквально ему на голову свалилась министерская сова с письмом. Аластор распечатал конверт, просмотрел записку, в ярости скомкал листок и запустил им в птицу:
- В подвал, в предварительную! Завтра допрос, с арестованным не разговаривать, а будет буянить – под Силенцио!

Я и не думал буянить. Ночь в камере предварительного заключения пролетела быстро; на самом деле, я впервые выспался за последнее время. Правда, где-то к полуночи мне померещились вопли Беллы, но это был только кошмарный сон. Когда... если ее возьмут в плен, я этого наверняка не почувствую. Толстокожий увалень.
Лежа на нарах, я снова и снова вспоминал юного Крауча на заднем дворе и не мог понять, сломался мальчишка или только согнулся под натиском, чтобы затем хладнокровно продолжить начатое. Явись Барти с повинной, на первых страницах газет не хватило бы места для заголовков. Пока же они, судя по свежему «Пророку» в рябых руках дежурного аврора, кричали о том, что жестокие убийцы Родольфус и Рабастан Лестрейнджи найдены и взяты под стражу. Уму непостижимо, как эти писаки перевирают факты – когда это пытка до потери рассудка была тождественна Аваде?
Разумеется, во всем, то есть в провале операции, был виноват я один. Взять на допрос с пристрастием двух сопляков, упившихся для храбрости огневиски – дементор пожри мои мозги... Беллатрикс считала, что обоих нужно проверить в настоящем деле. Проверили – и что теперь? Маггловские кварталы, изъятие палочки и судейская комедия с последующей отправкой в Азкабан.
Это было удивительно, даже не вполне нормально, но я чувствовал доселе неведомое спокойствие. Утренние часы текли медленно, изредка раздавался звон цепей, стражники перебрасывались скупыми фразами и шуршали уже замусоленной газетой. Номер «Пророка» наверняка пустили по всему отделу, и каждый мракоборец, каждый выпускник Академии по-малфоевски выпячивал грудь, чувствуя свою косвенную причастность к удачно проведенной операции. О том, что я сдался почти добровольно, о дверной ручке и Свалка-стрит вам никто не расскажет. Потом придет Хмури – фанатик и жуткий брюзга – разгонит всех по постам и завернет в страницу с моей колдографией остатки аврорского завтрака.
Мысли о Рабастане поначалу тоже были до странного ленивыми. Конечно, если его обреют наголо, мальчик этого не переживет, но вши Пожирателей Смерти не должны чересчур волновать наших доблестных противников. Как все-таки хорошо, что я успел частично стереть ему память – легилименты будут разочарованы. Если... если, конечно, у меня все получилось.

Кажется, даже по пути к Краучу я ни разу не задумался о поцелуе для себя. Но если приговорят его...
На мгновение все закружилось перед глазами и сразу накатила волна обманчивого леденящего спокойствия. Ты – человек холодной крови, Лестрейндж, и трезвых рассуждений. Если это сказал даже Северус, значит, так оно и есть.
А если его все-таки приговорят?..
В конце коридора нам навстречу выскочил радостный курсант, размахивающий развернутым свитком с министерской печатью. Так я узнал, что они поймали и Беллу.

Только идиот мог, находясь в таком состоянии, заметить причудливые завитушки на позолоченной ручке двери кабинета начальника департамента... кабинета, который занимал старший Крауч. Я идиот.

Бартемиусы были почти не похожи друг на друга – не то, что мы с Рабастаном. Хотя и мы, на самом деле, совсем не похожи.
- Сядьте, - приказал он, ткнув пальцем в кресло с кандалами на подлокотниках. Это было лишним – я бы все равно никуда не убежал, пока не...
- Заключенный Лестрейндж, вы предпочитаете говорить без свидетелей?
Что?
- Что?
- Это неофициальный допрос, показания не фиксируются, – нервно оттягивая галстук, процедил сквозь зубы Крауч. Он не брился по меньшей мере трое суток. Я сел; щиколотки и запястья сковали браслеты, цепь зазвенела, чуть оттягивая плечи назад.
- Как вам будет угодно, - то, с какой готовностью Бартемиус отпустил конвойных, говорило о многом. От несостоявшегося министра магии пахло потом и зельем против мигрени, от кип пергаментов и старых книг – пылью и крысами. Дверь захлопнулась.
- Так вот, значит, кто наставлял моего сына на путь истинный.
Я зря надеялся на то, что театр начнется только в Визенгамоте.
- Вам известно, что все сторонники Темного Лорда пришли к нему по собственному желанию.
- Молчать!! – разумеется, вокруг стояли мощнейшие Заглушающие. – Вы будете отвечать только на мои вопросы, понятно?!
- Как вам будет угодно.
Крауч нервно заметался от стены к стене, я перевел взгляд на стол. Возле канделябра с оплывшими огарками лежало четыре пергамента на подпись.
- Где Барти? Где его искать?
Два пергамента – с черной каймой, их передадут членам Визенгамота на предварительное согласование приговора к поцелую дементора. В верхнем документе стояло его имя.
- Простите, что вы сказали?
- Где сейчас находится мой сын Бартемиус Крауч? – почему-то слова «мой сын» дались ему с особенным трудом.
- Я вправду не знаю. Мы разделились после... того, как все было кончено.
Второй приговор наверняка был для Беллатрикс. Но как они узнали? Моего Обливиате оказалось недостаточно?
- Не хотите разговаривать по-хорошему? – Крауч схватил перо и тут же бросил его на бумаги. – Вот здесь показания вашего брата, - он выдвинул ящик, порылся в нем и достал узкую колбу с воспоминанием. – Через два часа это будет на столе у Аластора Хмури, еще через час – у всех членов Визенгамота. До конца своих дней вы будете гнить в камере, сознавая то, что отправили на смерть собственную жену.
- Рабастан был пьян в тот вечер. Он все перепутал.
- Вы полагаете, это имеет значение? – нагибаясь ко мне, прошипел Бартемиус-старший. – Вы рассчитываете по отношению к себе на какое-то правосудие?
- Он был пьян, - машинально повторил я. Спокойствие и слабость – не одно и то же. Скажи я, что Рабастан невменяем, что он не ведает, что творит – что это изменит?
- Лестрейндж, я даю вам последний шанс, - он уже занес перо над пергаментом.

Белла выла вервольфом, когда Люциус отказался пойти с нами. Он, видите ли, «не мог позволить себе рисковать» после рождения Драко. И тут подвернулся малыш Крауч. Сын, младший брат – большая ли разница?

- Я действительно не знаю, где может быть Барти. Как вы нашли меня – случайно?
- Сначала мы выследили вашего брата, - рука замерла над бумагой, заколдованные чернила собрались на кончике тяжелой каплей. – Обнаружили тайник для писем, а затем и вашу гостиницу.
- Барти никто не пишет, - поспешно продолжал я, - но если вы свяжетесь с маггловской полицией...
Минуты две я нес какую-то ерунду, взглядом отмеряя каждый дюйм от пера до строки для подписи. Три, четыре, почти пять... Внезапно оно с легким шуршанием упало на стол; Крауч рухнул в кресло и спрятал лицо в ладонях.
- Полиция, больницы. Морги.
Для чистокровного волшебника я был неплохо осведомлен.

- Он ничего не делал. Он даже смотреть на это не мог, не то что поднять палочку. Мистер Крауч, ваш сын просто запутался.
- Замолчите. Это не имеет значения, он Пожиратель, - дрожащий голос и покрасневшие глаза выдавали истинные чувства Крауча лучше любого свидетельства.
- Барти пошевелиться не мог от испуга. Рабастан был пьян. Своей вины я не отрицаю.
- Показания вашего брата создают иную картину, - Бартемиус достал носовой платок и скомкал его в потных руках.
- Он не применял Круциатус, - при упоминании заклятия Крауч-старший содрогнулся. – Не знаю, что смешалось в голове у Рабы, но ваш сын не использовал Непростительные заклятия.
- Я не могу взять с вас слово, оно и кната ломаного не стоит.
- Тогда допросите под Веритасерумом.
Спустя десять минут в кабинете были Аластор Хмури, штатный легилимент, протоколист и три мракоборца-свидетеля.

***

- Вас четверых обвиняют в том, что вы схватили аврора – Фрэнка Лонгботтома – и подвергли его воздействию пыточного проклятия, с целью заставить его раскрыть местонахождение вашего изгнанного господина, Того-Кого-Нельзя-Называть...
Справа Рабастан снова дернулся в цепях; я продолжал смотреть сквозь пылавшего праведным гневом Бартемиуса Крауча-старшего. Барти-младший сдавленно рыдал, тщетно повторяя о своей невиновности.
– Я прошу, - загремел голос Крауча, - поднять руки тех присяжных, которые, как и я, считают, что за подобное преступление обвиняемые заслуживают пожизненного заключения в Азкабане.
Руки поднялись, Барти зашелся криком. Я перевел взгляд на Аластора – тот злобно бормотал что-то сквозь зубы, сидевший рядом Дамблдор скорбно глядел на миссис Крауч. Беллатрикс вопила о грядущем возвращении Темного Лорда, аврорский сынок бился в истерике, нас окружили дементоры. Только тогда, почти покорно погружаясь в холодный липкий туман, я позволил себе вздохнуть спокойно.

На допросе мне не составило труда представить себя на месте Рабастана. Внешне мы все же были очень похожи.
Где прятался Барти, я так и не узнал. Возможно, его и Беллу даже не заставляли давать показания – моих, вкупе с искаженным мучениями бредом Лонгботтомов, оказалось достаточно.

В Азкабан нас переправлял Хмури. Мне с самого начала было ясно, кто стоял за пергаментами с черной каймой, поэтому наблюдать за тем, как тяжело старик переживал свое поражение, было извращенным удовольствием. В углу квадратного зала, окруженного полосой серебристого света, Бартемиус поддерживал обессилевшую жену – наверное, она вымолила у этого тирана разрешение попрощаться с сыном.
Нам уже выдали робы и должны были вести в камеры, когда миссис Крауч вдруг бросилась наперерез дементору, ко мне, и чуть не упала на колени. Рядом тут же оказался Бартемиус; он пытался оттащить жену, но она цеплялась за мои цепи, как утопающий – за соломинку.
- Ведь он невиновен, правда? Скажите мне, вы – ведь Барти ничего не сделал!
Наверное, я ошибался по поводу сходства – в конце-концов, все мы, выбравшие этот путь, одинаковы. Кровь ударила в голову; глядя в глаза ведьме, я усмехнулся и ответил:
- Разумеется, сударыня. От вашего сына не было никакого толка: пять попыток Круциатуса и все - неудачные.

Fin
_________________
Coup de grâce (франц.) – «удар милосердия», которым в бою, на дуэли и т.д. прекращают мучения смертельно раненого противника. Выражение используется также в переносном смысле.

Его мечта

Название: Его мечта
Автор: Герсими
Бета: Kittiara
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Персонажи: Сириус Блэк (1845-1853), Регулус Блэк (1961-1979)
Дисклаймер: все стандартно
Саммари: Иногда события давних лет возвращаются к нам, чтобы рассказать о судьбах мертвых. POW Регулуса.


Тот памятный полдень я провел на чердаке нашего дома, роясь в старом семейном барахле. Тонкая тетрадь, состоящая из десятка листов сшитых белыми нитками, покоилась в одном из ящиков ветхого комода. На первой странице аккуратным женским подчерком было написано имя и годы жизни. Сириус Блэк. 1845-1853.

Я невольно усмехнулся, мама заставила нас с братом выучить генеалогическое древо Блэков, едва мне исполнилось шесть. И, разумеется, она акцентировала внимание на известных личностях вроде Финеаса Найджелуса. И я не раз сравнивал себя с экс-директором Хогвартса. Хотел стать таким же знаменитым. И объяснял нашу схожесть тем, что у него, как и у меня, был старший брат - Сириус. Каюсь, иногда я жалел, что мой братец, в отличие от своего тезки, пережил свое восьмилетие.

Прижав к груди свое сокровище (мне было двенадцать и детская тетрадь, хранившаяся в семье более сотни лет, казалась мне ценнее, чем антикварные блюда пятнадцатого века, которыми дорожила моя матушка), я спустился в свою комнату и спрятал его под подушкой.

Лишь вечером, когда все, кроме вездесущих домовых эльфов, легли спать, я сел около самого окна, положив тетрадь на колени. Свет полной луны отбрасывал причудливые тени на бумагу, заставляя мое сердце трепетать в предвкушении чуда. Боясь даже дышать на тетрадь, я открыл первую страницу. Моему разочарованию не было предела – там был детский рисунок. Всего лишь простой рисунок. Черноволосый мальчик, прижимающий к груди метлу. Никаких тайн, никаких секретов и даже никакой магии. Обычная статичная картинка, какие рисуют магглы. Не знаю, что тогда заставило меня перевернуть страницу, а потом еще и еще одну, прежде чем я наткнулся на слово, старательно выведенное над нарисованным драконом. Оно состояло из одних согласных и, по всей видимости, было когда-то придумано моим дальним родственником. Губы шевельнулись, дыхание вырвалось наружу, производя на свет это проклятое слово. За ним последовало падение в пустоту.

***

Солнечный летний день. Зеленая трава и многочисленные деревья вокруг. Быстрая извилистая река – не особо широкая, но достаточно глубокая, чтобы исключить возможность перейти или переплыть ее без риска для жизни. Солнце, отражаясь в кристально чистой воде, слепит глаза. Около реки на расстеленной мантии сидит мальчуган лет шести. Рядом с ним притаился игрушечный щенок. Такой же черный, как волосы этого ребенка.

Я подхожу ближе и вздрагиваю от удивления. Взгляд ребенка целеустремлен и холоден. Блэк… Он намного меньше похож на нас с братом, чем я ожидал. Но все же я уверен – это Сириус. На его коленях лежит лист бумаги с недорисованным драконом. Тем самым, которого я видел несколькими минутами раньше.

Над рощицей, раскинувшейся по ту сторону реки, поднимается стая птиц. Их гвалт отвлекает мальчика от работы и, сунув в сумку рисунок и игрушку, он поднимается с травы, накидывает на плечи мантию и бредет вдоль реки. Медленно, не спеша, не обращая внимания на палящее солнце. Я иду следом, вглядываясь в эту детскую фигурку, и пытаюсь понять, что же случилось... вернее, случится с этим ребенком через год.

Мы подходим к мосту через реку, который, впрочем, явно не предназначен для людей. Рельсы, поддерживаемые деревянными сваями, нависают над самой поверхностью воды. Нет даже перил, которые бы могли защитить от неосторожного движения. О том, что может случиться при внезапном появлении поезда, страшно даже думать.

Сириус останавливается около него, смотрит на что-то, находящееся на противоположном берегу. Взгляд его при этом становится туманным. Быть может, он видит взмывающего в небо дракона, нарисованного его воображением? Или представляет, как у него самого вырастают крылья и он, расправив их, поднимается над землей? Увы, даже заглянув в его воспоминания, я не в состоянии увидеть его душу.

Постояв так немного, мальчик поднимается по насыпи и проверяет, не вибрируют ли рельсы. Видимо, результат его вполне устраивает – Сириус уверенно идет на этот чертов мост.

Мне всего лишь двенадцать и, стоя на берегу и разглядывая это ненадежное сооружение, я чувствую, как к горлу подкатывает страх. Даже понимая, что это всего лишь воспоминание, я с трудом решаюсь сделать шаг. Я должен был это сделать. Насыпь остается позади, прибрежные камни внизу сменяются водой. Сириус тем временем уже подходит к середине моста.

Ступать приходится по шпалам, поэтому нужно постоянно смотреть под ноги. Один неверный шаг - и расплатой может стать сломанная щиколотка. В лучшем случае. Я чувствую уважение к Сириусу – он младше, но, очевидно, ничуть не боится. В широких зазорах между шпалами виднеется вода, в которой отражается моя бледная от страха физиономия. Я оглядываюсь – еще есть шанс вернуться. В конце концов, никто и никогда не узнает о моем поступке. Но все-таки любопытство пересиливает страх, и я продолжаю путь вперед. От неотрывного взгляда на нескончаемую череду шпал и сверкающую в промежутках между ними воду у меня кружится голова. Кажется, еще один шаг и моя нога провалится в пустоту.

Чудом перебравшись через мост, я оглядываюсь по сторонам и тут же вижу Сириуса. Он стоит рядом с красивой женщиной, которая ругает его за очередную безрассудную прогулку на другой берег.

***

Все вокруг заполонил плотный туман – я возвращался в свою комнату. Все мои ощущения вдруг необычайно обострились. В голове звенел какой-то полоумный оркестр, сердце отчаянно колотилось, готовое выскочить из грудной клетки, кровь стучала в ушах, а обертоном к этой какофонии служил крик матери. Мой брат опять вернулся за полночь...

Чтобы успокоиться, я начал убеждать себя в том, что это был только сон, тетрадь не могла перенести меня в воспоминания мальчика, жившего более чем за сто лет до моего рождения. Сердце стало биться спокойнее, гвалт стих, а я сунул тетрадь под подушку и уснул.

Безумие вернулось на следующий день, когда я понес тетрадь обратно на чердак. Брошенная на кучу барахла, она неожиданно раскрылась на странице с изображением мальчика, парящего над извилистой рекой. В этот раз я не читал надпись, но тетрадь все равно увлекла меня в воспоминания.

***

- Ну, пожалуйста! – настаивает Сириус, с благоговением глядя на метлу, зажатую в руках мужчины. Мне сложно понять восторг этого мальчишки – в наше время есть метлы намного лучше этой.

- Это слишком опасно, - отвечает тот. – Вот вырастешь, поступишь в Хогвартс, и там тебя всему научат! Я не хочу, чтобы мой сын сломал себе шею...

Мальчик отворачивается от отца – его губы дрожат от обиды, но он не позволяет себе заплакать. Такой же гордый, как и мой брат. Он отходит в сторону, принимая поражение, но стоит только мужчине положить метлу на высокий шкаф и уйти, как Сириус строит лестницу из столов и стульев. Балансируя на шатающемся сооружении, мальчик с ловкостью акробата достает метлу и спускается вниз.

- Я буду летать! – уверенно произносит он. В этот момент я вновь замечаю, что взгляд его слишком взрослый для восьмилетнего мальчика.

На цыпочках он пробирается мимо пожилой женщины, дремавшей в кресле, и выходит на улицу. Я следую за ним.

- Вверх! – шепчет Сириус, едва подойдя к реке.

Метла поднимается в воздух, приглашая мальчика отправиться в полет. Взгляд Блэка при этом поистине безумен – он получил то, что хотел, и сейчас наслаждается своей свободой. Наверное, у многих в жизни бывают моменты, когда возникает непреодолимое желание бросить вызов таинственной тьме. И у Сириуса, по всей видимости, такой момент наступил.

Я откидываюсь на траву, глядя на чистое синее небо. Мне не хочется смотреть на увлекаемого метлой ребенка – добром такие игры не кончаются.

- Что ты делаешь, сорванец! – кричит отец, вышедший на улицу. Его лицо выражает ужас. Он боится за своего сына. Но Сириусу все равно. По отношению к своим родителям он такой же эгоист, как и мой брат.

Беда не заставляет себя долго ждать. Пальцы мальчугана разжались, он начинает стремительно падать вниз. Раздается плеск воды, забирающей в себя тело Сириуса.

Его отец среагировал быстрее, чем это сделал бы я. Он призвал метлу и та, словно испугавшись содеянного, уже в руке старшего Блэка. Оседлав ее, мужчина направляется к реке. Он успевает вытащить своего ребенка из быстрого течения до того, как он разобьется о камни.

- Не умирай, - шепчет отец, пытаясь привести Сириуса в чувство.

Мальчик открывает глаза. На его щеках блестят слезы или, быть может, просто капли воды.

- Прости... – произносит Сириус, но отец заботливо прижимает палец к его губам.

- Теперь все будет хорошо.

***

Я снова оказался в своем доме. На этот раз у меня не было сомнений, что это происходило на самом деле. Я открыл последний рисунок мальчика. Он был выполнен намного талантливее предыдущих, но очевидно был сделан все тем же безрассудным мальчишкой.

Сириус лежал на постели. Его щеки пылали, вокруг глаз залегли тени, а на лбу выступили капельки пота. Рядом сидела мать, запечатленная в тот момент, когда подносила полотенце к его лбу. Справа, около двери, изображен силуэт отца.

В то время как лица родителей в тени, взгляд мальчика изображен невероятно живо. Казалось, еще мгновение и картинка оживет. Мальчик приподнимется на локтях, обнимет свою мать и попросит прощения у отца.

Но время шло, а картинка не двигалась.

«Иногда мечта убивает!» - гласила надпись над ней.

***

Я несколько дней не мог найти покоя. Листал книги в нашей библиотеке, пытаясь найти связующую нить. Но там ничего не было о мальчике, покинувшем этот мир в столь раннем возрасте. И все же... кажется, я знал, что с ним случилось.

На небе одни Сириусы

Название: На небе одни Сириусы
Автор: Wiage
Бета: Джайа
Жанр: общий
Рейтинг: G
Персонажи: Ирма Блэк (Крэбб)
Дисклаймер: всё принадлежит Роулинг
Саммари: В Блэках разбираются только сами Блэки.



Ирме было стыдно признаться, но в Блэках она до сих пор путалась.

Уж слишком их было много: Регулусов, Сигнусов, Сириусов... Кто из них приходился Поллуксу двоюродным дядей, а кто – троюродным братом, Ирма никак не могла запомнить. Только подумать, сколько на небе звёзд и как прекрасны их имена, но никого из Блэков отчего-то не назвали Пупписом или Альдебараном. Зато на день рождения тёти Хеспер собрались два Регулуса, три Сигнуса и четыре Сириуса.

Иногда Ирма мечтала, чтобы у каждого Блэка на груди висела маленькая бумажка с именем и степенью родства. Тогда бы она точно никогда не путалась. Но сейчас постоянно была вынуждена спрашивать у Поллукса, кто есть кто.

***

– Милочка! – окликнула её Каллидора. Девушка была младше Ирмы на три года, но думала, что имела право обращаться к жене Поллукса в подобном тоне. – Ты не знаешь, где Сириус?

Вопрос прозвучал издевательством.

– В гостиной, – ответила Ирма. По крайней мере, там играли в карты три из четырёх Сириусов.

Каллидора прошествовала по коридору к лестнице, презрительно скривив губы.

Тётя Хеспер тоже не была урождённой Блэк, но к ней относились совершенно по-другому, что понятно – она-то прожила здесь полвека, а не три месяца, как Ирма.

***

Оживление, царившее вокруг, сильно раздражало Ирму. Ей хотелось оказаться где-нибудь подальше от этого дома, от гама и беготни. Стоило сказать, что не ей одной. Молодые Блэки без особого энтузиазма трансфигурировали яблоки в шары и расставляли цветы в вазы. А однажды, проходя мимо, Ирма услышала, как кто-то предложил сбежать с празднества старой кошёлки. Так и сказали: «старой кошёлки».

***

– Милочка, там не было Сириуса, – укорила её Каллидора. Она выросла на пути Ирмы, скрестив на груди руки, и не давала пройти.

Ирма фыркнула. А она, конечно, должна была знать, где находится каждый из Сириусов и какой именно Сириус нужен Каллидоре!

– Передай ему письмо, если увидишь, – наглая девица сунула ей в руку свиток и прежде, чем гордо удалиться, добавила: – Моему кузену, а не двоюродному брату, а то вдруг перепутаешь.

Ирма подумала, что надо срочно взглянуть на себя в зеркало. Может, она уже покрылась перьями, раз её заставляют разносить почту?

***

В коридоре Ирма столкнулась с одной из Ликорис. Мало того, что Блэки испытывали трудности в поиске мужских имён, так и женщин называли одинаково.

Если ей не изменяла память, эта Ликорис приходилась дочерью Белвине и имела брата Сириуса, который был кузеном Каллидоре. Как раз тот, кого искала Ирма.

– Не могла бы ты передать Сириусу свиток? – она протянула письмо.

– Конечно, – доброжелательно сказала Ликорис, взяв пергамент. – Я передам папе.

«Папе».

Память Ирме всё-таки изменила.

Эта Ликорис была дочерью Хеспер и Сириуса.

***

– Ты даже не представляешь, что там происходит! – ворвался в комнату Поллукс.

Ирма, лежа на кровати, делала вид, что поглощена изучением астрономического атласа.

– Ликорис пыталась передать отцу какой-то пергамент!.. Но тётя Хеспер оказалась быстрее! В пергаменте было много всего интересного, но, главное, тётю Хеспер назвали старой кошёлкой и предложили сбежать с её празднества. Представляешь, «старой кошёлкой»!

– Ужасно, – Ирма накрылась атласом.

– Ликорис не помнит, кто его передал, в коридоре было темно. Она думает, что Чариз или Дора, но их пока нет в доме, чтобы опознать. Тётя Хеспер торопит Ликорис, так как та завтра уезжает. Спускайся, пропустишь самое интересное.

– Нет, что-то плохо себя чувствую, – ответила Ирма из-под атласа. – Лучше останусь здесь, буду выбирать имена для наших будущих детей.

– А-а-а… Хорошо. Вдруг что, зови домового эльфа... А насчёт имён не беспокойся. Я уже обещал Сириусу и Ликорис, что первых девочку и мальчика назову в их честь.

Это не про меня

Автор - Шестой Рыжий.
Название - Это не про меня.
Бета – Эсси aka Тигра
Персонажи - Сириус Блэк (1877-1952), НЖП, Сигнус Блэк, Орион Блэк.
Рейтинг – PG.
Жанр – Драма.
Размер – мини.
Дисклеймер - все персонажи пренадлежат Дж. Роулинг; за идею прогулки по магловскому району - огромное спасибо Арфину.
Аннотация - история одного предсказания.
Предупреждение - АУ - по канону второй из Сириусов умер в 1952-ом, но в фике он протянул до декабря 1959-го.


Лондон, 24 декабря 1901 года.
Искрящийся наст поскрипывал под изящными черными ботинками и тонкой лакированной тростью молодого человека, неспешно шедшего вдоль ровного строя фасадов. Ничего примечательного: молодой аристократ, которому взбрела в голову блажь прогуляться довольно ранним субботним утром по одному из респектабельных районов Лондона. Разве что одежда его, даже на первый взгляд очень дорогая, была несколько старомодного покроя. Впрочем, это вряд ли кого-то могло удивить здесь, в самом сердце Британской Империи, на исходе первого года нового века. Да и удивляться было некому, поскольку улица казалась совершенно пустой - только мелькнула в самом ее конце высоченная фигура полисмена.
Молодого же человека несказанно радовало отсутствие прохожих. Редкий случай - полюбоваться вычурной архитектурой, когда маглы не снуют вокруг, портя пейзаж. Именно такая возможность и привлекала молодого человека в этих утренних прогулках. Он очень любил старинную архитектуру (ведь может же быть такая прихоть у наследника древнейшего и благороднейшего рода?). А вот магглов он очень не любил (и это было уже родовой традицией).
Вообще-то он и магов не очень жаловал, хотя и был одним из них.
- Мистер! Добрый мистер! - очарование безлюдного утра безжалостно разрушил одновременно пронзительный и гнусавый голос.
А в следующее мгновение пара худых и грязных рук вцепилась в подол безукоризненной черной бархатной мантии молодого человека.
Молодой человек не глядя отмахнулся тростью, но похоже, подобная реакция была бродяжке не в новинку. Она довольно легко увернулась, выпустив, правда, подол жертвы.
- Не сердитесь, добрый мистер! - снова загнусавила попрошайка.
Теперь она стояла перед молодым человеком, и он мог видеть тощую сутулую фигурку, замотанную в невообразимые лохмотья, в которых уже было невозможно опознать какие-то отдельные детали одежды.
- Пшла прочь. - процедил совсем недобрым голосом молодой человек и для убедительности снова замахнулся тростью.
- Не гоните меня, добрый мистер! Я вам скажу все, что будет!
Молодой человек неожиданно громко рассмеялся. Смех у него был резкий и какой-то лающий.
- Пшла прочь, грязная магла. - лед в голосе странно сочетался с только что отзвучавшим смехом.
И, не обращая уже никакого внимания на ухищрения бродяжки, направился дальше по улице, прибавив, правда, шагу.
- Сириус Блэк! - гулкий властный голос хлестнул в спину.
Молодой человек оглянулся.
Давешняя бродяжка стояла посреди мостовой. Что-то в ней неуловимо изменилось, она стала будто несколько выше. И слова, срывавшиеся с ее губ, произносил совершенно другой голос:
- Выжженный с древа. Проклятый собственной матерью. Преданный друзьями. Двенадцать лет кормивший своей душой дементоров Азкабана. Последний в роду. По ком не останется даже могилы.
В горле у бродяжки, что-то отвратительно забулькало и она боком повалилась на заснеженную брусчатку.
Из ступора молодого человека вывел внезапно появившийся полисмен.
- Что здесь происходит, сэр? Эта попрошайка напала на вас? - осведомился служитель порядка, остановившись возле уже пытавшейся подняться женщины.
Молодой человек вздрогнул.
- Нет. Ничего не случилось, офицер.
И, уже дойдя до конца улицы, громко, будто желая быть услышанным кем-то очень далеким, добавил:
- Это не про меня.

Лондон, 24 декабря 1959 года.
Голоса звучали глухо - сквозь плотно закрытые двери и тяжелый бархатный полог, окружавший багровой завесой ложе умирающего.
- Быстро ты, Орион. Помнится, дорогой кузен, ты не был столь скор, когда требовалось выносить судно за старым маразматиком.
- Как?! Сигнус, неужели твоя чудная дочурка уже перебила всех домовиков и тебе пришлось собственноручно таскать судно, будто последнему сквибу, типа твоего дядюшки?
Невнятное шипение.
- Впрочем, ваш семейный уклад меня слабо интересует. Как там наш "отец основатель"?
- Долго не протянет. Колдомедик сказал: сутки максимум. Да оно и видно. Старик последний разум потерял. Все время смеется и повторяет: "Это не про меня".
- Остальные уже прибыли?
- Боишься, что кто-то доберется до бумаг раньше тебя?
- Нет. Просто хотел сообщить радостное известие раньше, чем кто-то из наших дражайших старших родственничков.
- Лукреция прислала сову, что ей неможется. Опять, видимо, перебрала вчера за покером. Альфард не снизошел и до этого. Как всегда - в своем репертуаре. И как его до сих пор не выжгли? А "наши дражайшие старшие родственнички"... Погоди! Какое еще "радостное известие"?!...
- Посторонись, Сигнус, и я, так и быть, не буду прикрывать дверь слишком плотно.
Ответ заглушил звук открываемой двери.
Полог откинулся.
Перед лежащим на кровати появился холеный, крепко сложенный мужчина лет сорока, на лице которого под тщательно подогнанной маской невозмутимости, но все же заметно для наметанного глаза проскальзывали одно за другим: отвращение к безобразию умирающего и безусловное довольство тем, что тому не долго уже осталось.
- Здравствуйте, сэр, - в голосе не было ничего кроме холодной почтительности.
Старик попытался поднять иссохшую, покрытую коричневыми пятнами руку, но сил не было, и он только медленно моргнул.
- Я принес вам радостное известие, сэр. Надеюсь, оно укрепит ваши пошатнувшиеся силы. Сегодня утром ваша внучка и моя супруга - Вальбурга - произвела на свет наследника нашего древнейшего и благороднейшего рода. И, дабы засвидетельствовать свое глубочайшее уважение к семейным традициям и вам, как их старейшему хранителю, мы дали мальчику имя Сириус.
Лицо умирающего страшно исказилось. Его беззубый рот открывался и захлопывался вновь, будто он силился что-то сказать. А взгляд уже мутнеющих глаз был устремлен в дальний угол комнаты. Туда где стояла и улыбалась видимая лишь ему одному сутулая бродяжка.

Звездная пыль

Автор: Elvira
Рейтинг: G
Тип: джен
Жанр: general
Персонаж: Драко Малфой (вскользь упоминаются и остальные Блэки)
Саммари: Последняя ночь перед Последней Битвой (с 30 апреля на 1 мая), виньетка, missing scene. Место действия – Хогвартс, Астрономическая башня. Романтическая точка зрения автора может не совпадать с вашей.


Факелы не горят, и худая, закутанная в мантию фигурка с трудом продвигается по крутой винтовой лестнице. Шаг, еще один… Палочка крепко сжата в руке, но любое использование магии грозит разоблачением, так что нарушающий школьные правила даже не пытается с помощью «Люмоса» облегчить себе путь наверх. Со стороны это путешествие из слизеринских подземелий на смотровую площадку Астрономической башни действительно может вызвать и непременно вызовет откровенное подозрение, узнай о нем Кэрроу или, не дай Мерлин, сам директор. Поэтому ученик, сдувая со лба отросшую челку, упрямо борется со скользкими, давно никем не чищенными ступеньками, которые будто специально норовят выскользнуть из-под ног.

Наконец впереди начинает брезжить неверное сияние полной луны, и наш путешественник вздыхает с облегчением – все выше и выше, и вот уже можно различить бледное лицо с острыми чертами, обрамленное серебристыми волосами. Кажется, оно принадлежит Драко Малфою – или кому-то, кто был им раньше, ибо различить в осунувшемся, измученном подростке, тихо крадущемся по залитым лунным светом каменным плитам, гордого отпрыска древнейшего рода несколько затруднительно. «Вот бы Поттер порадовался сейчас», - мрачно думает Драко, и сам же себя одергивает: говорят, что Лорд умеет читать даже мысли своих «верных слуг», и ему не совсем не хочется, чтоб он сумел узнать, что Драко думает о несносном очкарике на самом деле. Потом он опирается о древнюю кладку ограждения, задирает голову вверх, и мгновенно забывает обо всем.

«Ты – моя маленькая звездочка с небес» - сказала Нарцисса, и маленький Драко гордо вскинул белокурую головку.
«Значит, я никогда не умру и всегда-всегда буду жить на небе?» - спрашивает он.
Нарцисса обняла его и вздохнула – чуть слышно.
«Конечно мой дорогой. Звезды не умирают. Смертны только люди»

Бесчисленные звезды бесстрастно смотрят на него, замершего далеко внизу, складываясь в затейливые сверкающие узоры, начертанные неведомой никому из живущих рукой на иссиня-черном бархате небес. Драко чуть слышно шепчет названия созвездий, будто приветствуя старых знакомых – впрочем, так оно и есть. Для всех окружающих аксиома, что любимый предмет отпрыска Малфоев, водивших дружбу со Снейпом – Зельеделие и только оно. Драко не пытается разубедить однокурсников в их маленьком заблуждении, которое ничуть ему не мешает – однако они ошибаются. Его любимым предметом была и есть астрономия – была бы, если б он записался на нее. Но только зачем - ведь названия небесных тел он впитал с молоком матери в буквальном смысле этого слова.

Древо Малфоев Драко вызубрил очень быстро – основная ветвь, она же одновременно единственная, в каждом поколении – один ребенок мужского пола, по совместительству – единоличный наследник. Древо Блэков было гораздо сложнее – разобраться в хитросплетении кузенов, внучатых дедушек и двоюродных свойственниц казалось невозможным, особенно когда тебе – всего семь, и тебя совершенно не интересует, сколько родственников насчитывает твоя длинная родословная, которую, как последний чистокровный отпрыск двух угасающих родов, ты обязан знать назубок.

Но однажды… однажды мать вместо очередного утомительного занятия повела его вечером на открытый балкон верхнего этажа главного дома Поместья. Само здание стояло на холме, и вид открывался потрясающий – и на изысканно-небрежный английский сад, и на змеящуюся вдали серебристую ленту реки, и на многовековой дубовый лес, растущий на крутых берегах. Иного жилья вблизи не было, поэтому ничто не нарушало звенящей июльской тишины, кроме трескотни кузнечиков и пения соловьев, и льющийся из окон свет отбрасывал бежевые тени на лиловый купол неба.

- Древо Блэков – перед тобой, - сказала Нарцисса, и свет звезд отразился на ее гордом и тонком лице. – Теперь ты его выучишь, ведь ты – часть всего этого.

Драко завороженно следил за белой рукой, указывавшей на очередное скопление зависших над ними сверкающих точек. И действительно выучил все очень быстро.

У неба в качестве наглядного пособия имеется существенное преимущество – оно не менялется, несмотря на то, что на старинном гобелене с каждым годом появляется все больше дыр. На небе есть и отступник Сириус, и изгнанник Альфард, и чудаковатая Андромеда – на древней ткани зияют выжженные пятна, и постепенно Драко перестает заходить в мрачную комнату, где хранится Древо настоящее.

И дело не в том, что Драко питает к предателям горячую привязанность, о нет!

Просто пятен - слишком много.

Кажется, что они постоянно разрастаются, как гниль или плесень, съедая остатки древнейшего и благороднейшего семейства, растворяя остатки чистой крови в маггловской грязи. Драко не признался бы в этом даже под самым сильным Круцио – но самым горячим его желанием давно является их отсутствие.

Стереть с гладкого холста мерзкие пятна. Иметь живых и здравствующих кузин и кузенов, странных внучатых дядюшек и смешных свояченниц. Перестать, наконец, быть последним наследником двух угасших чистокровных родов. Не ненавидеть Лонгботтома или Уизли за то, что какой-то каплей крови они тоже члены семьи, которую позорят одним своим существованием – ненависти тоже бывает слишком для одного человека.

В детстве Драко провел немало занимательных минут, прикидывая, к какому из существующих созвездий можно отнести его родителей. Женщины Блэков на небе появлялись редко, и хотя обе сестры Нарциссы были удостоены этой чести, ее назвали, словно какой-то цветок. Драко казалось, что цветы – вовсе не так значительно, как звезды, поэтому после долгих раздумий он пришел к матери и объявил, что она могла бы быть Диадемой – альфой созвездия Волосы Вероники. Слово «диадема» звучало звонко и завораживающе, тем более что волосы у Нарциссы были светлые и блестящие, совсем как у героини мифа про прекрасную королевну с золотистыми косами.

Мать долго хохотала, чем Драко чрезвычайно обидела. Надувшись, он сообщил, что раз она так отнеслась к проделанной им «работе» (шутка ли – проверить весь длинный список из Астрономической Энциклопедии для юных волшебников!), то он ни за что не расскажет, какое созвездие уготовал отцу.

«Наверное, Павлина?» - спросила Нарцисса, задыхаясь, и буквально сложилась пополам от смеха.

Драко оскорблённо промолчал: на самом деле ему приглянулся Персей.

Много позже он понял, что Павлин все же ближе к правде – редкий случай одноименных созвездия и альфы*, будто сливающихся в одно целое; узкий замкнутый на себе самом круг... Только понимание это уже не вызывало у него улыбки.

На семейном Древе, спрятанном в глубинах Поместья, есть еще кое-что, что Драко безумно хочется проигнорировать, но, увы, с каждым годом получается все меньше.

Поттер. Проклятый Поттер. Звезда иного рода. Враг Малфоев. Враг. Враг. Враг… и внук Дореи Блэк. Черт, черт, черт! Правильно, что ее имя дано в честь несчастного астероида** – Драко считает ее недостойной и такого.

Даже бездарный Лонгботтом – правнук Каллидоры – не раздражал его настолько, и даже сам малыш Ронни, чья мать по случайности – это же была случайность, убеждает себя Драко – оказалась дочерью Лукреции Блэк, двоюродной бабушки, которая… черт! В такие моменты Драко безумно хочется, чтоб род Блэков был не таким, ммм, распространенным. Кровь заявляет о себе в самые неподходящие моменты.

Имя дурацкого очкарика ужасающе простонародно, и только сумасшедший назвал бы звезду Гарри – однако Драко давно знает, какое созвездие подходит Поттеру больше всего. Конечно, Геркулес – мифический идиот, вечно лезущий вперед и мечтающий о геройских подвигах. На небе гипотетический Геркулес чуть ли не стоит на голове у раскинувшего крылья Дракона***, которого победил ради того, чтоб украсть несколько несъедобных фруктов по приказу очередного царственного придурка – Драко думает, что так героя удобно было бы укусить за ногу; но всё же он наверху – как всегда, даже там.

Тихоня Нотт астрономию обожал, поэтому уже через месяц после начала занятий по этому предмету все однокурсники Драко были в курсе «связи» его предков с миром небесных светил. Конечно, все отчаянно завидовали, а Панси стала одаривать его двойной порцией внимания, что, кстати говоря, было уже излишним.

Однажды Гойл, застенчиво щурясь, робко спросил, есть ли на небе кто-нибудь, кроме «родичей Дра». Это было забавно, но Драко, зная, что его друг ориентируется в учебном процессе лишь по его подсказкам, смеяться не стал, и даже благосклонно объявил, что, несмотря на отсутствие «созвездия Грегори Гойла», существует Змея и Змееносец, которые – безусловно! – посвящены их факультету. Дело происходило на третьем курсе, и тринадцатилетний Драко был почти свято уверен в своих словах – ведь Слизерин существует больше тысячи лет, в честь кого еще было называть эти созвездия? Самое интересное, что постепенно они выяснили наличие на небе «оттиска» Райвенкло (в виде Орла) и даже Гриффиндора (естественно, Лев). Отыскать прообраз Хаффлпафа было невозможно – никаких барсуков или иных похожий созданий. В конце концов приятели решили, что для «желтых» попросту не нашлось места, что было вполне закономерно.

Чуть позже Драко понял, что немного неправ. Дракона окружали две Медведицы, словно Крэбб и Гойл, чье успокаивающее сопение он привык слышать за спиной – а с кем еще и сравнивать этих огромных увальней, как не с медведями? Почему-то Грег стойко ассоциировался с Большой, а Винс – с Малой. Тогда значения он этому не придал – как и многому другому; гораздо больше его заняла новая игра, и он уже подобрал для Снейпа подходящее созвездие Ворона…

Орион не виден, но Драко это не огорчает – когда Звезда Амазонок**** появляется на небе, он старается отводить взгляд: ему начинает чудиться призрачный красноватый отблеск. Втайне он давно считает Беллатрикс достойной самого большого пятна, ведь голос крови в ней умолк, его заменила сила иного толка – и она отражается в глазах ее Повелителя, похожих на капли чистой крови, которую тетя Белла, не церемонясь, проливает во славу Великой Победы.

Малфоевская часть Драко кричит во весь голос – семья есть семья, и никакая великая идея не оправдывает предательства узкого круга. Но кровь Блэков сама разливается по жилам неистребимым огнем гордости, которая сильнее всего, даже страха смерти. Драко не знает, голубая она или красная, как не знает, почему ему так сложно наложить Круцио на случайного маггла по высочайшему приказу, хотя наслать заклятие мучения на ненавистного Поттера было легко и просто.

Малфои практичны, и они выживают; Блэки – слишком горды, чтоб пытаться остаться в живых несмотря ни на что. Зато Малфоев на звездном небе нет – не найдешь там созвездия Люциуса, а вот незаходящее созвездие Дракона ярко пылает зимой и летом, не давая забыть о себе, и это обязывает.

Когда Драко только исполнилось двенадцать, умер дед. Предвкушая веселые каникулы, он словно попал в царство Аида: от обилия черного цвета начинала кружиться голова. Нарцисса проводила бессонные ночи на балконе – стояла часами, пока не начинал брезжить рассвет, и молчала, глядя в небо. Сначала Драко пытался пойти с ней – ему казалось, что смерть Сигнуса Блэка должна была изменить все, и звезды, конечно, не могли остаться безучастными. Но в первый же раз он потерпел жестокое разочарование, надолго отбившее у него желание наблюдать за «своими» звездами.

Созвездие Лебедя все так же парило над Драконом, заботливо обнимая его гигантскими крыльями.

Небу, оказывается, было всё равно.

Иногда, если смотреть достаточно долго, по небосводу прокатывается очередной сияющий сгусток – падающая звезда. Драко никогда не пытается загадывать желаний, как всегда делали его друзья. В звездопаде есть нечто жуткое и пугающее – и, словно издеваясь, небо с потрясающей частотой подкидывает подобные зрелища именно ему. Если многие безуспешно мечтают хоть раз лицезреть сверкающий ночной дождь, Драко наблюдает его постоянно и постоянно же ненавидит.

Вот и сейчас одинокая капля скатывается в никуда по стремительно светлеющему небу. К счастью, это первая и последняя – вокруг уже занимается новый день, и звезды видны все меньше, пока не исчезают совсем с розового небосклона. Но Драко знает – они никуда не делись, они еще там, за малиновой утренней дымкой. И это немного утешает, ведь темнее всего бывает перед рассветом.

Рано или поздно мир изменится, и все образуется – так или иначе.
Рано или поздно звездное небо Блэков вновь раскинется над миром во всем своем великолепии – иначе и быть не может, не правда ли?
Рано или поздно…

А Поттер или Лорд, добро или зло, черные или белые – совершенно не важно. Сегодня или через тысячу лет, но все вернется на круги своя. Звезды не гаснут – и Драко очень хочется верить, что не его звезда упала этой ночью.

Обратно он идет с высоко поднятой головой, не глядя на разгорающееся на горизонте солнце.

Пусть обе стороны и считают его пылью под своими ногами, но, во всяком случае, пыль эта - звездная.



* Альфа – главная звезда созвездия, имеющая величину не менее …; в созвездии Павлина всего одна заметная звезда, она же альфа, под аналогичным названием
** Астероид Дореа был найден мною после длительных поисков – и это не выдумка. Также существует и лунный кратер Мариус :)
*** Дракон - околополюсное созвездие и всегда виден над горизонтом. См. греческий миф о последнем подвиге Геркулеса «Яблоки Гесперид» - там герой убивает дракона, охраняющего дерево с золотыми яблоками.
**** Звездой Амазонок называют звезду Беллатрикс (альфу Ориона)

Самый лучший

Автор: Джайа
Название: Самый лучший

Рейтинг: PG-13
Персонажи: Мариус Блэк, разнообразные Блэки, Идрис Оукби (основательница Общества Защиты Сквибов)
Жанр: рассказ без морали
Тип: джен
Размер: мини, да-да, это все еще мини!

Комментарии: кое-какой сюжетный ход вовсе не сперт, придуман самостоятельно и неожиданно позже обнаружен в другом фике… о__О

Написано для мультификрайтерского проекта «Древнейшее и благороднейшее семейство Блэков»


Посв. Эстелле, Ассиди и Доминатре, которые, каждая на свой лад, заинтересовывали меня Блэками

Ему всегда казалось, что Блэком быть просто: нужно только любить строгие правила и соблюдать их. Ну и считать себя лучше всех, разумеется. У Мариуса это получалось безо всяких усилий. Особенно считать себя лучше всех. Он всего несколькими своими замечаниями о ее дурных манерах мог довести до слез вспыльчивую и чувствительную Кассиопею, мог с легкостью вести себя на очередном торжественном ужине так, что отец начинал сожалеть, что не он, Мариус, а любящий покомандовать и порой капризный Поллукс — его старший сын. Мог издеваться — разумеется, в присутствии их родителей! Иначе не интересно — над детьми тети Бельвины и дяди Арктуруса. И это было забавней всего, особенно над…

— …к кузине Седрелле? На день рождения? Ма-а-аам, я не хочу! Она вечно говорит глупости и показывает наряды для кукол! — разумеется, Кассиопея разнылась. Она просто не могла не разныться: Седрелла и правда была жутко навязчивой. Но поддерживать сестру Мариус и не собирался. Он смотрел то на мать, которая принялась уговаривать «свою девочку», то на сестру, которая отмахивалась от всех утешений и обещаний. Она не хотела идти на день рождения к Седрелле — и точка.

— Что тут за крики?

Дверь открылась неслышно — и вошел отец, уже одетый в парадную мантию. Кассиопея, не заметив его появления, продолжала рыдать, уткнувшись лицом в мягкий подлокотник кресла, а Мариус едва заметно усмехнулся:

— Доброе утро, отец! — звонко проговорил он, чтоб сестра уж точно услышала.

— Доброе утро, — он бросил на сына короткий одобрительный взгляд и повернулся к жене, все еще склоненной над дочерью. — Виолетта, отойди от нее.

Дальше Мариусу уже было не интересно. Отец отругает сестру, велит матери не потакать больше ее капризам, а на пороге гостиной обернется и скажет что-то вроде: «Мы все сегодня идем на день рождения Седреллы». И ни мать, ни Кассиопея не смогут возразить.

Он видел такое уже много раз, и ни к чему лишний раз досматривать это некрасивое представление. Лучше уж вернуться к себе в комнату… Но что-то заставило мальчика обернуться на пороге.

— Я не потерплю непослушания от своих собственных детей!

— Не хочу-у к Седрелле! — уже рыдала Кассиопея, совершенно не слыша отца. А он словно не слышал ее криков. И тут произошло что-то совершенно неожиданное: Кассиопея начала покрываться какими-то странными серо-зелеными пятнами.

— Сигнус… — мать бросила гневный взгляд на мужа, — смотри, до чего ты ее довел! Кассиопея… девочка моя…

Продолжения Мариус решил не дожидаться и выскочил поскорей из гостиной.

Конечно, такое иногда случалось. Когда года три назад Мариус забрал игрушку у Поллукса и спрятал, а отец отказался вмешиваться в их ссору, после долгих криков и угроз, когда Поллукс уже просто принялся трясти невозмутимого младшего брата за плечи, эта игрушка каким-то непостижимым Мариусу образом вылетела из тщательно придуманного тайника да еще и стукнула Мариуса по голове перед тем, как приземлиться прямо в руки старшему брату. Или когда в прошлом году, Мариус незаметно для других подлил в целебное зелье для улучшения роста волос немного жидкой смолы, и волосы Кассиопеи слиплись. Родителей тогда не было дома, и, по замыслу Мариуса, сестра должна была проходить в смоле до самого их возвращения, но… но, к огромному его изумлению, смола попросту застыла и осыпалась с прически покрасневшей от злости Кассиопеи. Вот и теперь сестрица вытворила что-то со своей внешностью, чтоб не ехать на день рождения Седреллы. Ну и ладно — без нее веселей будет.

Откровенно говоря, с Мариусом ничего подобного никогда не происходило: и его это не расстраивало, наоборот, подобное ему казалось неправильными, недостойными проявлениями несдержанности и дурного воспитания. По-настоящему колдуют — палочками, а не так… А Мариус не был дурно воспитан. И ему повезло унаследовать от отца прекрасный характер — так, по крайней мере, всегда говорил сам отец.

И Мариус гордился тем, что похож на отца, что они оба — настоящие Блэки.

Вот если бы Поллукс родился вторым, а Мариус — первым! Ведь именно он, а вовсе не старший брат, был лучше воспитан, был более любим отцом… Он мог бы стать наследником отца! Конечно, отец и сам был младшим… И не ему принадлежал настоящий Дом Блэков, но если бы Мариус родился прежде Поллукса, он, конечно же, смог бы сделать что-то, чтоб Дом перешел бы к ним — ведь он, Мариус, самый настоящий Блэк и только он достоин жить в Доме Блэков!

Иногда такие мысли мучили его, даже не давали спать по ночам и словно душили своей обидной несбыточностью. Но тогда Мариус утешал себя мыслями о Сириусе, брате дедушки Финеаса Найджеллуса. Этот Сириус был старшим братом дедушки Блэка и умер совсем маленьким. Так и вышло, что, хоть и второй по рождению, дедушка стал наследником. Вот бы это случилось с Поллуксом! Вот бы он умер и Мариус бы оказался старшим. Конечно, не старшим, потому что папин брат Сириус вовсе не умер, как дедушкин брат, а жил, и у него тоже были дети, совсем уже взрослые, но Мариусу бы хватило быть просто наследником отца, тогда бы он что-нибудь придумал!.. Если бы только Поллукс умер! Но конечно же — он умрет, очень скоро, иначе и быть не может! Поллукс, с его дурным нравом и плохими манерами, Поллукс, с его капризами, просто не мог быть наследником отца и — первым! Нужно только подождать. А ждать — это не очень сложно. Не сложней, чем быть настоящим Блэком. Эти мысли всегда успокаивали взбудораженный ум Мариуса.

Но в этот раз он злился на Кассиопею, а не на брата. Через полчаса после происшествия в гостиной Мариус позвал эльфиху и подробно расспросил ее о сестре. Оказывается, Кассиопею не наказали. Мать убрала с ее лица пятна, а отец позволил остаться дома. Но почему? Мариус этого не понимал и злился все сильней. Почему никого ни разу не наказали за эти странные поступки? Родители словно закрывали глаза на… на магию! А ведь Мариус точно знал, что детям нельзя колдовать! Тем более без палочки! Это запрещено, это неприлично, неправильно! А они! Они не ругали! И почему-то радовались! И почему-то… почему-то огорчались, что он, Мариус, ни разу не… не…

Мариус почувствовал, что знакомая волна удушья подступает к горлу, перед глазами все покраснело и поплыло. Эльфиха давно ушла, а потому некому было помочь сейчас Мариусу, и не было мысли, за которую он смог бы уцепиться, чтоб спастись от удушья… «Но тогда умру я, а не Поллукс».

Волна удушья мгновенно схлынула. В изнеможении Мариус опустился на пушистый ковер и ткнулся лицом в кровать. Ему нельзя злиться сейчас. Скоро придет мать, чтоб одевать его в гости.

* * *

У Седреллы, а вернее, у дяди Арктуруса, всегда было скучно, и в душе Мариус немного завидовал Кассиопее, которая осталась дома и сейчас делала что хотела. Конечно же, взрослые даже в праздники ужинали отдельно. И сейчас, когда подарки были вручены, всех детей отправили в детскую, где для них уже накрыли стол. Первыми в комнату вошли Седрелла, Мариус и Поллукс.

— Я не люблю брокколи! — немедленно заявил Поллукс, едва только они вошли в детскую. — И не буду есть.

Кудрявая и нарядная Седрелла бросила на старшего кузена оскорбленный взгляд.

— Ну и уйдешь голодным, — отрезала она и обратилась ко второму кузену, словно ища поддержки: — Мариус, ты же любишь брокколи?

Он бросил на нее недовольный взгляд. Не собирается он помогать этой надоеде!

— Терпеть не могу. Но я ем все, что мне предлагают. Потому что соблюдаю э-ти-кет.

Мариус еле заметно улыбнулся, увидев, как до корней волос покраснела Седрелла и как нахмурился Поллукс. Но ничего больше не произошло: в комнату вбежали две другие кузины и Дорея.

Ужин прошел мирно, хотя Мариусу казалось, что все слишком шумели, обсуждая, кто и как проводит лето. Поллукс и Каллидора наконец стали болтать о Хогвартсе, до которого уже оставалось меньше месяца, и младшим осталось только примолкнуть и с легкой завистью слушать. Впрочем, Седрелла повернулась и тихонько шепнула Мариусу: «Ничего, в этом году мы все узнаем!» Но он только отмахнулся от кузины. Ему не очень хотелось в Хогвартс: ведь это значило уехать из дома, от отца, оказаться среди кучи шумных и плохо воспитанных одноклассников.

— И тогда он просто махнул палочкой — и все до одной спички снова стали иголками! — возбужденно рассказывала Каллидора кузену, который, как заметил Мариус, смотрел на нее слегка снисходительно. — Тут одну не знаешь, как превратить, а он — все сразу…

— Спички — ерунда, — дослушав, пренебрежительно заявил Поллукс. — И нечего тебе восхищаться гриффиндорцем. Вот профессор Слагхорн…

Через час маленькая и тихая Чарис задремала в кресле, а Мариус решил, что ему надоело. Потихоньку он встал и направился к двери. Седрелла попыталась схватить его за руку, но Мариус только отмахнулся и вышел из комнаты. Иногда он жалел, что не мог, как Кассиопея, разныться и потребовать, чтоб его оставили дома!

Взрослые сидели внизу. Мариус тихонько, что лестница случайно не скрипнула, спустился вниз и подошел к небрежно притворенной двери, которая вела в большую гостиную. Оттуда доносился слабый гул голосов, в котором Мариус легко мог различить неторопливые интонации отца. О чем там говорили? Стараясь не дышать, Мариус сделал несколько осторожных шагов к двери…

— Кузен! — прямо над его плечом прозвучал голос Седреллы. Так она шла следом! А он и не слышал! Мариус быстро обернулся и прошипел:

— Тихо!

— Конечно, тихо, — улыбаясь, прошептала кузина. — Я тоже хочу подслушать. Я часто подслушиваю их.

— Зачем? — Мариус почувствовал, что краснеет: его, прекрасно воспитанного и сдержанного, поймали на… на подслушивании! И кто! Его прилипала-кузина, которую даже Кассиопея не выносила!

— Любопытно! — Седрелла снова ухмыльнулась и смешно выпучила глаза, наверное, чтоб показать, насколько ей любопытно. Мариус отвернулся и наклонился к не до конца закрытой двери.

— Сигнус, как ты можешь говорить о нем! — немного визгливый голос тети Геспер, жены дяди Сириуса, старшего, никогда не нравился Мариусу. — Это просто грубо!

Сириус Блэк неприятно усмехнулся:

— В конце концов, он наш брат, дорогая, а не твой. И Сигнус просто сказал, что у него хватает наглости по-прежнему выступать в Визенгамоте. Еще и связался с этой Оукби!..

— Они о дяде Финеасе говорят, — прямо в ухо Мариусу прошептала Седрелла. — О том, которого выжгли, — последнее слово девочка произнесла с испугом, который однако же был смешан со странным благоговением. Мариус даже обернулся и бросил на кузину вопросительный взгляд:

— А тебе как будто это нравится?

— Любопытно, — и она снова ухмыльнулась. — Тиш-ше. Слушай.

Но разговор о дяде Финеасе, к некоторому облегчению Мариуса, уже закончился. Мальчик никогда не слышал о нем раньше: при детях о выжженных не говорили. А потому Мариус даже не знал, старше или младше отца был этот дядя Финеас. Но кем бы он ни был — он опозорил себя и навек потерял право быть Блэком. Он стал никем. Меньше, чем никем, потому что только этого и заслуживали опозорившие себя Блэки.

— …что там такое, Лизандра? — голос отца выдернул Мариуса из размышлений.

— Совы, — ответила тетя Лизандра, мать Седреллы. — Наверное, со списком учебников для Каллидоры и твоего Поллукса. И… — тетя осеклась и внезапно ахнула: — Ну конечно! Письмо для Седреллы! Кто бы мог подумать, что письмо придет в день ее рождения!

Разговоры смолкли. Мариус услышал шорох: наверное, открывали конверты. Тетя Лизандра продолжала ахать. А затем отец сказал:

— Отдай мне письмо для Мариуса, — в его голосе, обычно таком спокойном и словно бы небрежном, сейчас звучало непривычное Мариусу напряжение.

— Письмо твоему сыну? — немного растерявшись, переспросила тетя Лизандра. — Но я уже отдала…

— Не для Поллукса, — Мариусу показалось, что в голосе отца зазвучал… страх? Но такого просто не могло быть. — Для Мариуса.

— Ах, да, — судя по шороху пергамента, тетя Лизандра перебирала письма. — Ему же в марте одиннадцать исполнилось… Сейчас найду.

И тут Седрелла снова зашептала ему в ухо:

— Я знала, просто знала, что письмо придет сегодня! В прошлом году список учебников Каллидоре прислали тоже на мой день рождения! Так здорово, правда, Мариус? Поедем вместе!

Но Мариус едва слушал кузину. Что-то было не так. Голоса в гостиной зазвучали отчего-то приглушенно и тревожно. Теперь мальчик не мог разобрать, что там говорили.

— Кажется, твое письмо потеряли, — хихикнула Седрелла. Она хотела еще что-то прибавить, но дверь внезапно распахнулась, и дети оказались лицом к лицу с Сигнусом Блэком. Мариус предпочел бы умереть, чем дать отцу заподозрить, что он, его лучший сын, самым недостойным образом подслушивал под дверью, да еще и в компании…

— Седрелла? — отец почему-то обратился к ней первой. Голос его показался Мариусу ледяным. — Иди к себе в комнату к своим гостям. Оставлять их одних — дурной тон.

Девочка бросила на дядю Сигнуса немного испуганный взгляд и убежала. Мариус беспомощно огляделся, а потом снова посмотрел на отца, чтобы встретить его ледяной взгляд.

— Мариус, мы уходим.

— Я позову Поллукса, — с готовностью отозвался Мариус. Теперь нужно вести себя образцово, как настоящий Блэк, и тогда это пугающее выражение уйдет из глаз отца, а интонации его станут как обычно небрежно-неторопливыми.

— Нет, мы с тобой уходим.

— Мы? — сердце Мариуса сжалось. Его накажут! Накажут за то, что он подслушивал! Мальчик почувствовал, что в глазах у него защипало. Только бы не заплакать! Отец этого ни за что не простит! Нужно принять наказание с достоинством. Как настоящий Блэк.

* * *

Они аппарировали. Вдвоем с отцом. Мариус никогда раньше не аппарировал, и нельзя сказать, что ему понравилось. Но он не сказал ни слова. Он будет вести себя просто образцово.

— Иди к себе, — велел отец, едва они вошли в дом. — И не выходи, пока я не позову.

Мариус с готовностью кивнул и побежал наверх. Нужно было вести себя образцово. Но через час безвылазного сидения в комнате мальчик заскучал. Он слышал, как по коридору бегает Кассиопея, слышал, как она говорит с эльфихой и смеется. Читать Мариусу не хотелось, игрушки ему надоели, на своей маленькой метле он так и не научился летать — она всегда почему-то падала, едва он садился. Через полтора часа Мариус уже готов был, вопреки собственным планам, выйти из комнаты и найти отца, чтоб узнать, не забыл ли он о сыне. Через два часа…

Конечно, о нем забыли! И просто необходимо было пойти и напомнить отцу о себе! Мариус выскользнул из комнаты. Справедливо рассудив, что отец, скорей всего, в кабинете, мальчик направился туда. Сестры в коридоре не было, и Мариус радовался этому. Кассиопея наверняка засмеяла бы его, если б узнала, какую глупость он совершил… А смеяться над собой настоящие Блэки не позволяют.

Вот и дверь. Мариус осторожно постучал. Только бы отец не разозлился еще больше! Ведь он, Мариус, всего-навсего подслушивал! Никто не отозвался. Мариус постучал еще раз. Никто не отозвался.

— Хозяина нет дома, — внезапно раздался за спиной у Мариуса голос. Мальчик подпрыгнул и резко обернулся: это была эльфиха. — Хозяин велел проследить, чтобы Мариус не выходил из комнаты.

— Зачем? — невольно возмутился мальчик. Ведь он ничего особенного не сделал! Каллидору и Поллукса и не за такое прощали!

— Мариус не должен обсуждать приказы хозяина, — отрезала эльфиха.

— Но…

— Мариус идет к себе в комнату и сидит там, иначе Трисси свяжет Мариуса.

Это было нелепо. И нечестно. Эльфиха называла его просто по имени и угрожала связать. Как такое могло быть? Не отец же приказал… Отец… Нет, не он! Это все мерзкая эльфиха!

— Я не пойду, — голос Мариуса почему-то задрожал. — Ты не свяжешь меня. Отец накажет тебя! Накажет!

— Мариус не смеет называть хозяина отцом.

— Что?!

Да она просто из ума выжила, эта эльфиха! Кровь бросилась в лицо Мариусу. Он почувствовал, что из глаз брызнули слезы — от обиды, от растерянности. Как смеет эльфиха говорить такое?

— Я накажу тебя! — срывающимся голосом проговорил он.

— Мариус не может наказывать Трисси. Он не сын хозяина, пока хозяин не вернется и не скажет другое.

— Ты… Ты!..

Он хотел броситься на нее, но заставил себя сдержаться. Если эта эльфиха выжила из ума, то она же и правда может его связать! Надо обмануть ее!

— Я сам пойду в комнату, — прошептал Мариус, хотя все в нем требовало свернуть шею эльфихе не медля ни секунды.

— Мариус идет в комнату, — подтвердила она.

Когда дверь закрылась за ним, мальчик услышал, как щелкнул замок. Заперли! Его заперли!

Но кричать или колотить в дверь нельзя. Мариус твердо помнил угрозу Трисси. Нужно дождаться отца, просто дождаться отца…

Но время текло, а никто не приходил за ним. О Мариусе словно забыли. Он слышал, как вернулись мать и Поллукс с Дореей, слышал голос отца, хотя не разобрал слов, слышал, как мать отдавала приказ об ужине — но за ним так и не пришли.

Он не будет унижаться и стучать в дверь, не будет кричать. Блэки так не поступают. Он просто подождет… Он мог бы заснуть. И тогда бы время шло скорей, и наверняка его разбудил бы отец, который сказал бы: «Я наказал эльфиху. Она больше не будет тебя обижать». Или еще лучше: «Я наказал эльфиху, но перед этим она успела убить твоего брата. И ты теперь мой наследник». Это было бы лучшим пробуждением — и Мариус, поверив в него, поскорее закрыл глаза и заснул, убаюканный приятными мыслями.

Но разбудил его вовсе не отец, а какой-то странный стук. Мариус быстро открыл глаза и огляделся. Долгий августовский день близился к концу, и комната погружалась в сумерки. За окном в лучах заходящего солнца Мариус разглядел сову. Наверное, это прилетело затерявшееся письмо из Хогвартса, решил мальчик. Но сейчас ему это было безразлично: никто не приходил. Ладно, надо открыть сове.

Отцепляя письмо с лапки птицы, Мариус уже знал, что оно не из Школы Чародейства и Волшебства. Оттуда присылали большие, красиво надписанные конверты, а это был даже не конверт, а просто кусочек пергамента, кое-как сложенный и привязанный к сове. «Мариусу Блэку». Интересно, от кого?

«Милый кузен, тебя хотят прогнать. Мама с папой говорили об этом. Еще тебе хотят стереть память и отдать магглам. Не знаю, почему. Они не говорили. Беги. Твоя кузина Седрелла».

Мариус несколько секунд смотрел на странную записку, а потом расхохотался. Кажется, Седрелла решила отомстить ему за все! Но не могла она придумать розыгрыш получше? Отдать магглам! Его! Лучшего из Блэков! Самого правильного! Самого воспитанного! Самого!.. Самого…

Мариус опустился на пол. Руки тряслись, перед глазами все плыло. Отдать магглам… А вдруг это правда? Вдруг Поллукс сказал отцу что-то такое о младшем брате, что… что отец действительно…

Мальчик вскочил на ноги. Нужно выяснить… Но как? Он же заперт. И позвать никого не может, потому что если в письме все правда, то ему — сотрут память и отдадут магглам. Нужно как-то по-другому. Мариус огляделся. Окно! Конечно, можно попытаться выбраться через окно.

Он выглянул и вдохнул душноватый летний воздух. До земли, как показалось Мариусу, было не так уж высоко. Если спрыгнуть… нет, так можно сильно расшибиться. А вот перебраться на дерево можно и попытаться. Он взобрался на подоконник и потянулся к веткам ближайшего дерева. Они были всего в паре дюймов от дрожащих пальцев Мариуса. Зажмурив глаза, он оттолкнулся и прыгнул. И сразу же вцепился в ветку, ткнувшуюся в руку. И повис на одной руке. Теперь бы раскачаться и… и… снова зажмурившись, он вытянул вторую руку и осторожно качнулся к стволу.

Минуты через три, весь в ссадинах, тяжело дыша, Мариус уже сидел на земле. Теперь бы найти окно гостиной и послушать, что там говорят. Стараясь шагать как можно тише, мальчик обошел дом. На первом этаже горело три окна. Пригнувшись, он подобрался к одному из них, которое было приоткрыто и откуда доносились голоса, поближе и…

— …твой сын! Сигнус, я понимаю, что… что это просто ужасно и… и позорно, но ты мог бы хотя бы… хотя бы огорчиться!

— Мне кажется, что в этой ситуации лучше и достойнее соблюдать спокойствие, — отрезал отец. — Я пойду за ним прямо сейчас. Нечего тянуть.

Мать всхлипнула.

— Да-да, иди. Бедный мальчик, он там провел почти полдня. А теперь… — судя по всему, она расплакалась.

Мариус стоял, прижавшись к прохладной стене и не чувствовал ее прохлады. Внутри у него все горело. Так записка Седреллы — правда? Они действительно хотят… хотят… Они…

Но почему? Это не мог быть Поллукс. Отчего-то мальчик чувствовал, что старший брат тут все-таки ни при чем, что причина в другом. Мариус быстро вытер вновь набежавшие слезы. Может, все-таки причина в том, что он так опозорил себя, подслушав под дверью? Может, этим он нарушил какое-то до сих пор ему не известное правило Блэков? Опозорил себя этим — как опозорил себя брат отца… Может, и Седреллу прогонят, ведь она тоже подслушивала?

Мариус сидел на земле, закрыв лицо руками. Он не понимал: неужели он совершил такое ужасное преступление? Неужели он повел себя не как настоящий Блэк? Неужели он опозорил себя, как… как те, кого выжгли? Но чем? Мариусу казалось, что голова его сейчас лопнет — или сердце его разорвется. И тогда он умрет прямо здесь, прислонившись к прохладной и шершавой стене дома. Умрет он, а не Поллукс, и это у Поллукса не будет больше брата, а не у Мариуса. И это Поллуксу не придется больше тревожиться из-за брата — возможного соперника, хотя Мариус-то и не был соперником Поллуксу… наоборот, это старший брат стоял на пути младшего. И должен был уйти с этого пути, а не… не…

Он не должен умереть! Не он! Поллукс! Все равно пусть умрет Поллукс.

Мариус сжал кулаки. Пусть все равно… все равно умрет Поллукс! Тогда отец пожалеет о том, что Мариуса нет рядом, и найдет его, и сделает своим наследником! Но пусть тогда его поищут!

Осторожно, чтоб не быть замеченным никем, кто мог бы еще находиться в гостиной, Мариус прополз вдоль стены дома и дальше на пустынную уже улицу. Он хотел броситься бежать, как вдруг услышал голос отца. Пусть даже приглушенный стенами и расстоянием, он звучал громко и возмущенно. И эти непривычные интонации искажали голос отца, делали его чужим, далеким, неприятным. Отвратительным.

— …не нашел его! Эльфиха говорит, что заперла комнату. Я велел ей наказать себя, но толку?

Мать что-то ответила гораздо тише, а потом Мариус снова услышал отца:

— Да, я велю обыскать сад и всю улицу. И если я его найду…

Дальше мальчик слушать не стал. Со всех ног он помчался вниз по улице, чтоб нырнуть в ближайший переулок. Потому что если отец отправит эльфиху на поиски, та найдет его в три минуты. А значит нужно было бежать, и бежать как можно скорее.

* * *

Быть Блэком — это легко. Нужно подчиняться правилам и считать себя лучше всех. Нужно просто считать себя лучше всех и подчиняться правилам. Мариусу Блэку с легкостью удавалось и то, и другое. И теперь, бродя по улицам Лондона, Мариус не мог понять: чего же ему не хватало, что отец хотел прогнать его?

Несколько часов бродил Мариус по ночным улицам. За каждым углом, за каждым кустом и каждым деревом мерещилась ему эльфиха, а иногда мальчику начинало казаться, что его давно выследили и теперь эта… — Мариус зачем-то вспомнил ее имя — эта Трисси нашла его и теперь просто издевается и смотрит из-за поворота, чтоб потом внезапно появиться прямо перед Мариусом и… — что должно было случиться дальше, мальчик придумать не мог и не хотел — слишком страшно было думать об эльфихе сейчас, бродя по едва освещенной улице.

Очень скоро Мариус замерз и устал. Он никогда бы не подумал, что летом, в августе, может быть так холодно. Ведь раньше по ночам всегда было тепло — в комнате, под одеялом. Во сне. Мариус не задумывался, что могло бы быть как-то иначе — что в такое время можно не спать и бродить по улицам, что ночной воздух, пусть и августовский, может пробирать до костей, что от самого легкого ветерка будет трясти как в ознобе, что мантия из тонкой шерсти, которая днем была такой жаркой, теперь покажется слишком тонкой.

Жилых домов в районе, где жила семья Мариуса, было не так уж много, и все больше — недостроенные многоэтажки, которые охранялись разве что собаками. Мариус не боялся их, не представляя себе, что дворовые псы могут быть опасными. А потому мальчик, пусть дрожа и покачиваясь от усталости, но совершенно не чувствуя страха, брел по очередной пустынной улице. Кажется, он понял. Нет, не зачем его выгнали — причины этого по-прежнему оставались загадкой для мальчика — нет, он понял другое: он был уникален. Ему не прислали письма из школы, а значит, он и так уже знает и умеет все, как и должен настоящий Блэк, самый лучший Блэк.

А отец… Мариус задумался — отец выгнал его… верней, не выгнал, а…

Найти верные слова у Мариуса получилось не сразу. Но наконец объяснение пришло: отец решил проверить способности сына. Нужно пробыть целую ночь одному, чтоб доказать, что он умеет все, что должен уметь настоящий Блэк — и теперь даже можно пользоваться магией, наверное — и тогда утром отец найдет его и назовет своим наследником, а Поллукс останется ни с чем. Потому что Мариус Блэк уникален. Потому что он — настоящий Блэк, самый достойный среди всех своих сестер, брата, кузин и кузенов. Мелькнула даже смутная идея, что если он пройдет испытание, его сделают даже главнее дяди Сириуса…

Эти мысли подбодрили Мариуса, ему даже стало немного теплее. Да и Трисси он больше не боялся. Мальчик бросил взгляд на небо, надеясь, что скоро наступит рассвет — и испытание будет закончено. Но на черном, ни капли не посветлевшем небе все так же ярко и холодно блестели серебристые звезды. Мариус устало вздохнул. Только спать, наверное, нельзя. Нужно гулять. Чтоб его необыкновенные таланты и умения в магии смогли как следует проявиться.

И он гулял: заглядывал во дворы, а потом со всех ног мчался от собак, совершенно уверенный, что они не гонятся за ним только потому, что падают мертвыми от его мысленных проклятий, высматривал случайных прохожих, чтоб те как-то угрожали бы ему, а он бы — безо всякой палочки, без всякого обучения — справился бы не только с трусливыми собаками, но и с людьми. Правда, прохожих ему попадалось не так уж много и никто из них не хотел нападать на дрожащего от холода и усталости мальчика. Один, от которого воняло, как от куска протухшего мяса, даже хотел напялить на Мариуса свое пальто, но мальчик, обозвав того грязным магглом, отбился и убежал. Другой попытался согреть Мариуса какой-то мерзкой на вкус жидкостью, по запаху отдаленно похожей на огневиски отца. Этому прохожему даже удалось заставить Мариуса сделать несколько глотков, но после этого мальчика вырвало прямо на доброжелателя и тот, громко ругаясь, погнал Мариуса прочь. Ближе к утру, когда Мариус уже не чувствовал ни рук, ни ног от усталости, а к ознобу прибавилась и лихорадка, какая-то женщина зачем-то пыталась выяснить, кто такой Мариус, где он живет, и предлагала отвести его домой. Она даже собралась куда-то «звонить» — смысл этого слова Мариусу был непонятен, но на всякий случай, когда она пошла «звонить», взяв с мальчика честное слово, что он ее дождется, Мариус сбежал.

Небо светлело. Но Мариус едва ли мог это понять: перед глазами его расплывались алые круги, да и держать глаза открытыми с каждой секундой, с каждым пройденным шагом становилось все сложней. Он давно уже выбрался из района недостроек и теперь, обдирая мантию о колючки, брел по скверу, заросшему разнообразными ползучими и плетучими растениями. С минуты на минуту Мариус ждал появления отца или эльфихи. Лучше, конечно, отца — он появится прямо перед Мариусом, возьмет его на руки и сообщит, что… что…

Мальчик не помнил, что именно должен был сообщить ему отец. Из покрасневших глаз от усталости уже текли слезы, лицо горело, словно его облили перечным зельем, а ноги подгибались. Дрожа, Мариус присел на заплетенную диким виноградом скамейку. Он не должен спать. Нужно потерпеть совсем немного — и все будет хорошо. Придет отец…

Мариус уже не помнил, зачем должен был прийти отец, не помнил, зачем он сам здесь, в этом маггловском сквере, совершенно один. Он не понимал, почему его так трясет, почему так холодно и в то же время жарко ему сейчас, не понимал, почему кровать такая жесткая и неудобная и почему нет одеяла…

Что-то грохнуло. Мариус вздрогнул и закрыл уши руками. Грохот повторился. И снова, снова, снова… Постепенно грохот стал напоминать мальчику собачий лай, но что делать собаке у них дома?

— Милый, там кто-то есть под лавкой! — внезапно услышал он голос женщины.

— Бродяга какой-то, — с облегчением в голосе произнес мужчина. — Барон, идем! Всех бродяг не порвешь!

И они пошли дальше, хотя собака никак не успокаивалась. Какой-то странный сон! И все, скорей всего, потому, что эта эльфиха забрала одеяло. Наверняка это все она! Она последнее время странная — совсем из ума выжила. Она даже грубила Мариусу и утверждала, что отец велел ей… Но Мариус уже забыл об этом. Он не мог долго помнить зло, а уж тем более — грубость ничтожной эльфихи, чью голову уже давно неплохо бы повесить в Доме Блэков к другим головам эльфов, которые служили Блэкам… Это ведь все тетушка Элладора придумала… так хорошо…

— Ну, хорошо, идем сюда, мой милый. Только в колючки не лезь, все руки поцарапаешь!

— Ма! — не Дорея же это! Она слишком выросла, чтоб так сюсюкать. Он же просил ее никогда не заходить к нему в комнату! Надо будет насыпать ей жуков в сундук с игрушками. Вот только проснется. И будет ужасно смешно, когда Дорея разноется и побежит жаловаться отцу, а тот скажет ей, что настоящие Блэки так не поступают, что это нехорошо…

— Все-все, мой милый, идем отсюда, — женский голос немного дрожит. Она явно хочет поскорее уйти.

Нет, не хорошо. Одеяло куда-то сползло, думал сквозь сон Мариус, надо найти его. Хоть и лето, но холодно так… так холодно… Это эльфиха забрала одеяло, потому что отец приказал ей, потому что отец любит Мариуса и хочет испытать его прежде, чем сделать своим наследником и выгнать Поллукса из дома. Потому что Поллукс ничтожество и не умеет колдовать, потому что Поллуксу даже не прислали письмо из Хогвартса… потому что Поллукс не заслужил.

— Сэм, там кто-то лежит! Кажется, мертвый… Мне страшно, Сэм! — девчачий, писклявый голос ворвался в его сон. Это, наверное, тетя Бельвина. Это у нее такой противный голос. Невольно Мариус закрыл уши руками. Наверное, она пришла поздравить Мариуса с тем, что Поллукс умер и он, Мариус, теперь наследник.

— Успокойся, Глэдис, идем отсюда, — в мужском звучит разочарование. Конечно, это дядя Сириус. Он разочарован, потому что Мариус теперь главнее всех, главнее даже самого дяди Сириуса, такой же главный, как дедушка Финеас Найджеллус.

— Да-да, Сэм, идем! Зачем ты только завел меня сюда! — это снова тетя Бельвина. Да, лучше ей уйти, она мешает Мариусу спать. Пусть только она принесет одеяло…

— Сэ-э-ээм! — визжит девушка. — Это… этот… что-то говорит!!! Бежим, скорей уходим!

Все затихло. Мариус снова прижал руки к груди и вытянул ноги. Сквозь шторы пробивался свет. Скоро его разбудят и позовут позавтракать. Его разбудит отец. Скоро уже придет и разбудит. И сообщит всем… всем… Мариус не помнил, что должен сообщить отец. Главное, что он придет.

Свет уже был даже слишком ярким. А может, Мариусу так только казалось? Ему никогда не позволяли спать дольше положенного, да и сам он не позволял себе — настоящий Блэк… потому что он настоящий Блэк.

Но почему же так холодно? Почему так жарко? Почему нечем дышать?.. Дайте ему одеяло, откройте окно, или он умрет раньше Поллукса, а ему нельзя, ни в коем случае нельзя умереть раньше Поллукса… потому что тогда отец разочаруется в нем… Отец не придет и не скажет, что Мариус — лучший из всех.

Ведь отец хочет испытать его.

— Здесь, здесь кто-то есть! Сюда! — крикнула какая-то женщина. Ее голос, немного хриплый и явно старушачий, был совершенно не знаком Мариусу. Наверное, это жена старшего кузена Арктуруса. Тоже пришла поздравить.

— Иду, — негромкий мужской голос. Конечно (Мариус приоткрыл глаза, ему даже стало теплее), это отец! Наконец-то…

— Да, это он.

Яркий свет ударил по глазам Мариуса. Мальчик невольно прикрыл глаза рукой. Почему эта эльфиха вечно открывает шторы?!

— Закрой их немедленно! — губы почему-то пересохли, и говорить было больно. — Шторы закрой!

— Мариус, ты слышишь меня, Мариус? — отец понял его и положил, кажется, себе на колени. Открывать глаза тоже было больно. Но отец низко склонился над ним, так низко, что его волосы касались лица Мариуса. Но почему у отца длинные волосы и бородка?.. Наверное, отросли за ночь, так ведь бывает…

— Да, — пробормотал он. Голос оказался хриплым. — Я… это я. Я… — горло сжалось в спазме, — прошел твое испытание?

— О чем это он, Финеас?

— Не знаю, Идрис, — отец убрал волосы с его лица. Видимо, он закрыл шторы, потому что теперь свет уже не бил в лицо, и глаза болели меньше. — У него жар. И, похоже, он сильно замерз.

Отец сильнее прижал его к себе. Дрожь потихоньку унималась.

— Думаю, нам стоит аппарировать к тебе. Я смогу подлечить его.

Мариус наконец открыл глаза полностью. Над ним склонились двое. И если мужчина был немного похож на отца, то женщина с незнакомым голосом ни капли не напоминала тетю Меланию. Хотя Мариус не помнил жену старшего кузена Арктуруса, но не могла же она быть такой старушкой с совершенно седыми волосами и острыми шпильками в прическе!

— Мариус, как ты себя чувствуешь? — тихо спросил отец.

— Больно говорить, — еле слышно пробормотал мальчик. И правда, сейчас только это причиняло неудобства. Мариусу было тепло и спокойно.

— Ты знаешь меня?

— Ты мой отец. — Мариус не понимал, зачем эти вопросы. Не думает же отец, что всего за одну ночь в одиночестве Мариус мог забыть его?!

— Финеас… — беспокойно произнесла старушка, — ты уверен…

— Все в порядке, Идрис. Он слишком много перенес за одну ночь. Аппарируем ко мне.

Мариус чувствовал себя слишком слабым, ему было слишком спокойно и радостно от того, что отец сейчас заберет его домой, что мальчик не стал даже спрашивать, кто такая эта старушка. Может, тетушка Элладора? Но тетушка Элладора была совсем другой, когда Мариус видел ее в последний раз…

Аппарировать было неудобно и неприятно, но какая уже разница… Как угодно — зато он дома, с отцом — и скоро увидит разочарованного Поллукса. И посмеется ему в лицо.

Что было дальше, Мариус помнил слабо. Старушка долго хлопотала над ним, давала выпить какие-то зелья, обжигавшие горло, колдовала, поправляла пахнувшее свежестью одеяло. Отец ушел. Мариус иногда спрашивал, куда он подевался, но старушка только мрачнела и принималась хлопотать еще усерднее. Потом она тоже ушла, и Мариус заснул. Больше не было ни жарко, ни холодно. Горло больше не болело, и слезы не лились из глаз. Он был счастлив. Совсем скоро отец при всех расскажет, что именно Мариус — лучший из Блэков.

Отец пришел, когда за окном вновь стемнело. Мариус к тому времени давно проснулся, но из-за сильной слабости оставался в постели. Рассеянно он оглядывал комнату, котороая почему-то стала гораздо меньше, чем раньше, балдахин с кровати пропал, а шторы сменили расцветку с темно-зеленой на серую с мелкими голубыми листочками, но пока Мариусу это было безразлично. Кое-что другое интересовало его гораздо больше.

— Поллукс уже умер? — с нетерпением спросил он, едва дверь за отцом закрылась. Тот почему-то нахмурился и покачал головой. Его отросшие за ночь волосы теперь были завязаны на затылке, а мантия показалась Мариусу совершенно незнакомой.

— Твой брат жив, Мариус. Не говори больше так, хорошо? — голос звучал спокойно, хотя взгляд оставался хмурым.

— Но ведь он должен был умереть, — с тревогой в голосе произнес Мариус и привстал на подушках. — Ты обещал мне, помнишь, ты обещал? Если я буду достойным Блэком! Ведь Поллуксу даже не прислали письмо, — последние слова мальчик произнес с усилием, потому что силы кончились.

— Мариус, — отец наколдовал стул с высокой спинкой и придвинул его к кровати, — твой брат жив. И он получил письмо. Это ты не получил его.

— Потому что я лучше всех, — выдохнул Мариус, усаживаясь на подушках.

— Нет, — голос отца был очень серьезен, привычная неторопливость пропала. Теперь слова звучали коротко и отрывисто. Но почему-то это успокаивало Мариуса. — Потому что ты не можешь колдовать. У тебя нет магии, понимаешь?

— Ну да… — пробормотал Мариус, — ведь у меня не было палочки, так? А когда будет…

— Нет, Мариус, — настойчиво проговорил отец. — У тебя не будет палочки, ты и с ней не смог бы колдовать. Ты сквиб, понимаешь?

— Я — кто? — Слово показалось Мариусу на удивление противным.

— Сквиб. Ты не сможешь колдовать никогда. Каждое лето Идрис — ты уже видел ее — присылают из Хогвартса списки тех, кого зачислили в школу, и она сопоставляет эти списки со списками родившихся одиннадцать лет назад. Таким образом она отслеживает сквибов, понимаешь? И помогает им. Потому что во многих семьях поступают, как в нашей… как в твоей пытались поступить с тобой. А это жестоко и бездумно.

— Отец, — прошептал Мариус, который едва следил за странными объяснениями, — но я тут при чем?

— Я твой дядя, Мариус, — твердо сказал тот, наклонившись к мальчику. — Не отец. Твой отец выгнал тебя. Хотел стереть память, но сначала ты убежал, а потом вмешались мы с Идрис. Откуда ты узнал, что тебе грозит опасность?

Смутно Мариусу припомнилось письмо Седреллы.

— Кузина написала.

— Которая?

— Седрелла. Она тоже подслушивала. Она вечно подслушивает. Ее нужно наказать, ведь это недостойно, ты же понимаешь?

— Ты никому больше не говорил об этом?

— Нет, только тебе. Но ты же не… не накажешь меня, отец?

— Называй меня «дядя Финеас». Так никто больше не знает, что это Седрелла предупредила тебя?

— Нет. Ее записка… она была в кармане.

— Идрис нашла, да, когда приводила твою одежду в порядок, — кивнул отец. — Тогда все в порядке. Ты голоден?

— Да, но я же проспал завтрак…

— И обед тоже. Но мы с Идрис еще не ужинали, так что поешь с нами.

Это был не отец. Этот человек вообще не был Блэком. Ни один Блэк не сказал бы так… и тут Мариус вспомнил. Седрелла говорила о дяде Финеасе, которого выжгли с Древа. Который опозорил себя. Который больше не был Блэком, который стал никем, меньше, чем никем, потому что опозоривший себя Блэк…

Мариус посмотрел на сидевшего у самой кровати «бывшего Блэка». Тот смотрел на мальчика с каким-то странным выражением в глазах — выражением, которое Мариус прежде никогда не видел. И постепенно понимание пришло к нему. Это было нечестно, несправедливо и обидно до слез, но он все-таки был Блэком. И должен был смело смотреть правде в глаза. Мариус вцепился в одеяло.

— Дядя Финеас? — дрогнувшим голос проговорил он.

— Да?

— Я теперь никто? Ничтожество, да? Как ты?

— Да.

— Потому что не умею колдовать, а все Блэки должны уметь?

— Да.

— А ты умеешь?

— Умею. Но я не умею…

— Любить правила и считать себя лучше всех, — договорил за него Мариус. Теперь дяде Финеасу нужно уйти. Если он может так жить, то Мариус не сможет. И не хочет. Ведь у него никто не спросил, никто не давал ему выбор… Мариус быстро посмотрел на окно. Хорошо бы этаж был повыше. Если упадешь и разобьешься, то точно умрешь. Пусть… пусть Поллукс радуется, что теперь он самый лучший… все равно это только потому что… потому что… Но Мариус не мог найти объяснение.

Финеас Блэк кивнул.

— Но что теперь мне делать?

— Поговорим об этом позже, хорошо? И лучше не со мной, а с Идрис. Она в этом лучше разбирается. Она объяснит тебе, чем ты сможешь заниматься дальше. Но пока ты поживешь со мной, Мариус, — Финеас теперь не отрываясь смотрел племяннику в глаза. — Или ты хочешь вернуться в семью, чтоб тебе стерли память?

— Нет, — быстро ответил Мариус. — Лучше здесь. Ты ведь тоже бывший Блэк. Я хочу еще поспать. Можно? Можно, я поем попозже?

— Да, — Финеас Блэк поднялся со стула. — Позовешь меня, когда проснешься, — и после небольшой паузы, во время которой он взмахом палочки убрал стул, прибавил: — И не вздумай сбегать. Запирать я тебя не стану. Это только просьба.

Мариус вздрогнул. То, что он задумал, тоже можно было считать побегом. Но дядя Финеас — не Блэк, его можно не слушаться, потому что сам он не умеет соблюдать правила. А кроме того... Мариус просто не сможет здесь.

— Ты сын моего брата. Ты — моя семья. И будешь жить со мной, понял? Идрис поможет тебе, — дядя Финеас уже стоял в дверях, но по-прежнему внимательно смотрел на племянника. Немного рассеянно, словно это было не так уж важно, он направил палочку то ли на кровать, то ли на стену за ней и легко взмахнул. Зачем — Мариус не понял, но ведь он и не должен теперь — в глазах защипало — понимать магию. — Будешь жить — и как-нибудь я выбью все глупости насчет превосходства Блэков из твоих мозгов.

— А зачем ты...

— Сам поймешь, — непонятно чему усмехнулся Финеас. — А теперь спи.

Дверь неслышно закрылась за ним. Мариус, замерев, ждал, когда шаги затихнут в коридоре. Затем он осторожно спрыгнул с кровати. Колени от слабости подогнулись, и Мариусу пришлось вцепиться в спинку кровати, чтоб не упасть. Ладно, подумал он, идти не так уж и долго: окно всего в трех шагах.

Один.

Мариус чувствовал, что упадет, если отпустит спинку кровати.

Два.

Пальцы осторожно разжались. Нужно только оттолкнуться от спинки и успеть вцепиться в штору.

Три.

Тяжело дыша, Мариус оперся о подоконник. Теперь только открыть окно... Но пальцы почему-то не слушались, соскальзывали со шпингалетов, словно те были намазаны маслом. Промучившись несколько минут и уже чувствуя, что силы совсем оставляют его, Мариус сел на пол. Неужели, он такой неловкий?! Или это все из-за усталости и лихорадки? Или он просто плохо старался... Мариус не без труда поднялся на ноги и, подтянувшись на руках, взобрался на широкий и низкий подоконник. Можно, конечно, просто разбить окно... Какая разница: поранится он или нет, если всего через несколько мгновений он разобьется о землю?! Мариус ударил локтем по стеклу. То мелодично зазвенело — но ничего больше не произошло. Мариус стукнул сильнее, еще сильнее — но стекло только звенело и дрожало. Неужели дядя заколдовал стекло? Как он посмел?! Как он, полное ничтожество, нет, даже хуже, чем ничтожество, посмел догадаться, что Мариус собирается сделать? Как он...

Ну конечно! Мариус сел на подоконнике, положив подбородок на колени. Они теперь одинаковые — он и дядя Финеас теперь наравне, вот дядя и понимает все мысли Мариуса. Стоило об этом догадаться!

Почему-то с этой мыслью слабость отпустила. Может, он и не Блэк, но все равно знает: нужно держаться своих. Может, потом он еще попытается разбить стекло и выпрыгнуть, потому что от одной мысли о жизни с магглами Мариуса тошнило, — но не сейчас. Сейчас нужно пойти вниз и поесть. И посмотреть, как ведет себя тот, кто, как и Мариус, когда-то был Блэком, а теперь стал никем, меньше, чем никем. Потому что он будет учиться вести себя так, как подобает его нынешнему положению. Потому что он любит правила и соблюдает их — и по-прежнему имеет на это право, ведь чтобы быть Блэком этого оказалось мало.

Он оставит при себе любовь к правилам. И постарается стать лучше всех среди не Блэков.