Два рояля в кустах

Глава 1. После эпилога

Разум возвращался к действительности по-черепашьи медлительно, неохотно. Тело сковывали остатки сна, но каким-то краем сознания Гарри уже ощущал себя не на платформе девять с дробью, а в кровати.

Последние видения еще стояли перед глазами, но отходящий от станции «Хогвартс-экспресс» постепенно терял свои очертания, расплываясь в белых клубах пара, вырывающихся из паровозной трубы. Или это был лондонский туман, не успевший рассеяться к отходу поезда? А осень действительно рано наступила в этом году. Или наступит спустя девятнадцать лет?

Долгие девятнадцать лет пролетели как-то подозрительно быстро, словно один день, он даже подробностей запомнить не успел. Был немного удивлен, что умеет водить машину, причем, весьма уверенно, по крайней мере, со стороны казалось именно так. Сначала и себя, странно печального и озабоченного, и жену, бросающую на старшего сына красноречивый взгляд, способный укротить тигра, и трех детей – у каждого свои проблемы - и две тяжело нагруженных тележки (Каждому ребенку – персональная сова!) он наблюдал как картинку на широком экране. Но потом явственно ощутил крепко вцепившуюся в его отцовскую руку маленькую теплую ладошку рыженькой девочки, и понял, что этот – нельзя уже сказать «молодой человек» без видимой натяжки - он, Гарри, а девятилетняя Лили - его дочь.

Сомнений не было в главном: прошло девятнадцать лет, и, наверное, счастливых лет, хотя деталей и частностей не представили, потому как вот это ощущение: «Шрам не болел уже девятнадцать лет. Все было хорошо», - не уходило. Его дом полон жизни, дети... в общем, живые такие нормальные дети. Миссис Гарри Поттер храбро дрессирует всех четверых.

Он все еще видел худенькое личико черноволосого мальчика с ярко-зелеными глазами, доставшимися в наследство от бабушки. Вихрастая головка сына маячила в окне поезда, глаза ребенка сияли от предвкушения скорой встречи с Хогвартсом. А самому Гарри было почему-то грустно.

Хотя, наверное, это просто дает знать о себе предстоящая долгая разлука с младшим сыном, который так похож на своего отца: и внешне, и, пожалуй, по складу характера. Рассудительный, но эмоций и переживаний в его детской душе чересчур много. Старший Джеймс-Сириус (гремучая смесь имен, а вместе с ними и характеров – не просто так, для гладкого звучания) этим пользуется, морочит брата при каждом удобном случае. Наивный Ал, по доброте душевной, всему верит и с легкостью – на радость Джеймсу - дает себя заморочить...

Ну, вылитый он, Гарри, в свои одиннадцать лет. Тоже боится попасть в Слизерин. Боится проморгать фестралов. Растерянный возглас Ала: «Ты же говорил, что они невидимые!» - и Джеймс в полном восторге.

Имя еще это странноватое: Альбус-Северус... Какое-то оно неестественно солидное и громоздкое, не для одиннадцатилетнего ребенка. Может быть, потому младший Альбус так легко принимает шутки Джеймса за чистую монету? Думает – это всерьез. Ничего, это не самое страшное, мальчик когда-нибудь вырастет, превратится в мужчину. Ведь у этого мальчика нет уродливого шрама на лбу, а значит, все в его судьбе как-нибудь сложится.

- С ним все будет в порядке, - тихо произносит Джинни, подтверждая его мысли.

- Конечно, - отвечает Гарри, потому что всем сердцем надеется на лучшее.

Жаль, что у Северуса жизнь оборвалась столь трагично, да и Дамблдора трудно назвать счастливым человеком. А тут невероятное сочетание: Альбус-Северус! Оба, конечно, великие люди, но разве величие делает человека по-настоящему счастливым? На него, как на живую знаменитость, сейчас с любопытством смотрят из каждого окна, а он не испытывает ничего, кроме неудобства. О чем, спрашивается, думал одиннадцать лет назад, выбирая имя сыну?

Последний вагон поезда деловито простучал колесами и скрылся за шумом вокзала. Платформа все еще полна провожающих, но люди уже опустили руки, минуту назад дружно махавшие вслед уходящему поезду. На Джинни – тоже уже не прекрасная семнадцатилетняя девочка – рассеянный взгляд Гарри долго не задерживается, он смотрит на своих друзей, Рона и Гермиону, на улыбающуюся Лили и смеющегося Хьюго. Нечаянно улыбается сам.

Рука привычным с детства жестом машинально тянется к молниеобразному шраму, который по-прежнему, как в далеком детстве, красуется на лбу всеми своими тремя извилинами. «Тремя, потому что три – это первое магическое число в волшебной нумерологии», - наставительный голос лучшей ученицы Хогвартса всколыхнул ускользающие мысли.

Но новая волна какой-то странной сонной неги опять завладела сознанием и ненадолго унесла в море туманных сновидений. А потом вернулась к берегу, покачивая на себе своего пленника, и осторожно оставила его одного, как морские волны, вдоволь наигравшись, оставляют на песке маленькие пустые раковины.

«Осень все-таки холодная», - мысленно признался сам себе Гарри, пытаясь натянуть себе одеяло на голову и хоть как-нибудь согреться.

Ничего не получилось: утренний холод оказался сильнее старого стеганого одеяла. Признав свое поражение, Гарри открыл глаза и окончательно проснулся.

Очки лежат рядом, на тумбочке, как и сама тумбочка, густо покрыты пылью. Вытащив волшебную палочку, Гарри наставил ее на свою бесценную оптику и с помощью «Экскуро» собрал со стекол большую часть пыли. К счастью, маленький ворсистый квадратик искусственной замши, который Гарри берег для протирки стекол, оказался на месте, в верхнем кармане рубашки, и вскоре старые «велосипеды» вновь служили своему подслеповатому хозяину.

Простые мирные бытовые заклинания – что может быть лучше? За что, собственно, и боролись.

Несколько минут очкарик придирчиво осматривал до боли знакомую гриффиндорскую спальню, с пристрастием переводя взгляд с высокого потолка на голые стены, машинально пересчитывая кровати. После долгих странствий Гарри, наконец-то, ощущал себя дома, а потому все казалось родным, включая жалкий кустик кусачей герани, с недовольным видом растопыривший шершавые зубчатые листья из разбитого цветочного горшка, кое-как перевязанного магической лентой. Кто-то все-таки успел позаботиться и об этом кустике, предусмотрительно спустив его с подоконника на пол. Все пять кроватей стоят на привычных местах, но три из них лишены полога, а голые полосатые матрасы приютились с краю, около деревянных спинок, обиженно свернувшись в трубочку.

«Интересно, кто здесь жил в этом году? Мне, Рону и Дину было не до учебы. Остаются только Невилл и Симус. Ощетинившаяся кусачая герань, вне всяких сомнений – хозяйство Невилла. Симус обожал сборную Ирландии по квиддичу, но от яркого живого плаката, несколько лет украшавшего одну из стен спальни мальчиков, ничего не осталось. Можно лишь попытаться угадать место, где раньше, на фоне зеленого трилистника, красовалась отважная семерка: обои должны, по идее, выглядеть чуть-чуть темнее в этом правильном прямоугольнике. Это будет особенно хорошо различимо, если выглянет солнце...»

Первая мысль пришла и ушла, едва Гарри заметил в комнате еще одно существо. На полу, беспомощно свернувшись калачиком на маленьком прикроватном коврике, спал Кикимер. Густой туман, через разбитое вдребезги окно проникший в скромное убежище победителя Темного Лорда, чувствовал себя истинным хозяином положения.

По краям пустой оконной рамы торчали острые края стекол. «Надо же, даже заклинания «Неразбиваемости» не помогли», - невесело подумалось Гарри. Он взял одеяло с соседней кровати, и, как следует, укрыл закоченевшего Кикимера. «Совсем ведь замерз, бедняга»,- подумал Гарри, ограждая палочкой домовика от посторонних звуков.

Будить Кикимера не хотелось, а потому Гарри не рискнул переносить старого эльфа на свободную кровать. Стрелки больших настенных часов, украшавших западную стену, безнадежно застыли на одном месте, и тупо глядя на них в тщетном, впрочем, весьма кратковременном ожидании какого-то движения, Гарри невольно подумал, что последний раз смотрел на часы, когда вынырнул из Омута памяти.

Это запомнилось. Наверное, потому, что в тот момент, безотчетно глядя на бегущие планеты, был глубоко и всецело уверен: время начало обратный отсчет его недолгой жизни, еще каких-нибудь полчаса, час – и все будет кончено.

Чувствовать себя живым было даже немного странно. Конечно, Гарри всегда хотел жить, но всей его впечатляющей юношеской наивности не хватало на то, чтобы реально представлять себя вполне живым, а Волан-де-Морта, напротив, окончательно мертвым. И вот надо же, свершилось! Не только живой, но даже, вроде бы, вполне здоровый, руки-ноги целы, голова соображает... Чудо, одним словом.

Шрам, и тот на месте, хотя знать о себе не дает совершенно. Полностью исчезло даже легкое покалывание, к которому за последний год привык настолько, что оно казалось вполне естественным, природным, что-то вроде беспрерывного напоминания о том, что он, Гарри Поттер – Избранный, и он должен... Долгов великих много, Поттер – один, и далеко не великий. Потом, через много лет, расскажет своим будущим детям... нет, внукам. На детях как-то заклинилось: Джеймс, пожалуй, балбес, Альбус слишком впечатлительный, Лили чересчур застенчива, почти как Джинни в детстве.

Какие, во имя штанов Мерлина, дети? Ерунда, какая! У Гарри Поттера нет пока никаких детей, он это... ЭТО самое... ничего для этого не сделал.

Гарри посмотрел на свою руку, медленно сжал и разжал пальцы. Еще недавно он явственно чувствовал в этой руке теплые пальчики своей младшей дочери, и мягкая ладошка малышки Лили как будто отодвинула далеко назад страшные события вчерашнего дня, стерев с тела грязь и кровь, дав истерзанной душе отдохнуть. Чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы не потерять враз рассудок и как-нибудь, худо-бедно, пытаться жить дальше.

Теперь злополучный шрам - просто дефект кожи, правда, все равно досадный. На вокзале все-все, кому не лень, глазели из окон поезда на его рассеченный лоб, благо стрижка короткая. Да, совсем забыл: в машине успел разглядеть в руках Джеймса вкладыш от шоколадной лягушки со своей глупой физиономией. Одного беглого взгляда достаточно, что очки этот, с позволения сказать, интеллектуал, носит не то для пущей важности, не то того хуже – для имиджа. Короче, порох человек не изобретал и не изобретет никогда, но знаменитый шрам красуется на законном месте, а Избранный, благодаря родному шраму - на вкладыше от шоколадной лягушки. Лучше бы, все-таки, совсем исчез с лица старый зигзагообразный друг, но, видимо, не судьба.

Сейчас раннее утро... Он скрылся от поклонников Гарри Поттера как раз утром, второго мая. Солнце только-только взошло, и как там «смешно» заметил Рон: «Начинал чувствоваться масштаб трагедии...». Но тогда что выходит - он целые сутки спал? Вполне возможно, если учесть, что перед последним действием трагедии он не спал почти двое суток. В ночь перед фантастическим ограблением банка заснуть так и не удалось.

«Когда же я почувствую счастье?» – этот странный наивный вопрос возник еще на пути к круглому кабинету директора, где его, Рона и Гермиону ждал портрет Дамблдора. Но счастья не было, по крайней мере, оно не ощущалось. Было облегчение от чувства выполненного долга и от того, что кошмар, вопреки, казалось бы, всякому здравому смыслу, все-таки закончился.

И еще какое-то странное опустошение. Причем во всем: в теле, в мозгах, в душе, в шраме этом дурацком... Ну, ладно: последнее не так уж и плохо, переживать уж точно не стоит.

Может быть, потому в душе пустота, что отдал себя без остатка своему долгу? Звучит как-то чересчур круто. Впрочем, он же сам когда-то сказал Рону, что «оно всегда звучит куда круче, чем было на самом деле», так что чему удивляется? Он должен был убрать с дороги Темного Лорда, и он это сделал, как сумел. Собственно, на этом все. Если бы он еще смог сделать так, чтобы жертв было поменьше! Не смог.

Гарри чувствовал, что сейчас просто не сможет ни с кем не разговаривать, не отвечать на вопросы. Вот хотя бы немного, хотя бы пару часов – нет, сутки - нужно ему, чтобы собраться с мыслями, осознать, что ли масштаб... Да, трагедии, и пусть звучит круто. К сожалению, к несчастью, к всеобщему горю - страшной, немыслимой, ужасающей трагедии.

Последнее, что он помнил, это появление в спальне Кикимера с тарелкой бутербродов и стаканом тыквенного сока. Гарри сразу же запер заклинанием дверь покрепче, и залпом опустошил стакан с соком. К бутербродам, по-видимому, так и не притронулся. Они теснились на тарелке дружной разноцветной горкой.

Желудок тут же подтвердил эту здравую мысль голодным урчанием и знакомой с детства тупой болью. Хлеб успел зачерстветь, а сыр обветрился, но все еще было вполне съедобно, да и не привык Гарри привередничать насчет еды. Он тихо плеснул в стакан воды из волшебной палочки, той самой, с пером феникса внутри, которая вновь служила ему верой и правдой.

«Ну что, Гарри Поттер, за победу? - неожиданно для себя вслух произнес Мальчик-Который-Выжил-Дважды. – Или за то великое чудо, что остался жив. Нет, за тех, с кем чуда не случилось, за тех, кто погиб».

Вчера родители погибших со слезами на глазах пожимали ему руки, стремясь выразить таким образом благодарность за избавление от каждодневного ужаса, за то, что все наконец кончилось. Сегодня «прочие» восторги неизбежно отойдут на второй план, останутся только горе потерь и траур по близким, которых не вернешь. У него, Гарри, тоже есть свой список, своя боль: Фред, Люпин, Тонкс. За остальных тоже больно, но этих людей он знал ближе, а потому и горе ощущалось острее. Как он будет смотреть в глаза миссис Уизли? Ответа на этот вопрос не было. Если только со временем все образуется?

Стакан опустошил залпом, быстро наполнил водой еще – в горле основательно пересохло за двадцать часов беспрерывного сна. И хорошо, все-таки, быть волшебником, по крайней мере, за водой бегать не надо. Беготня за Темным Лордом, чаще от Темного Лорда – это так, прогулка перед началом новой интересной жизни... Господи, неужели у Гарри Поттера теперь будет своя собственная жизнь? Неужели он, во имя штанов Мерлина, сможет вот так вот, запросто, прогуляться, например, в Хогсмид или в Косой переулок... Без охраны – вот главная фишка! Не верится...

От выпивки отвлек невнятный шум из оконного проема. Сова? Нет, этого зрелища Гарри не ожидал: из густой белой массы тумана медленно проявлялся костлявый драконий череп, обтянутый темной кожей. Глаза без зрачков мягко светились. Не иначе, фестрал! Впрочем, чему удивляться? Столько крови... И вокруг замка, и в самом Хогвартсе.

Вслед за черепом тут же материализовалась не менее костлявая шея, а потом и весь летающий скелет целиком. Но и это было не все. Верхом на этой темной лошадке, упираясь ногами в основания черных кожистых крыльев, сидела не кто-нибудь, а Гермиона. Гарри даже не сразу поверил своим глазам, вернее сказать, совсем не поверил. Гермиона и полеты – это вещи не совместимые. Ну, почти несовместимые. Однако голос подруги рассеял последние сомнения:

- Гарри, ты здесь?

- Я-то здесь, - поспешил отозваться Поттер. - А вот ты как решилась подняться в воздух? Ладно, держись пока крепче. И осторожнее, я сейчас, - Гарри быстро очистил заклинанием большое прямоугольное отверстие, гордо именуемое окном гриффиндорской спальни от многочисленных острых осколков, злобно ощетинившихся по краям проема. – Готово! Давайте, двигайте сюда!

Жуткая неземная морда с белыми потусторонними глазами без зрачков, словно уяснив его слова, согласно кивнула, и тут же все это чудо природы сложило свои кожистые крылья, резко уменьшившись при этом в размерах, и легко коснулось нижнего основания окна. Еще мгновенье, и оба ранних посетителя, летающая лошадь и боевая подруга, стояли на запыленном полу.

Значит, Гермиона тоже видит фестралов. Удивляться было нечему, только от этой печальной мысли в душе не прибавилось радости.

Самому фестралу было решительно все равно, видит его кто-нибудь или не видит. Он не спеша огляделся по сторонам, остановил свой немигающий взгляд на тарелке с бутербродами, и справедливо рассудив, что ничего более интересного в этом месте его не ждет, резво потянул свою зубастую пасть к съедобному содержимому посудины.

Желудок возмущенно взвыл от такой несправедливости, но с места Гарри не сдвинулся, и еще некоторое время молча продолжал наблюдать, как бутерброды один за одним дружно исчезали в беззастенчивой пасти этой большой летучей мыши.

- Диковинные создания! – тихий голос Гермионы прозвучал совсем рядом, за спиной. – Я разглядела их, я имею в виду фестралов, только сегодня. Знаешь, когда ты их видишь под собой своими глазами, летать не так страшно. А тогда, два года назад, мне казалось, что я проваливаюсь в пустоту, когда мы попадали в воздушную яму.

- И все равно, как же ты решилась? – спросил Гарри, поворачиваясь к девушке. - Что-нибудь стряслось? Где все наши? Рон, Джинни, Невилл?

- Не знаю. Сегодня утром я не видела ни Рона, ни Джинни. Правда, мне сказали, что они отправились домой, в Нору, еще вчера утром. У них... ты знаешь... Фред..., - голос Гермионы заметно дрогнул, - в общем, похороны должны быть завтра.

- А ты где была? – снова спросил Гарри.

- Да практически рядом с тобой, в спальне для девочек. Я только помню, как Рон довел меня до лестницы. Дальше его, разумеется, лестница не пропустила, - Гермиона вздохнула. - Впрочем, остальное все смутно, мне кажется, я просто рухнула в кровать и отключилась. Когда проснулась, было уже темно, и довольно долго не могла сообразить, где же я? Знаешь, все случившееся кажется настолько невероятным!

В гостиной встретила Невилла, тоже полусонного. Собственно, он и передал мне, что Рон и Джинни вместе с братьями и родителями отправились домой, в «Нору». И еще Молли просила передать, что нам с тобой лучше пока побыть в Хогвартсе, потому что она сама, к сожалению, пока не имеет ни малейшего, даже приблизительного понятия, что ждет их дома. Цел ли еще сам дом? Они же больше месяца там не показывались, после того, как Билл отвез всю семью к тетушке Мюриэль.

- Если «Нору» сожгли, то это заметить не сложно, - осторожно вставил Гарри.

- Нет, Гарри, - быстро откликнулась девушка. – Сам дом вроде бы стоит, это мистер Артур проверил, но... Понимаешь, Невилл говорит, что миссис Молли так виновато замялась, признавшись в том, что во многом «все в старой доброй «Норе» держалось на ее волшебной палочке». Ну, одним словом, она бы не советовала... Она сама боится переступать порог и подниматься на верхние этажи, и вполне возможно, еще некоторое время семье придется злоупотребить гостеприимством родственников.

- Но, может быть, мы могли бы чем-нибудь помочь? – рассеянно спросил Гарри, уныло перебирая в голове возможные варианты содействия, но не обнаруживая ничего подходящего случаю.

Сам он столько раз «злоупотреблял гостеприимством» семьи Уизли и их нелепого старого дома, державшегося, как он и предполагал, единственно силой волшебства. Устойчиво выглядел только кирпичный свинарник, служивший основой, а вот все поздние пристройки доверия не внушали. Да дело было даже не в шаткой конструкции дома. Он слишком хорошо помнил потерянный взгляд миссис Уизли, когда она горевала об отсеченном ухе Джорджа.

«Но могло быть гораздо хуже... Ведь он жив», - тихо звучали в голове ее скупые, до неправдоподобия, слова. Обычно миссис Уизли более красноречива, а тут вдруг такая тихая растерянность. И еще усталость, немым грузом давящая на плечи, заставляющая горбиться, делающая походку замедленной, а движения скупыми, экономными, как будто сносившийся организм, не зная, что ждет впереди, интуитивно бережет немногие остатки сил. А силы понадобятся, потому что Фред мертв, и уже ничего с этим не сделать. И ничем не поможешь.

Пожалуй, лучше пока оставаться в Хогвартсе, по возможности, не причинять миссис Молли и ее семье лишних неудобств. То, что простительно несовершеннолетнему школьнику, не может позволить себе взрослый человек. А он, Гарри, уже взрослый молодой человек, и у него есть свой дом, завещанный Сириусом, а значит, есть, где жить.

Да о чем он, в принципе, переживает? Вот же он, его настоящий дом – Хогвартс! Даже если по каким-то надуманным причинам летом в замке нельзя находиться посторонним, то до начала летних каникул почти два месяца. Все, решено – никто его отсюда не выгонит до конца июня. Гарри Поттер, к примеру, умеет стекла вставлять, дядя Вернон в свое время заставлял.

- В Хогвартсе тоже много работы, - произнесла Гермиона, подтверждая его размышления. - Гарри, почти пятьдесят человек погибли! – подруга внезапно сорвалась. - Родственники понемногу забирают своих... А вот раненых так просто не заберешь, и остаток ночи я помогала мадам Помфри. Ближе к утру миссис Августа, бабушка Невилла, все-таки уговорила её немного поспать. Знаешь, у Невилла мировая бабушка.

- Не сомневаюсь, - коротко заверил Гарри, вспоминая решительную суровую пожилую женщину. После вчерашнего глубоко в душе как-то незаметно сформировалась уверенность, что бабушке с внуком повезло чуточку больше, чем внуку с бабушкой, но это были так, мелкие детали. - Слушай, так что же мы здесь сидим? Я-то вроде как выспался.

- Гарри, погоди, - остановила его Гермиона, дотронувшись до руки. - Я, собственно, искала тебя, потому что мне нужно было с тобой серьезно посоветоваться.

- Серьезно? А разве мы сейчас разговариваем не серьезно? Или что-то еще случилось?- спросил Гарри, и по утвердительному взгляду Гермионы понял, что так и есть.



Глава 2. Плохие новости

Гермиона собиралась с мыслями бесконечно долго, по всей видимости, не зная с чего начать. Крылатый гость успел не только основательно подчистить тарелку, но и, осторожно обнюхав кустик герани, недовольно фыркнуть. Быстро потеряв к цветочному горшку какой-либо интерес, фестрал, подогнув под себя копыта, разлегся на полу, около тумбочки, и, судя по всему, собирался хорошенько отдохнуть.

Когда почти драконья морда скрылась под одним из темных кожистых крыльев, собранных в гармошку, Гарри, все это время - от нечего делать - рассеянно следивший за фантастической черной лошадью, не выдержал.

- Предлагаю по старой доброй английской традиции начать с того, что есть две новости: хорошая и плохая, - деловито предложил он, расправляя покрывало на кровати и жестом приглашая девушку присесть. - Давай сначала плохую!

- Почему сначала «плохую»? – удивилась Гермиона, наблюдая за деловитой суетой друга.

- Потому что четкое понимание того, что хуже уже не будет, внушает оптимистический взгляд на дальнейшее развитие событий. Философия не моя, а одной славной девочки по имени Джинни, - вспомнив о рыженькой подружке, Гарри улыбнулся, чуть-чуть, одними губами.

- Джинни? – уточнила Гермиона. Гарри показалось, что в голосе девушки прозвучало недоверие. – Мне помнится, я слышала нечто подобное от...

Резко замолчав на полуслове, девушка нервно дернула правой рукой, в которой держала волшебную палочку, переступила с ноги на ногу и растерянно оглянулась по сторонам.

«Кто-то из погибших, список длинный...», - машинально отметил про себя Гарри между глубоким вдохом и выдохом. По негласному правилу, свято действовавшему внутри «гриффиндорского трио» вот уже несколько лет, давящих разговоров на непоправимую тему, по возможности, следовало избегать. Иначе тронешься умом раньше времени.

- Знаешь, здесь надо бы немного прибраться, - предложила Гермиона, указывая на битое стекло, сметенное кем-то в дальний угол спальни.

Гарри подозревал, что этим «кем-то» был Кикимер, сам-то он на мусор значительного внимания не обратил. Кучка заметно таяла на глазах, и через минуту после того, как Гермиона начала орудовать палочкой, от битого стекла ничего не осталось. Спустя еще мгновенье заблестела горизонтальная поверхность тумбочки, освобожденная от скопившейся пыли.

- Вот и славно! – оживился Гарри, усаживая Гермиону на собственноручно расстеленное покрывало. - Давай, присаживайся, и выдавай плохую новость, - с этими словами он устроился на красно-коричневой гриффиндорской тумбочке поудобнее и выжидательно уставился на Гермиону.

- Хорошо, будь, по-твоему, - согласилась девушка. - Так вот плохая новость в том, что только что арестовали миссис Малфой. Прямо в кабинете у Слизнорта, при мне.

- Вот как... значит, - задумчиво обронил Гарри, медленно сползая со своего седалища. Тумбочка пошатнулась, и гриффиндорец едва не свалился на задремавшее скелетообразное тело. Фестралу не понравилось, он сердито вздрогнул, но промолчал.

Почему-то в минуты волнения всегда нападала необъяснимая потребность двигаться, вроде бы, таким образом, удавалось выплеснуть из перегретой головы часть эмоций.

Значит, взялись за всех подряд... за Малфоев, в том числе. Вчера на них и внимания-то никто не обращал. А ведь Гарри Поттер, тот, который снова выжил, сейчас имеет возможность переставлять ноги и измерять шагами пол от стены до стены только благодаря Нарциссе. Как она вообще оказалась там, в лесу? Ее же не было на кладбище в ту страшную ночь, когда Волан-де-Морт, во всем своем безобразии, вылез из котла?

Это просто какое-то невероятное, неправдоподобное везение, что никто из окружения Волан-де-Морта не осмелился подойти к поверженному мальчишке. Чего они все ждали? Когда повелитель придет в сознание?

Все эти вопросы, один за другим, пронеслись в голове, как стая встревоженных птиц, но ответы не спешили последовать вдогонку. Хотя, насчет последнего более-менее понятно: если сам Темный Лорд боялся приблизиться к нему – а это Гарри интуитивно почувствовал еще на поляне – то почему все его приспешники должны были проявлять показной энтузиазм? У них там эта... иерархия (словечко было почерпнуто из «Истории магии»).

Остановившись и закрыв глаза, Гарри попытался вспомнить свои ощущения, когда он, без какой-либо надежды на счастливый исход, лежа на холодной земле, ждал худшего.

Миссис Малфой, к слову, тоже не рвалась на освидетельствование трупа. Ну, да... Там еще щелкнуло одно из трех «незаменимых» заклинаний и раздался короткий вскрик боли. Уговорил, стало быть, благородную леди Великий Сирота... Мальчику-Который-Выжил опять повезло.

Тогда, в лесу, Гарри решил, что Нарцисса просто хочет увидеть сына, а вот сейчас такой уверенности не наблюдалось. Как-то слишком это легкомысленно: нагло врать Темному Лорду, который, как говорил Снейп, почти всегда знает, когда ему кто-то лжет. Риск колоссальный, и собственные никчемные мозги - живое тому подтверждение. Драко от разоблачения матери точно не стало бы легче.

- Гермиона, - обратился Гарри к девушке, которая все это время молча следила за его бесцельными перемещениями по комнате, - ты случайно не знаешь: волшебник может как-то физически или морально чувствовать долг жизни?

- Ты думаешь, Нарцисса солгала, потому что чувствовала долг жизни за спасение Драко? – переспросила Гермиона.

Гарри, обрадованный тем, что его поняли, согласно кивнул.

- Не знаю, - честно призналась Гермиона. Наверное, выражение лица Гарри пребывало в раздосадованном состоянии, так как девушка поспешила добавить: – Но когда вы с Роном спасли меня от тролля, я много чего чувствовала.

- Ну, нет. Это не считается, - возразил Гарри, присаживаясь напротив подруги. – Это обычная человеческая благодарность. Ты ведь знала своих спасителей в лицо, а Нарцисса ничего не знала про пожар, и, тем не менее, решилась на ложь. Вот я и думаю – почему?

- Что ж, у тебя будет возможность спросить об этом у нее самой, - с грустью заметила Гермиона.

Она не сказала ничего определенного насчет посещения тюрьмы и свидания с узницей, но Гарри уже понял, что вознесение благодарственных молитв своему чудесному спасению придется срочно заменить конкретными действиями, а глубокомысленное созерцание потолка и глобальные философские размышления о жизни и смерти вовсе предоставить Плаксе Миртл. Благо, прозрачной девочке из заброшенного туалета не привыкать.

- Ладно, - примирительно произнес Гарри, закрывая минорную тему, - сегодня же топаю в министерство, расскажу все, как есть про миссис Малфой. Надеюсь, что-нибудь да изменилось в ведомстве под старой телефонной будкой. Надеюсь, персонального дементора к Нарциссе не приставили, в Азкабан еще не успели спровадить.

- Нет, нет! С этим все в порядке, - суетливо провещала Гермиона. - Я уже переговорила с Перси, он сказал, что как таковых дементоров на службе у министерства теперь нет.

- Перси? – переспросил Гарри. – Он же вроде как в отставке? Или уже восстановили в должности?

- Мне кажется, он сам себя восстановил в должности, - Гермиона усмехнулась. - Да не кипятись ты так, Перси – не самый плохой вариант. Если человек способен осознать свои поступки и раскаяться...

- ...и пересидеть в должности первого секретаря трех министров, одного за другим...

Какого Мерлина Поттер взъерошился на Перси, сказать было трудно. Вроде бы лично ему, Гарри, мистер Персиваль Уизли зла не делал, и если уж его простила собственная семья, то его, Поттера, мнение, вообще, дело десятое. Подумав две секунды, Гарри решил, что во всем виноват недавний странный сон, вроде как там он предпочел обойти важного человека из министерства стороной. Правда, так и не уяснил, почему. Ну, ладно, будем считать, что просто неудачно выразился.

Гермиона «выражения» не поняла совсем. В ответ на ехидное замечание Поттера она тихонько икнула и напряженно вытянулась в струнку, с лица стерлись последние намеки даже на слабенькую улыбку. Глядя на нее, Гарри уже не на шутку испугался.

- Что-то еще случилось?

- Не совсем..., - пробормотала Гермиона, еще раз икнув. – Просто он... то есть Перси... Он едва не пережил четвертого министра магии... То есть, временно исполняющего обязанности...

- Кингсли? – с ужасом прошептал Гарри. Низ живота странно похолодел. – Но ведь этого не может быть! Вчера он же был... живой вчера!

- Он и сейчас живой, - стремительно ответила Гермиона, откровенно стараясь успокоить. – Но уже успел пережить первое покушение на жизнь от какого-то фанатика, из тех, что вчера не сдались, а сбежали. Госпитализирован в крайне тяжелом состоянии, очень похоже на то черномагическое проклятие, которым угостили меня в конце пятого курса. Мадам Помфри вместе с вечерними газетами надеется, что мистер Бруствер поправится, но сейчас он без сознания, и вряд ли придет в себя в ближайшие дни. Собственно, это вторая плохая новость.

Немного помолчав, глядя на ошарашенного друга, Гермиона продолжила:
- Перси клятвенно пообещал, что лично проследит за безопасностью Нарциссы и ее мужа, и даже обеспечит всеми возможными удобствами, а Люциуса, того хуже, необходимым лечением. Типа, они не могут не задержать мистера и миссис Малфой, поскольку именно в их поместье был штаб пожирателей. И Сам-Знаешь-Кто обитал там же, по большей части. Старика Оливандера, мастера волшебных палочек, в подземелье держали почти два года. Так что Нарциссе и Люциусу, как это не печально, не уйти ни от дачи свидетельских показаний, ни от обысков.

- Ну, что ж... Очень даже логично, - задумчиво прошелестел Гарри. Как ни крути, а Малфои за что боролись, на то и напоролись. Он, конечно, постарается сделать все возможное ради Нарциссы, а, заодно, и ради ее семьи. Но говорить лучше с Кингсли, он вроде правильный был сэр, должен понять. Мистер Персиваль Уизли будет тупо и уперто отстаивать каждую букву закона до последнего кривого крючка и загибистой загогулины.

- Но если сейчас миссис Малфой ничего не грозит, то может, - пробормотал Гарри, с надеждой вглядываясь в лицо подруги, - может быть, скажешь уже хорошую новость? А?

- К сожалению, не могу, - нисколько не шутя, ответила Гермиона, категорично покачав головой, - за неимением оной. Есть только еще одна плохая.

Гарри напрягся, Гермиона продолжила.

- Мне удалось поговорить с миссис Малфой. Гарри, я очень надеялась, что смогу получить назад свою старую палочку из виноградной лозы. Но она призналась, что моей палочки у них нет, под ними я имею в виду семью Малфоев. И более того, сама Нарцисса никогда даже не держала ее в руках.

Утрата волшебной палочки – это, конечно же, печально, но, по сравнению с прочими печалями не столь трагично, по крайней мере, вполне поправимо. Гермиона явно преувеличивала масштаб катастрофы, Гарри не удержался, глубоко вздохнул, сдвинувшись на край кровати, приблизил корпус к девушке поближе и заговорил, изо всех сил стараясь сделать свои слова как можно более значимыми:
- Гермиона! У меня тоже есть плохая новость. Один ходячий скелет не из мира сего нагло сожрал все мои припасы вот с этой вот тарелки. Не Бог весть что там и было, но я как раз хотел осушить стакан «за нашу славную победу», а остался в результате ни с чем.

- А что пить собирался? – заинтересовалась Гермиона.

- Агуаменти, – меланхолично признался Гарри.

- Тогда это не считается. Не серьезно, - Гермиона неловко улыбнулась. - Гарри, мы обязательно... Не знаю, до сих пор не могу поверить, что все закончилось. Но если бы ты только знал, как мне нужна моя старая волшебная палочка! Драко тоже не смог мне сказать ничего определенного. Люциуса я не видела. Белла мертва. Сивый тоже. Остается еще один мародер, кажется, они называли его Струпьяр. Наверное, тоже оборотень, раз тасовался в банде Сивого. Среди убитых его нет, остается маленькая надежда, что он арестован и находится под охраной, в министерстве. И еще очень надеюсь на обыск в доме Малфоев.

- Гермиона, - Гарри выразительно посмотрел на свою подругу, надеясь убедить - может быть, твоя старая волшебная палочка все-таки не стоит того, чтобы разыскивать ее сломя голову. Извини, я, конечно, понимаю, что ты к ней привыкла, и всякое такое, и опыт в том числе... Но, ты же у нас умница, и я уверен, что найдется палочка, которая будет рада выбрать тебя, как бы это сказать, в спутницы жизни.
Мистер Оливандер, хвала Мерлину, жив, и, кажется, идет на поправку. Он же уже сделал палочку Луне. А если у тебя нет денег, то я с радостью готов оплатить все твои расходы, если, конечно, гоблины не воспрепятствуют посещению их банка моей сомнительной персоной.

Увидев перед собой характерное скептическое «гермионистое» выражение лица, поспешил добавить:
- А что? Ты что думаешь, они рады будут меня видеть после того, как мы пару дней назад разворотили половину «Гринготтса»? Правда, с помощью нашего большого огнедышащего друга, старого дракона.

- Гарри, а ты уверен, что в твоем сейфе еще лежат золотые галеоны? – с подозрительной подковыркой спросила Гермиона.

- А куда им деваться? – поразился Гарри. - Я вроде как, последний год жил экономно, питаясь в основном, подножным кормом, номера в отелях не снимал. Так что все золото истратить никак не мог, при всем желании.

- Ох, Гарри, какой же ты, все-таки, наивный! – сказала Гермиона с усталым вздохом. - Боюсь, что не для себя ты экономил весь этот год, – со значением посмотрев на недоумевающего Гарри, она пояснила:
- Посуди сам: красноглазый и его прихлебатели хозяйничали в «Гринготтсе» почти год, как у себя дома. Неужели ты думаешь, что они могли оставить без своего пристального внимания сейф «Нежелательного лица номер один»?

- Но..., - попробовал возразить Гарри и тут же закрыл рот, потому что понял, что Гермиона права. В том-то и состояла горькая историческая истина, что народ гоблинов не контролировал волшебный банк практически с августа прошлого года, уж в этом-то Крюкохвату можно было верить. А Волан-де-Морт решал свои проблемы с надоевшим до зубной боли Поттером всеми возможными способами.

- Ну что? Дошло? То-то же! – возглас подруги, нескрываемо удовлетворенной достигнутым эффектом, вывел Гарри из легкого ступора.

Нет, он никогда не придавал особого значения деньгам. Но если признаться, приятно было осознавать, что у тебя есть личный сейф, полный круглых золотых галеонов, серебряных кнатов и сиклей. Ну, так, на непредвиденные расходы. Болван! Нужно было еще прошлым летом, сразу после похорон Дамблдора, забрать оттуда как можно больше, для дальней и долгой дороги. Не пришлось бы тогда на продуктах экономить все эти долгие месяцы. Ведь, если честно, жили они все втроем на деньги Гермионы, потому что только ей пришло в голову заглянуть в банк и снять со счета наличные.

- А я-то наивно думал, что я - не я, а «самый богатый в мире Карлсон», – уныло продекламировал Поттер, выворачивая пустые карманы джинсов. Не обнаружив в них ничего, кроме мусора – слипшейся пыли, какой-то непонятной шелухи и каменной крошки, «горестно» вздохнул. От «Экскуро», выпущенного из волшебной палочки, все исчезло.

- Ох! Гарри Поттера финансы поют печальные романсы, – в тон ему проговорила Гермиона, глядя куда-то в себя и вяло обводя указательным пальцем жаккардовый узор на покрывале. – Извини, в голове такая жуткая пустота, что ничего, кроме глупостей на ум не приходит. Ладно, не казнись, уверена, что все образуется. Министерство, если конечно там еще сохранились люди с остатками совести, надавит на гоблинов, справедливость восторжествует, золото вернут.

- Ага, вернут они! За вычетом причиненного банку материального и морального ущерба, - отложив палочку, Гарри начал с досадной злостью загибать пальцы: - Разворотили проход из подземелий в верхний холл - раз, собственно саму верхнюю часть здания - два, выпустили, можно сказать увели дорогостоящего дракона – три, взломали фамильную пещеру Лестрейнджей – четыре, и самое главное, своим дерзким ограблением вынесли смертный приговор целой куче гоблинов.

А это уже моральный ущерб, как любит повторять мой дядя Вернон. Я ему этот моральный ущерб одним своим существованием причиняю уже почти семнадцать лет подряд. Ну, с дядей у нас такие... особые родственные отношения, мы с ним это... – друг друга стоим, - наскоро скорчив виноватую мину, пояснил Гарри. - А вот гоблинов жаль: все-таки пострадали ни за что, и, как-никак, из-за нас. А ведь у них тоже - семьи, дети, а их в расход пустили.

Выдав эту тираду, Гарри остановился в немалом изумлении. Сам не ожидал, что список «грандиозных свершений» ради «нашей победы» окажется столь масштабным. Особенно, когда дело дошло до несчастных гоблинов и, собственно, их трагически оборванных жизней. Но, делать нечего, придется и это приплюсовать к своим великим долгам. Вчера некогда было особо задумываться, но платить-то по счетам все равно ведь придется. Впрочем, говорить об утраченных, полностью или частично, финансах все равно было проще, чем о потерянных жизнях, будь то малознакомые гоблины или свои же однокурсники.

- А ты уверена, что с моим наследством все настолько... х-мм... печально? – спросил Гарри с ухмылкой, «страдальчески» покосившись на пустую тарелку.

- К сожалению, уверена, - категорично подтвердила Гермиона. - Я даже не сама до этого додумалась, мне Билл сказал, когда заподозрил, что мы что-то замышляем с Крюкохватом. Он предупредил, чтобы мы не вздумали даже пытаться проникнуть в твой собственный сейф. Во-первых, он, по надежным слухам, пуст, во-вторых, из него будет не выбраться, там установлены ловушки, что надо. Персонально на тебя. Цени!

- А что же ты только сейчас говоришь об этом? – едко осведомился Гарри. - Я бы много раньше смог оценить в полной мере значимость моей несравненной персоны.

- А не хотели тебя расстраивать, - отмахнулась Гермиона. - Да у нас даже разговоров не было о посещении твоего сейфа. Так что мы с Роном решили, что тебе говорить не стоит. Посетить банк легально и забрать свои деньги ты все равно не мог, а пойти на ограбление второй раз... Это не по-гриффиндорски. Скажешь, не права?

- Да права, - охотно согласился Гарри. Действительно, заделаться гангстером во второй раз было бы слишком. - А вы с Роном не могли представить себе, что нечто подобное могло нас поджидать и в пещере Лестрейнджей? Там и денег было побольше, не считая практически бесценных семейных реликвий. Да и крестраж требовал к себе особого внимания.

- Представь себе, могли, - спокойно ответила Гермиона. - И даже представили. Более того, даже с Биллом поговорили. Ну, то есть мы, конечно, не спрашивали конкретно про Лестрейнджей, но так... поинтересовались, многие ли хранилища защищены подобным образом?

- И...? – Гарри громко икнул.

- Что и...? – мрачно переспросила Гермиона, но узрев в лице друга растерянность, граничащую с недоверием, пояснила: - В общем, мистер Билл Уизли скромно так дал понять, что такие специалисты по установке и взлому заклятий, как он, и еще пара-тройка его бывших коллег, на дороге не валяются и в «Гринготтс» на работу уже довольно давно не ходят. Так что ты так и остался у Сам-Знаешь-Кого на особом положении.

- Это меня и утешает,- примирительно согласился Гарри.- А если честно, то безумная была идея. Скажешь не так? Ты сама-то посуди: трое подростков идут грабить персональный сейф в самом надежном в мире банке! Одного не понимаю: как нас Билл вообще отпустил на это мокрое дело?

- Сама задаю себе тот же вопрос уже который день, - душевно призналась Гермиона, вставая с места и безнадежно разводя руками, - в свободное от других вопросов время. Одно только и спасает от перегрузки, что этого свободного времени за последние два дня было до чрезвычайности мало.

- Его и сейчас особо нет, - скептически заметил Гарри. – Но, я так думаю, у нас еще будет возможность расспросить обо всем у самого Билла.

- Так ты думаешь... он все же мог как-то догадываться... о наших планах? – робко, запнувшись пару раз на короткой фразе, девушка, тем не менее, озвучила свои мысли.

Гарри пожал плечами, в упор глядя на Гермиону, которая и в самом деле, выглядела не в меру задумчивой. Спустя несколько долгих секунд он все же выразительно покачал головой, подтверждая версию подруги. По крайней мере, в откровенном разговоре тет-а-тет Билл произнес ключевую фразу: «Ограбить «Гринготтс» - и то не так опасно...».

Не находя большого смысла упорно и неотступно ломать голову над поведением самого старшего брата Рона (скоро можно будет просто постараться выведать тайну непосредственно у Билла), Гарри счел более разумным перейти к следующей немаловажной проблеме.

- Ладно, ограбление банка - дело прошлое, а что сделано, то сделано, - проговорил он, изо всех сил стараясь выглядеть бодрым и, по-возможности, увести Гермиону от напрасных в данный момент раздумий. – Повелитель дементоров, разумеется, прибрал к рукам гоблинов вместе с «Гринготтсом», но зато я счастливый обладатель сразу трех волшебных палочек. Так что, поскольку ты у меня на правах лучшего друга, и, можно сказать, почти сестра, то я искренне готов с тобой поделиться. По-семейному.

С этими словами Гарри демонстративно достал все три волшебные палочки, хозяином которых он стал волею судьбы: отрепарированный Остролист с пером феникса, бывшую палочку Драко, боярышник с шерстью единорога, и Старшую палочку, ранее принадлежавшую Дамблдору. Гермиона с заметным интересом следила за его действиями.

- Бузину не предлагать! – сразу же заявила девушка, едва Гарри успел выложить перед ней палочки на золотисто-бордовое покрывало и отойти на полшага в сторону.

- А феникса я тебе сам не отдам! – твердо отрезал Гарри.

- И, похоже, выбора у меня нет, - Гермиона резко подвела итог, и неутешительный, как показалось Поттеру.

Немало раздосадованный отсутствием должного интереса подруги к палочке из боярышника, и надеясь как-то выправить ситуацию, он добросердечно пробормотал:
- Между прочим, хорошая палочка. Здорово нас всех выручила.

Это Гарри сказал совершенно искренне, поскольку честно признавался самому себе, что не завладей он вовремя волшебной палочкой Драко, кто знает, чем и как все это закончилось бы, и где бы сейчас был он сам.

– Гермиона, ну, я же тебе плохого не предложу! – продолжал настаивать Гарри.

- Буду надеяться, - утешила подруга, впрочем, слегка улыбнувшись. - Только, ты же знаешь, я должна отобрать палочку у тебя силой. А иначе она все равно не признает меня за своего хозяина.

- Какие проблемы? – не унимался Поттер, бодро потирая руки. - Сейчас устроим дуэльный клуб. Нет, не здесь, конечно, тут еще Кикимер спит. И надо бы чем-нибудь подкрепиться. Но после завтрака - непременно. Нашлешь на меня парочку заклятий...

- Не думаю, что все так просто, Гарри, - перебила Гермиона, поднимаясь с кровати и подходя к дверям. - Дуэльные клубы в Хогвартсе и раньше были, вспомни хотя бы ОД. Что мы там, разоружающих заклинаний друг на друге не пробовали? Да не такое применяли. И, тем не менее, палочки всегда возвращались к своим владельцам.

- Так ты думаешь, они, я имею в виду волшебные палочки, соображают, что это просто тренировка? – спросил Гарри, продолжая рассуждать вслух. - Хотя, если уж сами выбирают хозяина, то и соображать вполне могут себе позволить. Предположить такое вполне логично.

- Скорее чувствуют, - откликнулась Гермиона, стоя к Гарри спиной и тщетно пытаясь повернуть массивную дверную ручку из старой бронзы.

- Все равно, можно попробовать, - не успокаивался юноша.

- Нет надобности, Гарри, - Гермиона еще раз с силой нажав на неподатливую ручку, но, так и не добившись успеха, повернулась к другу. - На самом деле волшебная палочка у меня есть. Правда, точно даже не знаю, чья. Трофейная. Досталась мне в честном бою, - пояснила девушка, - но работает неплохо, а это главное. Потом покажу ее мистеру Оливандеру на предмет опознания. Все-таки надо знать, с чем имеешь дело.

С этими словами Гермиона достала трофейную палочку, и, постучав ею по заевшему замку, скрытому в бронзе, отчетливо проговорила заклинание: «Аллохомора!» Замок, вопреки ожиданиям, не заскрежетал, и дверь не распахнулась. Гермиона неодобрительно покачала головой.

- Но как тебе удалось? – спросил Гарри. До сих пор он молча наблюдал за тщетными попытками Гермионы открыть дверь, и был немало удивлен вызывающим поведением старой потертой бронзы. Что-то он не мог припомнить, чтобы за годы его учебы в школе что-то подобное случалось. Хором прогулять, например, прорицания из-за загрызшего замка – это достойно бли...

В груди резко сжалось. Зря он... Не надо было об этом думать! Сможет ли теперь Джордж, без Фреда, оставаться самим собой? Итак, одна неприятность за другой.

- В каком смысле удалось? – осведомилась Гермиона, придирчиво осматривая свою волшебную палочку, словно живое существо. – Как видишь, пока ничего не удалось.

Гермиона, подозрительно скосившись на запертую дверь и неподдающуюся ручку, с недоумением уставилась на друга. Тот в ответ неопределенно пожал плечами, скривив мышцы лица и опустив вниз уголки губ, потянулся за волшебной палочкой, не забывая, однако, о продолжении разговора.

– В смысле, удалось достать трофейную палочку, - терпеливо пояснил Гарри, шагая по направлению к девушке. Она посторонилась, с видимым удовольствием предоставив парню поле деятельности.

- Это элементарно, Ватсон! – снисходительно ответила Гермиона, философски взирая на безрезультатные попытки Поттера уговорить дверную ручку. - Есть такое полезное заклинание: «Экспеллиармус»...

- В самом деле, Холмс? – старательно подпел Гарри, отворачиваясь от зловредной двери, удивляясь себе. В голове, как назло, царила такая откровенная пустота, что о чем-либо, кроме пустяков говорить было тяжко и горестно. Но так хотелось хоть какого-то, хотя бы минимального позитива, пусть даже в сомнительном союзе со знаменитым сыщиком. - Как же я мог забыть про наше любимое заклинание? Но, тем не менее, любезный мистер Холмс, если все так удачно сложилось, и вы являетесь владельцем вполне приличной палочки, хотя и с неизвестным прошлым, то, что, же вы, уважаемый сэр, откровенно пудрите мне мозги? – и Гарри выразительно посмотрел на собеседницу.

- Как знать, как знать, дорогой доктор Ватсон, – ворчливо пробурчала Гермиона. - А может быть, мне хотелось лишний раз удостовериться, что вы являетесь истинным джентльменом, и готовы отдать самое дорогое горячо любящей вас сестре.

- Вот именно, что лишний раз, сэр, - обиделся Гарри, сделав ударение на слове «лишний»,- так не честно, между прочим! Мы ведь друзья, а друзьям нужно доверять.

- Шутка, прости, - Гермиона глубоко вздохнула, стала вдруг серьезной, глаза потухли. – На самом деле, Гарри, моя старая волшебная палочка из виноградной лозы с сердцем дракона крайне, отчаянно нужна мне из-за моих родителей. Ты же помнишь, что мне пришлось поменять им память, и отправить в Австралию. Так вот, вернуть им все их воспоминания о прошлой жизни в полном объеме я могу только той палочкой, которой колдовала год назад. Иначе никак.

- Ты уверена? – справился Гарри. Впрочем, спрашивать не было смысла, он сразу поверил, что Гермиона говорит правду.

- Понимаешь, если память изменяют по-мелкому, то можно все вернуть на место любой другой палочкой. Это если дело касается какого-то отдельного события, или эпизода. Но мне-то пришлось поменять всю их жизнь за последние восемнадцать лет. Они же уверены, что у них вовсе нет, и никогда не было дочери. В такой ситуации орудовать другой палочкой – это страшный риск! Можно легко отправить обоих на соседнюю коечку с нашим старым знакомым Локонсом. И с родителями Невилла, - произнесла Гермиона чуть тише. – Короче, я не знаю, что делать Гарри. Я не хочу потерять родителей. Знаешь, у меня самые лучшие родители на свете. Можно, конечно, оставить все, как есть, и попробовать заново наладить с ними контакт, но все равно, это ведь уже не то... Верно?

- Ох, Гермиона! – у Гарри невольно вырвался возглас сострадания, смешанный с немалым восхищением умом своей лучшей подруги. - А ты уверена, что сможешь..., что у тебя получиться вернуть им память на место?

- Я нисколько не сомневаюсь в успехе, если буду действовать своей старой палочкой, - твердо заявила Гермиона. - Теорию я знаю на «Превосходно». В конце концов, можно немного потренироваться. Ты ведь, как любящий брат, не откажешь своей любимой сестре?

- Без вопросов, сэр! – произнес Гарри благородным голосом истинного джентльмена, - То есть я хотел сказать, леди..., - тут же поправился новоиспеченный герой и для пущей убедительности постарался сделать свои зеленые глаза максимально честными.



Глава 3. Волан-де-Морт, Кикимер и Тенебрус

Наверное, честные глаза героя были не вполне убедительными, подруга выглядела раздосадованной, и, как показалось, пристально следила за его мнимым раскаянием, относясь к нему без должного доверия.

- Гермиона, ну, что ты... Не обижайся, у меня это... с языка сорвалось, - стал оправдываться Гарри, увидев потускневший взгляд Гермионы и почувствовав в душе слабый укол совести. Справедливости ради следовало бы сказать, что укол совести был не сильнее комариного укуса. - Ну, ты же знаешь, ты для меня всегда была ...

- ...своим парнем, - закончила за него девушка. - Ох, Гарри, ты безнадежен! Ладно, проехали.

Основательно задетый за душу и сердце последним, справедливым, в общем-то, замечанием, Гарри решительно запротестовал:
- Гермиона, да я... я самый надежный в мире человек, но...

- ...со шрамом, - проговорила девушка, как показалось, излишне драматическим шепотом, приправленным невесомыми, почти эфирными издевательскими нотками, одновременно буравя взглядом его лоб. При этом собственный лоб Гермионы покрылся продольными складочками, брови сдвинулись в кучку. Судя по всему, присутствие шрама на прежнем месте, если уж не огорчало, то не в меру озадачивало подругу. Гарри, под ее взором, невольно дотронулся рукой до шрама и привычным жестом провел пальцами по шероховатым извилинам. Гермиона виновато опустила глаза.

- ...но раньше от меня все время требовали добавлять обращение «сэр», - уперто продолжал озвучивать свою версию Гарри, - вот я и усвоил!

Глупость иногда говорить полезно. Эту нехитрую мудрость Гарри сообразил, наблюдая, как удрученно-печальное выражение лица Гермионы постепенно менялось на критично-самодовольное. Перемена, как ни странно, обрадовала, хотя раньше – он хорошо помнил – это заметно раздражало. Продвинуться в размышлениях дальше не удалось, так как Гермиона заговорила.

- Должна вам признаться, сэр Гарри Поттер, - переход Гермионы на «вы» существенно осложнял положение героя, и это несколько напрягало, - когда вы, обращаясь ко мне, произнесете: «Мадам», я, пожалуй, запью это слово доброй порцией хорошего йада.

- Ну, знаешь, ты загнула! – радикально среагировал Гарри. Представить свою подругу в роли «мадам» - это было как-то уж совсем не по-гриффиндорски. – Максимум «леди» или...

- Только не «сестра»! – с категоричной твердостью заявила Гермиона.

Вот этого Гарри не понял. Он всегда так хотел иметь свою собственную семью, что как-то незаметно для себя стал считать Рона и Гермиону своей настоящей семьей. Да они и были для него как родные, особенно после гибели Сириуса, который был для Гарри и отцом, и братом, и дядей одновременно. Считать Сириуса дядей - это, пожалуй, ближе всего к истине. Его отец, Джеймс, нашел в Хогвартсе брата, потому что они с Сириусом были как братья. Не каждому в жизни дается такое счастье - найти себе брата. Не по крови - по духу.

А у него, Гарри, есть сестра. Настоящая. Самая лучшая!
Рон - лучший друг, и они с Гермионой любят друг друга.

Гарри даже не нашелся, что сказать. Вроде и возражать было не к месту, и соглашаться язык не поворачивался. Как это – нет сестры, когда есть? Вот уже семь лет без малого у него, Гарри, есть сестра!

Замешательство Гарри незамеченным не осталось, Гермиона вздохнув, промолвила:
- Гарри, может быть, не стоит дразнить меня «сестрой» так уж откровенно? Начинаешь чувствовать себя монахиней. Так что лучше уж твое неподражаемое «сэ-эр».

Вот это был уже другой разговор. Услышав более-менее внятное объяснение, Гарри совершенно успокоился. Пусть семья у него необычная, и «родственники», оказывается, не любят, когда им напоминают вслух о родственных отношениях, но, тем не менее, ближе, чем Рон и Гермиона у него нет никого. Джинни, конечно, славная девочка, но и она существовала в сознании как-то неотъемлемо от Рона. Причем «золотое трио» отдельно, Рон и его сестра тоже отдельно. Рон, на правах старого друга, на почетном первом месте. И это правильно, потому что у парней так положено.

- Кстати, - произнесла Гермиона, озабоченно скосившись на плотно закрытую дверь спальни и переходя на почти деловой тон, – а что у нас все-таки с выходом? Ты помнишь, чем дверь запирал?

Поттер взглянул на нее с красноречивым видом: «Справилась у покойника о здоровье!». Гермиона нахмурила брови.

- Совсем ничего не помнишь? М-да... очень смешно..., - медлительно, с легким ворчанием, проговорила она. – А мы ведь и с той стороны не смогли открыть, хотя пыхтели все трое: Невилл, Луна и я.

- Луна тоже в Хогвартсе? – оживился Гарри. Отсутствие привычного выхода нисколько не волновало. Более того, прокручивая в голове полученную информацию, он всерьез почувствовал, что какого-либо сожаления по поводу того, что сейчас они здесь, вдвоем, обсуждают последние новости, нет и в помине. Да что там говорить, единственное, что ему сейчас нужно, это вот такой вот дружеский разговор с близким человеком, и запертая от мира дверь – то, что надо. Наверное, потому она и не открылась... Подсознательно он этого не хочет, магия, естественно, не работает.

- А где же ей еще-то быть, Гарри? – вопросом на вопрос Гермиона ответила тихо, с хмурой, сумрачной печалью в голосе. – Дом разрушен, мистера Лавгуда доставили из Азкабана еле живого, в сознание не приходит, несмотря на все усилия мадам Помфри. Как Луна еще держится – не понимаю? На лице, кроме глаз, ничего не осталось!

Гарри слушал подругу, раскрыв рот. Все-таки не зря он говорил друзьям, что Луна – сильная. Но все равно: многовато для девочки, да еще после трех месяцев, проведенных в затхлом подземелье.

- Знаешь, Гарри, - вздохнула Гермиона, устало приложив ладони к глазам, - похоже, в ней так сильна вера, что все будет хорошо, что все остальное она отметает, как лишнее, не относящееся к делу. Ей плевать, доказано это или не доказано, главное, что она в это верит. Я вот так не могу, - призналась Гермиона с неподдельным прямодушием, правда, большого сожаления в голосе по этому поводу не просматривалось.

- Наверное, каждому свое, - рассудительно заметил Гарри. Ему, в принципе, тоже нередко приходилось полагаться исключительно на веру. Доказательств либо вовсе не существовало, либо на их сборы и обсуждения не было времени. Да взять хотя поиски последнего крестража-диадемы. Ухватился ведь за соломинку, а она оказалась безукоризненно полноценным бревном.

- Наверное, ты уже догадался, - продолжала Гермиона, - но именно Луна и посоветовала мне добраться до тебя верхом на крылатой лошади.

- А метлы?

- Склад мадам Трюк основательно завалило вместе с метлами, - неожиданно жестко ответила Гермиона.

Последняя реплика подруги вернула к суровой действительности, Гарри почувствовал кожей, что, как ни занимательна милая беседа о пустяках, пора кончать балаган и переходить действительно к серьезному разговору, который до сего момента как-то незаметно отодвигался. Мальчик-Который-Победил взял свою подругу за руку, усадил на кровать и, взмахнув волшебной палочкой, прошептал: «Оглохни».

- На всякий случай, - сказал Гарри. – У нас тут, видишь: посторонние, - пояснил он, бросив взгляд на задремавшего фестрала и тихо похрапывающего под одеялом Кикимера.

Поскольку девушка продолжала хранить молчание, Гарри твердо решил взять инициативу в свои руки.
- А теперь выкладывай все конкретно, по порядку, «от» и «до», и с подробностями, - потребовал он.

- А с чего это ты вдруг решил, что я не все выгрузила? – удивилась Гермиона, приправив свои слова нескромным ворчанием. - И что у меня еще остались в заначке эти самые подробности?

- Дедуктивный метод, - Гарри хитро подмигнул, - Я же тебя, родная, не первый день знаю. Только нечто исключительное могло заставить тебя передвигаться воздушным транспортом. Все, что здесь, до этой минуты ты так мило изложила, вполне могло подождать еще пару-тройку дней, я уж не говорю о нескольких часах. В сущности, сейчас мы ничего не сможем сделать даже для миссис Малфой, её арестовали вполне за дело.

Я ведь так понимаю, что они в своем поместье два года укрывали особо опасного..., Господи, даже язык не поворачивается назвать этого красноглазого монстра просто преступником. Причем почти целый год еще до переворота в Министерстве, старик Олливандер был похищен и помещен туда же, в Малфоевские подземелья. Правда, я так и не понял, как же мистер Уизли проводил обыск?

- А ведь, действительно, как? – вопрос озадачил, Гермиона заметно напряглась. – Хотя, Том тоже мог запросто превратить и Олливандера, и себя в павлина... или в кресло...

- Гермиона, мистер Уизли, в собственном доме, двенадцать лет кормил пряниками Петтигрю, и ни один мускул в голове не дрогнул, - пробурчал Гарри со злостью. Злость была скорее не на семью Рона, а на непоправимые обстоятельства: крестный сидел все эти годы в тюрьме, а он, Гарри, в чулане.

- Бывает..., - хрипло просипела девушка, но по тому, как она резко качнулась несколько раз из стороны в сторону, Гарри заключил, что у нее тоже есть свое непредвзятое мнение о магических талантах Артура Уизли, а также о министерстве, которое снаряжает для ответственных обысков такого вот «специалиста».

- Ну, ладно, сейчас не об этом..., - Гарри примирительно махнул рукой. - Учитывая, что и нас, и Луну доставили прямиком туда же, у них там целый штаб. Я ничуть не удивлюсь тому, что свои собрания Пожиратели проводили там же, под всевидящим оком Волан-де-Морта...

Едва Гарри произнес последнее слово, как случилось сразу несколько событий: в комнату из прямоугольного оконного отверстия с улицы ворвался свежий весенний ветерок, от его, в общем-то, несмелого напора дверь гриффиндорской спальни с громким шумом распахнулась. Очнувшийся от дремы фестрал лениво приподнял свой экзотически загримированный череп, а Кикимер вскочил на ноги, и, трясясь от ужаса всеми складочками своей старой отвисшей кожи, судорожно переводил взгляд с фестрала на подростков, туда и обратно. Массивный медальон Регулуса Блэка, пожалуй, слишком тяжелый для тонкой шеи домовика, мелко дрожал на впалой груди.

Гарри очнулся первым.
- Гермиона, ты запечатывала чем-нибудь окно?

- Ну да. Ограждающие чары, - пробормотала девушка, уставившись на окно. - От ветра. У вас тут так холодно было. Ты не заметил?

- Заметил... Ничего себе..., - растерянно выговорил Гарри, указав волшебной палочкой на раскрытую дверь, восстанавливая запирающее заклятие и наблюдая за поворотом бронзовой ручки, добавил через значительную паузу, - ...волшебство.

- В общем, да-а..., - протяжно изрекла Гермиона, - ...магия – сила!

- Ничего не понимаю, - недоуменно воскликнул Гарри, - он ведь умер! Или это что-то другое?

- Он, в самом деле, умер, - сердито, непререкаемо засвидетельствовала Гермиона. - Тело все еще лежит там, где его вчера оставили. Я проверяла, - она вдруг хлопнула себя по лбу, - Гарри, неужели это "табу" на имя Сам-Знаешь-Кого еще действует?

- Может, еще не развеялось? – слабо предположил Поттер, оглядевшись по сторонам, и вдруг, точно также, как минуту назад его подруга, ликующе хлопнул себя по лбу.

- Гермиона, послушай! Если Рон утверждал, что табу на запретное слово устанавливало Министерство Магии, то, скорее всего, это какие-то наведенные чары, непосредственно с Темным Лордом никак не связанные...

- Черт! – вдохновенно выругалась Гермиона. – Если учесть, что в министерстве сейчас чехарда, лучшие специалисты, либо давно уволены, либо оплакивают погибших...

- ...либо сами в руках целителей, - прибавил Гарри, вспомнив Кингсли Бруствера.

- И это тоже, - со значением отметила Гермиона. – То ничего нет удивительного в том, что наведенные год назад чары с использованием всей мощи министерства до сих пор не ликвидированы и продолжают исправно действовать.

- Качественно работают, однако..., - мрачно констатировал Гарри, действительно пораженный до глубины души. - Мощно!

- Да уж, делать нечего, - обреченно проговорила Гермиона, подкрепив свой не самый веселый вывод глубоким вздохом. – Продолжаем жить по старому доброму правилу: сам знаешь, кого, называем Сам-Знаешь-Кем. Теперь, отчасти, понятно, почему после первой войны, даже спустя годы, люди боялись произносить имя Сам-Знаешь... Волан-де-Морта вслух, - подвела она общий неутешительный итог.

Всецело занятые неотложным разговором, парень и девушка совершенно упустили из виду, что в спальне они не одни. Гермиона первая обратила внимание на Кикимера. Он уже немного пришел в себя, и выглядел не таким испуганным, как пару минут назад. Все еще судорожно сжимая край одеяла своими тонкими ручонками, Кикимер все же нашел нужным подать свой квакающий голос и преподать урок неразумным отрокам.

- Хозяин Гарри! Кикимер хочет сказать хозяину Гарри, что хозяин Гарри, конечно, великий волшебник, но ему все же не следовало называть Темного Лорда по имени. А подруге хозяина Гарри не следовало брать дурной пример с хозяина Гарри и повторять вслух имя, которое нельзя произносить вслух. Хозяин Гарри, конечно, продолжил славное дело хозяина Регулуса и уничтожил Темного Лорда, но у Темного Лорда осталось еще много сторонников, и хозяин Гарри должен быть очень осторожен. Кикимер очень любит хозяина Гарри и желает хозяину Гарри только добра. Вот хозяин Регулус был очень хорошим мальчиком, истинной гордостью семьи. И хозяин Регулус был очень, очень добр к Кикимеру и ко всем эльфам-домовикам. Я надеюсь, что хозяин Гарри будет также добр, как хозяин Регулус, и никогда, никогда не прогонит ни одного домовика на улицу.

Ничего себе проквакал... Красноречиво. Что это вдруг на него, лопоухого, нашло? Уставившись на домовика с великим подозрением в неправедных помыслах, Гарри, как, впрочем, всегда в таких неординарных случаях, счел за благоразумие не перечить. Пока. Потом разберемся.

- Положа руку на "Природную знать. Родословную волшебников", а также на "Историю Хогвартса"... Портретом матери Регулуса, старинным семейным медальоном хозяина Регулуса, своим будущим дипломом об окончании Хогвартса и, если доживу, орденом Мерлина (Вроде все перечислил, ничего не забыл?) клянусь... Не прогоню ни одного домовика на улицу! - хотя последнюю фразу Гарри произнес несколько театрально, но от всего сердца, надеясь таким образом закончить словесный поток, исходящий от Кикимера.

Поскольку нахлынувшее на Победителя Волан-де-Морта вдохновение не покинуло недавно освобожденную от лишнего барахла душу, то он решил, что пора направить неуемную энергию Кикимера в более полезное русло.

-Хозяин Гарри хочет попросить Кикимера принести прямо сюда немного еды для него и для его подруги, мисс Грейнджер. Потому что хозяин Гарри и его подруга страшно проголодались.

Однако Кикимер счел нужным просвещать своего недалекого хозяина и дальше:
-Хозяин Гарри не должен говорить о себе в третьем лице при разговоре с эльфами. Это не подобает высокому положению хозяина Гарри. Это вызовет неуважение к хозяину Гарри со стороны молодых домовиков. Хозяину Гарри следует требовать от всех эльфов-домовиков четкого, неукоснительного выполнения своих обязанностей, приказов хозяина Гарри и солидного почтения к самому хозяину Гарри.

Гарри застонал, правда, тихо и беззвучно, но это обстоятельство не существенно. Гермиона, очевидно, не желая мешать старому эльфу учить своего недотепу хозяина уму-разуму, с трусливой предусмотрительностью съехала под кровать, и старательно делала вид, что разыскивает там нечто важное, как минимум тот самый орден Мерлина, который так некстати был упомянут в своей великой клятве хозяином Гарри.

Да. В решающую минуту герой почему-то всегда остается один на один с тяжелыми обстоятельствами. Верные друзья ретиво уползают под кровать. Справедливо рассудив, что другого выхода нет, новоявленный хозяин виртуальных эльфов решился на крайнюю меру.

- Кикимер, ты должен немедленно доставить сюда еду! Иначе рискуешь остаться без хозяина, потому что я умру с голоду, - произнес Гарри приказным тоном.

Вот это было зря. Если что-то могло напугать Кикимера больше, чем произнесенное всуе имя Волан-де-Морта, то это угроза остаться без хозяина Гарри. Тонкие ножки старого эльфа подкосились, и он рухнул на пол. Падение Кикимера, однако, вытянуло из-под кровати Гермиону. Поднявшись на ноги, она обратилась к другу весьма неодобрительным взглядом.

- Гарри, как ты не можешь понять!? – в сердцах воскликнула верная защитница прав коренного населения Хогвартса. - Ты используешь совершенно запрещенный и недопустимый в данном случае прием. Нельзя так пугать бедного пожилого Кикимера. Для него действительно очень страшно остаться без хозяина и на старости лет оказаться на улице. Для него это даже хуже собственной смерти. Подумай, у тебя ведь даже нет наследников!

- Да что ты говоришь? – не сдержав эмоций, съязвил Гарри. - А я, такой наивный, как-то до сих пор не сомневался, что все эльфы только и думают о том, как бы - побыстрее, насколько это возможно - поймать с лету кинутый в них левый тапок хозяина и смыться от этого хозяина на свободу.

- К сожалению не все эльфы хотят свободу, Гарри, - серьезным наставительным тоном провещала Гермиона. Гарри внезапно остро почувствовал себя подсудимым на заседании «Комиссии по регулированию и контролю за магическими существами». По обличительному припеву «прокурора» ему верно грозило скорее «до...», чем «от...».

- Кикимер - особенный домовик, - Гермиона, как ни в чем не бывало, продолжала вести заседание. - Он просто очень старый и консервативный.

- А я молодой и голодный, - осторожно пожаловался Гарри, мысленно лелея в душе надежду, что кто-нибудь всемогущий его «да услышит».

Отчаянную мольбу героя услышал, как ни странно, фестрал. Он медленно и грациозно поднялся на ноги, сделал шаг в сторону сидящего на старом, в цветах Гриффиндора, одеяле еще более старого эльфа, склонил к нему свою драконью голову и, Гарри готов был присягнуть на библии, что-то прошептал ему на ухо. После чего Кикимер перестал таращить свои, и без того огромные глазищи, на хозяина, молча поднялся на ножки, и, с громким хлопком, исчез.

- Гермиона, ты случайно не помнишь, Хагрид ничего такого не рассказывал на своих уроках о том, что фестралы могут разговаривать. Или хотя бы мыслить,- произнес Гарри первое, что пришло ему на ум после исчезновения Кикимера.

- Честно сказать, не помню, - медленно проговорила девушка. - Хагрид, в принципе, мало что рассказывал, все больше показывал, - похоже, Гермиона была поражена не меньше своего друга.- Если послушать Хагрида, то у него даже соплохвосты свои люди, а уж если речь идет о милых его сердцу гиппогрифах...

- ...или драконах....
- ...или о славном трехголовом песике с ласковым именем Пушок....
- ...или о заветном ящике с флоббер-червями...

- Ну, Гарри, уж это загнул! Флоббер-червей даже Хагрид за людей не считал.- Гермиона внимательно посмотрела на фестрала, который, казалось, прислушивался к разговору молодых людей.- Но когда мы с Кингсли летели в его дом, то он просто сообщил нашему фестралу, куда следует нас доставить. Сам во время перелета занимался целиком и полностью не управлением транспортным средством, а исключительно нашими преследователями.

- А ты не забыла: когда мы все шестеро летели в министерство на фестралах, - напомнил Гарри, - мы же тогда толком даже дороги до Лондона не знали. Если честно, я тогда думал только о том, как бы ни свалиться вниз с этой лошадки.

- Аналогично, - с силой поддакнула Гермиона, кивнув головой для убедительности. - Правда Луна потом рассказывала, что я переживала совершенно зря. То есть, свалиться с лошади я, конечно, могла. Но фестрал бы это обязательно почувствовал, и поймал бы меня еще в воздухе. И еще то, что фестралы очень умные, и всегда сами находят дорогу.

- Тогда почему их не разводят, как например маглы разводят лошадей, и не продают? Некоторые, например, не любят летать на метлах, - Гарри выразительно посмотрел на девушку.

- Может быть, потому и не разводят, и не продают, что они разумные. Фестрала нельзя купить или продать, с ним можно только договориться. Тогда он может стать твоим другом, по крайней мере, Луна в этом уверена совершенно точно. Жаль, что профессор Хагрид информировал нас все больше о соплохвостах, - Гермиона сердито вздохнула.

- А где вы познакомились? – спросил Гарри. - Я имею в виду конкретно вот этого фестрала.

- Этого фестрала зовут Тенебрусом, профессор Хагрид, похоже, сам роды принимал, - Гермиона улыбнулась, бросив виноватый взгляд в сторону черной морды. Гарри решил, что ей неловко за разговор о мыслящем существе в третьем лице. - Мы с Луной нашли Тенебруса около сгоревшей избушки Хагрида, - продолжала Гермиона. - Он там не один был, а целая стая... или стадо. Видимо, запах крови их привлек, они и слетелись. Хагрид все вздыхал, что ребятки, наверное, голодные...

Гарри вдруг вспомнил, как эти крылатые чудища парили над головами великанов в недавней финальной битве за Хогвартс. Они прямо в воздухе лягали их своими копытами, ошеломляя и дезориентируя противника.

- Нет Гермиона. Не запах крови их привлек сюда. Они бились вместе с нами с великанами Волан-де-Морта. А к Хагриду зашли..., - Гарри хотел сказать: "На огонек", но передумал. - К Хагриду они зашли просто по старой дружбе.

- Наверное, так, - быстро согласилась Гермиона. – Луна как-то подозрительно быстро договорилась с Тенебрусом, и вот мы оба здесь, перед тобой.

Гермиона надолго замолчала, а Гарри представлял сгоревшую избушку Хагрида, превратившуюся в груду черных углей, и огромных черных лошадок, лениво переступающих копытами по свежей гари, взмахивающих длинными хвостами, тянущих к великану клыкастые драконьи морды.

- А все-таки она поразительная, - тихо сказала Гермиона, раздумывая о чем-то своем. – Это я о Луне. Хагрид с такой гордостью поведал, что Луна под его началом готовится сдать ЖАБА по Уходу за магическими существами.

- Да, ну? – воскликнул Гарри, хотя сразу поверил. Пожалуй, Луна изучала бы Уход за магическими существами даже непосредственно у Тенебруса или Грохха. А Хагрид – он почти настоящий профессор.

- Ну, да, - подтвердила Гермиона, а Тенебрус ретиво закивал мордой и взмахнул пару раз хвостом. - Правда, она у него одна такая... смелая.

Вот это Гарри даже уточнять не стал: кто еще, кроме Луны, рискнет готовиться к выпускным экзаменам под началом профессора Хагрида?

- Но им очень нравились их совместные уроки в прошлом году, - продолжала Гермиона. – Пока, конечно, Луну не сняли с поезда. Хагрид признался, что он даже об Арагоге «хвором» так не страдал... Еще проговорился, что уроки мисс Лавгуд примечательны даже без драконов. Гарри, она разговаривала со своим больным, бессознательным отцом так, как будто он все слышит и понимает, и более того, что-то отвечает ей! И она глубоко уверена, что «с папочкой все будет хорошо».

Продолжить разговор они не смогли, потому что раздался оглушительный хлопок, и на пол вывалился Кикимер. В одной своей руке он сжимал бутылку сливочного пива, которую Гарри узнал по знакомой этикетке, вторая рука была пуста. Но домовик тут же щелкнул пальцами, в комнате раздалось еще несколько громких хлопков, и штук пять домовых эльфов оказалась в гриффиндорской спальне, живописно расположившись кто на подоконнике, кто на полу, кто на кровати. И буквально каждый из них сжимал в своих худеньких ручонках по большому пакету с провиантом.

- Строиться! – невнятно буркнул Кикимер, указав морщинистой ручонкой на пол возле себя.

Не в силах больше удерживать на месте свою нижнюю челюсть, неумолимо падающую вниз, Гарри вынужден был открыть рот. Но начатое представление продолжалось.

- Раз, два, три, четыре, пять - все на месте, – Кикимер, старательно тыкая в каждого крючковатым пальцем, пересчитал своих подопечных, которые по его приказу живо слезли с кроватей и вместе с провиантом выстроились в линию. – Все, счастливо! И передайте всем-всем большущее спасибо от хозяина Гарри.

Поттер не мог вымолвить ни слова, потому что нижняя челюсть упорно отказывалась подниматься на свое законное место. Фестрал же, напротив, чувствовал себя полным хозяином положения. Лежа на полу, он терпеливо ждал, когда маленькие ушастые человечки рассядутся у него на спине. Убедившись, что все пассажиры на месте, черный крылатый "конь" не спеша поднялся на ноги, легко оттолкнулся от пола, и, устремив свое невесомое тело к окну, грациозно прыгнул в его открытый проем, едва коснувшись подоконника четырьмя копытами. Уже в воздухе фестрал расправил огромные кожистые крылья и попрощался с юными гриффиндорцами, плавно взмахнув длинным темным хвостом.




Глава 4

Глава 4. Сквозь слезы



Глядя вслед растворяющемуся в остатках утреннего тумана "коню", Гарри Поттер почему-то вдруг ни с того ни с сего подумал, что слово "фестрал" как то очень подозрительно похоже на слово "астрал", а все происходящее несколько, нереально что ли? И потому голос Гермионы прозвучал для него как бы из далека, из этой самой нереальности, где, как в его недавнем сне, "все было хорошо".

- Он улетел...

- Да, он улетел, - задумчиво повторил Гарри, - Но он обещал вернуться...

Гермиона, по-видимому, не поняла всей прелести отвлеченного от действительности состояния своего друга. Она озабоченно на него посмотрела и осторожно тронула за плечо.

- Гарри, что с тобой? О чем ты думаешь?

- А угадай, о чем я думаю? До трех раз.

Но поскольку ответа не последовало, Гарри решил рассекретить свои мысли. Тем более, что размышлял он о нескольких вещах сразу.

- Ну, во-первых, о том, что не каждый день из твоего окна вылетают фестралы с пассажирами на борту, во-вторых, о том, что, наверное, фестралы лучшие летуны в мире, а также, к сожалению, о том, что Кикимер явно отбился от рук и откровенно проказничает, как будто я не его хозяин, а малыш, а сам он не эльф, а Карлсон, который....

Гарри не договорил, потому что повернувшись к Гермионе, с легким ужасом увидел нацеленную на него волшебную палочку в руках девушки. "Вот уж чего не ждали", - только и смог подумать он, и даже летающий фестрал быстро выветрился из головы.

- Гермиона, у нас все в порядке? - с надеждой в голосе спросил Гарри, хотя внутри у него немного похолодело.

- Сейчас узнаем. Отвечать на вопросы быстро и без раздумий. С кем летел Рон, когда мы забирали тебя из дома Дурслей? И на чем?

- С Тонкс на метле. А что случилось?

- А я сама?

- На фестрале с Кингсли. Между прочим, ты об этом мне сама же только что недавно рассказывала.

- Не отвлекайся! А какого цвета было оборотное зелье с твоей сущностью?

- Золотого. Только ты, по-моему, поздновато решила проверить меня на предмет использования оборотного зелья, - сообразил, наконец, Гарри, у которого немного отлегло от сердца, и тут же отругал себя за явную безалаберность. Это ж надо, улегся вчера спать! Окно открыто настежь, залетай и оглушай. Одних дементоров полный лес! И ведь даже ни единой мысли в голове не возникло о том, что Гермиона могла оказаться вовсе не Гермионой. Гарри решил не остаться в долгу. В конце концов, лучше поздно, чем никогда:

- А какая у меня на груди татуировка? - ехидно спросил он.

- Какая еще татуировка? Да нет у тебя никакой татуировки. Джинни все выдумала.- тихо произнесла Гермиона, и вдруг как-то странно обмякла, бессильно опустившись на стоящую рядом кровать. Скорее всего, скопившееся за все эти безумные дни напряжение разом нахлынуло на нее, или наоборот, вышло наружу, только она закрыла лицо ладонями, и судорожно заплакала, нет, зарыдала, не в силах больше притворяться отважной гриффиндоркой. Гарри, конечно, не в первый раз видел заплаканные глаза своей верной подруги, хотя надо отдать ей должное, она всегда старалась выплескивать свои эмоции вместе со слезами там, где ее никто не мог видеть. Если, конечно, обстоятельства позволяли скрыться от любопытных глаз. Но сейчас нервы девушки определенно дали трещину. Она так судорожно всхлипывала, что, казалось, ее дыхание прерывается в эти мгновенья. А слезы из глаз катились так густо, что уже не умещались под ладонями, прикрывавшими лицо. Увидев, как несколько мокрых капелек, сбежав от своей хозяйки, слетели на пыльный пол, Гарри не выдержал.

- Ну вот, снова здорово! - сочувственно, и даже жалостливо проговорил Гарри, одновременно взмахнув палочкой и превратив висящее на одной из кроватей полотенце в чистый носовой платок. Гарри опустился на корточки перед рыдающей девушкой и осторожно развел ее руки в стороны.

- Не надо так, Гермиона. Все будет хорошо. Все уже хорошо, потому все закончилось. Темный Лорд исчез навсегда, и больше не вернется. Ты же мне веришь? Ну, кто у нас самый лучший в мире победитель Вольдемортов? - приговаривал Гарри, осторожно прикладывая платок к наиболее мокрым местам на лице девушки.

- Гарри, я просто не могу больше. - наконец проговорила Гермиона, когда её дыхание стало немного ровнее. - Увидеть в один день столько смертей! Я вдруг почувствовала себя такой одинокой. У меня же никого больше нет... Рон уехал, а ты вдруг заговорил как то странно, что стал на себя не похож. Ты хоть догадываешься, что со мной было, когда я подумала, что, может быть, это совсем не ты?

- А что во мне такого странного ты заметила? - удивился Гарри.

- Да про Карлсона ты вроде раньше не вспоминал, - ответила Гермиона. - Ты читал Астрид Линдгрен?

- Обижаешь, подруга! Кто же не читал в детстве Астрид Линдгрен? Историю про Карлсона знают даже закоренелые тупицы. И даже мой кузен Дадли!

- Рон не читал. И Джинни, кстати, тоже. - возразила Гермиона.

- Ну они, просто, не успели... Зато у них все впереди! Причем, заметь, самое интересное. Даже завидно немного. - сказал Гарри совершенно искренне.

- Но ты раньше не вспоминал ни про него самого, ни про то, что он живет на крыше, - не унималась Гермиона.

- Да в Хогвартсе о магловских писателях вспоминать было как-то не принято. И потом, я ...это..., занят был. Мир спасал. Я теперь, можно сказать, только жизнь начинаю. Свою собственную. Без нашего незабвенного Воланда. - проговорил Гарри, и внезапно понял, что это правда. Он теперь свободен, и может жить своей собственной жизнью, в которой больше нет ни Вольдеморта, ни того, непосильного для подростка, долга перед магическим миром, который свалился на него благодаря трелонизму старой стрекозы. - Гермиона, а может быть это побочный эффект? От Авады. Знаешь, она в общем-то сильно стукает по мозгам.

- Ох, Гарри! Прости! Тебе ведь больше всех досталось....

- Но я то выжил, Гермиона! Благодаря чарам моей матери. Чего нельзя сказать обо ВСЕХ!- осознание этой горькой правды больно кольнуло в сердце. "Наверное, к этому я никогда не смогу привыкнуть", - с грустью понял Гарри. Потому что невозможно убрать из памяти ни неподвижные глаза Седрика после короткого "убрать лишнего", ни медленно падающего в бесконечность Сириуса, ни мертвые губы Фреда, на которых навсегда застыл призрак его отзвеневшего смеха.

Гарри поднялся на ноги и рассеянно оглядел знакомую комнату. Кикимер снова куда-то исчез, и только на тумбочке одиноко стояла принесенная эльфом бутылка. Гарри обрадовался. Как раз то, что надо, чтобы разрядить обстановку.

- Не знаю, как ты, а вот я уже порядком забыл вкус хорошего сливочного пива из бара Розменты. А это как раз оттуда, - проговорил Гарри, изучая этикетку на бутылке. - Так что, вспомним былое?
Смотри, тут и калории есть, что лично меня особенно радует.

Открыть бутылку Гарри не успел. Вновь раздался хлопок, и в комнате опять появился Кикимер. Он еле удерживал на тонких ручках поднос, на котором стояли тарелки и чашки. А еще там лежало что-то очень вкусное, но забытое. Пирог с патокой! Ай да Кикимер!

- Кушать подано, хозяин Гарри, - про квакал Кикимер и водрузил поднос на тумбочку.

Хозяин Кикимера и его подруга не заставили себя ждать. Кусочки пирога быстро исчезали с тарелок. А домовик еще принес большой кувшин тыквенного сока.

- Кикимер, я давно хотел тебя спросить, - произнес, наконец, Гарри, оторвавшись от любимого блюда, - где ты был все это время с того самого дня, когда мы отправились в министерство, а ты обещал приготовить к нашему возвращению пирог с почками? Мы не смогли тогда вернуться домой. Мы очень боялись, что ты попал к людям Темного Лорда. Они ведь проникли в дом?

- Да, хозяин Гарри. Но Кикимер из кухни услышал, как ворчит портрет госпожи Валбурги. Только он выкрикивал не те слова, которые хозяин Гарри запретил Кикимеру произносить вслух. А потом в коридоре появился призрак мистера Дамблдора. Человек стал громко ругаться хуже портрета госпожи Валбурги. И я сразу понял, что в дом вошел не хозяин Гарри, и не его друзья. Тогда Кикимер спрятался шкафу. Кикимер думал, что человек скоро уйдет, но он не уходил, а достал из печи пирог с почками, который Кикимер готовил для хозяина Гарри и его друзей. Тогда я вышел из шкафа, и сказал человеку, чтобы он не трогал пирог моего хозяина.- последние слова Кикимер сказал, явно гордясь своим поступком.

- И тот человек тебя послушал, и оставил пирог в покое..., - произнес Гарри каким-то обреченным голосом, поскольку минуту назад поверил было, что старому эльфу хватило ума вовремя исчезнуть из дома, поскольку для этого ему даже не нужно было покидать свое убежище в шкафу.

- Нет, хозяин Гарри, не послушал, - продолжил эльф. - Он наставил на Кикимера палочку, а потом Кикимер уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Человек приказал Кикимеру говорить, что делал в этом доме хозяин Гарри.- при этих словах голос Кикимера задрожал, и сам он стал тихо покачиваться на своих худеньких ножках.

- И что ты ему рассказал про меня? Кикимер, я тебя умоляю, говори правду! - Гарри твердо решил докопаться до истины.

- Кикимер сказал человеку, что этот дом принадлежит хозяину Гарри, и хозяин Гарри жил в этом доме.- Кикимер поднял свои большие глаза на своего господина. В голосе его, как ни странно, чувствовалось достоинство.

- Логично... Мой дом - хочу живу, хочу не живу! А что было дальше? - каким-то шестым чувством Гарри чувствовал, что миром это все не закончилось.

- А потом человек стал задавать вопросы. Он хотел знать, что здесь делал хозяин Гарри, и куда он пошел, и когда обещал вернуться. Но Кикимер сказал ему, что он старый домовой эльф и не имеет привычку подсматривать за своим хозяином. А потом человек опять наставил на Кикимера палочку, и Кикимеру стало так больно. А потом еще раз. А потом Кикимер уже ничего не помнил. - старому эльфу было явно очень тяжело все это вспоминать.

- А ты ничего не сказал Яксли про медальон? Яксли - так звали того человека.

- Нет, хозяин Гарри. Тот человек спрашивал только про моего хозяина Гарри. Он не спрашивал про медальон хозяина Регулуса.

У Гарри немного отлегло от сердца, хотя какое это имело значение, если все случилось довольно давно, и Вольдеморт явно не догадывался до позавчерашнего дня об исчезновении медальона из пещеры. Кикимер тем временем продолжал свой рассказ:

- Кикимер очнулся в чулане. У Кикимера очень болела голова, и все тело. А руки и ноги были связаны. А потом он услышал голоса на кухне. Там было много людей. Они говорили что-то про хозяина Гарри, и про Кикимера. Они говорили, что сейчас, когда этот ничтожный домовик очнется, миссис Беллатрикс лично им займется. И сам Темный Лорд будет здесь с минуты на минуту. Кикимеру стало очень страшно, хозяин Гарри. И Кикимер покинул дом хозяина Гарри. Кикимер поступил дурно, потому что должен был быть дома и ждать хозяина Гарри. Но хозяина Гарри не было слишком долго. Кикимер наказал себя. Кикимер очень надеялся, что хозяин Гарри призовет его к себе. - старый эльф опять начал тихо покачиваться взад и вперед.

- Кикимер! Да тебе нужно было смываться из этого дома как только ты услышал, что в дом вошел кто-то чужой! И Мерлин с ним, с пирогом в печи! Но ты все сделал совершенно правильно, когда решил отложить на время задушевную беседу с миссис Беллой и Темным Лордом. А куда ты направился?

- В Хогвартс, на кухню. К другим домовым эльфам. Хозяин Гарри уже однажды посылал Кикимера помогать другим эльфам работать в Хогвартсе. Так что Кикимер решил вернуться туда, вспомнив старый приказ хозяина Гарри. Добби помог Кикимеру развязать веревки...

- А тебя никто не искал? - с надеждой в голосе спросил Гарри.

- Я никуда не выходил из кухни. И старался никому не попадаться на глаза. Пока хозяин Гарри не призвал меня. - закончил Кикимер.

Только сейчас Гарри перевел взгляд с Кикимера на Гермиону. Девушка молча сидела на кровати и нервно перебирала пальцами носовой платок. Слезы, уже было изгнанные из ее глаз заботой Гарри и пирогом Кикимера, снова вернулись на свое прежнее место, затопив собой берега этих двух шоколадных озер. С видимым трудом проговаривая слова, девушка все-таки негромко спросила:

- Кикимер, если ты так боялся Темного Лорда, то почему ты не исчез из этой комнаты, когда услышал запретное имя? Ты же был просто не в себе от ужаса!

- Потому что Кикимер не мог оставить хозяина Гарри одного. Хозяину Гарри могла понадобиться помощь Кикимера. - с достоинством ответил Кикимер, и Гарри понял, что если совсем недавно он и испытывал некоторое недовольство поведением своего подопечного, то оно уже испарилось без следа.

- Спасибо тебе, Кикимер! - только и смог сказать Гарри, справедливо чувствуя, что нет на свете таких слов, чтобы выразить все, что он чувствовал к этому маленькому сморщенному человечку.

- Спасибо хозяину Гарри за то, что избавил всех от Темного Лорда! - ответил Кикимер. А Гарри почувствовал, что если и стоило ради чего-то пожертвовать своей жизнью, добровольно пойти на костер к Вольдеморту, пройти этот немыслимый путь по запретному лесу, позволить себя убить, а потом найти в себе силы вернуться обратно, то это именно ради благодарных слов Кикимера. А домовик продолжил:

- Хозяин Гарри - хороший волшебник! Как и хозяин Регулус! Хозяина Гарри обязательно наградят орденом Мерлина первой степени, как старого хозяина Кикимера, мистера Блэка. И Кикимер больше не допустит, чтобы этот проходимец Наземникус хозяйничал в доме хозяина Гарри...

- Не беспокойся, Кикимер. Я сам этого не допущу! - твердо сказал Гарри, будучи совершенно уверен, что больше постарается никогда не столкнуться с Наземникусом на узкой дорожке. Но поскольку беседа явно сворачивала не в то русло, Гарри решил пресечь это дело.

- Ну ладно, про орден Мерлина ты мне еще вчера все уши завесил, - произнес Гарри, смутно вспоминая, что прошлым утром заснул как раз под кваканье Кикимера про пресловутый орден Мерлина. - Кикимер, ты не мог бы оставить нас с Гермионой одних. Нам нужно поговорить. Нет-нет, пирог оставь! - поспешил добавить Гарри, видя, что Кикимер хочет забрать тарелки с тумбочки.

Кикимер ничего не сказал, только исчез из комнаты с громким хлопком. Гарри и Гермиона некоторое время молчали. Наконец Гермиона нарушила затянувшуюся паузу:

- Гарри, а ты правда думаешь, что тебя наградят орденом Мерлина?

- Вроде должны .... Зря я, что ли, Экспеллиармусами кидался? Мне-то все равно, а вот Кикимеру орден должен понравиться. Так что поручу его заботам верного эльфа. Пусть гордится хозяином Гарри.

Глава 5

Глава 5. Подробности



Густой туман, наконец, сбежал прочь, гонимый весенним солнышком. А само солнышко расправило смятые лучики, с любопытством заглядывая в открытые окна. Гарри и Гермиона сразу заметили присутствие солнечного луча в комнате. Он притаился в углу, на потолке, притворяясь солнечным зайчиком, и тихо наблюдал за сидящими на кроватях подростками.

"Вот и новый день", - подумал Гарри. Странно, а ведь он никогда не замечал этого солнечного пятнышка на западной стене спальни, в которой провел шесть лет. Почему? Может быть потому, что осенью обычно идут дожди, зимой поздно светает, а весной студенты готовятся к экзаменам. А потому студенты учат до поздна сложные рецепты зелий, даты восстаний гоблинов и магические формулы. А утром, с трудом открыв глаза, вскакивают с кроватей, и сломя голову, бегут на завтрак в большой зал, или сразу на урок. Это если не повезло, и ты проспал. И зайчика на потолке, и завтрак.

"И потом, весной у нас всегда случалось что-нибудь из ряда вон",- продолжал размышлять Гарри. Причем обычно напряжение копилось весь учебный год, а в конце года, как раз начиная с мая, закручивалось в тугую спираль. В июне, как говорил дядя Вернон, предохранительный клапан обычно слетал, и случалось что-нибудь совсем чрезвычайное. Что в принципе не должно случаться с детьми в школе. Не должны дети в двенадцать лет наведываться в гости в логово акромантулов и рубать головы василискам. Впрочем, по сравнению с Вольдемортом, пожирателями и прочими крестражами, василиск - это так, просто змея.

Гарри повернулся к Гермионе. Та тоже о чем-то напряженно думала. Однако, время шло, и пора было вытряхивать из девушки, как говориться, факты на бочку. Чем Гарри и занялся, отгородив себя и подругу весьма полезным заклинанием из учебника Принца.

- Так. Теперь, когда мы остались одни, давай рассказывай все, о чем мы не успели узнать в предыдущих четырех сериях. А то, знаешь, я уже тут заметил, что кто-то, или что-то, все время отвлекает нас от главной темы. Короче, выкладывай! А если не знаешь с чего начать, то я готов подкинуть тебе пару наводящих вопросов. Например, вопрос первый: что в принципе делают Нарцисса и Драко в Хогвартсе? Я понимаю, что нам с тобой особо некуда идти, в смысле, нас не ждут ..., - Гарри хотел сказать "родители с братьями и сестрами", но вовремя опомнился. Если со смертью своих родителей он за кое-как смирился, то Гермиону ранить лишний раз не стоило.

- А им тоже некуда было идти, Гарри. Их поместье сейчас, как я поняла со слов Перси, арестовано и окружено мракоборцами. Правда не спрашивай меня, откуда они наскребли столько живых и здоровых мракоборцев. Хотя, за Хогвартс сражались в основном учителя, ученики, жители Хогсмида, а также кентавры, фестралы, хогвартские эльфы, гиппогриф Клювик, Грошик и бабушка Невилла. Из мракоборцев помню лишь Тонкс и Кингсли, только вот беда, оба были к моменту сражения в отставке и оказались в Хогвартсе по долгу совести. Так что я думаю, что ребятки из аврората прямо с утра напряглись, и - к Малфоевскому поместью. Чтобы приобщиться к истории. Ну да ладно, надобно кому-то и в карауле стоять. - Гермиона проговорила всю эту длинную фразу, и в голосе ее чувствовалось неприкрытое презрение к взрослым тренированным людям, оставшимся в стороне от битвы. Гарри слушал, не отводя от собеседницы пристального взгляда, поправив на всякий случай старые очки-велосипеды.

- А что, у чистокровного и богатого рода "злонамеренных" Малфоев только одно поместье? - недоуменно спросил Гарри.

- Не знаю, может быть и не одно. Но если ты знаешь, что за тобой рано или поздно придут, то какая разница, где ждать ареста. И потом, у меня сложилось странное впечатление, что Нарцисса осталась в Хогвартсе, потому что хотела увидеть тебя. По крайней мере, она спрашивала меня о твоем местонахождении.

- Может быть просто хотела напомнить о моем долге жизни перед ней? Но я этого и так не забуду. Я же уже сказал, что сделаю все возможное, чтобы она не оказалась в тюрьме. Я даже Драко и Люциусу готов помочь, если получится. Потому что сам видел, в каком плачевном состоянии был Люциус после издевательств Темного Лорда. После нашего, между прочим, побега из плена. - здесь Гарри почему-то философски подумал, что все равно ему, Гарри Поттеру, "своя рубашка ближе к телу", и будь наказание для Малфоя старшего более ужасным, он все равно бы сбежал, и друзей прихватил.

- Я тоже так сначала подумала. Но мне кажется, что здесь еще что-то есть. Я сейчас буду рассказывать все-все по порядку. Я уже говорила, что помогала мадам Помфри в больничном крыле. Надо сказать, что к великому стыду, большой пользы от меня не было. Сам знаешь не хуже меня, что каких-то специальных курсов по целительству у нас в школе не было. Раны от сложных магических заклинаний и проклятий - это, в общем, даже для лучшей ученицы Хогвартса темный лес. Нет, я конечно, могу сделать перевязку, промыть рану и подать больному воды, и даже вылечить, как говорит Молли, мелкую бытовую травму. У нее даже парочка полезных брошюрок дома лежит прямо под рукой, на кухне. Но это все касается неглубоких порезов и ушибов. Все это мадам Помфри лечит сама в разы быстрее меня. Короче, когда в Хогвартс прибыли дополнительные целители из "Святого Мунго", миссис Августа попросила меня лучше спуститься в подземелья к профессору Слизнорту и помочь ему с зельями. Там я и встретила Нарциссу с Драко. Во-первых, выяснилось, что волшебных палочек при них нет. То есть, это выяснилось при самом аресте, поскольку забирать у них было нечего.

- Охотно верю, - отозвался Гарри. - Нарцисса отдала свою палочку Драко, а Драко, наверное, лишился палочки при пожаре. Ну, ты помнишь. Когда мы чудом вытащили оттуда Малфоя и Гойла, ни у того, ни у другого не было волшебной палочки.

- Откуда ты знаешь, что у Драко была палочка его матери? - быстро спросила Гермиона.

- От самого Драко Малфоя. Он мне сказал об этом в выручай-комнате. Его палочку, как ты понимаешь, я возвращать ему не собирался. - ответил Гарри, - постой, а твоя новая палочка не из выручай-комнаты?

- Нет, она попала ко мне уже после выручай-комнаты. Мы тогда как раз только расправились с диадемой, а Пожиратели смерти ворвались в Хогвартс. Вспышки заклинаний тогда летели во всех направлениях, а палочка практически прилетела прямо ко мне в руки. Так что можешь считать, что я впервые в жизни поймала снитч! - Гермиона даже немного улыбнулась.

- Короче, Нарцисса не обманывала, палочки у нее действительно нет. Так что, собственно, никуда они не могли двинуться из Хогвартса. Пришьем к делу, - подвел итог Гарри.- Рассказывай дальше.

- В общем, я стала помогать профессору Слизнорту готовить зелья для мадам Помфри. Старик все сокрушался, что у него в помощниках нет его любимого ученика.

- Это кого?

- Тебя, естественно! Ты что забыл о своих феноменальных успехах в зельеварении?

- Да, если по-честному, не вспоминал. Как-то не довелось....- про себя Гарри подумал, что кабинет зелий надо бы некоторое время обходить стороной. Не то, чтобы он боялся Слизнорта, но не хотелось Гарри переводить зря ценные ингредиенты, да и больных жалко. Потому что без подсказок из учебника Принца сварить что-нибудь стоящее было несколько проблематично.

- Так вот, я заметила, что Нарцисса очень пристально прислушивалась к нашему разговору со Слизнортом. А когда восторженный учитель в пятый раз поинтересовался, что мы делали, где мы были и где его любимый ученик сейчас, Нарцисса не выдержала, и прямо попросила меня отвести ее к тебе. Она сказала, что хочет тебя лично попросить о чем-то важном для нее, а может быть, и для ВСЕХ.

- Что значит для ВСЕХ? Что она имела в виду? - Гарри превратился весь во внимание.

- К сожалению, не знаю. Наш разговор на этом прервали. Как раз появился Перси с одним мракоборцем высокой квалификации, - в голосе Гермионы опять послышалось презрение.

- Надеюсь, она не сопротивлялась?

- Нет, с этим все в порядке. Но честное слово, Гарри, она напряженно о чем-то с минуту думала, потом быстро приняла решение. Я просто очень пристально в эту минуту за ней наблюдала, пока мракоборец обыскивал ее и Драко. Потом она попросила прощения у Перси, сказав, что ей нужно передать мне какие-то усовершенствованные рецепты, которые записаны у нее, представляешь, в магловской тетрадке. И тут же отдала мне эту тетрадку, сказав при этом, что мой друг Гарри Поттер должен знать, насколько полезно бывает знать то, о чем другие понятия не имеют. Еще добавила , что крове творящее зелье лучше готовить так, как здесь написано. С такими подсказками, которые находятся под этой закладкой, у нас все получиться. - Гермиона перевела дух.

- Эта тетрадка у тебя с собой? Перси ее не конфисковал?

- Хотел. Ему профессор Слизнорт не дал. Вот он-то ее и конфисковал. Просто вцепился, как соплохвост в жертву. Все приговаривал: "Интересно, как интересно..."

- Ясненько. Плакала моя бренная слава великого зельевара! - с огорчением вымолвил Гарри.

- На твою голову славы хватит! - утешила его Гермиона. - Как ты думаешь, это могут быть рецепты от профессора Снейпа?

- Вполне. Снейп опекал Драко Малфоя. Правда не понятно, почему он раньше не рассекретил свои научные тайны? Так можно было бы легко унести их все в моги...

Гарри не договорил. Горькая истина навалилась на сердце тяжелым камнем. Принц-полукровка просто боялся, или знал, что не выживет. Вот и решил оставить свои труды магическому миру. В простой черной тетрадке.

- Тетрадь у профессора Слизнорта?

- Да. Сейчас у него. профессор Слизнорт даже поругался из-за нее с Перси. Сказал ему, что когда наверху больные нуждаются в качественных зельях, он не имеет никакого права забирать учебные пособия. Перси пришлось отступить.

- Гермиона, скажи честно, ты думаешь, что за этим что-то еще кроется, кроме желания передать мне тетрадку с рецептами? Она ведь, я так понимаю, для этого хотела меня видеть. - Гарри не понимал.

- Гарри, я просто уверена, что здесь кроется совсем не это! Подумай сам: зачем ей было передавать эту тетрадь в большой мир через тебя? Она просто могла бы показать ее Слизнорту. Но она решилась отдать тетрадку мне в самый последний момент, когда выхода другого не было. Да и сказать как-нибудь проще, что-нибудь типа того, что Северус Снейп просил передать тебе его наработки для издания нового учебника.

- Но может быть профессор Снейп, в память о моей матери ..., попросил ее передать тетрадь именно мне. Хотя, если он уже отдал тетрадь Нарциссе, то и попросить позаботиться о своих трудах гораздо логичнее было бы ее саму. В прошлом году они даже давали друг другу непреложный обет.

- Гарри, я не верю, что профессор Снейп мог кому-либо рассказывать о своей любви... Прости Гарри.

- Тогда повтори еще раз все, что сказала Нарцисса, слово в слово!

- Сейчас. Так, она сказала: "Возьми это. Здесь все написано. Как лучше готовить КРОВЕ ТВОРЯЩЕЕ зелье. И многое другое. Твой друг Гарри Поттер должен знать, насколько полезно бывает знать то, о чем другие понятия не имеют. Вы найдете здесь все, что нужно. С такими подсказками, которые находятся под этой ЗАКЛАДКОЙ, у вас все получится." Гарри! - Гермиона хлопнула себя рукой по лбу, - Она выделила ударением слова "крове творящее" и "закладка"! Закладка у меня с собой! Осталась в руках случайно и я машинально положила ее в карман. Нарцисса это видела, и даже утвердительно кивнула головой.

С этими словами Гермиона вытащила из кармана своих джинсов маленький прямоугольный кусочек пергамента и передала его другу. Пергамент был совершенно чистым. Гарри повертел его в руках, рассматривая с одной и с другой стороны.

- Ничего нет. В смысле, нет никаких записей.- с явным огорчением проговорил Гарри.- Как ты думаешь, здесь могут быть какие-нибудь невидимые чернила или скрытые чары?

- Сейчас проверим, - Гермиона достала палочку и провела ею поверх кусочка пергамента.

- Ну что? Не томи душу, пожалуйста...

- Если я не ошибаюсь, то здесь использовано одно полезное зелье. Если кто-то хочет скрыть информацию от посторонних глаз, то он пропитывает зельем пергамент, и тогда никто не сможет ничего прочитать, кроме того человека, кому непосредственно эта информация предназначена. В зелье добавляется волос адресата. - Гермиона победно смотрела на друга.

- Мне эту закладочку пожевать, или просто лизнуть? - тут же поинтересовался Гарри.

- Юноша! Дайте мне страшную клятву Гарри Поттера, что теперь, когда Вы, наконец, освобождены от своих прямых обязанностей по спасению мира, вы уделите более пристальное внимание учебе.- выражение лица Гермионы стало очень строгим. - Я не шучу. Мне очень стыдно за Вас, Мальчик-Который-Выжил!

- А что я такого спросил ужасного?

- Гарри, ну мы же все это проходили. Для того, чтобы прочитать написанное, получатель записки должен вновь пропитать пергамент зельем со своей сущностью, например волосом, и очень сильно потереть пергамент пальцами. Буквы проявятся только при достаточном количестве выделенного тепла и долгом контакте.

- Точно! Гермиона, у нее не было палочки. Так? Поэтому заколдовать пергамент она не могла. А зелье позаимствовала из запасов Слизнорта. А волос с моей головы она могла взять еще вчера в лесу... Все сходится! - Гарри торжествовал. - Какие будут дальнейшие планы?

- Какие планы могут быть? Боюсь, тебе придется обрадовать своего старого учителя своим скромным присутствием, и старательно заговаривать ему зубы, пока я буду проверять запасы старика в кладовой. - ответила лучшая ученица Хогвартса.
Гарри тяжело вздохнул, отчетливо осознав, что встречи и разговора с профессором Горацием Слизнортом ему никак не избежать.





Глава 6

Глава 6. У Слизнорта

Подмяв с тарелки остатки пирога и опустошив таки бутылку пива, потому как, не пропадать же добру, двое гриффиндорцев покинули, наконец, свою гостеприимную спальню.
Уже в коридорах Хогвартса, с трудом пробираясь через завалы щебня, камней, битого стекла, и осыпавшейся штукатурки, Гарри почувствовал, что "масштаб трагедии" преуменьшить никак нельзя. То и дело путь им преграждали разбитые рыцарские доспехи, сломанные парты и столы, хромые, покосившиеся стулья. Это была просто школьная мебель, но по призыву Миневры МакГонагл она ожила и встала на защиту Хогвартса, чтобы выполнить свой долг перед школой. И, можно сказать, погибла в "начавшейся заварушке", как сказал Хагрид.
У входа в учительскую Гарри склонился над жалкими останками своих старых знакомых, двух каменных горгулий, которые раньше охраняли вход в учительскую, и, фактически, стали одними из первых жертв начавшейся битвы. Влетевшее в окно заклинание раскололо их. Тогда, сутки назад, они еще слабо шевелились, а одна из них даже нашла в себе силы для невеселой шутки по поводу того, что не стоит она внимания, она будет просто лежать и крошиться... Раскрошилось все. Только приглядевшись очень внимательно, можно было увидеть в неровных обломках статуи кусочек носа, или изгиб уха, или оторванный палец.
- Гарри, нам нужно идти, - Гермиона тронула его за плечо. - Ты что-то ищешь?
- Да нет. Уже не ищу. Но вчера именно здесь я нашел ответ на вопрос о том, что же представляет из себя последний крестраж и где его искать. Когда смотрел на отвалившуюся каменную голову каменной статуи. А теперь почти ничего не осталось, и никаким "Репаро" не склеишь. Ладно, нам действительно пора. - Гарри выпрямился и взяв Гермиону за руку, продолжил вместе с ней путь вниз по мраморной лестнице.
Вот и главный вестибюль Хогвартса. По старой многолетней привычке, бросив взгляд на стену, где еще недавно красовались часы всех четырех факультетов школы, подростки невольно остановились. Под стеклами часов больше не было ни зеленых изумрудов Слизерина, ни красных рубинов Гриффиндора, ни синих сапфиров Когтеврана, ни черных жемчужин Пуффеддуя. Собственно, не было и самих стекол, и некому было больше отмечать очки факультетов. Пока Гарри оглядывался по сторонам, отмечая взглядом случившиеся разрушения, Гермиона что-то искала на замусоренном полу, склонившись почти до самого низа.
- Странно, - наконец сказала она, выпрямляясь. Я вчера сама видела, как слизеринские изумруды рассыпались по всему вестибюлю. А сегодня среди обломков нет ни одного камешка. Наверное, уже собрали. Ладно, пошли дальше.
Когда Гарри и Гермиона спустились на территорию Слизерина, в подземелья, идти стало легче. Видимо, сражение не достигло этого этажа с приставкой "минус". "Это к лучшему", - подумал про себя Гарри. Хорошо, что хоть кабинет зельеварения остался цел, и профессору Слизнорту есть где работать.
Хвала Мерлину, есть все-таки в мире то, что не меняется со временем. Мастерская для приготовления зелий осталась точно такой же, как и год назад. И сам старик Слизнорт почти не изменился, и даже не похудел. То же полноватое тело с круглым животиком на коротких ножках. Те же выпуклые светлые глаза, больше всего напоминающие ягоды крыжовника и море восторженных слов по случаю появления в дверях знаменитого Гарри Поттера и его верной спутницы. Гарри, конечно, вполне обошелся бы в разы меньшим количеством внимания со стороны старого учителя к своей персоне, но, с другой стороны, пока говорил Слизнорт, самому можно было хранить молчание и отделываться дежурными фразами типа "да", "нет", "так получилось".
Заметив, что Гермиона уже куда-то исчезла, по официальной версии, разумеется, в туалет, Гарри понял, что "операция" идет по плану. Теперь главное, изолировать мысли старика от настоящей действительности и наполнить их воспоминаниями. А уж там дело пойдет. Старик достаточно сентиментален, и будет долго вспоминать всех своих любимых учеников подряд, забыв и о своей кладовой, и о своих запасах.
План провалился с треском. Потому что в кабинете находился еще один человек. Это был Драко Малфой. Увидев новоявленного победителя Вольдеморта, он оторвался от кипящего котла, и кинул в сторону Избранного короткий оценивающий взгляд.
Да, Малфой оставался Малфоем. Даже дважды спасенная стараниями гриффиндорцев собственная жизнь не сделала Драко восторженным почитателем Гарри Поттера. Драко заговорил, как обычно слегка презрительно, немного растягивая слова:
- О, кого я имею честь видеть. Знаменитый Гарри Поттер! А где твои оруженосцы?
Гарри не удивился. А что еще ждать от Малфоя? Хорошо, что не прибавил, как обычно, рыжий нищеброд и грязнокровка. Уже прогресс. И на том спасибо.
А Драко, ехидно прищурив свои глаза, цвета серебристой стали, вдруг обратился к Слизнорту.
- Профессор Слизнорт! Если вы сомневаетесь в правильности изложенных в тетради профессора Снейпа рецептов, то можете спросить у Поттера. Он очень многое из приведенного здесь сам опробовал в прошлом учебном году на ваших же уроках. И смог добиться весьма неплохих результатов, хотя на пятом курсе стабильно получал в этом кабинете только "Отвратительно".
- Уже вычислили..., только и успел подумать Гарри.
На что рассчитывал Малфой, так и осталось за кадром. Только Слизнорт последнему замечанию Драко обрадовался невероятно. Он тут же подбежал к Гарри на своих коротких ножках, открыл заветную тетрадь и ткнул в первый попавшийся рецепт, который по странной случайности оказался рецептом напитка "Живой смерти" (да простят читатели автора сего фика, потому что других рецептов Роулинг подробно не описала)
- Невероятно! А это вы варили? Ну да, я помню. На первом уроке. Действительно, если один раз помешать по часовой стрелке, это должно на мгновенье снизить общую температуру зелья, что приведет к структурной перестройке компонентов....- Слизнорт говорил что-то и дальше, но Гарри уже не смог бы повторить это сплошное нагромождение научных терминов, даже если бы захотел. Для этого нужно было родиться не Гарри Поттером, а Северусом Снейпом, или на худой конец, Гермионой Грейнджер. Наконец, Гораций Слизнорт оторвал свой взгляд от тетради и протянул свою руку Гарри Поттеру.
- Похвально, молодой человек! Вы рискнули и вы получили результат. А я не до оценивал Северуса. Как ни странно, на моих уроках он тоже часто оставался без оценки. Теперь понимаю почему. Он искал свои пути... Право, очень жаль, что такой талантливый человек работал простым учителем. Учебная загрузка в Хогвартсе не давала ему времени заниматься наукой...
- Только вряд ли Поттер смог понять тонкости научных изысканий профессора Снейпа. - опять подал голос Малфой-младший.
Гораций прореагировал на слова Драко добродушной улыбкой.
- Уважаемый молодой человек. У каждого из нас свои недостатки. Пуффеддуйцы, как правило, слишком долго думают, а Гриффиндорцы, напротив, слишком быстро принимают решения. Когтевранцы слишком высоко витают в облаках, а Слизеринцы слишком расчетливы и хладнокровны. Я так понимаю, вы, - он посмотрел на Гарри, - нашли эти поправки на полях старого учебника Северуса?
- Да, - Гарри справедливо решил, что лучше говорить правду.
- И тут же приняли решение?
- Ну да.
- А вы, ученик моего факультета. Вы смогли бы рискнуть отойти в сторону от классического рецепта, если за правильно сваренное зелье вас ждал вожделенный приз?
- Нет, - на этот раз честно признался Малфой. - Но это потому, что у меня была надежда сварить что-то стоящее по старому проверенному рецепту. А вот Поттеру, я вас уверяю, терять было нечего!
- Зато нашел он больше, чем мог потерять, - закончил Слизнорт.
"А ведь этот Гораций Слизнорт очень неплохой человек! И очень хороший учитель!" - подумал про себя Гарри. И что это он так о нем думал нехорошо? Ну, пристраивал старик своих любимых учеников на работу в министерство, так ведь пристраивал лучших. Они того заслужили. Гарри почему-то подумал о Гермионе. А что учитель получал взамен от своих подопечных? Засахаренные ананасы и билеты на очередной квидвичный матч. Какой кошмар! Зато никому из них не нужно было рисковать своей жизнью в благодарность за ходатайство Горация.
Вспомнив о Гермионе, Гарри вспомнил и об ударении на КРОВЕ ТВОРЯЩЕМ зелье. Самое время перевести разговор на эту тему.
- Профессор Слизнорт! А вы не могли бы посмотреть на рецепт крове творящего зелья? Я не помню, чтобы мы его готовили на шестом курсе.
- Сейчас-сейчас, - учитель быстро листал страницы.- Так, что у нас здесь? Весьма интересно: вместо части крови дракона мы добавляем три капли крови единорога, как мощное восстанавливающее средство, и мелко толченый порошок сердолика, для мобилизации защитных сил организма, в незначительном количестве. Боже праведный! Но я ведь готовил это зелье два дня назад точно по этому рецепту. Ну да, три капли крови единорога, как сейчас помню...
- А где вы взяли рецепт, - спросил Гарри. - Может быть вам его сам профессор Снейп дал?
- Да нет. Рецепт принесла мне мадам Помфри. Сказала, что ей очень нужно это зелье. Я еще тогда удивился необычному составу рецепта, но она сказала, что вычитала его в каком-то номере журнала "Зельеварение сегодня". Да оно, я имею в виду готовое зелье, у меня где-то недалеко лежит.- и Гораций развернулся в сторону кладовой.
У Гарри екнуло сердце. Он пулей подлетел к Слизнорту и почти прокричал:
- Давайте я сам схожу. А вы лучше присмотрите за котлом Драко. Может быть, ему нужна помощь.
Как ни странно, Гораций счел предложение Гарри вполне разумным. И даже попросил его захватить еще кое-что полезное из своих запасов для нового зелья из длинного списка мадам Помфри.
Впрочем, как выяснилось, Гарри совершенно напрасно бросался грудью на амбразуру, потому что Гермиона уже нашла то, что искала, победно продемонстрировав ему стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью.
Гарри также молча показал своей подруге список Слизнорта в соавторстве с мадам Помфри, в котором были упомянуты в основном уже готовые зелья, и нарисовал в своих зеленых глазах короткое английское слово "SOS". Потому что, к своему ужасу, Гарри обнаружил, что все, чему его учили в школе, за год скитаний по лесам выветрилось из головы довольно основательно. Если сами свойства этих зелий Гарри еще помнил, то что именно в них кладут при их приготовлении, оставалось тайной за семью печатями. Гарри твердо про себя решил, что уже никто и ничто не сможет оторвать его от учебников: ни Вольдеморт со своими проблемами, ни Дамблдор со своими квестами, ни даже Рон со своим квидвичем. Если только Джинни...
Какое счастье, что у него есть такая замечательная подруга, как Гермиона! А у Гермионы есть мозги! Она быстро скомандовала, что именно нужно искать, и Гарри стал быстро перебирать пузырьки и пакетики.
Гарри сам не мог понять, что его заставило открыть один из пузырьков. Он был довольно плотно запечатан, но все равно изнутри пузырька шел восхитительный запах. Он одновременно напомнил Гарри о лете, наполнив ноздри запахом теплой загорелой кожи. О море, ударив в нос соленым запахом морского ветра. К ним примешивался запах горящего камина, каким он бывает желанным в холодный зимний вечер. И еще запах замечательного бифштекса с кровью, какой он пробовал у Флер в "Ракушке".
Внезапно его осенило: Амортенция! Но ведь он два года назад чувствовал совсем другое: пирог с патокой, запах дерева от рукоятки метлы и какой-то цветочный запах из "Норы"? Удивительно! Значит наши вкусы на запахи могут меняться. Гарри протянул флакончик Гермионе.
- Что ты чувствуешь?
- Тепло. И еще вкус свежего хлеба. Дым костра и запах хорошего грибного супа. Невероятно! - Гермиона с пониманием посмотрела на Гарри.
Крове творящее зелье они так и не нашли. Наверное, мадам Помфри его уже забрала.

Глава 7

Глава 7. Откровения Горация

Оказалось, что покинуть профессора Слизнорта и кабинет зельеварения было решительно невозможно. Гермиона мастерски проделала испытанный трюк, то есть покинула кладовую под лучшей в мире мантией-невидимкой и, как ни в чем ни бывало, "вернулась из туалета" уже без мантии. А Гарри, с чувством выполненного долга, выложил перед своим учителем массу всего полезного. Там были пакетики с сушеными сверчками и скарабеями, флакончики с кровью саламандры и единорога, маленький контейнер с сырой печенью мантикоры, и еще один такой же с селезенкой соплохвоста, связка корешков ядовитой тентакулы, листья мимблетонии, а также баночка с морской водой, в которой плавали живые зеленые водоросли. Однако, уйти по-английски, не прощаясь, не удалось.
Старый профессор с благодарностью принял от Гарри все, что было найдено в кладовой стараниями Гермионы, молча вернул обратно пакетик с жуками-скарабеями и вручил в руки маленькую ступку. Гарри понял, что возвратить жуков профессору можно будет только в толченом виде.
Девушка тоже не осталась без внимания учителя. Ей были поручены контейнеры с потрохами, которые нужно было мелко нарезать. Переглянувшись, Гарри и Гермиона справедливо решили, что сопротивляться бесполезно. Раньше начнешь - раньше закончишь...
Гораций Слизнорт уже установил котел на огонь и наполнил его основой. Сейчас он напряженно вчитывался в слегка потрепанный пергамент, который держал в руках и про себя приговаривал: " Ну-те-с, ну-те-с, что мы имеем в настоящий момент? Так-так, костерост есть, противоожоговая мазь есть, обезболивающее есть, снотворное есть. Успокоительное есть, противовоспалительное, противоотечное, крове восстанавливающее опять же..." - слова медленно вылетали из-под моржовых усов старого профессора, а сам он ставил пером галочки.
- Ну что ж, - обратился он к Драко.- Весьма и весьма похвально. Славно мы с вами потрудились, молодой человек. Осталось сварить пару противоядий от ядовитых червей, которые так щедро раскидывал наш веселый Полтергейст на головы противникам, что, к сожалению, и нашим головам хватило. И ваш друг Невилл, надобно признать, тоже отличился. Это я даже не про змею. Хотя тут уж он молодец, ничего не скажешь. Ну, да я хотел о другом. Это ведь он догадался разбрасывать ядовитую тентакулу на те же тупые головы приспешников Темного Лорда. Потому как, уж поверьте старику Слизнорту, не от большого ума эти люди пошли в Пожиратели смерти!
Последняя фраза учителя не осталась без внимания студентов. Драко оторвал взор от дышащего паром котла, а Гарри от ступки, решившись задать давно мучивший его вопрос.
- Как же так получилось, что профессор Снейп, далеко не глупый человек, стал Пожирателем? А Регулус Блэк, или Барти Крауч младший. Разве можно их назвать глупыми людьми? Как же так получилось, что люди из старых чистокровных семей пошли за Темным Лордом? Том Реддл, разумеется, был наследником Слизерина, но уж никак не мог похвастаться чистотой крови.
Слизнорт что-то добавлял в котел и помешивал специальной палочкой чисто автоматически, привычным движением руки. Не отрывая взгляда от котла, он ответил:
- Мне трудно что-то сказать определенное, дорогой юноша. Знаете, старые чистокровные семьи волшебников - это свои традиции и своя философия. Не могу ничего сказать про другие факультеты, но в Слизеринской гостиной разговоры о родословной студентов - это всегда в тему. Как правило, в первый же год учебы первокурсники сверяют друг с другом свое родовое дерево и выясняют, кто кому какой родственник. Не подумайте обо мне плохо, молодые люди, я не хочу сказать, что это нехорошо - интересоваться своими предками и знать свои корни, но, клянусь бородой Мерлина, наиболее талантливые студенты мне встречались как раз среди тех, у кого в роду были маглорожденные. Да тот же Том Реддл. Вам ведь известно, Гарри, что он тоже был полукровкой. Только этим он не хвастался, а тщательно скрывал. Но талант у него был! Тут уж ничего не скажешь. К своему пятому курсу он своим трудом и своими знаниями добился уважения к себе и уже верховодил, можно сказать, всем факультетом. А на седьмом курсе стал старостой школы. Я прочил ему быструю карьеру и пост Министра Магии не позднее, чем в сорок лет. Ну, да что уж теперь говорить... А взять покойного Альбуса Дамблдора. Среди родителей его матери тоже были маглы, вроде как отец. Только даже Дамблдор не особо распространялся о своих нечистокровных предках. Я не хочу обидеть вашего друга, Рональда Уизли, но отец его матери, миссис Молли Уизли, тоже был маглорожденным волшебником. Зато какие талантливые, какие талантливые дети! Я, к сожалению, уже не преподавал в школе, когда учились братья вашего друга, но один мой бывший ученик, его зовут мистер Дирк Крессвелл, необычайно одаренный юноша, и тоже кстати, из магловской семьи, он регулярно делится со мной кое-какими сведениями о том, что делается в Гринготсе. Так вот, мистер Крессвелл очень высоко отзывался о способностях старшего сына миссис Молли, о Билле Уизли, с которым ему приходилось иметь дело. Да и другой сын миссис Молли, Персиваль Уизли, я вас уверяю, годам к пятидесяти будет если не министром, то как минимум, заместителем министра. А уж восторгами о братьях-близнецах Уизли мне коллега Флитвик все уши заполнил до краев. Право жаль, что изобретенное ими болотце со второго этажа пришлось убрать по настоятельному распоряжению последнего директора Хогвартса. Но, с другой стороны, порядок есть порядок.
- Я не думаю, что моего друга можно обидеть, намекнув ему о том, что в роду у него не все чисто с волшебной родословной, - вставил Гарри. Правда, информацию от Рона о том, что у его матери есть двоюродный брат-магл, который работает бухгалтером, он слышал только один раз, во время первого путешествия в Хогварт-экспрессе. Рон тогда еще сразу добавил, что говорить об этом в их семье не принято.
- Что ж, я рад тому, что у вашего друга хватает ума не придавать большого значения чистоте своей крови. Знаниями по моему предмету он сам, к моему глубочайшему сожалению, не выделялся, как, впрочем, и его отец, мистер Артур Уизли. Но зельеварение - слишком тонкая наука, далеко не всем дано понять ее суть.- продолжал рассуждать Слизнорт. Драко Малфой самодовольно ухмыльнулся, услышав последнюю реплику профессора об умственных способностях Рона и явном кривом сучке в его родословном дереве, что не осталось без внимания Слизнорта.
- Не всем так повезло с родословной, как вам, юный мистер Малфой. Вейлы слишком разборчивы в выборе женихов, слишком ценят свою красоту и выбирают себе в спутники жизни только самых достойных. Насколько мне известно, не одному и не двум из ваших предков по мужской линии сумели вскружить голову эти неземные создания. Или нет, лучше сказать, что это ваши прадеды сумели добиться их внимания к себе. Билл Уизли, как я читал год назад в "Пророке", тоже сумел покорить горячее сердце темпераментной наследницы вейл. Ну уж тут, как говориться, совет да любовь. А по мне, так не было никого лучше Лили Эванс! Боже праведный, нельзя было не полюбить ее, познакомившись с ней поближе. Она всегда была особенная. Такая смелая, такая веселая. И такая внимательная и сосредоточенная на моих уроках. Умница, одним словом. Да будь я тогда на полвека помоложе, уж я бы не пропустил такую девушку..., - мечтательно протянул Гораций и подмигнул Гарри Поттеру.
Гермиона уже закончила разделку печени магического животного, и теперь застыла с ножом в руке, внимательно вслушиваясь в слова профессора. Гарри даже улыбнулся в душе словам Слизнорта, потому что по молодости своих лет никак не мог представить себе старика Слизнорта среди поклонников его матери. А Гораций тем временем продолжал:
- Нет, нет! Не поймите меня превратно, - поспешил добавить он, обращаясь к Гарри, - куда мне? Я старик уже. Мне больше приходится думать о своем ревматизме, а не о хорошеньких рыженьких девушках, - Гораций развел руки в стороны, как бы говоря этим жестом, что тут уж ничего не поделаешь. А Гарри заметил, что из-под краешка его мантии на минуту показались зеленые штаны от той самой пижамы, в которой вчера он швырялся заклятиями в Пожирателей. "И переодеться-то толком старику некогда было,"- отметил про себя Гарри. Слизнорт тем временем, оседлав своего любимого конька, то есть воспоминания о своих любимых учениках, с видимым удовольствием продолжал дальше.
- Лили всегда удавались зелья на моих уроках. Она умела понять самую суть предмета. Надо сказать, что все-таки студенты из волшебных семей обычно лучше подготовлены к школе: знают какие-никакие заклинания, про свойства корня мандрагоры и лепестки асфоделей не впервые слышат. Но уже на самом первом уроке именно она первая подняла руку и правильно разделила великое множество существующих ингредиентов на четыре основные группы: камни и минералы, продукты животного происхождения, растительного происхождения и кровь магических животных. А когда я предложил первокурсникам подумать, в какой последовательности они должны добавлять в котел составляющие зелий, то опять же именно она дала правильный ответ: именно в том самом порядке, в каком были названы основные группы ингредиентов. И еще, улыбнувшись, добавила, что все это напоминает приготовление супа. А какая у нее была улыбка! И не надо так на меня скептически смотреть, молодые люди. - Слизнорт обвел внимательным взглядом всех трех своих учеников, - поживете с мое, научитесь по открытой и доброй улыбке ребенка определять будущий характер человека.
- Но почему кровь животных стоит в самом конце списка? - удивился Гарри, после последних слов Слизнорта о своей матери уже окончательно решивший плюнуть на жалкие остатки своей незаслуженной репутации "великого зельевара".
- Подумайте сами, молодой человек, - предложил Слизнорт. - Вспомните, когда мы обычно добавляем кровь животных в зелья, если она, конечно, не служит его основой?
- Как правило, уже после того, как зелье снято с огня. И даже спустя некоторое время, после того, как немного остынет. - уж это-то Гарри помнил точно.
- А теперь подумайте, почему мы вынуждены поступать именно так?
- Может быть потому, что нам нужно как можно полнее сохранить свойства крови, - решился предложить свою версию Гарри, вспомнив многочисленные кулинарные брошюры тети Петунии. Правда там речь шла о витаминах, которые неизбежно разрушались при кипячении.
- Ну что ж, отлично! Вот видите, не так все сложно, стоит только немного подумать. - Слизнорт был явно доволен ответом ученика, - кстати, тоже самое относится и к соку растений. Его, как правило, добавляют в самом конце, при непрерывном перемешивании и не допуская повторного закипания зелья. Что, собственно, мы имеем возможность наблюдать при заключительной стадии приготовления "Живой смерти". Вы можете пояснить то, что я сказал, Гарри?
- В заключительной стадии приготовления "Живой смерти" мы добавляем в зелье сок дремоносных бобов. Чередуя перемешивание зелья по и против часовой стрелке, мы не даем зелью закипеть и снижаем общую температуру, что позволяет соку дремоносных бобов наиболее активно действовать на другие компоненты зелья. - Гарри выдал эту фразу и сам себе удивился. Во-первых, как это он так смог, а во-вторых, как оказывается, все просто.
- Безусловно правильные рассуждения! Отлично, отлично, Гарри! Я уверен, в дальнейшем вы еще порадуете старика Горация своими знаниями. Если, конечно, приложите усилия. Потому что, боже праведный, вижу, вы действительно унаследовали талант своей матери. - на лице Слизнорта читался неподдельный восторг.
- А Северус Снейп часто радовал вас правильными ответами? - вступила в разговор Гермиона.
- Как сказать, юная леди. Теорию он знал на "Превосходно". Его эссе всегда отличались глубиной и полнотой, и я не один раз зачитывал его работы вслух остальным ученикам. Но руку на уроках он почти никогда не поднимал. И, как я уже заметил, часто получал "О" за свою практическую работу на уроке, особенно на старших курсах.
- А вы никогда не замечали, что он экспериментирует? - опять поинтересовалась девушка.
- Признаться, нет. Да и как тут заметишь? В классе обычно кипит пятнадцать-шестнадцать котлов, и уж поверьте, только в половине из них в конце урока удается обнаружить что-нибудь похожее на идеальный образец. Иногда то, во что превратилось зелье, приходится отбивать от котла заклинанием долота, потому что обычное "Эванеско" уже не помогает. Да что там говорить, это можно сказать "повезло", если все котлы к концу урока целы и не один из них не взорвался и не расплавился. Я на этот случай всегда держал мазь против ожогов под рукой. На первом курсе ни одного студента не подпускал близко к котлу, пока от мне с закрытыми глазами не выдаст наизусть список взрывоопасных компонентов, которые во избежание взрыва можно добавлять только постепенно, маленькими порциями. А котлы все равно время от времени изрыгали свое содержимое на своих "зельеваров".
- Но зачем же ему было нужно ставить свои опыты прямо на уроке? - недоумевал Гарри.
- Трудно сказать. Может быть потому, что у него никогда не было в запасе лишней порции нужных ингредиентов. Все ведь стоит денег, молодые люди. А Северус был далеко не из богатой семьи, что было очень хорошо заметно по его поношенной одежде и подержанным учебникам. К сожалению, в Слизерине к таким, как он, относятся с презрением. Или просто не замечают. Да что там Слизерин, студенты других домов тоже старались обходить его стороной. Такого жалкого вида, как у Северуса, не было в школе даже у круглого сироты Тома, который учился на деньги из попечительского фонда. Я даже не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь дружил с Северусом, кроме Лили. А сам юный Снейп был очень скрытен. Я пару раз пытался откровенно поговорить с ним, уже после пятого курса, после очередного испорченного зелья, но наткнулся на глухую стену. К тому времени я уже ни разу не видел их с Лили вместе на их обычном месте в Хогвартской библиотеке. Может быть, просто выросли и детская дружба закончилась вместе с детством. Надо сказать, тогда в воздухе остро запахло паленым. Война набирала силу, и люди уже боялись называть Сами-Знаете-Кого по имени. Я то, как мне тогда казалось, рассудив мудро, решил, по-возможности, держаться в стороне и от последователей Темного Лорда, и от сторонников Дамблдора. Не подумайте обо мне очень плохо, но забота о своей шкуре казалась мне куда как важнее заботы о всеобщем благе. Шкура-то у меня, хоть и старая, но только одна. К тому же, ни Тот-Кого-Уже-Нельзя-Было-Называть, ни Дамблдор, явно не стремились к личной встрече для выяснения своих отношений, предпочитая действовать чужими руками. И оба набирали свою армию. Только вот уровень смертности в рядах сторонников Дамблдора превосходил все мыслимые допущения... А Темный Лорд к тому времени уже изобрел свой дьявольский метод навсегда привязать к себе своих служащих. Это я, как вы догадываетесь, говорю о фирменном клейме, которое он ставил на руку своим наиболее ценным кадрам. После получения такого клейма уже поздно было внимательно читать газеты и делать соответствующие выводы. Против метки, как говориться, не попрешь. Бедный Регулус, сунувшийся в это петлю, как мне кажется, по-молодости, по-глупости, по юношеской восторженности великим чародеем, исчез очень быстро, как только парочку раз не явился на вызов своего хозяина. Я тогда пытался помочь бедному мальчику хоть как-то унять боль в руке, где кожа просто плавилась вокруг черной метки. Но ничего нельзя было сделать! Если только отрезать руку. Только не уверен, что тогда клеймо не проявилось бы в другом месте. Это были какие-то глубинные чары, уходящие своими корнями в самую душу человека. - Слизнорт устало вытер пот со лба, и со своей лысины. Он молча забрал у Гарри толченых скарабеев и тут же выдал ему другую ступку с парой-тройкой неровных осколков полупрозрачных камешков, в которых Гарри узнал лунные камни.
- Напоминаю, Гарри, что пользоваться магическими заклинаниями для измельчения минералов в данном случае нельзя. Это может повредить лечебным свойствам лунного камня. - отметил профессор, а потом снова продолжил свой рассказ.
- Может быть вам покажется это странным, потому что вчера мы видели Темного Лорда таким, каким он уже стал в своей второй жизни, после того, как обрел новое тело три года назад. Признаться, я сам с трудом узнал своего бывшего ученика в этой бледной рептилии с чешуйчатой кожей и змеинообразной головой с залитыми кровью глазами. Клянусь бородой Мерлина, просто не представляю, как мог кто-то еще поддаться "обаянию" этого, с позволения сказать, человека, и пополнить собой его армию! Раньше-то он умел запудривать мозги нужным людям, особенно шестнадцатилетним юнцам. Да что уж там говорить про школьников, когда я и сам не без греха... Я надеюсь, - Слизнорт снова обратился к Гарри, - мои воспоминания хоть немного помогли вам...
Гарри кивнул.
- Только боюсь, что у Темного Лорда была в арсенале куча других способов заставить людей работать на себя: и старое доброе умопомрачающее заклинание, и корректировка памяти в нужном направлении, и легкий "Конфундус", и хороший "Империус" в собственном неподражаемом исполнении.- Слизнорт выразительно посмотрел на Гарри. - Вот вам и ответ на ваш вопрос. Потому-то я и скрывался весь год, как только до меня дошли первые слухи о возрождении Сами-Знаете-Кого. Предпочитал не рисковать, потому что никто бы не смог мне гарантировать, что после нечаянной встречи с бывшим талантливым учеником ты не потеряешь сознание и не очнешься с черным клеймом на руке. Черная метка означала для человека только одно - рабство...
Гораций перевел дух и сосредоточился над содержимым котла, постепенно добавляя туда нарезанные Гермионой потроха и корешки. "Раз. два, три, четыре..., "- считал он, шепотом выпуская слова из-под своих усов, которые делали старого лысого профессора похожим на моржа. Драко уже почти закончил свою работу, погасил огонь над котлом, и только еще продолжал помешивать варево, старательно доводя его до нужного оттенка. Гарри старательно превращал полупрозрачные кристаллы в невесомый порошок.



Глава 8

Глава 8. Урок старого профессора

Усердно работая ступкой, Гарри тщетно пытался одновременно хоть как-то привести в порядок нескладные мысли в своей лохматой голове. Тщетно. Мысли высыпались из ячеек памяти и рассыпались по всему объему мозга в полном беспорядке. Он только чувствовал, что вот где-то здесь смеется Сириус своим лающим смехом, вот здесь Регулус отдает Кикимеру последний хозяйский приказ оставить его в пещере и уничтожить медальон Слизерина, а вот здесь умирающий Снейп судорожно шепчет последнее: "Взгляни... на... меня...". И тут же эту мысль вытесняли воспоминания из рассказа Кикимера: "Когда ему исполнилось шестнадцать, хозяин Регулус присоединился к Темному Лорду. Он так гордился, так гордился, так счастлив был послужить..."
Боже праведный, как говорит Слизнорт, чем же она их всех зацепила, эта красноглазая рептилия?
Разговорами о величии чистой крови? Интересно, сколько же лет Вольдеморт кормил Регулуса подобными разговорами? Год? Два? Кикимер сказал: "Много лет". Но, с другой стороны, родители еще раньше удобрили почву. Гарри вспомнил девиз, вышитый на гобелене с родовым деревом Блэков "Чистота крови навек". А теперь уже нет чистокровного рода Блэков. По крайней мере, по мужской линии. Сириус был последним из волшебников, носящий фамилию Блэк, и он так и не успел завести семью. А своими счастливыми воспоминаниями о семье, о детстве и юности двенадцать лет кормил дементоров в Азкабане.
Шестнадцать лет - это много или мало, чтобы понять, что все эти разговоры о чистоте крови - откровенная лапша на уши. Вроде огромных по объему, но пустых по смыслу букв на скульптурной композиции в здании министерства: МАГИЯ - СИЛА. Та же чушь, что и пресловутое "право на господство" или ..."ради всеобщего блага". Тут Гарри почему-то невольно вспомнил о Дамблдоре и Гриндервальде, но мысли тут же вновь перескочили на Вольдеморта. И кто бы вел пропаганду "за чистоту крови" и соблюдение семейных традиций! Том Реддл! Сын магла и отцеубийца! И тоже, кстати, в шестнадцать лет.
Ну ладно, допустим, что он, Гарри, не провел бы добрую половину своей жизни в доме тети, а жил бы, например, со своим крестным. Каждый день проходил бы мимо гобелена с родовым деревом и слушал бы наставления Кикимера о долге перед семьей и величии чистой крови. Нет, это бы не подействовало. Такими манипуляциями склонить его, Гарри, присоединиться к Темному Лорду было невозможно. Полукровка, маньяк, отцеубийца... Вор, наконец, если прибавить сюда ограбление Морфина и Хэпзибы. Вся палитра красок для отъявленного негодяя! Жаль только, что "Ежедневный пророк" об этом не писал при жизни Вольдеморта. Это промыло бы кое-кому мозги.
А может быть он, Гарри, столь категоричен, потому что Вольдеморт убил его родителей? И что там говорил Дамблдор? Что то вроде того, что разве бы он, Гарри, стремился бы уничтожить Вольдеморта, если бы не пророчество, заставившее Темного лорда "отметить меня, как равного себе", и не было совершено это страшное убийство Лили и Джеймса? По словам своего покойного наставника, Гарри волен был повернуться к пророчеству спиной, но он вынужден был выйти на арену битвы, потому что Вольдеморт не успокоился бы, не уничтожив Мальчика-Который-Выжил. И что тогда? Не было бы бы пророчества, и не было бы покончено со всеми этими страшными злодеяниями Вольдеморта? А как же тогда Рон и Гермиона? Их-то родители были живы, но они пошли с ним в этот страшный поход, не имея ни четкого плана, ни каких-либо специальных знаний... А как же тогда Тонкс, которая оставила на бабушку маленького ребенка и кинулась в свою последнюю битву...
От этих невеселых размышлений Гарри отвлек довольный голос Слизнорта:
- Ну-т-с, молодые люди! Хочу вас обрадовать. Нашим каторжным трудам приходит конец. Уже скоро я погашу огонь под последним на сегодня котлом. А сейчас я бы хотел, по старой многолетней привычке, проверить ваши знания. Вы ведь собираетесь сдавать экзамены на уровень ЖАБА? - при этом Слизнорт хитро посмотрел на гриффиндорцев. - С вашего позволения, я не стану допрашивать студента моего факультета, поскольку вполне смог убедиться, что он не терял времени даром.
Гарри в первую минуту даже не мог сообразить, о какой такое ЖАБе идет речь. По истечении оной минуты до него, наконец, дошло, что имеет в виду Слизнорт. Почему-то резко захотелось превратиться в вольную птичку и улететь подальше. Ну почему в подземельях нет окон? Так что лучше в черного кота, и тихо шмыгнуть за дверь. Гермиона, к великому удивлению Гарри, тоже промямлила нечто нечленораздельное. Она-то чего боится? Она же весь "Расширенный курс зельеварения" наизусть знает!
- Ну что ж, моя дорогая девочка, поскольку ваш друг уже отвечал на мои вопросы, то теперь ваша очередь. - деловито обратился Слизнорт к Гермионе.
Гарри почувствовал, как сердце медленно поднимается откуда-то снизу на свое прежнее место.
- Позвольте вас спросить, мисс Грейнджер, что за зелье находится сейчас в моем котле? - снова деловито поинтересовался Слизнорт.
- Это универсальное противоядие против растительных и животных ядов естественного происхождения, то есть от ядов, встречающихся в природе в чистом виде. Например, при отравлении ядовитыми ягодами или грибами, при укусах ядовитыми насекомыми или змеями, при ожогах ядовитыми растениями. Противоядие рассчитано на концентрацию попавшего в организм ядовитого вещества в частицах принятого больным лекарства. В дальнейшем ядовитое вещество выводится из организма естественным путем. - оттараторила Гермиона с видимым облегчением.
- Но вы не сказали главного, мисс Грейнджер. Что еще мы должны добавить в зелье, чтобы противоядие подействовало должным образом? - проговорил Слизнорт и выжидательно посмотрел на свою любимую ученицу.
- Мы должны добавить одну каплю исходного яда на литр дистиллированной воды, затем добавить одну каплю полученного раствора в уже готовое зелье. Принцип Либациуса Бораго "Подобное вытесняется подобным". - еще раз быстро проговорила Гермиона, не заставив себя ждать.
- Браво, браво, моя милая девочка! Ну, теперь я и сам вижу, что несмотря на уже почти минувший, весьма и весьма тяжелый для всех нас учебный год, вы полны сил и желания учиться дальше. Я знаю, нам всем сейчас тяжело и больно за наших погибших друзей и близких. Но я прожил долгую жизнь. И я знаю, что время залечит раны. Правда, это все равно не вернет нам погибших. Бедный Северус! Кто бы мог подумать, что его ждет такая ужасная смерть. Ваша подруга нам обо всем рассказала, дорогой Гарри. - обратился Слизнорт к гриффиндорцу. - Мы, правда, последний год почти не разговаривали друг с другом. С ним вообще мало кто разговаривал из старых учителей. Да он не слишком и стремился к разговорам. Правда после рождественских каникул он несколько раз пытался завести со мной разговор о Темной Магии, который я постарался как можно быстрее закончить. Тем более, что профессор Снейп пытался проникнуть в те дебри Темных Искусств, которые могут считаться по настоящему наитемнейшими.
- Но вы же не...- с замершим сердцем спросил Гарри.
- Разве я похож на человека, который два раза наступает на одни и те же грабли? - удивился Слизнорт, - мне в свое время вполне хватило одного подобного разговора. Да и что я мог думать, глядя на такую заинтересованность человека, считавшегося правой рукой Сами-Знаете-Кого? Что он завидует своему хозяину и сам не прочь обратить себе на пользу убийство Дамблдора. Поэтому, как только у меня возникало подозрение в том, что, возможно, скоро я окажусь под пристальным вниманием нового директора, я старался прикинуться ...
- ...креслом! - не смог удержаться Гарри, как будто бы кто-то его потянул за язык.
- Но этого не может быть! - воскликнула Гермиона,- профессор МакГонагл объясняла нам, что ни в коем случае нельзя превращать человека в неодушевленный предмет, так как это может повредить его психику.
- Поверьте, дорогая моя девочка, вполне возможно сохранить свой разум, если по собственной воле превращаешься в неодушевленный предмет, и тем более, если этот предмет близок тебе по духу. Гораздо труднее остаться в здравом уме, если видишь, как первокурсников в качестве наказания подвешивают к потолку за железные кольца. В те годы, когда я сам учился в Хогвартсе, такие наказания не были редкостью. Но там хотя бы дело ограничивалось куда более коротким промежутком времени. Впрочем, Северус меня все-таки вычислил, правда далеко не так быстро, как Дамблдор.
- А вы не пробовали стать анимагом? - не удержалась Гермиона от интересующего ее вопроса.- Ведь превратить самого себя в кресло - это очень сложная трансфигурация.
- Нет. Не пробовал. - ответил Слизнорт, и глядя на недоумевающие лица всех трех подростков пояснил:
- Моя анимагическая форма, э-э-э, как бы это сказать, несколько необычна для суши. В общем, проку от нее мало. А лезть в холодную морскую воду мне даже в анимагической форме не больно-то и хотелось. Ревматизм. И потом, моя шкура в анимагической форме стоит в несколько раз дороже моей собственной шкуры, и боюсь, что маглы, промышляющие ловлей этих животных, сначала меня прибьют, а уж потом обнаружат, что убили человека. Что, естественно, никак не будет способствовать ни сохранению статуса секретности, ни сохранению моей драгоценной шкуры. - проговорил, улыбнувшись, Слизнорт и хитро прищурился.
- Так вы морской котик! - догадалась Гермиона.
- Морж! - важно сказал Слизнорт и поправил свои великолепные усы.
Гарри готов был поклясться на ..., да какая, к Мерлину, разница, на чем давать клятвы, что эти усы Слизнорт отрастил себе после дружеской беседы с каким-нибудь старым моржом из Лондонского зоопарка. Избранному посчастливилось побывать в зоопарке только один раз, в тот злополучный день рождения Дадли, когда он, Гарри, поговорил по душам с бразильским удавом. Гарри помнил этих толстых неповоротливых животных, лениво гревшихся на камнях на берегу искусственного водоема, имеющего прямую связь с Темзой. Да уж, Гермиона права. Похож старик на морского котика. Очень похож! Легко представить их рядом. Морж наверняка предложил Слизнорту сырой рыбы, но профессор отказался. Сам достал из саквояжа запеченного в каких-нибудь яблоках фазана, и еще бутылочку медовухи из бара Розменты. И потекла у них беседа об опасностях моржовой жизни. После чего Слизнорт засунул учебное пособие по анимагии куда-нибудь подальше на полку, отпустив, однако, усы. Так, на всякий случай. Потому что понравились.
- А как же у вас, как вы сказали, "Возникало подозрение" в том, что профессор Снейп мечтает об аудиенции с вами? - спросил Гарри профессора, оторвав свои мысли от Лондонского зоопарка.
- Обычные сигнальные заклинания, юноша. Они еще используются во вредноскопах. Там, правда, немного сложнее. Вредноскоп срабатывает, когда что-то, или кто-то, вторгается на территорию нахождения хозяина вредноскопа с враждебными намерениями. Изобретение давнее, но весьма и весьма полезное. Особенно тогда, когда нужно предупредить хозяев дома о непрошеных гостях. У вредноскопов, к сожалению, есть пара недостатков: во-первых, от них много шуму, а, во-вторых, они реагируют на все опасное, без разбору. Мои сигнальные заклинания предупреждали меня только о появлении профессора Снейпа у моих дверей, и делали это по-тихому. - Слизнорт закончил помешивать уже совсем готовое зелье и медленно, вразвалку, направился к раковине, чтобы помыть руки. Потом он обратился к Гарри:
- Уж кому-кому, а вам-то точно известно, дорогой юноша, что можно успеть сделать всего за пару минут. А у меня, клянусь бородой Мерлина, этих самых минут в запасе было ничуть не больше, когда вы с Дамблдором отыскали меня в арендованном мною, правда без согласия хозяев, магловском доме в очаровательной деревушке под названием Бадли-Бэббертон. Если, конечно, тебя до этого не приложили Конфундусом, и ты находишься, выражаясь языком юристов, в здравом уме и твердой памяти. - закончил Слизнорт, не спеша вытирая руки полотенцем.
- Ну-те-с, мои юные помощники, нам осталось только разделить содержимое котла на две части и добавить в каждую часть единственный недостающий компонент. Вы сможете ответить, Гарри?
- Ну, если это зелье предназначено для исцеления от яда, содержащегося в плодах цапня, которые раскидывал Пивз, то нужно добавить каплю сока этих плодов. - ответил Гарри, вспомнив извивающиеся зеленые отростки, похожие на жирных червей, который копошились в головах пожирателей после метких попаданий полтергейста. Мысленно вознеся небу молитвы за подробный ответ Гермионы, добавил:
- Или каплю сока ядовитой тентакулы, которую разбрасывал Невилл.
- Похвально, мой дорогой мальчик. Кстати, я был чрезвычайно удивлен, не увидев на своих уроках этого славного юношу, Невилла Долгопупса. Я прекрасно помню еще его родителей, Фрэнка и Алису. Талантливые молодые люди. Им даже не понадобились мои рекомендации, чтобы поступить в школу авроров и стать мракоборцами. Судьба у них, конечно, страшная... Но их сына, Невилла, так похожего на свою мать, я частенько встречал еще в прошлом году в теплицах профессора Стебль. Мне приходится время от времени наведываться туда то за листьями, то за корешками. Вы ведь знаете, что для приготовления многих отваров необходимы свежие ингредиенты, по возможности только-только с грядки. Этот весьма неглупый молодой человек всегда точно знал, листья какого растения необходимо собирать в сумерках, а какого - на рассвете. Как лучше сохранить эти листья до утра, чтобы они не потеряли своих свойств. Первое время я еще пытался ему что-нибудь подсказать, но быстро понял, что знания его в области травологии необычайно обширны. Право, жаль, что он не использует их, посещая курс "расширенного зельеварения".
- У него не хватило баллов по СОВ, - тихо сказал Гарри, решив лучше не упоминать о многочисленных расплавленных Невиллом котлах на уроках Снейпа.
- Да-да, я проверял, - согласился Слизнорт. У меня в прошлом году оказалось не так уж много учеников на шестом курсе. Обычно бывало никак не меньше полутора десятков студентов, которые изъявляли желание продолжать углубленный курс. Видите ли, навыки, полученные на моих уроках, могут оказаться чрезвычайно полезными для жизни, даже если вы не хотите делать карьеру в министерстве. Но, наверное, юноше не повезло на экзаменах сварить что-нибудь достаточно приличное, чтобы удовлетворить экзаменационную комиссию. Я понимаю, волнение... Обычно я не беру к себе на продвинутый курс студентов с оценкой ниже, чем "Выше ожидаемого", но в случае с Невиллом смог бы отступить от своих принципов, если бы он вовремя изъявил желание подготовиться по зельеварению на уровень ЖАБА.
Драко ухмыльнулся, но промолчал. Слизнорт, однако, счел нужным добавить:
- Не стоит, молодой человек, столь скептически относиться к моим словам. Этот юноша, Невилл Долгопупс, еще добьется своего в жизни и станет профессором. Я редко ошибаюсь в талантливых учениках. Жаль только, что не все они используют свои таланты в мирных целях и на пользу общества. Да взять хотя бы того безвременно погибшего молодого человека, Регулуса Блэка, о котором мы уже вспоминали. Боже милостивый, что же заставило этого бедного юношу принять клеймо на свою руку! - в сердцах воскликнул старый профессор.
Драко Малфой, сохранявший молчание все это время, наконец решился подать голос:
- Профессор Слизнорт! Так выходит, что вы знали о черной метке Регулуса?
- Я узнал о ней буквально за пару дней до исчезновения мальчика. Он обратился ко мне, уже будучи в полном отчаянии. Помочь, как я уже говорил, ничем не смог. Метка горела, потому что Регулус не ответил на вызов своего хозяина. Если Регулусу было что скрывать от Сами-Знаете-Кого, то право, лучше бы ему было самому попробовать яд, потому что в лапах Темного Лорда и своей же кузины ему пришлось бы молить о смерти. Вряд ли он мог защитить свое сознание от своего хозяина в должной мере. Таких людей, как покойный Северус Снейп, который, если верить вам, молодые люди, - Слизнорт кинул взгляд в сторону Гарри и Гермионы, - мог три года водить за нос Сами-Знаете-Кого, один на сотни тысяч. Да только боюсь, что не наберется в Англии столько волшебников.
- Но вы могли бы доложить об этом Дамблдору или в министерство. Разве они не приняли бы мер, чтобы спрятать Регулуса и его семью? - еще раз спросил Драко.
- Куда? В Азкабан! - Слизнорт даже прекратил помешивать зелье и внимательно посмотрел в глаза Драко. - Человеку с черной меткой на руке только туда и была дорога.
- Но ведь Регулус никого не убил! - не удержалась Гермиона.
- Боюсь, что Бартольда Крауча старшего это бы не убедило. Он хладнокровно засунул в Азкабан своего сына, хотя он только-только закончил школу.
- Вот как раз младший Барти Крауч заслуживал своей камеры в Азкабане в полной мере, - подал голос Гарри.
- Азкабана и общества дементоров, уж поверьте старику на слово, не заслуживает никто. Даже Барти Крауч младший. - неожиданно твердо сказал Слизнорт и внимательно посмотрел в серые глаза Драко. - Вашему отцу довелось провести в этой тюрьме год, и заметьте, уже без дементоров. Я не сторонник смертной казни, но такие люди, как братья Лестрейнджи, а также кузина вашего крестного, Беллатрикс Лестрейндж, ничего другого не заслуживают. То, что они сделали с родителями Невилла Долгопупса, это ... страшно. Именно после этого громкого случая я вынужден был подать в отставку и оставить свою должность в Хогвартсе. Несмотря на то, что я проработал учителем почти всю свою жизнь, я не мог вынести той горькой правды, что ученики моего факультета уже в шестнадцать лет получали клеймо на руку и становились на службу к Сами-Знаете-Кому. - произнеся эту длинную фразу, старик достал платок и устало вытер со своей лысины. - Ну, сейчас, хвала Мерлину, нам не грозит стать свидетелями еще одного громкого процесса над Лестрейнжами. Передайте мое глубочайшее почтение миссис Молли Уизли, избавившей нас всех от этой страшной женщины, которая, к моему глубочайшему сожалению, тоже была моей ученицей. По крайней мере, теперь она не сбежит из тюрьмы. Мерлин мой! Ну если у Дамблдора были в руках железные доказательства того, что Сами-Знаете-Кто может восстать из мертвых, то почему он не настоял на смертной казни хотя бы этой четверки самых преданных последователей своего хозяина? Когда министерству выгодно, они ведь применяют к заключенному поцелуй дементора даже без расследования!
- А вы никому не говорили о том, что у Регулуса была метка? - тихо спросил Гарри профессора.
- Только одному человеку. Его брату, Сириусу. Он интересовался судьбой своего младшего брата после его таинственного исчезновения. Если верить Сириусу Блэку, то о том, что его брат был среди приближенных Темного Лорда, Сириус не знал вплоть до смерти младшего брата. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, что они были по разные стороны баррикад. - ответил Слизнорт и глубоко вздохнул.
- Но ведь Дамблдор мог бы поговорить с Регулусом..., тем более, что Регулусу ...Регулусу было что рассказать Дамблдору... И надежно укрыть семью Блэков... в собственном же доме! - проговорил Гарри, с трудом подбирая слова.
- Мой покойный друг, к великому прискорбию, никогда не жаловал студентов моего факультета. Профессор Снейп, был, пожалуй, едва ли не единственным исключением. Да и то, я не помню, чтобы в школе директор удостаивал студента Слизерина, Северуса Снейпа, своим вниманием. Исключением стал только тот случай с гремучей ивой, когда Северус не от большого ума полез в визжащую хижину в полнолуние. Где, как теперь нам всем хорошо известно, его поджидал самый настоящий оборотень. Но тогда я об этом не знал. Студента Снейпа наказали за то, что он находился в неположенном месте после десяти часов вечера. А это счастье, что все закончилось благополучно. Я тогда только искренне недоумевал, почему директор так придирчиво отнесся к поздней прогулке Снейпа. Его гриффиндорские молодчики ничуть не обременяли себя соблюдением школьных правил. Ну, ну! Только не надо ставить мне в вину то, что я был деканом Слизерина! Да-да! Ваш отец, Гарри, и ваш крестный тогда тоже были наказаны за прогулки по темному лесу, только для них это было привычное дело. Одним словом, я не решился доложить о Регулусе директору школы, тем более, что Регулус к этому времени уже не был студентом Хогвартса. А насчет надежно спрятать, то это вряд ли. Правда, у Дамблдора всегда имелось в рукаве что-нибудь совсем необычное. Я сам много чего знаю из высшей магии, но, тем не менее, мне пришлось провести целый год в бегах. Ну да, это вы знаете. Хотя, конечно, я не снимаю с себя своей вины. Не промолчи я эти два дня, может быть удалось бы спасти юношу.
Помолчав немного и оглядев притихших подростков, Слизнорт добавил:
- К сожалению, молодые люди, наша жизнь полна сюрпризов. Иногда в твои руки попадает информация, которой ты не знаешь, как распорядиться. А иногда ты, действительно, непозволительно долго думаешь о том, каким образом помочь человеку...
"...или совершенно не подумав, несешься спасать близкого человека, тем самым только ускорив его гибель...", - проговорил уже про себя Гарри, вспомнив своего, исчезающего за аркой смерти, крестного.



Глава 9

Глава 9. Служба у Темного Лорда как она есть

Гарри никогда не мог до конца дать себе отчет, почему же смерть Сириуса так потрясла его тогда, два года назад. Ведь если признаться честно самому себе, то он почти не знал своего крестного. Пожалуй, даже Ремуса Люпина Гарри знал лучше. Люпин был наставником, учителем. Именно он научил Гарри вызывать Патронуса. Заклинание, которое не один раз спасло жизнь: ему, Гарри, его друзьям, Сириусу и даже кузену Дадли. И даже больше, чем жизнь. Серебристый олень спасал души.
Может быть потому, что Гарри никогда, даже в самых смелых мечтах, не рассматривал для себя возможности жить вместе с Люпином. В смысле в одном доме, одной семьей. Ремус Люпин никак не мог стать его опекуном, потому что никто не доверил бы воспитание ребенка оборотню. Об этом не стоило и думать.

Сириус олицетворял для Гарри мечту о своем доме. Доме, где Гарри не будет лишним, не будет "есть даром хлеб" и не должен будет "отрабатывать каждую миску супа", ровно как и каждую пару штанов, доставшихся от кузена. В этот "дом мечты" можно будет приехать на каникулы, не дожидаясь приглашения Рона. Просто потому, что это будет дом Гарри, СВОЙ дом. Там будет его ждать собственная комната, любимые книги, фотографии друзей на стене. Родители будут приветливо махать ему руками из прямоугольной рамочки на письменном столе. Туда он пригласит своих друзей на свой день рождения, и сам поможет Кикимеру испечь пирог.
Мечта так и осталась мечтой. Дом Сириуса не стал домом Гарри. На том месте в душе, где раньше теплилась надежда на нормальную счастливую жизнь в СВОЕМ доме, образовалась черная дыра. Дом "мечты и надежды" упал туда, в эту бесконечную черную бездну вместе с крестным. По сути, и в этом Гарри признавался себе честно, доставшийся в наследство дом на площади Гриммо не стал для него родным даже после того, как надежно укрывал их в своих стенах год назад. Там все было чужим, и одновременно все больно напоминало о крестном. Дом казался разоренным и сиротливым, и это делало его еще более мрачным. Эти жуткие головы умерших эльфов, которые, похоже, так и остались в прихожей. Или выкрикивающий проклятия портрет старой хозяйки. Ну почему Сириус начал очистку дома не с того, чтобы убрать из коридора сушеные головы старых эльфов, а с ликвидации фамильного серебра и кучи другого "тамошнего хлама"? О медальоне Слизерина вспоминать не хотелось. Наземникус, конечно же, постарался "очистить дом от всего лишнего". Ограбил эльфа-домовика, и унес с собой даже серебряные рамочки вместе с "картинками миссис Цисси и миссис Беллы". Оставил только то, что не смог отодрать от стен: старый гобелен, портрет Валбурги, фотографии в комнатах двух братьев.
Старые фотографии снова вернули мысли Гарри к Сириусу и его брату.

Так вот что означали слова Сириуса о своем младшем брате: "Насколько мне удалось выяснить после его гибели, Регулус ввязался было в игру, а потом запаниковал..." Гарри вспоминал свой далекий разговор со своим крестным около гобелена, на котором красовалось ветвистое родословное дерево благороднейшего и древнейшего семейства Блэков. В сущности, они с Крестным общались всего ничего. Несколько писем из теплых стран на четвертом курсе, встреча в пещере в окрестностях Хогсмида, остаток каникул перед пятым курсом и рождественские каникулы в том же году. Гарри даже не мог вспомнить, чтобы Сириус много рассказывал о родителях Гарри, Джеймсе и Лили. Так, общие фразы о том, что они были очень хорошими людьми, без особых подробностей. Разве что история про изучение анимагии была исключением. Подробности Гарри увидел в воспоминаниях Принца. Те еще подробности...
"Но ведь людям свойственно ошибаться. Даже Дамблдор признавал за собой свои ошибки. А Сириуса... Сириуса просто плохо воспитывали в семье... или в школе... У тети Петунии есть расхожая фраза, что этого человека "только могила исправит". Глупость какая! Разве может смерть сделать человека лучше? Если только в глазах других людей. Но ведь человека уже нет, осталась только могила... Или эта поговорка тети относится к душе человека? Тогда да. Наверное, по ту сторону жизни люди становятся другими. Те Джеймс и Сириус, которые по зову воскрешающего камня пришли из небытия проводить меня..., то есть помочь мне...дойти..., они не смогли бы подвесить Северуса вверх ногами и снять с него штаны...

Вполне возможно, что Сириус так и не побывал на могиле моих родителей и своих друзей в Годриковой Впадине,- не переставал рассуждать Гарри. - Его ведь арестовали в день гибели отца и мамы. Он не смог проводить Лили и Джеймса в последний путь. А потом два года в бегах и год взаперти в собственном ненавистном ему доме. Жизнь крестного закончилась падением в бездну. Вот уж где воскликнешь, как Слизнорт: "Боже праведный!". У моих родителей есть хотя бы могила, куда я могу прийти и положить живые розы. Ни у Регулуса, ни у его старшего брата нет даже могилы... А Сириус, он, скорее всего, действительно не знал до разговора со Слизнортом о том, что Регулус уже получил клеймо на руку. Ведь если бы знал, он должен был бы доложить об этом в министерство... или Дамблдору... Но ведь Регулус был его брат!
Он был Пожирателем смерти!
Но ведь он был его МЛАДШИЙ брат. Вольдеморту удалось затмить разум своими идеями даже родителям обоих братьев.
Он получил черную метку. А это значит, что он входил в ближайшее окружение своего хозяина.
Но ему было тогда всего шестнадцать лет!"

Чувствуя, что больше не в силах продолжать этот мысленный диалог с самим собой, потому что не было ответов на вопросы, Гарри постарался оставить свои рассуждения и вернуться к действительности. В кабинете зельеварения было тихо. Слизнорт не спеша собирал остатки корешков и камней, аккуратно распределяя их по пакетикам. Верная самой себе Гермиона что-то быстро переписывала на лист пергамента из заветной черной тетради Принца. Драко, закатав рукава мантии почти до локтя, стоял перед раковиной и мыл руки.

Может быть вид Драко Малфоя с оголенными до локтя рукавами, а может быть этот мысленный разговор с самим собой о Сириусе и его младшем брате, заставил Гарри задать слизеринцу вопрос, который мучил Избранного с момента встречи с Драко и его матерью в магазине мадам Малкин перед шестым курсом. Тогда Гарри заметил, как Драко резко отдернул руку, когда волшебница хотела закатать повыше рукав его новой мантии. Или мадам Малкин действительно нечаянно уколола младшего Малфоя булавкой? Нет, он должен все знать наверняка. Пусть даже это будет очень личный вопрос.

- Драко, ответь мне, только честно. У тебя есть черная метка? - выдохнул, решившись наконец, Гарри и вцепился глазами в слизеринца.

- Это допрос? - процедил слизеринец сквозь зубы.

- Я имею на него некоторое право. Видишь ли, было бы очень обидно сначала с риском для собственной жизни вытащить тебя из огня, а потом знать, что ты гниешь в Азкабане. - Гарри решил отбросить скромность в сторону и напомнить Драко о спасении жизни. - Впрочем, можешь не отвечать, если не хочешь. Я надеюсь, мы это и так узнаем. Из газет.

- Запряги мозги, Поттер! Разве я бы находился здесь и разговаривал бы с тобой, если бы у меня на руке красовалось клеймо? - ответил Драко, переходя на свою привычную манеру растягивать слова.

- Так, значит нет? - переспросил еще раз Гарри.

- Нет, - отрезал Драко

- Но тебе было поручено... тебе было поручено важное задание! - Гарри с трудом подбирал слова, стремясь высказаться как-нибудь нейтральнее.

- Вот потому-то Темный Лорд и решил не спешить. Хорош бы я был "при исполнении...", если бы при первой же проверке, еще при входе в школу, у меня обнаружили черную метку. И не кто-нибудь, а наш завхоз Филч. Детекторы лжи, которыми его в прошлом году щедро снабдило Министерство, были настроены на обнаружение Темной магии и Темных артефактов, а также маскировочных чар. Черная метка - это очень сильная темная магия. А-а... Ну да, как же я забыл? Вы тогда изволили задержатся в поезде и не были подвергнуты тщательному досмотру. Кто же станет проверять Избранного? - Драко насмешливо смотрел в глаза победителя Вольдеморта.

- А потом, после шестого курса? - Гарри решил пропустить колкости Драко мимо ушей. Просто жалко было терять время на выяснение старых обид.

- Что потом? Черная метка должна была стать наградой за выполненное задание. А как ты прекрасно знаешь, Поттер, я оказался не способен... Чему ты, между прочим, был невольным свидетелем. - Драко вдруг заговорил резко и отрывисто, глядя прямо в глаза Гарри Поттеру.

- А когда тебе исполнилось семнадцать? - быстро спросил Гарри, не отводя глаз.

- Этот "торжественный момент" решили отложить до твоей гибели от руки Темного Лорда, которая должна была состояться в том же году, 26 июля. Тебе не напомнить о событиях того дня? Чтобы заслужить этот хозяйский "знак отличия", мне было дано "почетное право" участвовать в погоне, еще один шанс проявить себя "с лучшей стороны" и оправдать доверие Лорда. Я же опять не смог использовать этот шанс, чем заслужил всего лишь насмешки и порицания со стороны Пожирателей. Да и то втихаря, за спиной.

- Отчего ж так печально? Хозяин не велел травить твою психику? - Гарри невольно стал отвечать в тон Малфою, надменно и отрывисто.

- Не угадал! Хозяин после ваших больших гонок с препятствиями, как бы это сказать, немного подзабыл обо мне. Я был для него всего лишь негодный "для больших дел" молокосос. А у моих родителей хватило ума не напоминать ему. Я уж не знаю, Поттер, что ты такое применил тогда, какое такое волшебство накопал в своей лохматой голове, но готов призвать в свидетели самого Мерлина: после того, как волшебная палочка моего отца рассыпалась прямо в руках Темного Лорда, да еще на глазах у всех, я имею в виду Пожирателей, Темному Лорду уже было не до меня. Как и не до кого другого. Он занялся Оливандером, причем плотно и с пристрастием. Я сам слышал стоны старика, иногда его крики прорывались даже сквозь толщу наших подземелий. А вытащив из мастера нужную информацию, Темный Лорд улетел за границу. Так что учебный год я начал без клейма, чему, надо сказать, у меня уже тогда хватило ума радоваться. По крайней мере, в глубине души. - твердо сказал Драко, и Гарри поверил, что на этот раз слизеринец говорит правду. Однако Гарри должен был задать еще пару вопросов:

- Еще были рождественские каникулы...

- У тебя, Поттер, каникулы были весь год, однако именно в сочельник ты ухитрился вляпаться в очередную передрягу. Темный Лорд отлучился прямо с торжественного ужина, получив от кого-то сообщение, что тебя схватили. Я только успел увидеть его победный аскал и блеск в кровавых глазах, как он исчез за дверью. К тому времени побеспокоить Темного Лорда можно было только сообщением об обнаружении Гарри Поттера или об его поимке. Ничто другое Лорда не волновало. А за беспокойство "по пустякам" можно было вполне конкретно получить "Круциатус" по мозгам. Так что спешил он к твоей неотразимой персоне, это поняли даже тупоголовые предки Кребба и Гойла. Как прошла долгожданная встреча? Впечатлениями не поделитесь?

- Как-нибудь после. Вы не против? - ответил Гарри слегка надменно, в тон слизеринцу. Все, что произошло полгода назад в Годриковой Впадине казалось Гарри даже не сном, а страшной болезнью, напоминать о которой он не хотел даже самому себе. И уж конечно ничего не скажет он этому слизеринскому хорьку. Только сам слизеринец, очевидно, считал иначе.

- Какая скромность! Ну что ж, значит для меня так и останется загадкой, почему в очередной раз упустив Гарри Поттера, Темный Лорд остался в хорошем расположении духа. И даже произнес пару тостов за твою погибель. - в голосе Драко явно чувствовался вызов.

- Неужели мне была оказана такая честь? Право, лучше вам было выпить за Темного Лорда! - вызов Драко был уже невольно принят, хотя Гарри еще не осознавал это. Но воздух уже сгустился вокруг юношей. Гарри заметил, как вздрогнула и побледнела Гермиона, оторвавшись от письменного стола.
Напряженную тишину нарушил громкий требовательный голос Слизнорта:

- Отлично! Я так понимаю, что уже начинается новая война? А без военных действий, значит, никак? Скверно, очень скверно, юноши! Нет, прав был я, когда говорил Дамблдору о том, что в этой школе мне никогда не будет покоя, который я, видит Мерлин, заслужил вместе со старческим ревматизмом. Гарри Поттер, - обратился Слизнорт к Избранному, - если наличие черной метки - это все, что вас интересует узнать от студента Слизерина Драко Малфоя, то со всей ответственностью заявляю, что никакой метки у него нет, и никогда не было. В чем я мог лично убедиться не далее, как три или четыре часа назад. Впрочем, сейчас, после смерти Сами-Знаете-Кого, надеюсь, окончательной, метка должна была исчезнуть. У мистера Люциуса и миссис Нарциссы она превратилась в небольшой шрам. Я надеюсь, вы простите старика,- обратился Слизнорт к Драко, - за то, что я поинтересовался поведением хозяйского клейма у ваших родителей. Мне очень нужна была уверенность в душе, что этот ужас не вернется больше никогда вместе с новым воскрешением Темного Лорда. Тогда, почти семнадцать лет назад, черная метка просто побледнела.
Гарри не был уверен, что слышал отчетливо все слова профессора после того, что как он упомянул про Нарциссу. Мысли неслись галопом: "Неужели она тоже встала в ряды Пожирателей смерти? Ведь тогда, на кладбище, когда свежесваренный Вольдеморт созвал свою гвардию, ее не было среди тех, кто откликнулся на призыв хозяина. Вот Люциус был, это точно. А Нарциссы не было. Тогда, когда же она получила метку? И что ее заставило?" Прокрутив все это в голове пару раз, Гарри понял, что ответа на вопрос не найдет, а потому снова впился глазами в блондина. Вслух задать вопрос Избранный так и не решился, но его пристальный взгляд говорил сам за себя.
Малфой это понял. Но среагировал совершенно не так, как привык ожидать от него Гарри. Драко вдруг заговорил совершенно отрешенным и каким-то уставшим голосом, как будто говорил не о себе, а о ком-то постороннем.

- Поттер! Ты можешь мне сказать, что может быть хуже мертвых родителей? Так вот, я тебе отвечу: хуже мертвых родителей могут быть только еще живые родители, которых в любой момент могут уничтожить, если ты не выполнишь данное тебе поручение Темного Лорда. Или ты думаешь, я на шестом курсе весь год не вылезал из выручай-комнаты, потому что у меня была великая мечта стать рабом своего хозяина? Не отвечай. Я надеюсь, ты так не думаешь. Мой отец сидел в тюрьме, а в нашем родовом поместье скрывалась от министерства сестра моей матери Белла и сам Темный Лорд. И как ты сам догадываешься, мы с матерью не могли попросить их покинуть наш дом. Я даже не был уверен, что мы являемся хозяевами собственного поместья. Оливандера держали в наших подземельях, не спрашивая нашего позволения. Просто поставили перед фактом. В тот год я не приезжал на каникулы домой. Мама запретила мне. Она считала, что будет лучше для меня не попадаться на глаза нашему беспокойному квартиросъемщику. Да и времени у меня не было. сломанный исчезательный шкаф упорно не желал поддаваться ремонту. Но когда я не приехал домой на рождество, Темный Лорд поставил таки свое клеймо на руку моей матери. Просто, чтобы была под рукой. Чтобы держать на коротком поводке и ее, и меня вместе с ней. Нет, ну разумеется, инициация прошла весьма и весьма торжественно. Темный Лорд лично известил меня совой о "великой чести", оказанной миссис Нарциссе Малфой. И выразил в письме надежду на скорейшее выполнение задания. Вот тогда уже точно не было больше дороги назад. Да ее и раньше не было. Отец сидел в тюрьме, но стены Азкабана никогда не были непреодолимым препятствием для Темного Лорда. - Драко неожиданно повысил голос и произнес твердо: Мы одна семья, Поттер! Я не мог допустить даже мысли о смерти мамы, или о чем-то, что может быть для нее хуже смерти. Смерть мужа и сына стоит для нее на первом месте в этом страшном ряду с пометкой "хуже". Очень сильно сомневаюсь, что надежно спрятаться от Темного Лорда можно было где-нибудь за границей. Особенно, если ты его очень интересуешь.

- А у вашей семьи только одно поместье? - почему-то спросил Гарри, прекрасно отдавая себе отчет в том, что это не имеет никакого значения. От Вольдеморта в соседнем доме не спрячешься, если только он не защищен соответствующим образом.

- Одно. Раньше было чуть больше. Два. Но слишком со многими людьми пришлось... договариваться после первой войны. - ответил Драко слегка ухмыльнувшись.
Повисла пауза. Оба подростка, блондин и брюнет, сверлили глазами друг друга. Гермиона давно уже оторвалась от конспекта, и затаив дыхание, внимала каждому слову слизеринца. Слизнорт тяжело стирал со лба струйки пота.

- Самое интересное, Поттер, - Драко вдруг заговорил тихо, почти шепотом. Но в наступившей тишине его голос словно звенел, - состоит в том, что мы с тобой были почти в одинаковом положении. Мне поручено было Темным Лордом убить Альбуса Дамблдора, а на тебя была возложена миссия уничтожить Темного Лорда. И по странной иронии судьбы именно Альбус Дамблдор поручил тебе это славное дело - уничтожить Лорда...

- Это не Дамблдор, это пророчество сделало меня Избранным.- перебил Гарри.

- А-а, ну да. Как я мог забыть! Об этом "Пророк" писал весь год. Только если мне память не изменяет, Марс был красным еще семь лет назад, когда мы отрабатывали свою позднюю прогулку на Астрономическую башню в Запретном лесу. Предсказаниям Кентавров я верю куда больше, чем Трелони. Однако ты пережил тогда "Кровавый Марс", и до сих пор жив.

Гарри не нашел ничего, чтобы возразить Малфою. Даже Дамблдор говорил, что пророчество не значило бы ничего, если бы Вольдеморт не открыл охоту на его родителей. Если бы Трелони не подслушал Снейп, если бы не передал подслушанную часть пророчества своему хозяину, если бы родители не ошиблись в выборе хранителя, если бы ... "Наверное, невероятное стечение всех этих обстоятельств и есть судьба", - устало шевельнулось в голове Гарри.
После некоторого раздумья Драко продолжил:

- Мы с тобой, Поттер, как никто другой могли бы понять друг друга. Я уж точно знаю, каково это - сознавать, что твоих плечах лежит совершенно непосильное для тебя дело. Хотя, готов признать, что ты со своим заданием справился лучше меня. Мне своим "Экспеллиармусом" удалось всего лишь обезоружить свою жертву. Убить словом я не смог. Клянусь своей семьей, я рад, что все закончилось. Вам всем, - Драко оглядел взглядом всех присутствующих в кабинете, - даже не представить, через какие унижения пришлось пройти нашей семье в последний год войны. Накануне того памятного дня в конце июля отец лишился волшебной палочки. Темный Лорд не счел нужным снабдить его другой палочкой. Я не понимаю, зачем ему нужен был слуга без оружия. Может быть ему просто нравилось сознавать, что хозяин родового поместья прислуживает ему, как домашний эльф. Мои родители, фактически, были пленниками в собственном доме, хотя отец еще пытался изображать гостеприимного хозяина. Он не врал себе или матери, он играл на публику типа Креббов. Хотя кого он хотел одурачить? Но то, что произошло после вашего побега из подземелий тогда, на Пасхальных каникулах, нельзя было уже сравнить ни с чем. Сказать, что Темный Лорд был в бешенстве, в ярости, это почти ничего не сказать. Нас всех, наверное, спасло от участи родителей Невилла только то, что Лорд куда-то спешил. Не стал оттягиваться по полной. Он и в самом деле ненадолго покинул поместье, когда первая волна его хозяйского гнева прошла. Мы все, кто был в доме, с трудом приходили в себя от щедрых угощений пыточными заклинаниями. Досталось по полной даже этим егерям, которые вас доставили, рассчитывая на вознаграждение. Вот уж кто пожалел, что не унес вовремя ноги. Особенно после того, когда обнаружилось, что все подземелья пусты, если не считать мертвого Крыса в одной из камер. Никто ничего не мог объяснить, каким образом полдюжины пленников смогли ускользнуть из дома, защищенного всеми возможными способами. Я, как вы понимаете, говорю не о банальной антиаппарационой защите. И вот тогда тетя Беллатрикс что-то уронила про домового эльфа. Но лучше бы она это не говорила. Потому что после этого Темный Лорд выдавил из себя некое подобие улыбки и приказал моему отцу доставить к нему немедленно всех домовиков, служащих нашей семье. Отец призвал эльфов, и они явились на зов своего хозяина. А потом этот красноглазый урод заявил всем, что ему как раз нужны подопытные эльфы для тренировки. Он, видите ли, хочет испытать на них нечто совершенно особенное.

Гермиона так судорожно сглотнула воздух, что все невольно повернули взоры в ее сторону. На лице ее не было ни кровинки. Она некоторое мгновенье нервно поправляла рукой свои обгоревшие при пожаре волосы, потом вдруг отложила это бесполезное занятие и вновь замерла неподвижно, вцепившись глазами в Драко Малфоя почти с отчаянием.
И Гермионе, и Гарри было совершенно ясно, что именно хотел проверить Вольдеморт на несчастных эльфах. Лорд только что отлучился, чтобы ограбить гробницу Дамблдора, и это ему удалось. Бузинная палочка с волосом фестрала требовала к себе особого внимания от нового хозяина. Все просто. Не на пауках же тренироваться великому темному волшебнику! Эльфы очень неплохо подходили для совершенствования так называемого мастерства в употреблении непростительных заклятий.

- Я не знаю, по каким соображениям Темный Лорд решил отложить на время публичную демонстрацию своих пыточных экзерсисов. Может быть потому, что первый эльф кричал от "Круциатуса", по его мнению, недостаточно громко. А поскольку публика была на месте, я имею в виду, что Лорд созвал весь "ближний круг", то самое время было продолжать представление. Провинившихся и впавших в опалу Малфоев нужно было унизить на глазах у всех и по полной. Поэтому, покрутив в руках волшебную палочку, и посмотрев пристально в совершенно безумные глаза моей матери, он предложил ей освободить своих домашних эльфов, если она их так жалеет. Причем освободить прямо сейчас, прямо в этой гостиной. "А мы посмотрим!"- добавил Темный Лорд и ухмыльнулся, поигрывая палочкой прямо перед глазами мамы.

Драко на мгновенье замолчал, глядя по очереди в лицо каждому, кто был в классе: Слизнорту, Избранному и Гермионе. Наверное, пытался увидеть для себя, поняли ли его слушатели весь ужас приказа Вольдеморта, и что этот приказ означал для благородной леди Нарциссы. А потом заговорил с видимым трудом, опустив глаза.

- Моя мама смогла освободить только семерых. Замечательное магическое число здесь не при чем! На ней было из одежды только мантия, домашние туфли, чулки и... нижнее белье.- голос Драко упал, последние слова он почти прошептал.- Еще одному эльфу достался носовой платок хозяйки, но он не смог покинуть дом. Все-таки это была не настоящая одежда. И этого домовика, и всех остальных, Темный лорд убил. Наверное, весь этот... стриптиз... здорово поднял настроение нашему квартиранту и он, будучи в хорошем состоянии духа, выпустил из своей деревяшки целую очередь смертоносных зеленых лучей. Так что можно сказать, что тем эльфам, которым не досталось ничего из одежды, немного повезло, потому что для них все закончилось быстро... - Медленно подняв взгляд на собеседников и обнаружив их стоящими в полном ступоре, следующие слова Драко просто выкрикнул. - Не смотрите на меня так. Вы не заставите меня стыдится моей матери! Она поступила, как достойная наследница рода Малфоев и Блэков. И как настоящая леди. Хотя всегда с иронией относилась к моим рассказам об этом вашем Г.А.В.Н.Э.

Ответом на возглас Драко было напряженное молчание слушателей. Гарри показалось, что на некоторое время все четверо людей, находившиеся в кабинете, перестали дышать. Потому вопрос Гермионы прозвучал неожиданно:

- А те, те семь эльфов, они остались живы? - голос девушки нервно дрожал в тишине кабинета.

- Они сумели покинуть дом. Правда не сразу до них дошло, что нужно исчезать. Получив в руки одежду, они стояли совершенно растерянные, не в силах понять, в чем они провинились перед хозяйкой и почему их выкидывают на улицу. Одному Мерлину известно, сколько столетий эльфы жили в нашем родовом поместье! Теперь не осталось ни одного. Когда раздались первые зеленые вспышки из деревяшки Лорда, те семеро свободных эльфов все-таки повиновались последнему приказу своей бывшей хозяйки. Хотя до сих пор не понимаю, как мама посмела обратиться к ним и произнести вслух: "Вон отсюда!"

- А где эти эльфы сейчас? - снова подала Гермиона слабый голос.

- Не знаю. Даже несмотря на то, что все было сделано по его приказу, Темный Лорд после раздавшихся хлопков аппарации и исчезновения всех семерых заявил, что он все равно не ожидал "такой наглости" и приказал своим подчиненным проследить за ними. Спустя некоторое время Долохов доложил, что все аппарировали в Хогвартс. Только они здесь, разумеется, не задержались, и никто их не заметил. Насколько мне известно, среди Хогвартских эльфов никого из наших не нашли.
Драко закончил свой рассказ и бессильно опустился на стул. Но спустя мгновенье он снова вскочил и почти прокричал:

- После этого мои родители уже не были хозяевами в собственном доме даже формально. Собственно, всю вековую кровную защиту поместья Лорд перевел на себя, поскольку больше не доверял никому. Ума и знаний для этого у него хватило. Наказанию подверглась даже его обожаемая Беллатрикс. Отец прочно занял освободившееся в подвале место. Темный Лорд собственноручно оттачивал на нем свое великое колдовское "мастерство". А мама стала... кухаркой, вместо домового эльфа... Красноглазый находил это забавным. Он даже одобрил то, что мама отдала мне свою палочку, заметив при этом, что эльфам палочки не положены. За обедом она должна была пробовать, не отравлено ли вино, которое подается к столу Темного Лорда! Доить его обожаемую Нагайну. Вместо горчицы он, что ли, использовал ее яд? Вот уж действительно, о вкусах не спорят. - Драко еще раз молча оглядел всех трех своих слушателей и добавил последнее: "У меня все."

Некоторое время все молчали, не в силах что-либо сказать. Наконец подал голос Гарри:

- Но в таком случае, какого Мерлина, ты полез в выручай-комнату за нами? Рассчитывал реализовать еще один шанс на восстановление доброго имени своей семьи в багровых глазах хозяина?

- Я хотел спасти свою семью, своих родителей. Ты не представляешь, как больно было видеть маму за обедом не во главе стола, как положено хозяйке дома, а с подносом в руке, прислуживающей Темному Лорду. Это был последний шанс. Я не видел другого выхода. Признаюсь, я не верил в тебя, ...Гарри Поттер. - Драко слегка запнулся, называя Гарри по имени. - Не верил, что ты сможешь одолеть самого великого темного волшебника в мире. Ты думаешь, я не узнал тебя тогда, когда ты сам с удивлением рассматривал свое отражение в зеркале? Да я кожей ощущал исходивший от тебя страх. В моих глазах ты был такой же "Избранный", как я сам год назад. Я оказался не прав, и очень надеюсь, что к счастью. Хотя сейчас не знаю, смогу ли я когда-нибудь переступить порог нашего родового поместья. А моя мать оказалась храбрее меня. В тот момент, когда она отдавала мне свою палочку, она как бы шутя сказала, что теперь у нее только одна надежда: на Избранного. И еще на чудо. Когда она поняла, там, в лесу, что ты жив, она поверила в свершившееся чудо. Вторым чудом было для нее известие, что со мной все в порядке. После этого мама решилась на откровенное вранье нашему красноглазому хозяину. Там, где было место двум невероятным чудесам, обязательно должно было случиться третье. Это не мои слова. Это слова мамы. И потому ты сейчас жив, Поттер!

Гарри не знал, что сказать. Просто "Спасибо" не проходило, казалось не совсем уместным что ли. А в его голове просто не было таких слов, чтобы можно было выстроить их в некое подобие фраз, которые хоть сколько-нибудь могли передать мечущиеся в его душе чувства. Слизеринец говорил правду. Да еще сутки назад сам Избранный не верил ни в какую "свою победу", Да что там Вольдеморт! Гарри не один раз за прошедший год вспоминал "учебный бой", показанный ему Снейпом при бегстве из Хогвартса. Ему нечего было противопоставить даже своему учителю, которого он еще недавно считал правой рукой Лорда. Искренняя вера людей в Гарри, "нашу последнюю надежду", сначала удивляла, потом раздражала, а потом причиняла невыносимую боль. Но люди продолжали верить в него, и поэтому он пошел в логово Вольдеморта, нисколько не сомневаясь в правильности своего выбора. Уничтожить частицу Вольдеморта в себе и самого себя вместе с этой частицей. Это было все, что он способен был сделать для верящих в него людей. Еще не увидев воспоминаний Принца, не зная еще, что он сам крестраж, Гарри уже не мог вздохнуть, обнаружив в Большом зале выживших после первой схватки с Пожирателями. У него не было сил смотреть в глаза миссис Молли. За Фреда. У него не было сил даже взглянуть на другие тела защитников Хогвартса. Все они погибли за него, по словам Дамблдора, "нашу последнюю надежду".

Гарри не слышал, как Слизнорт напомнил всем о завтраке в большом зале и, пожелав своим ученикам всего доброго, а также пригласив всех вечером разделить с ним ужин, покинул кабинет. Драко незаметно исчез вслед за профессором. Гермиона вернула своего друга к реальности, молча подойдя к нему и сжав его руку в своей руке. Чувствуя, что дар речи вернется к нему не скоро, Гарри мысленно поблагодарил небо за то, что его лучшей подруге не нужны слова, чтобы понять, что творится в его душе и переполненном противоречиями разуме.




Глава 10

Уважаемые читатели! Учитывая ваши многочисленные просьбы в количестве пяти штук, к Гарри Поттеру был применено заклятие забвения и он напрочь забыл про Макса Фрая. Все, что об этом напоминало, вычеркнуто безвозвратно. Если есть еще какие-нибудь пожелания, то пишите, не стесняйтесь. Мне бы очень хотелось знать ваше мнение. А то я тут ТАКОЕ написать могу.
В комментариях по поводу оценки фика написано, что слишком много диалогов и недостаточно динамичен сюжет. Поэтому в этой главе очень хотела свести количество диалогов к минимуму. Однако, не удалось. Получилось как всегда. Простите еще раз за такое отступление. А теперь, собственно, новая глава:

Глава 10. Дело в Шляпе

Если до рассказа Драко Гарри теоретически еще мог думать о завтраке в большом зале, то после всего услышанного от слизеринца сама мысль о еде казалась чужой и ненужной. Гарри не смог бы проглотить ни кусочка, да и выставлять свою персону на всеобщее обозрение не хотелось. По крайней мере не сейчас. Когда угодно: во время обеда, вечером, завтра, но только не в ближайший час.
Гарри невольно замедлил шаги и бросил короткий взгляд на Гермиону, желая прочесть в глазах подруги ее дальнейшие намерения. Сомнений быть не могло. Слегка нерешительный вид девушки и то, с какой готовностью та остановилась посреди коридора, ясно говорил о том, что в данный момент она меньше всего думала о завтраке и о Большом зале, как о цели путешествия по Хогвартсу.
Не сговариваясь, потому что и так все было понятно, и не тратя лишнего времени, гриффиндорцы завернули в ближайший пустой класс и прикрыли за собой дверь. Они быстро облюбовали для себя дальний угол комнаты, где косо стояла единственная на весь класс старая парта. Гарри тут же, действуя почти автоматически, оградил их обоих от любопытных глаз и ушей, невольно признаваясь себе в том, что ставить защитные заклинания у него уже вошло в привычку. После чего выразительно посмотрел на Гермиону.

Слов не требовалось. Девушка молча достала из кармана прямоугольный кусочек пергамента и маленький стеклянный пузырек, скорее всего наколдованный ее же прямо из воздуха. В пузырьке плескалась почти прозрачная жидкость со слегка желтоватым оттенком, напоминающим старые газеты. Гарри выдернул волосок из своей шевелюры и опустил в жидкость, внимательно следя глазами за содержимым стеклянного флакончика. Того, что ожидал увидеть Гарри, вспоминая изменения, происходящие с оборотным зельем, не произошло. Волосок медленно растворился, постепенно пропав из поля зрения, но жидкость осталось почти такой прозрачной же, как была. Может быть чуть-чуть потемнела. Когда это они "проходили"? Гарри решительно не мог вспомнить, когда это он варил что-то подобное. Хотя, на четвертом курсе что-то такое было... Но тогда его больше волновало то, как продержаться целый час под водой, а зельеварение в этом помогало слабо. Экзамены он в том году не сдавал.

Положившись на инструкции своей подруги, Гарри обильно смочил жидкостью так называемую "закладку" и крепко сжал ее между ладонями. Очевидно, все было сделано правильно, потому что Гарри почувствовал, как спустя некоторое время тепло идет в его руки уже от "закладки". Посмотрев еще раз на подругу, и уловив ее утвердительный наклон головы, он медленно разжал ладони, ожидая увидеть, что клочок пергамента будет весь исписан мелким бисерным почерком с двух сторон. Но ничего подобного не увидел. Более того, та сторона пергамента, которая сначала оказалась под его вниманием, была совершенно чистой.

Уже успев испугаться, что вся их "отработка" у Слизнорта оказалась напрасной, Гарри быстро перевернул "закладку" на другую сторону.
Прямоугольный клочок пергамента был почти чистым. Только в самом низу было написано два слова мелким убористым почерком: "Малахитовая комната" и нарисован странный знак, напоминающий полукруг с маленьким заостренным копьем в верхней его части, направленным против часовой стрелки.

Гарри и Гермиона переглянулись. Что это за "Малахитовая комната" и где она может быть, было совершенно не ясно.

Гарри внимательно разглядывал пергамент со всех сторон, надеясь найти на нем еще какую-нибудь информацию: стрелочку, точку, знак, подпись. Ничего. После некоторых раздумий Гермиона высказала первое предположение:

- Может быть это про какой-нибудь музей? То есть "Малахитовая комната" находится где-нибудь в музее.

Гарри посмотрел на нее удивленно. В музее он был пару раз. Давно, еще когда учился в начальной школе вместе с кузеном. А потому решительно не понимал, какое отношение могут иметь, например, старинные тусклые монеты под толстыми музейными стеклами или вычурные бронзовые канделябры к понятию "Малахитовая комната".

- Мы с родителями очень много путешествовали по Великобритании, часто осматривали старинные усадьбы. Их-то я и имела в виду, употребляя слово "музей". Там, как правило, каждое помещение в доме или укромный уголок в саду имеет свое название: Зеркальная гостиная, Белая столовая, Северная галерея, Восточная спальня, Дубовый кабинет, Тисовая беседка, Липовая аллея, - пояснила Гермиона, прочитав удивление на лице друга.

Из всего перечисленного Избранный знаком был только с Тисовой улицей. Но это знакомство явно не относилось к делу, в чем он честно признался Гермионе:
- Кажется поместье Малфоев было единственным старинным родовым поместьем, где мне удалось побывать. Осмотреть я смог только подземелья и гостиную, причем мельком. Дальше не пригласили.
Постой! - Гарри вдруг пронзила внезапная догадка. - А что если, что если так называемая "Малахитовая комната" находится в поместье Малфоев? Вполне логично и очень похоже на правду. Вряд ли миссис Нарцисса стала бы иметь в виду какой-то другой дом, а не свой.

- Если только "Малахитовая комната" не находится где-нибудь в Хогвартсе. - в свою очередь предположила Гермиона, хотя версия друга ей явно понравилась. Тем не менее девушка продолжила: Мы же нашли Тайную комнату и Выручай-комнату. Если бы вы с Роном прочитали "Историю Хогвартса", то вы бы знали, что существует легенда, что каждый из основателей зачаровал и оставил в замке своё помещение. Тайную комнату Слизерина мы уже нашли, Выручай-комната скорее всего является подарком Пенелоппы Пуффеддуй. Говорят, что она была необычайно добра и никому не отказывала в помощи. Так и Выручай-комната приходит на помощь всем, кто ее попросит. Может быть, если хорошо поискать, возможно обнаружить то, что оставили Годрик и Ровена.

- Но тогда бы комнаты имели другие названия: какая-нибудь "Рубиновая" или "Аквамариновая". Все-таки малахит - это зеленый камень, а зеленый - цвет Слизерина. Кроме того, Хогвартс можно исследовать лет сто, и при этом ничего не найти. Так что давай отложим поиски в Хогвартсе на ближайшее столетие, а займемся лучше усадьбой Малфоев. Да и Кикимера можно расспросить подробнее. Уверен, что он неплохо знаком с домом "миссис Цисси". - предложил Гарри, чувствуя, что расспрашивать сейчас о чем-либо самого Драко у него просто не хватит духу.

Гарри уже хотел призвать домовика, когда Гермиона нерешительно остановила его:
- Я так понимаю, что ты уже собрался посетить поместье Малфоев. Гарри, давай не будем спешить. Во-первых, это может быть опасно после того, что там наколдовал Сам-Знаешь-Кто. Как правило, защитная магия на таких старинных семейных домах позволяет посторонним находится в доме только в присутствии хозяев дома или с их разрешения. Во-вторых, если туда уже проникли мракоборцы и там уже идет обыск, в чем я правда очень сильно сомневаюсь, то наше внезапное появление заставит нас давать ответы на вопросы. А этого, по-возможности, стоит избежать. В-третьих, Гарри, я хотела бы все-таки кое-что уточнить. Ну, в общем, я хотела бы пересмотреть свои воспоминания с того момента, как егеря забрали наши волшебные палочки, до момента нашего бегства из поместья. И твои тоже. Потому что после того, как мною занялась Белла, я мало что помню. А потом и вовсе потеряла сознание. Одним словом, я хочу попробовать проследить судьбу своей старой палочки. Лучше точно знать, стоит ли ее искать в доме Малфоев, если уж мы хотим туда проникнуть.

Слова Гермионы показались показались Гарри вполне разумными. Много времени просмотр воспоминаний в Думосбросе не займет. Тем более, что сейчас время завтрака, и скорее всего в кабинете директора никого нет. Кроме портретов, разумеется. У них, в принципе, можно расспросить и о наличии "Малахитовой комнаты" в Хогвартсе. Хотя лучше это оставить на "потом", если с Малфоями ничего не получится. Гарри никогда не приходилось самому вытаскивать свои воспоминания из головы, но он не считал, что это может быть настолько сложным, что они с Гермионой не справятся. В конце-концов, не откажет же Дамблдор на портрете в небольшой консультации по этому поводу. Поэтому он не стал спорить с подругой, а не теряя времени взял ее за руку и они, выйдя из приютившего их класса, бодро зашагали в сторону кабинета директора.

Гриффиндорцам повезло. Отыскав, наконец, среди всеобщего погрома, чудом уцелевшую каменную горгулью, охранявшую вход в кабинет, они тут же смогли убедится, что пароль остался тем же: "Дамблдор". Вбежав по винтовой лестнице, подростки оказались в знакомом круглом кабинете. Кабинет был пуст. К удивлению, и даже некоторому разочарованию Гарри, вновь опустели все портретные рамы. Это, конечно, исключало возможность поговорить с кем-нибудь из директоров, но с другой стороны, может это и хорошо. Никто не будет подглядывать. "А все-таки, куда их всех сдуло?" - удивился про себя Гарри.

И тут же услышал в своей голове тихий голос, который показался Избранному знакомым, и в котором чувствовался легкий сарказм: "По родственникам разбежались! Сплетничают, небось..."
Гарри нервно оглянулся. Может быть ему показалось. Но в кабинете по-прежнему никого не было, кроме него и Гермионы, которая уже погрузилась в Думосброс, занимавший стол перед портретом Дамблдора. "Быстро она...," - только и успел подумать Гарри, как вновь услышал в голове слегка ехидный голос: "Что, не узнаем старых знакомых? Да здесь я, здесь. На полке. Плоховато, правда, выгляжу. Дыму наглоталась и обгорела немного..."

В эту минуту говоривший закашлялся, а Гарри, кинув взгляд на полку в шкафу, наконец сообразил, кому принадлежал голос, звучавший в его ушах. Конечно же, это была старая Распределяющая Шляпа. Выглядела она действительно неважно. Края старой ветоши довольно сильно обгорели и при каждом новом приступе кашля обсыпались, разлетаясь по сторонам.

"Может ей воды предложить?" - шевельнулось в мыслях Гарри, хотя он совершенно не был уверен, что Шляпа сможет пить воду.

"Ты мне еще лимонных долек предложи!" - вновь услышал Гарри, когда Шляпа, наконец, откашлялась.

"Она что? Все мысли мои читает?" - Гарри уже ничего не понимал.

"Ну да! Вот уж что-что, а твои мысли для меня не секрет. Это Дамблдор наивно думал, что он самый лучший легилимент в Хогвартсе. А самый лучший легилимент здесь я, Шляпа!"- в голосе чувствовалось явная гордость.

"Интересно, я с ней вслух разговариваю, или так, мысленно?"- задал сам себе вопрос Гарри, и тут же получил ответ:

"Да мысленно, мысленно! А какая разница? А-а... Не нравится, что у тебя в голове шарят посторонние? Так оклюменцию надо было учить, милый мой... Вот к последнему директора Хогвартса, тому, которого до срока сместили с должности, даже мне не удавалось пролезть в голову! Но я, разумеется, по старой привычке попыталась пару раз. Глухо. Да к тому же, он сразу это заметил. И тут же пригрозил запихать мне в рот все недоеденные предыдущим директором лимонные дольки, если еще раз предприму что-нибудь в этом роде. Так что, слава Мерлину, его портрет так и не появился в этом кабинете. Мрачный был тип. Все о чем-то думал, думал... Все ночи напролет по кабинету ходит и ходит... Туда-сюда, туда-сюда... Спать не давал никому. Фоукс было к середине лета вернулся на свою жердочку, а когда в сентябре этот тип здесь окопался, опять улетел. Меня с собой звал, да куда мне? Старая я для дальних-то путешествий."- к концу этой длинной тирады Шляпа опять закашлялась.

"Это она про Снейпа,"- определил про себя Гарри, и тут же решил ей сказать, что последний директор Хогвартса был хорошим человеком и он, Гарри, был бы рад увидеть его портрет в этом кабинете.

"Да хороший, хороший... Кто же с этим спорит. Но мрачный... и себе на уме. Я его, между прочим, очень хорошо помню еще одиннадцатилетним. Трех десятков лет не прошло. Уж и чего я только не нашла тогда в его немытой голове! Ума хватало, таланта хватало, смелости хватало, желания проявить себя тоже было хоть отбавляй. Правда и тараканов разных десятка два насчитала. И среди них два самых больших: упрямство и полная неспособность прощать чужие ошибки. Не успела я взобраться к нему на голову, как тут же услышала: "Хочу в Слизерин!" Это с его-то старой мантией и потрепанными учебниками! Я ему логично так говорю: "Послушай меня, старую! Нечего тебе там делать. Давай я тебя в Гриффиндор определю, смелости у тебя вполне на весь багровый факультет хватит. И подруга твоя уже там. Которую Лили зовут. Не хочешь? А зря. Ну, давай в Когтевран, что ли. Там такие книжные черви вполне нужны." Так он даже обиделся. Тут же давай вспоминать про маму, которая в Слизерине училась. Пуффедуй я ему даже предлагать не стала. Он, конечно, был трудолюбивый юноша, но в Пуффедуе таких злых не любят. Нечего там хорошим детям настроение портить. Да иди ты, думаю, родной, в свой Слизерин. Пожалеешь еще. Вот тогда вспомнишь меня, старую Шляпу, да поздно будет."

Голос Шляпы в голове Гарри опять стих, а самого юношу вдруг разобрала злость на Шляпу: "А меня ведь хотела в Слизерин засунуть..."

Шляпа это, разумеется, тут же почувствовала, и не осталась в долгу: "Ну ты сравнил! То ты, знаменитый Гарри Поттер, а то нескладный Северус в подержанной мантии. В Слизерине ты бы делом был занят. Учебой, конкретно. В Слизерине списывать не дают. Там каждый за себя. Профессор Снейп нипочем не разрешил бы тебе с первого курса подставляться под бланджеры. А Дамблдор, этот чертов гриффиндорец, вынужден был бы не отделять Слизерин от других факультетов. Какой же он был бы "отстойный" факультет, если там учится сам Гарри Поттер! Короче, не надо было мне тебя слушать, а надо было гнать в Слизерин. Табуретом."

Гарри опешил от такой наглости Шляпы. "Ничего себе, здорово!- мысленно возмущался он. - А мое мнение, значит, не в счет? Ей лишь бы дружбу факультетов крепить. А как же тогда моя дружба с Роном, Гермионой, Невиллом, Джинни..."

Гарри действительно не мог даже представить себя без своих друзей. Лучший легилимент Хогвартса, естественно, была в курсе всех бушевавших в голове Избранного эмоций. Поэтому Гарри уже ничуть не удивился, услышав реакцию Шляпы: "Ну, ладно, хватит возмущаться. Дружба дружбой - а служба службой. Рон твой рыжий, как я успела заметить, сидя на его голове, только и мечтал о том, как бы подружиться со знаменитым Гарри Поттером. Да и эта твоя подруга, которая сейчас в Думосбросе утонула с головой, похоже, к моменту распределения выудила из учебников все, что только можно было найти о "Мальчике-который-выжил". Подружились бы как-нибудь. Тролль в туалет заскочил? Заскочил. Она там ревела? Ревела. Все. Точка. Место встречи, как и начало дружбы, изменить нельзя."- При этом Шляпа, что Гарри успел заметить, самодовольно улыбнулась.

Гарри только решил про себя, что все равно это была бы уже не та дружба, которая была между ним, Роном и Гермионой сейчас. "Ну вот на квидвичном матче, например, за кого бы Гермиона болела? То-то и оно, что за своих красно-желтых, а не за меня, серебристо-зеленого".

И тут же услышал в голове самый настоящий смех: "Кому что, а вам лишь бы ваш любимый квидвич! Ты прямо как Дамблдор. Да-да, этот старикан, хоть и с бородой, а все туда же! Я ему опять логично так объясняю, что кончать пора с этим делением на факультеты. Что добром это не кончится. А он мне нелогично так твердит одно:"А как же чемпионат школы по квидвичу?" Тьфу. Я ему опять логично так советую, что ты бы лучше за детишек поболел, а не свою любимую красно-желтую команду. А он мне снова буркнет в ответ что-нибудь вроде: "Детям нужна спортивная разрядка." Ну где тут логика-то? Где? Всего двадцать восемь учеников летают, а вся остальная школа на них пялится. Чем такая "спортивная разрядка", уж лучше самая обычная "утренняя зарядка". На фестралах можно наперегонки полетать, или, жаброслей пожевав, в озере поплавать. На шпагах или с мечом друг с другом попробовать выяснить, кто из вас там сильнее, выше, дальше. Свет у них клином сошелся на квидвиче! Вот ты, знаменитый Гарри Поттер, ты хоть танцевать умеешь? Можешь не отвечать. Знаю, что не умеешь. А на министерских приемах в твою честь что делать будешь? Дамам ноги топтать?"

С танцами-то, разумеется, Шляпа права. Тут уж Гарри нечего было возразить. О Министерских приемах он, конечно же, еще не задумывался, но решил, что как-нибудь сведет это дело к минимуму. Вездесущая Шляпа, однако, быстренько пресекла эти мысли.

"Не вздумай отлынивать от министерских приемов. Серьезно так говорю. Если Министерство к осени, я имею в виду, к этой осени, не отменит всю эту канитель с распределением первокурсников по факультетам, я логично так предупреждаю, что сама приму меры. Пока жива!"- Шляпа явно смотрела на Избранного с вызовом.

"Куда она денется?"- это было первое, что пришло в голову Гарри. Но, по-видимому, у Шляпы на все был готов ответ, потому как ее опять понесло:

"Да никуда я не денусь. Я всех первокурсников "дену". Распределю всех на мой любимый факультет, поближе к кухне. ХА!!!"
"Если бы во рту Шляпы были зубы, то сейчас получился бы неплохой оскал, - это Гарри мог сказать точно, увидев широкую довольную улыбку старого головного убора. - Интересно, какой же у нее любимый факультет? Слизерин, что ли?"

Ответ пришел незамедлительно: "Сам ты Слизерин! Да Пуффедуй же! Пуффедуй. Только туда идти никто не хочет. Всех приходится уговаривать. А посмотришь на вас всех, подкладка кровью обливается... Одни умные-преумные, другие хитрые-прехитрые, третьи храбрые-прехрабрые, а мирно жить не можете. А в Пуффедуе все будете добрые и трудолюбивые. Вот. И это логично. Профессор Стебль очень добрая женщина. Она всех примет."

"Да тебя же в утиль спишут, как старую ветошь. После таких-то фокусов, - мысленно передал Гарри шляпе свое послание. - В лучшем случае отправят в музей."

"Ты про "музей" лучше не заикайся. Я в отставку не собираюсь!" - нагло заявила Шляпа.

"Господи, час от часу не легче! А что же вы делать будете, уважаемая Шляпа? Песню сочинять для праздничного ужина по случаю начала нового учебного года?" - вежливо поинтересовался Мальчик-Который-Выжил.

"А ты подумай, и попробуй догадаться, что я собираюсь делать. Ну давай! До трех раз."- Шляпа нетерпеливо постукивала полями со своей правой стороны по полке шкафа.

"Издевается...", - решил про себя Избранный.

"Обижаешь, Рыцарь печального образа! Издевательство - это когда первокурсников разгоняют по своим гостиным, и кругом ставят пароли, чтобы друг с другом меньше общались. А я стану для всех студентов Хогвартса родной матерью, то есть родной Шляпой. Вот случится у ребят какая-нибудь неприятность, так они не по туалетам будут слезы размазывать, а придут ко мне. А кто у нас лучший в мире легилимент? Разумеется я, Шляпа. Я что-нибудь умное непременно присоветую. А из меня тайну никакой легилименцией не вытянешь. Внутри-то пусто. Мозгов-то нет, а потому мне и оклюменция не нужна, чтобы сохранить все детские тайны." - Шляпа была явно довольна собой и своими планами на будущее.

"Интересно, а под подкладкой у нее что?"- подумал Гарри, как будто бы кто-то потянул парня за извилину.

"А ты мне под подкладку не заглядывай! Под подкладкой у меня все, что надо... под подкладкой! Не вами положено, а основателями Хогвартса. Сейчас таких мастеров нет, чтобы постичь то, что у меня под подкладкой спрятано. А тайны из меня не вытянешь никакой легилименцией."- закончила Шляпа и с вызовом уставилась на своего мысленного собеседника.

"Если только сама не будет делиться сплетнями,"- невольно подумал Гарри и тут же пожалел об этом.

Лучший в мире легилимент в долгу не остался: "Но-но, потише. Я ведь и обидеться могу. И нечего на меня так смотреть! Оклюменцию надо было учить, Избранный ты наш... Книжечку можешь вон на той полочке внизу взять. Два с половиной года уже там пылиться, еще Дамблдор принес. Из библиотеки, небось, спер и припрятал. С ним это иногда случалось."

Гарри хотел было открыть рот, чтобы что-то возразить, но Шляпа не дала даже сформулировать мысль. В голове раздался ее тихий голос, полный легкой иронии: "Мне сегодня можно болтать в свое удовольствие. У меня вчера был сильный стресс, а сегодня этот... отходняк. Что, не веришь? Я вчера столько страху натерпелась. Думала все, конец всем моим мечтам о смене профессии. Сейчас сгорю, как свечка. Вот правду люди говорят: "Все, что не делается, делается к лучшему." Накануне поругалась с последним директором Хогвартса. Вернее, я-то не ругалась, это они друг с другом разругались в пух и прах. Ну этот, Дамблдор на портрете и профессор Снейп. Из-за тебя между прочим... Да они друг с другом не очень-то ладили, особенно в последний месяц. После того, как вы чудом смотались от Малфоев. Это я знаю, потому что Снейп разговаривал с Драко здесь, в этом самом кабинете. Тот Дамблдор, который на портрете, весь последний месяц вообще редко появлялся в своей раме. А тут явился, и давай шорох наводить. Что-то там про дерзкое ограбление Гринготса. Это он, ясен пень, в Министерстве последних сплетен насобирал. Сейчас, говорит, Поттер с друзьями будет здесь, и нужно послать кого-нибудь дежурить в гостиную Когтеврана. А профессор Снейп как заорет на портрет, да как стукнет кулаком по столу. Чуть Думосброс не угробил, идиот. Тот, который на портрете, так ему об этом и сказал, и про Думосброс тоже. Еще так намекнул прозрачно, что типа единственный он и неповторимый, и скоро может понадобиться. А потом еще живой Снейп пригрозил уже мертвому Дамблдору вынуть у него из портрета душу, если тот, черт возьми, не скажет ему, что Поттер забыл в гостиной Когтеврана. Только легче Гринготс ограбить, чем добиться от Дамблдора настоящего ответа. Он помахал на прощание белой бородой и исчез за рамой. А мне так смешно стало на них смотреть. Ну взрослые люди, а все друг с другом "в оклюменцию" играют! Ну я и хихикнула громче, чем могла себе позволить. Тогда этот сальноволосый медленно так взял графин с водой, открыл крышку, набрался наглости перевернуть меня вверх ногами, и вылил в меня из графина всю воду. Ну дольки-то лимонные, что еще в шкафу оставались от прежнего директора, он уже давно запулил в его же портрет. Промокла насквозь, пока вся вода сквозь меня просочилась. Чуть не захлебнулась. На поля самостоятельно встать так и не смогла. Лежу тут на полке, одинокая, сырая и несчастная... Профессор этот, с графином, куда-то исчез. Ну думаю, хоть сегодня измерять кабинет шагами никто не будет. Надо пользоваться моментом, и отключилась. Только заснешь тут с вами. Как же! Такой грохот стоял всю ночь! И спросить-то ничего не у кого! Все рамы пусты, вот как сейчас. Тебя, правда, видела краем глаза. Но заговорить не решилась. Жалко только тебя стало. Честно. Но зато хоть сообразила, что к чему. Ну что опять удивленно так смотришь? Я же тебе зря что ли говорю: "Оклюменцию надо учить."

"Да понял я уже про оклюменцию,- протянул про себя Гарри.- Ты лучше расскажи, что дальше было."

"А что дальше? Лежу я, значит, соображаю, что к чему. Вдруг чувствую, зовет меня этот ваш, Вольдеморт. Ну что думаю, "ехать надо". Сами-то по себе призывающие чары, как ты надеюсь, понимаешь, на меня не действуют, ежели сама не захочу. Чай не лыком шитая! Но надо же было меч вам доставить, чтобы змею зарубить. Вот ты, Избранный ты наш, ты же не сказал Невиллу, что змею надо мечом гриффиндорским рубать. Ну прямо достойный ученик Дамблдора! Ну ладно, не обижайся. Я понимаю, забыл. С кем не бывает. Лететь вверх ногами старалась, чтобы меч раньше времени не выронить. А как на голову того парня, Невилла, приземлилась, так сразу ему прошептала, что к чему, и что надо делать. Парень оказался что надо. Быстро сообразил. А я его, между прочим, в Пуффедуй поступить дольше других уговаривала. Уж больно он мне понравился. И добрый, и трудолюбивый. Но он мне только одно твердил: "Бабуля меня убъет!". Боже мой, ну и нравы у этих волшебничков! Как будто бы учась в Пуффедуе, нельзя быть храбрым или умным. Лучший-то ученик Хогвартса, чемпион школы, Седрик Диггори, где учился? В Пуффедуе. После известия о его смерти неделю от слез не просыхала. Я-то, старая, надеялась, что выучится парень, на китаяночке на той, симпатичной, женится. Детишек они умненьких нарожают, а я их в Пуффедуй определю. Китаяночка-то та несколько раз сюда, ко мне, потом приходила. Мы с ней вместе тут поплакали о Седрике... Вот сейчас вспомнила, и опять чувствую, потекло... Подкладка, видать, не просохла...."- с этими словами Шляпа в самом деле приподняла край полей и утерла скатившуюся из глаза слезу.

Избранному тоже стало не по себе. О нелепой смерти Седрика он не мог вспоминать без содрогания. Все случилось так быстро, что он даже не успел тогда ничего сообразить. "Убрать лишнего" - и все.

"А соображать лучше надо было. - опять раздался в голове знакомый голос. - вы ведь чувствовали, что куда-то не туда попали. Шарахнули бы по Хвосту и Вольдеморту "Ступефаем", или твоим любимым "Экспеллиармусом". Седрик одной левой мог бы обоих трансфигурировать во что-нибудь маленькое. И все вчетвером в Хогвартс. Конечно, после обряда "Кость, плоть и кровь" уже поздно было вспоминать об упущенных возможностях. В ступоре в решительную минуту стоять никак нельзя. Вот когда мы с тобой пять лет назад василиска рубали, помнишь? Я тебе как ненормальная, ору, ору прямо в ухо! Меч кричу, держи, идиот! А ты меня, похоже, так и не услышал. Пока меч тебе на голову не свалился. Ну да ладно. Как говориться, все хорошо, что хорошо кончается.

"А меч Годрика Гриффиндора всегда можно достать из Шляпы?" - задал, наконец, Гарри давно интересующий его вопрос.

Шляпа перевела дух и внимательно посмотрела на Избранного, хитро подмигнув одним глазом: "Разумеется. Если только этот человек настоящий гриффиндорец. Если у него случится крайняя нужда, и он попросит помощи у Хогвартса."

- Гарри, ты о чем думаешь? - услышал вдруг настоящий гриффиндорец совсем другой голос и уже вслух. Голос принадлежал Гермионе, а хозяйка голоса уже покинула Думосброс.

- Да это я так, отвлекся...,- задумчиво пролепетал Гарри.

А сам подумал: "Этот разговор со Шляпой был на самом деле, или все происходит в моей голове?"
И тут же получил ответ: "А если все это происходит в твоей голове, то почему этого не может быть на самом деле..."
Гарри готов был дать честное слово, что при этом Шляпа снова подмигнула ему, улыбнувшись. А потом закрыла глаза и притворилась спящей.




Глава 11

Глава 11. Вопрос за вопросом

На все несмелые вопросы Гермионы по поводу того, что такое интересное отвлекло его внимание и почему это секрет (вопросов, если уточнить справедливости ради, было всего два), Гарри ответил, что по-честному все расскажет обязательно, только чуть позже. Потому что, во-первых, рассказывать долго, а во-вторых, "все равно не поверишь". А про себя отметил: "Вот я бы уж точно не поверил! Решил бы, что либо со мной шутят, либо макароны на уши накручивают." Тем не менее Гарри обнаружил на нижней полке шкафа пару нужных книг по оклюменции. Одна называлась "Как защитить свой разум", а вторая - "Оклюменция, магия или искусство". На первом листе обоих книг стоял штамп Хогвартской библиотеки. Гермиона смотрела на все это просто с открытым ртом, не забыв при этом, тем не менее, подставить под найденные "источники знаний" свою бисерную сумочку. Оба учебника были благополучно погружены в объемные недра этой маленькой с виду сумочки.

В свою очередь Гарри поинтересовался у девушки, как у нее дела с Думосбросом? Выяснилось, однако, что дела в общем и целом пока никак. А все то время, пока Гарри столь увлеченно и познавательно выслушивал монологи Старой Ветоши, гордо именуемой Шляпой, Гермиона с интересом изучала в Думосбросе "Историю Принца", потому что "Так получилось...", поскольку "любопытство взяло верх". Гарри решил про себя, что он этой вездесущей всезнайке лучше потом объяснит, что обычно делают с любопытными такими, которые везде свой нос суют, куда не следует. А в данный момент не стоило терять время на долгие объяснения.

Гермиона даже успела освободить Думосброс от воспоминаний Снейпа. Причем все содержимое ценного артефакта разделила на несколько стеклянных емкостей, и аккуратно закрыла пробками. Теперь следовало приступить к главному. Посовещавшись пару минут, они решили, что лучше все же начать с воспоминаний Гермионы и ровно с того момента, когда их всех вытащили из палатки. Гарри не зря верил в свою подругу. Разумеется, она отлично знала теорию о том, как достать из своей головы нужную мысль. Глубоко вздохнув, она приставила к виску волшебную палочку, закрыла глаза и напряженно закусила губу. "Сосредотачивается,"- сообразил Гарри. Через несколько довольно долгих секунд, как показалось парню, на конце волшебной палочки показалось вещество, похожее на серебристую сверкающую нить. "Получилось!"- воскликнула девушка, и аккуратно опустила вытянутую "нить" в Думосброс. Не дожидаясь особого приглашения, Гарри нырнул первым, тут же ощутив, что Гермиона рядом с ним и держит его за руку.

Собственно, что было ожидать? Пришлось заново пережить все неприятные минуты, которые случились с ними из-за одного неосторожно сказанного слова. Ругая себя последними словами, так как виноват был он сам, и никто другой, Гарри тем не менее с досадой заметил, что никаких "полдюжины волшебных палочек" на них нацелено не было. Егерей было всего четверо, и из них, похоже, один Сивый чего-то стоил. А остальные были так, для массовки. Еще к одному обращались по кличке Струпьяр, он-то и стащил дареные золотые часы с руки Гарри. "Так-так, запомним,"- отметил про себя ограбленный Мальчик-Который-Выжил. Довольно странно было видеть себя со стороны, да и смотреть было особо не что. В том смысле, что гордится было нечем. Сначала его швырнули на землю, лицом вниз, тут же обыскали и забрали все ценное, включая часы и нелюбимую волшебную палочку из терновника. "А я тогда во всем происходящем даже не отдавал себе полного отчета,- удивился Гарри.- Наверное потому, что лицо после жалящего заклинания горело нещадно." Гермиону обыскивал сам Фенрир Сивый. Ну еще бы. Даже здесь, в воспоминаниях, противно было смотреть, как текут у него слюни изо рта, и какими голодными глазами смотрит он на девушку. Воняло от него даже в Думосбросе, и как всегда, грязью, потом и кровью. Гарри невольно ощутил весь ужас, который пришлось пережить Гермионе, пока Сивый обнюхивал ее своим мерзким грязным носом. Но это были ее воспоминания, и он хорошо чувствовал ее эмоции.
Оборотень спрятал палочку из виноградной лозы в карман своей куртки. Палочка из терновника досталась Струпьяру, так же как и часы. Когда, наконец, события подошли к моменту появления всей пестрой компании у ворот "базы Вольдеморта", то есть поместья Малфоев, Струпьяр отдал волшебную палочку из терновника Нарциссе Малфой. Сивый со своим трофеем так и не расстался. Собственно, до самого конца просмотра настоящие Гарри и Гермиона не увидели, чтобы палочка из виноградной лозы покидала карман Фенрира Сивого. Еще выяснилось, что Гермиона потеряла сознание задолго до падения на нее люстры. Нож в руках Беллатрикс у ее горла и струйка крови из-под ножа уже не вошли в кадры. Когда вместо ярких картинок перед глазами зрителей стал расстилаться всего лишь белый туман, стало ясно, что пора возвращаться в действительность.

- Ну что ж, уже кое-что имеем, - вслух подвел Гарри первый итог.

Тут же, без долгих раздумий, приступили ко второму этапу просмотра. Теперь настала очередь Избранного вылавливать нужную мысль в своей переполненной информацией голове. Мысль сначала не поддавалась, но Гарри ее в конце-концов уговорил и вытащил таки на свет, зацепив волшебной палочкой за крутой изгиб. "Или прилипла она к волшебной палочке? Нет, интересно все же, как же это происходит?"- продолжал размышлять парень, уже опуская родную субстанцию в Думосброс.

В принципе, сначала все было то же самое, что и у Гермионы. Даже меньше, так как Гарри ничего не чувствовал, кроме дикой боли, а без очков почти ничего не видел. "Ну и зрение у тебя!"- прошептал рядом голос настоящей Гермионы, когда они силились разглядеть размытые силуэты людей в вечерних сумерках. Лицо распухло и горело огнем. Собственно, это было уже не лицо, а "рожа", по меткому определению Сивого. "Ну, спасибо тебе, подруга!"- подумал настоящий Гарри и чуть-чуть сжал руку настоящей Гермионе. К его удивлению, она посмотрела на него немного виноватым взглядом. Гарри тут же поспешил улыбнуться. Все-таки хитрый маневр сообразительной девушки позволил им выиграть время, а в их жутком цейтноте каждая секунда была бесценна.

Как и следовало ожидать, в воспоминаниях Гарри палочка из терновника благополучно перекочевала из рук Струпьяра к миссис Нарциссе. Сивый сохранил волшебную палочку из виноградной лозы при себе. Далее всплыл меч, который, как теперь понимал Гарри, весьма удачно попался на глаза Беллатриссе. Потому что это позволило им оказаться ненадолго в подвале, вызвать Добби и освободить других пленников. Гарри вновь шел по длинному коридору подземелья, спускался вниз по крутой лестнице, чувствовал за спиной палочку Фенрира Сивого в полной боевой готовности, и наконец, оказался вместе с Оливандером и Луной в одной камере. "Интересно, а в остальных камерах шел ремонт или все были заняты? Что это нас всех в одну-то? А этот Сивый у них что, так хорошо знаком с подземельями в доме Малфоев? У него даже метки не было, поскольку в "ближний круг" не входил."- отметил про себя настоящий Гарри и решил как-нибудь спросить об этом у Драко. Если, конечно, представится такая возможность.

Когда Гарри переживал все эти события в настоящем, ему казалось, что прошла целая вечность с момента произнесения "сдуру" вслух рокового слова, до того момента, когда в застывших глазах Добби погасли ночные звезды. А на самом деле все случилось, самое многое, за час. Вот уже по требованию Беллатрикс Гарри первым бросает свою палочку, с ужасом глядя на струйку крови из шеи Гермионы, проступившую под ножом Беллы. Рон следует его примеру. Дрожит и падает люстра прямо на девушку. Драко закрывает лицо, порезанное в кровь осколками стекла. Гарри одним прыжком добирается до Драко и выхватывает все три палочки из его рук, а внезапно появившийся Добби отвлекает на себя внимание Беллы и Нарциссы. Рон уже вытащил к этой минуте из-под обломков люстры Гермиону, оказавшуюся на удивление довольно целой, по крайней мере без видимых следов крови на открытых частях тела. Гарри бросает Рону одну палочку из трех трофейных и трансгрессирует вместе с Добби и Крюкохватом.

Но даже здесь, в воспоминаниях, он неминуемо видел размытый серебристый блеск - это нож Беллы с огромной скоростью летит прямо в Избранного, то есть в него самого. А входит в грудь Добби... Он непременно вонзился бы в сердце Гарри, если бы чуть-чуть не замедлил свое движение в самый последний момент. Гарри успевает пролететь вперед, а Добби, которого он держал за руку, как раз оказывается на пути злополучного кинжала. Нож уже не казался размытой серебряной полосой. Он замедлил свое движение настолько, что стал вполне различим невооруженным взглядом. Его упавшей скорости не хватило, чтобы добраться до Избранного, но оказалось достаточно, чтобы рассечь грудь эльфа. Только в этот момент настоящий Гарри остро почувствовал, что нож все-таки достиг его сердца, и вонзился в него со всей своей силой. Тяжело дыша, Гарри первым вынырнул из Думосброса. На душе было плохо... мерзко... пусто... Разумеется, Белла целилась не в домовика, а в него, "Нежелательное лицо № один". Гарри медленно сполз на пол и закрыл глаза. Да, знание таких подробностей не добавляло к жизни ничего хорошего.

Юноша не смог бы определить, сколько бесконечных минут он просидел вот так, прямо на полу, тяжело опустив веки. Время точно остановилось. В висках стучало, в груди кололо, а в душе болело. В какое-то мгновенье он почувствовал, что рядом опустилась Гермиона, также тяжело дыша. Сердце ее так отчаянно билось в грудной клетке, что Гарри мог с легкостью до одного удара отсчитать его бешеный ритм. "Раз, два, три, четыре...,"- на пятом Гарри сбился со счета, потому что понял, что не успевает за ударами. Ритм сердца девушки опередил его жалкие попытки отсчитать пульс, и умчался дальше, оставив Гарри далеко позади. Или это он перепутал удары сердца Гермионы с ударами своего собственного сердца, которое тоже не стояло на месте.

Из небытия Избранного вывел холодный, язвительный голос, внезапно раздавшийся откуда-то сверху. Голос показался очень знакомым. Разумеется, это был он, Финеас Найджелус на портрете, прадед Сириуса Блэка и самый непопулярный директор Хогвартса за всю историю школы.

- Прошу прощения! Кого я вижу: отродие маглов и сам Поттер собственной персоной! А что это вы тут делаете, юные отпрыски? Насколько я в курсе последних событий, вы, драгоценный Гарри Поттер, еще не занимаете пост директора Хогвартса, а потому ведете себя до крайности безрассудно, находясь в этом кабинете самовольно.

- А мы тут это... телевизор смотрим...,- Гарри ответил чисто машинально, первое, что пришло в голову. С таким же успехом он мог бы сказать, что мы тут ...отдыхаем, или чай пьем, или даже сказать правду, что вот, Думосброс эксплуатируем. Но почему-то брякнул про телевизор. Подняв глаза на портрет Финеаса, Гарри заметил, как тот скривил рот в пренебрежительной улыбке и многозначительно усмехнулся. "Я бы еще покрутил пальцем у виска,"- невольно подумал Гарри. Но видимо, чистокровное воспитание не позволяло благородному Найджелусу проделать нечто подобное. Поэтому он ограничился нравоучительным замечанием:

- Мне не нравится этот тон! Впрочем, что можно ожидать от отпрыска, воспитанного маглами.
Вовремя сообразив, что он выглядит перед прадедом Сириуса полным болваном, Гарри решил исправится и вежливо поинтересовался:

- А Вы, уважаемый профессор, уже вернулись от родственников?
Поскольку выражение лица Фениаса приняло еще более надменный вид, Гарри понял, что сморозил очередную глупость.

- Не смейте называть этих жалких осквернителей крови моими родственниками. То, что этот никчемный Артур Уизли является моим не то троюродным братом, не то каким-то там племянником, ничего для меня не значит. Он связал свою жизнь с этой не чистокровной Молли, мать которой была грязнокровкой. Отец Артура, наверное, поседел за ночь, узнав о его дерзком побеге и браке с этой женщиной. А теперь я с ужасом обнаруживаю, что мой портрет, который вы самым наглым образом содрали со стены родового дома моих предков, благороднейших Блэков, находится в доме, где живут ее ничтожные потомки. Хотя, признаюсь, сначала я этого не понял, и считал, что попал во вполне приличный дом, хоть и поместили меня в какую-то кладовку. Но по крайней мере, хозяйка дома показалась мне настоящей вейлой. Я видел ее иногда, когда она посещала приютивший меня чулан. Но потом я увидел ее мужа, лицо которого, похоже, здорово погрыз оборотень. И лишь случайно узнал, что все они носят фамилию Уизли, которую Артур осквернил, связав свою жизнь с не чистокровной. Я вас последний раз предупреждаю, немедленно верните мой портрет на место, в дом моего никчемного правнука, который сдох до времени, не потрудившись даже позаботиться о продолжении славного рода Блэков по мужской линии. И никаких возражений! Я устал от всех этих скитаний. - выдав всю эту гневную речь, Финеас Найджелус демонстративно отвернулся, всем своим видом показывая, что далее разговор продолжать не намерен.

"Да не больно-то и хотелось,"- решил про себя Гарри, справедливо рассудив, что так даже к лучшему. Гермиона сжала его руку, и пробормотав что-то вроде: "Непременно, как только, так сразу," - обращаясь, очевидно, к портрету Найджелуса, поднялась на ноги, многозначительно потянув своего друга за руку в сторону выхода. Гарри тоже поспешил встать. Попрощавшись, гриффиндорцы покинули круглый кабинет.

Быстро спустившись по винтовой лестнице, подростки на мгновенье остановились. Гермиона перевела дух и тут же предложила побыстрее покинуть здание школы, сославшись на то, что ей совершенно необходимо "глотнуть свежего воздуха". Гарри ухватился за это предложение с жадностью. Свежий воздух - это было то самое необходимое, что сейчас им обоим было нужно как ...воздух! Чтобы дышать... Схватив Гермиону за руку, он потянул ее вперед, по длинным коридорам, вниз по лестницам, мимо разбитой мебели и каменных завалов, через главный вестибюль школы, к выходу. Гарри возблагодарил небо за то, что они почти никого не встретили, если не считать эльфов, разбирающих нагромождения. Но те не обратили на бегущих внимания. Оказавшись за дверями замка, подростки рванули к озеру, остановившись только тогда, когда скрылись от любопытных глаз за деревьями. Оба они бессильно опустились на траву, прижавшись друг к другу.

Некоторое время Гарри приходил в себя. Дыхание понемногу восстанавливалось, сердце в груди успокаивалось, постепенно замедляя свой ритм. Гермиона тоже стала дышать заметно ровнее. Краски, запахи и звуки теплого солнечного утра окружили их со всех сторон, позволяя расслабиться и одновременно собраться с мыслями.

Гарри не мог сказать точно, сколько минут прошло: пять, десять, пятнадцать. Но сидя рядом с Гермионой, и ощущая всем своим существом свежий запах весеннего леса, слегка щекочущий нос запах цветочной пыльцы, и мокрую влагу, идущую с поверхности озера, он невольно задумался, что впервые за весь этот долгий год по настоящему почувствовал мир вокруг себя. Удивительно. Они каждый день ставили палатку на новом месте, собирали хворост для костра, искали съедобные грибы и магическую ежевику, по очереди дежурили у входа в свое жилище, ловили рыбу. Но все это делалось как бы автоматически, потому что так было нужно, чтобы выжить. Тогда впереди у него был только один Вольдеморт, а все остальное, казалось, создано не для Избранного. Каждый прожитый день неизбежно приближал встречу с врагом, и, одновременно каждый вечер, засыпая, Гарри благодарил судьбу, что сегодня встреча не состоялась.

Слабый, едва заметный ветерок гнал легкую рябь по поверхности темной озерной воды. Лучи весеннего солнца скользили по этим несерьезным волнам, стараясь опередить друг друга, чтобы успеть добраться до каждой капельки, и, отразившись от ее зеркальной сферы, вновь подняться в воздух. Вся эта игра света завораживала, притягивала к себе внимание, пока глазам не стало больно. Тогда Гарри перевел взор в сторону сидевшей рядом подруги. Она тоже погрузилась в свои мысли, прикрыв глаза от яркого солнца.

Сейчас, при свете дня, Гарри впервые за последние дни внимательно разглядел девушку. "А ей досталось хорошо..."- тут же отметил он про себя. Кожа на лице Гермионы за долгие месяцы скитаний по лесам обветрилась, а волосы недавно здорово обгорели, и даже сейчас, спустя почти сутки после пожара в выручай-комнате, от ее головы чувствовался запах паленого. На руках видны были следы ожогов, полученных от горячего металла в Гринготсе. Среди всех этих ран и ссадин свежее чернильное пятно казалось даже родным и немного напоминало прежнюю школьную Гермиону. Гарри посмотрел на свои руки. В принципе, тоже самое. Особенно на той руке, которой он из последних сил сжимал чашу, чтобы, не дай бог, не выронить. Потому что потом они ни за что не нашли бы ее среди почти таких же чаш, но фальшивых. Чаша обожгла ему ладонь почти до мяса. Гермиона тогда немного залечила руку, но все равно кожа на обожженной ладони была красной и тонкой.

Почувствовав пристальный взгляд парня, девушка подняла на него глаза, а увидев, как тот внимательно разглядывает ее руки с обломанными ногтями, тут же попыталась убрать пальцы подальше из виду. Гарри не дал. Он взял ее некрасивую руку и закрыл своей такой же некрасивой рукой, с такими же ссадинами и красноватыми пятнами ожогов, как бы пытаясь доказать этим жестом, что ей нечего стыдиться своих рук. Гермиона поняла этот жест и благодарно улыбнулась.

Впрочем, она тут же поменяла выражение своего лица на серьезное, достала волшебную палочку и привычно оградила пространство вокруг них от посторонних ушей.

- Извини, Гарри. Нам нужно кое-что обсудить. Из увиденного в Думосбросе. Тебе ничего не показалось странным? - требовательно произнесла Гермиона, как бы объясняя свои действия.

Еще как показалось! Гарри, разумеется, прежде всего не мог найти объяснения внезапному замедлению полета ножа, предназначенного ему, Мальчику-Который-Всех-Достал. Но Гермиона имела в виду совсем другое.

- Гарри, тут что-то не так. Да тут все не так! Посмотри на меня: ты видишь у меня где-нибудь на лице, на руках хоть один порез от стекла? А насколько я могла видеть, на меня свалилось этого стекла, точнее, хрусталя довольно много. Так же как и на гоблина. На Драко не свалилось почти ничего, но сквозь пальцы, прикрывающие лицо, у него текла самая настоящая кровь. Ты накладывал на меня какие-нибудь защитные чары, предвидя падение люстры?

- Да я как-то меньше всего думал в тот момент, что на тебя сейчас упадет люстра. А думал больше о том, что Белла сейчас прирежет тебя своим ножом. У тебя уже кровь выступала из горла. Белла требовала сложить оружие - пришлось выполнить, - заметил Гарри.

- Видела. Знаю. Эту ранку от ножа Беллы залечила Флер, когда я пришла в себя. Нет, мне Рон что-то говорил про обрушившуюся люстру, и про то, как он меня по-геройски доставал из-под обломков, но я была уверена, что он много чего присочинил и преувеличил. Оказалось, что нет. Но это еще ерунда. В конце-концов, Добби мог успеть что-нибудь защитное наколдовать. Хотя он появился в дверях гостиной уже после падения люстры. Да и Белла в этом случае не смогла бы так легко отскочить в сторону. Помнишь, когда Рон повел себя как последняя..., в общем я тогда не смогла приблизится к нему, чтобы воздать по заслугам, потому что ты успел применить "Протего". Короче, защитное заклинание было применено в последний момент, когда люстра уже падала, и потому Белла успела отскочить. Если бы чары были наложены чуть раньше, то люстра накрыла бы меня вместе с Беллатрикс.
Ладно, оставим люстру в покое. Второе: как прикажешь понимать эту прямую трансляцию событий из гостиной на камеру с пленниками? Чтобы пленникам не скучно было, или чтобы гоблин дал следствию нужные показания про подделку меча Годрика. Гарри, неужели вы слышали все, что происходило в гостиной? - воскликнула Гермиона и вскочив на ноги, стала мерить шагами пространство между деревьями.

- Меня тоже удивило, но я тогда решил, что камера находится прямо под гостиной, и может быть у них вентиляция там какая-нибудь нестандартная. А потом, осмелюсь заметить, мне там было как-то не до раздумий о средствах связи дома с подземельями. Я больше думал о том, как наладить связь с теми, кто сможет нам чем-нибудь помочь.- пояснил, оправдываясь, Гарри. - Это я уже так, потом, сидя на досуге на берегу моря... Только и тогда для раздумий вопросов было, хоть отбавляй. Бузинная палочка - раз, договор с Крюкохватом - два, ограбление банка - три. Я, вообще-то, и дальше продолжать могу. А Малфои с их несовершенной звукоизоляцией - это уже было дело прошлое.

- Рон мне твердил, что у него в ушах стоял только мой крик, что он бегал по потолку, и что все было ужасно. Очень жалею, что не поговорила об этом с Луной или Дином. Действительно, нас тогда волновали уже планы на будущее. Но ведь и это еще не все. - продолжила Гермиона и пристально посмотрела на Гарри. - Добавить ничего не хотите?

- Хотим, - признался юноша. - Совершенно непонятно, какого Мерлина этот егерь, Струпьяр вроде, вытащил меч и показал его на глаза Беллатрикс? У этой публики, разумеется, извилин в голове немного, но даже они разглядели рубины на мече еще около палатки, а потому ценность этого меча должны были понимать. Да и то, что меч гоблинской работы, они сразу просекли. А потому держать его должны были подальше от любопытных глаз, чтобы потом сбыть повыгоднее. Не Малфоям же на базе Пожирателей предлагать такую ценную находку. Эти скорее просто конфискуют, как Абридж медальон Слизерина у Наземникуса. Помнишь, он еще рад был, что дешево отделался и не загремел в Азкабан за незаконный сбыт ворованного.

- А сажать всех пленных в одну камеру - очень умно! Или это Сивый, который вас провожал до камеры хранения, что-то напутал? Здесь вообще ничего не понимаю. Они что, я имею в виду Малфои, не знали, что у Луны руки давно не связаны, не догадывались, что она может развязать руки вам? - Гермиона говорила возбужденно, задавая вопросы одновременно и себе, и своему собеседнику. - Но даже это ерунда по сравнению с тем, что Рон каким-то невероятным образом смог трансгрессировать вместе со мной прямо из гостиной. Уж что-что, а банальные противоаппарационные чары на доме Малфоев были. Гарри, я настолько была уверена, что нас всех спас Добби, что даже не задавала вопросов. Ну ты знаешь, тяжело было говорить о Добби...

- А замедление полета кинжала ты не заметила? - выдохнул, наконец, Гарри, почувствовав, как замерло сердце.

- И это тоже... Гарри, я пересмотрела последние события, начиная от вашего появления в гостиной до полета кинжала несколько раз. Невероятно! Понимаешь, я много читала об эльфах, и там, на площади Гриммо, мы говорили с Кикимером об их эльфийской магии. Они, конечно, могут колдовать без палочки, но на близком расстоянии. А кроме того, они должны видеть то, что пытаются заколдовать. Впрочем, так же как и мы. А здесь сначала падает люстра, а потом появляется в дверях Добби. Гарри, он не вылез из-под стола, он только-только вбежал в комнату. Не хочешь попробовать перерезать что-нибудь пополам в соседней комнате, применив "Диффиндо"? И не советую пробовать, потому что вряд ли получится. - выдав это, Гермиона остановилась, чтобы перевести дух.

- А это не могла быть какая-нибудь стихийная магия? - предположил Гарри, вспомнив про раздутую тетушку Мардж. Но тут же пробормотал:

- Да нет. Не похоже. От стихийной магии скорее весь хрусталь лопнул и разлетелся бы вдребезги, но сама люстра все равно осталась бы висеть там же, где висела.

- А кроме того, Гарри, эльф-домовик просто физически не смог бы принести вред имуществу дома, в котором когда-то служил. Даже несмотря на то, что получил свободу. Это как бы является частью магического договора эльфа и его хозяина, и остается в силе, даже если эльфу дают отставку. Вспомни, как дрожал Добби, появившись в доме своих бывших хозяев. - произнеся эти слова, Гермиона опустилась на траву напротив Гарри, чтобы видеть прямо перед собой его лицо.
Гарри, однако, возразил:

- Но он же наставил свой палец на Нарциссу, и от его магии волшебная палочка вылетела из ее рук! Хоть и трясся Добби от страха, это верно.

- Насколько мне известно, Добби был личным домовиком Люциуса. Соответственно, магической клятвой был связан непосредственно с ним, а не с Нарциссой. - объяснила защитница эльфов.

Гарри в свою очередь вспомнил про Кикимера, и про то, как его ограбил Наземникус. А домовик никак не мог ему помешать, потому что Флетчер был членом Ордена Феникса. Кикимер не мог вредить членам Ордена, ему было запрещено. "А мне, значит, мог врать? - и тут же сообразил: Так я-то членом Ордена не был, возраст не позволял. Нет, все-таки эти магические клятвы - это просто ужас что такое. Сам Мерлин ногу сломит!"

Они поговорили еще немного, обсуждая все уже сказанное. Но никаких внятных объяснений всему, вытащенному на поверхность, не нашли. Получалась какая-то детская игра "в Вольдеморта". Как нельзя вовремя балбес егерь достает трофейный меч, чтобы пересчитать поточнее рубины на рукоятке, и рискуя, при этом, остаться вовсе без своего трофея. Белла это хорошо видит и откладывает вызов Лорда. Пленников отводят в подземелье, но почему-то пожалели для них отдельную камеру. Услышав в подвале шум, посылают туда только одного Хвоста. И это в камеру, где полно пленных! А уж каким образом удалось покинуть дом Рону с Гермионой - вовсе оставалось загадкой.

Гриффиндорцы вспомнили все: и защитные чары на доме Андромеды и Теодора Тонкс, куда прилетел на мотоцикле Гарри с Хагридом, и то, как хорошо была защищена "Нора". Сквозь купол, защищающий дом Андромеды не смог пробиться даже сам Вольдеморт, а с "Норы" Пожиратели смогли снять защиту только тогда, когда в их арсенале была уже, по словам Люпина, вся мощь Министерства. Даже на доме Ксенофилиуса Лавгуда стояли банальные антиаппарационные чары. По крайней мере, как утверждала Гермиона, на втором этаже дома точно стояли. В тот момент, когда они втроем трансгрессировали из дома Лавгуда, сам дом развалился от взрыва. Этой же взрывной волной, очевидно, смело всю защиту от трансгрессии с первого этажа. Если, конечно, она там до взрыва имела место быть.

- Как только у этого чокнутого Лавгуда хватило ума держать в доме рог взровопотама. Тоже мне, знаток редких животных! Ясно же было видно по бороздкам у основания, что это невероятно опасная вещь. Кто только этот придурок "очаровательный молодой волшебник", который всучил Лавгуду это рог? - возмущалась Гермиона.

А на Гарри вдруг ни с того ни с сего накатило вдохновение, и он начал сочинять вслух, потешаясь в душе над своими же словами:

- Дай подумать... Я так мыслю, это Дамблдор поручил кому-нибудь втюхать этот злосчастный рог Ксенофилиусу. Сначала Дамблдор сложил в уме один плюс один, то есть то, что к Рождеству мы дозреем до Даров Смерти и заявимся к Лавгуду с расспросами. Поэтому за две недели до Рождества, как ты сказала, "очаровательный молодой волшебник" продал отцу Луны этот рог взрывопотама, обработав для верности своего покупателя "Конфундусом". Чтоб не сомневался, что с такими рогами ходят только морщерогие кизляки, и никто другой. А в роли "очаровательного молодого волшебника, который точно знал, что Лавгуд интересуется этими чудесными животными - кизляками", был... профессор Снейп. Он для этого годится! Наварил оборотного зелья, потаскал за волосы кого-нибудь из семикурсников... С честными глазами поголубее, чтобы внушать доверие, и прямиком к Лавгуду. От первого же оглушающего заклятия это чудо природы взорвалось, что от него и ждали... Ну как, здорово я придумал? - спросил Гарри, повернувшись к подруге, и ожидая, что она улыбнется вместе с ним его сочинению на тему "Как мы готовились к Рождеству".

Но Гермиона, вопреки ожиданиям Гарри, оставалась вполне серьезной.



Глава 12

Глава 12. О магии эльфов

Гермиона нисколько не улыбнулась. Причем, спустя мгновенье, она совершенно серьезно спросила:

- А где, интересно, Снейп хранил это рог почти полгода, до Рождества?

- Как где? В гробнице Дамблдора, естественно, - ничуть не смущаясь, продолжал сочинять Гарри. Потому что вдохновение, оно редко бывает. Надо пользоваться моментом.

- Ага. Я тоже так подумала. А судя по состоянию гробницы, такой рог там был не один, а еще парочка лежала. Профессор Снейп, наверное, засаду готовил на своего хозяина. Прийдет Сам-Знаешь-Кто в гробницу за Старшей палочкой, вот тут его рогами взрывопотама и накроет! - льстиво подпела Гермиона словам Гарри. - Что не веришь? Сам посмотри, что с гробницей стало.

Гарри взглянул туда, где на берегу озера раньше возвышалась белая гробница. Очень было похоже на то, что великаны то-ли потоптались на ней, то-ли выломали "с мясом" огромные камни и использовали их для атаки на школу. Избранный нащупал под одеждой Бузинную палочку, и понял, что возвращать ее пока некуда.

В связи с тем, что версия об использовании усыпальницы директора школы под "склад рогов" вызвала у Гермионы явное скептическое недоверие, Гарри тут же выдвинул новую: взрывоопасные рога хранились в Визжащей хижине. На что Гермиона, после некоторых раздумий, вдруг авторитетно заявила:
- Самое смешное, что все, что ты сейчас так вдохновенно излагал, может оказаться правдой. Или ты думаешь, что по деревням так и ходят "очаровательные молодые волшебники" с рогами взрывопотамов и копытами гиппогрифов?

- Ну да! Так же как и с яйцами норвежских драконов. Знаем уже, проходили. Еще на первом курсе. - высказал свое мнение Гарри, признав в душе, что Гермиона совершенно права. Взрывной рог попал в дом Лавгуда не случайно. В общем-то, не нужно было быть умным-преумным, чтобы просчитать, что к рождественским каникулам у охотников за крестражами возникнут вопросы о Дарах Смерти, и что мистер Лавгуд был единственный человек, к которому они могли обратиться за объяснениями. Рог взорвался, как только началась заварушка. Дом Лавгудов развалился, но именно это помогло им смыться от министерских работников.

- А работнички-то были так себе, если на вызов мистера Лавгуда прилетели на метлах. С трансгрессией у них, похоже, были проблемы. - высказал Гарри уже вслух. - Впрочем, ничего удивительного. Этого Ксенофилиуса, так же как и миссис Августу, никто просто не воспринимал всерьез. Поэтому и послали к нему кого попроще.

Гарри согласился с Гермионой во всем, что касалось мистера Лавгуда, но тут же возразил ей в другом:

- А вот с эльфами ты все-таки не права. Если домовик захочет навредить своему хозяину, он сможет это сделать. Добби строил козни Люциусу, а Кикимер - Сириусу. Скажешь, нет?

- Скажу, что ни Добби, ни Кикимер не причинили своим хозяевам прямого физического воздействия. Разумеется, утечка информации приносит куда больше вреда, но, давай будем считать: первое - Добби прятал ТВОИ письма, вернее наши письма к тебе. Второе - он размазал торт по гостиной ТВОЕГО дома. Третье - заколдованный им бланджер гонялся за ТОБОЙ и сломал тебе руку. А вот из того, что Добби пытался тебе рассказать про "великую опасность, грозящую Гарри Поттеру", мы все равно ничего не поняли. Что касается Кикимера, то он всего лишь рассказал "миссис Циссе", к которой испытывал уважение, то, что дороже Сириуса для тебя никого нет. - возразила Гермиона и выжидательно посмотрела на друга.

- А Клювокрыла кто серьезно поранил? Когда я залез в камин, Кикимер был на кухне один, а Сириус где-то наверху лечил гиппогрифа. Так вот Кикимер нанес Клювокрылу серьезное ранение, причем заранее. А ты говоришь, не может домовик причинить вред своим домашним. Может, если захочет. - заявил Гарри и в свою очередь с вызовом посмотрел на собеседницу.

- Кто сказал? - быстро спросила Гермиона.

- Дамблдор. Тогда, когда мы с ним в кабинете разговаривали... После Министерства. - добавил Гарри уже тихо, потому что весь этот глупый поход в Отдел Тайн считал своей самой большой ошибкой в жизни. Были бы у него тогда мозги на месте, и Сириус был бы жив!

- Гарри! Я может быть чего-то не догоняю, но вот ты сам попробуй подойти к гиппогрифу и "серьезно его ранить", причем без магии, потому что магия эльфов не знает сильных боевых заклинаний. Чем они вчера сражались с Пожирателями? Кухонными ножами и топорами для мяса. И это самое серьезное, что в принципе есть в боевом арсенале эльфов. Если только Кикимер этого Клювокрыла сковородкой по голове не треснул, подкравшись к спящему гиппогрифу на цыпочках. Как он тогда сказал, "на счастье". Или кухонный нож переместил чарами левитации поближе к горлу гиппогрифа. Только боюсь, что такое плавное перемещение ножа не принесло бы гиппогрифу никакого вреда. У этих животных, знаешь, шкура толстая, и слух хороший, и еще когти острые. Так что разодрал бы он твоего Кикимера когтями, можешь не сомневаться. - все это Гермиона произнесла своим "фирменным" нравоучительным тоном. И тут же добавила:

- Ты что, не помнишь, как Клювокрыл сломал руку Драко? А потом напал на Снейпа, тогда, после гибели Дамблдора. Даже Снейп, защищаясь, не смог чем-нибудь серьезно повредить гиппогрифу. На них, как и на полувеликанов, типа Хагрида, заклинания плохо действуют. Ты бы знал об этом, если бы вы с Роном, помимо уроков Хагрида, еще бы нужные книжки читали. Да хоть бы эту, кусачую, "Чудовищную книгу о чудовищах"! Там это как раз написано. А ты заладил: "Кикимер, Кикимер!". Нет, я верю, что Клювокрыл был ранен, причем весьма серьезно, если Сириусу пришлось уделить ему время. И скорее всего, рана была магическая, потому что немагические раны лечатся намного проще. Но, похоже, Сириусу даже в голову не пришло, что на его любимого гиппогрифа напал Кикимер. А откуда Дамблдор это знает? С Сириусом он поговорить не успел, с домовиком тоже, да и хозяином Кикимера он не был. Так что эльф мог ему и не отвечать.

- Он применил к Кикимеру легилименцию, - пояснил Гарри.

- Ну тогда не знаю. - призналась Гермиона. - Понимаешь, эльф-домовик является как бы частью дома. Составляет с домом одно целое. Да он по наследству переходит вместе с домом. Если нелюбимому хозяину эльф еще может как-то навредить, то сломать в доме мебель, или выбить стекла - никогда. Если это только не прямой приказ хозяина. Для домовика причинить вред дому, или домашнему имуществу, а также домашним животным - это все равно, что причинить вред себе. Обрушить люстру - это все равно, что отрезать себе палец. После нападения на Клювокрыла Кикимер мог просто повредиться умом. К сожалению, как я поняла, домовики не могут чувствовать себя по настоящему счастливыми без тесной магической связи с домом своего хозяина. Потому и не хотят свободы. Добби был один такой особенный, да и то, наверное, в глубине души считал своим хозяином тебя. Скажешь, нет? А по-моему, он даже немного завидовал Кикимеру. Гарри, поверь, про эльфов все так! Я очень много прочитала на эту тему, и очень много размышляла.

Как ни странно, Гарри поверил словам защитницы эльфов. Достоверно они знали одно: Кикимер ничего не смог сделать Наземникусу, когда тот его обворовал. Если бы эльф мог применить хоть что-нибудь к этому грабителю, он бы отстоял "медальон хозяина Регулуса". Представить себе домовика, крадущегося с топором для рубки мяса к живому гиппогрифу было как-то нереально. Самое многое, Кикимер смог бы один раз рубануть этим ножом по ноге животного. А уж гиппогриф не остался бы в долгу, и лечить пришлось бы самого Кикимера. Скорее всего, Дамблдор ошибался, и гиппогрифа поранил кто-то другой. Но кто? Представить себе, что этот трус Флетчер полезет ни с того ни с сего на эту летающую лошадь с БОЛЬ-ШИ-МИ когтями, было решительно невозможно. Оставалось только думать, что Клювокрыл, с тоски по небу, поскольку просидел взаперти почти год вместе с Сириусом, сам стал биться головой об стену и сильно поранился. Решив, однако, что при случае обязательно расспросит Кикимера обо всем подробнее, Гарри сильно пожалел, что с Добби он уже никогда не сможет поговорить.

А впрочем, почему не сможет? Нужно всего лишь взять Воскрешающий камень, положить его на ладонь, и повернуть три раза. Конечно, это будет не живой Добби, у него не будет вещественного тела, но он будет куда более ощутимее, чем призрак. И с ним можно будет поговорить. И не только с ним. С мамой... Гарри почувствовал, что сердце сначала пропустило один удар, а потом вдруг стало бешено биться о ребра. Какой же он идиот! Чем он думал, когда уронил Воскрешающий камень в лесу? Ну да, тогда он даже предположить не мог, что сейчас будет сидеть на берегу озера, смотреть на солнечные блики на воде и ругать себя последними словами.

Правильно он сразу сообразил, что Воскрешающий камень - это самый замечательный Дар Смерти. Что толку от этой Старшей палочки? Одни проблемы. Вот куда сейчас эту Бузину девать? Гарри уже не был уверен, что положить палочку в гробницу Дамблдора была хорошей идеей. Один раз Дамблдора уже ограбили, и нет никакой гарантии, что смертоносная палочка долго пролежит рядом с его телом. А потом придут к нему, Гарри Поттеру, и обязательно настучат по голове этой самой Бузиной. Хорошо, если "Ступефаем"! Гарри даже в какой-то момент захотелось, чтобы Старшую палочку у него конфисковали побыстрее, но только без зеленых молний. Чем-нибудь попроще: Сногсшибателем, или, еще лучше, "Экспеллиармусом". Нет, Рон просто балбес, раз выбрал среди всех Даров Смерти Старшую палочку. Если бы Гарри не ценил так своего друга, он бы точно что-нибудь этакое придумал, чтобы всучить беспокойную палочку этому недотепе. Но Рон был, как никак, самый близкий друг, и Гарри не мог подложить ему такую свинью. Под "свиньей" Избранный, разумеется, подразумевал смертоносный жезл судьбы.

Мантия-невидимка - это, конечно, замечательная вещь! Гарри невольно нащупал пальцами легкую скользящую ткань мантии под одеждой. Он уже давно сбился со счета, сколько раз Мантия-невидимка выручала их всех из беды. Но, с другой стороны, Дамблдор тоже прав: умелому волшебнику не нужна мантия, чтобы стать невидимым. Есть маскировочные чары, дезиллюминационное заклинание - и вполне можно обойтись без Мантии. Правда, Мантия совершенно незаменима, когда нужно очень-очень спрятаться. Ведь ее нельзя отследить, и на нее не действуют никакие заклинания. "Ассио", например, не действует. Здесь Гарри вспомнил, как в Хогсмиде Пожиратели безуспешно пытались призвать к себе его Мантию. Но ведь Крауч младший смог увидеть его, Гарри, даже под Мантией-невидимкой, используя сворованный у Грюма "глаз". А Дамблдор определил наличие Мальчика-Который-Сидел-Перед-Зеркалом-Еиналеж без всякого специального "глаза", используя заклинание "Гоменум ревелио". Гермиона потом объяснила ему, что это заклинание позволяет определять наличие в помещении посторонних людей, и именно его использовал министерский работник, прибывший в дом мистера Лавгуда за неуловимым Поттером.

В течение трех месяцев, с того момента, когда у Гарри появилось в руках его новое приобретение - нелюбимая палочка из терновника - до бегства из поместья Малфоев, он постоянно упражнялся с этим терновым недоразумением. Все еще надеясь выжать из терновой деревяшки что-нибудь вразумительное, он вспомнил, наверное, всю школьную программу по чарам и трансфигурации. Результат был таков, что даже на "Удовлетворительно" не хватило бы баллов. Но зато потом, уже в коттедже "Ракушка", с палочкой Драко, у Гарри вполне получалось добиться исчезновения сначала мелких предметов, а потом и Дина. Дин тогда любезно предоставил Гарри самого себя для тренировки. Правда, к себе дезиллюминационное заклинание Избранному применить так до сих пор и не удалось. То голова оставалась болтаться в воздухе, то ноги продолжали шагать по земле, нисколько не беспокоясь об исчезнувшем туловище. Но все это было, как говорит дядя Вернон, "дело техники". Рано или поздно у него все получиться. Тем более, что Гарри твердо решил, что будет стараться. Стыдно, в конце-концов. Мальчик-Который-Выжил - ученик так себе, середнячок.

А вот Воскрешающий камень - это совсем другое дело. Это настоящее чудо! Интересно: это камень вызывает душу умершего человека на землю? Даже если сам умерший человек не захотел становиться призраком, а "пошел дальше". Ведь стать приведением - это очень ответственное решение. Потому что это НАВСЕГДА. Тебе больше не грозит умереть, но ты так и будешь привязан к определенному месту, никогда не сможешь покинуть место своей смерти, дом или замок. Все люди, которых ты знал, постепенно уйдут из жизни, а ты так и будешь ни то, ни се... Воскрешающий камень не делал человека призраком, он просто позволял душе умершего навестить своих родных и любимых, и вновь вернуться назад. Ведь смерть, как говорил Дамблдор, это всего лишь очередное приключение.

Все это пронеслось в голове Гарри со скоростью цветного луча, вырывающегося из волшебной палочки. Уже через минуту он знал, что во что бы то ни стало вернет Воскрешающий камень себе. Нужно только прогуляться в Запретный лес. И тут сердце Повелителя Смерти опустилось. Гарри вспомнил, что Воскрешающий камень он уронил не где-нибудь, а в логове потомков Арагога. Даже тогда, будучи не в самом нормальном состоянии, он хорошо заметил следы паутины на деревьях и остатки серебристого купола, в котором раньше жил Арагог. А сейчас, наверное, апартаменты занимает другой самый главный паук. Но ведь тогда никаких пауков в логове не было. Может быть, и сейчас никого нет. Нужно просто проверить. Вот только поддержит-ли его Гермиона? Поймет-ли? Гарри вспомнил, как она просто вышла из себя, когда Рон недоумевал по поводу того, каким образом Воскрешающий камень может работать, если Дамблдор его разбил? Из всех Даров Смерти Гермиона признавала только Мантию-невидимку. Поэтому Гарри реально опасался за свою лохматую голову, когда решился все-таки озвучить подруге свои планы посещения логова акромантулов, очень надеясь про себя, что все-таки бывшего логова. Обычно гнев свирепой Гермионы был страшен. Это ему Рон внушил уже давно и прочно. Типа, это только он, настоящий шахматист, способен найти подход к этой девушке с характером. Да Гарри никогда и не возражал. Только вот как ему сейчас-то уговорить Гермиону? Рона-то нет... И одного она его не отпустит, это уж точно. А откладывать посещение паучьей поляны на более подходящее время было никак нельзя. Пауки размером с хорошую лошадь могли вернуться к себе домой в любой момент, и тогда о Воскрешающем камне можно было забыть. Гарри совершенно не сомневался, что никакое "Ассио" на этот артефакт не подействует, так же как и на его Мантию.

Но вопреки всем опасениям парня, Гермиона поддержала его планы. И даже все быстро разложила по полочкам. Потому что, во-первых: Воскрешающий камень - никакая не ерунда, а замечательная вещь. Во-вторых, поможет им получить ответы на неразрешимые вопросы. И, наконец, в-третьих, у нее есть одна замечательная идея, как можно этот Дар Смерти использовать с наибольшим успехом. Но это она озвучит потом, когда камень будет у них в руках. Уже в конце своей речи добавила, грустно глядя другу в глаза:

- Гарри, уж если ты владеешь этой беспокойной Бузиновой палочкой, то лучше тебе владеть и всеми остальными Дарами Смерти и быть ее Повелителем. Так все-таки есть хоть какая-то надежда, что с тобой ничего не случиться. Если верить легенде, конечно...

Гарри про себя улыбнулся. Нет, эти женщины совершенно непонятные существа. Все о чем-то переживают, переживают... А переживать надо о том, что пирог с патокой, съеденный уже довольно много часов назад, благополучно испарился из его желудка незнамо куда, оставив о себе лишь легкое приятное урчание. Ничего удивительного. Все калории ушли на "отработку у Слизнорта", плавание в Думосбросе, забег от школы до озера и на усиленную мозговую деятельность. О пироге его молодой растущий организм вспоминал с тоской и жалобными воплями в животе, подогретыми свежим весенним воздухом. Недолго думая, Гарри призвал Кикимера. А когда домовик с громким треском появился перед ним, то попросил принести прямо сюда, к ним, какой-нибудь еды, и побольше. Кикимер тут же исчез, а они с Гермионой стали обсуждать то, каким образом им лучше добраться до заветной поляны.

Как и следовало ожидать, Гермиона тут же пресекла все его робкие планы на посещение логова пауков в гордом одиночестве, категорично заявив, что это у Гарри получится "только через ее труп".
"Трупов будет ДВА! - уныло, но настойчиво пронеслось в голове Гарри. - Потому что Рон меня убьет, если с Гермионы упадет хоть один волос." Но девушка, как на зло, не придавала опасениям Гарри сколько-нибудь серьезного значения. "Господи! Как же это Рон с ней договаривается-то?"- невольно посочувствовал Гарри другу. С Джинни все было намного проще. Она никогда не перечила словам своего Мальчика, Который-был-ЕЁ-Мальчиком-и-больше-ничьим. Нет, ну было там пару раз, когда она на него огрызнулась, но так то по делу. Это когда он в Отделе Тайн пялился на арку, как дурак. А второй раз, когда она была недовольна игрой Рона на тренировках, и считала, что Гарри просто тюфяк, а не капитан, если терпит такого вратаря в команде "по дружбе". А больше Гарри ничего такого припомнить не мог. Правда, они не так много и общались. Всего-то несколько недель год назад, в такие же солнечные майские дни, как сейчас. И было им вдвоем тогда, сказать по правде, не до разговоров.

Сложность проблемы состояла в том, что логово пауков находилось где-то далеко в Запретном лесу. Гарри вспомнил, что тогда, на втором курсе, они с Роном шли по ночному лесу часа полтора, и путь им указывали бегущие пауки. А сутки назад его к месту встречи с Вольдемортом проводили родители, Ремус и крестный. Без них он не только не нашел бы в себе силы дойти до места, но, вполне возможно, просто заблудился бы.

Решение вопроса пришло само собой, когда появился Кикимер с огромным пакетом съестного в руках. Домовик тут же попытался вразумить "хозяина Гарри", что ему не следует "принимать пищу в неподобающем для этого месте". Но Гарри быстро объяснил эльфу, что к чему, нагло заявив, что он сейчас "отдыхает от трудов праведных", и у них с Гермионой здесь "пикник на обочине". Он даже эльфа пригласил присоединиться к трапезе, но эльф с достоинством сообщил им, что он сыт. А на интересующий подростков вопрос о таинственной "Малахитовой комнате" в поместье Малфоев авторитетно заявил, что ничего таинственного здесь нет. "Малахитовая комната" - это личный кабинет хозяйки дома, "миссис Цисси". Там находятся ее любимые книги и вещи, рабочий письменный стол, станок с натянутым полотном для ручной вышивки, огромное старинное зеркало, туалетный столик с разными нужными скляночками, а также портрет матери Нарциссы. Кроме того, естественно, камин и большой уютный ковер на полу спокойного травянисто-зеленого оттенка.

Весело догрызая куриные крылышки, Гарри и Гермиона торжествующе переглянулись друг с другом. Одна догадка оказалось верной. Решили, однако, что Малфои еще немного подождут. Пока они ловили взгляды друг друга, пришло решение проблемы, как добраться до обители акромантулов. Уже знакомый им Фестрал, появившийся непонятно откуда, настойчиво тянул свою драконью морду к пакету с едой. Гермиона тут же отдала крылатой лошади все, что оставалось в пакете. Когда с едой было закончено, и совсем ничего не осталось, Гарри испарил пакет заклинанием (чтобы не мусорить), а Гермиона что-то шепнула на ухо Фестралу.

Фестрал понимающе кивнул головой и зыркнул на парня своими белыми неземными глазами без зрачков. Гарри принял этот знак Фестрала, как приглашение к путешествию. Он сел впереди, забравшись Фестралу на спину. Гермиона села сзади, крепко уцепившись за Гарри. Фестрал легко взлетел, расправив кожистые крылья, и плавно заскользил над вершинами деревьев.



Глава 13

Глава 13. Логово акромантулов

Упираясь коленками в основания крыльев летучего коня, и крепко держась за его гриву, Гарри тем не менее чувствовал за своей спиной сильное напряжение и нервное дыхание девушки. Надеясь ее как-то подбодрить и успокоить, парень крикнул: "Ничего не бойся, Гермиона! Главное, держись крепче. Смотри, как красиво внизу!" Действительно, с высоты птичьего полета было на что посмотреть. Под ними расстилался Запретный лес, доверху наполненный весной.

Фестрал летел медленно, невысоко над деревьями, почти не взмахивая крыльями. Это был тот редкий промежуток времени года, когда молодые зеленые листики, набравшись смелости и поднатужившись, покидают свои смолистые почки. Скоро, очень скоро они достигнут своих обычных размеров и надежно замаскируют собой все укромные уголки леса. Но пока им еще расти и расти. Потому лес внизу не казался огромным зеленым морем, каким он станет всего какую-нибудь неделю спустя. Сейчас старые корявые деревья были подернуты слабой светло-зеленой дымкой, сквозь которую проступали стволы, ветки и сучья. Лес был полупрозрачным, как будто кто-то накинул на него легкую изумрудную вуаль. Среди всего этого зеленоватого тумана выделялись темно-зеленые ели. Они стояли гордо и солидно, стараясь держать ровнее свои изогнутые дугой ветки с ершистыми иголочками. Их подружки, вечно-зеленые сосны, напротив, тянули к вверх свои золотисто-коричневые стволы и хвастливо показывали солнцу длинные иглы, распустив их веером.

То ли "летучий корабль" под названием Фестрал угадал желание своих пассажиров насладиться красотой весеннего леса с высоты, то ли Гермиона очень попросила его не лететь слишком быстро, но широко распахнутые крылья летящего коня почти не двигались. Он парил в воздухе над лесом, даря подросткам ощущение непонятного восторга. Даже Гермиона перестала судорожно сжимать руками торс сидящего впереди парня и нервно "Ой"-кать. А сам Гарри уже давно расслабился и чувствовал себя почти также уверенно, как на своей верной "Молнии". С той лишь только разницей, что сидя на метле, он сам задавал ей направление и скорость полета, а Фестрал находил дорогу вполне самостоятельно, полагаясь на свои географические познания. Или интуицию? А может быть он просто хорошо знал Запретный лес.

Гарри даже пожалел, что знакомая паучья поляна показалась так скоро между полуодетыми деревьями. Он сразу узнал эту лощину, скрытую в глубине Запретного леса. Немыслимо огромный купол был разрушен, но остатки паутины сразу бросались в глаза. Они серебрились на солнце, отражая от себя те его лучи, которые осмелились проникнуть в это мрачное логово. Посреди поляны хорошо определялось место, где ночью горел огромный костер. Сейчас это было просто большое темное пятно, в котором черные угли сгоревших деревьев перемешивались с немногими не догоревшими корягами, оказавшимися с краю от огня.

Фестрал почти неподвижно завис в воздухе над поляной и, повернув к седокам свою драконью голову, внимательно на них посмотрел. В этом немигающем взгляде чувствовался немой вопрос: "Что будем делать дальше? Спускаться? Или как?"

"Лучше пока второе," - решил про себя Гарри, пристально высматривая пауков среди деревьев, которых, к счастью, пока не видел. Собственно, если бы они там были, заметить их было бы не сложно. "Не маленькие ведь," - как говорил Хагрид, правда имея в виду своих сородичей великанов. Взрослые акромантулы значительно уступали великанам, но все-таки доходили до размеров лошади. Одновременно Гарри отчаянно пытался вспомнить, где же именно он обронил Воскрешающий камень. Поляна была огромной. Ползать по ней в поисках маленького камня можно было до поздней ночи. Тогда, когда утерян был камень, к сожалению, тоже была ночь и было темно. А ночью, как говориться, все деревья серы. Рассудив логически, Гарри все же решил, что искать нужно прежде всего у того края поляны, который находится со стороны Хогвартса. "Вот здесь, наверное, я остановился, чтобы снять Мантию-невидимку, и затолкал ее поглубже под одежду вместе с палочкой, чтобы не было соблазна обороняться. Где-то здесь Воскрешающий камень выскользнул из онемевших пальцев, а к костру я шагнул уже без камня."- по крупицам собирал в голове свои воспоминания Мальчик-Который-Выжил-Дважды. Гермиона уже попробовала притянуть камень призывающим заклинанием, но ничего не получилось. Что, впрочем, и ожидалось. Еще раз внимательно оглядев поляну, и не заметив ничего подозрительного, Гарри потянул Фестрала за гриву. А когда тот обернулся, указал ему рукой, что нужно спускаться.

Крылатый конь не заставил себя долго ждать, плавно скользнув вниз. Гарри вдруг резко почувствовал, что как будто бы попал в другой мир. Еще минуту назад они наслаждались ярким солнцем и любовались весенним лесом, а сейчас оказались в сырой и неприятной лощине. Было даже удивительно, как эта довольно обширная поляна совершенно не прогревалась солнцем. Здесь даже сам воздух был другой, сырой и затхлый. Гарри помог своей спутнице спуститься с Фестрала и указал на тот край поляны, где вероятнее всего можно было обнаружить камень.

Искателям не повезло. Молодая зеленая трава, в основном, к несчастью, крапива, почувствовав настоящее летнее тепло, буквально за два неполных дня резко подпрыгнула вверх, похоронив под собой всякую надежду на то, что камень блеснет на солнце гладким боком. Впрочем, Воскрешающий камень с виду был почти как обыкновенный булыжник. Смерть ведь подобрала его на дороге. Таких булыжников под ногами попадается много, но только на одном из них был знак Даров Смерти и маленькая трещина. Парень и девушка долго бродили по краю поляны, время от времени подбирая среди травы какие-нибудь мелкие камешки, но не один из них не был подарком Смерти. Они невольно больше и больше расширяли круг поисков, но все было напрасно. В отчаянии, Гарри попробовал "Ассио" даже со Старшей палочкой Дамблдора, смутно надеясь, что один Дар Смерти призовет к себе другой ее Дар. Не помогло.

Искатели давно насквозь промочили ноги, бродя по довольно высокой и мокрой траве. Нацепляли на себя кучу паутины, которая в изобилии висела на каждом суку среди деревьев у края поляны. Фестрал ходил рядом, низко наклонив голову и старательно делая вид, что занят исключительно пощипыванием молодой травки. На самом деле он почти не прикасался к траве, а внимательно что-то высматривал среди резных листьев крапивы. Вдруг он оторвался от своих поисков и поднял обтянутый кожей череп, настороженно прислушиваясь. Гарри услышал в ушах свист воздуха, который как будто бы засасывали в огромную воронку. И без того сырая поляна в миг стала совершенно промозглой, а паутина на ветках успела обледенеть вместе с каплями задержавшегося в ней густого утреннего тумана. Гарри тут же забыл о Воскрешающем камне и бросился к своей подруге. Гермиона стояла бледная, как сама Смерть, мелко дрожа всем телом. А с другой стороны к ней медленно приближались дементоры, которых было никак не меньше сотни, и наверное, еще больше пряталось за остатками серебристого купола. Так вот вы где, оказывается, голубчики, скрываетесь от правосудия... - догадался Гарри. - развели тут, понимаешь ли, сырость!" Гарри прямо на ходу достал палочку и выпустил на дементоров своего верного оленя. Олень вздернул рога и рванулся вперед, задержавшись только на минуту около перепуганной девушки, согревая ее своим теплом. Потом он повернул к своему хозяину гордую красивую голову, и получив от него разрешение двигаться дальше, помчался вперед, на свою добычу, загоняя порождения зла обратно под сырую паутину.

Дементоры уже успели высосать из девушки все недавние восторги от полета. Гермиона с трудом приходила в себя. Гарри никак не мог понять, почему же он этих безмозглых противных тварей почти не чувствовал. То есть, он, конечно, чувствовал идущий от них холод и сырость, но они не смогли забрать у него ни одной счастливой мысли или воспоминания. Все было при нем, как и тот отцовский олень, который жил теперь в его душе и стоял на страже его сердца. Ему даже не приходилось напряженно сосредотачиваться, чтобы серебристый Патронус продолжал контролировать поляну вокруг них. Вполне достаточно было просто не забывать о своем рогатом друге.

Гарри уговаривал Гермиону прекратить напрасные поиски пропавшего камня, но она отказывалась. Тогда Гарри мысленно приказал оленю ни на шаг не отходить от девушки, а сам постарался ни на минуту о нем не забывать. После чего поиски решено было продолжить, хотя в душе Гарри уже не надеялся на положительный результат.

Впрочем, завершить изыскательские работы им не дали. Деревья с другого края лощины вдруг угрожающе зашевелились, и на поляну выкатили два огромных паука. Один был размером с лошадь, другой, правда несколько поменьше, но тоже мог сравниться по высоте с мохнатым пони. Как назло, Гермиона была в этот момент довольно далеко от него, фестрал вообще куда-то исчез, видимо решив, что от дементоров все же нужно держаться подальше. Большой паук первым заметил Гермиону, освещенную серебристым Патронусом, и в один миг оказался рядом с девушкой. Ему для этого потребовалось сделать всего лишь несколько шагов на своих огромных мохнатых лапах. Звякнули челюсти, и пленница паука повисла вверх ногами. Гарри нацелил на ногу акромантула палочку и выкрикнул "Сектумсемпра!" Заклинание задело одну из восьми мохнатых лап, и паук даже почесал немного тронутую заклинанием лапу другой лапой. А потом медленно повел вокруг своими черными выпуклыми глазами в поисках источника опасности.

Гарри выкрикнул "Экспеллиармус", вспомнив, что именно это заклинание помогло ему в лабиринте во время третьего тура, когда паук напал на них с Седриком. "Ступефай" или "Петрификулс" на этих тварей совершенно не действовали. Наверное, из-за густых мохнатых волосков, которыми у акромантулов было покрыто все тело. "Экспеллиармус" подействовал. Акромантул разомкнул на миг челюсти, уронив добычу. Но он отнюдь не собирался сдаваться. Переступив через девушку, огромный паук в два шага добрался до Избранного, повалил его на землю и придавил огромной лапой. Уже падая, Гарри заметил, что второй паук, поменьше, проделал то же самое с Гермионой.

"А вот это провал,"- пронеслось в голове Гарри. Паук так сильно сдавил ему грудную клетку, что он почти не мог дышать. Другими двумя мохнатыми лапами паук надежно прижимал к земле руки. Мучительно соображая, что бы такое предпринять, юноша вдруг услышал разговор двух пауков между собой.

- Мне кажется, что нашему племени все-таки лучше вернуться сюда. Мы жили здесь пятьдесят лет, и неразумно было бы покидать эти места сейчас. - говорил большой паук протяжным низким голосом, обращаясь к тому, что был поменьше. - Как ты считаешь, сын?

- Ты прав, отец. Ничего лучше этой лощины мы пока не нашли. Пусть другие кланы ищут что-то другое, а наш клан вернется сюда, на эту поляну. Что будем делать с пленниками? Я не против перекусить, отец. - ответил "маленький" паук таким же низким голосом, громко щелкнув при этом своими челюстями.

- Девчонку не тронь. Она достанется нашему деду и повелителю. Он давно уже не пробовал нежного человеческого мяса. А вот этот костлявый задохлик утолит немного наш голод. - пробасил акромантул, выскребая четвертой лапой волшебную палочку из пальцев Гарри.

"Так... Значит я невкусный?" - слабо мелькнуло у Гарри где-то на краю сознания. Больше ничего существенного подумать он не успел, потому что почувствовал, что в руку впиваются железные челюсти гигантского паука. "Как глупо..." - успел подумать Избранный, мысленно уже навсегда прощаясь со своей короткой жизнью.

Однако акромантул вдруг остановился, быстро выдернул челюсти из тела Гарри, и неожиданно убрал со своей жертвы все четыре лапы. Более того, он резко попятился назад. Не теряя ни секунды, не думая о ране на руке, из которой текла кровь, и даже не успев задуматься о таком странном поведении своего палача, Гарри схватил лежащую на земле волшебную палочку и наставил ее на паука. Что бы такое действенное применить против этого мохнатого чудовища, Гарри так и не придумал. А потому, проглотив подступивший к горлу комок, закричал что было сил: "Отпусти Гермиону, сволочь мохнатая!"

Как ни странно, это подействовало. Большой паук резко повернул голову к "маленькому" и приказал ему своим густым протяжным басом: "Отпусти девчонку!"

Тот, который зажал под собой девушку, смотрел на своего отца недоуменно. У него от удивления даже все четыре пары глаз собрались в одну большую кучку. Но старший акромантул повторил свой приказ более настойчиво, добавив при этом, что так требует их "Верховный повелитель", который стоит сейчас перед ним.

"Это я что ли? - пронеслось у Гарри в голове. - С каких это пор я повелеваю акромантулами?" Решив, однако, что он "лучше не будет думать об этом сейчас, а подумает об этом завтра", Гарри набрался наглости, мобилизовал все имеющиеся у него силы и обратился приказным тоном к "мелкому" пауку, стараясь вложить в свой голос как можно больше негодования: "Ты что, не слышал приказа Верховного повелителя? Тебе повторить? Отпусти девчонку немедленно!"

"Мелкий" послушался, снял свои лапы с девушки и даже сделал шаг назад. Гермиона с видимым трудом встала на ноги и кинулась к своему другу.

- Так... Очень хорошо! - удовлетворенно заметил Гарри. Следующие слова он выкрикнул во весь голос, предварительно не забыв приставить волшебную палочку к своему горлу, применив "Сонорус"

- А теперь прочь отсюда... Я сказал! Быстро! - голос Гарри, казалось, гремел на весь лес.

Это подействовало, и оба паука, пятясь задом, покинули поляну.

Гарри бросил на Гермиону беглый взгляд, отметил что она, мягко говоря, очень сильно не в себе, и тут же принял решение, что с них хватит. Ничего они тут не найдут. А пока живы, нужно отсюда сматываться. Да и кровь из раны на руке текла, не переставая. Гарри даже не стал искать глазами Фестрала, а немедленно схватил девушку за руку, сосредоточился и трансгрессировал из этого опасного места. Неважно куда! Да хоть в Хогсмид, что ли? Юноша очень надеялся, что, по крайней мере, акромантулов там нет.

Спустя мгновенье они упали на траву рядом с Визжащей хижиной. Может быть потому, что именно это строение неотлучно вертелось в мыслях Гарри. Слишком многое было связано с этим странным домом на окраине волшебной деревни. Потирая ушибленную коленку здоровой рукой, Гарри ругался последними словами:

- Чертов Хагрид! Это же надо было догадаться развести в лесу, рядом со школой, рядом с детьми, эту мразь! Гермиона! Ты слышала? У них там, блин, свои кланы... Да эти чудовища сейчас по всему Запретному лесу разбредутся в поисках жилья и пищи. Нет, этот Хагрид точно идиот ненормальный. И Арагога здесь поселил, и жену ему нашел! "Плодитесь и размножайтесь, дети мои!"

Гарри просто трясло от негодования. Он даже не мог понять, на кого он больше злится: на гигантских пауков, или на этого олуха Хагрида. Спустя минуту он все-таки понял, что как ни странно, на Хагрида злость была больше. Пауки всего лишь пауки. Им нужно где-то жить и чем-то питаться. А вот Хагрид действительно болван. Эта его любовь к опасным тварям до добра не доведет. А директор школы, этот Диппет лысый, куда смотрел?

Кровь из раны на руке, однако, по прежнему не унималась. Даже несмотря на негодование Избранного. Гермиона попросила Гарри полить ей на руки из волшебной палочки, и теперь, вымыв руки, что-то сосредоточенно искала в бисерной сумочке. Через мгновенье на свет божий была извлечена аптечка. Гермиона приказала другу "стоять смирно и не сотрясать понапрасну воздух".

- Я могла бы остановить кровотечение заклинанием, но очень боюсь, что в рану попал яд. Так что потерпи немного. Я сейчас проверю твою кровь на наличие в ней яда, - пояснила девушка и собрав несколько крупных капель крови в невесть откуда взявшееся прозрачное стеклянное блюдце, капнула туда из какой-то бутылочки, пробормотав при этом что-то себе под нос. Спустя десяток секунд она облегченно вздохнула, и, наставив палочку на рану, произнесла "Энервейт".

"Впрочем, Диппет ничего не знал," - продолжал соображать Гарри, молча наблюдая за Гермионой. - Паука же никто не видел. Он сбежал в лес из коробки. А Том тогда свалил на Хагрида открытие Тайной комнаты и убийство Миртл от взгляда василиска. Да василиск по сравнению с этими восьминогими, восьмиглазыми лошадьми просто большая змея."- устало подумал Гарри, медленно приходя в себя.

Гермионе тоже стоило больших усилий вернуть себе уравновешенное состояние. Убедившись, что с рукой Гарри все более-менее в порядке, она, наконец, взглянула в глаза своему другу и проговорила с явным восхищением в голосе:

- А ты просто молодец! Гарри, я уже думала, что пришел конец, когда вдруг неожиданно услышала твой приказной тон немедленно отпустить меня. Как ты догадался отдать акромантулам такой приказ?

- Да я просто ничего другого придумать не смог! Знаешь, на этих мохноногих даже "Сектумсемпра" не действует. У меня так язык к горлу присох, что я вообще не понимаю, как я в принципе смог что-то сказать. - честно признался Гарри и тут же разразился новой порцией негодования "на этого идиота лесничего с его болезненной любовью к опасным тварям". Выговорившись еще раз на эту, в полном смысле слова, животрепещущую тему, Гарри все-таки задал своей умнице-подруге интересующий его вопрос:

- Но почему же старший паук все-таки передумал мною закусывать? Не потому же, что я оказался несколько костлявее, чем он изначально рассчитывал!

Гермиона, продолжая перекладывать вещи в бисерной сумочке, немного подумала, а потом ответила:

- Знаешь, я точно не уверена, но вообще-то есть такое зелье с интересным названием "Зелье подчинения" В школе его вообще не проходят, только в школе мракоборцев. Суть состоит в том, что в уже готовое зелье добавляется кровь того, кто будет в дальнейшем называться "Верховным повелителем". А тот, кто выпьет зелье, будет подчиняться любому приказу своего повелителя. Просто не вижу другого способа, которым Сам-Знаешь-Кто смог бы заставить акромантулов беспрекословно подчиняться себе. А так, в общем, все логично. Они отправили паукам какое-нибудь угощение, накачав предварительно "лакомое блюдо" зельем. Паук прокусил тебе руку и почувствовал "кровь своего повелителя", ведь кровь Сам-Знаешь-Кто использовал, естественно, свою собственную. Напасть на тебя он уже не мог, а тем более тобой пообедать. - Гермиона вновь с благодарностью посмотрела на Гарри. - Но все равно ты молодец, потому что быстро сообразил, как нужно себя вести с этими тварями.

- А что же он меня сразу-то за своего повелителя не признал? Слепой, что ли? - обиделся Гарри.

- Ну знаешь, на своего "братца по крови" ты, слава Господу, мало похож. Цвет черепа не тот, волосами оброс больше, чем положено, глаза зеленее и кожа темнее. - смеясь, ответила девушка.
И уже серьезно добавила:

- Я сама очень мало знаю. Применение этого очень опасного зелья, как ты понимаешь, запрещено Министерством. Фактически, это жидкий "Империус", и за его использование полагается билет в один конец в Азкабан. Поэтому и прочитать о "Зелье подчинения" что-то конкретное из общедоступных источников почти невозможно. Так, только общие фразы. Может быть там еще нужны какие-то заклинания, может быть подчиненный должен узнавать своего господина по голосу? Так или иначе, но паук тебя не признал за господина, пока не вкусил твоей крови.

- Это сколько же нужно было наварить зелья, чтобы напоить этих лошадей? - не удержался Гарри.

- А это зависит не от массы тела, а от уровня организации мозга. Чем проще мозговая деятельность, тем меньше нужно зелья. Так что для пауков, с их считанными извилинами, много не понадобилось, - просто ответила лучшая ученица Хогвартса.

Слушая объяснения Гермионы, Гарри прокручивал в голове свой первый урок у профессора Снейпа и его тихий голос, почти шепот: "Я могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть..."

"...и власть," - добавил уже про себя Мальчик-которого-Снейп-так-и-не-смог-научить-варить-зелья. Потому что умер в этом доме, возле которого сейчас они с Гермионой приводили себя в порядок. Пересилив свой необъяснимый страх встречаться с прошлым, Гарри решил все-таки зайти внутрь хижины. Он даже не мог дать себе отчета в том, зачем он это делает. Тело профессора Снейпа, скорее всего, уже давно забрали и отнесли в Хогвартс, положив рядом с другими погибшими.

Гарри оказался прав. Хижина была пуста. На полу, на том месте, где в глубине черных глаз погасли последние огоньки, можно было разглядеть довольно большое пятно засохшей крови. Рядом лежал пустой ящик, тот самый, который уже почти двое суток назад загораживал собой проход в туннель, и сидя за которым Гарри наблюдал расправу Вольдеморта над Снейпом. Оглянувшись вокруг, Гарри заметил второй такой же ящик в самом углу комнаты. Только не было похоже, что он пуст. Гарри посветил волшебной палочкой и вдруг с удивлением разобрал нацарапанные кем-то прямо на доске слова: "Осторожно! Взрывоопасно! Не встряхивать!". Почти не дыша, Гарри открыл крышку ящика, и обнаружил в нем... большой кривой рог, с характерными бороздками у основания, при жизни явно принадлежавший крупному взрывопотаму.



Глава 14

Уважаемые читатели! Я должна признаться, что нарисованного госпожой Роулинг генеалогического дерева не изучала. А канон почти ничего не говорит о родственниках Гарри Поттера, кроме отца, матери и крестного. Поэтому мои предположения - это чистой воды моя фантазия. Но я считаю, что история матери трех сестер Блэк могла иметь место, потому что очень уж разные у девочек были характеры и судьбы. А кроме того, Джеймс и Сириус подружились между собой явно до того, как оказались в одном купе Хогвартс-экспресса. И это при том, что родители Джеймса жили в Годриковой впадине, а родители Сириуса в Лондоне. Также учитывая слова Сириуса о том, что "все чистокровные семьи в родстве между собой. Если ты готов разрешить сыну или дочери брак только с кем-то таким же чистокровным, выбор очень ограничен. Нас, таких, почти и не осталось на свете.", я предположила то, что предположила.


Глава 14. Как важно знать своих родственников

Не смея дышать, Гарри медленно-медленно закрывал крышку деревянного ящика. Когда, наконец, доски легли на место, оставив наверху предупредительную надпись, Мальчик-которому-все-время-приходилось-выживать, потому что он один был такой особенный, осторожно встал и направил свои стопы к выходу. В дверях хижины стояла его верная подруга и внимательно следила за ним. На ее вопросительный взгляд Гарри только махнул рукой.

- Спокойствие, только спокойствие... Дружно поворачиваемся и медленно идем к выходу. Все вопросы потом... - прошептал Гарри очень тихо, но таким непререкаемым тоном, что ослушаться его было просто невозможно.

Оказавшись на улице, Гарри потянул девушку за руку как можно дальше от этой взрывоопасной хижины, к ближайшим деревьям Запретного леса, который начинался здесь же, на окраине Хогсмида. Притормозив свои ноги около первого же дерева, Гарри свалился на траву, утянув за собой подругу. Уже лежа под ярким солнцем, юноша достал из кармана носовой платок и вытер пот со лба.

- Ну и ден-е-ек! - растягивая последнее слово, пробормотал юноша. А потом обратился к Гермионе, - Там, в углу, в том ящике, самый натуральный рог взрывопотама!

Гермиона даже не нашлась, что ответить. Она молча развела руками в ответ на полученную информацию, а потом поинтересовалась у своего друга, не болит ли рука.

- Неплохо бы тебе все-таки показаться на глаза мадам Помфри, - робко предложила девушка.

- Ага! Сейчас! И получить от нее приговор на трое суток ареста в больничном крыле. И чтобы все об меня там глаза мозолили! Рана практически затянулась, рука почти не болит, - для большей убедительности Гарри несколько раз согнул и разогнул руку. - А у нас еще визит к Малфоям в планах на сегодня. Так что давай этим и займемся.

Все еще лежа на земле в кружевной тени какого-то раскидистого дерева, Гарри измерил глазами бескрайнее небо, по которому сегодня не спеша плыли редкие перистые облака. Солнце уже миновало высшую точку зенита и перешло на западную половину горизонта. "Значит уже часа два после полудня, или около того, - определил гриффиндорец, припомнив свои знания по астрономии. - Интересно, а почему Рон не стал изучать астрономию на шестом курсе? Ему же, вроде, нравился этот предмет... Ладно, хватит лирики, надо дело делать! А то вот уже и "ден-е-ек" перешел на свою вторую половину..." - решил про себя Гарри и приподнявшись на руках, сел, прислонившись спиной к стволу дерева.

- Ладно, будем надеяться, что с "Малахитовой комнатой" нам повезет больше, - с надеждой в голосе произнес Гарри, обращаясь к Гермионе. В душе он все-таки жалел об утрате Воскрешающего камня. - А кстати, не скажешь, куда же ты хотела его пристроить? Если не секрет, конечно.

- Да не секрет. Гарри, я всего лишь хотела уговорить тебя отдать его Джорджу во временное пользование. Я, разумеется, понимаю, что живого Фреда ничем не заменишь. Но если Фред там, в другой жизни, не сильно изменился, а я очень надеюсь, что это именно так, то даже его вернувшаяся на землю душа поможет Джорджу пережить смерть брата. Понимаешь, близнецы Уизли - это особый случай! Они одни такие на целый миллиард людей на планете. - вздохнув, объяснила Гермиона, усаживаясь напротив собеседника.

Гарри хлопнул себя ладонью по лбу. Действительно, какая разница для близнецов Уизли, что у них будет теперь всего лишь одно тело на двоих. Да никакой! Они только весело пошутят по этому поводу, что типа "уж теперь-то мама точно будет их различать!" Точно также будут говорить по очереди, дополняя друг за другом предложения, шутить по поводу и без повода, изобретать что-нибудь новенькое и эффектное. Фред еще и пошутит, что теперь все их петарды могут взрываться в его присутствии сколько угодно, а ему на это "нач-хать". А с годами будет подтрунивать над братом, что типа "стареешь, братец Джордж!", сам оставаясь навсегда двадцатилетним. К призраку Фреда в доме все очень скоро привыкнут. Читает же в Хогвартсе Бинс "Историю магии". Наверное, даже сам не заметил, как умер... А потом, когда неизбежно придет время Джорджу перейти в другой мир, два неразлучных брата уйдут вместе, держась за руки, сказав всем на прощание что-нибудь веселенькое...

Решив про себя, что он это дело так все равно не оставит, и отыщет Воскрешающий камень, даже если ему придется просеять через сито все камни на этой паучьей поляне, Гарри только поблагодарил подругу за хорошую идею. Близнецы всегда воспринимались, как одно целое. Их никак нельзя было разделить!

Гарри даже приблизительно не мог предположить, что они с Гермионой должны обнаружить в пресловутой "Малахитовой комнате". И что с этим "нечто" они должны делать. Взять с собой?
Знать бы хоть, что это может быть? Гарри только очень надеялся, что в таинственной комнате их не ждет ничего, связанного с Вольдемортом. Встречаться ни с самим Темным лордом, ни с огрызками его многосоставной души больше не хотелось.

Поразмыслив таким образом, Гарри предложил Гермионе сначала расспросить обо всем Кикимера поподробнее. Получив одобрительный ответ, Гарри вновь призвал домовика к себе, невольно поймав себя на мысли, что он за весь этот беспокойный день совсем замучил старого эльфа.
Кикимер где-то приоделся в белую льняную салфетку с красивой вышивкой ручной работы по краю. На одобрительный комплимент Гермионы Кикимер с гордостью ответил, что это работа старой хозяйки Кикимера, миссис Валбурги. Гарри только покачал головой. Старый домовик, действительно, относился к своей старой хозяйке с большой нежностью.

По совету своей подруги Гарри сначала решил побольше узнать о портрете матери "миссис Цисси". Ведь, вне всякого сомнения, портрет должен быть живым, а следовательно, с этой женщиной придется пообщаться. А раз так, то неплохо было бы знать, с каким человеком придется иметь дело.

Однако на вполне нормальный вопрос своего хозяина о личности матери миссис Малфой, Кикимер посмотрел на Избранного совершенно недоуменно, широко округлив и без того огромные глаза. Старая обвисшая кожа на лбу эльфа при этом собралась в многочисленные складки.

- Что-нибудь не так? - в свою очередь удивился Гарри, недоумевая, почему такой простой вопрос вызывает такое непонятное изумление у старого эльфа.

- Разве хозяин Гарри не знает, кто такая миссис Джейн Глория Блэк, в девичестве мисс Голден, чьей матерью была Каролина Джейн Голден, уроженная мисс Поттер? - выдал Кикимер одной фразой, которая, надо сказать, повергла Избранного в неслабый ступор.

"Как это понимать? Она что, моя родственница? Мать Нарциссы Малфой - моя родственница?" - мыслям в голове Гарри стало несколько тесновато. Он даже не знал, что теперь спросить у Кикимера, прекрасно сознавая, что в округлившихся глазищах домовика выглядит не очень хорошо, а проще говоря, полным невеждой. Правда, в своих собственных глазах он был ничуть не лучше. На помощь пришла Гермиона, но и она даже не пыталась скрыть свое изумление:

- То есть ты хочешь сказать, что миссис Джейн Глория Голден была близкой родственницей Джеймса Поттера? Возможно, его двоюродной тетей? - предположила Гермиона, очевидно, уже произведя в уме некоторые подсчеты.

- Она была двоюродной сестрой вашего деда, Гарольда Поттера, хозяин Гарри. А следовательно вы, хозяин Гарри, приходитесь ей троюродным племянником. А ее внук, Драко, приходится хозяину Гарри кузеном в четвертом колене, - с достоинством ответил Кикимер.

- А ты не мог бы рассказать нам немного об этой женщине, то есть о моей троюродной тете, - поправился Гарри и приготовился слушать. - Только пожалуйста, рассказывай поподробнее, все, что знаешь, - счел нужным добавить хозяин домовика и тут же уточнил более требовательно:
- Это приказ, Кикимер!

- Миссис Джейн провела свою молодость в Годриковой Впадине, вместе с вашим дедом. Она довольно поздно вышла замуж за мистера Блэка. К сожалению, мужчины благороднейшего чистокровного семейства Блэков всегда женились очень поздно, в лучшем случае сразу после сорока лет. Но это в лучшем случае. В худшем буйная молодость продолжалась еще лет десять. - начал Кикимер, явно сожалея о легкомыслии мужской половины рода. - Кикимер понимает, что не должен говорить плохо о своих бывших хозяевах, но теперь в мире не осталось больше волшебников, носящих благороднейшую фамилию Блэков. А ведь все могло быть иначе, если бы дети в семье появлялись раньше. Мистер Орион Блэк был как раз тот самый худший случай. Ему было уже за пятьдесят, а мисс Джейн исполнилось тридцать шесть. Большой красотой она не отличалась, только это не Кикимер говорит, - тут же стал оправдываться эльф. - Так говорил мистер Орион Блэк, ее муж. А из золота по наследству мисс Джейн получила разве что фамилию. Отец ее, мистер Голден, работал мракоборцем в Министерстве, и погиб, когда она была совсем крошкой. Так что их с матерью, миссис Каролиной, приютил у себя ее родной дядя, ваш прадед, хозяин Гарри. Но кровь у нее была чистой, и потому мистер Орион остановил свой выбор на мисс Джейн Голден, когда нельзя уже было дальше тянуть с женитьбой.

Гарри и Гермиона понимающе переглянулись, прекрасно понимая, что брак мисс Голден и мистера Блэка обещал быть "счастливым". Впрочем, жить из милости в доме дяди вряд ли было лучше для девушки.
Кикимер тем временем продолжал свой рассказ:

- Мисс Джейн Глория была очень воспитанной девушкой, даже несмотря на то, что почти всю свою жизнь провела в деревне. Она знала свой долг хозяйки дома, и свой долг перед именем, данном ей ее мужем, мистером Орионом Блэком. Она понимала, что величие чистой крови должно остаться в веках, и что для этого роду Блэков нужны наследники. Но она не справилась со своей задачей. Одна за другой появились три девочки, но миссис Джейн так и не смогла произвести на свет наследника мужского пола. Все три родившихся мальчика оказались мертвыми. Частые роды сильно подорвали здоровье молодой госпожи, и очередная попытка стать матерью закончились смертью.

"Не очень веселая история," - вертелось в голове у Гарри под кваканье Кикимера. Гермиона нахмурилась и молча накручивала на палец прядь своих обгоревших волос.

- После рождения Беллатриссы и Андромеды миссис Джейн очень хотела сына. Но в очередной раз на свет появилась девочка, которую назвали Нарцисса, изменив тем самым семейной традиции. Всем членам семьи Блэков, как правило, давали звездные имена. Но даже одного взгляда на крошку мисс Цисси хватило, чтобы понять, что она будет красавицей. Мистер Блэк был привязан к старшей дочери больше, чем к другим дочерям. В мисс Белле было больше мужского характера, чем в ее младших сестрах. Мисс Цисси была для своего отца его маленьким весенним цветочком, а вот мисс Дромеда не отличалась ни красотой, ни силой характера. Но у нее хватило ума сбежать из отчего дома, подумать только, с маглом! Она была неблагодарная дочь и разбила сердце старого Блэка, - продолжал квакать домовик, вытаскивая на свет старые семейные тайны.

"Да уж! Мужского в характере Беллатрикс было, пожалуй, чересчур много," - отметил про себя Гарри, в глубине души жалея, что мисс Белла вообще появилась на свет. "Боже, что я думаю! - испугался Гарри своих крамольных мыслей. - Но, с другой стороны, именно Белла уложила в больничную койку родителей Невилла. Именно она убила Тонкс, свою же племянницу!"

- Мистер Орион Блэк не смог пережить известия об аресте своей любимой старшей дочери и заключении ее в Азкабан. После его смерти портрет миссис Джейн перешел в собственность миссис Нарциссы, которая к тому времени уже была замужем за мистером Люциусом Малфоем, и у них уже родился сын Драко. Говорят, что миссис Джейн Глория даже на портрете сохранила интерес к жизни, а после того, как вы, хозяин Гарри, еще во младенчестве победили Темного Лорда, она много раз просила этого бездельника Добби, тогда еще совсем малолетнего эльфа, почитать ей что-нибудь о Мальчике-Который-Выжил. Да так заморочила ему голову всеми этими книжками о вас, хозяин Гарри, что Добби вырос совсем никудышным эльфом. Все у него всегда подгорало и валилось из рук. - проквакал Кикимер с явным сожалением в голосе о недостатках в воспитании Добби.

Гарри и Гермиона опять переглянулись. "Так вот откуда ноги растут..., - обдумывал Гарри полученную информацию, ругая при этом себя всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами. - Что стоило расспросить подробнее у Добби, откуда у него такая любовь и забота о Мальчике-Который-Выжил.

- А еще есть где-нибудь портреты миссис Джейн, кроме того, что висит в "Малахитовой комнате"? - спросил Гарри, смутно надеясь познакомиться со своей родственницей поближе вне дома Малфоев.

- Кикимеру об этом не известно, хозяин Гарри. Этот портрет молодой госпожи был заказан ее мужем, мистером Орионом Блэком, сразу же после свадьбы. Если в роду Поттеров не было традиции писать портреты членов своей семьи, то этот портрет является единственным. - закончил домовик и вдруг, обхватив свою большую голову тощими ручонками, забормотал скороговоркой:
- Бедная, бедная несчастная миссис Джейн! Как будет тяжело ей узнать о смерти своей старшей дочери, об аресте своего зятя и второй своей дочери. Она всегда так печалилась, так печалилась о своей несчастной Белли, которая четырнадцать лет провела в самой страшной тюрьме. Кикимер помнит, как она не могла поверить своим глазам, когда увидела свою старшую дочь живой... Тогда, зимой, два с половиной года тому назад.

- А Кикимер что там делал? В доме Малфоев? - зачем-то задал больной вопрос Гарри, хотя, в принципе знал ответ.

- Кикимер чистил, - пробормотал Домовик уклончиво, отведя глаза в сторону.

В какой-то миг Гарри хотел потянуть за эту ниточку, но, почувствовав, как Гермиона сжала его руку, все же решил в данный момент не накалять атмосферу. Сегодня как-то многовато уже случилось событий для одного дня. Кикимеру салфеточка с вышивкой была явно к лицу, и настроение портить не хотелось. А главное, нужно было составить план по посещению заветной комнаты. Отвлекаться на что-то другое сейчас не стоило.

- А о своей средней дочери, Андромеде, миссис Джейн вспоминала? - перевел стрелки Гарри на более волнующую тему.

- Имя миссис Дромеды было не принято упоминать в доме миссис Цисси, - коротко квакнул домовик, вновь уставившись на своего хозяина.

Гарри никак не удавалось собрать в один стройный ряд чувства, бушующие в его душе великой вселенской бурей. Он поймал себя на мысли, что впервые за два года после смерти Сириуса испытывает по отношению к крестному если не злость, то по крайней мере нечто отличное от того, что можно назвать любовью. Ну почему никто не рассказал ему о его предках? О родственниках? О родословной? А сам-то хорош! О могилах родителей не вспоминал до семнадцати лет!

Правда когда Гарри жил у Дурслей, он в принципе никогда не задумывался ни о каких могилах и кладбищах. Похороны Дамблдора стали первыми в его жизни. Дядя Вернон и тетя Петуния ни разу не упомянули о том, что его мама и отец где-то похоронены, и что у них есть могила. Однажды, когда Гарри было лет семь, он видел, как их соседка высыпала прах своего умершего отца из урны на цветочную клумбу. Сын Лили тогда отрабатывал свое содержание у дяди и тети, пропалывая цветник и подстригая декоративный кустарник садовыми ножницами. С этой минуты он почему-то представлял, что его мама находится здесь, в этом саду, и вернулась на землю, превратившись в прекрасные африканские лилии, или акопантусы. Так называла эти разросшиеся на клумбе у дома цветы тетя Петуния.

В детстве Гарри был просто уверен, что после автокатастрофы, в которой погибли его родители, от них почти ничего не осталось. Спрашивать что-либо о родителях в доме Дурслей было запрещено в принципе. Отец был "бездельник и прохвост", мать - "сестра никудышная", "позор всей семьи", а сам Гарри и вовсе безнадежен, потому что уже "родился с гнильцой". Было даже как-то странно, что будучи ребенком, Гарри смог все-таки узнать, что его маму звали Лили, а отца - Джеймс. Но это только потому, что тетя Петуния нечаянно обронила, а он внимательно слушал.

С великим трудом уняв бушующую в душе бурю, Гарри решил на время отложить гнев на самого себя по поводу своего вопиющего невежества, и снова вернуться к Малфоям. Тем более, что Гермиона уже целую минуту сжимала его руку, многозначительно глядя в глаза. Рассудив, что не стоит скрывать от родного домовика своих намерений, Гарри спросил прямо:

- Кикимер, нам совершенно необходимо попасть в "Малахитовую комнату". Нам нужна твоя помощь.

Домовик снова собрал в мелкие складочки обвисшую кожу на своем безволосом лбу.

- Кикимер даже не осмеливается спросить хозяина Гарри, зачем хозяину понадобилось посетить дом миссис Цисси. Но Кикимер надеется, что хозяин Гарри не хочет стащить из комнаты миссис Цисси фамильные драгоценности хозяйки дома, - в кваканье Кикимера слышалось одновременно и удивление, и негодование, и надежда.

- Нет. нет! Что ты! - поспешил успокоить Гарри своего эльфа. Правда щеки его при этом предательски покраснели, потому что каким-то шестым чувством он сознавал, что выйдет из дома "миссис Цисси" не с пустыми руками. Если повезет, конечно. - Да, а где это у миссис Цисси хранятся драгоценности? В той самой комнате? - немедленно спросил Гарри, когда до него дошло, что эльф случайно проговорился.

"Попался, голубчик, на горячем..., - мысленно Гарри потирал руки. - Вот так вас и ловят, наивные вы существа!" Добби тоже случайно проговорился про Тайную комнату, пытаясь разжалобить Мальчика-который-выжил рассказом о печальной судьбе эльфов во время первой войны.

- Кикимер не знает, где именно спрятан сейф, в котором миссис Цисси хранила свои ценные вещи. Миссис Цисси никогда не доставала свои украшения при Кикимере, - домовик опять заговорил быстро и торопливо.

"Так... Ясненько... Там еще и сейф есть... Очень хорошо!" - торжествовал Гарри, многозначительно глядя на Гермиону. Гермиона в ответ только качала головой. Выглядела она, однако, немного озадаченной. После последних слов Кикимера Гермиона не выдержала, и потянула друга за руку.

- Гарри, все-таки у них, у эльфов, голова устроена по другому. Если ты хочешь что-то оставить в тайне, ты должен приказать домовику молчать. Ослушаться прямого приказа они не могут физически...

"Учтем на ближайшее будущее, - решил про себя Избранный, - и забывать не будем!"

Гарри мог бы просто приказать домовику переместить их с Гермионой в знакомую гостиную Малфоев, но что-то его останавливало. Наверное, интуиция. Вольдеморт не был дураком, и после того, как два раза подряд прокололся с магией эльфов, должен был задуматься о ее сущности. Поэтому, не обращая особого внимания на явное нетерпение, легко читаемое на лице Гермионы, которая все же не осмеливалась перебивать беседу домовика со своим хозяином, Гарри задал эльфу неожиданный вопрос, от которого повеяло мертвой темной водой из заколдованной пещеры у моря.

- Кикимер, ведь если бы твой хозяин Регулус не призвал тебя вовремя к себе, ты не смог бы покинуть пещеру? Даже несмотря на то, что прекрасно понимал, что нужно спасаться.

- Кикимер был очень слаб, хозяин Гарри. Кикимер не смог бы выбраться оттуда один, без помощи хозяина Регулуса. - ответил эльф, печально свесив уши, и украдкой вытирая тоненькой сморщенной ручонкой большие глаза, которые мгновенно стали мокрыми.

Выслушав ответ домовика, Гарри обратился к подруге:

- Гермиона, вчера, вернее уже позавчера, когда Темный Лорд намеревался проверить свои долгосрочные вклады в ценные реликвии, у него было очень мало времени, и он очень хотел все узнать о судьбе своих тайников как можно быстрее. Но, поверь, у него даже мысли не возникло сделать портал и добраться до пещеры в считанные секунды. Наверное, все-таки потому, что это невозможно. Я боюсь какой-нибудь ловушки. Один эльф может быть и сможет трансгрессировать из дома Малфоев, но вот вместе с нами... Это вопрос! По-моему, лучше все проверить. А ты как считаешь?

Гермиона смотрела на Избранного так, как будто бы он сейчас получил сову из школы с итоговыми оценками по С.О.В., и у Гарри оказалось двенадцать "Превосходно", то есть на одно больше, чем у лучшей ученицы Хогвартса.

Справедливо рассудив, что это ее восхищение есть ни что иное, как одобрение, Гарри приказал Кикимеру: во-первых, трансгрессировать в поместье Малфоев, во-вторых, выяснить, является ли дом пустым или там уже во всю хозяйничают мракоборцы, в-третьих, никому не отвечать ни на какие вопросы, в-четвертых, через пять минут вернуться обратно. Кикимер понял приказ и с треском исчез из виду.

Когда в воздухе растаял звук от хлопка трансгрессии эльфа, Гермиона вдруг резко сменила выражение лица, превратив его из восхищенного в нравоучительное Гермионистое. Тут же раздался ее негодующий голос:

- Знаешь, Гарри! Рон, конечно, тот еще раздолбай, и лентяй, каких свет не видывал, но даже он может, проснувшись среди ночи, с закрытыми глазами перечислить всех своих кузин и кузенов, дядюшек и тетушек до четвертого колена! Причем, заметь, их у него гораздо, гораздо больше, чем у тебя!

- Ну, добивай, добивай! - огрызнулся в ответ Гарри, сам при этом, однако, заливаясь краской на лице. - Лучше давай подумаем про замаскированный сейф. Вот как его обнаружить? А?

- Ну это какие-нибудь маскировочные чары. В общем-то, есть способы, но это довольно сложно. Там нужно произносить целые формулы, наизусть даже я далеко не все знаю, - призналась девушка, обращаясь к Гарри уже вполне дружелюбно.

"Сменила таки гнев на милость," - благодарно отметил парень. Но все равно было стыдно за свое невежество.

Гермиона была права. Гарри вспомнил Дамблдора, который бормотал слова на странном непонятном языке, отыскивая потайную дверь в пещеру с крестражем. Вот если бы что-нибудь действенное и покороче...
И тут Гарри осенило! Он даже вскочил на ноги и громко воскликнул: "Эврика! Эврика! Слава святому Клизменту, есть один действенный способ, Гермиона! Нужно всего лишь произнести вслух одно запретное слово..."

Гарри готов был поклясться, что оба карих глаза Гермионы дружно подпрыгнули, и на мгновенье оказались где-то на лбу. Лишь спустя несколько мгновений они вернулись на прежнее место.

"Вот так, жизнь полна неожиданностей! - подумал про себя Гарри. - Ни одно событие не проходит просто так, бесследно..."

Пять минут прошли, но Кикимер не возвращался. Хозяин домовика не стал больше ждать и, предчувствуя недоброе, призвал своего подопечного. Это сработало. Через мгновенье раздался громкий хлопок. Под деревом появился их маленький сморщенный зеленый друг, который дрожал, как осиновый листочек на ветру.





Глава 15

Глава 15. В поместье Малфоев

Бедного Кикимера просто трясло от страха. В следующую секунду он весь как-то нелепо сложился пополам, и из его крючковатого носа фонтаном хлынула кровь. Багровые пятна крови, появившись на заветной салфеточке, в которую был одет домовик, мгновенно слились в одно большое целое пятно так, что одежка Кикимера стала из белой темно-красной.

Пока Гарри довольно бестолково стоял рядом с домовиком и лихорадочно размышлял, чем он может помочь своему меньшому брату, Гермиона действовала быстро и целенаправленно. Выудив из все вместительной бисерной сумочки какую-то пилюлю в обертке, она разломила ее пополам, и чуть ли не силой заставила Кикимера проглотить половинку. Кровотечение сразу же заметно унялось, но домовик продолжал трястись. В его огромных желто-зеленых глазах по-прежнему стоял ужас.
Гермиона, быстро направив свою волшебную палочку на эльфа, проговорила каким-то безумным голосом "Фините инкантатем!". Но жалкое тельце старого эльфа по прежнему продолжали сотрясать конвульсии. Он опустился на траву, засунул голову между коленей, и схватившись ручонками за свои тощие ножки, стал сильно раскачиваться вперед и назад, бормоча при этом про себя что-то совершенно неразборчивое.

И тут у Гарри опять в голове что-то сработало. Он вырвал из-под одежды Бузинную палочку и в отчаянии прокричал то же самое простое заклинание, которое минуту назад безуспешно пыталась применить Гермиона. Заклинание из первого курса, прекращающее действие других заклинаний. Это дало нужный эффект, и их маленький друг стал понемногу приходить в себя. Правда пока это выражалось лишь в том, что его покачивания из стороны в сторону стали более плавными и менее заметными.

На изумленно-одобрительный взгляд Гермионы Гарри, вздохнув, честно признался, что если бы не ее первая неудачная попытка, то он сам ни за что бы не додумался до "Фините инкантатем". Просто палочка, которой колдовал Темный Лорд, напичкав дом Малфоев Темной магией под завязку, находится сейчас в его, Гарри, руках. Вот и сработало.

Кикимер успокаивался медленно. Гермиона, склонившись над маленьким сморщенным тельцем домовика с палочкой в руке, осторожно старалась очистить от крови салфеточку "работы миссис Валбурги". Гарри рассеянно поднял с травы оброненную подругой вторую половинку пилюли. Развернув яркую обертку, он прочитал надпись под нарисованным мальчуганом с карикатурным красным носом: "Кровопролитные батончики от братьев Уизли". Осталась красная половинка батончика. Кикимеру скормили синюю.

- Это мне Рон в сумочку напихал, еще в "Ракушке", - пояснила Гермиона, увидев, что Гарри недоуменно крутит в руках красно-синий фантик. - Ладно, что делать-то будем?

- Да, по-моему все ясней ясного. Наш общий знакомый постарался просто на славу! - в голосе Гарри чувствовалась даже некоторая безнадежность.

Но все-таки, несмотря на жалкий вид старого эльфа, было кое что, внушавшее Избранному немного оптимизма. Он некоторое время рассеянно крутил в руках Старшую палочку Дамблдора, которая невольно подсказывала юному волшебнику решение проблемы. Наконец Гарри решился:

- Гермиона, ведь если бы в доме действительно было бы что-то страшное, ну там дементоры, или интерфалы, то ведь никакое "Фините инкантатем не помогло бы? Ведь так?

- Так-то оно так, но чем это поможет нам? - ухмыльнулась Гермиона, оторвавшись на мгновенье от эльфа, которого заботливо поила каким-то успокоительным зельем из своих предусмотрительных запасов.

- Да тем и поможет, что это всего лишь чары, наводящие панику на незваного визитера, которые никак не должны действовать ...в общем, на меня. - выдохнул Гарри, многозначительно указав взглядом на свежий шрам от укуса паука. - Нарцисса догадывалась об этом, и потому хотела попросить о чем-то важном именно меня. Так ведь?

Гермиона подняла на Гарри сияющее лицо.

- Как же я сама не догадалась! Драко ведь прямо сказал, что Сам-Знаешь-Кто убрал всю вековую кровную защиту поместья и поставил свою...

- ...А поскольку "мы с тобой одной крови, ты и я", глубоко ненавистный Томми, то будем жить по закону джунглей, - злорадно, и то же время победно прошипел Мальчик-который-в детстве-читал-Киплинга.

Боже, храни Королеву! В душе Гарри просто смеялся над Вольдемортом. Действительно, обретя с помощью крови Избранного свое новое тело, которое сейчас "отдыхало" где-то в углу Хогвартса, Вольдеморт так перехитрил самого себя, что, наверное, сам себе этого никогда не сможет простить даже после смерти.

Единственный, кто не разделял оптимизма Избранного, был старый перепуганный эльф. Он как-будто очнулся от своих переживаний и с отчаянием в голосе забормотал:
- Хозяин Гарри не должен ходить в этот страшный дом! Хозяин Гарри не должен... Кикимер ни за что не пустит хозяина Гарри туда!

"У тебя забыл спросить разрешения!" - усмехнулся в душе Гарри, вслух приказав Кикимеру доложить обстановку вокруг поместья.
Повинуясь прямому приказу хозяина, Кикимер выложил все что знал: около дома он видел с десяток мракоборцев. Все двери дома опечатаны, а сам он попал во внутрь через винный погреб в стороне от дома, в саду, который соединен подземным проходом с кухней, специально для эльфов. Волшебники почему-то считают, что при трансгрессии качество вина значительно ухудшается, и потому эльфам был дан строгий приказ: передвигаться с винными бутылками только ножками. Правда, дальше кухни Кикимер пройти не смог.

"Ну это мы уже поняли," - отметил про себя Гарри, и предложил подруге свой план: он под Мантией-невидимкой топает в заветный погреб, а она отвлекает мракоборцев умными разговорами. На что Гермиона скептически заметила, что вряд ли сможет придумать что-нибудь достаточно умное, чтобы отвлечь работников министерства от винного погреба. Тем не менее ее карие глаза лукаво блеснули, и она торжественно вытащила из бисерной сумочки пол-литровую бутыль, в которой лениво плескалось глинистое оборотное зелье.

- Откуда? - удивленно протянул Гарри.

- Стащила из кладовой, у Слизнорта, - отмахнулась Гермиона. Можно подумать, впервые! Так что совесть меня не гложет. И вообще, "когда от большего берут немножко...,

- ...то это не кража, а просто дележка", - закончил за нее Гарри и рассмеялся. - Ближе к делу: кем будешь на маскараде?

- Тобой, разумеется! - пожала плечами Гермиона. - Кто у нас сейчас самая большая знаменитость? Пока они будут на меня глазеть, ты будешь действовать. Так что давай, освобождай голову от лишних волос.

Без ненужных разговоров она налила полный стаканчик тягучего, похожего на глину зелья, и взяв из руки друга черный волосок, опустила его в стаканчик.

- Так, посмотрим-посмотрим, не испортился ли у тебя за год характер? - пробормотала Гермиона, ехидно глядя на Избранного, и с надеждой на содержимое стаканчика.

Но видимо, несмотря ни на какие испытания, характер Гарри по прежнему оставался золотым, поскольку зелье приобрело чистый золотистый оттенок.
Скоро напротив Гарри уже стоял его двойник, только почему-то в джинсах с бахромой по краям карманов и в узком женском джемпере, бывшем когда-то модным и новым, а сейчас отчаянно молящем свою хозяйку об отставке. На откровенный вопрос Гарри, как он показался ей на вкус, Гермиона, густо покраснев, ответила, что "он стал еще приятнее, и даже появились легкие нотки корицы и муската, что сделало зелье похожим на глинтвейн".

"Чего тут краснеть-то?" - не понял Гарри. Наверное потому, что не знал, что такое "глинтвейн".

Гермиона уже отвернулась, и уткнувшись носом в бисерную сумочку, озабоченно перебирала ее содержимое. Вскоре она вытащила оттуда запасные джинсы Гарри и его старый зеленый свитер, связанный мамой Рона.

- Отвернись, я стесняюсь, - потребовала девушка, которая в настоящий момент была парнем.

- А то я сам себя не видел! - возмутился Гарри. - Это я стесняюсь, а ты это... меня сильно не разглядывай...

- Да не смогла бы, даже если бы очень захотела! С твоим-то зрением! - отрезала Гермиона, выуживая из сумочки чудом сохранившийся футляр с очками. - Вот, остались от беспримерного перелета из дома Дурслей. Это из тех, которые еще Грюм всем Поттерам раздал. Кстати, ближе к делу: как ты думаешь, стоит сказать мракоборцам о том, что в визжащей хижине нами обнаружен рог взрывопотама? По-моему, это их здорово развлечет. А?

- Гермиона! Да ты гений! Да обязательно. И пусть немедленно кого-нибудь пошлют обезвредить хижину. А то знаешь, Гарри Поттер, конечно, герой, но отбирать хлеб у аврората он не намерен. И еще про дементоров не забудь намекнуть, которые под остатками паутины прячутся. Но туда, я думаю, они вряд ли сунутся.

Зеленые глаза Гарри ярко блестели. Он, обдумывая прямо на ходу последние детали операции, приказал Кикимеру немного протрансгрессирировать вокруг дома в саду. И постараться при этом наделать как можно больше шума. Тут же хозяин эльфа подробно расспрашивал у своего домовика о точном местоположении погреба и самой "малахитовой комнаты". Гермиона достала из бисерной сумочки старый рюкзачок Гарри, и что-то колдовала над ним своей палочкой, шепча магические формулы. Спустя минуты три она с гордостью вручила рюкзак своему другу, пообещав, что теперь рюкзак стал гораздо вместительнее.

Настоящий Гарри Поттер спрятавшись под самой лучшей в мире Мантией-невидимкой, протянул Гермионе, вернее, своему двойнику, руку, и постарался сосредоточиться на чугунных воротах в конце загородной аллеи, за которыми начиналось поместье Малфоев.

Они приземлились прямо перед абстрактными завитками чугунной решетки. Ворота были заперты, и Гарри с силой потряс решетку. Он уже ждал, что завитки решетки сейчас сложатся в свирепую морду, которая спросит их о цели посещения, но ничего подобного не произошло. Только из глубины сада послышался раздраженный недовольный голос, явно усиленный заклинанием: "Кого там черти носят? Отвечайте, кто такие?"

- Из Министерства! С распоряжением! - не моргнув глазом, соврал Гарри и подмигнул Гермионе, с удовлетворением убедившись по блеску в родных зеленых глазах, что она поняла намек, и с готовностью возьмет дело в свои руки. Когда чугунные решетчатые ворота отворились, и в их проеме показался полноватый лысый министерский работник. Настоящий Гарри быстро проскользнул в распахнутые ворота и побежал к погребу, местоположение которого подробно описал Кикимер. Оказавшись у дверей погреба, Гарри имел удовольствие наблюдать за десятком мракоборцев, которые озадаченно оглядывались по сторонам, прислушиваясь к громкому треску, сопровождающему перемещения верного Кикимера по саду. Вскоре один из них, очевидно, старший, приказал "ребяткам" сходить посмотреть, кто это там "хулиганит". "Ребятки" пошли было уже выполнять приказ начальника, но тут же остановились, как вкопанные, потому что вдоль дорожки прямо к ним, в сопровождении дежурного, шел настоящий живой "Гарри Поттер".

"Как все запущено!" - выругался про себя совсем настоящий Поттер, под шумок домовика скрипнув дверью погреба, и чуть было не столкнувшись в проходе с еще одним мракоборцем, который спешил выйти наружу, держа в руках и под мышкой несколько бутылок из Малфоевских винных запасов.

Решив про себя, что они потом с Гермионой хорошо повеселятся над этими служителями закона, Гарри осмотрел глазами погреб, и обнаружив в углу круглую дверь, подходившую под описание Кикимера, нырнул в узкий проход. Сгибаясь в три погибели, парень вскоре миновал тоннель, оказавшийся не слишком длинным, и вылез через такую же круглую дверь в просторную кухню. Разглядывать ее убранство времени не было, потому что нужно было уложиться со всеми делами, желательно, за час. Пока "Гарри Поттер" развлекает "ребяток из Министерства" занимательными рассказами о своих похождениях.

Гарри взбежал вверх по лестнице на второй этаж, и вспоминая указания Кикимера, направился прямо к нужной двери в конце коридора. Однако у самой комнаты он остановился в недоумении, потому что на дверях красовалась надпись на латыни, сделанная, скорее всего, кровью. "NAGAINA," - с трудом разобрал корявые буквы Гарри. Он дернул дверь за ручку - безрезультатно. "Алохомора" тоже ничем не помогла. Тогда Избранный, вспомнив пещеру у моря, справедливо рассудил, что Вольдеморта не исправит ни могила, ни тринадцатилетний полет в астрале. В своей второй жизни его кровный братец действовал, скорее всего, также грубо, как и в первой. Поэтому вынув из кармана одолженный у Гермионы складной ножичек с серебряными лезвиями, Гарри полоснул себя по руке. Как только капли крови попали на поверхность двери, последняя отворилась.

Закрыв еще одну рану на себе заклинанием, Гарри Поттер переступил порог заветной комнаты, сразу же убедившись, что попал туда, куда нужно. Стены комнаты были отделаны натуральным малахитовым камнем, который своим зеленым матовым блеском создавал в помещении особый уют. О том, что здесь действительно недавно жила змея, напоминала только забытая ею длинная чешуйчатая шкура на спинке кресла.
Юноша сразу понял, что находится в комнате не один, потому что, еще стоя за дверью, слышал чьи-то приглушенные рыдания. Теперь же было ясно, что навзрыд плакала женщина на огромном портрете, висевшем над великолепным резным камином. Можно было бы сказать, что женщина была изображена на портрете во весь рост, если бы не одно обстоятельство. Мать Нарциссы, а это, как догадался Гарри, была именно она, сидела прямо на нарисованном полу. Уткнувшись лицом в колени, закрыв глаза руками, она судорожно рыдала. Ее плечи, прикрытые вязаной шалью, часто и напряженно вздрагивали. Густые темно-каштановые волосы рассыпались по плечам извилистыми змейками.

Гарри подошел к портрету почти бесшумно, так как толстый персидский ковер заглушал все шаги. Он уставился на плачущую женщину, не в силах что либо сказать, и не зная, как к ней обратиться.

Но, видимо, леди Джейн сама почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла заплаканные глаза на стоящего перед портретом юношу. Потом она лихорадочно начала шарить по полу руками, и вскоре нашла то, что искала. Разумеется, это были очки, по странной случайности очень похожие на очки Гарри Поттера. С такими же круглыми, как колеса велосипеда, стеклами.

- Здравствуйте, - сказал Гарри, не в силах придумать ничего, более подходящего. - Я тут нечаянно мимо проходил и вот... зашел...

"Мерлин! Что я несу! - пронеслось в голове у Гарри. - Что она обо мне подумает? Что никакого воспитания... Даже не знает, как нужно с дамами разговаривать!"
Волосы Гарри у корней мгновенно стали мокрыми от выступившего пота. Парень машинально вытер рукой со лба крупные капли, приоткрыв на секунду знаменитый шрам Гарри Поттера, который женщина на портрете, скорее всего, успела заметить.

- Это вы меня простите, молодой человек! Я тут немного расклеилась... Видите ли, в моей семье огромное горе, но я готова Вас выслушать, - было видно, что миссис Блэк стоит очень больших усилий сохранять самообладание. - Итак, с кем имею честь разговаривать? Вы не представились.

- Гарри Джеймс Поттер, - проговорил Избранный, с трудом заставляя язык поворачиваться с надлежащей скоростью.

- Не может быть..., - тихо прошептала пораженная миссис Блэк. - Простите, мое полное имя миссис Джейн Глория Блэк, и я..., я Вас не сразу узнала. Тогда, почти семь лет назад, Вы были совсем еще маленьким мальчиком.

- Вы меня видели семь лет назад? Но я здесь впервые. Может быть где-то еще есть ваш портрет, а я не заметил? - в свою очередь удивился Гарри.

- Нет, этот портрет единственный. Правда у моей дочери Дромеды есть маленькая миниатюра, нарисованная неизвестным художником, но моей душе там слишком тесно, и могу заглядывать в гости к своей средней дочери на очень короткое время. В семье Цисси об этом даже не знают. Имя Дромеды здесь не упоминают, но Вы ведь меня поймете! Ведь Вы, молодой человек, являетесь крестным отцом моего правнука... У него такое славное имя, и такие замечательные голубенькие волосики. Он совсем крошка и уже...уже сирота! Мои девочки тоже, к сожалению, рано остались без матери, но ведь у них был отец..., - выдавив из себя последние слова, леди Джейн опять заплакала, не в силах больше сдерживать в себе свое горе.

Наверное, ничто так не объединяет людей, как общие печали. Гарри мгновенно почувствовал к этой женщине на портрете понимание и сострадание. Да что тут говорить, у них было одно горе на двоих. Дора Тонкс и Ремус Люпин были Гарри гораздо больше, чем друзья. Они в какой-то мере заменяли ему семью.

Когда миссис Блэк снова немного успокоилась, она заговорила своим низким грудным голосом, обращаясь к растерявшемуся юноше:

- Семь лет назад я видела Вас несколько раз перед волшебным зеркалом Еиналеж. Вы тогда, судя по всему, были студентом первого курса Хогвартса. Такой худенький взъерошенный мальчик... Мне вот тоже приходится прилагать массу усилий, чтобы призвать свои волосы к порядку, - пожаловалась миссис Джейн, наспех закручивая в тугой узел свои непослушные волосы, которые все равно стремились всеми правдами и неправдами сбежать от хитроумных заколок.

"Волосы у Беллы и Андромеды от матери, - решил про себя Гарри, - а вот тяжелые веки и холодные глаза, наверное, от отца." Потому что карие глаза миссис Джейн были теплые, а взгляд добрым и понимающим. "Ее можно было бы назвать красавицей, если не эти нелепые очки, Да и волосам не помешал бы более живой оттенок," - рисовал в своем воображении юноша, мысленно перекрашивая каштановые волосы миссис Джейн в темно-рыжие. Потому что это было, по его представлениям, классно! "Интересно, а она знает об аресте своей младшей дочери? - внезапно подумал Гарри почти с отчаянием, потому что знал, что у него никогда не хватит духу сказать об этом своей неожиданной родственнице. Но страхи Гарри оказались напрасными. Судя по всему, миссис Блэк была прекрасно осведомлена о всех случившихся за последние двое суток событиях. Она вдруг посмотрела на победителя Вольдеморта умоляющим взглядом, и взволнованно заговорила:

- Я понимаю, что не смею просить Вас о помощи, но если Вы сможете, помогите, пожалуйста, моей младшей дочери. Видит Мерлин, я не выдержу, я умру во второй раз, если моя дорогая Цисси окажется в... Азкабане! - голос ее упал почти до шепота, когда она произносила вслух название самой страшной тюрьмы в стране.

Гарри, как мог, заверил леди Джейн, что сделает все, что только от него зависит, чтобы помочь Нарциссе, спасшей ему жизнь. Собственно, здесь, в этом доме, он тоже по ее поручению. С этими словами Мальчик-Который-Выжил достал из кармана прямоугольный кусочек пергамента, на котором по прежнему сиротливо ютились два слова и круглая скобочка, заканчивающаяся сверху маленьким острием, которое указывало направление против часовой стрелки. Гарри протянул пергамент своей родственнице.

Она не смогла взять в руки прямоугольный кусочек. Но внимательно присмотревшись, леди Джейн, сказала, что узнала почерк своей младшей дочери, а Гарри коротко рассказал, при каких обстоятельствах эта записка попала к нему. И честно признался, что совершенно не представляет, о чем идет речь в записке.

Было похоже на то, что миссис Джейн Блэк знала, что имела в виду ее младшая дочь. Она еще с минуту размышляла, и, наконец решилась.

- Молодой человек! Я надеюсь, Вы умеете хранить тайны. А также очень надеюсь, что Вы в своей дальнейшей жизни не совершите ничего противозаконного, что заставило бы допрашивать Вас с сывороткой правды или применять к Вам легилименцию. Понимаете, этот предмет требует очень осторожного и очень умного обращения. Эта вещь попала к моей дочери Нарциссе почти два года тому назад, и она помогла ей тогда выбраться из очень большой неприятности. Сейчас это, может быть, единственный экземпляр в мире. Признаюсь, что если во время обыска это обнаружат в доме, то от Азкабана мою дочь ничто не спасет, - твердо проговорила миссис Блэк, пристально вглядываясь в глаза Избранного.

Гарри не очень понимал, о чем это она. И потом, когда Люциуса после событий в Министерстве арестовали, с обыском в поместье Малфоев мракоборцы были уже не один раз. Гарри не видел причин скрывать свое недоумение от леди Джейн. На что она только усмехнулась:

- Эти, с позволения сказать, министерские работники, слишком полагаются на свои детекторы лжи. Нет слов, детекторы хорошо улавливают темную магию и маскировочные чары, но если спрятать небольшой предмет без всяких маскировочных чар и в таком месте, где небольшая часть темной магии является вполне естественным фоном, то нет удивительного в том, что люди из Министерства ничего не смогли заметить и ушли с пустыми руками. Вам ведь, полагаю, известно, что именно Темные искусства помогают уже умершему человеку жить после смерти в своем портрете. Художник, создавая портрет, вкладывает в свое творение часть своей души, связывая ее с изображением сложными магическими формулами. А после смерти человека, изображенного на портрете, душа умершего может вселиться в портрет, если только для этого там будет достаточно места. Иными словами, если художник не поскупился поделиться своей душой при создании произведения.

Увидев испуг в глазах Гарри, леди Джейн тут же быстро уточнила, что художнику вовсе не нужно рвать свою душу на части. Создаваемое произведение служит лишь временным пристанищем для души художника. Просто для того, чтобы почувствовать простор воображения и фантазии, выразить саму сущность характера нарисованного человека. Чем больше души пишущего портрет автора временно переселяется в создаваемое им произведение, тем ярче и живее будет его творение. Даже не важно, что это: портрет или пейзаж. Поставив на картине последний мазок, автор полотна уносит свою душу с собой, оставляя зрителям игру красок и силу своего воображения.

- Так вы не пошли дальше после... смерти, а выбрали своим пристанищем свой портрет? - уточнил Гарри, пытаясь осмыслить все сказанное миссис Блэк.

- Разве я могла оставить одних своих бедных девочек? Ведь когда я умерла, старшая Белли даже еще не успела пойти в школу. Но у меня никогда не хватило бы решимости стать приведением. Душа умершего человека, конечно же, не может обитать в этом мире вне его портрета, но она в любой момент может навсегда покинуть свое пристанище, и пойти дальше, если сочтет нужным. Признаюсь, такая мысль сегодня пришла ко мне в голову, потому что далее находиться в этом доме я больше не могу. Разве Вы не чувствуете, как здесь нехорошо? Мне вот уже месяц все время кажется, что на моя душа раздавлена... - произнесла леди Джейн, откровенно глядя в зеленые глаза Гарри и нервно перебирая в руках концы кружевной шали.

- Но вы могли бы покинуть эту комнату вместе с портретом, - предложил юноша первое, что пришло ему в голову, когда обдумывал про себя, чем же он может помочь этой женщине. Потому что по дому действительно витало что-то зловещее, давящее на душу и лишающее человека радости. Сейчас, находясь в поместье уже больше половины часа, Гарри все сильнее ощущал темную атмосферу дома, более всего напоминавшую ему о страшной пещере на берегу моря. Нескольких дней он здесь точно не выдержал бы. - Я бы мог Вам помочь в этом прямо сейчас. Куда прикажете Вас доставить?

- Как куда? Разумеется, в дом моей дорогой Дромеды. На нее сейчас столько всего свалилось. Всего месяц назад погиб муж. Не успела она его оплакать, единственная дочь вместе с зятем... Оба вчера сложили свои головы... Мерлин мой, ну куда она помчалась, эта непоседа, эта маленькая оторва Дора? Она же даже еще не оправилась до конца после родов! - в сердцах воскликнула леди Джейн, с огромной благодарностью глядя на своего спасителя.

Гарри уже доставал Бузинную палочку, решив про себя, что так будет надежнее, поскольку в последнее время в этом доме колдовали исключительно с ее помощью. Предупредив свою обретенную родственницу, чтобы она ухватилась за что-нибудь покрепче, чтобы не упасть, он осторожно спустил портрет на пол, применив чары Левитации. Слава Мерлину, миссис Нарцисса не приклеила портрет своей матери навечно к стене у камина.

- Подождите, молодой человек! Может быть Вы еще заберете заодно все ценное, что находится в сейфе, в этой же самой комнате? Я уверена, что деньги и драгоценности сейчас принесут куда больше пользы моей дочери Циссе и моему внуку Драко, если будут рядом с ними, а не здесь, в этом покинутом доме. Кто знает, когда мракоборцы смогут очистить усадьбу от темной магии. Я Вам доверяю, вы обязательно передадите все, кому следует, - произнесла миссис Блэк, с надеждой измеряя взглядом Избранного, находясь теперь практически рядом, стоя на одном уровне с ним, как совсем живая.

"Ах да, я и забыл про сейф," - обругал себя Гарри, громко произнося вслух имя Воланд-де-Морта. Это заставило леди Джейн вздрогнуть и спрятаться за рамой, но изобретенное красноглазым монстром универсальное заклинание сработало. Маскировочные чары разрушились, и Гарри увидел, как часть стены между двух окон перестала казаться просто стеной, обнажив металлическую дверцу сейфа.
Не долго думая на этот раз, Гарри опять покапал своей кровью на дверь, после чего она послушно раскрылась. Гарри, не глядя, выгреб оттуда все, что было: какие-то шкатулочки, коробочки, пергаментные свитки и аккуратно сложил все в рюкзак, мысленно поблагодарив предусмотрительную Гермиону за то, что она догадалась сделать рюкзак более вместительным.

Прикрыв дверцу уже пустого сейфа, и вновь замаскировав ее заклинаниями, с которыми здорово подружился за последний год, Гарри надел рюкзак на спину и наставил волшебную палочку на портрет своей троюродной тети, собираясь его уменьшить. Но миссис Джейн Глория Блэк знаком руки остановила его.

- Мы забыли самое главное, - сказала она, вынув из кармана нарисованную волшебную палочку, и направляя ее между холстом и рамой справа от себя. - Осторожнее, не уроните. Это не должно падать ни в коем случае.

Гарри подставил ладонь, и тут же из-под рамы к нему на ладонь скользнула длинная золотая цепочка, на которой болтались крохотные, сверкающие песочные часы. Гарри видел нечто подобное только один раз в жизни, в конце своего третьего курса, но он сразу узнал эту песочную штуковину. Это был Маховик Времени.



Глава 16

Глава 16. Пространство и время

Гарри не мог поверить своим глазам. Он даже ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что ему ничего не приснилось. Миссис Джейн пристально, и даже немного насмешливо взирала на него с холста, сложив на груди руки и закутавшись в кружевную шаль.

- Но как? Как это попало к вам? Ведь они же все разбились, тогда, два года назад! - изумился Гарри, вопросительно уставившись на свою родственницу.

- Выходит не все... Этот попал в руки к моей дочери всего за несколько минут до этого рокового события в жизни редких артефактов. Что помогло ей тогда избежать участи своего мужа, отправленного в Азкабан кормить дементоров. - со вздохом пояснила миссис Блэк, глядя в удивленные зеленые глаза Мальчика-Который-Сокрушил-Отдел-Тайн два года назад. - Клянусь, молодой человек, она не хотела участвовать в этом. Ее заставили, просто потому, что у Темного Лорда было очень мало людей. От силы набралось человек десять. Но она так и не применила против вас ни одного заклинания, постаравшись вовремя отойти в сторону... И еще, Драко ничего не знает. И я думаю, будет для него лучше, если он ничего не будет знать. По крайней мере пока...

Гарри все понял. В ту минуту, когда он со своими друзьями стоял в Зале Пророчеств и лихорадочно обдумывал, как протянуть время, чтобы Гермиона успела передать всем, что от них требуется, он автоматически насчитал вокруг себя почти десяток Пожирателей в белых масках. Значит, Нарцисса была среди них. А потом, когда появились мракоборцы, она сбежала из Министерства через прошлое.

- Вот, собственно, и вся история. Маховик Времени два года хранился в моем портрете. Около месяца назад я заметила, что от Песчинок Времени идет очень яркое серебристое сияние. Это означало только одно - кто-то им воспользовался. Я сказала об этом своей дочери, которую здесь к тому времени превратили в домашнего эльфа. Мне же пришлось целый месяц не отходить от правого края рамы, потому что я страшно боялась, что змея заметит странное свечение. Но, к счастью, эта рептилия не интересовалась моим изображением. А ее змееголовый хозяин был в этой комнате всего несколько раз. - пояснила задумчиво леди Джейн. Озабоченно взглянув на старинные часы на противоположной от камина стене, она вдруг быстро добавила: Мне кажется, нам пора, молодой человек. С вашего позволения, я покину сейчас свою раму. Мне нужно предупредить Дромеду о вашем визите.

Действительно, отведенный на все дела час неминуемо подходил к концу. Миссис Джейн еще раз оглядела комнату, видимо, прощаясь со своим пристанищем. Напоследок она посоветовала Гарри захватить две небольшие, плотно запечатанные бутылки с ядом любимой рептилии Темного Лорда, объяснив это тем, что яд довольно редкий и стоит дорого. Гарри погрузил бутылки в рюкзак, уменьшил портрет, вернее раму от него, потому что изображение миссис Блэк уже исчезло с холста, и, спрятавшись под Мантией-невидимкой, засунув раму под мышку, направился прочь из малахитовой комнаты.

Дверь, ведущая из комнаты в коридор, снова была заперта. Ручка двери заклинила и не поворачивалась. Уже привычным движением Гарри рассек себе руку и побрызгал поверхность двери своей кровью. Только на этот раз "Закон Джунглей" не сработал. Выход не открылся. Гарри тут же попробовал банальную "Алохомору", правда безрезультатно. Он уже хотел было просто вырезать волшебной палочкой отверстие в дверях (что делать не хотелось, потому что это был уже "погром", и нарушалась конспирация), но тут в его голове одна извилина со звоном натолкнулась на другую, озвучив правильную мысль: "Он что, так и вспарывал себе вены каждый раз, этот великий темный маг нашего времени? Разумеется нет. К тому же в комнате жила Нагайна. Стоп! А как же она открывала дверь, когда выползала прогуляться?" Ответ пришел сам собой: "Парселтанг! Только получиться ли у него сейчас, без куска души красноглазого в качестве переводчика? - лихорадочно соображал Гарри. - Но ведь получилось же у Рона открыть Тайную комнату!" Гарри решился, сосредоточился, и, глядя в центр металлической ручки, где только сейчас заметил витиеватый вензель в форме буквы "S", прошипел: "Откройся!" Это сработало. Тяжелая бронзовая ручка, украшенная старинным орнаментом повернулась, дверь скрипнула и отъехала в сторону, открыв выход из комнаты. Гарри, бодро зашагал сначала по коридору, а потом вниз по лестнице.

Может быть он свернул не на ту лестницу, по которой поднимался наверх. Та, простая, из кухни, наверное, была для "обслуживающего персонала", а эта, мраморная парадная, для "официальных лиц". Спустившись по ней, Гарри попал в знакомую гостиную. Он огляделся вокруг. Люстра снова висела на своем законном месте, а с темно-фиолетовых стен гостиную лениво осматривали портреты Малфоевских предков. "Хорошо, что я под Мантией," - с облегчением похвалил себя Гарри за предусмотрительность. Впрочем, большая часть рам была пуста. "Разбежались от Вольда! Так Вам и надо!" - мстительно вынес свой приговор победитель Вольдеморта, и только сейчас заметил за креслом возле камина перевязанный веревкой холщовый мешок, который странно шевелил всеми своими матерчатыми складками. Как будто бы там прятался кто-то живой. "Кошка, что ли?" - первое, что пришло на ум Гарри, и он решил развязать веревку.

Это была не кошка. И даже не живые, в полном смысле этого слова, существа. Это были причудливые черные предметы, напоминающие по форме автомобильный клаксон, в которых Гарри узнал Отвлекающие обманки из магазина близнецов. Обманкам очень не нравилось сидеть в мешке, и по-видимому, каждая из них винила во всех своих несчастьях своих сестер. Они пинали и толкали друг друга, что было сил.

Почувствовав свободу, одна из них, наверное, самая сообразительная, тут же выпрыгнула из мешка, но Гарри удалось ее поймать прямо на лету быстрым и точным движением ловца. Зато остальным пример подруги открыл путь к свободе, и они вскоре они запрыгали по всей гостиной, как лягушки. Пойманную Обманку Гарри машинально сунул в рюкзак, присоединив ее к другим сокровищам. "Только откуда в доме Малфоев товары из магазина близнецов? Отоварились там, что ли? - размышлял Гарри, уже спускаясь по лестнице на кухню, и с интересом наблюдая, как самые хитрые обманки не отстают от него. - Скорее всего, это конфискат. Изъяли у кого-нибудь из наших, и доставили на Базу."

С таким почетным эскортом, в виде прыгающих вслед за своим спасителем автомобильных клаксонов, Гарри шел по знакомому тоннелю, миновал винный погреб, и снова поднялся вверх по лестнице. У выхода он взмахнул палочкой, заставив на время угомониться свое шумное сопровождение.

Уже стоя за слегка приоткрытой дверью, Гарри услышал задумчивый хриплый голос мракоборца, усиленно размышляющего над решением кроссворда.

- А вот тут по горизонтали: неуловимое мифическое животное из девяти букв? Не подскажешь, Поттер?

- Легко! - услышал Гарри свой голос, - это наверняка "Кизляк морщерогий".

- Не...! надо из одного слова, - пояснил мракоборец.

- Тогда "Мозгошмыг," - машинально удовлетворил его любопытство "Поттер".

- "М-о-з-г-о-ш-м...," - почти по буквам проговаривал довольный блюститель закона, заполняя горизонтальные строчки.

"Сам ты Кизляк морщерогий, - то ли с сожалением, то ли со смехом решил про себя Гарри, разглядывая через щелочку в двери складки на лысине мракоборца у основания шеи. - то же мне, охранники!"

- А вот тогда по вертикали на букву "G" - воинствующая дама, игравшая важную роль при дворе Короля Артура.

- "Грейнджер," - не задумываясь, отвечал "Гарри Поттер".

- "Г-р-е...", нет не подходит, здесь меньше букв... восемь.

- Тогда "Гермиона", - почти на полном серьезе советовал "Гарри Поттер".

"Во дает лучшая ученица Хогвартса! Да она же всех рыцарей при дворе Короля Артура знает, как родных, не говоря уже про ... - пронеслось в голове у настоящего Гарри Поттера, вспомнившего сейчас про свою Джинни. - А я такого чувства юмора у Гермионы раньше не замечал." Правда голос у девушки был слегка рассеянный и в то же время напряженный.

"Волнуется за меня...," - сообразил Гарри. Он тут же огрел мракоборца хорошим "Конфундусом", внушив ему, что за воинствующую даму из эпохи Короля Артура по имени Гермиона Грейнджер просто необходимо выпить хорошей медовухи, желательно из бара Розмерты. Потому что сам ничего вкуснее в этой жизни не пил. Только это было давно, два года назад, когда Дамблдор забирал его от Дурслей.
Мракоборец ничуть не удивился своему внезапному желанию, и тут же открыл дверь погреба, отложив журнал с кроссвордом в сторону.

Пока мракоборец чертыхался, на чем свет стоит, спотыкаясь об автомобильные клаксоны, которых Гарри успел освободить от "Петрификуса", и посылая к дементорам весь "этот флоббер-дом, в который и без их охраны ни один тупоголовый эльф не сунется", гриффиндорец был уже на улице. Выбравшись наружу, Гарри подошел к Гермионе, и осторожно взял ее за руку. "Все в порядке, - шепнул он девушке, - но нам пора!"

В эту же минуту они увидели четырех человек, быстро шагающих по садовой дорожке прямо к ним. "Гарри Поттер" пошел им навстречу, решив, что чем ближе к воротам, тем лучше. Когда идущие поравнялись друг с другом, один из министерских работников восторженно заговорил:

- Представляете, там, в хижине, действительно лежал рог взрывопотама. Только не настоящий! Очень искусная трансфигурация! Мы даже не сразу это поняли...

- Ну, тогда простите за беспокойство! - извинился "Гарри Поттер" за себя, и за всех, кто его сюда послал... - Мне действительно пора...

Настоящий Поттер в этот момент мысленно посылал всех мракоборцев вокруг себя туда, куда обычно посылают в таких случаях... Правильно, к дементорам.
К счастью, мракоборцам было теперь чем заняться и без "Гарри Поттера". Они храбро кинулись в погоню за Обманками. "В добрый путь!" - пожелали им успеха оба Гаррика сразу и пожали друг другу руки.

Наскоро пообещав всем присутствующим "доложить лично секретарю Персивалю" о выполнении задания, "Гарри Поттер" направился к воротам поместья. Уже по дороге его нагнал "оконфуженный" мракоборец, всучив ему на прощание прямо в руки две бутылки вкуснейшей в мире медовухи из бара Розменты.

Как только Гарри и Гермиона оказались за решетчатыми воротами, они тут же трансгрессировали куда подальше от этих "министерских идиотов", оказавшись на поляне среди леса. И вовремя! Потому что Гермиона уже принимала свой прежний облик.
Оба они, парень и девушка, повалились на траву, захлебываясь от смеха.

- Представляешь, - сквозь смех с трудом проговаривала слова Гермиона, - этот лысый морщелобый идиот уверял меня, что учился в Когтевране! Что типа любовь к кроссвордам у него от того, что все время приходилось разгадывать задачки на входе в гостиную факультета!

Просмеявшись, Гарри быстро стянул с себя Мантию-невидимку. и тут у Гермионы здорово отвисла нижняя челюсть, потому что Мальчик-Который-Вернулся-Из-Дома-Малфоев, торжественно продемонстрировал лучшей подруге волшебные песочные часы на золотой цепочке, висевшей на его шее.
Чувствуя, что Гермиона не скоро обретет вновь дар речи, Гарри (не забыв прошептать "Оглохни") стал подробно рассказывать подруге о своем визите в дом Малфоев и разговоре с миссис Джейн Блэк.
Гермиона только качала головой, с трудом веря словам своего друга. Она лишь подтвердила слова миссис Джейн о том, что если в "будущем" Маховик Времени задействован, то в "прошлом" волшебные песчинки начинают светиться.

Гарри никак не мог понять, каким же образом это связано. По его разумению, Маховик Времени всего лишь переносил человека в прошлое, или там в будущее, и при этом "Всегда готов был к услугам вашим!". Одним словом, стоит только захотеть, и можно лететь хоть к бабушке с дедушкой в молодости, хоть к своим внукам в старости...

Вместо ответа Гермиона вытащила из бисерной сумочки чистое полотенце и оторвала от него прямоугольный кусочек. Увеличив его заклинанием так, что стало отчетливо видно переплетение толстых льняных нитей, девушка осторожно вытянула одну нить, образовав над поверхностью полотняной тряпочки маленькую петельку.

- Гарри, ты видел когда-нибудь ткацкий станок, желательно столетней давности? Ну хотя бы на картинке, - почему-то спросила Гермиона.

- Ну видел..., - протянул совершенно сбитый с толку Гарри Поттер, вспомнив рисунок довольно громоздкой машины с натянутыми между двух ее концов многочисленными нитями. - Только при чем тут ткацкий станок?

- Вот смотри сюда: Представь себе, что поверхность этой тряпочки - это наша жизнь. Вот эти нити, портнихи их называют "основа" - это пространство. То есть материки, океаны, острова, города и так далее. А вот эти нити, называемые "Уток" - это время. Когда на ткацком станке вырабатывается холст, то нити "Основы" натянуты между двух частей станка, а нити "утка" непрерывно протягиваются между нитями "основы", сплетая ткань. Вот так и время проходит по пространству, сплетая "прошлое" из "настоящего".
Любое путешествие во времени возможно лишь тогда, пока "настоящее" не стало окончательно "прошлым", иными словами, пока нить "утка" не легла на место и не была прибита специальным приспособлением в ткацком станке к уже готовому холсту. Ты понимаешь о чем я говорю? - спросила Гермиона, увидев, что теперь нижняя челюсть ее друга скатилась вниз и валялась где-то на траве.

- Но откуда это тебе известно? - спросил совершенно ошарашенный услышанным Гарри, когда через минуту смог наконец пошевелить жевательными мускулами.

- Мне очень подробно объясняли это все в начале третьего курса, - просто ответила Гермиона. - Я ведь была тогда в Министерстве, и даже подписала какую-то бумагу, что типа прошла инструктаж по технике безопасности.

- А что при этом всем делает Маховик Времени? - недоумевал Гарри.

- Представь себе, что поперечная нить легла не правильно. Скажем так: оказалась плохо натянута, или возникли узелки. Маховик Времени подцепляет эту нить, как... крючок, вытягивает петельку, и потом постепенно отпускает, выравнивая полотно. Чем больше вытянутая петелька, тем больше свечение Песчинок Времени. По мере того, как вытянутая временная нить встает на место, свечение Песчинок убывает. Судя по всему, сейчас Маховик Времени на твоей шее уже можно использовать снова. Песчинки лишь слегка серебрятся. - терпеливо объясняла Гермиона.

- А как же путешествие в "будущее"? - опять спросил Гарри, потому что при таком раскладе получалось, что никакого "будущего", в которое можно просто так шагнуть, на самом деле нет. Оно еще не сплетено.

Гермиона только подтвердила его догадку. И даже более того, путешествие в "будущее" было невозможно в принципе при помощи Маховика Времени, даже из "повторного прошлого".

- В "будущее", а вернее в "настоящее" из "прошлого" придется топать своим ходом. - Гермиона достала из бисерной сумочки кусок веревки и соединила его в петлю. - Представь себе, что все наши недавние события в жизни зафиксированы на этой веревке. Вот сейчас, сидя на этой поляне, мы дошли до ее правого конца. А теперь нам нужно вернуться на месяц назад. Маховик Времени соединяет правый конец веревки с левым ее концом, и перемещает нас обратно, к началу веревки. Далее мы двигаемся по "Петле времени", которая по мере продвижения к "настоящему" становится все меньше и меньше. Полотно событий как бы выравнивается при этом, Маховик Времени постепенно отпускает петлю. Вернее так, хроноворот в этот момент существует в двух экземплярах. Один стоит в начале петли, а другой в конце. Только реально сейчас это одна точка пересечения, - при этом Гермиона показала пальцем на то место, в котором сжимались друг с другом концы веревки. Потом она потянула за левый конец веревки, и петля стала уменьшаться. - Вот так работает Маховик Времени, постепенно выравнивая "настоящее". Свечение Песчинок Времени при этом сходит на нет. Если Маховик долго не используется, то Песчинки в нем даже не серебрятся. Собственно говоря, о том, что эта песочная штуковина будет использована в ближайшем "будущем", люди узнают еще в своем "прошлом".

- Но кто же на этот раз отправился в прошлое, использовав этот Маховик Времени, который сейчас попал к нам? - вслух задал вопрос Гарри, хотя уже где-то на краю сознания знал ответ. Раз Маховик попал именно к ним, то по всей видимости, путешествие "вперед, в прошлое", тоже предстоит совершить им. Но зачем? Да еще почти на месяц назад... Что же тогда случилось? Ну как же, он ведь тогда сдуру ляпнул имя Вольдеморта вслух, и все закрутилось...

- Гермиона! - вдруг произнес Гарри, почувствовав, что поймал мысль за извилистый хвост. - А ведь мы с тобой могли бы смотаться в "прошлое" за твоей потерянной волшебной палочкой из виноградной лозы с жилой дракона... Смотри, это же элементарно: мы находим в лесу нас самих, терпеливо ждем в кустах, пока один очкастый идиот не брякнет непроизносимое слово из..., в общем, из трех частей, и потом грабим Фенрира Сивого прямо там же, в лесу, у палатки. Слабо?

- Не слабо... Но что мы будем делать потом целый месяц? - озабоченно спросила Гермиона, но глаза ее при этом блеснули, согреваемые надеждой на возвращение своих родителей.

- Как что? Поедем в Австралию, к твоим родителям! - запросто ответил Гарри, удивляясь вопросу Гермионы. - "Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!" Что-то не так?

- Гарри, мы никуда не сможем уехать из страны. И наше счастье, что родная Великобритания - страна не большая. - умоляюще проговорила Гермиона, снова взяв в руки полотняную тряпочку с вытянутой нитью. - Вот эта вытянутая петля - это "Петля времени", в которую мы попадем. Мы будем двигаться по ней вперед, к нашему "настоящему". Но ты же видишь, что все остальные страны и континенты находятся как бы в другой плоскости, а "Петля времени" возвышается над ними, перпендикулярно к ним. Я не знаю, как все остальные жители Британии, но мы точно не сможем никуда отойти далеко от нас самих в "прошлом". Иначе мы просто вылетим из нашего пространства в какой-нибудь параллельный мир. Меня об этом тоже предупреждали. Я, к сожалению, далеко не все поняла, но смысл такой, что в петлю закручивается не только время, но и часть пространства, и к сожалению, весьма ограниченная часть.

- И тут облом! - возмутился Гарри. Оставалась еще последняя надежда, о чем юноша решил тут же уточнить у подруги. - А за Роном зайдем? Надо бы и Рона взять с собой. Мы что, так и будем вдвоем в кустах сидеть?

- Не получиться вместе с Роном, - разрушила Гермиона последние светлые мечты Избранного. - Гарри, Маховик Времени может переносить строго ограниченное количество килограммов. Причем чем дальше в "прошлое", тем меньше "живой массы". Мы с тобой, два "костлявых задохлика", пожалуй еще сможем переместиться на целый месяц назад. А ведь это почти предельный срок. А вот Рона, при всей его любви вкусно поесть, боюсь, Маховику не сбагрить. Если только одного его, то пожалуйста. Но одному Рону, при всем моем уважении к нему, в "прошлом" делать нечего.

Последние слова Гермиона произнесла очень твердым голосом, не терпящим никаких возражений. "Переживает за него, потому что влюблена по уши," - подумал про себя Гарри, поймав себя на мысли, что немного впервые позавидовал своему другу. Нет, не из-за Гермионы конкретно, а из-за того, что у Рона есть человек, который ни за что не пустит его в пекло второй раз. Его самого некому было схватить за руку. Джинни он всерьез как-то не воспринимал. Она его уж точно бы не смогла остановить.

- Так, если месяц - это почти предельный срок, то значит нам нужно уже двигать часики! - нетерпеливо озвучил Гарри суровый приговор сам себе и своей подруге. - Причем, чем скорее, тем лучше. Иначе промахнемся и не долетим. А ведь еще нужно где-то в лесу найти нас самих...

- Вот именно! И если честно, то слабо представляю, где это мы нас самих сейчас найдем? Да и вообще, Гарри, бред это все. Не. серьезно. - твердо отчеканила Гермиона два последних слова и вздохнула. - Ты, Гарри, прямо... хуже Рона.

- А что я такого предложил невероятного? Взять Маховик, смотаться в прошлое, конфисковать палочку и месяц пожить где-нибудь у моря. Главное, чтобы нас никто не видел, а остальное - дело техники, как говорит дядя Вернон, - обиделся Гарри, потому что по его мнению, иметь в руках хроноворот и не воспользоваться им, когда это чуть ли не единственный верный способ найти старую палочку Гермионы, просто глупо.

- Вот-вот! Знаю я, о чем ты думаешь и без всякой легилименции. Потому что мысли ваши с Роном коротенькие-коротенькие, пустяковые-пустяковые... Одним словом, два кеда - пара! Тот мне тоже после похорон Дамблдора все уши просвистел на тему увлекательной прогулки за крестражами, а как припекло, вернее приморозило..., - Гермиона не стала договаривать предложение, тяжело вздохнув и махнув для убедительности рукой, как бы говоря этим жестом, что по ее мнению, Гарри и Рон так и останутся навсегда детьми неразумными.

- Гермиона, но мы же без малого девять месяцев прятались и от Пожирателей, и от егерей. Причем, заметь, зимой! А сейчас уже весна, а там где весна, там тепло. И Маховик Времени у нас будет с собой на крайний случай, - не унимался Гарри.

- Родной, - устало обратилась к нему девушка, - ты слушал, что я только-что тебе целых полчаса пыталась втолковать: Маховик времени в одном и том же "Прошлом" может быть задействован только один раз. Он уже стоит у основания одной петли времени. Да ты его даже перекрутить не сможешь! Можешь считать, что это просто украшение на шее. А уж если, не дай Бог, разобьется, то... даже представить не могу.

- Гермиона, неужели все так сложно? - Гарри никак не мог принять суровую реальность жизни.

- На самом деле, Гарри, все еще сложнее. Это я рассказала про время так, как в мне самой рассказали об этом в Министерстве. В упрощенном варианте. Но так легче понять суть проблемы. А вот когда я рассказала папе о Маховике... Ну понимаешь, они всегда интересовались моей учебой, а на третьем курсе у родителей возникли большие сомнения, когда я записалась на все дополнительные предметы сразу. В общем, после третьего курса, летом, мы с мамой и папой отправились в поход в лес, и с нами был давний друг отца. Сейчас он преподает математическую физику в Кембридже. Вот тогда у них разговор о времени и пространстве растянулся на полночи, из которого я ровным счетом ничего не поняла. Разве что отдельные фразы, типа искривление пространства и энергетический уровень, - после всего сказанного Гермиона неожиданно твердо подвела итог. - Все. Никуда мы не едем. А про Маховик забудь!

Легко сказать: "Забудь!" Когда вот он, на золотой цепочке висит на шее, и Песчинки Времени в нем заманчиво серебрятся всеми своими гранями. Нет, иногда Гермиона бывает слишком правильная!


Глава 17. Новые неожиданности.

В общем-то, в душе Гарри признавал правоту доводов Гермионы. Слишком ответственный это был шаг - вперед, в "прошлое". Там шла война, там он сам по-прежнему "нежелательное лицо № 1", а Гермиона - "грязнокровка, путешествующая вместе с этим "лицом". Но ведь миссис Джейн сказала, что уже месяц назад Песчинки Времени в маленьких песочных часах начали светиться. Значит, кто-то воспользовался именно этим Маховиком, который сейчас лежит в его ладони. А кто, если не они сами? Не Рон же стащил и отправился в самоволку? Может быть ему, Гарри, во избежание подобных неожиданностей, нужно отнести эту песочную штуковину в Министерство? А спросят, где взял? Что сказать в ответ? Отдать в надежные руки? Но кому? Единственный человек, с кем Гарри мог бы посоветоваться, это Ремус Люпин, но он лежал мертвый вместе с полусотней защитников Хогвартса.

Гермиона в это время озадаченно рассматривала кроссовки своего друга, вернее, то немногое, что от них еще оставалось на ногах. За последние пару месяцев Гарри их "репарировал" уже несколько раз, но видимо, срок жизни, отмеренный этой паре обуви при создании, неминуемо приближался к концу. С обувью на ногах Гермионы было немногим лучше. Поэтому когда Гарри в очередной раз предложил "прогуляться в прошлое", она решительно ткнула его пальцем в то, что было надето на его ногах и еще чудом составляло одно целое, а именно: совершенно растрепанный верх обувки и ее стоптанная подошва.
"Гулять" в этом можно было только в ближайший обувной магазин, да и то лучше трансгрессировать. Хотя, может статься, именно очередной трансгрессии дышащие на ладан башмаки пережить не смогут. Однако поход в магазин пришлось временно отложить, потому что Гермиона вдруг уставилась на прямоугольную раму, прислоненную к стволу дерева рядом с ними, которая в настоящий момент была меньше раз в двадцать своей натуральной величины. В раме в этот момент появилась миссис Блэк.

- Гарри Джеймс Поттер, окажите мне честь! Представьте мне, пожалуйста, вашу собеседницу, - произнесла миссис Блэк, обращаясь к своему троюродному племяннику.
- Простите, - пробормотал Гарри, в который уже раз за день ругая себя за забывчивость и явный недостаток воспитания, - миссис Джейн Глория, перед вами моя самая лучшая подруга, мисс Гермиона Грейнджер. Она - лучшая ученица Хогвартса. Гермиона, а перед тобой на портрете миссис Блэк, мать Андромеды Тонкс.

Гарри выговорил всю эту длинную тираду и теперь мучительно соображал, все ли он сказал правильно, и не перепутал ли он что-нибудь. А, может быть, нужно было леди Джейн представить первой? А Гермиону уже второй? Каким образом людей представляют друг другу "по правилам этикета", Гарри в принципе не имел никакого понятия. Дурсли выучили его только делать уборочные работы по дому и ухаживать за садом.

Но, по всей видимости, миссис Джейн не придавала особого значения порядку слов в предложении. Она с большим уважением отнеслась к Гермионе, посетовав, что сама никогда не была лучшей ученицей. Она имела только одно "Превосходно" по древним рунам, что позволило ей после окончания школы зарабатывать невеликие деньги переводами древних свитков, которыми ее время от времени снабжал Отдел Тайн или частные лица.

Миссис Джейн сообщила, что в доме Андромеды Тонкс их уже давно ждут, и назвала адрес в Уэльсе, куда нужно попасть. Не теряя времени Гарри и Гермиона трансгрессировали по указанному адресу.

Приземлившись немного неудачно, друзья увидели старую калитку, и утопающий за ней в легкой весенней зелени сада загородный дом. У ворот их встречала высокая стройная женщина со светлыми каштановыми волосами, в которой Гарри узнал Андромеду Тонкс. Она нервно куталась в теплую шаль, накинутую поверх черного траурного платья. Увидев подростков, встающих на ноги, Андромеда подбежала к ним. Гарри так всеми силами старался не стукнуть о землю раму портрета, что не удержался на ногах при приземлении.

- А я уже начала волноваться! Вас долго не было. А вы ведь еще не знаете точного адреса, - были первые слова миссис Тонкс, обращенные к своим гостям.

Гарри готов был уже уверять миссис Тонкс, что ей не следовало так беспокоиться, что они бы как-нибудь нашли ее дом, и даже попросить прощения за то, что заставил бедную женщину торчать за воротами в ожидании их визита с Гермионой. Но Андромеда произнесла твердым, и даже слегка надменным голосом: - Я думала: вы хорошо знакомы с тем, как действует заклятие Доверия. На самом деле то, что вы видите, это не совсем то, что нужно, - с этими словами Андромеда взяла их с Гермионой за руку и провела через калитку.

Как только все трое оказались по другую сторону забора, Гарри с удивлением смог наблюдать, что стены фальшивого дома начали бледнеть и растворяться в воздухе, а их взору постепенно предстало совершенно другое здание на берегу старого пруда, где Гарри вместе с мотоциклом хорошо искупался в прошлом году.

Жилище Тонксов внутри мало напоминало о том, что здесь живут волшебники. Скорее, это был небольшой сельский коттедж, с уютными кушетками и креслами, хрупкими столиками, и простыми, без затей, каминами, которые, тем не менее, давали тепло хозяевам дома. Угрюмо зеленеющие чуть ли не в каждом углу дома толстокожие фикусы красноречиво говорили, что дом самый обычный, и ничего сверхъестественного здесь нет.

Портрету миссис Блэк уже вернули прежние размеры, и теперь она сидела у нижнего края холста, поджав под себя ноги и внимательно вслушиваясь в разговор своей дочери и ее гостей. А проголодавшиеся Гарри и Гермиона усиленно работали вилками и ложками, поглощая нехитрое угощение, предложенное миссис Тонкс. Несмотря на огромное горе, постигшее эту женщину, она ни на минуту не забывала, что является хозяйкой дома. А потому, увидев, что ее гости утолили первый голод, стала говорить про то, что к ней уже поступило предложение из Министерства похоронить ее дорогую Дору вместе с ее погибшим мужем в Хогвартсе, и что там собираются сделать памятное кладбище где-то на опушке Запретного леса. Миссис Тонкс сетовала на то, что, сказать по правде, она не видит другого выхода. Тут же гости миссис Тонкс узнали, что у Ремуса совсем нет родных, и вряд ли кто-то появится на похоронах. А сама Андромеда теперь живет одна вместе с маленьким внуком. Ее муж, Тед Тонкс, вынужден был скрываться в лесах, чтобы не навлечь беду на своих близких. Ни она сама, ни Дора, ни тем более Люпин, не могли работать весь этот ужасный год, и небольшие семейные сбережения неизбежно подошли к концу. И потому сейчас ей кажется, что воспользоваться предложением Министерства Магии вполне разумно. Пусть ее дочь и зять будут похоронены за государственный счет на памятном кладбище. Тем более что на руках у нее сейчас месячный младенец, так что сама она совсем не может уделить достаточно времени, чтобы достойно собрать в последний путь свою непоседу Дору, которую всегда считала подарком судьбы.

Гарри даже показалось, что миссис Андромеда пытается извиниться перед ним за то, что вынуждена сейчас нянчить внука, а не хлопотать о похоронах Люпина. Но ведь это неправильно! Да это он, Гарри, должен просить прощения у этой женщины за то, что не смог уберечь ее дочь от смерти, за то, что защитники Хогвартса вынуждены были сражаться, чтобы он смог обезвредить последний крестраж. А ведь если бы он вовремя прочитал хоть что-нибудь об основателях Хогвартса, наверняка знал бы об исчезнувшей диадеме Кандиды! Гарри с ужасом представлял себе то, что было бы с этой семьей, если бы Волан-де-Морт правил бал еще пару лет.

Когда ужин был окончен, миссис Тонкс проводила своих гостей из кухни в маленькую, но довольно уютную гостиную. Она оставила их одних, чтобы заняться своим маленьким внуком, а Гарри принялся разгружать свой рюкзак от содержимого сейфа миссис Нарциссы. Он решил все оставить здесь. Ведь как-никак, но Андромеда была сестрой Нарциссы, она лучше сможет распорядиться ценным имуществом. А Драко сам был сейчас фактически бездомный. В конце концов, они одна семья. Так что как-нибудь разберутся между собой.

Неожиданно из рюкзака выпрыгнул уже знакомый нам автомобильный клаксон, снова пытаясь обрести вожделенную свободу. На этот раз Обманке удалось проскочить мимо загребущей руки ловца и она с шумом запрыгала по полу. Это привлекло внимание всех остальных обиталей дома. Гермиона оторвалась от созерцания резных шкатулочек и пергаментных свитков, лежащих сейчас живописной кучкой на старой кушетке, а хозяйка дома появилась в дверях гостиной с маленьким Тедди на руках. Гарри тут же на время забыл об Обманке, затаившейся в углу. Он впервые увидел своего крестника, сладко зевающего на руках у бабушки.

- Сегодня волосики почему-то черные..., - произнесла Андромеда каким-то слабым, бесцветным голосом, добавив при этом немного растерянно, - Еще вчера были почти такие же, как у меня, каштановые, а сегодня совсем почернели.

Гарри заметил, как Гермиона смахнула выкатившуюся из глаз слезу тыльной стороной ладони.

Он тут же постарался перевести разговор на другую тему. Недавнее содержимое его рюкзака как нельзя лучше подходило для дальнейшей беседы. Но миссис Андромеда, узнав, что все это теперь находится в ее распоряжении или отдано ей на хранение (в общем, ей лучше знать), вдруг спохватившись, сказала, что у нее тоже есть кое-что для них. Тут же приказав обоим следовать за ней, проводила двух друзей в бывшую спальню Ремуса и Доры.

- Вот, - сказала миссис Анромеда, указав на пару объемных пакетов, лежащих на кровати. - Это принес наш старый домовик, Кикимер. Вы ведь теперь его хозяин, Гарри, не так ли? Он так и сказал, что хозяин Гарри совсем скоро будет здесь, и он это обязательно заберет. А мы с мамой как раз вас ждали. Так что все это ваше. Распоряжайтесь. Я, с вашего позволения, отлучусь. Мне нужно покормить внука. Правда без материнского молока у него второй день болит животик. Надо бы козу, что ли, завести...

Как только миссис Андромеда скрылась за дверью, Гарри и Гермиона кинулись к пакетам. К их огромному удивлению, в пакетах была одежда, причем совершенно новая, еще с бирочками. Юноша и Девушка озадаченно рассматривали синие удобные джинсы, теплые свитера и куртки, новую обувь, и даже трусы и носки. Гермиона, слегка покраснев, быстро спрятала обратно в пакет что-то кружевное.

- Странно, размер мой..., - озадаченно проговорила девушка. - Ты не давал Кикимеру никаких указаний посетить модный магазин?

- На какие шиши? У меня же это... денег нет! Я тут даже раздумывал дойти до Министерства и прямо потребовать с них компенсации материального ущерба, - при этом Гарри красноречиво указал на свои многострадальные кроссовки и обтрепанные джинсы.

- Я тоже пересчитала утром все, что у меня осталось от родительских денег, - вздохнула Гермиона, вытащив из бисерной сумочки прямоугольный кожаный кошелек. - В общем, не очень много. Сейчас, пожалуй, даже Рон богаче нас обоих. Тогда откуда это все?

Гарри, недолго думая, призвал своего домовика. Если кто-то и мог пролить свет на ситуацию, то только этот старый эльф. Кикимер появился в комнате с громким хлопком, и тут же, к удивлению Гарри, недовольно забормотал своим хриплым утробным голосом:

- Ох, стыд-то какой, опять Кикимер попал в дом осквернительницы рода и оборотня, и ..., - дальше он вынужден был молчать, потому что Гарри запретил ему произносить слово "грязнокровки", но пауза была недолгой. - Бедный старый Кикимер, что он может сделать... Родовую честь опоганили... Ох, бедная моя госпожа, если бы она знала, если бы она только знала, за какое отребье ее внучка вышла замуж, и произвела на свет поганого пащенка от оборотня.

- Что-что? - переспросил Гарри, увидев, как Гермиона застыла в недоумении, вслушиваясь в слова эльфа, - что ты там последнее проквакал?

- Кикимер ничего не квакал, - отозвался домовик и поклонился своему хозяину. - Кикимер знает, что из отпрыска поганой осквернительницы рода и грязного оборотня вырастет урод мерзопа...

Договорить Кикимер не смог. Потому что в этот момент он с ужасом увидел, как его хозяин демонстративно начал развязывать шнурки на своем старом башмаке. Гермиона громко ойкнула, схватив Гарри за руку. Но он выдернул свою руку из руки подруги, и, схватив башмак за носок, легонько хлопнул зарвавшегося эльфа пяткой подошвы по голове между больших волосатых ушей. Гарри с радостью стукнул бы еще разочек, но для многострадального башмака сей подвиг стал лебединой песней, и он окончательно развалился.

Второй башмак снять не удалось. Вернее сказать, не успелось, так как он испарился от "Эванеско", своевременно вылетевшего из волшебной палочки подлой защитницы эльфов. Пригрозив коварной Гермионе кулаком, и не найдя ничего такого, что можно было бы обрушить на эту ушастую голову, говорящую гадости, Гарри сгреб в одну охапку всю лежащую на кровати одежду и вывалил на домовика.

Гермиона громко ахнула, и Гарри от этого вскрика отвел на миг глаза от эльфа. А спустя мгновенье с удивлением обнаружил испуганного Кикимера, напряженно держащего тоненькие ручки за спиной. Постепенно, однако, его озабоченная мордочка прояснилась, и он довольно пробормотал:

- Кикимер ничего не поймал... Кикимер ничего не поймал! Хозяин Гарри не надевал эту одежду... Эта одежда еще не принадлежит хозяину Гарри... Хозяин Гарри, по-прежнему, хозяин Кикимера! - на этом месте Кикимер нравоучительно добавил, скосив глаза на Гермиону: Хозяин Гарри только сегодня утром поклялся, что никогда не выгонит на улицу ни одного эльфа. На "Истории Хогвартса".

Гермиона облегченно вздохнула. Переведя взгляд на свою подругу, парень со злостью отметил самодовольную улыбку на ее лице. Решив про себя, что он с этой "воинствующей дамой" потом разберется, Гарри приступил к допросу маленького ушастого человечка на правах полноценного хозяина.

- Вот-вот! Откуда эта новая одежда для хозяина Гарри. Кто тебе ее дал?

- Эльф-домовик по имени Хаппи, - четко проквакал ответ Кикимер на поставленный вопрос.

- А этот..., как его, Хаппи где все это взял? - допытывался Гарри, и тут же получил короткий ответ от своего
подследственного:

- Ему все это передала эльфийка по имени Сэрра.

Избранный попробовал было продолжить следствие, но вскоре выяснилось, что эльфийка Сэрра получила пакеты от эльфа Микки, а тот в свою очередь от домовика по имени Юппи, которому все это передала Бобби, а ей эти пакеты всучили Солли и Лотти. Здесь Кикимер честно покаялся, что дальше имена эльфов не запомнил. Но непременно обещал за это самого себя наказать, «когда будет у Кикимера время». А судя по его дальнейшему недовольному ворчанию, руки эльфа до наказания самого себя дойдут очень не скоро. В подтверждение того, что, по его мнению, хозяин Гарри требует от него слишком многого, он начал собирать раскиданную по полу одежду, не переставая недовольно бубнить:

- С самого утра сегодня гоняют Кикимера туда-сюда, туда-сюда. Кикимер - он домовой эльф или уличный? Завтракают на тумбочке, обедают "на обочине"! Ох, бедная моя госпожа, что бы она сказала, если бы увидела, во что превратился Кикимер из почтенного домового эльфа... Носится с пакетами по лесам, да по разным непотребным домам осквернителей рода. Живет то в какой-то палатке, то у чужих людей. Дом Кикимера разорен… Бедный, бедный старый Кикимер...

Хозяину Гарри стало совершенно понятно, что от своего подопечного он не добьется ничего вразумительного. Поэтому он рад был отправить "бедного старого Кикимера" с глаз долой, лишь бы не квакал под босую ногу. Пообещав "на дорожку", что если еще раз услышит от него что-нибудь нехорошее в адрес миссис Тонкс, ее дочери Доры, ее мужа Люпина, а главное, маленького Тедди, то собственноручно отрежет Кикимеру уши! И его сушеная голова в прихожей дома на площади Гриммо будет красоваться без ушей! Пугать старого эльфа "обретением свободы от протертого носка своего хозяина" у Гарри не повернулся язык.

Гермиона, похоже, на перепалку своего друга с домовиком не обращала внимания. Эльф уже исчез, шумно растворившись в воздухе, а Гарри с недоумением обнаружил, что заучка Грейджер задумчиво шепчет про себя: "Хаппи, Руппи, Юппи... Бобби... Добби...". Вдруг она быстро исчезла за дверью спальни, бросив парню напоследок, что она "сейчас будет" и "нужно кое-что проверить"!

Гарри хотел было бежать за ней, но вспомнил, что стоит без башмаков, и передумал. Потому что вечно эти девчонки, со своими тайнами и всякими переживаниями, здорово все усложняют в их, с Роном, и без того нелегкой мужской жизни. К женщинам вообще надо относиться философски, снисходительно, с пониманием, с поправкой на широту их эмоционального диапазона. Это все Гарри еще в "Ракушке" объяснил Билл, увидев, как расстраивается Гермиона из-за утраты своей палочки. Эх, если бы Билл знал истинную причину ее расстройства!

Оставшись один, Гарри решил все-таки переодеться. А чего теряться-то? Чем, в конце концов, новые джинсы хуже старых? И какая разница, откуда они свалились Кикимеру в руки? Главное, что это такая одежда и обувь, какой в принципе должна быть одежда. Вот если бы Гарри пришлось покупать все это самому, то он приобрел бы только такие джинсы: густого синего цвета. И только такие кроссовки: легкие, кожаные, цвета топленого молока.
Уже накинув на себя новую куртку, и заглянув в ее внутренний карман, Гарри вдруг совершенно неожиданно обнаружил в нем... бумажные деньги. Именно бумажные магловские фунты, а не волшебные золотые галеоны или серебряные кнаты. Денег было вполне прилично. Вернувшись, Гермиона застала своего друга в полном недоумении. Он тупо разглядывал новенькие бумажные купюры в своих руках. На немой вопрос Гермионы: "Где взял или кого ограбил?", Гарри молча указал на внутренний карман новой куртки как на источник финансирования.

Гермиона медленно взяла с кровати "свой" пакет и, сунув в него руку, выудила оттуда еще одну куртку, только женскую. Гарри даже показалось, что Гермиона боится заглядывать в карман куртки. Слишком уж напряженно были сжаты ее губы, и осторожны движения пальцев. Через полминуты она, не веря своим глазам, держала в своих руках несколько крупных британских купюр.

Тем не менее, не магловские деньги заставили Гермиону поверить в то, что от судьбы не уйдешь. В другом кармане новой куртки она обнаружила какие-то особенные заколки для волос. Японские, насколько смог понять Гарри из вялых объяснений подруги. Одного Гарри точно не мог понять: почему об японских заколках нужно говорить таким замогильным голосом? Ну, красивые заколки... Ну, она о них всю жизнь мечтала... Ну, дорого стоят... Ах, даже Рон не знал! Надо же, удивила! Он, Гарри, тоже впервые о таких слышит.

Вместо ответа Гермиона подняла на друга свои умные глаза и так просверлила его взглядом, что Гарри стало не по себе. Наконец, убедившись, что в зеленых глазах по-прежнему стоят одни вопросительные знаки, она тихо заговорила:

- Гарри, неужели ты так и не понял, кто это все для нас приобрел? Подумай сам: кто лучше нас самих знает наши вкусы? Я тебя уверяю, от Рона ты бы получил все в оранжевом цвете. - Немного вздохнув, Гермиона прибавила: От Джинни что-нибудь в розовых сердечках. А от них обоих носки или, извини, трусы с летающими снитчами. А здесь все явно куплено в хорошем магловском магазине. Носовой платок у тебя вполне серьезный, в крупную мужскую клетку. И самое главное, все это предназначено не для министерских приемов, а для походной жизни. Как будто бы кто-то собрал все это для нас и отправляет нас в путь. Только это не кто-то, Гарри. Это мы сами...

Постепенно до Гарри дошел смысл слов, произнесенных Гермионой. Значит, где-то сейчас существуют их с Гермионой двойники, которые уже побывали в "прошлом". И теперь они позаботились о своих вторых "я", передав им все необходимое через Кикимера. А чтобы их никто не заметил, воспользовались для этого целой цепочкой из всяких Хаппи, Юппи, Солли, Бобби, Лотти и так далее. Ну, молодцы, что тут скажешь! Гарри даже заценил сам себя в недалеком "будущем".

- Кстати, об эльфах, - нарушила тишину Гермиона. - Все эти эльфы служили в поместье Малфоев. Все семеро! То есть все, кого удалось освободить Нарциссе. Вернее, на кого хватило одежды... Только что уточнила этот момент у миссис Блэк. Я сразу обратила внимание на похожие сочетания букв в их именах! Просто имена эльфы своим детям дают сами, и, как правило, стараются следовать заведенным традициям.

Гарри из убедительных объяснений Гермионы не мог понять только одного. На кого же работает хитрый Кикимер: на него, настоящего Гарри Поттера, или на того самозванца из "будущего". Немного поразмыслив, Гарри все же пришел к выводу, что явно не на него, а на того, другого. И как же ловко он вывел своего хозяина из себя! Да так, что продолжать допрос уже не было никакого желания. И кто же домовика всему так классно научил? Он сам, что ли? Умный, что ль, стал?

Впрочем, долго размышлять о своем счастливом конкуренте в правах за обладание Кикимером Гарри не дали. Прямо таки начальственным тоном Гермиона коротко приказала ему вытряхивать из бисерной сумочки все старье и укладывать вещи, а сама достала из "Истории Хогвартса" маленький карманный календарик. Тут же она начала что-то быстро подсчитывать на клочке бумаги.

- А почему мы оставили портрет Финеаса Найджелуса в чулане? - вдруг спросил Гарри, старательно укладывая вещи в бисерную сумочку. - Хороший был мужик, настоящий джентльмен, хоть и вредный.

- А ради чего мы его полгода таскали с собой? - возразила Гермиона, не отрываясь от своих расчетов. - Рон меня убедил. Ему все время казалось, что этот "тип за нами шпионит". Я не возражала. Откуда мы могли знать, что он у нас связник? Ох, Гарри, у меня все это до сих пор еще в голове не утряслось... Дай-ка лучше сюда Маховик! Нужно кое-что проверить, - добавила она, протягивая руку.

Осматривая внимательно свою новую куртку, Гарри обнаружил в ней с внутренней стороны еще два длинных и узких кармашка, идеально подходящих для хранения волшебных палочек. В его старой куртке тоже был такой же, только один. И в той куртке, в которой похоронили Добби, тоже был такой же кармашек. Он всегда сам их пришивал, следуя указаниям Грюма о том, что нельзя хранить волшебную палочку в заднем кармане джинсов, если не хочешь остаться с одной ягодицей.

Эти два кармашка были пришиты явно не им самим. Стежки были слишком аккуратными. Но почему два? Гарри достал сразу все три волшебные палочки и сейчас мучительно размышлял над вопросом: какая же из них лишняя? Палочка из остролиста с пером феникса никак не могла быть лишней, поэтому сразу заняла свое почетное место в первом с краю кармашке. Оставалась еще палочка из боярышника и Бузинная палочка. Каким-то шестым чувством Гарри предугадал, что оставить в "настоящем" нужно палочку с шерстью единорога. Он рассуждал так: кто знает, как будет работать волшебная палочка в раздвоенном состоянии? Его старой палочкой можно было пользоваться без опаски, потому что она все равно была сломана. Бузинной палочкой орудовал только Волан-де-Морт, ну так пусть ему же будет хуже. А палочка Драко должна быть единственной. Только тогда Старшая палочка признает в Гарри своего настоящего хозяина.

Рассуждая таким образом, Гарри решительно отложил палочку из боярышника в сторону. Он очень надеялся, что его размышления правильны, и в своих расчетах он не ошибся. Своей интуиции Гарри доверял, потому что, по большому счету, она ни разу еще его не подводила.

Гермиона, тем временем, уже закончила свои вычисления. Тут же она еще больше озадачила друга, решительно заявив, что они отправляются немедленно, прямо сегодня. Если, конечно, хотят прибыть на место вовремя. Как оказалось, скачок на восемьсот часов в прошлое - это предел для Маховика. Гарри, в свою очередь, поделился с подругой своими сомнениями по поводу волшебных палочек, многозначительно указав на два кармашка. Гермиона, со свойственной ей серьезностью, немедленно осмотрела свою куртку и тоже обнаружила с внутренней стороны два таких же длинных и узких приспособления для хранения волшебных палочек. Но у нее была только одна...

- Гермиона, как ты не понимаешь! - не выдержал Гарри. - У тебя скоро будет две палочки! Мы же вернем твою старую палочку. Непременно вернем! А я теперь, похоже, так и буду таскаться со Старшей палочкой Дамблдора, пока кто-нибудь не настучит мне ее же по собственным ушам. И главное, теперь все знают, что эта смертоносная палочка у меня.

- Кто все? - вдруг спросила Гермиона, вцепившись взглядом в победителя Волан-де-Морта. Потом она устало вздохнула и сделала откровенное признание, которое, очевидно, далось ей нелегко. - Гарри, Рон уже ничего не знает. Потому что я его..., в общем, я применила к нему "Обливиэйт". Еще утром, когда мы с ним прощались около лестницы в спальню девочек. Так что про Старшую палочку он уже ничего не помнит. Даже то, что она когда-то была у Дамблдора. И не смотри на меня так! Я не уверена, что Рон ни о чем не проболтается, когда на него нападет в очередной раз приступ зависти. Знаешь, моя мама всегда говорит, что "меньше знаешь - крепче спишь". Так что это, да-да, нарушение закона с моей стороны, для его же пользы! Ну, и для твоей тоже... А главное, для Магического мира в целом.

"А с ней, между прочим, опасно иметь дело..., - невольно промелькнула в голове у Избранного осторожная мысль. - Вот так вот проснешься однажды утром, и не вспомнишь, что ты Гарри Поттер! А с другой стороны, так оно, конечно, для Магического мира спокойнее. Вернее, было бы спокойнее, если бы про Старшую палочку только Рон знал".

Вслух Гарри, разумеется, первую часть своих опасений никак не озвучил. Он лишь внимательно посмотрел в карие глаза своей подруги и недоуменно выразил свои последние сомнения:

- А был смысл нарушать закон? Слишком много людей находилось рядом, когда мы со змееголовым выясняли отношения. И мы, насколько я помню, очень подробно поговорили с ним о Старшей палочке. Вокруг стояла гробовая тишина. Так что все нас слышали! Кто был умный, тот все понял. А кто не понял, тому мои соболезнования. Или ты уже по всем мозгам прошлась в качестве тренировки? - при этом Гарри сделал решительный жест рукой, резко опустив ее сверху вниз и подведя снизу воображаемую горизонтальную черту. Это, по его мнению, символизировало заклятие Забвения.

- Разумеется, нет! Успокойся. Рон был единственным, по чьим мозгам я, как ты выразился, прошлась волшебной палочкой. С остальными благодарными слушателями вашего судьбоносного диалога ничего не нужно было делать. Никто из них, включая меня, все равно ничего не понял, - после этих слов Гермиона сделала глубокую паузу, как бы решая для себя, стоит говорить дальше или нет. Но видимо решила, что ее лучший друг имеет право знать всю правду, и, вздохнув, выдала: Гарри, вы общались друг с другом на змеином языке.

Эти ее слова прозвучали в тишине комнаты, как приговор.

- То есть ты хочешь сказать, что мы шипели друг на друга, как две змеи? - машинально переспросил Гарри, одновременно чувствуя, как пол, не спеша, но верно уходит у него из-под ног.



Глава 18. Простые волшебные вещи.

Не в силах больше держаться на ногах, Гарри медленно опустился на кровать. Он вдруг почувствовал невероятную усталость. Она навалилась на него всей своей тяжестью, безжалостно придавив его к глухой стене, загнав в тупик, из которого не было выхода. Он не должен был говорить на парселтанге! Он не должен был больше понимать язык змей. Он ведь не наследник Слизерина. А кусок души Волан-де-Морта, живший в его душе и дававший ему этот редкий дар, уже уничтожен. "Дамблдор ведь сказал, что моя душа теперь полностью моя... А если Дамблдор ошибся? Он ведь тоже совершал иногда ошибки. И его ошибки, как он сам справедливо признавал, были гораздо серьезнее, чем ошибки других людей", - в такие невеселые мысли погрузился Гарри. Ему даже показалось, что шрам начал покалывать. Хотя, скорее всего, это просто раскалывалась голова от свалившейся в нее информации. Гарри невольно потрогал шрам своими пальцами, что не укрылось от внимания наблюдательной подруги.

- Гарри! У Волан-де-Морта не осталось больше крестражей! Он точно умер. Это правда. Его змеиное тело осталось лежать там, где лежало, - последние слова Гермиона почти прокричала, быстро измеряя шагами маленькую комнатку от стенки до стенки.

Гарри решительно не понимал, причем тут мертвое тело Волан-де-Морта, и какое это имеет значение. Семнадцать лет назад, отраженная от младенца "Авада Кедавра" попала, надо думать, не в святой дух, а в самое настоящее тело пятидесятилетнего мужчины. С головой, с руками, с ногами и с мускулами. То, старое тело Волан-де-Морта, наверное, тоже нашли и закопали поглубже. А иначе как все узнали, что Волан-де-Морт исчез? С астралом связались по телеграфу? Питер, если и видел что, то явно не спешил заглянуть в Министерство, чтобы поделиться впечатлениями. Да о том, куда пропал Волан-де-Морт, даже его прихлебатели не знали. Зря, что ли, самые верные его сторонники, Беллатрикс, ее муж, брат ее мужа и младший Крауч, довели до безумия родителей Невилла, пытаясь выведать у них, где Темный Лорд?

Гермиона хотела что-то добавить, но не успела. На пороге спальни показалась миссис Андромеда с зажатым в руке автомобильным клаксоном. При виде хозяйки дома Гарри попытался задвинуть мысли о парселтанге на задний план и нацепить на себя некое подобие улыбки. Незачем было грузить на миссис Тонкс его проблемы, у нее сейчас своего горя хватает. Вымученная кривая улыбка худо-бедно, но смогла сделать выражение лица Избранного не таким загробным, каким оно было минуту назад. Андромеда вежливо попросила своих гостей не разговаривать слишком громко, так как в соседней комнате спит маленький ребенок, и не произносить вслух "жуткое имя", потому что от "этого в доме сквозняк". Она передала Гарри плененную Обманку, сказав при этом с грустью:

- Этого добра у нас в доме в последнее время было достаточно. Ремус получал, как он выражался, "контрабанду", от Фреда и Джорджа. Они эти Отвлекающие Обманки, между прочим, хорошо усовершенствовали. Вот здесь, - поведала Андромеда, открывая крышку клаксона, - находится специальный часовой механизм. Можно настроить Обманку на определенную дату и время. Она обязательно сработает тогда, когда нужно.

При этом Андромеда немного покрутила маленькое колесико сбоку вперед и назад, и подняла вверх какой-то рычажок, который обычно ставят в нужное положение, когда хотят завести будильник.
Передав Обманку в руки Гарри, Андромеда достала из шкафа старый-престарый чемодан профессора Люпина, аккуратно перевязанный веревками.

- Вот здесь, - объяснила миссис Тонкс, - находятся все "приколы" от братьев Уизли. Можете посмотреть, а если что-то нужно, то заберите себе. Доре и Ремусу это все равно уже никогда не понадобится.

Гарри поскорее засунул Обманку в свой рюкзак и тут же приступил к осмотру содержимого старого знакомого чемодана. А там было на что посмотреть. Даже разговор с Волан-де-Мортом на змеином языке отошел на второй план, а для успокоения души Гарри решил, что это, наверное, просто остаточное явление. Рон вовсе не был змееустом, а Тайную комнату открыл. Слизнорт же сказал, что Темный Лорд умер, а раз умер, то и крестражей у него больше нет. Поэтому Гарри решил потом получше распросить Слизнорта, а пока заняться чемоданчиком Люпина.

Во-первых, сразу стало очевидно, что профессор Люпин применил к своему старому чемодану чары пространственной конфигурации. Предметы, лежащие внутри, казались игрушечными. Но стоило их поднять наверх, как они приобретали свои истинные размеры.

Так Гарри выудил десяток черных пакетиков с Порошком мгновенной Перуанской тьмы, которую он сразу узнал по надписи золотистыми буквами. Следующим был поднят на свет небольшой контейнер с шуточными волшебными палочками, из дорогих моделей. Такие палочки могли запросто поколотить своего пользователя по носу или по загривку. Далее настала очередь волшебных фейерверков, до поры до времени мирно спавших в полудюжине картонных коробок. Почти все остальное место в чемодане занимала пирамида из дюжины Шляп-щитов, кипы плащей-щитов и связки перчаток-щитов.

Когда все эти средства защиты от простых заклинаний уже перекочевали на пол, в чемодане оказалось еще около десятка коробок, на крышке которых Избранный с удивлением обнаружил свое цветное изображение. "Патентованные чары - грезы наяву, - все еще не веря своим глазам, прочитал Гарри. - Одно простое заклинание, и высококачественный, сверхреалистический Гарри Поттер из ваших грез на целых десять минут с вами".

Господи, что за чушь? Они что, вот так вот продавали его неповторимый образ оптом и в розницу, и даже пернатой почтой? Надо сказать, этому Гарри Поттеру из грез можно было позавидовать. Он отличался большой широтой интересов и подлинным разнообразием. Здесь был Гарри Поттер - анимаг, Гарри Поттер - диверсант, Гарри Поттер - СуперМен, а также фокусник и пожарник. Целых три Поттера должны были заниматься миссионерской деятельностью, то есть читать проповеди. Наконец, в последних двух коробочках оказался влюбленный Гарри Поттер...

"В кого же это он, интересно, влюблен? - с негодованием прошептал Гарри, чувствуя, что за неимением под рукой близнецов Уизли с удовольствием расквасит этому запатентованному очкарику его высококачественную сверхреалистическую физиономию. - Они, что? Они про меня и Джинни всем желающим кино показывали?"

Гарри уже было решил, что Фреду крупно повезло, что он уже мертв. Вовремя. Но к счастью, миссис Тонкс все объяснила. Оказалось, что все эти грезы про Гарри Поттера - совсем недавняя выдумка близнецов, а на красочные этикетки не стоит обращать внимания, поскольку "все творили те же две пары рук". Активно этими коробочками пользовались пока только члены Ордена Феникса. Но это ничуть не мешало "Гарри Поттеру из наших грез" иногда появляться и в Министерстве, и в Косом переулке, и в даже в Хогсмиде, пока это не стало слишком опасно. Причем, по словам Андромеды, "если бы настоящий Поттер увидел себя в новом амплуа, то ему бы непременно понравилось". Взрывы от "диверсанта" были вполне реалистичными, с огромным количеством пыли и темного Перуанского порошка, "пожарник" щедро поливал всех пеной из огнетушителя. "СуперМен" летал по воздуху и сбрасывал на головы своим врагам натуральные плоды цапня, и тут же в волосах Пожирателей начинали копошиться жирные зеленые черви. "Анимаг" превращался в гиппогрифа и налетал сверху на Пожирателей, "Фокусник" выпускал из шляпы самого настоящего боггарта, а проповедник призывал всех на борьбу с Темным Лордом. Братья Уизли очень гордились последним Поттером, потому что нужную речь можно было записать прямо на месте, непосредственно перед употреблением.

- А без влюбленного меня никак нельзя было обойтись? - смог, наконец, вымолвить Гарри, признав в душе, что Фред и Джордж, как всегда, были на высоте.

- К сожалению, нет. Эти кадры последний месяц использовали для персонального отлова егерей по лесам. Ставили палатку, произносили запретное имя вслух, и пока прибывшие на место незадачливые служители Темного Лорда глазели на влюбленного "Гарри Поттера", обездвиживали их и кардинально меняли память. После этого бывшие егеря уже не могли вспомнить ни кто такой Поттер, ни что они, собственно, тут делают, - с грустной улыбкой объяснила миссис Тонкс.

- Но как они могли... Все-таки, Джинни их родная сестра..., - вслух возмутился Гарри. Ничего себе, братья называются. Он, Гарри, отказался встречаться с Джинни, чтобы не навлечь на нее беду, а эти два "брата из ларца - одинаковых лица" вот так вот просто крутят про них кинофильм со стереоэффектом. Еще неизвестно, что они с Джинни там, в кадрах, делают. Хорошо, если лишь целуются. Хотя, и этого, по мнению парня, было уже много. Только вряд ли публику из числа егерей можно было увлечь поцелуями. Дальше что-либо представить Гарри не мог при всем своем желании. Живая Джинни даже в его снах ни разу не заходила ниже четвертой пуговицы на рубашке, да и то с целью узнать всю правду про татуировку на груди.

Но Андромеда и тут "успокоила". Оказывается, Гарри Поттер из картонной коробочки целовался вовсе не с Джинни, а с ... Гермионой Грейнджер. Здесь миссис Тонкс виновато посмотрела на изумленную Гермиону.

- Про вас было хорошо известно, что вы путешествуете с "Нежелательным лицом № 1", - обратилась Андромеда к девушке, замечая, как покраснели ее щеки. - Так что все выглядело вполне реалистично, и, я надеюсь, вы простите Фреду и Джорджу их милую шутку.

Гермиона, похоже, легко была готова простить близнецам их "милую эротическую фантазию". Она даже два раза улыбнулась. Гарри это четко отметил. В его собственном животе сейчас выпускал когти и выгибал спинку старый знакомый зверь, который не давал о себе знать почти год. Неприкаянный скиталец по лесам даже был уверен, что этого чудовища в его животе больше нет. Оказалось: жив соплохвост проклятый, жив! Спал весь год, а сейчас проснулся. И уже неудовлетворенно урчит, предвкушая встречу с рыженькой девочкой.

Ох, лучше об этом не думать... Не заснуть ведь будет потом! Тем более что встреча с Джинни откладывалась, как минимум, на целый месяц. Так что усилием воли Гарри загнал зверя в угол, постаравшись сосредоточиться на содержимом заветного чемодана.

Там оказались еще банальные кровопролитные батончики, непромокаемый темно-зеленый пакет с "Портативным болотом", компактный омминокль, внушительный желтый тюбик с мазью от синяков, пара скованных обездвиживающим заклинанием Отвлекающих Обманок, и целая коробка с самопишущими перьями. Как оказалось, перья тоже были заколдованы соответствующим образом, и активно призывали своих пользователей на борьбу с Темным Лордом, объясняя, что Министр Магии, Пий Толстоватый, находится под "Империусом" и еще много чего, о чем не писали в газетах.

Наконец, последней со дна была поднята совсем небольшая коробочка, надпись на которой указывала, что это "Новые портативные, супер-удлинители ушей". Под крышкой оказались совсем маленькие черные горошины, соединенные друг с другом попарно, и упакованные в прозрачные пакетики. Миссис Тонск тут же с готовностью объяснила, что подсунув одну горошину из пары туда, где нужно собрать информацию, а вторую туда, куда ее нужно передать, и применив несложное заклинание, можно организовать громкую трансляцию хоть с министерского заседания, хоть с собрания Пожирателей, и даже с лекции по истории магии.

Гарри и Гермиона слушали все это, раскрыв рты от удивления. Даже зная про поистине неисчерпаемые таланты братьев Уизли, Гарри не мог поверить в то, что два человека способны на такие потрясающие выдумки и изобретения. Гермиона тут же уткнулась глазами в инструкцию по применению "Супер-удлинителей". Быстро просмотрев ее, не произнося ни слова, она разложила содержимое коробочки по карманам своей куртки.

Содержимое чемоданчика Гарри вновь вернул на прежнее место, решив забрать с собой все вместе с тарой. А что? Они же с Гермионой не на школьный экзамен собираются, а на войну. Вдруг что-нибудь пригодиться! Тем более что здесь целая масса всего полезного.

Андромеда вновь оставила их одних, а Гермиона с усмешкой наблюдала за другом, тщетно пытающимся связать веревкой раздолбанный чемодан профессора Люпина. Потом она, решительно отодвинув Избранного в сторону, провела несколько раз волшебной палочкой над старой крышкой. Лучшая ученица Хогвартса прошептала над чемоданом что-то магическое, из чего Гарри разобрал лишь только то, что говорилось на знакомом языке. Конкретно: "Трансфигурацию надо знать!". После этого Гермиона торжественно вручила Мальчику-Который-Выжил довольно крепкий чемоданчик гораздо меньших размеров, с новыми металлическими застежками и двумя кожаными ремнями.

Свою старую одежду подростки сложили в пустые пакеты. Волшебную палочку Драко с шерстью единорога Гарри спрятал в пустой выдвижной ящик стоящей у кровати тумбочки. "Завтра", которое на самом деле для них наступит лишь через месяц, они непременно заберут и свою одежду, и палочку из боярышника. Если, конечно, с ними все будет хорошо.

Оставалось решить последний вопрос: откуда с точки зрения географии лучше шагать в "прошлое". Гарри предлагал попробовать найти в лесу место их последней стоянки, а заодно, если повезет, и их старую родную палатку. Гермиона была против. Она решительно заявила, что "решительно не помнит, где именно они втроем ночевали последний раз"!

- Сейчас, спустя месяц, найти место старой стоянки будет очень нелегко. Ведь за несколько последних дней все хорошо заросло травой, - убеждала Гермиона своего друга, подводя к открытому окну и указывая на покрытый свежей весенней зеленью сад. - А искать нас в "прошлом" - это вообще безнадежно. Наши маскировочные чары работают слишком хорошо, так что нас там не видно и не слышно. Запасная палатка у нас здесь, в бисерной сумочке. Мы ведь не собирались возвращаться в "Ракушку", так что Билл одолжил нам свою.

- И что ты тогда предлагаешь? - задал вопрос Гарри, озадаченный правильными рассуждениями подруги.

- Предлагаю ждать нас самих у ворот базы Пожирателей, то есть поместья Малфоев. Судя по всему, мы как раз успеем только-только. Если все пойдет, как надо, то мы не пропустим мимо себя веселую компанию. Из нас троих и четверых егерей вместе с плененными Дином и гоблином, - привела Гермиона свои доводы.

Мысли Гермионы Гарри понравились. Но что же может быть не так? Откуда это сомнение, выраженное в словах: "Если все пойдет, как надо"?

Услышав в ответ чистосердечное признание девушки в наличии у нее некоторых опасений, что Избранный может не произнести вовремя вслух роковое слово, Гарри скептически улыбнулся и тут же успокоил подругу, стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности:

- Не переживай! Я не подведу. Все будет сказано вовремя. Потому что, - здесь Гарри сделал многозначительную паузу и добавил с гордостью, - Я В СЕБЯ ВЕРЮ!

Судя по всему, Гермиона все еще в чем-то сомневалась. Это было заметно по короткой недоверчивой усмешке, тут же сменившейся совершенно серьезными рассуждениями, щедро приправленными сарказмом:

- Спасибо, обнадежил... Я тоже в тебя верю. Только уж больно ты вовремя произнес роковое слово! В первый день пасхальных каникул, когда Джинни уже вернулась из Хогвартса. И Драко со своей волшебной палочкой тоже был дома. А Сам-Знаешь-Кто только-только докопался до истины про Старшую палочку..., - здесь Гермиона сделала паузу, а потом продолжила с гораздо меньшим сарказмом, но с куда большим нетерпением. - Гарри, ты представь, что могло быть, если бы мы не оказались в нужный момент в поместье Малфоев? Мы не вытащили бы оттуда Олливандера. А уж Темный Лорд бы над ним поработал, обнаружив, что Бузинная палочка его не слушается! И долго бы старик смог сопротивляться? И сколько бы после этого прожил бы Драко? Или Снейп? Да оба вместе...

- Ну вот! Снова здорово! - обиделся Гарри, забираясь на подоконник. При этом он скрестил на груди руки и легкомысленно покачивал левой ногой. - Я так не играю! Это что же получается? В кои-то веки произносишь нужное слово в нужный момент... А потом некоторые, не будем говорить кто, хотя на это способна только одна жуткая зануда, которая стоит сейчас передо мной, пытаются доказать, что я сболтнул "нужное" не сам по себе, а по велению свыше.

- И вовсе не по велению свыше... А, как раз напротив, сниже! Тьфу, - замялась Гермиона, выходя из себя и повысив голос, - Я хотела сказать, что тебя могли обработать волшебной палочкой со стороны, из-за кустов...

- Продолжайте, продолжайте... Очень интересная версия! - проговорил Гарри с легкой издевкой. - И кто же этот суперчародей, который смог меня разглядеть сквозь наши маскировочные чары, стенки палатки и "оконфузить"? Уж не вы ли, юная леди? Только учтите: всевидящий глаз Хмури я закопал под старым узловатым и полным жизни деревом еще осенью. Так что в бисерной сумочке его можете не искать. Какие еще будут предложения?

- Никаких, - честно призналась Гермиона, устало опускаясь на стоящую рядом кровать. - К тому же, простой "Конфундус" на тебя не действует...

- Как так не действует? - еле вымолвил Гарри, когда до него дошел смысл сказанного. Его левая нога при этом неподвижно застыла в воздухе, а рот еще несколько раз беззвучно открылся и закрылся. Наконец, снова обретя дар речи, Избранный все-таки смог выдавить: А вы, юная леди, откуда знаете, что на меня действует, а что не действует? Практиковались уже?

- Вот только не надо меня подозревать во всех смертных грехах! - не выдержала напора Гермиона. - На тебе Крауч младший хорошо попрактиковался три года назад. Уж если он тебя в четырнадцать лет не смог заставить подчиниться своей воле под "Империусом", то, что же ты хочешь от меня с моим несовершенным "Конфундусом"?

- Ну-ну, не прибедняйся..., - протянул Гарри, сползая с подоконника. - "Конфундус" у тебя что надо! А ты честно не пробовала его на мне?

Гарри как-то не сомневался, что Гермиона ответит: "Нет!". Но, к его удивлению, он ошибся.

- Гарри, ты только не обижайся, но я... То есть мы... С Роном... - Гермиона явно не могла найти нужных слов. - В общем, когда ты ходил два с лишним месяца сам не свой после посещения дома Лавгуда, и не о чем не мог говорить, кроме этих... Даров Смерти, то Рон меня убедил попробовать тебя немного... отвлечь от "этой ерунды". И вернуть к реальной жизни.

Она ненадолго замолчала, приложив ладони к своим, густо покрасневшим щекам. А потом пробомотала, как бы пытаясь оправдаться:

- Но на тебя ничего не подействовало. Честное слово! Ты даже не заметил и ни разу не улыбнулся, а продолжал гнуть свое... В общем, я пыталась тебе внушить, что Дары Смерти - это просто бзик, и не стоит на них заморачиваться, - проговорила мисс Грейджер, выложив, наконец, другу всю матушку-правду про свои нечестные дела. Сделав чистосердечное признание, она опустила глаза, покорно ожидая справедливого приговора.

"Казнить или помиловать? - мучительно размышлял над своим решением Избранный целых две с половиной минуты. Оно, конечно, надо бы казнить... Но, с другой стороны, приятно все-таки было узнать, что "Конфундус" на тебя не действует, и что этим самым ты здорово отличаешься от простых смертных в лучшую сторону. А с Роном он "послезавтра" разберется, и не "Конфундосом", а кулаками. Нельзя же, в самом деле, брать с друзей дурной пример! На этом месте своих рассуждений Гарри с грустью посмотрел на свой кулак, который был раза в полтора меньше, чем кулак Рона. Но тут же нашел решение проблемы. - Ничего, я напьюсь... оборотного зелья с его рыжими волосами, кулаки подровняются... И тогда посмотрим, кто кого?"

- Ладно, прощаю! - снисходительно вынес вслух свой вердикт Гарри, обращаясь к Гермионе и снова переходя на "ты". - Я сегодня добрый, так что тебе повезло. Но больше так не делай! И кстати, насчет Олливандера ты не права. Организовать его побег из поместья было минутным делом и без нас.

- Как? – не поняла Гермиона.

- А угадай с трех раз, каким образом мог Дамблдор организовать побег Олливандера из подземелья? – хитровато прищурившись, произнес Гарри.

- Прислать туда эльфа, - тихо произнесла Гермиона. – Но как мог Дамблдор знать, где именно держат Олливандера?

Она вдруг заметно побледнела, и произнесла совсем тихо:
- Снейп... Уж если Сивый знал дорогу в его камеру... Но почему тогда... Какой в этом был смысл?

- Гермиона, единственное, что приходит на ум – нужно было организовать снабжение Пожирателей качественными волшебными палочками, - совершенно серьезно и искренне сказал Гарри, потому что ничего другого ему действительно не приходило в голову. Девушка на это только вздохнула.

Несмотря ни что, Гермиона была права в одном: там, в лесу, у палатки гораздо проще было выудить утраченную волшебную палочку Гермионы из кармана Сивого. В общей суматохе вряд ли кто-то что-то заметит. Но как разыскать скрытую от посторонних глаз палатку и самих себя в ней? Делюминатора на такой случай у них сейчас нет... Делюминатор остался у Рона... А он, собственно, ему сейчас зачем? Надо бы как-нибудь попробовать конфисковать у друга эту весьма полезную в походных условиях уникальную волшебную вещь. В знак протеста против "Конфундуса"! "Тогда не буду драться", - примирительно решил про себя Гарри, и тут же озвучил свою свежую мысль подруге.

Гермиона сразу же ухватилась за новую идею, как за спасительную соломинку. Она тут же заявила, что "конфискацией ценного имущества займется сама". У нее уйдет на это максимум минут двадцать, а Избранный скоротает время где-нибудь в кустах за изучением весьма полезной инструкции по использованию "Супер-удлинителей ушей". С этими словами она вручила своему другу сложенную в несколько слоев бумажку и несколько маленьких прозрачных пакетиков с черными горошинами.

Двое друзей спустились вниз, на кухню, где нашли миссис Тонкс. Предупредив хозяйку, что им уже пора уходить, попрощавшись с миссис Джейн Блэк, Гарри и Гермиона покинули гостеприимный дом.

Они перешли дорогу и притормозили около уютной скамейки, спрятанной за деревьями с другой стороны сельской улицы. Здесь же, замаскировавшись среди разросшихся кустов, круто уходил вниз, к реке, ее обрывистый склон. Отсюда открывался великолепный вид на блестящую внизу извилистую ленту воды и пологий противоположный берег. Сейчас он радостно зеленел свежей весенней травой, которую уже по достоинству успели оценить выпущенные на пастбище коровы.

У Гарри захватило дух от всего этого потрясающего великолепия. Он тут же заявил, что ждать будет здесь, и будет добросовестно изучать "инструкцию". Гермиона не возражала. Добрый щедрый Гарри Поттер даже одолжил ей свою Мантию-невидимку "для дела", и девушка исчезла с легким хлопком.

Похитительница редких артефактов вернулась обратно довольно быстро. Гарри даже не успел дочитать до конца исписанную мелким печатным шрифтом бумажку. Все оказалось еще проще, чем она рассчитывала. Делюминатор был не только успешно обнаружен, но и стянут из кармана куртки, легкомысленно забытой своим хозяином в комнате под чердаком, поверх целой кучи других брошенных вещей. Самого Рона Гермиона не видела, но слышала его недовольное ворчание из кухни по поводу того, что "не геройское это дело - полы мыть".

- Ничего, ничего. Миссис Молли ему быстро объяснит, кто здесь герой, а кто эльф домашний", - удовлетворенно заметила Гермиона, гордо демонстрируя конфискованный делюминатор. - Обошлось без "Конфундуса" и без кражи со взломом. Всего лишь мелкое карманное воровство. Одним словом, ерунда.

У-у-у... А он, Гарри, свою подругу недооценивал. Да по ней же Слизерин плачет горючими слезами! Жаль только, происхождением не вышла... А вот сделать из Рона домашнего эльфа... Да, это даже у миссис Молли вряд ли получиться. По крайней мере, за восемнадцать лет не получилось. Это скорее Хагрида можно превратить в эльфа, если уменьшить великана в размерах и научить стряпать что-нибудь съедобное. Вот если попробовать сделать из Рона не домашнего эльфа, а упыря... Впрочем, у Рона с Гермионой вся жизнь впереди! За девятнадцать лет много чего можно наколдовать помимо двух детей и прав на вождение автомобиля.

От последнего вопроса Гарри не смог удержаться:
- Мисс Гермиона Грейнджер, вы хоть осознаете себя немного незаконопослушной? - спросил он прямо в лоб, ехидно глядя в бессовестные карие глаза.

- Разумеется. Как только вернемся назад, так сразу же напишу сама на себя донос и отправлю в Министерство. Про ограбление банка писать не буду - об этом и так все знают. А вот про кражу делюминатора - непременно, - смеясь, заверила его мисс Грейнджер.

Гарри понравился ответ. С таким человеком, как Гермиона, можно было иметь дело.

Свое путешествие друзья решили начать здесь же, недалеко от дома Тонксов. Отойдя подальше в сторону от гостеприимной скамейки к высоким зеленеющим кустам, спрятавшись под верной Мантией-невидимкой, Гарри и Гермиона накинули себе на шею золотую цепочку. Приказав парню не шевелиться, а лучше не дышать, Гермиона поставила какой-то крохотный рычажок в песочных часах в максимальное положение.

Как только она отпустила руку, сверкающие часики завертелись с бешеной скоростью. А когда они остановились, Гарри почувствовал, что очень быстро летит назад, к дому Тонксов. Но туда он не попал, вернее сказать, он вообще не понимал, что с ним происходит. Все окружающее превратилось сначала в смутные цветные пятна, а затем в сплошную тьму. Контуров и очертаний предметов разобрать было совершенно невозможно, звуки исчезли. Гарри уже не полагался ни на свои глаза, ни на свои уши. В навалившейся темноте единственной реальностью оставалась лишь ладонь Гермионы, которую Гарри крепко сжимал в своей руке, боясь отпустить и потерять. Они прорезали пространство и время, уносясь на встречу со своим прошлым, с самими собой, а может быть, и с самим Волан-де-Мортом...




Глава 19. Первые шаги в прошлом.

Но вот постепенно темнота отступила и расплылась цветными пятнами. А бесформенные пятна стали постепенно казаться все более плотными. Контуры предметов становились отчетливее, воздух прозрачнее, мир наполнялся звуками. Наконец, Гарри ощутил под ногами твердую землю и разобрал знакомые уже очертания высоких кустов, деревянной скамейки и узкой ленты реки под крутым обрывом. Только ветки деревьев были еще голыми, что делало кусты, за которыми прятались путешественники во времени, прозрачными. Гарри обрадовался тому, что они прибыли сюда под Мантией-невидимкой. Все-таки, мало ли чего... Осторожность никогда не бывает лишней.

В "прошлом" был конец марта. Весеннее тепло и зеленые листья остались в "настоящем" вместе с победой над Волан-де-Мортом. Здесь было заметно холоднее, от земли несло сыростью, и здесь все еще шла война.

Маленькие песочные часики на золотой цепочке ярко светились. Казалось, свет исходил из каждой отдельной песчинки, заключенной в прозрачном стекле. Полюбовавшись их свечением, Гарри аккуратно опустил Маховик Времени вместе с цепочкой в мешочек из ишачьей кожи, подаренный Хагридом. Оттуда никто ничего не сможет достать, кроме хозяина.

Они все еще стояли вместе с Гермионой под Мантией-невидимкой среди голых мокрых кустов. Гарри оглядывал окрестности. Лента реки внизу стала заметно шире. Противоположный пологий берег почти весь был залит водой. Тусклое мартовское солнце скупо посылало на землю свои лучи с западной половины неба. Через пару часов должны были наступить сумерки.

За последний месяц Гарри совсем отвык от тишины леса. Маленький перенаселенный коттедж Билла и Флер не давал возможности уединиться. Последние дни с ограблением банка и битвой за Хогвартс вовсе казались адом. Поэтому он невольно вздрогнул, услышав со стороны дороги один за другим два громких хлопка, похожих на автомобильные выхлопы. Но поскольку не было слышно, ни шума моторов, ни скрипа колес, то это могли быть только звуки, сопровождающие трансгрессию.

- Оглохни, - прошептала Гермиона, обводя круг волшебной палочкой. - Гарри, Луна говорила, что у тебя неплохо получалось наложить дезиллюминационное заклинание на Дина. Было бы очень хорошо, если бы ты смог сделать из меня невидимку. Согласись, под одной мантией передвигаться довольно неудобно. А надо бы посмотреть, кто пожаловал в гости к Тонксам.

- У меня тоже никак не получается это заклинание к самому себе, - признался Гарри, с силой стукая Гермиону палочкой по макушке и представляя, что разбивает у нее на голове яйцо с невидимыми чернилами.

Девушка от неожиданности ойкнула, и Гарри едва успел заметить у нее на лице легкий испуг. Он знал, что она сейчас чувствует. По мере того, как воображаемая невидимая жидкость стекала с головы к животу, рукам и ногам, тело Гермионы растворялось в воздухе. Скоро от подруги ничего не осталось. Даже кончиков пальцев. Гарри ликовал. Все-таки недаром он целый месяц мучил бедного Дина. Только в самом конце апреля никуда не исчезнувший кулак Дина перестал, наконец, маячить перед его глазами и хвастливо показывать ему большой палец, зажатый между средним и указательным.

Уже невидимая девушка тихо выбралась из-под Мантии, и они вдвоем осторожно направились в сторону дома Тонксов.

Около ворот дома стояли два человека. Кто-то из министерских работников Отдела магического хозяйства, судя по темно-синим мантиям. Рядом с ними, прямо на земле, лежали носилки, покрытые сверху грубой мешковиной. Сотрудники министерства тщетно пытались достучаться до хозяев дома.

Наконец ворота отворились, и в их проеме показалась миссис Тонкс. Один из служителей закона грубо потребовал от Андромеды "получить тело" и "поставить подпись на пергаменте". Миссис Тонкс с трудом смогла взять себя в руки и подписать министерскую грамоту. Носилки, на которых, скорее всего, лежало тело погибшего мужа Андромеды, медленно поплыли через отворенные ворота в сторону дома. Не дожидаясь приглашения хозяйки, двое из министерства, доставивших труп мистера Теда Тонкса его вдове, зашли во двор дома вслед за носилками.

Довольно скоро "министерские почтальоны" вновь оказались за воротами дома, но уже в сопровождении Доры. Она, действительно, была уже кругленькая, и ступала за ними тяжело. Гарри смотрел только на Тонкс и даже не заметил, как те двое растаяли в воздухе с тяжелым хлопком.

В какой-то миг Гарри очень сильно пожалел, что не может сейчас видеть лица Гермионы. Обычно все ее чувства легко читались по сияющим глазам, или по напряженной сосредоточенности, или даже по свирепому негодованию, которое, надо признать, было почти всегда по делу.

Сейчас Гарри не мог понять, почему люди из Министерства так легко нашли дом Тонксов, защищенный Заклятием Доверия. Сквозь широко открытые ворота Гарри узнал настоящий двор дома, и стены самого дома. Но они с Гермионой уже были посвящены в тайну заклятия. А что именно видели работники Министерства? И кто же является Хранителем тайны? Андромеда? Но она вполне могла стать Хранителем уже после смерти Ремуса и Доры. А могла бы быть Хранителем тайны с самого начала. Только тогда зачем же она решилась открывать ворота людям из Министерства? Это было, по меньшей мере, не очень разумно. Так же как и то, что обратно тех двоих провожала Тонкс. Если, конечно, Хранителем тайны была она.

Гарри слишком хорошо помнил, что Яксли было достаточно зацепиться рукой за Гермиону, и он смог увидеть в проеме между двумя магловскими домами их убежище на площади Гриммо. Где была гарантия, что кто-нибудь из этих двух не коснется Доры? Она могла оступиться, ей могли протянуть руку, чтобы поддержать. Все-таки ей рожать самое многое через неделю с небольшим. И куда, интересно, подевался ее муж, Ремус Люпин?

Если они с Гермионой прибыли к месту событий вовремя, то Ремус сейчас должен направляться к условленному месту сбора участников радиопередачи. Это кое-что объясняет. Значит, он уже там, или в пути. Иначе он не выпустил бы свою беременную жену из дома. А если Люпин вообще не живет в этом доме? Да, нет... Живет. Его родители, или, по крайней мере, один из них, были волшебниками, так что комиссия по учету магловских выродков ему не грозила. Оборотни на стороне Волан-де-Морта. Что же красноглазый им наобещал? Право на труд? Возможность получить приличную работу и жить нормально, как живет весь магический мир. Что-то Фенрир Сивый не больно продвинулся по карьерной лестнице? Даже черную метку не выслужил для себя. Да и какая достойная работа ждала оборотней? Ловить магловских выродков по лесам? И оплата по-штучно...

Здесь Гарри приостановил на минуту поток своих мыслей. А если сейчас, в это самое время, дом его будущего крестника еще не защищен Заклятием Доверия? Ну да. Так и должно быть. А иначе Тедду Тонкс, мужу Андромеды, не нужно было скрываться полгода в лесах. Где он и Дирк Крессвелл, а также Дин и два гоблина, в конце концов, наткнулись на егерей. Для Теда, Дирка и Кровняка это закончилось гибелью.

Гарри сжал руку Гермионы и отвел девушку в сторону от ворот, к дальней стороне забора, за которым скрывался пруд и просыпающийся от долгой зимы сад. Нужно было поговорить.

Выложил все. Гермиона не обронила ни слова, молча обдумывая услышанное.

Сказать по правде, дом Тонксов был еще не самой большой проблемой. Как бы цинично это не звучало, но самое страшное горе на данный момент уже постучало в их ворота. Муж Андромеды прибыл в родной дом на министерских носилках в виде трупа. А вот коттедж "Ракушка" или "Нора"... Ведь всего через два-три часа всем станет известно, что младший сын Уизли вовсе не болен заразной брызглянкой, а путешествует с "нежелательным лицом номер один"! Когда же именно было применено заклятие Доверия к коттеджу "Ракушка"? Билл ведь что-то говорил ему по этому поводу...

Гарри попробовал рассуждать вслух: "Рон ни слова не проронил о том, что дом Билла и Флер защищен Заклятием Доверия, так же как и бывшая штаб-квартира Ордена Феникса. Если бы это было так, он бы непременно сказал. Это важный момент. А если Рон почти за три месяца с момента своего возвращения ни словом об этом не обмолвился, значит, просто было не о чем говорить. Никакого Заклятия Доверия на "Ракушке" не стояло. Так?"

Наверное, Гермиона кивнула в ответ. Но она сейчас была невидимкой, поэтому Гарри снова задал свой вопрос вслух. Тогда девушка подала тихий голос, подтвердив рассуждения парня тем фактом, что она тоже не слышала от Рона ни слова ни о каком Заклятии Доверия, защищающем маленький домик на окраине Тинворта.

И вдруг в голове у Гарри отчетливо всплыли слова Билла: "Удачно, что Джинни приехала домой на каникулы... Я всех забрал из "Норы". Переправил их к тете Мюриэль. Раз Пожиратели смерти узнали, что Рон с тобой, к ним наверняка явятся...".

"Нора" никогда не была защищена Заклятием Доверия. Иначе семье отъявленных осквернителей крови не страшны были те, кто мог бы к ним явиться. Их всех переправил Билл к тетушке Мюриэль, можно сказать, в самый последний момент. Тогда же, наверняка, к дому тетушки Мюриэль было применено Заклятие Доверия. Ну да! Ведь Хранителем Тайны был отец Билла, Артур Уизли. Не мог же Билл защитить надежным заклинанием дом своей тетушки, а свою родную "Нору" оставить без защиты. Да еще сделать Хранителем Тайны далекого дома тетушки своего отца. Это было бы не правильно.

Гарри тут же озвучил Гермионе все свои мысли. Но это было еще не все, о чем ему хотелось сказать.

- Гермиона, мы просто обязаны всех предупредить. У Билла в запасе еще максимум часа два. Я не уверен, что Пожиратели будут долго добираться до "Норы", - уже после этой довольно громкой фразы Гарри в отчаянии прошептал: Господи, там же Джинни!

Легко сказать: предупредить! Но как? Они здесь, в "прошлом", не совсем "они". Их никто не должен видеть. Это первое правило использования Маховика Времени. А они, можно сказать, только прибыли, ста метров не прошли, а уже готовы стучать в ворота и давать ценные инструкции.

- Может быть, можно послать Андромеде говорящего Патронуса? - несмело предложил Гарри. Хотя, эта идея была не самой умной. Патронус, так или иначе, все же выдавал их присутствие в "прошлом".

Ну почему он не может сейчас видеть лица Гермионы! Что она сейчас думает? Это было непривычно: бросать слова в пустоту и ждать ответа. Вместо того чтобы наблюдать за одобрительным наклоном головы, или, напротив, за отрицательным ее покачиванием из стороны в сторону, и ловить в карих глазах негодующие искорки.

Наверное, у Гермионы родилась своя идея. Она вдруг резко скомандовала:
- Открывай чемоданчик Люпина, доставай "Проповедника". Того самого, сверхреалистичного, в картонной коробочке. Сейчас надиктуем текст послания и переправим прямо к дому.

Какая же она умница, его лучшая подруга! Конечно, "Проповедника" мог подсунуть в дом любой член Ордена Феникса. И нужную информацию узнать от кого угодно. Например, от своих людей из Министерства.

Решено было передать с "Проповедником" информацию от доброжелателя, пожелавшего остаться в тайне, о готовящихся арестах всех членов Ордена Феникса. Арест Ксенофиллиуса Лавгуда, главного редактора "Придиры" и его владельца, пришелся, как нельзя, кстати. "Призрак Гарри Поттера" настоятельно просил донести нужную информацию до "Норы" и "Ракушки", и незамедлительно, в течение часа, принять самые эффективные меры по защите домов от Пожирателей.

Когда Гарри уже закончил запись послания, Гермиона обнаружила в приложенной к набору бумажке, что даже голос можно слегка изменить, сделав его более низким, или, наоборот, более высоким. Гарри выбрал более низкий. Так оно было солиднее. Его юношеский голос делать выше не имело смысла. Как ни странно, но к своим двойникам, упакованным в картонную тару, Гарри почувствовал уважение, так же, как и к их создателям.

Гарри хотел переправить картонную коробочку через забор чарами Левитации и плавно опустить куда-нибудь на окно или на крылечко. Но Гермиона что-то прошептала про себя, коснувшись палочкой коробочки, и она исчезла. Что-то подобное Гарри уже видел один раз: так переправил его вещи в "Нору" Дамблдор, когда забирал Гарри от Дурслей перед шестым курсом. Так-то Дамблдор! А тут Гермиона...

- Пока, к сожалению, могу только в пределах видимости, - посетовала девушка, словно прочитав его мысли. - Сейчас послание уже на крыльце дома. Теперь стоит немного пошуметь.

Гарри оставалось только наблюдать, как из кончика умелой палочки Гермионы одна за другой вылетели три крохотные птички с острыми клювиками. Они недолго покружили вокруг своей создательницы, и, получив от нее приказ: "Оппуньо!", желтенькие птички ринулись к дверям дома Тонксов. Направление полета указывала палочка Гермионы.

Через несколько секунд в воздухе раздалась частая барабанная дробь звонких клювиков об двери. А всего через минуту на крыльце показалась недоумевающая хозяйка дома.

Птички исчезли так же быстро, как и появились, от одного легкого движения палочки Гермионы. Миссис Блэк увидела лишь одинокую картонную коробочку с яркой наклейкой, поджидавшую ее на ступеньках.

- Будем надеяться, что Андромеда скоро материализует "Гарри Поттера", - прошептала Гермиона, когда миссис Блэк скрылась за дверями дома вместе с посланием. - В любом случае, лишним наше предупреждение не будет. Даже если у Ордена все под контролем.

Надежды Гермионы полностью оправдались. Всего через четверть часа подростки увидели Андромеду, выходящую во двор дома. Она подошла ближе к воротам, но, не выходя за них, растворилась в воздухе, издав на прощальный хлопок.

Можно было надеяться, что Билл успеет защитить свою семью, если еще не успел сделать это раньше. Больше спасателям мира здесь нечего было делать. Они трансгрессировали в привычный уже лес, крепко держа друг друга за руку. Теперь им нужно было найти знакомую палатку, а тут вся надежда была на делюминатор Рона.

Но делюминатор пока молчал. Ставить все без исключения защитные заклинания большого смысла не имело. Судя по всему, передача должна была начаться с минуты на минуту, так что они все равно здесь не задержатся надолго, даже если артефакт, изготовленный Дамблдором, не сработает. Поэтому они спрятались в укромном местечке под густыми еловыми лапами и ограничились звукоизолирующими заклинаниями. Земля была очень влажной от беспрерывных зимних дождей, но они неплохо устроились на чемодане профессора Люпина. Сидели, прижавшись друг к другу, и укрывшись одной Мантией-невидимкой. Так было значительно теплее, и Гарри с удовлетворением отметил, как легкая дрожь покидает Гермиону. Согрелась. Хотя в лесу кое-где уже появились мохнатые листочки первых весенних цветов, до настоящего тепла было еще далеко. Кроме того, к вечеру подул не самый дружелюбный ветерок, нагнавший на небо рваные облака, которые вот-вот начнут проливать на землю, сквозь многочисленные дыры скопившуюся в них влагу. Но здесь, под старой елью, пока было более-менее тихо и даже уютно.

Гарри довольно тупо вертел в руках делюминатор, пытаясь разгадать, как же эта штука работает. Ему даже понадобилось некоторое волевое усилие над собой, чтобы не поддаться искушению и не щелкнуть выключателем. Наверняка там внутри полно света, и было бы странно, если бы светящиеся шарики всплыли из-под еловых веток.

- Он должен сработать, когда кто-то из нас там, в палатке, произнесет вслух твое или мое имя, - пояснила Гермиона тихим шепотом, - Помнишь, мы с тобой после ухода Рона почти два месяца не называли его имени. А когда оно прозвучало, то Рон нас услышал и смог найти.

- Тогда чудо произойдет перед самым началом передачи, - ответил Гарри, сосредотачиваясь на своих воспоминаниях. - Тогда была моя очередь дежурить у входа в палатку, и вроде бы Рон позвал меня по имени, когда угадал пароль. Интересно, а как часто они выходили в эфир? Не в курсе?

- Не так часто, как хотелось бы. Ли Джордан сразу же попросил прощения за длительное отсутствие передачи в эфире, - на этом месте Гермиона вдруг замолчала, а после небольшой паузы неожиданно воскликнула:
- А ведь передача никак не могла состояться раньше начала пасхальных каникул! Разве могли бы Фред и Джордж вот так легко шутить, беспокоясь о том, доберется или нет Джинни благополучно домой. Ведь перед рождественскими каникулами Луну сняли прямо с поезда.

Гермиона рассуждала довольно здраво. С этим Гарри согласился. А Луна в подземелье Малфоев уже три долгих месяца... Гарри невольно позавидовал ее выдержке. Он бы там свихнулся. Юноша невольно представил темную затхлую камеру и содрогнулся. Хотя, поместье Малфоев, конечно же, лучше, чем Азкабан с дементорами. Или Волан-де-Морт считал, что Малфоевские подземелья охраняются надежнее, чем самая страшная тюрьма в Британии? И почему же все-таки портрет Дамблдора не подсказал Снейпу освободить старика Олливандера и Луну раньше? Старого мастера волшебных палочек еще и пытали…

Взволнованный крик Рона из делюминатора: "Гарри, давай сюда!" - прервал размышления мальчика со шрамом на лбу.
Юноша ждал этих слов. Но все равно в первую минуту не поверил. А ведь сработало! То ли следуя какому-то наитию, то ли, припомнив объяснения Рона, о правилах обращения с делюминатором, Гарри щелкнул выключателем.

- Гарри, что ты делаешь? Ты все же услышал свое имя? - раздался взволнованный шепот девушки.

- А ты разве ничего не слышала? - удивился Гарри. - Смотри, похоже на то, что портал нас уже ждет.

Синеватый пульсирующий шар света возник практически рядом с ними. Некоторое время он висел в воздухе, слабо мерцая, а потом медленно поплыл к Гарри. В следующее мгновенье Гарри почувствовал, что светящийся шарик уже переместился в него и находится сейчас где-то рядом с сердцем. Горячее тепло от синего пульсара разлилось по всему телу.

Гарри крепко сжал в своей руке ладонь Гермионы, и они последовали за пульсаром. Оставалось только надеется на то, что подарок Дамблдора не подведет и вынесет их туда, куда нужно.

Они не ошиблись. Гарри даже узнал это место на солнечном склоне, где из-под прогретой скудным мартовским теплом земли уже пробились первые гроздевые гиацинты. Привычного хлопка, сопровождающего трансгрессию, тоже не последовало. Синий светящийся шар сработал почти бесшумно. Наблюдатели приютились среди высоких кустов боярышника.

"Интересно, а почему же вредноскоп у них, то есть у нас никак не среагировал на наше появление? - спрашивал сам себя Гарри. - Хотя, вредноскоп зачарован так, что улавливает сугубо враждебные намерения. Чего никак нельзя сказать о нас. Так что, в принципе, прибор и должен молчать".

- Кажется, наша палатка должна стоять между теми двумя большими вязами. И вот этот коряжистый пень тоже хорошо помню, - услышал Гарри очень тихий шепот своей подруги. - Ты знаешь, я была бы не прочь еще раз услышать эту передачу по радио.

- Я тоже. Но как? - прошептал в ответ Гарри. - Если мы попытаемся установить около палатки наши удлинители ушей, мы же нарушим защитные заклинания.

- Да не нарушим. Ни вредноскоп, ни сигнализационные заклинания, ни защитные чары не должны реагировать на нас самих, - прошептала Гермиона, одновременно доставая из кармана один прозрачный пакетик, в котором приютились две черные горошины, изобретенные близнецами. - Так что можно попробовать. А заодно проверим, как действуют эти жучки. Так что держи вот эту. Она должна быть с полоской. Только не отходи никуда. И "Оглохни".

Гарри не видел девушку, только в его ладони оказалась маленькая черная бусинка. После чего Гермиона на некоторое время исчезла. Вернулась она довольно скоро, но Гарри все равно почувствовал огромное облегчение, когда подруга оказалась рядом.

Однако новые портативные супер-удлинители ушей в виде маленькой полосатой горошинки молчали. Как было написано в пояснительной записке, сначала требовалось установить ключевое слово. При произнесении этого слова вслух система начинала работать.

Впрочем, Гермиона изучила правила использования нового изобретения близнецов еще раньше своего друга. Она уже что-то поколдовала над полосатой бусинкой, и произнесла отчетливо: "Звук".

Начало передачи они пропустили. Но им удалось вновь услышать голос Кингсли Бруствера и Люпина. И еще голоса самих себя. Живой, здоровый Люпин, простивший все ужасные вещи, что один неуравновешенный подросток ему наговорил сгоряча, вновь обращался к Гарри Поттеру и призывал его следовать своему инстинкту.

"Ну, это-то я могу...", - с грустью подумал Избранный, вслушиваясь в слова своего погибшего наставника.

А на что ему, собственно, было рассчитывать, если не на собственный инстинкт? Мозгошмыги со специальными знаниями так просто с улицы в голову не влетают.

"Почти никогда не ошибается", - долетел до них тихий шепот Гермионы из недавнего прошлого.

И она туда же! В глазах той Гермионы сейчас стояли слезы. Гарри это помнил. Лица девушки, стоящей сейчас с ним рядом, он, к его великому сожалению, не мог видеть. Но сам он с радостью бы променял свой хваленый инстинкт на ее знания.

Потом они слушали Ли Джордана, вновь смеялись над шутками Джорджа и Фреда. Живого Фреда и еще не потерявшего частицу самого себя Джорджа...

Вечерние сумерки уже сменились настоящей темнотой ночи. Радиопередача подходила к концу.

Страхи Гермионы оказались напрасными. Гарри с заслуженным удовлетворением смог убедится, что его двойник из прошлого произнес-таки нужное слово в нужный момент. А она, гриффиндорская всезнайка, еще сомневалась! Ну, он-то в себя верил не зря. У него же этот, инстинкт! Ну, и долгие упорные тренировки с Дамблдором...

Гарри услышал облегченный вздох Гермионы рядом с самим собой. И даже смог на долю секунды увидеть в полоске света, падающего из окна палатки, довольное лицо девушки, прежде чем снова легонько стукнул волшебной палочкой по ее макушке.

- Ой! - воскликнула Гермиона, ощущая на себе восстановление дезиллюминационного заклинания.
- Оглохни! - произнес юноша. - В смысле, сейчас здесь будут те, ради кого мы сюда прибыли. Так что приготовься к следующему этапу операции. "Ассио" помнишь?

Грубые, возбужденные голоса егерей уже слышались из ночной темноты. А желтоватая полоска света, пробивающаяся в лес из входной щели палатки, погасла.


Глава 20. Следуя за интуицией.

Гарри казалось, что он в третий раз смотрит одну и ту же страшную сцену в жутком фильме. И действующие лица те же, и сюжет знакомый, и даже знаешь, чем и как это должно закончиться, а все равно страшно. Мурашки бежали по спине от доносившегося до них скрежещущего голоса Сивого, обращенного к затерянной в лесу палатке: "Мы знаем, что вы там! Колдуем без предупреждения!"

Его двойника с опухшим от жалящего заклинания лицом уже выволокли на улицу. Следом за ним тащили Рона и Гермиону. Смутные силуэты в темноте различались с большим трудом. Так что приходилось ориентироваться больше на слух и следить за бегающими лучами света от волшебных палочек егерей.

В какой-то момент после приказа одного из них обыскать палатку количество лучей сократилось до пары штук.
Так, отлично. Двое пошли обыскивать палатку. А свет от волшебной палочки Сивого упал на опухшее лицо Гарри Поттера из "прошлого".

"Пора, - решил про себя Гарри, приготовив волшебную палочку. - Пока оборотень всецело поглощен разглядыванием его опухшего до неузнаваемости лица, пошарим в его карманах. "Ассио" палочка Гермионы из виноградной лозы с жилой из сердца дракона!"

Гарри не рискнул проговорить призывающее заклинание вслух. Но этого и не потребовалось. Спустя всего несколько мгновений он услышал, как что-то с легким шумом рассекает ночной воздух и едва успел переложить свою волшебную палочку в другую руку, чтобы поймать на лету утраченную палочку своей лучшей подруги. Ночь была им хорошей помощницей. Днем незаметно изъять трофей у Сивого было бы гораздо сложнее.

"Так-то, наш свирепый недруг, - злорадно подумал Гарри, наблюдая, как хохочет оборотень над его страшной рожей и распускает кулаки. - Даже небольшая драка была к лучшему. Если оборотень и обнаружит пропажу, скорее подумает, что конфискованная волшебная палочка случайно выпала из кармана. А хорошо смеется тот, кто смеется последним!"

- Гермиона, твоя старая палочка у меня! - торжествующе прошептал Гарри. - Гермиона, где же ты?

Ответом ему было молчание. Подруги рядом не было. Гарри еще некоторое время с надеждой обыскивал воздух вокруг себя, но хватал руками только пустоту.

Что же делать? Куда же она могла исчезнуть? Единственная мысль, которая крутилась в голове, подсказывала, что девушка отправилась обыскивать Фенрира Сивого. Или просто решила применить призывающее заклинание с более близкого расстояния.

Гарри уже мало следил за происходящими перед ним событиями. Он машинально отмечал в своем сознании, что его двойник правильно врет про Слизерин, что при свете волшебных палочек блеснуло серебро меча Годрика. Наконец, Струпьяр откопал где-то "Пророк" с фотографией Гермионы Грейнджер.

"Честное слово, я ее убью! Эту Грейнджер! - мысленно дал себе клятву Гарри, проклиная тот момент, когда выпустил из своей ладони руку девушки. - Думает, что она здесь самая умная!

В следующее мгновенье случилось то, что Гарри никак не ожидал.
Шрам взорвался дикой болью, и он вновь увидел мысли Волан-де-Морта, причем куда отчетливее, чем все происходящее рядом с ним. Волан-де-Морт приближался к мрачной черной крепости с мыслью о близости вожделенной цели.

Страшная тревога за Гермиону помогла Гарри сосредоточиться, собрать в кулак волю, выйти из сознания Волан-де-Морта и вернуться к действительности. Но сердце его отчаянно билось от невыразимой безнадежности. Его непонятная связь с Темным Лордом восстановилась. Хотя, что тут не понятно? Все яснее ясного.

Гарри больно ущипнул себя за руку, все еще надеясь, что это ему почудилось, что все это только кошмарный сон. Но боль в руке была самой настоящей, как и острая мучительная боль в шраме.

Кто-то осторожно коснулся рукой его плеча. Гарри судорожно схватился за невидимые пальцы своей подруги, как за единственную внятную реальность в этом мире. С Гермионой все в порядке - это главное! А со своими видениями он как-нибудь потом разберется.

Гарри молча протянул подруге ее старую волшебную палочку. Гермиона не удержалась от тихого восторженного вздоха.

- Ты лучше признайся, зачем в самоволку ходила? - полюбопытствовал Гарри, стараясь придать своему голосу как можно больше строгости. - Я тут чуть с ума не сошел!

- Потом, - коротко отрезала девушка и протянула другу две маленькие горошины. Они были невидимы, но Гарри нащупал их пальцами. - Осторожно сними с них дезиллюминационное заклинание. Нужно кое-что проверить.

Гарри слегка коснулся горошин своей волшебной палочкой и тут же увидел на ладони две маленькие бусинки.

- Посмотри внимательно, они должны быть без светлой полоски, - раздался нервный шепот Гермионы.

- А они как раз с полоской, - рассеянно проговорил Гарри, зажав обе бусинки в пальцах и поднеся прямо к глазам. Среди темноты мало что можно было разглядеть, но контрастная светлая полоса просматривалась. Тем более что в это время егеря уже обнаружили знаменитые очки Гарри Поттера и поняли, что нашли клад в двести тысяч галеонов. "Люмос" от четырех волшебных палочек весьма неплохо освещал лесную опушку.

- Гарри, сейчас они будут трансгрессировать к поместью Малфоев. Нам нужно туда же, - снова раздался взволнованный шепот девушки. До Гарри ее голос долетел вместе с частым испуганным дыханием. - Я опустила в карман твоей куртки две бусинки от новейшего изобретения близнецов, но перепутала горошины. Собственно, не перепутала, а опустила наугад. Думала, что хотя бы одна из двух горошин в твоем кармане окажется с полоской. Но не повезло. Дернулась, дура, в последний момент... Гарри, мы должны там быть!

До Избранного голос подруги долетал, как откуда-то из далека. Он вновь почувствовал жуткую боль в шраме и только огромным усилием воли мог еще отделять свои видения от реальной действительности. Он отвечал подруге что-то односложное, типа "да-да", "разумеется", "ну надо, так надо". Машинально сделал видимой еще парочку прозрачных пакетиков с "супер-удлинителями ушей" и тупо смотрел, как они исчезли с его ладони. А сам медленно скользил по воздуху мимо высоких черных стен и поднимался к узкой прорези в черном камне на вершине башни.

-На счет "три"! Раз... два... три...! - раздалось из темноты, и одновременно Гарри почувствовал, как тело сдавило в тесном обруче. Голова раскалывалась от боли. Он уже не понимал, пролетает ли он сквозь пространство, или змеей протискивается в узкое окно башни.

Парень и девушка приземлились на загородной аллее вместе со всей остальной компанией. Гарри все-таки разглядел, что опустился на землю около знакомых чугунных ворот, а не на пол в тесной тюремной камере. Собрав все силы, он уцепился за эту реальность.

Действовать нужно было очень быстро. Один из егерей уже подошел к воротам и потряс решетку. Гарри чуть сильнее сжал руку девушки, и они вдвоем попытались приблизиться к пленникам. Но все трое гриффиндорцев из "прошлого" были так тесно связаны между собой, и так надежно окружены бдительной охраной, что подобраться к ним незаметно не было практически никакой возможности. А Гермиона, скорее всего, боялась посылать маленькие горошинки наугад, да еще в темноте.

Юноша и девушка уже довольно близко подошли к егерям. В нос ударил грязный запах пота и крови. И вот тут Гарри неожиданно почувствовал какое-то слабое дуновение ветра. Это было похоже на птицу, пролетевшую мимо. Или на заклинание изменения памяти. Хотя, может быть, это только показалось.

Створки чугунных ворот распахнулись и пленников силой втолкнули внутрь сада. Гарри чувствовал, что рука Гермионы настойчиво тянет его туда же, на подъездную дорожку между живыми изгородями, которая вела к парадному крыльцу дома. Он и не думал сопротивляться. Тем более что горячая боль в шраме нарастала с новой силой. Пришлось еще раз собрать всю свою волю, чтобы остаться в реальности.

Вслед за самими собой из "прошлого", егерями и Нарциссой двое невидимых путешественников оказались в уже знакомой гостиной. Они остановились в стороне, у дальней двери гостиной, подальше от резного камина и прислонились к стене. Гарри огляделся. Глаза, привыкшие к темноте ночи, слегка резало от яркого света хрустальной люстры. Но первое, на что обратил внимание юноша - это была именно та самая люстра, своевременное падение которой должно спасти им жизнь всего через каких-нибудь полчаса.

Даже короткого взгляда на потолок гостиной было достаточно, что для обрушения люстры режущее заклинание нужно было применить как минимум десяток раз. Огромный осветительный прибор крепился толстыми стальными канатами, которые расходились от нее к верхней части стен гостиной, как гигантские нити, и чем-то напоминали собой основу для паутины. И это не считая самого толстого центрального троса, который держал на себе основную тяжесть люстры.

Да... Кажется, Гермиона была права. Люстру обрушил кто угодно, но только не Добби.
Оставалось только удивляться: как это месяц назад он совсем не обратил внимания на стальные тросы, расходящиеся в разные стороны гостиной. Но, с другой стороны, у него ведь тогда были совсем иные заботы. Сейчас он видел самого себя, стоящего прямо в центре гостиной и еще лелеющего призрачную надежду на то, что Драко его не узнает.

Гермиона легонько дернула за руку. Гарри бросил взгляд в ту сторону, где стояла кучка егерей. И один из них уже нервно перехватывал из руки в руку меч Годрика Гриффиндора, а к нему приближалась Беллатрисса. Вот-вот должна была начаться заварушка. Лучшего момента для того, чтобы незаметно подкинуть в карман одному из пленников маленькую горошину, трудно было найти.

Как только из волшебной палочки Беллы полыхнуло красным, Гарри услышал короткий шепот подруги: "С места не сходи!". Тут же ее не стало. Но поверженный Беллой оборотень еще не успел встать с колен, а юноша уже почувствовал рядом с собой прерывистое дыхание Гермионы. Она нащупала его руку и крепко ее сжала, давая понять, что задумка удалась.

События тем временем развивались по старому сценарию. Гермиону из "прошлого" отвязали от Рона, а оставшихся четверых пленников оборотень погнал к дальней двери, прямо навстречу невидимым наблюдателям, выставив перед собой волшебную палочку.

Связанные между собой пленники шли медленно, спотыкаясь друг о друга. Рона трясло. Фенрир Сивый подгонял подростков и лелеял свои мечты о бархатной коже лакомой грязнокровочки, которую Белла уже приготовилась допрашивать с использованием своих любимых пыточных заклинаний. Сам Гарри еле сдерживался, чтобы не выдать свое присутствие. От острого запаха крови и пота, исходящего от оборотня, тошнило.

Почему они с Гермионой оказались именно у этой дальней двери, ведущей в коридор? Может быть потому, что дверь была в стороне от основных событий, которые вот-вот должны были развернуться в гостиной. Или потому, что на этой стене не было портретов. Место стоянки выбрала подруга. Так или иначе, но Гарри оказался рядом с дверью, через которую четверых пленников выводили в коридор, а Фенрир Сивый слишком грязно размечтался о девушке. Или всему виной был урок Дамблдора на третьем курсе, когда они с Гермионой спасали самих себя в "прошлом". Интуиция упорно подсказывала, что надо действовать. Хуже в любом случае не будет.

Избранный наставил на оборотня свою палочку и мысленно приказал: "Забудь о Гермионе, Сивый! Пленников отведешь в камеру к старику Олливандеру."
"Конфундус" подействовал, и Фенрир умолк, прикрыв свой поганый рот.

Жуткий, леденящий душу крик Гермионы из "прошлого" заставил забыть все остальное. Белла просто виртуозно владела пыточным заклинанием, умело дозируя болевые порции, дабы жертва не отключилась раньше времени. Смотреть на то, как тело несчастной девушки дико выгибается дугой под палочкой Беллы, было невозможно. Невидимая девушка нервно сжала его руку. А в ушах стоял ужасный, нечеловеческий крик другой Гермионы...

Гарри бросил взгляд на остальных людей, присутствующих в гостиной. Было похоже на то, что пыточные экзерсисы самой рьяной сторонницы Волан-де-Морта заставляли леденеть кровь не только в его жилах. Бледный как полотно, Драко стоял рядом с матерью. Волшебная палочка из боярышника, зажатая в его руке, заметно дрожала.

Как Гермиона, в ее состоянии, сообразила сказать, что меч Годрика - это подделка! Девушка давилась рыданиями, а ее мучительница уже приказывала Драко привести из подвала гоблина. Слизеринец торопливо прошел мимо них через дальнюю дверь. Гарри наградил Малфоя пристальным взглядом и коротким напутствием, приправленным нужным заклинанием: "Ничему не удивляйся!"

Драко последовал мудрому совету и вскоре вернулся назад, уже с Крюкохватом.

Шрам опять полыхнул огнем. В голове Гарри смеялся едким, презрительным смехом худой беззубый старик, издеваясь над проникшим в его камеру Волан-де-Мортом. А здесь, в гостиной, снова кричала Гермиона. Господи, что же нужно этой страшной женщине от несчастной девочки? Она же вроде должна допрашивать гоблина!

Гермиона на минуту затихла, а из подвала послышался приглушенный, невнятный треск. Значит, Добби уже исчез вместе с освобожденными пленниками.

В подземелья решено было отправить Хвоста. Он появился на ступеньках лестницы в сопровождении бледного худого Драко. Маленький, толстоватый, он бегло оглядывал огромную гостиную, быстро переводя свои водянистые глазки с Люциуса и Нарциссы на Беллу, и ее обессиленную жертву. Прилизанные мышастые волосы, торопливая семенящая походка - все это вызывало в душе волну отвращения. Питер пробежал мимо них, и Гарри молча проводил его в последний путь почти равнодушным взглядом. Смерть этого человека не вызывала должного сожаления в его душе.

Гарри почти не обращал внимания, что врет про меч Годрика Крюкохват. Он всеми силами пытался услышать, что же происходит в подвале. Но оттуда звуки до гостиной не доносились. Зато в воздухе прозвенел победный голос Беллатриссы: "А теперь вызовем Темного Лорда!"

Как только она коснулась Черной Метки на левом предплечье, шрам снова полоснуло болью. Гарри оказался в тесной камере Нумерограда, и каждой клеточкой мозга чувствовал дикую ярость Волан-де-Морта от неожиданного вызова. К действительности его вернул ошалелый крик ворвавшегося в гостиную Рона.
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Гарри тут же бросил взгляд на люстру и от удивления открыл рот: стальных тросов, туго натянутых от люстры к верхней части стен гостиной, больше не было. Люстра держалась только на центральном стержне. Пользуясь тем, что огромная комната снова наполнилась боевыми заклинаниями, Гарри тихо прошептал Гермионе: "Посмотри на потолок!"

Сам он, не отрываясь, смотрел на центральный стержень люстры. Последнее, что еще удерживало громоздкое хрустальное сооружение, постепенно исчезало. Это было почти незаметно взгляду, но центральный стержень истончался с каждой секундой. Шрам разрывался от боли, Волан-де-Морт летел через Ла-Манш, на шее бесчувственной Гермионы под кинжалом Беллы выступили капельки крови, а с потолка уже послышалось звонкое дребезжание хрустальных подвесок. Теперь все присутствующие в гостиной смотрели вверх, на колеблющийся свет многочисленных ламп. От центрального стального стержня к этому моменту почти ничего не осталось, его толщина уменьшилась до критического уровня.

Гарри не выдержал. Прямо под люстрой лежала Гермиона, а вся эта страшная груда цепей и хрусталя падала на девушку. В тысячную долю секунды до того, как стекло и металл соприкоснулись с телом Гермионы, он выпустил из палочки защитное заклинание, мысленно воздав молитвы профессору Снейпу за то, что тот научил его применять "Протего" невербально. Проговорить это слово вслух он не успел бы. Тяжеленная люстра просто раздавила бы и девушку, и гоблина.

Его двойник из "прошлого" тоже не ударил лицом в грязь. Он рискнул, и сделал самое главное: завладел волшебной палочкой Драко! Гарри мысленно пожелал ему удачи. Сам он от страшной, разрывающей боли в шраме почти ничего не видел. В обезумевшем сердце, несмотря ни на что, билась последняя надежда, что кинжал Беллатриссы не долетит до Добби. Но размытый серебристый блеск выпущенного вслед Избранному ножа уже дрожал в напряженном воздухе.

Чуда не случилось. Так же, как и в Омуте памяти, где Гарри утром просматривал свои воспоминания, в самый последний момент серебряный кинжал замедлил свое движение и вонзился в грудь исчезающего Добби.

Гарри устало перевел взгляд в центр гостиной, где среди обломков люстры еще выделялась рыжая шевелюра Рона. Но Рон вместе с Гермионой исчез в один миг, даже не успев встать с колен, лишь отчаянно прижимая к себе девушку. И его исчезновение было почти бесшумным. По крайней мере, привычного для трансгрессии хлопка не последовало. То, каким образом Рону удалось покинуть дом, так и осталось загадкой. Трансгрессировать отсюда было невозможно даже в соседний угол. Воздух во всем доме загустел сразу, как только пленники ступили на первую ступеньку парадного крыльца.

Им самим тоже пора было уходить. До появления Волан-де-Морта осталось самое многое, несколько секунд.

К несчастью, в гостиной после дерзкого побега Поттера и таинственного исчезновения Рона установилась напряженная тишина. Даже Белла остолбенело смотрела на пустое место среди битого хрусталя, где еще минуту назад сидел на корточках рыжий Уизли, склонившись над грязнокровкой. Гриффиндорцы прислонились к стене, стараясь дышать потише и молясь всем святым, чтобы их не заметили. Но Волан-де-Морт приближался с каждым мгновеньем. Вот он уже перелетел через чугунные ворота и ворвался дом. Ярость клокотала в нем, как кипяток в кастрюле.

Вслушиваясь в почти осязаемой тишине в звуки шагов Темного Лорда, Гарри невольно переместил свое сознание в его мысли.

Позже Гарри был уверен: тогда их с Гермионой спасло только то, что Волан-де-Морт не верил до конца в то, что побеспокоивший его вызов не был ложным. Если бы он одним рывком пересек лестницу и быстро оказался в гостиной, то их обоих накрыли бы вместе с Мантией-невидимкой. Но Волан-де-Морт неизменно соблюдал церемониал, дабы внушать великое почтение нерадивых слуг к своему хозяину. Он размеренно поднимался по парадной лестнице, обдумывая на ходу, чем он заплатит по заслугам дерзким Малфоям за напрасное беспокойство. Хотя, вполне возможно, сказалось пристрастие Волан-де-Морта к эффектным зрелищам с его участием. Ведь даже пятнадцатилетний Том, вышедший из дневника, не спешил призвать василиска, а битых полчаса самодовольно толкал вдохновенную речь, припоминая свои школьные годы.

Так и сейчас, шаг за шагом приближаясь к гостиной, он раздумывал о том, как лучше обставить дуэль с ненавистным мальчишкой. Ведь если Поттер здесь, он никуда не денется. Его слуги должны убедиться, что он сильнее этого паршивого недоноска. Он - великий темный маг. Он - единственный, кто раздвинул границы магии до немыслимых пределов. Он - лучший.

Нарцисса и Люциус, как хозяева дома, не выдержали первыми. Люциус дернулся к главным дверям гостиной, выходящим на парадную лестницу. Нарцисса остановила мужа, схватив за руку, и что-то прошептала на ухо трясущемуся от напряжения сыну. Младший Малфой немедленно поспешил в направлении той самой двери, возле которой замерли в томительном ожидании Гарри и Гермиона.

Драко открыл дверь и, не оглядываясь, побежал вдоль коридора к подземельям. Гриффиндорцы, вовремя сообразив покинуть гостиную вслед за слизеринцем, увидели только его удаляющуюся спину в конце коридора.

Гневный голос Волан-де-Морта настиг подростков в коридоре, ведущем в подземелья. Куда бежать дальше, было совершенно не понятно. Но, похоже, не только Гарри чувствовал присутствие Волан-де-Морта. Связь была взаимной. Злобный высокий голос красноглазого монстра наполнял собою воздух и звучал, казалось, одновременно и внутри головы, и снаружи.

- Не говори чепухи, Белла! Мальчишка не мог выбраться из дома! Он где-то здесь, я чувствую его присутствие!

«Нужно призвать Кикимера!» - еще успел подумать Избранный, но в этот момент шрам взорвало, и Гарри упал, чувствуя, что теряет сознание от нестерпимой муки. С ужасом он понял, что более не властен над своим телом.
Господи, все было напрасно! Он не мог так больше. Только что, на его глазах погиб Добби... Умер во второй раз... за него...

Боль за погибшего эльфа переполняла душу. Еще большая боль и безмерная тревога терзала душу за Гермиону, склонившуюся над его неуправляемым телом, чье дыхание он чувствовал.
Почему она до сих пор здесь? Ей нужно бежать. Волан-де-Морту она не нужна. Ему нужен он, Поттер! А Гермиона должна жить...

Теплая волна прошла от сердца сквозь все тело Избранного, и мучительная боль в шраме прекратилась. Одновременно Гарри услышал протяжный звериный стон Темного Лорда из гостиной. Самого Гарри била дрожь, а застрявший в горле комок не позволял вымолвить ни слова. Он с трудом нащупал рукой свалившиеся на пол очки, но нужно было попытаться встать и бежать дальше. Нужно было спасать Гермиону.

Гарри поискал подругу глазами, забыв о том, что она по-прежнему невидима. Но обнаружил лишь синеватый пульсирующий шар, медленно плывущий в пространстве совсем рядом с ним.
То, что произошло потом, впоследствии казалось Гарри немного растянутым во времени. Но на самом деле все случилось за доли секунды.

Внезапно дверь, ведущая из гостиной в коридор, распахнулась, и в проеме появилась Беллатрисса. Она, похоже, тоже заметила светящийся пульсар в воздухе. Тут же раздался ее истеричный высокий голос:
- Здесь кто-то есть! Хозяин... Повелитель, он здесь! "Петрификулс Тоталус!".

Парализующее заклинание вырвалось из волшебной палочки Беллы, но в тот же момент Гарри почувствовал, что его потащило в темноту, в неизвестность. Рука Гермионы надежно сжимала его руку, и потому в душе не было страха.



Глава 21. После побега.

Неужели вырвались? Неужели им опять удалось сбежать? Гарри постарался сосредоточиться, чтобы при приземлении не упасть на девушку.
Рука Гермионы тащила Гарри через пространство, темноту и неизвестность, пока под ногами не оказалась твердая земля. В воздухе чувствовался запах соли и слышен был шум морского прибоя.

- Гарри, мы не можем здесь оставаться! Нужно трансгрессировать еще как минимум пару раз, - с этими словами Гермиона снова взяла друга за руку.
В глазах Гарри потемнело, а тело сдавило сразу со всех сторон тяжелыми железными обручами. Но вскоре чудовищное сжатие закончилось, и под ногами вновь оказалась земля. Гарри жадно хватал ртом холодный ночной воздух, пытаясь восстановить дыхание. Через несколько секунд ему это удалось, и тогда уже он скомандовал девушке:

- Вперед! - и потащил ее за собой в темноту, представляя себе затерянную в лесу палатку между двумя вязами, куст боярышника и пологий склон с первыми весенними цветами, пробившимися из-под прошлогодней листвы.

- Но почему именно сюда? - удивилась Гермиона, прибыв на место и оглядевшись. - Здесь мы не в безопасности. Те же егеря могут наведаться, да хотя бы ради палатки!

- Не знаю. Первое, что пришло в голову, - ответил Гарри, пожав плечами. - Кроме того, чемоданчик Люпина с приколами остался в кустах. Но ты права. Отсюда надо сматываться. Сейчас, только чемодан заберу.

При свете волшебной палочки Гарри без труда отыскал оставленный в кустах чемодан и вернулся обратно. Палатки под деревьями уже не было. Дезиллюминационное заклинание, наложенное на Гермиону больше часа назад, очевидно, стало понемногу развеиваться, и даже в слабом лунном свете можно уже было различить очертания девушки. Она склонилась над бисерной сумочкой и запихивала в нее что-то объемное. Палатку, наверное. Заметать до конца следы за собой подростки не стали. Не было времени и большого смысла. Через несколько минут темнота и неизвестность вновь поглотили их и вынесли в другой лес, который, как надеялся Гарри, даст приют и надежное укрытие усталым путникам.

Когда они уже сидели в старой, до боли знакомой палатке, надежно укрывшись от внешнего мира защитными заклинаниями и утоляя жажду горячим чаем, Гарри, наконец, спросил у подруги, пристально глядя ей в глаза:

- Но как же тебе удалось вытащить нас из поместья Малфоев? Где ты взяла портал? Сразу предупреждаю: я очень хорошо понимаю разницу между трансгрессией и перемещением через портал. Ощущения, знаешь ли, сильно отличаются...

В ответ Гермиона достала из кармана куртки знакомый делюминатор.

- Тогда, в коридоре, когда ты упал и был совсем не в себе, я вдруг услышала твой голос из кармана куртки. Всего три слова: "Гермиона? Где она?" Недолго думая, я достала делюминатор и щелкнула выключателем. В ту же секунду увидела синий шар и почувствовала, что в меня вливается что-то горячее, пульсирующее. Ну, дальше ты, наверное, уже догадался. Одно скажу: Рону от Дамблдора достался замечательный подарок. Скорее всего, Рон вместе со мной из "прошлого" покинул поместье тем же путем. Хотя, если честно, я совсем не смотрела в его сторону и синего свечения не заметила.

- Но тогда кто-то должен был назвать имя Рона? Не так ли? - тут же задал вопрос Гарри. - Ведь эта штуковина срабатывает при произнесении имени. Да к тому же у этого человека должны быть добрые намерения к владельцу делюминатора.

- Ты прав, - откликнулась Гермиона. - Но, может быть, это был Аберфорт? Рассказал же ему Дамблдор про зеркальце. Так почему не мог рассказать про делюминатор и про то, как он работает? Тем более что Аберфорт знал про то, что мы у Малфоев. Делюминатор у Рона. Так что если вместе с именем еще и пару слов сказать по поводу того, что надо щелкнуть выключателем... В принципе, сообразить можно. Что Рон и сделал. А если зеркальце хорошо транслирует звуки, то брат Дамблдора должен был очень хорошо все слышать. Я имею в виду, все, что происходило в гостиной.

Сделав довольно долгую паузу, Гермиона добавила с некоторой неуверенностью в голосе:
- В эту версию не укладывается только одно: если бы Рон сообразил с делюминатором, уж он бы не молчал! Можешь мне поверить. Я от него эту историю услышала бы далеко не один раз и во всех подробностях. Так что здесь даже не знаю, что думать. Но в принципе, он мог покинуть дом так же, как и мы, при помощи делюминатора и при содействии Аберфорта. Или кого другого из Ордена. После того, как в «Ракушке» оказались Луна и Олливандер, Билл и Флер тоже знали, что мы в плену.

Гарри попытался восстановить в памяти все, что происходило тогда в подвале. Обломок зеркальца упал на пол. Он мельком увидел в нем голубой проблеск, который вскоре исчез. Гарри потом тщетно пытался разглядеть в зеркальце хоть что-нибудь, но крик Гермионы заставил его прекратить бесполезное занятие. Он тогда машинально сунул обломок в карман куртки. Так что, Гермиона опять была права. Аберфорт вполне мог стать свидетелем всего, что случилось в поместье.

Мозгошмыги стаей заполняли голову. Потрясающе! Но тогда получается, что если бы он сам из "прошлого", стоя на коленях перед телом Добби, не вспомнил про Гермиону, то они бы не спаслись... Да нет, он не мог не вспомнить о ней. Он ведь в ту минуту не был даже уверен, что его друзья благополучно покинули поместье вместе с ним, Крюкохватом и Добби.

Мысль о Добби вновь разбередила рану в сердце. Он с трудом проглотил подступивший к горлу комок, и тихо произнес, обращаясь к Гермионе:
- Добби сейчас похоронят на краю сада, среди кустов. У самого моря...

В ответ девушка молча достала из кармана знакомую черную бусинку с полоской и громко произнесла: "Гермиона, Гермиона!"

Тот час же холодная палатка наполнилась звуками. К ним донесся шум моря, хриплое дыхание мальчика со шрамом, Дина и Рона, глухие удары лопат о мерзлую землю.

- Надо закрыть ему глаза, - услышал Гарри свой собственный голос.

Луна своей рукой навсегда закрыла эльфу его огромные, как теннисные мячи, как стеклянные шарики глаза.

- Вот, - раздался тихий голос Луны, - теперь он как будто спит.

Гарри вновь видел перед собой маленькое тельце домовика, закутанного в его старую куртку, одетого в носки Рона и вязаную шапочку Дина, из-под которой выглядывали уши, похожие на крылья летучей мыши. Все, кто в эту минуту собрался у изножья могилы, в последний раз прощались со свободным эльфом.

- Прощай, Добби, - тихо прозвучал в палатке его собственный голос из "прошлого".

Дальше был слышен неясный глухой звук. Наверное, это кучка земли, поднятая в воздух волшебной палочкой Билла, плавно опустилась на могилу Добби. И все стихло. Звуки из внешнего мира больше не достигали маленькой черной горошины, затерявшейся в кармане старой куртки, похороненной вместе с Добби.

Ни слова не говоря, Гарри взял со стола черную бусинку с белой полоской и присоединил к другой, точно такой же, которая лежала в его кармане. Завтра он похоронит их где-нибудь под деревом. Так же, как похоронил волшебный глаз Грюма. И белую сову Буклю.

Гермиона судорожно всхлипывала. Гарри чувствовал, что надо бы как-то успокоить ее, но не мог найти нужных слов. Да и какие тут могли быть слова? Наверное, есть горе, которое еще долго не оставит их в покое. Гарри уже не верил, что сегодня утром он проснулся полноправным победителем Волан-де-Морта. Наверное, это был не он. У того Гарри в душе было огромное облегчение от выполненной задачи. От того, что он все-таки нашел в себе силы сделать то, что от него ждали. На что он сам не смел надеяться. Только это помогало ему пережить смерть Люпина, Тонкс, Фреда и всех тех, тела которых он еще не видел. Пока не видел. Но пройдет месяц, и будут похороны... Так же, как сейчас над могилой Добби, придет горькое осознание того, что любимые им люди ушли навсегда.

Если сам он будет еще жив... Нужно было смотреть правде в глаза: связь с Волан-де-Мортом восстановилась. Даже сейчас, грустя о Добби, он чувствует саднящую боль в шраме. Если закрыть глаза и сосредоточиться, то можно увидеть, как красноглазый вымещает свою злобу на обитателях поместья. Нет, лучше подумать о себе. Если он по-прежнему может видеть глазами Волан-де-Морта, значит, частица его души все еще живет в нем... Чем еще можно было объяснить странную связь, связывающую их двоих: его и Темного Лорда? Но даже если так, то оборвать свою жизнь сейчас он не имеет права. Он не может оставить лучшую подругу одну. Поэтому он постарался убрать пока из головы эти мысли. По-возможности, лучше не думать сейчас о Волан-де-Морте и его многосоставной душе. Получалось, правда, плохо. Мысли о страшном враге теснились в голове, а шрам по-прежнему горел. Зигзагообразная молния, словно антенна, улавливала дикую ярость Темного Лорда и посылала Мальчику-Который-Выжил. Сейчас между ним и Волан-де-Мортом стояла смерть Добби, и потому до Гарри долетали лишь жалкие отголоски этой ярости. Про оклюменцию красноглазый вспомнит не скоро, надо терпеть...

Сегодня Волан-де-Морт вновь попытался овладеть им. Право, более неудачную минуту для этого трудно было найти! Рядом была Гермиона, а кинжал Беллы только что рассек грудь Добби и вонзился в маленькое, но храброе сердце домовика. Были ли у него в голове какие-нибудь мысли, кроме жгучей боли за Добби и отчаянной тревоги за Гермиону?

Гарри перевел взгляд на девушку. Она по-прежнему тихо всхлипывала, тщетно пытаясь запить свое горе остывшим чаем из кружки. Но руки дрожали, и она поставила кружку на стол. Гарри тихо подошел к ней и, обняв за плечи, прижал к себе. Гермиона уткнулась лицом в его плечо и зарыдала с еще большим отчаянием. Даже тогда, на похоронах Добби, Гермиона так не плакала. У Гарри больно сжалось сердце, так больно, что стало трудно дышать, и он не выдержал.

- Гермиона, не держи в себе свое горе. Что случилось? Я чего-нибудь не знаю? - спросил он полным тревоги голосом.

Но в душе уже билось нехорошее предчувствие. Он сам, стоя у дальней двери гостиной, орудовал волшебной палочкой по мере своих скромных сил, спасая самих себя в "прошлом". За руку Гермиону не держал. Но что толку мучить себя догадками и смотреть на слезы подруги? Давая себе отчет, что ничего он не добьется от девушки, задал вопрос прямо:
- Ведь это ты применила чары помех? Когда летел кинжал... в меня...

В ответ Гермиона зашлась рыданиями. Значит, его догадка была правдой.

Гарри еще крепче обнял подругу и прижал к своему сжавшемуся в комок сердцу. Сейчас он мысленно благодарил Бога, Мерлина, всех святых за то, что когда он сам спасал чужие жизни, ему ни разу не пришлось сделать жестокий выбор: кто должен жить, а кому придется умереть. А Гермионе пришлось сделать такой страшный выбор. Когда она поднимала палочку и сосредотачивала свои мысли на "Импедементе", она уже знала, что спасая его, она подписывает смертный приговор Добби.

В памяти невольно всплыли слова Дамблдора: "Больше всего на свете я боялся узнать, что это я убил ее - не только своей заносчивостью и глупостью, но и прямо, ударом, унесшим ее жизнь..."

Только теперь он стал понимать, что именно имел в виду Дамблдор. Бедная Гермиона... Как же ей сейчас тяжело! Одно дело думать, что происшедшее - трагическая случайность, и совсем другое - знать, что именно из твоей палочки вылетело роковое заклинание, оборвавшее чужую жизнь.

- Гермиона, не казни себя, - прошептал Гарри чуть слышно, надеясь в душе хоть как-то успокоить подругу. - Считай, что ты направила ход истории в нужное русло. Для нас Добби умер месяц назад...

- Гарри, не надо меня успокаивать, - с трудом разобрал Гарри сквозь рыдания. - Для меня Добби погиб сегодня, и похоронен только что, четверть часа назад. И для тебя тоже. Я же вижу.

- Да, это так, - коротко признался Гарри, чувствуя, что просто не в силах кривить душой.

Они долго молчали, заново осмысливая все случившееся. Заплаканная Гермиона смотрела на него каким-то странным виноватым взглядом. Гарри не мог это видеть без содрогания. Потому что чувствовал виноватым себя. У нее ведь не было выбора: либо он, либо Добби. А вот он сам в свое время из-за своего немереного благородства предложил Седрику взяться за Кубок вместе...

Миновала, наверное, уже вторая половина ночи. А они так и сидели, прижавшись друг к другу, разделив на двоих одно горе.

Уже под утро Гарри, отпуская лучшую подругу из своих объятий, внимательно посмотрел ей в глаза и тихо сказал:
- Гермиона, ты замечательная. Ты спасла мне жизнь сегодня. То есть нам обоим: мне из "прошлого" месячной давности и мне в настоящем варианте. Ведь если бы не ты, мы бы не выбрались из поместья!

- Если бы твой двойник месячной давности не побеспокоился тогда обо мне и не назвал бы мое имя, я бы ничего не смогла сделать. Так что вот так: жизнь такова, какова она есть..., - произнесла Гермиона, еле заметно улыбнувшись сквозь слезы.

- Рон все равно произнес бы твое имя, - возразил Гарри.

- Не спорю, - просто ответила девушка, - но я услышала именно твой голос.

- Ну что ж, значит, буду теперь вспоминать и произносить твое имя почаще, - философски заметил Гарри и грустно улыбнулся в ответ.

Слушая подругу, Гарри вновь и вновь обдумывал все, случившееся с ними за последнюю пару часов. Он спас Гермиону от тяжести падающей люстры, она спасла его от летящего ножа Беллы. Он вспомнил о девушке в "прошлом", и благодаря его голосу из "прошлого" им удалось спастись. Вернее, Гермионе удалось спасти их обоих. Все это до конца никак не укладывалось в голове.

Когда один волшебник спасает жизнь другому, между ними создается связь... Это самые сокровенные глубины магии, ее непостижимая суть...

Если верить словам Дамблдора, то сегодня они с Гермионой связали свои жизни парой двойных узлов. Непостижимо.

- Гарри, - вдруг раздался в тишине палатки взволнованный голос подруги. - Я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты первым швырнул на пол свою волшебную палочку, когда Беллатрисса выдвинула свой ультиматум. Я только сегодня об этом узнала.

О чем она? Какую палочку? Он сегодня не бросал на пол никакую волшебную палочку.
Гарри не сразу догадался, что речь идет о нем из "прошлого". Это когда под лезвием кинжала Беллы, прижатого к горлу Гермионы, на ее коже выступили капельки крови.

Он и сам не знал, почему уступил тогда требованию Беллатриссы. Может быть потому, что уже видел смерть настолько близко, насколько это возможно. Секунда - и человек мертв. Если все остальное еще можно как-то исправить, то вернуть Гермиону с того света было бы невозможно, будь ты хозяином хоть трех Старших палочек. Слишком быстро остекленели глаза Седрика после короткого: "Лишнего убрать!", чтобы он мог позволить себе долго размышлять над ультиматумом Беллатриссы. Рон еще не знал тогда, насколько мгновенной может быть смерть! Но Рон не виноват в том, что он не встречался со смертью до финальной битвы за Хогвартс. И хорошо, что не встречался! Можно сказать, повезло...

- Рон тогда окаменел от неожиданности и наглости Беллатриссы. Просто перестал соображать, затормозился, - попытался оправдать друга Гарри. - Да какая разница, кто там был первый, кто второй. В конце концов, главное, что все живы.

- Кроме Добби, - еле слышно прошептала Гермиона, и разобрать ее слова в коротких промежутках между судорожными вздохами можно было с большим трудом.

Господи, она все еще об этом думает! Впрочем, как и он, Гарри. Тут уж ничего не поделаешь, и от этих мыслей никуда не денешься. Все что он сейчас может, это разделить со своей спасительницей ее непосильную ношу.

- Гермиона, я прошу тебя, не жалей о случившемся. Мы все равно уже не сможем ничего исправить! Будущее уже сплетено, и сколько бы мы не думали об этом, мы ничего не сможем изменить. Уж что-что, но это я сегодня понял отчетливо. Так что давай отпустим прошлое, и постараемся жить дальше. У нас впереди, к сожалению, еще целый месяц на выживание, - ответил Гарри, еще раз делая попытку увести Гермиону от мрачных мыслей. - Если бы ты сегодня не взмахнула палочкой, я бы не сидел с тобой рядом.

- И даже страшно представить, в каком темном месте сидело бы все британское магическое сообщество, - выдохнула Гермиона, поднеся ко рту кружку с безнадежно остывшим чаем и залпом опустошая ее.

- Вот именно! - с готовностью поддакнул ей Гарри, надеясь, что после такого его заявления девушка не станет казнить себя незаслуженной казнью.

- Гарри, ты не понимаешь, - произнесла Гермиона с видимым трудом: - Я... я просто ни-никогда не чу-чувствовала себя так... гадко... Тогда, в гостиной, поднимая палочку и мысленно произнося заклинание, я почти не соображала, что я делаю. Все с-случилось так быстро...

- Понимаю, - тихо возразил ей Гарри. - Очень даже понимаю. Ведь тогда, в конце первого курса я у... То есть я хочу сказать, что Квирелл умер... Гермиона, прости, я даже сейчас не могу об этом говорить, но я понимаю, насколько это гадко. А я ведь, в отличие от тебя, спасал только свою жизнь, и больше ничью. Философский камень не в счет.

Казалось, именно последние слова друга смогли вернуть Гермионе потерянное уважение к себе самой. Она смотрела на Гарри такими отчаянно-понимающими глазами, что он рискнул напомнить о той истории семилетней давности, когда он впервые встретился с Волан-де-Мортом.

- Когда я понял, что мои прикосновения вызывают у него дикую боль и ожоги, я ведь намеренно рванулся вперед и ударил по лицу, по глазам... Старался не выпускать его из рук, чтобы он от боли позабыл обо всем на свете. Но я сам потерял сознание, то ли от дикой головной боли, то ли от заклятия Квирелла. Последнее, что я помнил, это как Квирелл вырывался из моих рук. О том, что умер от ожогов, я узнал позже. И вот тогда мне стало не по себе, потому что, так или иначе, но к его смерти я приложил свою руку.

Рассказывая все это, Гарри не надеялся вернуть мир в душу Гермионы. Но им нужно было жить дальше, а для этого нужно было, самое малое, сохранять ясность ума. А если бесконечно прокручивать в голове одно и то же... Добби ведь не вернешь.

Надежды его хоть и медленно, но постепенно оправдывались. Лицо и глаза Гермионы по-прежнему оставались красными от пролитых слез, и в голосе по-прежнему чувствовалась боль и горечь. Но она все-таки перестала дрожать всем телом и время от времени судорожно всхлипывать. А это было уже кое-что.

Они снова замолчали, погрузившись в свои мысли. Гарри прислушивался к нарастающей боли в шраме. Первая волна гнева Волан-де-Морта миновала высшую точку своего всплеска. Или все уже получили достаточно от щедрот хозяина. Но шрам горел, не переставая, и с каждой минутой все сильнее и сильнее. Временно предоставив обитателей поместья самим себе, Воланд-де-Морт спешил навстречу своей вожделенной мечте, на север Шотландии, в Хогвартс. Там, в белой гробнице Дамблдора, его ждала Бузинная палочка.

Гарри решил не следовать за своим врагом. Пришлось приложить огромное усилие воли, но он нашел в себе силы вернуться мыслями в палатку. Лучшее средство остаться в реальности - это постараться сосредоточиться на текущих проблемах, выкинув из головы все лишнее. За последние дни у него уже был приобретен в этом некоторый опыт, который, как он думал сегодня утром, ему уже никогда не понадобится. Ошибался.

Они еще немного помолчали. Гарри заварил свежего чаю и наполнил кружки. Еды с собой у них практически не было, кроме хлеба и банки густого абрикосового джема, изъятых Гермионой из кухни миссис Андромеды. Да и вряд ли еда полезла бы сейчас в горло.

Передавая кружку с чаем в руки Гермионы, Гарри, надеясь увести подругу от мрачных мыслей, сделал попытку перевести разговор на другую интересующую его тему:
- А ты что-нибудь еще колдовала? Я имею в виду в гостиной, стоя у стены.

- Нет. Только заклинание "Импедемента", - серьезно ответила девушка и вдруг снова с жаром воскликнула: - Господи, я ведь могла бы использовать что-нибудь из трансфигурации, но даже подумать об этом не успела! Кинжал летел и я...

- И ты сделала то, что считала единственно правильным в этот момент. На такой скорости с трансфигурацией у тебя ничего бы не получилось, - решительно прервал ее Гарри, чтобы положить конец такому самоистязанию. - Я уж не говорю о том, что мы бы выдали себя. Ты думаешь, Белла не обшарила бы каждый сантиметр гостиной, если бы ее кинжал вдруг превратился в бумажный самолетик? Или вовсе исчез? То-то... Лучше скажи: в лесу, у палатки, колдовала?

- Колдовала, конечно, - призналась Гермиона, когда немного успокоилась, и голос ее стал звучать ровнее. - В лесу я немного помахала палочкой. Так, на всякий случай. Когда кто-то из егерей приказал обыскать палатку, я испугалась, что и нас всех обыщут. Отберут не только палочки, но и делюминатор, и твой мешочек из ишачьей кожи, подаренный Хагридом. Вот я и "подсказала" всем четверым по очереди, что кроме палочек и драгоценностей изымать у нас ничего не стоит.

Гермиона вздохнула и вдруг, спохватившись, произнесла:
- Чуть не забыла. Держи, - она засунула руку в карман куртки и вытащила золотые часы, подаренные Избранному на день рождения. - У Струпьяра стянула из кармана. Заодно. Ну, ты ж понимаешь: гулять, так гулять! Кстати, Сивому в карман подложила фальшивую палочку от близнецов.

- Зачем? - удивился Гарри, обрадованный не столько возвращению часов, сколько тому, что удалось отвлечь Гермиону от ненависти к самой себе. Часы он тут же надел их на руку.

- Да так... Из вредности, - сказала девушка бесцветным голосом, пожав плечами. - А если серьезно, то за тем, чтобы Сивый раньше времени не хватился пропажи. А так: конфискованная у грязнокровки волшебная палочка в количестве одна штука в кармане лежит? Лежит. Значит, порядок.

- Бедные егеря! - посочувствовал Гарри. - Это ж надо: поймать самого Гарри Поттера, а остаться не с чем. Даже часы уплыли в неизвестном направлении. Не говоря уже про меч Годрика. Кстати, о мече. Ты никого "Конфундусом" не стукала на предмет того, что надо бы пересчитать драгоценные рубины в нужный момент?

- Честно говоря, хотела, - откровенно призналась Гермиона. - Но этот егерь сам меня опередил, так что моего вмешательства не потребовалось. У меня создалось впечатление, что он вынужден был вытащить меч из-за пазухи. Он так странно дергался, как будто его что-то жгло, а потом не выдержал и все-таки достал клинок. Но все равно не мог держать его в одной руке, все время перехватывал из руки в руку.

Господи! Ну, конечно! Как же они сразу до этого не догадались! Ведь меч Годрика, как справедливо сказал Дамблдор, "дается в руки лишь отважному и в крайней нужде". Каковым ни в коей мере не мог быть какой-нибудь Струпьяр или Сивый, и никто из этой шайки разбойников.
Ведь недаром Снейпу пришлось опустить меч в прорубь на дно озера, чтобы Рон смог его достать и разрубить им крестраж. А иначе, вполне возможно, заколдованный самим Годриком клинок точно также жег бы ему руки, как и этому недалекому егерю.

- Гермиона, это же был меч Годрика. Настоящий! - моментально выдохнул Гарри свою догадку. - Его же никак не мог присвоить себе любой проходимец. Его может взять в руки только по-настоящему смелый человек!

Гермиона смотрела на своего друга так, как будто бы он ей сообщил, что прочитал, наконец, "Историю Хогвартса" от корки до корки. Правда, пришлось ее разочаровать.
- Мне это Дамблдор несколько раз говорил, - пояснил Гарри, с удовольствием наблюдая, как проясняется лицо лучшей ученицы Хогвартса. Такое удовлетворенное выражение у нее в глазах было всегда, когда удавалось найти решение очередной школьной задачки.

- Потрясающе. По крайней мере, с мечом все более-менее понятно, - продолжала рассуждать вслух Гермиона. - Знаешь, что мне еще показалось странным? У ворот поместья, когда мы хотели подойти к пленникам, да так и не смогли это сделать, мне показалось, что мимо нас пролетела невидимая птица. Такое вот странное движение воздуха.

- Значит, ты тоже это заметила? - воскликнул Гарри. - А я-то думал, что мне показалось! Помнишь, когда арестовывали Дамблдора... Еще на пятом курсе. Тогда Кингсли прямо в кабинете незаметно изменил память Мариэтте. Так вот тогда я тоже почувствовал такое же резкое движение воздуха. Неужели, в поместье Малфоев мы были не одни?

- Ну, если только у самых ворот поместья, - немного подумав, ответила подруга. - Гарри, вряд ли кто-нибудь мог попасть внутрь дома. Как правило, защитные чары пропускают только тех, кому позволено находится в доме. Ну, помнишь, когда вы с Хагридом долетели до дома Тонксов. Вы спокойно миновали защитный барьер, а Сам-Знаешь-Кто и Пожиратели наткнулись на непреодолимое препятствие. Учитывая, что в поместье обитало не слишком много народу: трое Малфоев, Белла, Хвост, двое пленников, Сам-Знаешь-Кто, естественно, то и установить защитные заклинания не так уж сложно. Да что я говорю? Сама ведь помогала Артуру и Биллу пропускать в "Нору" гостей на свадьбу.

- Но мы-то прошли, - машинально произнес Гарри, но взглянув на собеседницу, понял, что сейчас с Гриффиндора снимут сразу полсотни баллов за вопиющую безграмотность. Гермиона демонстративно сложила на груди руки и смотрела на него, как на безнадежного невежду.

- Чары определяют личность и имя, - наконец произнесла девушка серьезным голосом. - Слава Богу, не количество этих самых личностей или живого веса в них. Я надеюсь, что владелец "Карты мародеров" не станет задавать мне детский вопрос, каким образом магия может определять личность человека. Или тупо утверждать, что это невозможно.

- Возможно, возможно, - смирился Гарри. Но тут же ввернул новый вопрос, не дающий покоя с самого утра:
- А кто тогда обрушил люстру? И не смотри на меня так! Сразу говорю: это не я. И более чем уверен, что ты здесь тоже не при чем. Слишком уж незаметно растворились в воздухе стальные тросы. А их там было далеко не одна штука. У вас, мисс Грейнджер, есть какие-нибудь соображения на эту тему?

Несколько минут Гермиона сосредоточенно думала, уставившись в чашку с остывающим чаем. Потом она порылась в карманах, и, не найдя ничего подходящего, выскользнула на улицу и вернулась назад с маленьким камушком, зажатым в руке.
Она положила камень на стол, и что-то прошептала над ним, обведя круг волшебной палочкой.

- Ну вот теперь произнеси вслух: "Я, Гарри Поттер, даю клятву: буду хорошо учиться и стремиться к знаниям!", - произнесла Гермиона, с вызовом посмотрев в изумленные глаза друга. - Только назови свое полное имя.

Такого издевательства со стороны подруги Гарри не ожидал. Он несколько секунд тупо смотрел на нее, прикидывая, что бы такое сказать в ответ повесомее, но ничего толкового не придумал.

- А чего сразу про учебу-то? - пробурчал он, обидевшись. - Могла бы что-нибудь придумать про любовь...

- Про любовь пусть тебе Джинни мозги туманит, - неожиданно резко отрезала девушка. - Давай, не затягивай эксперимент! У меня, видишь ли, практики маловато в таких делах. Так что заклинание скоро развеется.

Гарри послушался и произнес требуемую фразу: "Я, Гарри Джеймс Поттер, даю клятву: буду хорошо учиться и стремиться к знаниям!". Получилось даже немного торжественно. Спустя примерно минуту камень стал на глазах исчезать. Гарри оторопело переводил взгляд с растворяющегося в воздухе камня на свою подругу.

- И где ты только это все вычитываешь? - вымолвил, наконец, Гарри, когда от камня не осталось и следа.

- Представь себе, это заклинание я узнала от Артура Уизли, - слабо усмехнувшись, ответила Гермиона. - Нет, я совершенно серьезно. Он так часто рассказывал про всякие исчезающие ключи, взрывающиеся унитазы и прочие странные вещи, с которыми его отдел якобы ведет непримиримую войну. Я и заинтересовалась, как же это так может быть. И вот, результат видишь сам.
Юная волшебница развела руками.

- Так ты хочешь сказать, что на стальные тросы, прикрепляющие люстру к потолку, заранее были наложены такие вот шуточные чары? - воскликнул изумленный Гарри. - И ты хочешь сказать, что заклинания опять среагировали на определенную фразу, произнесенную вслух?

- Я никак не могу понять, чему ты так удивляешься? - искренне возмутилась Гермиона. - И это говорит человек, у которого в рюкзаке лежит драгоценный пергамент, и над ним достаточно произнести заветную фразу: "Клянусь, что замышляю шалость и только шалость!"...

Гарри осекся. Ну да, карта была создана двадцать лет тому назад, но до сих пор откликалась на ключевую фразу. Действительно: магия - сила!

- Карта Мародеров даже узнала голос Снейпа и стала с ним разговаривать, - припомнил Гарри события конца третьего курса. - То есть не разговаривать, конечно, но на ее поверхности сразу побежали слова, как будто бы их выводила чья-то невидимая рука. Снейп тогда просто остолбенел, а я бы, честное слово, умер со смеху, если бы ситуация не была настолько серьезной. Карта от имени Сириуса даже расписалась в своем изумлении, что такой иди..., то есть я хотел сказать человек, как Снейп стал профессором.

- То есть ты хочешь сказать, что Карта Мародеров могла общаться со своими владельцами так же, как это делал дневник Тома Реддла? - изумленно произнесла Гермиона после продолжительного раздумья.

Гарри остолбенело посмотрел в лицо девушки. Ему даже в голову не приходило, что магия лучшей в мире Карты Мародеров может хоть чем-то напоминать жуткую магию кошмарного дневника Тома. Ему всегда казалось, что это вещи совершенно несовместимы между собой. Он попытался сосредоточить свои мысли на этом давнем разговоре между Снейпом и Люпином, которому он стал невольным свидетелем.

- Снейп тогда сразу предположил, что этот пергамент принесен из магазина "Зонко" и... "полон черной магии"... Ну да, он так и сказал. Типа в том магазине полно таких вещей. Тем более что я тогда не знал еще, кто такой Сохатый, Бродяга, Лунатик и Хвост. Да и Рон вовремя прибежал, подтвердив версию Люпина. Хотя, конечно же, Снейп так и остался при своем мнении, что я получил эту карту непосредственно от изготовителей. Он еще был уверен, что черная магия - это по части Люпина. А я, если честно, тогда был уверен, что в черной магии Снейп обвинил Люпина от злости. Ну, ты же знаешь Снейпа... Хотя, ты права, дневник Тома разговаривал со мной точно таким же образом.

Гермиона, пораженная до глубины души, молчала. Гарри порылся в рюкзаке и достал старый пергамент, свернутый в трубочку. Захотелось посмотреть на саму карту, да и на Хогвартс тоже. Интересно, кто же остался в школе на каникулы? Гарри произнес нужную фразу, и вскоре они с Гермионой увидели знакомые очертания Хогвартса. К искреннему удивлению обоих, все спальни были пусты. Неужели никто не остался в школе на пасхальные каникулы? У берега озера слегка вздрагивала черная точка с надписью "Северус Снейп". Ну, этого следовало ожидать.

- Смотри! - прошептала Гермиона, указав еще на одну неподвижную черную точку, рядом с первой, около озера.
Над точкой стояла надпись: "Том Реддл".

Шрам, который и до этой минуты горел, не переставая, взорвался. Не в силах больше бороться с болью и скрывать ее от подруги, Гарри схватился рукой за голову, накрыв шрам ладонью, и тяжело опустился на колени на пол. Последнее, что успел он увидеть, тщетно пытаясь удержаться в реальности, это то, как еще недавно красное от слез лицо Гермионы мгновенно побледнело, а в распахнутых карих глазах застыл ужас.


Глава 22. Глазами Темного Лорда.

Волан-де-Морт стоял на берегу озера и провожал взглядом профессора Снейпа. Холодная мартовская ночь подходила к концу, и на востоке небо уже слегка посветлело, давая начало новому дню. В предрассветных сумерках легко угадывались очертания знакомого замка и белой мраморной гробницы, возвышающейся над озером. Он набросил на себя Дезиллюминационные чары и исчез из виду.

Гарри уже видел все это однажды, месяц назад. Он уже один раз расколол белую гробницу от изножья до основания. Он уже торжествовал над закутанным в саван телом Дамблдора. Бузинная палочка уже приветствовала его золотым дождем искр...

- Гарри, Гарри! Очнись! - услышал он родной отчаянный голос сквозь мрак и холод ночи. Слова мешались со слезами и болью. - Гарри, вернись!

Юноша с трудом поднял веки и с удивлением обнаружил себя лежащим на полу. Голова страшно гудела, а склонившаяся над ним Гермиона тряпочкой вытирала пот с его лба. На тряпочке Гарри заметил кровь. Внезапно к горлу подступила тошнота. Он успел только прошептать сидящей рядом девушке: "Отойди!" и встать на колени. Все небогатое содержимое желудка мгновенно выплеснулось наружу. Но стало значительно легче. Гермиона тут же убрала заклинанием грязь и поднесла к губам парня кружку с водой.

- У тебя есть зеркало? - попросил Гарри, когда понял, что более-менее пришел в себя.
Гермиона нехотя, но все же передала ему свое маленькое зеркальце, и Гарри впился глазами в свое отражение. В зеркале он увидел, что и ожидал: шрам сильно кровоточил. Юноша перевел взгляд на Гермиону, надеясь найти в ее глазах опровержение своим страшным подозрениям. Но, как ему показалось, там было лишь отчаяние и обреченность. Гарри бессильно опустил руки.

Повисла долгая напряженная пауза. Гарри ни о чем не думал. В голове вдруг стало на удивление пусто. Казалось, задень сейчас чем-нибудь любую из оставшихся пары извилин, и зазвенит... Наверное, это есть то, что профессор Снейп называл "очистить сознание".

К действительности его вернул умоляющий голос Гермионы.

- Гарри, - вдруг обратилась к нему верная подруга, - я прошу тебя, не отчаивайся раньше времени. Через месяц мы обратимся к специалистам. К кому-нибудь. Я сама поговорю с Горацием Слизнортом. Мне кажется, что он о крестражах должен знать больше нас. Еще есть Аберфорт. Попробуем найти литературу. Нужно все проверить, разобраться. Как говорят медики, пройти обследование, подтвердить диагноз. Знаешь, у маглов сейчас даже раковая опухоль - не приговор! Так что давай пока не будем думать о худшем, пожалуйста... Тем более что еще не все дела в этом мире переделаны.

Слова Гермионы доходили до ума не сразу. Но, так или иначе, они давали надежду. Надежда, правда, была призрачной. Но она помогла если не убрать совсем из головы невеселые мысли, то хотя бы задвинуть их подальше. А, кроме того, Гарри было как-то неловко от того, что слишком уж много он заставляет подругу волноваться о себе. Надо бы как-то взять себя в руки...

- Гарри, давай попытаемся извлекать выгоду из самых безнадежных ситуаций, - вдруг предложила Гермиона неестественно бодрым тоном. - Ведь, в конце концов, нет худа без добра. Ты сейчас влезал к НЕМУ в мозги? Что ОН делает?

- Он сейчас был в Хогвартсе. Он похитил у Дамблдора Бузинную палочку. Скоро он достигнет антиаппарационного барьера и вернется в поместье Малфоев. Будет пробовать новую палочку на домашних эльфах, - все это Гарри проговорил машинально, почти бесцветным голосом, словно перечисляя исторические факты из учебника. - Как ты думаешь, те семеро эльфов, что удалось освободить Нарциссе, они смогут вовремя унести ноги?

Как ни странно, но именно тревога за судьбу практически незнакомых эльфов окончательно прогнала из сознания и жалость к себе самому, и переживания по случаю правильности поставленного смертельного диагноза. Действительно, права Гермиона: рано делать себе харакири. Надо сначала до победы дожить. Сегодня лишний раз убедился, что он еще слишком нужен в этом мире, чтобы думать о смерти. Взять тех же эльфов, например. Почему-то инстинкт упорно твердил, что не все здесь однозначно. Был некоторый опыт в общении с Кикимером, с Винки. Эльфам по уставу полагалось, получив в руки хозяйский носок, разбить себе голову об дверь и отрезать уши, а уж потом трансгрессировать. Хотя, какое там трансгрессировать... Тихо брести по направлению к воротам, заплетая ногу за ногу.

- Не верю я что-то, что домовики сообразили и все-таки покинули дом Малфоев, - выдал Гарри вслух. У него даже получилось вложить в свой голос изрядную долю иронии, чего еще четверть часа назад он от себя никак не ожидал. - Как говорится, менталитет не тот... Жизненные идеалы далеки от совершенства... Психология раба дает о себе знать... Далее по списку. Так что, надо бы это дело проконтролировать. Ну, чтобы спать спокойно. Что скажешь?

- Но мы... Что мы можем сделать? - проговорила Гермиона с отчаянием. - Мы же только что чудом оттуда вырвались! Гарри, тебе нельзя туда... Я не пущу.

Последнюю короткую фразу девушка выговорила таким твердым голосом, что Гарри понял: спорить бесполезно. Впрочем, он и не собирался посещать порядком надоевший дом еще раз. Это было бы уже слишком! В ответ на решительные слова Гермионы он громко и отчетливо произнес: "Кикимер!"

Старый домовой эльф появился на полу через несколько секунд, громким хлопком взорвав наступившую напряженную тишину. На нем было надето полотенце с гербом Хогвартса, подвязанное через плечо в виде тоги. Домовик не спеша огляделся, вытаращив удивленные глаза на своего хозяина. С еще большим удивлением он осматривал странное жилище хозяина, так и не произнеся ни слова.

- Здравствуй, Кикимер! - не выдержал Гарри. - Ты не узнаешь своего хозяина?

В ответ домовик поклонился и заговорил привычной для себя скороговоркой:
- Кикимер узнал хозяина Гарри. Кикимер рад, что хозяин Гарри снова призвал Кикимера. А этот странный маленький дом - это новый дом хозяина Гарри? У хозяина Гарри нет другого дома? Старый Кикимер не смог оградить настоящий дом хозяина Гарри от плохих людей! Кикимер плохой!

- Тихо! Не двигайся! - заорал Гарри, чувствуя, что сейчас начнется самобичевание. - Кикимер нужен хозяину Гарри живыми и здоровым, а потому я запрещаю Кикимеру самого себя наказывать.

Увидев, что домовик перестал таращить глаза на убогое убранство палатки и сосредоточил свое внимание на хозяине, Гарри продолжал:
- У нас мало времени, так что слушай приказ. Кикимер, повторяю, это очень важно. Ты должен очень внимательно запомнить, что нужно делать. Очень скоро миссис Нарцисса освободит семерых эльфов...

Кикимер громко ойкнул и схватился за сердце.

- Так вот, ты должен ей помочь освободить эльфов, - озвучил Гарри свой приказ.

Кикимер, дрожа всем худеньким, сморщенным тельцем, бессильно опустился на пол. Похоже, тоненькие ножки его уже не держали.

- Ты понял все, что я сказал? - еще раз поинтересовался Гарри, потому что поведение домовика, мягко говоря, показалось ему не совсем вменяемым.

В ответ Кикимер вдруг начал отчаянно икать, и заплакал, как маленький ребенок, потирая круглые глаза кулачками.

- Эй, ты чего, дружок? - встревожено проговорил Гарри, уже сообразив, что повел себя с впечатлительным домовиком как-то не так...

Кикимер горестно взвыл, одурело закатив глаза к потолку палатки. Гарри просто не знал, что делать и как успокоить это не в меру впечатлительное дитя природы. Он беспомощно посмотрел на озадаченную поведением домовика Гермиону и многозначительно постучал пальцем по часам на руке.

А сморщенный маленький человечек сидел на полу, сложив перед собой худенькие ручки, свесив большие уши и тихо, еле слышно твердил себе под нос:
- Миссис Цисси хорошая. Миссис Цисси не выгонит эльфов на улицу. Хозяин Гарри ошибается. Хозяин Гарри не любит семью Малфоев. А миссис Цисси знает, что эльфам будет плохо без своего дома... Миссис Цисси хорошая...

- Так, надо что-то делать, - прошептала Гермиона на ухо своему другу. - Гарри, прикажи ему успокоиться и слушаться меня. А я как-нибудь постараюсь его уговорить и объяснить, что к чему. Полгода назад мы с ним вроде бы нашли друг с другом общий язык. Он мне энциклопедию про родословную волшебников давал почитать...

Гарри не медля, отдал требуемый приказ Кикимеру, с удовлетворением заметив, что тот хотя бы перестал причитать и пусть с трудом, но поднялся на ноги. Сам Избранный пристально смотрел на Гермиону, ожидая дальнейших распоряжений. Говорить что-либо домовику он боялся в принципе, опасаясь нарушить хрупкое равновесие его эмоционального состояния. Потому что с теми, у кого эмоциональный диапазон был несколько шире, чем у чайной ложки, с ними было... не просто...

- Гарри, у тебя просто немного не хватило такта, - сочувственно пояснила Гермиона, видя его растерянность. - Знаешь, тебе лучше выйти на улицу, глотнуть свежего воздуха. Ты сейчас совсем бледный... Ну, давай, иди!

Гарри не стал заставлять долго себя уговаривать и вышел из палатки. Тем более что свежий прохладный воздух как нельзя лучше способствовал не только наведению порядка в голове, но и ловле свежих мозгошмыгов.

Где-то на востоке уже светлело небо, но здесь, среди деревьев, этого было почти незаметно. Только тьма стала менее густой, и медленно, но верно воздух становился серее и прозрачнее. Темнота с каждой минутой отодвигалась дальше, на запад, оставляя перед собой замшелые стволы деревьев, обнажая паутину кустов. В лесу было необычно тихо. Птицы молчали. Гарри обломил с куста маленькую тонкую веточку и с удивлением заметил, что она не сломалась с сухим хрустом, как это было зимой. Дерево уже наполнилось весенними соками, и крошечная веточка стала гибкой. Юноша содрал с ветки кору и с наслаждением вдохнул запах новой весны, а вместе с весной запах новой жизни.

Избранный глубоко вздохнул и вернулся мыслями в палатку, где Гермиона пыталась вразумить Кикимера, очень надеясь, что у нее получится. Все-таки она девушка... Девушки лучше умеют успокаивать.
"Мы, мужчины, люди грубые... С чувством такта у нас напряженка. У некоторых из нас - хроническая! - здесь Гарри почему-то вспомнил своего друга. - Да нас, парней, вообще к эльфам подпускать нельзя. Ну, если только намекнуть им, что ты голодный..."

Что лучше в отношениях с эльфами поручить девушкам (эмоциональное), а что (материальное, например, обед) оставить юношам, Гарри не успел обдумать до конца. Из палатки раздался громкий треск, означавший, что домовик уже трансгрессировал.

"Быстро она справилась", - удовлетворенно заметил Гарри и вернулся обратно в палатку.

Там было пусто. Не было ни Кикимера, ни Гермионы. Гарри кинулся к своему рюкзаку: Мантия-невидимка тоже исчезла.

"Ясненько... Предали, значит? Да..., - эмоции били через край. - Нет, вот как можно, после такого, доверять женщинам? Он ей поверил, оставил их наедине... А они смылись!"

Гарри мрачно подумал, что когда эти двое вернутся, он, пожалуй, убьет обоих...
А сейчас лучше последовать за ними. Хотя бы мысленно. Потому что без информации он просто сойдет с ума.

Гарри закрыл глаза, освобождая сознание от действительности, и постепенно стены палатки растворились, и сам он унесся далеко отсюда...

Он стоял среди знакомой гостиной и крутил в руках волшебную палочку, любовно поглаживая бледными паучьими пальцами ее гладкую поверхность. Обломки тяжелых цепей и хрусталя от упавшей гигантской люстры уже подобрали с полу. Гостиную освещал лишь скупой свет раннего серого утра. В этих бесцветных сумерках фигуры Пожирателей, стоящие в стороне и ожидающие взгляда и слова от своего хозяина, казались потусторонними злыми демонами.

Окинув свою армию удовлетворенным взглядом, он перевел взор на вжавшихся в стену трех Малфоев и Беллатриссу. Вся семейка в сборе во главе с Люциусом. Теперь узнать этого аристократишку можно только по белобрысой шевелюре. Да и та казалась серой от грязи и запекшейся крови. Слабак!
Недолго выдержал... А как ласкали слух его мольбы о пощаде! Впрочем, мог бы кричать и погромче. Судя по тому, что тело трясется, а рука слепо шарит в поисках сидящей рядом женушки, уже очнулся. Ну что ж, продолжим.

Впрочем, Люциус подождет. Вот его белобрысому щенку, кажется, немного перепало. Дышит еще вполне ровно. Сейчас подправим.
Он взмахнул палочкой, притянув к себе слабо шевелящуюся, окровавленную фигуру Драко.
Что, озноб бьет? Это хорошо... Продолжим.

- Люциус, я последний раз спрашиваю: кто из вас помог сбежать Поттеру? Как он мог покинуть дом, через оградительные барьеры которого не смог бы прорваться даже я. Кто подсунул мальчишке портал? Говори, если тебе еще дорог твой никчемный сыночек!

Темный Дорд снова взмахнул палочкой. Горячая кровь хлынула к вискам, а из палочки вылетело заклинание. Драко закричал безнадежно, протяжно, на одной высокой ноте. Не плохо... Можно еще чуть-чуть. Ну что, Люциус, нравится? Будем говорить?

- Я... я... М-мы н-не ви-виноваты, п-по-повелитель! На-наверное, у м-мальчишки б-был п-портал с с-собой, - еле промямлил Люциус, заикаясь на каждом слове.

- Что значит с собой? Его не обыскали? Их всех не обыскали? Мне кажется, Люциус, что в крике твоего сына маловато динамики...

- Повелитель! Пленников к нам доставил Сивый и его компания. Они должны были их обыскать! Хозяин, умоляю, пощадите моего сына! Он здесь не причем!

Надо же, даже заикаться перестал... Откуда только силы взялись? Мало получил. Ну, ничего, подправим... Только чуть позже. У нас впереди много времени, а подвал теперь пустой. Да и новую палочку надо опробовать. А пока займемся оборотнем.

Окинув глазами гостиную и обнаружив в другом углу, около лестницы, четверых егерей во главе с Сивым, Темный Лорд притянул к себе последнего. Оборотень пробороздил своим телом пол, оставив на паркете грязный кровавый след. Фенрир поднял заплывшую от крови морду вверх и преданно взглянул в глаза хозяина. Нет, этот, судя по всему, не будет врать. Предан, как собака. Верный человек. Свой человек. Он всегда знал, что лучше иметь дело с волками, чем с хитрыми лисами.

- Ты обыскал пленников, оборотень?

- Д-да, хозяин, - промямлил Сивый. - Я уже отдал изъятую у мальчишки палочку Нарциссе. Мы рассчитывали на вознаграждение, хозяин.

Наглость! А этот оборотень смелее, чем я думал.

- Мне это известно, Сивый! Только к Поттеру эта палочка имеет такое же отношение, какое ты Сивый, к воображаемому тобой вознаграждению. Что еще нашли?

Шарит в карманах. Отлично. Жду.

- Вот, хозяин. Эту палочку я собственноручно отобрал у грязнокровки, у той девчонки, которая была вместе с Поттером. Я лично ее обыскивал. У нее в карманах больше ничего не было. Я ручаюсь, мой Темный Лорд! А мальчишкой занимался Струпьяр... Я не виноват, хозяин! Я тут не причем! Я ваш верный слуга, хозяин!

Сваливаем вину на другого... Спасаем свою шкуру... Ну что ж, вполне ожидаемо от такого ничтожества, как ты. Стоит наградить тебя Черной Меткой за верную службу. Чтобы служил еще преданнее, грязный пес!

- Молчать, оборотень! Давай сюда деревяшку. Посмотрим.

Лапки-то трясутся, ублюдок! Ладно, посмотрим, что ты мне тут даешь. Жаль, старик сбежал вместе с мальчишкой. Не у кого узнать наверняка.

Волан-де-Морт покрутил в длинных, бледных пальцах взятую из рук Фенрира палочку и нехотя взмахнул ею.
Он не сразу понял, что произошло. Почувствовав резкий удар в то место, где должен был находиться нос, он отдернул руку и закрыл лицо пальцами. Палочка вырвалась из его руки и сильно ударила по лысому черепу. Потом еще раз! И еще раз!

Злость вскипела в нем, как черная зараза. Оборотень над ним издевается! Они все над ним издеваются! Что за дрянь они ему тут подсовывают? Кажется, он переоценил преданность оборотня. А в подземельях этого дома достаточно много свободного места...

Он схватил рукой шальную палочку и с яростью переломил ее, как щепку, метнув обломки в Фенрира. Туда же полетело пыточное заклятие. Сивый взвыл, как волк, протяжным, леденящим душу криком, идущим глубоко изнутри его тренированного горла. Волчий вой Фенрира немного успокоил его. Можно было продолжать дальше. Кто следующий? Взгляд остановился на Беллатриссе.

Верная собака. Почти такая же верная, как его змея. Смотрит в глаза преданно, с подобострастием и восхищением. Иди сюда, рыбка. У тебя ведь нет секретов от своего господина? Или я ошибаюсь?

Бросается к ногам... Что ж, ему это нравится. Посмотрим, что скажешь дальше. Жду.

- Хозяин! Мой Лорд! Я не виновата! Я клянусь! Я занималась девчонкой... Фенрир отвел в подвал пленников. Хвост пошел в подвал, когда оттуда послышался шум. Это он выпустил Поттера и его дружка. Но я шантажировала их, приставив нож к горлу девчонки. Я почти победила. Они уже сложили палочки. Но потом появился этот эльф и обрушил люстру!

Что она несет! Какой эльф? Откуда здесь, в этом доме, мог взяться эльф, состоящий на службе у Поттера? Ах да! У него же есть какой-то старый эльф, доставшийся в наследство от вонючей псины по кличке Сириус.

- Это тот старый сморщенный сморчок, которого я имел сомнительное удовольствие лицезреть здесь два с половиной года назад?

- Нет, хозяин! Это был наш бывший эльф. Его звали Добби.

Опять чушь! "Круцио!"
Белла визжит. Подождем. Нота взята высокая, правильная нота. Вот теперь, моя девочка, ты готова отвечать на вопросы.

- Какой бывший эльф? Что значит «бывший»? Как он проник в дом?

Мямлит ответ вроде бы с вполне убедительным подобострастием.

- Тот самый домовик, хозяин, которому Люциус дал свободу несколько лет назад. Я не знаю, хозяин, как он попал в дом! Я не знаю, хозяин, как он смог исчезнуть из дома! Я не знаю, хозяин... Я не знаю...

Ну что ж, сейчас узнаем...
- Люциус! Сколько эльфов принадлежит вашей семье?

- Одиннадцать, мой Лорд.
Как он жалок, этот потасканный аристократишка. Но "мой Лорд" - это не для него.

- Для тебя, Люциус, я хозяин! Постарайся запомнить. И призови всех своих эльфов. Немедленно.

Подумать только, у этих недочеловеков есть свои имена? Надо же, как трогательно! Неужели эти уродцы обладают неизвестной ему магией? Да нет, этого не может быть. Иначе тот сморщенный домовик не смог бы доплыть вместе с ним в одной лодке до острова в пещере. Его магия была просто ничтожной, так же как ничтожна магия всех эльфов. Судя по слишком громким хлопкам при их появлении, самая обычная трансгрессия, да и то в пределах дома. Ничего особенного. Что ж, проверим, сможете ли вы так же ловко появляться и исчезать, если я обновлю антиаппарационные чары.

Он взмахнул палочкой, и воздух в гостиной тотчас же сгустился.

Он, молча, оглядывал ненавидящим взглядом всех, собравшихся в гостиной. Никчемные людишки. Трясущиеся за свою шкуру, жалкие Малфои. Непроходимо тупые Креббы и Гойлы. Нотт, Макнейр, Эйвери - скользкие, ненадежные попутчики. Самые верные слуги умирают первыми.

А эти безобразные уродцы на тоненьких ножках! Так ли они отличаются от людей? Насколько толстая у них кожа, и какова их чувствительность к боли. У него есть хороший способ проверить это. А заодно проверить новую палочку. "Круцио!"

Ближайший к нему эльф упал на спину и, беспорядочно задергав босыми ногами в воздухе, пронзительно запищал.
Волан-де-Морт поморщился. Эти уродец вел себя так, как обычно ведут себя несмышленые, сопливые дети. Он уже опустил палочку, и теперь домовик утирал кулачками слезы на перекошенной от боли остроносой мордочке.

Святой Мерлин! С кем он связался! Нет, эльфы не люди, а животные. Они даже не соображают, что сейчас он будет их убивать. Вот Малфои соображают, что ждет их ненаглядных эльфов. Глаза Нарциссы застыли от ужаса в ожидании скорой расправы. Подойди сюда, красавица! Я давно хотел поближе познакомиться с твоими сокровенными мыслями.

Ага, переживаем за судьбу никчемных уродцев... Но что я вижу? Оказывается, смерть для них не самое страшное... Оказывается, быть выкинутыми на улицу для них страшнее... Как интересно! Да нет, даже для эльфов нет ничего страшнее смерти. И ты это знаешь, Нарцисса. Но убить их я успею. А сейчас мы все немного позабавимся. Давно мои верные люди не развлекались по-настоящему. Как раз сейчас мы исправим ошибку и заполним этот досадный пробел. А развлечет нас всех славная хозяйка домовых эльфов.

- Я вижу, вы питаете жалость к вашим ненаглядным эльфам? Жалость, Цисси, скверное чувство. Но вы можете дать ему волю, и попытаться освободить ваших эльфов. На всех у вас, к сожалению, одежды не хватит... Но мы с удовольствием посмотрим, как далеко вы сможете зайти, следуя за вашей жалостью. Приступайте.

Надо же, раздевается... Впрочем, посмела бы она ослушаться хозяйского приказа!
Он бросил короткий взгляд на зрителей, спрятавших лица под белыми масками. Но в глазных прорезях сверкает неподдельный интерес к новому для них зрелищу. Надеюсь, миссис Малфой не обманет их ожиданий.

О-о! Да ваша жалость к эльфам, миссис, действительно не знает границ и выходит за все рамки приличия. Только вот что-то счастья на пучеглазых мордах не наблюдается? И никто из них не торопится сбежать? Они в ужасе. Прекрасно.

- Ну что ж, миссис Малфой! Вы показали всем нам, что умеете исполнять приказы хозяина. А теперь я хочу увидеть, как освобожденные вами эльфы смогут покинуть эту гостиную. Пока я вижу лишь то, что они, и соображать-то толком не могут. Безмозглые животные. На них время тратить жалко. Приказывайте. Они ведь выполняют приказы только своих хозяев? Или они не понимают, что их здесь ждет? Объясним... Пожалуй, начнем с того, крайнего, который отупело теребит в ручонках носовой платок.

"Авада Кедавра!"

Глядя безумными глазами на зеленую вспышку, вырвавшуюся из волшебной палочки Темного Лорда, Нарцисса прокричала последний приказ оставшимся в живых эльфам:
- Вон отсюда!

Волан-де-Морт с недоумением смотрел, как за доли секунды, один за другим раздались громкие, неожиданные хлопки и все эльфы исчезли из гостиной. Он этого не ожидал! Это была неслыханная наглость!

- Вернуть! Немедленно! Призвать всех! Обратно сюда!

Что она там лопочет? Снова называет всех по именам? Подождем.
Вновь раздались знакомые трескающие звуки. Три оставшихся в живых эльфа появились перед своей хозяйкой. Стоят, трясутся от страха. Ему это нравится.

- Где остальные?

Этот вопрос к тебе относится, Цисси.

- Хозяин, остальные теперь свободны и не подчиняются больше моим приказам. Я не виновата, хозяин. Я выполняла ваш приказ!

Он выпустил наружу клокочущую внутри ярость. Черт! Белла говорила правду: эльфы способны игнорировать антиаппарационные чары. Но он их достанет!

- Молчать! "Круцио!" Проследить, догнать, вернуть!

Взгляд его снова останавливается на трех дрожащих уродцах с большими ушами и тоненькими ножками. Опять здесь путаются под ногами?
- Авада Кедавра! Авада Кедавра! Авада Кедавра!

Зеленые вспышки метнулись к домовикам, отразились в их огромных глазах, и они упали на паркет гостиной того самого дома, в котором трудились всю свою жизнь.

Гарри тяжело приходил в себя. В глазах еще стояли отблески зеленых молний, оборвавших жизнь трех домовых эльфов. Но постепенно зеленый туман перед глазами рассеялся, и он увидел самого себя, лежащего на холодном полу знакомой палатки.

Собственные глаза без очков видели плохо. Очки нашлись тут же, на полу. Слепо пошарив рукой вокруг себя, нащупав кривые дужки и водружая очки на нос, Гарри невольно с грустью подумал, что в сознании Волан-де-Морта он прекрасно обходится без очков. Пожалуй, стоило признаться самому себе, что давно уже он не видел глазами своего врага такой отчетливой и ясной картинки. С того самого рождества, когда сломалась его старая волшебная палочка с пером феникса. Какая ерунда! Разве четкость его видений зависит от того, какая палочка находится в его руках? Или все же зависит?

Вот сейчас у него целых две палочки, и обе идентичны палочкам Волан-де-Морта. Неужели они каким-то невероятным образом помогают ему связываться с сознанием Темного Лорда...

Господи, о чем я? Гермиона! Где она?
Гарри выскочил на улицу, опасаясь, что подруга не сможет разыскать в лесу невидимую для глаз палатку.
Палатка пропала и из его поля зрения, он обежал вокруг того места, где она стояла, но верной подруги не было.
Отчаяние накатило огромной волной, захлестнув собой все остальные чувства. Он не может ее потерять! Она слишком дорога ему. Это все равно, что потерять собственную руку или ногу. Или даже намного больше - половинку собственной души.

Не в силах больше оставаться в неизвестности, забыв об осторожности, Гарри не заметил, как проговорил вслух: "Гермиона!"

Звук собственного голоса, эхом отразившийся от древесных стволов и вернувшийся к нему обратно, ударил в голову и выстроил мысли в нужном порядке.

Болван! Идиот! Нужно же было просто призвать Кикимера. Давным-давно нужно было это сделать, а он сидел тут, кино смотрел про Волан-де-Морта.

Решив про себя, что на сегодня с глупостями случился явный перебор, Гарри быстро вернулся в палатку, надежно скрытую от посторонних глаз. Но выкрикнуть имя своего домовика не успел.

Двери палатки распахнулись, и на пороге появился невидимка, держащий на руках совсем маленького эльфа, скорее всего ребенка. Второй большеглазый домовенок тоненькой ручонкой крепко вцепился в свободную руку невидимки.

- Гарри, это я, Гермиона, - раздался в дверях палатки до боли знакомый высокий голос.

Невидимка осторожно поставил эльфенка на пол, скинул с себя капюшон отцовской Мантии, и перед Гарри возникло лицо Гермионы, родное и близкое.
Жива! Она жива!

Не дожидаясь, пока она скинет с себя Мантию, совершенно забыв о том, что еще минуту назад он ругал ее (про себя) последними словами, Гарри сделал шаг навстречу. И тот час же погрузился в каскад густейших каштановых волос, обгоревших при пожаре в выручай-комнате и еще хранивших в себе легкий паленый запах из прошлой жизни.




Глава 23. Г.А.В.Н.Е. - дело тонкое.

- Я ожидал, что вас будет несколько больше, - произнес Гарри, отпустив из объятий девушку и оглядев палатку, - А где остальные пятеро эльфов? То есть шестеро, вместе с моим законным Кикимером?

- Я забрала самых маленьких, а остальные ждут в лесу. Так что мне нужно быстрее туда, - произнесла Гермиона, направляясь к выходу из палатки. - Я тебе потом все объясню.

- Так я тебя и отпустил одну, - проворчал в ответ Гарри, крепко взяв подругу за руку и приказав малышне сидеть тихо в палатке и не высовывать ушей на улицу.

Они нашли эльфов там, где их несколько минут назад оставила Гермиона: под старой большой елью. Если не считать белых льняных полотенец, подвязанных в виде греческой тоги, то маленькие человечки были почти раздеты. Все они дрожали от утреннего холода, сбившись в жалкую кучку и тщетно пытаясь согреться. Гарри посадил самого маленького эльфа себе на загривок, еще двух взял за ручки. Кикимеру приказал крепко прицепиться сзади. То же самое сделала девушка с двумя оставшимися домовиками, после чего они все вместе поспешили к родной палатке.

- Понимаешь, Гарри, у эльфов своя магия, которая отличается от магии взрослого волшебника. Вот я и не хотела, чтобы эльфы трансгрессировали прямо к нашему укрытию. Просто уверена в том, что Пожиратели сейчас отслеживают любую нестандартную магию. Так что этим беднягам никак нельзя колдовать, и они практически беззащитны, - рассказывала Гермиона, когда они уже шли к дверям палатки, ведя за руку эльфов, как маленьких детей.

В словах Гермионы был смысл, потому что волшебство, совершенное Добби в доме Дурслей, Министерство засекло сразу.

- Мы все вместе трансгрессировали несколько раз из дома Малфоев в Хогвартс, из Хогвартса в Запретный лес, из леса снова в туалет Плаксы Миртл, потом опять в Запретный лес, а потом уже туда, где я всех ненадолго спрятала, - продолжала Гермиона, уже приоткрывая вход в палатку.

По-видимому, все спасенные эльфы были одной семьей. Или это было две семьи. Малыши тут же кинулись в объятия к своим родителям, а взрослые маленькие человечки не замедлили расплакаться. Но к счастью, и к огромному облегчению Избранного, все быстро успокоились.

Гарри тихо сидел на стуле и тупо наблюдал, как Гермиона усаживает всех эльфов на кровать, накрывает их одеялом. Маленькая палатка стала здорово напоминать детский сад. Чтобы стало теплее, Гарри разжег синие огоньки, которые еще в прошлом походе согревали их от зимних морозов, и заварил свежий горячий чай. А когда воздух наполнился ароматом чая, он почувствовал настоящий голод.

Солнце уже взошло, и его косые лучи с любопытством заглядывали в маленькое окошко палатки. Гарри достал из рюкзака хлеб и банку джема, нарезал булку на куски и намазал повидлом. Через несколько минут вся компания с удовольствием уплетала хлеб и прихлебывала из наколдованных Гермионой кружек.

Мысли в лохматой голове Избранного теснились не самые радужные. Целых восемь практически раздетых эльфов, включая Кикимера, да еще и магией им пользоваться нельзя. Но, с другой стороны, не бросать же их, в самом деле, на произвол судьбы. К несчастью, накатила дикая усталость, и очень захотелось спать.

"Что-то мы перешли на странный режим сна и бодрствования, - невесело отметил про себя Гарри. - Сутки воюем, сутки спим... Потом опять сутки воюем..."

Когда был съеден последний кусочек хлеба, Гарри взял подругу за руку и вывел из палатки на воздух.

- Какие у нас планы на ближайшее будущее? - спросил он прямо, как только они оказались одни. - И как тебе удалось их уговорить вовремя покинуть дом?

- Ох, Гарри! Вообще-то, я никого не уговаривала. Опять пришлось взять грех на душу. Мы с Кикимером трансгрессировали прямо на кухню. Ну, короче, я там поработала палочкой, внушив эльфам, что нужно будет покинуть поместье по приказу миссис Нарциссы. И что их с радостью возьмет на работу новый хозяин, - ответила девушка, нервно оглядываясь на входное отверстие в палатку. Гарри это заметил, и быстро сообразил, кто же будет этим счастливым обладателем семерых эльфов.

- А новый хозяин - это, надо полагать, я и снова я! Замечательно! - воскликнул Избранный. - А почему бы тебе самой не оприходовать парочку маленьких человечков. Вам с Роном потом в хозяйстве пригодятся.

От последнего замечания Гарри щеки девушки заметно порозовели. Она дернулась было что-то сказать, но, передумав, замолчала.

- Гарри, вряд ли эльфы захотят дать клятву верности грязнокровке, - возразила Гермиона, когда, наконец, снова заговорила. - Мне и так пришлось внушить им дружеское к себе расположение. Ну, ты ведь помнишь реакцию Кикимера, когда я к нему всего лишь прикоснулась. Да-да, такие вот грязные методы. Но ведь и ты, помнится, не останавливался, ни перед "Круцио", ни перед "Империусом". Но временное помрачающее заклинание - это одно, а клятва верности - совсем другое. Я всего лишь грязнокровка, хоть и горжусь этим, а ты - знаменитый Гарри Поттер. Тебя все эльфы знают и любят, как своего защитника. Можно было бы, конечно, пока оставить их свободными, но так они будут в большей безопасности.

- Не понял? Что значит: "в большей безопасности"? - произнес Гарри, искренне недоумевая, чем же он сможет защитить эльфов, будучи их хозяином. - Какая разница: будет у них хозяин или нет?

Гермиона вздохнула и принялась терпеливо объяснять:
- Во-первых, ты запретишь им пользоваться магией. Ослушаться приказа своего хозяина они не смогут. А во-вторых, ты сможешь призвать их к себе, в случае чего. Гарри, другого выхода сейчас нет. Мы здесь, в "прошлом" нелегально. Нас никто не должен видеть. Куда мы сможем их пристроить? В "Норе" сейчас никто не живет. Коттедж "Ракушка" перенаселен, и что-то когда мы там жили, никаких эльфов в доме я не заметила. В Годрикову Впадину лучше не соваться, в Хогсмид тем более. Аберфорт два дня назад явно увидел нас впервые. Да я боюсь, что сейчас там Пожиратели будут проверять все дома подряд. Где живет известная тетушка Мюриэль, я не знаю. Андромеда про эльфов тоже ничего не говорила. Короче, Гарри, я не знаю, что делать. Но у нас есть еще одна палатка. Та, которую я одолжила у Билла в "Ракушке" перед ограблением банка. Поселим в ней эльфов, и ты прикажешь им сидеть тихо и не высовываться. Как-нибудь месяц протянем, а все остальное несет в себе еще больший риск. Кроме того, здесь четверо взрослых эльфов и трое детей. Две семьи, и разлучать их нельзя.

Господи, что она несет! Да они же просто замерзнут в холодном весеннем лесу без одежды...
С другой стороны, ни одной стоящей идеи, куда бы отправить свалившихся к ним на головы домовиков, у Гарри не было. Все известные ему дома по тем или иным причинам не подходили. В любом случае, появление целой кучи бездомных эльфов вызовет, у кого бы то ни было слишком много вопросов. Можно было, конечно, глотнуть оборотного зелья, и попробовать поговорить с Люпином, но ведь не поверит, свяжет по рукам и ногам, а действие оборотного зелья через час кончится...

К тому же, дикая усталость с каждой минутой все больше и больше давала о себе знать. Практически, Гарри уже ни о чем не мог думать: ни о домовиках, ни о себе, ни о Волан-де-Морте. Поразмыслив еще пару минут, он пришел к выводу, что самое лучшее сейчас - это немного поспать. Идея Г.А.В.Н.Е. его и так, и этак не минует, но заниматься судьбой эльфов все-таки стоит на отдохнувшую голову. Это он и предложил Гермионе, как самый лучший на данный момент выход.

Как ни странно, защитница эльфов согласилась. Больше они ничего не стали обсуждать. Вернувшись в палатку, Гарри приказал Кикимеру закутаться в одеяло поплотнее и дежурить у входа, попросил по-прежнему сидящих под одеялом на кровати домовиков вести себя тихо, и не в коем случае (под страхом неминуемой смерти) не использовать магию. На робкий вопрос одного из них, когда у них будет новый хозяин, ответил коротко: «Вечером», и вновь начал давать Кикимеру ценные указания, что и как делать в случае чрезвычайных обстоятельств. В большинстве случаев ценные указания сводились к одному: срочно разбудить его и Гермиону. Дело осложнялось тем, что Кикимер все время порывался выяснить, «что за странный тесный дом у хозяина Гарри», «почему хозяин Гарри живет в палатке», и долго ли он намерен так жить, пока Гарри не запретил ему задавать подобные вопросы до вечера. Отвечать на них не было физических сил.

Гермиона водрузила на стол сразу два вредноскопа (один одолжили в "Ракушке", а другой подобрали в старой палатке). Гарри не помнил, как оказался на кровати и закрыл глаза. Последнее, что он заметил, как Гермиона вынула из бисерной сумочки удлинители ушей и положила их стул рядом с кроватью.

Ему снилось, что Министр Магии при большом стечении народа передает ему, как герою магического мира, на атласной подушечке Орден Мерлина какой-то степени. И что Гарри хочет его прицепить к парадной мантии, но неожиданно Орден Мерлина превращается в значок с надписью: "Г.А.В.Н.Е.". Гарри уже, почему-то, и этому сомнительному значку рад, но вдруг появляется чья-то рука, и нагло похищает вожделенный значок из-под самого носа...

Гарри разбудила тихая непонятная возня под кроватью. Потом чей-то детский высокий голос громко произнес: "Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать".
Проснувшись и с трудом разлепив глаза, Избранный, наверное, целую минуту с недоумением осматривал знакомые стены палатки и гадал, откуда здесь могли взяться дети. Но память довольно быстро встала на свое место, и он свесил голову вниз, заглянув под кровать. В палатке царил полумрак, но можно было разглядеть двух маленьких странных человечков с огромными, как теннисные мячи глазами.

"Вот так влипли! - невольно пронеслось в голове у юноши. - По самое-самое в то самое Г.А.В.Н.Е..."

Игра в прятки закончилась, не успев начаться. Водящий домовичок, который явно был постарше, быстро обнаружил малышей под кроватью. Собственно, все убранство палатки составляли три раскладных кровати, поэтому и прятаться-то было особо негде. Но наивные малыши, по-видимому, не желали так просто сдаваться, и с треском исчезли из своего укромного уголка. Скорее всего, под другую кровать, потому что Гермиона тут же быстро соскочила на пол и схватилась за палочку.

Через пару минут она сообразила, что ничего страшного не случилось, но немедленно вытащила двух маленьких проказников на свет и начала их отчитывать за то, что они применили магию. Гарри смотрел на все это с грустной улыбкой: пустая трата времени, поскольку дети такие вот внушения запоминают только с пятого раза. В лучшем случае.

Худший случай не замедлил произойти. Гермиона еще не успела закончить свою воспитательную беседу, как оба вредноскопа, стоящих на походном столе, слабо засветились и начали медленно вращаться.

Гарри схватился за палочку, Гермиона за удлинители ушей. Кикимер появился в дверях палатки и начал что-то бормотать, но хозяин приказал ему замолчать. Все и так уже было ясно. Быстро разматывая длинные шнуры, девушка нервно приговаривала:
- Судя по вялому вращению вредноскопов, намерения злые, но формальные. Скорее всего, просто проверяют всплеск нестандартной магии. Если повезет, то могут пройти мимо, ведь наши заклинания работают хорошо... Если что, немедленно трансгрессируем все вместе.

И тут же, не теряя ни секунды, занялась упаковкой вещей в бисерную сумочку. Эльфы бестолково столпились в кружок и смотрели на своих спасителей с детской наивной надеждой в круглых зеленых глазах. А в тишине палатки уже раздавался хруст веток и грубый мужской голос из внешнего мира:

- Что ты надеешься здесь обнаружить, Шербер? Если эти чертовы эльфы здесь и были совсем недавно, то уже сплыли в неизвестном направлении. Все еще надеешься заработать много-много денег? Или нацелился на получение Черной Метки?

Ему ответил такой же грубый хриплый голос:
- Да куда уж нам волкам до Пожирателей... У них, знаешь ли, своя стая, а у нас своя. Мы для них люди второго сорта, а до Черной Метки у хозяина даже Сивый не дослужился, да и до приличной работенки тоже. Так же, как и нас, его ноги кормят... Рекомендации выполняю, только и всего. Заработать что-либо уже не надеюсь. В Министерстве непременно обманут, как того же наивного эльфа. А с базы хозяина наши вчера еле живыми ушли. Не слышал? Так я сегодня наслушался от Струпьяра. Счастливы до безумия, что смогли унести ноги. Вернее, уползти, потому что лапки-то у них того... переломаны слегка...

Послышался громкий грубый смех.
- Так что делать-то будем? По лесу рыскать? - снова раздался первый голос, в котором рвения и усердия к выполнению своего служебного долга было еще меньше, чем в голосе его собеседника.

- Щас! Залезу на сосну и огляжу окрестности! Ты же знаешь, я ж школу не кончал. Так что с наукой у меня - большая дырка. Самим министерским крысам лень задницу с кресел поднять и уж, тем более, на метле ее морозить. Вот и послали нас поглядеть: не спрятались ли где пучеглазенькие эльфы под зеленой елочкой! Только предупреждаю: я на сосну не полезу. Мне, знаешь ли, свое мягкое место колючими иголочками колоть не хочется...

Оба егеря снова громко расхохотались. Наконец, один из них, просмеявшись, хрипло и злорадно заметил:
- Черт бы побрал, эту волчью жизнь! Сколько надежд было лет пять назад, когда изобрели волчелычное зелье. Думал, заживем как нормальные люди. На работу пристроюсь, а не буду каждый раз околачиваться возле Стена или Назема в надежде, что и тебе перепадут кое-какие крохи. Как же! Еще хуже стало. Тут же издали своевременный указ об ограничении права на труд для оборотней. Те из нас, кому посчастливилось до этого иметь хоть какую-то мало-мальски постоянную работенку, лишились последнего. Как будто они виноваты, что в Хогвартсе по Запретному лесу за школьниками бегал оборотень в светлую лунную ночь. Который, между прочим, там до этого случая целый год ЗОТИ преподавал.

- Да уж! Тамошний директор уже и оборотней на работу брал на проклятую должность, - с издевкой ответил его собеседник. - А где сейчас это Люпин? Говорят, он женился, и жена с пузом ходит...

- Святой Мерлин! Храбрая, однако, женушка попалась! В полнолуние в клетку, что ли лохматенького муженька запирает? - со скрежетом и ехидством в голосе уточнил первый егерь. - Или уже вместе на Луну воют?

Раскатистый, плотоядный смех, усиленный эхом, заполнил вечерний лес. Наконец, вдоволь насмеявшись, один из них просипел:
- Ладно, хватит! Подышали лесным воздухом, и будет. Дело к вечеру, до полнолуния далеко, так что шкурой я еще не оброс. Пошли отсюда. Пусть чинуши сами сюда мотаются и заглядывают под каждый листик. А мне эта вечная сырость и походная жизнь давно поперек горла стоит. Скажем суровому начальству, что их неуловимый Поттер тут сидит под елочкой и барбекю жарит...

Они снова наполнили воздух грубым звериным смехом. Потом смех стих и раздался громкий хлопок, означающий, что егеря трансгрессировали прочь.

Гарри оглядел тесную палатку. Сбившиеся в кучку домовики бестолково топтались на месте, нервно теребя концы надетых на них полотенец. Кикимер преданно смотрел в глаза. Гермиона озабоченно хмурилась, покусывая нижнюю губу.

- Отсюда надо двигать. Причем, немедленно, - быстро произнес единственно верный приговор Гарри всем собравшимся. - Сейчас за этим местом будут следить в оба, и любой всплеск магии... А так... трансгрессию могут еще списать на егерей.

Быстро подсчитав в уме, что на каждого из них двоих с Гермионой приходится по четыре эльфа, что было многовато для парной трансгрессии, предложил ограничиться парой коротких передвижений. За считанные минуты они свернули палатку и, оставив в вечерних сумерках свое прежнее место обитания, унеслись в темноту.

Оказалось, что не так страшна была трансгрессия с грузом, сколько приземление. С кучей эльфов на борту сохранить равновесие было практически безнадежным делом. Гарри хорошо почувствовал твердую землю под собой всеми возможными частями телами. К счастью, серьезно себе ничего не ушиб, и даже свой живой груз не очень сильно примял. Гермиона тоже энергично растирала ушибленную коленку. Эльфы поднимались с земли, отряхивали с себя мокрые, полусгнившие прошлогодние листья.

Гарри огляделся. В небе уже показалась половинка Луны, и осветила мокрый берег одинокого лесного озера. Заросли кустов подступали почти к самой воде. Привал решили сделать подальше от берега, выбрав место среди деревьев, где было посуше. Гермиона привычно развернула палатку, а Гарри делал круги вокруг девушки, шепча защитные формулы заклинаний и надеясь, что они спасут их самих, и их, беззащитных на данный момент, меньших братьев.

Вторую палатку решили не ставить. Гермиона сказала, что на большей площади поверхности защитные заклинания работают хуже, потому решили не рисковать. Новая палатка, к счастью, оказалась просторнее, чем старая. Она тоже была что-то вроде магловской однокомнатной квартиры, но комната была немного просторнее, и вмещала в себя целых четыре кровати. Кухня была почти такая же тесная, как и в старой палатке. Но Гарри, оглядев жилище, остался доволен. Если учесть, что спать им с Гермионой все равно придется по очереди из-за необходимости постоянного дежурства, то, в общем и целом жить было можно.

Никакой еды ни в рюкзаке, ни в бисерной сумочке, к сожалению, не наблюдалось. А в животе было на удивление пусто и тоскливо. Идти по магазинам было поздновато, и Гарри предложил попытать счастья в рыбной ловле. Но Гермиона нашла для него более важное занятие.

- Ловить рыбу пойдем мы с Кикимером. А ты будешь принимать клятву верности от домовиков, - строго заявила она таким твердым голосом, что у Гарри не нашлось никаких аргументов, чтобы возмутиться. Двое домовят были совсем еще несмышлеными малышами, а нужно было, во что бы то ни стало заставить их слушаться старших.

- Если бы я еще знал, как это делается, и как сия клятва принимается, - буркнул в ответ недовольный Гарри, сердцем чувствуя, что рыба на сковородке зашипит очень не скоро.

- У Кикимера спроси, - ответила Гермиона, укрывая замерзших эльфов одеялами. Потом она достала из сумочки какую-то большую лиловую вещь, в которой Гарри узнал мантию Нарциссы, отданную ею одному из эльфов.

- Как ты думаешь, будет ничего, если я разорву ее на кусочки и попробую всех наших друзей немного приодеть? - спросила она с надеждой, повернувшись к своему другу.

- А как-нибудь проще нельзя? Завтра прогуляюсь в детский отдел, куплю всем комбинезончики, шапочки, ботиночки..., - не выдержал Гарри. - Господи, видел бы меня Рон!

Разумеется, проще жить было никак нельзя, потому что одежду эльфам было носить не положено. Это Гермиона начала терпеливо объяснить Гарри, а сам Избранный тоскливо думал о том, что все эти магические законы явно созданы для того, чтобы еще больше усложнять его нелегкую жизнь.

Под убедительные объяснения Гермионы Гарри задержал свой взгляд на чемоданчике Люпина. И вдруг его осенило. Он расстегнул ремень и выудил из чемодана защитные плащи и шляпы от близнецов Уизли.

- Гермиона, смотри! Мы ведь можем надеть на них вот эти защитные плащи. Убьем сразу двух зайцев: и от холода защитим, и от всяких лишних заклятий. А настоящей одеждой это никак не может считаться, потому что это СПЕЦодежда, - многозначительно отметил он, делая ударение на последнем слове и разворачивая один из плащей. - Великоваты, конечно, но у близнецов должна быть предусмотрена подгонка по фигуре. Пробуем? До теплых дней еще очень далеко...

В душе Гарри был уверен, что такой вариант защиты эльфов от переменчивой апрельской погоды будет наилучшим. Если, конечно, удастся уговорить этих чудо-человечков с ушками.

Гермиона смотрела на него недоверчиво, с явным сомнением.
- Но ведь они не должны получать одежду из рук хозяина. Тогда магический союз между ними будет разорван, и эльфы обретут свободу.

- Гермиона, смотри шире! Я, пока, им не хозяин. Это раз. А два - это то, что я сам никогда не носил эти плащи, - отметил второй факт Гарри, вспомнив радость Кикимера, когда тот не поймал брошенную в него новую одежду. - А если ты на них эти СПЕЦплащи наденешь, то я вроде, как и вовсе не причем. Потом уже всех усыновлю, удочерю, вымою, высушу, спать положу... В конце концов, можно провести эксперимент. Сейчас одного приоденем, а потом я заключу с ним магический союз. Если магия будет действовать, и он будет меня слушаться, то все значит нормально. Отдав кому-нибудь одному одежду сейчас, мы все равно ничем не рискуем. В смысле, сейчас домовики и так свободны.

У девушки предложение друга каких-либо восторгов по-прежнему не вызывало. Она сидела на кровати, глубоко задумавшись, разложив перед собой защитный плащ и лиловую мантию Нарциссы, не решаясь что-либо предпринять. Вдруг Гермиона встала, и, позвав Кикимера, обратилась к старому домовику.

- Кикимер, я, кажется, читала, правда, довольно давно, что при заключении магического союза с волшебником эльф получает от него в знак... рабства, - Гермиона поперхнулась, - какую-нибудь тряпку: наволочку, полотенце или еще что-нибудь. Это одно из неотъемлемых частей ритуала. А все старую одежду эльф должен немедленно сжечь. Это так?

Кикимер кивнул в знак подтверждения ее слов, а у Гарри упало настроение. Но, подумав немного, он решил не сдаваться.
- Но ведь хозяин может дарить своему домовику что-то не из одежды. Ведь ты, Кикимер, не стал свободным, когда я подарил тебе медальон Регулуса? - задал он вопрос своему домовику.

Кикимер снова кивнул, но его большие глаза при этом стали потихоньку наполняться слезами.

- Так вот, в связи с тем, что у нас тут война, я подарю всем эльфам защитные плащи, и мы заключим магический союз. Тем более что лишних наволочек у меня сейчас нет, а вот, защитные плащи есть, - вдохновенно произнес Гарри и уставился на эльфов, ожидая их реакции. - Что скажите, друзья?

Кикимер нерешительно потоптался на месте и вдруг снова настойчиво задал свой старый вопрос:
- А почему хозяин Гарри живет в палатке? А у хозяина Гарри совсем нет настоящего дома? А что здесь в палатке Кикимер будет чистить?
При этом вид у старого домовика был несчастный. Он все время обводил огромными глазами стены палатки, как бы измеряя ее весьма скромные габариты, и тяжко вздыхал.

- Кикимер, не мне тебе объяснять, что идет война. Ты прекрасно знаешь, что сейчас творится в Хогвартсе. Вернуться сейчас туда ты не сможешь, там могут сейчас проверять всех эльфов. Пожиратели не делали это почти полгода, но сейчас, поверь, у них дойдут руки до всего, - Гарри говорил все это с такой серьезностью в голосе, что все эльфы, даже малыши, притихли. - Поэтому придется, немного пожить в походных условиях. Через месяц, я вам обещаю, у вас будет настоящий дом. А сейчас, в связи с военным положением, вместо наволочек будем использовать защитную спецодежду. Вопросы есть?

Вопрос поступил от эльфийки средних лет. У нее, в отличие от всех остальных эльфов, льняное полотенце было очень аккуратно приколото скромной брошью и украшено ручной вышивкой.

- Добрый вечер, уважаемый сэр Гарри. Меня зовут Сэрра. А это муж Сэрры, Хаппи и сын Микки, - представилась эльфийка и указала на другого эльфа, который, судя по многочисленным складкам на коже, тоже был уже не молод. Ее сыну Микки было, наверное, лет десять-двенадцать. Это было видно по восторженно-наивному выражению мордашки, и по маленьким лысеньким ушкам, торчащим торчком на голове. Уши взрослых эльфов покрывал пушок, а у стариков уже росли короткие волосы.

"Надо же, так я, пожалуй, скоро смогу их всех различать, - с удивлением подумал Гарри. - А вот этим маленьким, интересно, сколько годиков? Судя по тому, как они не могут минуты устоять на месте, курносым носикам и маленьким, смешно топорщившимся в разные стороны ушкам, лет пять-шесть, не больше. А вот это, наверное, их родители. Довольно молодые эльфы, если смотреть на их почти гладкую кожу. Как у Добби... А мой бедный Кикимер совсем старый..."

Его отвлеченные размышления прервал рассудительный голос Сэрры:
- Сэр Гарри должен знать, что эльфы связаны магией не только, и даже не столько с волшебником, но и с домом, в котором живет их хозяин. А если у сэра Гарри нет своего дома... Я не хочу обидеть сыра Гарри, но эльфы не живут в палатках. Домовики обитают только в старинных особняках и замках. Или, на худой конец, в старинных домах. Переходят по наследству.

- Не понял? - снова удивился Гарри. - Так, значит, волшебная палатка с пятым измерением вам не подходит? Ну, знаете... У нас тут, знаете, война! А вообще, дело ваше. Я обещаю, что через месяц у вас будет настоящий дом. Кто со мной, кто не боится связать себя магией с походной палаткой - шаг вперед!

Гарри был уверен, что эльфы на такой смелый шаг не осмелятся, поэтому заключение магического союза между ним и эльфами будет временно отложено до лучших времен, а он раздаст всем защитные плащи и пойдет ловить рыбу. Тем более что Гермиона своим растерянным видом только подтверждала его уверенность. Так бы оно и случилось, но двое малышей неожиданно сделали свой выбор, шагнув навстречу своему будущему хозяину.

- Холли хочет жить с вами в палатке, сэр Гарри! Солли тоже хочет жить в палатке! - приговаривали они хором, припрыгивая на месте от радости и нетерпения. Гарри почему-то решил, что обе эти юные особы - девчонки.

С лица Гермионы исчезло грустное выражение. Увидев, наконец, просвет в том тупике, в который их всех загнала жизнь, она улыбнулась и предложила своему другу узнать у Кикимера подробнее о заключении магического союза между эльфом и волшебником. Только вот сам Кикимер был грустнее ночи, и уныло стоял в сторонке, обреченно свесив дряблые уши.


Глава 24. Долгая ночь.

С грустью глядя на печального Кикимера, Гарри от всего сердца пожалел дряхлого эльфа, морщинистая кожа которого сложилась в глубокие складки, а когда-то яркие зеленые глаза давно выцвели, как старые обои в комнате Регулуса.

"Наверное, боится, что мне не нужен будет старый дряхлый эльф, если у меня появятся молодые и здоровые домовики", - кольнуло у Гарри в сердце, - вот потому такой несчастный".

Душу затопила волна жалости. По сути, Кикимер - это было то немногое, что осталось у него от крестного. Живое приложение к дому на площади Гриммо. Тот мрачный дом так и не стал ему близок, а вот Кикимера, похоже, он полюбил... Гарри тихо подошел к Кикимеру и, присев рядом с ним на корточки, взял его за тоненькие морщинистые ручки.

- Кикимер, я никогда не выгоню тебя на улицу, честное гриффиндорское, - поклялся Гарри, глядя прямо в мокрые круглые глаза. - Я никогда не отрублю тебе голову и не отрежу уши. Я слышал, что ты об этом якобы мечтаешь, но я в это не верю и считаю это варварством. Когда ты умрешь от старости, я похороню тебя так же, как вчера похоронил Добби.

- Добби у... умер? - заикаясь, квакнул Кикимер
- Умер... Добби..., - донесся до ушей Гарри уже знакомый высокий голос, принадлежавший эльфийке Сэрре. Но сейчас ее голос зыбко дрожал в тесной тишине палатки.

Гарри обернулся. Все без исключения домовики: и взрослые, и дети, были явно удивлены и растроганы поведением сэра Гарри, и все, как один, устремили на него и Кикимера восхищенные взгляды огромных, блестевших, как изумруды, глаз. Во всех семи парах зеленых глаз застыли невыплаканные крупные слезинки.
"Ну конечно, - подумал Гарри, - ведь Добби чуть не задохнулся в рыданиях, когда я впервые усадил его рядом с собой на кровать... Так что сейчас начнется..."

Гарри с надеждой бросил взгляд на Гермиону. Но и она с таким неподдельным восторгом и полным одобрением смотрела на своего друга и на его старого Кикимера, что, похоже, через минуту-другую была готова расплакаться от умиления.

Гарри не выдержал:
- Предупреждаю: если кто-нибудь сейчас завоет, я всех брошу и пойду к озеру ловить рыбу, - твердо отрезал он и с вызовом посмотрел на всю честную компанию.

Слова его подействовали на эльфов, как стартовый свисток мадам Трюк на игроков в квиддвич. Зарыдали сразу все и хором. Гермиона тоже украдкой смахивала слезы, но держалась вполне пристойно, что радовало сердце и грело душу.

Тем не менее, Гарри твердым решительным шагом подошел к выходу из палатки, прихватил по дороге со стола делюминатор, и, бросив всем на прощание: "Я предупреждал!", вышел вон.

Когда тесная и душная палатка осталась позади, а свежий ночной ветерок проник в легкие, Гарри вдруг почувствовал себя на короткий миг вполне счастливым человеком. От холодного, насыщенного кислородом воздуха закружилась голова. Он с минуту постоял у двери, прислушиваясь к дружному реву и к сопровождающей этот рев икоте маленьких человечков, и бодрым шагом зашагал к озеру.

В лесу было довольно светло. Луна поднялась высоко, и сияла в небе, как половинка серебряного блюдца, оставляя на темной воде широкую лунную дорожку. Тихий всплеск, донесшийся с поверхности воды, напомнил о том, что в озере плавает рыба и что было бы весьма неплохо ее оттуда выудить, чтобы потом занять эльфов полезным делом, то есть приготовлением ужина.

Гарри, представив мысленно большую жирную щуку, метра полтора в длину, чтобы всем хватило, достал из внутреннего кармана волшебную палочку и, взмахнув ею, произнес: "Ассио, щука!". Послышался громкий всплеск, из воды действительно вынырнуло что-то очень большое и тяжело плюхнулось прямо под ноги рыбака, так что Гарри едва успел отскочить в сторону. Огромная рыба яростно билась на земле, поднимая вверх скопившийся на берегу мусор: мелкие веточки и былинки прошлогодней травы. Гарри успокоил рыбу обездвиживающим заклинанием, но в ту же минуту сам свалился с ног от острой боли в шраме.

Где-то далеко клокотала ярость Волан-де-Морта на новую Бузинную палочку, которая мгновенье назад дала очередную осечку. Гарри щелкнул делюминатором, выпустив в ночную темноту тусклый шарик света, и внимательно посмотрел на палочку в своей руке: это была Старшая палочка Дамблдора.

Полутораметровая рыбина у ног Избранного жадно опускала и поднимала жабры. Даже не давая себе полный отчет в том, что он делает, следуя какому-то наитию, Гарри обезглавил щуку режущим заклинанием, а потом применил то, чему научился у Флер за последний месяц, помогая ей на кухне с приготовлением пищи. В воздух поднялся фонтан из рыбьей чешуи, а в шраме снова резко кольнуло от негодования Темного Лорда. Бузинная палочка явно отказывалась служить двум хозяевам одновременно, и всегда выбирала своего истинного хозяина, которым для нее уже являлся Гарри.

Находя какое-то новое для себя удовольствие наблюдать со стороны бессилие Темного Лорда, забыв даже о том страшном, что сама эта возможность означает для него самого, Гарри не спеша разделывал рыбину, колдуя палочкой Дамблдора. Он уже почистил ее с двух сторон, вырезал жабры, рассек живот и выпотрошил. Все делалось почти машинально. Сказывался хороший кулинарный опыт, полученный у Дурслей и подкрепленный бытовой магией из "Ракушки". Но мыслями Гарри был далеко от берега лесного озера. Он видел перед собой тесную затхлую камеру, жалкого узника в разорванной одежде с грязными, слипшимися от крови волосами, в котором с большим трудом можно было узнать лощеного Люциуса Малфоя.

Гарри так разошелся, что наколдовал из воздуха что-то вроде сетки с мелкими ячейками, и, завязав ее снизу узлом, быстро сложил нарезанные куски рыбы в свою импровизированную авоську. Когда Темный Лорд в бессильной ярости покинул подземелье, оставив там недомученного, по его мнению, хозяина поместья, и свои надежды добиться от новой палочки полного подчинения, только тогда Гарри удовлетворенно убрал Бузинную палочку во внутренний карман куртки.

Палатка встретила его рабочей тишиной. Страсти по поводу "такого доброго сэра Гарри, который как с равным разговаривал со старым эльфом" уже улеглись. Гермиона что-то увлеченно обсуждала с Сэррой и Хаппи, молодые родители малышей о чем-то переговаривались между собой, а дети, навострив ушки, старательно делали вид, что никого не подслушивают. Кикимер с деловым видом и глубоким чувством собственной значимости дежурил у входа в палатку.

Гарри гордо выложил на стол уже разделанную рыбину, с удовольствием наблюдая за округляющимися глазами Гермионы и всех без исключения эльфов. Поскольку у них не было ни капли масла, то рыбу решили сварить, тем более что Гермиона откопала в бисерной сумочке чудом сохранившийся там початый пакетик с рисовой крупой и баночку со специями - все это осталось еще от прошлых скитаний. Быстро водрузив на плиту походный котелок, наполнили его водой и зажгли огонь. Сэрра и Хаппи тут же, без лишних слов, взяли на себя контроль над процессом приготовления рыбного ухи. Дети немедленно юркнули на кухню вслед за ними. Гермиона, вернувшись из кухни, что-то шепнула на ухо родителям двух малышей, и они, набравшись смелости, подошли к Избранному.

- Эльф Юппи, - робко представился домовик, - а это жена Юппи, Бобби.
После этого эльф икнул, посмотрел еще раз на Гермиону и выдохнул:
- Юппи хотел бы сказать сэру Гарри, что он и Бобби будут очень рады, если сэр Гарри станет хозяином Солли и Холли.

Гарри немного не ожидал такого поворота событий, а потому, когда до него дошел смысл сказанных слов, счел нужным уточнить:
- А вас разве больше не смущает тот факт, что у меня сейчас нет другого дома кроме этой палатки, и что вашим девочкам придется связать себя магией с походной палаткой? Учтите, я непременно подарю им... в знак рабства защитные плащи, потому что ничего другого у меня сейчас просто нет.

- О, что вы, сэр Гарри! Если они сами готовы связать свою жизнь с походной палаткой, то они непременно будут счастливы в ней, - возразила Бобби и вдруг заговорила скороговоркой, свойственной всем эльфам. - А мы будем рады, что у наших малышек такой добрый хозяин, как сэр Гарри! Эльфы много слышали о вашем величии, но они и представить не могли, насколько вы добры и справедливы. Мы ведь всегда думали, что Добби сильно преувеличивает. А сэр Гарри так добр, так добр...

- А что же вам мешает тогда последовать примеру ваших детей? - перебил ее Гарри, пытаясь направить беседу в более деловое русло.

Эльфийка явно смутилась от такого прямого вопроса, но потом промямлила весьма неуверенно что-то вроде "эльфы не живут в палатках, эльфы живут в старинных особняках, и что она не может вот так сразу привыкнуть к новому дому".

"Так бы и сказала сразу, что у домовиков полно глупых предрассудков, - удовлетворенно решил про себя Избранный и победно взглянул на Гермиону, отметив про себя, что она счастливо улыбается, и улыбка ей к лицу. - А вот у молодежи всегда более прогрессивные взгляды на жизнь!"

Ароматный запах ухи, выбравшись из кухни, быстро заполнил всю палатку. Чтобы не дразнить понапрасну голодные желудки, юноша и девушка выбрались на улицу и присели на маленькие раскладные стульчики, с удовольствием наполняя легкие прохладным ночным воздухом. После тесной, перенаселенной палатки это было как раз то, что нужно. Глядя на освещенные луной деревья, Гарри рассеянно слушал Гермиону, которая объясняла ему тонкости проведения волшебного ритуала, в результате которого между Гарри и двумя маленькими эльфами установится магическая связь, позволяющая эльфу услышать зов своего хозяина за многие мили от него. Будущий хозяин эльфов с удовольствием отметил про себя, что клятву верности будут произносить сами эльфы, а он лишь должен выслушать, назвать эльфа по имени, тоже что-то произнести, и подарить в знак рабства защитный плащ. Если все сработает, то магические нити, связывающие волшебника, домовика и походную палатку с пятым измерением, станут на мгновенье видимыми.

- А мне сегодня приснился странный сон, - сказал вдруг Гарри, когда девушка замолчала. - Как будто бы вместо Ордена Мерлина мне вручили значок с надписью "Г.А.В.Н.Е." Вот такая ерунда...

- Почему Г.А.В.Н.Е.? - изумилась Гермиона, и даже очень искренне изумилась.

- Как почему? - опешил Гарри. - А разве это что-то другое? Я имею в виду твою борьбу за права эльфов.

- Я же сразу переименовала Г.А.В.Н.Е. в ФОРТ, - с достоинством ответила Гермиона. - Фронт Осбождения Рабского Труда. Знаешь, Рон так издевался над этим первым названием... Гарри, без магии, связывающей эльфа с волшебником и домом, он не может быть счастлив. Но он все равно должен иметь возможность разорвать этот союз, если хозяин плохо с ним обращается. Нужно лишь, чтобы они имели возможность обратиться с жалобой в Министерство, а там должны помочь эльфу избавится от старого хозяина и найти ему другую работу. После войны я думаю всерьез заняться продвижением подобного закона...

Тут Гермиона резко осеклась и замолчала, а ее рука неуверенно потянулась к лохматым космам, закрывающим лоб Гарри. Юноша невольно последовал взглядом за рукой Гермионы, но до своего знаменитого шрама дотронулся первым, отодвинув в сторону длинную челку. Пальцы чувствовали, что шрам припух. На тупую, постоянно ноющую боль Гарри уже не обращал внимания.

Сейчас, вслушиваясь в слова Гермионы о ее планах на будущее, Гарри в один головокружительный миг понял, что у Гермионы, в отличие от него, есть будущее, что оно полно свободы и не обременено ничем. Она окончит школу, юридическо-правовую академию (или что-то вроде того) - Гарри не помнил точно, как это учебное заведение у волшебников называется, но это было не важно. А важно было то, что Гермиона могла мечтать о будущем. А у него впереди снова было непонятно что...

Но в тот же самый миг Гарри четко для самого себя осознал, что если страшный диагноз подтвердится, если... частица души Волан-де-Морта по-прежнему живет в нем, то его будущее для него закрыто навсегда. Он не имеет на него права, и жить ему осталось ровно столько, сколько вдохов и выдохов будет сделано его грудной клеткой до победного «Экспеллиармуса".

Гермиона резко осеклась, проговорившись о своих честолюбивых планах, потому что тоже что-то поняла. Поняла, что у него не будет другого выбора, а даже если будет, то он все равно выберет смерть. Потому что любая мысль о возможности повторения всего этого кошмара, который они пережили за последний год, возможности прибавления ко всем смертям близких людей других смертей разрывала его душу на куски. Нет уж, лучше так. Лучше шагнуть в дверь поезда с целой душой и двинуться дальше. Ведь, в конце концов, смерть - это всего лишь очередное приключение...

Чтобы еще раз доказать самому себе, что есть на свете вещи похуже смерти, Гарри вспомнил просторное помещение, светлое и чистое, с прозрачным куполом вместо крыши, заполненное светлым туманом. Станция Кинг-Кросс, откуда его душа могла бы отправиться в вечность, но он сам решил вернуться, чтобы было меньше крови, искалеченных душ и разбитых семей. Там было тепло, светло и уютно, и ему даже пришлось сделать хорошее усилие над собой, чтобы снова вернуться к жизни, где его ждали новая боль и новые потери. Сейчас он точно знал, что в последних словах Дамблдора была правда: не стоило бояться возвращения на эту станцию, откуда поезд увезет его вперед, к маме, к отцу, к Сириусу, к Люпину, к Добби...
Ко всем тем людям, кого он любил...

Несравнимо труднее был сам путь к Убивающему заклятию через Запретный лес. По сути, он уже умер к тому моменту, когда подошел к костру Волан-де-Морта. Он умирал с каждой секундой, отведенной ему Смертью для того, чтобы дойти... С каждым шагом, сокращающим расстояние до лагеря Пожирателей... Чувствуя, что больше не в силах идти дальше, цепляясь за каждую секунду, он, тем не менее, шел, потому что знал: ОН ДОЛЖЕН. Должен всем, кто до этого умирал за него: маме, отцу, Седрику, Сириусу, Грюму, Люпину, Тонкс, Фреду, Добби... Всем защитникам Хогвартса, погибшим в последней битве.

Этот кошмар не должен повториться. Никогда. И потому смерть - не самое страшное, что может случиться в жизни.

Гарри грустно улыбнулся, вспомнив, сколько раз за свою недолгую жизнь он был на волосок от смерти.

Когда в одиннадцать лет он, собравшись духом и подойдя вплотную к черным языкам огня, преграждавшим проход в последний зал, шагнул в пламя, точно зная, что впереди его ждет убийца. Правда, он думал, что это профессор Снейп, а оказалось, что это был Квиррелл. Но ведь это было не важно, важно было то, что в затылке у Квиррелла сидел Волан-де-Морт, и жаждал смерти Мальчика-Который-Уже-Однажды-Выжил.

В свои двенадцать лет он шел один по темным тоннелям Тайной Комнаты, прислушиваясь к хрусту мелких костей под ногами, и точно зная, что там его ждет чудовище, которому достаточно только взглянуть на тебя, и ты навсегда превратишься в бесполезное чучело. Но он шел вперед, почти не думая о себе. Потому что там, за дверью со змеями, умирала Джинни...

А потом, когда в его плечо вонзился клык василиска, и вокруг свежей раны медленно расползалась боль, а сумрачная комната расплывалась перед глазами... Он тогда почти потерял сознание, потому что перед глазами уже горело что-то красное. Но именно тогда он впервые понял, что смерть не так уж страшна.

Гораздо хуже было через год, когда он поставил свою душу между Сириусом и дементором. Гарри почувствовал, как холодные мурашки сбегают вниз по его спине. Ведь дементор не остановился тогда, он готов был Поцеловать невинного школьника, он уже снимал капюшон и тянул в себя воздух. Что бы тогда ожидало его душу? Что угодно, но только не светлая уютная станция и не скорый поезд. А нечто темное, холодное, ужасное... То, что во много раз хуже Смерти!

Год назад он ревновал Джинни к безликому, но очень неприятному незнакомцу, представляя, как она идет с ним под руку, шурша юбками свадебного платья. Потому что она могла позволить себе влюбиться, выйти замуж, родить детей, а у него впереди был только один Волан-де-Морт. Сейчас он вновь представил себе Джинни в свадебном платье рядом с безликим незнакомцем, но к своему удивлению, не почувствовал к нему ревности. Может быть, легкую зависть, но никак не ревность. Все правильно: Джинни должна жить дальше, а его ждет смерть.

Была еще одна разница в ощущениях по сравнению с прошлым годом: не было такого страшного отчаяния и неопределенности. Сейчас он точно знал, что должен сделать: пожертвовать свою жизнь ради жизни других людей. Это самое Дамблдор и имел в виду, при каждом удобном случае вкладывая в его мозги мысль о великой силе любви. А он-то, балбес, не понимал... Год назад он с ума сходил от собственного бессилия, не имея ни малейшего понятия о том, как он будет сражаться с Волан-де-Мортом. А восторги Хагрида по поводу того, что он "мало того, что удрал" от Волан-де-Морта, "так еще и отбился, когда он на него насел", нагоняли еще большее разочарование. Сама мысль о том, что все они воображают, будто он обладает какой-то особенной силой, сравнимой с силой Волан-де-Морта, была ему ненавистна. Не было в нем никакой особой магической силы, не было даже должных знаний. Дамблдор предпочитал раз за разом предлагать ему рискнуть своей жизнью, не позаботившись о том, чтобы вложить в его голову хоть что-нибудь помимо школьной программы. Патронус - заслуга Люпина, Дезиллюминационное заклинание, как ни странно, Волан-де-Морта. Оно стало получаться у него именно после того, как он совершил его, находясь в разуме Волан-де-Морта. Перед тем, как ограбить гробницу Дамблдора.

Гарри криво усмехнулся про себя, вспоминая сцену на кладбище в ночь возрождения Волан-де-Морта. Даже Темный Лорд тогда был уверен, что его научили сражаться на дуэлях. Какие дуэли! Все, чему его научили в Дуэльном клубе, был его верный "Экспеллиармус". С него начали, им и закончили.

Но тогда, на кладбище, он смог противостоять "Империусу" от Волан-де-Морта. Смог! Усилием воли он вывел себя из состояния полудремы и снова хорошо понимал, где он находится и что его ждет.

Господи, как же так? Он смог победить "Империус" от Волан-де-Морта, но не смог освоить оклюменцию...

Гарри поднял глаза и посмотрел на звезды. Днем ветер разогнал облака и на всю ночь обнажил созвездия. Весной большая часть Млечного пути уходит за горизонт, убирая за собой межзвездную пыль. И потому небо кажется особенно бездонным, и взгляд наблюдателя легко устремляется в межгалактические дали.

Юноша искал самую яркую звезду - Сириус. Это уже давно вошло у него в привычку. Зимой, во время долгих ночных дежурств у палатки, он поднимал глаза к небу и искал созвездие Большого Пса. Находил его почти у самой линии горизонта, если пространство не загораживали деревья. Большой пес гнался за небесным Зайцем, а рядом с ним величественно шествовал Единорог. К северу от Большого пса горел пояс вечного охотника, Ориона. А в груди Большого пса сияла ярчайшая звезда неба - Сириус.

Но сейчас была весна. Сириус ушел за горизонт и еще долго не появится на небе. Даже его северный спутник Орион, которого еще можно было увидеть в начале вечера, скрылся, повинуясь законам движения небесных сфер, которые, к счастью, не зависели ни от Дамблдора, ни от Волан-де-Морта.

- Сейчас можно лишь увидеть Малого пса, к северу от Единорога, - услышал Гарри тихий голос Гермионы, и понял, что она тоже искала звезду Сириус, отложив на время земные дела, уносясь вместе с ним мыслями к звездам. - Зато вон там, выше созвездие Близнецов, а в лапах небесного Льва светит Регул. Хочешь, я принесу омнинокль? Сегодня на редкость звездное небо, а заснуть я все равно не смогу.

Гарри согласился. Он был рад, что в мире еще осталось что-то стоящее внимания, помимо Волан-де-Морта и мыслей о своем долге перед Магическим миром. Гермиона ненадолго исчезла, а вернулась не только с омниноклем, но и с двумя походными мисками, от которых струился горячий пар и раздавался ароматнейший запах свежесваренной ухи. Гарри с жадностью потянул носом воздух. Да, определенно от эльфов была большая польза в походной жизни.

- Там все равно нет места, к тому же шумно, - просто пояснила Гермиона, протягивая ему походную миску и ложку. - Так что давай лучше здесь. А потом посмотрим на звезды. Хорошо?

Хорошо было не только от мерцающих звезд и от простых слов Гермионы, но и от вкуснейшего супа, постепенно наполняющего пустой желудок и разливающего живительное тепло по всему голодному телу. Они замолчали на время, отдав должное еде, а когда миски опустели, вспомнили о звездном небе.

В южной стороне горизонта, немного ниже от центра раскинулось созвездие трудолюбивой Девы.
- Это мое, - тихо сказала Гермиона. - В древних мифах Дева - богиня любви и материнства. Вон там, в ее коленях, находится самая яркая звезда - Спика, по латыни "колос".

- А моего Немейского Льва убил Геракл, - некстати сорвалось с языка Гарри, и от его слов мгновенно оборвалась магия звездного неба. Суровая действительность опустила их обоих на землю, вернув к прежним мыслям - о войне, о смерти, о долге...

Гермиона, вздохнув, отложила омнинокль в сторону. Она протянула к другу ладонь и сжала его руку. Напряженную тишину нарушил ее чистый высокий голос:
- Есть вещи пострашнее смерти... Например, смерть близких тебе людей...

Еще бы он, Гарри, этого не знал!

- Или то, - медленно продолжала Гермиона, четко выговаривая каждое слово, - что маленького беззащитного сироту выращивают, как... свинью на убой, чтобы он пожертвовал своей жизнью в нужный момент...

Но если не было другого выхода! Гарри ошарашено округлил глаза на свою подругу.
Гермиона поймала его взгляд, выдержала его, и твердо произнесла уверенным голосом, как говорят о том, что уже не один раз тщательно обдумано:

- Гарри, иногда ты бываешь слишком наивным. Не может такого быть, чтобы надеждой Магического мира был маленький мальчик, чтобы судьбу войны решали трое недоучившихся подростков. Вернее, я хотела сказать, что нельзя было ТАКОЕ доверять детям! Неужели не было другого выхода? Не было взрослых людей? Не было Ордена Феникса? И вот сейчас ты вновь думаешь о своем долге, а чиновники в Министерстве усердно ходят на работу и получают зарплату, а работа так называемых егерей и вовсе оплачивается из твоего сейфа. Действительно, Рон прав: этот Дамблдор просто сумасшедший...

- Постой, - не понял Гарри. - Ты же всегда его защищала? Как ты там говорила? Не позволяй, чтобы Рита Скитер замутила в твоем сердце светлую память о Дамблдоре? Или что-то вроде того. Ах да! «Он всю жизнь боролся против Темных Искусств». Ну, еще про то, что он меня любил.

- Времена изменились, и слишком многое всплыло на поверхность, - перебила его Гермиона. - Любящие и добрые люди не выращивают ребенка на убой! Неужели ты не понимаешь, что это ужасно... Это что-то запредельное.

- Понимаю, - согласился Гарри. - Но я ведь все равно должен был умереть. Да я и сейчас это должен... Согласно Пророчеству Трелони, "...ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой".

- Ты еще и про пузырек вспомнил! - воскликнула девушка. - Я поинтересовалась статистикой исполнения пророчеств, заключенных в этих самых пузырьках. Менее десяти процентов. И это учитывая то, что далеко не все сдают туда свои подслушанные наблюдения. Министерство, знаешь ли, недорого платит за копии чьих-то воспоминаний. Положиться в борьбе с самым великим темным магом на болтовню Трелони было, по меньшей мере, глупо, а в еще большей степени - безумно. Мы за этот год столько раз были на волосок от гибели, Гарри! Мне до сих пор, даже после твоего "Экспеллиармуса", кажется, что у нас не было ни единого шанса на победу. Просто какое-то невероятное везение!

Гарри не нашел, что возразить. Действительно, отправить трех недоучившихся подростков на поиски крестражей, запретить им говорить о своем задании кому-либо из взрослых, при этом оставить их практически с голыми руками, без плана, без знаний... На что же Дамблдор рассчитывал?

- Если ты по-прежнему продолжаешь оставаться человеком Дамблдора, - снова зазвучал раздраженный голос девушки, - то почему ты сомневаешься в его словах? Он же тебе сказал, что твоя душа теперь полностью твоя!

Гарри только обреченно вздохнул. Больше всего на свете сейчас он хотел бы в это верить. Но как тогда объяснить свою восстановившуюся связь с Волан-де-Мортом?

- Дамблдор мог ошибаться, Гермиона. Он всего лишь человек, а людям свойственно ошибаться, - нерешительно пробормотал юноша. - Кто их знает, эти законы волшебства? А может быть, частица души Сама-Знаешь-Кого, выбитая из меня в прошлом, которое теперь для нас будущее, переместилась в меня настоящего?

- А, может быть, у тебя слишком богатое воображение? Это когда, интересно, она успела? Ты настоящий до этого момента еще не дожил, тебе еще целый месяц до достославного самопожертвования. Твой двойник все Лордово богатство носит в себе, а ты все равно видишь мысли Во... Сам-Знаешь-Кого, - распалилась Гермиона, даже забыв на мгновенье о табу на запретное имя.

- Но ведь Дамблдор сказал Снейпу, что именно частица души Темного Лорда позволяет мне видеть его глазами и глазами его змеи, - не унимался Гарри. - И пока часть его души живет в моей душе, под ее защитой, будет жить...

Гарри не договорил. Гермиона вдруг резко остановила его, схватила за руку и воскликнула:
- Повтори, что ты сейчас сказал. "Часть его души живет в твоей душе, ПОД ЕЕ ЗАЩИТОЙ". Так?
Гарри кивнул.

- А еще раньше Дамблдор сказал Снейпу, что Сам-Знаешь-Кто не будет пытаться залезть в твои мысли, так как его искалеченная душа не выдержит соприкосновения с твоей душой, потому, что для нее это также больно, как лизнуть языком замерзшее железо. Так?
Гарри снова кивнул.

- Нет логики, - подвела итог Гермиона. - Как может часть его души жить в твоей душе ПОД ЕЕ ЗАЩИТОЙ, если она не может с ней даже соприкоснуться? Доказывая теорему, мы получаем явное противоречие. Значит, либо условие теоремы неверны...

- ... либо неверны наши рассуждения, - перебил ее Гарри.

- Либо у нас просто не хватает нужных аргументов, - парировала ему Гермиона. - Но я их непременно найду, я тебе обещаю. Вот, например, до вчерашнего дня я была твердо уверена, что в поместье Малфоев мы оказались случайно, и волшебной палочкой Драко ты тоже завладел совершенно случайно. А сейчас я просто руку даю на отсечение, что в поместье Малфоев нас ждали. Мне даже кажется, что с супер-удлинителями ушей мы заморачивались совершенно зря. Там и без нас обо всем позаботились.

- Кто? - не понял Гарри. - Может быть, ты даже знаешь, кто нас у ворот встречал? И кто исчезательные чары на тросы накладывал?

- Не знаю, - с готовностью призналась Гермиона. - Только не в этом вопрос. В любом случае это было сделано либо по распоряжению Дамблдора, либо самим Дамблдором, благо такие чары могут держаться несколько лет и ждать своего часа. Например, со времени обыска поместья два года назад после ареста Люциуса. Вот только зачем?

Гарри усмехнулся. Дамблдор предвидел и уход Рона, и минутную слабость Питера, так почему же он не мог предвидеть, что расслабившись, Гарри произнесет роковое слово, и их сиротливая палатка будет в один миг окружена егерями. Дамблдор всегда настаивал на том, чтобы он называл Волан-де-Морта по имени, и никак иначе, и это принесло свои плоды.

- Что значит «зачем»? – произнес Гарри вслух. – На тот случай, если нас поймают и доставят в поместье. По-моему, было ясно, что у Пожирателей там своего рода главная база, и егеря не такие дураки, чтобы сдавать драгоценного Поттера жадным чиновникам, которые непременно обманут и всю награду до последнего галеона заберут себе. Тросы начали таять, как только Белла коснулась черной метки и произнесла: «Вызовем Темного Лорда!»
А хозяина Белла могла осмелиться побеспокоить только в случае поимки Поттера.

- Особенно после того, как одолженная у Люциуса волшебная палочка разрушилась от золотых искр, вылетевших из твоей палочки, - подхватила рассуждения друга Гермиона. – И это Дамблдор не только предвидел, но и...

Наверное, она хотела сказать «спланировал», но не смогла произнести последнего слова.

- И, тем не менее, Ты-Знаешь-Кто был совершенно уверен, что из поместья сбежать невозможно, - уточнил Гарри.

- Вот именно! Потому-то и не сделано было никаких попыток освободить Олливандера, - воскликнула девушка. - У меня, вдобавок, не идет из головы пролетевшее вчера мимо нас заклятие изменения памяти. Опять же, не столь важно, кто это был. Важно - почему этот неизвестный решился изменить тому же Сивому память, а не попробовал освободить нас непосредственно у чугунных ворот?

- Потому что надо было освободить Олливандера и Луну, - пожал плечами Гарри, искренне не понимая существа вопроса, поставленного девушкой. – И мне почему-то кажется, что это был профессор Снейп. Даже не знаю, почему.

И внезапно в голове выстроилась логическая цепочка: Дамблдор рассказал Аберфорту про зеркальце, и тот прислал к ним в подвал Добби, потому что знал про магию эльфов. А тому же Снейпу явно было сказано, что Поттер с друзьями якобы должен попасть в поместье, чтобы покинуть его вместе с мастером волшебных палочек. Сразу всплыло в памяти изменившееся поведение Фенрира за чугунными воротами. Из неслабого вояки он превратился в ходячего нытика, только и мечтающего "откусить от девчонки шмоточек". Остальные трое стали еще более жалкими типами, потому что заклятие изменения памяти здорово дезориентирует людей. По одному взгляду в озадаченные глаза подруги, Гарри понял, что она пришла к тому же выводу.

- Господи! - пробормотал Гарри вслух. - Выходит, старик два года терпел от Лорда пыточные заклятия исключительно ради того, чтобы у профессора Снейпа не возникло лишних вопросов к Дамблдору... Бедный Олливандер! Но, если у ворот нас встречал Снейп, то откуда он узнал, что нас поймали?

Гермиона ждала этого вопроса, и ответ на него у нее был готов:
- Могу предложить целых два варианта. Во-первых, он там дежурил после каждой передачи "Поттеровского дозора" по радио, потому что ежу было понятно, что не в Министерство пойманного Поттера потащат сдавать. Во-вторых, о нашем провале ему рассказал Найджелус. Чары, ограждающие бисерную сумочку от звуков, могли разрушиться, когда было произнесено запретное имя. Так что, находясь у ворот, профессор практически обезвредил Сивого и его команду, а заодно вложил всем нам по порталу в карманы. Какие-нибудь мелкие монеты... И все это сработало за несколько секунд до появления Темного Лорда в поместье. Ведь на Турнире портал был заколдован так, что срабатывал от прикосновения к нему победителя Турнира. Так что кто знает, как их еще можно заколдовать. А воспоминания профессор Снейп выгружал уже в полубессознательном состоянии...

Как ни странно, все эти размышления и догадки хоть и проясняли что-то в разуме, но гораздо больше мутного и даже нехорошего оставляли в душе. Аберфорту полагалось знать одно, Снейпу – другое, трем недоучившимся подросткам – третье. Кажется, у Дамблдора это называлось: «Не класть яйца в одну корзину». Месяц назад, остервенело копая могилу для Добби, Гарри пришел к выводу, что у Дамблдора был свой план, и он последовательно воплощал его в жизнь даже после смерти. А от кого бы то ни было требовалось только одно – беспрекословное подчинение и никаких лишних сомнений. Тогда он решил для себя, что будет идти по извилистой тропе, указанной Дамблдором, и не ставить лишних вопросов даже перед самим собой. Просто верить. И не задал бы ни одного, если бы не восстановилась его связь с Волан-де-Мортом.

От невеселых мыслей Гарри оторвал тихий голос подруги:
- Я и не верю в то, что ты, Гарри - крестраж. Слизнорт четко сказал, что если тело Темного Лорда осталось лежать в Большом зале, то он точно умер. И метка у Нарциссы исчезла. А значит у Сам-Знаешь-Кого не осталось больше крестражей. Ну, а про кусок души Темного Лорда, живущий в твоей душе под ЕЕ ЗАЩИТОЙ, когда ваши души совершенно несовместимы... Гарри, по-моему, это чепуха. У Дамблдора всегда все было настолько запутано, настолько неоднозначно... Только вот никак не могу понять, зачем все это было нужно? Между тобой и Сам-Знаешь-Кем существует ментальная связь, но ведь сам Дамблдор говорил, что вы двое преступили все известные законы магии.

Она замолчала на несколько секунд, а потом вдруг, вскочив на ноги, произнесла со свойственной ей уверенностью и твердостью, как будто бы она отвечала на вопрос экзаменационного билета:

- Я найду, в чем противоречие в словах Дамблдора. Я раскопаю причину вашей непонятной связи. Я не отдам тебя, Гарри, в лапы смерти во второй раз! Не на ту напала...

Голос Гермионы звенел под глубоким звездным весенним небом, как клятва. И по мере того, как слова этой клятвы проникали в сердце Гарри, он чувствовал, что огромный камень у него на душе становился легче и исчезал в межзвездном пространстве, унося вместе с собой темную материю частицы души Волан-де-Морта.

За озером, в восточной части неба, появилось созвездие Лебедя, и этот восходящий южный крест из ярких светил означал, что скоро придет конец долгой ночи, и настанет утро нового дня.



Глава 25. Заботы нового дня.

Вслушиваясь в звенящие слова Гермионы, Гарри только качал головой. Нет, он верил, что его лучшая подруга способна перелопатить всю хогвартскую библиотеку, перелистать все подшивки старых газет, заставить Рона не только окончить школу, но и навести порядок в своей комнате, и даже уговорить его, Гарри, всерьез озаботиться защитой прав эльфов, но доказать что белое - это черное... И наоборот...

Но, с другой стороны, действительно, Гермиона никогда не сдавалась. Поэтому он не стал спорить, а предпочел предоставить ей полную свободу действий, тем не менее, решив про себя, что ни в какую библиотеку или, хуже того, в Косой переулок он ее не отпустит. А здесь, в лесу, пусть теоретизирует сколько угодно. Все равно целый месяц надо чем-то заниматься.

Самому ему сейчас больше всего на свете хотелось отрешиться от всего: от войны, от Волан-де-Морта, от Магического мира, а главное, от своих мрачных мыслей. Но все это были лишь несбыточные желания. Уйти от земных проблем можно было, наверное, только переместившись на небеса.

Гарри снова поднял глаза к ночному небу, и вдруг всем своим существом ощутил, что необычайно глубокое весеннее небо затягивает его, уводит за собой, приглашая его покинуть на время землю и совершить прогулку по вселенной. И если он сейчас не устремится в межгалактические дали, то он опоздает на всю жизнь.

- Ладно, Гермиона, - обратился Гарри к подруге. - Ваше мудрое решение принимается и не оспаривается. Уж если Дамблдор смог сконструировать портал многоразового использования, срабатывающий при произнесении имени человека, то готов признать: Магия – сила. Так что кто знает, что еще предвидел Дамблдор и чем снабдил Снейпа? Поддельный меч где-то смог изготовить, да так, что от настоящего его мог отличить только профессионал. И все это вместо того, чтобы просто подсказать мне: захвати клыки василиска в Тайной комнате. Я никогда не считал себя слишком умным, но когда человек идет какими-то окольными тропинками вместо прямого и очевидного пути, то здесь явно что-то не так. Разумеется, чем смогу, помогу. Положа руку на Мантию-невидимку и Бузинную палочку, клянусь по мере надобности давать свидетельские показания, говорить правду и только правду. Ну, и прочие формальности... В общем, тебе лучше знать. Ты же у нас будущий правозащитник. Ведь так? А сейчас давай сюда омнинокль. Смотри: Вега уже взошла на востоке. А то все война да война... Надоело!

Передавая друг другу омнинокль, они начали свое путешествие от ярких звезд Лебедя, раскинувшего свои крылья у самого края горизонта, и вечно летящего вдоль Млечного пути, к созвездию Лиры. А там прекрасная Вега светила юноше и девушке голубым оком, а небесная Змея помахивала хвостом. Волопас, медвежий пастух, во главе со своей самой яркой звездой по имени Арктур сторожил южную сторону горизонта. Вечная труженица Дева, богиня любви и материнства, и большой Лев занимали центральную часть небесной сферы, а их самые ярчайшие звезды, Спика в коленях богини и Регул в лапах немейского льва, перемигивались между собой. А дальше их поджидал Малый Пес со звездой Процион, то есть "тот, который до собаки".

- Сириус появится на горизонте только в июле, - тихо сказала Гермиона, - а сейчас, смотри как великолепны Кастор и Поллукс в головах Близнецов.

- Ну, еще бы! - ответил ей Гарри, припоминая свои знания по астрономии. - Ведь сам Зевс обернулся лебедем, прилетел к жене спартанского царя Леде, и от их союза родилась прекрасная Елена и небесные близнецы Кастор и Поллукс.

- Гарри, а почему ты не стал изучать дальше астрономию? - вдруг спросила Гермиона, оторвав взор от созвездий. - Ты ведь мог бы...

- Баллов не набрал, - вздохнув, ответил юноша. - Помнишь, тогда арестовали Хагрида. Так вот, я практическую часть экзамена почти завалил, потому что смотрел не в небо, а на то, что творилось около избушки лесничего. Можно было бы постараться пересдать потом. Но случилась смерть Сириуса, а потом это пророчество... Да ты ведь сама все знаешь, Гермиона. Я куда больше был озабочен, что там замышляет Малфой, что рекомендует использовать Принц-полукровка, а астрономия меня волновала меньше всего. Но я действительно любил уроки профессора Синистры. Особенно практические занятия. Нравилось ощущение высоты, когда мы зимними вечерами поднимались на Астрономическую башню. Хотя, признаюсь, сейчас мне звезды кажутся ближе, чем на уроках астрономии. Кстати, я все время путаю, а какая из двух звезд Близнецов ярче: Кастор или Поллукс?

- Сейчас Поллукс светит ярче, - поделилась Гермиона своими знаниями. - А может это просто Байер ошибся, когда определил Кастора как альфу Близнецов...

- Меня просто всегда привлекали эти две звезды. Такие яркие и так близко друг от друга. И всегда вместе, рядом, - произнес Гарри, обернувшись к девушке. - Давай еще раз посмотрим, пока тучи вновь не затянули занавес.

- У Джорджа и... Фреда сегодня, то есть уже вчера, был день рождения, - тихо произнесла Гермиона, передавая ему омнинокль.

Гарри опустил руки, так и не поднеся омнинокль к своим глазам. Действительность вновь поймала их в свои сети и притянула к земле. Вот как... Значит, они здесь, в "прошлом" уже больше суток. Гарри признался самому себе, что дни и ночи за последнее время у него так перепутались в голове, что он с трудом отделял одни сутки от других. Даже здесь, в "прошлом", с одной стороны, время летело быстрее почтовой совы, а с другой стороны, столько всего уже случилось, что осмыслить происходящее не хватало свободных извилин. Вот и последний день рождения Фреда пропустил...

Приоткрыв дверь, Гарри прислушался. Из палатки не доносилось ни звука. Скорее всего, эльфы спали. Гарри раздумывал, не последовать ли их примеру, или еще лучше, надо бы отправить Гермиону немного поспать.

- Гарри, - прошептала Гермиона, будто угадав его мысли, - я думаю, что нам надо будить наших маленьких спутников. Как раз сейчас самое время провести магический ритуал. Приняв от малышей клятву верности, ты станешь их законным хозяином и сможешь лучше их защитить. Да и теплее им будет. Я боюсь, что во время ритуала произойдет большой всплеск магии, к тому же, именно эльфийской магии. Так что лучше будет сразу же отсюда убраться подальше. И давай прямо сейчас договоримся, куда именно будем трансгрессировать, потому что, сам понимаешь, можем разминуться. Кстати, было бы неплохо разбить палатку где-нибудь рядом с сельским кладбищем. Просто кладбище, даже магловское, является источником магических выбросов. Там всплески магии - дело естественное, и можно будет остановиться на несколько дней. А в магазине можно купить прессованный уголь, тем более что в этой палатке есть маленькая металлическая печка.

Со словами подруги Гарри согласился. Действительно, конец ночи - самое тяжелое время. Те, кто в Министерстве наблюдают за магическими всплесками, тоже люди. Именно сейчас, на исходе ночи, их внимание наиболее притуплено. Так что Гермиона права: надо двигать жизнь дальше. Но единственное кладбище, о котором он имел представление, было то самое кладбище, где Волан-де-Морт возродился к жизни, использовав его кровь. Если не считать, конечно, Годрикову Впадину, правда тут Гермиона сразу заявила свое решительное - НЕТ. Но уж по этому поводу Гарри, естественно, не возражал.

Три года назад Гарри и представить себе не мог, что когда-нибудь сможет еще раз оказаться рядом с могилой Реддла старшего, а главное, захочет оказаться там по своей воле. Но если и Волан-де-Морт думал аналогично, то вряд ли в Литтл-Хэнглтоне их могли ждать сюрпризы, аналогичные тем, что были приготовлены в Годриковой впадине. И он предложил отправиться в Литтл-Хэнглтон, тем более что Гермиона не имела «счастья» видеть подробностей возрождения Волан-де-Морта, происшедшего три года тому назад именно на этом кладбище, так что для нее это было вполне обычное кладбище. Если не считать того, что в этой деревне жили предки Тома Реддла.

- Тогда решено, отправляемся в Литтл-Хэнглтон, - подвела итог их рассуждениям Гермиона. - Тем более что Мраксы были единственными волшебниками в этой магловской деревушке, что нам как раз подходит.

- Почему ты так уверена, что единственными, - удивился Гарри, - и я не понял, ты что, была в Литтл-Хэнглтоне?

- Ой, Гарри, где мы только за полгода скитаний не были, - отмахнулась от его вопроса девушка. - В том числе и в Литтл-Хэнглтоне. Не в самом, конечно, но рядом останавливались. Маленькая деревушка в долине между двумя холмами. Место довольно красивое, только мы тогда остановились на одном из холмов, и свернули палатку прямо посреди ночи, потому что было очень холодно из-за ветра. А ты тогда просто совсем ничего не замечал вокруг себя, после Годриковой Впадины. Да это и понятно, после такого потрясения...

- Гермиона, но почему ты молчала? - не выдержал Гарри. - Ты ведь понимаешь, что это за кладбище! Там рядом находится лачуга Мраксов и похоронен отец Ты-Знаешь-Кого.

- Понимаю, - согласилась Гермиона. - Только это не означает, что тебе после Годриковой Впадины надо было прогуляться еще на одну могилку. Потому и молчала, что не стоит будить лихо, пока сидит тихо. Год назад, когда ты рассказал нам про то, что именно Том убил в этой деревне своего отца и его престарелых родителей, я нашла в библиотеке старые газетные подшивки за 1943 год. Гарри, не смотри на меня таким взглядом, как будто бы я совершила немыслимые археологические раскопки. Не так уж трудно было перелистать подшивку "Пророка" за два летних месяца. Тем более что про это убийство было написано на первой странице аршинными буквами. В Министерстве сразу поняли, что убийство совершено с использованием магии. А поскольку, кроме семейства Мраксов, никаких других волшебников в деревне не проживало, то обвинили во всем Морфина. Знаешь, у нас сейчас очень мало времени, так что давай об этом потом поговорим. Хорошо? А сейчас для нас главное, что это деревушка не относится к волшебным территориям, Мраксы там уже не живут, а Сам-Знаешь-Кто давно не посещал это место. Кстати, в свое время я предлагала тебе и Рону проверить усадьбу Реддлов, но предложение отклонили. Том слишком ненавидел своего отца, чтобы что-то прятать в этом доме.

Гарри согласился. Действительно, Волан-де-Морт вспомнил о своем тайнике в хижине Мраксов только после ограбления банка. Да еще был уверен на все сто, что никто не свяжет его имя с заброшенной хижиной, потому что замел за собой все следы. Будучи чрезвычайно скрытен, он не распространялся о своих магловских предках со стороны отца, тем более в среде своих слуг. Так что встретить около Литтл-Хэнглтона кого-либо из Пожирателей, или змею, а уж тем более самого Волан-де-Морта была ничуть не большая вероятность, чем где бы то ни было еще. Таким образом, решив, по предложению Гермионы остановиться где-нибудь на окраине этой магловской деревушки, юноша и девушка вернулись к своим маленьким спутникам.

В палатке было намного теплее, чем снаружи. Однако Гарри ошибся: спали далеко не все маленькие человечки. Верный Кикимер, закутавшись в одеяло, сидел у дверей. А в дальнем уголке тесной кухни Сэрра и Хаппи еле слышным шепотом обсуждали свои проблемы, и Гарри расслышал, что несколько раз было произнесено имя Нарциссы.

Палатка наполнилась звуками, как только Гарри попросил Сэрру всех разбудить. Оказалось, эльфы вскакивают со своих кроватей мгновенно, не растягивая удовольствие. Уже через несколько минут все большеглазые спутники Гарри и Гермионы готовы были следовать дальше за своими спасателями, выполняя их распоряжения.

Молча наблюдая за деловитой суетой домовиков, Гарри чувствовал себя единственным праздным человеком в компании трудоголиков. В дальнем углу комнаты родители малышей сосредоточенно объясняли им еще раз, что от них сейчас потребуется. Подросток Микки старательно прислушивался к доносившемуся из-за угла шепоту. Сэрра и Хаппи укладывали одеяла и кухонную утварь, Кикимер подметал пол. Гермиона, склонившись над чемоданчиком Люпина, укладывала плащи на место, отложив два из них для ритуала. Поверх плащей Гарри заметил также две пары защитных перчаток и две шляпы.

- Эти перчатки я хочу попробовать трансфигурировать в какую-нибудь обувь. Думаю, должно получиться что-нибудь типа мокасин, - сказала она, обернувшись к своему другу, когда заметила его пристальный взгляд.

Потом Гермиона еще раз перебрала коробки со «Свехреалистичным Гарри Поттером» и, выбрав одну из них, положила поверх пары защитных плащей. Приглядевшись, Гарри заметил на коробке картинку с самим собой, держащим пожарный шланг.

- А это зачем? - поинтересовался юноша, взяв коробку в руки.

- На всякий случай, - серьезно ответила Гермиона. - Хватит сидеть без дела, лучше прочитай, как это работает и установи у входа в палатку, только с внешней стороны. Если что, то сами быстро сматываемся, а "пожарник" будет поливать егерей пеной. В общем, это должно будет задержать непрошеных гостей, пока мы будем сворачивать палатку. К сожалению, из-за магического ритуала, в котором она должна принимать самое непосредственное участие, я не могу упаковать наше скромное жилище сейчас. А после ритуала мы уже никак не можем ее потерять.

- А-а, конечно, я ведь буду хозяином эльфов походной палатки. Прямо новое слово в области магической науки, - попытался пошутить Гарри, но Гермиона ему не ответила. Она достала из связки фальшивых волшебных палочек пару штук, и одну из них протянула другу.

- Положи к себе в карман на всякий случай. Только не туда, где лежат настоящие. И лучше пока на время забудь о ней. Это так, если кому-нибудь придет желание нас обыскать, - пояснила Гермиона, глядя Гарри прямо в лицо. - В общем, это неплохая штука. Тут недавно их сестра самого Сам-Знаешь-Кого поколотила по лысине.

Гарри пристально посмотрел в глаза Гермионе, и понял, что эта храбрая гриффиндорка наблюдала за событиями в Малфоевской гостиной в непосредственной близости от Волан-де-Морта, и более того, где-нибудь совсем рядом с эльфами.
Гарри очень уж понимающе улыбнулся и укоризненно покачал головой. У него как-то не нашлось нужных слов, потому что это можно было назвать только безрассудством.

- Так ты все видел... - прошептала Гермиона, опустив глаза вниз. - Понимаешь, другого выхода не было.

- Видел, видел... - подтвердил Гарри ее опасения. - И скажу тебе, дорогая, что больше ни на какие свидания с Сама-Знаешь-Кем тебя не отпущу. Мне тебя Рону надо будет передать в целости и сохранности в количестве одна штука. И за продуктами сегодня пойду я.

Гермиона пробормотала в ответ что-то вроде "мы живем в свободной стране и я свободный человек", но Гарри бросил на нее такой сердитый взгляд, что она не стала возражать дальше. Но фальшивую волшебную палочку он все же убрал во внешний карман куртки, присоединив к ней еще и пакетик с Перуанской тьмой.

Тем временем сборы быстро продвигались к концу. Вещи были собраны, а когда Гарри вернулся в палатку, разобравшись с "пожарником" и приготовив его к встрече незваных гостей из Министерства, все уже сидели в боевой готовности и ждали от него дальнейших действий.

Чувствуя себя до крайности неловко, Гарри вышел на середину комнаты и оглядел собравшихся. Малышки Солли и Холли, которых ему сейчас предстояло породнить с волшебной палаткой и с ее пятым измерением, тоже сильно переживали и нерешительно переступали с ноги на ногу, прижавшись к родителям.

Чтобы подбодрить и их, и самого себя, Гарри громко произнес, стараясь вложить в свой голос как можно больше доброты и участия:
- И где же мои будущие домовики-работники?

Родители малышей тихонько подтолкнули их к Избранному, и те сделали несколько шагов навстречу своему будущему хозяину. Гермиона передала своему другу приготовленную одежду, только вместо защитных перчаток там были мягкие кожаные башмаки странного покроя.

Наверное, малышка Солли была похрабрее своей сестрички. Она начала первой и заговорила быстрой, характерной для эльфов скороговоркой:
- Солли клянется сэру Гарри Джеймсу Поттеру хорошо работать, являться к нему по первому зову и хранить все его тайны. Солли навсегда связывает свою жизнь с сэром Гарри Джеймсом Поттером и с его домом.

Выпалив все эту тираду, маленький эльфенок облегченно вздохнул, а Гарри про себя улыбнулся, потому что это напомнило ему самого себя в начальной школе, когда он рассказывал на уроке выученное стихотворение.

- Сэр Гарри Джеймс Поттер принимает от Солли клятву верности и дарит ей в знак рабства защитный плащ, шляпу и мокасины, - произнес Гарри то, что полагалось по ритуалу, хотя от сочетания слов "в знак рабства" его коробило.

В тот момент, когда он передавал одежду маленькой Солли, между ними пробежала теплая волна, маленький шарик света, родившись от прикосновения друг к другу эльфа и его нового хозяина, стал расти на глазах, постепенно заполнив всю собой всю палатку. Через несколько мгновений яркий свет померк, а все облегченно вздохнули. Счастливее всех выглядела Солли, а ее сестричка завистливо на нее поглядывала.

Гарри ободряюще посмотрел на нее, и тут же быстро приказал последовать примеру сестренки. Холли, к счастью, не заставила себя долго ждать, но слова клятвы произносила медленнее, немного растягивая гласные. Гарри ее не перебивал, и все-таки нетерпеливо вздохнул, когда Холли добралась до последнего слова. То, что было положено сказать ему самому, он выдал в одну секунду, и тут же передал Холли ее одежду. Магия сработала, и волшебная палатка вновь озарилась ярким светом.

Гарри быстро помог своим новым подопечным надеть на ноги мокасины, накинул на них плащи, основательно их уменьшив, чтобы не путались под ногами, а потом все покинули палатку и Гермиона, взмахнув волшебной палочкой в сторону временного жилища, произнесла: "Соберись!".

Хлопки трансгрессии, означавшие, что два мощных выброса магии, последовавшие один за другим, все-таки были замечены в Министерстве, раздались, когда маскировочные чары были уже сняты. Но, к счастью, было еще довольно темно. Не дожидаясь, пока те, кто прибыл за ними, придут в себя и как следует осмотрятся, Гарри крикнул Гермионе: "Ходу!" и схватив пару эльфов в охапку, приказав еще двум другим крепко за него держаться, сосредоточился на холме, где внизу раскинулась маленькая деревушка, церковь и печально известное ему сельское кладбище.

Уже погружаясь в темноту, Гарри увидел, что "пожарник" из коробочки весьма реалистично и очень добросовестно поливает пару ретивых "мракоборцев", которые так и не успели подняться на ноги, целиком скрывшись под толстым слоем белой пены из огнетушителя "Гарри Поттера". Видимо, близнецы хорошо использовали наводящие чары, так что "пожарник" не промахнулся.

Больше всего Гарри боялся, что они с Гермионой разминутся, ведь раньше они все время трансгрессировали, держась за руки. Но, к счастью, ощутив под ногами твердую почву, Гарри тут же услышал взволнованный голос подруги:
- Гарри, это ты? Как ты думаешь, они не проследят за нами?

- Думаю, что им сейчас не до того, - ответил Гарри, оглядываясь. С открытого холма была хорошо видно, как светлело небо на востоке, а внизу горели огни деревенских окон. Местные жители уже встали и готовились начать новый трудовой день. - Но мне кажется, нам надо еще раз трансгрессировать. Туда, ближе к кладбищу. Мы ведь там хотели остановиться.

Гарри и Гермиона разбили палатку недалеко от деревенского кладбища, среди небольшой группы старых деревьев. Оставалось только надеяться, что у местных жителей в ближайшую неделю не случится никаких смертей, и они смогут спокойно провести здесь несколько дней. Впрочем, защитные заклинания работали великолепно, палатку не было видно, а благодаря маглоотталкивающим чарам она надежно была защищена от любых посетителей, которым и в голову не могло прийти расположиться на отдых под тем же старым дубом, где приютились временные скитальцы.

Пока они устраивались на новом месте, предрассветные сумерки почти рассеялись. Гермиона ухитрилась даже приготовить ванну, и Гарри с удовольствием смыл с себя все, что налипло, начиная с ограбления банка. Приведя себя в порядок, он достал старенький рюкзачок и стал собираться в поход за продуктами.

- Мне кажется, что еще очень рано, - беспокойно заметила Гермиона, увидев, что он освобождает рюкзак от одежды. - Магазины могут быть еще закрыты, а ты, стоя у дверей в ожидании открытия, только привлечешь к себе лишнее внимание. А твои вещи я, пожалуй, сложу к себе в бисерную сумочку. Ты не против?

Разумеется, Гарри согласился. Тем более, для того, чтобы прокормить целую армию эльфов, нужна была куча продуктов, и рюкзак с пространственными чарами подходил для этого как нельзя лучше. Напоследок, с самого дна рюкзака выскочил злосчастный автомобильный клаксон, который Гарри вновь поймал, обездвижил и засунул в карман куртки, где уже лежала фальшивая волшебная палочка и пакетик с Перуанской тьмой.

Гарри сознавал, что время раннее, но очень хотелось увидеть особняк, где жил отец Тома Реддла, а если повезет, то и хижину Мраксов. Он промямлил в ответ на замечание Гермионы что-то неразборчивое, однако она слишком хорошо угадала его намерения. Выражение ее лица стало чересчур сосредоточенным, а на лице расцвела не в меру понимающая улыбка.

- Осматривать местные достопримечательности мы пойдем вместе, - твердо сказала она. - А сейчас, помоги мне лучше уговорить одеться наших спутников.

К огромному облегчению Гарри, долго уговаривать эльфов облачиться в защитные плащи и трансфигурированные в башмаки перчатки не пришлось. За сутки все достаточно намерзлись, а поскольку терять эльфам было особенно нечего (все равно были свободны, без хозяина), то и большого смысла отвергать какую-никакую одежду тоже не было. А, может быть, подействовал пример малышек Солли и Холли, которые чувствовали себя совершенно счастливыми. Из комнаты, где они опять затеяли игру, доносилась забавная детская песенка, к словам которой Гарри не прислушивался. Спустя всего полчаса эльфы напоминали передовой отряд Ордена Феникса для борьбы с Волан-де-Мортом, потому что благодаря защитной спецодежде были неуязвимы для большого количества заклинаний. Гермиона даже ухитрилась проделать в шляпах дырки для ушей, и теперь домовики были защищены буквально со всех сторон. И только Кикимер наотрез отказался от одежды. Кутаясь в одеяло, он смотрел на возню Гермионы со шляпами очень неодобрительно, а в сторону малышей и вовсе бросал косые, ревнивые взгляды.

Гарри это заметил и, решил, что надо бы как-то разрулить ситуацию. Только так, чтобы и малышей не обижать, и Кикимеру дать почувствовать, что он его ценит. Решение проблемы скоро пришло.

Гарри подошел к Кикимеру и совершенно серьезно обратился к своему подопечному:
- Кикимер, я хотел бы дать тебе особое задание. На самом деле это очень важно, и только такой мудрый и знающий домовик, как ты, может с этим справиться.

Кикимер от неожиданности вскочил на ноги и, уронив одеяло на пол, вытянулся в струнку:
- Кикимер готов служить хозяину Гарри. Кикимер сделает все, что попросит хозяин Гарри. Потому что Кикимер хорошо знает, что положено и что не положено делать хорошему домашнему эльфу.

"Вот именно это-то нам и нужно!" - подумал Гарри про себя, но к домовику обратился с другими словами:
- Кикимер, Солли и Холли еще совсем дети. Они почти ничего еще не умеют делать по хозяйству. Я бы очень хотел, чтобы ты, как старый и опытный домовик, взял над ними шефство. Мне кажется, ты бы мог многому их научить. Только не сейчас, конечно. А потом, когда мы сможем обрести настоящий дом. Ты же такой мудрый и всегда жил среди настоящих чистокровных волшебников...

Слова Гарри попали, что называется, в самую точку. Кикимер просто расцвел на глазах. Он скороговоркой бормотал в ответ слова благодарности, заверял своего хозяина в своей преданности и, оставив одеяло у ног Гарри, засеменил в комнату - присматривать за своими подшефными малышами.

Гермиона внимательно прислушиваясь к Гарри и Кикимеру, одобрительно улыбалась. А когда Гарри поймал ее взгляд, тихо прошептала ему на ухо:
- Ну, ты молодец! Да тебе не в мракоборцы надо идти, а в дипломаты. Серьезно говорю.

- По-моему, сейчас нам надо идти за продуктами, а потом надо бы с умом распределить повседневные обязанности между всеми нами. Составить график дежурств по ночам, и так далее, по списку. И я обо всем этом тоже совершенно серьезно,- ответил ей Гарри, собираясь нацепить рюкзак на спину.

Гермиона остановила его:
- Гарри, ты, что собрался идти вот прямо так, в своем истинном обличии?

Гарри хотел было спросить, что конкретно она собирается предложить, но она достала из чемодана еще одну защитную шляпу и попросила своего друга надеть ее на голову. Гарри повиновался. Гермиона примерно с минуту смотрела на него, а потом вдруг, слегка покраснев, спросила:
- Гарри, а ты еще... ты еще не пользуешься бритвой?

Вопрос Гарри возмутил, хотя, в принципе, что в нем было такого особенного? Первую бритву ему подарили почти два года назад, на шестнадцатилетие, и с тех пор он каждое утро старательно удалял то, что успело отрасти за ночь. Вот только отрастать-то могло бы и побольше! Первое время приходилось, чуть ли не каждое утро наблюдать саркастическую улыбочку Рона, физиономия которого качественно зарастала короткой рыжеватой щетинкой. У него самого волосы предпочитали отрастать на макушке, а про щеки и подбородок как-то упорно забывали. То есть там тоже росли, но... нерегулярно. И этот процесс весьма подозрительным образом зависел от того, что приснилось во сне. С уверенностью можно было сказать, что лысый Волан-де-Морт, вылезающий из котла, никак не способствовал заполнению мальчишеского лица настоящей мужской щетиной. Иное дело сны про Джинни... После таких счастливых ночей он нарочно старался вытащить с утра пораньше Рона из кровати и... Что тут скажешь: приятно чувствовать себя взрослым!

На вопрос Гермионы он, смутившись, промямлил в ответ нечто невразумительное, типа "по мере необходимости"

Гермиона понимающе улыбнулась и, взмахнув палочкой, прошептала магическую формулу. В тот же момент Гарри почувствовал, что у него растут самые настоящие усы. А когда девушка дала ему зеркало, он совсем не узнал себя. Из зеркального отражения на него смотрел худощавый усатый джентльмен в солидной шляпе с опущенными полями, которые полностью закрывали знаменитый шрам на лбу. Забрав у Гарри его очки-велосипеды, Гермиона слегка поколдовала и над ними. Оправа очков после этого стала более толстой и весомой.

- Тебе бы еще очки новые купить, не с такими круглыми стеклами. С этими велосипедами ты слишком узнаваем, - заметила Гермиона, но весь ее вид говорил о том, что своей работой она довольна.

- А что мы будем делать с тобой? - спросил Гарри, отдавая зеркальце подруге. - Тебе ведь тоже лучше замаскироваться.

- А вот это я доверяю тебе, - хитро ответила Гермиона. - Вперед. Бери палочку и колдуй в свое удовольствие и на свое усмотрение.

Гарри опешил. Вот чтобы ему так просто девушка доверила поработать над своей внешностью... Да еще сделать так, как он хочет и как ему нравится...

А Гарри не знал, как ему нравится. Он несколько долгих минут внимательно смотрел на свою лучшую подругу и, прикидывая и так, и этак, пришел вдруг к совершенно неожиданному для себя выводу, что любая переделка только испортит Гермиону. У нее были правильные черты лица, высокий, чистый лоб. Когда-то ее портили слишком большие передние зубы, но сейчас и они были идеальных пропорций. Сияющие глаза цвета густого чая смотрели на него с вызовом, прямой носик, как ценил Рон, находился там где нужно, а по плечам рассыпались густые каштановые волосы.

Волосы - это было единственное, за что Гарри смог зацепиться. Вот это, пожалуй, стоило подправить. Он взмахнул палочкой, и тяжелые кудри Гермионы окрасились в огненно-рыжий цвет. Однако Гермиона сразу показалась ему вызывающей, резко бросающейся в глаза, и это никак не делало ее красивее. Кроме того, правильные черты лица безнадежно терялись среди огня рыжих волос, потому что все внимание переключалось на них. Он и сам не ожидал такого эффекта, а поэтому, не дожидаясь, пока девушка увидит себя в зеркале, еще раз взмахнул палочкой. Волосы Гермионы заметно посветлели и постепенно приобрели оттенок темного золота. На этом Гарри решил остановиться и предложил подруге взглянуть на себя в зеркало.

- А я и не знала, что тебе нравятся блондинки, - удивилась Гермиона, взглянув на свое отражение. - Но что-то ты скромно, очень скромно. Я, честно говоря, думала, что сейчас себя не узнаю.

- Если честно, то мне кажется, что твои родные каштановые волосы гораздо лучше, чем эти, блондинистые, - признался Гарри. - Но надо же было что-нибудь изменить. А больше я ни на что не решился.

- Правда? - смутилась Гермиона, опустив глаза. - А мне показалось, что сначала мои волосы загорелись огненно-рыжим цветом, примерно как у Джинни.

- Вообще-то, так и было сначала... Но мне показалась, что для тебя это слишком... ярко... Вызывающе ярко, - Гарри остановился, увидев, что Гермиона нахмурилась и улыбка сползла с ее лица. Поэтому он поспешил добавить:
- Гермиона, я хотел сказать... Мне просто показалось, что рыжий цвет не совсем твой. Он делает тебя слишком яркой, но одновременно какой-то ву..., то есть я хотел сказать примитивной, чересчур упрощают твое лицо. Черты лица у тебя очень красивые, но рядом с огненно-рыжими волосами они теряются.

- Но ведь рыжие волосы Джинни тебе нравятся? - не удержалась Гермиона от вопроса. - Разве они не делают ее, как ты сказал, вызывающе яркой и примитивной одновременно?

Гарри даже не знал, что ответить. Он так привык видеть Джинни с лучами солнца в копне огненно-рыжих волос, следить за этой копной волос, когда их хозяйка рассекала воздух, демонстрируя безупречный полет на метле, что просто не представлял ее с другими волосами.

Гарри замялся и промямлил нерешительно:
- Ну... У Джинни такой характер... Огненный... И если рыжий цвет волос от нее убрать, то...

Гарри вдруг остановился, внезапно резко осознав, что совершенно не может сосредоточить свои мысли на чертах лица Джинни. Карие глаза, веснушки, курносый носик... Но вот дальше перед глазами мелькал только огонь рыжих волос, и если их сделать менее яркими, то, пожалуй, львиная доля очарования Джинни уйдет безвозвратно. Так же как лицо Тонкс стало когда-то блеклым и невыразительным без розовых волос.

К счастью, Гермиона не стала уточнять, что именно случится с Джинни, если перекрасить ее волосы. Но она уже сама поколдовала над собой, придав волосам темный, почти черный оттенок, слегка приплюснув себе нос и сделав разрез глаз чуть-чуть более узким. Сейчас, глядя на Гермиону, можно было точно сказать, что у этой девочки, по крайней мере, прабабушка точно была откуда-нибудь с востока.

К новой внешности подруги Гарри остался равнодушен. На вопросительный взгляд Гермионы он только пожал плечами и бросил короткое: "Ничего..." Сравнить хоть как-то Гермиону с Чжоу даже не пришло в голову, потому что про Чжоу он давно забыл, а Гермиона была в сто раз лучше Чжоу. И хотя сейчас, если приглядеться, она чем-то отдаленно напоминала красавицу из Когтеврана, Гарри предпочел бы видеть рядом прежнюю Гермиону. Но поскольку впереди их ждала очередная вылазка, то ради конспирации следовало немного потерпеть.



Глава 26. Дом Реддлов и прочие скелеты из шкафа.

Отдав эльфам последние наставления, среди которых главным и основным был запрет на любое использование магии за исключением вынужденной трансгрессии при чрезвычайных обстоятельствах, и, оставив Кикимера старшим по званию, гриффиндорцы бодрым шагом направились по тропинке вверх, к деревушке под названием Литтл-Хэнглтон.

Деревушка состояла из одной улицы и насчитывала немногим больше трех десятков домов. Путешественники во времени без труда отыскали единственный на всю деревню продуктовый магазин, но их встретил лишь большой замок на дверях и короткая надпись на маленькой записке, приколотой кнопками: "Магазин начнет работу в 11-00."

Гарри с тоской посмотрел на часы. Планеты показывали, что сейчас только десять часов утра и ждать придется почти целый час. Он оглянулся, прикидывая, где бы лучше скоротать время. Трансгрессировать куда-либо в поисках еды не очень хотелось, но он бы лучше предпочел мгновенно переместиться к какому-нибудь супермаркету, если бы не заметил недалеко от магазина странную вывеску. Перед дверью этого заведения болталась большая петля, скрученная из толстого-претолстого каната, а на грубоватой с виду доске красовались крупные буквы: "ВИСЕЛЬНИК" и слово "трактир" чуть ниже.

"Веселенькое название, ничего не скажешь",- отметил про себя Гарри и предложил Гермионе скоротать время в этом заведении. Тем более что, когда они подошли поближе и смогли разглядеть вывеску получше, то оказалось: грубоватая с виду доска - это всего лишь очень искусная имитация под старину. Даже ее якобы обломанные края выглядели очень живописно, а буквы названия заведения объемно выделялись на общем фоне якобы неструганной древесины.

- Интересный дизайн, - тихо прошептала Гермиона. - Я думаю, стоит туда зайти, выпить по чашечке кофе. Только давай сразу договоримся, что мы с тобой путешествуем автостопом, ждем открытия магазина. Тебя зовут Джеймс, меня Моника. И еще у меня есть надежда, что хозяин трактира расскажет нам о местных достопримечательностях. Обычно они очень охотно делятся информацией со своими посетителями.

Трактир "ВИСЕЛЬНИК" встретил их полумраком и тишиной. В такой ранний час посетителей не было, а хозяин заведения не спеша протирал большие деревянные столы. Он очень удивился, услышав, как скрипнула входная дверь. Надо сказать, дверь скрипела довольно громко, но при этом чрезвычайно мелодично. По-видимому, это должно было прибавлять посетителям трактира настроения к общей теме восхождения на плаху. Гарри даже заметил в глубине помещения что-то вроде тира, куда, скорее всего, нужно было закидывать лассо, чтобы затянуть петлю на горле очередного пирата.

Гарри и Гермиона еще нерешительно топтались около дверей, а толстенький лысый мужичок на коротких ножках уже деловито приближался к ним, и его лицо расплывалось в приветливой улыбке. На нем был темно-красный фартук и такие же нарукавники. Из кармана фартука выглядывал красный колпак, так как, по всей видимости, хозяин заведения старательно изображал из себя сурового палача. Что, впрочем, плохо у него получалось, судя по радушной улыбке.

- О! Молодые люди! - начал он, как только подошел к ним поближе. - Заходите, заходите... Присаживайтесь. Вы, наверное, путешественники? Пасхальные каникулы? Очень, очень похвально для таких молодых людей получше узнать родную страну. Вы не хотите задержаться у нас подольше? Я мог бы предложить вам комнату наверху. Или даже две, если вы пожелаете.

Гарри и Гермиона твердо ответили, что они здесь проездом, немало разочаровав этим хозяина заведения, но от предложенного угощения не отказались. А когда мужичок преподнес им поднос с парой чашек ароматнейшего чая и порезанный на кусочки почти горячий пирог с почками, они тут же изъявили огромнейшее желание приобрести еще парочку таких же пирогов "на дорожку".

Незаметно разговор свернул к местным достопримечательностям, которые путешественникам непременно стоило бы увидеть своими глазами.

- У нас здесь очень красивое место. А с соседних холмов открывается прекрасный вид. Обязательно посетите нашу церковь. Право, те проповеди, что читает наш священник по воскресеньям, стоит послушать. Ну и, разумеется, следует взглянуть на Дом Реддлов...

- Дом Реддлов? – не сдержавшись, переспросил Гарри. - Он что, так и называется?

Избранный замолчал, почувствовав на ступне своей ноги ботинок Гермионы. Но хозяин трактира, похоже, не придал вопросу никакого особого значения. Он подсел к ним с противоположной стороны стола и стал вдохновенно рассказывать именно то, что Гарри хотел услышать:

- Да, да! Этот особняк так и называют: "Дом Реддов", хотя сами Реддлы вот уже больше чем полвека в нем не живут. Сейчас дом, конечно, сильно обветшал, а когда-то это было самое величественное здание во всей округе. Так оно и понятно: если дом стоит без должного присмотра, то и крыша начинает протекать, и сад зарастает сорняками. А в этом доме, почитай, полвека никто не живет. Если, конечно, не считать старого садовника Фрэнка Брайса. Так и он умер вот уже почти четыре года назад.

- А как же такой, как вы говорите, величественный особняк мог остаться без присмотра? Ведь у дома есть хозяин? - спросил Гарри самое безобидное из того длинного списка вопросов, что выстроились в очередь в его голове.

- После смерти Реддлов дом несколько раз переходил из рук в руки, но никто там долго не задерживался. Говорили, - хозяин трактира перешел на таинственный шепот, - что в доме обитает что-то зловещее, мрачное. Поэтому, пожив в доме короткое время, новоявленные хозяева были рады собрать вещи и, сбагрив дом по сходной цене, навсегда покинуть это место. Да и вы сейчас сможете увидеть здание лишь издали. Особняк возвышается на холме над деревней, окна заколочены, черепица с крыши осыпается, все стены заросли плющом. А нынешнего владельца дома Реддлов никто не видел, он там никогда не жил и никак его не использует. Говорят этот странный богач держит усадьбу "из налоговых соображений", но вздерните меня на виселице, если я хоть что-то в этом понимаю. Сам налоги плачу, и точно знаю: есть недвижимость - есть и лишние налоги. А лишние доходы никогда не помешают. Куда как выгоднее сдать дом в аренду, обязав арендаторов следить за его состоянием. Только, видать, не нашлось желающих жить в этом мрачном доме.

- А там что, обитают приведения? - таинственно прошептал Гарри, подражая хозяину трактира.

Реакция рассказчика удивила Избранного. Он кинул на них недоумевающий взгляд и произнес:
- Так вы даже не знаете, что больше чем полвека назад в доме произошло странное тройное убийство? Убийство, которое так и осталось нераскрытым. Что вы! История о том, как в закрытом на все внутренние замки доме были обнаружены три трупа без единого повреждения, известна далеко за пределами нашей деревушки и до сих пор будоражит местные умы. Благодаря чему, собственно, путешественники и сворачивают к нам, чтобы воочию взглянуть на особняк и могилы Реддлов. А уж когда четыре года назад без следа пропал старый садовник, служивший в этом доме всю свою жизнь, то об этом писали даже в центральных газетах, не говоря уже о местных.

- Но тогда-то, наверное, имя таинственного богача и хозяина дома появилось на страницах газет? - нетерпеливо вставила Гермиона свое слово.

- Ничего подобного! - с некоторым торжеством отозвался лысый мужичок. - Вся деревня несколько дней подряд обсуждала это событие, случившееся в конце того августа. Трактир гудел, как пчелиный улей. Но тело садовника так и не нашли, как будто его черти утащили, а хозяин дома так и не соизволил проявиться ни на страницах газет, ни в Литтл-Хэнглтоне.

- Но, может быть, садовник куда-нибудь уехал? К родственникам, например, - снова поинтересовалась Гермиона.

- Это Фрэнк-то? Да не было у него родственников. Все его родственники жили здесь же, в Литтл-Хэнглтоне: родители и брат. Брат погиб на войне, а сам Фрэнк оставил там ногу, но зато остался живой. Было ему к тому времени больше восьмидесяти лет, и за всю свою долгую жизнь он ни разу не покидал деревню. Если, конечно, не считать того, что воевал в свое время. Он и в молодости был не особо разговорчивым, а к старости и вовсе стал нелюдим. Неделями не вылезал из своей избушки, расположенной там же, на территории усадьбы, и только по свету, что загорался в окнах сторожки, мы знали, что Фрэнк по-прежнему живет и здравствует. Хотя, понятие здравствует - это громко сказано. В последние годы его очень беспокоила раненая нога. Еле ходил. Сад к тому времени уже основательно запустел, и если бы хозяин дома чуть больше интересовался самим домом, а не "налоговыми соображениями", то рассчитал бы его в три дня. Впрочем, за более чем полувековую службу Фрэнк скопил достаточно денег для безбедной старости.

- А это откуда известно? - удивилась девушка.

- Как откуда? - воскликнул хозяин трактира. - Из завещания Фрэнка, конечно же. Когда на утренней проповеди в церкви огласили завещание Фрэнка, все прихожане издали дружный возглас удивления. Оказалось, что у него на счету в банке скопилась кругленькая сумма. Да и как ей было не скопиться, если за жилье он не платил, налоги на недвижимость тоже не платил, на себя почти ничего не тратил. Зимой и летом его видели в неизменном костюме садовника. Только что продукты в магазине закупал для себя раз в неделю, но много ли старику надо? Так вот, согласно завещанию, все состояние Фрэнка было передано на ремонт нашей церкви. И вы сможете сами оценить количество денег, заработанных старым садовником за всю его долгую жизнь, посетив церковь и оценив качество проделанного ремонта. С тех пор наш священник, мистер Бэркли, упоминает имя Фрэнка в каждой своей проповеди. А деньги на его счет в банке приходили с завидной регулярностью. От таинственного хозяина дома, который пожелал остаться неизвестным.

- Но, может быть, хозяин дома живет где-нибудь за границей и об исчезновении садовника ничего не знал? – задала Гермиона очередной вопрос.

- А вот это тоже тайна, покрытая мраком. Завещанные Фрэнком деньги были переданы местному приходу не сразу, а спустя почти три года после его исчезновения. Ну, вы же знаете наши законы: если нет трупа, то человек официально еще некоторое время считается живым. Фрэнк, наверное, считался бы живым и дальше, если бы не его благотворительный взнос в пользу церкви. В конце весны прошлого года сюда приехала целая комиссия во главе с судебным приставом, и они обыскали весь дом и сад. И что вы думаете, нашли? - хозяин трактира приостановил свой занимательный рассказ и многозначительно замолчал.

- Что? - еще многозначительнее переспросил его Гарри. Делать свой голос еще заинтересованнее, чем он был на самом деле, не было нужды. Потому что изнутри Гарри просто распирало от неподдельного любопытства.

- В дальнем углу сада нашли человеческий череп, который, как показала экспертиза, принадлежал старику Фрэнку. А потом было еще обнаружено несколько костей, и среди них обрубленная кость голени правой ноги, которую Фрэнк потерял пятьдесят лет назад, на войне, - закончил свой рассказ трактирщик.

- А как это относится к таинственному хозяину дома? - уточнила Гермиона.

- А так! Оказалось, что деньги на счет садовника перестали поступать с момента его исчезновения в конце августа, - с некоторой торжественностью проговорил лысый коротконогий мужичок. - Как будто бы садовник успел предупредить своего работодателя перед смертью, что типа он уходит в отставку! Но вы же понимаете, что это полная ерунда... А кости Фрэнка Брайса явно кто-то хорошо обсосал перед тем, как выплюнуть.

- А сам таинственный хозяин дома так и не появился? - поинтересовался совершенно сбитый с толку Гарри. - Как же могли обыскать дом в отсутствие хозяина.

- Да вы слушаете, что я вам толкую или нет? Этого таинственного хозяина никто здесь никогда не видел. А потом выяснилась еще одна занимательная вещь: дом-то был оформлен на подставное имя! Да об этом весной все газеты писали. Хозяин так и не нарисовался, на дом недавно был наложен арест, и сейчас он продается за долги. Только вот кто его купит с такой-то славой? - закончил трактирщик, явно гордясь собой.

Было совершенно понятно, что Дом Реддлов является для него неиссякаемым источником дохода, а эту историю он рассказывает чуть ли не каждому новому посетителю. Оставалось только надеяться, что там ничего не выдумано и не приукрашено.

Подростки сидели молча, как будто бы громом пораженные. Некоторое время они ничего не могли вымолвить, а потом Гермиона попросила хозяина "ВИСЕЛЬНИКА" принести им газеты годичной и четырехгодичной давности. Она ничуть не сомневалась, что хозяин заведения хранит у себя все подшивки. И не ошиблась. Спустя всего несколько минут их собеседник принес целую коробку, в которой были собраны газетные вырезки, касающиеся таинственного убийства старого садовника.

Гермиона умоляюще попросила трактирщика приготовить им в дорогу еще парочку-тройку пирогов с начинкой, а когда он исчез за стенами основного помещения, шепнула Гарри: "Я быстро, в туалет!" и исчезла вместе с коробочкой.

К счастью, Гермиона вернулась обратно до того, как трактирщик принес им тщательно упакованные в большие бумажные пакеты пироги. В руках у нее уже была та же коробочка, но по ее довольному виду Гарри сразу понял, что применено было, как минимум, заклинание Дублирования. И все содержимое газетных статей сейчас надежно хранится в бисерной сумочке. Самое обидное состояло в том, что старалась она напрасно. Трактирщик сам предложил своим посетителям приобрести у него копии всех газетных статей. За дополнительную плату, разумеется. Гарри сразу согласился. Расплатившись с хозяином "ВИСЕЛЬНИКА", юноша и девушка покинули гостеприимное заведение с веселеньким названием.

Только оказавшись на улице, Гарри взглянул на часы. Оказалось, что в познавательной беседе с трактирщиком они провели больше часа. Продуктовый магазинчик был уже открыт, о чем красноречиво свидетельствовало отсутствие висячего замка на дверях.

Согласившись друг с другом в том, что все услышанное от хозяина трактира они обсудят после, юноша и девушка занялись закупкой продуктов. Гарри сразу же, еще стоя на улице, предложил закупить побольше различных круп, чтобы "кашу варить". Потому что это было, по его мнению, наиболее компактно, сытно и, как говорится , всем хватит. На том они и сошлись, немало обрадовав продавщицу магазина, подчистив у нее запасы овсянки, гречи и риса. Туда же добавили несколько банок мясных консервов, десятка два разноцветных бумажных пакетика с сушеным супом, баночку соли и пару маленьких баночек с какими-то приправами, которые им посоветовала продавщица. Гарри с удовольствием бы приобрел еще хлеб, сахар, мясо, птицу, но обслуживающая их женщина стала выражать слишком недвусмысленное беспокойство по поводу того, как же они все это понесут, и где припаркована их машина. А поскольку машины у них официально не было, то пришлось остановиться. Напоследок они прикупили огромный пакет прессованного угля для печки.

По дороге в палатку Гарри думал только о том, что рассказал им трактирщик, сгорая от нетерпения почитать газетные вырезки. Все это слишком плохо укладывалось в голове, слишком плохо сходилось в одно целое, и "Ох!" как бы ему не помешал сейчас Омут Памяти.

Гермиона тоже о чем-то сосредоточенно размышляла. Они почти не проронили ни слова, пока не оказались в родной палатке, где их с огромным облегчением встретили их маленькие большеглазые друзья.

Ответственным за растопку печки Гарри назначил Кикимера, рассудив, что около источника тепла старому эльфу будет гораздо теплее. Сэрра и Хаппи должны были готовить на всех еду, Микки следить за малышами, а Юппи и Бобби днем по очереди дежурить у входа в палатку. Ночные дежурства Гарри с Гермионой решительно взяли на себя.

Распределив таким образом трудовые обязанности, Гарри был уверен, что сейчас почитает газетные вырезки. Но как только холодная палатка наполнилась живым теплом, исходящим от печки, а желудок наполнился вкуснейшими кусочками пирога, он начал откровенно клевать носом. Гермиона решительно забрала у него заветную коробочку и силой прогнала его отдыхать, предупредив, что перед ночным дежурством следует хорошо выспаться. Сама она, проверив напоследок, не выдает ли их присутствие дымок, идущий от печки, тоже легла под одеяло, мгновенно провалившись в сон. Огромная усталость, скопившаяся почти за сутки непрерывного бодрствования, давала о себе знать.

Гарри проснулся от звука веселых детских голосов, распевавших задорную песенку. Слова песенки часто повторялись, и очень скоро Гарри выучил ее наизусть:

Десять маленьких эльфят решили потрудиться,
Десять маленьких эльфят принесли водицы.
Один из них был неуклюжий,
Разлил ведро и сделал лужу.
Хозяин его в охапку сгреб...
А он от него исчез... Хлоп!

Дальше решили потрудиться уже только "девять маленьких эльфят", потом восемь, и так далее, пока не дошло до "пары маленьких эльфят". На слове "Хлоп!" малыши дружно подпрыгивали и громко хлопали в ладошки, смеясь от удовольствия и тут же начиная песенку сначала, соответственно уменьшив на одного количество тех, кто решил потрудиться. Наконец, остался всего один домовенок, а что стало с ним, Гарри узнать не успел. Потому что в комнату вошел Кикимер и начал ворчливо объяснять малолетним эльфам, что подобная озорная песенка никак не красит порядочного домовика, и что исчезать от хозяина очень непорядочно, и петь об этом совершенно неприлично. А увидев, что его хозяин Гарри уже не спит, Кикимер многозначительно на него посмотрел, явно рассчитывая на поддержку.

"Может быть, оно и не прилично петь об исчезновении от хозяина, - подумал Гарри с улыбкой, - но сама песенка чрезвычайно забавная".
Но поскольку Кикимеру было поручено воспитание Солли и Холли, то говорить ему о том, что вполне безобидная детская песенка никак не может испортить характер малышей, Гарри показалось неловко. Все-таки Кикимер добросовестно выполняет его поручение, делает домовятам правильные, на его взгляд, замечания. Пожалуй, даже слишком правильные... Несколько минут он соображал, что бы такое придумать, чтобы и малыши продолжали радоваться жизни, и Кикимера не обидеть, и все-таки придумал.

Он строго приказал Кикимеру позвать сюда, в комнату, родителей малышей, а самому подежурить у дверей палатки вместо них. Приказ хозяина Кикимеру показался очень правильным, и он с радостью кинулся его выполнять. Вскоре появились Бобби и Юппи, но Гарри попросил их проследить за печкой, собираясь поговорить с малышами наедине, без взрослых.

- И кто же это такое сочинил? Вы сами? - спросил Гарри, отозвав домовят в дальний угол комнаты.
Девочки отрицательно замотали большими ушастыми головами.
- А кто? - Гарри совсем перешел на шепот.
- Добби, хозяин Гарри, - шепнула ему на ухо Солли, которая была посмелее своей сестренки. - А нас Микки научил.
- А что стало с последним эльфенком? - продолжал расспрашивать Гарри. - Можете рассказать?
Домовята снова закачали головами.
- А что такое? Почему нет? - прошептал Гарри.
- Потому что, хозяин Гарри, - отозвалась Солли, - после последнего "Хлоп", всем, кто поет песенку, по-правильному, нужно исчезать.
- А хозяин Гарри нам это запретил, - рассудительно добавила Холли.
- Ааааа... Вот оно что, - протянул Гарри. - Ну, тогда конечно. Тогда точно нельзя закончить песенку. А нельзя ли сделать так, чтобы эльфята не исчезали от хозяина. А то мне, знаете, хозяина жалко. Вот мне, например, будет очень жалко себя, если вы от меня исчезните.

- Но ведь, по-правильному, песенка именно так поется, - после довольно длительного раздумья несмело возразила Солли.
- Но разве очередной эльфенок не будет рад исчезнуть, чтобы выполнить приказ своего хозяина? - с деланным недоумением прошептал Гарри. - Я был всегда уверен как раз в обратном.
- Но тогда же это будет совсем, совсем другая песенка! - неожиданно для самой себя воскликнула Холли.
- Я об этом как-то не подумал, - признался Гарри, делая вид, что это до него только-только дошло. - Но разве это плохо? Зато это будет ваша собственная песенка. Я бы очень хотел, чтобы вы подумали над новыми словами для последних двух строчек.
- А Солли и Холли справятся? - неуверенно спросила Солли.
- Холли и Солли никогда раньше не сочиняли стишки, - уточнила ее сестренка.
- А вы попробуйте, - настойчиво предложил им Гарри, - и Микки попросите помочь вам.

Когда эльфята уединившись в уголке комнаты, стали таинственно перешептываться между собой, Гермиона, подойдя к Гарри, выразительно показала ему поднятый вверх большой палец на правой руке и так счастливо улыбнулась, что Гарри искренне рассмеялся в ответ на ее улыбку.

- Гарри, да у тебя действительно талант улаживать всякие конфликты, - серьезно шепнула ему Гермиона, когда он замолчал. - Я бы сама не догадалась так здорово разрулить ситуацию. Да еще когда дело касается детей!

- Не надо так сильно меня хвалить, - попытался остановить Гарри ее восторги. - Вдруг зазнаюсь и стану слишком много о себе воображать! Не боишься?

Но сияющие глаза Гермионы красноречиво говорили о том, что последнего с героем Магического Мира никак не может случиться, и уж она-то этого точно не боится.

Получив от Сэрры по полному котелку гречневой каши с тушенкой, Гарри и Гермиона покинули палатку и, сменив Кикимера, расположились у ее входа. День подошел к концу, на улице заметно потемнело и Гарри, собираясь почитать газетные вырезки, зажег волшебную палочку.

Боль в шраме возникла мгновенно, как будто бы лоб полоснули острой бритвой. Отдавшись на минуту во власть этой боли, только лишь для того чтобы быть в курсе дел своего врага, Гарри устремил свое сознание вперед. Он вновь оказался в Малфоевских подземельях, в той же самой мрачной камере, откуда они сами сбежали, и где сейчас томился Люциус Малфой.
Волан-де-Морт настойчиво продолжал тренироваться с новой палочкой, от которой упорно хотел добиться полного подчинения, но не мог. Так же, как когда-то мучился Гарри с нелюбимой палочкой из терновника, тщетно пытаясь увеличить паука, точно также Волан-де-Морт проделывал свои зверские опыты. Только не на пауке, а на живом человеке, и при помощи заклинания, которые было куда больнее Увеличивающего заклинания.

Убедившись, что Темного Лорда по-прежнему волнуют привычные для него заботы, Гарри потушил свою Бузинную палочку и спрятал ее подальше. Смотреть сейчас на экзерсисы Волан-де-Морта и страдания Люциуса хотелось меньше всего. Кроме того, Гарри надеялся, что, убедившись в лояльности к себе новой палочки, Темный Лорд быстрее прекратит издевательства над хозяином поместья. Теперь уже бывшим хозяином.

Шрам продолжал гореть болью некоторое время, напоминая о том, что Волан-де-Морт все еще в гневе. Но постепенно боль улеглась, потому что отчаянные вопли старшего Малфоя смогли-таки привести красноглазого урода в уравновешенное состояние.

Гарри очнулся, почувствовав на своем лбу прохладную ладонь Гермионы. Эта, такая желанная сейчас прохлада усмирила и окончательно прогнала боль, и Гарри даже пожалел, когда девушка убрала свою руку.

- Болит? - тихо спросила она.
- Уже почти нет, - так же тихо ответил Гарри. - Мне просто не надо было зажигать Бузинную палочку.
Гермиона не поняла, и немедленно уточнила:
- Разве твои видения как-то зависят от того, какую палочку ты используешь?

Гарри ответил не сразу, но, подумав немного, твердо решил, что Гермиона, как никто другой, имеет право знать все. Сегодня утром он принял такое решение, так что тайн между ними не будет.

- Думаю, дело тут не в палочке, - ответил Гарри. – Дело в том, что когда я использую Старшую палочку, та же самая палочка в руках Лорда перестает его слушаться. Может быть, они как-то чувствуют друг друга? Сама-Знаешь-Кого это, разумеется, бесит, и он приходит в ярость. А когда Лорд испытывает злость, у меня болит шрам.

- Вот оно что..., - протянула Гермиона, обдумывая слова друга. - Так значит, от того, какая именно волшебная палочка у тебя в руках, ни количество, ни качество видений не зависят?

Вопрос Гермионы заставил его задуматься. Если говорить о количестве видений, то, пожалуй, оно целиком и полностью зависело от душевного равновесия Темного Лорда. Но это в том случае, если в этом деле положиться на него и не пытаться самому проникнуть в его сознание. Потому что - теперь Гарри готов был в этом себе признаться - если он, при малейших признаках покалывания в шраме, закрывал глаза и отгонял от себя все посторонние мысли, он неизменно начинал видеть глазами Темного Лорда. Это открытие он сделал для себя не так давно, уже после возвращения Рона и посещения дома Ксенофилиуса Лавгуда. Он тогда часто оставлял друзей одних и, сидя где-нибудь в укромном уголке, подглядывал за мыслями Волан-де-Морта. Только вот качество видений оставляло желать много лучшего. Картинка была расплывчатой, нечеткой, как при неисправленной антенне телеприемника.

Он тогда еще подозревал, что качество видений ухудшилось из-за утраты волшебной палочки с пером феникса, и даже обвинял нелюбимую палочку из терновника в том, что он больше не может заглядывать в мысли Волан-де-Морта. Недолго думая, Гарри выложил все свои соображения об участии волшебной палочки с пером феникса в ментальной связи между ним и Волан-де-Мортом подруге.

Вдруг Гермиона задала вопрос, которого он не ожидал:
- А ты пытался пролезть в мысли Сам-Знаешь-Кого только тогда, когда у тебя начинал покалывать шрам?

- В общем и целом - ДА. Если честно, то я тщательно скрывал от вас с Роном свои видения. Да, собственно, я тогда мало что видел, а из того, что видел, почти ничего не понял. Ты же всегда ругала меня за эту связь с Сама-Знаешь-Кем? - добавил он с некоторым вызовом.

- Гарри, давай не будем вспоминать прошлое, - серьезно ответила Гермиона. - Я признаю, что ошибалась. Я поняла это в ту минуту, когда ты увидел месть Сам-Знаешь-Кого за ограбление банка. Если бы ты тогда не подсмотрел, что последний крестраж находится в Хогвартсе, мы бы не успели туда. Я хотела спросить о другом: вот ты сказал, что когда у тебя начинал покалывать шрам, ты, изгнав из головы посторонние мысли, соединял свое сознание с мыслями Сам-Знаешь-Кого. Так?

- Ну, так, - подтвердил Гарри, не совсем понимая, куда она клонит.

- А если наоборот? Если ты попробуешь очистить сознание от посторониих мыслей... Если закрыть глаза и убрать из головы все лишнее..., - казалось, Гермиона замолчала на целую вечность, но Гарри мгновенно понял, что она имеет в виду. Помогла та самая пресловутая фраза: "Очистить сознание". То, чего от него так настойчиво добивался Снейп, и что, вопреки ожиданиям Дамблдора и его собственным надеждам, только усиливало его связь с Волан-де-Мортом.

- То шрам начинает саднить, - признался Гарри, потому что скрывать этот факт от подруги не было уже никакого смысла. - А это значит, что...

- Что ты совершенно правильно выполнял все задания Снейпа, - подвела Гермиона горький итог, потому что, получив ответ на один вопрос, она мгновенно, самым волшебным образом, вытащила из темного шкафа парочку-тройку скелетов, которые до поры никак не давали о себе знать.




Глава 27. Оклюменция и частица души Темного Лорда.

Уроки оклюменции у Снейпа до сих пор оставались для Гарри в списке самых кошмарных воспоминаний. Правда, за последние два года он о них не часто вспоминал. И вспоминал бы еще реже, если бы время от времени об оклюменции не напоминала Гермиона. Его бурная, под завязку насыщенная событиями жизнь почти не оставляла для этого свободных минут. Да и какая радость была вспоминать о тех унижениях, которым из урока в урок подвергал его Снейп, тщетно добиваясь от него научиться закрывать свое сознание? Если бы еще Снейп потрудился при этом объяснить, как это сделать!

Но хогвартский профессор не утруждал себя разъяснением теории, а сразу приступил к практике. На самом первом уроке он один раз обронил, что потребуются хорошие усилия воли, подобные тем, которые позволяли Гарри сопротивляться заклинанию Империус. Но право, младший Крауч был куда как лучшим учителем, чем профессор Снейп.

Гарри невесело усмехнулся, восстанавливая в своей памяти урок за уроком у ненавистного профессора. Собственно, как таковых уроков и не было. В том смысле, что не было никаких, хотя бы маломальских объяснений, каким образом Гарри должен сопротивляться, если не считать того маловразумительного намека, что он должен был собраться с силами и отразить атаку. Но Снейп никогда не давал ему даже мгновенья на то, чтобы подготовиться. Не ждал. Короткий взмах палочки, и кабинет расплывался перед глазами, а в мозгу быстро мелькали яркие образы, словно в ускоренном фильме.

После каждой такой атаки Гарри казалось, что его вывернули наизнанку. Голова кружилась и раскалывалась, словно бы Снейп перемешал хранившееся в голове Гарри мысли волшебной палочкой сначала по, а потом против часовой стрелки. Но профессор не давал прийти в себя. Как только кабинет перед глазами переставал вращаться, раздавался презрительный голос Снейпа: "Встать! Вы не стараетесь, не прилагаете усилий".

Но сил к сопротивлению оставалось все меньше, и каждое новое нападение отражать было труднее, чем предыдущее. Требование Снейпа освободиться от эмоций он воспринимал, как издевательство. Гнев на ненавистного профессора разливался по жилам, заставляя саму кровь вскипать яростью. А Снейп вновь и вновь наставлял на него палочку и рявкал: "Легилименс!"

Когда очередной так называемый урок у Снейпа заканчивался, Гарри все равно не мог расслабиться, потому что не заканчивались, а только начинались настоящие кошмары. Они поджидали свою жертву за порогом кабинета. Именно тогда, после первого урока, он впервые соединился с сознанием Темного Лорда не во сне, как это было раньше, а при полном бодрствовании. Именно тогда его шрам пронзила не тупая, отдаленная боль, а нахлынуло острое ощущение того, что тебе раскроили череп. Кажется, он упал и потерял сознание прямо на пороге спальни. То есть он был в сознании, и помнил все, но он был не в себе, а хохотал безумным, маниакальным смехом Волан-де-Морта. Гарри тогда еле сдержался, чтобы его не стошнило прямо на Рона. А ведь это был только первый урок у Снейпа.

- Гарри, - окликнул его тихий голос Гермионы, - тебе ведь стало хуже после первого же урока у Снейпа? Не отвечай, я это прекрасно знаю. Да ты и не скрывал это от нас.

- Зато скрывал от Дамблдора! - с досадой отрезал Гарри. - А надо было тотчас же бежать к старику и все рассказать. Да я едва дошел тогда до дверей спальни после того достопамятного урока! Мало того, прямым ходом, без особых проблем и задержек я вляпался в башку к Сама-Знаешь-Кому. Хорошо хоть, что видел меня в таком состоянии только Рон.

- Я все знаю, Гарри. Рон мне рассказал. Кроме того, я сама не слепая. Достаточно было взглянуть на тебя: ты был бледный, как смерть. А вот шрам твой, напротив, воспалился, покраснел и выглядел ужасно, - Гермиона говорила короткими отрывистыми фразами, и после каждого предложения в воздухе на миг зависала напряженная пауза.

Вдруг она замолчала, как бы обдумывая на ходу, говорить ли дальше. Но, видимо, раз и навсегда решив про себя, что у нее больше не будет секретов от друга, выдохнула:
- Гарри, я была в тот вечер у Дамблдора...

Гарри поднял на нее изумленный взгляд, но промолчал, решив про себя, что вопросы ни к чему. Она сама все расскажет.
Гермионе понадобилось полминуты, чтобы собраться духом:
- Я помчалась в кабинет Дамблдора, как только увидела, что ты еле стоишь на ногах, попросив Рона присмотреть за тобой. Но, Гарри, я почти ничего не смогла добиться. Сначала я потратила кучу времени, чтобы подобрать пароль к кабинету директора. Я, наверное, перебрала все сладости мира, но так и не смогла уговорить Горгулью. А потом... Потом дверь открылась, и в проеме показался профессор Снейп. Оказывается, он встречался с директором. В общем, я прямо подошла к нему и потребовала пропустить меня к Дамблдору.

- И он пропустил? - воскликнул Гарри. - Да ты шутишь...

- Еще как пропустил! - не сдавалась Гермиона. - Можно сказать, отвел наверх за руку, непрерывно напоминая по дороге о соблюдении школьных правил, об исключении из школы и прочих радостях жизни. Но меня это мало волновало тогда. Не больше, чем его сарказм в голосе. Какая в принципе разница, каким образом тебе удалось попасть на прием к директору?
Хуже было другое: мне не удалось поговорить с Дамблдором наедине. Снейп остался стоять в дверях, скрестив на груди руки. А Дамблдор приказал говорить при нем, заявив, что он доверяет профессору Снейпу, и у него нет от Снейпа секретов...

Ну, разумеется! Как же можно было обойтись без доверия к профессору Снейпу!
Гарри снова невесело усмехнулся про себя. Сейчас, когда он знал об истинной роли Северуса Снейпа в его жизни, о любви Снейпа к его матери, об отношениях с его отцом, он с ужасом признавался себе, что понимает этого странного человека еще меньше, чем тогда, в пятнадцать лет. Тогда была просто ненависть, тут и понимать было особо нечего. Но какой бы сволочью в глазах Снейпа не был Джеймс Поттер, он был мертв к тому времени уже без малого полтора десятка лет! Гарри просто не мог себе представить, что он может хранить и лелеять свою ненависть на кого-нибудь так долго, и уж тем более на давно погибшего человека. Это, как говорила тетя Петуния, была клиника...

Голос Гермионы оторвал Гарри от воспоминаний о своих родственниках и о своем украденном детстве:
- Собственно, больше и рассказывать не о чем. Дамблдор едва проронил пару слов. Что-то вроде того, что так нужно, моя девочка, и что Гарри сильный, он справится. И выпроводил нас вместе с профессором из кабинета. Снейп прибавил на дорожку в своей излюбленной манере, что он нисколько не сомневался, что мисс Грейнджер кинется защищать своего никчемного дружка... Снял десятка два баллов за нарушение школьных правил... Гарри, я не рассказывала тебе об этом, потому что боялась, что это только еще больше выведет тебя из равновесия. Да меня саму трясло после этого визита к директору.

Гермиона снова замолчала, бесцельно перебирая в руках бумажные прямоугольники, заполненные газетным шрифтом.

- Это еще не все, - осторожно сказала она. - Примерно через три недели, когда стало окончательно ясно, что ты... не справляешься... Это было уже после дня Святого Валентина, то есть после статьи Риты Скитер в "Придире". Я еще раз подошла к Дамблдору и выразила свое сомнение в правильности методов обучения профессора Снейпа. Получила в ответ то же самое, что и раньше: все нормально, просто после урока защита Гарри ослаблена. Но это обязательно пройдет, по мере того, как ты будешь овладевать оклюменцией. Тебе просто надо больше стараться.

Вдруг Гермиона вскочила на ноги, и заговорила с особенным волнением:
- Только вот получается, что ты старался! Ты ведь добросовестно делал то, что хотел от тебя Снейп. Ты очищал свое сознание перед сном, но это только усиливало твою связь с Темным Лордом...

Гарри устало посмотрел на девушку. Что тут можно было возразить? Справедливости ради надо было отметить, что ему следовало бы стараться усерднее, но сейчас речь была не о его прилежании. Факт оставался фактом - чем больше он выполнял рекомендации Снейпа по очистке сознания от эмоций, тем больше усиливалась его связь с Волан-де-Мортом. На них с Темным Лордом не распространялись обычные законы. Потому что для обычной легилименции необходим был зрительный контакт, а он, Гарри, связан со своим врагом через частицу его души, живущей в его душе...

Почувствовав, как по телу вновь разливается отчаяние от осознания горькой правды, а к горлу подступает огромный комок, Гарри все же смог собрать силы и проговорил:
- Снейп не знал, что... Гермиона, ты знаешь, что я имею в виду... Дамблдор ведь сказал ему об этом уже почти перед самой смертью. А до того Снейп, как и я, мог слышать от Дамблдора только одну версию: заклятие, которое не смогло меня убить, создало некую связь между нами. Правда, до уроков оклюменции я улавливал эмоции Темного Лорда только во сне, когда мозг наиболее ослаблен и уязвим, а после все стало значительно хуже. И если честно, то здесь даже упражнения по очистке сознания от эмоций почти ни при чем. После первого урока я еще не успел приступить к ним, а уже поймал ярость Волан-де-Морта. Ну и... В общем, Гермиона, я не очень старался...

Теперь уже Гермиона подняла на него удивленный взор. Гарри понял, что она ждет от него объяснений.
- Понимаешь, мне никто не объяснил, почему я должен закрывать свое сознание. Мне казалось, что это очень полезно - знать, что делает Сама-Знаешь-Кто. Ведь если бы не мой сон-видение накануне Рождества, то мистер Уизли был бы мертв. Все, что я услышал от Дамблдора, так это милое напутствие перед его исчезновением: обязательно тренируйся каждый вечер перед сном, скоро ты поймешь, зачем это нужно. Только вот понял я это, к сожалению, когда стало уже слишком поздно. Сириус уже упал за Арку Смерти. Господи, если бы Дамблдор хотя бы намекнул о возможности посылать ложные видения! Увидев Сириуса в Отделе Тайн, я ведь все принял за чистую правду... А по поводу ежевечерних тренировок: Гермиона, мне ведь еще нужно было как-то готовиться к экзаменам. Как тут освобождать сознание от мыслей, если мозги переполнены историческими датами, рецептами зелий, формулами по трансфигурации. Я старался, как мог. Но я очень сильно сомневаюсь, что сам Снейп изучал оклюменцию параллельно со сдачей СОВ. Если честно, до сих пор удивляюсь, как мне удалось тогда получить более-менее приличные оценки. Я почти перестал спать по ночам.

Гермиона глубоко вздохнула, как бы соглашаясь со словами друга. Гарри тоже вздохнул, еще и еще раз прокручивая в голове все сказанное. Получалась интересная картинка: Снейп не знал об истинной природе связи между Избранным и Волан-де-Мортом, Гарри кое-как выполнял рекомендации Снейпа, нисколько не подозревая об опасности, а Дамблдор все это время молчал...

Господи, если бы уроки оклюменции вел не Снейп! Ну, хоть кто-нибудь другой. Может быть, в присутствии другого учителя Гарри лучше удавалось бы очищать свой разум от эмоций. По крайней мере, его не топила бы такая волна ненависти в ответ на ехидные замечания Снейпа по поводу своей никчемности. Интересно, а этот непревзойденный оклюмент узнал от своих коллег по службе у Темного Лорда, что тогда, на кладбище, он, Гарри, сбросил "Империус» Волан-де-Морта в считанные минуты? А после смерти Добби Гарри впервые почувствовал, что может удерживать боль в шраме на расстоянии и закрывать свои мысли. Только ему для этого понадобились те самые эмоции, которые он так тщательно изгонял из своей головы по рекомендациям Снейпа.

- Гарри, не казни себя, - тихо прошептала Гермиона. - Судя по всему, сам великий волшебник Сам-Знаешь-Кто не в состоянии полностью контролировать себя. Он отгородился от тебя при помощи оклюменции, испытав во время попытки ментально атаковать тебя после смерти Сириуса невиданную доселе боль. Но и он не может, судя по всему, закрыть свое сознание полностью. Иначе бы ты не попадал в его разум. Ведь так? Только я одного не понимаю: если ваша связь, как говорит Дамблдор, осуществляется через... ошметок души Темного Лорда, то, при чем здесь оклюменция? Оклюменция - это защита сознания, ума, мыслей, мозга. А душа - это нечто другое...

- В случае со мной и Темным Лордом - это одно и то же, - медленно повторил Гарри слова Дамблдора, услышанные в Думосбросе.

Замечание Гарри подействовало на Гермиону, как красная тряпка на быка. Она снова вскочила, как ужаленная и закричала:
- Тебя послушать, так вы с Сам-Знаешь-Кем просто два сапога пара! Все-то у вас не так, как у людей...

- Тише, - остановил ее Гарри, - нас могут услышать.

- Не услышат, - отрезала Гермиона. - Я давным-давно наложила заглушающие чары. А вот Дамблдору, если он такой умный и все-то про вас с Сам-Знаешь-Кем знал, следовало бы поумнее организовать твое обучение. Или, на худой конец, поручить Тонкс или Грюму научить тебя делать говорящего патронуса. Я чуть язык от удивления не проглотила, когда Скримджер меня спросил, не обсуждала ли я с Дамблдором шифры или иные средства передачи секретных сообщений. Да я даже понятия не имела, что у магов существует нечто подобное.

- Гермиона, - тихо обратился Гарри к подруге, пытаясь остановить ее красноречие. - Я даже про подаренное Сириусом зеркальце забыл... Я даже не развернул подарок крестного...

Но на Гермиону его слова произвели совершенно обратный эффект. Она еще больше распалилась:
- Вот-вот, и я о том же! Один человек может что-то забыть. Но когда склерозом начинают страдать все подряд... Ты связывался с Сириусом и Люпином через камин. И ни у того, ни у другого не возникло ни единой мысли о том, что можно спокойно поговорить через сквозные зеркала! Ну ладно, сразу не сообразили... Но потом! Гарри, месяц прошел после этого разговора. Это все равно, как если бы маглы забыли о существовании телефонной связи. Люпин знал о том, что Сириус подарил тебе зеркальце. Он-то его и обнаружил в доме среди всего тамошнего хлама. В общем, я уточнила это у него, когда летом он приезжал в Нору. И тоже забыл...

Гермиона снова замолчала, тяжело опустившись рядом с Гарри на свободный складной стульчик.
- Что интересно, - неуверенно призналась она, - я никогда не пыталась найти никакую литературу по защите разума в библиотеке. Я даже не искала. У меня ни разу не возникло такой мысли. Когда ты выудил в кабинете Дамблдора пару книг с полки, я была просто... Одним словом, Гарри, я только тогда ВПЕРВЫЕ подумала, что ведь об этом можно было просто прочитать. Я имею в виду способы защиты сознания.

Гарри смотрел на нее так, словно она делала громкое заявление перед прокурором и давала свидетельские показания. Он ведь тоже ни разу не подумал о книгах. Но он - это он, а Гермиона - совсем другое дело. Не было еще случая, чтобы она не искала в библиотеке Хогвартса ответа на свои и чужие вопросы. Касалось ли это новых заклинаний, личности таинственного Тома Реддла, Тайной комнаты и василиска, загадочного владельца учебника зелий и даже крестражей. Оказывается, книги в Хогвартсе были даже о крестражах, а ведь это была по-настоящему черная магия.

- Гермиона, я сейчас, в принципе, умею закрывать свой разум от Темного Лорда. То есть я точно знаю, как именно мне следует это делать. Он пытался овладеть мной, когда мы с тобой прятались в коридоре, но не смог. Я снова вытолкал его из своей головы, потому что думал только о тебе и о Добби. Знаешь, когда твоя душа обливается кровью, Сама-Знаешь-Кто просто не может находиться рядом, - проговорил Гарри и даже улыбнулся своим словам. - Так что если я почувствую, что он хочет залезть в мои мозги, я вспомню о тебе.

- А когда мы жили в "Ракушке", ты соединялся с Сам-Знаешь-Кем? - зачем-то уточнила Гермиона.
- Честно говоря, только один раз. Когда он наказывал обитателей поместья Малфоев и забирал из гробницы Дамблдора Бузинную палочку. Больше шрам практически не болел. А вот сейчас стоит только схватиться за Бузинную палочку, как мы с моим закадычным врагом снова вместе. Ну, я тебе объяснял уже, - глубоко вздохнув, добавил Гарри.

- А ты пытался заглянуть тогда, в "Ракушке", в его мысли? - настойчиво допытывалась Гермиона. - Гарри, я прошу тебя: ответь честно. Это может быть очень важно.

- Если только пару раз. Но, как говорят в таких случаях маглы, изображение в телеприемнике опять пропало. Что толку было сидеть и пытаться увидеть лишь бледные тени, если все мысли были заняты пресловутой Бузинной палочкой, предстоящим ограблением банка, отработкой Дезиллюминационного заклинания. Но даже если сравнивать силу того изображения, которое я наблюдал в "Ракушке" с тем, что я видел сейчас, то это две большие разницы. Я имею в виду тот момент, когда Сам-Знаешь-Кто находился в Хогвартсе. В "Ракушке" я хотя бы не терял сознания, и меня не выворачивало наизнанку. А здесь это было нечто похожее на полное слияние разума.

Гарри достал из внутреннего кармана обе свои волшебные палочки. У него уже мелькнула один раз догадка, что они каким-то образом принимают участие в его контактах с Волан-де-Мортом. Хотя, про Бузинную палочку все было более-менее ясно. Она просто помогала выводить Лорда из себя. А вот палочка с пером феникса задавала куда больше вопросов.

Дамблдор сказал, что в ту ночь, на кладбище, эта палочка впитала часть силы и свойств палочки Волан-де-Морта. И даже сейчас, здесь Гарри почувствовал, как у него участились удары сердца не от догадки, а от знания того, что в его палочке появилась как бы крошечная частица самого Волан-де-Морта. Потому во время следующей встречи она узнала своего смертельного врага и выпалила в него волшебством необычайной силы, против которого была бессильна деревяшка Малфоя.

Так может быть здесь и лежит ответ на вопрос: почему резко ухудшилось качество видений после утраты палочки с пером феникса?

Гермиона, - тихо позвал Гарри свою подругу. - Помнишь о том, как моя палочка с пером феникса разрушила палочку Малфоя в руках Лорда? Так вот, Дамблдор сказал, что в ней была заключена сила смертоносных умений Сама-Знаешь-Кого, и даже почти что частица его самого. Неужели это каким-то образом связывает нас двоих: меня и Лорда. Но не может же и в волшебной палочке находится частица его души?

Гермиона подняла голову и недоуменно посмотрела на друга.
- Гарри, уж что-что, но душа к умениям волшебника и его палочки точно не имеет отношения. Если бы имела, то от магической силы Темного Лорда осталось бы, как говориться, «чуть-чуть да маленько». Точнее, одна седьмая часть, что, как мы знаем, весьма далеко от истины. Палочка связана с мыслями и эмоциями волшебника, особенно это заметно при невербальных заклинаниях. А в более сложных заклинаниях их сила прямо зависит от силы твоих эмоций. Так что в твоей палочке с пером феникса, которую ты сейчас держишь в руках, могут быть заключены эмоции Темного Лорда и его знания, - Гермиона остановилась, а потом как будто бы что-то вспомнила из давнего разговора. - Мне кажется, ты забыл упомянуть про силу твоей невероятной отваги. Но ты же не вкладывал в палочку свою душу.

От разумных слов Гермионы у Гарри отлегло от сердца: хотя бы его любимая палочка с пером феникса была вне подозрений. Слишком уж часто в последнее время частицы души Того-Самого попадались под руку.

- Но вот чего я точно не понимаю, - вдруг воскликнула Гермиона, - так это того, какое отношение к твоей связи с Сам-Знаешь-Кем имеют умения твоей волшебной палочки? Если связь у вас, как утверждал Дамблдор, осуществляется через частицу души Темного Лорда. Да вы друг с другом, по-моему, должны быть всегда и везде на прямой связи. Вне зависимости от наличия или использования каких-либо волшебных палочек. Помнишь змею в Годриковой Впадине? Что-то я не видела, чтобы Нагайна колдовала волшебной палочкой. И у Батильды палочки не было. А связаться они, я имею в виду змею и ее хозяина смогли очень уверенно, и не просто так просмотрели кадры в прямом эфире, но и передали друг другу информацию. До чего вам с Темным Лордом, насколько мне известно, далековато. Или я чего-то не знаю? Вы же не разговаривали друг с другом мысленно?

Гарри отрицательно помотал головой. Действительно, они никогда не переговаривались с Волан-де-Мортом по прямой связи. Только видения, качество которых, как выяснилось, зависели от умений палочки с пером феникса. Впрочем, этот факт стоило проверить, и организовать проверку было делом несложным. Достаточно было просто, оказавшись подальше от своей палочки, попытаться связаться с Темным Лордом. Если изображение снова разладится, то искомый ответ на вопрос будет получен. Если картинка будет по-прежнему четкой, то, значит, палочка здесь не при чем, и, только наличие в его душе паразита позволяет ему видеть глазами Волан-де-Морта.

Гарри попытался представить себе, каким же образом их связь с Волан-де-Мортом осуществляется через частицу его души в своей душе, и... не смог. Допустим, что, когда Темный Лорд в ярости, у него наступает такое сильное душевное волнение, что ошметок этой самой души в душе Гарри начинает это волнение улавливать и передает в мысли Гарри. Короче, шпионит. Но тогда тем более он должен передавать информацию о нем, Гарри, своему основному хозяину. А ведь этого никогда не наблюдалось, и в этом Гарри мог себя не обманывать.

Конечно, Волан-де-Морт догадался об их связи после нападения змеи на Артура Уизли, но ведь это было не так уж сложно. Слишком быстро нашли мистера Уизли после укуса змеи, и слишком много лишних людей знало об этом случае. Наземникус, Кикимер, портреты в Министерстве, Снейп, наконец. Потому что представить себе, что Темный Лорд не допросил своего агента в Хогвартсе в связи с архибыстрым обнаружением жертвы змеиного укуса посреди ночи в пустынном коридоре, было совершенно невозможно. А Снейп просто обязан был что-то отвечать, и его слова никак не должны были расходиться с показаниями Кикимера, который как раз тогда, как назло, исчез из дома. А уж в самом Министерстве у Волан-де-Морта своих людей всегда хватало.

С другой стороны, Волан-де-Морт не заметил даже, как был уничтожен перстень Мраксов и медальон Слизерина. Не почувствовал. А уж о своем нечаянном крестраже в Мальчике-Который-Выжил даже не догадывался. Может быть, поэтому оставался глух к своим ощущениям.

Все эти размышления совершенно запутали мозги. Гарри вдруг впервые захотелось еще раз подержать в руке какой-нибудь крестраж Волан-де-Морта, чтобы понять свои ощущения и сравнить их с чувствами той же Гермионы, например. Ну да, он чувствовал, что внутри медальона сидит какая-то тварь, и можно было, сжав медальон в кулаке, почувствовать биение, похожее на пульс. Но ведь и Рон, и Гермиона чувствовали то же самое, и здесь он ничуть не отличался от них.

Начав перебирать в памяти все крестражи Волан-де-Морта, Гарри вдруг ясно увидел, что все они, так или иначе прошли через его руки. Он общался с дневником Реддла, напяливал на чей-то бюст диадему Кандиды, так же, как и все, пытался открыть медальон, обнаруженный в доме Сириуса, держал в руках золотую чашу. Исключением был только перстень. Его Гарри увидел, когда он уже не был крестражем. И он никогда ничего не чувствовал. Его шрам ни разу не кольнуло. Даже со змеей в Годриковой Впадине в образе старухи Батильды он общался, ничуть не усомнившись, что это Батильда. Он не распознал в ней змеи, пока она не выползла из ее шеи. А это означало, что он не чувствовал частицу души Волан-де-Морта в змее.

Гарри попробовал собрать воедино все осколки своей памяти, чтобы сосредоточиться на посещении Годриковой Впадины. То, что случилось там, всегда приводило Гарри в отчаяние, и только сейчас, после возвращения любимой палочки, Гарри мог спокойно вспоминать об этом страшном визите в дом Батильды Бэгшот, который чуть не унес их с Гермионой жизни.

Постепенно в памяти восстановился запах пыли, немытого тряпья и еще худший запах протухшего мяса. И вдруг сердце Гарри пропустило один удар. Он вдруг увидел, как медальон Слизерина ожил у него на груди. Как то, что скрывалось в нем, забилось о стенки медальона с такой силой, что приподнялся свитер. Что же он тогда думал? Да, он тогда был уверен, что тварь, скрывающаяся в медальоне, почувствовала опасность. Но ведь никакой опасности для крестража не было, опасность была для них с Гермионой... Так почему же ожил медальон? Почувствовал родственную душу в старухе Батильде? Распознал, что под личиной старухи скрывается змея?

Так, может быть, крестраж-медальон знал о том, что змея - это еще один крестраж? Но ведь частица души была вложена Волан-де-Мортом в медальон гораздо раньше, чем в Нагайну. Раньше, как минимум, на полтора десятка лет. Ведь тот юноша из дневника Тома знал о похождениях Волан-де-Морта только из общения со своими невольными собеседниками. А, с другой стороны, медальон тоже многое от них узнал. Он висел у каждого из них на шее, и впитывал в себя все их разговоры, мысли и планы.

И все равно получалось, что медальон узнал родственную частицу в старухе, даже не зная наверняка, что в ее мертвом теле скрывается змея. Он, Гарри, об этом не догадался. Тот кусок души, который достался ему от Волан-де-Морта, хранил молчание... Но почему? Служил своему истинному хозяину, скрывая правду от Гарри. Но зачем тогда выдавал ему планы Волан-де-Морта?

Невольно Гарри поймал себя на мысли, что он рассуждает об ошметке души красноглазого, сидящем в нем самом, как о живом существе, как о паразите, который случайно попал в него и от него никак не избавиться. И что самое странное, этот паразит работает поочередно, то на Гарри, то на Волан-де-Морта. А это уже походило на фантастику, на запутанный сюжет из какого-нибудь магловского фильма. Когда все ищут преступника, а преступником оказывается приведение давно умершего человека.

Так или иначе, но кроме возможности заглядывать в мысли Волан-де-Морта и говорить на парселтанге, Гарри не чувствовал в своей душе этого паразита. И если Оборотное зелье показывало сущность души человека, то не было в его душе ничего темного. Хотя, откуда тогда взялся уродливый младенец на станции Кинг-Кросс?

Гарри поднял глаза на Гермиону, думая поделиться с ней своими последними размышлениями. Но по тому, как она вся съежилась и сжалась в комочек, понял, что девушка продрогла от холода. Тогда он решительно предложил ей пойти погреться в палатку и отдохнуть.

- Сменишь меня ближе к утру, - напомнил девушке Гарри перед тем, как она скрылась за дверью палатки. - И пожалуйста, постарайся немного поспать. И еще, Гермиона, одолжи мне, пожалуйста, одну из твоих волшебных палочек на пару дней. Я хочу кое-что проверить, а для этого мне нужно оставить на время в покое обе свои палочки.

Гермиона внимательно на него посмотрела, понимающе кивнула и ненадолго исчезла. А спустя минуту Гарри почувствовал, что кто-то накинул на его плечи защитный плащ.
- Так будет теплее, - сказала девушка и протянула ему еще пару перчаток вместе со своей волшебной палочкой.

Девушка ушла, оставив Гарри одного, а он зажег волшебную палочку Гермионы и начал перебирать газетные вырезки, в которых рассказывалось о таинственных убийствах, совершенных полвека назад в доме Реддлов.



Глава 28. Рассказ Кикимера.

Проснулся Гарри от шумной детской возни в маленькой комнате. Сначала он услышал тихий осторожный шепот, и сразу же узнал тоненькие детские голоса Солли и Холли.

- Мисс Гермиона сказала, что уже можно играть. Хозяин Гарри уже поспал, уже можно играть, - судя по быстрой торопливой речи, это говорила Солли.
- Он еще не проснулся, Солли. Можно играть, но только очень тихо, - ответил ей слегка медлительный, рассудительный голосок Холли.
- Холли, а мы и будем играть шепотом. Начинай, - снова нетерпеливо прошептала ее сестренка.

"Интересно, что же они придумали на этот раз?" - размышлял Гарри, не открывая глаз и лениво наслаждаясь последними минутами отдыха. Маленькие домовята не заставили себя ждать. Скоро комнату заполнили звуки детской считалочки:

Раз, два! Раз, два!
В прятки нам играть пора.
Раз, два, три! Раз, два, три!
Отвернись и не смотри.
Раз, два, три, четыре!
Эльфы спрятаться решили.
Раз, два, три, четыре, пять!
Открой глаза, иди искать.

Спрятаться никто не успел, потому что в комнату, кряхтя, вошел недовольный Кикимер. Он неодобрительно посмотрел на малышей и начал длинно и нудно объяснять им, что положено делать порядочным эльфам. Малыши притихли, но наставления Кикимера у них явно не вызывали ответной положительной реакции.

Гарри посмотрел на часы. Воспитательная беседа Кикимера длилась уже три с половиной минуты, так что пора было вмешаться.

- Кикимер, можно тебя на минутку, - позвал Гарри своего домовика. - Ты не мог бы и мне подробнее объяснить, что положено и что не положено делать порядочным эльфам. Ведь ты же знаешь, что твой хозяин воспитывался среди маглов, и с правилами поведения порядочных эльфов не знаком. Только давай выглянем на улицу, здесь слишком душно. Подожди меня там, я сейчас. Немного приведу себя в порядок и приду.

Кикимер ушел из комнаты. Солли и Холли вздохнули с видимым облегчением. Гарри шепнул им, что теперь, когда он больше не спит, они могут продолжать играть с чистой совестью и пошел умываться.

Заглянув по дороге на кухню, он обнаружил там всю как есть славную компанию во главе с Гермионой. Она сидела за столом и внимательно прислушивалась к разговору домовиков между собой. Тема разговора была как нельзя более болезненной для данного момента и, естественно, касалась воспитания подрастающего поколения.

- А я вам говорю, что Кикимер прав. Нельзя так распускать молодежь, - Гарри сразу же узнал твердый голос Сэрры. - Эльфам не положено веселиться. Эльфам положено исполнять то, что велено.

- Да, Сэрра совершенно права, - поддакнул ей Хаппи.

- Потому что, если сейчас позволить им веселиться, то они не полюбят труд и никогда не научатся трудиться, - снова раздался наставительный голос Сэрры. – И, в конце концов, плохо кончат.

- Да, Сэрра говорит правильно, - снова поддержал ее верный муж.

Гарри оглядел кухню и остановил свой взгляд на несчастных молодых родителях девочек-домовят. Они стояли в сторонке, стыдливо опустив большие глаза и уныло свесив уши. Надо было что-нибудь придумать, чтобы смягчить ситуацию, и Гарри решил действовать:
- Сэрра, а что вы имеете в виду, употребляя выражение "плохо кончат"?

- Я имею в виду, сэр Гарри, - с достоинством ответила эльфийка, - что они могут остаться без хозяина. А это очень, очень, очень скверно.

Да уж! Действительно, печальный конец... Гарри невольно улыбнулся, но поймав на себе озабоченный взгляд Гермионы, постарался сохранить серьезный вид. Уши эльфов, родителей малышей, нервно дернулись.

- Ну, вы преувеличиваете, уважаемая Сэрра, - протянул Гарри, стараясь придать словам самый что ни на есть непринужденный тон. - Признаюсь, я очень доволен девочками. Сразу видно, что они живые и подвижные дети. Значит, когда они вырастут, они будут все делать быстро. Да к тому же, они еще и умницы. Стихи сочиняют. Нет, вряд ли у меня возникнет желание с ними расстаться...

Юппи и Бобби смогли, наконец, поднять остроносые мордочки на хозяина своих малышей, и теперь на Гарри смотрели с надеждой две пары мокрых зеленых глаз.

В этот момент на кухне раздались шаркающие шаги Кикимера, а вслед за ними его квакающий голос:
- Кикимер хочет предупредить вас, хозяин Гарри, что все эти стишки и буйные увеселения до добра не доведут. Вот увидите, они опустятся до того, что начнут у вас зарплату просить, словно распоследние гоблины!

Так вот в чем основная трагедия неподобающего эльфам воспитания! Ну, это мы как-нибудь переживем... Гарри взглянул на Гермиону и встретил на ее лице понимающую улыбку. Она нетерпеливо перебирала в руках кухонное полотенце, и было видно, что с трудом себя сдерживает от того, чтобы вмешаться в разговор. Гарри подмигнул ей и сделал успокаивающий жест рукой. Руки Гермионы застыли на месте, а сама она превратилась в одно большое ухо. А на Гарри накатило вдохновение, и он вдруг почувствовал, что сейчас сможет уболтать даже тупоголовых эльфов с их непреодолимой рабской психологией.

- Уважаемый Кикимер, - сохраняя в голосе серьезность и приправив ее нотами искренней благодарности, обратился Гарри к своему домовику, - я чрезвычайно тебе признателен за заботу о своем кошельке, но право, тебе не стоит так беспокоиться. Что-то мне подсказывает, что у меня в будущем не будет проблем с работой и, соответственно, с деньгами. И если уж случится такое несчастье, как необходимость платить Солли и Холли по одному галеону в неделю, то я с радостью буду платить им зарплату за их труд, лишь бы в доме была чистота, и завтрак подавался вовремя. Гораздо, гораздо печальнее обстоит дело, когда домовик только делает вид, что чистит, а на самом деле ничего не делает...

Камешек был закинут явно в огород Кикимера и точно попал по адресу. Кикимер насупился, и тут же проквакал в свое оправдание:
- Хозяин Сириус запретил Кикимеру пользоваться магией. Кикимеру приходилось чистить десятилетнюю грязь руками, да еще и без специальных средств, потому что у хозяина Сириуса не было денег. А хозяин Сириус так издевался, так издевался над бедным Кикимером...

Слова домовика немало озадачили Гарри, но он решил пока не заострять на этом внимание публики, а подробнее расспросить обо всем Кикимера наедине. Сейчас у него впереди стояло решение вопроса чрезвычайной важности, от которого зависели мир и спокойствие в их тесной палатке, где им всем вместе предстояло прожить без малого месяц.

- Мне, готов признаться, тяжело судить о том, что положено и что не положено делать взрослым эльфам. Очень, поверьте, трудно себе представить, что эльфам совсем нельзя быть веселыми, а можно только исполнять приказы, - начал Гарри издалека. - Но я успел заметить, что Солли и Холли совсем еще дети. По нашим, человеческим меркам им не больше пяти-шести лет. Юппи, Бобби, ведь это так?

- Им нет еще пяти, сэр Гарри. По пять лет им исполнится этим летом, - тихо ответил Юппи.

Гарри вздохнул еще глубже от такого исторического факта и заговорил еще более красноречиво:
- Значит, они совсем еще малыши. И тем более я не вижу ничего плохого в том, чтобы дать им возможность немного побыть детьми. Когда у ребенка отнимают детство - это ужасно. Я могу говорить об этом с полной ответственностью, потому что у меня самого не было детства. Я обитал в маленьком тесном чулане под лестницей, где совсем не было окон, где было летом очень душно, зимой очень холодно, и всегда темно. А единственная игра, в которую мне довелось играть в детстве - это изобретенная моим кузеном и его дружками "Охота на Гарри". Да что там говорить, я сам практически был домашним эльфом в доме своих родственников, но даже они стали заставлять меня делать работу по дому только после пяти лет. Наверное, боялись, что я что-нибудь испорчу.

Гарри сам от себя такого не ожидал. Он никогда не рассказывал подробностей своего "счастливого детства" у Дурслей даже своим близким друзьям. Всегда считал, что распускать нюни - это самое последнее дело. Да и какой смысл был портить себе настроение, вспоминая в Хогвартсе о ненавистном доме на Тисовой улице. Разумеется, Гермиона и Рон знали, что родственники его не жалуют. Наверняка Рон рассказал Гермионе, как он и близнецы выломали железную решетку, приколоченную к окну самой маленькой спальни Гарри. Но про темный чулан, полный пауков и про маленького мальчика, забившегося в угол чулана, вытирающего кулачками замурзанную мордашку и прислушивающегося к голодному урчанию в животе, Гермиона услышала впервые.

Через четверть часа Гарри с удовольствием признался самому себе, что его затея полностью удалась. Если с умом подходить к делу, то, оказывается, даже из его "счастливого" детства в доме Дурслей можно было извлечь немалую пользу. Скоро все семь пар огромных, как теннисные мячи, глаз были мокрыми от слез (Солли и Холли незаметно пробрались на кухню), Гермиона тоже украдкой вытирала глаза, и даже за своей спиной Гарри обнаружил всхлипывающего Микки, который должен был дежурить у входа в палатку.

Дело принимало слишком непредсказуемый оборот, так что пора было закругляться с воспоминаниями о тяжелом детстве Мальчика-Который-Выжил.

- Так вот, с тех пор, - Гарри резко сменил интонацию в своем голосе с печально-сентиментальной на жизнеутверждающую, - я не могу смотреть, когда рядом со мной кто-то сидит голодный. Так что считаю, что сейчас самое время немного подкрепиться. С удовольствием съем тарелочку овсяной каши, тем более что давно чувствую ее манящий запах.

С удовольствием понаблюдав за деловитой суетой домовиков, Гарри отправился в ванную, чтобы, наконец, умыться и почистить зубы. Сияющие глаза Гермионы встретили его на пороге ванной комнаты, а руки девушки протягивали ему новый тюбик с зубной пастой.
- На, возьми. А то старый тюбик уже подошел к концу. Нас же теперь много, - услышал Гарри ее звонкий голос.

Избранный не стал уточнять, нужно ли домовикам чистить зубы. И так было понятно, что у эльфов в жизни почти все, как у людей.

Гермиона задержалась на мгновенье и, слегка покраснев, восторженно произнесла:
- Гарри, а ты молодец! Честное слово, здорово у тебя получилось. Я уже была готова к тому, что придется волшебной палочкой уговаривать эльфов жить дружно...

- Да ладно тебе... Ты лучше это..., - смутился Гарри. - Сказки Барда Бидля у тебя с собой?
Гермиона хлопнула себя ладошкой по лбу и исчезла прежде, чем Гарри успел прочитать на тюбике название зубной пасты.

Когда голодные желудки были наполнены овсяной кашей, а Хаппи приступил к мытью пластиковых мисок (Гермиона настояла на их приобретении, чтобы лишний раз не использовать магию), Гарри разыскал Кикимера и отвел его в сторонку. Нужно было прояснить для себя некоторые моменты, и, возможно, именно домовик мог бы что-то рассказать.

- Кикимер, - обратился к старому домовику Гарри, когда они уединились в дальнем углу палатки, - а почему Сириус запретил тебе использовать магию?

Кикимер поднял на своего хозяина хозяина водянисто-серые глаза с крупными красными прожилками, которые более всего выдавали его преклонный возраст, и пробурчал:
- Хозяин Сириус всегда называл Кикимера мелким зловредным уродом. Хозяин Сириус говорил, что Кикимер - существо ЗЛО-НА-МЕ-РЕН-НОЕ, а Грюм ему поддакивал все время, настаивая, что за Кикимером "нужен глаз да глаз". А этот друг хозяина Гарри, рыжий пащенок предательницы крови все время повторял, что Кикимер - псих полнейший. А мамаша его так ворчала, так ворчала на Кикимера... И все время повторяла, что Кикимер - никчемный домовик, и что у нее такое чувство, что он замышляет что-то нехорошее, и чем он вообще тут столько лет занимался, и что она бы непременно нашла на Кикимера управу. У Кикимер никогда бы, ни за что на свете не стал бы слушать приказы мерзкой старой преда...

- А чем же, в самом деле, занимался Кикимер в доме более десяти лет? - прервал Гарри домовика на полуслове.

Сейчас он вспомнил, каким увидел старого домовика три года назад. Сгорбленный, с обвислой кожей, в которую можно было с легкостью вместить еще одного эльфа, он медленно ходил по дому шаркающей походкой. Казалось, что он точно знает, куда идет и что делает, потому что в его медленных движениях чувствовалась целеустремленность. Но при этом он беспрерывно бормотал себе под нос, как безумный, а его хриплый, утробный голос поносил всех подряд обитателей штаб-квартиры. Да, пожалуй, Сириуса можно было понять. От Кикимера он мог ожидать чего угодно, и запрет домовику на использование магии был просто необходимой мерой предосторожности.

- Кикимер исполнял приказы своей госпожи, миссис Валбурги, - ответил Кикимер с явной гордостью. - А она так гоняла, так гоняла Кикимера... Бедный Кикимер много, много раз перечитывал вслух "Природную знать. Родословную волшебников" для портрета своей госпожи, читал ей "Ежедневный пророк" от начала до конца. И еще госпожа очень, очень часто изъявляла желание поговорить с портретом Финеаса Найджелуса, и Кикимеру приходилось то и дело передавать слова госпожи бывшему директору Хогвартса и приносить госпоже его ответы.

- А о чем же переговаривались между собой миссис Валбурга и Финеас Найджелус? - удивился Гарри.

- Ох, хозяин Гарри, - вздохнул Кикимер, - госпожа Валбурга печалилась о судьбе своего старшего сына Сириуса...

Брови Гарри изумленно полезли вверх. Вот уж чего он точно не ожидал, так это того, что в глазах своей сумасшедшей мамочки Сириус был, так или иначе, реабилитирован.

Кикимер заметил искреннее удивление Гарри и пробормотал:
- Хозяин Гарри забыл, что за год до того пропал младший сын госпожи Валбурги, Регулус. Даже тело его так и не смогли найти, а бедный Кикимер ничего, ничего не мог рассказать его матери... А когда старший сын угодил в Азкабан, госпожа совсем стала сама не своя. Кикимер даже сказал бы, что миссис Блэк тронулась умом. Она все время сидела у окна и повторяла, что ее мальчики скоро придут домой.

Кикимер на некоторое время замолчал, собираясь духом, и, наконец, поведал то, что, по-видимому, боялся сразу сказать своему хозяину:
- Хозяин Гарри, конечно же, знает, что хозяина Сириуса обвинили в убийстве двенадцати маглов и в предательстве членов Ордена. Но именно это и сделало старшего сына в глазах его матери настоящим героем. Это доказывало ей, что она ошибалась в своем сыне, что ее сын не забыл о том, что в его жилах течет чистая кровь и, что сам он принадлежит к благороднейшему семейству Блэков. Она до конца жизни верила, что Сириус верой и правдой служил Темному Лорду, и переписала на него завещание. Кикимер вместе со своей госпожой после ареста Сириуса посетил его квартиру и перенес в дом на площадь Гриммо вещи Сириуса. Госпожа Валбурга чрезвычайно бережно относилась ко всему, что осталось от старшего сына.

"Так вот откуда взялся в доме на площади Гриммо справочник по уходу за мотоциклом и письмо мамы в нем", - отметил про себя Гарри.
Вслух он произнес:
- Кикимер, ты так и не ответил на вопрос: о чем же говорили между собой миссис Валбурга и Финеас Найджелус?

- Госпожу Валбургу чрезвычайно огорчало то, что ее сын был отправлен в Азкабан без суда. По его делу не было никакого заседания Визенгамота. Было лишь решение закрытой комиссии. Когда госпожа была еще жива, она несколько раз отправляла письма Верховному чародею Визенгамота, то есть суда волшебников, и самому Министру Магии, но в ответ приходили лишь жалкие отписки. Кикимер знает об этом, потому что сам привязывал письма к лапке совы: пальцы рук госпожу Валбургу совсем не слушались. Дело Сириуса не собирались пересматривать и выносить на открытое заседание. А между тем из Азкабана вышел Игорь Каркаров, а Люциус Малфой вновь занял место в попечительском совете школы. Госпожа часто, часто жаловалась Кикимеру на несправедливость судьбы к ее старшему сыну.

Подробности Кикимера все время уводили разговор в сторону и Гарри, наконец, не вытерпел:
- Кикимер, ты все замечательно говоришь! Только скажи мне все-таки, что же хотела миссис Валбурга от Найджелуса?

- Ох, хозяин Гарри, хозяин Гарри, - тяжело вздохнул Кикимер. - Госпожа Валбурга упрашивала портрет Финеаса уговорить директора школы Альбуса Дамблдора все-таки пересмотреть дело ее старшего сына. Ведь именно Альбус Дамблдор был Верховным чародеем Визенгамота... Но Финеаса Найджелус с портрета все время повторял, что Дамблдор и слышать не хочет о Сириусе в своем кабинете, и запретил Финеасу произносить имя предателя. И что, к сожалению, портреты бывших директоров Хогвартса должны подчиняться действующему директору... Но покойная госпожа вновь и вновь отсылала Кикимера к портрету Найджелуса, и бедный Кикимер ча-часами высиживал около портрета, тщетно дожидаясь, когда прапрадед Сириуса появится в раме.

Гарри на миг показалось, что его облили холодной водой из железной бочки. Он опустил глаза и зажмурился - до такой степени казалось нереальным то, что Дамблдор мог просто забыть о Сириусе, задвинуть в сторону, как ненужную вещь. Крестный просидел в тюрьме двенадцать лет! В Азкабане! Среди дементоров. У маглов даже закоренелому преступнику дается адвокат и возможность подать опровержение в суд или прошение о помиловании. Не то чтобы Гарри хорошо знал магловские законы, но тетя Петуния и дядя Вернон очень любили телесериалы с судом присяжных, обвинительными приговорами, выступлениями адвокатов и свидетельскими показаниями. Слишком часто Гарри заставал их с разговорами о том, что представит сегодня в суде мистер Брэнтон, или какие факты еще раскопает сторона защиты.

Тяжело подняв глаза с полу, Гарри огляделся. Рядом стояла совершенно бледная Гермиона и нервно накручивала на палец прядку каштановых волос. На немой вопрос в глазах Гарри она тихо сказала: "Я слышала почти все".

Кикимер стоял, сгорбившись, тихо дрожа и нервно переступая с одной босой ноги на другую ногу. Всю его одежду по-прежнему составлял лишь медальон Регулуса и полотенце с гербом Хогвартса. Задержав свой взгляд на босых ступнях Кикимера, Гарри пожалел, что ему так и не удалось уговорить старого эльфа что-нибудь надеть себе на ноги. Надо бы хоть тряпками обмотать ему ноги. Простудится ведь! А пока он затащил старого эльфа на кровать, усадил рядом с собой и накинул на него одеяло. Спустя немного времени Кикимер согрелся и, почувствовав, что худенькое тельце домовика перестала бить мелкая дрожь, Гарри решил продолжить разговор.

- Кикимер, - снова обратился Гарри к домовику, надеясь выяснить до конца каверзные вопросы, - но если мать Сириуса считала своего старшего сына чуть ли не героем, то почему она на него так ругалась со своего портрета?

Домовик шмыгнул большим мясистым носом и проквакал в ответ:
- Кикимер говорил хозяину Гарри, что госпожа Валбурга была уже немного не в себе, когда ее хватил смертельный удар. Больше чем за дюжину лет одинокой жизни в своем портрете у нее совсем, совсем стало плохо с разумом... Иногда Кикимер думает, что может быть это к лучшему, что его госпожа уже мало что понимала. Хозяин Сириус как был беспутным сыном, так им и остался... Да разве Хозяин Гарри не видел, во что превратился дом, и кто его заполонил? Всякое отребье, по мнению госпожи: грязный оборотень, предатели крови со своими пащенками, воры и маг-ло-рож-ден-ные...
Кикимер выучил это слово, потому что хозяин Гарри запретил произносить ему другое оскорбительное слово.

Гарри, однако, не оценил в должной мере усилий эльфа по подбору синонимов к запрещенным к произношению словам. А такими словами, как он заметил хозяйским ухом, было не только слово "грязнокровка", но и сочетание слов "осквернители крови", замененное на "предателей крови".

На последних фразах Гарри наградил домовика таким суровым взглядом, что тот, испугавшись справедливого хозяйского гнева, затараторил скороговоркой:
- Нет-нет, Кикимер не хочет ничего плохого сказать про мисс Грейнджер. Сейчас, когда Кикимер узнал мисс Грейнджер ближе, он понял, что мисс очень, очень умная и воспитанная девушка. Но вот миссис Уизли слишком много командовала в чужом доме, а лучше бы за своими детьми последила. Ее рыжая доченька только и делала, что раскидывала в прихожей навозные бомбы, а Кикимеру потом приходилось чистить... Делает вид, что мать слушает, а как старая ведьма отвернется, так давай рожи корчить!

На этом месте в рассказе Кикимера Гарри громко кашлянул, но распоясавшегося эльфа это не остановило. Гарри взглянул в глаза своей подруги, надеясь там найти поддержку, но, похоже, она больше была согласна с замечаниями Кикимера, чем с вполне уместным, по мнению Гарри, его собственным возмущением нелестными замечаниями эльфа в адрес семьи Уизлей.

Кикимер же не обращал внимания ни на понимающую улыбку Гермионы, ни на многозначительное покашливание хозяина, а продолжал гнуть свое:
- Уж на что хозяин Сириус был отпетым сорванцом, но и он такого себе не позволял со старой матерью... А этот Наземникус - вонь на весь дом и ворюга в придачу! Припер в дом моей госпожи ворованные котлы и не посрамился. Чуть не умыкнул из дома чистого серебра кубок пятнадцатого века гоблинской работы с фамильным украшением Блэков...

- А разве не умыкнул? - невольно воскликнул Гарри, вспомнив алчный взгляд Наземникуса, когда тот полировал рукавом своей потасканной мантии обнаруженный в штаб-квартире артефакт.

- К счастью, нет, - квакнул в ответ Кикимер. - Этот нищий оборотень уговорил-таки Сириуса сдать ценный кубок в антикварную лавку, и слава Мерлину. На вырученные деньги хозяин Сириус потом кормился весь год, пока не помер... А ведь такой славный был мальчик в детстве. Но слишком живой... Даже портрет его госпожа не смогла заказать, он ни минуты не мог посидеть спокойно. Надо было, надо было госпоже быть с ним построже и потерпеливее. Сириус совсем не выносил долгих нравоучений...

Кикимер горестно вздохнул и развел руками, как будто хотел сказать, что судьба его хозяина Сириуса прямо вытекала из недостатка родительского внимания.

- Ну, Кикимер, тебя не поймешь, - протянул Гарри. – Ты говоришь о том, что долгие нравоучения не привели ни к чему хорошему в случае с Сириусом, а сам пытаешься читать нотации Солли и Холли.

Кикимер поднял опущенные уши и проговорил с достоинством, будучи твердо уверенным в своей правоте:
- Сириус был маленький мальчик, волшебник, а не эльф. Это эльфам не положено веселиться, а положено делать то, что велено...

Но Гарри решил больше не заострять внимание на различии в воспитательных моментах маленьких волшебников и эльфов. Его гораздо больше взволновали слова Кикимера о денежных затруднениях крестного. А ведь он-то был уверен, что у Сириуса счет в банке, и, по крайней мере, на еду ему хватает.

- Ладно, Кикимер, давай отложим процесс воспитания кого бы то ни было в сторону, - предложил он домовику. - Ты лучше скажи, почему у Сириуса не было денег?

- А разве хозяин Гарри забыл, что хозяин Сириус был беглым преступником? - изумленно квакнул Кикимер и вытаращил на своего хозяина выцветшие глаза с набухшими красными прожилками.

Еще бы Гарри об этом не помнил! Но как же тогда Сириус смог купить ему "Молнию"? Кикимер, поймав старыми глазами непонимающий взгляд хозяина, быстро разъяснил ситуацию:
- Хозяин Сириус часто разговаривал с этим ворюгой Флетчером о наследстве Блэков, в которое ему так и не удалось вступить. Как понял Кикимер из их пьяных разговоров: Сириус смог воспользоваться своим счетом только один раз, да и то от имени Гарри Поттера. Гоблины посчитали покупку новой метлы для Мальчика-Который-Выжил чуть ли не благотворительностью от имени «Гринготтса», получив к тому же неплохие комиссионные. Да что с них, с гоблинов возьмешь? Это ж такой народ жадный да ушлый... Они же шагу ступить не могут, чтобы не обвести кого вокруг пальца! И хозяин Гарри проявляет очень большую неосмотрительность, потакая гоблинским замашкам своих новых работников...

Гарри остановил Кикимера жестом, поскольку размышления домовика о разнице в психологии гоблинов и эльфов в пользу последних его интересовали сейчас меньше всего.

- Но как же тогда Сириус смог составить завещание на мое имя? Завещание, по которому я получил его дом и тебя, дорогой мой Кикимер, в придачу!

- Хозяин Гарри лучше старого Кикимера знает, что случилось в Министерстве, и почему хозяин Сириус был оправдан перед смертью. Завещание хозяин Сириус написал еще зимой, с полного одобрения сэра Альбуса Дамблдора, а мистер и миссис Уизли поставили на нем подписи, как свидетели...

Гарри устало потер лоб и переглянулся с Гермионой. Та тоже имела весьма озабоченный вид. Кикимер воспринял это, как неодобрение своему поведению и тут же быстро стал оправдываться:
- Хозяин Гарри не должен думать, что Кикимер подслушивал. Кикимер не подслушивал, а просто все слышал. Хозяин Сириус так часто обсуждал с ворюгой... с Флетчером свои денежные дела... И про завещание частенько вспоминали за очередной бутылкой...

Все. Больше Гарри не мог слушать Кикимера. Самое ужасное было то, что домовик говорил правду. По крайней мере, излагал те факты, которые видел своими глазами и слышал своими ушами, поскольку физически не мог обманывать своего хозяина. Гарри отослал Кикимера к теплой печке, а сам устало откинулся на кровать, чувствуя, что просто не может держать голову прямо: так много было в ней тяжелых мыслей.

Зачем Дамблдору понадобился в Ордене этот вор и трус Флетчер? Спаивать Сириуса? Почему Дамблдор за двенадцать лет не вспомнил о бойце своего Ордена? Не нашел время, чтобы поговорить? Но ведь Сириус был живой человек. ЖИВОЙ, черт возьми!

Гарри представил себе темную, холодную камеру Азкабана... Голые нары, равнодушные камни и голодные алчные дементоры. И жуткий, до костей пронизывающий холод... Мерзкие, склизкие твари не отходят от своей жертвы, даже когда приносят в камеру скудный арестантский паек. Тем более что при виде пищи узник должен испытывать хоть какие-то крохи радости. Сириус что-то говорил об этом? О том, что узники Азкабана умирают, потому что отказываются от пищи. Просто кусок перестает пролезать в горло... И точно таким же конвоем сопровождается принятие душа, если, конечно, довелось крестному помыться за долгие двенадцать лет тюрьмы.

Бродяга помогал крестному вылизывать арестантскую похлебку и спасал от холода в промозглые ночи. Но Дамблдор говорил, что он понятия не имел об анимагических способностях Сириуса.

Озабоченный голос Гермионы застал его врасплох, посреди тяжелых размышлений:
- Гарри, ведь ты же не думаешь, что Дамблдор это специально...

- Я не знаю, что думать, Гермиона, - произнес Гарри усталым бесцветным голосом. - Но он мог хотя бы поговорить с Сириусом... Хотя бы один раз...

- Даже если напрочь забыть о том, что Альбус Дамблдор был хороший легилимент, - тихо добавила Гермиона.


Глава 29. Экскурсия в историю и не только.

На душе у Гарри было так скверно, что он поспешил поскорее покинуть душную палатку, надеясь, что хотя бы весеннее солнышко и теплый ветерок немного разгонят его мрачные мысли. Но небо было серым, день тусклым, и надежды Избранного не оправдались. К тому же, стоило Гарри сделать пару шагов в сторону от палатки, на лицо упало несколько крупных холодных капель начинающегося дождя. Пришлось вернуться назад и довольствоваться свежим воздухом, сидя у самых дверей. Здесь от дождя защищали чары недосягаемости.

Больше всего Гарри раздражало то, что ему самому никогда даже не приходило в голову прямо задать Дамблдору вопрос: почему он совершенно забыл о Сириусе на двенадцать лет? Теперь можно сказать - намеренно забыл. Если бы Гарри не видел в Омуте памяти суд над Игорем Каркаровым! Тот Дамблдор в зале суда явно не одобрял ненависть и желание Грюма отправить Каркарова обратно к дементорам. И за Снейпа, как за своего агента, замолвил словечко именно Дамблдор. А что, Снейп был его агентом? Да они на холме встретились с Дамблдором самое многое за месяц до смерти отца и мамы.

Господи, ну чем крестный был хуже Снейпа! Достаточно было проверить волшебную палочку Сириуса на последние заклинания, чтобы доказать его невиновность. Гарри где-то слышал, что волшебные палочки преступников, отправленных в Азкабан, ломают прямо перед глазами узника. Так получалось, что палочку Сириуса сломали, даже не вытащив из нее то, что она колдовала в те последние минуты, когда еще находилась в руках своего хозяина. А жалкие половинки мертвой палочки уже ничего не могли рассказать...

Если рассуждать прямо, когда Гарри мог спросить об этом у Дамблдора? До конца третьего курса он о Сириусе ничего и не знал, а верил тому, что ему говорили взрослые. В конце третьего курса он, как ребенок, так радовался тому, что Сириус жив и свободен, что почти не думал о восстановлении его честного имени. А надо было думать... Но слишком много было того, что требовало немедленного ответа: задания Турнира, ссора с Роном, Рита Скитер со своими назойливыми статьями, Рождественский бал, исчезновение Крауча-старшего, возрождение Темного Лорда здесь, на этом самом кладбище... О пятом курсе Гарри даже не хотел вспоминать.

С другой стороны, что бы там он себе сейчас не говорил о своем легкомыслии, но он был всего лишь пятнадцатилетним подростком. И если сам Сириус никогда, ни в чем не обвинял Дамблдора, то стоит ли удивляться, что ему самому это даже не пришло в голову? А после смерти крестного вспоминать о нем было так больно, что никогда уже его имя не всплывало в разговорах между ним и Дамблдором. Груз, возложенный на его мальчишеские плечи вместе со злосчастным пророчеством, был слишком, слишком велик для несовершеннолетнего подростка. Он тогда слепо внимал каждому слову своего учителя, лелея надежду, что он поможет ему справиться с этой тяжелой миссией.

"Но стоило задать Дамблдору вопрос не по теме, и ты тут же натыкался на глухую стену, - признался Гарри сам себе, вспоминая свои неуклюжие попытки обратить внимание директора на поведение Драко и Снейпа. - Ты бы получил не более полный ответ на вопрос о Сириусе, чем на вопрос об истоках доверия директора к Снейпу, учитывая, что именно Снейп передал пророчество Темному Лорду".

Что уж тут было говорить: Альбус Дамблдор всегда, по любому вопросу выдавал информации ровно столько, сколько считал нужным. И ни грамма больше. Кто бы перед ним не стоял: Люпин, Сириус, Снейп или даже сам министр Магии.

Неожиданно для себя Гарри засмеялся. Почему-то в волшебном мире существовало мнение, что старик Дамблдор слишком доверяет людям. Сейчас, зная некоторые подробности из жизни "доверчивого" старика, почерпнутые из воспоминаний Снейпа, Гарри точно знал, что это миф, сказка, мыльный пузырь. Откуда вообще могло возникнуть такое мнение в обществе о слепой вере Дамблдора всем и каждому? Да в сравнении с седобородым стариком даже суровый профессор Снейп выглядел теперь в глазах Гарри более доверчивым.

- Что тебя так рассмешило? - услышал парень за спиной знакомый звонкий голос. Гарри оглянулся. Гермиона застыла в проеме палатки, держа в руках коробочку с газетными вырезками, которые Гарри просматривал всю ночь во время своего дежурства.

- Да так, общие размышления о жизни, - отмахнулся Гарри. Начинать снова разговор о Сириусе не хотелось. Даже сейчас, спустя два года после его гибели, черная дыра в душе, куда упал крестный, не затянулась до конца. Желая перевести разговор в менее больное русло, Гарри мстительно припомнил подруге ее солидарность с Кикимером в отношении к миссис Молли.

- И не отрицай! Я видел, как ты понимающе кивала головой, когда Кикимер распалялся по поводу миссис Молли и Джинни, - коварно намекнул Гарри, с невольным вызовом глядя подруге прямо в глаза.

Только Гермиону этот взгляд ничуть не смутил. Она не отвела глаз и даже не покраснела, а холодно произнесла:
- Кикимер говорил правду, Гарри. Миссис Уизли действительно слишком много себе позволяла в чужом для нее доме. А замечательной во всех отношениях Джинни следовало бы быть поосторожнее с навозными бомбами. Не ей приходилось убирать грязь в прихожей.

Может быть, Гарри и хотел что-либо возразить, но не смог. Ехидная улыбка сползла с его лица под пристальным честным взглядом Гермионы.

- Прости, Гарри! - вдруг сказала она, смутившись. - Я не хотела сказать плохого о Джинни, или, тем более, обидеть тебя! Просто иногда влюбленные слишком идеализируют тех, кого любят... Но, наверное, так и должно быть? Одним словом, я брякнула, не подумав.

Гарри решил, что самое умное сейчас - принять извинения Гермионы и забыть об этом неудачном разговоре. Тем более что у них с Гермионой было о чем поговорить. Взять хотя бы вот эти статьи из магловских газет про дом Реддлов.

Сегодня ночью, пробегая глазами печатные строчки о событиях, случившихся в Литтл-Хэнглтоне, Гарри в общем и целом мог сказать себе, что хозяин трактира с веселым названием почти ничего не выдумал. Среди газетных строк старинный особняк в Литтл-Хэнглтоне называли не иначе, как Дом Реддлов. Сами Реддлы были обнаружены посреди собственной гостиной мертвыми погожим летним утром 1943 года. Эта история пятидесятилетней давности выплыла на газетные полосы после таинственного исчезновения старого садовника Фрэнка Брайса в середине августа 1994 года. Тут же приводился отчет о вскрытии тел всех трех погибших Реддлов, раскопанный ушлыми газетчиками в пыльных полицейских архивах. Полное отсутствие каких-либо повреждений внутренних и прочих органов, а также застывшее на всех трех лицах выражение ужаса предполагали только одно - убийственное проклятие "Авада Кедавра". Об этом, разумеется, магловские газеты не писали, но уж Гарри-то это было и так понятно.

А со страниц газет лезли в голову читателей самые неожиданные вопросы. Как можно было напугать до смерти трех здоровых людей одновременно? Как преступник проник в дом и покинул его, если все замки были заперты изнутри? Существовал ли на самом деле таинственный подросток, темноволосый и бледный, которого якобы видел Фрэнк Брайс в день убийства, или он его просто выдумал? Наконец, куда исчез сам Фрэнк Брайс и кто же таинственный хозяин особняка?

Если с основным списком вопросов для Гарри было все более-менее понятно, то последний вопрос о личности хозяина дома вызывал неподдельное любопытство. Но здесь газеты в буквальном смысле слова пускались "во все тяжкие", выдвигая одно безумное предположение за другим. Из всего этого нагромождения самых различных домыслов можно было сделать только один достоверный вывод: таинственный хозяин дома никогда не приезжал в Литтл-Хэнглтон и не посещал особняк Реддлов, который так и оставался совершенно пустым домом долгие годы. Но при этом продолжал платить жалование старому садовнику с больной, негнущейся ногой. И жалование, судя по внушительной сумме, скопившейся на личном счете Фрэнка Брайса за последние двенадцать лет его жизни, весьма и весьма приличное.

Предположение газетчиков о том, что на самом деле хозяина дома не существовало вовсе как человека, а купчая на дом была оформлена на вымышленное имя, Гарри отмел сразу. То есть это, при большой доле фантазии, могло быть правдой, но кто же тогда платил налоги и жалованье садовнику? Фактически один вопрос автоматически заменялся другим, и ответ на него, судя по всему, получить было еще проблематичнее.

Из всего этого нагромождения самых неправдоподобных предположений Гарри выделил одну, совсем небольшую заметку, потому что это заявление следовало из так называемых официальных источников. А конкретно, от начальника полицейского участка Литтл-Хэнглтона. Сейчас официальное разъяснение ситуации лежало перед ним и содержало в себе всего несколько строчек:

"Я, начальник полицейского участка Литтл-Хэнглтона, мистер Самуэль Смит, в связи с участившимися вопросами в адрес полиции о личности владельца так называемого Дома Реддлов и о ходе следствия по делу убийства садовника Фрэнка Брайса, уполномочен заявить следующее:
Во-первых, полиции удалось установить личность владельца дома. Но, разумеется, в интересах следствия, мы не можем назвать имя этого господина. Кроме того, мистер М* является уважаемым в обществе джентельменом, проживает за пределами Англии, и, как достоверно установлено следствием, ни в августе 1994 года, ни когда-либо он не приезжал в Литтл-Хэнглтон.
Во-вторых, объект недвижимости под названием Дом Реддлов был приобретен мистером М* в интересах бизнеса для дальнейшей перепродажи, в связи с тем, что цена на этот дом показалась ему более чем умеренной. Сделка была оформлена осенью 1981 года на совершенно законных основаниях. Мистер М* действовал через доверенное лицо.
В-третьих, мистер М* никогда не знал лично человека по имени Фрэнк Брайс, никогда с ним не встречался, и у следствия нет ровно никаких оснований считать этого уважаемого джентельмена причастным к убийству садовника. В связи с этим полиция, учитывая желание мистера М*, намерена и дальше не раскрывать общественности его имя.
В-четвертых, законный владелец дома не имеет и никогда не имел никакой задолжености по налогам, дом не находится под арестом, и его владелец имеет полное право распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению.
Таковы настоящие факты, существующие вокруг особняка под названием Дом Реддлов и его якобы таинственного хозяина".

Еще вчера ночью Гарри прежде всего обратил внимание на дату. В этой дате не было бы ничего странного, если бы 31 октября 1981 года он не остался сиротой. Но для магловской полиции осень того года ничем не отличалась от осени другого года, и может быть, поэтому мистер Самуэль Смит не счел нужным скрывать этот факт от общественности. Да и что тут было скрывать: купил человек задешево дом, чтобы потом продать его задорого. Только почему-то не продал, а продолжал терпеть голые убытки, платя налоги, жалование садовнику и наблюдая за неизбежным разрушением особняка без должного присмотра.

Гарри еще раз перечитал заметку и вопросительно взглянул на девушку. Вид у нее был озадаченный.

- Я тоже обратила внимание на дату, - наконец произнесла Гермиона, - но ведь это же может быть просто совпадением. Да и каким образом эти два события могут быть связаны между собой? Я имею в виду покупку дома одним уважаемым в обществе маглом и твоих... родителей. В том, что некто мистер М* является маглом, у меня почти нет сомнений. Если бы он был волшебником, "Пророк" поднял бы, какой-никакой шумок по этому поводу.

- Гермиона, ты забываешь, что мы уже почти год, как не читали никаких газет, - возразил Гарри - ни магловских, ни волшебных.

- Если речь идет о весне по август прошлого года, то, как раз читали от корки до корки, то есть от заголовка до "отпечатано в типографии Министерства Магии". Так что, скорее всего, владелец дома самый что ни на есть обычный магл, бизнес которого состоит в торговле недвижимостью, и который осенью 1981 года совершил неудачную для него сделку, соблазнившись умеренной ценой особняка. А вот почему этот дом завис у него на балансе - вопрос куда более интересный. По крайней мере, у меня ответа нет. Можно предположить, что дом никто не покупал, но ведь трактирщик ни разу не упомянул, что владелец дома пытался его продать. Жители деревни должны были однозначно заметить объявление о продаже дома, - уверенно высказала Гермиона свою версию событий.

- Не факт, - пожал плечами ее друг, - объявление могло быть напечатано в центральных газетах, в специальных каталогах по недвижимости. Дядя Вернон, например, частенько любил просматривать такие журналы и каждый раз с удовольствием отмечал, что цены на жилье в Литтл-Уинкинге растут из года в год.

- Да так-то оно так, - усмехнулась Гермиона. - Вот только таких рисковых людей, как некто мистер М*, не так уж много. Далеко не все люди покупают дома не глядя, довольствуясь лишь блеклой фотографией в журнале. Если, конечно, собираются в этом доме жить. Так что вряд ли покупатели прошли бы мимо трактира "ВИСЕЛЬНИК" и его владельца, собирая общую информацию о доме и населенном пункте.

В доводах подруги, как всегда, была железная логика и здравый смысл. А интуиция упорно шептала, что за скупыми словами начальника полиции осталось слишком много неясного. И Гарри вдруг ощутил в себе неуемное желание самому посмотреть дело об убийстве Фрэнка Брайса. О чем тут же, естественно, поставил в известность верную подругу.

- Ты сошел с ума, - вынесла Гермиона свой вердикт, не моргнув глазом. - И думать забудь! Нам сейчас только не хватает привлекать к себе лишнее внимание.

- Да как раз сейчас самое время! - недовольно воскликнул Гарри. - Мы с тобой официально где? В "Ракушке". Мы же не расскажем полиции про Маховик времени... Если трактирщик честно собирал информацию и ничего не утаил, то дело должно лежать, где всегда лежало, то есть в архиве полицейского участка Литтл-Хэнглтона. Нигде ведь не было написано, что дело передано в суд, или, что оно закрыто за отсутствием состава преступления или за недостаточностью улик, или отправлено в центральный участок. Да мы и воровать-то ничего не будем. Посмотрим, скопируем и обратно положим. Маголовскую сигнализацию Слизнорт успешно нейтрализовывал простейшим замораживающим заклинанием.

Гермиона покачала головой:
- Гарри, тебя послушать, так ты рассуждаешь как взломщик со стажем...

Гарри рассмеялся, хитро подмигнув подруге, и с деланной разочарованностью добавил:
- Господи, какая ты у нас, оказывается, святая невинность! А я-то собираюсь с этой девушкой идти грабить «Гринготтс» через месяц...

Гермиона посмотрела на него неожиданно строго и вздохнула:
- Нет, вы меня с Роном со своими вечными авантюрами точно доведете до Азкабана. Гарри, но мы не можем сейчас так рисковать. У нас же палатка, эльфы...

- Семья, дети, забота о пропитании..., - в тон подруги подпел Гарри, шутливо-серьезно растягивая слова. Но увидев, как Гермиона нахмурилась, предпочел согласиться с ее доводами. Вот когда они через пару-тройку дней соберут пожитки и сменят стоянку, вот тогда можно будет снова попробовать уговорить подругу... Благо, для волшебников расстояние - не проблема.

А сейчас он хотел всего лишь уговорить Гермиону совершить легкую прогулку в сторону Дома Реддлов и совершить, так сказать, ознакомительную экскурсию. Хотя бы посмотреть на этот дом вблизи, а, если повезет, заглянуть за забор. К полному удовольствию Гарри, девушка возражать не стала. Только настояла на том, чтобы использовать дезиллюминационное заклинание. Ну, так это была вполне оправданная мера предосторожности.

На этот раз Гермиона изъявила желание проявить свои таланты в маскировочных чарах, и вскоре Гарри почувствовал, как от легкого удара палочкой Гермионы по его телу от макушки до конечностей разливается холодок. Тело исчезло, и, судя по выражению лица подруги, она осталась довольна своей работой. Впрочем, у Гермионы всегда все получалось быстрее, чем у него. На то она и Гермиона, лучшая ученица Хогвартса, девочка, дружбой с которой Гарри искренне гордился.

Гермиона накинула на себя Мантию-невидимку, и они, взявшись за руки, направились вверх по тропинке, где на склоне высокого холма стоял загадочный особняк.

Едва Гарри поднялся выше и, оказавшись рядом со стенами дома, взглянул вниз, как в его памяти всплыла картина, увиденная им во сне, на уроке прорицаний у профессора Трелони. Гарри летел тогда на спине филина именно к этому старому дому. В лицо ему дул теплый весенний ветер, а внизу открывался этот самый вид: небольшая деревня и старое кладбище. И дом, вне всяких сомнений, был тот же. Как и тогда, во сне, старые стены особняка были густо увиты плющом. Правда, сейчас на голых кривых стеблях растений не было листьев. Но филин точно влетел именно вон в то темное разбитое окно на втором этаже.

За три года, минувших с того времени, когда уродливое червеобразное тело Волан-де-Морта верхом на филине прибыло сюда и нашло приют около теплого камина, дом еще больше постарел и обветшал. По-видимому, после смерти садовника Фрэнка за объектом недвижимости больше уже никто не следил. Практически все окна были либо разбиты, либо наглухо заколочены досками, с крыши осыпалась черепица, а сад был полон мусора и веток, обломанных резкими зимними ветрами.

На покосившихся воротах висела одинокая табличка: "Продается", а ниже с трудом можно было разобрать номер контактного телефона, который Гермиона немедленно переписала в записную книжку. Гарри ей при этом уверенно заметил, что продажу недвижимости в таких случаях, как правило, доверяют третьим лицам, так что лучше и результативнее будет "прощупать архив полицейского участка". Гермиона не сочла нужным тратить время на возражения.

Ворота оказались не заперты, так же, как и парадные двери дома. Собственно, был ли смысл запирать ворота, если из-за разбитых стекол в комнатах свободно гулял ветер. Подростки молча миновали гостиную и поднялись по лестнице на второй этаж. Казалось, все в доме покрыто таким толстым слоем пыли, что даже ветер не смог ее сдуть. Пол был истоптан многочисленными следами, приглядевшись к которым Гермиона тихо прошептала, что, судя по размеру отпечатков подошв обуви, особняк часто и активно навещают местные дети. Но сейчас все было тихо. Гарри настойчиво потянул подругу в конец полутемного коридора, где была та самая комната с камином, куда влетел филин с Волан-де-Мортом на своей спине.

Едва открыв дверь и окинув взглядом комнату, Гарри тотчас же ее узнал. Если до этого момента у него и оставались еще какие-либо сомнения в том, что Волан-де-Морт прятался именно в этом доме, выжидая, когда самый верный его слуга доставит ему Мальчика-Который-Выжил, то после того, как он увидел старое кресло возле камина и потертый коврик возле него, все сомнения разом отпали.

Гермиона молча сжала руку Гарри, и он успел увидеть, как из-под Мантии-невидимки высунулся ее палец и указал на свежие следы, ясно выделявшееся поверх старых, уже припыленных. И эти, новые, отпечатки явно принадлежали взрослым людям. Гарри подошел к самому камину, и с удивлением заметил внутри его остывших недр скомканный газетный листок. Не отдавая себе до конца отчет в своих действиях, Гарри вытащил тщательно смятый в клубок лист из камина и разгладил его.

Если бы Гермиона могла видеть лицо друга, она бы непременно похолодела от выражения ужаса, застывшего в его глазах. Газетный лист представлял собой первую страницу "Ежедневного пророка" за вчерашний день, если только Гарри не спутался в расчетах. Гарри решительно сунул найденную газету в карман и потянул Гермиону прочь из этого странного дома. Сейчас встреча с людьми из волшебного мира не обещала им ничего хорошего.

Они остановились, обнаружив себя среди могильных плит деревенского кладбища. Гарри еще чувствовал прерывистое дыхание девушки рядом с собой, когда услышал знакомый подобострастный голос хозяина трактира, для которого, похоже, загадка Дома Реддлов действительно служила неиссякаемым источником дохода. Трактирщик шел рядом с каким-то вполне солидным джентельменом и, указывая пальцем на могильную плиту далеко впереди себя, давал своему очередному клиенту щедрые разъяснения:
- Сейчас, скоро уже. Могилы всех трех Реддлов находятся здесь. Видите вон ту большую могильную плиту. Там лежат старики, муж и жена. А их сын, Том, похоронен тоже рядом, но отдельно. А останки старины Фрэнка покоятся в другой стороне кладбища, на окраине.

Невидимые Гарри и Гермиона молча, не сговариваясь, пошли вслед за деревенским экскурсоводом и его новым клиентом. Вскоре они оказались рядом с тяжелым мраморным надгробьем, на каменной поверхности которого были выгравлено имя "ТОМ РЕДДЛ".

К счастью, солидный джентельмен не горел желанием долго задерживаться около могильной плиты полувековой давности. Постояв несколько минут, он и его провожатый ушли прочь, оставив гриффиндорцев одних рядом с серыми мраморными камнями. Гарри поблагодарил холодную дождливую погоду, потому что если бы маглы задержались дольше, они непременно услышали бы громкие удары его сердца о грудную клетку. Пришлось бы лишний раз хвататься за палочку и создавать магические выбросы, которые отслеживало Министерство, и которые заставляли скитальцев все время менять место стоянки.

Три года назад он был привязан веревками к этому самому надгробью. Сюда Хвост притащил огромный котел с белой мерцающей жидкостью, здесь пленника охраняла Нагайна, а рядом лежало мертвое тело Седрика...

Обо всем, что случилось потом на кладбище, Гарри поведал миру. Впервые это произошло в кабинете Дамблдора, по настойчивому требованию директора. Его единственными слушателями, не считая Дамблдора, были крестный и феникс Фоукс, перелетевший со своей жердочки прямо на колени мальчика.

Больше Гарри никому об этом не рассказывал вплоть до нашумевшего интервью «Придире». Даже друзьям. Те несколько дней, что оставались до начала летних каникул, они болтали о чем-нибудь постороннем, гуляли или молча играли в шахматы. Понимающие друзья не лезли в его душу, и они втроем понимали друг друга настолько, что уже не нуждались в словах.

Дождь усилился, загородив от их взора сельское кладбище косой серой завесой. Пора было возвращаться в палатку.

Эльфы встретили их радостно, гордо сообщив, что обед готов и ждет их на кухне. Гермиона сняла с друга дезиллюминационное заклинание, и Гарри увидел торчащую из кармана куртки смятую газету, которую машинально засунул туда не более часа назад. Он вновь развернул газету, и в глаза бросились крупные буквы передовой статьи номера:
"Тело Гриндервальда обнаружено мертвым в его камере, в Нурменграде".

Далее следовали подробности этого события, но Гарри они почти не заинтересовали. Он знал совершенно точно, кто, когда и как убил Гриндервальда. Можно сказать, сам при этом присутствовал. Даже два раза.

Гарри молча протянул номер "Пророка" подруге, и ее глаза быстро забегали по газетным строчкам.

Неожиданно Гермиона громко воскликнула, передавая в руки своего друга газетный лист и указывая пальцем на анонс номера внизу первой страницы:
- Нет, этого не может быть! Это невероятно... Посмотри сюда, Гарри!

Взглянув на указанное Гермионой место в "Пророке", Гарри смог прочитать: "Геллерт Гриндервальд - первая и единственная любовь Альбуса Дамблдора. Читайте новую сенсацию Риты Скитер на третьей странице номера".
Найденный в камине газетный лист содержал в себе всего две страницы. Гарри несколько раз пробежал глазами найденные строчки, ровным счетом ничего не понял и удивленно уставился на подругу.

А поскольку та молчала, то он вынужден был задать вопрос прямо:
- Что значит первая и единственная любовь? Они же вроде... в смысле Альбус и Гриндервальд в юности... были друзья. Да и дружили они, насколько я смог понять, всего пару месяцев, пока не расстались из-за смерти Арианы. Дружба Дамблдора и Гриндервальда стала сенсацией еще год назад. Что нового могла накопать в этой дружбе вековой давности вездесущая Рита Скитер? Или я совсем темный, недавно с лестницы упал...

Гермиона замялась, густо покраснев и опустив глаза. Но Гарри продолжал сверлить девушку взглядом и ждал ответа, явно недоумевая о причинах ее замешательства. Наконец, убедившись, что из Гермионы слова не вытянешь, Гарри выдал свое предположение, казавшееся ему совершенно нереальным, по крайней мере, по отношению к старику Дамблдору:
- Не хочет же Рита Скитер сказать, что Альбус и Гриндервальд были... бой-френдами?

Девушка молча кивнула, а, спустя довольно продолжительную паузу, уточнила:
- Примерно так...

Гарри никогда за свои неполных восемнадцать лет жизни не рассматривал эротических журналов, не читал околомедицинской литературы, но все же о лицах нетрадиционной сексуальной ориентации кое-что слышал. От тети с дядей, в основном. Но они всегда говорили об этом с явным пренебрежением, как всегда говорили о людях, чье поведение отличалось от поведения НОРМАЛЬНЫХ людей. Собственно, какие-либо разговоры о голубых мужчинах возникали в доме Дурслей редко, только если где-нибудь в новостях промелькнет очередное сообщение о гей-параде. Увидев один раз по телевизору репортаж с такого мероприятия, Гарри в кои-то веки готов был согласиться с родственниками: назвать разодетых в яркие тряпки мужчин, дарящих друг другу поцелуи перед телекамерами, совсем уж НОРМАЛЬНЫМИ было сложно.

Но еще сложнее было предположить, что директор Хогвартса, профессор Альбус Дамблдор, имеет хоть какое-то отношение к этим странным людям. Неужели он никогда в своей жизни не встречался с девушкой, не хотел иметь свою семью, любящую жену, детей? Нет, это скорее Рита Скитер и ее Прытко Пишущее Перо готовы высосать из любого пальца любую дурацкую сенсацию. Лишь бы, как говорится, читательской публике весело было. Любовь между Дамблдором и Гриндервальдом представлялась ему не более реальной, чем любовь между ним самим и Волан-де-Мортом или Беллой с ее-то садисткими наклонностями. И вдруг Гарри почувствовал, что ему действительно становиться смешно. Альбус Дамблдор - голубой! Это ж надо до такого додуматься... Для этого надо быть Ритой Скитер, не меньше.

- Слушай, Гермиона! - с трудом сдерживая смех, произнес Гарри. - Если в очередном номере "Пророка", в очередной статье этой ядовито-зеленой дамочки, я прочитаю о том, что ты выходишь замуж Северуса Снейпа, а сам я сплю с Драко Малфоем, то я, пожалуй, не очень и удивлюсь...

- Ну, уж нет, - рассердилась Гермиона и решительно пресекла ошибочные иллюзии друга, продолжив разговор деланно-рассудительным тоном. - Уж лучше я выйду замуж за Малфоя! Он, конечно, жуткий зануда и ненавидит меня всей душой. Но ведь говорят, что от ненависти до любви один шаг... Потому что Драко, в отличие от профессора, хотя бы молодой, красивый и богатый. А Снейп, так и быть, в полном твоем распоряжении...

И они оба рассмеялись, забыв на мгновенье о том, какая ужасная смерть ждет профессора Снейпа всего через четыре неполных недели.



Глава 30. Яд Нагайны.

- Да за что же Снейп меня полюбит? Разве что за красивые глаза, - невольно вырвалось у Гарри, и это его неострожное замечание мгновенно оборвало их с Гермионой смех.

В наступившей тишине оба стыдливо опустили глаза. Эльфы молча взирали на них, неподвижно застывших в дверях кухни, и, наверное, не понимали, куда внезапно делись их смех и улыбки. Обед прошел почти в полном молчании, Гарри с трудом заставил себя проглотить несколько ложек рисового супа.

- Со Снейпом глупо получилось, - невесело начал Гарри, когда они с Гермионой, покинув перенаселенную палатку, устроились у входа.
- Ты имеешь в виду неудачную шутку? - уточнила девушка.
- Это само собой, - махнул рукой Гарри, как бы показывая, что тут и спорить не о чем. - Я имею в виду его нелепую смерть. Все-таки укус змеи - не "Авада Кедавра". Меня вот василиск укусил - и то жив остался. Правда, тогда рядом со мной был феникс и его слезы... Кстати, я хотел спросить: ты видела тело Снейпа?

Гарри пристально посмотрел на девушку. Она была в растерянности.
- Честно говоря, не помню, - немного подумав, сказала Гермиона. - Сначала его там, в Главном зале, и быть не могло. А потом трупы были закрыты саванами. Я совершенно точно видела только труп Сам-Знаешь-Кого. Он лежал в стороне и его никто не закрывал. Но около него никто долго и не задерживался. Кстати, странно, а почему портрет Снейпа не появился в круглом кабинете?

А действительно, почему? Гарри точно помнил, что после смерти Дамблдора его портрет, рожденный магией замка, висел над столом спустя всего каких-нибудь полчаса после убийственного заклятия Снейпа.

- Гермиона, а не может быть так, хотя бы теоретически, что он остался бы жив? Может быть, зелье какое есть? Или заклинание? - с надеждой спросил Гарри лучшую ученицу Хогвартса.

Гарри задавал этот вопрос скорее для очистки совести, чем для руководства к конкретным действиям. Его до сих пор еще преследовал взгляд черных глаз умирающего человека, в которых медленно угасали искры жизни. В последнюю минуту жизни профессора их глаза, угольно-черные и ярко-зеленые, не отрывались друг от друга, пока внутри черных не погас свет.

- Может быть, я именно после Визжащей хижины начала видеть фестралов, - тихо, еле слышно прошептала Гермиона, как будто угадав мысли друга.

- Значит, он все же умер тогда, - сделал свой печальный вывод Гарри. - Ты уверена в этом?

Гермиона неожиданно бурно запротестовала, жестикулируя руками, словно опомнившись после заключения, высказанного в словах друга:
- Разумеется, я ни в чем не уверена! Темно было, и по сторонам смотреть времени не было. Смерть Фреда случилась еще раньше!

- Гермиона, я вообще-то о зелье спрашивал, - решительно прервал Гарри поток ее протестов, грозившихся перерости в стихийное бедствие. - Так есть или нет? И очень тебя прошу: не надо нравоучений в мой адрес по поводу моей успеваемости.

Гермиона остановила свои руки и замолчала также быстро, как и начала. Но при этом наградила Избранного таким высокомерным гермионистым взглядом, на какой только была способна. Гарри стушевался и постарался поскорее сделать вид, что ничего особенного не заметил.

Несколько минут девушка напряженно думала, перебирая в памяти и шепча про себя, одно за другим какие-то мудреные названия. О большей части из них Гарри все же имел определенное представление, но некоторые незнакомые наименования ставили его разум в полный ступор. Определенно, за год, проведенный вне Хогвартса, из головы выветрилось слишком много.

В голове у Гарри неотрывно вертелось одно слово: яды, яды и еще раз яды. Достоверно он знал только одно надежное средство - пресловутый безоар. Но Гермиона сразу же отвергла эту сиротливую мысль. По ее словам, человека, которому яд попал непосредственно в кровь, спасти, запихнув безоаровый камень в рот, было невозможно. Рону в свое время повезло: яд попал к нему в желудок.

- Ну, тогда то противоядие, которое мы после победы со Слизнортом варили, - подал Гарри новую идею, видя бессилие подруги выудить из своей памяти что-нибудь стоящее. Его собственная память была не особо обременена ядами и противоядиями, поэтому зелье, приготовленное почти собственноручно несколько дней назад, четко всплыло на поверхность мозга вслед за отвергнутым безоаром. - Ну, помнишь, я еще к нему в ступке что-то растирал. Жуков, что ли? Господи, там еще принцип какой-то был! Любациуса Бораго, кажется...

Такой реакции лучшей ученицы Хогвартса Гарри не ожидал. Он был совершенно уверен, что Гермиона пошлет его сейчас с его принципом Бораго примерно туда же, куда и с безоаровым камнем. Но она ошарашенно и одновременно восторженно уставилась на него и коротко сказала:
- Подойдет! Кажется, подойдет. Только надо кое-что уточнить...
И она быстро скрылась в дверном проеме палатки.

Гермиона вернулась через пару минут с неизменной бисерной сумочкой в руках. Потом она сосредоточенно что-то искала внутри ее недр, вытаскивала наружу и прятала обратно какие-то книги, приговаривая при этом время от времени: "Не то... Не то... Опять не то..." Наконец, она вытянунула нужную, и обрадованно воскликнула:
- Все-таки хорошо, что я взяла с собой "Зелья и их свойства". Нам нужен раздел о ядах естественного происхождения, - приговаривала она, быстро перелистывая страницы. - А вот и то, что мы ищем. Читай!

Гарри сунул нос в книгу и прочитал: "Зелья, основанные на принципе подобия Любациуса Бораго особенно эффективны, если их начинают принимать за некоторое время до предполагаемого отравления. Эти зелья часто используют в своей работе волшебники, которым по роду своих занятий приходится работать с ядовитыми растениями, животными или насекомыми, где велика вероятность укусов и, вследствие этого, попадания ядов в кровь человека.

При наличии в крови волшебника достаточного количества противоядия, яд, попавший в кровь во время несчастного случая, не распространяется во внутренние органы организма, а концентрируется в частицах антидота, а затем выводится из организма естественным путем.

Существенным недостатком этих зелий является чрезвычайно узкая направленность их действия. То есть зелье может защитить волшебника только от отравления одним конкретным ядом. Известны случаи, когда человек принимал противоядие против одного природного ядовитого вещества, а был отравлен другим. В этом случае использование этого же зелья в качестве противоядия, но с другим наполнителем, категорически запрещено.

Может быть, поэтому маги предпочитают принимать зелья, основанные на принципе подобия только после свершившегося факта отравления. Но при этом эффективность зелья снижается в несколько раз. А в случае слишком большого количества яда, попавшего в организм, эти зелья бессильны".

- Понимаешь, Гарри, - с жаром поясняла лучшая ученица Хогвартса, - зелья подобия используются крайне редко. Потому что никто не берется заранее предсказать, где, когда и, главное, кто тебе всадит жало в руку. Даже те волшебники, что работают с ядовитыми животными. Кроме того, зелье необходимо принимать только в свежеприготовленном виде, а на его приготовление уходит часа полтора. За это время либо человек уже умрет, либо его спасут, используя другое, более сильное противоядие. Вот и получается, что принимают его только от не очень сильных ядов, да и то, если у тебя под боком есть хороший зельевар, а главное, тот самый природный яд в чистом виде.

Вот в случае со Снейпом как раз ничего другого не придумаешь. Укус змеи в горло просто исключает возможность заглатывания каких-либо пилюль или жидкостей. Да ты же помнишь - все произошло слишком быстро. Противоядие можно будет ввести только внутривенно. Но если он хотя бы за месяц начнет принимать зелье подобия с добавлением микроскопической дозы яда Нагайны, то, по крайней мере, от действия этого яда при укусе он не умрет.

Гермиона замолчала на минуту, а потом невесело и нерешительно добавила:
- Хотя, конечно, ничто не может помешать профессору Снейпу умереть от большой потери крови... Да и где он возьмет яд Сам-Знаешь-Чьей змеи?

Гарри вдруг почувствовал, что его сердце заколотилось раза в полтора быстрее, чем секунду назад. От волнения он даже начал слегка заикаться:
- Г-где? Г-де, где т-твоя би-бисерная сумочка?

Гермиона бросила на него озадаченный взгляд, но сумочку протянула без дополнительных вопросов. Однако видя, что у друга нервно дрожат пальцы, прямо предложила ему признаться, что же именно нужно в ней искать. А когда Гарри ответил, что прихватил с собой по совету своей родственницы парочку пузырьков с ядом змеи, но не помнит точно, не выложил ли он их из рюкзака в гостиной дома Андромеды вместе с семейными ценностями из малфоевского сейфа, или все-таки переложил в сумочку Гермионы, когда собирал вещи, она тут же начала быстро перебирать содержимое бисерной сумочки.
А Гарри, не выдержав, помчался в палатку, чтобы проверить содержимое своего рюкзака, а заодно и чемоданчика Люпина.

Два маленьких флакончика с ядом рептилии нашлись в одном из нескольких боковых карманов рюкзака. Сейчас Гарри вспомнил, что там, в доме Малфоев, он засунул их именно туда, поскольку сам рюкзак был уже заполнен содержимым малфоевского сейфа. Выудив это богатство из кармана, Гарри радостно передал пузырьки в руки подруге.

Гермиона, быстро наколдовав что-то вроде узкой стелянной пробирки, капнула на нее несколько капель яда и, взмахнув палочкой, сосредоточенно разглядывала содержимое пробирки. То, что там происходило, напомнило Гарри урок зельеварения, когда им нужно было приготовить универсальное противоядие, а он додумался только до безоара, да и то с подсказки Принца. Капли яда вспенились, зашипели, и вскоре от их ярко-зеленого цвета не осталось и следа. Собственно, не было и самих капель, а в пробирке можно было насчитать около десяти-двенадцати слоев разных оттенков, от почти прозрачного до ядовито-зеленого с черными вкраплениями.

Потом Гермиона долго и внимательно сверяла полученный результат с книгой, где Гарри удалось прочитать только заглавие: «Состав и свойства некоторых природных ядов». Наконец, сделав нужные выводы, Гермиона закрыла справочник по зельеварению и задумчиво произнесла:
- Странно, самый обычный яд самой обычной змеи... В смысле, я имею в виду кобра как кобра, и яд у Нагайны ничем не отличается от яда обычной кобры семейства аспидовых. Убивает свою жертву при попадании в кровь в течение получаса. Минимум - двадцать минут.
Чем должен был яд Нагайны отличаться от такого же яда таких же рептилий, Гарри не понял. По его понятиям, так и должно было быть, и он вопросительно уставился на свою подругу, всем своим видом требуя дальнейших пояснений.

Гермиона не заставила себя ждать:
- Помнишь, когда змея укусила мистера Артура Уизли? Так вот, та рана в его боку очень долго не закрывалась. Целители "Святого Мунго" долго не могли остановить кровотечение и несколько дней не могли подобрать противоядие. Когда с него снимали повязку, кровь шла со страшной силой. Видимо, все-таки в зубах змеи, укусившей Артура, был довольно необычный яд, и ему приходилось каждый час принимать кровевосполняющее зелье. От того яда, что сейчас находится в этой пробирке, такого ожидать, уж поверь мне, не приходится.

- Так ведь мистер Уизли с каким-то там молодым целителем баловался магловскими методами, и они пытались зашить рану нитками, - произнес Гарри слегка поежившись, вспомнив, в какое грозное состояние привело это признание мужа миссис Молли.

Но Гермиона рассудительно заметила:
- Если рана не магическая, магловские швы очень помогают. А в яде той змеи было то, что растворяло нити. Чего никак нельзя сказать об этом яде, который находится сейчас у меня в пробирке. Но ведь у Ты-Знаешь-Кого есть только одна змея? И вряд ли она может пользоваться магией.

- А как же Батильда? - воскликнул Гарри. - Я ведь сам видел, как она превратилась в змею!

В ту же минуту он осекся, потому что вспомнил, что змея просто выползла прямо из шее старухи. Об этой жуткой подробности Гарри не рассказывал своей подруге, жалея ее разум.

- Почему ты замолчал? - нетерпеливо спросила Гермиона. - Гарри, умоляю, не стоит ничего скрывать. Иногда любая мелкая деталь может иметь огромное значение!

- Да так, - вздохнул Гарри, все еще не зная, посвящать подругу в тайну Годриковой Лощины до конца, или не стоит. Все-таки решив, что стоит, рассказал, но выложил информацию всего в нескольких словах, сразу предупредив, что больше никаких подробностей не прибавит. И так уже было сказано слишком много. При этом напомнил Гермионе, что ее взрывное заклинание не смогло поразить змею, а отскочило от нее. Про сломаную палочку напоминать не стал, сразу оговорившись, что и про "Редукто" вспомнил только в связи с тем, что речь зашла о возможности Нагайны использовать магию.

Гермиона довольно долго обдумывала его слова, и, наконец, прийдя к определенным выводам, решительно произнесла:
- Что касается превращения Батильды в змею, то, однозначно, это уму непостижимая темная магия. Я думаю, ни ты, ни я не сможем овладеть ею до конца наших дней, а что уж там говорить про змею! Да на теле старухи и нашли следы темной магии...
А вот вопрос про взрывное заклинание для нас с тобой куда интереснее...

Гермиона вдруг остановилась, посмотрела на Гарри просто каким-то торжествующим взглядом, и Гарри готов был покляться: глаза ее сверкали.

- Взрывное заклинание отскочило от змеи, потому что Нагайна - это крестраж. И в отличие от тебя, мой заколдованный друг - самый настоящий! - проговорила Гермиона, твердо выделяя каждое слово.

- А я что, липовый что ли? - не понял Гарри и даже слегка обиделся. - Да я же видел глазами змеи... Откуда у меня, по-твоему, такие способности?

Гермиона, однако, ничуть не смутилась, и начала терпеливо и настойчиво объяснять свои догадки:
- Гарри, я не знаю, глазами какой змеи ты видел, но только не той, чей яд находится в этой пробирке. Если это, конечно, яд Нагайны. А все крестражи имееют одно общее свойство - их нельзя уничтожить никакими заклинаниями. Ну, вспомни медальон! На нем же не было ни одной царапины, хотя Кикимер, как и мы потом, что только не испробовал. И дневник в унитазе чуть не утонул, а все равно был как новенький. А вот ты, родной, с завидной регулярностью попадал в больничное крыло. Похоже, бланджеры не догадывались о том, что ты крестраж.

Гарри слушал Гермиону, раскрыв рот. Ее слова дарили душе надежду, но верить им до конца он боялся. Не хотел лишний раз поддаваться ложным иллюзиям. Возвращаться назад, к горькой правде, было всегда больно. Но вопрос о какой-то другой змее его заинтересовал. Сейчас он отчетливо вспомнил, что первое, что он подумал, размышляя о появлении рептилии в Министерстве: либо он сам стал анимагом, либо Волан-де-Морт - анимаг. Прокручивая в голове мысли, Гарри рассеянно посмотрел вокруг себя, и его взгляд задержался на смятом газетном листке, обнаруженном в холодном камине дома Реддлов. "Тело Геллерта Грин-де-Вальда найдено мертвым...", - машинально прочитал он.

И тут его сердце замерло. Потому что он вдруг увидел, как он ЗМЕЕЙ проползает в узкий проем окна камеры Гриндервальда. Ну, разумеется, Волан-де-Морт был анимагом! А какая же у него могла быть анимагическая форма, если не змея?

- Он, то есть Темный Лорд - анимаг, Гермиона, - выдохнул Гарри. - Я сам видел. Да нет, даже больше: я сам превращался в змею. И я делал это без использования волшебной палочки. Тогда, когда мне... ему, Темному Лорду, нужно было проникнуть в камеру Гриндервальда.

Гермиона отложила в сторону пробирку и, схватив газету, еще раз пробежала глазами газетные строчки. По ее виду можно было понять, что она получила гораздо больше того, на что она рассчитывала. Она вскочила на ноги и подняла на Гарри сияющее лицо.
- Значит Сам-Знаешь-Кто не посылал свою змею в Министерство...
- А предпочел пойти туда сам...
- Потому что ему не нужна была никакая разведка, а нужен был пузырек с пророчеством...
- И ты, Гарри, видел не глазами змеи, а глазами ее хозяина! Тем более, что змею потом так и не нашли.

Они уставились друг на друга, и Гарри чувствовал, что в их рассуждениях о змее и Волан-де-Морте скрыто что-то очень важное, что поможет им найти ответ на нелегкие вопросы, которые на каждом шагу с завидным постоянством ставила перед ними жизнь.

Ответ лежал где-то совсем рядом, на поверхности. Ведь если он, Гарри, никак не связан был со змеей, то видел он только глазами самого Волан-де-Морта. Он был связан непосредственно с ним. Чем? Этот вопрос оставался без ответа. Но ведь если Мальчик-Который-Выжил не имел никакой особой связи ни со змеей, ни с другими крестражами, а он этой связи не имел, потому что шрам у него болел исключительно от близости Волан-де-Морта и никак не реагировал на частицы души красноглазого, заключенных в других ценных реликвиях, то...

- Гарри, вы связаны с Сам-Знаешь-Кем чем-то другим, а не частицей его души, которая якобы живет в твоей душе, - робко высказала Гермиона свое предположение, о котором и сам Гарри додумался путем логических рассуждений.

Глядя на сияющее лицо Гермионы, Гарри вдруг, неожиданно для самого себя, шагнул ей навстречу и, схватив руками за худенькие плечи, закружил в воздухе. Он не заметил, как они с девушкой оказались за пределами охранных заклинаний, окружавших палатку, и по их счастливым лицам застучали ледяные дождевые капли. Водяные струи были такими густыми и сильными, что парень и девушка мгновенно промокли. Это был типичный для начала апреля дождь, холодный и нудный, нисколько не похожий на теплый летний ливень. Может быть, поэтому он очень быстро отрезвил их обоих, и Гарри, смутившись, выпустил девушку из своих объятий. К палатке они вернулись молча.

Гермиона куда-то исчезла, сказав, что ей нужно кое-что уточнить, а в голове у Гарри по-прежнему толкались и наступали друг другу на пятки самые разнообразные мысли, одна нелепее другой. Неужели Дамблдор все-таки ошибался? Но ведь мог же он ошибаться! Он же всего лишь человек, а людям свойственно ошибаться. Ведь сначала он говорил и ему, и Снейпу, что они связаны с Волан-де-Мортом заклинанием, которое не смогло убить младенца. А про то, что Гарри был седьмым крестражем, Дамблдор признался в самый последний момент. Но ведь он просто боялся, что мальчик не справится... Гарри снова почувствовал, как сердце его упало. А что, если он связан с Волан-де-Мортом и тем, и другим? И частицей его души, и заклинанием, которое почему-то не подействовало? А взрывное заклинание отскочило от змеи, потому что Темный Лорд, заботясь об ее безопасности, наложил какие-нибудь охранные заклинания. Вроде тех, что накладывали Фред и Джордж на защитные шляпы. От недавней радости в один миг не осталось и следа. Гарри вернулся в палатку с почти каменным лицом.

Он нашел Гермиону в самом углу комнаты. Сняв с себя намокший под дождем свитр и накинув поверх белой футболки ярко-синюю шерстяную кофточку, она уютно устроилась на кровати, поджав под себя ноги и целиком погрузившись в книгу. Весь ее вид был таким домашним, что Гарри, бросив взгляд на обложку книги, почти с удивлением обнаружил, что читает она отнюдь не "Историю Магии", и не справочник по зельеварению, а "Тайны наитемнейшего искусства". Книгу о крестражах.

Гарри почувствовал, как к сердцу подкрался холодок. В памяти отчетливо всплыли слова Гермионы, сказанные год назад, когда они только обсуждали предстоящий поход: "Пока волшебное вместилище остается целым, скрытый в нем кусочек души может входить в тех, кто оказыается слишком близким к крестражу..." И там еще что-то было сказано про эмоциональный контакт...

В душе у Гарри словно все смерзлось в один момент. Он только что так неосторожно позволил себе держать Гермиону в объятиях, когда он в принципе не должен был этого себе позволять. Никаких эмоциональных контактов, иначе получится, как с дневником Реддла у Джинни. Гермиона, словно почувствовав его состояние, подняла на него глаза, а он не успел отвернуться.

- Что случилось, Гарри? - настойчиво спросила она, одновременно ставя заглушающие чары. - На тебе лица нет!

Гарри решил, что Гермиона обязана знать правду ради собственной же безопасности. И он выдал ей бесцветным, деланно равнодушным тоном свои соображения и про способность крестражей подчинять себе волю любого, кто соприкасается с ними, и про опасность эмоциональной близости с ними.

Реакция Гермионы была совсем не той, которую он ожидал. В ее глазах не было ни тени сомнения, ни капли страха.
- Ну вот, снова здорово! - с нажимом в голосе произнесла она его же любимую фразу. - И когда это ты успел до такого додуматься? Нет, мой друг, тебя решительно нельзя оставлять одного ни на минуту!

- Но ведь дневник овладел Джинни, - с силой выдавил из себя Гарри.

- Но ведь мы общаемся с тобой все семь лет, причем самым тесным образом, - огрызнулась в ответ Гермиона, явно теряя терпение. - Если бы ты мог овладеть мной...
На этих словах Гермиона споткнулась и замялась, но спустя мгновенье справилась с собой.

- Я имею в виду, овладеть, как крестраж, то ты... вернее, крестраж, короче частица души Темного Лорда давно бы сделала это. А я что-то перемен в себе не замечаю.

С этими словами Гермиона хитро улыбнулась и как бы случайно спросила:
- Впрочем, тебе со стороны должно быть виднее. Приглядись внимательнее: у меня глаза не покраснели? Или я выгляжу больной?

Карие глаза Гермионы сияли так ярко, а улыбка была такой обворожительной, что Гарри невольно удивился сам себе. Почему же он никогда раньше не замечал, как красива лучшая ученица Хогвартса? Может быть потому, что сейчас ее густые, намокшие под дождем волосы не лохматились как обычно, а вполне послушно лежали на худеньких плечиках, на короткое время укрощенные своей хозяйкой.

Не дождавшись от Гарри ответа, Гермиона терпеливо начала объяснять:
- Гарри, в некоторые моменты жизни надо руководствоваться здравым смыслом, а не только эмоциями. Хотя, признаюсь, эмоции тоже многое значат. А уж в нашей дружбе этих самых эмоциональных контактов за семь лет было столько, что, можешь не сомневаться, крестражу их точно хватило бы для своих черных дел. Я не даром спросила тебя о том, не выгляжу ли я больной. Джинни действительно, можно сказать, заболела к концу октября. Я жила с ней в одной комнате, и видела, что она была просто сама не своя. Я тогда думала: она простудилась или скучает по дому. Впервые по-настоящему дневник овладел Джинни только к Хэллоуину. Так что, если я до сих пор выгляжу вполне здоровой, то у тебя вряд-ли получится ...подчинить меня своей воле. Тем более что и крестраж-то из тебя хиленький, весьма далекий от совершенства.

Гермиона звонко рассмеялась, а в глазах у нее запрыгали золотистые искорки. Гарри ее пренебрежительный тон в последних словах даже слегка разозлил. Она ошибочно думает, что дневнику Реддла понадобилось больше двух месяцев, чтобы овладеть Джинни. На самом деле он, Гарри, услышал леденящие душу слова, идущие из стены, в самом начале второго учебного года.

- Гермиона, я слышал змеиный голос из стены, когда в субботу отрабатывал наказание за полет на фордике у Златопупса. А это было в самую первую неделю учебы. Так что, если совершенному крестражу понадобилось меньше месяца, чтобы подчинить Джинни своей воле, то мне, хилому...

Внезапно Гарри остановился, потому что с лица Гермионы сползла беззаботная улыбка. Она во все глаза смотрела на него, потом вдруг быстро спросила:
- Ты точно уверен, что слышал этот змеиный голос в первую неделю учебы?

- Я не глухой, Гермиона, и провалами в памяти не страдаю. Я тогда сразу обратил внимание на это шипение из стены, - уверенно произнес Гарри. - Да я об этом Рону сразу рассказал, в тот же вечер, когда он еле живой притащился с отработки у Филча.

- А в первый год учебы ты хотя бы один раз слышал что-то подобное? - снова поинтересовалась девушка.

Гарри отрицательно помотал головой. Гермиона ничего не ответила, нырнула в бисерную сумочку, и, пробурчав про себя что-то вроде "сколько у них, оказывается, с Роном всяческих интересных фактов в рукаве", выудила оттуда толстую записную книжку в кожаной обложке. Из-под обложки были извлечены несколько карманных календариков. Гермиона быстро перебрала их и, выбрав один, протянула другу. На маленьком прямоугольнике красовались цифры: 1992.
Дата 19 августа была обведена красными чернилами.

- Это я отметила, чтобы не забыть. Мы ведь тогда договаривались встретиться в Косом переулке. Я писала вам с Роном, что буду там с родителями в ближайшую среду. Просто у мамы с папой по средам всегда был выходной, - произнесла Гермиона, а увидев недоверие в глазах Гарри, уточнила:
- Можешь не сомневаться, в Косом переулке мы встретились именно 19 августа. Этот выходной мои родители запомнили на всю жизнь. Им, видишь ли, не часто приходилось видеть, как взрослые люди дерутся в общественном месте. Это если не считать того, что мистер Уизли, даже не представившись, расточал свои восторги в их сторону: "Подумать только, Маглы! Настоящие Маглы!" Как будто они не люди, а животные в зоопарке.

Гарри смотрел на Гермиону, что называется, во все глаза и слушал во все уши. Просто раньше ему казалось, что она с большим уважением относилась к семье Рона. Она ведь приезжала в Нору каждый год на летние каникулы. Впрочем, Гермиона не собиралась заострять внимание на неджентельменском поведении Артура Уизли.

- Ладно, речь не об этом, - продолжала она. - Крестраж-дневник никак не мог овладеть Джинни за такой короткий срок. Я хорошо помню Джинни в первую неделю учебы, мы с ней только познакомились. Она радовалась, что попала в Гриффиндор. Переживала, что вас с Роном не было на распределении, и вообще, у нее была целая куча впечатлений от замка, от новых знакомств, от новых предметов. Вот чему там почти не было места, так это дневнику. Я, конечно, не исключаю, что она могла сделать несколько восторженных записей, но этого явно маловато для крестража.

- Но она переживала из-за своей подержанной мантии, - осторожно вставил Гарри, вспомнив, что об этом поведал ему юноша Том в Тайной комнате.

- А кто и когда на нашем факультете обращал внимание на то, какая у кого мантия! - возразила Гермиона. - Можешь мне поверить, в первую неделю Джинни не очень много думала о своей старой мантии. А ту субботу я тоже хорошо помню. Слишком много случилось событий в тот день. Ну, помнишь, сначала была стычка со слизеринцами, потом из Рона слизняки полезли, в тот день я впервые узнала, что я грязнокровка и что это значит. Но утром все было замечательно. Сразу после завтрака Джинни потащила меня на квиддичное поле, где у вас была тренировка. Я даже не буду описывать тебе ее восторги от твоего полета на метле, ты и сам можешь хорошо это представить. Я просто говорю это все к тому, что Джинни была в то время вполне здоровой и нормальной девочкой. А когда вы с Роном отправились на отработку, мы сидели допоздна в гостиной, и она, наверное, в сотый раз рассказывала мне о том, что всегда мечтала познакомиться поближе с Мальчиком-Который-Выжил.

- Ты так говоришь, как будто это плохо, - нехотя сказал Гарри, немного уязвленный таким пренебрежением Гермионы к его, вроде как, официальной девушке. Сам он, однако, честно признавался себе, что как раз тогда влюбленность Джинни в него, как в героя магического мира, его сильно напрягала и раздражала.

Гермиона слегка стушевалась, но твердо ответила:
- Гарри, я не хотела сказать ничего плохого про Джинни, и если что-то не так, то извини. Но, когда изо дня в день на тебя выливают свои, в общем-то, детские переживания по поводу того, что твой кумир, мальчик-герой, не смотрит в твою сторону, это начинает немного раздражать. Тебе не кажется? Но на первую неделю меня вполне хватило, и даже немного на вторую. Потом я стала откровенно избегать Джинни. Разумеется, я с ней не ссорилась, но когда она вновь и вновь заводит разговор о своем восхищении мальчиком-героем, то начинаешь, во-первых, скучать в ее обществе, во-вторых, становится слишком жаль бездарно терять драгоценное время. Вот я и старалась улизнуть в библиотеку. Потом Джинни сама от меня отстала, но, к сожалению, замкнулась в себе.

Гермиона замолчала и взглянула на своего друга. Наверное, ей показалось, что в его глазах она прочитала осуждение, и это заставило ее вновь заговорить:
- Гарри, пойми пожалуйста: Джинни была для меня, в общем-то, чужой человек. Да, у нас всегда были с ней хорошие отношения, но она никогда не была моей близкой подругой. И тем более, она не была моей подругой в первые недели того учебного года. К моему великому сожалению, тогда я больше заботилась о себе, и я это признаю. Но у Джинни в то время учились в школе четыре старших брата, а Перси и вовсе был старостой. Если бы я только могла подумать, чем это все кончится...

Гермиона махнула рукой, как бы показывая этим жестом, что дальше продолжать разговор о Джинни не намерена. А Гарри пришлось признать в душе правоту Гермионы. Он ведь и сам с трудом выдерживал нытье Рона по поводу своей второсортности. Хотя, по его мнению, что тут было переживать? Все люди разные, кто-то лучше, кто-то хуже. Сам он с радостью поменялся бы с Роном и своей славой, и своим шрамом в обмен на живых родителей и нормальную семью. А уж шумную валентинку Джинни он даже сейчас не мог вспоминать без неприязни.

- Но ведь, если я услышал змеиный голос из стены замка, то откуда тогда в трубах взялся василиск? - спросил Гарри, предпочитая оставить Джинни в покое и вернуться к василиску. - Почему все заговорили о том, что Тайная комната вновь открыта, только когда миссис Норрис стала первой жертвой василиска? Значит, все-таки крестраж...

При слове "крестраж" Гермиона, не сдержавшись, с такой силой захлопнула книгу и стукнула "Тайнами наитемнейшего искусства" по кровати, что подняла вверх скопившуюся в одеялах пыль. Очевидно, палатка Билла долго где-то лежала без использования. Гарри, в испуге от ее свирепого вида, а также в целях экономии эмоций, предпочел замолчать.

- Да пойми же ты, наконец, что крестраж-дневник не имеет никакого отношения к василиску! - с жаром отрезала девушка. - Как говорит мой папа, мухи отдельно, а котлеты отдельно. Вот кровавая надпись на стене в день Хеллоуина - это к крестражу, а василиск в Тайной комнате сам по себе василиск, свой собственный. По легенде, чудовище Слизерина жило в подземельях тысячу лет. А вот почему, по крайней мере, пятьдесят лет о василиске в Хогвартсе никто не слышал, а в первый год учебы ты не слышал никаких леденящих душу голосов из стен, большой вопрос... И вряд ли сейчас мы сможем получить на него ответ, потому что никаких книг про животных у меня с собой нет.

Гермиона ненадолго замолчала, чтобы перевести дух, и продолжала уже более спокойным голосом:
- Гарри, не мог крестраж так быстро овладеть Джинни, не мог! Это даже медальону не удалось сделать с Амбридж, хотя она, как ты помнишь, запросто могла вызывать Патронуса с крестражем на шее. А такое даже тебе не удавалось. Так что, я прошу, выброси из головы всякую ерунду по поводу якобы лишних и опасных эмоциональных контактов между нами. А это, - она указала на книгу, - я читаю, потому что мне нужно много чего уточнить, и я потом тебе все обязательно расскажу.

Гермиона вновь улыбнулась, и уже деловым тоном добавила:
- Между прочим, мы с тобой отвлеклись от более важной темы. Что будем делать с ядом Нагайны?

*****
Уважаемые читатели!
Не знаю точно, что случилось: то ли у меня проблемы с компьютером, то ли проблемы на сайте, но почему-то не активируется кнопка "Ответить на отзывы"
Так что пока ответить не могу. Очень надеюсь, что к выходным все наладится.
С огромным уважением ко всем читателям, приславшим свои отзывы, Русалочка.


Глава 31. Былое и думы.

Надеюсь, Герцен спит...

*****

В последние дни Гарри все чаще и чаще вынужден был признавать, что Гермиона умеет быть чертовски убедительной, когда хочет что-то доказать. Ее доводы были вполне разумны, понятны и полны здравого смысла.

Вот и сейчас он, что называется, спинным мозгом чувствовал ее правоту. Особенно то, что касалось Джинни и дневника Тома. Действительно, как можно было впасть в депрессию в первую неделю учебы в Хогвартсе, когда все волшебные дети (и неволшебные тоже) с восторгом в глазах открывали для себя новый мир. Древний готический замок, живые портреты и привидения, передвигающиеся лестницы, запутанные коридоры, знакомство с новыми учителями и предметами, первые уроки полетов на метле, диковинные растения в теплицах и добрый великан Хагрид.

Правильно Гермиона сказала: мухи, то есть василиск, отдельно, а котлеты, то есть дневник, это совсем другая история. Василиск был за тысячу лет до Тома Реддла и его дневника, и, если верить легенде, жил в Тайной комнате. Одно было не понятно: что он там делал, если голодный сидел? Но ведь, в конце концов, он мог там просто ночевать или зимовать. Поплавает в озере, как Плакса Миртл и обратно к себе, в подземелья. А потом: "ХЛОП"! Трубу заклинило...

И вдруг Гарри почувствовал, как корни волос на голове взмокли от мгновенно прошибшего его пота. В тот год туалет Плаксы Миртл столько раз заливало водой... А что, если действительно было что-то не в порядке с канализацией? И василиск просто не мог найти дорогу и выбраться к озеру... Плакса Миртл как-то сказала, что с ней часто так бывает: сидит она в бачке, кто-нибудь смоет ее в унитаз, и она уже в озере. Его тогда слегка передернуло от милой картинки: Миртл движется по трубе к озеру вместе с содержимым унитаза. К счастью для Миртл, привидения плохо чувствуют запахи.

Голос Гермионы прозвучал как будто бы издалека:
- Гарри, я спрашивала про яд Ты-Знаешь-Чьей змеи, а ты мне так и не ответил... О Господи, Гарри, ты же весь в поту! Что с тобой?

Она откинула фолиант в сторону, соскочила с кровати и кинулась к своему другу. Спустя мгновенье Гарри уже ощущал ее прохладную ладонь на своем лбу, а еще через минуту Гермиона с некоторым недоумением произнесла:
- Жара у тебя вроде нет, и шрам выглядит, как обычно. Я имею в виду, не кровоточит, и в размерах не увеличился.

Ее озабоченный голос заставил Гарри опомниться, и он поспешил успокоить девушку:
- Гермиона, это вовсе не шрам. Нет, правда, со мной все хорошо. Я просто вспомнил, что из того туалета, где жила Плакса Миртл, был выход в озеро. Ну, помнишь, на втором задании Турнира я встретил ее привидение в воде, и она даже помогла мне найти дорогу к русалкам?

Гермиона, по-прежнему держа друга за руку, кивнула головой.

- Так вот, - продолжал Гарри, - а если тогда труба засорилась? Которая выходная канализационная. Помнишь, в тот год без конца затопляло этот дурацкий туалет. Ну, миссис Норрис еще окаменела, потому что увидела василиска через отражение в воде, разлитой на полу. А мы еще думали, идиоты, что это Миртл так обильно рыдает... А ведь привидения не могут плакать по-настоящему.

Гермиона заметно побледнела и, отпустив руку Гарри, от волнения начала мерить палатку шагами. Она несколько раз в полном молчании быстро пересекла невеликое пространство комнаты, сосредоточенно что-то обдумывая, и, остановившись подле друга, подняла на него сияющее лицо.

- Змей оказался запертым в подземельях и не смог выбраться наружу, к озеру. Не помню, чем конкретно питаются василиски, но все змеи, как правило, очень хорошо плавают, и василиск не исключение. А иначе как он мог передвигаться по трубам?

- И он сожрал в подземелье за короткий срок всю мелкую живность, всяких там крыс и мышей. Потому что когда я шел по подземному коридору, под ногами хрустели обглоданные и сухие кости грызунов...

- ...и, наверное, долго ползал по трубам, тщетно разыскивая выход из подземелий к озеру...

- И он шипел тогда, на Хеллоуин: "...так голоден... так долго..." Когда мы были на смертинах Безголового Ника...

- Потому что там была целая прорва еды с довольно специфическими запахами, но чрезвычайно сильными, чтобы и приведения могли получить от жизни удовольствия. И они действительно радовались, когда проходили сквозь тарелку с протухшим лососем!

- И василиск тоже почувствовал эти запахи и пополз туда, к привидениям. И там я услышал его холодный голос: "Я ЧУЮ КРОВЬ! Я чую кровь...".

- А когда мы побежали за тобой на этот голос, то увидели на стене светящуюся надпись.
- Надпись сделала Джинни, но василиск, скорее всего, еще не подчинялся ей. Он просто полз на запах крови... Или уже подчинялся?

И тут в их разговоре воцарилась долгая пауза. Было слышно, как в соседнем углу комнаты шебуршат малыши Солли и Холли, а по лужам за стенами палатки барабанит дождь, который, похоже, становился все гуще и гуще. Невольный страх за безопасность обитателей палатки заставил Гарри нарисовать в своем воображении единственное сухое место среди деревьев на окраине кладбища, что должно было выглядеть подозрительно. Но он тут же вспомнил, что чары надежно скрывают их палатку от посторонних глаз.

Откуда там взялся запах крови? Там была надпись на стене, сделанная какой-то светящейся краской, и окаменевшая кошка.
И полный туалет воды. Но никакой крови не было. А надпись Филч тщетно пытался стереть несколько дней подряд, используя "Универсальный волшебный пятновыводитель миссис Чистикс", которому, казалось, было подвластно все. По крайней мере, в штаб-квартире Ордена десятилетнюю грязь победило именно это волшебное чистящее средство, но справиться со словами на стене оно было бессильно. Филч тогда напрасно тратил время, подкарауливая в коридорах нарушителей порядка за "слишком счастливый вид". Все так были напуганы случившимся, что даже у близнецов Уизли не возникало желания покидать гостиную факультета после ужина.

Очевидно, Гермиона думала то же самое, и даже продвинулась в своих рассуждениях немного дальше своего друга. Она проговорила не очень уверенно:
- А откуда Джинни могла взять такую странную трудновыводимую краску?

Гарри не нашел, что ей ответить. Сейчас он невольно ругал себя за то, что в свои двенадцать лет задавал себе слишком мало вопросов. Хотя, почему мало? Другие ученики Хогвартса утруждали себя вопросами еще меньше, чем они, тогда всего лишь второкурсники. И ведь не профессор Стебль, и не профессор Грабли-Дерг, и не директор школы Альбус Дамблдор догадались о том, какое животное скрывается в подземельях и нападает на учеников. А второкурсница Гермиона, которая менее двух лет назад познакомилась с волшебным миром, а магических существ начала изучать только в следующем году.
Если, конечно, слово "изучать" было применимо к урокам Хагрида. При всем своем уважении к великану считать его хорошим учителем Гарри не мог.

Тогда второкурсник Гарри Поттер был всецело уверен, что чудовище Слизерина дремало до поры до времени в своем тайном убежище, пока голос Наследника Слизерина (то есть голос заколдованной дневником Джинни) не разбудил его и не заставил нападать на маглорожденных студентов. Только как же этот мифический змей вымахал двадцать метров в длину, если сотнями лет ничего не ел?

Лихорадочно перебирая в памяти всех магических животных, о которых он когда-либо слышал, Гарри старательно искал хотя бы одно из них, которое питалось бы, что называется, "святым духом" или, на худой конец, магией замка. Хотя, что это может означать конкретно, Гарри не представлял. Новорожденные единорожики пили молоко, Фоукс клевал орехи, больному Арагогу Хагрид скармливал каких-то желтоватых личинок, и был сам не свой, когда его драгоценный выводок соплохвостов уменьшался с каждым днем, поскольку он толком не знал, чем же их кормить. Даже фестрал, казалось бы, вовсе внеземное создание, за "здорово живешь" и "ничтоже сумняшеся" слизал языком все бутерброды с тарелки. А Фред и Джордж, в свое время, наделали много шуму, когда ставили опыт: что будет, если скормить саламандре бенгальский огонь доктора Фойерверкуса. И ничего, проглотила. Только исчезла потом с легким взрывом, охваченная ярким пламенем, подобно фейерверку.

Мысли о еде отозвались в желудке унылым урчанием, подкрепленным ароматным запахом, доносившимся из кухни. Определенно, эльфы знали свое дело и делали его хорошо, даже если это была простая немудреная каша. Расслышав рядом с собой чьи-то шаркающие шаги, Гарри обернулся и увидел сгорбленного Кикимера, который, пользуясь вниманием "хозяина Гарри" с сожалением доложил, что прессованный уголь для печки в большом пакете кончается. Очевидно поняв, что кроме высоких материй есть еще и хозяйственные нужды, Гермиона старательно спрятала "Тайны наитемнейшего искусства" в бисерную сумочку и ушла к печке вместе с Кикимером.

Проходя мимо них по направлению к кухне, Гарри заметил, как она волшебной палочкой увеличивает в размерах оставшиеся куски углей. Гарри остановился.

- До завтра должно хватить, - произнесла Гермиона, почувствовав его взгляд на себе. - А завтра лучше будет еще раз сходить в магазин. Сегодня все равно уже поздно, да и дождь льет, как из ведра.

- Мне кажется, что завтра нам лучше совсем отсюда смотаться в другое место, - настойчиво предложил Гарри, доставая из кармана найденную в камине газету. - Если здесь бывают волшебники, то лучше быть отсюда подальше.

Гермиона слишком понимающе несколько раз кивнула головой и слишком подобострастно улыбнулась.
- А перед уходом, мистер Поттер, вы, естественно, предложите мне обчистить архив местного полицейского участка, - с едким лукавством в голосе угадала она самые сокровенные мысли Избранного. - Ну-ну...

Гарри почувствовал, как щеки его невольно вспыхнули. Но не от того, что он замышлял вылазку, граничившую с нарушением закона, и это задевало его совесть. Какое, к черту, соблюдение писаных законов, если сами они здесь, в "прошлом" вопреки всем писаным и неписаным законам природы! Но вот Гермиона-то где научилась так точно угадывать его намерения? И вот так вот, прямо в лоб говорить ему об этом, да еще и приправлять свои заявления лукавой улыбочкой.

Но Гермиона вовсе не собиралась пересматривать свое поведение и на этом безобразии не остановилась.
- Гарри, я тебя насквозь вижу, - нагло подтвердила она самые мрачные предчувствия Гарри, и он просто вынужден был сдаться. Тем более, что слова своего признания она сопроводила глубоким, как показалось Гарри, вздохом раскаяния. Хотя, возможно, это был всего лишь вздох от обреченности и неизбежности.

- Так мы идем на дело? В смысле, на раскопку и зачистку полицейского архива? - уточнил Гарри, чувствуя в усталом вздохе Гермионы поддержку своим планам.

- А куда я денусь, - махнула рукой девушка, окончательно потеряв сопротивление. - Раз уж связалась с великим Гарри Поттером... Только давай вечером, после ужина, и перед этим хорошо все обдумаем. А за углем в магазин так и этак придется идти. Магия, как это ни странно, далеко не всесильна. Второй раз увеличить куски угля в размерах не получится. Слишком нарушается структура вещества, и это просто опасно: может случиться взрыв, когда ты сунешь их в печку. И с того, что мы обнаружим в участке, нужно будет сделать обычную магловскую ксерокопию. Менее волшебно, но куда более надежно. Потому что отдублированные мной газетные вырезки, уже, увы, безвозвратно растворились в воздухе...

- Так быстро? - удивился Гарри.

- А что ты хочешь? - пожала плечами Гермиона. - В сумерках наколдовано, к полночи развеется...

Гарри вспомнил, как эту поговорку миссис Уизли он не один раз слышал в "Норе". Поговорка как поговорка, но ему было не совсем привычно слышать такие волшебные прибаутки от подруги. И не очень радовало, хотя вроде бы все было сказано к месту и вовремя. Может быть, дело было в том, что Гермиона меньше всего походила на миссис Уизли, и где-то в самой глубине души, даже не отдавая себе в этом отчета, Гарри не хотел, чтобы Гермиона была похожа на домохозяйку.

Мимолетное наваждение образа Гермионы в домашнем фартуке в цветочек, из кармана которого торчит волшебная палочка, развеялось так же мгновенно, как и появилось, не задержав на себе внимание зеленоглазого парня, но оставив в памяти легкий, едва уловимый отпечаток.

За ужином Гермиона дала задание эльфийке Сэрре составить список необходимых продуктов, которыми следовало бы запастись перед великим переселением на новое место. Было решено, что оставаться здесь более четырех дней не стоило, да и находиться всем вместе в перенаселенном жилище было тяжело. Надо отдать должное эльфам-домовикам, они не очень докучали и даже старались лишний раз не попадаться на глаза, насколько это было в принципе возможно в тесном пространстве палатки. Но все равно, следовало сменить обстановку, выбрать более глухое место, чтобы иметь возможность собрать хворост для костра или поймать щуку на суп. Дата отъезда была назначена на вечер следующего дня, а трансгрессировать решено было в два этапа, поскольку перетащить всех эльфов сразу было немного тяжеловато.

Пока на кухне шло оживленное обсуждение времени и способа перемещения в пространстве, Гарри успел с грустью подсчитать, что до победы еще четыре полных недели, и собирать пожитки им придется как минимум еще шесть-семь раз. Когда они были втроем с Роном, без эльфов, переселение происходило гораздо привычнее и намного быстрее. Но, с другой стороны, такой вот вкусной пшеничной каши с тертым сыром они не ели. Это было вполне замечательно даже без масла.

На Литтл-Хэнглтон давно опустились сумерки. Дождевые тучи, вытряхнув, наконец, на Британские острова всю содержащуюся в них влагу, лениво уходили к морю, не спеша очистить за собой небо и открыть миру звезды. Только тускло-желтый расплывчатый диск Луны одиноко просвечивал среди рваных облаков.

Гарри отошел немного в сторону от палатки и, стоя на влажной, как губка, земле, прислушался к ночной тишине. Был еще довольно ранний вечер, и со стороны деревни изредка доносились ветром то звуки протяжной песни, то отзвуки молодого заливистого смеха. Люди жили обычной земной жизнью, парни встречались с девушками, и все вместе они смеялись новым шуткам.

Слегка позавидовав беззаботности деревенских жителей и чересчур задумавшись о несправедливости судьбы к себе самому, Гарри сделал неосторожный шаг, и тот час под ногой хлюпнула вода, а внутри ботинка стало неуютно мокро. Пришлось сушить ботинок заклинанием, но это удержало Гарри от того, чтобы прогуляться по ночному кладбищу в сторону могилы старшего Реддла. Чем его притягивала эта могила, Гарри не мог объяснить даже самому себе.

По странной прихоти судьбы Гарри снова находился на кладбище, где три года назад Волан-де-Морт обрел свое новое тело. Где он, Гарри, впервые в жизни увидел смерть близко, на расстоянии вытянутой руки. Остекленевшие глаза Седрика рядом с собой после безжалостного приказа хозяина: "Лишнего убрать".

Сейчас Гарри совершенно отчетливо, бескомпромиссно осознал для себя, что именно смерть Седрика потрясла его тогда со страшной силой до глубины души. Ни змея, охранявшая его, привязанного к могильному камню, пока Хвост тащил на себе огромный котел, ни сам магический ритуал возрождения Волан-де-Морта, ни "Приори Инкантатем", ни бешеный бег среди могильных плит к кубку. Все это, без сомнения, было страшной и безумной игрой со смертью, но все это было не в первый, и даже не во второй раз. Пожалуй, одиннадцатилетнему мальчику требовалось больше храбрости, чтобы шагнуть за завесу огня в последний зал к человеку с двумя лицами, чем четырнадцатилетнему подростку со всех ног бежать к кубку, уворачиваясь от заклятий.

Тот шаг он мог и не делать. И то, что он шагнул навстречу Квиреллу, было его собственное решение. Здесь, на кладбище, он принял решение драться, пусть у него не было никакой надежды на победу, и пусть в его боевом арсенале был всего лишь банальный "Экспеллиармус". А уж чтобы добежать до кубка и вовсе не нужно было никакой особенной отваги, если не считать того, что нужно было быстро передвигать ноги.

У Гарри никогда не было тайн от своих друзей. Как бы ни было ему страшно одному в Тайной комнате, в ожидании встречи с василиском, как только Гермиона очнулась от заклятия, Гарри и Рон посвятили ее во все пропущенные ею подробности. Потому что все плохое и страшное уже было позади. Джинни была жива, дневник побежден, и лишь василиск был мертв. Но василиск - это не человек, а чудовище. А Седрик был почти друг. Они помогали друг другу на Турнире и, если честно, вместе прошли лабиринт.

Смерть Седрика стала тем замком, который закрыл его рот и не позволил быть откровенным с друзьями. Он рассказал все от начала до конца Дамблдору, но повторить свой рассказ во второй раз, а фактически в третий, потому что первым слушателем был Лже-Грюм, он не смог бы. Единственное, что ему удалось из себя выдавить на утверждение миссис Молли, что он, Гарри, ни в чем не виноват, это - "я предложил Седрику взяться за Кубок вдвоем". А дальше защипало в глазах и все невысказанные слова так и остались в горле, почти превратившись в звериный вой. Но даже вой не вырвался наружу, а умер внутри души.

И он был рад тогда, если понятие "радость" здесь было в принципе уместно, что мудрый, как он считал тогда, Дамблдор просил всех оставить его в покое, не задавать лишних вопросов и не просить рассказать, что же произошло в лабиринте и после него. И его не волновали ни перешептывания за спиной, ни статьи Риты Скитер о его неуравновешенности. Какое это имело значение, если Седрика все равно не воскресишь? Единственно важным представлялось то, что Рон и Гермиона рядом с ним, и что они понимают друг друга без слов.

Недаром говорят, что время самый лучший, самый мудрый врач. Сейчас, стоя около палатки и глядя на желтоватую дорожку света, вырывающуюся из щели дверного проема и убегающую в мокрую темноту, Гарри почувствовал, что теперь он сможет, он найдет в себе силы вернуться на три года в прошлое, к возрождению Волан-де-Морта. Как нашел в себе силы дать интервью Рите Скитер, потому что Магическому миру нужно было знать правду.

Тому его двойнику из "прошлого", озабоченному поисками крестражей и тайной Даров Смерти, и еще более встревоженному предстоящим неизбежным поединком с Волан-де-Мортом, даже в голову не приходило вспоминать о ночи возрождения Темного Лорда. За последние несколько месяцев он улыбался-то всего лишь несколько раз, и один из них пришелся на тот вечер, когда он произнес роковое запретное слово. Но у того, из "прошлого" еще жива была в душе наивная глупая надежда, что больше никто не встанет между ним и Волан-де-Мортом, больше никто не умрет за него. Ряд смертей, открытый именем Седрика, должен был закончиться сначала именем Сириуса, потом Дамблдора, Грюма и Добби. Но он не заканчивался, а продолжался, и сейчас Гарри с ужасом признавался себе, что его впереди неминуемо ждет страшная минута. Минута, когда он будет читать длинный список погибших защитников Хогвартса.

Когда Рон оставил их с Гермионой вдвоем, трансгрессировал от них, растворившись среди ночи и осеннего дождя, они два месяца не могли произносить его имя. Они с Гермионой даже не сговаривались, они просто чувствовали, что нельзя больше соединять вслух эти три буквы вместе. И только тогда, когда в их ворота постучала новая беда - сломалась его волшебная палочка с пером феникса - предательство Рона перестало казаться концом света. Его имя прозвучало в их разговоре, и Рон его услышал. И вернулся.

Так и сейчас список погибших защитников Хогвартса из пятидесяти неизвестных имен отодвинул смерть Седрика к краю мортиролога. Как в далекой детской сказке, магловской, конечно: все проходит, прошло и это...

В таких раздумьях нашла его, погруженного в недра своей памяти, Гермиона. Гарри даже невольно вздрогнул, когда услышал из дверного проема ее тонкий голос:
- Гарри, вот ты где? - сказала она и присела рядом с ним на раскладной стульчик. - Мы собирались кое-что обсудить. Во-первых, надо решить, что все-таки будем делать с пузырьком яда Ты-Знаешь-Чьей змеи, во-вторых, надо бы обдумать визит в полицейский участок. По поводу второго сразу могу сказать, что лучше нам всем сначала отсюда убраться, а уж потом мы с тобой пойдем шарить по архивам. Так что давай сначала обсудим первое, поскольку мне это кажется куда как важнее.

- А что тут обсуждать? - удивился Гарри. - Может быть, этот пузырек и зелье Подобия единственный шанс для Снейпа остаться в живых после укуса Нагайны? Хотя, конечно, и оно ничего не может гарантировать... Но согласись, Гермиона, знать о том, что его ждет и спокойно стоять при этом в стороне... Я никогда не любил этого человека, и, не могу сказать, что мне удастся когда-нибудь испытать к нему нечто подобное, но уважения он, несомненно, заслуживает. А уж преждевременной смерти не заслуживает никто.

Гермиона понимающе кивнула головой и тихо добавила:
- Если у человека есть смысл и стимул жить дальше. А вот тут у профессора Снейпа не все гладко, Гарри!

Ее собеседник молча согласился.
Кто был профессор Снейп для всех? Гнусный предатель и подлый убийца. С ним никто из старых учителей в Хогвартсе не здоровался за руку. Он жил, похоже, только затем, чтобы выполнить свой долг и передать Избранному нужную информацию. И как только он это сделал, жизнь для него потеряла смысл.

- Тем более, Гарри, - несмелый голос Гермионы звучал, как продолжение его собственных мыслей, - по дьявольскому плану Дамблдора ты должен был умереть...

- Если частица души Темного Лорда и в самом деле жила во мне, - перебил ее Гарри, - то я действительно должен был умереть.

Гермиона вскочила, как ужаленная, и несколько долгих секунд отчаянно хватала ртом воздух, прежде чем выдохнуть:
- А если не жила? Я еще не нашла ни одного подтверждения тому, что в твоей душе что-то было, кроме твоей замечательной души. И ты был прав: это не любовь, когда ребенку раз за разом предлагают рискнуть своей жизнью, и даже своей душой, и все ради того, чтобы быть уверенным, что в нужный момент он спокойно выйдет навстречу своей смерти. Да ты и сейчас на это готов, я же вижу! Да только я не готова отдать тебя... Кому угодно, только не смерти! ПОКА... ДЫШУ!

Ее тоненький голосок дрожал, срывался, и если бы она случайно попала в дорожку света, идущую в темноту ночи из-за приоткрытого полога палатки, то, Гарри был в этом уверен, в ее глазах блеснули бы слезы.

У него невольно сжалось сердце. Он вдруг взглянул на себя со стороны. Рассуждать о собственной смерти нелегко, но можно. Особенно когда ты уверен, что тебя ждет поезд, который повезет тебя к новым приключениям, к родителям и крестному. Но каково тем, кто остался на земле, тем кто любит тебя? Рону и Гермионе каково? Вот только что он тут сидел и видел перед собой мертвые глаза Седрика, человека, который мог бы стать для него другом. Волна жгучего стыда затопила сердце, и он встал, подошел к девушке и тепло, по-дружески обнял ее, одновременно промокая носовым платком слезы в уголках глаз.

- Гермиона, - шептал он, - но я же клятвенно обещал тебе, что ничего с собой не сделаю... Пока, как ты там сказала, окончательно не подтвердится диагноз. И потом тоже ничего не сделаю, я имею в виду с летальным исходом. А буду лечиться... Честно!

Далеко, из темноты, послышался резкий крик ночной птицы, и это заставило Гарри замолчать и с напряжением прислушиваться к каждому новому звуку. Но вслед за криком раздалось отдаленное хлопанье крыльев, и постепенно все затихло. Гарри почувствовал, как судорожное оцепенение, заставившее Гермиону застыть в невольном ожидании незримой опасности, постепенно проходит.

Наконец плечи ее расслабились, и она облегченно вздохнула:
- Наверное, просто весна... Апрель. Птиц теперь с каждым днем будет больше.

Она осторожно освободилась из дружеских объятий, и Гарри пришлось, опустив руки, вернуться к прежнему разговору:
- У Снейпа, по-моему, есть, как минимум один стимул оставаться в живых: он должен во что бы то ни стало передать мне архиважную информацию. И вот ради этого долга он будет жить, даже если для этого понадобятся не месяцы, а годы.

- Но тогда под каким соусом мы подадим ему этот пузырек с ядом? - задала Гермиона единственный вопрос, на который они пока не знали ответа. Вопрос "как?" не стоял так остро при наличии целых семи эльфов в одном с ними военном эшелоне. - Может быть просто прикрепить к бутылочке записку: "Для зелья Подобия"?

- Ты думаешь, он поймет, что ему будет грозить опасность от змеи хозяина? - неуверенно озвучил Гарри свои сомнения. - Хотя, в принципе, им там всем светило счастье быть поданным на ужин любимой рептилии за малейшую провинность. Но, пожалуй, ты права: поймет. Зельевар как-никак...

Но это было не все. Что-то недосказанное витало в воздухе, что-то такое, о чем Гарри боялся вымолвить вслух. Но сказать об этом было нужно, потому что от этого зависела жизнь человека, которого Гарри не любил, не понимал, но никогда не испытывал к нему равнодушия.

- Гермиона, как ты считаешь, - робко начал он, - Дамблдор рассказал профессору Снейпу про Старшую палочку? В смысле про то, что именно из-за нее Лорд может его убить.

- Я сама боялась произнести этот вопрос вслух, - призналась девушка, и Гарри был благодарен ей за то, что она поняла его сомнения, и ему не нужно тратить лишних слов на объяснения. Тем более, что в случае с Дамблдором, Снейпом, Старшей палочкой и Лордом было столько густого белого тумана, что найти в нем единственно верный путь казалось делом совершенно невероятным.

Но глазами Волан-де-Морта Гарри видел, как лицо Снейпа в Визжащей хижине окаменело, застыло, как расплавленный воск застывает, создавая посмертную маску, а в его невидящих черных глазах было меньше жизни, чем в последние несколько мгновений после слов: "Взгляни... на... меня...". Повелитель тогда признался ему, что забрал Смертоносную палочку из гробницы Дамблдора.

"Был ли Дамблдор также честен со Снейпом, как Волан-де-Морт?" - вынужден был задать сам себе вопрос Гарри, и вновь почувствовал, как лоб становится влажным от выступившей испарины. "Честен как Волан-де-Морт" - это ж надо до такого додуматься! Но факт оставался фактом: повелитель рассказал своему слуге, как и от кого к нему в руки попал Жезл Смерти. А что Дамблдор?

Собственный голос со станции Кинг-Кросс раздался столь отчетливо, что казалось, в глазах вспыхнул свет, и темнота ночи уступила место призрачной облачной дымке из потустороннего мира:
- Когда вы со Снейпом планировали вашу смерть, вы хотели, чтобы Бузинная палочка досталась ему?
- Да, именно так, - ответил Дамблдор.

Но ведь он, Гарри, тогда поверил Дамблдору. Там, на станции... Почему? Потому что ТАМ не врут. Он бы и сейчас ни в чем не сомневался, если бы... Если бы от ответа на этот вопрос не зависела жизнь человека, если бы перед глазами не стояло его мраморно-белое окаменевшее лицо с безжизненными глазами. Если бы он знал, как поступить, он бы даже не стал задавать себе лишних вопросов.

- Неужели он обманывал меня ТАМ, на станции? - задумавшись, произнес Гарри вслух неожиданно для себя, и, встретившись с обеспокоенными глазами Гермионы, прямо, без утайки, рассказал ей и о якобы несбывшихся планах Дамблдора, и о страшном потрясении Снейпа.

Гермиона устало опустилась на стульчик и закрыла лицо руками. Где-то вдали хрипло пролаяла собака, а на ее лай отозвались другие ее деревенские сородичи, но юноша и девушка почти не обратили на это внимания.




Глава 32. Перевернутая страница.

Обгрызенный с одного края лунный диск показался в небе из-за завесы серых облаков и осветил старое кладбище и одинокую палатку на окраине. Лунный свет отразился в дождевых лужах и, задержавшись на лицах юноши и девушки, смешался со светом, льющимся из-за полога походной палатки.

Гермиона подняла голову и отвела от лица руки.
- Может быть, профессор Снейп просто не мог поверить, что Лорд все-таки решится избавиться от него?

- В это, по-моему, сам Лорд поверить не мог, - серьезно ответил Гарри. - Гермиона, у Снейпа голос дрожал, когда он в последний раз просил позволить ему "привести мальчишку". Только я не думаю, что он боялся смерти. Он не трус. Но вот то, что он может не успеть передать информацию...

- Да... действительно, - задумчиво проговорила Гермиона. - Выходит, не знал... Иначе постарался бы тебя найти...

Неожиданно для самого себя Гарри усмехнулся, а потом и расхохотался. Просто представил себе, как к нему подходит Снейп, и пытается ему втолковать, что он должен сам пойти к Волан-де-Морту и самопожертвоваться без мешка взрывчатки в рюкзаке за спиной. Мысль эта показалась ему до того нелепой, что он невольно прыснул от смеха.

- И заработал бы от меня в лоб! Знаешь, последний раз у меня даже "Круцио!" классно получилось. Амикус чуть ли не до потолка взлетел, потому что тут главное - захотеть! В висках, правда, стучало...

Гермиона посмотрела на него удивленно, видимо не сразу сообразив, что это вдруг на него нашло, но быстро поняла, в чем дело, и тоже зашлась смехом.

- Он тебе: Поттер, мне велено передать, что у тебя назначена аудиенция с Темным Лордом. Так что с вещами на выход!

- А я ему: сейчас рога взрывопотама в рюкзачок утрамбую и прибуду на место...

- И он тебе: вещи оставить в моем кабинете, а палочку отдать мне на хранение!

- А я ему в ответ: ЩАС! Разбегусь... Вы бы лучше, сэр, отошли в сторонку...

- ...чтобы я вас тут случайно рогом не задел!

- ...а то он больно взрывчатый, рог-то этот!

- Так что вам, прЫнц-полукрови, не повезет...

- Да хоть у Трелони спросите, если мне не верите! Старой стрекозе-то вы верите еще? Как нет? А раньше верили каждому слову и хозяину докладывали! Нехорошо... "Круцио!"

- А когда это ты у нас так поднаторел с Непростительными заклинаниями? - спросила Гермиона деланно-серьезным тоном, вцепившись в юношу глазами, когда ее дрожащий от смеха голос немного выровнялся.

- Да там, в гостиной Когтеврана. Когда Амикус плюнул в лицо МакГонагалл, меня вдруг такое зло разобрало! Честное слово, никогда в жизни ничего подобного не испытывал. Ну, я и сказал этому типу, что мол, зря он так... И приправил, чем следует. И ты знаешь, на него так хорошо подействовало! С потолка он уже почти что замертво свалился. МакГонагалл их с сестрой связала и оставила в уголке отдохнуть, подумать о своем поведении...

Гермиона взглянула на друга внимательнее, и произнесла все тем же полусерьезным тоном, подражая строгому голосу профессора МакГонагалл:
- Да вы, Поттер, прямо на глазах становитесь все хуже и хуже. Боюсь, что мне придется наложить на вас взыскание в виде домашнего ареста в стенах означенной палатки с обязательным прочтением "Истории Хогвартса".

- Вслух, чтобы лучше запомнить, - протянул Гарри, очень удачно подражая противному, самодовольному тону профессора Амбридж.

- Вы, юноша, помяните мое слово, пойдете по кривой дорожке! - Гермиона вскочила со стула, и, положив одну руку на живот, пригрозила Избранному указательным пальцем другой руки. Гарри тотчас узнал в ней старого профессора Слизнорта. - Клянусь бородой Мерлина!

В ответ Гарри скрестил на груди руки и, напустив на себя суровый вид, произнес, приправив свои слова сарказмом профессора Снейпа:
- А я вас недооценивал, Поттер!

Напоминание о профессоре Снейпе вернуло их обоих к старой теме разговора. Казалось, что даже лунный диск в небе почувствовал перемену настроения и спрятался за завесой облаков. Вновь стало темно.

Гермиона с силой стукнула себя ладонью по ноге и воскликнула:
- Вот чего я точно не понимаю, так это то, какой половинкой одного известного места думал Дамблдор, поручая именно Снейпу поведать тебе о том, о чем... он должен был поведать! Не понимаю... Он на что рассчитывал?

- Не иначе, как на мое невероятную способность оказываться в нужное время в нужном месте, - устало произнес Гарри единственное, что пришло ему в голову, потому, что ничего другого придумать было невозможно. - Да он мне сам об этом говорил неоднократно... Что можно сказать со стопроцентной уверенностью, так это то, что я бы непременно увидел глазами Сама-Знаешь-Кого все, что происходило в Визжащей хижине. Только вот... А успели бы мы туда добраться вовремя?

Гермиона вдруг стала совершенно серьезной, нахмурилась и прямо, почти жестоко, высказала вслух то, что незримо витало в воздухе, и неумолимо должно было быть сказано:
- То есть Дамблдор знал, что Темный Лорд засомневается в Старшей палочке, и перед тем, как использовать ее против тебя, постарается принять все необходимые меры предосторожности...

- Говоря короче, постарается убрать с дороги того, кого он искренне считал ее хозяином, то есть профессора Снейпа, - безжалостно подвел общий итог Гарри. - А поскольку для Ты-Знаешь-Кого "убрать с дороги" всегда означало "убить", то ему даже в голову не пришло, что можно просто настучать Снейпу этой палочкой по башке.

- Олливандера, между прочим, к тому времени уже не было в его распоряжении, - уточнила Гермиона, - а если бы был, то бедный Драко... Впрочем, и устранив Драко, и настучав по голове Снейпу, он все равно бы ничего не добился. Настоящим хозяином Старшей палочки уже был ты.

Гермиона замолчала, наклонившись к самой земле, схватила какую-то ветку и с силой переломила ее надвое. Ветка жалобно хрустнула, как будто напоминая девушке, что природа, мир и вселенная не виновны в ее сомнениях и страхах. Гермиона вновь подняла глаза на юношу, и произнесла почти с отчаянием:
- Гарри, мы не можем позволить себе изменить прошлое! Это чревато такими последствиями, что... никто не сможет сказать, чем это закончится... Так что максимум - это можно доставить в круглый кабинет пузырек с ядом и посоветовать принимать зелье Подобия.

- А также посоветовать ему: обратиться к Трелони на предмет узнать, какие опасности подстерегают его в ближайший месяц, - попытался пошутить Гарри, припоминая ненавистные уроки прорицания у старой стрекозы.

Но Гермиона, на удивление, осталась совершенно серьезной.

- А это, между прочим, вполне здравая мысль, - рассудительно заметила она. - Тем более что один-то раз в своей жизни Снейп ей поверил. И это нам известно совершенно точно, не спорь!

- А я и не собирался, - отмахнулся Гарри. - Тем более что Трелони сделала целых два настоящих предсказания. Второе, помнишь, я рассказывал, про Питера, который должен был добраться до тайного убежища Темного Лорда и помочь его воскресить. Дамблдор еще тогда пообещал прибавить Трелони жалование...

Вдруг Гермиона издала резкий, протяжный звук, нечто похожее на "О-ой" или "А-ай", и в страхе за свою несдержанность быстро закрыла рот ладонью.

- Ты чего? - не понял Гарри. - Я же вам с Роном рассказывал...

Гермиона вытерла ладонью выступивший на лбу пот и убрала с лица растрепанные ветром волосы. Ей понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями.

- Гарри, - неуверенно начала она, - я тогда думала, что пузырьки с НАСТОЯЩИМИ произнесенными пророчествами попадают в Отдел тайн, в Зал Пророчеств, а о том, что этот зал есть, я узнала от Рона, а он от своего отца, примерно также, как портреты умерших директоров школы появляются в круглом кабинете. В "Истории Хогвартса" написано, что это обусловлено древней магией замка...

Дальше она могла не продолжать. Гарри мгновенно все понял, как только в памяти всплыли слова Дамблдора: "То, что разбилось, было всего лишь записью пророчества из архивов Министерства магии. Само же пророчество было сделано в присутствии некоего лица, и это лицо имеет возможность досконально вспомнить все изреченное".

Дамблдор не взял у него, Гарри, воспоминание о произнесенном Трелони новом пророчестве о грядущем возрождении Волан-де-Морта, и вряд ли сказал хоть одно слово предупреждения тому же Фаджу. Да ни черта он ему не сказал, и в этом Гарри сейчас был уверен, как никогда. Потому что, будь Фадж предупрежден, разве стал бы он устраивать злосчастный Турнир вместо того, чтобы организовать облаву на Питера.

Ведь даже он, Гарри, четырнадцатилетний школьник, догадался, что Питер отправится разыскивать своего хозяина в Албанские леса. Но там, на постоялом дворе, Хвоста встретил не отряд мракоборцев, а всего лишь Берта Джоркинкс. Круглая дура, страдающая неумеренным любопытством, которую даже жалкий Петтигрю смог одолеть без особого труда, а Волан-де-Морт смог выудить из ее никчемных мозгов невероятно полезную для него информацию.

А потом Хвост притащился с уродливым тельцем своего хозяина в этот дом, где раньше жил Том Реддл старший, и который, оказывается, так и назывался, ДОМ РЕДДЛОВ... И Дамлдор не мог этого не знать, ведь он же сам говорил, что он тщательно наблюдал за своим учеником. И не мог Дамблдор, вот тут хоть гром, хоть молния, ничего не знать о тройном убийстве в этом доме.

Гарри почувствовал, что ему становится тяжело дышать, и мысли в его голове начали путаться. Ну, разумеется, Дамблдор знал о тройном убийстве в Доме Реддлов. Он ведь сам ему об этом рассказал. Только узнал старик об этом не год назад, и не два, а полвека назад, когда первые полосы "Ежедневного пророка" были целиком и полностью посвящены убийству, совершенному при помощи магии. И Дамблдор читал магловские газеты об исчезновении Фрэнка Брайса... И там черным по белому написано, что Фрэнк служил садовником в ДОМЕ РЕДДЛОВ... И Дамблдор точно знал, что Волан-де-Морт и Том Реддл - это одно и то же лицо... И Гарри подробно описал Дамблдору свой вещий сон, когда Волан-де-Морт подлетал на филине к этому дому... И грозный Темный Лорд был тогда всего лишь жалкой мелкой тушкой!

Гарри почувствовал, что он должен немедленно рассказать Гермионе все, как есть. От начала до конца. Потому что все это было чрезвычайно важно. На интуитивном уровне он чувствовал, что каждая деталь, каждая мелочь из прошлых событий может иметь огромное значение и дать ключ к разгадке чего-то более важного, что давно уже незримо витало в воздухе.

- Гермиона, - тихо, но решительно обратился Гарри к своей подруге, - помнишь, я рассказывал о возрождении Сама-Знаешь-Кого, когда давал интервью Рите Скитер. Я тогда еще не знал точно, где именно это случилось. То есть знал, что на кладбище, но на каком именно – не знал. Только ты ведь, наверное, уже сама догадалась, что произошло это здесь, на этом самом кладбище.

Гермиона протяжно вздохнула, а из ее волшебной палочки вырвался луч света, осветивший мокрые голые деревья вокруг палатки и разогнавший темноту ночи. По ее освещенному лицу Гарри понял, что она давно об этом догадалась, еще днем, когда они увидели могилу Тома Реддла-старшего. После нескольких месяцев скитаний они уже давно не боялись ни темноты, ни привидений, но с зажженной палочкой подростки почувствовали себя намного уютнее.

- Помнишь, - начал свой рассказ Гарри, - когда-то давно я вам с Роном рассказывал свой вещий сон, когда я видел глазами Ты-Знаешь-Кого, как он летел на филине и влетел в разбитое окно старого заброшенного дома. То есть это было не когда-то давно, а конкретно перед третьим заданием злосчастного Турнира.

Гермиона молча кивнула головой, не рискуя перебивать рассказчика.

- Так вот, Гермиона, - продолжал Гарри, - это был тот самый дом, где мы сегодня были с тобой, и именно в ту комнату перед камином опустился филин, и на том обшарпанном коврике корчился Хвост, когда я... то есть он, тренировал на своем слуге пыточное заклятие.

Заглянув в глаза Гермионы, Гарри увидел в них недоверие, и поспешил добавить:
- Это совершенно точно, Гермиона! Я узнал этот дом! Я узнал бы его из тысячи других домов. Мы влетели в разбитое окно на втором этаже, пролетели по коридору в ту самую комнату и опустились в то самое кресло перед камином. Только тогда в камине горел огонь, и Хвост ждал своего хозяина...

Гарри говорил с таким отчаянием в голосе, так боялся, что Гермиона ему не поверит, что не заметил, как перешел на крик, вскочил на ноги и начал нетерпеливо ходить взад и вперед вдоль палатки. Внезапно он ощутил на своем запястье руку девушки, и от этого прикосновения по телу пробежала теплая волна.

- Подожди, Гарри, не волнуйся, - раздался спокойный, но настойчивый голос подруги. - Признаюсь, твои слова вызывают у меня некоторые сомнения, но, скорее всего, я просто многого не знаю. Вот, например, как мог Сам-Знаешь-Кто лететь на филине? Если он был бесплотным духом, то для перелетов ему вовсе не требовалось дополнительное средство передвижения. А если он уже был бледной рептилией с двумя дырками вместо носа, то зачем ему был филин, если он и так умел летать, и о каком предстоящем возрождении тогда может идти речь? Не понимаю.

Гарри остановился и хлопнул себя по лбу. Господи, неужели он ничего не рассказывал своим друзьям про уродливого младенца, которым был тогда Волан-де-Морт? Гермиона, наверное, ничего не знает про мелкую безобразную тушку, похожую на червяка. С уродливым лицом, с как будто ободранной кожей, с тоненькими ручками и ножками.

Он присел рядом с девушкой и снова начал говорить:
- Тогда Сама-Знаешь-Кто был чем-то вроде уродливого младенца. При помощи крови единорога, яда Нагайны и каких-то заклинаний, а также при активном участии Хвоста, потому что бесплотный дух не мог даже палочку держать, ему каким-то образом удалось обзавестись таким вот, весьма хиленьким тельцем. А для поддержания жизни в этом хрупком тельце Ты-Знаешь-Кто употреблял почему-то яд своей любимой змеи.

- Но откуда ты все это знаешь? И почему ты раньше не говорил нам ни про какого уродливого младенца? - не удержалась Гермиона. – Даже в интервью «Придире» ты обмолвился, что видел Хвоста с каким-то свертком, а что лежало в свертке, то было так ужасно, что лучше бы не видеть это вовсе. Да и про само заклинание старинной Черной магии, вернувшее Сам-Знаешь-Кого к жизни, ты не сказал почти ничего. Ты упомянул только про котел, в котором булькало сваренное зелье, и про то, что Темный Лорд взял кое-что из могилы отца, у Хвоста и у тебя, не вдаваясь в подробности.

Гарри вздохнул, живо представив себе, как Рита Скитер описывает для широкой публики с его слов все подробности Черной магии, о которых он тогда все-таки решил не распространяться: и без того все, кому не лень, считали Мальчика-со-Шрамом больным на голову. Но своей лучшей подруге можно и даже нужно было рассказать все, и потому Гарри продолжал терпеливо объяснять:
- Гермиона, я всего два раза видел во сне Темного Лорда до его возрождения. Первый раз летом, перед чемпионатом мира по квиддичу. У меня тогда впервые заболел шрам, если не считать, конечно, окончания первого курса. И вот тогда я увидел этот самый Дом Реддлов, и даже стал невольным свидетелем убийства старика Фрэнка. Я видел своими глазами зеленую вспышку, вырвавшуюся из волшебной палочки в моих тоненьких ручках и... проснулся. Но я так и не разглядел тогда свое собственное тело, то есть, я имею в виду его тело. Наверное, потому, что никто не обращает внимания на себя в минуты особого волнения. А я всегда видел глазами Ты-Знаешь-Кого именно тогда, когда он испытывал особенную злость. Я только никак не мог понять, чем же он держал палочку, но это уже потом, когда я проснулся. И я тогда сразу же написал про боль в шраме Сириусу.

- И сразу же рассказал Дамблдору про свой вещий сон на уроке Трелони, - задумчиво протянула Гермиона, как будто бы разговаривала сама с собой. - А тельца Лорда ты по-прежнему не видел...

- Вот именно! - обрадовался Гарри тому, что его, наконец-то, поняли и ему, несомненно, верят. - И теперь ты, надеюсь, понимаешь, почему я хочу узнать все, что только возможно о Доме Реддлов!

Гермиона утвердительно кивнула головой, и глаза ее сверкнули в свете волшебной палочки.

- Когда мы... с Седриком... схватились за кубок, то он перенес нас на это кладбище... И я ведь сам, дурак, сам ему предложил разделить между нами победу Хогвартса!

Гарри снова вынужден был замолчать, потому что в горле встал комок, который нелегко было проглотить. К счастью, Гермиона не торопила его, и лишь тогда, когда пауза в их разговоре стала слишком натянутой, сказала:
- Гарри, Дамблдор никогда не упоминал даже само слово «кладбище», когда настойчиво просил нас с Роном не распрашивать тебя ни о чем, что случилось в ЛАБИРИНТЕ.

На последнем слове она повысила голос и сделала твердое ударение. Это подействовало на Гарри, как толчок, как будто бы комок, застрявший в горле, подтолкнули изнутри, и он выскочил наружу, чтобы никогда уже не возвращаться и не давать Гарри замолчать. Гарри даже закашлялся, но легкий кашель быстро прошел, оставив после себя лишь негодование. Так вот оно как, оказывается! Дамблдор даже не употреблял в своей речи само слово "КЛАДБИЩЕ", заменив его нейтральным "ЛАБИРИНТ". Замечательно!

Он снова вскочил на ноги, и с жаром, захлебываясь словами, стал говорить о появлении Хвоста со странным свертком в руках, о том омерзении, который он испытал, впервые увидев уродливое червякообразное тело младенца. И как потом до него дошло, что и в кресле, и на спине у филина он сам был тем же маленьким хрупким уродом. Только о смерти Седрика Гарри не стал ничего говорить, кроме того, что Хвост убил его по приказу хозяина.

Картины прошлого оживали перед его глазами, прерываемые лишь, время от времени, короткими возгласами Гермионы. А когда он дошел до того места в своем повествовании, когда Хвост погрузил тело младенца в котел с кристаллической жидкостью и начал, собственно, сам черномагический ритуал, достав что-то прямо из-под земли, из могилы своего отца, Гермиона, не выдержав, перебила его.

- Гарри, ты уверен в этом? Ты уверен в том, что Хвост достал что-то именно из могилы своего отца?

- Гермиона, я был привязан к надгробному камню. Тот ужас, который я испытал, когда земля разверзлась прямо у меня под ногами, забыть невозможно. Вот только что именно там было, я не смог, не успел разглядеть. Тоненькая струйка непонятно чего, которая по мановению волшебной палочки нырнула в котел, - еле слышно ответил Гарри, закрыв глаза и пытаясь хоть таким образом выудить из памяти прошлые события.

Но память предательски молчала. Что это была за струйка? Песка, могильной земли, праха? Если бы Гарри смотрел только себе под ноги... Но он одновременно видел и котел, жидкость в котором шипела и бурлила, окрашиваясь в голубой цвет, и скулящего от ужаса Хвоста, отрубающего самому себе руку и баюкавшего свой обрубок. А потом... Потом Хвост разрезал ему руку и взял его кровь...

- Кровь недруга... взятая насильно... воскреси... своего врага! - вслух проговорил Гарри, вспоминая черномагический ритуал, мастерски проделанный Хвостом, когда дошел в своем рассказе до своей незавидной роли в этом страшном действе.

- Так вот как здесь это произошло, - с рассеянной задумчивостью проговорила Гермиона, - вот каким образом Питер оказался без руки, с протезом, а вы с Лордом стали одной крови... Гарри, а ты не мог бы попытаться вспомнить другие заклинания, что произносил Хвост. То есть не сами заклинания, они меня не интересуют. Но сам смысл!

Покопавшись в памяти, Гарри все-таки извлек на свет, что Хвост что-то бормотал про "плоть слуги, отданную добровольно", но, как он ни старался, не мог он вспомнить, что же говорил Хвост, когда сопровождал словами то, что выпорхнуло из-под его ног, из разверзшейся под ним земли. Бездонная трещина под ногами стояла перед глазами, сверкающая поверхность котла сыпала искры в разные стороны, но слова Хвоста, казалось, напрочь стерлись из его несовершенной человеческой памяти.

Гарри подошел в своем рассказе к тому, как в облаке пара, поднимающегося над котлом, стали постепенно вырисовываться очертания бледной, скелетообразной фигуры с красными прорезями злобных глаз и узкими щелками ноздрей.

- И все это ты видел в ночных кошмарах три года подряд...

Гермиона произнесла последнюю фразу бесцветным голосом, устало опустив волшебную палочку, закрыв от собственного бессилия лицо нервно дрожащими руками.

Жар, подогревавший Гарри изнутри, когда он оживлял в своей памяти картины прошлого, прошел, и по телу пробежал сначала легкий холодок, а потом его стала колотить самая настоящая дрожь. Было отчетливо слышно, как в тишине ночи его зубы мелко стучат друг о друга.

Словно очнувшись ото сна, Гермиона, вскочив на ноги, схватила Гарри за руку, и с силой потянула внутрь палатки, в тепло. Все эльфы давно уже спали, и только старый Кикимер сидел на корточках подле печки и смотрел на слабо мерцающие угли. Гермиона что-то шепнула ему на ухо, и он, кряхтя и шаркая, отправился на кухню. А Гарри почувствовал, как Гермиона накинула ему на спину одеяло и исчезла в дверном проеме кухни вслед за домовиком. Через несколько минут по палатке распространился ароматный запах свежезаваренного горячего чая.

Заботливый голос Гермионы из кухни позвал его, и Гарри, соблазненный горячей кружкой, полной живительного напитка, поспешил на его зов. Вместе с ароматным чаем в его тело постепенно входило тепло и разливалось по жилам.

Гарри нисколько не жалел о том, что нашел в себе силы и все рассказал Гермионе. Но сейчас он чувствовал страшное опустошение, как будто бы вместе с воспоминаниями из него вытянули некий стержень, на котором до недавнего времени держалось хрупкое равновесие его души. Слишком много вопросов ставила перед ним жизнь, и все они были слишком каверзными.

Сейчас казалось, что еще немного, еще чуть-чуть, и любая новая "информация к размышлению" неминуемо прихлопнет все, что до этого момента он знал о своей жизни, о магическом мире и об Альбусе Дамблдоре. Как будто бы все, чему он до сих пор верил, и этой верой был уже заполнен целый лист его жизни с двух сторон, вдруг оказалось совсем не тем, чем представлялось вначале, а попросту говоря – ложью. И теперь этот исписанный лист под давлением обстоятельств неминуемо съеживался, сминался, как черновик, и следовало переходить к новому, чистому листу и начинать осмысливать свою жизнь заново.

- Но откуда дух Сам-Знаешь-Кого взял свою старую волшебную палочку, которая была сестрой твоей палочки? - рассеянно проговорила Гермиона, скорее всего, совершенно неожиданно для себя, потому, что она все время сосредоточенно о чем-то думала, бесцельно перебирая в руках свою волшебную палочку и измеряя шагами кухню.

Время от времени до ушей Гарри долетало ее тихое бормотание, похожее на бессвязный шепот, но он почти ничего не мог разобрать, кроме "нет, этого просто не может быть", "это было бы слишком...", "нет, это полный бред". Но слова о волшебной палочке Гарри услышал и предположил первое, что пришло в голову:
- А, может быть, его бесплотный дух летал в воздухе вместе с волшебной палочкой, а потом его оттуда собрал Хвост.

Казалось, Гермиона не услышала слов друга. Она нервно обернулась и с виноватой улыбкой попросила его повторить свои слова. Гарри повторил. Гермиона подошла к нему, и, глядя на него сверху вниз, положив на стол волшебную палочку и скрестив на груди руки, тихо сказала:
- Гарри, бесплотный дух - это всего лишь бесплотный дух, а палочка - вполне материальная вещь. Бесплотному духу нечем держать палочку, для этого надо быть хотя бы полтергейстом как Пивз.

- Я совсем не то имел в виду, - Гарри даже немного обиделся. - Я хотел сказать, что Хвост мог собрать из воздуха волшебную палочку Лорда вместе с телом уродливого младенца. А когда анимаг превращается в животное, куда девается его палочка?

Гермиона нежно улыбнулась одними уголками губ и, ласково потрепав его рукой по лохматой голове, произнесла:
- Гарри, анимагическое превращение осуществляется БЕЗ волшебной палочки. Когда МакГонагалл на уроке демонстрировала нам свое превращение в кошку, она, если ты заметил, откладывала палочку в сторону. Одежда волшебника превращается или в шерсть, или перья, но волшебная палочка в этом не участвует. И это один из существенных недостатков анимагии. А уж предположение о том, что палочка сначала растворилась в воздухе, а потом заново собралась в одно целое и вовсе лишено здравого смысла. Волшебные палочки капризные дамы и плохо поддаются ремонту, мы с тобой сами смогли в этом убедиться в недавнем прошлом. Некоторое исключение составляет только трансгрессия, но там все происходит мгновенно, и хотя волшебник со всем своим содержимым распадается на элементарные частицы, их структура и порядок при этом не нарушаются.

- Но тогда получается, что Хвост доставил своему хозяину его волшебную палочку, - нерешительно предположил Гарри, лихорадочно перебирая в голове все возможные варианты, и находя при этом, что и перебирать-то особо нечего. - Больше-то просто некому. С Нагайной Темный Лорд, вроде, только в Албанских лесах познакомился. А больше там и не было никого. И всем его "верным" соратникам, тем, которые в тюрьме не сидели, их хозяин был, что называется, до... Мой кузен Дадли здесь обычно произносит одно нехорошее слово.

Гермиона устало опустилась на лавку рядом с другом, потирая рукой лоб, как будто бы и на нем начинал прорезаться шрам от активной мыслительной деятельности.
- Действительно, - сказала, наконец, она. - Впрочем, в любом случае, с палочкой или без, если бы Хвост тогда не сбежал, Темный Лорд бы не возродился. Знаешь, Гарри, я сейчас так жалею, что не позволила тебе тогда сбегать и забрать Мантию-невидимку, которая лежала около Дракучей Ивы. Или надо было попытаться обездвижить Хвоста или мелкую крысу "Петрификолусом".

- Проще было призвать ее к себе Манящими чарами, - предложил Гарри и тут же осекся, потому что вспомнил, что "Ассио" они узнали только в начале четвертого курса. - А ты уже умела тогда применять обездвиживающее заклинание?

- Немного, - коротко ответила девушка. - Я знала о нем, и даже использовала, но практики было слишком маловато. И потом: направить заклинание в стоящего рядом Невилла – это одно, а попасть в бегущую мелкую крысу с десятка шагов – совсем другое. О невербальных заклинаниях мы тогда даже представления не имели. В принципе, «Петрификолусом» нужно было оглушать Хвоста сразу, как только он напал на Живоглота. Если уж честно, то я слишком растерялась, Гарри. У меня ведь никогда не было твоей мгновенной реакции, твоей решимости к действию, твоей способности принимать сложные решения. Что я? Книги и знания, и ничего больше!

И она развела руками в стороны, как бы подчеркивая этим жестом свою беспомощность в некоторых моментах, когда надо было бы проявить силу и ловкость. Но именно этот жест слабой худенькой девушки поднял в душе Гарри огромную волну нежности к лучшей ученице Хогвартса, гриффиндорской заучке, маленькой храброй девочке, от которой вовсе не требовалось быть мужественной и смелой. Потому что это удел мужчин, а не женщин.

- Только вот без твоих знаний, Гермиона, я бы просто не выжил в этой войне, - вырвалось из самой души Избранного.

Это откровенное признание было голой, неприкрытой правдой. Простой, как два плюс два. Из проруби вместо Рона его непременно вытащил бы Снейп. В том, что он наблюдал за ними с Роном из развилки деревьев, у Гарри не было никаких сомнений. А скорее всего, стоял совсем рядом с ними, потому что предположить, что Снейп НЕ владел Дезиллюминационным заклинанием, не хватало фантазии. Но Гермиона спасала его постоянно, каждую минуту. И дело было даже не в Годриковой Лощине, и даже не в том, что ее заклинания оберегали обитателей походной палатки. А в том, что она просто была рядом. А иначе он бы свихнулся за время скитаний от одиночества.

- Дорога ложка к обеду, Гарри, - несмело улыбнувшись, напомнила ему Гермиона. - Знания нужно применять вовремя. Если бы я тогда обездвижила из-за кустов крысу, то никто бы этого не заметил. Рон был оглушен, Люпин превратился в оборотня и мало что соображал, Сириус был целиком и полностью занят Люпином, даже верный Живоглот был предусмотрительно выведен из строя. Вот и остаемся только мы с тобой, но мы и так, и этак бы все узнали. А я, глупая, раздумывала о правилах обращения с хроноворотом. Остается только Бога благодарить, что ты не думал о таких формальностях, когда вызывал Оленя и отгонял от всех нас дементоров.

- Гермиона, там просто ситуация была другой, - возразил Гарри, выставив вперед согнутую в локте руку и решительно помахав ею из стороны в сторону, как бы отгоняя от девушки неправильные мысли. - Там речь шла не о том, сбежит или не сбежит какая-то грязная крыса, а о спасении наших душ. Тут уж не до соблюдения правил. И либо ты стоишь, как пень...

- Либо скачешь, как олень! - понимающе улыбнулась Гермиона, и в один миг тесная кухонька наполнилось теплотой и уютом от звуков ее высокого голоса, сияющих глаз и умных слов.

Недавнее опустошение прошло. Чистое пространство души Гарри, только что освобожденное от кошмаров трехлетней давности, постепенно наполнялось ощущением радости от общения с Гермионой. Исписанная косым почерком Дамблдора страница была перевернута, а заполнение нового листа следовало начинать только с хорошего.



Глава 33. Глазами змеи.

Так уж устроена человеческая жизнь, что люди чаще всего учатся уму-разуму на своих ошибках и на чужих примерах. А надо бы, конечно, наоборот. Чужие ошибки и свои собственные примеры для подражания. Но такое счастье случается не часто, и остается только надеяться, что собственные ошибки можно будет исправить, а чужие примеры не останутся незамеченными.

- Гермиона, - вдруг обратился Гарри к подруге, припоминая в деталях их первое путешествие в прошлое в конце третьего курса, - мы ведь тогда вовсе не сидели в кустах. То есть сидели, но Люпин вот-вот должен был превратиться в оборотня и побежать как раз в нашу сторону. И мы с тобой, не дожидаясь худшего, побежали к избушке Хагрида.

- Вот именно, что предпочли спрятаться! - возразила девушка. - Хотя... Можно было, конечно, попытаться... Но и с оборотнем тоже шутки плохи. Вот если бы я сразу тогда не ступила, и к твоему "Экспеллиармусу" добавила свой "Петрификулс"... Но ты-то не остался в избушке Хагрида, а рванул к озеру!

Гермиона неожиданно стала совершенно серьезной.
- Гарри, то первое путешествие в "прошлое" и твой Патронус, спасший всех нас, заставил меня кое-что пересмотреть в себе самой. По крайней мере, я не слишком много раздумывала, когда потянула тебя в гостиную поместья Малфоев.

- А я что-то не припомню, чтобы я в принципе сопротивлялся, - так же серьезно заметил ее друг.

Сказав это, Гарри с неожиданной остротой почувствовал, что пора принимать решение: ставить в известность Северуса Снейпа о странной игре Дамблдора со Старшей палочкой или нет? Бросив взгляд на часы, он обнаружил, что время перешло за полночь, так что вероятность застать Снейпа одного в его кабинете была наивысшей. Машинально зажав в руке стакан с остатками уже остывшего чая, отстраненно наблюдая за движением планет на циферблате часов, он бесконечное число раз прокручивал в голове один и тот же вопрос: говорить или молчать? Быть или не быть?

Гермиона задумчиво шагала от стены к стене крохотной кухни. Шаг, два вперед... Разворот... Снова шаг вперед...
Наконец, видимо придя к какому-то выводу, она остановилась.

- Гарри, я прошу, только не перебивай меня, - путая порядок слов от волнения начала она, и в ее голосе чувствовалось напряжение, но в нем не было неуверенности. Очевидно то, что она хотела сказать, было решено совершенно твердо. - В данном конкретном случае мы не можем позволить себе изменить прошлое. Снейп на вызов Метки должен пойти к хозяину, а не искать тебя. Тем более что мы с тобой пришли к совместному верному выводу, что это было совершенно бесполезно. Ты бы ему ни за какие коврижки, и даже за воспоминания не поверил, и правильно бы сделал, между прочим!

Гермиона замолкла на несколько секунд, чтобы перевести дух и набрать воздуха в легкие.

- Если за тот год, что портрет Альбуса Дамблдора висит над его столом в круглом кабинете, мудрейший, старейший и добрейший бывший директор Хогвартса не счел нужным рассказать Снейпу о Старшей палочке – значит, были у него на то причины, - Гермиона жестом остановила своего собеседника, увидев, что тот порывается что-то сказать. - Какие именно причины, сказать не могу. Сейчас не могу. У меня, Гарри, в последнее время в голове перестало сходиться два плюс два, хотя я всегда любила нумерологию. Но, если у плоского, как доска, портрета хватило ума спланировать кровавые большие гонки, когда надо было вытащить тебя из дома на Тисовой улице, то времени предупредить Снейпа о Старшей палочке тоже должно было хватить с лихвой. И если он этого не сделал, то это камень на его совести, а не на твоей, Гарри!

Гермиона снова замолчала и, присев рядом, взяла Избранного за руку. Теперь ее глаза были совсем рядом.

- Наконец, самое главное... Гарри, Темный Лорд не рискнул использовать Бузинную палочку против Снейпа, потому что он в ней сомневался. Он даже Нагайну использовал втихую, вдали от других УПСов, чтобы не видел никто. Он же так и сказал тогда: "Я должен получить власть над этой палочкой, Северус". И если он не будет уверен, что устранил истинного хозяина Смертоносной палочки, он может... Вдруг он откажется ее использовать, Гарри! И тогда... Гарри, я даже думать об этом не хочу!

Не отрывая своих карих глаз от ярко-зеленых, Гермиона с видимым усилием над собой выдохнула последнее:
- Северус Снейп, без сомнения, герой и замечательный человек, но... Я смогу смириться с его смертью... Понимаешь, Гарри, смогу, как бы кощунственно это ни звучало! Добби был для меня намного дороже, чем мрачный профессор зельеварения...

Больше она уже ничего не могла говорить, потому что руки ее затряслись, как в лихорадке, и из раненой души вырвался наружу горестный вой. Неожиданно раздался громкий треск, и Гарри почувствовал, как к нему на колени что-то льется. В своей руке он сжимал обломки стеклянного стакана. Откуда в его руке стакан? Несколько долгих секунд он тупо смотрел на капли крови, выступившие из-под впившихся в ладонь острых осколков стекла, потом, наскоро замотав рану полотенцем, попавшимся под руку, напрочь забыл о них и шагнул навстречу девушке. И в следующее мгновенье настоящей реальностью в его руках были лишь трясущиеся от отчаянных рыданий худенькие плечики Гермионы.

Гарри потерял счет времени. Сердце больно сжалось, и он не помнил, когда стихли рыдания Гермионы. Только почувствовал, как она осторожно освободилась из его объятий и скрылась в ванной. Кровь из рассеченной ладони продолжала капать, и он вынужден был пойти в ванную вслед за девушкой.

Гермиона подняла склонившееся над умывальником лицо и, бросив короткий озабоченный взгляд на раненую руку Гарри, быстро уступила ему место перед умывальником. Глаза Гермионы были все еще мокрыми и красными, но она, казалось, забыла обо всем. Через несколько минут рана была промыта водой, из нее были извлечены осколки стекла, а Гермиона сосредоточенно перебирала аптечку.

Ни с того ни с сего Гарри вдруг почувствовал себя на верху блаженства. Сначала это показалось ему несколько странным. Чего это вдруг чувствовать себя счастливым, если ты руку порезал, а девочка плачет? Но девочка уже не плакала, а занималась ранкой на его ладони, приказав ему сидеть смирно и не дергаться. А он и не хотел ничего больше. Ему нравилось вот так сидеть, вытянув вперед порезанную руку и поручив ее заботам Гермионы. А когда ранка была уже обработана бадьяном, и Гермиона заверила его, что теперь рука опять "как новенькая", в душе мелькнуло легкое сожаление, что все хорошее, увы, быстро кончается.

И снова упрямо начинается не понятно что, не понятно как, и не понятно зачем...

Гарри достал из кармана пузырек с ядом, повертел его в руках, посмотрел на свет и поставил на стол. Коротко спросил:
- У тебя кусочек пергамента есть?

Гермиона, порывшись в бисерной сумочке, вытащила заложенную в одну из книг знакомую закладку со стрелочкой. Повертев ее в руках, она произнесла еле слышно: "Какая теперь разница..." и через мгновенье пергамент стал совершенно чистым под ее волшебной палочкой.

У Гермионы нашлась только магловская шариковая ручка. С заколдованными близнецами перьями из чемоданчика Люпина Гарри связываться не хотел, припоминая, что этот товар со временем может легко исковеркать не только орфографию, но и сам смысл послания. Хотелось бы что-то более простое и надежное.

Через несколько минут доброе напутствие профессору Снейпу уже лежало на столе перед Избранным. Там было всего три коротких предложения: "На исходе этого месяца вам грозит укус змеи. Читайте на ночь сказки Барда Бидля, пейте зелье подобия и берегите шею. Не верите, спросите у Трелони." Внизу стояла подпись: "Доброжелатель".

- Про сказки все-таки упомянул, - со вздохом прошептала Гермиона и, помолчав с минуту, махнула рукой. - Ладно, что с тобой, Избранным, поделаешь, если у тебя врожденный дефект - всех спасать. Но книгу не дам, пусть сам библиотеку носом роет!

- Гермиона... - начал было Гарри.

- Кто-то тут два дня назад возмущался, что ему в свое время книги по защите сознания не подложили под подушку! - с сарказмом заметила девушка, и схватившись обеими руками за лежащую на столе книгу, с такой силой стукнула ею по столу, что исписанный клочок пергамента поднялся вверх и плавно полетел на пол, словно перышко, а Гарри отпрянул к стенке. - Сказки мои, не спорь! Я их вот... эльфам дала почитать. А Снейп взрослый мужик, как-нибудь до библиотеки дошагает. Он всегда любил по ночам по коридорам шастать. Все.

- Все сказано, и к сказаному добавить нечего, - растягивая слова произнес Гарри, но тут же осекся под свирепым взглядом Гермионы и проговорил скороговоркой:
- Я что? Я ничего... Я так, погулять вышел...

Он поспешил нырнуть под стол, куда улетел многострадальный кусочек пергамента. Вылезать обратно не спешил. Но спустя всего минуту раздался усталый голос подруги:
- Гарри, ты что, застрял? Вылезай, я уже добрая... И потом, тебе действительно пора прогуляться.

Когда взлохмаченная макушка Избранного появилась из-за стола, Гермиона уже держала в руках бумажный пакетик, наверное, сотворенный ею из воздуха, куда уже был вложен флакончик с ядом Нагайны. Туда же, в свою очередь, был направлен кусочек пергамента с запиской.

После этого Гермиона еще пару минут объясняла другу, что ему нужно делать, и что он не должен забывать, и где его подстерегает опасность, пока Гарри не выдержал и не напомнил ей, что он, вообще-то, не вчера родился, а ей лучше бы то же самое втолковать не ему, а Кикимеру. Щеки девушки слегка покраснели, но инструктаж Избранного по технике безопасности был мгновенно прекращен. После чего они уже вместе, по очереди, начали объяснять старому эльфу, что требуется от него.

Перед уходом Гарри решительно отдал в руки Гермионе обе свои волшебные палочки: и с пером феникса, и с волосом фестрала. На немой протест в ее глазах коротко ответил:
- Гермиона, для меня крайне важно знать, и ты знаешь, что именно я хочу проверить. Сеансы связи с Сама-Знаешь-Кем у меня случались именно тогда, когда на моей шее болтался злополучный медальон, и что-то мне подсказывает, что это не было случайностью. В тоннеле под Визжащей хижиной я мог соединить свое сознание как с Нагайной, так и с ее хозяином, благо наверху они были вместе, но я мой разум упрямо проигнорировал змею, как будто бы ее там не было вовсе. Я должен понять, что нас связывает с красноглазым. Сейчас как раз подходящий момент, потому что я не пользовался ни одной из этих палочек больше суток. Так что извини. Я понимаю, тебе придется подождать нас с Кикимером чуть дольше, но пойми и меня!

Гермиона молча забрала палочки и понимающе кивнула. Палатку они покинули все втроем: Гермиона, Гарри и Кикимер. Гарри взял эльфа за руку, повернулся вокруг себя и они трансгрессировали.

Привычное сжатие закончилось, и Гарри увидел берег того самого озера, где он недавно поймал щуку. Далее Кикимер должен был действовать один. Гарри вручил ему пакетик с посланием для Снейпа, и во влажном воздухе раздался громкий хлопок от исчезновения Кикимера. Помня данное Гермионе слово, Гарри тоже не стал задерживаться около озера.
Спустя мгновенье Гарри обнаружил себя на берегу моря, среди голых утесов, подступающих прямо к берегу.

Соленый холодный ветер ударил в нос, а уши заполнились звуками морского прибоя. Бескрайнее море, как огромное живое существо, продолжало свою жизнь, и ему не было никакого дела до войны, бушующей в магическом мире. Очередная волна накатила на темные прибрежные камни и с шумом разбилась в мелкие брызги.

Это было то самое место на окраине Тинворта, где месяц назад Гарри пытался разрешить для себя казавшуюся тогда совершенно неразрешимой задачу про Бузинную палочку. Должен был он забрать ее из гробницы Дамблдора раньше Волан-де-Морта или нет? Правильно ли он понял замыслы Дамблдора?

Неожиданно Гарри усмехнулся про себя. Потому что второй вопрос по-прежнему оставался без ответа, и более того, с какой-то невероятной жесткостью встал перед ним как раз после того, как вроде бы получен был ответ на первый.

Времени в его распоряжении было мало, и потому раздумывать о чем-либо постороннем Гарри не мог себе позволить. Но он не случайно выбрал это место на отшибе Тинворта. Сонное дыхание моря как нельзя лучше способствовало очищению сознания, и как следствие этого, соединяло его разум с разумом и эмоциями Волан-де-Морта. А, кроме того, здесь он был в максимальной близости от самого себя в "прошлом", и если уж два Избранных одновременно не смогут добиться четкой картинки в своих видениях, то палочка с пером феникса и крупицами знаний Волан-де-Морта в ней все-таки играла в этом свою роль.

Гарри сел прямо на камни и закрыл глаза. Постепенно мысли унеслись прочь, в пустынные морские дали, и шепот волн заполнил уши, как будто бы к ним с двух сторон приложили большие морские раковины.

Однако шрам, как принимающая антенна, работал из рук вон плохо. Гарри смог лишь разглядеть расплывчатые очертания знакомой камеры, скорчившегося в углу Люциуса, на котором уже почти не было лица. По-видимому, Волан-де-Морт был в очень хорошем расположении духа, если это сочетание слов было в принципе применимо к его искалеченной душе. Но он только что провел серию опытов с новой палочкой на подопытном животном и остался вполне доволен. Впервые за последние дни Смертоносная палочка не давала осечек, и хотя он почти не чувствовал разницы между своей старой палочкой и этой, от которой он ожидал чуть ли не чудес волшебства, но она его слушалась. А это было хорошо, и следовало лишь привыкнуть к новому орудию. Все эти мысли Волан-де-Морта Гарри скорее чувствовал на уровне интуиции, чем рассмотрел в его сознании. Он почти ничего не видел перед собой, и только маниакальный самодовольный смех долетал до него через пространство из поместья Малфоев к берегу моря. А вскоре и злобный смех замолчал, и как Гарри не старался, ничего больше не смог увидеть.

Прошло почти полчаса. Пора было призывать к себе Кикимера и возвращаться к Гермионе. Гарри трансгрессировал и оказался близ какой-то большой магистрали, по которой время от времени мимо него проезжали автомобили. Но никто не обращал здесь внимание на посторонние звуки в воздухе. Через мгновенье Кикимер оказался рядом с хозяином, а спустя еще один короткий миг они вдвоем материализовались около родной палатки.

Облегченный возглас Гермионы: "Наконец-то, а то я уже начала волноваться не на шутку!" встретил их обоих. Гарри коротко, без лишних слов передал Кикимера ее заботам и потребовал вернуть ему свою старую волшебную палочку, сказав лишь то, что "так надо" и что "он все расскажет чуть позже" и что сейчас "ему позарез нужно остаться на полчаса одному".

Слава Богу, Гермиона никогда не была дурой и не стала заставлять друга просить себя дважды. Палочка с пером феникса оказалась в руках Гарри, а девушка и Кикимер скрылись за пологом палатки.

Гарри взмахнул палочкой, и из ее кончика показался луч света. И этот луч словно осветил сознание Гарри, соединив его с сознанием Волан-де-Морта. Посторонние мысли разбежались в стороны сами собой, а хозяин этих мыслей больше не сидел возле палатки, приютившейся на окраине сельского кладбища.

Он увидел под собой мокрую, влажную землю. Он касался земли ребрами, чувствовал ее шершавой кожей, и он полз куда-то в глубину сада и звал Нагайну. Она откликнулась на его зов тихим шипением, и вскоре оказалась рядом с ним, совсем близко. Ее освещенная лунным светом голова приподнялась высоко над землей, а немигающие змеиные глаза смотрели на него почти с вызовом.

Он тоже поднял голову над своим змеиным телом, и они начали раскачиваться из стороны в сторону, в одном ритме, не сводя друг с друга глаз. Рассеченный язычок любимой рептилии зазывно мелькал перед ее взором, время от времени касался его, и, позже Гарри готов был поклясться, в этот момент Нагайна была прекрасна. У него кружилась голова, расплывались перед глазами очертания змеи, и Гарри скорее ощутил, чем увидел, как две рептилии сплелись друг с другом кольцами. Усилием воли он вырвал себя из змеиных объятий и вернулся в реальность.

Нет, он ожидал увидеть все, что угодно, но такое... Господи, оказывается, даже Волан-де-Морту не чуждо человеческое, то есть змеиное... Когда, разумеется, у него случается хорошее настроение. Когда пыточные экзерсисы удались... Мерзость какая...
Гарри в сердцах плюнул на землю, потушил палочку и, не в силах больше оставаться один, в темноте, решил вернуться к Гермионе.

Видимо, на его лице так и осталась презрительная, саркастическая ухмылка, потому что сначала его встретил озабоченный взгляд Гермионы, а потом ее недоуменный возглас:
- Что-то не так? А Кикимер доложил, что все в порядке...

- Нет, нет, Гермиона! Это вовсе не из-за Снейпа, - поспешил заверить ее Гарри. Он остановился посреди кухни, и вдруг почувствовал, что просто не может держать увиденное в себе. Потому что это было просто-напросто смешно. Волан-де-Морт и Нагайна... Кто бы мог подумать!

Взрыв смеха вырвался из него внезапно, вопреки тому, что он изо всех сил старался сдержать себя:
- ХА!

Девушка покачала головой и вопросительно уставилась на него.

- Гермиона, ты не поверишь! Я сейчас такое видел, что и во сне не приснится, - начал он, смеясь, и одновременно смущаясь и краснея, в бесплодных поисках нужных слов потирая лоб. - Я даже не знаю, как об этом сказать. В общем... Короче... Одним словом, Белка зря надеется! Милость ее повелителя навеки отдана другой даме сердца.

Гермиона заметно побледнела.

- Гарри, я только не понимаю, что тут смешного? Ты его видел с кем-то? Между прочим, любовь не только от Авады защищает, но и... Могут быть и дети... А мне как-то не по себе от мысли, что у Темного Лорда могут быть наследники.

Гарри посмотрел на нее недоуменно и прыснул от смеха.

- Да нет, не будет никаких человеческих детенышей! Потому что у Гудвина, великого и ужасного, нечеловеческая привязанность к Сама-Знаешь-Чьей змее. Дамблдор бы сказал: любовь...

Глаза Гермионы дружно полезли на лоб, а нижняя челюсть, напротив, съехала вниз.

- Честно! Сам видел, - не унимался Гарри. - Своими собственными глазами. То есть глазами Ты-Знаешь-Кого. То есть даже не его глазами, а глазами змеи...

- Так, значит, он действительно анимаг? - почти прокричала Гермиона.

- Ну да! - подтвердил Гарри, но сейчас его больше волновало не это. - Гермиона, ты не представляешь, они... так смотрели друг на друга... Нагайна на меня, то есть, тьфу, на него, и касалась его...

Гарри хотел сказать "своим змеиным языком", но понял, что не сможет такое произнести. Он вдруг почувствовал, что щеки его заливаются жаром, а, бросив взгляд на подругу, сообразил, что и к ее щекам прилила розовая краска. Он счел за лучшее умолкнуть и поспешно опустил глаза к полу, ругая себя за то, что вообще начал рассказывать про Нагайну. Уж явно не от большого ума.

- А с Кикимером я не успел поговорить, - рассеянно произнес Гарри, переводя разговор на другую тему, чтобы нарушить неловкое молчание, заполнившее маленькую кухню. - Увлекся...

- Да я вижу... - еле слышно произнесла Гермиона. - Все хорошо. Он оставил пакет на столе в круглом кабинете. Слава Богу, там никого не было. Правда, ему пришлось довольно долго ждать, пока ты вновь призовешь его, но все обошлось. Так что будем надеяться, что Снейп воспользуется советом таинственного "доброжелателя". Сейчас от него больше ничего и не требуется.

Гермиона замолчала на секунду, потом несколько раз прошлась туда и обратно вдоль стены, и задала вопрос, который, несомненно, мучил ее:
- Ты все это видел так хорошо со своей старой палочкой в руках или без? Ну, эти, поползновения змеи ее глазами...

Гарри хлопнул себя по лбу. Балбес! Он же забыл самое главное. Он почти торжествующе посмотрел в глаза своей подруге.
- С палочкой! Только что, возле палатки! - воскликнул он. - А там, около Тинворта, я почти ничего не увидел. Хотя именно на показ Пыточных заклятий Лорд никогда не скупился. Но тут работу с Люциусом он уже закончил, у него было хорошее настроение...

- И он пополз на свидание с дамой... - протянула Гермиона, улыбнувшись уже почти счастливо.

Ее улыбка растворила последние нити легкой напряженности между ними.

- Представляешь, - спеша поведать увиденное, ронял слова Гарри, - я видел, как он полз по мокрой земле, и как они встретились, и как оба подняли головы и раскачивались, как завороженные друг перед другом... Хотя там, в саду, было почти темно, если не считать лунного света. А потом они коснулись друг друга... В общем, я тогда решил оставить их одних!

- Гарри, ты так говоришь, как будто бы... - качая головой, с легким ужасом в голосе прошептала Гермиона.

Он знал, что она хотела сказать. Что должно было следовать за этими словами "как будто бы". Но это нравилось не ему, а Волан-де-Морту, а Гарри в этот момент всего лишь чувствовал то, что чувствует Волан-де-Морт.

- Гермиона, ты не понимаешь, - серьезно сказал он девушке. - Когда я оказываюсь в ЕГО сознании, я как бы перестаю быть самим собой. Я чувствую то, что чувствует он. Вот, например, дезиллюминационное заклинание стало у меня получаться после того, как я его применил в его несравненном облике. И ты была совершенно права насчет мыслей Лорда: я знал, что должен стать истинным хозяином Старшей палочки, и только тогда я смогу получить над ней власть и, следовательно, власть над Поттером. Но сегодня палочка меня слушалась, и у меня было хорошее расположение духа, если это можно сказать про жалкие остатки души в его змеином теле. И... здесь уж ничего другого не скажешь, ему нравились прикосновения Нагайны.

Спустя всего несколько секунд, краем сознания улавливая легкий укор в глазах Гермионы, он поспешил добавить:
- Но потом, вернувшись в себя, я испытал некоторое... разочарование. Еще неудобство, что ли? Хотя, если честно, ничего такого там и не было. Если бы я не знал точно, что это не змея, а анимаг, то есть все-таки человек, то и вовсе бы ничего такого не испытал. Так, весна... Брачные игры среди животных. Вечерняя прогулка двух змей. Дурсли, в общем-то, любили смотреть по телевизору такие программы. Но для меня самого Нагайна, честное слово, не представляет интереса. Я бы даже больше сказал, но лучше промолчу.

На последних словах Гарри криво, с сарказмом, усмехнулся, и добавил:
- Хотя, как змея, она ничего, симпатичная... Если бы ее любовник не засунул в нее часть себя самого, я бы к ней вовсе не испытывал неприязни. Как к крысе Коросте, пока не узнал, что это Питер. Наверное, некоторым людям лучше быть животными.

- Гарри, в мире животных почти не бывает любви, - произнесла вдруг Гермиона, облегченно вздохнув после объяснения Гарри. - Это - инстинкт к размножению, к продолжению рода, можно сказать, страсть. Но любовь - это немного другое. Я бы даже сказала, совсем другое. Здесь Дамблдор все-таки ближе к истине. Темный Лорд не может испытывать это светлое чувство, а то, что у него с Нагайной, это скорее... физиологическая потребность мужского организма.

Гарри почувствовал, что ему срочно надо глотнуть свежего воздуха. Разговор с подругой становился все более захватывающим, но продолжать его следовало за пределами палатки, в более темном месте. Там, по крайней мере, не будет видно, как предательски краснеют его щеки. Отказаться от разговора у него тоже не было сил, потому что... НАДО!
В конце-концов, Гермиона же ему... как СЕСТРА! Ну, должен же, в конце концов, ее младший брат знать про физиологические потребности мужского организма.

Но, по-видимому, старшая сестра окончательно решила прекратить рассуждать о различиях в чувствах в мире людей и животных. В ответ на почти умоляющую просьбу Гарри "подышать воздухом и поговорить обо всем подробнее" она решительно посоветовала ему отправляться спать, поскольку время было слишком позднее. А про так называемые "особенности мужского организма" настойчиво посоветовала самостоятельно почитать книги, и лучше магловские, потому что волшебные она сама не читала, и понятия о них не имеет.

Гарри залез под одеяло и постарался заснуть. У него было всего несколько часов на сон, потому что под утро надо было сменить Гермиону. Вскоре сонная нега окутала его, и стены палатки растворились.

Перед его глазами стояла Джинни. Такая, какой он видел ее в Выручай-комнате перед последней битвой за Хогвартс. Красивая. Огненная. Пленительная. Зовущая.

Он потянулся к ее губам, и ощутил почти забытый вкус клубники. Только бы дотянуться до нее, только бы прикоснуться к ней! Но их лица сближались слишком медленно, как будто бы кто-то специально навел на них чары помех, и все происходило, как в замедленной киносъемке. Гарри чувствовал, что уже начинает терять терпение, когда, наконец, дотронулся до девушки. Но в этот момент глаза ее неистово сверкнули, а из приоткрытых губ высунулся и быстро исчез тонкий змеиный язычок, рассеченный на две половинки...

Глава 34. Немного солнца в холодной воде.

Гарри обнаружил себя лежащим на кровати под низким потолком палатки. Корни волос, лоб, шея - все было мокрым от выступившего холодного пота.

Это ж надо увидеть во сне ТАКОЕ. Ужас. Мало ему было кошмаров про Волан-де-Морта, так еще и его проклятая змея свой рассеченный язык показывает. О том, что там, во сне, была еще и Джинни, Гарри старался не думать. Не было там ЕЕ. Не было!

Кинув взгляд на часы, Гарри обнаружил, что проспал всего-навсего немногим больше часа. Но сна больше не обнаруживалось, ни в одном глазу. Промучившись еще минут двадцать, Гарри поднялся с кровати и пошел к выходу из палатки, чтобы сменить Гермиону и отправить ее отдыхать. Как говорится, уж если сам не «ам», то хоть другому дай поспать.

К своему удивлению, он нашел девушку без книги в руках. Она сидела, обхватив руками щеки, полностью погрузившись в себя. Услышав за спиной шум, она тихо вздрогнула.

- Ты что так рано, Гарри? - тихо спросила она.

- Да так, не спится, - отмахнулся Гарри. - А ты о чем задумалась?

- И о чем я только не задумалась, - слабо улыбнувшись, откликнулась Гермиона. - И ни на один из кучи вопросов нет ни одного вразумительного ответа. Поэтому, если честно, хочу увидеть дело об исчезновении Фрэнка Брайса не меньше тебя.
Но, утро вечера мудренее, а поскольку тебе не спится, то я, пожалуй, не откажусь. Кстати, а ты не хочешь вернуть мне мою волшебную палочку?

- Гермиона, пожалуйста, - почти жалобно попросил Гарри, - если ты не против, можно я оставлю ее пока у себя. У меня от твоей палочки, понимаешь, шрам не болит. А от своих двух болит, как будто череп кромсают. И такие сны по ночам со всякими вредоносными змеюками...

Гермиона, вздохнув, ушла, а он так и сидел до рассвета, глядя на то, как неохотно тьма становиться сначала серой, потом прозрачной, и как постепенно из тьмы проступают ближайшие стволы деревьев.

Гарри тупо смотрел перед собой и силился вспомнить первые слова заклинания, произнесенного Хвостом. Но тщетно. Как будто бы что-то в представляемой им картинке стиралось, а мысли упирались в невидимую преграду. Наконец, поняв что все усилия бесполезны, он выбросил из головы все, и был несказанно рад, когда кто-то из эльфов изъявил желание сменить его на дежурстве, а сам он с трудом дошел до кровати и рухнул в сон. Сны ему, к счастью, сегодня больше не снились.

Он проснулся от того, что у его кровати кто-то нерешительно переступал ножками и тихо перешептывался.
- Солли, хозяин Гарри еще спит! - твердил один тоненький голосок.
- Холли, но мисс Гермиона просила разбудить хозяина Гарри, - отвечал ему другой.
- Но мы должны выполнять приказы хозяина Гарри, - снова повторяла ее сестренка.

Какие же они все-таки дети! Даже уже вполне взрослые эльфы совсем как дети, а уж эти малыши...
Гарри открыл глаза и строго посмотрев на двух маленьких сестричек, свое недавнее приобретение, поспешил уведомить их, что, во-первых, он уже не спит, а во-вторых, что приказы и просьбы мисс Гермионы также обязательны к исполнению, как и его собственные.

- Можете считать мисс Гермиону своей второй хозяйкой, - настойчиво рекомендовал он. - И если я услышу от нее, что ее приказы не исполняются, то боюсь, мне придется... серьезно поговорить с вашими родителями. А сейчас бегите и доложите мисс Гермионе, что ее просьба выполнена.

Солли и Холли недоуменно переглянулись, но вопросов больше задавать не стали и выскочили из комнаты.

Приведя себя в порядок, Гарри нашел Гермиону на кухне. Она молча сидела с краю стола в ожидании завтрака, а Сэрра уже наполняла тарелки овсянкой. Несмотря на эту довольно мирную картину, лицо Гермионы было озабоченным, а глаза усталыми.

Едва поздоровавшись, Гермиона решительно предложила не задерживаться ни одного лишнего часа на этом кладбище и убраться отсюда как можно быстрее. Глядя на ее прямо-таки изможденное лицо, Гарри согласился. Сам он, пожалуй, выглядел ничуть не лучше. Решено было сразу после завтрака навестить знакомый деревенский магазинчик, дабы не привлекать к себе внимания где-то еще, пополнить там запасы угля и продуктов, и в путь.

Решено также было на этот раз не изображать из себя парочку студентов, весело проводящих пасхальные каникулы, путешествуя по родной стране. Гарри должен был надеть Мантию-невидимку и ждать Гермиону у дверей магазина.

Из палатки вышла яркая блондинка с густо накрашенными губами и искусственным румянцем на щеках. На ней был короткий светлый плащ, а сама она распространяла вокруг себя сильный запах духов, от которого у Гарри нестерпимо заскребло в носу и захотелось чихнуть.

- Извини, что заставила тебя ждать, - прямо-таки ангельским голоском пропела Гермиона. - У меня слишком мало опыта в употреблении косметики. Так что вот, так... Что получилось, то получилось.

Да уж, действительно! Как там говорила миссис Молли: не жили богато, нечего начинать! Но духи-то, духи-то такие она где раскопала?

Словно услышав его мысли, Гермиона пояснила, широко улыбнувшись ярко-сиреневыми губами:
- Духи Рон подарил два с половиной года назад. Как ты считаешь, надо ведь этим когда-то воспользоваться?

Гарри только кивнул в ответ головой и постарался побыстрее отвести глаза от этой... благоухающей незнакомки. Благо под Мантией-невидимкой было незаметно, куда смотрят его глаза. Про себя он решил, что сам никогда в жизни, ни за что на свете, ни за какие коврижки не подарит духи ни одной девушке. Даже Джинни.
В конце концов, надо же когда-то учиться и на чужих ошибках. А то все на своих, да на своих...

- А краску эту сиреневую где взяла? - не выдержав, все-таки спросил Гарри, когда они уже шли по направлению к деревне, взявшись за руки.
- Снабдили. Я и флакончик этот там же, в так называемой косметичке обнаружила, - смеясь, ответила девушка. - Но тебе, как я вижу, мой новый имидж не по нраву?
- Да как тебе сказать, дорогая? - ответил Гарри вопросом на вопрос в тон собеседнице. - Так чтобы не обидеть. Но признаюсь тебе, как любящий тебя брат, что лучше бы ты воспользовалась теми японскими заколками для волос.

Гермиона от неожиданности остановилась.
- Блин! А я про них совершенно забыла... Ладно, пошли. Мне и самой все это, если ты заметил, не нравится. Но - конспирация! Так что потерпи немного. Одно плохо: магловскую косметику смывать с лица куда труднее, чем избавляться от наведенных чар.

Гарри облегченно вздохнул. Господи, как же хорошо, что это только конспирация! А он-то подумал уже невесть что.

К счастью, знакомый магазинчик оказался открытым. Гермиона, захватив рюкзак, скрылась в дверях, а Гарри, заняв место у стены, стал терпеливо ждать.

Вскоре двери магазина открылись, и оттуда вышел солидный, довольно пожилой джентльмен в форме полицейского. Ему вслед донесся голос хозяйки магазина: "Осторожнее, мистер Смит, двери внизу покрашены. Спасибо, заходите к нам еще".

Мистер Смит? Да это же начальник полицейского участка Литтл-Хэнглтона! Гарри не отрывал взгляда от этого человека, а тот направил свои стопы прямо к деревенскому трактиру "Висельник". Как потом позже пришлось оправдываться перед Гермионой, ноги Гарри сами пошли вслед за мистером Смитом. Не хотел он. Сами они. Их две, а он один.

Гарри незаметно проскользнул в трактир вслед за полицейским. И с первой минуты разговора мистера Смита с уже знакомым ему трактирщиком понял, что эти два джентльмена, как минимум, очень хорошие знакомые, а, как максимум, старые закадычные друзья.

Когда "старина Самуэль" пожал руку "старине Дену", а после они обменялись дежурными фразами типа "Как дела?" и "Спасибо, дома все хорошо", мистер Смит вдруг, нервно оглядевшись по сторонам, склоняясь почти к самому уху своего собеседника, спросил очень тихо:
- Кто в последнее время интересовался делом Фрэнка и домом Реддлов?

Гарри даже не был уверен, что он точно расслышал его вопрос. Но он прекрасно слышал последние слова, и у него невольно похолодело внутри. Господи, Гермиона права. Отсюда надо сматываться срочно!

Но хозяин трактира, мистер Ден, кажется, не был так уж сильно удивлен вопросом своего друга. Он неопределенно пожал плечами, продолжая протирать полотенцем бутылку с вином, которую до прихода своего знакомого держал в руках.
- Да так, как обычно. Была одна парочка студентов, один довольно солидный джентльмен. Блондинка одна была, ядовитая такая, но это еще до влюбленной парочки.

- Блондинка? - переспросил полицейский. - А сколько ей примерно лет?

- А кто их разберет, этих женщин? - пробурчал в ответ трактирщик. - От тридцати до сорока пяти можно дать свободно. А что вдруг случилось?

- Да не знаю даже, случилось ли? - вздохнул мистер Смит. - Просто у меня такое ощущение, что кто-то залезал ко мне в сейф. Причем ничего не украдено, и все вроде на месте. Но... Кое-что из того, что там находится, лежит совсем не так, как лежало. Вот, собственно, и все. Но ведь это же глупость, как ты думаешь, старина Ден? Ключ ведь от сейфа есть только у меня, и я с ним не расставался. Я даже сказать об этом никому не могу, сочтут ведь за параноика. Это я уж только с тобой, по старой дружбе.

- А, по-моему, старина Самуэль, ты слишком зациклился на чертовой госслужбе, - просто ответил ему трактирщик, ставя протертую бутылку на место и многозначительно ухмыляясь. - Просто забыл, что и когда переставлял у себя в сейфе. Я вот вчера полчаса не мог найти у себя в погребе "Муто" пятьдесят шестого года, пока не вспомнил, что сам же переложил бутылки в другое место.

- Значит, старею, - с сожалением отозвался начальник полиции. - Память подводит, на пенсию пора. Ну ладно, пока. Рад был тебя видеть. Вечером загляну пропустить стаканчик, а сейчас не могу. Служба.

Когда Гарри выскользнул из трактира вслед за мистером Смитом, первое, что бросилось в глаза - это озабоченная, растерянная Гермиона у дверей сельского магазинчика. Бледность ее щек, казалось, не скрывал даже искусственный румянец, наложенный неумелыми руками.

Девушка почувствовала, когда Гарри подбежал к ней, но глаза ее при этом сверкнули таким гневом, что не будь они в общественном месте, и не будь Гарри под Мантией-невидимкой, то он бы заработал от Гермионы хороший удар правой по физиономии. И этот удар, без сомнения, превзошел бы аналогичный исторический по физиономии младшего Малфоя. Гермиона не проронила ни слова по дороге к палатке, а все сбивчивые объяснения кающегося грешника Гарри Поттера, похоже, пролетали мимо ее ушей.

Лишь когда они уже стояли у входа их временного жилища, она нетерпеливо сдернула с Избранного мантию, и с силой несколько раз ударила его кулаками в грудь, непрерывно повторяя при этом:
- Ты... последняя... сволочь... Такой же балбес, как и Рон! Вы со своим дружком... Дурак дурака видит издалека...

Гарри гордо стоял каменной стеной, терпеливо ожидая, когда праведный гнев юной леди пройдет. Дралась Гермиона не очень больно, вполне терпимо. А могла бы птичек с острыми клювиками наколдовать, так что теперь Гарри вполне понимал Рона: Гермиона злилась не по-настоящему.

- Ладно, давай выкладывай, что ты там узнал, - наконец сказала она, потирая руки с тыльной стороны ладоней. Наверное, ее кулачкам тоже было больно драться. - И не ври, что ничего не узнал, потому как вид у тебя слишком довольный и многозначительный.

- От тебя ничего не скроешь, однако, - лукаво улыбаясь, ответил ей Гарри и рассказал все, что узнал из разговора двух приятелей.

Реакция Гермионы на эти новости была однозначной - срочно сматываемся, а обсудим все после.
К счастью, трудолюбивые эльфы уже уложили все небогатое содержимое палатки. Следующим местом ее расположения была выбрана окраина поляны с южной стороны леса. Гарри это место казалось смутно знакомым, но, с другой-то стороны, где они только не скитались за этот трудный последний год!..

В два захода удалось переправить на новое место всех эльфов, палатку, а когда были сотворены все положенные заклинания, Гарри с наслаждением вдохнул в себя слегка смолистый воздух. Кое-где среди прелых прошлогодних листьев и упавших веточек проглядывали слегка мохнатые листики первых весенних первоцветов.

Обрадованная Гермиона, склонившись над цветами, бережно обрывала листики. Но не все, а по два-три листочка с каждого растения. Постепенно в ее руках скопился целый пучок зеленых листьев, и на недоуменный вопрос Гарри, что же она собирается с этим делать, Гермиона ответила:
- Мама всегда делала салат из этих листьев. Они сладкие, попробуй! В них много сахара, потому они и не замерзают. Ну, еще там витамин "С", в общем, тоже полезно. У нас такие Шотландские первоцветы росли прямо в садике, перед домом.

- А дядя Вернон все овощи называл не иначе, как "кроличьей едой", - усмехнулся Гарри. - Причем это он про капусту и морковку, а уж про всякие там зеленые листики и речи быть не могло! Им в холодильнике Дурслей было не место.

- А им и так в холодильнике не место, - неодобрительно заметила Гермиона. - Их едят свежими, прямо со стебля, а не держат в холодильнике.

Она протянула своему другу один из листиков, и Гарри ничего не оставалось, как попробовать пожевать этот весенний дар природы. Он довольно недоверчиво положил лист в рот, но, разжевав его, действительно почувствовал, как сладковатый сок брызнул на язык. Было довольно приятно, даже вкусно. Проглотив один листочек, Гарри попросил добавки, и Гермиона ему не отказала.

Вернувшись в палатку, она почти торжественно раздала всем эльфам по листочку. Гарри немного задело, что домовики при этом не выразили никакого изумления, а с явным удовольствием стали жевать зеленые листочки, полные сладкого сока и витамина "С". Наверное, в семье Малфоев не пренебрегали "кроличьей едой".

Гермиона, занятая эльфами, так напомнила Гарри сказочную героиню Белоснежку в окружении гномов, что он невольно счастливо улыбнулся, воскресив в памяти немногие радостные картины своего чуланного детства. Книги почти не интересовали кузена Дадли, а потому их всегда можно было незаметно стянуть, прочитать и вернуть обратно на полку. Это было даже менее безопасно, чем воровать продукты из холодильника: все-таки тетя Петуния вела строгий учет. Но, к счастью Избранного, Дадли тоже частенько навещал заветный холодильник, и далеко не всегда помнил, что же именно он оттуда выудил. Так что надо было всего лишь воровать еду понемногу, и восполнять калории, потерянные при растаскивании навоза по клумбам.

А Белоснежка тем временем что-то шепнула Сэрре и Хаппи, взяла за руки Солли и Холли, и, позвав за собой еще и Микки, покинула палатку и отправилась в лес. Гермиона с малышами остановилась возле ближайших деревьев, присела на корточки и принялась осторожно разгребать полусгнившие прошлогодние листья. Малыши сидели вокруг нее и с явным интересом наблюдали за действиями Гермионы.

Какое-то время, но очень недолгое, Гарри смотрел на Белоснежку и гномиков спокойно. Но вскоре его одолело страшное любопытство: что ж такое они там ищут? И почему им там так интересно? И почему они там все вместе, а он здесь один? Ноги сами, не спрашивая у головы со шрамом на лбу совета, принесли его к девушке и малышам-домовятам.

Перед Гермионой стояла небольшая плетеная корзинка, а в ней лежало несколько странных на вид грибов. Их симметричные шляпки больше всего напоминали конус или уменьшенный во много раз купол восточного минарета, но в то же время поверхность этого конуса была складчатой, сморщенной, ноздреватой. А Гермиона продолжала и продолжала разгребать листья, и новые грибные собратья прибавлялись к уже найденным.

- Это Конические Сморчки, первые весенние грибы, - пояснила Гермиона, подняв голову и обратив внимание на Гарри. - Они, конечно, не так вкусны, как трюфеля, но тоже относятся к сумчатым грибам.

- К чему относятся? - не понял Гарри, смущенный в очередной раз познаниями Гермионы уже из области биологии. Из остатков магловского начального образования он помнил, что такая наука есть. - Гермиона, откуда только ты все это знаешь?

- Гарри, честное слово, не из книг, - умоляюще произнесла Гермиона и в ее словах чувствовалась даже легкая обида. - Просто папа очень любил, то есть любит, собирать эти грибы. Но вкус у них необыкновенный!

Гарри сам не заметил, как увлекся разгребанием листьев и поисками остроконечных ноздреватых шляпок. Грибы играли с ним в прятки, но по слегка вспученным над землей листьям легко было угадать, что там скрываются эти самые сморчки конические. Маленькие эльфы тоже довольно быстро сообразили, в чем тут фокус, и радостно перешептывались, наткнувшись на очередной морщинистый гриб.

Корзинка наполнялась на удивление быстро. Насобирав очередную порцию грибов из полудюжины штук, Гарри с гордостью добавлял их в общую корзинку, и, встречаясь взглядом с Гермионой, не спешил уходить на поиски новой порции. Вернее так: сморчки собирать хотелось, но отходить далеко от Гермионы не хотелось. В какой-то момент, справедливо рассудив, что всякий честный человек имеет полное право свободно собирать грибы там, где хочет, и никто ему не может это запретить, даже собственная совесть, Гарри присел рядом с Гермионой и стал деловито разгребать листья. Или делать вид, что разгребать, потому что корзинка почти перестала пополняться.

Но зато Гермиона неторопливо рассказывала, что сморчки вкусны сами по себе, и вовсе не нужно иметь большие кулинарные способности, чтобы хорошо их приготовить. И что весной, на пасхальных каникулах, ее отец всегда отвозил их с мамой в лес, и вот на этой самой поляне она собирает сморчки не в первый раз. А еще Гарри с удивлением узнал, что эти грибы любят места бывших лесных пожарищ, так что и здесь, на этой поляне, когда-то тоже, скорее всего, был пожар.

Когда к ним подбежали малыши во главе с Микки, и опустили в корзинку свою добычу, Гарри почти пожалел, что она все-таки наполнилась доверху, с горкой, и пора было возвращаться в палатку. Оказалось, что Сэрра и Хаппи, Юппи и Бобби тоже не теряли даром время. На столе стояла почти такая же корзинка, доверху наполненная крепенькими конусовидными грибами.

- Не осторожно мы все-таки, Гермиона, с этими грибами, - с запоздалым сожалением констатировал Гарри.

- Ну, во-первых, все обошлось, а во-вторых, эта место довольно глухое, - рассудительно ответила Гермиона, вручая Гарри котелок. - Мы с родителями никогда здесь никого не встречали. Это наша с папой поляна, а теперь еще и твоя. Там, чуть ниже по склону, есть родник, так что сейчас принесем воды и будет у нас вкусная жизнь. Можем же мы позволить себе вкусно пожить?

Дорога к роднику оказалось до обидного короткой. Гермиона едва успела рассказать, что сморчки нужно варить не менее получаса, а отвар слить, и ни в коем случае не использовать, потому что он ядовит. И что папа считает, что настоящий вкус этих грибов можно ощутить, если не откусывать сморчок, а прижать его языком к небу. И ноздреватый маслянистый гриб тогда отдаст скопившиеся в его порах капли вкуснейшего в мире сока, и сам незаметно проскользнет в горло. Тем более что эти сморчки, собранные в самом начале апреля, совсем крошечные и разжевывать их зубами, по мнению ее отца, просто кощунство.

- Ну вот, мы и пришли, - сказал тихий мелодичный голос подруги, - родник здесь.

Ключик спрятался в маленькой ложбинке, затерянной среди деревьев. Гарри склонился над ямкой, заполненной водой, и увидел, как снизу, из земли, с силой прорывается на поверхность маленький фонтанчик, играя в воде желтоватыми песчинками. Яркие лучи весеннего солнца старательно освещали каждую песчинку, танцующую в прозрачной, как слеза, струе родниковой воды.

Неожиданно холодные брызги обожгли его лицо. Гарри резко поднял голову, и увидел рядом с собой смеющиеся карие глаза Гермионы, в которых тоже радостно искрились золотые песчинки. И уже трудно было понять, что же в этом мире казалось более загадочным: лесной родник со студеной водой, прорвавшейся на поверхность земли сквозь толщу горных пород, или родные глаза Гермионы с золотистыми искорками, вопреки всему дарящие ему тепло, заботу и радость.

Гермиона с силой ударила ладошкой по поверхности воды, и Гарри снова ощутил на лице ледяные брызги. "Ах, вот она как! Ну, погоди, я ведь не посмотрю на то, что ты сказочная Белоснежка", - едва успел подумать Гарри и мстительно хлопнул ладонью по студеной воде, направив брызги в сторону Гермионы.

И лучше бы он этого не делал! Потому что ее мокрое лицо и счастливые глаза засияли под весенним солнцем, отражая от себя его яркие лучи и разливая их вокруг деревьев, родника, вокруг Гарри. Он вынужден был закрыть глаза, потому что больше не мог спокойно смотреть на нее. Сердце сорвалось с привычного места и унеслось вслед за лучами солнца и вслед за родниковой водой вниз по склону, голова закружилась, а дыхание безжалостно перехватило. Он упал на колени и некоторое время не мог шевельнуться, пока не услышал рядом с собой встревоженный голос прежней Гермионы:
- Гарри, что с тобой? Опять шрам?

Что такое? Какой шрам? Ах, это про его шрам... Черт, это же он, Гарри, всем известный идиот с дурацким шрамом на лбу. А то, что сейчас случилось с ним около волшебного родника - это всего лишь украдено из жизни другого человека, который может позволить себе купаться в обжигающе холодных брызгах прозрачной воды, и в солнечных лучах, и... в искрящихся глазах Гермионы...

Гарри представил себе, как спустя всего каких-нибудь пару-тройку месяцев Гермиона будет (А она непременно будет!) собирать сморчки в этом лесу, и не одна, а вместе с Роном... И на этот раз Избранный окажется третьим лишним! Так что его, Гарри, вовсе не окажется рядом с ними...

При мысли о Роне настроение совсем упало, сердце, хоть и вернулось на прежнее место, и даже, вроде, постукивало о ребра, но делало это нехотя, из-за странной необходимости продолжать биться, чтобы перегонять кровь в жилах и поддерживать в теле жалкое подобие жизни. Потому что настоящая жизнь осталась там, у родника, отразившись от его поверхности и затерявшись в бездонных глазах Гермионы...

Гарри не помнил точно, что промямлил в ответ на тревожный вопрос Гермионы о шраме. Он молча согласился с девушкой, что пора возвращаться. На обратном пути они едва сказали друг другу пару слов, а Гарри почти не замечал дороги. Душу окутала какая-то странная, неопределенная грусть, и в чем состоит причина этой грусти, он не мог разобрать, как не старался.



Глава 35. Свидетельские показания

Палатка встретила их необыкновенным запахом и всеобщим возбуждением от предстоящей трапезы. Запах сочетал в себе, казалось бы, несочетаемые качества: силу и нежность, щекочущую нос остроту и мягкую деликатность. А под умелыми руками Сэрры на тарелку послушно ложились черноголовые, маслянистые и блестящие грибы, сморщенные, как только что вылупившиеся из яйца птенчики.

Рассеянно подцепив сморчок вилкой, Гарри осторожно положил его в рот и прижал к небу, так как советовала Гермиона. Теплый, чуть островатый, с легкой горчинкой сок капнул на язык и постепенно заполнил собою все свободное пространство. Гарри не знал, с чем это можно было сравнить, и только прикрыл глаза от удовольствия, надеясь хотя бы на несколько мгновений уйти от войны и ее проблем. А когда открыл, то встретил на себе мучительно-выжидательный взгляд Гермионы. У него нашлось для нее только одно слово:
- Потрясающе!

Она счастливо и облегченно улыбнулась, и только спросила:
- Я надеюсь, ты не забыл загадать желание?
- Какое желание? - не понял Гарри.
- Как какое? - искренне удивилась Гермиона. - Разве ты не знаешь, что когда ты впервые пробуешь то, что никогда до этого не ел, то нужно загадывать желание? И оно непременно сбудется.
- Извини, не знал, - нехотя признался Гарри, в ту же минуту ощутив, как поселившаяся в его сердце грусть, совсем было улетучившаяся под натиском вкуснейшего в мире запаха вареных сморчков, вернулась обратно.

Это ж надо! И желание-то он не загадал...

Гарри не отдавал себе отчета в том, что бы он мог пожелать самому себе, будь у него такая возможность несколько минут назад. Еще недавно он бы, не задумываясь, съел бы не то, что сморчок, а собственный гриффиндорский галстук ради победы над Волан-де-Мортом. И даже не столько ради того, чтобы он прекратил сеять ужас в мире, хотя это, без сомнения, было главным. Но ради того, чтобы скинуть со своих мальчишеских плеч эту непосильную для них ношу. У него никогда не было выбора: либо донести свой груз, заключенный в пузырьке пророчества, до конца либо дать этому грузу раздавить себя.

Но сейчас этот конкретный груз не давил так сильно. Гарри очень надеялся, что все-таки время не обманет их, и Волан-де-Морт встретит свою смерть не далее, чем через четыре недели. Появились, правда, другие коварные вопросы и казавшиеся неразрешимыми проблемы, но даже они как-то растворились в прозрачной воде родника, наполненной пузырьками воздуха. По крайней мере, сейчас Гарри о них почти не думал.

И вдруг он понял свое неосознанное желание, которое в первый момент показалось ему просто кощунством. Он не хотел возвращаться из этого "прошлого" в "настоящее". Там его ждал длинный список погибших защитников Хогвартса, непохороненные тела Люпина и Тонкс, горе семьи Уизли, потерявшей Фреда, и Рон, которому нужно было вернуть Гермиону.

Но до этого еще почти четыре недели! Сейчас Гарри был до безумия, до самодовольства благодарен судьбе за то, что она подарила им этот месяц жизни в прошлом: ему и Гермионе... За то, что Маховик времени работает таким несовершенным образом. Да что он такое несет? Маховик времени работает потрясающе, замечательно, волшебно!

Уже покинув палатку, Гарри снял со своей шеи мешочек из ишачьей кожи, подаренный Хагридом, и осторожно положил на ладонь маленькие песочные часики на золотой цепочке. Казалось, песчинки светились так же ярко, как и неделю назад, хотя Гермиона говорила о том, что свет их должен потускнеть. Но, может быть, всему виной было солнце? Вчерашний дождь прошел без следа, и сегодня в солнечных лучах песчинки времени в прозрачном стекле светились так же ярко, как в прозрачной воде родника, как в смеющихся глазах Гермионы...

Гарри уронил голову на колени и сжал кулак, чтобы не видеть этих искрящихся на солнце песчинок. Почему-то глазам было больно.

Голос Гермионы настиг его, сидящего с поникшей головой у палатки. Увидев судорожно сжатый кулак своего друга, Гермиона, естественно, поинтересовалась, что же он прячет в нем. А узнав, что это Маховик времени, укоризненно покачала головой и велела немедленно спрятать "эту чрезвычайно хрупкую вещь". Гарри не возражал, и на все справедливые укоры Гермионы в ответ даже не подумал огрызнуться или выразить недовольство.

- Как тебе, понравились грибы? - еще раз спросила Гермиона, и, не дожидаясь ответа, продолжала: - Осенью я не могла их отыскать, а если бы смогла, то, клянусь, даже Рон не стал бы морщиться, как кизляк, и ворчать, что его в походе плохо кормят.

Опять Рон... В какой-то момент даже хотелось выкрикнуть, чтобы она не произносила его имени, потому что он якобы может их услышать через делюминатор, но уже в следующую секунду стыд затопил сознание: Рон не заслужил в свой адрес подобных предательских мыслей.

Рон, Гермиона, любовный напиток, сморчки, вкус грибного супа - все это невольно вернуло Гарри в кладовую Слизнорта, где несколько дней назад они с Гермионой вдыхали запах амортенции.

- А почему амортенция вдруг запахла для тебя грибным супом? - с неподдельным любопытством спросил Гарри, смутно надеясь увести разговор подальше от Маховика времени, от искрящихся песчинок, от Рона, наконец.

- Не знаю, - честно ответила Гермиона. - Сама не ожидала. Но, может быть, потому, что один единственный раз грибной суп у меня получился вполне съедобным. Помнишь, в самом конце осени и грибного сезона, перед уходом Рона...

Вот все-таки девчонки – очень коварные существа. Не успеешь как следует размечтаться (Помечтать-то каждый имеет право!), а они тебя – ХЛОП! – как муху вместе со всеми твоими мальчишескими мечтами. К глубокому сожалению Гарри, пора было ему возвращаться в суровую реальность, а то он, пожалуй, и так уже слишком далеко заплутал, мечтая...

Отбросив в сторону осколки запретных мыслей, Гарри был даже рад тому, что Гермиона перешла к деловому и конкретному разговору.

- Нам немного повезло с тем, что ты подслушал полезный для нас разговор, - вроде бы спокойно начала Гермиона, но вдруг сердито, повышая голос, воскликнула. - Но я все равно на тебя зла: нельзя же так в самом деле, Гарри! Я уж не знала, что и думать, когда ты исчез. Выхожу из магазина, а где ты - неизвестно!

- В нужном месте в нужное время, - коротко ответил Гарри.

- Да уж, эту поразительную способность у тебя не отнимешь, - обреченно согласилась Гермиона. - Благодаря чему нам не надо толкаться в коридорах полицейского участка, чтобы узнать, где находится архив и дело Фрэнка. Потому предлагаю пойти туда сразу к окончанию рабочего дня, когда еще в здании много посторонних людей. Может быть, удастся проникнуть невидимками в сам кабинет этого мистера Смитта. Тогда можно будет не трогать сигнализацию.

Гарри посмотрел на часы. Планеты показывали, что сейчас около половины пятого. В принципе, пора было собираться. Они немного поспорили друг с другом, кто пойдет под мантией, а на кого из них следует наложить маскировочные чары. Гарри настаивал, чтобы Мантию надела Гермиона, а она отказывалась, мотивируя это тем, что за ним, Гарри, нужен "глаз да глаз", а то он опять сбежит. Правда, объяснить толково, почему под мантией он не сможет убежать далеко, она так и не смогла.

- Скажи честно, - не выдержал Гарри, - ты ведь боишься, что Дезиллюминационное заклинание проще снять и обнаружить меня, если мы вдруг встретим кого-то постороннего из волшебного мира? Вроде того, что под Мантией я буду в большей сохранности.

- Да так, так, - нехотя призналась девушка. - Не идет у меня из головы эта, как он там сказал, ядовитая блондинка. На ум правда приходит Рита Скитер. Но, с другой стороны, что она тут хочет найти?

Гарри ухмыльнулся.
- Рита Скитер все время где-нибудь рыщет и что-нибудь ищет! Только ты не забывай еще про Оборотное зелье. И ты сама, на мой непритязательный вкус, была ничуть не более съедобной блондинкой, - Гарри вынужден был остановиться, потому что Гермиона, обидевшись, свирепо сверкнула глазами.

- Я хотел сказать, что тебе так, с каштановыми волосами лучше, - поправился Гарри. - А вот время появления газетного листа из "Пророка" в известном нам холодном камине и этой самой ядовитой блондинки удивительным образом совпадает.

- И сейф открывали не ключом, - добавила Гермиона.

Мантию-невидимку пришлось надеть Гермионе, потому что качественное Дезиллюминационное заклинание чужой палочкой у Гарри не получилось. А свои он ни в какую не хотел использовать, прикрываясь тем, что у него от них "чертов шрам саднит". Наказав эльфам строго-настрого не покидать палатку, гриффиндорцы трангрессировали на окраину Литтл-Хэнглтона.

Они успели как раз к концу рабочего дня. Разумеется, в участке еще оставались дежурный полицейский и уборщица, но все остальные, включая самого начальника и секретаршу, дамочку неопределенного возраста, поспешно собирались домой. Довольно пожилая полноватая мадам, вооружившись ведром и тряпкой, пришла убирать кабинет мистера Смитта еще до того, как хозяин его покинул. Гарри и Гермионе пришлось терпеливо ждать не меньше получаса, пока закончится уборка. Когда, наконец, повернулся ключ с другой стороны двери и щелкнул выключатель сигнализации, Гермиона решительно направила палочку на сигнализационную коробку.

Открыть сейф при помощи "Аллохоморы" было вообще минутным делом. Помятуя о строгом порядке расположения предметов и бумаг в сейфе мистера Смитта, Гермиона перебирала все содержимое сейфа самым тщательным образом, стараясь ничего не перепутать.

Дело Фрэнка Брайса лежало в большой синей папке. Гермиона облегченно вздохнула, прочитав на ней искомое имя, и не глядя, начала копировать листок за листком, аккуратно складывая копии рядом с собой на пол. Тем временем Гарри, просунув удлинители ушей под дверь, напряженно вслушивался в каждый звук, доносившийся из коридора. Все было тихо, но темное дело об исчезновении садовника за последний год невероятно распухло, и потому даже простое дублирование листов заняло довольно долгое время.

Наконец, вся папка была пролистана, а все содержимое сейфа уложено на место. О порядке расположения бумаг, пресс-папье и папок Гарри мало волновался. Один раз мистеру Смитту что-то показалось, и второй раз покажется...

Сейф был снова заперт, удлинители ушей свернуты, и они трансгрессировали прямо из кабинета, не размораживая сигнализации. Услышал или нет дежурный полицейский хлопок, что он при этом подумал, Гарри и Гермиона так никогда и не узнали.

Заметая за собой следы, они трансгрессировали еще раз, чтобы, не приведи Бог, не привести непрошеных гостей к палатке. Наконец, облюбовав для себя место в углу комнаты и, отгородившись от всех заклинаниями, они нетерпеливо начали разбирать похищенные бумаги.

- Да, по сравнению с ограблением Гринготтса - это так, легкая прогулка, - сказала Гермиона, взяв в руки первый лист и пробегая по нему глазами. - Понятно, Фрэнк исчез в середине августа... Гарри, я тебя уверяю, больше половины в этом деле - всякая ерунда из серии "одна леди сказала". Ну, как всегда в таких случаях: что делал старик Фрэнк, как жил, чем дышал и где лечился.

Перебирая один за другим исписанные листы, включавшие в себя протоколы опросов свидетелей, судебно-медицинскую экспертизу останков мистера Брайса, а также воспоминания жителей Литтл-Хэнглтона о тройном убийстве полувековой давности, она передавала их Гарри. Он тоже внимательно пробегал по исписанным самыми разными почерками строчкам, отмечал внизу каждой страницы непременно полагающееся в таких случаях: "С моих слов записано верно", и с сожалением откладывал листы в сторону. Все это было, несомненно, важно, но ни на йоту не приближало их к разгадке мучавшего Гарри вопроса: почему Хвост и Волан-де-Морт могли так спокойно жить в этом доме, не опасаясь, что таинственный хозяин дома может заинтересоваться своей недвижимостью.

А если этот, как его там, мистер М* все-таки заинтересовался собственным особняком, то почему тогда было только одно убийство и только одно исчезновение - конкретно старика Фрэнка?

Большая половина листов уже была просмотрена, когда Гермиона добралась до свидетельских показаний некоего мистера Грея. С этого момента скорость изучения архивных материалов заметно упала, а прочитанные листы ложились уже в отдельную стопку. Примерно часа через три стало известно, что:
Во-первых, мистер Грей является владельцем некоего агенства по торговле недвижимостью и, собственно, особняк Реддлов является собственностью юридического лица.
Во-вторых, особняк был приобретен в сентябре 1981 года, точнее сказать, в этом месяце были окончательно оформлены документы, а переговоры с бывшими владельцами дома велись с начала августа. Стоимость дома была, действительно, чрезвычайно низкой, а сама сделка была осуществлена одним из работников агенства.
В-третьих, в течение четырнадцати с лишним лет ни сам владелец компании, ни старший менеджер, ни секретарь, ни бухгалтер, да вообще никто в фирме совершенно не вспоминали про зависший на балансе дом.

Из довольно скупых строчек свидетельских показаний можно было увидеть, как проступало на поверхность недоумение мистера Грея по поводу этого досадного недоразумения:
"Поймите, наше агенство продает и покупает не менее полутора десятков объектов недвижимости в течение месяца, и это в самые худшие месяцы. Постоянно ведутся переговоры, наши люди выезжают на место расположения объекта, проводятся консультации с юристами и нотариусами, дизайнерами и строителями. Бывает, что мы что-то не можем продать сразу, но в подавляющем большинстве случаев мы в принципе ничего не покупаем, а выступаем только как посредники. Этот дом достался фирме слишком дешево, чтобы я всерьез переживал об убытках. Если бы я занимался только одним особняком, я бы, простите, разорился!"

Спрашивать о чем-либо секретаря или бухгалтера, как сделал вывод Гарри, было в принципе бесполезно. Первая отвечала за звонки, деловые контакты, и прочие непременные атрибуты, сопровождающие любой бизнес. А бухгалтер заявил, что его дело считать налоги и содержать в порядке бумаги, а не заниматься продажей объектов. Дело осложнялось тем, что за шестнадцать лет многие сотрудники уволились, а старший менеджер, проработавший в фирме около двадцати лет, умер два года назад.

Гарри почти не запоминал многочисленные фамилии и имена, встречающиеся в протоколах, потому что интуиция упорно подсказывала, что все это не имеет никакого отношения к Волан-де-Морту. Чем больше листов было прочитано, тем вроде бы яснее казалось, что мистер Брэнтон и дом Реддлов пересеклись между собой совершенно случайно в начале осени 1981 года. И все-таки что-то в этом было не так.

Сначала Гермиона обратила внимание на слова из показаний бухгалтера: "Так называемый Дом Реддлов - это единственный непроданный дом, зависший на балансе фирмы. Я работаю в фирме почти десять лет, и я не привык задавать лишних вопросов о том, какие планы у моего начальства в отношении того или другого объекта. Может быть, мистер Грей приобрел этот дом для кого-то из своих родственников".

Единственный непроданный дом - это было интересно. Все успешно покупалось и продавалось, а Дом Реддлов повис в воздухе и никто про него не вспоминал.

Вторая, еще большая странность, заключалась в том, что ни владелец фирмы, ни сама фирма никогда не выплачивала жалование садовнику Фрэнку Брайсу. Собственно, сам мистер Грей категорически утверждал, что он даже не знал о существовании хромого садовника как такового. Деньги на счет Фрэнка поступали от самого Фрэнка, то есть он сам регулярно вносил их наличными на собственный счет в банке. Получал, очевидно, тоже наличными. Но от кого? Опять же бухгалтер категорически заявлял, что фирма производит свои расчеты с сотрудниками только безналичным путем.

Наконец, новый старший менеджер признался, что, вступив в должность два года назад, он обратил внимание на непроданный особняк, и даже приезжал в Литтл-Уинглтон, но нашел дом в весьма плачевном состоянии. Одно то, что здание почти не отапливалось полтора десятка лет, сказалось на нам весьма плачевным образом. Тогда же, собственно, он узнал и об исчезновении некоего старого садовника, но большого внимания на это не обратил. Уж если в безхозный дом постоянно забирались деревенские мальчишки, то и старик мог жить в своем флигеле по старой привычке. Благо, никто его не прогонял, и никому не было до этого дела. А пока обсуждался вопрос о том, стоит ли вкладывать деньги в реставрацию дома, в саду обнаружились кости бедняги Фрэнка. После этого вопрос о ремонте особняка отпал сам собой, поскольку начались разборки с полицией.

В принципе, все укладывалось в ряд случайностей и недоразумений, обусловленных несовершенством человека и человеческой памяти. Чтение архивов уже порядком наскучило, когда уже в самом конце кипы листов Гермионе в руки попали свидетельские показания некой миссис Харрис, весьма пожилой леди, у которой фирма мистера Грея приобрела полтора десятка лет назад убыточный объект.

"Мы с моим покойным мужем, - читал Гарри, - на старости лет мечтали о деревенской глуши и об уединении. Дом был великоват для нас, но нам хотелось, чтобы к нам в гости приезжали дети и внуки. Кроме того, были планы сделать из особняка что-то вроде гостиницы для проезжих туристов. Мы ведь тогда были еще полны сил, несмотря на преклонный возраст. Но мы прожили в доме менее года. Не сочтите меня безумной, я и сейчас сохранила ясность мышления, а полтора десятка лет назад с моей головой уж точно было все в полном порядке. Но и мне, и моему покойному мужу все время казалось, что по дому кто-то ходит, стучит дверями, задергивает шторы, и даже переставляет стулья. Иногда я обнаруживала открытый тюбик с зубной пастой, остывший чай в наполовину опустошенной кружке. Поймите, ни я, ни мой муж, с которым мы прожили почти полвека, никогда не позволяли себе такого! И вот это постоянное ощущение того, что мы живем в доме не одни, нас просто извело. Собственно, в середине весны мы подали объявление о продаже дома, но у него, к несчастью, уже была дурная слава. Мы с мужем, как люди вполне здравомыслящие, не обратили никакого внимания на всякие россказни, но прожив год среди кошмаров, я готова была признать, что призраки умерших Реддлов до сих пор живут в этом доме. Поэтому мы так обрадовались, когда появился этот странный человек и предложил нам свои услуги в качестве посредника. К тому времени мы готовы были сбыть с рук особняк за любую мало-мальски приличную цену. Он и познакомил нас с представителями фирмы мистера Грея".

В тот момент, когда Гермиона читала вслух данное миссис Харрис описание посредника, проявившего такое активное участие в реализации объекта недвижимости, у Гарри похолодело в животе.

"Признаться, сначала этот человек не вызвал у нас никакого доверия. Маленький толстенький коротышка, волосы какие-то прилизанные, мышастые, глаза все время бегают туда-сюда, а нос, казалось, все время к чему-то принюхивался. Но когда мы обратились в фирму мистера Грея, нами занялся вполне заслуживающий уважения сотрудник, а того коротышку мы, собственно, больше и не видели. Когда он впервые возник на пороге нашего дома, мы приняли его за очередного покупателя, заинтересовавшегося нашим объявлением о продаже особняка".

Они с Гермионой переглянулись и почти одновременно выдохнули: "Хвост!"

Но как? Как эта серая крыса туда попала? Ну, не сам же Питер, в самом деле, пошел уговаривать чету Харрисов продать дом. То есть пошел-то он сам, конечно, но кто дал ему команду? Воланд-де-Морт? Возможно, но почему его выбор пал именно на Питера? У него что, других кандидатов не было? Конечно, Питер работал на него уже целый год, но ведь работал в качестве грязного предателя, а доверять ему вполне мирные дела... Странно как-то.

Может быть, Волан-де-Морт не хотел раскрывать перед своими последователями тайну своего происхождения? Тем более глупо было впутывать Питера в это дело. Заставить человека замолчать можно при помощи вполне банального "Обливиэйта", а Питер быстро нашел дорожку к этому дому спустя дюжину лет. Хотя, что мешало хозяину напомнить своему слуге о старом убежище? Но зачем вполне здоровому и полному жизни Темному Лорду понадобился этот особняк? Память об отце ему точно была не нужна. Он, разумеется, мог желать приобрести дом для каких-то своих целей, но почему тогда не сделал этого раньше? И почему не оформил покупку на себя или на кого-то из своих подельников? Зачем нужны были все эти игры с агенствами недвижимости? А, может быть, и вовсе не было никакого Хвоста? Мало-ли на свете коротышек с бегающими глазками?

Голос Гермионы раздался, как продолжение собственных рассуждений:
- Гарри, давай сразу исключим идею о том, что осенью 1981 года Сам-Знаешь-Кто мог думать, что через тринадцать лет дом предков ему понадобится. Умирать он явно не собирался, он даже над услышанным пророчеством не раздумывал, не удосужился выяснить побольше. Я имею в виду то, что нападение на младенца из пророчества могло грозить ему гибелью. Так и что и дом ему нужен был, как рыбе зонтик, да и не больно много он в нем обитал. Две недели в августе до заколдованных бачков в доме Грюма и несколько дней перед третьим заданием Турнира, а все остальное время, я так понимаю, жил в доме якобы больного Крауча. А для пары недель у Лорда еще лачуга Мраксов была. Хотя, кто знает, может быть из осторожности, на всякий случай, он все-таки хотел иметь недвижимость рядом с могилой отца...

- Или, может быть, он просто хотел поселиться в этом доме, - пожал плечами Гарри, и сам понял, что это глупость. - Хотя, ерунда! Можно подумать, Лестрейнджи или Малфои не были рады предоставить своему повелителю любой особняк на выбор с дарственной грамотой и печатью.

Гермиона окончательно отодвинула от себя все просмотренные листы и в раздумьях несколько раз пересекла комнату. Потом она, все еще напряженно сдвинув брови и сжав губы, неторопливо и старательно уложила добытые нечестным путем копии архивных материалов в папку и спрятала в бисерную сумочку. Расположение планет на часах Гарри показывало, что уже около одиннадцати часов вечера и уже давно пора было сменить эльфов возле палатки. К тому же, голодный желудок настойчиво требовал и ему уделить внимание.

Спустя четверть часа они с Гермионой в четыре щеки уплетали макароны с тертым сыром, которые Сэрра с радостью подогрела им на плите. Пока они с Гермионой изучали архив, никто из эльфов так и не решился их потревожить. Когда тарелки были опустошены, юноша и девушка по уже сложившейся традиции оказались вдвоем у входа в палатку, и Гарри уже чувствовал заранее, что разговор будет интересным.

Гермиона начала первой:
- Гарри, если честно, то я больше надеялась на отрицательный результат. В том смысле, что загадочный хозяин этого странного дома никак не будет связан с волшебным миром.

- А он что, как-то связан? - не понял Гарри. - Я как раз сделал вывод, что он самый обыкновенный магл.

- Разумеется, магл, - нетерпеливо согласилась Гермиона. - Я просто не так выразилась. Но вот эта его забывчивость никак не идет из головы. Слишком похоже на отвлекающие чары. Такими чарами можно оградить любой предмет или даже целую квиддичную поляну, и человек, наткнувшись, например, на бумаги о приобретении дома, неожиданно вспоминает о других, более важных делах. О совещаниях, звонках, встречах, юристах, строителях... И так в течение пятнадцати лет, пока некто мистер Икс сам не потерял интерес к дому Реддлов.

- А Хвост здесь причем? - спросил Гарри. - Хотя, никто еще не доказал, что так называемым посредником был Хвост.

- Гарри, дело не в том, причастен или нет Питер к этой сделке, - слегка волнуясь, проговорила Гермиона. – Может, и был он там, да только в любом случае он был не более чем исполнителем чьей-то воли. Только вот чьей? Работал он, как мы знаем, и на своих, и на чужих. И на Темного Лорда, и на Дамлдора...

Гермиона перевела дух и продолжала уже более нетерпеливо, явно боясь остановиться и не успеть высказать все, чем считала нужным поделиться с другом.
- Предлагаю оставить версию про Темного Лорда потомкам. Что он там хотел, что именно он там делал и кому давал ценные указания - меня как-то мало волнует. Я не отрицаю того, что за так называемым Хвостом мог стоять Ты-Знаешь-Кто, но давай пока отодвинем это в сторону. А вот причастность ко всему этому другого лидера куда интереснее. Помнишь наш разговор в "Норе" после чемпионата мира по квиддичу?

Гарри молча кивнул головой. Это когда он рассказал своим друзьям про боль в шраме и напомнил про второе пророчество Трелони о грядущем возрождении Темного Лорда.

- Сколько тебе тогда было лет? Едва исполнилось четырнадцать! И, тем не менее, у тебя хватило ума сложить факты: внезапную боль в шраме, пророчество Трелони, бегство Питера и наколдованную Черную Метку на чемпионате мира.

- Гермиона, ты говоришь так, как будто бы для этого надо много ума! - ворчливо ответил Гарри. - И потом, ты же сама называла Трелони старой обманщицей?

- Но Дамблдор-то ее таковой не считал! Жалование, между прочим, прибавить хотел, - с досадой проворчала девушка. - Каюсь, я тогда на твои слова об ее пророческом трансе почти не обратила внимания. Мне казалось, что будь в этом что-то серьезное, то в Министерстве бы знали об этом. Я имею в виду, что пророчество, будь оно настоящим, как-нибудь всплыло бы на поверхность. Но это ведь ты нам рассказал, что содержимое пузырьков из Зала пророчеств не что иное, как копии чьих-то воспоминаний. Только вот конкретно твоего воспоминания в том зале не оказалось!

Гермиона тяжело вздохнула и продолжила говорить ровным голосом, но очень твердо и настойчиво:
- Гарри, давай и эту старую стрекозу тоже задвинем на время в сторону, потому как не в ней основная проблема. Но вот чего я решительно не понимаю, так это то, почему Дамблдор даже не подумал проверить Дом Реддлов после того, как ты рассказал ему свой вещий сон. Ведь я так понимаю: ты ему все очень подробно описал из того, что видел?

Гарри утвердительно кивнул.

- Так какого обвислого Мерлина... Ведь если бы Дамблдор как следует, подробно распросил тебя о твоей боли в шраме, о том, что ты видел, как нечто, что лежало в кресле, убило старого магла, ты бы ведь все ему рассказал! Не так ли? - Гермиона начала явно волноваться больше обычного. - Только не говори, что Дамблдор этого не знал! Слишком долго ты тогда ждал Буклю с письмом от Сириуса. А я так думаю, что Букля летела с посланием не к тебе, а первым делом к Дамблдору, и это он должен был сорваться с места и засыпать тебя вопросами!

- Логично, - только и смог вымолвить Гарри.

- Хорошо, давай задвинем в сторону и этот чертов дом, - махнув рукой, сказала Гермиона о доме, как о деле решенном. - Но вот зачем Темному Лорду понадобилось проводить черномагический ритуал именно на этом кладбище? Ну, вперед! Думайте, сэр Гарри Поттер, думайте!

Гермиона насмешливо смотрела на него, скрестив на груди руки.

- А что тут думать? - слегка обиделся Гарри. - Я же тебе говорил, что Хвост достал что-то из могилы отца Тома Реддла.

- Вот именно! - с готовностью подтвердила Гермиона. - Только что можно достать из могилы пятидесятилетней давности? Прах покойника, а еще более конкретно, его кости. Потому что все остальное, по идее, должно было уже разложиться и улетучиться.

- Погоди, а разве Ты-Знаешь-Кто не мог что-то заранее спрятать в могилу отца? - тупо спросил Гарри, все еще не веря словам Гермионы, потому что ее слова ставили перед ними еще больше вопросов, чем давали на них ответов. Но, на самом деле, Гарри уже чувствовал, что не стал бы Волан-де-Морт ничего прятать в гробу своего ненавистного отца-магла. Его пещера подошла бы для этого куда как лучше. А в гробу отца лежало лишь то, что там и должно было лежать - его кости.

- Я куда больше удивлена тому, что прах его отца все еще находился в гробу, - с заминкой произнесла Гермиона. - Хотя прятать мощи отца где-нибудь в пещере тоже было глупо. Невольно пришлось бы тогда доверять тайну пещеры какому-то Хвосту.

- Гермиона, а ты уверена, что Хвосту для ритуала нужна была именно кость отца? - еще раз переспросил ее Гарри, все еще не веря до конца во все происходящее.

- Гарри, включай логику: человеческое тело состоит из костей, плоти и крови. Кровь он взял у тебя, как у врага, насильно, плоть у своего слуги добровольно, а кость - у своего отца. Только не знаю как, поскольку заклинание ты не вспомнил. Кроме того, это сочетание слов: "кость, плоть и кровь" я один раз встречала в "Тайнах Наитемнейшего Искусства".

- А про сам ритуал там ничего не написано? - снова тупо спросил Гарри, одновременно прокручивая в мыслях "кость, плоть и кровь" и лихорадочно соображая, где же он совсем недавно слышал это сочетание.

- Честно, вроде бы нет, - ответила Гермиона. - Но я ведь только один раз пролистала эту книгу - на большее меня не хватило. Да и интересовало меня главным образом то, как уничтожать чертовы крестражи...

- Вспомнил! - вдруг перебил ее Гарри. - Гермиона, извини! Я вспомнил, где я слышал это выражение. Про "кость, плоть и кровь" мне поведала Шляпа, перед тем, как мы с тобой собирались просматривать воспоминания.

К его удивлению Гермиона разочарованно вздохнула.
- Извини, я просто подумала, что ты вспомнил подробности из того, что случилось на кладбище. А что конкретно Шляпа тебе сказала?

- Да она всего лишь заикнулась, что типа мы... с Седриком слишком уж растерялись, когда увидели приближающегося к нам незнакомца. Права, права старая ветошь, ничего не скажешь... Ведь там всего-то и было народу: Хвост и мелкая тушка Лорда. Ну, еще, естественно, Нагайна. Ну, и нас двое..., конечно, до кучи! Правда, меня тогда так скрутило от головной боли: казалось, череп раскромсали на куски.

- Уж не знаю, как вы, потому что вы... с Седриком были всего лишь школьники, - с откровенной злостью произнесла Гермиона, - а вот некто постарше и поумнее явно сглупил! Сам подумай: что толку, например, от оборотного зелья, будь у тебя этого варева хоть целое ведро, если нет волос того, кем ты хочешь стать?

Гермиона могла бы не продолжать дальше. Сердце Гарри упало, потому что совершенно очевидной стала истина: Волан-де-Морт мог сколько угодно делить свою душу на части и вкладывать в ценные реликвии. Но, если в могиле своего отца он не обнаружил бы его праха, он, скорее всего, просто сварился бы в том котле!




Глава 36. Логические размышления и прочие мозгошмыги

Глава 36. Логические размышления и прочие мозгошмыги.

Гарри давно уже смирился с мыслью, что Дамблдор выбрал его своим оружием для победы над Волан-де-Мортом и терпеливо оттачивал, как оттачивают клинок или саблю. Но никогда еще до этого не кидало его с такой силой из огня в ледяную воду, как за последнюю неделю, когда, казалось бы, все уже закончилось. Долгожданная победа пришла. Что еще нужно?

И вот вместо того, чтобы ночью отсыпаться по очереди в палатке, а днем греться на солнышке и, вообще, отдыхать, они с Гермионой который день играют в мистера Шерлока Хомса и доктора Ватсона. А Сэрра у них вместо той пожилой леди, хозяйки квартиры, которая готовила двум детективам ужин после удачного завершения очередной главы.

Ну, не может же такого быть, чтобы Дамблдор специально допустил возрождение Волан-де-Морта. Но это же нечестно, в конце-то концов!

Рассуждения Гермионы о "кости, плоти и крови" просто добили. Перед глазами упорно вырисовывался один и тот же вопрос: знал или не знал Дамблдор о том, что ждет Гарри и... Седрика в точке приземления портала? И, как ни старался Гарри найти оправдания своему учителю, ничего не помогало. Хоть с правой ноги, хоть с левой, а все равно получалось, что знал.

Потому что глаза его торжествующе сверкнули, когда Гарри дошел в своем рассказе до "крови врага" и показал порез на своей руке. Правильно, сверкнули! Дамблдор ведь хотел, чтобы его мальчик выжил и во второй раз. Волан-де-Морт мог легко взять кровь любого другого волшебника, которого считал своим врагом, и, если бы это кровопускание было сделано насильно, то и кровь Невилла тоже вполне бы сгодилась. Недаром они с Невиллом дети одного пророчества.

С плотью слуги гораздо сложнее. Представить себе, что скользкий друг Люциус отдаст на отсечение свою руку так же добровольно, как и жалкий Хвост, было невозможно. Хотя фанат своего повелителя Крауч-младший, не задумываясь, собственноручно отрезал бы себе голову и положил бы в котел, лишь бы бульон от этого стал понаваристее. Это ж надо до такого додуматься: целый год пить полиморфное зелье!

А почему Гермиона решила, что Волан-де-Морту нужен был именно прах отца? Может быть, ему сгодился бы прах любого родственника, или даже прах просто любого человека?

- Гермиона, - нетерпеливо воскликнул Гарри, радуясь тому, что все-таки нашел в жизни справедливость, - А если Ты-Знаешь-Кто просто перестраховался? Может быть, для возрождения ему просто нужна была кость ближайшего родственника, а он использовал кость отца, как прах самого близкого человека. Мою кровь он взял, конечно, не от большого ума, но именно меня он считал своим главным врагом. А Хвост даже почел за честь оттяпать себе руку...

Смешливая улыбка мгновенно расцвела на лице Гермионы. Она несколько раз кивнула головой в такт оправдательным словам ученика Дамблдора и, наконец, сказала с восхищением:
- Гарри, ты можешь себя поздравить: с логикой у тебя полный порядок! Ты рассуждаешь точь-в-точь так же, как и я! И теперь ты, надеюсь, понимаешь, почему мне очень хотелось бы услышать от тебя слова заклинания, которое произносил Хвост?

Юноше Гарри Поттеру только и оставалось, что молча хватать ртом холодный ночной воздух.

Проводив взглядом честно признавшуюся ему Гермиону, что она невероятно устала за последние дни, и сейчас ей просто жизненно необходимо как следует выспаться, Гарри остался наедине со своими раздумьями.

Его предположение о родственных костях для ритуала возрождения Волан-де-Морта в корне меняло дело. Ну, не мог же, в самом деле, Дамблдор опустошать все могилы подряд. Тем более что все волшебники, так или иначе в родстве между собой.
Хотя, с другой стороны, отец Волан-де-Морта был магл. Но, может быть, прах матери ему не подошел, потому что она женщина, а он, как-никак, мужчина, хоть и змей? Или, может быть похоронили Меропу за счет государства где-нибудь в общей могиле.

И потом, что это они с Гермионой вообразили вдруг себя самыми умными! Там еще были другие, вполне взрослые люди: профессор Люпин, профессор Макгонагалл, профессор Снейп, Кингсли и Грюм. Артур Уизли и Молли, вполне возможно, никогда не слышали о крестражах, но Снейп, который с головой погряз в изучении Темных Искусств - он-то должен был что-нибудь знать! Темный Лорд там, на кладбище, целую речь толкнул перед своими прихлебателями.

"Только вот профессора Снейпа в этот момент на кладбище не было", - упорно шептал неудовлетворенный внутренний голос, науськиваемый случайным мозгошмыгом, залетевшим в лохматую голову Избранного из умной головки Гермионы.

"Ну и что? Профессор Снейп разве не общался с тем же Люциусом? - дружно возражали свои собственные, доморощенные мозгошмыги. - С его женой друг другу непреложный обет давали, а с Люциусом не общались? М-да..."

Да ну их, этих Малфоев, Снейпов... Кто их там разберет, какие у них между собой отношения?

Не может же такого быть, чтобы экземпляр книги "Тайны наитемнейшего искусства" был один-единственный на весь магомир! Да в этом магазинчике "Горбин и Бэрк", или в каком-нибудь другом из расположенных в Лютом переулке, или в хорошей библиотеке хороших чистокровных волшебников при желании можно и не то найти.

Если они с Гермионой задумались о прахе в могиле Тома Реддла-старшего, то ведь и все остальные должны были сделать то же самое. Он, Гарри, к сожалению, не мог тогда найти в себе силы, чтобы еще раз кому бы то ни было рассказывать обо всем случившимся на кладбище. Из-за Седрика... Но ведь Сириус все слышал, весь рассказ Гарри от начала до конца! И он, несомненно, все рассказал Ремусу Люпину, когда Дамблдор отправил крестного собирать старую гвардию. И, если уж у профессора Люпина и Сириуса не возникло вопросов к Дамблдору, то, какое они с Гермионой имеют право сомневаться в действиях руководителя Ордена? Дамблдор сделал все, что мог...

"Не все! - снова нашептывал коварный мозгошмыг с верхней правой извилины около самого уха, куда он так неожиданно-негаданно залетел. - Дамблдор мог бы как-нибудь позаботиться о безопасности Седрика..."

Гарри невольно почесал правое ухо, чтобы прогнать надоедливое насекомое из головы. Что Дамблдор мог предвидеть? Что он, Гарри, как последний балбес, предложит Седрику взяться за кубок вместе? Действительно, прав был Волан-де-Морт: у Мальчика-Который-Выжил врожденный дефект, пунктик такой... Дамблдор просто был уверен, что спасаясь от гигантского паука, Седрик пошлет в воздух красные искры. Или даже еще раньше, спасаясь от заклятий Виктора Крама, который был под "Империусом". Не мог же Дамблдор в самом деле предвидеть, что Гарри поможет Седрику и с Крамом, и с пауком, и предложит взяться за кубок... Дурак, потому что!

Да и блеск в глазах Дамблдора ему мог только почудиться...

Но ведь мог же Дамблдор хотя бы шепнуть пару слов на ухо Фаджу, и министр, без всяких вопросов, прислал бы на кладбище мракоборцев. А после таинственного исчезновения Крауча-старшего смог же Дамблдор узнать, что все время скрывала Винки, и отчего она весь год была сама не своя. Дамблдор - он же ведь легилимент или как? И таинственное попадание имени Гарри Поттера в Кубок Огня, и проявляющаяся Черная Метка на руке у профессора Снейпа, и вещий сон Гарри, и боль в шраме, и исчезновение садовника Фрэнка... И Дамблдор знал об этом, потому что читал магловские газеты и был "умнее большинства людей".

"Ага! А Лже-Грюма под оборотным зельем распознать не смог!" - снова самодовольно хмыкнул мозгошмыг, сидя на извилине у самой макушки и лениво покачивая ногой.

Макушку пришлось почесать. М-да... То, что Дамблдор за год не распознал, кто скрывался в облике его старого друга под оборотным зельем, было более чем странно.

Нет, разумеется, Крауч-младший постарался на славу и выведал у настоящего Грюма под "Империусом" все, что мог. И тогда ему, четырнадцатилетнему подростку Поттеру, вполне хватило этого объяснения Крауча. Но с тех пор утекло слишком много воды, и слишком часто приходилось им задавать вопросы друг другу, чтобы удостовериться, что перед тобой именно тот человек, которого ты знаешь, а не кто-то другой под оборотным зельем. Невозможно выведать все. Нельзя, например, сказать, что именно нечаянно уронила Тонкс в прихожей дома на площади Гриммо, что за животное сидело в клетке, когда он вошел в кабинет профессора Люпина, что именно служило порталом для Гермионы и Кингсли. Да вся жизнь по своей сути состоит из таких мелких подробностей, выудить которые из Грюма Краучу не хватило бы и вечности!

Конечно, Дамблдор мог не подозревать ни в чем своего старого друга... Ха-а! В том-то и дело, что СТАРОГО друга. Разве можно, например, представить Гермиону дурой или то, что она будет спокойно смотреть на унижение эльфов? Или то, что она ни разу не заплачет от несправедливости или от горя? Или то, что она не даст втык ему, лохматому балбесу, за самовольную отлучку со своего поста перед дверями магазина? Да будь под оборотным зельем какая-нибудь Лаванда, Гарри раскусил бы ее максимум за день, особенно если она бы еще прихлебывала из бутылки. Да хоть кто! Хоть Лаванда, хоть Ромильда, хоть Демельза или Джинни. Кто из них сравниться по уму и уровню этого самого, логического мышления, с Гермионой?

Гарри вдруг невольно поежился. Что это он, в самом-то деле? Он ведь только что поставил в один ряд с Демельзой свою Джинни!

Демельза - она что? Просто симпатичная девочка и хорошо играет в квиддич. А Джинни - совсем другое дело! Джинни красивая и хорошо играет в квиддич не только за охотника, но и за ловца. И еще она... И тут мысли Гарри в ужасе остановились. Он хотел сказать самому себе, что Джинни замечательно целуется, представил перед глазами ее лицо - вновь увидел перед собой раздвоенный змеиный язычок! Нет, о поцелуях лучше не думать. Потом надо будет просто вытащить это воспоминание из головы, если, конечно, можно очистить голову от кошмаров, связанных с Волан-де-Мортом.

Когда он сегодня утром очень осторожно спросил Гермиону, разумеется, ни слова не говоря про идиотский сон, можно ли избавиться от неприятных воспоминаний, просто вытащив их из головы, она ответила, что лучше постараться перебороть себя. Потому что человеческий мозг - не кладовка с воспоминаниями. Там все так перемешано между собой, что все равно неприятные ощущения остануться на уровне подсознания. И в этом случае ты даже не будешь отдавать себе отчет в том, откуда это взялось. Так примерно произошло с Роном, когда близнецы случайно превратили его любимого мишку в паука, и он на всю оставшуюся жизнь просто не может находиться рядом с этими членистоногими.

Лучше просто подумать о том, какая Джинни веселая, и как она замечательно умеет всех развеселить! Она так талантливо передразнивала Рона и Маклаггена, и все игроки в команде ржали, как... дураки... И он, Гарри, туда же! Конечно, Рон слишком беспокойно подскакивает вверх-вниз перед шестами, но ведь он всегда так волнуется! Проблемы с нервами.

Джинни, она, конечно, слишком прямолинейная. Гриффиндорка. Это он сам не мог спокойно смотреть на страдания Рона. Гарри даже сейчас, спустя почти два года, с упавшим сердцем вспоминал обмякшего Рона на своем, отчаянно выпрошенном у матери "Чистомете", и его слова: "Я сам уйду. Я бездарный вратарь".

Прямота и честность не всегда самое лучшее. Чего бы он добился, вслед за Джинни обзывая Рона придурком? Еще немного, и Рон ушел бы из команды, команда потеряла бы вратаря, а он - друга. Нет! Никогда он, Гарри, не пожалеет, что внушил Рону мысль о якобы подлитом в его сок зелье удачи. Даже несмотря на все протесты Гермионы... Гермиона, она замечательная, но она ведь никогда не понимала, что квиддич - это серьезно.

Хотя, почему не понимала? Очень даже понимала. Она ведь заколдовала "Конфундусом" Маклаггена, чтобы обеспечить Рону членство в команде. Рон, правда, об этом никогда не узнает, но Гарри тогда был благодарен Гермионе. Потому что благодаря ее «Конфундусу» он, как капитан команды, мог с чистым сердцем отказать этому самодовольному придурку Маклаггену, и пусть бы он краснел от злости, как свекла. А Маклаггена команде Гриффиндора в одном матче хватило за глаза.

А еще Гермиона знала про телесную память снитча. То, о чем не знали ни Рон, ни Джинни, ни сам Гарри. Господи, она и про квиддич книги читает! Играет, правда, ужасно, но ведь должны же быть у человека какие-то недостатки. Зато они с Гермионой играли в одной команде против Рона и Джинни!

Интересно, а сохранилась ли в "Норе" его Молния? Боже, в чем он сомневается? Разумеется, сохранилась. Гарри вдруг так захотелось оседлать любимую метлу и взлететь высоко-высоко, и чтобы ветер летел навстречу и свистел в ушах, и чтобы можно было забыть обо всем: о войне, о Волан-де-Морте и о Дамблдоре до кучи. Эх, надо было вместе с делюминатором и Молнию умыкнуть. Не догадались. А так можно было бы посадить впереди себя Гермиону, просто, по-дружески, прижать к себе покрепче... Как СЕСТРУ!

Гермиона не согласится на метле. Она - правильная и рассудительная. Она сегодня даже палатку не разрешила ставить при помощи магии. Так и сказала: "Гарри, постарайся забыть на время, что ты волшебник, и не доставай палочку". Министерство, к сожалению, слишком хорошо улавливает магические всплески. Если не пользоваться магией, то можно остаться на этой сморчковой поляне на несколько дней.

Гарри принес из палатки несколько угольков и спички. Потом притащил к дверям палатки еще днем замеченную корягу и разломал ее на более мелкие куски. Через некоторое время у дверей палатки дымился костерок, и парень с наслаждением протягивал руки к играющим в темноте языкам пламени. От рук тепло медленно разливалось по всему телу. За полгода скитаний Гермиона научила и его, и Рона быстро разводить костер.

И ставить маскировочные заклинания. И внимательно читать сказки Барда Бидля. И уничтожать крестражи. И даже сейчас она не оставила его, Гарри, наедине со своими страхами и мыслями о смерти. Как не оставила его одного в то страшное Рождество на пятом курсе, когда он всерьез думал, что одержим Волан-де-Мортом. И никому ведь дела не было до него почти два дня. И миссис Молли, и крестный, и Рон, и даже... Джинни - все они боялись оставаться наедине с ним. А что бы с ним было, если бы не появилась Гермиона? Представить страшно. Почему Джинни тогда сама не нашла его и не объяснила, что когда человеком овладевает Волан-де-Морт, он теряет на время память? Боялась...

Гермиона даже слышать не хочет ни про какое ограничение эмоциональных контактов между ними. Она наотрез отказывается верить, что в душе Гарри живет "подарок" от Волан-де-Морта. И пусть даже она сто раз ошибается, сейчас Гарри был ей благодарен, как никогда, за это ее упрямое неверие и твердую убежденность в своей правоте. Потому что... что бы с ним было, если бы Гермиона шарахалась от него, как тогда все... перед тем ужасным Рождеством!

За все время учебы в школе Гарри встречал Рождество вне Хогвартса только два раза: на пятом и на шестом курсах. Холодное Рождество на шестом вспоминать не хотелось. Такой тоскливой "Нора", как в те одинокие дни, не была никогда. Уродливый ангел на вершине елки... Кто же это тогда додумался заколдовать садового гнома и нарядить в оберточную бумагу? Не иначе, близнецы. Хотя, в шуршащую бумагу всех и вся в тот год заворачивала Джинни. Никому, кроме миссис Молли, не нужный концерт Селестины Уорлок. Косые взгляды миссис Молли и Джинни в сторону Флер и Билла. И его собственные, украдкой, беглые взгляды на Джинни.

А чего, спрашивается, боялся? Поговорить-то можно было, не обязательно же было целоваться. Поговорить им даже Рон не смог бы запретить. Зато узнали бы друг друга получше. А так получалось, что как парень и девушка они были парой, а ведь почти и не разговаривали друг с другом. Господи, да он с Чжоу общался в общей сложности больше, чем с Джинни! С рыженькой при встречах они едва успевали перекинуться парой фраз, типа "Как дела?", "Как подготовка к экзаменам?" или "Как там продвигается отработка у Снейпа?". Еще были вопросы: "Придурок Рон от тебя, наконец, отстал?" и "А не слишком ли много Гермиона озабочена моими СОВами?". Это Гермиона злилась, что Гарри слишком много отвлекал Джинни от подготовки к экзаменам. Но тогда Гарри было не до Снейпа, не до Рона, и даже не до Гермионы. Они прятались вместе с Джинни под ближайший куст и, собственно, все разговоры на этом кончались. Начинались страстные поцелуи, которые, и это была чистая правда, даже сравнить нельзя было с "мокрым" поцелуем с Чжоу под омелой накануне предыдущего Рождества. Или он просто тогда не умел целоваться?

Мысли о Чжоу и их единственном поцелуе под омелой снова вернули Гарри к Рождеству на пятом курсе. Тогда было намного, намного лучше, чем на шестом. Там был Сириус, известия о выздоровлении мистера Уизли, шутки Фреда и Джорджа и Гермиона... А ведь она в те каникулы должна была быть с родителями и кататься на лыжах. А он, идиот, только сейчас начал понимать, что значили для нее родители!

Может быть, гораздо больше, чем для самого Гарри собственные мама и отец. Да, конечно же, больше! Что он, Избранный тугодум, знал о своих родителях? Даже у Сириуса не удосужился как следует о них распросить. А из Люпина и вовсе слова было не вытянуть. Всегда один ответ - они были замечательные люди, особенно мама. И никто, ни одна живая душа не предложила ему навестить их могилы в Годриковой Лощине.

Ведь, если разобраться, то он о своей матери от профессора Слизнорта и Хагрида узнал больше, чем от Сириуса и Люпина. А должно было бы быть наоборот. Хотя... Ремус ведь говорил, что Джеймс и Лили стали встречаться друг с другом только на седьмом курсе. А до этого вся шайка Мародеров для Лили была не более чем банда обалдуев. Вроде того, чем является для самого Гарри компания Малфой-Кребб-Гойл. А сама Лили, наверное, для них была заучкой, как частенько обидно называют Гермиону.

Неожиданно Гарри почувствовал, как кто-то прямо у него в голове громко ойкнул. Подумать только, до чего он доразмышлялся! Он поставил рядом свою маму и Гермиону. Но ведь у них и правда много общего: они обе - лучшие ученицы Хогвартса, и обе маглорожденные, и мама тоже не умела играть играть в квиддич. Но зато умела талантливо варить зелья, и у нее была природная интуиция. И она одна не побоялась сказать: "НЕТ!" известным нахалам Джеймсу и Сириусу, когда они подвесили за ногу Снейпа у озера. Так и Гермиона не раздумывала ни одной минуты, когда Фред и Джордж испытывали свои блевательные и кровопролитные изобретения на первоклашках.

А вот он бы так смог поступить со своими родителями, как поступила Гермиона? Изменить им память и отправить в Австралию! Не смог бы. И это - чистая правда. Дело даже не в том, что он, в общем-то, понятия не имеет о заклинании изменения памяти. Просто... Это же надо решиться! Кстати, а почему Гермиона так поступила? То есть, конечно, она все правильно сделала, но ведь она могла бы доверить своих родителей тому же Дедалусу. Защитил же Орден Феникса Дурслей.

Пламя маленького костра почти погасло, и лишь красновато-коричневые угли светились в темноте, как горящие глаза мифического зверя. Как голова Сириуса в камине гриффиндорской гостиной. Крестный, дом которого так и не стал своим для Гарри, и с которым он так и не успел поговорить, как с самым близким и родным человеком.

Последние угли в костре тихо растрескались и погасли. Изредка еще что-то мерцало, но тепла и света почти не было. Разжигать костер заново Гарри не стал. Пользоваться палочкой без крайней нужды Гермиона строго-настрого запретила и даже всучила ему купленный ради конспирации обычный магловский фонарик. Стало откровенно скучно. Гарри достал из чемоданчика Люпина омнинокль, чтобы посмотреть на звезды, но вскоре оставил это занятие. Небо вроде бы было ясное, но одному разыскивать в небе созвездия было не интересно. К тому же, звезда Сириус появится на небосклоне не скоро...
Небо на востоке постепенно стало светлеть. Значит, прошла еще одна ночь, и до победы над Волан-де-Мортом стало меньше на один день. Обычно в это время Гермиона уже меняла его на дежурстве и отправляла спать.

Гарри осторожно вошел в сонную темную палатку и, освещая фонариком путь, приблизился к кровати Гермионы. Девушка спала, уютно свернувшись калачиком. Как рыжий Живоглотик. Только волосы у нее были каштановые, а не рыжие, как у Лили...

Не удержавшись, Гарри очень осторожно, едва касаясь ладонью, провел по непослушной прядке волос, упавшей на лоб девушки. И на минуту захотелось, чтобы Гермиона стала чуточку больше походить на его маму, на Лили. Ну, может же быть его СЕСТРА похожа на его мать!

Он не стал будить Гермиону. Пусть поспит. Она слишком устала, ей нужно.

И еще она сегодня сказала, что с логикой у него все в порядке, и он рассуждает точь-в-точь, как она!



Глава 37. Устами младенца

Гарри уже совсем клевал носом, сидя у полога, когда эльфы, Юппи и Бобби вышли из палатки и отправили его спать. Он еле дошел до кровати, почти уже с закрытыми глазами и, едва ли не на ощупь, и, с трудом скинув с ног кроссовки, провалился в сон. Единственное, о чем он успел подумать, так это то, что Гермиона права и тут: нельзя людям уделять на сон по четыре часа в сутки. А у них в последнюю неделю именно так и получалось, а, может быть, и того меньше.

Проснулся он уже под вечер. На этот раз не от детской возни под кроватью, к которой за неделю уже успел привыкнуть, а от голодного урчания в животе. В палатке, похоже, не было ни души, даже эльфийской. Остывшая печка одиноко и сиротливо стояла в своем углу. Господи, куда же они все исчезли? Вымерли, что ли?

Сердце бешено заколотилось о ребра. Он вскочил с кровати, нацепил очки, наскоро обулся и, на ходу вытаскивая палочку, пулей вылетел из палатки.

Рядом, у входа, мирно горел костер, а над костром покачивался котелок, а из котелка доносился замечательнейший запах походной гречневой каши с маслом. Все были в сборе, и все дружно повернули к нему головы. Гермиона сидела с книгой в руках, погрузившись в нее практически полностью. Она заметила появление Избранного позже всех, несколько долгих секунд смотрела на него, и чувствовалось, что она с трудом сдерживает смех.

- А чего вы все на меня уставились? - не выдержал Гарри пристальных взглядов всей честной компании сразу, недоуменно переводя глаза с одной большеглазой мордочки на другую. - Что не так?

- Ой, Гарри! Видел бы ты себя в зеркале! - уже откровенно насмешливо ответила Гермиона. - Ты такой смешной.

- И только? - облегченно заметил Гарри и скрылся в дверях палатки. А он-то уж было подумал невесть что.

Путь его лежал прямиком к зеркалу, в ванную. Из зеркала на него смотрела перепачканная сажей зеленоглазая очкастая физиономия с нечесаной шевелюрой повышенной лохматости, если слово "повышенной" было применимо к его вечно торчащим в разные стороны волосам.

Ну, с сажей более-менее понятно. Но с волосами-то что случилось? От ночных мозгошмыгов, что-ли, так спутались? Да если бы только спутались... Они заметно отрасли по сравнению со вчерашним днем и теперь свисали почти до самых плеч. Хоть хвостик завязывай, как у Билла. И серьгу в ухо!

В далеком детстве волосы отрастали за одну ночь от сильных эмоциональных переживаний. Но сейчас-то он же не ребенок, в самом-то деле?

В ванной его поджидало еще одно разочарование: воды в кране не было.

Почувствовав, что кто-то внизу теребит его за штанину, Гарри оглянулся. Около него, переминаясь с ноги на ногу, стояли малыши Солли и Холли. Одна из малышек протягивала ему чистое полотенце, а вторая - пустой котелок. Хозяин маленьких эльфов даже не успел раскрыть рта, как малышки затараторили, перебивая друг друга.
- Хозяин Гарри, мисс Гермиона сказала, что воды в кране не будет в целях кон... Холли не помнит дальше это слово.
- Потому что никакой магии быть не должно!
- И потому велела передать хозяину Гарри, что ему надо пойти к ручью, чтобы умыться.
- И принести воды в котелке.
- А еще мисс Гермиона велела передать хозяину Гарри, чтобы хозяин Гарри запретил Солли и Холли отходить от палатки больше чем на десять шагов.
- Потому что Солли и Холли непослушные и могут потеряться.

Гарри склонился к домовятам и спросил, стараясь сохранять полную серьезность в голосе:
- Мои верные слуги, как же так? А я-то был уверен, что вы у меня совсем взрослые эльфы, а вы-то, оказывается, непослушные... И потом, мы же с вами еще вчера договорились, что все приказы мисс Гермионы также обязательны к исполнению, как и мои. Потому что она моя... сестра!

Но Солли и Холли были, похоже, с ним не согласны. Отрицательно помотав ушастыми головками, они почти одновременно воскликнули:
- Не-а, не сестра!

Спустя мгновенье Холли рассудительно добавила:
- Если бы хозяин Гарри и мисс Гермиона были бы между собой кровные родственники, как брат и сестра, то Солли и Холли это бы знали.
- Откуда? - тупо спросил Гарри первое, что пришло в голову.
- Эльфы всегда знают это, - убежденно уверила его Солли.
- Даже самые маленькие, - подтвердила слова сестренки Холли.
- Потому что настоящие воспитанные эльфы должны слушаться всех членов семьи, - объяснила Солли.

Эльфийская народная мудрость была проста, как их нехитрая жизнь. Чтобы уверить домовят в своей правоте, Гарри ворчливо проговорил последнее слово в защиту своей версии:
- Просто она моя лучшая подруга, и мы друг друга давно знаем, и она мне все равно, как сестра. И вас я тоже прошу считать Гермиону моей сестрой.

Солли и Холли шмыгнули носиками, уставились на хозяина, потом переглянулись между собой, и снова удивленно округлили на Гарри огромные зеленые глаза.
- Эй, ребята, - не выдержал Гарри. - Вы чего? Что опять не так?
- А разве... хозяин Гарри... не знает, что... обманывать... нехорошо? - очень неуверенно, запинаясь почти на каждом слове, спросила Солли.

Гарри вдруг разобрало совершенно, казалось бы, беспричинное зло. Это кто это обманывает? Это он, что ли, обманывает? И кого? Этих пучеглазеньких эльфов? Да их дело, вообще-то, маленькое! Не отходить от палатки дальше, чем на десять шагов, а не рассуждать тут своими тупоголовыми эльфийскими мозгами о чем не просят. Сестра ему Гермиона или не сестра? Он, может, сам запутался... Только он в этом в жизни не признается даже... себе самому, а не то, что этим пучеглазым!

Решительно прогнав от себя малышей, наказав им напоследок не отходить от палатки на положенное количество шагов, захватив с собой полотенце и котелок, а также мыльницу и зубную щетку, Гарри направился к ручью. По дороге он с удовлетворением отметил, что его маленькие подопечные старательно отмеряют шагами положенное им расстояние для прогулок.

То-то... Замечательно! А то начали больно много рассуждать.

Родник был на своем месте, но для того, чтобы умыться, Гарри отошел подальше от истока ручья. Студеная вода приятно охладила лицо и привела в относительный порядок мысли. С прической было куда больше проблем: расческа упорно отказывалась бороздить волны его взлохмаченной шевелюры, то и дело натыкаясь на непроходимые запруды из сбившихся колтунов.

Битых полчаса Гарри пытался образумить свои вихры. Наконец, выдрав из головы несчетное количество волос и сломав в расческе четыре зуба, он все-таки добился того, что оная расческа стала свободно проходить по волосам. Что ни говори, а даже маленькие победы над собой радуют. Еще бы в зеркало на себя взглянуть... Но единственное, что было под рукой, это поверхность воды в ямке между деревьев.

Он уже подошел к роднику, но наклониться над водой не смог. Как будто бы что-то невидимое держало за руку и останавливало. Успокоив себя тем, что ему сейчас просто некогда, и что он голоден, и пора уже возвращаться, Гарри зачерпнул в котелок воды и быстрым, торопливым шагом пошел, почти побежал к палатке. Оставаться наедине с танцующими в воде золотистыми песчинками было выше его сил.

Эльфы, не торопясь, занимались делами. Сэрра обрадовано взяла из рук Гарри котелок с водой, и они с Хаппи стали немедленно устанавливать его над костром. Юппи и Бобби деловито собирали веточки и коряги для костра, а Микки с малышками старательно раскладывали их на две кучки: в одной большие и толстые, а в другой маленькие и тонкие. Кикимер, вооружившись кочергой, поправлял угли в костре.

Гермионы с ними не было, а на вопрос Гарри о том, где же она, Кикимер ответил, что она читает книгу где-то с другой стороны палатки, и очень просила не подходить к ней и не беспокоить. "Никому не подходить!" - настойчиво повторил Кикимер, когда Гарри таки сделал пару шагов в сторону девушки.

Пришлось вернуться назад и заняться наполнением желудка из походного котелка.

Весь остаток дня был посвящен неотложным житейским проблемам. Как говорили Фред и Джордж, Гарри пришлось воочию убедиться, насколько труднее жизнь маглов и сквибов без магии. Сначала его загрузили грязной посудой, и он вновь отправился к ручью, поскольку надо было все перемыть. Правда, он предусмотрительно взял с собой Кикимера, благо день выдался теплым. Потом он разломал на мелкие куски большие коряги и ветки, собранные эльфами, поскольку у самих эльфов не хватало на это силенок в худеньких, почти детских ручонках. Потом Избранному заговорщицки шепнули, что, если пройти вниз по течению ручья, можно выйти к небольшой речке. "Только мисс Гермиона очень просила хозяина Гарри не забыть надеть на себя Мантию-невидимку!" - настойчиво напомнил Кикимер.

Было ясно, что мисс Гермиона постепенно становилась для эльфов непререкаемым авторитетом. "А что ты хотел? - спрашивал сам себя Гарри. - Доброе и умное слово, оно ведь и эльфу приятно!"

Мантию-невидимку он, однако, надел, а через полчаса ходьбы вдоль ручья действительно вышел к небольшой речушке с каменистым берегом. Речка была мелкой, зато ее течение было довольно быстрым, и казалось, что прозрачная, как стекло, вода шаловливо играет с камешками, время от времени переворачивая те, что поменьше, бессильно пуская брызги и пену около больших валунов, преграждавших ее путь.

Гарри еще успел подумать, что, наверное, здесь могут водиться лососи, но почти в то же мгновенье мысль о возможной поимке этого абстрактного лосося показалась ему просто кощунством.

Веселая, игристая река, смеясь, неслась ему навстречу, струилась по камням, отражая от себя красноватые блики заката и нетерпеливо журча. А когда он коснулся рукой прохладной воды, она защекотала его пальцы, и что-то зашептала ему на ухо, как будто бы давным-давно ждала его прихода, чтобы наполнить сердце и душу радостью.

Казалось, река трепыхала, ласкала душу, наполняя ее прохладой и светом, беззаботным смехом и нежностью. Гарри закрыл глаза и не мог пошевелиться от охватившего его душу и тело блаженства. Все мгновенно ушло на второй план, и даже на третий. Волан-де-Морт и война уж точно на третий. А он... Он разделил свою душу с душой реки и погрузился в ее прозрачные струи, смывающие с его души все темное, что невольно скопилось там от несовершенства жизни.

Гарри почти ничего не чувствовал, кроме последних, прощальных лучей закатного солнца и упругих прохладных струй на своих пальцах. Потом он осторожно склонился к самой воде, снял очки и погрузил в ее нежные струи разгоряченное лицо.
И тотчас понял окончательно, что река - она живая, потому что какая-то неведомая доселе беспричинная радость охватила его душу и поселилась в ней. Он еще долго сидел у реки, примостившись у самой воды на огромном валуне, и, наверное, впервые за последние годы чувствовал себя счастливым.

Какими мелкими и никчемными казались все мечты Волан-де-Морта о господстве над миром, и эти самодовольные лозунги волшебников типа "Магия-Сила"! Да даже наличие самой магии, как таковой, уже не казалось волшебством...

Настоящее волшебство было здесь, в прозрачных струях реки, в ее непрерывном журчании, в тихом шелесте ветра и в огромном солнечном диске на фоне красновато-багрового горизонта на западе. Гарри невольно чувствовал, как природная, стихийная магия наполняет его, и он жадно впитывал ее в себя, как губка, боясь, что волшебство уйдет, а он не успеет.

Солнце медленно уходило за горизонт, словно по какому-то роковому совпадению погружаясь прямо в прозрачные воды реки. Гарри время от времени открывал глаза, и невольно отмечал, что солнечный диск уже скрылся на четверть, на половину, на три четверти, пока тот совсем не исчез из виду. Но горизонт на западе все еще оставался темно-красным, хотя с каждой минутой все больше темнел, а красное пятно неумолимо уменьшалось в объеме.

Только тогда Гарри решил, что пора возвращаться назад. Даже не вспомнив про волшебную палочку, и про то, что он собирался поймать здесь что-нибудь водоплавающее, Гарри с сожалением покинул это место, унося с собой часть магии смеющейся реки и оставив здесь, на ее каменистом берегу, часть своей души.

Синие сумерки уже спустились на сморчковую поляну, когда Гарри добрался до знакомой палатки и увидел огонек костра. Гермиона сидела с фонариком и по-прежнему была всецело погружена в "Тайны наитемнейшего искусства". Она что-то подчеркивала карандашом, иногда закладывала между страниц маленькие нарезанные бумажки, и таких закладок из торца книги торчало уже несколько штук. Лицо ее при этом хмурилось, а вид был далеко не самый довольный. Решив сделать попытку самому заглянуть в запретную книгу, Гарри тихонько подошел к девушке сзади. Почувствовав у себя за спиной присутствие друга, Гермиона захлопнула книгу и выключила фонарик.

- Все, хватит на сегодня. Больше не могу. Такая мерзость все это опять читать! Вот уж никогда не думала, что придется еще раз это перестраничивать, - с откровенной неприязнью сказала Гермиона.

- А ты действительно уверена, что нужно заново это перестраничивать? - не понял Гарри.

- Если бы была не уверена, то не стала бы испытывать на себе это весьма сомнительное удовольствие, - ответила Гермиона, тщетно пытаясь хоть немного улыбнуться, но улыбка вышла слишком кривой и слабой.

- И нашла что-нибудь... интересное? - не выдержав, спросил Гарри.
- Издеваешься? - вяло парировала Гермиона. - Впрочем, кое-что нашла, а кое-что обнаружила, но обо всем этом не сейчас, не на ночь глядя. Завтра постараюсь одолеть до конца этот кошмар, а потом поговорим и обсудим. А сейчас лучше убрать убрать это тошнотворное творение дьявольского разума как можно дальше.

С этими словами она убрала фолиант в бисерную сумочку.
- Гарри, умоляю, - протянула она почти жалобно, - давай поговорим о чем-нибудь отвлеченном. Только не о Дамблдоре, не о Нагайне и ее хозяине, и вообще не о войне. Я от всего этого в последнее время уже просто спать не могу спокойно, а мне завтра утром нужна свежая голова.

Она внимательно посмотрела на друга, на его руки, словно искала глазами то, что он непременно должен был держать в своих руках. Гарри даже недоуменно показал ей пустые ладони, тем самым говоря, что у него ничего нет.

- Ты был у реки? - вдруг спросила девушка. - Пытался поймать что-нибудь?
Гарри отрицательно помотал головой, а Гермиона вдруг облегченно вздохнула.

- Понимаешь, там такое странное место, что забываешь обо всем на свете! - начала торопливо пояснять Гермиона. - То есть не то, чтобы обо всем, а обо всем, что не очень важно для тебя. В мыслях и в памяти остается только то, чем ты живешь на самом деле. Папа узнал об этой поляне и об этой реке еще от своего деда, так вот дед его рассказывал, что разные люди начинали вести себя в устье ручья совершенно по-разному, в зависимости от своего характера. Кто-то начинал азартно закидывать удочки, кто-то бегать по воде, кто-то брызгаться водой и горланить песни. Некоторые люди мгновенно засыпают, другие вдруг, ни с того ни с сего, начинают читать стихи или травить байки. На других нападал беспричинный смех или жор, так что они тут же опустошали все свои припасы.

- А что ж в этом странного? - удивился Гарри. - Ведь каждый человек, в принципе, вытворяет то, что считает нужным.

- Да так, ничего, - уклончиво ответила девушка. - Но если бы ты захотел поймать большую рыбу, я бы огорчилась.

- И все равно бы поздравила меня с удачной рыбалкой, - с легким ехидством прошептал Гарри.

- Да уж, разумеется, - согласилась Гермиона. - Но, слава создателю, этого не произошло, в чем я могу признаться, не кривя душой. А что ты там чувствовал?

- Чувствовал себя счастливым, - коротко и просто ответил Гарри. - Это как... Даже не знаю, как тебе объяснить... Как будто бы в мире есть только ты и река, и она журчит, и что-то шепчет тебе на ухо, и вливается в тебя...

- И наполняет душу настоящим восторгом, - еле слышно прошептала Гермиона.

- Так ты тоже?.. - робко спросил Гарри, и сразу понял, что спрашивает он зря. Счастливые, понимающие глаза Гермионы были ему ответом.

- Мне кажется, - снова заговорила Гермиона, - что там все дело в этом камне. Ну, ты ведь видел такой огромный темно-серый, почти черный, валун? Папа считает, что, когда римляне завоевали юго-восточные и центральные районы Британских островов, древние кельты обитали как раз в этой глуши, а тот камень - это магический камень друидов для приношения даров и исполнения обрядов. Магия этого камня позволяет человеку познать самого себя.

- А зачем это было нужно древним кельтам? - спросил слегка удивленный Гарри.

- Ну, они ведь были, в общем-то, дикими племенами. Почитали священными деревья, леса, горы. Верили, что каждому человеку покровительствует свое дерево, и характер его, и судьба зависят от такого вот покровителя. Может быть, они приводили к этому камню детей и подростков и наблюдали за ними: что они будут делать, какая внутренняя энергия освободится в них и выплеснется наружу.

- А что делают у камня твои родители? - несмело спросил Гарри и тут же быстро добавил. - Ты можешь не отвечать!

- Гарри, ты не поверишь, но я была с родителями около этого камня только один раз. В те неполных две недели после пятого курса, перед приездом в "Нору". Тогда папа показал мне эту поляну, и рассказал про этот валун в устье ручья. И сказал, что приходить к камню лучше одной. Поэтому я не знаю, что чувствуют мои родители в этом месте. Я потом их расспрашивала, но они в ответ только загадочно улыбались и перемигивались. Я смогла от них добиться только одного - их ощущения были похожими. "Потому-то, - назидательно сказал тогда отец, - мы с твоей мамой хорошо понимаем друг друга!"

- А как они познакомились? - спросил Гарри, и этот, казалось бы, простой вопрос вдруг показался ему чрезвычайно важным.

- Вообще-то, они учились вместе, - с улыбкой ответила Гермиона. - Но в университете почти не замечали друг друга. Папа занимался спортом, он у нас заядлый турист, немного альпинист и, кроме того, любит горные лыжи и теннис. А мама увлекалась бальными танцами. Моя мама, она... намного серьезнее папы. Папа шутя говорит, что мама сделала его человеком из одной отдельно взятой человекообразной особи мужского пола. А папа всегда к жизни относился проще и с изрядной долей иронии. Но в университете они оба учились прекрасно, хотя папа мог бы учиться еще лучше, если бы его, по его же словам, все время что-нибудь не отвлекало. В тот год их студенческие работы по биологии были замечены на каком-то ежегодном конкурсе. Первого места, правда, не заняли, но в качестве поощрительного приза они двое, и еще целая группа студентов, причем не только медики, получили в руки путевки в Финляндию. И вот, на рождественских зимних каникулах студенты отправились в десятидневный лыжный поход по финским северным лесам.

Мама этот поход до сих пор не может вспоминать без содрогания, а папа рассказывает об этой истории со смехом. А все дело в том, что погода была ужасная. Не в плане того, что были холода и метели, а потому, что была почти оттепель, и снег совершенно не скользил, а налипал на лыжи огромными пластами, сбивался в комки и делал их просто неподъемными. Группа время от времени останавливалась и сбивала с лыж намерзший на них снег и лед. Я даже сама не представляю, как такое может быть одновременно: и слипание снега, и намерзание его на лыжи.

Так они и шли от турбазы к турбазе. Сами переходы там не очень длинные, в принципе, рассчитаны не на Бог весть каких опытных лыжников. Но вот из-за этих бесконечных остановок они все время выбивались из графика, и доходили до очередной турбазы далеко не к ужину, а гораздо, гораздо позже. О каких-либо танцах, вечеринках, песнях под гитару уже не было и речи. Когда лыжники, злые как собаки, мокрые как черти, вваливались на порог перевалочного пункта, их наскоро кормили уже остывшим и вновь разогретым ужином, а у нее, это мама вспоминает, просто кости вывались наружу от усталости. Папа, конечно же, только смеялся.

Чаще всего они оба вспоминают своего инструктора. Кстати, женщину, как это ни странно. На протяжении всех десяти дней она подбадривала свою группу словами: "А что ж вы хотели за бесплатно?"

- Ну, это логично! - усмехнулся Гарри, представив голодных, мокрых и злых туристов, уныло плетущихся по лыжне, высунув языки. - Только это и должно было их подбодрить...

- Да, разумеется, - саркастически заметила Гермиона. - Только вот потом, через несколько лет, когда мои родители решились повторить беспримерный переход через финские леса, она же подбадривала своих мучеников совсем другими словами.

- И какими? - удивился Гарри, с нетерпеливым интересом ожидая ответа девушки, которая, многообещающе улыбаясь, продолжала держать паузу.

- Дорогие клиенты! Без паники! Помните: ЗА ВСЕ ЗАПЛАЧЕНО!

Гарри тихо сполз на землю, держась за живот от смеха. Когда первый приступ веселья прошел, первое, что он спросил, было:
- А тебя не приглашали пройтись по местам... м-мм... боевой славы?

- "Приглашали" - немного не то слово, - ответила Гермиона. - Я сама много раз просила папу и маму об этом. Но пока я была маленькая, отец ни о чем и слышать не хотел, не говоря уже о маме. В общем, мы собирались поехать все вместе на Рождественских каникулах на...

Внезапно Гермиона остановилась и сделала вид, что ее больше всего на свете интересует почти потухший костер и одинокая фигурка домовика около него.

- По-моему, все уже пошли спать, - с напускной деловитостью сказала она. - Интересно, кто же там остался?

У костра сидел Юппи и время от времени подкладывал веточки поверх тлеющих угольков. Увидев подошедших к костру волшебников, он с явным удовольствием оставил свой пост и скрылся в палатке.

- А тебя эльфы уважают, - сообщил Гарри своей подруге сделанное недавно им самим открытие. - Только и слышишь, "мисс Гермиона - то", "мисс Гермиона - се"...

- Серьезно? - обрадовалась Гермиона. - Не ожидала... А мне казалось, что ко мне как-то по особому относятся только Кикимер и твои малыши, Солли и Холли.

Гарри не счел нужным уточнять, что про "мисс Гермиону" он слышал как раз от Кикимера и малышей.

- Мои мылыши, между прочим, сегодня меня, своего же хозяина, чуть во лжи не обвинили, - почему-то счел нужным пожаловаться Гарри, надеясь в глубине души, что Гермиона посоветует что-нибудь полезное для воспитания подрастающего поколения домовиков.

Но Гермиона только усмехнулась:
- То-то ты выскочил из палатки пулей! Что стряслось-то?

- Да так, ничего особенного. Если не считать того, что они не поверили, что ты моя сестра. Я их это... пытался убедить, - ляпнул Гарри, одновременно чувствуя, как краснеют уши и мысленно вознося к небу молитвы, что оные уши прикрыты волосами и девушка их не видит.
- И удалось? - неожиданно сухо и резко вдруг спросила Гермиона.
- Мне кажется, они остались при своем мнении, - ответил Гарри, уже жалея, что зацепил эту тему.
- Жаль, - протянула Гермиона не то с сожалением, не то с иронией. - Свое мнение у эльфов, отличное от мнения хозяина. Это интересно... Гарри, я думаю, тебе стоит общаться с Солли и Холли поближе. Знаешь, некоторые маглы говорят, что устами младенца...

Гермиона замолчала на полуфразе, а в ее голосе было столько лукавства и веселого ехидства, что Гарри не знал, как на это реагировать и совершенно растерялся.

Парень хотел что-нибудь такое умное возразить, но язык предательски отказался шевелиться, а слова застряли в зубах. Гермиона не стала ждать, пока ее внезапно онемевший друг снова обретет дар речи, развернулась вокруг себя и, гордо расправив плечики, скрылась в дверном проеме палатки.

Черт! А он как раз придумал, что спросить. Почему, интересно, эти ненормальные эльфы не поверили ему, когда он попытался их уверить, что они с Гермионой только старые добрые друзья? Но, может быть, это к лучшему, что не спросил?



Глава 38. Такие странные мозгошмыги...

Уважаемые читатели!
Решила теперь перед каждой главой проставлять дату, поскольку в фике подробно описывается каждый день (так уж получилось).
Сегодня 7 апреля 1998 года, вторник, Луна миновала первую четверть.

*******

Оставшись в одиночестве, Гарри с грустью подумал, что он, на самом-то деле, не один вовсе, а, как минимум, в очаровательной компании трех мозгошмыгов, засевших у него в голове. К тому первому, шальному, антидамбовскому, донимавшему его всю прошлую ночь, прибавились еще два. Маленьких. Но их тоненькие голоса были до странности похожи на детские эльфийские голоса Солли и Холли.

Говорили они немного, но хором. И хуже всего было то, что, как только Гарри привычно и терпеливо начинал убеждать себя, что Гермиона ему, всего лишь как сестра, они тут же хором прерывали его праведные мысли: "Не-а, не сестра!"
И, в отличие от настоящих эльфов, эти безобразники приказам хозяина не подчинялись, и остановить их не было никакой возможности.

Гарри уже двадцать раз пожалел, что не поинтересовался у Луны, как прогонять из головы непрошенных мозгошмыгов. Всегда казалось, главное - поймать! Не-а, не сест... Тьфу! Святой Мерлин, избавиться-то от этого как?

Вот от всяких таких шальных мозгошмыгов у нормальных людей отрастают за ночь ненормальные волосы... И вообще надо не мозгошмыгов слушать, а почитать что-нибудь умное. Пример надо брать с Гермионы, как с умной старшей сестры...

- Не сестры! Не сестры! - затопали ногами маленькие, а третий демонстративно сложил руки на груди и ехидно лыбился. И, почему-то, до безобразия походил на профессора Снейпа.

И, что хуже всего, этот сальноволосый мозгошмыг самодовольно подпевал маленьким ушастым.

- Ну, какая она тебе сестра, если ты даже не знаешь толком, как зовут ее родителей? И что ты о ней, и об ее семье знаешь? Да что я говорю, ты и своими-то родителями не интересовался!

И это была горькая правда. Возразить этому было совершенно нечего.

Десять лет ему рассказывали, что "сестрица и ее муж" являлись, чуть ли не преступниками - и он верил. «Ее карманы были полны лягушачьей икры и она все время превращала чашки в мышей». Верил, балбес! А уж это-то точно не правда - за такое маму бы из школы отчислили.

Он даже не знает, как его родители начали встречаться друг с другом. Знает, что на седьмом курсе, но как? Наверное, отец пригласил маму на Святочный бал. Впервые. Интересно, а Джеймс также мучился, как и он сам с Чжоу перед тем, как подойти к Лили и произнести всего-то несколько слов: "Ты не могла бы пойти со мной на бал?"

О своих мучениях на четвертом курсе вспоминать было и смешно, и обидно. Смешно было оттого, что он, как желторотый птенец, раскрыв рот, глазел на красавицу из Когтеврана. А встретились - поговорить было не о чем.

Хотя, они ведь разговаривали тогда. Об этой дуре Амбридж, о квиддиче, об Отряде Дамблдора и заклинаниях. О Седрике...
Чжоу тогда плакала, а у него слова застревали в горле. После упоминания о Седрике все остальные разговоры уже не клеились, а потом он еще ляпнул, что его ждет Гермиона в "Трех метлах".

А почему Чжоу приревновала его тогда к Гермионе? Почему Виктор Крам так настойчиво выяснял, есть ли что-то между ними?

Ну, с Крамом все более-менее ясно. Рита Скитер постаралась. "Разбитое сердце Гарри Поттера...". Тьфу! Кто, спрашивается, просил?

А еще до той статьи про "разбитое сердце" была и другая. "В Хогвартсе Гарри встретил свою любовь", - передразнил Избранный про себя, подражая противному назойливому жужжанию ядовитой блондинки. Как только Гермиона все это выдерживала? А ведь держалась она молодцом, и ее поведение просто восхищало. "Сногсшибательная красавица!" - "Мисс Бурундук!". Это от слизеринцев во главе с Пэнси Паркинсон. Сама бы в зеркало на себя взглянула!

Почему он тогда не пригласил Гермиону на Святочный бал? Подошел же к ней Невилл, сказал, что она так часто помогала ему с уроками, и он ей так благодарен, и был бы рад пригласить ее, по-дружески, на бал. Сколько помогала Гермиона новоявленному чемпиону, трудно было сосчитать. Уж для дружеского приглашения на бал точно хватило бы!..

Ага! Для дружеского... Как же! Это после всех смешков вслед "мисс Бурундук" от всех девчонок подряд. И как только Гарри мог не обращать на это внимания? Это даже Гермионе поначалу с трудом удавалось. Это уж потом она откровенно смеялась над всеми статьями Риты Скиттер вместе взятыми. Включая "Разбитое сердце Гарри Поттера" и "Гарри Поттер - мальчик необыкновенный".

Да у него даже в мыслях не пошевелилось пригласить тогда Гермиону! Подливать масла в огонь! И если уж честно, то не на нее он тогда смотрел, а на красавицу Чжоу Чанг.

А новую, красивую Гермиону он увидел только на балу. Не похожую на себя. И Рон ее тоже увидел. А потом был жуткий скандал, когда Гермиона и Рон стояли напротив лицом к лицу и орали друг на друга. И это окончательно испортило все впечатление от бала, который и так показался Гарри довольно скучным. А потом Рон сломал маленькую фигурку Виктора Крама...

Мерлин великий! Какое счастье, что Рон никогда не ревновал его к Гермионе! Кого угодно пусть ревнует, но не Гарри. Рон и Гермиона значили для него в жизни так много, что сравнить это было просто не с чем. Если разобраться, то кроме друзей у Мальчика-Который-Выжил не было ничего и никого. Кроме дурацкого шрама на лбу и сомнительной славы героя, к которой лично он и руки не приложил. Это его мама победила Волан-де-Морта шестнадцать лет назад.

Что еще у него было? Завидная способность постоянно влипать в неприятности? Это у него не отнять... Да ладно бы только сам садился в лужу, так еще и людей за собой тянул! Седрика, Сириуса, Грюма... Ну, еще, разумеется, долг перед Магическим миром.

После Святочного бала на все любовные сенсации Риты Скиттер Гарри уже почти не обращал внимания. Какая такая любовь, если Гермиона ему просто друг, просто сестра?

- А ты и сейчас так думаешь? - снова с сарказмом прошептал черноволосый мозгошмыг и скривил кислую мину.

Да если бы он знал, что думать! Так он бы и думал... А то в голове черт знает что!

Нет, нужно по порядку. Вот когда ему понравилась Джинни, то он просто с ума сходил от одной мысли, что она сейчас подойдет к нему и поцелует. И он был не один. У него в животе урчало чудовище, и скоблило когтями, и просто рвало и метало. А сейчас он разве испытывает что-то подобное?

- А Гермиона с кем-то лижется у тебя на глазах? - злорадно ухмыльнулся снейпоподобный мозгошмыг.

- Так ей просто не с кем! - в сердцах бросил Гарри ему прямо в ... Что там у мозгошмыгов есть?

- ХА-ха! Хи-хи! - заверещали все мозгошмыги сразу.

И были по-своему правы. Потому что не стала бы Гермиона целоваться на глазах у всех. Как не стала бы ставить подножки, делать вид, что ее тошнит в тарелку с кашей, перемывать косточки Флер...

- Но ты же видел их поцелуй прямо на глазах у всех, когда Рон вспомнил про эльфов?

А сам с Джинни после победного матча тоже не на темной лестнице целовался!

- И все равно они тогда выбрали не то время и не то место!

Это после того, как Рон был "великолепен" и смог сам открыть Тайную комнату, а Гермиона уничтожила крестраж? Да все это стоит трех победных матчей по квиддичу в школьных турнирах, вместе взятых!

- И, все равно, смотреть на это было неловко...

Так и скажи, что ревнуешь, и не строй из себя заботливого брата!

- Но зверь в животе у меня при этом не рычал!

Вот именно, что не рычал! И это - самое главное. А, следовательно, Гермиона ему, по-прежнему - как СЕСТРА!

А с эльфами он разберется. Завтра же. Просто подойдет и спросит. Он - хозяин, имеет право. И даже может запретить им говорить об этом Гермионе. В общем, ей лучше об этом не знать...

- А какие могут быть у хозяина Гарри тайны от родной сестры? - пискнули два тоненьких голоска сразу.

- А вас не спрашивают! - недовольно буркнул Гарри в их сторону.

Андидамбовский и снейпоподобный мозгошмыг одновременно опять скривил рот в саркастической ухмылке.
- Да что ты, "мальчик наш необыкновенный", знаешь о любви?

- Да я! Я! Да как вы можете такое про меня... Да я Темного Лорда победил благодаря любви! - Гарри даже почувствовал, что вспотел, доказывая этому нахалу свою правоту.

- Аа-а... Ну да! А мы и забыли про такой факт из биографии героя... Только Джинни-то тут при чем?

Гарри хотел что-то возразить, напомнить этому зловредному сальноволосому ублюдку, что он вспоминал перед смертью не что-нибудь, а вкус губ рыженькой Джинни, но в это время мозгошмыг сверкнул черными глазами и откуда-то вытащил волшебную палочку.

- ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Из кончика его палочки вырвалась крошечная серебристая лань, и в один миг заслонила собой всех соплохвостов в животе вместе взятых.
- Даже через столько лет! Всегда.

НУЖНО СРОЧНО ЗАПРЕТИТЬ МОЗГОШМЫГАМ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ВОЛШЕБНЫМИ ПАЛОЧКАМИ!

Северус Снейп вспоминал о Лили, когда вызывал Патронуса. Все его счастливые воспоминания были связаны с Лили и любовью к ней. У Тонкс Патронус превратился в волчицу, когда она полюбила Ремуса, а это возможно лишь при очень сильных эмоциях.

- А ты хоть один единственный раз вспоминал про Джинни, когда нужно было позвать своего серебристого оленя?

- Ни разу!

- А про Рона и Гермиону помнил всегда.

- Но Рон был всегда на первом месте!

- Правильно. И потому Гермиона на втором. И потому она тебе всего лишь сестра, потому что ее любит Рон.

- Но Рон ее действительно любит!

- А ты спрашивал, что он вспоминает, когда вызывает своего серебристого терьера?

Господи, до чего он дорассуждался! Не все же одними Патронусами измерять...

Но как мог Снейп помнить и любить Лили спустя столько лет? Как?! Она ведь стала женой другого человека, и родила от него ребенка, похожего на своего отца как две капли воды. А он по-прежнему любил ее. Настолько, что пошел просить своего хозяина пощадить ее жизнь. Настолько, что пошел к Дамблдору просить защитить их всех: любимую женщину, ее мужа и Гарри. О том, чего ему это стоило, можно судить по словам: "Не убивайте меня!" Все, о чем Снейп тогда думал - успеть сказать свое предупреждение. Все остальное было уже не важно.

А потом он рыдал над ее старым письмом. Стоя на коленях.

Гарри невольно представил себе страшную картину: Северус на призрачном «Кингс-Кроссе» встречает его мать, и рассказывает ей, что шпионил, лгал, подвергал себя смертельной опасности, чтобы сохранить жизнь ее сыну. И все это для того, чтобы тот мог умереть в нужный момент. И произойдет это совсем скоро, вот он только воспоминания просмотрит и - выйдет навстречу своей смерти.

Бедный Северус! Не так страшна собственная смерть, как собственное бессилие что-либо изменить...

- Это ты про профессора Снейпа, что-ли? Он же тебе всю школьную жизнь испортил!

- А как он должен был обращаться с бездарем, который имел прямую связь с Темным Лордом? Он и так по краю ходил.

- Но мог бы как-нибудь поласковее...

- Идиот! Перед слизеринцами-то...

- Но мог бы хоть намекнуть!

- А ты мог бы оклюменцию освоить...
- А надо было лучше учить!

- А надо было лучше учиться!

Снова перед глазами вставало это письмо матери, а в нем всего три слова: "С любовью, Лили".

Диалоги со своим внутренним голосом, почему-то принявшем облик сальноволосого профессора, становились все длиннее и драматичнее.

- А ты написал Джинни хоть одно письмо?

- А почему я должен был писать ей письма?

- Но ты же любишь ее? Ты мог бы прислать ей весточку из "Ракушки", когда Билл переправлял Олливандера к тетушке Мюриэль.

- Я не хотел бередить ее память напоминанием о себе.

- Признайся, наконец, хотя бы самому себе, что ты даже не подумал написать ей!

- Но ведь на поиски крестражей могли уйти годы...

- Тем более нужно было черкнуть любимой пару строк, с любовью.

- У меня голова была забита крестражами, Дарами Смерти, предстоящим ограблением банка, Волан-де-Мортом...

- И потому ты после победы над ним прошел мимо Джинни, к Рону и Гермионе?

- Потому что мне нужно было с ними поговорить!

- Разумеется. Ведь Джинни тебе почти нечего сказать.

- Неправда! Я расскажу ей, как мы грабили «Гринготтс»!

- Ну, и только-то... Но ты никогда не расскажешь ей про предательство Рона, про то, как вы остались с Гермионой вдвоем, какое это было страшное отчаяние. До такой высшей степени, что душа перестала чувствовать холод зимнего леса, потому что в ней все смерзлось в одну ледяную глыбу.

- Но ведь Рон вернулся и спас меня. А потом он победил крестраж!

- И ты расскажешь Джинни, как Рон чуть не зарубил тебя самого мечом Годрика! Из-за дикой ревности к Гермионе. И только не надо говорить, что крестраж все врал! Ревность и зависть к тебе в душе Рона были самые настоящие, вытащенные проклятым медальоном из самой глубины его души. И ты об этом не то что Джинни никогда не расскажешь, но даже и Гермионе.

- Есть еще сказки Барда Бидля и Дары Смерти.

- И ты расскажешь Джинни, что являешься хозяином Старшей палочки? Не смеши. Ты постараешься сделать все, чтобы она никогда не попалась ей на глаза. Потому что ты не уверен, сможет ли она держать язык за зубами.

- Но ведь мы еще просто жили весь этот год.

- Не жили, а выживали. И дни эти, серые, как поздняя осень, пролетали один за одним, а ты даже не замечал леса, воды и воздуха вокруг себя. Ты думал только о своем долге перед Магическим миром, о том, как найти крестражи и о неизбежной встрече с Волан-де-Мортом.

- Неправда! Я помню Годрикову Впадину. Могилы своих родителей. Венок рождественских роз, сотканный палочкой Гермионы.

- Вот и попробуй, расскажи об этом Джинни. Она не пустила тебя с Чжоу в гостиную Когтеврана, хотя ты про Чжоу уже и думать забыл. Она покашливала, когда ты всего лишь поздоровался с Габриэль, а той всего-то навсего одиннадцать лет. Так что рассказать, как вы вдвоем с Гермионой, разумеется, совершенно случайно, на праздник оказались в Годриковой Впадине - это самое то! Прибавь еще, что радовались огромному количеству снега и слушали рождественский хоралл.

- Гермиона спасла мне жизнь.

- Вот и об этом следует рассказать Джинни. Только не удивляйся потом, если она будет надувать губки и только делать вид, что рада визитам Гермионы в ваш дом.

- Джинни поймет...

- Ты уверен? Рон никогда не находил понимания у своей младшей сестры. Он даже домой не заглянул, потому что знал, что, кроме упреков, не услышит от нее ничего. И метлы из сарая она воровала без Рона.

- Но она поняла меня, когда мы с ней расстались после похорон Дамблдора.

- А у нее был выбор? Она согласилась с твоим решением, потому что ты его уже принял.

- Что же ей оставалось делать, если она полюбила Мальчика-Который-Должен-Был-Победить-Волан-де-Морта?

- И она тебе об этом прямо в лоб и сказала: "Знала, что ты не будешь счастлив, пока не настигнешь Волан-де-Морта. Может быть, поэтому ты так мне и нравишься".

- А что в ее словах не так?

- Ты уже, можно сказать, настиг Волан-де-Морта. Но ты счастлив? Нет. Ты просто свободен. Счастье - это для героя, которому хочется славы, и ему победа принесет счастье. А тебе она принесла только свободу от страшного бремени и облегчение от чувства выполненного долга.

- И что ты хочешь этим сказать?

- А то, что она не понимала тебя, когда употребляла само слово "счастлив". Ты для нее герой, знаменитый Мальчик-Который-Выжил. А что ты сам думал об этих умопомрачительных днях своей жизни, когда вы, забыв обо всем на свете, целовались в кустах около озера?

- Думал, что эти мгновенья украдены из какой-то чужой жизни. Они принадлежат не мне, а другому, нормальному человеку без шрама на лбу.

- Вот именно!

- Но она не заплакала! Она приняла мое решение!

- Ей ничего не оставалось делать. И еще бы она заплакала! Она ведь прекрасно знала, как ты не любишь, когда ревут. После Чжоу тебе ведь нужен был кто-нибудь повеселее?

- Неправда. Когда плачет Гермиона, у меня не возникает желания оказаться от нее подальше.

- Советую тебе над этим как следует подумать... А еще про возможность выбора, который был у твоей матери.

И у Гермионы был выбор. Она, как и Лили, могла отойти в сторону. И ты это знаешь!




Глава 39. Читайте умные книги.

8 апреля 1998 года, среда.

*****

Рассвет подкрался незаметно. Казалось, еще недавно в свете прибывающей луны можно было разглядеть лишь темные, размытые силуэты деревьев. Но постепенно звездные россыпи исчезали со светлеющего неба, и самые яркие звезды гасли тоже, а с первыми лучами солнца с противоположного края поляны до палатки дотянулись длинные тени.

Солнце поднималось все выше, а тени медленно сжимались от его лучей, как шагреневая кожа, становясь короче и одновременно контрастнее. Легкий утренний ветер играл голыми ветками в верхушках деревьев, и это заставляло слегка дрожать сплетенное из древесных веточек кружево.

Не в меру разговорчивые мозгошмыгши к утру, наконец, заснули. В голове стало тихо и спокойно, а ласкающий лицо ветер создавал ощущение погружения в играющие, прохладно-теплые волны.

Как только Гарри почувствовал, что все проснулись, и вокруг него засуетился новый день с его нескончаемыми заботами, он просто отключился и заснул прямо у палатки, как сонная весенняя муха, пригретая солнцем. Сквозь сон до него доносились тихие голоса эльфов, иногда среди их тонких голосов можно было различить голос Гермионы, но все это было как бы по другую сторону бытия. Вокруг него кружили и шептались с ним благоухающие пыльцой цветущего леса потоки весеннего воздуха. Без сомнения, живые и разумные.

Потом его все-таки кто-то поднял, взял за руку и отвел в темноту палатки. Но он этого почти не помнил. Проснулся Гарри к тому часу, когда день уже давно перешел на свою вторую половину и клонился к вечеру.

Остаток дня почти полностью повторил предыдущий. Исключением было лишь то, что в первую же свободную минуту Гарри отвел в сторону своих малышей и осторожно, но настойчиво начал у них выспрашивать, что же они имели в виду, когда чуть было не обвинили его во лжи.

Добиться он, правда, почти ничего не смог. Солли и Холли нелепо переминались с ноги на ногу, переглядывались между собой, пожимали плечами, пока честно не признались, что сами "точно не знают, откуда у них такие мысли». Но "хозяина Гарри что-то связывает с мисс Гермионой", и, самое главное, эта связь заставляет их прислушиваться не только к приказам хозяина Гарри, но и к словам его "лучшей подруги", с которой "у хозяина Гарри нет прямой кровной связи".

Промучившись с этими малолетними недотепами битых полчаса, Гарри направился прямиком к Кикимеру. Потому что не привык останавливаться на полпути, а докопаться до истины очень уж хотелось.

Ответ Кикимера по поводу "кровной связи" оказался до банальности простым. Он внимательно посмотрел на своего хозяина и тут же просветил его насчет того, что порядочные эльфы-домовики хорошо чувствуют кровную связь своего хозяина с его родственниками. Хотя, приказы родственников хозяина вовсе не обязательно исполнять, и "наказывать себя за их нарушение не следует". Но обо всем этом Гарри, в принципе, уже догадался.

И тогда он очень осторожно начал расспрашивать про другие, отличные от кровных уз, виды связей в Магическом мире. В ответ Кикимер многозначительно проквакал, что эльфы чувствуют не только кровную связь, но и прочую магическую связь между его хозяином и другим волшебником. Вот если, например, "хозяин Гарри будет иметь неосторожность принести кому-либо Непреложный обет, то, если Кикимер увидит хозяина Гарри рядом с этим человеком, он почувствует связывающие их между собой нити".

- Но мы с Гермионой не давали друг другу Непреложный обет! - невольно вырвалось у Гарри. Он не хотел так прямо обо всем расспрашивать Кикимера, но не сдержался.

- Но хозяин Гарри не станет ведь отрицать, что мисс Гермиона и он сам многократно спасали друг другу жизнь, - квакнул в ответ домовик с присущей всем эльфам простотой и наивностью.

- И эльфы это чувствуют? - переспросил Гарри.

- А разве хозяин Гарри это не чувствует? - удивился Кикимер. - Когда двух волшебников связывает долг Жизни, то спасенный человек должен будет проявить насилие над собой, и над своей душой, чтобы причинить вред своему спасителю. Чтобы разорвать эти узы, он должен спасти жизнь этому человеку, но и тогда между ними остается связь.

Пока Гарри осмысливал все, сказанное Кикимером, домовик почему-то счел нужным добавить:
- Год назад Кикимер не чувствовал этой особой связи между хозяином Гарри и мисс Гермионой. Кикимер не знает, что произошло за год, но он точно видит, а, точнее - ощущает многочисленные нити, связывающие их.

- Но ведь при отдаче долга Жизни нити должны разрываться? - недоверчиво переспросил Гарри
- Должны, - согласился старый домовик, - Но почему-то в вашем с мисс Гермионой случае эти связи не порвались, а скорее... запутались. Только Кикимер ничего плохого не хотел сказать хозяину Гарри. Просто Кикимер так чувствует...

"Не ты один, - подумал про себя Гарри, - еще есть Солли и Холли.

"Запутались" - это было как раз то самое слово, которое выражало состояние его собственной души.

"Не знаю, как Гермиона, - вновь и вновь признавался самому себе Гарри, - а я-то точно запутался".

Лучшая подруга все еще была погружена в "Тайны Наитемнейшего искусства". Гарри даже не сделал попытки подойти к ней поближе. На использование магии по-прежнему действовало "Табу", и только после того, как необходимые для более-менее нормального быта дела были переделаны, Гарри удрал к устью ручья, прочь из перенаселенной палатки.

Река встретила его как старого доброго друга, сверкая миллиардами солнечных бликов и звеня прозрачными струями воды. Гарри снова примостился на магическом камне друидов и задумчиво провожал глазами солнечный диск на другую сторону планеты.

По мере того, как солнце покидало лес, поляну и реку, в голове прояснялось. Немного, но кое о чем можно было сказать совершенно точно. Так, Гарри пришел к грустному для себя выводу, что он почти ничего не сможет рассказать Джинни об их скитаниях в течение всего этого ужасного года. Ни о предательстве Рона, ни о Годриковой Лощине, ни о Дарах Смерти. Если только немного о крестражах, исключая подробную историю их уничтожения, о посещении Министерства и об ограблении банка. Но об этом Джинни и так уже знает.

Все бы это было ничего, но ведь Джинни, по идее, должна быть для него самым близким человеком, от которого не должно быть никаких тайн. А здесь получается, что они еще и не вместе, а у него от рыженькой девочки уже целая куча недомолвок.

Невольно он вспомнил, как неохотно она покидала комнату, когда они с Роном и Гермионой собирались обсуждать предстоящий поход. Но тогда все, по крайней мере, казалось правильным и естественным. А вот сейчас... Сейчас почему-то не казалось.

С Роном и Гермионой, точнее по-другому: с Гермионой и Роном – он чувствовал себя в мире с самим собой как раз потому, что у них не было друг от друга тайн. Вернее, почти не было (уничтожение крестражей не в счет). И они понимали друг друга настолько, что не нуждались в словах, и одно только молчаливое присутствие друзей рядом с ним делало жизнь прекрасной.

А вот рядом с Джинни нужно было что-то говорить, или обнимать ее. Разумеется, Гарри всегда делал выбор в пользу второго. Это было проще, и не надо было при этом напрягать разум. Впрочем, все мысли из головы рядом с Джинни обычно улетучивались самым волшебным образом, а чудовище, довольно мурлыкающее в животе, подозрительно увеличивалось в размерах и заполняло собой почти все тело, включая мозги. Только не получалось ли так, что эти объятия спасали его и Джинни от неловких пауз в разговорах, которые для него, Гарри, не могли быть до конца откровенными?..

Последний солнечный луч сверкнул и спрятался за горизонтом. Гарри, не спеша, теперь уже знакомой дорогой, побрел к поляне.

Заплетая ногу за ногу, он вдруг с грустью поймал себя на том, что он впервые завидует своему другу. Завидует в том, что у них с Гермионой куда меньше тайн друг от друга, чем у него с Джинни. Интересно, а Гермиона расскажет Рону про их путешествие в "прошлое", или нет? А так хотелось, чтобы Рон ничего не узнал об этом. Ну, или почти ничего.

Сам он точно не поделится всем этим с Джинни - это было совершенно понятно. Слишком заполненными были дни, и не только новыми открытиями и ошеломляющими фактами, но и сомнениями, и чувствами, и мыслями.

Мысль о том, что Гермиона заставила забыть Рона о Бузинной палочке, как ни странно, теперь грела душу, и поступок девушки не казался подлым издевательством над Роном. Так, всего лишь необходимая предосторожность. Причем, в интересах самого же Рона. Меньше знаешь - крепче спишь.

Но ничто так не разделяет людей, как недомолвки и тайны. Все невысказанное, утаенное между ним и Джинни никак не будет способствовать взапониманиманию. Грустно, но факт.

Интересно, а кому-то другому, кроме Гермионы, он смог бы рассказать обо всем происшедшем с ним за год? Пожалуй, смог бы. Луне. Пожалуй, она поймет и уход Рона, и не скажет ему вслед ни одного обидного слова, и не поставит подножку. Потому что Рон для нее не "придурок", а всего лишь человек, который только "иногда бывает очень недобрым", и, как всякий человек, имеет право на ошибку. Дамблдор дал Рону делюминатор, потому что знал, что он захочет вернуться.

Луне и про Дары Смерти не нужно долго объяснять, ведь она и так почти все знает. Гарри невольно улыбнулся, вспомнив, как она узнала его под оборотным зельем "по выражению лица". Но от всех этих мыслей о Луне на душе стало еще печальнее. Так или иначе, но получалось, что Луна для него ближе, чем Джинни.

Но, может быть, друзья всегда ближе, чем любимые? Может быть, так и должно быть? Но как же тогда клятва будущих супругов перед алтарем: "В горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и в здравии, и пока смерть не разлучит нас..."

Неожиданно для себя Гарри встал, как вкопанный. В голове зазвучал высокий звенящий голос: "Я не отдам тебя в руки Смерти! Кому угодно, только не Смерти!"

И тут же к нему присоединился другой отчаянный голос: "Пожалуйста, только не Гарри, пощадите... Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю все, что угодно..."

И еще перед глазами возникло ошеломленное лицо Северуса: "Взамен? Все что угодно».

У всех этих людей: у его матери, у Гермионы, у непонятого пока до конца угрюмого профессора по имени Северус, был выбор. Но все они выбрали то, что считали нужным.

Пожиратель смерти Северус Снейп, сделавший уже к тому времени "карьеру" на службе у Темного Лорда, пошел к Дамблдору просить за Лили, пошел к своему хозяину просить за свою любимую женщину. Его мама могла бы отойти в сторону, а Гермиона могла бы... уехать со своими родителями в Австралию, как сделали сотни семей, не желавшие регистрироваться в качестве "магловских выродков".

Никогда для тебя твои родители не будут значить больше, чем ее родители - для нее. Потому что ты их совсем не помнил, ты даже не сразу понял, кто они такие, когда увидел их в зеркале Еиналеж. У тебя сердце разрывалось на части, когда погиб Сириус, потому что он был для тебя не незнакомец с колдографии, а человек, которого ты знал, с кем общался, кого любил.

Гермиона ведь могла бы оставить его одного в палатке, уйдя вместе с Роном. Или плюнуть на все обещания Дамблдору не говорить никому о крестражах, и привлечь к делу хотя бы Люпина. Но она не сделала ни того, ни другого, ни третьего.

Когда-нибудь, при случае, надо будет спросить у нее об этом.

А сейчас самым важным было то, что она поступила так же, как его мать. Она выбрала Гарри. Почему?
Его мать любила его - как сына. А Гермиона любит его как брата. Ну, конечно. Он ведь любит ее как сестру! Потому что у него НЕ скребется зверь в животе, когда он смотрит на Гермиону.

И, все равно, она очень дорога ему. Он боится за нее. Боится оставить ее одну. Господи, когда ее не было рядом, когда она исчезла вместе с Кикимером, чтобы спасти своих ненаглядных эльфов, он чуть с ума не сошел. Да ведь это же невозможно - представить самого себя без Гермионы! Гермиону он, Гарри, может отодрать от себя только с куском собственной плоти.

В голове снова скинул с себя мантию нахальный мозгошмыг с саркастической снейповской ухмылкой.

- Можно подумать, Поттер, у тебя при виде Джинни вдруг так вот сразу в животе и завелись соплохвосты? Да ты на нее внимания не обращал пять лет подряд, а не свернули бы вы с Роном на темную лестницу, так и зверинца бы в кишках не было!

- Господи, но можно же выражаться как-нибудь яснее! Вроде ж ты мой собственный мозгошмыг, а говоришь загадками.

- Какие загадки, Поттер! Не стоит тратить все свое свободное время на квиддич и ходьбу по темным коридорам. Иногда стоит почитать умные книги. Я думал, ты сделаешь кое-какие выводы после нашего первого урока зельеварения, когда ты, Поттер, не смог ответить ни на один мой вопрос. Да видно, ошибался...

Мне показалось, Гермиона тебе что-то такое советовала по этому поводу. Или ты уже забыл? Впрочем, вы, Поттер, меня не очень удивили. Вы такой же самодовольный болван, как ваш отец!

Дожили: противный мозгошмыг принялся цитировать профессора зельеварения!

Мерлин, да где же он здесь, в лесу возьмет книги? Да еще магловские, про которые упоминала Гермиона.

И вдруг Гарри вспомнил, что у него есть одна книга. Правда, было не ясно, сможет-ли он найти в ней что-нибудь полезное для себя, но можно было хотя бы попробовать.

Эту книгу ему, в нарушение всех сложившихся традиций, подарил Рон на семнадцатилетие, а он ее даже не открыл. Но она непременно должна быть у него с собой, потому что весь свой нехитрый, нажитый за семнадцать лет скарб он таскал в рюкзаке.

Книга, если ему память не изменяет, называлась "Двенадцать безотказных способов, позволяющих зачаровывать волшебниц". И она даже на Рона подействовала, потому что Рон вдруг как-то проронил нехарактерные для него слова: "Очень мило!" вместо обычного: "Гермиона, что бы я без тебя делал?".

Миновав остаток пути за считанные минуты, Гарри оказался на поляне. В который раз с удовлетворением убедившись, что ни палатки, ни ее обитателей со стороны не видно и не слышно, он тихо возник у ее стен и скинул с себя Мантию-невидимку. Одновременно до него донесся облегченный вздох Гермионы.

- Со мной все в порядке, - счел нужным сообщить ей Гарри. - А как твои успехи, одолела Темные Искусства?

- Их одолеешь... Скорее уж, они меня, - с глубоким вздохом промолвила Гермиона. - На завтра еще почти треть книги осталась.

- Гермиона, - нетерпеливо спросил Гарри, - что конкретно ты хочешь найти в этой дьявольской книге? Ты же сама говорила, что читать ее не просто мерзость, а еще... хуже того.

- Конкретно хочу найти ответ на два вопроса, - твердо ответила девушка, без всяких недомолвок. - Как изготавливать крестражи, и что представляет собой ритуал "Кость, плоть и кровь"?

- Ты с ума сошла, - только и смог вымолвить Гарри от неожиданности. - Но зачем? Ты ведь не...

- Гарри, - почти жалобно протянула Гермиона, - ну, разумеется, я НЕ... собираюсь изготавливать крестражи. Да как ТЕБЕ такое в голову пришло! Но мне нужно понять, как мог из тебя, по словам Дамблдора, сам собой получиться крестраж? И второе: как возродился Ты-Знаешь-Кто?

- А какой смысл ради этого перечитывать заново всю книгу? - снова спросил Гарри. - Загляни в оглавление книги, там и страницы должны быть указаны.

Гермиона отложила книгу и внимательно взглянула на своего друга.

- Удивительно, но ты снова рассуждаешь точно также, как и я. С чего бы это? Я так думаю, что с того, что в книгах обычно пронумерованы все страницы, и есть так называемое оглавление, - сказала она с ехидством.

- А здесь разве нет? - не понял Гарри.

- Взгляни сам, - предложила девушка.

Гарри взял в руки книгу и бросил взгляд в уголок страницы, сначала в нижний, потом в верхний. Чисто. Тогда юноша попробовал перевернуть лист, и вздрогнул: в ушах совершенно отчетливо раздался протяжный стон: «У-ммм...»

Попытка открыть следующую страницу отозвалась в голове новым стоном, который показался Гарри мучительнее прежнего.

Все еще не веря своим ушам, юноша пролистал несколько страниц. Дальше не смог: душераздирающие стоны превратились в один ужасный крик, от которого кровь стыла в жилах. Но главное было ясно: все страницы были без маленьких чисел в уголках листов.

Нечто подобное случилось с Гарри на первом курсе. Тогда, получив от Дамблдора Мантию-невидимку, он проник в Запретную секцию библиотеки и, стянув с полки первый попавшийся фолиант, раскрыл его. Сразу понял, что секция не зря названа «Запретной» – раскрытая книга кричала вот таким же леденящим душу криком!

- Она живая? – прошептал совершенно ошеломленный Гарри, когда Гермиона силой выхватила книгу из его рук, и крик в ушах немного стих. – Но как же ты это выдерживаешь?!

- Если читать все написанное медленно и внимательно, По-порядку, книга не кричит, а только стонет, - ответила Гермиона. – Но ты прав: приятного мало. А нумерация страниц, как видишь, отсутствует.

- Но такого не может быть! Я не встречал ни одной книги в библиотеке без нумерации страниц. Даже самые древние из Запретной секции пронумерованы, - воскликнул Гарри.

- Это когда же ты посещал Запретную секцию? - удивилась Гермиона.

- Ну, не посещал, - нехотя признался Гарри, - зато, когда... Ты знаешь, когда я у тебя... списывал... ИНОГДА, то ты всегда указывала номера страниц, откуда брала ценные сведения.

- Лентяй вы, Поттер, конечно, порядочный, - строго сказала Гермиона, - но мыслить умеете. И это, между прочим, вдвойне обидно!

- Я это... исправлюсь, - смело пообещал Гарри. - Вот сейчас как раз хотел попросить у тебя книгу про "Двенадцать безотказных способов, позволяющих зачаровывать волшебниц".

Гарри показалось, что Гермиона посмотрела на него очень и очень подозрительно. И даже слишком многозначительно кивнула головой. А улыбнулась-то как понимающе! Но книгу все-таки вручила прямо в руки.

Она еще немного задержалась, наблюдая за догорающими в костре углями и одновременно косясь в сторону Гарри. Ему же очень хотелось остаться одному, чтобы раскрыть, наконец, книгу. При Гермионе это делать было как-то неловко, ведь ей самой приходится читать такую гадость! И как после такого «удовольствия» она еще может нормально разговаривать, а вчера даже смеялась немного?

Сегодня настроение подруги оставляло желать лучшего, а сама она казалась измученной и раздраженной. Так оно и понятно! От помощи Гермиона отказалась наотрез, объяснив тем, что сама она закончит с этим ужасом намного быстрее, и, как бы невзначай, посоветовала Гарри, не тратя времени зря, заняться подарком Рона.

Так и спросила с показным безразличием: "Что это он надеется в ней прочитать"?

А он, не моргнув глазом, ответил: "Про комплименты".

Соврал, разумеется. А что, прикажете сказать девушке - что он собирается почитать "Рассказы о животных"? С него вполне хватило того, что при слове "комплименты" Гермиона с самодовольной улыбочкой и со своим фирменным "Гермионистым" выражением лица пожелала ему удачи, после чего скрылась за пологом палатки.

К великому удовольствию Гарри, книга, подаренная Роном, содержала в себе не только нумерацию страниц, но и оглавление. С него-то Избранный и начал.

Глав было всего двенадцать, и то, о чем было в них написано, легко угадывалось по их названию.

1. Знакомство. Что следует и о чем не следует говорить при первой встрече.
2. Приглашение. Как следует приглашать волшебниц на бал или на званый вечер.
3. Внешний вид. Что следует одевать для торжественных случаев.
4. Подарки. Что следует и что не следует дарить волшебницам.
5. Комплименты. Что следует говорить в особых случаях.
6. Хотите удивить? Действуйте!
7. Где и как лучше провести время вместе.
8. Письма и послания.
9. Переживания и страхи.
10.Влюбленности и романы.
11. Если вы решили расстаться.
12. Магический союз двух сердец.

Главу про комплименты он сразу, твердо и однозначно, решил пропустить. Представить себе, что он, как... да как Рон, например, может сказать той же Гермионе: "Очень мило!", было просто выше его сил. Поэтому пусть там кто-нибудь восторженно шепчет: "У тебя хороший глаз на такие вещи", сам Гарри лучше скажет свое обычное: "Гермиона, ты - замечательная!"

Туда же, в принципе, следовало отправить главы про знакомства, приглашения, одежду, подарки, проведение свободного времени, написание писем. Все это, по крайней мере, сейчас, его волновало меньше всего. Поэтому он открыл книгу ближе к концу и начал читать.

"Взрослея, волшебники часто начинают испытывать сильное чувство к кому-то, кем восхищаются. Вот одна юная ведьма, например, может часами сидеть в своей комнате, глядя на плакат, где изображен ее любимый игрок в квиддич. Она представляет себе, что бы было, если бы они встретились. Иногда она закрывает глаза и целует его фотографию.
Она влюблена в знаменитого квиддичного игрока.

Влюбленность - это когда испытываешь к кому-то сильное влечение. Когда волшебник при виде предмета своего обожания ощущает прилив нежности к нему, восхищается его красотой, умом, талантом - это значит, что он влюблен. Часто влюбленность возникает к человеку, с которым ты в действительности незнаком или знаком, но мало.

Влюбленности продолжаются обычно не очень долго, но в будущем, когда юный чародей станет старше, они помогут ему разобраться в своих чувствах.

В один прекрасный день ты познакомишься с волшебницей, которая тебе понравится и с которой тебе захочется больше общаться. Если ты стесняешься сразу предложить ей свою дружбу, пригласи ее пойти куда-нибудь, например, в кафе. На первом свидании вы оба, возможно, будете нервничать и думать о том, а что же делать дальше. Волнение - плохой помощник. Постарайся расслабиться и вести себя естественно. Забудь о своих страхах и неуверенности и делай то, что подсказывает тебе твое сердце. Если вам приятно держаться за руки, целоваться или обниматься, прекрасно. Если нет, ты вовсе не обязан этого делать. Постарайтесь сначала получше узнать друг друга.

Когда вы повзрослеете, то обязательно встретите волшебницу, которая станет для вас самой лучшей. Любовь - замечательное, светлое чувство. Оно немного отличается от тех нежных, теплых чувств, которые мы испытываем к своей семье: к матери, отцу, сестре, брату. Любовь придает нам силы и наполняет нашу жизнь особым смыслом".

М-да... По-крайней мере, с влюбленностью все худо-бедно понятно. Интересно, много на свете дур, которые время от времени, закрывшись в своей комнате, таращатся на плакат с изображением своего любимого игрока в квиддич? Или того хуже, целуют его колдографию?

Кажется, лучше не стоит и думать о профессиональной игре в квиддич. Во-первых, слишком опасная игра, во-вторых, слишком короткий век у игроков, в-третьих, сама мысль о том, что его очкастая физиономия со шрамом будет смотреть с такого вот плаката, а какая-нибудь кучерявая дура... Спасибочки. Хватит нам и Мальчика-Который-Выжил! Его хотя бы на плакатах не рисуют.

По поводу нервозной атмосферы первого свидания тоже все понятно. Прямо как у него с Чжоу! А он-то думал, что он неотесанный болван, и лихорадочно придумывал темы для разговоров. А нужно было просто расслабиться... Как с Джинни, например. Встретились и стали целоваться. Им же не надо было получше узнавать друг друга. Все же лето в квиддич играли...

Не понятно было то, что было написано про любовь. Что значит – «замечательное, светлое чувство»? Что значит – «когда повзрослеете»? Что значит – «отличается от нежных и теплых чувств к своей семье»?

Все это написано было так, будто бы целуются и обнимаются какие-то несмышленые подростки. Вот как он с Чжоу. Только в этой книжке и Чжоу, и Джинни ставились практически на одну доску. Типа, хочешь - волнуйся, хочешь - разговаривай, хочешь - целуйся и обнимайся, но все эти отношения еще не любовь. Так, влюбленность, которая, тем не менее, когда-нибудь, в будущем,
"поможет тебе разобраться в своих чувствах".

А что же тогда любовь, если не поцелуи? Сравнивают даже с любовью к своей семье... Хотя нет, написано же: "Чувства немного отличаются". Но как понять, что именно ЭТА волшебница и любовь к НЕЙ "придает силы и наполняет жизнь особым смыслом"?

И где же она, самая лучшая?



Глава 40. Милая девочка с чудесным характером.

9 апреля 1998 года, четверг.

Новый день уже подходил к концу и уже сменился серыми сумерками, когда Гермиона подошла к Гарри, и сказала, что им нужно поговорить. Разумеется, возражений не последовало.

На немой вопрос парня о том, удалось ли ей найти в книге то, что она искала, последовал отрицательное покачивание головой. Гарри разочарованно вздохнул. Надеялся, конечно...

Вчера на его невольный возглас: «Насколько часто в Запретной секции попадаются почти живые книги?», Гермиона ответила, что подобные «учебные пособия с крутым характером» встречаются далеко не только в Запретной секции, добавив со вздохом: «Эта хоть не кусается..., и одно это должно радовать!»

Ну, если учесть, что есть такие чудовищные экземпляры, которые кусаются... Все равно книга профессора Хагрида казалась Гарри менее зловредной и опасной.

Чтобы как-то успокоить Гермиону, столько времени, а главное, сил и здоровья потратившую на перелистывание жуткой книги по темной магии, Гарри ободряюще произнес, стараясь вложить в голос как можно больше оптимизма:
- Мне кажется, не стоит так драматизировать ситуацию. Не знаю, как с первым вопросом – имею в виду изготовление крестражей - но вот со вторым, я так думаю: ничего там криминального нет. Ну, не может же такого быть, чтобы все были недоумки! Если бы это было так просто - убрать скелет отца из могилы...

- Гарри, - прервала его Гермиона, - ты забываешь о том, что, по словам того же Дамблдора, мало кто в Магомире знает, что Ты-Знаешь-Кто и Том Реддл - одно и то же лицо. Это раз.
А во-вторых, если кто об этом и знал, то для них Том был сирота, выросший в приюте и понятия не имеющий о том, кто его отец, и где он похоронен.
Одного такого человека, столкнувшегося на свою беду с круглым сиротой Томом, мы знаем: Хагрид. Ну, я ему все рассказала про Тома с твоих слов на следующий год, когда вы с Роном не разговаривали со мной из-за метлы. Кроме того Добби был неплохо осведомлен, как на самом деле звали того, кого нельзя называть. Но, ни Хагрид, ни Добби, ни сами Малфои, наверняка давшие эльфу пищу для размышлений, понятия не имели, кто настоящий отец Тома. Сам-Знаешь-Кто предпочитал не распространяться о своих магловских предках.

Все, о чем говорила сейчас Гермиона, Гарри знал, и знал, можно сказать, от первоисточника: от самого Волан-де-Морта. Парадокс ситуации состоял в том, что мыслям Темного Лорда, прорывавшимся в его сознание через многострадальный шрам, Гарри доверял. Пусть мозги красноглазого были переполнены манией величия, фантазии, можно сказать, никакой, а из всей гаммы человеческих эмоций Гарри доставалась по большей части одна ненависть, но, тем не менее, его враг думал искренне. Ни разу, к слову, за последний год не обманул: либо ничего не показывал, либо гнал голую правду.

- Дамблдор знал и второе имя Тома, и его отца, и догадался об его родстве с Мраксами, - произнес Гарри, вспоминая мысли Волан-де-Морта.

- Вот о чем и речь, - подтвердила девушка. - Но кто еще, кроме тебя и Дамблдора, знал все подробности о том, что произошло на кладбище? Ты же никому не говорил, а Дамблдор строго запретил кому-либо что-либо у тебя расспрашивать. И если честно, то он мог бы и не запрещать, я бы и так не стала. Достаточно было увидеть твое состояние: ведь ты же слова не мог выговорить.

- Как кто? - удивился Гарри. - Да все Пожиратели, которые к нему на кладбище прибыли стройными рядами. Сама-Знаешь-Кто едва в котле провариться успел, а такую речь закатил!

Гермиона посмотрела на него почти с состраданием.

- Гарри, какой же ты наивный! А ты вспомни, что было дальше. Кто-нибудь из них побежал докладываться в Министерство о возрождении хозяина и рассказал подробно, как было дело?

- Постой, - вспомнил Гарри, - но ведь кроме меня и Дамблдора обо всем, что произошло на кладбище, знал еще один человек. Сириус. Он сидел со мной и Дамблдором в одном кабинете, и Дамблдор настоятельно просил не упустить ничего из того, что я видел. Я все подробно рассказывал им обоим, и я уверен, Сириус все рассказал и Люпину, и другим членам Ордена. Дамблдор отправил Бродягу к Римусу на следующий день.

Гарри торжествующе посмотрел на свою подругу, но реакция ее была совсем не такой, на которую он рассчитывал. Она вдруг недоверчиво спросила:
- Гарри, ты уверен, что это был именно Сириус? В смысле, не кто-то другой под оборотным зельем?

- Гермиона, ты шутишь, - отмахнулся Гарри. - Да он при мне и, по-моему, прямо в кабинете превратился в собаку и обратно.

- Действительно, ничего не понимаю, - задумчиво проговорила Гермиона. - Понимаешь, тогда близнецы уже разработали свои удлинители ушей, а миссис Уизли еще ничего не просекла, и первое время нам удавалось многое подслушать. Но никогда, ни от кого, ни разу мы не слышали даже слова "кладбище". К слову "пророчество" это, между прочим, тоже относится в полной мере.

- Но, наверное, у них были другие, более важные дела, - предположил Гарри. - В самом деле, почему они должны были разговаривать о том, что уже не исправишь?

- Ага! - съехидничала Гермиона. - Например, прятать ворованные котелки Наземникуса... Или тебя охранять от дементоров!

М-да... Охраняли его в доме на Тисовой улице откровенно плохо. А надо ли было? Не лучше ли было, спустя необходимые две-три недели для "защиты крови", забрать его из дома родственников и перевезти в штаб-квартиру Ордена.

- Я бы предпочел не дементоров кормить на Тисовой улице, - со злостью произнес Гарри, - а с Сириусом пообщаться пару лишних недель! Тогда бы и охранять меня не надо было.

- Тогда надо было бы охранять тебя от Сириуса, - с каким-то злорадством проговорила девушка. - И что бы ты сказал, если бы вдруг обнаружил, что крестный ничего не помнит о том разговоре в круглом кабинете?

Слова Гермионы произвели на Гарри примерно тоже впечатление, что и превращение большой черной собаки в человека по имени Сириус на профессора Снейпа.

- Гермиона, ты з-загибаешь, - слегка заикаясь, пробормотал парень. - Кому надо было с-стирать ему п-память?

- Вот и я думаю, КОМУ? - вздохнула Гермиона. - Только давай честно, ты хоть раз разговаривал с Сириусом про то, что случилось на кладбище? Да даже не разговаривал, а просто слышал от него слово такое "кладбище"? Я уже даже сомневаюсь, что они с Римусом хоть что-то помнили про могилы твоих родителей, потому что ни один из них, как это ни странно, не предложил тебе навестить то сельское кладбище в Годриковой Лощине.

Гарри только отчаянно почесал свой лоб с многострадальным шрамом. Слов как-то не нашлось.

- Ты не ответил, - снова начала Гермиона, но увидев, что Гарри отрицательно мотает головой, и, приняв это за ответ, успокоилась и продолжила разговор. - А теперь давай, как говорит мой папа, склеивать картинки. Только по порядку:
Первое, сначала тебя уводит Лже-Грюм и начинает допытывать, что случилось на кладбище.
Второе, Лже-Грюм чуть не убивает тебя, ты уже... Короче, тяжело это все!
Третье, Дамблдор отводит тебя в свой кабинет, и ты снова все рассказываешь, и снова заново переживаешь все события. После таких откровенных разговоров человеку, как правило, становится легче, но повторить это все во второй, да нет, в третий раз практически невозможно.

- Сириус тогда остался со мной в комнате, - зачем-то произнес Гарри упавшим голосом. - Гермиона, но ты говоришь просто ужасные вещи!

- Гарри, да как бы я хотела, чтобы все, что я сейчас говорю, было лишь плодом моего больного воображения! - с жаром воскликнула Гермиона и, выхватив из кучи хвороста какую-то корягу, с силой переломила ее пополам. - Но если бы ты знал, как я умоляла Дамблдора забрать тебя из дома Дурслей! Как я молила его... со слезами!

- Постой! Ты же должна была ехать в Болгарию... Тебя же, вроде бы, Виктор Крам приглашал? - пробормотал Гарри бесцветным голосом, почему-то вспомнив Святочный бал на четвертом курсе, Гермиону в голубой мантии, идущую под руку с Виктором Крамом, хотя до той минуты мысли его крутились совсем в другой теме.

Знаменитый квиддвичный ловец вдруг представился таким умным, солидным и уверенным в себе кавалером, каким сам Гарри, наверное, не станет никогда. Он даже на некоторое время потерял нить разговора, невольно представив рядом с Гермионой себя, озабоченного нелепыми страхами – как бы у всех на глазах не споткнуться. А болгарин действительно противный тип, и правильно Рон сделал, что сломал его фигурку!

Гарри так увлекся, в общем-то, странными для себя мыслями, что ответ Гермионы, вернувший его к действительности, оказался неожиданным.

- Какая Болгария? - отмахнулась от его вопроса Гермиона, как от назойливой мухи. - Всякие умные слова "о защите крови" сразу задвинем в сторону. Тебе достаточно было пробыть в доме дяди и тети две-три недели. По крайней мере, так нам с Роном сказал Дамблдор после пятого курса. И если ты помнишь, именно через две недели тебя оттуда забрали. Я уж не говорю о том, что благодаря доблестному несению службы одним нашим общим нехорошим знакомым ты оказался в Литтл-Уингинге в куда большей опасности, чем в доме своего крестного. Да тебя вывозили оттуда целым отрядом!

«Она не была в Болгарии! - с радостью отметил про себя Гарри, чувствуя, что с этой минуты способен хладнокровно рассуждать дальше, мыслить и сопоставлять факты. - И что это он, в самом деле, прицепился к бедному Вики, когда тут куча нерешенных проблем?"

- А о чем они, то есть члены Ордена, говорили на своих собраниях? - спросил Гарри, хотя, в принципе, знал ответ, но все еще так хотелось верить в то, что Гермиона ошибается.

- Про вербовку новых членов Ордена, про охрану некоего "последнего оружия", про дежурства в Министерстве, про права и вольности гоблинов, про то, какие шаги собирается предпринять Сам-Знаешь-Кто, - с готовностью перечисляла Гермиона, как будто отвечала на экзаменационные вопросы. - Только тогда мне, перепуганной пятнадцатилетней дурочке, все это казалось архиважным, а сейчас, если честно, не более чем толчение воды в ступе. Потому что, сколько не обсуждай, сидя на кухне, что бы такое гоблинам предложить, чтобы они не поддерживали того, кого не надо, как говорит моя мама: "Во рту слаще не станет!".

- Дамблдор возродил Орден Феникса через час после возрождения Темного Лорда, - напомнил Гарри.

- Угу... Я так думаю, исключительно ради того, чтобы Северусу было с чем прийти к своему хозяину и отчитаться перед ним. Не считая, разумеется, того, что Поттер - законченный шалопай и вылитый отец, - с сарказмом произнесла Гермиона, чем-то напомнив собой того самого сальноволосого мозгошмыга, который вот уже две ночи подряд терроризировал Гарри. - Кстати, а куда подевался Сириус на следующий день?

- Дамблдор отправил его предупредить старую гвардию: Люпина и миссис Фиг. Сириус превратился в Бродягу и...

Последние слова Гарри повергли Гермиону в состояние легкого ступора, закончившегося приступом недоброго смеха.

- Это не та ли старуха Арабелла Фиг, которая вместе с Наземом должна была охранять тебя на Тисовой улице? - с язвительной ухмылкой спросила Гермиона, хихикнув при этом несколько раз. - Что и говорить, старуха-сквиб со своими кошками - грозная сила... Против красноглазого - самое то! Надо было и мне своего Живоглота подключить к общей борьбе за "наше правое дело".

- Ты забыла про Люпина, - напомнил друг.

- Гарри, а ты, по-моему, напрочь забыл о том, что есть другие, куда как более действенные способы связи, чем многокилометровый забег бродячего пса по просторам родной страны. Даже если всех сов в тот момент свалила птичья лихорадка, то есть еще говорящие патронусы, каминная связь еще не была под надзором Министерства. Феникс директора, как мы выяснили через полгода, может перемещаться практически мгновенно в любую точку. Помнишь, когда нужно было срочно сообщить миссис Уизли о трагедии с ее мужем. И потом, Гарри, до начала каникул и «Хогвартс-экспресса» оставалось всего ничего - несколько дней. Право, Сириус в сто раз нужнее был тогда тебе, едва пришедшему в себя от всего пережитого. Ты бы ведь не отказался разговаривать с Сириусом про то, что случилось на кладбище. А все эти гоблины, великаны и, тем более, ворованные котелки, могли подождать.

Гермиона говорила с такой злостью, с какой-то такой твердой убежденностью в голосе, что Гарри совершенно не узнавал в ней девочку, которая может плакать от избытка эмоций. Зато легко вставала перед глазами другая Гермиона. Та, что отчитывала Фреда и Джорджа за их запрещенные опыты над первоклашками, уводила в Запретный лес Долорес Амбридж. Та, что, не сомневаясь ни минуты, наставила на него палочку и применила жалящее заклятие, и отчаянно, из последних сил врала Беллатриссе про фальшивый меч Гриффиндора. Девочка с тающими снежинками, запутавшимися в непослушных волосах, решительно стучавшая в дверь комнаты, где он прятался от всех в компании гиппогрифа Клювика.

Как не хотелось признаваться самому себе, но Гермиона была права! Никакой нужды в том, чтобы, сломя голову, бежать Бродяге на четырех лапах к Люпину, не было. Сова Букля нашла Сириуса даже в Африке, а, может быть, и еще дальше. И вовсе не обязательно было писать Люпину подробности. Он бы и сам прибыл немедленно хоть в Хогвартс, хоть к дому Сириуса, получив всего пару строк о том, что он нужен своему другу и своему учителю.

Почему же он ни разу не заговорил с Сириусом о возрождении Волан-де-Морта, и обо всем, что случилось на кладбище близ Литтл-Хэнглтона? Вообще-то об этом было тяжело говорить даже через полгода. Да и что толку было болтать о том, что уже не исправишь. Гораздо больше возмущало отсутствие, какой бы то ни было, информации, фактически домашний арест в доме "любимых" родственников. Не говоря уже о грозящем ему исключении из школы, и о такой полной глупости, каковой являлись его переживания по поводу назначением старостой не его самого, а его друга Рона. Про ночные кошмары с Волан-де-Мортом, вылезающим из огромного кипящего котла, Гарри старался не вспоминать даже сейчас, спустя три года.

Но Гермиона была права, и он знал об этом. Знал уже в тот момент, когда, сидя у палатки близ Литтл-Хэнглтона, рассказывал ей о событиях трехлетней давности. И все сходилось один к одному, как из разрозненных слайдов складывается фильм, как из разноцветных фишек постепенно появляется мозаичная картинка. И все эти странности вокруг Дома Реддлов играли в этой мозаике не маленькую роль. Собственно, для них с Гермионой они стали отправной точкой для начала расследования.

Расследования? Надо же, до чего он дорассуждался... Что ж, пора называть вещи своими именами. И если уж они, Гарри и Гермиона, стали невольными детективами, то у них есть по крайней мере один свидетель: Римус Люпин. Сириус просто не мог, разыскав своего школьного друга, не передать ему все, что узнал от Гарри в круглом кабинете. А если этого не произошло, то вывод следовало сделать только один. Тот самый, к которому уже пришла Гермиона.

- Люпин! - выдохнул Гарри. - Люпину Сириус не мог не рассказать! Люпин должен обо всем знать.

Гермиона только устало вздохнула.
- Гарри, мы не можем... Мы не можем так рисковать. Как ты собираешься встретиться с Римусом? И где? Он, между прочим, прекрасно осведомлен о том, что ты сейчас находишься в "Ракушке", а тебя, скорее всего, примет за самозванца под оборотным зельем.

Гермиона промолчала несколько долгих минут, прежде чем продолжила разговор.
- Я уже успела подумать про Римуса. Но, ничего не получается. Если мы не успеем расспросить его до того как..., - Гермиона, несомненно, хотела сказать "до того, как он погибнет", но не смогла, - то мы никогда не узнаем правды.

Слова Гермионы безжалостно капали на мозги, разъедая старую саднящую рану. Почему он тогда обидел Люпина? Почему они не взяли его с собой в поход и не посвятили его в свои тайны? Насколько было бы им проще с опытным и знающим человеком. Он не покинул бы своего ребенка, он бы вместе с ними сражался за будущее маленького Тедди. И уж за долгий год совместных скитаний он бы двадцать раз успел задать Люпину все те вопросы, над которыми сейчас ломал свою лохматую голову. А теперь что махать руками: мертвого не воскресишь, если только у тебя в руках нет...

- Гермиона! - вдруг осенило Избранного. - Есть способ узнать правду! Ты забыла про Воскрешающий камень.
- Мы же его не нашли на той поляне, - начала Гермиона и вдруг остановилась. Если бы ночь была не такой темной из-за набежавших облаков, то ее глазах в этот момент можно было видеть лихорадочный, торжествующий блеск.

Гарри уже понял, что она хочет сказать. Они не нашли Воскрешающий камень, потому что его там уже не было. Они нашли его раньше, еще до того, как те двое прилетели на фестрале в логово акромантулов. Было странно думать про самих себя "те двое", но таковы были законы, по которым действовал Маховик времени.

- Мы должны найти Воскрешающий камень, Гарри, - твердо сказала Гермиона, подтвердив его собственные мысли. - Не то, что должны! Обязаны. Чего бы это ни стоило. Хотя, если честно, я боюсь услышать ответ Люпина, подтверждающий забывчивость Сириуса.

Гарри тоже этого боялся. Ведь это означало, что все, чему он верил все эти годы, летело черт знает куда. А Гермиона безжалостно продолжала вбивать гвозди в воспаленные мозги.

- Сириус в своем доме мне казался каким-то другим человеком. Таким жалким он не был даже после Азкабана, даже в Визжащей хижине, где мы впервые увидели его в человеческом облике. Помнишь, с какой легкостью он наколдовал из воздуха увесистые наручники для Питера. Он тринадцать лет не пользовался волшебной палочкой, и двенадцать из них просидел в Азкабане. А общество дементоров никак не способствует развитию магических способностей. Да что говорить, наколдовать прямо из воздуха что-либо даже у меня не всегда не получается с одного взмаха.

- Почему ты считаешь, что в доме на площади Гриммо он был... жалким? - спросил Гарри, вспоминая штаб-квартиру Ордена и ее обитателей. – Недовольным, мрачным, но никак не жалким.

- Потому что я это видела, - просто ответила девушка, но в ее голосе Гарри почувствовал неловкость, словно бы она стеснялась говорить досадную правду. – Понимаешь, такое было впечатление. С ним обращались некоторые члены Ордена не как с хозяином дома, а как... с бродячим псом или досадным недоразумением, с которым почему-то приходится иметь дело. А не лень было его ставить ниже плинтуса профессору Снейпу и... миссис Молли.

Гермиона запнулась перед именем миссис Уизли и виновато посмотрела на друга. Но Гарри только согласно кивнул, потому что в глубине души не мог простить миссис Уизли, что именно она заткнула рот Сириусу, когда тот хотел рассказать Гарри про пророчество. А ведь это, в конечном итоге, сохранило бы жизнь Сириусу.

- Если первого еще можно как-то понять, - продолжала девушка, - школьная вражда и всякие тараканы, то ее командный тон в чужом доме... В общем, здесь я согласна с Кикимером: не было у Молли на это права.

- К тому времени это был не дом Сириуса, а штаб-квартира Ордена Феникса, - почему-то счел нужным напомнить Гарри.

- Помню, - с какой-то мрачной готовностью, не сулившей ничего хорошего, согласилась Гермиона. - Но это не значит, что миссис Молли с Сириусом на пару должны были заниматься исключительно воспитанием Кикимера и гонять его туда-сюда. Лучше бы твой крестный сам занялся серьезной разборкой всякого хлама, а не выкидывал бы все фамильное добро ведрами из дома, в том числе злополучный медальон. А вместо этого полное пренебрежение к семье, к фамильным ценностям, которые являлись частью семьи и частью дома. Кикимер прекрасно все видел и хорошо понимал, и это, в конечном итоге, сгубило Сириуса.

Гермиона снова замолчала, а потом, подойдя к куче хвороста, с какой-то остервенелостью стала вытаскивать и ломать ветки, непрерывно приговаривая при этом: "И все как будто бы специально... И все одно к одному... Кикимеру достаточно было услышать всего пару добрых слов... Какого Мерлина делал в Ордене Феникса этот ворюга Наземникус? Чтобы было кого "Конфундусом" стукнуть через пару лет?".

Гарри не стал добавлять к этому, что Сириус с этим ворюгой натурально весело проводил время, а, попросту говоря, пьянствовал. Так хотелось верить, что крепко запил он только один раз, с тоски, представляя себе холодное одинокое Рождество в опостылевшем доме, превратившемся во вторую тюрьму.

Не на шутку рассвирепевшая Гермиона продолжала неистово хрустеть ветками, время от времени озвучивая свои мысли: "Отдать школу на растерзание Амбридж... Позволить Министерству плодить все эти указы об образовании... Наводнить школу всякими там приведениями Пинсами, старыми стрекозами и Хагридами в качестве преподавателей... Чтобы Фаджу было, обо что зубы точить... Чтобы держать каминную сеть под контролем... Чтобы вылавливать и проверять сов... Чтобы не оставить тебе никакой возможности связаться с Сириусом! Про парные зеркала я уж скромно молчу..."

Сердце Гарри от эмоций, исходивших от Гермионы, совсем упало. Достаточно было вспомнить про попытку ареста Хагрида и про то, как далеко немолодая Миневра МакГонагл попыталась его защитить, а в результате оказалась на больничной койке. Кто тогда остался в школе из Ордена Феникса? Один Снейп. К нему Гарри пошел бы лишь в самой безвыходной ситуации, он и вспомнил-то о нем в последний момент, уже сидя в кабинете Амбридж.

- Вот скажи, - внезапно обратилась Гермиона к другу, отбросив в сторону корявые сучья, - что мешало Дамблдору найти за лето нового учителя ЗоТИ? Да ничего не мешало! И это было, пожалуй, поважнее гоблинов! Учителем мог бы стать тот же Грюм. Или... миссис Уизли. А что, была бы профессором никак не хуже Локонса! Рон рассказывал, что она всех старших братьев подготовила к школе, и его самого, и Джинни.

Или тот же Сириус под оборотным зельем в облике того же Грюма, если тому так хотелось уйти на покой. Что, как ты сам понимаешь, полная чушь! Грюм остался солдатом до последней минуты своей жизни. И уж он-то никуда бы не отпустил трех недоучившихся школьников! Потому что, ты уж прости, что я так прямо, но наш поход больше напоминал старинную песенку: "Три мудреца в большом тазу пустились по морю в грозу..."

До последней минуты Гарри относился к воинственному настроению Гермионы с полным пониманием ситуации: ну, начиталась девочка того, к чему женщин в принципе подпускать не следует, так что пусть пар выпускает. Он даже готов быть для нее предохранительным клапаном, лишь бы, как говориться, «для пользы дела». Но последнее заявление было уже слишком... красноречивым! Гарри не выдержал и съехидничал:
- А что ж вы тогда поперлись вместе со мной?

- А вы, мистер Поттер, прикажете: вас надо было одного отпустить? Ну-ну... Как бы ни так! Но я, по крайней мере, в отличие от того же Рона, знала на что шла. Вот уж иллюзий у меня не было никаких! Когда Рон покинул нас, я проплакала все глаза, потому что впервые не знала, как быть? Ведь, по идее, надо было заканчивать все эти детские игры в искателей крестражей и связываться с взрослыми людьми.

Только мысли все время натыкались на одну и ту же непреодолимую проблему: где искать этих взрослых людей? Вернуться в Нору, которая наверняка находилась под неусыпным наблюдением Пожирателей, означало навлечь беду на семью Уизли. Если уж муж Андромеды вынужден был сбежать из дома, и шататься по лесам подобно нам, то наше появление в Норе было, мягко говоря, не желательно. Про "Ракушку" я тогда еще и не знала, и не предполагала, что Билл сможет надежно защитить свой дом, а Флер окажется таким великодушным человеком. Короче, меньше мне надо было слушать болтовню Джинни про чары вейл!

Гермиона говорила с жаром, вкладывая в каждое слово просто бездну эмоций. Казалось, все это давным-давно наболело в ней и выплескивалось наружу, как гной выдавливается из воспаленного нарыва, если провести по нему острым лезвием.

Но Гарри почему-то ухватил из ее слов только "проплакала все глаза, потому что впервые не знала, как быть?". А он-то думал совсем другое...

Слова вырвались из него быстрее, чем он успел подумать, стоит ли их произносить:
- А я думал, ты из-за Рона... плачешь.

Гермиона несколько секунд ошарашено смотрела на парня, а потом бросила ему прямо в лицо:
- Вам, Поттер, думать полезно! Время от времени... Потому что вы, простите, ведете иногда себя как последний...

А пока Гарри хватал ртом воздух, чтобы доказать этой гриффиндорской заучке, что он далеко не последний придурок, а... предпоследний, Гермиона, бросив в общую кучу последнюю сломанную ветку, развернулась в сторону палатки и скрылась в ней, не сказав больше ни слова.

"Обзываться-то зачем?" - недовольно подумал Гарри, хотя Гермиона и не произнесла последнего обидного слова. Но все равно! Как будто бы он сам тогда не понимал всего отчаяния их положения? Все, что там Дамблдор ему показал за несколько уроков, данных в течение целого года, можно было показать максимум за пару недель.

Зачем нужны были эти заморочки с мечом, если в Тайной комнате валялись без дела клыки василиска? Вот для чего меч действительно пригодился, так это для того, чтобы Белла не вызвала раньше времени Темного Лорда. И еще помог им обнаружить местонахождение чаши, потому что волнение Беллатриссы по поводу сохранности своего сейфа было более чем очевидно. Ну, и договориться с гоблином о помощи при ограблении «Гринготтса», до кучи.

Дамблдор что: и это предвидел?.. Прямо, ясновидящий какой-то... И не хуже Трелони!

Гарри не держал недовольства в своей душе на Гермиону, но и вслед за ней в палатку не пошел, хотя для того, чтобы остаться на месте, потребовалось усилие воли. Его остановили худенькие, но гордо расправленные плечики, высоко поднятая голова и целая копна растрепавшихся на ветру волос, закружившихся вокруг девушки, когда она разворачивалась в сторону палатки.

Милая девочка с чудесным характером разошлась... И судя по всему, успокаиваться, не собиралась! Гарри списал буйство ее эмоций на воздействие древнего фолианта, и только искренне порадовался, что, так или иначе, книга уже прочитана, а значит, завтра гневная девушка станет прежней милой и приветливой Гермионой.

Пусть к завтрашнему утру он десять раз пожалеет об этом, но немедленно подойти к Гермионе и покаяться, что он и есть тот самый «наивный придурок», которого она имела в виду, Гарри не мог. Лучше завтра.

Сейчас пусть побудет одна, пусть сама остывает, раз уж вскипает, как электрический чайник. У него и без ее эмоций на душе не сладко. Мозаичная картинка получалась та еще!

Хорошо: Дамблдор не догадался, что под Лже-Грюмом скрывается считавшийся мертвым Крауч младший.

Даже он, Гарри, впоследствии знавший Грюма, но все равно далеко не так хорошо, как Дамблдор, смог бы отличить его настоящего от подделки. В Лже-Грюме было куда больше злости, и не проскальзывали, время от времени, слова "УЧТИВЕЦ такой", "червяк бесхребетный", "хватит дурака валять". Какая разница, кто скрывался за маской Лже-Грюма? Кто бы там не был, это мог быть только враг.

Но тогда почему Дамблдор допустил возвращение Темного Лорда и начало второй войны? Если вспомнить его сверкнувшие торжеством глаза, когда он услышал про "кровь врага", то можно подумать: для того, чтобы у Мальчика-Который-Выжил был шанс выжить еще раз. Только вот... зачем Гарри нужна была собственная жизнь, цена которой жизнь Седрика, Сириуса, того же Грюма и далее по списку?..

Примерно через час Гарри вернулся в палатку, чтобы убедиться, что злополучная книга лежит не где-нибудь у девочки под подушкой, а в бисерной сумочке. Так будет спокойнее.

Ночная прохлада остудила жар в голове, и мысли постепенно выстраивались в логическую цепочку. Гермиона назвала его наивным, но Гарри не верил, что была необходимость стирать память Сириусу. Дело было даже не в доверии Дамблдору, а в том, что не стал бы старик действовать так грубо. Ведь если ты не знаком с «Тайнами Наитемнейшего искусства», а, судя по всему, никто из Ордена Феникса знаком с ними не был (и тут уж Дамблдор постарался), то будь там хоть кость отца, хоть селезенка кентавра, веры своему учителю у Сириуса не станет меньше. Если Сириус продолжал верить Дамблдору после двенадцати лет Азкабана, то, что уж там говорить про какой-то черномагический ритуал?

А вот весь остальной Магический мир? Что он думал про Альбуса Дамблдора? Международная конфедерация магов сместила его с поста президента, как только в своей речи он объявил о возвращении Волан-де-Морта. Люпин тогда сказал, ссылаясь на статью в «Пророке», что якобы Дамблдор потерял хватку, постарел.

Как никогда раньше Гарри пожалел, что, переживая из-за предстоящего заседания по делу применения им заклинания Патронуса, не прочитал статью в «Ежедневном пророке» о достопамятной речи Альбуса Дамблдора на заседании Визенгамота. Что же он там такое сказал, что ему, умнейшему и мудрейшему чародею, не поверили? Ведь крестражи не были каким-то невероятным изобретением Волан-де-Морта, Магический мир должен был знать об этом. Ведь ему, Гарри Поттеру, неуравновешенному подростку, который все время «теряет сознание и жалуется на боль в шраме», если не поверили, то, по крайней мере, заинтересовались. Отцу Луны даже пришлось печатать дополнительный тираж «Придиры» с его интервью.

Остаток ночи прошел в тяжелых раздумьях. К утру резкий холодный ветер значительно усилился, и Гарри больше думал о том, как бы согреться. К счастью, на следующий день, к полудню, ветер утих, но в лесу заметно похолодало. Ночной дежурный забылся тяжелым сном гораздо раньше, и проснулся опять только ко второй половине дня.

В палатке было довольно тепло. Печка весело потрескивала, а Кикимер с великой важностью ворошил кочергой угли. Наскоро впихнув в себя тарелку каши, приготовленной заботливой Сэррой, Гарри попытался разыскать Гермиону, но подруги не было ни в палатке, ни на поляне. И тогда он, следуя какому-то наитию, направился к устью ручья, к тому камню, где вполне могла находиться Гермиона, потому, что камень возвращал радость в душу, а это было сейчас как раз нужнее всего.

Он преодолел расстояние до ручья стремительно, бегом, и еще издали увидев валун, порадовался, что умница Гермиона не забыла надеть Мантию-невидимку. Он нисколько не сомневался, что она там, и, едва отдышавшись, тихо прошептал: "Гермиона, я здесь!".

Девушка обернулась к нему, скинув с головы капюшон Мантии, и ноги Гарри подкосились. Он даже невольно вздрогнул, потому что в первый момент ему показалось, что эта... незнакомка вовсе не его самая лучшая подруга.

Волосы ее не имели ничего общего с вороньим гнездом, а были старательно уложены в тугой валик, чем-то напоминающий замысловатую раковину улитки, и сколоты заколками. Наверное, теми самыми, японскими.

Но главное было в другом: с чистого открытого лба кокетливо свисал один неукрощенный локон, и в нем каштановые пряди вызывающе дерзко перемешивались с ярко-рыжими... И все это было так необычно, так здорово, что сердце Гарри, отчаянно трепыхнувшись, упало куда-то вниз, к многострадальному животу.

А хуже всего было то, что сердце было там далеко не в одиночестве. Сначала Гарри испугался, что в животе снова заерзало жуткое своенравное чудовище, но он ошибся.

Там хохотал, держась от смеха за собственный живот, знакомый сальноволосый мозгошмыг, да еще и корчил ехидные рожи, поразительно похожие на самодовольную мину профессора Снейпа.



Глава 41. Лед тронулся...

10 апреля 1998 года, пятница.

Самодовольный смех противного мозгошмыга постепенно стих, сердце медленно карабкалось вверх, на свое законное место, а Гарри все еще стоял, пораженный до глубины души. Он сейчас отчаянно завидовал легкому прохладному ветру, который теребил свободолюбивый локон, играя воздушными струйками с каждым отдельным волоском. Рыжий, каштановый... рыжий, каштановый... Ветерок перебирал непослушные волоски, пропуская сквозь них слегка красноватые лучи закатного солнца, и они вспыхивали по очереди, и снова гасли, оставаясь по-прежнему прекрасными и делая прекрасной свою хозяйку.

Он не знал, сколько прошло времени. Наверное, достаточно много, потому что девушка уже спустилась вниз, подошла к нему и тронула его за плечо. Парень вздрогнул, непростительно поздно заметив ее присутствие рядом с собой, а голос Гермионы прозвучал требовательно:
- Гарри, очнись! Да что с тобой, в самом деле?

А действительно, что с ним такое? Вернее, откуда у Гермионы взялся рыжий локон? И почему она позволяет ветру так беззастенчиво его теребить?

- Гарри, да что с тобой? - снова донесся до него шепот Гермионы. - Ты уже минут десять смотришь как будто бы сквозь меня!

Что? Прошло уже десять минут.
Мысленно отругав себя, как следует, Гарри смог-таки заставить свой язык шевелиться.

- У тебя сегодня красивая прическа, - промямлил он, и к полному своему ужасу добавил: - Очень мило! Ты знаешь, у тебя хороший глаз на такие...

Черт! Что он несет? Ужас... Ну, хотя бы он это ляпнул вчера, но никак не сегодня, когда Гермиона прекрасно осведомлена о его внеклассном чтении, так называемой «познавательной» литературы.

Ну, конечно. Вот она уже и улыбается понимающе-снисходительно. Добился своего, болван!

- А я думала, тебе не понравилось. У тебя несколько минут назад была такая кривая мина, - недоверчиво пробормотала Гермиона.

Это, скорее всего, в тот самый момент, когда он пинал самодовольного злыдня с его вечно недовольной ухмылкой.

- Нет-нет! Что ты, Гермиона, - поспешил заверить Гарри подругу. - Это я не тебе. Честное слово, не тебе!

Ну не рассказывать же ей, в самом-то деле, про наглого мозгошмыга! Сочтет совсем за идиота.

"Каковым ты, Поттер, надо сказать - являешься", - поздравил сам себя Гарри, откровенно признавшись себе в этом.

Поверила или нет Гермиона его словам - осталось загадкой. Она лишь улыбнулась, что сделало ее еще красивее, и просто призналась:
- Я сегодня вспомнила про эти японские заколки и, прочитав инструкцию, попробовала сколоть волосы. Провозилась, наверное, целый час, но... как видишь... Очень удобная вещь, и, потом, я думаю, укладывать волосы можно будет всего за пятнадцать-двадцать минут. Потому что на них у меня никогда не хватает времени. Все уходит, как говорит Рон, на окаянную библиотеку.

- А как ты догадалась... подкрасить прядь волос... в... рыжий цвет? - осторожно, с трудом выговаривая слова, пролепетал Гарри.

Он с напряжением ждал ответа. Гермиона слегка замялась, и по ее нерешительному виду можно было понять, что она сильно нервничает. Наконец она все же решилась признаться, но в голосе ее был страх, как будто бы она боялась, что ей не поверят.

- Гарри, честное слово, я ничего не делала с волосами! - прошептала она. - Так уже третий день. То есть три дня назад я проснулась и обнаружила у себя эту рыжую прядь. Тогда она была гораздо ярче, сейчас уже добрая половина волос вернула себе изначальный цвет. Но ты действительно считаешь, что мне так хорошо?

Гарри яростно закивал головой, вложив в это простое движение все, что мог, поскольку сказать что-нибудь мало-мальски членораздельное он сейчас не смог бы даже под пыткой.

Он ведь целых три дня не видел Гермиону при дневном свете. Она все время проводила в обнимку с этим жутким фолиантом, и они разговаривали друг с другом только после захода солнца, в сумерках или ночью, когда "все кошки серы".

Но именно три дня назад, ни кто иной, как он сам, подошел к спящей Гермионе и провел рукой над прядкой волос, упавшей на лоб девушки. Гарри невольно посмотрел на свои руки. Но у него ведь не было в руках волшебной палочки! Стихийная магия? Но... поздновато ему. Из детского возраста вроде вышел...

Гермионе он ничего не сказал. Самому бы разобраться в себе!

- Пора возвращаться, - донесся до Гарри еле слышный шепот подруги. – Давай-ка залезай под Мантию!

Что? Гарри был совсем не уверен, что на этот раз они вдвоем поместятся под Мантией-невидимкой. Но Гермиона уже натягивала на него Мантию, а он даже глаза закрыл на секунду, только бы не видеть ее хорошенькую головку рядом с собой.

Но вот уже древняя реликвия надежно укрыла их обоих. Гарри почувствовал, как Гермиона сжала его руку, а он, все еще будучи не в силах смотреть на нее, ответил ей тем же. И незнакомка вдруг исчезла, превратившись в прежнюю Гермиону, которую он знал столько лет, и с которой они столько миль прошагали под этой самой Мантией.

Тепло, исходящее от девушки казалось таким родным, таким жизненно необходимым, что Гарри решительно не понимал, зачем нужны прочие виды маскировочных чар, если у них есть такая замечательная Мантия.

Они медленно шли обратно к палатке. Молча, потому что по лесу слишком хорошо разносятся звуки, и Гарри был только рад этому. Ведь настоящее чудо – это возможность находиться рядом с замечательнейшей подругой, крепко держать ее за руку и чувствовать, что вся она - от маленького беспокойного сердца до игривого рыжего локона - здесь, рядом с тобой. А путь впереди еще долгий, нет просвета между стволами деревьев, не видна еще знакомая поляна и... еще почти три недели до победы.

Палатка оказалась гораздо ближе, чем хотелось. С сожалением разжав пальцы и выпустив руку девушки, Гарри остался под Мантией один. Снимать с себя семейную реликвию Гарри не торопился, притворившись не в меру забывчивым: оставаясь невидимым, можно было, не боясь разоблачения, тихо стоять в сторонке и смотреть на Гермиону.

Весна неумолимо набирала силу, даже, несмотря на заметное похолодание по сравнению со вчерашним днем. Молодая зеленая травка, еще недавно проглядывающая из-под земли рваными заплатками на фоне пожухлой прошлогодней травы, с каждым днем все больше заполняла собой поляну. Свежие ростки были невысоки, но они уверенно пробивали себе путь к солнцу, и земля под ногами уже не казалась враждебным серым и сырым существом, как неделю назад.

Господи! Ну почему его так тянет к этой девочке с сияющими карими глазами? Вот она присела возле малышей и склонила голову набок. Вот ветерок слегка потрепал ее волосы, и в них мелькнула в лучах заходящего солнца заметная рыженькая прядка. Вот зазвучал ее звонкий мелодичный голос, как звук серебряного колокольчика.

Вроде бы прошел уже первый шок, а взор от девушки отводить не хотелось. Когда уже совсем стемнело, Гарри снял, наконец, Мантию.

- Не доверяешь нашим заклинаниям? – пожурила его подруга. – Прячешься?

Заметила, значит, его временное «отсутствие» в видимом пространстве. Чему удивляться – Гермиона всегда все замечала.

- Что ты, ммм...

Так и не договорив, Гарри замолчал, и поспешил отвернуться, потому что ушам стало вдруг горячо. Он чуть не сказал: «Милая», а это было как-то слишком, совсем неправильно. Какая она ему «милая»? Вот если «милая девочка с чудесным характером» - тогда можно! А просто «милая» - это не по-гриффиндорски.

В голову опять полезли странные мысли, одна интереснее другой. Например, вспомнилось, что стихийная магия проявляется только при достаточно сильном всплеске эмоций. Иначе – никак!

Он лихорадочно пытался вспомнить, что же он мог такое вообразить, что под его рукой волосы Гермионы приобрели рыжеватый оттенок.

Вспомнил! Он хотел, чтобы Гермиона чуть-чуть была похожа на его мать, на Лили.

Гарри едва ли до конца отдавал себе отчет, что хватается за эту спасительную для себя мысль, как приговоренный к смерти за распятие, с неистовым отчаянием.

У него даже немного отлегло от сердца, и уши стали понемногу остывать. А он-то уж было подумал невесть что! Как хорошо, что все стало на место: Гермиона ему как сестра, потому что только его сестра имеет полное право походить на его маму. А он, сын Лили, в свою очередь, имеет полное право желать того же самого. Гермиона, она - самая лучшая! И она его сестра. А магия - сила, черт возьми!

Назойливый, намертво засевший в голове сальноволосый мозгошмыг снова язвительно хихикнул под самым ухом. Вот сразу видно, что этот - «Институт благородных мозгошмыгов» не кончал, и никто его, по сути, не воспитывал. Пока он не лез в личную жизнь, все было отлично! И где только его, Гарри, угораздило подцепить эту заразу?

После ужина, уже по сложившейся традиции, Гермиона подошла к своему другу.
- Мы вчера немного отвлеклись от темы, - начала она, сразу переходя к главному. - Так что давай поговорим о серьезных вещах. Ты знаешь, что я имею в виду.

При этом она многозначительно посмотрела на уже знакомый фолиант, который осторожно держала в руках, словно боясь об него испачкаться. А Гарри почувствовал ощутимый укор совести, потому что ни разу за весь вечер, с того момента, как увидел Гермиону, не подумал о вчерашнем разговоре. С другой стороны, всякие там Волан-де-Морты, Дамблдоры – что они значили по сравнению с тем, что действительно сейчас волновало его душу?

Проводив всех эльфов в палатку, гриффиндорцы устроились у костра. В нескольких местах книги торчали закладки, в качестве который использованы были кусочки пергамента, и с помощью одной из них Гермиона открыла книгу на нужной странице.

- Гарри, помнишь я вчера говорила, что не нашла ничего конкретного про обряд "Кость, плоть и кровь"? - спросила девушка, а юноша молча кивнул головой, подтверждая ее слова. - Но, тем не менее, в книге есть упоминание об этом ритуале. Правда, всего лишь один раз. Смотри!

Гарри заглянул в открытую страницу книги, отметив про себя, что она отпечатана очень крупным, несколько старомодным витиеватым шрифтом с всякими излишними загогулинами и... в голове, как будто бы сам собой зазвучал ледяной потусторонний голос, словно не книга это была, а аудиокассета. Голос звучал размеренно, довольно громко, но при этом достаточно монотонно и даже заунывно, слегка напоминая лекции призрака профессора Бинса.

"Отсеченная часть духа Темного колдуна, изъятая из его тела и заключенная в крестраж его волей, остается подобна живому существу. Она хранит в себе способность перемещаться в тех, кто доверяет ей свою душу, и в конечном итоге, полностью овладевает ими. Душа мага, впавшего в зависимость от крестража может быть употреблена крестражем в полной мере, и это, наряду с ритуалом "Кость, плоть и кровь", расписанном далее, есть один из известных надлежащих способов возвращения Темного колдуна к жизни."

С открытой страницы книги веяло не то, чтобы холодом, а просто какой-то жутью. Гарри с невольной грустью пожалел свою подругу, потому что в течение трех дней выслушивать эту гадость было выше его собственных сил.

- То есть ты хочешь сказать, что в этой книге все-таки было написано про "Кость, плоть и кровь" более подробно? - спросил Гарри, просмотрев и, соответственно, прослушав открытую страницу. - А иначе, зачем стали бы употреблять слова "расписанном ранее"?

Гермиона посмотрела на друга с уважением и подтвердила его предположение:
- Вот именно, Гарри. Только ничего нет: ни "далее", ни "ближе", ни "ранее", ни "позднее".

- А куда же все делось? - само собой вырвалось у Избранного.

- Я так думаю, что просто изъято из книги, ведь нумерация страниц отсутствует, - с готовностью ответила Гермиона, - так что в глаза не бросается.

- Но ведь ты все равно заметила! - произнес Гарри, но эти слова, как он сам понимал, были скорее комплементом в адрес лучшей ученицы Хогвартса. Действительно, можно было и не заметить пару уточняющих слов. Особенно, если от книги желаешь отделаться как можно скорее и ищешь в ней только то, что тебя интересует в первую очередь.

- Практически, с третьего раза, - подтвердила его предположение Гермиона. - Да я бы в жизни не взялась больше за эту жуть, если бы не сложившиеся обстоятельства. А при первом прослушивании меня интересовали, главным образом, способы уничтожения крестражей, ну и меры предосторожности при общении с ними.

- Так это ведь как раз к мерам предосторожности? - удивленно произнес Гарри.

- Вот потому-то, наверное, мы и имеем счастье это прочитать, - пояснила девушка. - А могли бы и не иметь, потому как все меры предосторожности описаны "далее" и подробно. А эти слова при первом знакомстве я вообще пропустила мимо ушей.

Скорее всего, человек, "усовершенствовавший" книгу, тоже случайно пропустил пару шальных слов. Или не имел возможности их удалить, так как нужно было дать им понять, насколько опасны крестражи. Если бы сейчас у них не было крайней на то нужды, они никогда бы даже не подумали сунуть нос еще раз в этот кошмар.

- Ничего не понимаю, - сказал совершенно сбитый с толку Гарри, - получается, что Дамблдор изъял из книги по крайней мере одну главу, если не две, зачем-то стер нумерацию страниц. Хотя мог бы просто вырвать эти листы, если уж так не хотел, чтобы мы узнали, как изготавливать эти самые крестражи. Или хоть страницы заново пронумеровать.

Гермиона, мило улыбнувшись, тут же заметила:
- А вам не кажется, уважаемый Избранный, что для того, чтобы мы, не приведи Бог, не узнали из этой книги чего лишнего, стоило бы лучше самому рассказать тебе, а лучше всем нам, про то, как все это лордово добро уничтожать, и как с ним обращаться? Вот мне почему-то так кажется! Даже сама не знаю – почему? Только предупреждаю: ответ типа "не успел, потому что его убил Снейп - не катит".

- Кажется, - обреченно согласился Избранный. Намного дешевле и проще, и без всяких рисков. Не говоря уже о том, что Гермиона могла и не догадаться приманить к себе книги через открытое окно.

- И как всегда, уже по доброй традиции, - устало добавила Гермиона, - опять какие-то недомолвки, какие-то игры, какие-то, я бы сказала, эксперименты. Да ничего ему не стоило посвятить хотя бы один урок пресловутым крестражам и напомнить про Тайную комнату, благо там имелся в наличии скелет василиска.

Да она прямо хочет от Дамблдора чего-то совершенно невероятного!..

- Но у него же пунктик такой был: человек должен до всего доходить сам, - не то в качестве оправдания Дамблдору, не то издевательски произнес Гарри. - Только ты, конечно же, права: не время было и не место.

- На тех страницах, где была написана нужная нам тогда информация, как раз лежали такие вот закладки, - сказала Гермиона, указывая на кусочки пергамента, - как говорится: сиди, читай и слушай. Изъять лишние листы из книги и заново переклеить обложку - не проблема. Ты ведь сам точно также поступил с учебником Принца.

А вот насчет нумерации страниц трудно сказать. Книга слишком старая и, как видишь, весьма своеобразная. Вполне возможно, что с самого начала была такой, какая есть.

Когда-то Гарри переклеил старую обложку учебника Принца-полукровки на новый учебник из "Флориш и Блоттс". Но он тогда хотел заполучить себе книгу с пометками Принца, а Дамблдору-то все это зачем?

- И все равно Гермиона, не понимаю: зачем это все? - воскликнул Гарри, тщетно силясь понять, к чему такие дикие сложности. Причем не только для других, но и для себя.

- Вот и я не понимаю, - ответила Гермиона. - Один ответ, кажется, есть: он боялся, что книга попадет не в те руки. Вот и предпринял необходимые меры предосторожности. Только это опять возвращает нас к первому вопросу: а надо ли было устраивать все так сложно?

Я бы даже, пожалуй, смогла освоить заклинание, вызывающее Дьявольский огонь. При наличии хорошего учителя, разумеется. Гарри, не смотри на меня так! - воскликнула она, увидев, как ей показалось, осуждение в глазах друга, хотя ничего подобного не могла она заметить на лице Гарри. - Это все равно проще, чем пожертвовать своей жизнью! С этим даже Гойл справился.

Внимая словам подруги, Гарри пришел к выводу, что он, наверное, никогда не сможет понять Дамблдора. Прав был Аберфорт: недомолвки и ложь, ложь и недомолвки. И так шаг за шагом.

- Ладно, это, как ты понимаешь, не все, - произнесла Гермиона, переходя к следующей теме. - Изготовление крестражей.
Одним словом, Гарри, я не верю, что крестраж может получиться сам по себе, без воли на то "Темного колдуна" и без полагающегося на этот случай "надлежащего" заклинания.

- Слизнорт упоминал про заклинание, - подтвердил ее слова Гарри, вспомнив про воспоминание, которое он с таким трудом добыл у Горация.

- Не может быть! - деланно удивилась Гермиона. - Просто, даже удивительно, как это Дамблдор не удалил из воспоминаний Слизнорта это упоминание.

- Он просто не успел, - тут же сообщил Гарри. - Воспоминание было погружено в Омут памяти как только, так сразу. Скорее всего, Дамблдор просто не предполагал, что Слизнорт так далеко зайдет, что заикнется еще и про заклинание. Я, если честно, тоже поразился. Но, с другой стороны, это доказывало, что воспоминание как раз подлинное.

И все-таки, Гермиона, ты можешь быть не права. Дамблдор же сказал, что Ты-Знаешь-Кто только что совершил два убийства, моего отца и мамы, и покусился на убийство ребенка. Его «Авада» отскочила от меня, но она была качественная. Ну, то есть заклинание уже созрело в нем и вскипело в его крови. Я могу немного судить об этом, потому что один раз в жизни у меня получилось "Круцио". Ничего приятного, даже если ты испытываешь вполне праведный гнев от оскорбления твоего учителя и пожилой женщины, потому как кровь при этом просто бурлит в висках. Так что его душа, действительно, могла разбиться вдребезги.

- Но это вовсе не означает, что кусок этой разбитой вдребезги души должен был искать пристанища в теле младенца. Как он в принципе туда попал? - решительно задала вопрос Гермиона, а поскольку Гарри молчал, ответила сама, деланно изумляясь такому очевидному для всех ответу. - Ах, да! ПРОСКОЛЬЗНУЛ...

- А разве НЕТ? - не понял Гарри скрытых намеков Гермионы.

- Вот сразу видно, что с магловской физикой ты не знаком даже на уровне общеобразовательной школы, - назидательно сказала Гермиона с улыбкой.

Гарри уже порядком надоело чувствовать себя, мягко говоря, недалеким человеком, а попросту, дураком, и он решительно заявил:
- Гермиона, ты прекрасно знаешь, что нет! Не знаком. И откровенно говоря, немного удивлен, как у тебя получилось «познакомиться поближе» еще и с магловской физикой. У Дурслей я больше занимался физическим трудом: навоз по клумбам кидал, кастрюли драил, унитазы чистил... Дальше перечислять?

А уж если от Дурслей за эту "физику с навозом" еще и еду удавалось получить в достаточном количестве, чтобы компенсировать потраченные калории, так жизнь вовсе казалась прекрасной. Но это Гарри уже не стал уточнять вслух.

- Извини, - опустив глаза, попросила прощения Гермиона. - Меня, к счастью, немного заставляли родители. Летом, конечно. Папа говорил, что человек должен обо всем иметь хотя бы некоторое понятие. Между прочим, представление о том, что мир состоит из атомов и молекул мне хорошо помогало на трансфигурации.

Ладно, речь не об этом. Лучше вспомни, как действуют защитные чары. Помнишь первый урок ЗоТИ на шестом курсе, когда урок вел профессор Снейп. Он тогда предложил тебе применить "Протего" невербально. Невербально, правда, у тебя тогда не получилось, но профессор Снейп хорошо отлетел в сторону и славно приложился головой об стенку. А до нее, между прочим, было довольно долго лететь.

Но "Протего" по сравнению с той защитой, которую дала тебе твоя мама, это просто... Извини, я даже не знаю с чем сравнить. Наверное, можно сравнить с яичной скорлупой и Китайской стеной. То, что у дома в Годриковой впадине начисто снесло стены на втором этаже в том месте, куда попало отраженное заклятие, впечатляет. Это все равно, если бы профессор Снейп от твоего "Протего" проломил головой стену и вылетел в соседний коридор. Да нет, вру. Ему надо было бы даже не проломить стену, а снести ее начисто, оторвать от потолка и пола, и от соседних стен. А такое, Гарри, возможно только вместе со Снейпом. Можешь мне поверить, профессор Снейп летел и кувыркался бы вместе с кирпичами, и то же самое ожидало мертвое тело Лорда.

Гарри слушал, не перебивая, признаваясь самому себе, что он как-то считал само собой разумеющимся, что тело пораженного врага осталось рядом с младенцем. А тут, оказывается, не только магия, но еще и физика.

- А потому, Гарри, - продолжала Гермиона, - тело Сам-Знаешь-Кого, вместе с его разбитой вдребезги душой, некоторое время покоилось на обломках кирпичей где-нибудь посреди двора. И что-то мне, если честно, надо иметь немалое воображение, чтобы предствить себе, как какой-то ошметок его многосоставной души захотел бы, повторюсь, искать пристанища в теле младенца. Кстати, по законам той же физики на тебя должен был рухнуть потолок, поскольку лишился поддержки как минимум двух стен дома.

- Так он и рухнул, - подтвердил Гарри. - Хагрид откопал меня из-под обломков. А потом привез тетке, как приказал ему Дамблдор. Я даже немного помню, как мы с Хагридом летели на мотоцикле. Правда дядю с тетей это раздражало, типа летающих мотоциклов не бывает.

- Хагрид? - не поверила Гермиона и еще раз переспросила. - Дамблдор приказал Хагриду откопать тебя из-под обломков и отвезти к тетке? То есть к Дурслям? На мотоцикле?

- Ну да, - ответил Гарри, слегка ошарашенный ее недоумением.

- А откуда вам, уважаемый младенец, известно, что Дамблдор приказал вас доставить дрожайшей тетке, - снова чрезвычайно настойчиво спросила Гермиона, - и откуда у Хагрида взялся мотоцикл? Я так понимаю, мотоцикл Сириуса.

- Подслушал один разговор, - охотно признался Гарри. - Гермиона, ты ведь там тоже была! Помнишь, когда мы на третьем курсе через подземный ход проникли в "Сладкое королевство", а потом там появился Фадж с МакГонагл и Хагридом? Я еще тогда узнал, что Сириус якобы предал моих родителей. А насчет того, что из-под обломков дома меня вытащил именно Хагрид, я и раньше знал - от самого Хагрида. Он мне об этом доложил, едва представившись.

Вид у Гермионы был такой, что если бы ей сейчас предложили переместиться в круглый кабинет директора школы чародейства и волшебства, и оставили наедине с Омутом памяти, то она, не задумываясь ни секунды, отдала бы за это последний в мире экземпляр "Истории Хогвартса".

Она вдруг хлопнула себя по лбу и воскликнула:
- Черт! Действительно. А мы тогда на эти слова Хагрида и внимания не обратили. Целый день тогда мололи языком про предателя Блэка. Ты тогда, можно сказать, из себя вышел, и это я хорошо помню. А вот про то, что тебя приказано было доставить прямиком к тетке, пропустили мимо ушей, - немного рассеянно рассуждала девушка и, глядя на недоумевающее лицо Гарри, пояснила. - Гарри, на тот момент Сириус еще не сидел в Азкабане, и именно он был твоим опекуном, а не какая-то там магловская тетка. Логичнее было приказать Хагриду доставить тебя твоему крестному.

Гарри смотрел на нее ошарашено. Почему раньше ему никогда не приходило это в голову? А ведь он слышал этот разговор давным-давно. Думал тогда больше о том, что некто Сириус Блэк - предатель, потому как про свое спасение из-под обломков дома руками Хагрида он знал давно. И это было замечательно, что Хагрид не отдал его маленького предателю!

- Постой, постой, - остановил Гарри ретивые размышления подруги. - Дамблдор приказал Хагриду доставить меня к Дурслям, потому что ему было известно, что Сириус – Хранитель. А если заклятие Доверия разбито, то, следовательно, Сириус – предатель.

- Ничего не «следовательно»! – с жаром возмутилась Гермиона, тут же пояснив: - С таким же успехом можно считать предателем меня, когда и притащила за собой Яксли на площадь Гриммо.

Гарри открыл, было, рот, но тут же пристыжено закрыл: сказать и впрямь было нечего. Можно было, конечно, возразить, что Сириус не мог не заметить «хвоста» за собой, что он находился у разрушенного дома в Годриковой Лощине живой и совершенно здоровый, но так для того и существовал руководитель Ордена Феникса, чтобы, не торопясь, выяснить подробности дела. Только Дамблдор и впрямь не спешил с расследованием, растянув его на двенадцать лет, а Сириус кинулся разыскивать предателя и попал в ловушку.

Устало подумалось, что если бы Сириус помнил не о мести Питеру, а о своем крестнике... Наверное, невеселые думы как-то отразились у него на лице, потому что Гермиона обратилась к нему тихо, словно хотела произнести вслух то, о чем он размышлял про себя.

- Гарри, тот Сириус, которого мы знаем, ни за что на свете не доверил бы младенца Хагриду. Ведь у Хагрида официально нет даже волшебной палочки, и он практически не умеет колдовать. Я вообще не понимаю, почему в Годрикову Впадину был направлен именно он. Других людей не нашлось? Конечно, Хагрид – полувеликан, и на него большинство заклинаний не действует из-за толстой кожи...

- Действует! – прервал девушку Гарри. – Одно точно действует: «Конъюктивитус». Им ударяют по глазам, и оно действует даже на драконов. Сириус советовал мне использовать это заклинание в первом туре, вернее, хотел посоветовать, но не успел.

- Тогда точно ничего не понимаю! – воскликнула Гермиона уже совершенно растерянным тоном. – Хагрид же рассказывал нам, как мадам Максим «Конъюктивитусом» освободила его сразу от двух великанов, стеганув их по глазам...

То есть, смотри что получается: Дамблдор уверен, что Сириус предатель, и, скорее всего, именно он проводил своего хозяина к дому твоих родителей. И при этом отправляет туда Хагрида, с которым предатель Сириус управился бы в один миг. Или я - круглая дура и уже ничего не понимаю?

Гарри и сам уже мало что понимал в стратегии и тактике Дамблдора, решив про себя, что непременно обдумает все на свежую голову. Пока, из того, что он понимал, умозаключения следовало делать весьма интересные.
Тем не менее, растерянный голос Гермионы понемногу выровнялся и сменился на более уверенный тон, а выражение лица приобрело характерные «Гермионистые» черты.

- Да что там говорить, - продолжала девушка, - откапывать тебя из-под обломков крыши должен был сам Дамблдор. Потому что где была гарантия, что рядом не прячутся Пожиратели, что Темный Лорд пошел в Годрикову Впадину один, что он вообще потом куда-то исчез? Да он и не один там был: Хвост его провожал. Сириус же говорил, что наслушался в Азкабане разговоров Пожирателей о том, что именно с неким товарищем Питером Петигрю их хозяин отправился на дело, и скорее всего, навел всемогущего повелителя на засаду.

- Так разве мертвое тело Лорда не нашли на обломках дома? - удивился Гарри. - Что тут странного: мертвое тело Темного Лорда весьма хорошее доказательство его смерти.

- Гарри, тебе хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь говорил, что тело Лорда было найдено? - нетерпеливо воскликнула Гермиона. - А оно и не могло было быть найдено, потому что оно развоплотилось. И здесь, в этом самом фолианте, об этом четко написано. Это можно сравнить с неудавшейся трансгрессией, когда материя как бы рассеивается в пространстве. Вот ты, когда трансгрессируешь, ты должен четко себе представить конечный пункт назначения, причем точнехонько в обруч. Почти мертвый Ты-Знаешь-Кто при всем своем желании не мог представить себе этот конечный пункт назначения. Вот и разлетелся на кварки... Это такие элементарные частицы, - пояснила девушка, увидев вопрос в глазах друга.

- Подожди, - в свою очередь уточнил Гарри, сделав в голове кое-какие выводы, - так значит, когда Ты-Знаешь-Кто обзавелся своим хиленьким тельцем, он соскреб из воздуха то, что там болталось в виде этих самых кварков? А что тогда так мало соскреб?

- Сколько смог, столько и соскреб, - удовлетворенно подвела итог девушка. - А что ж ты хочешь, рассеялось за дюжину-то лет. Впрочем, если бы не Хвост, так и этого он бы не соскреб. Крестражи - это все-таки весьма несовершенный способ достижения бессмертия. Вот потому-то, Гарри, мертвое тело Темного Лорда, оставшееся на своем месте после твоего «Экспеллиармуса» является очень хорошим доказательством того, что у него не осталось больше крестражей, и, следовательно, ты - не крестраж. По крайней мере, в данный момент. И я тебе уже об этом говорила.

- Неужели там все так прямо и написано? - не поверил Гарри. - А почему же ты тогда так удивилась, когда я рассказывал про уродливого младенца?

- В том-то и дело, что не все написано, - вздохнула Гермиона. - Про «развоплощение» написано совершенно четко, а вот про «соскребание» пришлось догадываться самой, и если бы ты не рассказал про то, что случилось на кладбище, я бы вряд ли сама до этого дошла. Но раз что-то по ветру развеялось, то это что-то следует собрать воедино. По-моему, логично. Да ты и сам пришел к аналогичному выводу.

При этом Гермиона вновь открыла книгу и, подсветив фонариком, открыла нужную страницу.

И вновь зазвучал в голове холодный, монотонный, потусторонний голос:
"Дух Темного колдуна, будучи привязан к Земле отсеченной частью его души, заключенной в крестраж, не сможет покинуть мир живых и отправиться в царство мертвых. Он будет витать над Землею, и бренное тело Темного колдуна, рассеченное на мельчайшие частицы мироздания, будет следовать за духом".

Потрясающе! Гарри несколько раз переводил взгляд к началу страницы, заставляя заколдованную книгу вновь и вновь прокручивать звукозапись, и даже жуткий голос казался ему вполне нормальным. Так значит, Темный Лорд все-таки умер окончательно. Значит, он, Гарри, все-таки НЕ крестраж!

- А что же ты сразу не сказала про тело? - спросил Гарри, оторвав, наконец, взгляд от книги. - Я бы тогда гораздо меньше переживал.

Свет фонарика в руке Гермионы вдруг еле заметно задрожал, а вслед за рукой задрожал и голос:
- Гарри... Я же... г-говорила... про тело... Его тело осталось лежать там, где его положили... Слизнорт заверил меня, что если тело осталось на месте, то Сам-Знаешь-Кто действительно умер. Но подробностей он не рассказал. Как? Почему? Ни одного слова. Это я вот уже сама раскопала. Но ты прав, надо было тебе это сразу показать, по крайней мере, вчера, когда я это нашла. А я слишком увлеклась...

Она вдруг замялась, опустив глаза, и пролепетала уже почти со слезами:
- Гарри, я просто эгоистка, честное слово... Мне казалось, что в последнее время ты уже успокоился. Ну, после экспериментов с палочками и после того, как мы установили, что в Министерстве был сам Темный Лорд. А про оставленное тело я же тебе еще раньше говорила... И потом, ты... держишься просто замечательно! Вот я и не догадалась показать тебе вчера эти строки. То есть я вчера как раз хотела показать, но ты..., то есть мы заговорили о Сириусе, и я... У меня вылетело из головы. А еще я вчера так сорвалась на тебя. Просто не знаю, что на меня нашло?

Гарри в это время еще и еще раз прокручивал в голове прочитанные строки. "Будет следовать за духом..." Эксперименты с палочками - это одно, а вот "что написано пером..." - это другое. Постепенно душу охватывало теплое сияние, а все, что собралось в ней ледяного с момента восстановления ментальной связи с Волан-де-Мортом, стало подтаивать и понемногу уходить.

Самое главное, растворялось ощущение бессилия из-за того, что ты ничего не можешь сделать со своим телом и с самим собой, и тебе остается только смириться с судьбой. Думать о смерти постоянно – так ведь каждый человек знает, что непременно умрет, и разница между ним и остальными людьми только в сроке свершения этого печального события. К тому же – на войне как на войне! Отчасти Гарри даже стыдился самого себя, и потому чувства его не вырывались наружу. А тут вдруг нехорошие мысли разом собрались и унеслись потоком, и стало совсем не больно.

Провожая в дорогу тающий лед со своей души, Гарри не сразу заметил, что его подруга лепечет что-то несуразное: отключился на мгновенье и поплыл по течению. Ликующее сознание ухватило лишь то, что насчет "придурка" она погорячилась и явно сожалеет об этом.

Нет ничего лучше, чем смотреть на девушку, которая почти что просит у тебя прощения. Особенно, когда она ни в чем не виновата, ни в чем таком не была замечена, и ее, по сути, и прощать-то не за что. Но ты при этом вроде как сторона потерпевшая, и от тебя требуется проявить снисхождение к слабому полу и даже можно... Короче, можно позволить себе ее обнять под предлогом того, что надо как-то успокоить... И ничего в этот момент такого стыдного нет! Это ведь нормально, когда парень обнимает плачущую девушку... У Гермионы сейчас глаза наполнены слезами! И он, Гарри, не такой законченный дурак, чтобы упустить такой замечательный момент!

Все это пронеслось в голове в одно мгновенье под полное одобрение назойливого мозгошмыга, и, выхватив из кармана носовой платок, который, к счастью, оказался чистым, Гарри ловко сгреб Гермиону в свои объятия.

Господи, как же хорошо! Лес. Весна. Ночь. Гермиона. Ну, кому же еще утешать плачущую Гермиону, если не ее любящему брату!

Это привилегия всех любящих братьев в отношении своих сестер. Рону просто не повезло: его сестра Джинни почти никогда не плачет, но это – его проблемы!

Отпихнув подальше старушку совесть, попытавшуюся что-то там вякнуть, что де объятия-то не совсем братские, мил человек, Гарри с упоением продолжал столь удачно начатое дело.

Мокрые реснички. Дрожащие плечики. Запах костра, затерявшийся в ее волосах.
Бессильно опущенные руки девушки не оттолкнули его, а носовой платок так и остался зажатым в кулаке без дела.

Склонившись над самым ухом девушки, Гарри еле слышно прошептал:
- Не нашло, а вошло. И даже не вошло, а влетело. Здесь в лесу весной полным полно мозгошмыгов. Честно. Я вот одного поймал еще три дня назад. Вредный такой, на профессора Снейпа похож. Так он меня уже три дня терроризирует!

- Да ты, прямо, сочиняешь не хуже Луны! - с легкой радостью от примирения отозвалась Гермиона. - Хорошо хоть кизляки не летают. А то тебя послушаешь...

Гарри не следил за временем, но в какой-то неуловимый момент почувствовал - дальше удерживать девушку становиться слишком неприлично. Пришлось-таки выпустить Гермиону из рук, честно занявшись промоканием почти невидимых слез на щеках, что было, признаться, уже не так интересно. А вскоре и с этим занимательным занятием было покончено. Жаль, конечно... Невезуха.



Глава 42. Тайны Наитемнейшего Искусства.

10 апреля 1998 года, пятница, очень поздний вечер.

Освободившись-таки из объятий, Гермиона заявила, что рассказала про крестражи еще далеко не все, что удалось раскопать, а потому нужно устроиться поудобнее и продолжить разговор. "Устроиться поудобнее" в их походных условиях чаще всего означало просто расположиться на кухне или у костра. Но сейчас костер пришлось затушить, чтобы от ветра не сыпались искры в сторону палатки. Погода к ночи совершенно испортилась, ветер набирал силу, и друзья поспешили укрыться в тепле. Гарри предложил выбрать кухню для продолжения разговора и применить "Оглохни".

На кухню Гермиона согласилась, а вот от магии решительно отказалась:
- Так будет безопаснее. Гарри, просто у меня какое-то нехорошее предчувствие, что сейчас, когда Сам-Знаешь-Кто завладел, наконец, Бузинной палочкой, для полного счастья ему не хватает как раз тебя. Да еще если члены Ордена взялись отлавливать егерей... Помнишь, Андромеда говорила, что в последний месяц они вылавливали их на приманку.

- Так это же хорошо, - произнес Гарри, не поняв рассуждений Гермионы.

- Да, хорошо, конечно, - согласилась Гермиона, - но в Министерстве могут раскусить. И тогда больше станут полагаться не на запретное слово, а на выявление вспышек магии. А уж если они будут появляться все время в одном месте... Если честно, то я даже не знаю, что сейчас для нас безопаснее: оставаться здесь под прикрытием уже наложенных заклинаний, или куда-то двигать дальше. Менять место - это значит заново устанавливать палатку и защиту, а наложение новых заклинаний - это магические всплески. А, уж если еще пришлют сюда не какую-то банду отморозков, которую даже мы сможем размазать по соседним кустам, а кого-нибудь покруче... Не дай нам Мерлин таких печалей!

- Подожди, а разве Министерство не видит так называемые магические всплески от уже наложенных нами заклинаний? - решил уточнить для себя Гарри, потому что пришлось признаться себе, что не очень понял доводов Гермионы.

- Конечно же, нет, - ответила девушка. - Министерство отслеживает именно само наложение заклинаний. А когда чары уже сотворены, то выявить их не может даже оно. Это я успела выяснить у Грюма, когда нам объявили, что планируется операция по эвакуации тебя из дома на Тисовой улице. Помнишь, он еще сказал, что метлы Министерством не отслеживаются. Это потому, что чары летучести на них уже наложены. Примерно так же и с зельями. Так что нам лучше сидеть тихо, и забыть про палочки как таковые. Потому что, если что, то перемещаться опять придется куда-нибудь поближе к кладбищу. Здесь хоть есть хворост для печки, и эльфы могут не сидеть все время в душной палатке, а иногда выходить на воздух. Наш костер, кстати, тоже находится в зоне действия защитных чар.

С доводами Гермионы пришлось согласиться: действительно, место менять пока не стоило. Продуктов им на ближайшие дни должно хватить. Без излишеств, конечно, но вполне терпимо, у Дурслей бывало и похуже. Без магии тоже вполне можно было жить, если есть руки-ноги и целых семь штук домовых эльфов. Сморчки, опять же полюбились... Где еще такие найдешь?

- Оградить кухню от остальной жилплощади заклинанием «Оглохни» лучше было сразу, когда палатку ставили, - произнес Гарри, жалея о таком досадном упущении.

- Не подумали, - откликнулась Гермиона. – Ладно: к несчастью, переезжать все равно придется, потому что защитные заклинания не вечны, а ошибку стоит учесть.

Замечание Гермионы, как ни странно, вызвало у Гарри улыбку: сколько бы ни учились они на своих ошибках – предусмотреть все «от и до» не удавалось никогда.
А потому он пошутил:
- Не переживай: новые грабли для нас непременно найдутся!

Гермиона улыбнулась в ответ.
- Так то новые! Ходить по новым граблям не так обидно, как по старым. Зато, какой жизненный опыт!

- Угу! – с готовностью поддакнул юноша. - Особенно когда после очередного удара граблями по лбу с удивлением обнаруживаешь, что твоя жизнь, черт возьми, все еще продолжается!..

Гермиона рассмеялась:
- Ой, Гарри! Жизнь – сложная штука. Как любит повторять мой папа: «везет» тому, кто сам «везет», «под лежачий камень вода не течет», и «за одного битого двух небитых дают»! Так что ты понимаешь...

- Понимаю: без граблей наша жизнь теряет яркость, - закончил Гарри трагическим голосом. – А так смотришь: на лбу очередной красочный синяк...

- Зато, сколько впечатлений! – ответила девушка, «восхищенно» подняв глаза к брезентовому потолку палатки. – А то: все библиотека да библиотека...

- Окаянная, да еще и передвижная! – произнес Гарри с вызовом, невольно подражая интонации Рона.

Избранному вот уже полчаса мир казался сказочным без всяких дополнительных впечатлений, и он был бы рад и дальше болтать с Гермионой о пустяках, ведь разговаривать с ней всегда было легко. Но девушка при упоминании о передвижной библиотеке снова сделалась серьезной и предложила продолжить разговор, начатый еще за стенами палатки.

Маленькая кухня сияла чистотой благодаря неустанным заботам Сэрры и Хаппи. Когда бы Гарри туда ни заходил, эти двое там все время что-то оттирали и чистили. Оставалось только надеяться, что все это доставляет им удовольствие. Тетя Петуния, в принципе, от домовиков недалеко ушла. Она тоже не могла спать спокойно, если перед сном не смахивала пыль со всех горизонтальных поверхностей в доме.

Щелкнув делюминатором, который, как была убеждена Гермиона, каким-то непостижимым образом хранил свет в себе и не порождал магических всплесков, они расположились за столом, постаравшись прикрыть за собой дверь поплотнее и разговаривать потише. Гермиона снова опасливо раскрыла дьявольскую книгу на очередной закладке.

Пристально наблюдая за подругой, Гарри невольно отметил усталую осторожность, точнее даже, некоторую замедленность ее движений при обращении с фолиантом. Она вдруг стала болезненно напряженной, сосредоточенной, и уже не верилось, что эта девочка только что весело шутила про злополучные грабли и окаянную библиотеку.

«Ты сам прочитал всего-то два абзаца, а тебе уже не по себе, – пристыдил себя Гарри. – А она с «веселенькой» книжечкой три дня мучилась!

Словно подтверждая его мысли, Гермиона устало прошептала:
- Очень хочу сегодня покончить с этой дрянью. Просто последние две ночи почти не могла заснуть. Вчера даже пришлось кое-что глотнуть вместо снотворного, которого нет в наличии.

- А-а-а... А что подходит вместо снотворного? - изумился Гарри.

- У тебя в рюкзаке я обнаружила две бутылки медовухи, - улыбнувшись и разведя руками, ответила девушка. - Одну пришлось открыть.

- И... помогло? - счел нужным уточнить Гарри, потому что никогда не думал, что алкогольные напитки можно использовать с такой целью. - Всю выпила?

- Боишься, что тебе мало осталось? - поинтересовалась девушка. - Не переживай - тебе хватит! Мне, как человеку мало пьющему, хватило пары-тройки глотков. Сейчас нужные разговоры договорим и... Но тебе пить нельзя: ты на дежурстве!

- Что значит «нельзя»? - возмутился Гарри с деланным неудовольствием, безмерно радуясь в душе каждой новой улыбке подруги. - Я что, рыжий, что ли? Да мне, в отличие от некоторых непривычных, от пары глотков ничего не будет!

- Ладно! Уговорил, - с преувеличенным великодушием согласилась девушка. - Но... Посмотрим на ваше поведение! Если вы, уважаемый Гарри Поттер, и в самом деле не будете вести себя как рыжий, и признаете, наконец, правоту моих слов, то мы с вами разопьем остатки бутылки медовухи. Точнее, я дам тебе глотнуть пару глотков. На счастье.

Гермиона снова заговорила с таким замечательным актерским цинизмом, с таким лукавым кокетством, что Гарри не выдержал: его почти взаправду захлестнула нешуточное неудовольствие и даже, более того, искреннее негодование. Это ж надо до такого додуматься: не дать парню, а можно сказать уже почти совершеннолетнему даже по магловским меркам мужику, выпить! Да еще ему же презентованой медувухи! За победу, между прочим.

- Гермиона, - сказал он, улыбаясь не менее цинично, чем его подруга, - ты хоть знаешь, что тебе скажет Рон в ответ на твои "дам тебе глотнуть пару глотков"? Он тебе такое скажет! На счастье. И еще без всяких разлагающих яды заклинаний докажет, чем отличается медовуха от огневиски, и с чем ее следует употреблять. На счастье!

Гермиона, засмеявшись, уверенно прошептала, что Рон от нее просто получит свое, "не будем уточнять что именно", но на счастье... И в любом случае вынужден будет выглядеть довольным, или... делать вид, что доволен. Потому что в противном случае получит еще... Примерно то же самое.

Рассмешила. Не в силах скрыть улыбку, Гарри осторожно полюбопытствовал:
- А не слишком ли много «счастья» ожидает Рона в недалеком будущем?

- Да уж, сколько смогу..., - начала было Гермиона, но потом вдруг остановилась, и, пожалуй, слишком заинтересованно спросила, внимательно вглядываясь в Гарри: - А тебя почему это волнует?

Под ее пристальным взглядом Гарри почувствовал себя неловко.

- За друга беспокоюсь, - поспешил ответить он, и с облегчением отвернулся, занявшись чайником, проворчав в качестве оправдания: «Коль под запретом алкоголь...».

Чай он, Гарри, хвала тете Петунии, умеет заваривать не хуже Рона.

За этими двумя стоит, однако, понаблюдать... Бедный Рон! В зеркале Еиналеж он ведь хотел быть самым-самым. А придется время от времени получать от собственной жены... "на счастье". Ладно бы сковородкой по макушке - это можно пережить. А вот правильными словами второй половины по самолюбию получать удары куда как тяжелее. Но, впрочем, сам виноват! Не надо было влюбляться в Гермиону!

Последнее Гарри, к своему искреннему удивлению, подумал с каким-то мстительным удовлетворением. Как будто бы речь шла не о судьбе и жизни, а о справедливой неудовлетворительной оценке за невыученный урок, или об истории с Норбертом у Хагрида. Всю жизнь хотел человек иметь собственного живого дракона, а когда тот оказался в его руках, то выяснилось, что изо рта у него пламя пышет, а сам полувеликан живет в деревянном доме. Но от дракона-то куда проще избавиться, чем от жены. Короче, бедный Рон... Не знает еще, что его ждет! Первый "Обливиэйт" уже получил в лоб? Получил. Но... так ему, рыжему, и надо!

- Гарри, - снова услышал он настойчивый и уже серьезный шепот Гермионы, - мне кажется, мы опять отвлеклись от главной темы. Так что давай-ка вернемся к окаянным, как говорит наш общий друг, книгам, точнее к той, которая у меня в руках.

Отодвинув в сторону еще теплую кружку с остатками чая, она развернула фолиант на нужной странице и положила перед глазами Избранного, напомнив при этом, чтобы к самой книге он не прикасался руками.

- Так она визжать у тебя в ушах не должна, - пояснила девушка.

- А сама-то ты как? – с тревогой в голосе спросил Гарри.

- Ну, в общем, терпимо, - пробормотала Гермиона уклончиво. – Она меня, похоже, уже считает за своего человека.

Открытая страница уже отчасти привычно, но все равно не менее противно зазвучала в ушах:
"Величайшие из величайших, сильнейшие из сильнейших, которые под силу только по-настоящему Темным колдунам, ограждающие крестраж заклинания не только не позволят заключенной в крестраж части духа Темного мага покинуть свое убежище, но и надежно оградят оное от разрушительных чар и прочих каких бы то ни было повреждений.

Благодаря Темным чарам, используемым Темным колдуном еще при изготовлении крестража, он может в дальнейшем не заботиться о наложении дополнительных охранных заклинаний. Крестражем будут в равной степени отвергнуты и вода, и воздух, и сталь, и лед, и пламень, что сделает дух, отсеченный от единой души Темного колдуна, поистине бессмертным. И что, в свою очередь, сделает бессмертным Темного колдуна, если он достаточно силен для этого, если его ограждающие чары достаточно могущественны".

Заунывный голос затих, и Гарри оторвав глаза от витиеватого шрифта, внимательно посмотрел на подругу. Сейчас, когда лицо ее не озаряла улыбка, а делюминатор освещал пространство чересчур добросовестно, было особенно хорошо заметно, как она похудела за последние дни. Щеки осунулись, глаза покраснели.

«Ей больно, - подумал Гарри, увидев, как Гермиона слегка сморщилась. – Кого она хочет обмануть? Меня, в течение года скрывавшего боль в шраме и мастерски научившегося делать это?»

Гарри быстро захлопнул книгу и отодвинул подальше от девушки. В ушах при этом неистово зазвенело, но через некоторое время все же стихло, а Гермиона облегченно вздохнула и посмотрела на друга с благодарностью, которую скрыть уже не смогла. Или просто не пыталась.

- А вы, оказывается, врушка, мисс Грейджер! - сказал Гарри, как ему показалось, достаточно строго.

- А мне, мистер Поттер, есть с кого брать пример! - не менее язвительно парировала девушка.

- Мне «Ежедневный пророк» еще три года назад этот диагноз поставил, - не замедлил отозваться Гарри. – Так что, вы ж понимаете: я должен соответствовать и поддерживать имидж. А вот от вас, мисс Грейджер, подобного поведения никак не ожидал!

В ответ Гермиона развела руками.
- Ничего не поделаешь, - произнесла она бесстрастным тоном, – люблю сюрпризы.

- Оно и видно! Только учти – «сюрпризы» слишком плохо влияют на здоровье, - недовольно проворчал в ответ Гарри.

Он на мгновенье замолк, а потом добавил уже совершенно серьезно:
- Гермиона, а можно хотя бы во всем, что касается дела, обойтись без секретов друг от друга?

- А ты за меня беспокоишься или за «дело»? – неожиданно спросила Гермиона, старательно замаскировав свой интерес под лукавой улыбкой.

«Добилась, однако, своего – приперла к стенке», - успел подумать Гарри, которого вопрос подруги застал врасплох.

- Естественно, за тебя! – тем не менее, не моргнув глазом, ответил Избранный, следуя мудрому правилу: «Если не знаешь, что сказать – говори правду!».

Если она сейчас спросит: «Неужели я так плохо выгляжу?» – он пропал.

К великому счастью правдолюба, Гермиона не стала ничего уточнять и расспрашивать, а предложила вернуться к разговору о крестражах.

- Все только что прочитанное тобой, как ты догадываешься, дошло до наших ушей только потому, что находится в главе про уничтожение крестражей. Так что: все что имею... К сожалению, - Гермиона вздохнула. - Но и этого, по-моему, достаточно, чтобы рассуждать.

Гермиона отложила в сторону книгу и взяла в руки маленькую стеклянную баночку, в которой эльфы держали соль.

- Смотри, - сказала Гермиона, - чтобы баночка с солью не разбилась, я наложила на нее чары неразбиваемости. Точно так же, как и на все остальные стеклянные емкости с зельями, включая пресловутые бутылки с медовухой. Разумеется, простые чары неразбиваемости даже рядом не стояли с чарами, ограждающими крестраж. Но помнишь, когда мы поймали Риту Скитер в ее анимагической форме? Я посадила ее тогда в банку и продержала пару дней. А чтобы она не смогла превратиться в человека, наложила на банку чары неразбиваемости.

- То есть, ты хочешь сказать, - прошептал пораженный до глубины души Гарри, - что ограждающие крестраж чары служат не только для того, чтобы защищать его от внешних губительных воздействий, но и для того, чтобы, как там у них написано, "отсеченной части духа" не вздумалось выйти погулять...

- А как еще можно заставить эту "отсеченную часть духа" тихо сидеть в медальоне и не буянить? - спросила Гермиона.

- Не так уж тихо эта тварь там сидела, - проворчал в ответ Гарри.

- Это само собой, - удовлетворенно отметила Гермиона. - Но покинуть медальон она не могла. Понимаешь, дух - это ведь не какой-нибудь жук, это нечто бесплотное и наверное, даже бесформенное. Удержать нечто неосязаемое, что может свободно проходить сквозь стены, возможно, только применяя сильные ограждающие чары, доступные только самым могущественным колдунам. Соответственно, эти чары не могут быть разбиты, - здесь Гермиона с вызовом посмотрела на своего друга, - бладжером, например...

- Кто же будет лупцевать бладжером по крестражу? - начал, было, Гарри и тут же стукнул себя по лбу. - Блин! Так выходит, для крестража я не особо прочный?

- Если бы ты в самом деле был крестражем, вряд ли Хвост смог бы сделать надрез на твоей руке и взять твою кровь, - терпеливо пояснила Гермиона.

- Так я же живой, а медальон не живой, - не унимался Гарри.

- Нагайна тоже была вполне живая, - возразила ему Гермиона. - И, тем не менее, от нее отскочило взрывное заклинание, и уничтожена она была все тем же мечом Годрика. И это очень хорошо, что ни в Визжащей хижине, ни в лесу ты не стал даже пробовать применить против змеи какое-нибудь заклинание. Все равно было бесполезно, даже и без всяких дополнительных защитных сфер. Вот скажи: ты хоть раз улавливал в голове Сам-Знаешь-Кого хоть какие-то мысли о дополнительной защите змеи?

- Улавливал, - уверенно ответил Гарри. – Правда, это было только тогда, когда он узнал про ограбление банка. Вот тогда он подумал, что нельзя больше отпускать от себя Нагайну с поручениями. Но в Годриковой впадине она, возможно, была без дополнительной защиты.

- Гарри, он и превратил змею в крестраж для того, чтобы тем самым обеспечить ей самую надежную защиту из всех возможных, - уверенно произнесла Гермиона, и с улыбкой посмотрела на Гарри. - А вот о тебе он явно не позаботился с такой щедростью.

- А почему он должен был обо мне заботиться? - удивился Гарри. - Я же был тем крестражем, надеюсь, что все-таки БЫЛ, который Темный Лорд никогда не хотел создавать. Потому он и не оградил меня "величайшими" и "могущественными" заклинаниями. А я, между прочим, не какой-нибудь там медальон, и даже не какая-нибудь змея, а вполне нормальный человек. Может быть, ей нравилось во мне сидеть - этой "отсеченной части духа"?

- Ты еще скажи, что часть души Темного Лорда жила в твоей душе ПОД ЕЕ ЗАЩИТОЙ, - скептически проговорила Гермиона.

Она вновь серьезно посмотрела прямо в глаза своему другу, и принялась терпеливо объяснять:
- Гарри, ты вспомни лучше те события, которые произошли с тобой в конце первого курса. Вспомни Квирелла! Пока в нем сидело то, что осталось от когда-то целой души Темного Лорда - Квирелл не смог даже прикоснуться к тебе. Получил, выражаясь медицинским языком, несовместимые с жизнью ожоги и умер.

Но Квирелл, между прочим, крестражем не был, хоть и сидел Сам-Знаешь-Кто у него в затылке. Квирелл умер, а дух Темного Лорда улетел в Албанские леса. Если бы Квирелл был крестражем, то и Темный Лорд сгинул бы вместе с ним, потому что часть души Темного колдуна без своего заколдованного вместилища существовать не может.

Я еще могу где-то, как-то, с очень большой натяжкой предположить, что шальной осколок души Сам-Знаешь-Кого попал в тебя, но он бы точно также вылетел обратно, потому что не смог бы выдержать прикосновения с твоей душой, как не смог это выдержать вселившийся в тебя Темный Лорд в атриуме Министерства.

- Неправда, - возразил Гарри, хотя доводы подруги казались ему вполне убедительными. - Он не сразу из меня выскочил, а только тогда, когда я подумал о Сириусе.

- Это потому, что к тому времени Темный Лорд успел возродиться с помощью твоей крови и принял в себя малую толику защитных чар Лили, - убежденно ответила девушка. - После этого он смог хотя бы касаться тебя. Но до того его дух, как говорится, и на дух не смог бы к тебе приблизиться.

Помнишь, ты нам рассказывал, что твоя мама защитила тебя своей безграничной любовью, и что ее защита таится в твоей коже? И эту могущественную защиту Квирелл не смог преодолеть. Так почему ты думаешь, что огрызок вдребезги разбитой души Темного Лорда смог бы ее проигнорировать? Я уж не напоминаю о том, что тело Темного Лорда валялось во дворе, среди обломков стены, а младенец захлебывался плачем наверху, под обломками потолка. Кстати, странно, что оказавшись под рухнувшей крышей, ты получил всего лишь один-единственный шрам на лбу.

- Значит, на меня как раз были наложены ограждающие чары, - рассудительно произнес Гарри, не особо, правда, в это веря, скорее для того, чтобы услышать из уст подруги лишнее вразумительное доказательство ее версии событий.

Гермиону его заявление просто вывело из себя. Гарри не ожидал такой бурной реакции: она вскочила на ноги и стремительно проделала несколько шагов вдоль и поперек кухни.

- Ограждающие крестраж чары здесь ни при чем, Гарри! - воскликнула она. - Это все защитные чары твоей матери. Та самая защита, которая отразила самое страшное из Непростительных заклятий, которая снесла начисто две стены дома, которая уничтожила Темного Лорда и отшвырнула его труп от младенца! Вот эти самые чары и не позволили ни одному кирпичу задеть тебя, годовалого младенца.

Вспомни, сколько времени действует самое обычное "Протего": уж гораздо больше, чем нужно для обрушения крыши. А твоя защита в тот момент была куда более сильной! Только что погибла твоя мать, чтобы Темный Лорд не смог даже пальцем тебя коснуться! А ты говоришь, что кто-то там к тебе ПРОСКОЛЬЗНУЛ.

- Но лоб-то мне, тем не менее, кто-то же просверлил, - осторожно вставил Гарри, одновременно прикрывая руками голову от разъяренной гриффиндорской львицы: вид у Гермионы был неадекватный. Ожидаемого удара в лоб, тем не менее, не последовало.

- Вылезай! Не прячься! - слегка подтрунивая, позвала его девушка. - Так и быть, не буду бить... Хотя, конечно, надо бы.

Гарри послушно опустил руки, а Гермиона, критически оценив взглядом его состояние и будто бы слегка задумавшись, произнесла:
- Знаешь, когда тебя боятся лучшие друзья – это впечатляет...

- Впечатляет ваша импульсивность, мисс Грейнджер, - спокойно ответил Гарри, - а я всего лишь осторожный человек с хорошо развитой реакцией.

Девушка посмотрела на него весьма скептически, а в ее голос закралась легкая ирония:
- Против «Летучемышиного сглаза» ваша «хорошо развитая реакция», мистер Поттер, не прокатит.

- А мне грозит? – спросил Гарри как бы невзначай, при этом буквально вцепившись глазами в подругу и подозрительно мало раздумывая о «Летучемышином сглазе» как таковом.

- Тебе лучше знать, - неопределенно пожав плечами, ответила Гермиона, но взгляда не отвела.

- Точно знаю – не грозит, - с хитрой улыбкой произнес Гарри, четко выделяя каждое слово.

Повисла пауза.

- Ну, ты ведь хорошая девочка, и не станешь нарушать свой же собственный запрет на использование магии? – снисходительно пояснил Гарри, чувствуя, что надо разрядить обстановку и притворившись, что не понял прозрачного намека.

- Ну, в общем, логично, хороший мальчик! – в тон ему ответила Гермиона, демонстративно скрестив на груди руки.

– А потому возвращаемся к тому, с чего начали, то есть – к крестражам, - поставил точку Гарри, отметив про себя, что его подруга, по всем признакам, гол в свои ворота не пропустит. И это, черт возьми, радовало!

- Гарри, я не знаю, кто и как смог просверлить тебе лоб, - снова терпеливо начала объяснять Гермиона, - но странствующий дух Темного Лорда вселялся в разных животных, в Квирелла, в Джинни, и ничто не мешало ему выселяться из них. Потому что все эти животные и люди не были крестражами, а оставались обычными существами. Крестраж - это нечто, совершенно противоположное человеческой природе.

Нельзя повредить душу человека, даже если размолоть его тело в порошок. А часть души, заключенная в крестраже, не может существовать отдельно от него ни минуты - она неминуемо погибает вместе со своим вместилищем. Причем, именно что погибает, умирает, рассеивается в пространстве - называть можно по-разному - но никак не отправляется на поиски новых приключений или нового убежища.

- Ну, да, - подтвердил Гарри. – Дневнику почти удалось овладеть Джинни, и, тем не менее, когда я его уничтожил, Том мгновенно исчез.

- Можно предположить, - настойчиво продолжала объяснять Гермиона, - что душа Темного Лорда разбилась вдребезги, что один осколок его души каким-то образом разыскал тебя под обломками дома, каким-то образом смог сделать то, что не смог сделать ни один кирпич, то есть добраться до младенца. Но превратить живого человека в крестраж, в то, что является полной противоположностью живому существу, никак не смог бы жалкий огрызок духа.

Ведь для превращения в крестраж чего-либо необходимо наложить на предмет те самые ограждающие заклинания, которые по силам только «достаточно могущественным Темным колдунам». Может быть, это и есть то самое заклинание, о котором упоминал Слизнорт?

Если бы дух Сам-Знаешь-Кого мог колдовать, так не летал бы он в астрале тринадцать лет. Заметь: то, чего он хотел больше всего на свете – вернуть свое тело – он сделать не смог без посторонней помощи. А превращать тебя в свой крестраж - он не имел никакого желания!

Гарри закрыл глаза, и вдруг, где-то прямо изнутри в нем зазвучали мысли Волан-де-Морта, подслушанные в Годриковой Лощине: "И тогда он был сокрушен. Он был ничто, ничего не осталось, кроме боли и ужаса, он должен был скрыться, спрятаться, только НЕ ЗДЕСЬ, в руинах разрушенного дома, где надрывался от плача испуганный ребенок, а далеко, очень далеко отсюда..."

- Гермиона, - еле слышно прошептал Гарри, - он, то есть дух Ты-Знаешь-Кого, он хотел оказаться как можно дальше от руин дома... Он не переносил детского плача еще с приюта... Да дело даже не в младенце. Он хотел спрятаться, скрыться, и руины дома вовсе не казались ему надежным убежищем. Он ведь укрывался в глуши Албанских лесов, потому что знал, что мракоборцы не прекратили поиски. Может быть, как раз боялся, что каким-нибудь заклинанием его достанут и материализуют из воздуха?

Открыв глаза и увидев ошалело уставившуюся на него подругу, Гарри пояснил:
- Я видел его воспоминания в Годриковой Лощине, когда он стоял у разбитого окна. Когда я уже был не в себе, и ты меня спасла...

Про безлюдные Албанские леса он на кладбище рассказывал, а также то, что он там от мракоборцев прятался. Так что, кажется, ты права: не мог дух поверженного Темного Лорда искать в руинах плачущего младенца хотя бы по той причине, что сматываться надо было ему как можно скорее из Годриковой Лощины.

Помолчав немного, Гарри вдруг решил сделать признание, которого в глубине души стыдился. Ведь он был тогда "не в себе" не потому, что потерял сознание, а потому, что медальон буквально был вдавлен в его грудь, там до сих пор осталась отметина. Тогда Гермиона применила заклинание ножниц, чтобы отсечь от его тела злосчастный крестраж с тварью, жившей в нем.

- Гермиона, а ведь там, в Годриковой Впадине, крестраж-медальон, можно сказать, почти овладел мной. Я ведь уже не помнил себя, - сказал Гарри, устало и виновато, опустив глаза.

- Я тоже этого испугалась, Гарри, - тут же откликнулась Гермиона. – Я так боялась, что из проклятого медальона выйдет Сам-Знаешь-Кто. Только стыдиться тут нечего. После того, как ушел Рон, ты же почти не снимал с себя эту дрянь, а крестраж это использовал. Он всегда сначала впитывает в себя все потаенные страхи человека, все противоречия, которые есть в его душе, а потом использует это для того, чтобы вселяться в его тело и овладевать его душой.

- Чем больше ты говоришь, тем больше я начинаю чувствовать уважение к Долорес Амбридж, - с легкой иронией произнес Гарри, обрадованный тем, что Гермиона не посчитала его откровенное признание за что-то постыдное. - Как же она могла вызывать Патронуса, если она сидела в зале суда с медальоном на шее?

- А вот тут как раз нет никакого секрета, - слегка насмешливо ответила Гермиона. – Амбридж ведь совершенно искренне считала, что всех магловских выродков нужно учесть и зарегистрировать, а потому чувствовала себя полностью в своей тарелке. А крестраж это ее славное убеждение только поддерживал. Ведь это же были идеи его хозяина. Так что все было так, как и должно было быть: крестраж нисколько не мешал ей, а, скорее, помогал.

Черт! Как он сам об этом не подумал? Но почему же тогда крестраж почти овладел им именно в Годриковой Лощине? Потому, что там был другой крестраж - Нагайна? Или же просто от того, что медальон к тому времени слишком долго болтался у него на шее? Или потому, что он тогда совсем разуверился в какой-либо успешности их непродуманного похода? А, может быть, все вместе взятое так на него подействовало?

- Гарри, вот как раз то, что в Годриковой Лощине крестраж попытался овладеть тобой, является еще одним свидетельством того, что сам ты крестражем не был, - вновь зазвучал тихий, но уверенный шепот Гермионы. - Крестраж нападает на крестраж... Это, знаешь ли, уже полнейший абсурд!

А вот тут-то у нее, откуда такая уверенность? В книге, что-ли, прочитала? Гарри столь красноречиво посмотрел на свою подругу, что она поняла его мысли без слов.

- В книге этого нет и быть не могло. Там прямо говорится, что нельзя создавать более одного крестража. Просто если рассуждать здраво: одному осколку души Темного колдуна хватило нескольких месяцев для темного дела, а другой не справился с этим за семнадцать лет! Где логика?

- Слабак! – согласился Гарри. – И ты знаешь, он даже не сопротивлялся особо, когда я его в лес тащил. Медальон – тот чуть меня не задушил, когда я в прорубь нырнул.

Радуясь, что Гарри понимает ее доводы, Гермиона продолжала говорить:
- Раскалывая свою душу, Темный колдун уродует ее и, если уж честно, Том Реддл просто какой-то сумасшедший фанатик. Он ведь так перенапряг свою душу, что превратился в полного маньяка! Его стойких убежденных последователей было не так уж много. Кроме Беллы, Алекты и Амикуса разве что еще Долохов, Розье, и Крауч-младший, конечно. Но все они от своего хозяина недалеко ушли: такие же - если не сумашедшие, то где-то около того. От них, по-моему, дементорам в Азкабане мало что перепадало.

- Он уже почти ничего не мог чувствовать, - подтвердил слова подруги Гарри. - Я видел... его глазами. Он чувствует некое подобие, только не радости, а, я бы сказал, злорадного удовлетворения, только когда кто-то страдает от его пыточных экзерсисов. В принципе, - так же, как и Беллатрикс. Впрочем, Креббу с Гойлом тоже нравилось заклятие "Круцио"...

- Вот в том-то и дело, - вздохнула девушка. - Мне с большим трудом верится, что чистокровные волшебники пошли за таким сумасшедшим маньяком. Он же был в школе чрезвычайно учтивым и воспитанным молодым человеком. Наверное, умел убеждать. А тут стал ломать свою душу и превратился в результате в такое нечто, что его уже стали свои бояться.

Гарри остановился, так как в голову вдруг пришло, что, собственно, он ведь ни разу не видел Волан-де-Морта в нормальном состоянии. Возможно, что, будучи не занят воспитанием своих последователей с помощью непростительных заклинаний, он представляет собой другого человека, больше похожего на юношу по имени Том, обладавшего хорошим здоровым обаянием. Над этим, определенно, стоило поразмыслить.

- Ладно, ну его... этого Тома вместе с его неприкаянной душой, - махнув рукой, произнесла Гермиона и, внимательно посмотрев на друга, добавила:
- Гарри, признайся честно: я смогла тебя хоть немного убедить, что ты никогда не был крестражем? Или хотя бы убедить в том, что сейчас-то ты таковым точно не являешься?

Гарри не знал, что ответить. С одной стороны, рассуждения подруги были совершенно здравые. Абсолютно все, так или иначе, указывало на то, что осколок души Волан-де-Морта не мог попасть в его тело, а, если бы и попал, то вылетел бы оттуда, едва соприкоснувшись с чарами, наложенными на него мамой.

И даже, если не выскочил сразу, а задержался по каким-то маловразумительным причинам, то это еще никак не делало из Избранного крестраж, потому что слишком часто оказывался он в больничном крыле Хогвартса, слишком часто получал тумаки от Дадли. Даже если считать, что в нем до сих пор живет какая-то бестелесная тварь, то достать ее вполне можно будет хирургическим путем, и умирать из-за этого вовсе не обязательно.

Несмотря на то, что в глубине души еще остались сомнения, они не давили на Гарри так, как неделю назад. Вернее сказать, уже почти совсем отступили.

- А если я, все-таки, признаюсь, что ты смогла меня убедить, - весело улыбнувшись, заговорщицким шепотом произнес Гарри, - то, что мне за это будет?

- Я дам тебе глотнуть медовухи из Малфоевских запасов, - с деланным великодушием невозмутимо ответила Гермиона. - Один глоток.

- Три! - возмущенно запротестовал Гарри. - На меньшее я не согласен!

- Хорошо, уговорил, - смеясь, согласилась Гермиона, одновременно доставая из сумочки маленькие стаканчики, в которых они обычно отмеряли нужную порцию оборотного зелья.


Глава 43. Золушка и Карлсон, который не прилетел.

11 апреля 1998 года, суббота.

Пустые стаканчики уже сиротливо стояли на столе, Гермиона, не торопясь, доставала из бисерной сумочки тусклую стеклянную бутыль, в которой плескалась жидкость густого медового цвета.

- Держи, - обратилась девушка к Гарри, протягивая бутылку. – Мой папа считает, и я с ним согласна, что мастерски разливать спиртные напитки могут только мужчины.

- Спасибо за доверие, - немного смутившись, пробормотал Гарри, принимая бутылку и наполняя ее содержимым стаканчики.

Кухню заполнил восхитительный аромат, как-то сразу напомнивший о далекой мирной жизни, редких вылазках в Хогсмид и уютном тепле «Трех метел». Юноша и девушка взяли в руки стаканчики и некоторое время стояли с поднятыми «бокалами», глядя друг на друга. По этикету требовалось что-то сказать, но Гермиона явно решила передать инициативу в мужские руки, а тот, в свою очередь, никуда не спешил.

Игра в «гляделки» продолжалась не меньше минуты, при этом Гарри чувствовал себя, вполне в своей тарелке, совершенно искренне любуясь лучшей в мире девочкой.

Он бы и дальше на нее смотрел, но Гермиона, не выдержав, осторожно напомнила:
-Гарри, мне кажется, что ты должен, все-таки, сказать что-нибудь торжественное...

- Спасибо за доверие еще раз, - машинально повторил Гарри, но больше на ум, как назло, ничего не приходило. Он определенно ощутил, каким-то шестым чувством, что и сам напиток, и его соблазнительный запах уже не вызывали в нем ни прежнего интереса, ни желания.

Наконец, потеряв остатки терпения, Гермиона произнесла:
- Ну, раз главный виновник нашего позднего собрания собирается мужественно молчать, как герой на допросе...

- Нет, герой не намерен молчать, герой... он серьезно готов..., - с важным и даже, пожалуй, чересчур торжественным видом проговорил Гарри первое, что пришло в голову, не сразу сообразив, что получилось до безобразия складно.
А когда после недолгой заминки Избранный все-таки произнес последнее слово «отвечать» (Ну, по смыслу подходило, черт его возьми!), Гермиона уже не смогла оставаться на ногах. Едва успев поставить на край стола свой так и не выпитый «бокал», она буквально осела на пол, беззвучно смеясь и держась за живот.

Быстро смекнув, что к чему, Гарри тоже согнулся пополам, и вскоре очутился там же - на полу, рядом с девушкой.
- Знаешь, Гарри, иногда ты бываешь совершенно неподражаем! – воскликнула Гермиона, когда вновь обрела способность говорить более-менее разборчиво. – За что и... любит народ своих героев...

Гермиона на мгновенье замялась, слегка покраснев, но от этого в маленькой тесной кухне стало еще уютнее. Казалось, все происходит в каком-то другом измерении, что весь остальной мир живет и воюет сам по себе, а здесь есть только он, Гарри, и Гермиона.

- Народ любит своих героев за то, что они время от времени спасают и спасают мир, - проворчал Гарри в ответ, оторвавшись от своих четырехмерных мыслей и вернувшись в реальность. – Правда, спасение мира каждый раз занимает чертовски много времени! Ты знаешь, совсем не остается на личную жизнь, - добавил он жалостливо.

Гермиона сделала неопределенный жест рукой, который Гарри истолковал для себя примерно так: «В обращении с героями требуется соблюдать особую осторожность!», а потому поднялся на ноги, взял со стола наполненные медовухой стаканчики и снова приземлился напротив девушки.

– Но, вынуждена сказать, - с деловым видом начала Гермиона, – свою подачу ты упустил, и квоффл влетел туда, куда нужно, то есть в твои ворота. Так что, теперь пожелания говорить буду я.

«Гермиона открывает счет! - тут же довольно удивленно отметил про себя Гарри. – «Десять – Ноль» в ее пользу. Ха-ха!».
Определенно, такого поворота событий он не ожидал.

- Гарри, давай за тебя, - произнесла девушка, поднимая повыше стаканчик, - потому, что все-таки ты смог сделать почти невозможное!

- Еще не смог, - внезапно посерьезнев, ответил Гарри, которому вдруг показалось, что пить за победу сейчас слишком рано. – Извини, боюсь сглазить.

- Ну, тогда выпьем просто за тебя, как за человека, - понимающе улыбнувшись, предложила Гермиона. – Просто Гарри – звучит...

- ...изумительно! – подхватил Избранный. – Вот уже почти семь лет наивно мечтаю быть просто Гарри, но ничего не получается.

- Вот и прекрасно! Значит, пьем за тебя, простого парня по имени Гарри, - произнесла Гермиона, и немного подумав, добавила: - И за твое душевное здоровье! Очень надеюсь, что теперь его будет хватать не только на спасение мира, но и на простые радости жизни. На квиддич, например...

Неужели она всерьез собралась играть против него? Очень было похоже на то, потому что взгляд у нее был вызывающим, а глаза удивительно живыми и задорными. Она сидела на полу тесной кухни, поджав под себя ноги и гордо расправив худенькие плечики, она предлагала ему принять ее вызов, и он не мог не согласиться с ее условиями. Терпеть поражение просто так, без боя, было совершенно не в его правилах.

- Тогда по рукам? – спросила Гермиона, протягивая Гарри свободную ладонь.

- По рукам, - ответил Гарри, протянув девушке свою ладонь и, тем не менее, решившись напомнить: - Если ты, конечно, понимаешь, что квиддич – это серьезно!
- Прекрасно понимаю, - нисколько не смутившись, ответила девушка. – Только, должна предупредить: я люблю хороших игроков в квиддич!

Гермиона замолчала, подняла стаканчик и стала внимательно рассматривать на свет его содержимое. Вид у девушки был такой, как будто бы ее ничего не интересовало в этом мире больше, чем густота медового оттенка напитка. Потом, видимо найдя его вполне соответствующим ее высоким требованиям, Гермиона поднесла стаканчик к губам и чуть-чуть отпила янтарную жидкость.

Гарри последовал ее примеру. Надо сказать, было чертовски вкусно! Даже вкуснее, чем год назад, или он просто отвык за год от деликатесов.

- Нет, если душевное здоровье игрока не позволяет ему выйти на поле, - как бы нехотя произнесла Гермиона, оторвав взгляд от «бокала» и посмотрев на Гарри, хитро сверкнув при этом глазами и лукаво улыбнувшись, - то я пойму его состояние.

Так он и сдался, и пошел себе лечиться... Размечталась!

- Матч «Грейджер против Поттера» состоится завтра, в субботу, по старой доброй Хогвартской традиции, - подвела итог Гермиона, убедившись, что Гарри полон решимости стоять до конца. – Приветствуются любые «приколы», но, чур, по самолюбию больно не бить. Это будет нарушение спортивных правил.

Гарри улыбнулся в ответ: его «душевное здоровье» как никогда нуждалось в хорошей разрядке, так что небольшое соревнование - это как раз в кольцо. Впрочем, игра только началась, и счет «Десять – Ноль» не в его пользу – сущие пустяки для «душевного здоровья» Гарри Поттера, который теперь непременно будет жить!

Так что, все впереди.
*****
Обсудив условия завтрашнего состязания в остроумии, девушка, стыдливо прикрывшись ладошкой, не в силах подавить зевок, практически сразу ушла спать. Но на Гарри медовуха подействовала совсем не так, как на Гермиону.

Избранному даже сама мысль о кровати показалась просто смешной. Душа, облегченно откинув в сторону всякие потусторонние мысли о крестражах, тайнах Наитемнейшего Искусства и прочих Темных колдунах, беззаботно чирикала и щебетала, иногда вставляя шипящие на змеином языке.

Надо сказать, душу одолевали некоторые заботы, но были они до странности простые и чрезвычайно легко решаемые. Пустяки, дело житейское... Вот через три недели он победит Волан-де-Морта, потом прочитает и выучит все учебники, и "Тысячу трав и грибов", и "Расширенный курс зельеварения", и всю трансфигурацию со спичками и птичками, и без таковых тоже. А еще он запишется на курсы анимагии, и к осени обязательно превратится во что-нибудь летающее. Ну, нельзя же так жить, в самом-то деле! Вот сейчас у него душа хочет чего-нибудь этакого, а полетать не на чем.

Счастливая его душа в это время, подхватив под руку сальноволосого мозгошмыга и пританцовывая вместе с ним в паре, весело напевала: "Спляшем, Севви, спляшем!"

К утру, он уже почти всерьез раздумывал: "А не прочитать ли ему, в самом деле, "Историю Хогвартса"? Ну, так, для разнообразия. А то все трансфигурация, зельеварение, окклюменция...

Здорово! Гарри только сейчас вспомнил про книги, которые они с Гермионой обнаружили в круглом кабинете директора Хогвартса. Ведь эту книгу действительно стоило почитать. Решив про себя, что завтра, а лучше, послезавтра, нет – лучше в понедельник, он этим непременно займется, совершенно счастливый человек Гарри Джеймс Поттер отправился спать, влив в себя на радостях остатки медовухи из початой бутылки. Все равно ведь выдохнется добро. Жаль, заклинание дозаправки применить нельзя! Гермиона строго запретила. А он, пожалуй, смог бы сделать так, что она бы и не заметила...

Ну, что такое три глотка для хорошего для мужика?

Гарри проснулся от шума дождя за стенами палатки, от легкого треска сучьев в печке и от приглушенного шепота малышей Солли и Холли, которые расспрашивали Гермиону о магловских сказках и, с явным интересом в тихих детских голосах, просили что-нибудь им рассказать.

Гермиона любезно согласилась, а вскоре к малышам присоединились почти все остальные эльфы. Неустойчивая апрельская погода окончательно испортилась, и на свежий воздух под дождь и слякоть не тянуло никого.

- В одном сказочном королевстве, - начала Гермиона, - жил человек, и работал он лесничим при королевском дворе. Жена его умерла давным-давно, оставив ему маленькую дочь. Спустя несколько лет после смерти жены лесничий вновь женился. Жена его была женщиной чрезвычайно властной, и у нее тоже было две дочери. С первой минуты мачеха невзлюбила родную дочь своего нового мужа и с утра до ночи заставляла ее работать. Девочка должна была мыть полы, готовить еду, убирать посуду, наводить порядок в комнатах, стирать и гладить одежду. К ночи она так уставала от непосильной работы, что садилась у печки прямо на золу и засыпала. За это ее и прозвали Золушкой.

- А разве у сэра лесника не было ни одного эльфа? - раздался почти мальчишеский голос, принадлежавший, скорее всего, Микки.

- Разве Микки не знает, - поправил его рассудительный голос Сэрры, - что эльфы живут в старинных особняках, и никак не могут появиться в избушке сэра лесника или сэра садовника. Эльфы не заводятся на кухне, как тараканы, а переходят по наследству.

- Да, мама Сэрра, Микки знает это, - возразил домовик-подросток, - но Микки так жаль мисс Золушку. А разве мисс Золушка не училась в Хогвартсе?

- Нет, Микки, не училась, - ответила Гермиона. - Она вовсе не была волшебницей...

- Неужели мисс Золушка была сквибом? - недоверчиво переспросили сразу несколько взволнованных эльфийских голосов.

- Тогда понятно, почему ее так невзлюбила мачеха, - со вздохом произнес чей-то голос, явно принадлежавший кому-то из взрослых эльфов, но Гарри не смог разобрать, кому именно.

- Друзья, - нетерпеливо обратилась Гермиона к своим слушателям, - девочка по имени Золушка вовсе не была сквибом. Потому что ее родители были маглами, и сказка эта магловская. Лучше слушайте дальше.

Однажды король того самого сказочного королевства объявил, что дает большой бал в честь совершеннолетия своего сына, юного Принца, и приглашает на бал всех своих подданных.

- А бал должен был состояться в Министерстве? - тихо уточнил кто-то из эльфов. Гарри весь этот разговор слушал, лежа на кровати под одеялом, и мало по малу его стал разбирать смех.

- Нет, - снова возразила главная рассказчица, - бал должен был состояться во дворце. Ну, это такой королевский особняк, где живут короли и... королевские эльфы!

- Так, значит, сам король был волшебником! - обрадовался Микки, уточнив рассудительно: - Домовики могут жить только с волшебниками.

- Вот сразу видно, что вы, мисс, плохо знаете традиции Магического мира, - счел нужным высказать свое мнение Кикимер, нравоучительный квакающий голос которого Гарри узнал сразу. – У волшебников не бывает ни королей, ни принцев. Кикимеру известно только о древнем роде чистокровных волшебников, которые носили фамилию Принц с двенадцатого века.

- Хорошо, пусть будет так, - обреченно согласилась Гермиона, явно чувствуя, что другого выхода нет. - Так вот, получив приглашение от Принцев, мачеха Золушки и сестры стали готовиться к балу. Они совсем загоняли бедную девочку. К той обычной работе, которую она должна была делать в течение дня, добавилось еще то, что нужно было приготовить бальные наряды для сестер. Золушка вынуждена была с утра до вечера корпеть с иголкой над рюшами и оборочками, пришивать ленточки, заглаживать выточки и складочки.

- Мантий, значит, парадных, приличествующих торжественному балу, тоже не было, - ехидно заметил Кикимер, и в его голосе уже звучал явный скептицизм. – Покойная госпожа Кикимера, миссис Блэк, на порог бы не пустила ни одну мадам без приличной мантии.

- Мисс Золушка и шить умела? - недоверчиво переспросила Сэрра, и с достоинством рассудила: - Очень немногие эльфы умеют шить, а волшебники предпочитают приобретать мантии у мадам Малкин. Но рюши и оборки на парадных мантиях уже давным-давно вышли из моды.

- Да, Золушка умела шить, и сказка старая, - подтвердила Гермиона, а Гарри был как никогда рад тому, что находится в соседней комнате и может не прятать широкую улыбку на своем лице. До него стало понемногу доходить, почему взрослые волшебники не читают своим детям магловские сказки. Начни что-нибудь этакое рассказывать, потом на вопросы отвечать замучаешься!

- Но вот, наконец, все было готово, и мачеха с сестрами уехала на Святочный бал. Золушка тоже очень хотела поехать на бал, но мачеха снова задала ей кучу работы: перебрать мешок крупы, прибраться в комнатах, вырастить пять розовых кустов...

"Вот про пять розовых кустов - это она зря! - искренне подумал про себя Гарри. - Сейчас начнется поток эльфийских мыслей..."

Не ошибся. Почти хором раздались сразу два недоуменных детских голоса, которые явно принадлежали малышам Солли и Холли:
- Как же девочка могла вырастить пять розовых кустов, если она не была волшебницей?

- Это мачеха специально дала Золушке такое невыполнимое задание, чтобы потом наказать девочку за его невыполнение, - потихоньку теряя свое великое терпение, пояснила Гермиона.

Разъяснения Гермионы все-таки дошли до ее любопытных слушателей, зато теперь до ушей Избранного стали долетать короткие вздохи и всхлипывания эльфов.

- Золушка уже села перебирать крупу, - мужественно продолжала Гермиона, - как вдруг в дом постучали. Золушка открыла дверь и увидела на пороге дома свою тетю. "Крестная! Дорогая крестная! - воскликнула она. - Как же я рада вас видеть!" А крестная была очень удивлена, что девочка осталась дома, когда обе ее сестры уехали на бал. "Очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь", - серьезно сказала тетя Золушки, и сразу же занялась сборами своей крестницы в дорогу. Она велела Золушке принести с огорода большую тыкву, проверить мышеловку и крысоловку. А когда все требуемое уже лежало перед ней, крестная Золушки достала волшебную палочку и...

Гарри постарался побыстрее и, главное, поглубже зарыться под одеяло, и правильно сделал.

- Так эта женщина, крестная Золушки, была волшебницей? - хором воскликнули домовики.

- Наверное, мама Золушки тоже была волшебницей, - несмело предположил кто-то из взрослых эльфов. - Но почему-то вышла замуж за магла...

- Наверное, она сбежала с ним, - ответил низкий для эльфа голос, скорее всего принадлежавший Хаппи. – Хаппи представляет, какой там был скандал! Любовь иногда бывает слишком зла...

- Да, она любила своего мужа, - вздохнув, подтвердила Гермиона, только сейчас обнаружив в сказке, знакомой с детства, кучу интереснейших подробностей. - Волшебница осторожно коснулась волшебной палочкой тыквы, и тыква превратилась в великолепную карету. Она коснулась палочкой серых мышей, и они тут же превратились в красивых лошадей, серых в яблоках. А огромная усатая крыса превратилась в важного кучера...

- Этого быть не могло, - со знанием дела возразил квакающий голос Кикимера. - никакое животное нельзя превратить в человека. Человека в животное можно, а вот обратно нельзя.

- Но это же только сказка! - воскликнула Гермиона. - Причем, сказка-то магловская. Маглы ведь не учатся волшебству и не знают таких подробностей.

Кикимер тяжело вздохнул. Понятно. Что с них, с маглов, возьмешь?

Гермиона не нашла нужным что-либо возражать. Гарри, сидя под одеялом и тихо хихикая себе в кулак, был более чем уверен, что сейчас его подруга постарается по-быстрому закончить повесть о приключениях бедной Золушки. Он не ошибся. Платье девочки успешно превратилось из старого потрепанного в новое великолепное, девочке подарены были две хрустальных туфельки. Она должна была веселиться на балу и непременно танцевать с самим принцем.

Наконец, произнесен был главный наказ крестной: "Ты должна будешь покинуть бал не позднее полуночи. Потому что ровно в полночь, вместе с двенадцатым ударом часов, карета снова станет тыквой, лошади - мышами, а твое бальное платье превратится в обноски".

- В сумерках наколдовано - к полночи развеется, - мудро заметил Кикимер, квакающий голос которого снова долетел до Гарри. – И, ради старого верного Кикимера, мисс, не называйте парадную мантию «бальным платьем». Госпожа Валбурга этого бы не одобрила.

- Наверное, эта волшебница не очень хорошо училась в школе, - в тон Кикимеру назидательно проговорила Сэрра.

- А ведь Золушка хотела танцевать на балу с юным Принцем? - уточнил Микки.

- А Принц будет танцевать с Золушкой? - раздался детский голосок Солли.

- И ей все равно придется уйти с бала с наступлением полуночи? - присоединился к голосу сестренки голосок Холли.

- Да, - вздохнула Гермиона, - Золушке придется уйти с бала в полночь. Но она успеет потанцевать с Принцем и покорить его сердце. Потому что она была очень доброй девочкой, и Принц непременно в нее влюбится.

Всхлипывания малышей, и без того время от времени прерывающие рассказ Гермионы, вдруг разом превратились в дружный вой. Не в меру впечатлительные слушатели, в основном младшее поколение, горько плакали, печалясь о судьбе бедной Золушки. Старшее поколение эльфов отнеслось к истории более прагматично.

- Мерлин великий! На что же она рассчитывала? - сквозь вопли эльфов донесся до Гарри недоуменный голос Сэрры. - Разве чистокровный отпрыск древнейшей волшебной семьи возьмет в жены грязнокровку, которая не в состоянии трансфигурировать обычной половой тряпки!

- А крестная-то ее тоже хороша! И платье-то заколдовать, как следует, не смогла!

- Да нечего ей было делать на балу у Принцев! Ее дело – крупу перебирать, раз колдовать не умеет. Кикимер знает, что говорит.

- Вот так осквернили волшебную кровь – и нет старинного волшебного рода. Где теперь Принцы? Нет Принцев.

«Бедная Золушка! – стонал под одеялом Гарри, обдумывая ситуацию. – Если б она знала, во что вляпалась...»

Робкие попытки Гермионы закончить сказку не имели никакого успеха. Малыши наотрез отказывались верить, что у Золушки и Принца будет замечательная семья, и продолжали всхлипывать, жалея бедную девочку. Старшее поколение упорно продолжало сокрушаться о судьбе «древнейшего и чистокровного волшебного рода», который «довели до вымирания всякие там». Шум в палатке стоял невообразимый.

Всеобщий хор плачущих, спорящих и прочих голосов прекратился только тогда, когда пред всей честной компанией появился Избранный и, с великим недоумением на якобы озабоченном лице, поинтересовался, по какому поводу "такой сыр-бор"?

Эльфы тут же опомнились. Сэрра и Хаппи пригласили Гарри на кухню, Юппи и Бобби заняли свое место у входа в палатку, Кикимер деловито начал ворошить кочергой угли в печке. Только малыши, потихоньку удалившись в уголок комнаты, продолжали вздыхать над несчастной судьбой Золушки. А по разочарованному выражению лица Гермионы было видно, что больше ее никто не заставит рассказывать эльфам магловские сказки: больно уж реакция впечатлительных эльфов была непредсказуемой...

После обеда, выбрав удобную минутку, Гарри отвел подругу в сторонку и осторожно шепнул ей на ушко:
- А мне очень понравилась твоя история про Золушку. Хотя, признаюсь, в детстве я эту сказку не любил.

- Серьезно? – немного смутившись, удивилась девушка. - Но почему?

- Гермиона, неужели непонятно? Я ведь сам был не кем иным, как той самой Золушкой, - просто ответил Гарри. - Только вот о балах и принцах не мечтал.

- А мне эта сказка нравилась вовсе не из-за поездки Золушки на бал, - задумчиво произнесла девушка. - Меня больше всего занимал процесс превращения тыквы в карету, мышей в лошадей, старого платья в новое...

- На что угодно спорю, что, прочитав эту сказку, ты перепробовала все, хоть ты в то время еще не училась в Хогвартсе! - с улыбкой предположил Гарри.

- Угадал, - согласилась девушка. - Правда, все ограничилось трансфигурацией тыквы в карету, которая по размерам была ничуть не больше тыквы, но для куклы была в самый раз. Платье куклы мне тоже удавалось перекраивать довольно легко. А вот специально выпрошенные у папы, купленные в зоомагазине, белые мышки упорно не желали превращаться в лошадок, даже в маленьких.

- А как твои родители отнеслись к трансфигурации тыквы? - спросил Гарри, живо представляя себе реакцию тети Петунии на такое "безобразие".

- Да никак, - отмахнулась Гермиона. - Они мне просто не верили, выдумщицей считали. У меня ведь такое целенаправленное волшебство тоже не всегда получалось. А, если и получалось, то, как назло, только тогда, когда я была одна в комнате. А вот на глазах у мамы с папой ничего подобного повторить не удавалось. И даже то, что уже было наколдовано, рассеивалось еще до того, как родители приходили на это взглянуть. Расстраивалась, конечно. Но в детстве я слишком рано перестала играть в куклы: книги нравились больше.

- А у меня и не было никаких игрушек, кроме книжек, - с грустью произнес Гарри. - Да и те были не мои, а кузена. Но он в них не заглядывал, а потому всегда можно было незаметно стянуть одну-две и утащить к себе в чулан. Моей любимой книгой была история про Карлсона, а себя я представлял тем самым маленьким малышом. Я очень хорошо его понимал, потому что ему, как и мне, больше всего на свете хотелось иметь друзей.

Но Карлсон ко мне так и не прилетел. Наверное, потому, что в моем чулане не было ни одного окна - по крайней мере, для себя я это объяснял именно так. Я больше всего на свете мечтал переселиться в маленькую спальню Дадли на втором этаже, чтобы лучший в мире Карлсон меня нашел, чтобы однажды вечером я увидел его, сидящего на подоконнике. Правда, не было у меня ни паровой машины, ни детских кубиков, а о собаке в доме Дурслей можно было лишь мечтать. Но я и не мечтал о собаке, я мечтал о Карлсоне, который живет на крыше, и представлял себе, как мы вместе с ним изображаем из себя привидения и пугаем Дадли.

А потом я узнал, что Стокгольм слишком далеко от Англии, и... в общем, выдумки это все! Только мясные тефтельки мой кузен делил по такому же принципу, как и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил с моторчиком за спиной: здесь девять штук, каждому по семь, и свои семь уже взял... Оставалось довольствоваться тем, что оставалось, и радоваться тому, что досталось хоть что-то.

Гарри стыдливо замолчал, потому как его рассказ про Карлсона, начавшийся вполне себе "за здравие", незаметно скатился к невеселой истории об украденном детстве. Плакаться в жилетку было не в его жизненных правилах.

- Впрочем, с Дадликом тоже было весело время от времени. Я, как только заходил в его комнату, так язык проглатывал. Все, как в любимой книжке про любимого героя, - здесь Гарри на минуту остановился, а потом начал говорить с выражением, как будто декламировал отрывок из литературного произведения на конкурсе чтецов.

– В комнате Дадли стоял письменный стол, вещь незаменимая, - и уроки на нем делать можно, и есть, а главное, вываливать на него что попало. Стояла и кровать, чтобы спать, прыгать и кидать туда все барахло. Ну, пока Дадлик не увеличился в габаритах до критической отметки, он еще мог позволить себе попрыгать на кровати. Это я про то счастливое для кровати время, когда младшему из семьи Дурслей было не больше семи лет.

- Два стула, - продолжал Гарри, всячески стараясь сдерживать улыбку, - чтобы сидеть, класть туда всякую всячину и влезать на них, когда нужно что-нибудь засунуть на верхнюю полку шкафа. Но это чаще всего было дохлым номером, потому что шкаф был до отказа забит тем, что не могло валяться на кровати или на столе. А чего только в том шкафу не было! В общем, скажу лишь то, что у меня ничего подобного никогда не было. Дадлик как-то удивительно быстро вырастал из своих свитеров и костюмчиков, а вот я все никак не мог дорасти до штанов кузена.

У Дадли в комнате был камин, и каминная полка тоже была заставлена самыми разнообразными предметами. А вот с потолка ничего не свисало: разве что пижама Дадли могла иногда отдыхать на люстре, или шкурка от банана, или пара башмаков...

- ...или кочерга, и мешок сушеных вишен, - широко улыбаясь, в тон Гарри продекламировала Гермиона строчки из любимой книги детства.

- А больше ничего, - неожиданно для себя закончили они уже хором и, не в силах более сдерживаться, рассмеялись.

- Не-а, - возразил Гарри, когда смех немного отступил, и он смог, наконец, говорить дальше. Кочерга чаще всего находила себе место на каминной полке, а позднее Дурсли заменили настоящий камин электрическим. Зато дальше все точь-в-точь по книге. Вот как ты думаешь, зачем я заходил в комнату Дадли? Нипочем не догадаешься: я хотел там убирать... Серьезно. Мне так тетя Петуния и говорила: «Ты не хочешь навести порядок в комнате Дадли? Я как раз вижу, что посуду ты уже помыл и начал скучать без дела».

Я вот только никак понять не мог – откуда у Дадли за один день набирается столько вещей, что к вечеру все в комнате оказывается погребенным под плодами цивилизации? И это не считая его второй спальни, где было в принципе то же самое, только уже сломанное. Впрочем, мое дело было браться за веник и приниматься за очистку. А из-под кровати иногда можно было выудить, не только пустую коробку от конфет или пирожных, или массу разноцветных фантиков, но и целую сковородку с недоеденной тефтелькой.

- Как же он мог оставить такое добро без присмотра? – удивилась Гермиона, живо представляя себе грязную сковороду под кроватью.

- Видимо, уже в живот не влезало, - рассудительно заметил Гарри. – Ой, Гермиона, ты даже не представляешь, сколько умных слов в свой адрес я услышал от дяди и тети за десять лет! Да никакой планировщик заданий с Дурслями не сравнится.

«Как это можно быть таким ленивым, как ты? Раз уж ты уже унавозил клумбы и устроил себе переменку, неужели так трудно сварить кофе? Лучше бы ты старался услужить людям, которые подобрали тебя ранним ноябрьским утром на крыльце и дали тебе еду и кров, и вообще из кожи вон лезли ради тебя. Действовать надо энергичнее, а не рассчитывать на чью-то помощь! Собери все, что нужно для вечернего чая, на этот вот красивый поднос, и не забудь положить булочки, и продолжай себе подметать. Пока мы все съедим, ты как раз успеешь все убрать. Но и тебе немного достанется, потому что у нас сегодня на редкость хорошее настроение», - самое малое из того, что было сказано в мой адрес и должно было, как ты догадываешься, иметь воспитательное значение.

Только когда я прочитал, как примерно в тех же самых словах Карлсон воспитывал Малыша, я хохотал до колик в животе... Не мог я после этого к Дурслям относиться серьезно! То есть играл по их правилам, вопросов не задавал, но и ко всем их нравоучениям относился скептически. Ну, надо же было им что-то говорить родному племяннику, по которому плакала Школа Святого Брутуса. И я, как будущий подросток с преступными наклонностями, уже без всякого стыда совершал время от времени налеты на холодильник. О! Здесь мы с Дадликом даже составляли друг другу конкуренцию.

- А что им было делать, беднягам? Ведь не все могут жить крыше и быть лучшими в мире Карлсонами, а воспитывать тебя все равно было их обязанностью, - с улыбкой заметила Гермиона в ответ своему другу. – Но ты никак не производил впечатления забитого родственниками ребенка. Невилл куда как больше боялся своей бабули, чем ты Дурслей. А оказывается, к этому Карлсон руку приложил...

- И моторчик! – весело уточнил Гарри, - А что? Я один раз взлетел на крышу школьной столовой без всякого моторчика. Раз – и ты уже на крыше! Правда, за мной тогда Дадли гнался.

Одно я понял точно еще в детстве, и до сих пор согласен с Карлсоном: если человеку мешает жить только ореховая скорлупа, попавшая в ботинок, он может считать себя счастливым. Это я совершенно серьезно!

Гарри убрал с лица улыбку и посмотрел на Гермиону выжидательно. Она, к счастью, поняла, что он не шутит, и мгновенно посерьезнев, произнесла:
- У Астрид Линдгрен есть еще кое-что, что наводит на нехорошие размышления.

Ответ Гермионы порядком удивил: с чего это Гермиона такое взяла? А потому Гарри снова выразительно посмотрел на Гермиону, не решаясь произнести свои сомнения вслух и взглядом призывая ее продолжить свою мысль.

Гермиона без тени улыбки и сомнения в своих словах, и довольно грустно произнесла:
- Помнишь тот момент, когда Карлсон приглашает малыша посетить свой домик на крыше, а Малыш опасается, что он с этой крыши упадет. А чем Карлсон его успокаивает: «Велика беда! Ведь на свете столько детей. Одним мальчиком больше, одним меньше – пустяки, дело житейское!»

От слов Гермионы Гарри, осев на пустую кровать, почувствовал, как мысли дружно поплыли в сторону войны, Волан-де-Морта и Хогвартса, где сейчас Корнак Маклаген освобождает первоклашек от жестокого наказания, а ему самому за этот акт милосердия предстоит перенести еще большие зверства.

«Одним мальчиком больше, одним меньше – пустяки, дело житейское!»

- Гарри, это же просто шутка, - тихо произнесла Гермиона.

- В которой, без сомнения, есть доля правды, - откликнулся Гарри. – Только я бы сказал – доля шутки.

Какие уж тут шутки, если через двадцать дней погибнут полсотни учеников Хогвартса, полсотни мальчиков и девочек, о которых он, Гарри, не мог думать, как о мертвых? Может быть, среди погибших будет Чжоу, его первое увлечение, или та девочка с длинной косой из Халпаффа, или кто-то из тех, кого он учил боевым заклинаниям в Отряде Дамблдора.

Гарри как-то некстати вспомнил, что так и не решился расспросить Гермиону о погибших подробнее. Нет, лучше не надо расспрашивать. Пусть они остаются живыми для него, пока не наступит время решающей битвы.

- Гарри, Астрид Линдгрен не была знакома ни с Сам-Знаешь-Кем, ни с Дамблдором, - тихо произнесла Гермиона.

- Да, да, - слегка улыбнувшись, ответил ей Гарри. – Карлсон уж точно просто шутил с малышом, так что я уже успокоился. Все-таки лучший в мире толстенький человечек с моторчиком за спиной помог пережить трудные годы детства в темном чулане, а это, поверь, дорогого стоит.

Судя по мягкой теплоте в сияющих глазах, Гермиона верила, и, тем не менее, чтобы оторвать друга от мрачных мыслей, девушка поспешила сменить тему разговора:
- Чем думаешь заняться сегодня? Погода, к сожалению, не позволяет наслаждаться весной.

Чем заняться? Да он как-то не думал... То есть думал слишком о многом и не о чем конкретно.

Внезапно в голову пришла еще одна замечательная выходка мужчины с моторчиком, и Гарри воскликнул:
- Гермиона, а ведь у меня сегодня день рождения! Я и забыл, что сегодня ночью заново родился, и весь долгий-предолгий сегодняшний день у меня, оказывается, день рождения.

- И я полагаю, - произнесла Гермиона с понимающей улыбкой, - что должна тебе сказать: «Поздравляю тебя, дорогой Гарри!»

- А то! Ты против? – деланно возмутился Гарри, одновременно внимательно наблюдая за девушкой, - И не забудь, пожалуйста, про подарок... И мы могли бы вечером выпить за мое здоровье. У нас же еще одна бутылка медовухи есть!

- Ну-ну! – пожурила его Гермиона. – Я в курсе того, Гарри Джеймс Поттер, чем вы занимались сегодня ночью, находясь на дежурстве!

- Не-а, ночью я не пил, - ответил Гарри совершенно искренне. – Под утро – да, было дело. Но это уже после дежурства, для крепкого здорового сна! Я мужчина или не мужчина?

- Не знаю, не знаю..., - слегка нараспев, немного растягивая слова и старательно имитируя глубокое раздумье, произнесла Гермиона. – О вас, Гарри Джеймс Поттер, упоминается в нескольких книгах по истории магии, но везде вас называют «мальчиком». Вернее, мальчиком, который... Дальше через дефис пишется.

Гарри в очередной раз вынужден был признаться самому себе, что Гермиона просто великолепна, очаровательна, неподражаема, и... делает подачу точно в кольцо. Он даже не сразу сообразил, что ответить, невольно прикинув про себя, что счет уже, как минимум, «Двадцать – Ноль», и отнюдь не в его пользу.

«Ну, я покажу вам, милая девочка, мальчика через черточку! - с мстительным наслаждением подумал про себя Гарри. – По очкам ведете вы, но снитч будет мой!»

Сейчас Гарри казалось, что за последние дни он узнал ее больше, чем за все предыдущие семь лет. С Гермионой было... уютно, и даже здесь, в одинокой перенаселенной палатке, и холодный дождь, набирающий силу за хрупкими стенами их временного пристанища, не мешал ему быть счастливым.

- А что ж вам подарить, великий Гарри Джеймс Поттер? – лукаво произнесла Гермиона с нажимом на слово «великий». – Учтите, у меня сейчас ничего нет.

Гарри слегка смутился: собственно, ему ничего особенного и не хотелось. Так, посидеть рядом с Гермионой, поговорить о чем-нибудь интересном, посмеяться. Или напротив, ему хотелось слишком многого? Хотелось, чтобы в его жизни остался еще один памятный вечер в обществе самой замечательной девушки.

Чувствуя себя до крайности глупо, а также припоминая злосчастную книгу про «Двенадцать безотказных способов зачаровать волшебниц», Гарри, набравшись смелости, произнес, удивляясь своему почти официальному тону:
- Я всего лишь хотел бы разделить вечер в вашем обществе.

Он на несколько долгих секунд остановился, невольно замечая на себе слегка удивленный взгляд девушки, и добавил с некоторой заминкой:
- Мисс Грейнджер, вы... согласны?

- Да... Да-да... Конечно, конечно, - рассеянно проговорила девушка, не сводя глаз со своего друга. – Когда начнем?

Она согласна! Гарри не мог поверить в то, что она согласилась, да еще без дополнительных условий и оговорок. Просто согласилась провести время с ним под выдуманным предлогом, не имеющим почти никакого отношения к реальной жизни.

- Как только мелкий народ разбредется по кроватям! – победно воскликнул Гарри, искренне радуясь тому, что его незатейливая полудетская выходка удалась как нельзя лучше.

Сегодня определенно его день. Уже было за полночь, когда прижимал к себе Гермиону, стараясь утешить, а на самом деле... прижать к себе еще крепче. Ему уже повезло один раз, так может быть, еще раз повезет? С Волан-де-Мортом столько раз везло...

В самом деле, разве можно отказать лучшему в мире специалисту по истреблению Темных Лордов, если у него невзначай сорвет предохранительный клапан?
А Гарри сердцем чувствовал: сорвет.

«Клянусь, что замышляю шалость и только шалость!» - прошептал он, пытаясь как-то оправдать свои неджентльменские планы, но видимо увлекшись своими далеко идущими мечтами, произнес про «шалость» слишком громко.

Уже сделав шаг к выходу из комнаты, Гарри обернулся. На лице Гермионы застыло удивленное выражение. Брови деловито поднялись вверх, а верхние зубки как будто бы в глубоком раздумье прикусили нижнюю губу.

«Интересно, о чем она сейчас думает? – глубокомысленно размышлял Гарри, отмеряя шаги по направлению к лесу, где собирался набрать хвороста для костра. – О чем в принципе может думать хорошенькая девочка, закусив нижнюю губку? Шляпа права однозначно: срочно необходима глобальная реформа образования. В Хогвартсе нас должны учить тому, как работает голова у девочек... И это куда как полезней умения заваривать чай...»


Дорогая Leesska!
Огромное спасибо Вам за стихи! Честное слово, не ожидала, даже слов подходящих не могу найти. Еще раз спасибо.
Русалка.


Глава 44. Жизнь играет с нами.

11 апреля 1998 года, суббота.

За стенами палатки везение закончилось. Мелкий нудный дождь, всем на зло, хотел наверстать упущенное за несколько предыдущих дней и обильно смачивал землю, нисколько не заботясь о том, что обитателям палатки нужно сухое топливо для тепла и уюта.

Постояв пару минут у входа в палатку и тоскливо полюбовавшись на серые косые струи дождя, Гарри решительно развернулся и вернулся обратно. Ходить по мокрому лесу и собирать осклизские сучья, было не то чтобы противно, но как-то нудно, обыденно и неромантично, и, уж точно, не в день рождения всем этим заниматься.

Новорожденная душа упрямо требовала чего-то особенного, а тело ей с радостью поддакивало, напоминая своему хозяину, что, как это ни странно, оно любит мясо, и никакими кашками уговорить его радоваться жизни невозможно. Это здорово напоминало бунт на корабле, потому что такого зверского аппетита Гарри не испытывал уже, как минимум, год.

Разумеется, голодные месяцы научили его ценить вкусную и здоровую пищу, но всякий раз кусок с трудом пролезал в горло. Виной этому были и тяжелые мысли, и постоянная неуверенность в завтрашнем дне. Время от времени удача им улыбалась и не заставляла ложиться спать голодными, но никто не мог гарантировать, что завтра на тарелке не будет лежать лишь горсть подмороженных лесных ягод, чудом найденных на голых зимних кустах. Покупать в магазинах крупу и варить кашу они сообразили далеко не сразу.

Сейчас, вопреки всему, перед глазами живописно вставали в ряд сочные отбивные котлеты, которые посчастливилось попробовать в «Ракушке», и прогнать эти видения из сознания не было никакой возможности. Полностью признав победу «материального» над «духовным», Гарри завернул на кухню и, застав там Сэрру и Хаппи, с некоторым удивлением для себя обнаружил, что они подсчитывают продовольственные запасы. Четыре пакетика с крупой аккуратно стояли на столе, рядом с ними возвышалось совсем небольшое сооружение из консервных банок разнообразной формы, немного напоминающее детскую пирамидку.

Хаппи, находясь с другой стороны стола и не замечая Гарри, выложил на стол еще один пакетик с рисом.

- Это все, - произнес домовик озабоченным голосом. - Последний кусок сыра подъели два дня назад, а масло кончилось вчера.

Сюрприз был не из приятных. Истощение продовольственных ресурсов, естественно, обрадовать не могло. И как раз тогда, когда у него должен случиться самый лучший в жизни день рождения! Потому что день рождения у Дурслей - это, ну что угодно, только не то, о чем можно было мечтать в этой жизни.

Последние два дня рождения Гарри прошли в "Норе", но и там их здорово подпортил Волан-де-Морт. Причем о последнем даже вспоминать не хотелось, хотя обычно день своего совершеннолетия дети волшебников ждут с большим нетерпением. Но у Избранного вместо радости была лишь обреченность и твердая уверенность в том, что этот твой семнадцатый день рождения, вероятно, станет едва ли не последним счастливым днем в твоей короткой жизни. Грустно, одним словом.

Гарри решил не мешать домовикам проводить ревизию продовольственного склада под названием "Рюкзак Избранного" и отправился в комнату разыскивать подругу. Девушка нашлась в углу комнаты, и занимали ее, похоже, те же проблемы, что и хозяйственных эльфов. Прямо перед ней на полу высилась целая стопка книг, аккуратно сложенных друг на друга, а Гермиона, сидя на кровати, доставала из бисерной сумочки все новые и новые экземпляры справочников и учебников. Высота башенки достигла уже немалой высоты, а на кровати живописно лежала горка свитеров и джинсов. Увлекшись разборкой своей походной библиотеки, Гермиона не сразу заметила друга.

- Что это сегодня на вас нашло? - спросил Гарри, когда взгляд Гермионы оторвался от книг и сфокусировался на нем. - Сэрра и Хаппи перебирают рюкзак с продуктами, а ты занялась книгами.

- Патологическая любовь к порядку не дает спокойно жить, и ничего не могу с этим поделать, - проворчала Гермиона, но при этом тепло улыбнувшись, добавила: - А чем еще заниматься в такую дождливую погоду? У вас, Гарри Джеймс Поттер, есть другие предложения по поводу проведения досуга? До вечера вроде еще далеко.

- Как это ни странно - есть парочка идей, - постарался обнадежить ее Гарри, стараясь щедро приправить свои слова нотками беззаботности. - Мне кажется, нам совершенно необходимо посетить какой-нибудь супермаркет и накупить много-много всякой вкуснятины. Понимаешь, мы с Сэррой и Хаппи тут случайно обнаружили, что за прожитую неделю успели основательно подчистить рюкзак и съесть все вкусное. Вот уже сегодня вечером макароны придется жевать без масла.

Гермиона слушала Гарри, одновременно освещая фонариком недра бисерной сумочки и рассматривая ее содержимое. Замечание друга про макароны без масла, по всей видимости, произвело на девушку должное впечатление, так что она даже оторвала глаза от пятого измерения и удостоила друга своим фирменным взглядом.

- Гарри, что я слышу? - раздался изумленный вопрос Гермионы несколько секунд спустя. - А мне-то казалось, что ты можешь быть вполне счастливым человеком не то что без масла, но даже и без макарон!

- Могу, - с готовностью подтвердил Гарри. - Еще как могу! Но сегодня не могу, потому что сегодня у меня день рождения. И я так думаю, что печеный паштет, копченая говядина с чесноком и барбекю из полудюжины зажаренных на вертеле цыплят в состоянии сделать меня вполне счастливым. А если к этому еще добавить...

Гарри хотел сказать бутылку медовухи, но все-таки предпочел промолчать. Как еще вчера выяснилось, алкогольные напитки на Гермиону действуют не так, как хотелось бы, и это слегка озадачивало... В том смысле, что требовалось хорошо продумать тактику. Что толку от того, что она отправится спать пораньше, оставив его одного в компании с недопитой бутылкой? И это в то время, когда ему хочется... Что конкретно хочется ему - Гарри сам не знал, но начать уговоры решил с проблем питания.

- Знаешь, - начал он, обращаясь к Гермионе и стараясь быть максимально убедительным, - мужской аппетит – страшная сила! Сметает на своем пути все, что есть, и возможно съесть.

Гермиона вновь отвлеклась от укладки бисерной сумочки и уставилась на парня, придирчиво, как показалось Гарри, оглядывая его щуплую фигуру с ног до головы. Под ее оценивающим взглядом он почувствовал себя неудобно, и даже новые штаны показались чересчур просторными.

- Гермиона, неужели я превратился в безнадежного костлявого задохлика? – не выдержав, спросил Гарри. – То есть абсолютно безнадежно?

- Немного откормить тебя надо бы, - ответила Гермиона уклончиво, но в ее интонации Гарри явно почувствовал нотки жалости, а это не радовало. Что ж тут хорошего, если девушка смотрит на тебя, как на недокормленного цыпленка? Она даже не потрудилась произнести что-нибудь успокаивающее типа «Гарри, ты всегда был таким и для ловца сложен идеально».

- Нечем откармливать, - бесстрастно ответил Гарри, решив, что хуже все равно не будет, – а потому предлагаю пополнить запасы продовольствия, пока я, судя по твоему взгляду, совсем из штанов не выпал.

- Ну, это тебе не грозит, - твердо заявила девушка, а Гарри почему-то невесело подумал, что дела его совсем плохи, и дальше худеть просто некуда. Он только понять не мог, почему еще несколько дней назад, да еще вчера, проблема острого дефицита собственного веса его не волновала.

Удачная мысль давить на «жалость» пришла в голову сама собой.

- У меня это... аппетита не было, а было это... несварение желудка от этих... душевных переживаний, - произнес Гарри, изо всех сил стараясь подбирать слова поточнее и поубедительнее. – И потом, у меня это... что-то шрам болит...

Упоминание о многострадальном шраме заставило девушку откинуть в сторону бисерную сумочку.

- Опять? – встрепенулась Гермиона, мгновенно вскакивая с кровати и протягивая руку к взлохмаченной голове Избранного.

- Ну, да... От голода, - с готовностью подтвердил Гарри, прикрыв глаза от удовольствия, потому что почувствовал на лбу прохладную ладонь девушки. – И мне нужно это... усиленное питание!

- Да ну тебя! – огрызнулась Гермиона, глядя на его довольную, расплывшуюся в улыбке мину. – Скажи лучше, что мальчику, которому не сидится на месте, вновь захотелось приключений на свою пятую точку?

- Гермиона! Как ты можешь подозревать меня в таких неразумных желаниях? – с пафосом и возмущением произнес Гарри. – Всем известна моя давняя любовь к тихой спокойной жизни...

- Да-а?.., - недоверчиво протянула девушка и, немного задумавшись, рассудительно произнесла: - а вообще, ДА-А... Луна что-то говорила об этой болезни... У нее еще такое странное название: «Немочь неудачника», кажется?

- Не-е, - запротестовал Гарри, вспомнив далекий матч по квиддичу, который комментировала Луна, - это не про меня, это про тех, кто не способен удержать квоффл дольше одной минуты.

Гермиона посмотрела на него пристально, нахмурилась и начала описывать симптомы болезни так, как будто бы говорила о снятии порчи или сглаза, или об использовании отвара растопырника для примочек, серьезно и по-деловому:
- «Немочь неудачника» проявляется совершенно по-разному у разных людей. Вот, например, для вас, молодой человек, «тихая спокойная жизнь» - недостижимый идеал. Но это не значит, что вы не должны к этому стремиться. Все в ваших руках. Для начала советую проводить побольше времени...

- Если в хорошей компании, например, с тобой, согласен на библиотеку, - перебил подругу Гарри, продолжая диалог уже в тон Гермионы. – По четвергам, для начала, пары тройки часов, думаю, хватит. Курс лечения должен начинаться с малого, не так ли? Ну, больше я не выдержу, я это... непривычный.

- Отчего же сразу мысли исключительно о библиотеке? – изумилась Гермиона, удивленно поднимая брови и гаденько улыбаясь.

Гарри усмехнулся, рассудив про себя, что вопрос скорее риторический, и ответ на него очевиден, но все-таки счел нужным поинтересоваться:
- Неужели я ошибся? Неужели доктор Грейнджер пропишет мне другой курс лечения?

- Доктор Грейнджер всего лишь имела в виду, - терпеливо начала объяснять Гермиона, - что вам, дорогой пациент, для снятия симптомов... э-э... геройства... следует больше времени уделять здоровому крепкому сну.

- Если в хорошей компании..., - мечтательно закатив глаза к потолку, прошептал Гарри. – Я имею в виду с мягкой... подушкой...

Ворчливый шепот Гермионы раздался откуда-то со стороны:
- Ох уж эти ваши милые шуточки, мальчик со шрамом!

Гарри, спустившись с потолка, оглянулся в поисках подруги. Девушка усиленно, но при этом совершенно бесцельно перебирала разложенные на кровати вещи, старательно пряча от него, как подозревал Гарри, свое покрасневшее лицо. Странно. Что он такого сказал? Джинни подобные выражения вроде никогда не смущали.

Чувствовать себя в глазах Гермионы «настоящим мачо» сразу расхотелось, и Гарри смущенно пробормотал:
- Извини, выразился неудачно. Я ничего такого не имел в виду. Пойдем лучше, прогуляемся по магазинам...

- Полюбуемся на наши фотографии, выставленные, надо думать, на каждом углу...

- Кстати, интересно: Гермиона Грейнджер на них обозначена под номером два или три?

- Мило шутите, нежелательное лицо номер один!

Беседа с Гермионой все больше начинала напоминать Гарри, как любил говорить Рон, «обмен любезностями с коллегой-старостой», правда в самой легкой форме. Обычно у «парочки» ежедневный обмен колкостями проходил куда как «занятнее», а главное, громче.

Рон дулся и рявкал, Гермиона ехидничала и иногда, в раздражении, топала ногой, но при этом оба неизменно выбирали его, Гарри, в качестве зрителя. А зритель что? Он на то и зритель, чтобы наблюдать молча, со стороны. Хотя зрелище время от времени откровенно надоедало.

Ссориться с Гермионой не хотелось ни «в шутку», ни, тем более, «всерьез», и Гарри решил, что пора сменить тактику.

- Да кроме шуток! - воскликнул он, пристраивая упомянутую ранее пятую точку прямо на стопку книг. – Как раз сегодня самое подходящее время. Посуди сама: через день-два будет полнолуние, у всех оборотней плохое самочувствие. Оно им надо – в такую скверную погоду по лесам шастать?

Видимо было что-то в его словах, заставившее Гермиону задуматься. В конце концов, всего через десяток минут настойчивых убеждений со стороны друга, Гермиона согласилась на внеплановую вылазку. Подействовали следующие аргументы: егерям не до прогулок, нет нужды экономить оборотное зелье, и, самое главное, эльфы - тоже люди, которых никак нельзя морить голодом. Но у Гермионы, как всегда, так и на этот раз не обошлось без составления подробного плана действий. Основная проблема заключалась в том, что чьи-нибудь волосы еще нужно было раздобыть.

- Ладно, - произнесла Гермиона, проливая своим согласием бальзам на душу Гарри, - уж лучше большой супермаркет под оборотным зельем, чем сельские магазины, где каждое новое лицо обращает на себя чересчур много внимания местных жителей. Да и наполненная сверх всякой меры тележка с покупками – вполне нормальное явление для большого магазина.

- На «дело» двинемся в сумерках, - прошептал Гарри таинственным тоном заговорщика, как будто бы речь шла об очередном ограблении. Подруга, улыбнувшись и вздохнув, покачала головой, но это были уже мелочи.

"В последнее время уболтать Гермиону и склонить к правильным действиям становится подозрительно легко, - размышлял про себя Гарри, держа обеими руками опустошенную бисерную сумочку, которую Гермиона вновь аккуратно заполняла книгами. - А год назад сколько копьев было сломано из-за одного единственного учебника по зельеварению... Интересно, что это с ней такое?"

Самому себе Гарри признавался, что перемены в поведении подруги ему откровенно нравились. Когда последние вещи с кровати были убраны в недра маленькой сумочки, Гарри забрал из кухни свой опустошенный эльфами рюкзак.

Снаружи палатки стояла такая серость, что было совершенно непонятно: это уже сумерки, или просто погода позволяет себе слишком много лишнего. Гарри еще раз вспомнил добрым словом Фреда и Джорджа, потому что защитный плащ, который Гермиона уговорила его надеть поверх куртки, очень неплохо защищал от обильных осадков. Да и от полей шляпы умников Уизли капли дождя отскакивали так, как будто бы она была пропитана водоотталкивающими чарами.

Но, несмотря на дождь, мокроту и сырость на сердце у Гарри было легко, как никогда. Гермиона все-таки настояла на том, чтобы отойти от палатки на достаточно большое расстояние, и сейчас они бодро шагали вдоль каменистого берега реки. Время от времени холодные капли достигали лица, но Гарри был рад тому, что он не сидит в душной палатке, а быстро передвигает ноги и крепко держит за руку идущую рядом девушку.

Примерно через четверть часа ходьбы вниз по течению реки Гермиона остановилась. Переведя дух, она вытащила из сумочки верную Мантию-невидимку, а когда бесценная семейная реликвия скрыла их обоих от постороннего мира, повернулась на месте, увлекая друга за собой. Гарри еще в палатке признался, что ни разу в своей жизни не был в больших супермаркетах и оставил выбор магазина за Гермионой. Литтл-Уинкинг, разумеется, Гарри знал, как свои пять пальцев, но туда-то как раз лучше было не показываться.

Сжатие быстро закончилось, и Гарри обнаружил себя стоящим среди раскидистых кустов, и через паутину голых веток можно было рассмотреть небольшую автостоянку. Чуть дальше впереди Гарри увидел несколько невысоких домов с черепичными крышами, в которых уже зажглись окна, а с левой стороны тянулась довольно широкая улица с оживленным автомобильным движением. В воздухе остро чувствовался запах бензина, особенно резко заметный носу, привыкшему к запаху леса. Разумеется, на хлопок трансгрессии здесь никто не обратил внимания.

- Мы сейчас на Мунго авеню в Глазго, - тихо прошептала Гермиона, все еще находясь под мантией. - Вон те горящие рекламные огни через дорогу от нас - универсальный торговый центр.

Оглянувшись, Гарри увидел огромное здание, сотворенное из стекла и бетона, а сочные неоновые огни, сверкающие над супермаркетом, были заметным ярким пятном на фоне сумрачного пасмурного вечера, и по мере того, как воздух становился темнее, буквы выделялись отчетливее.

Впрочем, маглам, у которых продолжался долгожданный выходной день, вечер вовсе не казался таким уж безнадежным. Люди спешили посетить театр или посмотреть фильм, или возвращались к себе домой, к своим семьям, к теплу и уюту. Пока Гарри и Гермиона, все еще находясь под мантией-невидимкой, осматривались по сторонам, соображая, где лучше раздобыть волосы для оборотного зелья, к автостоянке подъехал автомобиль. Позже выяснилось, что пассажиров, кроме водителя, было двое: молодая женщина, что безошибочно можно было угадать по роскошным темным волосам, небрежно рассыпавшимся по плечам, и девочка лет девяти, волосы которой были сплетены в толстенькую короткую косичку, но, несомненно, были унаследованы ею от мамы.

Пока водитель глушил мотор, Гарри и Гермиона поспешили подойти поближе к припарковавшейся машине. Двигатель уже замолчал, но сидящие в машине люди все еще не спешили ее покидать, а сквозь приоткрытую дверцу Гарри успел разглядеть, как женщина перебирает содержимое своей сумочки. И он решил действовать: в тот момент, когда пассажирка на мгновенье отвлеклась от своей сумочки, переключив внимание на водителя машины, он призвал расческу "женщины с роскошными темными волосами". "Ассио" исправно сработало, и вскоре Гарри держал в руках расческу, немного похожую на щетку, только с редкими деревянными зубчиками. Отойдя немного назад, подальше от машины, и подсветив трофейную расческу фонариком, Гарри восторжествовал: как минимум полдюжины длинных волосков задержалось между зубьями, и все это сейчас представлялось им богатством. Гермиона облегченно вздохнула.

- По крайней мере, эти волосы трудно спутать с шерстинками животного, - удовлетворенно заметила девушка, одновременно доставая из бисерной сумочки бутылку с оборотным зельем и передавая Гарри мерный стаканчик.

- Почему только один? - спросил Гарри, пропустив мимо ушей сказанное Гермионой. – Нас ведь двое.

- Ну, мы же не можем превратиться в одного человека, - пожала плечами девушка. – Может, будет лучше, если я займусь покупками, а ты подождешь меня снаружи под мантией-невидимкой?

- Почему я не могу ходить по торговому залу за тобой под той же Мантией-невидимкой? – настойчиво переспросил Гарри с легкой досадой в голосе.

- Потому что за твою голову назначена премия в десять тысяч галеонов, потому что твоя фотография висит на каждом углу и непрерывно транслируется по телевидению, потому что Пожирателям и нынешнему Министерству прекрасно известно, что у тебя есть Мантия-невидимка, - Гермиона говорила почти без остановки, на одном дыхании. – И, кроме того, у маглов, можешь поверить на слово, есть способы разглядеть тебя, в том числе и под Мантией.

- Ну, не напичкали же они «Глазами Грюма» каждый магазин? – ошарашено прошептал Гарри, слегка задетый за живое и одновременно ругая себя, поскольку ничего подобного самому до сих пор в голову не приходило. – И под каким соусом Министерство Магии могло подать маглам идею повсеместно устанавливать в магазинах спецоборудование?

- Под старым добрым соусом «необходимости борьбы с терроризмом», - безжалостно ответила Гермиона. – Сейчас все магловские газеты только об этом и пишут. «Постоянная бдительность» или что-нибудь вроде этого.

- Но мы же не можем знать наверняка, стоит там что-нибудь следящее или нет, - начал, было, Гарри, но под пристальным скептическим взглядом Гермионы пристыжено замолчал. – Ладно, убедила. Как ты сказала: «Постоянная бдительность» - превыше всего? Но только какой тогда смысл в моем времяпровождении на улице, под дверями магазина? Нет никакой гарантии, что именно там за нами не будут следить.

Гарри живо представил себе, как он торчит целый час под дверями супермаркета в полнейшей неизвестности о том, что стало с Гермионой, а она ходит по магазину совсем одна, и если что-нибудь пойдет не так, то он даже не успеет ее найти, и наотрез отказался от такой перспективы.

- Нет, - резко заявил он. - Лучше будем сестрами-близнецами, тем более что одеты мы по-разному, а если я спрячу волосы под шляпой, то никто не будет обращать на нас ровно никакого внимания. Да оборотное зелье маскирует получше Мантии-невидимки: даже встретив кого-то из «знакомых», можно, сославшись на занятость, не отвечать на вопросы.

Гермиона вздохнула, но возражать не стала, видимо решив про себя, что спорить с упрямством своего друга бесполезно. Приблизившись почти вплотную друг к другу и стараясь загородить собой тусклый огонек маленького фонарика, они осторожно наполнили оборотным зельем два стаканчика, а Гермиона аккуратно опустила добытый волосок в один из них. Через несколько секунд зелье приобрело сливовый оттенок, и девушка залпом опорожнила стаканчик.

Свой волосок Гарри опустил в стаканчик почти машинально, не отрывая глаз от трансформации Гермионы. Впрочем, сильных перемен в Гермионе заметно не было: девушка не стала выше ростом или полнее, и только когда фонарик скользнул по лицу подруги, стало ясно, что трансформация закончилась. На Гарри озабоченно, и одновременно насмешливо смотрела незнакомка, и, несмотря на то, что в тусклом свете фонарика черты ее лица разглядеть было почти невозможно, Гарри почему-то уверился, что перед ним довольно смуглая брюнетка, прабабушка которой была родом из Африки.

Даже не глядя в свой стаканчик, Гарри выпил его содержимое, отметив про себя, что на вкус оно ничего и немного напоминает шоколад, а потом вдруг с ужасом почувствовал, что начал здорово уменьшаться в размерах. Рукава куртки стали длиннее раза в полтора, а джинсы собрались в гармошку на ногах и непременно сползли бы вниз, если бы Гарри не схватился за ремень двумя руками. Какое-то время Гарри не мог произнести ни одного слова, а перед глазами уже стояло обросшее кошачьей шерстью лицо Гермионы. Но, наконец, трансформация завершилась, горло прочистилось, и язык послушно заворочался между зубами.

- Что это значит? - прошептал Гарри, не узнав при этом своего голоса, так как он стал слишком подозрительно похож на детский. Он невольно зажмурился, потому что линзы оказались слишком резкими и в глазах кольнуло.

- Тише! - прошептала Гермиона голосом незнакомой брюнетки. - Наверное, тебе попался волосок той самой девочки, что только что вместе с мамой вышла из машины. Так что, я думаю, тебе сейчас лет восемь или девять. Ну, не повезло... Ладно, не переживай так сильно: может быть - это и к лучшему, что мы превратились в маму с дочкой, а штаны сейчас поправим.

С этими словами Гермиона достала волшебную палочку и, направив ее на Гарри, приготовилась произнести заклинание. Проследив глазами за палочкой Гермионы, Гарри запротестовал:
- Гермиона, так нельзя! Мальчикам нельзя... не рекомендуется... это... волшебной палочкой... поправлять ширинку на штанах, - с трудом договорил он, срываясь на писк.

Девушка только усмехнулась и произнесла ответ со знакомой уже интонацией доктора, объясняющего своему пациенту, как следует принимать лекарства:
- Так ты же у нас теперь не какой-то там непослушный мальчик, у которого из штанов торчит шило, а хорошенькая умненькая девочка с косичками. Так что не волнуйся, через час будешь совершенно здоров. Только не забудь записать гол на свой счет.

Последнее замечание стерло из головы все мысли о рекомендациях Рона быть осторожным в обращении с волшебством. А Гермиона тем временем взмахнула волшебной палочкой несколько раз: куртка, джинсы и кроссовки заметно уменьшились.

- Ну как? - спросила Гермиона, наклонившись почти к самому уху Гарри, снимая с него очки и пряча их к себе в карман. - Ничего не мешает?

- Нор-маль-но, - почти по слогам ответил Гарри, но в его голосе чувствовались нотки недовольства. Это ж надо - превратиться в ребенка, да еще и в девчонку с толстенькой косичкой, и теперь смотреть на подругу снизу вверх! А гол – так и вовсе отдельная тема для сожаления.

А Гермиона тем временем, склонившись над Избранным, придирчиво осматривала его одежду, как и подобает по-настоящему заботливой маме. Видимо, найдя состояние «ребенка» вполне удовлетворительным, она решительно взяла его за руку и направилась вместе с ним через дорогу к огромному зданию, над которым сверкали буквы "Shopping Centre".

Гарри пришлось покорно плестись следом, прокручивая в голове маловразумительные даже для него самого планы мести, да еще и неизвестно кому, а точнее, всему миру. Виноват-то все равно сам, как ни крути: надо было "маму" слушать... Хотя, с другой стороны, в таких случаях говорят просто: «Так сложились обстоятельства».

С каждой минутой к автомобильной стоянке рядом с магазином подкатывали все новые машины от старомодных фордиков до фасонистых кабриолетов, дверцы автомобилей открывались, и из них показывались дамы и джентльмены. И те, и другие тут же спешили покинуть автостоянку и скрыться в прозрачных дверях магазина, которые, как по волшебству, сами отъезжали в сторону, открывая путь каждому новому посетителю магазина.

Оказавшись с другой стороны дверей, Гарри почувствовал, что оба его глаза дружно разбегаются в стороны. Так уж получилось, что Дурсли никогда не брали его с собой за покупками: это всегда было привилегией Дадлика. Один раз, в очень далеком детстве, с маленьким Гарри прямо в магазине раскланялся странный человек в цилиндре, и с тех пор перепуганная тетя Петуния старалась оставлять беспокойного племянника дома. Да им, можно сказать, повезло, что волосок маленькой девочки достался ему: хорош бы он был в роли растерянной мамаши, которая плохо соображает, где что продают.

Шепнув слегка остолбеневшему Гарри, что "времени у нас мало", Гермиона выкатила большую решетчатую корзину на колесиках, и они вдвоем дружно начали поспешное заполнение тележки самыми разнообразными продуктами.

И тут на Гарри накатило что-то немыслимое: он почувствовал себя на редкость легко и свободно, как будто бы он, в самом деле, был девятилетний ребенок и пришел в магазин с симпатичной молодой мамой, чтобы купить все необходимое для семейного праздника. Да это же просто подарок судьбы! Новое тело не хотело стоять на месте, ему нравилось бегать от полки к полке, брать оттуда все подряд и складывать в огромную покупательскую тележку.

Вскоре там оказались полдюжины куриных тушек, парочка индеек, несколько кругов копченой колбасы, название которой Гарри не счел нужным прочитать. Туда же отправились кусочки сыра, упакованные в разноцветную обертку, длинная-предлинная связка сарделек, пакетики с чаем и печеньем и много всякой разной всячины. Гермиона погрузила в тележку даже большой кочан капусты, целую сетку картофеля, лука и моркови.

Корзина уже была заполнена доверху, когда Гермиона, взглянув на часы и прошептав: "Есть еще минут двадцать, но лучше закругляться с покупками", решительно развернула колеса тележки к одному из многочисленных кассовых аппаратов. На оплату покупок было потрачено еще немало драгоценных минут, а на выходе из магазина Гермиона задержалась у газетного киоска, приобретя сразу несколько магловских периодических изданий.

Выбравшись, наконец, на залитую рекламными огнями улицу и не без труда выбрав уголок потемнее, Гермиона вручила Гарри рюкзак, приказав держать его открытым, и поспешно стала заполнять его покупками, почти не глядя, опустошая корзину на колесиках. Исключение составили только индюшки, над которыми Гермиона пару раз взмахнула палочкой, прошептав замораживающее заклинание. Когда последний пакетик с печеньем исчез в недрах рюкзака, Гермиона облегченно вздохнув, склонилась к самому уху Гарри и прошептала: "Дочка, нам пора домой".

- Да, мамочка, - еле слышно пропищала "дочка" в ответ.

Озорное, непреодолимое желание поцеловать "мамочку" в щечку возникло и сформировалось в голове совершенно неожиданно, и, что самое печальное, вне всякой связи с остальными мыслями. К своему ужасу Гарри, подчиняясь, скорее всего, залетному мозгошмыгу, который в последнее время с завидным постоянством и легкомыслием науськивал его на совершение тяжких преступлений, не замедлил претворить свое желание в жизнь, наивно надеясь, что его выходка как-нибудь сойдет за детскую шалость.

Следующие несколько минут жизни показались Избранному невероятно растянутыми во времени. Покорно ожидая справедливой кары и искренне надеясь на то, что такая добропорядочная девочка, как Гермиона, вряд ли достаточно хорошо владеет заклинанием "Круцио", Гарри постарался побыстрее отвести глаза к рюкзаку, мирно покоившемуся на тротуаре. Он даже присел пониже рядом с рюкзаком и старательно делал вид, что проверяет, хорошо ли закрыты замки и стянуты веревки.

"Сейчас она тебе съездит по физиономии и будет права", - твердил про себя Гарри, тщетно пытаясь протолкнуть довольно толстые магловские журналы подальше в боковой карман рюкзака, но они упорно предпочитали торчать снаружи. Взглянуть в глаза Гермионе у него так и не хватило смелости, а потому он продолжал поглядывать на знакомые кроссовки, радуясь уже тому, что их хозяйка находится рядом с ним.

Наверное, бессмысленное созерцание походной обуви подруги продолжалось бы и дальше, но на свою беду Гарри почувствовал, что джинсы становятся, подозрительно, тесны. Очевидно, действие оборотного зелья кончалось в самый неподходящий момент.

Медлить дальше, сидя на корточках, было уже никак нельзя, и Гарри вскочил на ноги, как ужаленный, одновременно пытаясь втянуть в себя живот, чтобы сделаться покомпактнее. Однако ничего не получалось, трансформация шла своим чередом, и буквально с каждой долей секунды джинсы становились все теснее и теснее. Невольно в голове промелькнуло воспоминание о тетушке Мардж, которую он как-то раздул от неумеренного всплеска эмоций.

Спинным мозгом чувствуя, что если он не примет экстраординарные меры, то непременно останется без штанов, Гарри выхватил волшебную палочку из внутреннего кармана своей детской курточки, которая, к счастью, была расстегнута. Поколдовать Гарри не успел: Гермиона опередила его, и ее "Фините Инкантатем" прозвучало в ушах как "Все хорошо, что хорошо кончается".

Громкий хлопок, раздавшийся в воздухе, заставил вздрогнуть, и хотя они ни на минуту не забывали о войне, все равно оказался неожиданным. Оглядываться по сторонам в поисках волшебников, решивших посетить магловский магазин пусть даже с вполне мирными целями, Гарри не стал. В минуту опасности, к счастью, разум прояснялся, и голова работала четко.

Гарри схватил одной рукой рюкзак, другой руку Гермионы, и, не давая ей опомниться, тут же повернулся вокруг себя, увлекая подругу за собой. Что там подумают маглы, услышав хлопок трансгрессии, его уже мало волновало. Так или иначе, но в данный момент смотаться отсюда как можно дальше было наиболее разумным.

Сжатие быстро закончилось около уже знакомой автостоянки, откуда еще можно было разглядеть неоновую вывеску над супермаркетом. Следующий перелет был более продолжительным, и как потом призналась Гермиона, они почтили своим присутствием "Kelvingrove Park". Одновременно ругая себя за излишнюю мнительность, но, тем не менее, каждую секунду ожидая, что из-за деревьев вот-вот выйдут Пожиратели с нацеленными на них палочками, Гарри еще раз предпочел провалиться в темноту и оказаться рядом с движущимися в четыре ряда магловскими автомобилями.

Следующее их приземление было уже в знакомом лесу, но до палатки пришлось идти пешком, освещая путь фонариком. Гермиона так и не проронила ни слова, но руку юноши держала крепко, почти судорожно. У Гарри даже немного занемели пальцы, но он боялся сказать об этом или освободить ладонь, молясь в душе о том, что, может быть, его хорошее поведение в пути по темному лесу как-нибудь ему зачтется, и праведный гнев подруги на его выходку с поцелуем не будет слишком свирепым.

Самое обидное было в том, что Гарри сам не знал: что такое на него нашло? Просто каскад роскошных, завитых в мелкие спиральки волос задел его лицо, а детская кожа на лице оказалась на удивление чувствительной, и стало так... щекотно. В общем, меньше надо слушать всяких заезжих мозгошмыгов, а то швы на штанах только чудом остались целы!

Все произошло мгновенно, и сейчас Гарри даже не был уверен, что успел коснуться губами щеки Гермионы. Наверное, не успел, потому что в этом случае уколол бы ее небритой щетинкой, и она бы это непременно почувствовала. Но потом вспоминал, что в тот момент был маленькой девятилетней девочкой без всякого намека на колючий подбородок, и Гермиона вполне могла ничего не заметить. И если все отрицать, когда «припрут к стенке»... Да, стоять намертво. А в случае чего упирать на то, что был маленьким ребенком, и у него никогда не было мамы... Гермиона – она добрая, она поймет. Это должно сработать, но это надо оставить на самый крайний случай. Ну и осторожнее надо быть, осторожнее...

В таких невеселых раздумьях был проделан длинный путь до палатки, обитатели которой от старого Кикимера до самых маленьких эльфов даже не подумали отправляться спать, нетерпеливо ожидая своих старших товарищей. Едва переступив границу маскировочных чар, Гермиона освободила руку Гарри, а затем, пройдя на кухню и устало, бессильно опустившись на первый попавшийся стул, закрыла лицо ладонями, прижав пальцы к глазам.

- Давай это в последний раз, Гарри... Еще одного похода по магазинам я просто не переживу... Честное слово, лучше голодная буду сидеть, - повторяла девушка тихим, почти бесцветным, и одновременно каким-то отчаянным голосом, и именно это более всего подчеркивало то напряжение, которое пришлось пережить ей за последние два с половиной часа.

Так вот из-за чего она так переживала! А он-то уже вообразил себе великий праведный гнев на свое неджентльменское поведение... Все мысли про поцелуй, удачно или, напротив, неудачно замаскированный под детскую шалость, стоит это упрямо отрицать или лучше сразу признать свою вину в содеянном, улетучились из головы в тот же миг.

Гарри даже не мог припомнить, когда он видел Гермиону в такой растерянности. Реакция подруги удивила, ведь, все-таки, в каких только переделках они не побывали за последний год. А здесь всего-то навсего кто-то трансгрессировал к супермаркету, и никто не доказал, что раздавшийся в воздухе треск не был автомобильным выхлопом. Но, с другой стороны, сам он тоже представил себе те еще ужасы...

Не зная, какими словами успокоить подругу, Гарри решил, что свежий горячий чай будет лучшим лекарством. А пока он возился с чайником, голос боевой подруги совсем стих, но наступившая тишина казалась неестественной, нехорошей.

Оторвав, наконец, ладони от прикрытых век, Гермиона бессильно опустила руки и взглянула на друга. Заговорила она робко, как бы извиняясь за свои слова, сказанные ранее:
- Вот так вот и становятся параноиками... Все время озиралась по сторонам, как ненормальная... И вроде бы ни с того, ни с сего... Извини, Гарри! Просто сама себя не узнаю... Чего, спрашивается, испугалась? Можно подумать, волшебники продукты не покупают в магловских магазинах. Смешно, правда?

Гарри не смеялся, он даже не смог по-настоящему улыбнуться. Что ж тут смешного, если от каждого звука тебя трясет? А ведь если подумать, они в таком вот нечеловеческом напряжении живут почти год. А свои недавние мальчишеские переживания казались просто глупыми.

- Нечего тут стыдится, - тихо, но твердо произнес Гарри вслух, вспомнив слова профессора Люпина и обращаясь к своей подруге. - Ты боишься страха, и это вполне понятно. Когда каждую минуту ждешь нападения... Да, неизвестно чего ждешь!

Гарри махнул рукой, показав этим жестом, что нет смысла обсуждать дальше затронутую тему, и водрузив на стул заполненный под завязку всякой всячиной рюкзак, стал выкладывать продукты на стол. На замороженных кур Гарри посмотрел без особого интереса: никакого желания разводить костер и зажаривать "дичь" он в себе не чувствовал. За тонкими стенами палатки по-прежнему хлюпал нескончаемый дождь, ветер усилился, и время от времени маленькая палатка вздрагивала под его порывами.

Из рюкзака выудилась длинная гирлянда сарделек, и, увидев ее, Гермиона предложила зажарить сардельки прямо в печке, над горячими углями. Гарри нашел мысль подруги удачной, и очень скоро жирные сардельки, предварительно нанизанные на шпажки, с веселым шипением подрумянивались на огне, заполнив всю палатку восхитительнейшим запахом.

Понемногу настроение поднялось, и Гарри даже закрыл глаза, предвкушая удовольствие от позднего ужина в хорошей компании. И вдруг перед глазами, как живые, возникли воспоминания семилетней давности. На море бушевал шторм, и яростный ветер точно также неистово ломился в окна и стены маленького домика на скалистом острове. А незнакомый великан, склонившись над разожженным в камине огнем, медленно поворачивает кочергу с нанизанными на нее сосисками.

Все это встало в памяти так ярко, что Гарри невольно улыбнулся своим мыслям: тогда ему, наивному одиннадцатилетнему мальчику, внезапное появление на острове огромного человека в странной одежде с настоящей живой совой в кармане, с потрепанным розовым зонтиком и пирогом собственной выпечки казалось настоящим чудом. Самое счастливое воспоминание из своей недолгой жизни, благодаря которому из его волшебной палочки вылетел первый серебристый патронус.

От путешествия по воспоминаниям детства отвлек тихий шепот Гермионы:
- Ты о чем задумался?

- Вспомнил, как Хагрид вручил мне первое письмо из Хогвартса, - улыбнувшись, ответил Гарри, но улыбка вышла грустной, даже немного корявой. - Думал тогда, что попал в сказку, а попал... В общем, куда попал, туда попал! Чуть совсем не пропал...

Гарри замолчал, заметив, что у печки в ожидании ужина собрались все обитатели палатки. Горячие румяные сардельки были торжественно разложены по тарелкам, Гермиона достала два больших пакета с тыквенным соком, а дальше был замечательный, почти самый настоящий пир.

Эльфы уже разбрелись по кроватям, а Гарри и Гермиона все еще сидели около печки, прислушиваясь одновременно и к потрескиванию сучьев в огне, и к шуму дождя, в обнимку с ветром гуляющего меж голых веток деревьев.

Гермиона первая нарушила затянувшееся молчание, которое, впрочем, нисколько не тяготило, а казалось вполне естественным.

- Нет, все-таки мы идиоты! - вдруг воскликнула она со злостью. - На что мы рассчитывали? Я имею в виду после «Гринготтса», - добавила девушка, переходя на шепот. - Ведь мы же всерьез думали ходить по лесам еще год-два! А сейчас каждый прожитый день кажется чуть ли не чудом...

Гарри усмехнулся, прошептав в ответ:
- По нашему «гениальному» плану... посещение «Гринготтса» должно было пройти незамеченным. Однако, как показала практика, это оказалось совершенно невозможно. Так что все, что случилось в дальнейшем... Короче, все это можно было предсказать, не будучи ни самым умным на свете Альбусом Дамблдором, ни ясновидящей Сибиллой Трелони. Так что все случится так, как случилось. Вот увидишь!

Но худенькие плечики не распрямились, что обычно случалось, когда Гермиона находила решение очередной трудной задачи. Девушка продолжала сидеть перед печкой, съежившись не то от холода, не то от мрачных воспоминаний, нахлынувших на нее из недавнего прошлого.

У Гарри сжалось сердце, потому что видеть Гермиону такой растерянной, подавленной приходилось не часто. Он знал и помнил те моменты, часы и дни, когда, казалось, мужество и пресловутая «гриффиндорская храбрость» покидали ее, в общем-то, хрупкое тело. Так дрожал и ломался ее голос, становясь неестественно тонким, когда она поинтересовалась, насколько весело Рону с Лавандой на празднике? А после его ухода тогда, осенью, она несколько дней совсем не могла говорить, только рыдала.

Но сейчас все было не так безнадежно, как полгода назад, и Гарри знал, что состояние Гермионы – это минутная слабость, и она непременно пройдет. А иначе просто не может быть, ведь он, Гарри, рядом, и он не допустит того, чтобы она плакала.

Эта нехитрая мысль показалась настолько простой и естественной, что Гарри слегка улыбнулся, и, нанизывая на шпажку кусочек белого хлеба с кусочком сардельки, тихо прошептал:
- Гермиона, все самое страшное позади. Того ужаса, что мы пережили вдвоем в Годриковой Лощине, до нее и после нее, когда мы остались одни, и медальон высасывал из нас последние силы, уже не будет. Это уже прошло и растаяло, как весной уходит зимняя стужа и тает лед. Даже если что-то пойдет не так, хотя, это, конечно же, ерунда, мы теперь знаем, где искать заначки Сама-Знаешь-Кого. У него нет шансов. Ты мне веришь?

Гарри задал последний наивный вопрос машинально, не придавая ему особого смысла, но внезапно почувствовал с какой-то странной, отчаянной остротой, что от того, каким будет ответ Гермионы, зависит чуть ли не вся его дальнейшая жизнь.

«Если она скажет первое – ДА, то все будет хорошо», - подумал Гарри и скрестил на руках пальцы.

Если время закручено в спираль, то в данный момент спираль размоталась, вытянулась в бесконечную, бескрайнюю линию, потому что, казалось, прошла вечность, прежде чем Гермиона подняла на него увлажненные глаза и выдохнула:
- ДА, верю!

Короткое простое слово согрело душу лучистым теплом, оросило веселым весенним дождем и посеяло в ней крошечное семечко надежды на счастье. Вздох облегчения, вырвавшийся из груди Гарри, был таким сильным, что в глазах Гермионы мелькнуло недоумение.

Гарри, скорее всего, из-за странного суеверия, испугавшись вопросов, поспешил отвернуться, занявшись делом. Разворошив кочергой угли в печке, он добавил несколько сучков, и вскоре над ними заплясало пламя, а над пламенем уютно устроилась шпажка с нанизанным на нее хлебом и сардельками.


Глава 45. Поттер думает, грустит и проказничает.

11 апреля 1998 года, суббота.

Минуты бежали своим чередом, а ощущение реальности по-прежнему оставалось зыбким. Уже снята была с огня новая порция сарделек и выложена на тарелку перед Гермионой, а девушка продолжала устало сидеть, согнув спину и сосредоточенно взирая на горящие в печке угли.

Придя к выводу, что еда Гермиону больше не интересует, Гарри со вздохом отставил тарелку в сторону, и, присев перед девушкой на корточках, осторожно взял ее за руки. Он мог бы напомнить, что сегодня у них, вообще-то, праздник, и они собирались весело провести вечер вдвоем, но так и не решился произнести ни слова.

Наверное, самым разумным было предложить Гермионе пойти отдохнуть, но оставаться одному не хотелось. Просто отчаянно не хотелось, и Гарри продолжал сидеть перед девушкой, держа ее ладони в своих и удивляясь тому, что руки Гермионы все еще остаются холодными.

- Ты замерзла? – спросил, наконец, Гарри. – Я мог бы принести сюда одеяло.

- Нет, нет, - быстро ответила девушка. – Одеяло – это лишнее, а вот чашка хорошего горячего чая не повредит.

Обрадовавшись тому, что от него требуют конкретных действий – пусть даже это будет всего лишь горячий чай – Гарри отправился на кухню за чайником. К его удивлению, Гермиона пошла вслед за ним, хотя около печки, по идее, должно было быть теплее. А когда пара маленьких бумажных пакетиков была опущена в кружки с кипятком, девушка, прикрыв поплотнее дверь, присела за кухонный стол.

- Ты извини, - прошептал Гарри, наблюдая, как прозрачный кипяток постепенно окрашивается в медный цвет, - с третьего курса ненавижу свободно плавающие в стакане чаинки. Хотя признаю правоту Рона в том, что чай в пакетиках не самый вкусный.

Гермиона взглянула на него предельно внимательно.
- Гарри, - озабоченно прошептала она в ответ, - ты, надеюсь, не пытался гадать на дурацких чаинках последние дни? Ведь это же ерунда!

Усмехнувшись, Гарри ответил:
- Разве я сказал, что это - не ерунда? Просто у меня к чаинкам предвзятое отношение, неприязнь на уровне подсознания. Они мне жутко напоминают эту стрекозу в окулярах.
Судя по тому, сколько раз она предсказывала мне смерть, я должен быть не просто Гарри, а великое чудо природы!

- Так ты и есть чудо! – воскликнула Гермиона. – Дважды пережить убивающее заклятие разве не чудо?

Она на мгновенье замолчала и произнесла, тихо вздохнув:
- Очень надеюсь, что чудо случится еще раз... Твоему двойнику предстоит пережить еще одну «Аваду», - добавила она в ответ на недоуменный взгляд друга.

Неужели она действительно боится, что что-нибудь пойдет не так? Гарри от этой мысли стало даже немного не то чтобы не по себе, но как-то слегка странно.

- Гермиона, - обратился Гарри к подруге, немало удивляясь своему спокойному рассудительному голосу, - ну, если бы я умер там, в лесу, то, как бы я сейчас стоял здесь, перед тобой? Да даже если тот мой двойник Поттер «сядет в поезд», сомневаюсь, что мне придется последовать его примеру. Я как-то не ощущаю между нами связи, да и ты, признайся, живешь совершенно отдельной жизнью от самой себя. А вообще, удивительная это штука – маховик времени!

- Да, действительно..., - довольно беспомощно пролепетала девушка в ответ. – Тьфу! Какая ерунда лезет в голову... Но, между прочим, это ты со своей непревзойденной интуицией научил меня верить в совершенно невероятные вещи! Так что терпи.

- А я и терплю, - произнес Гарри обрадовано, потому что настроение Гермионы стало заметно улучшаться. – А ты лучше пей чай, пока не остыл совсем.

Последовав совету друга, Гермиона отдала должное ароматному напитку, а Гарри постарался подложить ей печеньице под руку, которое только что достал из распечатанной пачки. Но она к дополнительному угощению не притронулась, продолжая потихоньку прихлебывать из кружки, пока та не опустела.

- Ладно, Гарри, - прошептала Гермиона виноватым голосом, отставив пустую кружку в сторону, - извини, я так расклеилась, что сама себя не узнаю. Это ведь действительно сущая ерунда, особенно по сравнению с тем, что мы пережили. Годриковой Лощины мне точно никогда не забыть!

Последние слова Гермиона произнесла с такой отчаянной болью в голосе, которой Гарри никак не ожидал, и в какой-то миг стало совершенно непонятно, как она могла столько времени, целых четыре месяца держать в себе эту боль. И почему именно Годрикова Лощина? Хотя, про гостиную в доме Малфоев лучше не напоминать.

Решив про себя, что надо бы переключить разговор на другую тему, Гарри старательно перебирал в голове возможные варианты, но, как назло, не находил ничего более-менее нейтрального. Однако его намерения так и остались намерениями, потому что Гермиона вновь заговорила.

- Как бы мне не было страшно тогда, после побега, когда ты лежал в беспамятстве, и каждую секунду я ждала..., - Гермиона остановилась, не договорив фразу, но Гарри понял, что она имеет в виду злополучный медальон.

- Не надо об этом, - взмолился Гарри, представив Волан-де-Морта во всей красе, вылезающего из бисерной сумочки. – Пожалуйста.

- Все равно в тот момент была надежда, - не унималась Гермиона.

- На что? – искренне удивился Гарри, и добавил уже с иронией: - На чудесное явление меча Годрика Гриффиндора отчаявшемуся гриффиндорцу?

- А если и так! – с жаром воскликнула Гермиона, вскочив на ноги и судорожно вцепившись в край стола.

Следующую реплику она проговорила уже более спокойным голосом, и даже с узнаваемыми нотками поучительной интонации, но так и не вернулась на прежнее место за столом.

- Согласно надежным историческим источникам, меч может являться любому достойному гриффиндорцу, но только в крайней нужде. Если попросить о помощи.

- А ты просила? – поинтересовался Гарри с вызовом.

- Молила! - ответила Гермиона одним словом, но Гарри понял, что отчаяния, заключенного в этой молитве, должно было хватить на то, чтобы меч Годрика явился в замерзшую палатку.

«Может быть, она считает себя недостаточно храброй?», - решил про себя Гарри, и поспешил вставить свое успокоительное слово.

- Вряд ли у тебя могло что-то получиться, - назидательно произнес он. – Для этого нужна была еще Шляпа Годрика.

- А вот как раз про это надежные исторические источники ничего не говорят, - возразила девушка. – Хотя, не спорю, возможно, в целях сохранения тайны.

- Гермиона, пожалей старую ветошь! - взмолился Гарри. – У Шляпы итак чрезвычайно сложная жизнь, возрастной кризис и недовольство своей профессией. И на покой она идти не хочет!

Приложив обе ладони ко рту наподобие воронки, добавил таинственным шепотом:
- Она бунт затевает... Да-да, с выходом на Министерство магии.

На изумленном лице Гермионы легко читалось недоумение и, одновременно, невероятное любопытство, поэтому Гарри поспешил пояснить:
- Я же рассказывал тебе, что немного поболтал со Шляпой в круглом кабинете. Знаешь, забавная такая... старушка... Да, интересно, твои «надежные исторические источники» - это, случайно, не знаменитая «История Хогвартса»?

- Случайно, нет! – ответила Гермиона с долей сарказма в голосе. – Но в «Истории Хогвартса» об этом упоминается, и как раз дается ссылка на те самые «надежные исторические источники». Не веришь – можешь проверить.

- Как раз верю, - произнес Гарри машинально, потому что внезапно в голову нахлынула целая стая самых причудливых мозгошмыгов. Он даже забыл, что только что хотел сказать что-нибудь полушутливое типа: «Ради проверки истинности исторической науки и надежности исторических источников стоило повременить с возвращением в собственное сознание».

Было совершенно ясно, что Гермиона в тот момент от отчаяния хваталась за соломинку, но ведь и он сам сколько раз выживал и ухитрялся спасать другие жизни именно потому, что никогда не сдавался, продолжал сражаться даже тогда, когда дело казалось совершенно безнадежным. Там, три года назад, на кладбище, направляя палочку на Волан-де-Морта, он нисколько не сомневался, что это будет последнее, что суждено ему увидеть в этой жизни. Единственное, что оставалось – умереть стоя, но именно это отчаянное решение спасло ему жизнь.

Но это была только часть мыслей. Как-то само собой подумалось, что Гермиона, вполне возможно, не так уж далека от истины. Сила желания в магии имеет решающее значение, и, случись у них действительно крайняя нужда, кто знает...

Но самое парадоксальное было в другом: Гарри впервые пришел к выводу, что их «мудрое» решение отыскать меч в Годриковой Лощине, да еще в доме у выжившей из ума старухи Батильды, было плодом такого больного воображения, что сейчас это казалось не чем иным, как двойным помешательством.

Он нисколько не оправдывал себя тем, что сам отправился в Годрикову Лощину из-за невероятного желания побывать на могилах своих родителей. Но так и надо было ограничиться этим!

А меч следовало искать совсем не так! Следовало выкрасть из круглого кабинета старую Шляпу Годрика... А для этого нужно было попробовать призвать Добби... Конечно, он не был его домовиком, но Гарри не раз просил его о помощи, запрещал наказывать себя и драться с Кикимером, и Добби всегда слушался... Да и Кикимера следовало сразу призвать, в ту же минуту, как они очутились на квиддичной поляне, и стало ясно, что в дом на площади Гриммо им путь заказан.

Вероятность удачи была мизерной, но ведь они даже не попытались использовать такую возможность. Как он мог забыть то, что случилось с ним в Тайной комнате в конце второго курса? Он попросил о помощи, и тут же почувствовал, как Шляпа сдавила его голову, и меч Годрика выпал из нее...

Вероятно, настырные мысли прогнали прочь беззаботное настроение, и улыбка сползла с лица Избранного. Нет, ну это ж надо быть такими недоумками!

- Гарри, ты витаешь где-то в облаках? – услышал он настойчивый голос подруги, вернувший его в реальность.

- Да я это... немного задумался, - слегка рассеянно ответил Гарри.

Он, совсем было, уже решил выдать Гермионе всех своих мозгошмыгов до последнего, но вовремя остановился. Напоминать Гермионе лишний раз о Добби не стоило.

Вместо этого он произнес со всей возможной серьезностью:
- Гермиона, ты – храбрая! Если бы действительно возникла та самая «острая нужда», у тебя бы все получилось. Нужно просто помнить об этом на будущее.

Спохватившись, Гарри добавил:
- Хотя, очень надеюсь, что опасные приключения оставят, наконец, нас в покое. Клянусь, сам не буду больше назначать им свидания!

- А вместо этого..., - начала Гермиона свою поучительную речь, но Гарри не дал ей говорить слишком много, закончив за нее невысказанную мысль.

-...прочитаю «Историю Хогвартса», - пообещал он клятвенно.

«Как только найду для этого свободное время, - оговорился Гарри уже про себя, добавив в оправдание: - Сейчас мне некогда».

Гарри сам не знал, что он подразумевал под словами: «Найду свободное время», но читать книгу, бесконечно цитируемую Гермионой, которая, как подозревал Гарри, давно выучила ее наизусть от корки до корки, казалось совершенно лишним делом. Было бы там что-нибудь действительно важное, Гермиона давно бы сказала им с Роном об этом. Вряд ли он увидит в книге больше, чем его умная подруга. Хотя...

- Почему ты молчала про то, что меч может являться по-настоящему отважному человеку в крайней нужде? – неожиданно для себя спросил Гарри.

- Не о том думала, - коротко, без всякой жалости к себе ответила Гермиона. – А тогда, в замерзшей палатке, голова словно прочистилась от всякой ерунды... Но ведь все равно ничего не вышло, а понапрасну обнадеживать, ни тебя, ни Рона не хотела.

Твердо решив не развивать дальше эту тему, легко выводившую на разговор о домовиках, Гарри, улыбнувшись, произнес:
- Гермиона, ты замечательная. Ты спасла меня тогда. Благодаря тому, что я смог дожить до финальной битвы, мы победили. Если бы я умер случайно, а не принял решение сознательно идти навстречу смерти, кто знает, как бы все вышло?

- Погоди, - остановила его Гермиона. – Разве ты пошел в Запретный лес к Сам-Знаешь-Кому не для того, чтобы уничтожить осколок его души в тебе?

- Здравствуйте, я Гарри Поттер! – самодовольно произнес Мальчик-Который-Выжил. Чувствовать себя хоть в чем-то умнее подруги ему доводилось нечасто. – Ты же сама не далее, как вчера доказывала мне, что я был чист, как стеклышко.

- Да... Но..., - Гермиона замялась, чувствовалось, что найти подходящих слов она, определенно, не может. – Может быть, объяснишь все по порядку?

- Так я же вроде говорил, я же все выложил Сама-Знаешь-Кому в последней беседе перед финальным обменом любезностями, - произнес Гарри с готовностью, но остановился, вспомнив, что общался со своим врагом на парселтанге. – Действительно, нужно все по порядку.

О том, что он увидел в Омуте памяти, а также о том, что произошло в Запретном лесу, Гарри рассказал друзьям по дороге от Большого зала до Круглого кабинета. Выложил все подробности, сколько успел, но, оказывается, не сказал самого главного.

- Гермиона, жил ли действительно в моей душе осколок души красноглазого или нет – не знаю. Оставим это на совести Дамблдора, - произнес Гарри, сглотнув комок, подобравшийся к горлу, потому что там Дамблдору стоило сказать ему всю правду. - Но, по сути, я сделал тоже, что и моя мать. Я добровольно выбрал смерть, и тем самым оградил всех защитников Хогвартса от заклятий Темного Лорда.

- Тебе Дамблдор на Кинг-Кроссе об этом поведал? – нервно переспросила Гермиона.

- Нет. Он мне там ни слова об этом не сказал, говорил только про то, что я был седьмым крестражем. Об этом я сам догадался в тот момент, когда Невилл с легкостью скинул с себя Цепенящее заклятие. А потом я, спрятавшись под Мантией-невидимкой, снова и снова опускал Щитовые чары, и они работали на все двести процентов, а после моей мнимой смерти не погиб ни один защитник Хогвартса!

Гарри замолк, пытаясь найти дополнительные аргументы в подтверждение своей догадки. Потом вспомнил, как быстро Волан-де-Морт расправился с гоблинами в «Гринготтсе», и добавил:
- Гермиона, в порыве ярости он мог выплескивать из палочки одну «Аваду» за другой, и далеко не только убивающие заклятия, и ничто не способно было его остановить. Разве что Дамблдора он боялся, но так старик был сильнее Тома. Я видел их бой в Министерстве.

Поверь, он превратил бы в лепешку МакГонагл, Слизнорта и Кингсли, если бы смог. Да даже не он, а какой-нибудь им же наколдованный из воздуха огнедышащий дракон. Но он уже не мог причинить защитникам Хогвартса существенного вреда. Да, он все еще оставался сильнее всех троих, вместе взятых, но все равно они уже могли сражаться с ним на равных.

Гермиона смотрела на него во все глаза, и Гарри почти физически ощущал, как метались мысли в ее голове. Даже не владея легилименцией, можно было с уверенностью сказать, что она сейчас прокручивает перед глазами все подробности последней схватки с Пожирателями.

Наконец, видимо придя к определенному выводу, она опустилась на табурет, устало уронив голову на руки. Еще через мгновенье Гарри понял, что она плачет. Тихо, беззвучно, обреченно.

- Гермиона, ты чего? – спросил Гарри, подойдя поближе и, затаив дыхание, робко обнял девушку за плечи. – Так нужно было. Для победы.

Он даже ущипнул незаметно себя за руку, чтобы убедиться, что он не спит. Ощущение близости было слишком острым, и одновременно слишком неправдоподобным. Кто бы мог подумать еще пару дней назад, что он будет чувствовать себя неловко, обнимая Гермиону. Да она же часть его самого! Откуда такая скованность?

Он удивился, почувствовав, как рука Гермионы сжимает его руку, и в ту же секунду понял, что она отталкивает его от себя. Он отпрянул в сторону.

Гермиона вскочила с табурета и стояла перед ним - раскрасневшаяся, дрожащая - а в глазах застыли невыплаканные слезы.

- Как у вас, у героев все просто! Подумать только: «Так нужно было. Для победы!», - воскликнула она, злорадно смакуя его последние слова. – А я, я чуть с ума не сошла, когда поняла, что ты куда-то пропал!

Ну, такого он от Гермионы точно не ожидал.

- Неужели так сложно было догадаться, что я пошел к Омуту памяти? – недоуменно спросил Гарри. – Ну, куда же я мог еще-то направиться?

- Да догадалась я..., - немедленно откликнулась Гермиона. - Только, наверное, спохватилась слишком поздно. И потом, я же не могла так просто уйти от... погибших и их родственников. А потом никак не могла найти нужный пароль, и стояла, как дура, около горгульи, перебирая все подряд.

- Пароль был: «Дамблдор», - подсказал Гарри, и, едва взглянув на Гермиону, понял, что про это слово она не забыла.

- Странно. Я же точно помню, что называла фамилию директора, - рассеянно повторила она, подтвердив догадку Гарри. – Значит, она, то есть статуя, не хотела пускать меня в кабинет?

- Скорее, Хогвартс не хотел, - высказал свою версию Гарри. – Замок ведь живой?

- Да-да, конечно, - словно очнувшись, пробормотала в ответ девушка. – В «Истории Хогвартса» так и написано, что замок – живой. Но ведь это значит...

- Это значит, что я должен был сам принять решение, - закончил за подругу Гарри. – Так было нужно. Для победы.

- Сколько же времени тебе понадобилось? – снова спросила Гермиона тихим осипшим голосом.

- Минута. Может быть – две, - медленно произнес Гарри, удивляясь своему спокойному тону. – Гермиона, скорее всего, ты пришла к дверям Круглого кабинета, когда меня там уже не было. По крайней мере, я тебя не видел. Правда, я в тот момент, когда шел..., мало что замечал. А ты долго там стояла?

- До самого конца, - произнесла Гермиона, смаргивая слезинки, которые вновь покатились по щекам. – Пока не сообщили, что тебя несут, м... мм-мертвого...

Заикаясь, еле шевеля дрожащими губами, она с трудом выдавила из себя последнее слово и разрыдалась. Гарри уже не знал, что и думать.

- Но я ведь живой, - осторожно напомнил он девушке. – Слушай, может чайку налить? А? Ну, если хочешь – можешь потрогать!

Предложение было наивным до безобразия, но Гермиона совершенно неожиданно и еще более наивно прошептала:
- Хочу! Хочу тебя потрогать.

Казалось странным, что так может ответить Гермиона. Вот так вот просто, совсем по-женски. Гермиона – она правильная, сильная, рассудительная. У нее в голове ответы на все случаи жизни, и вдруг такое вот, по-детски капризное: «Хочу!».

Сейчас она чем-то напомнила Гарри Тонкс, какой она была после гибели Сириуса, когда переживала за любимого ею Римуса. Он даже не мог сказать, чем именно Гермиона походила на Тонкс. Скорее всего, своей трогательной беспомощностью перед неизбежным.

Гарри не решился спросить, что думала Гермиона, увидев его на руках у Хагрида. Достаточно было того, что он помнил ее отчаянный крик, слившийся с криком МакГонагл и Джиневры. Естественно, она решила в тот момент, что все кончено, что война проиграна, и Темного Лорда уже не остановит никто и ничто, если надежда Магического мира, Гарри Поттер, лежит мертвый у ног победителя.

- Кто-то хотел меня потрогать? – напомнил о себе Гарри, с сожалением обнаружив, что Гермиона по-прежнему не сдвинулась с места.

Девушка робко взяла его за руку и сильно сжала его ладонь в своей руке. По ее растерянному взгляду стало совершенно понятно, что на большее она не решится. Впрочем, как и он сам. Гарри весьма удрученно подумал, что «сестру» обнимать было как-то проще и привычнее, и он даже не особо задумывался, когда нечто подобное случалось.

Со щемящей тоской в сердце вспомнилось, как она прижималась к нему под Мантией-невидимкой в Годриковой Лощине, а он, балбес, не смог оценить выпавших на его долю счастливых минут. Волан-де-Морт, Батильда, меч Годрика, Дамблдор... Ерунда все!

Цитата из Библии, как показалось Гарри, возникла в его голове сама собой, только было не понятно, почему в ушах звенит тоненький голос Гермионы: «Если мы живем духом, то по духу и поступать должны. Ибо каждый несет свое бремя. Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же».

«Обычно на словах все звучит проще, чем было на самом деле», - невольно подумал про себя Гарри, но расспрашивать а, тем более, говорить об услышанном было неловко.

Гермиона по-прежнему пристально смотрела на него, не моргая и не отрывая взгляда, и внезапно Гарри осознал, что она и рта не раскрывала, потому что на ее сосредоточенном лице не дрогнул ни один мускул.

«Вот так и становятся параноиками, - поздравил себя Гарри. – Тебе уже мерещатся всякие потусторонние голоса!».

Словно желая отогнать от себя странное наваждение, Гарри, зажмурив глаза, встряхнул головой. Как ни странно, помогло. Теплые ладони Гермионы из своих рук он все же не выпустил.

- Но если твоя добровольная жертва нужна была для победы, - раздался настоящий голос Гермионы минуту спустя, - то почему Дамблдор не сказал тебе об этом? Хотя бы на Кинг-Кроссе? Ведь тебе было бы не так... страшно... возвращаться. Извини, Гарри, но мне «посчастливилось» на себе испытать, что такое «Круцио» и похоть Сивого.

- Ну, ты же знаешь Дамблдора, - только и смог сказать в ответ Гарри.

Что за странный вопрос – почему Дамблдор что-то ему не сказал? Да он в принципе никогда и ничего не объяснял. Хотя там, уже за гранью земной жизни и почти на пороге смерти, он мог бы выложить перед мальчиком, который прошел начертанный своим учителем путь от начала до конца, все карты. Кажется, образно он называл свои секреты и тайны - яйцами...
Гарри не заметил, как мышцы лица сами собой расплылись в улыбке, и он неприлично хихикнул.

- Гарри, ты мог бы поделиться со мной смешинками, - недовольно пробурчала Гермиона, которую усмешка Гарри слегка задела.

- Не могу! – наотрез отказался Гарри. – Понимаешь, Дамблдор там так неудачно пошутил... В общем, это не для женских ушей.

- Ну, как знаешь, - пожала плечами Гермиона. – А как вообще выглядит душа? Каким был ты, и каким был Дамблдор?

Гарри не стал напоминать Гермионе, что он, вообще-то, все уже рассказывал. Но воспоминание о «Вулфриковых яйцах» невольно развеяло завесу серьезности в их беседе, прибавило настроения, и Гарри по-хулигански, как бы невзначай, уронил:
- Знаешь, сначала я там был совершенно... ну, без одежды.

Ха! ХА!! Застал-таки Гермиону врасплох! Гарри мысленно с наслаждением потирал руки. Вот уже и покраснела... А легкое смущение ей, надо признать, идет. Эх, бедные книжные девочки. Их так легко смутить!

- Да ну? – смогла, наконец, вымолвить ответ Гермиона, с трудом справившись с легким ступором. – Знаете, молодой человек, обычно я на такие темы с мальчиками не разговариваю. Даже с Избранными.

- Так я же сказал чистую правду, - притворился обиженным Гарри. – Ты спросила, я ответил. Сначала, будем называть вещи своими именами, я был совершенно голый!

Суровая правда жизни, названная так, как ей было положено, произвела на девушку, явно не ожидавшую ничего подобного от старого друга, должное впечатление, и направление ее взгляда заметно переместилось на область тела Гарри, находящуюся ниже его талии.
Впрочем, Гермиона довольно быстро справилась с собой, и, оставив штаны Избранного в покое, стыдливо отвела глаза в сторону.

- Трусов на мне тоже не было, - окончательно махнув рукой на приличия, самодовольно уточнил Гарри, хитро поглядывая на подругу.

Он не мог понять, что с ним, и кто его тянет за язык? Если бы еще вчера ему сказали, что он будет позволять себе такие вот, не совсем невинные шутки, да еще в присутствии Гермионы, он послал бы всех к черту. С Гермионой ТАК было нельзя, потому что Гермиона была ПРАВИЛЬНАЯ.

Можно было прибавить еще кучу эпитетов: деликатная, воспитанная, хорошая, понимающая...

К Гермионе можно было подойти за советом, за разъяснением, выложить свою очередную проблему, само собой, взять списать домашнюю работу... Но сейчас как раз хотелось, напротив, послать к дементорам все перечисленное, и дразнить ее до пунцового покраснения всякими шаловливыми фразами, которые он никогда не смог бы произнести, будь Гермиона его сестрой, или просто хорошей подругой, или будь она какой-нибудь Ромильдой. Такое можно сказать лишь симпатичной подружке.

- Понятно, - ответила Гермиона со вздохом, но, видимо, успешно справившись с первым потрясением. – Позвольте, а чем же вы там с Дамблдором занимались?

Мерлиновы кальсоны! С какой небрежностью и почти откровенным «недоумением» было это сказано. Гарри чуть не застонал от наслаждения, и ему потребовались поистине героические усилия, чтобы сохранить серьезность.

Сделав вид, что последний вопрос пропустил мимо ушей, Гарри продолжал хулиганить, как ни в чем не бывало.

- Сначала, обнаружив себя на полу, обнаженным, я был так заинтригован...

Гермиона покачала головой, растянув губы в презрительной улыбке.

- А уж я-то как заинтригована!

Гарри надул губы и сделал вид, что обиделся.

- Ты же сама хотела со всеми подробностями?
- Ну, хотела, - согласилась Гермиона с явным сожалением. – Ладно, давай, валяй дальше.

- А дальше как раз было не интересно, - якобы равнодушно заявил Гарри, с довольной усмешкой отметив про себя, что его «равнодушный» тон не обойден вниманием подруги. – Дальше я почему-то захотел быть одетым, одежда тут же появилась, и мне оставалось только напялить на себя штаны и футболку.

- Штаны и футболку? – мгновенно переспросила Гермиона. – Не мантию?

- Какая разница? – удивился Гарри, отрицательно помотав при этом головой. – Да не люблю я эти мантии, так и не научился чувствовать их на себе по-настоящему, а за последний год и вовсе разучился. Под ногами путаются, рукава мешаются. Мантия-невидимка, разумеется, из другого ряда ценностей.

- Да-а..., - протянула Гермиона. – До психологии чистокровного волшебника тебе далеко...

- Очень драматично..., - в тон ей подпел Гарри.

- Как ты не понимаешь? Ведь это же был верный способ узнать, чего действительно желает твоя душа! Мне вот, например, не было дано такой возможности, - с легкой завистью в голосе пробормотала девушка.

- И думать забудь! – приказал Гарри, хотя по выражению лица Гермионы несложно было понять, что думать ей не запретишь никаким приказом.

- Кажется, я действительно заинтригована, - с хитрой улыбкой произнесла Гермиона. – Вот скажи: очки были твои «фирменные» или от какой-нибудь известной фирмы?

- Очки мне не предоставили, - отрезал Избранный. – Одежда была, целый комплект – одна штука. А очков не было.

- Неужели? – изумилась девушка, хитро поблескивая глазами. – То есть, я хочу сказать, неужели знаменитый Гарри Поттер даже там очнулся в своих знаменитых очках аля «девятнадцатый век»? Ты знаешь, Гарри, это так на тебя похоже – без трусов, но в любимых очках...

«Сочувствующий» тон подруги заставил Гарри ответить иронично:
- Соболезнования принимаются завтра вечером, с пяти до шести. Вас записать на прием?

- Думаю, не стоит, - быстро ответила девушка, продолжая «невинно» ухмыляться.

И вот эта натянутая улыбочка вывела Гарри из себя по-настоящему. Подумать только, эта ученая леди над ним издевается. Еще как издевается! Другого слова и не подберешь...
Ну, все – сама виновата! А он, Гарри Поттер, был великодушен достаточно. Теперь все. Точка.

Ах, у вас «викторианское воспитание», и вы не выносите грубых мужских шуток?! Какая жалость! А у него как раз накопилось... на десерт.

- Не было там никаких очков, - начал Гарри издалека. – И ничего не было. Я был совершенно целенький, красивый и обнаженный. Вот!

К его досаде, высказанная фраза не произвела на подругу планируемого впечатления. По крайней мере, Гарри рассчитывал, что она хотя бы покраснеет, но, то ли щеки девушки уже были достаточно розовыми, то ли Гермиона уже ожидала от него чего-нибудь в этом роде.

Хуже всего было то, что Гермиона, совершенно спокойно измерив его фигуру своим фирменным оценивающим взглядом, с сарказмом в голосе произнесла:
- Прямо дух захватывает от этакой неземной красоты! Жаль, нельзя было потрогать...

Гарри тут же запротестовал:
- Как раз можно! Я совершенно спокойно трогал себя, свою одежду... Дамблдора...

- Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, - выпустив очередную порцию яда, заявила Гермиона.

Гарри сдался, рассудив про себя, что, к сожалению, его лучшая подруга представляет собой, мягко говоря, не совсем то, что он о ней думал. Единственное, о чем он не мог сказать с уверенностью, заслуживал ли «моральный и нравственный облик» Гермионы оценки «Выше ожидаемого» или, напротив, «Ниже ожидаемого»?

Однако девушка ждала, и поскольку требовалось ей что-то ответить, Гарри решился выдать свои сомнения.

- Гермиона! Это ужасно, - начал он трагическим голосом. – Я вас спрашиваю, мисс Грейнджер: что за странные намеки? С болью в сердце вынужден признать, что вы меня разочаровали. Вы же все-таки староста... На вас с надеждой смотрит весь факультет.

- Ох, Гарри! – неожиданно серьезно выдохнула Гермиона. – Да весь факультет уже давно догнал и перегнал и меня, и тебя.

Сказано это было ровно и спокойно, без сожаления и без зависти, просто озвучен сам факт, как данность.
«Каждый несет свое бремя», - вот была та истина, которую вкладывала в свои слова Гермиона. Может быть, было и еще что-то, но в голове Гарри снова возникла эта строка из «Нового завета», или он прочитал эту древнюю заповедь в глубине глаз Гермионы.

Жизнь золотого гриффиндорского мальчика всегда была под пристальным вниманием девичьей половины учащихся Хогвартса, особенно это касалось его шестого курса. Как говорится: и сам подрос, и девочки повзрослели. Пивз и тот не отставал от остальных, посвящая всех желающих в подробности личной жизни Избранного. Гарри с улыбкой вспоминал целую толпу любопытных, сопровождающих его и Луну на вечеринку к Слизнорту.

В этой толпе не было только одного знакомого девичьего лица – там не было Гермионы.

- Оставим в покое всех остальных, вернемся к нашим проблемам, - произнес Гарри, делая ударение на слово «нашим». – Вас интересуют еще какие-нибудь подробности?

- Ну, даже не знаю, как сказать, - замялась Гермиона. – Вы все так красиво описываете… Думаю, это было впечатляющее зрелище. Но Гарри Поттер без этих… без очков… Звучит в высшей степени неправдоподобно!

Все дальнейшее она озвучивала, стыдливо опустив глаза (как подозревал Гарри – своей смелости она действительно боялась), с трудом подбирая нужные слова, но, несмотря ни на что, продолжала говорить.

- Конечно, я допускаю, что состояние души человека может сильно отличаться от состояния тела, но в вашу неотразимость, мистер Поттер, верится с трудом, - на этом месте Гермиона неодобрительно покачала головой. - Я, к вашему сведению, имею некоторое представление о том, как вы выглядите… э-э… без одежды. Знаете: не впечатляет. Даже не знаю, смогу ли я вас узнать, если, не дай Бог, мы с вами случайно окажемся в этом странном месте? Красивый молодой человек, без очков… Нет, это никак не может быть Гарри Поттер!

Внутри у Гарри все вскипело. Эта, с позволения сказать, подруга, да что она себе позволяет? Так… Так-так…

Отбросив в сторону все сомнения, остатки воспитания и чертову тактичность, а также какие бы то ни было «сдерживающие факторы», Гарри требовательно протянул девушке свою руку.

- Немедленно выдерните из головы ваш волосок и отдайте его мне, - твердо заявил он со всей наглостью, на которую только был способен. – И побыстрее. Возражения не принимаются.

Смотреть на Гермиону было чертовски занимательно. Выражение ее лица менялось с быстротой молнии от недоумения к изумлению, от разгадки коварных планов «несносного Поттера» до возмущения и негодования. Она густо покраснела, надула губы, явно пыталась выдать в ответ что-нибудь уничижительное, но ничего, кроме недовольного, впрочем, весьма забавного пыхтения, Гарри не дождался.

- Я жду, - напомнил Гарри, но по его голосу без труда можно было понять, что свое знаменитое золотое терпение он теряет.

- Ты… Ты не посмеешь! – воскликнула, наконец, Гермиона и даже притопнула ногой.

- Посмею, - спокойно заявил Гарри, решительно делая шаг навстречу девушке.

Гермиона отступила к двери, но очень скоро отступать стало некуда. Она еще что-то там бормотала в праведном гневе, страшно напоминая саму себя после того достопамятного урока по зельеварению, когда он, Гарри, обошел ее энциклопедические знания исключительно благодаря «чистой воды нахальству».

Неторопливо прижав строптивую девушку к стенке, Гарри резко потянул за первый волосок, попавшийся под руку. Гермиона «ойкнула», глаза ее сверкнули, в следующую секунду Гарри почувствовал, что правая щека горит. Удивился не особо сильно – у славной гриффиндорки всегда был хороший удар, но предусмотрительно отскочил в сторону, подальше от разъяренной Гермионы.

- Ну, вот и славно, - неторопливо произнес Гарри, крепко сжимая в пальцах длинный каштановый волосок. – Право, не стоит так беспокоиться – мы просто устраним маленькую досадную несправедливость.

Судя по возмущенному до предела лицу Гермионы, «досадная несправедливость» совершалась в эту самую минуту, и даже не досадная, а вопиющая.

- Отдай немедленно! – рассвирепела девушка. – Ты… Да ты - подлец!

- Весьма огорчительно, - с ложным сожалением проговорил Гарри. Он уже старательно наматывал трофейный волос на подвернувшуюся под руку золотистую фольгу от распакованного печенья. – Будем страдать.

По всей видимости, запас проклятий в адрес неслыханного наглеца у Гермионы закончился. Она, демонстративно скрестив на груди руки, стояла в стороне, злобно посматривая на своего друга, которому, на свою беду, доверяла. А он, мародер, оказался не тем человеком, кому можно было доверять.

Гарри, к своему удивлению, особого разочарования в себе не чувствовал: девочка сама напросилась. Не торопясь, он снял с шеи мешочек из ишачьей кожи, и осторожно опустил туда кусочек золотистой фольги с тщательно намотанным на нее длинным каштановым волосом.


Глава 46. Хитрое переплетенье смеха, слез, удач, сомнений.

11 апреля 1998 года, суббота.

Не торопясь, Гарри стянул шнурок на мешочке из ишачьей кожи, повесил мешочек себе на шею и, ничуть не скрывая своего довольного вида, деловито потер ладони друг о друга.

- Ну, вот: половина дела сделана, - хвастливо произнес он, бросая торжествующий взгляд на недовольную девушку, которая продолжала стоять там, у дверей, в той же позе, с руками, скрещенными на груди.

- Гарри Поттер, ты – злодей! – с вызовом продекламировала Гермиона стишок столетней давности неугомонного полтергейста.

- Спасибо, я в курсе, - заверил ее Гарри. – Буду и впредь стараться соответствовать заявленному образу.

- Жуткий... непроходимый... извращенец..., - пробормотала Гермиона таким тоном, как будто бы только что сделала некое важное, по крайней мере, для себя, открытие.

Гарри это почему-то напомнило одного печального серого ослика, который только что обнаружил отсутствие хвоста на копчике.

- Переживу, - хладнокровно успокоил он девушку. – Тем более что иногда слышать о себе правду от лучших друзей так приятно!

- Обормоттер! – с чувством выплюнула Гермиона.

- Главное - не святой! – произнес Гарри с нежной улыбкой на устах. - Вот этого я бы не пережил.

Ситуация с каждой минутой становилась забавнее, и сохранять хотя бы видимость серьезности в голосе удавалось с большим трудом.

Ну, напугала! С ним случались вещи и похуже. К тому же, как он успел заметить, в интонации Гермионы многого недоставало до истинного презрения, а у него было с чем сравнивать. Сейчас интуиция недвусмысленно заверяла, что до канареек дело не дойдет.

- Когда же планируется реализация второй половины дела? – ядовито произнесла Гермиона. – Знаешь, я тебе сочувствую, но кажется, в дверях ванной комнаты сломана защелка.

- Не ври: вчера была в порядке, - буркнул Гарри, но, едва взглянув на подругу, понял, что завтра на месте не будет не только защелки, но и, вполне вероятно, самой двери.

Странные эти девчонки: так стыдятся показывать свои... некоторые... части тела, что можно подумать, у парней других забот нет, как только заглядывать за вырез платья и домысливать... Довольно занимательное времяпровождение, если честно: представлять и дорисовывать недостающее... В меру своей фантазии, естественно.

Гарри медленно, стараясь сделать так, чтобы не слишком бросалось в глаза, опустил взгляд с лица Гермионы на ее шею, потом еще ниже, на грудь. Но его нехитрый маневр явно заметили, девушка под его настойчивым и довольно бесцеремонным взглядом заметно растерялась. Она опустила руки и спрятала их за спину, но от этого соблазнительные бугорочки на ее груди стали только рельефнее.

Право, стоило поздравить себя: с фантазией и воображением у Избранного был полный порядок! Искренне удивляясь тому, как же он раньше этого не замечал, Гарри отметил, что клетчатая рубашка на девушке явно не мужского покроя, как ему казалось раньше, а сильно приталена, и благодаря многочисленным вытачкам хорошо облегает ее стройную фигурку. Джинсы, непринужденно обтягивающие стройные бедра подруги, тоже подталкивали игру мужского разума в правильном направлении.

Если мысленно представить себе, как вон та крайняя пуговичка сверху выскальзывает из своей петельки, и полочки блузки медленно, нет, лучше быстро, расходятся в разные стороны, обнажая… хм-м... самое интересное...

Наваждение было таким заманчивым, что Гарри резко зажмурил глаза и качнул пару раз головой, стремясь прогнать не прошеное видение. В животе что-то сжалось в комок, и, внезапно распрямившись, начало растекаться по всему телу, заполняя собой жилы, мышцы и нервные окончания. Стало жарко.

- Знаешь, я, пожалуй, не буду ломать дверь в ванной, - раздался задумчивый голос девушки, в котором явно можно было уловить веселые нотки. – Но предупреждаю: изучение моей обнаженной натуры не принесет большого эстетического удовольствия.

- Это еще почему? – машинально переспросил Гарри, которого голос подруги буквально вырвал из собственной разбушевавшейся фантазии. Мысленно он уже успел расстегнуть целых две пуговицы и сейчас гипнотизировал взглядом третью.

- У меня там, на животе, шрам от аппендицита, - равнодушно поведала девушка. Она, оказывается, уже давно отошла от двери, и сейчас стояла у стола, делая вид, что читает надпись на упаковке из-под печенья.

Плохо представляя, где именно у человека может находиться шрам от аппендицита, Гарри почему-то живо прочертил его рядом с маленьким аккуратненьким пупком, что, в самом деле, немного испортило закрутившую извилины картинку, но только самую малость.

- А ты не пробовала обратиться к мадам Помфри? – сочувственно спросил Гарри, сознание которого невольно наткнулось на досадный дефект. Он так часто трогал руками собственный знаменитый шрам, что почти физически мог представить неровность кожи под своими пальцами. – Мне кажется, колдомедицина в состоянии ликвидировать обычные повреждения кожи.

Гермиона усмехнулась, как показалось Гарри, с горечью, и он, усилием воли оторвавшись от своих грез, сосредоточил взгляд на девушке, которая, впрочем, по-прежнему продолжала изучение состава приобретенного печенья.

- Я привыкла к нему, и никогда не задумывалась, что кому-то может быть неприятно до него дотрагиваться, - вздохнула Гермиона. – Если честно, только сейчас об этом подумала. Сейчас вот представила, что я протягиваю руку, а знакомого и родного шрама нет. Вот ты можешь такое представить в отношении своего собственного лба?

- С трудом, - нехотя согласился Гарри: чертов шрам на лбу давно стоял поперек горла. – Хотя, почему с трудом?
Гермиона посмотрела на него подозрительно, а Гарри, окончательно выскочив из мира неприличных фантазий, хитро улыбнулся.

- Гермиона, ты не представляешь! Там, на Кинг-Кроссе, у меня на лбу не было никакого шрама!

Время на мгновенье остановилось. Или движения подруги стали в несколько раз медленнее. Или просто так казалось.
Она медленно, слишком медленно опустила на стол коробку с печеньем, и, словно в замедленной киносъемке, повернулась лицом к другу. Гарри успел заметить, как ее, еще недавно пунцовые от смущения щеки заметно бледнеют.

- Ты... Ты чего так испугалась? – залепетал Гарри, беспомощно глядя на девушку. – Я может, если не всю жизнь, но последние семь лет точно, только о том и мечтал, чтобы избавиться от этого сомнительного украшения. Представляешь – протягиваю руку, привычным жестом пытаюсь нащупать шрам, а его нет. Исчез. Целенькая такая душа без дурацкого шрама на лбу!

Только проговорив последние слова Гарри понял, что так встревожило и изумило Гермиону. Но если там, за гранью земной жизни, действительно была его ДУША, и она была ничем не повреждена, даже пресловутым, до тошноты надоевшим шрамом...

- Ты уверен, что шрама на лбу не было? – нетерпеливо бросила вопрос Гермиона в своей, только ей свойственной манере.

- Уверен, - подтвердил Гарри твердо. – Его там не было.

- Странно..., - произнесла Гермиона, слегка нараспев, задумчиво.

- Действительно, странно…, - повторил Гарри вслед за ней, жалея, что не задал Дамблдору соответствующий вопрос в лоб. Такой волшебный повод – «любимый» шрам исчез!

- Должен был быть! – заявила Гермиона таким тоном, что возражать ей было как-то неловко, но Гарри все же рискнул.

- Извини, пощупал только лоб. На обычном месте его не было точно. Если только куда погулять вышел? Но мне не доложил.

- А потом, когда ты очнулся и пришел в себя, шрам решил вернуться на прежнюю работу, - съязвила Гермиона. – Как там у телеграфистов: «Я, Шрам, выхожу на связь… Темный Лорд, прием…».

Гарри рассмеялся, но Гермиона, к его удивлению, осталась серьезной.

- Ты что? Действительно ничего не понимаешь? Или притворяешься? – с досадой в голосе проговорила девушка. – Ну, давай, подумай чуть-чуть!

Она снова демонстративно сложила на груди руки и вцепилась в парня въедливым, буквально насквозь пронизывающим взглядом. Гарри почти физически ощутил, как мысли пружинисто прыгают в ее голове, и слова Дамблдора: «Часть его души по-прежнему находилась внутри твоей» зазвучали в ушах.

- То есть, я так понимаю, старик врал? – спросил Гарри ошарашено. – Ты это хочешь сказать? Но ведь... это может ничего не значить в буквальном смысле!

- Но это точно означает, что если воспринимать слова Дамблдора в прямом смысле, то он на самом деле врал! – воскликнула Гермиона. – Только вот зачем?

- А шрам не мог успеть исчезнуть? – задумчиво проговорил Гарри вслух, обращаясь, скорее, к самому себе, нежели к собеседнице. – Хотя, быстрее появился бы еще один от второй «Авады»… И если шрам исчез с души, то почему остался на теле?

Расспрашивать Дамблдора на Кинг-Кроссе о шраме вроде не было особой нужды, и без него было о чем поговорить. Кроме того, как сейчас отчетливо вспоминалось, отсутствие шрама казалось вполне естественным: кусок души Волан-де-Морта, живший в его душе, погиб, следовательно, никакого шрама больше быть не должно.

Все остальное время, вплоть до самых последних минут, когда он, еле живой от нечеловеческой усталости, провалился в сон в стенах родной гриффиндорской спальни, Гарри не вспоминал о шраме. Опять же, не до того было.

А потом привиделся этот странный сон, в котором шрам не болел долгие девятнадцать лет. Тогда-то он, привычным с детства жестом, потрогал рукой лоб и убедился, что зигзагообразный спутник жизни находится на прежнем месте.

Удивления это, правда, не вызвало. Или он просто не задумывался, не сравнивал, не анализировал? По укоренившейся привычке принимал все, без исключения, слова Дамблдора за чистую монету.

Если прислушаться к себе, ложь старика до Кинг-Кросса насчет седьмого крестража на душу не давила. Да, жестоко, но как же по другому-то?!

Странно и непривычно было об этом думать, но, похоже, теперь для него, Гарри, собственная жизнь всегда будет делиться на «до» и «после» туманного Кинг-Кросса. До второй «Авады» он был человеком Дамблдора, сейчас, к счастью, вроде бы обретает самого себя.

Но неужели, кроме лжи, у старика не было других путей?

- Господи, ерунда какая-то? – бормотала Гермиона рядом с ним, измеряя тесную кухню шагами. – Зачем же ему понадобилось врать именно ТАКИМ образом?

- Гермиона, - вновь рискнул прервать ее размышления Гарри, - если ты о том, что он отправил меня, таким образом, на заклание, то здесь как раз ничего хитрого нет. Для дела нужно было, чтобы я пошел к Сама-Знаешь-Кому, и я пошел. В конце концов, мне тоже приходилось говорить неправду в критических ситуациях. Время было слишком дорого, а так мне не пришлось долго размышлять.

- Так ты его простил, - произнесла Гермиона тихим мягким шепотом, и в ее голосе не было вопроса, а лишь констатация свершившегося факта.

Простил? Да он, Гарри, как-то не думал об этом. И Дамблдор за эту свою ложь не просил у него прощения. Но, наверное, да - простил. Если, конечно, утверждение о том, что он, чудом выживший младенец, был седьмым крестражем, на самом деле было всего лишь ложью ради «всеобщего блага».

- Значит, простил..., - еще раз задумчиво повторила Гермиона, глядя прямо в глаза своему другу.
Гарри кивнул в ответ.

Для него дело заключалось даже не в том, прощать или не прощать. Суть состояла в том, что именно этот поступок Дамблдора он понимал. В противном случае, идя на смерть к Волан-де-Морту (а идти к нему все равно бы пришлось, поскольку силы защитников Хогвартса были истощены), он чувствовал бы угрызения совести.

Как-никак, но именно он, Мальчик-Который-Выжил был главной надеждой сопротивления, только вот каких-либо особых сил, необходимых для победы над самым могущественным темным магом столетия, Гарри в себе не чувствовал. Но люди в него верили, и эта вера заставляла его делать невозможное. Просто так подставиться под смертельное заклятие было бы равносильно предательству. Да, он пошел бы в лес, но, оставаясь под Мантией-невидимкой, непременно попытался бы убить змею.

У него бы, само собой, ничего не вышло. Его бы схватили, и Волан-де-Морт вызвал бы его на поединок. Но это, правда, в лучшем случае, а о худшем сейчас не стоит думать. Будем считать, что Волан-де-Морт всегда хотел расправиться с Поттером единолично, в открытом показательном бою на глазах у своих приспешников.

Только чем бы эта дуэль закончилась? До разговора с Дамблдором Гарри еще не понимал до конца, что является истинным хозяином Старшей палочки, и вряд ли остановил бы свой выбор на «Экспеллиармусе».

Допустим, сработала бы Бузинная палочка, как нужно, но ведь вокруг были одни враги. Его прикончили бы на месте, а если учесть, что последний крестраж – Нагайна – еще цел и невредим… Картина получалась совсем грустной.

Так что, не такой уж ужасной была ложь Дамблдора, если воспринимать ее с точки зрения того, каким образом проще донести до Избранного мысль о самопожертвовании.

Единственное, что Гарри не мог понять, а, следовательно, простить - почему Дамблдор на Кинг-Кроссе продолжал утверждать, что осколок души Волан-де-Морта жил в его ДУШЕ, и что он, Гарри, был седьмым КРЕСТРАЖЕМ. Ложью, как выяснилось, было и то, и другое утверждение: на его душе не было знаменитого шрама в виде молнии, а полноценным «крестражем» он никогда не был.

Осознание того, что тебе продолжали вешать лапшу на уши даже за гранью земной жизни, в самый критический момент, когда судьба мира продолжала висеть на волоске, при этом хладнокровно подталкивая тебя к следующему шагу – возвращению в логово врага, неприятно покоробило.

- Может быть, этот огрызок жил где-нибудь в другом месте? – несмело предположил Гарри.

В голову невольно закралось подозрение, что он всеми силами ищет оправдание собственной доверчивости. Мотивы поступков Дамблдора с некоторых пор перестали волновать – его вранье, пусть его и достают муки совести. А вот он-то, ради какого обвислого Мерлина подставлял свои уши для просушки макаронных изделий?

Ведь верил же, черт возьми! Верил. А всего несколько дней назад верил в то, что часть души Волан-де-Морта по-прежнему продолжает жить в нем. И даже сейчас, после стольких размышлений, упорно ищет доказательства правоты своего учителя. Хотя уже было сказано однажды, что к обманам у Альбуса был природный талант с детства.

- Ага! Я так думаю, в пятке, – с жутким сарказмом в голосе, которому позавидовал бы сам профессор Снейп, съязвила Гермиона в ответ. – Но ты знаешь Гарри – это очень интересный вопрос.

- Где именно жил ошметок? – переспросил парень. – Этот вопрос ты имеешь в виду?
Гермиона усмехнулась.

- И этот тоже. Но главный вопрос состоит в другом: почему Дамблдор, да и Снейп вслед за ним, оба были так уверены, что отправив тебя на заклание, тем самым обрекали осколок души Сам-Знаешь-Кого на уничтожение? Вот если бы ты был полноценным крестражем...

Гарри с силой хлопнул себя ладонью по лбу. Это было просто невероятно! Как же ему раньше не пришло в голову, что душа – бессмертна?! Что, уничтожив свое бренное тело – хоть бы и порубив на мелкие кусочки мечом Годрика – он не смог бы уничтожить ни свою душу, ни кусок души Волан-де-Морта, который, как утверждал Дамблдор, жил в его душе.

- Погоди, - изумленно прошептал Гарри, - а тот... в смысле... любой обломок души, он, в принципе, может существовать самостоятельно, отдельно от основной части?

Гермиона взглянула на него с явным уважением, Гарри даже сказал бы, с восхищением.

- Хороший вопрос, - прошептала она с чувством. - Даже слишком хороший! Ради него стоит завтра потрудиться. Потому что если осколок души Сам-Знаешь-Кого жил в тебе просто так, потому что ему... так было удобно, и с легкостью мог поменять место жительства, то твое самопожертвование с целью уничтожения не прошеного квартиранта, увы, не имело под собой никакого смысла. Выскользнув из тебя, он мог легко и просто переселиться в кого-нибудь другого. В Сивого, например, причем, с радостью необычайной. Ведь будучи привязан к земле другими крестражами, он не смог бы покинуть этот мир.

В ответ на ее рассуждения Гарри потер лоб, рассеянно оглядел тесную кухню, перевел взгляд на собственные ботинки и... от души рассмеялся. Увидев в глазах Гермионы недоумение, пояснил:

- Остается только сказать спасибо создателю, что я не привык логически мыслить! Сама посуди: если бы я начал задумываться, или, прости меня Мерлин, рассуждать столь же глубоко, как и ты, то не поверил бы Снейпу ни за какие коврижки, даже, несмотря на то, что тот практически умер на моих глазах. Я и так-то не перестаю удивляться, как я смог ему поверить?

Смех прошел так же неожиданно, как и пришел, потому что Гарри сообразил, что ответы на новый каверзный вопрос упрямая гриффиндорка будет искать не где-нибудь, а в злополучной дьявольской книжечке.

- Гермиона, может быть, НУ ЕГО, этого старого обманщика? Не стоит снова открывать эту дрянь и мучить себя!

- Чего не сделаешь ради познания истины, - философски заметила Гермиона, что, впрочем, показалось Гарри явным увиливанием от прямого ответа.

Увидев по напряженному выражению лица девушки, что подобные уговоры не подействуют, Гарри решился на маленькую сделку.

- Гермиона, давай меняться! Я тебе отдам твой волосок, а ты мне книжечку. На хранение, а?
Девушка скептически хмыкнула, явно демонстрируя этим жестом, что сделка неравноценна.

- Зачем мне твой трофей? У меня, знаешь ли, таких волос... больше, чем необходимо. Можешь считать это моим своеобразным подарком на твой день рождения, поскольку ничего другого для тебя у меня сейчас все равно нет.

Ничего себе! Вот это да... ДА-А… И это говорит староста Гриффиндора, лучшая ученица Хогвартса, верная боевая подруга, скромная девочка из библиотеки, и... прочее, и прочее...

Извини, друг мой... Карлсон…, но Избранные тоже любят... свежие сдобные плюшки...

Пока остолбенело стоя посреди кухни, Гарри с трудом переваривал в голове сказанное, Гермиона развернулась к дверям, бросив на прощание:

- В конце концов, мне еще никогда не доводилось превращаться в учебное пособие. Надо же когда-то попробовать и это! В общем, тебе, можно сказать, повезло: критические дни уже закончились...

- Какие еще, к черту, не те дни и как они могли закончиться, если нам еще почти три недели тут загорать? – воскликнул Гарри, глядя на закрытую дверь, за которой только что скрылась Гермиона. – Ты мне зубы не заговаривай! Гони, лучше, книжечку.

Дверь снова приоткрылась, и в проеме показался длинный нос Гермионы. Нос так самодовольно фыркнул, что сомнений не осталось – опять он ляпнул что-то отнюдь не самое умное.

- А это тебе Джинни потом объяснит, дорогой мальчик со штих-пунктиком, - пролепетали растянутые в ехидной улыбке губы девушки. – Бедная Джинни... Ей будет, над чем работать... Поле, я так понимаю, не паханое на ниве просвещения. А от меня примите и запишите еще один гол на свой счет.

В отчаянии Гарри дернулся, попытавшись что-нибудь этакое возразить, поприличнее, но Гермиона резко перебила его:
- Гол заслуженный, не спорь! Э-эх, герой ты наш, несовершеннолетний... Тебе другие книжечки надо читать, а эту оставь мне, тем более что я, кажется, знаю, где искать ответ.

Дверь снова захлопнулась, и Гарри остался один. Нет, не один. С длинным каштановым волоском. Парень снял с шеи мешочек из ишачьей кожи, развязал шнурок и заглянул внутрь.

В общем, было немножко обидно, что дожив почти до восемнадцати лет, он ни разу не видел обнаженной девушки. Даже на картинках не разглядывал подробности, потому что раньше это его как-то мало интересовало, а потом, начиная со школьных каникул после четвертого курса и вовсе было не до эротических картинок.

Нет, общее представление было, но... как-то слишком общее... В то же время воспользоваться «подарком» Гермионы, пусть и с некоторого ее… мм… одобрения, казалось настоящим кощунством.

«Извращенец! – со злостью обозвал сам себя Гарри. – И думать об этом не смей! Выброси!»

Но выбрасывать каштановый волосок было жаль, так же тяжело, как отрывать от своей души и своего тела часть себя самого - настолько это было сокровенное. Решив спрятать подарок Гермионы подальше, Гарри достал из мешочка маленький золотой снитч, в котором еще недавно лежал Воскрешающий камень, и попытался его открыть.

Снитч не поддавался, чем Гарри был слегка удивлен. Маленькие золотистые крылышки весело трепыхались, распространяя в пространстве кухни характерный звук. Гарри осторожно коснулся губами гладкой поверхности маленького шарика. Крылышки замерли, притихли, но снитч по-прежнему оставался закрытым.

Неужели для того, чтобы открыть золотой шар, ему нужно снова прошептать три ужасных слова? А если так, то - что с того? Что в этом страшного? Вроде бы все кончилось, вроде бы этот этап жизни уже позади, и в этих словах нет ничего, кроме своеобразного пароля, который открывает его первый снитч.

Но память упрямо воскрешала в разуме темный Запретный лес, холодные тени дементоров, скользящие между деревьев. Запах пробивающейся сквозь землю весенней травы, запах смолистых почек, свежий ночной ветер, летящий навстречу – все это, он был уверен, для него было тогда в последний раз.

Он так любил жизнь! Возможно, как раз потому, что в свои неполные восемнадцать лет еще не жил собственной жизнью, еще ни разу не довелось ему расстегнуть третью пуговичку ни на одной девичьей блузке. А это было обидно. В этом отношении даже его отцу повезло больше.

Если бы кому-то, не дай Бог, по его просьбе, пришлось бы вот так вести себя за руку в стан врага, разве смог бы он, Гарри, ТАМ продолжать скрывать от него правду?

Гарри поймал себя на мысли, что думать о Дамблдоре ему неприятно. Крайне неприятно.

Как вообще попал к старику этот снитч, хранивший в себе память первого прикосновения его губ? Его ведь... директора не было на том матче... Неужели он уже тогда, сразу после матча, выведав все подробности и придя к нужному для себя выводу, специально хранил этот золотой шарик до критического момента?

А почему бы и нет? Если Дамблдор всегда знал, что мальчик должен пойти на убой... С другой стороны, Воскрешающий камень у старика появился намного позже...

Шальная мысль, что старик пригребал к рукам все, что хоть как-то было связано с Мальчиком-Который-Выжил, застряла в голове и теребила разум. Прямо как детдомовец Том со своей губной гармошкой - авось пригодится! Гарри не мог выразить до конца свои чувства, но почему-то эта целенаправленная клептомания Дамблдора сейчас казалось неприличной. Лучше все же об этом не думать, лучше вообще не думать о Дамблдоре.

Следовало вернуться к первоначальному плану. Он хотел спрятать подарок Гермионы в свой первый снитч, и он сделает это. Ради этого стоило произнести нужные слова, как бы ни было это тяжело.

Он прижал золотой шар к губам и прошептал: «Я скоро умру».

Металлическая оболочка маленького шарика медленно раскрылась. Гарри осторожно положил внутрь шарика золотинку с намотанным на нее каштановым волоском и тихо соединил обе половинки.

«Вот и хорошо, - подумал он, пряча снитч в мешочек, подаренный Хагридом, - Теперь для того, чтобы им воспользоваться, нужна будет действительно веская причина».

Он улыбнулся своим мыслям, и, зацепив взглядом раскрытую пачку печенья, забытую на столе, пришел к нехитрому выводу, что не «хлебом единым жив человек». До утра было еще далеко, и чашка крепкого горячего чая не помешает.

За тонкими стенами палатки ветер как будто стал тише, и Гарри выглянул наружу, держа в руках кружку с горячим чаем и печенюшку. В лесу было на удивление светло от полной луны, выглянувшей из-за хмурых облаков.

Пристроившись на складной стульчик у дверей палатки и с наслаждением потягивая ароматный напиток, Гарри с удивлением обнаружил, что опять думает о третьей, так и не расстегнутой пуговичке на блузке Гермионы. А как раз там начиналось самое интересное!

Ему и раньше приходилось... мм-м... домысливать, и Джинни в его снах вытворяла кое-что покруче. Но весьма интересное отличие состояло в том, что рыженькая, как правило, даже в мыслях, раздевалась самостоятельно. С Гермионой же приходилось... хм-м… трудиться...

Ну, с книжными девочками всегда приходится несколько труднее. Но ведь от этого они не перестают быть менее привлекательными?! Голы-то забивают в ворота не хуже первых...

Надо же ему было так лопухнуться с «критическими днями». Ведь знал же, о чем идет речь! И ляпнул глупость!

Гарри вспомнил давний разговор в гриффиндорской спальне среди ее обитателей накануне достопамятного Святочного бала, когда у всех пятерых парней, включая недотепу Невилла, все мысли были исключительно о девчонках. Тогда этот самый скромный Невилл всех и удивил, подробно рассказав ребятам о некоторых особенностях организма девочек. Ну, еще объяснил кое-что по части размножения в животном и растительном мире. Кажется, на лягушках.

Даже картинки показал с соответствующими органами, предназначенными для продолжения рода, и не только картинки. Бедный Тревор! Его пустили по рукам и разглядели все, что только было доступно для обозрения. Потом Невилл долго не мог найти свою жабу, целых два дня помогали искать всем табуном.

Живоглот сразу сбежал, едва прислушавшись, о чем зашла речь. Исключительно умный кот, такой же умный, как его хозяйка.

Будешь тут помнить про какие-то «критические дни», когда все без исключения дни слились в один огромный критический год.

Елки... Так это что значит?! Пришла пора... то есть... весна... В животе что-то робко заерзало.

«Поттер, ты – негодяй! – приструнил себя Гарри, стараясь не обращать внимания на тихое урчание. – Вот о чем ты сейчас думаешь? Как ты смеешь ТАК думать? И о ком? О Гермионе!!!»

Все. Немедленно застегни четвертую пуговицу, лохматый развратник! Дыши глубже. Смотри на Луну.

Вот, уже лучше.

Но Луна, коварная изменница, подмигнув темным глазом из Моря Кризисов, скрылась за облаками, оставив несчастного Избранного одного. Да если бы в одиночестве! Нет, не одного, а с бушующими в его несовершенном теле истинно мужскими желаниями.

Нужно было смотреть в лицо суровой правде: зверек в животе, как и следовало ожидать, проснулся от зимней спячки и осмелел, и уже с наслаждением потягивался, выгибая спинку и пробуя коготки. Пусть он проделывал это еще довольно лениво и неуклюже, но это просто спросонья.

«Я только теоретически, - заткнул Гарри рот разбушевавшейся совести, которая настоятельно требовала прекратить «безобразие». – Теоретически каждый имеет право представлять кого хочет и в какой угодно... гм-м... одежде»

Совесть густо окрасилась в пунцовый оттенок, но возражать не стала. Тем не менее, весьма скептическое: «Давай валяй, теоретик...» явственно прошелестело где-то совсем рядом. Гарри, вздрогнув, огляделся по сторонам, но никого не обнаружил. Видимо, показалось.

Делать и в самом деле было нечего (о Дамблдоре, что ль думать?), и Гарри снова представил Гермиону, прислонившуюся к закрытым дверям тесной кухни, а верхняя пуговичка на ее блузке медленно, грациозно выскальзывает из петельки...

Надо бы ему научиться оживлять пуговички. Нет, ну, в самом деле – это было бы чертовски забавно... По крайней мере, Гермиона точно должна оценить.

«Она смешная. Умная милая девочка, но все равно смешная», - размышлял Гарри, отправляясь спать уже на исходе ночи, под утро.

От бесконечных и довольно беспорядочных мыслей внутри у него что-то перегорело, и он забылся тяжелым сном без сновидений. А может быть, виной тому был жуткий заунывный свист ветра, который к утру вновь усилился.

Сновидения все же пришли, только не те, которых желала душа. Ему снилась погоня. Он летит на мотоцикле вместе с Хагридом сквозь крики Пожирателей и вспышки зеленого огня со всех сторон. Мотоцикл медленно переворачивается, и Гарри вместе с ним. Рюкзак и клетка с Буклей выскальзывают из перевернутой коляски, но в последний момент он успевает схватить и то, и другое. Огни ночного города стремительно приближаются... Мотоцикл удается привести в правильное положение лишь чудом.

Но рано он торжествует. Его верная, любимая молния, вращаясь, словно веретено, уносится к земле. Нужно достать палочку, крикнуть «Ассио, Молния», но это уже невозможно. Мотоцикл несется слишком быстро, и всполохи зеленого огня слишком часты. А белоснежная сова Букля уже упала на дно клетки, надрывно вскрикнув в последний раз.

Букля мертвая... И Молнии больше нет... Подарок крестного не уберег! «Ассио», Молния!

Первое, что увидел Гарри проснувшись, было взволнованное лицо Гермионы, склонившееся над его кроватью.

- Она упала. Вниз, - прошептал Гарри в отчаянии, нащупывая свои очки на тумбочке, а едва сфокусировав взгляд на встревоженных глазах Гермионы, пояснил: - моя Молния выскользнула из коляски и упала вниз.

Гермиона вздохнула с явным облегчением.

- Гарри, это же давно было! Это просто сон, плохой сон.

Конечно, это был сон. Но!.. Что-то было не так... Гарри силился понять, что именно его поразило до глубины души, и вселило в нее непонятную тревогу, и не мог.

- У меня не получились Манящие чары, - пробормотал Гарри удрученно.

Гермиона в ответ только махнула рукой и, сославшись на неотложные дела, скрылась за дверью.

Он давным-давно смирился с утратой Молнии. Если честно, то не очень об этом и вспоминал. Подарок Сириуса имел для него огромное значение, но если сегодня ты не знаешь, будешь ли жив завтра... Как говориться, потерявши голову, не плачут по волосам.

В то же время, беспокойство за судьбу Молнии было подозрительно слабо связано с именем крестного. В голове неотступно звучало заклинание, которым он призвал Молнию на первом задании Турнира Трех Волшебников. Манящие чары, которым его научила Гермиона, которые помогли справиться с Хвосторогой и спасли ему жизнь полгода спустя, на старом кладбище Литтл-Хэнглтона.

Они тренировались тогда до глубокой ночи, и у него получилось! Счастливое было время, а он, идиот, не замечал.

Как ни старался Гарри успокоить себя, что все хорошо, интуиция упорно подсказывала, что будет беда... Если он в самое ближайшее время не овладеет Манящими чарами, то он потеряет не только любимую метлу, а нечто более важное.

Как выяснилось, спал Гарри всего несколько часов, но сна больше не было, ни в одном глазу. Безотчетная тревога сопровождала его все утро, жестким комом стояла в горле, мешая проглотить незамысловатый завтрак, и лишь к полудню чары сновидения, бередящие разум, развеялись.



Глава 47. Шесть кварков для настоящего читателя.

12 апреля 1998 года, воскресенье.

Ненастная погода, так и не осознав своего отвратительнейшего поведения, продолжала третировать обитателей походной палатки занудным дождем и шквалистым ветром, то и дело заставляя вздрагивать стены жилища от резких передвижений воздуха.

Никакой надежды на перемену погоды к лучшему не было: как сутки назад, так и всю прошлую ночь, и все утро до кучи по крыше хлюпали мокрые дождевые капли.

С одной стороны, конечно, хорошо, что льет дождь, потому как в такую мерзкую погоду даже оборотень оборотня на улицу не выгонит. Но, с другой стороны, от этого заунывного ветра и вселенской мокроты на душе копошилась жуткая непреодолимая тоска, как будто бы прямо под дверью в засаде сидит парочка дементоров и со свистом вытягивает из тебя положительные эмоции без остатка.

Даже домовята притихли: сидят все трое на кровати под одеялом и время от времени о чем-то перешептываются. Прислушавшись, Гарри обнаружил, что совместными усилиями подбирается рифма к слову "хозяин". Подсказывать ничего не стал: пусть сами доходят, своим умом.

Обойдя несколько раз комнату неторопливыми шагами и, не найдя в этом занятии ничего для себя интересного, Гарри решил, что пришла пора потревожить подругу. Какие, в самом деле, у нее могут быть неотложные дела? Зловредную книжечку она честно отдала ему пару часов назад, вскользь сообщив, что уже посмотрела все, что хотела уточнить, но ей нужно как следует над этим подумать.

Хорошее дело! Он должен тут, по ее милости, страдать от одиночества, когда ему хочется думать с нею рядом. В простом или, напротив, не слишком простом человеческом занятии – думать – было своеобразное удовлетворение, но работать мозгами в команде с лучшей подругой получалось значительно эффективнее, увлекательнее, и доставляло несравнимо больше удовольствия.

За несколько часов непрерывных размышлений он успел подумать буквально обо всем: о Дамблдоре и его обманах, еще раз о Дамблдоре, о Дамблдоре и Сириусе, и даже о Дамблдоре и Волан-де-Морте, и смог лишний раз убедиться, что мысли упорно ходят по кругу.

Старик так любил одиннадцатилетнего мальчика по имени Гарри, что оставил себе на память первый, пойманный этим мальчиком, снитч. Трогательно.

Только чулан, в котором мальчик жил десять лет, был слишком душный и темный, одинокие тоскливые вечера слишком длинными. В животе - слишком частое, ставшее почти привычным, голодное урчание, а старое тонкое одеяло совсем не согревало зимой.

Раньше то, что Дамблдор не нашел пары часов, чтобы поинтересоваться..., чиркнуть опекунам мальчика какую-никакую записку, казалось более-менее естественным. Но ровно до того момента, пока из воспоминаний, переданных Снейпом, Гарри не узнал о переписке Дамблдора и тети Петунии, когда та еще вовсе не была никакой тетей, а была всего лишь маленькой девочкой, мечтающей о волшебстве.

Интересно, как часто навещал Дамблдор могилы своей матери и сестры в Годриковой Лощине? Как часто он склонял голову вместе с этой... седой бородой над белым надгробным камнем, где было выбито изречение из Библии? Вспоминая под огромным белым куполом мать и сестру, старик плакал самыми настоящими слезами, каких Гарри никогда не видел у него при жизни. Гибель Северуса удостоилась двух скорбных слов, гибель остальных, павших в битве за Хогвартс, пока он, Гарри, разыскивал последний крестраж, «мудрым» замечанием: «Не жалей умерших…»

Трагедия в доме Дамблдоров разыгралась, когда Аберфорт был дома, то есть летние каникулы еще не кончились… Правильно, ведь Кендра умерла, когда Дамблдор, окончив школу, собрался путешествовать, а сестра Дамлдора погибла спустя неполные два месяца после смерти матери. Значит, конец августа.

Гарри не приглядывался к датам рождения и смерти родственниц Дамблдора, высеченным на белых камнях. Что ему были в тот момент чужие могилы, когда он искал своих родителей? А белые надгробья с высеченной на них библейской мудростью безжалостно и красноречиво свидетельствовали, что он, Гарри, для Альбуса Дамблдора был кем угодно, но только не живым ребенком. И даже не кем, а чем…

Ответ простой – оружием для победы над Волан-де-Мортом, которое еще, правда, надо было точить и точить… Чему, очевидно, и были посвящены последние шесть лет жизни великого старца. Или все-таки не шесть, а гораздо больше, начиная с того самого момента, когда он услышал Пророчество из уст Сибиллы Трелони?

Каждый год – очередной геройский подвиг, а после совершения запланированного подвига – доверительно-нравоучительная беседа и очередная отправка на «побывку» к дорогим родственникам. Он мог бы появиться на пороге дома Дурслей среди лета, и они вдвоем могли бы, взявшись за руки, отправиться в Годрикову Лощину, а уж оттуда, так и быть, в «Нору».

Тогда не было бы летающей машины перед вторым курсом, «Ночного рыцаря» перед третьим, разбитого камина и разнесенной в пух и прах гостиной перед четвертым, исторического перелета на метлах после нападения дементоров, но на белом светящемся надгробном камне лежали бы живые белые лилии, принесенные и положенные руками Гарри.

Нет. «Любовь» отпадает. Гарри криво усмехнулся, потому что это неожиданное и довольно жестокое открытие, сделанное еще в то страшное последнее Рождество, когда они с Гермионой чудом остались живы, тогда больно поцарапало душу, а сейчас прошло мимо сердца, почти не задевая за живое.

Остается так называемый «Чудесный план Альбуса Дамблдора». Впрочем, чему удивляться? Дамблдор ведь всегда, с первой минуты исчезновения Волан-де-Морта утверждал, что тот вернется, а на войне, как известно, все средства хороши.

И вот, выяснив из беседы с профессором Снейпом, что благодаря Квиреллу мальчик чуть не слетел с метлы, но все-таки ухитрился поймать зубами снитч, Дамблдор приберег золотой шарик «на всякий случай». Мудро. Все, что, так или иначе, касается такого важного дела, как борьба с Волан-де-Мортом, разумеется, имеет архиважное значение, в том числе и маленький золотой шарик.

В памяти услужливо возник Дамблдор, с интересом разглядывающий журнал «Трансфигурация сегодня», и взбудораженный Снейп, пересекающий взад-вперед круглый кабинет. Директор, вскользь, не отрывая глаз от журнала, бросает профессору
Снейпу: «Приглядывайте за Квиреллом, ладно?».

Когда происходил этот разговор? Судя по всему, задолго до первого квиддичного матча, в самом начале года. И уже тогда Дамблдор подозревал Квирелла, а, возможно, знал, что, или вернее, кто скрывается за его, пахнущим чесноком, тюрбаном.

Допустим, в начале года не было полной уверенности. Но сомнения должны были уйти если не после того достопамятного матча, то после событий в Запретном лесу. Квирелл убил единорога и пил его кровь, и Флоренц об этом знал, и, наверняка, рассказал Дамблдору. Конечно, рассказал, ведь стадо изгнало кентавра за то, что тот прокатил сына Поттеров на своей спине.

Так какого обвислого Мерлина Дамблдор не соскреб рассыпавшегося на... - как их там называла Гермиона – кварки, Волан-де-Морта прямо тогда же, шесть лет назад? То, что смог сделать Хвост, умнейшему и мудрейшему Дамблдору было не по зубам? И потому он ограничился тем, что спрятал в карман собственной мантии маленький золотой шарик и построил полосу препятствий для величайшего Темного колдуна, которую по иронии судьбы с легкостью преодолели трое первоклашек?

Вот на этом самом месте рассуждения заканчивались. Мысли делали очередной круг и возвращались к золотому снитчу, который сейчас мирно лежал в мешочке из ишачьей кожи. Гарри вынужден был признаваться себе, что совершенно не понимал ни поступков Дамблдора, ни его странной «любви», ни самой сути его «чудесного плана». Странно он как-то мир спасал?

Размышления, тем не менее, принесли один немаловажный положительный момент: лохматый зверек в животе, с самого раннего утра старательно вылизывающий шкурку и время от времени пробующий свои коготки, потеряв надежду, задремал, уткнувшись мордой в лапы. Гарри даже живот потрогал, но тот только досадливо мурлыкнул. Похоже, размышления про Дамблдора ему были малоинтересны и утомительны.

Бросив взгляд на часы, и убедившись, что прошло достаточно времени, чтобы Гермиона могла передумать двадцать раз все, что хотела, он решился нарушить ее уединение. Вот сейчас она выстроит изящную логическую цепочку и все правильно растолкует. Зверек незамедлительно поднял хвост и легонько, не скрывая непонятно какой, одному ему ведомой надежды, потерся о стенки живота. А притворялся, черт возьми, спящим! Ну, хитрая зверюга...

Девушку удалось обнаружить на кухне. Приютившись у самого края стола, она сосредоточенно о чем-то размышляла, уткнув нос в недавно приобретенный магловский журнал, который лежал в раскрытом виде прямо перед ней на столе. Можно было даже предположить, что она читает, но Гарри сразу отбросил эту мысль, потому что взгляд девушки был рассеянным, она явно не видела глазами написанного и, практически полностью погрузившись в себя, машинально водила карандашом по бумаге.

Осторожно подойдя к подруге, Гарри заглянул в лежащий на столе журнал. Гермиона слегка вздрогнула, но тут же облегченно вздохнула, а с раскрытой страницы журнала на Гарри смотрела странная фраза, написанная крупным шрифтом: «Три кварка для мастера Марка». Чуть ниже и более мелкими буквами было выведено: «Очередное заседание общества любителей романа Джеймса Джойса «Поминки по Финнегану». Между печатными словами «Three» и «quarks» примостился вопросительный знак, выведенный рукой Гермионы.

- Что это? – поинтересовался Гарри, потому что название некоего общества показалось ему странным. – Что за «Поминки по Финнегану»? Он что – ирландец? Это, случайно, никак не связано с той шуточной ирландской песенкой, которую время от времени распевал Симус в приступе хорошего настроения?

- А что конкретно Симус распевал? – с неожиданным интересом спросила Гермиона.

- Да, так... Ничего особенного, - пожал плечами слегка озадаченный ее серьезным тоном Гарри. - Типа, некий пьяница Финнеган свалился с лестницы, друзья сочли его мертвым и стали поминать. Но потом кто-то нечаянно пролил на «покойника» виски, отчего тот ожил, и вся компания начала веселиться. Иногда они с Дином здорово развлекали по вечерам спальню мальчиков, то есть нас с Роном и Невиллом, ирландским народным фольклором. Я, правда, слова помню не все, и петь не умею, но сама песенка довольно занятная.

Гермиона несколько раз утвердительно покачала головой, соглашаясь со словами друга, а когда он закончил, с готовностью пояснила:

- Один выдающийся физик, ирландец по происхождению, будучи еще и великолепным лингвистом, в 1939 году издал, наверное, единственный в своем роде роман под названием «Поминки по Финнегану». Роман как раз получил свое название благодаря этой веселой ирландской песенке.

- Роман «единственный в своем роде», потому что написан физиком? – удивился Гарри. – Но что же в нем такого особенного?

Гермиона встрепенулась, глаза ее загорелись каким-то особенным лучистым светом, и она с воодушевлением начала рассказывать.

- Джеймс Джойс писал роман семнадцать лет, и он целиком построен на словотворчестве, то есть на игре слов. Его даже истинным англичанам трудно читать. Перевести роман на другие языки практически невозможно, потому что суть словесных ребусов, составляющих всю соль произведения, теряется безвозвратно. Насколько мне известно, до сих пор роман можно прочитать только на английском.

- А причем тут общество любителей «Поминок по ирландцу»? – спросил Гарри, которому забавы некоего Джойса показались в определенной степени странными.

- Гарри, ну, как ты не понимаешь!? – воскликнула явно задетая за живое Гермиона. – Ведь это же так увлекательно: расшифровывать бесчисленные словесные ребусы и находить спрятанный в них юмор! Поверь, это особое удовольствие.

- Хорошо развивает логическое мышление, - в тон подруге подпел Гарри.

- А если и так, что с того? – не унималась Гермиона. – Между прочим, этим занимаются серьезные люди, и объем самых различных комментариев к книге в сотни раз превышает объем самого романа, и в них скрупулезно рассматривается возможный смысл каждого слова.

- Вот делать-то кому-то нечего..., - скептически протянул Гарри, живо представляя себе, как вполне взрослые и умные люди вечерами сидят у камина, в тысячу первый раз перечитывая несчастный роман, а потом пишут письма в соответствующий журнал. – А сам этот шутник-ирландец что говорит по этому поводу?

- Ничего не говорит, - откликнулась Гермиона, а по ее небрежно-утвердительной интонации стало понятно, что шутник будет молчать и дальше.

Впрочем, молчание знаменитому ирландцу давалось сравнительно легко, поскольку он давно уже был покойник. Как уточнила Гермиона, он умер всего через два года после опубликования романа, в сорок первом году.

- Гермиона, скажи, что шутишь, а?! – вырвалось у Гарри помимо его воли, потому что он подсчитал в уме количество лет, прошедших со дня опубликования книги. – Почти пятьдесят лет прошло, автор давно в могиле, а кому-то все еще не лень искать среди нагромождения словесных фраз скрытый смысл, который, то ли есть, то ли нет?

- Ты прямо, как моя мама, - произнесла Гермиона, как показалось Гарри, немного разочарованным тоном.

- Приятно слышать, что, кроме меня, в мире есть еще люди со здравым смыслом, - удовлетворенно заметил Гарри, которому сходство с мамой Гермионы импонировало. – А как насчет папы?

Гермиона вновь заметно воодушевилась, глаза засияли, а Гарри сделал для себя вывод, что помимо серьезности миссис Грейнджер чудесный характер милой девочки получил «свое» и от мистера Грейнджера.

- А папа как раз является членом этого самого общества, называемого «Клуб любителей романа Джеймса Джойса». Общество международное, папе удалось познакомиться там со столькими интересными людьми. В основном, конечно, по переписке. Ну, еще по всемирной паутине.

- Постой…, - задумчиво произнес Гарри, до которого стало кое-что доходить. – Так ты купила этот журнал в надежде узнать что-нибудь о родителях? Но как? Он же не может писать туда под своим именем!
Тяжело вздохнув, Гермиона пояснила:

- Да они никогда не высказывают своего мнения под подлинными именами. Члены клуба скрыты под придуманными ими же авторскими прозвищами. Мама смеется, говорит, что это как раз доказывает то, что люди стыдятся своих интересов, потому что разве будет нормальный человек в здравом уме... В общем, я оставила в памяти моего отца его страсть к «Поминкам по Финнегану» и его авторский Ник «Фермер».

- Он есть сейчас на страницах журнала? – осторожно спросил Гарри с похолодевшим сердцем. Выдавить из себя эти слова ему стоило огромных усилий.

- Нет, - устало вздохнула Гермиона, - но вот здесь, в самом конце написано, что с комментариями «Фермера» и еще десятка прочих членов клуба можно ознакомиться в электронной версии журнала.
Холод, собравшийся в груди Гарри, начал понемногу рассасываться. Все было не так уж безнадежно, можно сказать, даже был повод для оптимизма.

- Гермиона, значит, они живы! А это самое главное, - произнес парень, вкладывая в свои слова надежду.
Почему-то подумалось, что она могла бы заглянуть на страницы журнала сразу, как только они оказались в палатке, но она, наверное, так боялась не найти там следов «Фермера», что решила не портить его «день рождения» своим возможным разочарованием и плохим настроением. Пока жива надежда, жить несравнимо легче.

Стремясь увести подругу от возможных мрачных мыслей, поскольку сейчас для родителей Гермионы они все равно ничего не могли сделать, Гарри, хитро прищурившись, спросил:
- Скажи честно: у твоих родителей часто были некоторые… мм-м… разногласия по части специфического увлечения твоего отца?

Лицо Гермионы озарилось нежной улыбкой.

- Да как тебе сказать…, - весьма неопределенно начала девушка. – Я бы даже не назвала это разногласиями. Скорее повод для бесконечных шуток и дружеских подколок со стороны мамы, за что папа ей щедро платит той же монетой. Очень надеюсь, что хотя бы с этим у Венделла и Моники сейчас все по-прежнему.

Ее глаза снова стали грустными, а у Гарри защемило сердце. Где-то в уютном коттедже на берегу моря жила счастливая семья, в которую семь лет назад пришло нежданное письмо с приглашением в Школу чародейства и волшебства. И родители Гермионы, так же как и наивный мальчик по имени Гарри, думали, что их дочь попала в сказку...

- Гермиона, а ты впервые за весь год сделала попытку хоть что-то узнать о родителях? – спросил Гарри, хотя об ответе уже догадывался. У них никогда не было возможности беспрепятственно посещать магазины, и он никогда не видел в руках Гермионы никаких журналов.

- Впервые, - тихо ответила девушка. – Вчера читала с фонариком в руке уже лежа в кровати. А раньше... Какой смысл был бередить душу, если возможность когда-либо увидеть их казалась не более чем чудом. И знаешь, давай не будем о грустном.

Гермиона улыбнулась почти по-детски, светло и просто, что обрадовало Гарри, потому что он давно не видел подругу такой, можно сказать, почти счастливой.

- А что означает этот знак? - спросил Гарри, указывая на выведенный карандашом «?» перед словом «quarks». – В смысле, кварков ведь должно быть много, а не три.

Гермиона буркнула в ответ что-то, похожее на «Угу». Гарри усмехнулся – неужели это и есть весь скрытый смысл? Или у каждого человека свои причуды? Или жизнь так хитро устроена, что люди будут разгадывать словесные и прочие ребусы в двух крайних случаях: либо у них все хорошо и им скучно, либо у них все крайне плохо, а без разгадок некоторых тайн будет еще хуже.

- А какой же, если не секрет, скрытый смысл, прости за тавтологию, скрыт в этой фразе: «Three quarks for Master Mark!»

Получить ответ на свое любопытство Гарри не особо надеялся. Какое, в принципе, отношение могут иметь элементарные частицы, на которые распадаются темные колдуны, к ирландскому народному фольклору? Но почему-то он чувствовал, что его интерес к теме обрадует подругу, и она выдаст что-нибудь в своем духе, простое и изящное одновременно.

К счастью, он не ошибся. Глаза Гермионы снова засияли и она начала рассказывать.
- Песенка про кварки является одним из самых легких ребусов, и смысл «трех кварков» давно разгадан. Надо сказать, что в романе Джойса слово «quarks» означает не совсем то, к чему уже привыкли физики всего мира. Да не только физики, потому что теория кварков сейчас упоминается в обычных школьных учебниках, разумеется, магловских.

Однако, роман увидел свет пятьдесят лет назад, а гипотеза о том, что все многообразие элементарных частиц построено из трех фундаментальных частиц с дробным электрическим зарядом была выдвинута всего двадцать пять лет назад. Сами кварки были открыты еще позже, но назвали их этим термином, ссылаясь на сочинение Джойса (У Гарри в голове слова Гермионы звучали столь же дивно, как музыкальная рулада, но перебить подругу он не решился).

На самом деле пятьдесят лет назад в английском языке вообще не было слова «quark», Джойс позаимствовал его из немецкого языка, где оно в прямом смысле означает буквально «творог», а в переносном смысле – «чепуха», «ерунда», «обман». Поскольку кварки, как элементарные частицы, до сих пор таят в себе много загадок, то стоило назвать их таким таинственным двусмысленным словом.

Увидев на лице парня совершенно искреннее изумление, и, видимо, приписав его к восхищению своими познаниями, Гермиона вдруг смутилась и быстро начала оправдываться:
- Гарри, честное слово, это практически все, что я знаю об элементарных частицах. Поверь – это почти ничего, ноль. Если бы не мой папа, то я бы и этого не знала. Но он всегда считал нужным писать мне в «Хогвартс» обо всех интересных событиях Клуба любителей «Поминок по Финнегану».

Гарри представил себе, как его подруга распечатывает конверт, а в нем вложено письмо от отца, и тот с присущей его характеру живостью рассказывает о новых догадках, как своих, так и чужих. В сердце, больно его уколов, непрошено пробралось что-то, слишком подозрительно похожее на зависть.

- Гермиона, ты ведь никогда не рассказывала нам особых подробностей о своих родителях, - задал, наконец, Гарри свой вопрос, который не давал покоя с самого начала разговора. – Почему?

Густо покраснев и немало смутившись, девушка все же ответила:
- Я всегда думала, что тебе будет больно об этом слышать. Потому и молчала.

- Мне больно? Нет, мне совсем не больно, - соврал Гарри, почему-то сразу поспешив добавить: - Честно, вполне терпимо.
Он, если разобраться, не обманывал. Боль была гораздо больше от того, что он, пройдя рука в руку с Гермионой семь долгих, наполненных событиями лет, почти ничего не знал о ее семье. Так, в общих чертах знал о том, что ее родители стоматологи и любят активный отдых на природе. И, пожалуй, все.

- Рассказывай! – резко, пожалуй, даже слишком резко потребовал Гарри. – Я хочу знать все о тебе, о твоих родителях, об их увлечениях, об их шутках в адрес друг друга, обо всех твоих родственниках до кучи и, ради памяти незабвенного ирландца, что же значили «Три кварка для мастера Марка!».

Немного успокоившись и заметно приободрившись, Гермиона заговорила.

- Начну с последнего. Если, как я уже сказала, слово «quark» в переносном смысле означает «ерунда», «обман», то вся фраза переводится, как «Три обмана для мастера Марка». То есть, «чепуха, сотворенная трижды». В книге песенку поют чайки, причем весьма двусмысленную, в которой издеваются над трижды обманутым королем Марком.

Знаешь, мамина старая подруга пару лет назад здорово заинтересовалась увлечением папы. Ее, как впрочем, и тебя, и мою маму поразила эта готовность людей тратить свое личное время на расшифровку скрытых в тексте книге загадок.

Сначала это не вызывало ничего, кроме смеха, но один раз, вечером, она вдруг стала серьезной и задумчиво произнесла, что, если отбросить шутки в сторону, такая игра стоит свеч.

- Что она имела в виду? – хмыкнул Гарри. – Писать семнадцать лет роман, чтобы потом кто-то следующие пятьдесят лет искал в нем скрытый смысл?

Едва взглянув на Гермиону, Гарри понял, что угадал. Не ожидал.

- Она, то есть подруга твоей мамы, собирается написать нечто подобное? – счел нужным уточнить Гарри. - Она писательница?

В ответ Гермиона весьма неопределенно пожала плечами.

- Насколько мне известно, пишет она давно, но, в основном, складывает написанное в выдвижной ящик своего письменного стола. Говорит - нет стоящего сюжета. Но клянется, что если только в ее голову придет нечто достойное, она непременно пойдет по стопам Джеймса Джойса.

- Еще бы! – скептически усмехнулся Гарри. – Сама идея воскрешения покойника на радость собутыльникам довольно нестандартна и стоит того, чтобы уделить этому несколько томов.

- И это, как ни странно, ее тоже приводит в восторг, - ничуть не смутившись, ответила Гермиона. – Но главное не в этом. Мамина подруга говорит, и, в общем, мои родители с ней полностью согласны, что как бы хорошо и талантливо не была написана книга, через пару-тройку лет о ней все равно забудут. Выйдут в свет новые книги, а эту, пусть и талантливую, и необычную, и увлекательную читатели поставят на полку, где она благополучно зарастет пылью. А вот если постараться сделать так, чтобы читатели вновь и вновь возвращались к роману и рассматривали под лупой каждую фразу...

- Но не у всех же хватит таланта напичкать книгу словесными ребусами и двусмысленными фразами, - изумился Гарри, поняв, куда клонит девушка. – Неужели ваша знакомая хочет пройти тропой знаменитого ирландца?

Гермиона медленно покачала головой, что означало отрицание сказанного. Все остальное Гарри слушал, не перебивая, практически открыв рот от изумления. Даже Живопыр в животе перестал ерзать и замер, навострив уши.

- Нет, таланта Джойса у маминой подруги точно нет. Тот, как я уже упоминала, был выдающийся физик и великолепный лингвист, а мамина знакомая просто... У нее даже постоянная работа не всегда есть, и, как она иногда шутит, своего дантиста еще не встретила.

Но! Она говорит, что можно так замаскировать в сюжете книги все шесть известных физике кварков, то есть, по сути, обмануть читателя шесть раз, что это непременно может заставить их раздергать книгу на цитаты в поисках истинного смысла.

Первый кварк, «верхний» – так называемый главный герой или главный злодей. Свой «злодей» или отрицательный персонаж должен быть в каждом романе, а иначе сюжета не будет. Должны же положительные герои с кем-то воевать? Так вот, один «главный злодей» должен лежать на поверхности, а второй, настоящий, должен быть скрыт, спрятан. Его можно найти, только прошерстив всю книгу несколько раз, десятки раз сравнивая его слова, сказанные в одном месте, с его же словами в другом месте, с его поступками, с высказываниями остальных героев.

Второй кварк, «нижний» – цель героев книги, лежащая внизу, в основе сюжета книги. То есть то, ради чего затевается весь сыр-бор. Так вот цель, лежащая на поверхности – это, например, может быть борьба героев с тем «главным злодеем», который виден всем и не вызывает сомнения. А истинная цель – некие личные интересы «серого кардинала», о которых он, естественно, никому не говорит, но перелопатив книгу много-много раз, добраться до его замыслов можно.

Третий кварк – физики называют его «красота» – любовные линии романа. Опять же – должно быть то, что лежит на поверхности. Некто Руперт давно питает интерес к некой Эмме, она его вроде как сначала не замечает, но потом сможет оценить и все у них вроде бы будет хорошо. Но это только на первый взгляд, потому что это третий обман.

У этой самой Эммы есть друг, с которым она дружит много лет, и дружба у них такая, что выходит далеко за рамки обычной человеческой дружбы. Собственно, вся любовь-морковь где-то на заднем плане, а на переднем плане романа именно эта бескорыстная до самозабвения дружба, помогающая героям проходить все препятствия, так что у читателя должна быть полная уверенность к середине книги, что герои будут вместе. Но… – все мимо.

- Ну, если только во второй половине книги появляется новый персонаж, в смысле, новая девочка, - робко предположил Гарри, прокручивая в голове все сказанное Гермионой, - то все, в принципе, возможно. Дружба дружбой, а любовь зла.

- Это тоже не интересно, потому что предсказуемо, - с вызовом ответила Гермиона. – Хотя, сам по себе новый персонаж интересен, особенно, если будет отличаться от всех. Только, опять же, читатель уже с середины книги будет знать, куда автор льет воду. Книгу, разумеется, он дочитает до конца, но будет ли о ней вспоминать? Нет, новый персонаж должен появиться, подразнить читателя, и уплыть в сторону.

- А всплыть на поверхность как раз должен старый персонаж, о котором до поры до времени никто не вспоминал, - с иронией произнес Гарри, которому, впрочем, идея еще никем не написанной книги начала нравиться.

- Примерно так, - согласилась Гермиона, впрочем, достаточно нехотя. – Старый персонаж, который мелькал на страницах где-то в начале романа, потом исчез, а потом вернулся, да так эффектно, что его и не узнать. Вот он-то, вернее, она и сводит с ума друга Эммы.

- Так значит, в этой девушке есть что-то такое, от чего парень сойдет с ума, - все-таки рискнул предположить Гарри. – Ну, не просто же так на пустом месте он вдруг влюбится, да еще в ту, которую сто лет знал?

- Почему на пустом месте? – удивилась Гермиона. - Можно сделать так: девочка из нескладного подростка превратилась в красавицу, и она так прекрасна, очаровательна, великолепна, что по ней все мальчики сходят с ума, включая главного героя.

Это замечание привело Гарри в замешательство. Сам он, что греха таить, обратил внимание на Джинни только тогда, когда она стала вдруг необычайно популярной среди парней.

- И где же здесь интрига? – спросил он после некоторых размышлений. – Что же, по-твоему, заставит читателя сомневаться в этой любовной линии и искать, как ты говоришь, между строк непонятно что?

- Заставит, - уверенно произнесла Гермиона, причем настолько уверенно, что, похоже, она над этим думала не один день.

– Еще как заставит, если сделать образ этой девочки, назовем ее Бонни, достаточно поверхностным и противоречивым. Например, красивая, но развязная, характер сильный, независимый, но импульсивный и даже скандальный. Добавь сюда толику эгоизма, самонадеянности, отсутствие должного воспитания, и как следствие, тактичности. Большого ума тоже не наблюдается…

- А что же в ней тогда есть, кроме яркой внешности? – опешил Гарри, и даже Живопыр презрительно фыркнул, выразив тем самым полную солидарность со своим хозяином.

Внимательно, пожалуй, даже чересчур пристально взглянув на друга, Гермиона начала перечислять:
- Допустим, она достаточно смелая, хорошо играет в этот… в баскетбол, легко может сказать неприятную правду в глаза, впрочем, это как раз из-за отсутствия такта и воспитания. Сильный, опять же характер, так что она никогда не распускает слезы, как я, например, - внезапно Гермиона замолчала и стыдливо опустила глаза. – Наверняка классно целуется... А про то, что она большая сплетница и любит обсасывать косточки кому не лень, влюбленный в нее парень может и не подозревать.

- Гермиона, придумать можно все, что угодно, но в реальности такой роман продлиться недолго, - усмехнулся Гарри, вспоминая, почему-то, Рона и Лаванду. – На вторую половину книги точно не хватит. Месяц, два, от силы – год. Уж на что Рон был зациклен на поцелуях, но ведь и ему надоело лизаться с Лавандой. Парни, к твоему сведению, любят общаться, а не выслушивать всякий бред типа «насколько ты считаешь наши или не наши отношения серьезными». А от дур, вообще-то, воротит.

- В реальности, то есть, я хотела сказать, в книге, самому роману между Бонни и, скажем, Деном, может быть отведено совсем немного времени, - пробормотала Гермиона, почему-то еще ниже опустив глаза. – Из-за популярности Бонни среди мальчиков Ден долго ждал своей очереди, а когда, наконец, свершилось, всей сказке пришел конец.
Гарри, не выдержав, засмеялся: глупее этой любовной истории ему, пожалуй, еще не приходилось слышать. Разумеется, причуды у каждого свои, но все-таки…

- Гермиона, ты хоть сама понимаешь, что это – тупо? – запротестовал он. – Поверь, нормальный парень может совершенно спокойно любоваться красотой девушки, получать эстетическое удовольствие, но при этом даже не думать о любви. Мне, к примеру, очень нравится Флер, но я же не люблю ее, хотя, не спорю, она прекрасна.

И потом, мы говорим о романе. Нельзя же в книге бесконечно описывать внешность этой Бонни, будь она хоть трижды сногсшибательна. Боюсь, читатели этого твоего героя-любовника Дена просто сочтут за дурака. В четырнадцать лет, разумеется, можно вздыхать по красивой картинке и целый год любоваться девочкой издали, но в шестнадцать-семнадцать!

Вот скажи, как автор предполагаемой книги собирается убедить читателей в великой и светлой любви этой парочки? Да еще так, чтобы те, забыв обо всем, спорили об их чувствах. Ден ваш, на мой непритязательный взгляд, должен как-то контачить с этой Бонни, общаться, если не наедине, то хотя бы в компании друзей. И должно в ней быть еще что-то, кроме внешности. Допустим, ее учеба оставляет желать лучшего, но разве это главное? Может быть она остроумна, и ее шутки заставят читателя смеяться вместе с героем-любовником. Тогда читатель все простит и поверит.

- Читатель недоуменно пожмет плечами, потому что сами шутки останутся за кадром, - вздохнув, пролепетала Гермиона. – Но намек на то, что они имели место быть, можно дать. Опять же, если написать книгу так, что все свидания Дена и Бонни останутся покрытыми туманом «вселенской тайны», и даже в тот единственный месяц, когда встречаются влюбленные, на первое место поставить развитие отношений между старыми друзьями – Деном и Эммой – то, гарантирую, споров будет море.

- Но ведь это нечестно! - воскликнул Гарри, не поверив, ни на минуту в возможность такого сюжета. – И какая там «вселенская тайна», если и так ясно, что первое время влюбленным не до разговоров? А дальше, я так понимаю, всех нас ждет веселая свадьба? Типа, будут жить они долго и счастливо... Кто, спрашивается, в это поверит?

Скептически усмехнувшись, Гермиона снова начала терпеливо объяснять.

- Нам вовсе не нужно, чтобы поверили все. Достаточно того, чтобы поверила часть читателей. Остальные не поверят, вот тут-то и начнется обмен мнениями. Собственно, это и нужно для того, чтобы споры о книге не затихали, и она оставалась на гребне популярности. Для большей убедительности следует написать коротенький эпилог на три листочка, что типа, у героев семья, дети… и все якобы счастливы…

- Тогда почему «якобы»? – переспросил Гарри. – Счастье либо есть, либо его нет.

- Мамина подруга говорит, что посеять сомнение в рядах читателей чрезвычайно просто. Нужно всего лишь постараться, чтобы главный герой не улыбался на последних трех страницах, не выглядел счастливым, чтобы не видно было понимания между ним и его женой, - перечислила Гермиона признаки, по которым читатель непременно должен усомниться в истинности счастья героев.

- Да… Уж…, - невольно протянул Гарри, чувствуя, что литература и связанный с ней бизнес – это «не палочкой махать». – Тогда получается, что эпилог, это вроде как четвертый странный кварк? Их же вроде всего три по Джойсу?

Улыбнувшись, Гермиона покачала головой.

- Кварков всего шесть, и у них даже есть свои имена, физики их называют обозначения: «up»(верхний), «down»(нижний), «strangeness»(странность), «charm»(очарование), «beauty»(красота), «truth»(истинность), - перечислила девушка названия. – Просто сначала были открыты всего три кварка, и лишь позднее было обнаружено еще три.

- Тогда, по логике, в данном романе должно быть спрятано еще два «обмана»? – предположил Гарри, которому стало совершенно понятно, что ради популярности писатель может, оказывается, вывернуть наизнанку весь сюжет. Впрочем, чему удивляться: Локонс легко расшвыривался заклятием Забвения, а здесь всего лишь умело закрученная интрига.

- Да. Пятый кварк, пусть это будет «очарование», потому что, в некотором роде – это основная интрига романа, - продолжала развивать свою мысль Гермиона. – Например, есть что-то такое, из-за чего некто условный Финнеган просто обречен стать покойником, и только благодаря стараниям серого кардинала, по совместительству «главного злодея», Финнеган остается в живых. Это целиком и полностью оправдывает его интриги и делает великим, мудрым и просто очаровательным.

- Замечательно, я больше скажу – очаровательно, - согласился Гарри. – Только где же здесь обман?

- Обман в том, что серый кардинал старается не ради потенциального покойника, а ради своих собственных интересов. Просто в данном случае интересы кардинала и бедняги Финнегана неожиданно совпали, - объяснила Гермиона. – Например, то виски, которым он спрыснул свежеиспеченного «покойничка», было экспериментальным, неопробованным, и результат немало удивил самого кардинала.

- Ну, знаешь, - возмутился Гарри. – Этому Финнегану грех жаловаться, потому что терять ему, как я понимаю сюжет, было нечего. И уж в данном случае действия серого кардинала никак не тянут на главное злодейство.

- Ты забываешь, что перед тем, как умереть, Финнеган свалился с лестницы, - напомнила Гермиона. – Так вот, мамина подруга считает, что к краю лестницы беднягу подвел серый кардинал, потому что больно уж ему хотелось опробовать оживляющее действие виски, рецепт которого он изобрел. А это, согласись, уже зло в чистом виде.

- Допустим, - еще раз согласился Гарри после продолжительного размышления. – А что тогда делал второстепенный злодей, несправедливо считающийся главным?

- Пропагандировал разврат и пьянство среди друзей ирландца, - не задумываясь, ответила Гермиона.

- А серый кардинал продавал виски и наживался на этом, - с ухмылкой развил Гарри ее незамысловатую мысль. – Грубо для серого кардинала. Слишком грубо. Его читатели вычислят в один момент.

- Ничего подобного, - запротестовала Гермиона. – Серый кардинал изобретал разные добавки и тайно подмешивал людям в виски, а сам наблюдал за их поведением и реакцией. Это доставляло ему ни с чем несравнимое удовольствие. А то, что люди при этом теряли ориентацию в пространстве и падали с лестницы – ерунда, чепуха, дело житейское.

И не забывай, что читатель не видит как таковых действий серого кардинала, он видит только Финнегана и его друзей, зачастую ведущих себя довольно странно в некоторых ситуациях.

«Занятный получается роман, - изумленно подумал Гарри про себя. – Действительно, сразу и не разберешь, кто есть кто».

- Но как же тогда читатель может догадаться, кто главный злодей, если все покрыто мраком? – спросил Гарри, уже совершенно сбитый с толку. – Кто знает, от чего герои книги вели себя странно?

- Разгадка должна будет таиться в шестом кварке, обозначенном как «истинность», - рассудительно ответила Гермиона. - Под ним должно пониматься некое событие, явившееся истинной завязкой всей истории. И вот к этому событию нужно подойти с особенной тщательностью.

Все, что случилось, должно быть максимально, насколько это возможно, отодвинуто от серого кардинала. Он там как будто бы не причем. Не был, не знал, не участвовал. Кроме того, об этом событии бедняга Финнеган узнает буквально по крупицам, да и полученные сведения достаточно противоречивы. И вроде бы видна за всем этим серая шинель кардинала, и вроде бы ухватить его не за что.

- Да ведь это настоящий детектив! – воскликнул Гарри, представляя себе серого кардинала, плетущего свои интриги за чужими спинами. – Детектив должен заканчиваться полным установлением истины, а иначе, какой же это детектив?
На этот раз рассмеялась Гермиона.

- Это кто тебе такое сказал? – с чувством съязвила она. – Детектив заканчивается тем, что «покойник» ожил, и компания снова начала веселиться. Хвала и слава серому кардиналу! О великой заслуге кардинала в деле воскрешения Финнегана можно еще раз подчеркнуть в четвертом кварке, то есть в эпилоге.

- Так сразу и скажи, что все в этом твоем романе, кроме серого кардинала, непроходимые дураки, - обреченно проговорил Гарри. – Судя по вашему «странному» эпилогу, они уже детей наплодили, а до истины так и не докопались. Вот кто, скажи, будет это читать? А уж тем более, спорить об этой ерунде?

К его немалому удивлению, подруга посмотрела на него с пониманием. Более того, в ее глазах читалось уважение и согласие с его довольно категоричным мнением.

- Ты смотришь в самый корень! – с сожалением, как показалось Гарри, произнесла она. – Мама и ее подруга много об этом говорили, и обе сошлись во мнении, что здесь нужен действительно сногсшибательный сюжет, настолько круто закрученная интрига, рядом с которой шуточная история из ирландского народного фольклора и близко не стояла. Пока они ничего стоящего не нашли.

- Эх! Нам бы их проблемы... Когда-нибудь, лет через сто, я вздумаю настрочить свои мемуары…, - мечтательно произнес Гарри, но Гермиона, вопреки ожиданиям, осталась совершенно серьезной.

Наверное, в его шутке было гораздо больше правды, чем необходимо для простой веселой шутки.


ОТ ВСЕЙ ДУШИ ПОЗДРАВЛЯЮ СВОИХ ЧИТАТЕЛЕЙ С ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ! ВСЕМ СЧАСТЬЯ И МИРНОГО НЕБА!
Всем в подарок эта, немного необычная глава.


Глава 48. До чего дошел прогресс!

Дорогие читатели!
То, что в этой главе выделено курсивом, перепечатано из научно-популярных источников и содержит спецефические научные термины. При отсутствии желания в это дело вникать лучше не вчитываться (не портить настроение). Пропустите и с легким сердцем читайте дальше, потому что дальше все это объясняется более простыми словами.

12 апреля 1998 года, воскресенье.

Повисшее в воздухе молчание, вопреки ожиданиям, не растворялось, а через некоторое время стало даже слегка неуютным. Ляпнув фразу про мемуары как шутку, Гарри не мог и подумать, что их разговор с Гермионой о кварках может так неловко наложиться на его утренние размышления о Квирелле, о Дамблдоре, об его истинных целях и странных методах. Но мысли в голове были еще весьма отрывистыми, размытыми, не сформировавшимися до конца в слова, и потому Гарри молчал, прокручивая в мозгах раз за разом все сказанное Гермионой и свои собственные догадки.

От размышлений оторвал до странности неуверенный голос подруги:
- Гарри, а ты сам веришь в то, что школьная дружба может… ну, то есть из дружбы может вырасти… любовь?

Сказано это было так тихо, так робко, пожалуй, даже трусливо, и так не похоже на обычный уверенный «Гермионистый» тон лучшей ученицы Хогвартса, что Гарри слегка опешил. Дамблдор и Квирелл сразу вылетели из головы. На его памяти последний раз Гермиона так заикалась, когда первый раз произносила имя Волан-де-Морта вслух, но это было давно, еще в начале пятого курса.

Вопрос, если честно, возмутил. Уж кто бы спрашивал?! Не эта ли парочка закадычных друзей, Рон и Гермиона, не далее, как две недели назад целовались, да еще и в губы, и прямо у него на глазах. Старосты... Пивз их задери!

Фантазия тут же нарисовала милую картинку, как эти двое поздно вечером патрулируют пустынные, и уже достаточно темные школьные коридоры...

- Еще как верю, - буркнул в ответ Гарри, по большей части ради того, чтобы приостановить неуемную игру воображения, потому что там уже творилось такое, о чем лучше было помалкивать. – Разве вы с Роном не живое тому подтверждение?

- Почему это, интересно, сразу мы с Роном? – произнесла Гермиона до нельзя удивленным тоном, который возмутил еще больше.

Если вслушиваться в ее разглагольствования, можно подумать, что это не она целовалась с рыжим не далее как две недели назад. У него, Гарри, на глазах! Он, хоть и в очках, но, однако, не слепой.

Гарри просто физически ощущал, как рот заполняется ядовитой слюной, которую непременно хотелось выплюнуть в адрес хваленой парочки. Пожалуй, только усилием воли он заставил себя промолчать, потому что стоило ему сейчас обронить хоть одно неосторожное слово, то остановиться было бы трудновато. Будь Гарри один, он бы смог усмирить гнев, но он, к сожалению, был не один. В животе нетерпеливо ерзал, ворочался и распускал когти своенравный зверек, который заставлял смотреть на поцелуй «в защиту эльфов» своими, звериными, глазами.

Видимо ярость, бушевавшая в душе, несмотря на огромные усилия спрятать ее внутри, все-таки пробралась наружу и отразилась на его лице, потому что Гермиона, еще больше смутившись, еле слышно промямлила:
- Ну, вы… с Джинни… тоже дружили...

Здравствуйте. Приехали. Сравнила гоблина с эльфом.

- Когда это я, интересно, дружил с Джинни? – прошипел в ответ Гарри. – Да я с ней до середины пятого курса вообще не разговаривал! Даже на каникулах. Вернее, она со мной. Да я понятия не имел, с кем там она встречается, с Корнером или с этим, шкафом Маклаггеном, и... меня это не волновало! Я еще страшно удивился, когда вдруг где-то в середине года обнаружил, что она в состоянии произнести пару-тройку связных слов, обращаясь ко мне.

- Гарри, ты, наверное, забыл? - вкрадчиво прошептала Гермиона. - Кормак Маклагген был на вечеринке со мной...

- Вот я и говорю: мерзкий он тип! - мгновенно среагировал Гарри.

Девушка, к его удивлению, почему-то не сочла нужным добавить, что этот Кормак – жуткий скандалист, и, вообще, слишком много о себе думает. Это было лишь самое малое из того, что этот пижон заслужил в свой адрес. Повезло человеку закончить Хогвартс на год раньше его однокурсников – пусть радуется! Теперь из щели вылезет, и снова за свое – командовать. Зря он тогда, после матча, его на тот свет не отправил. А так руки чесались! Трещина в собственном черепе помешала и железная воля мадам Помфри.

Гарри был уверен, что мнение Гермионы о Маклаггене не сильно изменилось в лучшую сторону, ждал соответствующей ее реакции, и, тем не менее, она молчала. Да она вообще вела себя как-то странно: то пристально смотрела на него, то качала головой и отводила глаза в сторону, то немного улыбалась, продолжая накручивать на палец прядку волос. Гарри даже стал подозревать, что думает она вовсе не о придурке Маклаггене, а потому решил направить ее мысли в нужное русло.

- Если снова скормить Маклаггену десяток яиц докси, он будет очень даже ничего...

- А-а… ну, да, - рассеянно пробормотала Гермиона и многозначительно хмыкнула. – Это, несомненно, пойдет на пользу. И не только ему...

Она тихо усмехнулась, качнув головой и почесав рукой переносицу, и ее странная усмешка почему-то укрепила подозрение Гарри, что озвучена была лишь самая малая часть мыслей. Потому он выжидательно уставился на нее, предлагая двигать дело дальше. Кажется, намек девочка поняла.

- Гарри, - вновь обратилась к нему Гермиона со свойственной ей терпеливо-серьезной интонацией, - мы вроде бы говорили о вашей дружбе с Джинни в школе?

- Да-а? – переспросил Гарри, одновременно припоминая начало разговора: вроде бы, действительно, говорили о Джинни. – Извини, отвлекся.

- Она встречалась с Майклом Корнером, - услужливо напомнила Гермиона. – На пятом курсе.

- Я рад за нее, - ответил Гарри с ходу, потому как на Корнера зла не держал. – Майкл Корнер, в отличие от пижона Маклаггена, вполне нормальный парень. Прости, но не могла бы ты объяснить, почему меня должно это волновать?

Гарри и в самом деле не мог понять, какого Обвислого Мерлина его должны трогать бывшие поклонники Джинни. Мало ли с кем она встречалась? Нет, здесь что-то другое... У Гермионы, наверняка, свои интересы, ведь это она посоветовала рыженькой подруге встречаться с другими мальчиками, дабы обратить на себя внимание Гарри Поттера. Судя по тому, какой у новоявленного Хогвартского психолога сейчас смущенный вид, его догадка верна.

- Да... но... действительно... ты прав... извини..., - страшно покраснев, пробормотала Гермиона.

- Извиняю, - снисходительно произнес Гарри. Смущенный до предела вид подруги и ее пунцовые щеки способны были сделать великодушным не только Избранного.

- Но, потом..., позднее, на шестом курсе... Потом ведь вы с Джинни стали друзьями? - не унималась Гермиона. – Вы ведь играли в одной команде?

Похоже, у Гермионы были весьма специфические представления о тренировках. Впрочем, что могла она понимать в квиддиче, кроме того, что снитч обладает телесной памятью, что очки, обработанные заклинанием «Импервиус» и, приобретя при этом водоотталкивающие свойства, позволили ловцу хорошо видеть поле, и что скандалист Маклагген на дух был не нужен ему в команде? Так что, стоило ли на нее сердиться?

- Гермиона, время тренировок строго ограничено, - смирив свой пыл, подробно начал объяснять Гарри. – Поле одно на четыре команды, и если тебе разрешено летать с шести до восьми, то надо тренироваться, а не валять дурака. Кроме того, мне, как капитану, нужно было видеть всех, а не одну Джинни. К ней, кстати, как к охотнику, претензий было меньше всего: играет она прекрасно. А время вышло – по рукам и в раздевалку. У девочек - отдельная, - добавил Гарри на всякий случай, если у Гермионы вдруг возникнут еще вопросы.

Вопросы у Гермионы были, но совсем другого плана.

- А разве вы не обсуждали вместе тактику игры? Оптимальную схему для команды? – ничуть не скрывая удивления, спросила подруга. – Тебе ведь пришлось несколько раз брать в команду новых игроков. Сначала выбыла Кэти, потом Рон не смог играть...

- Нет, - коротко отрезал Гарри. – Все решения по стратегии, тактике, и замене игроков я принимал сам, включая хитрый замысел с «Фицелисом» для Рона. Извини, конечно, что пришлось использовать тебя, но непременно нужно было сделать так, чтобы он поверил, что выпил не просто сок.

Выбросив в воздух последние слова, Гарри ожидал, что сейчас начнется длинная нравоучительная беседа по поводу того, насколько некрасиво подливать что-то в тыквенный сок или делать вид, что подливаешь, но Гермиона только изумленно выдохнула:

- Так вот оно что? Знаешь, а ты здорово тогда придумал! Недаром Виктор Крам так восхищался тобой, причем, не только как замечательным ловцом, но и как отличным капитаном команды.

Зверь в животе тут же навострил уши и жадно потянул воздух. Интересно... Когда это она успела переговорить с болгарином?

- Мы виделись с ним на похоронах Дамблдора, - пояснила Гермиона, опережая его вопрос. – Правда, успели сказать друг другу лишь несколько слов. Знаешь, Виктор всегда тобой восхищался. Помнишь тот заключительный матч со Слизерином на третьем курсе?

- Ну, помню, - со скрипом произнес Гарри, которого давным-давно прошедший матч ни в коей мере не волновал. Гораздо больше интересовало то, кто же помешал «бедному» Вики поговорить с Гермионой подольше и сказать друг другу чуть больше нескольких слов. Не иначе, Рон. Правильно сделал.

- Так вот Виктор несколько раз возвращался к этому матчу, - продолжала лепетать Гермиона, не обращая внимания на хмурый вид друга. - Ты тогда так классно притворился, что увидел снитч в противоположном конце поля и рванул туда на метле. Виктор, правда, считает, что опытных игроков этим не проведешь, но тебе тогда было всего тринадцать лет. А потом тебя окружили противники, стремясь вывести из игры, но ты так резко рванул вверх, что они столкнулись нос к носу! И, под занавес, ты успел догнать Малфоя и поймать снитч, удерживая Молнию только ногами!

- Постой, постой! – остановил девушку Гарри. – А с каких это пор Крам стал интересоваться школьным квиддичем? Он что, был на том достопамятном матче?

Гермиона смотрела на него снисходительно, явно умиляясь заданными вопросами. Невольно возникло странное чувство, что это не он, Гарри, а она знает о квиддиче больше, чем он сам, Рон и Джинни вместе взятые.

- Гарри, - начала она в своей умоляюще-назидательной манере, она всегда так говорила, когда, по ее мнению, ей приходилось объяснять очевидные истины, - а как ты думаешь, где профессиональные команды подбирают себе игроков, если не со школьных команд? Насколько мне известно, Оливер Вуд получил предложение играть за вратаря сразу же после этого матча. Не пропустил ни одного пенальти!

- Да! Но ведь Виктор тогда был всего лишь школьником, - вырвалось в ответ у Гарри. – И потом, я видел на чемпионате мира, как летают профессионалы!

- А вот Виктор не мог поверить, что ты впервые сел на метлу в одиннадцать лет, - улыбаясь, ответила Гермиона. – А матч он смотрел в записи.

Может быть, в другое время, да всего месяц назад, Гарри с великим удовольствием выслушал бы от лучшей подруги все до единого лестные слова болгарского ловца о себе, но сейчас слушать это спокойно... Раздражало одно сочетание слов «Виктор Крам», не говоря уже о «Вики». Причина была в том, что восхищался болгарин не только, и не столько Гарри Поттером, а, черт его возьми, Гермионой.

Нашли, значит, нейтральную тему для разговора – Гарри Поттер! Естественно, поскольку Рон – официальный кавалер, можно сказать, почти жених... Интересно, оттаскивая за руку Гермиону от этого мрачного типа, он хоть сказал ему пару ласковых? Хотя, по мнению Гарри, болгарин вполне заслуживал пару увесистых.

Если злость – и даже не злость, а скорее, досада - на Рона (и даже не на Рона, а больше на самого себя) была довольно неприятна для самого Гарри - по крайней мере, он всеми силами старался это не показывать - то недовольство поведением болгарина скрывать не было особой нужды. Да пусть он хоть двадцать раз восхищается талантами Поттера, но где-нибудь подальше от Гермионы.

- Я вот не понимаю, - ехидно произнес Гарри, глядя на девушку с вызовом, - что вы, девчонки, находите интересного в Викторе Краме? По мне – мешок мускулов. Горбатенький, нос как у гоблина, а брови как у лешего. И бородку еще себе идиотскую отрастил!

На самом деле Виктор был всего лишь немного сутул, а брови, как и нос, немного великоваты, да и бородка мало походила на мочалку, но в данный момент какое это имело значение?

Хуже было то, что не самая респектабельная внешность Крама не имела особого значения не только для него, Гарри, но и для Гермионы тоже. Она лишь звонко рассмеялась в ответ на его замечание про нос и брови, и тут же, вскользь упомянув, что они с Роном тоже не великий идеал мужской красоты, начала расписывать про ум и талант «Вики» в учебе.

По мере того, как Гарри узнавал подробности о школьной программе Дурмстранга, сохранять на лице хотя бы видимость спокойствия становилось труднее и труднее. К тому же выяснилось, что несравненный «Вики» без пары-тройки лет - анимаг. Акулья голова у него, видите ли, не просто так выросла. Водоплавающий, блин! Вот и плыл бы себе мимо...

Расхваливая великого ловца, Гермиона время от времени бросала на Гарри осторожный, испытывающий взгляд. Гарри откровенно не мог понять, что она от него ждет? Что он сейчас присоединится к ее хвалебным речам? Дождется...

Радовало то, что Гермиона, при всей своей незаурядной эрудиции, не владела легилименцией, а, следовательно, мысли Гарри увидеть не могла. Однако пожар, бушующий в душе парня, прорвался-таки наверх. Улыбка уже давно сползла с лица, а недовольная мина, становившаяся все кислее по мере того, как «Вики» достигал в учебе и спорте недостижимых вершин, выдавала его нехорошие замыслы с головой. Замыслы были просты, как «Экспеллиармус» - намылить и свернуть Краму шею.

Как никогда, Гарри понимал Рона. Жаль, под руками не было маленькой фигурки болгарского ловца.

Во все время «великого монолога большой поклонницы Виктора Крама» Гарри по большей части отмалчивался, изредка вставляя свое многозначительное «гмм-м». Большего выдавить из себя он просто не мог. Вернее, он мог бы много чего озвучить, но все это было не для женских ушей.

Когда же дело дошло до «простых злонамеренных заклинаний», таких как «фурункулезное» и «жалящее», которые, оказывается, в Дурмстранге изучают в начальных классах, Гарри не выдержал. Осторожно стянув со стола магловский журнал, он поспешно спрятал свою, возмущенную до предела человеческого терпения, рожу за его страницами, всеми силами стараясь успокоиться.

Минуты три-четыре до него еще продолжала долетать информация о заклинаниях, «вызывающих нестерпимый зуд» и «заставляющих человека беспрерывно икать», и даже «чихать и кашлять», и «способствующих обильному кровотечению». Гарри невольно подумал, что если бы все перечисленное изучалось в Хогвартсе, да еще на младших курсах, близнецам Уизли нечего было делать в школе со своими забастовочными завтраками и кровопролитными батончиками.

Интересно, на ком же студенты Дурмстранга тренируют свои «злонамеренные»? Друг на друге, или все-таки на пауках? Как ни странно, но образ беспрерывно чихающего акромантула с носовым платочком в мохнатой лапе прогнал из головы даже зубастую акулью башку крутого супермена «Вики». К тому же, поток слов, исходящий от Гермионы, неожиданно остановился.

Медленно, осторожно опустив журнал вниз, Гарри бросил на девушку любопытный взгляд. Вообще-то, он ожидал увидеть вполне довольную собой особу, только что со знанием дела прочитавшую своему непутевому другу нравоучительную лекцию об идеальном мужчине. Но ничего похожего не наблюдалось. Гермиона нервно сминала в руках кухонное полотенце, хмурилась и выглядела скорее растерянной, чем довольной.

За последние пару лет Гарри пришлось не раз и не два пожалеть о том, что он не владел легилименцией, но никогда сожаление не было столь острым. Сейчас ради того, чтобы узнать, чем вызвана такая странная растерянность подруги, Гарри готов был хоть сию минуту отправить в вечный полет Волан-де-Морта. В третий раз.

Словно почувствовав на себе его взгляд, Гермиона резко подняла голову. Гарри немедленно юркнул за страницы журнала и старательно притворился читающим. Он и в самом деле скользил глазами по строчкам, не понимая, впрочем, ровным счетом ничего из напечатанного.

Гарри даже не мог осознать, что именно заставило его несколько раз возвращаться к началу абзаца. Скорее всего – злость. Какой-то там «Вики» весь-такой-из-себя-крутой живет и здравствует, а он, Избранный, не может сообразить, о чем пишут в магловском журнале.

С третьего раза получилось, и смысл прочитанного стал более-менее понятным.

Кишечная палочка, подвергшаяся генетическим изменениям, стала производить горючее вещество - новый штамм известной бактерии получен в Калифорнийском университете в Лос-Анжелесе.
Escherichia coli - продуцент спирта с пятью атомами углерода, вместо привычных двух или трех. По словам авторов исследования, с помощью генно-инженерных методов можно достичь производства бактерией спиртовой молекулы и с восьмью углеродами. Кишечная палочка, обычно ассоциируется в сознании широкой публики с антисанитарией, однако для генетиков это удобная и благодатная модель - она быстро размножается и уже очень хорошо изучена. Оказалось, ее можно модифицировать таким образом, что каждая бактериальная клетка будет производить "длинноцепочный спирт", использование которого в качестве энергоносителя рассматривается как один из способов борьбы с глобальным потеплением, поскольку речь идет о существенном увеличении эффективности топлива. Генетически-модифицированная E.coli может рассматриваться как потенциальный производитель реактивного топлива, бензина и других нефтепродуктов, дающих много энергии

Быстро опустив журнал на стол, Гарри обратился к Гермионе, которая все еще продолжала хмуриться.
- Смотри, а ведь они, то есть маглы, они же все-таки когда-нибудь будут производить бензин из... лимонада. Или из воздуха...

Гарри не особо надеялся, что подругу это заинтересует, но очень уж хотелось сменить тему разговора. Чертов «Вики» стоял поперек горла не хуже собственного кривого шрама.

- Неплохо..., - задумчиво пробормотала Гермиона, когда пробежала глазами заметку. – Правда, мой папа говорит, что он бы с куда большим удовольствием вовсе отказался от машины и приобрел у нас в Министерстве комплект порталов на месяц. Хотя бы до работы и обратно: пробки на дорогах достали.

- А порталы сложно делать? – спросил Гарри, радуясь, что его маневр удался, и Гермиона отвлеклась-таки от надоевшей темы.

- Ну, в общем и целом, штука сложная, - уверенно заявила Гермиона, и тут же начала подробно объяснять. – Перемещение происходит не то через пятое измерение, не то через подпространство. Помнишь тот корабль, на котором прибыла в Хогвартс команда Дурмстранга? Так вот они тоже путешествовали через подпространство. Это единственное, что удалось усвоить, когда Вики пытался объяснить общий принцип...

Обреченно вздохнув, Гарри снова схватил журнал, торопливо перевернул лист и с решимостью страуса уткнулся носом в печатные страницы. Весь интерес к принципу работы порталов испарился мгновенно. Между юношей и девушкой снова повисла тишина.

- Гарри, а ты знаешь: маглы могут скоро придумать что-нибудь похожее на мантию-невидимку, - загадочно произнесла Гермиона, нарушив неуютное молчание. Оборвав предыдущую реплику практически на полуслове, она долго не решалась продолжить разговор, так что минуты показались Гарри часами. Но вновь услышав голос подруги, Гарри неожиданно для себя обрадовался. В конце концов, «Вики» проплывал мимо так давно..., а долго сердиться на лучшую подругу он не мог.

- Шутишь? - прошептал он недоверчиво, возвращая журнал Гермионе. – Здесь прочитала?
- Ну, да, - ответила Гермиона, быстро перелистывая журнал и разыскивая нужную страницу. – Вот, держи!

На этот раз буквы складывались в слова и доходили до сознания куда быстрее, чем в заметке про пресловутую кишечную палочку.

"Идея создания материалов с не встречающимся в природе отрицательным коэффициентом преломления, т.е. материалов, от которых лучи отражаются необычным путем, делая его невидимым, активно разрабатывалась последние годы в нескольких исследовательских центрах мира. Благодаря отрицательному коэффициенту преломления такие материалы идеальны для маскировки объектов, так как их невозможно обнаружить в определенном диапазоне волновых частот. Согласно расчетам, представленным физиками из лондонского Imperial College, лучи света, попадая на «метаматериал», покрывающий объект, будут изгибаться и возникнут на обратной его стороне, причем в точно таком же направлении, каким оно было до встречи с объектом. И, несмотря на то, что описанные композиты сделаны из металла и хрупки, а их масштабное производство пока за гранью реальности, можно с уверенностью сказать, что рано или поздно первый плащ-невидимка скроет своего обладателя от посторонних глаз".

Перечитав заметку, опубликованную в рубрике «Новейшие изобретения и открытия», несколько раз, Гарри, потрясенный до глубины души, уставился на девушку. Но она стояла, не обронив ни слова, скрестив на груди руки, явно собираясь выслушать сначала его мнение.

- Если честно, не ожидал, - произнес, наконец, Гарри. – Слушай, я, конечно, далек от «новейших открытий», но все-таки... Интересно: отцовская Мантия-невидимка работает за счет Дезиллюминационных заклинаний, или (Гарри заглянул в журнал и процитировал) "благодаря отрицательному коэффициенту преломления лучей света определенного диапазона"?

- А ты сам как думаешь? – спросила Гермиона насмешливо, видимо забавляясь его потрясенным видом.

- Да скорее – второе, чем первое, - высказал Гарри свое мнение. – Этой Мантии лет... полтысячи, или того больше. Многовато для Дезиллюминационного заклинания. Может быть, Игнотус Певерелл был великим волшебником, но за такой огромный срок наведенные чары развеялись бы бесследно.

- И потом, даже самые сильные Дезиллюминационные чары можно снять соответствующим заклинанием, а наша Мантия-невидимка никак не реагирует даже на сам-знаешь-какое страшное слово, - поддержала Гермиона версию Гарри. - Только как же он, то есть Певерелл, смог до такого додуматься? То есть фактически создать материал, изгибающий лучи света "видимого спектра" и соединяющий их на обратной стороне в нерушимом порядке. И пусть даже он сотворил эту трансфигурацию..., наверное, при помощи магии - это все равно непостижимо!

- Но ведь чары трансфигурации тоже рассеиваются со временем, - осторожно вставил Гарри, прервав восторженную речь подруги.

Та в ответ пожала плечами и развела руки в стороны, дав тем самым понять, что знания ее далеко не беспредельны.

Так вот почему Дамблдор так ухватился за Мантию-невидимку, которую показал ему Джеймс. Зря показал, разумеется. Гарри невольно вспомнил, как он сам впервые развернул присланный Дамблдором сверток, в котором лежала отцовская Мантия. И как он спрятал ее, действуя на чистом инстинкте, когда в спальню ворвались Фред и Джордж. Не хотелось, чтобы хоть кто-то до нее просто дотрагивался.

Впрочем, Мантия не спасла бы маму. Так же как волшебная палочка отца осталась валяться на диване в нужную минуту, так и Мантия, наверное, осталась бы лежать где-нибудь в шкафу, а ему самому так и не суждено было бегать к рождественской елке на деревенской площади вместе с братом или сестрой.

Пока Гарри с тихой грустью представлял себе картины своего, так и не состоявшегося детства, Гермиона вновь нарушила молчание.

- Гарри, поскольку мы уже заговорили об охранных заклинаниях, то боюсь, что нам всем скоро придется переселяться. Мы здесь уже больше недели, хочешь - не хочешь, а заклинания ослабевают день ото дня. Ладно, в такой вот промозглой серости даже вполсилы работающие чары все равно исправно делают свое дело, но атмосфера рано или поздно придет в устойчивое состояние, и тогда лучше не рисковать.

Еще осенью Гермиона вполне доходчиво объяснила ему и Рону, что ее маскировочные чары создают вокруг человека или палатки магическое (маглы бы сказали - энергетическое) поле, которое искривляет "световые и прочие волны" особым образом, но поле это неминуемо слабеет со временем.

- Тогда лучше завтра, - бросил в ответ Гарри, соглашаясь с доводами подруги. – Потому что полнолуние, - добавил он серьезно.

- И понедельник – день тяжелый, - вздохнула Гермиона. – Ближе к утру, пожалуй, будет самое безопасное время. Министерские чинуши, конечно, умом не блещут, но недооценивать противника тоже нельзя.

- Гермиона, да при всем желании мозговую деятельность чистопородных тупиц типа Амбридж или Ранкорна переоценить трудно, - скептически ухмыльнулся Гарри, – Хотя, с дементорами дамочка договорилась...

- Вот, вот..., - поддакнула девушка.

Оторвав глаза от журнала, где он в пятый раз перечитывал заметку про плащ-невидимку - не в силах поверить, что такое возможно - Гарри рассудительно заметил:
- И все равно: маглы вон скоро будут мантии-невидимки шить без всякой магии, а наши чинуши будут по-прежнему лелеять мечту о господстве над "грязными" маглами. И так называемый «Глаз Грюма» у маглов уже есть.

Пробежав глазами поразившую его статью еще раз, Гарри спросил:
- Слушай, а он что, улавливал лучи света в «расширенном диапазоне»? В смысле, волшебный глаз.

Гермиона только слегка кивнула головой, а Гарри, прикрыв страницы журнала, прочитал название на глянцевой обложке: "Discovery". Как он уже догадался, издание было практически полностью посвящено обзору новостей из мира магловской науки и техники.

- Похоже на то, что пока мы с Сама-Знаешь-Кем, сломя голову, гонялись друг за другом, маглы, как там говорил мистер Уизли, столько всего напридумывали! – восторженно заметил Гарри, испытывая, как ни странно, гордость за мир маглов, который не стоял на месте даже те семь лет, что он учился в школе. – Хорошо бы чистопородным дать почитать.

- Мой папа того же мнения, - ответила Гермиона, забирая журнал у друга. – Я советовала Луне открыть страничку в «Придире» в конце прошлого года, и она, кажется, ухватилась за эту идею. Но... ты сам все знаешь.

Гермиона быстро перелистывала страницы, что-то выискивая, а найдя нужную, с довольной улыбкой произнесла:
- Знаешь, здесь есть такая интересная статья про то, как зависят друг от друга цвет радужной оболочки глаз и характер человека.

- А что, есть какая-то закономерность? – удивленно спросил Гарри, заглянув в раскрытую страницу и прочитав начало: «Сотни лет окуломанты – мастера гадания по глазам...», - Слушай, про таких «окуло... мантулов» нам Трелони ничего не говорила.

- Посуди сам, - легко предложила Гермиона и начала читать вслух.

"Очи черные характеризуют натуру чувственную, пылкую, увлекающуюся, но очень эгоистичную. Человек с черными глазами способен все и всех принести в жертву своим страстям, а если учесть, что он подчас сам не знает, чего хочет, то станет ясно: черноглазый далеко не подарок! Постоянство в чувствах - не его стихия, однако, сильно увлекшись какой-либо идеей, он способен свернуть горы ради ее осуществления и не брезгует даже самыми неприглядными средствами. Обладатель черных очей бывает мстительным, колючим, жестоким. Недаром говорят: "Черные глаза, что по спине лоза!"

- Мерлин великий! – выдохнул Гарри, когда Гермиона, добравшись до восклицательного знака, посмотрела на него выжидательно. - Да это же все про нелюбимого..., вернее, уже про уважаемого профессора Снейпа. Жаль – раньше не знал, относился бы к его «неподарочному характеру» спокойнее. Глаза такие – что с него, колючего, жестокого и мстительного, взять? Надеюсь, хоть зелье, которое мы ему рекомендовали, он принимает?

- Только не предлагай, ради Мерлина, ему об этом еще раз напомнить! – мгновенно запротестовала девушка, хотя Гарри и не собирался ничего подобного предлагать.
– Гарри, - добавила она умоляюще, - давай будем все же считать профессора Снейпа вполне разумным человеком, который в состоянии о себе позаботиться.

Видимо испугавшись, что ее друг не отстанет-таки от несчастного Снейпа, Гермиона поспешно, пожалуй, даже слишком поспешно, продолжила чтение вслух статьи, доверительно сообщив Гарри, что «это как раз про тебя».

"Зеленоглазых в средние века не случайно обвиняли в колдовстве. Эти люди настораживали, вызывали подозрение, поскольку зеленый цвет глаз, скорее, нонсенс, он встречается крайне редко. Но если вам все-таки довелось встретить зеленоглазого, знайте: перед вами решительная, волевая личность, та, которая идет к своей цели даже по головам других. Это человек негибкий в общении, вероятно, потому, что ему не хватает воображения. Жестокий, упрямый, несговорчивый, сдержанный в проявлении чувств. А, кроме того, коварный и способный меняться так же быстро, как его глаза, которые при солнечном свете напоминают зелень листвы, при свете луны становятся голубыми, а при искусственном освещении - серыми".

Гермиона остановилась, переводя дыхание и переворачивая страницу. Воспользовавшись минутной паузой, Гарри осторожно вставил:
- Как все-таки интересно узнавать о себе новое... неожиданное... А сам-то я, оказывается, тоже не подарок... И тот еще фрукт!

К великому удивлению Гарри – потому что раньше он вроде никогда стихов не сочинял - в голове сами собой сложились рифмованные строчки. Довольно простые и незамысловатые, но если прочитать их с должным чувством... Что он тут же и сделал, с довольным видом наблюдая, как округляются у Гермионы глаза.

Я очень злой, я очень злой,
Упрямый, жесткий, волевой...
Негибкий я в общении,
И нет воображения...
Стянув очки, признаюсь сразу,
Что я колдун зеленоглазый!

- Да. Действительно, ерунда какая-то, - выдала, наконец, пораженная девушка (судя по ее довольному виду, стихи были вполне приличные), тут же поспешив уточнить. – Я имею в виду про нехватку воображения. Пишут всякую чепуху!

Дальше, по всей видимости, Гермиона не собиралась ничего зачитывать. Аккуратно положив журнал на стол, она все же сочла нужным добавить, что «у зеленоглазых есть и достоинства - они верны и надежны".

Откровенно виноватый вид Гермионы рассмешил. Чтобы он, Гарри, придавал хоть сколько-нибудь серьезное значение журнальным статьям сомнительного содержания? И даже не о нем самом, а о каких-то абстрактных людях с зелеными глазами!

- Одна радость: Трелони про эту самую окуломантию слыхом не слыхивала, - произнес он звучным шепотом. - Уж эта старая стрекоза такого б насочиняла, что все бугры Венеры вместе взятые скукожились бы от зависти!

За шесть лет, проведенных в стенах Хогвартса, Гарри столько пришлось услышать в свой адрес, что всякая дребедень про отсутствие воображения, коварство и несговорчивость - это так, детский лепет, и не более того. А с воображением у него полный порядок, даже чересчур полный.

- Так, что у нас дальше? – с любопытством поинтересовался Гарри, заглядывая в лежащий на столе журнал.

- Ну, там дальше больше научный взгляд на радужную оболочку глаза, чем мистический, - ответила Гермиона.
Впрочем, Гарри уже успел прочитать сам.

"Естественными цветами глаз являются только карий, голубой и их смесь. Прочие оттенки и тона, какими бы красивыми они ни были, свидетельствуют о наличии накопленных в организме токсинов. Но если обладатели даже самых небесно-голубых глаз будут питаться исключительно в закусочных, то их глаза превратятся в карие. И наоборот, карие глаза посветлеют, если вы перейдете на более здоровую пищу.
Зеленый же не является естественным цветом. Его генетическая основа - голубой. К ней подмешана желтизна, свидетельствующая о каком-то функциональном нарушении".

- И вас с Рождеством! И вам не хворать! – разочарованно протянул Гарри. – Нет, я давно привык, что у меня все не так, как у людей...

- Это ты о чем? – с тревогой спросила Гермиона, незамедлительно пробегая глазами журнальные строчки.

«Лишь в сочетании со вторым, желтым слоем радужки, который как раз появляется при нарушении функции печени, зеленые глаза приобретают свой истинный цвет. По крайней мере, до последнего времени считалось именно так».

Глубокая складочка между бровей девушки быстро разгладилась.

- Вот ты о чем... Знаешь, про эту ерунду я давно слышала. От папы. Только он сразу пошутил на эту тему, что типа в Великобритании голубоглазых людей пруд пруди, а печенка к сорока годам начинает "желтить" у каждого второго человека. Вот только людей с такими ярко-изумрудными глазами, как зелень леса, не прибавляется. Так что извини, гипотеза не верна. Своему отцу я верю больше, - довольно улыбнувшись, Гермиона кинула неприязненный взгляд на раскрытую страницу журнала, - чем некоторым журнальным писакам.

- С цветом глаз вообще все не просто, - продолжала она почти вдохновенно, и как понял Гарри, выкладывать свои знания ей доставляло истинное удовольствие. - Вот, например, так и нет четкого ответа на вопрос: почему у всех новорожденных детей светло-серые глаза?

То есть ответ есть, но он никак не укладывается в теорию о доминировании генов. У новорожденных в радужке содержится слишком мало красящего пигмента, то есть меланина, но по мере того, как они растут, количество меланина нарастает, и глаза приобретают свой истинный цвет.

Но фишка заключается в том, что нет как таковой зеленой, серой или голубой краски. Краска одна и та же, коричневая, и только ее количество определяет цвет глаз. Мало краски - глаза выглядят серыми, потому что такой серовато-синий оттенок имеют стенки кровеносных сосудов. Краски чуть больше - и глаза становятся голубыми примерно по той же причине, почему небо нам кажется голубым: из-за особого рассеивания солнечных лучей в воздухе. Карие глаза - это просто достаточное количество накопленного меланина, ну а черные - когда красящего вещества слишком много.

- А как же тогда получается зеленый цвет? И почему он является такой редкостью? - спросил Гарри, до этого момента слушавший Гермиону чуть ли не с открытым ртом от удивления. Но Гермиона, ничего не ответив на нетерпеливый вопрос друга, быстро встала со стула и скрылась в дверях кухни.

Девушка вернулась спустя минуту, держа в руках другой журнал и на ходу просматривая оглавление. Она остановилась, видимо найдя в нем то, что искала, и нетерпеливо раскрыла издание на нужной странице. Гарри смотрел на нее, спокойно выжидая, когда она закончит перебегать глазами со строчки на строчку. Наконец, девушка остановилась, вернулась к началу статьи и начала читать заново, уже вслух:

Ученые сделали прорыв в определении генетической основы цвета глаз. Генетические исследования близнецов, их родителей и родных братьев и сестер показали, что как такового специфического гена, отвечающего за цвет глаз, не существует.

У каждого человека есть 2 копии полиморфной последовательности из шести нуклеотидов, разные варианты которых определяют коричневый или голубой цвет.

Вкратце, именно они детерминируют основное направление цвета, однако не являются «последней инстанцией».

Самым главным, по-видимому, остается взаимодействие последовательности с расположенным за ней геном ОСА2, отвечающим за производство меланина. Последовательность определяет, сколько ген будет продуцировать белка, красящего радужку человека. Люди с голубыми глазами имеют очень мало пигмента, с коричневыми – много.

- Ну, в принципе, то же самое, что я тебе говорила, только научным языком, - пояснила Гермиона, глядя на озадаченного зеленоглазого друга. – Вот здесь дальше написано самое главное, из новейших исследований:

«Однако, для того, чтобы у человека были зеленые глаза, последовательность должна располагаться не только не в начале, а посредине, но и сам ген изменяет качество синтезируемого пигмента, заменяя ключевые аминокислоты в нем».

- То, что радужка ярко-зеленых глаз состоит из двух слоев – желтой и голубой радужки - известно было давно. Не могли понять – почему? Но если специфический ген, отвечающий за количество произведенного меланина, расположен посредине матрицы, то он и производит два слоя радужки чисто автоматически. И ты вовсе не больной, но, как всегда, особенный, - торжествующе закончила Гермиона, передавая журнал другу, и Гарри уловил в ее словах явный вздох облегчения. - Так что будем жить и радоваться жизни!

- А с чего это я должен радоваться, что я не больной, если я таковым больным себя никогда не чувствовал? - возмутился Гарри, в упор глядя на девушку. - По крайней мере, не из-за своих зеленых глаз у меня были... э-э... проблемы со здоровьем.

- Ну, я же просто так, - спохватившись, промямлила Гермиона, тщетно пытаясь скрыть свое смущение. - Просто хочу, чтобы все были здоровы... И ты в том числе! И что в этом такого?

Гарри в ответ только пожал плечами: в самом деле, это ж просто прекрасно, что все зеленоглазые люди вполне себе здоровы, с печенкой у них полный порядок, и желчь из нее не проливается почем зря.

- Единственное, что плохо, - продолжала Гермиона уже с сожалением, - так это тот факт, что из-за двойного слоя радужки у зеленоглазых людей чаще возникают проблемы со зрением. Вроде бы из-за того, что зеленые глаза улавливают гораздо меньше света, что при плохом освещении неминуемо даст отрицательный эффект.

«Десять лет, проведенных в темном чулане, явно не прошли бесследно», - безжалостно подумал Гарри, вслушиваясь в слова подруги. Впрочем, это было дело прошлое. Сейчас Гарри заинтересовало другое, он даже не мог понять, почему раньше никогда не задумывался над этим вопросом.

- Слушай! – обратился Гарри к подруге. – Если, как тут написано, зеленые глаза – признак настоящего колдуна, то среди волшебников ярко-зеленых глаз должно быть... ну, очень много! А я что-то никого, кроме себя не припомню.

- Так это же просто дурацкая статья сомнительного содержания, - быстро ответила Гермиона. – Мало ли что там думали люди в смутные века? Хотя..., - внезапно она остановилась, - Великого Салазара Слизерина описывают как человека с изумрудно-зелеными глазами.

- С великим Салазаром не знаком, - скептически усмехнулся Гарри, - а вот среди моих родственников зеленые глаза – не редкость, причем они такие же, как у меня, и носов таких же хватало.

- Когда это ты успел близко познакомиться с родственниками? – удивленно воскликнула Гермиона. Гарри заметил, что у нее глаза опять округлились от изумления.

- Не когда, а где, - небрежно уточнил Гарри. – И все там же, в зеркале Еиналеж. Там были не только мама и отец, но еще, по меньшей мере, человек десять. И все немного похожи на меня, то есть я на них. Не слишком высокие и худые, с тонкими чертами лица и проблемными волосами, с торчащими острыми коленками. Они меня узнали, улыбались и махали руками. Так что я – истинный Поттер!

Проговорив последние слова с гордостью, Гарри был вполне доволен собой. Только у Гермионы на уме явно было что-то свое, потому как его радости она не разделяла. В ответ девушка тихо опустилась на ближайший стул и произнесла трагическим голосом:
- Гарри, какие Поттеры? У тебя же мамины глаза!

- Ну, да, мамины, - немедленно откликнулся Гарри. – Я маму главным образом по глазам и узнал. И темно-рыжие волосы. И она пла...

В эту минуту до него дошел смысл слов, сказанных Гермионой, и он умолк на полуслове. Но, черт возьми, он видел в зеркале такие же глаза, как у него, и не только у мамы. Значит, в зеркале Еиналеж он видел мамину семью вместе с семьей отца. Родителей своей мамы он бы непременно узнал, потому что видел их фотографии в альбоме, правда Лили на этих снимках была еще ребенком или угловатой школьницей, мало похожей на красивую двадцатилетнюю женщину. Но, ни бабушки, ни дедушки в зеркале не было, а больше ни о ком из своих родственников по фамилии Эванс Гарри не имел ни малейшего понятия.

Да и мог ли отпечаток души магла оказаться в зеркале Еиналеж? Или в семье Поттеров зеленоглазые волшебники не были редкостью? Совершенно сбитый с толку своими размышлениями, Гарри молчал.

- Прошу прощения, Гарри, - Гермиона заговорила первой, извиняющимся голосом, как будто стыдясь своих слов, - но ты... Ты все-таки немножко... странный! Как бы это объяснить... Ну, мне кажется, тебе немного не хватает любопытства...

Она еще что-то бормотала, запинаясь чуть ли не на каждом слове, с трудом обрекая в слова то, что вертелось у нее на уме. У Гарри же возникло острое желание подойти к твердой стене и как следует приложиться несколько раз лбом об ее поверхность. Шутка ли – за шесть лет не сделать ни единой попытки хоть что-то узнать о своей семье! Но поскольку брезентовые стены палатки для этого не годились, оставалось стоять на месте и с глупым видом почесывать шрам.

- Знаешь, а привидением может стать только волшебник, - сообщила Гермиона уже вполне уверенным голосом. Скорее всего, до нельзя озадаченный вид друга заставил ее отставить какую бы то ни было критику в сторону. – Об этом написано в «Истории Хогвартса», и Вики говорил...

Что говорил «Вики» по поводу привидений, Гарри так и не суждено было узнать. При звуке этого имени его слегка передернуло, и Гермиона, заметив это, запнулась и замолкла, не закончив фразы. Гарри невольно стал подозревать, что она уже владеет легилименцией на довольно приличном уровне, а иначе почему она так поспешно опустила глаза и так смущенно покраснела?

- Извини, - произнес Гарри, всеми силами стараясь придать своему голосу равнодушно-небрежный тон и перевести все в шутку, - Мне почему-то кажется, что «Вики» отдает злыми чарами или еще чем-то нехорошим... Давай будем называть его просто Крам. Ладно?

- Конечно, конечно, - быстро согласилась Гермиона, но при этом ее лицо озарилось такой сияющей улыбкой, какой Гарри не видел у нее давно-давно.

Осторожно поинтересовавшись, что же «такое великое» случилось, Гарри получил в ответ весьма загадочное: «Погода сегодня хорошая...». И словно в насмешку над этим издевательским заявлением по брезентовой крыше палатки густо забарабанил мокрый холодный дождь.



Глава 49. Ужастик по-эльфийки.

12 апреля 1998 года, воскресенье.

Несколько долгих минут Гарри вслушивался в частое недовольное хлюпанье дождевых капель над головой под настораживающий скрип брезентовых стен старой палатки. Голова, правда, была занята совсем другим. Все имеющиеся в наличии мозговые извилины прикидывали, что бы такое существенное сказать девочке, которая завирает, да не кому-нибудь, а мальчику, который к ней со всей серьезностью.

Впрочем, сейчас в оной голове навязчиво вертелся подзабытый детский стишок, и как раз про погоду. Его-то Гарри и выдал с театрально-растянутой интонацией, многозначительно скосив глаза к потолку.
- Погода была ужасная...

Откуда это ощущение, что нечто подобное девочка и ждала от него? Счастливая улыбка никуда не исчезла с ее лица, но худенькие плечики распрямились, сделав свою хозяйку как будто выше ростом.

Теперь она стояла, глядя на парня немного свысока, немного надменно, гордо держа голову на прямой и красивой до нельзя-на-это-спокойно-смотреть шее. Особенно парням. Особенно в семнадцать лет. Особенно тогда, когда густая грива, обычно скрывающая под своим каскадом красоту шеи своей хозяйки, собрана ее умелыми руками в замысловатую прическу. Гарри слегка зашатало.

Склонив как-то по-особенному голову и лукаво прищурившись, Гермиона произнесла, продолжая стихотворение, начатое своим собеседником:
- Принцесса была прекрасная!

Еще, какая прекрасная! Если бы еще стянуть с нее джинсы, и надеть то легкое сиреневое платье с многочисленными воланами, которые развевались и покачивались из стороны в сторону при каждом шаге... Или нет, лучше ничего не надевать! Просто стянуть с нее джинсы... Только своими руками! Чудовище в животе одобрительно мурлыкнуло.

Что за крамольные мысли, Поттер?! Испугавшись, Гарри опустил глаза, заинтересовавшись собственными штанами, которые в мгновенье ока стали вдруг тесноваты. Дабы спасти репутацию хорошего мальчика, пришлось срочно присесть на стул и спрятать ноги под столом.

Проклиная все и вся: тесные штаны, чертову погоду, до безобразия прекрасную принцессу, свое разбушевавшееся воображение (нет, его – как же!) и не к месту растревоженного в животе соплохвоста, Гарри в сердцах выплюнул:
- Наплела про погоду лжи... (парень по-молодецки присвистнул) три фунта!

Гермиона рассмеялась легко и беззаботно, наполнив тесную кухню невероятным подозрением, что ее основные жизненные проблемы либо уже решены, либо не стоят настоящего внимания.

Опершись локтями на стол, Гарри запустил мокрые от пота ладони в свои взлохмаченные волосы и с силой закрыл руками горячие от возбуждения уши. Звуки стали чуть-чуть тише, но положение это не спасало. Лучше всего сейчас было бы оказаться на улице, под холодным дождем, и подставить разгоряченное лицо под мокрые струи. Впрочем, как оказалось, представление-то не закончилось!

- Производилось взятие пробы грунта, - выдала девушка бесстрастным голосом телеведущего из новостных программ, когда стих ее легкий смех.

А он-то думал, что хуже уже не будет! Если бы Гарри мог соображать... Ну, хоть что-нибудь умное соображать! Однако, в голове, как назло, было пусто до великого стыда, и «проба грунта» не вызвала в памяти каких-либо ассоциаций, кроме космических полетов.

- И говорит какими-то загадками, - проскрипел он в ответ, по большей части ради того, чтобы хоть что-нибудь сказать и не выглядеть круглым идиотом. В висках что-то стучало, горячо и напористо, вытесняя из головы последние обрывки разумных мыслей.

- Сочувствую: приходится несладко вам, - продекламировала Гермиона с трогательно-надменным «состраданием».

Вот... выдра! Гарри пришел к окончательному для себя выводу, что девчонки - самые коварные существа на земле. Особенно ведьмы. Потому что... хуже гоблинов. Те хоть выражаются по-человечески. А эти... Бежать от них прочь, в глушь лесную, в чащу, в поле, и зарасти это поле густой высокой кукурузой!

Непонятно было одно – почему он еще здесь? С громким шумом отодвинув от стола табурет, на котором сидел, вскочив на ноги, Гарри с силой толкнул четвероногий предмет домашнего обихода ногой.

Табурет, мелодично проскрипев по полу всеми четырьмя ножками, плавно проскользнул под стол и остановился в раздумье: стоять или падать? Потом, видимо решив про себя, что лежа жить надежнее, покачнулся и свалился на пол с глухим стоном, дернув напоследок пару раз одной из четырех своих лап.

Едва успев подумать, что надо бы все-таки подкрутить расшатавшиеся болты или эти... извилины, но тут же забыв об этом странном мимолетном порыве, Гарри резко распахнул дверь и отбитым бладжером вылетел сначала из кухни, а потом из палатки на свежий воздух, под косые струи дождя.

Сильный ветер, бушевавший всю ночь и весь день до последнего часа, все-таки стих. Сколько же прошло времени с того момента, как Гермиона превратилась в прекрасную принцессу? Гарри был уверен, что пара минут, но, возможно, он ошибался. В лесу было прохладно, но не холодно. Крупные дождевые капли сердито шлепали по всему без разбору: и по прошлогодней листве, и по зеленой траве, и, словно обрадовавшись своей новой жертве, стали щедро поливать взлохмаченную голову парня.

Гарри только был рад этому. Запрокинув вверх голову, он ловил ртом небесную влагу, не замечая, как намокают штаны и футболка, как стекает с взлохмаченных волос за спину мокрый ручеек. Лесная прохлада обволакивала, усмиряла разгоряченную плоть, проясняла разум.

С Поттерами и их зелеными глазами нехорошо получилось. Но мама, улыбающаяся из зеркала с грустью и со слезами на глазах, стояла в памяти так ярко, что думал он в ту минуту только о ней. И, справедливости ради, Лили тоже носила фамилию Поттер.

- Какой замечательный дождь! – раздалось совсем рядом, и Гарри увидел подругу, которая тоже наслаждалась вечерней прохладой, раскинув руки в стороны, подставив лицо под мокрые дождевые капли.

- Ты же простудишься! – забеспокоился Гарри.

- Не-а! Не простужусь, - ответила Гермиона чистым звонким голосом и закружилась на месте, подрезая руками дождевые струи. – Потому что...

- ...погода сегодня хорошая! - закончили парень и девушка уже хором.

- А ты не верил! – с легким укором заметила Гермиона, подойдя к Гарри. Капли влаги, попавшие под одежду, успевшие уже смешаться с горячим юношеским потом, мгновенно превратились в мурашки и побежали по телу.

Ее ладонь, оказавшаяся на удивление теплой, легла в его руку, и он тихо сжал ее. Прозрачные крупные капли воды катились по ее щекам, свисали с кончика носа и, скопившись в густых темных ресничках, дружно слетали вниз, когда она моргала.

- И все-таки нам пора, - прошептал Гарри, кожей , мускулами и чем-то еще осязая, как ее пальцы напряглись, пошевелились и снова расслабились, уютно устроившись в его широкой, уже почти мужской ладони.

Он чувствовал их, как всегда чувствовал в руках рукоятку хорошей спортивной метлы, ощущая себя с Ней, как единое целое, как естественное продолжение себя. Стоит чуть-чуть разжать пальцы, ослабить захват, и Она рванет вверх, а сожмешь сильнее, и вот ты уже несешься вниз в крутом пике.

Сравнение было до крайности глупым, но ощущение того, что Она ждет действий от него, не проходило. Интересно, если он захочет остаться здесь, под дождем, Она так и будет стоять рядом?

Проверять не стоило. Мимолетное головокружение от осознания своей мужской силы, если вообще здесь уместно было говорить о силе, улетучилось без следа. Да и было ли оно? Сейчас Гарри чувствовал только ответственность за нее - не за весь мир, а за нее – и это было серьезно, и ощущалось совершенно по-новому. Он должен был беречь и хранить ее, но, ни для Рона, ни для ее родителей, и ни ради дружбы, а ради ее самой и еще ради... себя.

Как ни странно, но именно это новорожденное чувство ответственности остудило кровь в жилах и окончательно привело разум в порядок. Мохнатый зверь, спрятав когти, пристыжено сжался в комок, признав свое поражение.

Чуть сильнее сжав ладонь Гермионы, Гарри потянул девушку к покинутой палатке, и она тут же откликнулась на его инициативу, сделав шаг вслед за ним.

Выяснилось, что кухня уже занята мелким ушастым народом. Сэрра с мужем деловито гремели кастрюлями, поскольку обед уже давно прошел, и пора было уже начинаться ужину. Вечно голодный зверь в животе Гарри, выпустив пар, и видимо придя к выводу, что ничего лучшего сегодня ему не светит, тоскливо зевая, потягивал носом воздух из кухни.

После прохлады весеннего леса воздух палатки показался душным, застоялым и даже пыльным. Удивляться не чему, ведь из-за непогоды они почти сутки не покидали своего убежища. Обменявшись взглядом с подругой, Гарри оставил полог палатки приоткрытым, и постепенно мокрый запах дождя и смолистого леса наполнил их временное пристанище.

- Гарри, мы вроде начали говорить о..., - начала Гермиона, едва они оказались в комнате.

- Ой! Только не надо опять про пр..., то есть не надо опять про погоду, – запротестовал Гарри, думая отнюдь не о погоде.

- А вот я как раз хотела о пр..., - коварная Гермиона, похоже, нарочно запнулась, но, тем не менее, как, ни в чем не бывало, закончила фразу, - о привидениях.

- Ну, это другой разговор, - с легким сердцем согласился Гарри. – Привидения, они существа безвредные.

«В отличие от некоторых... существ немагического происхождения», - со вздохом заметил он про себя, присаживаясь на край старого продавленного кресла.

Поставив железобетонное условие, что все обсуждения текущих и прочих тем будут возможны лишь после того, как подруга переоденется в сухую одежду, Гарри с минуту наблюдал, как она что-то выуживает из незаменимой бисерной сумочки.

Под дождем клетчатая рубашка на девушке быстро промокла насквозь, и уже не надо было обладать богатым воображением, чтобы разглядеть то, что скрывалось под рубашкой. К счастью, в комнате царил полумрак, но, тем не менее, парень счел за лучшее заинтересоваться своими ботинками, когда девушка покинула темный угол и прошла мимо него к двери.

Кажется, она чуть-чуть притормозила возле кресла, а на подлокотнике Гарри обнаружил сухую стопку своей одежды. Но Гермиона уже исчезла.

От нечего делать в ожидании подруги он разглядывал маленькую комнату, лениво переводя взгляд от стены к стене. Внимание привлекло тихое осторожное хихиканье и звучные шепотки, время от времени раздающиеся из-под одеяла на одной из кроватей.

- Кто же это там прячется? – спросил Гарри вслух нарочито озабоченным голосом. – Не иначе, завелось здесь маленькое лесное привидение...

Как он и ожидал, из-под одеяла тут же высунулись две ушастые мордочки и, чрезвычайно довольные собой, радостно рассмеялись. Домовята тут же сползли на пол, вприпрыжку подбежали к креслу, на котором сидел их хозяин, и затараторили, перебивая друг друга:
- А Солли и Холли не боятся привидений! Совсем не боятся! Даже совсем страшных!

- А что ж их бояться? – удивился Гарри. – Они ведь не живые, хоть и страшные.

Тряхнув ушами, домовята робко переглянулись, невольно дав понять, что слово хозяина для них не авторитет. Гарри решил терпеливо ждать пояснений, но эльфята молчали, а Избранный продолжал разглядывать свою очкастую физиономию в их огромных зрачках. Как он и рассчитывал, ждать, пока дети наберутся храбрости, пришлось недолго.

- Нет, они живые, - осторожно, но с очень серьезным видом возразила Солли.

- Они... просто... не настоящие, - робко добавила Холли.

Было видно, как старательно она подбирает слова, и все же сочетание слов «не настоящие» немного смутило, показалось странным.

- «Не настоящие»? – переспросил Гарри. – А какие они, по-вашему?

- Привидения, они... ведь... просвечивают, - доверительно прошептала Холли, как будто бы сообщала великую вселенскую тайну.

- Ну, это я и сам знаю, - произнес Гарри интонацией разочарованного школьника, припоминая свой бесславный ответ на уроке у профессора Снейпа. – На то они и привидения, чтобы просвечивать.

- Они потому просвечивают, потому что они - не настоящие, - сказала Солли с важным видом, по-детски растягивая слова.

- А бывают настоящие привидения? – с улыбкой спросил Гарри. Сама мысль о том, что малолетние эльфята могут знать о привидениях то, что не знает он, показалась забавной, но в последнее время он уже мало чему удивлялся. – В смысле те, которые не просвечивают?

Опасливо оглядев сумрачную комнату, как будто чего-то страшась, Солли прошептала Гарри на ухо (ему даже пришлось к ней наклониться):
- Настоящие духи не просвечивают.

- Ах, вот оно что..., - протянул Гарри, невольно вспоминая своих родителей, крестного и Римуса, провожавших его в Запретный лес. Они, действительно, были более плотными созданиями, чем призраки, и в самом деле не просвечивали. – Тогда получается: вы боитесь настоящих духов?

- Все эльфы боятся настоящих духов, - ответила Холли еле слышным шепотом, крепко вцепившись при этом в руку своей сестренки.

- Но, почему? – спросил Гарри, желая-таки докопаться до истины, одновременно вспоминая магловские фильмы соответствующего содержания. – Разве вам приходилось встречаться с ними, с душами умерших людей? Или эльфы могут видеть души всех людей, и живых, и мертвых?

Домовята отчаянно замотали мордочками, и даже ушки у них встали торчком и зашевелились. Из чего Гарри сделал категоричный вывод без дополнительных размышлений:
- Тогда вы просто глупенькие трусишки!

Эльфята обиженно засопели носиками, а когда первая обида прошла, Солли невнятно забормотала:
- Солли и Холли не глупенькие, и не трусишки. Но Солли и Холли страшно, потому что настоящие духи очень злые. Разве хозяин Гарри не знает страшную-престрашную сказку про злого духа и печального эльфа?

- Про очень злого духа и очень печального эльфа, - уточнила Холли.

Пришлось совершенно откровенно признаться, что никто ему ничего подобного не рассказывал. Если это и расстроило малолетних эльфов, то ненадолго. Изумление в двух парах огромных зеленых глаз быстро сменилось готовностью выложить хозяину «страшную-престрашную сказку», и Гарри со вздохом понял, что в ближайшие полчаса ему, хочешь - не хочешь, предстоит познакомиться с эльфийским народным эпосом.

Впрочем, дело обстояло еще хуже. Выяснилось, что рассказывать сказку «прямо сейчас» нельзя ни в коем случае, потому что в комнате не достаточно темно.

- Страшные сказки нужно слушать, сидя в темном-претемном шкафу, - авторитетно заявила Солли.

- Потому что так страшнее, - прошептала Холли, увидев недоверчивую улыбку на лице хозяина.

- Как же я сразу-то не догадался? – удивленно пробормотал Гарри, оглядывая комнату в поисках того, что может сойти вместо шкафа. Но шкафа у них не было, все пространство комнаты занимали четыре двухъярусные кровати и одно старое продавленное кресло.

- Можно слушать сказку, сидя под кроватью, - осторожно предложила Холли.

Гарри, конечно, был всегда готов идти навстречу пожеланиям «коренных представителей маленького трудолюбивого народа», но не до такой же степени!

- Значит так: под кровать не полезу, - твердо заявил Гарри. - Потому что я уже большой и очень-очень храбрый, и мне под кроватью будет совсем не страшно.

Если первая часть заявления вызвала у домовят немалое разочарование, то вторая часть была встречена с должным пониманием.

- А потому слушать мою команду: завесить вот эту нижнюю кровать одеялами. И быстро, потому что хозяин Гарри хочет слушать страшную сказку по «страшному». Все. Ухожу переодеваться, приду – чтобы все было готово.

- А Микки можно позвать? – робко попросила Холли. – Он тоже любит эту сказку.

- Обязательно, - согласился Гарри.

Отдав указания и развернувшись к выходу, Гарри, наконец, заметил стоящую у дверей Гермиону. Наверное, она уже с минуту здесь стояла, забавляясь вынужденной деловой активностью своего друга. Когда домовята кинулись выполнять распоряжение хозяина – стаскивать с кроватей одеяла – девушка с восторгом показала парню поднятый вверх большой палец.
Хитро подмигнув девушке, Гарри сделал широкий жест рукой: присоединяйся!

- Понимаешь, у нас тут внеочередное заседание Г.А.В.Н.Е... Только, чур, мое место вот с этого краю.

Со стороны кухни уже доносился запах вкусной и здоровой пищи, чего-то тушеного с куриным мясом, как заинтересованно определил Гарри, принюхавшись.
Но впереди у него была страшная сказка о печальном эльфе, которую очень уж хотелось успеть прослушать до ужина. На «после ужина» были запланированы более серьезные размышления. В-частности, о родителях.

С удовлетворением переодевшись в сухую футболку и джинсы (Гермиона не забыла положить даже чистые боксеры), Гарри вернулся к покинутой компании. Еще не заходя в комнату, он услышал возбужденные голоса: Солли и Микки громко спорили друг с другом, кому из них двоих следует рассказывать страшную сказку.

Возблагодарив небо, что все это не долетает до ушей Кикимера, который помогал с ужином на кухне (его квакающий командный голос нельзя было ни с чем перепутать), Гарри, на правах хозяина, решил проблему сам:

- Рассказывать сказку начнет Микки, потому что он мужчина и самый старший. А вы будете слушать и, если Микки будет рассказывать сказку неправильно, то вы ему поможете.

- В давние-давние времена, когда волшебники еще жили с маглами в дружбе, любви и согласии, - потихоньку начал рассказывать Микки, когда они – все пятеро – как последние дураки залезли на кровать, отгороженную от постороннего мира развешанными одеялами, - жил был один очень печальный эльф. Звали его Гипнос.

- Что это за странное имя такое? – удивился Гарри. Он сидел, сложив ноги по-турецки, прислонившись к спинке кровати. Гермиона сидела напротив в такой же позе. Эльфята расположились между ними, а вокруг была кромешная темнота.

- Это имя ему было дано, потому что у него был очень большой нос, - с готовностью пояснил рассказчик.

- Ну, очень большой нос, к тому же - кривой, - печально добавила Холли. – И очень безобразный. А уши, напротив, совсем крошечные и ни сколечко не красивые! И все дразнили Гипноса, когда домовик был совсем маленьким эльфом, и никто не хотел с Гипносом играть.

- Действительно, печально, - согласился Гарри. – Несчастный мальчик, то есть, виноват, эльф.

- Эльф по имени Гипнос был самым несчастным эльфом на белом свете, но вовсе не из-за своего некрасивого носа, - продолжал Микки. – Хотя, из-за носа тоже. Хуже всего было то, что хозяин, которому Гипнос служил, был ну, очень, очень злой. Злее хозяина, чем у этого несчастного эльфа, не было ни у одного эльфа на свете.

Гипнос попал к нему в рабство после смерти своего прежнего хозяина, который приходился злому хозяину отцом. Все прочие эльфы были завещаны другим детям, а своего старшего сына покойник не любил, и чтобы досадить лишний раз, завещал нелюбимому сыну самого уродливого эльфа.

Но и злой хозяин никого не любил. И у него никогда не было ни жены, ни детей. Злой хозяин все время что-то колдовал в темном подвале, и варил всякие ужасные зелья в большом оловянном котле. А потом заставлял своего несчастного эльфа пить эту отраву. И поскольку Гипнос не мог ослушаться своего хозяина, то Гипносу приходилось каждый день глотать всякую гадость, и у несчастного домовика все время болел живот.

Гарри услышал, как Гермиона тяжело вздохнула. Сам он уже успел пожалеть, что повелся на эту нелепую затею, да еще перед ужином.

- А еще злой хозяин очень любил смотреть, как несчастный эльф наказывает самого себя. Но злому хозяину все время казалось, что тот наказывает себя недостаточно усердно, что уши, которые тот прижал горячей печной дверцей, обгорели недостаточно сильно...

- Может не надо подробно про уши, а? – с надеждой попросил Гарри. – Про обгорелые уши, пожалуй, слишком страшно.

- Тогда, хозяин Гарри должен говорить: «Ой, боюсь!», - подсказала Солли.

- Да мы уже давно боимся! – с готовностью подтвердила Гермиона. Гарри был с ней полностью солидарен.

- Печальный эльф мог надеяться только на одно, - продолжал Микки, вняв слезной просьбе благодарных слушателей и пропустив, как уверяли все трое, самые ужасные страшилки (но Гарри этим все равно не разжалобился, и страшилки слушать не захотел), - на то, что злой хозяин когда-нибудь умрет. Злой хозяин был ведь совсем-совсем старым хозяином.

Но мрачный старик продолжал жить, варить в котле свои ядовитые зелья и каждый день заставлял Гипноса перебирать флоббер-червей голыми руками, а потом приказывал ему перемешивать голыми руками гной бубонтюбера, и от этого кожа на руках несчастного эльфа распухала и покрывалась страшными язвами...

- Ой, боюсь! – не выдержала Гермиона.
- Я и сам боюсь! – поспешил добавить Гарри страдальческим шепотом.

Довольные произведенным эффектом, домовики продолжали страшную сказку. Микки старался, как мог, неторопливо закручивая сюжет.

- Так прошло много-много лет, и печальный эльф уже успел вырасти и стать взрослым, и захотелось ему жениться, - произнес рассказчик с важностью, мгновенно возвратив Избранного из сказки на грешную землю.

- Так он же вроде... некрасивый был? – счел нужным уточнить Гарри, которому такой поворот событий показался несколько странным, да и само слово «жениться» применительно к эльфам казалось чужеродным.

- Ну и что? – возразила Солли, торопливо прибавив обращение «хозяин Гарри». – Что ж ему теперь и жениться нельзя?

- Красота для эльфов – это не главное, - рассудительно заметила Холли. – Он же был эльф, а не эльфийка.

Гермиона с другого конца кровати пробормотала что-то одобрительное.

- М-да..., - протянул Гарри задумчиво, представляя почему-то этого носатого эльфа с причудливой бородкой и насупленными густыми бровями. – Что ж, логично. А ему было на ком... э-э... жениться?

- А как же, сэр Гарри Поттер! – заносчиво ответил Микки. – Гипноса любила одна добрая эльфийка, с которой домовики раньше служили в одной семье, и которая после смерти хозяина попала в услужение к дочери покойника. Эльфийку звали Минога за коротенькие ножки, и Минога искренне жалела и любила печального эльфа. Гипнос тайно встречался с Миногой иногда, когда злой хозяин спал.

- Не часто им, наверное, приходилось встречаться? – с грустью сказал Гарри.

- Ой, как не часто! – подтвердил Микки со вздохом. – Злой хозяин давно запретил своему эльфу покидать дом, и Минога сама появлялась в доме Гипноса. Но однажды злой хозяин увидел Гипноса и Миногу вдвоем, и страшно рассвирепел, и приказал Гипносу наказать себя самым страшным образом. Злой хозяин даже вовсе хотел отрезать ему уши, но боялся, что тогда эльф не сможет слышать и откликаться на зов хозяина.

- Так вот зачем вам, эльфам, такие большие уши! – воскликнул Гарри, смутившись, пояснил. – А я-то думал: это так, для красоты.

- Хозяин Гарри, ушки как раз для красоты, - с чувством произнесла Холли.

- И чем больше, тем красивее, - объяснила Солли. – А хозяину Гарри не нравятся большие ушки?

- Нет, нет, - заверил домовят Гарри, стараясь быть вежливым, – очень нравятся. Сам мечтаю отрастить себе такие же, но почему-то не растут?...

- Хозяин Гарри, наверное, не правильно мечтает, - робко подсказала Холли, не обращая внимания на сдержанный смешок Гермионы с другого конца кровати.

Солли, выслушав сестренку, со знанием дела посоветовала:
- Хозяину Гарри нужно просто очень сильно замечтать, и тогда все получится.

- Такие большие развесистые уши кого хочешь, украсят, - раздался в темноте звучный шепот Гермионы, щедро приправленный изрядной долей иронии. – Полезная такая штука для доверчивых мальчиков...

- ...и девочек тоже! – сострил Гарри в ответ на едкое замечание подруги. – Это чтобы лучше слышать, девочка моя... И вообще, не мешай! Хочу дальше слушать страшную сказку! - заявил Гарри капризным голосом, - Ужин уже совсем скоро. Есть хочу! А про «большие уши» для «доверчивых» мы с тобой после переговорим. В отдельном... мм-м... кабинете.

Микки в ответ на слова Гарри, многозначительно кашлянув, заговорил:
- Злой хозяин жестоко наказал несчастного эльфа. Он заставлял его выгребать горячие угли из печки...

- Ой, боюсь! Боюсь! – выкрикнули практически одновременно Гарри и Гермиона.

- А там дальше еще страшнее, - сочувственно пробормотала Холли. – Хозяину Гарри будет совсем страшно.

Хозяин Гарри сейчас мечтал только об одном: скорее бы уже все закончилось. Но слушать про «милые» подробности наказания несчастного эльфа было еще хуже, чем остаться без ужина. Так что приходилось старательно «бояться».

К счастью, Микки оказался понимающим парнем, и, очевидно пропустив целую главу в захватывающей дух истории, перешел к следующей части повествования.

- Наказание было таким страшным, что Гипнос сильно заболел, и долго-долго не мог поправиться. А когда он встал на ноги, злой хозяин уже не отпускал его от себя ни на шаг. Ни о каких встречах с любимой эльфийкой уже не могло быть и речи, и жизнь печального эльфа стала совсем ужасной.

Совершенно отчаявшись, Гипнос мечтал только об одном – умереть, и хоть так избавиться от злого хозяина. Но злой хозяин, узнав мысли эльфа, сказал ему, что он ни за что не отпустит его душу на свободу, и эльфу оставалось только молча страдать. И вот однажды, когда терпение Гипноса, после особенно тяжелого наказания хозяина, совсем иссякло, он решился на месть. Не по злобе, а от отчаяния.

И он натер котел, в котором злой хозяин варил зелья, слюной дракона, смешанной с желчью саламандры...

- ОХ! – испуганно воскликнула Гермиона.

- Да ведь это же гремучая смесь, - пробормотал Гарри, воскресив в памяти свои познания в зельеварении. Не то, чтобы там был сборник готовых ответов на все вопросы, но что и чем не стоит смешивать, Гарри знал четко.

- Хозяину Гарри нужно закрыть глаза ладошками, потому что сейчас будет по-настоящему страшно, - подсказала Холли взволнованным шепотом. Гарри чувствовал, как у маленький эльфийки, в неподдельном страхе прижавшейся к нему, участилось дыхание.

- Холли, - с неожиданно важной интонацией обратился Микки к испуганному ребенку, - сэр Гарри Поттер – очень храбрый молодой человек, и он не испугается взрыва котла. Сэр Гарри Поттер, не обращайте внимания на девчонок. Солли и Холли особенно - такие трусишки! Солли и Холли все время боятся, когда доходит до взрыва котла.

- А котел и в самом деле взорвался? – спросил Гарри, ласково погладив по головке Холли, которая все-таки закрыла свои огромные глаза ладошками, не обращая внимания на кромешную темноту, итак царящую в их убежище.

- Еще как взорвался! – подтвердил Микки. – Взрыв был таким сильным, что на куски разнесло весь погреб. Эльф сидел на заднем дворе и слышал этот ужасный взрыв. А когда все улеглось, прибежали соседи злого хозяина, и стали раскапывать образовавшийся завал. Но злого хозяина, - здесь Микки перешел на шепот, - не нашли. Ни живого, ни мертвого.

Но никто не расстроился, потому что злого хозяина никто не любил. Все подумали, что злой колдун просто куда-то уехал. Но злой хозяин никуда не уехал, и он даже не умер.

- Но несчастный эльф мог теперь покинуть дом? – спросила Гермиона осипшим от волнения голосом.

- Нет, не мог, - ответил Микки под одобрительные возгласы Солли и Холли. – Гипнос чувствовал, что злой хозяин жив, и не мог нарушить прямой запрет хозяина покидать дом. А вскоре появился сам злой хозяин. Только теперь злой хозяин был почти как приведение, что-то вроде призрака, но призрак этот не просвечивал. Потому что это было не жалкое приведение, а самый настоящий живой дух злого хозяина.

Злой дух продолжал обитать в доме и распоряжаться своим эльфом. Злой дух сказал домовику, что будет великодушен, и не станет наказывать Гипноса сейчас, что накажет эльфа потом, когда вновь обретет свое тело. И приказал Гипносу найти под обломками камней волшебную палочку.

А когда Гипнос нашел волшебную палочку, которую раньше никто заметил, злой дух приказал эльфу выучить страшное заклинание на непонятном древнем языке. Гипнос честно пытался произнести требуемое заклинание, но у него не получалось сделать это правильно. Наверное, из-за большого носа звуки получались не такие, какие нужно, или эльф от страха не мог ничего сказать.

- Микки знает это заклинание? – неожиданно деловито спросила Гермиона. Гарри, который уже давно понял, куда в «сказке» дует ветер, насторожился.

- Смысл заклинания звучит как «Собери распавшуюся плоть и свободный от плоти дух в одно целое», но, сколько бы сэр Гарри Поттер и мисс Гермиона не произносили эти слова по-английски, ничего у них не выйдет.

- Но ведь почти аналогичное заклинание произносят..., - начала было Гермиона, но вдруг остановилась, замолкла и вежливо попросила продолжать сказку.

- Когда злой дух злого хозяина окончательно понял, что от бестолкового эльфа ничего не добьется, - продолжал Микки почти загробным голосом, ввергая слушателей в мрачное оцепенение, - он указал ему на глубокий тайник, спрятанный здесь же, в доме. А в тайнике был старинный медальон. И злой дух велел эльфу достать из тайника медальон и повесить себе на шею и не снимать ни днем, ни ночью.

Холли залезла к хозяину на колени и отчаянно прижалась к нему всем своим хрупким тельцем, намертво вцепившись в руку своими худенькими пальчиками. Гермиона тихо ахнула.

- Едва надев на себя медальон, Гипнос почувствовал себя скверно. Казалось, медальон был живой. Он дышал, и внутри него равнодушно стучало злое-презлое сердце. Медальон лишил эльфа сна и остатков радости, и эльфу отчаянно хотелось снять с себя медальон и выбросить его, но злой дух злого хозяина не отлучался от эльфа ни на шаг, и не позволял снимать медальон. А вскоре Гипнос стал забывать, кто Гипнос такой. Гипносу все чаще казалось, что Гипнос вовсе не эльф, а сам злой хозяин.

Микки ненадолго остановился, чтобы перевести дух, и Гарри нетерпеливо спросил:
- Несчастный эльф умер? Совсем забыл себя?

- Наверное, так бы и случилось, сэр Гарри, потому что все к тому шло, - ответил Микки. – Но, к счастью для эльфа, к нему в дом переместилась его невеста, Минога, чтобы проведать своего жениха. Но Гипнос не узнал свою любимую, а из медальона, болтающегося на шее у эльфа, вдруг вышел второй призрак злого хозяина, только гораздо моложе и призрачнее первого, и поначалу он даже просвечивал. Но с каждой минутой призрак становился отчетлевее, и вскоре стало ясно, что это не приведение. Минога страшно испугалась и исчезла.

Но она была так потрясена, что горько-горько заплакала. Хозяйка плачущей эльфийки, увидев Миногу, поинтересовалась, отчего она так горько плачет? Миноге пришлось все рассказать своей хозяйке, ведь она не могла ослушаться.

Тогда добрая хозяйка Миноги приказала эльфийке вернуться в дом своего злого брата и, невзирая ни на что, забрать из этого дома несчастного эльфа, даже если тот будет совсем без сознания. Миноге было очень страшно, но эльфийка не могла ослушаться хозяйку. К тому времени молодой призрак, вышедший из медальона, стал еще плотнее, и призрак уже держал в руках волшебную палочку. Затаив дыхание, Минога подбежала к Гипносу, и тут же услышала зов хозяйки. Эльфийка исчезла из мрачного дома вместе с любимым. На шее у него болтался страшный заколдованный медальон.

- И призрак, в смысле, молодой дух злого хозяина, переместился вслед за медальоном? – не то спросил, не то уточнил Гарри.

- Сэр Гарри Поттер знает эту сказку? – удивился Микки. Услышав в ответ весьма неопределенное: «Нет, нет, это я так, случайно», Микки все-таки подтвердил подозрения Гарри.

- И что было потом? – спросила Гермиона с явным нетерпением в голосе.

- А потом все было хорошо, - с искренней радостью отозвалась Солли.

– Минога и Гипнос оказались на заднем дворе, а посреди двора уже горел огонь, и языки его пламени шевелились, словно живые, и были похожи на дьявольских животных. А медальон, словно почувствовав опасность, запрыгал на шее у эльфа. Но добрая хозяйка оборвала цепочку и стянула медальон с шеи эльфа, и кинула его прямо в огонь. Из огня раздался страшный крик – это кричал медальон... И призрак тоже кричал, и проклинал добрую хозяйку, но призрак, хоть и плотный, не мог причинить настоящего вреда, потому что палочкой по-настоящему колдовать не мог. А потом все стихло, призрак уронил волшебную палочку и исчез, как будто его и не было.

- А эльф? Что стало с ним? – неестественно тонким голосом спросила Гермиона.

- Ой! Все было хорошо! – перебивая друг друга, весело затараторили домовята. - Гипнос очнулся и узнал свою невесту. А потом эльф и эльфийка дружно заплакали и стали благодарить добрую хозяйку.

- Печальный эльф больше не вернулся в покинутый дом? – снова спросила Гермиона.

- Зачем? – удивились домовята дружным хором.

- Но ведь там должен был остаться злой дух злого хозяина? – пояснила Гермиона. – Он ведь, согласно сказке, имел власть над эльфом даже в виде злого духа.

Домовята недоуменно молчали, наконец, Микки произнес:
- Про злого духа злого хозяина больше ничего не известно. Но, вроде бы, больше этого злого духа никто не видел. Гипнос же больше не чувствовал власти злого хозяина над собой, а, напротив, перешел по наследству к доброй хозяйке.

- А если эльфы чувствуют, что должны слушаться нового хозяина, то значит, старый хозяин мертв, - прошептала Холли, разжав, наконец, свои пальчики на запястье у хозяина.

«Синяк будет, - обреченно подумал Гарри, - но полученная информация стоит дюжины синяков».

Он уже не слушал про то, как Гипнос и Минога жили долго и счастливо до самой старости, пока не разлучила их смерть. Поинтересовался лишь тем, откуда Микки знает эту сказку?

- Мама Сэрра рассказывала Микки, когда Микки был маленький, - невозмутимо ответил домовик, впрочем, как заметил про себя Гарри, ответ был вполне предсказуемым.

- А волшебники знают эту сказку? – настороженно спросила Гермиона.

- Мама Сэрра и папа Хаппи говорят, что волшебники никогда не интересуются эльфийскими сказками, - произнес Микки со вздохом.

- А зря! – подвел итог Гарри, откидывая одеяло в сторону и с жадностью вдыхая свежий воздух.

Из кухни позвали к ужину, и домовята побежали на зов, оставив юношу и девушку одних. Еще минуту назад Гарри представлял, что сейчас, без посторонних, они смогут заняться обсуждением услышанной истории, которую язык не поворачивался назвать сказкой, но выдавить из себя ничего не смог.

Свесив ноги с кровати, Гермиона торопливо рылась в своей бисерной сумочке, с недовольным раздражением приговаривая: «Что толку было вчера наводить порядок в вещах, если сегодня все опять десять раз перерыто! Черт, где мои конспекты? Такая темно-коричневая толстая тетрадь с редкими заклинаниями...»

Гарри замер возле кровати, вцепившись одной рукой в ее спинку, пропуская растопыренные пальцы второй руки меж своих непослушных, еще влажных волос. И так повторял раз за разом, машинально копируя привычку своего отца. Однако мозги были заняты совершенно другим: Гарри лихорадочно соображал.



Глава 50. Шутки с трансгрессией.

12 апреля 1998 года, воскресенье.

Озабоченный шепот Гермионы долетел до ушей Гарри, как будто бы из параллельной вселенной: он не сразу понял, что обращаются к нему. В голове вертелось столько всего и сразу: Волан-де-Морт со своими крестражами, Слизнорт с воспоминаниями, Кикимер с медальоном, Дамблдор, черт побери, со своими тайнами и недомолвками.

Но настойчивый шепот подруги снова позвал его по имени, и вроде бы звук ее голоса стал гораздо громче.

- А? Что? – пробормотал Гарри рассеянно, машинально оборачиваясь на звук голоса.

Очевидно, подруга уже нашла в бисерной сумочке то, что искала, и сейчас стояла перед ним с той самой темно-коричневой тетрадкой в руках, заложив между страниц собственный палец вместо закладки.

- Гарри, - в голосе Гермионы чувствовалась усталость, - я уже третий раз тебя спрашиваю: что ты об этом думаешь?
Что он может об этом думать? Плохо он об этом думает... Мало думает и не достаточно. Хорошенько надо об этом думать – вот что! И есть над чем.

- История... детективная, - произнес Гарри шепотом, сделав между первым и вторым словом многозначительную паузу.

- Гарри! – воскликнула Гермиона уже с нетерпением. – Я ведь серьезно! А у тебя все шуточки...

Поттер даже слегка обиделся. Какие уж тут шуточки? Это он так, чтобы разрядить обстановку и расчистить полигон для ловли полезных мыслей.

- Так и я серьезно, - твердо заявил парень. – Совершенно понятно, что никакая это не сказка, а совершенно реальные события, происшедшие, Мерлин знает, сколько веков назад. Понимаешь, все слишком точно: крестраж, его действие, дьявольский огонь... Взрыв котла меня убедил окончательно: это не сказка. Собственно, когда дело дошло до котла, я понял, что все это далеко не вымысел. Откуда эльфы могут знать про желчь саламандры?

Пока Гарри высказывал свое мнение, Гермиона, подойдя к двери комнаты и плотно прикрыв ее, повернула дверную ручку, переведя спрятанный в ней замок в положение «заперто».

- Зря стараешься, - как можно тише прошипел Гарри, глядя на ее действия. – У них уши бОльшИе, и отнюдь не для красоты.

Не обратив на реплику друга почти никакого внимания – риторический вопрос: «Теперь, по-твоему, надо открыть все настежь?» - легко читался на ее лице без всякой легилименции – Гермиона придвинула к кровати старое кресло. Девушка явно нервничала.

- Неужели ты до сих пор сомневаешься, Гарри? Да эльфы столько всего умеют делать! – воскликнула Гермиона, а в ее взгляде, брошенном на парня, промелькнуло что-то укоризненное. – В том числе и читать, не говоря уже о кулинарных способностях. Так что, при желании, эльф мог узнать и про желчь саламандры.

- Я бы сказал, в случае крайней необходимости, - осторожно уточнил Гарри, все еще чувствуя на себе не самый дружелюбный взгляд Гермионы, - когда жизнь стала совсем невмоготу. Только я не об этом: тот древний эльф сам по себе молодец, и все сделал правильно. Но ведь последующие поколения ничего не прибавили к его рассказу? Не переврали?

- Не похоже на выдумку, - рассудительно согласилась Гермиона. – Только там было кое-что поинтереснее взрыва котла.

Раскрыв свои драгоценные конспекты на заранее подготовленной странице, Гермиона протянула парню коричневую тетрадку, старательно исписанную аккуратным убористым почерком.

- Читай лучше про себя, - шепнула девушка, нервно оглядываясь по сторонам. – Тьфу, скоро совсем с ума сойду на почве конспирации, - добавила не то с досадой, не то с иронией.

В начале страницы выделялся заголовок, подчеркнутый жирной прямой линией: «С трансгрессией шутки плохи».

Перечитав заголовок целых два раза, Гарри недоуменно посмотрел на Гермиону, потом еще раз заглянул в тетрадь, и снова уставился на подругу, но, на этот раз, вполне осмысленно. Невероятная догадка уже пришла в сознание, ведь если распад темного мага можно сравнить с неудавшейся трансгрессией...

Казалось, от удивления собственные глаза вот-вот выпрыгнут из-под очков. Гарри хотел что-то сказать, но так и замер с открытым ртом: нижняя челюсть упорно не желала возвращаться на законное место. Гермиона торжествовала, великодушно награждая пораженного до глубины сознания парня понимающей улыбкой.

- Гарри, ты ведь понял, да? – все-таки спросила она на всякий случай. – Ты это, дальше читай!

Избранный последовал ее совету незамедлительно, лишний раз убедившись, что свои конспекты Гермиона составляла с присущей ей тщательностью.

«Так называемый «расщеп», или отделение тех или иных частей тела, - бесстрастно информировала цитата, практически полностью переписанная из какой-нибудь заумной книги, - происходит при недостаточной «настойчивости» (подчеркнуто) сознания. Неизменно следует помнить, настойчиво, то есть твердо держать в сознании «нацеленность» (подчеркнуто) на нужное место и двигаться с «неспешностью» (подчеркнуто). В противном случае вы можете не досчитаться важных частей тела, если вам, конечно, еще будет, чем считать».

Гарри улыбнулся. Если в начале цитаты он в душе иронизировал над Гермионой, для чего-то дословно переписавшей выдержку из книги, когда здесь хватило бы простого упоминания о трех основных принципах трансгрессии, то шутка автора дала понять вполне естественное желание лучшей ученицы Хогвартса хоть немного отвлечься от мрачных мыслей. О Роне, целующимся с Лавандой, например. Или о Роне, лежащем в больничном крыле...

Лучше об этом не думать. Он сам тоже записал бы цитату полностью, если бы, конечно, у него возникла такая странная идея что-то законспектировать не для Снейпа, а исключительно для себя. Но Гермиона, она - особенная.

- При распаде темного колдуна на кварки, куда ему, справедливости ради, и дорога, ни о какой «настойчивости» сознания и «нацеленности» на нужное место не может быть и речи, - задумчиво прошептал Гарри, размышляя вслух.

- Следовательно, он расщепляется до элементарных частиц, - с готовностью подхватила Гермиона. – Ты дальше читай, там самое главное впереди! – посоветовала девушка, краснея от возбуждения, как будто бы в преддверии важного открытия.

«Заклинание, позволяющее ликвидировать последствия неудавшейся трансгрессии, является чрезвычайно сложным в применении на практике. Если вы не хотите, чтобы чье-то оторванное ухо приросло к неправильному месту, советуем вам не заниматься самодеятельностью, а в экстренном порядке связаться с Министерством и вызвать бригаду Экстренных Магических Манипуляций. Поверьте, бюрократическая возня с разрешением на использование Маховика времени и штраф в пользу родного Министерства, которое неустанно думает о вас, - ерунда. Зато впоследствии вы сможете, не стесняясь, раздеться при дамах».

Ай да Гермионка! Опять ведь развеселила, потому как под неправильным местом Гарри почему-то заподозрил одно совсем уж неприличное место. В общем, поросячий хвостик, выросший у Дадли, был на правильном месте.

Украдкой наградив девушку, в данный момент занятую расстегнувшейся на рукаве блузки пуговицей, благодарно-смущенной улыбкой, Гарри вновь поспешил углубиться в конспект, успев порадоваться, что Гермиона не видит на его лице плодов разыгравшейся фантазии.

«Следует помнить, что применять заклинание следует «ДО ПЕРВОЙ КРОВИ» (выделено крупным шрифтом и подчеркнуто), исключительно, в первые доли секунды после случившейся оказии. Потом, как утверждает наша столетняя тетушка, поздно хвататься за ширинку. Что ушло, то ушло...»

Ничего себе конспектик... Такое, раз прочитав, не забудешь! Боже милосердный, но как она могла? Что она ему подсунула? И где ее бесстыжие карие глаза? Да она... Другой такой нет! Зверь в животе, еще недавно такими трудами посаженый на строгий ошейник, очнулся от оцепенения и, смачно облизнувшись, сердито фыркнул, давая о себе знать.
Действуя почти инстинктивно, Гарри опустил заветную тетрадку на колени, старательно прикрыв ее собственные штаны в неприличном месте.

Впрочем, зря испугался. Во-первых, кресло, на котором еще минуту назад сидела Гермиона, было пустым. Во-вторых, тревога была ложной: украдкой скосив янтарно-желтый глаз на пустое кресло и убедившись, что смотреть не на кого, Живопыр обиженно отвернулся к копчику, не забыв, однако, немного подточить когти на дорожку.

«Или совести нет, или хочет ЭТО самое... жениться», - с тоской подумал Гарри про наглую зверюгу, положив раскрытую тетрадь на кровать, вверх обложкой.

Настоящая проблема была в том, что несовершенное юношеское сознание отказывалось соображать с завидным упорством, достойным лучшего применения, едва зверь поднимал голову и пускал в ход когти.

И такая дребедень... Хочу жениться, думать лень!

Пожав лапу очередному мозгошмыгу-рифмоплету (что-то много их развелось...), Сочтя за лучшее спрятать очередной перл поглубже среди прочих извилин, Гарри задумался. Если взглянуть на себя со стороны, то следовало бы вовсе ненадолго оставить текущие проблемы и срочно заняться воспитанием воли.

Еще немного, и слюни начнешь пускать! Как бульдог тетушки Мардж от одного вида породистой... бульдожки. Видок будет... еще тот! Не лучше, чем у Рона, не так давно терявшего всякую способность мыслить в присутствии Флер. Надо, надо брать себя в руки!

Гарри не помнил, когда еще он испытывал нечто подобное? Если только во время коротких свиданий с рыженькой девочкой, когда они, уворовав от уроков и домашних заданий считанные часы, спрятавшись под ближайшими кустами, дарили друг другу не слишком умелые, но такие захватывающие поцелуи.

И все равно, зверь тогда так не рычал, скорее, одобрительно мурлыкал и мягко, со знанием дела, чесал спинку, вполне довольный развитием событий. А тут просто с цепи сорвался, и раз за разом демонстрирует практически полное отсутствие этой... дрессировки. Гермиона, наверное, – Гарри боялся думать об этом, но волей-неволей приходил к невеселому выводу - уже заметила? Да ясное дело – заметила. Она, конечно, девушка очень деликатная, но все-таки! От мысли, что подруга от всей души забавляется, глядя на его страдания, стало грустно. Может меры, какие-никакие, специальные принять?

Чтобы окончательно загнать в угол растревоженного зверя, Гарри отложил тетрадь и, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, прошелся туда-сюда вдоль комнаты. Немного подумав, раз двадцать отжался от пола и присел на корточки несчетное количество раз. Помогло.

Гарри еще не закончил свою антизвериную гимнастику, когда комната густо наполнилась быстрым топотом детских ножек.

- Кикимер велел Солли и Холли позвать хозяина Гарри к обеду! – быстро протараторила Солли.

- ...пригласить хозяина Гарри к обеду, - робко поправила сестру Холли.

Подобрав с кровати отложенные конспекты, Гарри, как вполне воспитанный хозяин, не стал заставлять просить себя еще раз и покинул комнату.

Как нельзя вовремя исчезнувшая Гермиона обнаружилась на кухне, за общим столом с уже полупустой тарелкой. Едва заметив Гарри в дверях, она опустила глаза и, сделав вид, что интересует ее исключительно содержимое тарелки, сосредоточенно стала работать вилкой.

Еда на тарелке убывала медленно, можно сказать, вяло. Вилка с очередным поддетым кусочком замирала на полпути ко рту, а девушка, как заметил Гарри, украдкой бросала на него любопытные взгляды. Румянец на ее щеках играл вовсю.

Определенно, гриффиндорская заучка... – та еще штучка... Ведь знает же, маленькая выдра, как ловить рыбку! И надо ведь было ей подсунуть ему этот... неприличный конспект? Могла ведь просто рассказать. Своими словами.

Одно радовало: совесть у ведьмочки присутствует, раз способна еще краснеть. Не все же время, в самом-то деле, ему отдуваться за чужие шалости? Пусть теперь сама... Сама-сама-сама! Свалив, таким образом, имевшие место муки совести за собственное неадекватное поведение со своей больной головы на ее здоровую, Гарри заметно повеселел. За столом не стеснялся: быстро уничтожив свою порцию, попросил добавки, а напоследок демонстративно выскоблил дно кастрюли.

Дочитывать с позволения сказать, «конспект», отравился в ванную комнату. Без комментариев. Бывают некоторые моменты в жизни мужчины, когда ему лучше побыть одному. Конспекты почитать, например, в спокойной обстановке.

«Итак, собрав себя в заданном месте, следует тщательно проверить свою комплектность. Помните: без носа вполне можно жить, по крайней мере, Сами-Знаете-Кому это вполне удается. И плюньте на уши (Кому они нужны?!), загляните лучше под мантию. Даже если вы давно не пользовались этой частью тела по назначению, по семейным... г-мм... обстоятельствам, это не значит, что в будущем она, то есть... оно, то есть... он вам не понадобиться. Понадобиться. Присылайте сов по адресу: Лондон, Косой переулок, магазин приколов. Мы решим ваши интимные проблемы!».

Гарри готов был отдать на спор не только оба уха, но и то, о чем ненавязчиво шла речь в «конспекте», что ко всему этому приложили руку близнецы Уизли. Улыбаясь все шире и шире, он продолжал просвещаться.

«Не затягивайте с осмотром. Впрочем, пока вы расстегнете ширинку и снимите подштанники, произносить нужное заклинание будет слишком поздно. Обнаружив пустое место там, где раньше болталась означенная интимная часть тела, не паникуйте: у Министерства Магии все под контролем.

И не стоит вспоминать вашу старую матушку, чью-то рогатую бабушку, нашу столетнюю тетушку, кальсоны Великого Мерлина - они как раз были ему велики - и загадочную улыбку морщерогого кизляка. Зря потратите драгоценное время, ибо никто вас не услышит. Разве что, какой-нибудь случайный заблудший кизляк, но сильно полагаться на случайность не стоит.

Неуловимые морщерогие, без сомнения, живут среди нас, но не спешат, однако, показать себя миру в анфас и в профиль. Но они были, есть и будут, потому что с главным редактором журнала не поспоришь.

Так, что-то мы отвлеклись от заданной темы.

Ваши действия при чрезвычайных обстоятельствах: «настойчиво» рекомендуем вам надеть штаны, и «нацелено» двигаться в сторону Министерства, перемещаясь пешком, «неспешно». Впрочем, перемещаться быстро у вас все равно вряд ли получится.

Достигнув цели, попросите провести вас в отдел Экстренных Магических Манипуляций. Впрочем, ваш зеленовато-бледный вид скажет все за вас. Чуткие работники Министерства вас поймут и вежливо предложат заполнить заявление по утвержденному образцу. Помните: вы должны оставаться в сознании: впереди у вас собеседование с бригадиром, а потому не стоит вникать в смысл того, что вы пытаетесь заполнить.

Может быть, лет через сто, когда вы успеете не только стать знаменитостью, но и отбыть в иной мир, какой-нибудь настырный писатель найдет ваше заявление в бездонных архивах родного Министерства и вставит в поэму. В противном случае вашим, не побоимся этого слова, героическим трудам суждено остаться непрочитанными.

Беседа с бригадиром потребует от вас предельной концентрации внимания. Важно вспомнить не только то, ГДЕ вы обнаружили себя в неполном комплекте, но и то, ОТКУДА вы туда попали. Желательно также знать и то, КОГДА все это случилось с вами. Сколько вы при этом выпили огневиски, вспоминать не обязательно, это не имеет существенного значения.

Выкладывайте все как есть, не стесняясь: работникам бригады приходилось слышать всякое. Если вы все вспомнили правильно, считайте, что ваша потеря у вас уже в кармане. Остались сущие пустяки: получить разрешение на использование маховика времени и переместиться в исходную точку. Еще час-полтора, и все будет в норме.

Имейте в виду, что пока вы, весь такой несчастный, проклиная злую судьбу, несносных бюрократов и родное Министерство (а также вашу многострадальную матушку, чью-то уже безрогую бабушку и обнаженного Мерлина с морщерогой улыбкой на кизляках), пускаете слюни, ваш двойник уже сидит в соседней комнате и выписывает чек на оплату штрафа в пользу казны. Так что все хорошо, что хорошо кончается.

Скоро и вы будете этим самый двойником. Однако, прежде чем отвешивать галеоны по утвержденному прейскуранту, настоятельно советуем вам не пренебрегать некоторыми, на наш взгляд, обязательными действиями.

Во-первых, следует тщательно измерить то, что удалось собрать и сравнить с исходным образцом. Если собрано меньше, немедленно пишите заявление в суд (ваш адвокат ждет вас на втором уровне, тринадцатая комната).

Во-вторых, «настойчиво» рекомендуем вам: «неспешно» привести означенную часть тела в рабочее состояние и «целенаправленно» проверить ее в деле. Присылайте сов по адресу: Лондон, Косой переулок, «Бюро нужных услуг», мадам Кукиш. Там вам помогут с ЭТО-м.

И лишь после ЭТО-го можете с легким сердцем отсыпать галеоны, и с легким кошельком возвращаться домой. За метлами присылайте сов по адресу: Лондон, Косой переулок, магазин «Все для квиддича». Доставка по месту требования.

Метла, господа волшебники, дело верное: тише едешь – целее будешь!

Если же все выше перечисленное вас не вдохновляет, то остается одно: овладеть нужным заклинанием. Заклинание, предупреждаем честно, чрезвычайно сложное, но нет ничего невозможного для волшебника с интеллектом.

Звучит крайне просто, особенно в свободном переводе: «Верни слинявшую плоть на законное место!». Приводить заклинание в оригинале мы не можем, дабы не отнимать хлеб у доблестных работников не один раз упоминаемой здесь бригады. Найти полный текст заклинания вы сможете в специальной литературе, утвержденной Министерством, заполнив нужный бланк, заплатив означенную сумму и получив лицензию на использование оного, полезного во всех отношениях, заклинания. От всей души желаем вам удачи.

Если заклинание выполнено правильно, вы услышите громкий хлопок и увидите взвившейся в воздух столб лилового дыма. Хотя, если вы колдуете без лицензии, клуб лилового дыма может оказаться последним, что вы будете в состоянии узреть.

Сов с благодарностями в адрес Министерства следует присылать на имя первого секретаря Министра Магии, с пометкой: отдел Экстренных Магических Манипуляций. Ваши письма будут вывешены на особом стенде, где, может быть, их прочтет не только первый секретарь Министра Магии, но и сам господин Министр.

А с трансгрессией для вас шутили умники Уизли.

В любой день, с утра и до позднего вечера будем рады видеть вас в нашем магазине по адресу: Лондон, Косой переулок, самый прикольный магазин приколов. Мимо нас не пройдешь при всем желании!

P.S. Убедительная просьба: господа волшебники, держите себя в целости и сохранности, не распадайтесь до глупых элементарных частиц, особенно на глазах у непросвещенных маглов и впечатлительных волшебниц. Первых это страшно пугает, а вторых безмерно расстраивает».

Это было как теплый дружеский привет из далекого, сейчас казавшегося таким неправдоподобно-беззаботным, прошлого, и как безжалостное напоминание о скором страшном будущем. Джордж и Фред стояли перед глазами, как живые. Оба живые. Господи милосердный, Фред ведь еще жив! Все еще живы...

«Третий глаз – тяжелое бремя, - эти, однажды оброненные на уроке, слова Сибиллы Трелони непрошено всплыли в голове. – Всегда надеешься на то, что худшее не случится». Случится.

Грусть подступила к сердцу, больно уколола и притаилась в груди, причудливо смешавшись с шаловливой радостью от статьи, написанной озорными братьями. Жизнь продолжалась несмотря ни на что, соединяя в себе мрак долгой ночи и красно-золотое сияние долгожданного рассвета.

Но он тоже случится, и ослепительный луч солнца непременно ворвется в Большой зал Хогвартса, чтобы все могли увидеть мертвое тело Волан-де-Морта. Все, кто остался жив, все, кого удалось спасти. Фреда не удалось... На этом месте взъерошенный мозг, вслед за телом, словно немел, отказываясь верить в то, что не могло случиться по определению. Бессмысленно об этом думать, надо как-то принять... Хотя бы попытаться принять.

Это была последняя запись в тетради: дальше, до самого конца, шли совершенно чистые листы. С трудом закрыв тетрадь негнущимися от волнения пальцами, Гарри опустился на бортик ванны, тщетно пытаясь направить поток мыслей в другое, более мирное, русло.

В дверь тихо постучали.

- Кто? – нехотя спросил Гарри. Он перечитывал занимательную статью, в который раз поражаясь жизнелюбию близнецов. Если что-то и могло отогнать прочь приближающийся призрак кровавой бойни, то это живой смех Фреда и Джорджа, щедро льющийся со страниц исписанной тетради.

- Свои, - откликнулась Гермиона. – Что-то ты долго? Мы вроде обсудить кое-что хотели?

- Заходи, - пригласил девушку Гарри, открывая двери. – Я тут это... конспекты твои читал.
Девушка, одетая в теплый шерстяной свитер, приветливо улыбнувшись, переступила через порог. Каштановые волосы, освобожденные от заколок, скорее всего, для просушки, водопадом рассыпались по плечам, распространяя вокруг еле уловимый горьковато-смолистый запах хвойного леса. Такое случается под Рождество, когда в дом, с мороза, вносят живую ель. Живопыр учуял запах сразу, шевельнулся и повел носом. Гарри невольно сделал шаг назад, отступив в самый угол крошечного помещения.

Взгляд Гермионы задержался на коричневой тетради.

- И как оно? – неожиданно просто спросила она, как будто ничего фривольного в тетради не было и в помине.

- Занимательно, - смущенно пробормотал Гарри - а что он мог еще сказать? - тем не менее замечая, что его короткая реплика вызвала у девушки одобрение. На сердце вдруг разом стало легко, и полудетская неловкость куда-то ушла. В
конце концов, Дадлик мог легко отвешивать «мыслесливы» про бой-френдов, а здесь всего лишь про это.

- Гермиона, признайся честно: как ты могла? – тихо сказал Гарри, внезапно совсем осмелев. – Это же, ужас что такое, Гермиона! Ты же ведь все-таки староста.

- Так тебе понравилось! – обрадовалась девушка, увидев на лице парня довольную улыбку. – Подумаешь, ужас! Зато - прикольно. Если уж «Пророк» такое пишет, то и мне можно... конспектировать.

- Это «Пророк» такое пишет? – не поверил Гарри. – Я думал: это откуда-нибудь из «Ведьмина досуга» или из «Придиры». В «Ежедневном пророке», там всегда слишком занудно и серьезно, вернее, официально.

- Из «Придиры», - ответила Гермиона. – «Пророк» купил эту статью у отца Луны и напечатал незадолго до событий в Министерстве. Подозреваю, что в качестве саморекламы. Я тогда из-за этих жутких СОВ статью пропустила, а «Придиру» никогда и не открывала. Кстати, каюсь. Мистер Лавгуд, к слову, любит остроумных корреспондентов. Луна говорила, что статью сочинили... Фред и Джордж, за что получили бесплатную рекламу своих товаров.

Гермиона тяжело вздохнула: видимо, вспоминать о погибшем Фреде без боли не удавалось. Недавняя горечь вернулась мгновенно, словно никуда и не уходила. Обоим стало неловко. Наверное, это тяжелый удел всех выживших – винить себя в преждевременной смерти своих близких, в сотый раз прокручивая события в голове и представляя, что где-то что-то можно было сделать умнее, осмотрительнее, лучше. Но карты легли так, как легли, и Фреда больше не будет, они больше не услышат, как близнецы обмениваются шуточками по поводу кривых ушей Джорджа.

- Извини, Гарри, - прошептала Гермиона осевшим голосом. – Не надо было...

Гарри ничего не ответил: слова, какими бы святыми и правильными они не были, не могли передать и сотой доли того, что испытал он, увидев мертвые глаза Фреда. Если бы не последний крестраж, если бы не последний тайник, если бы у него было чуть больше времени...

Гермиона тихо присела на бортик ванны, рядом с Гарри, и спустя мгновенье их руки нашли друг друга, ладони крепко сомкнулись, как тогда, в сочельник, у холодной заснеженной могилы в Годриковой Лощине. Наверное, самым замечательным в Гермионе было то, что перед ней не нужно было притворяться героем. Гарри знал, что он сделал не все, что мог бы сделать больше, да только он далеко не самый умный и догадливый, и для кого-кого, а для Гермионы это не секрет. Она видела его отчаянные слезы, мгновенно замерзающие на щеках в насквозь промерзшем воздухе прошедшей зимы, она снимала, нет, выстригала злосчастный медальон с его беспомощного тела. Что еще он мог от нее скрывать?

- Гарри, я, пожалуй... Мне тут надо кое-что..., - тихо пробормотала Гермиона, поднимаясь на ноги и отступая к двери. Она рассеянно произносила слова, всеми силами стараясь придать голосу как можно больше естественности, но Гарри понял, что она просто не может сейчас продолжать тот разговор, ради которого нашла его в этом тесном убежище. Что ж, он тоже не прочь побыть в одиночестве.

Часа через полтора, сидя в полумраке палатки и вглядываясь в мерцание горящих в печке углей, Гарри задумчиво размышлял о своей спутнице, с которой сейчас делил кров, хлеб и заботу о меньших братьях.

Вот дает лучшая ученица Хогвартса! Чтобы Гермиона, которая, как он знал (не однажды списывал), умела составлять лучшие в мире конспекты, кропотливо выбирая из многочисленных магических толмутов только самое главное, просто так, от нечего делать, переписала откуда-то целую статью...

Сама Гермиона, в его понимании, всегда была образцом серьезности. Это они с Роном могли дурачиться, гонять в выходной день на метлах, забросив не только сами учебники, но и все мысли о них в дальний угол сознания. А у нее для них, непутевых, всегда была наготове толстая книга с закладкой на нужной странице, если они «вдруг» не успевали с уроками. Ворчала, правда. Но ведь правильно ворчала! А они всякий раз честно обещали, что возьмутся за ум. Иногда даже выполняли обещанное. А что, к СОВам готовились, и не абы как.

Странно... Гарри всегда казалось – нет, он был уверен на все сто – что он хорошо, нет, отлично, знает Гермиону. Можно сказать, знает, как облупленную. Хорошее, кстати, слово: похоже на... Лучше об этом не думать! А тут такие конспекты... И вообще... Про погоду врет... и не краснеет.

Она подошла к нему тихо, остановившись сзади, за спиной. Он давно почувствовал ее присутствие, но оборачиваться не торопился. Почему-то хотелось, чтобы она тронула за плечо, просто тихо окликнула его по имени. Она, как никто, умела произносить «Гарри» с особой нежностью. У Джинни так не получалось.

Она сделала больше того, о чем он мечтал: она легко провела рукой по непослушным волосам. Наивная... Она думает, что эти вихры, с детства привыкшие торчать в разные стороны, можно как-то уговорить? Ну, пусть надеется. Ради этой счастливой минуты стоит... надо просто закрыть глаза. Все будет хорошо.

- Гарри, - донесся до него звук собственного имени, робко пробившись сквозь мальчишеские грезы и легких треск горящих в печке сучьев, - я все-таки хотела бы обсудить с тобой добытые факты из новых источников. Понимаешь, не дают покоя!

- Я весь внимание, - ответил Гарри, тем не менее, признаваясь себе, что от мечты к реальности возвращается с некоторым сожалением. – Кстати, эта статья... Стоило это все писать? Ты бы могла просто вырезать из газеты?

- Так и было, но потом газетная вырезка куда-то испарилась. Подозреваю, что дорогой папочка прибрал к рукам, - вздохнула Гермиона. – Конечно же, я вовсе не думала это переписывать из газеты, но в тот вечер мне было так... не по себе. Как раз перед самым нападением пожирателей на школу. Как будто чувствовала неладное, хотя после того матча настроение часто портилось. А библиотека всегда успокаивала.

Открываю подшивку и натыкаюсь на эту статью. И сама не понимаю до сих пор, как я это все скатала? Так, слово за слово, а мозги были совершенно в другом измерении. Все раздумывала об этих проклятых крестражах, все считала, что не плохо было бы узнать о них побольше. Мысль о том, что книги вполне могут быть у Дамблдора, в собственном кабинете, давно уже навязчиво вертелась в голове. Ну, раз он их искал, я имею в виду крестражи, должен же он был все как есть знать о них.

- И насчет разговоров о них лютовал, - добавил Гарри, вспоминая воспоминание Слизнорта. – Наверняка книгу из библиотеки изъял, едва директором стал. А ты знаешь то заклинание, о котором говорилось в статье?

- Теорию знаю, но... применить на практике вряд ли осмелюсь, - сдержанно ответила Гермиона. – Сложно. Профессор МакГонагл взяла с меня слово, что только в случае крайней необходимости, да и то лишь потому, что все маховики времени уже были разбиты. Короче, хуже не будет. Но когда у Рона случился расщеп, то я все равно не осмелилась.

- Так, значит, не осмелилась бы? – переспросил Гарри, которого точно кто за язык тянул. Так хотелось раздразнить ее, заставить пылать и без того покрасневшие щеки. Интересно, а у девочек бывают неконтролируемые чисто женские желания?

- Я же говорю - сложное заклинание! Собирая частички плоти, нужно четко представлять: что, куда и где, - серьезно протараторила Гермиона, очевидно, не подозревая о коварных планах Избранного, и даже не думая смущаться.

- А вдруг? – вкрадчиво прошептал Гарри, многозначительно покосившись на конспекты.

- Что «вдруг»? – не поняла Гермиона. – Если ты имеешь в виду Рона с его рукой, то там поздно было уже: кровь пошла.

- Ну, Рону с его рукой, можно сказать, повезло, - ответил Гарри, постепенно теряя надежду на претворение в жизнь своих мелких вредительских замыслов.

Но, кажется, Гермиона поняла.

- Так вот что ты имеешь в виду под словом «вдруг»? – скептически произнесла она, не теряя при этом самообладания. – Могу утешить: ни разу со времен основателей такого не случалось. Ни с одним мужчиной, ни с одним юношей!

- Серьезно?? – изумился Гарри. Данный исторический факт просто не мог не обрадовать.

- Абсолютно серьезно! – заверила Гермиона. – И даже ни один... волосок (Наконец-то заикнулась!) не упал. Волшебник может обнаружить себя совершенно лысым, без уха или бровей, если конечно, в принципе будет в состоянии себя идентифицировать. Но... под штанами недостачи не будет.

- А волшебницы что теряют? – спросил Гарри уже из чистого любопытства: надо же было знать, с чем женщины готовы расстаться без сожалений.

- Лишние килограммы, - отмахнулась Гермиона, прибавив с легкой иронией: - Если бы все было так просто! Профессор МакГонагл уверена в обратном: заклинание очень сложное, не имея необходимых навыков, можно сделать только хуже.

- Профессор МакГонагл? – переспросил Гарри. – То есть это что-то из области трансфигурации?

- Конечно, - охотно ответила Гермиона. – Гарри, ты ведь сдавал теорию на экзаменах по трансфигурации.

- Ну, сдавал, - сдержанно подтвердил Гарри, решив за лучшее не уходить в печальные «теоретические» подробности.
На его непредвзятый взгляд нормальный человек просто физически не мог вызубрить наизусть все эти кошмарные формулы превращений, а тем более, выложить на бумаге. Разобраться, что к чему, эссе накатать нужной длины – это куда ни шло. Но выучить? Увольте! Тем более, его игуана исчезла полностью, а фарфоровый чайник, полученный методом превращения из курицы, был без единого перышка! И не кудахтал. А некоторым пришлось уже готовый чайник украдкой общипывать и дополнительно накладывать «Силенсио».

- Все сдал, - деловито добавил Гарри, увидев слишком уж понимающую улыбку на лице Гермионы.

- Оно и видно, что все сдал! – явно иронизируя, воскликнула Гермиона. – Может, стоило себе немного оставить?

- Ну, ладно: твоя взяла, - сдался Гарри. – Теория трансфигурации у меня, действительно, хромает.

- Гарри, я имела в виду всего лишь материал первого курса, - дружелюбно ответила Гермиона на его чистосердечное признание. – Помнишь, что говорили МакГонагл и Флитвик: чем отличаются заклинания от трансфигурации?
Ну, это-то Поттер знал!

- Заклинания работают с магической энергией, заставляя предметы парить в воздухе, двигаться, разлетаться на куски и реставрироваться, но до определенных пределов, пока не нарушена структура вещества. Трансфигурация работает с материей, с веществом и его структурой на более глубоком уровне, - выпалил он и внезапно остановился. До сознания дошло то, что имела в виду лучшая ученица Хогвартса.

- Черт! – воскликнул он, досадуя на свою вопиющую недогадливость. - Действительно – трансфигурация. Если темный колдун распадается на кварки...

– В нормальном переводе звучит так: «Собери распавшуюся плоть в единое целое», - подхватила Гермиона. - Это можно почувствовать: само заклинание напоминает формулу, ты как бы собираешь частицы плоти, рассеянные в воздухе. Короче, вряд ли бедному печальному эльфу это было по силам.

- Если его еще и палочка не слушалась, - немного поразмыслив, добавил Гарри. – А у тебя где-то есть еще и настоящие конспекты?

- Есть, - сдержанно призналась девушка, – в начале тетради.

- Небось, без лицензии и без высочайшего разрешения родного Министерства? – съехидничал Гарри. Он не мог понять почему, но очень уж хотелось задеть ее великое самообладание и разозлить. Не сильно, но так, чуть-чуть. Для красоты.

- Надо же: вспомнил про лицензию! – рассмеялась Гермиона. – Вы сами, Гарри Джеймс Поттер, злостный нарушитель закона, потому как похвастать наличием лицензии на трансгрессию вы не можете при всем желании.

- Я жертва обстоятельств, - проворчал Гарри в ответ, живо представляя, как он топчется в длинной очереди желающих сдать экзамен на трангрессию. Надо будет с Перси поговорить, может экзамен автоматом зачтут.

- Знаешь, я так подозреваю, - задумчиво произнесла Гермиона, - что МакГонагл сначала обсудила-таки этот вопрос с Дамблдором, а потом уже подписала разрешение на посещение Запретной секции. Он-то знал, что нас ждет всего через год! И эти чары незримого расширения...

- Тоже трансфигурация? – изумленно воскликнул Гарри.

- Высшая трансфигурация - трансфигурация пространства, - с видимым вдохновением произнесла Гермиона, прибавив уже задумчиво: - С другой стороны, она мне всегда сама рекомендовала темы для курсовых работ. Вот и на этот раз, в начале шестого курса...

Гермиона не закончила фразы, явно о чем-то задумавшись, наверняка вспоминала наставительный разговор с деканом.

- Слушай, я ведь вовсе не об этом хотела, - произнесла Гермиона уже совершенно другим тоном, более деловито. – Ты ведь заметил различия в двух заклинаниях? В том, из сказки и в том, что в конспекте?

- Не слепой, - коротко ответил Гарри. – В принципе, оно и понятно: что раскидал, то и надо собирать. Для кого-то только плоть, а для кого-то дух и плоть, вместе взятые.

- Я бы сказала: логично, - рассудительно добавила Гермиона.
Гарри усмехнулся про себя: он ждал от нее этого слова – «логично». Логика была любимым коньком Гермионы и ее замечательным талантом, как его способность находить совершенно невероятные решения, прислушиваясь к интуиции.

«В общем, вместе мы на многое способны», - с теплой радостью в сердце подумал Гарри, которая, впрочем, ни к логике, ни к интуиции не имела прямого отношения.

- А дождь уже совсем кончился, - сообщила Гермиона между прочим, наверное, только сейчас вспомнив об этом. – Может, выглянем наружу? В лесу сейчас тихо. Ну, раз уж заговорили о трансфигурации.

Стоит ли проводить время под Луной с восемнадцатилетней девушкой, чтобы говорить с ней о транфигурации? В общем и целом, стоит. Только бы Рон не узнал! Узнает... – плохо будет. Не смешно. Впрочем, Рон в любом случае... не одобрит. Но это так, мягко сказано. Здесь даже наличие в разговоре продвинутой трансфигурации не спасет.

Совесть пробормотала что-то неразборчивое, но на редкость ворчливое. Живопыр без лишнего шума пригреб ее, занудную, под себя и придавил увесистой мохнатой лапой. Гарри был всецело на стороне зверя.

«Мир спасаем, - строго сказал он писклявой даме, несмотря ни что пытающуюся поднять голову. – У нас с принцессой чисто деловое сотрудничество».

Короткосложные аляповатые мысли тесно лепились друг к другу, точно разноцветный пазл, но как-то нецелесообразно, хаотично.

Да она мне, вообще..., как... сестра! Местами. А что? К ее шраму от аппендицита отношусь вполне по-братски, бесстрастно, с добротой. Да он мне как родной! Да я всегда чувствовал, что у нас с ней много общего.

И кстати, с ее шрамом стоит познакомиться немного... поближе?



Глава 51. Светлые мысли в лиловой темноте.

12 апреля 1998 года, воскресенье.

За пологом палатки притаилась лиловая ночь. Темнота окутала юношу и девушку полупрозрачным темно-синим покрывалом, едва они переступили порог. Плотные темно-серые облака надежно скрыли звезды, а положение лунного диска можно было угадать только по весьма расплывчатому желтоватому пятну неопределенной формы. Но именно этот слабый лунный свет немного растворял ночную тьму, добавляя в ее черноту лиловой краски, от чего воздух и приобретал относительную прозрачность, давая слабую возможность разглядеть стволы ближайших деревьев.

В отличие от одноцветного дыма, обычно наблюдаемого при должном срабатывании нужного заклинания, думы о котором сейчас жарко томились в голове Гарри где-то на уровне подсознания, вне зависимости от того, что сам он говорил или делал, лиловая ночь была сырой и прохладной. Влага висела в холодном воздухе густым серовато-белесым туманом низко над землей, скрывая за собой кроны деревьев. Казалось, воздух, точно губка, насквозь пропитан сыростью: стоит сжать его посильнее, и вода струей потечет из-под пальцев.

После шумного дождя и воющего ветра, ставших за последние два дня привычными, наступившая тишина казалась неестественной. Но тихо в лесу было только на первый взгляд. Уже через несколько минут Гарри стал различать слабые шорохи, потом до ушей донеслось чье-то сердитое фырканье, где-то рядом хрустнула ветка, и близлежащее пространство завибрировало, сопровождая взмахи крыльев крупной ночной птицы, взлетевшей в небо.

Пожалеть о том, что поддавшись на уговоры подруги, они покинули душную палатку, спертая атмосфера которой существовала как будто бы сама по себе, отдельно от другого мира и на периодические проветривания почти не реагировала, не пришлось. Несмотря на туман и сырость, ночная прохлада представлялась, как никогда, желанной. Гарри глубоко и с наслаждением вдохнул в себя темно-синий воздух, слабо разбавленный тусклым лунным светом, вместе с влажными клочьями белесого тумана.

Зверь в животе поежился, видимо немного опешив от обрушившегося на него водопада тьмы и прохлады, но быстро придя в себя, всецело занялся окружающим пейзажем, забыв на время (Хвала создателю!) о стоящей рядом девушке. Поведение квартиранта просто не могло не радовать, потому как остаток дня следовало посвятить серьезным вопросам.

Вытянув руку высоко вверх и, казалось, ухватив влажный клок тумана, Гарри крепко сжал кулак, но ощутил в руке лишь пустоту.

- Кого-то хочешь поймать? – тихо поинтересовалась Гермиона.

- Пространство, - ответил Гарри, задумавшись. – Просто представил себе, что пространство можно сжать, как губку, и будет мокро.

- Так и так мокро, - усмехнувшись, произнесла Гермиона. – А пространство куда чаще расширяют, чем сжимают.

- А как это – расширяют? – просто, до наивности, поинтересовался Гарри, которого вдруг одолело какое-то странное, почти детское любопытство. – На что это похоже?

Гермиона на минуту задумалась, потом тихо пояснила, стараясь подбирать слова:

- Это... Это что-то вроде воздушного шарика, который нужно раздуть до желаемых размеров. По крайней мере, при работе с этими чарами советуют представлять именно раздувание предмета. Так вот из маленькой бисерной сумочки получается вполне вместительная кошелка. Чем дальше раздувается шарик, тем сложнее чары. Твой трансформированный рюкзак всего лишь раза в три вместительнее самого себя обычного, а бисерной сумочкой горжусь!

Гарри все равно не понял. То есть он хорошо представлял себе надутый шарик, но он занимал гораздо больше места, чем в своем первозданном виде, а трансформированная бисерная сумочка, вместившая в себя всю передвижную библиотеку Гермионы, оставалась компактной.

Опасаясь выставить себя перед подругой полным невеждой, Гарри счел за лучшее пока не залезать глубоко в дебри трансфигурации и вернуться к более животрепещущей теме разговора.

- Гермиона, так ты все-таки уверена, что между двумя этими заклинаниями – из конспектов и из сказки - есть общее? – снова спросил Гарри, твердо решив, что надо идти до конца.

- Если эльфы ничего не перепутали, то сходство очевидно, - не колеблясь, ответила девушка. – Вспомни «Гоменум Ревелио» и «Спесиалис Ревелио»! Одно обнаруживает присутствие человека, другое – посторонние примеси в растворе и разлагает зелье на исходные компоненты. Два совершенно разных заклинания, действующих по одному принципу. Так почему же в случае с «расщепом» не может иметь место нечто подобное? «Расщеп» он и есть расщеп, вне зависимости от того, как это случилось: с темной магией или с вполне светлой, но неудавшейся трансгрессией.

- А книга? – спросил Гарри, впрочем, без особой надежды на положительный ответ. – Та, вопящая, про крестражи.
Гермиона бессильно развела руками: очевидно, информация о нужном заклинании была «заботливо» изъята из фолианта.

- А ты по-прежнему считаешь, что информация там была? – еще раз уточнил Гарри.

- Почему ты спрашиваешь? – хмуро ответила Гермиона вопросом на вопрос. – Мы вроде уже обсуждали этот момент несколько дней назад.

- Тогда получается..., - Гарри на мгновенье замялся, пытаясь найти более цивильные слова для своих кричащих мыслей, но ничего подобрать не смог и выпалил:

- Тогда получается, что они врали! Оба: и Сама-Знаешь-Кто, и его..., да и наш тоже, учитель – Дамблдор.

- А поконкретнее? – спросила Гермиона со свойственной ей деловитостью, в голосе ее чувствовалось нетерпение.
Да, пожалуйста, можно и поконкретнее. Тем более что за последний час от нахлынувших в голову мыслей извилины приобрели лиловый оттенок, а темнота ночи словно очистила разум от шелухи, обнажив воспоминания трехлетней давности. Сначала про Волан-де-Морта: Гарри, в который раз, с грустью признавался сам себе, что рассуждать о Темном Лорде было как-то проще, менее болезненно.

- Хвост, по словам Сама-Знаешь-Кого, следуя его указаниям, помог ему, то есть его духу, вернуться в собственное тело. Неполноценное, правда, но это уже детали. Но Сам-Знаешь-Кто говорил о паре-тройке заклинаний своего собственного изобретения, - выдал Гарри на одном дыхании, почти без пауз. – Думаешь, врал?

- Эта информация предназначалась тебе одному или так называемой широкой публике? – с осторожным нетерпением уточнила Гермиона. – Речь с высокой трибуны?

- Второе, - коротко шепнул Гарри в темноту.

- Тогда есть ли смысл удивляться? – задумчиво произнесла Гермиона со слабо-вопросительной интонацией, обращаясь, скорее, к самой себе, чем к собеседнику.

– Ну... пожалуй, в данном случае вполне возможно принять факт вранья Сама-Знаешь-Кого как таковой за истину, - пробормотал Гарри, вспоминая застывший в неестественном напряжении круг пожирателей, с безмолвным трепетом взирающий на своего хозяина сквозь прорези масок. - Пара-тройка заклинаний собственного изобретения должна была произвести впечатление даже на такого лиса, как Малфой, не говоря уже о более верных и покорных. Так что: здесь ты, наверное, права.

- Гарри, - совсем уже тихо и тоненько обратилась к другу Гермиона, и только тишина влажного ночного леса, многократно усиливающая звуки, давала возможность слышать каждое произнесенное девушкой слово, - крайне трудно себе представить, что так называемое бессмертие темного колдуна – это всего лишь бесконечное пребывание между небом и землей в виде слабого беспомощного духа.

Какой-то уж слишком несовершенный способ получается - и существовать в таком состоянии, с неустойчивой душой, крайне затруднительно, и после смерти покоя не будет, будешь вечно витать между небом и землей. Так что должен был быть способ собрать себя в единое целое, и этот способ должен был знать Сам-Знаешь-Кто с самого начала. А иначе, какой смысл был создавать сразу шесть крестражей, если они не давали гарантии вернуться к полноценной жизни?

Здесь Гарри был полностью согласен с логикой подруги: как ни крути, а крестражи – сколько бы их не было – это, в общей сложности, все равно только один способ добиться бессмертия. А если еще и свой способ возвращения в тело надо разрабатывать, то не правильнее ли было озаботиться, к примеру, созданием своего философского камня?

- Да... но..., - Гарри запнулся о собственные мысли, - про все остальное он не врал! И про то, что он был вырван из тела, и про то, что стал меньше, чем дух, что не отваживался приближаться к людным местам, потому что боялся мракоборцев, и даже сболтнул про то, что прошел по тропе, ведущей к бессмертию дальше других. Зачем? Судя по тому, с какой холодностью и надменностью Сам-Знаешь-Кто разговаривал со своими поклонниками, он же всем знал цену, и никому из них не... дове...рял..., - на последнем слове голос неожиданно упал до хрипоты, а сам говорящий подавился слюной и надрывно закашлялся. Сразу же ощутил спиной несколько сильных хлопков чужой ладонью.

- Гарри, что с тобой? – встревожилась Гермиона, увидев, как ее друг, стянув очки, смахивает с глаз слезы, выступившие от приступа кашля.

Мысль, которая поразила Гарри, перехватив глотательные рефлексы, была совершенно неожиданной, невероятной, и вначале показалась до такой степени странной, что ей не поверил. С трудом прокашлявшись, парень уставился неподвижным взглядом в темноту, молча повторяя про себя только что сказанное самим собой.

Под подошвой ботинка Гермионы жалобно хрустнула ветка, нарушив повисшую в пространстве тишину. Гарри повернул голову на звук.

- Он никому из них не доверял, - медленно проговорил Гарри, разделяя каждое слово. – Никому. Он даже не описал в подробностях, насколько хилое тельце было у него до того, как он вылез из котла! Ограничился тем, что типа – несовершенное. И все. Он боялся их, то есть боялся того, что его могут пришить... втихую, или как-нибудь еще... Вдруг кирпич на голову упадет? Боялся даже не самого факта получения телесного увечья, несовместимого с жизнью – он ведь не мог умереть - а того, что за этим последует.

Знаю, звучит коряво, но доверить себя любимого в том несовершенном состоянии, в котором он находился Сам-Знаешь-Кто мог только либо такому своему фанатику, как Крауч-младший, либо такому ничтожеству, как Хвост, потому что последнего он легко контролировал даже... будучи в несовершенном теле. Плюс Нагайна не спускала с Крыса глаз. И уж, конечно, никаких, даже призрачных намеков на то, как можно слепить уродливого младенца из кварков. Так что пара-тройка собственных заклинаний – самое оно! И яд Нагайны вместе с кровью единорога – туда же. И то, и другое – не за кнат ведро.

- Но зачем тогда про все остальное было говорить правду? – с изумлением в голосе заметила Гермиона.

- Народ слезно, на коленях, просил своего повелителя! – бесстрастно ответил Гарри голосом, полным сарказма. – Падал ниц и лобызал подол мантии. Разве повелитель мог отказать своим подданным в таком дешевом удовольствии? Это же все не просто так, для развлекухи. Это – великая цель! Тропа, ведущая к бессмертию... – звучит?

- М-да..., - хмыкнула Гермиона.

- Жаль, Снейпа там не было, - в сердцах проскрипел Гарри. – Глядишь, что-нибудь полезное из этой лекции извлек бы!

- А точно не было профессора? – переспросила Гермиона.

- Точно, - подтвердил Гарри. – Его Дамблдор уже при мне провожал на сходку. И правильно Рон говорит – правду, хоть и неполную, выдавать проще, чем гнать полную ложь.

- Ну, это для кого как..., - протянула Гермиона с явной иронией.

- А кого ты имеешь в виду? – снова переспросил Гарри, бросив вопрос в темноту и жалея, что не видит выражения глаз Гермионы.

- Дамблдора, - с невеселой усмешкой ответила девушка. – Судя по тому, что писал «Пророк» о его выступлении в на Международной конфедерации магов, официальная версия и для министра, и для прессы, и для международной магической общественности была одна: Тот, кого нельзя называть, в Роковой Хэллоуин лишился магических сил и сбежал. Ножками, заметь, ножками! Разумеется, все благодаря Мальчику, который выжил. Разумеется, мракоборцы сбились с ног в бесплодных поисках, пока не стало слишком поздно.

А ведь он, Дамблдор – мудрый и прозорливый, неоднократно предупреждал всех и каждого, что Темный Лорд вернется! И вот он добрался до Мальчика, который довел его до такого состояния, и, взяв его кровь до темно-магического ритуала, вернул себе волшебную силу. И так дальше все примерно в том же ключе.

Гарри невольно усмехнулся вслед за своей подругой. Ну, умеет старик врать! Если не слишком придираться словам, по сути – все так и было.

- А про крестражи, естественно, ни слова? – уточнил Гарри на всякий случай.

- Естественно, - хмуро подтвердила Гермиона. – А что ты хотел? Чтобы он о крестражах начал болтать почем зря, всем и каждому? Да он профессору Снейпу ничего не сказал! Типа, не та корзина... Ну, ты помнишь, как там было про яйца. С нас взял слово никому не рассказывать доверенную информацию.
Еще пару дней назад Гарри хотел расспросить Гермиону об этой статье в «Пророке» подробнее, но все как-то не находилось подходящей минуты, и потому чрезвычайно обрадовался, что она сама завела разговор про последнее выступление Дамблдора на высоком посту. И вроде бы все правильно было в действиях Дамблдора – тайна есть тайна – но...

- А для своих людей, из Ордена, информация была все та же, что и для международной общественности? – с презрением выговорил он.

- Я почему-то думаю, Гарри, что самую большую, львиную долю информации получил ты! – с издевкой проворчала Гермиона. – Вот даже не знаю, почему во мне живет такая уверенность? Наверное, потому, что даже Снейп не знал, за какой такой надобностью нам нужен меч Годрика?

Не в силах больше стоять на месте, Гарри сделал несколько шагов вперед-назад, заложив руки за спину. Потом остановился, и, развернувшись к Гермионе, выдохнул:

- Но ведь должен же был он как-то объяснить людям... магам... министру... Ордену Феникса... сам факт бессмертия Сама-Знаешь-Кого? Одно дело я – мальчик, с которым можно год не разговаривать..., - на этом месте Гарри резко осекся: вспоминать свой пятый год в школе – занятие не из веселых.

- Так он и объяснил, - произнесла Гермиона уже с деловитой серьезностью. – Типа, Тот, кого нельзя называть, очень великий волшебник, и он подверг себя многочисленным превращениям, ставил над собой и своим телом невероятные эксперименты...

- Эксперименты? – перебил Гарри. В голове что-то резко шевельнулось, обнажая воспоминания, и он тут же сам продолжил свою мысль: - Да, да... эксперименты... Именно так он и сказал: «...какой-то из моих экспериментов сработал...»
Парень замолк, ошалело глядя на подругу сквозь темноту ночи.

- Черт! И опять ведь практически, правда! – выплеснул Гарри почти восторженно спустя несколько секунд. – Да он... Да у него, действительно, природный талант! Так наврать, накрутить, навертеть, развесить..., что даже после моего знаменитого интервью иметь возможность с полным правом сохранять важную мину... и доверие... Слушай: далеко пойдет!

- Куда? – язвительно спросила Гермиона.

- Дальше!!! – ответил Гарри с таким сарказмом, которого сам от себя не ожидал.

- Но ведь он же умер? – опешила Гермиона.

- Надеюсь! – коротко отвесил Гарри и с чувством сплюнул в сторону. – Но на станции Кинг-Кросс я мог сесть в поезд и поехать... дальше...

- Ах, вот что ты имеешь в виду: жизнь после смерти, - задумчиво пробормотала Гермиона, практически сразу переходя на деловой тон. – Скажи честно, что ты так раскипятился? Я, конечно, понимаю, что своими россказнями Дамблдор лил воду на мельницу Сам-Знаешь-Кого, прямо и косвенно подтверждая его репутацию непревзойденного волшебника, заодно выставляя тебя не в самом лучшем свете – помог де Темному Лорду обрести утраченную волшебную силу – но, согласись, правду про крестражи тоже нельзя было озвучивать!

- Да разве я против сохранения тайны? – тяжело вздохнув, Гарри решительно покачал головой. – Для прессы и всей-всех-всех можно болтать все, что душа пожелает. Но дело делать еще надо было. Хоть что-нибудь делать! Подумай, Гермиона, ведь он же знал про Квирелла, про то, что прячется у него за тюрбаном, - с усталым вздохом добавил Гарри, - И никаких идей, кроме полосы препятствий для глупых доверчивых первокурсников!

- А что Дамблдор мог сделать? – спросила Гермиона.

- Ну, например, собрать в компактную тушку и сдать в Отдел Тайн, - немного подумав, предложил Гарри. – Хотя..., тогда пришлось бы рассказать про крестражи... Ерунда какая-то... Но это все равно не страшнее, чем то, что мы пережили за последние три года!

Девушка, вздохнув, кивнула головой, соглашаясь с мнением друга, но и свое у нее тоже имелось.

- Крестражи нужно было искать и уничтожать – вот это было главное, - решительно заявила Гермиона. - Обрубать концы, привязывающие душу к земле, один за другим.

Но ведь Дамблдор и поручил это опасное дело ему, Гарри, мальчику, так и так обреченному на заклание. Если частица души Волан-де-Морта все-таки жила в нем, то его нечаянная смерть стала бы только еще одним ударом по Волан-де-Морту. Какой четкий изящный план – не губить лишних жизней...

Духовой оркестр, который только что заново проиграл в голове Гарри его же собственные мысли двухнедельной давности, постепенно смолк с жутким надрывным скрипом. Такое бывает, когда замедляется вращение грампластинки на диске старомодного патефона: звуки музыки переходят в нечто непонятное, слова бравой песни становятся неразборчивыми, а все это, вместе взятое, страшно режет слух.

Прокрутив дополнительно пару-тройку кругов, грампластинка остановилась и затихла, победный марш смолк окончательно.

Нет... Такое можно было удумать, только проведя двое суток без сна, на ногах, в жесточайшем напряжении всех физических сил. Он не мог позволить себе умереть нечаянно! Он должен был добровольно выйти к Волан-де-Морту, навстречу своей смерти, и это было главное. Только так он мог оградить защитников Хогвартса от темной магии Волан-де-Морта.

А насчет «не губить лишних жизней...», то, кажется, здесь лучше не рыть глубоко, оставить как есть: много-много точек, потому что никакими словами нельзя описать саднящую боль в сердце за погибших друзей.

Казалось, что он, Гарри, вот сейчас, только что вынырнул из Омута памяти. Ощущение было настолько острым, что сердце от волнения заколотилось о ребра с бешеной силой.

Он должен был разрушать последние связи Волан-де-Морта с жизнью... И он во что бы то ни стало, должен был остаться в живых, чтобы в нужный момент подать себя к столу Темного Лорда... И если бы он потратил меньше времени на поиски диадемы... Диадема – еще одна нить, связывающая душу Волан-де-Морта с землей...

- Гарри, давай в палатку! – скомандовала Гермиона, решительно хватая парня за руку и настойчиво утягивая за собой. – Да тебя же знобит! Что случилось?

- Н-н-ничего, - сильно заикаясь, пробормотал Гарри. – Я, к-кажется, з-задумался...

Он хотел высказать все, что навязчиво вертелось в голове, но мысли оголились, и обречь их сейчас в словесную оболочку едва ли представлялось возможным. В отчаянии ухватившись за последнюю думу о диадеме, связывающую душу с землей, Гарри заговорил.
- Как ты сказала: нити, привязывающие душу к земле? То есть, нет крестражей – нет нитей, привязывающих душу темного колдуна к земле. Так?

- Гарри, я же два раза это повторила, - сердито заметила девушка, - но у тебя такое отсутствующее выражение лица! Не вижу из-за темноты, но чувствую!

- Извини! Я это... задумался, - виновато произнес Гарри, для большей убедительности скорбно опустив голову пониже. Впрочем, стоило ли? Луна успела полностью скрыться за хмурыми плотными облаками, размытое пятно лунного света исчезло, отчего ночь окрасилась в густой черный цвет, утратив еще недавнюю относительную прозрачность. Тьма волшебным образом преобразовалась и стала совершенно непроглядной.

Беседа оборвалась. Последняя реплика Гарри повисла в темном ночном воздухе без ответа.

Он соображал медленно, почти на ощупь, зацепляя взбудораженным разумом обрывки невероятных до нелепости мыслей и выстраивая их в ровную линию.

План Дамблдора был много-много шире, Гарри просто глуп, чтобы это понять до конца. Он поручил ему найти и уничтожить крестражи, потому что только так он, Мальчик-для-самопожерствования, мог осознать и прочувствовать, что представляют собой эти страшные черномагические артефакты.

Неровное дыхание стоящей рядом девушки перешло в тяжелый нервный вздох, ее теплая ладонь, до сих пор крепко сжимающая его руку, судорожно дернулась. Это неловкое движение Гермионы слегка отрезвило, заставило вернуться из собственных воспоминаний, и Гарри тихо произнес:

- Гермиона, если бы Дамблдор уничтожил все крестражи, если бы я не успел потрогать их руками, не потаскал бы на своей шее тот проклятый медальон, я... Мне трудно представить себе, как бы я поверил Снейпу, что во мне живет частица Сама-Знаешь-Кого, и я должен умереть.

- Ты не должен был умирать! Ты не крестраж, Гарри! Ты никогда не был крестражем! – с немыслимым отчаянием в голосе прокричала Гермиона, окончательно выйдя из себя и с силой вырывая свою ладонь. – Я тебе доказывала, доказывала, а ты опять за свое, да?

Дыхание девушки резко участилось, а по ощущению того, как окружающий их воздух вышел из неподвижного оцепенения и пришел в хаотичное движение, Гарри интуитивно понял, что она резко размахивает руками, жестами помогая себе выплеснуть скопившиеся на сердце эмоции.

«Наверное, сейчас притопнет ногой», - успел подумать Гарри, прежде чем услышал глухой звук, донесшийся из-под ее каблука.

- Тише, тише! – прошипел Гарри, с удовлетворением отмечая, что от его негромкого ровного шипения колебания воздуха быстро успокаиваются. – Я довольно хорошо успел усвоить, что я - не крестраж, и знаешь: меня это устраивает! Но я вовсе не об этом хотел сказать. Выходя навстречу своей смерти от руки Сама-Знаешь-Кого, я оберегал защитников Хогвартса от его злой магии, и мы уже говорили об этом вчера. А для этого я должен был поверить Снейпу во что бы то ни стало!

До ушей Гарри донесся глубокий вздох явного облегчения.

- Вот ты о чем..., - сочувственно прошептала Гермиона. – Но, Гарри! Если бы Дамблдор успел уничтожить все крестражи до возрождения Сам-Знаешь-Кого, его мятежный неприкаянный дух улетел бы... Как ты говоришь? Дальше. Ведь при таком раскладе он оказался бы свободен, не привязан к земле никакими крестражами.

- То есть, умер? – переспросил Гарри.

- Ну, смертью это назвать трудно, поскольку душа, хоть и искалеченная, бессмертна, - задумчиво произнесла Гермиона, - но... Как и тот злой дух из сказки, так и наш Сам-Знаешь-Чей дух навсегда покинул бы земные просторы, и мы бы никогда не услышали о нем в нашей земной жизни.

- Если только злой дух Сама-Знаешь-Кого не решит вдруг заделаться сумрачным привидением, - вкрадчиво прошептал Гарри.

- Да пусть хоть вдвоем с Нагайной разгуливают по Хогвартсу! – усмехнувшись, откликнулась Гермиона, и Гарри с радостью отметил в ее голосе веселую нотку. – Нам-то что? Призраки ведь не настоящие.

- Правильно! – с готовностью поддержал подругу Гарри. – Плакса Миртлл пусть беспокоится. Младенец, беспрерывно ревущий где-нибудь под унитазом, кого хочешь, выживет из родного туалета!

- Ревущий младенец? – переспросила Гермиона, и добавила с рассудительной задумчивостью. – Ну, да... Ты ведь рассказывал... Знаешь, он так искалечил свою душу, что весьма сомнительно, сможет ли он стать полноценным привидением.

- А что, могут возникнуть проблемы? – с легкой иронией поинтересовался Гарри. – Он, бедняга, так боялся смерти, что я почти не сомневаюсь: это есть его истинный путь!

- На самом деле проблемы могут возникнуть, - терпеливо пояснила Гермиона, причем ее голос звучал вполне серьезно. – Привидения..., они – отпечаток души, ее бледная копия. Потому и просвечивают, - добавила она полушутливо-полусерьезно, но довольно многозначительно.

- И что? – нетерпеливо поторопил подругу Гарри. – Пороху не хватит, что ли, слепить копию души?

- На самом деле может и не хватить. У маглов ведь не хватает, - просто и спокойно ответила Гермиона. – Потому-то привидением может стать только волшебник.

- Тогда змея точно отменяется! – с притворным вздохом облегчения произнес Гарри. Услышав в темноте легкий смешок Гермионы, пояснил: - Представляешь, ползает ужасное змеиное приведение по трубам и шипит на парселтанге? Я боюсь, - добавил он, стараясь придать голосу побольше подлинного трагизма.

Гермиона засмеялась, и от ее легкого смеха пространство словно ожило, а холодный ночной воздух потеплел. Гарри поймал себя на мысли, что рад перемене темы в разговоре: зловредный Волан-де-Морт, злополучные крестражи и загадочный Дамблдор, полный тайн, пусть полежат пока в сторонке. Рядышком. Ему, семнадцатилетнему здоровому парню, к счастью, есть чем заняться.

Было жаль, что Она больше не держит его за руку. Конечно же, это мелочь, но мелочь чертовски приятная! Впрочем, можно все исправить...

- А почему ты вдруг вспомнила о привидениях? – беззаботно спросил Гарри, одновременно, как бы невзначай, взяв девушку за руку. – Тогда, еще до эльфийского ужастика?

- Слушай, совсем забыла, - виновато пробормотала Гермиона в ответ. – Мы тогда начали говорить о зеркале Еиналеж. Помнишь?

- И что? – отвлеченно спросил Гарри, мало задумываясь над словами подруги. Ему сейчас стало как-то на удивление все равно, о чем она говорит. Она оставила свою прохладную ладошку в его руке, и это было важнее всяких слов.

- А то, что те зеленоглазые родственники, которых ты в нем разглядел, могли быть только волшебниками! – победно воскликнула Гермиона.

- Шутишь? – удивленно прошептал Гарри, выпустив от неожиданности руку девушки.

- Нисколечко! – решительно запротестовала Гермиона. – Они же не просто так стояли, как на фотографии. Они узнали тебя, они рады были тебя видеть, а твоя мама плакала от радости.

- И моя дальняя родственница, та, которая передала нам Маховик времени, была там, - озадаченно пробормотал Гарри, до которого стал быстро доходить смысл сказанного Гермионой. – То есть, там, в зеркале, были либо живые души людей, либо их отпечатки? Копии. Так?

- Ну, ты же вроде сказал, что не заметил там ни бабушки, ни дедушки со стороны мамы, - ответила Гермиона.

- Нет, Гортензии и Марка Эвансов там точно не было, как и самих Дурслей, - твердо сказал Гарри. Последних он, правда, видеть не хотел ни наяву, ни в зеркале, но не однажды слышал от тети раздраженные слова в адрес своих родителей, так что в его детском представлении они всегда были хорошими людьми.

– Но ведь мама была маглорожденной ведьмой. Откуда у нее могли быть волшебные предки? – произнес Гарри вслух с удивлением.

Гермиона скептически усмехнулась.

- Гарри! Ну, как ты думаешь: откуда вообще берутся маглорожденные волшебники? – с чувством воскликнула она. – А потом еще и передают свои магические способности по наследству!

- Ген, что ли, такой есть? – ошарашено спросил Гарри, встряхивая мозги и пролистывая в голове все, имеющиеся в наличии, знания из области биологии. – Волшебный?

Гермиона не отвечала, но Гарри был совершенно уверен, что она утвердительно кивнула головой. Просто сейчас слишком темно, и он не видит.

Вот, значит, как... Все выходило чрезвычайно занимательно.

- И откуда ты такая умная, что все-все знаешь? – стараясь придать голосу беззаботное равнодушие, поскольку было обидно за свое невежество, произнес Гарри.

- Гарри, - прошептала Гермиона с каким-то странным чувством, похожим не то на жалость, не то на сожаление, - мне просто повезло с родителями... Только и всего!

- И много ты знаешь про гены? – продолжал наступление Гарри. Впрочем, легкая зависть уже испарилась, но любопытство и желание закрыть только что обнаруженную дыру в своем образовании осталось.

- Только в пределах школьной программы! – поспешно ответила Гермиона с нажимом на первое слово.

- Пошли! – скомандовал Гарри, взяв Гермиону за руку, на всякий случай. - Будешь рассказывать. Кратенько так, самое главное. И не говори, что поздно - ничего не поздно!

Гарри не лукавил: светящиеся планеты на часах и в самом деле показывали только половину одиннадцатого.

Совесть, как он недавно стал подозревать, это вовсе не мудрая строгая леди, а скорее старый толстый сурок: либо спит, либо грызет. Но на этот раз седая дама услужливо шептала приятные сердцу словечки.

Лучше посвятить остаток вечера полезной во всех отношениях беседе, чем отпустить ее спать. В смысле, одну... Остаться тут сторожить. Одному...


Глава 52. Жертвы и достижения волшебной генетики.

12 апреля 1998 года, воскресенье.

Возвращаться в палатку Гермиона отказалась наотрез, заявив, что хочет «подышать». Возражать Гарри не стал, но решил-таки устроить все с возможным комфортом. Варварски содрав со старого кресла сиденье и спинку, которые, справедливости ради, не особо рьяно цеплялись за родной каркас (обошлось без применения магии), он вытащил то и другое наружу и аккуратно пристроил возле палатки.

Широким жестом правой руки пригласив девушку присесть, Гарри ненадолго оставил ее одну, а сам заглянул на кухню. Все его мужское существо внезапно охватила странная потребность суетиться, делать что-то милое сердцу и приятное взгляду, но не глобальное, не ради очередного спасения мира, а так, по мелочи. Чайник, например, вскипятить. А что, хорошая идея!

Через минуту в чайнике уже шумело, и скоро, вот-вот, должно было начать булькать. Пошарив рукой в трансфигурированном рюкзаке, Гарри нащупал какую-то хрустящую упаковку. Оказалось – конфеты, правда, всего три штучки, но какие-то странные, белые круглые... Правильно он вчера делал, что греб с полок все подряд: есть чем угостить хорошую девочку!

Немного подумав, пристроил уже наполненные кипятком чашки на тарелки (тарелки выбрал поменьше, блюдечек не нашлось) и вполне довольный проделанной работой, направился к выходу.

Когда он - с двумя чашками горячего чая в обеих руках и пакетиком конфет в зубах - выкарабкался из-под полога палатки, Гермиона, увидев его счастливую физиономию в полосе света, падающего из палатки, весело рассмеялась.

- Гарри Поттер, неужели вы решили поухаживать за дамой? – произнесла она изумленно, стараясь, тем не менее, придать голосу естественный, непринужденный тон.

- По-дружески, мисс Грейнджер, исключительно по-дружески! – ворчливо ответил Гарри, осторожно передавая «блюдце» с чашкой девушке.

У Гарри возникло острое ощущение, что его нехитрые намерения быстро разоблачили, а самого поймали с поличным. Но признаваться он не будет!

- Смотри, какие конфеты! – восторженно прошептал парень, читая название в полоске света, падающего из-за полога палатки. – Я такие и не пробовал никогда... Кокос, а внутри миндаль...

- Да вы, Гарри Поттер, у нас, вообще, чудо педагогики! – живо откликнулась Гермиона.

Гарри ее не слушал: он уже распаковывал кулек и, выудив оттуда первую конфету, протянул подруге. Извлек еще одну и быстро отправил к себе в рот. Оказалось – вкусно, только быстро как-то все поглотилось. Третью конфету, по политесу, следовало предложить даме, но она, похоже, и первую-то уничтожать не спешит. «Блюдце» поставила на траву, смотрит на него, от души забавляясь – без очков и легилименции ясно. А что не так-то?

- Гермиона, ты попробуй лучше, - настойчиво предложил Гарри, добавив со вздохом: – А то все лягушки да лягушки!

- Какие лягушки? – растерянно спросила Гермиона, уставившись на него и, похоже, совсем забыв про конфету.

- Шоколадные, - немного смутившись, пробормотал в ответ Гарри.

Гермиона прыснула, и Гарри тоже рассмеялся, потому что ей было весело. Стало заметно теплее, а к чаю, вроде бы, еще и не притронулись.

- Знаешь, а я уже совсем не помню вкус шоколадных лягушек, - задумчиво произнесла Гермиона минуту спустя, когда они уничтожили последнюю конфету.

Вернее, конфету уничтожил Гарри, но Гермиона разрешила. Он честно спросил, она честно разрешила, сказав, что девушкам нельзя много сладкого. Парням можно.

- А что, волшебный шоколад сильно отличается от обычного магловского? – спросил Гарри. Сам он, напротив, совершенно не помнил вкуса последнего, он даже не помнил, когда ему последний раз попадало это в рот – Дурсли и до Хогвартса не баловали, и на каникулах не кормили, а ему самому не часто приходилось выходить из дома на Тисовой улице. Хотя, Гермиона же присылала ко дню рождения коробку вкуснейших конфет! – Кстати, а ты угощала родителей волшебными сладостями?

- Угу, - откликнулась Гермиона. – Только ни мама, ни папа не смогли откусить даже кусочка от шоколадной лягушки: типа, живые они, раз шевелятся и прыгают.

- Ну, бывает..., - протянул Гарри задумчиво, - маглы, наверное, часто не доверяют ничему волшебному. Дурсли, например, наотрез отказались пить из бокалов, которые прямо при них наколдовал Дамблдор. Боялись колдовства, наверное, хотя бокалы..., то есть, Дамблдор был чрезвычайно настойчив.

Гарри замолк, быстро пожалев, что заикнулся про визит Дамблдора к Дурслям вообще, и про бокалы в частности. Сейчас отчетливо дошло, что это был второй и последний визит директора на Тисовую улицу, и Дамблдор прекрасно об этом знал, потому как уже успел нацепить на палец злополучное кольцо. Обговорил с его опекунами условия последнего постоя «любимого» племянника, настучал бокалами по головам и смылся. Дурсли, конечно же, не ангелы, но и Дамблдор не собирался ведь там больше появляться!

Чувство, которое завладело душой, правильнее всего было бы назвать неудобством: во-первых, за себя, во-вторых, за седобородого учителя. Дурсли не ангелы, но они имели полное человеческое право не пить из весьма сомнительных, на их взгляд, бокалов их сомнительное содержимое. О том, что из-за него родственникам пришлось покинуть собственный дом, Гарри старался пока не думать: сделать-то все равно ничего нельзя.

Хуже было то, что непринужденность и легкость разговора пропала, как казалось, безвозвратно. Болтать о пустяках расхотелось, а посвящать подругу во все эти досадные воспоминания... Стоит ли портить настроение еще и ей?

Девушка сидела с молчаливым видом, уставившись в темное, мутное от туч, небо, поджав к себе согнутые в коленях ноги и обхватив их руками. Гарри легонько кашлянул, отчасти ради того, чтобы напомнить о себе.

- Мы вроде бы о волшебных генах хотели поговорить? – произнес Гарри с надеждой на возобновление беседы, присаживаясь напротив девушки на спинку кресла. – Так что, может, начнем?

- Начнем, - вроде бы с радостью откликнулась Гермиона, повернув к нему лицо. – Только сначала... Ты не подумай, я ничего такого не хочу сказать, но если ты о генетике знаешь немного, то не стесняйся признаться. Сам понимаешь: в Хогвартсе нас этому почти не учили, если не считать кое-каких уроков профессора Стебль.

Было видно, что чувствует она себя достаточно неловко, ее голос, и без того тихий, упал до еле слышного шепота.

- Ну, кое-что знаю даже я, - постарался успокоить ее Гарри: не хватало еще, чтобы Гермиона стеснялась своих знаний из-за него. Гермиона – она особенная, ей знать много не возбраняется.

Нельзя сказать, чтобы Гарри не знал совсем ничего. Слова типа генетика, гены и молекулярная биология время от времени проскальзывали в телепередачах, но в семье Дурслей эти программы любила смотреть только тетя Петуния.

Зато сестра дяди Вернона, тетушка Мардж, знала толк в разведении бульдогов, и именно от нее Гарри узнал о существовании рецессивных генов, которые были в "дурной суке" и передавались по наследству ее "дурным щенкам", и этих «недоносков» непременно следовало топить вместе с матерью этих щенков.

Тетушка Мардж нечасто гостила у Дурслей, но каждый раз готова была часами обсуждать каждое пятнышко в окрасе очередного щенячьего выводка. А уж если это пятнышко не соответствовало общепринятому стандарту, то на родословную несчастной суки сыпались самые ужасные проклятия, какие только можно было вообразить.

Тогда-то Гарри четко запомнил, что доминантный ген - это тот, который господствует, определяя видимые признаки бульдога. А рецессивный - тот, который присутствует в собаке, но внешне никак не виден и проявляется только у некоторой части щенков, которым повезло меньше, чем их братьям и сестрам.

Улыбнувшись, Гарри добавил, правда, не совсем уверенно:
– Про гены и хромосомы знаю. Еще эти есть, гибриды F1...

- Гибриды F1? – быстро переспросила Гермиона. – Слушай, мой папа в шутку Сам-Знаешь-Кого обзывал гибридом F1.

Гарри посмотрел на подругу недоверчиво. Как раз про некие таинственные гибриды F1 читал на маленьких пакетиках с семенами летних цветущих растений, рассаду которых каждый год высаживал на клумбе перед домом на Тисовой улице.

- Это же растения такие, - смутившись, пробормотал он, вспомнив про пакетики с семенами. – Ну, еще огурцы, кажется, бывают?

- В принципе, ты прав, - согласилась Гермиона. – Но в более широком смысле так называют любые гибриды первого поколения, полученные при скрещивании разных пород животных или сортов растений. Даже термин такой есть в молекулярной биологии – «гибридная сила», потому что эти организмы, при правильном подборе родителей, всегда отличаются повышенной жизнеспособностью и мощным развитием.

Гарри дернулся было спросить подругу, чем же таким особенным эти гибриды F1 отличаются, но Гермиона опередила его:
- Понимаешь, природа так устроена, что два парных гена - один от мамы, другой от папы – работают не ахти как, если они совершенно одинаковые. Почему-то непременно нужно, чтобы парные гены были разными, и такое состояние парных генов называется гетерозиготным, в отличие от гомозиготного, когда два гена в одной идентичны друг другу.

Соответственно, чем больше генов находится в гетерозиготном состоянии, тем лучше работает организм. У Сам-Знаешь-Кого мать – чистокровная волшебница, а отец – обычный магл. А сам он вроде как... мул.

- Помесь осла и лошади? – удивился Гарри.

- Вообще-то мул – помесь жеребца и ослицы, - уточнила Гермиона, - но сути дела это не меняет. У Сам-Знаешь-Кого подавляющее большинство парных генов разные, и именно потому он такой непревзойденный волшебник.

Гарри не поверил.
- Но тогда получается, что любая чистокровная волшебница, выйдя замуж за магла, сможет произвести на свет очередного Темного Лорда? – воскликнул он.

- Почему же так уж сразу Темного Лорда? – скептически заметила девушка. – Просто сильного волшебника с весьма неплохими магическими способностями. Профессор Снейп тоже полукровка, и хоть характер его оставляет желать много-много лучшего, волшебник он сильный.

Гарри только покачал головой. По его мнению, поставить Снейпа на одну доску с Волан-де-Мортом было совершенно невозможно – до Волан-де-Морта он явно не дорос. Чего ради тогда Снейп стоял, как истукан и ждал, когда змея перекусит ему горло, если он тоже этот... продукт селекции?

Однако говорить об этом вслух Гарри не стал, решив, для начала, задать более общий вопрос:
- Когда же ты все-таки успела изучить еще и магловскую, как ты сказала, молекулярную биологию?

- Изучить? – с иронией переспросила Гермиона. - По-моему, это слишком громко сказано. Все, что я знаю, входит в программу обычной магловской школы по общей биологии, да и то с подачи моих родителей. А они, как-никак, получили медицинское образование, и биология была для них одним из обязательных и любимых предметов. А то, что прочитала я, легко умещается в два десятка небольших параграфов обычного магловского учебника для самой обычной школы.

- А почему твой папа заинтересовался генетикой Магического мира? - спросил Гарри. - Хотя, могу его понять: если твоя дочь вдруг оказалась волшебницей...

- А вот мои родители были с самого начала уверены, что "вдруг" в таких случаях просто не бывает, и для всего есть твердая научная основа. Но доказательства появились у них в руках после той достопамятной среды, когда накануне второго курса мы всей семьей посетили Косой переулок. У мамы тогда была просто бездна впечатлений как от восторгов мистера Уизли, так и от оскорблений мистера Малфоя, так что, придя домой, она была несколько... взволнованна.

Последнее слово было произнесено Гермионой с жутким скептицизмом и после такой многозначительной паузы, что Гарри легко дорисовал в воображении степень волнения миссис Грейнджер.

- Собственно, тогда-то папа заинтересовался чистокровными семьями волшебников, - продолжала Гермиона, - которые, по меткому слову Хагрида, "протухли до мозга костей", а мама все никак не могла прийти в себя и успокоиться. Наверное, в неутешительных размышлениях о том, что позорит имя волшебника, мама взяла в руки мою волшебную палочку, и..., - тут Гермиона сделала небольшую паузу и вздохнула. - Ну, из палочки посыпались красные искры.

Гарри смотрел на подругу, лицо которой слабо освещалось полоской света, просочившегося из-под полога палатки, совершенно изумленно.
- Так значит, твоя мама - волшебница? - воскликнул он, выдохнув, наконец, фразу, застрявшую в горле.

- Разумеется, нет! - отрезала Гермиона, сделав при этом резкий жест рукой слева направо. - Она ведь и раньше трогала мою волшебную палочку, но ничего подобного не происходило. А здесь мама просто была, что называется, на взводе. Злилась, волновалась... Вспомни, когда Хагрид тебя самого убеждал в том, что ты - волшебник, что он тебе говорил?

- Спросил, не случалось ли со мной ничего странного, когда я злился или огорчался? - ответил Гарри, припоминая слова Хагрида из далекой июльской ночи семилетней давности. - Но ведь просто так искры из волшебной палочки не вылетают! Значит, получается, что кто-то из твоих далеких предков был волшебником, и ты вовсе не...

Гарри остановился, потому что даже слово "маглорожденная" показалось ему унизительным, и, придвинув спинку от кресла поближе, приготовился слушать подругу.

- Ну, собственная родословная интересовала моих родителей меньше всего, - усмехнулась Гермиона, но тут же поправилась. - Хотя, разумеется, знать своих прабабушек всегда полезно, но, увы, не всегда возможно. А вот с точки зрения генетики случай с моей мамой дал и ей, и папе, богатую почву для размышлений. Через год, на следующее лето, папа познакомил меня с учебником по общей биологии, и вот тогда-то я узнала и о нуклеатидах, и о генах, и о хромосомах, и о генетическом коде.

Если коротко, то ген - это участок хромосомы, в котором записана информация о синтезе одного белка, характерного для данного организма. А белок - это, по сути, все! Да это не только внешние данные: рост, цвет волос и форма носа, но даже, в какой-то степени, характер человека. Ведь от того, каков уровень твоих гормонов, определяется степень твоей реакции и твое поведение в самых разных ситуациях.

Если бы магические способности проявлялись у людей совершенно случайным образом, как Бог на душу положит, и никак не зависели бы от того, кто твои родители, то тогда все разговоры о наследственности были бы лишними. Но это как раз не так, поскольку в волшебных семьях рождаются волшебные дети, а значит, способности к магии передаются от родителей к детям, а такое возможно только генетическим путем. И это значит, что я свои магические гены получила от мамы.

- Но если, как ты говоришь, твоя мама обладает магическими генами, - не выдержал Гарри, - то почему она не является волшебницей?

Гермиона загадочно улыбнулась:
- А вот здесь как раз начинается самое интересное. Вчера, выпив оборотное зелье, я превратилась в женщину с африканскими корнями, что было хорошо заметно по ее темноватой коже. Но даже среди тысячи мулатов ты не найдешь ни одной пары людей, у которой пигментация кожи была бы совершенно одинаковой. И все потому, что за пигментацию кожи отвечает не одна пара генов, а сразу несколько, и вдобавок гены взаимодействуют друг с другом. Так что интенсивность окраски кожи потомка африканца и европейца зависит от количества унаследованных "темных" или "светлых" генов, особенно, если речь идет о внуках и правнуках.

Если бы способности человека к магии определялись одним единственным геном, то, пожалуй, моя мама тоже была бы волшебницей. Но, очевидно, ее магический генофонд оказался недостаточным для того, чтобы самой творить волшебство. А вот мне повезло больше, потому что, как шутит папа, он тоже кое-что прибавил к маминому наследству. Причем, это не обязательно могут быть соответствующие магические гены. Просто унаследованные от папы самые обычные гены могли так повлиять на мамины, что они стали проявляться намного ярче, интенсивнее, и это вполне возможно, если папины гены оказались рецессивными.

Видимо устав сидеть, Гермиона поднялась на ноги и теперь смотрела на Гарри сверху вниз. Тот тоже встал, и оба они переместились к полоске света, стелящейся по земле от входа в палатку и теряющейся в темноте за ближайшими деревьями.

- Знаешь, это смешно, - продолжала девушка, - но папа уверен, что по-настоящему бессмертными существами в этом мире являются именно гены, а мы сами, все звери и птицы – что-то вроде носителей, которых гены используют, заставляя работать на себя. Белок вырабатывать, например, нужный и, вообще, плясать под их дудку.

Вот ты, например, думаешь, что тебе понравилась девочка, а на самом деле это твоим генам понравились ее гены. Может быть, поэтому в Хогвартсе каждый год появляются новые маглорожденные волшебные дети: магические гены друг друга почувствовали и...

Гермиона старательно проговорила что-то вроде «тра-та-та» в такт известному всему миру свадебному маршу, дирижируя себе руками.

- Вот так и становятся волшебниками, - задумчиво протянул Гарри, ошалело размышляя над полученной информацией. - Но это совершенно не объясняет того, как становятся сквибами...

- А вот это еще интереснее, - снова загадочно улыбнувшись, ответила Гермиона. - Начнем с того, что сквибы бывают разные. Вот если я, например, выйду замуж за самого обычного магла, то мои дети вполне могут оказаться сквибами. Это будет чудом, если я смогу передать своему ребенку весь свой волшебный генофонд, а если количество волшебных генов сократится до критической величины, то... тут уж ничего не поделаешь...

Гарри удивленно вытаращил глаза на подругу: поверить в то, что у лучшей ученицы Хогвартса и самой замечательной колдуньи дети могут быть лишены магических способностей, было совершенно невозможно.

- Но как же тогда профессор Снейп? И... Сама-Знаешь-Кто? - невольно вырвалось у него. - Ведь их отцы были обычными маглами! А Меропа, мать Тома Реддла, сама была почти сквибом!

- Гарри, я же сказала, что сквибы бывают разные. Биологи давно выяснили, и мы уже об этом говорили, что наибольшей жизнеспособностью обладают гетерозиготные организмы, - терпеливо начала объяснять Гермиона, пояснив: - Пока никто точно не знает до конца – почему, но это так. Скорее всего, все мои волшебные гены находятся в паре с неволшебными, то есть с самыми обычными магловскими генами, и потому-то они имеют возможность проявлять себя с самой лучшей стороны даже, несмотря на то, что их не очень много.

На последних словах Гарри замотал головой, выражая тем самым свой решительный протест.
- Это у Кребба с Гойлом мало! - почти выкрикнул он, перебивая подругу. - А у тебя все нужные гены в полном комплекте!

- Спасибо, Гарри, - улыбнулась Гермиона благодарной улыбкой, - но как раз у Кребба с Гойлом магический генофонд может вполне оказаться переполненным.

Видимо скорее почувствовав, чем разглядев в глазах Гарри недоверие, Гермиона, решительно предложила ему отправиться на кухню, где, к счастью, никого не оказалось. Когда они вдвоем удобно разместились за кухонным столом, она положила перед собой ту самую темно-коричневую тетрадь с конспектами, открыв чистую страницу.

- Сначала, для простоты, будем считать, что проявление магических способностей зависит от одного единственного волшебного гена, - сказала Гермиона, взяв в руки авторучку и начав рисовать какую-то схему. - Обозначим этот волшебный ген буквой "А", а соответствующий ему неволшебный ген буквой "а". Тогда идеальными магами будут вот такие вот гетерозиготные папа и мама: "Аа" и "Аа". Но их дети с одинаковой вероятностью могут унаследовать четыре генотипа: "АА", "Аа", "аА" и "аа".

В последнем случае ребенок будет самым настоящим сквибом, ничем не отличающимся от обычного магла. А вот в первом случае магические способности у ребенка будут, но как именно они будут проявляться - вопрос? Потому что папа говорит, что либо одинаковые гены будут "гасить" друг друга, либо время от времени выдавать нечто неординарное. Вот как раз ярким примером такого волшебника является Невилл, которому нелегко справиться со своей магией.

- Так значит то, что Невилл на уроке Заклинаний легко поднимал в воздух профессора Флитвика вместо подушек - это следствие такого вот, не слишком удачного, генетического наследства? - спросил Гарри, одновременно с огромной теплотой и уважением вспоминая Невилла, которому сейчас приходится не сладко.

- А помнишь, как он ухитрился на уроке трансфигурации превратить свои уши в кактусы, - нежно улыбнувшись, добавила Гермиона. - И никак при этом не мог объяснить профессору МакГонагл, как же это у него так получилось!

- И Меропа Мракс, наверняка, была такой же, - немного поразмыслив, произнес Гарри, выуживая из памяти уроки Дамблдора. - Когда отец наорал на нее из-за того, что она "хватает горшок со стола лапами, как последнее магловское отродье", она попыталась применить магию, но от ее весьма несмелого заклинания горшок перелетел через всю комнату, с СИЛОЙ ударился о противоположную стену и раскололся. А ведь применила она, скорее всего, самое обычное "Вингардиум Левиоса".

- Правда? - изумилась Гермиона, удовлетворенно заметив при этом: - Выходит, папа не ошибся в своих рассуждениях. Если бы проявление магических способностей зависело от наличия или отсутствия у человека одного единственного гена, то вот такие Мраксы и Долгопупсы встречались бы куда как чаще. Да и сквибов было бы намного больше, а все остальные волшебники были бы примерно равны по силе. Но мы-то знаем, что это далеко не так. Потому что если предположить, что наличие в человеке магического дара определяют две пары генов, то у идеальных родителей "АаВв" и "АаВв" могут появиться на свет дети уже с шестнадцатью вариантами наследования.

Среди них один ребенок может оказаться полным сквибом с генотипом "аавв", а один своего рода «антисквибом» с генотипом "ААВВ", то есть таким, как Меропа. Еще двое детей унаследуют генотип "ААвв" и "ааВВ", что, по сути, тоже сделает их сквибами с незначительным магическим потенциалом. Четверо детей будут обладать магическими способностями на уровне маглорожденных: "Аавв", "ааВв", "ааВв" и "Аавв", потому что им по наследству достанется только один волшебный ген. А еще четверо будут сильными магами, но справляться со своей магией им будет уже труднее: "ААВв", "АаВВ", "ААВв", "АаВВ". Наконец, еще четверо детей будут идеальными волшебниками, такими же, как их родители: "АаВв".

- Ды-ы-ык, - задумчиво протянул Гарри, почему-то стараясь подражать Хагриду, - для этого надобно... э-э-э... очень постараться, чтобы все шестнадцать деток... э-э-э... появились на свет...

Гермиона весело рассмеялась, не забыв уточнить:
- Более того, все шестнадцать деток должны появиться на свет одновременно!

- Шутишь, да? - с деланной обидой надулся Гарри. - Или издеваешься? Вот я тебе точно могу сказать: у человеков так не бывает, и тут никакой магией не поможешь. Вот даже если кому-то грозит обзавестись... э-э... двенадцатью детишками, но если среди этой дюжины четверо окажутся сквибами, а остальные восемь неполноценными волшебниками, то боюсь, ему придется... э-э... размножаться дальше и увеличивать их число до заветной цифры шестнадцать.

То, что этот самый кто-то ни кто иной, как он сам, Гарри решил не озвучивать. В конце концов, на прорицания Гермиона не ходила, может, до ее ушей и не дошло. Что зря лишний раз хорошего человека пугать?

- И как раз ничего не может помешать дополнительной четверке детей снова оказаться сквибами, - усмехнулась Гермиона, глядя на вытянувшееся лицо друга. - Потому что все зависит от совершенно случайного распределения генов. Это как лотерея - кому как повезет. Если учитывать, что в семьях редко бывает больше двух-трех детей, то генотип волшебной семьи будет во многом зависеть от его величества СЛУЧАЯ.

Уберем крайние варианты и предположим, что родившееся дети имеют генотип: "ААВб", "Аабб". Вновь соединим родившихся детей с идеальным волшебником "АаВб".

Среди шестнадцати детей от первого брака по-прежнему четверо могут оказаться идеальными магами, но уже двое будут «антисквибами» вроде Меропы с генотипом "ААВВ", а целых шестеро вместо четырех будут иметь только по одному немагическому гену: либо "ААВб", либо "АаВВ".

- Но у нас есть еще второй случай, - уточнил Гарри, внимательно глядя на исписанный Гермионой листок. - Там как раз больше сохранилось самых обычных генов, ими и разбавим волшебный бульон...

- Но среди этих деток двое окажутся полными сквибами и будут вынуждены покинуть Магический мир, - с видимой горечью произнесла Гермиона. - А если останутся среди волшебников, то вряд ли будут участвовать в дальнейшем... э-э... размножении. Но опять же, Гарри, все зависит от случая. Вот Блэкам и Поттерам, определенно, везло: несмотря на то, что они несколько веков сохраняли пресловутую чистоту крови, и твой отец, и твой крестный явно унаследовали от родителей неплохое сочетание генов.

Только ведь таких чистокровных семей в Магомире практически не осталось, и общая тенденция прослеживается четко: в генофонде идет накопление волшебных генов, которое при большой концентрации только мешают друг другу. А теперь прибавим сюда общую малочисленность волшебников и большой процент близкородственных браков среди чистокровных волшебных семей. Папа как раз по этому поводу съязвил, что эти семьи в погоне за пресловутой чистотой крови практически занимаются селекцией так называемых "чистых линий".

- А это что еще за геометрия? – удивился Гарри, озадаченно уставившись на подругу.

- Никакая это не геометрия! - протестующее воскликнула Гермиона. – «Чистая линия» - это группа животных или растений, у которых подавляющее большинство парных генов переведено в гомозиготное состояние.

Гермиона резко замолчала, по всей видимости, решив, что говорит слишком заумно, и, немного подумав, дальше продолжала уже более простым языком:
- Ну, селекционеры специально для этого проводят близкородственное скрещивание среди животных. У них даже термин такой есть: «Имбридинг», особенно это касается собак и лошадей, когда хотят получить супер-скакуна, который будет брать призы на скачках.

- Это же плохо, - рискнул все же вставить Гарри, который, если признаться, понял не так уж много. – Ты же сама сказала, что такое животное с одинаковыми парными генами ничего выдающегося представлять собой не может. Зачем же их, то есть лошадей, заставлять жениться на своих братьях и сестрах?

- Гарри, ты не дослушал, - осуждающе проговорила Гермиона. – На самом деле это только первый этап. Хотя нет, второй. Первый этап – это подбор исходных форм. Для выведения одной «чистой линии» подбирают лошадь с доминантными генами, для другой – с рецессивными. Скрещивание с братьями и сестрами приводит к закреплению тех и других генов в обеих «линиях».

Да это даже подсчитано... на собаках: при скрещивании родных братьев и сестер 90% гомозиготность достигается всего через четыре-шесть поколений, а при скрещивании двоюродных - примерно через шестнадцать. Ну, разумеется, если среди полученных парных генов есть дефектные, то это становится заметно невооруженным взглядом.

- Потому что никакой замены им нет? - уточнил Гарри мысль подруги, когда та остановилась, многозначительно вздохнув.

- Ну, да! – обрадовалась Гермиона. – Значит, ты правильно понял, Гарри! Между прочим, особи с дефектными одинаковыми генами, как правило, не доживают до детородного возраста. Потому-то селекционеры и выводят "чистую" линию, чтобы убрать из популяции все "больные" гены. Потомство очень тщательно отбирают, и к дальнейшему размножению допускаются только здоровые... собаки или там... бараны. Так что тот же Морфин, или Меропа могли быть тупыми на голову людьми хрупкого телосложения, но вряд ли были больными. Но к коровам или овцам, разумеется, несколько другие требования.

- Гермиона, видела бы ты Морфина, - ухмыльнулся Гарри. - Вот уж, нечего сказать, индивидуум с целой горой выдающихся качеств... Да он даже говорить не мог на нормальном языке!

- Если мы имеем дело с "чистыми линиями", то "плохими" являются не сами гены, а их комбинация, - терпеливо уточнила Гермиона. – Не знаю, как насчет Морфина, а вот Меропа впечатления сумасшедшей девицы не производит. Запуганная отцом и братом, сломленная жестокой жизнью, но, согласись, никак не больная.

- Но как же тогда из Морфина получить Сама-Знаешь-Кого? - спросил Гарри, все еще представляя перед глазами семейку Мраксов, назвать которых "нормальными" не поворачивался язык.

- Очень просто: произвести скрещивание друг с другом представителей двух полученных «чистых линий», - с торжествующей готовностью ответила девушка. - Если исходные формы по доминантному и рецессивному признакам были подобраны правильно, то мы получим, во-первых, гетерозиготный организм по подавляющему большинству генов, а, во-вторых, доминатные гены в паре с рецессивными будут работать на все двести процентов. Собственно, полученный организм и является тем самым пресловутым гибридом F1.

Короче, чистая селекция, только маглы это делают на растениях и животных, а чистокровные волшебники на себе подобных, - закончила Гермиона, с вызовом глядя на друга.

- А потом все пребывают в полном ужасе, потому как якобы ни с того ни с сего появившийся на свет Сама-Знаешь-Какой гибрид наводит на всех шорох! - воскликнул пораженный до глубины души Гарри, покачав головой.

- Так ты понял теперь, что при такой вот закоренелой самоселекции чистокровных волшебников появление Темного лорда не было случайностью? - спросила Гермиона, явно удовлетворенная проделанной работой на почве просвещения.

- А как ты думаешь, сколько же пар генов определяют магические способности и делают обычного человека волшебником? – спросил Гарри, внимательно разглядывая исписанный Гермионой листок.

- Папа считает, что никак не меньше трех, а, скорее всего, больше, - твердо заявила Гермиона. - Да взять хотя бы нашего Филча: он ведь пытался научиться колдовать при помощи "СКОРОМАГИИ", а значит, какие-то минимальные способности у него есть. Кроме того, он же видит дементоров, а значит, уже не магл. И сколько же в Магомире таких, как Филч, если существует целая индустрия, практикующая "Заочный курс колдовства для начинающих"?

А ведь это как раз те, кому досталось много генного материала с условной маленькой буквы, и, что самое грустное, они опять же практически выпадают из волшебного мира, потому что сквибов презирают. Их генофонд в дальнейшем размножении просто не участвует. Ну, а дальше ты уже сам догадываешься: с каждым новым поколением возрастает гомозиготность чистокровных волшебных семей, и рано или поздно наступает такой момент, когда генеалогическое древо зачахло, а последняя представительница чистокровной фамилии выходит замуж за магла.

- Волшебник тоже может жениться на маглорожденной, - недовольно заметил Гарри, вспомнив своих родителей. - Хотя, конечно, моего отца никак нельзя сравнивать с Морфином...

- Вот именно! – многозначительно поддакнула Гермиона. - Мужчина, в отличие от женщины, должен семью кормить, и если Эйлин Принц, выйдя замуж за своего Тобиаса, вполне могла вести домашнее хозяйство в магловском мире, то Морфина презирали в обоих мирах. Впрочем, Эйлин Принц до Меропы по генофонду явно не дотянула, поскольку была капитаном школьной команды, оттого и Снейп не Сам-Знаешь-Кто, а всего лишь Принц-полукровка. К тому же характер у чистокровных волшебников, сам понимаешь, не сахарный... Одним словом, мне крайне трудно представить девушку, которая согласилась бы стать женой не то что Морфина, но даже... профессора... Снейпа.

Гермиона покраснела, произнеся фамилию уважаемого профессора, но Гарри не обиделся. Конечно, он любил его маму, но все-таки характер у зельевара был слишком уж тяжелый. Даже чересчур. И очень даже хорошо, что мама не вышла за него замуж, а то ходил бы тут он, Избранный, с крючковатым носом, а все бы от него нос воротили.

- И для Кребба с Гойлом, - серьезно заметил Гарри, - на Святочном балу дам не нашлось, однако... Кстати, а почему у них так характер-то портится? Я имею в виду по мере возрастания... гомозиготности.

Последнюю, можно сказать, книжную фразу, Гарри произнес фальшиво-серьезным тоном, сняв очки и деловито протирая стекла салфеткой.

- Хотя, - довольно продолжал рассуждать он, как будто бы разговаривая сам с собой и развивая ученую мысль, - если даже детская стихийная магия проявляется у волшебников, когда они злятся, или огорчаются... Логично предположить, «многоуважаемое стадо болванов», по старой доброй традиции пришедшее на мой урок, что именно в генах, каким-либо образом определяющих эмоциональность человека, произошла первая волшебная...

Приостановив поток умных мыслей, и с надеждой посмотрев на подругу, которая даже не подумала из уважения к "профессору Поттеру" спрятать подальше широкую улыбку на лице, Гарри, на которого накатила волна вдохновения, неожиданно для себя произнес:
- Мисс Грейнджер! Закончите мою мысль.

- Я полагаю, вы хотели сказать "мутация", сэр, - осторожно произнесла Гермиона, подобострастно и почти влюблено заглядывая в глаза новоявленному "профессору".

- Да! Именно так, юная леди. Двадцать баллов гриффиндору, - щедро отсыпал вознаграждение Гарри, одновременно вставая из-за стола и скрестив на груди руки, тем самым напустив на себя еще более ученый вид. – Так-с, продолжим нашу лекцию... На чем мы остановились? Ах да: на детской стихийной магии...

Так вот, когда я был маленький, я, смею вас уверить, совершенно случайно, но от злости, раздул свою тетушку, да так, что дежурным работникам Министерства магии пришлось экстренно выезжать на Тисовую улицу и делать тетушке прокол. Я даже боялся, что меня за это отчислят из школы...

- Ах, сэр, этого не может быть! - воскликнула Гермиона тоненьким голосом примерной ученицы. - Детская стихийная магия возможна только в дошкольном возрасте.

- Мисс Грейнджер! Мне казалось, я вас как будто ни о чем не спрашивал, - сердито нахмурив брови, осадил подругу "профессор". - Минус двадцать баллов с Гриффиндора. Но раз уж вы начали говорить, то не могли бы вы рассказать нам о вспышках стихийной магии в вашем детстве. А мы с удовольствием вас послушаем.

При этом Гарри поставил табурет в центр свободного пространства крошечной кухни и демонстративно уселся на него, закинув ногу на ногу.

- Ну, я... В общем, была самой обыкновенной девочкой... И со мной ничего такого необычного не случалось, - несмело начала Гермиона, старательно опустив голову вниз, чтобы, как подозревал Гарри, скрыть смешливую улыбку и лукавый блеск в карих глазах. - Вот только иногда в доме, ни с того ни с сего, двигалась мебель, билась посуда и падали книжные полки. Ну, шкаф там... не открывался, когда мама собиралась нарядить меня в платья, которые я не очень любила, предпочитая более практичные джинсы. А еще у меня хорошо получалось убирать с тарелки любое нелюбимое блюдо, которое я почему-то должна была непременно скушать. А я деловито помешивала ненавистную кашу ложкой, и, представляете, все содержимое тарелки постепенно улетучивалось в неизвестном направлении!

- Ты это взаправду? - быстро спросил Гарри, невольно переходя на серьезный тон и практически сразу пожалев об этом. У Дурслей обычная овсяная каша была не в почете, и потому ее не варили, а всем остальным нелюбимого племянника кормили далеко не досыта.

Гермиона не сразу уловила перемену в его голосе, а потому сначала удивленно на него посмотрела, а потом, смутившись, прошептала:
- Извини, Гарри. Я ведь забыла, что ты-то голодный сидел.

- Ерунда, уже давно проехали, - отмахнулся Гарри, добавив уже со вздохом, но деловито: – В одном Шляпа совершенно права: распределение по факультетам нужно ликвидировать! Не должны слизеринцы вариться в собственном соку.

- Вот и Чарити Бербидж, учительница магловедения, того же мнения..., - подхватила Гермиона, – была... Примерно за неделю до своего исчезновения она опубликовала в «Ежедневном пророке» очень эмоциональную статью, где утверждала, что с так называемым сохранением «чистой породы чистокровных волшебников» нужно заканчивать, и чем скорее, тем лучше.

Гарри кивнул, соглашаясь: эту статью Чарити Бербидж он помнил. Тогда, год назад, будучи запертым в стенах дома на Тисовой улице, он перечитывал каждый полученный номер «Ежедневного пророка» от первой до последней строчки. Важность этой статьи, к сожалению, понял только сейчас.

- Кстати, в чистокровных семьях волшебные палочки отца или матери, старших братьев или сестер должны очень хорошо подходить детям? – задумчиво спросил Гарри, вспоминая Невилла и Рона. - Хромосомы и гены практически одни и те же. Недаром у чистокровных дети внешне так похожи на своих родителей. Так?

- Ну, так, - тихо ответила Гермиона, почему-то слегка покраснев.

Отметив про себя, что легкий румянец подруге, определенно, идет, Гарри деловито продолжал выстраивать в голове грандиозный план послевоенных реформ.

- Но если в Хогвартсе не будет больше факультетов, то, как же быть с кубком по квиддичу? – задал он самый животрепещущий, на его взгляд, вопрос.

Гермиона прямо-таки всплеснула руками в праведном гневе, не скрывая своего искреннего возмущения.
- Квиддич! – сердито воскликнула она. – Квиддич – это наше все! Да вас хоть что-нибудь интересует, кроме квиддича?

- Смею заметить, мисс Грейнджер, - хладнокровно прошипел Гарри, бросая короткий взгляд на часы, - что за последний час я впервые упомянул о квиддиче минуту назад. А все остальное время внимательно выслушивал вас, и надо сказать, вы были весьма... убедительны. В общем, мне понравилось. Вы, определенно, талантливы! Редкое сочетание ума и красоты, - Гарри случайно сболтнул то, что совершенно никак не планировал говорить, к счастью, сохранив прохладную, почти официальную интонацию голоса.

Обратив внимание, что Гермиона от его слов покраснела еще больше, Гарри поспешил добавить:
- Я ведь, между прочим, говорю комплементы... Так что, пожалуйста, не смущайтесь, не смущайтесь!

- Ой, Гарри, - не выдержала Гермиона, снова примеряя к лицу счастливую улыбку, - да ты шутник... еще хуже Рона!

- Я лучше! - обиженно заметил Гарри, изо всех сил стараясь придать своему голосу более низкую тональность. - Кстати, когда я, через много-много лет, стану... Министром магии, я непременно заставлю всех работников этого славного ведомства, во главе с нашей общей знакомой по имени Долорес Амбридж, прослушать курс лекций по молекулярной биологии и генетике, да еще приглашу для этого дела доктора Грейнджера.

Да, уважаемая мисс Грейнджер, я давно хочу познакомиться с вашим отцом... М-да... А то тут, в нашем Гомозиготном Министерстве, напридумывали всяких комиссий по учету магловских выродков! И куда ни глянь, всюду нужны реформы...

Гарри внимательно посмотрел на собеседницу, как бы спрашивая ее взглядом, одобряет или нет она его предвыборную программу, и Гермиона, поняв его взгляд и улыбнувшись, поспешила заверить:
- Я непременно отдам вам, сэр Гарри Джеймс Поттер, свой голос!

- Предупреждаю: голос не верну! - с нарочитой суровостью проворчал Гарри, невольно ощущая каждой своей сорок шестой хромосомой, той самой, с хвостиком, которая так похожа на букву "Y", что одного звука тихого, понимающего, родного голоса Гермионы ему уже слишком мало.

- Между прочим, Виктор рассказывал, что в Дурмстранге факультетов нет, а квиддичных команд вполне хватает, даже больше чем в Хогвартсе, - рассудительно заметила Гермиона, и в ответ на вопросительный взгляд Гарри прибавила: - Просто там каждый игрок, проигравший в какой-либо команде три года, имеет право сформировать свою собственную команду.

Гарри с досадой хлопнул себя по лбу. Черт! А он и не додумался до такого простого решения проблемы. Разумеется, каждый хороший игрок имеет право стать капитаном команды и попробовать себя в этом качестве. Ему нужно лишь попытаться найти своих игроков, объявление написать, что ли? Строго говоря, в Хогвартсе играют в квиддич всего-то навсего неполных тридцать человек, включая запасных игроков. А сколько остается не у дел! А скольким из них хочется играть!

- Постой, - воскликнул Гарри, которому не терпелось довести идею до логического завершения, - но если не будет факультетов, то игроки будут беспрепятственно переходить из одной команды в другую?

- ХА! Верно мыслите, Поттер! – довольно ухмыльнулась Гермиона. – Только Виктор утверждает, что от хорошего капитана игроки не убегают, если только не решат создать свою собственную команду.

Х-мм... Определенно этот Вики, то есть тьфу, Крам говорит дело.

- Гермиона, мы вроде бы договорились называть болгарина Крамом, - с тихой осторожностью прошептал Гарри, наблюдая, как собеседница закрывает свою тетрадку с конспектами и прячет в неизменную бисерную сумочку. Раз уж вечер подходит к концу, можно и напомнить, выражаясь дипломатическим языком, о «достигнутых договоренностях».

- Забыла, - с достоинством произнесла Гермиона, безмятежно подняв брови и хлопнув пару раз ресницами.

Пристальный взгляд Гарри, в котором чувствовалось неприкрытое разочарование, заставил девушку продолжить, но уже тихо и тоненько:
- Гарри, да этого Крама на самом деле стоит пожалеть! Девушки видят в нем кумира, великолепного игрока в квиддич, а как человек он их интересует в самую последнюю очередь. К счастью, или, напротив, к несчастью, Виктор это прекрасно понимает, и цену этим девчачьим восторгам знает.

Вот это Гарри мог понять. Да что там понять - прочувствовать мог! Сам такой же кумир, весь шестой курс ходил темными лестницами и окружными коридорами, дабы не споткнуться об очередную восторженную поклонницу.

- А меня пожалеть не хочешь? – жалостливо прохрипел Гарри, стараясь вложить в свои слова изрядную долю иронии.

Брови Гермионы взлетели еще выше.
- Гарри Джеймс Поттер! – громко произнесла она, быстро хлопнув себя по бедрам и с вызовом подняв согнутые в локтях руки на уровень груди ладонями вверх. – Вот те нате! С какой такой оказии я должна вас жалеть?

- Ну...

- Никаких «ну»! – отрезала Гермиона. – Вы, мой юный друг, другой случай, и по этому поводу жалости, по крайней мере, от меня, не дождетесь!

Зажав в руке бисерную сумочку, девушка выскользнула из кухни быстрее, чем Гарри успел обдумать ответную реплику.



Глава 53. Остролист.

Волны стелют по ветру свистящие косы,
Прилетают и падают зимние тучи.
Ты один зеленеешь на буром откосе,
Непокорный, тугой остролистник колючий.
Завтра время весеннего солнцеворота.
По заливу бежит непогода босая.
Время, древний старик, открывает ворота
И ожившее солнце, как мячик, бросает.
Сердцу выпала трудная, злая работа.
Не разбилось оно и не может разбиться:
Завтра древний старик открывает ворота,
И ему на рассвете ответит синица.
Скоро легкой травою покроются склоны
И декабрьские бури, как волки, прилягут.
Ты несешь на стеблях, остролистник зеленый,
Сотни маленьких солнц — пламенеющих ягод.
Я зимой полюбил это крепкое племя,
Что сдружилось с ветрами на пасмурных кручах.
Ты весну открываешь в суровое время,
Жизнестойкий, тугой, остролистник колючий.

Владимир Луговской, 1939 год.

13 апреля 1998 года, понедельник.

Книгу о методах защиты сознания Гарри вытащил из расшитой бисером сумочки еще вчера вечером. Причем вытащил демонстративно, так, чтобы Гермиона непременно заметила, и, мягко говоря, была в курсе того, чем он собирается заниматься в ближайшие дни. Стоит надеяться, что принцесса одобрит? Окклюменция – это ведь то самое, о чем так долго мечтали и ломали копья!

Мнение Гермионы всегда было важно для него, чтобы он не замышлял, даже если она открыто не одобряла его замыслов. Делал свое, но мысленно продолжал спорить с Гермионой, если прямого разговора не получалось. А с недавнего времени для него архиважно было знать, что Гермиона все-таки не считает его совсем уж законченным шалопаем, каковым он, к слову, являлся в своих собственных глазах (потому, что за ночь из всей книги одолел только введение).

Может быть, сказалась предыдущая бессонная ночь, может быть день был слишком насыщенным событиями и размышлениями, но глаза скользили как-то мимо строк, совершенно не цепляясь за смысл предложений.

Или виной всему было то, что ночь была тиха, и темный лес как будто замер в ожидании перемены погоды, заранее надеясь на лучшее и на радостях распространяя в воздухе легкое дыхание весны. Этот особенный, даже не запах, а ощущение, казалось, исходил из каждой смолистой почки, которые заметно набухли, увеличились в размерах, но все еще не торопились показывать даже крошечного кончика зеленых листиков. Тем не менее, если взять такую почку и попытаться осторожно убрать верхнюю коричневатую оболочку, то внутри нее уже можно было увидеть новую жизнь. Листочки были крошечные, сморщенные, с булавочную головку или даже меньше, но пахли восхитительно. Смолистый весенний запах оставался на ладонях, проникал в легкие и беззастенчиво кружил голову, настойчиво убеждая, что не все в мире сводится к войне, политическим интригам, многоходовым комбинациям, тайнам, обманам...

Голова была всем этим перегружена так, что казалось, к ней применили соответствующее заклинание из трансфигурации: она, бедная, увеличилась раза в полтора, если не больше. Вчера он, шутя, ляпнул про «гомозиготное министерство», но ведь, если серьезно, дальнейшее сохранение «чистоты крови» - это верный путь к новому Темному Лорду. Да что там верный? Самый что ни на есть вернейший!

Великий восторг от истории магии с ее бесконечными восстаниями гоблинов, казнями опасных существ и скучными министерскими указами, да еще под заунывный голос привидения, способен испытывать разве что зануда Перси. Нет, просто интересно: жалование профессора Бинса в чьем кармане оседало? Но это он, Поттер, так... Отвлекся.

Про великую охоту на ведьм, которая началась с момента издания печально знаменитого трактата "Молот ведьм" монахов-доминиканцев в 1487 году (дата, одна из немногих, почему-то врезалась в память) и длилась без малого триста лет, почти до конца восемнадцатого века, эссе сочинял на совесть, и не только учебник переписывал. Это же перед третьим курсом на лето задавали, а Гарри тогда еще был достаточно глуп и верил в волшебную сказку! Вот после четвертого и пятого курсов (про шестой не будем вспоминать) летнее задание на дом уже почти не беспокоило.

Волшебный мир живет в изоляции уже триста лет, а чего они добились? Пришли к вполне ожидаемой деградации, потому как природу не обманешь. Ее законы нельзя изменить министерским указом, пусть даже самым умным.

Интересно, эти представители чистокровных семей осознают, что их путь - это путь в никуда? Потому что генетика свое слово скажет, и рано или поздно род либо прекратит свое существование, либо на свет появится новый Темный лорд, и его могущество на фоне общей деградации будет еще более страшным. Впрочем, вряд ли такие законченные фанатики типа Керроу или Беллатриссы хоть что-нибудь понимают. А те, у кого с мозгами все в порядке, те сделали свой выбор.

Сколько же сейчас осталось чистокровных семей в Великобритании? Хотя Гермиона вчера сказала, что Блэкам и Поттерам повезло, да только какое ж это везение? Род Блэков пресекся по мужской линии, а он, Гарри, фактически является последним живым представителем семьи Поттеров. И вполне возможно, что, говоря книжным языком – здесь Гарри мысленно цитировал Гермиону, - "общее снижение жизнеспособности и плодовитости по мере возрастания гомозиготности особей" привели к тому, что после гибели родителей у Избранного не осталось близких родственников в Магическом мире.

Гарри тяжело вздохнул: мысли думались невеселые. Вот и Невилл спокойно мог пользоваться волшебной палочкой своего отца, а Рону поначалу досталось палочка старшего брата Чарли. Размышляя, Гарри невольно стал сравнивать Рона со всеми старшими братьями и пришел к выводу, что с Чарли они, пожалуй, похожи больше всего: оба смелые, добродушные. Иногда Рон, конечно, чудит... Хотя, нельзя же делать далеко идущие выводы из того, что и Рон, и Чарли - оба любят квиддич?

Волшебная палочка – это визитная карточка волшебника. «Скажи мне, из чего сделана твоя палочка...», - такая вот волшебная поговорка. Главное, конечно, магическая субстанция внутри палочки, но это далеко не все – разновидностей субстанций существует не так уж много, ходя, каждый феникс по-своему индивидуален. Дерево, из которого сделана палочка, та еще пища для размышлений.

Рону досталась ива. Быстро поняли почему, едва успев ознакомиться с гороскопом друидов, считавших, что каждое дерево обладает своей душой и характером. Определенно, от прорицаний иногда (но редко) можно извлечь какую-никакую пользу. Рон, правда, всерьез это не воспринял, даже обиделся. Не любит он, видишь ли, греться у воды на солнышке... Естественно, в кресле у камина зимой теплее. Но, ведь если подумать, что это меняет, если родился человек в начале марта? Ну и, на жизнь любит пожаловаться время от времени...

Только самый, что ни на есть, нелюбопытный законченный болван способен не заинтересоваться деревом, из которого сделана выбравшая этого болвана волшебная палочка. Про остролист Гарри вычитал все, что только смог найти, как только расстался с Хагридом и вернулся на Тисовую улицу вместе с Буклей, новенькими учебниками для первого курса и билетом на «Хогвартс-экспресс». Он и сейчас все помнил почти дословно.

Вечнозеленый колючий кустарник. Блестящие кожистые листья, темно-зеленые или двухцветные, не опадающие даже зимой, яркие привлекательные ягоды, сохраняющиеся на растении всю зиму. Ягоды остролиста любят птицы, особенно малиновки, и потому наступить и растоптать ягоду остролиста считается очень плохой приметой. Это к несчастью...

Рвать цветущий остролист нельзя – это несет смерть в семью того, кто сорвал ветку. Тот, кто приносит в дом друзей остролист, приносит им смерть...

Бедные Дурсли! Приютили, называется, сироту.

Неприхотливое, теневыносливое растение, довольно часто высаживают сплошной стеной, чтобы защитить дом от злых зимних ветров... На концах листьев – шипы, причем необычайно острые и сохраняют свою остроту даже на старых, давно опавших листьях. Убирая эти листья, легко проколоть палец даже в плотных садовых перчатках...

Дурсли перчаток не давали... Но это не главное. Неужели не было случайностью то, что второе перо Фоукса выбрало для своей оболочки именно остролист? Ну, ерунда какая-то... Как в принципе делают волшебные палочки? Старый Олливандер сразу сказал, что обычно феникс оставляет только одно перо...

Никогда прежде не задумывался о шипах на опавших листьях и защите дома от ветров, которую дают заросли остролиста... Вроде даже шрам зачесался.

Обычно темно-зеленые веточки этого кустарника, щедро обсыпанные пламенеющими ягодами, приносили в дом на Тисовой улице под Рождество. Они были даже красивее новогодней елки: ту надо было еще украшать золотыми шарами и летающими ангелами, а ярко-красные ягоды остролиста, гордо красующиеся между блестящих кожистых листьев, были великолепны сами по себе, без каких-либо дополнительных украшений.

Это случилось на четвертом курсе, еще до того, как Гарри похитил у Хвостороги золотое яйцо. Весь храбрый Гриффиндор, включая лучшего друга, дружно отвернулся от четвертого чемпиона и усиленно перемалывал ему кости. Но это прошло, это не важно.

На уроках Гарри садился рядом с Гермионой, стараясь не смотреть на лица одноклассников, но прорицания лучшая подруга не посещала. К счастью, в кабинете профессора Трелони всегда царил полумрак, и можно было притвориться, что не видишь косых насмешливых взглядов. К несчастью, профессор Трелони любила проделывать свои бесконечные фокусы не с кем-нибудь, а с Избранным.

Сидя в одиночестве за круглым столиком и будучи погруженным в свои проблемы, коих, видит Мерлин, тогда хватало (дошло до того, что обдумывал возможность побега из Хогвартса), Гарри не заметил, как старая стрекоза подплыла к нему, шурша многочисленными юбками.

- Мой мальчик..., - плавно прошелестел до боли знакомый туманный голос совсем рядом, - Богини судьбы поведали мне, что ваша волшебная палочка сделана из остролиста!

Богини судьбы ей поведали... Как же! Вышли на невербальный контакт непосредственно после того, как волшебные палочки всех участников турнира проверил Олливандер в присутствии репортеров с фотокамерами. По классу прокатились сдержанные, но довольно ехидные смешки, Рон громко фыркнул. Ржали бы громче, да кабинет прорицаний не какая-нибудь теплица, где выскочку Поттера, к всеобщему удовольствию, может шибануть по лбу разве что шальная прыгучая луковица. Все с любопытством уставились на профессора Трелони и ее жертву, ожидая продолжения спектакля.

- Угу! – буркнул Гарри, поежившись. Тошно было и без завываний Трелони, и ничего хорошего от повышенного внимания старой шарлатанки к своей персоне несчастный чемпион не ждал.

Чего ждать-то, если его короткая жизнь вот-вот должна была бесславно закончиться на первом туре? Сейчас предскажет очередную смерть, и на этот раз, кажется, будет права. Черный дракон по кличке Грим придет во вторник.

- Мой мальчик..., - таинственно пропела профессор Трелони с глубоким вздохом. – Знаете ли вы, что остролист – двудомное растение? Мужские и женские кусты следует высаживать рядом друг с другом для обильного плодоношения.

Класс замер, многие прижали кулаки ко рту, чтобы сдержать рвущийся наружу хохот. Статья Риты Скитер с красочным жизнеописанием «самого молодого чемпиона» уже увидела белый свет, Гарри Поттер встретил уже «в Хогвартсе свою любовь». Сейчас чувствовал себя... - глупее некуда!

- Вы уверены, уважаемый профессор Трелони, что сказанное вами имеет ко мне какое-либо отношение? – с великим трудом выдавил из себя Гарри.

- Самое непосредственное, мой мальчик..., - закатив глаза к потолку, прошептала стрекоза. – Вам, как никому другому нужно серьезно задуматься о спутнице жизни! Одному вам не достичь великих свершений. Обильных плодов не будет...

Сибилла продолжала довольно мурлыкать «про улыбку Фортуны», которая непременно «сподобится» и что-то там еще, но дальше Гарри уже не мог расслышать. Смех больше никто не пытался скрыть, и слова профессора Трелони утонули во всеобщем неудержимом хохоте. Рон ржал чуть ли не громче всех. Или так казалось, потому что остальных Гарри просто не замечал?

Самым разумным было бы провалиться сквозь землю от стыда, но пол в кабинете, черт возьми, был крепким... В голове билась одна мысль: как хорошо, что этот позор ему одному, как хорошо, что Гермиона этого не слышит!

Но, если отбросить условности и шутки в сторону, что он смог бы один, без друзей? Вернее, без Гермионы. Да одни только манящие чары...

...сегодня ночью не получились. Молния снова ускользала из рук и проваливалась в темно-синюю бездну. Кулак судорожно хватал рваные хлопья серого тумана, оставлявшего после себя скользкие капли влаги, вся его одежда насквозь промокла от пота, мотоцикл падал, Молнию уже нельзя было даже разглядеть.

Сон оставил на душе такое чувство невероятной, просто вселенской безнадежности, что напрочь выбил из более-менее размеренного ритма жизни, если только это сочетание слов в принципе применимо к Поттеру.

Вчера он держал Ее в своих руках. В смысле - не Молнию, а Гермиону.

Она так быстро выскользнула из кухни, что он слегка оторопел. В кои-то веки решил пожаловаться на жизнь! Может он, Гарри что-то не до конца понимает в женской логике, но вроде ему всегда казалось, что к житейским проблемам Рона девочка относится с должным пониманием, и, более того, с уважением. Герою нельзя, что ли?

Самое обидное – в шутку! Это и хотел объяснить, когда, что было сил, дернул за ручку двери. Гермиона упала, практически, прямо на него, не удержавшись на ногах от неожиданности: стояла с другой стороны, прижавшись к дверям спиной. Ее он поймал. Отпускать не хотел, медлил. Осторожно развернул лицом к себе, крепко держа за руки чуть выше локтей. Не видел ничего, кроме глаз и своего отражения в черных зрачках. Молчал. И она молчала.

Наверное, сжал пальцы сильнее, чем следовало. Случайно, но ей стало больно. Она тогда еще так тихо прошептала:
- Гарри, ты слишком крепко...

И он тотчас же, мгновенно, отпустил Ее, разжав руки, действуя на чистых привычных рефлексах. Нужные мышцы расслабились и сократились автоматически, ведь ловцу не следовало цепляться за древко руками, достаточно было чувствовать метлу между ног, чтобы она слушалась и с готовностью отзывалась на каждое движение спортсмена.

- Ты что-то хотел сказать? – рассеянно проговорила Гермиона. Она не улыбнулась.

- Нет, ничего не..., - вопрос застал Гарри врасплох. – То есть, да, хотел!

Рассеянность с лица Гермионы мгновенно исчезла, уступив место удивлению и тому, что более всего походило на смущение, потому что щеки девушки пылали. Хотя, что в словах Гарри ее могло смутить? Она вообще-то еще раньше покраснела, когда вновь про Крама вспомнили.

- Я знаешь, что хотел спросить? – обрадовался Гарри, сообразив, что нашел нужный и достаточно разумный вопрос. – Каким образом капитаны команд по квиддичу в Дурмстранге заключают соглашения со своими игроками? Ведь если вдруг кто-то надумает покинуть команду в середине сезона...

Он не договорил, потому что она смеялась. Звонко, заливисто, от души, как могут смеяться только самые счастливые люди.

- Они пергамент заколдовывают особым образом и пишут на него каждый свое имя, - таинственно зашептала Гермиона, когда ее смех стих. – Это и есть настоящее магическое соглашение. Действует ровно год, в течение которого игрок не может покинуть команду. То есть, покинуть своего капитана он может, но играть в другой команде не сможет.

- Почему? – не понял Гарри.

- Потому что..., - Гермиона, сделав многозначительную паузу, продолжила все тем же таинственным шепотом, но выдала уже на одном дыхании. – Потому что у него вырастут ужасные прыщи, да еще в таком месте, что на метлу он, как минимум год, не сядет.

Гарри тихо сполз на пол, держась за живот.

- Так ты... Ты применила опыт Дурмстранга, когда заколдовала список ОД? – воскликнул он с изумлением, с трудом выговаривая слова от смеха. – И молчала!

- Можешь считать: хотела казаться умнее, чем есть на самом деле, - бесстрастно ответила Гермиона с завидным равнодушием к своей репутации лучшей ученицы Хогвартса.

- Гермиона, да ты – лучшая! Честно, - изумленно воскликнул Гарри, поднимаясь на ноги. – И если когда-нибудь, кто-нибудь, пусть даже в шутку, скажет тебе что-нибудь типа: «Ой, только не делай вид, будто хоть что-нибудь в квиддиче понимаешь», - произнес Гарри, невольно подражая Джинни, - Смело присылай шутника ко мне! Я быстро растолкую этому умнику, что к чему и как, и ему же будет стыдно!

- Ой, Гарри! – глаза Гермионы сияли, она, радостно улыбнувшись, зашептала: - Ты и вправду так думаешь?

- Ты сомневаешься? – произнес Гарри с легкой обидой в голосе. – Я когда-нибудь говорил тебе неправду?

Лицо Гермионы медленно, неспешно качнулось пару раз из стороны в сторону – она ему верила.

- И все-таки: почему ты молчала? – еще раз спросил Гарри, потому что в озвученную подругой версию не поверил: не похоже это было на Гермиону. – Это ведь не из-за ложной скромности, правда?

- Правда, - смущенно пробормотала Гермиона, во взгляде читалось что-то виноватое. – Но стоило ли лишний раз раздражать нашего общего друга?

На этом, собственно, разговор закончился. Неловкая пауза, застывшая в воздухе при упоминании имени Рона, так и не растворилась. Гермиона еще что-то лепетала по поводу того, что поздно, и завтра ей следует встать пораньше, но что-то неуловимое между ними, чему Гарри даже не мог дать четкого определения, покинуло пределы тесной походной кухоньки.

Он лишь молча кивал головой, и да, демонстративно вытащил из бисерной сумочки книгу по защите сознания. Подруга удивленно вскинула брови, но не обронила ни единого слова.

*****
Честно просидев над пособием по защите сознания минут сорок, и, в двадцать пятый раз промозолив глазами несколько абзацев, Гарри без сожаления отложил книгу в сторону. Сегодня явно был не его день, и нечего было мучить несчастный разум тем, что в данный момент он совершенно не желал в себя впитывать, защищаясь от новой информации с упорством, достойным лучшего применения.

Достойное применение мозгам Избранного нашлось практически сразу - надо было помечтать о будущем, подумать о прошлом и вообще понять, как он пришел к жизни такой: непонятной, запутанной, сложной. Или это все тот же незамысловатый обман, щедро исходящий от просыпающегося весеннего леса?

Интересно, а какая все-таки волшебная палочка у Джинни? Почему он не разузнал об этом доподлинно? А что если... что если палочка Джинни имеет ту же сердцевину... и, хуже того, оболочку, что и палочка миссис Уизли?

"И что с того, что в волшебной палочке Джинни заключена сердечная жила дракона? - с горечью пристыдил Гарри сам себя. - Твоя родная и любимая палочка идентична Сам-Знаешь-Чьей палочке, и тебя это мало волновало до недавнего времени".

Волан-де-Морт - это Волан-де-Морт, а он, Гарри, сам по себе. И потом, у Темного Лорда – тис, дерево, в тени которого даже останавливаться нельзя – считается убийственной. Да они с красноглазым никогда не будут похожи друг на друга, а вот Джинни так похожа на свою мать! Нет, миссис Уизли замечательная..., но только... когда "вопит" не на него. Ему, как Избранному, в общем-то, везло, и "воспитательные меры" миссис Уизли к членам семьи он наблюдал только со стороны, но в любом случае они впечатляли.

Закрыв глаза, Гарри живо разрисовал, как Джинни разговаривает с ним, уперев руки в бока, и на ее лице играет такое же грозное выражение, как у ее матери. А отчитывает она его, между прочим, за то, что он весь день, сидя в кресле, читал магловские журналы вместо того, чтобы привести в порядок курятник... А еще он слишком долго смотрел вслед маленькой черненькой курочке с узкими глазками, вздернутым хвостиком и стройными лапками...

Гарри попробовал было уверять, что к этой прилизанной брюнетке он совершенно равнодушен, и ему, напротив, нравятся слегка... или даже сильно взъерошенные... шатенки, но его шутка не помогла: Джинни, будучи в самом скверном расположении духа, махнула палочкой слишком целеустремленно, отчего лежащие в раковине картофелины энергично повылезали из своей кожуры... и дружно опустились на взлохмаченную голову Избранного. Свою волшебную палочку он, болван, по доброй семейной традиции, оставил на диване. Да в этом доме ни в коем случае нельзя выпускать из рук волшебную палочку!

И при этом Джинни почему-то раздраженно продолжала приговаривать, что типа она все про его шашни с этой Пеструхой знает, потому как нос у обоих в чернилах! У курицы-то? Во, сочиняет...

Картина, представшая перед глазами, была такой яркой, что Гарри, боясь за целостность драгоценных очков, почти автоматически пригнул голову вниз. На секунду показалось, что даже шрам начал покалывать, и потому, осторожно потирая лоб ладошкой, Гарри постарался отогнать прочь нехорошие видения с каверзными мыслями.

Но мысли уходить из головы не желали.

Насчет сердечной жилы дракона Джинни призналась сразу, с заметной гордостью. А вот, начав про дерево, быстро замялась. Гарри был настойчив, и тогда она, слегка заикнувшись, пролепетала, что ива – это у них семейное...

- Видит Мерлин, не вижу ничего такого, из-за чего стоит смущаться, - недоуменно произнес счастливейший Избранный, перебирая в руках ярко-рыжие волосы подружки. – Или ты, дорогая, тоже любишь поплакаться в жилетку? Не замечал.

- Нет, нет, Гарри! – с волнением запротестовала Джинни. – Моя ива, она... не плакучая, а...

- Гремучая, что ли? – почти машинально, на чистом инстинкте закончил оборванную фразу Гарри, разомлевший от яркого летнего солнца, мало задумываясь о том, что говорит.

Джинни ничего не ответила, вскоре он почувствовал на своих губах неповторимый вкус ее губ, и волшебная палочка Джинни испарилась из головы, самым что ни есть волшебным образом. Больше к этому разговору они не возвращались: Дамблдор умер спустя день.

Черт! А ведь он угадал! Интуитивно, но верно. А если к этому прибавить то, что вчера узнал про рыжих... Ночью дочитал до конца пресловутую статью. Боже, все как в конспекте.

Ярко-рыжие и огненно-рыжие волосы чаще всего присущи людям сильным, умным, дружелюбным, однако за этими качествами нередко скрываются натуры хитрые, льстивые, завистливые, своенравные, склонные к вспышкам гнева, к злословию и сплетням.

С похолодевшим сердцем Гарри поднялся на ноги и, волнуясь, быстро зашагал вокруг палатки. И было отчего взъерошиться: личная жизнь рушилась на глазах, как карточный домик! Первый круг целиком и полностью ушел на поиски немедленного ответа: как мы будем жить вдвоем? Он, Гарри, любит жизнь тихую, спокойную...

На втором круге вспомнил, что они с Джинни, к счастью, не женаты, она – не миссис Поттер, и он ей предложения не делал, и в вечной любви и верности не клялся. Да они, вообще, расстались год назад, не переписывались, личных приветов друг другу не передавали, за руки не держались, свечку не зажигали... Стало значительно легче.

Третий и последующие круги оказались гораздо замедленнее первых двух. Гарри мог уже размышлять почти хладнокровно. Только что, с легкостью необычайной и с радостью немереной он отказался от рыжеволосой подружки... Весь год думал о ней, а тут вот так просто взял и отказался.

Стоило на минутку, только на минутку, всерьез задуматься о ней как о будущей жене. Раньше как-то не представлял Джинни рядом с собой в этом качестве. Она – красивая, далекая, недосягаемая... Девушка мечты. Он был еще пару дней назад уверен, что встретятся они друг с другом только на небесах, а там все по-другому.

Нет, он продолжал любить Джинни, но лишь как маленькую сестренку Рона. По-прежнему хотелось ее защищать, оберегать, но продолжать встречаться, давать тем самым ей надежду... Нет, это было бы слишком неразумно! Трелони ведь сказала, что ему нужно особенно тщательно подбирать себе спутницу жизни.

Самым забавным казалось то, что он никак не мог вспомнить, о чем же они с Джинни говорили, оставаясь наедине? Да, в общем-то, не о чем. Она что-то плела про Флегму, про Рона, про своих друзей, которых Гарри знал довольно плохо, в основном только имена и лица. Мало кто в Хогвартсе мог общаться с ним, как с равным, а не как с Избранным. Все эти восторженно-любопытные взгляды младших школьников в его сторону откровенно раздражали.

Но ведь она же что-то такое шутила, потому что он, вроде бы, смеялся... Или это были ее обычные дежурные шутки, а он неустанно и глупо хлопал ресницами, как те восторженные поклонницы Гарри Поттера, которые с готовностью хохотали над самыми несмешными его репликами? Право, иногда стоит взглянуть на себя со стороны.

Сегодня ночью он впервые задумался (раньше как-то все о Волан-де-Морте, о смерти...), что ведь придется-таки учиться дальше и заканчивать Хогвартс. Пошарив в памяти, Гарри с ужасом для себя обнаружил там лишь жалкие остатки знаний, кое-как накопленных за шесть лет. Практики-то, разумеется, у него за этот год было много, да только ведь на ЖАБА будут еще теорию спрашивать, и не только по Защите от Темных Искусств.

Спроси его сейчас о свойствах лунного камня или лепестков асфоделей... Пустота такая в мозгах, что и сознание очищать не требуется. От зельеварения его разум, уж точно - совершенно свободен! Более терпимо обстояло дело с заклинаниями. Тут, во-первых, практика сделала свое дело, а во-вторых, с чарами у него никогда особых проблем не было. Мозгошмыг, правда, и по поводу заклинаний не преминул скорчить самодовольную саркастическую ухмылку, но Гарри уже привык к его вечно недовольным минам и не обращал на них большого внимания.

С трансфигурацией было не просто плохо, а очень плохо. Просто ужасно. Наколдовать что-то из воздуха - это совсем не про него.

До недавнего времени Гарри проблема учебы и успеваемости волновала где-то в шестьсот шестьдесят шестую очередь в списке неотложных дел. Скажем так, еще вчера не волновала. Да это было бы даже смешно, чтобы человек, жизнь которого каждый день висит на волоске, всерьез задумывался о каких-то там экзаменах или оценках, а его молниеносная реакция, не один раз спасавшая ему жизнь, была отточена до совершенства на спортивных тренировках.

Что же касается Волан-де-Морта, то Гарри слишком хорошо помнил бой между ним и Дамблдором в Министерстве, чтобы отчетливо понять для себя: если он и победит каким-то чудом Темного монстра, то чудо это вряд ли будет связано с его познаниями в трансфигурации. Слишком уж далек он был от того, чтобы в одну секунду наколдовать прямо из воздуха огненную веревку, неуловимым движением палочки оживить мертвые статуи из волшебного фонтана, поднять в воздух массу воды и сотворить из нее, как из расплавленного стекла удушающий кокон. Да и мог ли кто в волшебном мире повторить то, что Дамблдор делал практически играючи?

Но сегодня, представив сначала недоуменные, а потом и язвительные шепотки за спиной, что типа Мальчик-Который-Выжил, оказывается, ничего кроме "Экспеллиармуса" толком не умеет, Гарри почувствовал себя на редкость паршиво. Разумеется, в своей жизни он слышал много чего и похуже, но все эти завистливые разговоры за спиной были не более чем сплетни, мало похожие на действительность.

Рано или поздно жизнь все расставляла по местам, а вот с трансфигурацией проблемы никак не решатся сами по себе, если не приложить к этому... Да! Пожалуй, планировщик домашних заданий, типа того, что подарила ему лучшая подруга два года назад вполне подойдет. Есть повод намекнуть Гермионе, какой подарок он хотел бы получить от нее на день рождения.

"И только попробуй еще хоть раз попросить у нее списать! - пригрозил Гарри Мальчику-Который-Списывал-У-Нее-Только-Так. - Будешь иметь дело со мной!"

Сама мысль о том, что он ловит в ее глазах осуждение, была невыносима, и он искренне не понимал, как еще недавно эта проблема обходила его стороной. А ведь та часть его сознания, которая имела право разговаривать с ним голосом Гермионы, всегда имела возможность настоять на своем, если, конечно, ей удавалось представить достаточные аргументы.

С Джинни все было намного проще, пожалуй, до неприличия: с ней он был храбрый герой, благородный рыцарь, настоящий мачо... Забыть! И начать серьезно работать над собой.

"Глаза эти... цвета... цвета древесной коры... не волновали меня до поры...", - задумчиво прошептал Гарри, устраиваясь поудобнее около палатки, на солнечной стороне, где можно было без труда поймать его скупые лучи, и открывая пособие про защиту разума на первой странице.

"Первое, что надо иметь в виду: для глубокой легилименции, особенно если речь идет о проникновении в сознание без использования волшебной палочки и заклинания "Легилименс", совершенно необходим зрительный контакт. Так что если у вас есть подозрения, что в вашим разумом заинтересовался нежеланный посетитель, постарайтесь не встречаться взглядом с этим человеком. Это есть самый простой, но не такой уж плохой способ защитить свое сознание от не прошеных гостей, при условии, что гость намерен остаться в рамках приличия".

"Ну, это мы и так знали", - рассеянно пробормотал про себя Гарри, почему-то снова представляя перед собой карие глаза лучшей подруги.

...я загляну... в твои глаза..., и я открою... ваши мысли...

"Сразу оговоримся: как таковое чтение мыслей невозможно по определению. Мысли не напечатаны печатными буквами и не хранятся среди мозговых извилин, подобно книге, которую можно открыть и прочитать. Даже опытный легилимент способен увидеть лишь зрительные воспоминания и почувствовать, да-да, всего лишь почувствовать сопровождающие эти воспоминания эмоции".

Да, слово мысли здесь употреблять не следует. Лучше будет сказать: ваши чувства...

"Но если вы думаете, что в эмоциях и чувствах сокрыто слишком мало информации, чтобы на их основании сделать далеко идущие выводы, то вы ошибаетесь: ваши эмоции выдадут вас вместе с головой. Если вы утверждаете, что ненавидите кого-либо, а между тем испытываете сострадание к этому человеку, то опытный легилимент сразу поймет: вы лжете. Ведь маг, проникающий в ваше сознание, будет испытывать те же самые чувства, что испытывали вы во время наблюдаемых вами событий".

...блеснет прозрачная слеза... и я увижу... как вам грустно...

"Научиться контролировать свои эмоции очень сложно, и этому посвящен целый раздел данной книги. Но это архиважно, поскольку именно эмоциональный фон человека проще всего определить, а вместе с ним легко определяется то, чем вы живете и дышите. Кроме того, эмоционально значимые воспоминания легко оказываются на поверхности сознания, а неумеренные эмоции видны, что называется, невооруженным взглядом. Опытному легилименту даже не нужен зрительный контакт, чтобы понять, испытываете ли вы искренний восторг, животный страх, подлинное уважение или подобострастие".

...да, нелегко будет познать... защиты разума искусство...
...эмоции нельзя унять, а... череп – не кочан капусты!

Гарри остановил процесс (искренне надеясь, что все лишь мыслительный) и снова несколько раз пробежал глазами прочитанное, выискивая среди печатных строчек словосочетание "кочан капусты". Но ничего подобного ни про какую капусту в книге не сообщалось, а потому было совершенно непонятно, откуда такой замечательный овощ взялся. А еще хуже было то, что про капусту все складывалось очень чудненько, можно сказать в рифму, а "в рифму" человек начинает думать только тогда, когда у него... съезжает крыша. И сейчас все как-то очень подозрительно походило на этот неутешительный диагноз.

"Тебе Шляпа что говорила: окклюменцию надо учить! - со злостью шикнул на себя Гарри. - Потому давай, освобождай разум от капусты и вперед! Самому ведь потом стыдно будет перед Гермионой."

Усилием воли постаравшись отгородиться от всего постороннего, Гарри сосредоточился на книге, и мало по малу смысл прочитанного стал откладываться в голове.

"Если вам удалось обуздать свои эмоции, поднять ваш эмоциональный интеллект на должный уровень, то можете считать, что сделана как минимум треть дела. Тот, кто заинтересуется вашими воспоминаниями, не сможет четко определить ваше отношение к увиденным в вашем разуме событиям. Разумеется, все это действенно лишь в том случае, если нет нужды скрывать сами события как факты. Даже дементор не в состоянии забрать эмоции у человека, который умеет держать их в узде, и волю чувствам не дает.

Впрочем, чтобы добиться такого контроля над собой, необходимы годы тренировок. А начинать нужно с "малого" - с контроля над своими жестами и мимикой.

Вспомним, в жизни нам нередко удаётся прочесть мысли другого человека по его непроизвольным движениям, мимике, реакциям. Вспомним также покраснение человека, когда он смущается, говорит неправду. Кроме покраснения у него появляется нервность в движениях, усиливается сердцебиение, потеют ладони, "пересыхает в горле". Удивительно, но на основе последней реакции (пересыхания в горле от произнесения лжи) ещё в Древней Индии возник простой детектор лжи, названный "испытанием рисом". На суде обвиняемому предлагали съесть сухой рис: если он этого сделать не мог, то его признавали виновным. Дело в том, что от страха, волнения у виноватого, но скрывающего свою вину человека прекращается слюноотделение, во рту пересыхает (поэтому мы и сглатываем, когда волнуемся или боимся) и съесть, проглотить сухой рис он попросту не может.

Авторы книги уже предвидят возмущенные возгласы читателей: они де намеривались ознакомиться с каким-нибудь универсальным заклинанием, отработать его и тем самым решить проблему, а им разглагольствуют о необходимости заниматься спортом, бороться с собственной ленью, задвигать в сторону раздражение и злобу, советуют познать себя и "поймать за хвост" негативные эмоции. Но в том-то и дело, что для защиты разума не существует заклинания - только упорная, кропотливая работа над собой, и прежде всего над своим эмоциональным интеллектом.

Мы намеренно ни разу не употребили слова "маг" или "волшебник", потому что все, о чем написано выше, по силам не только волшебникам, но и маглам, разумеется, при достаточно серьезном отношении к делу.

Но и это еще не все. Вчитайтесь внимательно в следующие строки, потому что если вы не сможете понять и принять эту истину, вы никогда не сможете по-настоящему закрыть свой разум.

Если вы причиняете людям боль, если вы сплетник, интриган, клеветник, обманщик, если вы эксплуатируете других людей, если присваиваете себе чужую собственность, не гнушаясь ничем, если совершаете поступки, причиняющие людям страдания, вы никогда не сможете избавиться от таких эмоций, как злоба, зависть, раздражение, гнев, потому что в данном случае эмоции и поступки неотделимы друг от друга.

Приступы ярости, которые бывают у вспыльчивых людей, приводят к серьезным повреждениям клеток головного мозга, вызывают общий шок и депрессию, выкачивают энергию и жизненную силу. Когда вы раздражены, разгневаны - ваши мысли под действием стихийной неконтролируемой энергии приходят в смятение, а вся нервная система приходит в возбуждение, и никакая медитация не поможет вам в мгновенье ока усмирить бурю в вашей душе.

И что самое грустное: пока вы во власти гнева, ярости, злобы и раздражения, ваш мозг открыт и опытный легилимент войдет в него, как нож в масло. А еще более опытный маг сначала постарается вывести вас из состояния равновесия, и вы будете последним дураком, если поведетесь на эту провокацию. Гнев проще предупредить, нежели унять, и лучше всего это сделать при помощи чистого разума, доброты и любви.

Таков закон мышления и природы, так что делайте выводы.

Гарри закрыл книгу, чтобы до конца осознать прочитанное. Вообще-то, как ни печально, он сам как раз относился к той категории незадачливых читателей, которым подавай универсальное заклинание для защиты разума, и со стыдом признался себе, что на "серьезную кропотливую и упорную работе над собой" он не рассчитывал. Ну что ж, это только говорит о том, что следует послать собственную лень к черту и браться за дело.

Зато стало понятно, почему Волан-де-Морт не может закрыть свой собственный разум от Мальчика-Который-Видит-Его-Мысли: энергия гнева, как неуправляемая стихия, сметает все усилия гения злодейства по изоляции мыслей. И противиться этому совершенно невозможно, поскольку во время приступов ярости возбуждение нервной системы выходит из-под какого бы то ни было контроля. Гарри представил себе, как "клетки головного мозга" в змеином черепе Волан-де-Морта вопят о пощаде, и не смог удержаться от злорадной мысли: от души пожелал им скорой кончины.

"Не благородный ты человек, однако", - с ухмылкой пристыдил себя Гарри, но сказать, что эти слова возымели хоть какое-то влияние на его нечистую совесть, было решительно нельзя. Совесть в ответ только скорчила недовольную мину, да еще так, как будто ее оскорбили в лучших чувствах: она де ближнему добра желает!

Впрочем, что уж там с Сам-Знаешь-Чьих эмоций возьмешь? Волан-де-Морт неизбежно оставался самим собой, и был достаточно предсказуем. Последнему факту Гарри уже не слишком удивлялся: по крайней мере понять поступки и мысли Волан-де-Морта ему удавалось значительно проще, чем замыслы Дамблдора.

Вот например: какого обвислого Мерлина Дамблдор не дал почитать ему вот эту вот славную книжечку? Тут как раз про любовь... Это ж такой славный повод поговорить с любимым учеником о любви и ее роли в деле победы над Волан-де-Мортом!

В том, что раздражение и ярость, гнев и злоба не дают сосредоточиться и тем самым только облегчают проникновение легилимента в череп, Гарри знал на собственном печальном опыте. А Снейп, разумеется, знал свое дело: оскорбления в адрес ненавистного Поттера подбирались, что называется, с любовью к объекту приложения и смаковались с видимым удовольствием.

Сейчас, после всего, что пришлось пережить и вынести за последний год, Гарри сам удивлялся - как могли саркастические подколки Снейпа и его кислая мина приводить его в бешенство? Наверное, только тот, кто не познал настоящее горе, способен реагировать на такие вот дешевые провокации. А настоящее горе - это когда друг оставляет тебя одного среди пустоты и безнадежности, седобородый учитель, которому ты бесконечно верил, оказывается, мягко говоря, не совсем порядочным человеком, а от волшебной палочки остаются лишь жалкие обломки.

И все-таки... Чего же хотел Дамблдор, отправляя их троих прогуляться по лесам Британии? С Волан-де-Мортом понятно: тот хотел власти, бессмертия, еще раз власти. После вчерашнего разговора с Гермионой о красноречивом вранье Дамблдора всем, кто готов был подставить уши, в великую цель учителя – победить Темного Лорда – верилось с величайшим трудом. На уме у старика явно было что-то еще. Но что?

Чувствуя, что дальше в своих рассуждениях он упирается в глухую стену, Гарри оставил тщетные попытки докопаться до истины. Впрочем, когда дело касалось поступков Дамблдора, в чем-либо разобраться "по уму" становилось совершенно невозможно. Тем более, одному, без Гермионы. Хитрый своенравный авантюрист – пожалуй, будет самое меткое определение. К вранью природный талант!

Ну, ничего: они с Гермионой, в конце концов, и в Дамблдоре найдут концы, тщательно запрятанные в воду! Потому что, во-первых, она - умница, во-вторых, у нее все по плану, в-третьих, она всегда целенаправленно движется к цели, в-четвертых, с ней интересно! Да с ней просто приятно находится рядом, легко разговаривать, шутить, смеяться... Жить легко! Даже сейчас, в этом лесу, в этой душной палатке он, Гарри, чувствовал себя как дома. Не потому ли, что она дышит одним с ним воздухом?

В-пятых, у нее такие красивые каштановые волосы! Как там сказано про шатенок?

Каштановые волосы разных оттенков обычно встречаются у людей сангвиников - живых, легко возбудимых, открыто выражающих свои эмоции и мысли. Обычно шатенки обладают теплым и мягким характером, они очень заботливы и нежны, и очень легки в общении. Их основная стихия - земля. Волосы цвета древесной коры. Лесные нимфы и эльфы. Если такая женщина умеет пользоваться магией деревьев и земли - она будет загадочна и неотразима.

А в воздухе сегодня веяло теплом, и окружающие поляну кусты лещины дружно распустили приготовленные с осени соцветия-сережки, щедро рассыпая желтоватую пыльцу, которую притихший ветер не уносил к морю, а продолжал забавляться ею, перебрасывая с куста на куст. Лещине надо спешить, пока на деревьях нет листьев, чтобы осенью на ее ветках смогли появиться тяжелые лесные орешки.

На небе еще громоздились многоэтажные кучевые облака, но между ними уже можно было разглядеть синее небо. А иногда, вот как сейчас, апрельское солнышко выпускало на свободу живых светящихся зайчиков, и они, весело толкаясь, прыгали прямо на лицо, заставляя зажмурить глаза и оставляя на носу и щеках следы-веснушки.

В весеннем лесу... довелось чародею... увидеть в вас добрую... милую... фею...





Глава 54. Сложная жизнь Великих Артефактов.

- И получу еще один Громовещатель, - тяжело вздохнул Рон, заталкивая в сумку палочку, которая укоризненно прошипела:
«Сам во всем виноват...»
Дж. К. Ролинг «Гарри Поттер и тайная комната»

13 апреля 1998 года, понедельник.

Облака медленно ползли по синему небу подобно слизнякам, лениво перекатывая свою бесформенную массу, цепляясь за вершины холмов, к бурному морю. Бессовестно продолжая размышлять непонятно о чем, Гарри шептал что-то себе под нос, глубоко вдыхая смолистый воздух.

Неожиданно в носу защекотало от острого запаха древесной пыльцы, щедро рассеянной по лесу шаловливым ветром, заставило громко чихнуть, причем не один раз.

"Так-так..., стишки сочиняем, значит...", - неожиданно донеслось до ушей, вроде откуда-то снизу. Пришлось спуститься из заоблачных высот на грешную землю, отвлечься от высоких материй и сосредоточиться на поисках носового платка. И что за зараза лопочет про какие-то стишки?

Голос был мелодичный, слегка певучий и, если не считать некоторой издевки по поводу стишков, довольно приятный. Но вот откуда он доносится, Гарри так и не понял. Сначала он, было, подумал на эльфов, но никого из ушастых человечков рядом не было, и уж тем более голос не принадлежал Гермионе.

"Не иначе, опять совесть шалит... Пытается... гм-м... вставить свое веское слово, - за неимением других версий решил про себя Гарри и тут же прижал старушку к стенке, задав беспокойной леди вполне джентльменский вопрос, причем вслух (раз она громко, то и он будет с ней на «ты»). - Какие такие стишки, мадам?"

"Вам пропеть или просто процитировать? - вновь раздался тоненький мелодичный голосок, но на этот раз Гарри заметил, что слышен он из внутреннего кармана куртки. - Правда, не стоит стесняться! Да, честно говоря, вы и без стихов...".

Голос смолк так же неожиданно, как и возник, на полуфразе, и как почудилось парню, смолк от излишней застенчивости. Продолжал бы уж нахваливать, раз уж начал. Можно было бы послушать и понять, за неимением других версий, откуда звон.

- Как можно стесняться того, чего в тебе нет ни на один кнат? – с недоумением проговорил Гарри, обращаясь непонятно к кому, пожимая плечами, снимая куртку и тщательно осматривая свои карманы. Ведь предупреждал же Рон, что слышать потусторонние голоса – не к добру, а ему, Избранному, с этим делом как раз везет!

Он тщетно пытался определить источник звука, надеясь, что разговаривает все-таки не сам с собой. Не обнаружив в карманах ничего, кроме двух волшебных палочек: из бузины и из виноградной лозы (свою палочку с пером феникса он еще неделю назад отдал Гермионе на хранение), с вызовом прошептал, так и не поняв толком, к кому конкретно он обращается: - Цитируйте, цитируйте, а мы послушаем...

Это он как воспитанный человек предложил. По уму надо было сказать: «Давай, валяй! Я весь внимание».

- Да, да, мой славный мальчик! - тихо, хрипло, немного протяжно, но твердо взвешивая каждое слово, прошептал уже совсем другой голос. Интонация звука была совершенно не похожа на первый, тоненький и певучий. Если бы Гарри попросили определить характер индивидуума, способного говорить с такой убежденностью, то он без сомнения нарисовал бы в своем воображении человека сильного, уверенного в себе, умудренного опытом, но слегка уставшего от жизни и относящегося к ней и к окружающим людям с изрядной долей иронии.

Сам Гарри уже был совершенно уверен, что с головой у него что-то не то. Что поделаешь - таковы печальные побочные последствия усиленной мозговой деятельности, которой он необдуманно занимался всю последнюю неделю. А ведь Рон, он - настоящий друг, он его честно предупреждал, что окаянная, пусть даже передвижная библиотека, до добра не доведет...

А первый голосок тем временем наполнил уши мелодичными звуками:
Глаза ваши цвета древесной коры
Не волновали меня до поры...
В весеннем лесу довелось чародею
Увидеть в вас милую, добрую фею...

- Моей хозяйке очень понравится! Она так любит стихи, только ни один мальчик еще не писал стихи для нее, - добавил первый голосок после того, как закончил декламацию с выражением. - Так что, с вашего разрешения...

- НЕТ! - выкрикнул Гарри, выхватывая из кармана волшебную палочку Гермионы и крепко сжимая ее в кулаке, смутно надеясь таким образом заставить замолчать.

- Как... знаешь, - прохрипела в ответ виноградная палочка. - Я хотела... как... лучше... Да отпусти! Больно... же! Ну и хватка у вас, молодой человек! Действительно, руки ловца! – добавила она с явным восхищением.

Гарри расслабил кулак почти автоматически, нисколько не веря ни своим ушам, ни глазам, ни собственным домыслам. Волшебные палочки еще и разговаривают? Ну, дела...

Да это - еще полбеды: мало ли какие вещи в волшебном мире могут иметь свое мнение? Шляпа разговаривает, портреты, книги... Чем волшебные палочки хуже? Вот Карта Мародеров, например, очень была "приятно" удивлена, узнав, что мальчик Северус Снейп стал профессором.

Гораздо, гораздо страшнее было другое: СТИХИ!

Кошмар! КОШМАР! Гарри чувствовал себя так, будто бы он нашкодил, как распоследний жуткий хулиган, а его поймали с поличным. Или нет, еще хуже: он, как незадачливый профессор из шпионского фильма о временах Гриндервальда должен был выполнить важное задание резидента, а вместо этого провалил явочную квартиру и выдал всех наших. Причем сделал это еще вчера, а только сегодня обнаружил провал операции. Или даже так: ему, как верному другу, доверили охрану... огорода, а он, как последний козел, залез в чужой огород и съел всю капусту! Так вот, значит, откуда там капуста взялась...

- Я не хотел, честное слово, не хотел, - в отчаянии прошептал Гарри, очень сильно сомневаясь, что Рон сочтет этот его детский лепет за оправдание, заслуживающие какого бы то ни было внимания. - Я думал о ней, только как о сестре! Честно! Я только разговаривал с ней... Ну, утешал, иногда... Немного! Да мы же с ней - как родные. И ее палочка меня слушается, по-родственному, как брата...

Гарри сам не понимал, зачем он все это говорит? Все - весь этот детский лепет - было циничной грубой ложью от начала до конца. Но надо было что-то говорить, объяснить - если уж не оправдать - свои поступки, хотя бы перед... деревяшкой.

Виноградная палочка в ответ на его жалкие попытки вызвать к себе сочувствие только ехидно хихикнула, до боли напомнив свою хозяйку, и Гарри почувствовал, что поверхность дерева, зажатая в руке, заметно похолодела.

Бузинная палочка, неуловимо пошевелившись и самодовольно ухмыльнувшись, хрипло прошептала:
- Не вини себя, братишка!

Хуже всего обстояло дело с собственной совестью. Изнеженная барышня под именем Совесть Избранного, сложив на груди руки, безжалостно подвела общую черту:
- Все ясно: ты влюблен!

Сказано это было таким тоном, каким Умный Кролик сообщал глупому Винни Пуху, что тот имел наглость застрять посреди входа в его нору. А все потому, что кто-то слишком много думает, мечтает, болтает, смотрит в чужие глаза и вообще... много о себе возомнил.

Однако все сходилось, как в кино: и чертовы стихи, и постоянное, неотступное желание находится рядом с Гермионой, причем круглосуточно, и вслушиваться в звук ее убедительного голоса... Спорить с ней, доказывая свою правоту, и признавать за истину ее доводы. Шутить и смеяться вместе с ней, крепко сжимать ее руку... И глобальное потепление климата от одного ее присутствия... И это... нервное возбуждение в штанах... Ой, об этом лучше не надо! А ведь Рон ему друг! Да еще уверен, что Гарри влюблен в его собственную младшую сестренку.

При воспоминании о Джинни стало совсем не по себе. Нет, никаких отношений с ней он точно не возобновит, но ведь Рон-то об этом еще не знает. Одним словом, объяснение будет трудным, долгим и, надо признаться, малоприятным. Что ж, случались вещи и похуже.

Крупный разговор с Роном он, Гарри, как-нибудь переживет, но пудрить девчонке мозги не станет. Так, по крайней мере, честнее. А Рону он скажет... скажет правду, что раньше не знал Джинни близко, практически не общался, наедине Рон сам их сам не оставлял ни на секунду, а ему, Гарри, захотелось... Про цветные сны, в которых рыженькая более всего напоминала магловских девушек в купальниках с фотографий в комнате Сириуса, разумеется, говорить не стоит. Соплохвост вселился, разум затуманился, соображать перестал... Понятное дело, подлец! И в данном случае отрицать свершившийся факт глупо. Но как, скажите, можно узнать человека за неполные шесть недель, если встречаешься с ним между уроками и обедом считанные часы?

Год назад места себе не находил: все мечтал, как Рон вдруг возьмет да и поймет, что нет в мире большего счастья, причем в первую очередь для него, Рона, чем великая любовь, соединившая его лучшего друга и младшую сестренку.

Теперь он, Гарри, будет доходчиво разъяснять другу, что де «великая любовь» куда-то испарилась, осталась в «прошлом»... Меткое, к слову, выражение: самое оно!

Юмора Рон не оценит, это точно. Первым делом даст в лоб – за сестру. За Гермиону убьет. Он, Гарри, убил бы за сестру. Впрочем, большой разницы нет: все одно к одному. И все-таки надо было дать Рону в лоб, и как следует, когда он лизался с Лав-Лав! Отвести так ненавязчиво в сторонку и объяснить, что к чему... По-мужски, по-дружески...

- Ой, молодой человек, разрешите полюбопытствовать, - прервал невеселые размышления Гарри тонкий шепот Виноградной палочки. – Что, вы там подумали, должен чувствовать любящий брат, когда видит вместе свою сестру и лучшего друга? Ну, смелее! Я помогу: нет для любящего брата...

- Большего счастья, - сердито буркнул Гарри, отчасти для того, чтобы от него отстали.

- А сами вы, молодой человек, что чувствовали, когда видели вместе вашего лучшего друга и хм-м... ту, что имеете вопиющую неосторожность называть своей сестрой?

Что за странный вопрос? То он, Гарри, а то Рон! У них это... – разные сестры. Но Виноградная палочка ждала ответа, деревянная поверхность еще больше похолодела и даже начала слегка вздрагивать.

- Одиночество чувствовал! - с раздражением признался Гарри. - Боялся, что буду «третьим лишним», боялся, что наша дружба на этом кончится, не выдержит.

Вот прицепилась, деревяшка! Что она от него хочет? Хотела слышать ответ – получай.

- Ой, Гарри! – мгновенно откликнулась «деревяшка», Гарри снова уловил в шепоте Виноградной палочки легкий восторг, - Вы не будете против, если так вас буду называть? Так вот, если рассуждать логически, то ваш ответ мне был не нужен: он был известен и вполне предсказуем. Ваш ответ нужен вам, молодой человек!
- Мне? – скривив губы, процедил Гарри. – И что я должен из него уразуметь?

- Да ничего! – неожиданно резко и сердито пропищала Виноградная палочка. – Но если вы считаете ваши мм-м... эмоции настоящими чувствами настоящего любящего брата, то мне остается только тихо заткнуться.

Что, к слову, Виноградная палочка не преминула сделать. Слова ее растаяли в воздухе, она замолчала и больше не откликалась, хотя Гарри ее даже слегка встряхнул. Понятно: дамочка с характером.

Так это ж выходит – он уже тогда, год назад, не был настоящим братом Гермионе? Счастья и радости ведь не было ни на дюйм! Сожаление было, досада, плохо прикрытое желание немедленно прекратить все это... Миску грохнул тогда вместо огурца от злости: сил не было смотреть на эту парочку. Развели, Пивз их задери, любовь-морковь!

- А что это у нас такое похоронное выражение лица? - вновь раздался звук со стороны Бузинной палочки. - Подумаешь - влюбился! С кем не бывает?

- Рон меня убьет, - уныло ответил Гарри деревянным голосом, чувствуя, что от правды никуда не деться. Чертова совесть права, с ней еще предстоит трудный разговор тет-а-тет. Лучше без свидетелей, но куда ж убежишь от волшебных палочек?

- И это все ваши проблемы? - якобы сочувственно, а на самом деле с откровенной издевкой проговорила Бузинная палочка. - Есть два универсальных слова для их решения: "Авада...

- Ни за что! - с ужасом воскликнул Гарри, чувствуя, что весь вскипает от возмущения от такого откровенного издевательства. - Рон - мой лучший друг! "Авада Кедавра" - не решение проблемы. И потом: с непростительными заклинаниями у меня слабо...

Последнее обстоятельство почти не имело настоящего значения, Гарри добавил его для пущей убедительности.

- Зато с "Экспеллиамусом" – «Превосходно»! - восхищенно перебила его Бузинная палочка. - Какой был полет! Нет, я серьезно: лучшей комбинации двух заклинаний просто не придумать! Признайся: ты ведь в последний момент сообразил, что нужен именно "Экспеллиармус"? А я летел к тебе, образно говоря, сжав зубы, и лишь оказавшись в твоих руках, выплюнул зеленый луч, куда следует, на глазах восторженной публики. Класс! Первый раз за восемьсот с лишним лет так оттянулся! В общем, узнаю великого шутника Игнотуса.

- А вы знали Игнотуса Певерелла? - робко спросил Гарри, пропустив мимо ушей восторги Бузинной палочки по поводу своего коронного заклинания. Хотя, что тут было спрашивать: наверняка Старшая палочка знала всех братьев Певереллов. - И не могли бы вы уточнить: вы считаете себя мужчиной? То есть к вам нужно обращаться, как к мужчине, сэр? - немного подумав, добавил юноша, решив про себя, что вежливость никак не может быть лишней.

- Во-первых, зови меня: Великий Артефакт, - с великодушной снисходительностью в голосе разрешила Бузинная палочка. - А во-вторых, кто же в свое время не знал трех братьев Певереллов? А уж младший Игнотус был и вовсе сорванцом! Знаешь, мой юный отрок, с тех пор, как потомки Вильгельма Певерелла были вынуждены оставить родовой замок в Дербишире и поселиться в Годриковой Лощине, а особенно с тех пор, как братья подросли, колдуны и ведьмы стали рождаться в семьях местных жителей гораздо, гораздо чаще... Все-все, Великие Артефакты молчат! Больше ни слова о суровой правде жизни.

Последние слова Бузинная палочка протянула с нарочитой серьезностью, повесив долгую паузу. Гарри не знал, как отнестись к ее словам: с одной стороны - его разбирало жуткое любопытство, но, опасаясь разгневать собеседника неуместным для подростка интересом к неприличной теме, он все-таки решил лишних вопросов не задавать.

А с другой стороны - предки-то его, оказывается, были... не без грехов, однако... По этому поводу даже хотелось пошутить, и язык уже нетерпеливо чесался о зубы. Гарри пришлось его прикусить, чтобы не сорвалось что-нибудь занимательное, потому что фраза типа "Дети - цветы жизни" была, пожалуй, самой безобидной.

К счастью, Бузинная палочка, почувствовав его замешательство, сама нарушила паузу.
- Времена были такие... Те-Е-мн-Ы-ы-Е, - проговорила она, сильно растягивая гласные в последнем слове. - Джентльмены, рыцари и просто мужчины, одним словом все, кто имел право носить штаны, занимались своим любимым делом, то есть - войной. А цветы жизни, то есть дети, имели вполне конкретное название на родном языке - бастарды.

"Так... Ясненько... И этот, как он там приказал себя называть - Великий Артефакт - тоже умеет читать чужие мысли", - с сожалением подумал Гарри, но еще большим было сожаление о том, что книгу о защите разума он раскрыл только сегодня.

К немалому удивлению Гарри заметил, как многозначительно фыркнула Виноградныя палочка. Неужели и она туда же? Ну, ладно там, Великий Артефакт: за тысячу лет и не тому научишься! Но это-то юная деревяшечка: да она ж моложе его.

В ответ Виноградная палочка самодовольно хихикнула, тем самым приведя Гарри в еще большее замешательство.
- Интересно, как бы волшебные палочки могли понимать невербальные заклинания своих хозяев, если бы не умели схватывать на лету их мысли? - нравоучительно проговорила она прямо-таки с профессорской интонацией. - Впрочем, как вы сами изволили заметить, дано это умение далеко не всем волшебным палочкам, а лишь тем, кому повезло с хозяином.

Чувствуя, что сейчас начнется скучнейшая лекция на тему: "Невербальные заклинания и бла-бла-бла...", Гарри поспешил сделать вид, что он целиком и полностью согласился с мнением собеседницы (что было, в общем-то, правдой), и переключил внимание на Бузинную палочку, надеясь выведать немного информации о своих предках, радуясь про себя, что тема разговора ушла от щекотливых проблем любви и дружбы.

К счастью, Великий Артефакт явно соскучился по простому человеческому общению - бывает же такое, что за сотни лет поговорить не с кем - и беседу продолжил сам:
- Храбрый рыцарь Вильгельм Певерелл, первый из рода Певереллов, и сам был бастард: незаконнорожденный сын Вильгельма-завоевателя. Да что я тебе рассказываю - ведь ты сам потомок этого славного древнего рода настоящих волшебников!

- Нет, нет! - воскликнул Гарри, страшась, что Бузинная палочка замолкнет, и он так и не узнает ничего о своей семье. - То есть, я хотел сказать, что чрезвычайно рад был бы услышать именно от вас, Великий Артефакт, историю рода Певереллов. Вы знаете, в книгах так часто путают факты и события, - добавил Гарри уже немного нерешительно, но с должным достоинством.

Виноградная палочка снова хихикнула, беззастенчиво высунув свой не в меру длинный кончик из кармана. Пришлось надавить на нее посильнее, засунуть в карман поглубже, чтобы не позволяла себе лишнего. Ну, не было у него ни времени, ни полагающегося на этот случай интереса читать "Родословную волшебников" (или как там называлась эта книга)! Зато теперь есть такое желание.

Вынужденная перепалка с волшебной палочкой, воспитанницей Гермионы, не ускользнула от внимания Великого Артефакта, но, похоже, его это только повеселило.

- Правильно... Дави ее, дави! - настойчиво посоветовал он своему хозяину. - В наши смутные века женщины так много себе не позволяли, я имею в виду - хихикать над мужчинами.

- Но она, в общем-то, права, - смутившись уже по-настоящему, ответил Гарри. - Я и вправду почти ничего не знаю из истории своего рода. Но я обязательно постараюсь... Одним словом, мне, действительно, стыдно!

- ХА! Потомку великого проказника - Игнотуса - стыдно... Кто бы мог подумать! - пробасил в ответ Великий Артефакт, но, несмотря на сказанные слова в голосе его чувствовалось удовлетворение, как будто бы он и не ждал от своего собеседника другого ответа. - Не стыдись, парень: настоящим рыцарям некогда изучать чужую историю - настоящие рыцари творят историю сами!

Слова Бузинной палочки отчасти помогли Гарри вернуть потерянное к себе уважение, но пафос восторгов показался чересчур великим. Если дальше собеседник будет продолжать в том же духе, то лучше уж самому перелистать «Чистокровную знать».

- Неужели я пробудил в вас тщеславие, юный отрок? – с видимым наслаждением хохотнул Великий Артефакт. – Да... ваша скромность делает вам честь! Но, кажется, вы правы: не стоит сегодня затрагивать историю твоей семьи. Боюсь, что дамы могут заскучать, - тихим шепотом добавила Бузинная палочка, покосившись кончиком на палочку Гермионы, по-прежнему с нескрываемым любопытством выглядывающую из кармана.

Пока Гарри лихорадочно придумывал новую тему для разговора, Великий Артефакт не заставил себя ждать, и вскоре его хрипловатый самодовольный бас наполнил собою пространство.

- Поговорим лучше о моих собственных великих достижениях. Право, они могли бы быть еще более великими, если бы мне, самой совершенной во всех отношениях волшебной палочке, не приходилось делить внимание очередного хозяина с деревяшкой его молодости. Ну, все, как один, считают, что палочка из их далекого детства служит более преданно, чем та, что они выиграли в честном бою!

Эх, я уже с этим смирился за сотни долгих лет, но мой нынешний красноглазый..., который мнит себя моим хозяином... способен растрогать даже Великий Артефакт! Мальчик мой, видел бы ты, как славно мы с Тисом проводим время, забавляясь самыми разными заклинаниями, начиная совсем с детских... Играю в поддавки и выигрываю. Ну, давно так не оттягивался!

- Постойте, - остановил Гарри Бузинную палочку, лихорадочно прокручивая в голове все услышанное. - Вы хотите сказать, что у Дамблдора тоже была еще одна волшебная палочка?

- Как вы наивны, молодой человек! - сердито заметила Бузинная палочка, неодобрительно покачивая своим слабо светящимся кончиком. - Так и представляю себе милую картину: приходит Альбус Персиваль Вулфрик Дамблдор в Министерство, протягивает меня, вашего покорного слугу, тамошнему дежурному, а тот, внимательно осмотрев меня, как своеобразное удостоверение личности волшебника, произносит: «Бузина, волос фестрала, используется восемьсот сорок шесть лет...»

Пораженный бесхитростным признанием Бузинной палочки, можно сказать, в нарушении закона Магического мира (Кстати, следовало бы уточнить у Гермионы, разрешается ли официально волшебнику иметь более одной волшебной палочки?), Гарри бессильно молчал. Великий Артефакт, будучи доволен произведенным эффектом, тоже молчал, явно наслаждаясь растерянным видом своего собеседника.

Только спустя несколько долгих минут Бузинная палочка снова заговорила:
- Вот прямо всеми своими девяностыми семью извилинами чувствую, что ты собирался сдать меня в Министерство вместе со своим чистосердечным признанием, намотанным на благородство золотой души Избранного и чистоту помыслов, и прочее, и прочее, и прочее...

- Нет, НЕТ! - что было сил, громко запротестовал Гарри. - Ничего подобного!

"Только бы Великий Артефакт не догадался, что я собирался вернуть его в гробницу Дамблдора!", - отчаянно твердил про себя Гарри. То, что громко думать подобные мысли глупо, особенно в присутствии Великих Артефактов, дошло до мозгов слишком поздно.

- Можешь не трудиться, - с сарказмом в голосе заявила Бузинная палочка. - Я догадался.

Гарри не знал, что ответить: язык как будто приклеился к небу Заклятием вечного приклеивания, а Виноградная палочка пару раз беззастенчиво хихикнула.

- Что? Стыдно, да? - переспросила Бузинная палочка с ликованием человека, положившего своего соперника на обе лопатки. - Маленькую беспомощную деревянную палочку в склеп пихать, в лапы разлагающегося трупа – это, по-твоему, честно?

- Да нет, конечно, - неожиданно услышал Гарри немного растерянный голос из кармана куртки, принадлежавший Виноградной палочке. - Гарри на самом деле не хотел ничего подобного. Правда, Гарри? Ему посоветовали... Наш общий знакомый, Альбус Дамблдор, вернее, его портрет в Хогвартсе.

- Ах! Как приятно видеть, что у моего любимого хозяина есть защитники, - удовлетворенно заметила Бузинная палочка, и Гарри готов был поклясться, что ее кончик вытягивается в улыбке. - Ладно, будем надеяться, что вы, юноша, далеко не самое бесчувственное животное, которое мне довелось встретить на своем пути. Этот Великий Вулфрик, знаете ли, он плохо пахнет!

Гарри, который за последние пару минут не промолвил ни слова, облегченно вздохнул, и даже смог немного пошевелить языком вверх и вниз.

- Так, ладно, проехали, - уже добродушно произнес Великий Артефакт. - Что у нас там дальше в списке неотложных вопросов? Кажется, эта... любовь-морковь...

О! НЕТ! Только не это. Обсуждать любовные проблемы с волшебными палочками, да еще когда одна из них - Великий Артефакт, а вторая - палочка той самой милой девочки с чудесным характером и карими глазами... К тому же Гарри чувствовал, что сам он так основательно во всем запутался... А бутылку медовухи уже прикончили.

Только, похоже, Гарри зря беспокоился: по твердому убеждению собеседника начать следовало с теории, а Великий Артефакт в теоретических вопросах любви и дружбы поднаторел за последние полста лет основательно, и тут, надо сказать, известная магловская пословица оказалась полностью права. Впрочем, что еще было ожидать от волшебной палочки, которая полвека провела в тесном общении с Великим Вулфриком, как его учтиво называл бывший покорный слуга.

Для начала была прочитана некая вводная часть, которую Гарри сначала надеялся пропустить мимо ушей. Хотя, в принципе, было довольно занятно слушать про "великую силу любви", которая и "в огне не горит, и в воде не тонет", и "спасает мир от отчаяния и одиночества", и помогает "маленькому затравленному ребенку вырасти прекрасным человеком даже в чулане".

Все это он уже один раз слышал, на одном из дополнительных занятий со своим великим учителем. Существенная разница, однако, состояла в интонации голоса, с которой подавался теоретический материал.

Никогда за семь лет знакомства с Дамблдором Гарри не видел его настолько взволнованным, как в тот момент, когда старик, соскочив с кресла, говорил о "великой силе любви". Он не мог стоять на месте, ему нужно было двигаться, быстро отмерять шаги вдоль и поперек круглого кабинета, и его расшитая золотом мантия, словно играя, взметалась в воздух после каждого шага.

Гарри его тогда даже перебить не решился, прилагая к этому, между прочим, немалые усилия, достойные настоящего героя. Хотя, так и подмывало задать каверзный вопрос по поводу провальных уроков окклюменции и несостоявшихся уроков легилименции, когда Дамблдор красиво и вдохновенно расписывал про "способность Избранного проникать в разум лорда Волан-де-Морта без всякого вреда для себя". Но в тот момент это было бесполезно, также бесполезно, как убедить, например, Луну, что морщерогие кизляки на этой старой планете присутствуют лишь в ее воображении.

Великий Артефакт выдавал незыблемые истины с истинным пафосом, особенно в начале проповеди. Потом, по мере углубления теории, стал путаться, повторяться, то и дело в его речи мелькали фразы типа "это я уже говорил", "это все само собой разумеется", "ну, ты понял, мальчик мой, что я имел в виду", "очень важно, чтобы ты понимал это".

Мышцы лица Гарри, задвинув на серьезность предмета, мало-помалу расплылись в широкой улыбке, а Великий Артефакт, похоже, совсем вошел в роль своего бывшего хозяина. По крайней мере, речь его все больше напоминала разговор Дамблдора с самим собой, и Гарри стоило больших трудов разбирать слова, которые тот бормотал себе под кончик: "Том Реддл вынудил его мать умереть, имея возможность выбора. Она могла отойти в сторону, но она умерла, спасая ребенка, и тем самым мальчик получил магическую защиту "великой силы любви"...

Я сделал все, чтобы укрепить и сохранить эту магию. Мальчик, кровь которого хранит в себе частицу самопожертвования своей матери - настоящее сокровище... Никогда раньше ко мне в руки не попадало такое чудо! "Великая сила любви" и добровольная жертва матери - вот настоящее оружие абсолютного добра против абсолютного зла... И если мои расчеты верны, если я не ошибся в мальчике, то в тот час, когда он добровольно выйдет навстречу своей смерти, это будет означать настоящий конец... Добровольная жертва Лили должна сработать, потому что Защитные чары Лили внутри их обоих..."

На этом месте Гарри осторожно сжал кончик Бузинной палочки в кулак, поскольку сама она явно не собиралась останавливаться, а готова была еще и еще раз возвращаться к "жертве Лили", "чарам самопожертвования" и прочим прелестям жизни. Казалось, еще немного, и Гарри поверит не только в магию любви, но и в Магию Gernumbli, и напоследок выдаст что-нибудь неординарное, пропев арию на русалочьем языке под аккомпанемент Бузинной палочки. От всех этих заумных откровений в шраме заныло и начало покалывать.

Впрочем, так просто заставить замолчать Великий Артефакт мог надеяться только такой наивный тип, как Гарри. Бузинная палочка, как ни в чем не бывало, продолжала бурчать свое: "Он пдосдо выдудил его жидь, пока жив сам. Мадчик сподобен дубидь, как никто ддугой! Этой его сиды не здает Вода..."

Тут уже Гарри, оставив всякое стеснение, с полным правом сжал кулак покрепче, пока не случилось большей беды.

- Даддо, Даддо, - пропыхтел из-под кулака Великий Артефакт, когда Гарри немного ослабил хватку, - я закончил вступительную часть. Мерлин великий! Полвека мечтал прочитать кому-нибудь лекцию о "великой силе любви". Не все же Великим Артефактам страдать...

- И часто вам страдать приходилось? - поинтересовался Гарри, вспоминая самого себя в довольно глупом виде, слушающего рассуждения Дамблдора о своей великой способности "любить вопреки всему, в том числе и здравому смыслу".

- Да как сказать... Как бы сказал поэт: "Он с мыслию этой ложился, он с мыслию этой вставал". Или, как сказано в писании: "И денно, и нощно, и ныне, и присно, и во веки веков... Аминь", - подняв кончик к небу, прошептал Великий Артефакт. - Право, лучше бы с Сибиллой Трелони под ручку в кабак, в нумера... По субботам, после турецкой бани. Только не делай вид, что сам все это слышишь в первый раз!

Нет, Гарри все это уже слышал однажды, но сейчас это звучало слишком тривиально, слишком приземлено, если не употреблять слово «глупо», упорно крутящееся на языке. Он даже не мог решить, смеяться ему или... не смеяться. С последним было проще: тупая ноющая боль в шраме нарастала, и игнорировать ее становилось уже трудно, хотя за последний год в какой-то мере привык.

Решив за лучшее все-таки постараться не обращать слишком много внимания на злосчастный шрам, юноша счел нужным поинтересоваться:
- Вы говорите о магии любви, как о каких-нибудь чарах Незримого расширения. По-моему, это просто... кощунство...

- Ты что? С Гремучей ивы упал? - тут же съязвил в ответ Великий Артефакт. - Как вообще можно ставить в один ряд какие-то там махинации с пятым измерением и "великую силу любви"! Если уж начистоту, то старик-то оказался прав в своих расчетах: твоя добровольная жертва помогла нейтрализовать заклинания Пожирателей, а толика жертвы твоей матери, взятая Сам-Знаешь-Кем в свое тело вместе с твоей кровью, сохранила тебе жизнь.

Об этом же самом на Кинг-Кроссе говорил Гарри Дамблдор, то есть о том, что ему удалось выжить во второй раз, потому что Волан-де-Морт не от большого ума надумал возродиться, используя кровь ненавистного Поттера. Но все-таки в устах Дамблдора это звучало более жизненно и куда менее цинично. Но, может быть, Гарри так показалось? Ему же не привелось, как Великому Артефакту, выслушивать хвалебную песнь "великой силе любви" каждый Божий вечер, на ночь глядя...

Гарри едва сдерживался, чтобы не задать Бузинной палочке вопрос, который просто не слезал с языка: "А вы, Великий Артефакт, вы почувствовали, что выбили из моей души нечто чужеродное, которое жило в ней почти семнадцать лет под ее защитой? Ведь вы-то должны были это почувствовать?"

- Вижу, что был прав, решив познакомиться с вами поближе: иногда вы начинаете рассуждать довольно здраво, молодой человек, - с иронией в голосе протянул Великий Артефакт, у которого была скверная привычка подслушивать мысли своих хозяев, что он, однако, отнюдь не считал своим недостатком. - Я в такие моменты готов совершенно серьезно советовать вам: махнуть рукой на карьеру Пожирателя Смерти и податься в мракоборцы... Ну, включите мозги! Вспомните же, наконец, что случилось на кладбище в ночь возрождения Темного Лорда!

- ПРИОРИ ИНКАНТАТЕМ! - почти прокричал Гарри, тщетно силясь понять, как можно быть таким дремучим дубом. - И тогда должны появиться тени... прежние жертвы волшебной палочки. Но ведь у меня нет палочки с сердцевиной, идентичной вашей!

В ответ Бузинная палочка только устало вздохнула, всем своим видом показывая, что Аврорат - это не для Избранного.
К счастью для Гарри, в разговор вступила палочка из виноградной лозы, которая, похоже, многому научилась у своей хозяйки. Она терпеливо начала объяснять, демонстрируя свои энциклопедические знания:

- "Приори Инкантатем" - это специальное заклинание, которое создает эффект обратного вызова заклинаний. Для применения этого несложного заклинания вполне годится любая палочка, если, разумеется, у ее хозяина хватит мозгов его применить. Только в том случае, когда в поединке встречаются две палочки-сестры с идентичной сердцевиной, одна из них заставляет другую выдать в обратном порядке проделанные заклинания непроизвольно. Говоря точнее, стихийно применяя тем самым упомянутое "Приори Инкантатем".

- То есть можно узнать не только то, что из палочки выскочила "Авада Кедавра", но и увидеть эхо случившегося события, то есть установить жертву? - задал свой вопрос Гарри, твердо решив прояснить для себя этот момент досконально, пусть даже после подобного глупого вопроса на его карьере мракоборца можно будет поставить большой крест. И все равно: лучше почувствовать себя дураком один раз, чем остаться им на всю жизнь.

- А как вы думаете, недостойный хозяин, - фыркнула в ответ Бузинная палочка, - каким образом в Министерстве совершенно точно догадались, что тройное убийство в доме Реддлов было совершено волшебной палочкой Морфина?

- А вы точно не... нечаянно... не послали смертельный луч в сторону Темного Лорда... с противоположного конца, - робко промямлил Гарри, вспоминая, как легко это получалось у сломанной волшебной палочки Рона. - Ну, отчего-то же Темный Лорд потерял сознание?

Вообще-то, зря он это сказал, потому как Великий Артефакт рассердился уже не на шутку.

- Я что, похож на инвалида? - сердито рявкнул он, негодующе сверкнув кончиком. - Я не больной, но даже если бы это было так, то, что это меняет?

Гарри не успел придумать в ответ ничего стоящего, тем более, острая боль в шраме, от которой уже отключилось как минимум полголовы, и здорово подташнивало, не давала возможность сосредоточиться. По глубоко укоренившейся привычке Гарри пытался, как мог, скрыть свое нездоровое состояние, но Бузинную палочку проблемы хозяина, похоже, нисколько не волновали.

Великий Артефакт вдруг сделался чрезвычайно задумчивым и начал торопливо бормотать:
- Пожалуй, еще ни одной волшебной палочке в истории Магического мира не удавалось вышибить вон сразу три души с одного раза... Слушай! А ведь и в самом деле - это небывалое волшебство... Неужели я оказался способен на такое? Нужно срочно проверить, сколько там было младенцев: один или два? Честно признаюсь: для меня - чем больше, тем лучше! Ну, ты же понимаешь - каждому хочется верить, что он способен на многое... А вообще, ДА... Я могу. Я, в самом деле - МОГУ!

С каждым новым предложением в голосе Великого Артефакта чувствовалась такая напыщенность и самодовольство, что Гарри, на правах полноправного хозяина, решил-таки немного сбить спесь с палочки, по его мнению, возомнившей о себе слишком много. Была еще одна причина – жгучая боль в шраме дергала за мозг, как будто кто-то пропускал через голову разряды электрического тока. Вывод напрашивался сам собой: пора было закруглять затянувшуюся беседу.

- Вам не кажется, уважаемый Великий Артефакт, что вы немного... г-мм... преувеличиваете, - с поистине героическими усилиями начал Гарри, вкладывая в свои слова как можно больше вежливости, с трудом уловив момент, когда его собеседник закончил одну хвалебную оду самому себе и еще не приступил к другой. - Осмелюсь вам напомнить, что согласно теории нашего великого учителя, кусок души Сами-Знаете-Кого жил В МОЕЙ ДУШЕ, под ее защитой. Так что, должен вас огорчить, вышибить этот ошметок из моего тела вы могли только вместе с моей собственной душой, для чего вполне хватило одной банальной Авады.

Гарри замолчал, вполне довольный мыслительной деятельностью своего черепа, сейчас, к несчастью, находящегося на стадии закипания. Удивительно, как он смог все так связно сказать?

Только Великий Артефакт, совершенно не придав никакого значения его словам и отмахнувшись от замечания хозяина, нетерпеливо пробубнил:
- Слушать надо больше старого мара... мага Альбуса Вулфрика. Тьфу, заговорился! – чертыхнулся Великий Артефакт, пояснив: - По традиции, волшебные палочки не могут дурно отзываться о своих прежних хозяевах. Считается, что это может повлиять на их магические способности. Вы свою бессмертную душу Избранного на Кинг-Кроссе хорошо осмотрели? Лобик трогали? Шрамик знаменитый ущупали?

Сказать было нечего, потому что шрам, действительно, на Кинг-Кроссе исчез с привычного места. А вот сейчас красовался на лбу и саднил жгучей болью с нарастающей силой. Лоб горел все сильнее с каждым лишним мгновеньем, в висках бухало, а приступы далекой, но бурной ярости приближались, становясь пространнее, отчетливее, объемнее.

- Ага! Молчишь! Возразить нечего? – нагло завопила Бузинная палочка, не желая принимать всерьез страдания хозяина, но, не забыв по привычке подсмотреть его мысли. - Сущности были разделены. Шрам был всего лишь на твоем теле, и этот огрызок, с позволения сказать, души, обитал где-нибудь в районе... Ну, не могу я сказать об этом месте вслух... при дамах...

Великий Артефакт замолчал с притворной стыдливостью, многозначительно скосившись на палочку из виноградной лозы.

Оценить добрый юмор Великого Артефакта Гарри не успел: от нового взрыва боли дневной свет в глазах померк окончательно, вечернее солнце внезапно исчезло, как и сама лесная поляна. Теперь взор упирался в каменную стену глубокого сырого подвала, тускло освещаемую каким-то подобием лампы, приютившейся под потолком.

Гарри с ненавистью оглядел мрачное помещение и, взмахнув палочкой, выпустил пару светящихся шаров. Они медленно выплыли из кончика волшебной палочки и послушно зависли над его головой, представив взгляду картину не для слабых духом.

Прямо под ногами, на грязном полу, в жутком месиве из собственной крови и рвотных фрагментов валялся человек, без сознания, с вывернутыми под неестественным углом ногами и руками. Повернув концом ботинка откинутую голову мужчины к себе, Гарри с отвращением вгляделся в его лицо.

Малфой старший оказался такой же жалкий слизняк, как и его никчемный сыночек, свалился замертво от первых же... упражнений. Аристократ... Всего-то поработали над правым глазом, покрутили суставами, похрустели костями... К чему слизняку кости? Верно, ни к чему. С мстительным наслаждением Гарри взмахнул палочкой: колдовство, как всегда, получилось образцовым. Но на это детское заклинание и старый добрый Тис способен.

Теперь можно отправить слизняка дражайшей женушке: пусть приводит в порядок. И побыстрее. Впереди еще столько работы! Гарри еще раз взмахнул палочкой, и тело человека исчезло, оставив после себя грязное мокрое пятно.

Жалкий слизняк больше не волновал Гарри, его внимание было приковано к Бузинной палочке, которую он нервно перебирал в руках. Эта палочка упорно не желает выдавать то, что он, непревзойденный великий волшебник, ждет от нее. Пока еще терпеливо ждет... Он умеет ждать...

Попробуем еще раз. Бузинная палочка взметнулась вверх, с громким, похожим на выстрел звуком из нее вылетела серебристая змея и, извиваясь, с силой ударилась о каменный пол.

Жалкий червяк! Земноводная плесень! И это прикажете считать за великое волшебство? Да его верный Тис... Убрать!

Волна омерзительной злобы и негодования подняла вверх бледную руку с паучьими пальцами, вцепившимися в гладкую поверхность дерева. Эта тварь... Она еще кое на что сгодится!

Змея взлетела вверх и, крутанувшись в спертом воздухе подземелья несколько раз, с силой влепилась в стену. С холодным удовлетворением Гарри наблюдал, как мокрое пятно медленно сползает по стене на пол, огибая выступы каменной кладки и оставляя за собой ошметки змеиной кожи.

Уже неплохо. Уже ближе к искусству.

- Серпенсортиа! – послал в воздух заклинание пронзительный нетерпеливый голос.

Гарри не узнал, «червяка» каких размеров удалось сотворить Великому Артефакту на этот раз. Невероятным усилием воли он все-таки смог оставить Волан-де-Морта наедине со своими «кроликами», и сейчас сидел на земле, содрогаясь от разрывающей виски боли, но, тем не менее, видел дневной свет и нервно дергающуюся в руках Бузинную палочку. Холодный безжалостный голос продолжал звучать в голове, но уже как будто издалека.

Шрам горел, дыхание срывалось, сердце учащенно билось, Гарри, ощущая себя «не там, не тут», а где-то между Волан-де-Мортом и лесной поляной, не сразу уловил, что Бузинная палочка увлеченно продолжает что-то бормотать вслух, себе под кончик.

- Так вот что имел в виду Альбус, говоря Северусу о том, что "связь между ними все крепнет, болезненно разрастается". И да, моему хозяину казалось, ну, иногда казалось, что "Гарри сам это подозревает"... Тогда, выходит, я действительно сотворил невозможное...

Что? Опять Круцио? Да кручу... кручу. Нужен срочный эксперимент! Сегодня, еще до полуночи, я должен почувствовать себя величайшим из всех Великих Артефактов, и даже Меч Годрика не сможет больше задирать при мне свой нос, хоть и подмазано под этим носом ядом василиска.

Да знаю, что ты крутой. Хорошо, самый крутой! А я круче. Подумаешь, Великий Темный Лорд! А я Великий Артефакт! Да хорошим мечом гоблинской работы даже тупоголовый эльф может раскроить череп твердокожему гиппогрифу. А ты попробуй убить словом! Одним словом сразу трех! Даже этому гордецу не удалось бы одним ударом разрубить и медальон, и змеюку. А мне удалось, и потому я самый великий... Не волнуйся, ты тоже, только отстань - мне сейчас не до тебя. Да... ДА! Быть мечом Годрика хорошо, а Великим Артефактом - лучше! Да, да, да! Я так ему и скажу!

Поистине, слава может вскружить голову даже Великому Артефакту! Хотя, как можно вскружить то, чего нет? Черт возьми, он болтал про какие-то извилины... А до великой победы еще две с лишним недели! А голова сейчас оторвется от шеи и взлетит в воздух...

Уже всерьез опасаясь за здоровье Бузинной палочки даже больше, чем за свое собственное, Гарри осторожно потрогал дерево около кончика. Самые худшие его опасения подтвердились: с палочкой было что-то не так. Не только ее кончик был раскален до предела, но и сама деревяшка была горячей, как уголек. Он настойчиво продолжал что-то бубнить себе под нос, но бормотание его было уже по большей части бессвязным и все больше походило на самый настоящий бред.

Совершенно не представляя себе, как лечат волшебные палочки от чрезмерного самомнения, Гарри беспомощно взирал на зарвавшуюся деревяшку, у которой явно съехала крыша. Кажется, сейчас самым лучшим выходом было - тихо положить ее в прохладное место и оставить на некоторое время в покое. Шрам тоже лучше не дергать... А у него в рюкзаке как раз лежат индюшачьи тушки, обработанные замораживающим заклинанием. Или нет, там она, чего доброго, простудится. Лучше просто попробовать завернуть ее во влажную прохладную тряпочку. Или лучше будет посоветоваться по этому поводу с Гермионой.

Наверное, это была правильная мысль, потому что палочка из виноградной лозы пропищала что-то одобрительное, слабо пошевелившись в кармане куртки.

Претворить планы в жизнь не удалось. Шрам вдруг вновь пронзила резкая сильная боль, совершенно невыносимая, какой до того не наблюдалось, а Бузинная палочка в его руке мелко задрожала, словно от лихорадки. В голове теснились невероятные магические формулы, о которых Гарри не имел ни малейшего понятия, но они, тем не менее, волнами выливались через правую руку, в которой он сжимал самую мощную в мире волшебную палочку, способную творить непревзойденную магию.

Стремительно вскочив на ноги, Гарри, совершенно неожиданно для себя вдруг бросился прочь от палатки. Что его заставило поступить именно так - сам Мерлин не дал бы ответа.

Все равно далеко убежать не удалось: шрам взорвался примерно через два десятка шагов, от неожиданности Гарри разжал пальцы и выпустил из рук разгоряченную Бузинную палочку. И вовремя. Она со стоном покатилась среди прелых прошлогодних листьев, неистово извергая из себя то золотистые искры, то клочья пены, то что-то ядовито-зеленое, подозрительно похожее на желчь.

Впрочем, сторонним наблюдателем процесса оставаться долго не пришлось. Боль в разлетающемся на куски черепе нарастала с каждой секундой, с каждым мгновеньем, и самое обидное, что среди клокочущей ярости, переполнявшей жалкие остатки души Волан-де-Морта невозможно было уловить ни единой мало-мальски связной мысли.

Гарри, отчаянно пытаясь удержаться в реальности, но вопреки своей воли поминутно проваливаясь в сознание своего врага, смог уловить лишь то, что вожделенная Бузинная палочка превратилась для величайшего темного мага в некую палку, которую ему нарочно вставили в...

Нет, не в колеса...


Глава 55. Новые приключения неуловимых.

13 апреля 1998 года, понедельник.

Умирать было не так больно. Да что там говорить: умирать, по сравнению с тем, что сейчас обрушилось на Гарри девятым валом и еще тремя четвертями вала, следующего за девятым - это же просто... - плюнуть и растереть!

Уже несколько раз вывернуло наизнанку. Уже расстался Гарри не только со съеденным часа два назад обедом, но и давным-давно съеденным завтраком, потому как было такое ощущение, что кишечник тоже выпотрошило. Когда начало рвать желчью, а потом и вовсе какой-то слизью, Гарри уверился, что это выходят из него завтраки, обеды и ужины из ближайшего будущего, потому что еще дня два... три... он ничего в рот не возьмет.

Кроме воды.

Воды...

По черепу сосредоточенно били кувалдой, и он неумолимо крошился от каждого удара и острые обломки костей все глубже и глубже впивались в мозг, застревая среди извилин, которые в свою очередь почему-то превратились в студень. Впрочем, котелок со студнем был подвешен на огне газовой горелки, он неумолимо нагревался, становился все горячее и горячее. Откуда-то снизу, с самого дна котелка поднимались вверх чудом уцелевшие там пузырьки воздуха, а это означало, что жидкость закипает... А дышать все труднее... И больнее... Воздуха все меньше.

От очередного удара котелок неловко повернулся, выплеснув очередную порцию кипящей в нем смолы прямо на руку скорчившегося в судорогах юноши. Очевидно, он ошибся: смола еще не закипела, потому что ожога кожа не почувствовала. Ну, что ж... Хоть какая-то ясность... Даже жаль немного, ведь тогда можно было бы отвлечься на другую боль. Тем более, в котелке осталось слишком мало... смолы... жидкости... воды...

Воды...
Если вся жидкость выкипит, то котелок неизбежно расплавится.
Но как же она сможет выкипеть, если еще даже не закипала?
А почему тогда все труднее становится схватить ртом убегающие пузырьки воздуха?
Стенки котелка размягчаются.
Скоро начнут плавиться.
Тогда уже будет неважно, сколько осталось в нем жидкости, потому что и сами стенки посудины превратятся в жидкость.
Скорей бы.
Сам знаю.
Надо добавить огоньку.
Лучше иглы дикообраза - это гарантированный взрыв котла.
У Невилла хорошо получалось и без игл...
Ну, знаешь, у каждого свои таланты!
А ты попробуй!
Надо сосредоточиться.
Считаю до трех. Медленно...
Р-раз... Д-два... Т-т-ри... Разрывай!

Есть!

Взорвавшийся котел выплеснулся из глаз горячими яркими разноцветными искрами, подобно волшебному фейерверку. Вечерний ветерок с готовностью подхватил в свои струи каждую искорку, и нежно обдувая ее со всех сторон, зорко следил за тем, чтобы ни одна из них не погасла. А для этого всего-то и нужно было - приток свежего воздуха!

- Дыши, ДЫШИ! - настойчиво советовал ему Ветерок, и с каждым новым вздохом самоотверженно наполнял ему легкие.

- А как же ты? Я тебя использую!

- За меня не беспокойся, - ласково отвечал Ветерок. - Я здесь для того и существую, чтобы помогать тебе дышать. У тебя уже очень хорошо получается. С каждой минутой все лучше. Еще немного ровнее, и ты сможешь глотнуть немного воды.

- Но котелок взорвался!

- Есть еще один, со свежей водой из родника, - ласково успокоил его Ветерок. - Она живая и прохладная. Ну, же, приоткрой губы!

Влага вливалась в рот тоненькой слабой струйкой и тут же бесследно исчезала среди глубоких трещин ссохшегося без воды тела. А тело жаждало влаги и вопило об этом каждой своей трещиной... раной...

- Еще... ЕЩЕ!

- Гарри, я просто боюсь, что ты захлебнешься, - с готовностью отозвался ветерок, - а потому буду наполнять тебя с ложечки.

- Так я все-таки котелок?

- Только если волшебный, - неохотно, со вздохом согласился ветерок, осторожно сдувая со лба слипшиеся от пота вихры и бережно опуская ему на горящий огнем шрам что-то прохладное и необычайно приятное.

Как котелок с такой ужасной трещиной в виде молнии вообще может что-то варить?

Лучше просто на время поместить его в прохладное место и оставить в покое. Главное: не передвигать и не поворачивать. Вот так уже значительно легче.

- Ты... волшебник.

- Это ты - волшебник! - совсем добродушно прошептал ветерок, - А я - волшебница.

- Так, значит ты не ветерок? А верту... Ветрушка?

- Угу, - обреченно согласилась Ветрушка, видимо, не желая спорить. - Только у меня есть имя. Ты не помнишь?

- Я его знаю?

- Гермиона, - прошелестела Ветрушка, играя прошлогодней листвой, и направилась в сторону, хрустя ломающимися веточками под своими легкими шагами.

- Не уходи...

- Я сейчас, - пообещала Ветрушка, - я на минуточку.

Гер-ми-о-на... Фея? Он ее, определенно, знал.

Нужно просто попытаться открыть глаза. Собственно, почему он до сих пор не пытался это сделать? Конечно же, ветерок увидеть нельзя. Ветерок соткан из прозрачного, умытого дождем воздуха, из дурманящих голову и дразнящих нос запахов цветущего весеннего леса, из легких капелек влаги, растворившихся и затерявшихся среди воздушных струй. Но ветерок... Ветрушку можно чувствовать. У нее умелые нежные руки и тихий голос, от которого веет надеждой.

Гер-ми-о-на... Надо открыть глаза...

Веки были непривычно тяжелые и приподнимались нехотя, медленно, скрипя каждой складочкой и жалея о каждой лишней реснице, прикрепленной к ним Создателем. Но как-то удалось осторожно сложить их в гармошку, и даже сдвинуть куда-то вверх. Свет хлынул в голову, разбежавшись по черепу цветными размытыми пятнами, по большей части красноватого оттенка. Потом на лицо упала чья-то тень. Кто-то громко вздохнул, от этого цветные пятна перегруппировались, словно разноцветные стеклышки в детском калейдоскопе, и прямо над глазами в воздухе повисла напряженная дрожащая кривая улыбка.

- Гарри, ты меня слышишь? – с отчаянием прошептала улыбка и тотчас исчезла совсем. - Ты... ты помнишь, где мы? Ты хоть что-нибудь соображаешь?

Надо отдать должное старательным мозгошмыгам, чудом оставшимся в живых: они трудились во всю, восстанавливая расплавленную память по кирпичикам. Уже спустя несколько секунд Гарри отчетливо вспомнил, что у девушки, склонившейся над ним самое красивое на свете имя - Гермиона. А уж дальше все вспоминалось совсем легко: ведь когда проясняется главное, все второстепенное выкристаллизовывается гораздо проще.

Это он – Гарри. Не Сама-Знаешь-Кто, не котелок. А она – Гермиона. Самая лучшая!

Вроде поверила, даже очки помогла надеть. Улыбаться, правда, больше не улыбнулась, глаза наполнились слезами. Гарри всей душой надеялся, что от радости – с ним ведь почти все в порядке, если не считать дикого головокружения и жгучей ноющей боли в горящем шраме.

Гермиона осторожно подложила ему под шею маленькую диванную подушечку, немного приподняв голову. Вяло оглядевшись, Гарри обнаружил, что лежит на земле, под каким-то кустом, а прямо над головой, слегка покачиваясь от ветра и потряхивая распустившимися сережками, зависли голые ветки. Странно. Что за куст? Откуда? Он ведь точно помнил, что совсем недавно, каким-то шестым чувством предвидя недоброе, рванул к противоположному краю поляны, лишь бы оказаться как можно дальше от палатки. И где, кстати, палатка? И сама поляна где?

- Ты что? Применила чары левитации? - спросил Гарри, еще раз осторожно поворачивая голову и оглядываясь. На другой стороне его потерянного сознания, соединенного с узким красноглазым черепом неведомыми доселе проявлениями магии, все еще продолжалась великая война с Белым светом, темным подвалом и волшебной палочкой с «того самого дерева, под которым все черти водятся», а потому резкие движения давались с трудом.

Гермиона утвердительно кивнула головой.

- А как же эльфы? Мы же договаривались не применять магию? И где все... маленькие, где мы? - встрепенулся Гарри, резко пытаясь приподняться на руках, но вынужден был пожалеть об этом в тот же миг: извилины трепануло так, что высекло в глазах красные слепящие искры. Правильно советовали в умной книге: неуравновешенность здорово калечит мозги.

Потрепанные извилины вновь спутались, сознание почти отключилось и тихо, неспешно отплыло в сторону. Дрожащая рука в поисках опоры судорожно ухватилась пару раз за зыбкий вечерний воздух, но потом, кажется, ей повезло: удалось поймать и вцепиться в запястье склонившейся над ним девушки.

Удержать на весу свое разом отяжелевшее тело уже не получилось: Гарри, теряя явственность сознания, рухнул на землю, увлекая Гермиону за собой.

Каскад ее густейших волос обрушился на него мягким шелковистым водопадом. Повеяло чем-то смолистым и хвойным, слегка горьковатым, но, наверное, так пахнут все лесные феи. Чудом уцелевшие мозги трусливо разбежались в стороны под натиском умопомрачительного, но такого животворного дурмана, а счастливый нос, полный восторга, почувствовав желанную свободу от надоевшего до «апчхи» контроля со стороны серого вещества, с радостью заблудился в густейших зарослях. Надо отдать должное: нос Избранного, такой же прямой и, в общем-то, честный, как и его хозяин, парень, не забывал усиленно делать свою работу. Всего нескольких глубоких вдохов хватило для того, чтобы помочь многострадальным мозгам - прочистить извилины от налипшей на них грязи.

Обе руки были заняты делом: одна так и продолжала сжимать запястье Гермионы, наотрез отказываясь выпустить на волю желанный приз. А вторая упиралась об землю, чтобы они оба не оказались совсем уж в горизонтальном положении.

Сколько прошло времени - совершенно невозможно было осмыслить. Собственно, соображать особо было нечем: мозги как таковые и обитающие в них мозгошмыги так и не вернулись на место, предпочитая прятаться за низменными инстинктами, справедливо рассудив, что с неразумных инстинктов спрос невелик. В случае чего, оправдаться будет проще... Но это «в случае чего» - потом, а сейчас... Да все великолепно сейчас!

Первым опомнился нос, потому что заросли волос начали подозрительно быстро редеть, и ему приходилось уже выискивать прядки волос, чтобы заполнить легкие хозяина живительным запахом. Вслед за носом пришлось двинуть голову, затем шею, плечи... В конце концов, для того, чтобы хоть что-то унюхать, пришлось перейти в сидячее положение и даже старательно вытягивать шею.

То, что он выглядит, мягко говоря, глуповато, Гарри заподозрил только после озабоченного вопроса Гермионы:
- Да что с твоим носом? Как-то странно он у тебя... Ты... ты как себя чувствуешь? Ты уверен, Гарри, что в тебя ничего не попало?

Отрезвили даже не сами вопросы, градом обрушившиеся на «несчастную жертву серьезных обстоятельств», а нешуточный тон ее голоса, в котором сквозила неприкрытая тревога, и не наблюдалось даже тени насмешливости. Наверное, он, Гарри, опять что-то учудил?

- Кажется, это я сам попал, - пробормотал Гарри, пытаясь, по мере возможности объяснить Гермионе очередной свой фокус, но слова выговаривались с трудом. Чтобы хоть как-то подбодрить подругу и, заодно, себя, деловито прибавил: – Как всегда по известному маршруту, в разум Сама-Знаешь-Кого.

Гарри искренне удивился, как это у него выходит, хоть и криво, но шутить. Не к месту, в общем-то. Инцидент, надо подозревать, случился не без помощи некоторых великих... – Мерлиновы кальсоны! - деятелей. Кстати, а где он, этот деятель?

Гарри только сейчас вспомнил про Бузинную палочку. Отведя свой пригорюнившийся нос как можно дальше от девушки, быстро спросил:
- Что с Великим Артефактом?

Неизвестно, что думала Гермиона о случившемся до последнего вопроса, но после упоминания о Великом Артефакте она посмотрела на Гарри очень странно, можно было даже сказать - подозрительно.

- Я имел в виду Бузинную палочку, - быстро поправился Гарри, честно попытавшись все объяснить в нескольких словах. - Мы с ней поближе познакомились, и она мне сказала, что ее, то есть, его зовут Великий Артефакт, потому что он считает себя мужчиной.

Гарри успел заметить, как быстро из глаз Гермионы испарились остатки влаги, на лице мгновенно проступила сосредоточенность, и уже секунду спустя девушка держала его руку и прощупывала пульс.

Все понятно: считает больным, причем на голову. Может быть, это и правда, но лишь отчасти. И причем здесь частота сердцебиения? Главное – стучит. Чем "раз-два-три" считать, могла бы лучше склониться пониже - ему бы, глядишь, стало совсем хорошо.

- Гермиона, это - правда! - воскликнул Гарри, справедливо возмущаясь ее неискоренимым неверием в невероятное и поведением, отвлеченным от истины. - Мы с ним разговорились, и он мне начал рассказывать о Певереллах, затем немного о себе, а потом мы с ним это... увлеклись... Ты не поверишь - это целая история!

По выражению лица Гермионы можно было точно сказать, что и у нее в запасе есть "целая история", которая способна потрясти воображение даже видавшего виды Избранного.

С удовлетворением убедившись, что сердце героя по-прежнему бьется (Серьезно сомневается, что ли?), Гермиона с нескрываемой тревогой наблюдала, как неисправимый Поттер всерьез собирается геройствовать дальше (Хотя он всего лишь пытается подняться на ноги). Что ж, придется наглядно продемонстрировать, что он способен не только втягивать в себя носом воздух, но и вполне твердо стоять на земле. Голова еще слегка кружиться, но это лишь слабые отголоски недавнего кошмара, бывало и похуже.

Гарри с недоумением огляделся по сторонам: знакомой опушки леса, на которой была разбита палатка, рядом не наблюдалось. Они вдвоем прятались среди довольно высоких раскидистых кустов лещины, а длинные тени, лениво растянувшиеся с запада на восток, красноречиво свидетельствовали, что закат уже близок.

- Может быть, ты мне все-таки скажешь, где все, где палатка? – нетерпеливо спросил Гарри. По привычке обшаривая карманы, он только что с ужасом обнаружил, что Бузинной палочки нет на месте.

- Палатка здесь, - ответила Гермиона, вытаскивая из кармана куртки неизменную бисерную сумочку и тут же запихивая ее обратно. – Эльфы должны ждать нас у ручья, среди деревьев. В приказном порядке попросила отходить тихо и, в случае чего, сматываться в дом Тонксов: Кикимер заверил, что хорошо знает туда дорогу. Надеюсь, что до крайнего случая все же не дойдет, но нам надо спешить, Гарри. Здесь нельзя больше оставаться! По уму, надо было бы сразу сматываться, но мне одной не по силам всех перетащить, а ты... ты совсем отключился.

- А наша поляна далеко? – решительно спросил Гарри, и уже по одной интонации было понятно, что никуда он не двинется, не увидев воочию, что же, в самом деле, произошло.

- Это важно, Гарри? – встревожено уточнила Гермиона.

- Важно, - устало проговорил Гарри, и на немой вопрос Гермионы сказал вслух то, о чем боялся думать, но что неумолимо нависало над ним, как острый меч палача: - Бузинная палочка осталась там, на поляне?

Гермиона смотрела на него с диким страхом, закусив губу и заметно побледнев.

- Так вот оно что..., - еле слышно пробормотала она.

Тратить драгоценное время на спор девушка, к счастью, не стала, а молча протянула другу Мантию-невидимку, которая, оказывается, держала наготове.

- На всякий случай, - шепнула она, накидывая Мантию-невидимку на плечи парню и пристраиваясь рядом с ним. – Пошли!

Она решительно повела Гарри к тому месту, где не так давно Бузинная палочка выпала из его рук. Шли молча, петляя среди деревьев, и вскоре остановились у края знакомой поляны, которая, однако, изменилась до неузнаваемости.

Посмотреть было на что! Молодая буковая поросль, теснящаяся у края поляны, тихо расступилась, и юноша с девушкой остановились в шаге от черной выжженной земли, которая теперь заполняла практически все пространство поляны и резко выделялась среди молодой весенней зелени, чудом сохранившейся за пределами огромного темного круга с неровными обгрызенными краями.

Гарри ошарашено осматривал место происшествия. В голову почему-то пришло странное сравнение – это не что иное, как место посадки инопланетного корабля. Он, определенно, видел нечто подобное в каком-то фантастическом фильме.

Трава внутри черного пространства была выжжена начисто, а земля как будто расплавлена. Самой Бузинной палочки нигде видно не было, но посреди обугленной черноты легко было заметить выразительную трещину, огромную, кривую, с парой изломов, тем самым напоминающую пресловутую молнию, уходящую глубоко в землю. Рядом с трещиной валялось нечто, поразительно похожее на его одежду: свитер, джинсы, кроссовки. Гарри невольно осмотрел себя: на нем было надето тоже самое.

- Туда нельзя, - прошипела Гермиона, крепко схватив друга за руку, когда тот дернулся к трещине. – Это, по всей видимости, какая-то жуткая Темная магия.

Несколько мгновений Гарри вглядывался в острые изгибы глубокого разлома, в черную выжженную землю, потом решительно развернулся и, не говоря больше ни слова, увлек дрожавшую, как осиновый лист на ветру, Гермиону назад, к буковым зарослям.

- Решительно не понимаю, как после такого сильного всплеска Темной магии сюда еще не явились блюстители порядка из Министерства? – обронил Гарри, едва успев наложить «Оглохни». Стало совершенно понятно, что вся их мелкая конспирация уже не имела смысла.

- Уже были, - произнесла Гермиона срывающимся от волнения голосом. – Двое, в темно-синих министерских мантиях. Мерлиновы кальсоны! – Гермиона не то вздохнула, не то ухмыльнулась, - Похоже, у них там настоящий кадровый голод, если на сильнейший всплеск Темной Магии посылают людей из Отдела магического хозяйства.

- И нас не заметили? – быстро спросил Гарри, без ложных угрызений совести прижимая к себе нервно дрожавшую девушку. Какой уж тут стыд, если обнимал свою спасительницу. – Как все это случилось?

Мир уменьшился в миллиарды раз, съежился и уместился под Мантией-невидимкой. Гермиона, тревожно оглянувшись по сторонам, начала торопливо рассказывать.

- Я собирала вещи, хотела все закончить пораньше... Как чувствовала! А потом стены палатки мелко задрожали, а крыша вдавилась, как будто палатку накрыло тяжелой волной, и воздух вроде как потемнел и сгустился... Такой ужас охватил! Я выскочила наружу. Трава, земля – все это даже не горело, а скорее плавилось. И ты на четвереньках чуть ли не в центре этого кошмара, и эта расползающаяся земля в двух шагах от тебя...
Я не знала, что делать, никогда не чувствовала себя настолько беспомощной. Стояла несколько секунд, как образцовая дура!

По-моему, едва успела что-то буркнуть Кикимеру насчет того, чтобы сидели тихо и были готовы сматываться, как в тот же миг раздались хлопки трансгрессии. Появились те двое в темно-синих мантиях. Меня они не видели – когда и как я успела натянуть на себя Мантию-невидимку, сама не знаю, наверное, еще до того, как выскочила из палатки. Но защитные заклинания снесло, как карточный домик ветром, и палатка, похоже, стояла прямо у них на виду.

Один из них уставился на наше убежище так, как будто не видел никогда, пришлось применить отвлекающий Конфундус и..., - от волнения на лице Гермионы выступили пунцовые пятна, голос дрогнул, - переключить внимание на тебя. Но честное слово, я совсем не ожидала такого эффекта! Первый что-то рявкнул второму, и тот, вопреки здравому смыслу, шагнул к трещине. Всего через пару шагов он буквально скорчился от боли и с диким стоном, ползком вернулся обратно.

Тот, что главный, заволновался, схватился за палочку, и, кажется, ему удалось привести того волшебника в чувство. Но они оба здесь не задержались, быстро трансгрессировали.

Гермиона не сказала ему и половины того, что ей пришлось пережить за несколько бесконечных минут, а он только и смог сделать, что крепче прижать ее к себе. Но по тому, с какой неловкостью она опустила глаза и спрятала лицо у него на груди, Гарри решил не задавать лишних вопросов.

- Надеюсь, с ними все будет в порядке, – тихо шепнул он. - А как же ты до меня добралась?

- Умею перемещать объемные предметы чарами левитации, - бесстрастно ответила Гермиона, подняв на него взгляд. – Но другого выхода не было, Гарри, - прибавила она устало и как-то обреченно. – Понимаешь, черту переступать нельзя!

- Да... Но... чары левитации с такого большого расстояния? – Гарри сначала изумленно уставился на девушку, потом окинул взглядом поляну: до злополучной трещины было никак не меньше двух десятков нехилых шагов. – Ты... волшебница.

- Сама не знаю, как это получилось? Повторить вряд ли смогу – не проси! - ответила Гермиона. – Но это ерунда и далеко не самое главное. Я почти уверена, что скоро сюда прибудут настоящие специалисты из Министерства. Наше счастье, что рабочий день кончился. Может уже и были... Хотя, я продублировала твою одежду, и она вроде до сих пор там лежит.

- Так что же ты тогда молчишь? – заносчиво переспросил Гарри, досадуя о потерянном времени. – Так, действовать надо быстро!

На взволнованном лице девушки читался исключительно страх и стремление оказаться подальше от этого проклятого места.

- Ты хочешь?.. – резко спросила она, бросая безумный взгляд на рваную черту, за которой, казалось, заканчивалось все живое.

- Хочу! - ответил Гарри таким решительным тоном, что она, мгновенно отставив в сторону свою отчаянную попытку что-либо умное возразить, лишь с силой выдохнула из себя воздух.

Бузинная палочка, несомненно, была там, на дне трещины. Гарри нисколько не сомневался и в том, что оставлять там палочку нельзя было ни в коем случае. Да и как он мог бросить Великий Артефакт в расщелине, если они, можно сказать, только-только стали друзьями!

Первое, что пришло в голову, было банальное "Ассио". Естественно, не подействовало. Естественно, это не удивило: да Великий Артефакт рассыпался бы в прах от досады, если бы откликнулся на "Ассио".

Что же здесь может сработать? Как еще можно поднять вверх Бузинную палочку?
Поднять? Поднять! Простое заклинание с первого курса, но для этого надо будет пересечь поляну и подойти к расщелине. Другого выхода Гарри не видел.

Гермиона бледнела на глазах, было понятно, что будь на то ее женская воля... Но, к счастью, его боевая подруга знала, когда не следует задавать лишних вопросов. Она лишь попыталась слабо протестовать, когда ее друг выскользнул из-под Мантии-невидимки, но Гарри твердо пресек все ее попытки.

- Ты должна видеть меня – это раз, помочь в случае чего – это два. В-третьих, Поттера нужно, во что бы то ни стало, брать живым, в отличие от какой-то там гр... Грейнджер!

Гарри изложил свои доводы на одном дыхании, четко и быстро, и у Гермионы не нашлось ничего, чтобы ему возразить.

- Извини, Гермиона, - твердо добавил Гарри в ответ на ее умоляющий взгляд - но это мое решение, и оно уже принято. Да не паникуй ты раньше времени: Сам-Знаешь-Кто не стал бы колдовать против себя любимого, я всего лишь воспроизводил его заклинания. А мы ведь с ним живем по Закону джунглей... Судя по твоему же рассказу, я уже был там, и как видишь, еще вполне живой. Может быть, повезет еще раз.

Кажется, Гермиона поняла, что имел в виду Гарри, и хоть губы ее по-прежнему дрожали, с лица сползла почти посмертная маска, и даже глаза немного просияли.

- Все, мне пора, - прошептал Гарри, подойдя к Гермионе и накидывая ей на голову капюшон отцовской Мантии. Не удержался, крепко обнял на прощание и чмокнул в щеку. – Будь умницей!

- Будь осторожен, Гарри! – шепнула девушка, но он поспешил отвернуться, чтобы она не успела разглядеть смущения на его лице, которое, как он хорошо чувствовал по горящим щекам и ушам, предательски покраснело. А ее щека – мокрая... Он почувствовал солоноватый привкус на губах.

Интуиция не подвела Избранного и на этот раз: на запретной территории чувствовал себя на редкость паршиво – каждый удар сердца отзывался болью в шраме, как будто кровь с силой прокачивали через голову - но до летального исхода было явно далековато.

Главное неудобство состояло в том, что для применения "Вингардиум Левиоса" требовалось направить заклинание непосредственно на предмет, а палочка на дне расщелины не подавала никаких признаков своего присутствия.

"Хоть бы огоньком посветил, что ли", - подумал Гарри, склонившись над расщелиной, но поскольку ничего так и не мигнуло из ее глубины, применил заклинание наугад, надеясь, что как-нибудь повезет.

Наугад не везло: через десяток минут из трещины были выужены десятка полтора камней, полусгнившая крышка от консервной банки, какой-то стеклянный флакончик непонятно от чего, но сейчас доверху забитый землей, и даже несколько маленьких дохлых лесных мышек. Потом и вовсе поднимал вверх комки обсыпавшейся почвы, густо переплетенные корнями. Напрасный труд! Ну, где же он... Великий Артефакт…

А что, если попробовать... Как тогда, на улице Магнолий, когда волшебная палочка выпала у него из рук, он в отчаянии применил «Люмос», и кончик палочки засветился.

Гарри отложил в сторону палочку Гермионы и, склонившись над расщелиной, упершись одной рукой о край земли и вытянув второю над бездной, прокричал самое простое волшебное заклинание, которое колдуны, как правило, и за волшебство не считали.

Он, как никогда, надеялся увидеть вспышку света из темной глубины, но все-таки не поверил своим глазам, когда понял, что у него все получилось. Следующим заклинанием были чары левитации, но огонек, дернувшись пару раз, так и остался на месте.

Что же с ним, Великим Артефактом, случилось? Ведь он точно там, внизу. Может быть, зацепился за что-нибудь?

"Экспеллиармус! - выкрикнул Гарри, вкладывая в заклинание свою надежду и горячее желание освободить своего нового друга от чего бы то ни было. - Вингардиум Левиоса!"

Между двумя заклинаниями не было даже секундного перерыва – Гарри боялся, что Великий артефакт упадет еще глубже. Но на этот раз, действительно, повезло: Бузинная палочка медленно выплыла из трещины и тихо опустилась на ладонь своего хозяина. Не веря своему счастью, Гарри рванул прочь от опасного места, в сторону буковых зарослей, к верной Гермионе.

До зеленой травы оставалось немного, когда громкие хлопки трансгрессии красноречиво дали понять: на поляне они с Гермионой уже не одни, а Министерство магии держит руку на пульсе. Черт! Ну что, в самом деле, стоило бюрократам чуть-чуть задержаться?

К досадному разочарованию Гарри министерские работники материализовались практически там же, где должна была находиться Гермиона под Мантией-невидимкой. Это было просто удачей, что ее все-таки не задели и не обнаружили. Прибывших было пятеро, и по резко бросавшимся в глаза дорогим черным мантиям, украшенным вышивкой разной степени щедрости, Гарри понял, что перед ним далеко не простые служащие второго порядка. А еще через мгновенье он с ужасом узнал одного из них – Яксли. Звероподобное лицо этого человека трудно было с кем-то спутать.

Глаза быстро скользнули по остальным спутникам Пожирателя смерти и невольно задержались на рыжей шевелюре и квадратных роговых очках одного из них: надо же, еще один знакомый тип – Персиваль Уизли, первый секретарь официального Министра Магии, Пия Толстоватого. Везет сегодня Избранному на старых знакомых...

Но разум был чист, как вечерний воздух после дождя, и голова соображала на редкость четко.
Поттер принадлежит Темному Лорду.
Убить его не посмеют.
Приблизиться к нему не смогут.
Заклятием с доброй полудюжины шагов в Избранного надо суметь попасть.
Единственной проблемой оставалась Гермиона: он не мог применять боевые заклинания из-за боязни нечаянно зацепить ее.

Его узнали. Тишину прорезал резкий крик Перси:
- Это Поттер! Убивать нельзя!

Яксли, измерив рыжего очкарика презрительным взглядом, процедил сквозь зубы:
- Вы сознаете, Уизли, кем пытаетесь командовать? Мне кажется, члену семьи предателей крови следует помолчать. Вы меня хорошо поняли?

Перси пролепетал в ответ что-то унизительно-раболепное, и, торопливо отвернувшись, натужно, но малоубедительно закашлялся. Остальные трое следили за перепалкой Яксли и Перси с нервным вниманием и молчаливым подобострастием, тем самым до тошноты напоминая собой преданных собак.

«Сейчас последует команда: ФАС!», – подумал Гарри, но тупо ждать нападения с опущенной палочкой не стал. Невербальное «Протего» перед собой он наложил еще во время разъяснительной беседы мистера Уизли и Пожирателя смерти, и сейчас задача состояла в одном - предупредить Гермиону. Впрочем, решение уже созрело.

- Да, я Поттер! – громко и четко выговаривая слова, произнес Гарри, надеясь, что Гермиона его услышит. – Советую не стоять на моем пути, потому как могу случайно задеть кого-нибудь из вас. А мне бы, право, этого не хотелось... Так что считаю до пяти, медленно: раз, два, три, четыре...

Счет Гарри закончить не успел: морда Яксли скривилась от злости, и первое заклятие полетело в сторону Избранного.

- Круцио! – взревел Пожиратель.

Пыточное проклятие бессильно разбилось о мощные щитовые чары, сотворенные Бузинной палочкой, и с неимоверным свистом отскочило назад, к производителю, глаза которого расширились от ужаса. Яксли подкинуло в воздух и он, корчась от боли, взревел, как раненое хищное животное, а его рев, многократно отразившись гулким эхом от многочисленных стволов деревьев, разлетелся далеко по лесу.

Пожиратель, упав на землю, подняться не смог: видимо качество «Круцио» в собственном исполнении было образцовым. Хорошо у Пожирателей поставлено с непростительными, грех жаловаться...

Гарри не успел придумать, что делать с остальными четырьмя министерскими деятелями. Один из них, внезапно вытянувшись и застыв, как деревянная кукла, свалился на траву, второй незамедлительно последовал примеру коллеги под неистовый вопль Гермионы, возникший непонятно откуда: «Петрификус тоталус!». Третий, нервно озираясь на визг, закладывающий уши, выхватив палочку и медленно пятясь назад, что-то бессвязно лепетал про опостылевшую службу, и «надо кормить семью». Оглушающее заклятие настигло его у ствола огромного дуба, но на этот раз Гарри отчетливо видел, что палочкой орудовал Перси, и проделывал это с мастерством лучшего ученика, сдавшего ЖАБА на «Превосходно».

Ну, конечно. Как же он забыл? Ведь Перси признался тогда, появившись в Выручай-комнате, что «это началось уже давно». Значит, не врал!

Поттер в несколько прыжков одолел расстояние до первых деревьев. Мистер Уизли уже хлопотал около одного из своих спутников, лежащих на земле, и по его затуманенному взгляду Гарри понял, что Перси использует «Забудь!».

Яксли слабо пошевелился, приподнявшись на руках, попытался встать, но Избранный не дал ему этой возможности.

- Отключись! – взревел Гарри, направляя в лицо Пожирателю струю красного света из Бузинной палочки. Мощный луч ослепил Яксли, злые звериные глаза, сверкнув, расползлись в стороны, и колдун, слабо дернувшись, потерял сознание.

Гермиона возникла словно бы ниоткуда, налетев на Гарри как вихрь и обхватив его за плечи трясущимися руками. Девушка все еще пряталась под Мантией-невидимкой, крупная дрожь сотрясала ее тело, она, похоже, не могла говорить связно от охватившего ее волнения и тупо повторяла: «Гарри, Гарри...».

Они не сразу заметили подошедшего к ним мистера Уизли, который теперь стоял совсем рядом и с немалым удивлением смотрел на них в упор.

- Поттер, мисс Грейнджер... Гарри, - требовательный голос Перси заставил Гермиону замолчать. – Не знаю, как заставить вас верить мне, но у нас мало времени, а я обязан вас предупредить. Сам-Знаешь-Кто две недели назад закончил свои заграничные дела и занялся делами Министерства...

- Не уничтожив Избранного? – перебил Гарри, широко округлив глаза и приподняв брови.

- Нет! – решительно запротестовал Перси, продолжая дальше уже более размеренным тоном большого начальника. – Я все-таки посоветовал бы вам не перебивать старшего по званию. Ты ему нужен, как никогда раньше, и он, к вашему сведению, знает, как вас разыскать. Министерство теперь круглосуточно отслеживает маскировочные чары по лесам и в сельской глуши, так что прошу: будьте осторожны. Сегодня можете колдовать без опаски – все приборы в Министерстве вышибло и заклинило от двух мощных всплесков Темной магии, случившихся практически одновременно. Разумеется, я надеюсь, что вы будите благоразумны...

- Второй выброс случился в поместье Малфоев? – счел нужным уточнить Гарри, перебив собеседника.

- Угадал, - неожиданно просто ответил Перси, оставив в стороне свою обычную напыщенность и витиеватый слог. – Поттер... Гарри, советую: валите из страны, пока живы... Игры закончились!

- Хорошо, - быстро согласился Гарри, не видя смысла спорить и тратить на это драгоценное время. – Спасибо за предупреждение, Перси.

- Где мой младший брат? – спросил Перси, оглядевшись. – Две недели назад его засекли в компании с вами...

- Он там, ждет нас... в условленном месте, - не моргнув глазом, соврала Гермиона. – Но вы правы, мистер Уизли, нам пора...

Гермиона уже готова была повернуться вокруг себя, чтобы трансгрессировать, когда Перси, явно немного смутившись, попросил:
- Постойте! А меня кто уложит здесь, рядом с остальными?

- Чего изволите, мистер Уизли: заклятие Памяти или «Отключись» будет достаточно? – произнес Гарри, делая шаг вперед и протягивая Перси свою руку для мужского рукопожатия. Чувствовал себя виноватым, что поздно сообразил обеспечить человеку алиби, поздно протянул руку.

- Да хотелось бы попробовать все, что есть в меню, - тяжело вздохнул Перси, сняв очки и протягивая их Поттеру. – Надеюсь, вас не затруднит? Напялите потом на бесчувственное тело... Боюсь, придется подать в отставку, и если эти разобьются... Ладно, это мелочи, а время спешит.

- Не переживай, Персиваль, - вставил Гарри, старательно копируя нравоучительную манеру мистера Уизли, - Мы сделаем из тебя храброго человека и славного борца за идеалы Темного Лорда.

Перси криво усмехнулся.

Мистером Уизли пришлось заняться Гермионе, потому что Великий Артефакт, странно дернувшись в руке, начал натужно хрипеть, но Гарри смог разобрать только "Агу... Агу...". Невольно бросив последний взгляд на безжизненную поляну, привычным движением потрогав саднящий шрам, Гарри поспешил заняться Бузинной палочкой: Мерлин знает, что этот великий деятель может еще сотворить?

"Агуаменти", - подсказала интуиция. Отойдя на всякий случай подальше, к старому трухлявому пню, Гарри прошептал заклинание, и с кончика Великого Артефакта полилась вода. Сначала почти черная, но постепенно она светлела, становилась прозрачнее, и вскоре стало понятно, что самое страшное позади.

- Да что б этот урод красноглазый поперхнулся своими Темными искусствами! - от всей души булькал Великий Артефакт, по-мужски поливая старый пень, возле которого хозяин делал ему промывание извилин. - Какой же идиот творит Темную магию в такой великой ярости, да еще с Великим Артефактом в руках! Впрочем, у него не руки, а щупальцы. Б-рр... Ты это... держи меня ровнее. Нет, еще не все!

Уже вылито было не меньше ведра воды вперемежку с крепкими словечками, рядом с которыми все, сказанное до сих пор не шло ни в какое сравнение, когда Великий Артефакт, наконец, выдал долгожданное: "Довольно!".

Гарри к его болтовне почти не прислушивался. После всего случившегося он с ужасом думал о том, что сама возможность их относительно удачных скитаний по лесам в течение долгих месяцев была оплачена смертью Грозного Глаза. Хладнокровный, циничный до жестокости план Дамблдора, но неужели полет «Семи Поттеров» нужен был для того, чтобы направить всю энергию Волан-де-Морта на поиски Бузинной палочки?

Что ж, в уме Дамблдору отказать трудно... Но как может человек вот так легко распоряжаться чужими жизнями? Ради того, чтобы Снейп смог защитить учеников в Хогвартсе – еще куда не шло... Но ведь зельевар сам умрет... будет на грани смерти из-за Бузинной палочки. Или дальнейшая судьба детей уже не волновала, уже был уверен, что все закончиться... Год назад, когда только планировал немилосердную эвакуацию Избранного из дома номер четыре на Тисовой улице, был уверен?

Ну, муть какая-то несусветная!

Попытался на секунду представить, что он, Гарри, должен решать, кому жить, а кем можно пожертвовать, и не смог - это было почти то же самое, что убить самому. Даже по глупости, как Седрика или Сириуса...

Но разве его сын будет когда-нибудь носить имя Альбус? Дурацкая идея... Уж лучше Персиваль, потому что Перси оказался человеком. Да будь Дамблдор еще хоть в десять раз умнее и прозорливее... Все равно он - человек жестокий. Только по счастливой случайности погиб один Грозный Глаз. И каким чудом они с Хагридом дотянули до дома Тонксов на разваливающемся мотоцикле? А с Перси он поздоровается в любом случае, мимо, как в том странном сне, не пройдет.

Обернувшись, Гарри заметил Гермиону в десятке шагов от себя, вид у нее был весьма нерешительный. Он был немного удивлен тем, что Гермиона до сих пор не подошла к нему близко, но в ту же секунду внимание вынуждено было вновь переключиться на Великий Артефакт, который в ответ на его мысли просто затрясся от хохота.

- Ну, скажи, как может приличная девушка подойти к парню, если по всем признакам он занят сугубо мужским делом? – хрипло процедил Артефакт с интонацией закоренелого циника.

Наверное, с годами циниками становятся не только люди, но и Великие Артефакты. Юмор у стариков немного такой... неприличный. А с другой стороны, кто знает, с кем за восемьсот лет приходилось иметь дело этой старой волшебной палочке?

Дамблдор в молодости, наверное, тоже был восторженным милым наивным юношей... Можно даже сказать: «Они были совсем молодые»... с Гриндервальдом... И строили планы, как захватить власть над маглами...

Ну, что за дикие мысли? Тьфу - и растереть!

*****
Уважаемые читатели, глава № 50 немного подправлена. Если есть желание, то можно ознакомиться.


Глава 56. Гарри Поттер и радость секса.

13 апреля 1998 года, понедельник.

Великий Артефакт неловко пошевелился в руке и уставился кончиком в лицо Поттера.

- Хозяин, ты о чем думаешь? – кончик Бузинной палочки недовольно скривился. - Вот о чем ты, недостойный хозяин, сейчас думаешь? Щас плюну и разотру, совсем думать нечем будет!

- А о чем, я, по-твоему, должен думать? - Избранному стало немного не по себе от такого откровенного неслабого напора.

- О мо-О-кром, - недовольно пробурчал Великий Артефакт, сильно растягивая слово на второй гласной букве. – Мы застряли на девяносто первой извилине, так что не отвлекайся, думай «Агуаменти» и не отвлекайся.

Мудро решив про себя, что затевать бессмысленный спор не время и не место, Гарри выбросил из головы посторонние мысли и сосредоточился на требуемом заклинании. Великий Артефакт мурлыкнул что-то неимоверно удовлетворенное и, глубоко довольный собой, с удвоенной энергией продолжил начатое дело.

Когда с кончика Бузинной палочки, по всем признакам, падали последние капли, Гарри все же вздохнул с облегчением, на что Великий Артефакт немедленно отреагировал.

- Не переживай! Своих не бью, своих уважаю.

- Да я, в принципе, не о себе беспокоюсь, - слегка смутившись, со всей возможной вежливостью и спокойствием ответил Гарри, хотя хулиганский характер Великого Артефакта откровенно тревожил. – Я как раз о чужих.

- Ты о министерских что ли? Так им сейчас не до этой поляны, - вдруг с истинным спокойствием в голосе прошипел Великий Артефакт. - И вообще, по сравнению с тем, что я..., то есть, красноглазый урод натворил в поместье Малфоев! Короче, здесь - это так, Совершенно Обычное Волшебство. Сокращенно – СОВ.

- А ты хоть соображал, что творил? - в свою очередь спросил его Гарри, тронутый рассуждениями об «обычном волшебстве».

- Ну, соображал... Но слабо! Кстати, творил ты, а я всего лишь проводник магической энергии, - нагло заявил Великий Артефакт, выдавливая из себя последние капли жидкости. – И, между прочим, мы все вместе всего лишь копали большую глубокую печальную могилу для Избранного, как раз в форме шрама...

- Да понял я, куда должен был провалиться! - ответил Гарри, "печально" потупив взор. - Но ведь я даже таких заклинаний не знаю!

- А за Сам-Знаешь-Кем не ты ли все думал слово в слово? - пробубнил Великий Артефакт с сарказмом. – А я на многое способен, в том числе и на то, чтобы ловить мысли хозяина на расстоянии, - добавил он с гордостью.

- Так что ж, выходит: я опасен, когда нахожусь в разуме Темного Лорда, - нетвердо забормотал Гарри, порядочно сконфузясь, - а уж если рядом с вами...

- А овладеть окклюменцией кто собирался на "раз-два-три"? - с вызовом заскрипел Великий Артефакт, но видимо уловив в мыслях хозяина, что тот уже готов его любимого засунуть куда-нибудь в дупло и оставить одного на веки вечные, сменил гнев на милость. - Не переживай: больше прецедентов на ближайшую неделю не будет. Я ж, как-никак, тоже второй раз проживаю этот месяц.

- Так что ж раньше-то не сказал? - спросил Гарри, уже шагая по направлению к Гермионе. - И уж коли в поместье Малфоев наш общий знакомый такой бедлам устроил, мог бы и предупредить, что нас ждет.

- Дык! - громко икнул в ответ Великий Артефакт. - А я, собственно, с какой целью и начал весь разговор?!

Так и не дойдя до Гермионы нескольких шагов, хозяин Великого Артефакта остановился, как вкопанный, уже в полном ступоре вслушиваясь в дальнейшее бурчание Бузинной палочки.

- После переворота в Министерстве, устроенного год назад гнилозубами, людей с извилинами в должном количестве осталось мало, можно сказать - считанные единицы. Все больше буйные. Так что боюсь, маглы сюда прибудут быстрее.

Если до этой минуты где-то в глубине души Гарри еще мог сомневаться, что будущее неизбежно, и при желании его нельзя изменить, то после признания Великого Артефакта всякие сомнения по этому поводу отпали, как пожелтевшие осенние листья. Будущее – это данность, с которой нужно смириться. Если не смириться, то хотя бы принять.

Перепуганных эльфов нашли в условленном месте и перетащили в Шотландию, выбрав для стоянки на небольшой островок посреди озера, окруженного голыми задумчивыми холмами.

Красное закатное солнце, слегка приплюснутое сверху вниз и потому чуть-чуть похожее на овал с расплывчатыми краями, уже касалось их вершин, и потому нужно было спешить с устройством. Привычно развернули и установили палатку, а Маскировочные чары Великий Артефакт вызвался устанавливать сам, выбрав хозяина в качестве ассистента.

Гарри был слегка другого мнения о том, кто кому заказывает музыку, но въедливый характер Бузинной палочки временами так напоминал характер Дамблдора – того сухого, нетерпящего возражений старика, каковым он становился, если собеседник имел неосторожность переступить некую незримую черту, заходя слишком далеко - что проще было помалкивать. Перевоспитывать, если это возможно, будем потом, сейчас будем сотрудничать.

Пожалеть о сотрудничестве было трудно, потому что вибрацию воздуха под действием защитных заклинаний, вырывающихся с кончика Бузинной палочки, можно было увидеть невооруженным взглядом, чего никогда раньше наблюдать не приходилось. Старательно обходя густые заросли вереска, сплошным ковром покрывающие островок, Гарри совершал круг за кругом, колдуя на глазах у изумленной Гермионы.

- Протего тоталум... Сальвио гексиа... Каве инимикум... Репелло маглетум..., - задумчиво повторил еще раз Великий Артефакт, когда Гарри остановился. - Какой занятный язык, древний и вечный, как сама магия... Кстати, ваше «Оглохни» совсем из другой оперы.

Гарри хотел было напомнить о том, кто является изобретателем этого полезного заклинания, но Артефакт, видимо уже позабыв про «Оглохни», опередил, недоуменно воскликнув:
- И это все?

Гарри в ответ пожал плечами: было совершенно не понятно, чего же хочет от него беспокойная палочка.

- Вы совершенно забыли про сигнальные заклинания, сэр, - учтиво напомнил Великий Артефакт.

Мысль о вредноскопе ушла так же быстро, как и пришла, всего лишь от одной скептической ухмылки Бузинной палочки.

- Он реагирует только на враждебные намерения, которые можно успешно скрыть при помощи банальной окклюменции, - ворчливо прошептал Великий Артефакт. – Слушай, хозяин, я что-то никак не уловлю правильную мысль: вы что, совсем без сигнальных заклинаний обходитесь?

Утвердительно кивнув головой в ответ, Гарри крепче сжал в руке палочку, с надеждой уставившись на Гермиону и ожидая от нее поддержки. Но она, в свою очередь, недоуменно смотрела на парня с зажатой в руке Бузинной палочкой и молчала.

- Ясненько..., - протяжно пропел Великий Артефакт мгновенье спустя. – Ой, дети, дети... молодежь... Что с вас, глупеньких, возьмешь? Хорошо, извилины есть, кое у кого... Гарри Поттер в этом списке не значится, можешь быть уверен. Держи крепче, Избранный, шагай строго по периметру острова и думай... Думай о великом и могучем Великом Артефакте! О том, что сам дурак, думать будешь после. Все, поехали!

Бузинная палочка нагрелась в руке и слегка задрожала, а Гарри пришлось подчиниться и старательно обойти весь островок по береговой линии. Впрочем, на этом Великий Артефакт не успокоился, а практически заставив Гарри трансгрессировать к настоящему берегу озера у края холмов, с явным удовольствием обошел вместе с хозяином озеро по кругу, шепча про себя какие-то формулы.

Назад к палатке вернулись, когда солнце уже совсем скрылось за холмами и небо окрасилось в серо-синий цвет. Гермиона выглядела обеспокоенной, ее одинокая фигурка неизменно маячила на островке, и Гарри несколько раз махал ей рукой с другого берега под недовольное ворчание Великого Артефакта.

- Ну, наконец-то, Гарри! – выдохнула Гермиона с явным нетерпением, едва Гарри пришел в себя от трансгрессии.

Она подскочила к нему стремительно, как пуля, обняв его за плечи обеими руками, Гарри пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы устоять на ногах. И отпустила раньше, чем тот вспомнил о том, что должны делать руки парня, машинально раскинутые в стороны для сохранения равновесия. Идти в наступление сам Гарри не мог – это было бы уже слишком... смело, что ли?

- Ты не будешь против, если мы, пока есть возможность, залезем в ванну? – робко предложила Гермиона. – Сначала я, потом ты... А потом поужинаем.

- Я не буду. В смысле, ужинать, - откликнулся Гарри, с нескрываемым ужасом думая о еде.

- Ну, ладно, - быстро согласилась Гермиона, едва задержавшись взглядом на страдальческой мине своего друга. – Тогда я пойду, хорошо?

- Вот и ладненько, - пробурчала Бузинная палочка вслед девочке, скрывшейся за пологом палатки. – Пусть плещется. А мы с тобой, хозяин, пойдем ловить рыбу. Ты рад?

- Ага, - со всей возможной в этом случае вежливостью заверил его Гарри. – А у меня есть выбор? – все же спросил он на всякий случай, решив уточнить для себя степень своей хозяйской свободы.

- Выбор, мой мальчик, есть всегда, - с истинно философской интонацией заметил Великий Артефакт. – В данном конкретном случае ты можешь радоваться или можешь, напротив, не радоваться...

- Но рыбу ловить придется, - уныло закончил Гарри, поняв, куда клонит великий деятель. – Я надеюсь, это не займет много времени?

- Понятия не имею, мой мальчик. Это, как говорится, вопрос к тебе, - настойчиво продолжал сводить с ума верный воспитанник Дамблдора. – Но мне кажется, мы обязаны предупредить даму в ванной комнате. Идем!

Гарри сам не знал, что именно заставляет его выслушивать «советы и предложения» Великого Артефакта. Внутри уже все подмывало на бунт, и только интуитивное осознание того, что с этим типом, во что бы то ни стало, нужно сохранить хорошие отношения хотя бы на ближайшие три недели, заставило забыть про усталость и послушно следовать, куда прикажут.

Подойдя к двери ванной комнаты и осторожно постучав, Гарри позвал подругу:
- Гермиона...

Что сделал Великий Артефакт, Гарри так и не удалось узнать достоверно даже спустя многие годы – тот так и не признался. Хотя, что тут было узнавать: проказник втихаря наколдовал «Сонорус», и имя подруги прозвучало, как горный обвал или удар грома средь ясного неба.

Спустя секунду Гермиона выскочила из ванной с палочкой в руке, но совершенно голая, даже без жалкого полотенца на бедрах, и капли воды, захваченные в плен и вырванные из ванны вместе с легкой душистой пеной, неторопливо стекали по мокрому телу, отражаясь в свете шарика света, выпущенного делюминатором.

От неожиданности Избранный с силой впечатался в противоположную стенку (стенка заметно прогнулась), Великий Артефакт смачно хихикнул, Поттер честно, с силой, зажмурил глаза.

Вечность прошла, прежде чем он услышал недоуменный тоненький голосок подруги:
- Гарри, ты... что-то хотел... сказать?
- Да, - промямлил Гарри, по-прежнему боясь открыть глаза. – То есть, нет... То есть, да...
Своих идей у него не было ни одной, и потому, когда в мозгах просвистела спасительная мысль, явно подкинутая великим комбинатором, Поттер ухватился за нее, как за победный золотой шарик с крылышками.

- Я хотел сказать, что хочу ловить рыбу, - тупо повторил Гарри то, что успело оформиться в голове. – Потому что на ужин нас должен ждать осетр...

- Осетр? – тихо повторила Гермиона очаровательно-издевательским тоном. – Ну-ну... Как же я могла забыть о визите сэра...

Послышался легкий шепот, в котором Гарри смутно узнал формулы превращений из трансфигурации, а через пару минут из темноты раздался взволнованный голос Гермионы:
- Гарри, глаза можно уже открыть.

Темнота медленно расползлась в стороны, и перед Гарри, словно из тумана, возникла девушка в легком розовом платье, спадающем до самого пола, и только босые ноги напоминали о том, что под платьем, возможно, больше ничего нет. Но отсутствие туфель на высоком каблуке говорило лишь о том, что эта красивая девочка находится не где-то там, на каком-то непонятном чужом празднике, а здесь, рядом с ним, можно сказать – дома.

Стоя с закрытыми глазами, Гарри отчаянно обдумывал, как вымолить прощение за свое (и не только свое) оголтелое хулиганство, но увидев перед собой Гермиону в розовом, мгновенно забыл обо всем. Выходка Великого Артефакта – ничто. Может, он привык так... мило шутить. По понедельникам, тринадцатого числа, в полнолуние.

- Это... - волшебство, - восторженно прошептал Гарри, не в силах отвести глаз от девушки.

- Это трансфигурация, Гарри, - с улыбкой уточнила Гермиона, кокетливо пожав плечами.

Наверное, это был самый романтический вечер в жизни Избранного. По правде сказать, первый его вечер в обществе девушки в длинном платье. Потому что Джинни... С Джинни вечеров не было, с Джинни они воровали жалкие часы между уроками и ужином, и она убегала в библиотеку готовиться к экзаменам. Потом экзамены отменили, и уже ничего не было.

Длинное розовое платье, правда, тоже куда-то исчезло всего через полчаса, уступив место привычной походной одежде, но это были уже мелочи, не стоившие большого сожаления. Просто так удобно, и вечерний воздух слишком холодный для босых ног.

Пресловутый осетр за ужином не появился, но пару огромных зубастых щук Великий Артефакт поймал на радость эльфам, практически не сходя с места. Еще переправили на остров сваленное недавним ураганом старое дерево, и даже распилили бревно на дрова. Шрам все еще покалывало, так как буря в душе Волан-де-Морта до сих пор не угасла, но если думать не о нем, а о Гермионе, об эльфах, о рыбалке, о шутках Великого Артефакта, то чихать он хотел, почему кому-то, Сами-Знаете-Кому, плохо, когда ему, Гарри, хорошо.

Упрямая Гермиона, несмотря на заверения Гарри, никак не могла поверить, что волшебные палочки могут разговаривать. Если в суперспособности Великого Артефакта она все-таки худо-бедно верила (в конце концов, заколдовал же Годрик свою Шляпу), то в наличии нечто подобного у своей собственной Виноградной палочки отказывалась верить наотрез.

- Гермиона, да я когда еще на втором курсе учился, сам слышал, как волшебная палочка Рона буркнула ему раздраженно: "Сам виноват!", - твердил Гарри, но подруга все равно уверяла, что, ни о чем подобном в книгах не упоминается.

- А почему тогда Рон ничего не слышал? - вопрошала Гермиона, глядя на друга со все увеличивающимся подозрением в присутствии у него здравого ума и твердой памяти.

Как же? Стал бы Рон рассказывать девчонке про то, как его отругала собственная волшебная палочка за собственное же неумение колдовать!

- Гарри, ну признайся: если бы Рон что-то такое услышал, - взмолилась Гермиона, закатив глаза к небу, - он непременно рассказал бы все мне, чтобы понять, что ему не послышалось, и что с головой у него все в порядке. Да и не рискнул бы он брать в руки палочку, которая мало того, что сломана, да еще и ругается.

В какой-то момент ослиное упорство Гермионы и ее тотальное неверие в чудеса начало доставать, а после упоминания о Роне откуда-то изнутри незримо поднялось раздражение - неосознанное, но совершенно непреодолимое. Причем на всех сразу: на Рона, на Гермиону, на себя самого, на волшебные палочки, которые, будто сговорившись, уперто молчали.

Голубки, блин! Живоглота на вас на всех нет!

Мгновенно выяснилось, что Гарри отличается от обычного раздраженного ревнивого типа тем, что испытывать подобные чувства ему совершенно противопоказано по состоянию здоровья. Шрам снова садануло резкой болью, голова закружилась. Видимо, лицо Гарри здорово побледнело, скривилось, так как бросив на друга встревоженный взгляд, Гермиона мгновенно оставила разговор о волшебных палочках и скрылась за пологом палатки.

- О-ох! Парень, намучаешься ты с ней, - "сочувственно" прохрипел Великий Артефакт, который до того усердно претворялся спящим и не проквакал, сволочь, ни звука, чтобы поддержать в споре своего хозяина. - У нее ж уши пергаментом заклеены, а из глаз гусиные перья торчат. Небось, пошла перечитывать "Историю Хогвартса", чтобы узнать, не было ли в истории Магомира прецедентов.

- Если бы ты ей сказал что-нибудь, - возразил Гарри, стараясь всеми силами сохранять спокойствие, - это был бы самый лучший прецедент из всех возможных прецедентов.

- Ой, сомневаюсь, - протяжно пропел Великий Артефакт, указывая своим кончиком на откинутый полог палатки.

Перед палаткой неподвижно застыла Гермиона с кружкой травяного чая в руках, а в ее глазах Гарри заметил странное трудноопределимое выражение. Это была какая-то смесь изумления и, отчасти, неверия своим ушам. Второе чувство, как казалось Гарри, ясно показывало главное - она все слышала!

Гарри посмотрел на подругу торжествующе, но она вдруг снова настойчиво поинтересовалась, "все ли с ним в порядке"?
В ответ на это Гарри решил-таки сам идти в наступление, и, в свою очередь, задал Гермионе каверзный вопрос:
- И что же со мной опять не так? Если судить по вашему впечатляющему взгляду, то мы тут вдвоем поем дуэтом арии на русалочьем языке.

Гермиона устало опустилась на свой раскладной стульчик и с обескураживающей честностью призналась:
- Вообще-то вы с... Великим Артефактом... По-очереди что-то насвистывали, и должна сказать, довольно мелодично.

Мерлин Великий! Певерелл родной! Наверное, никогда ему, Поттеру, не суждено стать обычным нормальным человеком!

Этим вечером уже сложившуюся традицию нарушили. Гермиона категорически настояла на том, чтобы ее друг доверил ночное дежурство ей, а сам отправился отдыхать, потому что "его потрепанный вид ей очень не нравится". Гарри просто вынужден был согласиться с выдвинутыми требованиями. Он уже давно заметил, что когда она вот так нервно покусывает нижнюю губку, и в голосе ее проскальзывают стальные нотки, спорить с ней бесполезно. Когда женщины вступают в магический союз со Святым Мунго, мужчинам, особенно бедным и больным, остается только покориться.

Жертва Гермионы оказалась напрасной: Гарри так и не удалось заснуть. Уже расплывались перед глазами образы белых пушистых овечек, когда вновь, как назло, постепенно стала нарастать боль в шраме. Боль была настойчивой, но терпимой, и потому Гарри, будучи не в силах побороть свое проклятое любопытство, отставил овец в сторону, последовав за Волан-де-Мортом. Очень хотелось самому увидеть, что же именно случилось в поместье.

Гарри шел по садовой дорожке, освещая себе путь волшебной палочкой. Под ногами равномерно похрустывал гравий, откуда-то из глубины парка слышалось журчание фонтана и плеск воды. Густые тисовые деревья, высаженные по обеим сторонам дорожки, тянули друг к другу корявые ветки. Казалось, их кроны смыкались над головой Гарри, и если бы деревья были увенчаны листьями, вряд ли он смог бы увидеть звезды.

Красивый загородный дом возник в конце тисовой аллеи внезапно. Слабый огонек мерцал в небольшом флигеле, расположенном чуть поодаль. Там раньше жили домашние эльфы, теперь сарай занимали Нарцисса со своим муженьком. "Наверное, сидит, делает примочки своему благоверному", - подумал Гарри, остановившись. Люциусу сегодня досталось, так что пусть поворкуют, голубки, пока он добрый.

Идти в дом не хотелось. Впервые за несколько последних дней ночь была ясной, безветренной. Гарри решительно развернулся и пошел на звук журчащей воды, прислушиваясь к неторопливому хрусту гравия под ногами.

Словно пойманная в силки птица, билась об стенки черепа навязчивая мысль: неужели Дамблдор его перехитрил? Неужели этот старикан, убитый верным Северусом по его приказу, смог-таки дотянуться до него через Бузинную палочку?

Мог ли Дамблдор предвидеть, что ОН попытается похитить Бузинную палочку из его гробницы против его воли? Мог.

Мог ли Дамблдор отдать распоряжение наложить на волшебную палочку проклятие, прекрасно зная, что ОН придет за ней в его гробницу, и ни белый мрамор, ни его собственный разлагающийся труп не станут для него препятствием? Мог.

Мог ли этот покойный параноик Аластор Грюм выполнить последнюю волю старика, озвученную его портретом в Хогвартсе? Да с великой радостью.

А он, величайший Темный колдун всех времен, попался на приманку, как последний акромантул!

ЧУШЬ! Кажется, у него тоже развивается паранойя. Не было на Бузинной палочке никакого Темного проклятия. Он бы определил наличие Темного проклятия, даже не коснувшись палочки. Недаром он полтора десятка лет гнул спину в "Горбине и Бэркесе", и сотни темномагических вещичек, прошедших через его руки, сделали из него величайшего специалиста в этих делах. Он распознал бы темномагическое проклятие, даже не прикасаясь к предмету. О том, что за палочку ухватился, как сопливый первокурсник, лучше сейчас не вспоминать...

Но как тогда объяснить то, что выдала сегодня эта чертова палочка? Неужели он стал суеверным? Говорят, у чистокровных тварей считается плохим знаком колдовать тринадцатого числа, если это чертово число выпадает на понедельник. Сегодня, то есть, уже вчера как раз был понедельник, тринадцатое апреля...

Как ни странно, Темный Лорд почувствовал некоторое облегчение: если проблема кроется в не сочетаемом для колдовства сочетании числа и дня недели, то все поправимо. Бузинная палочка с дьявольского куста будет на него работать! Он ее заставит работать на себя, даже если ему для этого придется отменить привычные дни недели. Ничего, он терпелив. Не может время обмануть того, у кого впереди вечность.

Так, будем рассуждать дальше. Версию о наличии Темного проклятия на Бузинной палочке стоит исключить, как несостоятельную. Что же еще можно ожидать от Дамблдора? О-о! От этого хитрого старика с пронзительным взглядом холодных голубых глаз можно ожидать всего. Том Реддл хорошо усвоил эту истину еще при первой встрече со "скромным" учителем трансфигурации. Одиннадцатилетнему сироте Тому было ясно показано, кто он есть: гнусный воришка и слабак, и потому должен сидеть тихо. Он и сидел тихо, пока отращивал зубы, шаг за шагом постигая Темные Искусства, по дюйму раздвигая границы магии до немыслимых пределов.

Что остается? Остается так называемая светлая магия. Дамблдор бы сказал - любовь...
Может ли быть заключено в Бузинной палочке светлое проклятие? Существуют ли, в принципе, подобные проклятия?
Кажется, после рокового Хеллоуина восемьдесят первого года ОН должен был уверовать в существование магии любви, которая-де намного сильнее Темных Искусств.

Какая такая "Великая сила любви"? Любовь самки, бросившейся защищать своего детеныша... Сколь величественно! Нагайна поступила бы также, спасая своих змеенышей. Он в тот роковой вечер совершил самую величайшую ошибку в своей жизни: ему нужно было сначала убить щенка, а потом уже рыжую суку. За ошибку пришлось заплатить дорого. Слишком дорого.

Мальчишка спасся, потому что мать пожертвовала своей жизнью... Что ж, это мощное средство против чар... При наличии выбора: жить или умереть... При отсутствии активного сопротивления со стороны жертвы... Как он мог забыть об этой древней магии, а ведь великий победитель Гриндервальда пару раз чесал языком в научных журналах, воспевая "древнюю магию любви". Давно, тогда он, великий Волан-де-Морт, еще носил гнусное имя - Том Реддл.

Ошибки больше нельзя повторить. Больше он никому не позволит умереть за Поттера. Паршивец придет к нему сам. При наличии подходящих заложников это несложно организовать. Жаль, семейка нищебродов Уизлей как сквозь землю провалилась. Ничего, жрать захотят - выползут и из-под земли...

Все, на что способен мальчишка - примитивные маскировочные чары, способные продержаться, самое многое, пару недель. А потом он гол, как весенняя жаба, и его возьмут тепленьким вместе с худосочной грязнокровкой и рыжим недоразумением. Паршивец Поттер сдохнет у них на глазах, и ни один пес больше не посмеет пожертвовать свою жизнь за мальчишку. Он, Волан-де-Морт, этого просто не допустит. Он даже не поддастся искушению самому найти Поттера, дабы не убить невзначай кого-нибудь из его обожателей. На ошибках учатся.

Все, кто готовы вывернуть себя наизнанку ради мальчишки - сдохнут. Но сдохнут после очкарика. Только бы эти олухи из Министерства не пропустили в очередной раз установку маскировочных чар. Ему не выбраться из страны, он приползет к нему на коленях, умоляя сохранить жизнь своим прихлебателям.

О! Он, Темный Лорд, будет "великодушен". Он даже не станет отбирать у "великого" Поттера волшебную палочку. Он даст ему возможность защищаться, дабы исключить саму возможность действия какой бы то ни было магии, кроме его собственной - Магии Темных Искусств.

Теперь он может себе позволить такую роскошь, теперь у него есть Бузинная палочка - самая мощная палочка в мире. И сегодня она это лишний раз доказала: контроллеры магических выбросов министерские крысы, пошли им Моргана в голову пару умных мозгошмыгов, приведут в порядок только к полудню. К сожалению, среди чистокровных идиотов слишком мало людей с мозгами. А такие ценные кадры, как Северус, и с Рукой славы не сыщешь в Министерских кабинетах.

При упоминании о Бузинной палочке Гарри, до сих пор отмерявший по саду неторопливые шаги, остановился. Бузина осталась в подземелье, там, где он обкатывал новую палочку на подопытном Лисе. Люциусу сегодня повезло - камеру, в которой он "служил великим Темным Искусствам", по мере своих скромных сил, разумеется, разворотило талантливо. Оставлять там Лиса больше не было смысла, и он великодушно разрешил женушке забрать муженька к себе. Чертова скользкая семейка! Еще не спят, огонек в их каморке до сих пор мерцает.

Гарри несколько долгих минут смотрел на светящееся в темноте окно, потом, словно приняв решение, позвал на змеином языке Нагайну. Длинное мускулистое тело змеи выползло из-за густых тисовых деревьев и медленно вскарабкалось к шее хозяина, обвив его мощными кольцами.

- Моя девочка, - протяжно прошептал Гарри на парселтанге, поглаживая змею по голове длинными паучьими пальцами. - Нагулялась? Что ж, идем домой. Сегодня у нас с тобой будет важное дело. Иди, родная, открой дверь в лисью нору и приведи сюда Нарциссу. Она мне нужна.

Появившаяся в дверях флигеля Нарцисса могла бы, наверное, поспорить с Темным Лордом, чья маска на лице белее. Она медленно шла к Повелителю, с трудом заставляя себя сделать очередной шаг. Нагайна сопровождала ее, двигаясь следом.

Парадные двери при приближении Темного Лорда распахнулись, будто сами собой, приветствуя истинного хозяина дома.

- В подземелья, - коротко скомандовал Гарри, пропустив вперед себя обеих самок.

Они спустились по винтовой лестнице намного ниже того уровня, на котором находилась камера Олливандера, к самому нижнему этажу подвала. Двери пыточной лаборатории натужно скрипели, медленно покачиваясь на одной петле. Еще на подходе к дверям камеры, прямо вдоль мрачного подвального коридора пролегла глубокая трещина, уходящая, как подозревал Гарри, далеко под землю. В самой камере земля разверзлась так, что в расщелину запросто можно было просунуть голову.

Никого из Министерских крыс, сбежавшихся на запах падали к этому дому, Темный Лорд и на порог не пустил. Он сам разберется со своей собственной магией, без тупоголовых помощников. Да, собственно, уже разобрался.

Вожделенная Бузинная палочка сиротливо лежала на полу, недалеко от расщелины. Волан-де-Морт не собирался переносить за порог камеры свое тело. Он не мог до конца объяснить это себе, но сейчас он боялся брать в руки палочку, которую как будто специально всучил ему старик Дамблдор. Протянул своей костлявой рукой из собственной гробницы... А сегодня деревяшка явно вышла из повиновения и... Не стоит о грустном.

Он должен ее как следует осмотреть, он должен понять, что же не так с этим орудием убийства? Так ли совершенен этот Жезл судьбы, как расписывают слухи? Но он не может рисковать свои телом, и потому он привел в подвал Нарциссу. Больше некого: Люциус сейчас ни на что не годен, а Беллатрисса слишком предана ему, Темному Лорду, чтобы ей рисковать. Темный Лорд умеет ценить по-настоящему преданных ему слуг. Кажется, миссис Малфой догадывается, что ее ждет. Уже трясется, в страхе округлив глаза, хотя спину держит непозволительно прямо. Аристократка...

В следующий момент Гарри почувствовал, как его сознание вместе с сознанием Волан-де-Морта отделилось от бледного змееподобного тела и... оказалось в теле насмерть перепуганной женщины. Ее ужас, ее страх Гарри чувствовал каждой клеточкой своего собственного тела, даже находясь за много миль от печально знаменитого поместья. Искалеченная душа Волан-де-Морта была мало с кем совместима, и невозможно было находится под влиянием разума Темного Лорда, не испытывая нестерпимой муки.

Душа Нарциссы трепыхала, как бабочка, стремящаяся вылететь на волю и бессильно бьющаяся о стекло, как животное, попавшее в силки и запутавшаяся в них. Он бы мог наложить на нее "Империо", но под действием этого заклинания разум человека отключается, какие бы то ни было мысли улетучиваются из головы. В том числе и страх. "Империо" дарит человеку блаженную способность безмятежно дремать и исполнять приказы, купаясь в волнах теплого прилива.

Волан-де-Морт любил овладевать другими телами: это давало ему невиданную власть над жертвой и величайшее удовольствие. Все его слуги прошли сквозь это состояние, и далеко ни по одному разу. Вот и сейчас его жалкая добыча обвита, связана по рукам и ногам самым великим темным магом волшебного мира, и она даже не может понять, где кончается ее тело и начинается тело ее хозяина. Поднимает глаза на своего красноглазого господина и с ужасом убеждается, что тот нисколько не забыл и про свое собственное змееподобное тело. Он в двух телах одновременно, и его волшебная палочка наставлена на нее. Избавления нет, и выход один - подчиниться.

Волан-де-Морт мысленно повел свою жертву через порог камеры, наклонил ее тело и заставил взять в руки Бузинную палочку. Женщина выполняла команды хозяина, не сопротивляясь, но волшебная палочка тряслась в ее руке, потому что дрожало все ее тело.

Нужно, для начала, попробовать несколько заклинаний, и начать с самых простых.

"А если попробовать подсказать? - со слабой надеждой подумал Гарри и постарался, что было сил, сосредоточиться на
"Агуаменти".

Да, "Агуаменти" - подойдет. Для начала. Чертова палочка чертыхается, как неисправный водопроводный кран. Но струя постепенно выровнялась и стала вполне похожа на обычную воду. Взмахом палочки сотворена кружка и наполнена водой.

"Пей!" - скомандовал Волан-де-Морт.

Женщина пьет, захлебываясь и давясь, с трудом проталкивая в горло глоток за глотком.

"Продолжим здесь или пойдем к твоему муженьку? Вместе, - ухмыльнулся Волан-де-Морт. - Мне думается, бедный Лис будет рад получить от своей любимой женушки пару удушающих объятий. До дрожи в коленках и усиленного сердцебиения. Ты ведь любишь своего никчемного белобрысого Лютика, жалкий "весенний цветочек"?"

Неужели он способен заставить несчастную женщину причинять боль собственному мужу? Способен. Он и не на то способен, а одна мысль о том, что он сейчас увидит ужас в глазах Люциуса, со страхом взирающего на любимую жену, приводит Темного Лорда в восторг.

"Думай о муже, Нарцисса! Думай о нем, что есть сил! Вспомни все самое хорошее, что было между вами, ведь вы же любите друг друга, - мысленно твердил Гарри, моля Всевышнего, чтобы миссис Малфой услышала его. - Темный Лорд не властен над теми, кто любит".

Кажется, она услышала. Или просто подчинилась собственной интуиции. Робко крадучись по закоулкам своих мыслей, Нарцисса смогла выпустить на волю счастливое воспоминание, и вот уже Гарри увидел себя одетым ночную сорочку из тончайшего батиста. Он превратился в Нарциссу, лет на десять моложе нынешней. Огромная двуспальняя кровать была расстелена для супругов и ждала их, горделиво выставляя напоказ вышитый на постельном белье родовой герб рода Малфоев.

Люциус в великолепном домашнем халате беззвучно вошел в полутемную спальню, держа в руках прозрачную хрустальную вазу, доверху наполненную фруктами. Он осторожно поставил ее на низкий резной столик и нетерпеливо, жадно привлек жену к себе.

Губы Люциуса оказались настойчивыми, но нежными. К счастью для Гарри, мистер Малфой не стал целовать жену слишком откровенно, по-мужски. Если бы такое случилось, Гарри вряд ли смог бы остаться в разуме Нарциссы: он и так чувствовал себя незваным зрителем интимной супружеской сцены. Но, к сожалению, он был здесь не третьим лишним, а четвертым. Оставить женщину наедине со своим красноглазым властителем сейчас казалось чуть ли не предательством.

Легко касаясь губами шеи жены и нашептывая ей что-то милое и несерьезное по поводу ее прически, Люциус, не теряя времени даром, расстегнул пару верхних пуговичек на ночной сорочке Нарциссы. Вдруг, словно передумав, он оставил сорочку жены в покое. Взяв в руку лежащую на столике волшебную палочку и наставив ее на женщину, прошептал: "Затмись".

На глаза Нарциссы легла невидимая повязка, и комната исчезла. В ту же минуту Гарри понял, что ее, а вместе с ней и его, усаживают на колени. Руки мужчины, настойчиво и ласково касающиеся талии жены и ее обнаженных плеч, наполняли тело женщины ощущением силы, надежности, защищенности. Наверное, это было именно то, что и у самых обычных людей, и у волшебников, и у бедных нищебродов, и у богатых аристократов называется нехитрым сочетанием слов: "Простое женское счастье". Ощущение радости зримо росло в душе Нарциссы с каждым новым поцелуем, и уже незваному красноглазому гостю становилось неуютно в ее теле.

Неожиданно Бузинная палочка в руках Нарциссы шевельнулась, женщина вдруг как-то странно переложила ее из руки в руку и ласково погладила по деревянной поверхности, как будто бы это была не совсем волшебная палочка. Великий Артефакт откликнулся на ее ласку и, слегка вздрогнув, прошептал: "Легилименс", направив бесцветный луч на женщину.

Все, что до этого было бесцветным и плоским, вдруг приобрело объем, наполнилось звуками и запахами. Из раскрытого окна был слышен плеск фонтана, благоухание ночных фиалок, легкий шелест ветра. Гарри уже не смог бы определить, где кончается его сознание и начинается разум Нарциссы, а о побеге из воспоминания женщины думать было поздно. Ему было хорошо, он тоже сжимал в руках какую-то палочку, и она казалась удивительно живой и подозрительно самостоятельной.

Вихрь радости закружил супругов в своих объятиях. Губы Люциуса что-то шептали, называя женщину своим "милым весенним цветочком", и без устали покрывали поцелуями каждый дюйм ее обнаженного тела. И женщина, дрожащая от счастья в объятиях мужа, дарила ему ответные ласки, которые с каждой минутой становились все более откровенными.

Для Поттера все закончилось резко, неожиданно. Волан-де-Морт вместе с Избранным со стоном вылетел из разума и тела своей жертвы, проклиная Малфоя-старшего, жену Малфоя и их белобрысого щенка и всю их чертову скользкую семейку. Тяжело дыша, он с ненавистью смотрел на женщину, которая имела наглость любить своего мужа и нисколько не стыдилась своей любви, запустив Повелителя в супружескую спальню.

Волан-де-Морт бросился к женщине и с силой выхватил у нее из рук Бузинную палочку, словно испугавшись, что женщина сейчас наставит ее на своего Повелителя. Но вряд ли Нарцисса думала об этом. Она, похоже, все еще находилась под властью своего счастливого наваждения, потому что, услышав приказ хозяина смотреть ему в глаза, вздрогнула, но голову не опустила.

Волан-де-Морт негодовал. Он ненавидел, кого бы то ни было, бросавшего ему вызов, а эта женщина только что бросила ему этот вызов прямо в лицо. Она защищалась как могла от его власти над собой, и, тысяча голодных дементоров на ее душу, она вынудила его оставить ее в покое. А он не привык отступать, и потому своенравная аристократка заслужила наказания. Смерти.

Смотрит прямо в глаза и не боится отвести взгляд. Ей нечего скрывать: она действительно любит своего мужа и сына. Ее семья - это ВСЕ для нее, и она скорее умрет за своих любимых мужчин, чем позволит кому бы то ни было, даже Повелителю, тронуть их хоть пальцем.

Она готова умереть за своего мужа... Она готова отдать свою жизнь за жизнь своего сына... "Пожалуйста, только не Гарри... Убейте лучше меня, меня..."

Волан-де-Морт, застонав, опустил волшебную палочку. К дементору под капюшон этих любящих женщин с их проклятым материнским инстинктом!

Ему ничего не стоит прикончить сейчас эту... шлюху, но как тогда потом быть со скользким другом Люциусом или с их никчемным белобрысым щенком? Урок, полученный в Годриковой Лощине, был слишком печален, а старший Малфой в последнее время слишком часто попадается под горячую руку. Она умрет, но умрет после мужа и сына. Так что пусть дышит и делает примочки своему муженьку. Пока есть время.

Мрачный коридор подвала, искалеченный вырвавшейся на свободу Темной магией, исчез из сознания, и Гарри почувствовал, что лежит на своей кровати в душной палатке. Кто-то заботливо укрывал его одеялом. Открыв глаза, он, даже в полутьме, по расплывчатому силуэту, узнал Гермиону. Рядом с ней стоял кто-то из эльфов, и по характерному осуждающему недовольному кряхтению Гарри скорее почувствовал, чем догадался, что это - Кикимер.

- Гарри, ты не спишь? С тобой все в порядке? - совсем тихо прошептала Гермиона, поправляя одеяло и старательно делая вид, что полностью занята этим нехитрым занятием. - Просто нам показалось, что ты был... немного не в себе...

- Немного... да..., - рассеянно пробормотал Гарри, постепенно приходя в себя, машинально напяливая очки и озираясь по сторонам. - А я что-то такое опять натворил?

Кикимер весьма многозначительно квакнул, как показалось Гарри, укоризненно скосив огромные выцветшие глаза на штаны Избранного, висящие на спинке кровати. Рядом с ними Кикимер демонстративно повесил еще и трусы героя Магического мира, собственноручно подобранные им с полу.

С похолодевшим сердцем Гарри пошарил у себя под одеялом: трусов на нем не было. Штанов тоже. А еще минуту назад не было и одеяла... И, судя по всему, простыни тоже испачкались...

В следующее мгновенье Гарри искренне пожалел, что он не в поместье Малфоев, не в подвале их дома и не может провалиться в глубокую расщелину, сотворенную Бузинной палочкой. А это было бы сейчас как нельзя кстати.


PS: сегодня аффтару исполняется ровно год. Сегодня, потому что год назад, в первый день отпуска аффтар быстренько навалял первую главу, и выложил на сайте через день, 31 июля. Так что, сегодня праздник у Русалки.


Глава 57. Вредные советы Великого Артефакта.

14 апреля 1998 года, вторник.

Не помня себя от стыда, Гарри что-то пролепетал, что-то промямлил, клятвенно заверив подругу и не в меру благовоспитанного домового эльфа, что с ним все в полном порядке, и он вполне дееспособен.

Ни о каком сне уже не могло быть и речи. Напялив на себя злосчастные трусы, облачившись в верные джинсы и чистую футболку, оставленную заботливой подругой поверх одеяла, Гарри дошел до озера, присел на корточки и плеснул в лицо ледяной водой. Стало немного легче.

Над молчаливыми холмами тихо, но неумолимо занимался рассвет. Солнца еще не было, но темно-синие краски неба на востоке уже поблекли, размылись и как будто выцвели. Гарри вновь и вновь черпал пригоршнями холодную воду и смывал с лица остатки сна, а вместе со сном и свое недавнее безумие. Он бы так и сидел тут, у воды, целую вечность, но островок был слишком мал - всего в десятке шагов от него дым от затухающего костра поднимался вертикально вверх – и там, у костра, его ждали.

Мысль о том, что дежурство Гермионы закончилось, что ей нужно отдыхать, показалась по-настоящему спасительной. Да, конечно – это отличный повод остаться в одиночестве на несколько часов. Нужно только как-нибудь решиться подойти к ней и напомнить об отдыхе. Легко сказать – решиться! Последний раз тщательно промыв глаза, водрузив очки на привычное место, Гарри поднялся на ноги и, уже не раздумывая лишнего, шагнул навстречу неизбежности. Ладно, здесь всего-то двести-триста дюймов, в его жизни случалось делать более отчаянные шаги.

Старательно напуская иллюзию, что всецело занят исключительно разглядыванием собственных башмаков, Гарри уверял девушку, что остаток ночи он как-нибудь подежурит сам. Сил, поднять глаза и посмотреть Гермионе в лицо, не было ни на кнат. Гарри лишь вздохнул с облегчением, когда она скрылась за пологом палатки, уведя за собой всех гревшихся у костра эльфов, включая самых маленьких.

Запоздалая усталая мысль: «Откуда здесь взялись эльфы и почему они не спят?» материализовалась в голове, пока провожал взглядом вереницу маленьких человечков, потряхивающих ушами в такт маленьких частых шажков. Шальная мысль, пролетев короткую дистанцию, со свистом вляпалась в тупиковый барьер. Только что, к еще большему ужасу Гарри выяснилось, что, собственно, "спал" лишь он один. Больше не спал никто, и, как подозревал Гарри, именно потому, что он "спал" без трусов.

Кажется, худшего позора в его жизни не случалось. В отчаянии Гарри осматривал заросли вереска в поисках чего-нибудь подходящего, но, как назло, на островке не наблюдалось ни единого стоящего деревца.

- Если задумал повеситься, то придется плыть на другой берег, - услышал Гарри бурчание Великого Артефакта из кармана куртки. - Но, не советую: вода, как сам хозяин изволил убедиться, ледяная. Нет, если ты очень хочешь, то, пожалуйста... Я, пожалуй, даже смогу снабдить тебя веревкой, правда, за качество в твоем авторском исполнении не ручаюсь, а потому даже рисковать не буду. Впрочем, у тебя есть шанс уговорить Виноградинку...

Виноградная палочка надменно и недвусмысленно хихикнула, слегка высунувшись из кармана и подразнив кончиком героя-недоучку, а затем вновь утонула в глубине кармана, продолжая тихо посмеиваться и похоронив тем самым все робкие надежды Избранного на помощь и сочувствие.

- Ясно дело – не везет! – озвучил общую мысль Великий Артефакт. - Но верная подруга, если попросишь, обеспечит тебя сим необходимым атрибутом, а мыло получишь у завхоза.

- И кто это, интересно, у нас завхоз? - съехидничал в ответ Гарри. От таких, уже совершенно неприкрытых издевок, тянуло на мятеж: кто-то в безумном отчаянии предается мыслям о смерти, а кому-то, по укоренившейся бесстыдной привычке, забавно и смешно.

- Как кто? Кикимер, естественно, - слегка зевнув, ответил Великий Артефакт. - Он еще на той поляне наложил лапу на рюкзак с продуктами и выдает Сэрре только в обмен на письменные запросы. А еще недавно тут ходил, стонал, что у него из рюкзака украли целых три конфеты. Он пересчитывал.

- Бюрократ пучеглазый, - в сердцах прошептал Гарри, вспомнив про воскресный теплый вечер с чаем и конфетами. Счастье лежало на ладони всего сутки назад! Вешаться почему-то расхотелось совершенно.

Великий Артефакт сразу уловил перемену настроения хозяина и ободряюще присвистнул:
- Да что ты съежился так, будто не парень совсем? Да со всеми джентльменами такое случается. Даже с Дамблдором случалось. Раньше, правда, чаще... Ну, когда малость помоложе был... А мог ведь, старый поп..., я хотел сказать, попугай, к Трелони в башню смотаться у Фоукса на хвосте. Чай с лимоном, лимонные дольки на серебряном блюдечке... Что-нибудь полезное, глядишь, услышал бы...

Про Сибиллу Трелони Великий Артефакт зря старался рассказывать – Гарри почти не слушал. Свои проблемы с физиологией не давали покоя: уши горели от стыда, а душу, напротив, сковывал холод страха. Рассуждения Бузинной палочки о том, что де "все джентльмены делают это", мягко говоря, не радовали. Ну, делают. Но так, чтобы никто не видел! А ему-то как теперь смотреть, даже не в глаза Гермионе (об этом Гарри уже и не мечтал), а просто - как теперь на нее смотреть? Стыд-то, какой!

- Слушай, хозяин, - пропел Великий Артефакт с искренним недоумением. Гарри уловил, что издевательские нотки почти исчезли из его тона, уступив место состраданию. - Я что-то не понял: ты у нас герой или мальчик со шрамом? Что ты закипятился-то как... Слова нужного твоим страхам не найти, честное слово! Ну, виноват. Неудобно, когда одеяло на пол сваливается... Да мы с тобой, можно сказать, только что очередной подвиг совершили, а ты заладил, как неволшебный попугай: "Позор, позор Гарри Поттеру!". Надо просто ей все рассказать, а уж она, поверь мне, оценит и простит.

Здесь Великий Артефакт остановился, подмигнул и тихо прошептал хозяину в ухо:
- И, по-моему, уже оценила...

- Что оценила? - не понял Гарри. В полном отчаянии он приложил к раскаленным ушам прохладные ладони, вымытые в холодной воде горного озера, но они продолжали гореть, как будто их нарочно прищемили печной дверцей.

- Потенциальные физиологические возможности героя, - удовлетворенно заметил Великий Артефакт, хитровато сверкнув кончиком. Виноградная палочка, не стерпевши, хихикнула, но к счастью, довольно сдержанно.

- Впрочем, тебе, чувствую, не понять, - махнув кончиком на своего стыдливого хозяина, подвел черту Великий Артефакт, - а потому закрываем эту тему, открываем новую. Что будем делать с соперником?

Что они от него хотят? Что ему, в самом-то деле, Рона предать, четвертовать, сунуть нож в спину? О таких, поистине, "замечательных" перспективах Гарри даже думать не стал, ограничившись коротким замечанием:
- Гермиона его любит. Я имею в виду Рона.

Неожиданно Виноградная палочка робко подала свой тоненький голосок:
- Простите, молодой человек, а с чего это вдруг у вас такая уверенность? Вы ее об этом спрашивали?

Ну, конечно... Этого еще хватало - пойти к Гермионе и спросить: любит ли она сэра Рональда Уизли или нет? А если любит, то как: до гроба, или только до эпилога?

Да Рону стоило только заикнуться об эвакуации бесценных эльфов, как у нее ценный клык василиска из рук выпал и, что самое обидное, логический аппарат в голове напрочь отказал. Ну, скажите, зачем эльфов специально эвакуировать из Хогвартса? Да они сами со своими замечательными возможностями кого хочешь эвакуируют, в смысле, с собой прихватят. Да ясен тут диагноз – любовь.

Вслух Гарри даже объяснять ничего не стал: кто умный, тот и так все поймет.

- А кто дурак, тому надо утопиться в отчаянии от несчастной любви, - с великой скорбью пробормотал Великий Артефакт, скосившись на хозяина и хитро подмигнув Виноградной палочке.

Виноградная палочка снова хихикнула и быстро спрятала кончик в глубине кармана.

Определенно, эти "себе на уме" деревяшки над ним издеваются... Над героем! Несчастным героем. Герой должен был умереть, как герой, а не выслушивать тут... всяких...

- Короче, так, - заговорил Великий Артефакт подчеркнуто деловым тоном. - Прыжки в воду отменяются, самоказнь через повешенье тоже. Предлагаю самый простой способ: превратить соперника в рыжего верзилу. Сделать рожу поглупее, веснушек побольше, нос покартофельнее, кулаки покрепче и характер позадиристее. Этакий рубаха-парень из большой деревни. Всю любовь к такому «овощу» как рукой снимет, даю слово.

- Угу, - скупо откликнулся Гарри. - Только можешь не трудиться: сэр Рональд Уизли и без нашей с тобой помощи - рыжий высокий парень с крепкими кулаками, и за Гермиону свою готов любому шею свернуть.

- Да... Ну, надо же, - задумчиво покачал кончиком Великий Артефакт. - Не знал... Слушай, тогда нужно уменьшить ему количество мозговых извилин до трех с половиной. Я как раз знаю одно хорошее заклинание, называется Помрачающее...

- Да, у Рона этих извилин как раз не больно-то и много, - прервал Гарри великие планы Бузинной палочки. Не то чтобы он считал Рона балбесом. Как в принципе можно считать дураком человека, который регулярно обыгрывает тебя в шахматы? Просто, во-первых, экспериментов над собой Рон явно не заслуживал, даже от Великого Артефакта, а, во-вторых, Рон и с тремя извилинами стоил пары-тройки некоторых умников. Не все в жизни измеряется количеством прочитанных параграфов, или рулеткой, как, например, пергамент с написанным эссе по истории магии.

- Тогда надо... Надо обработать сэра Рональда Уизли "Конфундусом" и наделить "маленькими человеческими слабостями", - упорно продолжал строить планы Великий Артефакт. - Лень, зависть, жажда славы, обжорство, наконец... Она посмотрит на него двумя глазами и поймет, что такого ей не прокормить...

- Да она уже давным-давно разглядела сэра Рональда Уизли, и давным-давно знает, что он не ангел, а самый обыкновенный парень: немного лентяй, немного обжора, и очень хочет увидеть себя в "зените славы", - откровенно смеясь над "мудрыми" планами Великого Артефакта, ответил Гарри. - Но это ничуть не мешает ЕЙ любить своего несовершенного во всех отношениях Рона.

- Погоди, погоди, - не унимался Великий Артефакт, судя по растерянной интонации голоса уже явно сбитый с толку, - а что ж она в нем нашла-то?

- О-ох! - обреченно выдохнул Гарри. - Прямо даже не знаю, что тебе ответить... Понимаешь, с ним просто весело. Рон может каждую минуту отмачивать такие шутки, от которых жизнь приобретает правильную окраску. Я так не могу. Да что там говорить, - Гарри махнул рукой, - со мной всегда одни неприятности!

Великий Артефакт уже всерьез призадумался, потом, спустя несколько долгих минут, уточнил:
- А этот... сэр Рональд случайно не родственник некоего дядюшки Биллиуса Уизли, тоже рыжего, кстати. Я этого старичка видел, гуляя с Дамблдором на одной свадьбе, мистера Артура Уизли и мисс Прюитт, кажется. Ты не представляешь, что вытворял старый развратник: взобрался на танцевальный настил, задрал подол мантии и давай вытаскивать букеты цветов прямо из-под... Хотя обычно мальчикам не советуют застегивать ширинку при помощи волшебной палочки.

- Вот как раз Рон и есть младший сын этих самых мистера Артура и миссис Уизли, - с готовностью ответил Гарри.

- Надо же... Как быстро время летит, - протянул Великий Артефакт задумчиво. - Вроде только вчера на свадьбе гуляли с Дамблдором... Да, хозяин, плохи твои дела! Супротив рыжих... – дело дрянь. Но тебя, как героя, должно радовать, что соперник – стоящий парень.

- Угу, радуюсь я, - грустно подтвердил Гарри, которому после своих «шуточек» получасовой давности явно ничего уже не светило на любовном фронте, так что оставалось только радоваться за тех, кому повезло больше. - Да она даже кота себе завела такого же рыжего, как Рон, и такого же, кстати, жуткого обжору. Зовут Живоглот.

Великий Артефакт снова замолчал, тупо уставившись кончиком в небо, как будто разглядывая поросшие травой вершины вечных холмов, над которыми уже взошло красноватое солнце.

- Слушай, может быть, я что-то не понимаю в женщинах, - не спеша начал говорить Великий Артефакт, - но, по-моему, у тебя с чувством юмора полный порядок. Ну, наберись храбрости, подойди к ней, скажи, что так, мол, и так... Типа, люблю тебя давно и безнадежно...

- Не поверит, - разочаровал его Гарри, - потому что всего две недели назад я нечаянно назвал ее "своим парнем". Она даже обиделась немного. Так что...

Гарри развел руками, желая показать этим жестом, что мифический поезд счастья ушел, растворившись в клубах белого тумана с таинственной станции Кинг-Кросс, и помахал на прощание последним вагончиком.

- Ну, ладно, убедил, - вяло согласился Великий Артефакт. - Рон любит твою Гермиону, Гермиона любит своего, далеко не ангела, Рона. Хотя по мне - она просто самомазахистка. Но ты-то где был? Какого обвислого Мерлина ушами хлопал? Только не говори, пожалуйста, что только неделю назад разглядел, какая она замечательная девушка! Симпатичная, умная, а главное, сердце у нее из золота, а душа затмит своей красотой любую вейлу.

Гарри молчал. Не так-то легко было найти ответ, почему ты был слеп, как последний... дурак, короче. Даром, что со шрамом.

Перед глазами возникла маленькая лохматая девочка с крупными передними зубами, что делает ее немного похожей на бурундука. Губы ее дрожат, и она готова разреветься, но она не плачет, потому что не время. Побледнев, она бросается к маленькому худенькому мальчику и крепко, что есть сил в ее перепачканных чернилами руках, обнимает его. По отчаянию, прорывающемуся сквозь слова, адресованные мальчику, ясно, что она прощается навсегда. Даже не верится, что всего несколько минут назад она с ясной головой и холодной логикой решала задачу с ядами "перед лицом пламени".

А вот они с Гермионой летят на гиппогрифе, и Гермиона, вцепившись в Гарри, испуганно что-то шепчет. Она отчаянно боится высоты, боится не то что на гиппогрифе летать, а даже на обыкновенной метле, но она летит с ним спасать Сириуса. Первое их путешествие в прошлое, три часа жизни, прожитые вместе дважды.

Заговорил Гарри совершенно неожиданно для себя, и слова стали рождаться в голове сами по себе. Краем глаза он заметил, как Виноградная палочка от любопытства высунула кончик из кармана, но это его не остановило: Гермиона все равно не понимает языка волшебных палочек и не сможет ничего узнать от нее. Так что пусть Виноградинка слушает печальную повесть о несостоявшейся любви шрамоголового идиота к самой лучшей на свете девочке.

- Собственно, до начала четвертого курса и рассказывать нечего. Мы просто дружили, и, если честно, я не особо задумывался, что Гермиона - девочка. Гермиона была лучшим другом, хотя я тогда искренне считал, что с Роном проводить время гораздо интереснее. Гермиона - она была слишком правильная, для нее учеба - это святое, а единственным школьным предметом, к которому лежала моя легкомысленная душа, был квиддвич.

А потом Кубок Огня выплюнул пергамент с моим именем, и пошло-поехало... Даже не представляю, что было бы со мной, если бы не она? Никто ведь не разговаривал со мной, даже Рон! Она одна не сомневалась ни секунды, что я не подходил к Кубку, и всего за пару дней я, с ее помощью, овладел призывающими чарами. Потом, к слову, "Ассио" спасло мне жизнь, когда я призвал несчастный Кубок к себе, удирая от Сам-Знаешь-Кого на кладбище.

Мне нужно было пригласить Гермиону на Святочный бал. Тогда Рон был безумно далек от любви к ней, настолько далек, что был совершенно уверен: Гермиона останется без кавалера. Где она его, воздыхателя, найдет? В библиотеке, что ли?

Но я, во-первых, смотрел тогда совсем в другую сторону, на Чжоу. Уйму времени потратил, когда, наконец, набравшись храбрости, подошел к красавице из Когтеврана. Самое смешное, что даже как-то особенно и не удивился, получив ответ, что она уже давно приглашена, и, соответственно, отказ. Но подойти с приглашением к Гермионе даже мысли не возникло: слишком много к тому времени говорили о нас. Все из-за дурацких статей Риты Скитер в "Ежедневном Пророке". "Гарри Поттер - мальчик необыкновенный..." Тьфу!

Гарри и в самом деле сплюнул в заросли вереска, подходившие к берегу озера, и замолчал, уставившись вдаль, где над вершинами холмов, словно бы зацепившись за них, висели рваные клочья облаков.

- Помню, помню, - подтвердил Великий Артефакт. - Дамблдор что-то цитировал вслух по этому поводу: "В Хогвартсе Гарри встретил свою любовь. Гарри всюду появляется в обществе Гермионы Грэйнджер, сногсшибательной красавицы-маглы".

- Да не была она тогда никакой красавицей! - воскликнул Гарри. - И это еще больше всех злило: надо же, мисс Бурундук вместе с самым "блестящим", в некоторых местах, наверное, учеником Хогвартса. А мне бы тогда поучиться у нее выдержке, потому что сам я то и дело срывался на невинных людях: в каждой фразе, сказанной в мой адрес, невольно ловил насмешку. А она с достоинством расправляла плечики и, гордо подняв голову, будто не слыша, проходила мимо, и мы шли с ней отрабатывать призывающие чары. Меня просто восхищала ее гордо поднятая голова, но на бал я ее, дурак, не пригласил. Впрочем, все равно бы опоздал: она ведь нашла себе кавалера, да еще какого! И где бы ты думал - в библиотеке! Но что хуже всего: она действительно была великолепна в тот вечер.

- Хуже? - переспросил Великий Артефакт. - Что ж тут плохого, если девочка красива?

- Рон запал на нее именно в тот роковой вечер, увидев ее новыми глазами и сообразив, что она чертовски, необыкновенно привлекательна, - бесцветным голосом сообщил Гарри. - Впрочем, я тоже недалеко от него ушел - только сейчас понял, что если душа у человека огромна, то какая разница, какой величины его передние зубы?

- Вообще-то, понять эту простую истину в восемнадцать лет не так уж плохо, - рассудительно заметил Великий Артефакт. - Вообще-то, у тебя, парень, еще вся жизнь впереди...

От последних слов внутри Гарри словно распрямилась невидимая пружина, он даже вскочил на ноги, не в силах оставаться в сидячем положении. Забыв об осторожности, он вдруг заговорил непозволительно громко. К счастью, для окружающих его речь в данный момент была всего лишь тихим мелодичным свистом, который можно принять за птичье пение.

- Да я это только сейчас сообразил! - с жаром произнес Гарри, обращаясь не только к Бузинной палочке, но и к зеркальной поверхности горного озера, к молчаливым холмам, к облакам, повисшим на их голых вершинах, к весеннему ветру и утреннему солнцу. - В смысле, понял, что у меня еще вся жизнь впереди! Да и то, всего несколько дней назад заставил себя поверить, что мне будет позволено жить дальше! И между прочим, только благодаря ЕЙ!

Гарри снова замолчал, склонившись над водой, погрузил в нее руки и долго смотрел на свои пальцы сквозь прозрачную воду озера. А из воды на него смотрел слегка испуганный лохматый парень, молчаливо кивнул ему головой, словно подтверждая слова такого же запутавшегося в себе мальчишки, сидящего на берегу.

- Ты не понимаешь, что сделала для меня эта маленькая девочка, - тихо начал говорить Гарри, когда немного остудил жар в душе, умывшись ледяной водой. - Если бы не она, я не пережил бы пятый курс. Она помогала переносить издевательства одной министерской жабы, она помогла мне сохранить старых друзей и обрести новых. Организовав Отряд Дамблдора, она помогла мне поверить в себя, понять, что я сам чего-то стою, и не на одном квиддиче свет клином сошелся. А чего стоило интервью с Ритой Скитер, которое организовала тоже она!

- От того интервью, между прочим, Дамблдор был не особо в восторге, - как бы невзначай заметил Великий Артефакт. - Он целый день что-то недовольно бурчал себе под нос по поводу "не в меру прыткой Жужи" из "Придиры".

- "Жужи"? - переспросил Гарри. - Неужели Дамблдор знал, что она - незарегистрированный анимаг?

- Не знаю, не спрашивал, - уклончиво ответил Великий Артефакт. - Но, поверь мне, Дамблдор очень многое знал! И еще поверь: тайна "Жужи" из "Придиры" - далеко не самая большая тайна, затерявшаяся среди длинной седой бороды старика.

- Скажи, только честно, - сконфуженно пробормотал Гарри скорее из пустого любопытства, чем по необходимости, - Дамблдор хоть немного любил меня?

Вопрос был по-детски наивен и забавен. Еще две недели назад от положительного ответа на него из глаз Мальчика-Который-Выжил толпой выкатились бы слезы радости. Сейчас, после двухнедельной гимнастики ума, Гарри сам не знал, какого ответа он ждет и что его расстроит больше.

Великий Артефакт с ответом не спешил. Наконец кончик его расплылся в улыбке.
- Хм-м... Да, в этом, конечно, весь вопрос..., - начал отвечать Великий Артефакт, делая длинные многозначительные паузы после каждой более-менее связной реплики. - Ну, в общем и целом, милый мой мальчик..., мне кажется..., что НЕТ. Не любил.

- Да? – короткое удивление выглядело до безобразия нелепым. – Но... почему?

- Старый стал, - запросто ответил Великий Артефакт.

У Гарри почему-то вдруг резко отлегло от сердца – интуиция подсказывала, что «все к лучшему».
- Так выходит, я ему совсем не нравился? – спросил Гарри уже с надеждой.
- Ну, почему ж так сразу «не нравился»? – с достоинством ответил Великий Артефакт. – Он считал тебя довольно симпатичным мальчиком.

- Кошмар какой..., - отрешившись от реальности, пробормотал Гарри, чисто интуитивно утягивая ремень на джинсах на одну дырочку. – Какое счастье, что Дамблдор не взял себе за труд познакомиться со мной еще ближе... А Северуса?

- Что Северуса? – спросил Артефакт.
- Северуса Снейпа... уважал? – уточнил Гарри. Слово «любил» он уже боялся употреблять.

- Хм-мм... Ну и вопросики у вас, молодой человек! В общем и целом, повторюсь, мой мальчик – НЕТ. Профессор Снейп... он, ты ведь знаешь, он такой... некрасивый. Вот. Дамблдору не нравился его вид... сзади... Вот.

- Сзади? – осторожно переспросил Гарри. В голову полезли совсем уже нехорошие мысли, хотя сам он видел только развивающуюся от быстрой ходьбы неизменную черную мантию профессора.

- Ну да, сзади. Спереди у бедняги Северуса было все нормально... Это даже Дамблдор признавал, но..., - Великий Артефакт криво усмехнулся, - вид спереди старика мало интересовал. Дамблдор - он был такой... активный мужчина.

- О Господи..., - прошептал Гарри, на всякий случай проверив, на месте ли штаны. – Мерлиновы кальсоны! Как повезло Северусу...

Вдруг, словно очнувшись, Гарри спросил, вспоминая найденную в камине Дома Реддлов газетную статью из "Пророка":
- Дамблдор кого-нибудь любил в своей жизни, кроме... Гриндервальда и... меня? Я имею в виду меня, как идеальное оружие для уничтожения Сам-Знаешь-Кого при помощи этой... "великой силой любви".

- Любил, - серьезно ответил Великий Артефакт. - И даже знаю кого - МЕНЯ! Я имею в виду вашего покорного слугу.

Вроде следовало улыбнуться этой шутке Бузинной палочки, но Гарри не смог. Слишком было все... противно и напоминало дешевую сенсацию из какой-нибудь газетенки. Ну, хотя бы было названо имя Арианы... Впрочем, если и любил ее Дамблдор, если и шевельнулось что-то в его душе, то только тогда, когда светловолосая четырнадцатилетняя девочка была уже мертва.

Мысль о мертвой Ариане ударила по собственным воспоминаниям, и внезапно в голове стало чисто и ясно, как в магическом кристалле.

Язык пурпурного пламени, выпущенный Долоховым, добирается до груди Гермионы, и она как-то странно вскрикивает и сползает на пол. Он чувствует свою руку на ее плече, но взглянуть на нее боится. У него нет сил: увидеть ее глаза, в которых, возможно, уже нет жизни. В голове бьется одна единственная мысль, нет, надежда, просьба, молитва: "Только не умирай, пожалуйста, не умирай..." И эта огромная волна облегчения, нахлынувшая на него и закружившая его в своем водовороте, когда Невиллу удалось прощупать у нее пульс.

- ОНА однажды умирала у меня на руках, вернее, я чуть с ума не сошел от мысли, что она, может быть, мертва, - медленно произнес Гарри, с трудом проглотив подкравшийся к горлу комок. - Я не то, что никогда не простил бы себе ее смерти, мне невероятно тяжело было даже думать о том, что из-за меня она оказалась на грани жизни. А потом еще падение Сириуса за арку и это пророчество... Понимаешь, я после того разговора с Дамблдором в его кабинете понял, что я... не принадлежу себе. Что моя жизнь - это как путь пешки по шахматной доске, полет бабочки-однодневки, взрыв фейерверка на чужом празднике...

Наверное, парень, встречаясь с девушкой, должен мечтать о свадьбе, о семье, о детях, но я даже в самых больших мечтах не мог представить себе ничего подобного. Да я просто об этом не думал, так как никаких шансов выжить в этой войне для себя не видел. Если и ждало меня какое-нибудь любовное наваждение, с кем бы то ни было, но только не с НЕЙ. С любой другой можно было хорошо провести время в хорошую погоду у школьного озера, но не с НЕЙ. Потому что ЕЙ будет больнее, чем кому бы то ни было, если позволить себе, а главное, ЕЙ слишком увлечься. И понимание этой истины было даже не на уровне осмысленного разума, а где-то в подсознании.

Гермиона - это ведь как часть твоей собственной души, как продолжение твоего собственного разума и тела. Когда ОНА неподвижно лежала на полу рядом со мной, и целую вечность я не знал, жива ли она, я... я не помню, когда еще хоть раз в жизни мне было так отчаянно плохо.

Если честно - я не отдавал тогда себе полностью отчет о своих мыслях и чувствах, но сейчас у меня такое ощущение, что я люблю ее уже очень давно, как минимум несколько лет. Просто совсем недавно я поверил, что имею право жить, и у меня как будто бы открылись глаза. Как будто бы кто-то осветил душу волшебным светом, и вдруг я обнаружил, что в сердце давным-давно живет маленькая храбрая девочка с глазами лесной нимфы. И она всегда там жила, с той минуты, когда заглянула к нам с Роном в купе "Хогвартс-экспресса".

Господи, да что я говорю?! Я сейчас имею возможность сидеть здесь и разговаривать только потому, что она семь лет стояла за моей спиной с волшебной палочкой в руках, защищая меня по мере своих слабых сил. От всех. И даже от меня самого.

Гарри опять вспомнил себя, голодного и несчастного, в одной комнате с гиппогрифом. Он уже успел вообразить о себе невесть что: он - как минимум - больной, как максимум - одержимый Волан-де-Мортом человек и чрезвычайно опасный субъект. Он боится встречаться, с кем бы то ни было, даже взглядом.

И Гермиона в дверях комнаты, пулей взлетевшая к нему на верхний этаж, и нерастаявшие снежинки, запутавшиеся в ее густейших растрепанных волосах. А он-то думал, что ОНА катается на лыжах с папой и мамой.

Воспоминания рассыпались и утонули в холодной воде горного озера, едва Гарри услышал мелодичный голос Виноградной палочки:
- Но Гарри, ты ведь никогда не ревновал Рона к Гермионе. По крайней мере, она этого никогда не замечала.

Не зная, что ответить, Гарри пожал плечами. Действительно, не ревновал. Рона к Гермионе, уж точно, не ревновал. Хотя, та сцена в теплице, когда Гермиона приглашала Рона на вечеринку к Слизнорту, не доставила особой радости. Да какая там радость? Скорее, сожаление о том, что его друзья могут позволить себе то, что не может он - любить. Но уж лучше бы они прогулялись на эту глупую вечеринку, чем то, что случилось потом!

И ведь не верил же он тогда, что из этой парочки выйдет что-нибудь серьезное! Да дня не проходило, чтобы они не ругались друг с другом, да смотреть на их препирательства было тошно! Гермиона даже завела привычку завтракать отдельно: настолько она уставала от постоянного хамства Рона. А тут вдруг - надо же - собрались на вечеринку...

Какая там ревность? Просто интересно было посмотреть, что из этой затеи получится под действием сливочного пива в союзе с интимным полумраком. Так даже до вечеринки, блин, не дотянули!

А Рон - козел! Нет, хуже - рогатый козел. Нет, еще хуже – заклеванный канарейками рогатый козел.
И сам на то нарвался.

Все робкие попытки Рона покорить сердце Гермионы невольно вызывали в душе улыбку. Смешно было наблюдать, как он торопливо вскакивает с кровати, чтобы передать Гермионе ужасающего вида носовой платок, которым недавно не иначе как протирал духовку по заданию своей мамы. Или как он пытается очаровать ее дежурными комплементами, наспех вычитанными из "умненькой" книжечки.

Ревность, или нечто похожее на нее, здесь Гарри даже не мог точно назвать овладевавшее его в этот момент чувство, вызывало другое: мысль, что ОНИ заснули, взявшись за руки. Или это просто было чувство отчаяния от невольного острого осознания своего одиночества? Или то, с какой нежностью смотрела Гермиона на раненого Рона, когда он вдруг обеспокоился судьбой миссис Кроткотт. Да этот ее отрешенный взгляд "с великой нежностью во взоре" был в какой-то мере даже... невыносимее, чем поцелуй.

Целуются все, кому не лень. Для души, для удовольствия, на радость маленьким, но своенравным зверькам, живущим... у кого где, а у него, Поттера, в животе. А вот с такой нежностью смотрят только на любимых.

Он мог бы отвернуться, оставить парочку наедине с этой... "нежностью во взоре", но предпочел напомнить о своем существовании, а ОНА даже невольно вздрогнула, услышав его голос. Увлеклась.

Действительно, он никогда не ревновал Рона к Гермионе, но вот Гермиону к Рону... Знаки внимания, оказываемые ЕЮ другу, восторга уж точно не вызывали.

Но все это было ровно до того момента, когда на берегу лесного озера выросли из крестража фальшивый Гарри и фальшивая Гермиона. Эти две фальшивки из медальона будто бы содрали налет с его души, не грязи, нет, скорее легкой пыли. Позволять себе смеяться над Роном, завидовать ему, прости Господи, ревновать или унижать друга - это значило уподобляться тому, фальшивому Гарри из медальона. Слишком низко.

Да какая там, в принципе, могла быть ревность, если, засыпая вечером, они не знали, проснуться ли утром живыми и здоровыми! Крестражи, Дары Смерти, загадки Дамблдора, поиски того, незнамо чего... Оставалось только искренне радоваться, что на фоне всех этих приключений, мало совместимых с жизнью, у друзей стало хоть что-то склеиваться.

Гарри глубоко вздохнул. Сейчас, представив Рона и Гермиону, коротающих время у горящего камина в холодный зимний вечер, он поежился. Зависть, ревность, бессилие (как хотите, так и называйте) затопили душу, как вешние воды в половодье. Гермиона, листающая "Трансфигурацию сегодня", или того хуже, магловские журналы. Рон, разливающий свежезаваренный ароматный чай, Живоглот, уютно приютившийся у ног хозяйки. И он сам, собственной шрамоголовой персоной у них в гостях.

Уже поздно, а ему не хочется уходить. Потому что здесь он - дома, по-настоящему дома. Почти как в Хогвартсе, потому что Хогвартс до сих пор остается единственным его настоящим домом. Но припозднившийся гость невольно замечает осторожные взгляды хозяев, брошенные на часы в уютной гостиной. Пора, как говориться, и честь знать... Грустно.

- Так, так, так, - недовольный голос Великого Артефакта оторвал Гарри от самоубийственных мыслей. - Тебя послушаешь, и дальше можно не жить. Я вот только все никак не пойму: ты герой или как?

Убедившись в том, что отвечать ему не собираются, Великий Артефакт подвел неутешительный итог:
- Все ясно: "или как". Героя из меня не вышло, придется переквалифицироваться в мракоборцы, если перефразировать одного русского литературного героя.

- Ты что, читал русскую литературу? – тупо спросил Гарри, отчасти потому, что молчать было невежливо и следовало подать реплику.

- Я прожил с Гриндервальдом почти двадцать лет, - не дрогнув, ответил Великий Артефакт. – А он, как раз, очень интересовался.

Неожиданно Великий Артефакт рассмеялся и уже вполне серьезно предложил:
- Слушай, пойдем, попробуем трансфигурировать, в самом деле, веревку. Сердцем своим янтарным чувствую: тебе понадобится. На счастье.

- Не получится, зря стараешься, - твердо ответил Гарри на такое "деловое" предложение и даже высунул язык, поддразнивая собеседника. - У меня с трансфигурацией из воздуха дело обстоит фигово, так что веревки не будет, а поскольку инвентаря нет, то и "счастья" не будет...

Великий Артефакт неодобрительно покачал кончиком:
- Нет, хозяин, ты не герой. Ты хуже - позор семьи. И если твои сопливые страдания типа "сэр Рональд мне друг, а она мне как сестра, и потому я умру, но не скажу ей ни слова о своей любви" - твое личное дело...

- Почему «сопливых» страданий? – возмутившись, перебил собеседника Гарри: все-таки за свои родные терзания было обидно.

- Потому что, герой, я никак не мог уловить в твоих мозгах правильную мысль, - сердито заметил Великий Артефакт, подчеркнув предпоследнее слово. – У тебя в мозгах такой... бедлам! Ты чего-то боишься, и сам не знаешь, чего боишься. Вернее, ты боишься потерять..., нет, не любовь, а эту...

- ...дружбу? – выдохнул Гарри со страхом.

- М-да... Пожалуй..., - пробормотал Великий Артефакт. – Пожалуй, здесь можно употребить это слово, хотя в твоих извилинах совершенно невозможно понять, где кончается дружба и начинается любовь. Все так запутано, так переплетено!

- Это плохо? – задал Гарри очередной несуразный вопрос, но ему было плевать. Без подобных вопросов в себе не разберешься, а сейчас это волновало в первую очередь.

- Это всего лишь значит, что в данный момент дружбу ты ценишь если не выше любви, то наравне с нею, - ответила Бузинная палочка недрогнувшим голосом. – Это... неплохо. Это даже нормально для твоих семнадцати лет. Но это значит, что дружба у тебя настоящая, а вот любовь еще не подросла.

- Но почему? – Гарри, уже не стесняясь, задавал свои вопросы Бузинной палочке, потому что, собственно, впервые в жизни он имел возможность всерьез говорить о чувствах.

- Я многое повидал за свои восемь с лишним сотен лет, мой мальчик, - вздохнул Великий Артефакт. – Я видел, как юноши бросали вызов своим отцам, и те лишали их наследства, а они все равно выбирали себе подругу жизни по любви. Я видел, как девушки убегали с любимым из отчего дома в одной единственной юбке. Ты извини, но твое великое сражение на протяжении всего прошлого года: Рон или Джинни не стоит выеденного яйца.

Гарри ошалело смотрел на Бузинную палочку. Ничего себе заявочка! Он совершенно не мог себе представить, что он, Гарри, вот так просто подошел бы к Джинни и взял ее за руку, без разрешения Рона... Да он, даже поцеловав ОДИН раз Джинни, едва коснувшись ее губами (Даже не помнил, куда попал!), смотрел не на нее, а на своего друга!

- Если санкции Рона значили для тебя больше, чем чувства девушки и свои собственные чувства, - усмехнулся собеседник, - то ты ее не любил. Что уж это было – решать тебе. Любовное наваждение, увлечение, игра гормонов, удовлетворение физиологических потребностей, желание побыть, хотя бы чуть-чуть, нормальным человеком без шрама на лбу – все, что угодно, но не любовь. Ты ведь не хотел - прости за цинизм - затащить рыжую в постель? Знаю, не хотел, потому что ты даже сейчас не представляешь себя в подобной роли. А все остальное для девочки было повторением пройденного, и более того, ваши поцелуи были куда невиннее, чем то, что ты случайно увидел на темной лестнице. А потому и совесть тебя не мучила: ты точно знал, что Джинни популярна среди парней, и если не ты, то кто-то другой назначит ей свидание под дубом... Так почему бы, собственно, не ты? Ты ведь тоже, как-никак, парень! И знал, что она когда-то сохла по Гарри Поттеру.

- Но ведь я думал о ней весь год, пока шлялись по лесам! – воскликнул Гарри. – Это что, не считается?

- Да как тебе сказать, чтобы не обидеть? – рассмеялся Великий Артефакт. – Ты был на войне, а не на загородной прогулке. Солдату нужно знать, что его кто-то ждет и есть губы, о нежности которых можно вспомнить на пороге смерти. Так было всегда, на этом стоит мир. Но только ради настоящей любви возвращаются обратно с той туманной станции. А ты... Ты ведь абсолютно не думал о Джинни, когда принял решение вернуться и сражаться дальше.

Казалось, Бузинная палочка подняла в воздух массу воды из озера и опустила на Гарри холодным отрезвляющим водопадом. В горле же, напротив, пересохло, и Гарри совершенно не мог говорить.

- Я тебе даже больше скажу, - невозмутимо продолжал Великий Артефакт, - в данном случае с хозяйкой Виноградной палочки глупо рассчитывать на то, что сэр Рональд даст вам свое высочайшее благословение. Так что придется выбирать. Только та картинка с посиделками у камина, что ты рисовал в мыслях, она... не совсем та. Только понять это сейчас ты еще не готов.

Бузинная палочка, глубоко вздохнув, умолкла, но Гарри так и не заговорил. Он все еще прокручивал в голове сказанное, поражаясь тому, с какой последовательностью она расставила все по местам, хотя про «картинку», действительно, мало что понял. Если бы у него жива была мама, отец, крестный... Если бы он имел возможность тесно общаться с Люпином. Если бы Дамблдор смотрел на него не как на орудие убийства, а как на человека. Хотя, нет, лучше без Дамблдора.

- Вот это правильно! – прокряхтел Великий Артефакт, читая его мысли. – Кстати, одно время его здорово озадачивали ваши отношения с мисс Грейнджер.

- А его, какое дело? – брови Гарри полезли вверх от изумления, хотя, вроде бы, пора было научиться - ничему не удивляться. – Уж не ревновал ли? – «участливо» обронил Гарри то, что невольно застряло на языке.

- Насколько мне известно, пару раз он еле сдерживал себя, чтобы не спросить об этом напрямую, - ответил Великий Артефакт. – А вот зачем – сказать не могу. Все-таки до подкорки его разума докопаться куда труднее, чем, к примеру, до твоего, юноша.

- Тогда почему именно мисс Грейнджер? – еще больше удивился Гарри. – Ни Чжоу, ни Джинни?

- Не знаю, - коротко ответил Великий Артефакт. - Но у тебя есть повод спросить об этом, скажем, его портрет. Хотя, признаюсь, ответа, вряд ли дождетесь... Ладно, оставим пока любовь в покое. На чем мы остановились? Ах, да! На том, что если любовные страдания – ваше личное дело, то неспособность потомка Игнотуса Певерелла сотворить из воздуха элементарную веревку - дело семейное.

- А может у меня этих... способностей нет, - благодушно ответил Гарри, поддразнивая своего нового воспитателя. В голове по-прежнему царил бедлам, но все-таки что-то главное сдвинулось в нужную сторону, и потому все казалось уже не таким тупым и безнадежным, как полтора часа назад.

- А вот это как раз я и хочу выяснить, - равнодушно ответил Великий Артефакт совершенно ровным голосом. - И сразу предупреждаю: я в это не верю. В семье Певереллов дети часто становились анимагами, даже не достигнув совершеннолетия. И это считалось нормой. Пожалуй, начнем вот с чего: перечисли-ка, мой юный друг, что ты вытворял в детстве, когда у тебя еще не было волшебной палочки.

Гарри начал вспоминать:
- Ну, парик один раз перекрасил учительнице в голубой цвет, свитер один отвратительный уменьшил до непролазных размеров. Собственные волосы, сбритые наголо, легко отращивал за ночь.

- Браво, молодой человек. Браво! - воскликнул Великий Артефакт. - А на других частях тела никогда не пробовал отрастить... шерсть, например...

Гарри отрицательно покачал головой. А ведь и в самом деле, не пробовал: просто как-то в голову не приходило.

- Ладно, анимага из тебя все равно за две недели не сделаешь, - великодушно согласился Великий Артефакт, - так что походишь пока на своих двоих. Приступим к веревке. Формулу-то хоть помнишь?

Вот шутник... Ну, скажите, как можно помнить то, что никогда особо не знал?

- Ой... О-ё-ёй... Держите меня крепче! - проворчал Великий Артефакт. - Ладно, говорю формулу: держишь палочку, то есть меня, под углом пятьдесят семь градусов, легкие плавные движения вниз по спирали, кисть вращается легко и свободно.

Не в силах спорить с настырностью Бузинной палочки, Гарри последовал ее указаниям, всеми мыслями сконцентрировавшись на пресловутой формуле. Как и следовало ожидать, веревка в воздухе не замаячила, кисть руки легко и свободно вращалась вхолостую. Довольно долго, кстати.

Первым не выдержал Великий Артефакт.
- Ты о чем думаешь, герой? Ты не о градусах должен думать, а о веревке, болван! Представь себе: крепкая такая пеньковая веревка висит на крепком суку... Можешь представить затянутую на ней петлю, ежели хочется, конечно. А с таким куцым воображением, как у тебя, что-то настоящее, право, сложно наколдовать. Тебя в детстве рисовать учили?

Кто, интересно, мог учить Гарри в детстве рисовать? Дурсли, что ли?

В ответ на его мысли Великий Артефакт пробормотал что-то воздыхательно-печальное, вроде "сирота невербальная", но второе слово Гарри разобрал плохо.

- Ладно, что с тобой делать, если тебя когда Карлсон воспитывал, когда Дамблдор, - вздохнул Великий Артефакт. - Ну, ничего, теперь я займусь твоим воспитанием. Сделать из потомка Игнотуса Певерелла настоящего волшебника - это честь для меня.

- Может, все-таки, отложим это славное дело до победы? - робко предложил молодой хозяин Бузинной палочки. - Если мы опять забудем про осторожность, то, боюсь, забулькаем, потому как кругом вода.

- В принципе, ты прав, - согласился Великий Артефакт. - А на самом деле больше ничего страшного случиться не должно. И потом, Сам-Знаешь-Кто еще несколько дней не будет брать меня в руки. Короче, думать будет, и, кстати, весьма, интересные мысли. Только я тебе ничего не скажу, потому что, как ты догадываешься...

- ...человек до всего должен доходить сам, - договорил за волшебную палочку Гарри.

Простая как мир истина. Хоть этому-то Дамблдор его научил.




Глава 58. Магия чисел и Морочащая закваска.

14 апреля 1998 года, вторник.

Слышать чужие голоса - не очень хорошо даже в волшебном мире. Можно без особого преувеличения сказать - ничего в этом хорошего нет! По большому счету - в этом Гарри легко признавался самому себе - умение разговаривать со змеями большого счастья не принесло. Конечно, это помогло обнаружить Тайную комнату, открыть и победить медальон, но все это пребывало не для души, а сугубо для дела.

За историю с бразильским удавом почти две недели из чулана не выпускали, а поболтал-то всего ничего. Поттер-Змееуст был и вовсе грозой Хогвартса весь второй курс, о нем даже вспоминать не хотелось. Удовольствие то еще - слышать со стены ледяной голос непонятно кого, но чрезвычайно кровожадного, а тебя самого при этом все считают наследником Слизерина, истребителем маглорожденных и обходят стороной.

Надо было ему, наверное, змею завести себе в качестве домашнего питомца? И к Дурслям ее! К Дадлику под кровать... Нет, лучше к дяде Вернону в багажник. Придумал: к тете Петунии в кастрюлю! Прямо жаль - детство кончилось еще год назад...

Интересно: дом на Тисовой улице - цел? Или там тоже произошла утечка газа? Хотя вряд ли был смысл Волан-де-Морту отдавать приказ уничтожить дом, скорее, был смысл устроить там засаду и ждать возвращения дорогих хозяев. Могла ли знать тетя Петуния, что принимая в дом племянника, она тем самым вынудит свою семью покинуть родной дом, так сказать, кровную недвижимость, и почти год жить неизвестно где, скрываясь, в полной неизвестности о перспективах на будущее?

А он ей - змею в кастрюлю... Сам змей гремучий!

Но если с парселтангом Гарри готов был расстаться в одночасье, и вспоминать об этом "иностранном" как можно реже, то умение разговаривать с волшебными палочками он никому не отдаст! Ну, о чем он мог поговорить со змеей? Узнать, сколько та проглотила за день кроликов? Спасибо, не интересно.

А вот болтать с Великим Артефактом было интересно. Да что там говорить - он просто давно так здорово не проводил время! И совершенно неважно - откуда в нем взялись эти удивительные способности. Может быть, после второй "Авады" в грудь все волшебники начинают хорошо понимать свои "одиннадцать с половиной дюймов"?

Солнце уже поднялось холмами, ветра практически не было, и серебристая поверхность озера казалась почти зеркальной, отражая в своей глубине все те же молчаливые холмы, почти вечные рядом с одной человеческой жизнью.

От утреннего холода, беззастенчиво пробравшегося под куртку, Гарри поежился. Только сейчас обнаружил, что впопыхах забыл надеть теплый свитер, и уже готов был приоткрыть полог палатки, когда Великий Артефакт снова напомнил о себе.

- Хозяин, а хозяин? – окликнул он Поттера. – А у тебя есть такой большой универсальный подарочный набор средств по уходу за волшебными палочками?

- Нн... нет, - вопрос Бузинной палочки застал Гарри врасплох, и он даже не попытался соврать.

- А маленький набор? – с надеждой спросил Великий Артефакт.

- И маленького нет, - ответил Гарри в растерянности.

- Ну, хотя бы такая замшевая тряпочка с мягким ворсом для полировки моих бедных больных ребрышек у тебя есть? – жалостливо произнес Великий Артефакт.

- Нннееет..., - пролепетал Гарри, уже совершенно забыв о том, куда и зачем шел.

- Я согласен временно воспользоваться чужой замшевой тряпочкой, - вежливо попросил Великий Артефакт.

- У меня только... для очков есть, - со стыдом вынужден был признаться Гарри.
Он ожидал услышать что-нибудь совсем обидное, но Великий Артефакт лишь глубоко вздохнул и вымученно произнес:

- Ну, давай что ли, для очков. Э-хх... Какой-то ты, хозяин мой, не хозяйственный!

Голос у него был какой-то усталый и осипший, что заставило Гарри забеспокоиться. С чего бы это? Вроде еще совсем недавно разговаривал вполне бодро.

- У меня это... после тринадцатого, ежели выпадает на полнолуние, извилины плохо пружинят и вообще... такая ломота в ребрах, - прохрипел Великий Артефакт, уловив беспокойство хозяина. – Ломка, как с похмелья!

- А что так... проблематично? – озабоченно спросил Гарри, одновременно вытаскивая из особого кармана маленькую замшевую тряпочку для протирки своей почти антикварной оптики. Какое счастье, что хоть что-то есть!

- Ой, хозяин, не спрашивай! – отмахнулся Великий Артефакт, и кончик его затрясся мелкой дрожью. – Это все он, черт рогатый, бес, дьявол, нечистая сила..., - добавил он вкрадчивым выразительным шепотом, опасливо озираясь по сторонам.

- Какой еще бес? – не понял Гарри. – Откуда?

- Тот самый, который живет в корнях бузины. – С важностью в голосе ответил Великий Артефакт. – И если полнолуние выпадает на тринадцатое число... Ой, худо мне!.. Каждый раз одно и то же, одно и то же, как будто сам дьвол вселяется в ребро и науськивает: «Сделай пакость! Сделай великую пакость!».

- Сделай пакость большую и маленькую..., - с невесть откуда нахлынувшим вдохновением подхватил Гарри.

- Точно! – Великий Артефакт был явно поражен. – Легилимент?

- Учусь, - заверил Гарри коротко, но емко, всеми силами стараясь оставаться серьезным и обходиться без сарказма, но получалось не слишком убедительно. – А у тебя это... проблемы со здоровьем только тринадцатого случаются?

Великий Артефакт громко икнул.
- Еще шестого июня, иногда, - невнятно пробурчал он, - если выпадает на полнолуние. Магия чисел – это тебе не палочкой махать! Это понимаешь – волшебство... Самые сокровенные глубины магии, Гарри, ее непостижимая суть... Волшебная, так сказать...

Великий Артефакт вынужден был замолчать, потому что на него опять напал жуткий приступ икоты.

- ...нумерология, - закончил за него Гарри, вовремя поспешив вспомнить про заклинание «Агуаменти».

- Ой, хозяин! А как ты догадался? – выдохнул Великий Артефакт, когда слил все лишнее и пришел себя в относительный порядок. – Легилимент?

- Просто хороший человек, - ответил Гарри с искренним недоумением и спокойствием.

- Да я же не про «Агуаменти», а про нумерологию, - скрипнула Бузинная палочка.

- А-аа... Нумерология..., - протянул Гарри с вдохновением. – Так ведь магию чисел изучает только нумерология. Или я не прав?

Сам Гарри этот предмет не изучал, но, выбирая в подарок Гермионе «Новую теорию нумерологии», вынужден был основательно перелистать каталог «Флориш и Блоттс», а там сочетание слов «магия чисел» встречалось чуть ли не в каждой строке.

- Ой, хозяин! – неожиданно удовлетворенно воскликнул Великий Артефакт. – Нравишься ты мне! Такой заботливый... Футляр янтарный для меня купишь? Нет, не футляр. Резную янтарную шкатулочку для хранения волшебных палочек.

- Ага, - поспешил ответить Гарри, пока Великий Артефакт не полез далеко в мозги. На самом деле вопрос хранения этого злого гения коварства изрядно волновал, но пока Гарри не видел смысла зацикливаться на этом: после победы думать будем.

- ...с отделением для Ордена Мерлина, - мечтательно продолжал Великий Артефакт.

- Какой еще орден? – возмутился Гарри. – Что-то я не слышал ни про какие ордена для волшебных палочек.

Но Великий Артефакт почти не слушал, а упрямо гнул свое. За одно то, что он год пролежал в одном гробу с великим Альбусом Персивалем Вулфриком Дамблдором, гробу не отапливаемом и промозглом, ему следовало вручить Орден Мерлина и подарочный набор средств по уходу за волшебными палочками. Резная янтарная шкатулочка для хранения волшебных палочек есть, оказывается, мечта всей его восьмисотлетней жизни, но он полезет только в ту, где будет отделение для Ордена. И ни на что другое он не согласен.

Гарри пытался пару раз намекнуть мечтателю, что вряд ли родное Министерство выделит ему награду, но в ответ получил категоричное: "Отдашь свой! Собственноручно с шеи снимешь и положишь ко мне в шкатулочку!".

- Ладно, твоя взяла, - вынужден был, наконец, согласиться Гарри. Нашлось-таки, применение и для Ордена Мерлина. – Но раз уж мы друзья, то, может быть, ты расскажешь, что там Темный Лорд думал про Дамблдора?

- Почему непременно про Дамблдора? – Великий Артефакт с подозрением вытаращил кончик. – Легилимент?

- Интуит, - со значением отвесил Гарри.

- Аааа..., - потянул Великий Артефакт неопределенно задумчиво. - Ну, я так и подумал...

- Я тоже подумал, - быстро подхватил Гарри, - что неплохо было бы знать, какую «великую пакость» думал Сам-Знаешь-Кто про Альбуса Дамблдора?

Гарри закрутил это дело, поскольку его подопечный явно начал проговариваться, и потому в глубине души жила маленькая надежда, что удастся спровоцировать исторического свидетеля на слив важной информации. Но Бузинную палочку, похоже, волновали несколько другие проблемы, более интимного характера.

- Почему непременно «великую пакость»? – рассеянно пробормотал Великий Артефакт, старательно отвернувшись от хозяина и уставясь кончиком в небо. – Легилимент?

- Да, ни в одном глазу! – не выдержал Гарри. – Можешь не отворачиваться, потому что я понятия не имею, как выудить из тебя информацию. Это просто логика!

- Ты же вроде как этот... интуит? – тупо осведомился Великий Артефакт.

- А я вроде как это... учусь! – с готовностью ответил Гарри, стараясь выглядеть не слишком премудрым.

- Ааааа... Вот оно что! – мелодично пропел Великий Артефакт. – Нет, хозяин, не обижайся, но придется тебе самому. Учись, учись, мой милый мальчик!
Гарри хотел было возразить, что пока он чему-то научиться, война успеет кончиться, но Великий Артефакт был непреклонен.

- Человек должен до всего доходить сам – это раз! – настойчиво повторял несговорчивый собеседник. – А ты, понимаешь, привык тут на всем готовеньком... Это два! Разбаловал я тебя, хозяин – это три. Тебе умные книжки для чего дали? Иди, читай – там все написано подробно в шестом по счету параграфе - и медитируй. И это – четыре! Вопросы есть?

Вопросов не было. Гарри понял, что нудить бесполезно: в некоторых делах Великий Артефакт был так же несговорчив, как и прежний хозяин. Оставалось только одеться потеплее и заняться подробным изучением техники медитации.

Задача, стоящая перед Поттером на этот раз, была сложной. Несмотря на то, что он захаживал в гости в разум Волан-де-Морта, можно сказать, при каждом удобном случае, до сих пор это происходило по приглашению хозяина. Не совсем, конечно, по приглашению, но именно в те моменты, когда Волан-де-Морт находился в ярости, в гневе, и весь его многотонный ментальный блок летел в астрал.

Собственно, Гарри и не доводилось никогда видеть Темного Лорда в более-менее уравновешенном состоянии, если не считать тех моментов, когда он "денно и нощно" думал о неведомом веселом воре, укравшем у Грегоровича Бузинную палочку. Ну, так, во-первых, эта навязчивая мысль, так или иначе, все равно будоражила его воображение, а во-вторых, на этом, какая бы то ни было, ценность полученной информации заканчивалась.

Но попробовать стоило. Дело было даже не в том, что озадачили намеки Бузинной палочки по поводу "весьма интересных мыслей" Волан-де-Морта, которые, несомненно, стоило узнать, и как можно подробнее. По принципу - а вдруг что-нибудь да прояснится? Была еще пара причин, и главная из них та, что заговорить с Гермионой после случая с "полной утратой штанов" и "маленьких сексуальных радостей" он так и не решился.

То есть, конечно, они, встретившись, пожелали друг другу доброго вечера, вместе сидели за скромным ужином в тесной кухне, но разговора не получалось. Язык прилипал к небу, а глаза упорно отказывались подниматься выше шеи девушки и ее худеньких плечиков. А там, как назло, тоже было на что посмотреть, потому что к концу дня ветер совсем стих, солнце, как будто спохватившись, постаралось по-весеннему прогреть землю, и Гермиона с видимым удовольствием сняла с себя свитер, накинув лишь легкий джемпер на бежевую трикотажную кофточку с довольно глубоким вырезом. Вырез этот, обработанный затейливым кружевом, словно поддразнивал незадачливого «героя-любовника» и явно насмехался над ним вместе со своей хозяйкой.

И совершенно зря Великий Артефакт упрекал его утром в недостатке воображения: все у него в порядке с этим самым воображением! Особенно, с мужским специфическим. Потому что всего лишь взглянув на Гермиону без лишней одежды, и даже не поднимая глаз выше ее гордо расправленных плечиков, Гарри сразу ТАКОЕ домыслил, что впору было снова штаны снимать.

Густые каштановые волосы Гермионы были тщательно сколоты заколками в аккуратный, даже слегка замысловатый пучок, напоминающий раковину улитки, и вся эта милая конструкция горделиво покоилась на ее умной головке, насмешливо демонстрируя Избранному маленькие рожки.

Рожки как-то сами собой домысливались, стоило только бросить взгляд на прическу сзади, дождавшись, когда девушка повернется к мальчику-герою спиной. Заколдовала она свои волосы, что ли? Ведьма.

Спереди картина была еще восхитительнее. Правда то, что у Джинни было округлым и объемным, у Гермионы казалось почти игрушечным, но, черт возьми, каким милым! Отчаянно завидуя злосчастной узкой кофточке, которая беззастенчиво обтягивала тело девушки, одновременно выставляя напоказ все прелести, Поттер мечтал только об одном: хоть одним пальцем дотронуться до двух маленьких бугорочков, спрятанных под тонкой тканью (Да хотя бы до одного из двух!), и разлететься на кварки...

- Гарри, ты ведь ничего не ешь! - раздался недовольный голос Гермионы. - Ты ведь уже несколько минут держишь наполненную ложку, а в рот так ничего и не попало.

- А энергинов-то потрачено непозволительно много, - не замедлил проквакать Кикимер, причем с весьма специфической интонацией в голосе, сделав ударение на слове "непозволительно".

Возникло жуткое желание стянуть с себя штаны и запустить ими в Кикимера. Еле сдержался. Поступок, достойный героя. И никто ведь не оценит, зараза!

Вроде бы винить Кикимера нельзя, потому как не он устроил ночное безобразие, а, с другой стороны, хотелось закричать во все горло: "Не будите во мне зверя!". Сами же пожалеют потом, потому что он, Гарри, хоть и Избранный, но не железный ведь!

Уткнувшись в тарелку и стараясь уже не поднимать глаз на дразнящую его геройское воображение маленькую хорошенькую ведьму, Гарри кое-как прикончил кашу и влил в себя чай из походной кружки. Потом демонстративно открыл книгу по защите сознания и погрузился в чтение. Пусть видят, что он серьезный человек, а не какой-нибудь... извращенец.

Совесть-старушка выползла из скорлупы и, вылезая уже из кожи, завела любимую волынку про "дух Святого Рональда", который Избранному, между прочим, является лучшим другом. Да кто ж спорит-то?

Посмотреть бы на этого "Святого Рональда" во время трансляции порнофильма в цвете и звуке, с эффектом присутствия. Небось, размазался бы тонким оранжевым слоем по кровати, а трусы и вовсе затер бы до дыр. Так что, уж чья бы совесть мычала...

А тут еще эта улитка, сидя на хорошенькой головке лучшей в мире ведьмы корчит очаровательные рожки проснувшемуся после зимней спячки чудовищу в его животе. Да тут никакой герой не выдержит!

Решительно следовало заняться каким-нибудь полезным делом, и прежде всего, очистить несчастное сознание от недостойных мыслей. Взять эмоции под железный контроль. Припомнив дельные советы, вычитанные в книге еще накануне, Гарри вышел из палатки и много-много раз присел и встал, дотянулся пальцами до кончиков башмаков, повертел головой в разные стороны и попрыгал. Действительно, мышечное напряжение ушло, и, если не душе, то хотя бы телу стало свободнее.

Несколько раз ловил на себе любопытные взгляды нескольких пар больших круглых глаз, но как только оборачивался в сторону глазастых мордочек, они тут же исчезали за стеной палатки. Главный блюститель порядка в набедренной повязке тоже показывался пару раз, но Гарри твердо решил не обращать внимания, ни на кого, а на Кикимера в особенности.

«Ну, виноват. Ну, очень виноват. Больше так не буду. Точка».

Но глупее этой ситуации в жизни еще не было.

Довели героя "до ручки".

В полезной книге утверждалось, что медитация как нельзя лучше способствует достижению конкретной цели - снять напряжение, а положительные эмоции, полученные в результате даже коротких занятий, гарантируют спокойствие в течение всего дня.

Абсолютная гармония со своим телом и душой нужна была как воздух, чтобы хотя бы попытаться "научиться воспринимать жизнь легко, глазами человека, обладающего здоровым чувством юмора". Может быть когда-нибудь, со временем он сможет заметить, что "созерцает жизнь как бы со стороны ясным, свежим взглядом", а на все проблемы и трудности может ответить "верными и хорошо продуманными решениями".

Состояние медитации, справедливости ради, было знакомо Гарри. На протяжении всего последнего года он только и делал, что погружался в себя при малейших признаках покалывания в шраме. Только раньше это называлось "нежелательной связью между Избранным и Волан-де-Мортом", а теперь научным словом "медитация", и в отличие от подглядывания за мыслями Темного Лорда, которое приходилось скрывать от друзей, медитацией можно было заниматься открыто.

Как советовала книга, Гарри выбрал место посуше и лег на спину, положив ноги на удачно подвернувшийся плоский камень. Сосредоточил мысли на дыхании: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Избавиться от постороннего, "закрыть" сознание. Убрать чувства и мысли, всё время возвращаться мыслями к дыханию. Опять. И опять.

Книга даже советовала на первое время воспользоваться музыкальной шкатулкой, чтобы включить специальную релаксирующую или другую приятную музыку, которая помогла бы успокоиться и подготовиться к медитации. Но Гарри этого не требовалось: легкий шелест вечернего ветра в зарослях вереска успокаивал лучше любой музыки, и вскоре он действительно почувствовал, как уходит напряжение, тяжесть, неприятные мысли, расслабляется каждый сантиметр тела.

Состояние «не-ума». Состояние чистого сознания без содержания.

Остановились мысли, остановились желания, остановились воспоминания, остановились амбиции...

Нет толчеи, и думанье прекратилось, ни одна мысль не движется, ни одно желание не удерживается, и ты полностью молчалив. Все, чем было переполнено сознание, ушло, стерлось, как пыль с зеркала. Ум прекратил функционировать, остался в стороне, вне тела. Вдох-выдох, медленный вдох - медленный выдох...

"Тайна бытия этой жизни" заключалась в том, что шрам, как впрочем, и ожидалось, начал покалывать. Чистое пространство между Избранным и Темным Лордом сомкнулось.

Однако, опять же говоря книжным языком, "мгновенье прозрачности" не наступило. Гарри увидел лишь весьма размытые очертания горящего камина и пляшущие в нем языки пламени, но все равно остался доволен полученным результатом. Просто Волан-де-Морт в данный момент был слишком спокоен, а потому пробраться в его сознание было сложно. Но если, то же самое повторить, когда шрам начнет хотя бы слегка покалывать, то все вполне может получиться.

Совершенно неожиданно для самого себя Гарри почувствовал, что его охватывает азарт, спортивный интерес, неуемное желание или просто любопытство - он и сам не знал, как назвать то, что поселилось в нем и заставляло его снова и снова практиковать погружение в себя. Впрочем, знал: у него была цель – докопаться до истины, и ради этого стоило потрудиться.

«Он - не есть ум, он – отдельно».

15 апреля 1998 года, среда.

На следующий день, вечером, Гарри помирился с Гермионой. Не то, чтобы помирился, потому что, в принципе, они и не ссорились, но он смог, наконец, взглянуть ей в глаза и даже заговорить.

Сначала все было примерно тоже, как и накануне: Кикимер издевательски улыбался, глядя в его сторону, Хаппи (Ну, хоть он настоящий мужик!) сочувственно подмигивал Гарри, одновременно опасливо озираясь на свою вторую половину. Сэрра и Бобби о чем-то многозначительно шептались и всякий раз покачивали ушастыми мордочками, когда Гарри поворачивался в их сторону. Юппи, похоже, тоже был на стороне мужской солидарности, но открыто против строгих эльфиек выступить боялся, и что-то настойчиво пытался втолковать эльфу-подростку Микки. Короче, жизнь продолжалась.

Слава Создателю, малыши Солли и Холли жили своей жизнью, нисколько не заботясь о моральном облике своего хозяина. Хоть с кем-то в этом несовершенном мире можно было найти общий язык.

Улитка по-прежнему сидела на своем месте и продолжала старательно корчить рожки. На этот раз Гарри даже усмотрел у нее в зубах маленький белый цветочек. Восхитительные в своем изяществе маленькие бугорочки по-прежнему возвышались там, где нужно, делая существование горемыки Гарри поистине непереносимым отдельно от них. Короче, все были в заговоре против Поттера, и, похоже, всем, в отличие от самого Поттера, было очень даже хорошо...

Еще до исхода дня Гарри порядком, до тошноты, надоело чувствовать себя "моральным и нравственным уродом", краснеть, одновременно бледнеть и заикаться в присутствии Гермионы, и он, прихватив с собой малышей, унес ноги из палатки, предоставив ее обитателям полное право перемывать кости сэру Гарри Поттеру от черепа до копчика.

Благо, опять же хвала Создателю, в той части тела, которая главным образом волновала поборников нравственности, костей не наблюдалось.

С малышами было легко. Они вволю попрыгали, покидали камушки (кто дальше), и даже поиграли в лошадку, совсем умучив бедного хозяина. Лошадкой, естественно, был он, а веселые малыши по очереди катались у него на загривке, смеясь от восторга, и выглядели при этом чрезвычайно довольными.

Когда план по физической нагрузке на организм был выполнен, Гарри доставил обеих малышек в палатку. Тесная квартирка мигом наполнилась детским смехом и какой-то непринужденной суетой, которая как раз бывает тогда, когда в доме немного шалят маленькие дети.

Потрепанная репутация хозяина худо-бедно восстанавливалась, правда, только в глазах Гермионы, потому как для остальных эльфов такое нехозяйское поведение сэра Гарри со своими подопечными вряд ли внушало уважение. Но, если честно, мнение о себе остальных эльфов почти не волновало. Гермиона улыбалась, переводя сияющие глаза с восторженных домовят на Гарри, и это вселяло надежду на помилование.

Солли и Холли убежали на кухню, громко топая маленькими ножками, и только тут Гарри заметил в руках сидящей на кровати подруги маленькую коробочку. Приглядевшись внимательнее, он узнал "Сверхреалистичного Гарри Поттера из ваших грез", и что самое интересное, того самого - "героя-любовника".

- Откуда? - спросил Гарри, но тут же сообразив, что вопрос глупый, задал следующий, разумеется, еще глупее. - То есть, я хотел спросить - зачем?

Гермиона, слабо пожав плечами, ответила, не поднимая глаз от коробочки:
- Сама не знаю... Просто захотелось посмотреть...

Она замолчала на несколько минут, усердно делая вид, что изучает надписи на этикетке, хотя ежу было понятно, что просто старательно обдумывает каждое слово.

Наконец, видимо на что-то решившись, девушка тихо, но с вызовом произнесла:
- У всех свои эротические фантазии. А тебе не хочется посмотреть, что нафантазировали... члены Ордена Феникса?

Только сейчас она посмотрела на друга, снизу вверх, слегка склонив на бок голову. Вид у нее был довольно смущенный, а щеки густо порозовели.

В одну минуту сам Гарри успел побледнеть (мурашки пробежали по коже), покраснеть (уши и щеки запылали) и начать заикаться, потому что язык снова отказался шевелиться.

Едва бросив на остолбеневшего друга внимательный взгляд, Гермиона, напротив, обрела дар речи.
- Гарри, ну какой же ты ребенок! - произнесла она со вздохом, - Поверь мне, такое случается со всеми мальчиками. Я просто об этом читала. Ну, понимаешь, есть такие специальные книги... И там как раз написано, что у парней в твоем возрасте это вполне нормальное явление.

Взяв друга за руку и чуть ли не силой усадив его в потертое кресло без спинки, стоящее рядом с кроватью, девушка продолжала говорить, стараясь не отводить от друга смущенных глаз, хотя давалось ей это нелегко, да и фразы были корявыми, сбивчивыми.

- Просто бывает такой активный всплеск гормонов. У них даже такое название есть специальное: прогестерон, кажется... Ну, просто у тебя сейчас нет... никого, а вполне здоровый мужской организм требует свое. Тебе, наверное, ночью приснилось..., - голос Гермионы дрогнул, - что-нибудь такое, вот и случилось то, что случилось. А несчастное одеяло свалилось на пол... И ты не заметил...

Словно не удержавшись, она ласково потрепала красного, как помидор, парня по взлохмаченной голове и еле заметно улыбнувшись, участливо добавила:
- Вот увидишь, сам же будешь смеяться... через много-много лет.

- Ага! – недоверчиво воскликнул Гарри, и дальше почти проквакал, слегка подражая Кикимеру. - А раздеться сэр Гарри Поттер, интересно нам знать, когда успел? Точно помню – спать ложился одетым!

Это Гарри и помнить-то было не обязательно, потому что все последнее время он спал, не раздеваясь. Война, борьба за выживание, теснота палатки и постоянное напряжение не позволяли расслабляться, а если ты вольно или невольно ждешь всяческих неприятностей, то встречаться с такими «особенностями военно-кочевой жизни» стоило одетым.

- Ой, Гарри! – Гермиона, залившись пунцовой краской, закрыла ладонями лицо и дальше продолжала уже говорить сквозь пальцы, тихим сдавленным голосом:
- Я такая дура, Гарри! Ведь это же я... Ну, сдублировала твою одежду, потому что старая здорово... испачкалась, и я ее на той поляне оставила. Думала, может, решат, что тело это самое... испарилось. Хотела тебе сказать, но забыла, совсем из головы вылетело. Ну и... сам понимаешь: все развеялось... к исходу ночи. Кроме...

- ...трусов, - дополнил Гарри трагическим голосом, стараясь подражать стесненному тону подруги, потому что ее речь неожиданно оборвалась. – Трусы сами сползли, вслед за одеялом, поскольку посчитали свое присутствие на том безнравственном ничтожном теле абсолютно лишним делом.

- Что? – переспросила Гермиона, убрав от неожиданности ладони с лица. Выглядела она совершенно пришибленной.

- Здесь совершалось волшебство, Гермиона! – с чувством произнес Гарри, одновременно стараясь сохранять некоторую небрежность в голосе. – Обычное заклинание, оживляющее предметы повседневного быта...

- Но... Кто? – в растерянности пробормотала девушка. – Я не..., - далее последовало нечто невнятное.

Гарри старательно оглянулся по сторонам, не забыл посмотреть на потолок и поерзать глазами по полу, и лишь после этого, склонившись к Гермионе поближе, прошептал ей на ухо звучным подобострастным шепотом:
- Великий Артефакт разбушевался!

От удивления Гермиона неестественно замерла, озабоченно открыла и закрыла рот, потом вдруг согнулась пополам и засмеялась сочным, ярким, заливистым смехом. Гарри мгновенно присоединился к ней, будучи не в силах сдерживаться дальше.

- Мерлиновы... кальсоны! – Гермиона еле выговаривала слова сквозь хохот, смахивая выступившие от смеха слезы тыльной стороной ладони.

– Нет, надо говорить...

- ...трусы Гарри Поттера! – воскликнули они хором, продолжая хохотать, хватая друг друга за руки, держась за животы и раскачиваясь взад и вперед.

Коробочка с «героем-любовником» выскользнула из рук Гермионы и с легким стуком упала на пол, к ногам. Этот звук заставил обоих на секунду замолчать, оборвав смех на высокой ноте, и Гарри смог расслышать недовольное бурчание из кармана.

- Чего-то я не наколдовываю? – ворчал Великий Артефакт. – Они что, шибко ценные что ли?

- Ага, – поспешил вставить Гарри. – Исторические!

Брови Гермионы изумленно взметнулись вверх, и Гарри поспешно добавил, обращаясь уже к ней:
- Я ему сказал, что мои трусы имеют историческую ценность.

- Ну, я так и подумал, ага! – брюзгливо пробормотала Бузинная палочка. – Только расколдуйте мне, причем тут Великий Артефакт?

- Ну, ты же сам говорил, что типа «бес в ребро»..., - со смыслом проговорил Гарри. – Гермиона, у него, оказывается, периодически бывают подвижки на «великую пакость». Сам признался сегодня утром. А непосредственно после полнолуния наступает ломка, то есть, сразу после восхода солнца.

- Каждое полнолуние? – Гермиона явно находилась в легком шоке от услышанного.

- Нет. Если только полнолуние выпадает на тринадцатое число любого месяца, - успокоил ее Гарри. – Или на шестое июня.

Несколько долгих минут Гермиона тупо смотрела перед собой, мучительно что-то обдумывая, так, что между бровей пролегла глубокая складочка. Потом, видимо придя к какому-то осмысленному решению, схватила лежащую тут же, на кровати, бисерную сумочку и, пошарив в ней правой рукой, выудила оттуда старую потрепанную записную книжку.

- Шестое июня, шестое июня..., - сосредоточенно бормотала она, перелистывая страницы. – О-ой, Гарри!

Она вдруг ахнула неестественно высоко, закрыв рот пальцами, согнутыми в кулак. Вид у нее был почти безумный от сияющих лихорадочным блеском глаз. Наверное, в горле у нее пересохло от волнения, потому что голос внезапно охрип, и слова скупо срывались с губ.

- Шестое июня – это день казни Клювокрыла... последний день экзаменов... День, когда сбежал Питер... В тот год я внимательно следила за профессором Люпином, то есть, я хотела сказать, за лунным календарем, и аккуратно выписывала даты всех полнолуний. Ошибки быть не может!

- Что ты хочешь сказать? – упрямо допытывался Гарри, еще не до конца понимая, куда же клонит Гермиона.

- Да я все думала уже потом, через год, когда прятала Риту Скитер в баночку: почему ни Люпин, ни Сириус не сообразили посадить Питера в компактную посудину, наложив на нее чары неразбиваемости для пущей безопасности? – свирепо насупившись, прошептала Гермиона. – Ведь есть же насильственное заклинание превращения человека в его анимагическую форму!

- Да, действительно..., - ошалело пробормотал Гарри, воскрешая в памяти события четырехлетней давности. – Так же как и насильственное заклинание обратного превращения... Сопровождается слепящей бело-голубой вспышкой.

Уже ни минуты не раздумывая, Гарри достал из кармана Бузинную палочку, и, крепко сжимая ее в руках, начал допрос:
- Признавайся, подлый пакостник! Что творил?

- Ничего не творил, - лениво откликнулась волшебная палочка.

- А если по-честному? – не сдавался Гарри. – Ты ведь знаешь такое полезное заклинание... Называется – помрачающее.

– Нет, я никак расколдовать не могу: как у кого мозгов не хватает, так сразу все валят на Великий Артефакт! – возмутилась Бузинная палочка, яростно сверкнув кончиком. – А я в тот день вообще тихо сидел и вел себя прилично. Ждал визита палача и министра, силы копил, значит...

- Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее! – не удержался Гарри, переходя на более требовательный тон.

- А что я-то? Вот чуть что, так сразу Великий Артефакт! – «подлый пакостник» явно завелся. – Да Дамблдор сам этих двух придурков, в смысле Фаджа и этого, Макнейра, обработал полезным заклинанием, и что самое обидное, без моего подлого участия. Пока Фадж бубнил приговор, - сказал Великий Артефакт, и, переходя на монотонный речитатив, начал цитировать: «...гиппогриф Клювокрыл, в дальнейшем именуемый осужденным, должен быть казнен шестого июня на закате...»

- Конфундусом? – перебил Гарри, которого подробности оглашения приговора волновали мало.

- И Конфундусом тоже, - нехотя подтвердил Великий Артефакт. – А ты, хозяин, небось, думал, что тебе удалось умыкнуть громадного гиппогрифа под носом сразу трех человек? Наивный такой! А я, между прочим, остался без развлечений, - недовольно констатировал безработный пакостник.

Гарри не знал, что и думать, потому что если Дамблдор отвлекал Фаджа и Макнейра, то он знал, что гиппогрифа сейчас уведут. Но ведь он не мог этого знать, потому что в прошлое он отправит их с Гермионой только через три часа без малого. Или уже знал, что Гарри с верной подругой прячется за ближайшими деревьями? Но откуда?

- Ладно, оставим господина Министра и другого... господина в покое, - согласился Гарри, намериваясь перейти к более важному, по его мнению, делу. – Расскажи-ка лучше про Визжащую хижину.

- Да не был я в той хижине! – с чувством отрезал Великий Артефакт. – Мы с Дамблдором, проводив Министра в комнату для гостей, прямиком отправились к профессору Снейпу в подземелья. Дамблдор собирался переговорить с ним по поводу твоей экзаменационной работы по зельеварению. Ты хоть помнишь, что варил?
- Кажется..., Морочащую закваску..., - заикаясь, прошептал Гарри. – Только она у меня так и не сгустилась до нужной консистенции.

- Вот именно! – обрадовался Великий Артефакт. – А Дамблдор стал доказывать профессору Снейпу, что он... ну, в общем, болван, и не понимает, что закваска на самом деле та-лант-ли-вая! И что в таком неконцентрированном виде она еще лучше работает, а мальчик, то есть ты, унаследовал от мамы талант к зельеварению. Ну, Снейп, понятное дело, весь скривился от отвращения, аж передернуло его, несчастного. А я сижу себе тихонько в рукаве парадной голубой мантии...

А потом тот как начал разоряться, что типа у этого несносного мальчишки Поттера нет ровно никаких талантов, а от матери только глаза, да и то случайно... Ой, хозяин, если бы ты слышал весь этот бред, ты бы, честное волшебное, не стал бы меня винить!

- Что ты сделал? – настойчиво процедил Гарри, старательно взвешивая каждое слово.

- Распылил твою Морочащую закваску прямо профессору Снейпу под его сопливый нос. Чтоб не фыркал почем зря! – признался Великий Артефакт с явным удовлетворением.

- Всю? – тупо спросил Гарри, не понимая еще, как относится к признанию Бузинной палочки.

- Да не всю, конечно, а только то, что было отлито в специальную пиалу из твоей пробирки, - лениво уточнил Великий Артефакт, немного выходя из себя от вялости мышления своего хозяина. – Впрочем, он уже к тому времени так нанюхался, снимая пробу с ваших работ, достойных безмозглых рогатых животных, что сам стал от тех баранов не отличим по морально-умственному состоянию. Так что моя скромная импровизация... вряд ли сделала погоду?

Хотя, нет, вру! После этого профессор Снейп сразу так... преобразился. Стал такой нервный какой-то, мрачный весь такой... Ну, то есть мрачнее, чем обычно. Про несносного мальчишку Поттера сразу забыл, зато вдруг вспомнил про профессора Люпина, что типа из-за этих тупых баранов он забыл отнести оборотню волчелычное зелье в кабинет. Короче, котелок схватил и помчался, аж мантия у него закрутилась между ног и волосы вздыбились.

- А что Дамблдор? – продолжал расспрашивать Гарри с нарастающей настойчивостью.

- Ничего, - безмятежным шепотом ответил Великий Артефакт. – Вылил оставшуюся в пробирке закваску в пиалу, снял пробу, остался доволен. Нет, правду говорю: Морочащая закваска была, что надо, высший сорт! Зря Снейп зубоскалил.

- Дальше-то, дальше что? – требовал Гарри, теряя терпение.

Великий Артефакт испуганно вздрогнул.
- Что, что? Да ничего особенного! – выдохнул он с недовольным ворчанием. – Отправились мы в кабинет профессора Люпина. Приходим. А там уже нет никого, только Дамблдора это ничуть не расстроило. Он сразу сунул свой кривой нос в Карту Мародеров, что на столе лежала. «Так, так, - говорит, - значит, они все собрались в Визжащей хижине. Что ж, этого следовало ожидать, анализируя поведение Гремучей ивы, когда мы проходили мимо, возвращаясь от Хагрида. Очень хорошо!».

- Что хорошо? – устало спросил Гарри, у которого уже ныло сердце от мрачных предчувствий. В какой-то отчаянный момент он даже пожалел, что затеял этот откровенный разговор, потому что иногда лучше не знать всей страшной правды.

Видимо Великий Артефакт уловил его сомнения, и потому закончил быстро:
- Дамблдор вернулся в кабинет профессора Снейпа и отправил пиалу с Морочащей закваской прямиком в Визжащую хижину, для верности действия еще и распылив ее содержимое. В общем, все подействовало, как надо, так что ты, Гарри Поттер, можешь по праву гордиться собой. Это даже сам профессор Снейп вынужден был признать и выставить тебе высокий балл за сваренное зелье. То, что он целую неделю Люпина поил своей отравой – пошло волку серому под хвост. Даже дементоры - хоть им совсем немного досталось из той пробирки, да и концентрация на открытом воздухе не та - сбрендили, чуть не... Хозяин, да ты меня не слушаешь?

Гарри в бессильном гневе устало закрыл лицо руками, крепко прижав ладони к глазам. Почему-то вдруг вспомнилось, с какой безмятежностью отвечал Дамблдор на его кипящее возмущение по поводу бегства Петтигрю. Мерлиновы кальсоны, старикашка ведь все знал!

- На дементоров-то как хватило? – с отчаянием спросил он в ответ на замечание Великого Артефакта.

- Обычное заклинание дозаправки, - сердито обмолвился Великий Артефакт. – На такие несложные зелья из программы третьего курса действует вполне сносно.

Но Гарри, действительно, уже почти не слушал. Какой смысл был беспокоиться о безмозглых дементорах, когда их предал человек, которому он, Гарри, верил больше, чем самому себе.

- Он все знал про Визжащую хижину! – вскипел Гарри, вскакивая с кресла. Отвел душу, с силой двинув ногой по несчастному креслу, и оно с жалобным скрипом прокатилось по полу до противоположной стены. – Черт побери! Он все знал!

В полном смятении Гарри посмотрел на Гермиону, только сейчас вспомнив о ее присутствии. Она, скорее всего, ничего не поняла из его познавательной беседы с Бузинной палочкой, так вид у нее был испуганно-удивленный, а пальцы нервно дрожали, бесцельно теребя записную книжку. Что ж, сейчас он, Гарри Поттер, бывший человек Дамблдора, соберется с духом и все расскажет.

- Слушай, хозяин, - жалобно проскрипел Великий Артефакт в наступившей звенящей тишине. – Потер бы меня еще чуть-чуть своей очковтирательной замшей, а? Слушай, все бока болят, не могу извилины раскрутить! Ой, худо мне, хозяин...

Не видя смысла затевать спор, Гарри достал из кармана прямоугольный кусочек замши и, тяжело вздохнув, начал старательно полировать Бузинную палочку. Великий Артефакт довольно мурлыкал от удовольствия, время от времени приговаривая:

- Х-мм... Неблагодарность черная... Закваску Гарри Поттер варит, а виноват во всем Великий Артефакт, да? А я всего лишь жертва инквизиции, Мерлиновы кальсоны! Да я того Мерлина знать не знал, блин... И кальсоны его в глаз не видел! А трусы Поттера сами с ног сползли, я тут, вааще, не причем... Ну, стихийная магия после совершеннолетия... Это, вааще, мощно, да... Но только я со всей ответственностью заявляю, что Великий Артефакт здесь совершенно не причем.



Глава 59. Так еще никто не шутил, как я и он.

15 апреля 1998 года, среда.

Поверхность Бузины уже тускло отливала матовым блеском, а Гарри все тер и тер своенравную волшебную палочку, по иронии судьбы доставшуюся ему в наследство от Дамблдора. Тер с остервенением, крепко, почти неистово, прижимая маленький кусочек замши к поверхности дерева, пока Бузинная палочка не вскрикнула:
- Ой, больно же!

Рука Гарри замерла, он поднял голову. Гермиона безмолвно взирала на него одновременно и с испугом, и с отчаянием, и с робкой надеждой на то, что сейчас, наконец-то, он все объяснит. Ее пальцы судорожно сжимали самую настоящую замшу для полировки волшебных палочек, которую она, скорее всего, успела достать из объемистых недр бисерной сумочки, переворошив свои неистощимые запасы на все случаи жизни.

- Гарри..., - голос ее звучал напряженно, нерешительно, - давай я попробую.

Он молча протянул Гермионе Бузинную палочку, отметив, что девушка вздохнула с некоторым облегчением.

«Наверное, ее больше волнует мое полубредовое состояние, нежели новости как таковые», - подумал Гарри, и к сердцу прокрался стыд за свою несдержанность.

Гермиона сидела, ссутулившись, не поднимая головы, ласковыми ритмичными движениями протирала гладкую деревянную поверхность. Великий Артефакт уже ничего не говорил, а только урчал от удовольствия, словно кот, дремлющий на солнышке, а вскоре и эти звуки исчезли.

- Думаю, этого вполне достаточно, - произнес Гарри, нарушив наступившую тишину, забирая из рук Гермионы Бузинную палочку и отправляя ее в карман. – Не бойся, я сейчас все расскажу, только с мыслями соберусь, - решительно добавил Гарри в ответ на немой вопрос, легко читавшийся в глазах девушки.

Странное дело: всего несколько минут назад ему хотелось рвать и метать, обрушить мир на ветхую брезентовую крышу этой старой палатки, он полагал, что эмоций не хватит выразить кипевшие в груди чувства. Но, к его немалому удивлению, пересказ текста получился неимоверно сухим и коротким, заняв всего несколько коротких предложений.

Пошел, взял, отлил, отправил, распылил... Все немного сошли с ума, включая Снейпа, Люпина и дементоров.

- И натворили кучу глупостей, - задумчиво произнесла Гермиона после недолгой паузы, но голос ее звучал достаточно ровно. То ли она ожидала чего-нибудь в этом роде, то ли еще раньше подходила к жизни более взвешенно, на всю катушку используя свой неоспоримый конек – логику.

- Что и требовалось доказать, - прошептала Гермиона, как будто подтверждая подозрения Гарри насчет логического мышления. – Это нумерология, - пояснила она, и, немного смутившись, спросила:
- Гарри, скажи, ты ведь не поверил, что твоей талантливой закваски хватило на всех, включая дементоров?

Гарри невольно улыбнулся. Он так и знал, что лучшую ученицу Хогвартса будет волновать именно этот животрепещущий вопрос: обскакал Поттер ее в зельеварении, или есть еще надежда на главный приз от Слизнорта?

Но ответил сдержанно:
- Гермиона, я даже не уверен, что профессора Снейпа обработали конкретно моей «талантливой» закваской, не говоря уже об оборотнях и дементорах. Но ты ведь понимаешь, что главное не в том, кто варил, а в том, кто применял, и уж чью там закваску квасили... Но, согласись, придумано недурно. Насколько я помню из теории, Морочащее зелье разбавляют водой – про соотношение лучше не спрашивай: забыл – и применяют в дисперсном состоянии. Эффект кратковременный, но действенный, у маглов может вызвать массовый психоз. На волшебников действует более мягко, заставляя бесконечно прокручивать мысли вокруг одной навязчивой идеи и напрочь отметать все остальное.

Гарри с удовольствием отметил, что Гермионе его развернутый ответ по теме пришелся по душе, и продолжал уже более спокойно и уверенно.

- Ничего особенно «талантливого» конкретно в моей закваске точно не было, я так и не смог тогда сгустить ее до нужной консистенции. Но это отнюдь не значит, что ее нельзя было применить, просто нужно было добавлять меньше воды. Это, скорее всего, и доказывал Дамблдор Снейпу, если, конечно, подобный разговор между ними состоялся. По крайней мере, я был очень удивлен результату экзамена - не провалился на зельях.
Но ведь это детали, Гермиона! Ведь так?

- Да, конечно, - Гермиона вздохнула. – Это и в самом деле мелочи.

Снова воцарилась тишина. Гарри старательно прокручивал в памяти все услышанное от Великого Артефакта. Скоро мысли запнулись о Визжащую хижину и Карту Мародеров, Гарри усмехнулся:
- Слушай, а ведь он и дальше врал!

- Кто? – рассеянно спросила Гермиона, выходя из задумчивого состояния.

- Великий Артефакт, конечно, - с готовностью ответил Гарри. - Не мог Дамблдор видеть нас на Карте Мародеров в Визжащей хижине, поскольку сама хижина не обозначена на карте.

Гермиона удивленно подняла брови: слова друга ее явно поразили.
- Но ведь это нечестно, Гарри! – воскликнула она мгновенье спустя. – Вот обманщик! И главное – так задешево.

- Просто он слишком долго прожил с Дамблдором, - снисходительно пояснил Гарри. – Понимаешь, у него даже словечки его, фирменные. Ну, и привычки, я думаю, те же. А тебе не часто приходилось держать в руках Карту Мародеров.

- Так может быть..., - неуверенно начала Гермиона, - и все остальное не стоит принимать за истину?

Гарри не знал, что ответить. Слишком много непонятного случилось той июньской ночью, и версия о применении Морочащей закваски в массовом порядке хоть как-то сводила концы с концами. Особенно верилось в нечто подобное, когда рассуждения доходили до поведения профессора Люпина: все-таки он принимал волчелычное зелье всю неделю до полнолуния, забыл принять один единственный раз, но даже Бродяга не смог вернуть его в разумное состояние. Как ни крути, а было над чем задуматься.

Невольно поймал себя на мысли, что ему проще повесить все грехи на Дамблдора, чем признать Сириуса и Римуса, а заодно и себя с Гермионой, круглыми идиотами. Но вряд ли они когда-нибудь узнают настоящую правду. Великий Артефакт, как свидетель, потерпел фиаско, верить ему можно было, мягко говоря, весьма осторожно. Хотя идею подкинул... Разве что профессор Снейп мог что-нибудь поведать о визите Дамблдора в свой кабинет, да и то, если будет жив. Тогда можно будет попросить у него воспоминания... Стоп! Почему он раньше об этом не подумал?

- Мисс Грейнджер, - выдохнул Поттер, - я, кажется, готов совершить еще одно ограбление!

Гермиона посмотрела на него изумленно, Гарри был уверен, что она сейчас начнет долдонить об осторожности и безопасности, но ее реакция была совершенно иной.

- Меня берешь «на дело»? – спросила она с вызовом.
- Без вопросов, - мгновенно ответил Гарри, развеяв ее глупые сомнения.

- Да я просто не отпущу тебя одного, - заявила Гермиона с очаровательной улыбкой. – А что грабим? Опять кладовую хогвартского зельевара?

- Не-а, - Гарри отрицательно покачал головой. – На этот раз кабинет Дамблдора... Снейпа... В общем, круглый кабинет. Возьмем во временное пользование Омут памяти. Как тебе идея?

Судя по всему, идея произвела впечатление. От избытка эмоций Гермиона вскочила с кровати и, снова опустившись на место, устремила на друга сияющие глаза.

- Эврика! – воскликнула она. – Гарри, да ты молодец! Как я сама не додумалась... А что конкретно ты хочешь просмотреть?

- Да все подряд, Гермиона, - деловито начал разъяснять Гарри. – Все, начиная с первого курса. Все мои заумные беседы с Дамблдором.

Уловив на лице Гермионы озабоченность, Гарри пояснил:
- Их было не так уж много, Гермиона. Одна-две за год, не считая, конечно, шестого курса. Но и там не густо, так что всего несколько дней... После победы, разумеется. Понимаешь, что-то я в последнее время жалуюсь на свою память? – «застенчиво» и «жалостливо» прошептал Гарри, с напускной рассеянностью почесав в затылке.

В ответ Гермиона радостно хлопнула в ладоши. Гарри тоже хлопнул в ладоши. В следующее мгновенье их пальцы соприкоснулись...

...но сразу же отскочили, словно испугавшись откровенной близости.

Следующее касание ладоней было более продолжительным. Руки как будто изучали друг друга, но еще боялись открыто поведать о своем тайном желании быть рядом.

Последовал еще один холостой хлопок, и четыре руки вновь встретились. И уже ни одна из них не спешила разорвать контакт, призвав на помощь глаза и улыбку.

Чем бы закончилась эта детская забава – игра в «ладушки» - будь они одни? Кто знает? Но беспокойные малыши, вбежав в комнату, прервали тет-а-тет, не оставив выбора. Гермиона первая опустила руки и отвела взгляд, быстро покинув комнату и оставив Избранного в глубоком раздумье, если не сказать в смятении.

Нет, что ни говори, а когда девушка готова ради тебя тащить дракона на Астрономическую башню, шерстить запасы профессора Снейпа, угонять гиппогрифа из-под носа Министра Магии и грабить Гринготтс – это то, что надо для долгой нескучной жизни.

Такой друг, как Гермиона стоит дорогого. Но именно это и мешало сказало вслух три заветных слова, которые уже давно жили в сердце. Глупо, смешно, но, используя фирменное выражение Гермионы, «пришпорить обстоятельства», а попросту, признаться, или хотя бы решиться на поцелуй, смелости не хватало. И это не говоря уже о Роне. Об этом и вовсе не хотелось думать всерьез, поскольку все возможные размышления начинались и заканчивались на короткой, но емкой фразе: «Подлец я, Рон, подлец!»

Он – исключительно теоретически (здесь Гарри не врал самому себе) – скрепив волю, предпочел бы загнать «подлеца» в угол, или хотя бы попытаться это сделать, если бы не это «мгновенье прозрачности», когда разговаривали их руки. И этот взгляд, слишком красноречивый для дружбы и, одновременно, слишком робкий для... Гарри хотел бы сказать «для любви», но словно боялся что-то спугнуть, нечто неосязаемое, что уже существовало между ним и Гермионой: множество незримых нитей, крепко связавших их жизни друг с другом. Казалось, сейчас там закручивались и затягивались последние узелки «на счастье».

16 апреля 1998 года, четверг.

Весь день без остатка Гарри посвятил очистке сознания и медитации. Идея проникнуть в разум Темного Лорда превратилась в какую-то великую панацею. Если раньше он, вольно или невольно размышляя о своем наставнике, тратил массу времени на то, чтобы вспомнить их разговоры во время традиционной беседы в конце каждого курса, то после вчерашнего решения доверить это дело Омуту памяти Гарри выбросил из головы все лишнее.

Разобраться с Дамблдором он успеет, сейчас главное – Темный Лорд. Да и свое собственное сознание следовало привести в порядок, а состояние его было таково, что «сияние чистого разума, без содержания» было самой светлой мечтой.

Бесконечное (и абсолютно бесплодное) сражение: Гермиона или Рон, любовь или дружба заканчивалось, едва мысли сосредотачивались на дыхании. Вдох-выдох, вдох-выдох, и ни одна мысль не движется... И не надо. Можно было вполне назвать вещи своим именем: бегство от действительности.

Гарри забывал даже о еде. Вечером Гермиона вырвала его из «небытия» практически силой, за руку привела на кухню и усадила за стол перед тарелкой.

- Гарри, так нельзя, - решительно потребовала она, когда он, практически под ее пристальным наблюдением, опустошил содержимое тарелки. – Я ценю твое усердие, но о теле тоже следует заботиться.

- Гермиона, так можно. Это не забава, а окклюменция, - с важностью проговорил Гарри, выделяя последнее слово. – Медитация – это тренировка освобождения сознания от всего лишнего. При хорошей технике в дальнейшем очистка сознания должна происходить мгновенно. А пока выполняю дыхательные упражнения.

- Я заметила, что ты занялся дыхательными упражнениями, - произнеся это, Гермиона вцепилась в него своим фирменным наблюдательным взглядом. - Что это вдруг на тебя нашло?

- Между прочим, это - не "вдруг", - слегка обиделся Гарри, гордо добавив, - а конкретная реализация плана по развитию моей неповторимой личности. Помогает взять эмоции под контроль и смотреть на жизнь проще.

Покачав головой и понимающе улыбнувшись, Гермиона лукаво спросила:
- А более конкретные планы озвучить не хотите?

Конкретные планы... Хм-мм... Конкретные планы – чтобы штаны больше не слетали. Мысли Темного Лорда были еще конкретнее.

- Гермиона, я просто понял свою ошибку: я должен был убрать из головы все, абсолютно все, включая мысль о том, что я должен попасть в разум Сама-Знаешь-Кого, - признался Гарри, справедливо рассудив, что Гермиона уже прекрасно поняла его нехитрые замыслы. Он видел ее сегодня с заветной книгой в руках.

- И как успехи? – поинтересовалась девушка.
- Пока не очень, - честно ответил юноша. – Но я ведь только начал.
- Может быть, тебе вот это поможет? – Гермиона протянула собеседнику палочку с пером Феникса.
- Как я сам не вспомнил! – с досадой воскликнул Гарри, принимая палочку из рук девушки.
- Не думаю, что без должной техники Остролист сможет тебе существенно помочь, - авторитетно возразила Гермиона. – Но ты не боишься..., - девушка замялась, - головной боли.

- Знаешь, Гермиона, ты права, но..., - Гарри криво усмехнулся, - моя главная головная боль в настоящий момент – это Альбус Персиваль Вулфрик Дамблдор, его жизнь и обманы. Сама-Знаешь-Кто на его фоне – такая хилая мандрагора... Честно!

- Мандрагора? – переспросила Гермиона. – А это у тебя, откуда словечко?

- Да это не мое, - отмахнулся Гарри. – Это, вообще-то, от Невилла.

- Аааа..., - разочарованно протянула Гермиона. – Жаль, что я с ним немного общалась в школе.

- Я тоже мало с ним общался, особенно на шестом курсе, после Министерства, - немедленно подхватил Гарри. – И тоже жалею. А про словечко мне проговорилась... Джинни.

Гермиона снова наградила его странно понимающим взглядом, но на этот раз без улыбки, и внутри у Гарри вдруг стало неуютно, словно что-то скомкалось. Пришлось отчаянно пожалеть о том, что упомянул имя Джинни. Но раз уж начал про мандрагору... Проболтался, дурак!

Бросив на подругу виноватый взгляд, Гарри, тем не менее, с удивлением отметил, что она опять о чем-то сосредоточенно размышляет, причем в своих мыслях, похоже, завязла с головой. Внезапно девушка, видимо почувствовав его пристальный взгляд на себе, покинула темные закоулки своего разума и... Тут Гарри не мог подобрать нужного слова, но решительное выражение ее лица поразило до глубины души. Как правило, такие моменты ничего хорошего не сулили, и Гарри приготовился к худшему.

Он уже лихорадочно подыскивал все возможные в данном случае нужные слова для обоснования необходимости проникновения в сознание Волан-де-Морта именно сейчас, но невинный вопрос Гермионы, как говорят в таких случаях, «совсем из другой оперы», застал врасплох.

- Гарри, я хотела тебя спросить..., - медленно начала она каким-то нейтрально-отвлеченным тоном, - что ты делаешь сегодня вечером? – последняя фраза прозвучала не в пример быстрее начала реплики.

Вроде бы ничего особенного сказано не было, но Гарри слегка опешил.
- Да так, ничего, - промямлил он в ответ. – А у вас есть какое-то конкретное предложение?
- Есть, - просто ответила Гермиона. – Понимаешь, я хочу поиграть в квиддич. Кстати, ты мне не напомнишь счет? Сколько там было очков в мою пользу?

- Много, - с горечью проговорил Гарри, начиная волноваться. – Конкретно не помню. А как будем играть?

- Ой, Гарри! Здесь все будет очень просто, - голос Гермионы заметно оживился. – Ты когда-нибудь играл в рифмы? Я говорю фразу, ты ее продолжаешь, но только так, чтобы все складывалось в рифму, - быстро пояснила Гермиона, увидев довольно растерянный взгляд героя магического мира. – А счет помню я: «пятьдесят – ноль» в мою пользу.

До конца жизни Гарри не смог дать себе вразумительного ответа, что же заставило его тогда согласиться на эту провокацию. Играть в «ритмический квиддич» с лучшей ученицей Хогвартса... Ну, герой! Гриффиндорец. На что рассчитывал, малыш?

- Нет, если противник не в форме, - «понимающе» начала Гермиона, и этот ее слегка пренебрежительный тон, по сути, решил все. – Если ваше душевное здоровье не позволяет вам принять участие в соревновании на звание лучшего рифмоплета, то я, разумеется, не вправе настаивать...

- Противник в норме, то есть, надо сказать, в форме, - категорически заявил Гарри, не дав подруге закончить фразу.

Дальше следовало бы остановиться, но к языку как будто привязали веревочку и осторожно за нее потянули.

- О душевном здоровье – не знаю. До конца не совсем понимаю. Но уверен: смогу все понять, если...

Гарри запнулся, потому что не знал, что сказать дальше. То есть он знал, что нужно сказать по смыслу, но не мог найти нужного слова, хотя оглядел уже и потолок, и стены маленькой кухни. Впрочем, глагол «размышлять» вполне подойдет, если... туда добавить что-нибудь еще... Но что? Думай, думай...

Собрать мысли в кучку так и не удалось, дело не дошло даже до «размышлять».

- ...если шрам на носу почесать, - донесся до него «услужливый» шепот Гермионы.

- Так у меня ж на лбу, - недоуменно произнес Гарри, спускаясь с потолка на пол. О-ох... Лучше бы он молчал!

Гермиона смеялась. Глаза ее блестели, и несколько счастливых прозрачных слезинок, которым стало тесно среди ресничек, покатились по щекам. Одного взгляда на девушку хватило, чтобы забыть обо всех сожалениях, казавшихся такими важными всего мгновенье назад.

- Да ну тебя, - огрызнулся Гарри, тем не менее, любуясь довольной улыбкой Гермионы. – Я ж не нарочно, оно так само получилось.

- Семьдесят... – Ноль! - победно воскликнула Гермиона, слегка запинаясь от смеха. – За два шрама – на носу и на лбу – по десять очков. Продолжим? Так что там будет, если оставить знаменитый шрам в покое?

- Надо по уху чайником дать, - буркнул Гарри разочарованно, со злостью, - чтоб не слушал случайных подсказок!

- Думы странные тревожат мой разум..., - таинственно, и даже немного угрожающе пропела Гермиона, довольно правдиво изобразив на лице выражение крайней озабоченности.

Вдруг, словно спохватившись, будто бы внезапно найдя нужное решение, она ткнула Гарри в грудь указательным пальцем.

- Признавайся: списывать стыдно!

Возразить ей было абсолютно нечего, и Гарри с готовностью согласился с суровой реальностью.

- Для героев – вообще, не солидно, - уверенно, по-деловому проговорил он.

Следующую реплику, по правилам игры, следовало говорить ему, и Гарри воспользовался этим, попытавшись заодно убедить подругу, что для него еще не все потеряно.

- И он сможет это понять! – пообещал Гарри. Получилось даже немного торжественно.

- Если по уху чайником дать? – удивленно, слегка иронично, и, что самое обидное, практически мгновенно переспросила Гермиона.

А он к ней с серьезными намерениями! Чертовка.

- Ради дела святого – готова! – клятвенно пообещала Гермиона, театрально приложив одну руку к груди, другой рукой схватившись за руку парня и многозначительно поглядывая на чайник, мирно стоявший на плите.

- Гермиона, ну, ты - не здорова, - пробормотал Гарри, попытавшись вложить в свои слова как можно больше возмущения. – Ну, ей Богу, нельзя же так, сразу...

- Злые думы туманят мой разум..., - опять с готовностью согласилась девушка, щедро снабдив цитату нотками раскаяния.
– О чем хочу предупредить заранее, - строго добавила Гермиона, снова скосив глаза на злополучный чайник.

- Не буду списывать домашние задания, - обреченно, но, тем не менее, клятвенно пообещал Гарри, чувствуя, что без этого не обойтись. – Я, между прочим, все-таки герой!

Гермиона взглянула на него хитрым, оценивающим, «гермионистым» взглядом. Сделав вид, что нашла его состояние вполне соответствующим заявлению в предыдущей реплике, она хлопнула себя ладошкой по лбу.

- Действительно! – воскликнула девушка, и тут же весьма наивно переспросила: - И мы не брат с сестрой?

Хорошие у вас вопросы, мисс Грейнджер! Спрашивает так, как будто бы знает о его тайных терзаниях, все последнее время не дававших герою покоя. Впрочем, следующая реплика была за Гермионой, и Гарри ждал.

- Вы, кажется, так думали вначале? – с явно поддельной робостью уточнила девушка.

Гарри принял решение все отрицать, чтобы там Гермиона не воображала.

- Такие мысли НАС не посещали! – заявил он твердо и внушительно, но тут же, неожиданно для самого себя, с явным изумлением в голосе поинтересовался: - Откуда вам известно про «сестру» и «брата»?

- Да... у меня фантазия богата..., - неопределенно пожав плечами, ответила девушка.

Спустя несколько секунд она все же решилась раскрыть карты:

- Мне говорил знакомый общий. Рыжий.

Нашелся, значит, источник информации. Кто бы сомневался!

- Не верь ему! Он на судьбу обижен, - произнес Гарри, и сам испугался того, что сказал. Единственное, что хоть немного оправдывало его, прямо-таки пренебрежительное отношение к другу, так это игра в «рифмы». Думать особо некогда было, и ляпнул первое, что попало под язык.

Чуть-чуть позже, дав себе отчет, что Рональд все-таки говорил Гермионе правду с его слов, поспешил добавить:
- Рон спас меня от смерти в тот момент.

- И вы решили дать ему ангажемент? – с вызовом поинтересовалась девушка.

Не имея понятия, что такое ангажемент, Гарри вопросительно уставился на Гермиону. Видимо, прочитав в его глазах непонимание, она уточнила:
- Ну, пригласить его в наши покои...

А что, он должен был отправить Рона домой, к мамочке? Да он был вне себя от счастья, когда Рон вернулся. Как она не понимает?

- Но это ж Рон! Поверь мне: он достоин, - попытался Гарри убедить скорее себя, чем подругу. - Он спас меня и разрубил крестраж...

- И сразу взял МЕНЯ на абордаж, - огрызнулась Гермиона в ответ, а потом добавила как бы в раздумье: - Действительно... Весьма достойный малый...

Ну, тут даже герой растеряется: с одной стороны, Рон, действительно, был достоин лучшего, а, с другой стороны, поддерживать мысли Гермионы о «весьма достойном» выборе было выше его скромных мужских сил.

Увидев, что друг продолжает только беспомощно хлопать глазами и нервно тереть переносицу, Гермиона победно закончила.
- А потому влюблюсь в него, пожалуй! – воскликнула она, демонстрируя перед глазами Избранного по четыре пальца на обеих руках, поднятых вверх.

Восемьдесят – ноль, блин!

Тьфу! Гарри даже не знал, что именно сейчас огорчило его больше: проигрыш по очкам или откровенное признание Гермионы. Впрочем, пропущенный гол был серьезнее, а с признанием?.. Что ему это признание? Тоже новость? ХА! Сам видел веселенький поцелуйчик этой парочки на глазах у изумленной публики. И сейчас эта сцена стоит перед глазами, соображать «в рифму» не дает.

А еще говорят, что тому, кому не везет в смерти, везет в любви...

Врут. Все поцелуи – высоким рыжим отважным вратарям и умным шахматистам, а мелким занудным очкарикам достается только глупая детская игра «в ладушки».

Время шло, Гермиона ждала реплики от него, и Гарри сделал попытку ее образумить, впрочем, весьма неуверенную.

- Но ведь... нехорошо..., - пробормотал он, но не остановился на этом, – Нельзя ж так, сразу! - воскликнул юноша, вкладывая в свои слова все имевшееся в наличии красноречие.

Гермиона посмотрела на него недоуменно, как на заспиртованную жабу, которая почему-то собралась квакать.

- Считаете: я подчинюсь приказу? – спросила она совершенно издевательским тоном, снабдив реплику гаденькой улыбочкой.

Но и это было еще не все, потому что следующая фраза была произнесена с еще большим сарказмом:

- Простите, а вы кто у нас такой?

Кроме единственного дурацкого слова «герой» в голове не обнаружилось ничего.

- Ах, да... Герой! – снизошла Гермиона до ответа, когда вынужденное молчание Гарри стало казаться слишком долгим.

– Но мы не брат с сестрой! – снова победоносно произнесла она, показывая раскрытые ладони с девятью пальцами.

Было весьма подозрительно похоже на то, что торжествует она отнюдь не только по поводу счета «девяносто – ноль» в ее пользу.

Оставалось только удрученно вздыхать и тупо разглядывать дно пустой тарелки, в которой совсем недавно, раскрасневшись под острым жгучим кетчупом, сплетались в жарких объятиях итальянские спагетти. Тьфу! Лапша, какая...

Но, пока он предавался печали, чертова охотница снова завладела инициативой, и квоффл вновь оказался в его воротах.

- Ты отвечать, похоже, не готов, - констатировала она с довольной улыбкой. – Я набираю ровно сто очков!

Это уже походило на настоящий разгром. У Гарри даже нос под очками вспотел. А эта, с позволения сказать, «подруга», деловито подсчитывала промежуточные итоги, не забывая при этом играть в свои любимые рифмы, что было, надо сказать, обиднее всего.

- Три раза рифму пропустил, сложить легко и просто: ведь семьдесят плюс тридцать – как раз и будет сто! Ну, а поскольку вы опять молчите, то от меня еще десятку получите...

«Сто десять – ноль»! Гарри не выдержал.

- Черт! – наконец, воскликнул он, справедливо полагая, что печаль и, соответственно, молчание ему не помогут. – Проиграть вот столько, сразу!

- Растерян ты, и в «рифмы» не играл ни разу, - произнесла Гермиона с сочувствием, которое показалось Гарри невероятным притворством. – А я в этой игре такой тертый калач...

Фраза была брошена небрежно, с нарочитой легкостью. Все, что интересовало Гарри в этот момент: где эта ведьмочка научилась так издеваться над героями?

Наверное, вид у него был слишком удрученный, а потому Гермиона поспешила «посочувствовать», не забыв, однако, при этом продемонстрировать еще два поднятых пальца. Пальцы второй руки она соединила в виде маленького колечка, что изображало либо полный ноль Гарри Поттера, либо то, что количество шаров в ее корзине перевалило за вторую сотню.

- Но если хочется поплакать, то поплачь...

Оставлять такое издевательство без внимания Гарри не собирался, и приступил к строгому допросу.

- Но где, когда и кто вас научил? – спросил он, постаравшись сделать это максимально требовательно, но получилось плохо: растерянность давала о себе знать.

- Здесь Артефакт Великий руку приложил, - без запинки соврала Гермиона, для убедительности хлопнув пару раз ресницами над сияющими глазами.

- Иль мозгошмыг залетный пролетал..., - задумчиво предположил Гарри, поняв, что коварная негодница правды все равно не скажет.

- О! Точно. Этот зверь в меня попал! – тут же не замедлила признаться хитрая обманщица. – Ты бы проверил: может это твой?

Заглянув по совету Гермионы в свою голову, Гарри быстро смог убедиться, что сальноволосого мозгошмыга там нет, и след его простыл. Впрочем, чему удивляться? Снейп он и есть Снейп. Улетел.

Гермиона не стала ждать, пока он проведет комплексную инвентаризацию мыслей, и тут же «услужливо» предложила выход из положения.

- Я с ним поговорю, скажу, что ты – герой, - «участливо» произнесла она, при этом победно показывая сопернику уже три пальца, что означало разгромное число «сто тридцать». – Что он, по сути – вся твоя семья...

- Да, черт бы вас побрал! – съязвил в ответ Гарри, будучи уже по горло сыт и заботой, и сочувствием. – Беру тайм-аут я!

По-настоящему сердиться на Гермиону он, конечно, не мог, но она его, тем не менее, достала.

- Ну, не могу так больше. Нету сил, - пожаловался он, стараясь придать словам оттенок глубокой горечи.

- Ну, коли ты все для себя решил..., - разочарованно протянула Гермиона в ответ. – То надо разойтись нам по кроватям.

- Она за поражение заплатит, - достаточно громко прошипел Гарри, картинно отвернувшись в сторону предполагаемой публики. – Меня побила, и скорей в кусты?

- Не я беру тайм-аут. Это – ты! – беспристрастно ответила Гермиона, с довольным видом скрестив на груди руки. – Иль вы готовы продолжать сраженье?

- А вы надеетесь: смирюсь я с пораженьем? - бросил ей Гарри, собрав все остатки имеющегося в наличии яда. – Я как могу, свои ворота защищаю!

- Да вижу я, но не о том мечтаю, - притворившись невинной грустной девочкой, ответила Гермиона. – Хотя признайтесь, что вратарь из вас неважный...

Угу. Особенно когда на тебя так пристально смотрят красивыми карими глазами.

- Я вовсе не вратарь, - с вызовом напомнил ей Гарри общеизвестный факт своей биографии, - а я ловец отважный.

Она будет учить его играть в квиддич! Вот шутит девочка...

- И по очкам конца игры нам не достичь, - деловито произнес Гарри, решившись напомнить подруге еще и правила волшебного спорта.

- Придется ждать, когда поймает Поттер снитч, - произнесла Гермиона с явно разочарованным видом. – Похоже, матч наш кончится не скоро...

Она еще и... В общем, позволяет себе непростительно много.

- Не надо на меня смотреть с укором! – предостерег ее Гарри, с грустью прикидывая, что еще пара голов, и даже пойманный снитч не спасет от поражения. - Не я придумал всю эту заразу!

- Застенчив ты... И не бывал...

Внезапно Гермиона перестала победно улыбаться и смущенно замолкла, так и не закончив реплики.

Гарри торжествовал. Ну, наконец-то, хоть один гол! Спортивный азарт – это такая великая штука... Гермиона по-прежнему сидела на полу, бессильно приложив ладони к пылающим щекам.

- Мне кажется, вы мне очков не дали? – услужливо напомнил ей Гарри, поняв, что она, похоже, не собирается засчитывать ему выстраданный, заслуженный гол.

Гермиона отреагировала на его требования глубоким вздохом.

- Приходится признать, что снитч вы не поймали, - произнесла она почему-то с явной грустью в глазах и в голосе.

Вот притворяется... Иль шутит? Иль... Едва ли!?

В груди у Гарри явно что-то трепыхнулось, но тут же стыдливо замерло и сжалось с отчаянной надеждой, о которой нельзя было даже мечтать. Но, Мерлиновы кальсоны, там так все в рифму складывается... Только вслух об этом нельзя.

Голос Гермионы вывел из небытия, и как показалось Гарри, только подтвердил несбыточность его мальчишеских мечтаний.
- Все. На сегодня хватит. Всем – отбой.

Он ничего не ответил. Неожиданно стало совершенно все равно, сколько голов в свои ворота он еще пропустит. Вот был бы он вратарь...

В ушах снова зазвенел голос самой лучшей в мире девочки. Она уже поднялась с полу и стояла в дверях маленькой кухни, показывая удрученному парню сразу четыре растопыренных пальца.

Только вот голос ее звучал отнюдь не победно, а скорее, с досадной иронией.
- Ох, Гарри! Ты... очаровательно...

«Тупой как раз и нужен «на убой», - усмехнулся Гарри про себя, но озвучивать этот печальный факт не хотелось. У Гермионы, как давно заметил Гарри, при упоминании о «выращивании свиньи на убой», сразу резко портилось настроение.

Вот сейчас она откроет дверь и уйдет, а его молчание будет означать не что иное, как проигрыш, ведь последнее слово осталось за соперником. Хотя, какой Гермиона соперник? Не более чем Рон, которому он, Гарри, время от времени проигрывал в шахматы. Но как только довольный Живоглот, вырвавшись из рук Гермионы, прыгал на шахматную доску и сметал с нее немногие оставшиеся фигурки, Гарри тут же забывал о проигрыше. Несмотря на то, что со временем он неплохо научился строить оборону и продвигать вперед ферзевую пешку, Рон играл в шахматы лучше него, а таланту друга Гарри не завидовал.

Но проигрывать Гермионе отчаянно не хотелось. И пусть это был не настоящий квиддич, а шуточное соревнование на сообразительность и находчивость, но ведь и шахматы, тренирующие мозг, а не мышцы, у маглов считаются видом спорта. Вроде знал, что то, что было сейчас между ними, не более чем игра. Шутка. Но все равно было не по себе, а самое главное, обидно. Последнее несказанное слово откровенно пришибло.

Дамблдор его затачивал исключительно на Темного Лорда, а все остальное мальчику со шрамом на лбу нужно было постольку, поскольку надо было «дать ему возможность испробовать свою силу», да и то в рамках «чудесного плана» старика. Вот и вышел такой «тупой» с другого конца.

Но Гермиона не уходила, а продолжала стоять у двери, покрасневшая и смущенная больше обычного. Выяснять у девушки, что именно она имела в виду под словом «тупой» Гарри не хотел в принципе, считая это чересчур грубым приемом и унизительным для себя делом. Но и оставлять за НЕЙ последнее слово поднявшее голову мужское самолюбие не позволяло.

Можно подумать, ее драгоценный Рон знает законы зельеварения, или этот... как его... принцип Бораго! Да там все познания ограничиваются фактом, что еда входит в некую пятерку весьма досадных исключений, а попроси его назвать еще четыре исключения и долго-долго будешь ждать ответ! И не дождешься. Горечь поражения сшибла последние тормоза и на голову несчастного Рона, как из рога изобилия, посыпались неприличные мозгошмыги.

Если бы у него были живы родители, если бы была возможность летом спокойно делать заданную на дом работу, если бы зловредный Снейп не отбил у него всякую охоту к злосчастному предмету своими бесконечными придирками, то он как-нибудь разобрался бы с всякими мудреными ядами и противоядиями.

А так - принцип Бораго и «всеобщее благо» - в приложении к Гарри Поттеру сочетались неважно...

И вдруг Гарри почувствовал, как на него огромной стремительной волной накатывает вдохновение. Ощущение было совершенно необыкновенным, мощным, как будто бы тебя подхватил ветер и понес вперед, и ты прорезаешь пространство, и звенящие потоки воздуха окружают тебя со всех сторон. А снитч вот он, перед тобой, стоит только... добавить недостающие слова и рассказать историю своей жизни.

В голове внезапно стало на удивление свежо и ясно, все лишнее куда-то ушло, а нужные слова шли и вовсе не из головы, а, скорее, из души.
Впрочем, начал он негромко:

Мне было не до принципов Бораго,
Сражался я за «общее, за благо».
Все потому, что слишком «благородный».
Наверное, талант к тому природный...

Гарри усмехнулся, но совсем не весело, а дальше продолжал практически на одном дыхании:

И чувствую сейчас, что это – вздор!
Но так учил отважный Гриффиндор.
Соображал ли, что творю? Едва ли!
Я делал то, что от меня и ждали.
Да, ты права: конечно, я – тупой.
Но я не супермен, я лишь простой...

Гарри вынужден был остановиться, чтобы немного перевести дыхание. С рифмой на последней строчке не получилось, но это не имело никакого значения, потому что в душе уже скопились и ждали своей очереди последние рифмы.

Никто не объяснил, что риск бывает глупым,
Что молотком в доску нельзя загнать шурупы!
Мне все равно, кем вы меня считали,
А я всегда хотел быть просто Гарри.

*******
От полного отчаяния предлагаю варианты отзывов:
1. Гы-гы-гы... - развлекли подходяще.
2. Бу-бу-бу... - хорошо, но мало.
3. Тра-та-та... - танцуй, танцуй, а мы посмотрим...
4. Тру-ля-ля... - ну, ты, аффтар, загнул!
5. Трам-пам-пам... - чудненько тут у вас...
6. Чики-чики... - в общем, логично.
7. Ассио! - аффтар, имей совесть! ГОД уже прошел, а проды все нет?

Глава 60. Пройдем любви закат...

16 апреля 1998 года, четверг.

Высказав все, что камнем лежало на душе последние два года, с той самой минуты, когда озвученное Дамблдором Пророчество, словно невидимый барьер, отделило его от остального мира, Гарри, к своему немалому изумлению, почувствовал себя значительно лучше. Теперь он пристально смотрел в глаза стоящей перед ним девушки, ожидая ее реакции.

Но Гермиона молчала, она даже не улыбалась. Ощущение было такое, как будто она смотрела не на него, а в его душу, и, одновременно, в себя. Охватило неожиданное беспокойство, потому что, возможно, все, что он только что сказал – чистой воды глупость, и лучше прямо сейчас постараться перевести все в шутку. Если, конечно, знать, как это сделать... В конце концов, это же только игра.

- Гермиона, - осторожно напомнил Гарри о себе, надеясь таким образом вывести подругу из явного ступора, - я... я снитч поймал?

- Снитч... какой снитч? – слегка вздрогнув, спросила Гермиона.

- Отлично. Приехали, - с досадной ухмылкой констатировал Гарри. – Мы же с тобой играли, только не в квиддич, а в эти... рифмы. И ты забила в мои ворота четырнадцать голов...

- Ох, Гарри, - произнесла Гермиона с глубоким вздохом и снова остановилась, обводя глазами тесную кухню. Но спустя мгновенье она, словно опомнившись, выдохнула: - Гарри, ты просто...

- ...очаровательно тупой! – с готовностью подхватил юноша.

- Я такого не говорила! - решительно запротестовала Гермиона и, подняв на Гарри сияющий взгляд, с чувством прошептала: - А ты остался верен себе. Помнишь, как ты говорил, что значит сражаться: можно рассчитывать только на себя, и на свои мозги, и быстро соображать. И, честное слово, Гарри, мозги у тебя там, где надо!

- А ты до сих пор помнишь наизусть мои высказывания двухлетней давности? – с трудом выдавил из себя Гарри, обезоруженный и ее комплементом, явно не из «умной» книжечки, а от души, и этим красноречивым сияющим взглядом.

- Помню, - просто ответила Гермиона.

- А сама, небось, руки потирала, - не удержавшись, ввернул Гарри. – Вот мол, сейчас я этому Поттеру задам жару-пару!

- Вовсе нет, - твердо ответила Гермиона и резко замахала руками, протестуя. – Я надеялась, что ты поймаешь снитч!

- Так я поймал? – допытывался Гарри.

- Ну..., - неуверенно протянула Гермиона и, словно опомнившись, вынесла судейское заключение: - Поймал! Безусловная победа Гарри Поттера по очкам: «Сто сорок – сто шестьдесят».

У Гарри все-таки осталось неясное чувство, что девочка, мягко говоря, лукавит, если не сказать больше, но в голове сейчас варилось слишком много всего, что требовало немедленного осмысления. Было совершенно ясно, что на его поэтический дар она не рассчитывала, да он и сам на это не рассчитывал ни в коей мере. Это вышло так, случайно.

Но Гермиона была – как бы так сказать – в общем, Джеймс Бонд от зависти лопнет, Шерлок Холмс останется без клиентов. Так на что же она все-таки рассчитывала? Вернее сказать, что за снитч он должен был на самом деле поймать? Будем вынюхивать, высматривать...

- Но ведь, ну признайся честно, - льстиво улыбнувшись, прошептал Гарри, - там должно было стоять слово «тупой»? Ну, для рифмы.

- Не-а, - Гермиона решительно замотала головой. – Я хотела употребить другое слово. Только я тебе все равно ничего не скажу! – произнесла Гермиона, слегка поддразнивая, - Потому что...

- ...человек должен до всего доходить сам, - с важностью пропел Гарри, на этот раз почему-то подражая интонации Великого Артефакта. Девушка подобострастно улыбалась, дирижируя руками в такт его голоса.

- Кстати, - сказала Гермиона, возвращаясь к деловой интонации и давая тем самым понять, что «тупая» тема закрыта, - тот мальчик из стихов очень хорошо сказал про «глупый риск». Ну, правда!

- Серьезно? – переспросил Гарри, но голос звучал на редкость довольно. – В общем и целом, дорогая моя девочка, после всех этих сумасшедших лет, было бы весьма странно продолжать в том же духе. Вы не находите?

- В общем и целом, дорогой мой мальчик, - Гарри показалось, что она как-то по-особенному выделила местоимение «мой», подражая его собственной «откровенно притяжательной» интонации при произнесении слова «моя», - у вашей девочки подобные правильные мысли возникли уже в конце пятого беспокойного года.

- В общем и целом твой дорогой мальчик пришел к аналогичным выводам, - парировал Гарри, вспоминая весь ужас их безумного похода в Министерство.

- О-о! В самом деле? – голос Гермионы звучал чересчур подобострастно. - Нет, девочка нисколько не сомневалась в своем дорогом мальчике. Она лишь только была слегка удивлена, не увидев Мальчика-Которому-Все-Мало-и-Мало в Большом зале в начале шестого курса.

Дальше Гарри слушал с похолодевшим сердцем: до сих пор не мог простить себе этой своей глупой выходки. Если по уму, так Малфой мог сдать его, обездвиженного и беспомощного, своему хозяину. Да запросто! Умей Драко трансгрессировать, или если бы у него на руке действительно стояла Черная метка, и он мог бы вызвать Темного Лорда... Поттер, ты идиот!

- Разумеется, - как ни в чем не бывало, продолжала Гермиона, - ее дорогой мальчик столкнулся с каким-нибудь случайным привидением, споткнулся о собственный шнурок, который случайно развязался, упал вперед, носом вниз, и так и лежал долго-долго... Пока об него, в свою очередь, не споткнулся Сам-Знаешь-Кто, и только благодаря непрестанным молитвам его, потерявшей разум и голову, девочки, Сам-Знаешь-Кто оказался не тем человеком, который, по идее, должен был бы его подобрать и утащить в неизвестном направлении.

- Моя дорогая разумная девочка, - пискнул Гарри уже не очень уверенно, - но ведь все обошлось...

- О! Как она могла забыть! – воскликнула Гермиона, вскидывая глаза и руки к потолку. - Ее рисковый мальчик отделался всего лишь сломанным носом и малой кровью.

- Неправда, – вставил Гарри, резко проведя вытянутой вперед рукой слева направо и прибавив к сказанному слову небольшое количество яда, - ее несчастный мальчик потом две недели перебирал флоббер-червей у Снейпа. И без защитных перчаток, между прочим!

- Пусть считает, что ему крупно повезло! – процедила Гермиона с сарказмом. – В очередной раз. Потому что у Хагрида соплохвосты все к тому времени передохли...

Поразило даже не злорадное шипение, а то, что «ее мальчик» превратился просто в «него». Это уже не сулило легкой жизни этому самому мальчику.

- Между прочим, ее дорогой мальчик оказался прав насчет младшего Малфоя, - с вызовом напомнил Гарри, не забыв, однако, вставить притяжательное местоимение.

- Да то-то и оно! – сердито проворчала Гермиона, по-видимому, вовсе забыв о подобающих местоимениях (А ему, черт возьми, уже начинало это чертовски нравиться...).

- Что то-то, не то? – как дятел, простучал Поттер. – Девочка могла бы, между прочим, и помочь своему мальчику вывести Малфоя на чистую воду...

Гермиона тяжело вздохнула, недовольно покачав головой, Гарри понял, что сказал глупость: никому не был нужен его добровольный шпионаж. Дамблдор итак все знал, но продолжал делать вид, что все хорошо и прикидываться наивным простодушным старичком. Даже он, Гарри, в подавляющем большинстве случаев общения с директором Хогвартса верил в эту легенду. Но иногда, особенно часто в последний год, маска сползала с бороды добренького старца, и открывалось совсем другое лицо: пронизывающий насквозь взгляд холодных синих глаз, раздевающих душу собеседника, даже если этим человеком был такой сильный окклюмент, как профессор Снейп.

- Девочка, как и ее дорогой мальчик, он же по совместительству человек Дамблдора, - девочка явно начала выходить из себя от волнения, потому что в голосе заметно прибавилось сарказма, - тогда верила Дамблдору и его действия сомнению не подвергались. Да ни на кнат! Да я представить себе не могла, что Дамблдор все знал про Драко! – в сердцах воскликнула Гермиона, совершенно забыв про их негласную игру и переходя на личные местоимения. - Да если бы ты не проделал на уроке этот свой фокус с безоаром, если бы в портфеле не оказалось камня, если бы ты выпил свой бокал раньше Рона... Да я тогда чуть с ума не сошла, сидя в больничном крыле!

- Еще бы, Рон чуть не умер, - вставил Гарри, отчасти от того, чтобы хоть что-то сказать. А про умирающего Рона вроде было вполне к месту.

- М-да..., - задумчиво промычала Гермиона. Ее реакция показалась мальчику странной, можно было даже сказать - негермионистой. Даже озадачила.

Впрочем, долго раздумывать над услышанным не пришлось, потому что на милую девочку с чудесным характером, похоже, накатила новая волна вдохновения. Состояние было хорошо знакомо Гарри по себе, и потому в душе благоухали незабудки, а уши с жадностью впитывали в себя пафосную речь:

- После той ловушки с Министерством неразумная девочка сказала себе твердо: «Хватит!» Всего хватит: нарушений школьных правил, законов, приключений... Как там Дамблдор тебе сказал: «В твоем появлении в Министерстве совершенно не было нужды». Да будь там... Сириус на самом деле, мы ничего бы не смогли сделать, Гарри! Есть взрослые люди, они, наверное, знают, что и как. А нам надо учиться... делать говорящих патронусов, для начала. Раз сам Дамблдор взялся учить тебя... Да я даже про злополучную окклюменцию за весь год не заикнулась ни единым звуком!

- А почему-у-у? – с искренним удивлением пропел Гарри на высокой ноте.

- А потому-у-у, мой беспокойный мальчик, - отчаянный голос Гермионы взметнулся к потолку, и она зашагала туда-сюда вдоль стола, жестикулируя руками, - что искренне считала, что Дамблдор знает, что делает, что у него, во имя штанов Мерлина, есть свой «чудесный» план твоей индивидуальной подготовки. А он, оказывается, весь год готовился к новым очередным приключениям... Старый маразматик!

Гермиона, резко остановившись на месте, скосила взгляд на книгу по защите сознания, лежавшую с краю стола. Очевидно, это прорвало ее на новый приступ откровенности.

- А как тогда пел, после того случая со змеей... Типа, между мальчиком и Сама-знаешь-Кем существует неразрывная связь, и с годами она будет только крепнуть, болезненно разрастаться... И выход только один: ментальная защита сознания, овладение окклюменцией, иначе настанет такое время, когда Сам-Знаешь-Кто сможет овладеть тобой, как дневник овладевал Джинни... Гарри, что ты на меня так смотришь? Я не вру, честное слово, не вру!

У Гарри не было ни единой мысли по поводу того, что Гермиона говорит неправду – он поверил как-то сразу, мгновенно. Но он в очередной раз чувствовал себе размазанным по стенке голым неприкрытым цинизмом и хладнокровной способностью старого манипулятора играть чужими жизнями. Конечно, Гермиона, на тот момент шестнадцатилетняя соплячка, поверила директору школы, и, самое главное, вела себя так, как «от нее и ждали». Нет, он Дамблдора недооценивал! Одно дело он, Гарри, у которого с аналитическим умом не все гладко, и другое дело – Гермиона... Но как все точно просчитано!

- Постой, ты ведь ничего не говорила мне прямо, – начал Гарри, чтобы окончательно подтвердить для себя свои догадки. – Так?

- А ты бы смог кому-то сказать такое, Гарри? – снова взвилась Гермиона, опускаясь на стул и закрывая руками разгоряченное лицо. На этот раз в голосе звучала неприкрытая усталость. – И потом, Дамблдор сказал, что сам все тебе объяснит... чуть позже. А твоя девочка была такая дура, мой драгоценный мальчик...

Внезапно вскочив с табурета и схватив книгу, Гермиона демонстративно потрясла ею в воздухе. Мальчик был совершенно растерян и подавлен. Сказать было нечего: их всех - за здорово живешь - обвели вокруг собственного благородства. Не иначе как «ради всеобщего блага».

Молчание стало уже неловким, когда дверь приоткрылась, и в кухню вошел Кикимер, нарушив тишину своей обычной шаркающей походкой. За ним прошмыгнула Сэрра, они вдвоем остановились около рюкзака с продуктами, начав приглушенно о чем-то шептаться.

Гарри наблюдал за ними молча, даже не стараясь разобрать слова, а вскоре, потеряв и этот незначительный интерес, вновь повернул голову в сторону Гермионы. Но ее уже не было на прежнем месте, она покинула кухню.

Странно, еще минуту назад Гарри отчаянно хотел остаться один и подумать, но вдруг понял, что думать-то особо не над чем: все итак слишком прозрачно. С Дамблдором, так вообще, яснее некуда. Даже неважно, что он там хотел в рамках «своего чудесного плана», важно то, что он не собирался всерьез учить «подопытного мальчика» ни окклюменции, ни легилименции, ни маскировочным чарам, ни говорящим патронусам, ни дуэльному искусству... И список можно продолжать и продолжать... И если вдруг – у Гарри болезненно сжалось сердце – на очередном крестраже, да даже на том же медальоне, оказалось бы какое-нибудь мощное проклятие... Плакала их славная миссия по спасению мира горькими слезами. Все. Больше думать нечего – старый урод!

Поттер, соответственно, глупый доверчивый идиот. А как его раздражали любые напоминания Гермионы о злополучной окклюменции! Как он досадовал, когда она отказывалась обсуждать с ним поведение Малфоя и без устали напоминала о необходимости поговорить с профессором Слизнортом. А ведь она просто беспокоилась о «своем драгоценном мальчике»...

Стоп! Ее беспокойный мальчик, ее дорогой мальчик, ее драгоценный мальчик... Она чуть с ума не сошла, сидя в больничном крыле... И эти стихи... «Застенчив ты, и не бывал... влюблен ни разу...» И снитч, тот, настоящий, который он так и не поймал... Поттер, да ты идиот...

Разрозненная мозаика быстро сложилась в голове в целостную картинку, четкую, как знаменитая логика Гермионы, когда она брала на себя труд по расшифровке очередной шарады.

И все же это совершенно невероятно! Да нет, он просто ошибается, в это нельзя так просто верить! Это он хочет, чтобы так было, а на самом деле там и близко не лежало... Поттер, ты просто идиот. Мечтатель. И все же... А вдруг? Ну, дуракам везет, иногда... А с другой стороны, какое ж это везение, если он, Гарри, теперь предает своего друга?

В душе стало совсем неуютно. Гарри настолько привык считать, что Рон и Гермиона должны быть вместе, что ему явно требовалось некоторое время (годик-другой), чтобы привыкнуть к противоположному.

Бушевавшее в душе сражение - Гермиона или Рон? – разгорелось с новой силой. И даже более того, после явной капитуляции Гермионы Рон не остался в одиночестве, на его сторону, мгновенно увеличившись до размеров Гигантского кальмара, твердокаменной стеной встала Совесть Избранного.

Распуская щупальца, совесть беззастенчиво пробиралась во все потаенные уголки души Мальчика-с-Золотым-Сердцем, талантливо играя на всех струнах его благородной до неприличия натуры, и винить ее было нельзя. Совесть была права, хоть и разговаривала со своим владельцем голосом Рона. Впервые, кстати. Раньше говорила голосом Гермионы. Но что это меняло? Ситуация, как говорят шахматисты в таких случаях, была патовой. Мата вроде нет, но и ходить королю некуда: он намертво заперт в одной клетке.

Чувствуя себя на редкость опустошенным и обезоруженным, совершенно не зная, что делать и что предпринять, Гарри, находясь в полнейшем смятении, выскользнул из палатки и, вряд ли осознавая, куда бредет, начал наматывать круги по периметру приютившего их островка. В голове все кипело, но вычленить из этого бурлящего котла что-то вразумительное не было абсолютно никакой возможности.

Все его недавние дикие переживания из-за сбежавших штанов казались не более чем детской обидой, о ничтожности которой даже вспоминать без улыбки было неудобно. Пойманный или непойманный снитч – всего лишь глупая игра. Обманы и козни Дамблдора – да кому они нужны! Темный Лорд... Какой такой Темный Лорд?

Он не сразу осознал, что кто-то тянет его за руку. Обернулся, посмотрел вниз. Домовята? Что-то случилось? Отлично. Проблемы и их решение – дело наживное, здесь главное – быстро соображать. Гарри явственно ощутил, что будет бесконечно рад любому глобальному вопросу, требующему немедленного присутствия Гарри Поттера, включая внеочередное спасение несчастного мира. Лишь бы смести с доски шахматные фигуры, а вместе с ними и партию, проигранную из-за очевидной патовой ситуации.

- Мисс Грейнджер велела передать хозяину Гарри, что она ждет хозяина Гарри в палатке, - пропищала Солли, дергая Гарри за руку. Холли стоя рядом, и нерешительно переминаясь с ноги на ногу, пискнула: - Она жутко хочет показать хозяину Гарри что-то интересное, и это ужасно важно.

- Ну, раз ужасно важно, то пошли, - согласился Гарри, впрочем, весьма быстро и без особых раздумий. Надо так надо.

Даже не успев сделать первый шаг по направлению к палатке, Гарри внезапно ощутил в себе нечто такое, что более всего напоминало раздвоение личности. Половину его (лучшую, разумеется) беспокоила, и весьма серьезно, необходимость встречаться взглядом с Гермионой. Другая половина бесстыдно ликовала, довольно шипя под нос: "Встречаться с Гермионой – это судьба, Поттер, судьба... А от судьбы, как говорится, не сбежишь".

В комнате царил полумрак, лишь небольшой тусклый шарик лениво дрожал под потолком, устало освещая привычную комнату, заставленную двухъярусными кроватями. Дверь скрипнула, Гермиона, сидящая в кресле, обернулась на звук.

- Гарри, это ты? – тихо спросила она. Голос ее был полон такой безмятежности, что Гарри слегка опешил от неожиданности. Можно было подумать, что меньше часа назад не было никакого игры, никакого снитча, никаких притяжательных местоимений.

- Ты меня звала? – в свою очередь спросил Гарри, рассудив, что представляться не стоит. – Что случилось?

- Да я тут подумала, Гарри, - самодовольно продолжала Гермиона, уже отвернувшись, - что это мы все без развлечений и без развлечений?

- Да? – Гарри от неожиданности споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за каркас сломанного кресла. – А я-то, честно говоря, думал, что уж чего-чего, а развлечений у нас хоть отбавляй...

- Ну, разве это можно назвать забавой для души и тела? – деловито, как ни в чем не бывало, спросила Гермиона. – Хочу в кино!

Гермиона выдала последние слова, резко развернувшись в кресле и уставившись на парня. Гарри смотрел на нее во все глаза, бестолково хлопая ресницами, и честно сказать, ничего не понимал.

- А меня только недавно водили, - наконец проговорил он, видя, что Гермиона не собирается давать никаких пояснений. – И мне как-то больше не хочется...

- И что смотрел? – лукаво спросила Гермиона.

- Эротику, - честно ответил Гарри, рассеянно разглядывая подругу и силясь, наконец, понять, что же она задумала.

- Ой! Как интересно! – Гермиона приятно взволновалась. – И я как раз хочу эротику!

Нет, это было невозможно. Решительно, мир успел закатиться слишком далеко в пропасть, если лучшая ученица Хогвартса и прочее, и так далее... И туда же! И что бы это значило?

Только сейчас Гарри заметил в ее руке маленькую картонную коробочку с грезами наяву продолжительностью десять минут. Гермиона подняла взгляд с коробочки и с вызовом посмотрела на Гарри.

- Вы приглашаете меня в кино, моя... – слова вместе с недозволенным местоимением вырвались сами собой, но останавливаться было уже поздно. Он мог бы сказать полушутливое «моя дорогая девочка», но почему-то остановился и произнес, не сознавая до конца, что говорит: - ...Гермиона?

Реакция Гермионы оказалась странной. Она вдруг порозовела и опустила глаза. С минуту молчала, медленно заливаясь краской. А потом, видимо решившись идти до конца, демонстративно начала распаковывать коробочку со сверхреалистичным Поттером, тихо приговаривая, что "лучшая ученица Хогвартса тоже человек, и даже более того - особь женского пола, то бишь "девочка", но скоро превратится в настоящую ведьму, если некоторые неповторимые личности не в состоянии обнаружить в ней леди". Между прочим, "она действительно целовалась с Виктором Крамом, и даже не один раз (и еще как целовалась!), и зря она не пошла танцевать с Вики на свадьбе Билла и Флер".

И никто ей не запретит делать то, что она хочет, а она сейчас хочет смотреть эротический - а она надеется именно на это - фильм про себя, неповторимую. Тот, кто не хочет ничего смотреть, потому что "боится за целостность своих штанов", может "потоптаться снаружи", но лучше пусть подержит дверь в комнату с этой стороны, потому что "кино в том числе и про Поттера, который в титрах представлен, как герой-любовник".

Надо сказать, что насчет последнего замечания Гарри не возражал. Отсутствием любопытства Избранный, слава маме с папой, никогда не страдал, а уж если приглашают...

Добросовестно и вдохновенно проворчав вступительную речь, Гермиона проделала над коробочкой последние необходимые махинации, и начался киносеанс. Волшебный.

*****
Из коробочки, подобно мыльным пузырям, показались две знакомые головы - Гарри и Гермионы. Одну легко было узнать по круглым очкам и знаменитому шраму, а вторую - по густой копне волос. Фигуры продолжали расти, неумолимо увеличиваясь в размерах, и вот уже они стоят в центре комнаты, сравнявшись в росте со своими настоящими прототипами.
Казалось, сердце пропускает один удар за другим и бьется о ребра через раз, а руки невольно сжались в кулаки. Более всего ЭТО напоминало призраки, вышедшие из достопамятного медальона посреди заснеженного леса несколько месяцев назад. Как будто бы наяву вставал перед глазами плоский камень на берегу лесного озера, а тварь, истерично бьющаяся о стенки медальона, заставляла дрожать сжатые в кулаки ладони.

Гарри невольно попятился к дверям, а уткнувшись в них спиной, еле сдержался, чтобы не закричать.

Гермиона "из коробочки", так же как и та, фальшивая, "из медальона" была гораздо красивее оригинала. Одета она была подчеркнуто по-магловски, и во что-то очень стильное, но Гарри так и не разглядел, во что именно. Первые несколько минут он смотрел только в лица призраков, буквально вцепившись в них глазами, а потом отвел взор в сторону другого зрителя.

Единственное, что интересовало Гарри в этом нелепом спектакле - настоящая Гермиона. А она уже успела побледнеть, от недавней решимости, щедро смешанной с хулиганством, не осталось и следа. Еще какое-то, весьма непродолжительное время, девушка была прикована взглядом к стереоизображению, но потом медленно опустила глаза к полу, закрыв лицо руками. Плечи ее часто вздрагивали.

Сделав значительное усилие над собой, Гарри снова кинул взгляд на "любовников из коробочки", и тут же вознес благодарные молитвы "Умникам Уизли". Все-таки призрачные Гарри и Гермиона не росли из одного корня, а вполне твердо стояли на своих ногах, а это было уже кое-что.

Но тут включился звук, и эти две фальшивки заговорили.
- Все, о чем мы мечтали, сбылось, мой дорогой! - проворковала "Гермиона" и, прижавшись к "Гарри", ловко потянулась к его губам.

- То, чего мы боимся, может сбыться тоже, моя дорогая, - каркнул в ответ "Гарри", обхватив "Гермиону" двумя руками за то место, что находилось гораздо ниже талии, и грубо притянул девушку к себе.

- Но кто сравнится с Мальчиком-Который-Выжил? - чирикнула призрачная "Гермиона", клюнув несколько раз призрачного "Гарри" в губы.

- Нет волшебника, равного по силе Избранному! - важно прогоготал "Гарри", обжимая в объятиях обвившуюся вокруг него фальшивую "Гермиону".

- Всякая женщина предпочтет тебя, мой Гарри Поттер! - фальшиво-восторженно защебетала призрачная "Гермиона", еще раз клюнула "Гарри" в губы, а потом впилась в них, как голодная пиявка. Гарри даже показалось, что слух уловил слабое, но вполне различимое причмокивание.

Неожиданно настоящая Гермиона подняла голову, в глазах ее горело отвращение, смешанное с отчаянием и слезами. Схватив с кровати подушку, она, что было сил, бросила ее в сторону "коробочки с приведениями". Фальшивки не обратили на это ровно никакого внимания и продолжали ворковать, как ни в чем не бывало. Тогда, словно опомнившись, Гарри кинулся прямо в вязкую гущу сотворенных фигур, к источнику "удовольствия", и остервенело начал топтать ногами этот оживший наяву кошмар, жалея только о том, что сейчас у него нет в руках меча Годрика Гриффиндора.

Призраки уже исчезли, а Гарри все еще продолжал рвать в клочья злополучное послание от близнецов, словно это могло стереть страшные воспоминания из несовершенной человеческой памяти, которая упрямо помнит все, что надо бы забыть.
Хотя, почему забыть? Ведь там, в Королевском лесу Дин, им впервые за долгое время улыбнулась удача. Вместе с Роном они победили до тошноты надоевший крестраж, им удалось, наконец, отделаться от этой мерзости, которую таскали на себе почти четыре месяца.

Но тогда было ощущение победы и надежда на лучшее, а сейчас не было ничего, кроме пустоты и омерзения. Как будто разбитый крестраж воскрес из небытия и взял реванш за свое поражение. Вернее, два крестража, потому что у Гермионы перед глазами вставали и рвали душу на части свои призраки прошлого. Или будущего.

Тяжело дыша, Гарри, наконец, остановился. Гермиона бессильно опустилась на кровать, дожа всем телом. Ее глаза, словно безумные, перебегали от одной стены к другой, с потолка на пол, цепляясь на своем пути за огрызки злополучной коробочки и возвышающуюся над ними фигурку своего настоящего друга.

"Надо бы тут подмести", - подумал Гарри, тупо всматриваясь в мусор под ногами, и где-то в глубине души удивляясь, что еще способен о чем-то думать.

Гермиона встала с кровати и, не произнеся ни слова, медленно сделала несколько шагов по направлению к двери, а потом вдруг, словно опомнившись от наваждения, бросилась к выходу и исчезла. Устало посмотрев ей вслед, Гарри внезапно ощутил такую же немыслимую потребность побыть одному, и желательно не здесь, в духоте надоевшей палатки.

Как нельзя, кстати, увидев в соседнем помещении Кикимера с веником в руках, Гарри прямо на ходу приказал ему убрать мусор из комнаты и, уже не слушая его ответное ворчливое кваканье, выскочил из палатки к озеру.

Вечерело. Уставшее к вечеру солнце обреченно скатывалось за ближайшие холмы, сознавая неизбежность конца утомительного дня, уступая дорогу синим сумеркам. Вся западная окраина неба пылала огнем, и резко выделяющиеся на фоне заката темные силуэты холмов невольно останавливали на себе внимание наблюдателя. Холмы вечны. Это человеческая жизнь пролетает, как одно мгновенье.

Одинокая фигурка девушки примостилась на каменистом берегу, около самой воды. Гермиона сидела, согнувшись в три погибели, уткнув лицо в колени, не обращая внимания на игру воображения шотландского заката. Она была все в той же легкой трикотажной кофточке с короткими рукавами, и сердце Гарри тихо сжалось. Простудится.

Вернувшись в палатку и отыскав оставленную на спинке кровати куртку, Гарри вновь направил стопы к берегу озера. Гермиона подняла с колен голову и обернулась, заслышав шаги за спиной. В переполненных слезами глазах отражалось пурпурное небо, редкие бело-розовые облака, равнодушные холмы и сверкающая водная гладь горного озера.

Гарри, ни слова не говоря, протянул куртку. Гермина так же молча накинула ее на плечи, а потом, немного подумав, просунула руки в рукава. Она ни о чем не спрашивала, ей, как и Гарри, без слов было понятно все.

Она знала, что Гарри никогда не расскажет о том, за какие струны дергала загнанная в угол тварь, обитающая в медальоне, потому что это была даже не его личная тайна. А Гарри, в свою очередь знал, что никогда не спросит о том, на какие низменные стороны души давила безобидная с виду золотая чаша. Это была их тайна - Рона и Гермионы. Откровения, оставшиеся под влажными темными сводами Тайной комнаты.

Откуда взялись у фальшивок слова и фразы, так похожие на словесные обороты призраков из крестража? Может быть, у близнецов не хватило фантазии, или, напротив, они хотели откровенно зло посмеяться над незадачливыми егерями - только злая "шутка" вышла боком.

Слишком велико было потрясение, случившееся в зимнем холодном лесу на берегу замерзшего озера, слишком свежи воспоминания, и казалось, что дрожащий, тяжело дышащий от ужаса Рон с безумными, но все-таки голубыми глазами, стоит здесь же, рядом с ними. И смотрит на него, Гарри, с молчаливым укором.

Заслышав легкий хруст камней под чьими-то шагами, Гарри, резко обернувшись и узнав своих малышей, даже был слегка удивлен, что это не Рон - настолько реально ощущалось его незримое присутствие. Гермиона тоже повернула голову и, оторвавшись от созерцания своих воспоминаний, уставилась на малышей.

Вид у них был нерешительный, они перетаптывались с ноги на ногу и пару раз что-то прошептали на ухо друг другу, заботливо отгородив торчащие ушки ладошками от любопытного мира. Потом, видимо придя к какому-то решению, присев на корточки, начали деловито выкладывать из карманов скопившееся там сокровища: маленькие еловые шишки, разноцветные камешки, замысловатые сучки и фантики от конфет. Гарри невольно подумал, что они - ну, совсем, как дети, только, наверное, это первые эльфы, у которых есть возможность опустошать свои карманы по причине простого наличия оных.

Наконец, то, что так долго искалось, было найдено, а именно - вполне еще целая шоколадная конфета в блестящей обертке. Старательно сложив все ценное обратно в карманы и прихватив с собой конфету, малыши подошли к своему хозяину.

- Это вам, хозяин Гарри, от Солли и Холли, - пролепетала одна из малышек, протягивая нехитрое угощение.

- Потому что хозяину Гарри сейчас плохо, - прибавила другая.

- А Кикимер больше конфеток никому не дает, - снова залепетал первый домовенок.

- Говорит, что надо э... Холли дальше забыла это слово, - жалобно пропищал второй.

Трогательная, по-детски наивная забота малышей отозвалась в душе Гарри теплой волной. Взяв в руки конфету, он старательно прочитал вслух название, сообщил всем, что как раз такие любит, и тут же поинтересовался, а не хотят ли Солли и Холли тоже попробовать.

Малышки так интенсивно замотали в стороны ушастыми головками, желая доказать своему хозяину, что данная конфета их ничуть не интересует. Но на глазастых мордочках было нарисовано ровно обратное - вкусная конфета, хозяин Гарри!

Улыбнувшись, Гарри старательно разделил подарок домовят на четыре части. Две из них отдал своим подопечным, одну вложил в ладонь растроганной Гермионы, а последнюю демонстративно засунул к себе в рот.

А когда маленький кусочек радости растаял на языке, как будто бы невзначай поинтересовался у малышей:
- А с чего это вы вдруг решили, что вашему хозяину плохо?

Они переглянулись и слегка растерянно пожали плечами. Наконец Солли осмелилась ответить:
- Папа Юппи говорит, что хорошие домашние эльфы должны чувствовать, когда у их хозяина случается беда.

- А мама Бобби говорит, что хорошие домашние эльфы чувствуют горе и радость хозяина, если любят его...

- Так, значит, вы меня любите! - воскликнул Гарри, и в самом деле ощутив в душе почти наивную детскую радость. - А я-то тут печалюсь...

- Микки про хозяина Гарри песенку сочинил, - доверительно сообщил один домовенок. - Только Солли и Холли не понравилось!

- Солли и Холли песенку по-другому сочинили, по-своему, - призналась ее сестричка, и, подойдя к хозяину поближе, проговорила стишок почти шепотом:
Хозяин Гарри лежал на спине,
Его одеяло свалилось во сне!
А Холли и Солли не могут понять:
Зачем же так много об этом болтать?

Невольный герой стихотворения почему-то подумал, что первые две строчки явно от первого автора, и, скорее всего, там изначально стояло его полное имя: Гарри Джеймс Поттер.

"Ну, вот! Можешь себя поздравить, - коряво усмехнувшись в душе, подумал Гарри. - Теперь ты герой народного эльфийского эпоса!".

И вдруг стало совершенно точно понятно, что случай с несчастным одеялом больше не волнует ни душу, ни мысли. Более того, не волнуют больше никакие разговоры про Избранного, Мальчика-Который-Выжил и победил Того-Самого. Все кончилось, прошло. А если не прошло, то пройдет. Но все это существует и будет существовать помимо него, за стенами его дома, не тревожа больше его самого.

Все, кроме Рона. Рон стоял отдельно от всего мира, и винить его было нельзя.

И грустит Гарри сейчас совсем по другому поводу, вернее сказать, по другой причине. И даже не по причине, а по прихоти судьбы. Какая глупость была доставать скелеты из шкафа! Да только: кто ж знал? Но и без них, без этих призраков, что было, лучше что ли? Рон говорит, что пат для шахматиста хуже, чем мат. Позорнее.

Но малышам знать его подлинные волнения было ни к чему, и потому Гарри постарался успокоить их, вполне искренне заверив, что разговоры обитателей палатки о нем его самого волнуют меньше всего. Кажется, малыши поверили и обрадовались, а потом он по-очереди покружил их, взяв за маленькие тоненькие ручонки, радуясь тому, что детский смех понемногу уносит с души налет серой мути, нанесенной туда призраками прошлого.

Несколько раз он ловил на себе внимательный задумчивый взгляд Гермионы, замечал одобрение в ее, увлажненных совсем недавними слезами, глазах, и мнение всего остального мира о себе совершенно переставало иметь значение. Мало ли кто и что о тебе сочиняет?

Домовят позвали в палатку мама Бобби и папа Юппи, и они, по-детски хлопнув хозяина в знак поддержки по ладошке, убежали, оставив юношу и девушку одних.

Последние краски безумного вечера еще не успели отгореть до конца. Солнце уже давно скрылось за холмами, но все еще продолжало дразнить зрителей, подсвечивая небо темно-багровыми лучами, от чего то казалось немного смущенным. Или это просто сам Гарри чего-то стыдился и чувствовал себя не в своей тарелке?

Заговорить с Гермионой он так и не смог. На темно-красную ложбинку между двумя холмами смотрели молча, следя за тем, как постепенно темнеет и уменьшается красная полоска, как сгущаются синие и темные краски. А когда отгорел последний луч, и в сумерках уже нельзя было различить выражение глаз, Гермиона сказала с тихим вымученным вздохом:
- Глупо получилось.

Гарри молчал. А что он мог сказать?

- Прости меня, Гарри! – голос Гермиона осип и звучал так тихо, что расслышать девушку можно было только благодаря звенящей тишине вечера. – Не надо было нам... смотреть. Там, в Тайной комнате я... Я тогда поклялась себе, что никогда больше не сорвусь... А сейчас опять готова... Ты... ты просто лучше меня, Гарри!

- Неправда, – тихо запротестовал Поттер. – Я просто никто без тебя, и хорошо это знаю.

Наверное, дальше ничего говорить не стоило, но воцарилось немыслимое молчание, и пауза грозила перерасти в бесконечность, как будто кто-то могущественный специально растягивал время, применяя неведомые науке чары.

Наверное, надо было шагнуть ей навстречу и заключить ее в объятия, такие желанные, что ладони вспотели от волнения, но призрачный Рон стоял за спиной и одним взглядом связывал его по рукам и ногам. Стопы приросли к камням, а руки трусливо спрятались за спину. Он физически не мог сдвинуться с места.

- Я никто без тебя... – тупо повторил Гарри, и остановился, зная, что говорит не то, а то, что следовало сказать, язык не мог произнести. Впервые в жизни он чувствовал себя таким беспомощным, но он не мог прыгнуть выше своего пресловутого благородства.

- Знаешь, - задумчиво произнесла девушка, уже вставая на ноги и обращаясь к другу, - а ты настоящий... Ты... Не думай об этом, ведь я знаю настоящего тебя!

Больше ничего сказано не было, но, кажется, он все понял, прочитав в ее глазах, как в раскрытой книге. Если существовал на свете человек, для которого он не был ни Избранным, ни Мальчиком-Который-Выжил, ни мальчиком «на убой», ни сыном Лили, ни сыном Джеймса, ни тем самым Поттером, то этим человеком была Гермиона. Для нее – просто Гарри.

- А это все... непомерное до... растворится, исчезнет... Завтра.

Последние слова Гермионы скользнули по воде легким плоским камушком, несколько раз затронув душу Гарри, и неохотно растаяли в синих сумерках. И Она вдруг решительно шагнула к нему, и точно так же, как только что сделали малыши, хлопнула Гарри по ладошке, объяснив при этом, что у ирландцев, как ей Дин объяснил, таким вот образом принято заключать сделки. Ладонь еще слегка горела, а Гермиона уже шла, не оборачиваясь, к палатке. День закончился.

*****
Огромное спасибо всем, кто потратил на меня свои деньги, отдав свои голоса моему фику. Признаюсь, это приятно удивило и взволновало.
Я искренне думала, что с духом Святого Рональда Гарри справится уже в этой главе, но проблема оказалась несколько больше, и главу пришлось разделить на две части. Обойти Рона просто так совершенно невозможно, поверьте.

Глава 61. Пути назад у жизни просто нет

16 апреля 1998 года, четверг.

Силуэт девушки растворился в прохладных зыбких сумерках, а глядя ей вслед, Гарри невольно подумал, что в "прошлом" они прожили уже две недели, и даже чуть больше. Миновала половина отведенного им судьбой месяца, а казалось, что прошло полжизни - так много всего случилось.

Слабый вздох раздался из внутреннего кармана куртки, а потом вслед ему еще один. Заглянув туда, Гарри обнаружил, что вздыхают волшебные палочки – его, с пером феникса, и Гермионина. Не тесно им, деревянным, в одном кармане? Надо будет завтра вернуть Виноградную палочку Гермионе...

Ну, почему он не поцеловал ее прямо тогда, когда они вдвоем, сидя на полу тесной кухонки, пили медовуху за его здоровье?! Тогда, на радостях, под действием минутного порыва, он, пожалуй, смог бы... В щечку точно смог бы.

Хотя, что толку... Он же поцеловал ее в щечку в тот сумасшедший понедельник, когда Великий Артефакт шалил. И что? Переживаний – бурное море, удовольствия... явно меньше, чем волнений. Да какое уж там удовольствие? Одно чувство вины за превышение полномочий и за вход на запретную территорию. А воз проблем и сомнений и ныне там...

Сегодня лунный диск горел в ночном небе практически во всем своем полнолунном великолепии, большой и круглый, и его свет, щедро расплескавшись в немом пространстве, развеял слепоту вечернего сумрака. В свете луны отражались и редкие заросли вереска рядом с палаткой, и вершины ближайших холмов, к которым, казалось, можно добраться прямо по воде, если идти по серебристой лунной дорожке.

Сияющая, сотканная из лучей света, дорога начиналась как раз с того места у самой кромки воды, где еще недавно сидела Гермиона. Игра бликов, пляшущих по зеркальной поверхности озера от легкого ночного ветерка, почти неуловимого несовершенными человеческими органами чувств, завораживала.

Присев на корточки, Гарри склонился над водой, пригляделся к своему взъерошенному отражению. Из глубины на него печально смотрел знакомый лохматый очкарик с глазами, полными непроходимой буро-зеленой тоски. На поверхности воды, безнадежно запутавшись среди густых вихрастых волос, что-то плавало. Похоже – цветок? Присмотревшись, Гарри обнаружил, что не ошибся. Стараясь не заглядывать в глаза унылому очкарику, он выловил плавающее растение из холодной воды, а, рассмотрев его внимательнее, с волнением понял, что это тот самый весенний прострел, который он сегодня заметил в волосах Гермионы.

Вроде бы уже любовное наваждение слетело с него, как шелуха... Но при мысли о том, что забавная улитка на славной головке лучшей в мире девушки никогда не пошевелит рожками в его сторону, стало нестерпимо грустно, уныло и безотрадно до отчаяния.

Интересно, где она взяла этот живой подарок весны? Островок был по большей части каменистый, только кое-где покрытый чахлыми кустиками вереска. Наколдовала?

Можно было проверить. Достаточно произнести: "Фините Инкантатем" и сотворенный трансфигурацией цветок исчезнет. Но лучше не стоит. Иногда лучше не знать правды.

Счастье не чувствуешь, когда держишь его в руках. Но вот оно вспорхнуло с ладоней и улетело, и ты вдруг понимаешь, как совсем недавно был по-настоящему счастлив. И даже в те щекотливые моменты, когда готов был разлететься на кварки, потому что и эти мгновенья были по-своему прекрасны. Несколько безумных дней, когда голову беззастенчиво, бессовестно кружила радость, облегчение, надежда. Странное состояние души, когда, кажется: в мире нет ничего невозможного. Ведь жить так прекрасно! А он, Гарри, так любит жизнь и, самые, что ни на есть, земные, а не загробные приключения! И у всякого бы на его месте слетела крыша.

Получилось почти как с Джинни: скоротечный школьный роман, считанные часы, отобранные от уроков и отданные лобзаниям до умопомрачения. Все думали, что вот у нее закончатся экзамены, у него - отработка у Снейпа, Поттер приедет в «Нору» и уж тогда... Интересно, как долго они с Джинни сходили бы с ума от поцелуев, не случись того, что случилось? Рону с Лавандой хватило двух месяцев.

Может быть к лучшему, что не было между ним и Гермионой долгих мокрых поцелуев? Зато были безбрежные, неповторимые, незабываемые вечера, когда они читали магловские журналы, разговаривали о любимых книгах и сказках, жарили сардельки над горячими углями и играли в квиддич. Это уже никогда не уйдет из памяти, эти воспоминания останутся с ним на всю жизнь и вылетят в мир с кончика его волшебной палочки легкими, свободными серебристыми оленями.

Весенний прострел лежал на ладони, как существо из другого мира, которому еще недавно принадлежал и он, Гарри. Впервые в жизни любил по-настоящему, той самой любовью, для которой несостоявшиеся поцелуи - не самое главное.

Зато были стихи, сложившиеся в его голове помимо его сознания, сами по себе. Наивные, конечно.

Глаза ваши, цвета древесной коры,
Не волновали меня до поры...
В весеннем лесу довелось чародею
Увидеть в вас добрую, милую фею...

И вдруг, словно изнутри, из сердца, родились еще две строки:

Но вслух я смогу ли назвать тебя милой?
Иль тайну свою унесу я в могилу?

Две волшебные палочки, пошептавшись друг с другом, протяжно вздохнули, а Великий Артефакт уже второй день подряд старательно притворялся спящим.

Так ведь поэтов никогда и не понимали при жизни! Чему, в сущности, удивляться?

Хуже было другое: «поэт» сам себя не понимал.

Сегодня время снова повернулось вспять, и Гарри это чувствовал так остро, как будто бы сам крутил хроноворот. Чувства, желания, физиологические потребности и эти самые, гормоны - прогестерон что ли? - кипевшие в нем еще совсем недавно, словно бы застыли и не имели более власти над телом. Как будто бы холод той зимней ночи прорвался сквозь время, и, смешавшись с холодом и сыростью Тайной комнаты, остудил и протрезвил мозги.

Но он не перестал любить ее! Более того, когда слетело все напускное, вся эта гормональная шелуха, и горячая кровь отхлынула от висков, сделав разум кристально-чистым, Гарри вдруг осознал, насколько велико, высоко, безгранично в нем это потрясающе-светлое чувство – любовь!

Может быть, Дамблдор в какой-то мере прав: Мальчик-Который-Выжил способен любить, как никто другой. Сейчас Гарри был больше чем уверен, что никто, кроме него, не сможет относиться к Гермионе с большей нежностью и заботой. Даже Рон. Пусть он больше достоин, как изрекают в таких случаях, руки и сердца лучшей в мире девочки, но все равно Рон любит Гермиону не так...

В чем именно заключается ошибка Рона, что конкретно Рон делает не то, Гарри не мог ответить точно. Он просто чувствовал: не так, как подобает, не так, как Она заслуживает, не так, как советуют в этой «полезной» книжечке. С другими, не самыми лучшими волшебницами, прокатят все двенадцать рекомендуемых способов, но Гермиона – особенная! Разве можно ее сравнивать с другими? Если только с мамой, да и то, оставив в стороне вкусную еду, кастрюли и сковородки, чистые носки, постельное белье и пыль на горизонтальных поверхностях.

Решительно было непонятно, как это угораздило его, Гарри, влюбиться в девушку своего лучшего друга? И главное, когда это началось? Что сдвинуло их отношения с линии чистой искренней дружбы? Полет над весенним Запретным лесом, золотистые песчинки, пляшущие в прозрачной воде родника, рыжий локон, играющий с ветром, крупные капли дождя на ее ресницах...

Но это была сущая правда, чистая истина, а главное, все это происходило помимо его воли, и он ничего не мог с этим поделать, как-либо повлиять на это или остановить, как нельзя остановить разбушевавшуюся стихию. И кто думает иначе, тот никогда не любил!

Прав Великий Артефакт: он, Гарри, битых полгода «страдал», из-за того, что не мог решиться подойти к Рону и попросить у него разрешения «ухаживать за его младшей сестрой». Только под словом «ухаживать» понимались вполне конкретные мужские действия, которых Гарри действительно стыдился, и справедливо считал, что Рон сочтет это предательством. Какой-либо особой потребности просто пообщаться с Джинни, как с человеком не было, а потому и не возникало желания подойти, поговорить о чем-то серьезном. Для этого существовала Гермиона, и именно к ней он бежал обсуждать и визит министра в «Нору», и замыслы Малфоя, и все-все-все.

На долю сестры Рона доставались разговоры о пустяках, щедро приправленные ее же шутками в стиле... Малфоя: «Кто поставил Грейнджер синяк под глазом? Хочу прислать ему букет цветов!». И смеялся ведь... И не только над «унылым хорьком, который сегодня выглядит бледнее обычного». Еще и над «придурком» братцем-Роном, над Флегмой, над «жуткой занудой» Гермионой, которая - бедная, несчастная - томится в обществе скользких слизней... Ну, смешно, конечно... Под дружескую веселую компанию и не то проходит.

Год назад, после смерти Дамблдора, он принял «мужественное» решение расстаться с Джинни. Великое дело! Жил шестнадцать лет без ее поцелуев и дальше вполне мог жить. По крайней мере, не отсутствие «обнимашек» с рыженькой девочкой угнетало его более всего, и без этого забот хватало. Не дал бы Рон своего разрешения на их скоротечный роман, Гарри бы и не настаивал, отступился. Да он и отказался, и даже до того, как Рон всерьез потребовал прекратить «пудрить ей мозги».

Джинни была чем-то исключительно внешним, можно было сравнить с одеждой: с рубашкой, джинсами, курткой, ботинками. Удобно, стильно, комфортно. Самая красивая и популярная девочка Хогвартса, готова терпеть Мальчика-Который-Герой вкупе со всеми его тараканами, слепо смотреть в рот и горячо одобрять любую его безумную идею. Рон не против их отношений, миссис Уизли спит и видит свою дочь замужем за тем самым Поттером... Но одежду и обувь можно снять без особого сожаления, без боли, первое время будет немного непривычно, но потом новые башмаки, заменившие старые, разносятся и все встанет на свои места.

Гермиона была его внутренним продолжением. Он ощущал ее, как собственную руку, потому что привык на нее рассчитывать, или ногу, потому что она вела за собой, а он лишь шел следом, всецело доверяя ее логике, ее заклинаниям. Или сердце, потому что она в нем жила, или мозг, потому что думать вместе с ней и находить ответы - это на редкость здорово. Гермиона была его настоящей совестью, его передвижной библиотекой, его мозговым центром, его страховочным тросом и тихой бухтой радости, когда удавалось найти очередное решение трудной задачи. Даже мысленно он спорил именно с ней, представляя себе, как бы она ответила в том или ином случае, какие аргументы есть у нее в рукаве. С Роном никогда не спорил, не считал нужным, всего лишь принимал к сведению его необязательное мнение.

Черт! Да если не обманывать себя, то мнение Рона перестало иметь решающее значение в тот момент, когда из Кубка Огня выпал пергамент с именем четвертого участника. Вот если Гермиона разделяла точку зрения рыжего друга, тогда был повод серьезно задуматься, а так... Мало ли, что Рон болтает?

Он так привык к ней, к ее присутствию, что в какой-то момент перестал замечать. Даже злился, когда она становилась чересчур докучливой. Но то Рождество в «Норе» без нее на шестом курсе, первое и единственное Рождество за последние шесть... нет, пять лет было на редкость неуютным.

Отступиться от Гермионы – это было сродни тому, что ты отсекаешь себе руку, вынимаешь из груди сердце... Как без этого жить? Конечно, можно попробовать сохранить дружбу... Господи, о чем это он? Разве не ради их замечательной дружбы он готов решительно заглушить и вырвать с корнем все, что живет и светится в нем сейчас, сию минуту, внутри его персональной вселенной?

ГЕРМИОНА или РОН? Рон ИЛИ Гермиона?

Земля начала уходить из-под ног медленно, но неотвратимо. Гарри, похоже, пропустил этот момент, опомнившись только тогда, когда было уже слишком поздно: какая-то неведомая дотоле воронка затягивала его в себя, засасывая в громадную черную дыру. Сопротивляться было бесполезно, он падал в темную бездну, летел, не останавливаясь, пока не обнаружил себя... сидящим в глубоком уютном кресле у горящего камина.

Прямо перед ним, на столе, лежит шахматная доска с живыми фигурками. Партия, похоже, начата давно - половины войска уже нет. Тихо потрескивают дрова в камине, а Рон – повзрослевший, ему явно не восемнадцать лет – его противник, это с ним он играет в шахматы. Конечно, ведь это дом Рона и Гермионы, а он, Гарри, у них в гостях.

Гермиона сидит рядом, на ее коленях примостился Живоглот, и время от времени пробует дотянуться лапой до края доски. Маленькая черная пешка с опаской посматривает на его когти и испуганно пятится к краю темно-коричневого квадратика.

Гарри почти не интересует ни сама игра, ни судьба своей пешки. Он передвигает фигуры, почти не глядя. Единственная, ради кого Гарри проводит время за шахматной доской – это Гермиона. Ее мягкий бархатистый взгляд неторопливо скользит по волшебным фигуркам, терпеливо ожидающим очередного приказа главнокомандующего, она улыбается и в голове Гарри вкрадчиво звучит ее подсказка: «Ладья...».

Да, она права. Гарри тоже думал над этим ходом. Пожалуй, сейчас это самый оптимальный вариант, позволит связать по рукам и ногам белого слона, чтоб не топал зря ногами и не задирал вверх хобот, и открыть дорогу пехоте.

Он лукаво подмигивает Гермионе и дает команду гребцам. Крошечные человечки дружно берут в руки весла, и ладья плывет, плавно пересекая темные и светлые клеточки, навстречу приключениям.

Рон вне себя от злости. Он страшно не любит проигрывать, никогда не любил. Он не отрывает пристального взгляда от их счастливых лиц – Гарри и Гермиона не успели стереть улыбки – и злится еще больше. Насупился, надулся, брови нахмурены, но выглядит не столь грозно, сколь забавно.

Черная ладья уверенно плывет вперед, открывая дорогу коннице и пехоте. Счастливая пешка, помахав рукой разочарованному Живоглоту, двигается вперед с клетки на клетку. Гарри наколдовывает из воздуха маленький флажок и с особой торжественностью вручает в крошечные ручки ферзевой пешки. Шахматы оказываются не такой уж сложной игрой, если находится время и желание почитать умные книги. Не сложнее, чем овладеть легилименцией и легко понимать подсказки Гермионы, если вдруг, впрочем, не так уж часто, возникают основательные сомнения.

Но именно это и злит Рона. Партия еще не доиграна до конца, но судьба его войска уже решена. Признавая свое поражение, Рон смахивает фигурки с доски. Живоглот протестующее ревет – это его неоспоримая привилегия!

Шахматы закончились, но в тот же миг начинается другое, уже нешуточное сражение. Громовой вопль кота звучит, как стартовый свисток.

- Вы... двое! – Рон заводится мгновенно, как будто только и ждал этого момента. – Вы думаете, я не замечаю, как вы перемигиваетесь, пялитесь друг на друга как...

Гермиона тяжело вздыхает, Гарри стыдливо молчит. В общем-то, возразить особо нечего и, справедливости ради, друг прав. Рон это чувствует и распаляется еще больше.

- Знаю я эти ваши мракоборские штучки! – гневно огрызается Рон, его разгоряченное лицо краснеет, заливаясь негодованием, а в голубых глазах светится ярость.

- Ты и сам мракоборец, Рон! – говорит Гарри, стараясь оставаться спокойным.

- Хоть убейте, не понимаю, что меня туда затащило? – мрачно вещает Рон, и в тоне его голоса что-то нестерпимо едкое, более всего похожее на ржавчину.

Понять рыжего друга не сложно, ведь ему, в отличие от Гарри, так и не удалось овладеть окклюменцией в должной мере, научиться закрывать свои мысли и читать чужие, да и с боевыми заклинаниями все складывается не самым лучшим образом. Но Рон точно знает, что между его лучшим другом и его женой только что был ментальный контакт, и его, Рональда Уизли, туда не приглашали.

- Рон, дорогой, успокойся, пожалуйста! – мягко просит Гермиона, умоляюще глядя на мужа.

Но все тщетно: Рон уже вышел из себя и его понесло... Не рискуя встревать в бурный поток его, в общем-то, в чем-то справедливых укоров в свой адрес, дабы, во что бы то ни стало, сохранить дружбу Рона (еще в школе, особенно на шестом курсе, привык помалкивать), Гарри лишь невесело отмечает про себя, что тихое молчаливое хладнокровие мистера Артура целиком и полностью разобрали старшие сыновья. Младшим детям – Рональду и Гвиневре – чрезмерно много досталось от темперамента Молли. А Луна дьявольски права со своей убийственной правдивостью: Рон иногда бывает очень недобрым.

Рыжий в запале кидает Гермионе что-то совсем обидное. Гарри не расслышал из-за неистового рева кота, который только что носился по гостиной взад-вперед, совершая невероятно огромные прыжки, и сейчас каким-то чудом оказался на люстре. Висит, отчаянно вцепившись в серебристый металл передними лапами. Люстра раскачивается. Блики света нервно перебегают с одной стены на другую.

Гермиона не злится, не хватает ртом воздух, не ворчит и не дерзит, и даже не роняет свое коронное неприятно-пресное замечание: «Очень смешно...». Для Рона, пожалуй, наиболее оскорбительное, он это переносит особенно болезненно. Гермиона уходит, измерив мужа с головы до ног уничтожающим взглядом, не оборачиваясь, скрывается за дверью. Живоглот срывается с люстры, но приземлившись на все четыре лапы, надменно фыркает и покидает гостиную, гордо распушив хвост.

Гарри и Рон остаются одни. В голубых глазах рыжего друга нервозно блестят и покачиваются две крошечные горящие люстры. Они долго молчат и, наверное, проходит бесконечность, прежде чем Гарри решается заговорить. Не потому, что ему хочется выяснять отношения или ставить точки над «i», просто он понимает, что в данный момент нет ничего хуже глухого махрового замалчивания ситуации. Если сейчас дверь за Поттером захлопнется, то в дальнейшем он никогда не сможет переступить порог дома своих друзей.

Что Рональд думает о нем и Гермионе? Что они любовники? Чушь! Гарри никогда не позволил бы себе так оскорбить своего лучшего друга. Что ж, попробуем убедить.

- Рон, - начинает Гарри, нарушив гнетущую тишину, - честное слово, я не...

- Что ты «не...»? – резко перебивает Рон. – Давай, валяй! Впрочем, можешь не трудиться: я знаю, что ты не спишь с моей женой. Но, честное слово, друг, лучше бы ты спал с ней, тайком от меня, так, чтобы я не знал.

Последние фразы Рона звучат тускло, без вызова или укора, в них нет показной бравады, но есть обреченность, усталость и что-то еще, чему он, Гарри, не может определить названия. Как будто Рон уже не однажды думал над сказанным и сейчас лишь выдает вслух плоды своих ночных бдений и многочасовых размышлений.

- И не пялься на меня, как на... святую икону. Я не Святой Рональд! - торопливо продолжает Рон. – Поставь лучше себя на мое место! Ты думаешь – это легко? Видеть, как вы мысленно разговариваете друг с другом, шепчетесь... Легко сознавать, что вы, как одно целое, и у вас свои тайны?

- Рон! О чем ты? Какие тайны? – вставляет Гарри. - Это же просто... шахматы.

Логика друга откровенно непонятна. Ну да, они с Гермионой иногда позволяют себе обмениваться безмолвными репликами в присутствии посторонних, и, кстати, далеко не только Рона, но и на работе, на министерских приемах. Надо сказать, Гермиона бывает куда категоричнее в своих безмолвных критических оценках собеседника и высказывается куда точнее. Иногда после ее колких замечаний серьезную мину на лице удается сохранять с великим трудом. Но чтобы нечто подобное прозвучало от нее в адрес мужа? Ерунда. В его обществе - только игра, исключительно шахматы, как говорится, ничего личного.

- Кхе-кхе..., - выплевывает Рон с издевкой. – Шахматы, говоришь? Хорошо, выскажусь.

Друг еще немного помедлил, тяжело собираясь духом, прежде чем выдавил из себя два вопроса на запретную тему, о которой сознательно не вспоминали много лет.

- Помнишь тот ненастный день..., когда я... ушел..., предал вас? – заикаясь, с трудом произнес Рон, последние слова прозвучали совсем тихо. – А знаешь почему?

- Знаю, - криво усмехнувшись, ответил Гарри.

Вспоминать тот, пожалуй, самый страшный вечер его юности не хотелось. Холодная поздняя осень, унылый безнадежный дождь, беспросветные поиски незнамо чего без какой-либо надежды что-то найти... И пустая койка Рона, как магнит, притягивающая к себе взгляд. И дикая боязнь того, что завтра кровать Гермионы тоже окажется пуста...

Надеясь побыстрее закончить с неприятными воспоминаниями, Гарри решил, что самое разумное перевести стрелки на истинного виновника событий:
- Заговорили о мече Годрика, а поскольку на тебя в тот момент действовал крестраж, которому меч в наших руках был никак не нужен, он и науськал тебя оставить друзей. Все просто. Разве не так?

- Так, все так..., - задумчиво прошептал Рон, но по тону его короткой реплики стало совершенно понятно, что все, как раз, «не совсем так». – Только знаешь, крестражу и шептать мне ничего не нужно было, я все видел и слышал своими глазами. Вы смотрели друг на друга, как будто кроме вас в палатке никого не было, вы не сводили друг с друга сияющих глаз, как будто вы были одни на много миль вокруг. Вы озвучивали свои догадки насчет свойств меча и от волнения не замечали ничего вокруг себя, вы говорили, по очереди дополняя друг друга, точь-в-точь, как близнецы.

Джордж и Фред всегда пребывали вдвоем, им никто не был нужен, кроме них самих. Джинни они еще как-то принимали в свою компанию, но несуразному малышу Ронни доставались одни насмешки.

При упоминании о близнецах лицо Рона стянуло с себя последние гримасы эмоций и словно окаменело. Дальше он продолжал уже маловыразительным деревянным голосом, безотчетно глядя на Гарри и, одновременно, куда-то в себя.

- Это такая большая проблема? – спросил Гарри и тотчас пожалел об этом, увидев, как скривились губы Рона в понимающей ухмылке: он наверняка предвидел этот резонный вопрос.

- Проблема..., - невыносимый сарказм, казалось, наполнял каждую букву короткого слова. – Да что ты знаешь о чужих проблемах? Гарри Видавшему-вещи-похуже-Поттеру не понять, что значит чувствовать себя лишним в собственной семье. А это еще похуже... похуже чулана! Билл и Чарли всю жизнь были «не разлей вода» и слишком рано покинули «Нору», Перси – просто эталон умного и послушного сына для любящих родителей, хоть бирку приклеивай. Про близнецов я уже все сказал, а Джинни – это долгожданная дочь. Рональд Уизли вообще не должен был рождаться на свет.

Иногда, еще до Хогвартса, получив в подарок на Рождество очередной бордовый свитер от мамы, наблюдая, как Фред, Джордж и младшая сестра упоенно играют во взрыв-кусачку, я жалел, что мама хотя бы пару лет не варила одно полезное в таких случаях зелье. Одним лишним уродом в семье было бы меньше! И все думал, что вот вырасту, пойду в школу, всем что-то докажу... А маму бесила моя безграмотная грамматика, но другой, увы, не располагал.

- Рон, ты все-таки не прав, - осторожно вставил Гарри. – Я сам видел, как боггарт миссис Уизли принимал твое мертвое обличье.

Рон в ответ снова невесело усмехнулся:
- Маленькие дети верно чувствуют, любят их или нет, нужны они в семье или без них бы обошлось. Я точно знал, что исчезни малыш Ронни из жизни семьи Уизли – никто не заметит. Не родись у мамы дочь, она бы всю жизнь жалела об этом. И пару раз я слышал, как отец, беседуя с Биллом, старшим сыном, говорил, что представить себе не может, что бы он делал без него, без Чарли, без Фреда и Джорджа. Перси – он, сам понимаешь, мамочкин любимец. Жаль, что внимания отца полноценно хватило только на старших! Но ты не подумай плохого, братьев и сестру я все равно люблю.

Понимаешь, один раз я случайно подслушал разговор отца и матери, к счастью, уже после всех наших странствий. Отец, демонстрируя матери карточку от шоколадной лягушки с моим изображением, с сожалением заметил, что де стрелка на семейных волшебных часах с моим именем появлялась только двенадцать дней спустя после моего рождения... Дольше всех сверхчувствительные часы заставил ждать малыш Ронни.

Махнув рукой, закрывая тяжелую тему этим жестом, Рон замолчал.

- Я заметил бы твое отсутствие в своей жизни, - твердо возразил Гарри, хотя на душе от услышанного было откровенно горько. – Особенно, когда ты ушел...

- И потому, когда я вернулся, начал вдохновенно врать про то, что между вами ничего нет и не было, что Она тебе, как сестра? – со злостью справился Рон.

- Да не врал я тогда, Рон! – возмущенно рявкнул Гарри.

- Ключевое слово здесь - «тогда», - ехидно отвесил рыжий, приправив свои слова гаденькой улыбочкой.

Гарри открыл было рот, чтобы возразить что-нибудь заумное, но слова глухо застряли в глотке: сказать-то, определенно, нечего. Если бы он мог, честно глядя в глаза старому другу, твердо повторить свои слова, однажды произнесенные на берегу замерзшего лесного озера... Да, тогда он не лукавил, «тогда» все являлось чистой правдой, чего никак не скажешь о том, что существовало, жило и множилось сейчас в его любящем сердце.

- Ну же, давай! – настырно подначивал Рон, скрестив на груди свои большие руки и уставясь на брюнета проницательным взглядом. Трусливое неуютное замешательство Гарри явно было замечено. – Что молчишь? Сказать нечего?

- Жду от тебя, друг Рональд, пары достаточно ругательных слов, достаточно уместных в этом случае, - неохотно признался Гарри, не найдя в себе сил на очередное грубое вранье.

- Очень смешно..., - с сарказмом выдавил из себя Рон, выразительно покачивая головой.

Гарри готов был признаться, что вовсе не думал шутить, что это он, в общем-то, всерьез, но осекся, потому что Рон вдруг обмяк, опустил вниз руки, сгорбился, сделавшись ниже ростом и, медленно подойдя к креслу, бессильно рухнул в мягкие подушки. Пальцы его нервно сжимались и разжимались, скользя по ворсистой обивке, рассеянный взгляд смотрел отрешенно, в «никуда».

- «Очень смешно...», - это выражение Гермионы на все мои жалкие попытки хоть как-то развеять скуку нашего семейного быта, - устало проговорил Рон. – Мы почти не разговариваем, Гарри. Утром нахожу на столе записку из нескольких пунктов, типа «завтрак под салфеткой», «если не сложно, загляни в магазин». Вечером она возится на кухне, потом шуршит бумажками. И вечно эти книги, библиотека эта передвижная, сквозная, почтово-перелетная, незаменимая, окаянная... Ненавижу!

- Но это ее интересы, Рон, - произнес Гарри, неумело пытаясь доказать другу очевидное и недоумевая, почему тот не понимает сути бытия. – Она всегда любила книги, и ты не мог этого не знать! Ты мог бы предложить ей свою помощь.

- Ты думаешь, я не предлагал? – Рон ухмыльнулся.

- И что? – спросил Гарри, опускаясь в кресло напротив друга.

- Она мило посоветовала мне взять в руки специальную салфетку и протереть пыль в доме, - прозаично ответил Рон, лишний раз доказывая, что каждому индивидууму собственные проблемы кажутся важнейшими, и чем несовершеннее человек, тем острее проблемы. – Представь меня в глупом виде с салфеткой для протирки пыли, или с этой, с метелкой...

- Но ты мог бы ей помочь с ужином, - возразил Гарри, представляя, с какой радостью он сам помог бы Гермионе разделать рыбу или проследил бы за котлетами, шипящими на сковородке, одновременно смакуя вместе с ней последние министерские новости. И странности с контрабандными метлами не дают покоя, а ему как раз пришла в голову очередная интересная версия... Джинни (похоже, в этой фантастической реальности он и Джинни – одна семья, но он почему-то только сейчас об этом вспомнил), стоя над сковородкой, неизменно начинала трещать о «большом квиддиче», а ему было как-то совершенно безразлично, кто там в очередной раз купил «Гарпий» и переманил к себе талантливого вратаря из «Пушек». Если тратить время на квиддич, то уж лучше полетать часок-другой самому, а так... Болтовня одна.

- Отец никогда не помогал матери с ужином, - недоуменно возразил Рон. – А я кухонной трудотерапией мамочки сыт по горло!

Гарри понял, что разговор зашел в тупик. Он не знал, как объяснить Рону, что Гермиона – не миссис Артур Уизли, и что, вполне возможно, она не так хорошо варит луковый суп по вторникам, но разве в этом счастье? Он в принципе не мог понять, как можно сравнивать Гермиону и миссис Молли, и, уж тем более, ставить их на одну доску? Да совершенно разные люди!

- Извини, Рон, - устало произнес Гарри, - но если вам так неуютно друг с другом, вы могли бы расстаться. У вас ведь еще нет детей.

Реакция Рона опять оказалась неожиданной: он поднял голову, прищурился, разочарованно пробормотал:
- Ты, я вижу, так и не открывал ту полезную книгу, что я подарил тебе на твое совершеннолетие.

Рон не спрашивал, он утверждал, и Гарри сразу заподозрил, что пропустил что-то важное. К счастью, друг не собирался устраивать неуместный экзамен.

- Волшебницу и волшебника соединяют нерушимыми узами магии. Магическая формула, которую произносит служащий из министерства так и гласит: «Я объявляю вас соединенными узами до скончания ваших дней», - наставительно проговорил Рон тоном заправского чиновника. Хотя нет, больше походило на продавца, рассказывающего покупателю о свойствах патентованных чар.

- Но ведь это же только слова! – выкрикнул Гарри.

- Это у маглов слова, у волшебников это – клятва, которую нельзя нарушить, как нельзя переступить через непреложный обет или долг жизни, - твердо ответил рыжий, буравя откровенно-язвительным взглядом незадачливого очкарика. – Я думал, ты это понимаешь.

Несколько долгих минут Гарри ошалело молчал. Было немилосердно странно, как же он тогда сам клялся Джинни в вечной любви и верности, но, видимо, чего не бывает в фантастических снах...

- Значит, поправить ничего нельзя? – спросил он, когда первый шок прошел. Рон покачал головой в ответ.

- Но... почему? Почему она вышла за тебя замуж? – Гарри с трудом выдавил свой вопрос, уставившись на друга.

Насчет себя и своей глупой женитьбы он уже не сомневался: если не от большой дури, то от того, что плыть по течению бывает чересчур удобно. До времени, конечно. Пока поцелуи свежи и приносят радость, дрожащее тело под школьной блузкой полно загадок, и от того плосковатые шуточки кажутся вполне смешными и не раздражают. Но Гермиона? Она ведь умница, она должна была отдавать себе отчет!

- Надеюсь, ты понимаешь, что мы не задаем друг другу таких вопросов, - с еле заметной усмешкой ответил Рон, подвигаясь к краю кресла. – Как и вы с моей своенравной сестрой. Впрочем, она с десяти лет мечтала стать миссис Гарри Поттер, так что отчаянно-вожделенная мечта сбылась, а цена ее, похоже, никогда не волновала. Ладно, это ваши проблемы. Но в своих проблемах я, Рональд Уизли, перед тобой, Гарри Поттер, пожалуй, расколюсь...

Дальше он говорил, почти не останавливаясь.

- Я думаю, Гарри, Гермионе было в тот момент все равно. Единственный человек, кого она любила, связал свою судьбу с другой женщиной – моей сестрой – а больше она никого уже полюбить не надеялась. И тут вновь подвернулся старый друг, Рональд Уизли, у которого крыша съехала, когда она вдруг стала проявлять к нему интерес. Хотя, весь «интерес» заключался в том, что она перестала измерять его презрительным взглядом с головы до ног и осаждать не самыми ласковыми словами.

Я не виню ее, я сам виноват... Она, в принципе, хорошая жена. Заботится... Обо мне, о доме. Но она как будто оживает, когда приходишь ты, будто становится другим человеком, счастливым, что ли? На работе она тоже такая... оживленная, но она никогда не бывает такой наедине со мной.

То есть, она может рассмеяться над моей шуткой, но внезапно ее взгляд останавливается, и она некстати вспоминает о... Да о чем угодно, только не о Рональде Уизли, который только что был великолепен!

Рон замолчал, не проронив больше ни слова. Гарри остро почувствовал в груди почти нестерпимую боль. Сказать в ответ было совсем нечего, Рон все выговорил за него, за себя и за Гермиону. Выслушав его откровенное признание, Гарри отчетливо осознал, что не имеет больше морального права переступать порог этого дома. Он должен уйти, и, может быть, его друзья смогут стать счастливыми. Только без него, Гарри. Возможно, тогда у них что-нибудь получится.

Гарри встал с кресла, прошелся взад-вперед по гостиной. Под ноги то и дело подворачивались раскиданные по полу шахматные фигурки, и несколько раз снизу доносился тихий писк.

Наконец он принял окончательное, бесповоротное решение и, резко развернувшись, направился к выходу. Рон так и не поднялся с кресла, провожая своего друга взглядом побитой затравленной собаки. Все, больше не будет ни дружеских посиделок втроем, ни игры в шахматы, ни тихих дружеских бесед у камина. Останутся лишь совместные праздники, еженедельные или, скорее, ежемесячные мальчишники с Роном в «Дырявом котле». Общение в рамках приличия... Грустно.

Уже знакомый круговорот закружил Гарри, едва он сделал решительный шаг за дверь, почти навсегда покидая дом своих старых друзей, Рона и Гермионы. Черная воронка вновь понесла его и бережно опустила на прибрежные камни.

Здесь, в реальности, ничего не изменилось: по-прежнему ярко светила Луна, и только изменившееся положение Лунного диска, сдвинувшегося к западу, указывало на то, что прошло, как минимум, полчаса или час.

Было о чем задуматься! Но вопрос больше не стоял в старой формулировке: Рон или Гермиона? Ошибка понятна, она в самом условии задачи, конкретно: в союзе «или».
Рон и Гермиона всегда существовали нераздельно в его сознании, да что там, в сознании – в душе! Они двое, Рон и Гермиона, как единое целое, неразделимое, между ними может стоять только буква «и», и никакая другая. Нельзя остановить свой выбор на ком-то одном, оставив за бортом второго, по крайней мере, Рона нельзя выбрать точно.

Выбирая друга, он, Гарри, неизбежно терял обоих. Выбирая дружбу, он неизбежно терял своих товарищей, не приобретая взамен ничего. Пусть это эгоистично, пусть он со стороны выглядит так, что заботит его исключительно собственная персона, но ведь самому себе врать невозможно. Он совершенно не представлял, как жить без друзей, Рон и Гермиона для него все, по сути, его настоящая семья. И он отчаянно хотел, чтобы они оба были счастливы, не важно, рядом с ним или без его участия. И себе хотел счастья, и маленькой Джинни.

Ладно, оставим в покое себя и Джинни: уже давно понятно, что он не даст ей того, о чем она мечтает с десяти лет. Вернемся к Рону и Гермионе. По поводу «рядом с ним» - ответ однозначный: он там «третий лишний». Интуитивно он всегда этого боялся, но даже не представлял, что все настолько нескладно.

Насчет «без его участия» - все как-то шатко и весьма сомнительно. Куча «но», «если», «может быть», «вероятно»... Если Рон станет другим человеком, как минимум, в совершенстве овладеет бытовой магией, загорится искренним желанием помочь Гермионе на кухне, перестанет ставить ей в пример кулинарные таланты своей матери... Список можно продолжать и дальше.

И Гермиона, в свою очередь, станет другой. Будет весело хохотать над тем, что время от времени, к месту и не к месту отмачивает Рон, и что частенько бывает чересчур... Даже не сказать бестактным, пожалуй, следует проговорить «слишком правдивым». Так смело еще только у Луны получается... А еще Гермиона перестанет замечать раскрытый тюбик с зубной пастой и живописно раскиданную одежду, забросит книги и будет листать «Ведьмин досуг» в поисках оригинального рецепта домашнего печенья...

Черт! Как же все это уныло!
Не нужна ему другая Гермиона, а нужна именно та, которая есть. С ее логическим умом, с ее энциклопедическими знаниями, с ее увлечениями книгами, с ее изумительно-тонким юмором и циничными подколками (кажется, в этом стоит поблагодарить Рона), с ее готовностью прийти на помощь каждому, будь то «великий» Гарри Поттер, маленький домовой эльф или большой великан Хагрид.

Самое главное: она, кажется, проговорилась. Она ведь любит его, Гарри. А он любит ее. И пока не случилось непоправимого, пока не произнесена магическая клятва, связывающая два случайных сердца, они вдвоем могут попытаться стать счастливыми.

Все эти девочки, страстные поклонницы Гарри Поттера, весь год подкарауливавшие его в школьных коридорах (шла великая охота на Избранного), включая, кстати, звезду Хогвартса, Джинни, что они знают о Мальчике-Который-Выжил? Да ничего!

А у него в голове полным-полно мозгошмыгов, вредных и не очень, полезных и несуразных. Но только Гермионе по силам навести порядок в его несовершенных извилинах. С ней удивительно легко, потому что не надо притворяться беззаботным (что, кстати, невольно приходилось делать даже в самые счастливые часы, проведенные с рыжей подружкой), строить из себя этакого героя, у которого нет неразрешимых проблем.

Может быть, впервые Гарри честно признался себе, насколько важно для него мнение Гермионы по любому вопросу, а иначе, зачем он бежал именно к ней рассказывать о Малфое, засевшем в Выручай-комнате? Поинтересоваться мнением Джинни даже в голову не приходило, хотя эта тема не касалась напрямую ни уроков Дамблдора, ни того, о чем старый учитель просил строго молчать. Джинни была чем-то простым, легким, для отдыха и развлечения, а потому говорить с ней о серьезных вещах... – ну, несерьезно! И какая разница, что они уже встречались? Наверное, подсознательно Гарри не хотел доверять рыженькой девочке свои крупные планы.

Максимум, обсуждение газетных новостей, к чему Джинни, надо признать, относилась с подчеркнутой серьезностью, и это в глубине души немало смешило. Ну, он-то знал, что стоят передовицы «Пророка» и как их следует читать. Но ведь все эти внешние атрибуты: статьи в газетах, вечеринки, даже уроки и квиддич - это такая крошечная толика его невероятно насыщенной жизни.

Ведь, вроде бы – две недели назад Гарри был в этом всецело уверен – все кошмары кончились, а, оказалось, все только начинается. И до конца пути еще ой-как-далеко! Дело даже не в петле времени, а в самом расследовании по делу Гарри Поттера. Во имя штанов Мерлина, не с Джинни же раскрывать магические тайны, «чудесные» планы и великие обманы Альбуса Дамблдора, постепенно докапываясь до истины! А зачем тогда нужен такой половинчатый роман?

«Прости меня, Рон, - мысленно произнес Гарри, разглядывая обсохший на ветру весенний прострел, мирно лежащий на ладони, - но я люблю Гермиону! Люблю всей душой, и какой-то там прогестерон или прочие гормоны, которые управляет приливами и отливами крови от одного известного места, не имеют более власти надо мной. Я буду любить ее, даже если нам никогда не суждено будет соединить свои губы в нежном поцелуе.

Но Она нужна мне, чтобы просто жить, дышать, радоваться жизни, нужна такой, какая есть, даже если Она никогда, до конца жизни, не научится талантливо жарить рыбу. Две недели назад я выложил на пол волшебную палочку по требованию Беллатриссы, потому что твердо знал, что мне не жить без нее. Остановится Ее сердце, и все остальное – голод, холод, душная промерзшая палатка, бессмысленные скитания – покажутся лишь популярной у маглов телеигрой на выживание.

Ты, наверное, об этом не думал, когда дождливым осенним вечером у тебя сдали нервы из-за ревности. А я-то искренне считал тогда, что из-за тех самых лишений, из-за крестража, идея насчет ревности даже в голову не пробиралась, потому что помыслить не мог ни о каком окололюбовном флирте с девушкой лучшего друга. Крестраж ты снял с себя еще в палатке, Гермиону здорово задержали щитовые чары, но тебе не хватило нескольких шагов, а вместе с ними нескольких мгновений, чтобы вспомнить, что ты оставляешь на пороге холодной зимы не только непроходимо тупо-благородного очкарика, но и свою любимую.

Я знаю, Рон, что ты будешь против, но на этот раз твое мнение меня волнует в третью очередь, только после Ее и своих собственных чувств. Прости, если сможешь, но завтра я скажу Гермионе те три заветных слова, которые как-то раз ты сам произнес в нашем присутствии, благодаря Ее за очередную «домашку», зевая и потирая глаза. А ведь она тогда сильно смутилась и так замечательно покраснела, а ты и не заметил!»

Гермиона тогда, в конце шестого курса, по-настоящему, неподдельно смешалась, действительно, щеки порозовели... Почему-то сразу вспомнила про Лаванду. Ревновала?

Земля опять начала уходить из-под ног, дыхание перехватило. А что если... что если Гермиона все-таки любит Рона?

Ну, конечно: так и есть! Зачем ей, спрашивается, нужно было клевать Рона канарейками, если не из ревности? Зачем нужно было приглашать на вечер Маклаггена, если не для того, чтобы позлить Рона? Зачем было бросаться в объятия Рона, выронив из рук бесценные клыки василиска, едва Рон заикнулся про эвакуацию Хогвартских эльфов, совершенно лишнюю для этих самых эльфов?

В груди внезапно похолодело и опустилось, Гарри не ожидал такого... препятствия. Любовный опыт Избранного был крайне не богат. Чжоу сама шагнула ему навстречу, он опомниться не успел, почувствовав на своих губах ее солоноватые слезы. Джинни, обняв капитана команды после победного матча, смотрела на него таким пронзительным, говорящим, призывающим взглядом, что не поцеловал бы ее в тот момент только полный болван.

Но Гермиона, с громким бряком выронив клыки василиска, сама кинулась к Рону, сама поцеловала его в прямо губы, крепко обняв сразу двумя руками. А как она, взахлеб, распространялась о том, насколько Рон был великолепен!

И никакой реакции на присутствие Гарри Поттера в непосредственной близости. Прямо, как только что, в том параллельном мире, где они втроем играли в шахматы, и кто-то из них двоих был «третьим лишним». Но кто?

Нет, так дело не пойдет! Сколько бы он не думал, а пока он не решится задать Гермионе «оригинальный» мужской вопрос - из книжечки - номер два (после «Что волшебная леди делает вечером?»), он не получит ответа.

Хочешь – не хочешь, но сделать первый шаг должен он, потому что он – парень, и это удел мужчин и счастливая мужская привилегия – первыми признаваться в любви.

PS: Извините за долгое отсутствие. Малость приболела.
Русалка.



Глава 62. Так шарики и летают

17 апреля 1998 года, пятница

Гарри Поттер встречал восход солнца.
Сколько их было, этих холодных рассветов, когда он, сидя у палатки, с надеждой всматривался в бледнеющее на востоке небо? Ждал: вот-вот блеснет первый солнечный луч, осветит мир и согреет душу.

Но чаще всего небо безнадежно утопало в густых сливках утреннего тумана, или, того хуже, тонуло в частой сетке нудного серого дождя, такого же бесконечно тупого, как и бесплодные поиски неизвестно чего.

Сегодня небо было ясным: легкие перистые облака не в счет. Солнце непременно должно было показаться вон в той глубокой ложбинке между двух холмов, и если он, Гарри, не пропустит этот момент, то все будет хорошо. Простая до наивности детская забава на исполнение дерзкого до нереальности желания.

Причина загадывать желание была самая, что ни есть, животрепещущая: сегодня он признается в любви. Никогда еще жизнь не казалась такой сложной штукой. Нечто подобное уже было, когда он, четырнадцатилетний желторотик, неделю или больше собирался духом, чтобы пригласить Чжоу на бал. Пока собирался, поезд ушел.

Так что теперь Гарри постановил стойко, категорично и ультимативно: резину тянуть не будет. Либо Избранный, либо этот... друг, товарищ и брат. Брат в последнюю очередь, потому что у «друга и товарища» есть еще зыбкая надежда, что, может быть, за оставшееся две недели совместной жизни в одной палатке, Гермиона как-нибудь изменит свое мнение о Гарри Поттере. Ну, не сбежит же она, в самом деле, с эльфами под мышкой, в густой темный лес?

Признаваться нужно сегодня, в эту самую пятницу. Это решено.
Дальше вставал более каверзный вопрос: а как? Как, в принципе, юноши признаются в любви девушкам? Вот так вот тупо подходят к самой лучшей девочке и говорят: «Я тебя люблю»?

Что-то аналогичное, но краем глаза и довольно давно, Гарри видел в бесконечных телесериалах, за которыми любила коротать вечера тетя Петуния, и над которыми смеялся даже дядя Вернон. Нет, это чересчур туполобо, это точно не для Гермионы.

М-да... Собственного опыта, можно сказать, не было вовсе. С Чжоу до каких-либо объяснений просто не дошло, а с Джинни... С Джинни все было куда проще: Гарри точно знал, что отказа, по крайней мере, с ее стороны не будет. Ну, он Избранный или где? Вот разрешит ли Рон ухаживать за младшей сестрой, вот это – да, вот это – вопрос! А Джинни? Джинни – девушка Поттера, и этим все сказано. Он этого хотел, она этого хотела... Романтика.

Ладно, дело прошлое. Может просто подойти к Гермионе вечером, когда все улягутся, и тогда – под Луной, натурально, под Луной, потому что так надо – сказать: «Гермиона, я знаю, мы всегда были друзьями... Но недавно я понял, что ты та единственная, которая живет в моем сердце... И во имя великой силы любви..., то есть во имя штанов Мерлина...»

Тьфу! Добавить еще: в «героическом» сердце, и останется только утопиться «на счастье»... И все остальное - тоже ерунда и чушь. Да еще, какая ЕРУНДА, и какая ЧУШЬ!

Лучше никаких слов не надо. Надо так ненавязчиво поинтересоваться: «Что волшебная леди делает вечером?», и назначить свидание под Луной (Тьфу, далась ему эта смазливая Луна!)... А там уже начать признаваться, что типа, был дурак, только сейчас понял, что ты девушка...

И дураком остался!

Нет, лучше совсем без слов. Лучше просто обнять и сразу же поцеловать, пока опомниться не успела (на этом месте настроение существенно поднялось).

И она тебе в лоб даст! Что б руки не распускал.

Ну и пусть! Зато все станет ясно без лишних слов.

Ну, в общем и целом, мой мальчик, все это не так глупо, как кажется на первый взгляд.

Да уж не глупее «героического сердца» и «штанов Мерлина». Решено?

Давай-давай, валяй, герой-любовник!

Составив хоть какой-то, более-менее оптимальный план действий, Гарри почти успокоился. Лучше что-либо вряд ли можно было придумать: все возможные слова выглядели так, что глупее некуда. Пусть там, в кино, говорят высокопарным слогом, а в Гриффиндоре учатся те, у кого на первом месте «дело». Поцелуй конкретный (Никакой ни «чмок» в желанную розовую щечку!) – это по-гриффиндорски, это как раз то, что надо!

Луч солнца ласково коснулся лица и заиграл яркими пятнами под прикрытыми веками. Гарри открыл глаза и вперил взгляд в заветную ложбинку между холмами. Сомнений не было: солнечный диск показался почти целиком и сейчас медленно поднимался в небо.

Если верить примете, то счастье сегодня пройдет мимо. Ну и пусть! Все равно, надо просто выбрать время после наступления полуночи, ведь это будет уже начало нового дня.

Глупостью, крупной и крепкой, внезапно показалось все, начиная от идиотских примет до «конкретных» поцелуев. Зачем ждать ночи-то? Можно прямо сейчас, сию минуту... Томиться в неизвестности еще столько часов! Гарри резко поднялся на ноги с плоского камня, на котором сидел, и энергично зашагал к палатке.

Гермиона спала, уютно свернувшись под одеялом в аккуратный клубочек. Видимо, он шаркал ногами достаточно тяжело, поскольку одеяло на верхней кровати зашевелилось и из-под него свесилось вниз любопытное ухо, огромный зеленый глаз моргнул пару раз, прежде чем окончательно потерять интерес к вошедшему в комнату парню и исчезнуть.

Но Гермиона не шелохнулась. Сон ее был столь крепок, что Гарри почему-то подумалось: она заснула совсем недавно, уже на рассвете. А до того, конечно, всю ночь лежала без сна, тупо уставившись в темное дно верхней кровати.

Будить Гарри не решился. Человек, можно сказать, только что заснул, а он тут со своим невразумительным признанием и без букета. Воспитанные люди так не поступают. И потом: у них вся следующая ночь впереди.

Луну хорошо бы чем-нибудь туманным прикрыть: в темноте много проще... общаться... на некоторые темы... Ну, в смысле, по-гриффиндорски...

*****

Гарри, уже по привычке, проснулся во второй половине дня, и сразу же, еще не отойдя от половинчатого состояния полудремы, понял: что-то изменилось и, несомненно, к лучшему. Странное ошеломляющее ощущение того, что сегодня у него непременно все получится, не поддавалось объяснению, но заботливо заполняло собой каждую клеточку тела.

Во-первых, совершенно исчезли мысли о Роне. Как и что он будет объяснять другу спустя две недели? Да какая разница, если его действия, как бы он себя не оправдывал в душе, так или иначе, попадают под определение «предательство дружбы»? И все же, прямой и честный, одним словом, мужской, разговор с Роном куда честнее, чем всякие там «шахматные игры». А, как и что именно будем говорить в приватной беседе? Через две недели и будем думать, сейчас есть более важные дела.

Может быть, и объяснять ничего не придется? Неправда, не нужно таких мудреных вопросов. У него все получится, потому что сегодня во сне он поймал свою «Молнию». Удивительно, но она откликнулась на имя «Гермиона». Стоило прокричать заветное имя в темноту, и тотчас рука ощутила гладкое древко метлы, подарив сердцу ощущение невероятных возможностей, почти как высокий стремительный полет в звенящих потоках свежего утреннего воздуха. В прошлом году, в Хогвартсе, такие летные прогулки по выходным дням он считал для себя лучшей наградой за утомительную учебную неделю.

Еще не открывая глаз, по невесомому движению воздуха и легкому ворчанию понял, что Гермиона здесь же, рядом с ним, в комнате. По телу мгновенно разлилось какое-то странное блаженство, глаза открывать расхотелось совершенно.

«Ничего невозможно толком разглядеть в этом маленьком походном зеркале», - ворчливо пробурчала девушка, послышался глухой легкий шорох.

Любопытство взяло верх, Гарри чуть-чуть приоткрыл глаза. И не зря: Гермиона старательно расчесывала свою густейшую каштановую гриву большой деревянной расческой с крупными зубьями. Расческа то и дело застревала среди непроходимых волн и зарослей ее волос, что причиняло девушке слабую боль, она тихонько ойкала и слегка поругивалась.

Картина, хоть и весьма размытая, была настолько мирной, уютной и домашней, что взора от этой сцены отрывать не хотелось. Грива усиленно сопротивлялась, но все же большая часть каштановых прядей уже струилась по плечам и спине, находясь в относительном порядке.

Боясь пошевелиться, не поворачивая головы и стараясь не дышать слишком глубоко, Гарри открыл глаза. Зрение, как всегда подвело: девушка не стала выглядеть отчетливее, но это принесло некоторое успокоение для совести. Какие такие «подглядки», ежели мы без «оптики» совсем слепые?

- Гарри, да ты не спишь! – воскликнула Гермиона, застыв над ним с расческой в одной согнутой руке и очередной прядью волос в другой.

- Не сплю, - просто подтвердил Гарри, но получилось почему-то чересчур празднично.

- Подглядываешь?

Она что, обиделась что ли? Голос такой заносчивый.

- Вот сейчас подглядываю, - миролюбиво признался Гарри, демонстративно напяливая на себя свои старые «велосипеды» и устраиваясь на кровати поудобнее, с максимально возможным комфортом. – Продолжайте, пожалуйста, в том же духе.

Гарри не мог понять, откуда в нем взялась такая неслыханная наглость, но что-то вело его и заставляло делать несуразные, если судить по обычной жизни, поступки. Все выглядело так, будто он глотнул зелье удачи, и оно нашептывало ему втихаря, что и как болтать языком. А самое главное, Гарри точно чувствовал, что должен исполнять любую прихоть, которая сейчас взбредет ему в голову, молоть любую желанную сердцу глупость, и ни в коем случае не стараться выглядеть серьезнее, чем есть на самом деле.

Пошарив в кармане куртки, он вытащил делюминатор, щелкнув им, выпустил светящийся шарик, который, словно по волшебству, выполняя тайное желание парня, застыл в воздухе чуть-чуть позади девушки, великолепно осветив ее, с головы до ног. Гермиона тихонько усмехнулась, деревянные зубки расчески благополучно добрались до конца начатой каштановой прядки, но на этом дело замерло.

- Гарри Поттер, вы меня смущаете, - с робким протестом проговорила Гермиона, положив расческу на кровать, где уже покоилось маленькое зеркальце. – Это нехорошо... с вашей стороны.

- Прибавь еще «мистер Поттер», - недовольно отвесил Гарри (которому тон подруги показался чересчур официальным), стараясь, однако, сохранять мирный тон и дипломатичность.

Вместо того чтобы мило огрызнуться в своей манере, осадить коротко и емко, Гермиона устало опустилась на кровать рядом с брошенной расческой и опустила глаза.

- Гермиона, ты чего? – странное поведение подруги взволновало, и Гарри, вскочив с кровати, наскоро нащупав на полу и натянув на ноги кроссовки, вмиг оказался рядом с девушкой. – Ну, какой я мистер Поттер? Я ж это... пошутил.

Решив, что яркий свет и вправду только мешает сосредоточиться на главном, он загнал светящийся шарик обратно в делюминатор, присел на корточки около кровати и легонько тронул подругу за руку.

- Серьезно? – шепнула девушка, устремив на парня почти немигающий взгляд, и Гарри в легком сумраке комнаты, освещаемом лишь слабым рассеянным светом, нелегально проскользнувшим через брезентовые стены палатки, понял, что сейчас неминуемо утонет в этих карих озерах, полных теплой солоноватой влаги.

- Поттер всегда шутит серьезно, - солидно ответил Гарри, еще не понимая до конца неадекватной, по его мнению, реакции подруги, но интуитивно чувствуя, что никакие шутки в данном случае не уместны. – А ты что подумала?

- Ой, Гарри! Что я только не подумала, - Гермиона глубоко вздохнула, однако, чуть-чуть улыбнулась. Губы дрожали и не слушались, но их лукавые кончики с робкой надеждой на лучшее загнулись вверх.

- А конкретно? – требовательно произнес Гарри, закрывая своими широкими мужскими ладонями тонкие пальцы девушки.

Гермиона замотала головой, непослушные каштановые волосы, победно выбравшись из-за спины девушки и обретя вожделенную свободу, волнами перекатились из стороны в сторону, задели лицо, защекотали нос, губы, на мгновенье скрыли за собой стекла очков, попутно наполнив ноздри целебным смолистым запахом леса.

- Конкретно... слишком грустно и прозаично, - тихо откликнулась Гермиона, убирая расшалившиеся локоны назад, за спину. Это расстроило, нос приуныл особенно приметно.

- И все же..., - прошептал Гарри, чувствуя, что говорит не то, говорит какую-то настойчивую несуразную ересь, но ему было совершенно все равно, что говорить. Лишь бы она сейчас качнула головой, лишь бы каскад ее свободолюбивых волос сейчас обрушился на него и смыл с души все печали и горести, накопленные за короткую, но бурную до одури и нестандартную до тошноты жизнь.

- Придумала вдруг, что сейчас ты обратишься ко мне как к «мисс Грейнджер», - сказала Гермиона упавшим деревянным голосом, - И я бы уже не нашлась, что ответить... «мистеру Поттеру». Испугалась.

Голос звучал блекло, да и сама фраза была какой-то необструганной, шершавой. Она ее не обдумывала, а просто сказала то, что лежало на сердце. В общем, не мудрено. Особенно, после вчерашнего. Но о вчерашних событиях вспоминать не хотелось совершенно: недоразумение, оно недоразумение и есть.

- «Мисс Грейнджер»? – нарочито потрясенно произнес Гарри, вкладывая в два слова приметное лукавое содержание: «Знаю, что жизнь полна неожиданностей, но такие сюрпризы не для старых друзей». – Да отсохнет мой костлявый язык!

Улыбнулся.

- И мои бесхребетные уши! – «УРА! кажется, она немного оттаяла и ответила на его улыбку».

- Если я когда-нибудь позволю себе ляпнуть что-либо подобное...
- Если я когда-нибудь позволю себе вообразить что-нибудь этакое...
- Потому что у тебя самое прекрасное имя из всех возможных имен – Гермиона.
- И у тебя, Гарри! Правда...

Оказалось, что они давно поднялись на ноги и стояли почти вплотную друг к другу. Жгучий щемящий комок застрял в горле, голос срывался, лишая возможности своего владельца говорить дальше. На душе и на сердце лежало слишком много, все это бережно собиралось и копилось в нем, как в горном озере собирается прозрачная хрустальная вода из тающих белых ледников.

Лесные феи и речные русалки, прекрасные древесные нимфы и неуклюжие сучковатые лукотрусы, совсем нестрашные боггарты и те, кого не успели изучить на скупых уроках в школе, вейлы, великаны, волшебники, просто люди и оборотни, и те, кто рожден от их союзов, потому что для истинной любви нет преград, помогите, помогите мальчишке Поттеру, простому семнадцатилетнему пареньку!

Господи! Он же собирался по-гриффиндорски, во имя... Но Мерлин с его вечными кальсонами был надежно забыт, а с лица Гермионы тем временем куда-то исчезли губы. Остались только глаза: огромные, пьянящие, сейчас почти по-детски наивные и трогательные, захваченные немым ожиданием того, что он должен был сказать этой девочке еще сто лет назад, еще в их прошлой жизни.

Кажется, она плачет. Влага медленно заполняет ее темные омуты, скапливаясь во внутренних уголках глаз, и вот уже одна крупная прозрачная слеза неторопливо и бесшумно выплывает из берегов, чуть-чуть задержавшись у крайних ресничек, скользит вниз вдоль длинного носика. Ну да, в добрый путь!

А целовать любимую хочется прямо в глаза. Сейчас они самые родные и близкие, а все остальное - покрасневшие щеки, дрожащие губы, аккуратные розоватые мочки ушей, маленькая ложбинка у основания шеи, туго обтянутые кожей и выпирающие от худобы косточки ключицы – на все это у него впереди бесконечные дни и короткие ночи, и долгие, долгие годы необъятной счастливой жизни.

Руки первыми нашли друг друга, ладони встретились и сомкнулись, не оставив между собой ни малейшего зазора, ни пути к отступлению. Дальше - уже проще.

Секунду или две пальцы девушки слабо вздрагивают, невольно передавая свое волнение и заставляя сердце парня учащенно биться. Если она сейчас отдернет руку, то все пропало, надежды нет. Но, к счастью, все обходится, и вот уже вторая ладонь Гермионы надежно прячется в его мужской руке - да что там лукавить! - коварно берется в плен, а любящее юношеское сердце, пропустив удар, но, обретя надежду, бьется чуточку ровнее.

Вряд ли Поттер знал доподлинно, что младенец, рождаясь на свет, неосознанно преодолевает расстояние всего в несколько дюймов, следуя исключительно зову инстинкта. Но это первый путь нового человека в его новой жизни, и то, что всего ничего для взрослого, есть колоссальная дистанция для крошечного младенца.

Огромные карие глаза до краев наполняются слезами. Почему она плачет? Он что-то делает не так? Время перестало существовать, остановилось. Часы, минуты, секунды – все исчезло, и лишь редкие гулкие удары сердца неумело, растянуто и неритмично отмеряют мгновенья жизни, без сомнения, самые важные.

Бух... бух... бух... Я живу, Она живет, мы вместе – рука в руке – и все будет хорошо... Нужно только преодолеть последние дюймы пространства, которые сейчас казались столь же бесконечными, что и Вселенная. Но с каждым ударом сердца глаза, наполненные влагой, приближаются, и вот уже вторая слезинка готова оторваться от крайних ресничек и отправиться в путь по розоватой щеке.

Карие очи неожиданно закрываются, спрятав под ресницами нелепое отражение взволнованного лохматого очкарика, и тому остается только следить за ползущей вниз по щеке капелькой влаги. А она уже миновала нос и подбирается к губам.

Ну, уж нет! Тут он будет первым! Оставшиеся дюймы – сколько их там оставалось, этих несчастных дюймов? – Гарри преодолевает рывком, и ловит своими губами мягкие влажные дрожащие губы Гермионы, и на мгновенье замирает в напряженном ожидании.

Но они не сопротивляются, и, словно удивляясь неслыханной дерзости Избранного, дерзости, о которой еще вчера он не смел и помыслить, слегка приоткрываются. Минует еще несколько гулких ударов обезумевшего сердца, но удивление губ от встречи друг с другом не исчезает, не растворяется, они продолжают медленно раскрываться навстречу счастью, уже не дергаясь от напрасной боязни, что сейчас все разом прекратиться.

Давным-давно он вот так же поймал губами свой первый снитч, и он вот так же удивленно трепыхал крохотными крылышками пару мгновений, но потом все же понял, что от умелого ловца и предначертанной судьбы ему не уйти.

Воспоминание о золотом снитче явилось, пожалуй, последней осознанной мыслью. Больше Гарри не думал ни о чем. Казалось, что и сам он перестал существовать, целиком растворившись в этих желанных влажных губах, в целебном запахе ее волос и легкого пота, выступившего от волнения. Девушка словно источала вокруг себя дурманящий ноздри аромат, естественный, природный, характерный только для нее, незамутненный никакими духами, и это было по-настоящему здорово!

Может, и существовали еще в голове какие-то неправильные мозгошмыги, повернутые на соблюдении норм морали и совести, но и они стыдливо отвернулись и крепко позакрывали рты, оставшись без кислорода. Нос не вдыхал в себя воздух, и время тоже прекратило вечное движение, потому что Гарри больше не слышал ударов собственного сердца.

Но вот головокружение становится невыносимым, губы нехотя отрываются друг от друга, а носы торопливо втягивают в себя воздух, стараясь наполнить легкие за дарованную судьбой паузу.

Странно, но мысль обнять девушку покрепче даже не пришла в голову, ведь для этого следовало хотя бы на мгновенье выпустить из рук ее ладони, а он не мог этого сделать. Напротив, он еще крепче сжимает пальцы и вопросительно всматривается в глаза Гермионы, почти не мигая. Боязнь, затаившаяся в самой глубине души, что он что-то делает не так, еще не ушла окончательно, и ему нужны и ее одобрение, и ее поддержка, и ее, если уж совсем честно, великое благословение.

Она, шестым чувством поняв его сомнения, не отводит взора, и Гарри вдруг зримо почувствовал, как бездонные карие озера до краев наполняются счастьем. Не заметить это совершенно невозможно, и это никак нельзя назвать торжеством победы, которое он не однажды замечал в других карих глазах.

Это нечто особенное, более всего похожее на облегчение от прекращения страданий. Долгая боль ожидания внезапно прекратилась, ушла, но еще одна – последняя - слезинка набухает у внутреннего краешка глаза, между ресничками. Но это уже не беспокоит, это лишь означает, что скоро боль непременно уйдет совсем из ее жизни, смытая слезами радости.

Горячую соленую слезу Гарри ловит губами, она обжигает язык и тает. Сердце вновь бьется учащенно, но на этот раз несколько дюймов, разделяющие их жаждущие друг друга губы преодолеваются на удивление быстро.

Гарри не знал и не хотел знать, сколько времени прошло, прежде чем они смогли оторваться друг от друга. Наверное, вечность. Вновь вдохнув в себя воздух полной грудью, он понял, что жгучий комок, сидевший в горле, исчез, правда не без следа, но он уже вполне может говорить.

Сказать хотелось что-нибудь особенное, но простое, а полагающиеся в таком случае слова: «Я люблю тебя» не казались ни простыми, ни особенными. Банальные какие-то, вроде бы торжественные, но слишком расхожие.

Но в голове что-то шевельнулось, а довольно-счастливые язык, зубы и губы Избранного, наверняка тайно сговорившись друг с другом, выдали:
- Я так плохо целуюсь, мисс Грейнджер?

Она, на мгновенье, испугавшись, но всего лишь на мгновенье, потому что в следующий миг лицо озарила счастливая улыбка, прошептала:
- Что вы, мистер Поттер? Вы целуетесь вполне прилично!

- А почему ты плакала? – спросил Гарри, хотя прекрасно знал ответ, но ему хотелось услышать его из уст Гермионы своими собственными ушами, потому что не было сейчас для него ничего важнее в их короткой жизни.

Ответа он так и не дождался. Гермиона лишь молча, без слов, уткнулась лицом в его плечо и тесно прижалась к нему уже всем телом. И только явственно ощутив сквозь тонкое полотно рубашки ее плоть, едва уловимо дрожащую от волнения, Гарри почти успокоился. Ничего ему не показалось, Гермиона здесь, рядом с ним. И теперь она его Гермиона, и она не исчезнет из его жизни до скончания дней.

Не торопясь, он освободил свои руки от рук девушки, но лишь для того, чтобы обнять за плечи и прижать к себе еще крепче, и, если это возможно, не отпускать уже никогда. И телом, и душой прочно овладело новое, дотоле совершенно неведомое чувство – чувство ревниво-бережливого собственника. Ничего похожего ранее он не испытывал, да и что может сравниться с любимой? Уж никак ни личный сейф с золотыми галеонами, и даже пара приобретенных по случаю домашних эльфов – это не совсем то.

Домашние эльфы напомнили о себе неожиданно. Когда собственное сердцебиение, наконец, сбавило звук, до ушей донеслось слабое сопение, шорох одежды и скрип ботиночек. Впрочем, вряд ли стоило обращать на ушастых человечков бездну внимания, лучше подумать, где бы найти укромный уголок для двоих. Но, как назло, как назло... Островок, и тот крохотный!

- Солли и Холли говорили, что хозяин Гарри и мисс Гермиона скоро поженятся, а никто не верил! – раздался ликующий детский писк со стороны двери.

- Да Солли жужжала, что «мисс Гермиона и хозяин Гарри поженятся» еще неделю назад, и ни днем дольше, - дразнящее писклявым голосом заметил Микки. – Так что вы должны Микки целых семь штук конфет. Каждая по семь штук!

Так... На вас, Гарри Джеймс Поттер, делают ставки. Очень интересно.

- Да больше, Микки, больше..., - с нарочитой хрипотцой прокряхтел чей-то голос, в котором Гарри быстро узнал квакающую манеру Кикимера.

- Почему больше? – хором воскликнули маленькие эльфята, их растянуто-писклявые голоса трудно было с кем-то спутать.

- Потому что Кикимер знает, что говорит, - наставительно квакнул в ответ старый эльф. – Кикимер долгую жизнь прожил и много чего знает.

Разговор, доносившийся как будто со стороны, из другого измерения, и поначалу казавшийся незначительным, по-детски пустяковым, внезапно заинтриговал. Гермиона подняла голову (он успел уловить в глазах любопытство), Гарри опустил одну руку (пришлось пожертвовать), но второй рукой все же продолжал бережно прижимать девушку к себе. Оба они развернулись навстречу спорящим голосам.

Кажется, все в сборе, и никто не забыт. Все мелкое население походной палатки столпилось у приоткрытой двери. К чести старшего поколения эльфов, оно поспешило покинуть помещение, едва Гарри и Гермиона повернулись в их сторону. Сэрра и подростка Микки утянула за дверь, прочь из комнаты.

Холли деловито загибала пальчики, казавшиеся неестественно длинными по сравнению с короткими худенькими ручонками, шепотом перебирая дни недели. Наконец, на слове «пятница» загнулся седьмой, последний, пальчик, и растерянный домовенок уставился на Кикимера. Солли, до сих пор внимательно следившая за сестренкой, тоже сменила направление взгляда и вытаращила свои круглые зеленые глазенки, очевидно, ожидая разъяснений.

Кикимер, обычно устало сгорбленный, сейчас стоял, гордо выпятив впалую тщедушную грудь. Гермионе в свое время так и не удалось уговорить его одеться во что-то теплое, но дыра для головы, варварски проделанная в пушистом махровом полотенце, позволила приодеть даже несговорчивого Кикимера. Полы полотенца, подпоясанного на талии веревкой, доходили почти до пят, и от этого старый эльф жутко напоминал ходячий полосатый матрасик.

- Ну-ка, Кикимер, поясни хозяину суть проблемы, - потребовал Гарри.

- Суть проблемы в том, хозяин Гарри, - начал Кикимер с этакой важностью (Гарри еле поборол в себе искушение не растянуть рот в широкой улыбке), - что час назад нечистокровная подруга хозяина Гарри сказала Кикимеру выдать эльфийке Сэрре полфунта рисовой крупы, а Кикимер отсыпал всего четверть фунта, и Кикимеру нет необходимости себя наказывать.

Ясненько. Тонко магию чувствуют ушастые зверушки. Этих лупоглазых ушастиков казенной бумажкой со штампом не проведешь... Но, с другой стороны, если до счастья осталось всего четверть фунта? Справимся.

- Как приятно сознавать, что твоя личная жизнь никого не оставляет равнодушным, - с философской интонацией констатировал Гарри. Кикимер чистосердечно отнес эти слова на свой счет, как заслуженную похвалу, он еще больше приосанился и с достоинством поправил веревку, стягивающую полотенце. – Я думаю, Кикимеру стоит выделить малышам требуемые конфеты в количестве..., - Гарри быстро прикинул в голове время, оставшееся до победы, - сорок две штуки.

- Сорок две?! – кряхтя, выдохнул Кикимер. – Хозяин Гарри, да эти... несмышленыши нещадно раззоряют бедного доверчивого хозяина верного заботливого Кикимера!

- Ничего, переживу! – заверил Гарри. – Заботу ценю, но... Давай, Кикимер, раскошеливайся.

Гарри с удовлетворением для себя отметил, что распоряжения, по крайней мере, своим домашним эльфам, отдавать научился. Между прочим, что касается хитрого «себе на уме» Кикимера, не так-то это легко. Тот еще человечек в веселенькую махровую полосочку! Неподатливый. Но, по всей видимости, последний приказ был отдан правильным тоном, потому как домовик быстро развернулся к дверям и, поднявшись на цыпочки, потянулся к дверной ручке.

- Кикимер будет выдавать строго по две конфеты в день, и ни фантиком больше, - раздалось недовольное ворчание старого эльфа. – Кикимеру не было приказано выдать все сорок две штуки сразу. Кикимер не дурак, Кикимер знает, как четко исполнить приказы хозяина для хозяйской же пользы.

Снова ясненько, сэр Гарри Поттер... Вам еще до великого командира, стратега и тактика, как до...

- Мистер Поттер, - прервал его размышления полный легкой иронии голос Гермионы, едва Кикимер и малыши скрылись за дверями комнаты, - а почему вы так уверены, что сможете уложиться в гм-м... такое ограниченное число сладостей?

- Да как вам сказать, мисс Грейнджер? – в тон подруге проговорил Гарри. – Я как-то вовсе не планировал задумываться о таких серьезных вещах, как женитьба... на ближайшие две недели. Но, поскольку я несу ответственность за своих людей, а дело, как видите, принимает серьезный оборот... Вы же не хотите, чтобы я и в самом деле разорился?

- Ну, что ты! Это было бы слишком жестоко, - нежно улыбнувшись, сказала Гермиона. – Однако, в сорок две конфеты тебе не уложиться при всем желании.

- Почему? – спросил Гарри, интуитивно прибавив к вопросу хорошую долю возмущения. Разумеется, такое поведение можно считать нахальством в чистом виде, но он спинным мозгом чувствовал, что в данном случае нужно твердо гнуть свою конкретную мужскую логику, вплоть до того, что прикинуться ничего не понимающим идиотом. – Аа-а... догадываюсь: министерство не регистрирует браки без диплома об окончании школы? Только учти, дорогая: Поттер тоже не дурак, теперь-то он будет с Министром Магии на дружеской ноге. Прошлых ошибок повторять не будем...

Посмотрим, что вы на это скажете, мисс Грейнджер?

- Мистер Поттер, дело вовсе не в Министерстве Магии, а в самой вашей избраннице, - натянуто пролепетала Гермиона, «преданно» глядя в зеленые глаза.

- Ясненько, - нарочито тяжело вздохнул Поттер. – Вот я так и знал, что у «мисс Грейнджер» тяжелый характер!

- Да не говори, - столь же «тяжело» вздохнула Гермиона. – Больше скажу: она становится такой жуткой занудой, когда дело касается учебы.

- Гермиона, смилуйся! – простонал Гарри. – Это же еще целый год!

- Она не может, - доверительно шепнула девушка, прижимаясь к парню и обхватывая его руками. - Понимаешь, у этой милой девочки такой характер...

- ...чудесный...

- Да-да... Именно так! Она любит только хороших игроков в квиддич и не может понизить планку даже для Избранного! – выдала Гермиона и по особенному «Гермионистому» выражению лица Поттер понял, что поблажек не будет. В общем, ожидаемо.

- Все так безнадежно? – счел нужным уточнить на всякий случай.
- Ну, что ты? Если ради высокого чувства вы будете готовы открыть...
- «Историю Хогвартса»...
- Ага!
- То ты возьмешь Гарри Поттера в мужья без высшего образования? – с надеждой проговорил юноша.
- Без диплома об окончании школы? – изумленно спросила Гермиона. – И не мечтай!

- Но... как же? – затянул Поттер, но по насмешливому взгляду подруги скоро уразумел, что, пожалуй, слишком размечтался. И хотя чудовище, обитавшее в животе, сегодня вело себя на удивление пристойно, Гарри ничуть не сомневался, что скоро этот товарищ Сурок отойдет от стрессовой спячки и начнет бузить по-крупному. Эх, чего не сделаешь ради любви!

- Все ясно, - признавая поражение, отрезал Поттер. – Срочно задвигаю очередное спасение обнаглевшего мира в... одно темное место и иду читать «Историю Хогвартса».

- Врешь ведь! – рассмеялась Гермиона.
- Вру! – мгновенно согласился Гарри, не видя смысла спорить. – Где это вы, мисс Грейнджер, найдете дурака, который отправится читать какую-то замшелую книгу после трех скоротечных поцелуев? Да еще таких долгожданных... Да этот дурак, к вашему сведению, ни то, что о чем-то большем, но даже и об этом-то не мечтал еще сегодня утром.

- Неужели сомневался? – вставила Гермиона очень недоверчиво, стыдливо пряча лицо в клеточках его рубашки.

- Еще как! – воскликнул Гарри. По правде говоря, он и сейчас боялся оторвать от нее руки, а потом проснуться и с ужасом обнаружить, что ему все приснилось, все три невероятных поцелуя.

- Недогадливый-то какой..., - «жалостливо» протянула Гермиона, осуждающе покачав головой.

- И не говори! Сам не знаю, как я с «ним» столько лет живу? – пожав плечами, возмущенно заметил Гарри. – Но, поскольку приходится иметь дело ровно с тем, что есть, то извини, «История Хогвартса» подождет. По крайней мере, до завтра. Возражать бесполезно: он, балбес необразованный, все равно слушать не станет.

С этими словами Гарри притянул девушку к себе и, вновь окунувшись в горьковато-смолистый запах ее волос, почувствовав на губах ее дыхание, про «Историю Хогвартса» больше не вспоминал. Да что там какой-то учебник для внеклассного чтения, когда он и о дыхательных упражнениях не вспомнил до конца великой пятницы. Зачем? Если сейчас он так счастлив, как не был счастлив уже целую вечность.




Глава 63. Допрос свидетеля

18 апреля 1998 года, суббота

Свидание «под Луной» в полночь, как это ни прискорбно, не состоялось. «Великая пятница» закончилась пасмурным небом, холодным ветром, а к ночи по крыше палатки привычно застучал надоедливый незваный дождь.

Поздним вечером общение с девушкой «по-гриффиндорски» пришлось перенести на кухню, радуясь тому, что «заглушку» на все «отдельные кабинеты» Великий Артефакт наложил еще в прошлый, богатый событиями, понедельник. С мелкими и крупными эльфами Гарри не особо церемонился: «брысь» и все. Впрочем, обошелся довольно вежливо, под предлогом «надо срочно кое-что обсудить». А потом... О чем они болтали вдвоем, весь долгий вечер, до поздней ночи? О чем-то ведь городили огород в перерывах между долгими поцелуями.

Все, что случилось вчера, есть дивная волшебная сказка. И не какая-то научная магия-перемагия, стандартная или продвинутая, а самая настоящая волшебная сказка. Как в детстве, про Золушку и Принца. Они с Гермионой вчера разок препирались, кто из них двоих Золушка, а кто Принц? Что-то такое решили на эту занятную тему, но что конкретно, Гарри не помнил.

Весь день прошел, как сон, сказочно-волшебный и невероятно-прекрасный, и сейчас в душе, словно теплые синие огоньки, те самые, которые мастерски умела наколдовывать Гермиона и которые согревали их обоих в промерзшей палатке полгода назад, светилась радость. Пламенная тайна на двоих: Гермиона любит его, Гарри! Это оказалось столь важным для него, что сегодня утром, лежа в кровати и разглядывая темный потолок палатки, он силился понять, почему эти четыре слова не светятся наверху золотыми буквами.

Дождь шастал по крыше, как завзятый музыкант, выстукивая податливыми каплями имя любимой: Гер-ми-о-на, Гер-ми-о-на... Она вчера развесело уверяла, что слышит только: Гар-ри Пот-тер, Гар-ри Пот-тер. Ну, ладно, в конце концов, после «раз-два и обчелся» сошлись на том, что у них обоих что-то не то со слухом.

Еще Гермиона принялась всерьез рассуждать об эльфах, типа, как же «они все-таки тонко чувствуют магию, связывающую хозяина с другими волшебниками». Он прервал ее на пятом предложении, закрыв губы поцелуем, уже после выдав свою версию ответа на псевдонаучный вопрос: «Интересно, а когда они почувствуют... нечто большее?».

- Когда, когда? Помилуй Гермиона, что можно почувствовать после нескольких несерьезных поцелуев? – насмешливо буркнул он, подвигая ногой табурет и с удовольствием усаживая девушку к себе на колени. – Я, может, сам еще ничего толком не почувствовал!

- А так, что? Лучше чувствуешь? – поинтересовалась Гермиона с простодушием, трепетно граничащим с полудетской наивностью.

- О да! Да на сто тонн! – воскликнул Гарри, озарившись широкой улыбкой и зарываясь носом в ее растрепанные волосы, так, кстати, и не уложенные в навороченную прическу.

Может быть, спустя время, он сможет отпустить от себя Гермиону на расстояние в несколько десятков метров, но только не сейчас. Сегодня это совершенно противоестественно, и потому невозможно. В душе Гарри ничуть не жалел, что палатка не слишком просторна (им вдвоем все равно ведь не тесно), что островок маленький (не нужно выглядывать Гермиону за деревьями). А эльфы пусть подглядывают, если им так интересно. Хотя, они, кажется, весьма и весьма смышленые человечки, да и размножаются
как очевидно, отнюдь не почкованием.

Вчера вечером выяснилось, что Гермиона – кто бы мог подумать? – совершенно не умеет целоваться. Не то, чтобы совсем не умеет. Разумеется, лучшая ученица Хогвартса имеет некоторое понятие о процессе, или, говоря ее же словами: «Теорию знает». Но с такими интересными теоретическими представлениями ей только на дружеские вечеринки ходить, да и то, специальные, для особо целомудренных.

Открытие было столь неожиданным, что Гарри не сразу сообразил, в чем проблема. И лишь когда Гермиона в девятый или десятый раз (он тогда, вроде, еще не сбился со счета, а пределов комнаты они еще не покинули), отведя разрумянившееся лицо в сторону, глубоко и с жадностью вдохнула воздух, он понял, что она попросту задыхается.

- Дышать следует носиком, - осторожно подсказал Гарри, не скрывая довольной улыбки. – Разве на этот счет не было подробных пояснений?

- Где? – рассеянно спросила Гермиона, с глубоким вздохом запасаясь кислородом.

- В библиотеке, - ответил Гарри, от души наслаждаясь ее нелепым растерянным видом.

- Не заглядывала в тот раздел, профессор Поттер, - подобострастно ответила Гермиона, старательно изображая примерную ученицу.

- Как так? И ваш личный тренер, Виктор Крам, такое допустил? – ехидно поинтересовался Гарри, чувствуя, однако, что за подобного рода «халтуру» готов крепко, с радостью, пожать болгарину руку.

- Гарри, ты смешной, – возмутилась девушка, тем не менее, заливаясь краской. - Мне же тогда было всего-то пятнадцать лет! Мы встречались всего полгода, а... целовались и того меньше...

- ...все больше разговаривали... о Гарри Поттере...

- Ну, да..., - ошарашено подтвердила Гермиона, глядя на него с подозрением. – А ты откуда знаешь?

- От первоисточника, - туманно намекнул юноша. Кого-кого, а рыжих друзей приплетать к теме разговора не хотелось совершенно.

- Виктор доложил тебе, что целовался с «Герм-ивонной»? – девушка смотрела на Гарри недоверчиво. – М-да... Прав папа, когда говорит, что в этом мире не осталось джентльменов.

- Нет, нет! – поспешил успокоить Гарри, а заодно восстановить честное имя Крама, к которому вдруг почувствовал симпатию. – Виктор упоминал исключительно о разговорах про Гарри Поттера, якобы имевших место между ним и «Герм-ивонной».

Как-никак, а знаменитый на весь мир ловец, будучи гораздо старше четырнадцатилетнего желторотика, принимал Поттера за настоящего соперника, равного себе, а это, что ни говори, льстило самолюбию. Учитывая, что они с Гермионой успели только поразговаривать... Да болгарин – классный... спортсмен, даром, что брови хмурит.

- Но я же никому не говорила про... то, что мы целовались... Даже маме, - задумчиво произнесла Гермиона, оглядывая тесное пространство комнаты, похоже, в несообразных поисках ответа. - Да он только в самом конце, перед третьим заданием осмелел.

- Наха-ал! – «забористо» возмутился Гарри. – Вот, значит, зачем выяснял у меня, «что у вас с «Герм-ивонной»?

- И ты, как честный Гарри Поттер, заверил человека, что между нами ничего нет? – съехидничала Гермиона.

- Заверил, - Гарри обреченно махнул рукой. – Да еще, представь, с чистой совестью.

- Идиот!

- Не идиот, а Гарри Поттер, - поправил Избранный.

- Одно другому не помеха, - пропела Гермиона протяжно, на низкой тональности, лукаво склонив голову набок.

- Однозначно, - сдался Поттер, вернее сказать, заподозрил, что если не остановиться сейчас, то дальше будет еще забавнее. – Гермиона, у меня есть смягчающее вину обстоятельство: мне было всего четырнадцать!

- Только эта мысль и утешает, - снисходительно заметила Гермиона, нежно прижимаясь к парню. – И все-таки, откуда ты знаешь про то, что мы с ним...

- Гермиона, ты же сама вчера проболталась, - Гарри решил-таки раскрыть карты, разговор стал надоедать, ни про Рона, ни про Джинни думать в эту минуту совсем не хотелось, потому воспоминание о бессвязной болтовне подруги перед печальным «киносеансом» оказалось как нельзя кстати. – Так что первоисточник – это ты.

- А-аааа... точно! Тьфу, забыла совсем! – Гермиона явно обрадовалась. – Извини, я уж подумала, что нас кто-нибудь видел в пустом классе и разнес сплетни по всей школе. Мало мне было статей проныры Скитер и посылок со всякой дрянью?

- Да было бы что разносить! – тихо проворчал в ответ Гарри, перебирая рукой густые каштановые локоны и с удовольствием чувствуя, как под его пальцами волосы слегка пружинят. – Тренер из нашего общего друга Вики никудышный, но я на него, признаться, не в обиде. Даже напротив, рад за вас обоих и за себя тоже. Теперь сам с великой радостью займусь вашим совершенствованием.

- А сумеешь? – спросила так серьезно, как будто речь идет о каком-нибудь отменном колдовстве.

- Спрашиваешь! – ответил так, как будто надо попросту включить «Люмос».

- Ну..., - девушка, слегка отстранившись от тесных объятий, внимательно посмотрела на парня, и внезапно лицо Гермионы озарилось сияющей улыбкой. - Должна признать, что над вами, Гарри Джеймс Поттер, поработали хорошо...

- Да уж, грех жаловаться! – надменно буркнул Гарри, выпуская девушку из тесных объятий, но тут же крепко зажав ее ладонь в своей. Победно утянув Гермиону за собой на свежий воздух – это случилось еще до дождя – с добрым рвением приступил к делу.

Как твердил незабвенный капитан Оливер Вуд с первой квиддичной тренировки: «Нужно неустанно отрабатывать технику». Тоже, в общем классный... спортсмен.

Прикрыв глаза, Гарри старательно перелистывал весь вчерашний день, бережно приберегая в сердце каждое мгновенье, чтобы ничего не забыть. Даже своих бестолковых глупостей, ни тех, что успел высказать, ни тех, что, к счастью, не высказал.

И лишь когда тайна запечатлелась в душе – он это почувствовал, потому что... ему бы сейчас волшебную палочку и отмену всех ограничений, и он бы такое наколдовал! – Избранный скинул с себя одеяло, поднялся с кровати и отправился к озеру. Бриться, в первую очередь. Там на щеках что-то больно много наросло за ночь, девочку испугать можно ненароком.

Когда он, умытый и ухоженный, а потому довольный собой (даже непослушные лохмы удалось немного разгрести, хотя многострадальной расческе это стоило еще четырех потерянных зубьев), появился на пороге кухни, Гермиона встретила его сияющей улыбкой.

К сожалению, пришлось заняться отнюдь не продолжением начатого вчера, и даже не повторением пройденного. Еще за столом на старого «себе на уме» Кикимера поступила жалоба от недовольного эльфийского населения палатки. Судя по всему, пока его хозяин разбирался с надоедливыми мозгошмыгами, волшебными палочками, скелетами прошлого и своими чувствами, ушлый Кикимер незаметно пригреб хозяйство к рукам. На благо хозяина, естественно.

К пресловутому «всеобщему благу» наступательная партизанская деятельность Кикимера имела скромное отношение, потому как порция каши, выданная на обед, показалась Гарри чересчур тонко размазанной по тарелке. Все питательное легко уместилось в нескольких десертных ложках и быстро исчезло в недрах голодного желудка, а чудовище, обитающее там, и, надо сказать, с оживленной надеждой на некоторые скромные радости жизни, облизнувшись, удивленно проурчало: "И это все?"

Вопрос недовольного крота Гарри адресовал Сэрре, так как почему-то эту немолодую эльфийку почитал за старшую. На что она беспомощно развела в стороны худенькие ручки и скосила огромные зеленые глаза в сторону Кикимера, продемонстрировав хозяину старого эльфа еще и пустой котелок. Стало ясно, что добавки ждать нечего, и взяться еде неоткуда.

Незамедлительно проведенное расследование и тщательный опрос свидетелей показал, что Кикимер еще дней шесть назад перетащил рюкзак с продуктами в свой угол, и каждый день выдавал Сэрре строго отмеренные порции круп, причем с каждым днем отмерялось все меньше и меньше. Гарри давно бы это заметил, если бы присматривался, но как-то "глаза не доходили и руки были заняты другим".

- Оно и видно было! - со знанием дела квакнул Кикимер в ответ на неосторожно высказанные хозяином вслух рассуждения о «занятых руках». - Мы как раз заметили.

Как ни странно, именно последняя фраза Кикимера накалила атмосферу в походной палатке до точки кипения, хотя сам Гарри и от первого замечания не был в восторге.

В мгновенно наступившей гробовой тишине – прекратились все стуки, бряки и перешептывания - отчетливо прозвучал совсем тихий испуганный возглас Микки:
- Домовик Кикимер говорит в первом лице! Местоимениями!

Столкнувшись взглядом с Гермионой, и по ее испуганно-озабоченному лицу быстро сообразив, что дело принимает нешуточный оборот, Гарри понял, что просто так игнорировать вызывающее поведение старого эльфа нельзя. Не вязалось оно с эльфийской моралью и нравственностью, да и пример для подрастающего поколения был нехороший. Кикимер явно зарвался, возомнив о себе слишком много.

Правда, придумать что-либо действенное в качестве наказания не получалось. В самом деле, не заставлять же его бить самого себя кочергой? Да еще и смотреть на эту экзекуцию! Тем более Гарри запретил домовику наказывать себя, уповая на самовоспитание, но... не оправдал Кикимер хозяйского доверия.

Странно. Вроде бы в тот длинный, долгий день после победы они с Кикимером очень даже неплохо поладили, а сейчас старый эльф заметно выходил из-под контроля, и поведение его оставляло желать много лучшего. Хотя, этот Кикимер еще не дожил до победы... Значит, что-то такое между ними произошло, что в дальнейшем позволит им хорошо понимать друг друга. Но что именно, и каким путем к этому прийти?

Обдумывая, таким образом, ситуацию с разных сторон и чувствуя, что мыслей в голове много, а действительно толкового ничего не обнаруживается, Гарри ощутил, как носок обуви придавила нога подруги. Гермиона взглянула на друга, крепко сжав руку, а потом многозначительно опустила глаза вниз на упомянутую обувку.

И Гарри осенило: сейчас он разберется с тем, кого волею судьбы унаследовал от крестного!

Недолго думая, Гарри вышел из-за стола. Тишина стояла такая, что слышно было неровное сопение малышей и частое дыхание взрослых эльфов. Демонстративно установив как нельзя, кстати, попавшийся под руку табурет посреди кухни, Гарри уселся на него и начал демонстративно, медленно снимать кроссовки. Сначала один, потом второй.

Кто-то ахнул, кто-то ойкнул, а дышать перестало, кажется, все эльфийское население палатки. Даже Солли и Холли прекратили сопеть носиками.

Гарри смотрел в основном на Кикимера. Едва его хозяин потянул за первый шнурок, старый эльф стал заметно уменьшаться в размерах. Он скрючился, сгорбился, уши его обвисли и только что в трубочку не свернулись. К тому времени как его хозяин разулся, Кикимер уже весь дрожал, как осинка.

Однако Гарри на кроссовках не остановился, стянув с себя еще и носки. Держа снятые носки в руках, Гарри подошел к Кикимеру и, как будто бы это было самое обычное дело, вложил их домовику в руки с приказом:
- Немедленно постирать!

Оглядев взволнованные ушастые мордочки, Поттер деловито пояснил:
- Носки у меня грязные, постирать надо.

С великим удовлетворением взглянув на совершенно растерянного Кикимера, Гарри как бы невзначай поинтересовался у него:
- Вопросы к хозяину есть?

Один вопрос был. Кикимер произнес его еле слышно, заикаясь на каждом слове, так, что Гарри стоило большого труда разобрать, что он там лопочет. Но суть была понятна: каким образом следует Кикимеру наказать себя за неподобающее порядочному эльфу употребление запретного слова "мы"?

- Я подумаю, - ответил Гарри, рассудив, что такие судьбоносные решения принимать сгоряча нельзя. - Вечером сообщу свое решение. Пока иди носки стирай. И приказываю Кикимеру забыть о том, что ему "было видно"!

Черт возьми! Давным давно надо было приказать занудному эльфу заткнуться. Развел тут... домовую демократию! Пришлось пожертвовать практически чистыми носками, только-только надеть успел.

Поджав уши, Кикимер направился прочь из палатки - выполнять задание строгого хозяина. Поттер, виновато переглянувшись с Гермионой и шепнув: «Извини, надо присмотреть за человеком, чтоб не утопился от усердия», тоже покинул общее собрание - всерьез думать о наказании провинившегося. И за что? Употребление домовиком в речи личных местоимений волновало мало, это, скорее, был повод. За контроль над продуктами тоже вроде глупо было наказывать: как-никак Кикимер искренне считал, что делает правильное дело, и даже возразить ему было трудно. Перегнул, конечно, немного палку, но ведь с кем не бывает?

За двусмысленные реплики в адрес хозяина разбираться, что ли, со старым эльфом на правах сильного? Нет, слишком круто и противно. Уважения не прибудет, а страх к хозяину Гарри не нужен. В конце концов, он сам, живя у Дурслей, тоже много чему в их адрес позволял слетать со своего языка. Спасало то, что у дяди Вернона и кузена Дадли с чувством юмора было, мягко говоря, не очень, а потому иронические шутки племянника проходили мимо толстых ушей.

Слова Кикимера были полны сарказма, но Гарри ценил этот сарказм, и рука не поднималась наказывать эльфа за иронию и двусмысленность фраз, ровно, как и за смелость. Молодец, ловко подметил! А он, Гарри, в конце концов, сам виноват: развел тут любовные страсти при всем честном народе. Правда шибко виноватым считать счастливейшего из смертных все равно не получалось, но все-таки!

Однако принять какое-нибудь решение было необходимо. Сидя у палатки и наблюдая, как Кикимер, согнувшись, старательно трет своими маленькими сморщенными ручками несчастные носки, Гарри даже пожалел себя. Вместо того чтобы держать в объятиях любимую девушку, он сидит и думает о наказании провинившегося домовика, хотя даже вины его толком определить для себя не может.

А у него самого, можно сказать, личная жизнь слетела под откос, считай, до позднего вечера: после едкого замечания Кикимера целоваться с Гермионой у всех ушастых на виду... неприлично вроде. Беспокоился, правда, больше за Гермиону, чем за себя. Одним словом, нет в жизни счастья, а он должен домовика раза в четыре старше самого себя воспитывать. Да у Кикимера просто... характер тяжелый! Бедный Сириус... Как же ему удавалось держать своенравного эльфа в руках?

Запоздалая мысль сверкнула в голове подобно шаровой молнии. Черт! Как же он забыл?! Он же собирался расспросить Кикимера о Клювокрыле, то есть о том, каким образом ему удалось серьезно поранить гиппогрифа. Вот за нападение на несчастного Клювика он и накажет Кикимера, только сначала нужно посоветоваться с Гермионой.

Вскочив на ноги, забрав с собой домовика вместе с горемычными мокрыми носками, Гарри прошмыгнул в палатку, крепко держа «осужденного» за хиленькую сморщенную ручку, и немедленно разыскал подругу. Она, сидя на корточках, проверяла содержимое рюкзака, и по одному ее довольному виду Гарри понял, что, по крайней мере, с обязанностями завхоза Кикимер справлялся весьма добросовестно.

- Кикимер должен ждать решения хозяина о мере наказания в ванной комнате, - важно и строго сказал Гарри, обращаясь к домовику, но слову его с жадностью внимали еще семь пар огромных ушей, столько же пар круглых зеленых глаз. – И никакой самодеятельности! Я полагаю, Кикимер помнит прежний указ хозяина не изобретать себе наказания?

- Кикимер помнит, - тихо скрипнул домовик, и понуро опустив голову, поплелся отбывать срок в указанное место.

- Тяжело-то как с ними, - вздохнул Гарри, плотно закрывая за собой дверь, когда они с Гермионой оказались одни, в пустой кухне.

Он шагнул навстречу девушке, и в следующее мгновенье весь мир, включая маленьких, неподатливых на местоимения, эльфов, отошел в сторону. За ночь тело стосковалось по своей второй половинке и сейчас, почувствовав под руками худенькие плечики Гермионы, вдохнув в себя ее неповторимый запах, он вдруг почувствовал долгожданное облегчение. Наконец-то они снова соединились.

- Соскучился, - тихо прошептал Гарри в ответ на молчаливый вопрос в глазах девушки и потянулся к ее губам, с улыбкой замершим в невысказанном ожидании.

Казалось, губы забыли все, что было вчера, и сейчас стыдливо касались друг друга, изучая, пробуя на вкус, как пробуют на вкус старые коллекционные вина: чуть-чуть, по крохотному глоточку, наслаждаясь долгим послевкусием после каждого прикосновения языка с пьянящей слегка сладковатой жидкостью.

Ничего подобного раньше Гарри не чувствовал, ощущения были совершенно новые, неожиданные, и торопить события казалось верхом кощунства. Выпить залпом можно только огненное виски, но никак не медовуху, выдержанную несколько лет в дубовой бочке, и он с неприкрытой отрадой упивался каждым коротким прикосновением их робких, застенчивых губ.

- Мы вроде как здесь решаем вопрос о мере наказания домашнего эльфа, - прошептала Гермиона, когда парень в очередной раз на короткий миг освободил ее губы из плена.

- Намекаешь, что жалкие десять минут, выделенных Избранному для личной жизни, неотвратимо подходят к концу? – сокрушенно пробормотал Гарри. Однако, бросив взгляд на часы, понял, что уже превысил установленную норму почти в два раза. Еще один, последний, раз прижав к себе девушку покрепче, чтобы почувствовать и запомнить ощущения от прикосновения к ней, Гарри со вздохом расслабил руки.

Через полчаса план действий был готов. Решено было поговорить с Кикимером мягко, но настойчиво, объяснив ему, что информация про гиппогрифа слишком важна, ни много, ни мало, как для победы над Темным Лордом. У Гермионы, однако, было такое скептическое выражение лица, что сомневаться в ее мыслях не приходилось - она не верит ни в какое нападение на Клювика со стороны старого слабого домовика, которому, кстати, даже магию использовать запрещалось.

Разговор решили провести здесь же, на кухне. Гарри не хотел разговаривать с Кикимером один, но Гермиона считала свое присутствие лишним, настаивая на разговоре хозяина и эльфа тет-а-тет, без посторонних. После лишних пяти минут обсуждения юноше все-таки удалось уговорить девушку остаться на кухне, и как выяснилось - не зря.

Открыв дверь, Гарри вышел в коридор: пора было приглашать домовика на допрос. Эльфы, столпившись около ванной комнаты, с трепетом ждали хозяйского вердикта, и во всех без исключения парах больших круглых глаз без труда читалось понимание важности момента. Ясное дело - личные местоимения - они ведь и не того заслуживают! Хорошо хоть, сказано было всего лишь "мы", а вот если бы - "я"... Да, Бедный Кикимер заговорился.

Домовик сидел на корточках в углу ванной комнаты и старательно мусолил несчастные носки, причем наверняка уже затер их до дыр. Гарри невольно подумалось, что, как ни крути, эльфы относятся к наказаниям слишком серьезно. Сам он готов был с радостью послать далеко-далеко всех эльфов во главе с Кикимером, и вместе с запретными местоимениями. У него ментальный контакт с Волан-де-Мортом до сих пор не отработан, а тут приходится тратить драгоценное время на всякую ерунду, каковой он считал наказание Кикимера за нападение на гиппогрифа, случившееся, ни много, ни мало, два года назад.

Носки, как и ожидалось, пришлось выбросить. Проходя мимо печки, Гарри остановился и, приказав понуро свесившему уши Кикимеру отправляться на кухню, запихал испорченные обноски среди обгоревших сучьев. В общем, одни убытки. А Клювик, однако, жив, здоров и весел, наверняка коротает дни в обществе Хагрида.

Наконец, оставшись с домовиком и Гермионой втроем на кухне, Гарри начал допрос свидетеля.

Кикимер стоял перед ним, виновато опустив голову и время от времени шмыгал своим толстым носом-рыльцем, и Гарри, сидя перед ним на табурете, даже не знал, каким тоном следует разговаривать с домовиком. Но надо было на что-то решиться, и, почерпнув вдохновение в сосредоточенных глазах Гермионы, Гарри, с истинным актерским мастерством входя в роль строгого хозяина, по-деловому произнес:
- Кикимер, я собираюсь задать тебе вопрос, и приказываю ответить на него правдиво. Кикимер понял?

- Да, хозяин, - с учтивым поклоном ответил домовик, - Кикимер понял.

- Отлично, - произнес Гарри, - тогда продолжим. Помнишь гиппогрифа по имени Клювокрыл, который жил в доме Сириуса?

Кикимер кивнул головой так, что его уши, и без того похожие на крылья летучей мыши, дружно взлетели вверх и опустились на прежнее место.

- Каким образом тебе удалось его поранить? - Гарри задал, как надеялся в тот момент, свой окончательный вопрос. Глаз с Кикимера он не сводил ни на секунду.

Вид у домовика был, надо заметить, совершенно растерянный. С минуту он смотрел на хозяина, вытаращив свои круглые глаза с паутиной кровянистых прожилок, пока, наконец, не спросил:
- Кикимер не может знать, что хозяин Гарри имеет в виду? Кикимер никак не мог случайно поранить Клювокрыла, потому что Кикимер никогда не заходил в его к-к... бывшую спальню своей старой хозяйки, из которой беглый преступник и оборотень сделали конюшню.

Одного взгляда, брошенного на Гермиону, было достаточно, чтобы понять: нечто подобное она и ожидала услышать. Но по ее спокойной улыбке Гарри понял, что вмешиваться в разговор она не намерена. Тогда он снова повернулся к Кикимеру. Возникла мысль, что, может быть, Кикимер прикидывается непонимающим из-за боязни дополнительной кары.

Моментально выкинув из головы все планы по запоздалому наказанию эльфа за нападение на магическое домашнее животное, Гарри произнес:
- Кикимер, честное слово, я не собираюсь наказывать тебя за Клювокрыла. Но мне, то есть нам с Гермионой, совершенно необходимо знать об этом все подробности! Речь идет не о случайном ранении, а о целенаправленном. Помнишь тот день, когда погиб Сириус?

Кикимер немного побледнел, дышать стал заметно чаще.

- Я тогда попытался связаться со штаб-квартирой через камин, - продолжал говорить Гарри, - обнаружил на кухне только тебя, и ты соврал мне, сообщив, что Сириуса нет дома. А на самом деле он был наверху и лечил гиппогрифа, которого ты специально поранил, чтобы я не застал крестного у камина. Так было дело?

В ожидании ответа Гарри просто вцепился глазами в своего домовика. Но Кикимер не зажмуривал и не отводил своих старых кровянистых глаз, так что было видно, что он говорит правду. Да и не мог эльф лгать своему хозяину.

- Кикимер жестоко наказал себя за ложь, сказанную мальчишке Поттеру, - признался домовик, тяжело глотнув ртом воздух, - Кикимер отутюжил себе пальцы на обеих руках. Хотя мальчишка Поттер еще не был тогда для Кикимера хозяином Гарри, и Кикимеру вовсе не обязательно было наказывать себя.

Чувствуя, что с эльфами нужно начинать разговаривать, набравшись терпения, Гарри решил в дальнейшем задавать более конкретные вопросы:
- Где был Сириус, когда голова мальчишки Поттера показалась в камине?

- Наверху, в комнате гип... в спальне старой хозяйки Кикимера, - проквакал домовик.

- Что делал Сириус в комнате гиппогрифа? - продолжал допрос Гарри.

- Кикимер не знает, - с готовностью квакнул подследственный. - Хозяин Сириус всегда после обеда уходил к гиппогрифу, и, как правило, проводил с ним час-полтора, а то и больше. Кикимер слышал доносившийся из комнаты собачий лай и ржание.

Неожиданно в разговор вмешалась Гермиона, задав короткий вопрос:
- Обычно Кикимер подавал обед в пять часов вечера?

- Да, мисс Гермиона, каждый день в одно и то же время - учтиво ответил эльф. - Кикимер - порядочный трудолюбивый домовик, и хорошо знает, когда следует подавать обед.

- Постой, постой! - не выдержал Гарри, так как в голове неожиданно стала складываться картинка. - Темный Лорд послал мне видение про то, что Сириус взят им в плен, и его пытают "Круциатусом" в Отделе тайн. И это случилось как раз в пять часов вечера, то есть тогда, когда Сириус обычно уходил к Клювокрылу. То есть время было выбрано специально, чтобы тебе было проще скрыть присутствие Сириуса в доме?

При упоминании имени Темного Лорда Кикимер посмотрел на хозяина испуганно, но ответил с достоинством:
- Кикимеру про видения ничего не известно. Кикимер не разговаривал с Темным Лордом, Кикимер говорил только с миссис Цисси и с миссис Белли.

Гарри вскочил с табурета и в волнении сделал несколько шагов взад и вперед. Что ж, было бы странно, если бы Волан-де-Морт снизошел до разговора с эльфом, а у Кикимера были свои причины не попадаться ему на глаза. Так что здесь все сходилось, и Кикимеру стоило поверить.

Тяжело вздохнув и решив про себя, что проводить грамотно следствие - та еще наука, и этому ему еще учиться и учиться, Гарри продолжал дознание, стараясь сохранять спокойствие:
- Два года назад, когда ты выдал... рассказал миссис Малфой о местонахождении Сириуса, а также о том, что у меня нет никого на свете дороже крестного...

- Я-я?.. - раздался громкий удивленный вопль Кикимера, и почти в ту же минуту оглушительный треск заполнил кухню. Несчастный, довольно старый табурет, проживший долгую счастливую жизнь в пятом измерении палатки, закончил свое бренное существование, с силой опустившись на голову эльфу-домовику. Каким образом Кикимеру удалось практически напялить табурет себе на голову, и откуда у него взялись силы для такого самомазохизма - так и осталось загадкой и для хозяина эльфа, и для его подруги.

Даже находясь в полусознательном состоянии, Кикимер продолжал слепо шарить рукой около себя, и Гарри едва успел пресечь новый удар, выхватив из скрюченных пальцев эльфа ножку от развалившегося табурета.

Больше часа потребовалось, чтобы привести бедолагу в чувство. На голове у него, как раз между ушами, сидела огромная шишка, и Гермиона, аккуратно приложив к синяку прохладную влажную тряпочку, отпаивала Кикимера мятным чаем. Экзекуция, тем не менее, имела одно положительное значение: эльфийское население палатки посчитало наказание, примененное Кикимером к самому себе, образцовым, и смотрело на старого домовика с бросающимся в глаза уважением и сочувствием.

Убедившись, что, по крайней мере, жизнь Кикимера вне опасности (что нельзя было сказать о здоровье), и, поручив заботу о старом домовике его собратьям, Гарри и Гермиона уединились за стенами кухни. Дальнейшие расспросы решили отложить на завтра, когда старый эльф окончательно придет в себя.

- Строго у них, однако, с личными местоимениями..., - начал разговор Гарри с констатации свершившегося факта, одновременно заваривая чай и разливая мятный напиток по кружкам. - Я так понимаю, что не из-за Сириуса он себя так шарахнул? Но что же так удивило его в моем вопросе, что он про эльфийский кодекс чести забыл?

- Вот и я о том же думаю..., - рассеянно ответила Гермиона, одновременно придвигая к себе кружку с чаем и осторожно вдыхая аромат мяты.

Подняв голову, девушка внимательно посмотрела на друга, стоящего перед ней с чайником в руках.

- А может быть, это и вправду не он рассказал Малфоям о местонахождении Сириуса? - задумчиво произнесла она. - Мало ли что там Кингсли болтал в Министерстве про Тибет? Черного пса-то видели на станции... «Пророк» еще писал о том, что в Министерство поступила информация от уважаемого лица.

Гарри вынужден был признаться себе в том, что никогда особо не задумывался, откуда Волан-де-Морт знал место обитания Сириуса. Сам он, обучаясь пятый год в Хогвартсе, боялся произносить даже имя крестного при посторонних. В течение двух лет Кикимер по делу Сириуса проходил как доносчик и предатель, и только сейчас превратился в свидетеля, и, как оказалось, ценного свидетеля.

Но тогда кто рассказал Малфоям о том, что Сириус скрывается в доме на площади Гриммо? Оставался еще один человек - Северус Снейп. Стоило признать, что роль профессора зельеварения в этом деле так и осталась за завесой тайны, и даже когда Гарри считал Снейпа предателем, в далеко неблаговидной миссии Кикимера нисколько не сомневался. Тогда, по его глубокому убеждению, эти двое друг друга стоили.

- Гермиона, а ты ведь была права, - произнес Гарри, радуясь, что хотя бы с гиппогрифом ситуация прояснилась. - Помнишь, ты удивилась, что время для трансляции, то есть для пленения Сириуса, выбрано довольно-таки странное - пять часов вечера, когда Министерство еще не закончило работу, и там полным-полно народу. А у Сама-Знаешь-Кого просто не было выбора, наверняка Малфои расспросили Кикимера, когда и чем занимается его хозяин, и выбрали наиболее подходящий час. Если учесть, что в более позднее время на кухне мог оказаться кто-то из Ордена... Люпин, например.

Слегка кивнув головой, Гермиона добавила:
- Тогда я сомневаюсь в том, что Кикимер был посвящен во все планы. Скорее всего, домовика просто попросили скрыть присутствие хозяина в доме, когда в камине появится голова мальчишки Поттера. Что он, собственно, и сделал, мало задумываясь о последствиях такого шага. Если рассуждать с его точки зрения, то ничего предосудительного он не совершил: его хозяин дома и в безопасности, а мальчишка Поттер - всего лишь посторонний для него человек.

- Не посторонний, - твердо возразил Гарри, - а все-таки крестник его хозяина, и эльфы должны это чувствовать.

В глазах подруги промелькнуло невольное уважение к знатоку эльфийской магии, что, надо сказать, приободрило.

- Хотя, может быть, потому Кикимер и счел нужным отутюжить себе пальцы на обеих руках, - произнес Гарри задумчиво. - Когда я увидел эльфа на кухне, обе руки у него были перебинтованы.

Гарри решил пока не говорить подруге о том, что именно Кикимер сообщил ему: "Хозяин не вернется из Отдела тайн!", да при этом еще и торжествовал. Все-таки Гермиона была слишком чувствительной, когда дело касалось обвинений в адрес не в меру "доверчивых маленьких человечков", так что стоило лучше еще раз сначала расспросить домовика.

- Что касается местонахождения Сириуса, то здесь Малфоям вполне достаточно было сложить раз и два, - рассудительно заметила Гермиона и деловито начала загибать пальцы. - Черный пес на станции - раз, Жаба чуть не поймала его в камине - два. Ты не забывай, что у Сам-Знаешь-Кого в Министерстве хватало осведомителей, а Амбридж вряд ли скрывала этот инцидент.

- Особенно после того, как была перехвачена Букля с его письмом о месте встречи "в тот же час", - со вздохом произнес Гарри. - Но в этом случае для Снейпа скрывать информацию от Лорда и уверять его, что он Сириуса в глаза не видел... По-моему, просто самоубийство! А учитывая показания Кикимера, что-де «хозяин» велел ему идти вон из дома...

Увидев, как подруга слегка покачала головой, и, почувствовав, что сейчас начнется речь адвоката в защиту "бездомных, безработных и бесправных маленьких человечков", поспешил добавить:
- Разумеется, слова Кикимера были лишь последним звеном в общей мозаике. Даже если он просто рассказал "миссис Цисси" о том, чем обычно занимается в доме на площади Гриммо, то и этого должно было хватить с лихвой, чтобы сделать соответствующие выводы: в доме Кикимер живет далеко не один, а запретить домовику называть имена членов Ордена, а также скрывать всю прочую информацию об Ордене мог только законный хозяин эльфа.

Первое время после гибели Сириуса вспоминать о всех подробностях провального, если судить трезвым умом, похода в Министерство было настолько больно, что тема практически не всплывала в разговорах. Гермиона, правда, пыталась пару раз что-то сказать, но Рон ее одергивал и даже шипел на нее не хуже змеи. Тогда Гарри был только благодарен другу: думать хладнокровно и говорить спокойно, раскладывать факты по полочкам и восстанавливать события по минутам в те дни он был просто не в состоянии. Да и был ли в этом смысл? Сириуса ведь все равно не вернешь.

Крестный погиб, а вместе с ним умерла надежда на нормальную жизнь рядом с близким человеком. Впрочем, после того, как Дамблдор ознакомил его с Пророчеством, не приходилось думать ни о какой нормальной жизни для Избранного, ни с крестным, ни без крестного. Впереди был один Волан-де-Морт.

Сейчас стоило вернуться к драматическим событиям двухлетней давности, тем более, что под рукой был живой свидетель - Кикимер. Гарри не переставал восхищаться своей подругой, которая в два шага раскусила комбинацию Волан-де-Морта, рассчитанную на патологическое благородство Мальчика-который-рвался-всех-спасать. Пунктик такой. А ведь если подумать здраво: чем могли помочь Сириусу, будь он действительно схвачен Волан-де-Мортом, шестеро подростков? Волан-де-Морт, не сходя с места, размазал и растер бы в порошок всех шестерых.

Только это стало понятно, когда Гарри увидел бой Дамблдора и Темного Лорда. А до того они были чуть ли не герои в собственных глазах: члены Отряда Дамблдора, почти в совершенстве владеющие Оглушающим заклятием! Сами все придумали, сами все организовали, без помощи взрослых.

Гермиона не видела этого страшного боя, а он видел, и в тот момент с безнадежной остротой осознал, что Отряд Дамблдора всего лишь полудетская игра для кучки подростков. Чуть раньше раскусил, что привел друзей на верную смерть.

- Гермиона, - обратился Гарри к своей подруге, которая после последних его слов так и сидела безмолвно, погрузившись в свои мысли - так ты действительно думаешь, что Клювокрыл даже не был ранен?

- Хагрид не обмолвился об этом ни единым словом, - спокойно ответила Гермиона, - просто с радостью сообщил нам с Роном в последний вечер учебного года, что Клювик теперь снова живет в Хогвартсе, и что зовут его теперь Махаон. Если бы гиппогриф был хоть чуточку ранен, Хагрид непременно упомянул бы об этом. Ты ведь знаешь Хагрида!

Тогда Гарри не пошел в Большой зал на прощальный пир. Не нашел в себе сил. Сидеть за праздничным столом, ловить на себе любопытные взгляды, слушать речь Дамблдора о возвращении Волан-де-Морта, бояться услышать в речи свое имя... А правда состояла в том, что он, Мальчик-который-корчил-из-себя Героя, всего-то самонадеянный болван.

Видимо чувствуя, что друг не заговорит, Гермиона, тронув его за руку, вздохнув, несмело спросила:
- Гарри, скажи честно: тебя волнует, что Дамблдор тебе солгал?

Он не знал, что ей ответить. Волновал не столько сам факт лжи, сколько причины этой самой лжи. Какой смысл был впутывать в эту историю еще и гиппогрифа? Дамблдор ведь вполне мог совершенно спокойно объяснить ему, каким образом было выбрано время для внедрения ложной картины в его сознание.

Насколько Гарри успел изучить своего старого учителя, тот никогда не разбрасывался словами. Каждое его реплика, замечание, объяснение и, уж тем более, ложь, были тщательнейшим образом выверены и дозированы, и потому гиппогрифа сюда приплели не просто так. Это Гарри чувствовал интуитивно.

- Меня волнует вопрос: почему он солгал? - проговорил Гарри, оторвавшись от своих размышлений. - Эта ложь, как таковая, не имела практического смысла! Если только...

Гарри вынужден был сделать паузу, чтобы иметь силы выдохнуть из себя следующие слова.

- Если только ему не надо было прикрыть этой маленькой ложью ложь большую! Но какую именно - вот в чем вопрос? Какая выгода была для Дамблдора в том, чтобы я ненавидел Кикимера больше, чем он того заслуживал?! - воскликнул Гарри, а увидев в глазах подруги осуждение даже малой толики ненависти к драгоценным эльфам, счел нужным уточнить: - Гермиона, скорее всего, ты права - Кикимера использовали вслепую.

Последние слова были сказаны глубоко чистосердечно, потому что в этот момент у Гарри в голове нарисовалась та еще картинка: Волан-де-Морт, Люциус и Кикимер сидят на кухне и обсуждают план операции. М-да...



Глава 64. Основы психологии гиппогрифов

18 апреля 1998 года, суббота

Когда-то призрачный юноша, вышедший из дневника, сказал двенадцатилетнему мальчишке Поттеру: «Из всего, что Джинни поведала о тебе, я понял: ты не остановишься ни перед чем, но тайну раскроешь, тем более что нападению подвергся твой друг».

Вот и сейчас Гарри твердо знал, что он не остановится ни перед чем в своем расследовании и, во что бы то ни стало, докопается до истины. Он и раньше всегда шел до конца, пусть даже под дирижерскую палочку Дамблдора. С другой стороны, вряд ли слежка за Малфоем, являвшаяся целиком и полностью инициативой Гарри, каким-то образом входила в планы старика.

Что ж, спасибо мудрому учителю: как-нибудь распутаем и этот клубок. Наверное, сам того не желая, Дамблдор научил мальчика со шрамом, полагаясь главным образом на себя и друзей, находить решения сложных вопросов. Ему ведь, как никому, нужна была твердая уверенность, что Гарри пройдет до конца предначертанный ему путь.

- Ничего невозможного нет, - сказал Гарри, обращаясь к подруге и широко улыбаясь и ей, и своим мыслям, – тем более, рядом с тобой!

Руки, словно по команде, дружно потянулись к девушке, он сделал шаг, и вот уже нет меж ними свободного пространства.

- Если начнем целоваться, то до истины не доберемся, - с улыбкой прошептала Гермиона.

- Не могу не начать, - шепнул в ответ Гарри, обхватывая девушку обеими руками за талию, за плечи и немного жалея о том, что он обычный человек, и его ладони не такие огромные, как у Хагрида. – Так я чувствую себя целым.

Гермиона рассмеялась, освободившись от объятий и отступив полшага назад, лукаво спросила:
- А так?
- Четвертак, - огрызнулся Гарри, снова пригребая к себе Гермиону. – Даже не половинка. Слушай, у меня идея: давай через каждый час по десять минут, а?

- Не надоест? – осведомилась Гермиона с нарочитой озабоченностью.
- Ближайшие девятнадцать лет..., - протянул Гарри, вспоминая странный сон сразу после победы. - Вряд ли! Но потом вполне можно будет увеличить паузы между поцелуями до двух-трех часов.

- Боюсь вас расстроить, мистер Поттер, но... как бы это сказать..., - девушка заметно замялась, конфузливо опустив глаза к полу, но все-таки выдала свое мнение: - Зацикливаться на поцелуях на два десятка лет не очень логично...

- Ничего себе «не логично»! А что же, по-твоему, «логично»? – возмущенно проворчал Гарри, но увидев на лице Гермионы откровенно-насмешливую улыбку, осекся. – Ну да, ты права. Не логично.

Наверное, только одна единственная девушка во всем волшебном мире способна искать логику в поцелуях. Удивительно не то, что ищет, а то, что находит. Некоторые, которые со шрамом, бывает, не находят. То есть, находят, конечно, но не сразу. От того чувствуют себя неполноценными малолетними идиотами.

Собственные мысли позабавили, и Гарри не выдержал, рассмеялся. Подруга, по всей видимости, только этого и ждала от него, чтобы с радостью присоединиться.

- Гермиона, так нельзя, в самом деле, - сказал Гарри, стараясь изобразить недовольство достоверно. – Я просто... просто Гарри, и... я только вчера начал. Еще не привык.

- А хочешь?..

Гермиона не закончила, оборвав фразу на полуслове, и Гарри не понял, что она имеет в виду. Спросить стеснялся. Хочет ли он привыкнуть к близости? Да не дай, Господи! Или речь шла о том, «хочет» ли он? Зверь в животе тихо заскулил, начал медленно перебирать передними лапами, явно готовясь к прыжку, и это заставило Гарри напрячься. Он невольно сделал шаг назад, что, надо сказать, ничуть не прибавило логики к его поведению, и девушка это отметила, нахмурилась.

- Гермиона, так не честно! – выдохнул он, заметив, как на ее лице заиграла нотка озабоченности. – Ты меня...

Он тоже оборвал фразу, не зная, что сказать. Самое меткое слово в данном случае, пожалуй - «развращаешь», но и «провоцируешь» тоже ничего. Однако и то, и другое не спешило слетать с языка, и Гарри был только рад этому. Еще не хватало озвучивать свои неправедные мысли! Он усмехнулся, деловито обошел вокруг девушки, как бы невзначай осматривая ее со всех сторон, зверь в животе одобрительно завилял хвостом.

- В общем, ты пожалеешь, - сурово сказал Гарри, остановившись в шаге от Гермионы и любуясь ее высоким открытым лбом, безупречным, как ему сейчас казалось, овалом лица, лукавыми золотистыми искорками, пляшущими в карих глазах.

- В смысле, если вы вдруг начнете мыслить логично? – спросила Гермиона, озарившись нежной улыбкой.

Вот что она хочет получить от него в ответ на свой «невинный» вопрос, заданный столь целомудренным голосом? Внезапно Гарри стало все равно, что хочет она, он ответит ей так, как сам считает нужным.

- В смысле, если мы вдруг начнем действовать логично! – прорычал Гарри под хвалебный сопроводительный вой своего четвероного мохнатого сожителя.

- А теорию знаете? – поинтересовалась Гермиона, и даже вроде вполне озабоченно.

Выдра, ведьма, чертовка! Что простой скромный парень может ответить на этот чертовски милый вопрос? Сальноволосый мозгошмыг в лохматой верхней голове язвительно шептал: «Попроси снабдить конспектами, Поттер!», тот, который сидел в штанах, самодовольно прищурившись, выдавил: «Инстинкт, мой мальчик, инстинкт, и никаких сомнительных теорий». Зверь в животе просто запрыгал от избытка чувств, заливаясь лаем, живот от смеха скрутило, не в силах это терпеть, юноша, согнувшись пополам, осел на пол.

- Ой, Гарри, прости меня, прости, - прошептала Гермиона, со смехом усаживаясь рядом. Гарри с удовольствием обнял ее за плечи и с нежностью прижал к себе, не медля, закопавшись носом в ее волосы. – Но ты такой смешной...

- Ты тоже ничего, - ответил Гарри. – В смысле, смешная. Как я только раньше этого не замечал? Дурак был, наверное. Да не, наверное, а точно!

Гермиона почему-то глубоко и тяжело вздохнула, но ничего не ответила. Гарри, заметив, что его, не в меру самостоятельные пальцы слишком приблизились к тем самым бугорочкам, от прикосновения к которым разумные существа мужского пола обычно разлетаются на элементарные частицы, поспешил отдернуть руку. Поднялся на ноги сам и помог девушке, усадил за стол и, покопавшись в рюкзаке, выудил два пакетика с заваркой. Хорошо бы немного успокоиться, залить, так сказать, нервное возбуждение.

- Будешь пить чай с корицей? – спросил он у девушки. Она кивнула, Гарри загремел чайником.

От долгой паузы в шаловливом разговоре на кухне постепенно воцарилась деловая атмосфера.

- Ну что ж, - со вздохом констатировал Гарри, прихлебывая ароматный, слегка горьковатый напиток, - десять минут, положенные маленьким радостям жизни, истекли. Вернемся к нашим гиппогрифам?

- Вернемся, - согласилась Гермиона, переходя на деловой тон и о чем-то задумавшись. - По правде говоря, ложь про ранение Клювика далеко не самый удачный способ спрятать концы в воду, - произнесла она несколько минут спустя.

- Что ты имеешь в виду? – спросил Гарри, откровенно не понимая хода мыслей Гермионы. - Да я как раз из-за этого случая со своим живым наследством в виде Кикимера не хотел иметь ровно никаких дел. Злой был на него, короче. В прошлом году, в Хогвартсе, мы немного пообщались, как хозяин с эльфом, но оба остались не в восторге. Так что, если бы не Сама-Знаешь-Чей медальон... Верный способ убрать эльфа от меня подальше, если, конечно, тому есть что скрывать.

- Просто в это трудно поверить, то есть в ранение Клювокрыла, - ответила Гермиона, пожав плечами. Реплику Гарри девочка выслушала с весьма характерным для нее выражением лица, что слегка насторожило.

- Но я-то поверил, - буркнул Гарри в ответ, так и не найдя для себя объяснения ее скепсиса. – И, надо признаться, без лишних вопросов.

- А все потому, что никогда не имел дела с гиппогрифами, - наставительно произнесла Гермиона, поспешив скрыть усмешку за кружкой с чаем.

Ничего себе: не имел дел! Да он, Гарри Поттер, на нем летал. Два раза. И несчетное число раз кланялся по всем правилам, не моргая, не прерывая глазной контакт. При всем том напомнить Гермионе об этом следует более солидно.

- Но профессор Хагрид..., - начал Гарри.

Слушать доказательства, связанные с профессором Хагридом, Гермиона не соизволила, и, в общем-то, к лучшему, потому что реально Гарри не знал, что выдавать дальше. Говорить про «два раза летал» вслух? Глупо. Девочка тоже летала – один раз.

- Гарри, боюсь, что профессор Рубеус сам понятия не имеет об основах психологии гиппогрифов, - с печальным вздохом произнесла Гермиона, совершив очередной глоток чая.

- Основы кого? Психологии чего? – переспросил Гарри, вытаращив глаза и приподняв брови. Кружка с остатками чая опустилась на стол с громким стуком.

- Основы психологии гиппогрифов, - невозмутимо повторила Гермиона. – Об этом очень подробно написано в «Психологии гиппогрифов», а также в трактате «Дичь или хищник? Исследование злобности гиппогрифов» - тоже очень познавательная книга. Даже Рон оторваться не мог...

- Рон такое читал? – перебил задетый за живое Гарри, в душе шевельнулось что-то досадное, смешанное не то с сожалением, не то с недоверием. – Увлеченно и забыв обо всем?

- Нет, нет, - скороговоркой ответила Гермиона. – Ужин в Большом Зале наш друг не пропускал.

- А когда это он успел зачаровать пернатых лошадок? – спросил Гарри уже без особого рвения.

Сколько Гарри не припоминал сейчас разговоры с Роном, хоть убей, не мог вспомнить, чтобы тот хоть раз обмолвился о психологии как таковой, а уж тем более, прямо или косвенно связанной с гиппогрифами. Не считать же, в самом деле, за полноценную психологию однажды оброненную реплику: «Женщины... их так легко расстроить...»? Если гиппогрифов приплюсовать к волшебницам, которых Рон явно умел зачаровывать лучше, чем Гарри (Что, спрашивается, стоит низкорослый лохматый очкарик без шрама на лбу?), то картинка вырисовывается та еще. Малоприятная картинка, без надежды на логическое продолжение поцелуев.

- Когда готовил апелляцию по делу Клювика, - ответила Гермиона, Гарри показалось, что слова подруги чересчур щедро перемешаны с эмоциями. – Он ведь так горевал тогда о своей Коросте, и потому судьба бедного Клювика его волновала необычайно.

Гарри, слушая ее лирическое отступление, внезапно почувствовал, что еще немного – и... Да уже вспотел! И вовсе не из-за печальной судьбы бедного Клювика. Все, что сладилось у него с Гермионой на настоящий момент, вдруг показалось настолько хилым и зыбким, почти нереальным, и вот-вот должно было лопнуть, как мыльный пузырь. В наступившей тишине звон, раздавшийся из-под донышка пустой кружки, поставленной на стол Гермионой, заставил парня вздрогнуть.

- А я что делал? – недоуменно произнес Гарри, удивляясь своему странному высокому голосу, силясь вспомнить, как он мог отстать от друга в столь важном деле. Черт! Он же тогда готовился к заключительному матчу сезона, и вот теперь сидит напротив умной девушки чурбан чурбаном. - Гермиона, я, честное слово...

Сказать было опять нечего. Само собой, когда-нибудь, через десяток лет, Поттер поумнеет, только не надоест ли девушке ждать? Робко и стыдливо потянувшись к Гермионе рукой, Гарри почувствовал немалое облегчение, когда ощутил ее маленькую ладошку под своей. Все-таки она в него еще верит.

- Ладно, - примирительно сказала Гермиона, участливо разглядывая откровенно кислую мину своего друга. – Оставим в покое «Психологию гиппогрифов», вспомним лучше первый урок профессора Рубеуса.

Подруга говорила хорошо поставленным тоном, вселявшим незыблемую уверенность в ее педагогическом таланте. Гарри даже немного струхнул. По крайней мере, в сочетании с полным нолем в «основах психологии» демонстрировать свое невежество еще и в этом вопросе дело крайне нежелательное.

- Гарри Джеймс Поттер, первый вопрос: почему, подходя к гиппогрифу, нужно вежливо поклониться и при этом смотреть зверю прямо в глаза? – похоже, Гермиона начала экзамен.

Только и всего? Ну, это не страшно, это Гарри знает.

- Потому что у гиппогрифов так принято, - ответил он, даже не особо задумываясь. – Называется: «глазной контакт».

Выдав почти научный термин, победно уставился на Гермиону.

- А зачем этот самый «глазной контакт» нужен? – допытывалась Гермиона, не сбавляя оборотов.

- Так ведь иначе к гиппогрифу не подойдешь, - ответил Гарри, и, подражая размеренному басу Хагрида, добавил: - Гиппогриф все делает по своему хотению. Не верит тому, кто часто моргает.

- Гарри, я спрашиваю: зачем этот беспрерывный «глазной контакт» нужен самому гиппогрифу? – не унималась Гермиона, но и голоса не повысила.

Зачем, зачем? Зачем-то, стало быть, нужен. Жаль, профессор Хагрид на этот счет не просветил. Хоть бы эссе какое заставил написать разок, сейчас бы Гарри, глядишь, что-нибудь умное выдал бы про гиппогрифов. Сейчас в памяти оставались только собственные слезящиеся глаза, которые нужно было непременно держать широко открытыми, и таращить, не отводя, в оранжевые глаза Клювокрыла. И это еще до поклона.

И вообще, если бы речь не шла о животном, пусть даже магическом, то можно было бы сравнить этот «глазной контакт» с беспалочковой легилименцией. Один раз он, Гарри, сам погружался в расширяющиеся зрачки Грегоровича. Но нельзя же сравнивать Волан-де-Морта с гиппогрифом! Или можно? Хорошо, рискнем. Гермиона, вроде, добрая сегодня.

- Неужто для того, чтобы убедиться в чистых помыслах того, кто идет к нему на поклон? – осторожно предположил Гарри. Он сам не верил тому, что говорил, и сейчас выжидательно уставился на Гермиону, сидящую напротив него за столом, подперев подбородок кулачками. Что-то она скажет на эту тему? Все-таки гиппогриф – не человек, и даже не кентавр, а животное.

- Предполагают, что так, - с готовностью ответила Гермиона, легонько хлопнув по столу ладошкой, что Гарри расценил, как одобрение. – По крайней мере, подходить к зверю без ритуала – верный способ уйти от него с рассеченной башкой. У него когти на передних ногах как сталь.

- Но ведь Малфой тоже кланялся Клювику по всем правилам, - сказал Гарри задумчиво, стараясь вспомнить злополучный первый урок профессора Хагрида во всех деталях. – Клювокрыл подпустил хорька к себе... Слизеринец стал гладить его клюв, без особого почтения, правда...

- Вот именно! – откликнулась Гермиона. – Без почтения. А потом еще и высказал прямо в глаза Клювокрылу, что тот глупый, огромный, уродливый зверь, что и явилось последней каплей.

- Ничего не понимаю, - ошалело прошептал Гарри, чувствуя, как брови дружно лезут наверх. – То есть, получается, гиппогрифы понимают человеческую речь?

- Об этом надо было у Сириуса спросить, - улыбнувшись, ответила Гермиона. – У них с Клювиком, похоже, была настоящая дружба, может гиппогриф и поделился с ним своими секретами.

- А что пишут на эту тему в трактате «Психология гиппогрифов»? – уточнил Гарри. Как-то трудно было поверить, что до Сириуса никто из волшебников не пытался поболтать по душам ни с одним полузверем-полуптицей.

Гермиона развела руками:
- Предположения и теории, исследования и гипотезы. Одни говорят, что гиппогрифы понимают человеческую речь, другие утверждают, что они улавливают враждебные мысли наподобие вредноскопов. В отличие от тех же русалок, гиппогрифы и фестралы не разговаривают, так что прямо спросить не у кого.

- Но неужели ни один анимаг... не додумался уболтать гиппогрифа?

Мысль о том, что Сириус, возможно, стоял на пороге сенсационного открытия, показалась даже немного забавной, но большей степени досадной.

- Гарри, анимагов всего-то было семь штук в этом столетии. Гиппогриф – он для кого дичь, для кого хищник, но, наверное, только для Хагрида друг и почти домашнее животное - слегка улыбнувшись и пожав плечами, ответила Гермиона. – По крайней мере, составляя апелляцию, мы делали ударение на то, что Клювик внезапно почувствовал враждебные намерения со стороны Малфоя. Ну и... повел себя как обычный гиппогриф.

При упоминании об апелляции в душе что-то нехорошо заерзало, по крайней мере, сейчас как никогда, Гарри готов был признать наличие в ее недрах чего-то инородного. А ведь она даже не назвала имени Рона... И все равно! Апелляцию рыжий друг практически один стряпал, Гарри ему точно не помогал, с квиддичных тренировок приползал тогда чуть живой.

Неужели он ревнует? К Рону? Но ведь это – не хорошо. К какому-никакому Вики – куда ни шло, но ревновать к другу? Глазом не успеешь моргнуть, и начнется знакомая игра в шахматы. И потом, история с Клювиком случилась на третьем курсе, ни у него самого, ни у Рона тогда и мыслей о девчонках не было.

Несколько секунд понадобилось, чтобы понять: это не ревность, это – страх. Совершенно точно: он боится потерять Гермиону, боится, что она покинет его, мага-недоучку, и уйдет к кому-то более умному, более достойному. А ведь и в самом деле, что он представляет собой без шрама на лбу? Со шрамом, правда, тоже дурак дураком.

Не иначе как все эти сомнения и в себе, и в своих способностях разом высыпали на лицо, потому что Гарри, не поднимая головы, почувствовал на себе пристальный взгляд Гермионы.
Он почти выдавил из себя улыбку, силясь скрыть свои отчаянно-плачевные мысли. Напрасно.

- Гарри, ты в чем-то не уверен?

Следует признать, Поттер, что Гермиона ловит тебя на горячем. Она ведь всегда говорит не самую приятную правду таким тихим тоненьким голосом. Что ж, на правду следует говорить правду.

- Не уверен. В себе.

Ну вот, правдивые слова сказаны. Остается ждать реакции Гермионы. А она недолго, но придирчиво смотрит на него и, наконец, выдает:
- Может быть, в своих знаниях?

- Какая разница? – уточняет Поттер.

Гермиона вздыхает с явным облегчением, встает на ноги, а еще через несколько секунд Гарри чувствует на своих плечах ее руки.

- Разница в том, что знания – дело наживное, - тихо шепчет девушка, склоняясь к самому уху.

И – вот чудо! – она его целует. Сама. Первый раз - сама. Гарри не ожидал, но он чувствует на своей щеке ее мягкие, слегка влажные губы, и, Господи, прости неразумного отрока, как ему нужен этот ее непредвиденный поцелуй, этот ее подарок! Парень сам не мог понять, почему столь невинная близость – всего лишь «чмок» в щеку - так важна для него. Не из-за зверя, нет. Этот сурок от неожиданности прикинулся кроликом, встал на задние лапки, присмирел, забился в норку.

Чувство победителя, беззастенчиво кружащее голову вчера, куда-то ушло, и как подсознательно подозревал Гарри, безвозвратно. Странно, год назад он весь месяц, проведенный с рыженькой девочкой, чувствовал себя настоящим мачо, а здесь всего-то на сутки хватило.

Сейчас не было даже ощущения легкого, пьянящего забвения, неотступно сопровождающего их тесную близость всего полчаса назад. Но на краткий миг юноша вдруг ощутил себя и Гермиону чем-то единым и неделимым, сравнить, пожалуй, можно было лишь с тем, как после летних каникул он, возвращаясь к себе домой, в Хогвартс, усталый, но счастливый, опускался на свою кровать под пологом на четырех столбиках.

Сравнение, может, и глупое, но ощущение счастья перепутать невозможно. Не заставляя девушку долго ждать ответной ласки, Гарри поднялся на ноги, повернулся к Гермионе, и, легко коснувшись своими губами ее губ, не заметил, как растворился в них. Разум с легкостью отключился.

- И все-таки, как ты ухитряешься так много знать? – спросил Гарри, когда худо-бедно удалось собрать в одну линию мозгошмыгов, расползающихся по углам от блаженства. – Даже про основы психологии гиппогрифов не забыла.

- Ничего бы не знала, если бы не история с Клювокрылом. Честно, - ответила Гермиона, поправляя растрепавшиеся волосы. – Разлохматил?

- Тебе идет, - чистосердечно заверил Гарри, слегка прищурившись, любуясь ее своенравной каштановой гривой.

- Ну, врешь ведь! – Гермиона вздохнула и, качнув головой, посмотрела на друга неодобрительно.

Это кто, интересно, врет? Он, Гарри, врет? Да, у них с Гермионой, можно сказать, одни и те же проблемы: его вихры и ее грива – все живут своей жизнью, не спрашивая желаний и помыслов своих хозяев. Ему ли ее не понять? И опять накатило уже знакомое, практически непреодолимое желание прикоснуться к девушке, ощутить под своей рукой упругие локоны ее волос и почувствовать себя... избранным. Колебался недолго, шагнул вперед и, подхватив Гермиону на руки, усадил прямо на стол.

- Гарри, что ты делаешь?

В самом деле, сердится или так ворчит, от неожиданности? Лучше отвечать коротко, просто, но емко и по существу.

- Любуюсь. Гермиона, ты – красивая!

- Опять... это самое, сочиняешь? – немного замявшись, промямлила девушка.

Странно, что не сказала уже привычное: «Врешь?» Впрочем, это ее «сочиняешь» отличается немногим, но прогресс, тем не менее, очевиден. Если ей почаще повторять, что она... Елки волшебные, почему он еще вчера утром не сказал девушке, что она – красивая? Идиот! Голосу нужно постараться придать максимум солидности.

- Вру. Гермиона, ты – самая красивая!

Улыбается. Значит, поверила? Поттер, а с комплементами-то у тебя, однако, не густо. Что бы еще такое добавить?

- Гермиона, ты – замечательная. И умница, каких мало. И... ты – самая лучшая! Вот.

- И это все?

Опять это лукавство, эти золотистые искорки в сияющих глазах! Что же она хочет услышать от него? Конечно, он не все сказал. А все сказать и невозможно, на это жизни не хватит. Но можно попробовать произнести главное.

- Гермиона, я тебя... люблю.

Странно как-то сказал. Тихо, без особого восторга, наверное, без восклицательного знака, если бы речь шла о письме. Но искренне, вкладывая всю свою великую душу и сердце, гулко стучащее в груди, в эти четыре заветных слова, которые вчера почему-то показались тупыми и банальными.

Золотистые искорки в карих глазах стали как будто больше, объемнее. Почему? Просто глаза наполнились влагой. Ничего не поделаешь: женщина, легко расстроить.

- Гарри, извини. Не обращай внимания! Это я от счастья...

- Правда? А я-то испугался, болван! Ты больше так меня не пугай. Ладно?

Кивает головой, улыбается, глаза сияют.

- Постараюсь, Гарри. Ты же знаешь: я способная.

- Знаю. Успел оценить.

Робость Гермионы обезоруживает, Гарри замолкает, и какое-то время они молчат, но обоим кажется, что именно сейчас совершается волшебство: магия или просто судьба плетет свою ниточку, незримо соединяя их жизни.

Через достаточно продолжительное время Гермиона, решаясь продолжить разговор, предложила уже намного смелее:
- Может быть, нам стоит вернуться к загадочным гиппогрифам?

- Загадочным? Да все итак ясно, как... правила игры в волшебном спорте, - с неподдельной грустью ответил Гарри. – Эльф не смог бы применить к гиппогрифу никакую враждебную магию, не рискуя мгновенно нарваться на его стальные когти. Магия – это, прежде всего, эмоции, и Клювик бы непременно почувствовал желание нанести ему рану или вред. Церемонию с поклоном и «глазной контакт» он и на площади Гриммо соблюдал четко.

Можно было еще сказать пару слов о Хагриде, как о профессоре, в немалой степени благодаря которому их знания магических животных оказались половинчатыми, но Гарри предпочел промолчать. Какой уж тут профессор с тремя классами магического образования? Хагрид, надо отдать ему должное, старался, как мог, да только о гиппогрифах после первого печального урока речь на занятиях не заходила, о дополнительной литературе тем более не было сказано ни единого слова. Не потому ли Дамблдор рискнул врать так грубо, в расчете на узколобого невежду? Но зачем?

- Гермиона, откровенно не понимаю смысла этой лжи, - произнес Гарри задумчиво, потирая рукой вспотевший лоб. – Допустим, эльф что-то такое знает, о чем мальчик знать не должен. Но ведь куда проще изменить домовику память и не заморачиваться со всякими гиппогрифами. Разве не так? И я ведь легко мог спросить о здоровье Клювика у Люпина, у Хагрида.

- Не мог, Гарри, не мог, - устало ответила Гермиона. – Я хорошо помню тебя в те дни: ты бы не вынес разговора на больную тему, ты избегал, по возможности, упоминаний о крестном и о событиях в Министерстве. Сам бы ты никогда не завел разговор об этом, да и мы с Роном, и Римус – все мы люди.

- Да я сам не знал тогда, чего хочу, - признался Гарри. – Я ведь говорил о Сириусе с Хагридом, с Почти Безголовым Ником, с Луной - и ничего. По крайней мере, мне было бы куда хуже, если бы я не обмолвился с ними словом о погибшем крестном, - увидев в лице Гермионы печаль сожаления, решил тему дальше не развивать. - Ладно, не будем о грустном. Как я понимаю, случилось та же история, что и с погибшим Седриком. Один к одному. Мне, а, заодно и вам, заткнули рот, дабы не было лишних разговоров.

Сказано было грубо, но по существу. Некстати вспомнились слова Дамлдора: «Мое поведение было именно таким, какого Волан-де-Морт всегда ожидал от глупцов, способных любить». Что ж, Гарри Поттер, можешь себя поздравить: ожидания учителя ты всегда оправдывал. Не кисло тебе?

- Гарри, на самом деле Дамблдор почти ничем не рисковал, - отозвалась Гермиона, нарушив тишину. - Ну, допустим, ты все-таки спрашиваешь у Хагрида или Люпина о здоровье Клювика. Они удивленно поднимают брови, типа, что ты, Гарри, имеешь в виду? А потом Дамблдор с готовностью всем, и тебе в том числе, объясняет, что сам решил проблему, беспокоить никого не хотел из-за пустяков.

- И все равно не понимаю, - пробормотал Гарри. Гнетущее чувство вины за свое невежество, обида за то, что его развели, как того же наивного домового эльфа, не давали покоя. – Профессор Снейп доложил Дамблдору, что мне не первый месяц снится дверь в Отделе Тайн, и старик, и члены Ордена, естественно, знали о том, что Сама-Знаешь-Кто хочет достать пузырек с пророчеством. Дамблдор прекрасно знал, что с окклюменцией у меня не ладится, и, между прочим, все это покойный директор выложил мне в нашей традиционной беседе в конце пятого года. И даже про то, что Кикимер может быть опасен, и что он об этом предупреждал Сириуса. Жаль, меня предупредить забыл...

Замолчав на несколько секунд и набрав в легкие воздуха, Гарри выдохнул:
- Так что стоило добавить ко всему этому: выбрав время, когда Сириус обычно уходил в комнату гиппогрифа поиграть в «И-го-го», Кикимер отправился поджидать мальчишку Поттера у камина? Типа, дождался, наврал, потер ручки...

Он не заметил, как перешел на крик, казалось, давно забытый гнев на Дамблдора двухлетней давности вспыхнул с новой силой и всецело овладел душой. Сердце забилось сильнее, дыхание участилось, в легких стало заметно не хватать воздуха. Гермиона по-прежнему сидела на столе, держась обеими руками за край и медленно покачивая ногой. Может быть, в ее душе и кипела буря эмоций, но внешне она оставалась достаточно спокойной, и лишь глубокая складочка между бровями выдавала озабоченность девушки.

Гарри отнюдь не собирался останавливаться, он еще практически ничего не высказал, но безмятежный вид подруги неожиданно связал язык, ход мыслей нарушился, и слова перестали выговариваться. В самом деле, что это он такой злой?

- Слушай, я достаточно логично соображаю для влюбленного идиота? – спросил Гарри, все еще тяжело дыша, но всеми силами стараясь взять себя в руки.

- Да ничего так, - откликнулась Гермиона, задумчиво разглядывая собственные ботинки. – Впечатляет. Слушай, а ты старику во время той традиционной июньской беседы волосы из бороды не все повыдергал?

Не дождавшись ответа, потому что на ее реплику парень, усмехнувшись, махнул рукой, Гермиона пояснила:
- Если тогда, два года назад, ты был такой же решительный, свирепый и сердитый, то Дамблдору не позавидуешь.

- Ой-ой-ой! – воскликнул Гарри, вздыхая почти «убийственно». – Да у него нервы, как сталь. Нам всем учиться, учиться и учиться! Мне-то точно далеко до такого самообладания. Я там у него кабинет малость... починил, штуковины там всякие об стенку расколотил, в камин кое-что покидал... А он – вот выдержка! – голубым глазом не моргнул.

- Но из кабинета не выпустил? – спросила Гермиона с неожиданной настойчивостью.
- Не выпустил, - подтвердил Гарри, слегка удивляясь спокойствию своего голоса. – Погоди, а ты откуда знаешь, что я хотел сбежать от этого?..

Он замолчал, потому что не знал, как назвать этого недочеловека в его понимании. К счастью, Гермиона помогла.

- ...демагога, – проговорила она достаточно медленно, растягивая гласные звуки. – А по поводу «сбежать и не слушать чужое словоблудие», то, Гарри, я просто сужу по себе. Сама бы сбежала. Какой смысл выслушивать чьи-то запоздалые извинения, если близкого человека уже нет? А кому-то и горя мало! Меня в таких случаях, бывает, заносит так, что сама потом удивляюсь: как это все вокруг меня остались живы-здоровы?

Пока Гарри непредумышленно вспоминал злобных желтых канареек, длительную размолвку с Роном на шестом курсе, а также ее свирепый непреклонный вид после возвращения Рона из двухмесячной отлучки, Гермиона, буквально приклеившись взглядом к другу, продолжила:
- Так что я даже не знаю, что пришлось Дамблдору вытащить из рукава парадной мантии, чтобы сохранить в тебе своего человека, всецело преданного ему? Насколько мы с тобой знаем Дамблдора, твое безоговорочное доверие к нему – основа основ его чудесного плана спасения мира. И тут он фактически признается тебе, что все знал, все предвидел...

- ...кроме той малости, что какой-то чуточный пакостливый эльф умудрится поранить огромного толстокожего гиппогрифа с четырехметровым размахом крыльев, - выдавил из себя Гарри, тяжело опускаясь на табурет.

Машинально нащупав рукой дужку очков, он стянул их с лица и положил на стол. Устало закрыл утомленные глаза и, приложив пальцы к векам, слегка надавил на глазные яблоки, боль немного отвлекла от мрачных мыслей. Гарри не мог припомнить, чтобы кто-то когда-то вот так шустро смог объехать его на хромой лошади, да еще в тот момент, когда он не собирался верить ни единому сказанному слову. Ловко старик все провернул... Ну, силен!

Цепочка событий выстроилась перед глазами мгновенно. Накануне, поздним вечером, пришли забирать Хагрида. Профессор МакГонаглл вступилась за него, и они, ученики пятого курса, сами наблюдали с Астрономической башни позор доблестного аврората. Все, больше в Хогвартсе не осталось никого, кому можно было доверять, и к кому бы Гарри помчался, увидев плененного крестного. Снейпа, разумеется, Волан-де-Морт считал за своего человека. И в первый же вечер Темный Лорд начал действовать, внедрив в сознание мальчишки Поттера ложное видение.

Дамблдор, весь такой прозорливый, должен был это предвидеть. Да он мог мальчишке Поттеру письмо прислать... с пером феникса. Да, мог, еще до экзамена, прямо в гостиную, поелику феникс не сова, его не поймаешь и не прощупаешь. Мог попросить Люпина и Сириуса не отлучаться ни на секунду от камина. Мог миссис Уизли вызвать подежурить, потоптаться на чужой кухне, в конце концов. Если уж миссис Малфой была на сто пудов уверена в том, что Поттер попробует связаться со штаб-квартирой... Дамблдор, он же вроде умнее большинства людей?

Стол тяжело вздрогнул, Гарри понял, что Гермиона спрыгнула на пол. Не отводя ладоней от век, кожей чувствуя, что девушка смотрит на него, Гарри прошептал без малого вдохновенно:
- Какой я дурак... Конкретный дурак.

- Гарри, у тебя есть смягчающие вину обстоятельства, - сказала Гермиона завидно твердым тоном. – Тебе было всего пятнадцать лет, и на тебя в тот же день повесили груз пророчества. После такого неслабого откровения ты ведь уже не вспоминал о ранении Клювика?

- Но ты ведь сразу догадалась, что, выдавая на-гора очередную ложь, Дамблдор элементарно переводил стрелки? – спросил Гарри, водружая очки на законное место и с вызовом глядя девушке в глаза.

- У меня есть смягчающие «вину» обстоятельства, - невозмутимо ответила Гермиона, скрестив на груди руки. – Мне восемнадцать лет, и я имею возможность рассуждать в более-менее спокойной обстановке, уже зная о том, что у Дамблдора природный талант лгуна. А потом, у меня создалось впечатление, что ты сам обо всем догадался.

- Гермиона, не надо мне льстить, - процедил Гарри сквозь зубы. Он все ждал, что злость на самого себя, или, вернее сказать, на свою наивность и глупость, отхлынет от разума и сердца, но, следовало признать, ждал напрасно. – Я догадался исключительно с твоей подсказки!

Гермиона участливо вздохнула и, присев напротив парня на свободный табурет, пояснила:
- Легко быть умной и догадливой, выудив из домашнего шкафа пару-тройку книг по человеческой психологии. Гарри, это же самый обычный, практически детский прием: переложить вину или хотя бы часть вины на кого-то другого, заодно переключив внимание собеседника. Вот я почти уверена, что одним Кикимером дело не ограничилось. Ну, давай, кто там следующий по списку? Уж не профессор ли Снейп?

- Угадала, - выдавил Гарри с удивлением. Разговор становился все более занимательным, тонкости человеческой психологии начинали заманчиво щекотать извилины. К счастью, Гермиона не стала ждать логичного вопроса: «Почему именно Снейп?».

- Создается такое, весьма странное впечатление, что Северус в какой-то степени служил козлом отпущения, - сказала Гермиона в некотором раздумье. – Опять же обычный, прямо скажем, заурядный психологический прием, как в шпионских фильмах или детективах: добрый следователь выглядит намного белее и пушистее на фоне злого следователя. Добрый у нас, естественно, дедушка, а со Снейпа вроде как не убудет... Ну что, пойдем дальше, – добавила девушка с невеселой ухмылкой. - Кто еще виноват в случившемся? Впрочем, подожди, хочу потренировать мозги.

Рассеянно оглядев кухню, зацепившись взглядом за котелок, стоящий на плите, Гермиона нетвердо уронила:
- Сам Сириус?

- Да..., - протянул Гарри в растерянности, припоминая, как его трясло два года назад от невозмутимых возражений Дамблдора. А когда дедуля начал заливать о вражде Снейпа и крестного, о ненависти Сириуса к Кикимеру, к старому фамильному дому, в стенах которого сам же Дамблдор его запер, он, Гарри, действительно хотел метнуть в ненавистного старика что-нибудь потяжелее. – Но как ты догадалась? Господи, тебя же там не было...

- Сама грешна, - призналась Гермиона, тронув Гарри за руку. – Вспомни, я же год назад говорила, что Сириусу стоило обращаться с Кикимером более участливо. Но сомневалась, что Дамблдор рискнул высказывать это тебе. Могло получиться еще хуже в плане воспитания «человека Дамблдора». Но, выходит, рискнул.

Гарри смотрел на подругу с возрастающим интересом, буквально сверлил ее взглядом, чувствуя, что брови лезут на лоб, а мозги и вовсе запотевают. Ну, ладно там догадаться про Кикимера, Снейпа и Сириуса, но сообразить, насколько тогда обвинения в адрес крестного разозлили мальчишку Поттера...

- Гарри, да не смотри ты на меня так, будто я ходячий энциклопедический справочник, - с чувством воскликнула Гермиона, нервно постучав по столу кончиками пальцев. – Я просто помню твою реакцию год спустя, когда речь зашла о старой вине Кикимера. Стоило заикнуться о том, что Сириус вел себя ужасно с эльфом, и ты бросил на меня такой взгляд... А все потому, что я была права, а люди гораздо труднее прощают тех, кто прав. Расскажи лучше, как старик выкрутился.

- Легко, - отрезал Гарри. Если начало разговора в круглом кабинете было подернуто туманом забвения, то последующую информацию забыть было проблематично. – Попросил присесть, набраться немного терпения и выслушать. Типа, дальше можешь буйствовать, ежели охота... Ну и... выдал информацию о пророчестве.

Медленно поднявшись на ноги, Гермиона в раздумье сделала несколько шагов до двери, по всей видимости, ничего не видя перед собой, потому что вскоре уперлась лбом в дверь и тихо вскрикнула от боли. Она энергично растирала пальцами ушибленное место, а Гарри, недолго думая, выплеснув остатки давно заледеневшего чая на носовой платок, подскочил к девушке.

- Приложи, будет легче, - предложил парень, протягивая платок. – Ты о чем так усердно задумалась?

Ему показалось, что Гермиона не слышит его голоса. Взяв платок, она все-таки приложила его ко лбу, но глаза сохранили отсутствующее выражение, а губы нервно сжались в узкой кривой линии. Вскоре она опустила руку с платком, продолжая перебирать пальцами, скомкав платок в кулак. Судя по всему, неслабый мыслительный процесс шел своим чередом, и Гарри, боясь прервать ее задумчивое состояние, безотчетно продолжал стоять рядом.

- Хм-мм..., - губы девушки, наконец, слегка приоткрылись и выдали неразборчивое шипение. – А я-то все задавала себе вопрос: что ж он раньше-то о пророчестве ни словом не заикался? Нашел, значит, момент... подходящий для откровений.

Гарри дернулся что-то сказать, но девушка решительным жестом остановила его.
- Совсем не обязательно было выкладывать тебе полный текст из пузырька, если он опасался визита Сам-Знаешь-Кого в твою голову. А все остальное секретом для красноглазого не являлось. Но ведь зная все про Зал Пророчеств в Отделе Тайн, ты бы проявлял куда меньше любопытства. А уж если бы ты доподлинно знал, что тебя хотят туда заманить... Ну, скажи, ты бы вел себя осмотрительнее?

- Твоя взяла, - сдался Гарри, махнув рукой и устало прислонившись к двери спиной. – Гермиона, я тебе говорил, что ты – умница?

- Помнится, о чем-то таком вы ненароком заикнулись, сэр, - со слабой иронией в голосе проговорила девушка.

- А я, если честно, чувствую себя таким запредельным дураком, - с чувством признался Гарри, переживая, что просто не в силах скрыть свои эмоции. – Сделали из меня... мирскую табакерку! Гермиона, - продолжил он дрогнувшим голосом, - если ты сейчас решишь, что такой балбес тебе даром не нужен, то я пойму, и...

- Ты что, хочешь сделать полновесную дуру из меня, да? – произнесла девушка ворчливым непререкаемым тоном. – Поживем вместе лет... сто, посмотрим на твое поведение... Если ума в голове со шрамом не прибавится...

В конце реплики тональность голоса заметно повысилась, подбородок многозначительно качнулся, а губы растянулись в лукавой улыбке.

- Расплюемся?

- Умрем в один день, - мелодично пропела Гермиона, закатив глаза к потолку. – Еще вопросы к психоаналитику есть? – буркнула она уже более сурово.

- Есть, - ответил Гарри, заметно приободрившись готовностью Гермионы терпеть его сто лет подряд. – В гибели Сириуса было названо еще двое виновных. Рискнешь угадать, кто?

- Да, пожалуй, - не колеблясь, согласилась девушка. – Один из них наверняка ты сам. Так?

- Десять баллов Гриффиндору! – воскликнул Гарри, невольно сделав рукой хватательное движение, как будто пытался поймать золотистый шарик.

- Элементарно, - вздохнула Гермиона, опережая его резонный вопрос. – Ты бы не переживал так остро гибель крестного, если бы в душе не считал себя по-настоящему виновным.

Гарри кивнул без слов.

- Про окклюменцию, небось, загибал? – весьма язвительно осведомилась подруга и, не дождавшись ответного наклона головы, спросила: - И кто ж пятый по счету? Вроде уже всех перебрала... Ах да, Беллу забыла! И Сам-Знаешь-Кого. Но это, собственно, из другого ряда.

Гарри молча покачал головой, выказывая отрицание. Гермиона уставилась на него с недоумением.
- Неужели сам Альбус Дамблдор, Персиваль, Вулфрик и как его там, не помню? – пробормотала она с вызовом, приложив обе ладони, сложенные лодочкой, ко рту.

- Что тебя так удивляет? – спросил Гарри, глядя на ее довольно театральный жест и где-то отчасти подозревая, что девочка играет на публику.

- Мммм..., - хмыкнула Гермиона, наморщив лоб. – В принципе, если подумать, вполне логично повиниться перед пятнадцатилетним пацаном, - сказала она неожиданно серьезно. - Да, не сообразила сразу. Небось, первым номером в числе виновных стоял?

- Но как ты догадалась? – в сердцах воскликнул Гарри, в который раз пораженный ее логикой.

- Это делается либо в конце, либо в начале беседы. Если, как ты уже сказал, «виновник Сириус» стоял перед «пророчеством», а «пророчество» было приготовлено, как главное блюдо стола, после которого ты уже ни о чем другом думать не мог в принципе, то сначала добрый следователь должен был взять вину на себя, тем самым расположив тебя к разговору, - терпеливо объяснила Гермиона. – Все просто.

Пока Гермиона озвучивала последнюю логическую выкладку, Гарри здорово заподозрил, что он, пожалуй, и через сто лет так не сможет.

- Кстати, а в чем конкретно Дамблдор винил себя? – поинтересовалась Гермиона.

- Запирал Сириуса в ненавистном ему доме – раз, - Гарри загнул палец на руке. - Не был откровенен со мной – два.

- Ну, понятное дело, - со вздохом проговорила Гермиона, усаживаясь за стол. – Подведем итог? Значит, Дамблдор предвидел следующее: Сам-Знаешь-Кто попытается достать шарик, используя вашу связь и ложные видения, ты, как благородный гриффиндорец, кинешься спасать крестного. Сириус, по горло сытый сидением в ненавистном доме, подстрекаемый насмешками Снейпа, рванет за тобой.

- Однозначно, Кикимер перехитрил директора Хогвартса, - съязвил в ответ Гарри. – Вот если бы Дамблдор еще позаботился обеспечить круглосуточное дежурство у камина...

Он махнул рукой, посчитав дальнейший разговор бесполезным. В какой-то степени просто расхотелось тратить на старика остаток вечера. Время было позднее, а он уже целый час (или почти час!) не держал любимую в объятиях.

- Гермиона, - обратился он к подруге старательно-непринужденным тоном, - вот скажи: почему такие умные девушки, как ты, могут интересоваться такими непроходимыми остолопами, как я?

- Не знаю, - ответила Гермиона старательно-непонимающим голосом. – Кажется, ты меня гипнотизируешь взглядом.

- Не может быть..., - прошептал Гарри, подвигаясь ближе к девушке и стаскивая очки, чтоб не мешались зря.

- Мама говорит, что если бы она ждала, когда папа поумнеет до «Превосходно», то маленькой девочки по имени Гермиона Грейнджер просто не существовало бы на свете. Так что все последовательно, в рамках логики, - светло улыбнувшись, произнесла девушка, шагнув в объятия парня.

Гарри почему-то подумалось, что и умница Лили, выходя замуж за непоседу Джеймса, рассуждала аналогично. Как все-таки хорошо, что у него и Гермионы такие замечательные мамы!



Глава 65. Ночные забавы "светлых" и "темных"

19 апреля 1998 года, воскресенье.

Проворная крошечная дробинка, которой доверено было отсчитывать быстротечные секунды, весело бежала по темно-синему циферблату и уже догоняла две другие планеты: неторопливо вышагивающую минутную и едва ползущую часовую. Последние две совершили без малого полный оборот вокруг своей оси, и через несколько секунд все три подруги неминуемо должны были встретиться у самого верхнего деления циферблата.

- Вот и полночь, - тихо сказала Гермиона, держась за руку парня и вглядываясь в завораживающее движение маленьких светящихся шариков.

- Воскресенье, - подтвердил Гарри, где-то в душе сокрушаясь о том, что Гермиона обратила-таки внимание на поздний час. – Жаль, выходной нам пока не светит, так что девочкам, - парень вздохнул с непритворным сожалением, - пора отправляться в кровать.

– А поле циферблата вроде бы днем было золотым? – спросила Гермиона, проигнорировав последние слова друга.

- Сейчас ночь, а ночью оно всегда темно-синее, - ответил Гарри, глядя на любимые волшебные часы и отчасти – такой вот эгоист! - радуясь тому, что Гермиона не спешит его покинуть. – К утру поверхность начнет бледнеть, розоветь...

- А вечером? – уточнила Гермиона как-то не в меру глубокомысленно, и это снова заставило душу улыбнуться.

- А вечером они краснеют, - поведал Гарри свой маленький секрет, стараясь сохранять обстоятельный тон и делать вид, что разговор касается исключительно волшебных часов.

- Такие застенчивые? – справилась Гермиона вкрадчивым шепотом.

- Ага, - сдался Гарри, раз уж разговор, вроде бы начатый, как нейтральный, так и так скатился на соблазнительную тему. - Как некоторые девушки...

- О некоторых застенчивых юношах скромно молчим?

Лицо подруги, заметно порозовев, светилось от чего-то такого, чему Гарри не мог дать настоящего названия, по крайней мере, если речь шла о Гермионе. С парнями все понятно: сам такой... озабоченный, но девочка с карими глазами... Она вроде как и думать-то об «этом» не должна, потому что самая лучшая, воспитанная, деликатная и, страшно вымолвить, целомудренная... Однако, поймав в ее взгляде ту самую лукавую искорку, которая ненароком будит в мужчине первобытные инстинкты, Гарри готов был уже забыть обо всем: о войне, об опасностях, о том, что в палатке они не одни... Хотя нет, об эльфах забыть невозможно, к тому же уши у них, как назло, большие!

- Гермиона, я... не безнадежен, - произнес Гарри, слегка заикаясь от того, что впервые так прямо говорил на шероховатую тему, всеми силами стараясь оставаться спокойным, но, на всякий случай, выпустив девушку из рук и сделав шаг назад. – Но я не хочу, чтобы ты... мы... вздрагивали от каждого шороха... Этот ужас ведь... эта война скоро кончится. Осталось ведь совсем чуть-чуть!

- Да, ты прав, Гарри, - вздохнув, согласилась Гермиона, опустив глаза и заливаясь краской. – Всего тринадцать дней, считая вот это самое воскресенье. Меньше двух недель...

Значит, она тщательно считает дни до победы? Гарри дни не подсчитывал, а зря, кстати. У него осталось всего ничего времени, чтобы узнать тайные думы Волан-де-Морта. Учитывая, что за последние два дня освобождению сознания от лишних мыслей времени уделялось преступно мало, впору было браться за ум основательно.

- Вот, вот! Всего две недели и..., - Гарри усмехнулся, потому что сама мысль показалась немного забавной, - если так дальше пойдет, глядишь, стану совсем умным. Правильным таким, скучным, занудным очкариком...

- Ты это серьезно?

Ну вот, девушка уже беспокоится. А, между тем, правильных мозгошмыгов в лохматой голове всего-то полторы штуки.

- Не серьезно, - ответил Гарри снисходительно, добавив ворчливо: - но, если уж начистоту: что-то извилинами шевелить в последнее время приходится гораздо, гораздо чаще... Я уж даже и не знаю, что и думать?

- Тяжелый труд? – поинтересовалась девушка, приправив удивление слабыми нотками озабоченности.

- С непривычки-то? – нарочито тяжело прокряхтел юноша, почесав шрам.

Девушка улыбнулась, а Гарри вдруг захотелось, чтобы этот легкий, пустяшный и малозначимый разговор не заканчивался до утра... Мысль вылезла на поверхность внезапно, как зловредный чертик из коробочки, или как мрачный Снейп из темного коридора, вылезла и предательски застряла не где-нибудь, а посреди лица, превратив его владельца в озабоченного самца. Наверное, в его взгляде появилось что-то такое, характерное, потому что Гермиона, взглянув на него, прищурилась, уголки ее губ слегка дрогнули, но она так и не обронила ни слова, однако, щеки девушки густо залились пунцовой краской.

- Знаешь... я тут подумал... Мне, пожалуй, надо очистить сознание, - стараясь не смотреть на девушку, осторожно посетовал Гарри.

«Вот так значительно лучше. Так гораздо ближе к человеку взрослому и разумному, если удастся спрятать идиотскую улыбочку».

- Да, да..., - произнесла Гермиона как-то отрешенно, Гарри здорово заподозрил, что мысли девушки бродят далеко от кухни.

- Книга советует избавляться от лишнего в горизонтальном положении, - уронил Гарри неожиданно для себя, потому как – что греха таить? – только об «этом» и думал, но лишь высказав всю фразу, с ужасом понял, насколько она двусмысленна. Но слова были уже сказаны, и потому оставалось ждать реакции девушки.

- Да?.. – не в меру вдохновенно переспросила Гермиона, на мгновенье уставившись на него с недоумением, но спустя секунду брови девушки, только что взлетевшие вверх, сдвинулись друг к другу, горизонтальные складочки на лбу сменились вертикальными, а в глазах появилось специфичное гермионистое «понимающее» выражение. – Серьезно? Знаешь, я так и подозревала... В общем, поздравляю: логично!

Тон ее голоса показался Гарри совершенно издевательским, просто до неприличия. Сразу захотелось ей сказать что-нибудь этакое, хлесткое, сугубо мужское, захлопнуть ей рот, чтобы не болтал лишнего. Распелась птичка певчая... Две недели еще жить в тылу врага! Не понимает, девочка, что ли?

- Гер-ми-она! – медленно, почти по слогам, произнес Гарри, немало удивляясь тому, что в голосе явственно звучали нотки угрозы. – Ничего не логи... тьфу, не серьезно! То есть, напротив, все очень серьезно, - поправился Гарри, сообразив, что запутался в собственных мыслях.

Одна, правильная половина его души требовала взяться, наконец, за ум, за очистку сознания, вторая – притронуться к девушке, причем, немедленно. И не отпускать. И хорошо бы до утра... Эту вторую, бунтарскую половину души внезапно стало все раздражать: тесная палатка, под завязку набитая ушастыми эльфами, предстоящие две недели ожидания, блузка девушки, застегнутая на все пуговицы... Впрочем, верхняя пуговица еще ничего, хорошая девочка... Похоже, давно забыла дорогу к своей петельке. А вот вторая... и третья... На четвертую пуговицу Гарри старался не смотреть, потому что это было как-то уж окончательно не в правилах хорошего тона.

Отчаянно впившись взглядом в несознательный кружочек декоративного пластика под условным номером «два», Гарри мысленно желал ему обрести свободу, выскользнуть из надоевшей петли и... Зачем эти две половинки блузки соединены друг с другом? Расстегнуть, разорвать!

Пуговица, как ни странно, послушалась и медленно выползла из петельки. Сразу выяснилось, что ничего особенно интересного под ней не скрывалось, что надо было лучше третью воспитывать. Но на эту «третью» пуговицу пристально смотрела Гермиона, и она, видимо решив сохранять верность своей хозяйке, не поддавалась. Немая дуэль продолжалась примерно с минуту, и Гарри даже показалось, что он победил, потому что маленький кусочек декоративной пластмассы уже наполовину скрылся за тканью, и вот-вот должен был выскользнуть с другой стороны петли, но Гермиона вдруг резко развернулась, взметнув непослушной каштановой гривой, и так и осталась стоять спиной к нему. Руки ее медленно согнулись в локтях, и Гарри с грустью подумал, что сейчас она поправляет блузку.

«Ты совершенно безнадежен, Поттер! Геройствуй дальше, коль привык...» - где-то в затылке скривил рожу давешний сальноволосый мозгошмыг, тут же поспешив скрыться в закоулках праведных мыслей.

Душу и тело охватило легкое отчаяние, смешанное с желанием, и он, недолго думая, шагнул к девушке, обхватив ее сзади, соединив свои руки у нее на груди и накрыв ладонями ее дрожащие пальцы. Гермиона напряженно вздрогнула, но тут же легко вздохнула и расслабилась, словно в глубине души жаждала подобной выходки от своего незадачливого героя.

- А ты действительно замечательный волшебник, - сказала она несчетное количество минут спустя, потому что Гарри забыл о времени. Держать девушку в руках, медленно покачиваться, прислушиваясь исключительно к биению сердца, к какому-то внутреннему ритму – это ли не счастье?

- Но не железный, Гермиона, - со вздохом произнес парень, опуская руки и стараясь игнорировать кривую мину настырного мозгошмыга, снова высунувшего свой крючковатый нос из-за нескромной извилины. – Может, все-таки, пойдешь спать? – тихо взмолился Гарри.

«Иначе я за себя не ручаюсь, - но это, разумеется, уже про себя отметил. - Господи, как же с Джинни-то год назад удавалось держать себя в рамках приличия? Молодой был, наверное, застенчивый...»

- А ты..., - Гермиона запнулась на втором слове, а парень почему-то подумал, что она хотела спросить нечто из серии: «А ты этого действительно хочешь?». К счастью, глупую фразу продолжать не стала, всего лишь повернулась к нему лицом, изучающе, не отрывая глаз, вгляделась в него.

- А я займусь воспитанием своих разгулявшихся мозгошмыгов, - серьезно пообещал Гарри, искренне надеясь, что та вредная тварь с крючковатым носом, облюбовавшая его затылок, слышит-таки его слова.

Под пристальным взглядом Гермионы он чувствовал себя неловко, но – и это выглядело весьма странным - стыдно нисколечко не было. Все вольности и двусмысленности, слетевшие с его и с ее языка за последний час, внезапно показались естественными и вполне допустимыми. Вроде так и должно быть, а без всего этого и жизнь превратится в скуку смертную. И потом, они не дети малые, и Гермиона сама начала, а она девочка правильная, и ничего крамольного предложить не может по определению.

Последняя мысль представилась наиболее здравой и рассудительной, даже старушка совесть вынуждена была принять ее к сведению, не говоря уже о прочих зверюгах, на сомнительное мнение и буйные восторги которых лучше было вовсе забить, но... «Не волнуйся, лет через сто - если доживешь - зверь не будет тебя беспокоить», - услужливо щелкнуло в затылке. По язвительному, прямо сказать, желчному тону оброненной фразы Гарри сделал для себя однозначный вывод: он не доживет, зачахнет.

- Разгонишь всех лишних по кроватям, да? – съязвила девушка, продолжая начатую игру. В сговоре она с этим носатым уродом из затылка, что ли?

- А что делать? – сухо возразил Гарри. – Надо же как-то держать ситуацию под контролем. Ну, в самом деле!

Гермиона слегка нахмурилась, но, покачав головой, быстро расправила недовольные складочки на лбу, усмехнулась.

- Ладно, раз другого выхода у нас нет, поскольку ситуация находится в неестественном..., - Гермиона многозначительно замялась, щеки вновь вспыхнули румянцем смущения – в смысле..., вертикальном, положении, то придется-таки послушаться Гарри Поттера.

Шагнув к двери, и уже схватившись за ручку, Гермиона все же остановилась в нерешительности. Видимо, что-то подмывало ее высказать свои девичьи мысли, но, то ли она боялась, то ли стеснялась. Хотя, чего уж тут можно было стыдиться после «неестественного вертикального положения»? Гарри беззвучно смеялся в душе, признавая, что сам озвучить подобное пока вряд ли способен.

А эти девчонки, оказывается, далеко не так... многосложны, как рисуют в полезной книжечке, и голова их не так уж сильно отличается по своему устройству от мальчишеского черепка. Странно было думать, что девушка может желать того же, что и парень, но ведь, во имя штанов великого Мерлина, так оно и есть! Или он, Гарри, слепой?

- Ты что-то хочешь сказать? – спросил парень, глядя на замершую у дверей подругу.

- Нет... я... то есть... да, - залепетала Гермиона, выдавая долгую паузу после каждого короткого слова. Наконец, видимо на что-то решившись, она выдохнула: - Пообещай, что больше никому не признаешься в любви!

- Гермиона, о чем ты? - Гарри не сразу понял, что она имеет в виду. С какой такой радости он должен еще кому-то признаваться в любви? Он любит Гермиону, он уже ей сказал об этом, и видит Мерлин, далось это признание очень нелегко, просто ужасно нелегко.

Но она смотрела на него и ждала, оставив в покое дверную ручку и опустив руки. Что-то было в ее взгляде - значительное, судьбоносное – что никак нельзя было проигнорировать, но и всерьез воспринимать «девичьи страхи» парню вроде как не пристало. Все-таки странные они, эти девчонки. Как-то у них все так... капитально, на сто лет вперед... Да столько не живут!

К счастью, долго подбирать слова не пришлось.

- Да я столько страху натерпелся два дня назад, - признался Гарри, а правая рука невольно взметнулась к сердцу, - что, честное слово, повторить такое еще раз!.. Шутишь, да?

Он говорил чистую правду, и потому голос звучал весьма убедительно. Гермиона точно поверила, худенькие плечики расправились, она метнулась к нему с быстротой молнии и, обняв его за шею, чмокнула в щеку. Впрочем, задерживаться не стала, быстро исчезла за дверью, бросив напоследок, что попросит кого-нибудь из эльфов посторожить палатку и ее обитателей. За компанию с Избранным, на всякий случай, если последний уйдет слишком глубоко в медитацию.

Гарри пришлось сделать для себя жизненный вывод, что обрадовать женщин столь же легко, как и расстроить. Интересно: это у них зависит от количества ума или от широты эмоционального диапазона? В библиотеку, что ли, сходить на досуге?

*****

Остаток ночного дежурства Гарри посвятил тренировкам: освобождал несознательное сознание от лишнего, немало сокрушаясь, что в последние дни не занимался медитацией практически каждую свободную минуту. Что с того, что были личные дела? Он же не девчонка, а парень. Есть шрам, есть Избранный, есть, наконец, идея! После вчерашнего разговора с Кикимером и совсем недавнего с Гермионой вопросов заметно прибавилось.

Гарри сам не знал, что именно хочет найти в голове своего красноглазого врага: вряд ли Волан-де-Морт будет сейчас вспоминать события двухлетней давности. Из того, что удалось выудить в редкие минуты слияния их разумов, стало ясно: Темный Лорд занят текущими делами. Сейчас, когда Бузинная палочка уже принадлежала ему, приказ «беспокоить Повелителя только в случае обнаружения и пленения пресловутого Поттера» утратил свою силу.

Напротив, Темный Лорд соизволил поинтересоваться, как идут дела в Хогвартсе. Уже глубокой ночью, почти под утро, Гарри почти удалось добиться желаемого результата. Картинка все еще была довольно расплывчатой, мыслей лорда Гарри практически не чувствовал, но он явственно увидел перед собой фигуру профессора Снейпа. Противный мозгошмыг, мгновенно притворившись «своим в доску», подсказал, что Волан-де-Морт находит особое удовлетворение вызывать своих рабов посреди ночи, вытаскивая их из постели.

Северуса Снейпа Гарри не узнал. Он помнил его саркастическую ухмылку на ненавистных уроках зельеварения, его издевательства на уроках окклюменции, когда, казалось, из профессора просто сочился яд, как из хорошей змеи.

Сейчас перед Волан-де-Мортом стоял другой человек, столь мало похожий на злорадного учителя, что Гарри невольно засомневался: Снейп ли это? Безмятежный спокойный выдержанный взгляд, плохо сочетающийся с подобострастной улыбкой. Сроду не видел такой улыбки у Снейпа, все больше приходилось наблюдать желчную мину, криво перекошенную от злости.

Тишину знакомой гостиной Малфоевского поместья нарушил высокий равнодушный голос:
- Ты пришел, Северус.

- Рад видеть вас, повелитель, - громко произнес профессор, четко выговаривая каждое слово.

Снейп глубоко поклонился и, выпрямившись, уже не сводил с лорда смиренных темных глаз, терпеливо ожидая дальнейших приказов.

- Садись, Северус, - мягко сказал Волан-де-Морт, указывая рукой на пустое место у камина. На долю секунды перед глазами Гарри появились тонкие паучьи пальцы, бледная кожа которых, казалось, просвечивала насквозь. Пальцы изящно сжимали Бузинную палочку, в мгновенье ока начертавшую в воздухе мягкое кресло, которое плавно сошло на сверкающий паркет.

Снейп, не заставив ждать себя, сделал три шага и опустился в предоставленное хозяином седалище.

- Полагаю, ты не догадываешься, ради чего я вызвал своего верного слугу, - сказал Волан-де-Морт с утвердительной интонацией.

- Никак нет, повелитель, - мгновенно откликнулся Снейп, по-прежнему не сводя покорных глаз с хозяина.

Лорд не спешил отвечать, неотрывно глядя на Снейпа и перебирая в руках волшебную палочку. Последнее Гарри не видел, но хорошо чувствовал, осязал кожей.

- Я в затруднении, Северус, - холодно произнес Волан-де-Морт, снова выдерживая значительную паузу и одновременно просвечивая взглядом своего человека. – Вот уж никогда не думал, что в мои годы... Но, должен признать, я становлюсь сентиментальным.

- Не понимаю, повелитель, - недоумение в голосе Снейпа было достаточно ощутимым. – Повелитель шутит?

Бледные узкие губы Снейпа вновь расплылись в верноподданнической улыбке, обнажив кривые желтоватые зубы. Гарри передернуло, он даже не понял, от чего: то ли от нетипичного вида Снейпа, пытающегося «шутить», то ли от того корявого наслаждения, которое испытывал Волан-де-Морт, наблюдая за напряженным поведением своего раба. Последнее Темный Лорд не смог держать в себе, и оно вонзилось в голову Гарри, точно острый гвоздь, распоров плотную завесу, до сей минуты надежно скрывающую мысли красноглазого врага.

- Хочу развлечься, Северус, - процедил Волан-де-Морт. Мысль о развлечении пришла только что, от созерцания ничтожного мгновенья человеческой растерянности. Северус, Северус... Ты слишком быстро овладел собой, а Темный Лорд этого не любит. – Что будем пить?

«Почему он так напрягся, когда его спросили о выпивке? Боится? Это хорошо, что боится...»

- Выбор за вами, повелитель, - выдавил из себя Снейп.

- Тогда красное эльфийское, - сказал Волан-де-Морт. От легкого изящного движения палочки в его руках на столике перед креслом появилась огромная прозрачная реторта, в которой плескалась густоватая на вид темно-бордовая жидкость.

«Как он напрягся! С каким правильным ужасом в глазах он ждет, что будет дальше. Тебе понравится, Северус... Ты правильно подумал, что повелитель не собирается пить из этого сосуда».

- Северус, я тут вчера вспомнил своего школьного учителя трансфигурации, - задумчиво прошептал Волан-де-Морт, но в тишине гостиной каждое слово звучало отчетливо и резко. – Старик так много любил рассуждать о Темных Искусствах и неком... светлом пути, подавая этот самый «светлый путь», как альтернативу темной магии. И я вдруг подумал, что жизнь... долгое... мероприятие..., - уголки ротового отверстия лорда вытянулись, обозначая улыбку. – И почему бы мне не уделить несколько мгновений вечности на столь любимую Дамблдором светлую магию? Как ты считаешь, Северус?

- Мудрое решение, повелитель, - ответил Снейп, почтительно склонив голову.

«Отводишь глаза, Северус? Скрываешь свой страх от хозяина? Умный человек. Темный лорд понимает тебя, Северус: неизвестность страшит. Что ж, сейчас ты удивишься...»

- Сегодня обойдемся без непростительных заклинаний, - снова растянув рот в неком подобии улыбки, прошипел Волан-де-Морт. – Темная магия требует слишком много эмоций, а я хочу отдохнуть, развлечься...

Волан-де-Морт едва заметно пошевелил палочкой, и с каминной полки легко взлетела большая серебристая бабочка. Крылья ее трепыхали в сизом воздухе гостиной, освещаемой дюжиной плавающих свечей, свободно перемещавшихся в пространстве по желанию хозяина дома. Сейчас свечи выстроились полукругом за спиной Снейпа. Серебристая бабочка, сделав круг над головой гостя, застыла в воздухе прямо перед его лицом.

- Протяни руку, - жестко потребовал Волан-де-Морт.

Высокий надменный голос звучал подобно металлу. Северус вздрогнул, медленно перевел взгляд с порхающей бабочки на хозяина, и в его темных широких зрачках, заполненных невольным страхом ожидаемой боли, сверкнули красные глаза повелителя.

- Я жду, Северус, - требовательно напомнил Лорд.

Казалось, сам воздух гостиной замер от напряжения. Наверное, решив, что от судьбы не уйдешь, Снейп молча потянул к бабочке сжатую в кулак левую руку и медленно разжал пальцы. Бабочка легла к нему на ладонь, покорно сложив крылья. Снейп заметно вздрогнул, словно от удивления: серебристое насекомое не жглось и не кусалось, на его раскрытой ладони всего лишь лежал серебряный портсигар, тускло поблескивая от пламени свечей.

Тяжелый маниакальный смех Волан-де-Морта, густо заполнив собой пространство гостиной, рассыпался по паркету.

«Ха! Он давно не обретал такого ублажения души. Северус, его верный Северус боится гнева хозяина! Северус ждет от повелителя великого волшебства! Он его получит. Прямо сейчас. Вместе с незабываемыми впечатлениями. Как говорят презренные маглы, «в одном флаконе»».

Снейп продолжал молчать, по-видимому, не зная, позволительно ли ему разделить «веселье» хозяина. Может быть, просто не находил подходящих слов, не понимая новой игры Темного Лорда в «светлую магию», не мог заставить себя выдавить улыбку. Положив портсигар на мозаичный столик, он вновь напрягся, очевидно, прекрасно отдавая себе отчет в том, что забавы хозяина отнюдь не закончились, главные издевательства ждут впереди. Мышцы лица зельевара оцепенели в безвольном ожидании неизбежного «великого волшебства».

Темный Лорд резко выставил вперед волшебную палочку, Снейп внезапно исчез с кресла, оставив на бархатной обивке свою осиротевшую деревяшку, но спустя секунду Волан-де-Морт поднес тонкий кончик Бузинной палочки к глазам, и Гарри увидел профессора, с ужасом вцепившегося в скользкое полированное дерево обеими руками. Зельевар не превышал в росте трех дюймов.

- Ты слишком серьезен, Северус, - довольно сказал Волан-де-Морт. – Тебе надо расслабиться, глотнуть чего-нибудь... веселящего... Я так понял, что ты не куришь? Зря. Будешь пить. Вернее, хлебать.

С этими словами Волан-де-Морт поднес Бузинную палочку к отверстию колбы и щелчком стряхнул человеческую букашку с кончика палочки внутрь реторты. Снейп, схватившись обеими руками за вертикальные стенки горлышка сосуда, сделал слабую попытку замедлить падение, но пальцы его бессильно скользили по стеклу, и он медленно съезжал вниз. Черная мантия задралась, обнажив светлое нижнее белье.

Волан-де-Морт взмахом палочки приманил реторту к себе, и теперь его глаза в упор смотрели на маленького человечка, бессильно барахтающегося в дешевом домашнем вине. Хохотнув, он заставил сосуд качнуться несколько раз из стороны в сторону, Снейп скрылся с головой в набежавшей волне.

«Восхитительно, волшебно, безумно... Оказывается, эти веселые забавы из области трансфигурации отлично поднимают настроение. Бузинная палочка сегодня творит чудеса, а Северус такой храбрый... Лорду понравилось. Пожалуй, сегодня доброта щедрого хозяина спасет его верного подданного от худшего».

Волан-де-Морт перевернул реторту вниз горлышком, и содержимое сосуда медленно полилось на пол. Впрочем, до пола ничего не долетало, струя темно-бордовой жидкости бесследно исчезала в воздухе. Смотреть на барахтающегося в волнах и отплевывающегося от поганого вина Северуса было приятно. А он, оказывается, не только летать умеет, плавает тоже вполне сносно. Умный человек...

- Вылезай, Северус, - намекнул Волан-де-Морт, когда реторта опустела. Великий Салазар, неужели это его голос? Он способен говорить с рабом по-дружески... Волшебство. – Тебе не помочь? – осведомился Волан-де-Морт, щелкнув по стеклу пальцами.

Снейп что-то пропищал в ответ, Волан-де-Морт с хохотом просунул в отверстие колбы волшебную палочку, посоветовав профессору держаться покрепче. Через минуту директор Хогвартса, милостиво увеличенный до прежних размеров, сидел в наколдованном кресле и очищал себя от остатков бурой жидкости волшебной палочкой.

- Как винная ванна? – поинтересовался Волан-де-Морт, с ухмылкой глядя на потуги Снейпа, прикладывающего палочку то к рукавам мантии, то к ботинкам.

- Вино оставляет желать много лучшего, повелитель, - неожиданно резко ответил Снейп, одарив мрачным взглядом в Темного Лорда. Лорд нахмурился.

«Смело. Но ожидаемо. Северус в большей степени личность, чем все его сторонники, вместе взятые. Персона, заслуживающая уважения... После наказания, естественно»

Резким отточенным движением руки Волан-де-Морт наставил Бузинную палочку на Снейпа, тот замер, прервав попытки привести себя в относительный порядок, но смотрел на хозяина прямо, без смятения в темных глазах, с силой зажав в руке палочку.

- Тергео! – процедил Волан-де-Морт, широко зевнув. Снейп отвел взгляд, с видимым трудом пошевелил оцепеневшими пальцами правой руки.

«Боится. Все боятся смерти. И это – правильно. Смерть – это лишнее для живого человека».

От одежды, обуви и волос Снейпа к кончику волшебной палочки в руках Волан-де-Морта потянулся красноватый дымок. Когда Бузинная палочка вернула миру первозданного Снейпа, отсосав с него остатки вина, в гостиной вновь зазвучал бездушный холодный голос.

- Ты умный человек, Северус. Ты вправе спросить хозяина о его недовольстве. Почему ты до сих пор не задал этого вопроса?

- Я полагал, повелителю виднее, - бесстрастно ответил Снейп, его лицо уже приобрело то самое смиренное выражение, с которым он появился на пороге гостиной.

- До меня дошли слухи, Северус, что в школе творятся беспорядки, - размеренно произнес Волан-де-Морт. – Я удивлен, Северус. Еще в большей степени удивлен тем, что твоя любовь к Темным Искусствам оказалась не так сильна, как они того заслуживают.

«Так... Молчим? Темный Лорд видит тебя насквозь, и ты это знаешь, Северус. Но ты продолжаешь подыскивать «нужные» слова в свое оправдание. Давай, выдай, что де старик научил тебя «любить»... без темной магии»

- Повелитель, чистокровных волшебников не так много, чтобы их калечить, - хладнокровно ответил Снейп, и спокойствию его голоса можно было позавидовать. – Благодаря новой политике министерства, школа очищена от грязнокровок, а благодаря вашему личному распоряжению, вот уже без малого три недели ваши верные слуги справляются с вольнодумцами и хулиганами без моего участия. Обо всех их прегрешениях докладывают брату и сестре Кэрроу, минуя официального директора школы. Я не считаю нужным вмешиваться в процесс... воспитания подрастающего поколения.

«Умно говоришь, Северус. Зачет»

- Что я слышу? Моему другу Северусу негде развернуться, не на ком опробовать что-нибудь этакое, особо впечатляющее? Исправим. Ха-ха...

«Да, Северус, да... Ты правильно понял. Темному Лорду нужны твои мозги, твои знания, твои эксперименты. Ты не рад? Два десятка лет назад энтузиазма было больше, значительно больше. Надеюсь, это временное явление, Северус?»

- Повелитель знает, что Северус Снейп вместе со всеми мозгами в его полном распоряжении, и у меня нет других стремлений, чем выполнять желания повелителя, - услужливо ответил Снейп. – Но, позвольте заметить: должная забота о подрастающем поколении практически не оставляет время для научных изысканий.

- О! Об этом не беспокойся. Незаменимых директоров не бывает, бывают незаменимые мозги. Ха-ха... Это комплемент, Северус, - прошипел Волан-де-Морт, когда затих его неподъемный хохот.

Снейп резко дернулся, выпрямив спину и вытянувшись в струнку, но под пронзительным взглядом хозяина быстро обмяк и со вздохом откинулся на спинку кресла.

- У повелителя уже есть достойная замена? – спросил профессор, устало прикрыв веки.

«В должном направлении мыслишь, зельевар. Что ж, мы оба с тобой умные люди, а умные люди всегда поймут друг друга. Не правда ли?».

- Смотри сюда, Северус, - обронил Волан-де-Морт, громко, с раздражением притопнув ногой, и когда Снейп поднял голову, уставившись на Темного Лорда, тот несколько раз ткнул себя в грудь бледным указательным пальцем.

«Ну, что? Снова «ХА!» Северус, Северус... Ты думал, что удивить тебя невозможно? Ты ошибаешься, зельевар».

- На всякого мудреца найдется другой мудрец, - с довольной ухмылкой вытянул из себя Волан-де-Морт. – Есть что возразить?

- Повелитель..., - с недоумением проговорил Снейп, вцепившись глазами в Волан-де-Морта, очевидно, не считая нужным скрывать удивление. - Но, ваша легенда? Вы всегда предпочитали оставаться в тени... И должен признать, всегда считал такую политическую тактику разумной. Сопротивление...

- Нет никакого сопротивления! – с силой рявкнул Волан-де-Морт. – Сопротивление развелось у тебя в школе, при твоем непосредственном попустительстве, при твоем «великодушном» отношении к предателям крови. Я недоволен тобой, Северус!

- Но мальчишка Поттер до сих пор на свободе, - с видимым усилием сглотнув комок, застрявший в горле, произнес Снейп. – Он может...

- Он ничего не может! – ярость в голосе Волан-де-Морта нарастала от слова к слову. – Он будет мертв через неделю. Максимум, через две. Он – ничтожество. Хогвартс будет моим. Директор Школы чародейства и волшебства – единственная должность, о которой всегда мечтал лорд Волан-де-Морт. Ровно с той минуты, когда впервые увидел замок.

- Я полагаю, повелитель знает, что делает, - безмятежно ответил Снейп. Взгляд его застыл и казался неподвижным, а почти деревянный голос звучал бесцветно и покорно. – Рискну предположить: нас ждут великие реформы?

- Всем понравится, - уклончиво ответил Волан-де-Морт, разразившись натужным смехом. Снейп скривил на лице улыбчивую мину с существенным усилием.

Леденящий хохот Волан-де-Морта стих внезапно, наступившая тишина в первую секунду показалась неестественной, стало отчетливо слышно, как с легким шипением плавится воск в горящих плавающих свечах. Бросив ленивый взгляд на давно потухшие угли в камине, Темный Лорд направил туда волшебную палочку. Несколько минут хозяин и гость молча наблюдали, как в углублении каминной кладки быстро растет горка из поленьев, разрубленных на редкость аккуратно, и как они потихоньку занялись огнем, освещая унылую гостиную.

- Как видишь, все приходится делать самому, - с ложной досадой произнес Волан-де-Морт: ему ли не знать, что рассчитывать в этой жизни можно только на себя. – Командую... процессом.

- Да, повелитель, - прошептал Снейп тихо, но с бросающимся в глаза почтением.

- А в Хогвартсе командуешь ты, Северус! – значимо напомнил Волан-де-Морт, отвернувшись от камина и буквально буравя взглядом Снейпа. – Пока... И будь так любезен, дорогой, оправдай доверие повелителя. Список бунтовщиков позаимствуешь у Амикуса. Мне нужен порядок в моей школе. Иначе, боюсь, придется вспомнить о Темных Искусствах..., - последние слова лорд прошипел, почти перейдя на парселтанг.

- Я могу быть свободен, повелитель? – коротко осведомился Снейп, резко поднимаясь с кресла.

- Да, - отрезал Волан-де-Морт и, измеряя худую высокую фигуру Снейпа «сочувственным» взглядом, зло посетовал: - Жаль, угостить тебя нечем, зельевар! Разве только вот это?.. Лекарство от всех болезней.

С этими словами лорд взмахнул палочкой, в комнату быстро влетел и приземлился на резном столике у камина небольшой бутылек темного стекла, в котором Гарри без труда узнал емкость со змеиным ядом. Снейп, сузив глаза, тоже приглядывался к пузырьку, и, пожалуй, приглядывался чересчур внимательно, на лице заиграла обеспокоенность.

«В общем, правильная такая тревога за свою шкуру»

- Шшшшутка, Ссссеверус. Шшшшшутка, - нарочито шепеляво сцедил Темный Лорд.

- Шутка? – переспросил Снейп, и голос его звучал неожиданно вызывающе, с сарказмом. – Я-то думал, повелитель предлагает от всей души, так сказать, приобщиться к духовной пище... простому смертному.

«Он, что, такой умный? Или... с ума сошел? Что ж, попотчуем хорошего человека»

- Угощайся, Северус! – торжественно произнес Волан-де-Морт, разливая содержимое пузырька в два высоких хрустальных бокала, которые появились на столике полминуты назад. Ехидная самодовольная улыбка, скорее похожая на гримасу, не сползала с бледного змееподобного лица.

«Но, похоже, зельевар владеет собой. Какое самообладание... Браво, Северус! Не ожидал... Хвалю. Интересно, как вывернешься, профессор?»

Но Снейп, как будто, не собирался ни шутить, ни выворачиваться. Он, похоже, полностью отдавая себе отчет в своих действиях, знал, что делает и делал ровно то, что задумал. В его поведении не только не присутствовал страх или смущение, казалось, сама ситуация вокруг кубка с ядом немало забавляет этого человека с непроницаемым тяжелым взглядом.

- За вас, Темный Лорд! – сухо сказал Снейп, и, взяв в руки бокал, залпом осушил его.

- Похвально, Северус, похвально! – провозгласил Волан-де-Морт с деланным восхищением, однако глаза его неистово сверкнули, а зрачки злобно расширились, и горячая злость тяжело разлилась по мозгам Гарри, ото лба к затылку.

– Это доказывает, что ты – великий волшебник, Северус...

Снейп выразительно усмехнулся:
- Это доказывает, что у меня здоровый желудок, без язв и повреждений. Только и всего, повелитель. Для того чтобы убить меня этим ядом, нужно вогнать его в кровь. А так, как вы совершенно справедливо изволили заметить, яд аспидов всего лишь лекарство от всех болезней.

- Что ж, с умным человеком приятно иметь дело, - сказал Волан-де-Морт, обращаясь скорее к самому себе, чем к Снейпу. По легкому непониманию, мелькнувшему в глазах профессора, Гарри догадался, что последние слова лорд произнес на парселтанге. – Надо лишь уметь правильно его использовать. Этим я займусь лично, как только разберусь с мальчишкой. Тебе понравится, Северус.

Словно в ответ на его шипение дальние двери гостиной растворились, и в помещение с шумом вползла огромная змея. Остановившись в нескольких шагах от горящего камина, рептилия замерла и подняла голову, сделав вертикальную стойку почти на хвосте. Красные, словно наполненные кровью, немигающие глаза с вертикальным зрачком. Почти такие же, как у ее хозяина. Ждет приказа.

- Нагини, проводи гостя, - скомандовал Волан-де-Морт на змеином языке.

Снейп, с видимым напряжением оторвав взгляд от узких змеиных зрачков, развернулся по направлению к двери. Его поспешные шаги гулко застучали по паркету и отозвались легким эхом от полупустых каменных стен.

«Все-таки правильно он сделал, что избавился от всех этих не в меру любопытных портретов. Что за прихоть: гордиться своими чистокровными предками! Чистая кровь... Ха! В гробу я видел вашу чистую кровь. Даром, что ли, забеспокоился, узнав, что один из этих... «избранных» рожден от грязнокровки? Со вторым тоже надо кончать. Для порядка. Как его там, Долгопупс, кажется? Бунтарь растительно-тепличный! Вылупился из горшка, проклюнулся... Ждали его, как же! Надеюсь, Северус понял, что от него требуется».

Наблюдая за тем, как прожорливые языки пламени с должным усердием вылизывают поленья в камине, Волан-де-Морт старался успокоиться, но хладнокровный, обстоятельный взгляд Северуса в ответ на высказанное недовольство хозяина по поводу беспорядков в школе, и его явное беспокойство по поводу предстоящей потери высокой должности никак не шли из ума. А уж последняя выходка с ядом и вовсе напрашивается на злодеяние. Но это успеется, это – если не будет другого выхода.

«Да, парнишка изменился. А какой талантливый был парнишка! Как, однако, портит руководящая должность увлеченных людей, отвлекая их от вечного. Ничего... Поправим. Снабдим котлами, ретортами, древними манускриптами. Будет изобретать... философский камень! Надо вернуть собственному телу покровительственную окраску, кожа сверхчеловека все же чрезмерно бледна для вечности».

Волан-де-Морт вяло пошевелил палочкой, и прямо перед ним на резной деревянный столик опустилась книга Риты Скитер, которую Гарри сразу узнал по обложке. Его великий учитель, Альбус Персиваль Вулфрик Дамблдор лукаво подмигивал ему из-под очков половинок.

Он люто ненавидел этот пронзительный взгляд холодных голубых глаз. Да что там ненавидел?! Его выворачивало наизнанку от этого сверлящего душу взгляда. Он не переносил старика с той самой секунды, когда нежданный посетитель бесцеремонно вытряхнул из горящего шкафа его «трофеи». Он даже не помнил, что там было, да это было и неважно, потому что рыжий мужлан распотрошил не мятую жестяную коробочку, а его сиротскую душу.

С того мгновенья, казалось, этот пристальный взгляд преследует его на каждом шагу: в Большом зале, в библиотеке, в Косом переулке... Сколько раз он нервно оборачивался, затылком чувствуя, что за ним следят, обнажая мысли и вытряхивая из головы самое сокровенное. Что ты хотел, старик, от одиннадцатилетнего ребенка? Это смешно, но тогда лорд Волан-де-Морт был всего лишь восторженным волшебством мальчиком с обыденным именем Том.

«Но я перехитрил тебя, старик... Я нашел способ, как оградить себя от твоих всепроникающих зрачков. Книга – источник знаний... Разве не так? Но я нашел больше. Я нашел укромное место, где ты уже не мог меня достать. Великий старый Хогвартс помог мне. Ведь ты же сам как-то проговорился, что тот, кто просит Хогвартс о помощи, неизменно получает ее. Надо лишь иметь ум, отвагу, и недюжинное желание шагнуть за порог неизвестности.

Та непостижимая комната сделалась моей доброй помощницей, выполняя самые заповедные желания сироты. А ты, старик, уже тогда знал мое сокровенное: бессмертие. О! Ты принял меры. Я вдоль и поперек облазил всю хогвартскую библиотеку в поисках заветной мечты. Тщетно. Но, оказывается, мальчик Том не там искал!

Я оставил часть своей души в той комнате, старик... ХА! В прямом смысле, старик, в прямом... Не ожидал? И вот ты гниешь в гробу, а Том Реддл жив!

Черт! Почему такое чувство, что кто-то следит за ним? Кто-то сидит у него в затылке и этот старикан с обложки ему подмигивает... Лукаво так, ехидно... Лорд Волан-де-Морт выжжет из тебя, старый шмель, этот надоевший до одури, до тошноты взгляд, и твой портрет в круглом кабинете будет висеть с пустыми глазницами. И не бурчи, что магию основателей замка нельзя преодолеть! Все возможно для человека с интеллектом. Ты даже не смог снять мое проклятие с должности, насекомое, а все туда же... Великая любовь... морковь...»

Волан-де-Морт с досадой хлопнул себя по лбу. Черт, он забыл сказать Снейпу самое главное: он ведь всерьез собирался уделить часть вечности этой его пресловутой «магии любви». Врага надо знать в лицо. Все его многосложные словословия, когда-либо появлявшееся на страницах околонаучных журналов, должны лежать здесь, у него на столе. И первоисточники. С этим Поттером сделано слишком много ошибок, непростительно много. Пора браться за ум, Темный Лорд».

Старик опять подмигивает. Чертов старый жук!

- Вот тебе! – ожесточенно воскликнул Волан-де-Морт, пронзая волшебной палочкой глазницу Дамблдора и со злорадством наблюдая, как в книге проявляется и ширится сквозная черная дырка. В воздухе остро запахло паленой бумагой.

«Бумага... Это всего лишь бумага. Бумага? Надо написать Северусу письмо. Нет, лучше вопиллер. Зельевар сегодня напросился на куда большее... злодеяние».

Последнее, что увидел Гарри, прежде чем покинуть сознание своего заклятого врага, была изувеченная книга Риты Скитер, летящая в камин, где на нее с жадностью набросились алчные красные языки.



Глава 66. Скелет из шкафа или чему быть?

19 апреля 1998 года, воскресенье.

«Началось...
Спрашивается: чему он удивляется?

До победы осталось две недели, Пожиратели во главе с красноглазым шефом взялись за активистов всерьез, как, собственно, и рассказывал Невилл. Бедный Северус... Вот уж кому не позавидуешь! И все сходится. Кхе-кхе...»

Гарри все еще лежал в горизонтальном положении на полу, посреди тесной кухни, вперив сумрачный взгляд в брезентовый потолок. Думал. Грубое шерстяное одеяло, которое уговорила-таки подложить под спину заботливая Гермиона, немного покалывало голую шею и затылок, торопя и пришпоривая невеселые думы.

Темные глаза Снейпа подозрительно быстро ушли из головы вместе с непроницаемым лицом и непроглядными мыслями великого мастера окклюменции.

«Остается только глубоко вздохнуть и работать над своими мозгами дальше, и, может быть, когда-нибудь, можно будет позволить себе ненароком обмолвиться, что де первым учителем по защите разума у него, Поттера, был сам Северус Снейп. Но сейчас это не главное, сейчас Снейп как таковой, в принципе, не так важен.

Хоть и тяжело директору Хогвартса между двух огней, но как-то помочь ему, или что-либо поделать с этим невозможно, а потому нет смысла перегружать мозги. Быстро освобождаем сознание, переключаемся (опыт есть). Следующим в списке Невилл.

Может быть, Долиша уже послали к миссис Долгопупс, может быть, мировая старушка уже сбежала от «мракоборца» – чтоб ему не встать на свои две еще долго-долго! – может быть, бабушка Невилла сейчас пишет внуку письмо со словами гордости... Кэрроу основательно, не шутя, возьмутся за Невилла, тот вынужден будет искать убежище...»

Рывком оторвав от пола спину, Гарри сел, скрестив перед собой ноги. Удары сердца гулко отдавались в висках, в горящем огнем шраме, частота пульса нарастала. Стараясь не обращать на боль особого внимания, не поднимаясь на ноги, Гарри стянул с шеи мешочек, подаренный Хагридом, засунул руку внутрь и нашарил туго свернутую трубочку.

«Вот он, этот пергамент – Карта Мародеров – развернут у него на коленях. Осталось прикоснуться к нему волшебной палочкой и... И что? Что, собственно, сейчас он увидит? Воскресенье, раннее-раннее утро, все еще спят. Невилл... Допустим, Невилл уже все знает про неудавшийся арест бабушки, допустим, уже пытается скрыться от Кэрроу. Что это дает ему, Гарри, в настоящий момент? Лишний всплеск магии, и ничего больше. Все-таки надо чаще думать о собственной безопасности, не один ведь в лесу.

Но рука с зажатой в ней палочкой неумолимо тянется к пергаменту. Он, во что бы то ни стало, должен увидеть, что Невилл еще у себя в постели, а Выручай-комната, как следствие этого, свободна.

Пока свободна. Но уже сегодня вечером, или днем, или всего через пару часов Невилл спрячется там от Кэрроу. И тогда уже не будет никакой возможности попасть туда, где «все спрятано». То есть – надо называть вещи правильными именами – туда, где находится последний тайник Волан-де-Морта».

Вот это и волновало более всего, а за Невилла Гарри был спокоен: он парень, что надо, скроется.

Мысли в голове топтались просто жуткие, крамольные. Заикаться об этом Гермионе нечего было и думать: она не одобрит стопудово, и Гарри не строил по этому поводу ровно никаких иллюзий.

«Остается только смотаться в Хогвартс «по-тихому» самому и поставить Гермиону перед фактом, выложив на стол чертову диадему. Ну, поворчит... Ну, поворчит резко, долго, сердито и, что вполне допустимо, местами больно. Он потерпит. Но не убьет же! В конце концов, случалось и хуже того. Потом он как-нибудь убедит Гермиону подкинуть диадему в «Ракушку» под предлогом...»

А вот здесь размышления резко затормозили и остановились, потому что как такового предлога не находилось и, что удручало более всего, даже не прощупывалось. Так и этак перебирая варианты, Гарри вынужден был признаться себе, что откровенно не знает, что будет делать с диадемой, окажись сейчас она у него в руках.

Согнутые в коленях ноги затекли. Гарри сменил позу, пошевелил пальцами, легкие иголочки побежали по ступням, от кончика носков к пяткам. Будучи всецело занят бередящими разум мыслями, и потому, не особо задумываясь о том, что делает тело, Гарри машинально потянул за шнурки, расслабил затяжку и заученным жестом снял сначала один ботинок, затем второй. Освободив ноги, слегка помассировал стопы, устало поднял глаза к потолку и, привычно вперившись в брезентовую крышу, упрямо продолжал распутывать неповоротливые мозговые извилины. И ничего хоть сколько-нибудь приемлемого.

Белесый свет раннего утра, кое-как ухитрившись просочиться сквозь плотное сплетение волокон ткани, попал в пятое измерение палатки и нехотя подсветил ее содержимое. Но, несмотря на прилагаемые старания, никакой определенной ясности слабый свет не добавил, и никакого вразумительного ответа на животрепещущий вопрос: «Что делать с диадемой?» с потолка не слетело.

Вопрос не стал яснее ни после умывания холодной водой из озера, ни после нескольких кругов бодрым шагом вокруг островка.

Уничтожить диадему «втихую», не дав знать об этом «своим» в «Ракушку»... - совершенно невозможно. Тот Избранный из «прошлого» непременно помчится в Хогвартс и будет искать крестраж до последнего: сомневаться в самом себе не приходится ни на мгновенье. Уже ведь было яснее ясного, что за пламя разжег Кребб, но «герой» все равно спикировал на метле за этой чертовой диадемой, которая – сейчас он в этом практически уверен – специально подманивала его под языки адского огня.

«Нет, «тихий» вариант отпадает. Неразумно. Совершенно неприемлемо.

Остается так называемый «громкий»: он, Гарри, подкидывает диадему в «Ракушку». Проще говоря, просит Кикимера передать крестраж в руки самому себе от так некоего «доброжелателя»... А что: идея не так уж безумна. С самого рождества только и делали, что гадали: кто же им, «трем мудрецам» помогает? Вот и используем это, Кикимер подсобит...

...нет, Кикимера посылать нельзя ни в коем случае. Хозяин эльфа неизбежно поймет, что его подопечного кто-то послал с поручением, и легко может заставить домовика выложить информацию об этом самом «доброжелателе». Да, разумеется, так и будет! Когда имеешь дело с самим собой, то прогнозировать события проще простого.

Оно бы все ничего, но... Тот Поттер из «прошлого» не должен догадываться, что он может остаться жив после второй «Авады». Ни единой извилиной, кишкой или ребром. В общем, ты, Поттер, прямо как Дамблдор...».

Как бы это ни было жестоко, но тот мальчик со шрамом должен пройти свой путь по Запретному лесу до логова акромантулов в полной уверенности, что это его последние шаги в этом теле и в этой жизни. Странно думать о себе в третьем лице и, фактически, отправлять себя же «на убой», но ничем другим Избранный не мог помочь многострадальному миру.

«Прямо, как Дамблдор, - снова невесело подумал Гарри, едва не запнувшись за какую-то мокрую корягу, которую ночью волны прибили к островку. – Надо все же осторожнее... передвигаться... Спокойно. С умом.

Хорошо: Кикимер отпадает. Допустим, мы передаем диадему в «Ракушку» с каким-нибудь другим эльфом (с кем конкретно и под каким соусом – обсудим после). Что имеем в этом случае?
Меч Годрика еще у «наших», они смогут уничтожить сидящую в диадеме тварь...

...если только «тварь» не начнет сопротивляться. А она непременно начнет... И что если... – Гарри резко остановился, чуть не задохнувшись: в легких не хватало воздуха, сердце учащенно забилось – что если тварь, чисто из вредности, выложит Избранному из «прошлого» всю правду о том, что он, во имя штанов Мерлина, почти «бессмертный».

Черт... ЧЕРТ, ЧЕРТ, ЧЕРТ!!! Мерлиновы...»

Гарри, забив на манеры и приличия, несколько раз выругался вслух. Злобно, мрачно, объемно. Настроение резко упало до нуля, и даже поднимающееся из-за холмов солнце поспешило отгородиться от такого сумрачного отрока непроницаемой тучей.

«Так: уничтожать диадему надо самим, в «Ракушку» передать обломки. А как тогда те, которые сейчас готовят ограбление банка, поймут, что это тот самый крестраж? Значит, опять нужна все объясняющая записка. Но от кого? Не от него же, Гарри Поттера (причина все та же: умер он, погиб смертью героя!), Гермиона на эту роль лучше подходит, но ее ведь надо еще уговорить. И поверят ли записке? Господи, хоть Снейпа подключай к новейшей истории! Да подключил бы, если бы только знал - как?»

Гарри чувствовал, что неминуемо заходит в прочный тупик. Его уже даже не волновал сам факт того, что он собирается изменить будущее. Проблема заключалась в том, что новое возможное будущее вырисовывалось ничуть не оптимистичнее прежнего.

Пристальный нервный взгляд Гермионы он почувствовал на себе, когда в сотый раз прокручивал в голове возможные варианты вмешательства в «прошлое». Обернулся.

Гермиона, едва встретившись с ним глазами, направилась к нему быстрым шагом и, крепко сжав руку, потребовала:
- Выкладывай!

Коротко, но по существу. От Гермионы ничего не скроешь, и вряд ли в данной ситуации есть смысл что-то скрывать. Его реплику: «Ты уже проснулась?» она вежливо удостоила легким простым кивком и вновь настойчиво вцепилась в него привередливым взглядом.

- Сама-Знаешь-Кто вызвал к себе Снейпа и дал распоряжение профессору «поработать» с активными бунтовщиками в его школе. С Невиллом, прежде всего, конечно. Только что, всего какой-нибудь час назад, - ответил Гарри, не колеблясь, без манерничанья.

- В смысле, провести разъяснительную беседу? – зачем-то уточнила Гермиона, наклонив вниз голову и заинтересовавшись набухающими почками на кусте вереска, так что Гарри не мог видеть ее глаз.

На этот раз Поттер мрачно усмехнулся.
- В смысле, вспомнить о любимых Северусом Темных Искусствах, подкрепив «нужные» слова полагающимися в таких случаях заклинаниями.

Решительно выпрямившись, Гермиона произнесла тихо, но твердо:
- Гарри, пожалуйста, не строй из себя истовую озабоченность судьбой Невилла. Прекрасно вижу, что тебя волнует судьба диадемы.

- Угадала, - сознался Гарри со вздохом.

Сказал правду нехотя, но и на самодеятельные подвиги по сверхплановому спасению мира особой охоты не чувствовал. Даже странно как-то, непривычно. Но после всех размышлений, в общем, вполне логично.

- И что успел придумать дельного за полсотни кругов? – пристрастно допытывалась Гермиона, обводя рукой по периметру островка и помогая своему жесту глазами.

- Одно другого хуже, - махнув рукой, пессимистично повинился Поттер. – Честно!

- Честно: верю! – ответила Гермиона со всей серьезностью, Гарри не уловил в ее словах даже тени сомнения.

- Чем заслужил? – хмуро спросил Поттер, немного, однако, ободрившись деловитой признательностью подруги. Руки, до того болтавшиеся без дела, сами собой потянулись к девушке.

- Не подлизывайся, - беззлобно огрызнулась Гермиона, заметив его порывистое движение, но чувствовалось, что это она так, для порядка, потому что следующее слово «Гарри» было произнесено мягко, проникновенно.

- Ну, если «Га-арри», – примирительно пробормотал парень, подражая интонации девушки, - то, кажется, у него еще есть шанс... м-мм... подлизаться, - протянул Поттер выразительно, но ограничился тем, что взял девушку за руку и едва коснулся губами ее щеки. – Ладно, признаю - не время. Серьезно: колись, почему считаешь, что ничего стоящего мне в голову не пришло?

- Ой, Гарри... Да это элементарно! – Гермиона усмехнулась и, скрестив на груди руки, с готовностью пояснила: - Если бы тебе в голову пришло что-то оптимальное, ты бы не мотал зря круги. Либо давно бы все рассказал, либо диадема уже была бы в твоих руках, а я стояла бы перед свершившимся фактом. Оно и понятно: в данной ситуации каждая минута на счету.

- Логично..., - выдавил Гарри, в очередной раз поражаясь тому, как умеет подруга расставить точки в нужных местах, над нужными буквами.

«Или просто ты, Поттер, слишком предсказуем со своей гриффиндорской бесшабашностью. Это твоя слабость, твой врожденный дефект. Вкупе с благородством получается так, как сказал Волан-де-Морт: «Мальчишка придет...»

Услужливое воображение уже полным ходом рисовало раннюю могилку юного мракоборца Гарри Поттера, погибшего безвременной смертью при исполнении особо опасного задания, когда его потуги прервал голос Гермионы. Говорила она с нажимом, открыто взывая к доводам рассудка.

- Прошу тебя, Гарри, не стоит считать меня умнее того, что я есть на самом деле!

- А на самом деле как дело обстоит? – спросил Гарри, делая вид, что сдался.

- А на самом деле я сама слишком много думала об этом, - просто, без всякой суеты, призналась Гермиона. – И ничего не придумалось. От того, что мы заберем крестраж тайком, трупов меньше не станет!

Гермиона произнесла последнюю фразу с такой яростной твердостью в голосе, что Гарри, не найдя ни слов, ни мыслей для возражения, лишь закивал головой в знак согласия. Что уж тут говорить? Сам только что пришел к аналогичному выводу.

- И подкинуть артефакт в «Ракушку» слишком опрометчиво, - добавил он с сожалением, глядя на девушку. – Кто знает, насколько быстро эта тварь считывает информацию? Кому-то все равно придется подержать ее в руках, и если тот задумчивый очкарик узнает от диадемы, что в данный момент существует в двух экземплярах...

- И?.. – вырвалось у Гермионы с хрипом, потом голос оборвался, и она закашлялась.

- Ну, может задуматься..., - ответил Гарри рассудительно, – когда в лес пойдет. Типа, как так жив остался? Понимаешь, иногда на него находит, и он вдруг резко и не к месту начинает думать, - пояснил Гарри, увидев, что подруга смотрит на него с изумлением.

Быстро наклонившись и подобрав среди камней какую-то ветку, Гермиона попыталась разломить ее, но мокрое упругое дерево согнулось и резко выпрямилось, подобно сжатой пружине, едва она ослабила захват. Согнув упрямую ветку еще раз, и еще раз убедившись, что с деревом, как и с убежавшим «прошедшим» временем, силой ничего не сделать, Гермиона отбросила ветку в сторону. На лице девушки застыло сердитое, досадное выражение.

- Ты чего злишься? – спросил Гарри без колкости. – Все равно ведь ни так, ни этак...

- Сама, тем не менее, не догадалась! – призналась Гермиона с досадой. – Теряю квалификацию.

«Она теряет квалификацию... Ну-ну! И все-таки, используя свою железную логику, Гермиона пришла к тому же выводу, что и он: в изменившемся будущем трупов просматривается ничуть не меньше. В изменившемся будущем?..»

Поглощенный своими мыслями, Гарри буркнул что-то скептическое по поводу мнимой потери квалификации, и вдруг, словно что-то припомнив и нащупав стержень проблемы, резко сказал:
- Ты не должна была так говорить, Гермиона.

- О чем ты? – не поняла девушка.

- О чем-то оптимальном, что помогло бы оставить в живых большее число наших..., - Гарри невольно запнулся, - друзей. То есть ты тоже думала о том, как изменить будущее?

Гермиона, внезапно посуровев, посмотрела на него так, будто он обвинял ее в государственном преступлении против Министерства Магии.

- И что? – ошеломленно спросила она.

- Будущее нельзя изменить, Гермиона, и именно об этом ты должна была вещать в первую очередь.

Определенно, он поймал ее за руку и на «горячем». Гермиона заметно занервничала, легонько покусывая нижнюю губу и машинально поправляя рукой волосы.

- Интересно, получается! – воскликнула девушка с вызовом. - Кому-то, значит, можно...

- Мне можно, - с завидным спокойствием перебил Гарри, выставив ладонь вперед и подкрепив слова подобающим жестом, - потому что я неправильный Гарри Поттер.

- А мне, выходит, нельзя? – ахнула Гермиона, прикрыв рот ладонями, судя по высоте и силе возгласа, пораженная в самое сердце.

- Нельзя, - твердо заявил Гарри, многозначительно кивая головой и натянув на лицо непроницаемую маску, честно позаимствованную у незабвенного профессора Снейпа. - Потому что ты правильная Гермиона Грейнджер. Ничего не поделаешь! – Гарри развел руками в мнимом бессилии. – Этим ты хороша...

- И плоха одновременно, - закончила за него девушка, грустно и со вздохом.

- А у каждого свои недостатки, - протяжно и глубокомысленно отметил Гарри, подмигнув внимательным карим глазам подруги и вновь разводя руками. Но сразу же перешел на деловой тон: - Давай лучше ближе к физике. Вопрос прежний: можно ли изменить будущее в принципе?

- Нет, - твердо ответила Гермиона, даже не стараясь хоть сколько-нибудь смягчить тон. – По официальной версии министерства – твердое «НЕТ».

Гарри со значением хмыкнул. Официальная версия министерства, разумеется, достойна всяческого уважения, но... Какого обвислого Мерлина тогда Гермиона всерьез задумалась о возможности изменения будущего? Продвигала бы вперед свою, вернее не свою, а официальную министерскую версию. Нет, что-то тут не так.

- А по версии мисс Грейнджер? – настойчиво допытывался Гарри.

На этот раз хмыкнула Гермиона, и тоже весьма глубокомысленно. Интуиция упрямо нашептывала, что девочке есть что сказать, но вот как ее разговорить?

- Как они это объясняют? – спросил Гарри, решив, что надежнее идти в обход. – В смысле свой запрет на изменение будущего.

- Ты думаешь, они сочли нужным что-то объяснять тринадцатилетней ученице? – ответила Гермиона вопросом на вопрос и, пожалуй, чересчур эмоционально. – «Нет, нет и еще раз нет!». Собственно, это все. Я дала честное гриффиндорское, что буду использовать хроноворот исключительно в учебных целях. МакГонаглл за меня поручилась. И все шло хорошо...

- Пока один раз лучшая ученица Хогвартса не проспала обед, урок заклинаний и Веселящие чары...

Гарри сказал это просто так, не придавая словам особого смысла. Больно уж вид был у девочки ошарашенный, когда они с Роном обнаружили ее спящую голову на пухлом учебнике нумерологии. Захотелось пожурить ненароком, благо, тема была благодатная и случай выдался подходящий. Гермиона, однако, разглядывала его с подозрительным интересом, видно было, что ее так и подмывало расспросить обо всем подробнее. Гарри держал паузу, терпеливо ждал, засунув руки в карманы.

- Скажи: я была на том уроке заклинаний? – прямо спросила Гермиона, видимо решив, что напористый очкарик не отстанет.

- Конечно, нет, – твердо ответил Гарри. Вот уж в чем-чем, но конкретно в этом факте истории сомневаться не приходилось. Сколько раз с Роном, потешаясь, припоминали, как заучка Грейнджер единственный раз в жизни пропустила школьный урок: проспала Веселящие чары! – Ты куда-то исчезла перед самым кабинетом, точно помню, ты стояла рядом, когда я открывал дверь. Где гуляла, Гермиона? – спросил Поттер сурово.

- Перепутала расписание, профессор, - прошептала девушка с «виноватым» видом. – После урока у Хагрида я должна была переместиться на нумерологию, но выяснилось, что на этом уроке я уже есть..., - девушка на мгновенье задумалась, потом пояснила: - то есть я там себя увидела во втором экземпляре. Решила, что раз уж так нелепо получилось, то надо хотя бы почитать нумерологию в гостиной. Ну и... заснула.

- Отлично! – с жаром вскрикнул Гарри, живо представляя себе оторопевшее лицо Гермионы, следящее за самой собой откуда-нибудь из-за угла. – Постой! – снова воскликнул он, вновь и вновь прокручивая в голове перемещения подруги во времени, - Выходит, ты существовала в тот момент в трех экземплярах? На уроке нумерологии, на уроке ухода за магическими существами и мирно спала в гостиной. Невероятно!

Гермиона кивнула, не разделив, однако, пламенного восторга друга. Ее лицо так и осталось сосредоточенным, и выглядело чересчур бледным. Невольно отметив застывшую в карих глазах усталость, Гарри решил про себя, что, скорее всего, его подруга плохо спала, если вообще спала несколько жалких часов с полуночи до рассвета.

- Знаешь, Гарри, - обратилась к нему девушка, - наверное, это был единственный случай, когда я перепутала время и... по-моему, не только время.

Голос Гермионы зазвучал совсем тихо и казался убитым, как если бы лучшая ученица Хогвартса вдруг обнаружила, что не знает урока, а отвечать надо немедленно и на все вопросы сразу.

- Что-то пошло не так? – спросил Гарри, подсознательно чувствуя, что узелок молчания развязался, и сейчас она сделает-таки чистосердечное признание. Как не крути, а жесткие игры со временем караются конкретным сроком на далеком холодном острове, так что не приходилось удивляться тому, что Гермиона держала язык за зубами.

- Ну..., - протянула Гермиона неуверенно, нервно сцепив ладони перед собой. – В общем, я сразу почувствовала неладное. Все было... как во сне, то есть я вроде бы шла и видела саму себя со стороны, но при этом соображала с таким огромным трудом! А когда доползла до гостиной, то даже не смогла несчастный учебник открыть. Не было сил. Как будто всю жизненную энергию из тебя высосали разом. Собственно, на учебнике нумерологии вы с Роном меня и обнаружили.

- Вот как? - изумленно пробормотал Гарри, с трудом веря своим ушам. – То есть, получается: третий лишний?

Гермиона неопределенно пожала плечами, дав понять, что точного ответа на вопрос не знает.

- Но почему? – продолжал выспрашивать Гарри с наивностью пытливого ребенка, которому в свое время взрослые не дали обещанных ответов на все его «почему», сославшись на вечное «некогда» и занятость.

Отклик, как ни странно, прозвучал, но не из уст Гермионы. Вкрадчивый размеренный шепот раздался из кармана куртки, в котором Гарри мгновенно узнал надменный «великодушный» напев Великого Артефакта с неизменным подсознательным припевом: «Пользуйтесь, пока я жив и воздайте хвалу обвислому Мерлину и его незабвенным кальсонам за то, что снисхожу до разговора».

- Несмотря на то, что время как таковое до сих пор остается загадкой, в уравнении Эйнштейна пространство и время равны, - похоже, Великий Артефакт монотонно цитировал что-то чересчур заумное. - Таким образом, теоретически существует возможность связать два различных времени как две точки пространства, если стабилизировать связь между ними с помощью некой экзотической материи. Но и это не все. Хотя теория Эйнштейна не запрещает путешествий во времени, любая частица, оказавшаяся внутри временного коридора, быстро дестабилизируется до такой степени, что будет уже ни на что не годна.. Если, конечно, не поддержать эту непоседливую частицу... э-э... неким волшебным образом. Квантовая физика – это вам не палочкой махать! – удовлетворенно закончил Великий Артефакт, широко и лениво зевнув.

- Чего, чего? – быстро переспросил Гарри, вытаскивая Бузинную палочку из кармана. – Ну-ка, ну-ка, все сначала и подробнее, подробнее...

- А я знаю? Не знаю я подробнее! – возмущенно огрызнулся Великий Артефакт. – Да я, к вашему сведению, даже читать не умею. Это дедушка магловские журнальчики листал, - пропела Бузинная палочка совсем по-детски, - а я ему мозги подсвечивал.

- Бедный дедушка..., - скептически отозвался Гарри, подмигнув обеспокоенной Гермионе и сделав успокаивающий жест рукой. - Видите ли, уважаемый, я имею крайне расплывчатое понятие о квантовой физике, - Гарри старался выглядеть максимально вежливым. - Про этого... Эйнштейна что-то такое слышал, но тоже, в общем, немного. Так что, будьте добры, объясните как-нибудь своими словами, потому что, честное волшебное слово, ничего не понял.

- А старик тоже мало что понимал, - небрежно откликнулся Великий Артефакт. – Из того, что Дамблдор лепетал себе под нос, уловил лишь то, что обычному маглу такие путешествия никак не по «математическому уравнению волновой функции», - с важностью добавила палочка. – Дестабилизируется магл.

Последнее Великий Артефакт изрек столь фундаментально, что о горемычной судьбе незадачливого магла, нацепившего на шею хроноворт, оставалось только вздыхать.

- А волшебник? – уточнил Гарри. – У него, что, другое... э-это... уравнение?

Продолжать насчет «уравнения» дальше Гарри не рискнул, дабы не перепутать ненароком слова и термины.

- А то! – с ходу возмутился Великий Артефакт, явно пораженный такой юношеской наивностью. – Вот взять меня, например. Даже я, сам Великий Артефакт, в руках какого-нибудь магла просто палка, и ничего более. Чурбан чурбаном, полено поленом. И взять с упрощенной модели человека нечего.

- А Гермиона почему чуть не «дестабилизировалась» в третьем варианте? – спросил Гарри.

- Эйнштейна спроси, - недовольно буркнул Великий Артефакт. – Он всю эту математику, а проще говоря, фигню, выдумал. Потом прибавил уже более удовлетворенно и мечтательно: - Вот за что люблю наше родное министерство, так это за то, что не забивают добрым людям мозги всякой ерундой. Нельзя и все. Хочешь жить – выполняй рекомендации министерства. А коли министерство тебе не указ, и голова у тебя не в меру горячая, то, не обессудь, дорогой, отправляем на холодный северный остров.

- И все же..., - неуверенно начал Гарри, у которого, по всем признакам начался острый приступ хронического природного любопытства. – Может быть, хроноворот не рассчитан на третью точку пространства в... э-э... внутри одного временного коридора?

- О-оооо!.. – жалостливо протянул Великий Артефакт, минорно покачав кончиком. – Красиво говоришь, товарищ Поттер... Только предупреждаю: гриффиндорцам много думать вредно, от этого у них напрочь теряется их неповторимая гриффиндорская сущность. Чего так недоверчиво смотришь? – пробурчал Великий Артефакт, зыркнув кончиком. – Не веришь? Зря. Вулфрик тоже с малиново-желтым шарфиком в Хогвартсе ходил.

Пока озадаченный Поттер непроизвольно рассуждал на тему: «Жил был хороший человек, настоящий гриффиндорец, а потом вдруг начал много думать...», Великий Артефакт, выждав паузу, продолжил гнуть свое.

- Последний раз предупреждаю: не грузи зря мозги, они тебе еще пригодятся. Министерству Магии надо верить на слово. Точка. И не зачем расходовать зря магическую энергию. Твою собственную, между прочим.

- Мою? – переспросил Гарри чисто машинально, потому что ненамеренно думал обо всем сразу: о хроновороте, о временном коридоре, о трех Гермионах в одном времени и пространстве, о диадеме, о чересчур близкой горькой участи защитников Хогвартса, которым предстояло погибнуть, об их родных, которым нужно было как-то смотреть в глаза.

- Ну, не мою же, - съязвил в ответ Великий Артефакт, печально вздохнув. – А чего, спрашивается, я тут вожусь с тобой, мальчик мой? Кто я без тебя, а? Полено полированное. Э-эх! Жизнь моя - чурбанка... Ладно, не будем о грустном, когда великих дел полно, - повел итог Великий Артефакт, далее переходя на еле слышный шепот: - Я тебе скажу просто, как джентльмен джентльмену, нет такой..., назовем ее леди, у которой был бы только один секрет.

Шепот Бузинной палочки звучал многообещающе, Гарри сразу встрепенулся, бросив озабоченный взгляд на подругу, терпеливо ожидавшую конца разговора. Какие у нее могут быть секреты? Хотя, если подумать, случайно перепутав расписание, она все равно не изменяла будущее, это всего лишь досадное недоразумение.

А если хорошо подумать, то ради чего Гермиона могла решиться на риск? На память мгновенно пришел персональный боггарт лучшей ученицы Хогвартса, которая до смерти боялась завалить экзамены, а Веселящие чары, по ее же словам, непременно будут вынесены на экзамен.

- Мог бы и сам поведать тайны Гермионы, - прошипел Поттер, обращаясь к палочке, как-то не сомневаясь в том, что великий проказник мозги уже всем подсветил.

- Держишь меня за гнусного сплетника? – со слащавым ехидством осведомился Великий Артефакт. – Тебе надо, ты и парься!

Судя по всему, это была заключительная ария большого артиста. Великий Артефакт резко и демонстративно замолчал, Поттер обреченно вздохнул. Собственно, ничего другого и не ожидал от «себе на уме полированного полена». «Видимо, в этой жизни и вправду приходится рассчитывать только на себя», - подумал Избранный, смутно припоминая, что нечто подобное совсем недавно подсмотрел в голове Водан-де-Морта.

- Что он тебе сказал? – спросила Гермиона с плохо скрываемым нетерпением, обнаружив, что Гарри молчит.

- Математику парил, - махнул рукой Гарри, решив, что подробности озвучивать слишком долго и не к месту. – От «дедушки» нахватался по верхам, сам, похоже, в этом мало что понимает... Впрочем, как и сам усопший «дедушка» и искренне преданный тебе друг, - произнес Гарри, постучав себя кулаком в грудь.

- А-аааа..., - напевно затянула Гермиона, плавно скользя взглядом по гладкой поверхности озера. – Понятно.

Трудно было сказать, о чем она думает, но последнее слово было произнесено спокойно, слегка рассеянно, без напряжения.

- А вот мне осталось не понятно, - категорично начал Гарри, решив и дальше тянуть за ниточку, попавшуюся под руку. - Почему будущее нельзя изменить? Ну, все-таки!

Поймав вопросительный взгляд Гермионы, направленный на Бузинную палочку, Гарри с готовностью пояснил:
- Великий Артефакт, видишь ли, разделяет политику Министерства Магии. Типа, верь на слово и не задавай лишних вопросов.

Гермиона удовлетворенно усмехнулась с красноречивым видом: «Ну, что я тебе говорила?!»

- Но ты ведь попробовала, Гермиона? – спросил Гарри подобострастно, вкрадчиво, заискивающе, надеясь раскрутить ее на откровенность. Однако, по-настоящему делу помогли следующие его слова: - Может, есть смысл еще раз попробовать?

- Да у меня даже в мыслях не было менять будущее, Гарри! – отрезала Гермиона с таким сердито-серьезным видом, как будто отчитывала непоседливого малыша за то, что он пытается засунуть пальцы в электрическую розетку. – Я использовала хроноворот исключительно для учебы!

- И потому, когда в сердцах хлопнула люком перед носом Трелони, демонстративно покинув прорицания, решила наверстать упущенное, - как ни в чем не бывало, продолжил Гарри, стараясь сохранять непринужденную небрежность в интонации голоса. – Небось, крутанула маховичок на два оборота вспять и помчалась на заклинания?

По одному напряженно-удрученному виду Гермионы стало ясно, что он угадал на все сто. Единственное, чего Гарри откровенно не понимал, состояло в следующем: а к чему такие вселенские тайны? Отправился человек на пропущенный урок, и что? Какое, к черту, изменение будущего?

- Проблема состояла в том, Гарри, - сказала Гермиона, точно подслушав его мысли, - что вы двое, ты и Рон, да и весь класс, включая профессора Флитвика, прекрасно видели, что меня не было на заклинаниях.

- И что с того? – опять не понял Гарри. – Ты же на остальные уроки из «прошлого» времени тоже не тайком ходила, нарушая, между прочим, основной принцип использования хроноворта: «чтоб никто не видел», - добавил он с подковыркой.

- Нумерология и уход за магическими существами, а также прорицания и магловедение стояли в расписании в одно и то же время. Тот, кто ходил на нумерологию, соответственно, не посещал уроки Хагрида, - терпеливо начала объяснять Гермиона, так что Гарри опять почувствовал себя неразумным ребенком, – поэтому они могли только гадать и судачить, как мне удается это проворачивать. Но, поскольку профессор Флитвик прекрасно знал о существовании хроноворота, то, разругавшись со стрекозой, после того переместившись на два часа в прошлое, я все-таки пошла на урок к Флитвику. Первой мыслью было просто попросить разрешения присутствовать на уроке хотя бы сидя в шкафу.

- Боже!.. Какие грандиозные жертвы ради науки! – не выдержав, с неприкрытой иронией воскликнул Гарри. – Школа волшебников будет вами гордиться, мисс Грейнджер, которая тихо сидела в шкафу, когда все просто умирали со смеху, - восхищенно шепнул он девушке на ухо, и, пользуясь моментом, обнял за плечи и чмокнул в щечку. – Вовремя Люпин из того шкафа боггарта выскреб, однако...

- Это не смешно, Гарри, - запротестовала Гермиона, слегка отстранившись от парня. – Мне пришлось... мне пришлось нагло обмануть доверие профессора Флитвика!

Поскольку девушка говорила без тени какой-либо усмешки на лице, Гарри волей-неволей тоже пришлось разгладить улыбку. Расспрашивать, в чем же заключался обман, не привелось, поскольку Гермиона не стала медлить с продолжением истории.

- Проблема заключалась в том, что я уже разговаривала с профессором, и уже после урока, и он мне про шкаф ничего не сказал даже намеком, посоветовал лишь почитать литературу. Из этого я сделала вывод, что он ничего не знает, то есть, я, скорее всего, действовала самостоятельно, на свой страх и риск.

- В смысле, полезла в шкаф сама, по своей собственной инициативе? – уточнил Гарри, в очередной раз поражаясь, на что способен заучившийся человек с львиного факультета.

«На свой страх и риск... Нагло обмануть доверие профессора Флитвика... Да тут никакие Веселящие чары не пойдут в сравнение с прозой жизни!».

- Ага, - подтвердила Гермиона, кивнув. – Пользы, надо сказать, от моего пребывания на уроке было немного: занятия у Флитвика, в основном, практические, а что я могла колдовать, сидя в шкафу? Мне бы сразу об этом подумать, послушавшись совета профессора. Так нет же! И еще, как назло, вы двое по очереди накладывали друг на друга Веселящие чары не где-нибудь, а около этого самого шкафа.

Гарри смотрел на подругу недоуменно, тщетно пытаясь найти в действиях Гермионы криминал. Не находил. Что с того, что девочка просидела в темном шкафу полтора часа? На Азкабан не тянет, хоть лопни! И причем тут они с Роном? Рядом со шкафом, в дальнем углу класса – это было их любимое место, «трио» всегда там обитало, чтобы иметь возможность в сторонке обсудить текущие дела.

- Короче, к концу урока на великого Гарри Поттера напало вдохновение, и он разошелся не на шутку, - продолжала Гермиона. – В общем, то ли Рон нарвался на твои Веселящие чары, то ли чары нарвались на него, но случилось совершенно непредвиденное: Рон от смеха не смог устоять на ногах, упав и привалившись прямо к дверце шкафа.

- Ну, было дело, - как следует покопавшись в памяти, произнес Гарри. – Даже дверца вроде бы чуть-чуть приоткрылась, - добавил он, слабо припоминая противный скрипучий звук старых железных петель.

- Чуть-чуть? – не поверила Гермиона. – А ты ничего не путаешь? Да она распахнулась настежь, я не сумела ее удержать!

- То есть, ты хочешь сказать, что мы с Роном тебя увидели? – ошарашено спросил Гарри, вытаращив на подругу глаза. – Но ведь этого не было! Честно – не было, - еще раз повторил Гарри, почему-то думая, что Гермиона ему не верит. – И что дальше случилось? Кто-нибудь, кроме нас двоих, видел тебя в шкафу?

- Не успели, - ответила Гермиона. – Постаралась принять меры, то есть притянуть к себе и захлопнуть проклятую дверцу. В общем, с замиранием сердца ждала, что будет дальше, всей душой надеясь, что вам померещилось, показалось, и что вы про меня скоро забудете. Тем более что ты-то, как раз, мог и не заметить меня, потому что, вроде бы, отвернулся. А Рон точно видел, но он от хохота был сам не свой.

- И что: надежды, надо полагать, не сбылись? – осведомился Гарри с лукавством, которое с полным правом можно было бы назвать ехидством.

«Забудешь тут о существовании Гермионы Грейнджер в шкафу, когда весь урок о ней вспоминали. Да это ж, можно сказать, беспрецедентный случай!»

То, что рассказала Гермиона дальше, заставило Гарри старательно ощупать себя, даже ущипнуть, чтобы лишний убедиться, что он существует в действительности.

- И тут Рон, еле живой от смеха, хохоча и тыкая пальцем, пролепетал: «Ха-ха-ха, Гарри, ты только посмотри! Грейнджер сидит в шкафу!».
- А я?
- А ты ненавязчиво так поинтересовался: «Уизли, ты успел сменить боггарта?»
- Я такого не говорил! – решительно запротестовал Гарри.

- Да в том-то и дело, что говорил, - устало произнесла Гермиона. – Ты еще так протяжно и наставительно добавил что-то вроде: «Не на-а-до было тебе, Рон, читать нумерологию на сон грядущий. Видишь, какие страхи мерещатся!».

- А Рон? – спросил Гарри машинально, силясь понять, не разыгрывает ли его Гермиона. Заучку Грейнджер в шкафу забыть было невозможно и через сто лет.

- А Рон со смехом ответил, что Гермиона, хоть и далеко не прекрасная принцесса, но все же не настолько страшна, чтобы принять ее за боггарта, - сказала Гермиона убитым голосом.

- Рон такое сказал? – уточнил Гарри, удивляясь себе.

Зачем ему это нужно? Рон, конечно, иногда бывает недобрым, но он ведь не со зла. И потом, ничего подобного не было, Гермионе все это просто приснилось: и урок заклинаний, и шкаф этот старый, и нелепый разговор о боггарте...





Глава 67. Пересечение параллельных

19 апреля 1998 года, воскресенье
*глава рассказана Гермионой Грейнджер*

«Просто в тех местах, где пересекаются миры, реальность иногда выходит из-под контроля, и тогда предметы и люди начинают своевольничать, приоткрывая стороннему взору истинную свою природу»
Макс Фрай «Энциклопедия миров»


Ну, что, Грейнджер, дождалась правды в лицо от лучших друзей? «Не прекрасная принцесса...» Нет, не так: далеко не прекрасная принцесса!

А в голове назойливо вертится детский стишок: «Принцесса была ужасная...» Неужели же все настолько печально?

- Рон, если ты будешь и дальше так ржать, то тот несчастный боггарт в шкафу лопнет без всякого «Ридикулуса».

Гарри явно переборщил с Веселящими чарами, теперь пытается воззвать к здравому смыслу, но, умом своим хваленым чувствую: тщетно. Рон хохочет, не может ни остановиться, ни прийти в себя. Радоваться можно только одному: под шумок удалось снова запереть защелку на «Колопортус», но сама защелка выглядит крайне ненадежно. Если Рон снова привалится к шкафу, то кривая железка дернется, отойдет в сторону и содержимое шкафа уже ни для кого не будет тайной. Приморозить замочек, что ли? Пожалуй, за неимением лучшего и простейшее замораживающее заклинание сгодится. Да, так спокойнее.

Господи, хоть бы урок скорее кончился! Хоть бы Флитвик, что ли, обратил внимание на двух зарвавшихся идиотов. Да у Рона же натуральный приступ истерического хохота, икать уже начал человек!

- Так, так, молодые люди, - почти по-детски высокий, слегка картавый голос Флитвика долетел до ушей как нельзя кстати, - боюсь, это уже не смешно, а трагично. Вам, молодой человек, лучше выйти в коридор, успокоиться, выветрить лишние эмоции. Урок скоро закончится, последние пять минут ничего не изменят. А вам, Поттер, следует быть осторожнее, но, должен сказать, Веселящие чары вам удались, как никому. Ну-ка, кто у нас тут еще грустный? Невилл Долгопупс, сейчас мы проверим, сохраните ли вы серьезный вид под волшебной палочкой Гарри Поттера.

Ну вот, небеса услышали мои молитвы. Уизли отправили охладиться, Поттера заняли полезным делом, и, судя по всему, с делом он справляется. Невилл уже издает неровные звуки сдержанного хохота, Флитвик советует Гарри не волноваться и смирять свои эмоции, не доводя напарника до удручающего состояния.

Профессор не догадывается, что у него под носом сидит еще одна идиотка, которой – увы - не до смеха. Господи! Зачем? Зачем я заползла в этот дурацкий шкаф? Что ж, Грейнджер, радуйся – прослушала вступительное слово профессора о вербальной форме заклинания и знаешь, куда ставить ударение. Ах, да: все твои личные отрицательные эмоции остались при тебе.

Неужели звонок? Все. Урок, кажется, закончился. О чем это все галдят, как стая крикливых воробьев? А-ааа... Как же я забыла: обед. Господи: обед!.. А мне там никак нельзя показываться, потому что обед я уже проспала, и в Большом Зале меня никто не видел, поскольку меня там не было. Так что зря замочек расколдовала, спешить все равно некуда.

А в животе, как назло, так урчит от голода, что это завывание, похоже, уже не скроешь в тишине опустевшего класса. Одна надежда, что профессору Флитвику тоже нужен суп, и жаркое, и яблочный пирог... Рон что-то такое болтал про яблочный пирог... Господи, хоть бы кусочек того пирога из прошлого пропущенного обеда! Маленький, крошечный, подгоревший...

И все-таки, Грейнджер, признайся хотя бы себе самой: стремясь объять необъятное, ты откусила слишком большой кусок. Не проглотить. Сколько ты еще так сможешь? Посещать по десять уроков в день, жить по двадцать семь часов в сутки без обеда и отдыха? А сегодня только понедельник! Впрочем, сегодня ты сделала единственно верный шаг в правильном направлении: освободила себя от прорицаний. Давно пора.

И все равно (и не говори, что не чокнутая!) не удержалась от соблазна крутануть песочные часики на два лишних оборота. Тебе же нужно было всего-то попасть на магловедение, но ты, упрямая, решила еще и Веселящие чары прихватить. Вот и сиди тут теперь голодная! И да, можешь себя поздравить: сегодня ты узнала, что своим страховитым видом можешь пугать людей не хуже боггарта. Весело-то как!..

«Принцесса была ужасная... Не удивительно, что ее никто не выносит. Если честно, она – настоящий кошмар», - детские рифмованные строчки невольно, сами собой, накладываются на бурчание Рона из далекого первого курса, и на душе становится совсем кисло. В глазах начинает привычно щипать, и горючие слезы, одна за другой, щедро увлажняют щеки.

«У-уууууу... Лучше бы меня тогда тролль зеленый в туалете сожрал!.. Не сидела бы сейчас тут, в темноте. Голодная, несчастная... Злая, печальная... Дура такая... Страшная такая...»

- Не знал я, что боггарты плачут.
«Ой! Это откуда голос? И когда успела дверь открыться? Господи, да это же...»

- Гарри?!
- Гермиона?!
«Интересно: глупее ситуации в жизни бывают?»

- А-аааа... Гарри, ты-ы... что тут делаешь?
«Твой вопрос, Грейнджер, еще глупее, чем ситуация. Просто странно, что это Поттер еще ничего не сострил на эту тему? Ну, ничего, сейчас найдет нужные слова и скажет».

- Совершаю храбрый подвиг настоящего гриффиндорца.
- А-ааааа...
«В данном случае «Э-эээээ...» выглядело бы более естественно. Но, слово вождя красно-желтых сказано, и к сказанному добавить нечего».

- Хотел вот сразиться с боггартом. Думал, что после Веселящих чар у меня, наконец, получится настоящий Патронус, - Гарри говорит немного растерянно, отчего-то чувствуя себя виноватым, и как я логично подозреваю, не совсем правду. – Дождался, пока профессор Флитвик покинет класс... И вдруг слышу: кто-то всхлипывает. А мы с Роном тебя... это... потеряли. А ты тут сидишь, в шкафу. Скажи честно: это не Малфой тебя сюда запихал?

«Малфой? Меня? Да как бы он посмел! Злобная дрянь. Зря Рон помешал вмазать этому жалкому мерзавцу еще раз. Спихнуть «инцидент со шкафом» на слизеринца, конечно, проще простого, но ведь глупые мальчишки мстить пойдут... Подерутся, баллы с факультета из-за них снимут, Грейнджер в шкафу, чего доброго, станет всеобщим достоянием... Ой, даже думать страшно».

- Нет, Гарри, нет! Это я сама... Я не могу тебе больше ничего сказать. Это... не моя тайна.

- Надо полагать, возвращаемся к старой мозольной теме: нет смысла выяснять у Гермионы Грейнджер, как ей удается посещать несколько занятий одновременно, да еще и, как выясняется, обнаруживаться в самых невероятных местах, - слегка иронично произносит Гарри, присаживаясь рядом на корточки. – Но тогда скажи: почему ты плачешь? Это ведь не из-за..., - тринадцатилетний мальчишка страдальчески тушуется, не закончив фразу.

«Ох, Гарри, Гарри! А из-за чего, по-твоему, плачут девчонки в четырнадцать с половиной лет? Одно дело, видеть себя в зеркале и подозревать, что ты уродина - а глядя на «выдающиеся» передние зубы и не то можно сказать. И совсем другое – услышать подтверждение своим тайным страхам со стороны, да еще от лучших друзей. А мама еще успокаивает, что типа главное – душа и сердце, на внешность, якобы, обращают внимание только в первое время знакомства. Как ты права, мамочка: сначала обращают внимание на то, что ты безобразна, потом свыкаются, но теряют к тебе всякий интерес, как к существу противоположного пола. В таких эпизодах уместно сказать: случай безнадежный. Вот так...»

- Гермиона, ты просто... ты просто очень устала за последнее время. Похудела, и вид у тебя такой..., прости, что так прямо говорю, но вид у тебя совершенно изможденный. Да я бы, наверное, без всякого Блэка издох, если бы в один день написал и длиннющее эссе по нумерологии, и еще более длинный трактат на тему «Почему простецам нужно электричество». И древние руны, и свойства природных ядов, и чертовы чаинки на блюдечке! Может быть, все-таки стоит уменьшить количество предметов?

Начинает Гарри неуверенно, но постепенно его голос приобретает твердость, не теряя, тем не менее, на удивление мягкой доброты и заботливого участия.

- Я ведь знаю, как это тяжело – учиться в таком темпе, да еще постоянно. Капитан Вуд довел количество тренировок до пяти в неделю, а по четвергам у меня еще индивидуальные занятия с Люпином. И я тоже не могу от них отказаться, потому что глупо терять сознание на стадионе, пред всей толпой. Я должен выиграть матч, и дементоры не должны мне помешать!

На мгновенье узнаю прежнего Гарри – ершистого, целеустремленного, напористого, для которого квиддич – «наше все». Интересно, каким бы он стал, если бы относился к учебе столь же ревностно? Сидели бы сейчас в одном шкафу... Ну, не выделило бы министерство сразу два хроноворота на двух «умников».

- Гермиона, ну... вычеркни из своего расписания хотя бы прорицания! Ну, редкостная лабуда, честное слово! Если бы только я не считал, что нет ничего ужаснее цифр и пухлых словарей с древними рунами, в жизни не поперся бы к старой стрекозе. Задолбала - мне не жить!

«Гарри такой хороший! Добрый, душевный, но врать не умеет. Зубы у меня, как у бобра, чай не от нумерологии, да и в волосах ворона гнездо свила не по наущению Трелони. И все-таки с ним хорошо, и от его наивного бормотания высыхают слезы и на душе, вроде бы, становится легче.

Рон меня замечает, когда внезапно совершаю что-то «из ряда вон», как только что Гарри сказал: подвиг гриффиндорца. Сегодня с таким восторгом смотрел, как я заткнула Малфоя, а завтра, не исключено, опять съязвит что-нибудь колкое. И ябеда эта Грейнджер, и «ей плевать на чужих животных» (особенно на крысу его драгоценную – ага!), и «не признает Гермиона себя неправой, зря надеешься». Мне теперь, признав себя неправой, что сделать? Глотика на цепь посадить?

Что за год такой несчастный выпал? И все одно к одному: опостылевший хроноворот, тринадцать (нехорошее число...) предметов, «Молния», на которой действительно нельзя было летать – и Рон здесь двадцать пять раз не прав! - съеденная Глотиком Короста, безнадежно канувший в прошедшее время яблочный пирог...»

- Ладно, Гермиона, поднимайся! Обед сейчас, не забыла? Мне кажется, тарелка супа тебе не повредит.

«Забудешь тут!.. В животе уже все слиплось давно, и голова прямо кружится от голода. Не удивительно. Мама говорит медицинскими словами: период полового созревания, сопровождающийся интенсивным ростом, когда организм особенно нуждается в белках, углеводах и витаминах. Что бы этакое убедительное соврать в качестве отказа?»

- Не могу Гарри. Меня там увидят, а я в таком... жалком виде.
«Для поддержания активной мозговой деятельности явно не хватает глюкозы, приходится ляпать вслух то, что первым на ум пришло. Стыжусь»

- Гермиона, да Рон уже..., - Гарри останавливается, а мне почему-то понятно, что он просто не хочет говорить плохо о Роне. Сказать слово «забыл» нельзя, потому что непременно получается, что не просто «забыл», а «обидел и забыл».

– Он уже давно занят отбивными котлетами и вряд ли обратит особое внимание на твой вид, - поборов смущение, продолжает Гарри. - А потом: он ведь и вправду о тебе беспокоился. Вот увидишь, Рон обрадуется, увидев, что с тобой все в порядке.

«Естественно, обрадуется. Самое многое: через полчаса с небольшим, обнаружив меня спящей в башне Гриффиндора на учебнике нумерологии. Мне-то как выпутываться из этого... х-мм... недоразумения?»

- Гарри, могу я тебя попросить, как друга?
С Поттером из «прошлого», как назло, только парой фраз в гостиной успела обмолвиться, так что предполагать можно сколь угодно вариантное развитие событий, но другого выхода у меня сейчас нет. Гарри вроде бы кивает, как будто согласен.

- Не говори Рону, что нашел меня в шкафу. Пожалуйста. И еще... Сделай вид, что меня не видел. В смысле, в шкафу и во время обеда. Ну, так надо! Я... я тебе потом все объясню.

Гарри смотрит на меня с нескрываемым подозрением, но, тем не менее, ради дружбы молчать готов. Это чувствуется по особому, раскусывающему замысловатую задачку взгляду, и еще, как ни странно, по снисходительной улыбке, которую он не может скрыть. Не в восторге, конечно, но прикроет: через сорок минут легонько толкнет меня в бок и разбудит. Господи, хоть выспалась сегодня...

- А на обед, значит, не пойдешь? - заботливо-участливый тон мальчишеского голоса явно сдает позиции и всецело уступает место подозрительности.

- Да не могу я, Гарри, идти в Большой зал! Мне сейчас, пожалуй, только твоя мантия-невидимка может помочь стащить со стола кусочек яблочного пирога.
«Зря, я, наверное, про яблочный пирог заикнулась. Но голод, как говорится, не тетка, его, ни льстивыми, ни красивыми словами не уговоришь».

- Понятно, - задумчиво, но вполне утвердительно произносит Гарри, подводя очевидно-неутешительный для себя итог. – Поскольку, как мы уже ни один раз выясняли, нет смысла расспрашивать Гермиону об ее тайнах, придется помогать ей исключительно по доброте душевной. Сиди тут, будет тебе яблочный пирог.

«Сидеть тут, ждать профессора Флитвика и саму себя в «прошлом» экземпляре? А смысл? Да сматываться надо отсюда, причем немедленно»

- Нет, нет, Гарри! Я с тобой. Я тебя где-нибудь в укромном месте подожду, ладно?

Как ни удивительно, но мое внезапное решение обрадовало Гарри. Скептическая улыбка стерлась с лица, он протянул руку, и вот мы вдвоем быстро спускаемся по лестницам с восьмого этажа. Обед в самом разгаре, и, несмотря на беспрецедентные меры – беглый преступник Блэк совсем недавно навел шороху, проникнув в спальню Гриффиндора – хогвартские студенты явно боятся разгуливать по замку в одиночестве. Ждут друг друга, собираясь группами по нескольку человек; как следствие: либо толпа народу, либо никого. Сейчас – хвала небесам! – на лестницах пусто.

Гарри тянет за руку, я следую за ним почти бездумно, потому что усталость такая, что мне, по большому счету, уже все равно, где коротать время. На каком-то этаже мы сворачиваем в коридор. В нос сразу ударяет характерный потный запах, под тяжеловесный стук шагов доносится злобное хрюканье дежурных троллей. Башню Гриффиндора и, соответственно, все ближние и дальние подходы к ней охраняют от Блэка по особому разряду, так что тролли уже, мягко говоря, давно не кажутся волшебной экзотикой. Но ворвавшийся в ноздри знакомый аромат мгновенно прочищает мозги и освежает память.

- Гарри, мы куда идем? – в отчаянии шепчу я и, не дожидаясь ответа, силой затаскиваю друга в пустой класс. – В нашу гостиную?

- Ты предлагаешь бросить тебя прямо здесь, посреди коридора, троллям на растоптание? – с внезапным энтузиазмом интересуется Гарри.

«Перспектива, конечно, не очень... Но, Мерлин свидетель, в гриффиндорской гостиной мисс Грейнджер показаться сейчас никак не может. Она там уже есть»

- Не-е..., - тяну настолько убедительно, насколько могу. – Да это ж не какие-нибудь горные дикие тролли, а свои, хогвартские. Всего-то по два с половиной метра в высоту, - добавляю слегка небрежно. - Да и до родной башни еще довольно далеко.

- Не скажи, - возражает Гарри. - По понедельникам и субботам путь до нашей гостиной через четвертый этаж – самый короткий.

- До библиотеки отсюда сейчас тоже довольно близко...

Конечно, Гарри не Рон, и слово «библиотека» воспринимает не столь драматично. Но при всем при том выражение его лица принимает такой обреченно-скорбный вид, что даже становится искренне жаль себя. Наверное, я действительно неважно выгляжу.

- Гермиона, ты можешь прямо сказать: чего ты боишься? - нотки нетерпения в голосе друга явно начинают солировать.

- Не могу Гарри. Хотя нет, могу: меня сейчас никто не должен видеть. Ну, по меньшей мере, до конца обеда, и, по крайней мере, свои гриффиндорцы. Особенно Рон, - нехотя уточняю я, уловив откровенное непонимание на лице Гарри.

«Вид у меня, наверное, виновато-побитый, но не спрашивай меня - почему, все равно не проболтаюсь. Слово, данное профессору МакГонаглл – это святое»

Друг сопровождает мои слова многозначительным «х-мм...», но это, в принципе, предвиделось. А вот чего не ожидалось, так это следующей фразы, высказанной шипящим заговорщическим шепотом:
- Я так понимаю, Гермиона Грейнджер, что настоящие друзья не должны задавать друг другу лишних вопросов. Тайна – вещь серьезная. Согласна?

Что он имеет в виду? Поднимаю брови в знак удивления, но Гарри на меня уже почти не смотрит. Вернее, смотрит, но как-то сквозь меня, думая о чем-то своем. Проходит всего несколько секунд, по истечении которых Поттер резко разворачивается и шагает к выходу из класса, чуть-чуть приоткрыв дверь, опасливо осматривает коридор.

- Гермиона, - шепот друга звучит не в меру воинственно, что невольно напрягает, - я сейчас, пока нет никого, быстро проверну одно срочное дельце. Но предупреждаю: скоро здесь появится Снейп. Засекай время. Если до появления профессора пройдет меньше пяти-семи минут, отвлеки чем-нибудь. Так надо!

Поттер исчезает за дверью быстрее, чем я успеваю что-либо ответить: то ли от голода, то ли от хронической усталости реакция просто ни к черту! Сначала торможу, и лишь потом срываюсь с места, мчусь к дверям. Поздно: в коридоре – ни души. С дальнего конца медленно, но неотвратимо приближается бряканье тролличьих дубинок под мерное дрожание каменного пола. Горбатая статуя одноглазой ведьмы в нише напротив слегка покачивается при каждом шаге, гулким эхом отдающимся в сводах стен.

Куда мой лохматый друг так быстро исчез? И он что, обрел дар ясновидения? Снейпу от его родных подземелий до четвертого этажа, как говорится, ехать и ехать...

Определенно, насчет Снейпа Поттер несколько преувеличил, потому что появляется не «гроза подземелий», а профессор Люпин. Кстати, не в меру озабоченный – глубокие морщины прорезали лоб - но, судя по времени, его оперативную реакцию Гарри тоже как-то предвидел. Что ж, я обещала Гарри отвлечь внимание, и потому, как верный друг, выполняю свой долг: ближайшая парта с грохотом падает на пол, на короткий миг заглушая даже тяжелое топанье двухметровых стражей порядка.

На секунду все замолкает, но только на секунду, так как вскоре пространство коридора наполняется частыми увесистыми сотрясениями, что может означать только одно: оба тролля-охранника вскоре будут здесь. Но еще раньше дверь в класс распахивается, и прямо напротив меня появляется профессор Люпин, судя по всему вынужденный резко сменить курс. Учитель почему-то облегченно вздыхает, хотя в лице ни кровинки. Прямо жаль, что не могу разделить искренней радости с человеком.

И радость, и огорчение, и я уж не знаю, что – все из одной темы: нога Блэка здесь не ступала, здесь ступала нога неподражаемой мисс Грейнджер. Что я делала за горбатой ведьмой? Пряталась, естественно. От кого? Да от всех, кто по коридорам ходит. Да, да, от своих гриффиндорцев особенно. Профессор Люпин, ну, вы же понимаете мое положение?! Большего не могу сказать, потому что дала клятву профессору МакГонаггл.

Но вы же умный человек! Это мальчишкам я могу голову морочить, взрослым, черт меня дери больно, просто вдохновенно вру... Поттер? Нет, нет, он к горбатой ведьме даже близко не подходил (Интересно, что понадобилось тут Гарри?.. Они же оба клятвенно обещали, что за ворота школы больше ни ногой!). Откуда знаю, что не подходил? Ну..., мы встретились... Да, случайно. Ну, знаете! Если министерство так обеспокоено соблюдением непреложного правила, то могло бы и мантию-невидимку выделить для комплекта!

Уф-фф... Весь этот искусственно растянутый год, просиживая по десять уроков в день, возвращаясь назад во времени и заново используя уже истекшие часы, я как-то временами (на редкость подходящее слово) совершенно забывала о том, что «меня – никто – не должен – видеть». К месту сказать, логично забывала, потому что довольно трудно посещать уроки тайком. Естественно, что меня видели и учителя, и ученики, и меня это никогда не напрягало. Отчего же сейчас я так нервничаю, а проще говоря – психую, глядя на хмурого профессора Люпина?

Так, Грейнджер, подведем итог: Гарри – раз, Люпин – два, Снейп, мантия которого уже маячит неизменным черным пятном на фоне буро-зеленых троллей – три. Всего пятеро. Ну, ладно, буро-зеленые, по причине отсутствия активного интеллекта, не в счет. В общем, деятельный такой денек, впечатляющий.

Люпин хмурится, Снейп шипит и супится (сейчас, спустя годы, я бы сказала больше, но неуравновешенную психику героя, безнадежно испорченную неразумными студентами и ходом мировой истории, надо беречь), тролли за его спиной сопят и, в общем, пахнут. Дружно вдыхаем этот... аромат еще две минуты, прежде чем профессор зельеварения советует им покинуть помещение и вернуться к работе. На душе по-прежнему ненастно, но дышать (в прямом смысле) все-таки легче.

Ой!.. Как все славно, через запятую и в рифму... «И школьный устав не про Грейнджер написан, и слово министра мне не указ, вопрос о моем отчислении уже утрясен и подписан, на том не закончен грехов пересказ, но это уже, в-четвертых...»

Всего полчаса назад меня, наверное, волновало бы и первое, и, тем более, второе, не говоря уже о третьем, но сейчас «ум, честь и совесть» под завязку забиты одной глобальной проблемой: не напутала ли я чего со временем? Не создала ли (случайно или нарочно – не суть важно) страшно сказать: «временной парадокс»? Профессор МакГонаглл рассказывала кошмарные случаи... Волшебники иногда вмешивались в ход времени... Последствия просто печальны...

Вот никак не сказать по «будущему» поведению Гарри в гостиной, что он недавно меня в шкафу нашел! Ну, подмигнул бы, что ли? А с другой стороны, я же в тот момент ничегошеньки не знала о нашей с ним «случайной» встрече. Может и подмигивал, да я спросонья не заметила? Пропущенный урок заклинаний совсем сбил с толку.

Если будущее этого мира, как хором уверяли Министр Магии Фадж и профессор МакГонаглл, изменить нельзя в принципе, то чего так трястись над хроноворотами? Фадж еще раза три повторил, что, будучи заместителем главы Департамента чрезвычайных ситуаций, имея хроноворот в качестве неотъемлемого служебного снаряжения оперативной бригады, они могли использовать его только после тщательного анализа ситуации и после согласования, увязки, подписания... Папа говорит проще: бюрократизм. Мама непременно добавляет: махровый. Но это потому, что мама любит нарциссы с гофрированными лепестками.

- Хватит мне мозги морочить, мисс Грейнджер! Последствия будут для вас «Ой!» как печальны!

«Что он так орет? Какие последствия? Да итак все: хуже некуда! – кажется, что угрожающий голос профессора Снейпа наполняет меня изнутри, и, кое-как очнувшись от своих лихорадочных раздумий, обнаруживаю себя в полушаге от «грозы подземелий». – Выражение лица у него такое... неописуемое. Перекосило профессора несимметрично. До: «Разрешите выразить вам искренние соболезнования...», - вот с такими жалостливыми мыслями и смотрю на слизеринского декана. Как непременно сказал бы мой папа, стоматолог со стажем: человек очень страдает от зубной боли.

- Да вы... также высокомерны, как ваш закадычный дружок! И как его никчемный папаша... Сходство прямо-таки сверхъестественное!

«Как, однако, мой взгляд его пронял... Если злоба, исказившая его физиономию, способна так скрутить лицевые мышцы... то, пожалуй, счастье профессора состоит в том, что в черепе подвижных костей не густо. Но возможный вывих нижней челюсти это никак не отменяет»

- Вы... наглая докучливая всезнайка!!!
«Я не всезнайка, я только учусь. Реветь мне охота, а я вот держусь... Жаль, что мудрый папин совет смотреть на жизнь с иронией, «в рифму», помогает только до определенного момента. Монолог профессора Снейпа, сотрясающий стены коридора вот уже битый десяток минут по праву сильнейшего – это, я вам скажу, не для тонкой девичьей психики»

- Мисс Грейнджер, вы уже давно на грани исключения из школы! Советую прямо сейчас начинать упаковывать символичные красно-желтые шарфики вместе с галстуками.
«И без волшебства!», - глубокий вдох-выдох.
Так. Кажется, профессор начал повторяться. Неужели есть малюсенькая надежда, что внеочередная воспитательная беседа закончится раньше, чем начнется очередной урок? И надо все же что-то сказать, молчать уже вроде как неприлично.

- Но, сэр...
«По-моему, это все, что удалось сообразить, дальше только многоточие».

- Молчать, глупая девчонка!
«А кто тут, собственно, выступает, сэр?»

- Как скажите, сэр, - быстро соглашаюсь я.
«Пожалуй, так даже проще».

- Не рассуждай о том, чего не понимаешь!
«Ставьте мне «Выше ожидаемого» вместо «Превосходно», если кто-нибудь понимает, о чем идет речь?

Спокойно, Грейнджер, спокойно. У сэра, судя по застывшему в перекошенном состоянии лицу и характерному «горящему» взгляду с огненными искрами в увеличенных зрачках – явное состояние «аффекта». Летом читала в учебном курсе психологии, стащила у родителей из шкафа: для общего развития надо. Ну, все точно сходится: сознательный контроль над своими словами и действиями отсутствует, присутствует как раз стереотипный способ «аварийного» разрешения ситуации, который в данный момент кажется больному единственно верным. Узость сознания и мышления, вызванная торможением посторонних психических процессов. Ба-а... Да он же псих...

Так. Спокойно еще раз. Профессор Люпин, между прочим, тебе наглядно показывает, как нужно обращаться с человеком в неуправляемом состоянии. Главное – не возникать. Да, сэр; нет, сэр. Виновата, исправлюсь. Еще вопросы есть?»

- Куда пропал Поттер?
«Вообще-то, с этого примечательного момента следовало бы начать утомительный для всех присутствующих монолог, профессор Снейп»

- Гарри отправился в Большой зал на обед, сэр, - это я уже вслух.

Хотя, воображение настойчиво терзают смутные сомнения, что профессор недаром так взбеленился. Такой шквал эмоций на пустом месте не возникает. Здесь налицо, печатным текстом: «Конфликт между сильным желанием и невозможностью его удовлетворения, и если человек не может с этим примириться...»

- Хватит умничать, мисс Грейнджер!
«Флиббертигиббет! Выражение «Поттер пошел на обед» никак не описывается словом «умничать» - это факт. Я-то думала: Снейп просто так «говорит о наболевшем», по скверной привычке и для «галочки», а тут все гораздо хуже. Выходит, это я сама так сэра... накрутила. Хорошие неприятности... «Выше ожидаемого» - это точно!»

- Я полагаю, Северус, у нас нет причин подвергать сомнению слова мисс Грейнджер, - невозмутимый голос Люпина звучит, как надежда на спасение. – Уверен: у Поттера достаточно мозгов и совести, чтобы не искать на свою голову лишних опасных приключений.

- В самом деле? – Снейпа заметно передернуло от гнева. – И потому вы, Люпин, оказались здесь еще раньше меня? Что ж, занятно...

Люпин стряхивает с лица отчужденное выражение и несколько секунд смотрит на Снейпа в упор.

- Мне кажется, Северус, нам стоит обсудить этот момент подробнее, но не здесь и не сейчас, - Люпин говорит в своей манере, такая странная смесь кротости и деловитости. – Я освобожусь через полтора часа. Сейчас скажу лишь то, что боялся не исчезновения Поттера из школы, а появления в школе Блэка. Хотя я предпринял кое-какие меры безопасности, подключив к делу мадам Розмерту, - Люпин так выразительно посмотрел в мою сторону, что намек я, в общем, поняла, - но, теперь вижу, что этого может быть недостаточно. Вы ведь не откажете мне в помощи, Северус?

Что подумал Снейп насчет предложения Люпина, узнать не удалось, потому что появился Гарри. Его взлохмаченная голова возникла в дверном проеме, на раскрасневшемся от быстрого бега лице – довольная улыбка, а в руках – тарелка с аккуратно нарезанными кусочками пирога.

- Вот, Гермиона, тыквенный!

Вроде Рон говорил про яблочный... Но это неважно. Важно то, что пока «суть да дело», время пролетело, и всего через полчаса начнется следующий урок. А мальчики должны разбудить меня за двадцать минут до прорицаний (и слава богиням судьбы, я больше туда не ходок). Смотрю на часы почти в отчаянии.

Положение опять спасает Люпин.
- Северус, я полагаю, сейчас следует проводить Поттера...
- ...в гостиную Гриффиндора, - подсказываю я, поймав вопросительный взгляд профессора Люпина.

- А вы, мисс Грейнджер, раз уж мы уже встретились, надеюсь, не откажетесь разделить со мной оставшиеся полчаса до урока? Обед мой прервали, - глаза Люпина лукаво поблескивают, - и я как раз подумывал о чашечке чая.

Судя по красноречивому выражению на лице Снейпа, в эту минуту душа Люпина зримо отяготилась еще одним смертным грехом. Улыбнуться, что ли, Северусу на прощание? Правда, вряд ли моя «специфическая» улыбка кого-то приведет в восторг, но все-таки... В общем, показываю свои большущие зубки.

Снейп, морщась, словно от лимона, корчит ответную улыбку и выдает, наконец, долгожданное:
- Минус пятьдесят баллов, Грейнджер!

«За два-то зуба? Щедро. Очень мило с вашей стороны, сэр! Одно жаль: ждать пришлось долго. Естественно, получила по заслугам. Но, видит Мерлин, если это все, что мне причитается в качестве заслуженной награды за дела мои виноватые, то я очень легко отделалась»

- В семь часов вечера жду вас у себя в кабинете, Грейнджер! – и добавляет, недобро, сквозь зубы, сцеживая каждое слово: - Вам, девочка моя, просто необходим физический труд. Со временем, полагаю, проблем не будет?

«Нет, он ни сэр и ни профессор, он просто так – Снейп и все». От дикой усталости я прикрываю глаза, и только громозвучный хлопок говорит мне о том, что Снейп развернулся и исчез за дверью.

*****

- Так он все-таки ушел? – возмущенный возглас вырвался у Гарри сам собой, едва фантастический рассказ Гермионы прервала продолжительная пауза. – Подобру-поздорову?

- Кто? – переспросила девушка, медленно оторвав взор от воды и от перевернутого отражения равнодушных холмов, столпившихся на другом берегу озера.

- Снейп этот! – уточнил Гарри. Внутри него что-то собралось в кучку, и его буквально распирало во все стороны от негодования, да и градус температуры крови, определенно, не стоял на месте. – Вот кретин!

Уже полчаса они вдвоем сидели у палатки, и Гермиона тихо пересказывала странные события, якобы имевшие место случиться перед пасхальными каникулами на третьем курсе. Гарри, само собой, не верил, поскольку сам в этом не участвовал и хорошо об этом помнил. Где-то до середины рассказа честно прикидывал, кто же это так лучшую ученицу Хогвартса приложил? Одно из двух: либо ей это все приснилось и у нее в голове смешалось, либо к ее голове приложили ни абы что, а вполне конкретное Заклятие изменения памяти.

Возмущение, а вместе с ним и температурный градус начал ощутимо подниматься, когда появился Снейп. А он, Гарри, еще час с небольшим тому назад считал его порядочным человеком. А «сэр» как был «нехороший человек», так тем... (здесь, если строго по протоколу, следовало бы сказать нехорошее слово, от произнесения которого Рон, по возможности, советовал воздерживаться в присутствии юных волшебниц) и остался. Баллами своими пусть подавится, но просвечивать Гермионе мозги... Да как он посмел? А она, глупая девчонка, еще и улыбаться ему вздумала!

- Говорю же: пятьдесят баллов снял, - невозмутимо напомнила Гермиона.

- Да не о баллах печаль! – воскликнул Гарри. – Он же... все мысли твои видел, как на ладони, этот... се-е-ер! – последнее слово Поттер протянул нарочито пренебрежительно.

По правде говоря, хотелось сказать что-нибудь пожестче и ближе к «протоколу», но под изумленным взглядом Гермионы тон пришлось сбавить.

Примерно с минуту Гермиона молчала, откровенно разглядывая его с таким странным интересом, что Гарри стало достаточно неловко. А щеки, наверное, и без того были красные.

- Ну, да. В этом плане объясняться с профессором было на редкость просто, - ответила Гермиона, прервав неуклюжую паузу, но таким проходящим тоном, как будто речь шла о дежурном разговоре по телефону с родителями.

- Да он же тебя обозвал, как только мог! – с жаром возразил Гарри.

К его изумлению, Гермиона и этому не придала ровно никакого значения. Она лишь пожала плечами, и, неопределенно махнув рукой, сказала:
- Всего лишь малый джентльменский набор приличествующих случаю фраз и крепких выражений от профессора зельеварения Северуса Снейпа. Право, Гарри, за столько лет следовало бы уже привыкнуть.

«Х-мм... Высказала. Во-первых, не привык, а во-вторых, что полагается по заслугам болвану Поттеру, то вовсе не обязательно предлагать лучшей ученице Хогвартса»

- Да он даже..., - Гарри от «внезапного восстания задетых за все живое мозгошмыгов» не мог найти подходящих слов, - он даже не обратился к тебе, как к «мисс Грейнджер»!

На этот раз лицо Гермионы посуровело.
- Это, без сомнения, чрезвычайно серьезный проступок, но, честное слово, если профессор выживет, надо будет его простить, - произнесла она с поистине христианским смирением, взяв Гарри за руку.

- Правильно, защищай его! – буркнул Гарри, а дальше уже не мог остановиться, потому что «понесло». – Слушай, раз профессор такой жутко талантливый, то, может быть, найдет на досуге адекватный способ применения своей всепрожигающей желчи, и не понадобится ему больше ни Хогвартс, ни вожделенная должность профессора ЗоТИ. Озолотится, отпуская тем же «болванам» столь ценный ингредиент, а главное, неиссякаемый.

Ну, вот: «высказался». Правда, это не совсем то, что он хотел сказать в «порыве», но все-таки... А Снейп сам болван! Да если бы он, Гарри, владел легилименцией на уровне Снейпа, и какая-то четырнадцатилетняя школьница его вот так «мысленно» приложила, да еще «в рифму», то он бы... влюбился в нее, не сходя с места. А этот: «Грейнджер! Жду вас у себя... Ублюдок!»

- И ради всеобщего «спасибо», - поддакнула Гермиона, но голос прозвучал как-то слишком вяло и как будто вынужденно, из необходимости. Тоже, значит, говорит не то, что на уме. Учтем.

- Так ты к нему и на отработку ходила, Гермиона? – мрачно спросил Гарри.

Подковыристый взгляд Гермионы на себе он чувствовал, что называется, кожей, где-то на клеточном уровне. Ответила она не сразу, сначала уголки ее губ слегка дрогнули, и Гарри уже ждал, что она сейчас и его, Поттера, «приложит» должным образом и с соответствующей улыбкой.

Но Гермиона произнесла тихо, мирно, и таким тоном, как будто речь шла о выборе дежурного обеденного блюда:
- Снейп, конечно, герой... Но, знаешь, Гарри, он мне совсем не нравится. Согласись: мрачный тип. И характер у него на редкость тяжелый.

- А-аааа..., - заикнулся Гарри, но замолк, потому что на языке вертелся совершенно невероятный вопрос: «А я что, ревную? К Снейпу? Ничего себе мандрагора...

Наверное, он и вправду ревнует, раз так нервозно реагирует. Да и облегчение на душе после слов подруги никак нельзя назвать случайным совпадением. Но, учитывая, что Гермиона, определенно, все сочиняет, то у него, Поттера, как и у Снейпа - вот фокус... - тоже болят зубы. А с другой стороны: пойми этих девчонок?! Рона, к слову, три года подряд измеряла раздраженным взглядом, а потом - «здравствуйте»... Как говорится, в любви и на войне все средства хороши...»

- А на отработку я к нему не ходила, - продолжила Гермиона, по-видимому, истолковав его протяжное «А-аааа...» по-своему. – Потому что история, к сожалению, на этом не закончилась, и самое интересное случилось дальше.

- Случилось дальше? – переспросил Гарри, уставившись на девушку, и, тем не менее, отдавая себе отчет в том, что рад относительной перемене разговора. – Гермиона, а ты уверена, что все это тебе не приснилось?

В ответ Гермиона так неопределенно пожала плечами, что Гарри вынужден был сделать для себя однозначный вывод: не уверена, по крайней мере, до конца точно не уверена.

- Но хоть какие-то доказательства есть? – снова спросил Гарри, уже с нетерпением. – Про снятые баллы в количестве пятидесяти, честно, не помню. Снейп-то хоть помнил про назначенную отработку?

Отрицательное покачивание в ответ на его прямой вопрос Гарри воспринял, как издевку.
- Так что ж тогда голову морочишь?

Еле сдержал себя, чтобы не вскочить на ноги, и только легкая боль от того, что Гермиона крепко сжала его руку, заставила усидеть на месте.

- Потом, уже после..., - тихо проговорила Гермиона, протянув значительную паузу, так что у Гарри сложилось твердое убеждение, что до собственно «после...» повествование еще не скоро дойдет, - у меня был серьезный разговор с Дамблдором. И он мне показал мои же воспоминания обо всем произошедшем в Омуте памяти. Знаешь, Гарри: все четко. Такой яркости и четкости невозможно добиться, используя наводненные воспоминания. Так что пришлось поверить слову директора Хогвартса: я случайно попала в параллельный мир.





Глава 68. Сотворение мира

19 апреля 1998 года, воскресенье
*глава рассказана Гермионой Грейнджер*

Кабинет профессора Люпина оказался несколькими этажами выше. Благополучно миновав какой-то темный лестничный пролет, свернули в узкий боковой коридор, который, к счастью, оказался знакомым, а вскоре профессор остановился около простой деревянной двери.

- Вот мы и пришли, - произносит профессор Люпин, вытаскивая волшебную палочку и направляя на дверную ручку. – Там дальше по коридору лестница в совятник.

Дверь услужливо распахивается, но я стою в нерешительности. Голос разума с упорством напоминает, что никакой опасности нет, что Гарри каждую неделю по четвергам занимается с Люпином, и ничего – до сих пор цел и невредим. Но все-таки, честное волшебное, если бы не натянутая ситуация (деваться-то особо некуда), порог бы этого кабинета не переступила. И потом, профессор Люпин разбушевавшегося Снейпа деликатно переключил на мирные дела, пригласил к себе скоротать полчаса до урока, и учитель он - надо отдать должное - замечательный, так что, наверное, не так страшен оборотень, как его расписывают в книжках.

- Заходите, мисс Грейнджер, - радушно приглашает профессор Люпин. – Не бойтесь, я не...

И замолкает. Не... кусается, что ли? А у самого глаза поблескивают... Ой, Боже мой, ну и занесло меня! Я неуверенно переступаю с ноги на ногу, но профессор, опустив на стол тарелку с тыквенным пирогом, смотрит уже не на меня, а на старый тусклый чайник. Деловито сняв крышку, наполняет емкость водой из волшебной палочки, через пару минут из носика вырывается струйка пара.

- Вы до сих стоите в дверях, мисс Грейнджер? – недоуменно спрашивает профессор, бросив на меня мимолетный взгляд, потому что сам расставляет на столе чашки и вытаскивает из банки маленькие пакетики с чаем. – У нас с вами не так много времени на то, чтобы немного подкрепиться.

Он указывает на стул и делает приглашающий жест рукой.

- А вы разве не обедали? – спрашиваю я, усаживаясь на край стула, всеми силами стараясь отогнать подозрительные мысли.
«Не съест, не съест... Ну, профессор все-таки... До полнолуния больше недели... Ты, Грейнджер, гриффиндорка или где?»

- Не успел, - откровенно просто (что тоже странно...) признается Люпин. – Сначала удивился, не обнаружив вас троих в группе учеников с вашего курса, забеспокоился.

- Троих? – переспрашиваю я почти машинально, даже не успев испугаться. – А что, Рона там тоже не было?

- Рон в больничном крыле у мадам Помфри, - спешит успокоить меня Люпин. – У него страшная икота от действия Веселящих чар, так что даже успокоительное зелье принять проблематично. Придется ждать, когда немного само пройдет. Мадам Помфри возмущалась, появившись за обеденным столом...

Дальше я слушаю Люпина в пол-уха. Он что-то говорит о том, что, по словам мадам Помфри стоило сразу отправить больного к ней, потому что она нашла ученика по дороге в Большой зал на полу, у стенки, согнутого пополам от беспрерывного смеха и уже мало что соображающего. Господи, господи... Мальчики, разбудив меня, вроде ничего не говорили о том, что Рон побывал у мадам Помфри? Челюсти сами собой останавливают жевательные движения, и, с трудом проглотив единственный кусочек пирога, который успела засунуть в рот, тупо разглядываю плавающий в кружке разбухший пакетик чая.

- Мисс Грейнджер, - осторожно интересуется профессор, явно заметив мое замешательство, - вас что-то тревожит?

Отрицательно мотнув головой, прихлебываю из чашки. Сил на то, чтобы сказать лживое «нет» не находится, но и рассказывать все подряд профессору-оборотню обо всех своих злоключениях как-то ненормально. Сразу в голову лезет известный бестселлер «Встречи с оборотнями» от Златопуста, хотя нет, там были «Встречи с вампирами»... Ну, занесло! К тому же, сама во всем виновата и мозги мои – тут уж не поспоришь – сегодня основательно заклинило.

- Если вы волнуетесь за вашего друга, то такие чары недолговечны. Всего через час рыжик будет в полном порядке, - уверяет профессор Люпин. – Я бы гораздо больше огорчился, узнав, что неразлучное гриффиндорское трио опять в ссоре, - добавляет он как бы между прочим, но если в первой части предложения нет ничего, кроме вежливой заботы, то во второй внятно слышен странный интерес.

С чего бы это? И с какой такой «заботы» оборотень отметил, что нас, всех троих, нет в Большом зале? Прежние мои страхи за создание «временного парадокса» под напором обстоятельств тихо, но неотвратимо оттискиваются на второй план.

- Вы, профессор Люпин, за нами следите?

Зря я так. Получилось, пожалуй, слишком дерзко. Оборотень резко вздрогнул, нахмурился. Пытается взять себя в руки, и ему это, отчасти, удается, но напряжение все равно чувствуется: улыбка какая-то дежурная, вымученная.

- Если я заслужил ваше недоверие, мисс Грейнджер..., - профессор говорит тихим натянутым голосом и останавливается, не закончив фразы, но я уже чувствую себя виноватой.

В конце концов, если человек очень серьезно болен, а ежемесячные превращения, по словам изобретателя Волчьего противоядия, следует рассматривать именно с этой точки зрения, то мне, как дочери двух врачей, дававших клятву Гиппократа, вдвойне должно быть стыдно за вольное или невольное пренебрежение к больному. Это простая человеческая этика. Вопрос только в том, можно ли считать оборотня полноценным человеком? Исходя из того, что мною же переписано из учебника для домашнего задания Снейпа – нельзя. А с другой стороны глаза у Люпина добрые... И Гарри занимается с ним индивидуально...

Но все-таки... Почему его так интересует наша золотая троица?

- Видите ли, мисс Грейнджер, - продолжает Люпин, видимо, решив удовлетворить любопытство, наверняка написанное на моем лице открытым текстом. – Я когда-то учился вместе с Джеймсом и Лили, отцом и матерью Гарри. Он мне особенно дорог, потому и беспокоюсь за него и за его друзей тоже. Так вы по-прежнему лучшие друзья? – спрашивает он с надеждой.

Учился вместе с родителями Гарри? А я-то была уверена, что профессор Люпин гораздо старше. Волосы у него почти все седые, и морщины слишком глубоки для неполных сорока лет. Все-таки неизлечимая коварная болезнь накладывает свой отпечаток на человека. Но в его голосе чувствуется такая добрая, одновременно сдержанная искренность, что я окончательно сдаюсь. То есть не сдаюсь, конечно, а просто начинаю рассказывать профессору о нашей дружбе, радуясь тому, что нашлась относительно нейтральная тема для разговора. В конце концов, что в этом такого тайного? О наших, скажем так, временных идейных разногласиях, прекрасно осведомлен весь факультет.

- С Гарри мы, вообще-то, только один раз и... не сошлись во мнениях, - подбираю слова помягче, потому что называть ссору из-за метлы ссорой как-то не хочется. – Я донесла (грубо я про себя, но против правды не поспоришь) профессору МакГонаглл, что Гарри получил в подарок странную метлу неопределенного происхождения. Мальчики дулись на меня, но я ведь все равно была права? Блэк – это очень опасно.

- Да, да, разумеется, - охотно соглашается профессор и неожиданно выдает целый комплемент: - А вы очень смышленая ведьма для своих лет!

Я вежливо благодарю, хотя слово «ведьма» немного смущает: голова, оказывается, полным полна магловских и прочих предрассудков.

- А с Роном как? Есть... преходящие идейные разногласия? – с улыбкой спрашивает Люпин.

- Тут все гораздо печальнее, - с грустью признаюсь я. – У нас с Роном как-то весь год в штыки, а во всем – вы смеяться будите – виновата даже не я, а бедный Глотик. Это мой кот, рыжий такой, огромный, - поясняю я, уловив вопрос в усталых глазах профессора. – Мой кот, видите ли, взъелся на его крысу, весь год преследовал, а недавно, якобы, и вовсе сожрал. Нужна Глотику столетняя облезлая крыса? Да, к тому же, больная! Кровавое пятно, видишь ли, на простыни было, как будто Глотик стал бы уплетать пойманную крысу прямо посреди кровати. Глотик не такой мальчик.

На самом деле мне искренне жаль, что с питомцем Рона так нехорошо получилось, но крысу уже не вернешь, а кто же защитит несчастного оклеветанного кота, если не его верная хозяйка? Даже Гарри и тот не верит, что Глотик невиновен. На нашей с Глотиком стороне только Хагрид, но у большого человека свои гиппогрифы страдают...

- Так уж и столетняя? – профессор явно не верит, тоже, наверное, за мальчишек стоять будет. Опять мы с Глотиком остаемся одни.

- Ну, не столетняя, конечно, но лет ей много... было, - отвечаю я, стараясь не замечать иронии в голосе профессора. – Она к Рону перешла от старшего брата, а Перси сейчас на последнем курсе учится. Так что крысе никак не меньше семи. Ведьма, которая в магазине микстуру для крысы продала, сразу сказала, что обычные садовые крысы живут не больше трех лет, так что Короста – долгожитель.

- А разве крыса была обычная, не волшебная? – профессор Люпин с удовольствием прихлебывает чай из кружки, откусывает кусочек пирога и ведет обычную застольную беседу, в душе, небось, потешаясь над юной колдуньей. Совершенно понятно, что крысой и нашими детскими проблемами интересуется по большей части из вежливости. Ну, оно и естественно: взрослый человек, своих тараканов хватает.

- Самая обычная крыса. Серая. Через собственный хвост не прыгала, как в шутку говорил Рон: «Не выпендривалась», - отвечаю я столь же обходительно, думая, правда, больше о том, что до начала урока уже меньше четверти часа и дружеское чаепитие пора заканчивать. – Но Рона я понимаю: все-таки живое существо, так долго жило в семье, все к нему привыкли... А теперь трупик крыски, которого, к слову, никто и не видел, бесцеремонно повесили на кота, соответственно, на меня, как на хозяйку, - откровенное признание делаю с подобающим случаю унынием.

- Не огорчайтесь, может еще найдется ваш питомец, - галантно предполагает Люпин, но без особой надежды в голосе. – Мне частенько приходится прочесывать замок в поисках наглядных пособий для уроков, так что все может быть... Рыжий кот должен быть оправдан! – требовательно восклицает профессор. - Особые приметы у пропавшего зверя есть?

Глаза лукаво блеснули, но улыбка у профессора все равно невеселая. Если бы речь шла об особых приметах конкретно этого «зверя» в человеческом облике, то оптимальным эпитетом было бы слово «потертый». Но это я так, рассуждаю.

- Какие у крысы могут быть особые приметы? Очень старая, очень облезлая и худая, шкура свисает складками..., - начинаю перечислять я, вспоминая несчастную Коросту. Впрочем, Рон никогда и не играл с ней, она либо у мальчиков в спальне обитала, либо только нос из кармана высовывала. Ну, может быть, еще передние лапки...

- Есть! – обрадовано восклицаю я, так что рука Люпина замирает в воздухе с недоеденным куском пирога, и профессор, совершенно забыв про еду, смотрит на меня с удивлением. – Есть особая примета: на передней лапке нет одного пальца. Рон говорил, что это у Коросты давным-давно, наверное, с детства...

- Кто же ее так в детстве... покусал? – произносит Люпин, но настолько медленно, задумчиво и пессимистично, особенно последнее слово, что продолжать дальнейший разговор о крысе становится неловко.

Вроде бы совершенно невинный и вполне непринужденный для ситуации вопрос звучит просто зловеще. С лица Люпина бесследно исчезает даже натянутая вежливая улыбка, лоб прорезают глубокие морщины, а глаза поблескивают уже совсем недобро.

Стрелка моего барометра, еще несколько минут назад балансировавшая где-то посередине между отметкой «профессор» и «оборотень» резко качнулась в сторону «зверя». И тут уж я ничего не могу с собой поделать, уставившись на Люпина, невольно ищу в его облике характерные черты. И нахожу. Волчий взгляд. Вернее, взгляд затравленного зверя. Я такое видела в одном фильме, там еще говорилось, что нельзя смотреть волку в глаза... Ой, мамочка!..

- Вы мне не ответили, мисс Грейнджер.

Голос уже не мягкий, а, скорее, настойчивый, требовательный. Надо отвечать, но язык слушается неохотно.

- Не-е... точно не знаю... Вроде бы Рон говорил, что Короста всегда была такой...
- Короста? Это самочка... была?
- Нет. Это мальчик... был, то есть... самец.

«Нужно немедленно заканчивать беседу на звериную тему, и чем скорее, тем лучше».
- Профессор Люпин, я должна... я должна идти на урок. Разрешите, я пойду.

Оборотень как будто не слышит, целиком погружен в свои мысли, губы зловеще вздрагивают. Готовится к прыжку. Не смотри, глупая девчонка!

Поднявшись из-за стола и прихватив с собой сумку, направляюсь к выходу. О вежливости вспоминаю, только взявшись за дверную ручку.

- Всего доброго, профессор Люпин.
- Постойте, мисс Грейнджер, - просит Люпин, заметив мои нехитрые маневры. Сердце у меня падает. – Вот, возьмите с собой, - говорит профессор и, вытащив из шкафа бумажную салфетку, быстро заворачивает в нее так и не съеденные кусочки тыквенного пирога. – Вам до ужина еще долго терпеть, так что берите, не стесняйтесь, - настойчиво уговаривает Люпин.

Даже не возражаю, на все заранее согласна. Единственное желание: покинуть кабинет как можно скорее, и, по возможности, в дальнейшем ходить мимо. Мифический черный пес Грим – это просто смешно, а вот живой оборотень в школе – это уже жутко. Серьезно: еще чуть-чуть, и трагедии не миновать.

Урок магловедения проходит словно во сне. Наверное, в мире маглов нет ничего интереснее принципа работы велосипеда, но сегодня этот момент совершенно не вдохновляет, даже если смотреть на два колеса с волшебной точки зрения. К середине урока я уже не слушаю профессора Бербидж и рисую на листе пергамента кривую временную петлю. Неправильную, потому что шестым чувством чувствую: что-то не так.
Мне во что бы то ни стало нужно поговорить с Гарри, и чем скорее, тем лучше: может быть, так удастся успокоить сердце. За десять минут до конца урока нервы окончательно сдают. Мне даже не нужно притворяться, что чувствую себя неважно, профессор Бербидж, едва взглянув на меня, великодушно разрешает покинуть урок.

Все: свободна! И самое главное, совсем одна, без второго своего экземпляра в данном временном промежутке. В общем, удивительнейшее ощущение!

К Северной башне мчусь почти бегом, насколько позволяет загруженная учебниками сумка. Сейчас у гриффиндорцев закончатся прорицания, и я смогу, наконец, перемолвиться с Гарри. Господи, Рон-то хоть успел вернуться в гостиную от мадам Помфри? Жить дальше с такими страшными сомнениями и жутким чувством неопределенности совершенно невозможно.

Раздается трель школьного звонка, открывается люк, падает веревочная лестница... Второй экземпляр мисс Грейнджер появляется вслед за Симусом и Дином, я едва успеваю скрыться, сползая по винтовой лестнице вниз. Потом, судя по голосам, доносящимся сверху, на тесной площадке перед люком появляются Рон и Гарри, и все пятеро начинают что-то обсуждать, причем настолько оживленно, что, можно подумать, стадион, как минимум, взорвался, и матч по квиддичу отменили.

Вскоре к ним присоединяются другие ученики, так что шум стоит неимоверный, и понять, о чем идет речь, почти невозможно. Долетают лишь отдельные фразы.
- Она сказала, что Блэка поймают уже сегодня, до полуночи.
- Не Блэка, а «слугу Темного Лорда»!
- Но слуга Темного Лорда – это и есть Блэк, дубина!

Это они о чем? Впрочем, это неважно. Важно другое: почему нас с моим вторым «я» опять двое? Этого не может быть в принципе, потому что сегодня, три часа назад, я твердо поклялась никогда больше не поднимать крышку этого люка. Тогда почему я вновь оказалась там? Бросает одновременно и в жар, и в пот, школьная блузка заметно прилипает к спине.

Шумная компания постепенно спускается по винтовой лестнице и покидает Северную башню, Грейнджер, спрятавшись за выступом стены в темном коридоре, осталась одна со своими подозрительными мыслями. Нечего сказать: успокоила сердце... Может, я схожу с ума? Нет, сплю. В отчаянии щипаю себя за руку, больно и безжалостно. Болит. Выходит - не сплю.

Собственно, вывод напрашивается только один: я еще раз крутанула маховик времени. Как любит повторять незабвенный Снейп: «Прелестно...». Мне что, делать нечего? Не от стыда же это, в самом деле, перед "богинями судьбы"?

Спокойно, Грейнджер. Ищи логику. Это ты просто... захотела узнать, что же такое важное кто-то там сказал про слугу Темного Лорда. Ну, конечно! Как же я сразу не догадалась? Волна облегчения от того, что ситуация становится чуточку яснее, ощутимо пробежала по всему телу, но в висках все равно стучит, и воздуха как будто не хватает.

Нужен всего один оборот. Даже меньше, пол-оборота, ведь я покинула «прошлое» через пятнадцать минут после начала урока. Золотистые песочные часики кажутся горячими на ощупь и чуть-чуть подрагивают. Наверное, у меня просто дрожат руки. Действую почти бездумно, другого выхода просто не вижу: всего на полчаса назад, в будущее...

Даже не берусь сказать, каким по счету перемещением во времени оказалось это короткое путешествие. Давным-давно привыкла к проносящимся мимо меня смутным цветным пятнам и неясным контурам, к тому, что уши перестают слышать, а глаза воспринимать целостность предметов, но на этот раз, определенно, было что-то неправильное. Темнота. Почти кромешная, без звуков, цветовых пятен и «ветра в спину». Кажется, что я мчусь в голой пустоте, отчаянно боюсь выдохнуть из легких остатки воздуха и инстинктивно зажимаю нос пальцами, наивно надеясь, что это сработает.

Ни единого огонька... Лишь явственное ощущение бесконечного падения в глубокий колодец без дна...

Обнаруживаю себя в мягкой постели под теплым одеялом. Лежу и тупо смотрю на расплывчатое круглое пятно, родившееся от стоящей на тумбочке лампы и приютившееся на потолке. Шевелиться, тем более, поднимать голову не хочется, это в данный момент выше сил и моих скромных человеческих возможностей. Просто лежу и моргаю глазами. Безотчетно. Даже вялое осознание того, что я все-таки, вопреки здравому смыслу, жива, начинает приходить в голову далеко не сразу.

Дверь тихонько скрипнула, впустив в больничную палату слабую полоску света. Узнаю командный голос мадам Помфри:
- Нет, мальчики, нет. У мисс Грейнджер случился обморок от переутомления, так что сейчас ей нужен покой и сон. Только покой и только сон, и тогда завтра она сможет вернуться к обычной жизни.

- Так все-таки серьезной опасности нет?
- Гермиона не покинет нас навсегда?
- Навсегда? С чего вы взяли такое, мистер Поттер? – мадам Помфри искренне недоумевает и сердится.

- Профессор Трелони сегодня..., да нет, еще в начале учебного года сказала, что один из нас перед пасхой покинет нас навсегда, - Гарри заметно волнуется и говорит неуверенно.

- Ах, профессор Трелони!.. – с видимым облегчением восклицает мадам Помфри. – Я никогда не отзываюсь плохо о своих коллегах, но в данном случае скажу как целитель: с внутренним оком Сивиллы и в самом деле что-то не так. Проверить и пролечить не помешает.

- Ну и денек у Гермионы! – это вздыхает Рон.
- Да, мистер Уизли, - сердито добавляет мадам Помфри. – Не знаю, как третий глаз, но тринадцатый предмет – это, поистине, тяжкое бремя!

От переутомления? Вполне может быть. Значит, все это мне почудилось: шкаф, мысленная перепалка со Снейпом, чаепитие с Люпином, падение в бездну... Последнее как-то слишком уж впечатляюще для обморока? Хотя, ты же никогда раньше не падала в обморок, Грейнджер. Привыкай!..

*****

- Этот разговор с мадам Помфри я как раз помню, - вставил Гарри, когда рассказ Гермионы добрался до этого пункта, и девушка ненадолго замолчала. Ранее он не внимал рассказчице, практически не закрывая рта от легкого шока, спустив на тормозах злость на выходку Снейпа. – Нам сказали, что тебя обнаружил сэр Кэдоган, который как нельзя, кстати, навестил картину с монахами. А мы с Роном и вправду решили, что ты просто переутомилась.

- Мадам Помфри не лукавила, она тоже была в этом уверена, - Гермиона, вздохнув и кивнув в знак подтверждения своих слов, виновато улыбнулась.

- Да ладно, дело прошлое, - Гарри усмехнулся, взяв девушку за обе руки и глядя ей в глаза, понимающе-таинственно прошептал: - Я ж понимаю, что слово, данное профессору МакГонаглл – это святое!

Пальчики Гермионы были совсем холодные, поэтому Гарри не отпустил их, а стал согревать своим дыханием и растирать руками, поднявшись на ноги, предложил прогулку вокруг островка. В палатку возвращаться, по его мнению, было слишком рано, потому что вопросов в голове образовалась тьма тьмущая.

- То есть получается, что прокрутив хроноворот на полчаса назад, ты вернулась в покинутый три часа назад свой собственный мир? – спросил Гарри пару минут спустя.

Не зная, с чего начать, он все же решил, прежде всего, уяснить для себя наиболее важные моменты. Заметив ответный утвердительный кивок девушки, Гарри уточнил:
- Возвращение прошло не совсем гладко, по крайней мере, не так, как обычно, и ты это заметила. Так?
Гермиона опять согласно кивнула.

- Тогда не понимаю: почему же ты не заметила перемещения в параллельный мир в начале путешествия? – спросил Гарри, остановившись резко и с нетерпением уставившись на девушку.

Все остальное в рассказе Гермионы было более-менее понятно: тот Поттер из параллельного мира, воспользовавшись случаем, забрал из тайного подземного хода за горбатой ведьмой оставленную там некоторое время назад Мантию-невидимку. По-видимому, Люпин наложил на горбунью какие-то следящие чары. Факт, кстати, косвенно подтверждался тем, что их родной Люпин, получив сигнал в момент, когда Мантию-невидимку забирала Гермиона, следил за их скорым походом в избушку Хагрида по карте Мародеров.

Если тот Люпин из параллельного мира, заинтересовавшись рассказом Гермионы о пропавшей крысе, стал целенаправленно искать Питера по карте, то, вполне возможно, нашел еще «до полуночи». Сивилла Трелони прямо на уроке выдала очередное пророчество, что, вполне допустимо, заставило параллельную мисс Грейнджер остаться до конца урока. Как говорил в таких случаях Дамблдор: «В общем и целом, мой мальчик, чего не бывает!»

- В общем и целом, моя девочка, - произнес Гарри в ожидании ответа, стараясь подражать безмятежно-задумчивому выговору Дамблдора, - ты можешь собой гордиться. Получается, что вмешавшись в ход развития стороннего мира, ты, скорее всего, разоблачила настоящего предателя.

В ответ Гермиона почему-то глубоко вздохнула и, скептически покачав головой, ответила:
- Боюсь, мальчик мой, что гордиться-то вашей глупой девочке и нечем, - а увидев в глазах друга молчаливый протест, пояснила: - Тот параллельный мир на самом деле не существовал, он впервые появился в тот момент, когда Рон случайно заметил в шкафу мою согнутую в три погибели фигуру.

- Чего? – в полном смятении переспросил Гарри, будучи твердо уверен, что ослышался. – Это, в общем и целом, как?

Гермиона, придержав руку Гарри, мягко попросила его набраться терпения и дослушать историю до конца.

*****

Через сутки я попрощалась с больничной койкой, вскоре, к счастью, начались пасхальные каникулы. Я по-прежнему не вылезала из библиотеки, но все это время даже не притрагивалась к хроновороту. Иногда мне кажется, что я, то ли больше не доверяю маленьким песочным часикам на золотой цепочке, то ли чего-то боюсь.

Даже по ночам, еле живая от усталости, не могу заснуть, под глазами синяки, а сами глаза не просыхают от нечаянных слез. О начале нового семестра думаю с тихим ужасом, об использовании хроноворота – со страхом и замиранием сердца.

Но день и час, когда мне вновь нужно крутить колесико, неминуемо наступает. А я не могу. Психологически не могу себя заставить и все. Пропустив первый в семестре урок у профессора Бербидж, вечером подхожу к ней с извинениями и просьбой заменить уроки на какой-нибудь реферат, эссе, или что-то около того. Чарити Бербидж удивлена, я крайне смущена своим суеверием, или, лучше прямо сказать, трусостью, но ничего не могу с собой поделать. Профессор Бербидж отпускает меня, обещав обсудить вопрос с директором школы. В тот же вечер Дамблдор вызывает мисс Грейнджер в свой кабинет для приватной беседы.

Скрывать что-либо от Дамблдора, как любит повторять папа: напрасный труд и несерьезно. Меньше, чем за час я рассказываю директору все по порядку о событиях недельной давности.

- Девочка, девочка моя дорогая, - тихий голос Дамблдора даже под мелодичное воркование Фоукса звучит на редкость обеспокоенно, - ты даже не представляешь, как тебе повезло... Еще бы немного, от силы - час, и ты никогда не смогла бы вернуться обратно...

- Вернуться обратно? Откуда вернуться? Профессор Дамблдор...
«Удивлена, вся в сомнениях и ничего не понимаю. Что же, все-таки, произошло?»

- Ответьте мне на один вопрос, мисс Грейнджер, - задумчиво произносит директор, почти не обращая внимания на мои возгласы. – В тот момент, когда Рон Уизли тебя случайно заметил, ты ведь готова была провалиться сквозь землю, лишь бы сделаться невидимой. Так?

- Пожалуй, да, - соглашаюсь я (а кто бы на моем месте захотел выставлять себя на всеобщее обозрение?). - Но... собственно, какое это имеет значение, сэр?

- Иногда Хогвартс исполняет отчаянные желания своих обителей, - с загадочной улыбкой поясняет Дамблдор, что, правда, для меня ничуть не делает ситуацию яснее.

- Отчего же только «иногда», профессор Дамблдор?
«Наверное, выгляжу круглой дурой, но нужно продолжать искать логику. Иначе вся эта беседа не имеет никакого смысла».

- Все зависит от остроты желания волшебника и имеющихся у замка возможностей.
«Ну, конечно: все как в известном застольном высказывании. Весьма доходчиво».

- Моя дорогая девочка, конечно, в обычной ситуации никакой Хогвартс не смог бы сделать тебя невидимкой, - поправляя широкие рукава мантии, спокойно отвечает Дамблдор, как будто прочитав мои мысли. – Но в данный момент ты сама, и некоторая часть пространства вокруг тебя находилась во временной петле, то есть, некоторым образом, вне основной плоскости событий, хотя и открытой взору стороннего наблюдателя. Но, услышав ваши молитвы, магическое поле замка – очень сильное поле, надо сказать - немного сдвинуло свернутое во временную петлю пространство в дополнительное, недоступное обычному взгляду, измерение. На старших курсах вы будете изучать трансфигурацию пространства, так что сами убедитесь, что настоящему волшебнику многое по силам.

- То есть я уже оказалась в параллельном мире, даже не заметив этого? Это что, всегда так происходит, профессор Дамблдор?
«Становится, откровенно говоря, не по себе...»

- К счастью, не всегда, - отвечает директор. – Но в тот день случился еще один фактор риска: двадцать первое марта, день весеннего солнцеворота или день весеннего равноденствия. Вы хорошо знаете астрономию, мисс Грейнджер, так что сами можете поведать мне, чем так примечателен этот день.

Фоукс, сидя на жердочке, склоняет золотистую головку в знак внимания, а я начинаю цитировать учебник, благо эта тема изложена предельно доходчиво:
«Из четырех точек эклиптики главной является точка весеннего равноденствия. Именно от нее отсчитывается одна из небесных координат – прямое восхождение. Она же служит для отсчета звездного времени и, так называемого, «тропического года» - промежутка времени между двумя последовательными прохождениями центра Солнца через точку весеннего равноденствия. Тропический год определяет смену времен года на нашей планете. У многих древних народов, в том числе, кельтов, новый годичный цикл начинался весной...»

- Этого вполне достаточно, мисс Грейнджер, - останавливает меня Дамблдор, и, словно уловив исходящее от меня и витающее в воздухе любопытство, продолжает. – Существует гипотеза – недоказанная – что именно в этот день чаще, чем обычно, случается непроизвольное «начало всех начал». По крайней мере, на моем, весьма недолгом для вечной Вселенной веку, я имел удовольствие несколько раз наблюдать рождение нового мира именно двадцать первого марта.

- Так вы и на этот раз все видели, сэр?
«Флиббертигиббет! Ничего себе поворот... Все знал и молчал?»

- Видишь ли, моя девочка, - директор незаметно переходит на «ты», - я давным-давно дружу с одним кентавром, и мы, надо сказать, иногда по-дружески болтаем о вечных звездах... В тот день сова от Флоренца прилетела еще до обеда, и я поспешил пополнить свои земные впечатления. Кроме того, без ложной скромности могу сказать, что мне вполне по силам отгородить часть пространства от избыточного дневного света, так что мы могли без помех наблюдать постепенное расслоение вселенной.

С этими словами Дамблдор подошел к шкафу и, достав с полки один из изящных серебряных приборов, по виду напоминающий омминокль, но гораздо крупнее, перенес его на стол. Я в робком молчании смотрю на «омминокль», боясь лишний раз пошевелиться. Бывшие директора с портретов тоже с нескрываемым интересом рассматривают сложный, и, наверное, единственный в своем роде прибор.

- С помощью вот этого древнего артефакта, - поясняет Дамблдор, являя взору довольную улыбку, спрятанную под усами. – Раньше, до создания первого хроноворота, разделение земных миров случалось исключительно в день весеннего равноденствия. Сейчас, к сожалению, гораздо чаще.

«Как-то его «к сожалению» плохо вяжется с предшествующим «поспешил пополнить земные впечатления». Странно. Неоднозначно. Нелогично».

- Причины противоестественные, - разведя руками, с грустью продолжает Дамблдор. – Обусловлены не естественным ходом эволюции, а непродуманным вмешательством человека в ход истории. Существует гипотеза, опять же, недоказанная, что бесконтрольное увеличение параллельных миров делает пространство, окружающее планету, неустойчивым. Время начинает течь быстрее... Но это, в общем, к делу имеет слабое отношение.

- Профессор Дамблдор, а вы как-то подозревали, что это именно я нарушила... баланс миров?
«От дикого стыда и нешуточного беспокойства за судьбу земных миров готова утонуть прямо в углублении кресла».

- Откровенно говоря, не подозревал, - признается Дамблдор. - Разделение выглядело вполне естественно. Обычно, если какой-то недоумок, пытаясь изменить ход истории, грубо вмешивается в уже свершившиеся события, то вселенная не расслаивается, а, скорее, разрывается на части. И подумать только, ради чего люди могут это творить? Ради того, чтобы незаметно поменять сделанные ставки на исход матча! А неделю назад все происходило достаточно медленно и, я бы сказал, торжественно. Окончательно завершилось только за три часа до полуночи.

- Но... почему так получилось? Честное слово, сэр, я не хотела!
«Готова нужное количество раз повторить свои слова под присягой, глотнув положенные три капли сыворотки правды».

- Ты, девочка моя неразумная, использовала маховик несколько раз в довольно ограниченный промежуток времени, что создало наложение временных петель друг на друга, образовав что-то вроде узла. Последнюю петлю, магия Хогвартса, уловив твое отчаянное желание, сдвинула в сторону, приоткрыв дополнительное измерение. Плюс всеобщее весеннее настроение начать новую жизнь, начало нового зодиакального цикла... И вот уже незаметно для тебя самой новорожденный мир начинает жить своей жизнью. И что самое интересное: ты уже часть нового мира.

Тон голоса Дамблдора несколько небрежен, как будто человек пересказывает древний фолиант в дружеской беседе за кружечкой пива. А я постепенно замираю от осознания того... невероятного, чему причиной были исключительно моя глупость и безрассудство. Если бы я дала себе труд подумать над словами профессора Флитвика...

- Но как же я смогла вернуться обратно? – губы онемели и плохо слушаются, так что вежливое «сэр» добавляю через паузу.

- Тебе невероятно повезло, девочка, - профессор Дамблдор выдал тяжелый вздох. – Ты смогла воспользоваться хроноворотом, потому что «время вышло из петли», и прибор вновь был готов к употреблению. Причем случилось это задолго до полного разделения миров. Кроме того, тебе удалось настроить перемещение в нужную временную точку, в самое начало последней временной петли или за несколько мгновений до последнего перемещения. В момент, когда ты в своем мире существовала в единственном экземпляре, соответственно, хроноворот никак не взаимодействовал с самим собой. Единственное, что тебя связывало с родным миром в тот момент – это Маховик Времени.

«С одной стороны – вроде бы все понимаю, с другой стороны – ничего не понимаю!»

- Профессор Дамблдор, а разве хроноворот не мог переместить меня на полчаса назад уже в новом мире? – надо продолжать копать гранит науки.

- Миры разделяются без временной петли, - спокойно отвечает Дамблдор. – И пока расслоение не завершено, никакие перемещения во времени внутри мира невозможны. То, что мы называем «путешествием», на самом деле выглядит, как сворачивание части пространства-времени в петлю. Либо расслоение, либо сворачивание. Смешение двух взаимоисключающих процессов невозможно.

- То есть, получается, что хроновороту чудом удалось нащупать самого себя в неразделенном до конца пространстве...
«Господи, что-то я такое заумное говорю...»

- Примерно так, моя умная девочка, - с благостной улыбкой отвечает Дамблдор.
- Начало процесса расслоения всегда проходит крайне медленно, вплоть до момента, пока не происходит резкого толчка из-за непоправимого нарушения причинно-следственных связей. И вот в этот момент два мира уже расстаются навсегда. Насколько я могу судить, Блэка там поймали тем же вечером, а у нас вот опасный преступник до сих на свободе.

- Профессор Дамблдор, но что же такого могло поменяться в новом мире, что стало возможным подобное?

Директор так на меня смотрит, что мне становится совершенно ясно: любопытство меня погубит и сведет в могилу заживо.

- Девочка моя, неужели твое приключение с Маховиком Времени ничему тебя не научило? Последствия наших поступков всегда так сложны, так разнообразны, что предсказать что-то наперед, поистине, невозможно. Иногда бывает достаточно легкого толчка, ничего не значащего с точки зрения обывателя лишнего произнесенного слова – и мир начинает меняться. Это самые сокровенные глубины магии, ее непостижимая суть...

В классическом магловском романе из далекого 1937 года «Создатель звезд» Олаф Степлдон написал: «Если существо сталкивалось с несколькими вариантами действий, оно выбирало все, создавая множество... различных историй космоса».

Вполне возможно, что Высшие Силы - Богини Судьбы, если хотите – сочли намечающийся путь развития интересным, и дали делу, как говорят маглы, «зеленый свет» и открытую дорогу. Потому что там, где миры соприкасаются, предметы и люди являют свою истинную суть... Поверь: может быть, настанет день, и ты узнаешь, как живет мир, к рождению которого ты, девочка, некоторым образом, г-мм... причастна.

Я поражена до глубины души и сижу, раскрыв рот от изумления. Смотрю на директора, вытаращив глаза.

- К сожалению, пока даже волшебникам не по силам свободные перемещения между мирами, - продолжает вещать Дамблдор слегка отстраненно, чуточку напевно, немного печально. Иногда тишину кабинета, кроме голоса Дамблдора нарушает чей-то вздох со стены, но в целом тихая речь действующего директора Хогвартса кажется громогласной, до предела наполняющей каждый кубический сантиметр пространства круглого кабинета. – Это привилегия душ, так что для такого приключения нужно либо научить душу покидать на время бренное тело, что невероятно тяжело, либо стать чуточку мертвым. Последнее много проще, но здесь, как говорится, свои минорные нюансы.

Спустя примерно полчаса заучка Грейнджер покидает круглый кабинет в полном смятении.



Глава 69. Тайник Кикимера

19 апреля 1998 года, воскресенье

Совсем не по воскресному тусклое солнце уже поднялось над холмами, и легкий туман над озером мало-помалу успел развеяться. Гермиона замолчала несколько минут назад, а Гарри, с трудом осмысливая услышанное, как мог, старался разложить все по полочкам. Пока получалось не очень стройно, не до конца понятно.

Например, вот это:
- Какое отношение имеет точка весеннего равноденствия ко всей Вселенной? – спросил Гарри, озвучив тем самым первый вопрос из доброй дюжины других вопросов, теснившихся в голове. – Это же просто... вследствие вращения Земли вокруг Солнца, да и весна наступает только для северного полушария.

- Так ведь и речь идет исключительно о земных параллельных мирах, - ответила Гермиона, уточнив: - По крайней мере, Дамблдор дал такое объяснение. А что до самой даты, то Зодиакальный круг создали ассирийцы еще в первом тысячелетии до нашей эры. Раньше, до введения юлианского календаря, первым месяцем года считался март...

- Стоп, стоп, стоп! – запротестовал Гарри, испугавшись, что сейчас Гермиона с легкостью выдаст лекцию по астрономии, типа - «Астрономия из глубины веков и до наших дней...», к этому еще непременно прибавляют обязательное: «...мифы и реальность».

Оно, может быть, и интересно, но только, не для данного «исторического» момента. Сейчас хотелось чего-нибудь попроще и поближе к вечной больной теме «Спасти горемычный мир еще много-много раз...».

– Не вижу смысла спорить, готов принять все-все-все за истину. Будем считать, что древним ассирийцам виднее, - Гарри подвел промежуточный итог заговорщическим шепотком, на ушко, не забыв чмокнуть девочку в щечку. Довольно потер руки.

- Ну, как скажете, Гарри Поттер, - примирительно ответила Гермиона, соглашаясь и слегка краснея.

Быстрота и легкость, с которой удалось «отвлечь» лучшую ученицу Хогвартса от пропаганды фундаментальных научных истин, прибавили вдохновения, и Гарри, не медля, выдал следующий вопрос:
- Так я понимаю, что Гермиона Грейнджер могла бы совсем исчезнуть из этого мира, если бы вовремя не привела в действие Маховик Времени?

Высказав сомнения вслух, Гарри испугался своих слов. Типун на язык Трелони, но, черт возьми, она же действительно весьма увесисто квакала на тему: «Перед пасхой один из нас покинет нас навсегда».

- А ты посмотри на это с более оптимистичной стороны: где-то в новом мире могли бы жить бок обок сразу две мисс Грейнджер, - деловито предложила Гермиона, но вид у нее был самый, что, ни есть, беззаботный.

Гарри заморгал, силясь понять смысл услышанной фразы. Нет... невозможно... Гермиона просто подшучивает над ним.

- Да... - со значением протянул Гарри, - но, согласись: две Грейнджер – это было бы слишком...

- Заманчиво?..

Именно это слово Гарри собирался выдать, но Гермиона его опередила, тем самым немного смутив. Однако открывающаяся перспектива выглядела многообещающе, что, по мнению Гарри, не отметить было неслабым грехом.

- Здорово! – воскликнул Гарри, потрясая в воздухе сразу двумя руками, сжатыми в кулаки.

- А теперь посмотри на это с более прагматичной стороны, - Гермиона внезапно натянула на лицо серьезную маску. - Две Грейнджер сразу - это... не очень хорошая идея... Особенно, если за точку отсчета брать «заучку» с третьего курса.

- Да ну? – съехидничал Гарри. - А что же было не так с лучшей ученицей Хогвартса четыре года назад?

- Зануда жуткая!.. – голос Гермионы звучал увесисто и трагично. - Они бы Поттера с Уизли загрызли... Ну, понимаешь, вдвоем!

- Да... оно, конечно... - Гарри замялся, не зная, как половчее высказать то, что вертелось на языке. Наконец, навязчивые слова все же слетели с губ: - Но нас-то с Роном тоже двое!

Получилось непроизвольно и немного резко, но... Несмотря на то, что незаслуженная радость светлого чувства третий день переполняла сердце, где-то глубоко в подсознании, притаившись, жила вина перед лучшим другом, и этот «фокус» с расслоением миров на мгновенье показался заманчивым выходом из создавшегося положения. Две Гермионы для двух друзей... Вроде бы так все просто!

- Что касается конкретно вас: тебя и Рона, то... Гарри, конкретно вам не досталось бы ни одной мисс Грейнджер! А что касается того мира, из которого мне так счастливо удалось улизнуть, то...

Гермиона глубоко вздохнула, набираясь решимости, но, наверное, что-то останавливало ее. Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем заметно побледневшая девушка прошептала:
- Гарри, я никогда не любила Рона. Понимаешь – никогда!

Реплика Гермионы не показалась хоть сколько-нибудь забавной или фальшивой. Губы Гермионы дрожали - казалось, что их хозяйка вот-вот расплачется - а в глазах светилась такая искренняя вера в высказанное признание, что Гарри опешил, поспешив прихлопнуть открывшийся, было рот.

Нет, в такой откровенно-отчаянный момент не стоило вспоминать про злосчастный поцелуй «на радость многострадальным эльфам». Лучше бы, конечно, ему, Гарри, вовсе этого поцелуя не видеть... Могли бы, между прочим, еще в Тайной комнате полизаться! Кто мешал, спрашивается? Но... - дело прошлое. Будем считать, что это у них нечаянно – просто так!.. – получилось. Примерно как у него самого с Чжоу под омелой или с Джинни после победного матча. Потому что молодой был, неразумный, нескромный.

- Гермиона, прости... - прошептал Гарри, сконфузившись. – Ты же знаешь: иногда я бываю дурак дураком!

Следовало бы сказать больше, но это, пожалуй, уже тянет на высокомерие. Справедливо рассудив, что слова в данном случае вовсе не к месту, Гарри дернул бегунок молнии на куртке, и, распахнув полы, загребущими руками приблизил застывшую девушку поближе к горячему сердцу.

*****

- Мама с папой просто с ума бы сошли, получив известие, что их единственная дочь исчезла, - прошептала Гермиона ему на ухо, когда оставленный на несколько долгих мгновений мир вновь раскрылся перед ними, повеяв свежим ветром с озера и тем самым напомнив о себе.

Гарри почувствовал отчаянный стыд в душе. В его положении круглого сироты было только одно неоспоримое преимущество: ему не нужно было беспокоиться о своих близких: матери, отце, крестном... Как когда-то справедливо отметил Рон: «Своих он хорошо упрятал...». Допустим, ни он сам, а стечение жизненных обстоятельств, но по существу сказано, верно. Вот правильно он подозревал, что станет для Тедди безответственным крестным. Мысль зловещая, но, как ни крути, меткая.

- Гермиона, ты, похоже, совсем закоченела, - прошептал Гарри без вопроса, констатируя факт, заключая обе холодные ладони девушки в своих руках. – Вернемся в палатку?

Надо привыкать хоть чуть-чуть заботится о близких людях, пока они, хвала Высшим Силам, рядом с тобой и дышат воздухом одного с тобой мира.

- Я там мгновенно засну, Гарри, - невесело улыбнувшись, призналась девушка.

Конечно же, она не спала всю ночь. Ну, хоть не скрывает – это уже хорошо! А в сущности: почему бы им не отдохнуть, забившись под одеяло? Спешить некуда. Внеочередное спасение несчастного мира бесталанными пилигримами отменялось, но и в этом, если постараться, можно отыскать свои мелкие плюсы.

Гарри только сейчас явственно ощутил, как душа мало-помалу, по чуть-чуть, по капельке, освобождается от тяжелого груза ответственности за судьбу бренного мира. Ну, хоть режьте – не может он, Поттер, спасти всех! Он не всесилен, нет у него каких-то скрытых магических сил, чтобы повернуть вспять неумолимое время. Видимо, придется-таки смириться с тем, что госпожа Смерть безжалостно отсчитывает последние дни и часы погибшим в грядущей неравной битве защитникам Хогвартса. Эльфов наивных, опять же, не бросишь посреди леса...

- Я тоже не против того, чтобы отдохнуть, - проговорил Гарри в раздумье. – Так что двигаем к палатке?

- Ну, если вы больше ничего не хотите... - протянула Гермиона, неопределенно пожав плечами.

- Хотим! Например, совершенно не ясно: неужели в новом мире двойники так и останутся двойниками? – задал Гарри мучавший его вопрос, твердо решив не поддаваться на провокацию «Умного Кролика» и, по возможности, притвориться благоразумным «Винни Пухом». Условий подходящих нет, оба с ночной смены – чего мечтать зря?

- А что, по-твоему, должно с ними произойти? – спросила Гермиона с удивлением.

Гарри, приподняв брови, скривил недоверчивую мину. Он почему-то зримо представил, что хотя бы один «путешественник» должен через какое-то время рассыпаться на элементарные частицы.

- Одного «горе-путешественника», скорее всего, посадят в Азкабан, - предположила Гермиона, напомнив тем самым, что дело тесно связано с нарушением закона.

Пока Гарри с ходу размышлял о способах поимки преступника и методах установления степени его вины, из кармана куртки послышался громкий возглас Великого Артефакта, заставивший Гермиону мгновенно отпрянуть от Гарри на полшага в сторону.

- В Азкабан засунут того злоумышленника, кто останется жив после взаимных разборок.

- Не понял? – пробормотал Гарри. – Какие могут быть разборки между двойниками?

- Ну, Поттер, - с сарказмом проскрипел Великий Артефакт, - ты у нас, оказывается, совсем благородный... Хорошо, поясняю, специально для патологически нравственных идиотов, вроде Гарри Поттера.

Возьмем, например, некоего чистокровного волшебника вроде Люциуса Малфоя. Человек всю жизнь живет на деньги предков, сейф у него в Гринготтсе один, поместье одно, жена чистокровная – одна, сынок оболтус – тоже один... Заметь: один, а не два и не три, чтобы наследство почем зря не разбазаривать! Ну, ладно, сынок по причине его малой значимости не в счет. Но сейф в Гринготтсе на двух Малфоев не делится в принципе.

Так что вывод один: второй Малфой лишний. Вывод второй: надо ликвидировать. Вывод третий: уровень преступности в магомире растет, рождаемость, напротив, сокращается. Вывод четвертый и самый главный: нечего давать хроноворот кому попало в руки! Пятый вывод, друзья-гриффиндорцы, делайте сами... МакГонаглл, она ведь не зря предупреждала, что волшебники частенько убивают друг друга...

- М-да... - выдавил Гарри, когда монолог Бузинной палочки отложился в голове. – Ну, спасибо, родной великий и могучий! Прояснил ситуацию. А министерство как-то узнает о случившемся расслоении миров?

- А то! – подхватил Великий Артефакт. – Не сами, правда. Их кентавры ставят в известность. За это Министерство Магии дарует лошадкам высочайшую милость – особое разрешение жить в Запретном лесу и считать лес, прилегающий к Хогвартсу, своим домом.

- Постой, постой! – в душе у Гарри похолодело. – О том случае на третьем курсе, перед пасхой, кентавры тоже доложили?

- Однозначно, - сердито заметил Великий Артефакт. – И по всей форме. Дамблдор свидетельствовал перед Министром Магии, что процесс имел естественный характер.

- А потом, после каникул? – допытывался Гарри.

- И потом не изменил показаний, - серьезно ответил Великий Артефакт. – Благородный он человек, Дамблдор! – добавил Великий Артефакт с заметным восхищением.

- Ну, это само собой, - поспешил согласиться Поттер, главным образом за тем, чтобы прикрыть тему.

Устал чертовски, настроение не то, голова от бессонной ночи раскалывается, шрам до сих пор саднит. А Дамблдор, он – тут и спорить не о чем - всегда готов прийти на помощь ближнему, если этот ближний входит в «его чудесный план». Сам Мальчик-который-без-вопросов-готов-идти-куда-скажут не только входил в план, но и был основным стержнем «чудесного плана», мисс Грейнджер его неотъемлемой частью, поскольку без нее Поттер и до рождества бы не дожил...

А ведь Гермиона, вероятно, испытывала к старику немалую благодарность, когда он пообещал ей, что прикроет ее невольную выходку. Наверное, чувствовала себя безмерно обязанной директору школы и восхищалась его добротой и мудростью. Что уж тут говорить: сам такой же, наивный. Да много хуже!

- А ты еще пользовалась Маховиком Времени после всего случившегося? – спросил Гарри исключительно ради того, чтобы прояснить для себя ситуацию.

- Пользовалась? – Гермиона усмехнулась. – Да я немедленно хотела оставить эту опасную штуковину тут же, на столе его кабинета. Но... - девушка вздохнула, - Дамблдор сказал, что Маховик Времени вручен не кому-нибудь, а конкретно мисс Грейнджер, и... в общем, уговорил меня оставить хроноворот у себя хотя бы до экзаменов, намекнув, что пригодится.

- И?.. Ты им пользовалась?

Гермиона отрицательно помотала головой, пояснив, что, к счастью, только половина уроков магловедения совпадала с другими занятиями по времени. Ей, правда, пришлось дополнительно прочитать море литературы, но это, по крайней мере, без риска застрять где-нибудь на веки вечные. А на экзаменах – да, пару раз хроноворот пригодился.

Расспрашивать дальнейшие подробности Гарри не счел нужным. Итак, все было более-менее ясно. По крайней мере, стало понятно, о чем предупреждал Дамблдор Гермиону, произнося туманные фразы о том, что «вас – никто - не должен – видеть» и «вы это знаете и знаете, сколь велик риск...». В тот момент он, тринадцатилетний пацан, понятия не имел, о чем идет речь, но напоминание Дамблдора показалось столь таинственным, что невольно врезалось в память.

Тогда больше всего Гарри сердился на подругу за то, что она не позволила ему забрать брошенную около Дракучей Ивы Мантию-невидимку. Казалось бы, что такого страшного в том, что их случайно заметит развеселый Хагрид, тем более что хогвартский лесничий был в тот момент сильно навеселе. А ведь Мантия-невидимка должна была лежать под Ивой, и ее должен был доставить в Визжащую хижину профессор Снейп. Все остальное – уже из другого мира с другой историей.

Интересно, они успели бы спасти самих себя до окончательного расслоения мира? По идее, должны были успеть, ведь «прошлое» изменить никак нельзя. Но как же облегченно вздохнула подруга, выслушав его рассказ о Патронусе, прогнавшем добрую сотню дементоров. Если он уже видел себя самого, то, значит, все в порядке!

А Дамблдор, тем не менее, рисковый человек!.. Отправить двух малолеток в «прошлое» поиграть в «догонялки» с оборотнем и дементорами, на гиппогрифе покататься без уздечки... Первые два года вездесущего директора хотя бы в школе не было. Впрочем, старик и на пятом курсе, когда СОВ сдавали, исчез из школы. Ладно, хоть по принуждению.

Перед походом в пещеру Гарри едва не высказал вслух свои мысли о его легкомысленном отношении к безопасности учеников Хогвартса. Что получил в ответ? «И больше я на эту тему разговаривать не хочу». Ничего не скажешь: умеет старик убеждать!

- Что ж, по всей видимости, диадеме придется лежать в Выручай-комнате и дожидаться своего часа, - сказал Гарри, нахмурившись. Сколько не успокаивай себя, сколько не ищи оправданий, а погибших все равно не воскресишь.

- По правде сказать, я молю об этом те самые Высшие Силы, о которых упоминал Дамблдор, - призналась Гермиона. – Только бы ничего экстраординарного не случилось!

- А ничего, как ты сказала, экстраординарного пока не случилось? – спросил Гарри, внезапно почувствовав со всей остротой, по какому лезвию бритвы они с подругой сейчас проходят, держась за руки. И никакой другой опоры, кроме самих себя.

- Ты у меня спрашиваешь? – возмутилась девушка. Хорошо, что хоть пальцем у виска не покрутила. – Гарри, давай... Давай не будем об этом. Честное слово, я не знаю, как это проверить...

Без лишних слов стащив с шеи мешочек из ишачьей кожи, Гарри засунул внутрь руку и, нащупав цепочку хроноворота, вытащил артефакт на свет. Даже на беглый взгляд можно было подметить, что сияние песчинок времени заметно притупилось по сравнению с двухнедельной давностью. Но в целом ничего необычного или, того хуже, угрожающего, не наблюдалось. Переглянувшись с Гермионой (вроде все в порядке...), парень опустил хроноворот в глубину мешочка.

- Ты знаешь, чего я откровенно не понимаю, - задумчиво произнес Гарри, затягивая кожаный шнурок на подарке Хагрида и возвращая мешочек к себе на шею. – Почему Сама-Знаешь-Кто был так уверен, что мальчишка Поттер не доберется до диадемы?

- Здравствуйте!.. – с изумлением откликнулась Гермиона. – Ты же сам сказал, что типа хогвартский тайник самый надежный, потому что там Снейп, и в школу трудно пробраться незаметно.

Он, Гарри, такое сказал? Хотя, может быть... Ну, если только в самом начале, когда только-только с дракона слезли...

- Нет, Гермиона, - спокойно возразил Гарри. – Когда я заглянул в его голову перед походом в Визжащую хижину, он ведь прекрасно знал в тот момент, что мальчишка Поттер уже давно в замке. Но он был стопудово уверен, что он единственный знает о Выручай-комнате, что обнаружить ее могут лишь ум, отвага, изобретательность. Короче, куда там мальчишке Поттеру!

К его немалому удивлению, Гермиона отнеслась к его словам даже с большей серьезностью, чем он ожидал. Ее лицо, и без того пасмурное, посуровело, губы нервно сжались, а брови нахмурились. Гермиона всегда становилась такой не в меру задумчивой, когда ее умная головка решала очередную логическую задачку. Гарри это знал, и знал, что он не должен мешать. Нужно просто ждать, а еще лучше самому попробовать прокрутить в голове возможные варианты.

- Ну, насчет «отваги и изобретательности» я не уверена, а вот о том, что Отряд Дамблдора проводил занятия не где-нибудь, а в Выручай-комнате, по-моему, Сам-Знаешь-Кто должен был знать, - тихо сказала Гермиона, первой нарушив тишину. – Об этом знали все, включая Малфоя-младшего, Кребба, Гойла... Да все, кому не лень!

Об этом знали даже в министерстве, - продолжала девушка, - потому что Дамблдора сняли с должности за историю, непосредственно связанную с Выручай-комнатой. Учитывая этот факт, Снейп просто обязан был доложить информацию хозяину, поскольку, сам понимаешь, - Гермиона невесело усмехнулась, - кассу шпионскую надо пополнять регулярно, желательно ежедневно.

Мысль Гермионы показалась Гарри вполне убедительной, и он быстро подхватил ее, развивая дальше.

- Тогда Сама-Знаешь-Кто должен был не просто знать, что все, кому не лень, шастают по его, как он искренне надеялся, тайному хранилищу, - вставил Гарри, - но и достаточно четко давать себе отчет, что непрошенные посетители смогли-таки разгадать секрет Выручай-комнаты, понять, что комната может принимать самые разнообразные формы.

- Логично, - откликнулась Гермиона, хлопнув себя рукой по бедру. – А Малфой? Малфой ведь прошлый год чуть ли не ночевал в этой комнате... Ты думаешь, он не отчитывался перед хозяином?

- Малфой не уезжал из Хогвартса на каникулы, - напомнил Гарри.

- Да я вовсе не об этом, - возразила Гермиона, в нетерпении взмахнув руками. – После нападения Пожирателей Смерти на школу и убийства Дамблдора красноглазый шеф, на мой взгляд, обязан был... Ну, поинтересоваться подробностями операции, что ли... Да та же Белла должна была с радостью великой предоставить хозяину свои мозги для просмотра. Понимаешь, тот всеобщий Хогвартский склад нельзя ни с чем спутать. Другого такого помещения в Хогвартсе просто нет!

- И если высадка десанта производилась через «ту единственную, тайную комнату, известную лишь ему одному...», - Гарри неожиданно для себя почти процитировал подсмотренные мысли Волан-де-Морта.

- То он просто... должен был посетить Хогвартс при первой возможности, чтобы проверить, а не прикарманил ли кто-нибудь диадему с куском его бесценной души, - закончила Гермиона. – Но он этого не сделал. Вопрос – почему?

- Самомнение подвело... человека, - со вздохом предположил Гарри. – Четкая уверенность, что никто, кроме него, в «тайное укрытие» не проникнет. Даже выкормыш Дамблдора.

- Господи, ерунда какая-то! – с жаром воскликнула Гермиона, притопнув ногой. – Бред какой-то! Гарри, ты уверен, что правильно Сам-Знаешь-Кого... х-мм... цитируешь? «Тайное укрытие», известное лишь ему одному... Да какое, к черту, «тайное», если через него проскочила как минимум дюжина его подельников?!

Поскольку Гарри был совершенно уверен в точности предоставленных цитат, он лишь кивнул головой, с усмешкой глядя на праведный гнев своей подруги.

- Так... Все ясно, - пробормотала Гермиона уже более спокойным, а если сказать больше, ироничным тоном. – Это называется: за гномом дом, за домом гном...

- Дышите носом, а не ртом... - зачем-то добавил Гарри, просто отметив про себя, что стишок получается забавным.

- И что хотите этим мне сказать? – губы Гермионы улыбнулись.
- Да так..., - Гарри тоже улыбнулся. – Учу вас правильно дышать.

Однозначно, некоторые особенные слова полны магии. Гарри это почувствовал мгновенно – кожей, сердцем, наверное, разумом. И вдруг все, о чем они с Гермионой только что так увлеченно рассуждали, показалось мелким и незначительным. Так, для общего развития, и не более того!

Пространство, время, равнодушные холмы и спокойная тихая гладь горного озера – все, что определяется емким понятием «МИР», все это существует исключительно для того, чтобы вот так смотреть на нее и видеть ее милую улыбку. На ту, которая самая лучшая!

И это простое, естественное, как сам мир, желание оказалось непреодолимым. Гарри шагнул к своей Гермионе прежде, чем услышал ее взволнованный шепот:
- Так, учи... Что же ты... робеешь?..

*****

Бесконечность – она только на бумаге бесконечность. Хитрая загогулинка с двумя петельками, лежит боком, и просит себя не трогать. А в настоящем мире все когда-нибудь кончается, и даже те прекрасные мгновенья, ради которых создан грешный мир и заселен несовершенными людьми.

- Гарри, - губы Гермионы, освободившись от долгого плена, задумчиво прошептали: - А Сам-Знаешь-Кто знал, что комната может принимать самые разнообразные формы по желанию посетителя. Или он видел ее только в качестве необъятного склада?

- Мерлиновы кальсоны! - Поттер с досадой хлопнул себя по лбу. Остаточная боль в шраме, которая за время лучших мгновений жизни исчезла почти полностью, вновь напомнила о себе легким покалыванием. Гарри чертыхнулся в душе, дважды рассердившись на свою забывчивость.

- Что-то важное пропустил? – спокойно осведомилась Гермиона, глядя на его страдальческую мину.

- Не то слово! – воскликнул Гарри. – Помнишь ту книгу, про крестражи, «Тайны Наитемнейшего Искусства»?

Гермиона посмотрела на него с такой неуверенностью, что можно было запросто заподозрить подмену, Мальчика-Который... на какого-то совершенно другого мальчика.

- По-моему, об этой книге трудно забыть, - ворчливо уронила девушка.
- Так вот! - не останавливался Гарри, не обращая внимания на недоуменный тон Гермионы, спеша высказать то, что удалось подсмотреть в голове Волан-де-Морта, и о чем следовало сказать еще часа два назад. – Помнишь, мы думали, что он нашел эту книгу в библиотеке еще до того, как Дамблдор изъял ее из употребления?

- Гарри, ну, не призвал же он, в самом деле, запретную книгу через окно из кабинета профессора Диппета, – с колкой ухмылкой произнесла Гермиона.

- Нет, нет! – Гарри замахал руками. – Это было бы уже слишком... Он нашел ее в Выручай-комнате, - медленно проговорил Гарри, выдержав значительную паузу и сбавив голос почти до шепота.

- Это - как?.. – пораженно вымолвила Гермиона, уставившись на парня, но ее анормальное состояние продолжалось не более двух-трех секунд.

Гарри не спускал глаз с девушки, с удовлетворением наблюдая, как меняется выражение ее лица от известного состояния «Этого не может быть!» до «Кто же этого не знал!».

- Ну, конечно! – Гермиона выразительно постучала кулачком по макушке. – Господи, как же мы сразу не догадались?! Помнишь первое занятие Отряда Дамблдора в Выручай-комнате? Она же сама снабдила нас нужной литературой... Но как мог Том до этого дойти?

- Как, как?.. - слегка передразнил подругу Гарри. – Как-то раз, возвращаясь с урока прорицаний...
- И предаваясь мыслям о смерти...
- Вот, вот... Мрачным мыслям о смерти!..
- Он прохаживался в печальной задумчивости по восьмому этажу...
- Напротив гобелена с Варнавой Вздрюченным, которого лупят тролли.

- Ну, да! Этот почти библейский сюжет как раз наводит на мысль о том, что бессмертие никак не может быть лишним, - добавила Гермиона с такой несвойственной для предшествующего обмена мнениями серьезностью, что Гарри, не выдержав, прыснул.

Гермиона смеялась почти беззвучно, уткнувшись в его плечо, а потом, неожиданно приподняв голову и слегка отстранившись, промолвила:
- Гарри, помнишь: мы с тобой никак не могли понять, где же Джинни брала светящуюся краску?

- Помню, - машинально проговорил Гарри, подсознательно чувствуя, что теперь настала очередь Гермионы наблюдать за разительными переменами в его лице. – Господи, как же мы сразу не догадались?!

- Конечно! – продолжала рассуждать Гермиона, прохаживаясь туда-сюда на маленьком пятачке земли. - Дневник овладевал ею, и она ничего не помнила. Обнаруживала себя измазанной светящейся краской, взяться которой просто так было элементарно неоткуда...

Внезапно девушка замерла на месте, вцепившись в собеседника таким сверлящим взглядом, что Гарри не на шутку испугался.
- Что случилось?

- Гарри, послушай! А ведь мы могли бы тоже... попробовать...

- Предаться мыслям о смерти? – неловко пошутил Гарри, от всей души надеясь, что «неисправимая заучка» все-таки не предложит выудить из Выручай-комнаты оригинальный экземпляр «Тайн Наитемнейшего Искусства».

Зря надеялся, однако. Интуиция, как всегда, не подвела, а глаза Гермионы, горящие предвкушением разгадки тех самых тайн, не обманули.

- Не получится, - холодно обмолвился Гарри.

- Почему? – сказано с искренним недоумением, карие глаза продолжают излучать свет надежды.

- Гобелена с библейским сюжетом нет в наличии, - отрезал Гарри.

Сюда было бы нелишним добавить фразу Дамблдора: «И больше я на эту тему разговаривать не хочу!», приправив сказанные слова фирменным спокойствием своего учителя, но так, чтобы незадачливый собеседник сразу прикусил язык. Однако, во-первых, еще не научился, во-вторых, разговаривать так с Гермионой не стоило по определению.

Дело было даже не в том, что их отношения до сих пор представлялись Гарри воздушным замком на воде, где все слишком шатко и неопределенно, одно неловкое слово, движение – и рассыплется, исчезнет. Просто на хогвартскую всезнайку нужно было действовать исключительно методом убеждения. Терпение и такт, и напролом никак!

- Гарри, но это же единственный шанс! – не унималась упрямая Грейнджер.
- Прекрасно подождет пару недель, - Поттер старался говорить сурово и отстраненно.

- После того пожара?.. Мерлиновы кальсоны ты получишь, а не книгу! – сердито выкрикнула заучка.

У Гарри заныло сердце. На минуту представив себе, что Гермиона вновь сидит над этой дьявольской книгой, от которой элементарно болят уши, он уже безмерно жалел о том, что заикнулся про источник информации Тома Реддла.

А ведь это та книга, над которой поработал Дамблдор, и никто не знает, что она представляет собой в оригинале. Может быть, ее вовсе нельзя открывать без специальных очков или перчаток? Рон ему частенько по ночам – чтоб страшнее было – рассказывал про всякие волшебные вредилки. Откроешь такую зловредную книгу – и она запросто выжжет тебе глаза...

- Гермиона, - начал Гарри умоляющим голосом, решив сменить тактику, - ну, зачем тебе эта немыслимая дрянь?

- Я хочу это знать! – подруга явно уперлась рогом. – Интересно, почему Сам-Знаешь-Кто прятал свою душу в столь известные артефакты, почему размещал их в исключительно значимых для себя местах?.. Что представляет собой заклинание, о котором вскользь упоминал Слизнорт?.. Каким образом удается переместить осколок души в предмет?.. И мог ли в принципе попасть осколок в младенца без воли хозяина души?.. И почему душа Тома приняла облик младенца?..

Гарри слушал в пол-уха. Слова долетали до ушей, но в голову просачивались с усилием. Разумеется, все, о чем говорила Гермиона, было крайне важно, но стоило ли это того, чтобы идти на риск? Причем риск неоправданный, включая вынужденный визит в Хогвартс. Начнем хотя бы с того, что придется трансгрессировать непосредственно с острова, поскольку ходить по воде, подобно Христу, они пока не научились.

- ...и, наконец, узнаем точную формулу заклинания возрождения, ту самую пресловутую «Кость, плоть и кровь», - закончила Гермиона.

«Пора прекращать базар», - мысль прорисовывалась на редкость отчетливо.

- Значит так, - сказал Гарри таким начальственным тоном, что сам себе удивился. – Про «Кость, плоть и кровь» мы узнаем, воспользовавшись Омутом памяти и моими воспоминаниями - это раз. Нюансы про выбор артефактов выудим у Слизнорта – это два. Уговорю. Потому что опыт в этом деле есть, а, в крайнем случае, можно будет хлебнуть чего-нибудь полезное «на счастье». Министерство снабдит героя, - выразительный жест рукой. - А заклинание, о котором упоминал Слизнорт, пусть навсегда останется страшной тайной, - закончил Гарри, переходя на таинственный шепот.

Грейнджер обиженно надулась, Поттер принять решение не сдавать позиции. Грейнджер, медленно скрестив на груди руки, измеряла несговорчивого парня уничтожающим взглядом. Поттер старательно делая вид, что «тонких намеков» не замечает, старался, как мог, придать лицу мечтательное выражение.

- Что-то я плохо вижу, - как бы невзначай пожаловался он, снимая очки. – Наверное, стекла запылились... Протереть не поможешь?

Поттер деловито, словно ничего важнее чистых стекол на свете не существует, достал кусочек замши и протянул девушке вместе с очками. Великий Артефакт, высунув кончик из кармана куртки, по-молодецки присвистнул.

- Ну-ну... - ворчливо буркнула Гермиона, но очки, однако, взяла.

- Ну, хозяин... Я тебя уважаю! – процедил Великий Артефакт из кармана с весьма специфической интонацией в голосе. – Женщины... - это особая категория... Все они ведьмы на самом деле!..

- О чем это вы болтаете? – ревниво осведомилась Гермиона, оторвавшись на секунду от полезной работы.

- Да так... мелочи, - соврал Гарри. – Маленькие мужские тайны...

- Ну-ну?.. - недоверчиво пробубнила Гермиона, вручая парню протертые от пыли очки.

- На самом деле Великий Артефакт сказал, что про неясные нюансы в «Наитемнейших Искусствах» он нам сам все подробно объяснит, - Гарри неожиданно для себя пришел к выводу, что в данном случае врать полезно по полной программе. – А сейчас куда важнее безопасность эльфов, - добавил Поттер серьезно. – Подумай, они же совсем беспомощны!.. Мы не имеем права подвергать их жизнь опасности из-за нас... Мы ведь на войне!

- Подлизываешься... - удрученно протянула Гермиона, тем не мене заливаясь румянцем.

- Не-а! – решительно запротестовал Гарри. – Трогаю за самое чувствительно место.

- Скорее уж бьешь бладжером, - как бы невзначай заметила девушка, смутившись окончательно.

- Почему?

- По чему? – переспросила Гермиона, паузой отделяя слово от предлога. – По здоровому человеческому любопытству.

- Да ладно тебе... дуться-то, - лукаво заметил Гарри, подмигнув и тронув девушку за руку.

- Сейчас или никогда, понимаешь? – устало прошептала Гермиона, но в голосе девушки уже не было прежней решительности и настойчивости.

Она еще раз с надеждой взглянула на друга, тот отрицательно покачал головой, прибавив:
- Сейчас следует отдохнуть, как следует. Не спала ведь ночь? А?

Не дожидаясь ответа, Гарри зашагал к палатке, утягивая подругу за собой.

На кухню не заглянули: есть после напряженной ночи не хотелось совсем. Двое эльфов, в которых Гарри узнал родителей Солли и Холли, дежурившие у слабо греющей печки, поднялись на ноги и поприветствовали волшебников вежливым поклоном. Гарри и Гермиона, кивнув им в ответ, пробрались в комнату, слабо освещаемую тусклым шариком света, выпущенным из делюминатора.

Неожиданно одеяло, пологой горкой лежавшее на ближайшей к входу кровати, слабо зашевелилось, и из-под него высунулась морщинистая мордочка Кикимера. Увидев хозяина, старый эльф быстро выкарабкался наружу, и, присев на край кровати, свесил вниз худенькие ножки, явно готовясь спуститься на пол.

- Кикимер, тебе пока нельзя вставать! - Гермиона среагировала мгновенно. – Гарри, скажи ему!

Эльф замер в ожидании хозяйского приказа, а Поттер замер от неожиданности, поскольку впервые за последние три недели увидел полуголого эльфа. Если не считать несерьезной набедренной повязки, обмотанной вокруг хилых чресл, сотворенной, скорее всего, из какой-то завалявшейся салфетки, на Кикимере не было ничего. Голые пальцы на босых ногах, огромные по сравнению с самими ножками, тихонько пошевеливались.

- А где же то полосатое полотенце, Кикимер? – спросил Гарри требовательно. Жизненный опыт подсказывал, что эльф эльфу рознь, и к каждому из них нужен индивидуальный подход. Конкретно к Кикимеру – требовательный.

- Кикимер не знает, хозяин Гарри, - испуганно ответил эльф, озираясь по сторонам, и, по всей видимости, разыскивая пропажу.

К счастью, ситуацию прояснила Гермиона, шепнув на ухо Гарри, что после усердной стирки носков в озере прошлым вечером полотенце пришлось отправить на просушку. Это успокоило, но еще раз внимательно взглянув на своего подопечного, Поттер нахмурился.

Чего-то важного не доставало. Того, что он уже привык считать неотъемлемой частью консервативного Кикимера. Гарри даже зажмурился, чтобы воскресить в памяти облик старого эльфа, каким он увидел его в то, уже далекое утро после победы. Эльф, разбуженный ворвавшимся в спальню ветром, слегка покачивался, стоя на худеньких босых ножках, а на его впалой груди болталась тяжелая цепочка с медальоном...

- Кикимер, а где же медальон хозяина Регулуса? – немедленно спросил Поттер. – Он же был на тебе? Нет, нет, - запротестовал Гарри, увидев, что эльф опять дернулся вскочить на ноги. – Отвечай сидя. Ты сейчас у нас больной, не забыл?

Гермиона присела на соседнюю кровать, стараясь, по возможности, уйти из поля зрения Кикимера. Гарри, знаком поблагодарив подругу за ненавязчивость, придвинул старое кресло поближе к кровати и уселся напротив эльфа по-американски, демонстративно сложив одну ногу на другую.

- Хозяин Гарри не должен ругать Кикимера, - начал эльф с важностью, и в его голосе не было заметно каких-либо угрызений совести. – Кикимер не мог потерять медальон хозяина Регулуса, который подарил Кикимеру хозяин Гарри. Кикимер ценит заботу хозяина...

- Но сейчас у Кикимера нет при себе медальона? – нетерпеливо спросил Гарри, чувствуя, что эльф готов включить долгоиграющую пластинку. – Где медальон, что я тебе подарил?

Может быть, требование звучало слишком сурово, но сомнение уже закралось в сердце, и Гарри уже интуитивно предчувствовал ответ. Перед глазами стоял Добби, хлопающий в ладоши и весело потряхивающий ушами. «Добби услышал о Выручай-комнате от других эльфов, когда прибыл в Хогвартс...», - пищал в голове восторженный голосок маленького погибшего друга.

- Кикимер спрятал медальон хозяина Регулуса, - с достоинством ответил эльф, преданно уставившись на хозяина круглыми глазами. – Надежно.

- Куда?! – Гарри начал терять великое терпение.

- Кикимер знает одно чудесное помещение в Хогвартсе, хозяин Гарри, - спокойно ответил эльф, у Гарри невольно вырвался вздох отчаяния. – Оно называется Комната Так-и-Сяк. И Кикимер узнал о нем от других эльфов. Старший эльф, увидев медальон хозяина Регулуса на груди Кикимера, приказал немедленно снять подарок хозяина Гарри, потому что... в Хогвартсе эльфы не получают таких щедрых подарков. Кикимер слишком выделялся среди других эльфов, а это было совсем нежелательно. Кикимеру посоветовали спрятать медальон в тайном месте, которое принимает нужный вид по желанию нуждающегося.

Руку Гермионы, тихо опустившуюся на запястье, Гарри ощутил кожей, так как последние слова Кикимера прослушал уже с закрытыми в бессилии глазами. Запланированный отдых отменялся в срочном порядке.

- Кикимер, одевайся! – скомандовал Гарри. – Немедленно мчимся в Хогвартс спасать медальон хозяина Регулуса.

- Другого выхода нет, - разведя руки в стороны, сказал Гарри, обращаясь к Гермионе. – Медальон, определенно, был на нем, - Гарри указал на Кикимера, - и это также верно, как и то, что через две недели пожар уничтожит все, что там скопилось.

Увидев, что Кикимер навострил уши, Гарри почти закричал в нетерпении:
- Мы должны забрать медальон, понимаешь? Сейчас или никогда!

- Постой, Гарри, - Гермиона, в отличие от парня, сумела сохранить завидное хладнокровие. – Кикимер может успеть забрать медальон из Комнаты спрятанных вещей в момент, пока вы с Малфоем будете выяснять отношения. До пожара там вполне достаточно времени, если, конечно, Кикимер точно помнит, куда именно он положил медальон. Все-таки помещение чересчур необъятное...

- Кикимер, ты хорошо помнишь, куда спрятал артефакт? – с нажимом потребовал Поттер. – Там такой огромный склад, что сразу и не найдешь! Кикимер, прошу тебя, это очень важно!

Гарри сам не знал, что с ним, но после рассказа Гермионы он подсознательно боялся малейших отступлений от «хода мировой истории». Если медальон хозяина Регулуса болтался на шее Кикимера в утро после победы, то он должен быть вытащен из Выручай-комнаты до пожара. И точка. Как будто от этого зависит судьба бренного мира.

- Кикимер не прятал медальон хозяина Регулуса там, куда шастают все, кому не лень, - ответил Кикимер с такой значительностью, что Гарри и Гермиона, переглянувшись, уставились на эльфа ошарашено, даже еще не успев вникнуть до конца в смысл сказанных слов.

- Продолжай! – скомандовал Поттер коротко, поднявшись с кресла и нависая над эльфом.

- Кикимер заходил в эту «тайную сокровищницу», - с заметным сарказмом выдавил эльф, делая нажим на последнем словосочетании, - но «Большой склад» Кикимеру сильно не понравился. Туда если что и спрячешь, то потом днем с огнем не найдешь! А Кикимер хороший домовик, хозяйственный... Кикимер не дурак, Кикимер умный... Кикимер спрятал медальон хозяина Регулуса туда, куда никто не может войти, кроме...

- ...Кикимера! – тихо прошептал Гарри, нечаянно озвучив то, что только что вывело работающее на всю катушку подсознание.

Гермиона тихо ойкнув, осела в продавленное кресло. Гарри, на мгновенье отвлеченный ее возгласом, вновь перевел взгляд на эльфа. Кикимер, в отличие от озабоченной не в меру подруги, выглядел вполне довольным собой. Худенькие ножки равномерно покачивались над полом, пальцы с кривыми ногтями оживленно пошевеливались и терлись друг о дружку.



Глава 70. Визит в Хогвартс

19 апреля 1998 года, воскресенье

«Неужели Выручай-комната может реагировать на такую формулу: «Никто, кроме...»? А почему, собственно, не может? Ведь Невилл смог превратить комнату в настоящее, надежное укрытие, вложив свое отчаянное желание в обдуманную фразу: «Хочу, чтобы никто из тех, кто поддерживает Кэрроу, не смог сюда войти».

Фраза куда более неопределенная и гораздо менее конкретная, чем то, что придумал Кикимер, а ведь сработало! Здесь ведь, как сказал Симус, нужно попросить в точности то, что тебе нужно, и она сделает, как ты просил.

Кикимер у нас молодец! Пустоголовому Поттеру ничего подобного не пришло в голову, когда прятал вожделенный учебник. Может, конечно, и к лучшему, особенно учитывая последующие обстоятельства, но... Удастся ли когда-нибудь, хотя бы к концу жизни, отделаться от навязчивой мысли, что «дуракам везет»? И везет неоправданно».

Пожалуй, только один Кикимер в их тесной компании сохранял спокойствие. Поттер хотел что-то сказать, спросить, уточнить, но не смог. От волнения во рту все пересохло, горло прохрипело что-то нечленораздельное, Гарри закашлялся. Мысли, что до этого мгновенья разматывались в голове подобно выпущенной ленте серпантина, резко оборвались.

Гермиона оставалась бледной и неподвижной, ни одна черточка лица не шевельнулась, а губы сжались в тонкую ниточку. Девушка сидела, погрузившись в себя, глаза не выражали ничего. В какой-то момент Гарри даже засомневался, видит ли Гермиона хоть что-нибудь перед собой. Он сжал ее руку, и от неожиданности Гермиона резко вздрогнула, словно от прикосновения чего-то чужеродного вроде лапок насекомого. Последовал короткий вздох облегчения, и, казалось, никогда еще Гарри так не радовался возвращению к карим глазам родного «гермионистого» выражения.

- Гарри, ты... уверен?.. – натужно прохрипела Гермиона, голос ее казался простуженным.

- Не знаю!!! – в бессильной ярости выдохнул Гарри, почти выкрикнув два коротких слова.

«Хороший вопрос! Уверен – не уверен? Как он может быть уверен, если он не разглядывал эту чертову тиару! Да он понятия тогда не имел ни о какой диадеме Кандиды! Да у него было всего несколько минут на то, чтобы засунуть дурацкий трофейный учебник в какой-то идиотский шкаф, а потом эта древняя тиара подвернулась под руку. Но сначала он снял с ящика оббитый бюст...»

Постепенно картинка из воспоминаний, неумолимо складывающаяся перед глазами, стала четкой, и Гарри заговорил.

- Я нашел эту штуку рядом с буфетом, в котором прятал учебник. Старый такой буфет, потрепанный, его как будто кислотой облили. Она, - Гарри покосился на Кикимера, дав понять, что при разговоре присутствуют посторонние: слово «диадема» произносить вслух не хотелось. – Она лежала на ящике, рядом с обшарпанным бюстом какого-то волшебника... Еще там этот был... парик. Тоже старый, пыльный... Ну, я все это в кучу собрал: бюст, парик... Но я не разглядывал эту штуку подробно, не было времени. Ни минуточки лишней, понимаешь?!

Три недели назад они забрали из Выручай-комнаты настоящий крестраж, и в этом, хвала небесам, сомнений не было. Жидкость, сочившаяся из пораженной адским пламенем диадемы, слишком разительно походила на кровь. И крик боли был слышен отчетливо. Но была ли эта та самая тиара, которую Гарри год назад напялил на щербатый бюст в пыльном обтрепанном парике?

После признания Кикимера у Гарри не хватало фантазии представить, что Волан-де-Морт мог вот так легко швырнуть самое дорогое в кучу мусора. Не спрятать, а именно швырнуть! Это он, Гарри, хоронил учебник, потому что хотя бы выбрал для его сокрытия старинный буфет. Не Бог весть что, но хоть что-то. А тут просто ящик и... все.

Ну, хотя бы... Волан-де-Морт мог засунуть диадему под ящик, чтобы никто случайно не нашел. Если верить Луне, эту вещь искали поколения студентов... Он мог заколотить диадему в какую-нибудь коробку, в футляр, затолкать в кучу мусора... Да в тот же буфет! Сделать невидимой, защитить проклятием. Он же думал о том, что он должен проверить все свои крестражи, удвоить защиту... А чего тут удваивать, если речь идет о диадеме? Какая, флиббертигиббет, у нее защита?

Кикимер с шумом спрыгнул с кровати, что-то залепетал, звенящая тишина комнаты разрушилась, и, словно опомнившись, Гермиона тоже вскочила на ноги, с силой ударила ладонью по спинке кресла, отчего та полетела на пол, поскольку кресло Поттер «починил» еще неделю назад. Девушка тихо ругнулась. Поток мыслей в голове вновь оборвался, но глаза – его и Гермионины – встретились. В них Гарри мгновенно увидел то, что искал: сомнение, граничащее с отчаянием, но, одновременно, и решимость к действию.

- Будем трансгрессировать? – быстро спросила Гермиона. Брови ее сурово сдвинулись: шаг вынужденный, но выход из положения просматривался едва ли, ни единственный.

Гарри ответил на вопрос легким кивком, не считая нужным тратить время на слова, нащупывая в кармане куртки волшебную палочку, одновременно разыскивая взглядом неизменную бисерную сумочку и чемоданчик Люпина.

- Кикимер, ты сможешь доставить нас двоих в Хогвартс? – голос Гермионы донесся до ушей, когда Гарри уже склонился над раскрытым чемоданчиком, вытаскивая на свет пакетики с порошком Перуанской тьмы и набивая ею карманы.

- Я вроде один собирался на прогулку! – прохрипел Гарри, разворачиваясь к подруге. Гермиона молчала, уголки ее губ даже не дрогнули. Ни единого слова, ни намека на улыбку, лишь медленное покачивание головой вправо-влево, и вновь прямой, честный, открытый взгляд. Гарри пессимистично, без вариантов, осознал, что спорить бесполезно. Обижаться – попросту глупо.

Что ответил Гермионе Кикимер, Поттер не разобрал, потому что в этот момент в ушах что-то зачесалось, засвербело, потом резко зазвенело. Надеясь хоть как-то отстраниться от навязчивого звука, Гарри приложил свободную ладонь к уху, но как такового результата своих действий не почувствовал.

Казалось, резкий отрывистый звук идет не снаружи, а изнутри головы, прерываясь на короткие паузы и вновь, с новой силой, разливаясь по мозгам. Ощущения были, мягко говоря, странными, и, похоже, не у него одного. Гермиона тоже прикрывала голову ладонями, и тоже тщетно. Бедный Кикимер, похоже, страдал больше всех: он даже засунул в свои уши корявые длинные пальцы и стоял, нервно переступая с ноги на ногу и морщась от боли. Все это продолжалось примерно с минуту, но постепенно стало затихать.

- Что за ерунда? – вслух спросила Гермиона, когда звон в ушах еще стоял практически во всю мощь.

Гарри лихорадочно оглянулся по сторонам в поисках ответа. Вредноскоп, мирно лежащий на крохотной тумбочке, молчал. Но этому приборчику уже без малого год, может и выдохся уже? Заклинания развеялись... Догадка сверкнула в голове подобно молнии, когда взгляд наткнулся на зажатую в руке Бузинную палочку, которую, оказывается, вытащил из кармана на автомате.

- Сигнальные заклинания, Гермиона! – выдохнул он с ужасом. - Сюда кто-то идет, черт!

- Не идет, а плывет, - размеренно проговорила в ответ девушка, голос ее показался Гарри на порядок спокойнее собственного. – Или летит... – добавила она тихо, но куда более нервозно, и от этого ее короткого замечания всем, включая насторожившегося Кикимера, стало не по себе.

Мантия-невидимка, которую в последнее время Гарри всегда держал под рукой, практически мгновенно легла на плечи Гермионы, капюшон мантии на свою голову она натянула самостоятельно и исчезла. Входная дверь, негромко скрипнув, отворилась. Парень бросился вслед за девушкой, на ходу выкрикнув команду Кикимеру, не медля ни секунды, собираться в Хогвартс, укладывать пожитки, и на все-все-все - три минуты.

Перепуганных эльфов, столпившихся в коридоре, Гарри почти не заметил. Взгляд был сосредоточен на выходе из палатки, где уже мелькнула полоска дневного света из-под приоткрытого полога. Каждую секунду он ждал характерных хлопков трансгрессии, и искренне не мог понять, почему же до сих пор вокруг тишина?

Казалось, за пологом палатки не изменилось ничего. Те же равнодушные холмы, та же спокойная гладь шотландского озера. Никаких пожирателей на метлах в небе, лишь причудливо клубящиеся многоэтажные облака, медленно плывущие к морю.

- Это маглы, Гарри, - тихий шепот Гермионы раздался из пустоты. - Сюда кто-то плывет на лодке, но это, определенно, не пожиратели. Последние либо летают, либо трансгрессируют. Кажется, я слышу плеск весел. Чувствуешь?

Сейчас, когда болезненный звон в ушах почти стих, Гарри явственно услышал скрип трущегося о металл дерева и легкие удары весел об воду, многократно усиленные безмятежной тишиной природы и гулким эхом.

Рядом с ним что-то засуетилось, зашуршало. Гарри подумал, что запасливая Гермиона наверняка роется в своей бисерной сумочке, и не ошибся. В воздухе появилась рука девушки с Удлинителями ушей.

- Разматывай, вставляй! – нетерпеливо шепнула Гермиона, и, видимо предвидя вопрос Гарри, добавила: - Те, усовершенствованные, надо активировать заклинанием, а сейчас для нас это совершенно нежелательно.

Торопливо размотав провода, они вставили их розоватые концы в уши, а другие концы протянули к самой кромке воды. Спустя немного времени звук ударов весел об воду усилился, более того, они отчетливо расслышали, что некто, находящийся в лодке, мурлыкает себе под нос какую-то песенку, но не на английском, и не на французском, который Гарри доводилось слышать от Делакуров, а на каком-то другом, незнакомом, языке. Мелодия песни так явственно напоминала мотив «Одо-героя», что предположение Гермионы о маглах в лодке показалось чересчур скороспелым.

- Язык чем-то напоминает болгарский, - прошептала Гермиона, стягивая капюшон с головы. – Здорово напоминает, насколько я могу судить.

- Что он поет? – спросил Гарри. - «Одо-герой»?

- Нет, нет, - поспешно ответила висящая в воздухе голова Гермионы. – Про «Одо» там точно ничего нет, только про героев, которые, судя по строчке припева, все умерли. В лодке мужчина, вероятно один, - добавила девушка через паузу.

- Если он магл, то тогда должен проплыть мимо острова? – шепотом спросил Гарри, припоминая, что Маглоооталкивающие заклинания заставляют простецов просто не замечать объект. – Так?

- Не совсем, - пробормотала Гермиона, но уже без прежней решимости в голосе. – Магл, столкнувшись с этим заклинанием, должен вспомнить о неотложном деле. Если воскресный отдых на природе и есть то самое неотложное дело, то боюсь, наши дела плохи.

- Плохи?! – переспросил Гарри, у которого в голове уже зрел план. – Да ничего не плохи! Наоборот, считай, что нам повезло, Гермиона!

- Грабить будем? – поинтересовалась Гермиона, кивнув в сторону приближающейся лодки.

- Зачем так грубо? - съязвил Гарри. – Просто возьмем лодку на время, прошвырнемся до ближайших холмов и вернем обратно в целости и сохранности.

- Угу, - сурово буркнула Гермиона. – Ежели, конечно, сами будем при этом в надлежащем состоянии. Как ты сказал: в «целости и сохранности»?

- Это уже детали, - откликнулся Гарри, которому внезапное появление лодки на острове сейчас казалось невероятной удачей. – Он ведь все равно не увидит палатку под Маскировочными чарами?

- Если не надумает пойти поискать лодку, - хмуро отозвалась Гермиона. – Тогда упрется носом в палатку, еще и шишку набьет, с ходу наткнувшись на препятствие.

«Надо сказать Кикимеру, чтоб держал наготове сковородку, - отметил про себя Гарри. – Интересно, в палатке есть чугунная?»

Тем временем лодка, заметно увеличившись в размерах, приблизилась вплотную к острову, и спину сидящего в ней мужчины средних лет можно было разглядеть вполне отчетливо. Днище лодки уже бороздило прибрежные камни, но человек, похоже, совершенно не замечал предупреждающего скрежета. Весла бессильно повисли вдоль бортов, спина мужчины согнулась, а руки, освободившись от весел, словно в глубочайшем раздумье, обхватили голову.

«Только бы не сорвалось! Только бы не сорвалось!» - молил Гарри, глядя на человека в лодке. Он даже не осознавал до конца, что именно должно произойти, просто ждал, что незваный гость освободит, наконец, посудину, но тот явно не спешил обрадовать поселенцев. Более того, достав из кармана небольшую записную книжку и огрызок карандаша, прибывший на остров магл начал что-то торопливо записывать, нашептывая под нос непонятные слова на незнакомом языке.

- На него что, так наши чары действуют? – спросил Гарри, недоуменно переводя взгляд с носа лодки, врезавшегося в берег острова, на подругу. – Что он там расселся, как барон? Нам уже отчаливать пора, а он сидит и ни с места! Что за... неуважение к героям войны?

- Стой здесь, - шепнула в ответ Гермиона, натягивая на голову капюшон Мантии-невидимки. – Сейчас попробую вытянуть его из лодки. Да не волнуйся ты, - Гарри почувствовал, как рука девушки сжала его запястье. – Он производит вполне мирное впечатление, оружия при себе у него точно нет.

Из-под ног Гермионы послышался легкий хруст камешков и опавших веточек, вскоре корма лодки качнулась, человек нервозно обернулся, но, никого не обнаружив за спиной, вновь уткнулся в свою тетрадку. Кепка медленно приподнялась с головы гостя, тот нехотя почесал затылок. Кепка тихо отплыла в сторону, мужчина проводил ее задумчивым взглядом. Гарри опечалено потрогал шрам.

- Интересный случай... – в крайней задумчивости протянул Великий Артефакт, развернувшись в руке Гарри и вглядываясь кончиком в происходящее. – Разумеется, заклинания в моем неповторимом исполнении в рекламе не нуждаются, но чтобы так приложиться и совсем ничего не соображать?.. Стоит, однако, понаблюдать за объектом...

- Щас все брошу... – со значением выдавил Гарри, оборвав общеизвестную фразу на высокой ноте.

Тем временем Гермиона, отчаявшись сдвинуть магла с места, решилась пойти на крайние меры: она выхватила из рук гостя карандаш и, помахав огрызком перед его носом, отвела руку в сторону. Гость, потянувшись за пропажей, кое-как перебрался к носу лодки, но предмет, внезапно начавший жить самостоятельно, упрямо двигался дальше.

- Тяжелый случай... – вновь пропел Великий Артефакт, - Смотри, он ведь даже не думает о карандаше! То есть думает, но исключительно в том аспекте, что писать нечем.

Великий Артефакт был прав: мужчина направился вслед за улетающим карандашом только тогда, когда, еще раз обшарив карманы, обнаружил, что других письменных принадлежностей у него с собой нет.

Гермиона спровадила гостя к большому валуну, который высился в стороне от палатки. Кое-как примостившись около камня, человек продолжал увлеченно вычитывать свою записную книжку, не обращая внимания ни на природу, ни на оставшуюся без присмотра лодку.

- Что он там строчит? – спросил Гарри, когда подруга вернулась к нему, довольно демонстрируя зажатые в кулаке волоски, которые успела надергать с головы магла.

- Какие-то значки, символы, крючки, - ответила Гермиона, пожав плечами. – Похоже на формулы. Деятель какой-нибудь научный, может физик... или химик... ботаник, в общем. Похоже, сегодня у него будет на редкость плодотворный день, - прибавила Гермиона, усмехнувшись.

- Если не захандрит, сидя на холодных камнях, - с грустью предположил Гарри.

- Но мы же, вроде, не собираемся задерживаться надолго? – заметила Гермиона, правда, особого сильно оптимизма в голосе не ощущалось.

Тем не менее, возразить ей было нечего. Окинув последний раз взглядом случайного гостя, и мысленно пожелав ему крепкого здоровья, подростки вернулись в палатку.

Работа эльфов по упаковке походных принадлежностей стоила того, чтобы ее отметить. Деятельный Кикимер, облаченный в белое полотенце с гербом Хогвартса, подскочил к хозяину, и, не забыв поклониться, подобострастно заквакал:
- Все уложено, хозяин Гарри. Но хозяин Кикимера сегодня еще не завтракал. Может быть, хозяин отведает хотя бы чаю с хлебом?

К словам Кикимера Гарри не прислушивался. Гораздо важнее то, что домовик выглядел вполне бодро, а, значит, был готов «путешествовать».

- Хорошо принарядился, - похвалил Гарри, указывая на полотенце с вышитым гербом школы.

- Униформа, - с достоинством квакнул Кикимер, поправляя складочки тощими ручонками. – Там все так работают. Кикимеру тоже выдали. По-другому нельзя, хозяин.

- Годится! – благодушно ответил Гарри, прищелкнув пальцами. Блеклые глаза Кикимера благодарно засияли, старый домовик поклонился.

Последние сборы в дорогу заняли совсем немного времени. Гарри выпил порцию Оборотного зелья, превратившись в того самого магла, которого они так неблагодарно пристроили на камнях. Впрочем, Гермиона успела набросить на нечаянного гостя какой-то брезентовый плащ, который нашла в лодке. Мужчина оказался выше Гарри почти на полголовы и гораздо плотнее, потому джинсы теперь стали тесноваты, и рукава куртки выглядели короче, чем необходимо, но это были мелочи.
Решительно отказавшись от чаепития, дав строжайший наказ эльфам сидеть тихо, как мыши, напоследок перебрав чемоданчик Люпина и прихватив кое-что из волшебного снаряжения, Гарри, Гермиона и Кикимер пробрались в лодку. Лодка отчалила, странный магл, по горло увязший в поисках непреложной научной истины, ничего не заметил.

- Есть же на свете увлеченные люди... Даже Мантию-невидимку можно было не надевать, - тихо шепнула Гермиона, склонившись к сидящему на веслах юноше, когда судно было уже на полпути к противоположному берегу.

- Я тебе сниму! – хмуро пригрозил Гарри.

Весла ритмично опускались в воду, путники молчали. Когда нос лодки уткнулся в камни, пассажиры сошли на берег, уже успевший местами порасти молодой травой, впрочем, очень невысокой. Зеленые листья опасливо проглядывали среди камней с южной, пригретой солнцем стороны. Лодку выволочили на сушу. Оглядевшись и решив, что, определенно, стоит отойти подальше от берега и от лодки, компания поспешила к пролеску у подножья ближайшего холма, настолько быстро, насколько позволяли ноги. Кикимера Гермиона держала на руках под Мантией-невидимкой.

Впрочем, спрятаться от посторонних глаз за голыми, без листьев, кустами, было невозможно. Протопав бодрым шагом в молчании еще четверть часа, Гарри решил, что этого вполне достаточно для безопасности островного лагеря.

- Трогать будем отсюда, - заявил Гарри, остановившись. Проскользнув под Мантию-невидимку, забрал эльфа к себе на руки.

К счастью, отработанные еще полгода назад навыки совместной трансгрессии под Мантией никуда не исчезли. Рука Гермионы увлекала Гарри за собой, в удушающую темноту, а он крепко прижимал к себе Кикимера. Они приземлись вполне удачно, правда, посреди кладбища. Окружавшие их могильные плиты Гарри едва удостоил беглым взглядом, да и то лишь для того, чтобы убедиться в отсутствии людей.

Гермиона вытянула из кармана мужской куртки Карту Мародеров, свернутую в тугую трубочку. Быстро прошептав нужное заклинание, они оба с нетерпением наблюдали, как на карте проявляется план Хогвартса.

- Смотри, Гарри, - прошептала Гермиона. – Невилл у себя в спальне, вместе с Симусом.

Гарри пригляделся. Точка с надписью Долгопупс Н. стояла неподвижно, вторая точка, изображавшая Симуса, напротив, непрерывно двигалась туда-сюда. «Наверняка обсуждают создавшееся положение», - подумал про себя Гарри, мысленно пожелав друзьям удачи.

Он почему-то нисколько не сомневался, что они успеют побывать в Выручай-комнате до Невилла. А как иначе, если медальон Регулуса постукивал по тощей груди Кикимера, когда его домовик ворвался в Большой зал с толпой других эльфов?

- По восьмому этажу кто-то шастает, - мрачно сообщила Гермиона.

- Ерунда, - буркнул Гарри. – Отвлечем «Конфундусом». Кроме того, кажется скоро время всеобщего воскресного завтрака, что нам очень даже на лапу. Трансгрессировать все равно лучше куда-нибудь на темную лестницу или в чулан для метел. Вот сюда, Кикимер, - указал Гарри, ткнув пальцем в выбранное место и радуясь про себя тому, что неплохо изучил Хогвартс за шесть лет. – Знаешь дорогу?

Кикимер, задумчиво проведя по карте сморщенным крючковатым носом, с энтузиазмом тряхнул ушами.

- Тогда, вперед! – скомандовал Поттер, поправляя на всякий случай Мантию-невидимку. Гермиону он обхватил покрепче за талию, другой рукой сжал хилую ручонку Кикимера.

Темнота и неизвестность окутали их со всех сторон, но, как ни крути, а эльфийский способ передвижения в пространстве выгодно отличался от трансгрессии волшебников. Отсутствовало, как таковое, ощущение сжатия и просачивания сквозь узкую трубу, Гарри чувствовал даже теплоту дыхания Гермионы и легкую дрожь ее тела.

Внезапно глубокая, бездонная, почти космическая темнота сменилась более привычной темнотой замкнутого помещения, в нос ударил запах пыли, ноги нащупали твердую поверхность. Все трое неуклюже повалились на пол, а что-то тяжелое деревянное больно ударило Гарри по макушке. Пока он растирал рукой ушибленное место, кляня допотопную метлу, Гермиона зажгла свою палочку, осветив тесную каморку.

- Не густо у них тут с метлами, - мрачно констатировал Гарри, оглядывая пыльное помещение и пересчитывая глазами немногочисленный летный инвентарь. – Даже на одну команду не наскребается. Раньше вроде богаче жили?

- Вряд ли кто-то в этом году играл в квиддич, - произнесла Гермиона до грусти равнодушным тоном, оглядываясь по сторонам. – Не до того было.

- Все команды сэр директор распустил еще в начале года, хозяин, - авторитетно заявил Кикимер, тщательно снимая растопыренными пальцами налипшую на полотенце, служившее ему одеждой, пыль. – Уроки полетов для первокурсников отменили, а чулан этот закрыли, и дверь опечатали заклинанием. Зато метлы, хозяин, ничего... Не отменные, конечно, но завхоз Филч отбирал по приказу сэра директора те, что еще на что-то годятся. Остальные сэр директор ликвидировал.

Пока Кикимер чистосердечно просвещал о деятельности профессора Снейпа на посту директора школы, Гермиона, задумчиво повертев в руках первую попавшуюся метлу, применила уменьшающее заклинание и передала трофей в руки Гарри.

- Берем? – поинтересовался Гарри.
- Без вариантов, - ответила Гермиона.

- Милая, да ведь это настоящий грабеж, - как бы невзначай напомнил Гарри, пряча метелку в карман.

- Ради всеобщего блага, милый... Исключительно ради всеобщего блага! – самое замечательное, что ни одной виноватой нотки в голосе.

- Филч расстроится, милая, - «сочувственно» произнес Гарри. - Не говоря уже о Снейпе.

- Соболезную обоим, но знаешь, дорогой: что-то летать на драконе мне совсем не понравилось, - сказала Гермиона, уменьшая вторую метлу. – А к метлам вроде как уже стала привыкать.

- Метла много лучше гиппогрифа, Гермиона, - произнес Гарри доверительно, всеми силами стараясь не думать о Роне, образ которого неожиданно вторгся в воспоминания, мгновенно вытеснив собой и Снейпа, и Филча.

«Ни время, ни место, но... Он, Гарри, до сих пор никогда не летал с Гермионой на метле – и это факт. А Рон летал, и девочка стала привыкать... Женщины, их, оказывается, так легко... очаровать. Раз, два – и привыкла. Если считать вместе с первым курсом...».

- Ну, я думаю, у нас с тобой еще будет время оценить все достоинства метлы и недостатки прочих летающих животных, - сообщила Гермиона таким тоном, будто разговор вовсе не касался Рона ни в малейшей степени. Разве что ударение на слове «ты» немного выдало ее мимолетные переживания, но вид у нее был не в меру деловой (она по ходу беседы уменьшила еще пару метел), а голос, напротив, чересчур рассеянный, и этот контраст моментально изменил дело.

- Заметано, - довольно согласился Гарри, забыв додумать до конца ревнивую мысль и вытаскивая из кармана Карту Мародеров. – Смотри-ка, Гермиона, Варнава Вздрюченный уже в желанном для нас одиночестве. Давай, маскируй меня и вперед! Думаю, нет смысла вскрывать дверь в кладовку?

- Гермиона думает, у сэра директора сейчас и без вскрытых замков в кладовую забот хватает, - рассудительно ответила девушка, подражая размеренному тону Кикимера.

Дезиллюминационное заклинание от волшебной палочки Гермионы скатилось от макушки к ногам леденящей волной, надежно скрыв Поттера от посторонних глаз. Заглянув еще разок в Карту, и тщательно удостоверившись, что по восьмому этажу никакие случайные точки не разгуливают, взяв за руки своего верного помощника Кикимера, гриффиндорцы переместились к заветной стене. Теперь стоило только попросить о том, что необходимо более всего.

- Кикимер, ты первый, - тихо шепнул Гарри, сжав теплую ручонку домовика и тут же отпуская ее. – Давай!

Поттер прошелся вдоль стены след в след за домовиком, от окна до огромной расписной вазы, устанавливая маскировочные чары и ограждая заветную стену от посторонних глаз. Видит Бог, им нужно было хотя бы полчаса относительного спокойствия. Гарри не доверял даже старому гобелену с троллями, увлеченно дубасившими палкой бедного учителя танцев.

Взявшись за руки, они с Гермионой молча следили за торопливой беготней эльфа. Дверь показалась, как ей и положено, с третьего раза. Правда, назвать дверью появившийся в стене крохотный лаз было весьма трудно: даже Кикимеру пришлось вползать туда на корточках, так что пришлось оставить мысль о сопровождении эльфа в его тайное убежище.

Кикимер не задержался. Спустя всего две-три минуты из щели, один за другим, вылезли два бесформенных вязаных цилиндра, в которых Гарри мгновенно узнал трехлетней давности труды мисс Грейнджер по освобождению эльфов. У Гермионы вырвался вздох изумления.

«Слава Мерлину, она не знает, что все шапки забирал Добби!»

Еще не осознав до конца, что значит факт нахождения цилиндров в тайнике Кикимера, неопределенно шепнув подруге, что «жизнь полна неожиданностей», Гарри попросил ее контролировать коридор (уведомлять о наложенных маскировочных чарах не счел нужным). Убедившись, что девушка погрузилась в созерцание Карты Мародеров, склонился перед приземистой дверцей.

- Мальчик, а мальчик: у тебя вся спина прозрачная, - до тошноты приторно процедил Великий Артефакт.

- Родной и великий! – взмолился Гарри в отчаянии. – Ну, хоть что-нибудь непрозрачное! Пакет, сумку, мешок... Буду зубрить трансфигурацию «денно и нощно». Клянусь могилами родителей и Мантией-невидимкой!

Как ни странно, Великий Артефакт вредничать не стал. И вовремя! Вскоре в руках у Гарри оказался небольшой мешок из грубой холстины, куда он быстро засунул оба цилиндра. Однако, на этом дело не кончилось. Из щели продолжали появляться вещи: маленький бордовый свитер, детские шортики, галстук с подковами, несколько пар шерстяных носков, вязальные спицы с клубочком ниток, один бесформенный носок, завязанный узлом, в котором, судя по звуку, гремело что-то тяжелое, толстенная книга, где на обложке Гарри успел заметить название: «Природная знать. Родословная волшебников».

- Экскуро! – пробормотал Гарри, стиснув зубы от боли, разрывающей душу. Свитер, шортики, причудливый головной убор с налепленными на него разноцветными значками – все немногое, что осталось от Добби – исчезло. Когда в щели показались грязные пятки Кикимера, остался только носок, в котором гремело что-то увесистое (трогать это Поттер не рискнул – вдруг медальон Регулуса там же?), и книга.

- А где эльфийские штаны, хозяин Гарри? – недоуменно спросил Кикимер, поднимаясь на ноги и оглядывая поредевшую кучку добра.

- Взял поносить, - сурово сказал Гарри, отправляя в мешок остатки сокровищ. Отступив на несколько шагов к вазе, склонившись к самому уху домовика, тихо, одними губами, спросил: - Откуда это у тебя?

- Кикимер не носит штаны, хозяин! – поспешно пробормотал эльф, усиленно мотая головой в разные стороны.

- Знаю, - устало сцедил Гарри. – Я спрашиваю: откуда это у тебя?

- Последний год Кикимер и Добби были друзья, хозяин, - ответил Кикимер очень тихо, но с достоинством. – Кикимеру пришлось расстаться с медальоном, а Добби пришлось снять штаны, - старый эльф развел руками. - Сэр директор приказал. Сэр директор сказал, что не потерпит в Хогвартсе никаких свободных домовиков в штанах и галстуках.

Дальше Гарри не стал расспрашивать, решив про себя, что на это будет более удобное время. Убедившись, что медальон Регулуса спасен – цепочка с украшением болталась на груди эльфа – Гарри уточнил напоследок:
- Кикимер все забрал?
- Все, хозяин.
- Что вы там шепчитесь? – недовольно спросила Гермиона, подходя поближе к эльфу и его хозяину. – Время идет!
- Виноваты, - мгновенно согласился Избранный. – Уже исправились.

Взглянув на стену и убедившись, что лаз для эльфов исчез, Гарри отдал мешок с добром Кикимеру и приступил к следующему этапу.

Волан-де-Морт или все-таки Том Нарволо Реддл? Посоветовавшись, решили начать со второго, руководствуясь, главным образом, тем, что это имя можно было произносить вслух без опаски. Сжав кулаки от напряжения, Гарри шел вдоль стены, молясь про себя: «Мне нужен тайник Тома Нарволо Реддла. Место, куда никто не сможет войти, кроме Тома Нарволо Реддла». Гермиона шагала рядом, ее присутствие невольно выдавало еле слышное неразборчивое бормотание.

- Гарри! – испуганно вскрикнула Гермиона, когда он в задумчивости уперся в окно после третьего прохода.

Поттер оглянулся, разыскивая глазами как минимум кого-нибудь из Кэрроу, но слегка дрожащий палец Гермионы, повисший в воздухе, указывал на стену. Полированная дверь с медной ручкой все же появилась, но впервые, стоя у знакомой двери, Гарри ощутил малоприятный холодок в животе.

- Не нравится мне это, - Гермиона тяжело вздохнула.

Гарри тоже ощущал себя не самым лучшим образом, но, чтобы подбодрить подругу, сказал:
- Будем надеяться, что Хогвартс не допустит откровенного безобразия. Мы ведь, как-никак, дома, - добавил он, взявшись за медную ручку и переступая порог.

Вид открывшейся комнаты заставил содрогнуться. Кикимер в испуге сжался в комок и дрожал, как осиновый лист.

Не было привычного помещения для жилья или занятий. Горящий факел, врезанный в стену, освещал неровный грубый камень, из которого состояли стены, пол и потолок, словно комната была высечена из куска скалы. И все это до зубного скрежета напоминало пещеру... Да, ту самую пещеру.

Сердце сделало отчаянное сальто и упало. Как он мог подумать, что Волан-де-Морт оставит свою бесценную душу в каком-нибудь бархатном футляре на коврике?! Как могло прийти в его голову, что достаточно будет попросить, и дверь откроется?! Болван...

Плотоядные мертвецы – это, пожалуй, самое малое, что их ждет за этой скалой. Потому что сейчас они находятся лишь в прихожей.

- Ты ведь практически не трогал диадему голыми руками? – еле слышно спросила Гермиона, подойдя к Гарри. – В смысле, адское пламя уже почти разрушило крестраж, когда ты выловил ее из огня.

- В настоящий тайник еще попасть надо, - хмуро отозвался Поттер, вспоминая сейчас погибшего в пламени пожара Крэбба почти с нежностью.

«Интересно: что на этот раз? Парселтанг или кровь за право прохода? Или то и другое вместе?»

Мысль о кровной дани выглядела в понимании Гарри грубой, где-то даже убогой, но если Волан-де-Морт не пренебрегал этим способом, то, что требовать от Тома Реддла? Интуиция упорно твердила, что тайник Том оборудовал еще, будучи студентом Хогвартса.

- Ищи знак, похожий на изогнутую змею, - прошептал Гарри, вкладывая в свои слова отчаянную надежду. – Помнишь, как на медальоне. И, наверное, нам понадобится острый нож, - виновато улыбнувшись, добавил парень, закатывая рукав.

- Ты думаешь, этого не избежать? – угрюмо спросила Гермиона, откидывая с головы капюшон и роясь в бисерной сумочке. – Ассио, нож! – в нетерпении воскликнула она, вспомнив, что можно колдовать. – Гарри, но ты ведь даже руку свою не видишь!

- Значит, будем резать на ощупь, - спокойно доложил Поттер, зажигая Бузинную палочку и мысленно прося Великий Артефакт светить ярче. Тот не сопротивлялся, так что в прихожей от волшебной палочки стало светло, как днем. – Лучше ищи знак змеи. Он должен быть там, Гермиона, должен!

Гарри не знал, чем объяснить свою уверенность. Но если тайник оборудовал Том, то все должно быть именно так, а не иначе. И причина тут одна: Реддл в свои школьные годы был помешан на чистокровных предках, величайший из хогвартской четверки стоял вне всякой конкуренции, а владение парселтангом в его понимании приравнивалось к небывалым достижениям.

«У Волан-де-Морта, пришедшего искать в школе место преподавателя, не было времени, чтобы что-то всерьез изменить. Теоретически, конечно, возможно многое, но практически... И заклинания, скрывающие змею от посторонних глаз, вряд ли слишком заумные... Наверняка что-нибудь из серии «Ревелио»... Неуч Поттер знает доподлинно штук... этак... Ну, десятка полтора знает и балбес Поттер.

Господи, их там больше полудюжины десятков на все случаи жизни, от проверки грамматики и проявления скрытых знаков. Ну, это Гермиона уже проделывает прямо сейчас - результата нет. И там еще вариантов до кучи, вплоть до обнаружения... иголки в стоге сена, и... возбудителей вируса драконьей оспы!.. Интересно, если очень больно приложиться к скале шрамом – это поможет делу?»

- Ревелио! – выдохнул Гарри. – Серпенсортиа ревелио!

- Такого заклинания нет, - строго возразила Гермиона. – Есть общее для земноводных.

- А ты сначала попробуй, - с усмешкой предложил Гарри. По правде говоря, тон Гермионы удивил и даже слегка расстроил: после истории с Дарами Смерти сам он не рискнул бы утверждать хоть что-нибудь столь же категорично.

- Гарри, «Серпенсортиа» - это отдельное заклинание, после которого, боюсь, здесь непременно появится живая змея, - упрямо продолжала растолковывать Гермиона.

- Вот потому-то никто и не станет это применять. Весь расчет на психику, понимаешь! – с нетерпением воскликнул змееуст. - Не бойся, я с ней поговорю, - заверил Гарри, снимая на всякий случай с себя маскировочные чары.

- Да ладно тебе... злиться, - миролюбиво произнесла Гермиона, глядя на проявляющегося в пространстве друга, не замедлив добавить новоизобретенное заклинание. Едва ее палочка прочертила в воздухе фигуру, похожую на букву «S», а с губ слетело второе слово, раздался громкий хлопок, и змея появилась.

Правы оказались оба. Это было не мертвое изображение, высеченное в камне, на что втайне надеялся Гарри. Это была самая настоящая змея, толстая, черная, с блестящей чешуей, тускло отливающей серебром.

Гермиона инстинктивно отпрянула в сторону, сделав два шага назад, уперлась спиной в каменную стену.

- Не трогай ее! – резко прошипел Гарри, рванувшись с места, загораживая собой Гермиону и обращаясь к змее. Змея приподняла голову и уставилась на Гарри неподвижным взглядом.

«Чего-то ждет, - невесело подумал Гарри, но навязчивая мысль о том, что это самая обычная змея, появившаяся от известного заклинания, была еще хуже. – Будем надеяться, что все гораздо сложнее».

- Сссерпенссссортиа ждеееет, - требовательно прошипела змея, приподнимаясь на хвосте, словно готовясь к нападению.

- Чего ждет серпенсортиа? – спросил Гарри на всякий случай.

- Угощеееения, – шипение змеи отдавало замогильным холодом. – Крооови!

- Куда капать? – быстро поинтересовался Гарри, не в силах сдержать сарказма. Несмотря на огромное напряжение, в душе у него что-то возликовало. Интуиция подсказывала, что они с Гермионой на верном пути: Том, несмотря на ухищрения и навороты, оказался до тошноты предсказуем.

Змея с силой ударила хвостом по неровному полу, камни расступились, и из появившегося в полу углубления показалась большая резная чаша, украшенная по бокам древними рунами. Гибкое черное тело змеи обернулось вокруг чаши несколько раз, голова с немигающим взглядом неподвижно застыла над чашей.

- Чего стоишь? – злорадно прошипел зажатый в руке Великий Артефакт. – Вскрывай вены, герой!




Глава 71. Комната Спрятанных Вещей

Дорогие читатели, простите, что не успела закончить главу к Новому году, так что сейчас выкладываю три с половиной листочка, которые читайте после пяти звездочек.
Новогоднего вам настроения! И еще: я пишу сказку, так что, кому не нравится...

19 апреля 1998 года, воскресенье

В свои неполные восемнадцать лет Поттеру довелось испытать многое: умирать от яда василиска, закрывать своей душой близкого человека от ледяного дыхания дементора, подниматься из укрытия, вставать во весь рост и выходить – тогда казалось: все кончено – на отчаянный поединок с сильнейшим темным магом столетия.

Когда ты один, а помощи ждать неоткуда, и остается только умереть с честью, и ты вдруг с изумлением обнаруживаешь, что страха в душе нет... А спустя всего три года сам идешь в стан врага, чтобы еще раз умереть за всех. После таких похождений сделать тонкий надрез на запястье, право, такая мелочь, что и переживать по этому поводу смехотворно.

- Пустяки, дело житейское, - пробормотал Гарри, обращаясь в адрес докучливой деревяшки, быстро орудуя острым серебряным лезвием.

Кровь потекла в чашу тонкой, но достаточно живой струйкой. Какое-то время Гарри с непонятным для себя интересом смотрел, как темно-алая густоватая жидкость расплывается по дну чаши, чувствуя даже некоторую отстраненность от происходящего.

Но вдруг опомнился: эта чаша литра на три, не меньше. Многовато для угощения. Гарри уставился на змею, силясь понять, есть ли у нее на этот счет особое мнение, но застывший взгляд рептилии не выражал ничего. Гарри поежился и даже слегка запаниковал: дело-то прозаичное, но расставаться с доброй половиной жизненно-важной жидкости в его планы никак не входило.

Великий Артефакт - его весьма специфический взгляд на бытие и вредный нрав уже не особо удивляли – подслушав панические мысли, вдохновенно, с характерным присвистом, продекламировал:
- Сколь трудна и неказиста жизнь героя пессимиста...

Может быть этот демонстрационный свист, а может быть озабоченный ответный возглас Гермионы, сделали свое дело: заставили почувствовать, что совершается очередная глупость.

- Да я, в общем и целом, оптимист, - сердито буркнул Гарри, злясь, главным образом, на самого себя.

- Заметно, - съязвил в ответ Великий Артефакт. – Местами. Только ты это лучше своей подружке объясни, а то – не сотворить мне «Люмос» - у нее на этот счет большие сомнения.

Вместо ответа Поттер нацелил волшебную палочку на запястье:
- Эпискеи!

Рана на руке мгновенно затянулась. Рептилия, к удивлению Гарри, не среагировала никак, зато Гермиона издала явный вздох облегчения. Гарри решительно поднялся на ноги и, сделав два шага назад, отошел от чаши. Что там думает змея – это ее заботы, а он, Гарри, всего лишь собирается дать понять, что «кушать подано», и ждать больше нечего. Рука Гермионы нащупала его руку, подарив ощущение уверенности в своих действиях, и теперь они оба ждали продолжения спектакля. Слово было за Томом, вернее, за сотворенным им стражем осколка своей раздробленной души.

Змея качнула головой, кольца неторопливо зашевелились, сверкая в мерцающем свете горящего факела. По мере разматывания колец узкая змеиная голова медленно приподнималась все выше над чашей, а немигающие зрачки, казалось, были поглощены исключительно содержимым каменного сосуда.

Сдавалось, змея совершенно забыла о странных посетителях. Гибкое чешуйчатое тело, изогнувшись дугой, склонилось к чаше, а подвижный рассеченный язык коснулся крови. Лизнув предложенное угощение пару раз, змея, резко отпрянув, вытянула тело вперед и, положив треугольную морду на край сосуда, уставилась на подростков.

Гарри затаил дыхание. Вроде бы тот же немигающий взгляд, те же неподвижные черные зрачки, но что-то было не так. Невольно складывалось ощущение, что змея впервые смотрит на них осознанно, с каким-то неподдельно-алчным интересом. Но что она хочет от них?

- Угощение понравилось? – спросил Гарри, не выдержав напряжения.

- Понрааааавилоссссь, - протянула змея туманно и неопределенно, только добавив тем самым порцию тревоги.

Рука Гермионы дрогнула, пальцы Гарри сжались сильнее. Рептилия, с изяществом изогнув тело, вновь припала к угощению. Поттер хотел надеяться, что все идет, как положено, и что, вылакав предложенное, тварь вдруг да подобреет, но природное чутье, все эти годы стоявшее на страже его невероятной жизни, буквально кричало об опасности. И, вроде бы, ни с того ни с сего!

Хотя нет. Там, в пещере, проход открылся, едва капли крови, отданные за право прохода, упали на влажный камень. А здесь что-то не так. Что она медлит? Замогильное шипение твари и вовсе навевало мысли далекие от веры в счастливый исход. Неосознанно Гарри попятился к стене, где, как он предполагал, находился выход, потянув за собой девушку и Кикимера.

- Она что, пробу снимала? – опасливо оглядываясь на змею, спросила Гермиона.

- Сказала, что понравилось, но... – чуть прищурившись, Гарри тряхнул головой, как будто споткнулся об неотвязчивую мысль, - я ей, ни на грош не верю.

- Гарри, смотри! – сдавленный хрип Гермионы заполнил пространство «прихожей», рассеяв в воздухе неприкрытый ужас.

Змея, опустошив чашу, разворачивала свои кольца и поднималась на хвост. И самое скверное – она как будто увеличилась в размерах. Гарри был уверен, что это нисколько не обман зрения, а вскрик ужаса из уст Гермионы только подтверждал малоприятную правду.

Вдруг, словно передумав нападать, рептилия резко, с хлопком, свилась в клубок, практически спрятавшись за каменной чашей. Гарри и Гермиона переглянулись. Несколько секунд у Гарри в душе теплилась надежда, что все идет своим чередом, что вот-вот где-нибудь в стене откроется тайный проход, но едва змеиная голова вновь показалась над чашей, надежды растаяли, как весенний снег.

Казалось, из-за чаши вырастает целая колонна, черная с серебристым отливом, с тупой треугольной мордой и гипнотизирующим взглядом огромных темных глаз. Под чешуйчатой кожей напряглись могучие мускулы, сильное, мощное тело готовилось к нападению.

Казалось, течение времени замедлилось, секунды растянулись в минуты. В какой-то миг пришла странная мысль, что змея вовсе не живая, потому что она как будто перестала дышать: чуть обвислая кожа на «шее» под треугольной мордой больше не опускалась и не поднималась. Змея замерла, выжидая момента, но Поттер точно знал, что сейчас последует бросок.

«Протего!» - Гарри опустил щитовые чары в последний момент, на уровне подсознания определив, что нападать в открытую не стоит: от взрывного заклинания, примененного в Годриковой Лощине, хуже стало только им с Гермионой, да и злить «охранника» смысла не было. Змеиное тело, с размаху встретившись с невидимой преградой, отлетело назад и врезалось в стену. Гермиона ахнула, Кикимер жалобно заскулил, с надеждой косясь на выход.
Позднее девушка призналась, что все произошло в считанные доли секунды, что змея выросла из-за чаши и атаковала с быстротой молнии, так что она, Гермиона, не успела даже подумать о применении какого-либо заклинания. Может, так оно и было, Гарри не спорил.

Знаком руки Гарри велел перепуганному эльфу покинуть комнату и ждать снаружи, тот быстро скрылся за узкой полоской света.

- В чем дело? – сердито прошипел Поттер, обращаясь к рептилии, которая успела оправиться от удара.

Змея, непрерывно свивая и развивая огромное мускулистое тело, медленно подползла к непрошеным посетителям, остановившись у незримой преграды. Взмахнув палочкой, Гарри укрепил защитные чары.

- Ты змееуссст, юношшшша, и это делает тебе чессссть, - бездушно зашипела змея. – Но ты не Том Реддл!

С этими словами змея, взмахнув мощным хвостом, с силой ударила по полу, и в ту же секунду исчезла, растаяв в воздухе серебристой ниточкой. Каменная чаша пропала вместе со змеей, а факел, торчащий в стене, потух. Мгновенно воцарилась кромешная тьма.

- Кажется, разговор окончен, - сокрушенно сказал Гарри, зажигая волшебную палочку и оглядываясь по сторонам.

- Ничем? – хрипло спросила Гермиона.

- Похоже, что ничем, - подтвердил Гарри убитым голосом. – Я не Том Реддл, и змее это, черт возьми, известно.

- Повторять попытку еще разок не советую, - сурово проскрипел Великий Артефакт. – Развлеклись, и хватит! Зоопарк закрыт, все на выход.

- А как же... – начал Гарри, но Бузинная палочка, исхитрившись, послала лучик в сторону Гермионы, и та, недолго думая, потянула парня к открывшейся светлой полосе на каменной стене.

Секунду-другую Поттер сопротивлялся, но внезапно уши заполнил душераздирающий скрип, словно множество камешков терлось друг о друга. И хуже того: пол под ногами, точно живой, задрожал и зашевелился.

- Сваливаем! – выкрикнул Гарри, резко рванув в сторону выхода, прихватив оступившуюся подругу в охапку.

Юноша и девушка уже находились в коридоре, когда кривая расщелина с силой захлопнулась у них на глазах. Рваная трещина исчезла в то же мгновенье, стена снова стала совершенно гладкой. Сердце в груди стучало, не унимаясь, Гермиона тяжело дышала. Капюшон Мантии-невидимки сбился с ее головы, а лицо, нелепо висящее в воздухе, было бледнее, чем стена, к которой девушка в изнеможении прислонилась. Кикимер и вовсе был сам не свой от страха, его вытаращенные глаза с неподдельным трепетом уставились на противоположную сторону коридора, трясущийся палец указывал в том же направлении.

- Драко приказал... – ноющий голос, внезапно донесшийся до ушей со стороны гобелена, показался Гарри знакомым. Он оглянулся. Пришлось резко собраться с мыслями: новые опасности не оставляли времени на долгую релаксацию. Ну, надо же - старые знакомые: незабвенные Кребб и Гойл. «Ваших рож тупых еще не хватало для остроты ощущений», - Поттер устало отмерил в голове порцию ругательств.

Кребб в ответ на реплику Гойла, гаденько хихикнув, ощерился:
- Драко приказал... – со злостью передразнил он приятеля. – Да плевать я хотел на его приказы. Хорьки нынче не в моде, Грегори! Только предупреждаю: если там засел Блейз со своей куколкой, то дело безнадежное. Хочешь тут торчать – можешь торчать хоть до ночи, а я пошел.

«И это правильно!» – мудрое решение Кребба Гарри благословил с насмешливым восхищением. На Гойла без лишних колебаний наставил Бузинную палочку.

- Что передать благородному чистокровному волшебнику? – диковинная вежливость Великого Артефакта несколько обезоруживала.

- Передай, что погода сегодня хорошая, - мрачно посоветовал Гарри. - Конфундо!

Массивная рожа Гойла расплылась в благостной улыбке. С внезапно возникшим интересом он уставился в окно, с минуту глуповато щурился от апрельского солнца, и, наконец, круто развернувшись, отправился прочь.

Не забыв похвалить себя за предусмотрительность (все-таки маскировочные чары – вещь незаменимая), Гарри осмотрелся в поисках подруги. Кикимер по-прежнему стоял, в растерянности вытаращив глаза и даже не стараясь унять крупную дрожь, охватившую тщедушное тельце, но бледное лицо Гермионы, еще недавно маячившее на фоне стены, исчезло.

- Ты где? – шикнул Гарри в пустоту.
- Здесь, - шепот Гермионы раздался совсем рядом, а ладонь ощутила слегка дрожащую руку девушки. – Хватай Кикимера! Идем!

Гарри повиновался приказу подруги, почти не раздумывая, слепо следуя туда, куда направляла ее рука. Сам он не видел возникшую в стене дверь, но не сомневался, что пока он разбирался с приятелями Малфоя, Гермиона успела вымолить у Выручай-комнаты новую «необходимость». И все же он слегка удивился, обнаружив себя в знакомом помещении, похожем на огромный собор, заполненном всяческим мусором.

- Комната Спрятанных Вещей? – тихо спросил Гарри, озираясь. – Но почему?

Кикимера Поттер осторожно опустил на пол, тот, почувствовав себя в относительной безопасности, немного приободрился. Освободив руки, Гарри немедленно прижал к себе девушку, кожей, всем своим телом вслушиваясь в неровный стук ее сердца, и отчего-то чувствуя себя безмерно виноватым за все волнения, выпавшие на ее долю.

«Лихие времена – не оправдание, - сердитая мысль жгла разум, точно раскаленный гвоздь. – И кто сказал, что на войне все средства хороши?»

- Первое, что пришло в голову, - невесело призналась Гермиона, нарушив короткое, но столь значимое для обоих молчание. Опасливо покосившись на дверь, она предложила: - Может, отойдем подальше. На всякий случай.

- Логично, - согласился Гарри, с сожалением высвобождая девушку из объятий, - Учитывая, что сюда может войти любой...

Приказав эльфу сторожить у входа, и, в случае чего, дать знать (благо, звуки под сводами собора разносились на редкость гулко), гриффиндорцы спрятались в узком проходе между грудами хлама.

- Оглохни! – прошептал Гарри, орудуя волшебной палочкой. – Теперь выкладывай! – потребовал он от подруги.

Гермиона, сделав глубокий вдох, как будто готовясь к чему-то ужасному, промямлила нерешительно и тоненько:
- Гарри, я знаю, что этого просто не может быть, что это невероятно... Но, все-таки... давай, как следует, посмотрим на ту тиару, что ты пристроил на шкафу год назад... На всякий случай, - совсем тихо добавила Гермиона, разглядев в лице друга недоверие.

«Хватается за соломинку», - угрюмо заподозрил Гарри, но вслух ничего не сказал, сдержался. Он совершенно не чувствовал в себе сил спорить с Гермионой, да и сколько-нибудь здравых идей насчет вторичного проникновения в тайник Тома Реддла в его разуме не наблюдалось. Змея, совершенно очевидно, знала свое дело и службу несла исправно. Интересно, рептилия по вкусу крови определила, с кем имеет дело?

- Гарри, просто я подумала... – продолжала Гермиона, с видимым трудом собирая мысли в слова. - Ну, знаешь, после того, как выяснилось, что ты – не Том Реддл... Если сейчас у вас с Сам-Знаешь-Кем один состав крови, то, вполне возможно... Ну, ты понимаешь?

- То есть, ты хочешь сказать, что Темный Лорд перехитрил самого себя? – Гарри смотрел на подругу, вытаращив глаза. – Допустим. Но нам-то это чем поможет? Если Сам-Знаешь-Кто не смог проникнуть в свой же тайник, то...

Внезапно в душе что-то упало, и Гарри оборвал речь, поперхнувшись тошнотворными мыслями, с ужасом осознав страшную глубину той неприглядной правды, которая, шаг за шагом, преследовала их с Гермионой уже три недели подряд.

- А как иначе крестраж попал в эту комнату? – спросила Гермиона, охватывая взором вековые завалы.

- В эту комнату? – машинально переспросил Гарри.

Ответить было нечего: он поймал диадему, когда чудища, созданные заклятым пламенем, словно желая напоследок позабавиться со старым барахлом, подбрасывали в воздух все, до чего смогли дотянуться, но что не смогли уничтожить мгновенно. В основном, металлические предметы: чаши, щиты, старую диадему...

«Но кто сказал, что это была та самая потускневшая от времени корона, что он, Гарри, напялил на парик год назад? Просто... просто адское пламя случайно откопало диадему среди прочего скарба, а крестраж, уже, будучи сам на волосок от смерти, но отчаянно желая погибели Мальчика-который-зашел-слишком-далеко, постарался-таки попасться ему на глаза, и, точно в замедленной съемке, падал в раскрытую пасть пылающей химеры...»

Гарри подскочил, словно ужаленный. Мысль о том, что его учитель оказался гнусным предателем, была настолько омерзительна, что он готов был хвататься за любую версию, лишь бы задвинуть подобные сомнения как можно дальше. Потому что этого быть не могло! Потому что подобная «догадка» Гермионы настолько маловероятна, что глупо всерьез принимать это за вариант.

- Идем, - скомандовал Гарри, решительно направляясь к потрепанному старинному буфету. – Опасаться нечего – на парик, однозначно, напялена не та диадема, что мы ищем.

- А какая же еще? – на ходу спросила Гермиона, следуя за другом по пятам.

Гарри не ответил. В ушах все гудело от напряжения, а в висках яростно пульсировала кровь. Лавируя между грудами бутылок, поломанных стульев, книг, шляп и прочего тряпья, пузырьков с таинственным содержимым и ржавыми рыцарскими доспехами, миновав чучело тролля и повернув налево около Исчезательного шкафа, они, наконец, остановились перед искомым буфетом со вздутыми филенками.

- Здесь! – выдохнул Гарри, указывая пальцем на обшарпанный бюст неизвестного волшебника, стоящий наверху.

Все. Оставалось только взять тиару в руки и убедиться, что это вовсе не крестраж. Сложность состояла в том, что буфет был достаточно высок. В прошлый раз, устанавливая бюст, Гарри воспользовался ящиком, стоящим поблизости, на котором, собственно, и нашел каменную голову волшебника. Сейчас ящика не наблюдалось ни рядом с буфетом, ни в ближайших кучах хлама.

Обежав беглым взглядом бескрайние пыльные груды всевозможного барахла, Гарри тихо спросил:
- Где-то здесь должен быть ящик?

Ответа не последовало. Гермиона стояла, погрузившись в себя, задумчиво перебирая в руках большую треугольную шляпу волшебника, темно-синюю с облупившимися серебряными звездами, которую, без сомнения, только что выудила из ближайшего вороха рухляди. Что она нашла в этом старом колпаке? Присмотревшись, Гарри без труда насчитал еще несколько подобных головных уборов, остро торчащих среди поломанных стульев и обтрепанной одежды.

- Зачем нам эта старая хламида? – спросил Гарри, указывая на колпак. – Никогда не носил, хотя входит в список обязательных предметов даже для первокурсников.

- Ааааааа? – протянула Гермиона, шмыгнув носом и внезапно чихнув от потревоженной столетней пыли, пробравшейся в ноздри. – Значит мысль верная, - расплывчато сказала она, обращаясь то ли к себе, то ли к другу: - Гарри, не понимаю: почему ты нацепил на бюст именно корону?

- Что значит: почему? – суть вопроса Гарри не понял. – Подвернулась под руку, вот и нацепил. А что, по-твоему, я должен был нахлобучить на этого уважаемого джентльмена? – Гарри перевел взгляд на верхушку шкафа.

- Вот этот колпак, - неожиданно просто ответила Гермиона. – Или вон тот, - добавила она, указав на груду тряпья, где другая остроносая шляпа выделялась своей формой на фоне прочей рухляди, не поддающейся опознанию.

- Я же говорил, что у меня не было времени лазить по кучам мусора, - слегка огрызнулся Поттер. – Схватил первое, что попалось под руку.

- Гарри, - по голосу чувствовалось, что Гермиона хочет быть максимально убедительной, - та тиара, что наверху - маленькая и довольно тяжелая, к тому же металл потускнел от времени. В общем, как бы это сказать, на свету почти не блестит. К тому же, еще совсем недавно ты даже толком не знал, что такое диадема.

«Балбесом считает», - подумал Поттер, мало-помалу раздражаясь и досадуя.

- Чтобы напялить корону на голову, вовсе не обязательно знать, что это, оказывается, называется заковыристым словом «диадема», - суховато возразил Гарри.

- Да я не об этом! – воскликнула Гермиона устало. – Тебе нужно было выудить из кучи мусора корону, а поскольку она небольшая и довольно тяжелая, то, по идее, от каждой перетряски – допустим: кто-то копался в мусоре - должна была проваливаться глубже и глубже. Ты же видишь: здесь целая стена из поломанных стульев, помятых чемоданов, книг, вываленных в полном беспорядке.

Далее: ты должен был рассмотреть то, что выудил, повертеть это в руках, определить, что это именно тиара, а не – к примеру - ручка от чемодана или обруч от больших песочных часов, и надевается на голову. Ты же говоришь, что времени совсем не было. Шляпа волшебника – предмет более привычный для тебя, достаточно большой, виден издалека. И искать не надо: вон их тут сколько, - Гермиона обвила взглядом пространство вокруг буфета. – А уж про парик и говорить смешно: если сейчас его стянуть с бюста и бросить хотя бы в паре шагов от нас, то среди прочего тряпья и пыли далеко не сразу разглядишь.

«Начиталась детективов девочка... Но говорит складно!»

- Да ничего я не искал, - насмешливо ответил Гарри, вспоминая события годичной давности. – Корона, - Поттер намеренно не хотел употреблять слово «диадема», - тут же лежала, на ящике, вместе с лысой головой колдуна и старым париком.

- Как на ящике? – Гермиона явно была поражена. – На каком ящике?

- Который испарился, - невозмутимо ответил Гарри, с возрастающим интересом наблюдая за немало огорошенной девушкой.

- А вот это тоже лежало на ящике?

Нагнувшись, Гермиона подняла выброшенный кем-то шерстяной шарф – гриффиндорский, в яркую желто-красную полоску.

- Нет, - Гарри решительно замотал головой. – Там лежали только бюст, парик и диа... корона!

- Очков, значит, тоже не было? – спросила Гермиона до странности рассеянным тоном, который, как показалось Гарри, отдавал заметной издевкой.

- Каких еще очков?
- Не знаю. Каких-нибудь старых, сломанных, с битыми стеклами...

- Знаешь, дорогая, - с улыбкой произнес Гарри, чувствуя, что терпение улетучивается, - я ценю твою фантазию, но... Черт возьми, что ты хочешь сказать? Что кто-то совершенно специально выложил на ящик три случайных предмета?

- Случайных?! – вскрикнула Гермиона, брови резко подскочили вверх. – Гарри, тебе когда-нибудь, в детстве... приходилось собирать пирамидку? Пусть даже самую простую, состоящую из палки и колец, которые надеваются друг на друга.

- Нет! – жестко ответил Гарри, дав понять, что обсуждать свое «счастливое» детство не намерен.

- Гарри, - беззлобно пролепетала Гермиона, заметно сбавив обороты. – Если бы ты действительно хотел сделать буфет более приметным, то, водрузив на него бюст, случайно обнаруженный на ящике, ты бы нахлобучил на волшебника вот эту самую шляпу, и нацепил бы вот этот самый шарф, - Гермиона потрясла в воздухе найденными предметами, которые все еще держала в руках. – Шарф яркий, виден издалека. Конусообразная шляпа делает любого волшебника выше, следовательно, много заметнее.

Но ты, как я понимаю, схватил то, что первым попалось под руку. Не раздумывая. И здесь твои действия не вызывают вопросов. А вот само наличие трех предметов, идеально подходящих друг другу, в одном месте, да еще открытом взору, выглядит слишком странно. Просто невероятно! Смотри-ка, - Гермиона, нагнувшись, выудила из кучи выброшенных книг привлекший внимание экземпляр. – Старый знакомый!

В центре темной обложки вполне приличной с виду книги красовалась тесненная золотистой фольгой надпись: «Я – ВОЛШЕБНИК». Чуть выше имя автора: Златопуст Локонс.

- Автобиография, - хмуро выдавила Гермиона. – Между прочим, он написал ее, когда мы уже в школе учились. И если все эти годы диадема лежала на ящике...

- ...то это все равно ничего не значит! – запротестовал Гарри, лихорадочно перебирая в голове возможные объяснения. – Например, кто-то, собираясь домой, забыл книгу в гостиной, а дежурные эльфы выгрузили хлам в Выручай-комнату. Может, эльфы не читали... биографию Кандиды Когтевран.

Вообще-то Гарри хотел упомянуть «Историю Хогвартса», но вспомнив, что Гермиона эту книгу знает наизусть, прикусил язык.

- Так это вездесущие эльфы затеяли здесь игру в цирюльника? – Гермиона не замедлила вставить шпильку. – Кстати, хотелось бы взглянуть на тот ящик. Надеюсь, он был не из пластика?

- Нет, деревянный, - незамедлительно пробормотал Гарри.
- Правда?
- Правда, - твердо сказал Гарри, стараясь не замечать некоторой иронии в голосе подруги.

Отстаивать свою точку зрения в споре с Гермионой было всегда не просто. Здесь не проходили аргументы типа «я чувствую». Правда, в исключительных случаях она, отдавая должное его интуиции, принимала в расчет и такие соображения, но гораздо чаще приходилось искать более весомые доказательства.

Сейчас, увидев скептическую усмешку на лице девушки, появившуюся в ответ на его замечание про хогвартских эльфов и биографию леди Кандиды, Гарри решил подойти к проблеме с другой стороны.

- Хорошо, - многообещающе начал он, делая вид, что согласен с доводами подруги. – Допустим, кто-то...

- Не будем уточнять – кто, хотя это был...

- Не будем уточнять, кто это мог быть, - строго остановил собеседницу Поттер. - Допустим, кто-то решил подсунуть мне под руку диадему в расчете... – на последнем слове к горлу подступил такой комок, сплетенный из злости, обиды и досады, что справляться с голосом стало невероятно трудно. – Почему сюда, к этому злосчастному буфету? – сипло закончил он.

- А куда еще-то, Гарри?

Искреннее удивление Гермионы показалось, по меньшей мере, странным. Поттер вновь окинул взглядом огромный собор с высокими окнами, мысленно еще раз проходя по широким улицам и проулкам большого города, в нескольких местах уставленного грудами разваливающейся мебели.

- Да хоть вот сюда! – обрадовано воскликнул Гарри, указав на трехногий гардероб, стоящий справа от буфета. – Я вполне мог бы спрятать учебник в этот шкаф.

- И что это меняет? – возразила Гермиона. – Все равно наткнулся бы взглядом на тот же самый ящик, а учитывая, что гардероб зримо выше буфета, то, - Гермиона невесело усмехнулась, - тут без вариантов.

- Есть другие залежи старой мебели, - Гарри упрямо продолжал сопротивление.

- Знамо дело, натыкались, - с подколкой парировала Гермиона. – Честно говоря, ни я, ни Рон, проходя мимо, не рискнули даже приближаться к этим завалам. Взгляни, например, вот сюда, - Гермиона бросила выразительный взгляд на высоченную стену из старой мебели и помятых чемоданов, находящуюся в непосредственной близости от буфета.

Вспомнив, как эта самая стена, обрушившись от заклятия Кребба, едва не погребла под собой Рона, Гарри не нашел, что возразить.

- Почему обязательно зацикливаться на мебели? – со стоном произнес Гарри спустя полминуты.

- По той же самой причине, что заставила тебя, несмотря на катастрофическое отсутствие времени, водружать бюст с париком на буфет, - вздохнув, ответила Гермиона. – Ты же хотел спрятать учебник на время, чтобы потом, когда все уляжется, забрать его. В противном случае ты бы мог и в Исчезательный шкаф книгу засунуть, или просто швырнуть в груду мусора.

Гарри, - тихий голос Гермионы был почти умоляющим, - этот буфет стоит в одном из немногочисленных широких проходов. Стоит не в общей шаткой куче с другой мебелью, а отдельно. Не наткнуться на него практически невозможно, и, знаешь, довольно странно, что ты оказался единственным, кто использовал этот буфет для тайника.

- А вот и нет, - едко отвесил Гарри. – Там внутри спрятан чей-то скелет, - добавил он взволнованным шепотом, со значением качнув головой.

Вместо ответа Гермиона дернула за единственную, оставшуюся в живых дверную ручку. Дверца буфета со скрипом отворилась, явив взору кости давно почившего существа. Сунув руку за скелет, и немного пошарив там, Гарри вытащил из укрытия учебник Принца-полукровки.

- Хочешь забрать? – спросила Гермиона, наблюдая за тем, как Гарри, торопливо перелистав несколько страниц, захлопнул книгу.

Забрать? А почему бы и нет? Так уж вышло, что Малфой со своей свитой помешал ему проверить недра буфета, и теперь трудно сказать, лежал ли три недели назад учебник Принца за скелетом с пятью лапами.

- Возражаешь? – странный для ситуации вопрос вырвался неожиданно.

- А почему я, собственно, должна возражать? – похоже, Гермиона почувствовала себя уязвленной.

С минуту Гарри участливо смотрел на подругу, щеки которой от волнения запылали, и вдруг в памяти воскресли все их с Гермионой нескончаемые разговоры и споры до хрипоты годичной давности. О Малфое и его делишках, о хозяине учебника и его, как утверждала Гермиона, скверном чувстве юмора, о странном прозвище «Принц-полукровка» и незаслуженной славе мастера зельеварения, которую приобрел вездесущий Поттер благодаря найденному учебнику.

Сейчас, особенно по сравнению с годом прошедшим весь шестой курс внезапно показался далеким детством: сумасбродным, наивным и шальным. Ну и проблемы тогда волновали безрассудного Поттера: как помирить Рона и Гермиону, как остаться наедине с Джинни, как спрятаться от поклонниц, как выиграть кубок школы по квиддичу... Хотя нет: квиддич – это серьезно, это в общую кучу никак нельзя.

Таинственный Принц-полукровка щедро добавлял перцу в повседневные заботы трех друзей. И ведь не поленилась, откопала где-то эту костлявую девицу по имени Эйлин Принц! Газетный лист, на котором та мадам была изображена, крошился от дряхлости... Да, Гермиона – она такая: целеустремленная.

- Ну, не знаю, как тебе сказать, - уклончиво начал Гарри, как будто говорил о чем-то сугубо постороннем, - но я, в общем и целом, заметил, что книжечка тебя несколько... раздражала.

- Гарри Поттер, да вы – наблюдательный человек! – восхищение Гермионы так тесно переплелось с колкостью, что невозможно было определить, чего в ее голосе больше.

- И все же?! – Гарри терпеливо ждал ответа, и вовсе не потому, что сомневался в своих дальнейших действиях. Он уже твердо решил для себя, что уйдет из Выручай-комнаты вместе с учебником, но мнение Гермионы было важно само по себе, без приложения к конкретной ситуации.

Гарри незаметно от девушки скрестил пальцы свободной руки, на короткое время забыв обо всем и загадав невероятное желание: «Если сейчас она согласится с его точкой зрения, то и в дальнейшем мы всегда сможем находить истину в безбрежных спорах». А уж в том, что дебаты будут жаркими, сомневаться не приходилось. Но кто сказал, что у нормальных людей должно быть как-то иначе?

- Времена изменились, Гарри, - убрав с лица усмешку, заявила девушка. – Но это вовсе не означает, что серьезную науку можно будет поменять на откровенное жульничество, - добавила она сердито. - Впрочем, профессор Слизнорт уже в курсе источника твоих небывалых талантов, так что...

- Ой, Гермиона, не продолжай! – взмолился Гарри, с досадой чувствуя, что его прихотливый вопрос к фортуне так и остался без внятного ответа.

Минуты полторы они пристально смотрели друг на друга, два пальца, которые Гарри по-прежнему держал скрещенными, успели немного занеметь. Пальцы он разжал, но получилось неловко. Гермиона, верно, заметила беглую страдальческую мину, промелькнувшую на его лице. Ее взгляд, скользнув вниз по руке и вернувшись обратно, приобрел до неприличия характерное выражение.

- Жизнь будет интересной... – медленно, но твердо произнес Гарри, опережая возможный вопрос подруги, пока она не стала подкапывать слишком глубоко.

- Ааааа... я так и думала! – слегка заикнувшись вначале, Гермиона закончила фразу вполне убежденно.

*****

Если бы можно было выпустить из памяти все, забить на войну и предстоящие поиски диадемы среди необъятных развалов векового хлама... Впрочем, и это малоприятное обстоятельство не помешало Поттеру предаться романтическим мечтам о том, чтобы мгновенье остановилось.

Безотчетно, забыв об ускользающих в вечности секундах, Гарри смотрел на подругу. Хотелось сказать ей что-нибудь веселое, чтобы убрать хмурую складочку между бровей, но в голове словно что-то загнулось в неправильную сторону, не давая сосредоточиться и отмочить нечто из ряда вон забавное, и в то же время отгоняло далеко-далеко все мысли о борьбе, долге, спасении мира.

В конце концов, какая разница, где прячется пресловутый крестраж? Если прошлого не изменить, то он все равно выползет из своей щели, погоняемый огненными химерами, когда настанет неизбежный час расплаты.

Рассеянный дневной свет, падающий из высоких окон, как будто сделался ярче, плотнее, незаметно глазу трансформировавшись в самые настоящие солнечные лучи – золотисто-желтые, косые, теплые и живительные. И они, вобрав в себя бесчисленные невесомые пылинки, щедро рассеянные в воздухе, закружили вокруг юноши и девушки незатейливый хоровод.

«Хочу радугу!» - чудное желание представилось настолько простым и естественным, что Гарри искренне не мог понять, почему он не подумал об этом чуть раньше, едва переступив порог Комнаты Спрятанных Вещей.

Магия Выручай-комнаты поймала эту невероятную мысль, в ее высоких окнах что-то перестроилось с мелодичным скрипом, и солнечный свет, до того мгновенья девственно-белый, разделился на семь сочных оттенков, в которых утонуло все: и тысячелетний хлам, и два юных горячих сердца.

Гарри даже ухом не пошевелил на тихий короткий шум, исходящий от окон, он словно ждал этого маленького чуда, но Гермиона капельку содрогнулась от сюрприза, преподнесенного жизнью. Но это было лишь малое мгновенье, потому что в следующий миг они – безумно счастливые - держась за руки, кружились в нескончаемом разноцветье животворной радуги.

- Гарри, ты великий волшебник! – восхищенно бормотала Гермиона, но он не слушал. Он ведь просто подумал о маленьком чуде, и чудо случилось. Да так и должно быть! Главное, что ее до безобразия растрепанная головка покоится на его плече, а его рука у нее на талии, и рука подруги прижата к его груди, там, где бьется любящее мальчишеское сердце.

Гарри не пытался понять, почему вдруг стало так просторно, почему под ноги перестали попадаться пустые бутылки или прочий мусор. Разумеется, все это сдвинулось в сторону, чтобы они с Гермионой могли чуть-чуть помечтать, просто побыть самими собой, без оглядки на прошлое или будущее.

Легкость, наполнившая все его тело от непричесанной макушки до утружденных заботами ног, выдававших сейчас какие-то немыслимые для них па (невероятными их смело можно назвать хотя бы потому, что он ни разу не наступил девушке на ногу), была странной. Казалось, вот-вот они поднимутся в воздух и поплывут в искрящемся семицветном потоке, просто потому, что это их мир, это им, ему и Гермионе, Хогвартс подарил маленькую, но такую желанную сказку.

Тихая мелодия, льющаяся из окон, стала постепенно стихать, а цветные лучи понемногу теряли свою изначальную насыщенность, и в какое-то мгновенье обоим стало ясно, что надо вернуться в реальный мир, где еще осталось так много нерешенных проблем.

Они уже не продолжали свой импровизированный незатейливый танец, а стояли, прижавшись друг к другу, и Гарри шепотом излагал подруге свою версию о местонахождении подлинной диадемы. К его немалому удивлению, Гермиона не спорила, находя предложенную вариацию заслуживающей внимания. Гарри даже уловил в ее голосе нотки облегчения, впрочем, достаточно слабые.

- Да, Гарри, все это, конечно, весьма изобретательно, но...
- Что?
- Выходит, если бы Кребб не спалил весь этот склад, - Гермиона сделала широкий плавный жест рукой, - наши шансы добраться до диадемы были бы ничтожно малы.

Возразить Гермионе было нечего. Еще раз с отчаянием оглядев пространство высоченного собора, казавшееся сейчас почти безграничным, Гарри с грустью пожал плечами. Невероятное везение, просто чудо какое-то... А ведь за тридцать (или даже сорок!) с лишним лет, прошедших с момента визита Волан-де-Морта в Хогвартс всю эту гору хлама можно было вручную перебрать... Если бы только Дамблдор вовремя сообразил, что крестраж болтается прямо у него под рукой, в Хогвартсе!

- Ладно, Гарри, весь склад нам не одолеть, но... – Гермиона устало вздохнула, - но то, что надето тобой сверх парика и стоит сейчас прямо над нами все-таки стоит проверить.

- Я же говорю тебе, что это совсем не то, – сердито заявил Поттер. – Могу поспорить на все, что угодно!

- Серьезно? – переспросила Гермиона в раздумье, и мысль о том, что она не верит в его, Гарри, версию событий, вылезла наружу со всей очевидностью.

«Стало быть, снова начинается интересная жизнь...»

- Ну, так что? – лукаво осведомился Поттер, коварно решив качать выгоду в свой карман по максимуму. – Заключаем пари?

- Ты о чем? – девочка упрямо притворялась наивной.

- Сейчас мы все проверим, - твердо пообещал Гарри, - но если я окажусь прав, то... ты выполнишь одно мое заветное желание, - добавил юноша с вызовом.

- А если права я?

- Соответственно, я выполняю твое заветное желание, - безмятежно согласился Гарри. – Все честно.

- Немедленно?

Все-таки странные эти девчонки... Что значит немедленно? Это, смотря какое желание... У него, Гарри, желание огромное и на всю жизнь. Он даже выбросил недозрелую мысль о том, что надо бы до поры оставить все в секрете, потом озвучить красавице то, на что она так опрометчиво подписалась. Нет, пусть знает девочка, что ей грозит в случае неминуемого провала.

«Сейчас, только бы воздуха в легких хватило!»

- Если на буфете подделка, то ты... Гермиона Джейн Грейнджер, возьмешь меня, Гарри Джеймса Поттера, в законные мужья.
«Вроде бы так говорили на свадьбе Билл и Флер, давая друг другу клятву верности...»

Гарри боялся поднять глаза на подругу, ожидая как минимум что-нибудь наставительное о призрачном дипломе и необходимом образовании. О максимуме лучше вовсе не думать! Сейчас засмеет. Девчонки вообще пошутить любят... В том, что три дня назад Гермиона восприняла его предложение как шутку, почему-то не было никаких сомнений. Не дура же она, в самом деле, чтобы всерьез-то?..

Что-то с глухим шумом грохнулось на пол у самых ног. Присмотрелся. Оказалось: злосчастный учебник Принца. Гарри уже не помнил, что отложил книгу в сторону, когда зажглась невообразимая радуга. Наверное, Гермиона подобрала, а сейчас уронила от неожиданности, расслышав во всех немыслимых подробностях его ультиматум. Сейчас что-нибудь скажет!..

- Гарри, я бы сама никогда не осмелилась... – робко начала девушка, и таким тихим тоненьким голоском, что даже гулкое эхо собора мало помогало ушам Избранного. - Но коль скоро ты... озвучил... и... настаиваешь, то должна сказать, что я... задумала то же самое!

- В смысле? – Гарри не верил своим ушам, но теперь, набравшись храбрости, он обратился в само внимание, и, словно впервые, придирчиво разглядывал верную подругу.

А она так густо покраснела, что в рассеянности прикладывала к щекам тыльные стороны ладоней, чтобы хоть как-то остудить жар. И эта ее трогательная беспомощность показалась вдруг такой родной и уместной, простой и естественной, что теплую волну, родившуюся в сердце, уже не могло ничего остановить.

- Если там, наверху, - Гермиона подняла глаза на бюст древнего волшебника, - настоящая диадема Кандиды, то ты, Гарри Джеймс Поттер, возьмешь меня, Гермиону Джейн Грейнджер, в законные жены.

«ЕСТЬ! - Гарри ликовал. – Она согласна!». В правой руке что-то настойчиво шевельнулось, и пальцы тренированного ловца автоматически сжались в кулак. От его наблюдательного взгляда не укрылось то, что рука Гермионы сделала аналогичное машинальное движение.

- Что это? – вопрос непонимания вырвался почти одновременно у обоих.

Гермиона пожала плечами. Гарри поднес руку поближе к глазам и разжал ладонь. Нетерпение было велико, но пальцы почему-то расходились медленно. А когда все раскрылось, Гарри вдруг увидел на ладони маленькое золотое колечко, незамысловатое, круглое и гладкое, какими обычно обмениваются друг с другом жених и невеста.

- Ой! – изумленный возглас Гермионы вывел юношу из состояния тихого ступора. – Гарри, и у тебя тоже? Да, Гарри?

На маленькой ладони мисс Грейнджер лежало такое же бесхитростное золотисто-желтоватое колечко, разве только чуть побольше по размеру.

- Да, Гермиона.
«Чего тут скрывать?!»

- Невероятно...
- Мы же в Выручай-комнате, Гермиона!
- И все-таки...

- Но ведь это то, что нам сейчас нужно, не так ли? – Гарри не узнавал своего голоса, переполненного смятением.

- Тогда... поменяемся? – робко предложила Гермиона.

- А так нужно? – признаться, Гарри слабо представлял, что именно они сейчас собираются провернуть.

- Ну, ты же видишь: в твоей руке маленькое кольцо... – Гермиона смущенно замолкла. – Но это очень, очень серьезно, Гарри!

– Но ведь нам обоим, согласно заявленным вслух условиям сделки, терять нечего, - с улыбкой напомнил Поттер.

- Да, но... – нерешительно начав, Гермиона вдруг выдохнула с почти профессорской интонацией: - Мистер Поттер, вы хорошо подумали?

- А вы, мисс Грейнджер? – парировал Гарри.

- Ну, я такая... серьезная девушка, - ворчливо проскрипела Гермиона в ответ.

- Обычно серьезные девушки употребляют другое прилагательное - «честная», - как бы ненароком уронил Поттер.

- Хам!
«Сердится девочка замечательно...»

- Однозначно, - Гарри понемногу разбирал смех.
- Бесстыдник! – и без того пунцовые щеки Гермионы отчаянно вспыхнули.

- Всего лишь напомнил, что вы, мисс Грейнджер – несерьезная девушка, - потешаясь, ответил Поттер. – И это здорово, потому что серьезных девушек я как-то не очень... – Гарри хотел сказать «не очень люблю», но в последний момент передумал и закончил фразу другим словом: - воспринимаю. Между прочим, время идет! А я, Гарри Джеймс Поттер, уже все для себя решил.

Выдав последние слова, Гарри твердо шагнул навстречу подруге, сжимая в руке маленькое золотое колечко, которое собирался надеть Гермионе на палец. Правда, весьма смутно представлял, на какой именно палец надевается обручальное кольцо, но ведь это такие мелочи, что и рассуждать об этом всерьез просто смехотворно.



Глава 72. Кто-то теряет, а кто-то находит...

19 апреля 1998 года, воскресенье

Возможно, что в другое время, в другом месте и при других обстоятельствах Гарри Поттера терзали бы определенные сомнения, вроде тех, о чем сокрушалась миссис Уизли, вздыхая о своем старшем сыне, и его «поспешном» выборе невесты. Но здесь, в Выручай-комнате, места каким-либо колебаниям не находилось в принципе.

«Молодые люди убегали из дому...»
Напротив, они с Гермионой наконец-то дома. И Хогвартс их приветил.

«Женились без согласия родителей...»
Обоим давно приходится жить своим умом. По мере сил, разумеется, но если бы не держались друг за друга, то уже бы просто не жили.

«Ну, мы были созданы друг для друга, так чего же нам было ждать?»
Действительно: чего ждать молодым людям, у которых столь впечатляюще совпадают заветные желания? В противном случае, при отсутствии искреннего желания, магия Выручай-Комнаты элементарно не откликнулась бы на их просьбу.

- Интересно, они и в самом деле золотые? – спросила Гермиона, внимательно разглядывая зажатое между большим и указательным пальцем кольцо.

- Есть сомнения? – Гарри даже спрашивать об этом было неловко.

- «Лепрекон» - есть не что иное, как золото, полученное в результате элементарной трансфигурации, – ответила Гермиона тоном человека, продолжающего рассуждать о недосягаемом. – Просто не понимаю, откуда...

- Здесь не нужно понимать, Гермиона, - мягко перебил Гарри. – Попробуй просто верить, - добавил он, улыбнувшись.

- А если... – начала Гермиона, для которой, по всей видимости, понятие «просто верить» было суждением почти невозможным.

- С чистой совестью будем считать себя свободными людьми, - серо предложил Гарри, озвучив тем самым наиболее пессимистичные опасения, следа которых еще минуту назад не наблюдалось.

- Я просто дура, Гарри! – сокрушенно произнесла Гермиона. – Глупая гриффиндорская заучка! – добавила она, но испуг, отразившийся на лице девушки, сказал Гарри много больше, чем слова.

- Тогда ты первая, Гермиона, - строго, словно в наказание, сказал юноша. – Видишь ли, я совершенно не представляю, что в таких торжественных случаях делают, и что говорят, - поспешно добавил он, заметив в глазах подруги немалое смятение.

- Но это магловская клятва... – несмело пробормотала Гермиона. – И вроде бы они, то есть Билл и Флер, вовсе не обменивались кольцами...

- Но коль скоро кольца оказались в наших руках, значит так надо, - истина казалась Гарри настолько непосредственной, что он от души не понимал, почему должен это доказывать. – И потом, мы с тобой, к счастью, не из чистокровных.

- Ладно, - похоже, Гермиона сдалась. Разжав кулак, где таилось мужское кольцо, она осторожно, насколько позволяли дрожащие от волнения руки, взяла золотистый кружочек и попросила Гарри протянуть вперед свою левую руку.

«Я дарую тебе это кольцо и пред лицом Господа, клянусь разделить с тобой всю себя и все, чем владею», - вполне разборчиво, если не очень придираться, пролепетала Гермиона, надевая подарок Хогвартса на безымянный палец юноши.

- Но списывать не даст, - отчетливо донеслось из кармана куртки. Великий Артефакт потешался, Гарри демонстративно пронес кулак над карманом, прежде чем разжать пальцы и приготовить женское колечко.

Оставалось только повторить за Гермионой: «Я дарую тебе это кольцо и пред лицом Господа, клянусь разделить с тобой всего себя и все, чем владею», - что Гарри сделал немедля, торжественно и внятно, надев кольцо на безымянный палец девушки. Учитывая, что Гермиону внезапно прошибла совершенно жуткая дрожь, подвиг был тот еще...

- Вернее, все, что останется от меня и фамильного сейфа после очередного спасения мира, - второе замечание Бузинной палочки звучало ничуть не менее ехидно чем первое.

«Интересно: Гарри Поттер доживет когда-нибудь до того момента, когда его личная жизнь перестанет волновать кого бы то ни было? - подумалось Избранному мимоходом. У Поттера вообще давно возникло подозрение, что Великий Артефакт прочно засел в его голове, и, что самое печальное: ему там очень даже комфортно. – Ладно, валяй, милый друг! Развлекайся... Позже разберемся».

- Как умею, так и развлекаюсь, - буркнул Великий Артефакт в ответ. – Мне вообще со свадьбами не часто везло, все больше на похоронах...

Великий Артефакт замолк, верно уловив, что его бухтение и жалобы на жизнь попросту не слышат. Гарри уже не вспоминал о деревяшке. Он смотрел на девушку, не отпуская ее трясущейся руки, и соображал о том, что делать дальше: все-таки политес и традиции – это вам не импровизация с Экспеллиармусом.

- Чего застыл? Чай не на смотринах, - буркнул Великий Артефакт под ухо. – Целуй девку, балбес! Ой, жениииих... – брюзгливо протянула деревяшка. – Работай уже, хозяин! Чуешь: слезу умиления выдавливаю. Кстати, одной хватит или тебе целых три надо?

«Да, с шафером повезло...» - Поттер привычно посетовал на судьбу.

- Какой шафер? – возмутился Великий Артефакт. – Я распорядитель. Ладно, отворачиваюсь. Целуйтесь уже, дети мои! Время-то идет... – добавил он без малого судьбоносно.

Услышав напоминание о времени, Гарри спохватился. В самом деле, что это он медлит? Уже, наверное, целую минуту мог прижимать невесту к своей груди и ощущать вкус ее губ, а вместо этого стоит, как истукан. Поддавшись порыву, Гарри потянулся навстречу девушке, стараясь, тем не менее, соблюдать галантность. Гермиона, окончательно смутившись, среагировала как-то неловко: просто продолжала стоять без движения, уставившись на парня, и взгляд был странный, рассеянный.

Пришлось применить грубую мужскую силу. Гарри, отставив обходительность в сторону (не ровен час, воевать уже надо будет через минуту-другую), властно притянул к себе девушку.

Может быть, каким-нибудь краем сознания он чувствовал, что даже колючие шпильки от Великого Артефакта не помешают ему любить его Гермиону, погружаясь в блаженное забвение от прикосновения к ней, но едва их губы соприкоснулись, как все мысли – и вполне осознанные, и неосознанные – растворились, растаяли, как весенний снег.

Комната, горы рухляди, старый шкаф, обшарпанный бюст в парике – все закружилось перед глазами, и вроде бы свет, струящийся из высоких окон, слегка померк. Но откуда-то изнутри, из самого сердца повеяло долгожданным теплом, уютным и домашним, и это горячее и такое желанное сейчас тепло окутало их обоих с ног до головы, отгородив от внешнего мира.

У Великого Артефакта и вправду хватило такта не свистеть под ухо свои бредни, а терпеливо помолчать пару минут. Впрочем, кто бы стал его слушать?

Удивляло другое: отсутствие неистовой пульсации крови в висках и жгучего желания не останавливаться, идти дальше по тропе вожделения, охватывающего все его юношеское тело, едва Гермиона оказывалась в опасной близости. Сейчас он держал в руках не девушку, но само счастье – бесхитростное и земное – словно беспомощного маленького птенчика, которому еще предстояло обрасти золотисто-красными перьями и превратиться в прекрасного феникса.

И потому его руки, неловкие и безудержно-грубоватые вначале, быстро обмякли и бережно прижимали Гермиону к себе, губы ловили ее дыхание, а душа переполнялась радостью.
Мгновенья, одно за другим, убегали в небытие, куда неизбежно уходят все мечты и надежды, и не имеет значения, сбылись они или не сбылись.

- Куда деваются исчезнувшие предметы? – прорычало под ухом, едва касание губ прервалось.

Поттер резко тряхнул головой от неожиданности. Этот великий деятель его когда-нибудь с ума сведет своими выходками!

- В небытие, то есть во все, - ответил Гарри, не особо задумываясь, просто вспомнив урок, полученный не так давно у дверей гостиной Когтеврана.

- Вот там и советую поискать! – ржавый хриплый голос, скрежещущий, точно несмазанная калитка, раздался сверху.

Ничего хорошего подобные неожиданности не предвещали, в душе что-то резко вздрогнуло и напружилось. Подняв глаза к шкафу, Гарри с трепетом увидел, что обшарпанная голова неизвестного волшебника уже не таращит глаза, бессмысленно упираясь мертвым взглядом в пол. Теперь взгляд был живой, но, к полному смятению Избранного, до дрожи знакомый: глаза как будто налились кровью, а зрачки, которых раньше вроде бы и не замечалось, трансформировались в вертикальные черточки.

- Что... что он говорит? – заикаясь от ужаса, спросила Гермиона.

Ответить Гарри не успел, на лету догнав убийственную мысль, что джентльмен, черт возьми, болтает на парселтанге. Впрочем, каменный волшебник вовсе не собирался дальше утруждать язык. Сверкнув напоследок глазами, издав леденящий душу звук, который, по-видимому, должен был означать смех, он неожиданно начал раскручиваться вокруг своей оси, резко набирая скорость оборотов.

- Фините!
- Петрификус Тоталус!
Заклинания не действовали. Невозможно было остановить то, что началось само по себе, без предварительного заклинания, а камень не мог окаменеть еще раз.

- Протего! – заревел Гарри: чего доброго, болванка прямо на них срикошетит.
- Импедимента! – выкрикнула Гермиона в отчаянии.

Поздно. Так некстати оживший бюст сорвался с места и, все еще продолжая вращаться, точно заправский бладжер, со свистом полетел над грудами хлама к другому концу Комнаты Спрятанных Вещей.

«Кажется, ответ на один вопрос есть, - невеселая мысль уныло помаячила в сумерках разума.

- ИМПЕДИМЕНТА!
- Импедимента!
- ИМПЕДИМЕНТА! – «Кальсоны Мерлина тебе на голову, Поттер!!!»

Чары помех благополучно пролетели мимо, и Гарри с горечью взирал на вертящуюся с бешеной скоростью болванку. – Классный удар: летит по кривой, такой крутой квоффл даже Оливер Вуд пропускал».

В какой-то момент и парик, и диадема слетели с головы каменного джентльмена, последняя улетела далеко вперед, скрывшись за очередной высоченной стеной из полуразвалившейся мебели, а тяжелый бюст, потеряв начальную скорость, начал резко падать вниз, рискуя разбиться.

- Вингардиум левиоса! – пронзительно закричала Гермиона.
- ВИНГАРДИУМ ЛЕВИОСА! – подхватил Гарри.

Оба промахнулись. Обезумевшую скульптуру подцепить заклинанием не удалось, и она скрылась за высокой кучей хлама, с грохотом опустившись на ворох неопознанной рухляди, подняв целое облако пыли и разогнав добрую дюжину приютившихся там кусачих тарелок, которые, чихая и прищелкивая зубами, недовольно разлетелись в стороны.

- Вообще-то могло быть и хуже, - обмолвилась Гермиона, пока они, злые как черти, угрюмо пробирались к тому, что осталось от бюста, петляя между многочисленных завалов. Место падения удавалось определять только благодаря маячившему пыльному столбу из-за горы скарба.

- Да куда уж хуже-то?! – в сердцах выплеснул Гарри.

- Хуже Поттер – это когда такая нехилая штука падает на чью-нибудь лохматую голову, - вполне убедительно проскрипел зажатый в руке Великий Артефакт.

- Ну да... Твоя правда! – от неожиданности Гарри замер на месте, почему-то живо представляя свою подругу, сраженную насмерть. Он отчаянно замотал головой, отгоняя непрошеное видение, но оно упорно возвращалось. А ведь они вдвоем стояли у самого шкафа, прямо под этой гадостью! – Так что ж он так... растерялся? – с сарказмом спросил Поттер, имея в виду крестраж.

- Энергию накапливал, - авторитетно заявил Великий Артефакт.

Ответа Гарри не понял. Что значит «накапливал»? За фиг знает, сколько лет не накопил, что ли?

- Энергия от вас, олухов, шла, - участливо пояснил Великий Артефакт. – Если уж начистоту, мой мальчик, за всю свою долгую, полную удивительнейших приключений, жизнь не видел такого мощного всплеска наичистейшей, наисветлейшей магии, – скороговоркой забормотал Великий Артефакт, в его неровном шепоте Гарри мрачно отметил нотки восторженного удовлетворения.

- Ты что, не мог предупредить? – жестко спросил Гарри, с трудом удерживаясь от более весомых и значимых фраз.

- А кто, спрашивается, вас, голубков, из ступора вывел? – обиженно заявил Великий Артефакт. – Ну, ты-то ничего, привычный... Тебе ж череп уже два раза зашивали. А красавица твоя...

- Ну, ты и... – Гарри осекся, не зная, каким словом определить поведение Бузинной палочки. Гадина, сволочь, мерзавец – все казалось недостаточно внушительным.

- Ну, ты загнул, хозяин, - неожиданно миролюбиво присвистнул Великий Артефакт. – Я ж наблюдал! Это эксперимент такой был, понимаешь? А-ааа... – разочарованно протянула деревяшка. – Вижу: ничего ты не понимаешь! Мне удалось приблизительно подсчитать количество выделенной энергии в мегаморганах, так вот я тебе скажу...

- Силенсио! – забористо посоветовал Гарри, не особо, впрочем, надеясь, что деревяшка заткнется, но слушать ее болтовню дальше не было никаких сил.

«Наблюдатель хренов... Но это еще так, ориентировочно...»

- Гарри, о чем вы спорили? – спросила Гермиона, все это время терпеливо выжидавшая конца переговоров.

Вздохнув, Гарри бегло начал пересказывать суть разговора, и когда дошел до «мерзавца», вдруг осознал, что значит наличие крестража там, где его, по всем мыслимым допущениям, быть никак не могло.

Напряжение, вызванное потасовкой, головокружительное отчаяние при одной мысли о том, что Гермиона могла бы лежать на полу с проломанным черепом, лютая злость на Великий Артефакт, который хладнокровно отмерял эти... мегаморганы, разбитый бюст, вновь утерянная диадема – все это на короткое время задвинуло на задворки сознания предательство Дамблдора, закрывать глаза на очевидность которого теперь было невозможно. Впрочем, как и на свою вселенскую глупость.

- Ладно, пошли, - тихо сказал он немало огорошенной Гермионе, покрепче взяв ее за руку. Подруга не стыдила его за умственную недоразвитость, но легче от ее молчания не становилось. Сейчас он с повинной головой готов был выслушать все, что угодно в свой адрес, но девушка шла за ним, не обронив ни слова, напряженно стиснув зубы.

Минут через десять они добрались до обломков каменного бюста. Скульптура раскололась на несколько крупных частей, затылок вовсе превратился в крошево, но лицевая часть каким-то чудом уцелела, и сейчас лежала на полу, тупо уставившись в потолок. В мертвом камне уже ничего не осталось от Волан-де-Морта, пустые глаза потухли, вернув себе прежнее безжизненное выражение.

- Совсем мертвый... - еле слышно просипел Великий Артефакт, деловито посветив кончиком в глазницы неизвестного волшебника.

«Быстро отошел, однако... И тот, который вроде крепкий на вид был, тоже...»

- Хорошо, хоть нос на месте и подбородок, - наконец-то и Гермиона подала голос.

- Это утешает, да... – мрачно произнес Гарри.

- На самом деле и утешает! – с жаром ответила Гермиона. – Бюст вполне возможно восстановить и вернуть на прежнее место. Он должен там стоять, Гарри! Во что бы то ни стало.

Надо признать: Гермиона говорила дело. Они долго ползали среди завалов, отыскивая и выкапывая завалившееся обломки в расщелины между книг, бутылок, каких-то штуковин, неподдающихся опознанию. Наконец, спустя битых полчаса, Гарри, с грустью оглядев пыльную кучку того, что удалось наскрести, направил на нее Бузинную палочку: - РЕПАРО!

Великий Артефакт – надо отдать ему должное – оказался на высоте. Он не только собрал и намертво склеил немногочисленные крупные куски, но и маленькие обломки пристроил к месту, а откровенную труху засыпал в затылок. Сияющую там огромную дыру это не закрыло, но, с другой стороны, кто ж будет приглядываться-то?

- Будет жить, - Гарри вынес вердикт, оглядывая со всех сторон отрепарированную скульптуру. – Благо, ему недолго осталось.

- Все-таки надеюсь, что пациент скорее мертв, чем жив, - хмуро заметила Гермиона. – Если второй раз так навернется, то никакое «РЕПАРО!» не поможет. Затылок париком прикроем...

- ...пирамидку соберем, - подхватил Гарри, вглядываясь в завалы и тщетно пытаясь представить, куда могло закрутить летящую диадему. - Вот только боюсь, что разыскать крестраж среди этого бескрайнего моря мусора теперь будет весьма проблематично. А у меня, к несчастью, как раз закончились мегаморганы, - съязвил Гарри, немало удивляясь тому, что способен выдавать остроты в такой безнадежной ситуации. – Ты хоть заметила, куда он улетел?

- Весьма приблизительно, Гарри, - удрученно призналась Гермиона. – Парик тоже потерялся, - добавила она безрадостно.

- Ну, парик – это проще, чем диадема, - сказал Гарри, с надеждой взмахнув Бузинной палочкой.
- Ассио, парик!

- Комната ведь не выдает вещи на «Ассио», - начала Гермиона, но замолчала, потому что парик уже летел к хозяину Старшей палочки, размахивая на ходу спутанными локонами.

Легко поймав парик свободной рукой, и немного воодушевившись одержанной победой, которой, признаться, не ожидал, Гарри вновь взмахнул волшебной палочкой. На это раз ничего не произошло. Впрочем, диадему комната не выдала и в «прошлом» измерении.

- Наверное, на нее все-таки наложено контрзаклятие, - пояснила Гермиона. – Чары, не позволяющие приманивать крестраж посредством магии.

- Логично! – заливисто ввернул Великий Артефакт, как будто и не хрипел еле-еле всего несколько минут назад. – Доброго всем здоровьишка...

- Помолчи уже, а? – устало, но почти по-дружески предложил Гарри: Великий Артефакт гораздо удобнее было иметь в союзниках, хоть он и заслуживал пару ласковых. Но это потом, когда время будет... – Лучше бы порекомендовал что-нибудь дельное. Можно в мегаморганах, - уныло добавил Гарри, скривившись от вновь нахлынувшей злости на деревяшку, затеявшую несуразные эксперименты, на недотепу-Поттера, выделяющего эти самые мегаморганы в неприличном количестве в пожароопасном месте.

- Вот именно! – с готовностью подхватил Великий Артефакт. – Какая разница, где и что будет валяться, если все равно в итоге все сгорит?

- Солнышко, - умиленно произнес Поттер. – Диадему надо на головку напялить, соображаешь?

- Ну, это не вопрос, - с готовностью откликнулся Великий Артефакт. – Да я тебе щас штук пять таких выдам. Меч Годрика поддельный видел? Моя работа! – хвастливо добавил он, подмигнув кончиком.

«Тоже выход», - подумал Поттер, хватаясь за предложение волшебной палочки, которое тут же передал Гермионе.

- Это только на крайний случай, Гарри, - сурово сказала Гермиона.
- А на ближний?
- Можно попробовать поискать вручную, - предложила Гермиона, впрочем, без особого энтузиазма.

Рон бы непременно сказал: «Роскошная мысль!». Тоскливо вглядевшись туда, куда предположительно была направлена траектория полета диадемы, Гарри предложил сначала ливитивировать злосчастный бюст на законное месторасположение. Гермиона согласилась, но прежде чем двинуться в путь, она зачем-то выхватила из ближайшей кучи огромный старый саквояж и, перекрасив его в ярко-оранжевый цвет, опустила на то самое место, куда предположительно упали обломки бюста.

- Локотомор! - не тратя больше времени на разговоры, Гермиона наставила волшебную палочку на каменную скульптуру, и, немного приподняв ее над полом, начала осторожно двигать в сторону буфета.

Гарри молча шел следом в самом мрачном расположении духа, которое только можно было вообразить. Чертов крестраж обвел их вокруг пальца, причем за «просто так», по ходу дела. Умен товарищ, ничего не скажешь... Почему-то назвались недобрым словом и не так давно упомянутые Луной сифоны для ловли мозгошмыгов, которые мистер Лавгуд использовал для создания копии. Наловил, наверное, чертов крестраж, этих... мегаморгов? Сволочь.

«И сам тоже хорош! Рванули в Хогвартс, сломя голову... Сидели бы тихо в палатке, так нет – на подвиги потянуло! Хотя, рванули-то из-за медальона хозяина Регулуса... И тут – хоть волком вой! - иначе никак нельзя было».

А теперь «пациента» еле собрали, крестраж неизвестно где, и, что хуже всего, гнусность махинаций Дамблдора слишком уж рельефно вылезла на поверхность. Думать об этом не то, чтобы не хотелось. Опасаясь давать волю чувствам, он словно поставил мысленный барьер на эту зону нейронов (книгу о защите разума зря, что ль штудировал?), потому что нахлынувшая злость, подобно грязевому потоку, непременно сметет те немногие трезвые мысли, что еще сохранились в его буйной голове.

«А голова сейчас нужна была, как никогда, и желательно в здравом уме и твердой памяти. Эх, хотели ведь, как лучше... Еще и «Великий наблюдатель» вдохновенно насвистывает под ухом какую-то ерунду. Складно, кстати, у товарища получается...»

Удача в жизни – это случай,
Была б для ПОДВИГА среда.
Хотел бы сделать все, как лучше!
Выходит, правда, как всегда...

«На злобу дня стишки, да...»

Кривая улочка, петляющая между залежами хлама, наконец-то уперлась в знакомый буфет. Гермиона, с осторожностью опустив «пациента» на пол, старательно начала прикрывать париком пролом в черепе.

- Слушай, поэт, - обратился Гарри к Бузинной палочке. – Кончай трепаться! С тебя должок, между прочим.

- Уно моменто! - буркнул Великий Артефакт, - только не жми сильно, работа тонкая.

Он и вправду начал выделывать какие-то замысловатые движения кончиком, плавно вращаясь в руке хозяина. Через полминуты в воздухе появились очертания диадемы, а спустя минуту Гермиона, не скрывая изумления, держала в руке весьма искусную копию знаменитого артефакта.

- Последний штрих, - самодовольно пропел Великий Артефакт, снимая с металла лощеный блеск и наводя потускнение от времени. – Да не сомневайтесь вы: формула верная! Я таких еще до знакомства с Вулфриком сделал штук этак... Много, одним словом. Да и медальоны от Салазара клепаю, и чашки с барсуком...

- Хобби, что ль? – вырвалось у Гарри.

- Да хозяин один был... Давно еще, века три тому назад. Лавочку в Косом переулке держал, безделушками торговал. Я снабжал. Историк настоящий, ни какой-нибудь там Лавгуд полоумный, артефакты исторические по древним книжкам выискивал. И формулы эти все – его изобретения, но без внутреннего наполнения, конечно. А я на память не жалуюсь, - с гордостью закончил Великий Артефакт.

– Тогда давай чашку! – деловито предложил Гарри. - Что-то горло от подвигов пересохло.

Чаша начерталась в воздухе быстрее, чем Гермиона успела водрузить многострадального каменного джентльмена на буфет чарами ливитации. Когда проблемы с бюстом худо-бедно завершились, Гарри протянул девушке золотистую чашу, доверху наполненную водой.

- Не развеется? – спросил Поттер, указывая на чашу.

- Да за кого ты меня держишь? – обиделся Великий Артефакт. – Три года гарантии! Слушай, а может мы с тобой, хозяин...

- Может, может, - поспешно пообещал Гарри, увидев, что Гермиона утолила жажду. Забрав чашу, прошептал: - Агуаменти!

Оранжевый саквояж, который Гермиона оставила как ориентир, сокрытый за стеной старых чемоданов, был не виден с того места, где стоял буфет, но Гермиона, приподнявшись на цыпочках, все равно оглядывала окрестности.

«Траекторию полета, что ли, вычислить хочет? Так это невыполнимо: такой крутящий удар, заставляющий кфоффл лететь в кольцо из-за угла – фирменный, кстати, прием Анджелины – это вам не пункт «А» соединить с пунктом «В» тонкой прямой линией. У Кэти иногда получалось, но очень редко. Да к тому же угадать надо не кольцо, а место падения. Тоже мне, нумерология...».

Подобрав с полу несчастный учебник Принца, Гарри, недолго думая, попытался запихнуть книгу в карман. Наткнулся на уменьшенные заклинанием метлы, прихваченные в чуланчике. Оглянулся. На сердце похолодело: то, что торчало из кучи в непосредственной близости от них, назвать полноценной метлой можно было лишь весьма условно. Да и какой дурак будет прятать здесь приличную метлу? Метла - удовольствие не из дешевых.

- Гермиона, куда мы втроем побежали, когда Кребб наколдовал заклятый огонь? – спросил Гарри, озираясь и пытаясь сориентироваться. – К выходу?

- Да если бы! – откликнулась девушка. – Огонь шел как раз со стороны Исчезательного шкафа, перекрыв ближайший путь. Так что или туда, - Гермиона показала на переулок слева от буфета. – Или сюда, - рука подруги указала направо. А что случилось?

Вместо ответа Гарри достал из кармана куртки все спрятанные там метлы, в общей сложности три штуки. Гермиона в ужасе прихлопнула ладошкой открывшийся от изумления рот.

- Надеюсь, этого хватит, - сказал Гарри, увеличивая первую метлу. – К счастью, все как на подбор, тяжелые. Троих выдержит, - добавил он, демонстрируя метлу.

- Знать бы еще, куда подкинуть? – пробормотала Гермиона, оглядывая проходы. – Гарри, мы же неслись в панике... Сворачивали, наверное, петляли по проходам...

Даже заботы о сгинувшем в «небытие» крестраже покинули голову. Устало прикрыв глаза, Гарри пытался вспомнить, но в глазах стояла только удушливая огненная стена и перепуганная насмерть Гермиона, пытавшаяся перекричать гудящее пламя. Откуда же он выхватил это – сразу две отличных грузоподъемных метлы?

Отчаяние уже подбиралось к горлу, когда снизу прозвучало спасительное: «Легилименс!» Картинка закрутилась перед глазами, точны кадры из фильма-боевика, которые кузен Дадли проглатывал вместе с пирожными в немереном количестве. Вот к ним навстречу бегут слизеринцы, главный поджигатель впереди всех. Свернули налево... Да, точно: налево! Когда он, воодушевленный подсказкой, решительно зашагал по искомому проулку, Гермиона уже смотрела на него, да и на Бузинную палочку тоже, как на божество.

- Слушай, дружище, - со вздохом прошептал Гарри, обращаясь к Великому Артефакту, когда полновесные метлы были пристроены в нужном месте, - похоже, мы все перед тобой в неоплатном долгу?

- Пустяки, дело житейское... – пробормотал в ответ Великий Артефакт, однако по голосу чувствовалось, что он польщен. А Гарри почему-то впервые всерьез подумал, что не так уж плохо иметь под рукой Старшую палочку на крайний случай. Правда, почему-то его, Поттера, положение, всегда оказывалось в крайнем ряду.

«Карма, что ль, такая? Но с этим «наблюдателем» договориться можно, однозначно... Дело вполне житейское!»

- Мечты сбываются, - лукаво подмигнув, доложил Поттер (мысль, что хоть одно дело сегодня совершено ради «всеобщего блага» без каких-либо «но...» заметно подняла настроение), поднимая вверх последнюю оставшуюся метлу. – Летим, - шепнул он Гермионе, мотнув головой в сторону стены, за которой около часа назад скрылся неуловимый крестраж.

Девушку подсадил на метлу бережно, вскочил сам, и когда руки Гермионы крепко обхватили его торс, с силой оттолкнулся ногами от пола. Летели медленно, разыскивая глазами оранжевый саквояж. Заметив среди серого хлама яркое пятно, Гарри все же провел мысленную прямую от буфета до саквояжа, и, определив, что прочерченный вектор упрямо упирается в высоченную стену из побитой мебели, направил метлу туда же.

*****

Немного подумав, решила оставить героев «в полете» до следующей главы. У них впереди еще так много приключений, что, ради светлого праздника, стоит дать им немного помечтать, ведь Гарри так этого хотел.

Дорогие русалкины читатели!
С РОЖДЕСТВОМ ВАС! Всего вам самого-самого наилучшего!




Глава 73. Большая Гримпенская трясина

19 апреля 1998 года, воскресенье.

Слова Гермионы запали в разум, и сейчас, вглядываясь с высоты полета в широкие улицы и узкие проулки, уставленные шаткими грудами разваливающейся мебели, Гарри непроизвольно искал глазами хотя бы еще один отдельно стоящий шкаф. Нет: только тот самый буфет, где стоял потрепанный господин и исчезательный шкаф, над которым весь год колдовал Малфой. В дальних концах собора, у самых стен, просматривалась какая-то одинокая мебель, но туда он вряд ли бы добежал: слишком торопился.

Наконец, миновав ту самую преграду из старой утвари, за которой скрылся крестраж, Гарри приостановил метлу. Сразу же за этой горной грядой, сооруженной из сломанных парт, кроватей, шкафов и стульев, всего через квартал чуть холмистой равнины сокровенного мусора, начиналась новая несбалансированная стена из тех же шкафов и книжных стеллажей.

Немного подумав, Гарри двинул метлу дальше, и когда второй перевал остался позади, взору открылось то, чего они не ожидали совершенно: прямо за дышащими на ладан шкафами начиналось самое настоящее болото, густо поросшее ряской и чахлой зеленоватой осокой. Трясина простиралась далеко вглубь собора, до самого угла; лишь кое-где возвышались островки, состоящие из порожних бутылок или, того хуже, разбухших от воды книг, давно превратившихся в жуткое месиво.

- Крр-расотиии-щааа, - присвистнул Великий Артефакт, высунув кончик. Гарри тотчас щелкнул по нему пальцем и утопил в недрах кармана: вывалиться, чего доброго, не хватало еще этого деятеля среди тростника вылавливать.

- Господи, откуда же все это здесь? – раздался из-за спины изумленный голос Гермионы.

- Может кто-то экспериментировал, - вяло предположил Гарри, рассеянно оглядывая топкие зеленые просторы и тоскливо отмечая взглядом пузырьки болотного газа, с заунывным стоном лопающиеся на поверхности бурой жижицы.

- Бли... Уизли... – упавшим голосом прошептала Гермиона, а ее руки так стиснули ребра, что Гарри стало больно, так что он невольно скривился, и добровольное признание бывшей старосты осталось без ответа. – Господи, я же их сама гоняла с этим проклятым болотом из гостиной... Но тогда оно еще помещалось в самом обычном котелке. А потом они химичили в каком-то заброшенном классе на шестом этаже, в восточном крыле, но Пивз и там их откопал, и Филчу наябедничал. Так вот значит, куда они весь год сливали жижу...

- Я думал, что они умеют управляться со своим образцовым колдовством? – Гарри по-прежнему не мог поверить, что можно было наколдовать столько буро-зеленой топи. – Это... это на «портативное болото» не тянет, это что-то дикое.

- Образцовое колдовство от Эванеско не исчезает, - с унынием вымолвила Гермиона. – Более того, разрастается без присмотра. Ну, ты же сам видишь...

Осторожно спустившись к самой поверхности, Гарри вглядывался в темную зыбкую топь, похолодев от мрачного предчувствия. У него уже минуты три сосало под ложечкой от немилосердной мысли, что чертов крестраж – не будь дурак - прекрасно знал, куда держать путь.

Нащупав в кармане какой-то мелкий камешек, подобранный, скорее всего еще на острове, он бросил его в вязкую жижу. Ряска на мгновенье разошлась, но открывшуюся полынью сразу же затянуло нездорового цвета тиной, поднявшейся откуда-то из глубины топи. Остро потянуло гнилью, да и без того запах над «непортативным болотом» был довольно тяжелый.

- Перед вами знаменитая Гримпенская трясина, - тоном заправского экскурсовода продекламировал Великий Артефакт, снова высунув из кармана кончик.

- Кто надумает развести у себя в саду, милости просим в Косой переулок, номер девяносто три, - с непристойной для ситуации бравадой заметил Гарри, чтобы хоть как-то выпустить негативные эмоции.

- Оптовым покупателям скидки! – снова ввернул Великий Артефакт, но Гарри опустил на него сверху полновесный шлепок, мысленно пообещав утопить.

- Они, - видимо, Гермиона, так же, как и Гарри не хотела произносить слово «близнецы», - далеко не сразу научились ликвидировать наколдованное. Так что если это те самые «недозрелые плоды творчества», то сомневаюсь, что даже у Флитвика получиться за три минуты.

Вместо ответа Гарри, с величайшей осторожностью развернув метлу – слишком уж Гермиона крепко вцепилась в него руками, и ей, бедной, итак адреналина хватает – перелетел за груду шкафов и опустился на одинокую парту, по счастью обнаруженную в соседнем холмистом квартале.

Парта, слегка покачнувшись, как-то подозрительно глубоко накренилась под его ногами и осела, раздался странный хлюпающий звук, как будто нечто чудовищное всосало в себя несчастную жертву и с аппетитом причмокнуло языком. Гермиона ойкнула, Гарри поспешил поднять метлу повыше.

Сомнений не оставалось: болото, сотворенное братьями Уизли, давно просочилось сквозь зазоры в стене рухляди и победно отвоевывало новые пространства. Бутылочного цвета кашица, которую Гарри с высоты принял за грязь или пыльный налет, было не что иное, как болотная жижа, которая уже затопила ближайшие проулки и теперь вяло впитывала в себя окружающий мусор.

- Может все же попробовать ликвидировать? – произнес Гарри, обращаясь главным образом к Бузинной Палочке, потому что надежда была в основном на нее. – Сможешь?

- Болотце осушить? – небрежно поинтересовался Великий Артефакт. – Угадай с трех раз, кто лучший в мире специалист по ликвидации образцового волшебства?!

«Неужели мир снова спасен?» - с надеждой подумал Гарри, вытаскивая Бузинную палочку и направляя ее на ближайшую бурую лужицу. Но ничего не произошло.

- Эй, специалист! – Гарри слегка тряхнул рукой. - Ты чего, уснул что ли? Работай, давай!

- Формулу давай думай, хозяин! – проскрипел в ответ Великий Артефакт.

- А ты что, не знаешь формулу??? – Поттер уже как-то не допускал мысли, что Великий Артефакт может чего-то не ведать.

- Я тебе не Мерлин, чтоб все знать! – ворчливо отвесил Великий Артефакт. – Я это болото, между прочим, впервые вижу. Но если ты, хозяин, сообразишь формулу...

- Не соображу, - разочаровать деревяшку пришлось жестко. – К сожалению, образцовое волшебство ликвидации не поддается, - сказал Гарри, повернув голову через плечо. Что будем делать?

- Может, тут пошарим? – нерешительно предложила Гермиона.

Для очистки совести Гарри пролетел пару раз туда-сюда над заболоченным кварталом, пристально вглядываясь в разбухающую рухлядь, но он не питал каких-либо надежд на счастливый исход. Диадема летела слишком высоко, и он, капитан, привыкший трезво оценивать голевые возможности летящего мяча, почти не сомневался, что крестраж утонул в трясине за вторым мебельным перевалом.

Эх, если бы точно знать, куда именно бултыхнулась тиара, можно было бы попытаться что-то выудить. Гарри с трудом представлял себе, как это возможно, но в таком случае был бы хоть какой-то смысл пачкать руки. А так... Безнадежно. Утешало только то, что скоро все это помещение сгорит адовым огнем, и крестражу все равно не жить.

«Воспроизвести то, что происходило за пределами видимости, можно разве что в Омуте Памяти...»

На этом месте в своих размышлениях Гарри решительно направил метлу вверх, перенесся через мебельную гряду, бросил взгляд на лежащий в развалинах оранжевый чемодан, сделал круг почета над знакомым буфетом и стоящим на нем господином в парике, помахал рукой исчезательному шкафу и чучелу тролля и, наконец, приземлился у выхода из Выручай-комнаты, где их поджидал верный Кикимер.

Увидев хозяина и его подругу, эльф обрадовано замахал морщинистыми ручонками, а кривой рот под внушительным тупым носом расплылся в улыбке. Гарри приветливо помахал рукой ему в ответ.

- Ух, ты!.. – проговорила Гермиона с восторгом, слезая с метлы.
- Тебе что, понравилось? – Гарри не верил ушам, глядя на раскрасневшуюся Гермиону.

- Когда летишь быстро, метлу не так качает, и не мотает из стороны в сторону, и не трясет, - ответила Гермиона. – Потому не так страшно. И потом, я же была с тобой!

- Так с этого надо начинать, - довольно произнес Гарри, пряча метлу в карман и вытаскивая Карту Мародеров.

- Что задумал? – спросила Гермиона, наблюдая за тем, как Гарри разворачивает карту. – Уж не хочешь ли ты пробраться в кабинет Снейпа, к Думосбросу?

- Угадала, - мгновенно признался Гарри. – Надо же знать, куда именно эта чертовщина булькнулась.

- Вам туда нельзя! – неожиданно жестко заявил зажатый в руке Гарри Великий Артефакт, вздернув кончик вверх и высыпав золотистые искры от негодования. Гарри и Гермиона уставились на Бузинную палочку, так и не успев активировать карту.

- Поясни! – потребовал Поттер.

- У него там на всем, что есть, лежат следящие чары, – серьезно ответил Великий Артефакт. – Тем более, на Думосбросе. И я уж не говорю про портреты, - добавил он сурово, словно и не ехидничал совсем недавно, потешаясь над своим незадачливым хозяином. – Снейп застукает вас, едва вы на порог ступите.

- Ты точно знаешь? – зачем-то спросил Гарри, хотя поверил сразу.

- Я там был вместе с этим, красноглазым, - невозмутимо ответил Великий Артефакт. – Пока джентльмены болтали, обшаривал местность. – Ничего не изменилось со времен прежнего директора. Оно и правильно: безопасность превыше всего!

Наверное, не стоило уточнять, какие именно меры безопасности предпринимал Дамблдор. Гарри не сомневался, что были они самые-самые! И только он, наивный пацан в свои четырнадцать лет, мог думать, что директор оставил Омут Памяти, в который любопытный мальчик немедленно засунул пытливую голову, без присмотра.

Заявление Великого Артефакта удручало, но умом Гарри понимал, что риск слишком велик. Если их заметят, последствия непредсказуемы в принципе, так что стоит ли идти напролом? По всей видимости, Гермиона рассуждала также. Она вздохнула, тронув парня за руку, тихо прошептала:
- Гарри, наверное, не стоит.

Поттер кивнул. Рассеянно взглянув на зажатую в руке Карту Мародеров, приготовился произнести необходимое заклинание: нужно было проверить, нет ли кого лишнего на восьмом этаже (собственно, лишними там были все без разбора), и где сейчас находится точка по имени Невилл... При мысли о Невилле Гарри почувствовал острый стыд: занимают комнату уже третий час без малого, а человеку, вполне возможно, грозит гибель.

Но все, похоже, шло своим чередом. Невилл и Симус по-прежнему находились у себя в спальне, только теперь оба нервно расхаживали между кроватей.

- Ой, смотри! – воскликнула Гермиона, ткнув пальцем туда, где находился вход в гостиную Гриффиндора. В коридоре торчали две жирные точки с надписью Амикус и Алекто Кэрроу.

- Они что, уже караулят Невилла? – спросил Гарри. – Что же им мешает войти в гостиную?

- Если Полная Дама покинула портрет, то так просто в гостиную не войдешь, - ответила Гермиона. – И не выйдешь, - добавила она значительно тише.

- Снейп у себя в кабинете, - доложил Гарри, разыскав нужный квадратик на Карте. – И не один. Профессор МакГонаглл там же, у дверей стоит.

Он устало прикрыл глаза – бессонная ночь давала о себе знать – пытаясь представить себе разговор Снейпа и МакГонаглл. Миневра директора ненавидит, Снейп и сам между двух огней, Невилл в западне. Как долго сможет останавливать Кэрроу отсутствие на посту Полной Дамы? Рано или поздно кто-то откроет портретный проем, чтобы выйти из гостиной, или войти, и тогда, если Снейп не вмешается... Но он тоже не всесилен и, черт возьми, должен продержаться еще целых десять дней!

- Гарри, смотри! – снова воскликнула Гермиона. – Сюда идут. Малфой с Гойлом, соплохвост их задери! Если они сейчас займут Выручай-комнату...

Пальцем руки она указывала на две движущиеся точки, которые уже миновали лестницу, и сейчас двигались по коридору восьмого этажа, приближаясь к гобелену с троллями.

- Не займут, - решительно ответил Гарри, добавив про себя: «Потому что мы этого не допустим». – Маскируемся и на выход! Что-то благородный джентльмен непростительно быстро забыл про хорошую погоду?

Дверь за их спинами исчезла быстрее, чем Малфой с приятелем показались у гобелена. Эльфа, спрятавшегося за вазой, слизеринцы то ли не заметили, то ли не обратили внимания на такую мелочь. Гарри наставил на Малфоя волшебную палочку, и на неизменный вопрос Великого Артефакта: «Что передать благородному сэру?», сердито буркнул: «Что-нибудь неотложное!».

По тому, как резко лицо Малфоя приобрело нежно-салатовый оттенок, а руки судорожно схватились за живот, каких-либо сомнений в том, что Великий Артефакт не привык особо церемониться с противником, не осталось. Впрочем, все правильно: на войне все средства хороши! Та же участь постигла Гойла.

«Счастливо вам добежать...» - Поттер проводил обоих самыми светлыми думками, на которые был способен в данный момент.

Гарри не хотел оставаться в Комнате Спрятанных Вещей отчасти потому, что Малфой слишком хорошо был знаком с этим помещением. Впрочем, куда там сейчас хотел пробраться хорек – как-то не слишком волновало, но в том, что комната должна быть свободна и ждать Невилла – сомнений не было. И чтоб ни один змееныш туда не прополз раньше Невилла! «Чтобы никто из тех, кто поддерживает Кэрроу, не смог сюда войти».

«Точно... Вот так и надо мыслить!»

Он шепнул об этом Гермионе, руку которой боялся отпустить, потому что она пряталась под Мантией-невидимкой, и они, подхватив на руки Кикимера, быстро прошли от старинной вазы до окна необходимое количество раз. Проем в стене открылся, но это была не привычная взору дверь, а узкая расщелина, куда они втроем не замедлили просочиться.

Кирпичи сомкнулись за их спинами почти беззвучно. Минуту или две Гарри, Гермиона и Кикимер осматривали странное тесное, но вполне уютное помещение без окон, напоминавшее корабельную каюту. Мебели не было никакой, если не считать яркого золотисто-алого гобелена с гербом Гриффиндора, да под самым потолком болталось несколько светящихся шариков, наподобие тех, что прятались у них в делюминаторе. Кикимер, вытаращив огромные глазищи, осторожно потрогал деревянные панели, которыми были обшиты стены.

- Невилл говорил, что один гамак был, - сказал Гарри, обходя комнату по периметру и останавливаясь около вытканного на гобелене золотого льва.

- Мы же не собираемся здесь ночевать, - ответила Гермиона, скидывая с себя капюшон Мантии. – Наверное, комната знает об этом. Удивительно, конечно... - с чувством прошептала она, спустя несколько секунд.

Ночевать – не ночевать, но впервые за весь сегодняшний, длинный-предлинный безумный день, который, к слову, еще не закончился, Гарри почувствовал, что они с Гермионой в безопасности. Пусть ненадолго – помещение скоро придется освободить – но сейчас они там, где никакие Кэрроу не смогут их потревожить. Со спокойной душой Поттер сбросил с себя дезиллюминационное заклинание.

Свет от светящегося шарика упал на маленькое золотистое колечко на безымянном пальце, и Гарри внезапно вспомнил, что он, можно сказать, почти женатый человек. Острое желание вновь почувствовать то, что зажглось между ними всего-то час назад, заставило забыть на время даже о Невилле, а на задворках возбужденного разума воровато промелькнула мысль о мягком пушистом коврике.

Комната не откликнулась на его юношеские фантазии, коврик не появился. Под ногами по-прежнему скрипели деревянные половицы, но Поттера это не останавливало. Он уже сделал шаг к своей суженой, мечтая хотя бы на минуту забыться в ее объятиях, и пусть после этого он хоть двести раз эгоист!

- Стоп, стоп, стоп! – недовольно пробурчал Великий Артефакт из кармана.
- Тебя не спросил, - безучастно отвесил Поттер по ходу дела: до девушки оставалось всего полшага.

- Ничего себе – гриффиндорцы! – язвительно процедила в ответ Бузинная палочка. – Утопить крестраж – утопили, а вытаскивать его из болота Великий Артефакт будет?

- Вытащишь его, как же! – воскликнул Гарри, остановившись в полушаге от Гермионы. – Ты же сам сказал, что в кабинет Снейпа нельзя, а без Думосброса нечего и пытаться что-то там нашарить в этой жуткой топи. Пусть уж все горит, как горело... Хвала Мерлину, старина Кребб кое-чему научился у Кэрроу. Малый не подведет, уж мы-то знаем! – невесело изрек Поттер то, что до сих пор камнем лежало на сердце.

«Чудом остались живы, и это двойное чудо всего полчаса назад лежало у него в кармане. Ну, может хоть что-то зачтется неприкаянной душе Винсента Кребба на небесах?».

- В кабинет к Снейпу и вправду нельзя, - невозмутимо подтвердил Великий Артефакт. – Но, тем не менее, я знаю место, где вы сможете найти то, что нужно.

- И где ж такое удивительное место? – ехидно поинтересовался Гарри.

- Выручай-комната вам не поможет, - Великий Артефакт жестко пресек бродившие в голове Поттера шальные мысли. – Древние артефакты с заданными свойствами, к примеру, меня, - значимо уточнила Бузинная палочка, - невозможно заполучить путем тупого копирования, потому что... Продолжай, мальчик мой!

- Потому что это – одно из пяти исключений к закону Гэмпа об элементарных трансфигурациях, - бодро продекларировал Гарри.

- Если дело так пойдет и дальше, то ЖАБА сдашь, - удовлетворенно заметил Великий Артефакт. – Ладно, ближе к делу. Я имею в виду тайную комнату Годрика Гриффиндора, которая находится здесь же, в Хогвартсе, и куда может попасть только исключительно храбрый человек.

- Почему только храбрый? – переспросил Гарри, с трудом представляя себе, что же может задержать волшебника у дверей мифической комнаты. По правде говоря, после всех немыслимых приключений, случившихся с ним и его друзьями за семь сумасшедших лет, представлялось что-то огромное и злое, никак не меньше дракона и не «добрее» дементора. Как назло, среди опасных тварей из школьного учебника ничего, подходящего под искомое определение, не обнаруживалось.

- Потому что нужно прыгнуть вниз с Астрономической башни.

- И ВСЕ???!!!

Вообще-то Поттер много чего хотел озвучить, но все мысли как-то подозрительно быстро сгруппировались в два коротких слова, а кипучие эмоции живо трансфигурировались в вопросительные и восклицательные знаки.

- С широко открытыми глазами, будучи в здравом уме и твердой памяти, и без паники, - как ни в чем не бывало, продолжал Великий Артефакт. – И не надо грозить мне тем, что не хило было бы измерить глубину Гримпенской трясины в Великих Артефактах!

- Да это так, к слову пришлось, - буркнул Гарри, не зная, что сказать по делу, верить или не верить тому, что говорит этот "деятель с заданными свойствами".

Взглянув на деревянный потолок каюты, на Гермиону, внимательно наблюдавшую за их разговором, на свою руку, где красовалось подаренное Хогвартсом колечко, Гарри, наконец, произнес:
- Не-еее, не могу! Сегодня я что-то не в настроении... У меня, сам понимаешь, невеста... Молодая, красивая, - примолвил Гарри, покосившись на стоящую рядом Гермиону.

- Ну, как знаешь, хозяин, - с сожалением просипел Великий Артефакт.

- У меня, - торопливо добавил Гарри, словно вспомнив о неотложном, - завещание еще не составлено!

– А, между тем, там как раз есть еще один Омут Памяти, - Великий Артефакт гнул свое.

- От Годрика, что ль, остался? – не поверил Поттер.

- Омут Памяти изобрел Дамблдор, когда кости Годрика уже давно истлели в могиле, - нетерпеливо ответил Великий Артефакт. – Прыгать всякий раз с башни с Омутом памяти под мышкой – удовольствие не из веселых, да и совершенно невыполнимо, потому что нужна предельная сосредоточенность. Вот он и завел два прибора. Уверен, что второй Думосброс до сих пор находится там, поскольку он оставался на месте, когда старик заходил за мной последний раз, перед пещерой. Ну что, будем прыгать?

- Ну, не знаю... – без восторга откликнулся Гарри, щедро приправляя свои слова тяжелым вздохом. Перспективка была та еще, почище любой химеры.

- А, между тем, риска не больше, чем совать руку, хоть и с мечом, в ядовитую пасть василиска, - лениво процедил Великий Артефакт. – Даже с теплым фениксом за пазухой проблематично остаться в живых...

Коврик так и не соизволил появиться, так что пришлось сесть прямо на деревянном полу. Прислонившись к стенке и с наслаждением вытянув усталые конечности, отгородившись по привычке заглушающим заклинанием, гриффиндорцы устроили небольшое совещание. Начав пересказывать предложение Бузинной палочки Гермионе, Гарри невольно поймал себя на мысли, что с радостью великой оставил бы все в своей голове и не парил бы девушке мозги. Но, взгляд упирался в кольцо на руке, а в ушах звучала данная Гермионе клятва, и язык неумолимо выдавал все, без утайки.

Странно, но по реакции подруги можно было с уверенностью заключить, что она слова Великого Артефакта восприняла всерьез. Отложив в сторону Карту Мародеров, за которой до того наблюдала, прерываясь только на переговоры с Гарри, она о чем-то сосредоточенно раздумывала, как будто вспоминая. Возможно, перебирала в памяти многочисленные тома, перелистанные ею в библиотеке, где хотя бы вскользь упоминалось о тайной комнате Годрика.

- А каким образом Дамблдор узнал об этой комнате? – спросила Гермиона, покосившись на Бузинную палочку.

- Действительно, каким? – подхватил Гарри, кляня себя за недогадливость.

- Жить надоело, вот и прыгнул, - безмятежно ответил Великий Артефакт. – По дороге к земле снова жить захотел, вот магическое поле его и подцепило в последний момент.

- Постой, постой, - притормозил Гарри, откровенно не понимая слов Бузинной палочки. – Это когда старику жить-то надоело?

- Да тогда он отнюдь не был стариком, - с неожиданной для него меланхолией ответил Великий Артефакт. – Тогда он был молодым начинающим преподавателем. Но его можно понять: мать умерла, с братом разругался, Геллерт – единственная любовь всей его жизни – его покинул. Смерть Арианы и вовсе случилась нехорошо: старик ведь так и не узнал до конца жизни, кто пульнул заклятием, он или Геллерт?

- И даже сломанный нос себе не починил, - еле сдерживаясь от более весомых слов, бросил Гарри. – Руки тряслись, заклинание запамятовал, магия отказала...

- Вижу, ты не понимаешь...
- Да где уж мне понять? – довольно цинично ухмыльнулся Гарри, устало прикрыв глаза и откинув голову к стене. – Такие тонкости понять простым смертным...

- Ты, мой дорогой мальчик, далеко не простой смертный, а Повелитель смерти, - возразил Великий Артефакт. – И Дамблдор жаждал объединить в своих руках все три Дара Смерти.

- Да знаю я, - нетерпеливо кинул Гарри в ответ. – Ну, жаждал и жаждал... Кому от этого холодно? И причем тут несчастная Ариана и ее нелепая смерть? Дамблдор и до трагедии с Арианой бредил Дарами Смерти. Как он сказал: «Греза отчаявшегося человека!», - произнес Гарри, вспоминая бормотание Дамблдора на призрачной станции и слезы, внезапно выступившие из глаз старика. Единственный раз, когда Гарри видел Дамблдора плачущим по-настоящему.

- Мысль, что он, возможно, совершил убийство, приводила Дамблдора в отчаяние...

- Да он так и этак совершил убийство! – не выдержав, перебил Гарри, вскакивая на ноги. – Как... как... и я, - задыхаясь, проговорил он, - предложив Седрику взяться за Кубок и... – дальше про Седрика Гарри не мог продолжать. - И он там еще гадал... на кофейной гуще: он - ни он! Там не гадать надо было, а раскаиваться, душу... нет, душонку лечить! И, вообще, молиться... – некстати вспомнилось изречение из библии на могиле матери Дамблдора.

- Наверное, так было бы рациональнее, - рассудительно заметил Великий Артефакт, по-прежнему сохраняя завидное хладнокровие, - но пути наши неисповедимы. И вот отчаянное желание узнать правду о гибели сестры Альбуса Дамблдора вылилось в гениальнейшее изобретение под названием Омут Памяти.

- Ничего себе... мандрагора, - бессильно пролепетал Гарри, чувствуя, что ноги не держат совершенно, опускаясь на пол прямо посреди комнаты, там, где стоял.

- Что, что случилось, Гарри? – Гермиона, оторвавшись от Карты, преодолела расстояние от стены до юноши почти ползком, не вставая на ноги.

Пересказывая подруге очередную порцию того, что подбросила ему жизнь, Гарри постоянно ловил себя на том, что сейчас понимает Дамблдора куда меньше, чем еще месяц назад. Да какой там месяц!.. Сутки назад он постигал мысли и поступки своего учителя гораздо отчетливее, а сейчас все так смазалось и расплылось... Превратившись в то самое, неустойчивое и топкое, что чавкает под ногами, присасывается к телу, и хватка этого самого... гнилостного, болотистого... настолько сильна, что кажется, кто-то схватил тебя и тянет в трясину, постепенно приоткрывая ее мерзостную глубину.

- Так он, Дамблдор, наконец, узнал правду? – тихо спросила совершенно ошарашенная новостью Гермиона. – Ну, когда...

- Не узнал, - резко и недвусмысленно ответил Великий Артефакт. На немой вопрос подруги Гарри отрицательно покачал головой, в глазах девушки зажглось еще большее нелоумение.

- Что так печально? – Гарри не удержался от сарказма. Нахлынуло сразу все: полста погибших школьников, его друзей – самых достойных – которые умерли ради того, чтобы он, Гарри, смог разыскать злосчастную диадему, не давали успокоиться и упрямо заставляли сцеживать яд.

- Он не смог достать из головы это воспоминание, - со вздохом пояснил Великий Артефакт. – Он так старательно прятал его в закоулках памяти, что подобраться к нему стало абсолютно неисполнимо. И его можно понять, - строго заметил Великий Артефакт. - Годами ему снился один и тот же страшный сон: это с его палочки выстреливает заклинание, подкосившее бедную Ариану. Я уж ковырял, ковырял... Потом плюнул!

- Надеюсь, в глаз? – уточнил Гарри.

- Да образно я плюнул, образно! – сердито высказал Великий Артефакт. – Работенка та еще была: руки дрожат, как у завзятого алкаша поутру с похмелья, голова трясется, извилины трусливо расползаются по углам...

- Ой, не надо дальше, - взмолился Гарри, которому совершенно не хотелось слышать подробности про расползающиеся аморфные мысли. – Одного никак не пойму: он боялся, что не переживет правды? Боялся, что душа расколется? Что это как-то повредит его магическим способностям? Не понимаю...

- Неужели ты еще до сих пор не понял, мой мальчик? – Великий Артефакт осуждающе покачал кончиком. – А вот Грин-де-Вальд прекрасно понимал, чего боится Дамблдор. Он и сам, сколько я его знал, трепетал при мысли о том, что Ариана убита его заклятием, но он поступил более решительно, чем старик: просто, как в одной сказке, вытащил воспоминание из головы. Дамблдор же считал, что должен нести свой крест... – промолвил Великий Артефакт, почувствовав справедливое недоумение в голове хозяина. - Да Грин-де-Вальду ли было не понять смятение Дамблдора, когда они вдвоем строили все свои великие замыслы исключительно на Дарах Смерти!

- Дамблдор признавал, что недостоин соединить у себя Дары Смерти, - задумчиво произнес Гарри, в который раз вспоминая разговор с Дамблдором на Кинг-Кроссе, и силясь понять, куда клонит Бузинная палочка. Вернее, он уже почти разумел главную мысль, но никак не мог поверить, что это, правда – настолько все казалось несусветным.

Человек, который перемолол добрую половину континента, переживал из-за давней трагедии в Годриковой Лощине, и всего лишь потому, что боялся узнать правду: он тот самый, который нанес последний смертельный удар.

- Случай с кольцом стал последним доказательством, - неожиданно резко отрезал Великий Артефакт. – А первым доказательством стала смерть Арианы. Нанести прямой удар, уносящий жизнь – значит заделаться убийцей, а заделавшись убийцей, можно навсегда распрощаться с мечтой стать Повелителем смерти.

- Погоди, - сказал Гарри, уставившись на Бузинную палочку с какой-то нелепой полудетской надеждой, что вот-вот, в эту самую минуту, он наконец-то одолеет умом поступки своего знаменитого учителя. – Выходит, Геллерт Грин-де-Вальд, как и Дамблдор, так и не оставил мечту о Дарах Смерти?

Вопрос был идиотский. Разумеется, человек, в руки которого попала Бузинная палочка, должен мечтать и об остальных дарах братьев Певереллов. Гарри совсем не то хотел спросить, просто у него в голове все слишком перепуталось.

- Разве Грин-де-Вальд никогда не убивал? В смысле, сам, собственноручно, - уточнил Гарри, вспоминая одновременно и живого Грегоровича, и Дамблдора, вышедшего живым из поединка.

- Сам? Никогда! - заверил Великий Артефакт. – Практиковал Империус. Для особо стойких построил Нурменгард.

- И потому Дамблдор, выходя на поединок с Грин-де-Вальдом, точно знал, что смерть от руки бывшего... х-мм... друга ему не грозит. Так?

- Ни в коей мере, - заносчиво подтвердил Великий Артефакт. – Дамблдору, по большому счету, и Нурменгард не грозил: уж кто-кто, а он бы сбежал и оттуда. Если бы захотел, конечно.

- А мог бы не захотеть?
«И прямо с каждой минутой все чудеснее!»

- Я думал, ты повзрослел, мой мальчик, - произнес Великий Артефакт, покосившись в сторону Гермионы, которая вновь уткнулась в Карту.

«О чем это он? Причем тут Гермиона? Или это он опять про любовь?! О, Мерлин...»

- Любовь – это великая и знаменательная способность, заставляющая и маглов, и волшебников совершать совершенно невероятные поступки: и творить шедевры, и идти на преступления, и спасать чьи-то жизни, и убивать... Терять аппетит, глупеть, чудить, совершать нечто из ряда вон необъяснимое, и вообще вести себя несолидно, как в семнадцать лет.

Любовь - это страсть, вызывает сильное, стойкое, всеохватывающее чувство, определяющее направление мыслей и поступков человека, – Великий Артефакт начал плести уже что-то совершенно заумное, у Гарри интуитивно возникло подозрение, что он это откуда-то передрал и сейчас усиленно загружает ему, нормальному парню, мозги.

- «Краткий курс психологии», «Природно-типологическая основа личности», раздел «Эмоции и чувства», - с гордостью доложил Великий Артефакт.

- Ну, я так и подумал!..

- Старик частенько на ночь читал, - невинно признался свидетель. – Должен же я передать юному поколению накопленную информацию!

Гарри глубоко вздохнул, мысленно посылая к дементорам все эмоции и чувства, какие есть, и «Краткий курс психологии» следом за ними.

Его собеседник, до того рассуждавший весьма пространно, оборвал свои разглагольствования – до коликов надоевшие, надо сказать - неожиданно резко: - Но к счастью для мира, любовное наваждение Дамблдора прошло к шестидесяти с лишним годам.

«Да и в самом деле: пора бы...», - скучно подумал Гарри, откровенно радуясь тому, что артефакт избавил его от выслушивания дальнейших, можно сказать, почти анатомических подробностей про так называемую «любовь», которая не имела ничего общего с тем, что, точно живой веселый огонек, согревало их с Гермионой сердца и души.

Более того, сейчас казалось, что выслушав некоторые подробности романа Дамблдора и Грин-де-Вальда, он, Гарри, тем самым окунулся с головой во что-то мерзкое и зловонное, и эта грязь прилипла к нему, как ржавчина, и не было никакой уверенности, что удастся когда-нибудь избавиться от этой гадости. Неясное ощущение того, что он по уши в дерьме, заставило отстраниться от сидящей рядом Гермионы, чтобы не испачкать ненароком.

Даже предложение Великого Артефакта прыгнуть с Астрономической башни, еще недавно казавшееся совершенно диким, внезапно представилось в новом ракурсе: может быть, ветер, свистящий в ушах, или воздушный поток, который, как утверждал Великий Артефакт, должен подхватить их на пути к земле, смоют эту намертво прилипшую к телу грязь.

- Вы попадете в водопад, - мгновенно просветил Великий Артефакт, по привычке подслушав мысли. - Только не в настоящий, а что-то вроде того, чем смывали себя в унитаз, когда ходили шерстить министерство. На самом деле, конечно, магическое поле, только оно не существует под башней постоянно, а появляется, вернее, создается в момент, когда кто-то надумает слететь вниз. Впрочем, если у человека твердое намерение сломать себе шею, то он благополучно ее сломает, но если внезапно захочет жить, то поле его подхватит.

- То есть, я так понимаю, никакой особой опасности нет? – уточнил Гарри. Предложение Великого Артефакта казалось все разумнее.

- Если только не начнешь паниковать, - сурово сказал Великий Артефакт. – Тогда поле просто не успеет сформироваться. – Впрочем, за вас двоих я совершенно спокоен: иначе бы просто не предложил эту идею. Вы окажетесь в водопаде, не пролетев и десяти метров.

- А вода холодная? – зачем-то переспросил Гарри, прокручивая предложение Бузинной палочки.

- Прохладная, - брюзгливо ответил Великий Артефакт, тон голоса ясно говорил о том, что хозяин не о том печалится.

Счастливо упустив информацию о Дамблдоре и его любовнике (он об этом поведает Гермионе как-нибудь потом, когда будет, не так горько), вскользь упомянув об утонувшем в недрах памяти самом худшем воспоминании, Гарри перешел к главному: рассказал про фальшивый водопад и магическое поле, добавив от себя, что он, как ни странно, уже вполне верит в их существование.

На этот раз Гермиона оказалась значительно доверчивее, чем Поттер. Гарри заподозрил, что слова «магическое поле», подробное объяснение того, что и как (и с чем это едят), оказывают на девушку самое, что ни на есть, волшебное действие. Выражение ее лица, недоуменно-скептическое вначале, скоро приобрело знакомые черты великой хогвартской всезнайки, глаза засияли.

«Надо же... Как мало надо человеку для счастья», - мысль промелькнула мимоходом, пока он, закончив повествование, ждал ее решения.

- Гарри, но ведь это... Это же настоящее волшебство! Ты только подумай: мы найдем комнату Годрика!

- Придется прыгать, - напомнил Гарри, дабы умерить восторг подруги, сдававшийся немного неприличным.

За время их беседы на Карте практически ничего не изменилось, если не считать того, что точка с надписью Миневра МакГонаглл, покинув кабинет Снейпа, спускалась по лестнице. Может быть, держит путь в свой кабинет, а, может быть, и в гостиную Гриффиндора. Гарри не знал, имеют ли они с Гермионой право вмешиваться в развитие событий, а по озабоченному лицу подруги понял, что она тоже в тяжелых раздумьях.

Если бы крестраж был на своем месте, то есть на голове несчастного господина, сомнений было бы куда меньше, и они, неуловимые гриффиндорцы, что-нибудь бы придумали. Но дело было не закончено, и потому следовало топать на Астрономическую башню, но, в любом случае, стоило поторопиться.

Кикимера, который облюбовал для себя дальний уголок, решено было оставить в каюте, замаскировав на тот случай, если Невилл доберется до Выручай-комнаты в их отсутствие. Эльфу Гарри дал строжайший хозяйский приказ не покидать комнату ни под каким предлогом, пока в ней не появится Невилл.

- Даже если Кикимер услышит зов хозяина? – осторожно квакнул эльф, смешно растопырив уши, как будто боялся пропустить что-то важное.

- Именно так, - сурово подтвердил Гарри. – Иначе уши отрежу! – пригрозил он, в вытаращенных глазах Кикимера блеснуло неподдельное уважение.

Радуясь, что в ответ на замечание про уши Гермиона лишь мило улыбнулась, дав девушке замаскировать героя по новой, Гарри решительно шагнул к выходу, крепко держа подругу за руку.

До вершины Астрономической башни они добрались без приключений. К счастью, никого, кроме них, там не оказалось. Полдень уже минул, и яркое весеннее солнце, миновав высшую точку, переместилось на западную половину неба, а легкий свежий ветер обдувал разгоряченные лица.

- Не передумала? – спросил Гарри, сжимая руку девушки.
- Нет.
- Уверена?
- Да.

- Мерлиновы кальсоны, но ведь это же безрассудство! – у Гарри словно что-то горело внутри от такой слепой наивности.

- Что ж, пусть этот затяжной прыжок станет последним безрассудным поступком в нашей жизни, - невозмутимо ответила Гермиона.

Гарри обреченно вздохнул, а Гермиона, напротив, чувствовала себя совершенно уверенно.

- Ты посмотри на это с оптимистичной стороны, Гарри, - неунывающе заявила она. – Если бы наши трупы в недавнем «прошлом» нашли под Астрономической башней, мы, можешь не сомневаться, как-нибудь узнали бы об этом. Так что все карты нам в руки!

- А в логике твоей подружке не откажешь, - задумчиво пропел Великий Артефакт.

Слова Бузинной палочки напомнили о том, что Гермиона – умница, что пора, наконец, действовать, и унесли последние сомнения. Осторожно забравшись на широкий каменный бордюр, ограждавший смотровую площадку Астрономической башни, крепко-накрепко сжав руки, вдохнув напоследок побольше воздуха (может быть для того, чтобы сделаться полегче, а может и для того, чтобы надышаться перед неизбежностью), Гарри и Гермиона шагнули вниз.

Великий Артефакт не обманул. Свободное падение продолжалось считанные доли секунды. Памятуя о том, что умирать он ни в коем случае не собирается, Гарри старался вообще не думать о приближающейся земле и лишь крепче сжимал руку Гермионы. В какой-то момент он вдруг почувствовал, что уже не падает, а медленно плывет в струях чего-то прохладного и вязкого, больше всего похожего даже не на воду, а на загустевший воздух.

Шаловливый ветер стянул с Гермионы капюшон Мантии-невидимки, и сейчас на ее лице не было и тени страха. Напротив, недавнее напряжение ушло, а глаза светились от восторга. Заглядевшись на подругу, Гарри и сам понял, что улыбается. Прохладный водопад мягко щекотал шею, щеки, разгоряченный лоб, забирался в ноздри, словно играя, перебирал волосы, смывая и унося в небытие весь прилипший к телу и душе сор.




Глава 74. Великая хогвартская четверка

«Бинс говорил ужасно монотонно и к тому же без остановок. Ученики поспешно записывали за ним имена и даты и путали Эмерика Злого с Уриком Странным»

Дж.К.Ролинг «Гарри Поттер и философский камень»

19 апреля 1998 года, воскресенье

Где-то в глубине души Поттер надеялся, что «водопад», точно летучий порох, вынесет их с Гермионой к какому-нибудь символическому или вполне настоящему камину, где они, наконец, смогут ощутить под ногами твердую поверхность, но время шло, а волшебный ветер продолжал уносить их в неизвестность. Гарри не мог сказать, сколько прошло секунд, и успели ли мимолетные секунды сложиться в минуты, только первое ощущение восторга прошло, а течение воздушного потока вроде бы нисколько не замедлилось.

Окружающее пространство, еще недавно залитое весенним солнцем, сейчас было словно подернуто легкой дымкой тумана. Средневековый замок, Запретный лес – все привычные для взора детали пейзажа потеряли свои естественные краски и приобрели эфемерный голубоватый оттенок. Оглядевшись по сторонам, Гарри заметил, что их плавно сносит в сторону от замка, к школьному озеру. Вскоре они оказались прямо над озером, и Гарри уже с ужасом вспоминал о том, как совсем недавно им пришлось прыгать со спины дракона в ледяную воду.

Все шло не так, как он наивно рассчитывал, а неизвестность пугала более всего. Холодную воду пережить можно, но как при этом остаться незамеченными? Впрочем, пока на них никто не обращал внимания, хотя берег озера, благодаря хорошей погоде и воскресному дню, кишмя кишел студентами и студентками.

- Куда нас несет? – голос Гермионы прозвучал нетвердо.

- Без понятия, - честно признался Гарри, кляня себя за то, что не расспросил обо всем по порядку еще наверху. Нет, в следующий раз такой номер не пройдет...

- Я думал, ты выдашь: «Следующего раза не будет!» – расхохотался Великий Артефакт, уловив в голове хозяина каверзные мысли. – И все-таки должен тебе сказать: ты слишком доверчив мой мальчик. Далеко не все «доброжелатели» действуют столь же бескорыстно - как я, например - не преследуя сугубо личной выгоды...

- Что-то в упор не вижу здесь Омута памяти, - сердито напомнил Гарри, перебив пространные рассуждения Бузинной палочки.

- Не бойся, нырять вместо Думосброса в озеро вам не придется, - смеясь, заверил Великий Артефакт. – Хотя, что-то он и в самом деле задерживается?

- Кто он? – спросил Поттер, и надо сказать, что каких-либо правдоподобных предположений, о чем или о ком конкретно идет речь в голове не наблюдалось.

- Хранитель комнаты Годрика, - безмятежно ответил Великий Артефакт. – Гигантский кальмар.

Плотный воздух с силой ворвался в легкие вместе с бесхитростным признанием Великого Артефакта, и Гарри зашелся кашлем. Так вот, значит, зачем в озере живет Гигантский кальмар!.. И тут, значит, без зоопарка не обошлось...

Розово-фиолетовое щупальце появилось из воды раньше, чем Поттер успел додумать здравую мысль о роли магических животных в жизни знаменитых чародеев. Щупальце, словно хороших размеров змея, обхватило Гарри за торс и, слегка тряхнув, поволокло в сторону.

От неожиданности юноша разжал пальцы и выпустил руку девушки. Гермиону подхватило второе огромное щупальце гигантского животного, и, к счастью, направление его движения совпало с первым: утешение невеликое, но лучше, чем ничего. Через какой-то миг Гарри обнаружил себя и свою подругу висящими в воздухе в полуметре от исполинского выпуклого глаза, щедро испещренного красновато-фиолетовыми прожилками.

Глаз моллюска, словно громадный телескоп, рассматривал подхваченных в воздухе гостей. Чернильно-черный зрачок слабо пульсировал, будто подмигивая, но Гарри внезапно почувствовал себя почти прозрачным: настолько пронзительным был этот странный магический взгляд.

- Думай о приятном, - услужливо шепнул Великий Артефакт.

«Разумеется... О чем же еще может думать человек в объятиях десятиметрового чудовища?» – мысленно шикнул Поттер в сторону советчика.

Впрочем, Гигантский кальмар, несмотря на внушительный вид, не шел ни в какое сравнение с Волан-де-Мортом или даже Нагайной, так что отчаянного страха не было. Разве что немного неприятно, но ради дела можно потерпеть. А так кальмар как кальмар... Тысячу лет в озере живет, однако никого еще не съел, потому что в противном случае какие-никакие черные слухи ходили бы.

Гермиона находилась совсем рядом, и Гарри, протянув руку, дотронулся до ее ладони. Девушка выглядела крайне испуганной, но освободиться от захвата кальмара не пыталась, лишь с силой, почти до судорог, вцепилась пальцами в руку юноши.

- Гигантский кальмар – хранитель комнаты, - шепнул Гарри в ответ на немой вопрос, застывший в карих глазах.

- Да?! - выдохнула Гермиона. - Предупреждать надо...

- Самого бы кто предупредил, - успел проворчать Гарри, прежде чем почувствовал, что почти полуметровый глаз уплывает в сторону: наверное, первичный осмотр закончился; страж (хотелось надеяться) остался доволен, и вскоре юноша и девушка с облегчением почувствовали под ногами долгожданную твердь. Однако, рано обрадовались.

Они с Гермионой оказались на довольно узкой, шириной всего в три-четыре фута, площадке из непонятно чего – полупрозрачной и мокрой – а прямо под ними колыхались зеленоватые волны школьного озера.

Щупальца Гигантского кальмара ослабили захват, освободили пленников и отступили в сторону, но огромные выпуклые глаза невероятного моллюска с интересом продолжали наблюдать за ними, высунувшись из воды, и от этого пристального пульсирующего взгляда было немного не по себе.

- Вам наверх, - со знанием дела скомандовал Великий Артефакт. – Не бойтесь: это только первая ступенька, а всего ступенек двенадцать.

- А вниз можно? – спросил Гарри, с опаской поглядывая на бегущую по поверхности озера рябь. Откуда-то изнутри так и подмывало добавить что-нибудь покрепче, потому что никаких зримых очертаний, какого бы то ни было помещения, пока не наблюдалось.

- Ни в коем случае! – прикрикнул Великий Артефакт. – Один шаг вниз – и вас моментально увидят с берега, потому что вы выпадите из дополнительного измерения... Впрочем, об этом после, когда будет время.

- Да не вижу наверху никаких ступенек, - сказал Гарри, тщетно силясь разглядеть то, о чем говорит Великий Артефакт. Он даже опустился на одно колено, осторожно стараясь нащупать перед собой твердь сначала просто рукой, а затем и при помощи волшебной палочки, решив про себя, что, возможно, ступеньки невидимы глазу, но все же существуют в реальности. Однако вокруг палочки колыхался только воздух, без каких-либо признаков твердой опоры.

- А их там сейчас и нет, - как ни в чем не бывало, признался Великий Артефакт. – Но вам нужно их вообразить, и ступеньки появятся. Так что: вперед, отважные гриффиндорцы! Советую поторапливаться, потому что площадка, на которой вы стоите, скоро исчезнет...

- Ну, спасибо, - со вздохом выплюнул Гарри. – Предупредил!

Легко сказать: вообразить! И это когда висишь над озером на высоте двухэтажного дома, зацепившись за квадратный метр твердыни, которая вот-вот раскрошиться. От высоты и воздуха немного кружилась голова. Краем глаза Гарри заметил, что края «ступеньки» начали понемногу откалываться и осыпаться, с шумом падая в воды озера, отчего на воде пошли круги. И что хуже всего, на берегу шум обсыпающихся камней засекли.

Большого внимания, разумеется, никто не обратил, списав на забавы Гигантского кальмара, но Гарри стало совершенно ясно: пути назад нет, надо подключать воображение.

В который раз, удивляясь тому, как у Гермионы хватает выдержки не поддаваться панике, глядя на уменьшающуюся с обеих сторон «опорную площадку», Гарри кратко объяснил девушке суть проблемы. Гермиона заметно дрожала, но послушно уставилась перед собой, сдвинув брови от напряжения.

Попытки нащупать глазами двенадцать заветных ступенек чем-то напоминали старания двухгодичной давности разглядеть в туманных завихрениях магического кристалла хоть что-нибудь. Наверное, только отчаяние заставляло Гарри упорно представлять перед собой полупрозрачную лестницу, которая если и существовала, то только в воображении Великого Артефакта и его озерного дружка, кальмара. Вниз старался вообще не смотреть.

Но странное дело: постепенно синеватый воздух, простирающийся перед глазами, словно под действием волшебной палочки, густел, уплотнялся, и вот уже действительно впереди вырисовывалось что-то похожее на лестницу, сотворенную из мутноватого стекла.

- Кажется, получилось, Гарри! – воскликнула Гермиона, осторожно пробуя волшебной палочкой первую сотворенную воображением ступеньку.
- Невероятно... – прошептал Гарри, все еще не веря глазам.

- Хватит болтать! – прошипел Великий Артефакт. – Шустро наверх, пока все наколдованное не исчезло!

Наколдованное не исчезло, но вроде бы еще вполне добротная площадка, на которой они стояли, подозрительно быстро покрылась трещинами и затрещала по швам, словно изношенная мантия. Впрочем, Гриффиндорцы наблюдали это уже с первой наколдованной ступеньки, да и дальше не задерживались, справедливо рассудив, что стоит прислушаться к запоздалому совету проводника.

Двенадцатая ступенька полупрозрачной лестницы вывела путников на почти такую же площадку, как и та, первая, на которую их опустил хранитель комнаты, но, в отличие от нее, сухую. Сама лестница быстро и бесшумно растаяла в воздухе, словно кусочек сахара в стакане чая.

- Вход в комнату тоже самим воображать надо? – со вздохом спросила Гермиона.

Вопрос Гермионы Гарри мысленно переадресовал Великому Артефакту, хотя в положительном ответе уже не особо сомневался.

- Нет нужды, - бесстрастно заявил Великий Артефакт. – Нужно всего лишь произнести про себя четыре слова: «олух», «пузырь»... Продолжай!

- ...«остаток», «уловка»? – закончил Гарри, невольно вспоминая свой первый год в Хогвартсе.

- Так я и знал, что ты готов бездумно повторять за кем попало всякую сомнительную чушь, - констатировал Великий Артефакт с должным скептицизмом.

- А что, нельзя?

Вот уж в чем-чем, но в этих словах, которые однажды Дамблдор попросил разрешения произнести, выступая в Большом зале перед началом учебного года, Гарри не видел ничего особенного. В памяти они отложились, поскольку показались слишком странными, кто-то еще сказал тогда, что старик немного ненормальный. Хотя, это ведь он, Гарри, сам так сказал, а Перси искренне считал Дамблдора гением.

- А тебя, мальчик мой, никто не предупреждал, что слово имеет магическую силу? – ответил Великий Артефакт вопросом на вопрос. – А здесь не одно, а целых четыре слова, и все с сумбурным смыслом. Сомневаешься? Загляни в толковый словарь на досуге!

Неясные мысли Поттера о словах и их скрытых значениях прервала Гермиона, ткнув его в бок кулачком и рассеянно пробормотав:
- Посмотри вокруг, Гарри!

Заговорившись с Бузинной палочкой, Поттер не заметил, как сильно изменилось пространство вокруг них. Собственно, исчезло все: замок, лес, озеро, а воздух наполнился со всех сторон разноцветными кубиками, которые мелькали перед глазами, непрерывно перестраивались, так что Гарри внезапно почувствовал себя в центре огромного калейдоскопа.

- Как красиво! – снова прошептала Гермиона. – Словно северное сияние...

Постепенно мельтешение цветных слайдов затормозилось, кубики, один за другим, находили свое место, и вот в какой-то момент Гарри прямо перед собой разглядел два легких кресла, старинный стол с резными ножками, пушистый рыжевато-коричневый коврик под ногами, большое зеркало у стены, замысловатый камин в углу. Хотя, углом назвать здесь что-либо было трудно, потому что помещение было округлое, небольшое, но и не тесное. Окон как таковых тоже не существовало, но стены, сотканные из чего-то полупрозрачного, пропускали достаточно света.

- Та самая комната? – вслух спросил Гарри, с интересом оглядываясь по сторонам и попутно выискивая глазами пресловутый Думосброс. Поверхность стола была чистой, если не считать незначительной стопки бумаг и орлиного пера, солдатиком торчавшего из массивной чернильницы. – Дамблдор здесь жил?

Великий Артефакт не снизошел до ответа, зато Гермиона тихо обмолвилась, тронув Гарри за руку:
- Может быть, вон та ваза на полу, у камина, и есть то, что мы ищем.

Резной сосуд, который заметила девушка, действительно походил на Омут памяти. Гарри и Гермиона, не сговариваясь, сделали шаг к заветной цели, но дойти до каменной чаши с вырезанными по всему периметру рунами не успели. Их остановил глухой шум, неожиданно раздавшийся откуда-то со стороны, как будто бы кто-то передвинул стул, или уронил что-то на пол.

- Благородные леди, прекрасные дамы, храбрые рыцари! Кажется, у нас гости? – произнес ровный мужской голос, в котором хватало и солидности, и холодной бесстрастности, и уверенности в своем превосходстве.

По одному непререкаемому тону можно было понять, что говорящий человек хорошо знает цену своим словам, своим делам и самому себе. Гарри остановился на полпути, Гермиона, вздрогнув, замерла, оба подняли головы вверх в поисках источника звука.

Замысловатый камин сильно выдавался вглубь комнаты, передние стенка камина состояла из двух частей, которые сходились друг с другом под очень тупым углом, едва заметным глазу, но, тем не менее, это разделяло пространство кладки на две зоны. С каждой стороны висело по внушительному портрету в тяжелой золоченой раме.

На том портрете, который оказался ближе к взору гостей, по-хозяйски расположились двое мужчин весьма солидного возраста, но до старости обоим было далеко. Гарри никогда не видел этих двух волшебников ни на портретах, ни на картинках, но он мгновенно догадался, с кем имеет дело: Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор.

Годрика выдал его меч, рукоять которого, украшенная рубинами, торчала из ножен, и Распределяющая Шляпа, столь знакомая каждому студенту Хогвартса. Шляпа, еще совсем новая, точно сытая хитрая кошка, довольно лежала на коленях своего хозяина, улыбаясь и подмигивая юным гриффиндорцам. Сам же Годрик столь всецело был увлечен игрой в шахматы, что, похоже, пропустил мимо ушей предупреждение своего партнера о внезапных посетителях.

Одежда Годрика состояла из темных кожаных штанов и остроносых высоких сапогов со шпорами. Скорее всего, никаких визитов рыцарь не ждал, потому что рубашки на нем не было, но на его могучем обнаженном торсе мускулы проступали столь рельефно и органично, что голову совершенно не посещала мысль о чем-то вопиющем: настоящий рыцарь и без одежды рыцарь.

Холодный размеренный голос, обращавшийся к неведомым «леди» и «дамам», скорее всего, принадлежал второму мужчине, Салазару. В противоположность Годрику, Салазар Слизерин был худощав, что не скрывала тщательно подобранная по фигуре одежда. Сказать, кто из них двоих выше ростом, было затруднительно, поскольку Годрик сидел в кресле. Но стоящий за креслом Салазар показался Гарри достаточно высоким человеком по людским меркам, наверняка не ниже Рона.

Если кожаные штаны и сапоги Годрика, ровно, как и широкий кожаный пояс с пристегнутыми к нему ножнами, вне всякого сомнения, указывали на повседневный характер этого одеяния, то о расшитом серебром травянисто-зеленом камзоле Слизерина Гарри не стал бы ничего утверждать столь же категорично. Салазар Слизерин держался с достоинством короля, а его грудь украшал до боли знакомый медальон: массивный, с вкрапленными в него изумрудно-зелеными камешками в форме буквы «S».

- У нас гости, Годрик, - повторил Салазар, не поднимая головы и не отрывая взгляда от расставленных на шахматной доске резных фигурок. – Среди них юная дева, так что тебе стоит облачиться хотя бы в то, что есть.

- Хельга, как поживает рубаха твоего верного рыцаря? – заносчиво бросил Годрик в щель за тяжелой рамой.

- О! Рубаха жаждет припасть к твоей могучей груди, мой храбрый рыцарь, - весело пропел из-за рамы низкий женский голос. – Лови!

Из-за рамы в руки рыцаря прилетело что-то светлое, сшитое из отбеленного, но неокрашенного льняного полотна. Отставив в сторону Шляпу, Годрик поднялся с кресла и быстро скрылся за рамой.

- Игра будет продолжена через час, - бесстрастно огласил свое решение Салазар, глядя на шахматные фигурки. – Пока все свободны.

Едва Годрик исчез вместе с рубахой, маленькие всадники с обеих сторон шахматной доски успели спешиться, а пешие воины спрятали мечи в ножны. Те и другие утирали со лбов пот, а известие полководца о временном перемирии восприняли с восторженными криками.

- Разве нынче в Хогвартсе молодежь не учат хорошим манерам? – наставительно поинтересовался Слизерин, обращаясь, по-видимому, к стоящим у камина Поттеру и мисс Грейнджер. Но смотрел Салазар не на них, а куда-то вглубь картины, и потому Гарри не решился подать голос. Он вообще не был уверен, что сможет выдавить из себя что-нибудь членораздельное, настолько неожиданной оказалась встреча с основателями Хогвартса.

Появился Годрик. Льняная рубаха, хоть и весьма просторная, сидела на нем так ладно, что казалась сшитой исключительно для Годрика и, вне всякого сомнения, на заказ. Несмотря на довольно простое одеяние, Годрик выглядел куда внушительнее своего высокородного соратника, рыжие волосы самовольно рассыпались по плечам, но светлые глаза светились добротой, той самой убежденной добротой, которая отличает сильного и мужественного человека, защитника слабых. Однако, Гарри так и не узнал, кто из двух мужчин выше ростом: теперь в кресло за шахматным столиком опустился Салазар Слизерин.

- Назовите ваше имя, юноша! – потребовал Годрик.
- Гарри... Гарри Поттер.

Несмотря на нелегальное положение, врать столь великим людям Гарри не решился, а голос, хоть и не в меру сиплый, не подвел.

- Представьте нам вашу спутницу, - мягко потребовал Годрик, кивнув в сторону Гермионы.
- Гермиона, то есть мисс Грейнджер, - быстро поправился Гарри.

- Будем знакомы, - небрежно заметил Годрик, словно подводя итог встречи. – Наши имена, я полагаю, вам известны?

- О, да! – воскликнула Гермиона, тихо, но восхищенно.

- Возвеличивание наших добродетелей и осмеяние пороков оставим трубадурам и шутам, - холодно оборвал Слизерин неуместные, по его разумению, восторги девушки. – Как вы сюда попали? Что вам нужно?

Он, наконец, впервые взглянул на юных гриффиндорцев открыто и прямо, и от его пронзающего насквозь взгляда по спине Гарри побежали мурашки. Зрачок гигантского кальмара не вызывал такого сердцебиения, как эти колючие, прожигающие душу темные глаза чародея, величайшего из Хогвартской четверки. Неровные брови – одна из них была странно изломанной и располагалась чуть выше другой, и когда Салазар хмурился, это замечалось особенно – только подчеркивали строгость их владельца.

Гарри даже не рискнул обмолвиться про Думосброс, он почему-то безотчетно размышлял о том, что Гермиона была не права, представляя Салазара Слизерина человеком с зелеными глазами, или книги, в которых она это вычитала, безбожно врали. Наверное, Гермиона тоже чувствовала себя неловко, рука ее слабо дрогнула, пальцы похолодели, а выражение лица пообещало все объяснить позже.

- Сэр Годрик, я предупреждал... Я предупреждал, что если пустить маглов в Хогвартс, ничем хорошим это не кончится для школы, - сурово произнес Слизерин, обращаясь к своему патрону, тон его голоса показался Гарри не в меру официальным. Повернувшись к растерявшимся визитерам и, измерив юношу и девушку с головы до ног презрительным взглядом, Салазар спросил: - В Хогвартсе уже не носят форменных мантий?

- Нет, нет! Носят, сэр, - поспешил заверить Гарри. – Просто мы... Мы в этом году не учились...

Поттер замолчал, не зная, стоит ли рассказывать основателям Хогвартса про войну. Немного подумав, решил, что не стоит. Вполне возможно, они и сами об этом знают, а если не знают, то все равно в двух словах не объяснишь.

- Я предпочел бы слышать в свой адрес другое обращение, юноша, - не повышая голоса, степенно произнес Салазар. – Называйте меня милорд.

- Хорошо, милорд, - пролепетал Поттер, поежившись.

- И чем же вы занимались весь год? – живо поинтересовался Годрик. Его манера говорить была проста, без затей, и располагала к некоторой откровенности.

- Воевали, - коротко ответил Гарри и замолчал, решив, что дальше распространяться не стоит.

- Уже интереснее! – воскликнул Годрик, развернув свободное кресло и усаживаясь в него. Он деловито положил ногу на ногу, а руки демонстративно скрестил на груди, не отказывая себе в удовольствии досконально разглядывать нежданных гостей. – Постой, постой! Как ты сказал, тебя зовут?

- Гарри, - тихо повторил юноша, уже жалея, что назвал свое полное имя: как-никак, но они с Гермионой сейчас в бегах.

Утешало то, что он ни разу не слышал, что в какой-либо волшебной семье есть живые портреты основателей Хогвартса, и вроде бы Рон уверял, что говорящие изображения волшебники научились создавать относительно недавно, по историческим меркам, разумеется. Но все равно было как-то не по себе, и Гарри виновато посмотрел на подругу. Она неопределенно пожала плечами.

- Ну, конечно! Как же я тебя сразу не узнал? - Годрик Гриффиндор с силой хлопнул себя по кожаным штанам чуть повыше колена. – Этот знаменитый шрам, эти зеленые глаза... Нам немного о тебе рассказывали, - добавил Годрик чуть серьезнее. - Салазар... милорд, бьюсь об заклад, это твой пра-пра-пра...

- С чего это вдруг? – с изрядной долей иронии поинтересовался лорд Слизерин.

- Не притворяйся скромником, милорд, - умилился Годрик, покачав головой. – Сколько тебя помню, ты никогда не мог спокойно пройти мимо «бирюзовых глаз феи Мелузины», - добавил Годрик, слегка поддразнивая и хитровато прищурившись.

- Так же как и ты, Годрик, мимо рыжих... кошек, - в тон собеседнику бравировал лорд Слизерин.

Упоминание о кошках прозвучало как маленькая пакостливая месть на «фею», хотя, по мнению Поттера, сравнивать одно с другим было довольно странно. Если верить Бинсу, в незапамятные времена кельтские юноши время от времени брали в жены какую-нибудь из двенадцати дежурных фей (по одной на каждый месяц), чего нельзя сказать о кошках. Правда, кто кого очаровывал: феи кельтских юношей или, наоборот, для него и Рона осталось сокрыто за завесой тайны, открывать которую не было никакого желания, поскольку монотонное изложение Бинса даже этот чудесный момент истории превращало в жуткую тягомотину.

Но, наверное, что-то стоящее внимания в курсе школьной истории (скорее, конечно, в дополнительной литературе) было, так как, поймав взгляд Гермионы, Гарри невольно подметил то характерное удовлетворение, которое всякий раз появлялось у нее при долгожданной находке в дебрях библиотеки нужного абзаца из десяти значимых строк.

Гарри не сомневался, что первая ученица Хогвартса понимала суть разговора двух друзей куда лучше него. Сомнения же в том, что этот Салазар и этот Годрик на портрете были друзьями, следовало на время вовсе задвинуть в сторону: враги так друг над другом не подшучивают.

- Как древний средневековый воин, я не люблю туманностей, - полушутливо-полусерьезно ответил Годрик, не забыв, однако, сдвинуть брови, - и я съем свою Шляпу, если хоть одна темноволосая дама осчастливит меня рыжим потомством.

При этом Годрик так значимо покосился на свою, лежащую на столе, Шляпу, что та, вероятно, что-то не то подумала и предпочла отодвинуться подальше от не в меру прожорливого хозяина на самый край стола.

- Теперь уже вряд ли случиться такая романтическая история, так что спорить не о чем, - коротко и по существу высказался Салазар, прихватив рукой Шляпу, которая едва не свалилась на пол.

Шляпа, очевидно, для пущей надежности, проворно вцепилась в батистовый рукав рубашки, белеющий из-под бархатного сюртука. Салазар, покачав головой, щелкнул Шляпу по макушке. Та выпустила рукав, но обиженно поджала губы.

- Все-таки зря мы ей рот наколдовали, - заметил Годрик, глядя на своенравную Шляпу. – Вчера мою рубаху сжевала... В голове первогодок она вот уже тысячу лет исправно роется и без ротового отверстия.

Шляпа немедленно подала голос, оказавшийся на удивление возмущенным и громким:
- А выносить вердикт? И потом, я буду горланить бравые рыцарские песни!

- Будешь, будешь, - устало проговорил лорд Слизерин, укладывая Шляпу посередине стола полями вверх и медленно проводя ладонью по атласной подкладке. – Все же странно: это у нее остаточная... м-мм... магия или кто-то из нас нечаянно наколдовал лишнего? – при этом Салазар весьма значительно посмотрел на Годрика, так что сомнений в том, кого имеет в виду Салазар, у Гарри не осталось.

- Дама слишком долго ходила со мной по горам нынешней Шотландии, - спрятав под усами улыбку, сказал Годрик.

- И растеряла жалкие остатки невинности, - невозмутимо добавил Салазар, с усмешкой наблюдая, как скривилось ротовое отверстие Шляпы при упоминании о целомудрии. – О воспитании я лучше промолчу...

- Но все же я склонен считать, - настойчиво проговорил Годрик, - что это - как ты сказал? – остаточные... м-мм... знания.

- Над которыми еще работать и работать... – Салазар Слизерин явно не хотел пускать дело на самотек и упорно продолжал обследовать пальцами подкладку Шляпы, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям.

- Слушай, друг, - обратился к Салазару Годрик, выждав некоторое время, - ничего ты с ней уже не сделаешь. В смысле, не перевоспитаешь. Если учесть, что оружие никому из нас не выдали... Говорил же тебе сто раз: художник что-то напутал, вот Шляпа и брыкается, как необъезженная кобылка.

Что именно напутал неведомый художник, Гарри стало ясно, едва он успел приглядеться к головному убору поближе: у настоящей Шляпы не было зубов, а у этой, нарисованной, торчало целых четыре: два сверху и два снизу. Зубы были неровные, кривоватые, и в целом придавали старой ветоши весьма разбойничий вид.

По усталому виду лорда Слизерина и ленивым движениям руки было заметно, что над Шляпой он орудует не первый день, не первый год и, наверное, даже не первый век, и все с неизменным результатом. Шляпа, перевернутая вверх полями, закатив глаза, что-то бухтела. Прислушавшись, Гарри разобрал несколько нехороших слов из лексикона Пивза.

- А еще ругается, как пьяный рыцарь после дележа добычи, - сказал Салазар, покосившись на Годрика.

- И вечно всем недовольна, как сборщик королевских податей, - демонстративно вывернув подвернувшийся под руку карман штанов, продолжил Годрик.

- Не скажи, - возразил Салазар. - Вчера я чуть было не принял ее за умного мужа, который явился к своему сеньору с окороком, приложил все усилия, чтобы съесть его за несколько дней и отправиться домой, поскольку ленный договор обязывал его служить сеньору только до той поры, пока не кончится продовольствие.

- Да вчера у нее был обычный вид ученого целителя, уморившего своими зельями очередного пациента, - как бы невзначай обмолвился Годрик, искоса поглядывая на котел в глубине картины. – Но родственники усопшего почему-то остались довольны...

- И попросили еще баночку целительного отвара...
- Немедленно оцененную шарлатаном в полсотни галеонов!
- Aurum potestas est, - медленно и рассудительно проговорил Салазар, усмехнувшись в сторону Годрика и с вызовом глядя с картины на юношу и девушку.

«Золото есть власть», - еле слышно прошептала Гермиона, несмело прижавшись к парню. Наверное, от властного, словно раздевающего и обнажающего душу взгляда лорда Слизерина ей стало не по себе. Гарри тоже чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке, но девушку обнял: так было спокойнее.

Страсти накалялись с каждой новой репликой, и Поттер уже начал всерьез опасаться, что станет невольным свидетелем исторической ссоры основателей. У Гермионы вид тоже был обеспокоенный. Они переглянулись, пожали плечами, но вмешаться в разговор не рискнули.

Гарри сам не знал, что это, в самом-то деле, на него нашло? Казалось бы, после того, как они полгода протаскали с собой по лесам Финеаса Найджелуса, можно было привыкнуть к причудам старых портретов. Но даже кристально чистокровный Блэк был всего лишь директором школы, да, к тому же, непопулярным, а тут основатели Хогвартса!

Может быть, следовало бы попросту не обращать внимания на разговоры двух мужей, заняться Омутом памяти, но, опять же, что-то неведомое глубоко в душе поднимало протест и останавливало. И вот они как пара глупых первокурсников, застыли перед холстом неизвестного художника, почему-то забывшего нарисовать волшебные палочки четырем великим волшебникам. Впрочем, у Найджелуса Гарри тоже никогда не видел волшебную палочку в руках. Может это обычай такой?

- Мальчики, не ссорьтесь! Пожалуйста...

Голос, раздавшийся как нельзя вовремя, принадлежал Ровене, которая незаметно возникла из-за рамы с книгой в руках. Гарри тоже узнал ее мгновенно: по изысканной мантии глубокого синего цвета, умному проницательному взгляду и по той самой диадеме, которая три часа назад утонула в образцовом волшебном болоте. На пальцах Ровены застыли чернильные пятна, слишком хорошо заметные на светлой коже, а взгляд Гермионы невольно скользнул по собственным рукам. Сейчас ее ладони не были измазаны чернилами только потому, что она слишком долго не навещала библиотеку.

Следом за Ровеной появилась Хельга, в отличие от своей знаменитой подруги она выглядела намного проще. Ее платье чем-то напоминало самый обычный крестьянский сарафан, к тому же сшитый из грубого неотбеленного холста. Главным украшением этой полноватой русоволосой женщины была добрая открытая улыбка, от которой на душе Гарри потеплело, да и Гермиона слегка приободрилась. Хельга держала в руках начатое шитье.

- Мальчик здесь один, и, клянусь своей Шляпой, он не носит имя Годрик, - твердо заявил рыцарь, обводя взглядом всех присутствующих, включая гостей. Гарри даже показалось, что Гриффиндор ему лукаво подмигнул.

Шляпа, про которую за спором забыли, немедленно скорчила такую же воинственную мину, как у хозяина, но, в отличие от Годрика, уставилась на Гарри, совершенно не таясь и ретиво хлопая глазами.

Хельга, заметив неутомимые упражнения Шляпы, наклонилась к себе на уме предмету и что-то прошептала ей под нос. Шляпа, к немалому удивлению Гарри, нахмурилась и быстро приняла такой безразлично-равнодушный вид, что подозревать эту милую скромную вещицу в каких-либо проказах было бы верхом несправедливости.

- Что ты ей сказала, Хельга? – спросила Ровена, с изумлением переведя взгляд на свою соратницу, наследницу друидов.

- Просто пообещала зашить рот, - улыбнувшись, ответила Хельга, не забыв показать Шляпе стальную иглу с крепкой нитью.

- Всегда говорил, что Хельга у нас умница, - рассмеялся Годрик, хлопнув по столу широкой рыцарской ладонью. – Ума палата дороже злата!

- Несчастная бедная Шляпа во всем виновата... – промурлыкала проказница, подкравшись к руке хозяина и робко потершись боком об локоть, лежащий на столе. Годрик, сменив гнев на милость, погладил зубастую по макушке. – Позволят ли господа основатели напомнить, что у нас гости? – спросила скоро приободрившаяся Шляпа, резко переменив тон с жалостливого на деловой.

- В самом деле, - мягко сказала Ровена, наградив Гарри и Гермиону лучезарной улыбкой. – Простите наших мужей, они немного увлеклись... А, тем не менее, у вас, юноша, действительно глаза феи Мелузины, и их ни с чем не спутаешь, и достаться тебе они могли только от ее потомков. Но в Британии, точнее, среди британских магов, такие глаза – величайшая редкость. Даже когда наши портреты висели в Большом зале Хогвартса, я не помню ни одного ученика с такими яркими зелеными глазами.

«Портреты основателей когда-то висели в Большом зале? – с изумлением отметил про себя Гарри. – И куда исчезли?»

Гарри, к своему стыду, никогда не задумывался, а сейчас, задумавшись, в принципе не мог понять, почему в Хогвартсе, среди бесчисленного множества самых разнообразных портретов, от глупых троллей до суровых монахов, не было ни одного изображения основателей школы, если не считать статую Ровены в гостиной ее факультета. Но статуя, к сожалению, разговаривать не могла. Глаза Гермионы, в которых Гарри по привычке искал ответ, выдали вполне предсказуемое: «Потом объясню!» с неизменным примечанием: «Когда же вы, наконец, прочитаете «Историю Хогвартса»?»

- Вильгельм первый Завоеватель, положивший начало правлению в Англии Нормандской династии, при всем моем уважении к его магическим талантам, - с легким почтительным кивком в сторону Годрика уточнил Салазар, - не мог похвастаться родством с духом свежей воды в источниках и реках. Кровь моей пра-прабабки пришла в Британию вместе с Элеонорой Аквитанской, но и ей достались лишь темно-рыжие, кто-то говорил, золотисто-каштановые – auburn – волосы. Глаза Элеоноры, унаследованные от нее Плантагенетами, были как мои, темного, но необычайно чарующего оттенка. Разумеется, это не идет, ни в какое сравнение с настоящей колдовской зеленью глаз красавицы Мелузины, так что вам, юноша, необычайно повезло, и я, в свою очередь, возьму за труд пообщаться с вами поближе.

Салазарово «возьму за труд» звучало как «снизойду до разговора», но Гарри это не задело. Лорд Слизерин говорил почти шепотом, но его голос отражался звенящим эхом от полупрозрачных стен комнаты и проникал в самое сердце. Даже Шляпа спрятала зубы и смотрела на лорда с немым обожанием. Лишь когда Салазар умолк и последние слова его речи, отзвенев, утонули в мягком коврике, Годрик подал свой голос.

- Не расстраивайтесь, юноша, - Годрик махнул рукой и твердо опустил внушительного вида ладонь на рукоять меча. – У истоков родословной Вильгельма Завоевателя числятся сразу две могущественные феи: гранд-дама Ургания, владычица гор, что дала своим наследникам физическую силу, - оглядев худощавого Поттера с ног до головы, Годрик снисходительно добавил: - Физическая сила, к сожалению, передавалась только по мужской линии, но выносливость и невероятная стойкость никуда не исчезли. И Моргана, дерзкая принцесса, «сжигавшая» все препятствия на их пути и неизменно поддерживающая смелых людей в любых, самых грандиозных начинаниях. Впрочем, что я говорю? – Годрик по-доброму усмехнулся. - Вы, сэр Поттер, как потомок рода Певереллов, знаете об этом с детства.

Гарри смущенно потупился, всецело заинтересовавшись мохнатым рыжим ковриком под ногами и чувствуя, как щеки начинают предательски пылать. Сейчас, наверное, все бы отдал ради конспектов по истории магии с первого курса. Тогда он еще как-то пытался вслушиваться в монотонные лекции Бинса, но вынес из них такие крохи, что вспоминать об этом было совестно.

«Если сейчас спросят что-нибудь конкретное, останется только пожелать себе провалиться сквозь пол от стыда», - невесело подумал Гарри.

«Осторожнее с желаниями, хозяин, - немедленно предостерег Великий Артефакт. – Ты, к твоему сведению, не на земле находишься».

- Так вы, лорд Салазар, ведете свое происхождение из рода Лузиньянов? – с уважением осведомилась Гермиона, решившись, наконец, подать голос, который прозвучал для Гарри, как надежда на спасение, хотя он, естественно, ни о каких Лузиньянах понятия не имел.

- По-моему я достаточно четко выразился: фея Мелузина – моя пра-прабабка, - ответил лорд Слизерин.

- Но был еще... Зигфрид Арденнский..., правитель Люксембурга, - робко уточнила Гермиона, запинаясь чуть ли не после каждого слова, – который утверждал, что встретил дух чистой воды...

- И никаких вразумительных доказательств этому утверждению! – раздраженно заметил лорд Салазар, перебив Гермиону.

- Но ведь Мелузина..., которую встретил... рыцарь Раймонд у источника в долине Луары, возле Сент-Этьена, была порождением... дьявола... – на последнем слове и без того дрожащий голос Гермионы совсем сошел на нет, но, проглотив комок, подступивший к горлу, она все же прошептала: - Женщина-змея...

- Что, однако, не помешало ее потомкам взойти на французский и британский престол, - холодно изрек Салазар Слизерин. – И графы Анжуйские, и британские короли Гонты только гордились прямым родством с самим дьяволом. И дальше бы гордились, если бы не последовали дурной привычке заключать браки с маглами, - с сожалением, каким говорят о наболевшем, сообщил лорд Слизерин. – Чем больше магловской крови, тем меньше волшебства!

По твердому голосу чародея чувствовалось, что Салазар глубоко убежден в каждом своем слове, и Гарри вот так с ходу даже не находил доводов для возражения. Все сходилось: если волшебные гены постоянно разбавлять неволшебными, то, наверное, настанет такой момент, когда магия иссякнет.

- И никто меня в этом не переубедит! – впервые за все время разговора с жаром воскликнул лорд Слизерин. – Когда Эдуард Плантагенет, принц Уэльсский, более известный как Черный Принц, вступил в законный брак со своей двоюродной сестрой Джоан, дочерью графа Кентского, более известной как прекрасная дева Кента, магические способности их первенца проявились столь ярко, что его пришлось спрятать от людских глаз в шестилетнем возрасте, инсценировав смерть мальчика. Юный принц Эдуард дал начало благороднейшей династии Блэков, которая процветает до сих пор.

Пока не прозвучала фамилия Блэков, Гарри тщательно подбирал в уме слова и термины, чтобы с достоинством возразить лорду Слизерину, но последнее замечание Салазара в одно мгновенье опустошило голову. И Сириус даже ни единым словом не обмолвился?! Да плевать на то, что крестный ненавидел свою семью! Ненавидеть врагов и знать их родословную – это две разные составляющие, а если уж речь идет о своей собственной семье... Да какой бы она не была, все равно это – твоя история.

Насчет процветания семейства Блэков лорд Слизерин, конечно же, погорячился, но, кто знает, располагает ли он последними новостями из внешнего мира? Если четверо основателей последние годы общались исключительно с Дамблдором, то вряд ли старик находил нужным просвещать их обо всех событиях.

Слизерина поддержала Хельга, на этот раз без улыбки, но с неизменной добротой в голосе.

- Лорд Салазар прав в одном: люди не обладают магическими способностями, в их крови нет волшебства. И только потомки от смешанных браков с феями, гоблинами, эльфами (Гарри мысленно добавил в список вейл и великанов) несут в себе магию. Моей прародительницей была Королева Маб, фея гор и камней. От нее я получила священный дар исцелять людей от любого недуга, духовного или физического.

Моя золотая чаша, - продолжала Хельга, - хранящаяся у моих потомков, обладает замечательным свойством: родниковая вода, наполнившая ее края, со временем приобретает чудодейственные свойства и способна исцелить самую застарелую хворь. Если, конечно, человек поверит в ее силу, - уточнила волшебница.

После слов Хельги все надолго замолчали. Гарри с грустью думал о том, что чудодейственной золотой чаши больше нет, как нет и знаменитой диадемы, что сейчас гордо украшает каштановые волосы Ровены, и жалкие останки медальона с зелеными камешками валяются где-то на дне бисерной сумочки. Интересно, медальон Слизерина тоже содержал в себе что-нибудь невероятное? Ведь не для того же Салазар его создал, чтобы хранить в тишине и покое.

*****

Дорогие читатели, при написании этой главы были использованы следующие исторические материалы и исследования:
1.«Происхождение Блэков – версия», автор Rukugan
2.«Певерелл, замок Гонта», автор Fleur
3.«Ги де Лузиньян - последний король Иерусалима», автор Галина Росси, искусствовед
4.Кельтская мифология
Все это вы можете легко найти во всемирной паутине, набрав в поисковой системе название статей.

Прошу прощения за то, что в этой главе Кандида стала Ровеной, а Пенелопа Хельгой. Просто Кандида и Пенелопа упорно не оживали, и поделать с этим ничего не смогла, так что придется исправлять предыдущие главы.





Глава 75. Парселтанг

Два года назад Гарри всецело согласился бы с Роном: кому нужна эта тоскливейшая «История магии»? «Отвратительно», полученное на экзамене, волновало не больше, чем завывания упыря на чердаке: в то лето было о чём переживать помимо отметок.

Да и чем грозил провальный балл? Отстранят от уроков истории? Пожалуйста! Чем дремать на лекциях Бинса, лучше добросовестно храпеть в собственной гостиной. Будущим мракоборцам «История магии» не требовалась, и этого было достаточно для спокойствия совести. Зато сейчас приходится жалеть о потерянных уроках: стараниями заунывного привидения всё прошло мимо ушей.

Но лучше поздно, чем никогда. Гарри Поттер откроет «Историю Хогвартса». Сегодня же! Дайте только вернуться в палатку до ночи. Уверенности в душе не было, так как с раннего утра всё шло не по плану.

Гарри огляделся по сторонам. Желтоватый дневной свет просачивался сквозь полупрозрачные стены комнаты. Потолок, похоже, отсутствовал вовсе. Все-таки странное место... Но если уж сам Салазар Слизерин берет на себя труд поговорить с Гарри Поттером, то шанс – может быть, единственный в своем роде - упускать нельзя.

Вопросов – бездна... Почему потомки Слизерина могут разговаривать со змеями? Впрочем, если их предком - как здесь уверяют - была женщина-змея. Нет, неужели Бинс такое говорил? Историю про фею-змею, давшую начало целому роду, Гарри вряд ли бы пропустил.

Хотя, на первом курсе он искренне считал, что все волшебники могут разговаривать со змеями, и не придавал этому особого значения. А потом кельтские феи кончились и начались занудные гоблины с их вечными претензиями к волшебникам и бесконечными восстаниями, и кто там кому, в конце концов, остался должен? Да Бинс их знает!

Могло ли такое быть, что его мама, Лили Эванс, владела парселтангом? Да нет, она бы знала. Но могла и не знать. Возможно, ей просто ни разу не довелось встретиться со змеей, ведь рептилии не загорают на клумбе. И не начал бы Дадли от скуки дразнить спящего удава, кто ведает...

Пальцы Гермионы сжались на его запястье, прервав поток размышлений и напомнив о том, что вопросы следует озвучивать.

- Простите, милорд, - набравшись смелости, Гарри обратился к лорду Слизерину, - если фея Мелузина была на самом деле змеей...

- Мелузина была феей. Она превращалась в змею, - миролюбиво произнёс Салазар. – И только по субботам, во второй половине дня.

- Но она могла говорить со змеями? – спросил Гарри напрямик.

- А как вы думаете, юноша? – вложив в последнее слово немалую долю иронии, Салазар лениво постучал костяшками пальцев по столу.

Годрик издал короткий грубоватый смешок. Шляпа, показав язык, ехидно осклабилась. Волшебницы, обменявшись улыбками, поспешили опустить глаза: Ровена - в книгу, Хельга склонила голову над пяльцами.

- А её дети? – продолжал Гарри, не обращая внимания на насмешки.

- И дети, - подтвердил Салазар.

- А внуки?

С лица Салазара исчезла скептическая улыбка. Вопрос о внуках Гарри задал наобум, но вдруг почувствовал, что направление взято правильно.

- Моя мать превосходно владела парселтангом, - чуть помедлив, проговорил Салазар.

- А прочие... потомки? – спросил Гарри.

- Кто как, - неопределенно отозвался Салазар, но, заметив озадаченное лицо Гарри, уточнил, - если иметь в виду внуков. И в разной степени. Кто-то мог всего лишь пару слов прошипеть, а кому-то и это было не под силу.

- А правнуки?

- Только я, лорд Слизерин, - с гордостью промолвил Салазар. – Единственный, кто унаследовал эту редчайшую способность в третьем поколении.

Гарри слегка растерялся.

- Но как же тогда... Мраксы? Они ведь все говорили на парселтанге.

- Я о них позаботился, - жестко сказал Слизерин.

Салазар словно ждал этого момента. Он внезапно приобрел вид человека, услышавшего то, что хотел услышать, а Гарри, чувствуя, что сейчас будет сказано главное, застыл в ожидании.

Но еще до того, как лорд Слизерин выговорил первое слово, Гарри предугадал ответ: длинные пальцы Салазара коснулись золотой цепочки, висящей на груди, не торопясь, соскользнули вниз и замерли, сомкнувшись на медальоне.

-Я вижу, вы не глупы, юноша, - Салазар смерил Гарри оценивающим взглядом. – Не говоря уже о вашей спутнице.

Чародей посмотрел на Гермиону с уважением.

Книга о защите разума утверждала, что мысль материальна. Сейчас Гарри это почувствовал, почти физически ощутил, как в голове Гермионы рождаются невероятнейшие предположения и нетерпеливые вопросы.

Внезапно в разговор вмешался Годрик.

- Полагаю, Салазар, надо дать слово юной леди. Ну же, прекрасное дитя, смелее! – добродушно подбодрил он Гермиону, покрасневшую от волнения.

- Ми... милорд, - Гермиона с усилием выговорила первое слово, - неужели каждый волшебник, надевший на себя этот медальон, способен овладеть парселтангом?

- Разумеется, нет! – отрезал Салазар. – Далеко не каждый волшебник, а лишь тот, в жилах которого течет кровь моей прабабки, феи Мелузины. Дамблдор обычно употреблял другое слово...

- Ага, – простодушно подтвердил Годрик, почувствовав замешательство Слизерина, но под его суровым взглядом замолчал.

- Мало повесить медальон на шею, - продолжал Слизерин с достоинством учёного. – Для полного пробуждения крови необходим длительный срок. Самое малое: девять лунных циклов. В противном случае - через пару месяцев - вы родите лишь два-три слова, да и те с доброй примесью нормандского диалекта.

Салазар бросил на Годрика дерзкий взгляд. Годрик сделал вид, что ничего не заметил. Невольно наблюдая за их безмолвной перепалкой, Гарри подумал, что Гриффиндор и Слизерин ещё неплохо ладят друг с другом. При таких-то разных характерах!

- Значит, – Гермиона неловко запнулась, - семья Уизли каким-то образом тоже может считаться вашими потомками, милорд?

- Уизли? – хмуро переспросил Салазар. – Чистокровные?

Гермиона молча кивнула.

- Дитя моё! – слегка напевный возглас Годрика снова встрял в разговор, - Пора уже запомнить, что все чистокровные волшебники в родстве между собой. А иначе как? Нас, колдунов, и тысячу лет назад было не густо…

Рыцарь вдруг запел, заполняя комнату раскатистым басом:

Нас было немного,
Но мы не убоги.
Мы сделаем миру - шах!
Нас было не густо,
Но если не пусто...
В наших просторных штанах...

Подмигнув Салазару, Годрик глумливо прищелкнул языком.

- Добросовестно исполняли долг господина, реализуя право… первой ночи, – пояснил рыцарь, отделив последние слова короткой паузой для большей значимости.

Гарри заметил, как запылали огнем щёки Гермионы, и даже Хельга с Ровеной залились румянцем. Лишь Шляпа довольно причмокнула, любуясь очередной выходкой своего хозяина.

- Бастарды никогда не считались прямыми потомками, - мрачно заметил Слизерин.

По тому, как подчеркнуто он старался не смотреть на своего старого друга, можно было не сомневаться: право первой ночи Салазар уважал не меньше Годрика.

- А кто с этим спорит, милорд? – немедленно откликнулся рыцарь. – Однако ж, кровь – не вода.

Годрик широко улыбнулся и, сделав шаг вглубь картины, обнял руками обеих женщин: и Хельгу, и Ровену. Обе порозовели от смущения, но не отстранились.

- Мы отвлеклись, - холодно заметил Салазар, бросив на счастливую троицу недовольный взгляд.

- Вы правы, милорд, - Гарри решился подать голос. Гермиона вряд ли будет способна разговаривать ближайшие полчаса, а у них мало времени.

- Я жду, юноша, – степенно проговорил Салазар. – Жду вопросов.

- Выходит, милорд, ваши потомки носили медальон по очереди? – неуверенно спросил Гарри.

Он помнил, что в воспоминаниях Боба Огдена бесценная реликвия болталась на шее Меропы, которую никак нельзя было назвать любимой дочерью старика Мракса. На шее Морфина или самого Марволо медальон выглядел бы куда естественнее. И массивен он для женского украшения, и достаточно тяжел.

- По очереди? – Салазар разразился жестким смехом. – Какая глупость!

- Но тогда как?

Загадка с Роном, частично познавшим парселтанг, прояснилась, но Гарри решительно не понимал, каким образом Том овладел змеиным языком еще в детстве, если не брал медальон в руки.

- Мои потомки должны были владеть парселтангом с момента рождения, - произнес Салазар спустя минуту. – Парселтанг нельзя выучить по книгам и словарям, это ментальная магия. Новорожденные дети, едва сделав первый вдох, понимают каждое слово, сказанное по-змеиному, они мыслят на нём. Это ли не чудо? Человеческий язык придет к ним позже. Спустя несколько лет они, как и все дети, научатся говорить. По-английски или по-французски – неважно.

«Морфин, однако, так и не научился, - не без ехидства подумал Гарри, - ему вполне хватало своих змей...»

- Эта семейная реликвия, - Салазар положил медальон на ладонь, так что зеленая змейка в форме буквы «S» смотрела прямо на Гарри, - передавалась исключительно по женской линии, от матери к дочери. Женщина, ожидавшая очередного наследника, должна была носить его во время беременности, и благодаря этому младенец появлялся на свет, уже владея уникальными способностями. Такова была моя воля, моё духовное завещание.

Салазар резко опустил руку. Медальон соскользнул вниз и пару раз качнулся, прежде чем занять привычное место на его груди.

- Но, милорд! – выдохнула Гермиона в таком смятении, что Гарри невольно напрягся. – Это ведь невозможно! Девушки должны выходить замуж, уходить в другие семьи... А значит, медальон никак не мог остаться в распоряжении Мраксов!

- Дочерям из семьи Мраксов подыскивали женихов среди других Мраксов, - невозмутимо ответил Салазар. – И таким образом бесценная реликвия оставалась в семье, а кровь моих великих предков не разбавлялась прочими сомнительными... генами.

- А-ааа... – неопределенно протянула Гермиона. – Ну, да!

Не удержавшись, она медленно провела рукой по лбу, делая вид, что поправляет волосы. Наградив Гарри красноречивым взглядом, приказала ему: «Молчи!» Но он и без того не собирался болтать о печальной участи целого волшебного рода, ставшего невольными заложниками злосчастного завещания.

В комнате воцарилась тишина. Однако вскоре Шляпа начала нетерпеливо постукивать полями об стол, давая понять, что молчание затянулось.

- Милорд, а то волшебство, которое легло в основу создания медальона... Его возможно повторить?

Во что бы то ни стало, Гарри хотел продолжения разговора, но, боясь показаться невежливым, решил немного сменить тему.

- А смысл? – Салазар приподнял брови.

- Ну... – Гарри замялся, на ходу измышляя, что бы такое половчее соврать, - я подумал... Это действительно здорово, когда ребенок, едва родившись, уже понимает каждое слово. Возможно, многие бы хотели...

- Предлагаешь сотворить дюжину-другую артефактов и спускать их по сходной цене? – лукаво подмигнув, вставил Годрик. – О, дамы моего сердца! Чувствую: этот юноша далеко пойдёт!

Салазар захохотал громко и недоброжелательно.

- А что тут такого... особенного? – запротестовал Гарри.

- Золото есть власть, – напомнила Гермиона.

- Золото, власть... – повторил Слизерин, нахмурившись, - Что вы можете знать о власти? Это маглы нуждаются в королях и принцах, дабы обратить самих себя из бессмысленной толпы в нечто целостное. А волшебник велик сам по себе, без министерства магии. И только уровень магической силы, уровень колдовского мастерства служат мерой его величия.

Я наделил своих потомков уникальнейшим даром, и пока стоит мир, род Салазара Слизерина будет на голову выше всех остальных. Запомните это, юноша!

Переглянувшись с Гермионой, Гарри пожал плечами. Ну, редкий дар... Дамблдор как-то говорил, что ради этого дара любой Пожиратель смерти, не задумываясь, убил бы. А он в упор не видит ничего особенного в парселтанге. Змеи, они как-то сами по себе ползают.

- Простите, милорд, - Гарри всё-таки решился идти до конца, - но я решительно не понимаю, в чем состоит исключительность змеиного языка?

- Юноша, - непомерная снисходительность в голосе Салазара граничила с презрением. – Если бы владели этим даром, вы бы не задавали глупых вопросов.

- А я владею, - как можно скромнее сказал Гарри. Но не без удовольствия отметил для себя, как брови Салазара поползли вверх, а у всех остальных округлились глаза.

- Я тебе сразу намекнул, - не замедлил вставить Годрик, - что этот юноша с изумрудным блеском в глазах твой пра-пра-пра... Что, будешь отрицать?

- Ты не хуже меня знаешь, Годрик, что это ничего не значит, – едко заметил Салазар, даже не оглянувшись в сторону собеседника. – Как этот артефакт попал в твою семью? Гарри Поттер, если мне не изменяет память?

По выражению глаз Гермионы Гарри сообразил, что Слизерин перешел на парселтанг. Понятное дело: экзаменует.

- Никто из моей семьи не притрагивался к медальону, - ответил Гарри, стараясь быть вежливым и в то же время сохранять достоинство. – Я как-то так, сам по себе... Пытаюсь вот понять, как это случилось?

Гарри почувствовал некоторое облегчение, честно признавшись Слизерину в том, что конкретно его интересует. Теперь и врать нет надобности.

Салазар молчал, машинально сжимая и разжимая пальцы на массивном украшении.

- Но вы мне не ответили, милорд, - напомнил Гарри. – В чем состоит исключительность вашего дара? Поверьте, я бы не стал настаивать, но обстоятельства так сложились...

Гарри поймал себя на мысли, что уже невольно оправдывается.

- Разве вы, юноша, будучи змееустом, ничего не заметили? – глаза Салазара сузились. Он пристально смотрел на Гарри, ожидая ответа.

- А что я должен был заметить? – Гарри решил про себя, что нет смысла притворяться умником.

- А то, что парселтанг – это, прежде всего, ментальная магия. Парселтанг дает возможность его носителям общаться друг с другом, невзирая на расстояния. Исключительно силой мысли! Ведь змеи не имеют ушей, они глухи, и такой способ общения для них – единственный.

Словно по велению волшебной палочки в голове Гарри зашелестел голос Нагайны: «Да... держжжу...» Он все слышал мысленно, он чувствовал, как Волан-де-Морт принял вызов Нагайны, как обрадовался и велел схватить мальчишку.

- Насколько могу судить, за тысячу лет после меня ничего подобного не придумали, - с гордостью заключил Салазар.

В комнате вновь повисла тишина, нарушаемая разве что злобным шипением Шляпы. Старая ветошь притворялась змеей и дулась, что на неё никто не обращает внимания.

- Господа змееусты, - с картины раздался настойчивый голос Ровены. - Вам не кажется, что ваша беседа тет-а-тет несколько затянулась?

- Да-да! – откликнулась Хельга. – Разговаривать на непонятном языке при дамах всегда считалось дурным тоном.

- Простите нас! – Гарри поспешил извиниться.

- Прощаем! – великодушно пробасил Годрик, усаживаясь в кресло, демонстративно вытаскивая из ножен свой меч и любуясь клинком, сверкающим в красновато-золотистых лучах солнца. – Мы люди простые военные. Нам слова – по боку! Нам главное – дела, и чтобы в отчаянной нужде твой меч услышал тебя.

Салазар криво усмехнулся, а Хельга что-то шепнула Ровене на ухо, по-крестьянски прикрыв рот ладонью. Обе чуть слышно хихикнули.

- Тише, девочки, тише! – неестественно манерничая, встрепенулся Годрик. – Вы смущаете скромного нормандского воина, который предан вам душой и телом!

Вместо ответа Хельга, отложив в сторону шитье, подошла к Годрику, и, ласково проведя рукой по его огненно-рыжим волосам, чмокнула рыцаря в щеку. Ровена наблюдала за ними с оттенком легкой грусти в глазах, Салазар - со странной улыбкой.

Воспользовавшись общим замешательством, Гарри в двух словах объяснил Гермионе суть того, что только что узнал от Слизерина, чем немало её озадачил.

- Господи, как же я сама не догадалась? – зашипела Гермиона, машинально сжав кулаки, - Не останавливайся, Гарри! Тяни веревочку дальше!

- Так, так... молодые люди! – Годрик вновь подал голос. - О какой веревочке идет речь? - Говорите, не стесняйтесь! Здесь все свои...

- Я хочу знать, каким образом мне удалось овладеть парселтангом? – признался Гарри, не видя смысла скрывать своё желание, на данный момент едва ли не самое отчаянное. – Я разговаривал с бразильским удавом незадолго до того, как получил первое письмо из Хогвартса. Владел ли этим даром до того – не знаю. Но я точно знаю, что, ни я, ни моя мама, ни разу не держали медальон Слизерина в руках.

Выговорившись, Гарри облегченно вздохнул.

- А почему бы вам, юноша, не спросить об этом у своего учителя, профессора Дамблдора? – неожиданно поинтересовалась Ровена.

- Учителя? – переспросил Гарри.
Интересно, что конкретно знают основатели об их отношениях с Дамблдором?

- Профессор называл вас своим лучшим учеником, - спокойно ответила Ровена. – Единственным, уникальным в своем роде. Следовательно, сэр Альбус Дамблдор – ваш учитель. Логика элементарная.

- Профессор Дамблдор умер, - сказал Гарри коротко, не желая говорить о Дамблдоре. – Около года назад.

Хельга и Ровена, одновременно ахнув, прикрыли ладонями рты. Годрик непроизвольно присвистнул. Салазар задумчиво покачал головой, не обронив ни звука.

На некоторое время установилась такая тишина, что Гарри отчетливо слышал каждый вздох Гермионы, хотя она, боясь что-либо пропустить, дышать старалась через раз.

- Ну, в общем, ему давно пора... – пробормотала Хельга минуты через три-четыре. – Право, столько не живут.

- Хельга! – одернула подругу Ровена.

- А что? Старик никогда мне не нравился, - сердито сказала Хельга, - и я этого не скрывала. – Сколько раз мы просили его вернуть нас в Большой Зал Хогвартса, где есть наше законное место? И что получали в ответ? Одни отговорки.

- Да уж, старик был хитер! – откликнулся Годрик с неожиданной готовностью. – Даже тебе, Салазар, стоит у него поучиться… кое-чему.

- Тонкому искусству манипулировать людьми, фактами и обстоятельствами, - хмуро отозвался Салазар. – Боюсь, мне до него далеко. Пусть не все одобряют мои цели, убеждения и методы, но я предпочитаю говорить об этом прямо.

- Мальчики, прекратите! – потребовала Ровена. – О мертвых либо хорошо...

- Да мы сами вроде как не совсем живые! – Годрик, ухмыльнувшись, поднялся с кресла и один раз - крест-накрест - рассек мечом воздух. – Это ради светлой памяти директора. Мир его праху!

- И портрет в круглый кабинет! – подхватила Хельга. – Уж в чем, в чем, а в силе нашей магии я не сомневаюсь. Портрет на месте висит?

Гарри и Гермиона кивнули одновременно.

- Вот и славно! – обрадовалась Хельга. – Небось, мотается сейчас между министерством и Хогвартсом, и в ус не дует. Это мы тут - по его милости - застряли в дополнительном измерении, как две пары заблудших монахов!

Гарри плохо понимал, что имеет в виду Хельга, упоминая про «застряли», но перебивать не рискнул. Разгневанная дама стояла посреди картины, уперев руки в бока, и вид имела устрашающий.

- Ну-ну, моя свирепая ведьмочка, не надо так грозно! Ну, бес меня попутал с этим дополнительным измерением! Кто ж знал? И вроде как в замке, и одновременно – вне него. На том и попались!

Поднявшись с кресла, Годрик поспешил к Хельге. Она сбавила пыл, почувствовав на своих плечах крепкие мужские руки.

- Магия замка не создаёт второго портрета, если первый находится в целости и сохранности, - с грустью произнесла Ровена. – Поэтому нас нет в Большом Зале. Любуемся вечными звездами отсюда.

Вздохнув, она вопросительно посмотрела на Гарри.

– Так вы, стало быть, не успели ничего выяснить у профессора Дамблдора?

- Выяснишь у него, как же! – Годрик неприлично громко хохотнул.

- Он унес свою тайну в могилу, – пробормотала Хельга трагическим голосом, закатив глаза к потолку.

- Это не смешно! - воскликнула Ровена, с укором глядя на рыцаря и свою подругу.

- Прекрасные ведьмы, отставить шабаш! – скомандовал Годрик, скользнув глазами по возмущенному лицу Ровены. - Займемся нашими гостями.

- Действительно, - сквозь зубы процедил Салазар.

Он, не спеша, поправил цепочку с медальоном, висящую на груди, и тем напомнил собравшимся о прерванной теме разговора.

- Так профессор Дамблдор не предложил вам никакого объяснения? – любезно спросила Ровена.

- Вообще-то... – Гарри начал неуверенно, но, переглянувшись с Гермионой и заручившись её молчаливой поддержкой, признался: - Он предложил одну версию. Правда, я узнал об этом недавно.

Гарри запнулся, раздумывая, стоит ли рассказывать про путешествие во времени. Решил, что не стоит.

- И какую? – холодно спросил Салазар, поглаживая рукой золотую цепь.

- Ну, профессор Дамблдор считал, что я – крестраж.

- Что? – от неожиданности пальцы Салазара сомкнулись на злосчастном медальоне, рука резко дернулась, оборвав цепочку. Лорд Слизерин не по-джентельменски ругнулся.

– Юноша, вы хоть понимаете, о чем болтайте? – колюче осведомился Годрик. В голосе рыцаря не чувствовалось и тени обыкновенно присущей ему весёлости.

- Говоря по правде – не совсем, - честно признался Гарри.

Он растерялся, не зная, как и с чего начать объяснять основателям свои сомнения. К счастью, на помощь пришла Гермиона. Она уже рылась в своей сумочке, извлекая на свет «Тайны наитемнейшего искусства».

Едва разглядев обложку книги, Годрик вытаращил глаза.
- Во имя штанов Мерлина!.. – протянул он, - Мой факультет наложил лапы на темнейшую магию!

- Одно слово: львы...

- …лапы загребущие, - в тон Хельге пробурчала Шляпа.

- Да вы хоть отдаёте себе отчёт, что эта магия, да и сама эта книга крайне опасны? – вскрикнула Ровена.

- А Гриффиндор славен тем, что учатся там храбрецы, - Салазар сердито фыркнул, и Гарри почувствовал на себе недоброжелательный взгляд.

- Дело в том, что один темный маг-змееуст разделил свою душу, – проговорила Гермиона, не обращая внимания на язвительный тон Слизерина.

Она рассказывала не торопясь, но четко и по существу, словно отвечая на вопрос экзаменационного билета. Видимо тот факт, что основатели не имели никакой связи с внешним миром, придавал ей смелости – утечки информации не будет. Она рассказала о роковой ночи, когда были убиты родители Гарри, и о том, каким образом Лили защитила своего сына. Её слушали, не прерывая.

- Дамблдор утверждал, что в тот момент, когда Тёмный Лорд покусился на жизнь ребенка, его душа - и без того крайне неустойчивая - разбилась вдребезги. Один осколок проскользнул к ребенку и вселился в него. И якобы именно он даёт Гарри возможность понимать язык змей. Может ли это быть правдой? – Гермиона наконец задала главный вопрос.

- Хмм... – задумчиво промычал Годрик. – Однако. А в наше время темные маги вели себя скромнее. Гораздо скромнее.

- И светлые тоже, - со значением произнёс Слизерин и, раздумывая о чем-то своём, неторопливо прибавил: - Но в уме и магической мощи этому Тому Реддлу не откажешь.

– В уме? – прошептала Хельга, не скрывая ужаса. – Какой ум? Он урод. Великий Боже, семь крестражей!

- И где, по мнению профессора, обитает пресловутый седьмой осколок? – справилась Ровена.

- Здесь, - Гарри показал шрам, приподняв чёлку.

- По голове бладжером не попадало? – немного подумав, осведомился Годрик.

- Было такое, - ответил Гарри. – Год назад заработал трещину в черепе.

- Ну-ка, подойди поближе, - неожиданно попросила Хельга.

Гарри шагнул к камину. Хельга прошла к самому краю холста и, присев на корточки, стала внимательно разглядывать лоб Избранного.

- А шрам у тебя случайно не кровоточит?

- Иногда. Вернее, часто. Вернее, когда Реддл выходит из себя, испытывает сильное душевное волнение. Я как бы заглядываю в его разум и слышу то, о чём он думает в этот момент. Может быть, Дамблдор рассказывал вам обо мне? Обо всех этих моих странностях? – не без надежды спросил Гарри, единственно потому, что так было бы проще объясниться.

- Только то, что Гарри Поттер, студент Гриффиндора, в четырнадцать лет выиграл Турнир Трех Волшебников, - сказал Годрик. – Он очень этим гордился. Да и я тоже.

- Шрам выглядит слишком открыто. Как рана, - произнесла Хельга в задумчивости, не обращая внимания на то, что собеседники вдруг заговорили о турнире. – Шестнадцать лет не заживает?

Гарри помотал головой.

- Это «Авада Кедавра», - добавил он на всякий случай.

- «Авада Кедавра» не оставляет следов! – выплюнул Салазар со злостью. – Не терплю глупость во всех проявлениях! Чему вас учили семь лет, юноша?

- «Аваду Кедавру» в школе не проходят, - недолго раздумывая, ответил Гарри.

Строго говоря, это было неправдой: лже-Грюм, задвинув на все ограничения, рассказывал им о непростительных заклинаниях. Но выглядеть неучем в глазах основателей не хотелось.

Благодарно улыбнувшись Хельге, Гарри вернулся назад, к Гермионе.

- «Авада Кедавра» останавливает жизнь. Словом. Противодействия смертоносному зеленому лучу нет, - Салазар колюче ухмыльнулся. - Из того, что рассказала ваша спутница, подозреваю, что «Авада Кедавра» вас даже не коснулась. Защита, поставленная матерью, огородила младенца, как щит. Это очень древняя магия, и глупо было не подумать об этом!

- И душа покидает тело, не оставляя следов, - добавил Годрик. – И назад возвращается, не рисуя шрамов на лбу. Я знаю, о чем говорю: ни в одном сражении выстоял. Приходилось возвращаться с того света, - Годрик поставил на шахматный столик два пальца правой руки – средний и указательный – и прошелся пальцами по клеткам. - Так что, юноша, ищите истину в другом месте!

Но Гарри внезапно почувствовал, как в нём поднимает голову врожденное упрямство.

- А я этот... исключительный случай! У меня всё не так, как у других! – продолжал он с изрядной долей нахальства, непонятно откуда взявшегося. - И осколок души был не мой, а Тома Реддла. «Авада Кедавра» оцарапала мне лоб, а потом обломок вселился в меня, и до сих пор живет в моей душе, под её защитой! Так что я теперь вроде как крестраж... Пока буду жив я, будет жить Темный Лорд. Ну, что скажете?

Гарри с вызовом уставился на именитых чародеев.

Его не слушали. Улыбки, поначалу недоуменные и сдержанные, быстро уступили место откровенному хохоту. Так смеются люди, которым точно известно, что есть только один, единственно возможный и правильный способ изготовления чего бы то ни было, и крестража в том числе. А все остальное не более, чем шарлатанство. Или того хуже.

Несколько мгновений Гарри соображал, всё ли правильно он повторил. Но вроде верно сказано: слово в слово, как он услышал из воспоминаний Снейпа. То, что свой знаменитый шрам Мальчик-Который-Выжил получил от заклятия, Гарри уяснил для себя ещё на первом курсе: трудно было не запомнить, если все, кому не лень тыкали в него пальцем.

- А что тут смешного? – Гарри обращался главным образом к Гермионе, на лице которой – к его смятению – тоже сияла улыбка.

- Просто не представляла, насколько нелепо звучит так называемая «официальная версия», - шепнула Гермиона. – Особенно, когда вслух и громко.

- Так что же тогда со мной?

Гарри уперто ждал объяснений. Он уже почувствовал себя - ни больше, ни меньше – пациентом, которому нужен точный диагноз, а иначе он с места не сдвинется.



Глава 76. «ПРИОРИ ИНКАНТАТЕМ»

- Ты ещё не рассказал, как добровольно подставил себя под вторую «Аваду», и что она каким-то образом вырезала из твоего лба то, что туда якобы проскользнуло и осталось на целых шестнадцать лет.

Гермиона обращалась к Гарри, но говорила достаточно громко - наверняка нарочно. Её услышали. Веселье, поперхнувшись новостью, мгновенно смолкло, и основатели - все четверо – уставились на Гарри в недоумении. Улыбки с лиц исчезли.

- И как же тебе удалось остаться в живых во второй раз? – спросил Годрик не в шутку, но таким тоном, словно за всю свою жизнь ничего занятнее не встречал.

- Ну, я это... потом вернулся назад. Оттуда.

Гарри решил, что так будет лучше: рассказывать всё «от и до» пришлось бы долго.

На него смотрели с растущим недоверием, отставив в сторону всё: и шитьё, и книги и реликвии.

- Не смешно, - короткой, но ёмкой фразой Слизерин выразил общий настрой.

- Я говорю правду, - возразил Гарри.

- Юноша, а вы уверены в том, что были мертвы? - уточнил Салазар. – Разумеется, не совсем, а так, немного?

Чародей покрутил в воздухе кистью руки.

- Говори прямо: сердце стучало? – вставил Годрик, как обычно, не церемонясь.

Гарри вдруг почувствовал, что ради выяснения истины готов отвечать, как на суде: правду и ничего, кроме правды.

- Не знаю.

Вот так. Поскольку остался в неведении, что же происходило с его телом, когда душа находилась на Кинг-Кросс.

- Уже проще! Так я тебе говорю, - рыцарь наставил на Гарри указательный палец, желая подчеркнуть значимость своих слов. - Ты не умирал. Ты был вполне живой.

- Почему вы так думаете?

В самом деле: откуда у Годрика такая уверенность?

- Всё просто, молодой человек: хорошая полноценная «Авада Кедавра» останавливает сердце навсегда. И не только сердце, но и дыхание, и саму жизнь. Вспышка смертоносного света мгновенно кладет конец всему, что делает человека живым, и уже ничто не сможет его вновь оживить. Никакая магия. Никакая внешняя сила. Никакое чудо.

- Понятно, сэр.

Уже немало: хоть какая-то ясность. Слизерин скривил губы, услышав его «понятно», но Гарри пропускал это мимо себя. Пусть смеются! Ему учиться точно ещё не поздно.

Задним числом припомнились школьные уроки: Крауч тоже настаивал на том, что противодействия заклятию смерти нет. Всё сходится.

- А зачем тебе нужно было подставлять себя под «Аваду», да ещё добровольно? – внезапно озадачился Годрик.

- Чтобы уничтожить ту часть души Темного Лорда, которая жила во мне. Почти семнадцать лет, - добавил Гарри, заметив на лице рыцаря недоумение.

Слизерин презрительно хмыкнул, уже не утруждая себя формальным соблюдением пристойных манер, и уничижительно посмотрел на Гарри сверху вниз.

- Какое любопытное заклинание... – нарочито рассудительно затянул Годрик, хитро переглянувшись с Салазаром. - Эта новая «Авада Кедавра» - мне нравится. Шрамы на лбу рисует, души уничтожает, на крестражах взламывает ограждающие заклятия. Словом, нечто невероятное!

- Довели до ума? – сухо осведомился Салазар и демонстративно зевнул, давая понять, что вполне способен отличать науку от шарлатанства. Шляпа, подражая волшебнику, тоже бесстыдно приоткрыла рот разок-другой.

По лицам собравшихся пробежали скептические усмешки, и все – включая старую Ветошь - чуть ли не ввинчивались глазами в Избранного. Гарри ощутил себя – глупее некуда.

- Сам придумал? – Годрик высказал предельно жестко прямой вопрос.

- Нет, - быстро ответил Гарри, чувствовавший себя в высшей степени неуютно под суровым взглядом Годрика. - Мне сказали, что так надо.

- Да неужели? – осклабился Слизерин, и мрачно прибавил: - Гордись, Гриффиндор - твой человек! Сначала совершаем подвиги, потом долго разгребаем то, что успели наворотить.

- Да не было у меня времени на раздумья в тот момент! – воскликнул Гарри, чтобы хоть как-то объяснить свои действия.

А почему он должен оправдываться? Он ведь простой солдат. Он сделал то, что предписал командир - более мудрый и компетентный. Куда ему, семнадцатилетнему мальчишке, до Дамблдора?

- Мне приказали.

- Догадываюсь, чья идея, - с легким сарказмом выдавил Годрик.

- Может, лучше объясните, в чём Дамблдор не прав? – не выдержал Гарри, которого стал раздражать беспредметный разговор. – Только конкретнее! Пожалуйста.

- Прекратите! - Ровена решительно выступила вперёд, заслонив собой Салазара.

Гарри почувствовал некоторое облегчение: издевательски скучающий вид великого чародея и его характерная улыбочка немало досаждали.

Ровена - в отличие от обоих мужчин - заговорила дружелюбно.

- Гарри, «Авада Кедавра» никак не может повредить душе. Ничьей. Душа - она свободна, как птица! Мы думаем, что умираем, а на самом деле смерть освобождает нашу душу. И если в ней нет ущерба, она легко расстаётся с телом, как с временным пристанищем. Для высокоорганизованного разума смерть – очередное приключение.

Ровена повторила то, что Гарри уже однажды слышал от Дамблдора.

- Иное дело - ошмёток души, якобы живущий в твоём теле шестнадцать с лишним лет, - слегка помрачнев, продолжала Ровена. – Он-то как раз не может существовать самостоятельно, а потому будет отчаянно цепляться за своё вместилище.

- Но когда я, - Гарри запнулся, не желая говорить о смерти применительно к себе, - то есть, тело умрёт окончательно, то часть души, живущая в нем, уже наверняка погибнет. Осколок ведь намертво привязан к наколдованному вместилищу. Разве не так?

- Боюсь, это не твой случай, Гарри, - ответила Ровена. – Что-то вселилось в тебя самостоятельно, без постороннего участия и надлежащего колдовства. Так, где уверенность, что подобное не повторится ещё раз?

- Так может, такое раз в тысячу лет случается? – не сдавался Гарри.

- Тем более! – воскликнула Ровена, начиная сердиться. - Откуда такая уверенность, что чудо, однажды случившееся, не повторится вновь, коль скоро мы имеем дело с неуправляемой материей? Говорю не о тебе, а твоём учителе. Он что, наблюдал всё это невероятнейшее стихийное волшебство своими глазами?

Гарри молчал, не зная, что ответить. Мысль о том, что Дамблдор мог следить из-за кустов за ходом дела, показалась дикой. Однако при упоминании профессора в голову пришла свежая идея.

- Значит, осколок чужой души всё-таки жил в моей душе и покинул моё тело вместе с ней. Так? – уточнил Гарри, стараясь не обращать на скептические улыбки. - Но по дороге отвалился, потому что я пошёл дальше, а он был привязан к земле, и...

- ...вернулся назад, в тело, - закончила Ровена.

- Почему?

- Потому что, как мы уже выяснили, брошенное тело оставалось живым и свободным.

- А он никак не мог пропасть или испариться? – с надеждой спросил Гарри.

- С какой такой печали? – вставила Хельга. – Если вместилище осталось целым?

- Но, возможно, он не мог жить самостоятельно, вне моей души?

- Зато вполне мог попытаться овладеть чужой душой, коль скоро вместилище оставалось нетронутым, - ответила Ровена.

- На самом деле в книге написано, что требуется нечто очень разрушительное, после чего крестраж уже не сможет восстановиться, - Гермиона вопросительно посмотрела на Ровену. - Выходит, реставрация вместилища возможна?

- О чем и речь! – подтвердила Ровена.

- Я не полноценный крестраж, я не мог восстановиться! - возразил Гарри, чувствуя, однако, что всё больше запутывается.

- Тогда бы ты здесь не стоял, - Ровена усмехнулась. – Самое многое, что сделала с тобой «Авада Кедавра» - остановила твоё сердце и дыхание. Но разум живёт ещё примерно четверть часа после последнего вздоха. И даже у магглов. Тело хранит в себе жизнь ещё дольше. Ты испытывал боль?

- Да, было больно.

- И в том месте, куда ударило заклятие?

- Да.

- Значит, плоть даже там не была умерщвлена.

- Но ведь «Авада Кедавра» убивает невозвратимо, - продолжал возражать Гарри, хотя чувствовал, что в голове полная каша.

Он уже не задумывался, насколько глупо и нелепо могут звучать его вопросы. Его цель - добраться до истины, а здесь все средства хороши!

- По всей видимости, заклинание оказалось слабым, - ответила Ровена. - Если твоё прежнее тело оказалось пригодно для дальнейшей жизни, то следует признать, что оно, либо восстановилось, либо никогда не умирало.

- Ну, вспомни, как ты однажды напоролся на клык василиска, Гарри! – не удержалась Гермиона.

- Если ваш противник не смог убить вас, то уничтожить обитающий в теле огрызок чужой души он и подавно не смог, - категорично сказала Ровена.

- Выходит, всё зря...

Гарри тихо повторил ужасающую для себя правду. Не потому ли Дамблдор настаивал на его возвращении? Первоначальный план не сработал: Волан-де-Морт не смог убить Избранного Старшей палочкой, и тогда, чтобы огрызок души Темного Лорда не завладел освободившимся телом... Гарри стало сильно не по себе, в глазах потемнело.

- Да не спеши ты себя хоронить! – горячо заговорила Ровена, видимо заметив посеревшее лицо Гарри.

- Вот именно! – подхватил Годрик. – Если бы ты имел несчастье познакомиться с каким-нибудь крестражем поближе, тебе бы и в голову не пришло подозревать в себе что-либо подобное.

- Почему? – спросил Гарри, поражаясь удрученности собственного голоса.

- Потому что кусок души, сознавая свою неустойчивость, непременно будет стремиться овладеть другой, целой душой, чтобы обрести хоть какую-то стабильность. Однажды утром мальчик по имени Гарри Поттер попросту не проснулся бы. Боже, да что я говорю! – воскликнул Годрик. – Попробовал бы ты надеть настоящий крестраж на свою шею – не тот, что якобы существовал внутри тебя, а другой, внешний – и приложиться головой обо что-нибудь твердое. Да так, чтобы ненадолго остаться без сознания.

- И что? – Гарри почувствовал, как напряглись пальцы Гермионы.

- Опасаюсь, что снять эту пакость с шеи уже не удалось бы. Прирастёт намертво. Какие-нибудь пару суток, неделя, и ты уже не ты, а некто другой! А ты говоришь: шестнадцать лет, - невесело усмехнувшись, закончил Годрик.

- Крестраж слишком хорошо чувствует любую незащищенность, - пояснила Ровена. - Младенец, в котором даже сознание до конца не сформировано, не смог бы долго противостоять влиянию безжалостного пришельца. Ничто, которое хочет стать всем, всегда ведет себя крайне агрессивно.

- А если меня уберегла защита, данная матерью? – спросил Гарри с вызовом. – Чары мамы в моей крови - очень древняя магия, которая не дала чужаку овладеть моим разумом. Вы же сами сказали, - пробормотал Гарри, наткнувшись на холодную усмешку Слизерина.

- А что, простите, забыл неприкаянный чужак в теле младенца, где ему ничего не светит? – спросил Салазар, не скрывая иронии.

- Ну... – затянул Гарри, пожав плечами. – Может, он не знал?

- И боли не почувствовал, когда наткнулся на чары твоей матери, – Салазар демонстративно глубоко вздохнул. – Все чувства отшибло у бедняги, еле помнил себя от ужаса!

- Где уж тут соображать, куда прешь?! – полушутливо прогудел Годрик.

- А что? – запротестовал Гарри. – Возможно, так и было! Дамблдор говорил, что Темный Лорд сделал свою душу до того хрупкой, что она разбилась вдребезги, когда он совершил эти неслыханные злодейства - одно за другим. Он и вправду уже мало что мог чувствовать.

- Только не боль! – резко осадил Слизерин. – Боль чувствует всё живое!

- Особенно боль, несовместимую с жизнью! – с жаром добавил Годрик.

- А может, он сначала проскользнул в меня, а потом что-то не то почувствовал? – спросил Гарри, но уже без прежней уверенности.

- То есть кусок души врага, против которого твоя мать сотворила защитные чары, успел намертво втереться в душу младенца, а только потом ощутил, что пятки жжёт? Продолжайте, юноша, продолжайте, - благостно проговорил Годрик, поглаживая мурлычущую под его рукой Шляпу. – Право, тысячу лет не слышал ничего, более занятного.

- И главное, - подчеркнул Салазар, - у человека твёрдая уверенность, что выживший в невероятно агрессивной для него среде осколок души нигде больше жить не сможет.

- А может этот осколок, освободившись, полетел обратно к Реддлу? – заявил вконец растерявшийся Гарри.

- Самовольно оставил фланг и направился в тыл? – переспросил Годрик. – Нет, он не мог так поступить! Ему было доверено держать оборону... Тьфу, душу на привязи, а он оказался таким неблагонадёжным! Осуждаю.

Годрик фыркнул и неодобрительно покачал головой.

- Так может, он не мог не вернуться к Лорду? Может, его туда притянуло, как магнитом.

- Семнадцать лет назад не притянуло, а тут вдруг притянуло? – Годрик усмехнулся.

- Так ведь его душа в ту ночь разбилась вдребезги...

– И тогда он решился раскаяться, и долго летал над Землёй, неустанно собирая себя в одно целое... – напевно затянул Годрик, слегка подражая тону Гарри. – Святой человек!

Гарри почувствовал, что окончательно сбит с толку. Он растерянно смотрел то на основателей, то на Гермиону, и не находил слов.

- Да прекратите вы умничать, наконец! Не видите: у парня скоро крыша съедет!

Хельга, изловчившись, схватила со стола Шляпу и со злостью напялила её Годрику на голову, да так, что виден остался лишь кончик носа. Потом, не обращая внимания ни на кряхтение Шляпы, ни на возбужденное гудение её хозяина, Хельга подошла к краю холста.

– Гарри, мальчик мой, послушай, что я скажу тебе: Бог создал душу целой.

- И что? – Гарри не понял. – Разве её нельзя расколоть?

- Расколоть можно, но, не как вазу или чашу. Оторванный кусок души не может жить сам по себе. Да что я говорю?! – воскликнула Хельга. - Он и отделиться-то не может самостоятельно. Душа есть...

Хельга на секунду задумалась, подыскивая нужное определение, но не найдя подходящего слова, взглядом обратилась за помощью к Слизерину.

Салазар, почтительно кивнув даме, заговорил неторопливо и степенно.

- Душа есть субстанция не материальная, а сугубо энергетическая: сгусток высокоорганизованной энергии, который может полноценно существовать исключительно в целом виде. Даже растянутая на семь частей душа остаётся целой, и только поэтому волшебник, создавший крестраж, обретает пресловутое бессмертие.

Кусочки души, помещенные в крестраж, де-факто, ещё являются частью единого. Но вы представить не можете, что стоит наколдовать надежное вместилище для этих кусочков! Всполох энергии – почти ничто. Всё, начиная от выбора предмета, имеет значение: только значимые для человека вещи, куда – образно говоря - не жаль вложить душу, и ничего другого! И хранить «якорь» абы где нельзя: только в особых местах, где раньше уже творилось волшебство, и откуда он может тянуть в себя магическую энергию. Ведь им предстоит пролежать там вечность!

– Но даже это не главное! – проговорил Салазар, пристально глядя на Гарри. – Думаете, это так легко – отделить часть от целого, если речь идёт о душе? Душа, даже будучи многократно расколотой и даже - как тут заметили - разбитой вдребезги, тем не менее, продолжает сохранять свою целостность. Убийство, если строго, не раскалывает душу, а нарушает её стабильность. Далее следует вытянуть энергетическую субстанцию в тонкую нить, которая соединит «якорь» и оставшуюся в теле душу.

На крестражи накладывают сильнейшие ограждающие заклинания – необратимые, их уже не снять обычным колдовством с волшебной палочкой. Маг даже чувствовать их перестаёт: как руку жгутом перевязать - через некоторое время пальцы оцепенеют и потеряют чувствительность. Это делается для того, чтобы как-то удержать «якорь» на почтительном расстоянии от основного куска. В противном случае всё быстро вернётся на место. А шрам, который ещё и кровоточит, - Салазар криво усмехнулся, - никак не тянет на что-либо серьёзное.

- Выходит, душа, развалившаяся на куски – это миф? – подала голос Гермиона.

Салазар ненадолго задумался.

- Ну, как сказать... Если от неё уже многое откромсали, душа теряет устойчивость, становится хрупкой. Вернее, сгусток энергии теряет первоначальную концентрацию, становится нестабильным и может, в конце концов, рассыпаться от перенапряжения. Но это означает ни что иное, как смерть души. Такой душе уже ни к чему никакие «якоря», - Салазар ухмыльнулся.

- Так всё-таки душа не бессмертна? – пораженно спросил Гарри.

- Вам, юноша, никогда не приходилось сталкиваться с дементорами? – Салазар задал встречный вопрос.

- Приходилось, но... – Гарри замолчал, с ужасом представив, что должен чувствовать человек, попав под капюшон к дементору.

- А разве к тому Хэллоуину большая часть крестражей уже была уничтожена? – внезапно поинтересовался Годрик.

- Нет, - ответил Гарри. – Все были целы, до единого.

- Более того, Темный Лорд создал ещё один после того, как обрёл новое тело, - подсказала Гермиона.

- Ещё один, шестой? – переспросил Салазар. – Или якобы седьмой?

Гарри и Гермиона одновременно кивнули.

- Тогда не о чем говорить! – решительно заключил Салазар. – Не было никакой вдребезги разбитой души, никаких осколков, влезающих в чужое тело.

- Но как же тогда объяснить парселтанг, которым я владею? – спросил Гарри, глядя на медальон в руках Слизерина.

- У меня есть предположение, - степенно произнёс Салазар, внимательно оглядывая собравшихся. – Но, учитывая информацию о последнем крестраже, ничего определенного утверждать не могу.

- Да выкладывай, чего там! – потребовал Годрик.

Установилась звенящая тишина.

- Душа некоего темного мага действительно разбилась вдребезги, и нечто осколочное действительно коснулось ребенка, - медленно проговорил Салазар.

- И? – Годрик нетерпеливо застучал пальцами по столу.

- И умерло, соприкоснувшись с чарами, наведенными матерью, защищающей своё дитя.

- Но если оно умерло, то, как же тогда я понимаю парселтанг? – Гарри оторопело переводил взгляд с Салазара на Годрика.

- Остался отпечаток души, - пояснил Салазар. – Что-то вроде фантома или привидения. Вот он-то и живет в тебе, и дает возможность понимать змеиный язык.
Признаюсь, это многое бы объяснило: мёртвое боли не чувствует. Характер ребёнка, правда, может основательно подпортить. Но это так, всего лишь предположения, и весьма зыбкие.

- Почему?

Гарри подумал, что наверняка со стороны выглядит жутким занудой со своими бесконечными вопросами. Но все равно – плевать! Истина дороже.

- Потому что версия сама по себе невероятная – призрак, возникший из ошметка души и живущий в чужом теле. Чтобы сделаться привидением, нужно быть хотя бы относительно целым. - Салазар слегка растянул губы в улыбке. – К примеру: вряд ли искалеченная душа вашего Тома способна создать призрак, не говоря уже об её осколке.

«Вашего Тома! - злорадно повторил Гарри про себя. – Не существовало бы вашего бесценного медальона, не возникло бы никакого нашего Тома!»

- Наконец, мы знаем, что спустя несколько лет был создан еще один крестраж, а значит, душа сохраняла свою устойчивость и никак не могла разбиться вдребезги, - спокойно закончил Салазар.

– Если только всё не произошло стремительно, - задумавшись, предположил Годрик. - Душа растрепалась немного, кое-что попало в ребенка, не успев снова собраться в одно целое. В пределах пары-тройки футов...

- Нет, нет! – нетерпеливо перебила Гермиона, видимо испугавшись, что рассказала не всё. – Заклятие вернулось к Темному Лорду и ударило в него с такой силой, что половину дома снесло! Вряд ли мёртвое тело осталось лежать рядом с ребенком.

- Тогда моё предположение отпадает, - решительно заключил Салазар.

- Так что же тогда со мной? – пробормотал Гарри, уже ни к кому не обращаясь конкретно.

- Не знаем, - ответила за всех Ровена. – Обратись к целителям, может быть, они найдут причину.

- К примеру, я стал понимать русалочий язык, когда меня здорово покусали лесные гномы, - Годрик шаловливо подмигнул и направился к Хельге, на ходу приговаривая:
– А что? Я от них тогда еле вырвался: цепкие, сволочи, зубастые! И бегом к озеру. А там русалки... Поют. И такая кругом красота!

Гарри заметил, что Хельга надулась. Она явно не разделяла восторгов Годрика.

- Ты хоть понимаешь, что у русалок ног нет, женщина? – буркнул Годрик не то с иронией, не то с недовольством, остановившись в шаге от Хельги. – Соответственно, между ног тоже ничего не доступно.

- Зато языки не в меру длинные, - сердито проворчала Хельга.

- Это да... – мечтательно протянул Годрик и тут же схлопотал от Хельги удар по макушке. Рука у неё, судя по всему, была неслабая.

- Во имя штанов Мерлина! – взмолился рыцарь, пытаясь отгородиться от обидчицы руками. Но не смог: Хельга продолжала наступать на него.

Тогда Годрик, схватив Шляпу, вскочил с кресла и с криком: «Ушел, скрылся, спасся, бежал!» рванул на другую половину картины. Волшебница последовала за ним, и вскоре оба скрылись за углом.

- Vae victis, - Салазар беззлобно усмехнулся вслед разгорячившейся парочке. – «Горе побеждённому». Мой друг всегда цитирует Цицерона, когда его достают.

- Просто у них вечная юность, - сказала Ровена, улыбнувшись как-то по-особенному светло.

- О, да! Тысячелетней выдержки.

Неразборчивые возгласы Хельги и Годрика с каждым мгновеньем теряли свою силу и, наконец, смолкли совсем. Судя по всему, Салазар и Ровена привыкли к подобным сценам и не испытывали замешательства. Напротив, глаза Салазара, ещё недавно казавшиеся безнадежно тёмными и колючими, как будто посветлели; взгляд стал мягче и добрее, а на губах заиграла лёгкая улыбка. Ровена подошла к нему и встала рядом. Их руки встретились.

Атмосфера в комнате заметно изменилась, стала более дружественной. Гарри уже не чувствовал прежнего смущения и нервозности.

- А почему волшебники всё время вспоминают штаны Мерлина? – спросила вдруг Гермиона, видимо почувствовав общее настроение.

- Потому что это были поистине великие кальсоны, - невозмутимо ответил Салазар. - Каждый волшебник мечтает надеть их хотя бы раз в жизни.

Гарри показалось, что чародей ему подмигнул, и как-то странно, двусмысленно.

Он хотел расспросить о легендарных штанах подробнее, но передумал, увидев отчаянно краснеющую Гермиону. Салазар смеялся открыто и нескромно, явно наслаждаясь их оторопелым видом. Лицо Ровены тоже лучилось улыбкой. Гарри непроизвольно отвел руку за спину: взоры обоих чародеев чересчур откровенно сосредоточились на обручальном кольце.

- Славная вещь – эти кальсоны! Хочешь, подскажу, где найти? – интригующе прошипел Салазар, неожиданно обратившись к Гарри на «ты» и тем самым ещё больше сократив расстояние между ними.

- Хочу, - чего теряться, раз предлагают.

- Ночью, когда месяц в фазе одна четверть, прогуляйся по восьмому этажу. Только думать надо о мерлиновых подштанниках и ни о чем другом!

Гарри весело рассмеялся.

- Здорово! – воскликнул он, заметив на лице Салазара тень разочарования. – В смысле, спасибо! Попросить у Выручай-комнаты знаменитые мерлиновы подштанники я вряд ли бы догадался. Гермиона, что скажешь? Стоит попробовать?

Но девушка смотрела на Гарри с недоумением, явно не понимая смысла разговора.

- Я что, опять говорю на змеином языке? – удивленно спросил Гарри, переводя взгляд с Гермионы на Салазара.

- Ты не замечаешь, как переходишь на парселтанг?!

- Нет, не замечаю. Это как-то само происходит, помимо моей воли.

Потрясенный возглас Салазара немало озадачил Гарри: если именитый чародей не считает нужным скрывать своего изумления, то дело нечисто.

- То есть ты не прикладываешь никаких усилий, чтобы понять услышанное и ответить?

- Нет, никаких, - ответил Гарри. - А разве вам приходится делать усилие над собой, разговаривая на парселтанге?

- Мне? Разумеется - нет. Но я змееуст от рождения. Мне приходится напрягаться, когда веду беседу на английском. С португальским значительно проще, но этот язык я знаю с детства. Второй родной язык...

Голос Салазара сошел на нет. Волшебник задумался.

- Хммм… – произнес чародей чуть спустя. – Нет, те маги из числа моих кузенов, на которых я проверял действие медальона, прекрасно отдавали себе отчёт в том, на каком языке они говорят и слышат. Им приходилось работать мозгами, чтобы переключить мысли с одного на другое.

- А мне что, не приходится шевелить мозгами? – Гарри даже слегка оскорбился.

- По-видимому, нет. Живёте на готовеньком! – ответил Салазар как-то не в меру мрачно.

Гарри почувствовал, как внутри у него всё сжимается. Боже, неужели в нём всё-таки сидит чёртов паразит? Неужели Дамблдор был прав?

- На каком языке я говорю сейчас? – внезапно спросил Салазар, устремив на Гарри пристальный взгляд.

- На обычном, - быстро ответил Гарри, хотя не отдавал себе отчета, что следует понимать под обыкновенным языком.

- А сейчас? – Салазар не спускал глаз с Гарри.

- Тоже.

- Тоже на обычном?

- Ну... да, - протянул Гарри уже без всякой уверенности.

- Поразительно! – воскликнул Салазар. – Ты переходил с парселтанга на английский, даже не замечая этого, но каждый раз отвечал на том языке, на котором был задан вопрос. Это всегда так происходит с тобой?

Гарри уже собирался кивнуть утвердительно, но, припомнив нечто важное, резко замотал головой.

- Нет, нет! – запротестовал он. – Когда я открывал Тайную комнату, у меня сначала ничего не получалось. Мне пришлось усилием воли заставить себя верить, что она живая!

- Кто живая? – спросил Салазар, словно не понимая, о чем речь.

- Змейка, нацарапанная на медном кране.

Гарри слегка опешил: неужели Слизерин не помнит, где оставил вход в Тайную комнату?

- Медный кран над раковиной в туалете плаксы Миртл... С виду ничем не примечательный, кроме того, что он никогда не работал.

- А также, кроме того, что это – медный кран, - едко заметил Салазар.

- А какая разница, из чего он сделан: из меди или... – Гарри остановился, не зная, что говорить.

Салазар, устало выдохнув, обратился к Ровене коротким взмахом руки.
- Дорогая, объясни молодому человеку.

Ответ Ровены был простым и коротким:
- Первые медные трубы появились в семнадцатом веке. Первые краны ещё на два века позже.

Гарри перевёл взгляд на Гермиону. Та с силой закивала, подтверждая слова Ровены.

- А до того были ночные горшки, - вставил Салазар. – Выручай-комната до сих пор предлагает их тому, кто испытывает в них потребность. Дамблдор неоднократно жаловался на отсутствие прогресса.

- Но кто же тогда выгравировал змейку и заколдовал кран? – изумленно спросил Гарри, пропустив мимо ушей замечание о горшках.

Он посмотрел на Гермиону в поисках ответа, но лучшая ученица Хогвартса, в которой за годы учебы намертво укоренилась привычка отвечать на вопросы, на сей раз пребывала в глубокой задумчивости.

- Во всяком случае, не я, - жестко ответил Салазар. – Мне незачем смотреть на змею и представлять её живой, чтобы заговорить на парселтанге. Может быть, этот ваш тёмный змееуст? Или кто-нибудь до него.

Гарри услышал, как судорожно перевела дух Гермиона. Он и сам почувствовал себя спокойнее, переложив ещё одно злодейство на Тома. До времени. Думать сейчас ещё и о медных трубах не хватало мозгов.

- Займёмся Поттером, - строго сказал Салазар. Не дожидаясь ответа, он обратился к Гарри: – Скажи-ка нам что-нибудь на языке змей!

- Что именно?

Гарри начал испытывать беспокойство. Он произносил только одно слово: «Откройся!», разговаривая с нарисованной змеёй.

- «Нет ничего превыше истины, и она восторжествует». Переведи! – потребовал Салазар.

Глаза Избранного забегали по комнате в поисках какой-нибудь змеи, но свой медальон Слизерин предусмотрительно убрал подальше. Тогда Гарри прикрыл глаза, силясь нарисовать змею в своём воображении, но, как назло, от волнения никак не мог сосредоточиться. Голос Салазара оборвал его старания.

- Нет смысла дальше напрягать мозги, юноша! Думать на парселтанге самостоятельно вам не дано. Это совершенно ясно.

- А как же я тогда говорю на нём? – удивился Гарри.

- Кто-то вам помогает, - Салазар, вяло усмехнувшись, развёл руками. – Включает ваши мозги, реагируя на внешний раздражитель, но пропускает мимо обычную человеческую речь.

- Я сейчас пытался представить змею…

- То есть растормошить того, кто должен потрудиться над вашими мозгами? - Салазар строго прищурился.

- Ну... – бессильно протянул Гарри, сердцем чувствуя правоту слов Слизерина.

- Что, ну? – допытывался Салазар.

- Да, - обречённо ответил Гарри.

Он опустил глаза к полу и прикрыл веки: не хотелось смотреть на мир. За прошедший месяц он столько раз возвращался от надежды к отчаянию, что дико устал от этих метаний. В каком-то смысле это было хуже смерти, потому что смерть – это хоть и страшная, но конечная точка. А его теперешнее существование... Господи, ну хоть бы какая-нибудь определенность! Или – или.

Гермиона робко дотронулась до его запястья, но от её прикосновения стало ещё беспокойнее. Похолодевшие руки девушки дрожали. Гарри взглянул на подругу: её точно немного знобило, она смотрела на него с отчаянием и сочувствием, будучи не в силах скрыть своей тревоги.

Гарри вмиг пожалел, что затеял весь этот разговор о парселтанге. Нужно было воспользоваться Думосбросом, извиниться и уйти. И ещё десять дней жить, не думая о скорой кончине, наслаждаясь каждым мгновеньем жизни.

Надо бы как-нибудь утешить… Гарри вдруг отчетливо осознал, что, расставаясь с Джинни год назад, мысленно прощаясь с ней на опушке леса, думая о вкусе её губ за мгновенье до смерти, он никогда не спрашивал себя: «А что будет с ней, когда меня не будет рядом?».

По-настоящему волновало лишь то, как Джинни воспримет его решение, вне всяких сомнений, правильное и благородное. А там дальше... – её проблемы. Переживёт как-нибудь. Чем Гарри Поттер отличается от Дина Томаса? Целуется как-то по-особенному? Вряд ли.

Сейчас он не знал, что сказать: у самого голова шла кругом. Беспомощный, как последний идиот, а ещё Повелитель Смерти... Ну, конечно! Как он раньше не подумал?

Взяв Гермиону за руки, он сжал её ледяные пальчики и прошептал:
- Я вернусь. Обещаю. Честно.

- Только не забудьте дать этому шалопаю хороших плетей, когда вернется! - бесцеремонно встрял в разговор Салазар. – Думаю, для начала штук десять...

Гарри и Гермиона одновременно повернулись к портрету.

- Что я пропустил? – раздалось с другой стороны картины. – Мой факультет в моё отсутствие успел задолжать тебе десять плетей?

Вскоре Годрик появился сам и вопросительно уставился сначала на Слизерина, потом на Гарри с Гермионой.

Наверное, страх друг за друга ещё читался на их лицах, так что Годрик, слегка помрачнев, присвистнул.

- Десять плетей он не переживёт. Пожалей его печальную задницу, Салазар! На её долю итак уже выпало немало.

- А всё оттого, что эта задница плетей не пробовала, - желчно отвесил Слизерин.

- Но за что? – встрепенулась Гермиона.

Странно: как будто и в самом деле беспокоится о наказании.

- Как можно, прожив столько лет в магическом мире, не уяснить, что грань между живым и мёртвым весьма расплывчата! – с возмущением сказал Салазар. – Привидения, они ещё живы или уже мертвы?

- Могут или не могут призраки служить «якорем»?

Гарри задал животрепещущий вопрос вместо ответа, обращаясь ко всем сразу, потому что до смерти устал от неопределенности. Безголовый Ник почему-то говорил: «Я ни тут, ни там...»

- Призраки удерживают душу уже за пределами земного мира, Гарри, - произнесла Гермиона сдавленным голосом. – Прости, совсем в голове перепуталось... Но откуда там было взяться призраку?

- В тех условиях, что вы описали, действительно – неоткуда! – решительно подтвердил Салазар.

- Тогда о чём говорить? – Гермиона слабо хмыкнула.

Повисла тишина. Салазар медлил с ответом. Но у Гарри засосало под ложечкой от неумолимого предчувствия.

- «Авада Кедавра» оставляет после себя тень жертвы, которая сохраняет внешность и характер убитого человека. Вне зависимости, являлся он волшебником или магглом.

- Где? – нетерпеливо спросила Гермиона, едва Салазар закончил.

- В волшебной палочке убийцы.

На мгновенье, показавшееся Гарри вечностью, всё замерло. Потом его сердце сделало один удар, второй, третий... И вдруг забилось в ускоренном темпе, вновь радуясь жизни.