Глава 1 «Яблоко от яблоньки»Всю неделю Гарри не оставлял попыток выяснить, чем занят Малфой.
Результат, впрочем, был нулевой. Как он ни старался, ему так и не удалось проникнуть в Выручай-комнату. Вот и сегодня, битый час проторчав в мантии-невидимке на восьмом этаже, перепробовав все возможные и, как ему казалось, вполне убедительные мысленные обращения к Комнате, он вынужден был признать, что в очередной раз потерпел неудачу. Злой и разочарованный, Гарри шёл назад в Гриффиндорскую башню, когда на пути ему попалась Миссис Норрис.
Он остановился, стараясь не шевелиться и не дышать, ожидая, пока кошка Филча пройдёт мимо – незачем было привлекать её внимание.
И тут, как назло, появился сам Филч.
- Пойдём со мной, киска, я хочу, чтобы ты это видела, - ласково сказал он, обращаясь к Миссис Норрис. – У меня сюрприз для профессора Снегга. Ох, ему это не понравится!
«Какой ещё сюрприз?» - подумал Гарри, чувствуя, как всё в нём замирает в предвкушении нового приключения.
Был только один способ выяснить это.
Было уже почти десять, но декан Слизерина всё ещё находился у себя в кабинете - мрачном полуподвальном помещении в подземельях его родного факультета.
Несмотря на смену должности, Снегг не пожелал перебраться повыше и, по его просьбе, новый класс ему выделили неподалёку от старого.
Дабы студенты (буде такие найдутся) не питали напрасных иллюзий.
Снегг был в прекрасном настроении. Полчаса назад, разбирая старые бумаги, он наткнулся на прошлогодний номер «Ежедневного пророка». Мельком просмотрев его, он зацепился взглядом за некролог на последней странице:
25 декабря в Каире в возрасте 115 лет
скончалась
волшебница
Цирцея Бенедиктус
И всё – никакого перечня заслуг перед магическим сообществом, никаких упоминаний о выдающихся талантах… Видно, за столько лет о ней успели забыть, да Снегг и сам с того дня, как получил от неё огненное послание, едва ли хоть раз слышал это имя.
Он снова пробежал глазами короткие скупые строчки. Вспомнил, как величественно выглядела Цирцея, когда он познакомился с ней. На вид ей можно было дать шестьдесят, не больше, да и то - язык бы не повернулся назвать её старухой. А она, оказывается, уже тогда прожила около века.
«Живучая оказалась стерва. Интересно, как она умудрилась родить дочь в столь преклонном возрасте? И вообще прожить такую долгую жизнь? Не иначе, старый друг Альтотас снабжал её Эликсиром Молодости…»
Впрочем, эти праздные мысли мало занимали его. В который раз перечитывая некролог, он испытывал жестокую радость от сухих бесстрастных сведений, помещённых в скромную траурную рамку, хотя его давно уже ничто не связывало с Цирцеей Бенедиктус.
«Жаль, меня рядом не было. С каким удовольствием я бы сам тебя прикончил!»
Снегг вырвал страницу с некрологом, аккуратно сложил газетный листок и, открыв классный журнал на последней странице, засунул его за обложку, сделанную из бракованной шкуры бумсланга. Пустячок, а приятно.
«На стенку что ли повесить? Для поднятия настроения…»
Снегг мрачно усмехнулся при этой нелепой мысли.
А что? Было бы забавно… не так у него много радостей в жизни, в конце концов… Ладно, это уже перебор. Но отметить такое событие не мешало.
Он достал палочку, небрежно ткнул ею в направлении конца кабинета, и к нему тут же подлетела початая бутылка эльфийского вина «Шираз Розмари Гросс-Егерсдорф» вместе с бокалом - он держал их здесь, глубоко задвинутыми на верхней полке шкафа в конце класса, специально для таких случаев. Правда, разделить свою радость ему было не с кем, но Снегг не переживал по этому поводу. Налив вина, он поднял бокал, словно приветствуя кого-то, и произнёс в пустоту:
- Поздравляю, Цирцея! Сдохла наконец? Жаль… жаль, что ничем не смог тебе помочь!
Он пригубил вино, неторопливо смакуя его терпкий, с нотками имбиря вкус, и развил свою кровожадную мысль дальше:
- С каким удовольствием я бы сам тебя убил, старая сука.
Ещё глоток – словно кровь из сердца проклятой старухи.
- А совсем хорошо было бы вернуться назад во времени и сделать это снова!
Снегг смотрел сквозь наполовину пустой бокал на пламя ближайшей свечи и чувствовал, как его хорошее настроение стремительно испаряется.
– И опять, и опять… пока бы мне это не надоело!
Вообще-то у него не было привычки, присущей многим одиноким людям, разговаривать с самим собой, но иногда на него находило… вот как сейчас.
Радостная эйфория от сознания того, что бабка Пенелопы наконец отправилась на тот свет, улетучилась, уступив место ненависти. Глухой, лютой, неискоренимой ненависти, которую он всегда носил в сердце.
Этот дьявольский огонь надо было потушить… немедленно…хотя бы вином. Он слишком хорошо знал, к чему это могло привести.
Снегг одним глотком допил остатки тёмно-рубинового напитка, но легче ему не стало. Он не смог совладать с собой, и на смену злорадству пришла тоска, невыносимая, как дыхание дементора.
Опять…
Он повертел в пальцах пустой бокал и со звоном поставил его на стол.
- Впрочем, сколько тебя не убивай, что толку? Это не исправит того, что ты сделала. Падаль…
Он решил было выпить ещё, но ему помешали.
Некстати раздавшийся стук в дверь заставил его спрятать бутылку подальше – ещё не хватало ненужных разговоров.
- Кто там? – спросил Снегг недовольно.
Дверь открылась, и на пороге нарисовался Филч. Из-за его ноги выглядывала Миссис Норрис.
- Простите за беспокойство, профессор, но кое-кто хочет вас видеть.
- В такое время? И что значит «кое-кто»?
- Это лицо просило не сообщать ничего определённого, а просто передать вам это.
Филч переступил порог и, подойдя к Снеггу, вручил ему маленький клочок пергамента – нечто вроде визитки.
Невидимый Гарри, воспользовавшись моментом, тихонько прошмыгнул в кабинет Снегга. Встав в углу слева от двери, откуда открывался хороший обзор, он, затаив дыхание, наблюдал за профессором и его прихвостнем.
Реакция Снегга оказалась интригующей. Гарри ждал, что он нахмурится или слегка удивится, но Снегг, едва взглянув на пергамент, так заметно переменился в лице, что сомнений у парня не осталось: новости для врага и впрямь были скверные.
- Где она? – спросил Снегг внезапно севшим голосом, в котором Гарри с удовольствием различил панические нотки.
- У ворот Хогвартса, - доложил Филч.
Снегг смял пергамент и швырнул его на пол с видом крайнего отвращения.
- Очень хорошо, - сказал он тоном, свидетельствовавшим как раз обратное, - в таком случае, у меня будет к вам просьба, Аргус.
- Слушаю, профессор.
- Приведёте её ко мне не раньше, чем через пятнадцать минут, и так, чтобы никто не видел. Сделаете?
- Да, сэр.
- Через пятнадцать минут, слышите? И чтоб тихо!
Филч кивнул и вышел.
Снегг выглядел растерянным и взволнованным, что совершенно на него не походило.
- Горгонта! – проговорил он в смятении. – Но как… невозможно…
Впрочем, Снегг не был бы собой, если бы тотчас же не взял себя в руки. Подойдя к шкафчику в противоположном углу, за преподавательским столом, он что-то пробормотал, очевидно, снимая запечатывающее заклятье и, распахнув дверцы, чуть выдвинул вперёд большую чашу, показавшуюся Гарри подозрительно знакомой.
«Ещё один Омут Памяти? Откуда он у Снегга?»
Однако ломать голову над загадкой было некогда, потому что Снегг вдруг проделал нечто любопытное.
Вместо того чтобы приложить волшебную палочку к виску, он приставил её прямо к сердцу. Гарри даже показалось, что на этом обычно бесстрастном лице промелькнула тень страха. Снегг вообще вёл себя странно: явно собирался что-то сказать, но отчего-то медлил. Было ощущение, что он никак не может решится на что-то.
Наконец, отбросив последние сомнения, он судорожно вздохнул и произнёс твёрдым голосом:
- Мементос Корасон!
Из груди его выплыло серебристое облачко. При этом он, очевидно, ощутил некоторый дискомфорт, потому что почти сразу же глухо застонал. Он легонько толкнул облачко волшебной палочкой, и оно плавно поплыло к Омуту Памяти, вскоре исчезнув в нём.
На глазах Гарри творилось что-то неладное.
Снегг шагнул к столу, с силой прижимая руку к груди. Лицо его посерело, исказившись чудовищной судорогой, из горла вырвался сдавленный стон, а потом он начал задыхаться. Уцепившись за стол, маг застыл в напряжённой позе, пытаясь совладать с недомоганием.
По всей видимости, ему это удалось. Через несколько минут ему полегчало: дыхание выровнялось, судорожно сжатая рука отпустила край стола, а с лица исчезло выражение мучительной боли.
Гарри с любопытством наблюдал за ним.
Интересно, кто сейчас придёт к Снеггу? Почему он так взволнован этим визитом? И почему так плохо перенёс извлечение воспоминания – вон, и сейчас ещё тяжело дышит и бледен больше обычного?
Ответ на первый вопрос не замедлил явиться. Через пару минут на пороге кабинета вновь возник школьный смотритель. Он посторонился, пропуская вперёд какую-то сгорбленную фигуру.
- Благодарю вас, Филч, вы свободны. Будьте неподалёку, вы мне скоро понадобитесь.
Филч ретировался, не забыв закрыть за собой дверь.
Гарри уставился на незваного гостя, а, точнее, гостью, ибо фигура оказалась безобразной старухой, тяжело опиравшейся на железную клюку. На вид ей можно было дать и семьдесят, и восемьдесят, и больше – Гарри затруднялся определить её возраст. Она казалась немощной и слабой, но при этом держалась довольно уверенно. Её одежда состояла из грязных засаленных лохмотьев, которые непонятно каким образом висели на ней – ни пуговиц, ни молний, ни тесёмок Гарри так и не увидел, и вообще у него создалось впечатление, что старуха просто завернулась в высохшие половые тряпки. От неё довольно сильно разило нечистотами.
«С какой помойки её выкопали?» - поморщился Гарри, когда в нос ему ударил резкий запах давно немытого тела.
Лицо у неопрятной гостьи было землистого оттенка, что ещё больше усиливало и без того отталкивающее впечатление, которое она производила. Гарри она показалось странно знакомой, хотя он готов был поклясться, что никогда раньше не встречал её. Однако, присмотревшись повнимательнее, он понял, в чём дело. Ну, конечно! Определённо, он уже видел эту болезненно-бледную кожу, крючковатый нос, тонкие насмешливые губы и недобрые чёрные глаза. Да ещё нечёсаные, давно немытые седые патлы… Вылитый Снегг!
Прежде, чем старуха открыла рот, Гарри уже знал, кто это.
- Ну, здравствуй, сын, - прокаркала ведьма (Гарри подумал, что голос у матери слизеринского декана такой же неприятный, как и всё остальное, и заметил, что Снегг смотрит на неё с нескрываемым отвращением), - давненько не виделись.
Снегг не тронулся с места.
- Не знал, что вы ещё живы, мадам, - холодно сказал он вместо приветствия.
- Не очень-то ты почтителен с матерью, - заметила старая карга, оглядывая кабинет. – Может, хоть сесть предложишь?
- Нечего вам тут рассиживаться, вас никто не звал.
Однако старуха, ничуть не смутившись, проковыляла, стуча клюкой, к ближайшей парте, выдернула оттуда стул и, пододвинув его поближе к столу Снегга, уселась на него с самым независимым видом.
Гарри порадовался, что она расположилась так удачно – из своего угла он имел прекрасную возможность наблюдать за обоими родственничками.
Эти последние, похоже, были отнюдь не в восторге друг от друга.
- Спасибо, сынок, - припечатала старуха, едва устроившись, - уважил матушку.
Снегг казался возмущённым до глубины души.
- И у вас, мадам Горгонта, ещё хватает наглости называть себя матерью?
- А почему нет? – возразила старуха. – Ведь я дала тебе жизнь.
- В этом, если вы запамятовали, заключается
вся ваша заслуга.
Горгонта никак не отреагировала на замечание, и сарказм Снегга пропал втуне.
Она окинула сына критическим взглядом и скептически хмыкнула.
- Судя по тому, что я вижу перед собой, гордиться мне особенно нечем.
«Да уж, действительно», - мысленно согласился с ней Гарри.
- На себя бы посмотрели, - огрызнулся Снегг.
Мать всё больше действовала ему на нервы.
- Поживи с моё с клошарами, - парировала старуха, извлекая из недр своего нищенского наряда замызганную табакерку, - погляжу я, каков ты станешь. Небось, сразу спеси поубавится. Думаешь, ты принц какой? Да такое же отребье, хоть и живёшь по-человечески.
Она открыла табакерку и, погрузив в неё крючковатый нос, с шумом втянула воздух.
Снегг снёс этот новый выпад более хладнокровно. Судя по всему, он решил переменить манеру разговора.
- Чем обязан столь высокой чести, мадам? – спросил он куда более спокойно. - Зачем вы хотели меня видеть?
- Так-то лучше, - проворчала старуха. – Слушай сюда, Северус, у меня к тебе дело…
- Дело?! – перебил Снегг. – Да какие у нас с вами могут быть дела?
- Дела семейные, - спокойно ответила Горгонта. – Будь так любезен, сядь, а то мне неудобно на тебя смотреть.
Снегг, стоявший у стола с самого начала разговора, проигнорировал её слова. Он надменно смотрел на мать, как бы желая подчеркнуть, что между ними нет ничего общего.
- Нет у меня семьи, - произнёс он с нажимом, – и уже давно. Или вам напомнить, как вы бросили меня, едва я поступил в Хогвартс?
Старуха спрятала табакерку в складки лохмотьев и утёрла лицо рукавом.
- У меня не было выбора, Северус, и ты прекрасно это знаешь. Здесь ты хотя бы мог есть досыта и спать по-человечески. У нас с твоим отцом почти не было средств к существованию на тот момент. Так что, по правде говоря, я спасла тебя от голодной смерти.
Глаза Снегга зловеще сверкнули.
- Только не надо строить из себя святую, мадам!
- И не собиралась, - быстро ответила старуха. – Но, согласись, сын, ты жил в Хогвартсе…
- …на всём казённом, - подхватил Снегг со злобой, - на крохи от щедрот Министерства. Жалкий задохлик, всё равно, что сирота – и это при живых-то родителях! Ответьте, мадам, вы хоть раз поинтересовались, каково мне здесь? Вы меня навещали? Писали письма? Справлялись обо мне? Прислали хоть один паршивый кнат, чтобы у меня было хоть что-то своё? Что вы вдруг заткнулись? Нечем крыть?
Его голос звенел от напряжения, и Гарри показалось, что он вот-вот набросится на мать с кулаками.
Только сейчас он осознал, до какой степени Снегг выбит из колеи этим неожиданным визитом.
Старуха, впрочем, проявила завидную выдержку. Упрёки сына она слушала с таким скучающим видом, словно придавала им значения не больше, чем чириканью птиц.
- Всё это, конечно, так, - сказала она, как только Снегг стих, - но благодаря тому, что ты попал в Хогвартс, сейчас ты жив, относительно здоров и даже преуспеваешь как будто. Я не собираюсь каяться – что было, то было, - но, если ты способен выслушать меня и не орать через каждые два слова, я тебе кое-что объясню.
Снегг досадливо поморщился – явно злился, что вышел из себя.
- Я весь внимание, - процедил он.
Горгонта поудобнее устроилась на стуле и начала:
- Я не была счастлива с твоим отцом. Он и женился-то на мне только потому, что я забеременела.
Снегг хотел что-то сказать, но мать предостерегающе подняла руку.
- Не все дети рождаются по любви. Ты был нежеланным ребёнком для своего отца. Он никогда не любил тебя, Северус. И меня тоже.
- Интересно, как я тогда вообще на свет появился?
Декан Слизерина уронил эту фразу небрежно, как бы между прочим. Он по-прежнему возвышался над столом, надменно глядя на старуху, с независимым видом скрестив руки на груди. И всё же чувствовалось, что он сильно напряжён.
Гарри подумал, глядя на него, что Снегг имел полное право задать такой вопрос, пусть даже в своей обычной издевательской манере.
Горгонта пожала плечами.
- Мы оба жили в провинции. Скука смертная. Развлечений никаких. Я имела несчастье влюбиться в этого жалкого типа, - в её голосе впервые прозвучала затаённая ненависть, - и мне даже казалось одно время, что он отвечает мне тем же.
- А я думал, вы опоили его приворотным зельем.
Старуха метнула на сына испепеляющий взгляд.
- Нет, - сухо сказала она, - я была не так уж плоха.
- Подозреваю, выбирать в вашей деревне было особенно не из кого.
- В любом случае, - продолжала Горгонта, игнорируя насмешку, - он начал встречаться со мной только от скуки. Сейчас я это хорошо понимаю. Он всё равно бы меня бросил, но, к несчастью, я понесла от него.
- К несчастью? – тихо переспросил Снегг.
- Вот именно, - кивнула старуха. – Не стоило рожать от такого, как Фрэнк. Он всё же соизволил жениться на мне – но только потому, что вмешался мой отец. Он надавил на Фрэнка, припугнул... лучше бы он не лез…
Она немного помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила:
- Ты и сам знаешь, что Фрэнк был магглом. Актёром. Он мечтал о славе, о больших ролях. Не знаю, может, у него и были какие задатки, но он так и не поднялся выше задрипанного провинциального театра. Кроме того, он ненавидел колдунов и вообще магию и всё время, пока я носила тебя, пытался откреститься от своего отцовства. Он женился по принуждению - думаю, мой отец грозил ему порчей или чем похуже, если он бросит меня, - поэтому постоянно срывал злость на мне. Я не была с ним счастлива ни одного дня.
- Почему вы не ушли от него? – последовал резонный вопрос.
- Это было не принято. Жена должна жить с мужем – так меня воспитали. Моя мать тоже многое терпела от отца. Но Фрэнк так отвратительно обращался со мной, что очень скоро остатки любви выветрились из моего сердца, и я родила ему тебя, уже не скрывая ненависти.
Снегг был страшно бледен.
- И вы полагаете, я должен испытывать к вам благодарность?
- Нечего всё валить на меня, - окрысилась Горгонта. – Я могла бы сделать аборт, но я предпочла дать тебе жизнь.
- Совершив тем самым самую большую свою ошибку.
Последние слова Снегг произнёс так тихо, что Гарри пришлось изрядно напрячь слух, чтобы услышать его.
Старуха никак не прореагировала на это обвинение – вероятно, она просто не расслышала.
- Рождение сына ничуть не повлияло на Фрэнка, - продолжала она, – он всё время где-то пропадал, даже если у него не было спектаклей или репетиций, и я была вынуждена справляться со всем одна. Его родители не желали меня знать, а мой отец вёл себя немногим лучше – он был не слишком доволен, что я вышла за маггла, и отказывался помогать нам. Впрочем, он и сам сильно бедствовал с тех пор как овдовел, так что какой с него спрос… Он бы не мог помочь мне, даже если бы захотел. Поэтому мы с Фрэнком жили в крайней нищете.
- О, это я помню очень хорошо, - произнёс Снегг, помрачнев.
- Мы могли бы худо-бедно держаться на плаву, – тут в словах Горгонты снова прорезалась ненависть, - если бы Фрэнк хоть немного думал о семье, хотя бы о тебе, своём сыне. Но ему было всё равно, сыт ты или голоден, здоров ли, одет… Почти все его заработки уходили на кабаки и женщин. Я крутилась, как могла: стирала магглам бельё, нанималась полоть грядки и занималась прочей неблагодарной и унизительной работой, какую можно найти в глухой провинции, пока он там развлекался со шлюхами!
К удивлению Гарри, Снегг скривил рот в презрительной усмешке. Казалось, поведение беспутного папаши его ничуть не взволновало, равно, как и попытки матери растить его своими силами.
- Какой же надо быть женщиной, - язвительно поинтересовался он, - если муж предпочитал вам общество проституток?
Горгонта стукнула клюкой по полу. Она впервые вышла из себя.
- Заткнись, неблагодарный щенок! Как ты смеешь!..
- Не за что мне вас благодарить, - огрызнулся Снегг. – Вы сами выбрали себе мужа-маггла. Вам не приходило в голову, что вы слишком разные, чтобы жить вместе?
- Нет! Я была бы хорошей женой, если бы Фрэнк хоть немного ценил меня. Но ему дела не было до семьи. Он был слишком тщеславен, всегда считал, что достоин большего. Жалкий актёришка, воображал, что может подняться до уровня Оливье, мечтал сыграть Ричарда III! Да я бы не доверила ему роли дерева в представлении для сопливых маггловских выродков!
На Снегга эта яростная тирада не произвела ни малейшего впечатления. Его занимало другое.
- Как же вы с ним жили, если так ненавидели?
- А куда мне было деваться с ребёнком на руках?! Фрэнк хоть какие-то деньги давал. А ещё твой папаша иногда вспоминал, что у него есть жена… будь он проклят!
- О чём вы? – быстро спросил Снегг.
- Я давно уже не подпускала его к себе, - сказала Горгонта с отсутствующим видом, - но, когда у него не было средств на подружку, он вспоминал о супружеских обязанностях. Жалкий ублюдок! Он не считал нужным даже пытаться приласкать жену и почти всегда брал меня силой. Надеюсь,- вдруг сказала она со злобой, метнув на сына ненавидящий взгляд, - ты не унаследовал от него эту манеру обращения с женщинами?
Снегг ничего не ответил, но, судя по брезгливому выражению лица, ему было неприятно подобное предположение.
- Нас ещё кое-что разделяло, - продолжила старуха более спокойно. – Моя семья … мы ведь не обычные колдуны, Северус. Ты, наверное, не знаешь, что в нашем роду были вампиры?
Гарри разинул рот от такого заявления. Снегг был поражён не меньше.
- Что вы такое говорите?
Ведьма усмехнулась.
- Вижу, что нет. Ещё бы – мы об этом помалкивали, а сам ты вряд ли когда интересовался своими корнями.
Лицо Снегга выразило сильнейшее недоверие пополам с растерянностью, и Гарри невольно посочувствовал профессору: узнать о себе
такое было слишком даже для него.
- Мой дед и твой прадед Серпентус, - заговорила старуха, не обращая внимания на вытянувшуюся физиономию сына, - женился на вампирше Белладонне. Он, разумеется, знал, кто она, и всё же не пожелал отступиться от своего намерения. Думаю, он безумно её любил, раз решился создать с ней семью. Насколько мне известно, бабушка Белла всю жизнь ела, вернее,
пила на завтрак свежезабитых цыплят. Впрочем, об этой её особенности знали только свои – от посторонних происхождение мадам Снегг тщательно скрывалось. В этом браке родился сын, Септимус. Он уже был полувампиром, то есть практически человеком. Но дедушка всё равно принял меры, чтобы его ребёнок, мой будущий отец, не испытывал
голода, если ты понимаешь, о чём я. Точно не знаю, но, кажется, младенца поили специальным зельем, а, может, к нему применили особую защитную магию. Как бы там ни было, Септимус вырос совершенно нормальным. Вот только вид крови всегда возбуждал его: помню, мать рассказывала мне, что он часто приходил на кухню, когда она готовила мясо, и набрасывался на неё с совершенно неуместной здесь страстью. Септимус был не так экстравагантен, как его отец: он женился на Медянке, волшебнице из хорошей семьи, и их дети, то есть я и мой брат Серциус оказались ещё меньше подвержены этой заразе, хотя нам тоже сделали при рождении соответствующие прививки.
- Дядя Серциус? - прервал Снегг материнский рассказ, выйдя наконец из ступора (Гарри показалось, что это имя не вызвало у него неприязни). – Я хорошо его помню. Он иногда заходил к нам.
Горгонта кивнула.
- Тоже был любитель женщин. Они с Фрэнком, бывало, кутили ночи напролёт. Да и денег Серциус иногда подкидывал, хотя в ту пору они у него не задерживались. А за себя, Северус, можешь не волноваться: в тебе почти ничего не осталось от прабабушки Беллы. Фрэнк, сам того не подозревая, своей маггловской кровью практически полностью избавил тебя от вампиризма. Но ты не получил антивампирской прививки при рождении - мы были слишком бедны, чтобы обратиться к специалисту, мой отец на тот момент испытывал сильные финансовые трудности, а братец по уши увяз в своём третьем разводе.
- И вы так спокойно об этом говорите?! – сорвался Снегг, но почти тут же взял себя в руки. – На что вы намекаете? – произнёс он совсем другим тоном. – Я никогда не испытывал того, что чувствуют вампиры.
- А ты и не должен. Ты вампир в четвёртом поколении, да ещё рождён от маггла. Но любой, в ком есть хоть капля вампирской крови, не может быть обычным человеком. В нём всегда будет нечто, отличающее его от остальных. Признайся, сын: порой хочется кровушки, а?
- Я вам уже сказал, что нет! – раздражённо ответил Снегг, но, как показалось Гарри, не слишком уверенно.
Горгонта тоже почувствовала это.
- Я имею в виду не
голод, - сказала она, - а жажду крови. Любой вампир – прирождённый убийца, и ему гораздо легче убить человека, чем обычному магу или магглу. Вид крови его не пугает, а завораживает.
- В смерти нет ничего завораживающего, - тихо ответил Снегг.
Гарри был очень удивлён этим заявлением. Ему даже почудилось, будто в голосе бывшего преподавателя по зельям прозвучала совершенно несвойственная профессору печаль.
Мать Снегга, как он понял, не расслышала этих слов – судя по всему, она была глуховата.
- Кроме того, - продолжала она, как ни в чём ни бывало, - многие вампиры очень привлекательны. Эта не та вульгарная красота, которую воспевают дураки-магглы, а нечто вроде звериной грации и силы. Такой… животный магнетизм. Мой отец был очень интересным мужчиной. Женщины просто зверели от него, прохода не давали, и маме приходилось прилагать много усилий, чтобы сохранить семью. Причём, мужская привлекательность твоего деда была заслугой не столько его матери-вампирши, сколько отца – Серпентус и в старости был неотразим. А уж о моём брате и говорить нечего: красив, как дьявол и так же порочен. Ни одна женщина не могла ему отказать. Так что мужчины в нашем роду, как правило, отличались необычайной сексуальностью. Разумеется, нет правил без исключений, - тут она смерила сына презрительным взглядом, - ты паршивая овца и такой же нескладный, как Фрэнк. Ну да, как известно, в семье не без урода. Каков отец… хотя с тобой женщина вряд ли даже за деньги пойдёт.
Лицо Снегга перекосило от ярости при этом неслыханном оскорблении. Гарри никогда не видел его таким взбешённым.
«Небось, правда глаза колет», - подумал он.
Однако он тоже считал, что старуху занесло.
- Да замолчите вы, старая карга! - рявкнул Снегг на мать. – Что вы несёте?
- Я тебе задела? У меня не было такой цели, я просто сказала, что думаю. Кстати, забыла упомянуть ещё одну особенность: вампиры и их потомки – пр
оклятые создания. Простые смертные редко бывают счастливы с ними. Мой отец преждевременно свёл мать в могилу постоянными изменами, а мой брат, несмотря на пятерых жён и бесчисленное множество любовниц, так и не обрёл ни с одной из них счастья.
- А вы-то сами? – выплюнул Снегг.
Горгонта опять стукнула клюкой по полу.
- Ты имеешь в виду, что Фрэнк был несчастлив со мной? Ну, так он был подонком, и заслужил... да, заслужил свою смерть!
Она с вызовом смотрела на сына.
У того вытянулось лицо.
- Вы же не хотите сказать… - начал он.
- Именно это я и хочу сказать, - отрезала старуха. – Он умер не своей смертью. Я немного помогла ему.
Снеггу, казалось, изменили силы. Он чуть отодвинул от преподавательского стола потёртое кожаное кресло и, опустившись в него, отвернулся от матери.
- Ну-ну, - насмешливо сказала Горгонта, наблюдая за его реакцией - давай без драм, сынок. Ты же никогда не любил отца, даже на похороны не поехал. Не делай вид, что шокирован.
Снегг медленно и как будто с усилием поднял взгляд на мать. На его лицо читалось брезгливое недоумение.
- Как вы могли, мадам?.. – спросил он. – Пусть вы не любили его, но всё-таки он был вашим мужем и моим отцом. Неужели…
- Что? – перебила старуха. – Угрызения совести? С чего вдруг? И с каких пор ты стал таким чувствительным, Северус? Всё, что я о тебе слышала, с этим как-то не вяжется. Незачем сожалеть об этом ничтожестве. Ты уже забыл, какой скотиной был Фрэнк? Забыл, как он страшно тебя бил? Да ты бы остался калекой на всю жизнь, если бы не я, - так он однажды, будучи пьяным, отшвырнул тебя прочь, просто потому что ты попался под руку.
- Отец мёртв, - возразил Снегг тускло, - что с него взять? Но вы…
- Что я? – завопила Горгонта, выходя из себя. – Я никак не могла избавиться от него! Он бросил меня, когда я проиграла тот процесс, и мы с тобой оказались на улице. Я пристроила тебя в Хогвартс за казённый счёт и хотела начать жизнь заново, когда этот подонок вздумал осчастливить меня своим возвращением! Да, сначала я повелась, решила, что он раскаялся, хочет всё исправить… Но не прошло и недели, как он снова запил и загулял. А потом и вовсе ушёл… А я-то, как последняя дура, всё ждала, надеялась… Я слишком долго его терпела… больше десяти лет! Десять лет, Северус! Поверь мне, это большой срок. Но всякому терпению бывает предел.
- Вы же сказали, он ушёл от вас.
Горгонта криво усмехнулась… и вдруг приосанилась.
- Он всё время уходил… и всё время возвращался ко мне.
Затаённая гордость, прозвучавшая в её голосе, показалась Гарри подозрительной – уж слишком довольной выглядела старуха. Неужели лукавит?
Но Снегг, впавший в мрачную задумчивость, ничего не заметил.
- Виновата, очевидно, ваша вампирическая сущность, - произнёс он рассеянно.
- Очень смешно! Побереги свои плоские шутки для девочек.
- Каких ещё, к дьяволу, девочек?
- Я думаю, - заметила Горгонта многозначительно, - у тебя здесь большой выбор.
Ответом ей был полный презрения взгляд.
Старуха снова достала табакерку, сунула в неё длинный нос, смачно, от души вдохнула табачку и продолжила свой рассказ:
- На сцене дела у Фрэнка шли всё хуже и хуже, но он не переставал портить мне жизнь. Как я мечтала, что однажды он заснёт пьяный под забором, да и не проснётся больше! А ещё лучше - сдохнет под очередной шлюхой! Но он был живучим, как микроб. И однажды я поняла, что с меня хватит. Я подала ему ужин, в который было кое-что добавлено вместо его любимой приправы и… - старуха наигранно перекрестилась, - …в общем, мир его праху! – закончила она с мерзкой улыбкой.
Гарри переводил взгляд с неё на Снегга и чувствовал непреодолимое отвращение к ним обоим.
«Всё с ним теперь ясно», - думал он неприязненно.
Снегг смотрел на мать со странным выражением: грустно и в то же время понимающе. У Гарри возникло ощущение, что он только что сделал для себя очень неприятное открытие.
Горгонта тоже почувствовала это.
- Да, я убила его, - заявила она с вызовом, - и ничуть об этом не жалею. Была бы возможность, сделала бы это снова. И снова… и убивала бы его до тех пор, пока не надоело!.. И сто раз было бы мало!
Снегг резко откинулся назад и отвернулся. Нахмурившись, он смотрел сейчас в ту сторону, где стоял невидимый Гарри Поттер.
К счастью для последнего, декан Слизерина был слишком расстроен материнскими откровениями, чтобы заподозрить чьё-то нежелательное присутствие. Глубокая вертикальная складка, прорезавшая его лоб, и сосредоточенный, застывший взгляд выдавали душевное смятение. По-видимому, Снегг был неприятно поражён цинизмом Горгонты.
«Что-то он и впрямь разнервничался, - удивлённо подумал Гарри, - не похоже на него».
Старуха и сама поняла, что наговорила лишнего.
- Твой отец причинил мне много боли, Северус, - сказала она, пытаясь сгладить впечатление.
Но добилась прямо противоположного результата.
Сын повернулся в её сторону. Его негодующий взгляд не предвещал ничего хорошего.
- Боль! – воскликнул он с величайшим презрением. – Боль!.. Да что вы знаете о боли! Что вы вообще за женщина? Вы никого никогда не любили. Расписываете тут вашу жизнь, строите из себя мученицу, но ответьте честно: разве
я что-то значил для вас? Дело ведь не только в том, что, спихнув меня в Хогвартс, вы с тех пор ни разу не поинтересовались моей жизнью… если бы! Но разве вы были ласковы со мной, когда я ещё жил с вами? Вы никогда не были хорошей матерью, мадам, и не вам осуждать других. Фрэнк, ваш муж-маггл, конечно, был порядочной свиньёй, но чем
вы лучше его?
- Что ж, - Горгонта нетерпеливо стукнула клюкой по полу, - я и не собиралась перед тобой оправдываться. Не жди от меня покаяния, Северус: я не хотела твоего рождения. Ты был нужен мне не больше, чем Фрэнку.
Снегг не нашёлся, что возразить; судя по всему, этот разговор уже начинал его тяготить.
- Да, от природы я была лишена материнских чувств. А что ты хотел? Та жизнь, на которую меня обрёк твой отец, не способствовала любви ни в какой форме. Но я заботилась о тебе, как могла - по крайней мере, первые годы, - и то, что ты жив сейчас – целиком моя заслуга.
Горгонта смотрела на сына без тени смущения или раскаяния.
То ли это такой изощрённый садизм, подумалось Гарри, то ли старуха совсем из ума выжила и не понимает, что напрасно так жестоко унижает сына, которого явно хочет о чём-то попросить. Жестоко и бессмысленно, к тому же.
У Снегга был столь жалкий вид после материнских разглагольствований, что в душе Гарри опять, против воли, шевельнулось сочувствие. Собственное детство в этот миг показалось ему не таким ужасным.
Снегг, впрочем, довольно быстро пришёл в себя.
- Перейдём к делу, - сухо сказал он, очнувшись, - что вы от меня хотите?
- Теперь, когда ты знаешь, каковы были обстоятельства в нашей семье…
- Вам нужны деньги? – прервал Снегг.
- Нет, с этим мне мог бы помочь брат.
- Дядя Серциус? Он разве не в гробу?
- Ты, верно, хочешь спросить, по-прежнему ли он
спит в гробу? – поправила старуха.
- О чём вы, мадам? – ошеломлённо спросил Снегг.
- Ну, твой дядя стал настоящим вампиром. Сам, добровольно. Это был сознательный поступок, который он совершил несколько лет назад.
«Ну и семейка!» - подумал Гарри, ошарашенный не меньше, чем Снегг.
Новое открытие привело успокоившегося было мага в ярость.
- С меня хватит! Я не желаю иметь дел ни с кем из вас. Я уже давно решил для себя, что у меня нет и не будет никаких родственников. И, если вы, мадам, явились сюда с целью разжалобить меня, то знайте, что вы впустую потратили своё время и красноречие. И, разумеется, я не дам вам ни кната.
Горгонта смотрела на сына оценивающе.
- Ты стал очень сволочной, Северус, - заметила она.
Снегг сардонически усмехнулся.
- О, да, я редкостная сволочь!..
«В кои веки сказал правду», - мысленно согласился с ним Гарри.
- Но не вам судить меня. И если вам больше нечего мне сообщить…
- Напротив, - повысила голос старуха, - то, что я хочу сказать, может заинтересовать тебя сильнее, чем ты думаешь. Но сначала ты должен пообещать…
- Я вам ничего не должен! – заорал Снегг, потеряв терпение. – Оставьте меня в покое! На каком основании вы вообще до сих пор живы? Вам давно пора быть в могиле!
- Ещё неизвестно, кто умрёт первым, - ощерилась Горгонта.
- Не ждите, что меня опечалит ваша кончина!
- Неблагодарный выродок, ты смеешь грубить мне!
- А что прикажите – целовать вам руки? Да вы даже не пытаетесь сделать вид, что в вас взыграли материнские чувства! Нет, вы являетесь ко мне спустя столько лет и имеете наглость…
- Имею право!
- У вас нет никаких прав! Если вы запамятовали, суд лишил вас…
- Что мне твой суд! Запомни, ублюдок, я имею на тебя все права!
С неожиданным для пожилой женщины проворством Горгонта вскочила с места и теперь наседала на Снегга, угрожая клюкой. Тот продолжал сидеть за преподавательским столом и внешне выглядел спокойным. Однако лежащие на столе руки, стиснутые в кулаки, красноречиво свидетельствовали о том, что он сдерживался изо всех сил.
Эта отвратительная сцена, во время которой мать и сын орали друг на друга, начала уже внушать Гарри серьёзные опасения: а вдруг разошедшаяся старуха начнёт метаться по кабинету? И нечаянно заденет его клюкой? Или подцепит мантию-невидимку? Даже представить страшно, как Снегг отреагирует, обнаружив его присутствие...
Гарри поплотнее закутался в мантию и вжался в угол.
Крики неожиданно стихли. Снегг и его мать несколько секунд с ненавистью смотрели друг на друга, а потом старуха внезапно успокоилась, прошествовала к своему стулу и снова уселась на него.
Снегг перевёл дух. Гарри тоже.
- Итак, мы выпустили пар, - Горгонта, видимо, решила сменить тактику, - и теперь можем поговорить спокойно. Согласна, в прошлом у нас были кое-какие разногласия, но, поверь, Северус, я бы не стала сюда тащиться только затем, чтобы слушать твои идиотские упрёки. То, что я скажу, касается тебя напрямую. Поэтому лучше выслушай меня - ради твоего же блага.
- Ну, так говорите, чёрт бы вас побрал! – прошипел Снегг.
Он заметно нервничал.
- Но прежде, - упрямо продолжала старуха, - ты должен дать Нерушимый Обет, что выполнишь одну мою просьбу.
- Да идите вы к дьяволу! Нерушимый Обет… ещё неизвестно, на что вы меня подбиваете! Вы, видать, совсем из ума выжили!
- Как грубо, сынок, как грубо, - пропела старуха фальшиво-ласковым тоном. – Да ведь я тебе мать как-никак. Я не желаю тебе зла.
- О, Боже, что я слышу! – в тон ей ответил Снегг. – Кажется, вы давите из меня слезу, мадам? Позвольте, но ведь вам прекрасно известны обстоятельства, в которых я рос и взрослел. Так чего вы от меня ждёте? Если вы до сих пор не поняли: бесполезно искать во мне что-то человеческое!
«Это уж точно!»
А ещё Гарри подумал, что сегодня Снегг настроен на редкость самокритично.
- Да при чём тут твоя человечность? – тем же притворно-ласковым тоном спросила Горгонта. – Это не имеет к человечности никакого отношения.
- Уж не убийство ли вам понадобилось?
- А хоть бы и так? В первый раз что ли?
- Не собираюсь обсуждать с вами подобные темы.
- И не нужно. Я и так всё вижу. Я, знаешь ли, хорошо читаю по лицам.
- Вот как? - фыркнул Снегг. – И что же вы прочли в моём лице?
- На нём тень смерти, - спокойно сказала старуха. – Ты собираешься кого-то убить, а, может, и сам уже не жилец на этом свете.
Снегг был неприятно поражён этим зловещим пророчеством. Самообладание, казалось, окончательно покинуло его, уступив место напряжённому настороженному ожиданию. Гарри явственно почувствовал его страх.
И тут же перевёл взгляд на шкафчик с Омутом Памяти.
«Что же он там прячет и почему так боится матери?»
- Зачем я вам, мадам? – вдруг спросил Снегг, пристально глядя на мать. – Ведь вы меня не любите.
- Но ты мой сын. Кровные узы гораздо сильнее, чем любовь и прочий вздор.
- Значит, вы считаете любовь вздором?
- А ты считаешь иначе? – старуха так и впилась в него взглядом.
Но Снегг уже успел принять свой обычный неприступно-бесстрастный вид.
- Спрашиваю в последний раз, - холодно произнёс он, - намерены вы сообщить мне цель своего визита? Да или нет? А если вы и дальше будете настаивать, чтобы я неизвестно с какой радости дал вам Нерушимый Обет, прикрываясь красивыми фразами о том, что я имею сомнительную честь быть вашим сыном… Говорю сразу: в таком случае не тратьте зря моё время и убирайтесь по-хорошему.
Старуха помедлила.
- Что ж… раз ты настаиваешь…
Внезапно она неуловимо-быстрым движением вытащила из клюки волшебную палочку и наставила её на сына.
Снегг, однако, не растерялся. Очевидно, он ждал нападения. Вскочив на ноги, он так же быстро выхватил свою палочку, по-видимому, успев отразить материнское заклятье, ибо в следующий миг Горгонта издала яростное рычание.
Они стояли, наставив друг на друга палочки, и по их лицам, выражавшим неукротимую ненависть, было видно, что они ведут молчаливую борьбу, используя невербальные заклятья. Старуха, скорее всего, пыталась заставить сына подчиниться, а, может, хотела проникнуть в его мысли. Но Снегг не поддавался.
Горгонта первая сложила оружие, по-видимому, отказавшись от дальнейших попыток.
- Ты сильнее, чем я думала, - признала она. – И так похож на Фрэнка – такой же несговорчивый кретин…
- Ещё одно слово…
Глаза Снегга метали молнии, и Гарри испугался, как бы он в самом деле не прикончил старуху.
- Ладно, - Горгонта наконец смирилось с поражением. – Я тебе расскажу … в общих чертах. В декабре я была в Египте…
- Вон! – вдруг заорал Снегг, приготовившийся было слушать. – Убирайтесь сейчас же! Меня не интересуют ни ваши тайны, ни ваши предложения! Я отказываюсь что-либо делать для вас!
Горгонта была не меньше Гарри удивлена такой бурной реакцией.
- Но, послушай, Северус… - начала она.
- Я уже достаточно выслушал! Я был более чем терпелив! Убирайтесь, или пеняйте на себя!
Он направил палочку прямо матери в сердце.
Старуха взглянула в его перекошенное бешенством лицо, оценила ситуацию и… почла за благо не рисковать.
- Ты не знаешь, что делаешь, идиот, - прошипела она, вставая и направляясь к двери.
Снегг по-прежнему держал её под прицелом.
- Побыстрее, - поторопил он, - а то я не могу долго противиться искушению убить вас.
Старуха усмехнулась.
- Убить меня!.. А материнского проклятья не боишься? Нет ничего страшнее.
- Я с рождения проклят, раз вы моя мать.
Горгонта покачала головой и взялась за ручку двери.
- Ты даже не представляешь, чего лишаешься.
- Было бы что важное, вы бы давно сказали, - возразил Снегг. – А раз вы до сих пор молчите, то все ваши слова – не более чем бредни выжившей из ума старухи. Поэтому идите к чёрту, и чтобы я больше вас не видел!
Мать смерила его презрительным взглядом.
- Ну и дурак же ты, - загадочно уронила она на прощание.
Потом покачала головой и, не прибавив больше ни слова, вышла вон.
Глава 2 «Сквозь воспоминания»Дверь за старухой громко захлопнулась.
Взбешённый Снегг проводил её взглядом, полным такой ненависти, что Гарри поёжился под мантией-невидимкой.
Да, положение… Врагу не пожелал бы попасться сейчас Снеггу под руку - на лице слизеринского декана так ясно читалось желание кого-нибудь убить, что не оставалось сомнений: ему и повод не нужен. А если чёрт его дёрнет начать расхаживать по кабинету? А вдруг случайно заденет? Из проклятого угла и отступить-то некуда…
Дело принимало скверный оборот.
Но Снегг продолжал стоять неподвижно. Только стиснутые кулаки выдавали бушевавшую в нём ярость, которую он тщетно пытался побороть. Внезапно он дёрнулся, злость сменила озабоченность, словно ему только что пришла в голову неприятная мысль.
- Чёрт бы побрал старую каргу, - пробормотал он. - Ещё поднимет шум!
И Снегг поспешно вышел, с силой захлопнув за собой дверь.
Благоразумие советовало Гарри немедленно последовать его примеру. Он уже сделал шаг в направлении выхода, когда внимание его привлекли дверцы шкафа, которые Снегг от волнения забыл закрыть.
Омут Памяти!
Что Снегг прятал там? Какие воспоминания, со стоном вырванные прямо из сердца?
Мозг Гарри лихорадочно работал.
Минут десять-пятнадцать у него точно есть - Снегг наверняка захочет лично выпроводить мать за ворота Хогвартса, а это займёт время. Плюс мантия-невидимка. Правда, Снегг, когда вернётся, первым делом захочет закрыть шкаф. И тут же натолкнётся на невидимое, но вполне осязаемое тело. И тогда...
Гарри хорошо помнил, что случилось, когда он впервые влез в мысли Снегга, и тот застал его на месте преступления. Страшно даже подумать, что может произойти на этот раз. Но соблазн был так велик...
И Гарри решился. Он покрепче сжал в кулаке палочку - ничего не поделаешь, в крайнем случае придётся пальнуть в Снегга Оглушающим заклятьем… Но игра стоила свеч: когда ещё выпадет такой случай! Глупо было упускать великолепный шанс, предоставленный ему рассеянностью врага, из-за малодушного страха.
Не колеблясь больше ни секунды, Гарри метнулся к открытому шкафу и, склонившись над чашей, нырнул в воспоминания Снегга. Всё закружилось у него перед глазами, он почувствовал знакомое ощущение полёта...
Гарри нёсся сквозь время...
...Он упал на каменный пол, всё так же сжимая в руке палочку.
Поднявшись на ноги, Гарри сразу понял, куда попал. Это помещение было ему прекрасно знакомо и отнюдь не ассоциировалось с чем-то приятным - Гарри находился в кабинете Зельеварения. Знакомые чёрные столы, шкафы с реактивами и свитками, портрет вечно дрыхнущего волшебника в углу под потолком… всё было точно таким же, как и в его реальности. Ничего не изменилось за... сколько лет?
Гарри оглянулся.
Он был здесь не один.
За лабораторным столом слева сидела девушка в синей когтевранской мантии, сосредоточенно готовившая какое-то зелье. Очень красивая девушка. Экзотичная. У неё была смуглая кожа, длинные, до середины спины, волосы цвета воронова крыла, красивой волной лежащие на плечах, и огромные чёрные глаза, такие ласковые, что, казалось, они не смотрят, а гладят.
Она выглядела чуть старше Гарри.
Неподалёку стоял Снегг. Он был явно моложе себя нынешнего и даже чем тогда, когда Гарри увидел его впервые. Присмотревшись к профессору повнимательнее, Гарри нашёл, что раньше Снегг выглядел намного лучше. Его волосы казались не менее ухоженными, чем у девушки, и совсем не напоминали нынешние, привычные сальные космы. Мало того, довольно красиво обрамляли бледное лицо. Снегг, по-видимому, вообще никогда не отличался цветущим внешним видом, однако, как ни странно, в молодости это его не портило. В то время его кожа ещё не приобрела нездорового желтоватого оттенка – следствия добровольного заточения в подземельях и постоянной работы с зельями, - и её природная бледность придавала зельевару несколько аристократичный вид. Но больше всего Гарри поразили его глаза. Они были не холодными и пустыми, как два бездонных колодца, а живыми и блестящими. И вообще, в этом знакомом и одновременно непривычном лице не было и следа той затаённой злобы, к которой Гарри уже так притерпелся, что считал её неотъемлемой частью внешности Снегга. Напротив, в нём было нечто, смягчающее суровые черты, нечто, придававшее им совершенно несвойственное нынешнему Снеггу выражение снисходительности и доброжелательности… человечность, может быть? Если бы Гарри не испытывал к слизеринскому декану такой ненависти, он бы решил, пожалуй, что Снегг выглядел тогда вполне сносно и даже хорошо. Чёрная, с иголочки мантия, сидела на нём идеально, и Гарри пришло в голову, что Снегг и впрямь похож на элегантного вампира.
Он проследил направление профессорского взгляда и, к немалому своему удивлению, понял, что Снегг откровенно любуется девушкой. Но кто она? Почему занимается в классе совсем одна?
Снегг меж тем принялся расхаживать в проходе между лабораторными столами. В его движениях сквозило плохо скрываемое нетерпение. Девушка периодически поглядывала в его сторону и слегка улыбалась. Она продолжала спокойно работать, отмеряя и смешивая компоненты неведомой субстанции и записывая результаты в лежащий рядом пергамент. По всей видимости, её абсолютно не волновало, что преподаватель начинает проявлять признаки недовольства.
Снегг внезапно остановился рядом с ней. Он наклонился к девушке - зачем, Гарри так и не понял, потому что в этот момент в коридоре послышались шаги, и зельевар резко выпрямился, устремив негодующий взгляд на дверь. Лицо его вмиг посуровело.
В класс заглянула девушка, по виду старшекурсница.
- Что вы забыли в моём кабинете, мисс Соммерс? - холодно осведомился Снегг.
Этот тон был хорошо знаком Гарри.
«Не сильно изменился», - подумал он.
Девушка, нарушившая тишину, доселе царившую в классе, вскинула на преподавателя Зельеварения испуганные глаза.
- Простите, профессор, - пробормотала она. - Я только хотела узнать, как долго...
- Ваша подруга, - прервал её Снегг с явным неудовольствием, - освободится, когда я сочту нужным. Ещё есть вопросы?
- Нет...
- Я скоро закончу, - подала голос красавица. - Жди меня в гостиной, Лавиния.
Та кивнула и поспешно ретировалась.
Лицо Снегга тут же прояснилось.
Студентка, корпевшая над зельем, поднесла руку к груди, намереваясь расстегнуть застёжку мантии, но Снегг опередил её.
- Позволь мне, - сказал он необычайно ласковым тоном.
И не дожидаясь ответа, сам расстегнул застёжку и помог девушке освободиться от мантии, так что теперь на ней остались лишь форменная блузка с юбкой и жилеткой. Потом он убрал волосы ей за спину, чуть задержав их в руках - Гарри показалось, что он наслаждается тем, как они струятся по пальцам.
Гарри едва удержался от желания снять очки и протереть глаза.
Ничего себе! Сколько он помнил, Снегг никогда не позволял себе подобной фамильярности даже в отношении любимых учеников. Неужели… он пытается ухаживать за девушкой?
Когтевранка одарила профессора благодарной улыбкой, чем ещё больше озадачила Гарри.
Да кто она такая, чёрт возьми?
Ему вдруг пришло в голову, что девушка вовсе не студентка. Она вполне могла быть лаборанткой или ассистенткой, хотя никто никогда не слышал, чтобы у Снегга были помощники. Он всегда работал один. Однако такой сотрудник был вполне уместен в маггловской школе у преподавателя химии. Чем Снегг хуже?
А, может, она из какого-нибудь другого учебного заведения? Или даже Министерства? Её могли прислать на стажировку, и Снегг просто не имел права отказаться принять её. Да и вряд ли он сильно возражал – стажёрка-то хорошенькая…
Впрочем, во всех версиях было одно слабое место - школьная форма Хогвартса.
- Я закончила, - объявила девушка, отливая немного полученного зелья в пробирку.
Снегг взял образец и внимательно рассмотрел его.
- Как всегда, безупречно. Всепревращающая жидкость - капризная штука, особенно, когда речь идёт об органической материи, но, если всё сделано правильно, сюрпризов быть не должно. Проверим?
Девушка кивнула и поднялась с места. Вдвоём они подошли к преподавательскому столу.
Там стояла открытая склянка с заспиртованной лягушкой.
Указав на неё палочкой, Снегг произнёс:
- Вингардиум Левиоса лягушка!
Лягушачий трупик с тихим плеском взметнулся вверх, немного сместился вправо и завис над столом, капая на чёрную поверхность. Сильнее потянуло формалином.
- Во что превратить? - спросил Снегг.
- В лотос.
Зельевар сбрызнул лягушку свежеприготовленной жидкостью. Уродливая тварь тут же съёжилась, зашипела и исчезла, на миг вспыхнув белым пламенем. А на её месте появилась свежая алая роза.
- Увы. Ты не в Египте, милая.
«Милая?!»
- Это Англия, у нас тут только розы. Но вообще-то могло быть хуже.
Снегг взял цветок и протянул его девушке.
- Может, я сделала что-то не так? – поинтересовалась та, вставляя розу в кармашек жилетки повыше груди. – Вы не перехвалили меня, профессор?
Снегг слегка улыбнулся в ответ
- Я всегда объективен. И потом:
Так мил твой взор, так строен вид,
Так выше всех ты красотой,
Что не хвалить тебя - то стыд,
Любить - лишь долг простой 1
Гарри не верил своим ушам.
«Он ещё и поэзию знает! Кто бы мог...»
Но додумать свою мысль не успел...
Снегг вдруг схватил девушку, властно притянул к себе и поцеловал. Не встретив никакого сопротивления. Наоборот, она с готовностью нырнула в его объятия и, запрокинув голову, стремительно обвила руками его шею. Очевидно было, что она ждала чего-то подобного.
У Гарри отвисла челюсть. Он оторопело смотрел на них, пытаясь переварить сам факт наличия у Снегга подружки. Да ещё такой красотки... ни за что бы ни поверил.
И всё же глаза его не обманывали - Снегг пользовался полной взаимностью со стороны… стажёрки? Ассистентки? Студентки?!
Дальнейший разговор всё прояснил.
- Значит, я справилась? - спросила девушка, улучив момент.
- У меня не было ученицы способней. А в некоторых зельях ты понимаешь даже больше меня самого. В нынешнем выпуске ты точно будешь лучшей.
Это заявление вызвало новое потрясение в душе Гарри, но уже не такое сильное.
Картина начинала проясняться. Значит, она на седьмом курсе. И встречается со Снеггом. Всё-таки студентка… хотя до сих пор он с идиотским упорством отказывался в это верить, несмотря на когтевранскую форму, в которую была облачена девушка. Почему? Да потому что ни одна студентка в Хогвартсе не позарилась бы на этого… И разве они встречались в открытую? Сомнительно…
В подтверждение его мыслей девушка обернулась, кинув тревожный взгляд на дверь. Снегг, однако, не торопился её отпускать. Он снова склонился к ней, припав губами к её шее. Когтевранка сделала попытку высвободиться из его рук… впрочем, попытка была настолько слабой, что едва ли её можно было считать искренней.
- Пусти, - проговорила она. - Винни может вернуться в любую минуту.
И тут же, обхватив его голову руками, заставила оторваться от себя… но лишь для нового поцелуя.
Гарри невольно усмехнулся, наблюдая за столь вопиющим противоречием между словами и действиями.
Да уж, хороша, нечего сказать… решила бы сначала, чего хочет.
- Она… по-моему, следит за мной.
Её голос слегка дрожал. И непонятно было: от волнения, вызванного возможным разоблачением, или нарастающего возбуждения.
Гарри склонялся ко второму.
Снегг счёл нужным сказать свое веское слово. Он оторвался от девушки, но отпустить и не подумал.
- Тебе стоит тщательнее выбирать подруг, - упрекнул он. – Но не бойся: если она осмелится явиться сюда ещё раз… да пусть хоть весь курс приведёт. Это не проблема.
- Почему?
- Видишь ли, моя кошечка, зелье, которое твои сокурсники готовили сегодня...
- …вызывающее симптомы душевной болезни?
- Да. В конце я каждого заставил попробовать то, что у него получилось, а потом дал противоядие.
- И?
- Я добавил туда кое-что ещё, - вид у Снегга был совершенно беспечный, - споры поганки Маресса.
Девушка встрепенулась, встревожено подняв на него огромные глазищи.
- Но ведь это...
- ...лёгкий галлюциноген, знаю. Всю неделю им будет мерещиться черт-те что, а, когда дурман выветрится, они решат, что любое мало-мальски необычное событие было всего лишь плодом расстроенного воображения, и благополучно забудут о нём. И с Лавинией произойдёт то же самое.
Гарри пришла в голову нелепая мысль, что, будь на месте девушки Гермиона (дикость, конечно, но допустим…), которую красавица слегка напомнила ему своим ответственным отношением к уроку, она не преминула бы устроить Снеггу разнос по поводу того, что он рискует здоровьем учеников. Но эту девушку, кажется, волновало совсем другое.
- Слишком большой риск, Северус, - заметила она.
- Никакого риска, радость.
- Уверен? А если кто-то заподозрит неладное и обратиться к мадам Помфри?
Снегг скептически усмехнулся.
- Посмотрел бы я на такого олуха! Да половина студентов-старшекурсников употребляет лёгкие наркотики, и Поппи это прекрасно известно. Какой идиот захочет подставляться?
- Пожалуй, - задумчиво согласилась девушка, и снова прильнула к нему.
Гарри испытывал смешанные чувства, наблюдая за ними. Всё, что он знал о Снегге, совершенно не вязалось с тем, что он видел. Преподаватель Зельеварения и ЗОТИ был не только крайне неприятным типом с сомнительными политическими убеждениями и преступным прошлым, но и, по его мнению, совершенно не способным на нормальные человеческие чувства ублюдком.
И тем не менее...
Глупо было отрицать очевидное: эта девушка, сияющая экзотической красотой, чувствовала себя с ним вполне счастливой. И всем своим видом выражала полную готовность сделать всё, что он пожелает.
А может, мелькнула вдруг суматошная мысль, ничего этого и не было? Может, Снегг всё выдумал? Вообразил себе такую нереально прекрасную девушку и дал волю своему воображению?
Но он тут же отмёл подобное предположение, как смехотворное. Это был Омут Памяти, а не кладезь несбывшихся мечтаний. Здесь могли быть только реальные воспоминания. И зачем, спрашивается, Снеггу, если это всего лишь фантазия, все эти отвлекающие моменты, вроде разговоров о мерах предосторожности и некстати появляющихся студентов? И уж точно в его мечтах девушка не стала бы вырываться из его рук.
Нет, это не плод больного воображения… Просто действительность бывает куда причудливее любых выдумок.
Девушка опять попытался отстраниться от Снегга, на сей раз чуть более решительно.
- Да пусти же! – выдохнула она. - Ты... ненасытен!
Гарри, однако, не уловил в её голосе ни малейших признаков недовольства. Да и вырваться из крепких мужских рук она явно не торопилась.
Снегг всё же послушался. Он с явным сожалением медленно разжал объятья, и девушка выпорхнула из них, словно птичка из когтей коршуна.
- Мне, правда, пора, - сказала она извиняющим тоном. - Лавиния и так устроит мне допрос с пристрастием. Её, знаешь ли, очень интересует, что ты со мной делаешь столько времени.
Она подошла к своему столу и стала собирать сумку.
- Что скажешь на этот раз? – поинтересовался Снегг.
- Что запорола зелье на последней стадии и часть работы пришлось делать заново.
Снегг покачал головой.
- Не пойдёт. Все знают, что ты в жизни не испортила ни одного зелья.
- Ну, никто не совершенен. А у тебя есть идеи получше?
- Скажи правду.
- По-твоему, это смешно, Северус?
- А я и не думал шутить, - возразил Снегг. - Она выпила противоядие вместе со всеми.
Но вид у девушки был озабоченный.
- Не надо недооценивать Винни.
- И перехваливать тоже. Твоя Винни – чёртова прилипала и пронырливая сучка, что верно, то верно, но мозгами её природа обделила. А ещё она тебе завидует. По-чёрному.
Столь нелестное мнение о её подруге не произвело на когтевранку должного впечатления. Она даже не удивилась.
А вот Гарри была неприятна её реакция.
Странная девица. И слова поперёк не сказала. Так плохо думает о подруге? Настолько доверяет мнению Снегга? Или подруга ей в тягость, и она рада поверить любому навету?
Девушка вздохнула.
- И не она одна.
- Тебя ещё кто-то достаёт?
В голосе Снегга прозвучала недвусмысленная угроза. Гарри не сомневался, что девушка прекрасно поняла намёк.
Но, к чести её, не сочла нужным воспользоваться предложенной защитой.
- Скажем так, многие недолюбливают. Девушки, в основном. Но я могу за себя постоять, ты же знаешь. Я больше за тебя волнуюсь, Северус.
Снегг пожал плечами с безразличным видом, словно возможность огласки была последним, что могло его беспокоить.
- Кошечка моя, у меня
такая репутация, что она защитит нас куда лучше любых чар. Ведь никому в здравом уме и в голову не придёт, что ты моя.
«Точно, - мысленно согласился Гарри, - я бы не поверил».
- Но ты лучше держись подальше от Лавинии. У неё что-то подозрительно подлый вид в последнее время.
- Я совсем забыла, - воскликнула девушка, застёгивая сумку, - я же обещала Ковальчику объяснить пару заданий по нумерологии! Отличный повод отвязаться от Винни с её расспросами.
Реакция Снегга оказалась вполне предсказуемой.
- Ковальчик? - переспросил он, нахмурившись. - Это тот недоделанный с Пуффендуя? Что у тебя общего с этим кретином?
«И это он ещё мягко выразился!»
Девушка лукаво улыбнулась.
- Не будь таким злым. Он хороший парень и всегда приветлив со мной. Почему бы не помочь ему?
Но Снегга совершенно не впечатлили её товарищеские чувства.
- Потому, - произнёс он сквозь зубы, - что было бы куда лучше, если бы ты совершенствовала собственные знания и навыки, а не тратила драгоценное время на имбецилов, которым всё равно уже ничто не поможет.
Сейчас Снегг был очень похож на себя нынешнего, и Гарри подумал, что не завидует злополучному Ковальчику – «весёлая» жизнь до конца года бедняге обеспечена.
Девушка присела на край стола, испытующе глядя на Снегга. Сумка так и осталась лежать на стуле.
- Только поэтому?
- Ещё потому что
я этого не хочу.
«Кто бы сомневался!»
- Северус, ты не можешь запретить мне общаться со сверстниками.
Наконец-то в её голосе прорезались металлические нотки. Похоже, Снегг всё же не был для неё непререкаемым авторитетом.
Но последнего это заявление ничуть не смутило.
- Вопрос не в том, что я могу запретить тебе, - возразил он, приближаясь к девушке, - а в том, насколько тебе самой нужно это общение.
Он взял её за подбородок и, приподняв голову, пристально взглянул в лицо.
- Даже не думай, - дерзко ответила когтевранка, - тебе не пробить мою защиту.
- Научил на свою голову, - проворчал Снегг недовольно. – Увы, мне.
Этот обмен любезностями не помешал им, однако, снова прикоснуться друг к другу.
Снегг склонился к девушке, которая с готовностью подвинулась навстречу и, обхватив его левой ножкой, притянула к себе ещё чуть ближе.
Гарри встряхнул головой, силясь побороть смущение и в душе радуясь, что видит так мало – спасибо мантии Снегга. Зрелище и так было чересчур развратное… и неимоверно притягательное в то же время.
«А ведь они уже давно…», - внезапно осознал он.
- Разве я давала повод упрекнуть меня?
- Ты даёшь слишком много поводов для беспокойства.
- Ты невозможный тип, - прошептала девушка, слегка отстраняясь – но только для того, чтобы предоставить Снеггу большую свободу действий. – Как там у Гёте: для медведя - нежен, для пуделя - бешен… тяжёл… космат…
- Но тебя ведь это устраивает, маленькая мисс Невинность…
-…ещё как…
«Дверь бы хоть закрыли», - скептически подумал Гарри.
И тут же встрепенулся: а сам-то он не слишком ли долго торчит здесь? Не пора ли убраться из воспоминаний Снегга?
Но не мог заставить себя сдвинуться с места. Слишком сильно им сейчас владело мерзкое, недостойное, но такое жгучее любопытство, чтобы он мог так просто вернуться в реальность. Странное чувство: ему было неприятно видеть эту смуглую красавицу со Снеггом, и в то же время он ловил себя на мысли, что почти любуется ими. И отвратительно, и прекрасно… чёртов Снегг!
Гарри покрепче сжал в руке палочку, готовый при малейших признаках опасности пустить её в ход.
Впрочем, Снегг был не так безрассуден, как его подруга.
- Ну, хватит, Пен, - сказал он довольно твёрдо, с некоторым трудом высвобождаясь из её объятий, - здесь всё-таки класс.
Отступив на шаг, он бросил быстрый взгляд на дверь и, подхватив полы мантии, скрестил руки на груди.
- И я всё ещё твой преподаватель. Так что тебе лучше уйти.
Когтевранка выпрямилась, с невозмутимым видом оправила юбку и закинула ногу на ногу. Гарри невольно обратил внимание на её смуглые руки: чулки на ней были того же золотистого оттенка, что и её собственная кожа, один в один, отчего создавалась полная иллюзия голых ног. Выглядело непривычно, но красиво.
- Молод ты слишком для профессора. С чего бы мне тебя слушаться?
- Лучше не провоцируй, - предупредил Снегг, - а то потом не будешь знать, как вывернуться.
- Это следует расценивать, как приглашение?
Снегг изобразил на лице мученическую гримасу. И он почти не лукавил: Гарри видел, чего ему стоит сдерживать себя, сознавая при этом, что девушку всё равно надо отпустить. А она и не думала облегчать ему задачу.
Когтевранка невольно подтвердила его мысли.
- Не хочу уходить, - сказала она откровенно. – Почему я не могу видеть тебя, когда пожелаю?
- Мы и так почти всё время вместе, - возразил Снегг.
- Как надоела эта вечная конспирация! Сколько можно…
- Что-то ты слишком бойкая сегодня.
Девушка пожала плечами.
- Всё равно скоро всё откроется.
Эта фраза сильно озадачила Гарри.
«Что она имеет в виду?»
Снегг слегка нахмурился – явно был недоволен тем, что она испытывает его терпение, и решил зайти с другой стороны.
- Это правда, - спросил он, - что для женщин твоего народа существует только один долг - повиноваться?
Гарри хмыкнул.
Нет, Снегг в своём репертуаре! И в молодости был ничуть не лучше. Интересно, как долго эта красотка терпела его с такими-то замашками?
Но ему тоже было любопытно, кто она. Вряд ли англичанка, хотя к языку не придерёшься. Нет, слишком экзотична – примерно, как сестры Патил, но немного другая.
Девушка меж тем разрешила загадку.
- Современный Египет, - спокойно пояснила она, - населён арабами, которые действительно ценят верблюдов побольше своих жён. Но с чего ты взял, что это в обычаях
моего народа? Моя семья - потомки коптов и эллинов. Ты хоть раз видел фрески в гробницах фараонов? Этих людей с гордыми профилями, среди которых, кстати, много женщин? Разве похоже, что они могли выродиться в таких, как нынешние арабы? - в её голосе послышалось откровенное презрение. - Хитрых, жадных попрошаек, одинаково жалких в мужском и женском обличии?
- Да, маловероятно, – согласился Снегг.
- Но у наших женщин есть другие особенности.
- И какие же?
- Увидишь, когда ступишь на землю моих предков. Не сомневаюсь, что ты и сам скоро станешь настоящим коптом.
- Не уверен, моя кошечка. Да и много ли осталось в Египте настоящих египтян?
- К сожалению, не так много, как хотелось бы. Но волшебная диаспора вся состоит из потомков истинных властителей Нила, поверь мне. Арабским шакалам туда вход закрыт.
- В самом деле? А как насчёт арабов-волшебников?
Девушка пренебрежительно пожала плечами.
- Они все на Аравийском полуострове, со своими. Рядом, но отдельно, хвала Осирису. И что-то я не слышала, чтобы среди них было много выдающихся магов. Альтотас – исключение.
Гарри немного покоробило её отношение к арабам, но ещё больше он был заинтригован.
Если она была лучшей выпускницей Хогвартса в каком-то там махровом году времён молодости Снегга и такая оголтелая патриотка своей страны, то куда делась потом? Уехала в Египет? Одна?
- Ты действительно хочешь жить там? – в голосе Снегга слышалось сомнение.
Похоже, его не очень-то вдохновляла перспектива покинуть родные английские берега.
Глаза египтянки горели.
- Это моя родина, Северус. Я родилась в Тунисе, до десяти лет жила в Англии, а потом мы с бабушкой ездили по разным странам, но моё сердце навсегда с Египтом. Я могу жить, где угодно, но никуда мне не деться от песков, гробниц и жёлтых вод Нила. И я знаю, что тебе там понравится. Тебе бы только загореть - и будешь неотличим от жрецов-коптов на древних фресках...
Её речь звучала, как музыка. Гарри даже заслушался. В памяти всплыли полузабытые картинки из учебника истории – это был один из наиболее интересных предметов в маггловской школе, в той, уже такой далёкой дохогвартской жизни. А ещё он подумал, что хрупкая девушка-египтянка и впрямь напоминает кошку-статуэтку, которыми её древние предки любили украшать дома и храмы.
Снегг, несмотря на весь свой скептицизм, тоже казался очарованным далёкой страной, вернее, тем, как о ней рассказывала его подруга.
- Там слишком жарко, - только на такой протест его и хватило.
Ещё бы, - подумалось Гарри, - с его-то вампирской кровью… Да он бы там через неделю загнулся!
Впрочем, как он тут же сообразил, на тот момент Снегг не подозревал о своих корнях.
Девушка отреагировала на слова зельевара очень по-женски: соскочив с парты, она быстро подошла к нему и, обняв, убеждённо заговорила, глядя ему в лицо:
- Я уверена, тебе там понравится.
Я сделаю, чтобы понравилось, клянусь вечностью Ра. Ты и думать забудешь о жаре. Я говорила, что у папы есть домик в Идфу? Он там почти не бывает. Мы могли бы жить там, пока ты не адаптируешься к местному климату. Это славное место - такой маленький кусочек старый доброй Англии… А рядом арабы и развалины древнего города…
- Где сейчас твой отец? – поинтересовался Снегг.
- На раскопках Гелиополя. Северус! – в её голосе послышалась лёгкая тревога. – Тебя ведь ничего здесь не держит?
Он покачал головой.
- Ничего, мой ангел. Только ты.
Египтянка нежно улыбнулась в ответ.
- Значит, всё решено. Совсем скоро мы уедем отсюда, подальше от зависти и пересудов. А пока что нужно соблюдать осторожность. Я пойду?
Её последние слова многое объяснили Гарри.
Выходило, что Снегг всё же был не против отбытия в Египет. Конечно, он не горел желанием ехать в незнакомую страну на другом континенте, но за ней, пожалуй, потащился бы куда угодно. И вряд ли что-то действительно привязывало его к родным местам. Так почему всё сорвалось? Вывод напрашивался только один…
Последние слова девушки вернули Снегга с небес на землю, и он тут же явил неприглядную, приземлённую сторону своей натуры.
- Как давно ты знакома с Ковальчиком? – он сразу забыл о коптах, фараонах и фресках, едва перспектива общения злополучного пуффендуйца с его подружкой обрела реальные очертания. – И напомни, как он выглядит, а то я что-то не уверен. Это случайно не тот блондинчик с вечно испуганным лицом? Такой… смазливый?
- Да, Анджей недурён, - спокойно ответила девушка. – А знакома я с ним с начала года.
Снегг, на взгляд Гарри, слишком сильно сжал её хрупкое тело при этих словах, не замечая, что она запустила пальчики ему в волосы и нежно теребит их.
- И что ты ему сказала?
- Ты делаешь мне больно, - заметила когтевранка.
Она попыталась отстраниться, но Снегг держал её мёртвой хваткой.
- Что ты ему сказала? - настойчиво повторил он.
В его голосе звучала неприкрытая ревность.
- Что займусь с ним нумерологией, - терпеливо повторила девушка, но уже с ноткой зарождающегося раздражения в голосе. - Что-то я не пойму, Северус: ты меня допрашиваешь? Или, может, подозреваешь в чём?
Лёгкий холодок в её голосе показал Снеггу всю беспочвенность его притязаний. Подавив невольный вздох, он отпустил девушку.
- Ни то, ни другое, - произнёс он с обезоруживающей прямотой, - я просто тебя ревную. И небезосновательно - вокруг тебя вьётся столько парней, что мне впору начать беспокоиться. Не сердись.
Когтевранка и не думала сердиться. Она уже сделала пару шагов назад к своему столу, но, не дойдя, вернулась обратно к Снеггу, с лёгкостью позабыв свои благие намерения и недавние правильные слова.
Она явно не лукавила, говоря зельевару, что не хочет уходить.
Снегг был ничуть не более благоразумен: ему, естественно, не нужно было специального приглашения, и он тут же снова привлёк девушку к себе.
Гарри, однако, удивило, что черноглазая красотка так скоро переменила первоначальное намерение. Её тянуло к Снеггу как магнитом.
- Вот ещё глупости, - заявила она, прикорнув прелестной головкой к его плечу. – Почему ты такой мнительный? Я вовсе не так популярна в школе, как ты воображаешь. Думаешь, репутация пробитой отличницы, зануды и зубрилы, а ещё, до кучи, статус твоей любимицы повышают мои шансы в привлечении поклонников? Как бы ни так!
- Красота – великая сила, Пен.
- У всех свои понятия о красоте, - возразила девушка. – Красивых девушек здесь хватает.
- Но таких красивых зубрил не бывает. Не в этой школе.
«Это спорно, - мысленно возразил Гарри. – Гермиона, например, очень даже ничего».
- Так что ты уникум, милая.
Девушка ответила на комплимент поцелуем.
- И чтоб ты знал, - сказала она чуть погодя, - некоторые парни ищут моего расположения отнюдь небескорыстно.
- Я даже не буду уточнять, с какого факультета
- Этих голубчиков привлекает имя и влияние бабушки, её связи и авторитет в волшебном мире.
- И деньги.
Она кивнула.
- Деньги тоже. Но я не настолько глупа, чтобы не видеть этого. И я уж молчу о том, как многие из них примитивны: мне просто не о чём с ними говорить. Так что ты вне конкуренции, Северус.
Снегг явно был польщён, но виду не подавал.
- Это всё, что ты можешь сказать для успокоения моей души?
«А чего тебе ещё надо?»
Девушка чуть откинула голову назад, на лице её промелькнула улыбка.
-Знаешь, - сказала она после недолгого раздумья, - ты очень отличаешься от всех в этой школе. В тебе слишком много талантов… самых разных, чтобы тебя можно было игнорировать. И ты сильный маг, Северус. Даже сам не подозреваешь, насколько...
Её голос звучал так убеждённо, что Гарри ни на секунду не усомнился в её искренности.
Эти двое, очевидно, стоили друг друга.
- А сила часто так привлекательна, - заключила девушка, - гораздо больше, чем ум или красота. Истинная сила всегда мудра.
Гарри надеялся, что она разовьёт свою мысль. Но его желание не совпадало с ходом мыслей самого Снегга, которого, по-прежнему, занимали более прозаические вещи.
- Что ж… я польщён, - проговорил он, отпуская девушку и отходя к преподавательскому столу. - Надеюсь, ты вспомнишь свои слова, когда будешь заниматься с Ковальчиком нумерологией, и не потратишь на этого тупицу ни минуты больше, чем нужно.
- Анджей вовсе не тупой, Северус.
Снегг лишь презрительно усмехнулся.
- Пуффендуйцы тупые по определению, - изрёк он, садясь за стол. - Но даже если этот экземпляр чуть лучше остальных, я всё же сильно сомневаюсь, что в его мозгу наступит просветление от того, что ты будешь пытаться туда вдалбливать: просветление и пуффендуец – понятия несовместимые.
«Ковальчик - труп», - уверенно подумал Гарри.
Эта убийственная тирада возымела, однако, совсем не тот эффект, который он предполагал. Девушка рассмеялась, сверкнув зубками, изумительно белыми на фоне смуглой кожи, но сказать хоть слово в защиту товарища и не подумала. И даже не возмутилась столь неприкрытой ревностью.
- Бедный Анджей! И что ты к нему прицепился? Он совершенно безобиден. И потом, с ним весело.
Снегг успел убрать банку с формалином со своего стола (попросту заставив её исчезнуть) и сейчас что-то записывал в журнал.
- Да уж верно, веселее, чем со мной, - обронил он.
Египтянка подошла к нему и встала рядом, слева.
- Он сразу потеряет ко мне интерес, когда убедится, что я равнодушна к квиддичу.
Снегг закрыл журнал и отложил его в сторону.
- В таком случае, он полный идиот, а это противоречит твоему мнению о нём. Вывод?
- Ты занимаешься софистикой, Северус. И вывод только один – ты видишь то, чего нет.
Снегг резко повернулся к ней, обхватил за талию и потянул к себе. Она не сопротивлялась, напротив, сама, чуть изогнувшись, с готовностью устроилась у него на коленях, не обращая внимания на задравшуюся юбку. Обвила руками шею, придвинувшись как можно ближе, и ласково улыбнулась.
Гарри в волнении взъерошил волосы на голове. Ладони вспотели, и он машинально переложил палочку в другую руку, вытирая освободившуюся конечность о штаны.
Ну, и девчонка! С пол-оборота заводится… Вот что значит африканский темперамент!
- Неужели? – знаменитый профессорский сарказм разбавили новые агрессивные нотки. – Я вижу то, чего нельзя не заметить: половина половозрелых юнцов бегают за тобой, как ошалелое стадо, а их подружки готовы выцарапать тебе глаза за это.
- Это их проблемы, не мои. И хватит уже об этом. Оправдываться в том, в чём я не виновата, не собираюсь.
- Мисс Сфинкс, - заметил Снегг с холодком в голосе, совершенно не соответствовавшим горящему взгляду, - не пора ли вам вернуться к вашим сокурсникам и позволить мне заняться моими непосредственными обязанностями?
- Твоя первейшая обязанность – доставлять мне наслаждение.
Гарри был безмерно удивлён таким заявлением. От Снегга, конечно, можно было ожидать чего угодно, но от девушки…
Когтевранка встала и пересела на стол. Стукнулись об пол одна за другой сброшенные туфельки. Она оперлась руками на поверхность стола позади себя, а ноги поставила Снеггу на колени.
Последний наблюдал за её манипуляциями с хорошо разыгранным хладнокровием: лицо было непроницаемо, но глаза выдавали его с головой.
- Я только этим и занимаюсь, - ответил он, не сделав, однако, ни единого движения.
Девушка вздохнула.
- Хочешь, я откажу Ковальчику? – спросила она кротким голосом. – Извинюсь, скажу, что мне некогда – мол, ты навалил столько заданий, что мне и выходных не хватит?
Снегг медленно провёл ладонью по её обтянутой чулком ножке, начиная со ступни. Взобрался вверх, чуть задержался на коленке и соскользнул под юбку, на внутреннюю сторону бедра.
Она приободрилась и чуть придвинулась к нему поближе, одновременно ещё больше наклонившись назад.
- Между прочим, такая версия будет звучать вполне правдоподобно.
- Делай, как знаешь, Пен, - вкрадчиво произнёс Снегг с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. - Только этому недоделанному уже ничто не поможет.
- Ой, Северус, только не надо его ничем поить! Я же тебя знаю… - её голос прервался, дыхание участилось, - …никаких затормаживающих зелий… ослепляющих сывороток… Прошу тебя!..
- Расслабься, милая… жить будет… раз уж это белобрысое недоразумение развлекает тебя… хотя, видит бог, я с большим удовольствием самолично отравил бы всех этих безмозглых кретинов (Гарри нисколько не усомнился в его словах)… а тебя, будь моя воля, постоянно держал бы голой в своей комнате.
- Ничего себе, предъявы!..
Не удержавшись, Гарри высказал последнюю мысль вслух. Такой наглости он не ожидал даже от Снегга. Надо такое брякнуть… С его точки зрения, это было не только грубо и вызывающе, но просто оскорбительно. А главное, сказано с таким апломбом, с такой невозмутимой самоуверенностью… Можно подумать, девушка являлась его собственностью!
Гарри с каким-то наивным злорадством ждал, что красавица с глазами газели встрепенётся, как-то выразит своё возмущение и вообще поставит Снегга на место, но ей было не до того.
- В твоём роду… случайно не было… мамелюков? – выдохнула она
Гарри не понял, что она имела в виду.
«Какие, к троллям, мамелюки?!»
Впрочем, как он тут же сообразил, чего ещё можно было ждать от девицы, распластанной на столе и едва сдерживавшей рвущиеся из груди стоны? Еле заметные подрагивания её точёных ног говорили куда красноречивее всяких слов.
Он в сомнении смотрел на этих двоих и ощущал невнятную досаду, остро чувствуя абсурдность происходящего.
Да уж, слизеринский упырь в молодости был не промах… кто его знает, может, и сейчас старых привычек не бросил. Студентки его факультета никогда не отличались чрезмерной стыдливостью, одна Паркинсон чего стоит! Или, наоборот, он такой злой, что ни одна больше не даёт?.. Чёрт, что за хрень лезет в голову! Разве дело в Снегге? Он-то, похоже, на все руки мастер… стоит поучиться, пожалуй. А вот она… Лучшая ученица, красотка, чувственная, нежная... да разве у неё были когда проблемы с выбором? Она бы любого заполучила, кого пожелала. Но выбрала почему-то Снегга. Чем он её взял? Неужели только сексом? Нет, слишком просто… и маловероятно, к тому же.
Словом, пищи для размышлений было предостаточно. Почему никто не слышал про эту умницу-отличницу – на Доске Почёта в Зале Славы её портрета не было, уж такой цветочек не заметить было бы сложно. Почему, будучи так сильно привязана к Снегу, она потом исчезла из его жизни? Притом, что была готова на всё по первому его намёку? И ведь, насколько известно, он тоже никуда не уезжал… надолго. Тем более, в Египет. Что вообще у них были за отношения, помимо любовных? И как долго длились эти свидания украдкой?
Гарри видел, что парочка ведёт себя всё менее адекватно. Нет, они что, в самом деле, настолько поглощены друг другом, что забыли о приоткрытой двери? Да сюда в любой момент мог ввалиться кто угодно!
Смущение его давно улетучилось, уступив место возбуждению и нездоровому любопытству. Конечно, он понимал, что ведёт себя скверно, с такой беспардонной наглостью подглядывая за людьми в момент интимной близости, не предназначенной для посторонних глаз… и всё же не мог справиться с собой и не смотреть на них. Он наблюдал за парочкой с болезненно-жадным вниманием, особенно за Снеггом. Впрочем, сейчас он не воспринимал его как врага, ненавистного препода и просто записную сволочь. Он видел мужчину – опытного, уверенного, умелого. И видел девушку, которая бесстыдно отдавалась ему, превратившись в его руках в покорный и доступный объект сексуального наслаждения. До чего, всё-таки, волнующее при всей своей скрытости (и слава Мерлину!) зрелище… чёртов Снегг!
Все чувства Гарри смешалось. Стыд, неловкость, угрызения совести вкупе с любопытством и волнением уравновешивались самооправданием – ну, уж он-то им точно ничем не помешает, это же
воспоминание! - и осознанием собственной безнаказанности…
Что-то щёлкнуло в мозгу. Безнаказанности?! Чёрт, да он забыл, где он!
Гарри попытался сосредоточиться. Надо убираться отсюда. Ну их, к инферналам: и Снегга, и его девчонку…
- Довольно…
Этот спокойный, хоть и прерывистый голос разом перечеркнул все его благие намерения.
Минутный страх сменился здоровым пофигизмом. Да… к чёрту! В худшем случае… ну, не убьёт же его Снегг, в конце-то концов! Не посмеет… тронуть Гарри Поттера, надежду магического мира. Скорее всего, просто сотрёт память да какую-нибудь гадость измыслит.
Хм… после стычек с Волан-де-Мортом… боятся Снегга?! Ещё чего!
Успокоив свою совесть этими нахальными рассуждениями, Гарри уставился на парочку с возросшим интересом.
Снегг поднялся со своего места и сделал пару шагов в направлении двери. Он уже успел взять себя в руки и снова выглядел таким же бесстрастным, как всегда: потенциальная опасность быстро привела его в чувство.
Да, подумалось Гарри, кого-кого, а Снегга поймать с поличным было трудновато. Слишком осторожен. Предельно внимателен. Не настолько сумасброден, чтобы потерять бдительность хоть на секунду. Никогда он не был другим. Даже в молодости. Даже имея в своём распоряжении такую сексуальную фею, как эта египтянка…
Девушка же казалась более беспечной. Она приняла вертикальное положение, но слезть со стола и не подумала. Сидя на нём и по-прежнему опираясь ножками на стул, она выжидательно смотрела на Снегга. Волосы её слегка растрепались, цветок на груди поник, юбка немного задралась, но всё это её нисколько не смущало.
И странное дело: при всём при этом Гарри и в голову бы ни пришло назвать её развязной или, упаси бог, бесстыжей. Он бы и сам не смог объяснить, почему. Может, потому что её поведение выглядело естественным? Потому, что эта экзотическая редкость была, несмотря на юный возраст, куда более зрелой женщиной, чем большинство его сверстниц? При взгляде на её тоненькую, гибкую, изящную фигурку напрашивались невольные сравнения с каким-нибудь благородным животным семейства полорогих - и при этом она всё же не выглядела неискушённой девушкой-подростком. Наоборот. Полная неги и чувственности, прекрасно сознающая свою привлекательность и ничуть не сомневающаяся в своих женских чарах, она просто смотрела на стоявшего неподалёку мужчину, не пытаясь ещё как-то соблазнять: не улыбалась, не строила глазки, не принимала более выигрышную позу… все эти ужимки были ей не нужны, она была слишком уверена в себе для того, чтобы использовать столь примитивные средства, и
знала: одного её вида достаточно, чтобы Снегг не мог думать ни о чём другом.
И Гарри понимал, что для такой уверенности у неё были все основания: несмотря на то, что она была одета, несмотря на её расслабленную позу и спокойный взгляд, чувствовалось, что Снегг слишком сильно хочет её и поэтому боится приблизиться. Боится не совладать с собой. Поэтому он просто смотрел на неё. Смотрел, как заворожённый…
К удивлению Гарри, он вдруг спросил:
- Ты не покинешь меня?
В его обычно холодном голосе слышались тревога и затаённая мольба.
Девушка пристально посмотрела на него, слегка вздохнула и, опустив ноги в туфельки, слезла со стола.
- Северус, ну, сколько можно?
По её укоризненному тону чувствовалось, что разговор этот происходил не в первый раз.
- Что ещё ты хочешь от меня услышать?
Она подошла к Снеггу почти вплотную, но он даже не попытался прикоснуться к ней.
- Почему ты мне не доверяешь? - с обидой в голосе заговорила девушка, не сводя с него огромных чёрных глаз. – Зачем мучаешь?
- Я не привык верить женщинам.
- Не ровняй меня с остальными, я, кажется, не давала повода. И ты прекрасно знаешь, чего стоишь, как человек и как мужчина.
Снегг покачал головой.
- Я не стою тебя, Пен.
- Самоедство оставь при себе. Лучше прими мою любовь, как должное.
Но сомнение по-прежнему явственно читалось на лице профессора зельеварения.
- Не могу, - признался он. – Слишком прекрасно, чтобы длиться вечно.
- Почему ты такой мнительный?
- Потому что я никогда не получал от судьбы подарков, моя кошечка. До сих пор мне доставались только пинки и зуботычины, а то и что похлеще.
- Может, пора перестать держать оборону и просто поверить?
Снегг, по-видимому, был не в состоянии слишком долго просто стоять с ней рядом - её близость действовала на него одуряюще. А последние слова когтевранки он явно воспринял, как поощрение.
Обняв девушку за талию, другой рукой он принялся расстёгивать её жилетку.
«Времени зря не теряет», - подумал Гарри с невольной завистью – ему бы такую уверенность с девушками!
- Всё-то ему надо доказывать, - египтянка слегка отклонилась назад, выгнув спину. – Ладно, начнём по новой. Разве я с тобой не по собственной воле?
- Нет.
- Разве ты соблазнил меня?
- Нет.
- Разве я пила приворотное зелье или ещё какую любовную отраву?
- Нет.
- Разве не я сделала первый шаг?
- Нет.
- Разве ты хоть на секунду усомнился в моей искренности?
- Нет…
- Так чем ты недоволен? Неужели было бы лучше, если бы я ждала до скончания веков, когда ты сам подойдёшь ко мне ближе, чем на пару футов?
- О, нет, - прошептал Снегг, глядя на неё влюблёнными глазами, - я бы никогда не посмел.
- Значит, всё было правильно?
- Да…
В этот момент за дверью раздался невнятный шорох.
Снегг тотчас же выпустил девушку и весь подобрался, словно хищный зверь, готовящийся к прыжку. Его подруга проворно отступила на шаг назад и резко встряхнула головой, отчего её длинные волосы, взметнувшись, улеглись на грудь, прикрыв царивший там беспорядок.
Оба выжидательно уставились на дверь.
Гарри тоже развернулся в ту сторону, гадая, кого принесло на этот раз, и как Снегг с египтянкой выкрутятся из щекотливой ситуации.
Мысленно он пожелал им удачи.
Но никто так и не появился.
Девушка быстрыми, хорошо отработанными движениями застёгивала пуговки на блузке, в то время как Снегг с самым решительным видом направился к двери.
Резко распахнув её, он вышел в коридор и почти тотчас вернулся.
- Ложная тревога, - объявил он. – Всего лишь чёртова кошка, разорви её горгулья.
Египтянка уже успела застегнуть жилетку и сейчас приглаживала волосы.
Она улыбнулась, услышав, что бояться нечего.
- Миссис Норрис, верно?
- А ты знаешь другую?
- И ты тоже.
Снегг слегка нахмурился, но почти тотчас лицо его прояснилось.
- Нет, это точно кошка Филча. Я уверен.
- Ну, тогда волноваться не о чем.
- Никогда не доверял этой твари, - пробормотал Снегг озабоченно. – Она ведь не простая кошка.
Но подруга не разделяла его сомнений.
- Миссис Норрис, - сказала она с улыбкой, -
никогда не навредит мне. Поверь, я знаю, что говорю.
И спокойно прошла к столу, за которым раньше готовила зелье.
Её предстоящий уход поверг Снегга в уныние, которое он и не думал скрывать.
Поймав его недовольный взгляд, когтевранка недоумённо приподняла брови.
- Что? Мне следовало уйти ещё пятнадцать минут назад. Ты же должен хоть изредка отпускать меня.
Снегг кивнул, но недовольство с его лица никуда не делось.
Девушка подхватила сумку и подошла к нему.
- Северус…
- Да я не о том думаю.
- ?
- Твоей бабке я не понравлюсь.
- Почему ты так уверен?
- Потому что я не вчера родился, моя кошечка. Она никогда не примет меня.
- Глупости, - сказала египтянка нетерпеливо. – Бабушка любит меня.
- Вот именно поэтому.
Из этого разговора Гарри мало что понял, кроме того, что Снегг всерьёз беспокоился насчёт неведомой бабушки, точнее, грядущей встречи с ней.
Девушка бросила сумку, приподнялась на носочки и легонько поцеловала его.
- Она не будет мешать, обещаю.
- Сомневаюсь.
- И разрешение подпишет. Это будет отличный подарок к окончанию учебного года.
Снегг гладил её по волосам, но лицо его по-прежнему было сумрачно.
- Бойтесь данайцев, дары приносящих… что-то мне всё время лезет в голову эта фраза, когда я думаю о ней.
Девушка взяла его руку, прижалась щекой к тыльной стороне ладони, и, прикрыв глаза, слегка потёрлась об неё.
- Я тебе так скажу, Северус, - медленно произнесла она, - ни бабушке, ни кому другому не удастся разлучить нас.
- Твоими бы молитвами.
Египтянка вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза.
- А если она вздумает ставить палки в колёса, - голос её прозвучал неожиданно жёстко, - то я без колебаний пошлю её к чёрту. Хватит с меня её забот.
Гарри даже присвистнул от удивления.
«А серна-то брыкается!»
Снегг, судя по всему, несколько приободрился от такого решительного заявления.
- Я тебе верю, милая… Но с твоей бабкой точно будут проблемы.
Девушка ласково прильнула к нему, и Снегг, не раздумывая, заключил её в объятья.
Похоже, расходиться они не собирались.
- Я никогда тебя не оставлю, - проговорила египтянка со страстной настойчивостью. - Не спрашивай, почему.
- А если всё же спрошу?
- Просто никто не относился ко мне так, как ты.
Из этого туманного ответа Гарри мало что понял, но Снегга он вполне удовлетворил.
И всё же он не преминул высказать то, что, очевидно, давно его мучило.
- Всё слишком хорошо, чтобы длиться вечно. Я так счастлив с тобой, моя кошечка… и одна мысль о том, что однажды всё кончится, невыносима.
- Да что с тобой такое! Опять подозреваешь кого-нибудь?
- Нет… У меня дурное предчувствие… Не уезжай, Пен.
- Мы уедем вместе. Совсем скоро.
- И потом, ты знаешь, кем я был.
Она чуть отстранилась, приняв независимый вид.
- Ну, знаю, и что? Мне всё равно!
- Но мне не всё равно. И Цирцее тоже.
«Это, наверное, бабка».
- Северус! - голос девушки звучал торжественно и как будто слегка зловеще. – Как ты не понимаешь… Дело не в том, что ты когда-то ошибся. Это вообще не имеет значения. Важно другое: наша встреча неслучайна. Я не верю в случайности. Это судьба.
«Прямо Трелони какая-то», - подумал Гарри с усмешкой.
Но египтянка была серьёзна. Высвободившись из рук Снегга, она отступила на шаг назад и теперь смотрела ему прямо в лицо.
- Если ты до сих пор не видишь, - продолжала она, - мы с тобой похожи. Мы не нужны этому миру, а он не нужен нам. Мы слишком сильны и потому обречены на одиночество.
- Я - да, но ты... Не уверен, что правильно понял тебя, радость.
Она покачала головой.
- Мы оба отверженные, Северус. Мы не сможем жить обычной жизнью, а другой нам не предложат. Если только…
- Если только?..
- Я не собираюсь подстраиваться ни под бабушку, ни под остальной мир. Довольно я жила по чужим правилам.
Снегг усмехнулся, но как-то горько.
- Идеалистка… тебе этого не позволят.
Глаза у девушки горели.
- А я и спрашивать не буду. Просто возьму то, что принадлежит мне по праву.
«О чём это она?»
Снегг смотрел на подругу с сомнением.
- Когда-то я тоже думал, что мне удастся переломить судьбу, - заметил он, помолчав. - Но у меня не было твоего честолюбия.
- Все мои мечты и замыслы не будут ничего стоить, если тебя не будет рядом. Ты нужен мне, Северус. И мне всё равно, кем ты был и кем ещё будешь, главное, чтоб ты был со мной. Мы с тобой одинаковы...
Она говорила со страстной настойчивостью, с убеждённостью, которая не оставляла сомнений в её искренности.
- Помнишь, что я сделала два дня назад? – она снова приблизилась к нему. - Если бы я не любила тебя, у меня бы ничего не вышло.
- Я знаю, дорогая, - проговорил Снегг, целуя девушку, - я знаю…
- Надеюсь, я ещё смогу… доказать тебе… что ты значишь для меня... только смерть помешает.
Её последние слова отрезвили Снега.
- Довольно, - пробормотал он, зарываясь лицом в её волосы. - Не надо о смерти. Прости, что завёл этот разговор. Всё будет, как ты захочешь.
Гарри мало что понял из этих туманных речей. Одно не подлежало сомнению: девушка не просто была влюблена в Снега - она рассчитывала на его помощь в осуществлении каких-то там грандиозных планов. И вряд ли он намеревался препятствовать ей.
Красавица-египтянка, меж тем, поспешила воспользоваться благоприятной ситуацией.
- Так что насчёт Ковальчика? - поинтересовалась она.
- О чём ты, Пен?
– Обещай, что не тронешь его!
- Да чёрт с ним, с этим малохольным, - согласился Снегг с несвойственным ему великодушием, - пусть живёт. Но если только мне...
- А как же Маренго, Тертис, Уотергейт и Пимс? Помнится, они тоже провинились только тем, что заговорили со мной в твоём присутствии.
Гарри уже устал удивляться. Он считал, что когтевранка ведёт себя неразумно: подкалывать такого ревнивца, как Снегг, было всё равно, что дразнить кобру.
Но Снегг, к чести его, проявил себя как нельзя лучше.
- Не знаю таких, - заявил он. – И что мне за дело до них? Всё равно этим соплякам за мной не угнаться.
- Ну, наконец-то!..
Терпимость Снегга к потенциальным соперникам была вознаграждена самым нежным образом.
Гарри попытался сосредоточиться на мысли о возвращении, но у него не получилось. Да он и не старался. Ему хотелось дождаться окончания свидания.
Снегг проявил наконец своё хвалёное благоразумие.
- Уходи, раз собралась, - произнёс он, с сожалением отстраняя её. - Или пеняй на себя.
- Это угроза?
- Хочешь окончательно загубить мою репутацию?
- А есть что губить?
- Ну, мне-то терять нечего, кроме своих цепей. Но мы не можем думать только о себе, помнишь? Особенно ты, Пен.
- Не волнуйся, я осторожна.
«Это ещё что за новости?»
Снегг подобрал валяющуюся на полу сумку, недовольно хмыкнул и вытащил оттуда пару толстых книг.
- Незачем таскать столько кирпичей. Эти заберёшь утром.
Когтевранка никак не прореагировала на его произвол. Её внимание привлекла роза, приколотая к жилетке, - она только сейчас заметила её плачевное состояние.
- Бедный цветок… Розы долго не живут, правда, Северус?
Снегг пожал плечами, достал палочку и направил её на поникший цветок.
- Белльфлорус!
Роза вновь приобрела свой первоначальный вид.
- Не в нашем случае.
- Ночь уже близко, - многообещающе сказала девушка и, забрав сумку, направилась к выходу.
Снегг бросил ей вслед полный сожаления взгляд. Волшебную палочку он всё ещё держал в руке…
- Акцио хомини!
Девушка уже взялась за ручку двери, когда заклинание настигло её. Невидимая сила отшвырнула её обратно к Снеггу.
- Не можешь расстаться со мной, Северус? – проговорила когтевранка, едва переведя дух. - Даже на несколько часов?
- Даже на несколько минут.
Гарри с усмешкой наблюдал, как хрупкая египтянка тонет в объятьях профессора зельеварения. Сейчас она стояла к Снеггу спиной и была надёжно укрыта от невидимого наблюдателя полами чёрной мантии, как двумя гигантскими крыльями. Снегг так сильно сжимал её в объятиях, что у Гарри возникла глупейшая мысль: вот-вот раздастся хруст костей. Девушка казалась ему такой беззащитной… Это ощущение усиливало её нежное открытое горло: египтянка откинула голову назад, и Гарри со смешанным чувством брезгливости и удовольствия наблюдал, как рука Снегга осторожно ласкает её лебединую шею. Почему-то сейчас особенно бросалось в глаза, как сильно контрастирует красивый золотисто-смуглый оттенок её кожи с неестественной бледностью преподавателя-вампира.
«Опять за своё... Да он просто маньяк!»
Впрочем, в душе Гарри прекрасно понимал Снегга…
Девушка же, несмотря на лёгкую укоризну, прозвучавшую в её голосе, и не думала вырываться из любящих рук.
- Прости, моя кошечка, не удержался...
«Да ей только того и надо!..»
- Мне… всё равно нужно уйти.
- В таком случае, тебе придётся постараться, - отпускать её он явно передумал.
Гарри недоверчиво хмыкнул.
Нет, со Снеггом точно что-то не так… Да в жизни бы он не позволил себе так плевать на всякую осторожность! Причём, сам же об этом распинался! Неужели он настолько одержим смуглой красоткой, что…
- Думаешь, я беззащитна?
Какие-то новые нотки в этом чарующем голосе оборвали мысли Гарри.
Когтевранка быстро подтянула к себе сумку, ремень которой по-прежнему сжимала в руке и достала оттуда палочку – гибкую, сделанную из светлого дерева. Держа её в согнутой в локте левой руке слегка наклонённой назад, она резким уверенным движением сделала два коротких взмаха влево-вправо – словно прочертила в воздухе двухдюймовую горизонтальную линию - и отчётливо произнесла:
- Драгэндроппис!
На лице её промелькнула торжествующая улыбка.
И было от чего!
Едва заклинание было произнесено, как Снегг тотчас, явно против воли, отпустил её; более того, мощная магическая сила оторвала его от девушки и швырнула в самый конец класса. На его счастье, он ничего не задел по пути. И всё равно его крепко ударило о стену.
- Круто! – Гарри не смог сдержать восторженного возгласа.
Всё-таки видеть Снегга поверженным было - чего уж там! – приятно.
Но египтянка придерживалась другого мнения.
- О, Иштар! - воскликнула она в ужасе, бросаясь к Снеггу. – Северус, прости, я не хотела!.. Я… перестаралась…
- Будь я проклят!..
Снегг уже поднялся на ноги.
Он изумлённо смотрел на девушку, и в возгласе, невольно вырвавшемся у него, Гарри послышалось откровенное восхищение. Впрочем, с примесью лёгкой досады.
- Блестяще! – сказал Снегг. – Я поражён, любовь моя.
Было очевидно, что он ничуть не преувеличивает.
Подружка Снегга выглядела смущённой. Она стояла перед ним с виноватым видом, побледневшая и растерянная.
- Северус, прости, - пролепетала она, - я не думала… ты сам говорил, что оно отбрасывает на два-три фута максимум!
«Ха! Два фута?! Двадцать, не меньше!»
Снегг откинул волосы со лба. Вид у него был озадаченный.
- Так и есть, - подтвердил он, – но у тебя… невероятно!
- Что? Объясни мне!
- Чтобы нанести удар такой силы, требуются выдающиеся способности. Волшебники, практикующие защитную магию, годами отрабатывают это заклятье. Но ты… - Снегг обвёл класс внимательным взглядом, вероятно, прикидывая расстояние, которое он проделал по воле подруги, - …чёрт возьми, ты сделала это с первого раза! Да ещё так далеко… Так не всякий мракоборец сможет…
- Ты сам хотел, чтобы я освоила его.
- Но я был уверен, что у тебя ничего не выйдет! Это высшая магия, такое серьёзное заклятье не под силу семнадцатилетней девушке. Обычной девушке, - поправился он. - Но у тебя, Пен, получается всё, за что бы ты ни бралась.
В его голосе звучало неподдельное уважение, и девушка вздохнула с облегчением. Она уже вполне оправилась от испуга.
- Я не буду больше применять его, - пообещала она.
- Напротив, - возразил Снегг. - Запомни, как ты это делала и не теряйся, если какой мерзавец нападёт на тебя - ведь его прикосновение вряд ли будет таким нежным, как моё.
- Скажи мне, ты сильно ударился? - в её голосе слышались тревога и раскаяние.
- Пустяки.
«Врёт», - уверенно подумал Гарри.
Подруга Снегга тоже была настроена скептически.
- Точно? – спросила она недоверчиво.
- Ты видишь кровь? Нет? Остальное неважно. Не переживай из-за ерунды.
- Только не лги мне! Учти, я всё равно всё увижу и довольно скоро.
Снегг ухмыльнулся.
- Жду с нетерпением.
Впрочем, как бы сильно не стукнуло его на самом деле, намёк был более чем прозрачен.
Подобрав сумку, он взял девушку за локоть и проводил к дверям.
- Тебе пора, моя кошечка.
- Без сюрпризов? – спросила она, надевая сумку на плечо.
Снегг, не глядя, отшвырнул свою палочку прочь. Она со стуком упала на преподавательский стол.
- Больше никакой магии.
Египтянка ласково улыбнулась ему и шагнула за порог.
- Постой, – остановил её Снегг. - Приходи пораньше, поужинаем вместе. Я приготовлю рис, как ты любишь.
«Он ещё и готовит для неё? – в который раз поразился Гарри. – Умереть – не встать!»
- Хорошо, - легко согласилась красавица, - значит, надо придумать отмазку, чтобы не ходить в столовую.
- Возвращайся скорее.
- Я люблю тебя.
Она легонько погладила его по лицу и выскользнула вон.
- Божественна, - чуть слышно проговорил Снегг ей вслед.
После чего развернулся и, морщась, - ударило его, видимо, всё-таки довольно сильно, - направился к столу, за которым работала его любовница-студентка.
Гарри ждал, что сейчас очертания кабинета расплывутся, но этого почему-то не произошло.
Снегг принялся составлять на лабораторный поднос склянки с ингредиентами. Гарри рассеянно наблюдал за ним, недоумевая, почему он не прибегает к волшебству, пока не сообразил, что Снеггу, должно быть, доставляло удовольствие брать те предметы, которых касались руки его подруги. Периодически он разминал мышцы шеи, делая головой полувращательные движения, и потирал затылок, где у него, по-видимому, до сих пор болело. При этом он не издавал ни звука, так что Гарри проникся к нему некоторым уважением.
Почему же воспоминание не заканчивается? Может, Снегг сейчас скажет что-то важное?
Но декан Слизерина, по всей видимости, не относился к любителям разговаривать сам с собой. Он молча отнёс поднос с ингредиентами к себе на стол, сделал пометку в журнале, потом взял палочку и тщательно вытер её лоскутком коричневого бархата, лежавшего тут же.
Гарри решил, что дальше ждать бессмысленно. Он и так уже слишком задержался. Каждая секунда промедления грозила ему смертельной опасностью – холодея, он подумал о том, что реальный Снегг, обнаружь он его склонившимся над Омутом Памяти, вполне способен его убить. На мантию-невидимку Гарри не очень-то полагался. Он сосредоточился, готовясь выбраться из воспоминания, как вдруг дверь в кабинет распахнулась, и на пороге вновь возникла девушка Снегга.
И Гарри, и Снегг замерли, уставившись на неё.
- Уже вернулась? - спросил Снегг, опомнившись. – Так быстро?
- Мантия, - девушка указала на кусок ткани, валявшийся на одном из столов. - Я забыла её.
Она вошла в класс. Снегг машинально проследовал за ней. Взяв мантию, он молча накинул её на плечи подруги.
- Спасибо, - девушка, на ходу застёгивая пряжку, поспешила к двери.
- Ты виделась с Лавинией? - поинтересовался Снегг.
Она обернулась.
- Винни меня не дождалась. Во всяком случае, в гостиной её нет. Зато Ковальчик там. Ну, я побежала.
Снегг какую-то секунду колебался, затем стремительно ринулся следом.
Девушка уже потянула на себя дверь, когда он настиг её. Выбросив руку вверх, Снегг резко ударил ладонью по двери и захлопнул её.
Египтянка живо обернулась к нему, и Гарри подошёл поближе, чтобы лучше видеть разворачивающуюся сцену.
- Северус!
- Никуда я тебя не пущу, - заявил Снегг.
«Ну, к Ковальчику-то точно».
Гарри внимательно наблюдал за парочкой, нисколько не сомневаясь в правильности своих догадок.
Оленеглазая красотка оказалась зажата между Снеггом и закрытой дверью. Шансов выбраться у неё действительно было немного.
- Пусти, я должна идти!
- Хочешь сказать, что вернулась только из-за тряпки?
- Да…
- Лжёшь.
- Что ты... Ах!..
Снегг больше не сдерживался. Правда, он и не встречал серьёзного сопротивления - девушка лишь слегка трепыхалась в его руках, словно бабочка, запутавшаяся в паутине, но Гарри уже достаточно видел, чтобы распознать её истинные намерения.
Она даже предприняла героическую попытку воззвать к благоразумию профессора – для проформы, решил Гарри.
- Надо увидеться с Лавинией... Она и так что-то подозревает.
Но слова эти не произвели на Снегга ни малейшего впечатления.
- Да ну её к чёрту! – нетерпеливо произнёс он. - Потом что-нибудь придумаешь.
Он ловко вытащил у неё из сумки палочку и решительно направил её на стену рядом с дверью.
- Симплегадос!
Стена задрожала, с пола до потолка по ней пробежала идеально ровная трещина, расколовшая её на две части. Эти части с грохотом разъехались в разные стороны, и в образовавшемся проёме Гарри увидел жилое помещение - вполне уютную комнату, смежную с классом, в которую с противоположной стороны вела самая обычная дверь. Он сообразил, что это, должно быть, апартаменты Снегга: вполне логично, что они находились рядом с его кабинетом. Не успел он восхититься таким полезным заклятьем, как стена снова начала смыкаться.
- Замрите! - крикнул Снегг, и половинки стены остановились на полпути.
Девушка меж тем перестала вырываться. Её тело обмякло, словно она вдруг утратила всякую волю, тонкие руки ухватились за Снегга с покорностью, которую даже он, казалось, не ожидал в ней так быстро встретить, дыхание постепенно восстановилось после недолгой и неравной борьбы. В огромных глазах появилось незнакомое дразнящее выражение, и Гарри подумал, что Снегг не ошибся в своём предположении: она вернулась нарочно.
Снегг поднял её на руки и унёс в открывшуюся комнату. Казалось, это не стоило ему никаких усилий - то ли его подружка была слишком легка (что было вполне вероятно при её субтильной конституции), то ли сам он был гораздо сильнее, чем казался на вид.
- Симплегадос! – проговорил он уже из комнаты, и стены снова пришли в движение.
И тотчас Гарри услышал ещё один голос, прозвучавший так неожиданно, что он вздрогнул.
- Прошу прощения за вторжение, достопочтенный коллега, но они опять взялись за своё!
Гарри задрал голову. Голос исходил из единственного в классе портрета крючконосого, довольно сурового на вид волшебника, доселе крепко спавшего в своей раме. Сейчас он как раз продрал глаза и недовольно взирал на пустой класс. И главное, был в своей раме не один: Гарри успел заметить, как он подвинулся, и к нему втиснулся симпатичный старичок в малиновом берете. Именно он произнёс неожиданно прозвучавшую фразу тоненьким старческим голосом, слегка задыхаясь, как от быстрого бега.
Весь вид старичка выражал крайнее смущение, но хозяин портрета как будто и не удивился и не обиделся даже, что его так бесцеремонно разбудили. Он любезно кивнул гостю и потёр глаза кончиками пальцев.
- Дело молодое, - сказал он, окончательно просыпаясь, и философски пожал плечами.
Гарри понял, что не следует медлить долее ни секунды. Увиденного было более чем достаточно.
«Я хочу выйти отсюда немедленно!» - твердо произнёс он (или только подумал?), и кабинет Зельеварения тут же потерял свои очертания. У Гарри всё закружилось перед глазами, ноги оторвались от пола, и он провалился во тьму...
… а через несколько секунд со стуком грохнулся на пол в кабинете Снегга. Мантия-невидимка сползла с головы. Да, в общем-то, она всё равно бы не спасла, если бы в классе кто-то был - столько шуму он наделал. Но, по счастью, кабинет по-прежнему пустовал. Поднявшись, Гарри быстро отскочил в угол рядом с дверью, поспешно завернулся в мантию с головой и перевёл дух.
И как раз вовремя!
Мгновение спустя в кабинет ворвался Снегг. Гарри никогда не видел его таким разъярённым. Затаив дыхание, он вжался в угол.
Видно, Снегг опять поскандалил с матерью. Он слегка дрожал от возбуждения; казалось, каждая клеточка его тела источает ненависть.
Схватив со стола графин с водой, маг сделал несколько жадных глотков, а затем со всей силы швырнул его в стену, к счастью, противоположную той, рядом с которой находился Гарри. Зазвенели осколки, но Снегг даже не шелохнулся. Его блуждающий взгляд обвёл комнату, и Гарри прочёл в нём страстное желание бить, крушить, убивать.
В таком состоянии декан Слизерина, пожалуй, представлял собой не менее опасного противника, чем Волан-де-Морт.
Гарри проклинал свою медлительность.
Что ему стоило уйти минутой раньше! Зачем было дожидаться финального аккорда виденной в Омуте сцены, тем более что это не доставило ему удовольствия и не добавило ничего нового к тому, что он уже и так знал? Да, ему крупно повезло, что он сумел вернуться из Омута Памяти Снегга до его прихода. Просто чудо, что тот так задержался, ибо пребывание незваного гостя в его самых сокровенных воспоминаниях длилось явно больше пятнадцати минут. Но что делать теперь? Как выйти из кабинета под самым носом Снегга, когда он в таком состоянии? Гарри нутром чувствовал, как сильно Снегг напряжён. Слух у него сейчас, наверное, обострён до предела, да и другие чувства тоже. Пытаться сделать хоть шаг было бы чистым безумием.
Снегг вдруг вперил невидящий взгляд прямо в тот угол, где он находился.
Гарри похолодел. Он некстати вспомнил, что Грозный Глаз Грюм может видеть сквозь невидимую мантию, и от этой мысли сердце бешено запрыгало у него в груди. А что, если и Снегг научился этому? Он зачем-то представил, как Снегг хватает его, и на лбу у него выступила испарина. Вот влип! Да Снегг сразу поймёт, где он только что был, а если захочет убедиться наверняка, то сыворотка правды у него наготове. И тогда...
Стиснув зубы, Гарри пытался сообразить, что может сделать. Он не сомневался, что, обнаружь его Снегг сейчас, ему крепко не поздоровится. В его жизни уже не раз, и не два были ситуации, когда он находился на волосок от гибели, но в эту минуту ему казалось, что хуже положения ещё не было. Надо так нелепо попасться! Запалиться из-за собственного нездорового любопытства! Да он и палочкой-то взмахнуть не успеет - у Снегга реакция куда быстрее, как он недавно убедился воочию. Оставалось уповать на свою счастливую звезду. Авось, пронесёт и на этот раз…
Снегг всё смотрел в его сторону, и Гарри чувствовал, что напряжение становится невыносимым. Тело затекло, по спине струйками сбегал пот, а он не смел даже лишний раз вздохнуть. Положение было ужасным.
Внезапно Снегг резко оторвался от стола, на который до сих пор опирался, и стремительно шагнул к шкафу, где стоял Омут Памяти. Гарри едва подавил вздох облегчения. Он чуть-чуть переменил позу, не сводя глаз с профессора.
Снегг тем временем достал палочку, опустил её почти к самой поверхности чаши с воспоминаниями, и тотчас же лёгкое серебристое облачко поднялось из Омута и затрепетало в воздухе.
- Мементос Корасон! - произнёс Снегг севшим голосом, и облачко плавно двинулось в его сторону.
Оно словно вплыло ему в грудь, исчезнув в складках мантии, и в тот же миг Снегг сдавленно вскрикнул. Он пошатнулся, нетвёрдым шагом подошёл к креслу, но не смог в него опуститься. Его правая рука была судорожно прижата к груди – будто он пытался облегчить терзающую его боль. Он опять покачнулся и упал на пол, извиваясь под действием чудовищной судороги. Ему было очень плохо.
Гарри наблюдал за происходящим со страхом и изумлением. Что творилось со Снеггом? Это было очень похоже на эпилептический припадок или даже пытку заклятием
Круциатос, но ведь он всего лишь вернул воспоминания обратно! Лицо профессора помертвело – оно выражало сейчас такую муку, что, казалось, ещё немного - и он умрёт прямо на глазах. Свободной рукой Снегг делал какие-то нелепые движения, словно пытался что-то схватить, но у него ничего не получалось, и весь его вид являл картину ужасающего бессилия.
Страх Гарри улетучился, уступив место состраданию: было невыносимо смотреть на такие мучения. Он почувствовал острое желание помочь Снеггу, не дать ему умереть. Не то, чтобы он вдруг проникся к нему симпатией, но он не хотел, не мог оставаться безучастным, видя, как на его глазах человек гибнет под действием таинственной и страшной силы. Он уже собирался откинуть мантию и обнаружить себя, не представляя ещё толком, чем может помочь, когда Снегг издал дикий вопль, конвульсивно дёрнулся и затих.
Гарри был ни жив, ни мёртв от волнения.
«Неужели умер?!»
Он подошёл к Снеггу и, склонившись над ним, приподнял его левую руку за запястье. Слабый пульс едва прощупывался. Гарри вздохнул с облегчением. Значит, Снегг всего лишь без сознания. Надо пользоваться моментом и уходить.
Но что-то удерживало его. Он потянулся, разминая мышцы, и после секундного раздумья отошёл обратно в свой угол, оказавшийся вполне безопасным местом, твёрдо решив, дождаться момента, когда Снегг очнётся. В крайнем случае, подумал он, скажу, что пробрался в кабинет, как раз тогда, когда Снегг был без сознания. Это звучало вполне убедительно, и Гарри приободрился.
Он ждал.
Прошло несколько томительных минут, прежде чем Снегг наконец пошевелился. Рука, на которой Гарри нащупал пульс, дрогнула, глаза открылись, и профессор глубоко вздохнул всей грудью. Он медленно приходил в себя. Боль понемногу отпускала его, и вот он уже осторожно, с усилием приподнялся. Гарри заметил, что рука, на которую он при этом опирался, сильно дрожала. Сам Снегг был бледен, как мертвец, хотя бледнее, казалось, уже некуда. Кое-как уцепившись за край стола, он встал на ноги, и, тяжело опираясь на столешницу, через несколько секунд рухнул в кресло. Его била крупная дрожь, он тяжело дышал и вообще выглядел так, словно только что вернулся с того света.
Немного придя в себя, Снегг поднял валявшуюся на полу палочку и указал ею куда-то вглубь класса.
- Акцио настойка полыни, - произнёс он слабым голосом.
Вскоре нужная склянка была у него в руках, он откупорил её и, морщась, отпил больше половины. Потом отставил её в сторону и устремил застывший взгляд в пустоту.
Через некоторое время целебный отвар подействовал: взгляд Снегга снова обрёл осмысленность, и он глубоко вздохнул всей грудью, словно прогоняя остатки боли. Его недавнего гнева как не бывало, и лицо выражало теперь бесконечную печаль, так что Гарри с любопытством рассматривал его. Он никогда не видел Снегга таким.
Снегг, казалось, окончательно оправился. Он приложил руку к сердцу и, удовлетворённый его ровным биением, облегчённо вздохнул.
- Жизнь жестока, моя кошечка… - тихо произнёс он, - ...да и бессмысленна.
Гарри вздрогнул от этих слов. На короткое время он забыл о том, что видел в Омуте, потрясённый припадком, случившимся со Снеггом, но эти неожиданно сказанные вслух слова разом освежили его память. Он вглядывался в лицо преподавателя и не находил в нём привычной озлобленности на весь мир. Напротив, Снегг показался ему усталым и сильно постаревшим. На бледном лице застыло отчуждённое выражение - как там сказала старуха? - словно смерть уже простёрла над ним свою тень. Но поразительнее всего на этом мёртвом лице были глаза. Это были не те два холодных тоннеля, в которые Гарри не мог смотреть без внутреннего трепета.
Эти глаза были живыми, и в них словно собралась вся скорбь мира.
Гарри почувствовал невольную жалость к этому человеку. Конечно, у него не было причин любить зельевара, но сейчас он впервые задумался о том, что, в сущности, почти не знал его. Душа Снегга представлялась ему некой мрачной бездной, которую никогда не освещал даже слабый лучик света. Но теперь он знал – убедился своими глазами, что столь категоричные выводы были преждевременны. Он смутно догадывался, что Снегг пережил нечто очень плохое, что навсегда изменило его жизнь. С той девушкой у него явно ничего не получилось, но он до сих пор помнил её. Да и сцена с матерью красноречиво свидетельствовала о том, что он был очень мало счастлив в этой жизни. Каково было не знать материнской ласки, каково было потерять любовь и жить с этим? Гарри был рад, что не ушёл, ибо ему представился удивительный случай увидеть Снегга без вечной маски ненависти, беззащитного и отчего-то ужасно близкого.
Он испытал странное и горькое чувство, увидев врага таким несчастным... и таким сломленным.
Снегг меж тем окончательно пришёл в себя. Он не без усилий взял себя в руки, и лицо его сразу приняло обычное угрюмое выражение. По-видимому, он опять вспомнил встречу с матерью: кулаки его непроизвольно сжались, а на лице появилось привычная гримаса холодной ярости. Он снова был самим собой, хотя теперь Гарри уже не был уверен, что это его истинное лицо.
- Филч! - загремел Снегг, поднимаясь с кресла, и Гарри вздрогнул от его крика. - Филч!
Профессор принялся расхаживать по кабинету, и Гарри в который раз пожалел, что до сих пор не убрался отсюда. Он вжался в угол, надеясь, что сейчас придёт Филч, и Снегг отвлечётся на него.
Но Филч не появлялся.
Снегг начал выходить из себя. Ему было необходимо сорвать злость на ком-нибудь.
- Где застрял этот идиот? - прошипел он.
Круто развернувшись, Снегг подошёл к двери и пинком распахнул её.
- Филч!!! - заорал он в темноту. - Где вас черти носят?
Раскаты его гневного голоса эхом отозвались в подземном коридоре, а потом Снегг, к огромному облегчению Гарри, решил сам отправиться на поиски нерадивого смотрителя.
Оставшись один, Гарри немного подождал, потом неслышно прокрался к двери, которую Снегг оставил распахнутой настежь и вышел в коридор. Соблюдая величайшую осторожность, он выбрался из подземелья. Снегг, к счастью, ушёл в другую сторону, так что Гарри беспрепятственно добрался до ближайшей лестницы, а уже оттуда со всех ног понёсся в гриффиндорскую башню, где, как он точно знал, его дожидались верные друзья.
1 Э. По «В Альбом» (пер. В.Брюсова)
Глава 3 «Важный разговор»Рон и Гермиона были одни в гриффиндорской гостиной. Гермиона корпела над Древними Рунами, а Рон старательно писал сочинение по Травологии.
Было уже одиннадцать, и остальные студенты давно разошлись по комнатам. Тихо потрескивал огонь в камине. Рон с Гермионой были так поглощены уроками, что не слышали, как тихо скрипнула дверь. Оба непроизвольно вздрогнули, когда Гарри внезапно материализовался перед ними, сбросив мантию-невидимку.
- Ну что? - воскликнули они в один голос.
Гарри пододвинул кресло поближе к друзьям и с наслаждением плюхнулся в него.
- Рассказать - не поверите.
Гермиона отложила учебник, Рон с радостью отшвырнул перо, и оба с живейшим интересом уставились на Гарри.
- Ну, не тяни же! - поторопил Рон.
Гарри вкратце поведал им о встрече Снегга со старухой-матерью, которая, по его мнению, почти вся свелась к взаимным обвинениям и оскорблениям, поскольку Горгонта так толком и не сказала, зачем пришла. Он заметил, что Гермиона нахмурилась и вся как-то напряглась, когда он упомянул о том, что Снегг перед приходом матери извлёк воспоминания прямо из сердца. Рона же куда больше заинтересовало другое.
- Значит Снегг - вампир? А ещё выжил из школы Люпина, гад!
- Снегг - такой же вампир, как мы с тобой, - раздражённо возразила Гермиона. - Он человек из плоти и крови. Просто в нём есть нечто...
- ...вампирическое, - ухмыльнулся Рон. - То-то он всегда злой, как чёрт.
- Я не это имела в виду! Да, в нём есть малая толика вампирской крови, доставшаяся ему от прабабки, но это ничего не значит, если родные принимали меры предосторожности. Тем более, он не чистокровный волшебник. Отец-маггл, сам того не подозревая, сильно ослабил в нём ген вампиризма… впрочем, вряд ли ты имеешь представление о том, что такое гены…
- Всё равно его нельзя считать нормальным, - упрямился Рон. - И что ты всё время его защищаешь? Перешла на тёмную сторону?
- Рон, если бы ты хоть изредка напрягал свою пустую голову...
- Да хватит вам, - нетерпеливо прервал их перепалку Гарри. - Это всё ерунда по сравнению с тем, что я видел в Ому...
- Гарри! - Гермиона вскрикнула так пронзительно, что он осёкся на полуслове. – Погоди! Я только что вспомнила кое-что важное.
- Что, нельзя подождать с этим? - проворчал Рон.
- Нельзя! Гарри, давай отойдём!
- Зачем отходить-то?
- Рон, сделай одолжение, не лезь! Это касается только Гарри и меня.
- А я, выходит, третий лишний? - нахмурился Рон.
- Две минуты, Рон! Это очень важно! Гарри, я жду!..
Гермиона отошла к корзине для бумаг и прочего мусора в форме гигантского снитча (за «крылья», служившие ручками, вечно кто-то задевал), расположенной в другом конце гостиной, и нетерпеливо поманила Гарри к себе.
Гарри пожал плечами и последовал за девушкой. Рон бросил на них сердитый взгляд и с недовольной миной уткнулся в своё расписание, что-то ворча про несносных девчонок с их вечными женскими бзиками.
- Ну, в чём дело? - тихо спросил Гарри. - Гермиона! Ты что!..
Было отчего прийти в изумление: Гермиона нацелила палочку в сторону Рона и что-то зашептала. Повеяло лёгким ветерком.
- Что ты делаешь? - зашипел Гарри.
- Изменяю память Рона. За последние пять минут.
- Но...
- Потом объясню! - Гермиона говорила свистящим шёпотом, глаза её возбуждённо блестели. - Гарри! Скажи мне, что ты видел в памяти Снегга?
- Ну... - Гарри был сбит с толку, - …я видел его с девушкой...
- Его студенткой, верно? - перебила Гермиона. - Такой... черноволосой и очень хорошенькой?
- Д-да... - Гарри даже запнулся и в изумлении уставился на подругу. - Ты знаешь?!
- Гарри, Гарри! - лихорадочно зашептала она. - Рон скоро очухается. Не говори при нём об этом!
- Почему? И откуда ты всё знаешь? Снегг что ли тебе рассказал?
- Нет, конечно!.. Слушай, неважно, как я узнала… пойми, чем меньше народу об этом знает, тем лучше. А Рон слишком вспыльчив и может проболтаться.
- Да ну?
- Гарри, умоляю, послушай меня! Это действительно очень опасно! Если Снегг заподозрит...
- Да я же не идиот, чтобы болтать про такое!
- При чём здесь ты! Рон...
- Что Рон? Так мало доверяешь ему?
- Да не в этом дело… Гарри, прошу тебя! Не говори ему ничего… хотя бы сейчас! Поверь, так будет лучше.
Девушка смотрела так умоляюще, так обеспокоенно, что Гарри сдался.
- Что ж, раз ты настаиваешь... - медленно начал он, невольно проникаясь её тревогой.
- Пожалуйста!..
- Эй, что вы там делаете? - послышался удивлённый голос Рона.
- Ничего, - быстро ответил Гарри.
Кивнув подруге, он вернулся на прежнее место.
Он решил послушать Гермиону. Конечно, его частенько раздражали её чрезмерная осмотрительность и покровительственные манеры, но в чём - в чём, а в здравомыслии (порой перераставшем в занудство) отказать ей было сложно. И раз она говорит, что лучше промолчать об Омуте Памяти в кабинете Снегга, значит, на то есть серьёзные причины. Гермиона просто так настаивать не будет. Слушал бы он её больше на пятом курсе, может, и Сириус не погиб бы...
Гарри отогнал тягостное воспоминание и, покосившись на Гермиону, у которой был очень взволнованный вид, продолжил рассказ.
Он ни словом не обмолвился о своём астральном путешествии. Добавил кое-какие подробности из разговора Снегга с матерью, рассказал (умолчав о том, что профессор отлучился на какое-то время), как вынужден был ждать, пока тот придёт в себя после неприятной встречи и отправится на поиски Филча. Слегка приукрасил собственное мужественное стояние в углу - дескать, пришлось довольно долго ждать, скрючившись в неудобной позе и почти не дыша…
Гермиона смотрела на него с благодарностью, и Гарри подумал, что ей придётся многое объяснить ему, как только они останутся вдвоём. И откуда она всё знает?
Рон опять было пустился в ехидные рассуждения по поводу чёрной сущности Снегга, но Гермиона резко оборвала его.
- Нечего болтать попусту! Это слишком скользкая тема, в который ты, к тому же, ничего не смыслишь. Оставь Снегга в покое!
- С каких это пор ты стала его защитницей?
- Рональд, вместо того, чтобы обсуждать нелюбимого преподавателя, ты бы лучше закончил своё сочинение, - хорошо поставленным учительским голосом отчеканила Гермиона, игнорируя вопрос. - У тебя завтра тренировка, забыл? И когда ты собираешься заниматься Травологией? За обедом? Я уж не говорю о том, что завтра появятся новые задания, а ты ещё и за нумерологические упражнения не брался…
- Ладно, ладно, - поспешно согласился Рон. - Не заводись.
Гермиона окинула парней выразительным взглядом и демонстративно пододвинула к себе таблички с рунами.
Ничего не оставалось, как последовать её примеру и взяться за уроки.
Рон со вздохом уткнулся в свиток с незаконченным сочинением и заскрипел пером. Гарри положил на колени учебник по Трансфигурации и, раскрыв его на нужной странице, уставился в него, не понимая ни строчки. Мысли его были далеко.
Несколько минут прошли в молчании. Слышались только скрип пера да шелест страниц.
- Всё, не могу больше, - Рон отложил пергамент. – Надоело. Выводы как-нибудь на перемене накатаю.
- Так и быть, проверю твою писанину, - с королевской снисходительностью пообещала Гермиона. - А теперь иди спать, а то тебе вставать ни свет ни заря.
- Ну, вообще-то я не прочь немного поболтать о...
- Нечего о нём болтать! - прикрикнула Гермиона. - У тебя и так уже от усталости мозги плавятся. Да и видок… ты на себя в зеркало погляди! Бледный, глаза красные... Вылитый вампир!
Уши у Рона зарделись. Он поднял на Гермиону угрожающий взгляд, в глазах появилось недоброе выражение. Явно собираясь высказать ей всё, что думает о ней, её командирских замашках и всём женском поле вообще, он, казалось, собирался с мыслями, подыскивая слова побольнее.
Гарри поспешил вмешаться.
- Рон, дружище, ты и правда неважно выглядишь. А у нас на носу матч со слизеринцами...
Весь гнев Рона сразу улетучился. Он ограничился тем, что бросил на Гермиону сердитый взгляд.
- Ладно, я пошёл, - буркнул он. - Ты со мной?
- Гарри останется, - отрезала Гермиона. - У него тоже ещё конь не валялся. Я обещала объяснить ему пару заданий по Трансфигурации и откладывать не намерена. Ты ведь не забыл об этом, Гарри? - спросила она с нажимом.
- А? Д-да, конечно...
- Это не займёт много времени! - заверила Гермиона, пресекая возможные возражения со стороны Рона. - Тем более Гарри, в отличие от тебя, сегодня вообще не садился за уроки. А домашние задания ещё никто не отменял.
- Говоришь прямо как моя мать, - проворчал Рон, зевая. - Ладно, спокойной ночи.
И он ушёл.
Подождав, пока звук его шагов стихнет окончательно, Гарри с треском захлопнул учебник.
Гермиона смотрела на него в сильном волнении.
- О, Гарри! - выдохнула она. - Спасибо!
- Я жду объяснений, Гермиона.
- Сначала расскажи, что ты видел в Омуте Памяти.
Гарри вздохнул.
- Не знаю, как об этом рассказывать, - признался он. - Они были вдвоём в классе, в смысле, Снегг и девушка. Она готовила зелье, потом Снегг испробовал его на дохлой лягушке, и та превратилась в розу.
- Похоже на Всепревращающую жидкость, - заметила Гермиона.
- Да, кажется. Потом она приколола эту розу к жилетке, а Снегг стал к ней приставать. Ну, и всё такое...
- Гарри, что ты мнёшься, как первокурсник!
- А тебе что, подробности подавай? - огрызнулся Гарри. – Я чуть не окосел, когда их увидел. Был бы это не Снегг...
- Но это был он, Гарри.
- Да... Короче, я так понял, они уже давно встречались. Снегг, между прочим, в молодости был ревнив, как чёрт.
Гермиона пожала плечами.
- Ничего удивительного. Это заложено в человеческой природе. Тем более, мужской. И к твоему сведению, Рон ведёт себя ничуть не лучше. Сколько Джинни наслушалась от него про своих парней! А уж как он на четвёртом курсе доставал меня с Виктором...
- Не вали всё в кучу, это совсем другое. И, по-моему, Рон прав: что-то ты слишком рьяно защищаешь Снегга. Может, объяснишь, почему?
- Потом. Расскажи о его девушке. Она действительно так хороша, как я слышала?
- От кого ты это слышала?
Гермиона чуть заметно покачала готовой, как бы говоря: ещё не время, и Гарри решил подождать с расспросами.
- Ну, - он задумчиво поправил очки, - на мой вкус, она очень даже… правда, видно, что нездешняя… египтянка, да?
- Наполовину, - кивнула девушка. - А тебе ничего не показалось... ну, странным, необычным?
- Что может быть необычнее самого факта наличия у Снегга подружки? - усмехнулся Гарри. - Не видел бы своими глазами - ни за что бы не поверил.
- Да я тебя не о том спрашиваю!.. - Гермиона досадливо поморщилась. – Я имею в виду, в их поведении, в отношении друг к другу...
- Не знаю... Голубки как голубки. Хотя… пожалуй, Снегг держался очень уверенно: как будто они уже сто лет вместе живут.
- Ещё бы, - пробормотала Гермиона себе под нос. - А она?
Гарри пожал плечами.
- Да… не имела ничего против. Ластилась, как кошка. И вообще, знаешь, Гермиона, они времени зря не теряли.
Девушка слегка покраснела.
- Обойдёмся без деталей. Пожалуйста, Гарри, будь объективен… и отбрось свой сарказм. Скажи мне, что ты думаешь о них? Какое у тебя создалось впечатление?
Гарри снял очки, положил их на колени и устало прикрыл глаза.
Чего она от него хочет? Ему и так непросто говорить об этом, тем более с девушкой.
- Ну, если ты
требуешь объективности... - сказал он, подумав, - то... это была любовь. Сильная страсть. Со стороны Снегга, во всяком случае. Ну, и с её стороны тоже... Но дело даже не в этом...
- В чём же? - Гермиона внимала ему с жадным любопытством.
- Понимаешь... Снегг ведь редкостная сволочь, вообще-то… и не спорь со мной, ему адвокаты не нужны. Но даже я вынужден признать, что раньше он был ... человечным, что ли. Во всяком случае, с ней, с этой египтянкой. Я бы ни в жизнь не поверил, что он может быть искренним, заботливым, что он умеет улыбаться, знает поэзию и при всём при этом… - тут Гарри запнулся, вспомнив сцену на столе, и решил, что об этом Гермионе лучше не знать, -…ну, короче, всё с ним нормально, - неуклюже закончил он.
Гермиона задумчиво кивнула, с таким видом, словно всё прекрасно поняла из этого косноязычного объяснения.
Гарри вздохнул с облегчением, благодарный уже за то, что она больше ни о чём не спрашивает. И эти-то несколько фраз дались ему с трудом. Как же непривычно было видеть в Снегге человека…
До чего он дошёл - сидит тут и поёт дифирамбы своему смертельному врагу! Умереть - не встать!
Но в душе он признавал, что всё сказанное - правда. Просто Гермиона заставила его произнести её вслух. И, кстати, не пора ли ей самой кое-что объяснить?
- Слушай, Гермиона, я всё сказал. Твоя очередь. Что ты об этом знаешь? Кто она?
Гермиона чуть сдвинула брови, собираясь с мыслями.
- Ну что ж… - начала она, -…погоди, я что-то не поняла: ты знаешь, как её зовут?
Гарри только сейчас сообразил, что до сих пор не разу не назвал подружку Снегга по имени.
- Э-э-э… Пен. То есть Пенелопа, правильно?
- Да.
- Пенелопа, а дальше?
- Дальше тебе знать необязательно.
- Но ты-то знаешь! – рассердился Гарри. – И вообще Снегг один раз упомянул её фамилию, просто я, как идиот, забыл. Потом, наверное, вспомню… так что скажи сейчас!
- Нет, Гарри, - твёрдо ответила Гермиона, – чем меньше ты знаешь, тем лучше. Честно говоря, я думала стереть память и тебе тоже – чтобы ты забыл, всё что видел.
Гарри так и подскочил.
- Ничего себе! И ты вот так запросто говоришь мне это в лицо?!
- Гарри, выслушай… только спокойно! Ты слишком импульсивен и, к тому же, ненавидишь Снегга. Я беспокоюсь за тебя.
- Я вижу!
Гермиона вздохнула.
- Пойми, было бы лучше, если бы ты ничего не знал об этой девушке.
- Почему это? – Гарри и не думал скрывать агрессии. – Не пойму я что-то: ты со мной или как?
- Но я не стала ничего делать, - Гермиона словно не слышала его, - по двум причинам.
Во-первых, не было возможности – нужно было остановить тебя, пока ты не выболтал всё при Роне, а, во-вторых, ты имеешь право знать…
- Благодарю за доверие!
-…что случилось со Снеггом много лет назад. Возможно, тогда ты переменишь к нему отношение.
- Ещё чего!
- По крайней мере, - терпеливо продолжала Гермиона, - теперь, когда ты сам видел его… с лучшей стороны, я думаю, тебе стоит узнать то, что знаю я. Так будет правильно.
- Ты так и не сказала, откуда всё знаешь, - заметил Гарри. - Не от Снегга ведь?
- Нет, конечно. Из другого источника… - и видя, что парень нахмурился, Гермиона поспешила добавить, -… мне рассказал об этом один из его учителей, вернее, его портрет. Самого этого человека давно уже нет в живых, так что узнать эту информацию тебе больше не от кого.
- Ну так может начнёшь, наконец?
- Да... Так вот, Пенелопа действительно была студенткой Снегга пятнадцать лет назад. Она приехала в Англию со своей бабушкой, могущественной волшебницей. До этого они жили в разных странах, и она обучалась магии, скажем так, в домашних условиях. И это не значит, Гарри, что она была в чём-то ущемлена, наоборот: бабушка постаралась дать ей лучшие знания и лучших учителей, и, насколько мне известно, преуспела в этом. Потом она всё же решила отдать её в школу - ради диплома о волшебном образовании. Поэтому Пенелопа впервые появилась в Хогвартсе, когда ей было шестнадцать. Её взяли на седьмой курс без всяких проблем. На вступительных экзаменах она получила блестящую аттестацию по всем предметам.
- А что со Снеггом? – нетерпеливо спросил Гарри.
- Сейчас и до него доберёмся. Снегг был тогда начинающим преподавателем и поначалу видел в ней просто талантливую ученицу. Одно время он даже рассчитывал сделать её своей преемницей – ты же знаешь, он с самого начала метил на должность преподавателя Защиты от Тёмных Искусств. Поэтому он стал давать ей индивидуальные уроки.
- Но почему...
- Что «почему»? - переспросила Гермиона, раздражаясь. - Так и будешь без конца перебивать?
- Извини. Просто я никогда не слышал, чтобы Снегг с кем-то занимался дополнительно. Даже за деньги.
- Гарри, можно я продолжу? Спасибо. Ни ты и никто другой никогда не слышал о том, что Снегг давал кому-то дополнительные уроки по очень простой причине. О ней я скажу чуть позже. Сейчас не о том речь. Просто всё началось с этого. С внеурочного общения. А потом… словом, ты сам всё видел.
- Да уж, - протянул парень задумчиво, - видел.
- Думаю, Снегг не питал иллюзий на свой счёт, - продолжала Гермиона, - но сердцу не прикажешь. Сам бы он, конечно, ни за что бы не признался ей – из гордости и боязни быть отвергнутым. Но, на его счастье, она не побоялась сделать первый шаг.
- Что-то такое она говорила, - припомнил Гарри. - Значит, это правда, что она сама…?
- Да. Пришла к нему однажды ночью, и с тех пор они не расставались.
Гарри усмехнулся.
- Отчаянная девчонка. Я бы скорее сунулся в пасть к василиску, чем к Снеггу в логово.
Гермиона с досадой махнула рукой.
- Гарри, что ты мелешь! Пенелопа любила Снегга, уразумей это наконец. Тебе, конечно, не понять, но он был очень счастлив с ней. А после того, что ты рассказал про его мать, я думаю, это
вообще был единственный светлый период в его жизни.
- Почему же она с ним не осталась? – задал Гарри главный вопрос. – Или она сейчас в Египте?
Гермиона покачала головой.
- Она бросила его? Ну что ты молчишь?
- Нет. Я уверена, она никогда бы его не оставила. Просто её давно уже нет в живых, Гарри.
- Что?
Гарри не сразу осознал услышанное. Почему-то это простое, хоть и страшное объяснение ни разу не приходило ему в голову.
- Она умерла, - повторила Гермиона, - умерла, не успев родить ребёнка.
- Кого? - ошалело переспросил Гарри.
- Она забеременела... что ты так удивляешься? Да, у Снегга тоже могли быть дети... в общем, её пришлось отправить к родным. А там с ней случилось несчастье...
- Какое?
- Она поехала в Египет к отцу, учёному-египтологу, который как раз был тогда на очередных раскопках, и в гробнице её поразило древнее проклятье. И спустя какое-то время она умерла.
- А Снегг?
- Он не смог ей помочь. И никто не смог. Это была древняя и очень сильная магия, Гарри. Он потерял её и ребёнка, которого она вот-вот должна была родить. Да ещё бабушка Пенелопы обвинила его в её смерти и не позволила даже присутствовать на похоронах. Снегг один знает, чего ему стоило пережить всё это.
Повисло тягостное молчание. Гарри с трудом переваривал всё услышанное.
- Ну вот, теперь ты всё знаешь, - подытожила Гермиона.
Гарри молча кивнул. Спросил зачем-то:
- Это ведь правда?
- Вне всяких сомнений.
Гарри снова вспомнил девушку с ласковыми глазами, вспомнил Снегга – в воспоминании и наяву, и крепко задумался.
Его не то чтобы сильно потрясла чужая трагедия – он ведь не знал эту девушку, а к Снеггу не испытывал ни малейшей симпатии, - но он остро чувствовал несправедливость случившегося. Девушка была его ровесницей, ей бы ещё жить да жить… насколько бы это было лучше для всех. Снегг бы жил с ней в Египте и больше никому бы не отравлял жизнь. А если бы они не уехали, то наверняка он был бы и вполовину не такой гнусной сволочью, как сейчас. Вполне возможно, его и в Хогвартсе-то не было бы. И студентам жилось бы намного спокойнее…
- А что до твоего вопроса об индивидуальных занятиях, - донёсся до его сознания голос Гермионы, - то неудивительно, что ты ничего про них не слышал. Кроме Пенелопы больше никто не удостаивался такой чести, а про неё в Хогвартсе давно уже не вспоминают.
Гарри встрепенулся: а ведь он и сам задавался вопросом, почему не слышал имени египтянки, притом, что она была лучшей ученицей в своё время. Похоже, Гермиона знала ответ.
Он вопросительно взглянул на подругу, и девушка объяснила:
- После смерти Пенелопы Снегг попросил Дамблдора сделать что-то вроде общего стирания памяти о ней. А её имя изъяли из всех школьных документов. Вот почему в нынешнем Хогвартсе никто даже не подозревает о её существовании. Вот почему её имени нет в Зале Славы. Её просто забыли, Гарри. Все, кроме Снегга.
- И Дамблдора, - машинально подсказал парень.
- Да. Пожалуй, есть ещё пара человек, не считая нас с тобой.
- Кто?
- Кажется, МакГоногалл. И мадам Помфри, конечно.
Гермиона замолчала.
Гарри, водрузив очки на нос, задумчиво смотрел на огонь в камине.
- Что из всего это вышло, - снова заговорила девушка, - ты и сам видишь. Снегг с трудом пережил потерю Пенелопы и крах своих надежд на счастье. С тех пор он озлобился на весь мир, и в результате мы имеем... то, что имеем. Наверное, ненависть помогает ему жить, или...
- Слушай, Гермиона, - перебил её Гарри, - я видел кое-что странное, когда вернулся из Омута Памяти.
И он рассказал о припадке, случившемся со Снеггом.
Гермиона недоверчиво выслушала его, не проронив за время рассказа ни слова. Только лоб её всё больше хмурился, как происходило с ней всякий раз, когда она решала какую-нибудь трудную задачу.
- Невероятно, - проговорила она, едва Гарри умолк, - как он решился применить заклятье
Мементос Корасон?
- А что?
- Гарри! - Гермиона смотрела на друга с укором. - Это же одно из немногих Смертельно Опасных Заклятий. Неужели не помнишь? Мы проходили их на пятом курсе.
Гарри, к своему стыду, ничего не вспомнил.
- Смертельно Опасные Заклятья, - терпеливо объяснила Гермиона, - а их всего пять, были изобретены венецианским алхимиком и чёрным магом Франческо Бальдини, который вошёл в историю магии под именем Погануса Злобного. Они обладают чудовищной силой и применять их могут только очень сильные волшебники. Заклятье
Мементос Корасон, или Заклятье Памяти Сердца позволяет вырвать из сердца чувственные воспоминания, как правило, воспоминания о любви. Если не вернуть их обратно, человек со временем перестаёт быть человеком, потому что вместе с чувствами он теряет душу. Но в том-то и дело, что вернуть их на место гораздо сложнее, чем вынуть! Это очень болезненный процесс. Те немногие, кому это удавалось, говорили, что испытывали при этом ужасные ощущения: боль была такая, словно грудь вспарывали ножом, а что творилось в душе… это каждый описывал по-своему, но все вспоминали с содроганием.
- Очень похоже, - мрачно подтвердил Гарри. - Я боялся, что он умрёт у меня на глазах.
- Это вполне могло произойти! Волшебники умирали при попытке осуществить это заклятье. Оно вообще долгое время было под запретом, приравнивалось к черномагическим! Потом, правда, запрет сняли, потому что, используя его, человек причиняет вред лишь самому себе.
- А Снегг выжил, - задумчиво произнёс Гарри. - Значит, он очень силён.
- Наверное… думаю, у него мощная защита. Зачем он это сделал? В этом не было необходимости - он всё равно бы не позволил матери влезть так глубоко себе в душу, учитывая его талант к окклюменции.
- А, может, - предположил Гарри, - он надеялся
вообще вырвать из себя все чувства? Ну, чтобы матери не удалось разжалобить его? Правда, она и не пыталась...
- Или он просто хотел умереть, - тихо закончила Гермиона.
Они замолчали, поглощённые каждый своими мыслями.
Гарри думал о превратностях судьбы, которые меняют жизнь людей раз и навсегда. Он думал о Снегге - человеке, причинившем ему столько неприятностей, и испытывал нечто вроде удовлетворения при мысли, что отныне вряд ли сможет ненавидеть его с прежней силой. Всё-таки страдания облагораживают человека … как и любовь. Конечно, даже после всего увиденного Снегг не перестал быть его врагом - он по-прежнему не доверял ему и не без оснований опасался… Но, оказывается, кроме Дамблдора …
- Гермиона! – спросил Гарри, поражённый внезапной мыслью. – Как Пенелопа могла влюбиться в Снегга?
- Что за дурацкий вопрос? Ты считаешь…
- Да нет, - нетерпеливо отмахнулся Гарри, - ты не поняла. Я о том, что Снегг был Пожирателем Смерти. Уже одно это должно было её насторожить... Ладно, пускай она ничего не слышала о его прошлом, предположим даже, что она не верила слухам и всяким разговором, но она же видела у него Чёрную метку! Не могла не видеть!
- Ну… - Гермиона слегка смутилась, - наверное, она увидела её не сразу. Сомневаюсь, что он торопился показать её. А когда она заметила, всё уже зашло слишком далеко, чтобы это могло её… смутить.
- Похоже... - протянул Гарри. – Слушай, я вот что подумал: а, может, она интересовалась чёрной магией? Тогда Снегг был именно тот, кто ей нужен.
- Всё может быть. Теперь мы этого уже никогда не узнаем. Несомненно одно: Снегг так и не пришёл в себя после её смерти. И это печально: похоже, она единственная, кто мог оказывать на него положительное влияние.
Гарри кивнул, но тему развивать не стал. Ему не хотелось больше говорить об этом. Тем более с Гермионой.
Но сама девушка придерживалась другого мнения.
- Гарри, надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я просила тебя ничего не говорить Рону? Гарри почему-то вспомнил подругу Пенелопы, Лавинию.
- Ты не доверяешь Рону? – он в упор посмотрел на Гермиону.
Но та не смутилась.
- Не нужно ему об этом знать. А, по-хорошему, и тебе тоже.
- Всё ещё мечтаешь стереть мне память?
- Гарри, будь серьёзнее! Представь, что твою сердечную тайну узнал бы твой враг, тот же Снегг. Или Малфой. Что бы ты почувствовал?
- Да всё ясно, Гермиона. Не говори со мной, как с идиотом.
Но Гермиона была непреклонна.
- Ты уже забыл о его разговоре с матерью? Стоило ей упомянуть о Египте, как он вышел из себя. Вообще-то, я сомневаюсь, чтобы она что-то знала о Пенелопе. Скорее всего, это просто совпадение. Но его реакция показательна. Гарри, прошу, не играй с огнём – никогда, ни при каких обстоятельствах не упоминай этого имени…
- Охота была.
- Если Снегг поймёт, что ты знаешь… страшно подумать. Не доводи его до крайности, Гарри! Обещай…
- Гермиона, - перебил парень с раздражением, - что ты распсиховалась? Всё я понимаю.
Но девушка покачала головой.
- Нет, не понимаешь… Ты даже представить не можешь, что значит потерять любимую. Тебе не понять его отчаяния.
- А ты, значит, понимаешь?
- Да, потому что я женщина.
- Я потерял родителей, забыла? – тихо сказал Гарри. - И Сириуса.
- Это не одно и то же.
Опять воцарилась тишина. Гермиона пыталась поймать взгляд Гарри, но тот, нахмурившись, смотрел в сторону. Говорить с ней ему не хотелось.
Он и так был вымотан сегодняшним приключением. Ему хотелось остаться наедине со своими мыслями, чувствами и, может, даже попытаться понять... понять что?
Что Снегг, человек, которого он ненавидел больше всех на свете, достоин снисхождения и участия? Что его горе даёт ему полное право быть законченной сволочью? Что, если он по-прежнему служит Волан-де-Морту, то на это у него припасено оправдание?
Нет, чушь... не о том он думает. Гермиона права. Да, он тоже потерял близких людей, но его потери были несопоставимы с той, что перенёс Снегг. Родителей он не помнил, а Сириус... Сириус, возможно, был бы жив, если б он больше прислушивался к своей умной подруге... И всё же это было... не настолько ужасно... чёрт, ну и мысли лезут в голову!.. Кощунство какое!.. Но у Снегга и впрямь всё было гораздо страшнее. Пенелопа была его единственной любовью и, что важнее, единственным человеком, который по- настоящему любил его самого. С её смертью Снегг потерял всякую надежду обрести счастье, не говоря уже о семье, которой у него, в общем-то, и не было никогда.
Вся жизнь этого человека представлялась ему сейчас одним сплошным адом. Да и что это за жизнь - в тоске, в сожалениях, в мучительных воспоминаниях о былой любви? Так… прозябание... медленная смерть...
Нет, у Снегга было право на ненависть, и не ему осуждать его. А если бы с ним, Гарри, случилось нечто подобное? Если бы он потерял Гермиону? Если бы она умирала у него на глазах, а он был бы не в силах помочь ей? А если Джинни…
Гарри содрогнулся от одной этой мысли...
- Ладно, - сказал он, решительно встряхнув головой - обещаю. Я ни словом не обмолвлюсь об этом. Ни с кем. Никогда. Снегг ничего не узнает.
- Надеюсь на тебя, Гарри. Оставим мёртвых в покое.
Они, не сговариваясь, поднялись с кресел и, по-быстрому сложив учебники и свитки, направились в спальни.
Поднимаясь наверх, Гарри вдруг вспомнил.
- Гермиона! Кто такие мамелюки?
Девушка остановилась. Задумалась, сосредоточенно наморщив лоб.
Гарри с надеждой смотрел на неё.
Не может быть, чтобы она не знала! Это же Гермиона! Которая знает, кажется, вообще всё!
И она не подвела.
- Я что-то читала... да, точно, в одной исторической книге упоминалось о них. Это такие египетские воины, из числа пленных христиан. Искусные наездники, смелые, свирепые, склонные к насилию и, кажется, отличающиеся повышенными сексуальными аппетитами.
- А-а-а, понятно. Ладно, спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Гарри.
И Гермиона скрылась в своей комнате.
«Среди его предков точно были мамелюки», - подумал Гарри и, тихонько приоткрыв дверь в спальню, исчез в темноте.
Глава 4 «Путешествие в прошлое»Снегг вернулся к себе вскоре после того, как Гарри покинул его кабинет. Разнос, устроенный Филчу на предмет того, что тот пускает в школу всяких бомжей, не вернул ему хорошего… да ладно, хорошего! - хотя бы сносного настроения. Едва ли теперь это было вообще возможно. Его до сих пор трясло после встречи с матерью. На душе было мерзко, как никогда. Неожиданное появление женщины, с которой его связывали лишь формальные родственные узы, как-то сразу выбило его из колеи.
Он злился на потревожившую его покой Горгонту, досадовал на свою несдержанность и одновременно пытался оправдаться в собственных глазах. Откуда же ему было знать, что мать до сих пор жива! Он ничего не слышал о ней много лет.
Впрочем, сам по себе факт её дожития до сего дня был малопримечателен. И жила бы себе на здоровье… подальше от него. За каким бесом её принесло в Хогвартс? Этого он так и не узнал да, признаться, и не горел желанием узнать.
Гораздо хуже было другое.
Вспоминая подробности их встречи, Снегг был вынужден честно признать наедине с самим собой, что, в сущности, между ним и Горгонтой не такая уж большая разница. Да любой идиот, даже самый тупой студент в Хогвартсе, увидев их рядом, сразу понял бы, что они родственники. Причём, ближайшие. Как вела себя дражайшая матушка? Нет, он, конечно, не был настолько наивен, чтобы ждать от неё слов раскаяния или, упаси бог, любви, но рассчитывать хотя бы на элементарную вежливость имел полное право!.. И что же? Эта грязная, опустившаяся старуха, на которую нельзя было смотреть без отвращения, и не подумала высказать ему хотя бы подобие уважения! Она вообще, несмотря на затрапезный вид, держалась так, будто оказала ему величайшую честь своим визитом. Что, во имя всех тёмных сил, происходит в этом мире, если в нём водятся такие, с позволения сказать, матери? Она ведь пришла к нему с каким-то предложением. Но как она себя вела при этом!.. Хитрила, оскорбляла, была высокомерно-презрительна в отдельные моменты разговора и даже попыталась напасть! И при этом, несмотря на то, что явно бедствовала, оказалась настолько гордой, что даже не намекнула на свои стеснённые обстоятельства. Чёрт возьми, он же не настолько скотина, чтобы отказать родной матери, даже такой гарпии! Он бы дал ей денег… да всё, что угодно, дал бы, лишь бы никогда её больше не видеть!..
Снегг нервно расхаживал по кабинету, пытаясь осмыслить и переварить всё, что ему наговорила мать. Добро бы она ограничилась одними оскорбительными высказываниями в его адрес. Так нет же! Ей непременно нужно было потрясти семейными скелетами, один отвратительнее другого. Как будто мало того, что он уже хлебнул в жизни! Да перед её рассказом меркнут даже злодеяния Тёмного Лорда!.. Старая карга не постеснялась сказать, что никогда его не любила, без зазрения совести призналась в убийстве собственного мужа, да ещё осчастливила потрясающей новостью, что он ведёт своё происхождение от упырей! А прибавить к этому её слова о проклятии, преследующем всех вампиров и их потомков, да негодяя-дядю, который, видите ли, по доброй воле решил стать кровососом, и выходит, что за недолгое время, проведённое ими в стенах этого кабинета, она умудрилась испоганить ему жизнь гораздо сильнее, чем за все три десятка лет своего отсутствия. Насколько лучше было бы, если бы он всего этого так и не узнал!
И главное – зачем она всё-таки приходила? Ведь не помирать же она собралась в самом-то деле! А хотя бы и так – что за причуда увидеть нелюбимого и ненужного ей сына? Совесть, что ли, замучила? Ну, это вряд ли...
Снегг резко остановился. Внезапно ему пришло в голову, что он не знает возраста собственной матери. Сколько ей? Шестьдесят? Шестьдесят три? Пятьдесят восемь? А выглядит на все сто двадцать! Так отвратительно… Почему, спрашивается? Болезни, лишения, нечистая совесть? А, может, чёрная магия? Хорошо, что он догадался применить Заклятье Памяти Сердца! Кто знает, какой силой обладала старуха, ведь ей почти удалось подчинить его волю. Он еле отбился от неё… Но зачем, зачем?!..
«Ни одного слова! - яростно думал он, стремительно шагая из одного угла кабинета в другой. - Ни полслова о том, что ей было нужно на самом деле! И что она забыла в Египте?»
Это беспокоило его больше всего. Несмотря на весь свой выдающийся ум и, как ему мнилось, отменное знание человеческой природы, Снегг так и не смог, даже приблизительно, понять, что было у старухи на уме. А она и не подумала хоть немного облегчить ему задачу. Чего она хотела? Прощения? Помощи? Услуг чёрного мага? Его крови? И главное, в обмен на что?
Нет, не то, не то… Это всё чушь… Египет… Да нет же! Не может быть, чтобы она знала!..
Он ничего не мог прочесть в утонувших в безобразных морщинах маленьких, но по-прежнему зорких глазах, таких же холодных, как его собственные. Он словно смотрелся в зеркало, видя в этой омерзительной пародии на женщину ту же непреклонность и железную волю, которыми обладал сам. Горгонта не желала ничего говорить, пока он не согласится на её условие… условие, которое связало бы его по рукам и ногам и отдало бы в её полную власть. Она непременно хотела стать хозяйкой положения, добивалась, чтобы последнее слово осталось за ней. Подход, следует признать, верный. Да… эта старая ведьма, несомненно, была его уродливым отражением. Печально, но факт. Или… наоборот?
Снегг не любил мать. Он полагал, что имеет для этого все основания - ведь она его бросила. Да и раньше... Сколько он себя помнил, она никогда о нём особенно не заботилась, не интересовалась, чем он занимался, часто ругала и отвешивала затрещины и вообще, как выяснилось, не питала к нему материнских чувств. Во всяком случае, он не помнил никаких проявлений ласки с её стороны... может, в раннем детстве… но ничего из того времени, естественно, не удержалось в памяти.
«Не хватило духу сделать аборт, - ожесточённо думал он, - потом-то она жалела об этом! - так она избавилась от меня, спихнув в Хогвартс... и ни разу с тех пор не проявила ко мне ни малейшего интереса! За все годы - ни весточки, ни письма, ни одной паршивой открытки! Ни разу! Только на отца похоронка пришла, да и то… от чужих людей. А теперь она вдруг выскакивает, как чёрт из табакерки, и имеет наглость чего-то требовать! Старая сука!..»
Он уже перестал метаться по кабинету. Ему было тошно от чёрных мыслей и, не в силах больше вести эти внутренние монологи, он решил, что самое лучшее сейчас - отправиться спать. В конце концов, после такой нервотрёпки ни на одно мало-мальски серьёзное дело он уже не годился. Разве что глоток «Гросс-Егерсдорфа» не помешал бы... а, к чёрту! После свидания с мамашей и пить-то не хотелось.
Снегг потушил свечи, покинул кабинет, привычным движением наложив на дверь Запечатывающее заклятье, и направился к себе. Его комната находилась не очень далеко от класса, где проходили занятия по Защите от Тёмных Искусств: всего-то и нужно было пройти пару минут по начинавшемуся за углом наклонному коридору, который вёл вниз, к подвалам, ещё глубже основных подземелий Слизерина. По его настоятельной просьбе, с тех пор, как он получил вожделённую должность, занятия проходили в одном из помещений его родного факультета.
- Это серьёзный предмет, - мотивировал он своё требование, - особенно, по нынешним временам. У студентов должен быть соответствующий настрой, поэтому занятия в башне мне представляются неприемлемыми. Только подземелье.
Дамблдор, помнится, тогда пристально посмотрел на него и почти сразу кивнул:
- Если это часть вашего метода, Северус, то у меня нет возражений.
Снегг спустился на несколько футов вниз и снял Запечатывающее заклятье с двери, ведущей в небольшую, скромно обставленную комнату. Скинул мантию, разулся и, не раздеваясь, прилёг на кровать. Впрочем, назвать эту почти больничную койку «кроватью» значило бы сильно преувеличить. Сам он называл её не иначе, как «нары». Вполне подходящее название. Да и само это помещение - бывший склад, без окон, холодный, сырой и промозглый - больше походило на тюремную камеру, чем на жилую комнату. Или монашескую келью. Да всё равно, как ни назови - тюрьма для плоти, тюрьма для души... мрачное местечко, одним словом.
Но Снегг не жаловался. Он не так уж много времени проводил здесь - в основном, спал, а работать предпочитал в кабинете. Его устраивал минимум мебели и самого необходимого, а что до унылости и аскетизма его убогого жилья, то это вообще его не волновало. Какая разница, как жить, если всё равно живёшь через силу? Одному здесь вполне сносно, а, значит, спартанская обстановка как нельзя лучше соответствовала его берлоге. Ничего лишнего... и никого. Некому создать уют, некому нарушить тишину, которая обычно окружала его здесь, не с кем разделить постель... а остальное неважно.
Снегг судорожно вздохнул, глядя в низкий серый потолок. Он не стал зажигать свет, потому что прекрасно ориентировался в темноте. И видел лучше многих. Эта «кошачья» особенность почему-то никогда его не удивляла - он был таким, сколько себя помнил, а мало ли какими волшебными особенностями обладает каждый родившийся колдуном. Теперь-то он знал, в чём дело...
Мысли его снова вернулись к матери. Нет, это невыносимо! Сколько можно думать об этом отвратительном инциденте! Да ещё, как назло, в голову лезет чёрт-те что.
Перед его мысленным взором вновь предстала Горгонта, и он с омерзением подумал, что они даже внешне похожи... да чего уж там - он был материнской копией в мужском обличии. То же нездорового цвета бледное лицо, то же выражение неискоренимой злобы, притаившееся в каждой его чёрточке, те же пустые, ничего не выражающие глаза, где-то в глубине которых таилась неукротимая ненависть... Ему, иссохшему от тоски и чёрных мыслей сорокалетнему мужчине, которому по виду можно было смело накинуть ещё лет пятнадцать, осталось совсем чуть-чуть, чтобы стать таким же, как эта скверная старуха. Если бы он случайно встретил её где-нибудь в людном месте, то она не вызвала бы у него никаких эмоций, кроме разве что брезгливой уничижительной жалости. Нет, лучше умереть...
Снегг почувствовал, что его передёргивает от отвращения. Дьявол возьми эту старую грымзу! С такими мыслями скоро заснуть не удастся….
Чуть поколебавшись, он поднялся со своего убогого ложа. Зажёг свечу и сел за старый письменный стол в углу, на котором, как всегда, царил идеальный порядок. Надо поработать... отвлечься...
Но он был не в силах занять себя чем-нибудь. Его сознанием владела сейчас нелепая и совершенно неуместная мысль: раз они с матерью так похожи, может, стоило всё же быть с ней помягче? Доказать хотя бы самому себе, что он лучше, что он не такой, как она. Зачем? Ну... может, тогда на душе не было бы так погано. И, наверное, следовало всё-таки дать Горгонте немного денег и хотя бы для приличия поинтересоваться, где она живёт.
Ну, что за жалкие лицемерные потуги!.. Кого он пытается обмануть? Да ему же нет никакого дела до этой мерзкой старой горгульи! Ему сейчас
вообще ни до чего нет дела.
Он чувствовал только бесконечную усталость и глухое отчаяние. Хотя нет... как раз сейчас, в этот конкретный момент, он не чувствовал ничего. Абсолютно. В душе его царил не привычный, навеки поселившийся там мрак, а какая-то страшная пустота, и мозг, обычно деятельно работавший, отказывался воспринимать то, что следовало принять, как данность. Нравится ему или нет, но Горгонта - его мать, и с этим ничего не поделаешь...
Снегг устало прикрыл глаза и попытался стряхнуть с себя тягучее, тоскливое и совершенно неуместное ощущение вины. Какого дьявола, в самом деле! Разве он что-то должен этой старой ведьме? Да будь он проклят, если так! С какой радости? Что она дала ему? Чем он был ей обязан, кроме жизни - такой страшной и пустой, что порой его охватывало мучительное желание избавиться от неё? Земляной червь, и тот был счастливее, чем он, ибо в его жизни был хоть какой-то смысл... Сейчас он бы с радостью поменялся местами с этим, без сомненья, весьма полезным животным, ибо даже такое примитивное существование было куда лучше его унылой, беспросветной, так называемой
человеческой жизни. Жизни, где лишь однажды, ненадолго блеснул ослепительный лучик надежды…
Снегг резко встряхнул головой. Он чувствовал, что медленно сходит с ума. Нет, только не это! Не думать об этом лучике… только не сейчас…
Усилием воли он попытался взять себя в руки. Как ни странно, это ему почти удалось. Спасительная мысль удержала его от падения в бесконечный, глубокий, как ад, мрак безумия, который слишком близко подкрался сейчас к его истерзанной душе… вернее, тому, что от неё осталось. Ему удалось направить поток сознания по другому руслу.
Почему бы не взглянуть на сегодняшнюю неприятную встречу с другой стороны? Что, если визит матери был знаком? Он-то считал, что она давно умерла, и вот Горгонта, словно нарочно, явилась с того света, чтобы позвать его. Так стоило ли дальше откладывать то, что он давно задумал? Ведь времени, возможно, осталось не так уж и много. Он чувствовал, что та напряжённая ненависть, которая поддерживает в нём жизнь, понемногу иссякает, а, значит, и сил остаётся всё меньше. Он цеплялся за своё жалкое существование, которое ему и в голову бы не пришло назвать полноценной жизнью, с упорством разъярённого скорпиона, который, даже находясь в опасности, до конца сохраняет свои бойцовские качества. Стоит до последнего, ведь на крайний случай у него всегда есть спасительное жало… нет, он никогда им не воспользуется. Но надолго ли его хватит? У него ещё есть здесь незавершённые дела… А конец, возможно, близок… Близок, как никогда.
От этой мысли он неожиданно испытал огромное облегчение. Мысли о смерти всегда действовали на него угнетающе, но сейчас ему было так плохо, что мрачные раздумья не возымели своего обычного действия. Наоборот. Он вдруг понял, что созрел, что готов совершить тот вояж, который планировал уже давно. Он уже неоднократно собирался было в путь, но всякий раз под разными предлогами откладывал поездку, ненавидя себя за малодушие и всё же не решаясь отправиться в мрачное путешествие.
Но сейчас, выпотрошенный тяжёлым разговором с Горгонтой, он ясно осознал: пора!
Ему н е о б х о д и м о побывать там, облегчить наконец душу... И довести начатое до конца…
«Это будет как причастие, - подумал Снегг, всё более утверждаясь в своём намерении. – Да… лучше не скажешь»
Он поднялся, прошёл в ванную, дверь в которую находилась прямо за шкафом с его личными ингредиентами, свитками и рукописями, в противоположном углу комнаты. Правда, ванны, как таковой, в этом помещении не было – он прекрасно обходился душевой кабинкой. А уж если ему приходила на ум фантазия полежать в воде с книгой и бокалом хорошего портвейна, то он просто
приманивал сюда одну из свободных ванн, раскиданных по другим этажам Хогвартса. Впрочем, подобная блажь находила на него нечасто. Читать он предпочитал, сидя за столом или в кресле, а выпивать… выпивал он всегда умеренно, да и то, по особым поводам. Барство всё это…
Перед поездкой, однако, следовало, по возможности, привести себя в порядок. Нелицеприятное сравнение с Горгонтой было дополнительным стимулом.
Снегг принял душ, выпил немного Живительного Бальзама, переоделся в свежую одежду, облачившись по такому поводу в свою лучшую мантию. Скептически разглядывая свои пожелтевшие от бесконечных растворов и зелий руки, он, разумеется, прекрасно понимал, что все эти меры вряд ли сильно изменят его зловещий облик. Из шкафчика над раковиной на него смотрел измождённый, немолодой, отталкивающего вида колдун, которому он лично и руки бы не подал. Да ещё вампир…
«Паршиво, совсем паршиво - немногим лучше мертвяка двухлетней давности, - он провёл рукой по волосам, откидывая их назад, и машинально отметил, что они стали совсем жёсткими и неприятными на ощупь из-за плохого ухода и постоянного соприкосновения с различными вредными испарениями. - Но всё лучше, чем ничего»
Он ещё раз окинул придирчивым взглядом неприглядную персону в зеркале и вынес безжалостный вердикт:
- Чуть менее погано, чем обычно. Заурядный чёрный маг.
Однако он чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, а чистой головой как будто даже думалось легче. Достав из ящика стола давно припасённый для этого случая подробный топографический план, он внимательно изучил его, чтобы не заплутать в незнакомой местности. После чего крепко задумался.
Как именно он туда доберётся? Все известные способы не подходили. Проще всего было трансгрессировать, но ему хотелось растянуть дорогу, чтобы морально подготовиться к предстоящему действу. Здесь, в этой сырой могиле находиться долее было невыносимо. Лететь на метле? Отпадает, однозначно. Он не любил летать, к тому же, такой способ передвижения не предполагал расслабленности и погружения в свои мысли. Воспользоваться порталом? Но ближайший портал находился в нескольких милях отсюда, а ему совсем не улыбалось тащиться ночью на опушку Запретного Леса и рыскать там в поисках старого драного пальто с оторванными рукавами. Нет уж, увольте. Да и не попадёт он через него точно в нужное место. Автобус «Ночной рыцарь»? Нет, нет и нет! Он не хотел попадаться на глаза никому, даже незнакомым волшебникам. Ему требовалось строжайшее инкогнито, и нежелательные свидетели были совершенно ни к чему.
И тут Снегг вспомнил о муэртегах. В бытность свою
настоящим Пожирателем Смерти он часто пользовался их услугами. Конечно, ни один порядочный волшебник не стал бы связываться с этими сомнительными типами, но разве это правило распространялось на него?
Муэртеги были детьми демонов от смертных женщин. Их всегда можно было узнать по особого покроя плащу с рукавами, напоминавшим целлофановый дождевик, только сделанный из кожи (самые отчаянные делали себе плащ из человеческой кожи). В остальном они, как правило, походили на людей, но имели какую-нибудь отличительную бесовскую особенность: у кого-то из-под полы плаща торчал длинный тонкий хвост, оканчивающийся кисточкой, кто-то выдыхал огонь при каждом слове, некоторые и вовсе обладали такими потусторонними лицами, что всегда носили плащи с низко надвинутыми на лицо капюшонами, и лишь их красные, как адское пламя, глаза светились в темноте – эти субъекты были потомками особо свирепых демонов. Жили потомки дьявола лет по триста – если им ничто не угрожало, конечно, - а в положенный срок просто воспламенялись, как сухая трава, и сгорали дотла. Муэртеги не могли иметь собственных детей, но в остальном их жизнь мало чем отличалась от человеческой. Разве что на свет они появлялись довольно быстро: когда какому-нибудь демону приходила охота предаться любви с земной женщиной (нередко это было обычным насилием, потому что далеко не все демоны стремились понравиться своей избраннице), то дитя такой связи вылезало из материнской утробы уже через пять месяцев. После чего, как правило, похищалось родным папашей, а если и нет, то матери сами в ужасе бросали своих уродцев. Редкая женщина могла похвастаться тем, что вырастила сына-муэртега (от демонов рождались только мальчики)…
Снегг немало повидал их во времена своей молодости. Он до сих пор помнил одного чудаковатого муэртега по прозвищу Однорогий Джек (настоящего его имени никто не знал). У него действительно в копне густых курчавых волос торчал слева одинокий короткий рожок. Всем желающим послушать муэртег охотно рассказывал, как его отец-демон, за какую-то провинность выгнанный из пекла, долгое время жил среди запорожских казаков – ещё в восемнадцатом веке. Он настолько привык к разгульной казацкой жизни, что запорожцы считали его своим. И был он-де такой гуляка, что, случалось, неделями не просыхал после доброй казацкой горилки. В конце концов он, вроде бы, получил позволение вернуться в преисподнюю, но… На радостях чёрт так надрался, что пропил один из своих рогов – позволил собутыльникам отпилить его. Сатана, уверял Джек, так рассердился за это на его беспутного папашу, что не только не принял его обратно, но и отказался восстанавливать рог. С тех пор все потомки этого горе-пьяницы, все многочисленные братья Джека рождались однорогими.
Снегг хорошо помнил эту занятную байку. Услышав её впервые от самого Джека, он поинтересовался у дьявольского отродья, сколько же всего у него братьев.
На что муэртег с искренним недоумением ответил:
- А, бис его знает! Батько гарный хлопец был и по дивчинам ходок...
В волшебном мире муэртеги имели репутацию отличных воздушных извозчиков. Они могли доставить кого угодно куда угодно и так быстро (или медленно), как пассажир пожелает. В остальном они не представляли для магического сообщества никакого интереса, поскольку какими-то иными талантами и способностями (за редкими исключениями) не обладали.
Но немногие добропорядочные волшебники отваживались воспользоваться их услугами: встретить муэртега считалось плохой приметой, потому что все они были прокляты с рождения. К тому же, извозчики-демоны имели привычку заскакивать по пути во всякие злачные места, чтобы пропустить стаканчик «Люциферской» водки или сыграть с прочей нечистью партию-другую в драгонвист – их излюбленную карточную игру, где ставкой были человеческие кости, которые муэртеги просто обожали, стараясь набить ими свои жилища под завязку. Мало кому были по душе подобные остановки – в таких притонах можно было встретить и кого пострашнее. Да и сами муэртеги были не так уж безобидны: это бесовское племя отъявленных плутов и жуликов так и норовило обсчитать своих пассажиров или выманить у них лишние деньги. А некоторые из них – в основном, красноглазые, не брезговали и открытым грабежом. Словом, решиться путешествовать с муэртегом мог только чёрный маг или совсем уж отчаянный волшебник из числа светлых.
Но Снегг остановил свой выбор именно на муэртеге. Сейчас это был наиболее предпочтительный вариант. А уж приструнить недочеловека он сумеет, если что.
Была почти полночь, когда он вышел из Хогвартса. С собой он взял небольшой кофр, в который прекрасно поместилось всё, что нужно. Прежде чем выйти за ворота, Снегг завернул в школьные теплицы – оттуда ему тоже кое-что требовалось.
Отойдя на достаточно большое расстояние от школы, Снегг достал палочку, сделал два резких взмаха крест-накрест, напоследок ткнув в пустоту над невидимыми линиями – начертил в воздухе символический знак этого племени, - и произнёс заклинание, вызывающее муэртега:
- Муэртегосс!
Пару секунд было тихо. Потом в воздухе заклубился чёрный дым, и маленький смерч ударил в землю прямо у ног мага. Спустя несколько мгновений дым рассеялся, и Снегг увидел перед собой лёгкую повозку наподобие кэба, в которую был запряжён тощий фестрал. На козлах сидел закутанный в потёртый рыжий плащ молодой муэртег в видавших виды чёрных кожаных штанах и кирзовых сапогах. На голове у него вороньим гнездом топорщились во все стороны короткие огненно-рыжие волосы, так что вид у молодца был диковатый, даже по меркам муэртегов. Глаза его были светло-серыми, почти прозрачными и периодически словно стекленевшими, но при этом весёлыми и злыми.
Снегг бросил на него быстрый взгляд и нашёл возницу вполне сносным.
Муэртег не замедлил проявить себя.
- Ба! - заорал он при виде клиента (при этом из ноздрей у него повалил дым). - Какая облезлая фигура! Что, задохлики тоже иногда на свет выползают? Уж не старина ли Глист передо мною?! Как дела, друган? Как там твоя малютка-Острица?
Снегг решил сразу поставить наглеца на место.
- Ты не слишком ли разорался, придурок? - холодно спросил он. - Какой я тебе, к дьяволу, Глист? Глаза разуй, остолоп! – подойдя к демону поближе, он немного оттянул рукав на левой руке, частично показав муэртегу Чёрную метку. - Ты впредь смотри, кто перед тобой, а уж потом пасть разевай.
И он вперил тяжёлый недобрый взгляд в бесцветные глаза муэртега.
Муэртег сразу присмирел.
- О, прошу прощенья, сэр! Обознался… Мы всегда рады оказать услугу сторонникам Тёмного Лорда, да продлит Вельзевул дни его могущества!
Заучил заранее, пройдоха…
Снегг помнил, что муэртеги, несмотря на всю свою безбашенность, всё же знают своё место, - а находились они на довольно низкой ступени социальной иерархии разумных волшебных существ, - и определённых границ не преступают. К тому же, ни один муэртег не мог выдержать взгляд настоящего колдуна.
- Так-то лучше, - сказал Снегг милостиво.
Соскочив с козел, муэртег услужливо распахнул перед ним дверцу кэба, с готовностью заулыбался и спросил с профессиональной вежливостью:
- Какую скорость желаете: сверхбыструю, обычную, среднюю или по вашему выбору?
- По выбору.
Снегг забрался внутрь и устроился поудобнее. Кофр он положил себе на колени.
- Как тебя зовут? - спросил он демона.
- Виго, - буркнул тот, снова окутывая колдуна клубами дыма, но, спохватившись, тут же растянул хитрую физиономию в улыбке в пол-лица.
Немного поразмыслив, Снегг сказал:
- Вот что, Виго, мне нужно через два часа быть в месте, которое я тебе назову. Постарайся не лихачить – мне не хочется, чтобы меня трясло в каждой воздушной яме. И не вздумай никуда сворачивать. Это всё. А уж отблагодарить я тебя сумею.
И он побренчал деньгами в кармане.
От такой музыки муэртег сразу приободрился. Он шумно втянул носом воздух, словно и вправду учуял запах денег, и глаза у него заискрились.
- По рукам! - он снова обдал Снегга дымом. - Что, костлявая, - закричал он на свою клячу, - поможем чёрному брату?
- Как проклятый проклятому, - усмехнулся Снегг.
Он уже хотел захлопнуть дверцу, когда муэртег, видимо, желая сделать ему приятное, поинтересовался, извергая дым при каждом слове:
- Ты, братан, никак на свидание собрался? - при этом он, потянув носом, выразительно покосился на кофр. – Одобряю! Ночка-то хоть куда!
Снеггу он уже порядком надоел, да и дыма он наглотался вдоволь, но он ничем не выразил своего недовольства.
Он лишь слегка отмахнулся от возницы, как от доставучей мухи, и равнодушным тоном произнёс:
- Молчание будет вознаграждено дополнительно.
- Понял, шеф! Так куда едем-то?
- В Саффолк! - отрывисто приказал Снегг, откидываясь на мягкую спинку сидения.
Муэртег проворно забрался на козлы, и спустя мгновение кэб плавно взмыл в небо.
Они заскользили над облаками, по необъятному небесному простору.
Виго своё дело знал: повозка катилась по воздуху, как по идеально ровной дороге, и Снегг почти не ощущал её движения. Ему казалось, что они не едут, а едва заметно покачиваются на месте. Но он прекрасно знал, что это ощущение обманчиво, и на самом деле они стремительно мчаться в вышине к пункту назначения.
Свежий ночной ветер приятно холодил лицо, и Снегг чувствовал волнение, которого не испытывал уже очень давно – такое обычно предшествует особо важным событиям. Он старался вызвать в себе нужные эмоции - для того, что он задумал, требовался особый душевный настрой. И лишь однажды за всю дорогу муэртег прервал, и то, ненадолго, неспешный ход его мыслей. Приблизительно через полчаса после начала пути повозка вдруг сильно дёрнулась и стремительно ринулась вниз, притормозив, когда до земли оставалось каких-то пять ярдов.
Снегг сразу понял, в чём дело.
- Даже не думай! - пригрозил он, высунувшись в окно. - Никаких остановок!
Где-то внизу шумно и весело горланил трактир, набитый нечистью - даже здесь, с высоты, было видно инфернальное бледно-голубое сияние, бьющее изо всех щелей неуклюжего каменного строения. Виго с сожалением глянул вниз и огорчённо чихнул.
- Прекрати чихать, сволочь! - прикрикнул на него Снегг. - А то я не слышу собственных мыслей. Давай, пошевеливайся!
Возница что-то недовольно забормотал себе под нос, отчего его голова вся утонула в дыму, но ослушаться не посмел. Он выровнял повозку и вернулся на прежний курс. Дальнейший остаток пути проделали без заминок.
Снегг задумчиво смотрел на проносившиеся мимо облака. Его томило неясное предчувствие. С тревогой, от которой, несмотря на все усилия, он никак не мог отделаться, он думал, получится ли у него. Малодушный страх, что всё пойдёт не так, не отпускал его на протяжении всего пути. Да, он, без ложной скромности, сильный колдун, но для магии, к которой он собирался прибегнуть, требовалось нечто иное. Он изо всех сил старался привести себя в нужное состояние, хотя это было и непросто и непривычно.
Очистить душу от скверны...
Освободить разум от чёрных мыслей...
Сконцентрироваться...
Вспомнить всё самое светлое, что было в жизни...
Непрерывно, настойчиво думать об одном...
Сильно, от всего сердца желать...
И главное - верить... верить... верить!..
Повозка плавно пошла вниз. Внизу замелькали дома и макушки деревьев. Показался Саффолк - старомодный тихий городок. Вот и городская ратуша на центральной площади – с поникшим от безветрия национальным флагом…
Повозка с лёгким стуком коснулась земли. Они прибыли.
Снегг вышел из кэба, стараясь не обращать внимания на то, как учащённо забилось сердце, едва он ступил на эту землю.
- Сколько я тебе должен? - спросил он у муэртега.
- Десять сиклей.
Снегг расплатился и, перехватив выжидательный взгляд муэртега, добавил:
- Я доволен поездкой, Виго. Но теперь забудь, что видел меня. Учти, если ты кому проболтаешься…
- Деньги гони!
Такой неучтивости и откровенной алчности Снегг терпеть не собирался.
Ответом наглецу была короткая резкая пощёчина – Снегг довольно сильно ударил его тыльной стороной ладони, так что голова муэртега дёрнулась в сторону.
- Не перебивай, кретин!.. …так вот, если ты кому проболтаешься, что привёз меня сюда, - пеняй на себя. У меня длинные руки, и я найду тебя везде, хоть за пазухой у вашего общего прародителя. И уж тогда ты пожалеешь, что вообще на свет родился. Это я тебе обещаю - как проклятый проклятому. А вот, как договорились, за молчание.
И он вложил в благодарную руку демона три галлеона.
Виго тотчас повеселел.
- Замётано, шеф! Буду нем, как могила. Побольше бы таких клиентов!
Снегг королевским жестом отпустил его и направился к ратуше.
Краем глаза он заметил, как обрадованный муэртег вскочил на козлы, довольно потирая руки. Ещё бы, с усмешкой подумал Снегг, сейчас, небось, полетит в тот трактир, куда он запретил ему заглядывать, и тут же пропьёт кровно заработанное. Какая-нибудь хорошенькая ведьмочка приласкает его, едва услышит волшебную золотую музыку… с деньгами-то любой будет хорош… Да много ли такому, как Виго, надо для счастья?
Муэртег же вместе с деньгами вновь обрёл прежнее нахальство. Стегнув фестрала, он взвился в воздух и прокричал в спину удаляющемуся магу, прежде чем исчезнуть в клубах дыма:
- Йо-хо-хо, ублюдок!
Но Снегг уже не слышал его.
Ночной Саффолк выглядел пустынным.
Снегг с замирающим сердцем вступил в мёртвый город и медленно двинулся по безлюдным улочкам. Он не слишком хорошо помнил план местности, но это его не смущало. Он больше полагался на интуицию, чем на память, и просто шёл, куда ноги несли его. Направление он знал приблизительно, но ему было вполне достаточно уверенности в том, что оно верное. Его словно бы вела неведомая сила - так спокойно, без всякой суеты он шагал по незнакомому городу, слабо представляя куда. Вот дома и особняки магглов остались позади. Вот показался городской парк, и до его слуха долетел тихий плеск пруда, раскинувшегося в нём. Он углубился в заросли по ту сторону пруда, а оттуда вышел на кладбище. Словно в сомнамбулическом сне шёл он среди могил при ярком свете луны, почти не глядя под ноги, едва разбирая дорогу, влекомый к одной-единственной цели…
Наконец показалась плита из благородного каносского мрамора, а на ней - простая надпись, при одном взгляде на которую сжалось сердце…
- Здравствуй, моя кошечка, - произнёс Снегг дрогнувшим голосом, - вот и свиделись…
Его охватило сильное волнение: сейчас… совсем скоро… случится… Внезапно он почувствовал ужасную слабость во всём теле и опустился, скорее, рухнул на колени перед могилой Пенелопы Сфинкс.
Ночная прохлада немного остудила раскалённую голову, и не прошло и минуты, как он собрался с мыслями. Открыл кофр, который по-прежнему сжимал в руке, достал оттуда чудесную алую розу, перевязанную чёрной ленточкой с серебряными инициалами «С.С. », и положил её на могилу.
- Твоя любимая, если мне не изменяет память
За время путешествия цветок слегка помялся и уже начал вянуть. Снегг достал волшебную палочку, легонько коснулся ею нежной головки и тихо произнёс:
- Белльфлорус!
И роза ожила, снова став свежей, будто только что срезанной. Её жизнь была теперь продлена во много раз.
Снегг спрятал палочку и снова застыл в скорбной позе.
- Я знаю, - заговорил он, обращаясь к невидимой слушательнице, - что слишком долго собирался. Прости, но я не мог прийти сюда. Просто не мог… Да и тебе вряд ли приятно видеть меня таким. Я ведь знаю, Пен, что ты сейчас думаешь. Это пугало - всё, что осталось от человека, которого ты когда-то любила… Да я и не человек… как выяснилось. Я труп, который просто ходит и говорит. Глупо… так глупо, что я до сих пор жив. Нет в жизни справедливости, правда? Жить должна была ты… пусть даже без меня. Ты была полна света, красоты… Скажи, зачем ты ушла так рано? Чёрт возьми, ну, что я сделал, чтобы заслужить это?!
Он осёкся, поняв, что почти кричит – его голос жутко прозвучал в ночной кладбищенской тиши.
Как бессмысленны были его слова, эти нелепые упрёки и неуместные жалобы, которые слышал только могильный камень… Этот камень словно придавил его душу, навалился на сердце и вытеснил оттуда все чувства, кроме смертельной тоски.
- Я бы умер прямо здесь - сейчас, сию минуту. Меня похоронят с тобой рядом – так сказано в моём завещании. По правде говоря, Пен, это единственное, что меня ещё волнует - хоть в смерти быть рядом с тобой. Но смерть всё не приходит и не приходит…
Он умолк, чувствуя себя скверно, как никогда.
Я повернулся к Господу спиной
Лежит греха дорога предо мной
Дорогу зла прошёл я до конца
Я шёл, не видя божьего лица –
Но душу потерял в конце пути…
Я грешник жалкий… Господи, прости!.. 1
Нашёл, что вспомнить… И почему ему лезет в голову всякая стихотворная чушь?.. Неуместно, ненужно, нелепо…
Он что же, думает, если мозги будут заняты чужими словами, то он сможет отрешиться от всего этого ужаса?
Нет, всё напрасно… Он так и знал, что ничего из этой затеи не выйдет. Да какие, к инферналам, тут могут быть мысли! Ночь, кладбище и могила, где похоронено его сердце.
Его личный ад… В нём нет даже проблеска надежды… И сейчас он чувствует это острее, чем когда-либо.
Сколько лет… великий Мерлин!.. …
сколько лет он пытался избавиться от воспоминаний о ней! Один раз чуть было не сделал это с помощью чёрной магии, да хорошо, в последний момент одумался. Сколько сил потратил, чтобы приучить себя жить без неё, сколько бессонных ночей провёл над котлами и книгами, пытаясь придать своему существованию хоть какое-то подобие смысла, а, на самом деле, только для того, чтобы отвлечься, не думать… В его непомерной гордыне ему мнилось, что он справился. Научился владеть собой ещё лучше, чем раньше. Снова стал прежним – угрюмым, замкнутым и холодным типом. Во всяком случае, он снова привык к одиночеству, к пустой холодной постели, к отчуждению окружающих и, как ему казалось, успокоился. В школе было много забот, да и ученики - спасибо им! - постоянно отвлекали своими проблемами. Он думал, что смог... нет, не забыть, но смириться, свыкнуться с чудовищной потерей. Самонадеянный идиот! Да никогда, никогда он не мог с этим смириться! Тут даже думать нечего – достаточно взглянуть на смехотворный итог всех его титанических усилий. Стоило прийти на кладбище, как скорбь, ярость, обида на судьбу захлестнули его и чёрным потоком выплеснулись наружу. Плохой способ привлечь внимание ангела…
Какая, к чертям собачьим, светлая грусть, какое ещё умиротворение могло посетить его здесь? Он что же – всерьёз надеялся, что к такому, как он, кто-то спустится с небес? Да ведь у него не то что нет…
не бывает того, что зовётся положительными эмоциями. Он забыл, что в жизни есть радости, даже такая невинные, как солнечный день или отлично приготовленная еда. Для него их больше не существовало. Он жил по инерции, принуждал себя разговаривать с людьми, как заведённый, без конца работал… но давно уже не испытывал никакой радости или удовольствия от чего бы то ни было. Он забыл, что это такое. Он всё оставил здесь, в этой могиле, много лет назад. Всё, что делало его человеком… сносным человеком, если подумать.
С ней это хотя бы имело смысл. Но её больше нет…
Так как он мог даже на секунду допустить мысль о том, что ему удастся прийти в нужное для этой экзотической магии состояние? Он ведь просто не умеет. Как можно чувствовать то, что тебе чувствовать не дано?
Из самых глубин его души тёмными волнами поднималось отчаяние. Он чувствовал, что вот-вот захлебнётся в его мутных волнах. Какой смысл было приходить сюда и на что-то надеяться, если даже самые чистые и прекрасные воспоминания омрачала неумолимая мысль о том, что Пенелопа потеряна для него навсегда? Ведь он не был уверен, что даже на том свете воссоединиться с ней… Просто не верил. Он давно утратил веру в Бога. И всё, что ему остаётся – кормить червей рядом с милым прахом… уже скоро, наверное. Так о чём он вообще думал, идя сюда?
Он по-прежнему стоял перед могилой на коленях и чувствовал, что медленно умирает. Это была пытка, которая всё длилась и длилась, ибо умом он прекрасно понимал, что умереть ему всё равно не удастся. Бывают, правда, разрывы сердца, инфаркты, удары, но не в его случае. Что может случиться с этим куском камня, по какому-то недоразумению всё ещё трепыхавшимся в его груди?
Он не знал, сколько длилось его немое отчаяние. Он потерял счёт времени, дав волю своему горю. Луна ярко освещала одинокую скорбную фигуру. Было так тихо, что ни одна травинка не колыхалась.
И всё-таки… Всё-таки, в глубине души он ещё помнил, зачем пришёл сюда, и эта подспудная мысль сверлила его мозг, как червь-древоточец, не давая окончательно впасть в уныние.
Он
должен сделать то, за чем пришёл. Пусть даже это будет последнее, что ему удастся в жизни.
Постепенно Снегг успокоился.
Он вполне овладел собой и предпринял попытку взглянуть на своё прошлое отстранённо. Сконцентрировавшись на этой непростой цели, он, в конце концов, сумел отрешиться от этого места, этой ночи и холодного куска мрамора перед глазами. Ему представилось, что он уже умер, и просто наблюдает за прошедшими событиями из глубин мироздания.
Эта мысль, какой бы нелепой и надуманной она не была, принесла ему некоторое облегчение. Он решил, что стоит не зацикливаться на нынешнем своём жалком состоянии, а постараться вспомнить в мельчайших подробностях разные моменты его жизни с любимой женщиной. И чем въедливее его память будет цепляться за всякие мелочи, тем больше шансов, что мрак отчаяния в конце концов отступит.
Он принялся вспоминать Пенелопу: как она выглядела, как говорила, какие книги любила, какую одежду предпочитала, какие цветы ей нравились... Вспоминал себя, когда ещё был для неё просто преподавателем, и заново переживал изумление, в которое она повергала его своими познаниями. Алхимия, минералогия, травология, астрономия, религиозные учения, культура магглов, нумерология, демонология, египтология... - казалось, не было такой науки, в которой она не имела бы обширных и часто довольно глубоких знаний. Вспоминал, как она готовила сложнейшие зелья, восхищая его точностью глазомера и твёрдостью руки, как ловко у неё получались заклинания из разряда высшей магии, которым он обучал её в свободные часы, как слушался её сокол, которого она использовала для отправки почты - сунься к этой грозной птице кто другой, она бы выклевала наглецу глаза. Словом, вся исключительность Пенелопы, все её невероятные способности, часто граничившие с гениальностью, снова поражали его воображение.
Сам он тоже присутствовал в этих воспоминаниях, но как некое дополнение, как персонаж второго плана, всё время находящийся в тени. Он думал о себе самом мимоходом, как сторонний наблюдатель, размышляя, как выглядел со стороны, находясь рядом с такой девушкой. Вспомнил, как пригласил её танцевать на том памятном рождественском балу - сделал он это, главным образом, потому, что невыносимо было видеть её с другими парнями. Остальные пары потеснились, вся школа глазела только на них, недоумевая и перешёптываясь. А он не видел и не слышал ничего: рядом с ним была самая прекрасная девушка на свете, она улыбалась ему одному, и в тот момент он верил, что это навсегда. Всё остальное не имело ни малейшего значения, так он был счастлив и горд от сознания того, что это его женщина. Кажется, это был единственный случай, когда он рискнул открыто продемонстрировать свои чувства к Пенелопе. Впрочем, риск был минимальным – он сильно сомневался, что кто-то сделает правильные выводы, и даже в том маловероятном случае, если кто-нибудь всё же догадался бы об истинных отношениях, связывающих его с лучшей ученицей Хогвартса, то такому умнику, вздумай он поделиться своим открытием с окружающими, всё равно никто бы не поверил. Время показало, что он был прав.
Бал сменило озеро, у которого они любили гулять вдвоём, потом он вспомнил своё подземелье – не этот склеп, где обитал сейчас, а куда более приличное жильё, в котором Пенелопа, ко всему прочему, навела такой уют, что он впервые за много лет по-настоящему почувствовал себя дома. А потом в памяти всплыла сцена, которая до сих пор его поражала - Пенелопа сидит в кресле и чинит что-то из его одежды. Он был так удивлён, увидев иголку в её руках, а главное, тем, как ловко она с нею управлялась, что даже не сразу нашёл, что сказать. Разве в доме её бабушки не домовики занимались подобными мелочами, поинтересовался он тогда. А Пен улыбнулась и сказала, что, конечно, можно поручить эту работу эльфам, но ей гораздо приятнее самой позаботиться о вещах своего любимого, тем более, - тут она лукаво улыбнулась, - что у неё уже был подобный опыт. Когда ей было четырнадцать, она в качестве ассистентки сопровождала известного специалиста по магическим существам Карла Марвина во время экспедиции последнего по реке Оранжевой. Они жили в условиях дикой природы и сами добывали себе еду. В том походе она многому научилась. И отчасти из благодарности, отчасти, чтобы быть полезной – ведь она прекрасно понимала, что была учёному мужу больше обузой, чем помощницей, - она взяла на себя труд следить за его одеждой, и постоянно штопала его любимую мантию, которая только благодаря её усилиям не превратилась к концу экспедиции в жалкую тряпку. Пенелопа очень гордилась, что может что-то делать руками, а не только волшебством.
Все эти случаи, подробности, фразы и разговоры понемногу отвлекали его от тяжких мыслей. У него почти получилось думать о Пенелопе, как о постороннем человеке, не имеющим к нему никакого отношения. Всё-таки не зря он столько времени провёл в умственных тренировках, приучая себя концентрировать мысли на каком-то одном предмете. Такой подход принёс свои плоды - он успокоился и как будто справился со своей болью. Но... не до конца.
Пытаясь думать о Пенелопе, как о некоем высшем существе (хотя она, без сомнения, таковой и была), представляя, будто рассказывает кому-то о том, каким она была человеком, лишь пунктирно обозначая своё присутствие рядом с ней - вроде как он и ни при чём, просто мимо проходил, - он то и дело сбивался со своего отвлечённого тона и вспоминал её не просто как человека, которого когда-то знал, но и как женщину, которую безумно любил. Услужливая память всё время подсовывала ему подробности, которые, вздумай он действительно кому-нибудь рассказать о Пенелопе, совершенно не предназначались для посторонних ушей. Да и мыслимо ли было думать о ней как о некой абстракции, когда её пленительный облик так живо стоял перед глазами? Сейчас даже отчётливее, чем много лет назад, когда она была жива. Разве можно было забыть эти глаза газели, ласковые, как южное солнце, эту чарующую улыбку, эту изумительную кожу, эти шелковистые волосы – какое наслаждение было прикасаться к ним, пропускать их сквозь пальцы, упиваясь их живительной силой! - эти нежные руки с тонкими гибкими пальцами, божественный аромат её тела?..
- У тебя было такое красивое тело, Пен, - произнёс он, забывшись, - и ты была моей...
И словно какой бес вселился в него - в памяти вдруг всплыл отвратительный эпизод, который случился в его жизни уже после смерти Пенелопы. Это воспоминание было настолько омерзительным, вызывало в нём такую ненависть и презрение к самому себе, что он предпочёл бы провести остаток жизни в Азкабане, лишь бы этого ужаса никогда с ним не случалось. Но, увы, он сделал эту чудовищную гнусность, которая тяжким грузом лежала теперь на его совести, и остаток дней ему предстояло доживать с ощущением вины, стыда, непоправимости и низости содеянного. Этот безумный поступок, считал он, был совершён им не иначе как в состоянии временного помрачения рассудка, что, впрочем, не служило в его глазах достаточным оправданием. Ничто не могло оправдать подобное безрассудство.
Это случилось примерно через год после того, как он потерял Пенелопу. Никогда у него не было такого ужасного периода в жизни. Несмотря на все попытки отвлечься от страшной трагедии, он не мог не думать о погибшей возлюбленный. Всё в Хогвартсе напоминало ему о Пенелопе. Он старался как можно больше загрузить мозги и занять руки, но тяжесть утраты давила на него, постепенно сводя с ума. Он не знал покоя ни днём, ни ночью. Как он теперь ненавидел ночи! Он доводил себя всевозможной работой, как физической, так и умственной, до полного изнеможения, засыпал почти сразу, как ложился в постель, но очень часто просыпался по ночам в холодном поту и уже не мог сомкнуть глаз до утра. Его мучили кошмары, в которых он снова и снова искал средство спасти Пенелопу, но, когда ему казалось, что чудодейственный эликсир вот-вот получится, что-то непременно случалось, и всё опять шло прахом. Он терял её снова и снова, ночь за ночью, и конца этому ужасу не предвиделось. Всё это начинало походить на манию, от которой он тщетно пытался избавиться. Он пробовал принимать зелье Сна-без-Сновидений, но взбунтовавшийся организм, изнурённый непомерными нагрузками, отказывался поддаваться волшебному дурману. Его здоровье, и так-то не очень хорошее, резко ухудшилось, а нервы вообще стали ни к чёрту. Он стал чрезмерно раздражительным, постоянно срывался на учениках, огрызался на коллег, и очень скоро заслужил всеобщую ненависть. Его склочность перешла все границы и «прославила» его настолько, что остальные преподаватели, возмущённые его многочисленными безобразными выходками, написали коллективную петицию Дамблдору, прося избавить школу от «этого истеричного психопата». Только Макгоногалл не поставила свою подпись, за что он всегда её уважал. Дамблдор, к слову, тоже проявил себя с самой лучшей стороны - он отказался увольнять его, сославшись на отсутствие необходимых для столь серьёзного шага оснований: он не может, был его ответ, пожертвовать таким высококлассным специалистом, которому Хогвартс, кроме всего прочего, давно заменил родной дом. А что до тяжёлого характера профессора Зельеварения, заявил директор, то это его личное дело. В конце концов, никто не совершенен. Словом, всё обошлось, но он и сам уже начал беспокоиться за свой рассудок. Он совсем извёлся и решил во что бы то ни стало положить конец мучениям. Вот тогда-то он и отважился на крайнее средство, о чём теперь не мог вспоминать без мучительного стыда и раскаяния. У него сохранилась прядь волос Пенелопы, и он принялся варить Оборотное Зелье. Во время пасхальных каникул, когда отвар был готов, он отправился в Шеффилд - печально известный город, где ошивалось отребье со всего волшебного мира. Там он явился прямиком в «Весёлый замок» - злачный притон, где обитали самые доступные ведьмы во всей Англии. Хозяйка заведения, Флорибунда Курвено, даже вспомнила его - в юности он регулярно наведывался сюда в компании с другими Пожирателями Смерти, - и обрадовалась как старому знакомому. Она сама взялась представить его тамошним девицам. Он выбрал одну, которая показалась ему не такой наглой и бесстыжей, как остальные. Когда же он остался с ней наедине, и ведьма, по его настоянию, приняла Оборотное Зелье... О том, что произошло дальше, он не мог вспоминать без содрогания. Он отвернулся, чтобы не видеть самого процесса превращения, а когда снова взглянул на девицу, его словно парализовало. Это было чудовищное, невыносимое зрелище! Перед ним была точная копия Пенелопы, но как разительно эта женщина отличалась от той, кого он любил! В лице не было и следа нежной привязанности, к которой он так привык, взгляд был оценивающе-куражливым, каким он может быть только у прожжённой проститутки, а на губах змеилась циничная усмешка. Это была грубая, омерзительная подделка, и он, несчастный безумец, посмел так опрометчиво поддаться нелепому порыву, внушённому, видимо, самим дьяволом, посмел оскорбить память Пенелопы, осквернить её чистый благородный образ! Никогда ещё он ни в чём так не раскаивался. Полный отвращения, он застыл посреди комнаты и не мог заставить себя подойти к ней, не то, что прикоснуться. Он не смел даже просто взглянуть ей в лицо!
- Так и будешь торчать там, как пень? - насмешливо спросила ведьма. - Подойди же, я не кусаюсь… А твоя подружка ничего была, - прибавила она, разглядывая себя в зеркало.
Это было уже слишком. Она ещё посмела заговорить её голосом! Не помня себя от ярости, он выхватил палочку, оглушил ведьму и тут же наложил на неё Заклятье Забвения, а сам в ужасе бежал из этого дьявольского места, утешаясь жалкой мыслью, что, когда истечёт положенный час, и за девицей придут, действие зелья кончится, и никто не увидит того кошмара, что он натворил … Как будто это что-то меняло!
Потрясение от увиденного было так сильно, что он сделал то, чего никогда не позволял себе раньше - зашёл в первый попавшийся кабак, да так и застрял там… надолго. При этом ему было абсолютно всё равно, что он в себя вливает: в основном это была «Люциферская» водка, однако он не брезговал и местным самогоном, которым из-под полы торговал какой-то сомнительный тип, смахивавший на лешего. Его не привыкший к таким дозам алкоголя организм доставлял ему много хлопот, но, едва проблевавшись, он требовал новую порцию, и через какое-то время всё повторялось. Так он и пьянствовал беспробудно все каникулы, периодически ненадолго приходя в себя и тут же снова напиваясь, лишь бы забыть обо всём. В последний день, собрав волю в кулак, он всё же заставил себя оторваться от трактирного стула, ставшего таким родным за эти дни, и кое-как взгромоздившись на метлу - казалось, он совершенно разучился летать - отбыл восвояси.
Впрочем, это постыдное происшествие имело положительные последствия. Шок от увиденного в борделе и жуткий запой сделали своё дело - ему как будто прочистило мозги, и он впервые с ужасающей ясностью осознал, что Пенелопа действительно умерла, и ничто уже не вернёт её, даже самая сильная магия. Его больше не мучили навязчивые кошмары по ночам - после пережитого в Шеффилде всё как отрубило. Похоже было, что его демон смилостивился над ним и решил на время оставить его в покое. Он присмирел, стал сдержаннее в общении с другими магами и как будто пришёл в себя. Все вокруг, да и он сам, вздохнули с облегчением. Мучительное, раздирающее душу чувство вины со временем притупилось, хотя он и не мог вспоминать о происшедшем на каникулах без жгучего стыда и беспощадного гнева в свой адрес. Но с этого момента процесс омертвения его души стал необратимым.
Не забыл он и дорогу в Шеффилд. Изредка он посещал «Весёлый замок», пользуясь услугами распутных девиц, когда воспоминания о Пенелопе становились совсем невыносимыми. Но, разумеется, если он и имел с ними дело, то только в их подлинном естестве. И, по правде говоря, эти рейды не доставляли ему никакой радости. Продажные женщины лишь на короткое время утоляли страсть, снедавшую его, но, покидая их, он чувствовал себя ещё хуже. Его переполняла горечь и гадливость, он презирал себя за слабость и отвергал возможные оправдания, которыми пытался успокоить свою совесть. И часто после этих визитов ощущал себя ещё более неудовлетворённым, чем раньше. В этом не было ничего удивительного: по природе своей он был однолюбом, и шлюхи вызывали в нём сильнейшее отвращение. К тому же, всё их искусство было бессильно: с ними он даже отдалённо не чувствовал того, что испытывал, лаская Пенелопу. В конце концов, он бросил это дело, посчитав, что с него хватит угрызений совести. Решив подойти к проблеме научно, он принялся пить разные отвары, которые усмиряли плоть и отбивали чувственность. И постепенно добился, чего хотел: его перестали мучить неосуществимые желания и страстные фантазии. Теперь он чувствовал себя куда спокойнее и находил, что монашеская жизнь имеет свою прелесть. Во всяком случае, для него это был наилучший вариант...
Все эти неуместные воспоминания промчались у него в мозгу, словно ватага чертей, и Снегг почувствовал ужасную злость и раздражение. Всё так старательно вызываемое им успокоение как рукой сняло.
Будь всё проклято!.. Какого дьявола он это вспомнил? Нашёл время!..
- Я что-нибудь прочту тебе, - поспешно сказал он, ни на секунду не задумываясь об идиотизме подобной идеи. - Ты ведь знаешь, радость, Владышек в своё время вбил мне в голову много маггловских стихов. Толку от них, правда, никакого, но тебе так нравилось их слушать...
Его память имела одну особенность – она была, что называется, фотографической. Ему достаточно было один раз взглянуть на текст, и он запоминал его навсегда. Порой не вникая в смысл. Впрочем, он и не читал ничего, что не казалось ему полезным. Стихи, конечно, были исключением. Но, признаться, поэзия иногда спасала его. Особенно, когда он впадал в меланхоличное настроение и не мог заниматься ничем серьёзным.
Его память представлялась ему огромным шкафом, набитым свитками с текстами. Дабы отогнать постыдные воспоминания, он лихорадочно зарылся в глубины этого шкафа и, выдернув первый попавшийся стихотворный свиток, начал медленно читать вслух:
Это было давно, это было давно,
В королевстве приморской земли:
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
Называлася Аннабель-Ли,
Я любил, был любим, мы любили вдвоем,
Только этим мы жить и могли.
По мере того, как память подсказывала ему нужные строки, он всё больше расстраивался.
Нет, ну что за идиот! Мазохист недобитый! Опять он растравляет себе душу почём зря! Неужели нельзя было вспомнить какое-нибудь другое стихотворение? «Ворона», например…
Но он всё равно продолжал говорить:
И, любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли.
Но любили мы больше, чем любят в любви,—
Я и нежная Аннабель-Ли,
И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли.
Оттого и случилось когда-то давно,
В королевстве приморской земли,—
С неба ветер повеял холодный из туч,
Он повеял на Аннабель-Ли;
И родные толпой многознатной сошлись
И ее от меня унесли,
Чтоб навеки ее положить в саркофаг,
В королевстве приморской земли.
Половины такого блаженства узнать
Серафимы в раю не могли,—
Оттого и случилось (как ведомо всем
В королевстве приморской земли),—
Ветер ночью повеял холодный из туч
И убил мою Аннабель-Ли.
Но, любя, мы любили сильней и полней
Тех, что старости бремя несли,—
Тех, что мудростью нас превзошли,—
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель-Ли.
Каждое слово стоило ему неимоверных усилий, потому что эти строки, так созвучные тому, что творилось сейчас у него в душе, навевали на него смертельную тоску. Как будто он попал в окружение сотни дементоров…
Всё же он нашёл в себе мужество закончить… совсем уж замогильным голосом:
И всегда луч луны навевает мне сны
О пленительной Аннабель-Ли:
И зажжется ль звезда, вижу очи всегда
Обольстительной Аннабель-Ли;
И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней,
С незабвенной — с невестой — с любовью моей —
Рядом с ней распростерт я вдали,
В саркофаге приморской земли. 2
- Владышек был славный старик, - заговорил он, переведя дух. – Иногда я жалею, что выкинул его портрет. Впрочем, он сам виноват… Как он посмел заговорить со мной о тебе! Да ещё такой вздор! Да разве хоть одна могла бы сравниться с тобой, моя кошечка? Ведь ты была не просто красавицей, ты во всём была лучшей...
Он тяжело вздохнул, остро ощущая абсурдность происходящего.
Что вообще происходит? Он стоит здесь уже ни один час и изъясняется в любви могильной плите. Да и говорит-то всякий вздор… А на душе так погано, что хоть взвой…
Какой-то идиотизм… Что, спрашивается, он должен чувствовать в соответствии с этим таинством, будь оно трижды проклято! Просветление? Возвышенную грусть? Благодарность судьбе за то, что в его жизни когда-то
была любовь?
Холодная ярость опять захлестнула душу всё сметающим ледяным потоком.
Благодарность?! Чёрта с два! У него нет ни малейшего желания благодарить судьбу. За что благодарить?! За свою разбитую жизнь?
Всё же он предпринял ещё одну попытку. Уже ни на что не надеясь.
- Не было дня, нежность моя, когда бы я ни сожалел о тебе. Я и сейчас по тебе тоскую, хотя уже стар, истерзан и ни на что не годен. У меня осталась только память… Немного, да… Но ты была так щедра в своей любви, что этого с лихвой хватит… до конца моих дней. А, если ты думаешь, что я что-то забыл… напрасно…
И, словно, его собственные слова были недостаточно выразительны (хотя, разумеется, так оно и было) из шкафа его памяти вылетел ещё один свиток. Развернулся перед его мысленным взором, и он проговорил… подумал… да, неважно:
Но, как в любой другой мечте,
Роса засохла от тепла.
В своей текучей красоте
Моя любимая ушла.
Минута, час иль день — вдвойне
Испепеляли разум мне 3
Воображение сыграло с ним злую шутку: он вдруг так ясно увидел её, во всём великолепии её юности, красоты… так отчётливо вспомнил прекрасные, незабываемые моменты их близости… с таким пугающим реализмом ощутил её присутствие рядом, ибо совершено неожиданно для себя почувствовал в своём измученном усталом теле давно забытое томление, которое раньше испытывал при одной мысли о ней, что…
На какую-то секунду ему показалось, что у него получилось. Он как-то сразу понял… почувствовал, что находится здесь не один…
…но спустя мгновение наваждение исчезло, и он, как никогда остро, ощутил своё одиночество.
Вечное, неизбывное, страшное…
Снегг вдруг почувствовал, что устал. Просто физически устал. Ноги онемели от непривычной позы, голова раскалывалась, и он ощущал себя совершенно разбитым. И в довершение всего он сейчас ясно осознал, что не смог.
У него не получилось. Следует признать это и убраться восвояси. Всё равно он больше ничего не добьётся. Да и рассветёт скоро...
Но вместо того, чтобы так и сделать, он снял мантию, расстелил её на земле и растянулся на ней, устремив взгляд в далёкое, ещё тёмное, небо.
Был конец марта, и лежать на холодной земле было, по меньшей мере, неразумно. Но ему было наплевать. Всё равно он почти не ощущал холода…
Снегг чувствовал усталость, разочарование, но в тоже время и облегчение.
Он попытался – и проиграл. Что ж, не впервой. Он вообще редко выигрывал в этой жизни. Был один ценный приз, да и тот… Дали подержать на время, а потом забрали навсегда. Ничего не поделаешь, такова жизнь…
Он больше не пытался думать о Пенелопе, перестал жалеть себя и терзаться воспоминаниями. Даже дурацкие стихи не лезли в голову – шкаф его памяти был захлопнут наглухо.
Способность холодно, логически рассуждать вернулась к нему. Как и следовало ожидать.
Ведь, если у него что и осталось, так это сила воли и рассудок.
А вся эта нелепая затея с древним таинством была обречена с самого начала. На что он надеялся, бедный ублюдок? Эта магия оказалась ему не по зубам…
И, пожалуй, хватит об этом.
Глядя в предутреннее небо, Снегг думал. Думал о своей жизни и о том, как она была жестока к нему с самого раннего детства. Пен была для него наградой за все неудачи и неприятности. Прекрасной и совершенно им не заслуженной. Он был так ошеломлён свалившимся прямо в руки счастьем, что не смог удержать его. Ему некого винить, кроме самого себя.
Он был на удивление спокоен сейчас. Наверное, это было… умиротворение. Или он просто так чудовищно устал, что не мог даже волноваться.
Мысли его сейчас занимало другое.
Если он до сих пор жив, то в этом должен же быть какой-то смысл. Должно быть что-то, из-за чего он мог бы хотя бы отчасти примириться с этой жизнью. Ведь не просто так он вообще на свет появился.
Вся его жизнь изначально была одной сплошной борьбой. Борьбой за существование, за место под солнцем, против
него… Только его кошечка досталась ему без особых усилий, и это было воистину удивительно… Но ведь не только любовь Пенелопы оправдывала его жизнь и даже нынешнее жалкое существование. Было что-то ещё… нечто, придающее всему смысл. Не может быть, чтобы всё было зря: её смерть, его нынешняя никчёмная жизнь… Но что же? Что?!.. Это ускользало от его понимания...
И вдруг он понял…
Как странно - раньше эта мысль никогда не приходила ему в голову. Наверное, он был слишком беспечен, а впоследствии - несчастен, чтобы задумываться об этом.
Он вспомнил, вспомнил совершенно отчётливо одну из их первых ночей.
…Пенелопа, утомлённая, расслабленная, счастливая отдыхала, вытянувшись на постели во весь рост, а он любовался её стройным телом, слегка разгорячённым и чуть мерцающим в неверном свете свечи. Он до сих пор помнил, какими были на ощупь её волосы – прикасаться к ним было не менее приятно, чем к её нежной коже...
Но вот она взяла его руку и отвела в сторону, пристально вглядываясь в неё.
- Что это? Не похоже на обычную татуировку.
Он замер при этих словах. Конечно, она должна была увидеть... Но как он страшился этого момента!
- Это Чёрная метка, - ответил он, как можно спокойнее.
- Знак Волан-де-Морта?
Он хорошо помнил своё удивление в тот миг. Никто не осмеливался произносить имя Тёмного Лорда вслух. Но Пенелопа была совершенно спокойна.
- Да.
Она выпустила его руку и, повернувшись, пристально посмотрела на него.
- Значит, это правда, что о тебе говорят… Скажи мне, это был сознательный шаг?
Он не посмел ей лгать.
- Конечно. Я был в числе его сторонников… раньше.
- А сейчас?
- Сейчас нет. Это была… ошибка.
Девушка нахмурилась, и он почувствовал себя совсем скверно.
- Это очень плохо, Северус. Ты даже не представляешь, насколько.
Сердце у него упало.
- И что теперь? – он был не в силах скрыть дрожь в голосе. - Ты оставишь меня?
- Не говори глупостей! – Пенелопа ласково улыбнулась и неуловимым движением переместилась к нему поближе, гибкая, как кошка. – Это ничего не меняет, – у него сразу отлегло от сердца при успокаивающих звуках её уверенного голоса. – Но этот знак… Он связывает тебя с бывшим хозяином на всю жизнь. Отметив тебя, он взял часть твоей души, и ты никогда не сможешь полностью избавиться от его власти. Вот что меня беспокоит.
- Я знаю, Пен. Но что я могу сделать?
- Ничего, мой хороший, в том-то вся и беда.
Она помолчала, задумчиво глядя на него. Потом снова взяла его руку и, повернув, посмотрела на Чёрную метку.
- Но, может быть,
я смогу что-то сделать.
С тех пор она больше ни разу не обратила на неё внимания, ни словом, ни взглядом не упрекнула его за прошлое, словно его не существовало. Никогда он не встречал более великодушного сердца.
И самое главное - она действительно думала, чем может помочь. И не просто думала, а действовала.
О, эта сцена и сейчас живо стояла у него перед глазами! Разве можно было забыть такое?
Однажды – это было незадолго до их расставания - Пенелопа слегка вспылила. Кажется, он опять доставал её своей ревностью. Каким же он был идиотом - тратил на этот вздор то немногое драгоценное время, что было им отпущено, вместо того, чтобы наслаждаться каждой минутой её общества. Если бы он только знал...
- Значит, тебе нужны доказательства? Ладно! Ты получишь их! Прямо сейчас!
Они были одни в кабинете Зельеварения. Пенелопа достала палочку и направила её на стену.
- Симплегадос! – воскликнула она, и стены разъехались.
Она прошла внутрь соседней комнаты, и закрыла стену так быстро, что он едва успел просочиться следом.
С удивлением он наблюдал, как она рывком скинула мантию, потом жилетку и теперь быстро расстёгивала пуговки на блузке.
- Пен, что ты делаешь?
- Раздеваюсь, как видишь! Тебе этого делать не нужно.
Не прошло и минуты, как она оказалась полностью обнаженной.
- Закатай рукав, - потребовала она. – Да не этот!
Он повиновался, слишком озадаченный, чтобы спорить, слабо представляя, что сейчас произойдёт.
Пенелопа подошла к нему, взяла его руку и повернула ладонью вверх.
- Чем ближе к ней, тем лучше, - пояснила она, взглянув на Чёрную метку.
- Что ты задумала?
Она забрала у него палочку и, зажав её в кулаке, резко выкинула руку в направлении письменного стола.
- Акцио кинжал!
Маленький серебряный кинжальчик, которым он обычно пользовался для вскрытия корреспонденции, тотчас оказался у неё в руке.
- Пен…
- Молчи и слушай! – оборвала она. – Я давно уже собиралась сделать это. Сейчас как раз подходящий момент. Слушай внимательно: ты должен смотреть мне в глаза, до тех пор, пока я не отпущу тебя. И не пытайся помешать мне!
Он был сбит с толку – и её поведением, и этим повелительным тоном.
- Я не понимаю…
Но Пенелопа и не подумала что-то объяснить.
- Делай, что я тебе говорю! – прикрикнула она так властно, что он не посмел ослушаться.- Это для твоего же блага…
Взяв его руку, она сделала небольшой надрез на запястье. И не успел он вымолвить хоть слово, нанесла себе лёгкую рану прямо в области сердца.
- Это древний египетский обряд, - пояснила девушка, не обращая внимания ни на его обеспокоенный взгляд, ни на кровь, которая проступила у неё на груди. – Его практиковали жрицы богини Баст. Я вычитала о нём в одном из древних манускриптов, который нашла в семейной библиотеке. Его могут проводить только жрицы…
- Но ты ведь не жрица, Пен!..
- …или представительницы королевской крови.
Она взяла его руку и приложила к кровоточащей груди, так что ранки соприкоснулись.
- Это не опасно, - успокаивающе добавила она, - ведь я последняя из рода Птолемеев. Бабушка часто называет меня египетской царевной. Так что мне можно.
Она подняла на него огромные блестящие глаза и что-то зашептала на незнакомом языке.
В тот же миг рука его словно омертвела. Он больше не чувствовал её. Леденящий холод сковал всё его тело, и на какое-то ужасное мгновение ему показалось, что он умирает. Но, едва он так подумал, как ощущения резко изменились. Холод отступил, по телу разлилось приятное тепло, словно огромное невидимое существо опалило его, согрело своим дыханием… И вновь ледяной холод пробрал его до костей. Но на сей раз это длилось чуть меньше, а потом его снова окатила волна блаженной теплоты. Так продолжалось несколько раз. Холод и тепло волнами сменяли друг друга, и с каждым разом стылая окоченелость длилась всё меньше, пока, наконец, не исчезла совсем. И всё это время он смотрел, не отрываясь, в глаза любимой, которые сейчас горели незнакомым мистическим пламенем…
Наконец он снова ощутил свою руку, и тёплая волна в последний раз окатила его с головы до ног. Всё его существо захлестнула приятная, доселе неведомая истома. Ему показалось, что в него заново вдохнули жизнь, и на душе стало так светло и радостно, как никогда прежде. Он бы дорого дал, чтобы вновь пережить эти удивительные ощущения!
Но если он чувствовал себя как будто заново рождённым, то Пенелопа, казалось, совсем обессилела. Она выпустила его руку и слабо улыбнулась.
- Всё… - прошептала она.
Силы покинули её, она покачнулась и упала бы, если б он не подхватил её. Он бережно отнёс её на кровать, про себя в который раз удивляясь, как легко её тело. И, кажется, это был единственный случай, когда её красота не оказала на него своего обычного воздействия – он был слишком напуган её состоянием.
- Пен, что ты с собой сделала?!
- Я… отдала тебе… своё сердце, - ответила она, задыхаясь. – Всю мою любовь…
Кровь продолжала тоненькой струйкой вытекать у неё из груди. Проклиная себя за нерасторопность, он искал подходящее снадобье, чтобы помочь ей. Но, как назло, нужного отвара под рукой не оказалось.
- Приложи пока это, - сказал он наконец, давая ей свежие листья подорожника, которые были отложены совсем для других целей, - а я пойду за помощью. Я быстро, милая.
Не медля ни секунды, он отправился в больничное крыло, и вскоре мадам Помфри уже сопровождала его в обратный путь, едва поспевая за его стремительным шагом.
- Что за безответственность, Северус! - возмущённо выговорила целительница на ходу. – Вы должны были сразу доставить её ко мне! Любовная магия – это вам не шутки!
- Нет, Поппи, это не тот случай. Вам придётся сделать всё на месте.
Он уже всё продумал. Подойдя к своей комнате, он распахнул дверь, пропуская целительницу вперёд.
- Я, конечно, всё сделаю, но я настаиваю…
Она осеклась, увидев Пенелопу.
- Что это значит? – изумление в её голосе было неподдельным. – Почему она лежит здесь нагая?
Он не удержался и сострил:
- Я даю ей дополнительные уроки.
И тут же, воспользовавшись замешательством мадам Помфри, наложил на целительницу Одурманивающие чары.
После этого всё пошло как по маслу. Мадам Помфри, ничему больше не удивляясь, оказала Пенелопе необходимую помощь: сделала укол, заставила выпить настойку женьшеня и дала ему кое-какие полезные указания.
- К вечеру будет как новенькая. Только никаких волнений... вы меня поняли, Северус?
- Да-да, Поппи, конечно. Спасибо вам.
Он поспешил выпроводить её, зная, что действие чар скоро кончится.
Пенелопа была бледна, но чувствовала себя получше.
- Зачем ты это сделала, Пен? – спросил он её с нежным упрёком. – Это так безрассудно!..
- Любовь всегда безрассудна, - возразила девушка. – Кому об этом знать, как ни нам?
К вечеру она действительно полностью оправилась. На все его упрёки и сетования по поводу ненужного риска она только улыбалась, а потом сказала, как ни в чём не бывало:
- Знаешь, я ведь отдала тебе не только свою любовь, но и часть материнской.
- Что?!
- Бабушка рассказывала, что мама наделила меня перед смертью своей любовью, которая должна была оберегать меня. А я отдала её тебе… Наша кровь смешалась, и теперь мы связаны на всю жизнь. Отныне ты надёжно защищён от злых чар… Волан-де-Морт не сможет добраться до твоей души…
Эти слова привели его в сильное волнение.
- Пенелопа, что ты наделала! Как ты могла отдать материнскую защиту?!
- Не всю, не волнуйся… Часть я оставила себе. Конечно, я бы отдала тебе всё, если б могла… но это возможно только в момент смерти…
- Но зачем?! Ты же ослабила себя!
Она пожала плечами.
- Да что со мной может случиться? У меня ведь нет Чёрной метки. Тебе она нужнее.
Она ласково улыбнулась, заметив, как он хмурится.
- Ну, что ты так нервничаешь?
- Я боюсь за тебя, моя кошечка. Боюсь, ты сделала только хуже. Да и как я смогу отблагодарить тебя за такой дар?
- Мне достаточно, чтобы ты любил меня… всегда.
Зачем он позволил ей? Почему проявил нерасторопность? Почему не остановил? Если бы она не отдала материнскую защиту, самую сильную из всех возможных... кто знает? Может, древнее проклятье не сгубило бы её.
А ведь у него даже не хватило ума по достоинству оценить её поступок. До сих пор он не осознавал, какую великую жертву она принесла на алтарь любви - добровольно и с чётким пониманием того, что делает. Как она вообще могла решиться на этот обряд? Когда она умирала здесь, в Саффолке, и он вместе с Дамблдором и Альтотасом пытался найти средство спасти её, в попытке победить зло он читал и о древних таинствах египетских жрецов - всё, что обнаружил в библиотеке Цирцеи. Он нашёл то, к которому прибегла Пенелопа. Защита возлюбленного от злых чар... Осуществить такое, как оказалось, было совсем непросто. Мало было иметь статус жрицы или голубую кровь египетских фараонов. Нужна была готовность умереть... И она знала об этом! Но всё равно пошла на риск - сознательно. Тогда, измученный, обессилевший в неравной борьбе с неумолимой судьбой, он не задумывался о цене, которую она заплатила. Из всего того ужаса в памяти отложилось одно: умирая, она выполнила то, о чём говорила раньше – обнимая её в последний раз, он снова ощутил то приятное тепло, что согревало его во время проведения обряда богини Баст. Значит, она действительно отдала ему остатки материнской защиты, сделав его гораздо сильнее, чем он был изначально.
Снегг был поражён этим внезапным открытием. До сих пор он избегал воспоминаний о последних днях Пенелопы - и без того его жизнь была одним затянувшимся кошмаром. Но сейчас...
Зачем она сделала это? Она ведь
знала - не могла не знать! - что подвергает себя опасности. А ведь она уже была беременна на тот момент! И всё-таки решилась... Что за неоправданный риск? Это было так непохоже на Пен... Она слишком серьёзно относилась и к жизни, и к магии, и к любви... Значит, у неё были основания... да, нет, уверенность, что с ней ничего не случится и максимум, что ей грозит – это обморок. Откуда у неё взялась эта уверенность? Объяснение могло быть только одно: у неё
действительно были исключительные магические способности. И мощная защита, к тому же...
Когда ей пришло в голову, что она может передать ему часть своей силы? Невзирая на возможные последствия? И главное, почему она настолько укрепилась в этой мысли, что всё- таки сделала это? Неужели уже тогда, несмотря на радужные планы, в которых Цирцея была досадной, но отнюдь не серьёзной помехой, она знала... предчувствовала, что скоро умрёт? И потому торопилась одарить его?
Теперь он мог только догадываться о её мотивах. Она никогда не говорила о своих сомнениях и страхах... если они у неё были, конечно. Она была мудра не по годам: знала, что его неприятности ещё только начинаются, что ему придётся побороться за неё с предрассудками общества и её ближайшей родни. Всё понимала и не докучала ему жалобами. Напротив, убеждала, что всё будет хорошо, несмотря ни на что. И сама верила в это - искренне, по-настоящему, в этом он не сомневался.
Что это было - самоуверенность, юношеский максимализм, наивность? Нет, конечно. Величие души...
То, чего он ни до, ни после никогда не встречал в других.
Она не собиралась умирать. У неё были такие грандиозные планы... Она всё время говорила о своём любимом Египте... Так хотела, чтобы ребёнок родился там, на земле её предков…
Как жестока проклятая жизнь! Египет, в который она так стремилась, её и убил. До чего нелепо...
Снегг поднялся и сел. Встряхнул головой, отгоняя тяжёлые воспоминания.
Нет, он не будет сейчас горевать. Не время.
Главное, что он наконец осознал... долго же до него доходило! Пенелопа, неважно, знала она свою судьбу или нет, дала ему очень много. Не только любовь и счастье, пусть и недолгое. Она и после смерти оберегала его. Была его персональным ангелом-хранителем. В скольких передрягах он побывал с тех пор - и всегда выходил сухим из воды. Да и общение с Тёмным Лордом... Окклюменция окклюменцией, но смотреть в эти жуткие змеиные глаза и спокойно лгать... Одного мужества и выдержки было для этого мало. Нужен был мощный заслон, чтобы не дать ему проникнуть к себе в душу. Один бы он не справился...
Этот дар его любимой, как он осознал сейчас со всей ясностью, не раз помогал ему в жизни. Да что далеко ходить: вряд ли во время поединка с Горгонтой он бы так легко отделался, если бы не мощная аура, через которую старуха, несмотря на то, что была весьма сильна в чёрной магии, не смогла пробиться. И уж точно он бы не выдержал Заклятье Памяти Сердца без
её защиты...
Что ж, тем лучше. То, что ему предстоит, потребует многого: и сил, и мужества, и хитрости... Его относительная неуязвимость и устойчивость к злым чарам будут как нельзя кстати. Он сумеет довести свою миссию до конца.
Она поможет ему. Она умерла ненапрасно. В его жизни всё было плохо, несправедливо, но, по крайней мере, не зря...
Словно камень свалился с души, когда он осознал, наконец, эту простую истину.
Снегг встал, поднял мантию, отряхнул её и накинул на плечи.
Пора было возвращаться. Долг есть долг. К тому же, у него есть ещё одно дело, которое надо успеть завершить... Вот только проститься с ней...
Он заговорил: медленно, отчётливо и совершенно спокойно. Ещё никогда голова его не была такой ясной.
- Я пойду, милая. Жаль, что ничего не вышло... ну, да что поделаешь. По крайней мере, ты меня слышала. Я постараюсь с толком использовать твой бесценный дар - думаю, он ещё не раз пригодится. Знаешь, Пен, в чём-то мой жребий даже завиден, раз и после смерти частица тебя всё равно осталась со мной. Пожалуй, ради этого стоило жить… и стоит умереть.
Он чувствовал небывалую лёгкость в душе - словно освободился наконец от груза сомнений, который давил его всю жизнь.
Опустившись на одно колено перед могилой, он раскрыл кофр и достал оттуда маленький кожаный мешочек.
- Мне нужно кое-что взять отсюда, Пен. Ты ведь не против?
Но не успел он протянуть руку к могиле, как вдруг подул лёгкий, тёплый, совсем не мартовский ветерок, ласково овеявший лицо. Из-за могильной плиты бесшумно вышла серебристо-серая кошка и уселась рядом с надгробием.
Это было необычное создание. Она вся была какая-то удлинённая: длинная грациозная шея, слишком длинные и тонкие лапы, силуэт, словно устремлённый ввысь… Она очень напоминала кошачьи статуэтки, какие делали в Древнем Египте. И была у неё ещё одна особенность: странные, совсем не кошачьи глаза. Они таинственно поблёскивали на аккуратной мордочке: почти чёрные из-за расширенных до предела зрачков, глубокие, как два омута, выразительные... Именно выразительные. С таким знакомым, ласковым выражением... Этот взгляд было невозможно спутать ни с каким другим!
Кошка, не отрываясь, смотрела в лицо Северусу Снеггу.
Он готов был поклясться, что она улыбается ему... странно, нелепо… но именно такое у него было ощущение...
- Иди сюда, - он протянул к ней руки, и кошка, задорно мяукнув, подошла к нему и, слегка присев на задние лапки, поставила передние ему на колено.
Снегг взял её на руки и прижал к груди. Она была на удивление лёгкой, но при этом живой и тёплой. Он тихонько погладить бархатистую шкурку. Кошка довольна заурчала.
- Всё-таки пришла... как я мог сомневаться? У тебя ведь всегда получалось всё, за что бы ты ни бралась, Пен...
Кошка нежно мурлыкала и тёрлась прелестной головкой о его лицо. И странное дело - звуки, которые она издавала, были как-то особенно музыкальны, словно пение ангелов, а щекой он чувствовал не кошачью шкурку, а нежную человеческую кожу.
На него снизошло умиротворение. Сжимая в руках трепетное тёплое тельце, он ощущал себя почти счастливым, будто и впрямь обнимал любимую. Удивительное чувство... Короткие мгновения давно ушедшей любви...
Кошка продолжала мурлыкать и ласкаться, и ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
Но вот она умолкла, подняла головку и посмотрела на него таким пристальным взглядом, что он всё понял.
- Пора? Ладно... но я рад, что увидел тебя, моя кошечка.
Он чуть сильнее прижал к себе прелестное создание, погладил нежную бархатистую шкурку, поцеловал её головку между ушками, вдохнув напоследок её запах - такой знакомый, родной, по-прежнему опьяняющий... Потом, подавив вздох, медленно разжал руки, отпуская её. Кошка, лизнув его лицо шершавым язычком, плавно соскользнула вниз, прошлась по могиле и снова уселась у надгробия.
- Скажи, Пен, - спросил он, поддавшись интуитивному порыву, - у меня получится?
Нет, он не сошёл с ума - просто она ответила ему.
Он совершенно отчётливо услышал её нежный и одновременно уверенный голос, прозвучавший прямо в его сердце:
«Даже не сомневайся»
На прощанье она одарила его долгим ласковым взглядом. Снегг заворожённо смотрел на неё и чувствовал: ещё немного - и он утонет в этих бездонных глазах своей возлюбленной, глазах самой любви... Как было бы прекрасно раствориться в них ... навсегда, без остатка...
Но вот кошка встала, в последний раз нежно мяукнула и исчезла за могильным камнем.
В безрассудной надежде Снегг ещё некоторое время смотрел на надгробие, потом, очнувшись, взял лежащий рядом кожаный мешочек, отколупал немного земли с могилы Пенелопы Сфинкс и сложил её в это временное вместилище. Затянул тесёмки, чтобы ничего не просыпалось, и спрятал в кофр. Потом поднялся, немного постоял в раздумьях и уже собрался уходить, когда в голову ему пришла одна мысль.
Он достал палочку и направил её на могильную плиту.
- Это тебе, - сказал он с улыбкой, - должна же быть хоть какая-то польза от всего этого поэтического хлама.
Он заговорил и, по мере того, как слова вырывались из его уст, они один за другим ложились серебристыми буквами на благородную мраморную поверхность:
Была моею жизнью ты.
Весь мир: моря и небеса,
Его пустыня и цветы,
Его улыбка и слеза,
Его восторг, его недуг
И снов бесцветных немота,
И жизни немота вокруг
(И свет, и тьма - одна тщета!)
Туман разняв на два крыла:
На имя и на облик твой,
Я знал, что ты была, была
Вдали - и всё-таки со мной! 4
Когда он закончил и спрятал палочку, ему почудилось... да нет, он готов был поклясться, что и вправду почувствовал, будто нежная ручка ласково погладила его по лицу.
- Прощай, - сказал он, поклонившись могиле.
После чего развернулся и, не оглядываясь, пошёл прочь с кладбища.
Занимался рассвет, когда Снегг покинул кладбище.
Его снова ждали Хогвартс, студенты, Дамблдор, серые тоскливые будни.
Но прежде чем вернуться, маг собирался осуществить ещё одно дело. Если поначалу у него и были какие сомнения, то теперь они уступили место непоколебимой решимости.
У него получится. После встречи с Пенелопой он чувствовал в себе силы и для куда более сложных дел.
Но сначала необходимо было раздобыть нужный материал.
Сосредоточившись, Снегг трансгрессировал в небольшую деревушку Ворнинг, затерянную в Южном Уэллсе. Появившись на главной улице, ещё безлюдной в это время суток, он немного прошёлся, потом, сориентировавшись, уверенно направился к дому, стоявшему на отшибе, рядом с которым находилось довольно большое деревянное строение.
Несмотря на ранний час, во дворе дома на грубо сколоченной скамейке сидел человек и, покуривая трубку, возился с длинной кривой деревяшкой.
Снегг вздохнул с облегчением, увидев его.
- Марс, - негромко позвал он.
Человек поднял голову. На лице его нарисовалось удивление.
- Север! – воскликнул он, вынимая трубку изо рта. – Разрази меня гром! Какими судьбами?
Это был Марс МакНейл - старый знакомый Северуса Снегга. Он учился с ним в Хогвартсе двумя курсами младше, и был одним из очень немногих людей, с кем у Снегга сохранились хорошие отношения.
Поднявшись со скамейки, он вышел навстречу гостю.
Снегг отметил про себя, что Марс мало изменился с момента их последней встречи... когда же это было? - пять лет назад, кажется.
Марс был рослым шотландцем с широким обветренным лицом. Внешность у него была грубоватая, но по-своему симпатичная. Мощные мускулистые руки, плотное туловище, крепкие ноги - вся его фигура говорила о недюжинной физической силе. Крупные черты лица придавали ему простодушно-доверчивый вид, совершенно не вязавшийся с хитрыми глазами и лукавой улыбкой. Одет он был весьма причудливо (Снегг не преминул отметить про себя - в который уж раз! - что очень мало кто из волшебников, даже живя среди магглов, может одеваться адекватно, и Марс не был исключением): старые джинсы, потёртые и основательно заношенные (судя по той их части, что можно было увидеть), были покрыты сверху странными широкими штанинами из мягкой кожи, привязанными тесёмками каждая к своей ноге; далее следовала мягкая футболка с длинными рукавами, белая в синюю поперечную полоску, а поверх неё был надет грубый тулуп, подбитый овчиной; завершала же облик лихо повязанная красная бандана и серьга в ухе в форме большого кольца. Снегг неплохо разбирался в магглах и их культуре и решил, что Марс представляет собой довольно нелепую смесь пирата и ковбоя, да ещё этот совершенно неуместный тулуп, словно позаимствованный с плеча деревенского пастуха... Однако свои замечания он оставил при себе.
Марс, казалось, был искренне рад его видеть.
- Паршиво выглядишь, старина! – заявил он, радостно осклабившись.
Такое приветствие было вполне в его духе.
- На себя посмотри, - усмехнулся Снегг, ничуть не обижаясь.
Они дружески обнялись. Марс тут же пригласил бывшего школьного товарища в дом и, достав бутылку доброго шотландского виски, радушно предложил её гостю. Снегг не стал отказываться.
Сидя за столом на большой светлой веранде Марсова дома, он коротко отвечал на расспросы хозяина о том, что делается в волшебном мире.
После третьей порции виски Марс впал в сентиментальное настроение.
- Как там поживает в Хогвартсе моя землячка? – спросил он мечтательно.
Снегг пожал плечами.
- Минерва? Откуда мне знать, - хмуро ответил он. – Нормально вроде. Так… ходит, говорит. Здороваемся при встрече. А если ты воображаешь, что мы с ней распиваем кофе, сидя вечерами у камина, - таки нет. К тому же, я предпочитаю грог.
- Да уж, Север, такие, как ты, всегда пьют в одиночку.
Снегг пропустил мимо ушей это нелепое замечание.
- Да на кой она тебе сдалась? - продолжал он насмешливо. - Это в дни нашей молодости она была ещё ничего, а сейчас... Может, ты геронтофил, Марс?
- Выбирай выражения, - проворчал Марс с угрозой.
- Уже забыл, как просил меня приворожить её? Мне тогда показалось, что ты не только ради СОВ напрягался...
- Много ты понимаешь!
- Минерва по-прежнему одна, дружище. У тебя ещё есть шанс.
Впрочем, эта плоская шутка не возымела успеха. Марс вздохнул и вылил в свой стакан остатки виски.
- Она куда лучше многих молодых баб, что я видел в жизни.
Снегг знал, что Марс всегда искренне восхищался Минервой МакГоногалл. Сам он относился к ней куда более ровно. Без сомнения, достойная женщина, и положиться на неё можно... во всём, пожалуй. Но его всегда удивляло, что МакГоногалл так и осталась старой девой. Сколько он её знал, у неё всегда была снежно-белая репутация. Без единого пятнышка. Он думал - когда позволял себе вольность задуматься об этом, - что, вероятнее всего, дело в характере. Слишком она всегда была строгая... во всём. Так и не решилась доверить себя ни одному мужчине.
- А про Марибель Васкес ничего не слыхал? Ну, помнишь, училась в Когтевране, на год младше меня? Интересно знать, куда она делась после школы?
Снегг с трудом припомнил эту вертлявую красотку.
- А, эта... Да... понятия не имею. И, честно говоря, мне плевать. Слушай, может хватит о бабах?
Марс ухмыльнулся.
- Не заводись, Север. Без женщин плохо. Скучно, знаешь ли... Впрочем, тебе этого не понять...
Если бы Марс не был уже слегка захмелевшим, он бы заметил, как потемнело лицо его гостя.
В глазах у Снегга вспыхнул злой огонёк. Он был раздражён тем, что разговор уклонялся совсем не в ту сторону.
- Не припомню, - продолжал разглагольствовать Марс, - чтобы ты имел дело с кем-то, кроме шеффилдских шлюх. Нет, я, конечно, всё понимаю...
- А не заткнёшься ли ты, раз ты такой понимающий?
Этот хлёсткий ответ привёл шотландца в чувство. Он с удивлением и некоторым любопытством посмотрел на Снегга, который так резко оборвал его.
Но Снегг уже успел придать лицу непроницаемое выражение.
Что-то он много срывается в последнее время... Нельзя так распускать себя.
- Скажи, Марс, ты по-прежнему занимаешься лошадьми? – сменил он тему.
Лошади были главной страстью Марса МакНейла. Женщины занимали куда меньшее место в его жизни, хотя он и силился убедить Снегга в обратном. А по некоторому запустению, царившему в его доме, последний безошибочно заключил, что хозяйки у него нет.
При упоминании о лошадях Марс сразу пришёл в хорошее настроение.
- Конечно, Север, ведь они - вся моя жизнь. Лошади куда лучше людей, уж поверь мне. А поскольку я какой-никакой колдун, то могу и один управляться со своей конюшней. Знаешь, я всё хочу вывести новую породу – породу МакНейла... звучит, а? Хочу, чтобы это были такие лошади... сильные, быстрые и чтоб могли ходить по дну моря… Всегда мечтал почувствовать себя Нептуном.
- Тогда тебе нужно поить их кровью драконов, - серьёзно сказал Снегг. – Желательно морских корролапов.
- Что ещё за корролары? – оживился Марс. – Никогда о них не слышал.
- Корролапы, - поправил Снегг. – Их совсем недавно открыли. Они небольшие и не все маги-анимологи считают их драконами. Но это настоящие драконы, поверь мне. Опасные твари.
- Надо же, как я отстал от жизни, - сокрушался шотландец. – Спасибо за информацию, Север. Обязательно попробую. Корролапы... надо запомнить.
- Да не стоит, дружище.
Марс насторожился:
- Почему это? Если их яйца дорого стоят, пусть даже сто галлеонов...
- Дело не в деньгах, - остудил его пыл Снегг. – Вряд ли ты сможешь достать легально хоть одного корролапа. Они пока мало изучены, и их ловля запрещена. А стоят они недёшево – по 500 галлеонов за штуку на чёрном рынке.
- А ты покупал? – подозрительно спросил Марс. Глаза у него горели.
Его визави, напротив, был спокоен и хладнокровен.
- Просто слухи. У меня обширные связи: много знакомых браконьеров и охотников с отобранными лицензиями. Мне ведь для моих экспериментов, бывает, нужны твари, вернее, их части, которых так просто не достанешь. Закон о редких и исчезающих видах магических существ, всякие другие препоны... Ну, ты понимаешь.
Марс молчал, хотя, разумеется, прекрасно всё понимал. В своё время на этой почве они и сблизились.
- Есть один парень, - продолжал Снегг небрежно. - Берёт умеренно, работает чисто. Могу дать адресок. Если хочешь, конечно.
По лицу МакНейла было видно, что в его душе идёт мучительная борьба. Впрочем, её исход был известен Снеггу заранее.
- Ладно, давай, - наконец сказал Марс, не глядя на него, – пусть будет... на всякий случай... Я-то сам, конечно, давно завязал… И вообще… я - законопослушный маг… занимаюсь лошадьми… но мало ли что… хоть одним глазком… так, любопытства ради…
Под это невнятное бормотание Снегг, пряча скептическую улыбку, быстро написал имя и адрес на клочке пергамента.
Кого этот проходимец пытался обмануть? Завязал он, как же!
- Это верный человек, - успокаивающе сказал он, протягивая приятелю пергамент, – своих не продаёт.
Марс чуть поколебался, но клочок всё же взял и быстро спрятал в карман. После чего подозрительно уставился на Снегга.
- А скажи, Север, зачем ты вообще приехал? Ведь не ради же моих прекрасных глаз?
- Я рад был повидать тебя, Марс, - сказал Снегг спокойно, - но вообще-то у меня к тебе дело. Мне нужна лошадь.
- Лошадь? – переспросил Марс ещё более недоверчиво. – Тебе? Зачем это? Предупреждаю: хочешь резать лошадей для своих зелий…
- Не собираюсь я никого резать, - нетерпеливо прервал его Снегг. – Мне нужна лошадь для верховой езды, только и всего.
- Не припомню, чтобы ты когда-нибудь проявлял к этому интерес.
- А ты вообще меня плохо знаешь, приятель. Ну, так что, идём в твою чудо-конюшню?
Марса не надо было просить дважды. Он тотчас поднялся из-за стола, и Снегг последовал его примеру.
В конюшне Марса (том самом обширном деревянном строении) было около пятидесяти лошадей. Многих из них скребницы чистили сами, другим гребешки с длинными редкими зубьями без всякой посторонней помощи расчёсывали гривы. Неведомо откуда в кормушки насыпался отборный овёс, по помещению гулял лёгкий тёплый ветерок, словом, было ясно, что с помощью волшебства для лошадей здесь созданы райские условия существования.
- У меня есть волшебные лошади, а есть простые. Ну и ещё парочка для эксперимента, - с гордостью пояснил Марс. – Что именно тебя интересует?
Снегг уже и сам заметил на левой половине конюшни трёх фестралов, Огнедышащую лошадь, рядом с которой находились два маггловских огнетушителя, лошадь-хамелеона, непрестанно меняющую окраску, и ещё несколько жеребят с неизвестными ему свойствами.
- Мне нужна маггловская лошадь, Марс.
- Какой породы?
- Ну… - Снегг задумался. – Если бы я был эстетом, я бы, конечно, захотел сеглави или ахалтекинца. Но поскольку я всего лишь школьный преподаватель, мне подойдёт и кто попроще. Показывай, что у тебя.
Марс самодовольно улыбнулся и повёл его вдоль лошадиных морд.
- Вот Один - отличный орловский рысак, трёхлетка. Быстрый, выносливый, даёт хорошее потомство. А эта кобылка двух лет, Мэри – из кабардинцев. Посмотри, какие ноги! Ей бы в скачках участвовать… Старина Мерлин, может, тоже тебя заинтересует. Ему уже девять и на вид он неказист – это монгольская лошадь, но более крепкого коня у меня не было. Пройдёт, где хочешь – и в пустыне, и в горах. А здоровья такого, что нам с тобой впору обзавидоваться. А как насчёт Торнадо? – тут он указал на огромного чёрного жеребца, ретиво роющего копытом земляной пол. – Красавец, а? Племенной скакун, отличные характеристики…
- Только не вороной, - Снегг опасливо покосился на чёрного зверя, - они все с норовом. Может, у тебя есть кто... мышастой масти?
Марс покачал головой.
- Нет, нету. В яблоках - пожалуйста. Вон - Гордец, пошли, посмотрим... Но, если тебе очень нужно…
- Да нет, это я так…
- Могу достать, Север!
- Не стоит, друг. На «нет» и суда нет. У тебя и так отличный выбор...
Они дважды обошли всю конюшню, пока Снегг наконец не определился. Он выбрал смирного на вид мерина-пятилетку буланой масти («Как раз под цвет твоего лица!», - хохотнул Марс), и они повели его наружу.
- Хороший выбор, старина, - одобрительно кивал Марс по дороге. – Хлодвиг из наших, английских. Проблем с ним у меня не было. И он хорошо выезжен, если только…
Снегг не дал ему договорить.
- Сколько?
Марс напустил на себя серьёзный вид, что-то прикинул, пошевелил губами и наконец выдал:
- Сто галлеонов.
- Сколько?!
- Послушай, Север, - терпеливо заговорил шотландец, - я ведь тебе не фуфло какое продаю. Это первоклассная здоровая объезженная лошадь. Она и не должна стоить дёшево, сечёшь? Лошади МакНейла – это, знаешь ли, качественный товар. Лучшие во всей Англии, не говоря уже об Уэлльсе. И потом, тебе ведь нужна амуниция, верно? Ну, там, седло, уздечка…
- Но сто галеонов! Ты бессовестней любого браконьера!
- А то ты не знал, - ухмыльнулся Марс.
- Я дам пятьдесят, - решительно заявил Снегг. – Это красная цена для такого мошенника, как ты.
- Пятьдесят?! Не, тут и спору нет... нашёл дурака! Да за пятьдесят я жеребёнка не отдам, не то что взрослого коня!.. Вот, за девяносто, пожалуй, и уступлю по старой дружбе.
- Шестьдесят и не сиклем больше.
- Это грабёж, Север! Хотя бы восемьдесят.
- Семьдесят! И это моё последнее слово.
Снегг сердито одёрнул мантию, зло глядя на собеседника.
- А не хочешь, так иди к чёрту! Куплю обычную лошадь на ярмарке.
Марс почесал в затылке, что-то прикидывая. После чего взглянул на Снегга с хитрым выражением.
- Ладно, - сказал он, сделав такую мину, словно с трудом соглашался на столь невыгодные для себя условия. – Только потому, что ты мой старый друг, с которым меня многое связывает, я согласен уступить тебе Хлодвига по такой низкой цене. Но только саму лошадь! За амуницию заплатишь ещё пять галлеонов.
Снегг скрипнул зубами, но спорить не стал.
- По рукам, кровосос.
Он отсчитал деньги и с явным неудовольствием передал их Марсу.
- Ты не прогадал, старина, - довольно ответил тот, ссыпая золото в карман тулупа. – Это хорошая цена, поверь мне.
- Неси свою амуницию, упырь, - буркнул Снегг, со злостью глядя на ни в чём неповинного Хлодвига.
Ладно, подумал он, дело того стоило.
- А у тебя вид, как у монаха, в этой хламиде, - заметил Марс, спустя несколько минут явившись с седлом и уздечкой. - До чего дурацкая эта волшебная одежда!
- Думаешь, твоя одежда лучше?
- Ещё бы! - довольно заявил Марс, водружая седло на спину Хлодвига. – Она шикарная. Особенно эти штаны… черрепахос…
- Чапаррехос, - поправил Снегг с усмешкой.
- А, точно, чапаррехос. Сложное слово.
- Ничего в нём сложного нет.
- А ты ездить-то умеешь? – недоверчиво спросил Марс, глядя, как Снегг пытается надеть на коня уздечку.
Это у него не слишком хорошо получалось – Хлодвиг храпел, недовольно мотая головой, и Снеггу никак не удавалось дать ему трензель.
Тем не менее, он уверенно ответил:
- Ничего, справлюсь.
Впрочем, про себя он вовсе не был так уверен, как хотел показать. Наездник из него был никакой. В седле он сидел всего два раза в жизни, да и то, это было так давно... Он вообще чувствовал себя с животными довольно скованно.
Пока он возился с уздечкой, Марс успел сходить в дом и вернуться с кофром и каким-то мешком.
- Держи, - сказал он, протягивая и то и другое.
Снегг взял кофр, приторочил его к седлу успешно взнузданного Хлодвига и недоверчиво покосился на мешок.
- Что это?
- Бери, что даю, Север. Я от души.
Снегг взял мешок и, заглянув внутрь, увидел там какую-то одежду.
- Что это за барахло?
- Это не барахло, - обиделся Марс. - Это отличная маггловская одежда. В ней тебе будет гораздо удобней ездить верхом. Да и выглядит получше. А то в этом ты похож на педика в трауре.
Снегг лишь брезгливо скривился в ответ, хотя по лицу Марса было видно, что тот считает себя знатным остроумцем.
Ладно, чёрт с ним. Похоже, МакНейл и впрямь от души расщедрился.
- Так и быть, возьму, - смилостивился он. - Может, на что сгодится.
Он прицепил мешок к седлу с другой стороны и взял Хлодвига под уздцы.
- Проводишь меня до того лужка?
Марс кивнул и они вышли со двора.
Шотландец ещё что-то говорил ему, пока они шли к лугу, начинавшемуся сразу за конюшней, давал какие-то ценные советы, но Снегг слушал его вполуха. Ему не терпелось поскорее распрощаться с Марсом.
- Подсади меня, - потребовал он, когда они ступили на луг.
Марс помог ему взобраться на коня, и, немного покрутившись на месте, Снегг всё же сумел справиться с животным.
МакНейл критически наблюдал за его усилиями.
- Побольше уверенности, Север, - посоветовал он. – Лошади сразу чувствуют неумелого ездока. Но ты, кажется, не так плох, как я думал. Ещё чуть потренируешься – и будешь ездить, как заправский ковбоец.
- Ковбой, - поправил Снегг.
- А?
- Надо говорить «ковбой». Никак не можешь выучить маггловские слова, лошадник хренов!
Марс посмотрел на него с уважением.
- Ты столько всего знаешь о магглах, Север. Откуда? Ты ведь потомственный колдун.
- У меня была хорошая учительница, - глухо ответил Снегг.
Он окинул взглядом открывающуюся перед ним равнину. Вдалеке темнел небольшой лесок - то что надо.
- Прощай, Марс. Спасибо за лошадь.
- Удачи, друг. Заезжай, если что.
Снегг дёрнул поводья, и конь мелкой рысью затрусил в направлении леса. Марс постоял немного, провожая его взглядом, потом развернулся и пошёл домой.
Снегг пересёк луг за четверть часа. Подъезжая к лесу, он заметил полянку, почти со всех сторон окружённую деревьями. В это-то укромное местечко он и направил своего только что обретённого буцефала.
Хлодвиг оказался спокойным, но слишком тряским средством передвижения – ощущения от поездки были малоприятными, и Снегг, тяжело спешившись на поляне, подумал, что, пожалуй, староват для того, чтобы всерьёз осваивать верховую езду. Да и стоит ли?
Хлодвиг спокойно стоял, не делая попыток бежать. Снегг погладил его по морде, потрепал по шее и расстегнул кофр.
Кажется, он не ошибся с выбором... дай-то бог!
Он достал из кофра плотно закупоренную склянку объёмом примерно в пол-литра и, бережно поставив её на землю, аккуратно открыл. После чего всыпал туда землю, взятую с могилы Пенелопы.
Зелье буро-кирпичного цвета зашипело, а через некоторое время мутная взвесь стала полностью прозрачной. Земля растворилась в жидкости без остатка. Снегг чуть плеснул драгоценного зелья себе на ладонь и смочил им губы лошади.
- Тебе придётся выпить это, Хлодвиг.
Тут же перед ним возникла проблема, как напоить животное. Не будет же он из склянки пить, в самом деле!
Поразмыслив, Снегг решил, что лучше всего заставить коня лечь на землю и влить ему зелье насильно.
Легко сказать... Если б он хотя бы приблизительно представлял, как управляться с этими чёртовыми животными...
Хлодвиг не желал ложиться, как Снегг не пытался принудить его к этому. Он фыркал, мотал головой и недовольно ржал.
Снегг предпринял несколько попыток подчинить строптивца - безрезультатно.
В конце концов, он решил прибегнуть к магии.
- Знаешь ли ты, глупая скотина, - в сердцах проговорил он, обращаясь к коню, - сколько денег я за тебя отвалил? Да ни одна шлюха из меня столько не вытянула!
Он достал волшебную палочку и направил её на коня.
- Не хочешь – заставлю.
Стьюпефай!
После заклятья управляться с лошадью стало гораздо проще, и, хотя Снеггу не без труда удалось повалить её, а потом разжать зубы, он всё же сумел влить в глотку коня примерно половину содержимого склянки. Потом слегка окропил его, сам сделал приличный глоток, а остатки зелья вылил на себя. Для первого раза не мешало подстраховаться - на всякий случай.
Тоненькие струйки попали ему за шиворот, но он только встряхнул головой, привычным жестом откинув волосы назад.
- Энервейт!
Хлодвиг зафыркал, приходя в себя, пронзительно заржал и поднялся на ноги.
Воспользовавшись пока ещё заторможенным состоянием животного, Снегг поскорее забрался на него и натянул поводья.
- Надеюсь, ты будешь довольна, Пен, - проговорил он, глядя на небо. – Всё как ты хотела... только крылья не получились. Но, по-моему, без них даже лучше… Давай, Хлодвиг, пошёл!
Он дал коню шенкелей, резко дёрнул поводья... и вдруг оторвался от земли.
Хлодвиг разразился испуганным ржанием и от страха так рванул, что тут же резко взмыл вверх. Снегг вжался в седло, крепко зацепил в руках поводья и, склонившись к шее лошади, изо всех сил сжал ногами бока животного.
Впрочем, едва Хлодвиг почувствовал, что может бегать по воздуху так же, как по земле, как он успокоился и пошёл... полетел куда более спокойным аллюром.
Снегг выпрямился, переводя дух. Он оглянулся вокруг - одни облака, чуть позолоченные восходящим солнцем.
Получилось... У него получилось, чёрт возьми!!!
Конечно, зелье нуждалось в доработке, да и не хотелось бы самому принимать его перед каждым полётом, но главное - он летел. ЛЕТЕЛ! Он сумел сделать из обычной лошади летающего коня, как и хотела его любимая. Нет, всё-таки он не зря приехал сюда!
Конь и всадник, набирая скорость, неслись по небесному простору. Холодный утренний ветер хлестал Снегга в лицо, но он не замечал его, слишком взволнованный, ошеломлённый, захваченный непривычным и неожиданно прекрасным ощущением полёта.
Страха не было. Всё получилось даже лучше, чем он задумал: кровь Китайского Огненного дракона, на которой настаивалось зелье, сделала лошадь почти что птицей, а звёздная пыль придал её скачкам скорость, совсем не свойственную земным животным. Земля же, под которой покоилась его кошечка, связала его с Хлодвигом гораздо более сильными узами, нежели те, что обычно возникают между конём и всадником. Отныне, он был уверен в этом, у него не было более преданного существа, чем эта лошадь.
А как прекрасно было лететь по воздуху! Никакого сравнения с землёй. Он больше не трясся в седле, а словно прирос к спине Хлодвига, слился с ним в одно целое. Удивительное, ни с чем не сравнимое ощущение свободы. Только ветер, небо и могучее животное, покорное его воле. Он чувствовал себя кентавром и был почти счастлив.
Снегг возвращался в Хогвартс.
_______________________
1. Цитата из романа Дж. д'Агата «Римский знак». По версии автора, это из дневника лорда Байрона. Ну, я лично принимаю это на веру, хотя точно не знаю.
2. «Аннабель Ли», Э.По (перевод К.Бальмонта). Много есть переводов (я читала не один), но К. Бальмонт мне нравится больше всех.
3. «Тамерлан», Э.По (перевод И.Озеровой)
4. «Тамерлан», Э.По (перевод И.Озеровой)
