ДженКоманда ДЖЕН
Название: Странные дни
Жанр: Ангст
Герои/пейринг: Гермиона Грейнджер, Пэнси Паркинсон, Флер Делакур
Рейтинг: PG-13
Саммари: Прежний мир изменился. Никто не знает, что будет завтра - всезнайка-грязнокровка, избалованная слизеринка, утонченная француженка, в чьих венах течет кровь вейлы...
Примечание/предупреждение: Все герои принадлежат Джоан Роулинг.
Странные дни
Ничто так не утомляет, как ожидание поезда… Особенно, когда лежишь на рельсах. (с) Дон Аминадо
Лето.
Июльское солнце заливает комнату ярким светом. Лазурное небо над крышами домов – словно морская вода в сосуде из горного хрусталя. Воздух за окном пронизывает гул большого города.
…На плечо Гермионы ложится тяжелая, но мягкая рука отца, пахнущая дезраствором. Этот запах всегда напоминает о детстве – таком близком и таком далеком. О том времени, когда казалось, что самое страшное в жизни – получить «хорошо» за экзамен.
– Дочка, ты опять за книгами? До учебы еще два месяца!
Ложь срывается с губ легко и привычно.
– Ну и что! В следующем году у нас очень тяжелая программа! Мне обязательно надо готовиться!
– Ладно, умница, мы на работу. До вечера!
Мама оставляет ей краткое напутствие.
– Солнце мое, не засиживайся слишком за учебниками!
– Я постараюсь, мам!
Гермиона провожает родителей в прихожую, улыбаясь им вежливо и пусто, будто отправляет домой засидевшихся гостей.
Дверь закрывается, и родители исчезают в ослепительном сиянии июльского дня. Английский замок щелкает собачкой отчетливо и резко. Гермиона почти ненавидит этот звук.
…Жара заволакивает комнату душным маревом, несмотря на окна, открытые настежь. Письменный стол завален учебниками и свитками. ЗОТС, зельеварение, трансфигурация. Гермиона выписывает заклинания, листает страницы, отбрасывая ненужное и вбирая в память то, что хоть как-то может пригодиться. Ножки кузнечиков, брошенные в двухнедельный настой цикуты, Ступефай, драконы и инферии, Импедимента и Редукто…
Гермионе иногда кажется, что время остановилось – и полтора месяца, от прохладного мая, до жаркого, иссушенного июля, слились в один день, растянувшийся до бесконечности. День, который никак не закончится.
Гермиона идет на кухню и наливает себе прохладный лимонад из прозрачного кувшина с забавной изогнутой ручкой. Живоглот, незаметно подкравшийся из-под стола, трется об ее ноги, и Гермиона снова чувствует, будто она трансфигурировала часть своей жизни в живое существо, доверчивое и любящее, чтобы затем его безжалостно бросить. Совсем скоро – она продумала все подробно и тщательно, словно готовясь к очередному экзамену в Хогвартсе.
Сегодня вечером родители собираются поехать в Гайд-парк («Дочка, если тебя не вытащить на свежий воздух, ты просто зачахнешь!»), где они часто гуляют всей семьей. Она незаметно изменит им память, положит в мамину сумку паспорта, трансфигурированные из старых рождественских открыток, а затем затеряется средь лондонских улиц, оставив наедине Вендела и Монику Вилкинс – состоятельную, но бездетную семейную пару, мечтающую переехать в Австралию. Хотя Следа на Гермионе уже нет, осторожность давно перестала быть лишней, а кроме того… Она не может, ей кажется просто невозможным наложить на них Обливиэйт дома, здесь…
Гермиона возвращается к учебникам, заклинаниям, пергаментам и магическим тварям. Она аккуратно выписывает состав зелья, исцеляющего ушибы, даже не задумываясь, зачем и почему.
Гермиона может выучить наизусть учебники, ингредиенты и заклинания. В общем, это не так и трудно. Трудно признаться самой себе в том, что так хочется еще немного растянуть этот длинный июльский день. День, который никогда не должен закончиться.
…Ближе к вечеру начинают сгущаться грозовые тучи. В наэлектризованном воздухе пахнет пылью. Где-то совсем далеко, а потом все ближе и ближе грохочут глухие раскаты грома. Наконец молния расчеркивает небо над Лондоном фиолетово-белой вспышкой.
Гермиона спит, положив голову на учебник зельеварения. Ветер треплет ее волосы, шелестит листами пергаментов и книг.
Ей на плечо ложится тяжелая, но мягкая рука отца, пахнущая дезраствором. Этот запах всегда напоминает о детстве – таком близком и уже бесконечно далеком.
– Дочка, ты спишь? Ну вот, опять изнурила себя наукой! Просыпайся, мы с мамой на кухне, будем пить чай. Только припарковал машину, как дождь грянул, пока шли от стоянки, промокли до нитки!
Гермиона поднимает голову, пытаясь вытряхнуть из головы остатки внезапно пленившего ее сна. В окно, закрытое папой, барабанит ливень. Ей очень хочется улыбнуться – бездумно, глупо и счастливо. Ведь сегодня они никуда не пойдут.
Осень.
Узкое окно аудитории пронизывают лучи рыжего октябрьского солнца. Профессор Биннс, как всегда, вещает о сражениях магов, восстаниях гоблинов, борьбе кентавров за независимость и прочих древних событиях монотонным приглушенным голосом, который как нельзя лучше подходит для этой цели. На самый бесполезный предмет в Хогвартсе всем наплевать, особенно на седьмом курсе, и особенно когда все мысли совсем о другом. Слизеринцы и хаффлпаффцы изредка чиркают перьями по пергаментам, изобретая себе разнообразные способы спасения от томящей скуки.
– ...я впервые увидела его на званом вечере в поместье Селвинов... Он такой красивый! Нет, ты даже не представляешь, у него огромные темные глаза, длинные волосы и... Дафна говорила, что он Пожиратель... Он наверняка Пожиратель, ты представляешь?
Миллисента говорит в ухо свистящим шепотом. Впрочем, могла бы и орать во все горло – Биннсу все равно, а скрывать симпатию к Пожирателям Смерти на седьмом курсе Хогвартса лишено всякого смысла.
– Вот как?
Пэнси играет в надоевшем спектакле, где главная роль отведена ей. За шесть курсов Хогвартса образ опытной подруги она освоила в совершенстве.
– Да... но я не знаю... наверное, я не понравлюсь ему... ведь я слишком...
– Перестань, Милли. Тебе надо быть смелее. Ты обязательно должна написать ему письмо. Обязательно. Пригласи его куда-нибудь на каникулы...
В лучших традициях аристократического воспитания Пэнси пространно рассуждает о способах завоевания сильного пола, при этом одновременно думая о своем. До конца занятия осталось немного.
Биннс проплывает мимо парт, диктуя задание.
– Еще раз прочтите Приказ Министерства магии о неподотчетных территориях от 1844 года и летопись о Барнабасе Сильном…
Звонит колокол, возвещая, что на сегодня занятия закончились. Пэнси складывает пергамент в сумку. Милиссента, как всегда, задает вопрос, известный заранее.
– Ты счас куда?
– К себе. Надо почитать пару книг перед завтрашним зельеварением.
– А… А я в Подземелья, к Дафне – ей прислали новый Ведьмополитен… Увидимся!
– Наверное.
– Приходи! Мы с Дафной будем ждать тебя!
Пэнси закидывает сумку на плечо, направляясь к выходу. Ей все равно.
...Пэнси идет по открытой галерее, красиво окрашенной солнцем в нежный багрянец. Во внутреннем дворике легкий ветер крутит желтые листья в завораживающем танце угасающей осени.
Несколько первокурсников из Рейвенкло, попавшихся Пэнси навстречу, молча уступают ей дорогу. «Проявлять почтение к факультету чистокровных» их научил Теодор Нотт, разумеется, не без помощи Амикуса и Алекто Кэрроу. Эта выдумка подняла ставки Нотта в Подземельях, одновременно наполнив некоторую часть слизеринцев черной завистью.
Из тени коридора появляется Блейз Забини. Член «Клуба Слизней» кратко здоровается, быстро отыскивая подходящую тему для ничего не значащего разговора.
– Пэнси, ты собираешься в Хогсмид на выходные?
Она слегка поводит плечами – небрежно и почти незаметно. Ей все равно.
– Может быть. Много обязанностей в последнее время.
…Пэнси идет дальше, привычно выметая из памяти Биннса, Миллисенту и Блейза, будто шелуху желтых листьев. Ее мысли и чувства, истинные и потому сокрытые глубоко внутри – словно маленькие алмазы с острыми, как бритва, краями, хранящиеся в изящном кошельке из синего бархата.
Пэнси произносит пароль и входит в комнату для старост. Надежное убежище, за дверью-холстом которого остается очередной тягучий, как смола, учебный день, вместе с разговорами о Пожирателях и Министерстве. Пэнси кладет сумку на полку и садится за стол, на котором лежат заготовленные с утра перья, пергамент и чернильница. Слова в голове начинают привычно складываться в строчки.
«Милый Драко, я очень по тебе скучаю…
...надеюсь, что у тебя все хорошо и дела, которые не позволили тебе учиться в Хогвартсе в этом году, скоро закончатся…
...вспоминаю прекрасные часы, проведенные рядом с тобой в Малфой-мэноре, и надеюсь, что мы обязательно увидимся на будущих каникулах...
…выражаю почтение к твоим родителям, которые, несомненно, будут рады снова видеть нас вместе...»
Сова в клетке внимательно смотрит на Пэнси круглыми желтыми глазами. Сова очень не любит доставлять письма этому адресату, хотя его и легко найти. Он живет в громадном доме, куда невозможно попасть из-за незримой стены, пугающей и отталкивающей сову каждый раз, когда она пытается проникнуть внутрь. Письма приходится относить обратно, и хозяйка тихо плачет, роняя слезы на нераспечатанный конверт. А потом пишет новые – и этого, пожалуй, сова никогда не сможет понять.
Зима.
Коттедж Шелл возвышается над утесом, который спускается к берегу грядой серых скал. Темное небо будто сливается с морем в хмуром свете пасмурного зимнего дня. Волны, мерно плещущие о берег, кажутся вырезанными из гранита.
…В коттедже тепло и уютно. Заклинания надежно защищают дом от сырости, пыли, холода и непрошенных гостей.
Глядя на небо, похожее на огромную грязную простыню, Флер сожалеет о том, что коттеджу не требуется уборка – занятия хозяйством помогли бы скоротать время до прихода Билла и спрятать куда-нибудь далеко дурные мысли, как старое кресло в застарелых темных пятнах, заброшенное Артуром Уизли на чердак Норы.
Обычно Билл, сосредоточенный и угрюмый, аппаровал в прихожую, когда за окнами уже начинало смеркаться. Повесив на крючок потрепанный сырой плащ, муж садился за обеденный стол, кратко излагая Флер последние новости, среди которых все труднее становилось найти хотя бы одну хорошую.
«...Гоблина Рогнока сегодня нашли в Лютном переулке. Его даже не потрудились трансфигурировать – Пожиратели теперь никого не боятся...»
«В банк явилась комиссия из всей этой министерской сволочи – ищут «грязнокровных» среди сотрудников...»
«Придется начать тратить наши сбережения. Меня уволили без выходного пособия. Что Министерство, что «Гринготтс» – везде теперь заправляют эти ублюдки...»
За окном сгущались декабрьские сумерки, свечи, парящие над столом, освещали кухню приятным белым светом, Флер подавала Биллу аппетитный горячий ужин, стараясь сгладить острые края очередного краткого зимнего дня. Невзначай, ловко и ласково – как умеет лишь девушка, в чьих венах течет кровь вейлы.
«Билл, тебе надо отдохнуть...»
«Билл, тебе не надо сейчас об этом думать...»
«Билл, у нас есть деньги. Главное, быть осторожнее...»
Так должно быть и сегодня – но мысль о том, что в о з м о ж н о все может быть совсем по-другому, мерзко свербит глубоко внутри…
Воспоминания вновь всплывают в памяти отчетливыми кусками мозаики. Крылья фестрала, сливающиеся с иссиня-черной ночью, хоровод фигур в плащах, фейерверк зеленых и красных вспышек за спиной, несущих смерть, Грюм, грузно падающий с метлы, как мешок с песком, лицо Джорджа, измазанное кровью... Куда страшнее, чем на свадьбе, где Пожиратели – уверенные, властные – допрашивали ее неторопливо и деловито, словно повара, готовящие говяжий стейк для званого ужина.
Скатерть на столе ярко-белого цвета – ее любимого «Флер-д'-оранж». Она быстро запачкалась бы, но Флер наложила старинное заклинание, от которого не пристает грязь, и скатерть выглядит так, словно ее купили только вчера.
Фаянсовая посуда, стеклянные бокалы из Бордо, подарок родителей, посеребренные ножи, ложки и вилки («Фамильные» – шутил Билл) выстроились в ряд, словно в ожидании солнца, так красиво отражающегося от поверхности зеркального блеска. К ужину готово почти что все.
Стены дома, надежного, теплого и уютного, медленно давят свинцовой тяжестью.
В о з м о ж н о, только возможно, сегодня все может быть совсем по-другому…
...Над коттеджем Шелл сгущаются зимние сумерки. Снег, падающий с небес, ложится на серость скал. Билл, вернувшийся после собрания Ордена Феникса, на этот раз аппарирует перед входной дверью – отряхнуть ботинки от налипшей слякоти. Он открывает дверь, проходит через полутьму прихожей, идя на яркий свет из кухни. Кухня пуста – и Билл уже начинает волноваться, когда Флер, появившаяся неслышно и изящно, словно на крыльях, нежно берет его за руку, прикладывая узкий палец к его губам, и ведет за дверь, в морозную тьму падающего снега.
Билл покорно следует за ней. Флер подходит к самому краю утеса, и в свете Люмоса все вокруг – скалы, море и падающий снег – кажутся декорациями к детской сказке. Она шепчет «Ассио...», и в руках у Билла оказывается бокал, доверху наполненный шампанским. Он смотрит сквозь него, и серая гладь моря кажется покрытой искрящимся золотом. Девушка, в чьих венах течет кровь вейлы, умеет преподносить сюрпризы.
Угрюмая пелена уходящего дня ненадолго спадает с плеч. Флер смотрит на горизонт, тонущий в наползающей тьме. В о з м о ж н о, только возможно, з а в т р а все может быть совсем по-другому…
СлешКоманда СЛЕШ
Название: Любовь и немного смерти
Жанр: драматический романс
Герои/пейринг: Рон Уизли/Драко Малфой/Гарри Поттер
Рейтинг: R
Саммари: Ничто так не утомляет, как ожидание поезда+ Особенно, когда лежишь на рельсах. (с) Дон Аминадо
Примечание/предупреждение: нет
6.30 утра по Гринвичу
Будильник еле слышно протренькал какую-то бодрую мелодию, и Рон Уизли открыл глаза.
Серая муть за окном неохотно начинала розоветь под первыми лучами солнца. Где-то в саду робко пропела птица и смолкла, испуганная собственной дерзостью.
Рон осторожно, стараясь не разбудить Гермиону, вылез из-под ватного одеяла и съежился от сквозняка, гулявшего по комнате. Сняв со стула одежду и прихватив волшебную палочку, он крадучись вышел из комнаты и с облегчением наложил на гостиную согревающие заклятия. Гермиона второй месяц мучилась от токсикоза, задыхалась по ночам и, как следствие, вымораживала спальню, настежь открывая форточку.
Прыгая на одной ноге, Рональд натянул штаны, заправил рубашку, надел стоптанные ботинки и подошел к столу. Гермиона с вечера напекла картофельных оладий и оставила их в тарелке, прикрыв вышитой салфеткой. Рон налил себе горячего чая, прихватил свой завтрак и сел на подоконник.
Туман почти рассеялся, небо прочертили солнечные лучи, пробивая себе путь в утренних облаках, садик за окном сверкал от росы, нежно зеленея первыми слабыми листочками. В такое утро до смерти не хотелось никуда отправляться, тем более, по делам службы. Но Рон сам напросился на это задание, так что пенять было не на кого.
С сожалением оставив на тарелке четыре аппетитные оладьи, Уизли бухнул чашку в раковину, накинул на плечи мантию и вышел на крыльцо.
8.00 утра по Гринвичу
С чердака вход в церковь Святого Патрика был виден как на ладони. Рон подтащил к окну старое кресло, из которого там и сям торчала волосяная набивка, достал из кармана фляжку с огневиски и слегка отхлебнул. День предстоял долгий, на чердаке оказалось страшно холодно, и Уизли похвалил себя за предусмотрительность. Согреваться магией было нельзя – Рон не входил в число приглашенных на свадьбу Драко Малфоя и Астории Гринграсс, и вспышку посторонней магии охранные заклинания засекли бы моментально.
Гарри был против. Он не понимал, чего ради надо тащиться в Уилтшир, весь день караулить чужую свадьбу и - самое главное – зачем. Но указание в аврорат пришло лично от Министра, туманно намекавшего на то, что на празднестве могут появиться кое-какие неблагонадежные особы, до сих пор скрывающиеся от возмездия. Более неблагонадежных, чем сами Малфои, ни Гарри, ни Рон не знали. Но свадьба игралась в канун Бельтайна, и все могло случиться. Скрипя зубами, новоиспеченный глава отдела мракоборцев подписал другу командировку в Уилтшир.
Честно говоря, Рон возмущался только для вида. Он должен был увидеть все это своими глазами – чтобы убедиться окончательно. Чтобы поставить большой жирный крест на всех своих глупых надеждах. Чтобы ему перестали, наконец, сниться эти ужасные восхитительные сны, в которых Малфой…
Рон потряс головой и отхлебнул еще один глоток из фляжки.
Все началось два года назад. Выпускников школы авроров вызвали усмирять пьяный дебош в “Дырявом котле” – загулявшая “золотая молодежь” перешла некие разумные границы, и веселье переросло в погром. Том особо не возражал, зная, что ему заплатят с лихвой, но посетителям трактира ситуация показалась опасной.
Когда авроры аппарировали в “Дырявый котел”, все, что могло разбиться, уже было разбито, что можно сломать – сломано. Рон в две секунды упаковал Incarcerous заводилу, танцующего на стойке, и сдернул того на пол. Капюшон свалился с головы упавшего, и Уизли с изумлением увидел совершенно невменяемого Драко Малфоя.
О выходках бывшего сокурсника Рон был наслышан. Молодой наследник одного из самых больших состояний магической Британии отчаянно прожигал жизнь и тратил отцовские деньги. Разумеется, пропить и прогулять все Драко был не в силах. Тем не менее, не проходило недели, чтобы в светской хронике не упоминалось его имени. Малфой-младший дрался с секретарем французского посланника на магической дуэли. Малфой-младший проиграл двенадцать тысяч фунтов на маггловских скачках. Малфой-младший купил яхту и кружил вокруг Азкабана до тех пор, пока не подоспели патрульные лодки авроров. Малфой-младший снял на сутки особняк в центре Лондона и устроил там оргию…
В аврорате хватались за голову, но поделать ничего не могли. Драко ни разу не перешел границ, установленных законом, а штрафы за непристойное поведение сына Люциус Малфой платил исправно и в срок.
8.45 утра по Гринвичу
Рон пропустил тот момент, когда с востока наползли серые угрюмые тучи. В щели потянуло сквозняком, и Уизли, подумав, залез в кресло с ногами и с головой закутался в плотную служебную мантию.
В тот вечер ему досталось аппарировать Малфоя в аврорат. Драко не держался на ногах, да и связывающее заклятие не давало ему подняться. Хорек извивался на полу как червяк, хрипел ругательства и, похоже, не соображал, на каком свете находится. Пришлось опускаться на колени, прижимать к себе разгоряченное алкоголем и дракой тело. Когда растрепанная голова легла Рону куда-то между шеей и плечом, под ребрами у аврора екнуло. От Малфоя сладко пахло вином, по щеке размазался след от розовой помады, а рот, из которого потоком извергались непристойности, оказался неприлично ал и до жути соблазнителен. Затянутые алкогольной поволокой глаза были расфокусированы, как… как у Гермионы после оргазма. В горле у Рона неожиданно пересохло, он судорожно вздохнул и аппарировал, еще крепче прижимая к себе вялое безвольное тело.
Наверное, всему виной оказалось волнение. Как иначе можно объяснить тот факт, что вместо аврорского отделения Рон с белобрысым хулиганом угодили аккурат в тренировочный зал, где отрабатывались приемы не только магического, но и рукопашного боя. И чем, кроме абсолютной вязкой темноты, было объяснимо то, что упав на плотные маты, Рональд Биллиус Уизли, рядовой-аврор Лондонского отделения, не засветил немедленно Lumos, а принялся целовать арестованного.
Только через несколько минут он понял, что Малфой отключился, – то ли от алкоголя, то ли от аппарации, то ли от жесткого падения. Но Драко в любом случае был слишком пьян, чтобы запомнить хоть что-то.
Очнувшись на следующий день в камере и устроив безобразный скандал с требованиями выпустить немедленно, вызвать адвоката, сообщить отцу, а также с пожеланием всему аврорату провалиться в преисподнюю, молодой Малфой ни словом не обмолвился о Роне.
9.30 утра по Гринвичу
Огневиски согревало, но неожиданно Уизли захотелось перекусить. Церемония планировалась в полдень, и можно было бы выйти, купить сэндвич или пару сладких булочек с джемом, но снаружи уже суетились люди. Они натягивали над церковью и входом защитный магический купол, сушили каменные плиты, блестевшие от дождя, раскатывали тяжелый бархат дорожки, расставляли в вазоны цветы.
Рон даже слегка позавидовал – их с Гермионой свадьба была намного скромнее: ни дорожек, ни оранжерейных роз, ни суетливых служек. Они даже не венчались – Гермиона настояла на гражданском браке, Рон по привычке не стал спорить. Зато их регистрировал сам Кингсли Шеклболт, дружкой был Гарри, и в Норе собрались друзья, а не “нужные люди”. Нет, Уизли ни о чем не жалел, просто он вдруг тоже замечтался на мгновение о свадебном платье для невесты – с длинным шлейфом, который несут одетые в белое и розовое малышки, о строгом черном фраке, о торжественном перезвоне колоколов…
Через неделю после истории в “Дырявом котле” Рон получил письмо.
“Уизел! По-моему, ты мне кое-что должен. “Толстый Джонни”, завтра, 9 вечера”.
Подписи не было, но она и не требовалась. Лаской его дразнил только Малфой.
Рон не смог тогда придти – вечернее дежурство в аврорате – и следующим утром сова принесла еще одно письмо. На этот раз – с угрозами.
К “Толстому Джонни” Уизли шел как на заклание, ожидая бешенства, ярости, пьяной драки. Да чего угодно ожидая, вплоть до обвинения в изнасиловании и встречи с адвокатом Малфоев. Хотя какое там изнасилование – Рон и сделать-то ничего толком не смог, кончив раньше, чем ему удалось стянуть с Драко брюки.
Малфой был почти трезв, злобно весел и настроен достаточно решительно, чтобы Уизли испугался.
Рон не запомнил, сколько выпил в тот вечер. Зато хорошо запомнил грязный номер на втором этаже, несвежую подушку, куда его грубо ткнули носом, и ощущение полной беспомощности и невозможности изменить происходящее. А еще – невыносимый стыд от собственной похабной позы и короткого смешка Драко за спиной.
- С этой стороны ты выглядишь намного симпатичнее, Уизел.
Рон дернулся, но загривок немедленно придавила жесткая и неожиданно сильная рука.
- Лежать, я сказал. И запомни две вещи – на будущее – вдруг пригодятся. Во-первых, я очень злопамятный. А во-вторых, я никогда не пьянею настолько, чтобы утром забыть произошедшее накануне.
Вопреки своей склонности к хвастовству, на этот раз Малфой не погрешил против истины: он припомнил Рону все стычки с первого по седьмой курс Хогвартса, включая унизительный пинок на поле боя. И в подробностях описал злополучный вечер в тренировочном зале школы авроров. После чего уснул, обняв Рона за шею и закинув на него длинную гладкую ногу с розовым лаком на ногтях. Впрочем, и сам Уизли, утомленный алкоголем и потрясенный потерей невинности, отключился немногим позже.
10.00 утра по Гринвичу
Ноги замерзли невыносимо, и Рон, оставив нагретое кресло, начал приплясывать по чердаку в надежде согреться. Еще два часа, два гребаных часа до того момента, когда счастливый жених поведет невесту к алтарю.
Они встретились ровно сто раз. Если считать тренировочный зал и свидание в “Толстом Джонни” – сто два. В номерах меблированных комнат, на чердаках заброшенных домов, в лесу на мокрых после дождя полянах, в пустующих кабинетах Министерства, в маггловских мотелях…
Раз в неделю Рон придумывал предлог задержаться на работе – сначала для родителей, затем для Гермионы. Исключением был только двухнедельный свадебный круиз, в который их с Гермионой выпихнули родные. Было просто удивительно, как ловко Рон научился врать, – за два года ни одна живая душа не заподозрила, что он тайно встречается с Малфоем.
Кроме Гарри, но это была несчастливая случайность.
Рон вырвался с работы на полчаса раньше и перехватил Драко на подходе к “Эльдорадо”, скромному клубу для магов не совсем обычной ориентации, прятавшемуся на задворках Лютного переулка. Обычно Рон заходил туда под разиллюзионными чарами, во избежание всевозможных нежелательных встреч.
Он увидел Малфоя издалека – тот никогда не пользовался чарами, в любой притон заходя как к себе в гостиную. Рон забился в нишу подворотни, дождался, пока Драко с ним поравняется, за рукав выдернул того с улицы и полез целоваться. Про маскировку Уизли благополучно забыл.
В ту минуту, когда Малфой, прижав любовника к стене, шарил дерзкими руками у Рона под мантией, из дверей лавки напротив вышел Гарри.
Разумеется, молодой начальник отдела мракоборцев расценил ситуацию как нападение на ценного сотрудника. Драко схлопотал Petrificus Totalus и мешком свалился на мостовую.
Объясняться с другом Рону пришлось в “Дырявом котле” после того, как взбешенный Малфой, припомнив все эпитеты в адрес Гарри, аппарировал из Лютного.
Разговор получился не из приятных. Рон мычал и мямлил, умолчал о том, с чего вообще все началось, невнятно бормотал о “несерьезных отношениях”… Гарри молчал, снимал и протирал очки, снова цеплял их на нос, пил одну банку пива за другой, а под конец спросил:
- И как оно?
- Что? – не понял Уизли.
- Ну… - друг покраснел, запнулся, спрятал глаза за длинной челкой и выдавил. – Как это – спать с Малфоем?
Рон задумался. До этого он не задавался вопросом, что чувствует рядом с Драко. С Гермионой все было просто и понятно – семейный ужин вечером, его “Квиддичное обозрение”, ее учебники, несколько поцелуев перед сном, а по выходным еще полчаса секса, звонок будильника, торопливый завтрак, “пока-пока”. Тихо. Спокойно. Привычно. Почти как дома, в Норе, только менее шумно.
C Драко все было по другому. От его прикосновений подгибались ноги, и в животе появлялся ледяной комок, который тут же начинал сладко таять. От его поцелуев горело лицо, с губ слетало множество непристойных глупостей, а тело начинало жить своей жизнью, не подчиняясь воле Рона. От его языка…
- Это как немного смерти, - сказал Рон. – Сначала ты умираешь, когда видишь его в толпе. Потом - когда он входит в тебя первый раз. И еще – когда кончаешь и чувствуешь, что он весь в тебе, на тебе, вокруг тебя. А последний раз – когда за ним закрывается дверь, и ты остаешься один на один со всем этим дерьмом.
10.45 утра по Гринвичу
К церкви начали съезжаться гости, и Уизли достал из кармана мантии аврорский омнинокль с десятикратным увеличением. В этом кругу аппарировать на подобные мероприятия считалось дурным тоном – элегантные экипажи-порталы материализовывались из воздуха один за другим, мягко подкатывали к воротам и высаживали гостей. Рон еле успевал щелкать кнопкой колдозаписи.
Он узнавал далеко не всех. Но сумел разглядеть Гойлов, Паркинсонов, Ноттов.
Рон, как и Гарри, не сомневался, что никаких “подозрительных” среди гостей Малфоев не будет. Рисковать с трудом восстановленной репутацией это расчетливое семейство не стало бы ни за какие деньги. Но Министр решил подстраховаться – даже спустя годы вдолбленная Моуди наука под девизом “подозревай всех!” давала свои плоды.
Впрочем, Уизли не жалел. Он сам выпросил у Гарри эту командировку. Сначала Поттер хотел отправить в Уилтшир Гестию Джонс, но Рон чуть не в ногах у друга валялся.
Он сам не знал – чего ради идет на эту пытку ожиданием. Может быть, хотел убедиться, что свадьба – неотвратимо наступающая реальность. Или надеялся, что она не состоится.
- Я женюсь, - сказал Малфой, дымя сигареткой. – Тридцатого. На Бельтайн.
- Чего? – Рон поднял тяжелую голову с подушки. – Как это? А я?
- А ты уже полтора года женат, между прочим, - с раздражением ответил Драко. – Мне двадцать четыре. Пора подумать о наследнике. Остепениться пора, Уизел, понимаешь?
В его голосе тогда прозвучала непонятная озлобленность. Чувствовалось, что решение остепениться принимал не Драко. Рон вспомнил ледяные глаза Люциуса Малфоя и передернулся в ознобе.
Он никогда не спрашивал, как Драко к нему относится. Почему-то Рону казалось, что Малфою абсолютно наплевать, женат его любовник или нет. Уизли вообще был уверен, что для Драко он всего лишь один из многих. И что все их встречи – реализация долговременного плана по унижению его лично. Драко бывал то груб, то удивительно нежен, то безобразно тороплив. А еще он делал подарки – в своем фирменном стиле, разумеется.
После первой встречи он сунул Рону в кошелек пятьдесят галлеонов с категорическим требованием купить приличные брюки. “Не хочу, чтобы меня видели рядом с оборванцем!” – фраза была всем одновременно: утверждением, что свидание не последнее, насмешкой над вечной бедностью Уизли, требованием потратить эти деньги на себя, а не на кого—то другого.
В следующий раз Малфой заявил, что к нормальным брюкам нужны нормальные рубашки, а не то тряпье, которое Рон привык носить. Уизли попытался оскорбиться, но Драко так на него посмотрел, что слова были немедленно заменены невнятным мычанием.
Появление лишних денег в доме Рон объяснил премией. Вряд ли Гермионе могло придти в голову, что галлеоны мужу дал Малфой. А когда о встречах узнал Гарри, все стало еще проще. Хотя друг смотрел странно, с непонятным выражением – то ли жалости, то ли легкого презрения.
Рону тоже было не по себе – не воспринимая золото платой за секс, он ощущал себя нищим, которому подают милостыню. Первые несколько месяцев он еще пытался подсчитать, сколько должен Драко, в надежде когда-нибудь потом расплатиться. Потом плюнул и засунул гордость в самый дальний угол. Никаких шансов вернуть золото, которое Малфой небрежно засовывал в старенький кошелек, тысячу лет назад подаренный Фредом, у Рона не было.
Известие о грядущей свадьбе обрушилось на Уизли, как сосулька с крыши.
Наверное, у него был очень ошарашенный или обиженный вид, потому что Драко ткнул сигарету в стоявшую на стуле пепельницу, подполз к Рону поближе и обнял за плечи.
- Ну, что ты? – бормотал он, целуя веснушки на плечах Уизли. – Мы будем встречаться, только реже. Вот я из свадебного путешествия вернусь и сразу пришлю тебе сову.
Но Рон каким-то шестым чувством понимал – больше ничего не будет. Он никогда не блистал на уроках у профессора Трелони, тем не менее, мысль о том, что это свидание – последнее, пришла сразу, четкая и ясная, словно она была отпечатана на грязных обоях.
Наверное, поэтому Рон захотел получить то, в чем ему отказывалось два предыдущих года. Он захотел получить Драко. Всего. Целиком. От вызывающе, по-бабски накрашенных ногтей на ногах до светловолосой макушки.
Наверное, поэтому Рон был так настойчив в этот промозглый апрельский вечер в дешевом маггловском мотеле, где за окном с ревом неслись по автостраде машины, а в открытую форточку тянуло бензиновым выхлопом и близкой помойкой.
Наверное, поэтому Драко покорно лег на спину, раскинув ноги и молчаливо позволяя Рону все, что тот захочет. И это было непривычно, немного дико и абсолютно крышесносно.
Они провели тогда вместе всю ночь, - в первый и в последний раз, заснув только под утро, когда угомонились даже неугомонные байкеры. И конечно, Рон проспал на работу. Да потом еще Гарри пришлось прикрывать его от Гермионы, отговариваясь срочным заданием где-то в Шотландии.
Три недели после этого Рон боялся засыпать. Потому что Драко снился ему каждую ночь: вспотевший, встрепанный, жалобно стонущий сквозь зубы, с перепачканным спермой животом. Каждый день Рон ждал знакомую сову с запиской, а ее все не было, и не было, и не было…
В Уилтшир он попросился от отчаяния.
11.55 утра по Гринвичу
Это мог быть только свадебный экипаж. Бело-золотой, богато украшенный цветочными гирляндами и атласными лентами, окруженный порхающими магическими бабочками, которым не страшен моросящий с утра дождь.
Уизли прилип к омниноклю, забыв про окоченевшие ноги и грызущий желудок голод.
Две фигуры в белом – одинаково высокие, стройные.
Протянутая к невесте рука…
… Рон помнил, какими безжалостно-умелыми и в то же время нежными могут быть эти пальцы, украшенные сейчас фамильными перстнями.
Изящный поворот головы…
… в тот, последний раз Драко метался на подушке, вжимаясь в нее затылком, приподнимаясь и снова бессильно падая. А над верхней губой выступали крупные капли пота, и Рон слизывал их, как дорогое изысканное вино. Впрочем, он никогда не пил дорогих изысканных вин.
Первый шаг по кроваво-красной дорожке…
… у Драко острые колени, мягкие розовые пятки и родинка на подъеме левой ступни, светло-коричневая, в форме звездочки. И еще одна, покрупнее – там, где начинается паховая складка.
Розовые лепестки, падающие под ноги жениху и невесте…
… - Ненавижу розы, - сказал Драко, когда к ним в каком-то очередном кабачке прицепилась продавщица цветов. – Ненавижу розы, золото и бриллианты. Запомни, Уизел, если ты когда-нибудь разбогатеешь – я люблю нефрит, серебро и тигровые лилии.
Уизли выронил омнинокль и вцепился в гнилую раму окна. Источенное жучками дерево треснуло под пальцами. Гости втягивались в двери церкви следом за Драко и Асторией – живая, возбужденная событием многоголовая змея. У решетки крутились допущенные на торжество фотографы, щелкая колдоаппаратами. Прытко пишущие перья репортеров летали по пергаментам, описывая наряды и выражения лиц, подсчитывая потраченные тысячи и прогнозируя реакцию общества на вызывающе роскошную свадьбу.
Сердце колотилось в ребра, и Рону стало казаться, – еще немного и оно пробьет грудную клетку, запрыгает по дощатому полу окровавленным комочком.
Перезвон колоколов отдавался в голове тяжелым гулом крови.
“Не отдам! – подумал Рональд Уизли, сжимая зубы так, что челюсть неприятно заныла. – Подумаешь, свадьба. Вот он вернется – и сразу пошлю сову. И пусть только попробует не ответить. Я такое устрою.. такое…”
16.45 по Гринвичу
- Ну что, съездил? – Гарри переложил бумаги с одного края стола на другой.
- Съездил, - буркнул Рон, выкладывая перед начальником омнинокль с записью. – Не было там никого. Ну, в том смысле, что разыскиваемых не было.
- Я и не сомневался, - Гарри повертел в руках ценную оптику и сунул в зачарованный сейф.
Рон уже повернулся, чтобы уходить, когда его внимание привлек чернильный прибор на столе у Поттера. Кажется, он появился здесь совсем недавно, но Уизли редко обращал внимание на всевозможную канцелярщину.
Изящно вырезанная из нефрита лягушка держала в лапах серебряную чернильницу с откидной крышкой. А раньше Гарри пользовался… да, маггловской авторучкой.
- Гарри, это…
Поттер бросил взгляд на прибор и слегка покраснел.
- Да так. Сувенир на Пасху. А что?
- Ничего, просто спросил.
В коридоре Рон прислонился спиной к стене.
“Как это – спать с Малфоем?”
“Вот сам и узнаешь”, - устало подумал Уизли.
Прожитый день навалился на него троллевой лапой. В душе было пусто и немного противно, словно Рон съел что-то несвежее. Впереди ждал вечер – привычный, как старые шлепанцы, и пустой, как заброшенный дом в Уилтшире.
На улице к нему подошла цветочница. В ее корзинке не было ни роз, ни тигровых лилий – одни только бледные ранние нарциссы.
Рон вытащил из кошелька сикль и купил букетик, перевязанный толстой шерстяной ниткой, к которой был прицеплен крохотный медный колокольчик.
“На счастье, - сказал он себе, собираясь аппарировать домой. – На счастье.”
ГетКоманда ГЕТ
Название: Остановка по требованию
Жанр: юмор/романс
Герои/пейринг: РУ/ПП, ДМ/ГГ (за кадром)
Рейтинг: PG
Саммари: Ничто так не утомляет, как ожидание поезда… Особенно, когда лежишь на рельсах. (с) Дон Аминадо. Путешествие в Хогвартс-экспрессе, закончившееся иначе, чем другие.
Примечание/предупреждение: нет
Остановка по требованию
«Дамы и господа! Дизель-электропоезд Бухарест – Синая ожидается через пять минут!»
к/ф «Безымянная звезда»
«А теперь, уважаемые маградиослушатели, песня для всех, кто еще находится на пути к празднику! Под стук колес, под пронзительный свисток паровоза великолепная Селестина Уор…»
— Г'ональд, вы наг’очно это заказали? Чтобы всех нас вывести из нег'вов?
— Да ладно… — Рон смутился и выключил приемник. — Я думал, так будет веселее. Что-то мы слишком долго едем.
— Едем как обычно, — улыбнулась Гермиона, накрывая руку предполагаемого жениха своей. — Просто путь в школу мы коротали болтовней и рассказами о лете…
— Теперь и рассказывать-то нечего. Вчера виделись, — зевнул Гарри и поправил под головой подушку.
Бесстрашные бойцы с Волдемортом и его приспешниками, состоявшиеся и несостоявшиеся выпускники школы чародейства и волшебства Хогвартс мчались по заснеженной равнине, сидя в уютном вагоне малинового экспресса. Это была идея директрисы — привезти молодых героев войны на поезде, чтобы воскресить самые светлые воспоминания о дороге в замок. Что и говорить, Минерва МакГонагалл неплохо разбиралась в психологии.
— А помните, как в купе набились дементоры? — выпалил младший Уизли и моментально побледнел.
— Там был только один, Рон.
— И профессор Люпин его… — Гарри запнулся, затеребил подушку. — Ох, что ни вспомни, все…
— Не расстраивайся, мы обязательно навестим их с Тонкс в больнице! — Гермиона перегнулась через проход и правой рукой сжала холодную ладонь Гарри. — Профессор Спраут говорит, что лечение проходит успешно. Кома очень коварна, даже маггловские врачи не дают гарантий…
— Ты считаешь, наши методы лечения отстают от медицины магглов? — пустила шпильку Флер. Гермиона вспыхнула до корней волос и набрала в легкие побольше воздуха.
— Ну вот, вы еще подеритесь из-за мандрагоры, — пробормотал Рон, машинально крутя регуляторы приемника. — Давайте лучше…
— Невилл молодец, что заменил профессора Спраут. Думаю, после Нагайны он справится даже с первокурсниками в теплицах, — Гарри оставил попытки задремать и сел, растирая затекшую шею. — Кстати, куда они с Луной подевались? Мы скоро приедем, а они…
— Гарри, не надо им мешать. Может, Невилл все-таки решится сделать ей предложение, — шепнула Гермиона.
— А это правда, что ему предлагали заменить и Снейпа тоже? — спросил Уизли, осторожно уводя разговор от матримониальной темы.
— Лонгботтом — преподаватель зельеварения? Кому только взбрело в голову такое? — изумился Гарри. — Он же разнесет подземелья по камешку!
— И напишет трактат под названием: «Сто и один метод взрывания котлов», — беззлобно рассмеялась Гермиона.
В купе снова стало уютно. В окне отражались их лица, в темноте изредка мелькали далекие огни деревень, которые тонули в настоящих рождественских сугробах. Живоглот свернулся калачиком на багаже, украдкой поглядывая на нового питомца Рона — хомячка, забившегося в карман куртки Уизли. Гарри развернул шоколадную лягушку и нарочно выпустил ее; кот выпучил глаза и ловким прыжком приземлился на колени Флер.
— Quel chat agressif! — она надула губки и демонстративно смахнула с мантии шерсть.
— Послушайте, ваше величество, — Рон уже начал терять терпение, — если тут все так плохо, почему бы вам не перебраться в другое купе?
— И не надейся, Г'ональд Уизли! Я поклялась твоей матери дег’жать тебя в поле зрения, — француженка многозначительно обвела пальчиком полукруг, — и я тебя из него не выпущу! — Рон страдальчески закатил глаза и, достав хомяка из кармана, пригладил ему шерстку.
— Выходит, мы с тобой ненадежные, стари…
Вагон тряхнуло с такой силой, что герои войны с воплями повалились на пол; удержалась одна Флер и вцепившийся в сидение когтями Живоглот.
— Что случилось, Гарри?!
— Деме-е-енторы-ы!!
— Не ори, Рон, мы просто… черт, ты наступил на мои очки!
— Спасайся, кто может! — голосивший Уизли не без труда совладал с дверью; он выкатился в проход, где сразу вскочил на ноги и вцепился в окно: — Гермиона, помоги открыть, скорее! Давай Патронус, Гарри-и!!
— Что здесь происходит? — послышался неприятно знакомый манерный голос. Рон так и застыл, ухватившись за металлическую ручку. По коридору от крайнего купе шла не кто иная, как Панси Паркинсон; она куталась в чернобурку и буквально подметала шлейфом ковровую дорожку.
— Я спрашиваю, в чем дело? Решили совершить экстренную высадку на снег, мистер Уизли?
— Что ты тут делаешь? — наконец, выговорил Рон. — Это… это ведь наш поезд!
— Надо же! — хмыкнула Паркинсон, взбивая горжетку и распространяя волнующий запах парфюма. — Я не знала, что заслуги перед отечеством теперь оплачиваются вагонами. Может быть, вам достался и весь Кингс-Кросс?
Уизли залился краской по уши.
— В любом случае, не вздумай открывать окно — я и так адски замерзла, — Панси демонстративно поправила на груди лису. — О, твои друзья тоже здесь! Бонжур, мадмуазель Делакур… пардон, мадам Уизли! Здрасьте, — она приторно улыбнулась Гарри и Гермионе и снова вскинула подведенные глаза на «рыжее гриффиндорское чучело».
— Я все-таки желаю знать, что здесь…
— Это мы желаем знать, что ты забыла в нашем купе, Паркинсон, — перебила Гермиона. — Я что-то не припомню твоей активности во время боевых действий. Или родители расщедрились поддельным билетом?
— Во-первых, я стою не в купе, а в проходе, — проворковала Панси, продолжая нежно смотреть на остолбеневшего Рона. — Во-вторых, уважаемая мисс Грейнджер, я не лечу провалы в памяти и не собираюсь отвечать на оскорбления, которыми вы соизволили меня… осыпать. Все вместе выглядит не слишком-то вежливо, правда?
Гермиона покраснела и собиралась возразить, когда вагон снова вздрогнул и мелко затрясся. Панси не удержалась на шпильках и опасно покачнулась, но Рон подхватил ее свободной левой рукой.
— Проклятый поезд! — взвизгнула Паркинсон, весьма грациозно прогибаясь на подставленной опоре. — Мне это не нравится!
— Можешь посидеть с нами, если тебе страшно, — гриффиндорец с ужасом понял, что слышит собственный голос. — Ребята, вы ведь не про…
— Как это мило с вашей стороны, мистер Уизли, — однако, вы еще не потеряны для магического общества, — Панси вновь обрела равновесие и протиснулась в купе мимо утратившей дар речи Гермионы. — Флер, вы не возражаете, если я сяду здесь? Благодарю. О, какой милый котик!
Живоглот мяукнул и потерся о чернобурку.
— Так вот, продолжая наш разговор, — откашлялась Панси, — я действительно получила билет от родителей.
— Не сомневаюсь. Может быть, скоро и Малфой почтит нас своим визитом? — холодно осведомился Гарри.
— Мы должны были встретиться на станции, но он так и не появился, — пожала плечами слизеринка. — Ты не знаешь, что могло произойти? Ведь это ты его спас.
От такой логики Гарри тоже подавился словами. Панси невозмутимо погладила Живоглота и продолжала:
— Кстати, когда я шла сюда, видела в одном из купе ваших приятелей, этих… Лонгботтома и Лавгуд. Они спорили, едят ли нарглы лиловый плющ.
— О, нет! — выдохнула Гермиона.
— Я тоже думаю, что не едят. Мерлиновы подтяжки, почему мы не двигаемся? Чего доброго, еще опоздаем на пир, — волновалась Паркинсон, отчего лиса на груди бурно вздымалась. — Не думайте, что я паникую, но…
— Почему машинист не шлет Патг'онуса с объявлением? Это следовало сделать сг'азу же, — добавила Флер.
— Я схожу посмотреть, в чем дело, — Гарри закончил чинить очки, водрузил их на нос и поднялся. — Не уезжайте без меня, — он пытался шутить, но в голосе сквозила тревога. — И если со мной что-то случится…
— Да ничего с тобой не случится, — перебила Панси. — Сами-знаете-кто сами-знаете-где, а Пожиратели пожирают овсянку с изюмом в реабилитационном корпусе. О, и если встретишь Драко, скажи, что я с вами. Ну чтобы он не беспокоился, — слизеринка почесала кота за ухом. Слегка обалдевший Поттер хмыкнул и направился к тамбуру.
— Раз никто не задает вопросов, я расскажу сама, — не унималась Паркинсон. — Мои родители вместе с мистером и миссис Малфой финансировали реконструкцию больницы Святого Мунго, добавление новых отделений и палат. Вы, наверное, видели колдофото на первой странице «Прорицательской»? Я и Драко перерезали ленточку. Скитер углядела в этом какой-то дикий свадебный намек, — Панси снова пожала плечами. — Ума не приложу, от каких грибов ей такое мерещится.
— Разве ты и Малфой… — начал Рон, но тут же запнулся.
— Мы с Драко просто друзья. Конечно, когда-то я на что-то надеялась, мечтала о белом платье и прочей ерунде, — продолжала свою исповедь Панси, — но вы ведь знаете, как это бывает: общаешься с человеком почти всю жизнь, но так и не… не переступаешь черту. Это как свечи, которые горят сами по себе, но никогда не станут костром, если вы понимаете, о чем я.
— Я понимаю, — кивнула Флер. — Нет ничего стг'ашнее для бг’ака, чем скука.
— А я думаю, длительность знакомства не имеет значения, — горячо парировала Гермиона. — Близкого человека нужно открывать снова и снова, в этом и заключается настоящая любовь!
— Да, я тоже читала эти сказки Фромиуса. Беспросветный идеализм, — слизеринка театрально закатила глаза, — для тех, кому не терпится выйти замуж. Тихая лагуна, чай у колдовизора, Селестина Уорбек… бр-р-р!
— Я не люблю песни Селестины, — зачем-то возразила Грейнджер.
— Это детали, — отмахнулась Панси. — Рутина убивает какие угодно чувства. Когда вы видите друг друга насквозь, угадываете желания без слов, практически читаете мысли… никаких тайн и сюрпризов, это же ужасно!
— А ты не боишься пресытиться сюрпризами? И тайны тоже бывают разные…
Увлекшись беседой, девушки не заметили, как Рон закрыл дверь купе и прислонился к ней спиной. Он недоуменно почесал нос и уставился в окно, тщетно пытаясь разглядеть что-то кроме белоснежных просторов.
— В нормальной семье должна быть стабильность, а приключения, о которых ты говоришь, всего-навсего суррогат…
— Салазар великий, Гермиона, сколько тебе лет? Ты рассуждаешь, как моя бабушка!
Рон сунул за пояс палочку и, чуть сутулясь, пошел в начало вагона. Без галдящих студентов, без тележки со сладостями и мелькавших за окном пейзажей Хогвартс-Экспресс казался… не вполне Хогвартс-Экспрессом. Но все это обязательно будет, пусть и не с ними, а уже с другими… Уизли ностальгически засопел и толкнул обитую металлом дверцу.
Из тамбура, переливаясь мягким светом, на него таращился серебристый олень.
— И тогда он говорит: «Оу, красотка, наверное, твой Патронус — мопс? Ха-ха-ха!..»
— Девчонки, — все веснушки на лице Рона, казалось, пламенели от восторга, — быстрее за мной, вы должны это видеть!
— Ты сходил с поезда? Но зачем, ты же мог простудиться! — занервничала Гермиона, протягивая продрогшему «жениху» шарф и шапку. Гриффиндорец выхватил вещи и отодвинул стеклянную створку до конца.
— Скорее! Гарри там, он ждет. Это Мерлин знает что такое! — он неестественно рассмеялся, покосился на Панси и зажал рот ладонью, но Паркинсон будто ничего не заметила. Сгрузив Живоглота на подушку, она весьма сносно трансфигурировала горжетку в шубку и выбралась из купе следом за Гермионой и Флер, которые на ходу застегивали мантии.
Снаружи было не так уж холодно. Кто-то уже утрамбовал снег на узкой тропинке вдоль путей; справа до самого горизонта ровным белым одеялом стелилась равнина. Поезд замер, как темная металлическая гусеница — светились лишь несколько окон, но остальных пассажиров явно не волновала внезапная остановка. Герои войны, двигаясь друг за дружкой, миновали тендер и подошли к паровозу.
— Здесь тоже темно! Где же машинист? — воскликнула Гермиона. — О-о-о, Годрик великий…
На рельсах в свете фонаря-прожектора лежал связанный по рукам и ногам Драко Малфой.
— Вы только посмотрите на него! — фыркнул Уизли. — Гарри, ты где?
— Мерлиновы тапки!! Драко Люциус Малфой, как ты тут оказался? Ты же все себе отморозишь! — завопила Паркинсон, пихнув Рона так, что он чуть не плюхнулся в сугроб.
— Это ты, Пэнс? — просипел слизеринец. — Я не могу пошевелиться, сделай что-нибудь…
— Финита Инк… — Панси взмахнула палочкой, но из будки машиниста послышался голос Гарри:
— Я уже пробовал, все бесполезно. Ни Финита, ни Либеракорпус, ни даже Режущие — эти веревки кто-то надежно заколдовал. Впрочем, зная, кто это сделал, я уже ничему не удивляюсь.
— Драко, что произошло? На тебя напали? Так вот почему ты не встретил меня на платформе! — тараторила слизеринка, приподнимая подол и осторожно перешагивая через рельс. — Не молчи же! Кто так с тобой поступил? — в будке раздался выразительный кашель. — Неужели Поттер?!
— Угомонись, Пэнс, я уже два часа тут лежу, — удивительно, но это заявление ничуть не успокоило мисс Паркинсон. — Я собирался на вокзал, как мы договорились, аппарировал на соседнюю улицу, но встретил дядюшек Лестранж. Они… что-то мне сказали, я забыл, что, — Драко наморщил лоб под меховой шапкой. — Кажется, они извинились за что-то, а потом стало темно, и я очнулся уже здесь.
— О, нет! Они же Пожиратели Смерти! — глухо вскрикнула Гермиона.
— Они ими были. Теперь проходят, — Малфой тщетно завозился в путах, — принудительный курс магической реабилитации, программу высшего уровня. С тех пор, как погибла тетушка, они стали такие странные — все время смеются.
— Хороши у них шутки. В кармане у тебя была записка, — Гарри выбрался из кабины с фонарем и листком бумаги. — Тебе здорово не повезло, Малфой.
— Дай сюда, — потребовала Панси и тут же выдернула у гриффиндорца листок. — Посвети, пожалуйста. Та-а-ак… «Уважаемый нашедший… если ты нашел это письмо, то знай, что на найденном тобой юноше…»
— Богатый словаг'ный запас, — хмыкнула Флер.
— «Лежит…» — слизеринка сосредоточенно нахмурилась. — Я не могу понять, что тут написано, буквы как будто пьяные.
— «Лежит страшное проклятие», написано через «а», — продолжал Гарри. — «Если до полуночи сего дня его не простит и не поцелует ранее обиженная им девушка, то с двенадцатым ударом часов его… чух-чух-чух!»
— С двенадцатым ударом меня что? — переспросил Драко.
— Судя по интонации, ничего хорошего, — заверил школьного врага Поттер. — Тут еще пять восклицательных знаков и не то змейка, не то мертвая петля.
— Написано на бланке отдела магреабилитации клиники Святого Мунго. Я сама выбирала дизайн для водяных знаков. О-о-о, Мерлин… — Панси выронила записку и зашаталась.
— Пэнс! — воскликнул плененный слизеринец; Рон ловко прыгнул на шпалы и успел подхватить мисс Паркинсон. — Что это значит? Эй, рыжий, отвали от нее!
— Не время скандалить, — сурово перебил его Гарри. — До полуночи остался всего лишь час, поэтому если ты… Что такое?
— Отчетное задание на Рождество… «Сделай доброе дело», — слабо проговорила очнувшаяся Панси; Рон растирал ей руки снегом. — Если у них высшая программа, то это именно то задание. Салазар великий…
— Видать, дядюшки творчески подошли к делу, — съязвил Уизли. — И где прикажешь искать обиженных тобой девушек?
— Здесь как минимум одна из них, — заметила Флер, изящно кивнув на слизеринку. — У вас еще есть шанс, месье Малфой.
Возможно, им показалось, но Драко тяжело вздохнул — при этом шапка почти сползла ему на глаза.
— Дорогая Панси, я от всей души прошу у тебя прощения за то, что… Но за что мне просить у тебя прощения? — затормозил Малфой. — Я хоть раз тебя расстроил?
— Ох, я не знаю, Драко. Мне… мне нужно подумать над этим. Пожалуйста, проводите меня в купе, — взмолилась слизеринка. Рон с готовностью взял ее под руку и помог шагнуть на тропинку.
— Пэнс, ты куда? Ты же моя единственная надежда! — закричал Драко, силясь вытянуть закутанную факультетским шарфом шею. — Уизли, отцепись от нее сейчас же! Пэ-э-энс!!
— Пятьдесят минут, — ледяным тоном произнес Поттер.
— Мадемуазель… или мадам, я уже запутался, — Малфой обратил благородное бледное лицо к Флер, — вас я, случайно, никогда не обижал?
— Вы видели меня с тг'ибун ‘огваг'тского стадиона и на балу, — отрезала миссис Уизли. — Не думаю, что это дало вам повода для чего-либо, кг'оме комплиментов.
— Все верно, теперь я припоминаю. Четвертый курс, турнир, Рождество… на вас было восхитительное платье, — печально забормотал Драко.
— Кг'оме того, я замужем.
— Сорок девять!
— Поттер, прекрати этот отсчет! И без тебя тошно! — взвыл младший Малфой, ерзая на подтаявшем снегу. — А кто тут еще есть из прекрасных дам?
— В вагоне Невилл с Луной, — физиономия Драко страдальчески исказилась, — больше из твоих знакомых никого нет, кроме…
Гарри огляделся, но Гермионы в поле зрения уже не было. Стукнула дверь тамбура, прожектор паровоза на миг погас и снова залил светом несчастного племянника изобретательных пациентов.
— 'Арри! — француженка отошла на несколько шагов и поманила Поттера пальцем. — 'Арри, ты впг'авду считаешь, что иначе помочь ему нельзя? Что, если написать этим умникам уг'озу, или позвать кого-нибудь из 'Огвартса? Думаю, мадам МакГонагалл легко спг'авится с этой задачей.
— Возможно, — Гарри покосился на Малфоя и поставил фонарь на снег, — но у меня что-то нет желания снова его спасать. Ты ведь за глаза оскорблял и профессора МакГонагалл, верно? — обратился он к слизеринцу.
— Я не хочу, чтобы она меня целовала! — взмолился Драко.
— Как будто она этого хочет! — съязвил гриффиндорец. — Давай я хотя бы попробую стащить тебя со шпал, — Гарри уже засучил рукава мантии и наклонился, но его остановила Флер:
— Лучше не стоит. Не знаю, пг'оходили вы это в 'Огвартс или нет, — молодая госпожа Уизли вздернула носик, — но мадам Максим говог'ила, что любовные волшебства создают очень мощный… le dome, купол. Именно из-за него нельзя было выносить из комнаты Спящую Кг'асавицу — она могла скончаться от пг'отиводействия чаг'.
— Ох, — только и выдохнул Малфой.
— Тогда лежи, спящий красавец, — отмахнулся Гарри, подняв фонарь и посветив им на крепко стянутые ноги врага. — Ого, сколько узлов навязали! И восьмерки, и рифовые, и каких только нет. А эту веревку я, кажется, где-то уже видел…
— Поттер, сколько там еще осталось? — заволновался пленник.
— Мои немного отстают, — герой потряс подарок семейства Уизли и постучал по стеклу ногтем. — Но за три четверти часа можно попытаться что-то придумать, — от такого ободрения Малфой тихо застонал.
— Что передать твоим родителям в случае неудачи? — замогильным тоном спросил Поттер.
— Большой привет дядюшкам! — почти хныкнул Драко и упал щекой в снег.
Гарри шел к вагону в совершенно растерзанных чувствах. С одной стороны, он испытывал настоящее удовольствие от того, что чванливый аристократишка получил по заслугам. С другой стороны, это наслаждение обещало быть недолгим: ведь если он с друзьями допустит гибель Драко Люциуса Малфоя, гнев и горе Люциуса Абраксаса Малфоя падут на их головы, а уже потом — на бошки двух чокнутых, запертых в отделении магической реабилитации. «Доигрались, гуманисты безмозглые, — цедил сквозь зубы Поттер. — С Азкабаном, видите ли, переборщили!» Вдобавок, в душе доблестного гриффиндорца все громче солировала совесть.
Равнина с уходившей вдаль извилистой колеей хранила зимнее безмолвие. Герой попрыгал на месте, сбивая с обуви налипший снег, и шагнул в тамбур, а оттуда — в покрытый тонким ковром проход. Неподалеку от их купе, почти уткнувшись носом в стекло, стояла Гермиона.
— Как ты? — поинтересовался Гарри, почему-то чувствуя себя не в своей тарелке. — А где остальные?
— Рон успокаивает Панси, у нее истерика, — бесцветным голосом ответила гриффиндорка, игнорируя первую часть вопроса. — К Невиллу и Луне я не ходила, но там, кажется, все по-прежнему.
— Далась ему эта Паркинсон, — буркнул себе под нос Поттер; Гермиона посмотрела на него с укоризной.
— Она мучается оттого, что не может помочь Драко. Перебрала уже все детство и четыре курса Хогвартса, но не вспомнила ни одной серьезной обиды.
— Мы авроры, а не психоаналитики.
— Тогда наш аврорский долг — выручить Малфоя, — отрезала Грейнджер и чуть покраснела. — Он не по своей вине оказался в такой ситуации.
— Я уже думаю, как это сделать, — вместо возражений выпалил Гарри. — Что, если превратить его в хорька? Или петли все равно уменьшатся вместе с лапками? — Гермиона поморщилась и закатила глаза. — А если поджечь веревки? Сломать что-нибудь в паровозе, чтобы он не сдвинулся с места — тоже нет? Тогда я не знаю, надо написать его матери, и все тут, — сдался Поттер.
— Панси сказала, что Малфои на благотворительном балу, — покачала головой гриффиндорка. — Даже если мы найдем сову, и она долетит, представляешь, какой будет скандал?
— Мне как-то безразлично, — передернул плечами герой. — Пусть сами отбиваются от Скитер.
— А мне их почему-то жалко, — задумчиво произнесла Гермиона и снова уставилась в окно. — Нарцисса и так натерпелась за войну… и вообще, какой толк от того, что они все узнают? Мы только потеряем время!
— Кстати, сколько на твоих? — Гарри извлек часы и покрутил колесико. — Похоже, мои отстают на пятнадцать секунд.
Между ними повисла неловкая тишина, нарушаемая только глухими всхлипами Паркинсон за стеклянной дверью. Поттер кашлянул и вытянул шею.
— Какой ты любопытный, Гарри!
— Ничуть. Просто подумал: может, стоит попробовать с Луной? Он ведь обзывал ее дурой на пятом курсе.
— Ничего не получится, — Гермиона грустно улыбнулась. — Луна свалит все на нарглов, а чары останутся нетронутыми. Такое колдовство — не шутки.
— Да уж, это самое настоящее рождественское волшебство, — из купе, приглаживая взъерошенные волосы, вышел Рон. — Панси отпустила меня на минутку, ей… ей очень плохо.
— И за неимением под рукой атласных жилетов она плачется в уизлитер? — съязвил Поттер.
— Гарри, перестань. Она совсем не такая гадюка, как ты думаешь. В конце концов, ее семья помогла отстроить больницу, — горячо возразил Рон, стараясь не смотреть на лучшую подругу. — Они дали шанс профессору Люпину, и Тонкс, и Джорджу с Фредом, и многим другим.
— Шанс дали не они, а наши преподаватели, которые оставили Хогвартс, чтобы… — завелся Гарри, но Гермиона перебила его:
— Чем ссориться, давайте искать выход из положения! Что делать с Драко?
— Мне пришла в голову одна идея, — пробормотал Уизли, вовсе потупившись в пол. — Гарри, у тебя же есть Оборотное зелье? Ну, ампула за подкладкой. Так вот, если мы добавим туда волос Панси, или твой, Гермиона…
— Что-о-о?! Целовать Малфоя под обороткой? Нет! Даже за тысячу галлеонов! — запротестовал Поттер.
— Я же только предложил…
— Ни за что! К тому же, обман все равно не снимет такое страшное проклятие. Или ты думаешь, эти Лестранжи идиоты?
— Именно так я и думаю, — криво улыбнулся Рон.
— Тогда можно попытаться, если Флер нам поможет. От Паркинсон, с зельем или без, все равно никакого толка — остаешься только ты, Герм… — Гарри обернулся и с удивлением уставился на девушку. — Гермиона… что случилось?
Гриффиндорская отличница полыхала по самые уши.
— Вы… вы вообще понимаете, что несете? — еле выговорила она, сжимая дрожащие руки в кулаки. — Вы тут стоите и рассуждаете об этом так, как будто… будто меня здесь нет! Или я пешка, которую ты, Рон Уизли, можешь передвинуть куда угодно! Да как у вас язык поворачивается?! — в глазах Гермионы заблестели слезы; она развернулась и почти бегом бросилась в другой конец вагона.
— Что это с ней, а? — недоуменно пробормотал Рон, когда дверца тамбура с треском захлопнулась за их лучшей подругой.
— Допаркинсонился ты, приятель, — философски протянул Гарри и снова кашлянул.
— Нет, я все равно ничего не… Мы же не предлагали ей самой целовать этого хорька! — изумился Уизли, но тут послышался тихий зов:
— Рональд! Рон, ты там?
— Ладно, я пойду, а то Панси опять плачет, — спохватился гриффиндорец, неловко кособочась к двери. — Она… очень ранимая девушка, Гарри, — зачем-то добавил Уизли и скрылся в купе.
Оставшийся в одиночестве магический герой взглянул на часы и сосредоточенно почесал шрам. Видимо, решение предстояло принимать самому; еще немного подумав, Поттер решительным шагом направился к заднему тамбуру. По дороге он не выдержал и чуть скосил глаза налево: Невилл и Луна с увлечением разгадывали кроссворд в «Придире».
— Гермиона, — тихо позвал гриффиндорец, топчась перед дверцей, — ты там?
В ответ послышалось яростное шмыганье носом.
— Я хотел поговорить, если не возра… — дверь распахнулась, и кто-то весьма сильный втащил Гарри внутрь за воротник.
— Изволь объяснить, почему Хермиван расстроилась!! — мрачное лицо героя дурмштрангских сил освобождения было мрачнее, чем обычно.
— Ты тоже с нами? — выдавил Поттер.
— Виктор едет в соседнем вагоне, — сердито откликнулась Гермиона. — Он…
— Я вышел в тамбур покурить и увидел, что Хермиван плачет! — прорычал Крам. — Это ты обидел Хермиван, или твой рыжий друг Висель?
— Это недоразумение, — не слишком уверенно оправдывался Гарри. — Извини, мне нужно срочно поговорить с Гермионой… наедине, если ты не против.
— Хорошо. Я буду снаружи, Хермиван. Если понадобится помощь, я рядом, — Виктор отпустил ворот мантии героя, галантно поцеловал руку мисс Грейнджер и спустился на снег, злобно бормоча что-то по-болгарски.
— Что вам от меня надо? — прошипела Гермиона, как только широкая спина дурмштрангского ухажера удалилась на безопасное расстояние. — Вы черствые, грубые, эгоцентричные мальчишки!
— Мы тут явно не самые грубые, — Гарри выразительно потер шею и приколдовал обратно готовую оторваться пуговицу. — Прости, если мы с Роном тебя обидели, но ты все… не так поняла.
— О-о-о, нет, я все поняла как следует! — глаза гриффиндорки снова влажно заблестели. — Ты показал себя во всей красе, а уж Рональд… Почему он сразу не признался, что ничего ко мне не чувствует? Так всем было бы лучше!
— Ты про Панси? Ну, не принимай все так близко к сердцу… — промямлил Поттер.
— Вот именно — Панси! Не «эта Паркинсон», не «слизеринский мопс», а Панси! — Гермиона в гневе откинула с лица прядь волос. — Вы носитесь с ней как с младенцем, пока Драко лежит на рельсах! — она запнулась и закусила губу.
— От этих слизеринцев одни проблемы, — буркнул Гарри.
— Как вы только посмели что-то предлагать, не спросив меня? — Грейнджер напоминала разъяренную гриффиндорскую львицу. — И что бы подумал Малфой? Не говоря о том, что обмануть такие чары не-воз-мож-но!
— Гермиона, осталось меньше получаса. Мы так и будем стоять тут и ссориться? — герой начинал терять терпение.
— Делайте что хотите! — девушка резко толкнула дверь, вышла и свернула налево, не обратив внимания на оклик Виктора. Послышались торопливые шаги, а через несколько секунд — женский возглас. В тамбуре, отряхивая с подола снег, появилась возмущенная Флер.
— Что на нее нашло? Пг’онеслась мимо как смег'ч, еще и толкнула меня! Что стг'яслось с вашей Эг'мион? — напустилась француженка на Гарри.
— Я бы сам хотел разобраться, — честно ответил Поттер.
— Кг'ам побежал за ней. Это пг'осто сумасшедший дом, такой пег'еполох от одной mademoiselle hystérique… А где Г’ональд? — спохватилась молодая миссис Уизли.
— Малфой сказал что-нибудь новое? Что может пролить свет на его положение? — деловито повернул разговор Гарри.
— Пг'осил убавить Люмос пг’ожектог’а, — хмыкнула Флер. — Я сказала, что не знаю, как это делается.
— А Гермиона и Крам пошли к нему? — не отставал гриффиндорец.
— Мег'лин великий, откуда мне знать? Следи за своими дг'узьями сам, если тебе это нужно! — взорвалась француженка и шагнула в вагон, чуть не прищемив дверью край мантии.
— И тогда он говорит: «Оу, милочка, да у тебя руки дрожат! У тебя болезнь Паркинсона? Га-га-га!» — слизеринка промокнула размазанную тушь платочком.
— Зубы ему выбить мало, — зловеще отозвался Рон, бережно обнимая девушку за плечи.
— От этой шутки пошли другие. Например, «получаешь ли ты пенсию за Паркинсона» и прочее в том же духе, — Панси шумно высморкалась и сквозь слезы воззрилась на младшего мистера Уизли. — Это было так ужасно!
— Могу себе пред… — гриффиндорец не успел договорить, как Панси повесилась ему на шею.
— За все эти годы ты один меня понял! От родителей только и слышишь — манеры да манеры, а как же чувства? От тебя я могу ничего не скрывать! — после таких слов Рон совсем растерялся и неловко чмокнул мисс Паркинсон в макушку.
— Ты такой чуткий, такой заботливый, — продолжала лепетать она в свитер домашней вязки. — А мне так нужна поддержка, особенно когда…
— Когда его мать обо всем узнает! — тоном богини правосудия провозгласила Флер; она на всякий случай уперлась руками в проем, закрывая парочке путь к отступлению. — Г'ональд Уизли, я не вег'ю своим глазам!
— Вот и не верь! — вскинулся Рон, метнув взглядом молнию. — Тебя еще не хватало, на замену Перси!
— Comment?
— Терпел уже одного ябеду, хватит! — так же громко продолжал Уизли, высвобождаясь из объятий испуганной Панси. — Тебя никто не упрекал, когда вышла замуж за Билла — вот и в мою жизнь не лезь!
— Ты собг'ался на ней жениться? — брови Флер приподнялись, а глаза округлились от изумления.
— По-моему, это прекрасная идея, — в коридоре послышался безмятежный голосок Луны. — Мои родители тоже влюбились под Рождество, это, должно быть, очень романтично, — и Лавгуд, приподнявшись на цыпочки, заглянула в купе через плечо миссис Уизли.
— У меня был Патронус Гермионы, — не обращая внимания на багровую физиономию товарища, продолжала рейвенкловка, — он почему-то не хотел идти к вам. Вы очень громко кричите, а Невилл задремал. Наверное, кроссворд про нарглов действует усыпляюще.
— Ч-что хотела Гермиона? — выдавил не поспевавший за логикой Луны Рон.
— Она просила передать, чтобы вы ей не мешали, — нараспев ответила Лавгуд. — Виктор обиделся и ушел к себе, а поезд, наверное, скоро тронется. Или она сама тронется умом, но я плохо разбираюсь в каламбурах.
— Мерлин, час от часу не легче, — застонал Уизли, запуская пальцы в волосы. Панси мгновенно перестала плакать; она порылась в сумке Рона и достала бутылку сливочного эля.
— Вот, выпей, не терзайся — все будет в порядке. Ну же, Ронни! — услышав подобное обращение из уст слизеринки, Флер тихо охнула. — Мы вправду забыли о Гермионе. Думаете, она станет спасать Драко?
— Но зачем? — уткнувшись лицом в ладони, просипел Уизли. — Ведь он с прихвостнями столько лет издевался над ней, оскорблял, унижал… Чего стоит одна проделка с ее зубами! — Рон чувствовал, что слишком разоткровенничался, но остановиться уже не мог. — А слизни на втором курсе? — он судорожно глотнул пива. — А это гадкое прозвище, это… это…
— На Рождество все прощают друг друга, — мечтательно заулыбалась Луна. — Таков обычай.
— Если бы тебя всю жизнь называли грязнокровкой… — снова завелся Рон, но Панси погладила его по плечу, и гриффиндорец понизил голос до невнятного бормотания.
— Думаю, он был глупый, когда обзывался, — предположила Лавгуд. — Может, он поумнел и сожалеет о своих поступках. Странно ненавидеть кого-то всю жизнь из-за слизняков, — никто не ответил, и Луна с улыбкой добавила: — Я пойду, посмотрю, как там Невилл, ведь мы скоро приедем. Нехорошо, если у него будет сонный вид, — рейвенкловка помахала друзьям рукой и скрылась в своем купе.
— Непостижимая девушка, — восхищенно прошептала Панси. — Я не поняла и половины из того, что она сказала, но, кажется, у Драко есть шанс…
— Хоть бы Гарри ее остановил, — заскрежетал зубами Рон. — Это же… Мерлинов колпак, что это?!
Под ними что-то заскрежетало, вагон мелко затрясся, а паровоз пронзительно засвистел. Свернувшийся в углу Живоглот вскочил и беспокойно заметался по сидению, уворачиваясь от рук Панси.
— Это же сигнал отправления через пять минут! — воскликнула слизеринка. — Он что, перепутал время?
— Какая разница?! — Уизли оттолкнул с дороги невестку и бросился в коридор. — Они же еще там! Гарри, Гарри!!
— Я здесь, не могу открыть дверь! — послышался крик из другого конца вагона. — Все заблокировано, нельзя…
— Алохомора! — заорал Рон, но тамбур только осыпало искрами. Он ударил в дверь плечом, ногой — заколдованное стекло не поддавалось. Равнина напротив дразнила спокойствием далеких огней; от белого безмолвия стало жутко. По коридору прокатился рокот — видимо, Гарри пытался применить Взрывные заклятия.
— Пэнс, разбей окно! — крикнул Уизли, безуспешно посылая еще одну Алохомору. Раздался звон, в коридор снитчем вылетел взъерошенный Живоглот.
— Оно зарастает, я не могу вылезти! — голос отчаявшейся Паркинсон был заглушен вторым свистком паровоза. — Салазар великий, три минуты!!
— Эг'миона! Эг'миона, возвг'ащайся сей секунд! — звала в приоткрытое окно Флер. Поезд дрожал не переставая, набирая мощь в своих угольных и паровых недрах. Кот выгнул спину и зашипел на Рона.
— Что я могу поделать? — воскликнул в ответ Уизли. — Ну же, Герм, не будь дурой! Да остановите этот чертов поезд!
— В чем дело? — из купе показался заспанный Невилл. — Нас атаковали?
— Hermione!! Merlin le grand...
— Дементор его поцелуй, не будь идиоткой! — Рон ударился о дверь всем корпусом, отброшенный магией, полетел на пол и выронил палочку. Над равниной разнесся последний, третий гудок, поезд тронулся, медленно набирая обороты. Морщась от боли, Рон подполз к двери, тщетно царапая пальцами стекло.
По узкой колее вдоль рельсов бежали, спотыкаясь, Драко и Гермиона. Они держались за руки.
* * *
— Так чем все закончилось?
— Как обычно, дуркой и весельем. Представляешь, что было с МакГонагалл, когда эти двое явились в Хогвартс?
— Назначила Дракусе отработку? — бородатый мужчина придирчиво разглядывал себя в карманном зеркальце.
— Как бы не так. Рон пишет, она чуть не хлопнулась в обморок, а потом погнала обоих в Больничное крыло. Но на пиру все были в полном составе, — другой брюнет постарше собрал бороду в кулак. — Низзлы полосатые, никак не привыкну!
— Отвыкай уже, к утру зелье выветрится. Хотя мне… по-моему, ничего! — он скорчил рожу и усмехнулся своему отражению.
— Эх ты, морда пожирательская, — старший шутливо замахнулся подушкой. — Дай, я тоже хочу посмотреть.
Второй протянул ему зеркало. На несколько минут воцарилась тишина — только в больничном коридоре чихнул в платочек дежурный эльф.
— Слушай, ты думаешь, она вправду его поцеловала?
— Хочешь у нее спросить, Джордж?
— Да брось, Фред! Я же не больной, — младший подпер ладонью небритую щеку.
— Но веревки оказались хорошие! Когда выйдем отсюда, наладим производство.
— Супер-веревки Уизли — их даже крысы не сгрызли!
— А ты поэт, Рабастан!
— Я тебя сейчас подушкой придушу, Р-р-рудольфус…
В одной из палат послышался неуместный для позднего часа смех. Дежурный взглянул на часы, взял скляночку со снотворным зельем и решительно направился к источнику шума. Но когда он шагнул через порог, в комнате уже было тихо: оба пациента храпели, укрывшись одеялами с головой.
— Счастливого Рождества, — вздохнул домовик и закрыл дверь.
Конец
