Глава 1. Знакомство.– В этом году в Хогвартс идет дочь Поттеров, – как бы мимоходом заметил Альбус Дамблдор, дождавшись, пока преподаватель Зелий поднесет чашку к губам.
«Иногда мне кажется, что его не зря называют старым маразматиком, – раздраженно подумал Северус Снейп, судорожно пытаясь откашляться. – Прожить полтора века и испытывать удовольствие от таких детских пакостей!» – Он высушил заклинанием влажное пятно на мантии и мрачно взглянул на директора. Новость его ошеломила, но за несколько секунд зельевар успел собраться.
– Я полагал, что после… известных событий ребенок стал сквибом, – он поставил полупустую чашку на стол. Наверняка сейчас услышит еще что-то шокирующее, лучше подстраховаться.
– Все были в этом уверены, мой дорогой мальчик, – вздохнул Дамблдор. – Но, оказалось, магия просто спала в ней. Стихийные выбросы явственно показывают, что девочка будет сильной волшебницей. Разумеется, она должна учиться в Хогвартсе. Я уже отправил письмо с совой, правда, ребенок еще не прочитал его.
– Но как? – в растерянности Снейп потянулся к вазочке с мармеладом, сунул в рот, и тут же поморщился от привычно-приторного вкуса. Проглотил осточертевшую сладость и добавил: – В детях до первого стихийного всплеска магия тоже спит, но мы не называем их сквибами. Я думал, она потеряла абсолютно все. Иначе зачем ее отправили жить к маглам?
– Даже если бы у девочки остались способности, ей все равно пришлось бы жить с семьей тетки. В конце концов, это ее единственные родственники, а в нашем мире у нее много врагов. Но мы все были убеждены, что Волдеморт… – Снейп едва заметно вздрогнул, Дамблдор сделал вид, что не заметил, – что в результате столкновения с ним девочка стала сквибом. Ах, – директор сентиментально вздохнул, – я помню, как это было: молодой Блэк хотел забрать девочку из разрушенного дома и собирал ее игрушки. Когда он сунул ей любимую, плюшевого черного пса, оказалось, что та перестала двигаться и рычать в руках ребенка. Сначала Сириус решил, что чары развеялись, но и остальные магические предметы для девочки были все равно что магловские. Я сам дал ей свою палочку – и ничего. Хотя она даже пыталась ее грызть! – с легким негодованием добавил старик.
Снейп чуть улыбнулся: Дамблдор, похоже, считал, что дети появляются на свет одиннадцатилетними и сразу идут в Хогвартс, и совершенно не представлял, на что способен годовалый ребенок. Сам зельевар из опыта общения с крестником знал, что младенцы – чрезвычайно шкодливые и деятельные существа, за которым нужен глаз да глаз. А уж ГРЫЗТЬ волшебную палочку – верный способ довести родителей до седых волос. Страшно представить, какие заклятия выдаст возмущенный таким обращением магический предмет. Но если в руках ребенка палочка становится обычным куском дерева – это говорит только об одном. Ни капли магии, безнадежен.
– Никогда не слышал о таких случаях, – сказал он наконец. – Я был уверен, что если волшебник лишается магии, это навсегда.
– Ты не интересовался историей, мой дорогой мальчик, – улыбка директора была ехидной. Старый маразматик прекрасно понимал, как раздражает собеседника и это обращение, и проклятый мармелад, который Снейп снова почему-то начал жевать. А больше всего раздражает тема разговора. – Такие случаи бывали, хотя крайне редко. Да что история, на последней войне я сам неоднократно видел магическое истощение у колдомедиков или авроров. После тяжелого дежурства или боя волшебник несколько дней не мог сотворить ничего сложнее Люмоса, а то и вовсе ничего. Почему же магическое истощение не может длиться несколько лет? Тем более, это ребенок, да и поединок с Волдемортом – не суточное дежурство в полевом госпитале.
– Вы верите, что это был… именно поединок? – Снейп был по-настоящему зол. Уже ничего не изменишь, маленькая волшебница приедет в Хогвартс и будет отравлять ему жизнь семь лет. Мало ему было Лили Эванс и Джеймса Поттера, теперь любуйся на их дочь, которая, несомненно, унаследовала худшие качества родителей. – И вся эта чушь, которую пишут в учебнике новейшей истории, правда?
– Правды мы уже не узнаем, мой мальчик, – директор снова принял вид всезнаюшего старца. – Но ребенок должен получить образование в нашем мире. Хотя она еще не прочитала письмо – сигнальные чары молчат.
Снейп поморщился, постукивая пальцами по столешнице. Безнадежно протянул:
– Может быть, оставим это? Ведь часть маглорожденных отказывается менять свою жизнь и не едет в Хогвартс…
– Ни в коем случае! – директор прямо подпрыгнул. – Северус, мальчик мой, ты же знаешь, что мы допускаем это только для слабых волшебников, которые не разнесут свою магловскую жизнь в клочья стихийными выбросами. А у девочки первый был в шесть лет, и с тех пор они происходят регулярно. Думаю, она прекрасно знает, что с ней, и с нетерпением ожидает вызова. Тетка наверняка рассказала ей обо всем. Кроме того, около трех лет назад произошло нечто, после чего я уверился окончательно, что ее место – в нашем мире.
Зельевар взглянул вопросительно. Как он не любил эту привычку темнить и выдавать сведения в театральной манере.
– И что же это? – прозвучал ожидаемый вопрос.
– Огненная магия, мой мальчик. Настоящая стихийная магия огня. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы это не дошло до Министерства. Они бы наверняка стали относиться к ребенку… неадекватно.
– Неадекватно?! – Снейп резко выпрямился, вперив возмущенный взгляд в директора. – А как можно относиться к такому? Это по-настоящему опасно!
– Пусть ребенок учится контролировать свои силы, – безмятежно ответил директор. – Когда об этом узнают, она сможет доказать, что владеет собой, и ничуть не опасна. А если к одиннадцатилетней малышке будут относиться как к исчадию ада, это непременно скажется плохо.
– У вас прямо талант – набирать в школу чудовищ! – с сарказмом ответил Снейп. – Полувеликан, оборотень, теперь вот это… гм… исчадие. Вы не боитесь, что ваша «малышка» испепелит Хогвартс?
Директор по-доброму засмеялся:
– Ты всерьез считаешь Хагрида чудовищем? Опасным чудовищем? Северус, это просто смешно. Что касается оборотня – он учился семь лет, и проблемы были только раз. Отнюдь не по вине самого оборотня, насколько я помню. Что касается девочки – уверен, что все будет хорошо. Теперь о деле. Я хочу попросить тебя навестить ее и помочь купить все к школе.
В который раз ему удалось удивить собеседника.
– Я?! Пусть это делает кто угодно другой. Тот же Хагрид справится. Или Минерва, ведь девчонка Поттеров наверняка попадет на ее факультет.
– Именно ты. Конечно, Джеймс Поттер был олицетворением Гриффиндора… – Снейп чертыхнулся про себя, – …но что касается Лили Эванс, все иначе. Я не знаю, чем руководствовалась Шляпа, отправляя ее на этот факультет, но уже к пятому курсу было ясно, что ее место в Слизерине. Если дочь пошла в нее, именно ты будешь ее деканом.
– Полукровка ко мне не попадет, – холодно ответил Снейп. На самом деле он был далеко не так спокоен, как изображал.
«Отвратительно, а я-то думал, хуже быть не может. Да, Эванс была надменной холодной стервой, вертевшей своими друзьями, как магловскими марионетками – вполне слизеринская черта. И да, последние годы я благословлял Шляпу за то, что мы не учимся на одном факультете – тогда мне бы пришлось намного хуже. Но ее дочь среди моих змеек?»
– Полагаю, Лили попала в Гриффиндор именно из-за происхождения. Но ее дочь, хоть и полукровка, наследница Поттеров – очень древнего рода. Пусть воспитанная маглами. К тому же, – снова ехидная улыбочка, – Шляпа в первую очередь оценивает характер и устремления человека, а не вычисляет в нем процент чистой крови. Ты ведь тоже не совсем типичный благородный слизеринец, Северус.
«Благородным я не был никогда, – с ожесточением подумал зельевар. – В конце концов, запустить одну маленькую гадюку в серпентарий – большого вреда она не нанесет. К тому же, раз она выросла у маглов, значит, учиться будет хуже остальных. Замечательно, это немного собъет гонор. Да и я буду присматривать».
– Хорошо, я сделаю это, – ответил он наконец.
– Вот и славно, – Дамблдор заулыбался, как будто ему орден Мерлина выдали. – Северус, не надо так расстраиваться. Девочка могла унаследовать характер Джеймса, а он всегда был очень искренним и чистым мальчиком. Пусть и несколько импульсивным.
На эту несусветную глупость Снейп даже отвечать не стал. Он уже собирался уходить, когда директор добавил:
– И еще. Ты будешь первым магом, которого увидит девочка. Ты расскажешь ей о нашем мире – вряд ли тетка могла много знать о нас, Лили всегда была скрытной. У тебя есть прекрасный шанс ей понравиться, стать значимым человеком для нее. Не упусти его.
– Зачем мне это? – почти прорычал Снейп. – Вы что, считаете, что мне хочется обзавестись кем-то вроде приемной дочери? От ЭВАНС?
– Не обязательно дочь, – директор как-то непристойно подмигнул зельевару. – Маленькие девочки имеют тенденцию вырастать. Дочь Лили Эванс, наверняка похожая на нее, доверяющая тебе, искренне привязанная… у тебя может быть второй шанс на счастье, Северус.
«***! – пристойных слов у Снейпа не нашлось. – Вот старый пройдоха! Личную жизнь мне устраивает! Недаром слухи ходят, что он с Минервой спит со времен ее шестого курса…»
– Северус, мальчик мой, – Дамблдор слегка сдвинул брови, в привычной, слегка театральной манере демонстрируя недовольство. – Понимаю, что ты мне доверяешь, а других легилиментов в Хогвартсе нет. Я терплю «старого маразматика» и прочее. Но оскорблять профессора Макгонагалл я не позволю тебе даже мысленно.
Зельевар выругался про себя и привычно поднял окклюментивный щит.
***
Северус Снейп стоял посреди ухоженного садика и отчаянно ругался. Теперь, для разнообразия, вслух.
Он не хотел отправляться к Поттер в день ее рождения. Попадать на чужой праздник, видеть маленькую дрянь счастливой, любимой домашней девочкой, да еще и сообщать ей радостную новость – нет. Чем позже, тем лучше. К сожалению, директор не дал ему возможности отложить неприятное дело до конца августа. С невинной улыбкой Дамблдор попросил «сделать это побыстрее», потому что он «немного развлекся». Узнав, как именно развлекается директор, Снейп снова усомнился в его душевном здоровье – на сей раз надежно спрятав свои мысли.
Старый маразматик наложил на стандартное письмо-уведомление чары умножения – а значит, как только его уничтожили, в почтовом ящике оказались уже два аналогичных письма. Стоило бросить их в камин – четыре. И так далее, пока дом этой магловской семейки, Дурслей, не окажется погребен под грудой писем с зелеными хогвартскими печатями. С притворно виноватым выражением лица Дамблдор сообщил, что письма Дурсли не просто прячут от девочки, а рвут или сжигают – и это необходимо остановить. Проклиная все на свете, Снейп аппарировал в маленький городок, где жила девчонка Поттер, размышляя на вечную тему – все ли маглы такие идиоты, или только те, с которыми сталкивается лично он. Ведь можно понять – раз метод не дает результата, значит, он ошибочен. А эти недоразвитые существа упорно продолжают ему следовать…
«Еще чуть-чуть, и пришлось бы стирать память половине городка» – мрачно думал Снейп, изучая гору писем на крыльце, на крыше дома, возле калитки. Смотрелось действительно впечатляюще, две кумушки возле дома вслух делились соображениями на этот счет, одно глупее другого. Сам Снейп благоразумно наложил Незамечары, а хлопка аппарации они не услышали. Он прообливейтил сплетниц, уничтожил все до единого письма, позвонил в дверь, сделал глубокий вдох… и обнаружил, что в доме никого нет. Видимо, Дурсли уехали всей семьей. Теперь Снейп костерил их на все лады, потому что следящие заклятья у него никогда толком не получались. Наконец он настроил нить поиска, еще раз помянул маглов-идиотов, и снова аппарировал.
М-да. Местечко то еще. Будь скалистый островок и эта убогая хижина побольше, вызывало бы ассоциации с Азкабаном. Ему стало немного неуютно, словно дементор подкрался сзади. И что, эти маглы уехали сюда ОТДЫХАТЬ? Он решительно дернул заскрипевшую дверь – даже не потребовалась Алохомора.
«Вот за что я не люблю маглов» – подумал Снейп после краткой, но выразительной перебранки. Визжала тощая женщина средних лет, орал толстый краснолицый мужчина, даже их свинообразный отпрыск вставил свои два кната… или какие там у маглов монеты, два пенса. Общий смысл сводился к «убирайтесь, ни в какую школу мы ее не отпустим». Толстый магл даже вздумал угрожать ему ружьем. Надо же, интеллект – как у гриффиндорцев-первокурсников. Разумеется, Северус знал, что огнестрельное оружие может нанести ему вред, но трясти им перед его носом… глупо. Он забрал его себе (Экспеллиармус прекрасно работал и на магловское оружие) и наложил Силенцио на всех троих – от криков заболела голова.
– Последний раз спрашиваю, – зельевар опасно понизил голос (теперь можно было это делать, раньше угрожающих интонаций было не слышно в общем крике и визге), – Где Гарриет Поттер?
– Я тут, – из соседней комнаты выскользнула девочка.
Одного взгляда на нее хватило, чтобы все смутные ожидания Снейпа разбились, как стекло. У Лили Эванс был характер кобры и темперамент бродячей кошки, но она была самой красивой девушкой, какую он видел в жизни. Ее дочь не унаследовала от нее ничего. Это была маленькая копия Джеймса Поттера – вплоть до круглых очков и взъерошенных черных волос, слишком коротких для девочки.
Вот только Джеймс Поттер никогда не смотрел так настороженно и серьезно. Девчонка равнодушно покосилась на онемевших родственников, которые сбились в кучку на продавленном диване, и снова уставилась на него. Выражения глаз за стеклами очков не было видно, но Снейп не сомневался, что взгляд немигающий, как у змеи.
«Неужели правда Слизерин?»
Сообщив ей о Хогвартсе и дав письмо – еще не хватало объяснять все на словах! – Снейп продолжил изучать хрупкую фигурку. Злорадство поднималось в нем, как пена над котлом с зельем: красавица Лили и смазливый Джеймс были бы немало разочарованы в этом ребенке. Черные лохмы, придававшие гриффиндорскому ловцу грубоватый шарм, у девочки смотрелись просто неряшливо. Очки сползали на длинный нос – хм, Северус никогда не замечал, что у Поттера нос немногим короче его собственного, разве что тоньше и без горбинки. Острый подбородок, торчащие скулы, ростом чуть повыше эльфа-домовика – Поттер на младших курсах тоже был невысок, вытянулся годам к пятнадцати. Даже небольшие, изящные кисти рук – пресловутая «порода» чистокровного мага – казались болезненно-худыми, узловатыми. Похожая на отца, девочка, тем не менее, была откровенно некрасива. И Снейпу это нравилось.
Но когда она вскинула голову, встретилась с ним взглядом и одарила радостной улыбкой, у него заколотилось сердце. Ярко-зеленые, как крыжовник, как первая трава… как две Авады – ее глаза были глазами Лили. Сияющая улыбка тоже досталась ей от матери, «Эванс улыбается – солнце выходит из-за туч», как говорил Поттер, подсевший на эту улыбку с первого курса. (Снейп, сам попавший под ее жестокое обаяние намного раньше, втайне с ним соглашался).
И профессор Зельеварения уже собирался улыбнуться в ответ, когда девочка звонко сказала, с явным торжеством в голосе:
– Я знала это! Всегда знала, что я ведьма! Что я не такая, как они!
…Снейпу казалось, что он-то знает толк в ненависти. Отец, бьющий наотмашь по лицу, Мародеры, нападающие вчетвером на одного, Эванс, шипящая сквозь зубы «не желаю тебя видеть ни-ког-да», Лорд, почти нежно произносящий «Круцио!»… Ничто не могло сравниться с тем, что он почувствовал сейчас, падая в обжигающий океан бешеной злобы.
…– Ты волшебница, как и я, поэтому умеешь делать все эти штуки, – черноволосый мальчишка смотрит на рыжую девочку жадно и тревожно. – Честное слово, я не вру! Я могу доказать!
Но она и не спорит, цветок на ладони продолжает открывать и закрывать лепестки – он забыт. Сестра, нетерпеливо дергающая за рукав, забыта. Зеленые глаза полны надежды, чуть дрожат губы…
Мальчик продолжает говорить. Запинаясь, бормочет, что давно наблюдает за ней, что она точно, ну абсолютно точно волшебница, и ей придет письмо, и она поедет учиться в самую лучшую в мире школу… и тут девочка выдыхает шумно, и на ее лице расцветает улыбка. Та самая, ослепляющее солнечное сияние. Мальчик замолкает, продолжая смотреть на нее, выражение лица довольно глупое.
– Я знала, – произносит она торжественно. – Я всегда знала, что я особенная!
– Конечно! – подхватывает он. – Ты… ну, я думаю – ты лучше всех.
И это было первым звонком. Если бы он мог вернуться в прошлое и сказать тому глупому мальчишке: беги прочь от этой эгоистичной стервы, она тебе всю жизнь поломает! Тогда он не убежал, конечно. За три года, оставшихся до Хогвартса, Лили Эванс привязала его к себе прочнее, чем если бы проводила связующий ритуал на крови. Понадобилось несколько лет и немалое количество унижений, чтобы избавиться от наваждения и научиться адекватно воспринимать – ее, себя, других женщин, мир вокруг.
И вот теперь ее дочь, проклятая полукровка, выросшая у маглов, произносит те же самые слова! Снейп с шипением выпустил скопившийся воздух, заставил себя сделать вдох, потом еще один. Девчонка перестала улыбаться, но взгляда не оторвала.
– Ты – не – особенная! – он гордился собой, голос был почти ровным. – Вы, Поттер, такая же, как все волшебники. От маглов, конечно, вы отличаетесь, но волшебников много. Ваших одногодок в Хогвартсе будет около сорока-пятидесяти.
– Я очень рада, – девчонка снова улыбнулась, теперь не так сокрушительно, просто беглая усмешка. – Мы едем прямо сейчас?
Толстый магл, про которого Снейп успел забыть, подскочил к ней и отчаянно замахал руками. Ах да, он же под заклятием… профессор взмахнул палочкой, снимая Силенцио со всех троих. Сейчас ему был необходим буфер между собой и будущей ученицей – он опасался, что придушит ее, если услышит еще слово.
Буфер получился что надо. Крики огласили комнату почти сразу же.
– Мы никуда не отпустим ее! – это магл-тупица.
– Мы не дадим денег на эту проклятую школу! – это его жена, у нее серого вещества чуть побольше.
– Чо это вы со мной сделали, блин?! – это их сыночек.
«Дело можно иметь только с женщиной», – подумал Снейп. Настроение его улучшилось: от испепеляющей злости к привычному, как зубная боль, раздражению. Он произнес, обращаясь к магле:
– Обучение бесплатное, на учебники и форму деньги есть. Вам не стоит об этом беспокоиться. А если вы попробуете не пустить ее в школу, стихийные выбросы магии будут продолжаться. – Он подумал, что надо пояснить свои слова, и добавил, взглянув на Поттер: – С вами наверняка происходило нечто необычное, когда вы были расстроены. Что-то, связанное с огнем, верно? – «припомнил» он. На самом деле он не забывал об этом ни на секунду.
– Откуда вы знаете? – соплячка заморгала. – Был и огонь, и всякое другое…
– У нас есть методы, – Северус не собирался рассказывать про зачарованную карту Британии в кабинете директора Хогвартса и в Министерстве, которую использовали, чтобы отслеживать волшебство несовершеннолетних. – В школе вас научат контролировать свою магию, и многому другому тоже. Сегодня мы купим учебники и прочее, а первого сентября вы отправитесь в Хогвартс. Домой будете приезжать на рождественские каникулы и на лето. Пока все ясно?
Ответа он не дождался, потому что толстый магл, окончательно взбеленившись, подскочил к девчонке и заорал прямо в лицо:
– Ты никуда не поедешь! Я не разрешаю!
Он замахнулся на нее, но Поттер увернулась от пощечины, отскочила на шаг и выставила перед собой ладони – нелепым жестом, который почему-то казался угрожающим.
– Не забывайтесь, дядя Вернон! – прошипела она.
Магл съежился, и гораздо более тихим голосом повторил:
– Ты никуда не поедешь. Ты останешься с нами.
Она не ответила, обошла его по широкой дуге и приблизилась к Снейпу:
– Мы можем ехать прямо сейчас?
– Да. Прощайтесь с родственниками, вечером я верну вас сразу в ваш город, – ответил зельевар, неприятно удивленный. «Дядя Вернон», отвешивающий оплеухи ребенку, напомнил ему собственного отца. Но, кажется, девчонка может постоять за себя. Снейп последний раз грозно взглянул на притихших маглов и вышел.
Почти сразу же дверь за спиной открылась, прощание вышло очень коротким. Зельевар обернулся – так и есть, девчонка, только уже обутая. В каких-то ужасных грязно-серых ботинках, так торопилась, что даже шнурки не завязала. Во что, кстати, она одета? Как лучше это обозвать – «обноски» или «лохмотья»? Пожалуй, все-таки обноски. Лучше всего выглядел огромный черный свитер, достающий ей чуть ли не до колен, с надписью «Нирвана». Зельевар не понял, при чем тут тибетское заклинание сна, и откуда маглы его знают. Впрочем, это не имеет никакого значения.
– Сейчас мы аппарируем в Лондон, на Диагон-аллею, – сказал он, подходя к Поттер-младшей. На ее вопросительный взгляд пояснил: – Это магический район, там делают покупки к школе.
Он положил руки ей на плечи, сосредоточился… и тут проклятая маленькая тварь дернулась, пытаясь вырваться. Хлопок аппарации показался Снейпу самым жутким звуком в жизни. Не обращая внимания на знакомый шум вокруг – они были уже на Диагон-аллее – он продолжал держать девчонку за плечи, и тряс ее, как куклу, вне себя от бешенства и страха.
– Вы что, с ума сошли… – о, слава Мерлину. Расщепления не произошло. А то вот было бы отлично – случайно убить соплячку Поттер. Половина его знакомых скажет спасибо (а из тех, кто в Азкабане – все). – Никогда, запомните, НИКОГДА не дергайтесь во время аппарации! – прорычал он, продолжая трясти ее. Кроме срезанной пряди волос, да побледневшего лица, в ней ничего не изменилось. А если бы рывок в сторону был сильнее, волосами не отделалась бы. Снейп представил, как стоит на Диагон-аллее, держа в руках окровавленный труп, и его замутило. Облегчение накатывало волнами, но бешенство меньше не становилось. Он встряхнул ее еще раз и выпустил. Девчонка пошатнулась, еще больше бледнея, но смотрела на него с поттеровской наглостью:
– Вы не предупредили, что будет. А я не люблю, когда меня хватают без спроса.
– Я предупредил… – Снейп запнулся. Конечно, выросшая у маглов девчонка не понимает, что такое аппарация, и что для парной нужен тесный контакт. – Будете знать. Вы что, Поттер, собираетесь упасть в обморок? – спросил он подозрительно.
«Мерлин, вот же заморыш, кожа да кости. Ее вообще кормят?»
– Я в порядке, – ответила девчонка тусклым голосом. Она не смотрела по сторонам, как делал бы любой новичок в волшебном мире. Обхватила себя за плечи, прислонилась к стене, глаза опущены, и эта зеленоватая бледность… Профессор неохотно сказал:
– Если вы еще не завтракали, мы можем зайти в кафе. Аппарировать на голодный желудок действительно неприятно.
– Да, хорошо.
– Ко мне обращаться «профессор Снейп» или «сэр» – Зельевар снова почувствовал раздражение. «Воистину, дочь Поттера, тот был тоже катастрофически невоспитан».
Соплячка приподняла голову, улыбнулась не по-детски ехидно:
– Хорошо, профессор-Снейп-сэр, – протянула явно издевательским тоном.
«А вот надменность, как у чистокровной – это от Эванс. Ох, Альбус, что за чудовище поступает в этом году в Хогвартс?»
– Идите за мной, – мужчина повернулся и решительно зашагал к кафе Фортескью. Любого другого ребенка в таком состоянии он бы держал за руку, а то и на руках, но к Гарриет Поттер ему не хотелось прикасаться. К тому же он не сомневался, что девчонка не позволила бы этого. Не любит, когда «хватают без спроса», фу-ты ну-ты!
Тихие шаги за спиной. Ну, хотя бы не валяется в обмороке на дорожке.
***
Снейп сидел над своей чашкой кофе уже почти полчаса, с интересом естествоиспытателя изучая девчонку Поттер. Все это время она ЕЛА. Зельевар наивно полагал, что достаточно будет горячего сладкого чая и пары пирожных, но заморыш в очередной раз разрушила его планы. Посмотрев меню, она с лживо-застенчивой улыбкой сообщила, что ей нравится ВСЕ. В волшебном мире все ново и интересно, поэтому можно заказать всего и побольше?
«Что особенного в тыквенных кексах? А пирожки с рыбой – неужели маглы их не пекут? Больше похоже на то, что соплячка просто безумно голодна. Если бы она так ела постоянно, стала бы похожа на кузена, этого жирного поросенка» – мрачно размышлял Снейп. Как ни была ему неприятна дочь старых врагов, он не мог закрывать глаза на факты. Ребенок слишком худой, явно голодный, одет в неподходящую одежду, родственники явно бьют ее, или били раньше. При этом ведет себя вопиюще нагло, ничего не боится или успешно скрывает свой страх. Это было очень тревожное открытие.
«Мерлин и Моргана, она похожа не на Эванс и Поттера – те были любимыми домашними детками. Она, *** твою мать, похожа на меня в этом возрасте. Интересно, когда она освоится в волшебном мире – будет ли она также, как я, вспоминать магловские ругательства своего детства, когда «Мерлина и Морганы» будет недостаточно?»
Девчонка тем временем проглотила уже четвертый пирожок. Ела она как бродячая кошка – очень быстро, но бесшумно и аккуратно. И смотрела на содержимое тарелки с живым цепким интересом, как на полупридавленную мышь – нормальная еда, но надо быть внимательной, а то убежать может. Северус усмехнулся про себя: придет же в голову такое. Тем временем Поттер допила чай, подцепила еще одно пирожное – как кошка лапой, в самом деле! – и сунула его в рот. Сверхъестественно быстро прожевав, откинулась на спинку стула и с сожалением взглянула на заставленный тарелками стол.
– А можно это с собой взять? – спросила как бы невзначай.
Снейп не удержался:
– Я накормлю вас обедом, Поттер, если вы будете голодны, когда мы закончим. Впредь советую соотносить вашу жадность с объемом желудка.
– Просто не люблю, когда еда пропадает, – миролюбиво ответила девчонка. Поев, она расслабилась, и стала похожа на ребенка, а не на ощетинившегося ежика. Голос стал чуть глуше, выражение лица спокойнее, и она, о Мерлин, опять ему улыбнулась – словно мягкая кошачья лапка потянулась к лицу.
Снейп помнил о когтях, спрятанных под пушистой шерстью, и инстинкт самосохранения заставил его съязвить:
– Не похоже, что вам доставалось много еды раньше, Поттер. Полагаю, ваши родственники пытаются воздействовать на ваш чудный характер таким способом?
Полуулыбка и ямочки на щеках пропали, перед зельеваром снова сидела маленькая стерва.
– А вы что, ищете методы воздействия, на будущее? «Учите уроки, Поттер, а то останетесь без ужина»? Кстати, а какие методы наказания приняты в Хогвартсе?
– Голодом никого не морят, так что вам уже будет лучше, чем у родственников. Телесные наказания тоже отсутствуют, можете успокоиться на этот счет. – Снейп с удовлетворением заметил, что щеки девчонки чуть порозовели. – Отработки и снятие баллов с факультета. Кстати, Поттер, еще раз забудете обратиться ко мне, как полагается – и у вас будет отработка в первый же день.
– Ах, профессор Снейп, сэр, как я могу об этом забыть? – пропела девчонка. Она на удивление быстро пришла в себя. Северус злился: в ее возрасте он бы скорее умер, чем признался кому-то, что его бьет отец-магл. А она глядит со спокойной наглостью, не давя на жалость, не умирая от смущения. – Что касается, хм, телесных наказаний – я волновалась не за себя. Как вы это называли… выброс стихийной магии – и последствия будут очень серьезными.
– Что, Поттер, вы пытались сжечь дядюшку? – спросил Снейп с интересом.
Девчонка взяла еще один пирожок, разломила пополам. Уставилась в чашку с чаинками так напряженно, как будто это урок Прорицаний. Пожала плечами:
– Почему «пыталась»? Это само собой получилось.
– Насколько серьезными были ожоги? – светским тоном спросил Снейп. У него возникло абсурдное чувство, будто напротив него сидит не ребенок – пусть магически одаренный, но ребенок, а хищная тварь вроде акромантула.
– Вторая и третья степень, это значит – до кости дошло.
«Какой там акромантул. Демон, огненный демон. А я еще пытаюсь ее довести до слез. Как бы самому не пришлось магические ожоги залечивать».
– Вы были рассержены или расстроены, когда это случилось?
– Я… испугалась. – Пауза. – Значит, в школе меня научат, как этим управлять? Кстати, а вы сами там преподаете?
– Вам еще учиться и учиться, как переводить разговор на другую тему, Поттер. Не сомневайтесь – вас подробно расспросят о ваших фокусах с огнем. Но это будет позже, уже в Хогвартсе. – Лицо девчонки не изменилось, только пальцы, сжимающие пустую чашку, побелели.
«Слизерин, однозначно Слизерин. Хаффлпаффка уже заплакала бы, гриффиндорка нахамила. Равенкло… задала бы хоть один вопрос об учебе. А эта… змееныш. Моя ученица. Готовься, Северус».
– Я преподаю Зельеварение, этот предмет у вас будет с первого курса, так что мы с вами будем встречаться дважды в неделю на занятиях. Если же вы попадете на мой факультет, то каждый день. – Снейп мрачно улыбнулся, рассчитывая напугать Поттер. Может, получится так настроить ее, что она будет умолять отправить ее куда угодно, только не в Слизерин? А там пусть Минерва отдувается.
– Зелья? Эээ… с какими свойствами? Лечебные, наверно?
– Лечебные зелья – всего лишь ничтожная часть того, что вам предстоит узнать. Зелья, изменяющие чувства. Зелья, влияющие на разум и тело. Зелья, действующие на саму судьбу – вы, Поттер, конечно не знаете о существовании Феликс Фелицис, зелья удачи? – Северус начал заводиться, как всегда, когда говорил о работе. Он любил свою профессию и искренне не понимал, как можно считать зельеварение скучным. Читать лекцию соплячке, выросшей у маглов, и не знающей даже основ – много чести, но он не смог удержаться. – Или Амортенция, самое сильное из приворотных зелий, любовь в стеклянном флаконе. Оборотное зелье, позволяющее стать другим человеком. А Костерост, а заживляющие зелья! – он покосился на девчонку (глаза у той горели, как болотные огоньки), и решил, что пора заканчивать. – Впрочем, обычно ко мне в класс приходит стадо тупоголовых болванов, неспособных приготовить даже простенькое Перцовое зелье, не расплавив котел. – Он фыркнул про себя, когда Поттер подскочила на месте, готовясь доказывать прямо сейчас, что она не болван. Как просто с этими детьми: одних эта фраза просто заставляет отнестись к предмету серьезно, намекая, что поблажек не будет, а других подстегивает к подвигам на ниве зельеварения. Вот и эта умная маленькая змейка отреагировала именно так, как он ожидал.
Впрочем, она его снова удивила.
– Что-то вроде уроков химии с экспериментами, понимаю, – пробормотала она себе под нос. Снейпа неприятно удивило равнодушие в ее голосе, неужели его речь пропала впустую? Химия, подумать только! Но он заметил лукавый блеск ее глаз, ямочку на щеке… «Да она же пытается манипулировать мной, как и я ею!» Раздражение ушло, будто Эванеско сказал, пришла странная смесь обреченности и истерического веселья.
– Вы закончили, Поттер? – спросил он сухо. – У меня еще много дел.
– Да, – она сунула последний пирожок в рот, соскочила со стула. – А куда теперь, профессор-Снейп-сэр? И расскажите мне про факультеты, пожалуйста.
Пока они шли к банку Гринготтс, Снейп успел ответить на три десятка вопросов, несколько раз проехаться по поводу невежества, наглости, ума и внешности девчонки Поттер, – и с негодованием и восторгом отметить, что на подначки она не реагирует. Улыбается и отвечает что-то столь же ехидное. Ради всего святого, это же подросток, ребенок! Ей полагается быть чувствительной и ранимой!
«Как же, чувствительная, как мантикора. Зато если я услышу еще один вопрос о летучих мышах – оборотнях… я-то думал, это хогвартская шутка. Неужели такие ассоциации возникают даже у выросших у маглов?»
В Гринготтс Северус оставил девочку возле стойки, а сам отправился вниз в сопровождении дежурного гоблина. Помимо поручения Альбуса – забрать «сверток» из сейфа 713 (словно он не знал, что в этом свертке) – нужно было взять деньги из хранилища Поттеров, и ему не хотелось, чтобы девчонка видела, насколько она богата.
…– Это может стать проблемой, мальчик мой, – Дамблдор вышагивает по кабинету, Снейп недоволен – что еще можно сказать по поводу несносной, заранее неприятной девчонки? – Она имеет право пользоваться своими деньгами. Но если этот ребенок также избалован, как были ее родители, такие, гм, обширные возможности могут доставить нам немало хлопот.
Зельевар морщится, вспоминая Поттера-старшего. Тот был любимым клиентом в «Сладком королевстве» и «Зонко», кормил сладостями пол-Гриффиндора. Спортсмен и красавчик, он и так был популярен, но эта небрежная щедрость была еще одной причиной всеобщей любви к нему. Как, хихикая, шептались девицы, Джеймс Поттер ассоциировался у них с шоколадом на языке. Самого Северуса, у которого не было денег даже на шоколадную лягушку в Хогвартс-экспрессе, это неимоверно раздражало.
Директор останавливается, глядит в упор:
– Оцени, пожалуйста, сам, можно ли ей давать в руки деньги. Возможно, лучше просто умолчать об этом.
– Хорошо, я так и сделаю.
Сейчас он понимал, что назвать этого ребенка избалованным – сильно погрешить против истины. Но успокаивал себя тем, что в Хогвартсе деньги не понадобятся. Он отказался от мстительной затеи нарядить соплячку в мантию из секонд-хэнда (сам ходил в такой), и купить подержанные учебники. Очевидно, это будет ей не впервой. И она с тем же спокойным нахальством будет не обращать внимания на насмешки однокурсников, как и на его собственные. И вообще – это мелко. Дочь Эванс и Поттера была невыносима, но, несмотря на юность, это был достойный противник. Северус выгреб из хранилища изрядное количество галлеонов, пересыпал в уменьшающий кошелек. Вернулся – девчонка болтала с гоблином-привратником. Снейп почти не удивился, похоже, Поттер могла обаять даже инфери. М-да, Слизерин, берегись.
В аптеке, куда они зашли после банка, начались проблемы. Они наткнулись на чудаковатого старичка Дингла, который моментально узнал девчонку. Вернее, сперва поинтересовался, не родственница ли юная мисс Джеймса Поттера (Дингл раньше жил в Годриковой Лощине, гриффиндорец вырос у него на глазах), потом уставился остекленевшими глазами на шрам, и завизжал на всю Диагон-Аллею:
– Гарриет Поттер, неужели это вы?!
Разумеется, соплячкино образование тут же пополнилось сведениями о Темном Лорде, о смерти ее родителей, о том, кто такие сквибы – она молчала, только зрачки расширялись все больше. Снейп надеялся, что об этом ей расскажет директор или Хагрид – люди, которым были небезразличны Эванс и Поттер, да и сама девчонка тоже. Но выслушивать такое от Дингла, который даже на словах «Авада Кедавра» не переставал улыбаться как идиот (каковым он и являлся, вообще-то)… Северусу стало почти жаль ее. Впрочем, простившись с Динглом, Поттер-младшая моментально доказала, что с тем же успехом можно жалеть гадюку, которой скверные мальчишки оторвали хвост. Небрежно спросила, неужели шампунь в магическом мире сварить сложнее, чем приворотное зелье? «Нет-нет, ничего, профессор-Снейп-сэр, я просто интересуюсь, все так ново для меня». Проехалась по знакам факультетов: «Змея, конечно, красивое существо, жаль, Салазар Слизерин не знал, что у пресмыкающихся мозг намного меньше, чем у млекопитающих. Орлы, барсуки и львы намного умнее. Как вам повезло, что в Хогвартсе не учат биологию. Что вы, сэр, я никого не хотела обидеть, полагаю, что факультет змеи… простите, я не потому засмеялась. Я больше никогда-никогда не буду употреблять слово «гадюшник». Эээ… змеятник? Снейпятник? Ах серпентарий! Спасибо, профессор-Снейп-сэр!»
– Поттер, – спокойно сказал зельевар, когда они вышли из «Флориш и Блоттс», нагруженные учебниками. – Мне смешны ваши беззубые укусы. Вы пока недостойны нашего серпентария, вы еще маленькая и необученная. Но ваши однокурсники могут и обидеться. Вы хотите быть изгоем в классе? Хотите бояться войти в свою спальню, постоянно ожидать удара в спину? Проверять свою еду, прятать учебники и конспекты?
– Какой у вас впечатляющий опыт, сэр, – с придыханием ответила она.
А теперь Снейп разозлился.
– Поттер, – он порадовался, что голос звучит также спокойно. – Вы сами себе враг. Я больше ничего не буду вам говорить, но вы пожалеете. У вас не будет второго шанса произвести первое впечатление.
Девчонка вздрогнула – теперь он ее зацепил, хотя не понял, чем именно.
– Да, вы правы, профессор-Снейп-сэр, – уже нормальным голосом сказала она.
– Сейчас вам надо купить мантии, лучше у мадам Малкин, – Снейпу надоел этот разговор. Непривычно тяжелый, учитывая, сколько лет его собеседнице. Он уменьшил покупки и сунул в карман мантии. Поттер смотрела внимательно, чуть приоткрыв рот. Ну да, магии-то соплячка не видела. Таких же опасливо-восхищенных взглядов удостоился официант в кафе, левитирующий поднос, книга по уходу за магическими существами, рычащая из клетки в «Флориш и Блоттс», гоблины в красно-золотых ливреях.
– Рекомендую вам, Поттер вести себя спокойнее, когда при вас колдуют. Вы – волшебница, пусть и воспитанная маглами. Это глупое выражение лица вас позорит, – не удержался Снейп.
– Уверяю вас, – подчеркнуто вежливо отозвалась она, – когда мое знакомство с волшебным миром будет дольше трех с половиной часов, я перестану это делать. У меня будет еще месяц, чтобы подготовиться, не так ли, профессор-Снейп-сэр?
Вместо ответа он слегка толкнул ее в спину, направляя в дверь ателье мадам Малкин. Сдал на руки помощнице мадам, обещал зайти через полчаса и ушел. В аптеке сегодня выбор был невелик, значит, надо идти в Лютный переулок. Тащить туда ребенка он не собирался, даже если это надменная маленькая стерва Поттер. (Северус почему-то был уверен, что на реалии Лютного она реагировала бы спокойнее, чем любой другой ребенок ее лет: вежливое любопытство, может быть – легкая брезгливость, но никак не панический страх. Маленькое чудовище).
***
Подходя к ателье мадам Малкин через тридцать пять минут, Северус едва не столкнулся с вылетающим из дверей мальчишкой в светло-сером камзоле. Он не сразу узнал крестника: обычно бледный, Драко щеголял ярко-розовыми пятнами на щеках, а чтобы он бегал, как от оборотня – такого и в пять лет не было.
– Драко, что с тобой? – с искренним недоумением спросил зельевар.
– Дядя Сев! – мальчик притормозил, улыбнулся немножко нервно. – Извини, я должен найти отца. – И развернулся, снова собираясь бежать.
– Что случилось? – Снейп положил руку ему на плечо, пытаясь успокоить. – Пойдем вместе. Кстати, отучайся звать меня так.
Крестник, видимо, вспомнил, как надо вести себя наследнику древнего рода, и чуть расслабился. Северус отпустил его и пошел рядом, на один его широкий шаг приходилось два мальчишеских.
– Как вы знаете, сэр, мой отец является председателем попечительского совета Хогвартса. Он сейчас тут, в книжном магазине. Я хочу попросить его вычеркнуть из списков студентов одного человека.
Снейп глухо застонал.
– Девчонка? Черноволосая, взъерошенная, в магловском тряпье?
Драко круто развернулся, уставился округлившимися глазами:
– Дядя Сев, так это ты ее привел? Скажи мне ее фамилию, а то я не успел, а возвращаться не хочется. Она мне такое сказала, такое!..
– Не могу. Драко, она все равно будет учиться в Хогвартсе. Директор настроен решительно. Возможно, ее получится исключить за какие-то проступки, но для этого она сначала должна приехать в школу.
– Мерзкая грязнокровка, – прошипел Драко, его скулы снова окрасились румянцем. Казалось, он сейчас начнет выдыхать огонь.
– Как ни странно, она не грязнокровка, – вздохнул Снейп. Он даже не заметил, что употребил слово, за которое преподавателя могли уволить. – Мать маглорожденная, отец чистокровный. Но что мерзкая – я с тобой согласен. Как вы умудрились поссориться? Что она сказала?
– Я с ней вежливо разговаривал! Да знай я, что она гря… полукровка, близко бы не подошел. А она, она меня знаешь, как обозвала? ***!
Снейп споткнулся на ровном месте, покосился на крестника.
– Я не разбираюсь в магловских ругательствах, но думаю, это оскорбление. Ведь так? – Драко задыхался от злости.
– Вымыть бы ей рот с мылом… да. Да, это оскорбление. – Последний раз Снейп слышал такое лет двадцать назад, когда отец молотком по пальцу попал. Надо же, лексикон работяги из Паучьего Тупика и будущей ученицы Школы Магии и Волшебства пересекается. – К Люциусу идти незачем, Драко, не позорься. Вот когда вы окажетесь на одном факультете…
Драко, казалось, сейчас задымится от злости:
– Ты что, считаешь, что она попадет в Слизерин?!
– Я был в этом почти уверен, но эта ее выходка… она скорее гриффиндорская.
– Если эта тварь будет в Слизерине, я ее убью. Если в Гриффиндоре – тоже убью, но это займет больше времени. – Мальчик остановился, вздохнул глубоко, посмотрел на зельевара: – Спасибо, крестный. Папе не понравилось бы, что я вышел из себя. Только скажи, как ее зовут.
– Не нужно. Все узнаешь первого сентября.
Не то чтобы имя Поттер-младшей было тайной, но Снейп опасался, что Люциус действительно может не допустить ее в школу. Что такое необученный огненный маг, Северусу и думать не хотелось. Значит, Дамблдор будет вынужден сказать, почему девчонку нельзя оставлять в мире маглов, а последствия этого непредсказуемы. С Малфоя-старшего станется вообще ее убить. А Снейпу почему-то хотелось, чтобы она жила. Вот такая – наглая, бесцеремонная, жестокая, с грязным языком и грязной кровью. Ничуть не похожая на своих сияющих родителей. Но жила.
Драко внимательно посмотрел на крестного:
– Неужели она твоя родственница?
– Мерлин, вовсе нет. И, Драко, мы уже не раз говорили по поводу фамильярности.
– Конечно, профессор Снейп. Сэр.
Тот только глаза закатил: двойное обращение у него с сегодняшнего утра ассоциировалось только с одним человеком. С маленькой зеленоглазой гадюкой.
Попрощавшись с Малфоем-младшим, Снейп вернулся к мадам Малкин. Там его ждали два сюрприза: стопка одежды, подготовленная портнихой, была вдвое толще, чем он ожидал, а волосы Поттер стали заметно длиннее. Девчонка довольно улыбалась, но он не стал говорить с ней – и так был зол из-за Малфоя, да еще это. Повернулся к мадам и вопросительно поднял бровь:
– В чем дело?
– Ах, дорогой мистер Снейп, – игриво произнесла Малкин. – Как все мужчины, вы ничего не смыслите в одежде. Мадемуазель сказала, что вы забыли обо всем, кроме мантий!
– Три форменных мантии, шляпа, плащ, – пожал плечами Снейп. Когда он сам поступал в Хогвартс, у него была только одна мантия, а вместо плаща – дешевая магловская куртка. Чем недовольны эти женщины?
Разумеется, сразу выяснилось – чем.
– А остальная одежда? Форменные юбки, блузки, туфли. Белье, наконец, – мадам игриво подмигнула Снейпу, покосилась на девчонку. Та ответила такой наивной и честной улыбкой, что у него зубы заломило. Неужели портниха не видит этой фальши? – Итак, общая сумма – семьдесят восемь галлеонов и пятнадцать сиклей.
Снейп молча вытащил кошелек из кармана, радуясь, что выгреб из хранилища Поттеров так много. Не устраивать же скандал, требуя вернуть назад уже подогнанные по размеру вещи.
– А волосы юной мадемуазель я удлинила совершенно бесплатно, – улыбнулась Малкин, небрежно отправляя монеты в собственный кошелек. Снейп не сомневался, что небрежность эта надуманная, и мадам успела пересчитать не только свои деньги, но и все, что осталось в его собственном – то есть, поттеровском – кошельке. Сухо поблагодарив портниху и выслушав восторженную речь девчонки (Малкин кивала с явным удовольствием, просила заходить еще), зельевар уменьшил покупки и отправил их к учебникам. На улице он спросил:
– Почему вы нагрубили мистеру Малфою?
– Это тот маленький белобрысый пацан с гнусавым голосом?
Снейп подавился горячим летним воздухом. Слышал бы это Драко. Крестник действительно говорил немного в нос, так часто бывает у тех, кто учит французский с детства. Платиновые волосы мальчика маглы… хм… грубые невоспитанные маглы… могли бы назвать белобрысыми, но вот слышать слово «маленький» от существа ростом чуть выше домовика, было странно.
– Это светловолосый молодой человек, выше вас на семь-восемь дюймов, – наконец сдержанно ответил он.
– Значит, против гнусавости вы ничего не имеете, сэр? Извините, я не хотела сказать ничего обидного. Он назвал меня «грязнокровкой» – я не разбираюсь в ваших ругательствах, но думаю, это оскорбительно.
– Он тоже не разбирался в ВАШИХ ругательствах, но понял, что вы имели в виду. Хочу вас предупредить, Поттер: если я услышу подобное в школе, отработкой не отделаетесь. Я с вас сниму столько баллов, что на вас собственный факультет будет Силенцио накладывать. Что? Заклятие молчания.
– Хм. Такие слова, наверно, понятны и без пояснений. Как-то… ну, без слов.
– На интуитивном уровне, вы имеете в виду? Вероятно. Но «грязнокровка» – это не совсем ругательство, так называют маглорожденных чистокровные волшебники. Это слово имеет негативную окраску, но несет информационный заряд. А вот ваше определение мистера Малфоя – это только ругательство, информации в нем нет. Как вы, надеюсь, понимаете, подобное невозможно анатомически.
Девчонка фыркнула, давя смешок, потом все же звонко засмеялась. С трудом проговорила между всхлипами:
– Какой у нас… интересный… разговор. О волшебном… синтаксисе… сэр.
– Не синтаксисе, Поттер, а семантике. Рекомендую вам, помимо учебников, купить словарь.
– Если вы купите, сэр, деньги-то у вас, – она чуть успокоилась. – А вы знаете этого типа, Малфоя?
– Да. Он сын моего друга и мой крестник.
– О-ох. Похоже, я влипла?
– Я бы не стал употреблять это слово, Поттер. Но вы испортили отношения с будущим лидером факультета Слизерин, с сыном главы попечительского совета. С сыном богатейшего человека магической Британии. Меня радует лишь то, что вы, скорее всего, попадете на Гриффиндор – ваша импульсивность, нахальство и неумение мыслить стратегически там придутся к месту.
– А как распределяют по факультетам, сэр?
– Я не могу вам этого сказать. Но будьте уверены – вас отправят туда, где вам место. Надеюсь, это будет Гриффиндор.
– Почему? А если я попаду к вам?
– В Хогвартсе уже более пятидесяти лет не было смертей учеников. А мистер Малфой обещал вас убить. Если вы будете в Слизерине, ему будет гораздо проще это сделать.
Снейп рассчитывал шокировать ее, хотя бы услышать потрясенное «вы серьезно?!», но она сразу поверила. Перестала улыбаться, требовательно взглянула:
– Из-за такой мелочи?
– Вы оскорбили человека, который видел от мира только хорошее. Человека, уверенного в своей исключительности. И не без оснований уверенного. – Он помедлил, но закончил: – Вряд ли он всерьез решит убить вас, хотя в глазах чистокровного мага жизнь полукровки немногого стоит. Чтобы вам было понятнее, проведу магловскую аналогию. Если вас укусит собака, вы вряд ли будете ее убивать. Не потому, что это плохо и грешно, скорее – брезгливость, нежелание пачкать руки. Но вот избить эту собаку, пнуть ее хорошенько, чтобы знала свое место, а еще лучше отправить на живодерню – это можно и нужно сделать.
– Значит, мне надо опасаться Малфоя, он будет пытаться меня унизить и побить? – спокойно спросила Поттер. – Живодерня в данном случае что?
– Комиссия попечительского совета и исключение из Хогвартса. Вам хочется вернуться к Дурслям?
– Я поняла вас, сэр. Постараюсь… сдерживать свой темперамент. И избегать Малфоя.
Они уже подходили к лавке Олливандера – осталось купить волшебную палочку, и Снейп избавится от раздражающей, как камешек в ботинке, спутницы. Неожиданно она остановилась, наставила на него огромные ведьминские глазищи, и спросила тихо:
– А что будете делать вы, сэр? Я оскорбила вашего крестника. И весь день язвила на ваш счет, да и о факультете тоже. Что будете делать ВЫ?
«В который раз она меня удивляет. Но отвечать надо честно».
– Я буду снимать баллы и назначать отработки. Как можно больше – до тех пор, пока вы не потеряете свою наглость и не приобретете немного ума. Возможно, когда-нибудь вы скажете мне за это спасибо.
– Я никому не позволю себя сломать. Сэр. – Северус хотел съязвить по поводу глупого пафоса, но промолчал. Так серьезно это прозвучало, что у него мурашки пошли по спине.
– Что ж, если вы не видите разницы между «сломом» и корректировкой поведения… – он не стал заканчивать фразу. Прошел мимо нее в лавку Олливандера, предоставляя возможность подумать.
Если она, мать ее, вообще умеет это делать.
***
Когда Поттер-младшей подошла палочка с пером феникса, когда Олливандер торжественно сказал, что сестрой ее является палочка Темного Лорда – Снейп почти не удивился. Не зря девчонка вызывала у него тревогу. Она действительно напоминала ему самого себя в этом возрасте – но даже полукровка из плохого района не был настолько безбашенным. Одиннадцатилетнему Северусу в голову бы не пришло прохаживаться по поводу ориентации Люциуса Малфоя и хамить в лицо Слагхорну. А Темный Лорд, когда он еще носил скромную фамилию Риддл, не знал о существовании волшебного мира и был убежден в собственной исключительности – был ли он таким? Никто уже не ответит.
– Сэр, позвольте задать вам один вопрос, – выпалила девчонка, когда он увеличивал сегодняшние покупки и складывал их в сундук. Они снова были в кафе, где Снейп, выполняя обещание, накормил ее обедом из пяти блюд. Она съела все, до чего могла дотянуться, и завернула в салфетку оставшиеся булочки. Он сделал вид, что не заметил.
– Задавайте, Поттер, – равнодушно ответил Северус. Он чувствовал себя бесконечно усталым – а ведь это только начало.
– Почему я вам так сильно не нравлюсь? Я имею в виду, теперь-то понятно, но вы ведь с самого начала меня терпеть не могли. Как только увидели. Я еще не успела ничего сказать или сделать. Почему?
«Я всегда знала, что я особенная».
Я. Я. Я.
– Потому, Поттер, что я учился в школе с вашими родителями. Яблоко от яблони… это выражение существует и в магловском мире, и в нашем. Я уже был предубежден по отношению к вам. Ваш отец был самодовольным болваном, обожающим издеваться над слабыми. Олицетворение Гриффиндора, как его называли. Неумение мыслить дальше, чем на один шаг вперед, патологическая лень, наглость и самолюбование. Вы его точная копия – я имею в виду внешность. Да и характер тоже, как я понял из ваших выходок. Кроме того, он был подкаблучником. Полностью под контролем вашей матери. А она, хоть и училась в Гриффиндоре, была холодной стервой, манипулировавшей всеми вокруг. У нее мозг был побольше, чем у вашего отца, признаю. Полагаю, манера неуклюже язвить у вас от нее. Лучше бы вы переняли ее способности к зельеварению. Да, я был предубежден – но вы оказались именно такой, как я и предполагал. Теперь вы мне не нравитесь намного больше, чем в первый момент. И на сей раз – оправданно. Если вы попадете на мой факультет, я буду вынужден бороться с этим, хотя думаю, это безнадежно. В вашем возрасте личность уже сложилась, можно лишь скорректировать поведение. Если вы попадете на любой другой факультет – это будет не моя забота. В таком случае я буду наказывать вас только за наглость и нарушения школьных правил. Не сомневаюсь, их будет немало. Надеюсь, мне не придется иметь с вами дела – вы мне неприятны. Я ответил на ваш вопрос?
– Да, профессор Снейп. Сэр. Можете отправить меня домой?
– Конечно, Поттер. Держите свой сундук и билет. Первое сентября, вокзал Кингз-Кросс. Там все написано. Аппарейт!
***
Что, Северус, доволен? – думал он, стоя в саду Дурслей и глядя, как девчонка – спина прямая, подбородок задран – тащит сундук со школьными вещами к дому. Когда дверь за ней закрылась, он аппарировал к границам Хогвартса и медленно пошел к воротам замка. – Ты ее по-настоящему достал. Своих жалких родственников-маглов она, понятное дело, не слушала. Эванс и Поттер погибли в автокатастрофе, надо же такое придумать. Она и не верила. За сегодняшний день создала легенду о них, после лепета Дингла это оказалось просто. Целых три часа у нее была героическая семья. А теперь ты все разрушил. Мерзко ей. Противно. – Он сжал и разжал пальцы, стараясь не думать, как девчонка вздрагивала от каждого его слова, задирая нос все выше – чтобы не выкатывались слезы из глаз. – Все получилось, потому что ты сказал чистую правду, а она, похоже, чувствует, когда ей врут. Правда… странное оружие. Да, ее родителей ты терпеть не мог, да, она похожа на них, да, она наглая, циничная, импульсивная. Наконец – да, она тебя раздражает. Но ведь ты не сказал, что эти же качества восхищают. Что раздражение перемешано с восторгом и любопытством, что этот ребенок точно запомнится, выделится из общей массы. А ведь это тоже правда!
Понравиться ей, произвести впечатление, как полушутя советовал Дамблдор, уже не получится, первое впечатление самое сильное. Ах, Альбус, как ты был прав. Что же ты наделал? Что же я наделал? Поддался слабости, предубеждению, не удержался от маленькой мести тем двоим – не ее же детски подначки вывели из себя.
Глупо, до чего глупо. И все-таки, Гриффиндор или Слизерин? Задать такой вопрос – на это способны только сумасшедшие гриффиндорцы. Выслушать такой ответ, сохраняя лицо – это скорее в характере моих змеек. Но я испортил все, что только можно, и если Распределяющая Шляпа спросит, куда она хочет… не сомневаюсь в ответе.
Вот и хорошо.
Маленькая гадюка, а ведь у нас могло бы получиться. Не та нелепица, на которую намекал Дамблдор (это же ребенок, сохрани Мерлин!)– но что-то, чему я сам не могу придумать название. Что-то…
Если бы я был более сдержан, если бы ты не смотрела на меня, как на врага. Если бы твое детство было не таким жестоким. Если бы ты не боялась, «когда хватают без спроса». Не смотрела с опасным прищуром, каждый миг ожидая удара.
Альбус, иди к черту со своим «вторым шансом»!
Глава 2. Первые достижения. – Вы не могли бы сказать, как мне найти платформу 9 и 3/4?
Девочка задавала этот вопрос уже в четвертый раз. Прекрасно понимая всю бессмысленность этого действия – с той минуты, когда дядя Вернон оставил ее точно между латунными цифрами 9 и 10 – она все же с безнадежным упорством снова и снова спрашивала об этом.
– Да, наверно, это глупая шутка. Нет, спасибо, я тут подожду, родители скоро придут. Билет мне дядя дал, а я думала, он серьезно... Ничего, сейчас папа меня заберет. Нет, сундук не тяжелый. До свидания.
От этого служащего отвязаться оказалось сложнее, чем от остальных. Кассир, полисмен, носильщик, которых она спрашивала раньше, отнеслись к ней равнодушно, а вот этот тип – дежурный по вокзалу, что ли? – проявлял какой-то слишком сильный интерес. «Неужели я выгляжу так, будто нуждаюсь в помощи?» – раздраженно подумала она. Была, правда, еще одна причина такого поведения, но о ней думать не хотелось. Девочка набрала побольше воздуха в грудь и медленно выдохнула, давя подступающую панику. До отъезда поезда оставалось меньше десяти минут, а она так и не нашла платформу. Что, если надо было сказать какой-то волшебный пароль, или помахать волшебной палочкой, чтобы пройти туда? Вдруг профессор Снейп забыл ей об этом рассказать? Он притворялся совершенно равнодушным, когда говорил все эти гадости, но был взволнован, взвинчен – она это чувствовала. Поморщилась про себя: привыкай, никакие это не «гадости», а чистая правда. О себе самой она была готова услышать все, что угодно – заслужила. Но погибшие родители… хотелось одновременно заплакать и сломать профессору нос. Она не сделала ни того, ни другого, конечно, но у нее была куча времени, чтобы подумать обо всем.
И о собственном поведении в тот день, конечно.
«Ничего себе, развлеклась в день рождения. Расхлебывать это придется ой как долго».
Снова беспомощно посмотрев по сторонам, девочка медленно полезла в свой сундук. Видимо, надо доставать палочку и пытаться колдовать. За месяц она выучила кое-какие заклинания, и сейчас лихорадочно думала, что лучше применить. Может быть Проявляющее заклинание, которое снимает простые иллюзии? Правда, оно было в самом конце учебника, она даже движение палочки не репетировала. Так… где тут учебник по Чарам?
Девочка почти по пояс зарылась в свой сундук, когда услышала обрывок разговора откуда-то сбоку:
– Маглов, конечно, битком набито…
Она дернулась так, что стукнулась затылком о крышку сундука. Потирая ушибленное место, вылезла, торопливо щелкнула замком, и помчалась на голос.
«Вот дура, можно было догадаться не бегать по всему вокзалу, а искать других волшебников!»
Девочка поправила очки, сползшие почти до кончика носа, и напряженно уставилась на рыжую семью в нескольких шагах от нее. Мама и пятеро детей напомнили ей о лете, о лужайке с одуванчиками. Яркие головы были склонены друг к другу, а их вещи – четыре огромных сундука, таких же, как у нее – казались баррикадами, которыми они хотят отгородиться от мира. От маглов.
И у них были сова! Настоящая сова в клетке! Девочка с облегчением улыбнулась, вспоминая фразу из письма: «учащийся может взять с собой сову, кошку или жабу». Профессор не купил ей сову, сказал – письма можно отправлять из школьной совятни, но она и не пыталась протестовать. И так денег потратили больше, чем он рассчитывал (как его перекосило после той штуки в магазине одежды!), а главное – кому ей писать? Дурслям, что ли? Совы летают только к магам, ее друзей они не найдут. Но все позже, потом, после. Сейчас главное – попасть на эту гребаную платформу 9 и 3/4….
«Ой. Когда же я отучусь ругаться? Так, соберись. Не испорти все, как в прошлый раз».
Когда девочка, таща под мышкой сундук (от волнения она даже забыла о существовании колесиков), приблизилась к рыжей женщине, трое детей уже успели куда-то пропасть. Неужели они… как же это… аппарировали на платформу, как профессор Снейп? Придется просить, чтобы женщина ей помогла это сделать. Девочка вспомнила муторную дрожь, подпрыгивающий желудок, головокружение – результат совместной аппарации. Брр. Ничего, переживет.
– Извините, мэм…
«Сосредоточься! Улыбка!»
Женщина повернулась, посмотрела на девочку. Улыбнулась:
– В первый раз в Хогвартс, дорогая?..
***
Молли Уизли вежливая малышка понравилась с первого взгляда. Ее сыновья были шумными, веселыми и отчаянными, дочь – младшая, долгожданная – не отставала от них. «Красно-золотой Гриффиндор и на головах, и внутри», как говаривал муж. Она любила своих детей, но иногда хотелось, чтобы они были чуть-чуть спокойнее, аккуратнее, усидчивее. Хотя и понимала, что у Молли-оторвы и Чумового Арти таких детей быть не может.
А эта улыбающаяся девочка, похожая на куклу, была как раз такой. Маглорожденная – это Молли поняла сразу, по панике в зеленых глазах, по растерянности, с какой она смотрела на нее, ожидая помощи и не надеясь на нее. Сразу было видно, что девочка настроена соблюдать правила магического мира. Немагловская вежливость, скромная одежда… и самодельный чехол для палочки, пристегнутый к рукаву ослепительно-белой блузки.
Когда, уже на платформе, стоя перед плюющимся дымом Хогвартс-экспрессом, девочка принялась благодарить ее, Молли уже решила, что попросит Рона присмотреть за ней. Маглорожденной поначалу будет трудно, помощь чистокровного волшебника придется кстати. Хотя Ронни, лентяй этакий, кроме квиддича и шахмат ничем не увлекается, учебники за лето даже не открыл. Зато девочка, похоже, учиться любит, ее помощь придется кстати. «Равенкло или Хаффлпафф? – подумала Молли, глядя, как близнецы помогают ей втащить сундук в вагон. – Хорошо бы в Гриффиндор попала, но вряд ли: слишком она тихая. А как было бы удачно для Ронни…»
Она проводила глазами тонкую фигурку девочки – белая блузка, длинная синяя юбка, ленточки в черных косах – кукла, как есть кукла. Дала последние наставления близнецам – они их никогда не слушают, но будут чувствовать себя не в своей тарелке, если мама промолчит (Молли знала точно – без вопиллера после очередной проделки Фред и Джордж чувствуют себя как заблудившиеся в тумане котята). Стиснула в объятиях Рона, зачем-то полезла вытирать ему нос, хотя платок больше бы пригодился самой – вытереть набегающие слезы. Ребенок дернул плечом, выдираясь из объятий, да еще близнецы что-то съязвили... им-то проще, они всегда вместе, а вот Рон немножко боится. Кивнула старшему – тот настолько гордится своим новым статусом, что не позволит потискать напоследок. Утешила дочь – ей будет тяжко, целый год одной в пустом доме. Помахала рукой отъезжающим вагонам – мальчики не увидят ее, но будут знать, что она это делает, их старушка-мама, немножко нелепая, суетливая, но постоянная.
И аппарировала сразу домой, обнимая Джинни, думая обо всем вместе – о будущем Перси (отличник и староста, но почему у него нет девочки?), о проделках близнецов (вот бы они научились извлекать выгоду из своих дурацких изобретений!), о Роне (не сомневаюсь, он попадет на Гриффиндор, но как же ему будет трудно, шестому!), о дочке (бедная моя Джинни, сегодня вместе будем торт печь, нельзя ей одной оставаться…).
А где-то в глубине ее сознания лениво трепыхалась мысль о том, что она не будет возражать, если ее младший сын подружится с серьезной и умной однокурсницей, которая будет благодарна за руку, бережно вводящую ее в магический мир, за поддержку, которую ей предоставят. Которую не испугает бедность семьи Уизли, бесшабашный нрав многочисленных родственников и некоторая растяпистость Рона. И что она, Молли, будет совсем не против, если у ее внуков будут черные волосы, робкая улыбка, аккуратность… и родственники-маглы.
***
Это оказалось даже слишком просто.
Рыжая семейка была по-настоящему… милой. Дурацкое девчоночье слово, но другого не подберешь. Добродушные, веселые, приветливые, дружелюбные – эти волшебники ей понравились намного больше хмурого циничного профессора Снейпа или щебечущего восторженного идиота Дингла.
Ей понравилась и хлопотливая мама, и жизнерадостные близнецы, и краснеющий младший, который будет ее однокурсником. Даже задирающий нос старший брат со значком старосты и уже одетый в мантию. Разве что рыжая девочка… Похожа на братьев, только волосы не морковные, а абрикосовые, да еще выше ее ростом, хоть и младше. Бестолковая девчонка все канючила, что тоже хочет в Хогвартс, а мама ее успокаивала – на следующий год, мол, поедешь. Из общего теплого чувства (интерес-любопытство-симпатия) начала выплывать какая-то дикая смесь ревности, зависти, раздражения… нет, нет. Нельзя. Она запихала это поглубже. Когда люди по-настоящему нравятся, контакт получается намного легче. Она не может позволить себе ни малейшей неприязни.
Все прошло как по нотам, близнецы помогли с багажом, рыжая мама что-то сказала младшему – несомненно, о ней, старший мальчик, Перси, кивнул с важным видом, запоминая, и удалился, а теперь вот она сидит в одном купе с младшим. Все в порядке.
«Только что ж так паршиво-то? Я их не использовала. То, что я старалась им понравиться сознательно, еще ничего не значит. Неприятно обманывать хороших людей, да? Ладно, успокойся. Я не сделаю им ничего плохого».
– Кстати, меня зовут Рон Уизли, а тебя как?
– Гарриет Поттер.
– Та самая Гарриет Поттер?! Мне мама про тебя рассказывала… но ведь ты вроде бы потеряла магию, разве нет? – Рон смотрел на нее расширившимися глазами, ярко-голубыми в рыжих ресницах, так пристально, будто дырку собирался протереть.
– Не-а, профессор… ну, тот человек, который мне помогал к школе закупаться, сказал, это было магическое истощение. На самом деле я уже пять лет как колдую. А может, и раньше, но пять лет – точно.
– Вот здорово! Знаешь, когда мама про тебя рассказывала, мне было так обидно. За тебя. Ну, понимаешь, ты для нас всех так много сделала, и все потеряла. По-моему, сквибом стать – хуже, чем умереть.
– Я ведь совсем маленькая была, и ничего не помню. Поэтому, даже если бы действительно осталась без магии, совсем не страдала бы. – «Если только от жизни с Дурслями». – И я ничего такого не сделала. Волдеморт сам пришел меня убивать, сам уничтожился… ты чего дергаешься?
– Не произноси его имя, хорошо? Все говорят «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Во время войны его старались не называть по имени, это какая-то темная магия. И до сих пор осталось.
– По-моему, это просто смешно. Почему теперь нельзя, если он умер?
– Он не умер, он исчез. Ну… в общем, осталось.
– Хорошо. Буду говорить «Лорд». Так его тоже называют, да?
– Откуда ты это слышала?
– «Волдеморт» прочитала в книжке, а «Лордом» его называл профессор Снейп. Он у нас Зельеварение будет вести.
Рон хихикнул:
– Так это он тебе помогал учебники и палочку покупать? Хотел бы я посмотреть! Фред и Джордж говорили, что он на самом деле вампир, который не выносит солнечного света, и никогда не выходит из своего подземелья. А он, значит, по Диагон-аллее с тобой ходил, к Олливандеру и вообще?
– Он меня еще кормил, покупал мантии и на вопросы отвечал. Кстати, он тоже ел, и крови на десерт не просил. – они улыбнулись друг другу. – Обычный человек, разве что немножко… эээ…
– Он кошмар просто, близнецы жалуются.
– Ко мне он был очень добрым.
– Это солнце подействовало на его вампирскую сущность разрушающе… слушай, покажи шрам.
– Смотри. Но это первый и последний раз! Я нарочно челку отрезала, чтобы не было видно. По-моему, уродство.
– Нет, очень красиво, – Рон снова покраснел. – У тебя кожа белая, и он выглядит как молния… правда, красиво. Слушай, Гарриет…
– Ох, Рон, можно тебя попросить? Мне не очень нравится мое имя. Не называй меня так.
– Но почему?
«Не объяснять же тебе, что в школе я была «мисс Поттер» или просто «Поттер», для ребят – Ласка, а имя это слышала, только когда тетя Петунья собиралась наказать, или дядя Вернон… стоп. Стоп. Этого «Гарриет, подойди ко мне» не будет больше никогда. Ура, да здравствуют волшебники!»
– Просто не нравится. Старомодное, и вообще…
– А как тогда называть? Хэтти?
Она подавилась смехом.
– Ужас какой, я что, похожа на Хэтти? Зови по фамилии. Еще мне нравится Хэрри.
– Это же мужское имя! – улыбнулся Рон.
– Тогда просто Эри. Так меня тоже называли.
– Девчонки! Вам одного имени недостаточно! Моя сестренка – ты ее видела – требует называть ее Джиневрой, а не просто Джинни. Иногда даже Джиневрой Молли, если рассердится.
– Вредничать начнешь, буду звать Рональдом. Погоди, как твоя фамилия?
– Уизли.
Эри улыбнулась, откидываясь назад:
– Мне нравится это совпадение. Ты знаешь, иногда меня звали Лаской.
– Хм. Ты случайно не наша потерянная кузина?
– Только волосы надо перекрасить, и никто не усомнится…
Они снова улыбнулись, глядя друг на друга с видом заговорщиков. Эри стало настолько легко – кажется, сейчас взлетит над кожаным сиденьем. Рон был простой и понятный, как раскрытый букварь. Не то, что профессор Снейп, похожий на рычащую в клетке и хлопающую страницами, как зубами, «Чудовищную книгу о чудовищах» – что внутри, непонятно, да и приближаться, чтобы прочесть, страшно. А Рон Уизли – с ним было все ясно с первого взгляда, с того момента, как он покраснел и неловко мотнул головой, приглашая ее вместе пройти через стену, отделяющую платформу 9 и 3/4 от мира маглов. С первого прикосновения усыпанной веснушками ладони – он предложил пройти барьер, взявшись за руки.
Рон Уизли станет первым кирпичиком в стене, ограждающей ее от враждебного мира.
Стыдно не было – ни капельки.
***
Как оказалось, учебники Рон не читал, но был уверен, что у него все получится и так. Эри позавидовала его спокойствию – ну да, он же прирожденный волшебник, он жил эти одиннадцать лет в магическом мире. Сама она очень боялась оказаться худшей в классе, поэтому за август прочитала, хотя бы по диагонали, все учебники, включая скучнейшую «Историю магии». Впрочем, ему она об этом не говорила, предпочитая слушать о волшебном мире. А еще Рон оказался бедным, и очень этого смущался. Палочка от одного брата, мантия от другого, крыса от третьего… Она рассказала ему, как носила одежду кузена – «вот такой кабан на фут выше меня и вдвое тяжелее, честное слово! Так что тебе еще повезло». Они вместе проводили тоскующими взглядами тележку со сладостями – Рон смущенно пробормотал что-то вроде «мне вовсе не хочется, это я так…», а Эри пожаловалась на профессора Снейпа, который не дал ей ни кната.
– Но ведь Поттеры были богатыми, разве нет? – удивился Рон. – Ты не думай, я не это, ну, ты понимаешь, – он снова покраснел.
– Он сказал, пока я не вырасту, не могу получить свои деньги. В банке выдали, на учебники и прочее, но мне в руки ничего не дали.
– По-моему, он это из вредности. Раз сколько-то дали, могли бы и еще добавить, на сладости. А ты шоколадных лягушек вообще пробовала? Они скачут как живые.
– Не-а. Он меня накормил в кафе Фортескью, там такого не было.
– Там самое лучшее мороженое в мире.
– Как раз мороженое я не ела… Еще успею. А поезд сколько идет? Я не завтракала.
– Твои родственники-маглы – просто жуткие! Нам ехать весь день!
– Они просто торопились. – «Действительно – торопились избавиться от меня».
– Вот, бери мои бутерброды. Я сам терпеть не могу вареное мясо. Слушай, я схожу, найду близнецов, у них с сыром, кажется…
– Не надо, мне хватит. Давай поделим? Нет, я не могу одна есть, бери. Да мне просто стыдно одной их трескать!
– И вот из-за твоей дурацкой гордости я должен есть эту холодную гадость, бее…
– Вы не видели мою жабу? – в приоткрывшуюся дверь просунул голову пухлощекий мальчик, которого они видели на платформе.
– Нет, – хором ответили будущие однокурсники. Эри почувствовала, что в носу начинает щипать, как будто она сунула его в стакан с газировкой. Так приятно было есть с Роном эти бутерброды, болтать о ерунде, отвечать в один голос… она чувствовала себя так, будто ей действительно одиннадцать, а не тысяча лет, как казалось почти всегда.
– Он все время от меня убегает, – вздохнул мальчик и прикрыл дверь.
– Фу! Жаба, по-моему, еще хуже, чем крыса, – Рон наморщил нос. – От совы бы я не отказался, но сову Перси купили. А Короста мне перешла. Дурацкая крыса, все время спит.
– А почему так много волшебников держит всяких животных? Тут ведь каждый второй с клеткой. Я еще понимаю, совы, они полезные, письма носят. Но крысы, жабы, кошки – зачем нужны? Нормальные люди… то есть, я хочу сказать, маглы, реже заводят зверушек.
– Ты что, это же не просто глупые дикие животные. Это фамилиары. Они намного умнее обычных, и могут делать что-нибудь полезное.
– Твоя крыса что может делать?
– Ничего, – Рон с отвращением покосился на крысу, лежавшую у него на коленях. Облезлое существо даже не шелохнулось, только усом дернуло, хотя поезд – и тощие коленки Рона – сильно трясло. – Думаю, она умрет, а я и не замечу. Может быть, попробовать ее заколдовать?
– Не надо! Она же живая…
Рон вытащил потрепанную палочку, смущенно повертел в руках:
– Я просто хочу ее перекрасить.
Дверь снова открылась:
– Вы жабу не видели? Невилл потерял, – в проеме показалась девочка в мантии, очень растрепанная. Из-за ее плеча смущенно выглядывал круглолицый жабовладелец. Судя по его лицу, он чувствовал себя в центре урагана и не мог ему сопротивляться. Ураган представился – ее звали Гермиона Грейнджер, – произнес короткий спич и унесся, волоча беспомощную жертву.
– Ужас какой, – Рон ошарашенно потряс головой. – Куда бы я ни попал, надеюсь, ее там не будет!
Эри молча порадовалась, что не стала упоминать о том, как сама провела август, уткнувшись в книжку. Рон тем временем продолжал:
– Выучила все учебники наизусть! Однозначно – Равенкло. А я буду учиться в Гриффиндоре. И родители оттуда, и Билл с Чарли там учились. Близнецы и Перси тоже там. Уже десять поколений Уизли заканчивают Гриффиндор.
– Так ты чистокровный волшебник?
– Ага. Но мы не придаем этому значения, это в Слизерине все помешаны на родословных. Не дай Мерлин попасть туда! Все сторонники Сама-Знаешь-Кого там учились. Все темные маги вышли из Слизерина.
– Ужасно боюсь туда попасть, – перестав улыбаться, сказала Эри.
– Твои родители учились в Гриффиндоре, поэтому ты тоже туда попадешь. Или в Равенкло, если ты очень умная. Эй, ты очень умная?
– Ну, учебники наизусть я не выучила…
Они снова заулыбались, но через минуту Поттер вернулась к прежней теме:
– Как проходит сортировка? Что надо делать, чтобы не попасть на Слизерин?
– Об этом никто не говорит, только улыбаются. Но Фред сказал, что… наверно, это ерунда.
– Что?
– Сразиться с троллем.
Эри недоуменно моргнула.
– Они большие? Опасные?
– Ага, втрое выше тебя. Еще Билл говорил, на них магия плохо действует. Тупые и сильные.
– Прибить бы твоего братца!
– Которого?
– Фреда. Сочинитель! С таким чудищем и взрослый не всегда справится, а мы же еще ничего не знаем.
– Если только кто-то не выучил наизусть учебники…
– Хотя я что-то умею. Дома тренировалась, но без палочки, потому что среди маглов нельзя колдовать. Надеюсь, получится… Люмос!
– Здорово! Теперь я. Как это ты машешь палочкой… Люмос. Люмос! Да что такое… Люмос! Не получается. А у тебя с первого раза вышло.
– Я тренировалась по книжке, почти месяц, а ты хочешь сразу?
– Эри, ты что, намерена в Равенкло попасть? – Рон нахмурился, но в уголках губ играла улыбка.
– Не-а, пожалуй, мне нравится Гриффиндор. Только испытание пугает.
– Я тоже об этом думаю. Вот ты сказала, про тролля – ерунда, а что, если они подсовывают иллюзию тролля? И смотрят, как человек себя ведет. В Гриффиндоре учатся храбрые и благородные – значит, надо смело идти навстречу опасности.
– Что-то мне не хочется идти навстречу троллю. Я бы скорее придумала, как развеять иллюзию. Кстати, там где-то были Проявляющие чары. Но их наизусть знает, наверно, только эта Грейнджер. Она и попадет в Равенкло.
– Не вздумай казаться слишком умной на испытании, – развеселился Рон. – Я уже настроился, что ты будешь в Гриффиндоре вместе со мной. Так что будем бросаться на тролля с палочкой наперевес.
– А Хаффлпафф должен трудолюбиво и терпеливо бить тролля по голове?
– Бить – это обязанность Гриффиндора! Нет, наверно, терпеливо окапываться в дальнем углу. И обязательно позвать друзей на помощь.
Оба уже смеялись в голос, картина противостояния с троллем стояла перед глазами.
– Что же тогда Слизерин? Я поняла! – Эри подпрыгнула на месте. – Они же хитрые и целеустремленные. Значит, надо заманить беспомощного прохожего к троллю, и пока тот будет его есть, сбежать.
– Они не людоеды, – задыхался от смеха Рон. – И сбежать – это не победа.
– О! Тогда в Слизерин отправится тот, кто хитростью заставит другого самому прийти к троллю, и кинуть ему в пасть яд!
– А этот другой – ему-то самое место у нас, в Гриффиндоре!
– Нет, за такую глупость вообще надо отчислить. Отдать победу другому!
Они одновременно повернули голову на лязг открывающейся двери. «Опять жабовладелец и заучка», – мелькнула у Эри мысль, но в купе, чуть склонив голову, шагнул последний человек, которого она хотела видеть.
Малфой. Белобрысый сноб, которому она нахамила – без особых причин, честно говоря. Ее Ошибка Номер Два. Ошибкой номер один было – не пытаться обаять профессора Снейпа. Но 31 июля у Эри было настолько поганое настроение, что она не смогла удержать своих внутренних демонов, и позволила себе быть настолько плохой, насколько ей хотелось. Ну, почти. Со Снейпом получались удерживаться на тонкой грани между сарказмом и откровенным хамством. К тому же он почему-то ей понравился, в нем было что-то знакомое, вроде «мы с тобой одной крови, ты и я». Разобраться с этим она решила уже в Хогвартсе. А Малфой – смазливый ухоженный тип, рассматривающий ее с брезгливым любопытством (от пристального изучения своей потрепанной одежды и заклеенных очков Эри зверела и в «хорошие» дни), разглагольствующий о том, о чем она понятия не имела… Малфой ей не понравился с первого взгляда, с первого слова. «Ты что, грязнокровка?», «таких вообще не стоит пускать в школу», «я отлично играю в квиддич» – через пять минут этого, с позволения сказать, диалога, Эри кипела от злости. «Не знаю, как насчет чистоты крови, но такую *** шваль, как ты, в Хогвартс пускают зря. Что я сказала? Что слышал, *** поганый». Как эти слова скользнули на ее язык, минуя мозг? Что она натворила?
Сейчас ее свежеиспеченный враг – с улыбкой на лице он выглядел почти симпатичным – говорил:
– Я слышал, в этом купе едет сама Гарриет Поттер? Рад приветствовать тебя в магическом мире, с возвращением! Меня зовут Драко Малфой.
Эри часто заморгала. Он ее не узнал! Она сняла очки, ее волосы были намного длиннее, да и одежда изменилась – форменная мантия вместо растянутой футболки Дадли. К тому же она сидела напротив окна, и Малфой вряд ли хорошо видел ее лицо – солнце било ему в глаза. Что же делать?
Тем временем Рон едва слышно фыркнул, и светлые глаза Малфоя переместились на него. Он чуть сощурился:
– Тебя насмешило мое имя? Сам можешь не представляться. Рыжие волосы и мантия в заплатках – ты один из этих нищих Уизли, не так ли? – Он повернулся к девочке и продолжил тем же надменным тоном:
– Ты новичок в нашем мире, я бы мог помочь тебе разобраться в нем. И объяснить, что с волшебниками второго сорта не стоит якшаться.
– Мне кажется, ты слишком резко выражаешься, – осторожно начала Эри, косясь на багровеющего Рона. Она еще надеялась уладить дело миром. – Не стоит оскорблять моего друга. Пожалуйста, извинись…
Но закончить не успела, потому что Малфой протянул ей руку для пожатия, одновременно приближаясь почти вплотную. В купе стало чуть темнее – солнце зашло за тучу, и очень близко от своего лица девочка увидела светло-серые глаза и несколько веснушек на остром носу. Затем зрачки расширились, лицо исказилось, а из глотки вырвался громкий вопль:
– Ты!!!
– Хм, Малфой, может, не стоит…
– Грязнокровка! Тварь!
– И незачем орать мне в лицо!
Малфой неожиданно отступил на шаг, глубоко вздохнул. Эри успела порадоваться, что здравый смысл к нему вернулся, и собиралась уже извиниться – при условии, что он извинится за «грязнокровку» (на «тварь» чего обижаться, правда же), – как он очень спокойным голосом сказал:
– Крэбб, Гойл, разберитесь с ними.
Два громилы за его спиной, которых Поттер раньше, за напряженностью момента, не замечала, шумно засопели и начали протискиваться в купе. Девочка не собиралась выяснять, собираются ее просто бить или как-нибудь изысканно, по-аристократически, издеваться. За ней стоял Рон, сжимая кулаки, и она не собиралась оставлять его одного. Она давно научилась бить первой.
Маленький кулачок впечатался в бледную физиономию Малфоя. В последний момент тот дернул головой, и вместо разбитого носа отделался ударом по скуле. Надменность сползла с его лица, ее место заняло бешенство. Гойл уже размахивался, целясь Рону в нос, а Малфой, похоже, собирался удушить Эри голыми руками.
Неожиданно громила заорал, беспомощно дергая кистью. Крыса Рона висела у него на пальце, вцепившись зубами так, что Гойлу уже не было дела до драки. Огромный кулак разжался, и парень со всей дури потянул крысу за хвост, пытаясь отцепить. Естественно, боль от этого только усиливалась. Наконец несчастная крыса разжала зубы, а несчастный укушенный вылетел из купе, как чертик из коробочки. За ним последовал второй громила, а Малфой, которого к тому времени дважды пнули и один раз укусили, оттолкнул Эри и выбежал за ними.
Рон, белый как молоко, наклонился к девочке:
– С тобой все в порядке?
Она потерла шею:
– Кто так душит! Никакой практики у человека. Все в полном порядке, Рон. Только воротник чуть-чуть порвался. У тебя нет иголки с собой?
– Есть, – Рон помог ей подняться и полез в сундук. Повернулся – глаза по-прежнему дикие, сказал глухо:
– Я должен был тебя защищать, а вышло…
– Да ну, я сама решила полезть в драку. Зато теперь очевидно, что мое место в Гриффиндоре!
– Эээ… а ты с ним знакома? С Малфоем?
– Да, и уже успела ему нахамить. Причем так, что он тогда убежал, прежде чем я смогла извиниться. Хотела это сделать в школе или сейчас, но он слишком сильно рассердился, – Поттер горестно вздохнула, вдевая нитку в иголку. – Теперь уже не помиримся.
Рон фыркнул:
– Что с ним мириться, это же Малфой! Его семья была на стороне Того-Кого-Нельзя-Называть, и сам он точно будет в Слизерине… я теперь понимаю, почему ты туда не хочешь. Ха! Пусть объяснит, откуда у него синяк взялся! А ты молодец. Умеешь драться. Я вот столбом стоял.
– Ты бы отлично справился. А тебе что, не доводилось раньше?
– Ну, с близнецами подраться невозможно, они же всегда вдвоем.
– И старше.
– Ага. В детстве они меня просто хватали вдвоем и запирали где-нибудь, вместо того, чтобы драться. Или щекотать начинали. А Эрни и Терри – это мои знакомые ребята, они тоже тут где-то в поезде – уж очень они рассудительные.
– Равенкло? – спросила Эри, неуклюже подшивая воротничок прямо на себе. Рон запер дверь купе, посмотрел на нее.
– Да сними ты ее, неудобно же… Терри, наверно, в Равенкло. А Эрн просто добрый, с ним никто не ссорится. И вообще, я их не так часто видел, чтобы драться. А ты сама – как? Ты же девочка! Джинни никогда…
– Моему кузену было плевать, что я девочка. Пришлось научиться.
– Ты же говорила, он тебя и выше, и сильнее. Неужели он тебя бил?
– Ну…
– Вот скотина! Хочешь, я с ним разберусь? К каникулам я уже много буду знать. Можно будет посмотреть что-нибудь боевое.
– Нет! С ума сошел? Вообще-то, с ним уже разобрались. Мои друзья – они меня старше, и их считают плохими, но это не так. Они с ним поговорили, и он меня не трогает уже давно. И еще научили кое-чему.
– Бить в нос они тебя не научили. Промахнулась!
– Я просто растерялась. Думала, среди волшебников такое не принято.
– Да, у нас дуэли на палочках, а тут, надо же, даже не вспомнили. Зато кусаться ты умеешь не хуже Коросты… ой! Что она так лежит? Неужели сознание потеряла? – Рон поднял крысу, осмотрел и с отвращением сказал:
– Ты не поверишь, опять спит!
Эри засмеялась:
– Ты говорил, что фамилиары полезны, а крыса ничего не делает. А теперь она нас защитила. Здорово!
– Да уж. Меня защитила крыса и маленькая девочка.
– Я не маленькая!
– Маленькая, но опасная. Хм, я, кажется, понимаю, почему тебя прозвали Лаской… это твои «плохие» друзья?
– Они самые.
Рон мимоходом погладил крысу, положил ее на сиденье, серьезно взглянул на Эри. Та подняла глаза от шитья, перекусила нитку.
– Знаешь, Эри, мама мне сегодня сказала: «Позаботься о девочке, она такая беззащитная». Видела бы она тебя сейчас! Беззащитная, как… ласка.
– Ну… я честно хотела быть хорошей. Надеялась, что тут никогда не придется так себя вести. Все-таки, волшебники. А этот Малфой, оказывается, ничуть не отличается от моего кузена, которому все равно, что я девочка, что я меньше его и слабее!
– Ты что, плачешь?
– Ничего подобного! – «Не переигрывай, Поттер!» – Я просто… злая.
– Ты молодец. – Рон взял у нее иголку и катушку ниток, вздрогнул, когда их пальцы соприкоснулись. – Я таких никогда не встречал. Ты… лучше всех, я думаю.
Она не позволила установиться многозначительной тишине, потребовала хранить все в тайне, шумно повозмущалась Малфоем… Сердце стучало в груди. «Он твой. Он твой – но не слишком ли сильно получилось? И еще – он будет ревновать, когда появятся другие. Да пусть ревнует. Он первый, это самое главное. У меня получилось!» – думала Эри, пока успокоившийся Рон вдохновенно рассказывал о квиддиче.
***
Остаток пути прошел относительно мирно, хотя Рону подпортили настроение посетители, вламывающиеся в купе каждые десять минут с вопросом «Ты правда Гарриет Поттер?». Саму девочку этот ажиотаж вокруг ее персоны забавлял, потом начал напрягать. Она не боялась внимания – последние пару лет внимание ровесников не обещало ничего плохого. Ее просто раздражало, что причиной всеобщего интереса стало то, о чем она сама понятия не имела.
«Я понимаю, если бы они говорили: смотри, это та девчонка, которая «держит» свою параллель. Или: это Поттер, она по математике лучше всех, хоть и мелкая. В общем, что-то, чем реально можно гордиться. Но эта дурацкая история с Волдемортом, да еще смерть моих родителей… уроды. Пришли полюбоваться, как в зверинец. Спокойно, Поттер, спокойно. Тебе с ними жить. Не смей крыситься».
И она кивала, отвечала на вопросы, вежливо отказывалась показать шрам («это личное, мне кажется»). И улыбку, улыбку, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. И про Рона не забывать.
Среди прочих вломились близнецы Уизли, прихватив с собой друга – крепкого чернокожего парня по имени Ли. Увидев его, Эри с трудом удержалась, чтобы не броситься на шею: так он был похож на ее приятелей. Не внешностью, а манерой держаться, явно выдающей члена подростковой банды. Будь он белым – не отличить. Она с тоской подумала о ребятах. Единственное светлое воспоминание в жизни-до-Хогвартса. Хоть они обещали не забывать «нашу личную ведьму», но Эри понимала – их пути разошлись.
С близнецами было сложнее, чем с Роном. Младший из братьев Уизли мечтал стать для кого-то ЕДИНСТВЕННЫМ. Не шестым, не «одним из этих рыжих» – особенным. Ему хватило посиделок вдвоем в запертом купе, расспросов о магическом мире и поделенных поровну бутербродов, чтобы смотреть на Эри преданно и восторженно. Фреда и Джорджа раскусить оказалось сложнее. Общество друг друга было них самым важным, если же его оказывалось недостаточно – существовал Ли. Однокурсник, друг, поддержка во всех сумасшедших начинаниях. Всегда чуть в стороне, но ближе остальных. Что уж говорить о младшем брате – его, конечно, любили, но не понимали, и понимать не хотели. Эри начала с того, что запомнила, кто есть кто из близнецов – заработав толику уважения, потому что и Рон, и Ли, и даже мать иногда их путали. (Она отличала их не по лицам и голосам, действительно одинаковым – они делали все, чтобы такими быть – а по прическе. Волосы Фреда были острижены чуть короче и неровнее, чем у брата; различие было едва уловимым, но она не жаловалась на наблюдательность). Дальше было проще: подхватывать тот бред, который они несли, вливаясь в поток мышления, общий для двоих. Отвешивать ехидные комплименты – чем умнее человек, тем тоньше лесть, а близнецы Уизли были явно умны.
Когда Фред и Джордж убежали в свой вагон, утащив за собой Ли, и Эри осталась с Роном, она чувствовала себя так, будто весь день поливала розы тетки Петуньи. На солнцепеке, без обеда, ни разу не присев. Тяжелое это дело – строить отношения.
– Привет, можно к вам? Ты Гарриет, да?
«Когда же меня оставят в покое? Теперь еще и этот!»
Рон закатил глаза, а Эри, не дрогнув, сказала жабовладельцу:
– Конечно, только мы уже подъезжаем. Скоро выходить.
Мальчик, держащий на руках свою драгоценность, присел напротив и робко улыбнулся:
– Меня Невилл зовут. И я н-не буду просить тебя показать шрам. Я у вас спрятаться хотел, там Гермиона.
– Это та заучка? – спросил Рон неприязненно. – Ты в одном купе с ней ехал? Ужас, как с ума не сошел?
– Она ничего, просто очень волнуется, – мягко ответил Невилл. – У нее родители маглы, вот она и п-переживает насчет учебы.
– Пусть сидит одна и переживает, – буркнул Рон. – Мне страшно с ней рядом быть. Боюсь заразиться.
– А от меня не боишься? – засмеялась Эри. – Мы с тобой, между прочим, сегодня занимались чарами. Помнишь Люмос, а?
– Это другое…
Дверь снова открылась, и в купе ввалилась лохматая Грейнджер:
– Невилл, ты тут! Держи крепче свою жабу, а то опять убежит. Привет еще раз, Гарриет, привет – тебя как зовут?
– Рон Уизли, – с отвращением в голосе.
– Уизли! Мне знакома твоя фамилия, Октавиус Уизли был министром Магии в начале XIX века. Ты потомственный волшебник, да? А мои родители – стоматологи, но я уверена, мне это не помешает, если учиться старательно. У меня были «А» по всем предметам в школе. Кроме гимнастики. Но, наверно, у волшебников такого предмета не будет? Ох, не знаю, чем заняться, книги я все прочитала, может быть, у вас есть что-то с собой? Я бы хотела как можно больше узнать о волшебном мире, но родители купили мне только необходимые учебники. Правда, и за второй курс, но их я тоже прочла.
Рон и Невилл обменялись страдальческими взглядами. Эри улынулась, глядя на трещащую Гермиону. Сама она любила читать и знала, что отнюдь не дура. Но ни один человек не смог бы назвать Гарриет Поттер заучкой, так тщательно она маскировалась. Гермиона Грейнджер и ей подобные вызывали у нее легкое удивление: книжки – это интересно, но неужели им действительно хочется быть одинокими?
«Сама-то – звезда класса, что ли? Каждый выбирает сам. Может, ей не нужен никто».
Грейнджер продолжала болтать, задавать вопросы и сама на них отвечать, а Эри переводила взгляд с нее на Невилла.
«Равенкло и Хаффлпафф. Да стоит ли? Я же в Гриффиндоре буду, зачем мне они? Хорошо. Еще чуть-чуть».
Не всегда же будут попадаться такие бриллианты, как Рон Уизли – не надо огранивать, скалывать лишнее, полировать. Подобрал, протер, и пользуйся, человек был готов к «настоящей дружбе», не пришлось предпринимать никаких усилий. А Грейнджер, мало того, что была необработанным камешком, еще и неприятно напомнила ей одну из одноклассниц. Когда Эри еще травили кузен с компанией, та делала вид, что к ней это не имеет отношения. Поттер навсегда запомнила, как однажды эта особа застала типичную сценку: четверо обалдуев пинали сумку Эри, а временами и ее саму. Не сказав ни слова протеста (а ее бы послушали и прекратили!), заучка удалилась, и только через полчаса заглянула к учителю. Когда тот, не спеша пообедав, вышел «разрешить незначительный конфликт», мучители Эри уже разошлись, а сама она, вся в синяках, собирала растерзанные тетрадки, еле сдерживаясь, чтобы не завыть в голос. Потом настало время, когда Поттер сама стала силой, с которой нужно считаться – и сполна отомстила проклятой заучке за ее нейтралитет. Грейнджер, вероятно, была того же поля ягода. Что касается Невилла… растяпа и слабак. Из тех, кто сам часто попадается на крючок хулиганам. А еще – из тех, кто слова не скажет в защиту другой жертвы.
Но их обоих можно сделать союзниками.
«Ладно, Поттер, соберись. Запихни свои эмоции… поглубже запихни, и начинай».
Через полчаса Грейнджер говорила на два тона ниже, смеялась над историями Рона – он рассказывал, каково жить в одном доме с пятью братьями. Невилл иногда вставлял реплики, поощряемый вопросами Поттер. Компания все равно была скреплена на живую нитку, стоит ей уйти на несколько минут – воцарится неловкая тишина, а то и вспомнят о былой неприязни. Но пока все шло хорошо.
«Почему я чувствую себя так, будто иду по канату, нагруженная барахлом, да еще с завязанными глазами? Не расслабляйся! Помнишь, как сказал профессор – у тебя не будет шанса второй раз произвести первое впечатление. Двоих человек ты уже профукала. Больше не повторится».
***
Эри была в таком напряжении, что дорога к Хогвартсу – путь по загадочному лесу, плавание по озеру («это гигантский кальмар, последний на земле, говорят, он разумный. – Грейнджер, помолчи, меня сейчас стошнит. – Рон, Гермиона, пожалуйста, не ссорьтесь») – все прошло мимо нее. На замок, вызвавший восторженный писк у всех девчонок, и даже у Невилла, она смотрела с тупой усталостью. Подумаешь, замок. Уолт Дисней представляет, блин. Чудовищных размеров мужчина, который вел их от станции, вызвал только вялую полуулыбку. Она пришла в себя только в зале, услышав, что собой представляет распределение.
Шляпа! Всего-навсего надо примерить старую шляпу, которая и отправит на подходящий факультет! Эри как будто проснулась, плеснула в лицо холодной водой. У Рона и Гермионы были абсолютно одинаковые выражения лиц: облегчение пополам с возмущением. Рыжий явно хотел высказать пару ласковым слов братьям – в «сразиться с троллем» он явно верил. Грейнджер, успевшая навоображать чуть ли не тестовый контроль по материалу учебников, была явно разочарована.
«Так. Спокойно. Я гриффиндорка. Я смелая, благородная и абсолютно безбашенная. Как Уизли. Как мои родители… черт, об этом не стоит думать. Как отец. Олицетворение Гриффиндора, блин. Мама-то Шляпу перехитрила, что ли? А может, Равенкло? Учиться, учиться и учиться? Хм. На худой конец, сойдет. Хаффлпафф – нет, их все остальные, похоже, считают недоделками. Но и это лучше, чем Слизерин. Спокойно. Спокойно. Хитрости во мне ни на грош. Я безбашенная гриффиндорка».
Так убеждала себя Гарриет Поттер, пока Шляпа пела свою песню – довольно дурацкую, как ей казалось. Когда началось распределение, нервы ее были натянуты, как те самые канаты, по которым она ходила с утра, и она поняла, что все напряжение этого дня – полная ерунда по сравнению с этим диким мандражом.
Распределение шло бойко. Шляпа задержалась на голове у Грейнджер, словно думала, и отправила ее в Гриффиндор. Рон закатил глаза, а счастливая Гермиона села на свое новое место. Над сортировкой Невилла чертов кусок войлока тоже размышлял долго, но отправил по тому же маршруту – «Гриффиндо-о-ор!». Лонгботтом (вот смешная фамилия!) был так рад этому, что помчался к своим, не снимая Шляпы. «Растяпа и заучка на факультете храбрецов? Хм, у меня точно есть шанс». Малфой, как он и ожидал, отправился в Слизерин. Уже подходя к своему столу, он обернулся, глядя на Эри, и ей ясно почудилось обещание в этом взгляде. «Ведь правда убьет…» Наконец, прозвучало:
– Поттер, Гарриет!
Вскинув подбородок и стараясь сохранить бесстрастное лицо, под изумленный шепот учеников и преподавателей, девочка подошла к табуретке, уселась на нее и водрузила Шляпу на макушку. Она немедленно сползла на глаза, и в полной темноте Эри исступленно подумала: «Только не в Слизерин!».
***
– А-а-а, маленький манипулятор…– раздался у нее в голове тонкий дребезжащий голосок. – Тебе только туда и дорога. И ты сама это прекрасно знаешь.
– Нет! Не смей! – беспомощно подумала Эри, закусив губу. – Мои родители учились в Гриффиндоре!
– С твоей матерью я допустила ошибку, – хихикнула Шляпа. – Она меня тоже упрашивала. Ну, не упрямься, дорогая. Тебе придется трудно, но ты справишься, и станешь великой. Итак, Сли…
На глазах целого зала Гарриет Поттер вскинула руки и натянула Сортировочную Шляпу глубже, почти до подбородка. Уже начавший открываться рот насильственно захлопнулся.
– Слушай ты, кусок истлевшей половой тряпки, – прошипела девочка, уже не заботясь, что ее могут услышать. – Если ты отправишь меня в Слизерин, то жестоко пожалеешь! Я потрачу хоть все семь лет, но сожгу тебя, обещаю!
– Эээ… зачем же так сразу, ты не понимаешь своего пути... Ой! Почему так жарко?
Эри оскалилась – хорошо, никто не видел ее губ под обвисшими полями Шляпы.
– Я оч-чень напугана. А когда я пугаюсь, начинаю испускать огонь. Мои ладони пока тебя всего лишь греют, но только произнеси слово на буку «С» – и обзаведешься двумя симметричными дырками в тулье! А потом я сожгу тебя полностью, ясно? Клянусь!
– Я поняла! Опусти руки, пожалуйста! Ладно, ладно, давай подумаем, куда тебя…
Девочка медленно опустила ладони. Зал гудел, некоторые даже пальцами показывали. Она не слышала, сосредоточившись на невнятном бормотании:
– Так… Острый ум, но чистое знание тебя не привлекает, тебе нужно его практическое применение. Равенкло не подходит. Хаффлпафф? Нет, нет, мне страшно представить, что ты сделаешь с этим факультетом. Ты умеешь работать, терпение, да… но как же друзья? Хаффлпафф традиционно ценит дружбу и взаимовыручку, барсуки наивные и порядочные существа. Тебе туда нельзя, ты будешь вертеть ими, как бумажными фонариками. Гриффиндор… гм. Храбрость сумасшедшая, как-как тебя называли твои друзья? Ласка? Да-да. Но не надо мне заливать про благородство! Ты все просчитываешь наперед, в том числе и безумно-храбрые поступки. А что ты творишь с людьми!.. Девочка, – Шляпа заговорила громче, – Тебе место в Слизерине. Ты змея, не пытайся это отрицать. И сама это понимаешь.
– Постой! Говорят, что факультет не только выбирает по чертам характера, но и развивает их. Хаффлпаффцы прославляют трудолюбие и дружбу – они такие и есть. Гриффиндор радуется, когда его студенты совершают безумные поступки. Равенкло создан для заучек. Ты говоришь, я змея. Да, я чудовище, знаю. Но ты хоть представь, в кого я превращусь, если буду семь лет учиться в Слизерине?! А в Гриффиндоре я буду открытой и честной. Ну… в той мере, в какой смогу. Я постараюсь! Я буду развивать гриффиндорские качества. Обещаю!
– Дурочка, тебе же нравится власть. Нравится подчинять людей. Твое место на факультете Змеи. Да помиришься ты с Малфоем, я тебя уверяю!
– Откуда ты… Нет. Никакого Слизерина. Только Гриффиндор. Моя угроза остается в силе. Кстати, ты обратила внимание, что угроза как раз в гриффиндорском стиле – прямая и честная? А власть и подчинение – этого можно и среди Львов добиться. Наш директор, например, гриффиндорец!
– Угроза-то гриффиндорская, зато соблазнительные речи в стиле Слизерина, – хмыкнула Шляпа. – Что вам там, – ворчливо, – медом намазано? Уже третий случай сегодня! Мерлин с тобой. Пусть будет ГРИФФИНДО-О-ОРР!
***
Как Эри шла к своему месту, как выслушивала приветственные речи, как пережила многочисленные хлопки по плечам – она уже не помнила. Пришла в себя, только когда рядом с ней плюхнулся на стул Рон – радостный, но ничуть не удивленный.
– Что ты так долго? – поинтересовался с улыбкой.
– Шляпа говорила о моих родителях, – вяло ответила Поттер. – Только очень тихо, я старалась не пропустить.
– А мы-то думали, зачем ты за нее хватаешься! Профессор Макгонагалл – теперь она наш декан – даже испугалась! Что говорила Шляпа?
– Отец был олицетворением Гриффиндора, – устало произнесла девочка. – Мама – очень умной и смелой, Равенкло ей тоже подошел бы. И они оба были замечательные.
– Здорово! Как я рад, что ты тут! – голос у Рона звенел от восторга, он хлопнул ее по плечу, и Эри изобразила улыбку. – Что такая грустная?
– Просто очень устала, и есть хочу.
– Сейчас все будет, ты на стол смотри…
После краткой, абсолютно бессмысленной речи директора и эффектного появления еды на столе, все накинулись на ужин. Бутерброды Рона, казалось, были съедены на прошлой неделе. Эри не завтракала, вдобавок ее лишили ужина днем раньше. Да и весь август она недоедала. А если подумать, то и всю жизнь, кроме 31 июля, когда профессор Снейп водил ее в кафе Фортескью.
Проглотив неимоверное количество еды (придя в себя после пищевой оргии, Эри с легким смущением подсчитала пустые тарелки – оказалось, пять), она расхотела спать. Странно, все вокруг после чересчур сытного ужина клевали носом, а она чувствовала себя переполненной энергией. Она выдержала самый тяжкий бой! Она сделала их всех – и проклятую войлочную развалюху, и Малфоя, и «факультет благородных храбрецов». Гадюка пробралась в львятник! Она победила!
На десерт уже не хватало места в желудке, поэтому Поттер незаметно запихнула в карман мантии несколько шоколадных лягушек и принялась озираться по сторонам. Столы, кресла, помост преподавателей, тысячи зажженных свечей, привидения летают, ну и подумаешь… ой.
Новоиспеченная гриффиндорка откинулась назад, запрокидывая голову. Как же можно было не заметить это?
«Что со мной, неужели слезы? Глупость какая. Но это небо, эти звезды… и Господь смотрит оттуда. Прости… но ведь ты сам меня такой создал! И я постараюсь никого не обидеть. Спасибо, что позволил мне..».
Она опустила голову, потерла глаза.
«Что, Поттер, скатываемся в девчачью сентиментальность? Следующими будут валентинки? Я ведь давно решила, что ТАМ никого нет. А если есть, пошел он нафиг, равнодушный ублюдок».
Но под таким небом богохульствовать было невозможно. Пусть это всего лишь зачарованный потолок – хотелось быть честной, доброй, порядочной…
«Неужели религиозное воспитание тетки Петуньи до сих пор дает такую отрыжку? Брр. Не засоряй голову этим мусором, Поттер. Она тебе еще пригодится».
– Первокурсники, я ваш староста, меня зовут Перси Уизли. Давайте я провожу вас в спальни…
«Третий случай, сказала Шляпа. Она долго думала над Лонгботтомом и Грейнджер. Значит, как я и предполагала, Хаффлпафф и Равенкло. Переубедили старую развалину, понятно. Интересно, сами так захотели, или мое влияние? Завтра выясню. Не забыть».
Длинные-длинные коридоры. Факелы на стенах. Бесконечные лестницы тянутся вверх, вверх, в небо!.. Тяжелые ноги и руки, веки налиты свинцом, не поднять. Нет сил даже вытащить из сундука зубную щетку. Залезть под полог, сдернуть одежду и спать. Спать.
– Спокойной ночи, девочки! – сонный голос Грейнджер. Вразнобой отвечают другие, кто там… Браун, Патил, Перкс.
– Спокойной ночи.
«Спокойной ночи, Гарриет Поттер, гриффиндорская змея».
Глава 3. Дивный новый мирЧерез несколько дней в Хогвартсе Эри начала подозревать, что всех волшебников частенько роняли вниз головой, да на каменный пол – как это деликатно называл Джерри, ее приятель из Литл-Уингинга. Паломничество в ее купе в Хогвартс-экспрессе было мелочью по сравнению с тем ажиотажем, который творился в школе. В нее постоянно тыкали пальцами, норовили сфотографировать, перешептывались, обсуждали. Рон, Гермиона и Невилл, ставшие ее постоянными спутниками, ничего не имели против, но саму Поттер ситуация просто бесила.
В этом треклятом учебнике по новейшей истории прямо было написано: после уничтожения Волдеморта Гарриет Поттер стала сквибом, несчастный ребенок. Отсюда большинство делало логичный вывод: в Хоге Эри на птичьих правах, колдовать не может, принята из большого уважения к прошлым заслугам. На Чарах, когда она с первой попытки подняла перышко в воздух (тренировалась в Вингардиум Левиоса несколько недель, дома), раздался такой дружный вздох восторга, будто она еще раз укокошила Волдеморта. Прямо на глазах восхищенных зрителей. И все, все без исключения говорили одно и то же: «как мы рады, что к тебе вернулась магия, лучше умереть, чем быть сквибом!».
Бе-е-е!
Предметы были действительно интересные, Хогвартс полон чудес – чего стоили двигающиеся лестницы и говорящие портреты. Кормили отлично, никто не орал, не пытался ударить или потрогать… Жить бы да радоваться. Но она дергалась и с трудом сдерживалась, чтобы не хамить окружающим.
«Отвыкла ты, дорогуша. Давно ли была изгоем в классе? Давно бегала от Дадли с компанией, получала по шее и прочим местам? Ты ведь всего два года как свободна, с тех пор, как Джек, Джерри и Колин «побеседовали» с кузеном. Только два года ты могла позволить себе не подстраиваться под лидера класса и хамить учителям. А теперь тебя бесят такие мелочи, как внимание ровесников? Причем благосклонное внимание! В чем дело?.. Ох, все понятно. Раздражает игра. Необходимость постоянно оставаться ангелочком. Невозможность выпустить на свободу Ласку. Но это нужно, нужно. Ладно. Пока создаем хорошее впечатление, а там посмотрим. Времени много».
Была, впрочем, одна отдушина – Малфой. Эри уже на третий день при виде его стала улыбаться, как влюбленная идиотка. Слизеринец бесился еще больше.
С ним было просто и весело. На завтраках-обедах-ужинах в Большом Зале, и в коридорах между занятиями Малфой подходил и начинал язвить. На любые темы: бедность Рона, происхождение Гермионы, растяпистость Невилла. И, конечно, по самой Эри прохаживался, как в тяжелых ботинках. Полукровка, уродина, умственно отсталая, ушибленная Авадой так, что мозги вылетели – комментарии Малфоя были разнообразны и познавательны. Поттер искренне не понимала, почему Гермиона бледнеет и морщится от «грязнокровной заучки». Почему Рон багровеет и рвется в драку, услышав «нищеброд в переходящей по наследству мантии». Почему у Невилла появляются слезы на глазах, когда он слышит «да ты просто сквиб, Шляпа над тобой сжалилась!». Гриффиндорцы совершенно не умели держать удар.
«Ха! Дело в практике. Сразу видно, никого из них раньше систематически не травили. Зато теперь я могу включать и отключать обидчивость. Хочу – впадаю в бешенство, хочу – сдержанно злюсь. А хочу, вообще не обращаю внимания».
Цапаться с Малфоем она себе позволяла. И получала огромное удовольствие от реплик, бросаемых вполголоса, пока не услышали префекты и старосты, тем более – преподаватели. Оказалось, даже за словесные разборки могут снимать баллы, поэтому Поттер была осторожна. Она еще не выяснила все болевые точки Малфоя, но и того, что знала, вполне хватало. Раз: он стерпел оскорбление от девочки, не ответил на него, убежал. (Убежал жаловаться папочке? От этого позор не меньше). Два: пытался подружиться со знаменитостью – облом. «Я-то думала, в Слизерине умеют достигать своих целей. Ты пока маленький и необученный, Малфой, тебе не место в вашем серпентарии». (Профессор Снейп, змеюка вы серебристо-зеленая, спасибо за эффектную фразу!) Три: получил в нос, опять же, от девчонки, и опять позорно сбежал. «Малфой, лапочка моя, ты владеешь Космечарами? На распределении у тебя не было синяка, а я знаю силу своего удара. Признавайся, противный, Космечары или мамина пудра?»
И это было здорово. Это было прекрасно. Видеть бессильную злобу в глазах слизеринца, понимать, что он с трудом сдерживается, чтобы не ударить прилюдно – ее Ласка мурлыкала, выгибая спину, облизывая губы тонким черным язычком.
Жаль только, о драке действительно следовало говорить вполголоса – за такое не просто снимали баллы, могли отчислить. Тем более, папочка Малфоя был председателем попечительского совета. Остатки гордости не позволяли слизеринцу пожаловаться, что его побили, но любую промашку Эри он использует на все сто.
Фактически, единственное из его высказываний, которое било в цель – это о «стаде убогих», которых она подбирает. Дескать, сама ты просто сумасшедшая после Волдемортовой Авады, зато твои шавки – грязнокровка, сквиб и бладжером ударенный дурак. Которые даже ответить за себя не могут, ты их сама вытаскиваешь. Это было сильно. После таких слов защищать Грейнджер и ребят было нельзя, только сами, а сами они не умели. Рон и так ходил пришибленный после инцидента в Хогвартс-экспрессе, его мужское эго трепыхалось и страдало. Как ни старалась Поттер вести себя мягко, выходило не очень. Невилл – тоже куча комплексов. Гермиона тоже безумно обижалась на оскорбления. Почему? Ведь почти правда. (Эри снова припомнила назидательный голос профессора Снейпа: «слово «грязнокровка» имеет негативную окраску, но несет информационный заряд» – и улыбнулась про себя). А на заучку-то что обижаться?
Короче говоря, сражаться честно, один на один, Малфой не хотел. Слизеринец, что вы хотите. Победа любой ценой, про «честь» поговорим после награждения, обсудим расценки. А Поттер почти каждый день завершала короткой псевдомолитвой («эй, если ты существуешь – спасибо, что я не попала в Слизерин»), и старалась избегать приближаться к подземельям. Нет уж, Большой Зал, толпа народу – вот безопасное место для игр со слизеринским змеем.
Первого урока Зельеварения она ждала со смешанными чувствами. С одной стороны, Снейп – декан Слизерина и всегда подсуживает своим, а гриффиндорцам баллы снимает. С другой – он был добр к ней в тот день, 31 июля, несмотря на всю ее бандитскую наглость, может, получится поладить?.. За сам предмет она почти не волновалась, по опыту зная, что даже самый злобный преподаватель больше двух баллов снять не решается. Знаешь на «превосходно» – получаешь «удовлетворительно». Или, если совесть у него еще не сдохла в муках – «выше ожидаемого». На худой конец, всегда можно пересдать.
А еще Поттер со сладостным трепетом предвкушала целых три часа в одном кабинете с Малфоем. Может, если они будут сидеть достаточно близко, ей удастся довести его до края? Как было бы здорово, если бы слизеринец попытался ее ударить в присутствии своего декана! Ласка медленно облизнулась, выпустила когти…
– Эри, что ты так странно улыбаешься?
– А? Ничего, Парвати. О Зельях думаю.
– Ну и шутки у тебя…
***
«Что-то мне эта речь напоминает», – подумала Поттер, выслушав про величие в сосуде, приготовление славы, закупорку смерти и прочая, прочая. На словах «если вы, конечно, не то стадо тупоголовых болванов, с которыми обычно приходится иметь дело» Гермиона подпрыгнула на месте, отчаянно вытягиваясь макушкой к потолку. Брови домиком, губы сжаты: я не болван, я вам сейчас докажу! Эри вспомнила собственную реакцию – того же типа, но слабее, – и улыбнулась. Халтурите, профессор Снейп, повторяетесь!
– Поттер! – из приятных воспоминаний ее вырвал голос объекта этих самых воспоминаний. – Что я получу, если добавлю измельченный корень асфоделя в настой чернобыльника?
«Твою мать, надо было выучить наизусть. Вон Грейнджер рукой трясет».
– Я не знаю, – короткая улыбка, – Профессор-Снейп-сэр.
«Прекрасно понимаю твои игры. «Наша новая знаменитость», подумать только. Решил изобразить злого учителя? Довести первоклашку до слез? А вот не выйдет!»
– Так-так... Известность – еще не все.
Снейп холодно улыбнулся. Это он так презрение к «новой знаменитости» выражает? Слизеринцы сзади зафыркали, но Эри не чувствовала стыда или досады. Наоборот – ее затопило полузабытое ощущение, как в детстве, когда видишь, как взрослый попадает в дурацкое положение, а смеяться нельзя. Вскипает, пузырится веселье, а ты его давишь, давишь – дядя же не виноват, что штаны порвались!
– Попробуем еще раз. Поттер, где вы будете искать, если я велю достать безоар?
«Облом, ядовитый ты наш».
– Безоар – камень из желудка козы, используется в качестве противоядия, – ответила Эри с улыбкой. Рон покосился на нее с недоумением, да она и сама слышала, что голос подрагивает со смеха. – Профессор-Снейп-сэр!
Снейп сдвинул брови, посмотрел на нее, на хихикающего Малфоя – тот притих.
– А какая разница, Поттер, между наперстянкой и волчьей пастью?
– Это другие названия аконита, профессор-Снейп-сэр! – горло сжимается, смех булькает внутри, только бы сдержаться…
Снейп прищурился, внимательно глядя на нее:
– Почему вы не ответили на первый вопрос, Поттер?
У Невилла и Рона на лицах – одинаковое возмущение. Эри легко могла предположить, что они думают: «Ах ты, Ужас Подземелий, сальноволосый ублюдок, будь рад, что она хоть что-то ответила!». Невилл, положим, «ублюдок» не скажет, но смысл тот же.
– Потому что аконит на букву «А», безоар на «Б», а до чернобыльника я не добралась. Я учу «Тысячу магических трав и грибов» по алфавиту, профессор Снейп! С-с-сэр! – Хихиканье прорвалось наружу. Ой, что сейчас будет…
Черная мантия взметнулась – профессор приблизился к ней. Мгновение вглядывался в доверчиво распахнутые глаза за стеклами очков, потом прошипел:
– Я снимаю с вас балл за ваше нахальство, Поттер.
«Ну, ты это заработала!»
– Конечно, профессор Снейп, сэр! – «Черт, опять хихикаю».
– За пререкания с преподавателем – еще один.
– Я не пре…
– Что, Поттер? Что вы замолчали?
– Пытаюсь контролировать неконтролируемую реакцию организма, сэр. Смех, сэр. Наверное, надышалась какими-то испарениями, сэр. Дайте мне противоядие, сэр. Пожалуйста, сэ…
– Вон из класса, Поттер!!!
Она вылетела за дверь и там уже разразилась диким, воистину неконтролируемым хохотом. Добавляло веселья, что за тонкой дверью все это слышат.
«Профессор, я же честно хотела помириться!»
***
Отхохотавшись, Поттер вернулась в кабинет, ожидая отработки, криков и прочего. Однако Снейпу удалось ее удивить: он небрежно наложил на нее Силенцио и поставил в пару с Гермионой. Они сварили прекрасное Перцовое зелье (немота не мешала Эри резать ингредиенты и мешать загустевающий отвар), только баллов им это не принесло. Невилл, который был в паре с Роном, что-то намудрил, и котел взорвался, забрызгав едкой дрянью работы остальных студентов. А поскольку факультеты сидели отдельно, пострадали исключительно гриффиндорские котлы. В конце занятия Снейп с нескрываемым злорадством зачел занятие всем змейкам, и ни одному из львов, даже Патил и Браун, которые успели накрыть свой котел крышкой. Вдобавок он снял балл с Невилла, назначив ему отработку, и – сюрприз! – еще один с самой Эри. «Вы должны были указать ему на его ошибки, почему вы этого не сделали?.. Что? Ну и что – Силенцио, Грейнджер! Пергамент и перья на столе, она могла бы и написать, что ни в коем случае нельзя добавлять иглы дикобраза!»
Гриффиндор был в бешенстве, а слово «несправедливо» стало самым популярным на первом курсе, после «сальноволосого ублюдка». Впрочем, их несколько утешило, что Снейп, похоже, тоже был в бешенстве, наблюдая за «новой знаменитостью», умудряющейся весь урок хихикать, даже под Силенцио. Беззвучно, но оттого не менее выразительно.
– Отработка, Поттер, – раздраженно сказал зельевар, снимая заклятие уже после звонка. Слизеринцы и гриффиндорцы крайне медленно собирали вещи, не желая пропускать такой спектакль. – Вместе с Лонгботтомом, сегодня в семь вечера. Вам все ясно?
– Конечно, профессор Снейп, сэр! – выдала несносная девчонка охрипшим от смеха голосом. При этом смотрела на него таким взглядом, что у Лаванды Браун мечтательно затуманились глазки. Она даже покрутила в голове, как леденец во рту, соблазнительную мысль о тайной страсти Героини Магического Мира к Ужасу Подземелий. Покрутила… и с сожалением выбросила. Гриффиндорским девочкам было совершенно ясно, что их однокурсница абсолютно сумасшедшая. К любви это не имело никакого отношения.
***
– Что это было?! Нет, ты мне скажи, Гарриет Поттер, что это такое было?
– Ерунда, Рон. Смешинка в рот попала. Он нес такую пафосную дурь, что я просто не смогла удержаться. Ребята, извините все, что с нас сняли баллы… сколько там, три? По моей вине. Ладно, на Чарах и Трансфигурации мне дали… эээ… восемь, так что не страшно.
– Это какая-то проклятая арифмантика, – проворчал Рон. – Назначают, снимают – понять ничего нельзя.
– Может, арифметика?
– Какая разница. Кстати, Слизерин уже несколько лет забирает кубок Хогвартса по баллам. Мы должны это изменить! Вот, например, квиддич…
– Рон! – прикрикнула Гермиона. – Уймись! У нас даже уроков полетов не было. Какой квиддич?
– Вот бы меня взяли в команду! Когда мы играли с братьями, я обычно стоял за вратаря. Как жалко, что первокурсников не берут! Нев, а ты бы хотел играть?
– Н-нет. Я боюсь высоты.
– А вы, девчонки?
– Видишь ли, Рон, я, как маглорожденная, испытываю вполне объяснимый страх перед такой хрупкой конструкцией, как метла. У меня вызывает довольно обоснованные сомнения тот факт…
– Грейнджер! Утихни! Ты видишь, у меня уже глаза стали, как у равенкловского ловца?
– Не поняла?..
– Окосел я от этих умных слов, Грейнджер. В общем, ты тоже боишься высоты. Не спорь, это по-нашему так называется. Эр, а ты? Кстати, ты знаешь, что твой отец был гриффиндорским ловцом? Мой брат Чарли – он тоже играл – говорил, что его постоянно с ним сравнивали.
– В чью пользу?
– Джеймс Поттер был круче. А ты его дочь. Значит, это у тебя в крови.
– Жаль тебя разочаровывать, но я тоже не люблю высоту.
Рон жалобно застонал:
– Что за невезение! Томас помешан на своем магловском футболе, Финниган предпочитает болеть, причем только за свою ирландскую команду, Невилл вообще выпал из реальности… Квиддич – это жизнь! Как вы этого не понимаете?
– Рон, у тебя два брата в команде, – улыбнулась Эри. – Можешь с ними и тренироваться, и о профессиональном квиддиче говорить. А мне это скучно.
– Я же не п-предлагаю тебе обсудить плотоядные орхидеи, а?
– Вот еще один чудак! Нев, Травологию ведет Спраут. Декан вражеского факультета. Что ты в ней нашел?
– Хаффлы нам не враги, – фыркнула Грейнджер.
– Нам даже слизеринцы не враги, – вставила Поттер. – Даже Малфой.
– Не говорите мне о Малфое! – завопил Уизли. – У меня было прекрасное настроение!
– Кстати, Рон, насчет умных слов, ты знаешь о теории относительности? Это магловское изобретение. – Эри раскачивалась на стуле, лениво возя ложкой в супе. Третья порция была явно лишней. – Так вот, смотри. Все относительно. Для меня Малфой – боксерская груша для отработки ударов, половичок, о который я ноги вытираю, когда слишком грязные. А для тебя он… Привет, Дракончик. Я не заметила, как ты подошел. Что тебе, моя радость?
– Учишь нищеброда жизни, Потти? Ты бы лучше ему хоть пару кнатов дала, стыдно смотреть на это убожество в заплатках. Уизли, а правда, что вы живете в норе и питаетесь одной яичницей? Ты должен быть счастлив, что учишься тут, где тебя кормят регулярно, а, нищеброд?
– Заткнись, Малфой!
– Вот, Рон, опять. Для тебя Малфой – тренажер для тренировки сердца. У маглов есть такие, для здоровья. Ты не знал, что сердиться полезно? Ага. Сердце колотится, кровь гудит – типа тренировка. Так что я раз в день буду Малфоя подманивать. Специально для тебя. Кстати, Дракусик, что ты тут ходишь – я тебе нравлюсь, лапочка?
– Заткнись, грязнокровка! Набрали всякой швали, теперь не знаем, как избавиться. Но ты не волнуйся, папа позаботится, чтобы к Рождеству тебя тут не было.
– Ты тоже решил потренировать сердце, Дракоша? Как покраснел, задергался… если ты не помнишь, я не грязнокровка, а полукровка. И род Поттеров намного древнее вашего, ты не в курсе? Учи историю, пупсик мой пластиковый. А я-то думала, аристократы еще с горшка не слезают, когда им про это рассказывают…
– Зато мать у тебя была магла, грязное животное! Ты – результат скотоложства!
– Маглорожденная ведьма, Дракусик. Кстати, солнышко мое конопатое, относительно грязных животных…
– Мистер Малфой, мисс Поттер. Что происходит?
– Ничего, профессор Макгонагалл. Дружеская беседа.
– Ничего, профессор Макгонагалл. Мы с Дракончиком дружески общаемся, в самом деле.
– Рекомендую это делать на пониженных тонах. И, мистер Малфой, вернитесь за свой стол.
– Конечно, профессор. Только попрощаюсь с нашей героиней. – И, склонившись к самому лицу Эри, едва слышно произнес:
– Тварь ***, я все равно тебя убью.
***
Поттер задумчиво катала хлебный шарик между пальцев. Считать ли это поражением или ступенькой к победе? Малфой больше не язвит элегантно, а употребляет грязные магловские ругательства. Хорошо, никто не слышал, иначе Рона не остановить, да и Невилла тоже. Если судить с точки зрения… эээ… семантики – она его довела. Запишите один балл Гриффиндору. Но вот эта знакомая наглость – осыпать противника грязной бранью в шаге от преподавателя, в окружении врагов… услышь его Рон – ударил бы сразу, не оглядываясь на декана. Малфой рисковал, но выиграл.
«Черт возьми. Мерлин и Моргана. Твою мать.
Проклятый слизеринский змей учится у меня. Учится плохому.
Надо прекращать издеваться над ним. Но как же Ласка? Без корма она озвереет…»
***
– Давай к Хагриду сходим? – предложил Рон в пятницу, недели через две после начала занятий. – А то он тебя приглашал, ты вроде согласилась, но так и не пошла.
– Когда это он меня приглашал?
– В первый день. Не помнишь разве? Когда он нас через озеро вез. Он ведь знал твоих родителей, говорил, что может рассказать о них.
– Что ты говоришь? Не помню. Я тогда так устала, что просто соглашалась со всем, что слышу. Обязательно сходим, все вчетвером.
Рон надулся:
– Почему не вдвоем?
«Опять этот проклятый тонкий лед!»
– Мы же друзья. Все четверо. Почему нет? – «Не переигрывай, Поттер, наивный голос – это хорошо, но ресницами хлопать не надо».
Рон промолчал.
***
Когда они – вчетвером! – пробирались к сторожке Хагрида, Эри с досадой думала, что хождение по канату с завязанными глазами, начатое первого сентября, продолжается. Трое «друзей» просто рвали ее на части, требуя себе больше внимания, чем другим.
Как выяснилось почти сразу, Грейнджер и Лонгботтому действительно удалось убедить Шляпу направить их в Гриффиндор. Причем оба действовали в манере отвергнутых факультетов: Гермиона по пунктам, методично доказывала, что в Равенкло ей не место, а Невилл просто грустно ныл, дескать, у него друзья в Гриффиндоре, а не в Хаффлпаффе, и плевать ему, что он там «найдет себе верных друзей». Уже есть. Эри вспомнила свое распределение – гриффиндорские угрозы, слизеринские обещания – и усмехнулась про себя.
Но основная причина, конечно, была одна. Она носила фамилию Поттер и цементировала отношения в этом странном квартете.
У Грейнджер никогда не было друзей. Она собиралась в Равенкло, планируя найти единомышленников – долгие интеллектуальные беседы, совместные походы в библиотеку. Короткий разговор в купе Хогвартс-экспресса показал, что дружить лучше с Гриффиндором. До этого она поговорила с тихоней Терри Бутом, который позже попал именно в Равенкло – и поняла, что на факультете Ворона все одиночки. А тут – яркая, как звезда, Героиня Магического Мира. Собирается в Гриффиндор. (Поттер не обманывалась по поводу собственной привлекательности, но слава, похоже, как-то корректировала восприятие людей. Красавица-умница-великая волшебница? – да, так ее и видели, дурнушку Гарриет из Литл-Уингинга). В общем, Грейнджер, пусть неосознанно, выбрала место рядом со звездой. И не прогадала.
Лонгботтом от распределения ничего хорошего не ждал. У него были героические родители – Гриффиндор, борцы с Волдемортом. Как и у Поттер. И они тоже погибли, кажется – во всяком случае, вырастила его бабушка. Прямая дорожка ко Львам Невилла вовсе не манила – он был тихим трусоватым мальчиком, без гриффиндорской сумасшедшинки. Но, пытаясь оправдать ожидания родственников, собирался просить Шляпу отправить его куда следует. То есть, под красно-золотые знамена. Разговор с Роном и Эри укрепил его в этом решении и дал твердость добиваться своего. Поттер припомнила – он сидел под Шляпой почти три минуты. И все это время спорил с ней, пусть в хаффлпаффской манере, но все же.
Таким вот образом она обзавелась друзьями.
А Рон Уизли, первый «привязанный» ею человек в волшебном мире, похоже, привязался слишком сильно. Ей приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы окружающие не воспринимали их как пару. Вот уж этого добра нам не надо… Поттер была рада дружить хоть с Роном, хоть с гигантским кальмаром, но одна мысль о том, что friend когда-нибудь превратится в boy-friend’а, вызывала у нее тошноту. Все, связанное с вопросами пола, было для нее зловонной гадкой трясиной. (Если бы Малфой знал об этом! Но она не собиралась давать ему в руки такое оружие). На занятиях они постоянно меняли пары. Хотя когда Поттер в первый раз отказалась садиться с Роном, пришлось воспользоваться глупейшей школьной отговоркой. Мол, у тебя такие широкие плечи, можно, я сяду прямо за тобой и спрячусь от злобного взгляда Снейпа? И Невиллу помогу с зельем. А ты с Гермионой как-нибудь…
Все это было так странно, сложно и мучительно, что Эри порой спрашивала себя: по силам ли ей продолжать? В классе было просто: есть Дадли и компания, а есть Поттер – отдельно стоящий остров, экстерриториальные воды, не заходить, не приближаться. В банде было просто: есть Джек – он главный, Джерри – правая рука, Колин – силовая поддержка. И она, Эри, «наша личная ведьма». Привязанная ко всем троим, не выделяющая ни одного из троих. А тут…
«На каникулах надо почитать что-нибудь по психологии. Черт ногу сломит, как со всем этим справляться. Рон с Гермионой с трудом выносят друг друга, Невилл ее побаивается, Рон ревнует к Невиллу… а еще эти щебечущие идиотки Браун и Патил. И Малфой, как же без него. Насколько было бы проще просто «дружить», как это делают наивные гриффиндорцы и хаффлпаффцы».
Все эти сложности, от которых гудела голова, моментально были забыты, когда четверо школьников наконец добрались до хижины Хагрида. Чудовищных размеров зверюга – волкодав, перекушавший Раздувающего зелья, не иначе – кинулся облизывать гостей. Чтобы совершить эту процедуру с Эри, ему даже не пришлось вставать на задние лапы.
– Примените ко мне заклятье Лонгис! – завопила Поттер, отбиваясь от слюнявых собачьих поцелуев. – Что я за карлица, если этому чудовищу надо НАГНУТЬСЯ, чтобы меня облизать?!
Смеющийся Рон оттаскивал зверюгу, Невилл ему помогал. Тот поскуливал и мотал лохматой башкой, но покорно шел. Несмотря на грозный вид, Клык был тишайшим, добрейшим созданием, в точности как сам Хагрид. Сам лесничий уже маячил в дверях хижины, произнося таким басом, что гудели деревянные стены:
– Как я рад… эт самое… Малышка Гарриет, и с друзьями… вот уж я рад!
«Как здорово, – подумала Эри, подходя к нему, – что можно иногда почувствовать себя нормальным человеком, а не перегревшимся компьютером. С Хагридом точно не надо просчитывать последствия каждого шага. Уррра!»
***
– Да, вот так оно вышло-то. Я ведь папу с мамой твоих хорошо знал. Совсем маленькими их видел, ну как ты. – Хагрид показал огромной ладонью, какого роста были первокурсники Лили и Джеймс, чуть повыше самой Эри. – И росли на глазах, и тебя видел совсем крошкой… да вы ешьте, что кексы не берете?
Гермиона улыбнулась, постукивая каменно-твердым печеньем о край чашки, Рон, завязший в нем зубами, что-то неопределенно промычал, Невилл помотал головой. Чай у Хагрида был вкусный – с добавлением всяких травок, пахнущий летом и лесом. Только угощение к нему было гриффиндорцам не по зубам.
– Ты можешь о них что-нибудь рассказать? – спросила Эри, вертя в руках серо-коричневый пряник. – Даже если это что-то… не очень хорошее. Мне хочется знать все.
– Да что о них плохое можно сказать?! – от рыка лесничего звякнули стаканы. – Их все любили, они были такими… такими… кто тебе это сказал?
– Ну…
– Профессор Снейп, наверно? – полюбопытствовал Рон, справившийся со своим кексом. – Ты говорила, он тебе к школе помогал закупаться. Это тогда было?
– Снейп?! – Хагрид со стуком поставил кружку на стол. – Что ж директор меня-то не послал! Мне хоть и нельзя колдовать, но справился бы! Я ж тебя… вот такусенькой помню. Я ж так рад был, что ты, ну это, к нам возвращаешься. А он Снейпа отправил, да?
Эри пожала плечами, не зная, что отвечать. Она всего лишь хотела узнать правду, а не влезать в эти гриффиндорско-слизеринские распри. Хагрид продолжал:
– Так вот что я тебе скажу. Уж Снейпа-то слушать не надо! Он твоего отца в школе не любил, да и маму тоже. Тут, вишь ты, такое дело. Лили была девочка хорошая, приветливая. Она со всеми дружила. У нее и подружки были, но с Джеймсом и его приятелями она больше времени проводила.
– Одна девочка в мужской компании? – спросила Эри. «Что-то это мне напоминает…»
– Ну да. Я ж говорю, приветливая. Со мной всегда так вежливо, здравствуй, Хагрид, и улыбается… а со Снейпом она на Зельях вместе сидела, и вообще, иногда так... он, небось, навоображал себе невесть чего… когда старше стали, и она выбрала твоего отца – тогда с ним перестала… что он на тебя злится – это из-за них.
– Так он просто мстил моим родителям? – Эри выпрямилась, сверкнула глазами. – А я думала…
– Что он говорил о них? – встрял Рон. – В любом случае, ему верить нельзя, он слизеринец и вообще неприятный тип. Он что, был влюблен в твою маму?
– Не знаю, как там насчет любви, но ругались они знатно, – Хагрид нахмурился. Смотрелось устрашающе. – И чего ж Снейп этакого рассказывал?
– Ну… что Лили было не место в Гриффиндоре. А Джеймс был немножко… не очень умен.
– Да не верь ты ему! Ерунда какая! Папка твой и учился хорошо, и в квиддич играл… я жду не дождусь, когда мы тебя увидим в команде!
Эри неопределенно сопнула носом, ничего не ответила. Хагрид добавил:
– Он по Трансфигурации лучший в школе был. Тебе Минни не говорила разве?
– Мин… профессор Макгонагалл, если хвалит, говорит – я на него похожа.
– Ну вот. А мама твоя больше по Чарам и Зельям успевала. Далеко бы пошла, если б не это… – Хагрид неожиданно всхлипнул. Вытащил из кармана огромный клетчатый платок, шумно высморкался. Все чувствовали себя неловко.
– Ладно, перестань, – наконец не выдержала Эри. – Они давно умерли, я их даже не помню, и не могу расстраиваться из-за этого.
– Неужели т-ты совсем ничего не помнишь? – Невилл глядел на нее с жалостью.
– Вспышка зеленого цвета… и огонь. Много огня. И очень больно.
– Зеленый цвет – это было убийственное проклятие, Авада Кедавра, которым он хотел тебя убить, – тихо сказала Гермиона. – А про огонь в учебнике ничего не было.
Поттер выругалась про себя. Раскисла и совсем забыла! Профессор Снейп строго-настрого велел ей помалкивать об огне. «От этого зависит ваша жизнь, Поттер» – а теперь она так глупо проболталась.
– Может, померещилось… значит, они хорошо учились и дружили с детства?
– Ага. И умерли такими молодыми! Я ведь и твоих помню, Рон, и твоих тоже, Невилл. – Хагрид снова трубно высморкался, протер глаза. – Вот и не скажешь, что хуже – как Поттеры, или как твои-то…
– Хватит! – неожиданно резко перебил его Невилл. – Лучше Эри расскажи, что она хочет!
Однокурсники покосились на него, но промолчали – даже обычно шумный и бестактный Рон. Хагрид неуверенно поерзал на табуретке и сказал:
– Ну, что говорить. Учились, мальчишки хулиганили, а мама твоя – нет. Все-таки девочка. Сперва просто дружили, а встречаться начали на четвертом, не то на пятом курсе… все удивлялись, почему они так долго ждали, прежде чем пожениться.
– Долго? Я родилась, когда им было по двадцать лет. Совсем молодые.
– А поженились в девятнадцать. Только все думали, Джеймс потащит Лили к алтарю, едва голова перестанет болеть после выпускного. Но ему пришлось родителей уговаривать. Он, вишь ты, чистокровный был. А у нее родители-маглы, твои дед с бабкой.
– Разве это имеет значение? – спросил внимательно слушавший Рон. – Я думал, это только в Слизерине важно.
– Не только в Слизерине, это ж от человека зависит… Поттеры сомневались долго. А Лили не хотела выходить замуж без их согласия, Джеймс ее послушался… и убедил их… ну, благословить.
«Ваш отец был подкаблучником, полностью под контролем вашей матери…»
– А у нас в семье нет таких предрассудков, – брякнул Рон. – Запросто можно жениться на маглорожденной.
«Блин! Зачем на меня смотреть?!»
Рон усмехнулся и добавил:
– Мама говорит, она будет рада, если Чарли – это второй из нас – женится хоть на магле. Но он кроме своих драконов никого не видит. И вообще, зачем родителей спрашивать?
Эри, не поднимая головы, мешала ложкой несладкий чай. Хагрид продолжал:
– А потом, почти сразу, старшие Поттеры погибли. Тот-Кого-Нельзя-Называть до них добрался. Джеймс тогда в школе авроров учился, а Лили – в Академии, на факультете стихийной магии. Какое это было время, ребята! Война шла, настоящая война. Лили трудненько приходилось, из-за родителей-маглов. А Джеймс… в школе авроров пять лет учатся, но тогда второкурсников уже брали на задания. Помню, так он гордился значком аврора, ну, что взрослый совсем… за родителей хотел отомстить. И Лили. Как она разозлилась, когда ее из Академии отчислили! Там ректором сидел один из приспешников Сам-Знаешь-Кого, он ее из-за какой-то ерунды выгнал. Раньше она все в книжки зарывалась, вот бы кому в Равенкло учиться. Не обращала внимания, что вокруг делается. Джеймс за нее больше волновался, чем сама – ведь маглорожденная, да замужем за чистокровным… а тут у нее как глаза открылись. Увидела, что война идет, что людей убивают… она тоже в аврорат хотела пойти, но у них уже ты была… ну, ждали тебя. И она сидела дома, книжки свои читала, все думала – как с этим гадом справиться.
– Судя по всему, нашла способ, – усмехнулась Поттер. – Раз я жива, а Волде… этот гад исчез.
Хагрид шумно вздохнул:
– Так ведь она сама погибла, и папа твой тоже… а тебя… ну… к маглам твоим отправили.
– Почему не к родственникам Джеймса?
– Так все думали, что ты, эт самое… – Хагрид застеснялся, как будто «сквиб» было неприличным словом. – Тебе очень тяжко пришлось бы. И еще ведь оставались сторонники Того-Кого-Нельзя-Называть, они и убить могли. Отомстить за него. Вот. Поэтому директор решил, что тебе будет лучше у маглов.
«Директор? Что ж, буду знать, кому обязана».
Снова повисла неловкая тишина, которую прервал Невилл. Он почти уткнулся носом в газету, заменяющую скатерть, и сказал – неожиданно, но очень уместно:
– Надо же, гоблинов попытались ограбить. Я думал, такого быть не может!
– О, это магическая газета? – оживилась Гермиона. – Можно мне тоже посмотреть?
Первокурсники с облегчением загомонили, уставившись в мятую передовицу, а Хагрид путано извинялся, что заляпал ее чаем и мукой. Газета – называлась она «Ежедневный пророк» – была старая, месячной давности. Гриффиндорцы обсудили неудавшуюся кражу – Рон похвастался старшим братом, который работал в Гринготтсе, Грейнджер выдала несколько версий, что это за таинственный предмет. Эри вспомнила, что неудавшаяся кража случилась в тот самый день, когда Снейп водил ее по Диагон-Аллее – жаль, что их не было в банке, когда это случилось!
– Ты думаешь, это был бандитский налет, как в вестерне? – удивилась Гермиона. – Там, наверно, ничего интересного не было.
Как более сведущие в волшебном мире, Невилл с Роном согласились с ней:
– Наверно, кто-то пришел под Оборотным зельем, или под чарами н-невидимости.
– Тут другое странно, гоблинов вообще никто не грабит. Билл рассказывал – они не выдают преступников Министерству, а наказывают сами. Убивают, наверно, потому что про них никто больше не слышит. Кто же так рисковал?
– А мне интересно, что там было такое, – подала голос Эри. – Снейп, кстати, что-то забрал, когда мы были в Гринготтсе. Смотрите, тут пишут: «Содержимое взломанного сейфа было изъято ранее в тот же день». Может, это Снейпов сейф пытались ограбить?
Хагрид недовольно засопел:
– Эээ… ребятишки… не лезьте в это дело.
– Значит, это правда! – у Рона разгорелись глаза. – Что это было, Хагрид? Ты же больше знаешь насчет преподавателей. Это был какой-то темный артефакт? Снейп очень подозрительный тип!
– Нет! Эта штука не его даже! И вообще об этом нельзя говорить! Ну вы что, ребята… все, идите-ка домой. И не болтайте лишнего.
– Ну-у, Хагрид, – протянула Эри.
– Идите-идите. На следующей неделе заходите, я вам зверюшек покажу…
– Мы уже п-посмотрели, – Невилл содрогнулся. Рон, Гермиона и Эри переглянулись, ухмыляясь. Они не понимали, как можно ласково гладить клыкастую герань, и в то же время бояться таких же клыкастых хагридовых «зверюшек». Одна разница, что герань не убегает.
Первокурсники простились с лесничим и пошли домой. По пути они обсуждали, как бы узнать, что такое таинственное Снейп забрал из банка. Разговор постепенно перешел на учебу – и вот уже все четверо с разной степенью вежливости ругали преподавателя ЗОТИ, профессора Квиррелла.
– Я совершенно не против учиться по книгам! – возмущалась Гермиона. – Я даже буду рада помочь остальным. Но ведь мы должны увидеть все эти темные создания, от которых должны учиться защищаться. Теорию надо подкреплять практикой, иначе учебный процесс будет неэффективен!
– А он т-только рассказывает, как сражался с в-вампиром, – вставил Невилл. – И я не очень ему верю. Если он так п-подпрыгивает, когда сзади подходят, как же он с ним с-справился?
– Вот именно. В результате мы с Роном вынуждены отрабатывать заклинания вдвоем, а ведь это он должен нам показывать, – добавила Эри.
– Это ты зря. Вы же дуэльные читаете, из учебников второго и старших курсов, он не обязан это делать, – Гермиона решила проявить справедливость.
– Потому у нас и не получается ничего, – мрачно сказал Рон. – Только Экспеллиармус освоили, а если ты с Малфоем столкнешься в темном коридоре, этого будет мало. Если бы учитель объяснял, было бы намного легче. Я-то надеялся, что за год хоть чему-то научусь.
– Кстати, Невилл, Гермиона, почему вы не хотите к нам присоединиться? – спросила Эри. – Вчетвером интереснее.
– У м-меня и на обязательные предметы времени не хватает…
– Я всегда рада учиться, но то, что вы пытаетесь освоить – это слишком агрессивно. Я уверена, подобное следует изучать только под руководством преподавателя. И, Рон, ты ведь не успеваешь по остальным предметам. Зелья тебе явно надо подтянуть.
– Зелья мне не пригодятся, а вот размазать Малфоя по стенке – это да. Ох уж этот Квиррелл! Хуже его только мадам Хуч.
– Кто это? – заинтересовалась Эри.
– Она Полеты преподает.
– У нас ведь еще не было полетов.
– Вот именно.Сентябрь заканчивается, а я метлы в глаза не видел!
– Рон, – включилась в разговор Гермиона, – Нам же говорили, что у мадам Хуч заболела мама, и ей пришлось уехать. До конца года времени много, мы все равно научимся летать.
– Тренироваться надо как можно больше. И я просто скучаю по квиддичу. Свои-то метлы нельзя брать.
– У т-тебя была метла?
– Да. Старая, правда, скрипучая… а теперь я даже не могу у Фреда с Джорджем взять их собственную, потому что до первого урока Полетов считается, что мы как бы ничего не умеем.
– Кто как, а я только рада, что полеты откладываются.
– Ну что ты, Эри. Тебе обязательно понравится! У тебя это в крови.
«Что-то не верится. Чувствую, на Полетах я опозорюсь по полной программе».
***
В Хогвартс вернулась мадам Хуч, и гриффиндорцам немедленно поставили уроки полетов. Со Слизерином – узнав об этом, Поттер недовольно поморщилась. Их обоюдное цапанье с Малфоем продолжалось, даже на Зельях. После первого занятия Эри вела себя спокойнее, идиотский смех ее больше не пробирал, однако Снейпу еще ни разу не удалось вывести ее из себя. Странное чувство общности грело ее, заставляя улыбаться Ужасу Подземелий, когда он в очередной раз произносил свое коронное «десять-баллов-с-Гриффиндора!».
Справедливости ради надо сказать, что с нее он больше баллы не снимал, потому что Эри действительно неплохо успевала по его предмету, почти как Гермиона. Они заранее готовились к каждому занятию, читая учебник (а Грейнджер – еще и справочники), к тому же Поттер продолжала понемножку заучивать «Тысячу магических трав и грибов». У квартета образовалась привычка готовиться к занятиям вместе, поэтому Рон и Невилл тоже приходили на Зелья, уже кое-что зная. Вдобавок они делились на пары мальчик-девочка, потому что у Невилла попросту тряслись руки при виде Снейпа, а Рон все делал слишком резко – резал корешки, отмерял капли, мешал в котле. Практическое Зельеварение у обоих получалось плохо, поэтому на занятиях делили обязанности. Мальчики читали вслух и делали подготовительную работу, а девочки методично варили зелья. Снейпа это, похоже, раздражало, но поменяться местами он не требовал – все вели себя тихо, на отработки не нарывались.
Малфой несколько раз пытался напакостить – кинуть в котел Эри какую-нибудь незапланированную гадость, толкнуть под руку. Но ему ни разу не удавалось застать ее врасплох, к тому же помогал напарник. И Рон, и Невилл быстро сообразили: лучшее, что они могут делать – заслонять работающую Поттер от малфоевских поползновений. Зато она иногда успевала тихо прошептать ему что-то оскорбительное. Смешки Уизли и Лонгботтома, которые сами не вмешивались, еще больше выводили слизеринца из себя. Эри наслаждалась жизнью: зелья ей зачитывали почти всегда, Малфой краснел и дергался, Рон с Невом веселились от души. Жизнь была прекрасна.
Но все хорошее рано или поздно заканчивается.
***
– Итак, первокурсники! Встаньте около метлы, поднимите правую руку и скажите: «Вверх!» – мадам Хуч, маленькая, похожая на ястреба женщина, прохаживалась между школьниками.
Метлы взлетели в воздух – у всех, кроме Эри, Гермионы и Невилла. Среди слизеринцев раздались смешки. На лице Малфоя было написано настоящее счастье.
Мадам Хуч подошла ближе:
– Постарайтесь как следует! Призовите ее себе в ладонь! Ну же!
Метла Гермионы робко задергала древком, учительница одобрительно хмыкнула. Рон повернулся к Эри и тихо сказал:
– Ты просто вообрази, что она уже у тебя в руке. Закрой глаза и представь. Ручка уже в ладони, вот это теплое отполированное дерево… получилось!
Эри удивленно открыла глаза, когда в ладонь что-то ткнулось. Подхватила метлу, встретилась глазами с таким же удивленным Невиллом. Улыбнулась Рону.
– Пять баллов Гриффиндору за педагогические способности мистера Уизли! – одобрительно сказала мадам Хуч. – А теперь все оседлали метлы, и по свистку оттолкнулись, поднялись вверх на несколько футов! И… начали!
Невилл взлетел – так вылетает пробка из бутылки с шампанским. Учительница звала его, но он не мог справиться с метлой. Через несколько секунд он свалился с огромной высоты, и испуганная мадам Хуч кинулась к нему.
– Сломано запястье, – облегченно сказала она. – Пойдем, дорогой, я отведу тебя в больничное крыло. Всем стоять смирно! И не смейте прикасаться к метлам, а то вылетите из школы быстрее, чем скажете слово «квиддич»!
Эри стояла, прижимая свою метлу к груди, глядя на побелевшие пальцы. Ее мутило. Сквозь звон в ушах она слышала, как слизеринцы смеются над Невиллом, но даже не могла открыть рот, чтобы защитить его. Ученики двух факультетов переругивались до тех пор, пока Малфой не схватил Напоминатель, подаренный Невиллу бабушкой, а Рон, с искаженным от злости лицом, не потребовал его вернуть.
– Попробуй, отними, Уизли, – издевательски протянул слизеринец.
Поттер почувствовала, что пора вмешаться, иначе будет драка. Она подошла ближе, подняла голову, стараясь заглянуть Малфою в глаза, и очень тихо сказала:
– Пожалуйста, верни нам это.
– Полукровка, ты меня просишь? – Слизеринец явно наслаждался ситуацией, подбрасывая красный шарик перед собой. – Если ты попросишь хорошенько…
Левая ладонь Эри метнулась вперед, она схватила Напоминатель прямо из под носа у Малфоя и отскочила назад. Улыбнулась, стараясь вложить в улыбку весь свой яд:
– Спа-а-сибо, Дракусик.
Парвати Патил засмеялась первая, остальные подхватили. Факультет Гриффиндор переводил взгляды с покрасневшего Малфоя на ухмыляющуюся Поттер и хохотал. Слизеринцы угрюмо молчали.
Когда вернулась мадам Хуч, красно-золотые и зелено-серебряные привычно переругивались. Эри не участвовала: отдав Напоминатель Гермионе, она отошла подальше от всех, держа метлу в руках, как опасную змею, и стараясь успокоиться.
– С молодым человеком все в порядке, завтра он будет здоров. А теперь еще раз. Все сели на метлы, оттолкнулись, взлетели… Так. Хорошо. Теперь приземлились. Отлично. А теперь еще раз, и можно повыше… отлично! Гм… мисс Поттер, что это с вами?
Малфой завис практически над Эри, со злорадным любопытством глядя на гриффиндорку. Все без исключения уже были в воздухе – даже напряженная, как под Петрификусом, Грейнджер. А Гарриет Поттер висела на высоте меньше своего роста, и подниматься не собиралась
– Что это за полеты над самой землей, Поттер? Я сказала, поднимайтесь выше! Вы же ногами траву задеваете!
– Тут нет травы, – буркнула Эри.
– Три фута над землей! Вы издеваетесь надо мной, Поттер!
– Я не могу, мадам Хуч.
– Да в чем же дело… прикажите метле подняться выше!
Рядом маячил Рон с обеспокоенным лицом, но Эри покачала головой. Постаралась сосредоточиться, собраться… но один вид ее черных туфель, болтающихся в воздухе, вызывал панику.
– Я не могу, мадам Хуч!
– Поттер… я не понимаю, – учительница сама села на метлу, приблизилась к Эри, взяла ее за руку, оторвав от древка метлы. Пальцы девочки были холодными и влажными. – Давайте, я помогу вам подняться. Ну же, вверх!
Она поднялась выше, продолжая тянуть ее за руку. Эри мельком взглянула вниз и позеленела. С неожиданной силой она вырвала кисть из руки учительницы, обхватила метлу обеими руками и ногами и выкрикнула в голос:
– Я не могу, мадам Хуч! Я просто не могу!
Через секунду метла опустилась ниже, и гриффиндорка не соскочила – свалилась с нее, осела мешком, и осталась на земле.
– Поттер, я не понимаю, – учительница оказалась рядом. – Как же… ваш отец… вы что, боитесь высоты?!
– Нет, мадам Хуч! Я просто не-мо-гу!
– Страх высоты у дочери Джеймса Поттера, ну надо же, – преподаватель Полетов была очень расстроена. – Ну… посмотрим, что с этим можно сделать.
– Потти боится высоты. Посмотрите на нее – она сейчас упадет в обморок! Потти-трусиха! Что ты делаешь в Гриффиндоре, дрожащая мышь?
– Мистер Малфой! Некрасиво издеваться над физическими недостатками… то есть, над болезнями… в общем, пять баллов со Слизерина. Мисс Поттер, отпустите метлу. Я уже поняла, что вы сегодня летать не будете. Надо подумать, что с вами делать, иначе вы не сдадите зачет в конце года. Можете идти в свою гостиную, для вас урок закончен.
«Черт. А я так надеялась, что справлюсь. Он же мне теперь прохода не даст!»
***
– Когда ты говорила, что не любишь высоту, я никак не мог представить, что все настолько серьезно, – Рон расхаживал по палате, в которой лежал Невилл. После окончания урока они с Гермионой нашли Эри тут. В гостиной Гриффиндора ее немедленно начали спрашивать, что это она прогуливает Полеты, ведь ее отец… и так далее. Девочка сбежала к Невиллу, который, напоенный Костеростом, лежал в отдельной палате. Медсестра, мадам Помфри позволила ей посидеть с ним, а потом впустила остальных. И начался тот самый разговор, который она предчувствовала со дня, когда увидела в расписании графу «Полеты».
– Да ничего серьезного. Кто угодно не любит высоты. Подумаешь.
– Среди магов такое встречается очень редко, – вздохнул Рон. – Как же так вышло?
– Это из-за м-меня, Эри? – неуверенно спросил Невилл. – Ты испугалась так из-за того, что я упал?
– Нет, я и раньше… эээ… недолюбливала высоту.
– Скажи уж – боялась. Акрофобия, страх высоты. Это лечится у психоаналитика.
– Грейнджер! Да ну тебя с умными словами! Эри, а почему так?
– Нипочему.
– Т-так не бывает, – подал голос Невилл. – Т-ты когда-то падала с высоты? З-знаешь, мои родные боялись, что я с-сквиб. Они все время пытались п-пробудить во мне магию. Прадедушка Алджи выбросил меня в окно, а я взлетел. Все были так рады! В-вот с тех пор я тоже… недолюбливаю высоту.
Эри подскочила на месте:
– Выбросил тебя в окно?! Вот скотина! Да как он посмел?! Сколько тебе было?
– В-восемь. Но он же собирался подхватить меня Левиосой у самой земли. А я сам справился.
– Все равно! Ты же мог забыть о том, что он тебя страхует, пока летел вниз. Когда она приближается, – она задохнулась, потом продолжила, – ни о чем не думаешь.
– Ты падала с высоты? – сообразила Гермиона. – Когда это было?
– П-пять лет н-назад, – Эри заметила, что стала заикаться, как Невилл. Вдохнула поглубже, стараясь успокоиться, подумала истерично «только не заплакать!», и продолжила:
– У меня тогда тоже в первый раз стихийная магия заработала. Я даже ни одной кости не сломала, только синяки были. Но это очень с-страшно.
– А как же ты в гриффиндорской башне живешь? – Рон уставился на нее с удивлением.
– Я же не сижу на подоконнике!
– И на Астрономии к краю не подходишь, и движущихся лестниц избегаешь, – Рон растерянно глядел на нее. – А мы и не догадывались…
– Я и хотела, чтобы не догадывались. Это очень противно – бояться. И Малфой мне прохода не даст.
– Да ну его, Малфоя, – Рон небрежно махнул рукой. – Я ему нос сломаю, если будет издеваться. Без всякой магии. Меня больше беспокоит, что ты так… трясешься.
– Я не трясусь! – возмутилась Эри. – И вообще, я не боюсь высоты. Это просто физиологическая реакция.
– Эр, меньше с Грейнджер общайся, опять длинные слова? Ладно, я тебя буду учить летать. Каждый урок немножко поднимать метлу, на несколько дюймов каждый раз. Или вместе попробуем, на одной метле, ты за мной. Как тебе идея?
Она покачала головой:
– Ты хочешь, чтобы я действительно свалилась в обморок? Нет. Не получится.
– Пока не попробуем, не узнаем. Тебе же самой это не нравится, ну, такая слабость. Верно?
– А еще есть такой способ лечения фобий, у маглов, – заставлять человека понемножку преодолевать ее. Например, если человек боится толпы, то сначала его просят говорить с двумя, потом с тремя, потом перед классом выступить, а потом можно и в большом зале речь произносить. И насчет высоты также, – ободряюще сказала Гермиона.
– Вот видишь! – обрадовался Рон. – Все получится.
– А для н-начала – будем вместе учиться летать, я ведь тоже боюсь, – улыбнулся Невилл.
Эри посмотрела на их вдохновленные лица – и кивнула.
«В чем дело? В чем дело, не понимаю? Я думала, меня уважать перестанут. Такая глупая слабость. А они, наоборот, радуются, помогать готовы. Но не жалеют, жалость я нюхом чувствую. Не жалеют, а со-чувст-ву-ют! И как будто лучше относиться стали.
Как странно. Это значит, чтобы тебя любили – надо быть слабой?
А разве я хочу, чтобы меня любили? Я ведь уже решила, давным-давно, что любви никакой нет, есть только взаимоиспользование. Вот… использую. Но почему они вправду хотят мне помочь? Преодолеть эту слабость?
Не понимаю».
***
Оливер Вуд, капитан квиддичной команды, был очень огорчен:
– Мы так надеялись, Поттер. После Чарли Уизли приличного ловца у нас не было. Сейчас это Лисон, но она не слишком хороша, и сама это знает. Конечно, первокурсников в команду не берут, но я рассчитывал, что ты будешь тренироваться с нами, а со следующего года займешь место в команде. А ты вот так…
– Ну, извини. Я не виновата, – Эри разглядывала свои ногти. Ей казалось, что в гриффиндорской гостиной все прислушиваются к этому разговору – высокий пятикурсник даже голос не понизил. Все уже были в курсе сегодняшнего позора Девочки-Которая-Боится-Летать.
– Мы будем тренироваться вместе, и Эри скоро научится нормально держаться на метле, – сказал Рон. Первокурсники делали уроки вместе, и Гермиона, Рон и Невилл не собирались расходиться во время этого неприятного разговора. Сама Поттер не знала, чего ей хочется больше – чтобы они ушли (позор лучше переживать одной) или остались (чувствовать молчаливую поддержку было приятно).
– Даже если она и научится, ловцом вроде Джеймса Поттера уже не станет, – тоскливо вздохнул Вуд.
– Невежливо говорить о присутствующем человеке в третьем лице, – холодно сказала Гермиона.
– И д-даже если Эри не станет ловцом, это не повод так себя вести. Она ничего тебе н-не должна.
Рон моргнул; в его насквозь проквиддиченной голове такая мысль явно не помещалась. Но он тоже своих не бросал, и отважно добавил:
– Вот именно. Это Гарриет, а не Джеймс Поттер. У нее куча других достоинств.
– Как минимум, – вставила повеселевшая Эри, – я вам тут с Волдемортом разобралась. Что такое поймать снитч по сравнению с этим?!
Глава 4. Гриффиндорский квартет.Похоже, Эриных шуток волшебники не понимали. О том, что Девочка-Которая-Выжила бравирует своей победой над Тем-Кого-Нельзя-Называть, Вуд рассказал, кажется, всем – даже Миссис Норрис. Не зря кошка последнее время так на нее фыркала.
– Твое чувство юмора не подходит для Гриффиндора, – резюмировала Гермиона, когда первокурсники в очередной раз отбились от хаффлпаффцев, жаждущих автограф и рассказ «Как я Волдеморта укокошила». – Оно у тебя какое-то слизеринское.
– Но-но! Не хочу иметь в себе ничего слизеринского. Хочу быть настоящей гриффиндоркой. – «Блин, что это я говорю? Я же не думаю так на самом деле?.».
– Ты уже и есть. – Рон плюхнулся на соседний стул. Они сидели в Большом Зале на обеде, собираясь идти на Полеты. Каждый раз перед этим уроком настроение у Поттер падало, как с Астрономической башни, и друзья пытались ее утешить. Обычно безуспешно. – Ты замечательно держишься.
– На метле – замечательно? Да я все так же не могу подняться выше пяти футов!
– Я имею в виду, не на метле, а вообще. Не позволяешь этим уродам над тобой издеваться.
– А по мне, твое к-каменное лицо, Эри, это скорее к слизеринцам. По-гриффиндорски – это м-морды бить всем, до кого дотянешься.
Эри подавилась котлетой, уставилась на собеседника:
– Кто ты и что сделал с Невиллом Лонгботтомом? Он бы никогда не сказал слово «морда»!
– Он просто переобщался с тобой. Кстати, вы заметили, что я даже з-заикаться стал меньше?
– И правда, – Гермиона переводила заинтересованный взгляд с Невилла на Эри. Казалось, они поменялись лицами, так странно было видеть веселое нахальство на круглой физиономии Лонгботтома и растерянность на лице Поттер. – Мы все так тесно общаемся, что многое перенимаем друг у друга.
– Вот только перенимаем плохое, – Эри раскачивалась на стуле. Рон, уже скрипнувший своим, закатил глаза и уселся ровнее. – Ты стала критично говорить о преподавателях, Невилл вчера натравил на Крэбба свою домашнюю зверушку...
– Это была Кровохлебка Улыбчивая!
– Вот-вот, я и говорю. А я начала заикаться, когда волнуюсь. Нет бы наоборот! Представляете – мы все четверо знаем Травологию, как Невилл, играем в шахматы, как Рон…
– Я предлагал научить, вы же отказались.
– Конечно, учиться лениво. И сидим в библиотеке до упора, как Гермиона.
– И издеваемся над Снейпом, как ты.
– Не надо, Снейп такой хороший, на самом деле.
– Снейп хороший?!
– В душе он добрый и милый, а вот когда выходит из душа, становится такой сволочью!..
– Десять баллов с Гриффиндора, Поттер.
– Ой! Вы что подкрадываетесь!
– И еще пять, за неаккуратность.
– Вы сами виноваты, что я вас соком облила. Простите, профессор, я сейчас Высушивающее заклятье скажу…
– Нет!..
– ОЙ.
– И отработка, Поттер, – с отвращением сказал Снейп, возвращая мантию в исходное состояние. – Сегодня в семь вечера.
Первокурсники проводили его взглядами, потом Эри фыркнула:
– А в мокром виде он даже ничего.
– Ты опять на тему «Снейп хороший»? – возмутился Рон. – Он с нас только что пятнадцать баллов снял!
– А Макгонагалл мне и Герми сегодня добавит эти пятнадцать.
– Эри, если бы не твое поведение, мы бы уже были первыми по баллам! – неожиданно встряла Грейнджер. – И мне не нравится, что те баллы, которые я с трудом получаю, уходят из-за твоих шуточек!
– Гермиона, ты слишком серьезно к этому относишься. И я ведь тоже что-то получаю в плюс.
– Но и в минус тоже! Я сижу над учебниками допоздна, я вычитываю редкие заклинания и законы, мне дают баллы – а ты так легкомысленно относишься к самому важному!
– Эй, Грейнджер, не наезжай на Эри. Если у тебя в голове только учеба, это не значит, что у всех так должно быть. Между прочим, она не надрывается как ты – а баллы все равно получает. Может, ты не настолько умная, как хочешь казаться, а просто зубрила?
Гермиона всхлипнула, выскочила из-за стола и убежала.
Эри растерянно переводила взгляд с покрасневшего Рона на прямую спину Грейнджер, стремительно удаляющуюся из зала. Как это она настолько расслабилась, что пропустила конфликт?
«Дура, дура! Ты же прекрасно знаешь, что Рон с Гермионой недолюбливают друг друга. И на Чарах сегодня поцапались, не уследила. А теперь мирить обоих, и, Мерлин, убеждать Рона извиниться!
Ничего себе праздник, блин».
***
На полеты Гермиона не пришла. Эри шепотом попросила Рона отыскать ее и извиниться, но тот уперся. Вспомнил все: и занудство однокурсницы, и ее зацикленность на баллах, и тот факт, на который сегодня так резко обратил ее внимание. Грейнджер действительно проводила все свободное время в библиотеке. А баллов получала хоть и больше всех первокурсников, но Эри была на втором месте после нее – особенно по Трансфигурации. Действительно, создавалось впечатление, будто она такая умная – даже книжки незачем читать, чтобы зарабатывать баллы для факультета. На самом-то деле все было не так, она просто с ранних лет спала меньше других детей. Четыре-пять часов, и глаза сами собой открывались. Она любила предрассветные часы, в Литл-Уингинге в это время делала уроки, и в Хогвартсе не изменила этой привычке. Прямо в кровати, не выбираясь из-под полога, при свете Люмоса, читала то же самое, что Гермиона зубрила днем. Поэтому ей было нетрудно не слишком сильно отставать от Грейнджер на уроках.
Рон выслушал ее с удивлением, но от своего мнения не отступился:
– Ну и что! Ты хоть и учишься, зато нормальная. А Грейнджер действительно заучка. Эр, она ведь кроме этих баллов проклятых ни о чем не думает!
– Она уже изменилась, стала чуть-чуть спокойнее. Дай ей время, Рон, вот увидишь, она прекрасный человек. Пожалуйста, давай помиримся, я не могу, когда мои друзья ссорятся.
– Ну ладно. Потом. Сегодня вечером извинюсь.
Эри с облегчением улыбнулась ему и отправилась на свою личную Голгофу. Мадам Хуч решила, что лечить ее от боязни высоты можно только практикой. Она зачаровала метлу Эри так, чтобы та не поднималась выше пяти футов над землей, и велела летать на ней. Поттер училась тормозить и поворачивать, управлять метлой без рук – и все это прямо под своими однокурсниками, которые выделывали трюки разной степени сложности над ее головой. Гриффиндор просто деликатно отводил глаза, а Слизерин изощрялся в остроумии. Особенно злорадствовал Малфой, счастливый, что может отомстить за сентябрьские насмешки. Поттер старалась держаться хладнокровно, но после того срыва на первом уроке Полетов – даже Хагрид понял бы, в какой она панике! – это было тяжело. Если бы дело ограничивалось насмешками, она справилась бы. Но Малфой быстро догадался, что она его не слушает, и что пять футов воздуха под ногами ее страшат намного больше, чем его подначки.
Вжжжих!
Эри судорожно дернулась, прижимаясь к метле всем телом. Малфой злорадно рассмеялся.
– Что, Потти, страшно?
«Тварь! Твою мать! Пронесся прямо передо мной, я едва не упала с этого веника… Идиотка! Телу ведь не объяснишь, что падение с такой высоты безопасно! Как страшно…»
– Я-то думала, ты контроль над метлой потерял, Дракусик. Уже нарисовала себе прелестную картинку: твой жалкий трупик на земле, и моя мантия, забрызганная кровью и мозгами. Впрочем, мозгов там маловато будет!
– Да ты едва не описалась от страха, Потти! Тебе никуда не надо пойти, а? Что ты так коленки сжимаешь, грязнокровка?
Эри уставилась на него, открыв рот – раньше Малфой не позволял себе настолько грубых выражений. Пролетавший мимо Рон молча, не говоря ни слова, спикировал на Малфоя, размахнулся и засадил ему кулаком в лицо. Слизеринец так увлекся, что не заметил приближающуюся опасность.
– Мистер Уизли! Мистер Малфой! Я просто все себя! Десять баллов с Гриффиндора!
– Почему так мало? Од мде дос сломал!
– Рона спровоцировали, мадам Хуч. Малфой оскорбил меня.
Выражение лица учительницы стало кислым:
– Вероятно, высказался по поводу вашего полета? Наверняка в его словах было зерно истины. Мистер Уизли, вы прекрасно летаете, но если я еще раз увижу подобное, я вам до зачета метлу не отдам. Мистер Малфой, нос у вас не сломан. Но все равно идите в больничное крыло. Мисс Поттер, не мешайте тем, у кого это действительно получается.
«*** твою мать, а я еще думала, что это Снейп предубежден по отношению ко мне. Да он просто лапочка!»
Подлетевший Рон – он затормозил плавно, уже зная, как пугают подругу резкие движения, когда она сидит на метле – выпалил, улыбаясь:
– Я же говорил, что сломаю ему нос. Без всякой магии!
– Не прошло и месяца… Спасибо.
Уизли ухмыльнулся, отсалютовал и снова рванул в небо.
«Что за дурацкий день. С Грейнджер он поругался, от Малфоя не удалось держать подальше – опять потеряли эти проклятущие баллы… кто вообще придумал отмечать Хэллоуин? Кстати, это годовщина смерти моих родителей, десять лет. Как я раньше не подумала… Вот уж праздник так праздник».
***
В Большом Зале было шумно и весело, но Эри была в стороне от всеобщей радости. Даже праздничный стол ее не слишком приободрил, хотя остальные первокурсники были в восторге – в обычные дни сладкого не подавали, а овсянка-супы-каши осточертели всем. По привычке Эри спрятала в карман мантии несколько шоколадных лягушек, и прикидывала, как завернуть лакричные пастилки в салфетку, чтобы не изгваздать одежду. Гермиона так и не появилась, Эри не видела ее уже четыре часа. Учитывая, что они жили в одной комнате, посещали одни уроки, вместе занимались в библиотеке и гостиной, это был очень большой срок, и поэтому Поттер было как-то… тревожно.
«Сейчас еще сладостей возьму, и пойду в спальню. Она же голодная, наверно. Значит, сначала накормить шоколадом, потом согласиться, что Рон болван, а потом привести его, чтоб извинился. Одни проблемы, блин, с этими чудиками».
– Эри, а ты знаешь про Грейнджер? – Лаванда Браун, сидевшая напротив, чуть склонилась к ней. – Она плачет в туалете, уже довольно давно.
Голос ее был сочувственным, но в красивых глазах было холодное любопытство. Парвати Патил слегка улыбнулась, прислушиваясь. Если сейчас Поттер скажет что-то вроде «а мне какое дело?» или промолчит, значит, уже завтра можно произносить «лохматая заучка» во весь голос, и, хихикая, обсуждать Грейнджер в общей гостиной. Лаванда и Парвати не были злыми, но дружить всегда интереснее «против кого-то». Эри это прекрасно понимала, и ей даже не казался неприятным их жадный интерес к ее реакции. Подумаешь, дело житейское.
– Я не знала, Лаванда, – она положила почти готовый сверток на стол. – Сейчас схожу к ней, успокою. – «Так, с пирожками повременим, а тянучек и шоколадок я уже набрала. Сладкое как способ утешения, м-да». – Рон, я иду за Гермионой. Ты со мной?
Рон что-то невнятно промычал – он добрался до трехслойного торта. Эри сунула в карман пару тыквенных кексиков, тронула его за плечо:
– Ты как хочешь, а я пошла. Сюда, наверно, не вернусь, мы сразу в спальню пойдем.
– А оои ы!
– Что?
– Да погоди ты! Я с тобой. Невилл, ты идешь?
– Вот уж незачем! – прошептала Эри, стараясь, чтобы ее не услышали за пределами их маленького кружка. – Ты не забыл, что будешь извиняться? Нев, мне кажется, ты там будешь лишний.
– А т-ты зачем?
– Без меня Рон обязательно что-то ляпнет…
Они выбрались из-за стола, и, стараясь быть незаметными, пошли к выходу. Неожиданно в зал ворвался профессор Квиррелл, пронесся мимо первокурсников, упал прямо перед столом преподавателей и закричал срывающимся голосом:
– Тролль в подземелье! Вы должны знать!
Дамблдор переждал общий взволнованный писк со стороны студентов, поднялся, Сонорусом усилил голос и спокойно сказал:
– Старосты, проводите учеников в спальни. Прямо сейчас.
Недовольные школьники забирали с собой десерт, сверток Эри забрал Симус Финниган. Миллисент Булстроуд, толстенькая темноволосая слизеринка, выпучив глаза, торопливо запихивала в рот эклер. Патил и Браун хихикали, склонившись друг к другу. На лице Невилла было отчаяние, он выскользнул из-за стола – что было трудно с его габаритами – и попытался добраться до уходящих друзей. Его ухватил за край мантии Перси Уизли, и принялся наставительно вещать о чем-то. Рон и Эри почти бегом добрались до выхода – в поднявшейся суматохе их никто не заметил.
***
– И чего ей приспичило именно сегодня решить плакать? – недовольно бурчал Рон, пока они пробирались к кабинету Чар, рядом с которым был женский туалет.
– Потому что именно сегодня кто-то рыжий, не будем показывать пальцем, ее обидел, – Эри остановилась, прислушиваясь. – Что-то тут не так…
Тишина немедленно была разрушена на редкость противным скрипом.
– ОЙ! – хором взвизгнули первокурсники.
Тролль, волочащий по каменному полу свою дубину – это она так скрипела – приближался к ним. Больше всего он был похож на замшелый камень, слегка обтесанный до человекообразности. Впрочем, злобные маленькие глазки были определенно живыми. Рону и Эри немедленно расхотелось совершать подвиги. Они остановились, одинаковыми жестами потянули из петелек в рукавах палочки, и попятились. Помимо устрашающего вида и неприятных звуков, от тролля шла волна такого мерзкого запаха, что отважные гриффиндорцы испытывали сильное желание зажать нос и бежать подальше.
Тролль неожиданно остановился, прислушался к чему-то и ударил по двери. Рон по-девчачьи всхлипнул, у Эри перехватило горло. Это была дверь женского туалета, до которого они не успели добраться. Через секунду оттуда донесся визг, в котором сложно было опознать голос Грейнджер. После этого всякая мысль об отступлении покинула обоих, и они рванулись вперед.
Проскочив, не задерживаясь, через разломанную дверь (тролль сокрушил ее одним ударом кулака, даже не понадобилась дубина), гриффиндорцы ворвались в туалет. Грейнджер прижималась к стене, продолжая вопить во весь голос, чудовище стояло перед ней. Тролль успел сорвать кран, и пол заливала теплая грязноватая вода, но он не обращал внимания на нежданную ванну. Он смотрел на девочку – немыслимо долго, как показалось всем участникам этой сцены (на самом деле пару секунд, не больше), а потом сделал шаг к ней. Это вывело Рона из ступора, и, неловко взмахнув палочкой, он крикнул:
– Экспеллиармус!
Эри не помнила, на что действует Разоружающее заклятие, кроме палочек, но повторила за ним:
– Экспеллиармус! – и, подумав: – Ступефай!
Ни троллева дубина не вылетела из его лапы, ни сам он даже не пошатнулся. Грейнджер перестала вопить и стояла с белым лицом и расширившимися глазами, замерев, будто в нее Петрификусом попали.
– Гермиона, беги! – отчаянно крикнула Эри, швыряя в тролля тяжелую металлическую дверную ручку.
– По стеночке, Грейнджер! – добавил Рон, отправляя в полет еще какой-то кусок разломанной двери.
Гермиона вместо ответа вытащила палочку и прижалась к стене еще плотнее. Она по-прежнему молчала, уставившись на тролля, только палочка в ее руке ходила ходуном.
– Ступефай! – снова попыталась Эри. – Петрификус Тоталус!
Тролль отреагировал больше на отломок раковины, задевший его по уху, чем на заклинания. Зарычав, он обернулся к Рону и Эри, но как только те подумали, что сумеют выманить его и спасти Грейнджер – он попросту швырнул в них выломанной дверью кабинки, и повернулся назад, уже не обращая внимания на это мелкое неудобство.
В последний момент Уизли рванул Эри за руку, и они оба впечатались в стену, но дверь их не задела.
– Ступефай! Ступефай Максима! – снова беспомощно выкрикнула Эри.
Тролль даже ухом не повел.
– Гляцио! – Неожиданно раздался тонкий голос Гермионы.
Вода, которая уже хлюпала у первокурсников в ботинках, неожиданно стала холоднее, и в центре помещения, прямо под троллем, покрылась тонкой корочкой льда.
– Гляцио Тоталус! – Поттер взмахнула палочкой.
– Гляцио! – Рон присоединился к ней. Грейнджер, сжавшись у стены, продолжала бормотать «гляцио-гляцио-гляцио…».
Как ни странно, тройное заклятие сработало, хотя Рон махал палочкой без малейшего понятия, как это делать правильно, а Эри, которая читала про эти чары, раньше не репетировала. Вода на полу прямо под троллем неожиданно превратилась в голубоватый лед, и чудовище, сделав следующий шаг к предполагаемой жертве, с оглушающим грохотом свалилось навзничь. Однако тролль тут же попытался встать, неуклюже ворочая нижними лапами и пытаясь опираться на дубину.
– Вингардиум Левиоса! – Гермиона шагнула вперед.
– На него не действует! Убегай! – не выдержал Рон.
– Да помогите же, вашу мать! – крикнула Грейнджер.
Два голоса слились в один:
– Вингардиум Левиоса, ты что, Грейнджер?
– Вингардиум Левиоса, ну ты даешь, Герми…
Троллева дубина задрожала, вырываясь из его лап, и приподнялась в воздух на несколько дюймов. Грейнджер и Уизли снова произнесли заклинание, но безуспешно. Поттер помедлила секунду, вдохнула через нос, и очень четко произнесла, как на уроке Чар:
– Вин-гар-ди-ум Ле-ви-о-са Мак-си-ма!
Дубина взлетела в воздух как подброшенная, зависла над макушкой тролля. Грейнджер крикнула:
– Давай!
– Фините инкантатем! – Эри зажмурилась, когда дубина обрушилась на голову хозяина. Раздался звучный «ЧАВК!», и трое первокурсников одновременно подумали: «хорошо бы это были его мозги!». Больше тролль не шевелился.
На трясущихся ногах Рон подошел к завалу, образовавшемуся после удара тролля по стене, протянул руку и помог Гермионе перебраться к выходу. Держа за одну руку Поттер, за другую Грейнджер, вытащил обеих, будто слегка оглушенных, в коридор, и все трое опустились на каменный пол, совершенно без сил.
Грейнджер сказала задушенным голосом, будто продолжая прерванный разговор:
– На них же магия не действует, поэтому надо накладывать чары на окружающие предметы.
– О, Мерлин, – вяло сказал Рон. – Я ведь это знал раньше. А еще думал, почему Ступефай не получился.
– И я это знала, – Эри откинулась к стене. – Совсем голову потеряла от страха, все вылетело.
– Ты – и чего-то боишься? – в тусклом голосе Гермионы обозначилось легкое удивление.
– Да я просто в ужасе была.
– Но вы меня не бросили тут.
– Ага. Грейнджер, прости, – Уизли включился в разговор.
– За что?
– За заучку, – Рон шмыгнул носом. Потом, для надежности, вытер его рукавом. – Но не была б ты заучкой, не вспомнила, как с ним справиться – мы бы там все трое остались.
– Я совсем ополоумела от страха. Вопила и вопила. Только когда увидела, как он в вас… дверью… поняла, что все трое... что он вас тоже… Вы-то зачем пришли?
– Как зачем? Тебя спасать, – Эри поколебалась несколько секунд, но все же прислонилась виском к плечу Рона. Почти одновременно Грейнджер сделала то же самое. – Спасли, называется. Если б ты не вспомнила Замораживающие чары…
– Зато у меня они не получились. Руки тряслись. Рон, это твое Гляцио сработало.
– Случайно, я же не знал его, первый раз слышал.
– А Левиоса твоя, Эр. Для Гляцио Тоталус палочку надо было по-другому держать.
– Но идея была твоя, – Рон слегка толкнул Грейнджер. Она неуверенно ткнула его в плечо:
– Но исполнение твое.
– Хватит мериться, кто тут больше отличился! – К Эри возвращалась ее былая язвительность. Впрочем, она тут же смазала эффект, слабо выдохнув:
– Ро-о-он… ты мне жизнь спас.
– А вы оба мне.
– Хватит, в самом деле, – Рон покраснел. – Все хороши.
В коридор неожиданно ворвались двое – профессора Макгонагалл и Снейп. Стремительно приблизились, Макгонагалл остановилась, глядя на измученных первокурсников сверху вниз, а Снейп шагнул к туалету. Остановился на пороге, заглянул внутрь, взмахнул палочкой – и разломанная дверь взлетела, запечатывая проход. Вернулся к школьникам и остановился возле Макгонагалл, которая, кажется, не могла найти слов, чтобы выразить свое возмущение:
– Поттер! Уизли! Грейнджер! Я просто вне себя…
Зато Снейп, конечно, нашел слова:
– Что, Поттер, ищете приключений на свою голову? Я полагаю, у вас мозги выбили, как вы – этому троллю?
– Простите, профессор Макгонагалл, профессор Снейп, – неожиданно сказала Гермиона. Она медленно встала, держась, для надежности, за плечо Рона. Тот тоже завозился, пытаясь подняться. – Это я виновата. Я пошла искать тролля, я была уверена, что с ним справлюсь. Эри и Рон пытались меня остановить, но я не стала их слушать.
– Да как вам такое в голову пришло, мисс Грейнджер! – возмутилась декан Гриффиндора. – Первокурсница! Справиться с троллем! Я была о вас лучшего мнения!
– Но мы же справились, – Эри тоже встала, глядя на преподавателей. Устало поправила очки, сползшие на кончик носа. – Мы его убили?
– Нет, – с отвращением сказал Снейп. – Полагаю, он без сознания. Эту черепную коробку так просто не пробьешь. Вы полагаете, разрушение туалета – это достойная плата за обморок одного тролля?
– Минус десять баллов с Гриффиндора, мисс Грейнджер! – Макгонагалл не хотела успокаиваться. – А вы, Поттер и Уизли, лучше бы пошли за преподавателем, чем участвовать в этой глупости!
– Она бы одна не справилась, – угрюмо сказал Рон. Теперь все трое стояли перед преподавателями – навытяжку, с гордым и независимым видом… и трясущимися коленками.
– Кроме Гляцио, что использовали? – спросил Снейп равнодушно. – Чары левитации?
– Да, – Эри кивнула. Внезапно проснувшееся чувство справедливости потребовало добавить: – Об обоих вспомнила Гермиона. Мы забыли, что на троллей не действует магия, и попытались его оглушить, потом окаменить…
– Глупые дети! – ахнула Макгонагалл.
– От вас, Поттер, я другого и не ожидал, – сказал Снейп с удовольствием. – Вам явно достались мозги вашего отца.
– Думаю, вы правы, сэр, – устало сказала Эри. Сил спорить не было, цапаться – тоже.
Зельевар недоуменно заморгал, открыл рот, потом закрыл. Наконец сухо сказал:
– Все трое – марш в больничное крыло. И следующая неделя – отработки. Будете чинить этот туалет.
– Северус, они же не смогут, без магии… будете мыть все туалеты в школе. Две недели, – решительно сказала Макгонагалл.
– Профессор, они же не виноваты! – встрепенулась Гермиона. – Это я…
– Не защищайте их, мисс Грейнджер. Им следовало поступить, как мистер Лонгботтом: найти преподавателя, рассказать ему о проблеме, и уйти в спальню! Сделай они так, отработок бы не было.
– Из-звините, профессор Макгонагалл, но я н-не ушел. Назначьте мне тоже отработку! – Невилл, ранее не замеченный, неловко топтался в десяти шагах от них.
Макгонагалл зашипела, словно ей в анимагической форме наступили на хвост:
– Мистер Лонгботтом, где вы… как вы…
– За доспехами, тут. – Невилл неловко махнул рукой. – Я не мог бросить… – он застеснялся, но все же закончил, комкая фразу: – …м-моих друзей.
– Хаффлпафф, – противно улыбнувшись, сказал Снейп.
– Не-а, Гриффиндор! – Эри улыбалась до ушей. Настроение у нее взлетело стремительно, как метла под хорошим игроком – свечой в небо.
Макгонагалл и Снейп уставились на нее так подозрительно, будто знали о трех диалогах со Шляпой первого сентября. И о том, что «настоящий гриффиндорец» тут был только один.
– В больничное крыло, вы трое, – наконец сказала декан Гриффиндора. – Мистер Лонгботтом – в спальню.
***
– И что мы тут делаем? – проныл Рон. Ему вообще не нравились больницы – запах зелий, белые стены, накрахмаленные постели и сурово сдвинутые брови мадам Помфри. – Подумаешь, синяки!
– Приходим в себя от шока, – авторитетно заявила Гермиона. – Дай мне еще тянучку, Эри.
– Нет у меня никакого шока, – пробурчала Эри. – Это последняя, бери.
– А кто тут бледно-зеленый и трясется?
– На себя посмотри.
– Я лучше на Рона посмотрю – он один на человека похож, а не на зомби... – Гермиона и Рон улыбнулись друг другу совсем по-дружески.
– А мне нравится! – сказала Эри. – Так бы мы по спальням разошлись, а тут – вместе!
Скрипнула дверь. В образовавшуюся щель просунулась знакомая пухлощекая физиономия:
– Как вы тут?
– Ты чего ночами ходишь? – ворчливо сказала Эри. – Филч привяжется, из отработок не вылезешь…
Невилл улыбнулся:
– Я и так не вылезу, мне Снейп назначил у себя котлы мыть до Рождества.
– За что? – удивился Рон.
– Когда вы ушли, я спросил у Браун, куда. И пошел профессора Макгонагалл искать. Но она куда-то убежала, а времени не было. И я к Снейпу пошел, он как раз своих слизеринцев собирался уводить.
– Ты САМ подошел к Снейпу? Нев, сочиняешь, – ухмыльнулась Эри. – Ты же трясешься от звука его голоса!
– Ну… подошел же.
– А отработки за что?
– Я рассказал. Тут профессор Макгонагалл появилась. А Снейп слушал-слушал, и говорит: если вы прямо сейчас не пойдете в свою спальню, Лонгботтом, пожалеете. Ну, и что до Рождества. А я п-подумал – вы-то все равно их получите, а я чем хуже?
– Да уж, нахвататься отработок – это такая огромная честь, и мы с радостью ею поделимся! – засмеялась Эри. – У нас всего две недели, но я тебе буду помогать.
– Можно распределить твои оставшиеся отработки на нас троих, – предложила Гермиона. – Чтобы тебе не было скучно.
Невилл вздохнул:
– Я же так вас подвел…
– Почему это?
– Вы сами справились с троллем. И успели бы убежать, если б я н-не рассказал Снейпу, и баллы бы не снимали…
– Да ну их, эти баллы, – ответила Гермиона, и, прежде чем остальные успели прийти в себя от изумления, хитро улыбнувшись, добавила: – Тем более, сняли всего десять, а если бы профессор Макгонагалл думала, что это вы первые полезли – гораздо больше. И Снейп добавил бы, он тебя не любит.
Эри застонала:
– Давайте не будем о Снейпе! Кстати, Гермиона, мне не послышалось, и ты в самом деле сказала «твою мать»?
– Точное и уместное употребление идиоматических выражений, характерных для определенного социума, способно творить чудеса.
– Что-о? – Рон приподнялся на кровати.
– На вас ведь это произвело впечатление, верно?
– Я очень скверно на тебя влияю, Грейнджер, – вздохнула Эри. – На всех вас.
– Но каков результат! – Гермиона улыбнулась.
Рон неожиданно засмеялся:
– А помнишь, Эри, как мы в поезде думали, что за испытание будет? Ну, если надо будет бороться с троллем, кто как себя будет вести?
– Точно! – Эри, фыркая, пересказала их диалог Невиллу и Гермионе. – Так и вышло, что мы с Роном действовали как настоящие бестолковые гриффиндорцы – с палочкой на тролля. А ты, как равенкловка, включила мозг.
– А я п-позвал преподавателей – и мы все получили отработки.
– Да хватит переживать, Нев! Твое решение было логически верным и обоснованным, а наше с Роном – нет. То, что вышло все в точности наоборот – это случайность.
Рон широко зевнул:
– Давайте спать, что ли? Нев, останешься тут?
Эри спрыгнула с кровати, вернула на место ширму, разделяющую «женскую» и «мужскую» половины комнаты. Мадам Помфри не хотела помещать их в одной палате без этого, но первокурсники сразу же задвинули ее в угол – так удобнее было болтать, лежа в кроватях.
– Нев, ты ложись в мою постель, а я пойду к Гермионе.
– Зачем сразу в твою…
– Невилл, мы с Эри гораздо меньше вас. В одной кровати с Роном тебе будет тесно.
Поттер хихикнула:
– По правде говоря, таких, как я, еще троих можно положить, и мы не будем мешать друг другу.
– Только за ширму кровать передвинь, а то мадам Помфри орать будет, что мальчики-девочки вместе… – Рон тоже сполз с постели, готовясь двигать мебель.
– Она и так будет орать, но если ты хочешь… – Эри перетащила подушку на кровать Гермионы.
– А вот мама трансфигурирует какую-нибудь мелочь в спальное место, если к нам гости приезжают, – пропыхтел Рон.
– Как интересно! – восхитилась Гермиона. – Но я этого пока не умею делать.
– И не время тренироваться, Грейнджер. Поспим раз вместе, хорошо?
– Да. Спокойной ночи, ребята!
– Спокойной ночи, девчонки…
Но Эри еще долго не могла уснуть. Она лежала, слушая тихое дыхание Грейнджер, сопение Рона и Невилла, глядя в потолок. Эмоции ее метались от теплого чувства защищенности и со-причастности, до злости и стыда на себя.
«Струсила, Поттер? Как ты растерялась перед троллем-то! А твои дурацкие ступефаи – это вообще, блин, в рамках школы для умственно отсталых волшебников! Ведь знала же, знала! Так. Спокойно. Незачем винить себя за то, что уже нельзя исправить. В другой раз будешь умнее».
Она повернулась набок, потерлась щекой о нагревшуюся подушку. Хорошо хоть пришла в себя, когда тролль рухнул – и дальше действовала не только на инстинктах, но и логика проснулась. Хотела сразу начать командовать – прикусила язык. Отдала эту привилегию Рону. Он, в конце концов, мужчина – а за последние два месяца у него было мало поводов это почувствовать. Не зря так бесится, когда Малфой и иже с ним прохаживаются насчет «дружишь с девчонками, и сам девчонка».
Вот и правильно, вот и хорошо. Сегодняшнее происшествие сплотило их четверку прочно. Ее собственные душевные угрызания на этом фоне не играют никакой роли.
И уж точно никто не узнает, почему ей так стыдно.
«Все-таки ты не умеешь оценивать людей, Поттер. Грейнджер, конечно, остается невыносимой всезнайкой, обожающей читать занудные лекции, но… но она смелая и не равнодушная к тем, кого считает друзьями. Она ничуть не похожа на ту мою одноклассницу. А Лонгботтом, пусть тряпка и мямля, тоже не трус. Как он со Снейпом-то!
Как здорово, что я не оттолкнула их тогда, в купе Хогвартс-экспресса! И как глупо будет выглядеть, если я СЕЙЧАС скажу что-то вроде: вы настоящие гриффиндорцы, давайте дружить. Но ведь правда, эти два месяца я относилась к ним с пренебрежением. А теперь…
Неужели чертова Шляпа действительно смотрела куда-то вглубь, отправляя их на этот факультет? Неужели они не просто переубедили ее, а в них действительно есть что-то такое, ну, гриффиндорское?»
Поттер вытянулась во весь свой маленький рост, уставилась в потолок.
«А если так – то я тоже, получается?..
Перестань ухмыляться, идиотка!
Опыт показывает, что гриффиндорские добродетели не слишком помогают в жизни. А ты не настоящая гриффиндорка, и это хорошо. Ты змея, как тебе говорили не раз. Ты ведьма – в том смысле, какой вкладывают маглы, а не просто синоним «волшебницы». Ты-не-такая-как-они!
Незачем думать «а что, если бы». Неужели ты сама считаешь, что тот бред, который ты несла, сидя под этим прохудившимся колпаком, – правда?
Выбрось все это из головы, и спи».
Глава 5. Мой лучший враг.Эри аккуратно помешивала зелье в котле – три раза по часовой стрелке, пять раз против, семь по, девять против, а потом повторить весь цикл, – размышляя о преимуществах магического мира над магловским. Сегодня они варили Очищающее зелье, которое справлялось с любыми кожными высыпаниями. Сложная тема для первокурсников, но некоторым из них – а именно гриффиндорскому квартету и Малфою – Снейп последнее время начал давать задания посложнее. Очищающее зелье имело полтора десятка компонентов, варилось почти два часа (профессор велел им прийти пораньше), и ему следовало прямиком пойти в запасы мадам Помфри. Зелье должно было иметь приятный запах корицы и быть бледно-розовым, перламутровым. Эри вспомнила противно пахнущие мази, которые тетя Петунья покупала для Дадли, когда он покрывался красной сыпью, в очередной раз объевшись шоколадом или клубникой. Для девочки, которой сладкое не доставалось почти никогда, это было поводом позлорадствовать. Дадли ныл и чесался, а она довольно улыбалась.
Сама Поттер почти никогда не болела, и вообще не помнила, чтобы для нее покупали лекарства или водили к врачу. Не считать же синяки и ссадины болезнью. А, нет, в прошлом году было сотрясение мозга, когда она разбиралась с этим Полкиссом. Вот же тупица, ему Дадли ясно сказал – Поттер не трогать, будут последствия. Не понял. Пришлось самой ему навалять (гордость не позволяла Эри признаться, что скорее это ей «наваляли» – Полкисса хотя бы не тошнило потом всю ночь), а через пару дней его вызвали на «конфиденциальный разговор» Джерри и Колин. Зарекся ее трогать, придурок. Тогда она в последний раз была в кабинете школьной медсестры. Как же там воняло! Зелья, даже самые отвратительные, на ее нюх, пахли лучше. По крайней мере, в них не было такого поганого химического привкуса.
Так, кажется, все… Эри потушила огонь, ободряюще улыбнулась Невиллу (последние полчаса он сидел, ничего не делая, и боялся даже вздохнуть в сторону котла), и пошла к Снейпу. Бросила короткий взгляд на Малфоя. Он чуть задержался с первым этапом, поэтому сейчас сам, склонившись над котлом, помешивал зелье – три по часовой, пять против… его сегодняшний напарник, Гойл, сидел с напряженным лицом – точно как Нев. Эри стало его чуть-чуть жаль… но сам виноват, раз дружишь с такой скотиной.
– Профессор Снейп, мы закончили зелье. Проверьте, пожалуйста.
Снейп практически засунул длинный нос в котел, Эри показалось, что у него даже улыбка мелькнула… но, конечно, показалось. Ужас Подземелий не улыбается гриффиндорцам.
– Я зачитываю вам его, Поттер, – наконец сказал он.
– НАМ с Невиллом, профессор Снейп, – добавила Эри. Она покосилась на серьезную Гермиону, на Рона – тот знал, чего следует ожидать, и ухмылялся.
Раз… два… три…
БА-БАХ!
БУМ!
– Ой-ой-ой!
Зелье Малфоя неожиданно взбурлилось, из него вырвался огромный пузырь, и попал слизеринцу в лицо. Малфой по-детски подвывал, протирая глаза, Гойл вскочил, на широкой физиономии была растерянность и обида.
– Эванеско! – Снейп широким шагом отправился к пострадавшим. Малфой отнял руки от покрасневших глаз и завопил, срываясь на визг:
– Это все Поттер, профессор, она что-то сделала с котлом!
Зельевар резко повернулся:
– Поттер?
Эри опустила глазки, продолжая прижимать свой котел к груди. Она нюхом чувствовала, что не стоит встречаться со Снейпом глазами. (Было такое подозрение, что как она сама по голосу распознает ложь, так Снейп делает это по глазам). Похлопала ресницами, сказала с обидой и недоумением:
– Профессор Снейп, да я же не подходила к нему! Я же с вами говорила, и вообще… Оно такое сложное, я никак не могла отвлечься на то, чтобы что-то ему делать!
– Подходила! – взвизгнул Малфой. – Пять минут назад!
– Я просто хотела взять нож у Патил! Парвати, Лаванда, подтвердите! Я ничего не кидала в твой котел, и ты это видел!
– А может, кидала!
– Если бы кидала, ты бы раньше орать начал! Сам ничего не умеешь, а на меня наезжаешь!
Снейп молча переводил взгляд с одного на другую – словно за теннисным мячиком следил.
– Это все равно ты, я знаю! Мало ли что ты могла сделать!
– Профессор Снейп, клянусь вам, я ничего такого не делала!
– Поттер, посмотрите на меня.
Эри вскинула глаза на Снейпа. Она отчетливо держала перед глазами картинку, как подходит к столу однокурсниц, ближайшему к слизеринским столам, как просит посеребренный нож – «у нас затупился, а это срочно, буквально пять секунд», как берет его, благодарит… она ПОВЕРИЛА, что все было именно так, а не иначе, и теперь чувствовала детскую обиду:
– Почему вы мне не верите, профессор Снейп?!
– Поттер. Пять баллов с Гриффиндора за… за крики на уроке. Мистер Малфой, мистер Гойл, я не могу зачесть вам это зелье.
– Профессор, но почему ей так мало? Я уверен, это она! Применила Отталкивающие чары и толкнула мой котел! Вы же знаете, на этой стадии зелье крайне нестабильно!
– Было бы странно, если бы Я не знал о нестабильности Очищающего, – с сарказмом ответил Снейп. – Мистер Малфой, вы неправы. С утра на этом кабинете стоят сигнальные чары, отслеживающие все заклинания, кроме необходимых для работы. Если бы Поттер сделала что-то против вас, я бы об этом узнал. Как это ни прискорбно, виновата лишь ваша – или мистера Гойла – неосторожность.
– Я знаю, это все равно она!
«Не смей улыбаться, Поттер. Хорошо хоть, Рон глаза опустил. Оскорбленное, но и немножко ехидное выражение лица – вот так, хорошо».
– Идите на место, Поттер. Зелье перелейте в сосуды и запечатайте.
– Спасибо, сэр, – Эри улыбнулась, садясь на свое место. Снейп – та еще хитрая змея, пожалуй, она порадуется позже.
– Занятие закончено. Все, кто еще не подошел ко мне с готовым зельем… Эванеско.
– У-у-ух! – раздался общий вздох.
– Таким образом, за сегодняшнюю тему зачет получают Поттер, Лонгботтом, – Снейп скривился, – Паркинсон, Крэбб, Забини, Буллстроуд, Дэвис, Гринграсс…
– Из Слизерина все, кроме Малфоя! – возмущенно шепнул Невилл. Эри ткнула его в бок, призывая молчать.
– Патил и Браун.
– А мы?!
– Томас, Финниган, ваше зелье не оранжево-красное, а желтовато-красное. Я вам его не зачитываю.
– Чертов дальтоник, – проворчал Дин тихо. Но не достаточно тихо, как оказалось:
– Минус пять баллов с Гриффиндора.
– А наше зелье, профессор?
– Грейнджер? Вы же не успели… хм. Надо же, даже помеха в лице такого тупицы, как Уизли, вам не помешала.
Эри насупилась: если Гермиона скажет что-то вроде «Да, профессор!» своим обычным жизнерадостным тоном «я-лучшая-студентка-меня-даже-Снейп-хвалит», хрупкие мосты между ней и Роном опять будут разрушены. Но заучка в очередной раз удивила ее:
– Мистер Уизли прекрасно помогает мне, сэр. – На большее, хотя бы произнести «Думаю, вы не правы», у Гермионы не хватило пороха. За такое с нее бы точно баллы сняли – «за пререкания с преподавателем».
– Ну что ж, зачет. Все можете идти.
Гермиона повернулась к побагровевшему Рону, потянула его за рукав. Эри мгновенно оказалась рядом, прошептала:
– Не здесь. Помните, мы на вражеской территории, и все, что мы скажем, может быть использовано против нас. И, Рон… ты помнишь?
Рыжий кивнул. Грейнджер недоуменно посмотрела на него, а он, собрав учебники, подошел к Снейпу и слегка дрожащим голосом сказал:
– Профессор, извините, я могу задать вам вопрос?
Наверно, зельевар не нашел, к чему в этой корректнейшей фразе прицепиться.
– Задавайте, Уизли, – его неприязнь выражалась только в голосе.
– Не могли бы вы посоветовать какие-нибудь пособия по зельеварению, поясняющие, почему компоненты смешиваются именно в таком порядке? Если вам это будет нетрудно, сэр, – поспешно добавил он.
– Для этого у вас есть Грейнджер, неужели она еще не нашла их? – неприятно улыбнулся Снейп. – Ваша тяга к знаниям, Уизли, очень подозрительна. Вы все равно останетесь помешанным на квиддиче недоумком, даже если прочитаете на пару книжек больше. Но вы старайтесь, Уизли, может быть, когда-нибудь достигнете уровня… хотя бы вашей невыносимой всезнайки Грейнджер.
Слизеринцы, прислушивающиеся к диалогу, засмеялись. Рон покраснел еще больше, но сказал деревянным голосом:
– До свидания, сэр.
И гриффиндорский квартет удалился.
В коридоре Поттер перехватила сумку покрепче, и ткнула Рона в бок:
– Как ты сдержался, не понимаю.
– Я весь урок настраивался, что мне его надо будет отвлечь, и что он скажет при этом. Ну что, порядок?
– Тсс! Пошли на обед?
Они продолжили путь в молчании, заговорщически переглядываясь. Гермиона и Невилл смотрели непонимающе. Уже в Большом Зале Эри, ухмыляясь, вытащила из кармана механическую игрушку – прыгающую лягушку.
– Полный порядок, Рон.
– Что это? – неудоменно спросил Невилл. Как чистокровный волшебник, он понятия не имел о таких штуках.
– Магловская детская игрушка, взяла у Боунс с Хаффлпаффа. Она полукровка, знаете?
– И что?
– К ней Малфой прицепился недавно, ну, в своем обычном стиле, а я влезла. – Эри улыбалась. Везде, кроме квиддичного поля, Малфой не мог ее задеть. Наоборот – это она снова и снова щелкала его по носу. Надо было только на преподавателей оглядываться. – Потом я увидела эту штуку у нее в библиотеке, она по столу прыгала.
– Эри! – возмутилась Гермиона. – Ты ее завела и подбросила Малфою под котел?!
– Тсс, тише, не надо выдавать наши тайны. Ну да, да. Я это сделала. Мы заранее посмотрели с Роном, сколько времени раскручивается пружинка, чтобы быть подальше от него. А потом, пока он отвлекал Снейпа, я ее подобрала из-под малфоевского стола – сперва туфлей зацепила, потом в карман сунула. Никто и не заметил. Классно вышло, да?
– Эр, но это же… это же не по-гриффиндорски! – Грейнджер понизила голос, но глядела на Поттер с тем же неприятным удивлением.
Злость вскипела в Эри, как сегодняшнее малфоевское зелье.
«Ах-ах, хорошая девочка, гриффиндорка, твою мать. Да что ты знаешь о жизни, дура?! Если ты жила как в шоколаде, думаешь, все так?»
Она опустила взгляд – незачем злобно сверкать глазами на Грейнджер, и ответила:
– А он как себя ведет? Знаешь, что он на полетах сегодня сказал?
– Еще что-то? – встрепенулся Рон. – Мало я ему нос разбил!
– Он теперь умный, делает это, когда никто не слышит. А я не хочу рассказывать.
– Мы не должны опускаться до его уровня, – наставительно сказала Гермиона. – Он же слизеринец, а мы гриффиндорцы!
– Извини, но иногда у меня не хватает терпения, – Эри примирительно пожала плечами. Она перестала сердиться на Грейнджер – на такую глупость даже злиться не получалось.
– Но сегодня это было не спонтанное решение. Вы заранее подготовились, все предусмотрели, это как раз по-слизерински… Эри, так нельзя!
– Давай я сама решу, что можно, а что нельзя, ладно?
Рон вклинился в напряженный диалог:
– С Малфоем можно как угодно поступать. И потом, мы не сделали ничего хуже, чем он сам делал. На прошлом-то занятии он сам тебе кинул малахитовую пыль в котел, помнишь, как ты зеленая ходила весь день?
– К-когда я был один, без вас, н-несколько дней назад, он наложил на меня Петрификус Педис. У м-меня ноги склеились, пришлось прыгать к мадам Помфри через весь Хог. И он это сделал из-за спины, – добавил Невилл. – Б-благородство – это не для таких, как Малфой.
Гермиона поджала губы. Неожиданно серьезно сказала:
– Эри, ты правда на нас плохо влияешь.
***
– Ну, как учеба, ребятишки? – прогудел Хагрид.
– Отлично! – Рон вгрызся в пряник. Он успел позабыть, что в прошлый раз немало с ними намучился. Решительно откусил и продолжил с набитым ртом:
– Мама даже беспокоиться начала. То есть, она, конечно, радуется, что у меня все хорошо, но спрашивает, здоров ли я. Фреду с Джорджем она постоянно посылала вопиллеры, с первого сентября.
– Вопиллеры? – удивилась Эри.
– Ж-жутко неприятная штука, еще увидишь. То есть, услышишь. Мама написала, она рада, что мы подружились, ты ей на платформе понравилась. Но она тогда не знала, что ты – та самая Гарриет Поттер.
Эри застонала. Массовый психоз продолжался, но хоть автографы перестали просить – после того, как она испепелила очередную свою колдографию, поднесенную вместе с пером и чернилами. Инсендио ей давалось плохо, но от злости все получилось.
– Но такого эффекта она даже не ожидала. А Фред с Джорджем беспокоятся, что я стану похож на Перси.
– Как я посмотрю, – хмыкнула Гермиона, – в вашей семье хорошие отметки и должность старосты не в почете? Только вопиллеры и отработки?
– Ну, Билл тоже был префектом, но он-то нормальный. А Перси совсем подвинулся на обязанностях старосты, нудит и нудит.
– Я, ребятишки, что скажу: в Запретном лесу я всяких ловил. И Билли твоего, помню, и Чарли. А уж близнецы со второго курса там пропадают. Эй, чего так глаза заблестели? Обычно туда пробираются ребятишки курса с третьего, с четвертого. Когда выучат хоть какие заклятья, чтоб не совсем лопухами идти. А вот Перси твой и на опушку носа не совал.
– А там действительно опасно? – жадно спросил Рон.
– И, наверняка, очень познавательно! – добавила Гермиона.
– А уж какие там растения необычные… – мечтательно вздохнул Невилл.
– В общем, спасибо, Хагрид, что подал нам идею, – хихикнула Эри. – Заклятий мы сейчас уже знаем не так мало – да, Рон, Герми?
– Эээ, вы ж маленькие совсем! Ну что ж я так… – Хагрид взмахнул ручищей, рыкнул в бороду. – Всегда что-то не так скажу!
– Ты нам лучше расскажи, что там. Может, мы пока откажемся туда пробираться. Может, там действительно слишком опасно, – коварно предложила Эри.
И Хагрид рассказал.
***
Уже перед самым уходом полувеликан, смущенно посопев, сказал Эри:
– Ты это вот что… у тебя же колдофото родителей нет?
– Нет, – пожала плечами Эри. – У меня от отца только эти очки остались. Правда, они пока большие, но я их все равно ношу.
– Попроси старших, пусть уменьшат… а я подумал, ну, ты ж, наверно, хочешь посмотреть, какие они… вот, послал сов их знакомым, попросил хоть по одной карточке прислать. Сперва думал в конце года тебе отдать, а сейчас – что тянуть-то… вот… первая.
У Поттер почему-то задрожали руки, когда она брала пожелтевшую колдографию, казавшуюся совсем крошечной в лапах Хагрида.
– Какие они… красивые! – неожиданно вырвалось у нее.
Рыжеволосая зеленоглазая девушка выглядела как кинозвезда, с ее высокими скулами, тонким носиком и фарфоровой кожей. Растрепанный брюнет в знакомых очках – глаза у него были карие, а сам он весь светился золотистой смуглостью – казался одновременно опасным, как ребята из банды, и милым, как домашний котик. Они держались за руки и весело смотрели друг на друга. У девочки сжалось где-то в груди, когда она увидела ямочку на щеке отца – точно такая была у нее самой.
«Как у такой красивой пары получилось такое убожество, как я?»
– Да, такие они были, – Хагрид трубно высморкался в свой клетчатый платок. – И молодые-то какие!
Эри смотрела завороженно. Невилл топтался рядом, порывался что-то сказать. Наконец выдавил:
– Я п-попрошу бабушку посмотреть у нас. Моя мама дружила с твоей, а папа тоже был аврором.
– А твои родители… – начала Гермиона, и тут же смолкла под свирепым взглядом Рона.
Поттер встрепенулась, подняла глаза:
– Да… да, Хагрид. Спасибо. Я так тебе благодарна. Ну что, ребята, пойдем?
***
«Что со мной происходит?»
Несмотря на юный возраст, Поттер привыкла рефлексировать. В раннем детстве она была изгоем в классе, ее общение с ровесниками ограничивалось «уйди с дороги», а с родственниками – «иди в свой чулан, ненормальная, ужин не получишь». Зато у нее были книги, книги и мысли. Последние два года ей было с кем говорить, но она продолжала вести длинные монологи про себя. Как многие одинокие дети, Эри разговаривала с «другой-собой» – старше и умнее, а иногда, по ситуации, наоборот, словно читала лекции о жизни глупой маленькой девочке. Это помогало не сойти с ума от изоляции, помогало понять, что происходит вокруг, чего ждать от других и от себя. Вдобавок груды книг по психологии, хоть и создали у нее в голове кашу из терминов и теорий, но научили оценивать окружающих – пусть не всегда верно, но все же более зрело, чем ее ровесники.
А сейчас она не могла понять, что изменилось. Более того – ей не хотелось даже думать об этом. Ей хотелось продолжать читать книжки с Гермионой, перемигиваться за столом с Невиллом, пока он вдохновенно трещит о беллетристике волшебного мира (его заикание чудесным образом пропадало в такие минуты). Ей даже нравилось играть с Роном в «горизонтальный квиддич» – хотя Уизли и ругался, что это надругательство над святым, но идею Гермионы поддержал. И уже не одна Поттер, но и вся гриффиндорская четверка летала прямо над землей. Невилл с Гермионой помнили о «правиле номер раз» – не подниматься выше Эри, а вот Рон постоянно забывал. Свою же метлу зачаровывать он категорически отказался. Снитча, конечно, им не дали, и они играли обычным магловским мячом, который попросили у Дина Томаса – мадам Хуч зачаровала его, чтобы он опускался медленно, как квоффл, а не падал на землю, как обычный мячик. Рон постоянно сокрушался, что у Эри великолепная реакция и чувство пространства, и умей она подниматься выше… Но Невилл и Гермиона обычно шикали на него, а сама она смеялась. Ее страх, действительно, понемногу становился меньше. По крайней мере, высоту подъема ее метлы мадам Хуч увеличила до шести футов.
Эри не осознавала, что просто впервые попала в те условия, в которых и полагается расти детям – с играми, уроками, с настоящими друзьями и без необходимости учитывать каждый шаг, каждое слово, постоянно держаться настороже. Когда ночью, в уютной гриффиндорской спальне, у нее вдруг сводило плечи – так, что приходилось сползать с кровати и потягиваться – она не понимала, что это сходит, сползает с ее тела постоянное напряжение, ежесекундная готовность встретить удар и ответить на него. Так рыцарь не замечает тяжести кольчуги, а снимая ее, чувствует что-то странное – не легкость, а беззащитность и тревогу.
Ее Ласка как будто начала засыпать. Ей не приходилось постоянно сдерживаться, чтобы не нагрубить Гермионе или не хамить очередному любителю автографов. Она чувствовала себя девочкой, а не боевой машиной-терминатором, и ей нравилось это ощущение.
Единственное, что омрачало это радужную картину – все тот же, вездесущий, Малфой. Пока Поттер была, как черепаха панцирем, окружена броней своего цинизма, его насмешки отскакивали от нее, как мелкий песок. Теперь же какие-то слова стали ее всерьез задевать.
В первую очередь это касалось родителей.
Привыкшая к одиночеству, раньше Эри не думала о них. После того, как Снейп высказался более чем резко, решила вообще выбросить из головы. Даже утешающие слова Хагрида не повлияли на это: «было и прошло, теперь не важно» – думала Поттер.
Колдография с улыбающимися Джеймсом и Лили как будто послужила катализатором для цепной реакции. Словно на Зельях – кинули щепотку растертых листьев, и процесс пошел, уже новый состав постепенно заполняет весь котел. Две улыбки, ямочка на щеке, перемкнуло, щелкнуло – и ее организм начал вырабатывать, пусть сначала в малых дозах, какие-то странные чувства. Любовь? Нежность? Она даже не знала, что на такое способна.
И вместо того, чтобы сказать себе: «это слабость, не стоит продолжать» – Поттер продолжала таскать колдофото с собой, глядеть на своих обретенных родителей, и играть, стыдясь до чертиков, в детскую игру «просто мои родители живут далеко». То, что на волшебных фотографиях люди улыбались, меняли позы, жестикулировали, только усиливало этот эффект.
«Это мои мама с папой, они далеко отсюда, но все равно меня любят. Лю-бят.
Это неправильно. Нет. Нельзя!
Но до чего приятно…»
***
– Уфф, как пить хочется! – запыхавшийся Невилл приземлился.
Эри лихо подлетела к нему, красуясь, зависла рядом. Ей нравилось смотреть на людей сверху вниз, а с ее ростом это получалось только на метле.
– Возьми у меня в сумке, там бутылка с тыквенным соком, с завтрака.
– Я тебе прямо удивляюсь, Эр, ты как хомяк, постоянно тащишь какую-то еду, – засмеялся мальчик.
– Привычка, – Поттер сделала вокруг него кружок. – Но ведь каждый раз пригождается, да?
– Ага. Ну, вы летайте, а я попью и посижу чуть-чуть, – Невилл, закинув метлу за спину, пошел к их вещам, сложенным в кучку чуть поодаль.
Эри вскинула голову, наслаждаясь ощущением тепла на лице. Стоял уже ноябрь, постоянно было пасмурно, но сегодня выглянуло солнышко, и первокурсники, радуясь этому, выпросили внеплановое занятие по Полетам. Макгонагалл с улыбкой согласилась обменяться часами с мадам Хуч. Она тоже сидела где-то недалеко, и разговаривала с преподавательницей полетов – та уже не считала нужным постоянно присматривать за детьми, за полтора месяца все научились летать более-менее прилично.
– Я вверх, – предупредил Рон, плавно притормаживая возле Поттер. – С Гермионой тут полетайте, как маленькие…
– Давай лучше почитаем? – на несгибаемую заучку даже погода не действовала. Эри кивнула, глядя сквозь ресницы на поле. Первокурсники возились, как щенки, иногда стрелой пролетал кто-то из старших, у кого было «окно» в расписании. Она чуть улыбнулась, глядя на Оливера Вуда – даже он не смог испортить ей настроения, когда пришел, поглядел на «это безобразие» – их наземный квиддич, – поцокал языком и ничего не сказал. Да и Малфой что-то утих. Жизнь прекрасна!
– ОЙ!!! Бо-о-ольно!
Гриффиндорцы рванулись на крик. Невилл Лонгботтом быстро покрывался какими-то оранжевыми шевелящимися наростами. Он отшвырнул сумку Эри, которую держал в руке, но ужасающий процесс не прекратился. Теперь он затронул лицо и губы, и его крики превратились в сдавленное мычание. Профессор Макгонагалл и мадам Хуч поспешили к нему, на ходу вынимая палочки.
– Фините Инкантатем! Не снимается… Мистер Лонгботтом, пройдемте в больничное крыло. Не волнуйтесь, мадам Помфри приведет вас в порядок. Акцио сумка! Так. Так. Все понятно… Мисс Поттер, мисс Грейнджер, мистер Уизли – у вас урок, вы помните?
– Профессор Макгонагалл, а можно мы…
– Мы не можем его бросить, ему же больно…
– Мадам Хуч, вы их отпускаете?
– Поттер пусть идет, и Грейнджер, пожалуй, тоже. Вам тут уже нечего делать. Мистер Уизли, останьтесь.
Рон чертыхнулся, с ненавистью глядя на свою метлу, но вернулся.
– Скажете мне, как…
– Конечно.
Через пятнадцать минут Эри вернулась. Губы ее были плотно сжаты, глаза полыхали, как две Авады. Она, конечно, сразу поняла, что это с ее сумкой кто-то поколдовал, а Невиллу просто не повезло. Макгонагалл сняла заклятье с сумки легким движением палочки, но на возмущенные возгласы первокурсниц «Это Малфой наложил проклятие, больше некому!» ответила сухо:
– У вас какие-то разногласия с мистером Малфоем? К сожалению, я не могу наказать студента, не имея доказательств. Идите, мисс Поттер. Ваша сумка снова безопасна.
Девочки посидели у кровати Невилла несколько минут, но он попросил их уйти. Пусть остановленное, проклятие все же было очень болезненным. Наросты будут медленно отваливаться в течение нескольких часов, и мальчику не хотелось, чтобы кто-то видел, как он – наверняка – будет плакать от боли. Кусая губы, Грейнджер неловко погладила его по плечу, и пошла в библиотеку. Ее деятельная душа требовала найти все об этом проклятии, и подыскать Малфою достойное отмщение. Поттер предпочла разобраться сразу же.
Какой бы сволочью ни был слизеринец, трусость не входила в число его пороков. Увидев решительно шагающую по полю маленькую фигурку, он спустился вниз, и, улыбаясь, пошел ей навстречу.
– Что скажешь, Потти? – крикнул он издалека. Светлые волосы растрепал ветер, щеки слегка разрумянились – Малфой мог бы показаться красивым, если бы не злобная радость, искажающая его черты. Впрочем, сама Поттер выглядела, наверно, не лучше. – Жаль, что это твой дружок-сквиб пострадал, а не ты. Впрочем, тебе не впервой заслоняться другими, не так ли? Твоя мамаша-магла умерла за тебя, насколько я знаю.
Поттер со свистом выдохнула. Ее как будто ударили по лицу. Малфой продолжал:
– Ну, конечно-конечно, я понятия не имею, кто заколдовал твою сумку. Точно так же, как ты, Потти, не знала, кто толкнул мой котел на Зельях. Все слышали? – он обернулся к своим, те ответили одобрительными улыбками. – Наверно ты, полукровка, достала кого-то из своих гриффиндорцев. Ах, какая жалость!
Вокруг засмеялись, Паркинсон, подбоченившись, смотрела на Эри сверху вниз. Забини дважды соединил ладони – поаплодировал.
Рон выкрикнул:
– Я тебя еще достану, ублюдок! Я тебя вызываю на дуэль!
– Дуэ-э-эль? – протянул Малфой скучающе. – Я не дерусь с таким отребьем. Все, чего ты заслуживаешь, предатель крови, нищеброд – это пинков. Впрочем, твоя мантия и выглядит так, словно тебя кто-то пинал.
Эри потянула Рона за рукав, останавливая. Она чуть-чуть пришла в себя. Неожиданно вспомнилась их вторая встреча с Малфоем, на Диагон-аллее. После того, как он вылетел из ателье мадам Малкин, она видела его еще раз, примерно через час. Малфой был с красивой блондинкой – видимо, матерью. Тогда Снейп не стал подходить к ним, просто кивнул, а женщина, благосклонно улыбнувшись ему, посмотрела на Эри, как на грязь под ногами. Сейчас Поттер постаралась вспомнить это выражение лица.
– Мистер Ма-а-алфой, – произнесла она холодным, ну просто замораживающим тоном. Вытянувшись во весь рост и даже встав на цыпочки, она смерила его тем самым взглядом. «Ты грязь, Малфой. Ты мерзкая вонючая жижа, к которой даже приближаться противно». – Ваше поведение недостойно наследника такого знатного рода. На вашем гербе изображена змея, в вашем девизе – «мудрость и сила». Но вы ведете себя, мистер Малфой, – снова брезгливый взгляд, оттопырить нижнюю губу, как это сделала малфоева мамаша, – Не как змея, а как мерзкая, грязная… крыса!
Оторопевший слизеринец несколько секунд не знал, что ответить. Потом спросил – вместо насмешки в голосе звучали растерянные нотки:
– Откуда ты знаешь, что на моем гербе, грязнокровка? У тебя-то никакого нет, и у твоего Уизела тоже, нищие уроды!
– Я полага-а-ала, – снова издевательски протянула Эри, – что буду иметь дело с достойным противником, заслуживающим уважения. Но, по сравнению с тобой, ласка – олицетворение честности и благородства! – Она не стала подходить ближе, хотя очень хотелось – так разница в росте стала бы заметнее. Зато брезгливость в голосе вышла очень хорошо. – Мы, по крайней мере, сразу вцепляемся в горло, а не… крысятим по чужим сумкам!
Раздался общий вздох ужаса и восхищения. Слизеринцы поскакивали с метел, готовясь защищать своего вожака. Гриффиндор подобрался ближе к Эри, сжимая кулаки. Стало очень тихо.
На скулах Малфоя загорелись ярко-красные пятна, глаза потемнели. «Попала!» – со злобной радостью подумала Эри. Но через мгновение она уже не могла ни о чем думать, потому что слизеринец медленно улыбнулся и потянул из внутреннего кармана мантии какой-то белый прямоугольник.
– Не узнаешь, Потти? Ла-а-аска?
Ее глаза заволокло красным туманом.
Малфой разорвал фотографию ее родителей – фотографию ее родителей!!! – на две части, на четыре, на восемь. Он медленно подбросил обрывки в воздух и картинно отряхнул руки.
– Что ты на это скажешь, Потти?
Со сдавленным рычанием Эри рванулась вперед. К горлу врага.
Инстинкт самосохранения заставил слизеринца отступить. Он сделал шаг в сторону, поднял свою метлу и взлетел на несколько футов.
– А ты попрыгай внизу, Потти, – издевательски посоветовал он. – Вот я посмеюсь!
Гриффиндор в полном составе – даже тихоня Салли-Энн – схватился за метлы. Слизерин подобрался. Малфой взлетел еще выше, и помахал Эри рукой. Улыбнулся.
Гриффиндорка испустила еще один низкий, рычащий звук, и повернулась к Рону. Тот пытался что-то сказать, взять за руку, но она неожиданно резко толкнула его в грудь – мальчик отлетел на пару шагов – и схватила его метлу. Потом, с силой оттолкнувшись от земли, взлетела.
Изумление на лице Малфоя, снова бледном, когда он увидел приближающуюся к нему Девочку-Которая-Боится-Летать, могло бы ее порадовать, если Эри сохранила способность думать. Но теперь ее не волновало ничего, кроме возможности добраться туда, где под тонкой кожей пульсировала кровь.
Ласка рвалась к горлу жертвы.
Глава 6. В небе.Свист ветра в ушах, холодное ослепляющее солнце перед глазами, суетливые фигурки вокруг – на земле и в воздухе, машущие руками, кричащие что-то… ничто не имело значения, только цель. Цель!
Малфой, что-то сообразив, попытался подняться еще выше. Ласка зашипела – жертва не пытается сражаться за свою жизнь, убегает? Тем хуже для нее!
Старенькая школьная метла Рона взлетела, догоняя новый «Нимбус» Малфоя. Расширенные глаза на бледном лице, растрепанные светлые волосы, летящая мантия – не важно, не важно…
Цель!
Эри вцепилась в зеленый галстук Малфоя, рванула на себя. Бешенство придало ей сил, и через секунду ошарашенный слизеринец захрипел, вскидывая руки к горлу. Увидел прямо перед собой не улыбку – оскал, и отчетливо понял, что сейчас его задушат прямо на квиддичном поле, на глазах у однокурсников. Ужас придал сил, и после нескольких секунд судорожной борьбы (ладони и шею неприятно защипало, ласка царапалась) он оторвал ее руки от горла и отшвырнул от себя.
Малфой был намного выше и сильнее, даже несмотря на ее берсеркерское безумие. Толчок получился очень сильным, и Эри откинулась назад, теряя равновесие. Метла, остановленная на полном ходу, задергалась в воздухе.
Снизу раздался общий вопль. Рон с позеленевшим лицом рванул вниз – ловить падающую подругу. Старшекурсники, которые еще оставались на земле, дергаными движениями вытаскивали палочки – страховать сумасшедшую первокурсницу чарами левитации.
Кувырок!
Мантия задралась, юбка осталась на месте только потому, что девочка сжимала ее коленями. Метла начала падать. Эри прижалась к ней всем телом, рванулась вперед – несколько длинных мгновений она даже летела вниз головой – и выровняла ее положение под облегченный вздох снизу. Не промедлив ни секунды, снова метнулась к Малфою, который тщетно пытался уйти вверх. Он успел подняться на высоту около ста футов, но Эри было уже безразлично, сколь глубока бездна под ногами. Цель оставалась ЦЕЛЬЮ.
Многострадальный слизеринский галстук треснул по швам, показалась кожа – бледная, уже местами исцарапанная, окровавленная. Малфой услышал утробное урчание и неожиданно для самого себя взвизгнул.
Теперь, когда не было ткани, этой хрупкой преграды между зубами хищника и горлом жертвы… «теперь точно убьет» – подумал он исступленно, глядя в остекленевшие глаза, в глубине которых явственно горели красные огоньки.
– МИСТЕР МАЛФОЙ!
– МИСС ПОТТЕР!
Это был глас небесный, второе явление Мерлина – он в жизни не слышал ничего прекраснее, чем общий вопль деканов Гриффиндора и Слизерина.
Слизеринец снова попытался оторвать чудовище, подбирающееся к его сонной артерии, и это у него получилось. Он оставил в его лапах ошметки галстука и мантии, изрядное количество собственной кожи… он был бы счастлив остаться без штанов и без метлы, только бы спастись от монстра, в которого превратилась Потти.
Но и штаны, и метла остались при нем, когда, снова оттолкнув гриффиндорку – опять безумные кувырки, опять спотыкание в воздухе, как будто метла взбесилась, испуганный вскрик Макгонагалл на земле – он помчался вниз. Под защиту. К крестному.
На высоте около пятнадцати футов он вдруг сообразил – не ополоумевшей от страха головой, а мгновенно вспотевшим телом – что не сможет, не сумеет ни затормозить, ни выйти из пике, он же не ловец сборной Британии!..
Заклятье левитации приподняло его мягко, бережно, давящая тяжесть ушла, и Драко медленно опустился на траву. Крестный, невербалкой подхвативший его, взглянул недовольно….
(О, Мерлин. Спасен!)
…и повернулся куда-то назад.
Чокнутая, сумасшедшая, Авадой-шандарахнутая, полоумная, безмозглая, безумная – Потти летела к нему.
Она, *** ее мать, вышла из этого проклятого пике. Вышла, тварь проклятая, у самой земли, сама вышла! – потому что дядя Сев страховал крестника, а МакКошка просто пялилась, открыв рот. А Поттер, лишь немного покраснев от перегрузки – глаза такие же бешеные – снова устремилась к нему.
Драко едва слышно заскулил, как будто ему снова три, и родителей нет дома, а домовики тоже боятся грозы…
– Петрификус Тоталус! Вингардиум Левиоса!
О, дядя Сев, спасибо. Спасибо-спасибо-спасибо!
Безумная гриффиндорка была также бережно отлевитирована вместе с метлой, и не слишком бережно брошена прямо под ноги Макгонагалл. Драко предпочел бы погладить акромантула, чем находиться в трех шагах от ЭТОЙ, но его никто не спрашивал. Петрификус предполагает полную неподвижность, но ему казалось, что тело Поттер едва заметно вздрагивает, пытаясь сбросить узы заклинания.
И ведь сбросит, тварь… пока есть время – надо действовать. Не расслабляйтесь, мистер Малфой. Теперь самое главное. Гриффиндорка безумна, а ты… ты нормален
– Дядя… Профессор Снейп, профессор Макгонагалл, вы это видели?! Я требую отчислить ЭТУ из школы!
– Что. Это. Было? – спросила Макгонагалл.
– Она на меня набросилась! Вы же видели! П-посмотрите на меня! – и тут у него слезы на глаза навернулись, потому что когда тебя царапают от души, кусают и пытаются вырвать горло когтистыми лапами – это очень, очень больно.
– Мисс Поттер? – Макгонагалл повернулась к безумной твари.
Та только глазами сверкнула гневно, и слизеринец внезапно понял. Кроме вербального Петрификуса, крестный наложил на нее невербальное Силенцио, и шанс Драко выпутаться увеличивается в разы.
– Она не в себе, профес…– язык онемел.
«Крестный, гад! Меня-то за что?!»
– Акваменти! – На Потти обрушился поток воды, Снейп повернулся к МакКошке:
– Подходящий способ выводить из истерики. Мисс Поттер, сейчас мы поинтересуемся вашим мнением, а пока… Драко, мальчик, посмотри мне в глаза.
О нет, онет-онет-онет…
Но тут приземлились проклятые кошаки, и все стало совсем плохо.
***
Эри тщетно пыталась хотя бы глаза прикрыть. Снейп, скотина! А я тебе доверяла!
Ледяная вода льется в рот, уши, иглами вонзается в открытые глаза, больно, больно! Но безумный шум крови в ушах немного затихает. Эри, Эр, Гарриет! Поттер! Вспомни, где ты!
Тебе сейчас еще выпутываться из этого безобразия!..
Откуда-то сбоку раздалось всхлипывающее:
– Малфой разорвал фотографию ее родителей, мэм! Единственную фотографию! У нее на глазах!
Парвати?.. кажется, она хуже всех летает, а значит – ниже всех поднялась и раньше приземлилась.
– Она все врет! – рявкнул Слизерин так слаженно, будто долго репетировал.
Макгонагалл прищурилась.
– Акцио фотография Поттер!
Эри снова беззвучно застонала.
– Акцио обрывки фотографии Поттер!
Декан сжала губы, принимая в ладонь маленькие, жалкие огрызки бумаги. Снейп склонился над Малфоем, уставился ему в лицо, потом обернулся.
Кошки тоже хищники, хотя об этом часто забывают. Глаза профессора Макгонагалл сузились, будь у нее хвост – сейчас бы он бил по бокам.
– Так-так, мистер Малфой.
Снейп взмахнул палочкой, что-то тихо произнес – наверно, это были заглушающие чары, и что-то, отвлекающее внимание – потому что Рон, уже приблизившийся к ним, вдруг остановился и расфокусированно уставился в пространство.
– Пятьдесят баллов со Слизерина за кражу чужой собственности! – прошипела кошка.
– Пятьдесять баллов с Гриффиндора за безобразную драку и попытку убить однокурсника! – змея (змей!) не осталась в долгу.
– Ах, но это же еще не все, – кошкин хвост нервно подергивался, усы шевелились. – Мистер Малфой взял это из вашей сумки, мисс Поттер? Фините инкантатем Силенцио!
Хрипло, как будто это ее душили:
– Да…
– Значит, мы имеем косвенное доказательство причастности мистера Малфоя к нападению на мистера Лонгботтома. Еще пятьдесят ба…
– Минерва.
Что-то было в негромком голосе Снейпа такое, что разъяренная кошка превратилась в сдержанного декана Гриффиндора:
– Что ты мне хочешь сказать, Северус?
То ли в горячке преподаватели забыли, что в кругу тишины находятся двое студентов, то ли им было плевать на такие мелочи, но дальнейший диалог звучал фамильярно – Эри и не знала, что деканы враждующих факультетов могут общаться так мирно:
– Минерва, Равенкло уже на первом месте. Если ты снимешь еще, я ведь не останусь в долгу. Хочешь еще хаффлов вперед пропустить?
– Да хоть загрыбастов! – Макгонагалл покачала головой, в голосе у нее было какое-то неприличное веселье. – Северус, я ведь помню правило: твои змейки могут делать все что угодно, главное – не попадаться. А мистер Малфой попался с потрохами. Пятьдесят баллов со Слизерина, и только попробуй еще что-то снять с девочки!
И Снейп, как ни странно, не стал спорить. Повернулся к Эри, спросил язвительно:
– Вы уже контролируете себя? Могу я снять Петрификус?
Говорить, не шевеля окаменевшими губами, было тяжело, но она нашла силы выдавить:
– Да.
Небрежно взмахнув палочкой, зельевар снял с нее Петрификус, а с Малфоя – Силенцио. Тот растерянно сказал, еще не веря, что враг отделается так легко:
– Но ведь она пыталась меня убить!
– У нее бы это никак не получилось, – рассеянно сказала декан Гриффиндора. – Я вас больше не задерживаю, мистер Малфой. Репаро фотография!
«Это вода, вода от Акваменти течет по моим щекам. Только вода».
– Сп-пасибо, профессор М-макгонагалл…
– Вам следует лучше контролировать себя, мисс Поттер, – улыбнулась декан. – Вашим друзьям стоит освоить Акваменти как можно скорее. Что ж, полагаю, я назначу вам отработку за сегодняшнее поведение. Одну. Сегодня в семь вечера. Пожалуй, я покажу вам колдофото с выпускного ваших родителей – у меня неплохой архив.
– Это… это нечестно! – Малфой задыхался – только сейчас от собственной злости, а не чужого бешенства. – Да вы посмотрите на меня!
– Драко. В мой кабинет, быстро, – Профессор Снейп перевел глаза с Эри, хлюпающей носом, на слизеринца.
Но тот уже пошел вразнос:
– Нет, мой отец должен увидеть, в каком я состоянии! Ее выгонят из Хогвартса! Ее отправят в Азкабан! Папа наймет кого-нибудь, чтобы ее уби…
– Болван, – с отвращением сказал Снейп, опуская палочку. – В мой кабинет. Силенцио сниму там. Поттер, к вам претензий не имею.
Макгонагалл вытаращила глаза, но Эри не обратила на это внимания.
– Профессор Снейп, извините, м-можно вас попросить? – Она встала, пошатываясь, подошла к нему. Свою драгоценность она держала кончиками пальцев, чтобы влага и грязь не задели сияющие лица родителей. – Пожалуйста, не надо отыгрываться на Гриффиндоре за эти пятьдесят баллов. Можете наказать меня, как хотите, хоть до конца года отработки, хоть ни одно зелье не зачитывайте, но не надо, пожалуйста, мстить им – они же не виноваты! Это только моя… вспыльчивость.
Глаза Макгонагалл вылезли, кажется, за пределы очков, но учитель и ученица смотрели только друг на друга. Драко Малфой переводил глаза с одного на другую, и не мог понять – что же происходит.
– А ведь я предупреждал вас, Поттер.
– Я правда старалась, профессор. Но это… Я виновата, знаю. Но… они же не виноваты!
Кривая улыбка:
– Вы хотите мыть котлы с Лонгботтомом?
– А мы и так моем, вы разве не знаете? Друзей в беде не бросают!
Снейп покачал головой:
– И откуда из вас это вылезло, Поттер…
– Девочка поступает совершенно по-гриффиндорски, – Минерва Макгонагалл, сделав какие-то выводы, улыбалась широко-широко, будто в недалеком прошлом была миска сметаны и валериановые капли. – И это прекрасно, не так ли, Северус?
– Что тут прекрасного? – пожал плечами Снейп. Он смерил девочку хмурым взглядом и сказал с чувством: – Проклятая маленькая психопатка!
– Извините, профессор Снейп, сэр! – Эри смотрела на него во все глаза. В его голосе было что-то странное: не то обычный яд, не то сердито-удовлетворенная интонация. Что он думает на самом деле? Она терялась в догадках, его лицо снова было бесстрастным.
– Можете идти, Поттер, я вас не держу, – буркнул Снейп, снял заглушку и Незамечары и рявкнул:
– Факультет Слизерин, займитесь своими делами! Уизли… пять баллов с Гриффиндора за попытку сбить с ног преподавателя!
– Я же нечаянно, сэр!
– И еще… хм… один балл за пререкания с преподавателем. Мистер Малфой – за мной!
Эри проводила его глазами.
Что-то определенно случилось, только она не могла понять – что.
***
– Ну, мисс Поттер, теперь что касается вас…
Эри перевела взгляд с удаляющейся фигуры Снейпа – летучая мышь-вампир, за которым плетется исцарапанная жалкая белая крыска – на своего декана.
– Да, мэм?
Поттер наконец поняла, что ее так беспокоило последние несколько минут – деканы факультетов вели себя абсолютно неправильно. Обычно Снейп бессовестно подсуживал слизеринцам и никогда не ругал их в присутствии учеников других факультетов. Макгонагалл, напротив, считалась строгой, но справедливой – она и баллы снимала, и не стеснялась ткнуть провинившегося в его ошибку, как нашкодившего котенка – в лужу на полу.
Снейп, который называет собственного студента «болваном», и Макгонагалл, прощающая такое… не иначе, от потрясения преподаватели сошли с ума.
Или – тоже не самая приятная версия – декан просто решила отложить расправу на потом. Вот прямо на сейчас.
– Мы с вами не закончили, мисс Поттер. – Она огляделась. Вокруг толпились студенты, испуганные и ошарашенные лица, и несколько светящихся от радости – это были первокурсники. – Где Вуд?
– Да, мэм? – Капитан квиддичной команды Гриффиндора протолкался вперед.
– Вы все видели?
– Да, мэм! – Он глуповато ухмыльнулся.
Макгонагалл повысила голос:
– По вине мисс Поттер Гриффиндор только что потерял пятьдесят баллов. Будет справедливо, если она поможет их вернуть. Хотя первокурсникам официально не разрешается участвовать в межфакультетских соревнованиях, я отменяю этот запрет. Мисс Поттер, вам предстоит защищать честь Гриффиндора на следующем матче.
– Но я же боюсь высоты! – выпалила Эри, нервно взмахнув метлой, которую до сих пор прижимала к груди.
После мгновения тишины тихонько хихикнула Парвати. И грянул гром: Вуд заливался хохотом, фыркал от смеха Рон, звонко смеялись первокурсницы. Даже на тонких губах декана появилась улыбка. Даже мадам Хуч, стоявшая в толпе учеников, как одинокий остров, неуверенно хмыкнула.
– Полагаю, эта ваша проблема решена, – Макгонагалл справилась с собой, только в уголках губ остались маленькие полукруги – признаки сдерживаемого веселья. – Мистер Вуд, уведомите команду. Мисс Поттер, желаю вам удачи, вы переходите в распоряжение мистера Вуда, и будете тренироваться с ним. Я освобождаю вас от завтрашнего урока Трансфигурации.
Эри ошалело посмотрела на нее… на свою метлу… задрала голову в небо… снова на метлу…
– До чего у тебя дурацкое выражение лица! – хлопнул ее по плечу Рон. – Я думал, никогда не доведется такое увидеть!
Эри растерянно улыбнулась. Потом вдруг встрепенулась, окликнула уходящую преподавательницу:
– Мэм, но я все равно не могу.
– Почему же? – та остановилась.
Девочка подошла ближе, сказала, понизив голос:
– Может быть, я преодолела страх высоты, но ловцом…
– Мисс Поттер, у вас прекрасная реакция – это несомненно. Кроме того, я вчера видела, как на перемене перед Трансфигурацией вы дважды щелкнули мистера Малфоя по носу, и дважды успешно уклонились, когда он хотел дернуть вас за косу. Полагаю, вам хватит быстроты, чтобы поймать снитч.
У Поттер все эмоции перегорели после недавней истерики, и все, на что ее хватило – слабое удивление:
– Эээ, мэм, вы это называли «какие-то разногласия с мистером Малфоем»? – ей хотелось, чтобы голос звучал ядовито, как у Снейпа, но вышло не очень.
– Я восприняла это как дружеские отношения, – Макгонагалл без улыбки смотрела на нее сквозь очки. – Разве что несколько удивилась, что подобные… знаки внимания начались так рано.
Эри вспыхнула, как помидор. Неужели она подумала… подумала…
Макгонагалл продолжала:
– Я была искренне удивлена его сегодняшней выходкой.
– Это совсем не дружба, но в присутствии преподавателей я… эээ… стараюсь вести себя сдержанно. Мэм.
«Какие еще «знаки внимания»?! Я его довела до кипения, он хотел мне волосы выдрать, его аж трясло! Жаль, Снейпа не было, он бы догадался, что его крестничек просто вышел из себя!»
– Теперь я это поняла. Итак, мисс Поттер, надеюсь, вы нас не подведете.
Она повернулась, уходя, и тут на Эри налетел смеющийся шквал – Рон, прибежавшая откуда-то Гермиона, остальные первокурсники – даже Патил и Браун. Всем хотелось ее обнять, или хотя бы одобрительно стукнуть по плечу, и высказать одно и то же: «Как мы рады, что ты справилась!». Это было похоже на сентябрьские поздравления «Как мы рады, что ты не сквиб», только в гораздо более концентрированной форме:
– Отлично, Поттер!
– Супер, Эри!
– Молодец!
Она растерянно оглядывалась и почему-то говорила «спасибо». И они кивали, Эри догадалась, что – вот глупость! – первокурсники Гриффиндора почему-то считали себя причастными к ее «выздоровлению».
– А я молодец, что придумал этот наземный квиддич! – раздуваясь от гордости, выпалил Рон.
– Это я придумала! – воскликнула Гермиона. – Но это действительно хорошо, ты перестала бояться метлы, научилась управлять ею. И когда настал момент…
Симус выкрикнул сквозь смех:
– И когда настал момент, ты уделала Малфоя!
– Вот это да! – Дин взмахнул руками, не в силах выразить восторг словесно. – Он уполз как жалкий червяк, это было просто здорово!
– Малфой уже не отмоется, – злорадно добавил Рон. – Он визжал как девчонка, когда пытался от тебя удрать. Трус!
– Эээ, ребята, а я думала – вы скажете, какая я кровожадная…
– Нет! Это же Малфой! – Рон негодующе стукнул кулаком о ладонь. – Заслужил!
Лаванда с чувством сказала:
– Я бы за такое его отравила, но как ты – тоже неплохо.
Вуд протолкался через толпу визжащих малолеток, кивнул девочке:
– Это было впечатляюще, Поттер. Но что пятьдесят баллов потеряли – плохо.
У Гермионы тень набежала на лицо, остальные не обратили внимания, продолжая галдеть, как птичий базар. Эри поспешила вставить:
– А Слизерин потерял сто!
Опять вопль восторга и хлопки по плечам.
– Вот что, Поттер. Я сейчас Лисон и остальных найду, и пойдем-ка тренироваться, – решительно сказал Вуд. – Давай, прощайся со своими.
***
– Через три дня?! – Эри беспомощно вглядывалась в лица окружающих, может, шутка?.. – Это невозможно!
Они сидели в раздевалке Гриффиндора – Эри, Вуд, близнецы Уизли (они были защитниками), и Лисон, ловец команды – флегматичная блондинка курсом младше Оливера. Еще присутствовал Рон, который тщетно пытался слиться со стенами – выходило не очень, он весь светился от радости.
– Еще как возможно, Поттер, – Вуд снова был хмур. – Слышала, что Минерва сказала? Потренируешься, и ничего.
– Но у вас сложившаяся команда. Я ведь только сегодня села на метлу.
– Поттер, что за женское кокетство? – Вуд поморщился. – У тебя отличная наследственность…
«Опять эта проклятая наследственность!»
– …Я на тебя смотрел, когда вы над самой землей летали – реакция и чувство пространства у тебя есть. А уж сегодняшнее – это нечто. Такие акробатические трюки на метле под силу не всем профессиональным игрокам.
– Я была вне себя, – пробормотала Эри, разглядывая свои поцарапанные туфли, испачканные пылью и травой. – Даже не помню, как это было.
– Тебе надо просто вообразить, что снитч – это Малфой, – встрял Рон, голос его подрагивал от смеха. – И что теперь можно свернуть ему шею безнаказанно, Снейп не остановит.
Фред и Джордж заржали в голос, Лисон чуть усмехнулась. Вуд хмыкнул, продолжил:
– Под конец ты меня по-настоящему удивила. Из такого пике выйти, да на школьной развалюхе – это талант, Поттер. И не спорь со мной.
Эри не хотелось спорить, она «перегорела» после взрыва, и хотела только спать. Несчастным голосом протянула:
– Но ведь у вас сложившаяся система. Вы друг друга понимаете, и вообще… – Она зевнула. – Я же ничего не знаю.
Близнецы начали говорить в своей обычной манере:
– Ты два месяца общаешься с крошкой Ронни…
– …а значит, не можешь «ничего не знать» о квиддиче…
– …к тому же он постоянно рассказывает нам о твоей реакции…
– …взять хотя бы Малфоя…
– …не надо брать Малфоя, он мне успел осточертеть, – подхватила Эри на одной с ними ноте.
Фред – кажется, это был Фред, от усталости она перестала их различать – потянулся потрепать ее по волосам:
– Ронникинс постоянно рассказывает, как ты…
– …то в котел ему что-то кинешь, да так, что он даже не замечает…
– …то за нос дернешь…
– …или тот случай с Напоминателем, жаль, мы не видели…
– …в общем, справишься, не беспокойся…
– …а мы тебе поможем…
– …потому что теперь у нас, в самом деле…
– …есть шанс завоевать кубок.
Эри опять зевнула, потерла кулаками глаза, повернулась к Лисон:
– Слушай, а ты чего молчишь? Они же предлагают занять твое место. Выгнать тебя из команды!
Блондинка пожала плечами:
– Я никогда сюда не рвалась. В следующем году все равно собиралась уходить – подготовка к СОВам потребует всех сил. Я играю только потому, что все остальные, – она бегло улыбнулась, – еще хуже.
– Неужели?
– В самом деле, Поттер, – Оливер рубанул ладонью воздух. – Ловец – самая популярная позиция, любой мечтает быть ловцом, раздери его хвосторога! Каждый сентябрь орды второкурсников достают меня на отборочных соревнованиях. Я уж не говорю про тех, кто уже провалился и пробует через год. Мне даже неудобно объяснять семикурснику, что прошлые ПЯТЬ РАЗ его посылали не из вредности. А у Лисон классная метла, и летать она умеет.
– Добавь – я не пытаюсь изображать звезду, что делают все без исключения ловцы. Не пропускаю тренировок. И метла у меня действительно классная.
– «Нимбус»? – спросил подошедший ближе Рон.
– «Чемпион», модификация «Вихрь».
Уизли-младший завистливо взвыл. «Чемпион» был маленькой американской компанией, выпускающей метлы класса люкс по заоблачным ценам. Они сотрудничали с европейскими производителями, достаточно сказать, что чары скорости и устойчивости им ставил «Нимбус», а отработкой комфортабельности занимался французский «Патронус» (метлы для детей миллионеров – дорого и очень надежно). А уж модель «Вихрь»… в Англии тех, кто в состоянии приобрести ее и не пойти по миру, можно сосчитать по пальцам. Поттер таких тонкостей не знала, но Рон мгновенно понял, как богата семья Лисон… и как они любят и балуют дочь.
– Кстати, Лисон, хотел тебя попросить… эээ… ты не могла бы дать ей метлу на этот матч? – Судя по виду Оливера, на положительный ответ он не рассчитывал.
– Но только на этот, – Лисон пожала плечами с тем же безразличным видом.
Теперь взвыли уже трое братьев Уизли:
– А нам никогда не давала, даже просто полетать!
– Лисон, что ты за жестокая женщина!
– Эри, ты не понимаешь своего счастья!
Капитану, кажется, хотелось побиться головой об стену, но он сдержался:
– Гм! Я рад. На школьной у нее нет шансов. А почему ты согласилась?
– Я тоже хочу, чтобы мы победили, – девушка чуть покосилась на Эри. – А у нее может получиться.
Эри видела их всех как сквозь стекло. Макгонагалл высушила ее одежду и волосы, но девочке по-прежнему было холодно. И безумно хотелось спать. Впрочем, ей и так казалось, что она во сне – все менялось так быстро, как бывает именно в сновидении. Она предприняла последнюю попытку:
– Я согласна в следующем году, я согласна даже следующий матч – но этот будет через три дня! Может быть, пусть Лис… эээ… мисс Лисон отыграет?
Вуд пожал плечами:
– Макгонагалл же сказала – этот. К тому же через три дня у нее будут эти женские дела, так что она будет хуже летать, чем обычно. А Снейп зелья не дает.
– Спасибо, Оливер, что говоришь это вслух. Действительно, малыши еще не в курсе, – Лисон казалась чуть-чуть раздраженной.
– Неужели правда не дает? Вот скоти… – Рон поперхнулся, когда Эри ткнула его кулаком под ребра. Она чувствовала себя неловко, хотя и старалась это скрыть.
Блондинка, кажется, догадалась. Усмехнулась:
– Привыкай, привыкай, Поттер. Это квиддич. Тут у тебя ни личной жизни не будет, ни личных секретов.
– А ты что, болеешь? – удивился Рон. – Причем тут Снейп тогда, это к мадам Помфри…
– Ну, – сказал Фред жизнерадостно, – По крайней мере, Лисон не начинает рыдать, как Алисия…
– Или кидаться на людей, как Кэти, – добавил Джордж.
– Зато теперь у вас будет в команде человек, который кидается на других без всякой связи с лунным циклом. Чудно, – Лисон снова усмехнулась. Посмотрела на покрасневшую Поттер, недоумевающего Уизли и сжалилась:
– Оливер, выгони мальчика, он еще маленький. И отправь девочку поспать где-нибудь в уголке, ты же видишь – она никакая.
«Ужас, ужас. Что за люди? Ладно, я приду в себя, все выясню и не позволю над собой издеваться», – думала Эри, пытаясь устроиться поудобнее на груде спортивных мантий. Не имело смысла идти в гриффиндорскую спальню – Вуд обещал разбудить через полчаса. Он посмотрел, как девочка ворочается, покачал головой и трансфигурировал скамейку в неказистую кушетку. Ненадолго хватит, сказал, а потом – вперед, на поле.
«Проблемы только начинаются, блин».
Глава 7. В небе (продолжение).«Им следовало посадить меня на метлу сразу же, пока я еще не опомнилась», – с досадой подумала Эри. Она нервничала; Вуд разбудил ее, велел через пять минут быть на поле, и теперь Поттер пыталась прийти в себя. Короткий сон освежил ее, успокоил… и заставил осознать, что, собственно, случилось.
Она летала!
«Почему же страшно по-прежнему?»
Пытаясь отсрочить неизбежное, Поттер встала со своей кушетки, потянулась, огляделась по сторонам. Женская гриффиндорская раздевалка была маленьким чистым помещением, сквозь стекла с односторонней прозрачностью лился бледный ноябрьский свет. Пахло ванилью и корицей, и чуть-чуть – потом. Эри усмехнулась: в мужской раздевалке, где проходил сбор команды, было в точности наоборот: ядреный запах пота и слабый-слабый – хвойного леса, тщетная попытка облагородить то, что облагородить нельзя. Обстановка – ее кушетка, она же бывшая скамейка, вот-вот превратится обратно, и четыре одинаковых красно-белых шкафчика с фигурной золотой резьбой на них: Кэтрин, Алисия, Анджелина, Розамунд. Розамунд? Хм. Понятно, почему Лисон все зовут по фамилии.
«Ладно. Если справлюсь, надпись изменится на «Гарриет». Надо справиться».
Эри натянула на себя чью-то запасную мантию – самый маленький размер, она все же болталась на девочке, как на вешалке, полы волочились по земле. Квиддичные мантии отличаются от обычных рабочих цветом (гриффиндорские – алые с золотом), да простенькими чарами, не дающими им задираться во время рискованных движений игрока. Учитывая состав гриффиндорской команды, тренировка в обычных мантиях напомнила бы филиал стриптиз-клуба. Четыре девчонки!
Поттер распахнула дверь и вышла к Вуду. Пятикурсник, возившийся с квиддичным инвентарем, посмотрел на нее, покачал головой, достал палочку. Пробурчал «Редукто» – и мантия укоротилась до щиколоток, как полагается.
– …Все понятно? – спросил Вуд. Он объяснял правила очень кратко, зная, что Рон Уизли уже это сделал до него. – Значит так, сейчас будешь снитч ловить – я посмотрю, за какое время ты это делаешь. Минут через пятнадцать подойдут Уизли – потренируешься с бладжерами. Давай, вот метла, Лисон принесла.
Эри уселась на метлу, повертелась в воздухе. Ничего принципиально нового она не почувствовала. Немножко удобнее сидеть, при поворотах перегрузки меньше, скорость выше… Вуд, наблюдавший за ней, недовольно позвал:
– Поттер, хватит баловаться, что ты опять у земли ползаешь? Поднимайся выше.
– Сейчас, – ответила Эри, пытаясь настроиться.
«Ну что за гадость такая!»
Поттер почувствовала, что начинает ненавидеть себя.
Раньше было проще – выручали умные слова, «физиологическая реакция», «акрофобия»… Я-то не боюсь высоты, как бы говорила она, просто меня тошнит, голова кружится, могу в обморок упасть… физиологическая реакция, что вы хотите. А теперь – уже летала, и все было нормально. Организм выдержал. Выдержит еще раз. Почему же так страшно?
Эри вовсе не считала себя этаким сверхчеловеком. Ей доводилось быть избитой до такого состояния, когда не остается ни гордости, ни ненависти – ничего, кроме безнадежного «пожалуйста-пожалуйста-все-что-угодно-только-не-надо-больше». Ей приходилось плакать от боли и упрашивать перестать. Она знала, что тело может подвести, и смирилась с этим. Но дух? Ей нравилось считать себя несгибаемой, прочной, как стальной прут. Внутренний скулеж «не-хочу-в-небо-не-хочу-не-хочу» раздражал, заставляя усомниться в собственной исключительности. (Эри была свято убеждена, что таких, как она, на свете нет. Во всяком случае, таких девчонок нет точно. Насчет парней она была не уверена).
«Возьми себя в руки, Поттер!»
Вуд говорил с подошедшим к нему Джорджем, а девочка все «настраивалась» и «брала себя в руки», когда ее окликнули:
– Эри?
Она эффектно крутанулась на метле, приблизилась к Гермионе. Та выглядела немного смущенной:
– Слушай, я зачем пришла… Мои родители – они же врачи – дали мне с собой аптечку, знаешь?
– Знаю, – ответила Поттер и прикусила язык.
Она действительно знала – еще в сентябре полазила по тумбочкам соседок по спальне. Подивилась на количество шоколада у Перкс, на драгоценности Патил – странно было такое видеть у одиннадцатилетней девчонки, на занятия-то она их не носила. Зачем тогда?.. Сунула нос во все баночки и флакончики у Браун – столько она и у тетки Петуньи не видела, одних бальзамов для губ три штуки. Еще у нее было дикое количество заколок и бантиков, и розовый дневничок – точно как у эриных одноклассниц, разве что на обложке было колдофото, а не обычная фотография, «Чертовы Сестрицы» улыбались и махали руками. Дневник был закрыт не на розовый замочек в виде сердца, а с помощью заклинания (он начал верещать «это секрет!» едва в руки взяла). Впрочем, Поттер и не собиралась его взламывать – и так ясно, что за человек эта Браун. Тумбочка Гермионы, как и ожидалось, была забита книгами, а на нижней полке действительно лежала аптечка.
Но откуда Эри могла это знать? Ой-ой. Как прокололась!
К счастью, Грейнджер не заметила ее обмолвки:
– Они не доверяют колдомедицине, поэтому положили туда все-все, что только можно. Даже такие лекарства, которые… скажем, просто так не найдешь.
– Наркоту, что ли? – развеселилась Поттер.
– Нет! Как ты можешь такое говорить! – Гермиона возмущенно сверкнула глазами, потом догадалась, что это шутка, улыбнулась. – Среди всего прочего, там есть лекарства, которые продаются только по рецепту. Родители запретили мне их трогать, но все-таки дали на случай непредвиденных обстоятельств. И вот… я подумала… – Грейнджер замялась, странно было видеть ее в таком состоянии, – …в общем, тут успокоительные таблетки, я их тебе принесла. Ты ведь еще боишься, верно? А они тебе помогут.
Поттер оцепенела.
Метла Лисон дернулась под ней раз, другой – чуткое изделие реагировало на вспышку адреналина, и старалось опуститься пониже – подобное лучше переживать на твердой земле.
– Ты считаешь, – страшным шепотом спросила Эри, – что мне нужны успокоительные таблетки, чтобы летать?!
Грейнджер вздрогнула, заморгала. Она не присутствовала при исторической сцене «избиение Малфоя», но интонации подруги ее насторожили.
– Полагаю, это не окажется лишним, – осторожно сказала она.
«Грейнджер считает, что я боюсь?! Заучка так думает? Да пошли они все! Да как они посмели!»
Эри взглянула на доверчиво протянутую руку, выхватила пузырек из ладони, швырнула его наземь.
– Не смей говорить мне, что я боюсь! – рявкнула она и свечой взлетела в небо.
– Эй, Поттер! – Оливер Вуд помахал ей снизу. – Я выпускаю снитч!
«Сейчас быстренько поймаю этот летающий ***, и продолжу разбираться с Грейнджер. Каково – она меня жалеет! Она мне УСПОКОИТЕЛЬНЫЕ предлагает!»
– Давай еще раз! – крикнула Поттер меньше чем через пять минут. Вуд, которому прямо в руки сунули отчаянно трепыхавший крылышками снитч, только головой покрутил. – И поскорее!
Второй раз… третий… Она видела крылатый мячик так ясно, словно он был впятеро больше, и летал вдвое медленнее. Ей не приходило в голову, но сейчас этот шарик стал для нее такой же ЦЕЛЬЮ, как – несколькими часами раньше – стал зеленый слизеринский галстук. Как и в ситуации с Малфоем, она плохо видела, что творится вокруг, сосредоточившись только на нем, обшаривая глазами пространство над квиддичным полем, и устремляясь к цели с неумолимостью прилива.
– Отлично, Поттер! Теперь попробуй с бладжерами! – крикнул Оливер, и в воздух устремились одновременно три мяча – юркий маленький снитч и два тяжелых металлическим бладжера. И ухмыляющиеся близнецы Уизли с битами.
– …У-а-ах! – Эри потирала плечо. Фред и Джордж не успели за ней, когда она помчалась к трибунам, где мелькнул золотой отблеск. А вот бладжеры успели, и если от первого она увернулась – метла Лисон с легкостью подскочила, как на кочке, пропустив шар, и сила инерции увлекла его дальше – то второй-таки ударил ее. Ничего удивительного: так близко от ЦЕЛИ инстинкт самосохранения отказывал.
– Серьезный ушиб? – озабоченно спросил Джордж.
– Нет, все в порядке, – она пожала плечами и все-таки поморщилась от боли. – Синяк будет, но ничего не сломано.
– Где снитч? – поинтересовался Фред, подлетая к брату. Он еще раз ударил по бладжеру, отправляя его подальше от всех троих.
Эри молча разжала кулак – и через четверть секунды сжала. Снитч, успевший отлететь на фут, возмущенно задергался в ее ладони.
– Молодец! – Фред хлопнул ее по плечу – по здоровому, слава Мерлину. Все трое вернулись назад, по пути отбиваясь от бладжеров. Парни поймали мячи, впихнули их на свои места, и Вуд сказал Эри:
– Сейчас можешь идти на ужин, потом я тебя позову. Потренируемся все вместе, с девчонками.
– У меня отработка у Макгонагалл.
Вуд хмыкнул:
– Посмотришь колдофото в другой раз. У нас действительно мало времени, надо использовать каждую возможность потренироваться.
– Оливер, я действительно не понимаю. Как можно выпускать необученного игрока на поле? Настолько необученного! Я ведь ваших охотников в глаза не видела. Как же работа в команде?
Вуд посмотрел на нее серьезно:
– Если бы ты пробовалась на место охотника или защитника, конечно, тебя бы не допустили до игры так рано. Но ловец – одиночка. Ловцу не надо работать в команде, как другим. Охотникам без этого нельзя, простейший пас не проведешь слаженно без долгих совместных тренировок. Защитники тоже часто работают в паре, им надо понимать друг друга без слов. Хотя у нас это просто, – он ухмыльнулся, – у наших защитников вообще, по-моему, один мозг на двоих…
– Зато какой умный, – вставил Фред, из двоих братьев он был более языкастым.
– Ну-ну. А ловцу не надо координировать свои действия с другими, знай, виси надо всеми, не путайся под ногами, высматривай снитч. Уворачиваешься от бладжеров сам – отлично. Не получается – ничего страшного, защитник тебе поможет. Я так понял, Поттер, ты с бладжерами справишься сама, если только не будешь за снитчем гнаться. Это хорошо. Ты не бойся, Поттер, справишься.
– Я не боюсь! – возмутилась Эри. – С чего вы взяли?
– Ни с чего, – Вуд глядел серьезно. – Ты преодолела свои страхи? Молодец. И забыла об этом, хорошо? А теперь иди к Помфри, пусть тебе синяк смажет чем-нибудь. И поешь. Макгонагалл я предупрежу, что ты к ней придешь уже после матча.
Эри кивнула ему и близнецам, и полетела к Гермионе, которая еще стояла у края поля. К ней присоединились Рон и Невилл. Извиниться, что ли? Но, приблизившись, она увидела необычное – широкую улыбку на лице заучки:
– Я поняла, Эри! Тебя надо просто разозлить хорошенько, тогда ты ничего не боишься.
Поттер закатила глаза, спрыгнула с метлы:
– Я тоже догадалась… когда ветром немножко растрясло мозги. Так что спасибо, Герми, за мой второй полет.
– За первый Малфоя будешь благодарить? – Рон едва не прыгал на месте от радости.
– Так обойдется… Пойдем ужинать, в самом деле?..
(Забегая вперед, следует сказать, что перед матчем Эри тайком влезла в аптечку Грейнджер, прочитала длинную путаную инструкцию и проглотила одну таблетку. Просить о таком она не решилась – унизительно, в самом деле. А так заучка и не заметит, что пропало, надеялась Поттер. Обе девочки не догадывались, что на организм мага магловские лекарства действуют непредсказуемо, и точно не лечат. Поттер крайне редко бывала у врачей – Дурсли экономили на этом, а Грейнджер была здоровым ребенком. И они знать не знали, как им повезло, что таблетки, принятые в день матча, не вывели новоиспеченного ловца из строя, а просто не подействовали. Если бы первокурсницы обратились к мадам Помфри, она бы объяснила им это, застращав историями о том, как неосторожный маг, пытающийся лечиться магловскими средствами, зарабатывал расстройство желудка, головные боли или зудящую сыпь. Но Поттер проглотила, не жуя, белую капсулку, и была уверена, что подействовало. Она не догадывалась, что это всего лишь – очередное магловское словечко – эффект плацебо).
[прим.авт.: плацебо – таблетка-пустышка, без действующего вещества. Обычно используют в медицинских исследованиях, для контроля: половине пациентов дают лекарство, половине плацебо. Это делается для того, чтобы отследить эффект плацебо – положительный результат при приеме пустышки, вызванный психологическими причинами, верой пациента в лекарство.]
***
На ужине в Большом Зале Эри приветливо кивнули охотники команды – три девочки, однокурсницы Фреда и Джорджа. У них сегодня были Зелья, с которых, естественно, они не могли уйти. Лисон сидела чуть в стороне, уткнувшись в книгу. Эри подошла к ней – поблагодарить.
– Не за что, это ведь только один раз… – Бывший ловец опять усмехнулась, обвела глазами гудящий Большой Зал. – К тому же я сама тебе хотела сказать спасибо, за сегодняшнее зрелище.
– О зрителях я как-то не думала, – Эри пожала плечами.
– За тобой интересно наблюдать, Гарриет, – Лисон снова посмотрела на слизеринский стол, на бледного, отстраненного Малфоя. – У нас тут жизнь довольно скучная, а ты, похоже, собираешься превратить ее в сериал.
Эри недоуменно заморгала:
– Сериал? Лисон, а ты что, маглорожденная?
– Да. Тебя это смущает?
– Нисколько, но как же метла?
– Думаешь, у меня могут быть только магловские игрушки? – Лисон улыбалась, но глаза были серьезными. – Я маг. Этот мир мне нравится больше, чем прежний. А тебе – разве нет?
– Мне тоже, – кивнула Поттер.
Блондинка пожала плечами и снова углубилась в книгу, небрежно кивнув Эри. «Вот стерва!» – неожиданно для себя подумала девочка. Она сказала «До встречи» и ушла к своим.
***
Тренировка всей командой прошла отлично, хотя уже почти стемнело. Поттер впечатлилась слаженной работой охотников – эти девочки умели летать, и действительно понимали друг друга без слов. Сама она болталась высоко над ними, и сверху зрелище было очень эффектным. Эри даже начала думать, что, пожалуй, квиддич – не такая уж бесполезная тупая игра (естественно, прежнее мнение она держала при себе). В этом можно было найти свою красоту, вот только Поттер все равно хотелось оказаться на твердой земле. Она взлетела-то лишь потому, что Рон – очевидно, подученный Гермионой – вякнул что-то вроде «хватит ломаться, а то мы подумаем – тебе хочется, чтоб пожалели». Намотав пару кругов круги над стадионом, Эри перестала злиться на обоих, но рассердилась уже на себя. Почему она сняла свои щиты, и однокурсники догадались ее слабостях? Что достаточно сказать «трусишь?» – и она, как собачка, бежит за брошенной палкой!
«Это же не Малфой, им можно верить … хм. Когда я начала доверять кому-то, кроме себя?»
Тренировка закончилась в полной темноте, и команда не спеша пошла к раздевалкам. Близнецы остановили Эри, и начали говорить – одновременно торжественно и насмешливо:
– Эри, у нас к тебе очень, ну очень серьезный разговор…
– …это касается твоего будущего...
– …раньше мы думали, ты слишком много учишься, и на Ронни плохо влияешь…
– …он становится похож на нашего Великого Старосту…
– …но сегодня мы поняли, что это не так, и решили принять тебя в семью…
– …наш папа тоже дрался с Малфоем, когда учился в Хоге…
– …а умение летать у нас фамильное…
– …к тому же, после того, как ты на всю школу назвала себя Лаской…
– …мы, как честные люди, просто обязаны это сделать…
– …тем более, мама тоже не против? – с любопытством спросила Эри. Она улыбалась; у близнецов действительно был один мозг на двоих.
Фред ткнул брата в бок, они переглянулись.
– Да, мы сперва думали просто объявить тебя нашей потерянной кузиной…
– …об этом и Ронникинс говорил…
– …но теперь убедились, что проще тебя выдать замуж за одного из нас…
– …мы все хорошенько обдумали и решили…
– …что это будет Перси…
– …потому что Перси не жалко, – закончила Эри, фыркая от смеха.
– Вот именно, – наставительно сказал Джордж. – Малыш Ронни у нас вспыльчивый, он может тебя довести, что ты его, как Малфоя. А Перси будет полезно, если его потаскают за галстук за излишнее занудство.
– Хватит! – Эри снова засмеялась, вообразив картину: она вцепилась в высоченного старосту – чтобы его за галстук ухватить, надо сесть на метлу или залезть на табуретку. – Такое будущее меня не прельщает. Мне себя жалко, а не Перси!
***
– Все-таки я опасаюсь упасть с метлы, – Эри отхлебнула еще тыквенного сока. – Это никакой не страх, но ведь такое может случиться, верно?
Они сидели на завтраке, ели и набирались сил перед сегодняшними Зельями. Урок обещал быть тяжелым – Гермиона даже за столом продолжала коситься одним глазом в открытый конспект.
Рон проглотил тост, отмел ее опасения одним широким жестом:
– Во-первых, это редко бывает, ты бы лучше боялась, что бладжером по башке попадут. А еще лучше – ничего не боялась. Во-вторых, ты ведь уже падала, в детстве? Вот и сейчас, если, не дай Мерлин, такое случится, стихийка тебя спасет.
– Ничего подобного, – Гермиона отвлеклась от своей овсянки. – Я читала в «Исследованиях стихийной магии у детей», что, когда волшебник берет в руки палочку, его способности упорядочиваются, и он практически сразу теряет способность к стихийным выбросам.
– Умеешь ты порадовать, Грейнджер, – проворчала Эри. – Надо взять с Макгонагалл слово, что она будет страховать Левиосой.
– Это против правил! – встревожился Рон.
– Что за проклятая игра, специально для сумасшедших самоубийц…
Неожиданно перед ней на стол опустился длинный сверток с прикрепленным к нему конвертом, его принесли сразу две совы. Поттер никогда раньше не получала писем, поэтому уставилась на него с любопытством, потянулась развернуть.
– О, Мерлин, – простонал Рон. – Нимбус-2000! А как же метла Лисон?
– Верну, подумаешь… – Эри прочла записку Макгонагалл. Удивилась вслух:
– Как быстро.
– Заказала вчера на Диагон-аллее, с факультетских денег, – пожал плечами Рон.
– Ей прямо н-невтерпеж, так хочется выиграть К-кубок, – хихикнул Невилл.
– И немудрено: Слизерин выигрывает в квиддич последние семь лет, – глубокомысленно заметила Гермиона.
– Но метла Лисон еще круче! – не унимался Рон.
Эри посмотрела на блондинку, та приподняла бровь. Поттер кивнула.
– Мне без разницы, если честно, та или эта метла. Вуд говорил – Нимбус такой же скоростной и маневренный. Если только к метле не прилагается парашют, все остальное меня не интересует.
– Привет, – Фред плюхнулся рядом с Эри, подвинув Невилла. Потянулся потрепать по волосам – она дернула головой, уклоняясь. В прошлый раз она слишком устала, чтобы протестовать, но не собиралась постоянно допускать такую фамильярность. – Что, наша прелесть возвращается обратно к Лисон? Обидно.
– Теперь тебе надо с этой метлой свыкнуться, но ничего, справишься, – Джордж, более спокойный, чем брат, кивнул Эри, глядя на разворошенную обертку. Вокруг гудели первокурсники, «Чемпион» они не видели, и теперь восхищались «Нимбусом». – Братец Фордж, пошли-ка, у нас Чары.
– И не Фордж, а Дред! – крикнула Эри, салютуя им бокалом с соком. Они обернулись – совершенно одинаковые, уставились на нее удивленно. Эри улыбалась до ушей: она продолжала их различать, как бы им не хотелось этого избежать.
– Осторожнее с близнецами, – озабоченно сказал Рон. – Они, кажется, решили, что ты такая же сумасшедшая, как они, и взяли тебя под покровительство.
– Я сумасшедшая, – подтвердила Эри. – Всегда это знала. А чем мне грозит их покровительство?
Рон хихикнул:
– Ты знаешь, мало кто лишался пятидесяти баллов за один день. До сих пор это вышло как раз у Фреда с Джорджем. На первом курсе, на первом уроке Зелий, это было второго сентября, они взорвали шкаф с ингредиентами.
– Неужели? – Эри поперхнулась соком. Это было слишком даже по ее меркам.
– Правда-правда, – кивнула Алисия, прислушивающаяся к разговору. Остальные третьекурсники уже ушли. – Мы тогда все вместе попали в больничное крыло, потому что снейповы поганые зелья разлетелись по всему кабинету. Мне попалось Раздувающее, Кэт Перечное, да прямо в глаза… А им, паршивцам, ничего! Кроме вопиллера и отработок, конечно.
– Ух, понимаю, о чем ты. Но у меня же своя голова на плечах есть.
– Иногда она отключается, – проворчал Рон. – Пойдем?..
***
– Мы начинаем первый в этом сезоне квиддичный матч, сегодня сражаются команды Гриффиндора и Слизерина! Поприветствуем их! – Ли Джордан, комментатор, представил всех участников. Слизеринцев просто перечислил, а про каждого из гриффиндорцев сказал несколько хвалебных слов.
– …третий охотник, прекрасная Анджелина Джонсон! Энджи, не хочешь пойти со мной в Хогсмид? Слушай, сколько я тебе комплиментов сделал, а?.. Молчу, профессор Макгонагалл. И, наконец, последнее приобретение команды – новый ловец Гарриет Поттер. Эри, мы в тебя верим! Кстати, первый курс Гриффиндора попросил меня выразить благодарность мистеру Малфою за нашего нового ловца. Вот такими словами: «Дракончик, спасибо!».
Трибуны грохнули, красно-золотые смеялись громче всех. Эри внутренне содрогнулась: она предпочла бы язвительно поблагодарить после матча, но не сейчас. Что, если она будет играть плохо? Она взглянула вниз: смеялись и махали флагами гриффиндорцы, слизеринцы холодно молчали. Лицо Малфоя ничего не выражало. Для человека, униженного до самого донышка души, он держался неплохо.
– Ииии… игра начинается!
…Через пять минут Эри стало скучно. Дурацкая игра этот квиддич, носятся все, летают… она увернулась от бладжера – это было просто. Снитч не показывался.
***
Гермиона и Невилл поддались общему веселому сумасшествию, а Рон сам был его инициатором. Первокурсники вопили, размахивая флагами с надписями «Поттер – мы в тебя верим» и «Малфойчик, спасибо!». Они бурно радовались, когда Анджелина забила гол, и неумело ругались, когда капитан слизеринцев едва не столкнул Эри с метлы, преграждая путь к снитчу.
– Как бы она не испугалась после такого, – озабоченно сказал Рон.
– Н-нет, улыбается, по-моему, разозлилась, – Невилл смотрел в бинокль.
– Хорошо, – кивнула Гермиона.
– …Что это с ней? – встревожился Рон.
Метла Поттер неожиданно задергалась, словно конь, пытающийся сбросить седока. Это было похоже на ее поведение во время драки, когда Малфой отталкивал ее – те же рывки в разные стороны, только тогда девочка и метла действовали вместе, а теперь Эри пыталась бороться с ней. Метла явно настроилась ее сбросить.
Болельщики по всему стадиону стали показывать пальцами на Эри – ее метла, поднимаясь все выше, одновременно закрутилась волчком – девочка все-таки упала с нее, удержалась на одной руке, заползла обратно, цепляясь руками и ногами. Метла дрожала, как живое существо, крутилась в воздухе – квиддичная мантия и зачарованные очки остались на месте, зато волосы выбились из кос, растрепались. Ее лица не было видно, но Гермиона не сомневалась, что на нем ужас – случилось именно то, чего она так боялась.
Она выхватила у Невилла бинокль, нашла в окулярах Снейпа. Так и есть! Все, как она предполагала – это именно он!
– Подожди, Рон, я сейчас… – Гермиона знала, что делать. Уж теперь-то злобный слизеринский гад получит свое!
Грейнджер вихрем слетела с трибуны, пробежала к местам преподавателей, по пути толкнув Квиррелла. Даже если бы она не спешила, то не стала бы извиняться – к этому времени первокурсники презирали профессора ЗОТИ больше, чем завхоза.
Мантия Снейпа вспыхнула.
«Получилось! – облегченно выдохнула Гермиона. – Змеюка подлая, не убить, так напугать хотел, чтоб твой факультет выиграл? А Эри еще его защищает!»
Метла Поттер действительно утихомирилась, но было уже поздно – перепуганная девочка вцепилась в нее, как утопающий в круг, и явно была не способна играть. Слизеринцы показывали пальцами и смеялись, Ли Джордан завопил в отчаянии:
– Гарриет, ты же справилась! Мы в тебя верим, перестань держаться за нее, как за мамкину титьку!.. простите, профессор Макгонагалл. Не дай этим слизнякам победить!
Гриффиндорские трибуны тоже умоляли, слизеринские – смеялись в голос. Малфой – покрасневший, счастливый – вскочил и заорал в голос: «Поблагодарите меня еще раз, грязнокровки!». Гермиона беззвучно не то ругалась, не то молилась – Снейп не убил Эри, не сбросил на землю, но добился своего – напугал. Гриффиндорский ловец играть была не в состоянии.
Неожиданно Эри встрепенулась и рванула куда-то вниз, к кольцам Слизерина. Потеряла равновесие, все-таки падает?.. Через мгновение торжествующий вопль Джордана сотряс стадион:
– Поттер заметила снитч! Давай, девочка, мы в тебя верим!
Но слизеринский ловец Теренс Хиггс был ближе. Как ни быстро летела Поттер – он оказался рядом со снитчем быстрее, ему все-то надо было обернуться назад и пролететь несколько ярдов. Трибуны орали и улюлюкали, когда Хиггс – он был на корпус ближе к золотому мячику – потянулся к нему.
– Ну же, Поттер! – завопил Джордан. И через секунду:
– А-А-АХХ!
Вся мужская часть аудитории ахнула вместе с ним, когда гриффиндорский ловец, сумасшедшая первокурсница Гарриет Поттер с силой ударила кулаком по древку метлы Хиггса, прямо за его спиной.
По всем законам физики, передняя часть древка немедленно подскочила вверх, ударив слизеринца по самому дорогому. Бедняге мгновенно стал безразличен снитч – вселенная уменьшилась до размеров пострадавшего места. Схватившись за него, он закачался на метле, притормаживая. А не летал бы столько лет – вообще свалился бы. Поттер с легкостью обошла его на вираже и схватила вожделенную добычу.
– АААХХ, ПОТТЕР, ТЫ СТРАШНАЯ ЖЕНЩИНА! – проорал Джордан. – Даже мне стало нехорошо… Гм! Поттер поймала снитч! Гриффиндор выиграл!
На трибунах бесновались, Гриффиндор махал флагами и прыгал, Слизерин выкрикивал «так нечестно!», остальные факультеты разделились.
– Матч не закончен! – Усиленный Сонорусом голос мадам Хуч разнесся по полю. – Поттер! Нарушение! Грязная игра! Я назначаю пенальти!
Счастливый, смеющийся Оливер Вуд издевательски раскланялся в воздухе с капитаном слизеринцев Флинтом, и демонстративно отлетел от своих колец – забивайте, мол. Флинт швырнул квоффл в кольцо, сплюнул на землю. Оливер подлетел к Эри, все еще поднимающей над головой руку с трепещущим золотым шариком, обхватил ее вместе с метлой, стиснул в медвежьих объятиях. На землю спустилась уже куча-мала из всех игроков. К ним присоединялись остальные гриффиндорцы, и Рон, Невилл и Гермиона были в первых рядах.
– Великолепно, Поттер, – Анджелина потрясла кулачками в воздухе.
– Как ты его! – Кэти Белл кровожадно облизнулась.
– Продолжай в том же духе, Поттер, – Оливер хлопнул ее по плечу так, что девочка пошатнулась.
Лисон, прищурившись как кошка, сказала – негромко, но услышали все:
– Я рада, что мы победили, но, Поттер... игра действительно грязная. Это не по-гриффиндорски.
Гермиона, не осмелившаяся сказать то же самое, кивнула. У некоторых студентов – не фанатов квиддича, и в основном мальчиков – на лицах появилось странное выражение, вроде зубной боли.
– Конечно, в игре все средства хороши, но это как-то… в самом деле… – пробормотал кто-то сзади.
Вуд хмыкнул:
– Флинт, кстати, тоже нарушил правила, также грязно. Эри поступила правильно.
«Ух ты, я уже Эри…»
– Но по яйцам бить?… – робко спросил кто-то.
Глубокомысленное молчание.
– …правда, это не по-нашему.
Поттер разозлилась. Они свихнулись на своем благородстве, чертовы кретины? Это, мать вашу, жесткая игра! И она же заплатила за это – штрафной был назначен и пробит.
– А заколдовывать мою метлу – это как? Я чуть не свихнулась от ужаса, чуть не упала – остались бы без ловца совсем! – Поттер поглядела по сторонам, вспомнила о Лисон, но продолжила: – Я вышла из себя и не контролировала свои действия.
Все с облегчением засмеялись: на что похожа Поттер, когда «выходит из себя», в Гриффиндоре уже стало известно. Напряженный момент был забыт, проблема отложена на потом.
– Вот и отлично, – резюмировал Вуд. – А теперь будем праздновать. Эри – поздравляю с дебютом!
***
– Это Малфой, тварь поганая, – Эри сидела в гостиной, закутавшись в тяжелый плед, ее колотило – наступил отходняк. В одной руке она держала чашку с горячим какао, в другой – бокал со сливочным пивом. Она уже пробовала слабый алкоголь, но этот сладкий напиток ей понравился больше, чем горькое магловское пиво. – Это он заколдовал метлу! А меня теперь опозорили на весь Хог!
– Нет, это был Снейп, – сказала Гермиона со скромной гордостью. – И это я его остановила. – Она рассказала, как подожгла ему мантию, и сразу после этого метла пришла в себя.
– Снейп хотел меня убить? – недоверчиво спросила Эри. – Что ты несешь, этого быть не может!
– Не убить, так напугать, – Гермиона была уверена в своих словах.
– Он не мог, он ко мне хорошо относится, – Поттер покачала головой.
– Тебе только кажется, что он к тебе благоволит, – Грейнджер была непреклонна. – Снейп постоянно издевается над тобой.
– Он зачитывает мне зелья – это раз. Не цепляется, когда мы с Невиллом на отработках что-то не то делаем – два. А что обзывает – так он ведь всех обзывает.
– П-позавчера он сказал, что ты проклятая психопатка, и больница Святого Мунго по тебе п-плачет, – с ненавистью сказал Лонгботтом. – Что тебе уже уготована палата с м-мягкими стенами, и ты оттуда никогда не выйдешь.
Эри улыбнулась:
– Ну, он преувеличил. Мне кажется, он был удивлен, но и впечатлился немного. К тому же лучше быть сумасшедшей, чем трусихой, как Малфой.
– Ты не понимаешь, – резко сказал Невилл. – Так нельзя г-говорить!
– Это обидно? Для меня – нет. Мне скорее кажется обидным, когда тебя и Рона называют тупицами, а Герми – невыносимой всезнайкой.
– Да ну его, этого Снейпа, – махнул рукой Рон. Сливочное пиво из его бокала расплескалось, Грейнджер кинулась вытирать, потом остановилась, покачала головой и сказала «Тергео». Эри улыбнулась про себя – магловские привычки уходят медленно. Тем временем Грейнджер снова начала говорить, дескать, логика подсказывает, что это был именно Снейп – не зря же метла перестала чудить как раз после того, как она, Гермиона, прервала его сосредоточенное бормотание.
– Да нет же, – Поттер снова покачала головой.
Эри сама долго думала, почему так хорошо относится к Снейпу. Его действительно следовало не любить – постоянные насмешки, язвительные слова о ней самой, о друзьях, о Гриффиндоре. Подсуживание слизеринцам, отработки – каждый вечер тащиться в подземелья и драить котлы без магии, хотя он мог очистить их одним Эванеско. Да, его надо было не любить.
Но…
Она не могла. Называйте это извращением – но ее грело, что Снейп о ней ДУМАЕТ. Пусть плохо, пусть терпеть ее не может – но помнит о ней. Взрослый – думает о ней. Для Эри это было немыслимо щедрым даром. Такого она не получала никогда в жизни.
Она вспомнила, когда впервые осознала свою ненужность взрослым…
…Летом 86-го года у нее, наконец, проснулась стихийная магия. Дадли, который был на несколько месяцев старше, примерно в то время понял, что он может сделать с кузиной все, что угодно, и ему за это ничего не будет. В крайней случае, мама скажет рассеянно: Диддикинс, оставь ненормальную в покое. Раньше общение кузенов проходило в основном в драках один на один, причем если мальчик был гораздо крепче и сильнее, то девочка не боялась боли, царапалась и кусалась (нечестно!), и не сдавалась даже в безвыходной ситуации. Сражения проходили с переменным успехом, миссис Дурсль делала вид, что ничего не замечает. Но тем летом до кузена наконец дошло, что – МОЖНО ВСЕ, и это сорвало крышу незлому, в общем-то, ребенку. Один на один – этого было уже недостаточно, и Дадли подключил друзей.
Душным июльским полднем они нашли ее на плоской крыше дома, где она рассчитывала спрятаться от шумной компании. И, опьяненные безнаказанностью, сбросили вниз.
Когда девочка летела спиной вперед – на заасфальтированную дорожку, на фигурную решетку с острыми зубцами, оплетенную вьющимися розами – наконец проснулась ее стихийка. Вовремя, надо сказать.
Гарриет подбросило вверх, как на батуте, второй раз она опустилась плавно, отделавшись несколькими синяками. Вокруг словно ураган прошел – в доме вылетели все стекла, по саду будто слон топтался, розы выдраны с корнем, решетка улетела к крыльцу. Выбежала из кухни испуганная тетка Петунья. Сразу все поняла, выгнала остальных детей, наплела им что-то про взрыв газа.
И все изменилось.
Прежде равнодушные к племяннице, теперь старшие Дурсли возненавидели девочку. Ее начали лишать ужина, по поводу и без. Ей не стали покупать одежду к школе – с тех она одевалась исключительно в обноски Дадли. А безразличные оплеухи сменились настоящими побоями. К тому же кузен не отставал от старших – безграничная власть и не таких превращала в садистов.
К сентябрю Дадли разошелся вконец, настолько, что это обратило на себя внимание учительницы. В первом классе она не замечала тихую девочку в очках, но теперь это просто бросалось в глаза. Ужасная одежда, синяки, и этот затравленный вид… Мисс Лидвуд быстро выяснила ситуацию – Дадли язык за зубами не держал, да и в городке кое-что обсуждали. Она стала одергивать разошедшихся хулиганов, присматривать за девочкой на переменах, иногда зазывать в свой кабинет на чай. Казалось бы, мелочи, но Гарриет этого хватило. Она начала обожать учительницу со всей страстью никем не любимого и никогда раньше не любившего ребенка. В ее лохматой голове, забитой сентиментальными историями для девочек из школьной библиотеки, роились всевозможные глупые сценарии. Вот мисс Лидвуд приходит к Дурслям и оказывается, что она ее мама… Вот мисс Лидвуд говорит: хочешь жить со мной, Гарриет? Вот мисс Лидвуд находит ее родителей, они живы… нет, не надо, никакие родители не могут быть лучше, чем мисс Лидвуд!
Гарриет старалась находиться как можно ближе к своему кумиру – на переменах, на уроках, провожала, прячась за деревьями, до дома… в тот ноябрьский день она не пошла после уроков домой, а спряталась в туалете. Обеда все равно не будет (утром тетка была недовольна, и к двум часам наверняка не успокоилась), а тут можно еще раз увидеть – хоть одним глазком – свою сияющую звезду.
Разговор, который она подслушала, подкравшись к полупустой в это время учительской, отпечатался в ее памяти навсегда – будто выжгло с внутренней стороны черепа.
– …Ты не представляешь, как мне жалко этого ребенка. Но я ничего не могу сделать, ничего!
– А что случилось-то?
– Я зашла в социальную службу, давно собиралась. Ты знаешь, что миссис Дурсль состоит в одном бридж-клубе с этой Бергман?
– Это которая заместитель главы департамента?
– Да, и они лучшие подруги. Я только начала рассказывать, что с ребенком плохо обращаются, как она меня чуть не уволила на месте. И обещала, что эта… Петунья Дурсль подаст в суд за клевету.
– Успокойся, уволить она тебя не сможет.
– Зато директор может. Он вызывал меня сегодня перед обедом, и намекнул, что мое правдоискательство может плохо кончиться. Мало мне Бергман, которая уже позвонила ему и нажаловалась, так еще и Вернон Дурсль – тоже не мелкая рыбка. Оказывается, наша спортплощадка построена на его деньги.
– Я тебе и раньше говорила, что это бесполезно. Не лезь ты в это дело, береги нервы.
– Да… в конце концов, их много, а я одна. Жаль, конечно, девочку, но… Я попросила у директора поставить меня на другую параллель. Не могу больше видеть этого ребенка. Как мне ее жаль!
– Но и о себе надо думать. Выбрось ее из головы…
Гарриет опрометью выбежала из школы, промчалась до дома, забилась в свой чулан. У нее разрывалось где-то в груди – наверно, от быстрого бега. Разрывалось, и болело, и билось в ушах, и заливало горячей водой глаза.
Когда она пережила этот день, когда стала чуть старше, то поняла три вещи. Во-первых, никто и никогда не будет ее жалеть. Потому что жалость – это то чувство, которое позволяет улыбаться человеку, мимоходом гладить его по голове и подсовывать конфеты, но не бороться за него, не пытаться спасти. Это чувство слабых, равно унижающее и жалеющего, и жалеемого. «Пусть лучше ненавидят и боятся», – эта мысль пришла позже, когда она уже стала Лаской, когда уже знала, как и куда надо бить, чтобы сделать больно. Но с тех самых пор, с невинных шести лет, Гарриет не выносила, когда встречала это, приторно-страдальческое, сиропное выражение на лице взрослого.
Во-вторых, именно тогда, беззвучно всхлипывая и мотая головой, она поняла, что любви нет. Надо было родиться дочерью мисс Лидвуд, чтобы она ее любила. Надо было родиться Дадли, чтобы ее любили тетя Петунья и дядя Вернон. И надо было ее собственным родителям – безработным алкоголикам – остаться в живых, чтобы любить ее. Раз они умерли, ее никто никогда не полюбит.
«И не надо, – бормотала она, уже сухими глазами глядя в щелястый потолок, украшенный обрывками паутины. – Обойдусь».
В-третьих, она поняла, что взрослые могут «беречь нервы» и «выбрасывать из головы» неприятные воспоминания. И еще о том, что «их много, а я одна». Мисс Лидвуд больше не вела у них уроки. Когда она случайно видела Гарриет в коридоре, то улыбалась ей не так, как раньше – рассеянно, как всем остальным школьникам. Не приглашала выпить чаю, объяснить непонятные места в книжках… Забыла о ней.
И это взрослое равнодушие тоже стало уроком.
…А вот теперь – профессор Снейп. Ехидный, язвительный, резкий, мрачный тип, ненавидящий всех гриффиндорцев и ее в частности. Он о ней думал.
Профессор Макгонагалл, пусть приветливая и доброжелательная, вспоминала об Эри только на уроках, или проверяя ее эссе, или когда Поттер влипала в очередные неприятности. У профессорши была своя жизнь, в которой не было места первокурсникам. Наверно, это было правильно и педагогично, но Снейп, который – Эри это чувствовала! – вспоминал о ней и в другое время, этот Снейп нравился ей гораздо больше.
«Пусть это извращение, мазохизм, и какие там еще умные слова есть, но это так здорово, так чудесно, что он, взрослый, умный, всесильный, вспоминает обо мне не только на уроке Зелий! Какая ерунда, что он меня ненавидит, что гадюкой называет, психопаткой, и вообще. Он… ну, не равнодушный. Ему НЕ ВСЕ РАВНО. Он не «выбросил меня из головы». Не «бережет нервы». Он думает обо мне».
Но как объяснить это друзьям?..
Эри беспомощно пожала плечами:
– Можете говорить что угодно, но я уверена: это не Снейп пытался заколдовать мою метлу. Считайте это интуицией, или чем там еще… И я не хочу больше слышать ни слова по этому поводу!
Глава 8. Рождество.Через неделю после матча выпал снег; затяжная дождливая шотландская осень перешла в долгую снежную шотландскую зиму.
Снега ждали все; как говорил Рон – «потому что все остальные зимние гадости уже есть». Действительно, было очень холодно, гриффиндорскую башню продували пронзительные ветра, школьники жались к каминам, как бродячие коты. Парвати с Лавандой стали напоминать сиамских близнецов – они не только передвигались под ручку и делали уроки вместе – теперь даже вечера они проводили, прижавшись друг к другу под пологом кровати, тихонько смеясь и поедая шоколад. Бедняжка Салли-Энн завидовала и мерзла. Эри, чувствительная к личному пространству, пресекла робкие поползновения Гермионы, хотя ей тоже было холодно. Рон и Невилл на мороз не жаловались: Уизли с гордостью сообщил, явно цитируя кого-то, что у всех рыжих горячая кровь, а у Лонгботтома… «не знаю, что насчет крови, но жир вроде бы греет» – цинично думала Поттер. Наконец, однажды утром гриффиндорцы увидели из окон белую равнину. «Как на рождественской открытке», – подумала Эри, разглядывая крыши Хогсмида, заснеженный Запретный Лес, замерзшее озеро. И сразу будто стало теплее, даже ветер притих.
Как выяснилось, магловские игры были известны и в магическом мире. Снежки, лепка снеговиков, строительство и оборона крепостей – гриффиндорский квартет с наслаждением опробовал все. Они вообще после этого матча, после заколдованной метлы и тяжелого разговора, словно хотели забыть обо всем и снова стать детьми. Игры, болтовня, совместное выполнение домашних заданий – и Эри снова чувствовала это, греющее лучше камина, чувство: покой и защищенность.
Для игр на воздухе понадобились варежки и шапки, которых не было ни у Эри, ни у Рона. Невилл – тот наоборот, тихо вздыхал, напяливая на себя по три свитера и шапку с завязывающимися ушками («бабушке обещал, что буду носить», – пояснил он друзьям). На насмешки слизеринцев он старался не обращать внимания. А Гермиону родители экипировали, кажется, хоть на Северный Полюс, хоть в космос.
– Я могу з-заказать у бабушки еще несколько пар, – предложил Невилл.
– А может, подойдем к этому делу, как волшебники? – задиристо спросил Рон. – Можно трансфигурировать их из какого-нибудь хлама, дома мы так часто делаем.
– «Мы»? – насмешливо спросила Эри, пряча озябшие ладони в рукава.
Рону хватило скромности чуть-чуть смутиться:
– Ну, мама и старшие… а давайте не пойдем просить у Перси! Сами справимся, разве нет?
После долгих мучений, магловской и магической ругани (представители разных миров с удовольствием перенимали плохое друг у друга), и взрывов смеха, варежки и шапки были, наконец, трансфигурированы из простыней. Гермиона была горда собой – до тех пор, пока ровно через полтора часа, прямо посреди «Обороны Хогвартса» (защищали снежную крепость Эри, Невилл и Рон, нападали – Финниган, Томас и хаффлпаффец Макмиллан, Грейнджер была судьей) наколдованные предметы не превратились обратно. Запутавшиеся в ткани защитники крепости были сметены неприятелем, а Рон еще долго издевался над Гермионой:
– Теперь-то я понял! Трансфигурированные тобой предметы существуют ровно столько, сколько длится урок Трансфигурации. Чтобы успеть получить свое «превосходно». А потом бац, и все!
– Ну и что? – злилась девочка. – Нас ведь учат превращать предметы, а не тому, как продлить это превращение.
– На самом деле, – подключился к разговору равенкловец Терри Бут, проходивший мимо с книжкой в руках – видимо, из библиотеки шел. – Трансфигурация изначально была просто практическим умением, а не наукой. Также, как бытовые чары. Идет дождь – превращаешь рубашку в плащ. Нападает зверь – превращаешь первую попавшуюся палку в нож. А потом все возвращается в исходное состояние. Все эти длинные формулы, которые профессор Макгонагалл заставляет учить, сложные движения палочкой – это лишь костыль, подпорка для начинающих. Самое главное – как можно лучше вообразить себе предмет, который хочешь получить. А для этого нужно развивать образное мышление и эйдетическую память.
[прим.авт.: эйдетизм (греч. eidos – образ) – в психологии – разновидность образной памяти, способность к сохранению и воспроизведению чрезвычайно живого и детального образа воспринятых ранее предметов и сцен. Полагаю, волшебники иногда интересуются, что там делается у маглов, и чистокровный маг Терри – он же равенкловец! – вполне мог об этом прочитать.]
Рон закатил глаза, изображая, что падает в обморок. Впрочем, падать он не стал, а ловко выхватил учебник у Бута из рук:
– Ты опять?! Сегодня же суббота!
Обиженная Грейнджер пробормотала:
– Ну вот, еще идиотическая память какая-то, будто просто учить наизусть недостаточно. Терри, а можно узнать, где ты об этом прочитал?..
Эри не участвовала в разговоре: у нее наконец получилось сунуть растяпе Эрни Макмиллану снежный ком за пазуху, и сейчас они вдвоем пытались высушить его одежду. Очищающее заклятье не действовало, а когда она выкрикнула любимое Снейпом Эванеско, Эрни едва не остался без зимней мантии вовсе – она медленно начала исчезать, вместе со снегом. Оба задыхались от смеха.
Позже Эри вспомнила слова Бута, и восхитилась: как точно он выделил эту закономерность! Действительно, сама она трансфигурировала безошибочно и быстро – даже нетвердо помня, как произносится формула превращения. Достаточно было прикрыть глаза и представить желаемый предмет – и вот он уже перед ней. «Это у меня от папы, воображение, он ведь был лучший по Трансфигурации», – подумала девочка с уже привычной гордостью.
Промокшие насквозь первокурсники вернулись к себе, и Невилл, помявшись, убежал в теплицу, к профессору Спраут. Сам он говорил, что это просто самое теплое место в Хоге, но остальные-то знали, в чем дело. Роман Нева с Травологией набирал обороты, декан Хаффлпаффа его явно выделяла, а на его тумбочке, кроме аквариума с жабой, уже стояли три (три!) агрессивных растения. Рон жаловался, что последняя любимица Лонгботтома сжевала его домашку по Зельям – но Эри и Гермиона считали, что это он так пытается уговорить их дать списать.
– Ну что? – спросил Рон, когда они собрались в гостиной, оккупировав ближайшие к камину свободные кресла. – Будем в шахматы играть?
– Нет, я в библиотеку, поищу информацию о Фламеле, я еще в «Развитии современной магии» не смотрела, – ответила Гермиона.
Эри и Рон застонали хором.
Вот ведь заноза застряла, не скажи где! В один из визитов к Хагриду гриффиндорский квартет в очередной раз допытывался, что же такое таинственное было в сейфе в Гринготтсе, что теперь прячут в Хогвартсе? И наивный полувеликан, доведенный детьми, наконец рявкнул: «А ну не суйтесь в это дело! Это никого не касается, кроме директора и Николаса Фламеля!». Настырная Гермиона вцепилась в его слова, как бульдог, и теперь пропадала в библиотеке, пытаясь выяснить, кто же этот загадочный Фламель. Тайна манила и Рона, и Невилла, но они на такие изыскательские подвиги были не способны. Эри не слишком усердствовала: она привыкла прислушиваться к разумным советам, и не искать приключений на свою… скажем, голову. И так сами находят. К тому же дело касалось Снейпа – а ему она продолжала иррационально доверять.
– Смотри, не замерзни там, – напутствовала Эри подругу, когда Гермиона прошествовала мимо них – в толстом свитере, шарфе и перчатках, и с очень решительным выражением лица. – А мы пока поиграем.
Рон довольно улыбнулся.
В порядке «межкультурного обмена» (еще одно словечко Грейнджер) он пытался научить друзей играть в шахматы. Они научились не путаться в фигурах и отличать шах от пата, но на этом дело завязло. Невилла ужасала необходимость принимать решения – любые решения, даже такие, двинуть пешку или слона. А хамоватые, крикливые волшебные шахматы не прибавляли ему уверенности, наперебой советуя прямо противоположное. Он колебался, мучился, и ходил наобум до тех пор, пока уже не нужны были никакие решения – Уизли ставил мат. Гермиону расстраивало отсутствие четких инструкций – как ПРАВИЛЬНО играть. Она не понимала, что шахматы слишком сложны, чтобы можно было написать простой алгоритм, например – «если противник двинул пешку на e4, ходите конем на f6, и никак иначе». Эри про себя думала, что Грейнджер была бы счастлива, получи она книгу с названием вроде «Как надо жить: схема единственно правильных действий». Сама же Поттер просто не любила проигрывать – злилась на Рона и на себя, обижалась не пойми на что, и еле сдерживалась, чтобы не выпалить что-то вроде «зато ты в Зельях полный болван, и во всех остальных предметах тоже!». Она все же пыталась иногда играть с ним – больше для тренировки силы воли, потому что Уизли, беспрестанно вопрошающий «Кто так ходит? Неужели непонятно, о Мерлин, я же десять раз говорил!» – мог вывести из себя святого.
Но это было лишь маленьким недоразумением в снежном, пушистом облаке покоя, в котором Эри находилась. Даже совместные уроки со Слизерином проходили гладко – Малфой притих, не обращал на нее внимания. (Эри предполагала, что он что-то затевает, но не собиралась заранее волноваться; его обещание «тебя тут не будет к Рождеству» явно не исполнилось. Похоже, Снейп спустил «дело о драке» на тормозах). Рон и остальные гриффиндорцы-мальчики пытались дразнить Малфоя, напоминать, как его побила девчонка, но перестали, когда Поттер резко высказалась на эту тему. Сделала она это вовсе не из благородства, просто униженный враг сам по себе опасен. Если же ему постоянно напоминают об этом унижении – нет уж, иметь такое за спиной она не хотела.
Так, тихо и спокойно, подобно падающему снегу, прошло несколько недель, и наступило Рождество. Гермиона и Невилл, вместе с почти всеми студентами, уехали на каникулы, их ждали родственники. Эри и Рон остались, как и старшие братья Уизли – их родители и сестра отправились в Румынию, навестить второго сына, Чарли.
***
Подарков Эри не ждала – от Дурслей, что ли? – поэтому, когда рождественским утром она увидела кучу свертков на полу, то сперва подумала – это чужие. Лаванде, например, или Салли-Энн, прислал кто-то, не знавший, что они уехали. Но это лежало возле ее собственной кровати, поэтому она нерешительно вскрыла один из свертков. Это оказалась деревянная дудка от Хагрида и записка «Щасливого Рождества, малышка Гарриет». Поттер хмыкнула: пожалуй, дуть в эту свирель мог бы только сам Хагрид, сама она в это отверстие скорее голову засунула бы. Но это все же был подарок, поэтому она ласково погладила темное дерево и положила дудку на тумбочку. К следующему пакету была прикреплена записка – она узнала старательный округлый почерк Гермионы, и, торопясь, дернула бумагу. Шоколадные лягушки… «уже все в курсе, что я сладкоежка»… и толстый том «Стихийной магии». Эри улыбнулась: «наша заучка неисправима!».
Она уже потянулась к третьему свертку, как раздался жалобный голос Рона:
– Эр! Выходи давай! Ну сколько можно спать?!
Подхватив подарки, она выбежала из спальни и засмеялась, увидев Рона: он опять забыл, что лестница, ведущая в спальню девочек, категорически отказывается пропускать мальчиков. Как обычно в таких случаях, она резво отодвинулась от порога комнаты, повернулась, и Уизли, стоявший на ее середине, вынужден был пригнуться, чтобы не стукнуться о люстру.
– Спускайся, она же орать начнет, – выдавила Эри сквозь смех.
Действительно, откуда-то из-под ног Рона раздался противный дребезжащий голос:
– Нарушение! Нарушение! Попытка пробраться в спальню девочек! Мужчина в женской спальне! Позор, позор!
Рон, прыгая через две ступеньки, спустился вниз, и мерзкий голос затих. Лестница вновь поехала на свое место, хихикающая Поттер ступила на нее.
– Почему вообще нельзя к тебе заходить? – проворчал Рон. – Я еще понимаю – Фреда и Джорджа нельзя пускать, потому что они обязательно устроят какой-нибудь фокус, или подушки приклеют, или Дурманное зелье распылят… Но я же нормально себя веду!
– У тебя все равно есть игрек-хромосома, – фыркнула Эри.
– Чего у меня есть?!
– Это магловское… смотри, какие у меня подарки!
– Ух ты! От Гермионы? А это что? О, нет. – Рон скривился, когда Эри вытряхнула из следующего свертка что-то ярко-зеленое и пушистое. – Мама прислала тебе Уизлитер. Она каждый год вяжет нам свитера, и мне почему-то достаются бордовые.
Это действительно оказался свитер – огромный, крупной вязки, теплый даже на вид. Свитер Рона был точно таким же, только еще больше, и другого цвета – винно-красный.
– Твоя мама подарила это мне? – Поттер растерянно хлопала глазами. – Но почему? За что? Я же не член семьи.
– Ты мой друг, – пожал плечами Рон. – Что тебе не нравится? Ты же вечно мерзнешь. Я тебе могу и свой отдать – не-на-ви-жу бордовый!
– Действительно, – Эри приложила Уизлитер к его груди. – К рыжим волосам такой цвет не идет. К тому же, когда ты краснеешь, это будет выглядеть ужасно – все бордовое… давай поменяемся? Возьми зеленый, а я этот. У меня волосы черные, мне пойдет.
– Девчонки! – Рон наморщил нос. – Идет, не идет… хорошо, давай. Эй, а размеры?
– Уменьшим бордовый, увеличим зеленый. Мы волшебники или нет? – Поттер ухмыльнулась. Она вытащила тянучку из пакета со сладостями, который миссис Уизли тоже вложила в пакет, и уткнулась в записку. Очень милое поздравление, «дорогая девочка…». Язвить не хотелось, пришедшая в голову мысль «ну и убожество – эти завитушки, а стиль, она меня шестилетней считает, что ли?» – эта мысль робко потопталась, извинилась и исчезла. Эри хотелось быть доброй, хорошей... Она погладила мягкий ворс, развернула Уизлитер…
– Ой, нет. Ты посмотри – тут буква «Р»!
– Да, мама всегда вяжет с буквами. Странно даже, что у тебя нет, – Рон говорил невнятно, во рту у него была тянучка.
– Не-а, я тогда не буду его носить. Хотя подожди… – Поттер пошла к спальне мальчиков третьего курса. Подивилась – лестницы, такие суровые в отношении «мужчин в женской спальне», не обращали внимания, если дело было наоборот.
– Тук-тук! – крикнула Эри перед дверью. Она не рассчитывала, что близнецы услышат нормальный стук. – Я вхожу!
Из третьекурсников тоже остались только Фред и Джордж. Сейчас они были уже одеты, в такие же свитера, украшенные буквами «Ф» и «Д» – только перепутанные. Эри злорадно указала им на это, и Фред, с притворно-испуганным видом, попросил ее не болтать о том, как легко она их различает:
– Потому что если ты это можешь, значит…
– …сможет любой другой, если будет стараться…
– …и мы будем становиться все более разными…
– …а там, глядишь, дойдет и до Снейпа…
– …а он до сих пор хочет узнать, кто же из нас…
– …на первом курсе вылил ему на голову Дыбоволосое зелье…
– …наказали-то обоих, я не сомневаюсь? – вставила Эри.
– …Конечно, обоих, но…
– …мы свято храним в тайне, кто же это был.
Девочка хитро улыбнулась:
– При одном условии. Вы подключите свои умения в Трансфигурации, или попросите Перси, чтобы он превратил белые нитки в бордовые. Причем так, чтобы заклятье не пришлось подновлять. И размер сделать поменьше.
Эри вытащила свитер и объяснила, что они с Роном решили поменяться. Близнецы засмеялись:
– Тебя окончательно приняли в семью, Эри…
– …Уизлитер – это материнское благословение…
– …и нам даже странно, почему ты не хочешь…
– …ходить с надписью «Собственность Рона Уизли» на груди?
У нее моментально испортилось настроение:
– Вы хоть при нем такого не говорите! Мы же друзья! Я его люблю как друга!
(На слове «люблю» она запнулась – слишком откровенным враньем это было. Но оно, это слово, было такое гриффиндорское, что Эри употребляла его привычно, не думая).
– Это пока друзья, – многозначительно сказал Фред.
– Ключевое слово «люблю», – добавил Джордж.
– Хватит! – выпалила Эри. – Тогда можно сказать, что я, когда вырасту, буду встречаться с Невиллом или Гермионой, они ведь тоже мои друзья! – «Это почти правда. Хотя «друзья» – тоже гриффиндорское словечко, до сих пор неловко произносить».
– О, ты с Гермионой? Хотел бы я на это посмотреть, когда вы станете постарше, – ухмыльнулся Фред.
Брат толкнул его в бок:
– Заткнись, придурок, она еще маленькая.
– Можно подумать, вы большие, – обиженно пробормотала Эри, разворачивая свитер, чтобы им было удобнее трансфигурировать. Она терпеть не могла чего-то не понимать, и еще – когда над ней смеются. А теперь это было одновременно.
Близнецы поколдовали над свитером, буква «Р» пропала, и девочка, поблагодарив, вернулась в гостиную. Они с Роном надели свитера – мгновенно стало тепло, и она потянулась к последнему подарку. На пол скользнуло что-то полупрозрачное, серебристое, сразу видно – магический предмет. Эри пропустила сквозь пальцы нежнейшую ткань, по сравнению с которой шелк показался бы дерюгой. Тихонько ахнула – пальцы, запутавшиеся в материи, неожиданно… исчезли?
– Это мантия-невидимка! – восхитился Рон. – Жутко дорогая и редкая штука! Примерь ее, и лучше перед зеркалом!
После нескольких минут ошалелого восторга – Эри закутывалась в мантию целиком, оставляла на виду лицо или руки, прятала под нее предметы, накидывала Рону на голову – они, наконец, успокоились, и нашли записку, вложенную в сверток:
Твой отец оставил это у меня незадолго до гибели.
Пора вернуть ее тебе.
Используй ее с честью.
Самого Счастливого Рождества.
– От кого это, интересно? – жадно спросил Рон.
– А мне нравится, что тайна, – тихо сказала Эри. Она почему-то подумала о Снейпе; конечно, ее родители с ним не ладили, но ведь и врагу можно оставить что-то на сохранение. В порядочности профессора Зельеварения она не сомневалась, почему бы ее отцу не думать также?
А потом были шумные близнецы, и надутый Перси, тоже в Уизлитере, и Эри попросила его проверить, что такого сотворили близнецы с ее свитером? Оказалось, помимо уменьшения и перекраски, Фред и Джордж ухитрились поставить какие-то сложные чары, которые через два часа должны были сделать ее свитер прозрачным – включая всю одежду под ним. Близнецы хором сокрушались, что же она такая недоверчивая, Перси вещал о «недопустимости подобных шуток в столь приличном обществе, как староста Хогвартса», Рон смеялся, Эри тоже веселилась. И был рождественский ужин, и это действительно было – «Самое Счастливое Рождество».
Забравшись в свою постель, она уснула мгновенно, будто провалилась в мягкий сугроб, только теплый, и снились ей мама с папой, играющие в снежки. И еще почему-то – профессор Снейп, прячущийся под мантией-невидимкой и наблюдающий за ними. Ей очень хотелось позвать профессора поиграть с ними, он казался таким одиноким, но она не решалась сказать ему, что видит сквозь мантию. Потом появились близнецы Уизли, взмахнули палочками, и на Снейпе стала медленно пропадать одежда. Сначала мантия, потом ботинки, рубашка, носки… оставшись в одних черных штанах и зеленом слизеринском галстуке, он, наконец, опомнился и закричал: двадцать баллов с Гриффиндора!.. Эри улыбнулась во сне и перевернулась на другой бок.
Проснулась она, как обычно, очень рано, и поняла, что надо немедленно, сию минуту, использовать мантию-невидимку. С честью или без – ее пробудившееся «гриффиндорство» требовало сделать это. Она бесшумно оделась, натянула Уизлитер и мантию, и вылезла из постели.
***
Эри растерянно топталась на месте, в коридоре возле библиотеки. Порыв, заставивший ее выйти ночью из гриффиндорской башни, почти прошел, и девочка ругала себя за раздолбайство. Предрассветный Хогвартс был загадочен и красив, но зачем она тут бродит? «Детство, блин, играет… в одном месте» – с досадой подумала она. Все же она была не совсем гриффиндоркой, у Рона, например, была бы куча вариантов, куда пойти. Эри сама подумала только о Запретной Секции в библиотеке, и то лишь потому, что Гермиона все уши о ней прожужжала – там точно можно было найти про Фламеля. Да ну его, этого Фламеля! В Запретку явно нельзя идти без подготовки, наобум. Если уж на девчачьем дневнике стоит запирающее заклинание, то в Запретной Секции наверняка и замки, которые Алохоморой не откроешь, и Сигнальные чары, и кричащие книги… Сначала надо изучить этот вопрос, потому что дело может кончиться тем, что подарок отберут.
Эри улыбнулась, вообразив Снейпа – с неимоверно кислым выражением лица он говорит что-то вроде «Я выполнил обещание, данное вашему отцу, и вернул вам эту вещь – но уровень вашего интеллекта явно соответствует родительскому, поскольку вас поймали сразу же». Ну, или что-то еще более ехидное. Нет уж, впредь – включать логику и не лезть на рожон. И так чудом из школы не вылетела. (Эри сильно подозревала, что если бы слизеринский декан захотел, за драку с Малфоем ее бы отчислили).
Она тихонько двинулась вперед, заглядывая во все кабинеты по пути, осторожно прислушиваясь и стараясь уловить колебания магии. Сигнальные чары первокурсники еще не проходили, но Эри нетвердо помнила, что их можно ставить только на закрытые двери или запечатанные предметы – как-то так. То есть, если дверь приоткрывается от легкого толчка, на ней нет никакой вопящей гадости.
Места вокруг были уже незнакомые, Эри с любопытством оглядывалась по сторонам. Она направлялась от библиотеки в сторону равенкловской башни, и ей начали попадаться запущенные, захламленные помещения, явно никак не используемые. Девочка вспомнила «сумасшедших ученых» из фильмов и книжек (все эти рассеянные растяпы, не замечающие не то что грязи вокруг, а даже прилета инопланетян) – и улыбнулась. Профессор Флитвик на сумасшедшего ученого не походил, но вот некоторые его ученики… и эти заставленные сломанной мебелью, никак не используемые классы… ой.
Эри замерла. Она сунула нос в очередную дверь, огляделась и собралась уже уходить, когда вдруг увидела что-то странное. В углу стояла штука, никак не соответствующая общему разгрому. Это было зеркало – огромное, в узорчатой раме, достающее почти до потолка. Она поколебалась – подойти ближе или нет? Девочка уже знала о волшебных зеркалах – они любили поболтать, и постоянно давали ей глупые советы («дорогая, улыбайся почаще, а то с таким мрачным личиком ты совсем страшненькая!» или «милочка, спроси у старших гламур-чары»). А если у этой гигантской штуковины голос соответствует размерам? Ка-ак загремит на весь Хогвартс!
«Да я же в мантии-невидимке!»
Уже не колеблясь, она подошла к зеркалу, прочла непонятную надпись на раме (она неприятно напомнила Эри речь директора на праздничном ужине первого сентября), и, наконец, взглянула на него.
*** твою мать!
Поттер отскочила от зеркала, одновременно скидывая капюшон мантии – раз ее все равно видят – и выхватывая палочку. Как можно справиться с двумя взрослыми, она не думала. Главное, начать.
Сзади никого не было.
Эри посмотрела в зеркало, узнала этих людей, и у нее подогнулись ноги.
«Призраки?! Мои родители стали призраками Хогвартса? А почему я их не видела раньше?!»
Рыжеволосая женщина в зеркале отчаянно замотала головой. Она подняла руки, сделала округлый жест, и потянулась – со своей стороны – к раме зеркала.
– Это мир мертвых? Это зеркало показывает мир мертвых? – шепотом спросила Эри.
Черноволосый мужчина – ее папа! – покачал головой, грустно вздохнул. Обнял жену за плечи, посмотрел на Эри, положил руку на плечо ее отражения. Та Эри, Эри-из-зеркала, радостно улыбнулась родителям.
– Не хочу ее, – Эри-настоящая, сидя на полу, жалобно смотрела на всех троих. – Не надо! Так нечестно, что она… она….
Папа закатил глаза, развел руками. Мама приподняла бровь, сняла руку с плеча Эри-зазеркальной (такой же, как Эри-настоящая, только очки на ней были не отцовские, другие, и на лице – радость, а не растерянность).
Эри-зазеркальная исчезла. Родители сделали шаг вперед. Мама протянула свою тонкую, красивую руку и дотронулась до стекла. Девочка с другой стороны зеркала рванулась к ним и дотянулась до зеркала собственной ладонью.
Слезы, текущие по прекрасному лицу матери, искаженное лицо отца…
– Не надо п-плакать, – шепнула Эри. – А т-то я сама сейчас… когда вы ЕЕ обнимали, это б-больно, – она заморгала, глаза невыносимо жгло. – Можете потом, когда я уйду, с ней… а сейчас не надо, – проглотила сухой комок в горле, спросила хрипло: – А как вы… там?
Мама сердито мотнула головой, решительно вытерла ладонью лицо. Отец зажмурился, глубоко вздохнул – поднялась грудь под темным свитером. Эри не могла отвести от них глаз – сама она пыталась взять себя в руки точно также.
– Вам хорошо? – спросила она, когда лица родителей успокоились. – Я хочу сказать, ну, это не совсем смерть, да? Вы вместе?
Они кивнули одновременно. Мама смотрела на нее с нежной гордостью, отец вглядывался внимательно, потом вдруг рассмеялся, ткнул пальцем в свои очки, указал на дочь. Взъерошил волосы, снова кивнул на Эри.
– Да, я очень на тебя похожа, все говорят… ой, папа!
Джеймс Поттер выпятил грудь и постучал по ней кулаком, улыбаясь до ушей. Мать и дочь одновременно, совершенно одинаково, закатили глаза.
– До чего ты смешной, папа! – а Лили Поттер в это время дернула мужа за ухо. Потом они одновременно посмотрели на дочь – вопросительно и тревожно.
– У меня все хорошо, честное слово, – Эри не собиралась расстраивать родителей. Не стоит говорить им, что пережила у Дурслей. Они же не виноваты, что умерли.
Но это решение – взрослое, разумное, логичное – не получилось исполнить, потому что непослушный ее язык выпалил:
– Почему вы меня бросили?
Снова боль на их прекрасных лицах, снова закушенная губа Лили и свирепые жесты Джеймса…
– Проклятое зеркало, почему нельзя было микрофон присобачить?
Лили улыбнулась, Джеймс вытащил из заднего кармана джинсов палочку, сделал какое-то сложное движение, и перед ним материализовались Дурсли. Правда, они были слегка полупрозрачные и слабо трепыхались, как привидения, но почти как настоящие.
– Что ты собираешься делать? – с любопытством спросила Эри. Она посмотрела на мать – та подмигнула ей. Без всяких слов, только по выражению ее лица, девочка поняла, что мама имеет в виду: «Эти мужчины всегда остаются мальчишками!».
Эри фыркнула от смеха, зажала рот, глядя, как отец хватает дядю Вернона и завязывает его в сложный узел. Тот покраснел еще больше, когда его голова оказалась притиснута к лакированным ботинкам. Тетка Петунья пыталась убежать, но Джеймс небрежно цапнул ее за пояс («Ловец!») и продолжил свои эксперименты в области макраме. Мама, поглядев на это безобразие, покачала головой и развеяла обе иллюзии. Джеймс улыбнулся, глядя на дочь. Мужчина и женщина держались за руки и глядели, глядели на нее…
Это было и больно, и сладко одновременно. Когда руки ее родителей снова легли на стекло, когда девочка ощутила холодную гладкость под пальцами, а не их тепло… жжение в глазах прекратилось, и горло перестало сжиматься, пропустив, наконец, задушенный всхлип наружу.
Гарриет Поттер стояла, прижимаясь обеими ладонями к зеркалу, и беззвучно плакала, не осознавая этого.
***
Эри ушла от своего сокровища, когда откуда-то издалека послышались голоса, и она поняла – наступило время завтрака. Пропускать его нельзя, Рон забеспокоится… она бросила последний взгляд на родителей.
«Я вернусь, и ничто меня не остановит!»
– …Ты какая-то тихая сегодня, – Рон с аппетитом жевал тост. – Я понимаю, Хагрид вчера перепил. А Перси близнецы в сливочное пиво подлили Похмельного зелья – вот он и страдает. Но ты-то чего?
– Что за зелье? – спросила Эри равнодушно.
– Они делали Антипохмельное у Снейпа – такое пьют как раз утром после праздников. И им пришла в голову идея с Похмельным – ничего не пил, а все равно страдаешь.
– А-а. Я просто не выспалась. Рон, скажи, у тебя умирал кто-то близкий?
Уизли взглянул удивленно:
– Ну, у мамы было два брата, мои дяди, но они погибли давно, мне было меньше года. Я их не помню. А почему ты спросила?
– Да так…
«И нечего ему там делать. Никому не покажу!»
***
– Почему вы такие молодые? – спросила Эри с любопытством. Она уже поняла, что может прекрасно общаться с родителями, а не просто смотреть на них. Пусть они не могли ответить словами, но их жесты и поведение были прозрачны, как стекло. – Неужели ТАМ не стареют?
Взрослые недоуменно переглянулись, потом Джеймс Поттер дотронулся до своего лица – и оно изменилось. Эри вскочила, глядя на него с восхищением.
В тридцать один год ее отец был еще лучше, чем в двадцать. Он стал шире в плечах, лицо – более жесткое, ему очень шла легкая небритость. И очки стали другими – каплевидные, без оправы, они делали его лицо немного хищным.
– Какой ты красивый, папа! – Эри подпрыгнула на месте, как маленькая. Смутно удивилась в глубине души – что с ней, почему она так себя ведет? – а потом рефлексия отключилась, она не хотела больше думать – ни о чем, никогда. Только смотреть на них, только говорить с ними. – А ты, мам?
Лили выглядела раздосадованной. Наконец она тоже дотронулась до своих щек, и тут же, наколдовав зеркальце, стала вглядываться в него. Она изменилась меньше – чуть похудело лицо, чуть шире стала в талии, пара морщинок возле глаз. Но смотрела на себя с искренним ужасом. Джеймс переглянулся с дочерью, обнял жену за плечи, поцеловал в висок. Женщина продолжала смотреть в зеркальце с таким отвращением, будто это ящик с флоббер-червями.
– Ты и так красавица, мам! – уверила ее Эри. Джеймс кивнул, продолжая прижимать Лили к себе.
Девочка вдруг представила, как это могло бы быть. Ее красивая мама, ее чудесный отец, как они живут вместе, как родители – им так кажется – стареют, а на взгляд Эри – становятся все красивее. Как мама переживает из-за морщинок и ее, Гарриет, неприятностей в школе. А папа ее утешает…
Это было слишком больно, поэтому она быстро сказала, стараясь не думать об этом:
– А я вот такая страшила!
(Не то чтобы это ее сильно волновало раньше. Ну, если только немножко. У нее куча других достоинств. Она умная, сильная, в людях разбирается – вон как с Роном удачно вышло, и с остальными тоже. И вообще, красота нужна только таким щебечущим идиоткам, как Браун и Патил. Конечно, это полная ерунда. Но маме с папой можно сказать, что это ее… ну… чуть-чуть беспокоит).
Лили отвлеклась от изучения своей внешности, возмущенно округлила глаза. Джеймс недоуменно поднял брови.
– Нет, я знаю, глаза у меня красивые, и улыбка, все говорят, я из-за этого с первого сентября только и делаю, что улыбаюсь, как дурочка… Но все остальное...
Папа жестами показал: «Ты еще маленькая, скоро все изменится». Мама достала откуда-то из воздуха большую коробку в гриффиндорских цветах – красный бархат, золотые ручки. Торжественно положила перед собой, поманила Эри – девочка прижалась носом к стеклу. Театральным жестом Лили открыла коробку – Джеймс с преувеличенно испуганным видом отскочил, замахал руками. Эри засмеялась:
– Ой, мам, это даже больше, чем я у Браун в тумбочке видела! Хорошо, когда вырасту, буду иметь в виду. Но сейчас-то зачем?
Лили дематериализовала косметику, снова подошла к зеркалу. Опять Эри смотрела в зеленые, так похожие на ее собственные глаза, опять прижимала ладони к стеклу… Больно и сладко. Сладости больше.
«Завтра я снова приду, мамочка, папочка».
***
– Рон, я все-таки решила с тобой поделиться…
Они вдвоем топали под мантией-невидимкой. Эри была настолько переполнена счастьем, что решила показать Рону свою семью. Ей хотелось кричать об этом с Астрономической башни, но она понимала, что за одно хождение по ночам и баллы снимут, и отработки назначат… Только-только у Снейпа закончились. (Хотя наказан был один Невилл, остальные члены квартета ходили в подземелья как на вахту, раз в три дня). Компромиссом стало – поделиться с другом.
– …Ты их видишь? – спросила Поттер жадно. У Рона не было любимых ТАМ, за краем, поэтому она ожидала, что он будет видеть то же, что и она.
– Нет, я один, – удивленно сказал Рон. – Ух ты! Я тут старше, и я первый ученик! И у меня значок старосты. И квиддичный кубок в руках!
– Какой еще кубок? – нетерпеливо спросила Эри. – Это же мир мертвых, он должен был показать тебе либо моих родителей, либо кого-то из твоих близких, кто умер.
Рон ее не слушал:
– А теперь мама с папой! Они меня обнимают… они никогда на меня так не смотрели.
– Они ведь живы, – встревожилась Эри. Рон, очарованный, не обращал внимания на ее слова:
– О! А теперь мы с тобой играем в шахматы. И ты… – Он неожиданно оторвался от невидимого зрелища, посмотрел на Эри. Снова перевел взгляд в зазеркалье, потом на подругу. Потряс головой:
– Эри. Во-первых, эта штука показывает не мир мертвых. Я живой, и Дамблдор тоже – он мне тут руку пожимает, и мои мама с папой живы. И еще, эта штука… она врет.
– Почему?! – возмутилась девочка. – С чего ты взял?
– Я еще могу поверить, что стану первым учеником, хотя мне надо будет для этого учиться – как тебе и Грейнджер, вместе взятым. Квиддич тоже – я буду пробоваться в команду, и мы можем выиграть Кубок. Но я никогда не поверю, что когда я тебе ставлю мат, ты будешь пялиться на меня с таким восхищением!
– О чем ты? – Эри уже ничего не понимала.
– Эр. Я серьезно. Эта штука злая. Она врет. Она показывает неправду. Какими словами тебе еще сказать, чтоб ты поняла?
Девочка покосилась в зеркало – там уже проявились смутные, туманные фигуры родителей. Они ждали ее.
«Так, проводить этого идиота домой, под мантией-невидимкой, и обратно. Только надо, чтобы он поверил».
– Ты думаешь? Не буду спорить. Пойдем назад? Мне… мне надо подумать над этим.
– Подумай, – кивнул Рон. – Была бы тут Грейнджер, спросили бы ее, это точно какой-то злобный темномагический предмет…
«Что ты понимаешь, тупая ты скотина! Это мои родители!»
– Конечно, Рон. Залезай под мантию, и пойдем.
***
Эри продолжала ходить к зеркалу почти каждую ночь, хотя бы на пару часов. Она постоянно чувствовала себя усталой, хотя проводила в постели много времени. Ей снились счастливые, яркие сны о родителях, о другой жизни – жизни, в которой Волдеморт не убил их, в которой не было Дурслей и одиночества. Ей не хотелось есть, читать, навещать Хагрида, играть в шахматы или снежки… у нее осталось только два желания – сидеть перед зеркалом, разговаривая с мамой и папой, или снова и снова пытаться уснуть, чтобы увидеть сон о них. Рон глядел тревожно, спрашивал – не ходила ли она туда снова? Эри с легкостью отовралась, что ходила, но зеркало куда-то подевалось, потому и хандрит. Кажется, он поверил.
Вскоре приехал Невилл. Каникулы еще не кончились, но мальчик больше не мог жить с бабушкой. Эри заметила, как он изменился за эти десять дней – казалось, вернулся тот, сентябрьский Невилл – заикающийся, робкий, забитый, с самооценкой «ниже плинтуса». К тому же он снова поправился, щеки стали еще круглее.
Но даже эти замечания она сделала как бы вскользь, краем сознания, вся поглощенная одной мыслью.
Невилл тоже сирота. Его воспитывает эта ужасная бабушка – пусть она лучше, чем Дурсли, все равно, он ведь тоже хочет увидеть родителей?
«Он-то не будет, как Рон, кричать «Эта штука злая!». Он поймет, порадуется, а я, пожалуй, уступлю ему место у зеркала… минут на десять. Хватит с него. А потом опять сама».
– …Вот, – приглашающий жест. – Смотри. Но помни, только десять минут. Я первая нашла, это мое!
Невилл, смертельно бледный, не отрываясь, смотрел в зеркало и молчал. Через несколько минут Эри не выдержала:
– Какие они, твои мама с папой? Я, наверно, не смогу увидеть. А почему ты с ними не разговариваешь?
Лонгботтом неожиданно рванулся к зеркалу и ударил в гладкую поверхность кулаком – раз, другой. По ней словно рябь побежала, а он все бил и бил, стиснув зубы. Эри, оторопевшая в первую секунду, подскочила к нему и попыталась спасти свое сокровище, но ополоумевший мальчик не слышал ее. Теперь она поняла, как чувствовал себя Малфой, когда она впала в берсеркерское безумие.
– Что с тобой?! Перестань!
Невилл перевел на нее безумный взгляд:
– Эри, эта штука – не мир м-мертвых, она точно врет, я знаю!
– Что оно тебе показало? – Эри продолжала держать его за руки, они были ледяными.
– Извини, я не м-могу рассказать, но это правда. Правда! И это… очень больно.
– Тогда иди отсюда! – крикнула девочка, уже не заботясь о тишине. – Убирайся! Я еще тебе помочь хотела, придурок! Гриффиндорская, мать твою, взаимовыручка! И если ты хоть кому-то скажешь, что я сюда хожу, я тебя так прокляну, что мало не покажется!
– Дети, дети, перестаньте, – раздался тихий голос сзади.
Мальчик и девочка оглянулись. На пороге стоял директор.
Невилл пришел в себя первым:
– А как вы т-тут?..
– Сигнальные чары, мой мальчик, – вздохнул Дамблдор.
– Скажите ей, сэр, что это не мир м-мертвых! Скажите, что эта штука врет!
– Ну и что! – запальчиво крикнула Эри. Она ему, конечно, не поверила – вот ее родители, у них даже внешность такая, как надо, и ведут себя как настоящие. Что он несет, какой еще «темномагический артефакт»?
– Я вижу, – сказал Дамблдор, подходя к школьникам ближе, – ты, Гарриет, ощутила на себе притягательную силу Зеркала Еиналеж. Я был неправ, что поставил Сигнальные чары только на попытки разрушить его. Следовало не допустить также такого… увлечения этой отравой. Скажи мне, девочка моя, сколько ночей ты тут провела?
Эри уставилась на него, сузив глаза. Она пропустила мимо ушей название зеркала, но уловила, что Дамблдор тоже считал его опасным. Да пошел он! Еще не хватало – отвечать!
Невилл тихо сказал, заикаясь больше обычного:
– Г-гарриет говорила, что н-нашла его в н-ночь после Рождества. П-прости, Эри.
– Восемь ночей! – Директор покачал головой. – Я знал, что с тобой будут проблемы, Гарриет, но не ожидал, что так скоро. Ты же умная девочка, как ты не поняла, что это такое?
– А что это такое? – хрипло спросила Эри. Ее разум попытался напомнить о своем существовании. Рон и Нев – ее ровесники, и не слишком умные, но директор, «один из величайших волшебников современности, победитель Гриндевальда, председатель Визенгамота»… Неужели в его словах есть зерно истины?..
– Оно показало тебе твоих родителей, как живых. Что увидел Невилл… он скажет тебе сам, если захочет. Рональд Уизли – я думаю, ему ты тоже показывала это? – увидел… полагаю, он увидел себя одним, без своих братьев, лучшим из всех. Это зеркало показывает то, чего ты хочешь больше всего на свете. Люди погибали, не в силах отойти от него, поглощенные этой грезой. Счастье еще, что у Уизли такая… простенькая мечта. А ты, Невилл, догадался, с чем имеешь дело?
– Д-да, сэр. М-моя бабушка – она урожденная Блэк – рассказывала мне о таких штуках. Я заподозрил, когда Эри рассказала о нем, а п-потом убедился, когда увидел… увидел… – Невилл стал задыхаться.
– Да, мой мальчик. Гарриет, такие зеркала раньше дарили врагам. Причем старались подсунуть не самому врагу, а тем, кто слабее – его детям, например. Неуверенным подросткам, нелюбимым женщинам, одиноким старикам… Ты смотрела в него восемь ночей. Боюсь, тебе будет трудно.
– Это все вранье, в самом деле? – Эри тоже почувствовала, что ей не хватает воздуха. – Ничего-ничего, только мои фантазии?
– Боюсь, что так, Гарриет. Невилл, иди в свою спальню. Если встретишь мистера Филча, передай ему привет, скажи – это я тебя задержал, пусть не наказывает. Гарриет, сейчас мы вместе пойдем к мадам Помфри. Кажется, у нее еще оставалось Зелье Прозрения.
– При чем тут… зрение?.. – Эри часто моргала, в глазах жгло. Она много лет не плакала, но за последние несколько дней это вошло в привычку – слезы пополам со смехом. И теперь проклятая влага стремилась прорваться знакомым путем.
– Зелье Прозрения, девочка моя, помогает избавиться от всех иллюзий, от всех наваждений… Тебе придется тяжело, но ты выдержишь. Пойдем, Гарриет. Зеркало унесут отсюда, и ты больше его никогда не увидишь. А если и увидишь когда-нибудь, то уже будешь понимать, что это такое.
«Не верю, я вам не верю!» – хотелось крикнуть девочке. Она кидала отчаянные взгляды в зеркало, на лицах ее родителей была тревога и любовь… Но детская истерика не поможет, директор настроен решительно. Значит, все.
– А можно я с ними… попрощаюсь?
– Гарриет, – директор покачал головой. Пробормотал тихо: – Как все далеко зашло, я и не думал…
Эри вздернула подбородок, с ненавистью покосилась на Невилла, на Дамблдора – и не стала подходить к манящему стеклу.
Глава 9. Жизнь продолжается.Что она пережила в следующие несколько часов, после того, как мадам Помфри, сонная и сердитая, напоила ее какой-то гадостью из запыленного фиала – лучше не вспоминать. Эри лежала, вцепившись зубами в край подушки, но все же не могла удержаться от тихих всхлипов. Физическая боль не могла сравниться с этим раздирающим, нестерпимым чувством, которое она даже словами не могла назвать. Последний раз подобное было 31 июля, когда профессор Снейп говорил о ее родителях, но тогда все-таки не так больно. Можно было не верить до конца – это ведь чужие слова, чужая точка зрения. То, что происходило сейчас, она видела ясно, своими глазами.
«Лили и Джеймс» из зеркала были именно что созданием ее глупой головы. Они были такими, как ей хотелось – вспомнить хотя бы, как они на глазах стали старше. Они вели себя, как ей нравилось, отвечали на ее вопросы так, что сердце заходилось от восторга. Поттер вспомнила, как дрожащим голосом спрашивала: «А вы ТАМ не завели других детей?» – и пантомиму «ты у нас единственная» – и все-таки взвыла в голос, глуша звуки подушкой. Вытянула руку с кровати и с силой ударила в стену. Боль отрезвила. Лизнула ребро ладони – соленый вкус крови казался привычным, успокаивающим. Настоящим, а не той мутной одурью, в которой она пребывала все эти дни. Ночью зеркало, днем – грезы наяву и сон, сон по пятнадцать часов в сутки, чтобы еще раз их увидеть.
«Никогда в жизни. Никогда».
Теперь она понимала, что такое это Зелье Прозрения. Как будто содрали повязку с глаз, сняли Обскуро – и свет обжигает глаза. Кто эта истеричная дура, посылающая Рона, орущая на Невилла, уныло канючащая «можно попрощаться?», бредящая наяву? Попрощаться! С мороками, созданными ее воображением!
«Тупица. Дура. Как можно было поверить!»
Зелье имело еще один эффект – не только ее собственное поведение перед зеркалом стало ей ясным, ясным и унижающим. Нет, теперь перед ней явно проходили последние недели, эти детские игры, блин, на свежем воздухе, и вообще – все эти манеры резвящегося щенка. Как она вообразила, что такая же, как все остальные, что ей это МОЖНО? Как могла так расслабиться, так бездумно вести себя? Откуда вылезло это проклятое «гриффиндорство»? Учись она в Слизерине, не вляпалась бы так по-глупому, помнила бы, что все новое надо считать потенциально опасным, и осторожно изучать, а не кидаться вперед с бездумной смелостью…
«Идиотка! Притворялась чокнутой, как все они, да так успешно, что совсем мозги потеряла? Где была, черт возьми, твоя голова все эти дни?!
Не-на-ви-жу темную магию!
И себя тоже... ненавижу».
***
– Как ты? – робко спросил Рон.
Он пришел навестить ее в больничном крыле, потому что утром мадам Помфри посмотрела на нее и велела остаться еще на день. Еще порция Зелья Прозрения, еще несколько часов в пучине самоуничижения.
– Нормально, – Эри пожала плечами.
По логике, сейчас следовало доказывать, что она по-прежнему главная в этой стае. По-прежнему сильная и несгибаемая. Для начала…
– А ты думал, буду рыдать и биться головой об стену? Старина Дамби объяснил, что эта хрень темномагическая, и подавляет волю. Вот я и вляпалась.
– Невилл ничего не рассказывал, просто что это было опасно… – Рон выглядел смущенным. – Но я уже понял, что оно показывало тайные желания, и чем сильнее желание, тем, наверно, хуже?..
Эри молча смотрела на него.
«У Уизли иногда встречаются проблески гениальности. Во искупление общей глупости, наверно».
– Понимаю, ты не любишь, когда тебя жалеют, – Рон остановился, примирительно поднял руки. – Не сверкай глазами! Я о другом хотел сказать. Ты жила с маглами. Ты очень умная, ты много читаешь, но есть вещи, в которые ты вот так… попадаешься. И я хочу сказать: в этом нет ничего постыдного! Невилл, например, знал о таких штуках, поэтому сообразил. И со Слизерина все бы догадались, потому что это темная магия. А я не знал. И ты не знала. Это, ну, нормально.
– Но ты сразу понял, что это вранье, – ответила Эри. Выругала себя – получалось, будто она хочет, чтобы ее жалели. Жалели и убеждали, что она вовсе не такая дура набитая, какой сама себе кажется.
– Ну… то, что оно мне показало – это было действительно неправдоподобно, я понял. А тебе… твои… – Он пожал плечами, на лице – болезненная неловкость. – И еще я думаю, это и Нев сказал, что ты попалась так из-за магловского воспитания. Ты же не знала, как у нас, волшебников, обстоит дело с мертвыми.
Эри промолчала.
– Я не хочу сказать ничего плохого. Но, ты понимаешь, я смотрю на тебя, Гермиону и других маглорожденных – вы думаете, что в нашем мире можно все. И мертвых воскрешать, и вообще… творить чудеса, как вы это называете.
– Я так не думала, – она смотрела внимательно. Рон – вдумчивый, серьезный Рон – был не похож на себя.
«И с таким Роном общаться интересно… и тревожно».
– Но ты же не знала точно, что у нас нет связи с ними. Призраки – это совсем не то, они просто ЗАДЕРЖАЛИСЬ. Поэтому ты сразу поверила.
– Рон, скажи мне, откуда ты это узнал? – не выдержала Поттер. – Когда мы ехали в поезде, ты не знал ни одного заклинания, ничего из «Истории Хогвартса», историю магии тоже не читал… почему сейчас ТЫ все это мне объясняешь?!
Мальчик неловко пожал плечами:
– Это не в книжках, Эри. Это… ну, это просто… как-то узнается. Вот как маглы знают, как пользоваться этими вашими… электрочайниками. Или как ездить на ваших… авомобилях.
– Автомобилях… так это просто впитываешь от взрослых, этому не учат?
– Конечно, – Рон наконец поставил на тумбочку пакет с шоколадом, сказал некстати: – Я тут и твой собственный принес, попросил Перси зайти в вашу спальню. И еще свой добавил. Я же знаю, ты без шоколада не можешь.
– Очень даже могу, – проворчала Эри невнятно, разворачивая лягушку. – Жила одиннадцать лет без него. неужели самому не хочется?
– Не в таком же количестве, – фыркнул Рон.
Они несколько минут просидели молча, шурша обертками. За то время, что Рон съел одну шоколадку, Эри справилась с тремя, и теперь воевала с тянучкой. И думала, думала…
Она как-то вдруг поняла, что ничего не изменилось, не нужны никакие бои за лидерство. Рон останется таким же мягким, уступающим. Не как Невилл – у того на лбу написано «решите за меня все» – для Рона это просто неважно. Может, это потому, что он был младшим из шести братьев, и привык уступать, находить компромиссы, избегать ссор? Его сестра была младше, но Эри могла поклясться – ею он не командовал (кажется, эта девчонка сама кого хочешь построит). У него не было опыта власти, да и не нужно ему это было. Он не видел тех мелочей, которые сама Поттер чувствовала кожей – кто говорит последнее слово, кто решает, куда идти, что делать, кто имеет право сказать «хватит, пусть будет так!». А Рон этого не видел, не понимал. Когда он соглашался с ней, то делал это не так, как ее бывшие одноклассники после «пришествия Ласки». Если ему что-то не нравилось – говорил прямо, не понимая, что сбивает все ее установки. Он словно знал что-то такое, чего ей никогда не понять, и бывали моменты, когда Эри чувствовала себя глупой и маленькой рядом с ним. И задумывалась: может, нормальные люди так и общаются – без иерархических тонкостей?
«А вот Малфой – моего поля ягода. Он осознает, что является на своем курсе главной шишкой, и следит, чтобы все это помнили. И у него это лучше получается, чем у меня. Крэбб и Гойл вообще без разрешения рот не открывают, Забини постоянно оглядывается, про девчонок и говорить нечего. Жестко – он главный. Причем это сохранилось даже после того, как он потерял лицо – странно, почему?
Но мне, наверно, больше нравится, как Рон. Когда не подчинение, а… не знаю… как это называется?..».
Эри хрустнула печеньем, молча улыбнулась другу.
Мягкий-то он мягкий, но иногда как упрется, из-за какой-то глупости...
Рон – это Рон. Он все равно будет задираться с Малфоем, подкалывать Гермиону, нудеть о квиддиче (не хуже Перси, только сам об этом не подозревает), вспыхивать по поводу и без, закатывать глаза, говоря «Девчонки! Все вы одинаковые!».
И не перестанет ее уважать, любить и ценить из-за ошибки с Еиналеж.
Эри прикрыла глаза, вспоминая, как впервые увидела младшего Уизли. Как подумала, что это «бриллиант» в плане дружбы. Как привязывала его – аккуратно, бережно, поневоле привязываясь сама.
«Я не ошиблась. Пять баллов Гриффиндору, Поттер. Просчитала его верно».
Но эта мысль была размытой, невнятной. Хотелось просто сидеть рядом с Роном, под его сочувственное, но не жалостливое молчание, есть шоколадных лягушек, и чувствовать, как крепнут эти узы. Дружбы. О, мерзкое гриффиндорское словечко! Когда оно стало отзываться таким теплом?..
***
Наконец вернулась Гермиона, и начался новый триместр. По негласному уговору Эри, Рон и Невилл не рассказывали ей о происшествии с Зеркалом Еиналеж. Зато они всерьез задумались, как можно применить мантию-невидимку.
– Запретная Секция! – карие глаза Гермионы горели желтым огнем, как у рыси. – Неужели вы там еще не были? Эри, у меня заказ. Половину книжек, которые я хочу прочитать, мадам Пинс не выдает, говорит – первокурсникам рано. А на них штамп Запретки, пойдем вечером? Только вдвоем, и очень осторожно, чтобы не попасться, а то баллы снимут.
– А м-может, пока лучше вообще не надо? – робко спросил Невилл. – Как бы Филчу не попасться, он сейчас с новыми силами… Вот м-месяц пройдет, Фред и Джордж его помучают н-немножко, тогда можно будет…
– Эр! – возмутился Рон. – Опять библиотека?! Мне эти стены, – огляделся, – уже осточертели.
Девочки зашикали на него. Они действительно сейчас были в библиотеке – Гермиона и Эри готовились к Зельям, Невилл старался им не мешать, а Рон, напротив, мешал активно. Он-то и рассказал Грейнджер о мантии-невидимке – раньше просто речь не заходила – так что теперь главная гриффиндорская заучка подпрыгивала на месте, как кипящий чайник.
– А Фламель?! – прошипела Гермиона (точно чайник, плюющийся паром!). Она огляделась по сторонам, но поблизости никого не было. В начале триместра учиться не хотелось никому... кроме одной четвертушки гриффиндорского квартета. – Как насчет Николаса Фламеля? Я так и не выяснила, кто это.
– Герми, надоело, – Эри встала, тихо подошла к библиотекарше, клюющей носом. – Мадам Пинс? Позвольте задать вам вопрос?
– Ммм, да? – Та встряхнулась, поправила очки.
– Кто такой Николас Фламель?
– Знаменитый алхимик, изобретатель философского камня, – машинально ответила та, и вдруг встрепенулась, гневно посмотрела на девочку. – А вам до него какое дело?
– Никакого, мэм, – вежливо ответила Эри. – Просто я встретила это имя в магловской книжке, – сочиняла она на ходу, – там говорилось, что это был великий чародей древности. Мне стало интересно, действительно ли он существовал.
– А-а, вот в чем дело, – библиотекарша улыбнулась. – Да, некоторые из волшебников действительно попадают в магловские хроники. Иногда – как «чародеи», маглы хоть и не верят в волшебство, но пишут об этом часто, не понимаю, почему. А иногда – сделав какие-то открытия в магловском мире. Я могу дать вам почитать книгу «Великие целители древности», она магловская, но там практически все наши. Гиппократ, Авиценна, Парацельс. Или «Сотрудничество магов и маглов до введения Статута Секретности» – правда, это пятитомник…
– Спасибо, мадам Пинс, не надо! – бодро ответила Поттер. Грейнджер, ошеломленно открывшая рот, заикнулась, что хочет взять все пять томов, но Эри сделала страшные глаза и потащила ее за собой, в их уголок. Рон и Невилл, которые тоже слышали диалог, едва не смеялись вслух.
Наконец они уселись за своим столом – самым дальним от библиотекарши – и заговорили шепотом:
– Все оказалось т-так просто, – фыркнул Невилл.
– И незачем было зарываться в книги, – с легким злорадством добавил Рон.
Гермиона надулась:
– Я не могла спросить, это ведь тайна. Видели, как она насторожилась?
– Но я развеяла ее подозрения, – ухмыльнулась Эри.
– Да, умеешь ты врать! – выдохнул Невилл с восхищением.
С восхищением? Эри покосилась на Гермиону:
– Опять скажешь, что я на вас плохо влияю?
Та только улыбнулась в ответ.
***
– Что м-мы тут делаем? – трагическим тоном спросил Невилл.
– То, что давно надо было сделать, – пропыхтел Рон.
Втроем под мантией-невидимкой было тесно и неудобно. Высокий Рон, толстый Невилл (правда, с начала года он немного похудел), и Эри, пихающая однокурсников острыми локтями, помещались с трудом.
Гриффиндорская троица, оставив Гермиону мирно учиться, топала в тот самый коридор на третьем этаже, вход в который был «запрещен под страхом мучительной смерти». Рон, которому фамильное безумие Уизли не давало покоя, ныл и жаловался до тех пор, пока Эри не согласилась разведать, что там такое. Ей самой совершенно не хотелось туда лезть – хватит, уже нашла кое-что «магическое» и «необыкновенное», после чего вдоволь наревелась, позорище. Но бросать безбашенного Уизли одного – не дело.
Эри уже поняла, что если она способна на сумасшедшие поступки в запале, в бешенстве, то у Рона попросту отсутствует предохранительный клапан. У него была настолько благополучная жизнь – в окружении любящей, пусть и бедной семьи, под грубоватой защитой старших братьев – что он просто не понимал, что может умереть, или хотя бы серьезно пострадать. Его самым большим горем была подержанная волшебная палочка и старая метла, самой серьезной травмой – падение с этой самой метлы. Он чувствовал себя бессмертным и неуязвимым – как, наверно, и полагается одиннадцатилетнему мальчишке. И Эри поневоле приходилось за ним присматривать.
А вот Невилл вызвался идти с ними сам. Он трясся от ужаса, но упорно доказывал, что не боится. «У меня, что ли, учится манипулированию?» – подумала Эри с неприятным удивлением, когда Лонгботтом, в пылу спора, произнес:
– Я знаю, вы не хотите меня брать, потому что считаете, что я трус и недостоин Гриффиндора. А еще называете себя моими друзьями!
Естественно, Рон немедленно кинулся убеждать его, что они так не считают, пожалуйста, пойдем втроем, Эр, ты не против?..
Она была не против. Позже тихонько спросила Невилла:
– Ты правда так думаешь?
Тот покраснел, опустил глаза:
– Я… ну, не то чтобы… я думаю, что это не вы так думаете, это на самом деле… это я так думаю. Что я недостоин.
«Ай, молодец! Манипуляция продолжается!» – восхитилась Эри, производя все необходимые словесные упражнения: нет, ты достоин, мы так не думаем, ты стоишь десятка таких, как Малфой, и прочее, прочее.
«Или он действительно так считает?»
У Невилла был самый бесхитростный вид, но Эри сама такой принимала запросто. Впрочем, кажется, Лонгботтом говорил правду. Думал, что говорит правду.
«Когда врут в глаза, все понятно сразу. А если неосознанно пытаются крутить вот так – чувствую себя слепой и глухой. Ладно. Будем считать, что наш мальчик-зайчик чист как подснежник».
***
– А-а-а!
Даже гриффиндорцы…
Нет, не так.
Даже гриффиндорцы-первокурсники, у которых инстинкт самосохранения еще не успел сформироваться, а храбрость-смелость-благородство аж из ушей хлещут…
И не так.
Даже гриффиндорцы-первокурсники Уизли и Поттер, и Лонгботтом, желающий убедить всех в собственной храбрости – даже они заорали и убежали, вне себя от страха, увидев зверюгу, обитающую в Том Самом Коридоре.
– Я… я больше никогда-никогда! – у Эри подрагивали руки.
Вылетев за дверь, они мчались еще долго, и пришли в себя уже возле гриффиндорской башни.
– Оно м-могло сожрать нас всех за секунду! – Невилл согнулся, оперся руками о колени, дышал тяжело, с присвистом. В квиддич он не играл, и сегодняшняя нагрузка была слишком большой. – К-каждая из трех голов могла сделать «АМ!», и все, н-нас нет!
Рон вытер мокрый лоб:
– Зато мы доказали собственную храбрость, разве нет?
– Рон! Мы в Гриффиндоре, хрен нам что-то доказывать?! Ой, извините.
– Да ничего, – ухмыльнулся Уизли.
Они еще несколько минут шумно дышали, обмениваясь короткими, выразительными и не всегда цензурными комментариями. Эри уже пришла в себя, а вот мальчики, морща лбы, сосредоточенно вспоминали всю грязную магловскую ругань, которую слышали от своей подруги раньше.
– Я что, это тоже говорила при вас?! – поразилась она. – Теперь мне в самом деле стыдно!
Рон засмеялся, спустя несколько секунд к нему неуверенно присоединился Невилл. Будь тут Молли Уизли, она могла бы объяснить про начало ужасного возраста, когда нравится шокировать окружающих, и в том числе – своей речью. Ругательства подходят для этого как нельзя лучше.
(А вот о чем миссис Уизли умолчала бы – это о том, как она счастлива, что весь этот сложный период ее дорогие детишки проводят в стенах Хогвартса).
– К тому же ты неправильно употребил это слово, его… эээ... используют только по отношению к женщинам. К непотребным женщинам, извини, не буду пояснять. Сам понял? Отлично. Я не думаю, что эта собачка была девочкой, да еще и легкого поведения… Нев, хватит ржать! Давайте серьезно. Вы видели, что зверюга стоит на люке?
– Как это ты разглядела? – удивился Рон.
– Развивайте наблюдательность, маглы этому учат. Ну, я так думаю, мы нашли, где прячут ту таинственную штуку из Гринготтса – этот мутант ее охраняет.
– И не т-таинственную, Гермиона же сказала, что это, скорее всего, философский к-камень Николаса Фламеля.
– Да какая разница, что там? Мы же не собираемся превращать все в Хогвартсе в золото? Значит, нам он не нужен. Выяснили тайну – хватит. И, Рон, если я еще хоть раз поддамся на твои подначки, что мне слабо!..
– Ага, зарекалась Ласка в курятник лазать...
***
Загадка разрешилась, и Эри не собиралась больше ломать голову по этому поводу. Философский камень хранится в Хоге? Да хоть сокровища Нибелунгов, в самом деле. Нас это не касается, своих проблем полно.
Например, Зелья…
На первом уроке профессор Снейп сперва ехидничал в своем обычном стиле («Да, сэр» и «Конечно, сэр» вместе с нежнейшей улыбкой – лучшая реакция, верный способ довести его до белого каления), а потом неожиданно спросил:
– Поттер, это из-за вас мне заново придется варить Зелье Прозрения?
Малфой насторожил уши, остальные слизеринцы встрепенулись. Эри ответила деревянным голосом:
– Да, сэр, из-за меня.
«Расскажет или нет? Если да – значит, все. Значит, я ошибалась, и он меня ненавидит. А я думала, просто недолюбливает. Неужели?..»
– Что ж, Поттер, – язвительно протянул Снейп, – я рад, что у вас есть слабости.
Эри решила, что терять нечего – сейчас как расскажет всем про Еиналеж, про это поганое зелье, про все на свете, и решила нахамить напоследок:
– Да, сэр. Это говорит о том, что я живой человек, а не рептилия!
Гриффиндор захихикал, со стороны Слизерина тоже послышались смешки. Видимо, змеям фраза показалась даже забавной. Малфой, впрочем, не улыбался (он последнее время постоянно был мрачен, сильно она его унизила).
Что это? Неужели Ужас Подземелий растерян? Эри решила наглеть по полной:
– И не летучая мышь, у них тоже слабостей не бывает, говорят.
Смех за спиной стал громче.
– Кто это говорит, Поттер? – бархатным голосом спросил Снейп. – Назовите мне этого человека. Я сниму с него баллы.
Эри почувствовала, как появляется на лице глупая, глупая, широкая и счастливая улыбка. Он – пусть это кажется невероятным – поддержал ее шутку?..
– Простите, сэр!
– За что вы извиняетесь в данный момент? – поинтересовался профессор. – Я полагал, что подобных слов нет в вашем лексиконе, хотя обычно они известны уже трехлетним детям. Повторите их еще раз, чтобы запомнить. Я жду.
– Простите, сэр! – снова выпалила она, улыбаясь. – За все!
– За все, Поттер? За ВСЕ вам придется извиняться до конца триместра. Из-за вашей наглости Гриффиндор теряет… один балл.
Первокурсники раскрыли рты. Обычно Снейп не снимал с ненавистного факультета меньше пяти баллов, чаще округлял до десяти. Минус балл – это можно было считать проявлением симпатии. Поттер с той же широкой улыбкой кивнула:
– Спасибо, сэр.
– И отработка, Поттер. Сегодня я собираюсь варить Зелье Прозрения. Раз ваши психические отклонения зашли так далеко, что вам понадобилось это зелье, вы поможете восполнить его запасы.
– Спасибо, сэр! – воскликнула Эри, не поморщившись, хотя на лицо Невилла набежала тень, когда он услышал о «психических отклонениях», да и остальные гриффиндорцы выглядели ошарашенными. – Я буду очень рада, сэр!
Зельевар с подозрением прищурился:
– Ваше поведение, Поттер, вызывает у меня обоснованные сомнения в вашем умственном здоровье.
– Вы и так давным-давно в нем сомневаетесь, сэр, – не выдержала Эри. – И, кстати, я же не спорю!
– Вы хотите получить еще одну отработку?
– Да, сэр! Ой, то есть, нет, сэр! Но на самом деле – да, сэр!
У Снейпа дернулся уголок рта. После короткой паузы он ответил:
– Отработка будет у мистера Филча.
– Ой, тогда нет, сэр!
– Но я вам ее все равно назначаю.
– Спасибо, сэр! А можно у вас?
– Поттер, вы хотите еще и баллы потерять? Сядьте на свое место!
Эри плюхнулась на стул, к ней тут же склонилась недоумевающая Гермиона:
– Что это с ним? А с тобой?
Эри, прижимая ладони к пылающим щекам, пробормотала:
– Он не рассказал им об этом, он ничего не рассказал…
– О чем ты?..
На нее немедленно налетел черный вихрь:
– Грейнджер! Минус пять баллов за болтовню на уроке!
Разговор пришлось прекратить. На Зельях можно было говорить только с напарником, и только по теме урока – по крайней мере, гриффиндорцам. Малфою и прочим было позволено делать все, что угодно, даже оскорблять однокурсников. А любой из красно-золотых, рискнувший ответить, получал от зельевара одно и то же – минус баллы, плюс отработки. За одним исключением. Поттер могла позволить говорить что угодно – профессор Снейп «не замечал». Это особое отношение уже стало предметом слухов, ходили даже речи, что она – его внебрачная дочь. (Услышав это впервые, она засмеялась, а потом глубоко задумалась). Только Эри не удавалось воспользоваться этой привилегией: лично ее Малфой не задирал.
«До сих пор не отошел, м-да, как же серьезно вышло… скорей бы он снова превратился в мелкого пакостника – тогда станет ясно, что он пережил тот эпизод».
***
Отработка у Снейпа прошла… странно. Он упомянул, что Эри будет помогать в приготовлении Зелья Прозрения, но девочка ожидала, что опять будут котлы, котлы и котлы. Чистить их приходилось без магии, тряпкой, щеткой, песком и золой. (За время осенне-зимних отработок Эри не раз с завистью вспоминала батарею моющих средств тетки Петуньи). Однако она ошиблась, вместо надоевшей уборки Снейп припряг ее резать флоббер-червей, крошить чешую огнекрабов, растирать горицветку обжигающую. Пусть исключительно неприятные, все эти компоненты действительно входили в проклятое зелье, Эри заранее посмотрела в справочнике. Сам он, склонившись над котлом, помешивал, резал что-то свое, отмерял капли – делал более тонкую работу, и не обращал на провинившуюся студентку внимания. Примерно через час он рассеянно обернулся, посмотрел на нее с удивлением – явно забыл, весь в своем зелье – и спросил с легким недоумением:
– Поттер, вы еще здесь? Идите к себе, отработка закончена.
– Спасибо, сэр, – Она потопталась возле стола, неуверенно глядя на преподавателя, пока Снейп не взглянул снова, теперь с раздражением:
– Что еще, Поттер?
– Сэр, как я справилась с отработкой?
– Неплохо, Поттер, – сказал он с удивлением. – Идите, а то еще одну назначу!
– Спасибо, сэр! – крикнула она, убегая.
В коридоре Эри подпрыгнула на месте, покрутилась вокруг своей оси, размахивая сумкой. Снейп ее похвалил! Ну, почти похвалил. Она еще раз подпрыгнула и пошла из подземелий домой.
«Сама знаю, какая это глупость. Что я так переживаю? И почему так приятно, когда он не язвит и ехидничает, а ведет себя прилично?.. Так. Давай разберемся».
Разобралась она быстро – за время дороги до гриффиндорской башни.
«Поттер, ты попала. Только твоя бестолковая башка может ассоциировать профессора Снейпа с папочкой! Как это называется… эээ… комплекс Эдди? Комплекс Пэдди? По-моему, там все плохо кончилось. Ой-ой. Как же так получилось?
Не притворяйся дурочкой, Поттер, все ты понимаешь, как получилось. С того момента, как он тебя накормил. Когда заговорил, как с взрослой. Когда рассказывал о жизни в «серпентарии», о волшебном мире. Когда смотрел внимательно, будто дырку старался провертеть глазами (неважно, что сердито), а потом вдруг «не заметил», как ты булочки со стола потырила. И еще когда оставил у портнихи, задержался в дверях и сказал очень тихо, но ты услышала – «маленькая гадюка!». Вот тогда и началось.
Отец может быть злым, язвительным, несправедливым – но все равно…
И он настоящий, а не эти… мороки из зеркала».
Эри вздрогнула. Призраки Еиналеж мерещились ей везде, даже колдофото родителей она пока не могла смотреть – было слишком больно. Невилл привез из дома, Хагриду еще прислали, Макгонагалл поделилась – но девочка только мельком смотрела на них и убирала в тумбочку. Изучать колдоснимки, как раньше, она не могла. И даже перестала носить с собой ту, первую фотографию.
Если не говорить о проблеме, ее как бы и нет – воспитание у Дурслей вложило эту мысль ей в голову. Поэтому, раз отплакавшись и все-все себе высказав («дура наивная» было единственным цензурным комментарием), она решительно запретила себе думать об этом. О чем угодно другом – можно. Уроки, книги, однокурсники, Малфой, философский камень… о чем угодно, хоть о Снейпе!
По правде говоря, о нем она думала очень много. И вот до чего додумалась.
«Если бы профессор знал… брр. Убил бы на месте, наверно».
[прим.авт.: «комплекс Пэдди» – речь идет, конечно, об Эдиповом комплексе. Изначально это сексуальное тяготение к матери и ревность к отцу, в психологии трактуется как влечение к женщинам старшего возраста, ассоциирующимся с матерью. Аналогично для женщин «комплекс Электры» – влечение к мужчинам, олицетворяющим отца. К ситуации Гарриет-Снейп не имеет никакого отношения, т.к. ее чувства далеки от влюбленности.]
***
– Эту игру будет судить Снейп, – озабоченно сказал Оливер Вуд, глядя, как дурачатся в воздухе близнецы Уизли. – И он точно будет подсуживать хаффлам.
– Почему хаффлам? – лениво спросила Поттер. Она так и не удосужилась заглянуть в турнирную таблицу, и до сих пор не знала, на каком они месте, и какие шансы получить квиддичный кубок.
– Потому что, если мы выиграем у них, то займем первое место, а если нет – второе. А слизни считают, пусть лучше победит кто угодно, но не мы.
– Не называй их так, – попросила Эри.
– Они нас грифами-стервятниками называют. Или кошаками.
– Мы не должны уподобляться им, – наставительно сказала Эри, вспомнив слова Гермионы.
– Кто бы говорил, Поттер!.. В общем, постарайся поймать снитч как можно раньше, потому что Снейп будет подсуживать, штрафные назначать, и прочее. Еще хорошо, что нельзя удалить игрока с поля, ни за какие проступки, а то бы он нашел, как от тебя избавиться.
Эри улыбнулась, потом задумалась. Ее отношения (да есть ли отношения? его не-равнодушие к ней – было или примерещилось?) с профессором – это одно. А квиддичный кубок – совсем другое. Поттер не казалось странным или обидным, что он будет подыгрывать слизеринцам. Соревнование между факультетами было больше похоже на войну, и нет ничего странного, что профессор хочет победить в этой войне. Значит действительно надо вести себя как паинька… и высматривать снитч.
***
– Ты с ума сошла?! – возмутился Рон. – Ты слишком легко к этому относишься. Он опять попытается сбросить тебя с метлы, как в прошлый раз.
– Я уверена, это был не он, – Эри надоел этот разговор.
Гермиона, бледная и сосредоточенная, сказала взволнованно:
– Мы втроем выучили несколько заклинаний, которые должны помочь. В прошлый раз я ему мантию подожгла, а теперь…
– Тихо! – подруга дернула ее за руку, кивая на проходящего мимо Малфоя со свитой. – Хочешь вылететь из школы? Я рада, что вы что-то новое выучили, потом расскажете. Я пошла на поле. Не волнуйтесь, все будет нормально.
Она уже переоделась, когда влетел взволнованный Вуд – третьекурсницы хором завизжали, больше для порядка, чем от испуга или стыда. Своего капитана они явно не стеснялись.
– Ура, девчонки! Дамблдор решил посмотреть на игру! Снейп не сможет подсуживать, мы спасены!
«Отлично. Теперь ребята хотя бы дергаться перестанут. Хм. Почему-то приятно, когда за меня волнуются – даже если это такая глупость… странно!»
***
– Здравствуйте, профессор Снейп! – выкрикнула Эри, подлетая к зельевару.
– Поттер, – это прозвучало неприязненно.
Выглядел он не очень: летучая мышь должна летать сама по себе, а не на метле. «Как он вообще может судить, если волосы закрывают обзор? – удивилась девочка. – Нет бы в хвостик собрать…» Она представила профессора Зельеварения с хвостиком и улыбнулась. Выражение лица Снейпа стало еще более кислым.
– Летите куда-нибудь подальше, Поттер, что вы тут делаете?
– Ну, снитча-то все равно нет, – Эри посмотрела вниз, на мышиную возню, сопровождаемую выкриками Джордана: «квоффл у Хаффлпаффа… у Гриффиндора… опять у Хаффлпаффа… у Гриффиндора… да забьет сегодня кто-нибудь хоть один гол?!»
– Вы полагаете, он прилетит именно сюда? – язвительно спросил Снейп, не отрывая взгляда от игроков.
– Все может быть, сэр…
Ей хотелось, чтобы Снейп посмотрел на нее и что-то сказал, можно даже «вы мне надоели», или «еще одна отработка». Но она вспомнила, что в числе правил квиддича, которые постоянно цитировал Рон, есть пункт «за попытки отвлечь судью разговорами назначается штрафной удар», и промолчала. Только почему-то нарастала обида, совсем глупая. Она облетела вокруг профессора – на достаточном расстоянии, чтобы он не смог квалифицировать это как «попытки заслонить судье обзор». Но этого хватило, чтобы он резко вскинул голову, злобно уставился на Эри… и тут над его правым ухом засиял золотом, затрепетал серебряными крылышками…
Эри метнулась вперед. Впечаталась в Снейпа, едва не сбив с метлы, ухватила…
– Поттер поймала снитч! – Ли Джордан первым сообразил, что произошло. – И еще поймала нашего профессора Зельеварения! Это рекорд! Впервые матч длится… эээ… семь минут!
– Матч не закончен, – усиленный Сонорусом голос Снейпа был еще неприятнее, чем в жизни. – Назначается штрафной удар за нападение на судью.
– Ух ты! – восхитился Джордан. – Похоже, у нашего нового ловца становится традицией – зарабатывать взыскания уже после окончания матча! Что ж… Хаффлпафф готовится к пенальти… на этот раз Оливер Вуд настроен защищать свои кольца… Ииии… Да! Он справился! Матч заканчивается со счетом 160:0, Гриффиндор выиграл «всухую»! Самый короткий матч за историю Хогвартса! А красотке Анджелине даже не дали проявить себя… гм, о чем я?.. профессор Макгонагалл, я ухожу!
Глава 10. Новая беда.– А хорошо я подрался с Малфоем! – сказал Рон, в четвертый раз за последние полчаса.
Гермиона закатила глаза, Эри хмыкнула, Невилл промолчал. Гриффиндорский квартет опять сидел в библиотеке, на любимом месте – за стеллажами, на максимальном расстоянии от мадам Пинс. Грейнджер, хвастаясь, поставила свежевыученную заглушку. Эри вышла за пределы круга тишины, чтобы проверить – оказалось, заклятие работало слабо, говорить надо было по-прежнему тихо. Она предупредила друзей об этом, но ее никто не понял. Рон просто удивился, зачем это надо, Невилл взглянул недоуменно, а Гермиона некстати восхитилась «академической точностью, с которой ты подходишь даже к таким мелочам». Подозрительность Поттер была за рамками их восприятия мира.
– Теперь этот слизеринский придурок перестанет говорить гадости, – добавил Рон.
– Не перестанет, это же Малфой, – равнодушно ответила Эри. – И вообще, результат один-один. Ты его сильнее побил, зато он сразу свел синяки, а ты целый день ходил разукрашенный.
– Я же не виноват, что он такой аккуратист! – возмутился Рон. – А к мадам Помфри с синяком идти стыдно.
– Зато МНЕ было стыдно спрашивать у Лаванды о косметических чарах, – сварливо сказала Гермиона. – Когда в этой библиотеке создадут нормальный тематический каталог? Поиск только по авторам, я бы искала эти Космечары, пока у тебя синяки не прошли бы.
– Так это Браун их тебе п-показала? – полюбопытствовал Невилл.
– Да, она долго смеялась, но все-таки дала. Оказывается, в этом ее «Ведьмополитене» и «Юной волшебнице» даже есть отдельная обучающая рубрика, – Грейнджер негодующе фыркнула.
– Видишь, Герми, знания можно получать откуда угодно. Ты зря морщила нос на ее глянцевые журнальчики, – нравоучительно сказала Эри, но испортила эффект, расхохотавшись. – Если серьезно, победитель в этой драке один – наша Грейнджер. Из тебя выйдет неплохой дуэлянт!
Рон и Невилл помрачнели, Гермиона горделиво приосанилась. Эри сама не видела, что там было. По рассказам, зрелище было еще то. Когда матч начался, Малфой, поганец слизеринский, начал подкалывать Рона. Услышав краем уха о Зелье Прозрения, он проявил упорство, достойное Грейнджер, и перерыл все справочники по зельеварению, пытаясь узнать, что это. Естественно, нашел. Когда он издевательски сообщил Рону, что зелье понадобилось Потти, чтобы, наконец, понять, какие придурки ее окружают, тот полез в драку. Крэбб и Гойл не могли бросить сюзерена и присоединились, Невилл не мог оставить Уизли одного, Финниган всегда рад кому-нибудь в нос съездить… разгорелась безобразная драка. Никто не вмешивался – Снейп в это время отчитывал Эри в воздухе, Макгонагалл шипела на Джордана за его самодеятельность в роли комментатора, а старшие студенты не обращали внимания на «детские игры». Грейнджер поступила умнее всех: отскочив подальше, она принялась методично ступефаить всех участников, не разбираясь, свои или чужие. Крэбба пришлось окаменить – Эри ехидничала, дескать, Ступефай действует на мозг, оглушает, а у Крэбба с мозгом проблемы, пришлось Петрификусом, который на тело. Так или иначе, главное – все прошло без последствий, баллов не сняли, костей никому не переломали.
– Хорошо хоть, Снейп не видел, он бы это так не оставил, – сказала Эри. – Между прочим, никто меня не поблагодарил, что я его отвлекала! А?
– Тебя и так Вуд тискал, как плюшевого мишку, – засмеялся Рон. – Кубок наш! А Снейп пусть удавится от злости!
– Кстати, я нечаянно услышал, как Снейп угрожал К-квирреллу, – понизив голос и оглянувшись, добавил Невилл. – Он чего-то требовал от него, а тот чуть не п-плакал. Это, наверно, связано, – он перешел на шепот, – с философским камнем.
– Да ерунда же! Зачем Снейпу философский камень? – удивилась Эри. – Я так думаю, если бы он хотел золота, мог бы этого легко добиться. Зелья свои продавать, например.
– Ты не понимаешь, – Рон тоже старался говорить тихо. – Я слышал, Снейп был в числе сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть. Может, он хочет возродить его с помощью этого камня. Мы же читали, он не только превращает все в золото, из него можно сделать Эликсир Жизни, который делает человека бессмертным.
– Снейп? Был сторонником Волдеморта? – Эри уставилась на него во все глаза. – Который убил моих родителей? Не-а, не верю.
– Эр, ну что ты! – вскипел Рон. – Какого Мерлина ты ему доверяешь? Что он к тебе не цепляется на уроках последнее время? Откуда ты знаешь, что он делал раньше, каким человеком был?
– Рон, я все понимаю. Профессор Снейп – вредный, противный тип, ненавидящий всех гриффиндорцев и тебя, почему-то, – особенно. А ко мне он относится… по-моему, я его забавляю. Но он никогда, никогда не сделал бы ничего плохого ученикам. Даже тебе. Никому. Что касается разговора, который ты подслушал, Нев… Снейп ведь хотел сам стать учителем Защиты? Может, он требовал от нашего заики отказаться от должности, – она улыбнулась. – Злобно угрожать – это как раз в его стиле.
– Квиррелл и так уйдет, это место проклято, больше года ни один учитель не выдерживает, – пожал плечами Рон. – Ради этого не стоит пугать его. А что именно ты слышал, Нев?
– Что-то в-вроде «я хочу знать, на чьей ты стороне, и тебе лучше сказать правду».
Повисло многозначительное молчание.
– Ты по-прежнему считаешь, что разговор шел о должности профессора ЗОТИ? – не выдержала Гермиона.
– Давайте не будем говорить об этом. Не хочу с вами спорить, – Эри выглядела заинтересованной, но отнюдь не переубежденной. – Смотрите, Хагрид пришел, – она порадовалась, что неприятный разговор можно закончить.
Первокурсники увидели за стеллажами массивную фигуру лесничего и повскакивали с мест, чтобы поздороваться. Полувеликан в библиотеке – зрелище экзотическое, даже веселее, чем профессор Снейп на метле.
– Хагрид, привет! – Эри огляделась по сторонам – поблизости никого – и сладким голосом спросила: – Ты, наверно, собачку пришел навестить?
Лесничий вздрогнул:
– Откуда вы знаете про Пушка?!
Он старался говорить шепотом, да только от этого шепота стены содрогнулись. Эри взмахнула палочкой, ставя заглушку – успела вовремя, прежде чем Рон выпалил, не понижая голоса:
– Мы даже знаем, что именно сторожит твой Пушок. Философский камень!
– Эк вы… ребятишки… нельзя вам об этом знать, – Хагрид шумно засопел, встревоженно глядя на первокурсников.
Эри поставила еще один круг тишины. Мало ли что – сотрут память всем четверым, и привет. Она уже поняла, что в волшебном мире с правами человека дело обстоит не очень.
– Так ты пришел к своему з-зверю? – спросил Невилл.
– Нет, я тут просто так… – Хагрид попытался спрятать стопку книг, которые держал в руках. Разумеется, гриффиндорцы мгновенно заинтересовались:
– Хагрид, ты взял книги о драконах? И как много, – удивилась Гермиона.
– У меня брат-драконолог, я тебе много могу рассказать, – похвастался Рон.
А Невилл осуждающе сказал:
– Это очень плохо, что ты не навещаешь Пушка. Любому домашнему животному нужен хозяин, а собаке тем более. Не сомневаюсь, он без тебя скучает!
– Ребята, – Эри с трудом сдерживала смех, – у меня сейчас заглушка слетит!
– Кстати, Хагрид, – Гермиона не обратила внимания на ее слова, – Я почитала о трехголовых керберах – они очень привязчивые существа, ты хоть раз в неделю приходишь – погладить его, поговорить с ним?
– Да… как раз по пятницам, директор сказал… Ребята! Да что ж такое! – Хагрид засопел. – Все, ухожу. Давайте у меня дома поговорим, раз вы до всего сами дознались! Приходите завтра, я вас чайком напою…
– Конечно, придем – снова улыбнулась Эри, и вдруг словно услышала, как рвется тонкая стеклянная нить. Это слетела наспех поставленная заглушка. Библиотекарша растерянно приподняла голову:
– Мистер Хагрид? Я не услышала, как вы пришли… Эти книги нельзя брать на абонемент, но, так и быть, одну я вам дам на руки… Первокурсники, вам помочь?
– Нет, мадам Пинс, – и гриффиндорский квартет удалился на свое место.
***
Ситуация оказалась даже хуже, чем предполагала Эри. Хагрид, очумелый зоолог, не просто хотел обзавестись драконом. Он у него УЖЕ был.
– Что это?! – страшным шепотом спросила Грейнджер, глядя на огромное, чуть меньше страусиного, черное яйцо, лежащее в пылающем очаге.
Вопрос явно был риторический – чтобы заучка не знала, как выглядят драконьи яйца…
– Выиграл в карты у одного типа, – Хагрид глядел на закопченное яйцо с нежностью. – Всегда хотел живого дракончика!
– Хагрид, ты живешь в деревянном доме, – Гермиона беспомощно покачала головой.
Лесничий выглядел, как наркоман, дорвавшийся до своего зелья. Он тихонько мурлыкал, подкладывая дров в очаг, и улыбался, не обращая внимания на первокурсников.
– Безнадежен, – прокомментировала Эри. – Что-то мне расхотелось чаю. Пошли?..
***
– Ты знаешь, что за нелегальное разведение драконов ему светит Азкабан? – взволнованно спросила Грейнджер.
Девочки были в библиотеке вдвоем, последнее время мальчишки пропадали у Хагрида, им идея с драконом явно пришлась по душе.
– Даже так? Я думала, его просто уволят. Тоже невелика радость, – мрачно отозвалась Эри. Она листала толстенный том «Уложение о магических законах», но не так аккуратно и методично, как Гермиона, просто картинки рассматривала. – А может, директор его отмажет? Хагрид ведь… как бы сказать… не слишком умен.
Эри и Гермиона встретились взглядами. Хорошие девочки вслух такого не говорят, но в зеленых и карих глазах явственно читалось: «да он просто тупица, но это НАШ тупица!».
– Если его уволят, куда он пойдет? – жалостливо спросила Грейнджер. – В магловском мире никому не нужен полувеликан. Если только в цирк устроится. А в магическом – ты знаешь, что у него даже палочки нет?
– Ага, ее обломки он в зонтик спрятал, и пытается колдовать, обычно безуспешно… Интересно, за что у него палочку сломали?
– Я спрашивала, но он так посмотрел… по-моему, это больная тема. Как у Невилла с родителями, – добавила Гермиона.
У Эри предсказуемо испортилось настроение, когда она подумала о родителях Лонгботтома. Она так и не узнала, живы ли они, а если умерли – каким образом. Девочка запихала мысли о Еиналеж подальше, и вернулась к теме:
– Предлагаю настучать на Хагрида директору или Макгонагалл. Пока дракон не вылупился, еще ничего страшного не произошло, и он не понесет наказания.
– Профессору Макгонагалл, Эри… Нехорошо, он так радуется… Может, пусть дракончик вылупится, а потом его отправить в заповедник?
– На какие шиши? – Поттер пожала плечами. – Ладно, я пока устраняюсь, а ты подумай, что делать.
***
– Нет, ребята, это никуда не годится, – решительно сказала Поттер, изучая цилиндры с баллами в Большом Зале. – Мы теряем наше преимущество!
Когда после исторической «драки с Драко» Гриффиндор потерял пятьдесят баллов, а Слизерин сто, профессор Снейп как будто выполнил ее просьбу – не особенно зверствовал на Зельях, пытаясь избавить красно-золотых от лишних пятидесяти рубинов. Снимал баллы, конечно, но ничего особенного. Но когда Гриффиндор выиграл квиддичный матч и уверенно вышел на первое место в межфакультетском соревновании, зельевар разошелся вконец – причем исключительно на первом курсе. Гермиона в последние несколько дней пребывала в растрепанных чувствах (прямо как ее прическа). Настроение ее менялось от бешенства к депрессии. Снейп снял с нее десять баллов за то, что она «невыносимая всезнайка». Грейнджер впервые наказал преподаватель, не считая истории с троллем (за которую она не считала себя виноватой), а уж причина этого была, что соль на рану.
– Он просто гад, – прошептала Гермиона, предварительно оглянувшись, нет ли искомого гада поблизости. – Злобная, ехидная скотина, сальноволосый… гм…
Эри с любопытством посмотрела на нее: ругающаяся Грейнджер – зрелище редкое и даже очаровательное. Котенок с розовым бантиком выпускает коготки, тщетно пытаясь казаться грозным тигром. Выговорить слово «ублюдок» она все-таки не решилась.
– Он топит наш факультет, ничего личного, работает на своих, – пожала плечами Поттер.
– Только тебя почти не трогает, – уныло протянул Рон. – Но толку-то, ты же не одна, и он каждый раз находит, кого обругать и отправить на отработку.
– Если ты в паре со мной или с Герми, и помалкиваешь весь урок, с тебя он тоже баллы не снимает… О! Идея!
За обедом она поделилась с однокурсниками этой идеей – готовиться к урокам вместе:
– Дин, Симус, вы всегда стоите в паре, и сами знаете свои недостатки: невнимательно читаете инструкции, и по практической части не очень – то рука дрогнет и лишнего насыплете, то в числе помешиваний запутаетесь. Парвати, Лаванда, с практикой все в порядке, но иногда вы не учитываете какие-то тонкости, которые Снейп, змеюка, не рассказывает. Салли-Энн… гм.
Тихая девочка только вздохнула. На первом курсе Гриффиндора было девять человек, поэтому ей приходилось либо работать одной, либо со студентом другого факультета. И если в паре с равенкловцем или хаффлпаффкой все было неплохо, то слизеринцы предпочитали сами получить незачет, только чтобы ненавистная гриффиндорка не справилась.
– Салли-Энн, будешь проситься делать все одна. А то этот Крэбб – вот ведь помесь тролля и гоблина! – хуже и представить невозможно. Да и остальные не отстают. А чтобы справляться лучше… – Эри сделала приглашающий жест. – Приглашаю в нашу компанию! К Зельям будем готовиться вместе, хорошо?
Перкс просияла, закивала. Рон скривился, будто лимон разжевал, он до сих пор немножко ревновал и не хотел принимать никого в их кружок. «Это же только для Зелий», – шепнула ему Эри и продолжила:
–Дин, Симус, Парвати, Лаванда, хотите тоже присоединиться к нам? Гермиона читает очень много умных книжек, по Зельям особенно. И я тоже иногда. Нев и Рон могут подтвердить.
– Д-давайте, – улыбнулся Невилл. – Я б-буду рад, если не только нас будут мучить этой гадостью.
– Надеюсь,это ненадолго, Снейп скоро отойдет… – начала Эри, но Финниган перебил ее:
– Он никогда не отойдет. Хорошо. Я не люблю читать этот придурочный учебник, вы будете делать это за нас?
– Нет, Симус, – Грейнджер покраснела от возмущения. – Вы будете читать этот… учебник, а мы будем объяснять непонятные места и советовать другие источники информации, если его будет недостаточно.
– Герми, это перебор, – Эри улыбалась. Как все поморщились. Надо немедленно остановить заучку, иначе однокурсники просто будут шарахаться. – Учебник читать придется, хотя Гермиона, я уверена, не откажется одолжить конспекты. Но их лучше читать уже после Джиггера. И никакой дополнительной литературы, естественно – это привилегия Грейнджер. Так вы согласны?
Браун и Патил кивнули, Томас, подумав, тоже. Финниган скривился, но не стал спорить. Эри знала, что мать у него чистокровная ведьма, но, видимо, она не готовила его к школе (как и Рона). Что ж, согласился – и ладно. О Перкс и говорить нечего.
А чтобы однокурсники вели себя на уроках сдержаннее, Эри постаралась пропихнуть в массы идею «мы в тылу врага». Подземелья, Зелья, Снейп – вражеская территория, наше поведение – что бы ни случилось, не привлекать внимания и не нарываться. Наша победа – остаться в живых и при баллах, посмеемся и выскажем все про этого типа уже после урока. Жаль, в волшебном мире не было книг и фильмов про шпионов, и в оригинале идею оценила только Грейнджер. Пришлось изменить сценарий – и сработало.
У Браун мечтательно закатились глазки, когда Эри цитировала из «Истории Магии» о том, как волшебники прошлого прятались от маглов. Как важно было быть такими как все, только за закрытыми дверями позволяя себе колдовать.
Похоже, Лаванда уже вообразила себя Святой Бригиттой. Эта особа была колдомедиком в эпоху Средневековья, и ярой маглофилкой. Она жила не с магами, а в магловском городке, была повитухой, скрывала свой дар, и не вошла бы в исторические хроники, если бы не чума. Разумеется, волшебнице это – что доксицид для акромантула, но Бригитта не могла бросить «своих» маглов (к тому времени половину городка составляли ею принятые дети). Объявив, что на нее снизошло благословение господне, колдомедик начала лечить всех направо и налево. Естественно, успешно. Едва эпидемия закончилась, встрепенулись святые отцы, и попытались сжечь «ведьму». Бригитта вовремя аппарировала, оставив в тюрьме трансфигурированный из деревянной скамьи собственный труп, причем мстительная дама позаботилась о блаженной улыбке на лице, запахе ладана и нетленности «мощей». Когда «труп ведьмы» отказался гореть на костре, продолжая источать ароматы и благостно улыбаться, в городок приехал заинтересованный епископ. Он назначил излишне ретивым монахам суровые епитимьи, а Бригитту быстренько канонизировал. Горожане, к тому времени пришедшие в себя, от раскаяния поставили ей статую, обитую золотом – так они говорили. Бригитта, прослышав об этом, решила хоть драгметаллом обзавестись (ее маглофилия к тому времени куда-то подевалась). Золото оказалось желтой краской, и глас небесный воззвал, что обманывать нехорошо. После этого колдомедик, под мантией-невидимкой и на метле, убралась подальше, уже насовсем.
История эта была широко известна, послужила основой для романов и даже приводилась в учебнике. Сейчас Браун, похоже, вообразила себя Бригиттой-до-чумы. Как она, вся такая скромная-порядочная-благородная, даже Силенцио в мерзкую соседку не кинет, даже Петрификусом соседа-грубияна не приложит… все женщины немного актрисы, а у Лаванды театральность была очень заметной, да и Парвати за ней тянулась.
«Надолго ее не хватит, – думала Эри, – но все же несколько занятий она будет ходить с лицом мученицы, многозначительно молчать и не хихикать на Зельях, не шушукаться с Патил и не обсуждать Снейпа прямо при нем. А значит, наши баллы останутся при нас».
И именно так и случилось.
***
Через пару недель Хагрид прислал со школьной совой записку: «Он вылупляется». Эри схватилась за голову. Она не желала иметь ничего общего с этой ситуацией, даже мальчишек не слушала, когда те начинали рассказывать о Норвежским Шипохвостах (питомец лесничего был этой породы). Поттер все время собиралась пойти, наконец, к директору, и каждый день находила повод отложить это. Ябедничать не хотелось – такого ее дворовая честь не позволяла, а другое решение не приходило в голову. Она погрузилась в подготовку к экзаменам, но это было тяжко, не всем же быть, как Грейнджер. В библиотеке девочка больше часа не выдерживала, поэтому уходила к озеру, стараясь, чтобы там были и другие гриффиндорцы. Малфой опять начал ее задирать, но теперь цапаться с ним было скучно, поэтому она ставила заглушку или просто не обращала внимания на его реплики.
А теперь эта проблема!
– …Ах ты, прелесть моя, узнаешь мамочку? – проворковал Хагрид.
Все детеныши красивы, даже крокодильчики и змейки, и дракончик не был исключением. Тощий, хрупкие косточки, обтянутые черной глянцевой кожей, рожки как у чертика, оранжевые глазки, дрожащие крылышки, похожие на скомканную бумагу… Эри почувствовала, что тоже смотрит на него с умилением.
– Я назову его Норберт, – Хагрид погладил дракончика по макушке.
Свеженазванный Норберт извернулся и попытался цапнуть лесничего за руку. Эри почесала его под подбородком – кажется, там у шипохвостов чувствительное место. Дракончик протестовать не пытался, только злобно фыркал.
Гермиона не решилась потрогать новорожденного, сурово сказала:
– Хагрид, шипохвосты очень быстро растут, а у тебя маленький дом. И они дышат огнем с первой недели, а твоя хижина из дерева, и ты даже Акваменти не владеешь. Тебе необходимо от него избавиться как можно быстрее. Посмотрел на настоящего дракона, и все, достаточно! Рон, давай, пиши письмо своему брату в драконий питомник. Хагрид, это надо сделать! Иначе ты попадешь в Азкабан, а нас отчислят из школы.
– Хоть недельку я с ним побуду, – полувеликан глядел умоляюще. – Малыш, какой ты красивый! Как я с тобой расстанусь?..
***
Чарли Уизли ответил почти сразу. Он пообещал прислать друзей за драконом, и мягко интересовался, каким это образом его младший брат ввязался в историю с контрабандой драконьих яиц. В конце он поздравлял брата с дебютом в качестве «достойного наследника сумасшедших Уизли». Рон показывал это письмо друзьям, и те похихикали над тем, что Перси такого поздравления не дождется никогда.
Эри предупредила, что сама не будет участвовать в пересылке дракона, ей нельзя рисковать. Ветер переменился, квиддич закончился, и Макгонагалл перестала смотреть сквозь пальцы на ее поведение. Лишившись пяти баллов за очередной скандальчик с Малфоем (со слизеринца тоже сняли пять, но все равно обидно), она поняла, что теперь надо держать ухо востро не только на Зельях. Беспристрастность Макгонагалл входила в школьные легенды, и теперь все возвращалось на круги своя. Ее снисходительное отношение к Поттер прекратилось.
– Сами справитесь? Мантию я дам, если что…
– Конечно, Эри, – Рон был доволен, авантюра пришлась ему по душе.
– Без проблем, Эр, – Невилл кивнул, он явно тянулся за Уизли.
Однако не получилось. За день до того, как дракона должны были забрать, мерзкое животное укусило Рона. Шипохвосты не ядовиты, но рука распухла, внутри что-то болезненно дергало, и нести ящик с детенышем Уизли не мог. Его вообще мадам Помфри не отпустила из больничного крыла. Рон пытался отовраться, но получалось намного хуже, чем у Эри. «Собака, говоришь, укусила? – поднимая брови, спросила колдомедик. – Ну-ну… И давно ты в Запретный лес ходишь, Рон Уизли? Опиши ту тварь, которая тебя схватила!». Рон держался, как на допросе, но было ясно, что дело швах.
– Придется идти с тобой, Нев, – Эри сидела на краю постели Рона, гриффиндорский квартет думал, что же делать. – Один ты его не утащишь.
– Эри, ты тоже не справишься, – поморщился Рон. Обезболивающее действовало слабо, к тому же его начало лихорадить. – Слишком ты мелкая. А эта тварь вымахала – ты не поверишь, что за две недели так можно вырасти! И Герми не справится, вы же девчонки. Наверно, надо вместе.
– Да справлюсь я, – возмутилась Эри. – Уж поднять драконенка в коробке…
– Н-нет, лучше втроем, он очень тяжелый, – подал голос Невилл, рассеянно лизнув исцарапанную руку. Он похудел за последние две недели, стал как будто увереннее в себе. – Девочкам нельзя поднимать тяжелое, я бы вообще не стал вас приглашать, но не могу доверять Дину или Симусу.
– Стоп! Мы же волшебники! – Эри удивилась, что эта мысль пришла в голову именно ей. – А что, если левиосить этого проклятого шипохвоста? Тут и один справится!
Нев и Рон посмотрели на нее, как на дурочку:
– Разве ты не знаешь, что на драконов не действует никакая магия?
– Откуда ей знать? – Гермиона сердито сверкнула глазами. – Вы, чистокровные волшебники! Я сама прочитала об этом только позавчера, мелким шрифтом в примечании к 345-ой странице.
– Да это и так в-все знают, даже в детских сказках… а, понял.
– Буду знать, – Эри не слишком расстроилась. – Идем завтра все втроем. В полночь на Астрономической, да?..
***
– У Рона, похоже, была паническая атака, – пропыхтела Грейнджер. – Ну, когда мы его утром навещали…
– Понятно, почему, – проворчала Эри, и они замолчали. Было о чем подумать.
Уизли, действительно, утром был немножко не в себе. Оказалось, уже после их ухода заглянул Малфой. Сперва поиздевался, как он это обычно делал – «собаку, которая тебя укусила, разозлил запах старости от твоей мантии? Сколько человек носили ее до тебя?». Рон, бедняга, был к тому времени накачан сонным зельем, и не мог достойно ответить. Уходя, Малфой прихватил его учебник по Чарам, лежавший на тумбочке. Пока Рон проковылял к мадам Помфри – жаловаться, пока та, возмущенная, догнала слизеринца и отобрала книгу… Малфой забрал из учебника письмо Чарли, и теперь был в курсе, что предстоит гриффиндорцам этой ночью.
– Делать-то все равно нечего, от дракона надо избавиться. И мантия-невидимка – Малфой о н-ней не знает, – примирительно сказал Невилл.
– Давайте помолчим, а то по голосам найдут, – Эри утерла пот со лба. Ящик был тяжелым, Норберт вымахал до размеров сенбернара – за две недели-то!
Они выбрались на Астрономическую башню намного раньше назначенного времени, и угадали – друзья Чарли прилетели почти сразу. Они оказались шумными молодыми людьми с дикими прическами («Хиппи волшебного мира», – шепнула Гермиона), но свое дело знали. Норберт вместе с ящиком отправился в Румынию, а счастливые первокурсники почувствовали, что у них просто гора с плеч сползла.
Кстати, не только гора.
– Подождите минутку, – Эри отошла к стене, держа мантию-невидимку в руках, отвернулась. Потом – «фу ты, черт, вот магловские привычки!» – нацепила ее на себя, закуталась и начала поправлять перекрутившиеся колготки, завернувшуюся юбку. «Ненавижу эти женские штуки, жаль, у мадам Малкин не было джинсов!» Гермиона и Невилл подошли к заграждению башни, глядя на смутное светлое пятнышко – улетающих драконоводов. Те не стали накладывать чары невидимости, понадеявшись на ночь. Если маглы что-то и увидят, решат, что им примерещилось. Надо же – пятеро парней на метлах. Точно, примерещилось!
– Мисс Грейнджер! Мистер Лонгботтом!
Эри резко повернулась, заворачиваясь в мантию-невидимку.
Профессор Макгонагалл сама была похожа на огнедышащего дракона. Она медленно наступала на Невилла и Гермиону, за ней следовал Филч, едва не подпрыгивавший от радости.
– Я не ожидала такого от вас. Студенты-первокурсники, на Астрономической башне, в полночь! Извольте объясниться!
Гриффиндорцы молчали, не зная, что ответить. Гермиона кидала панические взгляды за спину декана – туда, где Эри пряталась под мантией.
– Мистер Малфой пришел ко мне и сообщил, что вы будете вне своих спален в это время. Он что-то говорил про дракона – вы надеялись, что любопытство заставит его самого нарушить школьные правила? Вы недооцениваете слизеринцев! Что – вы – на самом деле – тут – делаете?!
– Эээ… пришли посмотреть на звезды, мы готовимся к экзамену по Астрономии, профессор Макгонагалл, – Грейнджер пришла в себя.
Декан Гриффиндора всплеснула руками:
– Мисс Грейнджер, вы – ВЫ! – врете мне? Я прекрасно помню, что профессор Синистра указала часы, в которые первокурсники могут готовиться к ее предмету. И только под ее надзором. Я возмущена до глубины души! – она огляделась. – Где мисс Поттер? Мистер Уизли в больничном крыле, но, не сомневаюсь, без нее дело не обошлось.
– Мы в-вдвоем, – Невилл весь дрожал.
– Что ж, за такое поведение я снимаю с вас пятьдесят баллов…
Провинившиеся ахнули, Эри, не сдержавшись, тоже. Макгонагалл не услышала, но Филч резко обернулся, вглядываясь в пустоту. Девочка прикусила губу.
Декан посмотрела на побелевшие лица студентов и добавила:
– Пятьдесят баллов с каждого. Да, да, с собственного факультета! Столь безответственное поведение этого заслуживает. И если я увижу мисс Поттер, вы потеряете еще пятьдесят!
Эри не собиралась вылезать из-под мантии, хотя ей не хотелось бросать Гермиону и Невилла. Но она трезво рассудила, что не виновата в случившемся.
«Хотя одежду поправить можно было потом, лучше бы мы не вылезали из-под невидимки! Ладно, уже ничего не изменишь».
– Немедленно за мной. Мистер Филч, пойдемте, поищете мисс Поттер в коридорах.
Эри не собиралась, не собиралась геройствовать, но порыв ветра колыхнул мантию, мелькнула прядь темных волос, девочка чуть качнулась, закутываясь плотнее… У Гермионы зрачки расширились так, что она стала похожа на зомби – белая, с черными провалами глаз… проходя мимо Эри (Филч оглядывался по сторонам, нервно шевелил длинным носом), она наставила на нее палочку и шепотом сказала:
– Петрификус Тоталус. Силенцио.
«Грейнджер, сука!»
Шум стих – все четверо удалились.
Эри стояла, застигнутая заклятием в неловкой позе – левая рука сжимает воротник мантии, правая поднята к капюшону, и материлась про себя.
«Она решила, что я собираюсь вылезти, как Нев после тролля. И подстраховалась, паскуда! Ну, Грейнджер. Ну, погоди. Я тебя… я тебя…»
За такое подлое поведение со стороны человека, которому Поттер начала доверять, наказание должно быть очень серьезным.
«Я ее побью? Ее наверняка никто не бил. Нет. Не катит. Она не поймет, да и Нев с Роном тоже. ***! Если она не вернется, мне стоять, пока не спадет Петрификус! А это… минут тридцать-сорок, насколько я помню. Ладно, бить не буду. Как бы ее наказать? Придумала! Я все подробно объясню, а потом перестану разговаривать. Пожалуй, трех дней бойкота хватит, чтобы она осознала свое поведение».
Налетел порыв ветра, Эри пробрало до костей – май в Шотландии холодный.
«Пять дней бойкота, а если простужусь, неделю!
С Грейнджер, получается, я просчиталась, – она старалась рассуждать логически, это помогало не сойти с ума от злости. – Рон и Нев никогда бы не подняли на меня палочку, ни при каких обстоятельствах. Так, Грейнджер надо всерьез заняться. Я не могу позволить быть рядом человеку, который может так поступить. Она должна быть на моей стороне – что бы ни случилось».
Еще один порыв ветра сдернул капюшон – а Эри не могла даже зажмуриться от жгучего, пыльного, ледяного прикосновения.
«Неделя бойкота, блин! К тому же теперь это попросту опасно! Если Филч вернется, он увидит мою башку, висящую в воздухе, и сразу просечет, в чем дело.
Ну, Грейнджер… как только я вернусь в спальню, ты у меня сама под Петрификусом полежишь. В мягкой кроватке, но хоть поймешь, что заклинаниями в людей швыряться нельзя».
Тихие шаги.
«***! Филч идет! А я даже не могу капюшон натянуть.! Грейнджер перемудрила сама себя!»
Шаги приближались, но по-прежнему никого не было видно. Эри скосила глаза – может, сбоку? Никого.
Раздалось едва слышное присвистывание. Прямо перед ней мелькнула в воздухе тонкая рука, сняла капюшон, распахнула полы…
…и Драко Малфой сбросил на пол такую же мантию-невидимку, какая была на ней самой.
Улыбнулся – сверкнули в лунном свете белые зубы.
– Так-так, Потти. Очень, – снова улыбка, – очень, очень рад тебя видеть.
Глава 11. Другой взгляд. ДРАКО МАЛФОЙ
Когда он видит ее – это похоже на чудо, на подарок, и Драко ничуть не удивился бы, если бы из-за колонны вышел папа, и сказал что-то вроде «С днем рождения, сынок!».
Но никого нет, только Поттер – беззащитная, испуганная, прямо перед ним, и он готов благодарить Мерлина, магловского бога, кого угодно – за это.
Он подходит ближе, он не может сдержать улыбки – так все замечательно складывается. Но сначала главное: он уже догадался, что она под заклятием (неужели поссорилась с грязнокровкой и та ее прокляла?).. – эта каменная неподвижность ему знакома. Значит, надо прежде всего позаботиться, чтобы чары не спали – неизвестно, сколько времени прошло с момента наложения заклятия.
– На всякий случай, Потти… Петрификус Тоталус.
Ничего не меняется, но он знает – теперь она не вырвется в самый неподходящий момент. Силу своих заклятий он определяет точно – еще два часа, как минимум.
А теперь… времени много.
Драко подходит совсем близко, снова улыбается – сейчас он отплатит за все! За все, начиная с первой встречи, когда он так позорно вышел из себя. Тогда крестный ничего не сказал отцу, но тот все равно узнал – от портнихи, что ли? – и прочел сыну небольшую лекцию на тему, что подобает и не подобает наследнику Малфоев. В следующий раз было еще хуже. Первого сентября Драко болтался по Хогвартс-экспрессу, намереваясь совместить полезное (подружиться с героиней магического мира, как просил папа), и приятное (найти мерзкую полукровку и разобраться с ней). Теперь у него палочка, и Грег с Винсом за спиной – она не уйдет от расплаты. Найти «Гарриет Поттер» оказалось легко – нечто лохматое, растрепанное, в школьной мантии сообщило ему об этом, не отрываясь от книжки – но кто же знал, что ненавистный враг и потенциальный союзник окажутся одним человеком?! То, что произошло в купе, Драко не любил вспоминать – у него была палочка с шести лет, ему никогда не доводилось драться по-магловски, и, конечно, он попросту растерялся… а за то инстинктивное действие – попытку задушить ее – ему до сих пор было неловко.
Но теперь все получится.
– Страшно, Потти? – произносит он, только чтобы что-то сказать. Конечно, ей страшно, хотя она не догадывается, что ее ждет. Если только предполагает…
Идеи роятся в голове, он стоит перед ней, как перед праздничным тортом и раздумывает: с чего начать? Наконец, он снимает с этого торта вишенку – делает первое, чего ему хотелось с того момента, как увидел – снимает эти ужасные очки. Сейчас они выглядят лучше, чем тогда – заклеенные магловской лентой, с трещиной в стекле – но все равно ужасные. Отвратительные.
Драко бросает очки на каменный пол башни, растирает стекло в пыль, ломает каблуком оправу – чтобы даже Репаро не взяло. Зеленые глаза непримиримо глядят на него, злости все-таки больше, чем страха…
Это ненадолго.
– Ты не зря так боялась высоты, – Драко снова улыбается. – Сейчас проверим, как ты умеешь летать без метлы. Вингардиум Левиоса.
Ничего не меняется. Досадно, он забыл, что пока может поднять чарами левитации только котенка.
– Придется руками, как маглу, – ворчит Драко, но на самом деле он нисколько не огорчен. Шуршит мантия-невидимка (кстати, откуда у нищей Потти такая ценность?), когда он неуклюже тащит ее к краю Астрономической башни.
«Да, точно – Петрификус и Силенцио» – думает он, стараясь отвлечься. От Петрификуса все тело как каменное, требуется значительное усилие, чтобы отогнуть ее руки и опустить их вниз – так удобнее нести. Но чувствительность при этом полностью сохранена. Драко знает, что это такое – летом перед школой папа показывал чары на каком-то магле. Простенькие, «детские», как он их называл – Таранталлегра, Петрификус, Ступефай, Импедимента, Фурункулюс… Откуда папа взял «тренажер» и куда дел потом – может, память стер, а может, убил – Драко было неинтересно. Это же всего-навсего магл, животное.
Но сейчас он делает это с волшебницей – и ему как-то нехорошо. Мерзкий характер Потти не давал ему обратить внимание, какая она на самом деле маленькая. А теперь, когда он неловко, на вытянутых руках, как фарфоровую вазу, тащит ее к парапету, это особенно заметно. Она весит намного меньше, чем он рассчитывал, ее макушка ниже его плеча… Драко снова не по себе. Он, как любой одиннадцатилетний мальчик, считает себя «большим», взрослым. А его жертва… маленькая.
«С маглом было проще» – думает он, ставя ее на каменный бордюр. Ее мантию-невидимку он сует в карман – самому пригодится, пусть будет вторая, о которой даже папа не знает.
– Ты понимаешь, что тебя сейчас ждет, Потти? – произносит он, стараясь, чтобы голос звучал холодно, отстраненно, как у папы, когда он беседует с кем-то через камин и говорит: «избавьтесь от этой проблемы».
Жаль, нельзя снять Силенцио и выслушать ответ – она немедленно начнет кричать. Драко точно заорал бы во всю глотку, даже если бы точно знал, что никто не придет.
Страшно.
Он смотрит вниз – земли не видно, хотя ночь светлая. Ее взгляд тоже устремлен туда – и надо бы порадоваться, но никак не получается.
Так просто было кричать «я ее убью!». Так просто было говорить «папа ее убьет!». Но ему хотелось просто избавиться от нее – не видеть, не вспоминать о своем позоре.
Но не делать это самому.
Драко снова застывает, колеблясь. Сейчас хватит одного толчка в спину, и она полетит вниз. И все будет кончено. Но – самому?!
«Я не могу это сделать!»
Противный, горький вкус во рту – если он это сделает, Потти, конечно, не будет его доставать, но…
– Ладно, Потти, я тут подумал – это слишком просто. Я тебя сначала помучаю, а потом, может быть, сброшу, – решительно говорит Драко, и стаскивает ее с парапета.
У нее закатываются глаза. Даже Петрификус не мешает видеть – лицо и тело обмякают от облегчения.
– Ты собираешься упасть в обморок? – он снова уверен в себе, он по-прежнему хозяин положения. – Не стоит. У меня большие планы. Я собираюсь сделать так, чтобы ты навсегда запомнила, что со мной надо быть вежливой. Энервейт.
Конечно, заклятие, приводящее в чувство, не действует – да он и не учил его толком, зачем?.. Драко хлопает ее по щекам и злорадно улыбается, видя, как снова разгораются ненавистью зеленые глаза.
Чудесно, просто чудесно. Итак, с чего же начать?
Тогда, летом, папа показывал, как держать палочку, объяснял, пока тренировались на том магле. Драко робко спросил о Непростительных – папа улыбнулся, растрепал его волосы и объяснил, что в таком возрасте ничего не получится. Вот после третьего, четвертого курса – может быть.
– Круцио, – произносит Драко шепотом. Раньше он только читал об этом, но – ведь он ее ненавидит, почему нет?
Ничего не происходит.
– Империо, – с сомнением говорит он, и начинает злиться: теперь на лице его жертвы недоумение, но никак не страх.
«Хорошо, пусть будет то, что я точно знаю».
– Риктумсемпра!
Отлично… что, что, а заклятие щекотки у него и в восемь лет получалось. И на эльфах тренировался, и на Пэнси… ммм. Драко смотрит хмуро – каменная неподвижность Потти не дает насладиться эффектом. Смех не прорывается сквозь Силенцио – да, лицо немножко исказилось, и ей наверняка неприятно, но это скучно.
«Надо снимать Петрификус, и связать ее … эээ… Инкарцеро. Вот именно. А потом – о-о-о, что будет потом!»
Драко уже наводит палочку, как его пронзает ужасная мысль. Профессор Снейп! Он этого так не оставит!
…Потти была ужасна, невыносима, и он с нетерпением ждал первого урока Зелий. Крестный ненавидит гриффиндорцев – раз, крестному не нравится Потти – два, крестный всегда защищает его, Драко – три. Наглая тварь получит за все.
После урока он был задумчив – что произошло с дядей Севом, с профессором Снейпом? Он позволял ей немыслимые вещи, он странно на нее смотрел… Драко не догадывался, что та смесь досады, раздражения и неприязни, которую он чувствует – всего лишь ревность. В жизни профессора Снейпа он был единственным ребенком, и появление этой новой силы, нагло переместившей его на задний план, ему не нравилось. Даже «Превосходно» (что еще он мог получать, если крестный сам его учил?) не радовали. Потому что тварь тоже получала «П» – почти всегда. И хотя дядя Сев продолжал язвить и прохаживаться на ее счет, она вела себя так, словно… словно у них была общая тайна. Как будто они играют в какую-то игру, профессор Снейп рычит на нее, а она оправдывается – но оба знают, что это игра. Драко не понимал, в чем дело, и даже не мог спросить, декан не хотел говорить о ней. Только повторял на разные лады, какая она гадюка – почти восхищенным тоном.
Уроки Полетов были единственной радостью – Потти, даже в окружении своих шавок – лохматой грязнокровки, рыжего нищеброда и толстого сквиба, была жалкой. Не уметь летать! Бояться высоты! Настоящий волшебник никогда бы так не опозорился.
Настоящий волшебник издевался над Потти почти месяц, пока все не кончилось – ужасно. Вернее, началось с забавной шутки, когда Пэнси обшарила сумку полукровки и наложила на нее простенькое заклятье, которое в чистокровных семьях знают даже малыши. («В тех чистокровных семьях, откуда дети пойдут в Слизерин» – педантично поправила она его тогда). Пэнси тоже ее не выносила, с тех пор, когда на очередной выпад Драко («кого я вижу – Потти со своей сворой дворняг!») та не ответила неожиданно: «Зато у тебя, Дракусик, свора чистокровная – два бультерьера и карманный мопсик!». Грегу и Винсу сравнение даже понравилось, зато Пэнси, со своим плоским носом и маленькими глазами, просто кипела от злости. Драко не пришлось даже уговаривать ее – сама побежала, еще и колдофото принесла. Он собирался потом помучить Потти, потребовать чего-нибудь этакого за возвращение ее ценности, но не сдержался. Слишком сильно она его задела, этим «крысятить по чужим сумкам». Вышел из себя. И это был третий эпизод с участием Потти, который ему не хотелось вспоминать. Когда все закончилось, профессор Снейп привел его в свой кабинет, снял Силенцио, напоил Умиротворяющим бальзамом, смазал ссадины какой-то едкой дрянью, дал Заживляющее… выслушал все то, что он выплескивал из себя, вперемежку со слезами и всхлипами. Даже предложил помочь отправить неприятные воспоминания в думосбор – но Драко отказался. Зачем ему думосбор, вот если бы стереть память половине школы, кто это видел... Крестный утешал его, и от одного звука голоса – привычного, мягкого, родного – становилось легче.
А потом начал угрожать.
Оцепеневший от ревности и гнева Драко выслушал, что с ним будет, если он вздумает нападать на Потти из-за спины или, не дай Мерлин, действительно потребует от отца убить ее. Что вызывать ее на дуэль – пожалуйста, и подкладывать всевозможные гадости в сумку – ничего не имею против, только не попадайся, но ничего больше.
И обещал, гад, если Потти попадет в больничное крыло или куда похуже – проверить его палочку. И если найдет на ней что-то – «Драко, обещаю, я тебя сурово накажу».
Тогда он опять сорвался в истерику, это было нестерпимо обидно – чужая девчонка нагло заняла его место! Профессор Снейп (Драко, трясясь от злости, решил, что теперь он навсегда – «профессор Снейп», а не «дядя Сев», даже дома, на каникулах) – объяснял, что просто не хочет, чтобы «дети» далеко зашли. Что они еще могут помириться, что, когда откроется Дуэльный клуб, Драко может вызвать ее, что декан заставит ее извиниться… Малфой ничего не хотел слушать, вне себя от ревности и обиды.
Но запомнил.
Чем дальше, тем больше он видел, что Потти на особом счету у крестного… то есть, у профессора Снейпа. Он, конечно, снимал с нее баллы, но меньше, чем она заслуживала. (С ее шавок он снимал больше, но этого все равно было мало!)
Драко понимает – если сейчас проделать с Потти все, что приходит ему в голову, утром его встретит взбешенный акромантул вместо декана, и все те Фурункулюсы, Дантиссимусы, Конъюнктивусы и Лакримозусы, которые вертятся у него в голове, обязательно будут найдены, сосчитаны… и ему не поздоровится. Папа, конечно, будет рад, что Драко отомстил врагу, но портить отношения со своим деканом… не стоит.
Нужна другая палочка.
В спальне у него есть другая – самая первая, купленная в обход этого дурацкого правила дурацкого Министерства, дескать, палочки можно только с одиннадцати. Этой, старенькой, он еще не пользовался в Хогвартсе, но не зря же мама ее упаковала. Сейчас он быстренько сбегает за ней… еще один Петрификус, на всякий случай… Инкарцеро сверху – мало ли что… и надо идти.
Драко колеблется. Медлит. А вдруг грязнокровка, или кто там наложил чары, вернется и вытащит Потти? До чего обидно упускать добычу! Уйти и оставить ее тут – это все равно, что выйти из-за стола, оставив торт на растерзание Винсу и Грегу, попросив не трогать. Может, оставят, а может…
– Знаешь что, Потти? – тянет он. – Я подумал, ты же у нас воспитана маглами. Что, если я по-магловски с тобой разберусь? Ты должна оценить.
Так… значит, надо ее ударить. «Дрался же я с Уизли», – успокаивает себя Драко. Этого воспоминания он не стыдится, пусть вышло неуклюже, неловко, а потом больно – втайне он гордится собой. Это первая драка в его жизни. (Не считая недоразумений с Потти, о которых он даже думать не хочет).
Драко глядит на бледное лицо, залитое лунным светом, и медленно подносит к нему руку. Через мгновение опускает, закусывает губу, глядит в сторону.
Он не может ударить девочку.
Воспоминания проматываются смазанной, яркой, разноцветной лентой. Мама на Эпоне – длинногривой белой кобылке, развеваются складки нежно-голубого платья, папа помогает ей спуститься, держит за тонкую талию, что-то тихо говорит… Домашний праздник – на столе перед миссис Паркинсон лежит роза, перед Пэнси – бутоньерка из фиолетовых цветков, и Драко неуклюже делает первый в жизни комплимент: «розы для Розалинды, анютины глазки для Пэнси», мама кивает, улыбаясь… Взрослый разговор за закрытыми дверями, звучит имя «Белла», и сердитый, резкий голос отца: «женщины не должны воевать!».
Ударить сейчас Потти – значит, перечеркнуть все это.
Папа, помнится, сказал, когда Драко ездил домой на Рождество: «сын, ты можешь проклясть ее, можешь не обращать внимания – но бить? Девочку?!» – и неодобрительно покачал головой.
И не имеет значения, что она не хочет вести себя, как полагается девочке – сидеть тихо и ждать, что ее защитит мужчина, что она лезет в драку и употребляет грубые, ужасные слова… он все равно не может сделать это. Опуститься до ее уровня.
Как же ее наказать?
Если бы Драко был на несколько лет старше, способ сразу пришел бы ему в голову – и его, пожалуй, одобрил бы даже утонченный сэр Люциус. Но ему всего одиннадцать, вопросы пола еще не стали сладкой волнующей тайной, и нет никакого сексуального подтекста в том, как он берется обеими руками за воротник ее мантии и изо всех сил дергает. Галстук трещит по швам, но он не собирается ее душить – не хочет уподобляться ей. Просто снимает его. Мантия сползает двумя разлохмаченными кусками. Драко внимательно смотрит ей в лицо – кажется, напугана… отлично. Он не понимает, почему делает это, его ведет инстинкт – тот же, что позволяет его отцу успешно играть и на магловской бирже, и на магической. Тот, благодаря которому его предки во время войн и дуэлей безошибочно находили бреши в обороне противника, а в дни мира – с той же легкостью определяли болевые точки и слабости.
– Тебе плохо, Потти?.. – Ответ не нужен. Ей плохо. Почти также плохо, как когда она стояла на парапете.
Драко снова улыбается.
Дернуть белый воротничок блузки, положить руку на шею, чуть сжать пальцы – не пытаясь задушить… она пытается отодвинуться, тщетная затея, под заклятием-то.
Через несколько секунд он уже укладывает ее на каменный пол – ледяной, это чувствуется даже сквозь подошвы ботинок. Достаточно полежать на нем несколько минут, чтобы простудиться. Даже если грязнокровка и сквиб придут за ней… веселая ночка и не менее приятное утро в больничном крыле Потти гарантированы.
«Но я успею вернуться раньше».
Драко колеблется – сказать ей, что ее ждет, что меньше чем через полчаса он вернется со всей своей фантазией, своим опытом и другой палочкой? Или пусть думает, что он ушел совсем, чтобы потом заново пережить этот ужас?
Он решает промолчать.
Накидывает на нее ее собственную мантию-невидимку, «жаль, конечно, но еще не хватало, чтобы тебя Филч увидел!». Критически оглядывает результат – ничего не выглядывает, а зайти в этот уголок башни можно только целенаправленно. Впрочем, если грязнокровка будет искать…
«Я успею вернуться раньше».
***
– Драко! Почему ты не в спальне?
Он резко поворачивается, стараясь принять невинный вид... и ни в коем случае не смотреть декану в глаза.
– Я ходил в ванную, сэр. В ванную старост, – торопливо добавляет он, вспомнив, что у первокурсников все удобства рядом со спальнями.
– У тебя есть ключ? – Снейп не слишком удивлен. – А это что? Мантия-невидимка?
«Мерлин, вот невезение!»
Перед входом в родные подземелья мантию пришлось снять – змея, закрывавшая проход, не собиралась пропускать невидимку. В коридоре Драко решил не надевать ее заново – время заполночь, все спят, до спальни-то он успеет дойти.
Кто же знал, что сегодня у декана будет бессонница?
– Да, вы же знаете, папа подарил мне на девять лет…
– Я слышал, ты сегодня подходил к профессору Макгонагалл, а после этого у грифов убавилось сто баллов, – Снейп не собирается его отпускать. Прислоняется к двери, ведущей в его личные комнаты, и глядит в упор. Драко смотрит в пол. Надо что-то ответить, иначе декан поступит в своем обычном стиле, а этого сейчас нельзя допускать.
– Ну... я узнал, что двое первокурсников будут вне своих спален ночью, и сказал ей. Видимо, она их поймала.
– А ты, под мантией-невидимкой, понаблюдал за этим, – хмыкает декан. – Хвалю. Не попался?
– Нет, сэр… – «Неужели пронесло?»
– Кто эти идиоты? Погоди, сам догадаюсь. Поттер и Уизли? – Голос у Снейпа становится кислым.
– Нет, Лонгботтом и Грейнджер, – перед своими можно не притворяться, что не помнишь фамилий грязнокровки и сквиба. О врагах надо знать все. – Уизли в больничном крыле.
Снейп резко выпрямляется:
– А Поттер?
– Не знаю, сэр, – говорит Драко равнодушным тоном. – Можно я пойду спать?
– Нет, погоди… – в два шага декан подходит ближе, берет его за плечо, заставляя поднять голову, и…
«Ненавижу эти мерзкие аврорские методы!» – мысленно кричит Драко, пока холодные пальцы лезут в его голову. Именно так ощущается легилименция в исполнении дорогого крестного. Любой слизеринец узнает это к третьему курсу… кроме Малфоя-младшего, которому эта радость жизни достается уже на первом.
Как он ни пытается закрыться, ничего не выходит. Папа говорил, тренироваться в окклюменции младше тринадцати-четырнадцати лет нет смысла, все равно не получится… сейчас он чувствует это.
– Ты оставил ее там?!
«Мерлин! Ну что ж не везет так?!»
– Можно не отвечать? – угрюмо бурчит Драко. – И я же не попался.
– Ты… ты… – Снейпу не хватает слов. – В спальню. Быстро.
Драко толкает дверь сразу же, едва удалились шаги – без толку. Декан наложил запирающие чары, да посложнее, чем Коллопортус… и побежал спасать эту дрянь.
Как не повезло!
«Погоди, Потти. Это не последний раз».
***
СЕВЕРУС СНЕЙП
Северус вернулся из гостиной – он вызвал туда домовика, отдал ему мантию и галстук Поттер и велел привести в порядок до утра. С порванным воротником блузки пусть сама разбирается, не раздевать же ребенка. Он зашел в свой кабинет, где оставил девочку, и остановился в дверях.
Она спала.
Пожалуй, концентрация Умиротворяющего бальзама в чае была слишком большой – девочка не просто успокоилась, а уснула, свернувшись калачиком в его кресле. Дорожки слез на щеках, сжатые даже во сне губы, руки стискивают края пледа, в который она завернута… дети не должны так выглядеть. Северус хотел дать себе слово, что будет защищать ее, никогда не допустит, чтобы она пострадала – но разве он не говорил себе это раньше, не давал уже таких обещаний?
Когда он пришел на Астрономическую башню (не прибежал, а пришел, хотя удержаться было трудно), когда нашел ее, укрытую мантией-невидимкой («знакомая мантия, сколько гадостей мне самому сделали в школьные годы с ее помощью»), когда снял с нее заклятия – она не могла идти. Ее так сильно трясло, что хотелось еще раз наложить Петрификус, чтобы прекратить эту крупную, неостановимую дрожь. Она держалась за него, цеплялась за его руки своими, маленькими, обжигающе-горячими. Оторвалась она от этого занятия – сам он стоял, как дурак, прижимая ребенка к себе, не зная, что делать дальше – только чтобы начать шарить по полу.
Ну да, очки. Эти ее проклятые очки, вечная память о Джеймсе Поттере. В семидесятые этакие круглые очочки были на пике магловской моды, а теперь казались просто смешными. Но это же девчонка Поттер, с ее преклонением перед умершими родителями. Вспомнить хотя бы Еиналеж.
Она открыла рот только для Репаро – разумеется, безрезультатно. Крестник постарался; глядя на стеклянную крошку, режущую пальцы девчонки, Северус содрогнулся – какая ненависть… какое счастье, что у мальчика не хватило духа сбросить ее с башни! Он произнес Репаро Максима – вышло слабо, починилась только оправа. Пообещал, что мадам Помфри вставит подходящие стекла – Поттер кивнула. Это был первый знак, что она воспринимает, кто находится рядом. Не просто источник тепла, а живой человек.
Северус принес девочку на руках – девять лестничных пролетов вниз с башни, пять до подземелий. Она не сопротивлялась, затихла, держась за его мантию, и казалась в этот момент беззащитной, как никогда прежде. И по-прежнему молчала. Он еще раз перебрал все, что выудил из головы Драко – вроде ничего по-настоящему неприятного крестник не успел сделать, почему же у него такое чувство, что ее трясет не только от холода? В своем кабинете усадил в кресло, заставил выпить Умиротворяющий, Перечное, завернул в плед, придвинул кресло к камину… И теперь стоит и смотрит на нее, и снова чувствует, как проворачивается острие в груди.
Странный ребенок, действующий на него неожиданно сильно. Невозможно не раздражаться, когда она пытается язвить. Нельзя не улыбаться – хотя бы мысленно – когда неумело шутит. И никак не получается избавиться от этой сердитой нежности, когда она превращается в такой вот дрожащий комочек, прижимающийся к нему.
Фальшивая насквозь, теперь она была настоящей. Наверно, впервые за то время, что он ее знал.
Еще при первой встрече он понял, что, как другие дети лгут словами, Поттер-младшая умеет лгать интонациями и мимикой – как не у всякого слизеринца получится. А в Хогвартсе, видя ее восторженные улыбки и сияющие глаза при общении с «друзьями», убедился, что она лжет всем своим выразительным личиком, всем телом, и, кажется, всей душой. Когда начались уроки Зелий, он это понял окончательно.
Она издевалась над ним, издевалась с первого урока, а он не знал, что с этим делать – как наказывать человека, который кивает, празднично глядя в глаза, и говорит: «Отработка, профессор Снейп? Замечательно!». Который сияет в ответ на любые оскорбления, с тем же радостным видом соглашаясь со всеми гадостями, какие приходят в голову преподавателю. Ему было легче, когда Поттер была всецело занята идиотами из своей свиты – тупицей Уизли, растяпой Лонгботтомом, занудой Грейнджер. Если же девчонка обращала внимание на него… это пугало. С чем можно сравнить это выражение лица? На него никто и никогда так не смотрел. Влюбленное? Пожалуй, нет, хотя откуда ему знать, что это такое? Студентки никогда не влюблялись в него, даже когда он был почти их ровесником. Снейп и в лучшие годы не был красавцем, да и не нужно ему это – брр, это пустоголовое стадо! Как Поттер выделилась из него?.. ох. С самого начала было ясно, что с ней все непросто.
Нет, девчоночьей влюбленности там и в помине не было. Скорее – она смотрела на него как на бога. Как фанат квиддича на лучшего в мире игрока. Как Беллатрикс Лестрейндж смотрела на Лорда… придет же в голову такое.
Она издевалась над ним, и этими взглядами – больше, чем своими репликами, которые смешили его, хоть он и старался это скрыть. Смешили, бесили, выводили из себя… «Если она такая в одиннадцать, что будет, когда станет старше? Я с ума сойду, это точно».
Чем дальше, тем сильнее ему хотелось залезть к ней в голову и проверить, что же она на самом деле думает, какая она? Останавливало только то, что легилименция в отношении школьников была строжайше запрещена – это было одним из условий, на которых его приняли в школу. Победители той войны никогда бы не позволили бывшему Упивающемуся копаться в мозгах у их невинных деток. Конечно, слизеринцев это не касалось, но змейки – особая статья. С ними можно все, они понимают: главное – благо факультета, а какими средствами это достигается, неважно. Слизерин никогда не сдавал своих и не жаловался на методы, которыми декан поддерживал дисциплину. Что касается учеников других факультетов – техника легилименции у Снейпа была настолько жесткой, что ментальное проникновение ощутил бы последний болван-хаффлпаффец. Достаточно сказать одно слово своему декану – и завтра аврорат вспомнит его более чем темное прошлое.
Так что Северус не осмеливался читать ее, мог только осторожно пройтись по поверхности. Как в тот день, когда у Драко сбежало Очищающее зелье (и был уверен, что она все-таки его обманула). Какая она на самом деле, что думает – так и осталось непонятным.
А теперь она настоящая. Обиженный ребенок, а не маленькая гадюка, не злобный зверек, не бешеная ласка… что за ассоциации, весь зоопарк вспомнил... Северус наклонился, потрогал ее лоб – горячий… девочка вздрогнула, но не проснулась, только тихонько застонала что-то вроде «не надо, не трогай меня». Он опустил руку, отодвинулся.
Проклятая маленькая дурочка, вечно попадает в какие-то истории, вечно ее надо спасать…
После истории с троллем он впервые подумал: жаль, что Поттер не в Слизерине. Не потому, что ей там место – нет, просто студентку своего факультета было бы проще защитить от ее собственной самоубийственной глупости (которую гриффиндорцы называют смелостью). Когда тупица-Лонгботтом начал бормотать о тролле, он сразу догадался, что без нее не обошлось. И какое же это было облегчение, когда оказалось, что нахалка жива и невредима. Злость и страх на ее безрассудство он снял привычным способом – обругал и назначил отработку. Не помогло. Заноза стала только больше.
После матча, когда она была на волосок от гибели – с такой высоты упасть, вряд ли что-то помогло бы… он искренне злился на Минерву, которая даже не стала выслушивать его возмущенную речь о том, что она пренебрегает безопасностью собственных студентов. Да случись такое с любым слизеринцем, он бы небо и землю перевернул, чтобы выяснить, кто устроил такое его подопечному! Но это же Гриффиндор. Жива осталась, со страхом справилась – и ладно. Северус даже подходил к директору, просил «послушать», кто же устроил такое с метлой Поттер. Дамблдор был легилиментом от бога, чтобы читать чужие мысли, страхи и намерения, ему необязательно было вламываться в головы, эти сведения сами шли ему в руки… старый маразматик сказал свое обычное «мальчик мой, все будет хорошо!», и дело заглохло.
После Еиналеж он понял, что этого ребенка надо держать под постоянным присмотром, а лучше – легилиментить дважды в день, на случай новых сумасшедших идей. Только так можно было уберечь от неприятностей. Что она делала на Астрономической башне? У Драко что-то смутно мелькало про дракона…
– Поттер, откройте глаза, – одновременно он потряс ее за плечо.
Распахнулись два близоруких зеленых окошка. Северус мягко скользнул вглубь, стараясь касаться только сегодняшних событий…
– Поттер! Вы в самом деле переправляли дракона в Румынию?!
Она моментально опустила ресницы, словно догадалась, как осуществляется ментальное вмешательство. Ответила хрипловато («не забыть, еще Перечного» – подумал он мельком):
– Откуда вы знаете про Румынию? Это даже Малфою не было известно.
– У меня есть методы, – проворчал Северус, сверля ее глазами… нет, не собирается смотреть на него. Он встал, призвал с полки Перечное и полупустую чашку с чаем. – Выпейте.
Она покорно проглотила горькое зелье, сказала тихо, почти виновато:
– Это Хагрид его завел, а мы просто не хотели, чтобы он в Азкабан попал.
– Вы не подумали, Поттер, что директор тоже этого не хотел бы? – Северус почувствовал привычное раздражение. Опять эта манера не думать ни о ком, кроме себя! – Он бы позаботился о драконе, и ваш факультет не потерял бы сто баллов.
– Вы даже это знаете, сэр? – Поттер завозилась, стараясь усесться удобнее. Северус отодвинулся, взмахнул палочкой – кресло поползло назад, от огня.
– Я все знаю. Вам уже не холодно?
– Нет, сэр. Спасибо. А мне ничего не будет… за это?
Он догадался, что она имеет в виду.
– Ничего. Но и мистеру Малфою тоже ничего не будет.
Она содрогнулась всем телом – та же крупная, судорожная дрожь, что и на башне. Но сказала неожиданное:
– Он б-был в своем праве.
Северус покачал головой. Нет, она никогда не перестанет его удивлять.
– Рекомендую вам остаться тут. Я разбужу вас в шесть – тогда и пойдете в гриффиндорскую башню, – ворчливо добавил: – Не собираюсь вас сопровождать, а сейчас вы можете нарваться на мистера Филча.
– А утром?
– Школьникам запрещено находиться вне спален с десяти вечера до шести утра, так что правила вы не нарушите.
– Почему…
– Потому что устройство мозга среднестатистического студента таково, что любые мысли о нарушении правил приходят ему в голову вечером и ночью. А утром он готов только спать.
– Эээ… мы все совы, да, сэр? А вы – жаворонок?
«Я летучая мышь», – некстати подумал Северус (глупая студенческая шутка!). Он грозно покосился на девочку, которая слабо улыбнулась – как будто ей тоже это пришло в голову.
– Спите, Поттер, – сказал он, превращая кресло в кушетку. Вышло неказисто, Трансфигурация ему никогда не давалась… но это стоило сделать, хотя бы чтобы посмотреть, как она барахтается в пледе. – Она не превратится обратно до шести.
– Ничего страшного, если и превратится, – Поттер слабо улыбнулась. – Сэр… я благодарю вас. Вы меня спасли. Если бы я там лежала до утра, то не просто заболела бы, а могла умереть от переохлаждения. Камень был просто ледяной.
Северус неопределенно кивнул, отвернулся. Неужели она не догадалась, что Драко уходил ненадолго, за другой палочкой? Неужели не поняла, что это – только начало?
– Спите, Поттер.
***
ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР
Гермиона просыпается без будильника, в семь тридцать. Идет в ванную – как была, в ночной рубашке; ежится от холода.
Эри стоит у умывальника и сосредоточенно заплетает волосы, превращая воронье гнездо на голове – свою обычную утреннюю прическу – в гладкие, словно лакированные косички. Приглаживает челку – гелем и заклинаниями. Гермиона улыбается, ей хочется чуть-чуть поддразнить ее, вот, мол, общая твоя черта с Малфоем, он тоже волосы укладывает… но вовремя вспоминает, что нельзя.
– Доброе утро, – осторожно произносит она, и результат такой же, как вчера – Эри кивает, глядя куда-то в угол, подхватывает свои принадлежности и выходит из ванной.
Неужели это никогда не кончится?!
Гермиона тщательно чистит зубы, как учили родители, стараясь думать о последнем задании по Чарам, о Зельях – только не о том, что единственная подруга не разговаривает с ней. Она возвращается в спальню, забирается под полог, под одеяло – ужасно холодно, только так можно учиться… открывает книгу. Из нее выскальзывает последнее письмо от родителей. Гермиона задумчиво проводит пальцами по адресу – мама и папа знают, что это не нужно, сове достаточно сказать «мистер и миссис Грейнджер» – но все равно каждый раз пишут и «Школа Магии и Волшебства Хогвартс», и собственный адрес.
Родители отказывались посылать ее сюда, если не будет возможности общаться. Конечно, о телефоне говорить глупо, но письма были обязательным условием. В магазине им объяснили, что вместе с почтовой совой можно купить магический маячок, на который она будет прилетать, очень распространенная услуга, все маглорожденные ею пользуются… купили. Гермиона писала длинные письма, с восхищением рассказывая о своей новой жизни.
В прошлом письме – машинально посчитала – имя Эри упоминалось четырнадцать раз. В этом не будет ни одного. Что писать – она со мной не разговаривает? Она смотрит сквозь меня? Она обходит меня, словно я привидение?
«Может, еще раз извиниться?» – думает Гермиона.
Она снова начинает подбирать слова – в тот раз Эри ее прервала, просто сказала: «не хочу ничего слышать, Грейнджер. И видеть тебя не хочу».
– Возникли… непредвиденные обстоятельства непреодолимой силы, – бормочет Гермиона тихо-тихо, чтобы не было слышно за пологом кровати. – Наказание не соответствует тяжести проступка… – Она вспоминает длинное, эффектное, праздничное слово, которое не каждый взрослый знает, и выговаривает его шепотом:
– Форс-мажор!
Длинные, красиво-округлые слова успокаивали – пусть я не прирожденная волшебница, мне надо учить многое из того, что вы впитали с детства, зато что я знаю!.. И это было как привет от родителей, ее спокойных и разумных родителей, которые все равно – лучшие на свете, несмотря на то, что не умеют открывать двери без ключа и поднимать предметы без рук.
С тех пор, когда она, пятилетняя, в приступе гнева скрутила папин серебряный портсигар спиралью – не руками, пробудившейся стихийной магией – а папа, милый, растерянный папа, усадил ее перед собой и сказал: «Давай всесторонне обсудим эту ситуацию, надеюсь, мы сможем идентифицировать возникшее паранормальное явление…» – с тех самых пор длинные слова были для нее якорем. Прочным якорем, связывающим с домом. Конечно, тогда они ничего не «идентифицировали», родители поняли только, что дочка у них необычная. Поэтому письмо из Хогвартса они восприняли с облегчением: картина мира стала обширнее, словно добавилось новое измерение, но логичнее. И теперь их дочери было место в этом мире. Гермиона была рада вместе с ними, и длинные, как школьные эссе, на несколько футов, на несколько страниц, письма домой – они были еще одним знаком привязанности и любви к родителям. Новый мир дочери был им безумно интересен, хотя интеллигентная сдержанность не позволяла говорить об этом громко.
В прошлом письме – четырнадцать «Эри».
Тогда, первого сентября, в поезде, она так нервничала, что болтала без остановки, останавливаясь только чтобы глотнуть воздуха. Понимала, что нельзя так делать, что люди пугаются, но не могла остановиться. Рыла яму все глубже, и почти свалилась в нее, когда веселая очкастая девчонка улыбнулась ей, приглашая в свой круг. В нем уже были рыжий веснушчатый верзила, как оказалось, из очень древнего магического рода, и круглолицый растяпа, тоже «настоящий» волшебник. А Гарриет Поттер – Эри – росла у маглов, как и Гермиона, но ничуть этого не смущалась.
Так началась дружба.
Гермионе иногда хотелось «дружить» с девчонками, пусть это было не так интересно, как читать книжки и с жадностью узнавать новое о мире… но она прислушивалась к ним – и думала снова и снова: как скучно! Одноклассницы обсуждали музыкальные группы, сплетничали об учителях, писали глупые стишки в альбомах… ради этого не стоило поднимать глаза от книги. В волшебном мире девчонки были такие же, достаточно посмотреть на Лаванду и Парвати. С Эри все было по-другому. Можно и уроки обсудить, и книжки – она меньше читала, но все-таки. Как приятно было услышать очередное «Герми, мне лениво читать весь тот справочник, я заглохла на «Введении», скажи, какие страницы?» – и ответить самодовольно: «С восьмой по тридцать седьмую, потом можно шестьдесят три пропустить, и еще пятнадцать страниц, до заключения, я там закладку оставила». Никто другой в этот справочник вообще бы не полез! А потом обсудить прочитанное – и с легкой досадой убедиться, что Эри, кажется, ухватила суть лучше нее самой. И – поддразнивания, и – перемигивания, и – отчетливое ощущение «мы лучше, чем все остальные»…
За такое можно было простить даже мальчиков.
Сперва она думала – мальчишки как мальчишки, что в волшебном мире, что в обыкновенном… странные и пугающие существа, но в малых дозах – терпимые. Впрочем, Невилл был тихий и не злой, и иногда (стыдясь сама себя), Гермиона думала – если все «прирожденные» волшебники такие растяпы, то я и тут буду хорошо успевать. А Рон был точно такой, как ее одноклассники в магловской школе – шумный, непоседливый забияка, не любитель учиться, увлеченный спортом (всей разницы – квиддичем, а не футболом), в целом безобидный, но раздражающий.
А потом была история с троллем, и восторг в глазах Рона – «не была бы ты заучкой, мы бы все там остались…», и восхищенное «ты молодец, Герми!» от Эри, и понимание, что теперь они – вместе. Команда. Все четверо. И даже мальчишки, стало понятно, нормальные, а вовсе не противные. И «наша заучка» уже не клеймо, а титул, который носишь с гордостью: да, я такая, и вам со мной очень повезло!
Гермиона не удержалась и написала родителям о тролле – очень осторожно, в ее рассказе он был меньше ее, не пытался напасть, просто убегал… видимо, они догадались, что все не так просто. В ответ на это письмо она получила сразу два – энергичную записку от мамы («Миони, еще одна такая история, и мы забираем тебя домой», и длинный ряд восклицательных знаков), и огромный свиток от отца. Чтобы понять все, что он ей написал (это была лекция об опасностях взрослой жизни, о необходимости быть осторожной), ей пришлось два часа провести над словарем – папа, когда волновался, тоже постоянно употреблял длинные красивые слова…
Миони. Мио. Миона. Именно так ее называют родители. А тут – либо полным именем, либо Герми – такое же резкое и энергичное, как все, что Эри делает в жизни. Гермиона все собиралась сказать, как ей больше нравится, но так и не сказала. Теперь поздно, она на веки вечные «Грейнджер». Или вообще никто, пустое место. И Эри так и не сказала спасибо за то, что она подожгла мантию Снейпа во время матча. Ведь жизнь ей спасла. А Эри так по-глупому доверяет ему…
– Иррационально, – шепчет Гермиона. – Иррационально и нелогично доверяет.
Начинается обычный утренний шум – проснулись Парвати, Лаванда и Салли, а она ни страницы не прочла. Гермиона вылезает из постели, одевается, идет в Большой Зал. Светловолосая макушка за соседним столом вызывает спазм в животе.
Что ей сделал Малфой?
Тогда, после того, как профессор Макгонагалл загнала их в спальни и заперла двери (Алохомора не помогала, Гермиона пробовала каждые полчаса, а потом все же уснула), Эри вернулась в половине седьмого утра. Кратко сказала: «со мной все в порядке, Грейнджер, не хочу с тобой разговаривать». Все.
Если она так рано вернулась – значит, то, что сделал Малфой, было слабее, чем та гадость с Невиллом, ведь он пробыл в больничном крыле почти весь день… или нет? Может быть – Гермиона задумывается, что могло вызвать ТАКУЮ реакцию – Малфой ее ударил? Нет, тогда Эри, злая, как мантикора, носилась бы по Хогвартсу и задирала его. А сейчас она тихая, на слизеринца даже не смотрит. Только на Снейпа. Невилл сказал, что она ночевала у него в кабинете, и он ей помог… «Больше ничего не стала говорить», – сказал он виновато, моргая карими глазами.
Что ей сделал Малфой?
Гермиона ненавидит его – она и не знала, что можно так относиться к человеку. За все. За то, что он как раз такой «прирожденный волшебник», каких она заранее боялась, штудируя летом книжки, и за то, что прекрасно это сознает. За то, что задирает их всех, не стесняясь бить подло, за гадость, которую он сделал с эриной сумкой – бедный Невилл! За фотографию эриных родителей (пусть считают, что все кончилось хорошо, но Гермиона считает, что позитивные последствия в данном случае не искупают ярко негативных намерений).
Но больше всего – за «грязнокровку».
Если вдуматься – смешное словечко, детское. Грязноручка-грязноножка-грязноносик, будто в стишке. Но Малфой произносит его так, что Гермиона действительно чувствует себя недочеловеком. Умом понимает, что она ничем не хуже его, просто знает меньше, чистокровность совсем не важна (это ей и Рон, и Невилл говорят – чистокровные волшебники), но все равно терзается. Вздрагивает каждый раз, когда слышит. Это слово у нее вызывает куда большее отвращение, чем многочисленные эрины «***!», когда та что-то роняет или проливает чернила на готовое эссе.
Теперь она больше не услышит этих ругательств. Эри замолкает в ее присутствии. Они общаются только на уроках – не настолько она сердита на Гермиону, чтобы из-за этого пренебречь учебой. Но разве «передай мне перо, пожалуйста» и «Грейнджер, кинь драконий коготь в зелье сама – это надо делать очень плавно, Нев не справится» – разве этого достаточно, по сравнению с тем широким потоком общения, который был раньше? С той рекой мыслей, переживаний, идей, которыми они делились?
Гермиона чувствует себя как в пустыне. Рон ее тоже ненавидит, ничего не говорит только потому, что Эри дергает его за рукав каждый раз, когда он собирается разразиться очередной речью на тему «тебе баллы дороже всего, и посмотри, что вышло!». С ней разговаривает Невилл, «работаю почтовой совой» – как он мягко шутит, в очередной раз отправляясь к Эри, чтобы узнать, собирается ли она прекращать этот бойкот… и что надо для этого делать.
Гермиона уже на все готова ради этого.
Глава 12. Философский камень.…Сначала шорох ткани, потом треск, и мантия рвется по швам. Рывок – мгновение паники, нечем дышать – и вот галстук тоже падает на пол. Малфой укладывает ее на пол Астрономички, склоняется над ней. Светлые волосы кажутся серебряными в свете луны… или это все-таки не Малфой?
Потому что сейчас он на этом не останавливается.
Холодная рука сжимается на шее – «помни, что ты в моей власти» – а потом ползет ниже…
Эри проснулась от собственного крика.
Полежала минутку, слушая безумно колотящееся сердце. Тыльной стороной кисти смахнула с глаз слезы («я что, плачу во сне? какая гадость…»), рукавом ночной сорочки вытерла мокрый от пота лоб. Прислушалась к колебаниям магии – нет, заглушка не слетела. Надо же, как выросли ее способности – теперь этих чар хватает на всю ночь. Эри скорее съела бы флоббер-червя, чем позволила соседкам по спальне догадаться, что с ней творится – недавно выученные чары тишины были очень кстати. Уровень третьего курса, между прочим!
Впрочем, когда в кошмаре Малфой все-таки толкал ее вниз, Эри закричала так, что звук ее голоса пробил чары. Патил проснулась, сонно заворчала что-то, остальные, слава богу, нет.
Или это был Дадли, а не Малфой? Ее подсознание изощренно тасовало картинки прошлого, кошмары снились постоянно.
Эри нащупала под подушкой палочку и книгу, зажгла Люмос, уселась удобнее. Пусть Грейнджер читает исключительно учебники, Эри казалось, что стать «своей» в волшебном мире будет проще, если знать их беллетристику. Например, эту книжку дал ей Невилл. Сюжет… обычный. Пропала из музея великая историческая реликвия – посох Мерлина, и два брата – совсем маленькие, еще в Хоге не учатся – его ищут. Судя по всему, справятся с поисками лучше взрослых, и частного сыщика, и полиции… то есть, лучше мага-поисковика и авроров. Обычный детский детектив, только с поправками на магию, романтическая чушь. Зато становится понятно, откуда берутся такие, как Невилл, Рон и вообще весь Гриффиндор. Два «героя», даже без палочек, идут воевать с темным магом… а, захватили папину мантию-невидимку – мозги все-таки есть. Чуть-чуть. Не Гриффиндор, а Равенкло.
Эри захлопнула книжку, зевнула. Пора вставать и учиться. Какая глупость эти детские сказочки…
В ванной она столкнулась с Грейнджер – у той опять было то самое выражение лица, расстроенное и умоляющее. Эри прошла мимо. «Нет, не прощу. Не хочу и не буду».
Как странно – замерзая на Астрономичке до прихода Малфоя, она решила устроить Гермионе бойкот, а потом забыла об этом, не до того было. И теперешнее молчание – не педагогическая мера, вовсе нет. Вернувшись от Снейпа, выслушав отчет Полной Дамы («милочка, декан мне строго-настрого велела никого не выпускать, но твоя подружка так рвалась, почти до четырех часов ночи подходила..»), увидев Гермиону – встревоженную, испуганную – Эри поняла, что Грейнджер наказала сама себя. И что это наказание достаточно, тоже поняла. И ей на самом деле не хотелось говорить ни о чем, забыть – как страшный сон.
Но потом она увидела Малфоя. А ночью приснился первый кошмар.
И теперь ей просто хотелось сделать Грейнджер так плохо, как плохо было ей самой. Отомстить слизеринцу Эри не могла. Снейп объяснил, что велит крестнику молчать о происшествии, но снимет запрет, если она будет нарываться на новый скандал. Говорил что-то вроде «нельзя заводить смертельных врагов в таком возрасте, постарайся забыть»… Ни черта он не понимает.
Раз с Малфоем пока ничего не выйдет – пусть больно будет Грейнджер. Она ведь тоже виновата, пусть косвенно. Слизеринец подождет.
Эри подумала о будущей мести – и мрачно улыбнулась. Ее религиозное воспитание было поверхностно и обрывочно, но одна фраза из Ветхого Завета крепко сидела в памяти. «Око за око, зуб за зуб». Честно говоря, она была из тех людей, которые, если им выбьют зуб – выдернут противнику всю челюсть, причем без анестезии.
«Я с ним еще расправлюсь. И это будет страшно».
На завтраке она старалась не смотреть на Малфоя – боялась, что не выдержит, подлетит к нему и ударит. А за такое можно в самом деле вылететь из Хога.
«Спокойно, Поттер, спокойно. Будет и на нашей улице праздник».
Нет, незачем смотреть на него. Снейп запретил обсуждать «происшествие», и вообще не велел разговаривать со слизеринцем, поэтому Малфой в выигрышном положении. Это на язык Эри остра, а злорадные взгляды и пакостные ухмылки у Малфоя получаются намного качественнее. Значит, надо вообще его игнорировать.
«Глиста белобрысая. Слабак!» – презрительно подумала Эри; жаль, нельзя сказать это вслух.
Поттер, наконец, выяснила для себя, что такое Малфой. Да, он ужасно ее напугал, но, придя в себя, она поняла, что слизеринец – действительно слабак. И переместила его в другую колоночку в своем мысленном списке. Эри делила всех людей на три группы. Те, кто имеет «стержень» внутри, кто обходится без него, и те, с кем пока не ясно. У Рона, например, стержень есть, только спрятан очень глубоко. У Грейнджер и Лонгботтома – нет. Про себя она самодовольно думала, что ее стержень – из титановой стали, сверхпрочный. У Снейпа – этот стержень еще и в три ряда покрыт колючей проволокой. (И чуть-чуть цветов и листьев между торчащими колючками, – пришла ей в голову необычная, «девчачья» мысль). А с Малфоем долго не могла сообразить, даже после драки. Не знала, есть ли стержень. Он очень хорошо держался, переживая унижение – это тоже мужество.
Но теперь все ясно. Слабак. Тряпка.
Да, он напугал ее – сильнее, чем взбесившаяся метла. Но ведь он ни-че-го не сделал! Чары щекотки, ха! Это все, на что он способен?
Те кошмары, которые ее мучают – это отголоски того нерассуждающего ужаса (после она все просчитала и разложила по полочкам, но ТОГДА была слепая паника), да ее собственных страхов. Когда она думала о том, что сама сделала бы, окажись перед ней ее враг в такой ситуации, мороз продирал по коже.
«Если бы… кого я ненавижу? Не Малфоя, конечно… Если бы дядя Вернон стоял на Астрономичке под Петрификусом, скинула бы я его вниз?
Запросто. С удовольствием.
А Малфой этого не сделал. Трус!»
Очевидную мысль, что если бы Малфой не был трусом, ее жизнь уже кончилась бы, Эри как-то упускала из виду. Ей проще было продолжать презирать Малфоя, чем задуматься о том, что он не так уж плох.
И Грейнджер, конечно – каждый вечер Эри думала: «пора прекращать», а каждое утро, просыпаясь от кошмара – «пусть ей тоже будет больно».
Поэтому Поттер снова отвернулась от бывшей подруги. Равнодушно посмотрела мимо Малфоя на Снейпа. Вот на него можно смотреть – и ни злости, ни стыда она при этом не чувствовала.
На обед Эри опоздала, и примостилась не рядом с Роном и Невиллом, а на краю стола. Ей понадобилось целых десять минут, чтобы понять: что-то изменилось. В воздухе явственно витали уныние, злость, растерянность. А обычный шум и говор был явно агрессивный. Что случилось?
Ну конечно. Баллы. Гриффиндор был на первом месте, а теперь лихо спустился на третье, пропустив Слизерин и Равенкло. Староста, Перси, разумеется, помчался к Макгонагалл – выяснять подробности. И не стал держать в тайне, кто виноват.
Никогда еще фамилии «Грейнджер» и «Лонгботтом» не произносились с таким отвращением. Кто-то просто говорит гадости, кто-то считает своим долгом задать риторический вопрос («что эти идиоты делают в Гриффиндоре?»), а большинство глядело на них, как на грязь.
Прищурившись, Эри оглядела стол. Обед заканчивался, студенты понемногу расходились. Некоторые предпочитали пройти мимо первокурсников и сказать что-нибудь Невиллу (который, кажется, умирал со стыда) или Грейнджер (собиралась плакать). Рон, сидевший рядом, громко рассказывал о чем-то, дергая Нева за рукав и жестикулируя, но эта грубоватая поддержка не помогала. На Лонгботтома было жалко смотреть, и на Грейнджер тоже.
Поттер встала и подошла к Перси. Надо поторопиться, пока все не разошлись.
– Минутку внимания, не торопитесь! – окликнул гриффиндорский староста. – Гарриет Поттер хочет сделать заявление.
К ней обратились недоумевающие взгляды – почти все знали, что Поттер держится вместе с недоделками, опозорившими факультет. Что она собирается делать, неужели защищать их? Неужели она думает, что уговоры какой-то первокурсницы, пусть она десять раз спасительница волшебного мира, подействуют?
Эри встала, опираясь кулаками о край стола, приподнялась на цыпочки и сказала – громко, но не настолько, чтобы донеслось до преподавателей:
– Я действительно отниму у вас всего минуту. Хочу сообщить, что Грейнджер и Лонгботтом потеряли баллы по моей вине. Это по моей инициативе они находились вне спален ночью, и из-за моей ошибки попались на глаза декану. Если желаете высказать свое негодование – это ко мне. Повторяю, в потере баллов виновата я и только я. Еще чуткий сон профессора Макгонагалл. И я надеюсь, в Гриффиндоре не принято травить невиновных только по той причине, что они не могут себя защитить.
Она не стала садиться, и правильно сделала – через мгновение негодующей тишины кто-то выпалил:
– Сама где была?
– Там же. Только меня не поймали, – Эри понизила голос.
– У них должна быть своя голова на плечах, – проворчал Перси. – Вопиющее нарушение дисциплины не может быть оправдано даже личной преданностью другу, поэтому, полагаю, их все же следует считать виноватыми.
Эри мельком взглянула на своих (Невилл попытался вскочить с места, Рон, глядя на нее, придержал его за плечо, Грейнджер закрыла лицо руками), и сказала резко:
– Какая еще преданность? Они пытались меня удержать. Не получилось. И случайно попались Филчу с Макгонагалл.
– Твои дружки – просто идиоты, им бы в Хаффлпаффе учиться, – сказал широкоплечий второкурсник с лицом задиры.
«Маклагген, – вспомнила Эри. – Я тебя запомню, Маклагген».
Вся нереализованная злость на Малфоя, на Грейнджер, на Снейпа – черт бы побрал это его «давайте жить дружно!» – проявилась в ее мрачной улыбке и ледяном голосе:
– Еще раз услышу какую-то гадость, вызову на дуэль. Ты, конечно, старше, больше знаешь, и можешь меня уделать. Но знаешь, Маклагген, я тебе советую вспомнить Малфоя или Хиггса. – Она склонилась вперед и прошипела: – Я не буду драться честно, если ты их заденешь, понял?
– Кем ты себя вообразила, мелочь? – Маклагген засопел, побагровел. Сидевшие рядом с ним неодобрительно загудели.
Поттер ощерилась:
– Гриффиндоркой, дружок. Про меня можешь говорить, что хочешь, но…
– Успокойтесь, – Перси недовольно покачал головой. Второкурсник умолкать не собирался, до Эри донеслось очень грубое слово – «ба! Он маглорожденный, что ли? Давненько меня так не называли!» – и Перси, хмурясь, взмахнул палочкой:
– Кормак, минус балл за неподобающие выражения… Гарриет, первокурсникам запрещено участвовать в дуэлях.
«Тогда я его так побью» – собиралась сказать Эри, хотя понимала, что «так» с крепышом Маклаггеном она, конечно, не справится. Достаточно один раз подставиться под удар его кулака – и здравствуйте, мадам Помфри.
Она не успела ничего сказать, потому что заговорила Лисон:
– В таком случае, претензии к тебе, Поттер. Из-за тебя мы потеряли сто баллов и первенство в межфакультетском соревновании. Раз ты берешь вину на себя – не обессудь, что услышишь о себе много нового и интересного.
– В основном о твоих выдающихся умственных способностях, – ядовито вставила какая-то пятикурсница.
– Вперед, – Эри пожала плечами. – Кстати, о баллах. Хочу напомнить о кубке по квиддичу – если не ошибаюсь, сто пятьдесят баллов. И это я принесла их.
– Какая наглость! – выпалила Лисон. – Почему это ты?
– Потому что со мной в качестве ловца мы выиграли два матча, – сказала Эри медленно, наслаждаясь реакцией Лисон. – А предыдущий ловец весь прошлый год ловил ворон, но не снитчи.
Блондинка дернула головой, в глазах загорелись гневные огоньки:
– Тебе просто повезло!
До чего приятно. Прежняя невозмутимость, непробиваемость Лисон здорово действовала Поттер на нервы, а теперь – «достала!» – ее прошило острое мстительное удовольствие:
– Возможно, а до этого никому семь лет не везло…
– Хватит, – Староста взмахнул палочкой еще раз, и Эри, как минутой раньше Маклагген, почувствовала, что рот у нее запечатан. Это даже не Силенцио, которое самой можно снять. Надо же, какие штуки надо знать старосте, чтобы поддерживать дисциплину в львятнике. – Первокурсники, через три минуты у вас начнется Травология. Четвертый курс, вас ждет профессор Квиррелл. – И, тише: – Эри, извинись перед Лисон.
Эри закатила глаза, приложила пальцы к губам. Перси пробормотал Фините Инкантатем.
– Лисон, прости, что даже с твоей суперметлой тебе так… не везет, – издевательски сказала Поттер. – Рон, спасибо, солнце мое, что придержал этого героя. Нев, это ведь действительно моя вина, чем ты недоволен?
– З-зачем ты это сказала? Н-нас все равно не оставят в покое, а теперь и тебя б-будут шпынять! – У Невилла на щеках горели красные пятна, он явно был недоволен собой – что позволил Рону удержать себя, не вылез с самоуничижительной речью.
– Ну и что? – пожала плечами Эри. – Подумаешь, с меня уже пятьдесят снимали, и ничего.
– Это д-другое… и зря ты начала ругаться, ведь ни Лисон, ни Маклагген не виноваты…
– Хорошо-хорошо, – беззаботно сказала Эри. – Пошли, нам еще до теплиц добираться.
– Эри, – подала голос Грейнджер, она нервно моргала, пальцы, сжимавшие сумку, дрожали. – Спасибо…
Поттер холодно посмотрела на нее:
– Я всего лишь исправляла свою ошибку, и сделала бы это для любого. Не принимай это на свой счет.
Рон хлопнул ее по плечу, на Грейнджер он даже не посмотрел:
– Гриффиндор! Молодец, Эри. Я бы тоже так поступил.
Эри кивнула, улыбнулась ему, и первокурсники вышли из Большого Зала. Гермиона шла за своими бывшими друзьями – на два шага позади, как бы с ними, но отдельно. Невилл притормозил, поджидая ее, что-то тихо сказал. Эри видела это краем глаза, но не стала останавливаться. Пока ситуация ее полностью устраивала.
Честно говоря, ее наглое выступление было абсолютно безопасным. Большинство однокурсников, за исключением злобных тупиц типа Маклаггена и отдельных пристрастных личностей вроде Лисон, восприняли ее слова как проявление истинного гриффиндорского духа. Не бросать друзей в беде, благородство и взаимовыручка… Конечно, не избежать неприятных слов, но в целом ее будут уважать еще больше. Гриффиндор! Как легко с ними играть, манипулировать ими, как просто! Другой причиной была трезвая мысль, что, если она промолчит, то может потерять Лонгботтома, а то и Уизли тоже. Пусть они останутся с ней, не уйдут, но человек, брошенный в такой ситуации, запомнит это навсегда. А теперь все замечательно: и сама чистенькой осталась, и эти двое смотрят на нее, как на прямую наследницу Годрика.
Третья причина была изощренно-садистской. Всем, кроме эмоционально глухого Рона, видно, что Грейнджер сходит с ума от вины и стыда – а теперь эти чувства станут еще сильнее. Пусть страдает!
Но была еще одна причина, в которой Поттер сама себе не признавалась. Сегодняшняя речь впервые донесла до окружающих распределение ролей в их квартете. Лонгботтом и Грейнджер – подчиненные, а не равные, раз она их защищает и берет ответственность на себя. Может, словами это никто не сформулирует, но на подсознательном уровне поймут. Эри начала приучать Львов к этой мысли. Успешно приучать, кажется.
***
Невилл Лонгботтом много что не любил в жизни. Визиты в Сент-Мунго. Запудренные бабушкины слезы после этих визитов. Полеты на метле. Профессора Снейпа. Ничего не понимать на уроке. И еще – когда друзья ссорятся.
Негласный бойкот, объявленный Гермионе, вызывал у него отчетливое ощущение, что он застрял между мельничными жерновами, которые медленно-медленно начинают крутиться, перемалывая кости в мелкую крошку. Невилл даже немного завидовал Рону, для которого все было просто: Грейнджер не права, ату Грейнджер! Сам он понятия не имел, что делать. Да, конечно, Эри обиделась, да, Герми ошиблась – но зачем ТАК?
Невилл и Гермиона направлялись к хижине лесничего – профессор Макгонагалл сообщила, что отработка будет у Хагрида. Интересно, что придется делать?
– …Я пытаюсь придумать, что было бы хуже, чем это, – пропыхтела Гермиона. Она раскраснелась и немножко повеселела – низменный физический труд заставил моральные терзания отойти на второй план.
– Если бы тут б-был Снейп и комментировал? – с сомнением предложил Невилл.
Гермиона фыркнула.
Они находились в конюшне, но лошадей не было и в помине, зато отчетливо пахло их, так сказать, отходами жизнедеятельности. Эти самые отходы провинившиеся первокурсники должны были убирать – без магии, просто лопатами. Мантии пришлось снять, а Хагрид выдал им по паре огромных галош, иначе обувь была бы погублена.
– В этой… школе… магии… и волшебства, – энергично сказала Гермиона, орудуя лопатой с каждым словом, – …я только и делаю, что уборку. Суди сам: после тролля пришлось мыть туалет, потом мы с тобой котлы чистили у Снейпа, а теперь это! – Она с отвращением огляделась по сторонам. – Авгиевы конюшни…
– Хагридовы конюшни, – рассеянно поправил Невилл. – Так и есть. Помнишь, он сказал, что собирался взять нас в Запретный лес?
– Лучше бы в Запретный, мы ведь так и не побывали там, – проворчала Гермиона. – Жаль, что передумал.
– Хагрид ведь сказал, почему. Это слишком опасно, даже вместе с ним.
– Но почему? Тот человек, который убивает единорогов, может напасть на нас?
– А, ты же не знаешь… убить единорога – значит погубить свою душу. Этот тип действительно опасен, он может нас прикончить просто потому, что проходил мимо, а не из-за какой-то причины.
– Если меня убьют, мне будет все равно, по причине или нет… Почему он не может просто нацедить крови, как в донорском центре, зачем он их убивает?
– В каком еще центре?.. Чего только маглы не придумают. Он их убивает, потому что когда единорог умирает, происходит сильный выброс магической энергии. Если пить кровь именно умирающего, то эффект намного сильнее.
– Кто же пытается поддерживать свою жизнь таким кошмарным способом?
– Мне тоже непонятно, ведь все болезни лечатся, и тяжелые раны тоже. Если только… – Невилл не договорил.
– Тот-Кого-Нельзя-Называть, – шепотом сказала Гермиона. – Он где-то здесь. Больше некому.
Они опять помолчали. Гермиона не выдержала:
– Все складывается. И философский камень, и кровь единорогов… он собирается вернуться.
– Он не сможет вернуться, – Невилл посмотрел на подругу сердито, опираясь на лопату. – Это в сказках злодей может вернуться, если его убили, а в жизни…
– Сам же говорил, и я читала в «Новейшей истории волшебного мира», что его тела не нашли, и непохоже, что он умер по-настоящему. И я уже высказывала тебе свое мнение, что это именно профессор Снейп пытается его воскресить. Но я приведу аргументы еще раз, на мой взгляд, они довольно убедительны. Снейп очень подозрительный тип, и Рон говорил, что он был сторонником Того-Кого-Нельзя-Называть. Два: он пытался убить Эри на матче…
– Может, это не он, – вставил Невилл.
– Кто же еще?
– Между прочим, Снейп спас ее от Малфоя.
– Она не рассказывала тебе подробности? – у Гермионы дрогнул голос.
– Н-нет.
– И еще, он угрожал профессору Квирреллу – видимо, хотел узнать, как пройти сквозь его препятствие, – многозначительно закончила Гермиона.
Это действительно был аргумент. Сегодня, перед тем, как отправить их в конюшню, Хагрид напоил их «чайком» с очередными дубовыми пряниками. Гермиона принялась расспрашивать лесничего о Пушке, потом польстила – дескать, как директор доверяет ему – и выманила из наивного полувеликана сведения о защите философского камня. Оказалось, к этому приложил руку почти весь педколлектив Хогвартса. Невилл и Гермиона терпеть не могли Снейпа, но признавали, что он очень умный тип – а значит, может справиться с препятствиями Макгонагалл, Флитвика и Спраут. Да и на Квиррелла надежда невелика, что он мог сделать, этот напуганный вампиром неудачник? Снейпа отделял от философского камня только Пушок, и обоих первокурсников радовало, что кербер не признает никого, кроме своего хозяина – можно ручаться, что мимо трехголовой зверюги зельевар не пройдет.
– Полагаю, тебе надо довести до сведения Эри наши умозаключения, – решительно сказала Гермиона.
«Опять начала говорить непонятно, ужасно волнуется» – рассеянно подумал Невилл, а вслух сказал:
– Она не будет меня слушать.
– И все-таки ты попробуй, – и Гермиона снова склонилась к лопате, показывая, что разговор окончен.
***
– Нев, что такое опять? – с досадой спросила Эри. – Надоел, в самом деле! Хватит наговаривать на профессора Снейпа!
Гермиона метнула на нее быстрый взгляд. Она сидела в библиотеке – как обычно – а Эри и Рон только что вернулись с тренировки. Хотя Эри, кажется, совсем излечилась от страха высоты, она предпочитала, чтобы кто-то был с ней рядом, когда она летает. Так, на всякий случай. (Хотя вряд ли присутствие Рона помогло бы, начни она падать). Вуд гонял ее до седьмого пота, но не мешал Уизли болтаться рядом. Капитан даже говорил, что будь Рон старше, можно было бы взять его в команду запасным. Как вратарь, Оливер пока был лучше Рона, но уверял, что со временем из рыжего выйдет толк.
Эри продолжала:
– Вовсе он не пытался меня убить. Ни одного балла не снял, когда нашел на Астрономичке. Напоил Перечным, и вообще… а мог бы скинуть вниз, и никто бы не дознался. Он хороший, как вы не понимаете?
«Безнадежно, – подумала Гермиона, – У нее просто шоры на глазах относительно Снейпа. Значит, надо найти действительно весомые доказательства его вины…»
Девочка вздохнула. Раскрыла толстый том «Волшебные твари и где их найти» – конечно, она давным-давно прочитала эту книгу, но в главе про керберов, кажется, был список литературы, который тоже надо просмотреть. Остается надеяться, что способа справиться с Пушком действительно не существует, и Снейп не доберется до философского камня. Кроме того, следует подумать – может, рассказать профессору Дамблдору или Макгонагалл о том, что ей уже известно, и попросить о помощи? Но это должно быть разумное и аргументированное повествование, потому что теперь она на плохом счету у декана Гриффиндора.
«Складывающаяся ситуация производит впечатление действительно опасной, а Эри до сих пор доверяет Снейпу и не хочет слушать меня. Что же делать?»
– Грейнджер, – позвала Эри, – малый астрономический атлас у тебя?
– Да, – откликнулась та.
– Давай вместе позанимаемся?
– Конечно.
Эри кивнула, углубилась в книгу. Гермиона подавила вздох.
Бойкот закончился, Эри разговаривала с ней не только на уроках. По сравнению с тотальным, беспросветным одиночеством первых дней после Той Ночи – да, это было лучше. Эри здоровалась с ней, иногда улыбалась, говорила об учебе. Затыкала рты тем, кто пытался говорить гадости, переключая на себя. Даже поцапалась с Малфоем – все вздохнули с облегчением, услышав такие знакомые злобно-веселые интонации («Что, Потти, понравилось тебе на башне? – Очень понравилось, Дракусик, а в подземельях еще больше. – Не простудилась, полукровка? – Нет, радость моя, а что ты так обо мне беспокоишься? Кстати, Макгонагалл уже думает, что это нежные чувства с твоей стороны… – Ах ты!..»).
Но это было не то. Не так. Холодно, отстраненно, безразлично. Никакой легкомысленной болтовни ни о чем. И она называла ее «Грейнджер».
Человеку всегда чего-то не хватает. Раньше Гермионе казалось, что она все сделает, только бы Эри начала разговаривать с ней. Теперь она все бы отдала за то, чтобы Эри говорила с ней как раньше. Даже невнимательный Рон, и тот замечал, какая глубокая трещина пролегла между ними.
К тому же нельзя забывать о Снейпе, о философском камне. Рон и Невилл не думают об опасности, Эри тоже. Получается, именно Гермионе надо предусмотреть все возможности, продумать речь для директора, проследить за Снейпом… «обезопасить этот Дамоклов меч».
***
Примирение с Грейнджер – формальное примирение – состоялось. Эри не обманывала себя, не пыталась предстать в лучшем свете: она сделала это из эгоистических соображений. Невилл так явно страдал, что было просто больно это видеть, да и терять его не хотелось. С Грейнджер – то же самое. Страшно отпускать ее, и не потому, что она «полезна», а просто страшно. Жизнь без Грейнджер была похожа на существование с ампутированной рукой. Вот она, кажется, знакомая до последней родинки, моя собственная рука… и спохватываешься: ничего нет. Ампутированная рука, перекрытые каналы связи, бесконечная пустыня. За этот год Грейнджер тихо, незаметно вползла ей куда-то в сердце, и теперь это место болело и кровоточило, и выдрать ее оттуда по собственной воле… нельзя. Невозможно. Но и приближать ее к себе, как раньше, было страшно. Как поверить ей? Как смотреть на нее, не думая о «Петрификус Тоталус! Силенцио!» и получасе страха и унижения?
Поэтому Эри начала общаться с Грейнджер, но очень осторожно. Не говорить о Снейпе, о Малфое, о философском камне, о шалостях и проказах. О баллах тоже не говорить, опасная тема. О кубке факультетов – обеим неприятно… целый пласт выпал, широкая полоса молчания между ними, напряженные паузы, неловкость после случайно произнесенных «не тех» слов… фактически, они говорили только об учебе, о предстоящих экзаменах. Формальные, безразличные фразы, ничего подобного на то почти-слияние душ, как было раньше.
И Поттер даже не сознавала, что она, с ее мальчишескими ухватками и неприязнью к любым «женским штучкам», сейчас ведет себя именно как женщина, используя с Грейнджер один из самых неприятных женских способов мести. Об этом варианте наказания может рассказать любой мужчина, будь то сын, брат или муж. О том, как женщина всем своим видом показывает, как недовольна, как хрустят в голосе льдинки, как сыплются с языка завуалированные колкости, или – еще хуже – как она игнорирует «наказанного»… а на прямой вопрос «Ты обиделась? Что я сделал не так?!» – отвечает: «Нет, не обиделась. Ничего». Обычно такое наказание приводит к тому, что «провинившийся» мужчина тратит огромное количество сил и средств, чтобы получить прощение (намного больше, чем, если бы просто состоялся открытый скандал).
Способ гадкий, выматывающий «провинившемуся» нервы, но действенный. Вот и Грейнджер не понимала, что происходит, но изо всех сил старалась загладить свою вину – давно не важную, ведь дело теперь не в том Петрификусе, а в собственных комплексах и страхах Эри. И Поттер было ясно, что она ведет себя неправильно. Надо либо разобраться и помириться, либо послать бывшую подругу подальше – но не подвешивать вот так… Но не хотелось ничего решать, она прятала голову в песок. Тем более, много времени занимала подготовка к экзаменам, и первокурсники Гриффиндора уже привыкли делать это вместе, готовиться не только к Зельям, но и к другим предметам тоже. В гуле девяти голосов, в объяснениях и зубрежке становились не так заметны мучительные паузы в разговорах между бывшими подругами, и неловкие попытки Невилла их помирить.
За несколько дней до экзаменов даже Рон сменил гнев на милость, и начал общаться с Грейнджер. Ради великого дела: попытаться убедить Эри, что Снейп – предатель и подлый гад. Три четвертушки гриффиндорского квартета отловили четвертую возле озера и обстоятельно, в очередной раз, принялись доказывать этот факт. Оказалось, Рон услышал, как Квиррелл плакал в своем кабинете – вероятно, Снейп добился своего, и профессор ЗОТИ не мог простить себя, что выдал собственные защитки вокруг философского камня. Эри в очередной раз оборвала эти речи категорическим «Чушь и бред!». По правде говоря, она настолько доверяла слизеринскому декану, что нашла бы оправдания для него, даже застав над трупом Квиррелла с окровавленным топором, или, учитывая специфику волшебного мира – с дымящейся палочкой.
Сами экзамены прошли на удивление мирно, не зря они столько готовились. Результатов надо было ждать через неделю, но уже было ясно, что Гермиона, разумеется, стала первой на курсе. Эри отличилась на Трансфигурации и Зельях, Невилл блеснул на Травологии, а Рон – удивительно, но факт – на Астрономии. Видимо, количество карт звездного неба, которые профессор Синистра заставляла их рисовать, перешло в качество, память Рона сдалась под массированной атакой, и теперь он легко называл любую звезду, ее характеристики и положение на небе. Приятно удивленная Эри сказала, что у него, оказывается, хорошая зрительная память, и – «зная это, в следующем году будешь все учить наизусть… шучу, Рон!». Зато Зелья мальчики почти завалили. Снейп с нескрываемым злорадством сообщил, что экзаменационное зелье следует варить в одиночестве… и Невилл взорвал свой котел на пятой минуте, Рон – на семнадцатой. Однако теоретическую часть они написали верно, так что можно было ожидать хотя бы «удовлетворительно».
Наконец, они сдали Историю Магии – Эри в очередной раз подивилась умению профессора Биннса сделать из интересного предмета такую нудятину – и первокурсники с чувством выполненного долга отправились позагорать на летнем солнышке.
***
– У меня странное ощущение, словно я что-то забыла, – Эри говорила лениво, почти не шевеля губами. Они втроем развалились на берегу озера, на собственных мантиях, а Грейнджер ушла отправлять письмо родителям.
После паузы ответил Невилл, тоже лениво:
– Это экзамены, – он зевнул. – Выходишь из класса, и понимаешь: надо было это написать, и это, и это…
Рон сонно проворчал что-то невнятное, он засыпал на глазах.
– Что ты делаешь? – спросил Невилл, глядя сквозь ресницы на Эри, бездумно прикладывающую руку ко лбу. – Что-то со шрамом?
Она рассеянно прижала пальцы ко лбу:
– Ага, он у меня болит последнее время.
Рон приоткрыл один глаз:
– К мадам Помфри ходила?
– Да ну, зачем? Не так уж сильно…
– Эри, ты опять рассуждаешь как магла, – Рон открыл второй глаз и сел. – Это не просто шрам, это шрам от проклятия. Если он болит – это не просто так.
– Да он и раньше болел, еще до Хога… если злилась, или боялась, или еще что-то… подумаешь. А тут меня постоянно на Зельях и ЗОТИ прихватывало.
Она понимала, почему на Зельях – сложный букет веселья, злости и восхищения действительно мог вызвать головную боль, но ЗОТИ-то причем? Квиррелл, конечно, раздражал, но не то что бы сильно. Эри отнесла это насчет «непостижимых странностей волшебного мира». Она зевнула и закончила:
– Последнее время ноет постоянно. Ммм… недели три, наверно.
– Эри! – Невилл тоже сел, уставился на нее во все глаза. – Выходит, это началось, когда кто-то начал убивать единорогов – помнишь, мы рассказывали тебе об отработке у Хагрида?
– Ммм, помню, и что?
Единорогов было жалко – Эри их только на картинках видела, они вроде как были занесены в волшебную Красную Книгу – но как связаны шрам и убийца, не понимала.
– Это Тот-Кого-Нельзя-Называть! – страшным шепотом выпалил Невилл.
– Все сходится! – воскликнул Рон. – Он начал пить кровь единорогов, стал сильнее, а твой шрам стал болеть – это потому что он пытался тебя убить, и до сих пор ненавидит.
– Ммм? – Эри задумалась. «Еще раз услышу про Снейпа – покусаю». Что-то ускользнувшее снова заворочалось в ее памяти. Снейп… Волдеморт… Философский камень… Защитки на философском камне… Самая надежная защита – Пушок… Хагрид, сумасшедший зоолог, то дракона заведет, то кербера…
Она подскочила на месте:
– Хагрид! Дракон! А ну пошли со мной – немедленно!
***
– Мы должны прямо сейчас – прямо сию минуту – сообщить Дамблдору! – выдохнул Невилл, когда они скомканно попрощались с Хагридом и вылетели на тропинку к Хогвартсу.
– Он ведь сам не видел лица человека, который подарил ему драконье яйцо и расспрашивал про Пушка. Как мы сможем обвинить Снейпа? – угрюмо спросил Рон.
– Вы опять о Снейпе? – Эри запыхалась, на один широкий шаг Рона или Невилла приходилось два ее. – Зациклились на нем, только потому, что он выглядит пугающе. Я думаю, это какой-то другой сторонник Волдеморта, который разузнал о философском камне.
– Что ты несешь! – возмутился Рон. – Да, о Пушке он узнал, но остальные препятствия? Это мог узнать только человек, который бывал в Хоге…
– Он вполне мог бывать. Под мантией-невидимкой мог даже до Запретного коридора добраться, – возразила Эри.
– Какая еще мантия-невидимка? Я же тебе говорил, это жутко редкая штука…
– Настолько редкая, что есть у меня и у Малфоя? Может, у кого-то еще в школе, просто он скрывает. Мне кажется, она скорее дорогая, чем редкая. Почему у сторонника Волдеморта не может быть такой мантии? Так, идем к Дамблдору и рассказываем ему, что узнали. Имен лучше не называть, потому что если мы скажем директору, что его подчиненный хочет украсть философский камень и возродить Волдеморта… представляете, как он отреагирует?
– Отправит в больничное крыло, голову лечить, – мгновенно ответил Рон. – Но мы же все объясним!.
– Честно, я бы не поверила такому объяснению…
***
– Как это – Дамблдор уехал в Министерство?!
– Профессор Дамблдор, мисс Поттер. Что вас так удивляет? Директор – великий волшебник, председатель Визенгамота. Разумеется, у него могут быть дела, не связанные со школой, – декан Гриффиндора смотрела на Эри неодобрительно. Она была сегодня какая-то нервная, дерганая, и совсем не настроенная слушать непутевых первокурсников. Но делать было нечего, и Эри решилась.
– Профессор Макгонагалл, – твердо произнесла она. – Нам стало известно, что некий злоумышленник выяснил, как добраться до философского камня. Он в состоянии пройти мимо трехголового кербера, который охраняет люк в Запретном коридоре. Также, вероятно, он справится с теми препятствиями, которые поставили вы, а также профессора Снейп, Спраут и Флитвик.
Стопка учебников выпала у женщины из рук.
– Мисс Поттер! Откуда вы знаете?.. Впрочем, неважно. Философский камень надежно защищен, и никакой «некий злоумышленник» – эти слова она произнесла с нескрываемым сарказмом, совершенно снейповским, – не сможет его украсть.
– Да не «некий»! – выпалил Рон. – Это Снейп, он же сторонник Того-Кого-Нельзя-Называть, он угрожал Квирреллу, он ходил к Пушку, это все он!..
Профессор Макгонагалл фыркнула по-кошачьи:
– Мистер Уизли, минус пять баллов за клевету на преподавателей и распространение сплетен. Будьте добры удалиться в свою гостиную, и не лезть в то дело, которое вас не касается.
***
– Никуда не денешься, придется самой позаботиться, чтобы с философским камнем ничего не случилось, – сказала Эри, надеясь, что ее голос звучит решительно. На самом деле было страшновато. Таинственный незнакомец, сторонник Волдеморта, очень опасен (вспомнить хотя бы убитых единорогов). А тут она – первокурсница, с десятком заклинаний в памяти да жалким оружием – магией огня, которая не от всего поможет и не всегда просыпается.
– Мы идем с тобой, – Рон выпятил челюсть, уставился на Эри, словно пытался загипнотизировать. – Мы тебя одну не отпустим.
– Д-да, вместе пойдем, – Невилл глядел с надеждой.
– Одна и не собиралась, я не такая безрассудная, как вы, – хмыкнула Эри. – Разумеется, пойдем вместе. Все-таки я выросла у маглов, и могу не знать что-то, очевидное для вас.
«А если будет настоящая опасность, я уверена – вы с радостью заслоните меня от нее».
– Ммм, Гермиону позовем? – в пространство спросил Невилл. Как бы не у нее.
– Нет, – Эри покачала головой. – И вы знаете, почему. Я ей не доверяю.
– Но, может… – нерешительно начал Рон.
– Не-а. Да и не пойдет она. Макгонагалл ведь строго запретила. Мы можем… потерять баллы, – с издевкой сказала Эри.
На самом деле ей просто было страшновато идти на опасное дело с человеком, который может запулить в нее Петрификусом, если решит, что так лучше. Нет уж, сами справимся.
Распихано по карманам все, что может пригодиться. (Эри пожалела об отсутствии уменьшающей сумки – она бы, пожалуй, прихватила несколько справочников, вместо Грейнджер… «эх, Грейнджер… но я права, тебя нельзя брать с собой»). Все трое спрятались под мантией-невидимкой. Вперед!
Перед Той Самой Дверью они все же притормозили. Она была не заперта, даже приоткрыта – это заставило троицу еще раз осознать, что все серьезно. Эри вытащила дудку Хагрида, повертела в руках:
– Мне, вообще-то, медведь на ухо наступил… авось получится. Пройдем.
Трехголовый пес показался еще более устрашающим, чем в воспоминаниях. Глаза у него были полузакрыты, но он не спал, и приподнял одну из голов, когда дверь скрипнула. Желтые глаза ничего не видели – из-под мантии не торчало даже края ботинка – зато огромный черный нос чуть дернулся, впитывая незнакомый запах.
Эри с силой дунула.
Раздался чудовищный скрип.
Глаза открылись и на двух оставшихся головах. Огромные уши ходили ходуном.
Эри дунула еще раз – с тем же успехом.
«Мать твою, сейчас сожрут! Из-за моей музыкальной бездарности, *** дудка, *** Хагрид!»
Пухлые пальцы Невилла вырвали свирель у нее из рук, он приложил ее к губам и извлек довольно приличный звук.
Кербер опустил вскинутые уши.
Невилл продолжал гудеть в дудку, умудряясь даже из грубой поделки полувеликана извлекать сносную мелодию. Троица тихонько передвигалась к люку, от которого собака находилась в десяти шагах.
– Рон, открываем люк, – прошептала Эри. Они вдвоем вылезли из-под мантии, потянули за круглую металлическую ручку. Та подалась с трудом, даже взрослому было бы непросто это сделать, а детям – тем более.
– Зачем он его захлопнул? – пропыхтела Эри. – Чтоб труднее возвращаться было?
Вопрос был глупый, неуместный, но Рон все же ответил:
– Может, он не собирался возвращаться. Воскресит Сама-Знаешь-Кого, и привет…
Невилл продолжал высвистывать однообразную мелодию, а Эри и Рон уставились в темный провал люка.
– Прыгаем? – спросил мальчик шепотом.
– Ты с ума сошел?! – хотя у Эри почти прошел страх высоты, она никогда бы не рискнула прыгать черт знает на какую глубину. – Безбашенный гриффиндорец, хочешь ноги переломать? Подожди, я сейчас…
Она взмахнула палочкой, трансфигурируя тяжелую металлическую крышку люка в рулон ткани… в моток веревки… в веревочную лестницу. Есть! Эри прикрепила ее конец к кольцам, которые раньше держали крышку, бросила ее вниз.
– Надеюсь, хватит до низа… Я первая. Рон, за мной. Нев, ты третий.
– Почему ты первая?! – возмутился Рон шепотом, пытаясь поймать за рукав. Не получилось, она уже скользнула вниз. – Почему всегда ты первая, ты же девочка, мы должны защищать тебя от опасностей!
«Не от такой же ерунды, что там может быть? А когда будет по-настоящему опасно, я тебя отправлю вперед – и не поморщусь».
Ответить она решила по-простому:
– Потому что на мне юбка, тупица!
– О Мерлин, – простонал Рон, спускаясь по лестнице за ней. – Девчонки! Надеть штаны тебе в голову не пришло?
– У меня нет штанов!
– А трансфигурировать юбку в штаны?
– Не догадалась…
– Ты всегда «не догадываешься», когда тебе это надо!
«Ронни, малыш, неужели ты понял это только сейчас?»
К ним присоединился Невилл – музыка стихла, зато лестница ощутимо просела.
– Ты молодец, Нев, – окликнула его Эри снизу. – Пушок нас бы точно сожрал, если бы я продолжила играть сама.
– Это… ну, я просто…
– Ты учился, что ли? – полюбопытствовал Рон.
– Ну, б-бабушка заставляла меня учиться играть на тромбоне… и еще на скрипке немного…
– Рон, хватит ржать! Если бы у Нева не было сумасшедшей бабушки, мы бы точно не справились. Тише, а то Пушок проснется и перекусит веревку…
Она спрыгнула, лестница не доставала до пола совсем чуть-чуть – около двух футов. За ней спустился Рон, потом – Невилл.
– Что это? – недоуменно и испуганно спросил Уизли. Его ботинки быстро обвивала какая-то зеленая ползучая дрянь. Эри посмотрела на свои ноги – та же картина.
– Все быстро вверх! Сейчас разберемся!
Рон, натерпевшийся от невилловых плотоядных растений (их кровати в спальне стояли рядом, и все эти клыкастые герани и зубастые росянки постоянно его терроризировали), первым рванулся к лестнице. Эри схватила Нева за рукав, но тот вдруг нагнулся, вглядываясь в эту ползучую гадость, и она оставила его, вспрыгивая на лестницу. Что-то сообразив, Невилл начал вырываться из пут растения, и тоже полез вверх. С перепугу Эри, не думая и не собираясь делать ничего подобного, трансфигурировала нижнюю часть лестницы из веревочной в пластиковую, и ползти наверх стало намного проще. Невилл оставил внизу ботинок, но в целом обошлось без потерь.
– Что за хрень? – Эри, вне себя от облегчения – никто не пострадал! – не стеснялась в выражениях. – И как нам ее пройти?
– Это дьявольские силки, мне профессор Спраут рассказывала… их на третьем курсе проходят.
– Знаешь, как с ними справиться? – сразу взяла быка за рога Поттер.
– Да, погоди… – Невилл сполз ниже, согнулся, протянул руку вперед. Растение, поднявшееся почти до нижней ступеньки лестницы, жадно вцепилось в его руку. Эри и Рон ахнули, Невилл даже не дрогнул.
Дьявольские силки не пытались стащить Лонгботтома вниз, только обвивали руку сильно-сильно, ему наверняка было больно. Но он не двигался, только тихонько бормотал что-то вроде:
– Ну, маленький, успокойся, тебе никто не хотел сделать плохо…
Даже заикание его куда-то пропало.
Через минуту таких уговоров тиски чуть-чуть разжались, и первокурсники увидели кисть Невилла – Рон снова ахнул, она была вся в крови.
– Что это такое, Нев?!
Тот осторожными, плавными движениями гладил острые даже на вид листья, продолжая шептать что-то успокоительное. Тем же мягким тоном ответил:
– Это растение обладает зачаточными эмпатическими способностями. Вы сделали ему больно – вот он и хотел сделать больно вам. Как маленький ребенок, понимаете? Кровь – ерунда, сейчас я с ним договорюсь.
Еще пять минут поглаживаний и уговоров, и зеленый колючий ковер разошелся в стороны, создав проход. Невилл спрыгнул на пол, с трудом разогнулся – не шутка, висеть на лестнице скрючившись! – натянул ботинок, повернулся к остальным:
– Можно идти, он нас пропустит. Только очень осторожно, если наступите или заденете, он опять рассердится.
Эри и Рон слезли, едва дыша, пошли за Невиллом, стараясь ступать след в след. Они уже прошли комнату, когда Рон вдруг остановился, хлопнул себя по лбу и сказал:
– Что мы за болваны! Надо было его сжечь, и все! Растения ведь боятся огня, а у нас неплохо получается Инсендио.
– Ты что! – возмутился Невилл. – Он же не виноват. Его просто поставили сюда сторожить, за что его убивать?
– Чудак ты, Нев…
– Мне другое интересно, как этот тип прошел мимо этого милого коврика? Неужели уговаривал? – подумала вслух Эри.
– Если это Снейп, он мог просто взять с собой метлу. Мы же видели – летать он умеет, и неплохо, – ответил Рон. – Ладно, молчу-молчу, это не Снейп. Только скажи, Эр, когда ты его увидишь, тоже будешь говорить, что это не он, и мы неправильно поняли?
– Конечно, – пожала плечами Поттер. – Ты сам рассказывал о такой гадости, как Империус. А Грейнджер рассказывала об Оборотном Зелье.
– Твоя вера в этого гада меня поражает… Ой. Это что такое?
Комната, в которую они вошли – большая, залитая светом – была полна летающих птиц. Они носились под потолком, и шумно галдели.
– Птицы не настоящие, – заметила Эри. – Наколдованные. Будь они живыми, давно бы весь пол загадили.
– Ну тебя, с этой магловской практичностью… – Рон озирался по сторонам. – Вон дверь. Побежали, надеюсь, эти птички нас не тронут!
Птички действительно не тронули, но дверь оказалась заперта. Алохомора не работала, и мальчики быстро пришли к выводу, что ключ спрятан где-то в комнате. Поттер, не слушая их, склонилась к замочной скважине. Ее потрясли за плечо:
– Эр, мы поняли! Эти птицы – ключи, летающие ключи!
– А вон там лежат м-метлы. Мы можем сами поискать тот самый ключ, но т-ты же ловец…
– Опять это проклятый квиддич?! – Эри грозно уставилась на обоих. – И я должна ловить это безобразие?
– Это точно загадка от профессора Флитвика! – возбужденно сказал Рон. – И да, тебе надо поймать ключ, как снитч. Судя по замку, я думаю, он должен быть серебристый, фигурный. Давай, а мы тебе поможем.
– Не собираюсь, – Эри вытащила отмычку из кармана.
– Что это? – удивился Невилл.
– Магловский аналог Алохоморы. Открывает любые замки, если не очень сложные.
– Здорово, – порадовался Рон. – Мой папа собирает магловские штучки. Можно такую у тебя попросить?
– Эту не отдам, самой нужна, а где взять другую – не знаю. И вообще, такие штуки немножко… эээ… незаконны.
– П-почему? – удивился Невилл.
– Сам не понимаешь? Как маглы могут относиться к тому, что открывает любые замки?
– Но Алохомора…
– Не мешайте.
Через минуту Рон не выдержал:
– Откуда у тебя это?
– Подарили на день рождения… друзья.
– А кто научил, как этим пользоваться?
– Они же…
Замок щелкнул. Эри сделала театральный жест – проходите, мол. Девочка была довольна, что у нее получилось справиться с дверью самой. Обидно зависеть от познаний Невилла или Рона.
Но то, что было в следующей комнате, заставило ее выругаться про себя.
Шахматы. Гигантские шахматы – всадники на спинах коней были в человеческий рост, даже больше. К ним ближе стояли черные фигуры, белые – на противоположном конце комнаты. Там же была дверь, очевидно, ведущая к философскому камню.
– Шахматы – это ко мне! – Рон выглядел взбудораженным и радостным, щеки горели, глаза сияли. – Вы же оба плохо играете… Так. Мы, значит, должны пройти эту комнату, играя. Хм… Ну, Эри, забирайся, пожалуй, на слона. А ты, Нев, на ладью. Я буду всадником на коне.
– Это необходимо? – спросила Эри, подходя к огромным фигурам. Черный слон опустился на колени, его наездник уступил ей место на спине, покрытой попоной. Она чувствовала себя совсем маленькой на такой громадине. Рядом на ладье топтался Нев, вершина фигуры была похожа на Астрономическую башню, те же фигурные заграждения – только площадка совсем маленькая, как балкончик. Рон устроился на спине у черного коня, его всадник ушел за край доски. Огромные фигуры молчали, не то что болтливые маленькие шахматы – и это было страшно.
Белая пешка – солдат в панцире, с пикой в руках – двинулась вперед. Игра началась.
Сначала Эри пыталась следить за ходом партии, прислушиваться к дрожащему голосу Рона, отдающего фигурам команды. Но ее отвлекли устрашающие картины – «съеденные» фигуры не просто мирно уходили с доски, как это было в обычных шахматах, а уничтожались на самом деле. Когда она увидела, как другого всадника – не того, на котором сидел Рон – королева белых ударила кулаком, потом сбросила с коня и разрушила фигуру почти до основания – ей стало очень тревожно. Даже привычная язвительность – «нерационально создавать такую махину для одной игры, узнаю непрактичность и театральность волшебников» – не помогала, ее начало подташнивать от волнения.
И, наконец, Рон сказал:
– Мы почти на месте. Дайте подумать... Да, есть только один выход. Сейчас меня съедят.
– Что?!
– Это шахматы, – сказал он торжественно и серьезно. – Чем-то приходится жертвовать. Я шагну вперед, и королева съест меня. Это даст вам возможность поставить мат королю. И вы пройдете дальше.
– СТОП! – рявкнула Эри, увидев, что Рон уже дергает поводья своего коня. – А ТЕПЕРЬ ПОСЛУШАЙ МЕНЯ, РОН УИЗЛИ!
Рон взглянул на нее удивленно – мол, что тут поделаешь?.. Но Эри продолжала орать:
– Что за гриффиндорское безумство – чуть что, жертвовать собой?! Пошел ты нафиг, Уизли, если думаешь, что так легко избавишься от меня!
– Это всего лишь шахматы, Эр, ну, посижу тут…
– Ты видел, что она сделала с другим всадником? Ты видел это, болван?! Тебе жить надоело? Она тебе голову разобьет так, что ни один колдомедик не поможет! Ну вот что, Рональд Уизли, – Поттер вскочила, подпрыгнула на месте, стараясь выразить владеющую ею ярость (к счастью, слон не дрогнул). – Хорошо-хорошо, мы играли в эти ваши магические игрушки. Я думала, без этого не обойтись. Но теперь – все! Побаловались, и хватит!
Она направила палочку на белую королеву и проорала:
– Ступефай!
На каменном лице обозначилось легкое удивление, но фигура не шелохнулась.
– Эри, – Рон засмеялся, наверно, ему это и впрямь казалось забавным. – На фигуры не действуют те заклинания, что на людей. Это бесполезно.
– А мне начхать! – выкрикнула разошедшаяся Поттер. – Я своих не бросаю, понял? А ты МОЙ, Рон, ясно тебе? Как ты мог подумать, что я оставлю тебя тут?!
– Д-даже в армии есть арьергард, который п-прикрывает от опасности отходящее войско, – робко вставил Невилл. – И л-любой военачальник знает, что им приходится жертвовать…
– А я не любой военачальник! Да *** я эти поганые шахматы! Ступефай на тебя не действует, сука в короне? БОМБАРДА! Бомбарда, *** твою мать!
Белая королева разлетелась на куски.
Повисло ошеломленное молчание.
– Я не слышал о таком заклинании, – наконец выдавил Рон.
– Мне о нем Грейнджер говорила, еще в марте, – Эри потерла лицо. – Пойдемте, что ли?
– Эр! Что творишь с благородным искусством! – Рон покачал головой в ужасе – кажется, притворном. – А я так хотел тебя впечатлить…
– Ты меня и так впечатлил, своей готовностью сдохнуть тут из-за каких-то дурацких правил! Уизли, я серьезно говорю! Еще раз попытаешься пожертвовать собой – пожалеешь, когда жив останешься. Сама прикончу, понял?
– Понял, мэм! – фыркнул Рон. Он хлопнул своего коня по шее, и тот шагнул вперед. Уже не как полагается ходить коню, уголком – просто вперед. Слон Эри и ладья Невилла тоже двинулись по прямой. Белые фигуры, видимо, ошеломленные такой наглостью, расступились, пропуская их.
– Эри, ты д-даже шахматные фигуры с ума сводишь, – выдохнул Невилл, бледный, но довольный. – Д-давайте слезем с этих страшилищ, и пойдем п-пешком…
Дверь в следующую комнату не была заперта, слава Мерлину (или слава Дамблдору – кто там устраивал эти идиотские препятствия), потому что Эри не справилась бы с отмычкой – так дрожали руки. Она шепотом извинилась перед Роном, и он кивнул, улыбнувшись.
– Ну и запах… – Невилл наморщил нос.
Полкомнаты занимало тело тролля – голова у него была размозжена, пол залит кровью. Эри побледнела, спросила, стараясь не глядеть:
– Это не тот, с которым мы в Хэллоуин?..
– Нет, этот даже больше, – Рон без всякой брезгливости обошел тролля, внимательно рассматривая. А Поттер хотелось как можно быстрее свалить отсюда.
– Лучше бы тот, – проворчал Невилл. – Из-за него я столько котлов начистился, что они мне до сих пор ночами снятся. А этот ни в чем н-не виноват. За что его?
– Миротворец, – хмыкнул Рон. – Дьявольские силки не виноваты, тролль не виноват… пойдем дальше? Что там у нас? Осталась загадка от Снейпа, и все.
– Подождите!
Все трое резко обернулись. На пороге комнаты стояла Грейнджер.
Глава 13. Философский камень (продолжение).Первым опомнился от удивления Рон:
– Грейнджер, что ты тут делаешь? Ты знаешь, что за это могут снять БАЛЛЫ? – последнее слово он прямо-таки выплюнул, как что-то отвратительное.
– Рон, пожалуйста, – мягко сказала Эри. Она не отрывала взгляда от Грейнджер, недоумевая, как она нашла их – а главное, зачем. Неужели?..
Гермиона выглядела взъерошенной больше обычного, запыхавшейся; мантия в пыли и даже порвана на боку. Секунду она смотрела на бывшую подругу, не мигая, а потом опустила глаза и принялась с преувеличенным вниманием отряхиваться. Заговорила – быстро, взволнованно, не прерываясь на такую мелочь, как дыхание:
– Я вернулась из совятни и обнаружила, что вас нет, а Симус видел, как вы зашли в спальню мальчиков и не вышли оттуда; рационально предположить, что вы залезли под мантию-невидимку, отсюда логично последовало, что вы делаете что-то не совсем законное, а наиболее вероятным из нарушений дисциплины, с учетом произошедших событий, был бы визит в Запретный коридор, и, таким образом, я сделала вывод, что мне следует пойти за вами.
У Рона и Невилла сделался очень глупый вид, Эри тоже далеко не все поняла в этом лихорадочном монологе. Она не рискнула спрашивать о главном, вместо этого поинтересовалась:
– Так ты догадалась и сразу пошла за нами?
– Нет, сначала отправила сову в Министерство Магии, профессору Дамблдору, что некто хочет украсть философский камень…
– Про Снейпа написала? – нетерпеливо перебил Рон.
– Полагаю, директор не воспринял бы подобные сведения всерьез, – чопорно ответила Грейнджер. Она по-прежнему не смотрела в глаза однокурсникам. – Я отправила письмо, потом подошла к профессору Макгонагалл…
– Сколько баллов сняла? – Рон ухмыльнулся, Эри фыркнула, Невилл бледно улыбнулся. То, что Грейнджер шла тем же путем, повеселило их. Не зря весь год одним воздухом дышали – в голову приходят одинаковые мысли.
– Я высказалась более чем осторожно, и не называла никаких имен, но она мне все равно не поверила, – пожаловалась Гермиона. – Баллов не снимала, но взяла с меня слово, что я уйду в нашу спальню и не буду выходить до ужина.
– Т-так ты ее обманула? – в голосе Невилла был ужас пополам с восхищением.
– Я сдержала слово, – Грейнджер поджала губы. – Из спальни действительно не выходила. Я – прошу прощения, Эри! – взяла твою метлу и вылетела в окно. Спрятала ее в доспехах, которые стоят в нише перед входом в Запретный коридор.
– Выкрутилась, – с удовольствием сказал Рон. – Но зачем…
– Как ты прошла препятствия? – быстро спросила Эри, не давая ему договорить. Когда Грейнджер ответит на вопрос «зачем» (уже ясно, как ответит), надо будет очень быстро принимать решение, а Поттер все еще колебалась. – Пушок еще спал?
– Н-нет, проснулся, – Грейнджер покраснела. – В сложившейся ситуации мне не оставалось другого выхода, кроме как положиться на собственные вокальные данные.
– Чего? – Рон захлопал глазами.
– Пришлось ему спеть, – смутилась Гермиона. – Ммм, оказалось, ему нравятся детские колыбельные.
Эри еле удержалась от смеха – ей стало очень легко; решение было принято.
– А потом? Как ты справилась с Дьявольскими Силками?
– Ну, я полезла по вашей лестнице, – Грейнджер успокаивалась на глазах. – Увидела этот зеленый шевелящийся коврик, поняла, что это такое…
– Ты сожгла это мерзкое растение? – кровожадно спросил Рон. – Мы не догадались…
– Нет, просто раскачала лестницу и прыгнула в сторону.
– Ушиблась? – спросила Эри, по-новому оценивая встрепанный вид Грейнджер.
– Почти нет, – та, наконец, посмотрела Поттер в глаза. – Эри, послушай… – но тут смелость снова отказала Грейнджер, и девочка просто невнятно пробормотала:
– Полагаю, я могла бы вам пригодиться.
Эри кивнула, стараясь не улыбаться – так хорошо ей было. Гермиона пришла к ним – пренебрегая дисциплиной, наплевав на категорический запрет Макгонагалл. Вылетела в окно на метле! Пела колыбельные для кербера! Прыгала с веревочной лестницы!
«Это НАША Грейнджер. Теперь точно наша».
Она уже открыла рот, чтобы сказать: «конечно, еще как пригодишься!», но остановилась. Ее слизеринская часть вопила, что нельзя это так оставлять. Надо поставить условия… условия… «Испытательный срок». Дядя Вернон очень любит устраивать такое в своей фирме. Это то время, когда человеку можно меньше платить, уволить из-за любой мелочи, давать неподъемные задания, и все – абсолютно законно. Да. Вот так. Помолчав для солидности, Поттер сказала:
– Хорошо, ты с нами. Только у меня есть условия. Во-первых, ты никогда, ни при каких обстоятельствах, не поднимешь на меня палочку. Хорошо?
Любой человек кивнул бы, но это ведь Грейнджер. Она выслушала с напряженным вниманием, и чуть нахмурилась:
– Если это будет необходимо? Например, чтобы уберечь от опасности?
– Не-а, Грейнджер, – покачала головой Эри. – Тогда опасность устраняй, а ко мне не лезь. Согласна?
– Н-ну… да.
– Во-вторых… – Одного условия вроде бы мало, и Эри мучительно соображала, что бы еще придумать. – Если мы делаем, как ты говоришь, что-то «не совсем законное», ты либо участвуешь в этом, либо сохраняешь нейтралитет. Ни директору не рассказываешь, не декану.
Грейнджер кивнула, а Рон проворчал:
– Какое же это условие? Все нормальные люди так делать должны. Ага, Грейнджер?
– Ага, Уизли, – отозвалась Гермиона в тон, и неуверенно взглянула на подругу: – Это все?
– Не-а, – Эри покачала головой. Она попыталась выразить, что чувствует, но от волнения стала косноязычной. – Слушай. Ты пока на испытательном сроке. Грейнджер… я серьезно… чуть не рехнулась за это время… я хочу сказать… пока не могу тебе доверять на все сто. Вот. Поэтому – ну, не знаю, но тебе надо как-то доказать, что ты не устроишь чего-нибудь такого… правда, я еще не знаю, что это должно быть… ну, в общем так. Испытательный срок, поняла?
– Да, мэм! – Грейнджер лихо приставила руку к виску – будто королеве салютовала. Облегченно улыбнулась.
– Ты бы еще «миледи» назвала, – проворчала Эри. Она чувствовала себя довольно глупо – вместо нормального выставления условий получился какой-то детский лепет. К тому же Эри подозревала, что если бы Грейнджер не согласилась на эти «условия», она бы и так ее приняла. Не бросать же ее одну, бестолковую…
Прервал неловкую паузу Рон:
– Помирились? Вот и хорошо. Пошли. Там, между прочим, Снейп Того-Кого-Нельзя-Называть воскрешает!
– Опять Снейп?! – возмутилась Эри.
– Хорошо-хорошо, – Рон сделал примиряющий жест, Гермиона переглянулась с Невиллом, закатывая глаза. – Какой-то таинственный незнакомец под мантией-невидимкой. В любом случае, надо его задержать, да? Вперед!
И они пошли вперед. Четверо. Снова четверо! Сквозь страх Эри чувствовала странную эйфорию, ощущение «мы снова вместе» пьянило, казалось – теперь горы можно свернуть. А раньше, без Грейнджер, было ощущение неполноты, недоделанности – паузы в разговоре, и смутно не хватает кого-то за правым плечом.
В следующей комнате не было ничего, кроме стола с семью флаконами на нем. Едва последний – Невилл – перешагнул порог, за его спиной загорелось лиловое пламя, а впереди, перед дверью, ведущей к философскому камню, зажглось черное. Они оказались в ловушке.
Грейнджер, уже пришедшая в себя, с привычным апломбом заявила:
– Несомненно, одно из этих средств поможет нам пройти сквозь огонь. Осталось только выяснить, какое именно. О, я вижу тут стихотворную загадку. Это похоже на логические задачи, которые были у нас по математике! Эри, а ты?..
– Ага.
Следующие минуты девочки напряженно вчитывались в изящную вязь букв на свитке, а мальчики растерянно смотрели на них. Конечно, их, чистокровных волшебников, никогда не мучали загадками вроде «если Джон живет не в синем доме, а животное Мэри – не кот, какого цвета дом Элис?».
– Вот, – наконец Гермиона ткнула пальцем в два флакончика. – Этот проведет сквозь лиловое пламя…
Эри, сосредоточенно шевелившая губами, кивнула:
– Да, а этот должен был провести через черное.
– Почему «должен был»? Он и проведет! – с воодушевлением сказала Гермиона, поворачиваясь к Рону и Невиллу, и самодовольно объясняя свои догадки. Эри повертела флакончик в руках и поставила на стол.
– А н-нам хватит на четверых? – спросил Невилл, подходя ближе. Логические построения Грейнджер он пропустил мимо ушей.
– Не трогай! – встрепенулась Эри. – Неужели не понимаете? Это нельзя использовать.
Оживление на лице Гермионы угасло, она обиженно взглянула на подругу:
– Почему нельзя? Мы же верно отгадали.
Эри покачала головой:
– Отгадать отгадали, а дальше что? Через эту комнату только что прошел убийца. Как мы можем ручаться, что он не передвинул флаконы, просто чтобы напакостить? Одно дело, если бы тут последним был Снейп, и они стоят в том порядке, в каком он расположил – но это может быть и не так. Я бы рискнула, если бы тут была просто подкрашенная вода – но тут же три яда! Нет, надо искать другой путь.
– П-почему ты думаешь, что он переставил склянки? – спросил Невилл растерянно. Рон и Гермиона переглянулись – это не приходило им в голову.
– Потому что я бы так сделала, – буркнула Поттер.
Невилл подумал вслух:
– Тот, кто убивает единорогов, не ценит даже свою жизнь, тем более, чужую. Он мог бы убить нас просто проходя мимо, но, наверно, не стал бы так пакостить…
– Рисковать не стоит, – Эри отошла от стола, протянула ладонь к огню, потом отдернула. – Жжется… настоящий огонь. Как же зелье может помочь?
Невилл уныло оглядывался по сторонам, Рон морщил лоб, пытаясь сообразить, что делать дальше. Слова Эри оказались для них холодным душем, но отмахнуться от них они не могли. Гермиона, бледная и серьезная, переводила взгляд с одного флакона на другой, и вдруг сказала:
– Я считаю, можно попробовать.
– Грейнджер, не дури, – Эри отвлеклась от своего занятия – она пыталась потушить огонь, но его даже Акваменти не брало. Странный какой-то огонь. – Это может быть яд. Ты хочешь умереть у нас на глазах?
Гермиона улыбнулась – весело и отчаянно, совсем по-гриффиндорски. Эри никогда не видела у нее такой улыбки.
– Других вариантов все равно нет. И ты ведь говорила об испытании?..
– Грейнджер! – Эри рванулась к столу, но опоздала – Гермиона одним махом осушила флакон, зелье из которого должно было провести сквозь черное пламя.
– Ну вот, – чуть задохнувшись, сказала она. – Я пройду вперед, там наверняка источник огня, и потушу его. А потом все вместе.
– Грейнджер, ты… ты как себя чувствуешь? – Рон глядел на нее во все глаза.
– Грейнджер, не надо, – неуверенно сказала Эри.
– Чувствую отлично, я пошла, – бодро отрапортовала Гермиона, увернувшись от протянутой руки Рона. Эри сделала шаг назад, не пытаясь остановить ее. Если вдуматься, это действительно шанс… ничего лучше нельзя придумать…
Но ведь зелье могло быть медленно действующим ядом. Или бесполезным сиропчиком – а эта дурочка даже не догадается попробовать пламя рукой!
«Я ей не приказывала, она сама решила. Я не виновата!..»
Гермиона шагнула в огонь.
Позже, много позже, Рон Уизли будет говорить, что именно тогда все и началось – когда он увидел Грейнджер в окружении черно-алых языков пламени. Когда отшатнулся от жара, и, щурясь, увидел ее торжественное, сияющее лицо, и волосы, пылающие ярче его собственных. Когда как будто впервые увидел ее – да так оно и было. Не «наша заучка», не вечное «эй, Грейнджер» – а Гермиона.
Но это было потом, а пока он замер, стоя так близко, что лицо горело, и смотря на эту сумасшедшую в огне. Грейнджер огляделась, сделала два шага в сторону, вытащила палочку и ткнула в едва заметный выступ в стене.
Пламя погасло.
Гермиона радостно улыбнулась:
– Это была иллюзия, понимаете? Полная иллюзия – и зрительная, и тактильная, поэтому вы в самом деле могли обжечься. А это, – она потрясла пустым флаконом, который до сих пор держала в руке, – это вроде Зелья Прозрения, только узконаправленного действия…
– Что это такое? – моргая, спросил Невилл, глядя на тот самый выступ в стене – стеклянную полусферу, от которой сильно фонило магией.
– Не знаю, как называется, но это что-то вроде транслятора иллюзий… пойдем? – Гермиона глядела победительницей.
Эри медленно кивнула, мучительно соображая, что сказать. И тут снова заговорил Невилл:
– П-погодите. Кто-то должен вернуться назад. Мне кажется, если там Тот-Кого-Нельзя-Называть, мы не справимся с ним. Н-надо позвать старших.
– Я пойду вперед! – возмутился Рон. Гермиона тоже издала какой-то протестующий звук.
– Наверно, надо идти тебе, – с сомнением сказала Эри.
– Н-не пойду, почему я? – Лонгботтом глядел хмуро.
Эри поняла, что его беспокоит:
– Нев, ни одному человеку не придет в голову, что ты испугался! Тем более, тебе идти мимо тролля, чокнутых шахмат и Дьявольских Силков. Ты из нас всех лучше соображаешь, – льстиво добавила она, – я-то забыла об этом. – (Она решила, что от Нева особого толку не будет, и его в любом случае надо спровадить подальше). – К тому же никто другой не пройдет мимо того зубастого коврика, только ты.
– Н-на метле можно пролететь, – Невилл сложил руки на груди. – Я не пойду. К-кинем жребий. Это надо сделать обязательно, но почему мне?
Грейнджер приблизилась к нему вплотную и что-то зашептала – интересно, как она собирается его убедить? Эри не удалось это услышать, потому что Рон наклонился к ней и сказал очень тихо:
– Ты ее не остановила.
Она недоуменно заморгала, глядя на него. Странно видеть такое взрослое, серьезное выражение на лице друга.
– Гермиона. Она выпила зелье – а это мог быть яд. Ты ее не остановила. Она пошла в огонь – ты была близко… и тоже ничего. – Рон еще больше понизил голос. – Меня ты не бросила на шахматной доске, а ее…
Эри поморщилась, разрываемая противоречивыми чувствами. Одна ее часть хотела сказать «да, я повела себя как дрянь, сейчас извинюсь», а другая – «не лезь не в свое дело, мне лучше знать, что делать с Грейнджер». Одна половина испытывала стыд и неловкость, другая – холодную злость.
Нет, стыда было больше, намного больше, чем половина…
«Какая же ты дрянь, Поттер, а твой «испытательный срок» – просто подлость!»
– Надеюсь, Герми простит, – шепотом ответила она.
Рон кивнул:
– Да, она ведь хорошая. И помирились…
Грейнджер окликнула их:
– Все в порядке, Невилл пойдет.
Лонгботтом кивнул, взял флакон и решительно выпил содержимое. Шагнул в лиловое пламя, остановился, прищурился:
– Да, это тоже иллюзия… – Ткнул палочкой куда-то – на этот раз «транслятор иллюзий», маленькая полусфера, была прилеплена почти на двери. – Можете вернуться вместе со мной.
– Нет, – Эри покачала головой. – Пожалуйста, постарайся быстрее. Можешь к Флитвику или Спраут зайти – хоть кто-то из взрослых должен…
– Да, Гермиона так и сказала, что мне профессор Спраут точно поверит, даже если Макгонагалл нет…
«Грейнджер молодец!»– восхитилась Эри, кивая Невиллу.
Гриффиндорцы проследили, как он уходит, а потом повернулись к двери. Палочки были наготове у всех троих, и лица приобрели одинаковое выражение: сосредоточенное, напряженное.
«Как на войне».
Дверь была не заперта, и Рон – он подошел первым – толкнул ее. И…
– Ступефай, – четко сказал смутно знакомый голос.
Оглушающее заклятие похоже на удар по голове – Эри «поплыла» мгновенно, смутно отметив, как валятся рядом Рон и Гермиона.
– Акцио Поттер, – и ее потащило вперед, не очень быстро, но неумолимо, а после Ступефая она не могла даже зацепиться за что-то.
– Коллопортус, – последовала еще одна команда. Дверь за спиной Эри хлопнула, щелкнул замок. Перед глазами плавали красные круги, и сфокусировать взгляд на противнике не получалось.
– Энервейт, – «помог» ей он.
Эри проморгалась, нашла высокую фигуру глазами:
– ВЫ?!
***
– Ты ожидала увидеть кого-то другого, Поттер? – усмехнулся профессор Квиррелл. Говорил он без малейших следов заикания.
Вместо ответа Эри завозилась на полу, пытаясь встать. За те пятнадцать секунд, которые это заняло, она немножко пришла в себя. Последствия Оглушающего оставались – слабость, головокружение, руки дрожат, зато включился мозг.
– Мы думали, это какой-то таинственный незнакомец. Который Хагриду драконье яйцо продал.
Профессор ЗОТИ хмыкнул:
– Мысленно снять с него мантию и капюшон не догадались?
– Не догадались, – мрачно сказала Эри, окидывая взглядом помещение… так… выход один, сзади, запечатанный… плохо. Она еще не испугалась, но чувствовала себя очень неуверенно, в голове – кавардак.
– Я полагал, вы ожидали увидеть Снейпа, – Квиррелл улыбнулся тоже не-своей улыбкой – не растерянной и заискивающей, а наглой, широкой.
«Опять Снейп?!» – от злости Эри пришла в себя.
– С чего бы это? Я всегда ему верила, – сказала она твердо. – Это ребята беспокоились…
– Ты верила ему даже после того, как он пытался убить тебя на матче? – спросил Квиррелл с легким любопытством.
Эри закатила глаза, ненадолго забыв, что имеет дело с последователем Волдеморта, который собирается украсть философский камень, и т.п.
– Я уверена, что это не он. Вы сейчас прямо как Грейнджер говорите!
– Действительно, Снейп не виноват. Это был я, – улыбнулся профессор ЗОТИ, и Эри взглянула на него внимательнее.
«Логично: он сторонник Волдеморта, и хотел меня убить, чтобы отомстить за своего хозяина. И, похоже, собирается убить сейчас. Так… надо постараться его задержать, чтобы Нев успел дойти до Спраут. Или чтобы сова Герми долетела до Дамблдора».
– А каким образом…
– Твоя подружка толкнула меня, когда бежала поджигать мантию нашей летучей мыши, – Квиррелл издал холодный, резкий смешок. – Она прервала мой визуальный контакт с тобой, и я не успел сбросить тебя с метлы. Я бы и раньше сумел это сделать, если бы Снейп не влез с контрпроклятьем,чтобы спасти тебя.
Эри широко улыбнулась:
– Я так и знала! А то она меня уже задолбала своими подозрениями. Теперь я докажу, что она ошиблась… – Поттер замолчала.
Профессор снова улыбнулся:
– Вот именно. Уже не докажешь. Ты ведь умная девочка, и все понимаешь сама. Ты уже не успеешь рассказать мисс Грейнджер о невиновности Северуса. – Он пошевелил пальцами, шепнул «Инкарцеро» – и Эри во мгновение ока оказалась обвязана веревками. Она дернулась, пытаясь высвободиться – безуспешно. Единственное, что оставалось – тянуть время. Как в американских фильмах – главный злодей долго-долго рассказывает все свои коварные планы, до тех пор, пока главного героя не спасают. (В другой ситуации Поттер было бы стыдно, что она верит в такую ерунду, но сейчас она была рада схватиться за любую соломинку).
– Откуда вы знаете, что это Гермиона подожгла мантию Снейпа? – спросила она таким тоном, будто ей в самом деле была важна такая мелочь.
Квиррелл хмыкнул:
– Да это видело пол-стадиона. Мы с Авророй изрядно похихикали над этим зрелищем…
– Как?! – Эри растерянно заморгала.
– Разумеется, слизеринцы не видели, а остальные молчали, – снисходительно пояснил Квиррелл. – Бедняга Северус, – издевательски протянул он. – Никто его не любит, кроме одной маленькой гриффиндорской дурочки. Интересно, почему ты ему веришь?
«Аврора? Профессор Синистра! Она видела, как на коллеге загорается мантия, и ничего не сделала. За что они все его так не любят?»
Она встряхнулась и ответила злобно:
– Не ваше дело! И уж он всяко больше этого заслуживает, чем вы.
– Зато б-бедного з-заику профессора Квиррелла никто не мог заподозрить, – самодовольно сказал профессор ЗОТИ.
– Невилл подслушал, как Снейп угрожал вам, – вспомнила Эри. У нее действительно была куча вопросов, но она с ужасом думала, что будет, когда Квирреллу надоест отвечать на них.
– Да, он хотел узнать, что я затеваю, я казался ему подозрительным… глупец, как он мог напугать меня, когда мой господин со мной. Но довольно вопросов…
– А как вы сюда попали? – перебила его Эри. – Как вы прошли мимо кербера и Дьявольских Силков? И шахматы Макгонагалл – как с ними?
Квиррелл снова самодовольно улыбнулся:
– Сначала я действительно собирался проходить весь этот путь, но потом мой господин набрался сил и помог мне. Я сразу попал в комнату с троллем, пришлось убить глупую тварь. Это считалось «моим» препятствием, – он хихикнул, – директор поручил мне это. Естественно, собственные чары, приказывающие троллю охранять дверь, я снял бы с легкостью. Но Дамблдор, похоже, сам над ним поколдовал. Жаль, я бы предпочел договориться с ним, приказать – как сделал это в Хэллоуин.
– Так это вы пустили тролля в Хогвартс? – спросила Эри, и порадовалась, что так хорошо играет роль «связанный герой восхищается умом и талантами злодея, дожидаясь прихода спасителей».
– Конечно, кто же еще?
Эри вдруг подумала о Роне с Гермионой – как они лежат под дверью комнаты, оглушенные намного сильнее, чем досталось ей. И они тоже погибнут, когда этот чокнутый разберется с ней. «Ничего подобного, я с ним справлюсь. Как-нибудь, пока не знаю, но справлюсь» – сказала она себе решительно, и снова спросила:
– А как вы попали в комнату с троллем? Тут есть подземный ход?
«Пусть вопросы глупые, главное – ему нравится отвечать».
– С помощью моего господина я аппарировал туда из своих комнат.
– В Хогвартсе нельзя аппарировать, что вы врете! – возмутилась Эри.
– Не перебивай, невоспитанный ребенок. Повелитель помогает мне делать то, что считается невозможным.
– И единорогов убивать? – ядовито спросила Эри.
– И это тоже… Но хватит. Молчи, не мешай мне.
Квиррелл шагнул куда-то вправо, и Эри с изумлением увидела там до боли знакомое зеркало. Еиналеж, чтоб ему.
Бывший учитель ЗОТИ вглядывался в него так пристально, как, наверно, сама Эри смотрела на своих родителей. Позабыв о ее существовании, он бормотал:
– Я вижу Камень... Я преподношу его моему повелителю... Но где же он?
Поттер злорадно улыбнулась. Она долго думала о Еиналеж сама, когда перестала испытывать жгучий стыд при одном воспоминании, и догадалась, что полезного в нем не было ничего. Оно могло, например, показать ей колдофото родителей – но предпочитало демонстрировать лживые мороки. Поэтому сейчас девочка была спокойна: Квиррелл видит философский камень, но не место его хранения. Наверно, Дамблдор просто спрятал в одном месте два самых опасных предмета – камень и зеркало.
Однако нельзя забывать, что Квиррелл собирается убить ее – даже если не найдет то, что ищет. Девочка снова попыталась освободиться из пут. У нее были тонкие руки и подвижные суставы, с обычными веревками она бы справилась, но наколдованные… безнадежно.
И испугаться не получалось, вот гадость. То есть, было страшно, тревожно, злобно и сердито – но настоящего панического ужаса не было. Черт возьми.
– Рон слышал, как вы плачете в пустом классе. Ребята думали, это Снейп вас запугивает… – Эри не понравилось, что Квиррелл остановился и задумался. Отвлечь его, отвлечь – не дай бог, догадается, где Камень. Кажется, получилось, Квиррелл рассеянно ответил:
– Иногда мне бывает трудно следовать инструкциям моего повелителя – он великий волшебник, а я слаб...
Эри догадалась быстро:
– Вы имеете в виду, это он тогда был с вами?
– Он везде со мной, – тихо сказал Квиррелл и начал вещать на тему «добро и зло, а сила все-таки лучше». Эри слушала, морщась – это было похоже на то, как папаша Джека, ее приятеля из Литл-Уингинга, объяснял, зачем он пьет. А как же, помогает ему это в жизни.
«На хрена любой хозяин, даже если сильный маг, если он так издевается? Никогда не соглашусь на такое!»
К тому же было неприятно осознавать, какой дурочкой она была все это время – даже ребята со своей ненавистью к Снейпу вели себя более логично. А она сначала до последнего отрицала сам факт, что кто-то готовится украсть Камень, потом придумала «таинственного незнакомца», только бы не напрягать мозги и не вычислять, кто же это. «Если выживу, буду главным параноиком Хогвартса, – пообещала она себе молча. – Во всем буду видеть злой умысел, а не случайность. Буду жить по этому принципу, если… если буду жить».
Неожиданно Квиррелл спросил жалобным голосом, совсем «по-квиррелловски»:
– Что делает это зеркало? Как оно работает? Повелитель, помогите мне!
Резкий голос, ответивший ему, исходил… неужели из его головы?..
– Используй девчонку.
Эри почувствовала, как холодеет кожа на лице. Это… черт возьми… это настоящая темная магия?..
– Да, верно. Иди сюда, Поттер, – ее грубо схватили за плечи, ставя перед Еиналеж. – Скажи мне, что ты видишь.
Девочка мрачно уставилась в зеркало. Философский камень был ей нафиг не нужен, так что можно было не рассчитывать, что она поможет сумасшедшему профессору.
– Я вижу, как убиваю вас, – прошипела. На самом деле, в зеркале отражалась только ее копия. Действительно, убивать Квиррелла не хотелось – только чтобы его НЕ БЫЛО.
Ее снова встряхнули за плечи:
– Думай о Философском Камне, Поттер! Думай о нем!
Эри напряглась всем телом – может, сейчас получится? Но паника не приходила, после Астрономички испугаться было трудно. А заставить себя… можно волевым усилием побороть страх. Но еще никому не удавалось заставить себя, наоборот, испугаться.
– Давай же, Поттер! И мой господин воскреснет… вернет себе былую славу…
«Уничтожить бы эту алхимическую дрянь, чтобы даже искушения не возникало, – злобно подумала Эри в такт рывкам – Квиррелл снова тряс ее. – Плевать, что Фламель умрет. Зажился, блин, а мне из-за него страдать».
Ее отражение вдруг подмигнуло, а потом вытащило из кармана кроваво-красный камень. Повертело в пальцах, словно любуясь гранями, и сунуло обратно. Когда это случилось, Эри почувствовала, как потяжелело в кармане юбки.
«Проклятый камень! Проклятый Дамблдор! Я этого вовсе не хотела!»
– Что ты видишь? – нетерпеливо спросил Квиррелл.
– Я побила Малфоя, – сказала Эри, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я схватила снитч через минуту после начала матча. Я пью чай с профессором Снейпом…
Он небрежно отшвырнул ее в сторону:
– Уйди с дороги.
Эри упала на бок, больно ушиблась – связанная, она даже не могла сгруппироваться. Снова разозлилась, но не испугалась.
И тут…
– Она врет, – сказал тот же резкий голос. – Она знает, где Камень. Дай мне поговорить с ней.
Через минуту Эри ошалело смотрела на необычного постояльца квиррелловской головы. Оказывается, слова «мой господин всегда со мной» имели самое что ни на есть буквальное значение.
– Какая гадость! – вырвалось у нее.
– Видишь, чем я стал? – прошипело ЭТО. – Бледная тень, только дух… я могу обрести плоть, только разделив чужое тело. Кровь единорога дала мне сил, но как только я выпью Эликсир Жизни, я смогу создать собственное тело…
– Хрен тебе, – непочтительно перебила его Эри – уверенные речи Волдеморта пробудили в ней подростковый негативизм. – Я тебя не боюсь, и никакого камня ты не получишь, шизофрения ты недоделанная с раздвоением личности…
Безгубый рот улыбнулся:
– Не боишься?..
– Пошел ***! – бодро сказала Эри. Если ничего нельзя сделать, остается только хамить, делать хорошую мину при плохой игре, и тянуть время. Она действительно не боялась. Вероятно, виной тому было магловское воспитание – зрелище Волдеморта, обжившего затылок Квиррелла, не вызвало у нее особого страха. Она была еще слишком маглой, и воспринимала это просто как неприятную картинку. Вот если бы Квиррелл замахивался на нее ножом… Эри закончила свою мысль, стараясь сохранять развязный тон:
– Не видел ты, Волдик, пьяного дядю Вернона, вот это было зрелище! И камни под Астрономичкой с парапета не видел…
– Довольно, – прошипел Волдеморт. – Отдай мне камень – я знаю, он у тебя в кармане.
Эри попятилась назад, насколько позволяли веревки на ногах. Урод приближался – медленно, продолжая улыбаться.
Паники не было.
«Сейчас… сейчас…» – Эри подобралась. Даже со связанными руками и щиколотками она сможет ударить Квиррелла в пах или в солнечное сплетение. Лучше бы, конечно, в кадык, но не дотянется. Если повезет, успеет схватить палочку, а там…
О том, что будет, если «не повезет», она, как обычно, не думала.
Квиррелл повернулся лицом и прыгнул вперед, хватая ее, прижимая к себе, и Эри почувствовала, что в ее шрам как будто воткнули нож – так пронзило, что она шевельнуться не могла, не то что ударить.
Вынырнув из алого тумана боли, она увидела совсем близко от себя безумные глаза бывшего профессора ЗОТИ, услышала его голос… вернее, голос его хозяина:
– Обыщи ее, немедленно!
Он чуть отодвинулся от нее, ровно настолько, чтобы положить руки на плечи и повести вниз, по мантии – так в кино полицейские проводят личный досмотр. Через несколько секунд нащупает выпуклость – философский камень в кармане юбки, но…
Эри оцепенела, не думая ни о камне, ни о Волдеморте.
Взрослый мужчина. Рядом с ней. Близко. Прикасается к ней.
– Не смей меня трогать! – завизжала она, выплескивая ужас тех дней, когда надо было молчать. – Не прикасайся ко мне!
С шорохом распались наколдованные веревки, и Эри ухватилась за руки Квиррелла, отдирая их от себя. Он вскрикнул, отодвинулся на мгновение, недоуменно глядя на собственные ладони – обожженные, красные.
– Господин, я не могу… – простонал он.
– Мне нужен философский камень! – Волдеморт не собирался щадить своего слугу.
Эри, успевшая отойти на несколько шагов – она пятилась назад, выставив руки перед собой – полетела вперед. Снова те же «Акцио Поттер» и «Ступефай», снова мутится в голове, снова ладони на ее теле. Квиррелл нащупал в твердый шарик в ее кармане и издал невнятный удовлетворенный возглас. Дернул ее мантию, собирая ткань в кулаке, намереваясь добраться до Камня…
Плевать на Камень.
– Никогда – больше – не смей – меня – трогать!!! – завопила Эри, вцепляясь ладонями ему шею. Хотела в лицо, но не дотянулась. – Никогда больше!
Квиррелл заверещал, пытаясь отодвинуться, но Эри держалась крепко. Бешенство и страх смешались, теперь ей хотелось не просто спастись, но и освободиться от этого ужаса навсегда.
– Убей ее! – смутно послышалось откуда-то, но она не услышала. Не увидела, как Квиррелл пытается сотворить убивающее заклятие, как бормочет что-то вроде «я тебя не трогаю, просто отдай»… просто хотела избавиться от человека, который ее мучил.
Плеснуло холодной водой в лицо – ха! Да разве Акваменти справится с ТАКОЙ магией? Подобно бульдогу, не размыкающему челюстей, Эри висела на Квиррелле, подбираясь все ближе к лицу, а тот безуспешно пытался освободиться. Будь она в другом состоянии, то поняла бы, что поступает правильно, что ее единственный шанс выжить – держать его, причиняя такую боль, чтобы не мог сосредоточиться на ее убийстве. Но мыслей в ее голове не осталось, только инстинкты. Она почти не чувствовала следующих заклинаний, которыми осыпал ее задыхающийся от боли Квиррелл – обожженные руки не давали ему шансов сделать их качественно.
– Отпусти, я не убью тебя! Отпусти, я хочу жить! Я не трогаю тебя! – скулеж Квиррелла проходил мимо сознания. Зато Волдемортовское «Убей!» она слышала, и это совпадало с ее собственными чувствами. Страх – желание избавиться от страха – желание расправиться с источником страха – убить Квиррелла.
Боль в шраме усилилась до пронзительной, режущей, не осталось ни мыслей, ни чувств – только огонь. Огонь. Ее Сила.
Квиррелл снова взвыл, отдирая ее от себя, дрожащими руками навел палочку, но Эри снова подлетела к нему, принимая на себя какое-то заклятие… все равно какое, ее ничто не остановит. Смутно почувствовала, как жарко вокруг – неужели деревянная мебель пылает?.. – но даже не оглянулась, снова хватаясь за него, с мстительной радостью видя, как загорается темная ткань мантии. Загорается… горит… горит все вокруг…
Когда языки пламени перед ее лицом сменились темнотой, Эри успела испытать только облегчение. Что будет с ней, потерявшей сознание в горящей комнате, что будет с Квирреллом, Волдемортом, философским камнем – все это было не так важно. Главное, изматывающий ужас закончился.
Темнота.
Глава 14. Все ясно.Северус Снейп стремительной походкой шел по коридорам, и студенты разлетались, как от заклятий. Он отмечал это краем глаза, краем сознания – все мысли были о другом. Поппи только что передала через камин, что в больничном крыле Гарриет Поттер пришла в сознание – ничего больше его не волновало. Пожалуй, отключился даже безусловный рефлекс «десять-баллов-с-Гриффиндора» при виде вопиющих нарушений. Предыдущие шесть дней, пока маленькое чудовище не приходило в себя, Северусу тоже было не до баллов – он до чертиков боялся, что магическое истощение и сон перейдут в магическую кому, из которой девчонка уже не выйдет. Даже Поппи не могла его успокоить, он, кажется, единственный понимал, что с Поттер все не так, как с другими. Но, наконец, она пришла в себя – и теперь облегчение затопляло его до макушки, и вместе с тем – поднималась такая злость, что… Вот, пожалуйста – хаффлпаффские первокурсники шарахнулись от него, как от дракона, откуда-то сзади раздался голос – близнецы Уизли?.. – «посмотрите, у него яд с клыков капает…». Незачем останавливаться, он припомнит им это позже. Все позже.
Теперь, когда с глупой девчонкой все наладилось, Снейпа обуревали разнообразные желания – одной и той же направленности, надо сказать.
Во-первых, ему хотелось снять тысячу баллов с Гриффиндора – чтобы за Поттер следующие несколько лет приглядывали собственные однокурсники. Хоть это на тупых грифов подействует?!
Во-вторых, ему хотелось трясти ее до тех пор, пока не отвалится ее глупая гриффиндорская голова, и кричать на нее, пока не появится хоть что-то в ее ничтожных гриффиндорских мозгах. (Северус был слишком зол, чтобы осознать противоречивость своих кровожадных намерений).
В-третьих, ему хотелось немедленно забрать ее из больничного крыла, отнести в подземелья и запереть в собственных комнатах – до совершеннолетия точно, а там посмотрим, по поведению. И дважды в день легилиментить, потому что она и в такой ситуации что-то придумает – чтобы довести его до седых волос, до магловского инфаркта, до бессонницы и ранней смерти.
Ну, он хотя бы выскажет ей все, что думает – иначе просто взорвется.
Как ни быстро он шел, в палате уже кто-то был. Разумеется, ему пришлось подниматься из подземелий, а директор (его Поппи тоже порадовала) – единственный человек, который может аппарировать в стенах Хогвартса. Северус осторожно приоткрыл дверь палаты, и остановился. Дамблдор увидел его, девчонка – еще нет. Она выглядела на удивление хорошо для человека, шесть суток назад напоминавшего обожженный труп – бледная, серьезная, но живая.
Живая.
Северус понял, что орать не будет. И вообще, кажется, не может сердиться на нее. Дамблдор посмотрел на него поверх очков, улыбнулся лукаво, и продолжил свою речь:
– …Тем не менее, Гарриет, даже если ты только отсрочила его возвращение, это все равно великое дело. Если появление Волдеморта будет отсрочено снова и снова, в конце концов, он, возможно, никогда не вернется.
Она кивнула, продолжая сверлить старика глазами:
– Я поняла, сэр. Скажите мне еще кое-что. Зачем он вообще пытался убить меня – тогда, одиннадцать лет назад? Моя мать – понимаю, она маглорожденная, но почему я?
– Увы, я не могу ответить на этот вопрос. Не сегодня. Не сейчас. Выбрось это из головы, Гарриет. Когда ты станешь старше, когда ты будешь готова, то узнаешь.
Она прищурилась, глядя на Дамблдора. У Северуса возникло нелепое чувство, будто девчонка пытается его легилиментить. Наконец она отвела взгляд, словно смирившись, что директор все равно ничего не скажет. Потом снова уставилась на него, и нагло потребовала (другим словом этот тон нельзя было назвать):
– А про огонь расскажете? Почему Квиррелл не мог меня коснуться?
– Твоя мать погибла, спасая тебя, – вздохнул Дамблдор. – Если есть что-то, недоступное пониманию Волдеморта, то это любовь. Такая сильная любовь, как любовь твоей матери к тебе, оставляет свою печать. Тот, кого любят так глубоко, даже если любящий погибает, навеки получает охрану. Она в тебе самой, в твоей коже. Именно поэтому Квиррелл, полный злобы, жадности и страстей, разделивший душу с Волдемортом, не мог коснуться тебя. Для него невыносимо прикоснуться к той, кто отмечен чудом любви и самопожертвования…
Непочтительный смешок прервал выспренную речь:
– Что это за материнская любовь, профессор Дамблдор, от которой у меня самой остаются ожоги? Вы говорите, это охрана. Защита. Да, от Квиррелла этот огонь меня защитил. Но ведь я сама пострадала. Может, вы скажете правду?
«А ведь я предупреждал, старый ты маразматик, что она чувствует, когда ей лгут!» – громко, с удовольствием подумал Северус, нарочно позволяя этой мысли просочиться через окклюментивный щит.
Директор чуть нахмурил густые седые брови и сказал решительно:
– Это результат магии твоей матери, Гарриет. Больше тебе пока знать не следует.
Он встал, показывая, что тема закрыта, и заговорил о другом:
– Ты была без сознания почти неделю. Сегодня все школьники уезжают их Хогвартса. Твои родственники-маглы уже предупреждены, они будут ждать тебя на вокзале Кингз-Кросс. Поторопись, Гарриет, сейчас тебя навестят твои друзья – они наверняка толпятся под дверью… Тебе еще надо собрать вещи, а через час вы поедете на станцию. Вечером ты уже будешь дома.
Поттер заморгала, бледное лицо стало растерянным, почти жалким:
– А… это обязательно? Я думала, можно остаться, как на Рождество…
– Да, Гарриет, обязательно, – сказал директор твердо.
«***!» – подумал Северус громко. Он уже успел разругаться с Дамблдором из-за этого, но директор твердо стоял на своем – девчонка должна обязательно, как только придет в себя, отправляться к этим маглам. Пропустит поезд – директор сказал, что сам с ней аппарирует, едва очнется. Почему ребенок не может остаться в школе на лето… непостижимо. «Старый ты садист!» – снова отчетливо подумал Снейп.
– Гм-м, Гарриет, – Дамблдору, видимо, надоело терпеть мысленные оскорбления от своего подчиненного. – Тут к тебе пришли. Не твои друзья, но человек, которому ты, кажется, небезразлична, – ехидная ухмылочка. – Северус, поговори с девочкой. Можешь высказать ей все, что думаешь.
Поттер вскинула глаза, завертела головой – с высоты ее роста, да еще полулежа, она никак не могла его увидеть. Северус сделал шаг вперед, мрачно взглянул на девчонку. Директор снова улыбнулся, выбрал из пакета на прикроватной тумбочке драже Берти Боттс, сунул в рот, скривился и пробормотал:
– Ушная сера, как мне не везет… Что ж, Гарриет, Северус, желаю вам найти общий язык.
И ушел, старый маразматик. Поттер смотрела на Снейпа не мигая, растерянно улыбалась, комкая край простыни. Она выглядела такой непохожей на себя, что Северус забыл все слова – и оскорбления, и даже правильные, разумные, логичные слова, которые сказать нужно было обязательно.
Он опустился в кресло рядом с кроватью, устало взглянул на девчонку.
– Спрашивайте, Поттер. Директор наверняка ничего не рассказал, а вас ведь просто распирает. – Не требовалось легилименции, чтобы это понять.
– Что насчет огня? – Она моментально пришла в себя. (Да и Снейпу стало легче – знакомая, нахально-сосредоточенная Поттер куда слабее действовала на его нервную систему, чем смущенная и доверчивая).
– Этого я действительно не могу сказать, – с сожалением ответил он.
– Тогда другой вопрос. Что это за защита для философского камня, которую прошли три… то есть, четыре первокурсника? – Поттер, как обычно, брала быка за рога. – Мне показалось, что директор нарочно подталкивал нас на это. И сейчас он тоже был доволен.
Действительно, узнав о деталях происшествия, Дамблдор был доволен, что за философским камнем полезли Поттер и Лонгботтом. Почему Поттер – понятно, но при чем этот лопух-недогриффиндорец? Северус не сразу догадался, что мальчик является для старого интригана запасным вариантом. В конце концов, он тоже родился в конце июля, и как знать…
Он встряхнулся и заставил себя ответить на вопрос. Зная способности Поттер – это должна быть правда. Почти правда, не вся правда – но не ложь.
– Да потому, глупая вы девочка, что целью этой защиты было не остановить похитителя, а задержать! Директор установил Сигнальные чары на люке, который был под кербером, то есть – на первом этапе пути. К тому моменту, как он добрался бы до комнаты с Еиналеж, его бы уже ждал наряд авроров. Поэтому, как только вы с Уизли откинули крышку люка… Поттер, закройте рот, я и это знаю… Дамблдор понял, что пора возвращаться из Министерства. Что ловушка захлопнулась…
– Раз Квиррелл аппарировал, значит, чары не сработали, – перебила его Поттер. – Кстати, я хотела спросить – как он это сделал? Ведь даже в «Истории Хогвартса» написано, что нельзя…
Снейп поморщился:
– Недоработка директора. Видимо, ему помог дух Волдеморта. В свое время Лорд был настолько силен, что аппарировать в антиаппарационной зоне – для него это был пустяк.
– Я не могу понять, – выпалила Поттер, – как директор не догадался, что под тюрбаном Квиррелла прячется Волдеморт. И вы! Вы же… умный.
Последнее слово прозвучало с почти оскорбительным сомнением, с подразумевающимся вопросительным знаком. Северус вскипел:
– Неужели вы думаете, мы не догадались?! И Дамблдор, и я знали. Остальные не догадывались лишь потому, что не имели дела с Лордом…
– А вы имели?
«Не собираюсь отвечать. Ей рано это знать… да что я говорю. В каком бы возрасте она это не узнала, она меня не простит. Так что чем позже, тем лучше».
– Да, я видел его и общался с ним. – Снейп постарался быстрее вернуться к прежней теме. – Мы не хотели убивать Квиррелла, хотя это было просто. Вы ведь понимаете, что при смерти носителя дух ускользает? А так был шанс спасти человека. Поэтому защитные чары на философском камне были такими простыми, это постановил директор. Он хотел поймать его на месте преступления, задержать, а не убить.
Поттер закусила губу:
– Так у него был шанс выжить?
– Нет, – спохватился Северус. Надо было пояснить, иначе девочка живьем себя съест, обвиняя в убийстве. – Вас интересует, почему мы не помогли ему, если была такая возможность?
– Д-да…
– Понимаете, Поттер, Квиррелл должен был сам попросить о помощи. Он заключил магический контракт с Лордом, пустив его в свое тело – сам, по своей доброй воле. Точно также он должен был сам прийти и сказать: у меня проблема, Темный Лорд в затылке!
Поттер не засмеялась, но слабая тень улыбки пробежала по лицу. Она спросила, запинаясь:
– Если бы он сделал это сам, его можно было бы спасти?
– Да. Это было бы очень сложно, он мог стать сквибом, была даже вероятность смерти – но это можно было бы сделать, избавить его от такого неприятного сожителя. Но ему нельзя было даже намекнуть, что мы знаем об этом и хотим помочь – тогда магический контракт с Лордом стал бы нерушимым.
Поттер сказала, сосредоточенно хмуря лоб:
– В таком случае вы избрали неправильный путь, сэр. Пугать человека до слез, до истерики – не лучший способ вызвать его на откровенность. Вам надо было по-доброму, расспросить, что случилось…
Снейп усмехнулся. Девочка замолчала, вопросительно глядя на него.
– Неужели не догадались, Поттер?.. Хотя, я все время забываю, как вы молоды, и вовсе не обязаны знать все. Что ж… слышали об игре в доброго и злого аврора? Мы с директором исполняли эти две роли. Я пугал Квиррелла, показывая, что жизни ему в Хогвартсе не будет, а Дамблдор постоянно заманивал его к себе и выспрашивал о жизни. Все, как вы говорили – по-доброму, за чашкой чая… – Северус едва слышно фыркнул, подумав о том, сколько преподаватель ЗОТИ съел лимонных долек, сколько выслушал этих «мальчик мой». – Но так и не признался. Лорд держал его крепко. Значит, это было абсолютно безнадежно.
– А вы давно знали, что тюрбан у нашего профессора с начинкой? – спросила Поттер задорно.
– Да, почти с самого начала.
«Только не знал, что именно он пытался тебя убить на матче. Хотя мог бы и догадаться – ведь Темный Лорд развоплотился из-за тебя… Я думал на Флинта, на Драко, я просмотрел память половине Слизерина – а очевидное проглядел. Да и что я мог сделать, если Квиррелл (вернее, его хозяин) держал сверхмощный, лишь немногим слабее, чем был у Лорда, окклюментивный щит?»
– Скажите, а мы… – Поттер снова попыталась перевести разговор на свою драгоценную персону, и Снейп не выдержал:
– А кто вас звал, идиотов?! Зачем вы влезли? Поттер, вы вообразили себя Избранной, героиней магического мира? Слава помутила ваши мозги, вернее их жалкие остатки, сохранившиеся после ваших квиддичных тренировок и общения с гриффиндорцами, что само по себе – бОльшая разрушительная сила, чем удар бладжером?
Северус оторопел, услышав собственный голос, а Поттер захлопала ресницами, приоткрыла рот, вся – воплощенное изумление и обида… Справилась с собой, слабо улыбнулась:
– Вы давненько со мной так не разговаривали. Я уже отвыкла.
Снейп молчал, подавляя настойчивое, как зуд, желание извиниться.
– Да, понимаю, я поступила глупо, но на тот момент это казалось самым правильным решением. И – нет, слава ничего мне не помутила, мне не нравится быть Избранной… тем более, меня уже ею считают, потому что один раз Волдеморт исчез как раз после тесного общения со мной. – Поттер оживилась, сказала ехидно:
– Знаете, Христа тоже называли избранным, и это плохо кончилось. Вернее, сперва все было классно, суперспособности и все такое, а потом он умер на кресте. Так что «Избранный» – мне кажется, это скорее опасно, чем приятно.
Ошеломленный, Северус замер. В голове отчаянно колотилась мысль: «Она же не знает?!».
– Успокойтесь, Поттер, – наконец сказал он сухо. – Вы свой подвиг уже совершили, ничего больше от вас не требуется. Итак, я продолжаю. Дамблдор ждал сигнала с люка, но его не было – Квиррелл аппарировал, избежав встречи с кербером и заданиями профессоров Спраут, Флитвика и Макгонагалл.
– Значит, мы все-таки помогли, когда влезли сами? Хотя бы подали сигнал? – неуверенно спросила девчонка.
– Не перебивайте меня, Поттер, и не забывайте обращаться, как полагается, – Северус поморщился. За этот год, наполненный бесконечными «конечно, сэр» и «да, профессор Снейп», он успел позабыть, что такое природное поттеровское хамство, помноженное на наглость Эванс. – На зеркале Еиналеж тоже стояли чары. Как только Квиррелл коснулся его, директор получил сигнал. На самом деле, сигнал с люка пришел немного раньше, чем с зеркала, но разница невелика. Мы бы прекрасно обошлись без вас. Тем более, – он грозно нахмурился, – если бы он добыл Камень с вашей помощью и аппарировал за пределы Хогвартса, все кончилось бы очень плохо. Лорд возродился бы, началась новая война. По вашей вине, Поттер! Надеюсь, вы понимаете, что без вас Квиррелл не добрался бы до него?
– Да, Дамблдор объяснял мне, что он дал возможность добраться до Камня только тому, кто не хочет его использовать…
– Профессор Дамблдор, – ворчливо поправил Северус.
– Вы же его просто по фамилии называете.
– Поттер, ваша наглость меня поражает!
– Да, конечно, профессор Снейп. Сэр. Я буду называть профессора Дамблдора профессором, только продолжайте!
– Что ж, вы меня поняли. В одиночестве Квиррелл покрутился бы вокруг зеркала до прихода Дамблдора и отряда авроров. – Северус вспомнил, о чем надо упомянуть обязательно. Как он ни был зол на девчонку, но не собирался награждать ее чувством вины – по себе знал, какая это тяжкая ноша. А в одиннадцать лет и вовсе неподъемная. – Вам не следует считать себя виноватой, к этому моменту он был обречен. Но, – Снейп снова нахмурился, вспомнив собственный страх, когда думал, что девчонка впадает в кому, и эти шесть кошмарных дней, – но если бы до Квиррелла первым добрался наш директор, его бы убили без пожара в Запретном коридоре.
– Я… эээ… не помню, – сконфуженно сказала Поттер. – Там что, все сожжено?
– Да, Поттер, – вздохнул Снейп. – И вы лежали посреди пепелища, почти не пострадавшая, даже ваша одежда не вся сгорела. Вам очень повезло. – Он посмотрел на ее застывшее лицо, опущенные уголки рта, и добавил:
– Даже Пушку шерсть подпалили, теперь он долго будет на вас сердит.
Поттер фыркнула, на щеках появились ямочки. Северус тихо порадовался, что у детей так быстро происходит переключение с отрицательных эмоций на положительные.
– Поттер, – позвал он тихо, собираясь сказать что-то хорошее, чтобы закрепить успокаивающий эффект… или наоборот, еще более резкое, чтобы запомнила на всю жизнь…
Она вскинула глаза. И он не смог удержаться от искушения.
Быстро, но по возможности бережно – промотать последние несколько часов, просмотреть воспоминания о Лорде, об экзаменах, о друзьях… а это что?!
– Что вы делаете? – изумленно спросила девочка, хватаясь за виски и морщась.
Да, это больно.
– Поттер, что вы себе вообразили! – почти выкрикнул Северус, вне себя от ужаса и еще какого-то странного чувства, которое не мог идентифицировать. Он еле сдерживался, чтобы не убежать отсюда немедленно. – Я ВАМ НЕ ОТЕЦ!!!
Она покраснела, снова опустила ресницы. Сказала тихонько, себе под нос:
– А жаль.
– Ну, знаете!.. – Снейп сам не знал, что собирается сказать. Но ему это не нравилось, очень не нравилось, чрезвычайно не нравилось! Оказалось, достаточно один раз спасти девчонку от мелкого пакостника и лежания на холодном камне, чтобы ее отношение изменилось так кардинально! «Я не хочу, не хочу, это слишком опасно, это невыносимо!». – Не желаю больше слышать об этом!
– Конечно, сэр… – Поттер рассматривала свои руки, судорожно комкающие простыню. Северус посмотрел на нее сердито и растерянно, потом спросил – не то чтобы это было ему интересно, но все лучше, чем глухое молчание после таких слов:
– Как вы вообще могли влезть в это дело? Как могли так рисковать собой?
– Ну, – неловкое пожатие плечами. – Это же Гриффиндор. Ты… как бы… ощущаешь себя ответственным за все. За всех. Если не я, то кто же? А риск… об этом как-то не думаешь, понимаете? Сэр.
Он резко встал, чувствуя, как душит воротник, как смыкаются стены. Это слишком, ему надо все обдумать – в спокойной обстановке.
– До свидания, Поттер, мы с вами больше не увидимся…
– Совсем? – испуганно перебила она.
– До сентября.
– А-а. До свидания, сэр. И… спасибо за все.
– До свидания, – сказал он деревянным голосом и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
«Это же Гриффиндор, сэр».
«Если не я, то кто же?»
Северус стоял в коридоре, рассматривая стену, и пытался уложить в голове все, что он знал о Поттер-младшей.
…Он вспомнил, как увидел ее на Распределении – и не сразу узнал. Она выглядела почти хорошенькой, она постоянно улыбалась, и уже успела обзавестись друзьями – за несколько часов в дороге! Снейп сразу отметил рыжего веснушчатого мальчишку – несомненно, Уизли – рядом с ней. Но были, несомненно, и другие, девчонка не теряла времени даром. И – да, все подтвердилось, уже на первом уроке Зелий она была как королева со свитой. Тогда он понял, почему летом Поттер так зацепили его слова о «первом впечатлении, которое не получится произвести второй раз». Упустив Драко, девчонка воспользовалась тем, что под руку подвернулось. Теми, кто подвернулся – Уизли, Лонгботтомом, Грейнджер.
Но это он узнал позже, а тогда было Распределение, и он засомневался, куда же ее отправят, что пересилит – гриффиндорское нахальство или слизеринская изворотливость? Ее фальшиво-приветливое поведение говорило за второе. Но Шляпа выкрикнула «Гриффиндор!» – после долгих раздумий. «Наверное, девчонка ее уговаривала» – подумал Снейп с усмешкой.
Что там было на самом деле, он не мог и предположить.
Когда студенты разошлись по спальням, деканы четырех факультетов собрались в кабинете Дамблдора на традиционную беседу со Шляпой. Помона и Филиус, узнав, что от них ускользнули двое студентов, «сбежавших» к грифам, отреагировали в своем стиле. Спраут обещала «присматривать за мальчиком», внуком старой подруги. (Директор довольно кивнул, когда узнал, что Лонгботтом ПОПРОСИЛСЯ в Гриффиндор). А Флитвик, узнав о мисс Грейнджер, подпрыгнул, замахал руками, и обещал посмотреть на девочку и дать развиваться ее способностям – загружать учебой, чтобы сумасшедшие львы не испортили ребенка. Сам Северус просто спросил: «Мои – все?». И Шляпа ответила: «Все, кто достоин Слизерина, туда и попал, за одним исключением…».
На этом месте Альбус встрепенулся и велел ей помолчать. Сказал, улыбаясь: «Дорогие коллеги, это касается только меня, Минервы и Северуса, поэтому простите, ради Мерлина…» Раздосадованные деканы Хаффлпаффа и Равенкло ушли, собираясь выяснить все позже. (Но так и не узнали, хотя обычно тайны в педколлективе Хогвартса существовали недолго).
А когда в кабинете директора остались трое – улыбающийся Дамблдор, недоумевающая Макгонагалл, и Снейп, готовый к сколь угодно плохим новостям – старая Шляпа с обиженными завываниями в голосе начала говорить. Она передала разговор с маленькой гадюкой полностью, со всеми угрозами и оскорблениями. Северус был рад, что у Минервы открылись глаза на свою «золотую девочку». Старая кошка весь август расспрашивала его – как ему показалась девчонка Поттер? – и выслушивала его комментарии («нахальная маленькая змея», «ни ума, ни терпения, одна наглость») со скептической улыбкой. Не верила.
Да он бы и сам не поверил в этот чудовищный диалог, если бы не общался с Поттер 31 июля, и не знал, какая она на самом деле. Минерва обещала присматривать за девочкой и еще долго настороженно косилась на нее, одновременно стараясь «привязать» к Гриффиндору самым надежным способом. Похвала и начисление баллов на уроках, мелкие поблажки, место ловца в команде – первокурснице! – старая кошка делала все, чтобы Поттер нравилось в Гриффиндоре. Она не доверяла девчонке долго, кажется, до истории с троллем. Да уж, вполне по-гриффиндорски – трое первокурсников бросаются на горного тролля. Особая прелесть ситуации в том, что двоим из этих «героев» как раз не место среди красно-золотых. Это Северус не раз повторял Минерве, когда она начинала разглагольствовать о «настоящих гриффиндорцах». Помогало не слишком хорошо. Макгонагалл окончательно убедилась, что маленькая гадюка изменилась после ее драки с крестником, когда у Поттер проявилось гриффиндорское безумие во всей красе. Вдобавок декан, наконец, вспомнила, насколько избалованными были Эванс и Поттер, и перестала давать девочке поблажки, посчитав, что та уже достаточно привязана к факультету. Макгонагалл успокоилась, но не Северус. Однако он уже зарекся пытаться объяснить старой кошке, какая лгунья ее подопечная.
Помнится, сразу после Распределения он дождался ухода Минервы – ошеломленной, не верящей – и спросил у Дамблдора, зачем он отправил Поттер-младшую в Гриффиндор? Неужели нельзя было велеть Шляпе поставить вердикт сразу же, не пускаясь в разговоры? Не доводя жалкий кусок войлока до состояния, когда его угрозами и шантажом заставят подчиниться воле одиннадцатилетнего ребенка? Маленькая гадюка должна была попасть туда, где ей место – в Слизерин, под его крыло, под его присмотр! (Тогда Северус еще не признавался себе, что хочет этого, а не просто готов выполнить свой долг. И не для того, чтобы мучить дочь старых врагов, а просто – хочет, и все).
И директор ответил:
– Я просто предоставил решать дело судьбе и самой девочке. Не давал никаких указаний Шляпе, она сама решила поболтать. Сама, как говорится, нарвалась. Что касается Гриффиндора и Слизерина… Шляпа Выбора, мой дорогой мальчик, отправляет человека на тот факультет, куда он сам стремится. Если юная Поттер хочет верной дружбы, благородства и подвигов, кто мы, чтобы ей мешать?
– Но, Альбус! Какая еще дружба?! Какие подвиги?! О чем вы говорите?
– Ох, Северус… Она всего лишь одинокий несчастный ребенок, привыкший бравировать цинизмом и наглостью. Девочка отогреется душой в Гриффиндоре. Конечно, Хаффлпафф подошел бы еще лучше, но Шляпа права – она уже слишком испорченная для этого факультета. А среди Львов она получит то, чего хочет. Гарриет останется такой же целеустремленной, смелой и решительной, но осознает, что люди вокруг – не только пешки, которыми можно манипулировать. Не только марионетки, которых можно дергать за ниточки. И перестанет быть такой… маленькой гадюкой.
– Вы ее легилиментили, что ли? – зельевар привычно очистил мысли.
– И ее, и тебя, мальчик мой. Ты очень громко думал о ней в августе. Один раз я уже допустил ошибку, – Старик чуть нахмурился, вспоминая о чем-то. Его собственный окклюментивный щит, в который Снейп ткнулся, даже не дрогнул. – Правда, тогда была другая ситуация, человек сам выбрал Слизерин. Но можно было приказать Шляпе отправить его в Равенкло или Гриффиндор – и все могло пойти по-другому. Ведь я же знал, чего можно ожидать от него! Mea culpa… [моя вина (лат).]
На лицо директора набежала тень, он поморщился, будто лимонные дольки были просроченными… но привычная презрительная колкость не давалась Снейпу, потому что сквозь знакомую личину недалекого добродушного старичка проглядывали жесткие черты настоящего Альбуса Дамблдора – победителя Гриндевальда, председателя Визенгамота, и одного из самых хитрых интриганов магического мира.
– В целом, дело обстоит так, Северус. Если бы девочка попала в Слизерин, не помогла бы даже твоя поддержка и забота… не сверкай глазами, мальчик мой, куда бы ты делся!.. Ничего не помогло бы. И через двадцать лет мы бы имели дело с Темной Леди, или какое еще напыщенное имя она себе придумала бы. Северус, этот ребенок наивно думает, что использует окружающих. На самом деле, это они используют ее. Она учится любить. А любовь – это самая мощная сила. Магия любви до сих пор не изучена, но я уверен, что она может преодолеть даже… эээ… особенности девочки.
После этого разговор перешел на пресловутые «особенности», но Северус долго не мог прийти в себя. В самом деле… как он не подумал… действительно, пусть учится на Гриффиндоре и становится похожа на своего отца, а не на мать. И – тем более – не на Тома Риддла.
…Его размышления прервал стук открывшейся двери – в больничное крыло вломилась пресловутая гриффиндорская тройка, «свита» Поттер. Растрепа Грейнджер, раздолбай Уизли, растяпа Лонгботтом. Северус скривился и пообещал себе 1 сентября снять со всех… много, очень много баллов. А за что – найдется.
– Здравствуйте, профессор Снейп! – выпалила Грейнджер. – А мы к Эри! Она пришла в себя, да?
– Разумеется, – сухо ответил Северус и пошел к выходу. Гриффиндорцы, топая, как стадо оленей по мрамору, влетели в палату, и оттуда до зельевара донесся восторженный вопль Уизли:
– Эри, ты просто молодчина!
Северус передумал уходить. Неплохо бы узнать, какие выводы сделала девчонка из его объяснений. Если сейчас скажет что-то вроде «да, я молодчина, мы уделали Волдеморта…» – он разочаруется в ней.
Набросив Незамечары, он сделал несколько шагов вперед. Встал в дверях палаты – гриффиндорцы, все трое, сидели на кровати. Девчонка Поттер подобрала ноги, чтобы не мешать, и смотрела на них с широкой улыбкой.
Как оказалось, выводы она сделала правильные. Очень кратко объяснив, что случилось с Квирреллом-Волдемортом, Поттер сказала, что они полезли, куда не следует, и делали то, что делать нельзя.
Но гриффиндорцы ее не слушали. Даже апологет дисциплины Грейнджер рассеянно кивала, повторяя на все лады, как здорово получилось.
– Ну, это мы примерно знаем, – выпалил, наконец, рыжий. – Директор рассказал всей школе! Только про Еиналеж он не говорил, и что ты Квиррелла поджарила – тоже…
– Об этом никому нельзя говорить! – встрепенулась Поттер. – Про огонь надо молчать!
– К-конечно, Эри, если ты так хочешь, – кивнул Лонгботтом.
– А что стало с вами? – поинтересовалась Поттер. – Никто не пострадал?
На физиономию Уизли набежала тень:
– Это было тяжко, Эри. Я пришел в себя раньше… Герми еще валялась…
– Мадам Помфри сказала, что у меня сотрясение мозга, – влезла Грейнджер. – И запретила читать на каникулах, представляешь?
Уизли, нахмурившись, продолжал:
– Я не хотел уходить, но дверь за тобой была заперта, а у нее кровь текла…
– Травмы волосистой части головы не очень опасны, но производят гнетущее впечатление из-за значительной кровопотери, – снова встряла Грейнджер.
– И, в общем, деваться было некуда, я ее потащил в больничное крыло, – закончил Уизли решительно. – Прости, Эри.
– Представляешь, на руках! – сказала Грейнджер странным голосом. Уизли покосился на нее, сказал сердито:
– Не все же так прекрасно владеют чарами левитации! Ты слишком тяжелая, Гермиона, чтобы я тебя мог поднять Левиосой!
– А руками – не тяжелая? – засмеялась Эри. – Вы правильно сделали, что ушли, иначе… в общем, пожар был ого-го какой. Не знаю, как это вышло, я сама ведь почти не пострадала, – она вытянула вперед руки, на которых уже не было следов ожогов. – Мадам Помфри сказала, что с заживляющими мазями за три дня все прошло. А Квиррелл… – она понизила голос, – тело очень сильно… пострадало.
Все четверо помолчали. Наконец подал голос Лонгботтом:
– Н-наверно, это связано с магией Хогвартса. Это она усилила твой огонь…
– Да ладно, не будем об этом, – бодро сказала Поттер. – Вы помните, что никому-никогда?..
– Конечно, – кивнула Грейнджер. – Кстати, хочешь узнать новости? Ты же все проспала, и результаты экзаменов, и даже Кубок факультетов. Сразу скажу, что по экзаменам у тебя все хорошо…
– Про Кубок я сам расскажу! – взвизгнул Уизли. – Две новости, Эр, хорошая и плохая. Какую сначала?
– Давай плохую, – Поттер улыбалась; казалось – любая, сколь угодно плохая новость не помешает ей сиять.
– Ну, квиддичный Кубок получил Равенкло…
– Как?! Мы же выиграли, мне Вуд говорил!
– Почти выиграли, по очкам мы побеждали с огромным отрывом, но нужно было провести последний матч. Мы бы их уделали, – рыжий потряс кулаками в воздухе, – у нас и охотники лучше, а ты просто чемпион. Но Лисон, пусть на своей супер-метле – это все-таки не ты. Равенкловский ловец, Чанг, первой поймала снитч… в общем, у нас второе место, у слизней третье…
– Лисон не виновата, – подал голос Лонгботтом. – Ей просто не повезло. Снитч появился в двух шагах от Чанг, Лисон ничего не успела сделать.
– А почему Эри везет? – проворчал Уизли. – В общем, Кубок по квиддичу мы продули, но зато выиграли Кубок факультетов!
– Как?! – снова воскликнула Поттер, подскочив на месте. – Я помню, у змеев было намного больше, на шестьдесят баллов, кажется…
– На шестьдесят четыре. И еще Снейп добавил, то есть, отнял. Мы к тебе пришли в первый день, а он был тут, ругался о чем-то с мадам Помфри, я на него налетел… посмотрел злобно и снял пятнадцать баллов. Мы на семьдесят девять баллов отставали от слизней, сразу за нами шел Равенкло. И тут, ты представляешь…
Северус скривился, слушая, как рыжий болван рассказывает о балагане, который устроил Дамблдор на вручении Кубка. Какая изощренная жестокость: позволить его змейкам радоваться до последнего момента, позволить вывесить зелено-серебряные флаги, и в последний момент заявить о «нескольких баллах, полученных в последнюю минуту!». По двадцать каждому из этих троих идиотов, и двадцать Поттер – нарочно подсчитал, старый хрен, чтобы грифы обогнали Слизерин НА ОДИН БАЛЛ! Даже Снейпу было неприятно слушать, как Уизли теперь распинается о «лучшей игре в шахматы», «холодной логике перед лицом огня», «таланте обращения с чудовищными животными и растениями», «выдающемся бесстрашии и мужестве»… Даже ему, взрослому человеку, которому всегда казались чуточку смешными эти детские игры с баллами – даже ему было очень неприятно вчера вечером в Большом Зале. Что уж говорить о детях! Для змеек это был сокрушительный удар, директору этого не простят. Если бы он нарочно хотел стравить два факультета, и то не добился бы лучшего результата.
– …Вот так-то! Мы победили с перевесом в один балл! Малфой чуть салфетку не сожрал от злости! – ликующе закончил Уизли.
Северус пообещал себе снимать с рыжего идиота по десять баллов на каждом уроке – до Рождества, пожалуй. А может, до выпускного, или до СОВ…
Но Поттер, слушавшая однокурсника с непроницаемым лицом, неожиданно нахмурилась и сказала:
– Так нечестно.
Что?! Снейпу показалось, что он ослышался. О чем она говорит?
– Я ведь уже объясняла, что мы не сделали ничего полезного, – с досадой продолжила Поттер. – Мы влезли, куда не надо было лезть, учителя справились бы сами. Думаю, Дамблдор сделал это специально, чтобы унизить Слизерин и возвысить нас. Кинул своим кошечкам кусок мяса! А я не хочу получать подачки!
– Эри, что ты говоришь? – подала голос молчавшая прежде Грейнджер. – Это справедливо! Мы это заслужили.
– Конечно! – в один голос подтвердили остальные. Поттер сдвинула брови:
– Я, конечно, рада, что мы победили, но у этой победы отчетливый гнилой душок… неужели этого никто не чувствует? Даже другие факультеты, даже Равенкло? Дамби нам подсуживает… ладно. Постараемся в будущем, чтобы это не повторялось. Своими силами завоюем этот чертов Кубок, ага?
– Конечно, завоюем! – пропела Грейнджер, глядя на нее влюбленно. Поттер неожиданно положила на ее руку свои тонкие пальцы:
– Герми… теперь что касается тебя.
Главная гриффиндорская заучка как-то съежилась, посмотрела на подругу странно – Грейнджер была выше, но почему-то казалось, что взгляд – снизу вверх. Маленькая гадюка глубоко вздохнула и сказала непонятно:
– Герми, твой испытательный срок закончился.
Видимо, это что-то значило, потому что Уизли и Лонгботтом заулыбались, а Грейнджер с визгом кинулась обниматься. Через мгновение к девочкам присоединились мальчишки, и Снейп, с отвращением наблюдавший кучу-малу на кровати, догадался, что это окончательное примирение. Он уже собирался уходить, когда Поттер заговорила – запинаясь, подбирая слова:
– Но, Герми… ты помнишь, о чем мы говорили?
– Помню! – решительно кивнула та.
Поттер явно не хватало слов, она неловко жестикулировала, пытаясь выразить свою мысль:
– Ты… ты теперь в нашем кругу. С нами. Я тебе доверяю. Но, если ты еще раз что-то подобное устроишь… заставишь сомневаться в тебе…
– Никогда!
– …то я не буду устраивать бойкот, и вообще ничего не буду делать. Я тебя убью своими руками, вот честное слово!
Несмотря на то, что это прозвучало очень серьезно, Грейнджер не перестала улыбаться. Она снова кивнула и сказала торжественно, словно принося клятву:
– Я никогда тебя не подведу, не брошу в опасности и всегда буду на твоей стороне.
Поттер кивнула, улыбаясь уж совсем сумасшедше-счастливо. Сказала звонко:
– Ты с нами, Герми! Навсегда, да?
– Да, миледи! – выпалила та тем же глупо-торжественным тоном.
Снейп замер.
«…Через двадцать лет мы бы имели дело с Темной Леди, или какое еще напыщенное имя она придумала бы…»
Может быть, и Гриффиндора будет недостаточно, чтобы изменить эту маленькую змейку?..
Северус пожал плечами и вышел из палаты, а потом из больничного крыла. Со двора уже слышались вопли Хагрида, запрягающего фестралов. Меньше чем через час маленькое чудовище исчезнет из его жизни…
Два месяца покоя. Два месяца одиночества.
А потом зеленоглазая гадюка вернется в Хогвартс.
Конец первой книги
Благодарю всех, кто читал и оставлял отзывы!
Надеюсь, вы будете читать и сиквел – фик про второй год Гарриет Поттер в Хогвартсе. Название – «Зеленоглазая гадюка и король змей».
