Выпускники

Дамокл Белби

Автор: Инола
Название: Выпускники
Рейтинг: PG13, по крайней мере, пока.
Жанр: романс/приключения.
Саммари: Они бежали долго. Коридоры сменяли друг друга, освещенные и темные, с резкими поворотами и крутыми лестницами, с холодными стенами и скользкими ступенями. Страх быть пойманными гнал в спину; где-то позади Лили слышала топот и резкие, усиленные эхом голоса, но времени разбираться уже не было. Сердце колотилось где-то в горле, не давая дышать, и если бы не горячая ладонь, сжимающая ее руку, она вряд ли смогла бы сосредоточиться на дороге.
От автора: в тексте использованы цитаты из книг, фильмов, песен и т.д.
Все права принадлежат Дж.Роулинг.
Размещение: с разрешения автора.



Воздух был пропитан сыростью, сочившейся из оконных щелей, терпким запахом чадящих факелов на стенах и гуляющими по коридорам сквозняками с запахом дождливой весны. Легкие шаги Лили гулко отражались от холодных камней, слабым пульсом разносясь по пустым закоулкам. Она старалась идти как можно тише, как можно быстрее: пустота и какая-то отчетливая настороженность, напряженность северных коридоров пугали ее до дрожи. Все время казалось, что кто-то наблюдает за ней, все время казалось, что она слышит еще чьи-то шаги, все время хотелось обернуться, и чтобы отвлечься, Лили обычно старалась думать о чем-нибудь постороннем – типа домашнего задания на завтра; но сегодня ночью мысль о незаконченной трансфигурации напрягала еще больше.
В северной части замка факелов не зажигали, Мерлин знает почему. Коридоры здесь переплетались, сливаясь между собой, то вдруг резко сворачивая, то приводя в тупик. Почти вдоль всей северной стены главного коридора тянулись огромные окна, из которых даже ночью лился слабый прозрачно-стеклянный свет, разрезая каменные плиты на ровные полосы. Но Лили прекрасно знала: еще немного, и ей придется свернуть направо, уходя вглубь этого лабиринта. Она ненавидела этот момент.
Здесь было очень тихо и очень темно. Темнота давила на глаза и, как ни странно, мешала дышать; шум дождя остался где-то за спиной. Лили шла практически наощупь, кончиками пальцев касаясь неприятно шершавой стены справа: страх быть пойманной отметал всякие порывы достать палочку и прошептать: «Люмос».
Дышать глубже.
Пропустить три поворота.
Она знала этот путь наизусть, до каждой ступеньки, до каждой выбоины в стене под пальцами, хотя прошло всего чуть больше месяца. Что сказал бы Хейли, узнав о ночных походах обожаемой старосты? Мысли путались, сменяя друг друга, но каждый раз выходя из спальни, Лили уже была твердо уверена: никто об этом не узнает.
Странно было узнавать себя с новой стороны, что, в общем-то, и происходило в эти двадцать минут, которые казались вечностью: странно было осознавать, что ты на самом деле не такая смелая, какой хочешь казаться. Хотя, может быть, дело было не в трусости; она с самого начала недолюбливала замок. Она вообще сначала не понимала, как здесь можно жить и радоваться жизни: неуютно, холодно. Камни. Огромные, поражающие пространства бесконечных темных коридоров. Потайные двери, случайно роняющие тебя лестницы, проваливающиеся ступеньки… с этим еще можно было свыкнуться, если не ходить там, где не надо. Теперь, когда последнее правило постоянно нарушалось, стало сложнее. Тем более - ночью. Хогвартс никогда не спал: постоянные шорохи, горящие глаза миссис Норрис из-за угла, гремящий где-то этажом выше Пивз, приведения. Но здесь, в северной части, было хуже всего: здесь было тихо. Абсолютно. Тишина давила на нее, как и толстые каменные стены, как и этот воздух…
Спасала одна-единственная мысль.
Лили знала, что за третьим поворотом какой-то пестрый бессюжетный гобелен, никогда не привлекающий особого внимания. Знала, что за ним находится небольшая дверь, которая ужасно скрипит, если открыть ее чуть пошире. Знала, что в полупустой комнате за ней уютно и есть чудесный балкончик.
Знала, что ее ждут.
Теперь, когда цель была так близко, она занервничала; она всегда нервничала, хотя прошло уже столько времени. Она все еще не привыкла, она думала, что не привыкнет никогда. Месяц сумасшедшей, неправильной жизни, когда Лили Эванс из старосты и надежды факультета превращалась в сумасшедшую девчонку, возвращающуюся в гостиную Гриффиндора только под утро, и притворяющуюся, что «уже встала».
Дверь скрипнула так знакомо. Здесь было немного светлее, в открытую балконную дверь врывался ветер и ливень, но громкий стук сердца в ушах перекрывал все остальные звуки. Она увидела его силуэт на фоне окна; кажется, он услышал, как она вошла, потому что вздрогнул и распрямил спину. А потом приподнялся со старенькой парты, оборачиваясь.
И спустя пару секунд девушка оказалась в объятиях Брайана, пропахшего ночным ветром и горькой весной.

- Отлично-отлично. А теперь – немного практики, - довольный голос профессора Слизнорта эхом отзывался в классе зельеварения. Семикурсники неохотно потянули из сумок принадлежности и ингредиенты. Послышалось звяканье медных котлов, стук посуды и ножей, негромкие возгласы и бормотание. Алиса шумно листала учебник в поисках написанной на доске страницы.
- Огнезащитное зелье, - констатировала она, упершись рукой в парту и разглядывая рисунок с ярко-оранжевой пузырящейся жидкостью в стеклянном флаконе. Светлые волосы почти закрыли ее лицо. - Так… майоран…
Она с тревогой повернулась к сидящей тут же Лили, которая тихо застонала.
- Только этого мне сегодня не хватало.
Алиса постучала пальцами по испещренной порезами столешнице. Со второй парты на них оглянулся Хейли. На его лице было написано такое же беспокойство.
- Оставим его напоследок, - сказала Алиса. Лили пожала плечами, мысленно готовясь к худшему.
Слизнорт устроился поудобнее в учительском кресле, с видимым удовольствием развернув утренний «Пророк», и только изредка бросал взгляды на занятый класс. Ученики вяло переговаривались, все еще не до конца проснувшись, гремела посуда; через пять минут забулькали закипающие котлы, и кабинет заволокло теплым паром. Лили сосредоточенно нарезала корни Огнеглазок, попутно следя за зельем и часами на стене. Алиса уже покончила с корнями и принялась за мяту, проделывая всю работу на удивление молча – за что Лили была ей безмерно благодарна. Судя по лицу подруги, ту просто распирало желание пересказать вчерашний разговор с Фрэнком, обсудить Мэри Макдональд, которая явилась сегодня в какой-то немыслимой бордовой кофточке, и заодно разузнать, почему Лили выглядела так, словно не спала неделю. Она невольно опустила голову ниже, жалея, что собрала волосы в пучок. Если зеркало утром не обмануло – под глазами у нее чудовищные синеватые круги.
Минут через десять, когда они сидели и просто ждали, когда отвар станет «нежно-золотистого оттенка», Алиса не выдержала.
- Как вчера всё прошло?
- Откуда ты знаешь?.. – Лили вскинула голову, но Алиса лишь насмешливо приподняла тонкие брови. Она была единственной (Лили очень на это надеялась), кто знал о ее ночных прогулках, но обычно это не обсуждалось. Она потерла горящие от усталости глаза. Сутки с каждым днем становились все длиннее, а сон – все короче, и она устала, чудовищно устала, но каждый раз вечером ее непреодолимо тянуло к нему.
- Отлично, - она смущенно улыбнулась себе под нос, - просто отлично.
Алиса покачала головой, и снова схватилась за ложку, перемешивая свое ставшее золотистым зелье.
Многие слизеринцы, с которыми у них шло занятие, уже почти закончили: они всегда торопились сделать все быстрее. Впрочем, на Слизнорта никогда не производило впечатления наспех сваренное «нечто» Флинта, или Забини… Разве что Снейп… Лили невольно задержала на нем взгляд, и вдруг заметила небольшую стеклянную баночку в тонких пальцах.
Она как в замедленной съемке видела, как он встряхнул ее, как мелкий мутно-зеленый порошок взметнулся внутри, как осела на стенках мельчайшая пыль. А потом он поддел большим пальцем крышку, и одним махом высыпал содержимое в котел.
Лили судорожно вдохнула, внезапно почувствовав знакомый, едва уловимый запах. Оглянувшись по сторонам, она увидела похожие баночки в руках у Люпина, Грея, Хейли… По всему классу раздавались мягкие хлопки, ученики, ничего не замечая, высыпали майоран в зелья. Лили вцепилась руками в край парты так, что побелели пальцы, борясь с подступающей дурнотой. В голове замелькали мысли, что Антиаллергическое зелье она оставила в спальне, что у нее есть минут двадцать, прежде чем она начнет задыхаться и что, кажется, она пропустила время добавления этого чертового порошка. Лили показалось, что в голове начался обратный отсчет, и, чтобы отвлечься от распирающей боли в висках, она решила погрузиться в работу, и заодно покончить с этим поскорее.
Нехотя потянулась к стоящей на столе маленькой стеклянной баночке. Она уютно легла в ладонь, хлопок, пальцем Лили отбросила покатившуюся по столу крышку и одним махом высыпала зеленую пыль в свое ставшее уже темно-медным варево. В нос ударил терпкий горьковатый запах, и, помешивая отвар по часовой стрелке, Лили изо всех сил старалась сосредоточиться, но пространство перед глазами уже покачивалось, а голоса слились в странный невнятный гул.
- Время на исходе, у вас осталось пять минут, - жизнерадостно объявил Слизнорт, - поторопитесь. А в оставшиеся полчаса мы поговорим о методах применения приготовленного вами отвара…
Алиса рядом уже сливала Огнезащитное зелье в колбу. Лили покосилась на ее образец и не смогла понять, какого он цвета: перед глазами плясали цветные точки, сменяясь раскаленными красными кругами. Она закрыла глаза.
- Лили?
- Я в порядке, - шепотом ответила Лили на встревоженный возглас Алисы, - почти.
Подруга заглянула в ее котел.
- Тебе осталось подождать минуты три, пока оно не перестанет булькать, - пробормотала она, потушив огонь, - Конечно, чуть краснее, чем нужно, но сойдет…
Лили кивнула, снова почувствовав, как закачалось все вокруг.
- Сядь, - Алиса потянула ее за рукав, но Лили только раздраженно отмахнулась.
- Чтобы потом не встать? Я ухожу, - она начала как попало сгребать свои вещи в сумку, затолкала сверху учебник и облокотилась о стол. Потом повернулась к сидящему сзади Люпину, чтобы вернуть весы, и встретилась взглядом с Поттером, который тоже, видимо, уже закончил, и теперь сидел на парте лицом к ней. Она слишком резко отвернулась, тут же получив новую порцию раскалывающей боли. Не хватало только обеспокоенных взглядов – то, что они не разговаривали уже почти два месяца, должно было что-то означать, так что… Она схватила свой флакон, и, уже направляясь к преподавательскому столу, случайно задела учебник Северуса Снейпа, который приземлился у ее ног, распахнувшись на середине. Извиняясь, Лили, присела, чтобы поднять его, но Снейп выдернул его у нее из-под носа, едва она протянула руку.
«Ну и катись к черту», - зло подумала Лили, наспех объясняясь со Слизнортом, и пулей покинула кабинет, напоследок обернувшись и знаками показав Хейли, что ждет снаружи.

В коридорах подземелий в этот час не было ни души. Лили бросила сумку на пол и со вздохом присела у холодной стены, откинув голову и закрыв глаза. Боль продолжала пульсировать в голове, словно жуткий таймер, медленными всполохами разливаясь по всему телу. Что ж, по крайней мере, теперь можно было надеяться, что она не задохнется. Лили глубоко вдохнула, чувствуя, как воздух, лишенный майорана, наполняет легкие.
Со второго курса, с того самого занятия, когда она впервые взяла в руки майоран, чтобы приготовить Запутывающее зелье, эти приступы накрывали ее всегда, стоило только почуять горький запах. Слава Мерлину, сегодня порошок, а не листья – в прошлом семестре она чуть не скончалась, когда пришлось их мелко нарезать. К ее огромному облегчению, майоран был далеко не самым распространенным ингредиентом, его использование строго контролировалось: на каждого студента выделяли не более одной маленькой баночки на занятие, и то, видимо, с большой неохотой. Его мало применяли для приготовления типовых учебных зелий, зато широко использовали в Высшей магии, особенно в Темной. Учитывая то, какие настроения охватили Хогвартс, да и весь магический мир в последний год, неудивительно, почему профессор Слизнорт оборудовал для себя новую лабораторию, закрытую для студентов, где, по слухам, хранил все то, к чему раньше столь сильного интереса не возникало.
Все еще не открывая глаз, Лили запустила руку в сумку и извлекла свой учебник. Нужно было хоть как-то отвлечься, и заодно прочитать про применение этого Огнезащитного зелья, Мерлин бы его побрал.
Она открыла книгу где-то на последних главах, пролистала. До экзаменов всего ничего, а еще столько предстоит выучить… Игристый раствор, целый параграф зелий памяти, еще одна глава про антидоты, эссенции… Лили зачиталась так, что забыла, зачем, собственно, открыла учебник. Минут десять прошло в тишине, нарушаемой только шелестом страниц, пока где-то в глубине подземелий не раздался грохот и смех Пивза, долетевший сюда неясным эхом. Лили вздрогнула, на секунду отрываясь от учебника. Потом вздохнула, и перелистнула несколько страниц, пытаясь найти Огнезащитное зелье, как вдруг взгляд зацепился за небольшую историческую справку, написанную мелким почерком в самом конце одного из параграфов.
«В XIX веке был сделан ряд интересных открытий в области экспериментального зельеварения. Так, в 1856 году Дамокл Бельби с учениками в своей лаборатории в Лондоне впервые приготовил Волчий раствор, позднее знаменитый как Аконитовое зелье. Известно, что основным свойством этого зелья является сохранение человеческого рассудка у оборотней во время трансформации. В настоящее время зелье не применяется. Морфологическая характеристика: густая жидкость буроватого цвета с легким отливом и характерным запахом, светлеет на воздухе. Используется в течение трех часов с момента изготовления. Методика изготовления изучается на курсах Высшей магии, указом от 23.01.1879 зелье отнесено к Особо Опасным категории С.»
Лили с минуту сидела неподвижно, глядя в одну точку на странице. Затем перечитала еще раз. И снова.
Мерлин, это было именно то, что она искала. То, над чем она ломала голову вот уже не первую неделю, глядя на измученное лицо своего коллеги-старосты. Как же она могла забыть?..
Что-то, что уже давно не давало покоя, снова заворочалось где-то под ложечкой. Что-то было не так, но когда она пыталась понять, что именно, это ускользало от нее. В голове все смешалось обрывками информации, разговорами, замеченными деталями, уверениями Северуса… Не хватало каких-то мелочей, чтобы эта головоломка сложилась в четкую картинку – Лили ненавидела это состояние, частично из-за того, что прекрасно знала, к чему могут привести ее подобные загадки.
Она резко захлопнула книгу как раз в тот момент, как ученики начали выходить из душного кабинета зелий: урок закончился. В коридор просочился еще не выветрившийся запах майорана, и в следующую секунду Лили и думать забыла о том, что только что нашла.

В длинные узкие окна коридора на пятом этаже уныло стучал дождь. Лили слушала, как его шум сливается со звуком их с Хейли медленных шагов. Они шли на обед – вернее, Хейли шел, а она, солгав, что совершенно не проголодалась, намеревалась вскоре свернуть на узкую лестницу, ведущую наверх.
- Ты как? – Хейли покосился на бледное лицо подруги.
- Бывало и лучше, - мрачно отозвалась Лили. Каждый шаг по-прежнему отдавался пульсирующей болью в голове, - Все болит, не хочу есть, не хочу спать, жить не хочу.
- Как насчет больничного крыла? – рационально предложил Хейли, кажется, уже не в первый раз за сегодняшнее утро.
Лили молчала.
У нее была куча причин не ходить в больничное крыло, и по возможности не встречаться с мадам Помфри, но выкладывать все Хейли сейчас хотелось меньше всего. По правде говоря, даже просто разговаривать сейчас не хотелось. Лили попыталась убедить себя, что именно поэтому она так старательно избегает этой темы.
- Не хочу, - упрямо отрезала она, не обращая внимания на Хейли, который закатил глаза. - Кстати, сегодня же была моя очередь дежурить после зелий!
Лили повернулась к парню, но тот пожал плечами.
- Слизнорт кого-то назначил вместо тебя.
- И кого же мне следует благодарить за такое самопожертвование? – Лили представила, как бы она отмывала котлы, из которых ужасно воняло майораном, и ее передернуло.
- Кажется, Джеймса.
Не услышав ответа, Хейли повернулся. Лили шла рядом с непроницаемым выражением лица. Спрашивать о чем-либо было бесполезно, все равно ничего не добьешься – Хейли к этому уже давно привык, хоть его иногда по-прежнему ужасно бесило ее упрямство.
- Алиса сказала, тебя Брайан искал, - они начали спускаться по широкой лестнице на четвертый этаж, где людей было гораздо больше, чем в коридоре перед кабинетом Трансфигурации.
- Я увижусь с ним сегодня на собрании, - чуть улыбнулась Лили и тут же помрачнела при мысли о том, что снова нужно будет куда-то выходить… Самым большим желанием сейчас было поскорее добраться до спальни и не вылезать до завтра… а завтра суббота… Значит, можно даже до воскресенья…

- Так, раз с завтрашним матчем все ясно… - Миранда Томпсон, то и дело откидывая за спину длинные волосы, быстро просматривала свои бумаги, стоя во главе длинного овального стола. - Поговорим об экзаменах. МакГонагалл обещала зайти в конце собрания, чтобы что-то нам сообщить о вступительных…
- Сначала надо Хогвартс закончить, - мрачно пробормотал Зак Ньюман, семикурсник из Хаффлпафа, и кое-кто из старост одобрительно загудел.
Лили сидела почти напротив Люпина, подперев щеку рукой, и мысли ее были далеко от живо обсуждаемых старостами проблем. Рядом, старательно делая вид, что слушает, сидел Брайан МакКензи, стараясь смотреть в сторону, противоположную Лили. Их пальцы под столом были переплетены, но, похоже, никто из старост не замечал ни странных блуждающих улыбок, ни отсутствующих выражений на их лицах.
Над головами от невидимого сквозняка покачивалась огромная круглая люстра, тени от свечей танцевали на шершавой поверхности стола, испещренного следами многолетнего тяжкого труда старост: тут и там его украшали вырезанные слова, чернильные картинки и кляксы застывшего воска. За спиной у старосты школы, в запале размахивающей зажатыми в руке пергаментами с планом собраний, висел огромный плакат с написанным красивыми старинными буквами девизом: «Кто, если не мы». Лили всегда упиралась в него взглядом во время особенно скучных собраний, так что теперь знала его вдоль и поперек – до каждой завитушки. Слева чуть дальше пятикурсник Стен Сойер что-то увлеченном рисовал на куске пергамента. Со стороны могло показаться, что ему совершенно по-барабану, о чем там распинается Томпсон, но Лили знала, что это не так: Стен просто поддерживал свой имидж «плохого парня», успевая краем уха слушать все новости и участвовать в особо важных разговорах. Но экзамены явно не входили в его личный список «интересных тем».
- СОВ начнутся примерно с десятого июня, насчет ТРИТОНа еще ничего не известно – Ученый Совет что-то темнит в этом году. У нас даже расписания экзаменов пока нет, так что…
- Тогда о чем мы говорим? – резонно заметил Зак Ньюман.
- Просто ставлю вас в известность, - отозвалась Миранда. - МакГонагалл сказала, что составит расписание для других курсов уже на следующей неделе, так что как только оно будет готово, я вас извещу, надо будет, чтобы оно появилось в каждой гостиной. После этого сразу нужно будет приступить к составлению расписания подготовки к экзаменам. Кто этим займется?..
Лили слушала вполуха, почти полностью сосредоточившись на ощущениях: шершавые пальцы Брайана поглаживали ее ладонь, чертя запутанные узоры; это было щекотно. Блуждающий взгляд остановился на Люпине, сидящем напротив и внимательно слушающем старосту школы.
Через несколько минут Лили похолодела, внезапно вспомнив про свою утреннюю находку.
Она обдумывала все уже достаточно давно, полностью даже не отдавая себе в этом отчета. Сердце падало всякий раз, когда она видела лицо Люпина после полнолуния, как, например, сейчас: темные круги под глазами, заостренные черты лица и какая-то пугающая болезненная бледность. Она поражалась, почему никто ничего не замечал, или просто никто не обращал внимания. По школе ходили слухи, что у парня проблемы в семье, или что он смертельно болен, или еще какой-то бред, но за семь лет все давно привыкли и перестали зацикливаться. Люпин давно не был темой для сплетен. Его, похоже, это вполне устраивало.
Раньше она не принимала всерьез слова Северуса об оборотне: мало ли, что он говорил о мародерах. Но постепенно маленьких кусочков в этой мозаике накопилось достаточно, чтобы Лили смогла угадать картинку. Она прочитала все, что нашла об оборотнях. Она нашла все свои конспекты по колдомедицине до последнего листочка, но в них не было ничего. Мадам Помфри когда-то обмолвилась, и больше не возвращалась к этому разговору. Да это было и неважно сейчас; гораздо больше Лили хотелось понять, почему Мадам Помфри, явно поставленная в известность об истиной сущности Люпина, не предпринимала никаких мер по лечению? Как же это Аконитовое зелье? «Особо Опасное категории С», но ведь раньше его применяли, в чем тут загвоздка?
Казалось, тут концы с концами не сходятся.
Наверняка, это была не единственная возможность как-то помочь, но что могла знать семикурсница? Наверное, есть и другие зелья, и другие способы, только о них все молчали, и это просто добивало Лили.
Она нахмурилась, снова мыслями возвращаясь к маленькой заметке в учебнике. Вот если бы можно было раздобыть немного больше информации об этом зелье – пока это единственная надежда для Люпина. По крайней мере, Лили почему-то была твердо убеждена, что надежда есть. Это было чудовищно – на три дня каждый месяц исчезать из Школы, какие-то средневековые методы, честное слово. Она понятия не имела, куда отправляют Люпина, уж наверное не домой, но в ее воображении все меры сводились просто к изоляции… тогда можно было понять и его убитый вид по возвращении. Неужели всем все равно? Даже его хваленым друзьям?
«Держу пари, Поттер и не подумал разузнать больше», - зло подумала Лили.
Она сама не понимала, что ее манило во всей этой истории, какая-то очевидная тайна, может быть, или запрет на такие темы. Кажется, им даже на защите толком ничего про оборотней не рассказывали, хотя должны были… Неужели все взаимосвязано?
Дверь в Зал Старост открылась как раз, когда обсуждались какие-то очередные формальности. Лили, внезапно вспомнив, где она находится, оглянулась: вошла МакГонагалл, держа в руках кипу бумаг. Она прошествовала к Миранде, что-то тихо уточнив, и та заторопилась.
- Так, ну, вроде на сегодня все. Пожалуйста, сдайте рапорты за прошлую неделю.
Все засуетились, роясь в сумках. Лили, доставая рапорт, украдкой наблюдала за Ремусом. Точно на этой неделе было полнолуние, она еще удивлялась, почему в Северном коридоре так светло по ночам.
- Итак, я хотела поговорить с вами о предстоящем поступлении в высшие учебные заведения, - МакГонагалл повысила голос, стараясь перекрыть поднявшийся гвалт. - Семикурсники, останьтесь, остальные могут быть свободны.
Младшие, недовольно ворча, потянулись вон из Зала. Лили была уверена, что их распирало от любопытства, да и что такого, если они начнут думать о поступлении заранее? Но МакГонагалл, видимо, уставшая и желающая избавиться от большей части аудитории, для которой ее слова не предназначались, устояла под напором жалостливых взглядов и кислых лиц.
Их осталось всего восемь: они с Люпином, Брайан и Миранда из Ревенкло, Магорн Митч и Астерия Гринграсс из Слизерина и хаффлпафцы Зак Ньюман и Дженни Эббс. Все придвинулись поближе к тому концу длинного стола, где декан Гриффиндора уже раскладывала тонкие брошюрки с рекламами высших учебных заведений.
- Итак, - снова сказала МакГонагалл торжественным тоном, оглядывая своих выпускников, - до экзаменов чуть больше трех месяцев. Самое время подумать о том, чем вы собираетесь заниматься после Школы. Разумеется, вы говорили об этом со своими деканами еще в конце пятого курса, однако точные правила приема оглашаются только перед самым поступлением.
Большинство колледжей принимают по результатам ЖАБА без каких-либо дополнительных экзаменов, так что это еще один повод усиленно готовиться, убедительно прошу вас донести это до ваших сокурсников. На каждом факультете предъявляются свои требования, но в целом баллы должны быть достаточно высокими… Академия Магии набор на некоторые специальности проводит не только по результатам экзаменов, но и оценивая курсовые работы. Это в основном касается Зельеварения и Травологии, а так же Истории и ряда других дисциплин – там все написано, - она кинула взгляд на Астерию, пролистывающую тонкую брошюрку с огромными буквами АМ на обложке. Через плечо ей с любопытством заглядывала Миранда.
- Что касается Высшей Школы Авроров, - продолжила МакГонагалл, - то там предлагается целый комплекс вступительных испытаний, в том числе с индивидуальной оценкой психики абитуриента…
- Профессор, что это за испытания, нам скажут? – глаза Зака заблестели. Магорн едва слышно фыркнул, но никто не обратил на это внимания.
- Боюсь, мистер Ньюман, информация ограничивается только тем, что написано в брошюре – в Министерстве считают, что тесты теряют смысл, если каждый поступающий будет знать, с чем ему придется столкнуться.
- А как должна выглядеть курсовая? – подала голос Лили, пока остальные разглядывали брошюры, удивленно восклицая и заглядывая друг к другу. МакГонагалл не без удивления повернулась к ней. - Я имею в виду, какие требования предъявляют?..
- Новизна темы и полное раскрытие, конечно, - после недолгого раздумья ответила та, - Что-то сверх они не требуют, но, конечно, уровень должен быть чуть повыше школьного – особенно, если студент претендует на стипендию. Но, насколько мне известно, колледж при Святом Мунго курсовую не требует, будет более чем достаточно вашего диплома с курсов и сдачи практических навыков, если не ошибаюсь.
Лили кивнула, чувствуя, как неприятный холодок пробежал по спине. Брайан рядом тоже явно напрягся, но промолчал.
Когда с обсуждением было покончено, старосты гуськом вышли из Зала, держа в руках каждый по огромной кипе разноцветных тоненьких брошюр – завтра они должны будут раздать их своим одноклассникам. Лили в который раз с грустью подумала, что скоро все закончится. В это пока верилось с большим трудом.
Они с Брайаном задержались в коридоре, кинув сумки на подоконник. К вечеру дождь усилился, и теперь яростно стучал в окно. Уже стемнело, в пустом коридоре горели два факела, уютно потрескивая за их спинами. Лили, покусывая ноготь, смотрела на отражающееся в стекле лицо парня.
- Алиса днем сказала, что ты не взяла свое Антиаллергическое зелье на урок, - хмуро начал Брайан, глядя на ее профиль. - Я же тебе еще в понедельник говорил, что мы проходим Огнезащитное.
- Я забыла, - бесцветным голосом отозвалась Лили. - Честно, забыла, столько всего…
Он снова отвернулся к окну.
- Я волновался. Особенно, когда ты не пришла на обед.
Они помолчали. Лили чувствовала нарастающее напряжение. Она ненавидела, когда ее отчитывают, как маленькую девочку, даже, когда она совершала очевидные глупости. Но сейчас дело было явно не в ее аллергии. Она со смутной тревогой ждала того, о чем так хотел поговорить Брайан.
- Мадам Помфри спрашивает у меня, почему ты перестала появляться на курсах, - спокойно сказал он. Лили не обманулась этим видимым спокойствием, приготовившись к худшему. Ссориться с ним уж очень не хотелось, особенно сейчас.
Она молчала.
Как же не хочется об этом говорить… Она предпочитала об этом даже не думать, предпочитала избегать тягучего, вязкого ощущения, какой-то непередаваемой, неопределенной тревоги. Ей всегда казалось, что выбрать профессию – это все равно, что выбрать будущее, что это не просто так, что это ужасно ответственно. А Лили Эванс свое будущее представляла этакой идеальной сказкой: любимая работа, самая интересная и нужная, любимая семья… Раньше она всерьез была убеждена, что целитель – это то, что ей нужно. Теперь же она не была уверена ни в чем, кроме того, что целитель – это не то, чего она хочет, не то, чем ей нравится заниматься. Хоть и получалось неплохо.
- Думаешь, ты сможешь сдать навыки без подготовки?
- Я не хочу больше ходить туда. Это не к чему, - тихо сказала Лили. Брайан развернулся к ней.
- Что ты имеешь в виду? Лили, ты, никому ничего не сказав, просто перестаешь посещать занятия. Меня ставят в пару с какой-то жуткой Жоржией или Джулией, как ее там… - он возмущенно задохнулся, и Лили криво усмехнулась: неужели это именно то, что так напугало Брайана? – Не хочешь объяснить, что происходит?
- Я не буду поступать в колледж при Мунго.
Фух. Оказывается, если произнести это быстро – не так уж и страшно. Хотя вслух это звучит даже более странно, чем в мыслях.
Брайан потрясенно замер. Потом взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
- Что ты сказала?
- Я не буду туда поступать, - твердо, насколько могла, повторила Лили.
Он шумно выдохнул.
- Ты хоть понимаешь, насколько это серьезно?
- Нет, не понимаю, - раздражение вырвалось наружу, и Лили возмущенно прищурилась. - Думаешь, я не обдумала все? Просто так, в голову взбрело?
- Тогда я ничего не понимаю. Ты же так рвалась… Это была твоя мечта!
- Это была мечта моей мамы, ты это знаешь не хуже меня, Брайан. Думаешь, легко мне будет всю жизнь жить с мыслью, что все могло бы быть по-другому?
В его глазах на секунду отразилась странная горечь, и Лили только сейчас вдруг подумала, каково ему: их уже вполне оформившиеся планы о совместной учебе в Лондоне, чтобы быть как можно ближе друг к другу, всегда… Вот идиотка, подумала обо всем, кроме любимого парня. Даже не посоветовалась. Даже не сделала вид, что его мнение что-то значит.
- Прости, - тихо сказала она, но он только покачал головой.
- За что? Это твоя жизнь.
В повисшем молчании отчетливо слышались непроизнесенные слова о совместном будущем. Это наша жизнь, хотела сказать Лили, но не смогла. Это было бы идеально, если бы они учились вместе, работали вместе… То, что она рушит все их планы, просто разрывало Лили на части. Наверное, ее собственное будущее для нее важнее, чем их совместное, мрачно думала она. Наверное, она конченая эгоистка. Наконец Брайан негромко спросил:
- И куда ты теперь?
- Не знаю, - отозвалась Лили, глядя, как дождь оставляет косые полосы на стекле. Капли быстро стекали вниз, цепляясь за подоконник. - Наверное, в Академию. На Зелья.
Он отстраненно кивнул, будто она подтвердила его догадку.
- А курсовая? Уже выбрала тему?
Лили похолодела. Она сама сто раз думала об этом. Сотню, нет, тысячу раз. Оставалось всего три месяца, наполненные подготовкой к экзаменам, бесконечными делами старосты, учебой, свиданиями… В и без того плотное расписание теперь нужно будет втиснуть курсовую, и чем быстрее, тем лучше. Осталось только тему выбрать, гоблин ее задери…
- Да, почти выбрала, - быстро сказала Лили, и, чтобы избежать дальнейших расспросов, повлекла Брайана по коридору. - Пойдем, мне еще нужно в библиотеку заскочить до отбоя…
Он больше ни о чем не спрашивал.

Пятничным вечером библиотека почти пустовала, только несколько старшекурсниц из Ревенкло, шушукаясь, дописывали длиннющие эссе: закрученные концы свитков свисали до самого пола. На столах горели лампы, за окнами уже было очень темно. Лили примостилась за крайний стол около секции по Зельеварению, наспех пролистывая очередной том. Нигде ничего. Никаких упоминаний Дамокла Бельби, хотя он был достаточно известным алхимиком XIX века. Никаких упоминаний Аконитового зелья. Лили оглянулась на секцию с книгами по Защите. Огромные старые тома, и что, ей придется искать в каждом упоминание про оборотней, чтобы, может быть, рядом обнаружить что-то о зелье? Это бред, ей ведь нужен состав…
Аккуратно затолкав толстый фолиант наместо, Лили, оглянувшись через плечо, направилась к каталогу. Мадам Пинс где-то в глубине библиотеки длинной пушистой щеткой сметала пыль с книг. Не то, чтобы пользоваться каталогом было запрещено, просто Лили не нужны были свидетели. Она ловко перебирала карточки, успевая только мельком увидеть названия. Мерлин, сколько их здесь… Так она до ночи не закончит. Захлопнула ящик с черной надписью «Зельеварение» и шагнула к другому каталогу, открыв букву «Б». Уже почти не надеясь на удачу, Лили чуть не вскрикнула, когда почти сразу же наткнулась именно на то, что искала: «Бельби, Дамокл. Наука Зельеварения, том 3». Сердце забилось, как бешеное.
Наверное, именно так чувствуют себя кладоискатели после долгих бесплодных недель поиска.
Дрожащими от волнения пальцами она перевернула карточку, и ей показалось, что разогнавшееся сердце перестало биться: «Запретная Секция. Отдел 3/5, полка 14».

Запретная секция

Лили понять не могла, как Поттер в это утро за завтраком оказался почти напротив нее.
Это выводило ее из себя. На три места левее – не так уж и близко, но теперь их с Сириусом возбужденные голоса были слышны гораздо лучше, чем когда они сидели в противоположном конце стола. Ломая голову над тем, что заставило их поменять месторасположение, она вяло ковыряла вилкой в уже успевшей остыть яичнице, стараясь не поднимать глаз. Алиса рядом явно прислушивалась к беседе двух гриффиндорцев, время от времени хихикая.
- …сначала профессор Эджмет пытался не обращать внимания, - негромко вещал Сириус, почти не притрагиваясь к еде и кидая хитрые взгляды на друга. Девочки, сидящие поблизости, слушали, раскрыв рты, - но потом это стало невозможно. Век живи, век учись… - хрипло прокаркал он, очень похоже копируя голос профессора по Уходу за Магическими Существами.
- …потому что работа вам все равно не светит, - мрачно закончил Джеймс. – А потом ты сказал…
-… подожди, это было после того, как заходила Инесса?
- Нет! Это было до. Эджмет все ходил кругами по классу, наблюдая, как мы пишем самостоятельную – это ужасно раздражает, на самом деле, - и, когда он в очередной раз прошел мимо тебя, ты сказал: пятьдесят семь секунд, лучший круг!
Сириус шутливо ткнул его локтем под ребра. Все засмеялись, даже Люпин, поглощая завтрак, улыбался краешком губ.
- Но самая жесть началась после того, как Джеймс на вопрос профессора «Есть вопросы?» поднял руку и спросил: «Как дела?», - стараясь сдержать смех, проговорил Сириус. Лили против воли подняла голову, бросив в их сторону короткий взгляд.
Джеймс сидел, опустив голову, и мрачно улыбался в тарелку с кашей.
- Так что вечеринка по поводу нашей сегодняшней победы состоится для меня в кабинете МакГонагалл.
Лили нахмурилась, задумчиво уставившись в огромные окна Большого Зала. По ним неистово хлестал всё усиливающийся дождь, зачарованное небо над головой вот уже который день было затянуто плотными темными тучами, не оставляющими никакой надежды на улучшение погоды. Даже утром в Зале горели свечи, создавая какой-то домашний уют. Выходить из замка в такую погоду – это было последнее, о чем мечтала Лили, но матч… Даже, когда сомнений в победе своей сборной почти не оставалось – размазать хаффлпафцев по полю для них не составит труда, - пропускать такое зрелище совершенно не хотелось. Она покосилась на Алису, забывшую про еду и увлеченно слушающую очередную историю «из жизни мародеров». Лили многозначительно кашлянула.
- Что? – протянула Алиса, с самым невинным видом возвращаясь к завтраку. – Если тебе они не нравятся, я-то при чем?
- А Фрэнк в курсе, что тебе они нравятся? – ехидно спросила Лили. - Где он, кстати?
Алиса как-то странно на нее посмотрела, и через секунду Лили уже пожалела, что задала этот вопрос.
- Он в больничном крыле, еще со вчерашнего дня. Грипп, - коротко сказала она, сразу помрачнев. – Только не понимаю, ты что, не заходила к мадам Помфри?..
Лили помотала головой, сразу набив рот едой, чтобы избавить себя от необходимости отвечать.

Несмотря на ливень, стадион был переполнен. Прячась под одним зонтом, они с Алисой стояли в самом низу, опираясь на ограждение; за их спинами уходили вверх трибуны. Сидеть на мокрых скамейках сейчас хотелось меньше всего, да и с этой позиции легче будет поскорее сбежать в теплый замок сохнуть перед каминами после матча.
Зонт почти не защищал ни от постоянно меняющих направление порывов ветра, ни от капель, бьющих в лицо, если смотреть вверх. Игроки носились по полю со скоростью пули, превратившись в промокшие до нитки смазанные фигуры, и если бы не голос комментатора, заглушающий рев трибун и свист ветра в ушах, очень трудно было бы понять, что происходит на поле. Сначала Лили пыталась разглядеть на одной из трибун Брайана, но потом бросила это занятие. Им не удалось встретиться после завтрака: она ушла почти сразу вместе со своими друзьями. Сейчас большая компания гриффиндорцев оккупировала нижние ступеньки трибуны и толкалась у ограждения, возбужденно вскрикивая всякий раз, когда кто-то из своих забивал мяч или пролетал мимо. Лили стояла в самой гуще этой толпы, заледеневшими пальцами вцепившись в железное ограждение, и чувствовала странную смесь веселья и напряжения. Если с первым все было понятно, то второе она не могла никак объяснить.
Шум трибун заставил Лили поднять голову: мимо на огромной скорости пронесся Поттер, которого легко было узнать по черным волосам, мокрыми прядками прилипшим ко лбу. Резко развернувшись, он отправил квоффл в ворота противника, и светловолосый вратарь Хаффлпафа, не успев перестроиться, пропустил мяч. Трибуна Гриффиндора взорвалась криками: команда лидировала со счетом 80:10, это было почти разгромом. Если бы Сара Митч, маленькая проворная пятикурсница, сейчас поймала бы снитч, этот матч вошел бы в историю, как самый большой позор Хаффлпафа. Но Сара летала где-то высоко над полем, Лили с трудом удалось разглядеть миниатюрную фигурку: она беспокойно кружила, тщетно пытаясь разглядеть крошечный мячик в потоках воды. Алиса подпрыгивала от возбуждения, зонт в ее руках ходил ходуном, и струи воды, стекающие с него, то и дело брызгали на Лили. В конце концов, та не выдержала, и после короткой схватки отобрала зонт у подруги. Рядом что-то кричал Хейли, обмотанный по самую шею в алый флаг, ставший под дождем почти кровавым. Судя по всему, Хейли не обращал никакого внимания на дождь, стекающий по его волосам: он был без зонта. Но больше всего Лили волновалась за своих младших: вон они, на трибуне позади, скачут, позабыв про зонты, и вопят что-то в поддержку игроков. Лили отстраненно подумала, сколько работы в ближайшие дни будет у мадам Помфри.
Неприятное чувство снова накрыло с головой.
Она вдруг подумала, что могла бы невзначай разузнать у фельдшерицы про Аконитовое зелье… Та, может быть, ничего бы не заподозрила, в отличие от Слизнорта, который бы сразу почуял неладное. Только теперь об этом можно забыть. Лили тряхнула мокрыми волосами, покрепче сжав рукой зонт. Не стоило об этом думать сейчас, оставались и другие пути. В голове со вчерашнего вечера крутились смутные планы о том, как попасть в Запретную Секцию. Необходимо было раздобыть разрешение, только вот у кого и под каким предлогом? В прошлый раз, когда ей понадобилась какая-то книга, его выписал Слизнорт, но сейчас, когда речь шла об «Особо Опасном», вопросов не оберешься. Да и мадам Пинс, стоящая над душой, оптимизма не добавляла. Лили была близка к цели, как никогда, и куча препятствий, которые внезапно возникли на ее пути, вызывали раздражение и противное ощущение беспомощности. Она стиснула пальцами мокрый край ограждения, невидящим взглядом уставившись в пространство. Очень хотелось действовать, очень хотелось придумать что-то такое, что решило бы все ее проблемы…
Матч в этот раз тянулся чудовищно долго. Когда Сара, наконец, разглядела снитч в сплошном вихре воды, было уже три часа пополудни. Еще после первого часа всем окончательно стало ясно, кто победит, и поэтому, когда после финального свистка грязные, промокшие и замерзшие студенты покидали стадион, радости почти не ощущалось. Хотелось только одного: переодеться в сухую одежду, поесть и согреться. На полдороги к Хогвартсу Лили нагнал Брайан, по-хозяйски закинув руку на плечи, и они вдвоем под проливным дождем, оставив Алису и остальных позади, смеясь и спотыкаясь, побежали в замок. На пороге ругался Филч, подслеповато щурясь в дождливую морось на бегущих детей и потрясая кулаком с зажатой в нем тряпкой. Весь холл был похож черт знает на что: повсюду лужи и грязные следы, разбегающиеся в разные стороны. Лили и Брайан, держась за руки, дошли до четвертого этажа. Отсюда в Гриффиндор вела прямая лестница, а Брайану предстояло вернуться в гостиную Ревенкло обходным путем: где-то наверху вчера перекрыли обвалившиеся ступени.
- …но пас Бельбери в самом конце – это, конечно, было нечто! Ты видела? Не было бы дождя… - сетовал Брайан, стоя перед Лили. Мокрые черные волосы облепили голову, судя по всему, он тоже был на игре без зонта. Промокшие насквозь джинсы, оставляющие на полу лужицы воды, лихорадочный румянец на щеках, холодные пальцы нежно сжимают руки девушки. Она приподнялась, дотронувшись мокрой ладонью до его горячего лба.
- Не забудь про перечное зелье, хорошо? – сказала Лили. Брайан сразу и думать забыл про квиддич.
Лили почувствовала, как сжалось что-то внутри: так всегда происходило, стоило ему посмотреть на нее так, как сейчас. Сердце забилось, почти больно ударяясь о ребра. Брайан оттеснил Лили ближе к стене, упершись обеими руками по сторонам от нее. Несмотря на сквозняки, гуляющие по замку, и мокрую одежду, стало ужасно жарко.
- А то что? – вкрадчиво спросил он, улыбаясь краешком губ – совсем чуть-чуть, Лили бы и не заметила этой ухмылки, если бы ее взгляд не был прикован к его губам.
- Придется тебя лечить, - тихо ответила она, кончиками пальцев проводя по его щеке, едва касаясь кожи. Он повернул голову, коснувшись пальцев губами.
- Ничего не имею против. Завтра, после ужина. Идет?
Лили усмехнулась: до чего же хитер. Теплая волна нежности пробежала от макушки до кончиков пальцев. Вот бы это никогда не заканчивалось.
- Идет, - отозвалась она. Мимо пробежала стайка хихикающих младшекурсников, заглядываясь на парочку. – Мне пора, у нас сейчас в гостиной такое начнется…
- Без бдительной старосты никак? – кивнул Брайан, - Когда они, наконец, оставят тебя в покое?
- Никогда, - вздохнула Лили. Он осторожно взял ее за подбородок, заставив посмотреть в глаза. А потом нагнулся и прильнул губами к ее губам.

- Ох, Фрэнк на самом деле много пропустил, - вздохнула Алиса, открывая очередную яркую упаковку мятной тянучки и запуская туда руку. - Завтра обзавидуется, уж я-то расскажу ему все в подробностях, будет знать, как болеть в уикенды.
Она протянула пачку Лили, сидящей рядом, и та рассеянно отщипнула кусочек.
- Только не понимаю – вроде не кубок выиграли, а все просто с ума сходят, - Алиса откинула за спину длинные светлые волосы и покрепче ухватилась за спинку дивана, чтобы не свалиться.
К вечеру факультетская гостиная выглядела так, словно по ней пронесся тайфун. По всему полу валялись пустые банки из-под сливочного пива, огромная чаша с недопитым вишневым пуншем тихонько булькала на тумбочке в самом центре комнаты, ковер был усеян фантиками, огрызками, обертками, ленточками и шариками волшебного конфетти. С потолка свисали золотисто-красные спирали, подпрыгивающие при малейшем дуновении воздуха, а на окна вместо штор натянули огромный флаг Гриффиндора. Из охрипшего волшебного радио в углу доносились какие-то разудалые песни, кто-то на радостях танцевал, кто-то громко смеялся. В углу компания парней-старшекурсников склонилась над столом, и наблюдавшая за ними Лили пару раз видела мелькнувший красноватый бок бутылки Драконевого Виски. Все диваны, стулья, и кресла, включая те, что парни притащили из спален, были заняты, кто-то стоял, опершись на спинку кресла, кто-то сидел на столах. Лили и Алиса устроились сверху на спинке дивана, на котором сидели Хейли и другие ребята с их курса. Отсюда была прекрасно видна вся гостиная: празднуя вместе со всеми, Лили ни на секунду не забывала о своих обязанностях старосты. МакГонагалл, хоть и подкупленная бесконечным обаянием Поттера и Блека, все же не обрадуется, если Гриффиндор переступит определенные границы. Расходиться, похоже, никто не собирался: веселье набирало обороты, еда, которую стащили с кухни Блек и Петтигрю, всё никак не заканчивалась, и даже, когда Поттер в восемь ушел отбывать наказание у МакГонагалл, вечеринка не закончилась: развлекать народ остался Сириус.
Полдевятого Лили отправилась в спальню, сославшись на то, что у нее разболелась голова. Алиса обещала приглядывать за порядком, во что, конечно, слабо верилось.
Несколько скрипучих ступеней, направо по неосвещенному коридору. Ковровая дорожка скрадывала звук шагов. Лили толкнула дверь, на медной табличке которой была вырезана потускневшая за годы цифра восемь. В спальне было успокаивающе тихо и темно, в окно уютно стучали капли. Лили зажгла лампу на своей прикроватной тумбочке и медленно опустилась на кровать. Из гостиной доносились приглушенные голоса и чей-то смех. Лили откинулась на подушки, свернувшись калачиком. Завтра воскресенье, можно с чистой совестью проспать завтрак, а потом… после того, как допишет Нумерологию, отправиться гулять… Взгляд упал на стопку учебников, и Лили не сразу поняла, что заставило сердце забиться сильнее. Сверху лежал учебник по зельеварению.
Некоторое время Лили просто неподвижно лежала, невидяще глядя в пространство. Снова что-то не так. В голове начали крутиться сотни мыслей, самых невероятных планов, которые заставляли покрываться кожу мурашками. Она бы с радостью выбросила всю эту чушь из головы, но Люпин… Она не простит себе, если не попробует.
Лили снова бросила взгляд на учебник. А потом резко села.
Это был великолепный шанс, просто один шанс из тысячи, когда она точно знала, где сейчас находится тот, кто ей нужен, кто может ей помочь. Сердце забилось у самого горла: она, верно, с ума сошла.
После нескольких мучительных минут борьбы с собой, стараясь не думать о том, что, черт побери, она делает, Лили схватила мантию и пулей вылетела из спальни.

Выскользнуть из битком набитой гостиной незамеченной почти не составило труда. На нее просто никто не обратил внимания, даже Алиса, которая сидела на том самом диване, где ее оставила Лили, и увлеченно спорила о чем-то с раскрасневшимся от пива и жара каминов Хейли. Только девушка вышла в коридор, совесть едва не заставила ее вернуться и отправить первокурсников по спальням: те размеренно потягивали сливочное пиво, развалившись на диване, и явно чувствовали себя ужасно взрослыми. Но, убедив себя, что сейчас у нее есть дела поважнее, Лили все-таки ушла. У нее в голове не укладывалось, куда смотрят остальные старосты и Люпин в том числе. Ох, она им завтра задаст!
Всю дорогу мысли были заняты только бардаком, который сейчас творился в гостиной Гриффиндора. Лили внутренне кипела, заводясь от своих мыслей все больше и больше. Зря она так быстро ушла, не успев сообразить, что к чему. Стоило сначала разогнать всю эту компанию. Тоже мне, победа над Хаффлпафом! Просто повод для Блека закатить очередную вечеринку, Мерлин его заколдуй.
Замок уже опустел, время приближалось к девяти. Только остановившись отдышаться в одном из центральных коридоров по пути к кабинету декана Гриффиндора, Лили вспомнила, зачем, собственно, это всё.
Оглянувшись по сторонам, она шмыгнула за огромную колонну, чувствуя себя на десяток лет младше. Мысли, занимавшие ее всю дорогу из башни, только на время отодвинули то, что сейчас действительно волновало сильнее всего. Стоило ей вспомнить об этом, как тут же вернулись все сомнения, накрывшие с головой. Это было глупо, Мерлин, как же глупо… Лили прислонилась лбом к холодному камню колонны, крепко зажмурившись. Попытаться убедить себя, что все не так плохо? Что она поступает совсем не по-детски? Что это не глупости? У нее не выходило. Сердце стучало сильно и глухо, как бывает, когда сильно боишься. Нет, это просто нервы. Она нервничала, как бы ни сложно было это признавать. Всякие там высокие цели, Люпин, чисто научные интересы и жажда разгадки – все это потихоньку тускнело, с каждой секундой просачиваясь, как песок сквозь пальцы.
Еще немного, и она просто сбежит обратно в гостиную.
Это того не стоило, серьезно. Реакцию живого человека предсказать просто невозможно. Тем более… тем более реакцию этого человека.
Она сглотнула. Черт, это же надо было так вляпаться?
К тому моменту, когда Лили, наконец, услышала негромкие шаги в коридоре, она уже была порядком на взводе. Сердце забилось с утроенной силой, и девушка с ужасом осознала, что план она так и не придумала. Да что там план, хотя бы сносное вступление, хотя бы оформленную просьбу, хотя бы приемлемое оправдание, да что угодно!
В итоге, когда, выглянув, Лили удостоверилась, что это именно тот, кого она ждет, она сделала, вероятно, самую глупую вещь в своей жизни: решительно достав палочку, шепнула: «Акцио, Поттер».

Заклинание, к огромному облегчению Лили, сработало не так, как должно было: Поттер не прилетел к ней в руки; вместо этого его приложило о колонну так, что ей показалось, над его головой сейчас запляшут разноцветные звездочки. Схватившись рукой за ушибленный затылок и сдавленно чертыхаясь, он поднял голову.
И замер.
Удивление и растерянность Лили, как в зеркале, отразились в его глазах. Поттер прищурился, разглядывая ее: перепуганное лицо, пальцы, судорожно сжимающие палочку, волосы, рассыпавшиеся по плечам и торчащие из-под наброшенной мантии пушистые розовые тапочки. Когда его губы скривила слабая ухмылка, Лили все-таки смогла взять себя в руки и хотя бы стереть испуг со своего лица. Так они и стояли в густой темноте за колонной, куда падали лишь слабые отблески факелов в коридоре, молча глядя друг на друга. Поттер первым обрел дар речи.
- Какого черта ты делаешь, Эванс?
Лили сглотнула, пытаясь отыскать свой голос. В ее представлениях это выглядело совсем не так, как произошло на самом деле. Сейчас же она чувствовала себя ужасно неловко и очень, очень глупо.
- Хотела поговорить с тобой. Без свидетелей, - Лили удивилась, как ровно прозвучал ее голос.
- Ну и методы у тебя, - настороженно протянул он.
- А как по-другому?
- Да лучше бы вообще никак.
Он недоверчиво разглядывал ее, и Лили чувствовала себя ужасно неуютно под этим взглядом. С какой стати она решила, что он станет ей помогать? С какой стати она решила, что он вообще станет ее слушать?!
Уже больше месяца они делали вид, что не знают друг друга. Больше месяца – с тех самых пор, как она начала гулять с Брайаном. Вернее, с тех пор, когда слухи об этом дошли до Джеймса Поттера. Он ничего ей не сказал, Лили бы вообще ни о чем не узнала, не став она однажды невольной свидетельницей серьезных разборок, едва не дошедших до дуэли. Прейди она чуть позже, страшно представить, чем бы все закончилось. Поттер был взбешен – она никогда его не видела таким диким; Брайан тоже явно собирался драться до последнего. Просьба оставить ее в покое и не вмешиваться в ее жизнь, пожалуй, была самой мягкой из всего, что она тогда наговорила Поттеру. Много чего было сказано… потом, в пустом классе, куда ее на следующий же вечер затащил Джеймс Поттер – подальше от глаз Брайана. Была середина февраля, ветер пригоршнями бросал в стекло созвездия снежинок, было холодно, горько и противно. Она почти не слышала, что он пытался ей тогда втолковать; ей было уже все равно. Еще вчера ее с головой накрывала эйфория от того, что они с Брайаном решили начать встречаться, а уже сегодня она расплачивается за эту короткую вспышку счастья. Но Джеймс понял, главное, что он понял, так будет лучше для них обоих: ей смертельно надоели эти выходки с целью привлечь ее внимание, надоели их перепалки, она устала постоянно доказывать ему, что у них нет ничего общего и пытаться не стоит. Странно, что тогда он бесил ее настолько, что дрожали пальцы, а сейчас… сейчас он вызывал странные эмоции, которые Лили пока никак не могла определить.
После того памятного разговора он действительно оставил ее в покое. Это было бы похоже на вежливое равнодушие, если бы не было таким натянутым. Лили избегала ситуаций, когда нужно было обращаться напрямую к Поттеру, а он в свою очередь, избегал даже просто смотреть на нее. Наверное, сегодня первый раз за много дней, когда они смотрели друг на друга.
Лили вдруг четко осознала, что пытаться и правда не стоило.
Он не поможет. И даже если поможет – каково ей потом будет чувствовать себя обязанной?
- В чем дело? – спросил Поттер, и Лили как будто вынырнула из мрачных мыслей.
Не стоит, решила Лили. Но все-таки сказала, поколебавшись:
- Хотела… попросить тебя о помощи.
- Это такой способ попросить о помощи? Шарахнуть человека о колонну? Похоже, помощь теперь нужна мне, - попытался пошутить он, но в голосе не слышалось ни капли веселья.
Лили помотала головой, пряча глаза. Вот дура!
- Это не очень важно, я тут подумала, что… ладно, я справлюсь сама, спасибо.
- Лили?
Его голос остановил ее, когда Лили уже почти вернулась в ярко освещенный коридор. Ее остановило собственное произнесенное имя. Она обернулась, вглядываясь в темноту, и ничего не в силах увидеть.
- Допустим, я мог бы помочь тебе, - после недолгого молчания сказал Джеймс Поттер. – Если бы знал, в чем дело.
Понятно, ему просто интересно, ради чего зазнайка Эванс переступила через свою гордость. Со смесью досады и разочарования Лили шагнула обратно в тень. Она просто разрывалась между желанием развернуться и уйти и желанием добраться до информации, без которой, она была уверена, еще долго не сможет спать спокойно.
- Мне нужно попасть в Запретную Секцию, - тихо, но решительно сказала Лили.

План «как пробраться в библиотеку» они придумали там же, сидя в нише за огромной колонной. Вернее, идея от начала и до конца принадлежала Поттеру; Лили оставалось только согласно кивать, стараясь скрыть свое волнение. Оказалось, для него провернуть все это – проще простого. Лили смутно догадывалась об этом, поэтому и обратилась к Джеймсу Поттеру, но все равно не была готова к такому. Похоже, он уже пробирался ночью в библиотеку – и не раз, потому что сама идея его совершенно не пугала.
Поттер по-деловому сухо излагал план действий, сидя на корточках и чертя пальцем линии на пыльном полу в теплом пятне света от факела:
- Если идти с этой стороны, вероятность нарваться на Филча почти нулевая… потом мы завернем направо и через Центральный коридор… Совсем недолго, - он поднял глаза, видя, что Лили собирается возразить. Центральный коридор – огромный, широкий и длинный пересекал замок почти на всем протяжении. Насколько знала Лили, он хорошо освещался, и спрятаться там было невозможно. – Зато это самый короткий путь, чем быстрее закончим, тем лучше.
Он чуть нахмурился, или Лили показалось в неверных отблесках факелов?
- Хотя, можно и по-другому… - он прищурился, что-то прикидывая, - ладно. Посмотрим по ходу дела.
Он посмотрел на Лили, ожидая что-то услышать. Она только кивнула.
- Прямо сейчас? – спросил Поттер.
Они прошли половину пути молча. Неизвестно, о чем думал Джеймс Поттер – по его лицу вообще ничего нельзя было прочесть. Хотя Лили и старалась не смотреть на него.
Она злилась на саму себя. Это было единственное сильное чувство сейчас, вытеснившее все остальные. Она злилась на то, что не смогла сразу взять себя в руки, злилась на то, что не может оставаться холодной и расчетливой, злилась на неуверенность своих движений, и на то, что не продумала все как следует заранее. Рядом с ним она чувствовала себя… неуютно, и уже всерьез сомневалась, стоила ли игра свеч.
Поттер вел себя, как ни в чем не бывало. Он уверенно шел вперед, выбирая коридоры потемнее, ловко проскальзывал по освещенным участкам, бесшумно поднимался по узким лестницам, постоянно оглядываясь на Лили. Она понимала, что на ней сейчас лица не было, но ничего не могла с собой поделать. Надо же, когда, казалось бы, надо думать только о книге, которая позарез ей нужна, мысли забиты тем, что о ней подумает Джеймс Поттер!
Они остановились минут через пять. Поттер дал ей знак оставаться в тени, а сам осторожно выглянул из-за угла. Присмотревшись, Лили узнала место: они подошли к Центральному коридору. Сердце отчаянно заколотилось о грудную клетку. Где-то недалеко были слышны голоса еще не уснувших портретов и Пивз, тонким насмешливым голосом распевающий какую-то песню. Не сюда ли он направляется, подумала Лили, как вдруг Поттер повернулся к ней.
Он порылся в складках мантии, и Лили не сразу увидела, что он достал. Тряхнув рукой, парень развернул сверток, и у нее глаза на лоб полезли. Полупрозрачная серебристая ткань. Лили, словно во сне, неосознанно вытянула руку, коснувшись кончиками пальцев мягких, почти неощутимых складок; казалось, невесомая ткань струилась шелковым водопадом прямо сквозь пальцы. Лили подняла глаза.
- Никому ни слова об этом, Эванс, - серьезным шепотом сказал Джеймс Поттер.
- Это и правда мантия-невидимка? – выдохнула Лили, изо всех сил преодолевая желание снова коснуться нежнейшего материала. Мантия как будто манила, притягивала, звала ощутить на себе прохладное прикосновение.
- Не из тех, что продают в Зонко.
Лили сразу это поняла. Не те фальшивки на несколько часов, что покупали в Хогсмиде ее приятели. От мантии как будто исходили теплые волны настоящей магии.
- Откуда она у тебя?
- Долгая история. Иди сюда.
Лили колебалась. Оказаться с Поттером под одной мантией… Её прошиб холодный пот, и Лили едва не сделала шаг назад. Что за дурацкие страхи – она и сама не понимала. Но уверенность, что нет ничего более компрометирующего, чем Джеймс Поттер под одной мантией с ней, была непоколебимой.
Он решил все ее проблемы, сам сделав шаг навстречу и одним движением укрыв их обоих.
- Не глупи, Эванс, - услышала она его приглушенный шепот где-то над левым ухом, - не под венец идем.
Остаток пути они проделали в напряженном молчании, стараясь не касаться друг друга, что было довольно сложно: из мантии Джеймс Поттер явно давно вырос, а помещаться под ней вдвоем, пытаясь при этом находиться на расстоянии – еще более сомнительное предприятие. Каждый раз, едва касаясь его локтем, Лили отдергивала руку. Это уже просто паранойя, она прекрасно это осознавала, но ничего не могла с собой поделать.
Когда он толкнул тяжелую дубовую дверь библиотеки, Лили с облегчением высвободилась из-под мантии-невидимки, оглядываясь по сторонам. Было темно, только из больших окон вдоль стены лился голубоватый свет со двора, но при таком освещении Джеймс Поттер вряд ли смог бы разглядеть отчаянный румянец на ее щеках. Он уверенно пошел прямо через главный зал и свернул направо: здесь была вторая дверь, ведущая, судя по надписи над ней, в Запретную Секцию. И, конечно, когда Лили подергала ручку, та оказалась заперта.
Она оглянулась на Поттера.
- Я так понимаю, Алохомора здесь не поможет? – упавшим голосом сказала Лили. Джеймс покачал головой.
- Попробуй, я поищу ключ.
- Ключ?
- Пинс обычно открывает ее ключом, не обращала внимания? Это традиционный способ для этой чертовой двери. Если хочешь, я могу, конечно, придумать что-то другое… - его голос донесся откуда-то из глубины зала, послышалось шуршание и звук выдвигаемых ящиков, - но… Черт, жалко Сириуса нет, он бы в два счета ее открыл.
Лили снова повернулась к двери. Косой тусклый свет луны освещал металлические резные узоры, причудливо сливающиеся и переплетающиеся между собой. Она потрогала пальцем тонкие завитки. Металл приятно холодил горячие ладони. Лили достала палочку и прошептала «Алохомора». Никакой реакции.
Джеймс все еще был в зале. В воцарившейся тишине легко было представить, что она здесь одна. Лили обернулась. Между стеллажами залегли глубокие тени; здесь сотни, а может, и тысячи книг и пугающая тишина. Мурашки пробежали по спине.
- Нашел, - Джеймс внезапно оказался рядом. Легко вставил ключ в замочную скважину и с усилием повернул. Тихий щелчок, и дверь начала медленно открываться вовнутрь.
В Запретной Секции окон не было, Лили помнила это еще с того единственного раза, когда была здесь. Всю площадь большого зала занимали огромные стеллажи, достающие до потолка. Тома здесь были не в пример толще, чем в учебных секциях, и, кроме их с Джеймсом осторожных шагов, гулким эхом разносящихся под потолком, Лили показалось, что она слышит еще что-то… чей-то… шепот?
Она сглотнула, пытаясь собраться с мыслями.
Где-то позади нее Поттер шепнул «Люмос» и на кончике его волшебной палочки возник крошечный огонек, которого как раз хватило бы, чтобы прочитать название книги. От ее силуэта на каменном полу выросла и закачалась длинная тень. Лили последовала его примеру, и они медленно двинулись вперед по проходу между двумя стеллажами.
- Где тут Зельеварение? – прошептала Лили, приближая кончик палочки к ближайшей книге и прищуриваясь, чтобы разглядеть название: буквы причудливо извивались, и Лили так и не смогла понять, на каком языке это написано. Джеймс пошел вперед, высоко подняв зажженную палочку над головой.
- Кажется, где-то здесь.
У самой дальней стены они отыскали стеллаж, уж точно относящийся к Зельеварению. Был ли он единственным в этом огромном зале, Лили понятия не имела. Успокоилась она только тогда, когда сбоку на темном дереве стеллажа разглядела приклеенную бумажку с надписью «Отдел 3/5». Она опустилась на корточки, пытаясь отыскать четырнадцатую полку.
Джеймс привалился к соседнему стеллажу и отстраненно наблюдал за тем, как Лили тонкими пальцами перебирает корешки книг, подсвечивая себе палочкой. Лили не оборачивалась, но как будто кожей чувствовала его присутствие, и была уверена, что он смотрит на нее. Руки чуть подрагивали. Мне нужно сосредоточиться, мысленно взмолилась она.
- Почему ты обратилась ко мне, Эванс?
Тихий голос заставил ее вздрогнуть; Лили надеялась, что он этого не заметил. Тщетно пытаясь вытащить огромный фолиант, чтобы прочесть название, Лили ответила как можно равнодушнее:
- Это же очевидно.
- А как же этот твой дружок? Кто он, кстати? Хаффлпафец?
- Ревенкловец, - холодно отчеканила Лили. Она понимала, что все, чем он занимается – это просто пытается вывести ее из себя, и нельзя позволить себе злиться.
- Ах, да, как я мог забыть. Так что? Он не одобряет такое вопиющее нарушение правил, или просто...
- Поттер, заткнись и помоги мне.
Он оказался рядом так быстро, что Лили показалось, будто он все это время стоял у нее за спиной. Неподдающийся фолиант Джеймс Поттер выдернул одной рукой, нагнулся, чтобы прочитать название. И тут же отпрянул.
- Что за черт! – он быстро вернул фолиант на место, криво втиснув его между книг.
- Что?
- Это явно не то, что ты ищешь, - он еще раз сдавленно чертыхнулся, передернув плечами. - Что тебе вообще здесь нужно?
- Ищу… кое-что к курсовой по Зельям, - нашлась она, все еще озадаченная его реакцией.
Минут через десять совместными усилиями Дамокл Белби был найден. Название с трудом удалось прочесть сквозь расплывшееся на всю обложку темное пятно.
Лили осторожно открыла книгу. Поттер сидел рядом, заглядывая ей через плечо. Страницы были чудовищно ветхими на ощупь, тихо похрустывали под пальцами. Шершавая поверхность некогда качественного дорогого пергамента отливала золотистым в теплом свете двух палочек. Чего тут только не было! От самых простейших Бормотальных напитков («Целая дюжина!» - ахнула Лили) до зелий, название которых она лишь слышала краем уха, и полкниги совершенно незнакомых. Лили, вероятно, просидела бы на полу библиотеки ни один час, если бы не Джеймс Поттер, то и дело подгонявший ее. Что-то бормоча себе под нос, Лили открыла нужную страницу. Забыв, что нужно дышать, она быстро просматривала строчку за строчкой: полный рецепт, полная страница пояснений и противопоказаний, а еще… побочные эффекты. Лили, все еще боясь поверить своим глазам, пальцем погладила страницу.
- Мне нужно перо. И пергамент, - заволновалась она, боясь оторвать взгляд от книги. - Боже, я ничего не взяла. Поттер… ты слышишь? Джеймс?
Лили повернула голову. Джеймс во все глаза смотрел на книгу. Лили проследила за его взглядом и сначала ничего не поняла. Но в следующую секунду… Лили подумала бы, что сошла с ума, если бы не то, что Поттер тоже явно это видел. Книга в ее руках дышала. Нет… она шумно вдыхала, словно набирая побольше воздуха, чтобы через мгновение разразиться истошным воплем. Лили подпрыгнула и зажала уши руками. Фолиант с шумом грохнулся на пол, но не закрылся, наполняя зал усиленным эхом нечеловеческим криком, от которого стыла в жилах кровь. Сердце забилось, как бешеное. Лили подняла голову, пытаясь сообразить, что делать, но Джеймс среагировал первым. Нагнувшись над истошно орущей книгой, он резко вырвал страницу, не обращая внимания на дернувшуюся было Лили, и, схватив ее за руку, потащил прочь из библиотеки.

Они бежали так долго, что Лили уже не разбирала дороги. Когда же, наконец, остановились, она увидела прямо перед собой мерно похрапывающую Полную Даму. Выходит, они преодолели 4 этажа. Тяжело дыша, Лили привалилась к стене, рискуя в любой момент съехать по ней вниз. Джеймс уперся ладонями в колени, согнувшись пополам. Несколько минут они молча пытались прийти в себя.
- Черт… с… тобой… одни… проблемы… - задыхаясь, прошипел Джеймс Поттер. - Какого тебе потребовалось гладить эту гребаную книгу? Нам и так повезло, что она сразу не заорала.
Лили обиженно поджала губы.
- Откуда я могла знать? Это не я по ночам шляюсь по библиотекам. Мог бы предупредить.
- Откуда я мог знать, что ты преисполнена нежных чувств к бумаге? – парировал Поттер, с трудом выпрямляясь. – Знал бы, конечно, позаботился бы об этом.
- Не питай иллюзий насчет собственной исключительности и незаменимости, Поттер, - вяло отбила Лили, поворачиваясь к портрету.
Полная Дама, похоже, даже не проснулась толком: кивнула, услышав пароль, и пропустила их в гостиную. Здесь было пусто, и царил чудовищный беспорядок – было, кажется, еще хуже, чем когда Лили покидала ее несколько часов назад. Видимо, МакГонагалл все же вмешалась и отправила всех спать. Спотыкаясь о пустые бутылки и едва не запутавшись ногой в красно-золотой ленточке, Лили направилась к лестнице, ведущей в спальни девочек.
- Эй, Эванс, - тихо окликнул ее Джеймс Поттер.
Лили обернулась. В его кулаке все еще был зажат скомканный лист потускневшего ветхого пергамента.

Операция "Улитка"

Через ажурные занавески в спальню семикурсниц Гриффиндора просачивался тусклый утренний свет. Из приоткрытых створок тянуло не по-весеннему холодным воздухом, от сквозняка едва заметно колыхался полог кровати, на которой, по-турецки скрестив ноги, сидела Лили. Тишину спальни нарушало только мерное дыхание спящих девчонок и ленивый стук капель по карнизу. До подъема оставалось меньше получаса.
Это было то самое время, когда Лили могла в кои-то веки побыть в одиночестве. Иногда ей очень этого не хватало. Она часто жалела, что старостам не давали отдельных комнат – несмотря на всю свою природную общительность и жизнерадостность, в последнее время Лили все чаще и чаще ловила себя на мысли, что хочет изолироваться от всех и вся хотя бы на какое-то время. С чем это связано, она предпочитала не думать – кто знает, может, это авитаминоз или недостаток солнечного света? Лили разладила на коленях страницу старого пергамента, добытую ими с Джеймсом неделю назад, и, склонившись, снова и снова перечитывала строчку за строчкой: разобрать мелкий почерк, украшенный затейливыми завитушками, сначала было трудно, а сейчас она уже могла цитировать текст наизусть. Волосы почти полностью закрыли ее лицо, но Лили не обращала внимания. Мысли были далеко.
Эта неделя длилась чудовищно долго, как малиновая тянучка, которую так обожает Алиса. Каждый день за завтраком, на уроках, в библиотеке, на автомате доделывая домашнюю работу, общаясь с однокурсниками, поглощая ужин, гуляя с Брайаном, Лили то и дело мыслями возвращалась к огрызку пергамента, надежно спрятанному под кипой учебников. Теперь она знала точный рецепт, и отсутствие большинства компонентов оказалось даже не самой большой проблемой, как предполагалось сначала. Куда больше опасений вызывали побочные эффекты – теперь Лили поняла, почему зелье никогда не давали Люпину. Понятно было даже то, почему его вообще запретили. Игра просто не стоила свеч: так много последствий могло быть после одной выпитой кружки. Выходит, все было без толку, все напрасно. Несколько дней Лили честно пыталась выбросить Аконитовое зелье из головы. Пора было искать достойную тему для курсовой работы, пора было всерьез заняться подготовкой к ТРИТОНу, тем более, что с понедельника начались дополнительные занятия по Трансфигурации и Рунам. Это все отвлекало, но ненадолго. И хотя Лили прекрасно понимала, что мучить себя мыслями о заранее безнадежном зелье – это просто бред, она никак не могла перестать продумывать варианты. Их было не так уж и много, но они были.
Она со вздохом откинулась на кровати и закрыла глаза. В ушах отдавался далекий шепот дождя, и, вдыхая приятную свежесть, которой тянуло из окна, Лили вспоминала, с чего все началось.
Во вторник МакГонаггал вызвали с урока: возбужденный, раскрасневшийся от бега слизеринец Дирк Крессвелл, вклинившись прямо в объяснение про Восстанавливающие чары, заикаясь, сообщил, что профессор Слизнорт срочно требует декана Гриффиндора к себе. Однокурсники Лили дружно обменялись непонимающими взглядами. Когда МакГонаггал вышла, приказав дожидаться ее в полнейшей тишине, все наперебой принялись строить догадки, что такого могло случиться. Уже в обед по школе разнесся слух о том, что шестикурсник из Хаффлпафа Бертрам Обри пробрался в закрытые лаборатории Слизнорта. Это была официальная версия, в которую, однако же, было чертовски трудно поверить – хаффлпафец, взломавший закрытые лаборатории? Не может быть. Это просто уму непостижимо. Уже к вечеру весь Хогвартс стоял на ушах, взбудораженный этим фактом. Что Бертрам там забыл – администрация школы старательно скрывала.
- Они с ума сошли, неужели они не понимают, - возмущенно шипела Лили, сворачивая на боковую лестницу на пятом этаже, торопясь на дополнительное занятие по Рунам. За ней по пятам следовала Алиса, - не понимают, что это дело рук Мальсибера и его дружков!
- То, что их не было на Трансфигурации, еще ни о чем не говорит, Лил, - упрямо покачала головой Алиса. – И МакГонаггал, конечно, проверит, чем они занимались в это время.
- И они, как всегда, выйдут сухими из воды, - фыркнула Лили, и, конечно, оказалась права. На Мальсибера подозрения не пали, хотя гриффиндорцы вовсю шептались об этом вечером в гостиной. Аргументы были вполне весомыми, кто-то намекал, что неплохо было бы сходить и сообщить о них МакГонаггал, но Лили отказалась наотрез. Во-первых, все это выглядело как подлые доносы – никто не сомневается, что слизеринцы бы не побрезговали этим, но Лили решила, что принадлежность к Гриффиндору все-таки кое к чему обязывает. Во-вторых, развязывать межфакультетские войны было далеко не самым умным решением. Сейчас связываться со слизеринцами – себе дороже.
Обстановка накалялась с самого начала учебного года. Сначала вышел запрет на посещение Хогсмида: студентов лишили единственного развлечения, что вызвало бурю протеста. Старостам долго пришлось внушать однокурсникам, что так будет лучше для всех. Конечно, Лили и сама сначала сильно сомневалась в том, что Хогсмид – это так уж опасно, но на очередном собрании старост МакГонагалл открыла им глаза, и, надо признать, речь вышла весьма вдохновенной. Старосты сидели, примерзнув к своим стульям и раскрыв рты, а после еще долго ходили потерянные и впечатленные. То, что происходит за стенами Хогвартса, то, от чего учеников всеми силами пытались оградить раньше, обрушилось на них в тот погожий осенний день во всей своей красе. А уже позже в темных закоулках замка начались мелкие стычки, в которых неизменно участвовали слизеринцы. И к зиме по школе поползли скользкие, леденящие душу слухи об использовании Темной магии… Лили вздрогнула, почувствовав неприятный холодок. В Хогвартсе трудно было что-либо скрыть, но у слизеринцев получалось – оставалось только гадать, какими методами. Пока все было исподтишка, незаметно для преподавателей, но Мальсибера, Забини, Снейпа, младшего Блека и всех остальных из их компании уже обходили стороной. В Хогвартсе что-то происходило, и незнание убивало ее. Многие уже догадывались, и только некоторые были посвящены в эти слизеринские тайны. Лили иногда думала, что могла бы все разузнать, если очень сильно постараться. И все же…
Она подняла руку с зажатым в ней пергаментом, поднесла к глазам и невидяще уставилась на перечисленные в столбик компоненты. Именно когда она думала об этом Обри, Мальсибере, лабораториях и слизеринцах, ей пришла в голову мысль о Снейпе. Он ведь был самым талантливым в Зельеварении в их выпуске. Он ведь раньше был ее другом… Мелькнувшую было мысль попросить его о помощи, как лавиной, снесло потоком самых неприятных воспоминаний, слухов, подозрений, опасений. Так не пойдет. Надо как-то по-другому. Как именно по-другому, Лили поняла только вчера вечером, сидя в гостиной с Хейли и готовясь к сегодняшнему уроку Зельеварения.
В прошлую пятницу майоран, верно, напрочь лишил ее способности мыслить – как иначе объяснить то, что она совсем не обратила внимания на страницы снейповского учебника, когда тот упал у ее ног? Страницы, испещренные мелким почерком вдоль и поперек. Лили нахмурилась, усилием заставляя себя думать. Раз за разом мысленно возвращаясь в кабинет Зельеварения, она вчера вспомнила все моменты, на которые раньше не обращала внимания. Когда Северус, склонившись над учебником, что-то черкает, когда он добавляет в котел что-то не то, когда его зелье не такого, как нужно, цвета… и когда в итоге Слизнорт ставит ему высший балл. Учитывая явную неприязнь профессора к Снейпу, тот ни разу не хвалил его, но Лили замечала, как от удивления вытягивается лицо Слизнорта, как он передергивает пухлыми плечами, втягивая носом поднимающийся от зелий тонкий аромат. Что-то такое было в учебнике ее бывшего друга, кажется, именно то, что она искала. Лили почувствовала, как внутри все сжалось от предвкушения и возбуждения. Просить Северуса о чем-то было опасно и опрометчиво: придется объяснять все о зелье, а он без труда догадается, для кого оно предназначено – помогать Люпину Снейп точно не станет. Тем более, если слухи о Темной магии – это правда, тем более, если он в гуще всего этого, в чем Лили почти не сомневалась. Поселившийся в душе холодок заполнил с головы до пят. Господи, как он мог? Иногда у нее просто в голове не укладывалось, как Северус, которого она знала столько лет, мог участвовать в таком…
Лили провела рукой по лбу, убеждая себя, что сейчас нужно сосредоточиться на другом. Она была почти уверена, что сможет справиться сама. Почти…
Дело оставалось за малым – понять, что Северус Снейп творит со своими зельями, как и по какому принципу он их меняет.

- ...Всего по пятнадцать сиклей, - прошептала Алиса, - это просто смешно. В Хогсмиде не найдешь, а уж в Лондоне-то и подавно.
Они вдвоем с Лили, пригнувшись за своими котлами, в которых на медленном огне мерно побулькивали закипающие зелья, ждали окончания урока – как раз к этому моменту варево должно было стать светло-коричневым. Все вокруг занимались, кто чем хотел; это занятие, кажется, было самым легким из всей годовой программы: они повторяли Замедляющее зелье, которое учили еще на пятом курсе. Профессор Слизнорт беседовал с подсевшим к нему Греем Гарнером, не обращая внимания на класс. Поттер и Блек о чем-то шушукались за задней партой; Люпин, сидящий позади Алисы и Лили, то и дело оборачивался на друзей: любой на его месте заподозрил бы неладное. Воздух, как всегда наполненный облачками легкого пара, то и дело пересекали бумажные записочки: семикурсники решили вспомнить детство и оторваться напоследок, поэтому вот уже неделю перенимали у малышей разные способы развлечься на уроках. Улитки, которым на этот раз повезло, и они не попали в котел с Замедляющим настоем, медленно расползались по партам. Болтовня и смех перекрывали тихое бульканье котлов, и Лили то и дело поднимала глаза, оглядывая класс, стараясь как можно лучше запомнить все это: из-за таких моментов ей очень не хотелось заканчивать Хогвартс.
Втиснутый между двумя котлами, на их парте лежал пестрый зачитанный до дыр каталог, который Алиса утром раздобыла у кого-то из ревенкловок.
- …и, кстати, новинка. На каникулах в Париже я видела что-то подобное – чертовски дорого! – продолжала Алиса, деловито просматривая раздел с лаками для ногтей, которые, как обещала реклама, переливались и даже немного светились в темноте.
- Будешь заказывать – закажи и мне один, - шепнула Лили. – А что насчет мантий на выпускной? Где мы их возьмем, если нам и в Хогсмид-то не попасть теперь?
- Я уже об этом думала. Придется убить пару дней на пасхальных каникулах, - Алиса сморщила лоб, забавно приподняв брови, - если хочешь, вместе выберемся в Косой переулок – помнишь, там пара магазинов… Хотя, теперь там будут все брать, может, лучше сошьем у мадам Малкин?
- Начнем с того, что мы можем вообще не попасть в Косой переулок – нас не так просто в Хогсмид не отпускают, Алиса, - озабоченное выражение на лице Лили сменилось разочарованным. – И самое ужасное, я не могу попросить маму, чтобы она сделала заказ за меня!
- Расслабься: то, что моя мама колдунья, ничего не меняет. Думаешь, я могу доверить такое важное дело ее вкусу? Прошло время, когда она мне тряпки покупала, - Алиса рассеянно перелистнула еще пару страниц. – Тогда не пропадай, хорошо? На каникулах спишемся.
Лили кивнула, поспешно отгоняя от себя мысль о приближающихся каникулах.
Спустя полчаса веселую болтовню в классе прервал голос профессора:
- Итак, по всем подсчетам ваши настои уже должны быть готовы. Пожалуйста, слейте образцы в колбы и оставьте у меня на столе.
Разговоры постепенно стихли, все принялись собираться, сливать зелья, чистить котлы. В общей суматохе Лили засовывала учебник в сумку, когда вдруг замерла, невидяще глядя перед собой. Сердце забилось сильнее, когда она вспомнила, что сейчас у нее есть единственный шанс.
Лаборатория вдруг показалась очень маленькой, а воздух слишком душным.
Как во сне, она слила свое светло-коричневое зелье в маленькую колбу, осторожно заткнула крышкой и взмахом палочки вычистила котел. Как во сне вместе с остальными прошла к преподавательскому столу, поставила образец, машинально улыбнулась Слизнорту в ответ.
Казалось, никто не замечал ничего подозрительного. Лили искренне недоумевала, почему Алиса не обращает внимания на ее пылающее лицо, продолжая безмятежно о чем-то рассказывать. Минуту спустя общее внимание отвлек Джеймс Поттер, «случайно» обливший Мэри Макдональд вязкой коричневой жижей.
Сквозь общий хохот, недовольные вопли Мэри и снисходительные увещевания профессора Слизнорта Лили слышала, как громко стучит в ушах собственное сердце. Возвращаясь к своему столу, она боялась поднять взгляд, но боковым зрением прекрасно видела, что Северус Снейп идет мимо нее с колбой в руке.
Спустя секунду она оказалась напротив его парты. Обернулась, чтобы убедиться, что Снейп уже у стола Слизнорта. Его учебник лежал в раскрытой сумке на самом верху, и Лили понадобилась всего пара секунд, чтобы едва заметно взмахнуть палочкой и шепнуть простое заклинание.
Со смесью ужаса и странного веселья, Лили отошла к своей парте и принялась собирать вещи.

- Да, и еще, мисс Эванс - после того, как закончите здесь, не закрывайте кабинет, я еще вернусь, - пробасил Слизнорт, веселым взглядом оглядывая любимую ученицу, которая стояла перед ним, робко улыбаясь, послушно кивая и мечтая, чтобы он поскорее вышел. – Следующий урок у первокурсников, нам понадобятся чистые котлы… Но не задерживайтесь – сегодня на обед вкуснейший пирог с патокой…
Когда он, кряхтя, покинул класс, Лили облегченно вздохнула. Ладони вспотели, и ей казалось, что у нее все на лице написано, господи…
Она медленно обходила класс, собирая оставшихся улиток в большую банку; они с глухим стуком ударялись о стеклянные стенки. После шумного урока в лаборатории было непривычно тихо, Лили слышала, как тикают большие часы на стене. Когда дальше тянуть было невозможно, она повернулась к единственной парте, по которой все еще ползали улитки. И сразу же заметила одну, на панцире которой едва заметными строчками вились мелкие буквы.
Это было чудо, что Снейп не унес ее с собой в сумке, а сразу же выбросил с отвращением, даже не потрудившись как следует рассмотреть. Это было чудо, что сегодня Лили дежурила вместо Поттера. И самым большим чудом было то, что в учебнике для пятого курса, который сегодня нужен был для урока, Снейп точно также что-то исправлял.
Трансфигурировав учебник обратно и, примостившись на краешке снейповской парты, Лили принялась листать потрепанные страницы. Пальцы немного подрагивали, но, глубоко вдохнув пару раз, ей удалось взять себя в руки.
Создавалось впечатление, что учебник достался Снейпу по наследству: затертая обложка, погнутые уголки, какие-то пятна, чернила... Лили очень трепетно относилась к книгам, ей нравилось гладить шершавые страницы, ей нравился особенный книжный запах, и сейчас учебник Северуса как будто безмолвно рассказывал о своем хозяине. Она просидела в оцепенении какое-то время. Это было почти как встреча со старым другом, которого давно уже нет. Лили держала в руках его учебник и в голове возникали картинки из прошлого, слова, смех, обрывки фраз. Она скучала по тому Северусу Снейпу, ужасно скучала, но не признавалась в этом даже самой себе, а уж сказать кому-либо другому… Лили бы лучше откусила себе язык. Было горько, странно, непонятно, и еще было какое-то сильное ощущение неправильности происходящего с ними. Это было то, что она давно не могла понять, как будто существовало какое-то правильное решение, что-то, что поставило бы все на свои места, что изменило бы непоправимое – но она никак не могла понять, что это, да и, может быть, уже слишком поздно? Лили потерла глаза, пытаясь сосредоточиться, но не получалось. Детская обида, разочарование и боль накрыли с головой. Мерлин, она так тщательно прятала все где-то глубоко в душе, изо всех сил пытаясь не думать об этом, поступать правильно, как должна. Они ведь так и не поговорили начистоту, а это была возможность хотя бы понять, если не принять. Лили так осуждала его, а если подумать, чем она лучше?
Просидев так какое-то время, погруженная в мрачные раздумья и машинально перебирая пальцами страницы, Лили постепенно начала вчитываться. Еще полчаса спустя перед ней лежал исписанный вдоль и поперек пергамент, кое-что она просто переписывала, обещая себе разобраться потом, кое-что схватывала налету, делая заметки, переправляя, зачеркивая… Это оказалось очень увлекательно, и очень даже не сложно, если понять принцип… В большинстве зелий Северус менял кое-что, как поняла Лили, чисто экспериментальным путем находя лучший вариант. На это, должно быть, ушло очень много времени… Где он варил зелья, кроме уроков? Некогда было думать об этом сейчас. Некоторые изменения были основаны на свойстве ингредиентов, и казались простыми, как все гениальное. То и дело удивляясь про себя и пытаясь схватить как можно больше, Лили не заметила, как прошло время обеда. Опомнилась она только, когда за дверью класса послышались звонкие голоса первокурсников.
Она удивленно подняла голову, взгляд остановился на старых часах.
Мерлин, через пять минут Заклинания, ей бежать аж на седьмой этаж! Лили чертыхнулась себе под нос, хватая банку с улитками, и ринулась в лаборантскую. Когда там был наведен относительный порядок, а улитки заняли свое место, взгляд Лили остановился на учебнике, который она так и держала в руках. В класс уже входили студенты во главе со Слизнортом, лаборатория снова наполнилась звонкими голосами и скрипом отодвигаемых стульев. Не зная, что делать со злополучной книгой, Лили, не долго думая, повернулась к ближайшему стеллажу и неаккуратно впихнула ее между старыми учебниками.*
Взлетая по лестнице на седьмой этаж, Лили с улыбкой поздравила себя с победой: операция «Улитка» была успешно завершена. И на этот раз совесть почему-то молчала. Неужели с каждым разом нарушать правила все легче и легче, подумала Лили, почти ощущая, как адреналин пузырьками бурлит в крови.
Оставалось надеяться, что Северус Снейп еще не скоро заметит пропажу.

Лили сама не понимала, как ей удалось продержаться до вечера. Как назло, уроки тянулись чудовищно долго, кроме того, Флитвик, а потом еще и профессор Вектор задержали студентов своими наставлениями по поводу ТРИТОНа – конечно, это важно, и все такое, но сколько можно уже?.. Они с Алисой и остальными возвращались в башню Гриффиндора раздраженные и уставшие, нарочно громко топая. Младшие с других курсов почтительно расступались перед толпой выпускников Гриффиндора.
- Слава Моргане, завтра суббота! – простонал Хейли, спотыкаясь о каждую ступеньку.
- Дополнительное по Рунам после обеда, никто не забыл? – автоматически сказала Лили, мысли которой целый день вращались вокруг переписанных из снейповского учебника рецептов, которые жгли сумку под ее рукой. Поэтому она не обратила никакого внимания на несколько пар глаз, воззрившихся на нее с непередаваемыми эмоциями во взглядах.
- Лили, кончай занудствовать – опять портишь нам всю малиновую тянучку, - беспечно протянула Алиса и тоже споткнулась, вовремя ухватившись за локоть Фрэнка, который вдруг вспомнил:
- Кстати, тренировки завтра не будет, какой-то ревенкловец сказал, что мадам Хуч запретила всем командам тренироваться до тех пор, пока погода не улучшится.
Лили машинально кинула взгляд на окна, которые сегодня снова застилала пелена дождя. Господи, когда же это уже закончится?.. Ей смертельно надоело два раза в неделю возвращаться из теплиц по уши в грязи. В коридоре на шестом этаже к ним присоединились пятикурсники, которые выглядели точно так же раздавлено – о важности СОВ, по словам студентов, им втолковывали даже на маггловедении.
- Как это не будет тренировки? – вклинилась в разговор Сара Митч.
- Хуч издевается? – подхватил Девид Шон, новый загонщик в сборной и оттого самый ярый активист. – Не сахарные, вроде…
- Зато у тебя будет время подготовиться к итоговой по Защите в понедельник, - в тон Лили заметила девочка со светло-русыми волосами. Девид даже ухом не повел.
- Ой, Хлойя, только не начинай опять. Думаю, если сходить к МакГонаггал и поговорить с ней об этом… - угрожающе начал он. – Верно я говорю, Джеймс?..
Он оглянулся, но Джеймса Поттера в толпе семикурсников не было. Махнув рукой и что-то бубня себе под нос, Девид сердито потопал дальше.
Гриффиндорская гостиная, как всегда особенно уютная в дождливые вечера, опустела только после полуночи. Последними ушли Алиса и Фрэнк – не в спальни, а снова куда-то бродить, взявшись за руки. Типичное место встречи всех Хогвартских парочек – Астрономическая башня, - вот уже две недели была затоплена, дождевой воды там было по щиколотку, не спасали даже волшебные водостоки, плюющиеся во двор водой. В конце концов, занятия по Астрономии перенесли на позднюю весну, обещав прогнать экспресс-курсом прямо перед экзаменами, а саму башню закрыли. Алиса жаловалась, что они с Фрэнком теперь натыкаются на бесстыдные парочки на каждом углу, но Лили знала, чем на самом деле недовольна подруга: сколько бы Алиса не называла астрономичку банальным решением, она все равно считала ее самым романтичным местом в Хогвартсе. Их с Брайаном романтический кризис Хогвартса обошел стороной: о тайной комнате в северном крыле так никто и не узнал, и они, посмеиваясь над остальными, несколько ночей подряд просидели под теплым пледом, пили кофе из термоса, грели друг другу окоченевшие ладони и говорили, говорили, говорили…
Лили потерла горящие от усталости глаза, пытаясь вернуть мысли в нужное русло. Большие настенные часы показывали почти два часа ночи, а она все сидела за одним из столов, обложившись учебниками, толстыми библиотечными томами и свитками. Стол был забрызган каплями застывшего воска, измазанные чернилами пальцы, сжимающие перо, уже начинали привычно ныть, и ужасно хотелось есть. Она почти час просидела, согнувшись и что-то лихорадочно строча на измятом пергаменте. Наконец отшвырнула перо, откидываясь на спинку кресла, и с наслаждением потянулась. Осторожно покрутила затекшей шеей.
Лили понимала, что пора остановиться, что нужно поспать, но из головы никак не желала уходить мысль о том, что полнолуние уже через две недели – от осознания этого простого факта внутренности сводило в сладком ужасе. У нее ничего не готово, и она не успеет к этому времени убрать все побочные эффекты, но хотя бы стоило попытаться… Хотелось узнать, как далеко она сможет зайти.
Одно маленькое зелье – и столько хлопот. Раньше Лили никогда не задумывалась над тем, сколько усилий нужно приложить для того, чтобы открыть что-то новое в Зельеварении. Сколько мелочей нужно просчитать, сколько фактов сопоставить, о скольких травах и компонентах знать все-все-все, вплоть до самых незначительных деталей, типа точного времени цветения болотной кувшинки и длины ножек паука. Ее знаний было явно недостаточно для того, чтобы придумать что-то новое; убрать какие-то мелкие побочные эффекты, типа тошноты, агрессии и галлюцинаций Лили могла – надеялась, что сможет, - но что делать с асфиксией? Об этом не говорилось ни в одном справочнике по колдомедицине – только список используемых зелий, а проверять их совместимость с Аконитовым… тем более, с усовершенствованным вариантом Аконитового – на это уйдет ни один месяц постоянно работы. У нее не было этого времени. У Лили оставалась одна маленькая весна, прежде чем… Прежде…
Позади щелкнул портрет, открываясь, гостиную разрезал луч света из коридора, и кто-то шагнул внутрь. Лили подняла голову.
- Черт, Эванс, завтра же суббота, - раздался приглушенный голос Сириуса Блека, и пару секунд спустя он медленно подошел к ней; слабый свет настольной лампы почти не доставал до того места, где он остановился. Бодрый, лохматый, с горящими глазами, он смотрелся как-то неуместно в сонном уюте гостиной, и тем более нелепо он смотрелся бы сейчас в спальне. Поборов желание спросить, зачем он вернулся, Лили с показным равнодушием оглядела его.
- И тебе добрый вечер, Блек.
Повисло молчание. И Лили все-таки не выдержала, пряча улыбку:
- Что-то забыл?
Блек криво усмехнулся, засунув руки в карманы и стоя перед Лили в самой своей расслабленной позе. Смотреть на него снизу вверх было как-то… неуютно.
- Что случилось с твоим голосом разума, Эванс? Охрип? Где традиционный вопрос «где-ты-шлялся-после-отбоя»?
- Ты первым нарушил традиции, вернувшись в гостиную так рано. По правилам, я вообще не должна была видеть тебя до завтрака.
- По правилам, тебя здесь быть уже не должно.
- Почему же? Мне по статусу положено изводить себя книгами полночи, разве это как-то противоречит традициям? – хмыкнула Лили.
Сириус снова усмехнулся, но как-то не весело. Лили пришло в голову, что мародеры вообще как-то странно стали вести себя в последнее время. Алиса однажды назвала это «повзрослели», но в их взрослость Лили верилось с трудом.
Она вернулась к исчерканному вдоль и поперек листу пергамента, но через секунду снова подняла глаза. Блек стоял над ней, он по-прежнему стоял здесь, и Лили больше не было смешно.
Какое-то смутное предчувствие заворочалось внутри. Сириус выглядел как-то по-другому. Каким-то… потерянным.
- Хорошо, что ты оказалась здесь. Я что хотел спросить, Эванс, - глухой осторожный тон его голоса заставил кожу покрыться мурашками. Лили удивилась бы своей реакции, но сейчас Блек вытеснил собой все остальные мысли: нагнулся, упершись ладонями в стол и глядя ей в лицо. Лили постаралась не отодвинуться, остро чувствуя близость его лица, дорогой горький запах его одеколона, и еще что-то такое, что не могла описать. – Ты, часом, не обижала сегодня Нюнчика?
Лили показалось, что вся кровь отхлынула от ее лица.
Мысли спутались беспорядочным клубком, в котором не ясно, где начало, а где конец, и понять, что происходит, было невозможно.
- Что?..
- Северус Снейп, - терпеливо повторил Сириус, смотря на нее непривычно серьезными глазами, - сегодня ты… мм… ничего не пыталась у него… позаимствовать?
В голове не осталось ни одной мысли, только отбойным молотком стучало «Как он узнал? Как-он-узнал? Как-он-узнал?». Что пошло не так, ведь до этого самого момента она была уверена, что в плане не было сбоев… Откуда он знает? И знает ли наверняка, или это просто догадки?..
- Что ты несешь, Блек? – выдохнула Лили, будто со стороны слыша свой спокойный, насмешливый голос с ноткой удивления – совсем чуть-чуть. С капелькой веселья даже. Браво, Лили. Она никогда не думала, что после пары мгновений шока сможет так хорошо взять себя в руки и даже выкрутиться – Сириус прищурился, внимательно глядя на нее, вздохнул и выпрямился, видимо, убежденный ее ответом. Она же будто впервые его увидела: лихорадочно блестящие глаза, бледное лицо… Свет от лампы вдруг упал на подол его мантии, и у нее свело живот.
- Что ты на меня так смотришь, Эванс? Я просто поинтересовался…
- У тебя кровь на мантии, - севшим голосом перебила Лили.
Он опустил взгляд, подходя ближе к свету, и Лили почувствовала, как ее медленно накрывает ледяная волна паники. Не просто кровь – на его мантии было целое ведро крови.
- Ах, черт… Кому-то из них придется покупать мне новую… Не кровь – мантию, Эванс. Кровь не моя.
- Где Джеймс?
Тишину, повисшую в комнате, казалось, можно было резать ножом. Сириус молчал так долго, что от напряжения свело пальцы. Лили приготовилась к ответам на все возможные шуточки, но она не была готова к тому, что Блек ответит серьезно.
- В лазарете, где же еще.
Лили медленно поднялась, до боли стиснув кулаки. Внезапно все кусочки мозаики сложились в четкую картинку, она увидела всю ситуацию со стороны так ясно, что закружилась голова. Господи, что же она натворила?!..
- Мадам Помфри знает о том, кто это был? – сухо спросила Лили, вцепившись пальцами в спинку кресла. Сириус, кажется, теперь смотрел на нее с беспокойством, но Лили было плевать.
- Нет, конечно, - после паузы сказал он, и добавил, видя, как заметно расслабились плечи Лили. – Не из благородства, Эванс. Из-за тебя.
В этом чертовом мире все из-за меня, раздраженно подумала Лили. Страх вторым сердцем пульсировал в груди. Она хотела было спросить, что с Джеймсом, но передумала. Выслушивать это от Сириуса, стоя здесь, под его осуждающим взглядом было выше ее сил. Если мадам Помфри смогла заставить его вернуться в гостиную, это означало что-то одно из двух: либо с Джеймсом все в порядке, либо Сириус до сих пор в глубоком шоке.
- Мне нужно попасть туда, - сказала Лили.
Сириус кивнул и молча протянул ей руку с зажатой в кулаке знакомой серебристой тканью. Словно ни секунды не сомневался, что она поступит именно так.

Лили остановилась перед знакомой рассохшейся зеленой дверью, ведущей в больничное крыло. Мерлин, она была здесь в последний раз, кажется, в прошлой жизни. Сейчас, должно быть, около трех ночи, мадам Помфри наверняка уже спит. Пытаясь отдышаться и собрать воедино разбегающиеся мысли, Лили прислонилась лбом к двери, стянув с себя мантию-невидимку. Что она опять делает, что она ему скажет? Это все на самом деле сейчас было не важно. Вот чем порой оборачиваются невинные шалости. Но как Лили, у которой всегда была голова на плечах, могла устроить такое? Она помотала головой, сказав себе, что не время мучиться совестью – что сделано, то сделано, и никто не мог заранее знать, что Снейп так отреагирует на пропажу своего учебника. Что он сделал? Подкараулил Поттера где-то в темноте коридоров, чтобы загнать в угол и спросить, куда тот дел его книгу? А Джеймсу только и оставалось, что сложить дважды два, вспомнить, с кем он поменялся дежурствами, и молча выдержать удар, не подставив непутевую Эванс.
Собравшись, словно перед прыжком в воду, Лили осторожно потянула ручку на себя, замок щелкнул в прохладной тишине коридора, как выстрел – слава богу, открыто…
Лазарет заливал только тусклый ночной свет, льющийся из больших незанавешенных окон. Похоже, это было единственное помещение во всем замке, где Филча все-таки заставили заделать щели в окнах: здесь было душно, даже жарко, и сильно пахло мятными пастилками. Этой весной самой большой головной болью мадам Помфри были простуженные дети, которые приходили к ней целыми группами, поэтому в стационаре обычно никто не лежал. Лили окинула помещение быстрым взглядом: так и есть. Все кровати застелены, только одна в самом дальнем углу огорожена ширмой. Она медленно направилась туда, не слыша звука собственных шагов. Если он так далеко от поста фельдшерицы, значит, все обошлось. И до утра у нее есть время. Но что, если он спит? Лили остановилась в последний момент, почти касаясь рукой белой ткани. Ей что, послышалось?.. Не веря своим ушам, Лили осторожно заглянула внутрь.
Джеймс Поттер сидел поверх покрывала, по-турецки скрестив ноги, и, громко чавкая, с явным удовольствием за обе щеки поглощал шоколадные эклеры, горой высившиеся перед ним на серебряном блюде. Услышав шорох, он удивленно поднял глаза, встретившись взглядом с Лили, подавился и зашелся в приступе отчаянного кашля.
Лили скользнула за ширму, шипя, словно кошка.
- Тише, Поттер! С ума сошел? Сейчас разбудишь портреты – мне не поздоровится.
Она присела на стул у кровати, удивленно оглядывая представшую ее глазам картину. Судя по всему, он был цел и невредим, если не считать покрасневшего от кашля лица и забрызганной шоколадом полосатой больничной пижамы.
- Ты не выглядишь больным, - вырвалось у Лили.
- П-пришла, чтобы меня добить? – тихо отозвался Джеймс, делая большое глотательное движение и проглатывая последний кусок пирожного.
Положа руку на сердце, Лили уже и сама не знала, зачем она пришла. Поплакать над его бездыханным телом, коря себя за то, что «обидела Нюнчика», как сказал Сириус? И где же обещанное бездыханное тело? Она вдруг вспомнила, как пару месяцев назад на уроке Защиты от Темных искусств Джеймс, с интересом и каким-то научным любопытством разглядывая отправленного в нокаут Сириуса, шепотом, который слышал весь класс, произнес: «Если мальчик не шумит, не играет в мячик, вы не трогайте его, это – мертвый мальчик…».
Лили закусила губу, чтобы не расхохотаться. Проклятые нервы.
Джеймс тем временем, похоже, успел взять себя в руки.
- Ты встретила Сириуса? – прищурившись, поинтересовался он, снова запуская руку в пирожные. – Хочешь?
Лили помотала головой, сразу же вспоминая, что ужасно хочет есть.
- Да, и он сказал, что ты здесь. У него вся мания была в крови…
- Слушай, Лили, как много ты знаешь? – устало перебил Джеймс, жуя эклер. – Давай не будем ходить вокруг да около. Ты пришла узнать, что случилось? Ты, вероятно, знаешь, что это был Снейп?
Лили кивнула, поборов неприятное чувство, боясь того, что услышит.
- Что он сделал?
- Напал из-за угла. Поребовал вернуть его учебник по Зельям – я сначала вообще не понял, чего он от меня хочет. Потом… потом была короткая стычка, которая закончилась каким-то чертовски неприятным заклинанием – я раньше не слышал такого. В общем, меня практически располосовало – это мне Сириус потом рассказал, хорошо, что он вовремя подоспел. Отлеветировал меня в лазарет…
- Как мадам Помфри удалось так быстро привести тебя в порядок? – перебила Лили.
- Вообще-то… вообще-то это была не мадам Помфри. Это был Дамблдор.
- Что?
- Мадам Помфри впервые видела такие последствия от заклятий, пришлось вызывать Дамблдора, и пока Сириус бегал за ним, я успел потерять три ведра крови… Тем более что Дамблдор тоже не сразу понял, что к чему. Похоже, Снейп вовсю пользуется темной магией…
Джеймс осекся, сверкнув глазами, явно понимая, что сболтнул лишнего. Свои догадки на этот счет он не собирался обсуждать с Лили. Та сидела, опустив взгляд, и теребила край мантии с самым потерянным видом.
- Это все из-за меня? – Лили подняла голову и замерла, увидев, что Джеймс смотрит на нее внимательным долгим взглядом. В черных глазах ничего нельзя было прочитать.
- Возможно, - осторожно ответил он, - но можешь не рассказывать мне, зачем ты стащила у него учебник. Дело не в этом, ты же и сама понимаешь – дело в том, что некоторые не видят грань, которую нельзя переступать. Что, если бы он знал, что сегодня дежурила ты? Сделал бы тоже самое и с тобой?
Лили поежилась, словно от холода. Волна безотчетного ужаса накрыла с головой – и хотя в глубине души она почему-то была уверена, что нет, с ней такого Снейп точно не сделал бы, ей стало страшно.
- Лучше вообще не выходи по ночам из гостиной, - как бы между прочим сказал Джеймс, отчего-то избегая смотреть ей в глаза, - сейчас становится все опаснее.
- Вас с Сириусом это, конечно, не касается? – автоматически отбила Лили, про себя удивляясь тону его голоса. Взволнованный и заботливый – странно было слышать это из уст Джеймса Поттера.
- У нас есть мантия и пара крепких кулаков, - беспечно ответил Джеймс, снова протягивая ей пирожное.
На этот раз Лили не стала отказываться.

________________________________________________________________
*Здесь и далее будут вплетаться различные факты из канона.

Эксперименты

Ванная старост. Докатилась.
Лили еще раз проверила, хорошо ли заперта дверь, и вернулась к зеркалу, на ходу подумав, что неплохо было бы прикончить русалку – или оглушить, на худой конец, - потому что та стала не в меру любопытной и надоедливой. Сейчас она, поглядывая на Лили из-под ресниц, нетерпеливо била хвостом по воде, оставляя в гулкой тишине ванной комнаты звуки, похожие на всхлипы. Лили оперлась руками о раковину, глубоко вздохнула и решительно подняла голову, глядя в глаза своему отражению.
Последняя неделя марта была такой же промозглой, дождливой и ветреной, как и предыдущие, с той лишь разницей, что в понедельник в обед нерешительно выглянуло солнце. Хогвартс оптимистично встрепенулся, девчонки полезли в чемоданы за легкими мантиями, кое-кто побежал за метлами; но уже к вечеру небо снова заволокло тяжелыми, до краев налитыми дождем тучами, а наутро подсохшая было земля превратилась в скользкую грязь. Глядя через окно на гуськом бредущих к теплицам третьекурсников, Алиса философски буркнула «Все там будем», и ушла с Фрэнком осваивать территорию замка и прятаться – укрыться от других парочек порой было труднее, чем от Филча, - оставив Лили мрачно размышлять о том, что уже два дня подряд не оставалась наедине с Брайаном. Пытаясь все совместить, она иногда думала, что скоро совсем свихнется.
До экзаменов чуть больше двух месяцев – казалось, весь Хогвартс, затаив дыхание, начал обратный отсчет. В их спальне календарь теперь висел лицом к стене: Алиса заявила, что ни к чему лишний раз себя травмировать. И дело было не только в экзаменах. Все семикурсники чувствовали это, хотя никто никогда не говорил: время утекает, как песок сквозь пальцы, их последние недели в Хогвартсе, их последнее, может быть, беззаботное время. А потому, стараясь заглушить ноющую боль в груди и тоску во взглядах, выпускники сходили с ума, пытаясь напоследок надышаться Хогвартским воздухом, веселясь изо всех сил, жертвуя сном и личным временем, чтобы все успеть. Лили, ко всему прочему, должна была время от времени отсиживать вместе с Люпином нудные собрания старост, которые уже совсем не вдохновляли так, как раньше, пропуская иногда вечерние посиделки выпускников, которые всегда начинались с фразы «А помните, как мы…?». И они спорили, наперебой рассказывая одни и те же истории, и они смеялись, и им было как никогда хорошо вместе, потому что все чувствовали: осталось недолго.
Мысль о неначатой курсовой работе Лили всеми силами отодвигала, обещая себе подумать об этом потом; но та, то и дело, раздражающе жужжала в голове. Все же, предстояло пока разобраться с делами поважнее: подготовку к экзаменам, дела старосты, друзей, Брайана и все другие важные проблемы вытеснило проклятое Аконитовое зелье. Лили уже и сама была не рада, что взялась за него – потому, что втянулась настолько, что уже невозможно было остановиться. Едва она находила что-то новое, едва в чем-то разбиралась, ухватывалась за нужную ниточку, как ее неизменно отвлекали, уводили из библиотеки, тащили гулять, просили помочь, заставляли выслушать. Не говоря уже о том, что Лили старательно скрывала, чем таким интересным занимается, говоря что-то про курсовую, про подготовку, в общем, это было не сложно – ее стол всегда был завален травниками и книгами по самым разным предметам, ей иногда нужны были даже Заклинания, чтобы понять, как именно махать палочкой, сбавляя температуру, и Нумерология, чтобы правильно рассчитать пропорции… Все постоянно приходилось пересчитывать заново, после каждого найденного компонента, который устранял один из побочных эффектов, нужно было проверять, не появились ли другие, и совместимы ли эти компоненты, и насколько их хватит… Держать все это в голове было чертовски сложно. Спустя несколько дней такой головоломки уже никто из близкого окружения Лили не удивлялся ее нервозности и раздражительности, и, когда она сидела в дальнем углу гостиной, с головой забаррикадировавшись книгами, и только одинокий конец длиннющего свитка свисал до самого пола, ее старались не трогать.
В голове постоянно крутились какие-то формулы, обрывки фраз, чужие мысли, бесконечные столбцы расчетов – мозг невозможно было отключить, ниточки догадок-предположений слишком тонкие, стоит отвернуться – и все к чертям. Пока не забыла, нужно записать… И Лили писала, снова и снова хватаясь за перо, лихорадочно перелистывая страницы, рассчитывала, прикидывала, сомневалась. Пару раз в день она думала, что все – это тупик. Допоздна сидя в гостиной или в спальне за задернутым пологом при тусклом свете волшебной палочки, Лили, кажется, перечитала уже сотню книг по Зельеварению, продираясь через непонятные строчки и запутанные пафосные фразы. Не получалось. У нее не сходились расчеты, не исчезали побочные эффекты – даже порой суммировались. Противное ощущение бессилия не давало заснуть.
Зато она научилась создавать собственные простенькие заклинания – сейчас некогда было над ними работать, но и то, что получалось, было уже неплохо. Как она и думала, нужно было только понять принцип. В учебнике Северуса она нашла несколько пометок, которые он делал для себя – понять самое главное было несложно. Иногда глубокой ночью, сидя в одиночестве над своими записями, Лили начинала по-настоящему жалеть, что она не может с ним посоветоваться, поделиться, рассказать ему все, как раньше. Когда ее особенно накрывало, она представляла, как здорово было бы вместе биться над такими задачками – они управились бы за неделю; они сидели бы, низко нагнувшись над пергаментом, исчерканным двумя разными почерками, сталкивались бы лбами, веселые и серьезные одновременно. Спорили бы хриплым шепотом, потому что в библиотеке иначе нельзя. А потом кто-то нашел бы правильное решение, и Лили зажимала бы рот ладошками, потому что кричать от радости в библиотеке тоже нельзя. И один из них смотрел бы на другого с превосходством, а другой шутливо толкал бы в бок. Как раньше. Сердце сжималось от таких мыслей.
Как раньше никогда уже не будет, и сами мысли о сотрудничестве со Снейпом теперь казались какими-то крамольными, вот поэтому-то Лили позволяла себе думать о нем только в самые безнадежные и тоскливые моменты, когда рядом никого не было. Почему она не могла довериться Брайану? Ей казалось, что у него и без того много хлопот, ей казалось, что доверие между двумя не означает полной откровенности, но иногда червячок сомнения все же точил ее изнутри. Лили Эванс вообще очень часто предпочитала не думать о многих неприятных, но правдивых вещах. Из-за этого ее называли оптимисткой?..
Как бы то ни было, иногда на сдвоенных уроках, сидя позади Снейпа и глядя на сутулую спину бывшего друга, она мысленно придумывала вопросы, которые бы задала ему – их была целая тонна. Ей нужны были советы, поддержка, уверенность, что она все делает правильно. Иногда она спрашивала себя, что подумал бы Поттер, узнай он обо всем этом?
Стоп.
Лили закрыла глаза и снова вдох-выдох. О Поттере сейчас не нужно.
Снова глянула на себя в зеркало, некстати подумав о том, что, кажется, пора стричь волосы: за зиму рыжие прядки отросли до лопаток.
Вероятно, Лили была не из тех людей, которые могут терпеливо довести начатое до конца, связать все ниточки, убрать все лишнее, и лишь потом, хорошенько подготовившись и все как следует продумав, приступить к работе. Как бы ни так. Где-то в середине недели, во время очередного сидения в библиотеке, когда в глазах уже начало двоиться от попыток одновременного выполнения домашнего задания по Заклинаниям и поиска информации о какой-то ну очень нужной траве, Лили вдруг поняла, что ей сейчас остро не хватает одного: действовать. Не важно, как именно, но ей срочно нужно было проверить, что то, что она тут нарассчитывала, хотя бы будет булькать, а не взорвется через пару секунд. Нужно было проверить, не ошиблась ли она в своих расчетах. Нужно было хоть какое-то материальное подтверждение того, что это все не напрасно, что улучшения существуют не только в ее голове. Зелье должно было вариться в два этапа с перерывом в тридцать пять минут; ингредиентов для второго этапа у нее не было, и пока этот вопрос оставался открытым. Все необходимое для первого этапа она нашла. Кое-что пришлось стащить из лаборатории – но все это было в таких мизерных количествах, что совесть даже не попыталась проснуться.
Проблемой как всегда стал майоран. Его настойки требовалось всего-то несколько капель, но настойка была такой сильной концентрации, что Лили в тот день, когда они готовили что-то с ней, пропустила занятие. В этом были и свои плюсы: теперь у нее был целый неиспользованный пузырек, про который, видимо, профессор Слизнорт совсем забыл. Наличие майорана, как и некоторых других трав у студентов, в этом году строго контролировалось, непонятно почему; возможно, преподавателям было известно что-то такое, о чем они молчали.
Как бы то ни было, на холодном мраморном полу ванной старост уже потрескивало волшебное пламя, зелье в маленьком котле начинало закипать. Лили, скрутив волосы в неаккуратный пучок и согнувшись над измятой страницей, в сотый раз перечитывала рецепт. Огромного труда стоило все ее находки и заметки в конце собрать воедино, сложить в одну картинку. Все это походило на огромную многоуровневую головоломку, и концы ниточек, за которые она ухватилась вначале, уходили так глубоко, что не видно было, к чему они ведут. С каким-то мазохистским удовольствием часами просиживая над книгами, Лили иногда не хотела, чтобы это заканчивалось. Маленькая история с книжкой из запретной секции вылилась в огромную исследовательскую работу. Странно было делать что-то не для оценок, не для Хогвартса с его баллами, а просто для себя. Приятно было думать, что ты на что-то способна. На что-то значительное и важное. Когда Лили думала об этом, она все сильнее укреплялась в своем решении поступать на факультет Зельеварения – похоже, все к тому и шло.
Когда над котлом заклубился едва заметный прозрачно-белый пар, Лили аккуратно высыпала в зелье заранее нарезанные лягушачьи лапки. Это было ее изобретение, которое пришло в голову во время одного из озарений прямо на Истории магии: она частенько продолжала что-то обдумывать на других уроках, делая пометки на полях свитков. И, хотя звучало смешно, лягушачьи лапки, высушенные определенным образом, очень помогали против тошноты. Лили надеялась, что здесь все сработает по аналогичному принципу. Жидкость немного поменяла оттенок, и девушка победно вскинула кулак: именно так проявлялось это свойство лапок. Наверное, создателям Аконитового зелья просто некогда было разбираться со всеми этими мелочами – ловить лягушек, и все такое… Сушить их… А может, во Франции в то время был дефицит…
Лили усмехнулась, садясь прямо на мраморные плиты.
Медленно текли минуты, отсчитываемые принесенными часами, стоящими тут же на полу среди баночек, коробок, пакетиков с травами и колб с цветными жидкостями. Лили сидела перед котлом, поджав под себя ноги, и сосредоточенно, словно на экзамене, проделывала всю работу, почти не поднимая глаз, и не обращая внимания на русалку на картине, которая с ума сходила от любопытства, выглядывая и то и дело громко шлепая хвостом по воде. Первый этап приготовления Аконитового зелья казался очень коротким, но за это время Лили успела убедиться, что пока все сходится, и от этого простого вывода ей хотелось вскочить и захлопать в ладоши. Это была ее маленькая победа. Радость омрачал только небольшой пузырек, стоящий прямо перед котлом и дожидающийся своего часа. Через двадцать минут нужно было добавить майоран. Лили потянулась, откинулась назад, растянувшись на холодном полу, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы, и приготовилась ждать.
Мысли почему-то опять вернулись к Поттеру, и сразу стало не весело.
Черт, стоило так сопротивляться, так отворачиваться напоказ, так убеждать себя, его, всех вокруг, чтобы после одного-единственного настоящего разговора, который непонятно как начался и закончился только под утро, уже мысленно перевести Поттера из категории «неприятная личность» в категорию… «друг»? «Почти друг»? Она не понимала. Лили повернула голову, коснувшись холодных плит пола ухом, глянула на часы, словно пытаясь отвлечься. Ничего уже не поможет, она запрещала себе думать об этом всю неделю, а сейчас, снова отвернувшись от часов и глядя в потолок, который терялся в полумраке где-то вверху, предоставила мыслям свободно течь в нужную сторону.
Когда она шмыгнула за ширму в лазарете, в воздухе отчетливо чувствовалась напряженность, которая уже не удивляла. Казалось, это никогда не пройдет – не помогут никакие совместные вылазки в библиотеку, никакие благородные его поступки, ничего. Поттер всегда казался ей каким-то… пустым. Как же так получилось, что спустя полчаса они сидели вдвоем на его кровати, болтая и доедая шоколадные эклеры, которые все никак не заканчивались? И больше не было ощущения какой-то неправильности, наоборот.
Говорили о каких-то простых вещах. Не о смысле жизни, вообще ни о чем таком. Он сказал, что его всегда угнетают попытки думать о неизбежности, взрослении и расставаниях; Лили пыталась язвить, потом пыталась отшутиться, потом сдалась; он говорил такие правильные и простые вещи, что Лили начинала сомневаться в своей полноценности, вообще в правильности своих суждений. От разговоров об опасных ночных коридорах тема перешла к выпускному, от выпускного – к будущему. После таких бесед, после подобных выворачиваний души наизнанку потом остается только ходить, маяться, вспоминать и мять веки пальцами, пытаясь понять, что же так задело. Лили только не могла понять, в чем было все дело – рядом не было Сириуса? Было темно и не нужно было прятаться за маской главного хулигана Хогвартса? У него даже голос меняется, когда он такой… настоящий. Лили ведь все еще терпеть не могла Поттера, правда? Только теперь смотрела на все это как-то по-другому.
Она, все еще лежа на холодном полу, втянула руку и осторожно помешала булькающее зелье.
Почему мы всегда так чудовищно переигрываем?
Наутро ни Поттер, ни Блек не подали вида, ни единым словом не обмолвились о том, что произошло, и вели себя с ней так же сдержанно и равнодушно, а взгляд Джеймса ей удалось поймать один лишь раз. И Лили уже почти догадывалась о неизбежном, и что-то так знакомо беспокойно ворочалось внутри.
Она вздохнула и глянула на часы. Двадцать минут прошло. Неохотно приподнявшись на локте и усилием отгоняя все посторонние мысли, Лили заглянула в котел.
Сегодня утром она обнаружила еще один побочный эффект того, что бросила медицину: обратиться к мадам Помфри за новой порцией Антиаллергического зелья она больше не могла. Не хотела. Попросту боялась. Не могла представить, что и как должна была говорить, чтобы оправдать себя, и должна ли была вообще оправдываться? Мадам Помфри же вела себя так, словно Лили нанесла ей личную обиду: когда они случайно сталкивались в Большом Зале за обедом, проходила мимо, гордо подняв голову и делая вид, что не замечает Лили. Причина была ясна, и Лили уже сто раз успела раскаяться в том, что ушла, никому ничего не сказав. Просить профессора Слизнорта сварить зелье было бессмысленно: оно готовилось очень долго, и обычно его получали уже готовым прямо в больничное крыло. Порывшись у себя в чемодане, Лили нашла какие-то жалкие остатки в темном пузырьке, но и на том спасибо… Их действия должно было хватить лишь на несколько минут. Она залпом допила все до последней капли, поморщившись от яркого кислого вкуса, надела припасенную медицинскую маску, закрывшую рот и нос, и откупорила пузырек с настойкой майорана.
Капля. Еще одна. И еще. От них по гладкой поверхности зелья кругами расходилась мелкая рябь. Лили считала капли, не отрывая взгляда от котла, чувствуя, что мысли все еще заняты Поттером и делает она все как-то медленно. Она почти физически ощущала, как постепенно Антиаллергическое зелье перестает действовать, как воздух, пропитанный майораном, проникает через поры в кожу, и дальше, пропитывая ее изнутри, как набухают слизистые, мешая дышать... Лили остановилась. Оставалось пять капель, нужно сосредоточиться и выкинуть всю эту ерунду из головы. Было очень душно, или ей казалось? Не в силах дальше терпеть, Лили сорвала маску с лица. Первый глоток воздуха принес облегчение, пока она не поняла, что действие зелья и правда закончилось, и она дышит чистым майораном.
В глазах потемнело, и, хватаясь непослушными пальцами за край раковины, Лили думала только о том, чтобы не потерять сознание: дверь ванной заперта изнутри, если она сейчас отключится, то просто-напросто умрет от удушья, и найдут ее только через несколько часов. Рука дрогнула, когда голову разорвал первый приступ боли, и затуманенным зрением Лили с ужасом увидела, что вылила в котел всю порцию этой чертовой концентрированной настойки. Пустой пузырек выпал из ослабевших пальцев, подкатился к краю бассейна и скользнул вниз, разбившись о дно с оглушительным звоном. Мелкие осколки усеяли белый мрамор, отражая блики свечей, уставленных на витой люстре, свисающей с потолка.

- Это просто какой-то кошмар! Вы хоть представляете, что скажет профессор МакГонаггал, если узнает?! – Лили гневно сверкала глазами, сверху вниз глядя на притихших Сару Митч и Дэвида Шона. Насквозь промокшие, в грязных мантиях и с мокрыми метлами в окоченевших пальцах, они стояли в луже стекающей с них дождевой воды, нервно перетаптываясь с ноги на ногу. От портрета в центр гостиной тянулась цепочка грязных следов. Старшекурсники, наблюдающие за развернувшейся сценой, тихо посмеивались: детям откровенно не повезло. Вся остальная команда пришла раньше, и успела проскочить в спальни до того, как в гостиную спустилась староста. Инесса Ред, темноволосая шестикурсница, - та вообще уже выходила из спальни с полотенцем, замотанным на голове, и с самым невинным выражением лица.
- Но ведь она не узнает, - виновато пискнула Сара, и силой поборола желание отступить на шаг, когда Лили с едва заметной морщинкой на переносице угрожающе шагнула к ней. И хотя Лили всегда была «своей» девчонкой, простой и понятной, всегда веселилась наравне со всеми, отмазывала своих в случае чего и очень на многое закрывала глаза – ее уважали, а младшие даже побаивались, и теперь Сара понимала, почему, - Джеймс сказал, ее вообще сегодня нет в Школе, у них там какая-то конференция в Министерстве!
Стоящий плечом к плечу с ней Дэвид согласно шмыгнул носом.
- А Джеймсу я сама лично голову откручу! – прошипела Лили, по-кошачьи сощурившись.
– Слушай, Лили, нам же надо быть готовым к любым погодным условиям. У нас матч скоро! – подал голос Шон, убирая налипшую на лоб мокрую челку.
- Через месяц, - отчеканила Лили, поднимая палочку, и Сара с Дэвидом синхронно отшатнулись, видимо, в ожидании расплаты. Но в лицо им ударила всего лишь струя теплого воздуха, - через месяц – это нескоро, Дэвид, не надо меня лечить.
- Нам совсем все равно, что там ливень, Лили, - пробормотала Сара, щурясь и уклоняясь от струи воздуха, пока Лили, обходя парочку, сушила их со всех сторон, - ну, подумаешь… Никто не заболеет и не умрет, обещаю тебе…
Лили хмыкнула, услышав издевательские нотки в голосе пятикурсницы, и словно подтверждение ее сомнений Дэвид Шон громко чихнул. Сара покосилась на него и незаметно показала кулак; Дэвид виновато пожал плечами. Через пару минут Лили с явной гордостью осмотрела свою работу, и угрожающе произнесла:
- А сейчас марш в спальни. И если я вечером узнаю у мадам Помфри, что вы не заходили за Перечным зельем… Вы меня поняли?
- Не узнаешь, - кивнула Сара.
Хейли, который в это время дописывал эссе по Истории магии, сидя прямо на полу, закашлялся, пытаясь скрыть смех.
Лили только покачала головой, провожая строгим взглядом две фигурки в квиддичных мантиях, поднимающиеся по лестницам.
- Кстати, - кинула она им вслед, уже разворачиваясь к портрету, - где Поттер?
- Он еще в раздевалке был, когда мы уходили, - отозвался Дэвид, и Сара тяжко вздохнула, решив, что человек, сдавший собственного капитана, безнадежен. Лили развернулась на каблуках и направилась к выходу из гостиной. Уже почти скрывшись в проеме, она могла бы поклясться, что отчетливо услышала, как кто-то под общий смех сказал: «Не повезло Джеймсу!».

Лили шагала по коридору, пытаясь убедить себя, что действительно собирается отругать Поттера за то, что тот потащил команду тренироваться. Да, конечно, на улице сейчас мокро, холодно и мерзко, да, есть запрет на тренировки, и все такое. И плевать на то, что Лили в другой день и слова бы ни сказала команде – она была убеждена, что это все глупые предосторожности старых людей, вроде мадам Хуч; ведь команде все равно надо тренироваться, потому что они: а) не сахарные, как правильно заметил Шон; б) на кону Кубок Школы, и в) до матча – о, Мерлин! – остался всего какой-то жалкий месяц. Но остальным о мыслях Эванс знать было не обязательно, особенно сейчас, когда у нее появился законный повод для разговора с Поттером, который она искала сегодня с самого утра. Ей не хотелось задумываться о том, что о ней подумали все присутствующие в гостиной, перед которыми она обычно представала вполне адекватным человеком, и как глупо она выглядела в их глазах сейчас, кудахтая над немаленькими уже, в общем-то, пятикурсниками. Впрочем, этот небольшой концерт для публики того стоил – Лили очень на это надеялась.
Она встретила Джеймса на втором этаже, недалеко от кабинета МакГонаггал. Тот бодро направлялся в гостиную с метлой наперевес, оставляя за собой мокрые следы, и выглядел, кажется, еще хуже, чем Сара с Дэвидом. Похоже, к вечеру на улице разыгралась настоящая буря. Он заметил Лили еще издалека, и, приблизившись, они остановились, глядя друг на друга. Тишину нарушал только звук стекающей с него воды и мягкий треск факела на стене.
- Я тебя искала, - первая сказала Лили.
- Я тоже тебя искал, Эванс. Всю жизнь тебя искал, - серьезно отозвался Джеймс. От бархатного голоса по спине побежали мурашки, и Лили замерла. Джеймс Поттер не выдержал, глядя на ее вытянувшееся лицо, и прыснул.
- Чтоб тебя, - со смесью досады и облегчения шутливо замахнулась Лили, но он, смеясь, увернулся.
- Ладно, ладно, не кипятись. Зачем искала? – спросил он полным нескрываемого веселья голосом. Похоже, тренировка пошла ему на пользу: Джеймс вырвался, наконец, на свободу, в кои-то веки почувствовав себя живым. Хотя, Лили очень сомневалась в том, что он не летал тайком, несмотря на погоду и запреты. И все же, квиддич, командный дух и все такое – это в сто раз лучше, чем перебрасывание мячом с Сириусом, который мало того, что на метлу садился очень неохотно, так еще и наверняка побоялся запачкать свою драгоценную мантию.
- Мне нужно с тобой поговорить кое о чем, - тихо сказала Лили, напряженно прислушиваясь: где-то рядом завопил Пивз, следом послышался приглушенный грохот. Джеймс покосился на большую колонну справа – ту самую, за которой они прятались в прошлый раз. Надо же, Лили сначала и не заметила…
- Здесь? Ты извини, конечно, но это место внушает мне какой-то подсознательный страх… Ты видела, тут вмятина осталась от моей головы, правда же! Видишь, во-от тут, - он подошел к колонне, делая вид, что внимательно рассматривает круглый резной бок.
Лили раздраженно выдохнула, прошла вперед по коридору и распахнула первую попавшуюся дверь – это оказался какой-то пустой класс, - знаком показав Поттеру, что ему туда. Он покорно поднял руки, и, усмехаясь, вошел. Лили, оглянувшись напоследок, юркнула за ним, плотно закрыв за собой дверь.

Джеймс Поттер отвернулся к окну, засунув руки в карманы и неотрывно глядя на стену дождя; было еще светло, хотя из-за постоянных туч дни всегда казались немного темнее. В этом классе царило запустение, пахло пылью и мелом, а через огромные незанавешенные окна открывался потрясающий вид на озеро. Лили замерла у дверей, глядя ему в спину и не зная, с чего начать.
Он повернулся, окинув ее быстрым взглядом.
- Собираешься прочитать мне лекцию о том, как нехорошо нарушать запреты на тренировки? – проницательно спросил он, садясь на ближайшую парту и стягивая кроссовки, собираясь высушить их заклинанием. Вся его веселость куда-то испарилась, оставив после себя какую-то зияющую пустоту, от которой делалось еще хуже. Во всем сквозила какая-то отчаянная безнадежность. Лили не могла понять, что с ним, почему так, почему, стоит им остаться вдвоем, воздух сразу же будто наэлектризовывается, мешая вдохнуть. Почему Джеймс чаще молчит, чем шутит, почему избегает смотреть на нее? И почему той ночью все было по-другому – он просто объелся эклеров, или это все от потери крови?
На эти вопросы не было ответов.
Лили примостилась на краешке парты напротив него, наблюдая, как он, согнувшись, завязывает шнурки уже на сухих кроссовках. С мокрых взъерошенных волос на пол капала вода.
- Откуда ты знаешь?
- Так я угадал? – приглушенно усмехнулся он. – Брось, это не тема для разговора – ты же сама прекрасно понимаешь, что это все бред, эти никому не нужные запреты.
Господи, кому она собиралась читать мораль? Лили потерла лоб, пользуясь тем, что он не смотрит на нее. Джеймс Поттер сейчас казался самым адекватным человеком в мире – он все прекрасно понимает, может быть, даже лучше, чем она сама, что она собралась ему объяснять? И, тем не менее, это был повод для разговора, а значит, все должно быть по правилам.
- Я понимаю, но… но что было бы, если бы вас поймал кто-то из профессоров? Или тот же Филч – о запрете знают все. Да те же слизеринцы могут донести, если видели…
- Воскресенье, Лили, - равнодушно и как-то устало отозвался Джеймс, - все змеи по норам. А в норах у них окон нет, как ты знаешь. О том, что нас кто-нибудь мог поймать – да, могли, запросто, ну, донесут МакГонаггал, а дальше что? Она распустит команду к чертям? Как бы ни так – она нам еще спасибо скажет. Это все понимают. Если бы не мадам Хуч со своей заботой, было бы проще, вот и все.
С этим Лили поспорить не могла. О том, что профессор МакГонаггал очень ревностно относится к Кубку школы по квиддичу, который вот уже который год стоит на видном месте в ее кабинете, сияя начищенными золотыми боками, Лили знала не понаслышке. Она почему-то не сомневалась: даже если бы декан Гриффиндора собственными глазами увидела тренирующуюся вопреки всем запретам команду – она бы просто отвернулась от окна, продолжая заниматься своими делами. Джеймс был прав.
- Это все? – он поднял на нее взгляд.
Мерлин, нет.
Лили глубоко вдохнула, прикрыв глаза. Сейчас или никогда.
- Ты о чем-то другом хотела поговорить, верно?
- Какая проницательность, - буркнула Лили.
- Я тебя слишком хорошо знаю, - усмехнувшись, отозвался он, и снова отвел глаза. «Проблема в том, что я тебя совсем не знаю, Джеймс Поттер», - подумала Лили, поднимаясь с парты, и принялась расхаживать взад-вперед. Она знала – этим всем выдает себя с головой, достаточно одного взгляда, чтобы понять, что она нервничает, но ничего не могла с собой поделать.
- Мне снова нужна твоя помощь, Джеймс, - наконец выдавила она, когда молчать дальше уже было невозможно.
Джеймс смотрел на нее с какой-то странной смесью веселья и недоверия, и Лили не могла понять, что ей не нравится больше.
- Снова? Опять в библиотеку?
- Хуже, - выдохнула Лили.

Правда, это было единственным выходом, который она видела: кого еще она могла попросить о таком? Тем более что Джеймсу уже не нужно было объяснять, что староста вполне в своем уме, хоть и делает странные вещи; тем более что после выходки Снейпа он знал куда больше, чем все остальные, включая Брайана. Впутывать в это незаконное и опасное предприятие любимого человека Лили хотелось меньше всего.
И последней, пожалуй, самой веской причиной было то, что Поттер знал Хогвартс как никто другой.
Началось все вчера, когда она своей рукой вылила в зелье целый пузырек майорана. Чертыхаясь себе под нос, Лили открыла дверь ванной, чтобы хоть немного проветрить помещение. Одно простое заклинание, и сильный сквозняк избавил ее от проблемы. Когда она вернулась к котлу, прошло уже около пяти минут: над слегка помутневшим зельем клубился тонкий серебристый дымок, завиваясь такими характерными спиралями, что у Лили едва не остановилось сердце. Их невозможно было спутать ни с чем, даже несмотря на то, что Лили видела такое всего раз, когда мадам Помфри показывала ей какой-то учебник по колдомедицине. Антиаллергическое зелье, главным эффектом которого была защита от асфиксии. Уже позже, когда Лили вечером рылась в библиотеке, она нашла это зелье в каком-то старом справочнике. Все правильно: пар характерными завитками – это признак того, что зелье не дает человеку задохнуться.
Впору было кричать «Эврика!», но поделиться таким открытием было не с кем.
На небольшое помутнение Лили предпочла закрыть глаза: скорее всего, оно предвещало бедному Люпину тошноту. Ну это ничего… Чуть больше лягушачьих лапок, немного пересчитать пропорции, и проблема решена.
Как так могло получиться, что зелье, от которого задыхалась Лили, само помогает от удушья? У нее просто в голове не укладывалось. Лили смутно помнила механизмы аллергии, о которых вычитала у мамы в обычных маггловских учебниках по патофизиологии – майоран, определенно, имел какой-то свой механизм защиты, неизвестный ученым. Какой-то обходной путь. Возможно, все дело было в количестве: его всегда применяли по каплям, и никогда в таком объеме. Наверное, если бы Дамокл Белби был в курсе, жизнь Люпина была бы сейчас значительно легче.
Поздно ночью Лили, окрыленная успехом, принялась пересчитывать все на свете, и досчиталась до того, что все сошлось – идеально, с какой стороны ни глянь. Естественно, после таких экспериментов заснуть было очень и очень сложно. Новый рецепт был готов, и перед Лили лежал теперь список ингредиентов с точными пропорциями.
- Мне нужно попасть в закрытую лабораторию Слизнорта, Джеймс.
Поттер выпрямился и повел плечами, хмуро и недоверчиво глядя на нее из-под мокрых ресниц. Что-то в его взгляде насторожило Лили. Она поежилась, пытаясь стряхнуть с себя какое-то странное оцепенение. На протяжении всего рассказа Джеймс молчал, глядя на нее с таким напряжением, что Лили все время гадала, о чем же он думает сейчас? Прежняя беззаботная веселость исчезла без следа, уступив место удивлению, недоверию и еще какому-то смутному чувству, которое Лили никак не могла определить.
Она рассказала ему все, что могла, снова превратив историю в невинную сказку о курсовой работе, уже сама искренне веря своим словам. Почему бы и нет? Если она сможет, хотя бы, окончательно убедиться в правильности своих расчетов, получится отменная курсовая – с такой работой двери в Академию Магии для нее будут открыты.
О Люпине не было сказано ни слова.
Лили и сама не могла объяснить себе, почему ей так не хочется говорить об этом с кем-либо. Возможно, здесь были отголоски неуверенности в своих силах. А может, что-то другое – и пока было неясно, что именно. Это было что-то слишком… личное, чтобы открываться Поттеру. Ей не нужны были все эти благодарности и слова о благородстве. Лили почему-то не хотелось, чтобы он узнал о ней что-то такое. Да и Люпину не нужна была жалость. Ни ее, ни чья бы то ни было.
- Мерлин, Эванс, ты в своем уме? – холодно сказал Джеймс, - Ты хоть понимаешь, чем нам это грозит, если нас поймают?
- Нас исключат из Хогвартса, - ответила Лили. Джеймс как-то странно на нее посмотрел. Почему-то с самого начала Лили была убеждена, что втянуть Поттера в опасную авантюру не составит труда. Ему нужны были все эти приключения даже не ради каких-то эфемерных целей, а просто ради самого процесса. Поэтому его реакция сейчас сбивала ее с толку.
- О’кей. Допустим, тебя это совершенно не волнует. Или допустим, мы сделаем так, что нас не поймают. А дальше что? Ты представляешь себе реакцию профессоров? Посмотри на это со стороны, Лили, это совершенно не похоже на невинные забавы. Кто-то взламывает закрытую лабораторию Слизнорта прямо у него под носом. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Лили помотала головой, решительно не понимая, что он имеет в виду.
- Ты знаешь, почему он закрыл ее?
Лили прищурилась. Поттер наклонился, прямо глядя ей в глаза, и серьезно сказал:
- Я знаю куда больше, чем ты думаешь, Лили. Я и Сириус, и Люпин, и Пит… Ты, наверное, слышала о том, что происходит в Хогвартсе, Эванс? Сколько времени понадобилось для того, чтобы все это стало слишком привычным, на что мы теперь не обращаем внимания? И что, если все эти тревожные слухи – правда?
- Это и так все знают, Джеймс.
Он только помотал головой, разбрызгивая дождь с мокрых волос:
- Ты не понимаешь. Ты никогда не думала о том, чем сейчас по большому счету занимается Министерство? Они там спорят, пытаются отчаянно найти решение, словно это может еще что-то изменить – и словно это решение существует. А на самом деле все бесполезно, стало бесполезным в тот момент, когда у Слизнорта впервые стащили какие-то травы – и, поверь мне, все профессора тогда говорили о Темной магии.
Лили смотрела в потемневшие глаза Поттера, чуть нахмурившись, отчего между бровей появилась едва заметная морщинка, а в голове роились мысли, обрывки чьих-то фраз, то, о чем так часто стали шептаться старшекурсники в их гостиной, то, о чем она и сама прекрасно догадывалась. Хогвартс погрузился в атмосферу напряженного ожидания, предчувствия чего-то, и торжествующие взгляды слизеринцев за их спинами только сгущали краски.
- Там пожары, смерти и ужас, Лили, - сказал Поттер, и Лили вздрогнула от непривычной горечи в его словах, – там где-то погибают авроры, пока мы отсиживаемся здесь… Многие думают, что это не наша война – о, нет, как бы ни так. Ведь остались всего каких-то два жалких месяца до выпускного, Лили. Что может измениться? Если только ухудшиться – в это я поверю. Они годами говорили об этом, как о несбыточном, а теперь что? В общем, - он подвел черту, соскакивая с жалобно скрипнувшей парты и хватая свою метлу, - прости, но на то, чтобы подвергать наших преподавателей такому стрессу, у меня должны быть веские причины – куда серьезнее, чем твоя курсовая.
- Отказываешься? – выплюнула Лили, и Джеймс развернулся уже у самых дверей, страдальчески закатывая глаза.
- Прости, что задел твою гордость, Эванс.
- Дело вовсе не в гордости.
- Тогда в чем же все дело?
Долгую секунду она смотрела на парня, прежде чем осторожно ответить:
- Что, если у меня есть причина посерьезнее, чем просто курсовая работа?
Он вдруг усмехнулся, и, вскинув взгляд, Лили увидела искорки интереса в его глазах.
- Я так и думал.
Лили опешила. Так вот зачем на самом деле весь этот полный трагизма монолог: чтобы выведать правду о том, что она задумала. Все-таки, подумала Лили, я никогда не умела лгать. Но поступать так, как поступил он – это так нечестно, так… похоже на нее саму.
- Поттер, я когда-нибудь говорила, что ненавижу тебя?..
- У меня чертовски мало времени на разговоры ни о чем, - как ни в чем не бывало отозвался он, снова бросая метлу, и, подходя к окну, за которым сгущались сумерки, беспечно взъерошил одной рукой мокрые волосы - так что давай без предисловий – я устал, я весь мокрый и я чертовски хочу есть.
И Лили пришлось рассказать о том, о чем она заранее планировала молчать. О том, как она нашла упоминание об Аконитовом зелье в их учебнике, о том, что именно его рецепт искала тогда в Запретной секции, о том, что нужно было убирать побочные эффекты, и пришлось стащить учебник у Снейпа, и, наконец, о вчерашнем эксперименте, после которого все удивительно сошлось. Всего полмесяца работы – она и сама не ожидала такого.
Джеймс не стал спрашивать, откуда ей известно про то, что Люпин – оборотень. Его больше волновало то, что зелья, как такового, нет, а Лили все же всего лишь ученица, хоть и – никто не спорит, - талантлива. Его беспокоило то, поможет ли зелье Люпину, и насколько оно безопасно. После получаса уговоров, угроз, убеждений и сомнений им все-таки удалось прийти к согласию. Все же, у Джеймса загорелись глаза: он был безумно рад слышать, что для его друга появилась хоть какая-то надежда на нормальное существование в мире людей, и Лили не могла этого не заметить, хоть он и тщательно скрывал свои чувства.
- Так что тебе там нужно?
- Майоран, и аконит, и что-то еще… И всего этого нет в лаборатории, я смотрела – значит, все в закрытой.
- Уверена?
- Почти наверняка.
Джеймс стоял, привалившись спиной к окну и засунув руки в карманы, тяжелым непроницаемым взглядом глядя на Лили. Мокрая челка налипла на лоб, квиддичная форма все еще не высохла, но Лили почему-то казалось, что ему так же жарко, как и ей.
- Ладно. Согласен.
Лили твердо смотрела в ответ. В какие игры он сейчас играет? Испытывает на ней силу своего обаяния? Нет, ничего такого – он серьезно говорил о делах минуту назад. А сейчас смотрит на нее сквозь опустившуюся вдруг темноту.
- И ты не будешь говорить мне, что гулять ночью по темным коридорам опасно? – словно со стороны она услышала свой голос.
- Со мной не опасно, так что нет – не буду.
Задумчивый, загадочный и чертовски красивый.
- Спасибо, - четко ответила Лили.
- Пожалуйста, - отозвался Джеймс, его губы чуть дрогнули, но как он улыбнулся, когда за ней закрылась дверь – этого Лили уже не увидела.


Зазеркалье

Многое в жизни становится понятным только в какие-то определенные моменты, проясняется, и тут же снова становится непонятным. Два дня Лили жила с ощущением, что снова забыла о чем-то важном, но все попытки вспомнить оказывались тщетными – она жила своей обычной жизнью, но ровно до того момента, пока Джеймс Поттер не поймал ее в коридоре после Защиты сегодня утром и не сообщил заговорщическим шепотом, что нужно встретиться, сегодня, в восемь, напротив зеркала на пятом этаже.
В голове что-то щелкнуло и встало на место.
Лили даже не успела сообразить, что к чему, как он уже скрылся за поворотом. Почему-то в голову настойчиво лезли глупые мысли, вроде: на пятом этаже, кажется, полно зеркал, какое из них?.. Лили тряхнула головой – Мерлин, о чем она только думает…
Она вздохнула и поплотнее придвинулась к Брайану.
Было уютно. Лили просто не могла подобрать других определений: этот мягкий, обтекаемый, почти физически ощутимый уют успокаивал и убаюкивал. Они сидели в их тайной комнате в северном крыле среди бела дня, пока внизу шел обед. В большое окно, обрамленное рассохшейся и треснувшей рамой, мирно стучали капли, на серых стенах горели свечи в витых подсвечниках, капая на каменный пол воском, тихо потрескивали, словно переговариваясь, разгоняли сумрачный дневной свет, полосой ложившийся из окна. Лили остро чувствовала все это, как будто краски вдруг стали ярче, а очертания предметов – четче, она отчетливо ощущала запахи, пропитавшие комнатку: сырость пустого помещения, тянущий из оконных щелей сквозняк с густым запахом мокрого леса и холодного ветра, горячий запах воска и едва один, едва ощутимый, от которого внутри все скручивалось в тугой узел: запах сидящего рядом парня. Обостренным слухом она слышала мягкие шлепки капель воска, скрип балконной двери под порывами ветра, мягкое дыхание Брайана, интонации его голоса: не нужно было даже поворачивать голову, чтобы знать, улыбается ли он, подшучивая над ней, или хмурится, рассказывая, как несправедливо МакГонаггал вчера поставила ему на балл ниже. Калейдоскоп этих звуков, запахов, красок окружал со всех сторон, уносил, и Лили отчего-то как никогда остро чувствовала себя по-настоящему живой. Она сидела, поджав под себя ноги, положив голову ему на плечо, впитывая и запоминая все свои ощущения до каждой мелочи, прислушиваясь не столько к тому, о чем он рассказывает, сколько к тембру его голоса, и едва заметно улыбалась. Больше ничего не нужно было. Они сидели, прижавшись друг к другу, на двух составленных вместе партах, и перед ними высилась гора посуды, оставшаяся от импровизированного обеда: горы бутербродов и большого куска любимого яблочного пирога для Лили. На полу стоял термос с кофе, припасенный Брайаном.
Это был настоящий оазис ее школьной жизни.
- …а потом Белинда попыталась его перебинтовать поперек живота – ну, ты представляешь, как это можно сделать в одиночку. Хейли даже я не могу обхватить… А он еще смеется и говорит: «Смотрите, она лезет обниматься!».
Лили захихикала, представив себе картину.
- Говорят, мы будем сдавать навыки где-то в мае, - задумчиво сказал Брайан, - если честно, мне уже не терпится начать по-настоящему чему-то учиться. В Хогвартсе совсем мало практики…
- И слава богу, - тихо сказала Лили. В голове зароились мысли: о том, что неизвестно, что еще стрясется до конца года и сколько практики будет у учеников мадам Помфри; о том, что она ужасно завидует увлеченным людям вроде Брайана. Если бы она была так увлечена, она бы горы могла свернуть… Но ведь она уже выбрала для себя Зельеварение, так что… Мысли, как всегда, словно по замкнутому кругу вернулись к курсовой, и Лили почувствовала привычное уже напряжение и нервное волнение. От этого проекта зависело все ее будущее. А вопрос с лабораторией до сих пор не решен. Чертов Поттер…
Брайан покрепче прижал ее к себе одной рукой, и Лили поспешно сменила тему, обрадовавшись возможности не думать о Джеймсе Поттере хотя бы сейчас.

В восемь вечера Поттер не пришел. Он не пришел и в восемь десять. И в пятнадцать минут девятого.
В половину девятого Лили ждала его уже без особой надежды. Просто уж очень не хотелось вставать и тащиться в спальню, не хотелось позволить злому отчаянию накрыть себя с головой. Поэтому она продолжала сидеть на корточках, привалившись спиной и затылком к холодным камням стены, подперев щеку рукой, и угрюмо разглядывать себя в огромном пыльном зеркале на противоположной стене коридора. Зеркало было явно старинное, с некогда позолоченной резной рамы слоями слезала краска, обнажая почерневшее и рассохшееся дерево. На гладкой поверхности танцевали блики от ближайших факелов, причудливо изгибаясь и переплетаясь, и Лили какое-то время заворожено следила за ними, стараясь отвлечься от мрачных мыслей и нарастающего с каждой минутой раздражения.
Где его носит? Так не поступают!
Без двадцати девять она услышала приближающийся топот, и мгновение спустя около нее на полном ходу затормозил Поттер, запыхавшись, уперся руками в колени, отчаянно пытаясь отдышаться. На нем была только рубашка и брюки, что явственно говорило о том, что он из гостиной, и мчался сюда, похоже, с самого восьмого этажа на предельной скорости.
- Привет, - выдавил он, с усилием выпрямляясь и хватаясь за бок. На лице проступил лихорадочный румянец. Лили отвела взгляд.
- И это все? – спросила она тоном человека, смирившегося со своей участью. Сердиться уже просто не было сил. И разве можно было сердиться, глядя в его горящие глаза и на хитрую улыбку? Заранее безнадежно, сейчас пара шуточек и она будет злиться только на себя за то, что не может разозлиться на него. – Все, что ты хочешь мне сказать?
- В моем незначительном «привет» содержится тысяча значимых слов, - сказал Джеймс, наблюдая, как она поднимается, зябко кутаясь в тонкую школьную мантию. На пятом этаже Филч так и не утеплил окна, тут всегда гулял чудовищный сквозняк. И она сидела здесь сорок минут?.. – Прости, Лили, там такие…
- Пробки? – без особого интереса уточнила Лили.
Он издал непонятный звук – то ли смешок, то ли кашель, - и тут же снова посерьезнел.
- Прости, что опоздал, нужно было кое-что разузнать…
- Не понимаю, почему я до сих пор здесь, - перебила Лили. Последние минуты ее занимало только, что подумали прошедшие мимо ревенкловки с курса Брайана о том, что она сидит здесь.
- …и еще я ждал Сириуса. Он, оказывается, сменил здесь пароль.
- Пароль? – эхом откликнулась Лили, поплотнее запахивая мантию. Джеймс кинул на нее еще один обеспокоенный взгляд. Потом отвернулся и подошел к зеркалу, положив на гладкую поверхность ладонь. Лили нерешительно замерла позади него, подмечая все детали: морщинку на переносице, напряженный взгляд через зеркало, едва шевельнувшиеся губы: он что-то прошептал, настолько тихо, что она и не заметила бы, если бы не наблюдала за ним так пристально. В следующую секунду она догадалась: это был пароль, потому что ладонь Поттера вдруг утонула в зеркале.
- Иди сюда, Лили, - шепнул он ей, обернувшись и протягивая руку.
Лили почему-то заколебалась, совсем как тогда, когда они пробирались в библиотеку вдвоем под одной мантией. Она была почти уверена, что им не обязательно держаться друг за друга, чтобы пройти сквозь зеркало, но у Джеймса, похоже, было другое мнение на этот счет. Или?..
Лили прищурилась и неосознанно вздернула подбородок.
Джеймс нетерпеливо смотрел на нее, но кроме нетерпения в его взгляде читалось какое-то странное веселье и тщательно скрываемое ликование – или ей все это показалось за бликами от факелов в его глазах? Лили проигнорировала протянутую руку, и сама шагнула к зеркалу, протягивая ладонь. Пальцы коснулись холодной поверхности. Твердой холодной поверхности.
- Ты не сможешь пройти, ты не назвала пароль, - прокомментировал Джеймс, глядя на нее сверху вниз. Черт, он еще и выше на несколько дюймов!
- Так скажи мне пароль, - прошипела Лили. Злость потихоньку возвращалась, не помогут больше никакие обаятельные улыбки. Он смотрел на нее со все нарастающим весельем в глазах.
Смотрел и молчал, чуть улыбаясь. Лили это выводило из себя.
- У тебя какие-то проблемы, Эванс? – с насмешкой спросил он, пока она молча пыталась подавить в себе ярость. – Что-то личное?
- Заткнись, Поттер, и скажи мне пароль.
- Я не могу заткнуться и сказать одновременно, - Лили угрожающе повернулась к нему, и Джеймс покорно поднял руку, которая находилась по эту сторону зеркала.
- Не могу, прости, Эванс, Сириус меня убьет. Давай ты переборешь свои… мм… предрассудки, мы войдем и поменяем пароль, идет?
Лили смотрела на него несколько долгих секунд, а потом нехотя подала руку. Он потянул ее за собой и отвернулся как раз вовремя, чтобы не заметить порозовевшие щеки и не услышать, как Лили едва слышно чертыхнулась, проходя следом за ним сквозь зеркало.
Едва они перешагнули через облезлую раму, Джеймс поспешно выпустил руку Лили и огляделся, явно избегая смотреть ей в лицо.
Она шумно выдохнула. Отвернулась от него, мысленно благодаря Мерлина, что догадалась сегодня распустить волосы, которые хоть чуть-чуть, но все-таки скрывали ее лицо, и, наконец, осмотрелась. Это было что-то удивительное! Все помещение явно напоминало просторный потайной ход, но уходящий вперед узкий коридор был завален обвалившимися огромными камнями, превращая ход в комнату. Ноги Лили стразу же по щиколотку утонули в толстенном мягком ковре, серые стены с облупившейся штукатуркой были сплошь обклеены плакатами квиддичных звезд – настоящая мальчишеская комната. Еще здесь висели фотографии Ремуса, Сириуса, Джеймса и Питера – по отдельности и вместе, пойманные в самых неожиданных ракурсах: заметно было, что это чистое баловство, и такие фото не показывают чужим людям. На одной стене был натянут алый гриффиндорский флаг, а обернувшись, Лили ахнула: зеркало, через которое они только что прошли, отсюда выглядело просто окном. По коридору, нервно подергивая облезлым хвостом, важно прошла миссис Норрис.
- Оттуда нас не видно, - Джеймс опередил ее вопросы, - для них зеркало остается всего лишь зеркалом.
Всю мебель в этой странной комнате составлял маленький потрепанный диванчик, очень смахивающий на те, что стоят у них в гостиной, и низенький столик на трех ножках. На столике - в беспорядке разбросанные пергаменты, колода волшебных карт, какие-то свитки, которые Джеймс сгреб в одну кучу и сдвинул, освобождая место. В одном углу громоздились книги – некоторые подозрительно смахивали на фолианты из запретной секции…
- Потрясающе, - выдохнула Лили.
Джеймс улыбнулся во весь рот, явно довольный ее реакцией. Он стол поодаль, не приближаясь, словно боясь спугнуть ее неосторожным движением.
- Что это за место?
- Ну… как тебе объяснить поточнее… наша штаб-квартира. Вернее, одна из них, - он хмыкнул, глядя на удивленную Лили, застывшую посреди комнаты. - Очень надежное место, можно придумывать пароли, и никто никогда не войдет сюда случайно. Мы здесь в последнее время редко бываем, а недели две как Сириус развлекается тем, что водит сюда девчонок… Вообще, предполагалось, что это тайна – никаких посторонних, но для Сириуса правила не писаны, ты знаешь. Теперь нет смысла хранить секрет, если почти вся женская половина Хогвартса… - Джеймс прервался и закашлялся. Лили прищурилась. – Ну короче, это лучшее место, где мы можем поговорить с уверенностью, что не будем услышаны.
Лили все еще с подозрением смотрела на него, и Джеймс понял, что сменить тему не удалось.
- Ты не забыл, зачем мы здесь? Это не называется «привел девчонку».
- Я помню, Эванс, помню, не кипятись. Хотя как, по-твоему, это назвать? Ты же девчонка, так? И я тебя привел.
Лили должна была ответить что-то колкое, как обычно, но почему-то промолчала, сделав вид, что рассматривает груду камней, заваливших потайной ход. Джеймс, казалось, был вполне доволен такой реакцией.
- Итак, - сказал он, садясь прямо на пол перед низким столиком, и хлопая ладонью рядом с собой. Лили осторожно села напротив. – С чего начнем?
Лили пожала плечами, буквально силой заставляя мысли вернуться к делу. Почему-то в ее представлении все выглядело довольно просто: они вламываются в лабораторию, как-нибудь так, как в библиотеку, Лили все осматривает, берет необходимое и они смываются. Ее немного пугало то, что Поттер в любой момент мог сказать: пойдем, и они пошли бы, прямо вот так, сходу… Запросто.
- Ты думала о том, как снять защитные заклинания с лаборатории?
Лили посмотрела на него.
Мерлин, вот дура.
«Вломиться в лабораторию»? Блеск.
- Конечно, - твердо ответила она, почти поверив самой себе и надеясь, что это выглядит убедительно, - но для того, чтобы их снять, нужно хотя бы примерно знать, что это за заклинания.
Джеймс поднялся и принялся ходить по комнате туда-сюда. Под его подошвами мягко шуршал ковер.
Лили напряженно размышляла. Вот о чем следовало думать все это время, а не о том, когда же Поттер вспомнит о своем обещании. Защитные заклинания, защитные заклинания… Банальные сигнальные чары? Вряд ли. Там явно что-то похитрее. В голову приходило только одно: проверить, что там, можно только опытным путем. Или может… Ну конечно!
- Нам нужно поговорить с Обри! – воскликнула она.
Джеймс странно посмотрел на нее, резко останавливаясь.
- Он ведь уже через это прошел, - объяснила Лили, - ты думаешь, после него Слизнорт что-то поменял? Если заклинания сложные, и тем более, если они сработали – то вряд ли. Конечно, Обри так просто не расскажет… У меня есть план!
- А в нем участвуют конфеты? – рассеянно уточнил Джеймс. – Обожаю шоколад.
- Поттер, побудь серьезным хотя бы пару секунд…
- Я уже с ним поговорил, - перебил Джеймс, смущенно кашлянув. Лили замерла с незаконченной фразой на языке и смерила его удивленным и настороженным взглядом.
- Серьезно? – она не торопилась кричать от радости: от Поттера можно ожидать чего угодно, без преувеличения.
- Очень серьезно. Настолько серьезно, что теперь меня и Сириуса ждут отработки у Филча до конца недели, но дело не в этом…
Лили устало потерла лоб.
- …а в том, что он все-таки рассказал.
Следующие десять минут Лили слушала, затаив дыхание. Джеймс вовсе не страдал ерундой в эти два дня, что прошли с того памятного вечера, когда он обещал помочь. Он провернул нечто такое, от чего у Лили мурашки побежали по коже: масштабность затеянного ими «дела» потихоньку начинала ее пугать. Поттер и Блек, а еще, наверное, и Люпин (имя его не упоминалось, видимо, из политкорректности – староста, все-таки), весь понедельник и часть вторника протаскались за бедным Обри, который ничего не подозревал до самого последнего момента – до сегодняшнего вечера, когда компания мародеров наконец настигла его одного где-то в восточной части замка, и в одном из пустых классов допросила со всей страстностью. Разумеется, Джеймс мягко назвал это «переговоры», но отработка у Филча говорила сама за себя. Бертрам не сразу понял, чего от него хотят, пытался тянуть время и делал вид, что понятия не имеет, о чем речь… Он попросту боялся рассказывать.
- Но нам все-таки удалось его разговорить – хотя и несколько позже, чем я рассчитывал, поэтому я и опоздал, - сказал Джеймс. Каким образом Обри удалось разговорить – об этом история умалчивала, но Лили не сомневалась, что завтра что-то непременно всплывет наружу, поэтому не приставала с вопросами. Сейчас гораздо важнее было другое. – Он рассказал, что когда он вошел в кабинет – не было никаких сигнальных чар, вообще ничего. Знаю, они могла быть слышны только в кабинете у Слизнорта, или что-то типа того, мы с парнями об этом думали– но тогда Слизнорт кинулся бы в лабораторию гораздо раньше. Как утверждает Обри, он провел там не меньше десяти минут. Десять, подумай. Этого нам с лихвой хватит.
- Подожди, - Лили нахмурилась, что-то прикидывая и машинально теребя подол мантии, - никаких сигнальных чар? Но ведь его поймали. Ты не думаешь, что он что-то не договаривает?
- Не думаю, - твердо ответил Джеймс. – Но есть еще кое-что. Он сказал, что как только взял то, что нужно, случилось кое-что странное… воздух как будто сгустился… это какие-то чары? И вот тогда-то почти сразу прибежал Слизнорт и другие преподаватели следом за ним.
Лили напряженно думала, глядя на Джеймса.
- Сгустился?.. И что значит – почти сразу? Насколько сразу? Он сказал что-то еще?
- Только это. Да, именно так он и сказал – сгустился, Мерлин знает, что он имел в виду… Он вообще мало что мог толком рассказать, он не помнит, что взял и не знает, как вообще там оказался.
- Ты думаешь…?
- Империус, ну или Конфундус в крайнем случае… И стирание памяти, по-любому.
Они замолчали, глядя друг на друга. Их затея на мгновение отодвинулась на задний план, и предстала совсем в другом свете – именно об этом предупреждал тогда Джеймс. Их преподавателям это не нужно, Дамблдору не нужно – такие покушения на ингредиенты опасных зелий значили сейчас слишком много. Впервые вся история не казалась просто опасным приключением. Впервые в Лили зашевелились червячки сомнения – стоило ли это того? Непроверенное зелье, которое неизвестно как повлияет на Люпина? Стоила ли ее курсовая такого риска и такой нервотрепки для учителей? Лили смотрела в глаза Джеймса, и читала в них те же мысли, как отражение своих собственных. Непростительные заклятия в Хогвартсе… настолько привычная мысль, и все еще настолько пугающая.
- Я слышала о таком заклинании, - начала Лили, с трудом отыскав свой голос. Джеймс внимательно смотрел на нее, чуть хмурясь, и Лили перевела взгляд на мерцающие свечи в резном подсвечнике на стене. – Что-то вроде сигнальных чар, только мощнее. Оно начинает действовать только тогда, когда кто-то посторонний касается предмета, который ты заколдовал. В нашем случае это может быть вся лаборатория, думаю, Слизнорт не поскупился на чары… И действие намного сильнее, что-то вроде… что-то вроде сгустившегося липкого воздуха, когда не можешь вдохнуть, когда слышишь как сквозь вату, понимаешь? И передвигаешь медленнее, как будто залипнув в паутине. Не знаю, оно ли это… Тогда Слизнорт тоже должен был почувствовать что-то, что возвестило о взломщике… И сообщить остальным – послать патронуса заняло бы секунды.
Джеймс прищурился, что-то прикидывая, и уверенно кивнул.
- Только интересно… Можем ли мы найти кого-нибудь, у кого был его урок в тот день? Мы же как раз сидели на Трансфигурации. Я бы могла точно убедиться, что это такое, если бы кто-нибудь рассказал мне, как вел себя Слизнорт в этот момент.
- Не выйдет, утром у него не было занятий, - сказал Джеймс, - я проверял.
- Черт, - вырвалось у Лили.
Она в который раз удивилась, насколько серьезно Джеймс подходит к делу. Кажется, куда серьезнее, чем она сама.
Все это количество информации, свалившееся на них обоих сейчас, страшно напрягало. Лили чувствовала себя маленьким котлом: как будто кто-то переборщил с ингредиентами, и теперь содержимое с шипением переливалось через край. Они могли сколько угодно ломать голову над тем, как заколдована лаборатория, но все их догадки основывались только на имеющихся уже фактах, которые подтвердить чем-то было просто невозможно. В конце концов, после получаса бурных обсуждений и всевозможных гипотез, они сошлись на том, чтобы принять догадки за аксиому. Получалось, проникнуть в лабораторию проще простого, гораздо сложнее – удрать оттуда незамеченными.
Других вариантов просто не было.
И здесь были большие проблемы.
- Нам нужна сто процентная уверенность, что нас никто не заметит, - сказал Джеймс, - ни одна живая душа. И мертвая тоже. И портреты, - прибавил он, поразмыслив.
- Но… портреты повсюду, - упавшим голосом отозвалась Лили. Джеймс кивнул.
- Нужно просто выбрать правильный маршрут, который будет огибать все освещенные коридоры и все известные портреты. Вполне вероятно, что смываться нам придется без мантии-невидимки.
Это было правдой. Лили вдруг подумала, что скорее всего так и будет – быстро улизнуть под ней вдвоем они не смогут, как не пытайся. Получалось, что добраться до лаборатории и проникнуть в нее было просто, а вот уйти… Слизнорт и другие преподаватели хотели вовсе не защитить ценные травы и порошки в разноцветных колбах. Они хотели выяснить, кто в Школе занимается Темной магией.
Эта простая догадка поразила Лили, словно удар молнии. Она посмотрела на Джеймса ошеломленным взглядом, боясь самой мысли о том, что будет, если их все-таки поймают.

Следующим утром Лили почти влетела в Большой Зал, чуть не сбив в дверях двоих замешкавшихся третьекурсников. Завтрак начался десять минут назад, и, мельком глянув вперед, она без труда разглядела черноволосую макушку Поттера за столом Гриффиндора. Усилием взяв себя в руки, Лили прошла на свое место возле Алисы и Фрэнка, благодаря небо за то, что мародеры стали садиться поближе. Старательно делая вид, что увлечена блинчиками, она с трудом отключилась от болтовни подруги и прислушаться к тому, о чем шепчутся парни.
- …вообще никакая, - тихо сказал Сириус, посмеиваясь и украдкой бросая взгляды на стол Ревенкло. – Так что… начинаю новую жизнь. Так сказать, с чистого листа…
- Ой, брось. Слышу это каждую неделю.
- Я просто в активном поиске, Лунатик, в отличие от некоторых…
- Я в пассивном, - шепотом отбил Ремус, наливая себе еще тыквенного сока. Сириус только хмыкнул.
И так далее. И ни слова о том, что действительно волновало Лили. А Поттер вообще молча поглощал свой завтрак, и только усмешки на его лице говорили о том, что он слушает разговор друзей.
Ну, в конце концов, чего она ждала: когда это их волновали какие-то там отработки?
Завтрак прошел в молчаливом раздражении, Лили силой заставляла себя глотать каждый кусочек, мрачно придумывая, что скажет ему, когда этот чертов завтрак наконец закончится. Едва прозвенел колокол, Лили выскочила из-за стола, кинув Алисе что-то про письмо и совятню, и пулей вылетела из зала.
Она поймала Поттера за рукав сразу через несколько минут после этого, когда он сворачивал в коридор на третьем этаже. Портрет с какой-то старой ведьмой со сморщенным лицом, напоминающим печеное яблоко, жалобно скрипнул, когда Лили затащила Джеймса в маленькую потайную… не комнату даже, а каморку за ним. Едва портрет захлопнулся, воцарилась полнейшая темнота.
- Ай! Эванс, ты наступила мне на ногу.
- Поттер, какого черта ты делаешь?
- Я пытаюсь… слушай, я пытаюсь палочку достать, тут хоть глаз выколи… и довольно тесно, так что не пугайся…
- Я не об этом, - зашипела Лили, - я об Обри!
Джеймс на секунду замолчал, было слышно лишь шуршание мантии и какая-то возня.
- Тогда правильнее спросить: что я делал вчера, - совсем другим тоном ответил он.
- Ты раздул Обри голову! – в сердцах воскликнула Лили.
- Видишь, ты сама все знаешь. Откуда, кстати? Филч сболтнул? Или… - Джеймс понизил голос, выдохнув куда-то в район ее уха, - …кошка?
- Брайан, - отозвалась Лили, зажмурившись от вспыхнувшего на конце его палочки слабого огонька. По стенам каморки заплясали резкие угловатые тени, и Лили показалось, что одна из них – это нос Поттера, а другая – ее собственный… И находились они подозрительно близко.
- Брайан? – вкрадчиво переспросил Поттер. – Это который?
- Мой… парень, - сказала Лили, и тут же нахмурилась. – Не важно.
- Согласен.
- Мадам Помфри пыталась уменьшить голову какими-то чарами, - зачем-то объяснила Лили. Каморка была очень, очень тесной.
- Прости, но другого способа не было, - тихо сказал он. Лили уткнулась взглядом в его плечо, боясь поднять глаза.
Кажется, пора смываться.
Джеймс повел плечом, и Лили поежилась от странного ощущения. Он пах так… незнакомо. Он был слишком близко. И запах был… непривычный, не теплый запах Брайана, а какой-то горьковатый, будоражащий, чужой. «О чем я думаю, Мерлин», -одернула себя Лили.
- Ладно, - она заправила за ухо прядь волос, задев его локтем. Джеймс смотрел сверху вниз и молчал. Просто стоял молча, засунув руки в карманы и не шевелясь, почти не дыша даже.
Прошло несколько мучительно долгих секунд, во время которых сердце глухими ударами колотилось о ребра.
Напряжение накрыло их обоих с головой, а Лили все еще не подняла голову, чтобы взглянуть на него. Она остро почувствовала, что выбрала не самое подходящее место для разговора двух чужих друг другу людей. Не-друзей даже.
Пробормотав что-то невнятное, Лили толкнула потрет и выскользнула из тесной каморки на свет коридора, прямо в самую гущу толпы, и, опустив голову, пошла прямо по коридору, почти не понимая, куда идет. «Чертова идиотка! Больше никогда не буду поддаваться эмоциям», - думала Лили. Она так и не увидела его лицо перед тем, как уйти. И она не знала, стоило ли жалеть, или радоваться…

- Нам нужна карта! – возвестила Лили тем самым тоном, которым люди кричат «Эврика!», только с одним отличием – Лили не кричала.
- Нам нужен шоколад, - тем же тоном отозвался Джеймс. Он лежал на полу на спине, утопая в мягком ковре - даже уши были скрыты густым бордовым ворсом, - закинув ноги на диван. Довольно странная поза, но на скептический вопрос Лили «Тебе удобно?» Джеймс попытался лежа пожать плечами и заявил, что так ему лучше думается.
Впрочем, не похоже было, что Поттер думает: последние полчаса он был занят только тем, что периодически сетовал на отсутствие эклеров.
Сегодня была уже пятница, и Лили начинало казаться, что все, чем они занимаются – это страдают ерундой в этой потайной комнате за зеркалом. Доходило просто до абсурда. Они договорились встречаться здесь после его отработок, в полдевятого Лили приходила и дожидалась Джеймса, развлекая себя чтением похищенных из Запретной Секции книг, которые по большей части содержали весьма занимательные заклинания, и рассматриванием фотографий. Ровно без десяти девять через зеркало вваливался Джеймс, то раздраженный из-за Филча, то в безумном веселье из-за Сириуса. Лили сама не понимала, зачем они встречаются: ни до чего путного додуматься так и не удалось, план побега не желал придумываться, и с пустыми руками они вот уже несколько дней возвращались в свою гостиную заполночь. Прятаться под одной мантией-невидимкой с Поттером больше не казалось Лили чем-то сверх экстремальным и предосудительным.
Джеймс вдруг вскочил, отрывая ее от размышлений.
- Карта и правда не помешала бы.
Лили смотрела, как он роется среди сваленных в углу свитков и пергаментов, выуживая чистые листы и карандаш, и ей почему-то начало казаться, что она медленно сходит с ума. Вернее, они вдвоем.
Тем не менее, Лили уселась на ковер напротив Джеймса, который, уже занес карандаш над квадратом пергамента.
- Стоп! Это моя идея, отдай, – Лили отобрала у него карандаш, и замерла, склонившись над будущей картой.
- Ну-ну, мисс гениальность, - хмыкнул Поттер, призывая другой карандаш из кипы мусора в углу, - идея твоя, а воплощать придется мне.
- Почему это?
- Ты не знаешь замка и вполовину так хорошо, как я!
- До чего самодовольный тон… зато ты не умеешь рисовать!
С этого момента их встречи обрели смысл.

Странно, до чего с ним было легко.
Ежевечерние вылазки в «зазеркалье», как про себя называла это место Лили, стали традицией, причем очень даже приятной. Теперь, когда больше не нужно было часами просиживать над расчетами для Аконитового зелья, Лили обнаружила, что у нее появилась куча свободного времени – все эти часы они с Джеймсом, споря до хрипоты и сталкиваясь лбами, проводили, склонившись над испещренными схемами листами пергамента - черновиками будущей карты.
- Здесь статуя какого-то старого хрыща, я точно помню, - упрямо твердил Джеймс, - мы однажды заколдовали его, чтобы… ну, неважно.
Он смущенно кашлянул.
- Что-то ты путаешь, Джеймс – я четвертый год хожу по этому коридору на Руны, там отродясь не было никакой статуи, я бы запомнила! – Лили сосредоточенно водила карандашом по шершавому пергаменту. Джеймс из-под опущенных век глядел на блики от свечей в ее волосах.
- Ты бы запомнила… у тебя память девичья, Эванс, что ты там помнишь.
- Ой, слышишь… Не перекладывай с больной головы на здоровую.
- Здоровую… это ты сейчас про размер?
Лили замерла, глядя в его невинные глаза, и расхохоталась.
- С большой головы на здоровую… Поттер, ты меня просто убиваешь!
И приходилось идти туда, к злосчастной статуе «хрыща», чтобы убедиться, что ее там нет. Лили издавала победный клич, и до конца вечера донимала Джеймса фразой «Я же говорила». Иногда закрадывались подозрения, что Джеймс просто поддается на провокации, и что на самом деле он прекрасно знает, что не было там никогда этой статуи. Но Лили просто некогда было останавливаться на этой мысли, да и незачем: она искренне наслаждалась происходящим. Они вдвоем постоянно бродили по ночным коридорам, прятались от Филча за колоннами, замерев и укрывшись спасительной мантией. Они выбирали очередной кусок замка и заглядывали в каждый угол, Лили не расставалась с карандашом, на ходу дорисовывая углы и повороты. Посиделки в зазеркалье иногда длились до часу ночи, когда Лили, потирая горящие от напряжения и усталости глаза, потягивалась и откладывала в сторону карандаш с линейкой. Джеймс в рисовании не участвовал по причине криворукости: он просто лежал рядом на ковре, комментировал и давал ценные советы. Лили с каждым днем удивлялась: оказалось, что раньше она не знала и половины ходов в Хогвартсе, половины лестниц, спрятанных за портретами, да что уж там – она была не знакома и с половиной портретов. Теперь замок стал казаться каким-то объемным и живым… и родным. И даже северной части она больше не боялась. Или просто все дело было в том, что Лили теперь бывала там не одна.
Происходило что-то странное, необъяснимое и немного пугающее. Лили всегда считала себя слишком рассудительной, слишком правильной, слишком ответственной. То же, что творилось сейчас, не укладывалось ни в какие рамки «правильности». Если раньше вылазки к Брайану в Северный коридор казались ей чем-то невероятным, каким-то огромным нарушением всех правил, то теперь она, не задумываясь, бегала по гулким ночным коридорам вместе с Джеймсом Поттером, и пьянящее чувство свободы и безответственности кружило голову, заставляя рывками хватать воздух. Лили казалось, что она впервые начала понимать, почему мародеры нарушают столько правил: она испытывала на себе лишь часть, маленький кусочек мародерской жизни, и даже это казалось ей приключением, которое стоило того, чтобы закрыть глаза на угрозу наказания. Что ж, как сказал Джеймс, «будем думать, что мы все еще дети, и нам не грозит серьезность». Они бесились, они сходили с ума, они смеялись, как ненормальные, но работа шла на удивление быстро: под руководством Джеймса было нарисовано уже несколько этажей.
Никто не был в курсе, куда уходит Лили каждый вечер, но ее ни о чем не спрашивали: все знали, что она встречается с ревенкловцем, и то, что теперь Лили уходила, не скрываясь было вполне ожидаемо, это было лишь вопросом времени. Джеймса не спрашивали просто потому, что он умел смываться из гостиной незаметно. Днем они практически не общались, делая вид, что между ними все по-прежнему. Эта шифровка ужасно раздражала Джеймса – Лили прекрасно это видела, - но он молчал. И она была ему за это благодарна: Брайану об их встречах знать было совсем не обязательно. Впрочем, были моменты, когда им обоим страшно хотелось забыть об осторожности.
Как раз в один из таких моментов, когда они еще до девяти часов медленно поднимались в сторону восточной башни, чтобы заглянуть в пару закрытых комнат, и на ходу тихо обсуждали программу на сегодня, из бокового коридора вынырнули две девчонки с курса пятого-шестого, кажется, Хаффлпафки, тоже, по всей видимости, направляясь в восточную башню. Джеймс и Лили переглянулись: в глазах Лили отчетливо читалась тревога, а Поттер прищурился, что-то прикидывая.
Отчаянный шепот за спиной и смешки: их явно обсуждали. Девочки не торопились их обгонять, наслаждаясь зрелищем: Поттер и Эванс, которые даже не глядят друг на друга днем, по ночам медленно прогуливаются бок о бок, направляясь… куда? К утру они это додумают, мрачно заключила Лили, а к обеду об их домыслах будет в курсе весь Хогвартс. Ее разобрала такая злость, что захотелось забыть о том, что она староста (последнее время это очень успешно получалось), развернуться, и наслать на них какое-нибудь особо изощренное заклятье, от души, так, чтобы на всю жизнь расхотелось сплетничать…
Джеймс прислушивался к оживленному шепоту, усмехался и бросал взгляды на Лили, замечая, как та закипает.
Он толкнул ее в бок.
- Слышишь, - чуть слышный шепот, - ты кольца уже заказала?
Лили не смогла сдержать улыбку, а за их спинами вдруг стало тихо: хаффлпафки, кажется, услышали последнюю фразу. Представив себе их вытянувшиеся лица, Лили мрачно усмехнулась, повернулась к Джеймсу и мстительно сказала чуть громче, чем требовалось:
- Сегодня я получила сову… Представляешь, у мистера Хопкинса все заказы расписаны на месяц вперед!
Джеймс мгновение смотрел на нее, забыв, что нужно моргать, не то пораженный ее неожиданному выпаду, не то и правда расстроенный отсутствием колец.
- Че-е-ерт! – с чувством воскликнул он, ударив кулаком воздух, - Я надеялся, что мы уже в этом месяце… Ну максимум через неделю…
- Да, - вздохнула Лили, - сегодня самый грустный день в нашей жизни.
- Правда, - отозвался Джеймс, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, и обнял ее одной рукой, притормаживая – девочкам ничего не оставалось, как обогнать их, - Сириус расстроится, он так хотел быть шафером…
Хаффлпаффки засеменили вперед и вскоре скрылись за поворотом, не переставая оглядываться.
Джеймс и Лили переглянулись и прыснули. Лили закрыла лицо руками и сквозь смех произнесла:
- Вот это будет история.
- К утру, - кивнул Джеймс, - ну и ладно. Им все равно никто не поверит.
- Надеюсь…
Многое в жизни становится понятным только в какие-то определенные моменты, проясняется, и тут же снова становится непонятным. Кажется, она уже думала об этом сегодня?..

Семь минут

Гора учебников, высившаяся на столе перед Лили, полностью скрывала ее от посторонних глаз. Поэтому Джеймсу пришлось обойти почти весь библиотечный зал по кругу, заглядывая за каждую книжную баррикаду, пока она нашел ее: перед пасхальными каникулами Хогвартс накрыла лавина домашних заданий, от которой тяжелее всех пришлось выпускникам. Теперь вечно пустующая библиотека превратилась в место ежевечернего паломничества старшеклассников. Впрочем, глядя на Джеймса, который озирался по сторонам с таким живым интересом, словно вернулся в место, где не был уже лет сто и удивлялся, как тут все изменилось, мало кому пришло бы в голову, что Поттер тоже относится к загруженным старшекурсникам.
На каждом столе горели светильники, в теплых кругах света грелись учебники и свитки, скрипели перья, то и дело слышался напряженный шепот. Атмосфера царила как никогда ботаническая, словно экзамены не через два месяца, а уже завтра. Мадам Пинс, изредка отрываясь от картотеки, маленькими орлиными глазками с умилением оглядывала разворачивающуюся панораму на сгорбленные спины и нахмуренные лица, наверное, считая такую популярность библиотеки своей профессиональной гордостью.
Отодвинутый стул неприятно царапнул паркетный пол, когда Джеймс сел напротив Лили. Раздвинул книги и внимательно посмотрел на нее сквозь образовавшийся зазор. Ему была видна только часть лица: изогнутая бровь, пушистые ресницы и выбившаяся рыжая прядка. В кои-то веки Лили была одна, без Хейли, Алисы и Брайана.
- У тебя настроенный на меня радар? – тихо спросила она, даже не отрывая взгляда от пергамента, что-то усердно строча: знакомо скрипело перо в тонких пальчиках.
- Нет, я пришел на запах высокомерия.
Лили фыркнула; зеленый глаз, который он видел, глянул на него с интересом.
- Все равно ты не по адресу. Говори, что хотел и заканчивай меня отвлекать – мне еще два эссе нужно…
- Избавь меня от подробностей, ладно? – тихо попросил Джеймс. Он подпер щеку рукой, прищурился от света лампы, которая очерчивала четкий круг - только стол, и не дальше, - и не сводил глаз с ее ресниц. – Я только хотел спросить, долго ты еще? Просто нам с Сириусом нужно кое-куда смотаться, и я до девяти могу не успеть…
Глаз распахнулся, внимательно глядя на него, и Джеймсу показалось, что сердце пропустило удар. Чертова Эванс…
Лили покосилась на соседку по столу, которая сидела, ссутулившись над тоненькой брошюркой по Зельям, то и дело бросая взгляды на Джеймса и ежесекундно поправляя выбившуюся прядь мышиного цвета волос. Это была какая-то невзрачная хаффлпафка, или ревенкловка… Когда они без формы – все на одно лицо. И эта самая девочка, делая вид, что читает, явно прислушивалась к разговору. После их с Джеймсом недавней выходки Лили все время казалось, что общественность проявляет к ней повышенный интерес – или это уже паранойя? Как бы то ни было, лишний повод для сплетен сейчас абсолютно ни к чему.
- Джеймс, слушай, - едва слышно прошептала Лили, наклоняясь к зазору между книгами. Джеймс сделал тоже самое. От нее повеяло каким-то ароматом, настолько тонким и нежным, что он и не понял сначала, что это. – Сегодня я не могу. Ну никак не получается, мы с Брайаном договорились… Давай завтра, идет?
Джеймс мучительно долго глядел на нее, замечая, как подрагивает веко. По пути сюда он переживал, что продинамил ее сегодня, но Эванс всегда все переворачивает с ног на голову: получается, это она динамит его…
- До четырех, я думаю, вы закончите?
Зеленый глаз смерил его удивленным и недовольным взглядом, бровь чуть нахмурилась. После короткой паузы Лили озадаченно произнесла:
- И что же мы будем делать там в четыре утра?
- А ты как думаешь? – Джеймс уже поднимался, игнорируя ее возмущение и громкий шепот в спину: «Поттер, я не приду!».

Шестнадцатая ступенька лестницы около третьего поворота слева на четвертом этаже – да, того самого, который охраняют гигантские проржавевшие доспехи, - ужасно скрипит. Эхо этого предсмертного скрипа в ночной тишине заполняет весь коридор до самого каменного потолка, и однажды Лили своими глазами видела, как миссис Норрис, наступив на эту ступеньку, едва не отдала концы от неожиданности. Еще недели две назад поход Лили закончился бы аккурат на этом месте. Но сейчас она осторожно перешагнула скрипучую ступеньку, и, мягко ступая, двинулась дальше. Было безумно холодно и мрачно, как никогда, даже привычное подрагивание уютных факелов не разгоняло вязкий полумрак в закоулках замка; в окнах четвертого этажа сейчас можно было разглядеть только зябкую предрассветную темноту. На Хогвартс опустилась тишина, в которой Лили отчетливо слышала только свое сбивчивое дыхание. Кутаясь в тонкую черную мантию, она шла мимо портретов, которые мирно похрапывали в своих рамах, и ей пришло в голову, что четыре утра – самое подходящее время для шалостей, даже для крупных, вроде набега на лабораторию.
Мысли порхали в голове стаей неугомонных бабочек – все перемешалось: свежие эмоции от свидания с Брайаном, адреналин от прогулок по замку в гордом одиночестве, сладкий ужас от предчувствия возможной встречи с Филчем, миссис Норрис или Пивзом, и странная теплота и томительная, вязкая, густая, как сливочная помадка тревога от предвкушения очередных посиделок в зазеркалье… Почему они с Поттером не могут пропустить ни дня, и почему Лили сейчас направляется не в спальню, не в свою теплую постель в башне Гриффиндора, о которой она мечтала еще с утра – об этом она старалась вообще не думать, так проще и легче. Жить моментами – еще одно, чему ее научил Джеймс.
Несколько минут спустя она уже касалась всегда холодной поверхности зеркала ладонью, одними губами шепча пароль. «Ерунда» - ужасно лаконично.
Джеймс сидел почти спиной к зеркалу, в пол оборота, так, что она могла видеть только часть его лица. Разложил перед собой на полу пергаменты с набросками, с собственными кривыми схемами и аккуратными чертежами Лили и что-то черкал. Свечи на стене не давали достаточно света, поэтому в комнате всегда были еще две лампы; сейчас они стояли по обеим сторонам от Поттера, бросая причудливые тени на стены и четко очерчивая его профиль. Здесь было тепло и очень уютно, несмотря на беспорядок, а может, как раз из-за него. Это напоминало Лили комнату ее кузена, настоящее мальчишеское логово, которое куда уютнее, чем ее собственная аккуратная спальня. На полу разбросанные свитки и пергаменты, стопки книг по углам, одна раскрытая на низком столике, которую Лили вчера заложила фотографией Джеймса, случайно слетевшей со стены, подушки на полу и диване, свисающий с подлокотника алый плед; и весь этот беспорядок залит неярким теплым светом ламп, который рисует мягкие тени на складках пледа, на закатанных рукавах рубашки Джеймса и в его волосах. Лили пригляделась к нему: галстук развязан, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, морщинка на переносице, сосредоточен и серьезен, как никогда. Лили замерла, едва переступив порог, все еще держась пальцами за острый край деревянной рамы и не в силах отвести от него взгляда.
Джеймс вырос, черт побери…как же он вырос. От него веяло сейчас какой-то непривычной серьезностью, какой-то стабильностью, а может, ей только казалось? Ведь Джеймс Поттер, которого она знала все эти годы, был совсем другим – неуправляемым заносчивым балбесом, даром что талантливым. Она смотрела ему в спину, и чувствовала, как что-то сжимается внутри.
Джеймс обернулся слишком рано, как будто почувствовав ее взгляд, не дав ей возможности схватить за хвост ускользающую мысль, и Лили пришлось оторваться, сесть рядом с ним, заглядывая в наброски и изо всех сил пытаясь сосредоточиться. Он как будто был уверен, что она придет – по крайней мере, совсем не удивился. Впрочем, очень может быть, сейчас он не удивился бы и МакГонаггал, шагнувшей через зеркало и севшей рядом на ковер; Мерлин знает, зачем он ее вообще позвал. Джеймс устало потирал лицо, то и дело распрямляя спину и потягиваясь – Лили отводила взгляд. Он серьезно обсуждал с ней какие-то мелочи, но толку от Лили сейчас было мало, она как будто погасла: сил хватило, кажется, только на то, чтобы дойти до зазеркалья, четыре утра давали о себе знать. Мысли путались, но как она не старалась, выключить голову не могла. Они сидели молча, погруженные в работу, сравнивали чертежи, проделывая все в два раза медленнее, чем обычно, и ничего не мешало ей думать, думать, думать. Наверное, во всем был виноват недосып, но в голове крутились какие-то странные мысли, неприятные, нехорошие; все то, что Лили прятала от себя днем.
Необходимость выбора – вот что ее всегда пугало. Раньше все было как-то проще, за нее всегда решали родители, учителя, теперь же приходилось выбирать самой; Лили ненавидела сомневаться, но все, чем она занималась последние недели – это сомневалась каждую секунду, анализируя, просто препарируя себя, толком не понимая, зачем это делает. Она смутно подозревала, что сделала что-то не так, выбрала что-то не то, и никак не могла разобраться. И не с кем было об этом поговорить.
Она покосилась на Поттера, потирающего затекшую шею.
Она действительно не знала, что потом. Лили любила логику во всем; теперь же ее жизнь строилась вообще вопреки всем законам логики, это касалось всего: Джеймса, Брайана, ее курсовой, ее безумных планов, ее поступления – вообще всего. Какое-то совсем паршивое состояние, когда ты не знаешь, чем ты занимаешься и чем хочешь заняться, когда ты, Мерлин, вообще ничего не хочешь. И ты не знаешь, как сложилась бы твоя жизнь, выбери ты что-то другое, и незнание медленно убивает тебя, и на душе кошки скребут, а назад пути нет. И у тебя нет никакой опоры, почвы под ногами, чего-то незыблемого, за что еще можно держаться. Любовь или не любовь, дружба или нет, учеба, семья… Что из этого любить, за что из этого драться? Где единственно верный путь, которого она всегда ждала? Наверное, она просто смертельно устала. Устала учиться на износ, успевая доделывать вовремя все курсовые и эссе, сдавать тесты и отвечать на занятиях, устала выслушивать очередное домашнее задание, понимая, что планы на субботу убиты, устала быть старостой и быть в ответе за все, что творит Гриффиндор, устала спать по четыре часа в сутки, устала прятаться в зазеркалье, всякий раз опасаясь, что Брайан узнает, устала быть успешной, веселой, устала нравиться всем… Мерлин…
- Я больше не могу, - убитым голосом сказал Джеймс, отвечая на ее мысли, и откинулся на ковер. Лили замутненным взглядом смотрела на него пару секунд, почти не осознавая происходящее, окончательно теряя грань, отделяющую сон от реальности, а потом с облегчением сделала то же самое, чувствуя, как расслабляются уставшие мышцы, как мягкий густой ворс ковра щекочет уши. Их головы оказались на одном уровне; через несколько секунд Джеймс шепнул «Нокс» и стало темно; а еще через несколько секунд Лили уже крепко спала.

- …и чудовищной длины юбка – по самые пятки, - Алиса скривила острый носик и захихикала. – Не хочу подливать масла в огонь, но… представляешь, как Стивен путался в этих шторах, пытаясь…
- Фу, Алиса! Избавь меня от подробностей… – Лили поморщилась и ткнула подругу в бок, отмечая про себя, что и разговаривать уже стала фразами Джеймса. – И откуда ты все это узнаешь?
- Ох, брось, Лил, - протянула Алиса, - тебе бы точно не повредило побольше интересоваться жизнью других. Немного общения помимо уроков, чуточку воображения – и вуаля. Тем более, что в этом удивительного, я сто лет ее знаю, мы живем в одной спальне с незапамятных времен, да и мы с Мэри, как-никак… подруги!
Лили громко фыркнула, но Алиса и ухом не повела, только дрогнувшие губы говорили о том, что она всеми силами сдерживается, чтобы не рассмеяться. Лили подумала, что собирать последние сплетни все равно бессмысленно: рано или поздно тебе обо всем сообщат, таков уж Хогвартс с его «тайнами».
Они сидели на скамейке во внутреннем дворике замка, доедая принесенные из Большого Зала бутерброды и запивая одним на двоих стаканом тыквенного сока. Несмотря на то, что было время обеда, здесь собралась почти вся школа, что-то жуя, смеясь и обмениваясь новостями; младшие с громкими криками играли в какую-то дурацкую игру – очередное веяние школьной моды, которые теперь проходили мимо Лили и других старшекурсников. Погода, наконец, улучшилась, так же внезапно, как и в прошлый раз, и поэтому не внушала никакого доверия. Может быть, у них был всего день, чтобы насладиться: на плиты школьного двора горячими пятнами ложилось солнце, в воздухе тянуло густым терпким запахом леса и сырой земли, а небо было высокое и изумительно-синее, настоящее весеннее небо. Алиса сняла черную школьную мантию, и проходящие мимо парни косили глазами на длинные стройные ноги, которые не скрывала короткая юбка.
- Смотри, смотри, - Алиса наклонилась к самому уху Лили, которая с нарочито спокойным видом медленно пережевывала свой бутерброд, - вот они, все преимущества коротких юбок.
Лили проследила за ее взглядом. Поодаль, на краю площадки стояла компания ребят со старших курсов – кажется, шестой-седьмой, - среди которых Лили заметила пару знакомых ревенкловок, несколько парней с их курса и Инессу Ред в юбке короче терпения Филча. Лили невольно задержала на ней взгляд.
- На тебя смотрят. Тобой интересуются. Тебя обсуждают, - прокомментировала Алиса, закидывая ногу на ногу, и двое сидящих неподалеку хаффлпафцев покосились в их сторону.
- Мне это не нужно, - равнодушно отозвалась Лили, отбирая у нее стакан с соком и делая большой глоток, - не нужно. Я не люблю, когда меня обсуждают.
- Дело не в этом, Лили! Просто нужно иногда… нарушать свои правила.
Лили повернулась и в упор посмотрела в честные голубые глаза подруги. Алиса пожала плечами.
- Говорю, что думаю.
- Люпин просил передать, что сдал рапорт за тебя, - за их спинами возник Хейли, нагруженный едой по самый подбородок.
- О, пирог с почками, - Алиса вытянула руку, но Хейли ловко уклонился – сработали годы тренировок. - Жадина, - обиделась Алиса.
- Привет, Хейли, - Лили подвинулась, похлопав ладонью рядом с собой, и парень сел. Вид у него был донельзя довольный, и Лили подумала, что дело, наверное, не только в пироге. Солнце щедро заливало их, отчего его волосы казались непривычно золотистыми, ветер теребил отросшую и спадающую на глаза челку. Хейли прищурился и зашуршал свертками. – Что случилось?
- Ничего, - мгновенно ответил парень, откусывая огромный кусок бутерброда. Но блестящие глаза и покрасневшие скулы выдавали его с головой. Лили сейчас нечасто видела его таким; последнее время он ходил какой-то подавленный и унылый, и она не знала, почему. Она вообще очень мало думала о своих друзьях теперь. На душе вдруг стало горько и противно от самой себя. Лили отвернулась от него, спрашивая себя, что же с ней происходит, что, черт побери, происходит…
- Я тебе скажу, что с ним. Он начал встречаться с этой хаффлпафкой… как ее… ну же, Лил, она еще ходит на колдомедицину! Они там и познакомились, когда Хейли пошел подопытным кроликом.
- Джулия Уоллис? – Лили широко улыбнулась, снова поворачиваясь к другу, все мрачные мысли мгновенно улетучились. Та самая Джулия, которая теперь работает в паре с Брайаном вместо Лили?
- Ой, нет, - сказал Хейли. - Это не Джулия. Джулия была ошибкой.
- Джулия была прежде всего ошибкой природы, Хейли, - сочувственно сказала Алиса, и тот послал ей угрожающий взгляд.
- Это Дженни, Дженни Эббс. Лили, ты знаешь ее.
- Дженни? - Хейли, рот которого был уже занят, лишь пробурчал что-то неразборчивое, но вид у него был донельзя самодовольный и гордый – удивительно, как ему удавалось так выглядеть с набитым ртом. – Вот это да!
- Весна, - коротко сказала Алиса. – А вот и Поттер.
Лили показалось, что на нее опрокинули котел холодной воды – так неожиданно прозвучала его фамилия, вымыв из головы все посторонние мысли. Она чуть повернула голову, стараясь не выглядеть слишком заинтересованной: Джеймс пересекал площадку, попутно здороваясь со знакомыми и хлопая по рукам парням. Сейчас он выглядел получше, чем утром: синяки под глазами почти исчезли, и весь его вид говорил о том, что он бодр, полон сил и весел – выспался, не прейдя сегодня ни на одну пару. Лили заметила небрежно перекинутую через плечо мантию, румянец от свежего воздуха, ямочки на щеках. Она могла бы разглядывать его сколь угодно долго, если бы не опасалась, что заметят друзья, сам же Джеймс даже не повернулся в сторону скамеек, где они сидели. Странно: Лили знала, что Сириуса, Питера и Ремуса здесь нет, куда же он?.. Она получила ответ на свой вопрос, когда он подошел к компании, стоящей на краю двора, и по-хозяйски закинул руку на плечи Инессе Ред, шестикурснице и охотнице гриффиндорской сборной.
Сердце пропустило удар и вокруг стало почему-то слишком тихо.
Мир сузился до этих двоих, обесцветив все остальное: Инесса повернулась в его руках и звонко чмокнула Джеймса в губы, вызвав смех своей компании.
Когда через пару мгновений Лили удалось по кусочкам собрать себя в одно целое, звук словно включили обратно, и она уже слышала, как Алиса что-то шепчет ей на ухо, и была уверена, что меньше всего на свете хочет слышать это.
- …в раздевалке, после последнего нашего матча с Хаффлпафом, представляешь?
- Что?..
- Я тоже удивилась сначала… хотя… не думаю, что они на самом деле встречаются, Поттер все время где-то пропадает, а Инесса все вечера проводит в гостиной… Это странно…
Пока Алиса обдумывала ситуацию, Лили пыталась отключиться и подумать о чем-нибудь другом, но получалось не очень. Раньше она слишком мало думала о Поттере, чтобы что-то такое замечать. Теперь… просто было непривычно, что у него кто-то есть. Просто непривычно, да. Она так привыкла, что он один, что… в общем…
- Но она ужасная, - вырвалось у Лили. Инесса нарочито громко смеялась и выворачивалась в руках Джеймса, привлекая всеобщее внимание не только короткой юбкой, но и своим поведением. И вообще – она ведь такая стерва, о чем Джеймс только думает… И они там…в раздевалке после матча… как раз в тот день, когда она впервые попросила его о помощи… Вот Мерлин… Лили потерла веки пальцами, мысленно ужасаясь.
- Ужасная, - подтвердила Алиса, - но красивая.
Хейли рядом задумчиво кивнул.
Лили шумно выдохнула, мысленно застонав.
- Кстати, - вдруг вспомнила Алиса, поворачиваясь и закрываясь ладонью от слепящего солнца. – Я тут слышала, что все думают, будто это ты встречаешься с Поттером.
Лили, как раз допивавшая остатки тыквенного сока, подавилась и закашлялась, забрызгав все вокруг. Хейли участливо похлопал ее по спине – от всей души, едва не выбив дух.
- Даже о свадьбе кто-то говорил, - продолжала Алиса, проницательно глядя на покрасневшую подругу, - я в это не верю, но все же…
- Странные выводы, - коротко сказала Лили, вытирая руки и подол мантии. – Давайте сменим тему, я уже устала от бесконечного обсуждения чьих-то романов. Давайте об учебе поговорим.
- А что тут говорить? – серьезно сказал Хейли, задумчиво почесывая затылок. – Мы заканчиваем Хогвартс.
Троица с пониманием переглянулась, и грустно уставилась на щедро залитый солнцем школьный двор, с которого, смеясь и переговариваясь, их однокурсники спешили на послеобеденные занятия.

В спальне номер восемь гриффиндорской башни царила блаженная тишина: девочки разошлись кто куда: Мэри сидела внизу в гостиной, делая домашнее задание, Сара и Гретхен, кажется, были на поле, смотрели тренировку, вернее, тренировки - сегодня команды едва не передрались за возможность полетать, наконец, под солнцем, и в итоге мадам Хуч поделила поле на две части, предоставив право тренироваться сборным Гриффиндора и Ревенкло. Тут же, конечно, выплыла вся правда о нарушениях запрета на тренировки командой Гриффиндора – неизвестно, кто разболтал, слизеринцы или обиженные ревенкловцы, у которых отобрали половину поля, но факт остается фактом – у Джеймса сегодня будут проблемы. Далекие крики со стороны стадиона вместе с яростным щебетом птиц и гомоном малышей с площадки внизу ворвались в маленькую комнату, едва Лили удалось распахнуть тяжелые створки окна. Все еще довольно прохладный и сырой ветер перелистнул страницы забытого учебника на кровати Алисы, поля которого были сплошь изрисованы сердечками и витиеватыми буквами, которые нетрудно было угадать. Лили забралась на широкий подоконник, села, обняв руками колени, и замерла: лицо приятно холодил ветер, и пахло весной, наконец-то по-настоящему пахло весной.
От этого хоть чуть-чуть, но становилось легче.
Она моргнула пару раз и опасно высунулась из окна, пытаясь разглядеть, кто из младших внизу, и отвлечься от мыслей о Брайане. Как раз, когда у всех парочек Хогвартса весеннее обострение, у них просто какой-то кошмар.
Просто не думать об этом сейчас.
Несколько минут назад, прежде чем она, пинком распахнув дверь, ворвалась в спальню, у них состоялся весьма неприятный разговор из серии «ни о чем», но которые, тем не менее, оставляют в душе отвратительный осадок и горькое разочарование, а еще какое-то нехорошее предчувствие. Причем, они оба думали об этом, Брайан тоже – Лили не сомневалась, когда смотрела на его сердитый профиль.
В общем, до того, как вернется Алиса, можно подумать о чем-нибудь другом. Со стадиона долетели чьи-то вопли и смех, Лили бросила туда насупленный взгляд и, естественно, подумала о Поттере.
За время, проведенное в зазеркалье, они, кажется, успели по-настоящему подружиться. Хотя… Лили бы не стала это с уверенностью утверждать, потому что были моменты неловкости и скованности, и странного напряжения, и затянувшихся пауз. По крайней мере, она в душе уже считала Джеймса другом – может, просто из-за того, что проводила с ним чертову кучу времени, а может, из-за того, что каждый день узнавала его с новой стороны. Что по этому поводу думал сам Джеймс, Лили понятия не имела, а спросить не могла. Да и зачем? Им и так было хорошо. Позавчера он показал ей вход в кухню – это была последний пробел на почти завершенной карте. Дорисовать было пятиминутным делом, но в зазеркалье они вернулись через добрых пол часа, нагруженные свертками и корзинками:
- Устроим пикник, - прокомментировал Джеймс, проходя сквозь зеркало и освобождая столик.
- Вообще-то, пикники утраивают на улице.
- Правда? Так написано в руководстве по пикникам?
На это Лили нечего было ответить. За окном в тот день еще было промозгло и накрапывал мелкий серый дождь. Поэтому они отмечали завершение карты в теплом и уютном месте, смеясь и разговаривая о совершенно посторонних вещах, и все было просто, и легко, и понятно, и это называлось «пикник».
Она много думала о нем, об Инессе, и о себе. Нельзя же так… Нельзя любить одного человека, и в тоже время столько думать о другом. Лили не понимала, почему так, и еще – она действительно понятия не имела, как Джеймс к ней относится, и это, вкупе со всем остальным, сводило с ума.
Они закончили с картой – действительно закончили, все от и до, все закоулки и переходы, и Лили теперь знала замок так же хорошо, как и мародеры. Она знала о потайном ходе, ведущем в Хогсмид, знала о кухне, в общем, теперь Хогвартс стал куда роднее и ближе, чем еще месяц назад. Лучше поздно, чем никогда. Теперь дело оставалось за малым – определиться с маршрутом в лабораторию и обратно, и все. Сейчас, когда осуществление того, зачем, собственно, все затевалось, больше не нужно было откладывать, Лили вдруг запаниковала: они рисковали многим, очень многим, и если раньше она думала об исключении из Школы как-то отрешенно, то теперь мысль об этом, и еще о разбирательстве, которое им грозит, вытеснила из головы все остальное. Правда, она не спешила делиться с Джеймсом своими страхами – как-никак, это была ее идея, отступать Лили не собиралась, и приходилось все держать в себе. Они решили, что до пасхальных каникул пытаться не имеет смысла: оставалось всего несколько дней, и лучше потрать их на подготовку. Гениальная идея Джеймса заключалась в том, чтобы проникнуть в кабинет Слизнорта, активировать сигнальные чары и, укрывшись мантией, просчитать, сколько времени понадобиться зельевару для того, чтобы добраться до кабинета.
Не считая того, что Лили было просто страшно, она еще действительно не понимала, зачем все это - не видела смысла. Ей казалось, что репетиции ни к чему, что можно завтра же проникнуть в лабораторию, не затягивая – но Джеймс уперся, словно баран, и Лили раздраженно думала, что он просто тянет время, только не могла понять, зачем. Пришлось согласиться.
Она прикрыла глаза ладонью, вспоминая вчерашний вечер.
Подземелья встретили их неуютной, настороженной, холодной тишиной; тихие шаги казались слишком громкими, дыхание – слишком шумным, почти неощутимый шорох мантии-невидимки – усиленным в несколько раз. Впрочем, может быть, так казалось только Лили, потому что она действительно нервничала; что касается Джеймса – он, в общем-то, не особо напрягался. Наблюдал за Лили краем глаза, но молчал, за что она была ему благодарна: никаких ехидных комментариев сегодня.
Они прошли мимо класса Зельеварения, мимо кабинета Слизнорта, мимо предполагаемого входа в слизеринскую гостиную. Слава Мерлину, им никто не встретился: у большинства студентов сейчас шли занятия, только у выпускников послеобеденное время оказалось свободным, его выделили для самоподготовки. Лили настаивала на алиби, но Джеймс горячо убеждал ее, что в мантии их никто не увидит, а не пойман – не вор; что из лаборатории ничего не исчезнет, Слизнорт подумает, что это ложная тревога, а значит, смысла проверять каждого, кто был свободен в это время, у них не будет. Он называл ее перестраховщицей и занудой, но Лили, которая впервые в своей жизни совершала нечто почти криминальное, не могла избавиться от нехорошего ощущения. Хорошо бы, чтобы все прошло точно по плану, но что если что-то пойдет не так? Они попадутся, даже не начав по-настоящему действовать!
У Слизнорта не было занятия; они следили за ним до самого кабинета на шестом этаже. В идеале, кто-то должен был остаться и присмотреть за ним, но Лили наотрез отказалась отпускать Джеймса в лабораторию одного. Им чертовски не хватало подмоги, но рассказывать кому-то было очень опасно – чем меньше людей знают, тем выше шансы, что все сойдет им с рук. Джеймс не рассказал даже своим парням, что уже говорило о многом.
Коридоры сменяли друг друга, переплетаясь и резко сворачивая, Джеймс и Лили поднимались и вновь спускались по узким лестницам, стараясь держаться как можно ближе, чтобы их не было видно из-под мантии; подземелье было огромно, неприветливо и пугающе. Карту они не взяли, Джеймс выучил путь наизусть, по крайней мере, Лили очень на это надеялась. Наконец, они остановились в одном из коридоров, внешне ничем не отличающемся от десятка других, которые они только что прошли. Из щелей меж темных камней сочилась вода, капли звонко падали с низкого потолка, и воздух был влажный и тяжелый, так, что его было трудно вдыхать. Факелы здесь находились на порядочном расстоянии друг от друга, и вместо того, чтобы давать свет, лишь сильнее сгущали тени в неглубоких нишах. Джеймс огляделся по сторонам, прошел еще несколько шагов, скидывая мантию. Подошедшая сзади Лили, приглядевшись, увидела прогнившую дверь, почти сливающуюся со стеной. Обычная деревянная дверь, набухшая и потемневшая от влаги, с обычной замочной скважиной, открывающаяся обычным ключом… Лили потрясенно смотрела на нее. Чего она ждала? «Не этого» - честно ответил внутренний голос. Это ловушка, Мерлин, просто наживка. Мнимая легкость.
- Джеймс, - тихо сказала Лили, не узнав собственный голос.
- Чшш, - отозвался он, уже ковыряясь в замке ножом с красивой резной рукояткой. Лили знала, что это нож Сириуса: он открывает любые замки, очень удобно.
Замок щелкнул еще до того, как Лили придумала, что сказать. Джеймс толкнул дверь, которая с трудом поддалась. Без малейшего звука она начала мягко открываться вовнутрь. Лили сглотнула и посмотрела на Джеймса. Тот посмотрел в ответ. Собранный, сосредоточенный, уверенный в себе и в ней.
- Помни: ничего не трогать, - шепнул он, и первым шагнул в лабораторию.

Лили шагнула следом через секунду, испытывая нечто вроде благоговейного ужаса. Подумать только, они только что проникли в святая святых зельевара! Первое время Лили ничего не воспринимала, кроме отчаянно колотящегося о ребра сердца и странного шума в ушах. Но спустя пару минут, оглядевшись, они и думать забыла обо всем, кроме того, что видела.
Едва они вошли, под потолком вспыхнуло сразу несколько ламп с холодным голубым огнем; в их ярком свете заблестели склянки, рядками стоящие на стеллажах вдоль стен. Лили прищурилась, привыкая к режущему глаза свету. В центре просторного помещения лаборатории тянулся длинный стол, часть которого была заставлена котлами разных размеров и форм, разделочными досками, какими-то горшками и пузырьками, а часть была пуста, и, похоже, стерильна. Обстановка и правда напоминала операционную, чувствовался какая-то упорядоченность, точность, правильность. Стеллажи, до потолка заставленные разных размеров баночками, колбами, штативами с пробирками, темными склянками; бочки в углу; небольшая арка справа – проход в смежную комнату. Лили заглянула туда, старательно следя, чтобы ничего не коснуться: они с Джеймсом специально были без мантий. В соседней комнате не было стола, здесь просто было много шкафов, за стеклами которых тоже стояли банки, а вдоль одной из стен были развешаны пучки высушенных трав.
Если все то, что Слизнорт хранил здесь, было запрещено и опасно, то как, должно быть, привлекательно лаборатория выглядела для слизеринцев…
- Как ты найдешь здесь то, что нужно?
Лили обернулась на голос: Джеймс стоял у дальней стены, читая названия на колбах. Лили повернулась к ближайшему шкафу: надписи местами стертые, местами вообще никаких опознавательных знаков, а некоторые колбы стоят лицом к стене: пока не повернешь, не прочтешь. Поворачивать каждую… на это уйдет уйма времени, преподаватели появятся здесь раньше, чем они найдут майоран. По крайней мере, с травами проблем быть не должно – они все на виду. Осталось только выяснить, как выглядит этот аконит…
- Держу пари, Слизнорт ориентируется здесь с закрытыми глазами, ему все эти этикетки до фени, - раздраженно сказал Джеймс, все больше убеждаясь, что распознать содержимое большинства колб невозможно.
Лили вернулась в главное помещение лаборатории, с трудом находя свой голос.
- Мне придется хорошенько подготовиться. Единственный вариант, похоже, искать компоненты по внешнему виду.
Джеймс, до этого стоявший спиной, озабоченно повернулся на ее встревоженный голос.
- Лили, ты в порядке? – осторожно спросил он, и Лили увидела смутную тревогу в его глазах. Нет, она не в порядке. Она чувствовала, что скоро нервы сдадут и… Мерлин знает, что тогда будет.
- Да, - легко солгала она, усилием беря себя в руки. – Это ведь наш единственный шанс, правда? Мне придется сейчас вспомнить все, что я когда-либо учила, и попробовать методом исключения убрать все лишнее. Думаю, в следующий раз у нас не будет столько времени, чтобы разобраться, что есть что.
И они разбирались, совместными усилиями, отрывочно вспоминая, как должно выглядеть то или иное зелье, тот или иной компонент, что должно храниться в темных склянках, а что – только в хрустале; после Лили поражалась, как им удалось в течение получаса, что они провели в лаборатории, ничего не коснуться, и почему они не думали тогда о профессоре Слизнорте – ведь в свободное от пар время он мог запросто спуститься в лабораторию… В тот момент это просто не приходило им в головы. Спустя полчаса стало ясно, что большего они не добьются. Джеймс направился к двери, приоткрыл ее лишь настолько, чтобы Лили могла выскользнуть наружу, а сам задержался, колеблясь. Лили стояла в полутемном коридоре перед дверью, и видела, как Джеймс оглядывает ближайший стеллаж на предмет, до которого можно дотронуться. Едва она протянул руку, коснувшись стеклянной дверцы, в лаборатории погас свет.
Сначала Лили решила, что это из-за того, что дверь слишком закрылась, но когда Джеймс медленно обернулся к ней, и тусклый луч факела упал на его разом побелевшее лицо, Лили поняла: они были правы, сигнальные чары наложены абсолютно на все, кроме двери.
- Джеймс, быстрее, - отчаянно зашептала она. – Скорее же!
- Часы, - беззвучно сказал Джеймс одними губами, и Лили бросила взгляд на стрелки, засекая время.
Джеймс двигался поразительно медленно, и Лили, которая вспоминала про эффект паутины и почти полное отсутствие воздуха, было больно смотреть на него. Больно и страшно. Внезапно она подумала о том, как же они будут выбираться из лаборатории, когда им нужна целая куча компонентов? Сколько же времени уйдет?
Он вынырнул из лаборатории спустя долгие несколько мгновений, который показались Лили часами. Дверь так же мягко захлопнулась, словно в нее никто и не входил, а Джеймс уже разворачивал мантию-невидимку, и в следующее мгновение укрыл их обоих, оттеснив Лили в ближайшую нишу. Прошло уже около трех минут с тех пор, как сработали сигнальные чары. Им оставалось только ждать, когда примчится Слизнорт, и молиться, чтобы он был один.
Секунды текли невыносимо медленно. Они стояли в неглубокой темной нише почти напротив двери, ведущей в лабораторию, вжавшись в стену, чтобы Слизнорт или кто угодно другой, шагая по узкому коридору, не дай бог не задел их краем мантии, и боялись даже дышать. Джеймс, лопатки которого больно упирались в холодные камни, прижимал к себе Лили, стоящую спиной к нему. Мантии едва хватало на то, чтобы укрыть их обоих. Лили глубоко и медленно вдыхала, пытаясь унять колотящееся где-то в горле сердце, живот сводило от ужаса, а мысли крутились только вокруг одного: Слизнорт идет сюда.
Через пару минут Лили более менее пришла в себя. Джеймс, кажется тоже: он шумно выдохнул куда-то в район ее шеи, и по спине Лили побежали сладкие мурашки. Она вдруг четко осознала, где она, с кем она; остро почувствовала, как его руки крепко и бережно прижимают ее к себе; каждой клеточкой своего тела ощущала его малейшее движение за спиной, его перетаптывания с ноги на ногу. Она повела затекшими плечами, и Джеймс снова выдохнул. Тонкая ткань ее рубашки позволяла чувствовать, как спина прижимается к его груди, как сильно бьется его сердце – только ли из-за Слизнорта?.. Она старалась не думать об этом, но не получалось. В голове испуганными птичками бились мысли о том, что у него очень сильные руки, наверное, во всем виноват квиддич; о том, что у него горьковатый и будоражащий одеколон, от запаха которого у нее кружится голова; она поймала себя на мысли о том, что прислушивается к его участившемуся дыханию.
Джеймс молчал.
Ей казалось, что время остановилось, хотя прошло не более пяти минут, Слизнорт все не появлялся, и Лили вдруг пришло в голову, что Джеймс затеял эту пробную вылазку только ради одного этого момента. В животе что-то болезненно-сладко сжалось, когда он покрепче перехватил ее другой рукой.
Они молчали.
Лили казалось, что она сходит с ума, что если Слизнорт не появится прямо сейчас, она точно спятит. Она не могла понять, почему вдруг стало так трудно дышать и так трудно связно думать.
Спустя еще одну долгую минуту они услышали торопливые шаги, пульсом разносящиеся по коридору, и Лили выдохнула, ощущая неповторимую смесь облегчения, разочарования, истерического веселья и легкой паники.
- Время, - едва слышно шепнул Джеймс прямо ей в ухо. Игнорируя вновь захлестнувшие мысли, Лили чуть повернула дрожащую руку.
- Семь минут.

Дверь в спальню скрипнула, открываясь, и Лили вынырнула из своих мыслей, оборачиваясь к вошедшей Алисе.
- Мне нужно с тобой поговорить, - серьезно сказала Лили.


Проблемы

ОСТОРОЖНО: сопли с сахаром. Вы предупреждены.



К тому моменту, как Лили закончила свой рассказ, солнце уже начало клониться к западу. Оно теплыми рыжими полосами ложилось через открытое окно на ковер спальни семикурсниц Гриффиндора, подсвечивало янтарем занавески и путалось в распущенных волосах Алисы. Лили внимательно смотрела в глаза подруге, и читала в них удивление, смешанное с растерянностью, смешанное с непониманием, с чем-то таким, о чем Лили и вовсе предпочла бы не знать.
- Постой, ты сейчас это серьезно сказала? Я не понимаю: всего несколько дней назад ты уверяла нас с Хейли, что все слухи беспочвенны, что это всего-навсего «странные выводы», не так ли? А сейчас ты говоришь мне… Поверить не могу… Ты с ним спала?!
Звучит ужасно, подумала Лили, нервно теребя пальцами край подушки и чуть хмурясь. И кто ее только за язык тянул?
- Это все, что ты услышала из моего рассказа? – мрачно спросила она. Алиса выразительно приподняла брови. – Ну хорошо. Да, то есть, нет – мы просто уснули в этой комнате, черт, было пять утра! Это не главное…
- Не главное? – Алиса вскочила и начала прохаживаться по комнате, щурясь, когда поворачивалась лицом к солнцу. Все в ней: ее походка, ее отрывочные жесты и то, что она все время убирала челку с глаз, - говорило о том, что она в крайнем смятении. Видеть Алису такой было очень непривычно, и Лили не очень понимала, что такого страшного совершила. Правда, не понимала. – А что же, по-твоему, главное? Вы с Джеймсом Поттером спали в одной комнате! Просто спали! Ты говоришь это так, словно это само собой – сразу после свидания с Брайаном мчаться к Поттеру и… спать с ним. Можешь не рассказывать мне, чем он тебе так уж помогает, не нужно о курсовой – мне это не интересно, лучше скажи мне вот что: с каких это пор ты проводишь ночи с Поттером, которого ты ненавидишь, и почему Брайан не в курсе?
Лили вздохнула, повернувшись к окну, лишь бы не видеть пронзительную синеву ее глаз. Если быть честной, она с радостью бы заткнула сейчас уши, чтобы не слышать все это… всю эту правду. Смотрела некоторое время на колыхающиеся занавески, на расчерченный солнцем подоконник, и прислушивалась к доносящемуся снаружи смеху и визгу малышни. Оправдываться в ее случае просто бесполезно.
- Я его не ненавижу, - наконец пробормотала она. Алиса всплеснула руками.
- Ты просто невозможна! С каких это пор он стал таким замечательным?
- Веришь ты этому, или нет, но я думаю, мы очень сильно ошибались насчет него. Вернее, я ошибалась. Не понимаю, почему мы не можем общаться, как друзья?
- Я тебе скажу, почему, - очень спокойно отозвалась Алиса. – Потому, что он не смотрит на тебя, как на друга.
Лили отвернулась от окна и поймала ее цепкий взгляд. Алиса застыла посреди комнаты, тоненькая, прямая, словно тростинка, скрестив руки на груди и выжидательно глядя на нее. Лили показалось, что Алиса понимает куда больше, чем она хотела бы.
- Это все в прошлом.
- Брось, неужели ты сама в это веришь? Вы проводите чертову кучу времени вместе: ладно, он помогает тебе с курсовой, но после вы бегаете по замку ночью, рисуете карты, устраиваете пикники… Невинные забавы, конечно, и вы всегда вместе, и он всегда в дюйме от тебя, и ты уже настолько привыкла, что тебе не то, что не кажется это предосудительным – тебе ведь нравится, так, Лили? Он остроумный, обаятельный, неординарный – с ним интересно, он несерьезен, он просто как… отдушина в твоей скучной жизни, он позволяет тебе не думать о проблемах, или я ошибаюсь? И пока ты свято веришь в дружбу, он делает все, чтобы ты влюбилась в него, Лили. За все семь лет учебы я ни разу не слышала, чтобы у него кто-то был!
- Просто потому, что он не выставляет свою личную жизнь напоказ, и правильно делает, между прочим!
Алиса глядела на нее через комнату, чуть прищурившись, и молчала. Словно не зная, что еще сказать, как еще убедить свою непутевую подругу в очевидных вроде бы вещах. Лили очень неуютно чувствовала себя под ее взглядом, но старалась не отводить глаз. Господи, она рассчитывала совсем на другую реакцию! Алиса была эмоциональной и легкомысленной, но на самом деле, прекрасно умела отличать плохое от хорошего – может быть, поэтому разговор не принес долгожданного облегчения и уверенности, что она поступает правильно. Скорее даже наоборот.
- Возможно, - наконец обронила Алиса.
Лили стало еще хуже. Она вдруг подумала об Инессе.
- Мне нужно в библиотеку, меня ждет эссе по Трансфигурации, - сухо сказала Алиса, явно давая понять, что разговор окончен, и возвращаться к теме она не намерена. Лили наблюдала, как она собирает свои книги и свитки в сумку, и думала о том, зачем, черт возьми, она все рассказала? Вообще-то, с самого начала она планировала поговорить о Брайане, но, глядя в глаза подруге, сидящей напротив и вопросительно наблюдающей за ней, Лили не смогла выдавить из себя ни слова. Подумала, что не сможет так спокойно все рассказать. Она слишком запуталась в себе и в их отношениях, чтобы пытаться все объяснить еще кому-то. Кроме того – говорить, и даже думать о Брайане было больно.
С Поттером дело обстояло куда проще.
С каких пор он стал таким замечательным? Вопрос Алисы крутился в голове, не давая покоя.
Почему-то вспомнилось утро вторника, когда она, разбуженная громкими голосами, смехом и топотом сотни ног прямо у себя над ухом, проснулась в зазеркалье. Было странно; сначала Лили даже не поняла, где находится, огляделась, кутаясь в мягкий плед, пытаясь прогнать остатки сна. Взгляд упал на Джеймса: он спал рядом на ковре, положив под щеку ладонь, а другой рукой стискивал потертую диванную подушку. Взлохмаченный, помятый, в расстегнутой на верхние пуговицы рубашке и с развязанным галстуком набекрень. Ресницы чуть подрагивали, наверное, ему что-то снилось; нелегко было признавать, но он действительно выглядел очень милым, и Лили очень не хотела его будить, и если бы подсознание не закричало «Стоп!» Лили представила бы, каково было бы просыпаться рядом с ним каждое утро. Она знала, что это бред, но ее тело реагировало на эти мысли сотнями мурашек, и Лили ничего не могла с собой поделать. Когда она растолкала его, они подождали начала урока, чтобы все разошлись по классам, и только тогда вышли в опустевший коридор. Их медленные шаги отдавались в стенах пятого этажа приглушенным эхом. Солнце заглядывало в узкие стрельчатые окна, снаружи вовсю щебетали птицы, а Лили казалось, что ночь еще не закончилась, и странно гудела от недосыпа голова. Джеймс заявил, что пойдет спать в башню; он и правда выглядел усталым еще больше, чем она сама, и сонным, и теплым ото сна, и очаровательным. И Лили правда не знала, что ей со всем этим делать.
- И теперь я понимаю, почему твоя личная жизнь катится к гоблинам, – кинула Алиса, застегивая сумку. – Вот честное слово.
Лили с недоумением глянула на нее. Впрочем, удивляться нечему: Алиса не была бы собой, если бы молча ушла, оставив Лили наедине с мрачными мыслями. Если бы ушла, не добив.
Возможно, это было жестоко, как отрезать часть тела без анестезии, но в глубине души Лили прекрасно понимала, что Алиса права, и не видела смысла разубеждать ее и себя заодно. Неужели все так заметно? Они никогда не обсуждали своих парней, это была запретная тема, тема Х, но, видимо, Алисе не нужны были ее объяснения, она и так все видела.
И это было огромным облегчением.
- Мне через час нужно встретится с Брайаном, - сказала Лили, запоздало осознавая, что это звучит, как оправдание. Пытаться показать, что у них все хорошо, как раньше? Это глупо. Алиса бросила на нее короткий взгляд. – Я обещала помочь ему с практикой, скоро экзамен по колдомедицине.
Еще вчера Лили выслушала бы тонну шуточек на тему «Знаем-знаем мы эту практику», а сегодня Алиса промолчала, опустив взгляд и делая вид, что возится с застежкой на сумке. Лили вздохнула, спрыгивая с кровати и, решительно подошла к шкафу, рывком распахнув дверцы. Алиса замерла на пороге, глядя на переодевающуюся Лили с недоверием и нарастающим весельем в глазах, которое тщетно пыталась скрыть за суровостью нахмуренных бровей.
- Ну, и что ты делаешь? – наконец спросила она.
- Следую твоему совету: нарушаю свои правила, - отозвалась Лили, обернувшись.
Не стоит ждать, пока тебя кто-то спасет. Нужно спасаться самой.

- Черт, - выдохнула Лили, снова и снова дергая неподдающуюся ручку зеленой двери лазарета. Было почти восемь вечера, и в этой части замка было очень тихо; Лили понятия не имела, куда делась мадам Помфри, но если висевшее в холле объявление не обмануло, то занятие по практике закончилось около получаса назад, и у Лили это просто не укладывалось в голове. Брайан совершенно точно называл вчера время. Возможно, его изменили, и, само собой, ей никто не потрудился об этом сообщить, хотя они виделись днем.
Вообще, Лили была сильной, по крайней мере, она очень старалась быть такой. Сейчас же, привалившись спиной к запертой двери, она чувствовала себя всего лишь запутавшейся семнадцатилетней девчонкой, которой чертовски обидно, и которая не понимает, что делать и как себя вести.
Она бродила по пустому полууснувшему замку, не замечая, куда идет, автоматически сворачивая в нужную сторону: они тысячу раз были здесь. Тяжелый холодный лабиринт родных коридоров… как бы потеряться здесь, чтоб и не искали потом. Остановилась только, когда начали гудеть ноги – в каком-то закоулке на шестом или седьмом этаже, около открытого настежь окна. Подставила лицо холодному вечернему ветру и невидяще уставилась в густую неуютную синеву сумерек.
Лили с детства привыкла все держать в себе, твердо усвоив, что свои тайны лучше никому не доверять. Особенно, если это касалось мальчиков, особенно – в Хогвартсе. Даже Алиса многого не знала. А еще был Брайан, от которого у Лили тоже было полно секретов: слишком много было того, о чем она не могла с ним поговорить, и это давило на нее, как пудовая гиря. Он ничего не спрашивал о Джеймсе, но Лили была уверена на сто процентов, что он в курсе этих дурацких слухов. С каждым разом поводы для того, чтобы не встречаться с ней, становятся все надуманнее, скоро совсем отпадет необходимость что-то объяснять, но Лили всерьез не понимала, почему он не скажет ей все это в лицо, зачем весь этот цирк. Они же взрослые люди. Не важно, кто виноват в том, что происходит, полоса отчуждения росла и будет расти, и иногда по ночам, когда Лили оставалась одна, мысли взрывались необъяснимой, пугающей паникой. Она думала: а что чувствует Брайан? жалеет ли? так ли ему больно, или уже все равно? Больше всего ее пугало равнодушие, когда уже поздно, когда не достучишься. И еще Лили не верила в то, что это происходит с ними, до сих пор как-то не верила. Этого просто не может быть – они же идеальная пара. Они пока еще делали вид, что все нормально, но это не заставит проблему исчезнуть; они не говорили об этом, и у Лили не хватало духу первой завести разговор, возможно, просто потому, что она не знала, к чему это приведет.
Она очень боялась его отпускать.
Обида скручивала сердце в тугой узел, и каждая мысль о Брайане отдавалась в груди мучительными тянущими ощущениями, как будто кто-то просто вытаскивал из нее внутренности.
Алиса оптимистично верила, что все у них наладится. Едва Лили открыла шкаф, подруга и думать забыла про библиотеку и свои обиды, бросила набитую учебниками сумку у двери и принялась давать ценные советы, а затем и вовсе взяла дело в свои руки.
- Если и это не поможет – тогда уж я не знаю, что еще. Парням иногда нужно дать понять, кто рядом с ними, особенно, когда они начинают смотреть сквозь тебя. Поверь мне, ни один нормальный парень не останется равнодушным, увидев тебя такой. Им, увы, нужна не только твоя прекрасная душа, подруга.
- Хочешь сказать, обычно я выгляжу ужасно? – встревожено спросила Лили.
- Обычно ты выглядишь, как все. Помнишь, что я сегодня говорила тебе про юбки?
Лили нехотя кивнула, и непроизвольно потянула край алисиной юбки вниз.
- Оставь! – воскликнула Алиса. – Она сидит именно так, как должна.
- Чувствую себя по-дурацки, - заметила Лили, критически рассматривая свое отражение. – Это не я.
- Это ты, и ты совершенно восхитительна, - весело отозвалась Алиса.
Лили бросила еще один взгляд в зеркало. Очень, очень короткая юбка. И облегающий свитер, вырез которого здорово подчеркивает все то, что раньше пряталось за воротниками.
- Не знаю, зачем ты скрываешь такие ноги… - добавила Алиса. – Ты хотя бы не ходячий скелет, как я, на тебе все смотрится в тысячу раз лучше.
- Замолчи, - Лили слегка улыбнулась. Возможно, Алиса была права.
Только теперь это никому не нужно.
Она рассматривала свое отражение в оконном стекле. Рассыпавшиеся по плечам волосы, подсвеченные зыбкими золотыми бликами от зажегшихся факелов. Алиса умела делать потрясающие прически, но все, на что Лили согласилась сейчас – это легкие естественные завитки, простое заклинание, одно из тех секретов алисиной красоты, которым Лили так и не научилась. Она повела плечами, и несколько медных прядей послушно соскользнули с них. Свитер глубокого синего цвета, вылепливающий тонкую фигурку – не такую хрупкую, как у Алисы, но тоже вполне ничего. Черная юбка, совсем не прикрывающая ноги. Бледная кожа, веснушки, появившиеся вместе с первым солнцем. Синеватые круги под глазами из-за переживаний. Она нравилась себе сейчас, и подумала, что было бы здорово выглядеть так каждый день… только она вряд ли на это решится. Куда привычнее – свитера под горло, собранные в хвост волосы, и удобные юбки по колено.
- Ты решила промерзнуть до костей?
Лили подскочила от вкрадчивого голоса, и резко развернулась, уткнувшись взглядом в подошедшего Джеймса. В спину подул промозглый ветер из открытого окна, играя с волосами. Он смотрел на нее, прищурившись, оценивающе, взгляд темных глаз скользнул по юбке, свитеру, и остановился на лице.
- Ты меня напугал, - осторожно ответила Лили. – Что ты здесь делаешь?
По правде говоря, он выглядел так, будто шел на свидание: расстегнутая светлая рубашка поверх темно-синей футболки, черные брюки; Джеймс казался спокойным и расслабленным, а глаза светились каким-то особенным светом. Лили поймала себя на том, что рассматривает его чуть дольше, чем положено друзьям, ища доказательства того, что он направляется к Инессе.
- Ты будешь смеяться, но я иду в библиотеку, - он усмехнулся, показывая книгу, которую держал в руках. – Но ты отвечаешь вопросом на вопрос.
Лили вздохнула и снова отвернулась к окну, подумав, что кто-то там, наверху, наверняка просто издевается над ней. Джеймс подошел и стал рядом, с легкой улыбкой глядя на ее отражающееся в стекле лицо, едва освещенное тусклыми бликами факела. От него пахло той же горечью, и еще колючим морозом. Лили поежилась.
- Я замораживаюсь, - сообщила она. – Это почти как анестезия.
- Все так плохо? – в его голосе не было ни капли сочувствия, только тщательно скрываемые нотки веселья. В другом месте, в другое время Лили бы обязательно завелась, но сейчас даже не было сил злиться. Он считает ее переживания ерундой; возможно, она и правда просто слишком накрутила себя обдумыванием Проблемы Брайана. Джеймс с вежливым ожиданием смотрел на нее, барабаня пальцами по подоконнику. Лили видела, что он занервничал, и ей казалось, что она догадывается, из-за чего.
- У тебя бывают такие дни… ну совсем паршивые? – тихо спросила Лили.
- У меня бывали паршивые годы, Лил, - отозвался он. Лили вскинула взгляд, и Джеймс негромко рассмеялся. – Шутка. Что стряслось?
- Все сразу.
- Нас с тобой кто-то сглазил, я отвечаю, - серьезно сказал Джеймс, устремив тяжелый мрачный взгляд в темноту. Лили смотрела на него снизу вверх, тщетно пытаясь угадать, о чем он думает. Почему-то рядом с Джеймсом было спокойно, от него не требовалось даже ненужное сочувствие, ему не нужно было ничего рассказывать и объяснять. Внезапно он опустил голову, поймав ее взгляд, и она заморгала.
- Не хочешь прогуляться до библиотеки?
Лили, не задумываясь, кивнула, оправдывая себя тем, что давно уже собиралась посмотреть, как выглядит сушеная трава аконита. Вполне себе веская причина.

До пасхальных каникул оставалось всего два дня, и, пока Джеймс и Лили спускались в библиотеку, они успели обсудить свои планы. Еще неделю назад шумная орава выпускников со всех факультетов решила не разъезжаться по домам, а остаться, нагуляться, надышаться хогвартским воздухом, насладиться школьной атмосферой – как будто это могло что-то изменить. Лили раздражало то, что все так бояться повзрослеть, взглянуть правде в глаза, так опасаются того, что их ждет там, за стенами надежного родного замка. Учителя умилялись на самый патриотичный выпуск за всю историю Хогвартса, а Лили мрачнела день ото дня, каждое утро за завтраком просматривая тревожные заголовки газет. И она была не одна такая, просто кто-то предпочитал закрывать глаза и прятаться в свои уютные раковины.
Впрочем, у нее были свои причины не рваться домой, и она тоже оставалась, не собираясь никому ничего объяснять; Джеймс предложил совершить «набег» на лабораторию прямо во время каникул, не откладывая, и в этом Лили тоже видела свои плюсы: у нее будет время спокойно сварить зелье и начать, наконец, оформлять курсовую, до которой пока так и не дошли руки.
В последний день перед каникулами, то есть, уже завтра, должна будет состояться традиционная вечеринка у Слизнорта, сбор «клуба Слизней» - отвратительное название, но Лили с горькой иронией думала, что оно подходит как нельзя лучше. Теперь она уже сомневалась, будет ли у нее пара, Джеймс этот вопрос вообще не затрагивал; всю дорогу он ныл, как ему не хочется туда идти.
- Отец убьет меня, если я буду игнорировать Горация, - нехотя сказал он. – Не удивлюсь, если он завтра и сам нагрянет – вдруг Слизнорт устроит все с таким же размахом, как в прошлый раз? В общем, Лили, придумай мне причину не ходить туда, и я расскажу тебе, кто пустил слух о том, что ты не носишь белья…
- Что? Не было такого слуха, - рассеянно ответила Лили, явно думая о чем-то своем.
- Будет, если ты мне не поможешь.
- Ради Мерлина, Джеймс! Сделай так, как поступают все: соври, придумай что-нибудь.
- Ты врешь своему отцу? – спросил Джеймс, Лили в ответ с легкой улыбкой приподняла брови. – Хорошо, но мой – ходячая сыворотка правды…
Он толкнул тяжелую дверь библиотеки, пропуская Лили внутрь.
Библиотека была почти пуста, и Лили порадовалась, что можно избежать любопытных взглядов, на которые у нее уже, кажется, аллергия. Они прошли напрямую через зал, миновали несколько рядов книжных стеллажей до отдела Травологии, и, когда Лили занялась поисками аконита, Джеймс, сверкнув ножом Сириуса, отправился в Запретную секцию – возвратить книгу он мог только таким способом. Благо, мадам Пинс мирно посапывала за стойкой прямо на своих бумагах.
Лили не заметила, когда он вернулся. Она сосредоточенно просматривала толстый справочник, примостив его на подоконник: света, проникающего сюда сквозь стеллажи из зала было слишком мало, а лампу она не захватила. Распущенные волосы щекотали шею, но Лили некогда было думать об этом. Она рассеянно водила по найденной картинке самыми кончиками пальцев, словно ощущение шершавого листа поможет лучше запомнить нарисованный аконит. Тишина библиотеки снова давила на нее; где-то в читальном зале шелестели страницы, но что-то было не так. Лили нахмурилась и, случайно подняв глаза, увидела отражение Джеймса в оконном стекле.
Он стоял позади нее, расслабленно привалившись к стеллажу с книгами, засунув руки в карманы джинсов, и наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки – Мерлин знает, как долго. Темные штрихи ресниц скрывали выражение его глаз. Лили замерла, прищурившись и глядя прямо в его глаза: у Джеймса было лицо довольного кота, добравшегося, наконец, до сметаны, и ничего хорошего это не предвещало. Он медленно подошел, а она так и не смогла двинуться; заглянул ей через плечо, застав ее врасплох:
- Кажется, я его где-то уже видел… - задумчиво пробормотал он, и его горячее дыхание обожгло нежную кожу на шее. Лили не дрогнула, даже не пошевелилась, но сердце забилось где-то в горле, а из головы разом выветрились все связные мысли, кроме одной.
Он не торопился отходить, делая вид, что внимательно рассматривает картинку, а сам стоял близко, слишком близко. Взлохматил волосы одной рукой, как делал всегда – но разве раньше этот простой жест вызывал столько эмоций? Постоял, задумавшись. Лили, опустив глаза, делала вид, что занята разглядыванием нарисованного аконита, будь он неладен, делала вид, что не замечает возникшего между ними напряжения, не замечает, как Джеймс украдкой бросает на нее взгляды через стекло; делала вид, что пальцы, касающиеся шероховатой страницы, не подрагивают – ровно до того момента, как его горячая сухая ладонь не накрыла ее дрожащую руку. Лили показалось, что пол уходит из-под ног.
Она медленно повернулась, чувствуя, как тревожно и томительно сердце бьется о ребра, прищурилась, снизу вверх напряженно изучая его лицо. От показной расслабленности Джеймса не осталось и следа; он сглотнул, не отрывая от нее взгляда, и Лили вдруг подумала, что никогда не замечала, какие у него глаза – гипнотизирующие, утягивающие в свою бесконечную черноту; глаза цвета жженого сахара, цвета невыплаканной горечи. Он смотрел на нее совсем как тогда, в феврале, когда они последний раз разговаривали об их отношениях: внимательно, пытливо, чуть хмурясь, боясь спугнуть, пытаясь понять, все ли правильно делает. От его внезапной близости кружилась голова и было трудно дышать.
- Они думают, что у нас роман, - зачем-то сказала Лили. Непослушные пальцы вцепились в край подоконника позади нее. Джеймс протянул руку и заправил ей за ухо выбившуюся рыжую прядь. Неуверенно коснулся ее лица. Провел костяшками пальцев по нежной коже щеки, спускаясь ниже, к шее, к ямке между ключицами. Лили опустила ресницы, коротко вздохнув, чувствуя, как от напряжения взрывается тело.
- Но ведь это не так, - хриплым шепотом отозвался Джеймс, и шагнул еще ближе, своим телом загораживая ее от мира.
- Нет.
- Ты ведь меня ненавидишь.
- Да, - Лили подняла лицо, вдруг оказавшееся слишком близко с его. – Терпеть не могу.

А потом были его напряженные плечи, его приоткрывшиеся губы, его сводящий с ума горьковатый запах. Были ее запутавшиеся волосы, подставленная жадным поцелуям шея и непроходящие сладкие мурашки между лопаток. Кровь в ушах шумела так сильно, что заглушала все остальные звуки, все мысли, голос рассудка; из всех чувств осталось лишь слепое желание чувствовать его. Этот взрыв неудержимой страсти сначала ошеломил и напугал ее, а потом зажег в ней ответный огонь, опаляющий нервы и испепеляющий последние остатки разума. Она подняла руки, запуская пальцы в его волосы, и это стало последней каплей: Джеймс легко подхватил ее за талию и посадил на низкий подоконник, шагнув навстречу. Притянул ее за бедра как можно ближе, будто сорвался, получая все то, чего так долго был лишен. В том, с какой силой он стиснул ее руки, была беззащитность и смятение отчаяния, словно эти мгновения наедине могли оказаться последними в их жизни.
Для такого хрупкого на вид сложения Джеймс был очень силен, и когда он еще сильнее прижал ее к себе, Лили почувствовала, как под ее руками на его спине заходили мускулы. Она замерла, когда вдруг пальцы Джеймса осторожно коснулись горячей полоски кожи под ее тонким свитером. Болезненным спазмом свело живот.
А потом все быстро и нелепо закончилось: в проходе раздался грохот, и Лили вскинула неестественно блестящие глаза. Алиса ошеломленно смотрела на них, а у ее ног в беспорядке лежали книги. Пробормотав извинение, она пулей вылетела вон.
Секунду спустя Лили уже смущенно одергивала свитер, ее ощутимо трясло. Зацелованные губы, растрепавшиеся волосы; Джеймс, кажется, еще не пришел в себя и не совсем понимал, что произошло, иначе ни отпустил бы ее сейчас ни за что. Он выглядел растерянным, застегивая почти сорванную рубашку, он тяжело дышал, а взгляд все еще был затуманен.

На следующее утро Алиса дождалась, пока обитательницы спальни номер восемь отправятся на завтрак, и заявила Лили, что им нужно серьезно поговорить. Лили поджала губы: она не собиралась никому ничего объяснять и оправдываться даже перед Алисой, ее бесила сама мысль о том, что ее собираются подвергнуть допросу. Это ее личная жизнь, даже если она и сама не совсем понимает, что в ней происходит.
Ночью Лили долго не могла уснуть, вспоминая его руки, губы, и пытаясь найти причину такому внезапному срыву. Лили думала, что свою роль сыграло и пресловутое «нельзя». Им с Джеймсом нельзя было этого делать, нельзя было подтверждать дурацкие слухи о том, что они встречаются, но тогда Лили казалось, что нет ничего более естественного, чем целоваться с Джеймсом Поттером за пыльными стеллажами библиотеки.
- Поверить не могу, что говорю тебе это, но, кажется, у тебя отказали тормоза, Лили, - начала Алиса, стоя напротив нее с выпрямленной спиной и скрещенными на груди руками – совсем как вчера, само воплощение богини возмездия.
- Думаешь, я не психую по этому поводу? – горячо сказала Лили. – Думаешь, я не считаю это проблемой?
- Проблемы появляются, когда начинаешь относится к этому серьезно, когда появляются эмоции, понимаешь?
Лили опустила глаза, на это ей нечего было ответить. Когда-то Алиса сказала ей, что нужно целоваться только с тем, кто не выходит у тебя из головы; Лили могла себя поздравить: это было единственное правило, которое она не нарушила вчера. Она слушала в пол уха; Алиса говорила что-то о Брайане, об Инессе, она жестикулировала, махала руками и пыталась ей что-то втолковать, но Лили ловила только обрывки фраз: ей действительно не было интересно.
- Не собираюсь читать тебе мораль, Лил, но…
- Но ты считаешь, что я поступаю, как свинья, целуясь с Поттером и отбирая его у ни в чем неповинной Инессы? – Лили повысила голос, чувствуя, как закипает. - Какая еще Инесса, о чем ты? Ведь он тоже этого хотел!
- Дело не в том, как поступил он и ты, дело в том, что ты собираешься теперь делать. Ты ведь сама не знаешь, чего хочешь, верно, Лили? Ты же еще вчера вечером убивалась по Брайану. А Инесса без ума от Джеймса, это правда, и если он на самом деле не нужен тебе, не пора ли повести себя по-взрослому и не тешить самолюбие, а, Лил? Ты же никогда не играла с чувствами других людей. Что изменилось? Что с тобой произошло?
Лили смотрела на нее во все глаза, не в силах поверить в услышанное. Так вот значит, что, вот как это выглядит со стороны. Алиса считает, что это просто игра. Что Лили просто спятила, мороча голову двум парням одновременно.
- Я не хочу, чтобы ты лезла в это дело, - отчеканила она.
В спальне повисла гробовая тишина. Алиса молча смотрела на нее, и в потемневших синих глазах отражалось столько эмоций, что Лили испугалась, но на лице подруги не дрогнул ни один мускул. Она с нарочным спокойствием взяла свою сумку, и повернулась, чтобы уйти.
- Ради Мерлина Лили, но потом пеняй на себя, - тихо и зло сказала Алиса, и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Лили услышала, как, ударившись, жалобно звякнула цифра восемь.

За завтраком Лили появилась позже всех, усевшись между Сарой Митч и Греем Гарнером в самом конце стола, подальше от людей, которых сейчас хотелось видеть меньше всего. Из огромных окон лился яркий утренний свет, зачарованный потолок радовал глаз глубоким синим цветом, отовсюду слушался смех, звяканье приборов и негромкие голоса. Лили старательно не поднимала глаз, молча поглощая яичницу, и пытаясь выбросить из головы назойливые мысли. Она рассчитывала быстрее сбежать, но не тут-то было: когда все доели, со своего места поднялся Дамблдор, и разговоры в Большом Зале разом стихли.
Лили скользнула взглядом по преподавательскому столу, отвлекаясь от мрачных размышлений. МакГонаггал, сидящая по правую руку от Дамблдора, нахмурилась и сжала губы в тонкую ниточку. Профессор Синистра встревоженно оглядывала студентов, взгляды которых были обращены на директора; профессор Флитвик маленькими пальчиками взволнованно барабанил по столу, подрыгивая от нетерпения, и даже на лице всегда жизнерадостного Слизнорта отражалось крайнее смятение. Лили переглянулась с Сарой, та ответила ей выразительным взглядом.
- В свете последних событий, - говорил Дамблдор, оглядывая Зал серьезными синими глазами за стеклами очков-половинок, - администрация Школы приняла решение, что все студенты, у которых есть такая возможность, на пасхальных каникулах должны покинуть Хогвартс.
Его властный голос прозвучал, как гром среди ясного неба. Большой Зал взорвался гулом удивленных и возмущенных голосов, Дамблдор терпеливо ждал, пока все успокоятся. Лили неосознанно повернулась и отыскала среди однокурсников Джеймса, встретив взгляд изумленных и встревоженных черных глаз, и поняла, что думают они об одном и том же.


Цветные сны

Жизнь бывает нелепой, неправильной, жизнь бывает такой, что ты только и думаешь: Мерлин, так не должно, не должно быть. Судьбе плевать, что ты успокоилась и привыкла к хорошему, рано или поздно наступает момент, когда из твоего относительно прекрасного мирка тебя вышвыривает в реальность, и тебе только и остается, что хватать ртом воздух и спрашивать: за что мне это? За что? Возможно, ты была слишком счастлива, даже если сама не осознавала этого, а миру нужен баланс.
И это чертовски угнетает.

Хогвартс-экспресс набирал ход, неумолимо приближая Лили к дому. Подперев щеку рукой, она смотрела в грязные окна на проносящийся мимо пейзаж, на бесконечные, однообразные холмы. Все казалось тусклым, как ее мысли, все было присыпано смутной тревогой, смутным раскаянием, почти безнадежным ожиданием. Оглядываясь вокруг, она поражалась, насколько мир снаружи контрастирует с тем, что творилось у нее внутри. Рядом сидел Брайан, обнимая ее за плечи; она почти не чувствовала его руку. Она вообще почти ничего не чувствовала. В купе звенели оживленные голоса, здесь собралась почти вся компания с курсов: Джулия Уоллиш, новая партнерша Брайана, розовощекая Белинда, фамилию которой Лили так и не удалось вспомнить, да это было и неважно, двое шестикурсников. Они смеялись, они обсуждали предстоящие вступительные экзамены, строили планы на будущую учебу в колледже, а Лили сидела, потухшим взглядом рассматривая каждого, и думала о своем.
Ей до сих пор не удалось привести мысли в порядок. После этой последней перед каникулами недели, насыщенной столькими событиями сразу, ей казалось, что впереди ее ждет вязкое болото под названием «дом», и ей придется через него пройти. Даже не станут спрашивать, хочешь ты этого, или нет.
Вчера Хогвартс гудел, как растревоженная нора докси: студенты обсуждали неожиданное решение преподавателей об отправлении всех домой. Говорили, что администрация Школы просто пытается предотвратить всевозможные беспорядки и массовое нарушение правил, якобы связанные с тем, что на каникулы решила остаться большая часть седьмого курса. Говорили, что директора завалили письмами возмущенные родители, которые рьяно хотели видеть своих чад дома. Шептались, что это попахивает эвакуацией, что это решение не Дамблдора и даже не Совета Попечителей, а самого Министра Магии, но, в конце концов – какая разница? Были мысли, такие, в которых обычно не отдаешь себе отчета: что Хогвартс далеко не так надежен, как раньше, что здесь тоже становится опасно, что это – та самая причина, которую все так старательно ищут, которую отчаянно пытаются угадать. О которой подозревают, но боятся признаться даже самим себе.
Опасность.
Лили слышала, как Джеймс Поттер разговаривал с Сириусом в коридоре: «Когда корабль тонет, крысы покидают корабль. Но когда крысы покинут корабль, иногда он перестает тонуть». Лили тогда прошла мимо, сделав вид, что ничего не слышала, но ей было понятно, кого он имеет в виду.
После обеда, когда седьмой курс Гриффиндора и Хаффлпафа спускался к теплицам на Травологию, Лили видела, что Хагрид уже готовит кареты, и это зрелище заставило всех как-то встряхнуться, прийти в себя, поверить, что все происходящее – правда. Они едут домой. В тот момент, когда им больше всего на свете хочется быть вместе. Предполагалось, что их посадят на поезд уже вечером, после того, как закончатся все уроки. Дадут несколько часов на сборы, и прощай Хогвартс на целую неделю. Но раздосадованный профессор Слизнорт, тряся перед носом директора внушительным свитком со списком приглашенных, конец которого терялся где-то внизу, заявил, что ни за какие коврижки не отменит свою вечеринку.
И отъезд перенесли на следующее утро, отодвинув «радость» приезда домой на целый огромный день – Лили была готова расцеловать профессора Слизнорта.
Ей потребовалось почти пол дня, чтобы подготовиться к вечеру. Дело было даже не в парадной мантии, которая пылилась в шкафу еще после прошлогоднего Святочного бала, и не в прическе: на волосах до сих пор сохранились остатки вчерашнего творения, и Лили просто заколола их. Дольше всего она провозилась с шеей, пытаясь замаскировать лиловый синяк. Это было самое главное напоминание, главное подтверждение того, что все случившееся в библиотеке ей не приснилось, и всякий раз, когда взгляд падал на него, Лили пробирала дрожь и в животе что-то томительно-сладко переворачивалось.
Алиса, которую на вечеринку позвал Фрэнк, влетела в спальню всего за сорок минут до начала праздника, и уже через полчаса была готова. Она, молча поджав губы, с каким-то мстительным удовольствием наблюдала за безуспешными усилиями Лили, но не сделала ни единой попытки ей помочь – и Лили это совсем не удивляло. В общем-то, она примерно представляла, что чувствовала бы на месте подруги, она знала, но все равно – это не заставило бы ее заговорить с Алисой первой, никогда.
Вечеринка прошла ужасно. По крайней мере, Лили искренне считала, что все началось еще с самого утра, когда им с Джеймсом не удалось побыть вдвоем и хотя бы просто поговорить – они попали в шумную толпу гриффиндорцев, которые наперебой строили теории о причинах всеобщего отъезда из Хогвартса, и Лили и Джеймсу только и оставалось, что делать вид, что ничего не произошло и украдкой переглядываться. К обеду Лили уже искренне считала случившееся в библиотеке случайностью, ошибкой, и отрезвляющая холодность Алисы сыграла в этом не последнюю роль. А еще Брайан, который после обеда как ни в чем не бывало поинтересовался, где они встречаются и во сколько, словно решил зарыть в землю топор войны. И Лили окончательно запуталась.
Вечеринка у Слизнорта успешно подхватила эстафету и день завершился как нельзя хуже. Мало того, что Поттер не удостоил ее даже взгляда, когда она вошла в просторный, богато украшенный зал под руку с Брайаном; мало того, что она целый вечер ловила себя на том, что наблюдает за ним и Инессой, от которой Джеймс не отходил ни на минуту. Профессор Слизнорт вдруг тоже решил сделать ей приятное.
- Мисс Эванс, хочу вас кое с кем познакомить, - громким заговорщическим шепотом сообщил он ей, мягко, но настойчиво отрывая от Брайана и увлекая вглубь зала, мимо преклонного возраста полных колдуний, которые лихо отплясывали какой-то танец под заводную мелодию приглашенного оркестра. На вечеринке в этот раз собралось много нынешних и бывших членов «Клуба Слизней», мелькали знакомые по фотографиям в газетах лица, а начиная с середины вечера, когда в зал вошли несколько чинных пожилых людей в дорогих костюмах, Лили потеряла из виду Поттера и Инессу. И у нее было серьезное подозрение, что один из этих людей – его отец.
- Позвольте вам представить, мистер Спенсер, мисс Эванс, я вам о ней рассказывал – замечательная девушка, замечательная студентка, подает большие надежды. Я полагаю, Поппи тоже весьма лестно отзывалась о ней? Ах да, мисс Эванс, - он повернулся к Лили, которая чувствовала себя музейным экспонатом на какой-то пафосной выставке. В зале было ужасно жарко, или просто кровь прилила к щекам?.. – Познакомьтесь с мистером Спенсером. Он - главный врач больницы Святого Мунго и один из лучших моих бывших учеников.
Слизнорт довольно усмехнулся, подкручивая пальцем моржовые усы и теперь Лили показалось, что экспонат вовсе не она. Мистер Спенсер выглядел довольно сурово, очень презентабельно и казался слегка раздраженным, едва ответив на вежливый кивок Лили, сердце которой ушло в пятки. Слизнорт продолжал ее расхваливать, заявил, что не сомневается, что она закончит курсы на отлично, а Лили молча стояла, не в силах возразить, не в силах заявить сейчас, что она отказалась от гарантированно блестящего будущего еще месяц назад.
Все, о чем Лили мечтала сейчас – уметь проваливаться сквозь землю; казалось, хуже уже быть не может, но когда подошел Брайан, чтобы спасти ее от Слизнорта, оказалось – еще как может. Пока им удалось уйти, он услышал достаточно, чтобы все понять. Лили была почти уверена, что он осуждает ее за то, что она смолчала, а еще она не сомневалась, что он не отказался бы сейчас оказаться на ее месте. Но Брайан промолчал, просто промолчал, как всегда – иногда Лили хотелось, чтобы он не держал все это в себе, чтобы он взорвался, сделал хоть что-нибудь. Кажется, тогда у них было бы куда меньше проблем, чем сейчас.
Лили словно вынырнула из своих мыслей, снова глянув на сидящего рядом парня. В купе по-прежнему что-то горячо обсуждали, и Лили прислушалась к тому, о чем они разговаривают: речь шла о каких-то смешных моментах с практики, понятных только им, о ночных дежурствах в лазарете, о том, какого размера была голова Бертрама Обри, когда мадам Помфри наконец удалось ее уменьшить. Ей было не интересно с самого начала, а сейчас еще и немного раздражало: все эти их игры в целителей. Ведь они не совершили ничего реального, чтобы с такой гордостью рассуждать о карьере, они всего лишь жалкие подобия настоящих колдомедиков…
На нее никто не обращал внимания, и Лили подумала, что, если она сейчас уйдет, никто не заметит. Никто не расстроится, уж точно. Она чувствовала себя, как мандрагора не в своем горшке. Когда Лили поднялась, все глаза обратились на нее, и в купе вдруг стало тихо; пробормотав что-то про то, что ее ждут в вагоне старост, Лили вышла, а Брайан даже не предпринял попытки ее остановить.
Куда девается вся романтика, когда подкатывают такие проблемы?..

Она шагала по тамбуру, сама не зная, куда, изо всех сил стараясь, чтобы стук ее каблуков не звучал так уж зло. Да, первые секунд пять Лили ждала, что позади распахнется дверь и из купе следом за ней выскочит Брайан, догонит, схватит за локоть, развернет к себе и скажет… Ну, что-нибудь скажет. Что-нибудь жесткое, немного грубое, чтобы привести ее в чувство, а потом сделает что-то ужасно романтичное, чтобы она осталась.
Но в вагоне было тихо, кроме ритмичного перестука колес и глухих голосов, доносящихся из-за закрытых дверей, не было слышно ничего, никаких окликов, никаких шагов, кроме ее собственных.
Отличное положение дел.
Было немного непривычно: после полутора месяцев беспрерывного круговорота событий, после стольких эмоций, стольких сомнений, переживаний, радости, страха, - после всего этого Лили чувствовала себя опустошенной. Как будто из нее выпустили воздух, как будто все, что она любила и на чем еще держался ее мир, куда-то исчезло. Она чувствовала пустоту, и ощущение этой затягивающей пустоты все росло и ширилось с каждой милей, приближающей ее к дому.
Она шла к голове состава, запоздало осознавая, что направляется в вагон для старост, хотя он наверняка пуст. Ну и пусть, так даже лучше. Сейчас все старосты проводили время с друзьями, наплевав на условности, а у нее вот нет никого, с кем можно провести время. Просто посидеть рядом, просто помолчать. Лили невидящим взглядом скользила по дверям купе, пока в одном из вагонов не увидела что-то такое, что заставило ее замедлить шаг: компания мародеров в полном составе. В их купе творился полный бедлам: столик был завален фантиками от шоколадных лягушек и мятных ирисок, Сириус по-турецки сидел у окна, то и дело запуская руку в груду сладостей рядом и швыряя конфеты друзьям. На их лицах сияли счастливые улыбки, Джеймс что-то воодушевленно втолковывал Люпину под смех остальных парней, и у Лили сжималось сердце, когда она смотрела на него; от них веяло таким безграничным позитивом, что она поспешила отвернуться. Похоже, они счастливы. Похоже, Поттер и не думает о ней. Хотя, осадила она себя, разве он должен? Он должен думать об Инессе, наверное, Алиса была права: пора вести себя по-взрослому, пора заглушить в себе странную радость от того, что Инессы Ред нет с ним в купе. Это глупо, Мерлин, как же все это глупо.
Она думала об этом всю оставшуюся дорогу до купе старост, а, едва толкнув дверь туда, поняла, что зря надеялась побыть в одиночестве. У окна сидел Хейли, прижимая к себе Дженни Эббс, они негромко разговаривали, поглощенные друг другом, а услышав скрип двери, подняли глаза. Вопреки ожиданиям Лили, они ничуть не смутились, и, пока она нерешительно перетаптывалась в дверях, Дженни так настойчиво и искренне просила ее остаться, заверяя, что она им ничуть не помешает, что Лили все-таки согласилась. Просто потому, что ей действительно некуда больше было идти.
- Не обращайте на меня внимания, - попросила Лили, выдавив улыбку, и до самого прибытия в Лондон сидела молча, забравшись с ногами на сиденье и пустым взглядом глядя в окно сквозь сгущающиеся сумерки.

- Эй, - Хейли догнал ее, когда Лили уже быстрым шагом направлялась прочь к выходу с платформы 9 и ¾, стараясь не смотреть по сторонам. Она остановилась, обернувшись; Хейли выглядел обеспокоенным, на его плече висел огромный рюкзак, а чемоданы стояли поодаль, где осталась дожидаться Дженни, то и дело озиравшаяся по сторонам в поисках родителей. – Ты как? В порядке?
- В полном, - уверенно ответила Лили, исподлобья глядя на него. – Что-то не так?
- Это моя реплика, - Хейли смотрел на нее, подозрительно прищурившись. Чего он добивался? Лили всегда отрицала очевидное. – Ты попрощалась с Брайаном?
Она против воли бросила взгляд в сторону поезда, туда, где несколько минут назад столкнулась со свои парнем, но по платформе в клубах густого белого пара уже сновали студенты, и даже при всем желании она не смогла бы сейчас его разглядеть. Стараясь, чтобы на лице не отражались эмоции, Лили подняла голову.
- Да, конечно, - упавшим голосом сказала она. – Все в порядке, он обещал мне писать.
- А что случилось у вас с Алисой? Она не говорит…
- Хейли!
- Хорошо, хорошо. Ладно тогда. Тебе точно ничего не нужно?..
Лили отрицательно помотала головой.
- Тебя встречают? – Хейли глянул вперед, словно надеясь увидеть за ее спиной ораву родственников.
- Нет, Хейли, меня не встречают.
На его лице отразилось непонимание.
- Но все в порядке, правда. Я возьму такси.
Он еще минуту с тревогой вглядывался в ее лицо, а затем, словно удостоверившись, кивнул.
- Ну, я тогда…
- Иди, иди, она ждет тебя.
Хейли улыбнулся, махнул напоследок рукой, и спустя миг скрылся в толпе студентов, заполнившей платформу.

В маленькой кухне дома номер четырнадцать на Гринстрит горел свет. Отвыкшая от электрических лампочек Лили щурилась, а звук работающего холодильника действовал на нервы почти так же сильно, как мельтешащая в поисках прихваток Петуния. На кухне было тепло, очень чисто и пахло чем-то вкусным.
Лили чувствовала себя слегка потерянной: она как-то слишком быстро добралась домой, почти не успев морально подготовиться. Впрочем, она никогда не была готова.
- Выключишь через пятнадцать минут, - констатировала Петуния, заглянув в духовку. – Мне нужно идти, я сегодня ночую у подруги.
- А мама знает? – спросила Лили просто из-за того, что нужно было что-то спросить.
- Мама знает. Она на дежурстве, придет рано утром, ключ у нее есть. В холодильнике есть продукты, если что захочешь. И я убрала в твоей ванной, а комнату открыть не смогла, куда подевался ключ?
Лили опустила глаза, делая вид, что рассматривает узоры на белоснежной скатерти.
- Я… его случайно кинула в чемодан. Ничего, сама там приберу.
- Ну смотри.
Она еще раз деловым взглядом обежала кухню, удостоверившись, что все на своих местах. Петуния была уже одета: синее платье сидело на худющей девушке, как на вешалке, еще больше подчеркивая костлявые плечи. Волосы мышиного цвета тщательно завиты и уложены. Петуния была ниже Лили, она даже выглядела младше, но всем своим поведением всю жизнь подчеркивала, что она старшая, что она взрослая.
- Ладно, я ушла. Не оставляй свет включенным.
Петуния вышла, даже не взглянув на сестру, и спустя какое-то время Лили услышала звук захлопнувшейся двери и торопливый стук каблуков по дорожке. А потом все стихло. Она сидела за столом в той же позе Мерлин знает сколько времени.
Чего она ожидала?
В голове было пусто, странное ощущение. Эта пустота как будто пропитала все вокруг: дом был пуст, прямо-таки ощутимо пуст, так же, как и она сама.
Никого.
У нее есть взрослая сестра, которая вот-вот выйдет замуж за одного из своих немногочисленных правильных ухажеров – Лили до сих пор с ним не познакомилась. Она не знает, чем Петуния живет, что ей интересно, чем она занимается, о чем мечтает. Она не знает, о чем с ней разговаривать, и не знает, как себя вести. У нее есть мама, которая после смерти отца практически живет на работе, дежуря иногда по четверо суток подряд: она гениальный врач, одна из лучших врачей в госпитале, и она возлагает огромные надежды на младшую дочь, которой с детства внушалось, что она должна стать доктором – хоть магическим, все равно.
Они обе есть у нее. Тогда почему у Лили такое ощущение, что на самом-то деле у нее никого нет?
Никого.
Почему-то все было не так, Лили чувствовала, что никому в этом доме нет до нее дела, что они живут каждая сама по себе – она не понимала, как это случилось и когда, просто однажды, вернувшись домой, Лили вдруг отчетливо это ощутила.
Дома ничего не менялось уже давно, как будто после того, как Лили уезжала, время здесь останавливалось; даже мебель, даже все вещи всегда стояли строго на тех местах, где и раньше – Лили думала, это все из-за того, что мама слишком редко бывает дома, и всем теперь заправляет Петуния, а она до тошноты любит порядок. Потом Лили возвращалась на летние каникулы, у нее в комнате взрывалось очередное зелье, в камин вваливалась Алиса, вымазав в золе все вокруг, Лили роняла вазы, устраивала разбор хлама на чердаке, а еще иногда почему-то лопались трубы – и дом жил; в комнате Лили ремонт делался раза три за одни каникулы; Петуния покупала новые вазы и передвигала мебель в гостиной, отодвигая ее подальше от камина; мама охала над раздобытыми на чердаке давно позабытыми безделушками и уставляла ими пустые, идеально чистые полки, а Лили подружилась с мастером, который все время чинил им трубы и выкачивал воду из подвала. Но стоило ей уехать, как дом снова погружался в пустую, вязкую идеальность неменяющегося мира.
Ее комната, надежно запертая от любых посягательств Петунии на наведение порядка, была сосредоточением творческого хаоса. И весь вечер первого дня дома Лили занималась тем, что приводила в порядок спальню – уезжала она, как всегда, впопыхах, и ничего за собой не убрала, - раскладывала учебники, разбирала чемодан. Ее вещи, ее фотографии, ее старые игрушки – ее мир, в который она погрузилась с головой, был сейчас самым лучшим способом отвлечься и пока ни о чем не думать.
Как всегда, когда приходило время разбирать хлам в ящиках и выкидывать ненужное: черновики, старые тетрадки, сломанные перья, - она натыкалась на что-нибудь родное и забытое, и время останавливалось. На этот раз это оказался альбом еще со времен маггловской школы; фотографии в нем не двигались, и после зазеркалья, полного мельтешения на стенах, это казалось непривычным. У Лили вообще была только одна колдография, сделанная прошлым летом в Косом переулке: они с Алисой в обнимку в ярких сарафанах, с распущенными волосами, загорелые, счастливые, с пакетами с новой школьной формой. Тогда все казалось простым, а будущее не вызывало столько сомнений. Еще одна колдография стояла в рамочке в комнате мамы, на ней Лили, снятая в тот же летний день, но уже одна. Третью волшебную фотографию Лили отдала сестре, идо сих пор понятия не имела, что та с ней сделала; иногда у нее были подозрения, что Петуния использовала ее как мишень для дротиков – Лили бы ничуть не удивилась.
Она закончила с уборкой только к полуночи; еле добралась до ванны, наспех приняв душ. Лили так устала, что уснула, едва ее голова коснулась подушки, и последней ее мыслью было то, что сегодня не нужно никаких снов.

Дни тянулись медленно, как во сне, похожие один на другой. В Литтл-Уингтоне была весна; по утрам Лили просыпалась от птичьего щебета и солнечных пятен на веках, вечером в открытую форточку врывались умопомрачительные запахи, которых в Хогвартсе они почувствовать еще не успели – от всего этого чувство заточения становилось особенно невыносимым. Наверное, именно эти весенние запахи были причиной тому, что во вторник утром в окно спальни Лили постучала сова с письмом от Поттера.
Сова была настоящей красавицей. Лили навидалась достаточно школьных ободранных сипух, чтобы сразу понять: эта птичка не из дешевых. Даже в том, как она выставила лапу, чтобы Лили отвязала письмо, было что-то аристократическое. Она не стала бы есть обычные хлопья, да их и не было; Лили пошире распахнула окно, надеясь, что сова поймет намек. Под тяжелым взглядом желтых глаз ей было очень неуютно. Но сова все не улетала; ждет ответа, поняла Лили. Она вздохнула, и, торопливо распечатав конверт, принялась читать.
Письмо было написано знакомым корявым почерком, строчки плясали по пергаменту, словно он писал на одном дыхании; письмо было таким, как сам Поттер: веселым, чуточку издевательским, совершенно легкомысленным, и, когда Лили читала, у нее перед глазами прямо-таки стояла его ухмылка. Письмо было несерьезным; несерьезным до самой последней строчки, до двоеточия перед главным, единственно серьезным вопросом во всей этой туче слов, написанной для отвода глаз: «Ты придешь?».
Лили перечитала три раза, даже не пробуя взвесить все за и против. Скомкала мягкий пергамент одной рукой и метко отправила в корзину.
- Проваливай, - посоветовала она сове, поднимая глаза. Та недовольно ухнула, но когда Лили, проигнорировав ее, снова принялась за курсовую, сова, тяжело взмахнув крыльями и смахнув со стола чернильницу, снялась с места и исчезла за окном.
Она никуда не пойдет. Что за ребячество? Дело даже не в том, что между ними произошло, не в показной идиллии с Инессой и Брайаном, не в их маленьком концерте, устроенном друг перед другом на балу у Слизнорта. Сейчас Хогвартс и учеба, и все их проблемы, все эти сложные взаимоотношения – все это Лили называла идеальной жизнью. А в реальной жизни… в реальной жизни была война. По волшебному радио, волну которого Лили с горем пополам удалось поймать на стареньком радиоприемнике, который она притащила в комнату из гостиной, каждый день сообщались страшные сводки; в Косом переулке на каждом углу стояли авроры; говорили даже, что авроры тогда встречали Хогвартс-экспресс – Лили этого не заметила, возможно из-за того, что была слишком погружена в свои проблемы, или просто из-за того, что работали настоящие профессионалы. По телевизору в новостях то и дело мелькали лица пропавших без вести, срочные выпуски сообщали об очередных катастрофах и крушениях. Дома все это ощущалось гораздо острее, чем в Хогвартсе.
Тогда какого черта он приглашает ее? Сейчас… какое может быть веселье?
Какого черта он вообще ей пишет?
Лили нахмурилась и снова принялась старательно переписывать свои расчеты по Аконитовому зелью на чистый пергамент для курсовой.
Это отвлекало. Это стирало тревогу, и именно это было одной из причин, по которым Лили не могла оторваться от учебников.
После безделья с Поттером и множества других дел все расчеты как-то забылись, логические цепочки стерлись, и сейчас приходилось вспоминать и восстанавливать все заново, хотя на этот раз было значительно проще. Так было легче пережить каникулы: большую часть дня Лили оформляла курсовую, отвлекаясь только тогда, когда запахи с кухни становились особо аппетитными, а по ночам восстанавливала в памяти бесконечные стеллажи лаборатории, заполняя пробелы, строя и подтверждая догадки насчет содержимого склянок и колб. Возможно, все было притянуто за уши, но это лучше, чем ничего.
Когда от Зельеварения начинало подташнивать, она открывала наугад любой из привезенных учебников, и принималась готовиться к предстоящему ТРИТОНу.
В общем, ей было, чем заняться, было, чем отвлечь себя от назойливых мыслей о несостоявшейся вылазке в Косой переулок за платьями к выпускному, о непонятных отношениях с Брайаном, о Поттере. Но иногда ей казалось, что она скоро задохнется здесь, в этой изоляции – Лили с удовольствием променяла бы оставшиеся дни каникул на десяток самых нудных старостатов, только, чтобы на них были люди. Адекватные люди, а не Петуния, бесконечно делающая вид, что Лили просто не существует.
Лили давно заметила, что и сама становится какой-то неадекватной в одиночестве. Ей необходимо было общение; раньше она старалась не расставаться с Алисой и Хейли даже летом, теперь же... ни одного письма от Алисы – это ожидаемо, конечно. Но теперь ссора с ней приобретала гораздо большее значение. Возможно, Поттер этого не стоил – сейчас Лили сомневалась во всем. Она делала попытки поговорить с Петунией, но та их игнорировала, поджав губы, и Лили не выдерживала их совместного сидения перед телевизором в упорном молчании – она поднималась к себе и со злостью открывала очередной учебник, почти силой заставляя себя читать и забываться. Мама появлялась настолько редко и бывала такой усталой, что наедине Лили удалось поговорить с ней всего пару раз. Мама задавала дежурные вопросы, и то такие, что Лили до сих пор удавалось избежать опасной темы о том, что она бросила курсы. Конечно, она понимала, что должна рассказать, что это не может вечно висеть над ней камнем, но собраться с духом никак не могла; конечно, она знала, что рано или поздно все обнаружится, и конечно, оказалась права.
В четверг миссис Эванс постучала в ее спальню, когда Лили, поджав под себя ноги, сидела за столом, аккуратным почерком переписывая что-то с исчерканного черновика. Был вечер; на столе горела лампа, света едва хватало на то, чтобы освещать пергамент и золотить волосы Лили. Миссис Эванс присела на подлокотник кресла, глядя на рассыпавшиеся по плечам волосы дочери, устало потирая лоб, и начала издалека:
- Петуния сказала мне, что к тебе по утрам стучатся совы.
Лили глянула на нее, гадая, имеет ли это значение.
- Только одна сова, и она не слишком-то сильно стучала, - ответила она, макая кончик пера в стоящую перед ней большую чернильницу.
- Это письмо от Брайана? Твоего мальчика? У вас с ним все хорошо?
Лили снова непонимающе глянула на мать, но, видимо, вопрос снова был из серии дежурных. Миссис Эванс, знавшая все подробности об отношениях старшей дочери и некого мистера Дурсля, наверное, чувствовала легкие уколы совести, не уделяя достаточно внимания личной жизни младшей. Лили это прекрасно понимала. Только ей чертовски не хотелось снова во все это погружаться, что-то объяснять, и врать тоже в общем-то не хотелось. В груди что-то неприятно кольнуло.
- Все нормально, мам.
Нормально же? Вот, на вечеринке вместе были. Нормально – это же не значит, что хорошо. Это просто такой же дежурный ответ.
Миссис Эванс кивнула, кажется, удовлетворенная ответом. Она рассеянно оглядела заваленный пергаментами стол – большинство из них были изрисованы формулами ингридиентов.
- Химия? – поинтересовалась миссис Эванс, разглядывая ближайший к ней листок.
Лили замерла, а потом решительно отложила перо, поворачиваясь к матери. Сейчас или никогда.

Когда-то давным-давно, может быть, в прошлой жизни, когда Лили всерьез собиралась стать врачом, она любила проводить время в комнате родителей, читая мамины книги. Именно тогда она узнала, что на сетчатке глаз есть слепые пятна – люди просто не видят часть этого мира. Лили почему-то считала, что иногда благодаря им жизнь остается веселой и замечательной.
Расплатившись с неприветливым таксистом, Лили торопливо выскочила из машины на Рокс-стрит. Пустынную улицу заливал тускло-желтый свет фонарей, редкие прохожие зябко кутались в куртки; на Лили была только тонкая маггловская ветровка, совсем не спасавшая от промозглой весенней ночи, темные джинсы, кеды и майка сочного малинового цвета, которую всегда обожала Алиса. Она торопливо шагала вдоль закрытых на ночь магазинчиков и лавок; ветви деревьев, сгибаемые ветром, бросали причудливые тени на тротуар. От главной улицы ответвлялись узкие проулки, глубокие и пугающе теряющиеся в слепой темноте. Отсюда до Дырявого Котла было рукой подать, Лили прекрасно знала дорогу, только не совсем понимала, зачем туда идет.
Что ее толкнуло – это было яснее ясного. Дура, она ведь с самого начала знала, какова будет реакция матери на ее внезапное решение стать зельеваром, да кем угодно – миссис Эванс, кажется, не воспринимала Лили в другой профессии, кроме врачебной. Почему Петунию минула эта участь, зло думала Лили. И хотя в глубине души она знала ответ на этот вопрос: родители всегда любили младшую дочь чуточку больше, возлагали на нее чуточку больше надежд, - но это сейчас отнюдь не успокаивало. С нее хватит. Все равно, в ее семье было слишком, слишком много равнодушия друг к другу – и Лили не обладала достаточным великодушием, чтобы вечно это прощать. Ей не хотелось, чтобы ее интересами и желаниями пренебрегали, чтобы решали за нее; ей казалось, что она уже давно вышла из этого возраста. Завтра она закончит Хогвартс, и она не вернется в мир магглов, и завтра ее ждет война, как и ее сокурсников.
Она уже взрослая, хоть мама и не заметила, как она выросла. Она взрослая; когда это произошло? И как это можно прекратить?
Она толкнула неприметную дверь в паб, все еще злая на себя и на весь мир.
Здесь было так жарко, что она тут же стянула с себя ветровку, оглядываясь по сторонам. Бар выглядел так же, как обычно, не считая того, что за окнами была ночь: за деревянным столом в углу сидели двое припозднившихся выпивох в мантиях, и капюшоны скрывали их лица; какая-то ведьма косила на нее черным глазом, отхлебывая из стакана красноватую жидкость, отливающую рубином в свете немногочисленных факелов. Зал был погружен в полумрак, поэтому Лили не рассмотрела тех, кто сидел еще дальше, ближе к лестнице, ведущей наверх. Том за стойкой бара в своих лучших традициях протирал стакан, хмуро поблескивая глазами из-под седой челки. Хоть что-то в этой жизни не меняется, с облегчением подумала Лили, подходя ближе.
- Мне нужно найти своего друга, - сказала она, прямо глядя на бармена и лихорадочно соображая. – Он назначил мне встречу здесь.
Том исподлобья глянул на нее, продолжая медленно натирать стакан грязной тряпкой.
- Ты видишь его здесь? – после долгого молчания кинул он, кивнув в сторону зала. Лили автоматически оглянулась, заранее зная, что его здесь нет. Она повернулась обратно, и хозяин бара смерил ее еще одним неприязненным взглядом. – Тогда убирайся.
Лили на секунду опешила. И что теперь делать? Возвращаться? Она вспомнила безлюдные улицы уснувшего города, и в животе поселился неприятный холодок. Только не это, Мерлин, только не это.
Что на нее нашло? Наверное, он не дождался ответа, и, конечно, он не пришел. Хотя, зная Поттера… Это на него не похоже. Не похоже, что он не ждал бы до последнего. А может она просто опоздала? Лили глянула на часы: половина двенадцатого. Ну конечно же, наверняка.
Подумывая, не выпить ли хотя бы кофе перед неприятной дорогой домой, Лили нерешительно глянула на бармена, которому до нее, кажется, не было никакого дела.
Где-то внизу, в подвале, хлопнула дверь, на секунду впустив в вязкое затишье бара шум голосов и громкую музыку, а потом все снова стихло. Послышался топот, и из-за дальнего конца барной стойки вдруг появился Люпин. Он выглядел слегка помято: верхние пуговицы рубашки расстегнуты, взъерошенные волосы, румянец на щеках – этот резкий контраст с его обычной нездоровой бледностью больше всего ошарашил Лили, а когда он поднял на нее неестественно блестящие глаза, она совсем запуталась.
Увидев девушку, Люпин озадаченно замер. А потом вдруг понимающе ухмыльнулся, выходя из-за стойки.
- Привет, Лили.
С легким щелчком мозг встал на место: Лили вдруг все поняла.
Она выдавила улыбку, чувствуя себя довольно глупо. Не нужно врать хотя бы самой себе: она ведь всерьез думала о свидании.
- Там внизу вечеринка, так? – хмыкнула она, и от предчувствия чего-то по венам пробежала волна возбуждения. Так даже лучше, черт побери. Мрачные мысли о доме и кофе сразу улетучились, словно их и не было.
- Пароль – «Эванс», - вместо ответа выдохнул Люпин ей прямо в ухо, пробираясь мимо к выходу из паба. От него отчетливо пахнуло алкоголем.
- Ты серьезно? – Лили подумала, что он шутит, но когда Люпин ответил ей серьезным взглядом, поняла, что это правда. Пароль – Эванс. Она не была уверена в том, что чувствует, но истерический смех уже пробирал изнутри, и ей стоило огромных усилий сдержаться и не захохотать на весь паб, спугнув посетителей, клевавших носами над своими стаканами. – Гоблин меня задери… Вы все с ума здесь посходили?
Люпин неопределенно взмахнул рукой, что могло означать что угодно, и толкнул тяжелую дверь, пропустив в душный зал холодный сквозняк ночного Лондона.
- Том, пропусти ее, она с нами! – кинул он напоследок, и исчез за дверью.

Лили посмотрела на мрачного бармена, но тот и ухом не повел, взявшись за другой стакан. Она выждала какое-то время, а затем, так и дождавшись хоть каких-то действий со стороны Тома, нерешительно обошла барную стойку: Лили сразу же увидела в полу квадратный люк, деревянная крышка которого была откинута в сторону; вниз вела каменная лестница, ступени которой как будто были просто вырублены в полу. Кинув еще один взгляд на безразличного бармена, Лили взяла себя в руки и решительно начала спускаться вниз.
Лестница оказалась длинной – куда длиннее, чем можно было бы предположить для подвала. Где бы не проходила вечеринка, это место было запрятано глубоко под землей. Потолок казался очень низким, а если бы Лили вытянула руки, она могла бы коснуться обеих стен. Ход вел куда-то вниз, в темноту; свет, и так плохо проникающий на верхние ступени из паба, сюда совсем не доставал, факелов или чего-то подобного не было, и с каждым шагом Лили все больше погружалась в темноту и холод, запоздало сообразив, что оставила ветровку где-то в пабе, но сейчас это не особо волновало. Скоро ход уперся в деревянную дверь, из-за которой не доносилось ни звука: наверняка заглушающие чары, подумала Лили.
Она потопталась на нижней ступеньке.
- Эванс, - сказала Лили наконец, чувствуя себя донельзя глупо, и ощущая, как эхо ее голоса вибрирует в каменной тишине хода. Секунду ничего не происходило, а потом дверь приоткрылась, впуская ее в полутемное помещение и разом обрушивая на нее какофонию звуков, запахов и красок.
Странно.
Здесь было очень странно, но несмотря на это непроходящее чувство чего-то странного, Лили внезапно почувствовала себя как дома; словно она вернулась туда, откуда зачем-то по недоразумению вышла, вот так, как Люпин только что. Стены из красного кирпича, привинченные к ним кованые подсвечники – единственный источник света, кроме парящих под самым потолком шаров с волшебным холодным пламенем: шары разноцветные, яркие, поэтому танцпол заливают перемигивающиеся красные, зеленые, синие, желтые пятна. Здесь было очень много людей, а помещение – куда меньше, чем их Большой зал в Хогвартсе, хотя судить о его реальных размерах Лили не могла: таких залов, кажется, было несколько, они соединялись между собой кирпичными арками и маленькими коридорами.
Справа вдоль стены - длинная барная стойка, за которой черноволосая молодая барменша в минимуме одежды разливала напитки всем желающим; за ее спиной во всю стену тянулись стеклянные заставленные бутылками полки. Лили осматривалась, все так же стоя около входа. Как она вошла, кажется, никто не заметил: полумрак, громкая музыка – только сейчас Лили увидела в глубине зала небольшую сцену, - и шумная толпа.
Она пыталась отыскать хоть одно знакомое лицо, но как бы ни так – она не знала никого из этих людей. Видимо, это все-таки была не вечеринка Поттера, это была просто вечеринка. Вот что означало загадочное слово «повеселиться» в его письме.
Первым она увидела Сириуса. Он стоял к ней в пол оборота в противоположном конце зала, где стояли уютные диванчики. Сириус махал руками, даже не пытаясь поправить нарочито сползшие джинсы, громко смеялся, объясняя что-то стоящему рядом светловолосому парню; он был заметным, обаяние волнами распространялось вокруг, на него оборачивались проходящие мимо девчонки, но Сириусу было плевать. На кресле перед Сириусом устроился Питер, потягивая что-то через трубочку, и снизу вверх поглядывая на друга. Низкий столик перед ним был уставлен батареей бутылок, а на диване сидел Джеймс, хмуро глядя в свой стакан, и изредка ухмыляясь, когда Сириус обращался к нему.
Лили почувствовала, как что-то горячее и скользкое заворочалось в животе, а сердце глухими резкими ударами забилось о ребра.
Как она могла сразу не заметить эту взъерошенную черную макушку?
Он был таким знакомым и незнакомым одновременно. Таким мальчишкой, и таким взрослым парнем, сидящем в сомнительном клубе в окружении лучших друзей. Таким уверенным в себе в то же время сомневающимся в чем-то.
Лили поймала себя на мысли, что отдала бы сейчас все на свете, чтобы узнать, о чем он думает.
Кажется, она уже никогда не сможет смотреть на него без мурашек.
Поттер вскинул взгляд на Сириуса, мрачновато рассмеялся какой-то шутке. Он выглядел каким-то потерянным, и когда Сириус похлопал его по плечу, покачал головой. А потом вдруг поднял голову и встретился взглядом с Лили, застывшей около двери.
В черных глазах отразилось удивление, а потом он расплылся в широкой радостной улыбке.
И мир снова стал нормальным.

Пока он пробирался к ней через толпу на танцполе, Лили думала о том, что у нее, вообще-то, есть парень, и что коленки, вообще-то, не должны дрожать при одном взгляде на Поттера.
- Ну наконец-то, - сказал он, вплотную приблизившись к ней, так, словно он ее ждал и был уверен, что она придет, хотя на этот раз было видно, что это не так. Он сомневался, еще как сомневался, но ни за что бы этого не показал. Лили снова почувствовала тот самый запах дорогого одеколона, который уже прочно ассоциировался с Джеймсом. – Привет.
- Привет, - сказала она, улыбнувшись, и он улыбнулся в ответ. Во всем, во всех его жестах и взглядах сквозила такая неприкрытая, всепоглощающая радость, почти эйфория, а глаза блестели так яростно – совсем, как у Люпина, - что Лили поняла: ничто этой ночью ей не испортит больше настроения.
Они прошли напрямую через танцующих; Джеймс крепко держал ее за руку, чтобы не потерять в толпе.
- Что будешь пить? – спросил Джеймс, едва усадив ее на диван рядом с собой.
- Пить?.. – переспросила Лили. Джеймс посмотрел на растерянное лицо и понимающе хмыкнул, и умчался к бару, вернувшись через пару минут с бокалом какой-то дымящейся красной жидкости. Лили даже не стала спрашивать, что это такое: она ему доверяла, кроме того, ей было все равно, чем запивать свою неудавшуюся жизнь. Напиток оказался весьма вкусным, хотя дымок, вьющийся над бокалом, Лили вначале порядком смущал.
Мародеры приняли ее очень дружелюбно – они оживленно болтали обо всем на свете, и с ними было очень легко, хотя Лили никогда особо не общалась ни с Сириусом, ни тем более с Питером; вскоре к ним присоединился Люпин, пара друзей Джеймса не из Хогвартса, какие-то девчонки, Зак Ньюман, пятикурсник и староста Гриффиндора – странно, Лили думала, что не увидит здесь других студентов со школы, но очевидно, это было не так. Компания росла, прибавлялись незнакомые лица, становилось все шумнее и веселее – Сириус и Джеймс сегодня в этом клубе были главными заводилами. Лили выпила уже несколько бокалов, и неприятное чувство в груди постепенно уменьшалось, пока не исчезло совсем; танцпол манил разноцветными огоньками, а потом все смешалось картинками, кусочками, вырванными фрагментами из их безумного веселья.

Она помнила, как они танцевали, помнила, что было очень жарко, разноцветные блики мелькали перед глазами; помнила Сириуса в толпе, и рядом был Джеймс, он точно был рядом, потому что она все время чувствовала горечь его одеколона, который сводил с ума.

Она помнила, как Джеймс утащил ее в соседний зал, где было потише, помнила, как они сидели друг напротив друга за столиком, потягивая через трубочки холодные коктейли, чтобы хоть чуть-чуть остыть. Джеймс бросал на нее веселые взгляды и заставлял свой коктейль бурлить, а Лили прыскала и говорила, что он ведет себя, как ребенок.
Она вдруг подумала, что скажет мама, если узнает, что она не ночевала дома, и разом помрачнела. Джеймс спросил, в чем дело.
- Я угрохала кучу денег на такси, - буркнула Лили, - такая версия тебя устроит?
- Ладно, можешь не отвечать. – он нисколько не расстроился. – Ты вообще не любишь отвечать, я смотрю. Например, на письма.
Лили вспомнила красивую сову, и вдруг спросила, яркими глазами глядя на него из под ресниц:
- Сколько стоило заказать мою фамилию в качестве пароля?
- Наш разговор стремительно теряет смысл, ты не находишь?
- Видишь, ты тоже не любишь отвечать.
Повисла пауза, во время которой Лили пыталась наколоть на трубочку вишенку, плавающую на дне бокала, и отстраненно думала о том, что Поттер наверняка может позволить себе дорогущих сов и пароли в подпольные клубы, а у нее нет денег даже на такси обратно.
- Ты здесь бывала раньше?
Лили помотала головой, все еще занятая вишенкой.
- Никогда не была. Неужели я произвожу такое впечатление?..
- Я просто никогда не знаю, чего от тебя ожидать, - Джеймс явно тщательно подбирал слова. Лили вскинула взгляд, встретившись с его черными глазами - сердце привычно ухнуло куда-то вниз. – Почему мне кажется, что за маской правильной отличницы скрывается очень темпераментная ведьма?
Лили сверкнула глазами.
- Ты меня раскусил, Поттер, – она наклонилась ближе, и он сделал тоже самое. – Знаешь, когда я была младше, я сбегала из Хогвартса, – доверительно сообщила она. Джеймс удивленно приподнял брови. – Да-да. Просила у кого-то из девчонок маггловскую мелочь, выходила за ворота – там есть лазейка – и убегала в Хогсмид, а оттуда на любом поезде до первой станции. По моему, это был Берн. Там был телефон, и, когда мне было очень плохо, я всегда звонила маме.
- Тебе бывало плохо? – Джеймс смотрел на нее с тщательно скрываемым беспокойством в теплых глазах.
- Бывало. По шкале от одного до десяти, помнишь? – она грустно улыбнулась.
Он промолчал, а через пару минут снова потащил ее танцевать.

Она не помнила всего вечера в целом: вся ее реальность превратилась в разрезанные яркие мелочи, из которых, как из маленьких кусочков паззла, складывалась ее ночь. Она помнила их с Джеймсом медленные танцы – все до последнего, когда она, уткнувшись носом ему в ворот клетчатой рубашки, дышала его горьким запахом, чувствуя на своей спине крепкие теплые руки; когда она видела прямо перед глазами тонкие ключицы и ямочку между ними, и боялась поднять взгляд, потому что выше смотреть опасно, потому что выше – щекотный подбородок, скулы, темные брови, челка на глаза и умопомрачительные губы. Она помнила замечательную музыку, и как не понимала, от чего ей сносит крышу – от Джеймса Поттера или от этой музыки, и надеялась, что утром не вспомнит именно об этом и будет спокойно жить дальше без этих мыслей, но напрасно.

Она помнила, как устала под утро, но никто не думал расходится; помнила, как сидела на диванчике в их компании и Джеймс прижал ее к себе; именно тогда она, кажется, уснула, уткнувшись носом в его плечо.

С добрым утром, Эванс!

Ей снились странные сны: цветные, сочные и такие реальные, что дух захватывало. Хоровод незнакомых и завораживающих запахов, красок, музыка, разрывающая барабанные перепонки и заставляющая кровь мелкими щекотными пузырьками бурлить в жилах, и чувство какой-то невесомости, и перебивающее все остальные эмоции ощущение чистого, неразбавленного счастья, от которого напрочь сносит голову.
Лили пошевелилась и вздохнула. В голове застучали сотни маленьких молоточков, и отчего-то зашумело то сильнее, то тише; краешком сознания она попыталась поймать ускользающий сон, в котором цветные пятна танцевали перед глазами.
Но не получилось.
Привычное ощущение теплых солнечных зайчиков на закрытых веках. Лили не торопилась открывать глаза, как и каждый день, каждый чертов день этих каникул. Даже сейчас, сквозь полудрему, она уже понимала, что ее ожидает очередной день наедине с книгами – ради чего просыпаться? Завтра будет тоже самое, что и вчера.
Торопиться некуда. Не навстречу собственному одиночеству уж точно.
Она перевернулась на спину, поуютнее подоткнув подушку и раскинув руки, ногой отбросила одеяло. Воздух приятно холодил разгоряченную кожу.
Все было как раньше, как всегда, обычное утро, но не получалось отделаться от какого-то смутного беспокойства; как будто она забыла что-то важное, и не могла понять, что. О чем она должна помнить с утра пораньше?
Интересно, сколько сейчас времени? Мама уже ушла в госпиталь? Если так, то к лучшему: сегодня Лили планировала до вечера не попадаться ей на глаза. Черт, похоже, вчера она выбрала неудачный момент для таких сюрпризов. То, что было потом, после того, как миссис Эванс услышала о курсах и планах младшей дочери, вспоминать не хотелось. То, что было потом.
Что было потом…
О господи…
Лили похолодела и окончательно проснулась, теперь уже просто боясь открывать глаза.

Осторожно вытянула руку, пошарила, пытаясь нащупать край стола, на котором всегда стояли часы. Попыталась нащупать, но… не смогла.
Все вдруг показалось слишком странным.
Странные на ощупь простыни.
Слишком тяжелое и слишком теплое одеяло.
Подушка точно не ее!
И, наконец – смех, доносящийся снизу, никак не мог принадлежать Петунье.
Выводы Лили сделала сразу же, но произнести их даже мысленно ей не хватало духу. Черт! Она не в своей постели… не в своей спальне! Очевидно, что она даже не в своем доме.
Лили медленно открыла глаза. Потолок над ней весело и немного безумно перемигивался потертыми волшебными звездами из «Зонко», а чуть ниже на шкафу, исподлобья глядя на Лили огромными желтыми глазами, сидела сова Поттера.
- Привет, подруга, - хриплым ото сна голосом пробормотала Лили.
Цветные сны вовсе не были снами.

Лили одевалась со скоростью пули.
Да, кроме отрывочных мыслей и воспоминаний вперемешку, в уголке сознания билась мысль о том, что, похоже, вчера под утро она просто намертво уснула, и что самое страшное – она не помнила ни дороги сюда, ни того, кто ее раздевал. Второе, конечно, было страшнее. Или у нее хватило сил раздеться самой? Уточнить потом у Джеймса? Или лучше все-таки не стоит?..
Вторая дверь из его спальни вела в ванную, где Лили по-чемпионски привела себя в порядок минут за пять, и только после этого остановилась, шумно выдохнула и уставилась на себя в зеркало. Волосы, которые никак не желали лежать так, как надо, рассыпались по плечам в картинном беспорядке, бледное лицо, трогательные синяки под глазами, картина маслом. Черт, вот это приключение. Проснуться после шумной вечеринки в спальне Поттера… Лили была готова спорить на что угодно, что эта новость уж как-нибудь, да просочится в Хогвартс, и что тогда с ней сделают девочки, вздыхающие по капитану квиддичной сборной Гриффиндора? Да хотя бы та же Инесса?
От этой мысли Лили почему-то стало очень весело, и она, довольная собой как никогда, решила поискать Джеймса.
Ступеньки под ногами не скрипели, как у нее дома, когда Лили тихонько спускалась вниз. Светлая ковровая дорожка скрадывала звук шагов, но даже, если бы Лили топала, как слон, нет, как сотня слонов - на нее не обратили бы внимания: в кухне творилось черт знает что. Сириус и Джеймс отчаянно переругивались, смеялись, кричали что-то прямо друг другу в уши, кажется, даже толкались, потому что периодически что-то ронялось, разбивалось и снова репарировалось, а еще мелькали вспышки заклятий, подкрепленные воинственными возгласами, и Лили, которая стояла в тени на лестнице, прислушиваясь, и которую душил смех, со странным приливом нежности понимала, что эти двое готовят завтрак. Пахло очень вкусно.
- Тише ты, - голос Сириуса, - разбудишь ее.
- У нас толстые стены, - буркнул Джеймс, что-то звонко помешивая.
- Хотя она наверняка уже не спит, - продолжал Сириус как не в чем ни бывало. – Под твоими чудо-звездами с непривычки заснуть невозможно… Одна из них каждую ночь таращится мне прямо в глаза, клянусь!..
- Ты же сам их мне подарил!
- …Хотя Эванс, думаю, сейчас все параллельно.
- Почему это? – не выдержав, спросила Лили с лестницы, и Поттер и Блек повернулись к ней, сверкая, как новенькие галеоны.
- А мы тут… завтрак готовим, - Джеймс с широкой улыбкой развел руками, в одной из которых была лопатка, а в другой – полотенце. Капли чего-то оранжевого звонко шлепали с лопатки на чистый пол.
Кухня была похожа на поле битвы, и в ней было столько настоящего домашнего уюта, сколько Лили не видела уже очень давно: очистки, скорлупа, шипящее масло во второй сковородке на плите и закипающий чайник, рассыпанная по столу мука, моющаяся посуда в раковине, тихо бубнящее волшебное радио в углу на холодильнике, открытая форточка, колыхающиеся от сквозняка занавески, утреннее весеннее солнце яркими пятнами повсюду, и умопомрачительные аппетитные ароматы, и непонятное импровизированное блюдо в сковороде в руках Джеймса, кажется, «специально для Лили»…
И какая-то нереальность происходящего, и вспорхнувшая бабочкой мысль: как я здесь оказалась, Мерлин, как?
- Кошмар, - озадаченно сказала Лили, опускаясь на ближайшую табуретку.
- С добрым утром, Эванс! – радостно провозгласил Сириус, беспардонно падая напротив.
- Я был уверен, что тебе понравится, - с плохо скрываемым ликованием добавил Джеймс.
- Если ты не любишь омлет, так и скажи. Захочешь стейк – убьем корову, - закончил Блек.

Во время завтрака парни не замолкали ни на минуту. Хотя, нужно признать, болтал в основном Сириус, Джеймс же больше отмалчивался, делая вид, что увлечен омлетом (если это блюдо, конечно, можно было так назвать). Лили наблюдала за ним краем глаза, подмечая все: смущенную улыбку, ямочки на щеках, морщинки в уголках глаз, и то, что он прячет взгляд. Казалось, Джеймсу отчего-то неловко, и Лили терялась в догадках. Про себя она уже твердо решила не задавать ему щекотливых вопросов, которые мучали ее с самого утра. Хотя, может быть, все дело было в том, что в его постели никогда еще не спали девушки?..
Сириус говорил о чем-то ужасно важном, махая руками и едва ли не подпрыгивая на стуле. Лили не могла понять, почему от его бодрого вида ей становится только хуже.
- Не кричи, - попросила она, неосознанно потирая лоб.
- Голова болит? – жуя, поинтересовался Джеймс.
Пытается сделать вид, что все в порядке? Лили кинула на него взгляд, и Поттер снова уткнулся взглядом в свою тарелку.
- Вовсе нет, - соврала Лили.
Сириус подавился, и, кажется, проглотил огромную порцию ехидных комментариев вместе с куском омлета. Парни переглянулись с понимающими усмешками.
Лили налила кофе и от терпкого запаха в голове немного прояснилось.
- Теперь ты понимаешь, почему паб называется «Дырявый котел»? – спросил Сириус, принимая из ее рук свою чашку. – Я имею в виду не котел, а именно – дырявый.
- Всегда думала, что из-за выхода в Косой переулок. Вы разбили мои детские убеждения, - пробормотала Лили.
- Пора взрослеть, - философски изрек Блек.
Взрослеть… Чертов Джеймс и эти его коктейли. Впервые за утро Лили подумала о маме. Что, если дома хватились ее? Что, если мама подняла на уши местную полицию? Лили уходила из дома не так часто, чтобы это осталось незамеченным. И это называется – взрослеть? Она просто заставляет близких людей переживать за себя, какое к черту взросление, разве взрослые люди себя так ведут?
- Слушай, надо будет устроить что-то подобное в Хогвартсе, как думаешь? – обратился Сириус к Джеймсу.
Как она могла?.. Лили сделала большой глоток кофе, словно надеясь этим заставить замолчать свою не к месту разыгравшуюся совесть.
- Скажем, на твой день рождения. Ты какого родился?
- Какого числа?
- Какого хрена?
Дружный гогот спугнул ее мысли. Лили исподлобья взглянула на них, покрепче обхватив руками чашку.
- Придется только следить, чтобы в руки малышей не попадало ничего крепче сливочного пива… Спорим, Эванс сейчас ничего не помнит?
- Самое ужасное, Сириус, как раз то, что я все помню.
- Да? Даже то, как танцевала на столе?..

Лили надеялась уехать сразу после завтрака, но Джеймс неожиданно уперся, словно баран. Конечно, он придумал славное оправдание про неисправный камин, который должны включить только к обеду, потому что «я не вовремя оплатил коммунальные услуги», про то, что в Годриковой Лощине офигеть какие проблемы с транспортом – по-другому, кроме как через камин, отсюда не выбраться, даже Ночной Рыцарь не доезжает. Про то, что мотоцикл Сириуса, на котором, оказывается, они прилетели сюда, сейчас внизу и нуждается в небольшом ремонте, потому что вчера отлетела какая-то маленькая, но жутко важная деталь… В общем, Лили сделала вид, что поверила этим басням, отчасти из-за того, что с Джеймсом Поттером иногда спорить себе дороже, а отчасти из-за здорового любопытства: она никогда не была в доме волшебников, кроме, разве что, Алисы – но дом подруги Лили знала уже вдоль и поперек, и он был совсем не похож на этот.
Особняк Поттеров был огромен, по крайней мере, так казалось Лили, когда она вслед за Джеймсом переходила из комнаты в комнату. Красивая старинная мебель, портреты на стенах, свисающие с потолка витые люстры, тяжелые светлые портьеры на окнах – все говорило о богатстве, величии, но, черт, как же здесь было уютно! Дом словно дышал, большие окна впускали солнечный свет, пятнами ложившийся на мягкие ковры; скрипучие лестницы и двери, моющаяся сама собой посуда внизу в кухне, бормотание волшебного радио в гостиной – все эти звуки делали дом живым, приветливым и настоящим. Джеймс что-то увлеченно рассказывал, заглядывая в комнаты, показывал ей изящные вазы и безделушки, но Лили почти не слушала, она впитывала атмосферу, стараясь взглядом охватить все и сразу: едва распустившуюся розу в обычном стакане в спальне его родителей, колыхающуюся от ветра форточку в гостиной, остатки печенья на столике и свежие газеты на кухне, которые кто-то не дочитал, семейные колдографии на каминной полке, где крошечный Джеймс носился пулей, так, что его почти невозможно было рассмотреть. Спальня Джеймса по стилю почти не отличалась от остального дома, кроме разве что нарочитой неряшливости и завешанных плакатами и волшебными фото стен. Он вел себя как-то совсем не так, как в Школе, он здесь был немножко другим. Казался как-то младше, спокойнее, правильнее даже – не было больше этой раздражающей Лили показной заносчивости. Чувствовалось, что он любимый сын своих родителей, этакий шоколадный ребенок. Сириус, например, не производил такого впечатления.
Это все было очень странно, и Лили хотелось об этом подумать потом: только сейчас она почему-то по-настоящему поняла, как мало знает этих парней. Оказалось, что Сириус болеет мотоциклами – «магловские штучки», для Лили это была та еще новость, если учесть, что она кое-что слышала о его семье. Она немного знала Регулуса Блека. Да, Лили прекрасно понимала, что Сириус всегда плевать хотел на все, что о нем могли подумать, его волновало исключительно собственное мнение, и еще, может быть, мнение Джеймса; но о том, что он теперь живет у Поттеров, она узнала только сегодня. О том, что он пошел против своей семьи, о том, что его это нисколько не парит. Хотя насчет последнего Лили очень сомневалась, хоть и промолчала. Просто все дело было в том, что он хорошо держится, и еще, может быть, в том, что Лили не входит в круг людей, перед которыми Сириус показывает свои чувства.
Еще одной новостью стало то, что Люпин увлекается фотографией: все их снимки делал он.
- Он просто опускает их в колдографическое зелье, держит сколько-то там, а потом сушит – похоже на то, что делают магглы, только состав этого зелья очень уж сложный, Ремус его никому не доверяет, - сказал Джеймс, когда они сидели в его комнате после того, как обошли весь дом – даже чердак, где в потайных уголках хранились разные волшебные штуки из «Зонко», надежно спрятанные от родителей еще в детстве. Где-то внизу Сириус, врубив колонки, чинил свой мотоцикл.
- Получается здорово, - Лили повертела головой. Здесь были фотографии шестилетней давности, четверка маленьких первокурсников с пляшущими чертиками в глазах; фотки каждого по отдельности: серьезного Люпина, улыбающегося только глазами, Питера, Сириуса, и очень мало фотографий самого Джеймса. На ее вопрос – почему? – он отвертелся, заявив, что мама утягивает все его фотографии к себе.
Лили внимательно посмотрела не него, но промолчала.
В открытое окно врывался теплый ветер, солнце и музыка снизу; казалось, что все прекрасно, и пока Лили была здесь, ей очень хотелось в это верить. Она вдруг поняла, что именно до этого было не так, все эти дни каникул. Очень трудно было сидеть дома одной, ежедневно читать Пророк, оптимизма в котором становилось меньше день ото дня, слушать новости, понимая все, что скрывается за маггловскими катастрофами, переваривать это и внутри еще больше нагнетать ситуацию. И эти постоянные мысли о будущем. Взгляд остановился на Джеймсе. Он выглядит напряженным, может быть, вовсе не из-за нее, как она думала с утра: его родители работают в Министерстве. Лили потерла лоб, удивляясь, как она сразу об этом не подумала? Не все в этом мире связано с ней… У него куда больше поводов переживать, да и у Сириуса тоже, но они продолжают жить. Они живут в полную силу: ругаются, смеются, сбегают по ночам на подпольные вечеринки; им не все равно, но они относятся к этой войне правильно. Они просто повзрослели. В отличие от нее самой. Они прикрываются своей безбашенностью и шутками, как щитом, от тех, кому необязательно знать об их планах, мечтах и взглядах. Лили смотрела на Джеймса и думала о том, почему он не сказал ей, что защита вокруг Годриковой Лощины настолько сильна, что не пропускает даже автобусы типа Ночного Рыцаря, и что с транспортом плохо именно из-за этого? И еще о том, почему ей теперь так хочется оказаться по эту сторону его щита.
Джеймс поднял голову, и, кажется, даже немного смутился от ее задумчивого взгляда.
- Я хотел тебе кое-что показать. Только не пугайся.
Лили приподняла брови.
- Я предупреждаю не потому, что это страшно, - уточнил он, роясь в груде листов на столе. – Просто это может тебя немного шокировать. Вот, смотри.
Он расстелил перед ней большой пергамент, конец которого упорно скручивался в трубочку, пока Джеймс не придавил его ладонью. Лили узнала мгновенно: это был один из их первых чертежей, почти полный план третьего, кажется, этажа.
- Что?.. – начала было она, но запнулась. Посмотрела на Джеймса, который улыбался во весь рот, и снова опустила взгляд. – Как?..
Это было что-то невероятное. Лили моргнула пару раз. Лестницы, ведущие на четвертый этаж, двигались, а минуту спустя по коридору проплыла точка с надписью над ней «Миссис Норрис» - Лили помнила, как сама лично написала это от нечего делать, это был ее почерк. Она снова ошеломлено посмотрела на Джеймса, пытаясь осмыслить ситуацию.
- Люпин разлил колдографическое зелье*. Всего-то. Он залил наши чертежи еще в первый день каникул, ох как я был зол! А потом мы увидели это. Они оживают точно так же, как люди на фотографиях.
Лили только покачала головой, рассматривая лестницы. Джеймс склонился рядом. Какое-то время в комнате царило молчание.
- Ты сказал – все чертежи?
Джеймс кивнул.
- Я взял их домой, не знаю, почему – думал, ты будешь на каникулах заниматься курсовой, а мы ведь еще не до конца привели их в порядок, и я решил кое-что доделать, но дело не в этом… Прости, что я рассказал парням про чертежи. Это все, что они знают, больше ничего. Зато теперь у нас есть еще кое-что…
Он снова запустил руку в кипу на столе, и на этот раз перед Лили появился небольшой лист пергамента с ровным, нанесенным начисто чертежом всего замка и даже окрестностей: здесь было озеро, кусочек запретного леса, лодочный сарай, теплицы, домик Хагрида, стадион… На первом этаже медленно двигалась точка с надписью «Аргус Филч», миссис Норрис по-прежнему разгуливала по третьему, МакГонаггал находилась у себя в кабинете. Лили молча смотрела, не в силах поверить своим глазам. Она могла бы нарисовать сотню правильных карт, она могла сказать, что это была ее идея, но черт, только эта троица могла разлить колдографическое зелье на обычную карту и превратить ее во что-то совершенно нереальное.
- У меня нет слов.
Джеймс ухмыльнулся.
- Ремус говорит, нужно защитить ее как-то… Ну там, пару заклинаний на случай, если карта попадет не в те руки. Но это еще в стадии разработки.
- Вы просто гениальны, - искренне сказала Лили. Джеймс отвесил ей шутливый поклон, - Я конечно всегда знала, что вы круты, но чтобы настолько…
В общем, если бы Джеймса Поттера не было, его стоило бы придумать.

Лили собиралась успеть домой до обеда, но через несколько минут после того, как Джеймс показал ей карту, в спальню поднялся Сириус, и выяснилось, что кое о чем Поттер промолчал. Они задумывали подписаться. Поставить защиту на пергамент и оставить свои подписи, потому что серьезно считали, что карта войдет в историю. Возможно, так и было, но, во-первых, Лили не понимала, зачем так себя компрометировать, и какой смысл подписываться, если защиту кроме них никто не осилит?
- Ты не понимаешь, - горячился Сириус, - защиту пройдут только избранные люди. Те, кто в теме!
А во-вторых, она не понимала, почему ее настойчиво просили подписаться первой.
- Ты же автор идеи! Без тебя мы бы никогда не сели ничего рисовать, видишь, за все семь лет нам в головы ни разу не приходила такая мысль, - убежденно говорил Сириус. Джеймс молчал.
- Я же староста, - сказала Лили.
- И что?
- Что будет, если карта все-таки попадет не в те руки?
- Чего ты боишься? Что о тебе, наконец, заговорят, как о человеке с нестандартными идеями, или того, что ты окажешься в компании с нами? Какое компрометирующее общество, не так ли?
- Сириус, прекрати.
- Как же скучно ты живешь, Эванс. Как узко мыслишь.
Джеймс молчал. Даже когда она посмотрела на него, он все равно промолчал.
Лили сделала один простой, все перевернувший вывод: он тоже так считает. Он согласен с Сириусом.
Она добралась до Лондона камином, и только сидя в автобусе и глядя через грязное стекло на проносящийся мимо пейзаж, позволила себе всерьез задуматься над этим.
В общем-то, ей должно быть все равно, что о ней думает Джеймс Поттер, но было почему-то чертовски обидно. Он считает ее жизнь скучной, считает скучной ее саму. Узость мышления? Она что, недостаточно правил нарушала в последнее время? Они недостаточно веселились, рисуя карту и бегая по замку глубокой ночью? Возможно, для Джеймса все это было привычно, но Лили всерьез считала, что приключений в ее жизни заметно прибавилось. Или это все не то? Она мрачно думала, что Сириус, конечно же, сказал это в шутку, просто у него такая манера разговаривать, словно издеваясь. Что он вовсе не хотел ее обидеть, конечно. Лили не подала виду, что это ее задело, больше из-за того, что не хотелось портить настроение Джеймсу глупыми выяснениями, но ничего не могла с собой поделать: думала и думала о его словах. А еще больше о молчании Джеймса.
Она добралась домой, когда уже было время обеда. Дом был пуст, ее комната по-прежнему заперта, и, побродив через кухню в гостиную и обратно, Лили убедилась, что ее не хватились, и что ее не ждали. На холодильнике магнитом была прикреплена записка, написанная аккуратным почерком Петуньи: когда проснешься, завтрак на столе, я ушла, и все в таком духе. Лили присела на стул, читая и барабаня пальцами по столу. Так, куда выветрился утренний оптимизм?
Черт, ей хотелось бы, чтобы ее ждали, чтобы на нее наорали за ночной побег, за то, что она вернулась так поздно, за то, что она безответственная и заставляет сходить с ума свою семью. Ей хотелось бы, чтобы кто-нибудь обратил внимание на то, что она есть. Чтобы было, как у Джеймса. Глубоко дыша, Лили поднялась к себе, схватила сумку, наспех собрала все необходимое и ушла. Рядом с запиской Петуньи теперь висела еще одна: «Я у Алисы».

Три громких стука.
Алиса распахнула дверь так быстро, словно стояла прямо за ней все это время.
Когда Лили ехала сюда, она думала о чем угодно, только не о том, как начать разговор; она привыкла, что в этом доме ее всегда ждут, что это ее запасной аэродром на случай всяких катастроф; не то, чтобы она забыла об их ссоре, просто она всерьез считала, что пройдет пара недель и они перебесятся, как обычно. Но сейчас, стоя напротив Алисы и не видя на ее лице обычной радости, Лили вдруг испугалась.
Что она здесь делает? Зачем приехала? Чего она ожидала, теплой встречи?
Они ведь действительно страшно поссорились тогда. Что, если сейчас на все жалкие оправдания Алиса скажет что-то вроде: «Я стараюсь не вмешиваться в твою жизнь, как ты мне и советовала» или там: «Хорошо, будем общаться как ни в чем не бывало. Как знакомые, но мы не будем друзьями». Звучало жутко даже в воображении, Лили похолодела. Черт, о чем она думает? Чего Алиса сейчас ждет от нее? Извинений? Нужны ли ей извинения? Если так подумать, они обе виноваты.
Алиса выглядела так по-домашнему, что у Лили дрогнуло сердце: кажется, как будто только вчера подруга вот так же распахивала перед ней дверь в своем желтом домашнем костюме и с немыслимым пучком светлых волос на затылке – как будто вчера, а не сотни лет назад, в какой-то другой жизни. Ветер ворвался в открытую дверь, и Алиса поежилась, внимательными синими глазами оглядывая переминающуюся на пороге девушку.
- Ты постригла челку? – вырвалось у Лили.
Алиса наклонила голову набок, прищурилась и еле заметно усмехнулась.
- Нужно же что-то менять.
В повисшем вслед за этими словами молчании было слышно, как на кухне звякает посуда и шумит вода, а во дворе скрипят под порывами ветра старые качели.
- Ты как раз вовремя, блинчики еще не успели остыть, - вдруг сказала Алиса, улыбнувшись как ни в чем не бывало и делая шаг назад, чтобы пропустить Лили внутрь. Иногда все самое сложное вдруг оказывается очень простым, подумала Лили, с облегчением улыбаясь в ответ.

- Я злилась больше потому, что ты не рассказала мне сразу, - сказала Алиса, когда получасом позже они вдвоем сидели в ее комнате.
На низком столике стоял кофейник, из которого все еще вилась струйка ароматного пара, две пустые чашки, и Лили, наконец, чувствовала себя умиротворенно и расслабленно: она лежала на диване, уплетая шоколадную пасту прямо из банки, а в изголовье сидела Алиса, обняв колени руками. Вот и все, так просто: мир снова стал нормальным.
- Ты рассказов ожидала?
- Нет, но это ведь Джеймс! Это должно было стать исключением.
- Это и так стало исключением, - задумчиво ответила Лили.
Она только что рассказала Алисе о вчерашней ночи. Положа руку на сердце, она была готова к новой порции комментариев, желчи, упреков, но Алиса просто выслушала и задала дежурные вопросы – может быть, просто не хотела снова ссориться. Лили чувствовала, что это опасная тема, что Алиса относится ко всему происходящему как-то по-своему и как-то странно, и у нее это не укладывалось в голове, она просто не могла понять, о чем на самом деле думает подруга, и это просто разрывало на части.
- Ты меня осуждаешь, - сказала Лили полупустой банке с пастой.
- Послушай, я тебя не осуждаю, я просто пытаюсь это переварить.
- И что тебе кажется самым странным?
- Хочешь знать, о чем я думаю? – Лили услышала, как Алиса позади нее откинулась на спинку дивана и вытянула ноги.
- Не уверена.
- О Брайане. О тебе и Брайане.
Лили могла бы задаться вопросом, почему сама она не думает о себе и Брайане – был самый подходящий момент, - но она предпочла сохранить это внезапно воцарившееся душевное равновесие.
- А о чем думаешь ты? – спросила Алиса после непродолжительного молчания.
- Я устала.
- Послушай, нам всем сейчас очень тяжело: у кого-то несчастье, у кого-то катастрофа, у кого-то депрессия, черт побери, а у меня жизнь. Я еще не знаю, чем это лечится, может магией, может смертью, может выпивкой. Может совсем ничем.
- У тебя есть Фрэнк, который таскает тебе тюльпаны с хогвартских клумб. Естественно, у тебя жизнь.
- А у тебя есть Брайан.
Лили тяжело вздохнула:
- Я же говорю. Очень много проблем. И еще я постоянно думаю о маме. О Поттере. О своей курсовой, о поступлении, об экзаменах… И мне снится один и тот же сон…
- Панические атаки, - сказала Алиса.
- Одна атака.
- Болезненное чувство оставленности, - сказала Алиса.
Лили озадаченно приподняла брови.
- Я чувствую себя оставленной.
- Да.
- И никому не нужной.
- Я знаю, что нас спасет.
Алиса встала с дивана, потягиваясь до хруста в суставах.
- Нам нужны платья на бал.
Лили насупилась.
- Ты сейчас думаешь о себе, а не обо мне.
- Ты что, правда не понимаешь? Покупка платьев спасает всех. И от всего. Собирайся. Правда, я обещала Фрэнку ни ногой в Косой переулок, но он же не узнает, правда? Мы ненадолго, всего лишь сделаем заказ у мадам Малкин и рванем назад. Поднимайся, Лили! Прекрати, ты же не хочешь вернуться в Школу потерянной и опустошенной?
У Алисы всегда были собственные методы. Наверное, за это Лили ее и любила.


___________________________________________________________________
*Кто-нибудь помнит, карта, нарисованная волшебными карандашами из Зонко - это канон, или это в моей голове?..

Как всегда очень жду ваших отзывов и замечаний. )

Чистая страница

Стараниями Алисы, Лили возвращалась в Хогвартс отдохнувшая и даже почти поверившая, что рано или поздно все будет хорошо; на самом верху школьного чемодана лежало аккуратно сложенное и упакованное платье, ее чудесное платье, на которое она не могла насмотреться. Каждый день оставшихся каникул Лили осторожно вскрывала темный полиэтилен, совсем чуть-чуть, на самом краешке, и любовалась на нежную ткань, и на душе сразу становилось теплее.
Дома все было по-прежнему, мама пропадала на работе и поджимала губы при виде Лили, Петуния гуляла где-то со своим кавалером и подругами, а Лили проводила все время с Алисой. Она понимала, что не должна чувствовать себя виноватой, но, тем не менее, это чувство преследовало ее до самого отъезда. Она не оправдала чьих-то ожиданий – такое с ней случалось не часто, и потому задевало даже сильнее, чем равнодушие и отчужденность собственной семьи. Когда ее время не было занято Алисой, курсовой и учебниками, она начинала думать о том, что на самом деле не нужна своим родным; раньше Лили считала, что просто придумывает проблему, преувеличивает, а теперь каждый день убеждалась в обратном. Она все понимала: маме трудно без отца, ее последней, возможно, радостью оставалась Лили, которая вдруг заявила, что будет делать все по-своему; на самом деле, Лили прекрасно понимала чувства своей матери, но просто не представляла, что можно сделать, что она должна делать – кажется, она и так делала все, что могла. Как бы то ни было, последнее возвращение в Хогвартс стало для Лили настоящим глотком свежего воздуха и, в какой-то степени, бегством от неприятной реальности.
За время их отсутствия Хогвартс совсем расцвел, пропитался солнцем, вековые камни потеплели. Вернувшиеся выпускники, обгоняя друг друга, поднимались по щербатым ступеням, и смех и звонкие голоса терялись где-то вверху под сводами холла. Лили оглядывалась по сторонам, в поисках знакомых лиц, чувствуя, что жутко соскучилась по всем: Дженни и Хейли, Алиса с девчонками из Ревенкло, Фрэнк, Грей, Люпин, Джеймс, Сириус, Питер, Мери… Они возвращались в Школу последний раз, и от этой мысли сладко и томительно-грустно сжималось сердце.
На доске объявлений в гостиной Гриффиндора уже висело объявление об очередном старостате, назначенном на следующее утро, но Лили уже даже не расстраивалась, заранее думая о бесполезно потраченном времени – не до того было; едва она распаковала вещи и спустилась из спальни, ее настиг Джеймс.
- Я хотел поговорить с тобой о… - начал он, и осекся. Они остановились около окна; тяжелые портьеры были раздвинуты, и в гостиную лился последний розоватый свет этого дня, подсвечивая взъерошенные черные волосы и заставляя парня щуриться. Лили поймала себя на том, что у них на двоих теперь куча тайн и даже в каком-то смысле общее прошлое, и что прятаться и прятать свою дружбу так, как раньше уже не получится; похоже, Джеймса все это тоже порядком достало, и он решил начать с первого же вечера: в гостиной сейчас было полно народу, все бегали туда-сюда, из спален и обратно, встречались, обменивались новостями после каникул, сидели на диванах, и кое-кто уже бросал любопытные взгляды на парочку у окна; Лили думала о том, почему ее это теперь нисколько не волнует? – Ты постригла волосы?
Лили удивленно посмотрела на него и улыбнулась.
- Ну да.
- Зачем? – изумился Джеймс с почти детской обидой в голосе, и Лили едва сдержалась, чтобы не рассмеяться над выражением его лица.
Она всегда думала, что мальчики не замечают таких вещей, но Поттер сейчас рассматривал рассыпавшиеся прядки: они теперь доставали до плеч. Она обрезала волосы без тени сожаления, как сказала Алиса – пора что-то менять, но Джеймсу, кажется, правда было жалко. Он вытянул руку и взял одну прядку, которая сразу выскользнула из его пальцев.
- Эванс, ты убила мои представления о прекрасном.
- Ой, прекрати.
- У тебя были клевые волосы!
- Давай к делу, - смущенно сказала Лили.
Он бросил на нее короткий взгляд и вздохнул.
- Нам стоит заняться маршрутом уже завтра, - прямо сказал Джеймс, засовывая руки в карманы и стоя перед ней немного ссутулившись, как обычно. Его голос звучал тихо, чтобы в общем гаме гостиной его могла слышать только Лили. - В начале мая решающий матч за Кубок, Сара уже требует четыре тренировки в неделю, я, конечно, сказал ей, что у меня экзамены на носу, но, кажется, ее это не впечатлило. Серьезно, мне придется тренироваться все свободное время, так что…
- Я поняла, - перебила Лили, на миг глянув за спину Джеймсу. На одном из диванов, сидя в окружении девчонок с шестого курса, Инесса Ред прожигала ее взглядом. – Хорошо, давай завтра как обычно, идет?
Джеймс поймал ее взгляд, медленно обернулся на Инессу, а потом снова повернулся к Лили, которой уже не терпелось сбежать. Прищурился.
- Мне нужно закончить с вещами, - сказала Лили, мягко, но настойчиво отодвигая его и прошмыгивая мимо, - извини.
Джеймс смотрел ей вслед с выражением иронической покорности на лице.

Утром за овальным столом в Зале Заседаний собрались сонные старосты, отвыкшие за неделю пасхальных каникул от жесткой дисциплины. Лили зевала, прикрывая ладошкой рот, и мечтала о чашке кофе вместо тыквенного сока, который сегодня был на завтрак. Пока ждали опоздавших, мальчики обсуждали предстоящий матч за Кубок Школы, Миранда Томпсон и Дженни Эббс трепались о платьях, которые они купили, и Лили, слушая краем уха, с каким-то особенным удовольствием понимала, что ее платье не сравнится ни с чем.
Перед самым началом заседания, когда Миранда встала, убирая за спину длинные волосы, и, звонко стуча каблуками, направилась во главу стола, чтобы покопаться в своих документах и выудить листок с планом заседаний, дверь в Зал открылась последний раз, тихонько скрипнув, и вошел Брайан.
Наверное, он специально медлил до последнего, думала Лили, чтобы вот так пройти на свое место рядом с ней, не встречаясь взглядом, сесть, сделать вид, что увлеченно ищет листочек и перо с чернилами, а потом звонко поставить чернильницу на стол, поднять голову и уставиться на Миранду, внимательно слушая. Он просто сделал так, чтобы у них не было возможности поговорить – вроде все это выглядело вполне невинно: он опоздал, разговаривать варианта нет. Прокол был в том, что он даже не удостоил Лили взглядом, даже не шепнул «привет», не улыбнулся, и Лили почувствовала какую-то странную смесь удивления и раздражения. Они не виделись целую вечность, за все каникулы он не написал ей ни строчки, а ведь она ждала, правда, очень ждала: ей нужна была его поддержка, может быть, больше, чем поддержка Поттера; хотя, как она может сравнивать? Ей нужна была именно поддержка Брайана, да, теперь она поняла, почему ей было так не по себе все эти дни – она скучала. Черт, она скучала, а он просто сделал вид, что ее нет. Лили с силой сжала перо, и оно хрустнуло в пальцах; на этот звук, который вклинился как раз в паузу между двумя фразами Миранды, обернулись все, кроме Брайана. Лили выдавила улыбку, а когда старосты отвернулись, продолжила сверлить взглядом его затылок и мрачно размышлять о том, что, кажется, их дела совсем плохи, и что злиться за это стоит только на саму себя.
В узкие стрельчатые окна Зала Заседаний проникал яркий утренний свет, заполняя, кажется, все уголки помещения, освещая пыльные полки, забитые протоколами прошлых заседаний, покачивающуюся наверху люстру, увитую паутиной, полотно за спиной старосты Школы с написанным девизом; сидящие за овальным столом щурились, прикрывали глаза ладонями, кто-то что-то записывал, скрипели перья, и эхо приглушенных голосов вибрировало где-то под потолком. Лили не слушала; она злилась и думала, думала и злилась. Возможно, она так и просидела бы все заседание, глядя в одну точку, если бы тема не коснулась экзаменов. Лили почти силой заставила себя собраться с мыслями и послушать, о чем речь.
- Что касается расписания экзаменов, - говорила Миранда, не отрывая взгляд от листа пергамента, который держала перед глазами. – СОВ в этом году начнутся на неделю раньше заявленного в марте срока, а именно в первых числах июня… - последние слова утонули в гуле голосов возмущенных пятикурсников. – Я думаю, это не сильно отразится на результатах экзамена, - Миранда повысила голос.
- На неделю раньше!
- Они там с ума посходили все?!
Старшие переглядывались с не меньшим удивлением. Дирк Крессвел, шестикурсник из Слизерина, обвел горящим от переполнявших эмоций взглядом сидящих напротив.
- Насколько я помню, нам эту неделю на подготовку давали. Или я ошибаюсь?
- Правда, Миранда, как мы подготовимся, если сразу после окончания занятий у нас начнутся экзамены? Да на одну Историю магии нужно убить хотя бы четыре дня – если вообще не отрываться, -серьезно сказала светловолосая хаффлпафка Эмма, в волнении постукивая карандашом по столу.
- Что насчет ТРИТОНа? – спросила Лили, и Брайан, сидящий впереди нее, едва заметно вздрогнул от звука ее голоса.
Миранда пробежала глазами пергамент:
- С третьего…
Теперь уже взорвались семикурсники.
- Ради Мерлина, что это такое?!
- О чем они только думают? – сказала Дженни Эббс, обводя сидящих расширенными от удивления и негодования глазами.
Миранда тряхнула головой, но за нее ответил темноволосый парень, сидящий напротив Эммы:
- Они думают о том, как бы сбагрить нас всех из Хогвартса пораньше, - развалившись на своем стуле и опасно покачиваясь на двух ножках, протянул Магорн Митч, семикурсник из Слизерина.
В опустившейся на Зал вслед за этими словами тишине было слышно, как с тихим противным скрипом качается старая люстра под потолком. Миранда, наконец, оторвала глаза от пергамента. Напряженное, вязкое молчание; старосты переглядывались, прятали глаза, но возразить Магорну не мог никто. Лили постукивала кончиком сломанного пера по столу, оглядывая студентов. На пасхальных каникулах они все с головой окунулись в то, что творилось там, за пределами Хогвартса, в реальной жизни; им всем досталась порция своего ужаса, своих собственных переживаний насчет близких, насчет будущего. Глупо было бы сейчас все отрицать, слишком нелепо и опасно стало закрывать глаза. Каждый из сидящих здесь слушал новости, читал газеты, пусть порой полные чуши, все равно: многие уже умели выбирать из шелухи крупицы правды, и этих крупиц хватало с лихвой. Неясно, недоказано, необъяснимо – вот как называлось все, что происходило за стенами Школы. Есть опасность – это знали все, но никто не знал, откуда ждать удара, и оттого Хогвартс вот уже несколько месяцев находился в мрачном и тяжелом ожидании. Походы в Хогсмид отменили еще в сентябре, и за территорию Школы теперь вообще не выпускали. Самым страшным сейчас для всех сидящих в Зале Заседаний было то, что теперь все чувствовалось слишком остро даже здесь, в надежных, казалось бы, стенах; Лили не давала покоя мысль, что в самом Хогвартсе творится что-то странное. Если он по-прежнему является самым безопасным местом в магической Британии, почему всех учеников заставили разъехаться по домам во время пасхальных каникул? Почему экзамены в этом году начинаются так рано? Здесь концы с концами не сходились, и смутные подозрения тревожной птичкой бились где-то глубоко внутри.
Послышался чей-то судорожный вздох.
- Не может быть, - тихий голос Эммы разорвал затянувшееся молчание.
- Они думают, что за стенами Хогвартса теперь безопаснее? – веско спросил Зак Ньюман.
- Может, вернемся к экзаменам? – нервно прервала Миранда, перелистывая бумаги. Ее руки едва заметно подрагивали. – Отсутствие недели для подготовки компенсируется плотным графиком учебного плана, я сделала несколько экземпляров, всем нужно ознакомиться…
- Почему мы не можем об этом поговорить? – раздался звонкий голос с другого конца стола, и Миранда, подняв голову, встретилась с цепким взглядом пятикурсника Стена Сойера.
Лили ее прекрасно понимала сейчас. Быть старостой Школы всегда означало знать немножко больше остальных – она бывала в кабинете директора, может быть, даже присутствовала на собраниях, слышала обрывки разговоров преподавателей, видела сжатые в тонкую ниточку губы МакГонаггал, видела взгляды, которыми за завтраком, развернув очередной номер «Ежедневного пророка», обмениваются учителя. Из всего этого она наверняка давно уже сделала выводы. И сейчас, стоя под прицелом обращенных на нее глаз, Миранда вовсе не выглядела растерянной, наоборот; Лили видела перед собой сейчас не ту девчонку, которая полчаса назад рассказывала Дженне, какое чудесное платье она нашла на выпускной; сейчас Миранда была собранной, серьезной, в ее глазах тщательно пряталась тревога. Лили увидела, как дрогнули губы. Миранду пугало все это, очень пугало. И она совершенно не хотела об этом говорить.
Кажется, все поняли это без слов. Стен мрачно кивнул, опуская голову под ее тяжелым взглядом. Миранда принялась шуршать листами, а все по-прежнему молчали, каждый думал о чем-то своем.
- Мы не будем обсуждать решения администрации Школы, - тихо, но четко сказала она наконец, отрываясь от документов и обводя сидящих перед ней старост взглядом серых глаз. – Мы просто не имеем на это права. Мы старосты, и в нашу задачу входит помочь им, а не сеять панику среди однокурсников. Все сидящие за этим столом понимают, что происходит, я уверена. Если Дамблдор считает, что теперь в Хогвартсе не безопасно, значит, на то есть свои причины. А теперь давайте вернемся к тому, что мы только что обсуждали. Итак, как я уже сказала, перенос экзаменов никоим образом не должен сказаться на качестве подготовки, поэтому…
Оставшееся до конца собрания время все старательно делали вид, что все в порядке, но не получалось; напряженность и задумчивость не исчезли и тогда, когда Миранда перевела тему с экзаменов на выпускной бал. Это всегда означало множество новых забот: нужно было подготовить Большой Зал, распланировать время на торжественную часть и вечеринку, общим голосованием решить, приглашать ли Зеленых Гоблинов или обойтись чем-то попроще, подумать, стоит ли пускать на свой выпускной младших и кто будет танцевать вальс… Старосты шумно спорили, договаривались, шли на компромиссы, но Лили то и дело ловила чей-нибудь взгляд, читая в глазах смутное беспокойство. Она вдруг подумала: а не отменят ли вообще их выпускной бал, случись вдруг что? Ведь Дамблдор явно чего-то ожидает. Даже сама мысль об этом казалась пугающей.
Когда время старостата подошло к концу, Миранда призвала всех к порядку и заговорила, стараясь скрыть волнение за официальностью тона:
- И напоследок… Профессор МакГонаггал сегодня утром сказала мне, что с сегодняшнего дня старостам поручено патрулировать коридоры. Нас двадцать четыре человека, будем дежурить по два дня, каждому достанется свой участок Школы. Дежурство проходит с восьми вечера и до одиннадцати; свой участок нельзя покидать ни при каких обстоятельствах до самого конца дежурства. Есть вопросы?
Все молчали и переглядывались, потрясенные очередной новостью.
- Получается, с восьми вечера уже нельзя находиться за пределами гостиных? – уточнил Зак.
- Получается, так. Обо всех нарушителях докладывать лично директору в любое время. Если вопросов больше нет, то… расписание дежурств появится у вас в гостиной сегодня к вечеру, те, кто заступает сегодня, не опаздывайте, пожалуйста.

Лили догнала Брайана, когда тот уже стремительно шагал прочь по коридору третьего этажа; у него по расписанию Руны – Лили все еще помнила его расписание почти так же хорошо, как свое, - а значит, им было по пути. Это было замечательным предлогом, чтобы поговорить, вернее, начать разговор. Но то, что приходилось искать предлоги, вовсе не казалось ей замечательным. Мысли перепрыгивали с одного на другое; в голове полнейший бардак, Мерлин, какие итоги, какие разговоры, о чем?.. Она поравнялась с ним, поправила сумку на плече, бросила короткий взгляд на его профиль. Брайан даже не подал виду, что заметил ее.
Дело плохо.
- Нет, ты это слышал? – с места в карьер начала Лили, подстраиваясь под его быстрый шаг и старательно делая вид, что не замечает поджатых губ и сведенных к переносице бровей, и упрямого взгляда вперед. – Интересно, когда, по их мнению, мы должны готовиться к экзаменам? Делать уроки? А у тебя еще и курсы. И вообще, что все это значит? Все эти предосторожности, патрули… И кого мы должны будем ловить в коридорах по ночам? И зачем?..
Брайан молчал. Лили заправила за ухо прядь непослушных волос, и, покусывая нижнюю губу, уже подумывала о том, что нужно попробовать как-то по-другому, когда он вдруг замедлил шаг.
- Я больше не хожу на курсы.
Она услышала его хрипловатый голос впервые за столько дней, и это сбило ее с мысли, и Лили не сразу поняла, что он только что сказал.
- Что?.. – она заморгала от удивления.
- Мы сдали экзамены по практике за день перед отъездом, - спокойно сказал Брайан, поворачиваясь к ней и останавливаясь. Лили, нахмурившись, смотрела ему в глаза. – Результаты уже отправлены в Мунго.
- Я не знала, - тихо отозвалась она.
- Мы говорили об этом в поезде, - Брайан потер переносицу пальцами с таким видом, словно у него разболелась голова. Лили мысленно чертыхнулась: надо же было заговорить именно об этом. В поезде ее мысли были где-то далеко, но как она могла прослушать такое? Оправдываться бессмысленно? – Все нормально. Мадам Помфри говорит, меня должны принять. Осталось дождаться вручения дипломов на выпускном, и все.
Лили молча рассматривала его. На самом деле, все, о чем они говорили сейчас, все эти слова, все новости – это было не важным, таким незначительным. Важным было то, что они давно не стояли друг напротив друга, так близко, что привычно покалывало что-то внутри. Важным было то, что она начала забывать, какого цвета у него глаза, и эту морщинку между бровями, и ресницы, и поджатые губы, и шею, и плечи… То, что он вдруг перестал занимать в ее мыслях первое место. Лили даже не могла сказать, что она чувствовала сейчас, ощущение было какое-то странное: она вглядывалась в знакомые черты, и в груди что-то отдавалось тревожным эхом. Она скучала по нему. Какая-то нереальная смесь чувств: злость и вина на себя за то, что вела себя с ним по-дурацки, клубок воспоминаний при взгляде на то, как он устало расправляет плечи, легкое раздражение насчет того, что вместо важных тем, тех, которые действительно беспокоят их обоих, они говорят сейчас о курсах по колдомедицине – словно это и правда последнее, что их связывает… Когда-то давно он был ее личным миром, оазисом, ее крепостью; когда-то давно она рассказывала ему все-все. Она вдруг вспомнила, как, кажется, тысячу лет назад, они стояли в этом же коридоре после старостата, когда по стеклам нещадно хлестал дождь, и разговаривали о будущем; тогда Лили сказала, что бросает курсы. Теперь, тысячу лет спустя, он говорит, что закончил их, а это означает, что практически поступил.
- Ты молодец. Ты добился, чего хотел, - сказала Лили, не узнав свой голос.
- Да. Почти всего, - сдержанно ответил он, прямо глядя ей в глаза, и волна мурашек прокатилась от макушки до самых пяток: Лили прекрасно поняла, о чем он говорит. Она опустила глаза.
Или их комната в северном крыле, в которой Лили не была уже черт знает сколько времени, а вспомнила об этом только сейчас. Сколько там вечеров прошло, от воспоминаний о которых до сих пор начинает бешено колотиться сердце.
Может, не стоило начинать сейчас разговор? Лили чувствовала, что ступает на зыбкую почву, что, возможно, все эти переживания – их слишком много для одного маленького дня. Чувствовала, что она может с этим не справиться, и все же…
- Что происходит, Брайан? – вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать, что говорит.
Все начинает разваливаться. Рано или поздно.
Она пытливо смотрела на него, замечая, что от ее взгляда ему становится явно не по себе. Что так ему труднее сказать то, что он должен – Лили прекрасно это понимала, но не собиралась облегчать ему жизнь.
- Нам нужно расстаться, Лили, - ответил Брайан, и она шагнула назад, отшатнувшись, как от пощечины. – У нас ничего не получится, ты и сама это видишь. Я тебя не понимаю, не понимаю, чем ты сейчас живешь, почему все так изменилось… Раньше мы и дня не могли прожить друг без друга, а теперь ты все время занята чем-то другим.
- У меня море проблем, Брайан…
Но он только мотнул головой, не собираясь выслушивать никаких оправданий.
-Я устал, - сказал он с такой горечью в голосе, что у Лили замерло сердце. – Давай просто прекратим друг друга мучить? Обманывать себя и дальше бессмысленно, ты все равно к нему уйдешь.
- О ком ты говоришь? – выдохнула Лили.
Брайан прямо посмотрел ей в глаза.
- О Поттере.
- Да у меня и в мыслях не было… Я уже устала всех убеждать, что это не так.
- Перестань, - оборвал он, и Лили поняла, что все, что бы она сейчас не сказала, пройдет мимо него; он не прислушается, не захочет слушать, просто потому, что все давно уже для себя решил. У него было время подумать. А у нее… у нее даже не было времени подготовиться. Не то, чтобы она совсем не ожидала такого поворота, просто все было спрятано так глубоко, что казалось чем-то нереальным: их устоявшиеся отношения казались неизменными, проблемы – временными. Она не думала, что все станет так серьезно. Когда и что она упустила?..
- Все когда-нибудь заканчивается, - продолжал Брайан. – Нам сейчас кажется, что если все закончится, то оставит какой-нибудь страшный след. Но ничего этого не будет.
Меняется только взгляд, подумала Лили. Не малейших других примет. Даже хочется, чтоб болело, но не болит.
Они молча смотрели друг на друга, и Лили казалось, что Брайан считает секунды, и запоминает ее такой, стоящей так близко в последний раз, раскрасневшейся от обиды и негодования, грустной, сломленной, такой живой. Может, от него требовался всего лишь один шаг, всего одно слово, чтобы все встало на свои места, чтобы все исправить, но Брайан ничего не сделал.
- Так будет лучше, - зачем-то сказал он.
Здорово, наверное, жить по принципам маггловской хирургии. Тебе что-то мешает? Давай отрежем, станет легче.

До самого вечера Лили пребывала в странном состоянии: ей казалось, что разговор с Брайаном – это всего лишь сон, страшный сон, и ей нужно только проснуться, чтобы все встало на свои места. Возбужденные голоса однокурсников сливались в невнятный гул, она не слушала, о чем они говорят и невпопад отвечала на вопросы; единственным желанием было, чтобы ее оставили в покое, но, похоже, никто не собирался считаться с ее желаниями. Позже, думая об этом дне, Лили не понимала, как у нее получилось высидеть на всех уроках, не получив ни одного замечания, и вообще, как у нее получилось попасть на нужные уроки. Возможно, она все делала на автомате, а может, спасло то, что Алиса молча сопровождала ее всюду.
Вечером в общей гостиной Гриффиндора шумная компания первокурсников, не обремененных совершенно никакими заботами, устроила соревнование по игре в плюй-камни. Алиса и Хейли, периодически отчаянно о чем-то споря, писали эссе по Маггловедению, заглядывая друг к другу; Лили примостилась рядом со своим учебником на коленях, но не прочитала ни строчки. Она замерла в оцепенении, глядя в одну точку и думая, думая, думая. Ее удивляла собственная реакция: вроде, нужно было плакать и отчаиваться, ну хотя бы чуть-чуть сожалеть. Не то, чтобы она совсем не сожалела – просто чувствовалось все как-то приглушенно, как будто кто-то разом обесцветил все ощущения, стер эмоции, оставляя ей только способность все обдумывать.
Спустя десять минут, когда шум в гостиной стал совершенно невообразимым, и под визги и смех малышей стало невозможно сосредоточиться, Алиса выпрямилась, потянувшись, оглядела развернувшуюся перед ней картину и вздохнула.
- Чувствую себя старухой, когда кто-то при мне так увлеченно играет в плюй-камни.
- В библиотеку? – обреченно спросил Хейли, морщась, как от головной боли.
- Только не в библиотеку, - сказала Лили неожиданно даже для самой себя, и взгляды друзей обратились к ней. – Лучше туда, где вообще нет людей.
В конце концов, они нашли пустой класс на пятом этаже. Следующие полчаса, пока друзья листали учебники и, споря, решали, что писать дальше, Лили сидела, подперев щеку рукой, и молчала. Еще было светло, тусклый вечерний свет проникал сквозь грязные окна заброшенного класса; Лили наблюдала за тем, как в косых лучах танцуют пылинки, изредка бросая взгляды на Алису и Хейли. А потом развернулась к друзьям и заговорила: ее словно прорвало.
Они молча выслушали пересказ их с Брайаном разговора; Лили уже не видела смысла что-либо скрывать, потому что, хоть в это и не верилось пока, но между ними все было кончено раз и навсегда – где-то в глубине души она это уже осознавала. Теперь ей хотелось просто понять, в чем она ошиблась.
- И я почти ничего не чувствую, понимаете? Ничего. Мне совершенно все равно. Так не должно быть.
- Тебе не все равно, - сказала Алиса.
- Просто у тебя шок, - сказал Хейли.
- Посттравматический, - сказала Алиса.
Лили потерла лоб.
- Может быть, - нехотя отозвалась она, ковыряя пальцем растрескавшийся край парты. – Я не ожидала ничего подобного в первый же день. По правде говоря, я вообще такого не ожидала.
- А чего ты ждала? Что все будет продолжаться и продолжаться бесконечно?
Лили исподлобья посмотрела на Алису.
- Я думаю, ничего неожиданного, - твердо продолжала подруга, опустив глаза и механически перелистывая страницы потрепанного библиотечного учебника. – Помнишь Сару из Ревенкло? Сегодня она пересказывала мне последние новости. Уже вся школа думает, что вы с Поттером встречаетесь. На той вечеринке в «Котле» был, кажется, брат ее подруги.
Лили похолодела и замерла, как сквозь вату слыша следующие слова Хейли:
- Что за бред, - фыркнул он. – Брат ее подруги… Может быть, муж сестры друга ее подруги? Или там, сестра мужа сестры друга брата ее подруги?.. А что, я бы даже не удивился. Знаете, за это я иногда ненавижу Хогвартс.
- Это ничего не меняет, - отрезала Алиса. – Сара из Ревенкло, а это значит, Брайан точно в курсе всех подробностей, и знаете что, я его даже понимаю: кто захочет выслушивать, что за его спиной творится такое?
- О чем ты, Алиса? Он бы мог поговорить с Лили, а не выслушивать Сару из Ревенкло. Бросить ее из-за каких-то дурацких слухов?.. Это, по-твоему, по-мужски?
- К чему ты клонишь? Я думаю, он прекрасно понимает, что никакие разговоры здесь уже не помогут…
Хейли закатил глаза.
- Слушай, подруга, от тебя сейчас требуются только слова вроде «как он мог?!» и «эгоистичная скотина» - больше ничего. Ты же видишь, ей плохо.
- Она только что сказала, что ничего не чувствует, - прошипела Алиса.
- Не для того, чтобы ты ее добивала.
- Она просто бесится из-за того, что Брайан бросил ее, а не наоборот.
Лили кашлянула.
- Я вам не мешаю?
Они опустили глаза и притихли. Странно, но выслушивать их болтовню было скорее смешно, чем неприятно. Это все слишком легко. Так не должно быть. Бесит ли ее то, что Брайан бросил ее первый? Может быть, но еще раздражает то, что она сама и не думала с ним расставаться.
- Иногда лучший способ выбраться из опутавшей тебя паутины – открыть чистую страницу. Даже, если не знаешь, что с ней делать. Даже так, - после долгого молчания глубокомысленно произнес Хейли, и даже Алиса нехотя кивнула, соглашаясь.
Время взрослеть. Время отпускать.
Но с друзьями все становится в тысячу раз проще. Ты даже способна на смех и улыбки через семь часов после того, как тебя бросил парень.

За весь вечер Лили не написала ни строчки. Она решила, что у нее есть официальный повод ныть и жалеть себя – хотя бы сегодня. Поэтому она сидела рядом с друзьями, они болтали о чем-то постороннем: об экзаменах, о патруле старост, о выпускном бале, и Лили не хотелось возвращаться в гостиную. Не хотелось больше никого видеть сегодня. Только когда Алиса вскочила, вспомнив, что тренировка по квиддичу уже закончилась, а Фрэнку нужно ее дописанное эссе, Лили вспомнила, что обещала сегодня встретиться с Поттером.
По правде говоря, это, наверное, был первый раз, когда она действительно хотела видеть его меньше всего на свете. Лили сомневалась, что их расставание с Брайаном станет новостью месяца: по большому счету, мало кто был в курсе их отношений. Но разговаривать об этом будут. Интересно, Джеймс уже знает, или еще нет? Она вздохнула, и, когда они с Хейли вышли из класса, сказала, что вернется позже, что у нее есть кое-какие дела.
Когда Хейли скрылся на лестнице, ведущей наверх, Лили медленно направилась дальше по пустому коридору. На пятом этаже действительно слишком много зеркал, думала она, краем глаза рассматривая свое отражение: бледное, осунувшееся лицо, рыжие волосы, стянутые в жалкий хвостик на макушке, неестественно блестящие глаза. Она же не собирается плакать, верно? Это было бы слишком легко.
Сейчас, когда друзей больше не было рядом, когда рядом не было никого – впервые за этот длинный день, похожий на кошмарный сон, - Лили осталась один на один со случившимся. Она шла, прислушиваясь к своим гулким шагам, и ощущая, как правда наваливается на нее всей своей тяжестью: кого она обманывает? Уж не себя ли? Мысли о чистой странице больше не помогали прогнать нарастающую пустоту и обреченность, и, когда Лили, словно тень, скользнула в зазеркалье, по ее помертвевшему лицу можно было прочитать очень многое.
Но, к счастью, читать было некому. Джеймса еще не было. Пустая комната, привычный беспорядок. Лили зажгла лампы и легла на спину прямо на ковер, который, кажется, стал еще пушистее с прошлого раза.
Ничего не хочется.
Ничего.
И внутри такое странное ощущение, как будто кто-то мнет твои внутренности в кулаке, так, что дыхание перехватывает. Лили судорожно вздохнула, и закрыла глаза рукой.
Сломленная. И травмированная.
Она вдруг вспомнила, как сегодня днем на Истории магии пустым взглядом смотрела в окно. Джеймс, Питер, Сириус и Люпин прогуливали скучную лекцию профессора Бинса на берегу озера, сидя прямо на траве и над чем-то смеясь. Это нечестно, что они могут быть такими… Что Джеймс хохочет так, что тебе тоже становится смешно.
Или Дженни и Хейли, идущие за руку по тропинке куда-то за теплицы, и то, как он пропускает ее вперед, и то, каким другим он с ней становится: серьезным, таким взрослым, таким нежным.
Или ее первокурсники, Дафна и Джим, убегающие на Астрономическую башню после отбоя, чтобы целоваться – в первый раз, робко, несмело. Такие мелкие, а все туда же.
Или Фрэнк, который сейчас где-то наверху в гостиной Гриффиндора переписывает готовое эссе своей подружки, а Алиса лежит головой на его коленях и рассказывает какую-нибудь ерунду, и требует внимания, и мешает ему писать.
Между ними есть все это: и доверие, и нежность, и откровенность. И поддержка.
Они… слишком чудесные и простые, чтоб оказаться нами.
Слезы, если плакать лежа, щекочут ухо.


Пригласи меня на бал

Джеймс шагнул сквозь зеркало, запнувшись на пороге. Шумно швырнул скомканную квиддичную мантию на подлокотник дивана, а затем без лишних слов обессилено рухнул на ковер рядом с Лили и уставился в потолок.
Она слышала его шумное дыхание, как будто он бежал сюда, а может быть, просто все еще не отдышался после тренировки. Она слышала, как по коридору прошаркал Филч: звук его шагов еще долго приглушенно отдавался под потолком пятого этажа; слышала топот ног и громкие голоса студентов, спешащих успеть вернуться в свои гостиные до восьми часов. А потом все стихло, оставив зажженные лампы мягко потрескивать и заволакивать комнату теплым густым запахом расплавившегося воска.
Лили не шевелилась, кажется, даже не моргала.
Ее редко накрывало так, как сейчас. В голове было на удивление ясно; она смотрела внутрь себя так, как смотрят в Озеро ранним утром, когда Хогвартс еще не проснулся: вода прозрачная, как стекло, видно каждый камушек на дне. Впервые за много месяцев бесконечной беготни и попыток все успеть, Лили остановилась, чтобы подумать. Впервые она увидела всю ситуацию со стороны. Всю свою жизнь, как из кусочков паззла, сложенную из собственных проблем. И впервые она предпочла бы ничего не видеть и не понимать, потому что то, что она видела, ей очень не нравилось.
До того, как Джеймс пришел сюда, ее посещали мысли сбежать куда-нибудь, пока не поздно. В какой-нибудь тихий уголок замка, где точно никто не станет искать. Она побаивалась расспросов, ненужного сочувствия, от которого всегда становится только хуже, попыток ее развеселить, привести в чувство. Боялась выглядеть слабой. Беспомощной настолько, что плачет, лежа на полу. Но, во-первых, бегство было не в ее характере, а во-вторых, Джеймс просто лег рядом – такой простой поступок, после которого у Лили словно камень с души свалился. Она в нем не ошиблась, точно не ошиблась. Лили понятия не имела, что там у него, но было понятно, что тоже все скверно.
Она не одна.
Они молча лежали плечом к плечу, думая каждый о своем.
Лили не знала, сколько прошло времени, прежде чем он сказал, первым нарушив уютную тишину:
- Тренировка паршивая, - голос прозвучал неохотно и сухо. – Слизеринцы размажут нас по полю в финальном матче. Как капитан я полное ничтожество. Моя команда ничего не умеет. Мой загонщик влюбился в моего ловца, и оба перестали летать.
Лили молчала.
- Что мне со всем этим делать? – ни к кому конкретно не обращаясь, добавил Джеймс.
Лили вяло подумала о том, когда это Сара и Дэвид успели влюбиться в друг друга, и как она могла такое не заметить? Стало еще хуже. Память услужливо подкинула картинки из недавнего прошлого: похоже, последнее время она и правда была зациклена исключительно на себе и своих проблемах. Гигантских проблемах, о да. Она шумно вздохнула, по-прежнему глядя в потолок, и произнесла бесцветным голосом:
- Меня бросил Брайан. Вся школа уже в курсе, что мы с тобой были вместе на той вечеринке в «Дырявом котле». Причем обсуждают именно нас с тобой, а не меня и Брайана. Это нечестно, правда?
- Нечестно, - отозвался Джеймс, даже не повернувшись.
И снова замолчали. Теперь Лили почему-то было так спокойно, словно она только что выпила пару литров Успокаивающего зелья по фирменному рецепту мадам Помфри. Она не одна. И он не один.
Лили повернула голову, щурясь от мохнатого ковра. Джеймс редко бывал настолько раздавлен, как сейчас. По правде говоря, она вообще не видела его раньше таким раздавленным – был ли виноват во всем квиддич, или просто то, что теперь он мог быть перед ней настоящим Джеймсом, а не тем веселым балагуром, к которому привыкла школа. Она смотрела, как подрагивают черные ресницы, как медленно бьется пульс на шее. Хотелось как-то помочь, сделать что-то, чтобы он понял… Но Лили не могла. Она не хотела разговаривать. Даже двигаться не хотела. Просто лежать вот так, смотреть на него и надеяться, что здесь ему тоже становится легче.

Несколько минут спустя он повернул голову и сквозь длинный густой ворс ковра прямо посмотрел ей в глаза. Лили показалось, что его голова все еще занята мрачными размышлениями о судьбе последнего в его жизни Кубка по квиддичу. Она вдруг спросила, сама испугавшись звука собственного голоса в полнейшей тишине:
- Тебе не кажется, что этот ковер раньше не был таким густым? И длинным?
Джеймс моргнул.
- Он растет.
- Что?
- Я тебе не говорил? – он улыбнулся одними глазами. - Сириус его из чего-то трансфигурировал… Не знаю, из чего, и, если честно, даже знать не хочу. Но нам приходится его каждый месяц подстригать. Ворс очень быстро растет.
Еще пять минут назад Лили всерьез думала, что не сможет смеяться еще как минимум следующие пару лет. А сейчас она улыбалась, чувствуя, как болят растрескавшиеся губы.

Следующие полчаса они занимались, по мнению Лили, самым абсурдным делом на свете: они стригли ковер.
Это было настолько нелепо, смешно и увлекательно, что на какое-то время Лили и Джеймс полностью забыли обо всех своих проблемах, обо всем, что так тревожило обоих. От этого действительно становилось легче. У каждого свои методы: кто-то запивает дурацкое настроение лучшим Драконьим виски, кто-то дает волю слезам, кто-то изводит друзей. А кто-то стрижет ковры. Это отличный антидепрессант, решила Лили.
Стригли самозабвенно, закусывая губы, прицеливаясь, толкаясь и хихикая; в какие-то моменты Лили начинало казаться, что у них на двоих просто истерика: невозможно так смеяться, когда у тебя в жизни полный бардак. Простенькое заклинание, которое знает каждый первокурсник, сантиметр за сантиметром уменьшало длину щекотного ворса, но загвоздка была в том, чтобы получилось аккуратно и ровно, поэтому пришлось постараться: они до хрипоты спорили, подравнивая длину, словно это было самое важное дело в их жизни. Лили все время казалось, что их вопли услышит кто-то снаружи, хотя она прекрасно знала, что Ремус наложил заглушающее заклятие на зеркало с этой стороны. И все равно, избавиться от этого ощущения было невозможно. Вся мебель была вверх дном, десять раз отодвигался несчастный столик, Джеймс леветировал диван, пока Лили стригла под ним, все свитки, книги – все было в таком беспорядке, что странно было думать, что это все утроили они вдвоем.
То, что получилось в итоге, слегка озадачило обоих.
Какое-то время они молча рассматривали результат своих усилий.
- Коротковато? – после паузы неуверенно сказала Лили, стараясь сохранить серьезное выражение лица. То, что раньше было густым мягким ворсом, прикрывающим щиколотки, теперь напоминало короткий «ежик». Язык уже не поворачивался назвать это чудо гордым словом «ковер».
- Пожалуй, - Джеймс взлохматил волосы одной рукой, смешно приподняв брови. – Говорят, они от этого растут еще быстрее?
Лили кивнула. Ее плечи тряслись от беззвучного смеха.
- О, черт, - обреченно сказал Джеймс.
- А что, очень даже мило, - сказала Лили, скидывая туфли и стараясь не замечать его пристального взгляда. Короткий ворс приятно щекотал ступни. – Займемся уборкой?
Разбросанные по всей комнате книги, свитки, перья, сдвинутый диван, подушки по всем углам и слетевшие со стен фотографии… Они наводили порядок еще какое-то время, после чего, обессиленные, опустились на обновленный ковер, решив, что если нет других гениальных идей, пора, наконец, поговорить о делах.

- Мы можем обойти по Северному коридору, если Слизнорт пойдет отсюда… - Джеймс пальцем медленно вел по карте, придерживая ее другой рукой. Свет от ламп, стоящих по бокам от ребят, беспокойно танцевал на шершавой поверхности пергамента. Лили поморщилась: она все еще недолюбливала Северный коридор.
- А если попробовать через ту потайную лестницу на пятом? А потом срежем вот этим коридором, и все…
- Там портреты, - Джеймс поднял голову. – Мы же договорились без портретов.
- О, черт.
Вообще, Лили слабо представляла себе, как выбрать путь, чтобы не попасться на глаза портретам. Но у Джеймса получалось: пути побега петляли, проходя через зеркала, потайные лестницы, через маленькие коридоры, спрятанные за картинами, то резко виляя, то раздваиваясь и вновь сливаясь. И хотя положение было, мягко говоря, плачевным, у них должны были быть запасные варианты. Просто должны были.
Лили смотрела на карту и думала: совсем недавно она считала, что это и есть решение всех их проблем. Но теперь все было не так, и осознавать это было непривычно и очень обидно. Все было не вовремя и не к месту: перенесенные на начало июня экзамены и совершенно нечеловеческий учебный план, в который, кроме всего прочего, втиснули экспресс-курс по Астрономии, пропущенный из-за мартовских дождей. Две оставшиеся недели до главного матча года, забитые почти ежедневными тренировками. А теперь еще и патруль старост, который окончательно спутал все их планы.
- Двенадцать человек на одну ночь, - серьезно и тихо говорила Лили, пока Джеймс наматывал круги по комнате, то и дело запуская руку в и без того взлохмаченные черные волосы. – Каждому свой участок Хогвартса, точнее, один из основных коридоров. Но если учесть, что слышимость там ого-го, можно считать, что один человек охватывает не только свой коридор, но и несколько прилегающих. Никто, кроме старост не знает о том, кто где стоит. Нам строго-настрого запретили об этом говорить.
Джеймс хмыкнул. Лили взглянула на него исподлобья и нетерпеливо отмахнулась.
- Патруль стоит до одиннадцати, - продолжала она, вспоминая, о чем говорила Миранда на последнем собрании. Кажется, вместо слов в памяти отпечаталась только тревожная, напряженная атмосфера и осторожные переглядывания старост. – После все возвращаются в свои гостиные, и вход запирается. В нашем случае, Полная Дама не пустит никого после старост.
- В принципе, она уже никого не впускает после восьми.
- Но патруль все равно ставят.
- На всякий случай? – Джеймс взглянул на нее, останавливаясь посреди комнаты. Сжатые губы, серьезный прищуренный взгляд: Лили узнала это выражение лица. Он все знал, ему даже не пришлось рассказывать.
После собрания старост все, кому было не все равно, обсуждали странное решение преподавателей. Лили знала, она с самого начала подозревала, что так и окажется: многие решили, что дело, как всегда, в Слизерине. Говорили, что Дамблдор знает о темной магии, о странных слухах, обо всем, о чем они только догадывались. Говорили, что он, наконец, решил принять меры. Много чего говорили, но Лили в это слабо верилось, хотя, может быть, в какой-то степени это было так. За годы учебы в Хогвартсе она не раз убеждалась, что студенты зачастую осведомлены обо всем происходящем в замке гораздо лучше, чем преподаватели, поэтому она считала, что никто из администрации Школы по-прежнему не знает про Слизерин. Лили думала, что волна нарушений со стороны слизеринцев схлынула после того случая с Бертрамом Обри, что приводило к неутешительному выводу: мишенью действительно была закрытая лаборатория профессора Слизнорта. Дамблдор, конечно, подозревал об этом. Так что патруль был всего лишь предлогом, попыткой расставить сети, никого прямо не обвиняя. С другой стороны, преподаватели вряд ли предвидели, что созданием патруля спровоцируют студентов на открытую вражду, которая и без того давно назревала - нужен был только повод. Старостам чертовски не хотелось убивать время, которого и так не было, в коридорах Хогвартса, ловя непонятно кого. Естественно, во всем винили слизеринцев, а кое-кто даже предлагал убрать из патруля Магорна и других, иначе в чем смысл?
Так или иначе, после набега на лабораторию Джеймсу и Лили позарез нужно было вернуться в свою гостиную: вероятность того, что преподаватели будут проверять, кого нет на месте, слишком велика. Когда-то давно Лили говорила о том, что самое подходящее время для задуманного ими – четыре утра, но теперь это оказалось невозможным. Необходимо было вернуться раньше старост. Или… одновременно с ними.
- Как ты думаешь, Люпин сможет подождать нас у входа?.. – задумчиво сказал Джеймс, крутя в руках волшебную палочку. – Тогда на подходе к гостиной накинем мантию и зайдем вместе с ним. В одиннадцать часов.
Лили кивнула. Это было лучшим выходом. Ее слегка напрягало то, что для того, чтобы все прошло удачно, должно совпасть слишком многое, а вероятность была ничтожно мала. Они могли не успеть до одиннадцати. Что-то могло пойти не так. Она мигом вообразила себе целую серию неприятных исходов; Лили не представляла, что будет, если что-то пойдет не по плану. «Придется рисковать», - сказал Джеймс. Придется рисковать…
Все усложнилось в тысячу раз: обойти патруль на подходе к лаборатории было, в общем, просто; но как смываться без мантии-невидимки, обходя старост, Слизнорта, а возможно, и других преподавателей? Добраться в гриффиндорскую гостиную можно было сотней разных способов, большая часть из которых отпадала из-за наличия в каких-то коридорах патрульных. Лили, ссутулившись над картой, отмечала места, где стоят старосты; двенадцать коридоров в разных частях Хогвартса. Двенадцать отрезанных путей.

До поздней ночи они занимались составлением маршрута. Джеймс настоял на том, чтобы они повторили план раз десять, прежде чем закончить; Лили отметила про себя, что в учебе он почему-то не был столь дотошным. Когда все детали были оговорены до мелочей, просчитаны все пути отступления и составлен «план Б», Лили, игнорируя бурчание Джеймса по поводу ее неизменной ботанической сущности, открыла учебник по Маггловедению.
Она сама не понимала, почему всегда получалось так, что она оставляла его на потом. Наверное, все дело было в том, что обычно на домашнее задание по Маггловедению уходило от силы полчаса. Но сегодня, листая страницы, испещренные мелким убористым текстом, Лили подозревала, что дело затянется: странное предчувствие и тревога при мысли о том, что послезавтра у них вылазка, очень мешали сосредоточиться.
Джеймс сидел, облокотившись спиной о диван, и напряженно о чем-то размышлял. Пару раз Лили ловила себя на том, что бросает на него взгляды и пытается угадать, о чем он думает. Мягкое освещение свечей опять делало его принцем, чертовски, до мурашек красивым и немного потерянным. Иногда Лили искренне удивлялась, почему на него до сих пор не повесили знак «Не влезай – убьет». Это бы спасло не одно девичье сердце.
Ей казалось, что он до сих пор думает о том, что им предстоит сделать, но на самом деле его голова была занята совсем другим.
Прошло какое-то время, прежде чем шелест страниц прервал его осторожный голос:
- Почему ты рассталась с Брайаном?
И хотя это был вопрос, а не утверждение, слова прозвучали так, словно ему все равно. Выглядел он тоже довольно равнодушным; Лили понять не могла, как ему это удается – ей всегда казалось, что ее собственные эмоции написаны на лице. Она мысленно чертыхнулась, не поднимая головы. Вот он, в этом весь Джеймс Поттер: думать полчаса, чтобы, в конце концов, спросить прямым текстом.
- Я не хочу об этом говорить, это слишком страшно, хорошо?
Джеймс поморщился, словно от головной боли:
- Не страшнее, чем увидеть Шона и Митч в раздевалке после тренировки.
- Не понимаю, почему это должно тебя волновать.
- Они играют в моей команде, Эванс.
Лили бросила на Джеймса короткий взгляд. Он смотрел на нее с клоунским выражением лица, но глаза оставались серьезными и внимательно следили за ее реакцией.
- Ты понимаешь, о чем я. Я травмированная. Сломленная и травмированная. Не видишь?
- Не думай, что я не травмированный.
- Ты? Да нет. Ты шоколадный ребенок.
- Что, прости?
Джеймс с интересом смотрел на нее. Лили подняла голову, почти силой заставляя себя не отводить взгляд.
- Ну, я думала об этом, когда была у вас дома, - сбивчиво объяснила она. - Тебя очень любят.
Воцарилась тишина. Они смотрели друг другу в глаза, и Лили казалось, что у Джеймса на языке вертится какой-то вопрос, но он упорно молчал. Она опустила голову, снова уткнувшись в учебник и не замечая ни строчки.
Спустя секунду Лили услышала возню, его легкие шаги по ковру, а потом Джеймс уселся рядом с ней, настолько близко, что их локти соприкасались. Лили чуть повернула голову, глядя на него снизу вверх: Джеймс был сосредоточен и немного по-детски скован, и почему-то избегал смотреть на нее. Он был таким милым в этом своем смущении, в своей растерянности, что Лили невольно поежилась от какой-то смутно знакомой теплоты и… нежности? Она поспешно отогнала от себя эти мысли.
- Почему тебя не встречали на вокзале в последний раз?
Лили опустила глаза.
- Почему ты спрашиваешь об этом?
- Я наблюдал за тобой в «Дырявом котле», - Джеймс тщательно подбирал слова. - Мне тогда показалось, что ты сама немного удивлена, что пришла, и что не все в порядке. Или я ошибаюсь? Сначала я думал, что дело в этом ревенкловце, но потом понял, что ты не стала бы так из-за этого убиваться.
- Почему ты считаешь, что он не может быть причиной? – раздраженно ответила Лили. Она была удивлена этой внезапной откровенностью. Джеймс никогда не говорил с ней о Брайане. Черт, он и по имени-то никогда раньше его не называл! И не сидел так близко, заставляя сердце биться чуть быстрее, и никогда настолько не волновался за нее.
- Ты же не слишком переживаешь сейчас? Не так, как могла бы.
- Не все раны поверхностны. Бывают и такие, которые ты не сразу чувствуешь, - тихо сказала Лили, машинально загибая уголок книжного листа.
- Брось, Эванс. Бывают такие раны, которые ты чувствуешь сразу, поверь. Это как «до и после». Или когда понимаешь, что ты резко перестал существовать. Это хуже. Я думаю, такие раны самые важные, а на остальные просто не стоит обращать внимания.
- Спасибо, Поттер.
- Не за что, - по инерции отбил он.
Они замолчали. Лили думала о том, почему искренние разговоры всегда происходят в самое неподходящее время и самой неуместной ситуации.
- Мне было с ним хорошо, - зачем-то сказала она.
- Давай, воткни еще пару ножей, - почти беззвучно ответил Джеймс.

В шумном потоке студентов, спешащих на утренние занятия, Лили появилась словно ниоткуда, подстраиваясь под быстрый шаг Алисы и на ходу пытаясь застегнуть набитую учебниками сумку. Алиса даже не повернула головы, не подала виду, что заметила ее появление, лишь уточнив скучным голосом:
- Мне не стоит спрашивать, где ты была?
- Не стоит, - послушно согласилась Лили, справившись, наконец, с застежкой, и осторожно осматриваясь по сторонам: кажется, никто не заметил, как она выскользнула из зазеркалья. Джеймс впереди уже над чем-то вовсю смеялся на пару с Питером и Ремусом – у него всегда отлично получалось вести себя, как ни в чем не бывало; Сириус ворковал с девочкой из Ревенкло, Мэри Макдональд и Сара Льюис обогнали Лили и Алису с таким видом, будто знать их не знают; вскоре их нагнал Хейли, а затем и Фрэнк, и шумная компания двинулась на седьмой этаж в класс Заклинаний.
Позже Лили удивлялась, как ей удалось пережить этот день: она чудовищно устала накануне и почти не спала. И не могла сосредоточиться. Ни на Заклинаниях, ни на Маггловедении. На Защите ей кое-как удалось собрать себя воедино, но избавиться от назойливых мыслей не получалось. Она не могла заставить себя перестать думать об их разговоре с Джеймсом. Наверное, из-за того, что Лили витала в облаках, Алисе столько раз удалось ее обезоружить, но радость подруге омрачало то, что Лили временами просто не слышала, что ей говорят.
- Фрэнк пригласил меня на бал, - заявила Алиса между выпадами, отбрасывая с глаз светлую челку. Лили ответила ей выразительным взглядом и успела блокировать Оглушающее заклятие, которое рикошетом отлетело в противоположную стену, сбив штукатурку и подняв облачко пыли. – Я имею в виду, быть его парой на выпускном. Официально.
- А что, могло быть иначе? – уточнила Лили.
- Нет, но это традиция, - Алиса перестроилась и пустила еще один оранжевый луч. Лили просто пригнулась, и он угодил в стоящую позади нее Гретхен, которая рухнула на пол. – Не повезло! - крикнула Алиса, пытаясь задушить смех.
- То есть, ты хочешь сказать, - начала Лили, настороженно следя за ее палочкой, - что с этого дня официально началась кампания «Пригласи меня на бал»?
- Она началась еще позавчера, когда Грей пригласил Сару из Ревенкло.
Эти новости заставили Лили весь ужин просидеть, прислушиваясь к разговорам: и правда, семикурсницы шептались, хихикали, бросая выразительные взгляды на парней. Месяц назад она бы не обратила на это внимания, или же просто снисходительно улыбнулась, а сейчас положение было настолько сложным, что от мыслей обо всем этом начинала болеть голова.
Лили до сих пор не очень понимала, как Джеймсу удалось вчера ее разговорить. Наверное, она просто настолько не хотела говорить о Брайане, что искренне обрадовалась переводу темы; она говорила бы о чем угодно, только не об их расставании и тем более не с Джеймсом Поттером. Почему-то разговаривать о других жизненно важных проблемах с ним было вполне естественно.
Ее как будто прорвало: она говорила и говорила, а он внимательно и серьезно слушал; она говорила о своей семье, об истиной причине ссоры с матерью, о том, что она понятия не имеет, чем заниматься в будущем; она говорила обо всем этом, лишь бы не говорить о Брайане, и Джеймс, кажется, это понимал. Она сказала, что не знает, получится ли у нее с поступлением, и эта неопределенность висит над ней камнем; а Джеймс вдруг заявил, что вообще не собирается никуда поступать, и это заставило Лили замолчать и с удивлением и недоверием посмотреть на него.
- Мать с отцом пока об этом не знают, - сказал он. Голос был тверд, но Лили уловила в нем нотки сомнения. – Они думают, у меня будет будущее, они вопреки всему хотят верить в эту призрачную надежду для меня. Но мне плевать, и они в глубине души это знают.
Лили замерла. Они по-прежнему сидели рядом, плечом к плечу, и смотрели, наверное, в одну точку.
Казалось, что у Джеймса есть что-то, что делает его временами таким мрачным, как сейчас. Она не раз слышала, что он отзывался об этой войне, как о своей. Слышала настолько часто, что успела привыкнуть, но не осознать. Они никогда раньше почему-то не говорили о его планах на будущее; но он всерьез собирался бороться, и паника тугим обручем сжимала сердце, когда Лили думала об этом.
Он рассказывал ей об Ордене Феникса. Никто точно не знал, чем занимается эта организация, но слухов вокруг нее было столько же, сколько вокруг Темного Лорда. В глубине души Лили почему-то была уверена, что Джеймс знает больше, чем остальные; наверное, поэтому он был так уверен в том, чем займется после Школы. Он, и… Сириус, и Люпин, и Питер.
- Никому не нужно образование, никому не нужна сейчас хорошая должность, - сказал Джеймс, взъерошив волосы и на миг превратившись в мальчишку, которого она всегда знала. – Сейчас важно только то, как ты умеешь защищать себя и своих близких. Больше ничего.
- Мы родились в какое-то неудачное время, - тихо сказала Лили. Она сидела, поставив локоть на колено и подперев щеку рукой, и думала: кто-нибудь когда-нибудь еще ошибался в людях так, как она раньше ошибалась в Джеймсе? Вряд ли.
- Да, я знаю, что обычно говорят… - продолжал он. - Родители говорят, что эта спесь сойдет с меня после первого рейда, после первого боя, после первой крови на руках. Нет, Лили. Я мало в чем еще в жизни так уверен, как в своем будущем.
Она повернулась. Нахмуренные брови, небрежная челка, отражающийся огонь в глазах. Взрослый, ответственный и надежный. Наверное, это был первый раз, когда Лили остро ощутила именно такого Джеймса; наверное, это и была та самая причина, по которой она чувствовала себя рядом с ним спокойно.
Он рассказывал ей о парнях, о том, что Сириус был единственным, наверное, кто хотел провести свои последние в жизни каникулы не в Хогвартсе, как все, а дома, с семьей Джеймса. О том, что он еще отгребет за ковер, потому что Сириус из-за чего-то относится к своему творению очень трепетно. О том, что Люпин не так прост, как кажется, о том, что авантюризма и безбашенности в его голове ничуть не меньше, чем в их с Сириусом головах – просто он тщательно это скрывает; о том, что никто по-настоящему не знает Питера, кроме них троих. Лили сидела рядом и молча слушала, понимая, что могла бы просидеть так очень долго; разговоры о друзьях и их выходках успокаивали и отвлекали. Возвращали в детство.
Она не хотела сейчас думать о том, почему им так хорошо вместе, просто хорошо, безо всяких проделок и выдумок, без поцелуев в библиотеке, вообще без каких-либо дел. Просто сидеть рядом и разговаривать так, как будто они лучшие друзья. Лили была уверена, что этого не поймет ни Алиса, ни Хейли, да и его друзья тоже не поймут – она сама не понимала. Не похоже было, что Джеймса это пугает, разве что совсем немного: она увидела легкий отблеск страха в его глазах, когда он вдруг повернулся к ней, собираясь что-то сказать; а может быть, ей просто показалось из-за бликов свечей? Потому что голос прозвучал вполне уверенно и спокойно:
- Пойдешь со мной на бал?

Время пошло

- В «Продвинутых заклинаниях для седьмого курса» про это ничего не говорится. В «Колдовстве сегодня» два абзаца, и как ты предлагаешь растянуть все это на два свитка?
Когда что-либо ставило Алису в тупик, она всегда морщила лоб так, как сейчас, и угрюмо сводила брови, отчего на переносице появлялась тонкая вертикальная морщинка. Лили никогда этого не говорила, но ей почему-то очень нравилось наблюдать за подругой в такие моменты. Она выглядела смешно и мило, и иногда Лили ловила себя на том, что любит такие моменты создавать.
- Поищи получше. Если Флитвик это задал, то ответ точно должен быть в библиотеке, - сказала она, заправляя за ухо прядь рыжих распущенных волос.
- Твоя слепая вера в силу библиотеки меня временами поражает.
В день, на который был назначен набег на лабораторию, пошел дождь. Когда Алиса убежала искать на полках очередную книгу по Заклинаниям, Лили отложила перо и, подперев щеку рукой, уставилась на косые струи дождя, стекающие по стеклу и звонко ударяющиеся о подоконник снаружи. В дождливые дни окна в библиотечном зале были наглухо закрыты: больше всего на свете после, разумеется, порчи книг нерадивыми студентами, мадам Пинс боялась сырости. Поэтому в читальном зале сейчас было невыносимо душно. В отличие от остального замка. Лили вспомнила запах дождя и ощутимую прохладу, которой с самого утра тянуло из приоткрытых форточек, и ей внезапно захотелось, наплевав на дурацкие правила, встать и открыть настежь хотя бы одно окно, то самое, за партой возле которого они сидели.
После обеда и до самого вечера библиотека была полна народу. Приближающиеся экзамены как-то вдруг перестали казаться чем-то далеким и нереальным, тем, мысли о чем можно отложить на потом. Осталось чуть больше месяца до СОВ и еще чуть больше до ТРИТОНа. Готовиться к ним было, в общем-то, некогда, но преподаватели умудрялись совмещать повторение пройденного с новым материалом, поэтому домашних заданий было столько, что для того, чтобы все успеть, студентам приходилось проводить за учебниками большую часть дня. Лили про себя называла всю ситуацию «экстренный выпуск Школы», и это касалось больше всего семикурсников. Они действительно были экстренным выпуском.
Теперь, когда гостиные закрывались после восьми вечера, студенты спешили в библиотеку, иногда даже пропуская обед. Им с Алисой с трудом удалось отыскать свободное место. И так было каждый день. Впрочем, угнетающая ситуация с учебой сейчас волновала Лили куда меньше, чем могла бы. Даже наоборот: она радовалась, что у нее не было ни одной свободной минуты, чтобы думать о чем-то, кроме расчетов, схем и длины исписанных свитков. Лили была из тех людей, которые могут сосредоточиться на делах, чего бы им это не стоило, поэтому она честно исписала полтора свитка формулами для МакГонаггал, почитала кое-что по Астрономии. Но сейчас перед ней лежал открытый учебник по Зельям, который сам по себе направлял мысли в ненужную сторону и заставлял сердце тревожно и глухо колотиться о ребра. И она просто не могла заставить себя читать: уже десять минут она рассеянно следила за тем, как дождевые капли, сливаясь, скатываются вниз по стеклу. В этом было что-то невероятно успокаивающее, и даже вернувшаяся Алиса, бухнув на стол стопку книг по Заклинаниям, не нарушила это внезапно установившееся равновесие. В зале было темно из-за затянувших небо туч, горели лампы, создавая особенный уют, который бывает только в Хогвартсе и который Лили почему-то очень любила. Жаль, это не продлится долго.
Она часто думала о том, что уже через месяц нужно будет учиться жить как-то по-другому, и это пугало. Время утекало, как песок сквозь пальцы, и впервые для нее это было не просто метафорой. Она боялась своего будущего, потому что не была уверена в нем так, как Джеймс в своем. Лили не хотела возвращаться в маггловский мир, а в магическом была война. Она не хотела расставаться с друзьями, но никто не мог точно сказать, чем они будут заниматься, а Лили прекрасно знала, как это обычно бывает: они разъедутся в разные стороны, у них появятся совсем другие заботы, жизнь будет идти совсем по-другому и больше никогда не будет так тепло, как в Школе. Она не знала, так ли им трудно будет расстаться с ней, как ей с ними. Все-таки у них были семьи и какая-то определенность, и уверенность в завтрашнем дне – насколько это было вообще возможно сейчас, - а у нее… Просто нагромождение планов и каких-то неопределенных надежд.
Совсем не то, к чему она привыкла.
В последние месяцы Лили училась жить моментами. Наверное, эти моменты она будет вспоминать всю жизнь. Как они смеялись вчера, когда Хейли пересказывал свой гороскоп с Прорицаний. Как щедро заливает двор солнце в районе четырех часов вечера, когда они с Алисой спускаются вниз, чтобы, скинув обувь и закатав рукава мантий, дочитывать учебники или тренироваться в защитных заклинаниях. Как после завтрака, когда Лили стояла с остальными в холле, подошла Инесса Ред и в свойственной ей манере уже собиралась что-то доброжелательно рассказать, одновременно поглядывая на девушек с легким оттенком высокомерия во взгляде. Лили думала, что высокомерие это замечает она одна, и была не вполне уверена в своей непредвзятости. Поэтому она была очень удивлена, когда Алиса, повернувшись к светловолосой шестикурснице и не дав ей и рта открыть, вдруг заявила:
- Привет, а мы как раз о тебе говорили, - никто из присутствующих не обманулся доброжелательностью ее тона. Алиса поразмыслила и добавила. - Ну, вообще-то, не конкретно о тебе, а о наглости и лицемерии…
После секундной паузы, во время которой ошарашенная Инесса подбирала слова, Алиса махнула хвостом и скрылась в толпе спешащих на занятия студентов. Остальные переглянулись и, пряча смешки, поспешили на первый урок. Инесса явно не осталась бы в долгу, просто Алиса отрезала все возможности ответить. Это был красивый публичный маневр, и не совсем в духе Гриффиндора, зато Алиса теперь была предметом явного уважения девчонок, которые в большинстве своем тоже недолюбливали Инессу, но побаивались заявить ей это в лицо. Алисе же было море по колено: Инесса улыбалась Фрэнку так же ослепительно, как и другим стоящим ее внимания парням, поэтому сделать явную гадость его подружке она бы не посмела. Возможно, она найдет способ отомстить, но Алиса оптимистично посмеивалась, когда кто-то в шутку затрагивал эту тему, и все больше отмалчивалась.
Лили была твердо убеждена, что такие моменты, как этот, стоит помнить.
Она не знала, почему ее так раздражает Инесса Ред, вся, от макушки обесцвеченных волос до кончиков наманикюренных ногтей. Наверное, - и это признание далось ей с огромным трудом, - их отношения с Джеймсом сыграли в этом определенную роль.
Лили взглянула на сидящую бок о бок с ней Алису, которая усердно переписывала текст с учебника, и снова отвернулась к окну.
В голове настойчиво крутились картинки позавчерашнего вечера. О нем она тоже будет вспоминать. Не важно, как у них все сложится в итоге, но этих воспоминаний у нее ни за что не отнимут, никто и никогда.

Его голос прозвучал вполне уверенно и спокойно:
- Пойдешь со мной на бал?
Сейчас, думая об этом, Лили отдавала должное его выдержке и умению выбрать момент. После их задушевного разговора и такой особенной дружеской расслабленности, царившей на протяжении всей ночи, ответить «нет» было бы слишком… противоестественно, что ли. Лили сейчас отчетливо это понимала, а тогда лишь чувствовала, что он свел все к тому, чтобы у нее не осталось вариантов. Он ожидал, что она посмотрит ему в глаза и, не колеблясь ни секунды, просто ответит «да» - это было бы логичным завершением этой странной ночи, одной из самых странных ночей в зазеркалье.
Но Лили, глядя в его потемневшие непонятно от чего глаза, во время повисшей паузы вдруг начала думать обо всем сразу.
О том, что сегодня, только сегодня, Мерлин, она рассталась с Брайаном и всего несколько часов назад плакала от безысходности. О том, что подумают остальные, о том, что придется слишком много объяснять. Конечно, это была ерунда. Вопрос был только в том, хочет ли она быть вместе с ним на выпускном или нет. Хочет ли она быть с ним.
- У тебя же есть Инесса, - вместо ответа сказала Лили. Это выглядело бы так, словно она тянет время, если бы голос не прозвучал так глухо и грустно. Она пытливо смотрела в его глаза. Он смотрел в ответ. Он ждал просто ответа «да».
Джеймс отвернулся и устало потер лоб.
Мерлин, что она делает?..
- Да, Инесса.
Какое-то время он сидел, глядя прямо перед собой. Они разговаривали уже очень долго. Время на часах приближалось к пяти утра. В коридоре за зеркалом сквозь тусклую утреннюю дымку медленно прошла миссис Норрис, резко подергивая облезлым хвостом и глядя куда-то своими огромными бесцветными глазами. Усталость стирала границы; свечи на стенах потухли сами собой, и, пока окончательно не рассвело, Лили не смогла бы разглядеть выражение его глаз, даже если бы очень захотела.
- В чем проблема, Лили? – он снова повернулся к ней, чуть хмурясь. Они сидели слишком близко и смотрели друг другу в глаза; сердце Лили билось где-то в горле, не давая глубоко вдохнуть, и все тело сковывала какая-то легкая томительная паника – в чем ее проблема? Она могла с уверенностью заявить, что ее проблема в нем, и что ее чертовски пугали все эти ощущения.
Она не знала, что и думать.
Она не знала, что между ними происходит. Не знала, кто они друг для друга. Права ли была Алиса, когда говорила, что она для Джеймса не просто друг? Лили не знала, почему она так дрожит, когда сидит рядом с ним. Почему так трудно смотреть на него, держать себя в руках, хвататься за последние ниточки разума, умирать от желания дотронуться до его плеча… щеки…
Она резко вздохнула и на несколько секунд закрыла глаза.
- Мы долго не общались, - глухо сказала она. – Очень долго. А потом… потом все это, эти общие дела и планы, и все остальное.
Лили казалось, что она смотрит на все со стороны, видит себя, сидящую бок о бок с Джеймсом Поттером, обнимающую колени и судорожно подыскивающую правильные слова.
- А теперь ты смотришь на меня… - она сглотнула. – Наблюдаешь за мной. И я не могу дышать, когда ты так смотришь на меня. Поэтому перестань, пожалуйста.
Но Джеймс не сводил с нее глаз, застывший, как изваяние, а Лили просто не могла найти в себе силы отвернуться.
Во всем замке, и в этой потайной комнате за зеркалом тоже, царила оглушающая, звенящая предутренняя тишина.
Они смотрели друг на друга, и Лили знала, чего ей сейчас хотелось бы больше всего.
- Она не сводит меня с ума, - хрипло сказал Джеймс так тихо и неожиданно, что Лили вздрогнула, все еще сосредоточенно изучая его лицо. – Она не переворачивает всю мою жизнь, когда я думаю, что к ней прикасается какой-то чертов ревенкловец. Я не схожу с ума по этому поводу. Я бы все отдал, лишь бы не смотреть на тебя.

Стало вдруг очень жарко, и Лили судорожно сжала пальцы, чтобы Джеймс не заметил, как они дрожат.

Наверное, это было то, что он должен был сказать давным-давно, а может быть, даже собирался это сделать. Это было очень искренне. Это была та самая фраза, после которой Лили почувствовала, что голову снесло напрочь. Эффект усиливало то, что Джеймс очень долго молчал; все эти дни, все ночи, которые они проводили вместе, она размышляла о том, что же изменилось, она пыталась понять, как он к ней относится – и не могла. Он был осторожен, был просто другом, хорошим, отличным другом, словно чего-то ждал. И теперь Лили поняла, что, наверное, он ждал именно этого момента.
Она подняла глаза; от его взгляда по телу прокатилась теплая волна. В мигом опустевшей голове промелькнула мысль, что если Джеймс сейчас еще раз спросит про выпускной бал, она точно скажет «да»; она знала, что будет означать это ее «да» - не только согласие стать его парой на балу, но и согласие на что-то большее. Пора, наконец, броситься в этот омут с головой. Пора перестать задумываться о том, что скажут другие и что они считают правильным. Пора перестать бояться своих чувств.
Это было ее решение, и тогда, в пять утра в холодной утренней тишине, она была уверена в нем, как никогда и ни в чем не была уверена раньше.
Но Джеймс ничего не спросил.
Он протянул руку – их по-прежнему разделяло всего несколько дюймов, - и коснулся ее лица холодными шершавыми пальцами. Она опустила ресницы, запоминая это ощущение каждой клеточкой кожи.
В следующую секунду не осторожно, не робко, а вполне уверенно Джеймс притянул ее к себе и накрыл ее губы своими.
Ритмичный гул крови в голове.
Его прерывистое дыхание.
Дерзкие и настойчивые губы.
Мурашки по коже от холода и колючей нежности.
- Что ты делаешь? – едва слышно выдохнула Лили, глядя на него из-под прикрытых век, когда Джеймс отстранился лишь настолько, чтобы взглянуть в ее лицо.
- Целую тебя, - отозвался он. – И собираюсь делать это снова и снова. Привыкай.

Сейчас, сидя в библиотеке, Лили думала обо всем этом с некоторой долей недоверия. Было действительно трудно сосредоточиться на чем-либо. Прошло уже почти два дня с той ночи, а ее до сих пор не покидало ощущение, что мир перевернулся. Что теперь она находится в какой-то другой параллели. В которой был Джеймс.
В которой они хотели быть вместе.
Мысль была настолько новой и странной, что Лили никак не могла к ней привыкнуть.
Никогда еще она не вставала по утрам с бабочками в животе, явно нервничая перед тем, как спуститься в гостиную и пойти на завтрак. Никогда до этого не сидела на занятиях, как на иголках, боясь повернуться в его сторону и буквально кожей чувствуя его взгляды. Никогда раньше ее не затапливала такая удушливая, стискивающая сердце нежность, когда она всего лишь думала о его руках, губах или непослушных черных волосах.
Справляться с этим было трудно. Она прислушивалась к своим ощущениям, и ей становилось страшно от того, что творилось у нее внутри.
Лили надеялась, что никто не замечает этих перемен в ней, и, по большому счету, так оно и было. Это радовало ее и одновременно казалось странным: она чувствовала что-то настолько огромное, что каждый день переворачивает ее мир снова и снова, но никто не видел этого.
Она покосилась на сидящую рядом Алису. Светлые волосы подруги были сколоты на затылке изящной заколкой, ресницы подрагивали, когда она сосредоточенно пробегала глазами текст в учебнике.
Впрочем, чего она ожидала от Алисы, которая большую часть времени была поглощена собой? Иногда Лили думала, что они настолько близки именно потому, что обе настоящие эгоистки. Сейчас Лили казалось, что в мире ничто больше не имеет значения, кроме того, что происходит у нее в душе, разрывает ее и требует выхода. Она вдруг подумала, что понимает Алису с ее слепым обожанием Фрэнка и игнорированием всего остального мира.
Лили вздохнула и неохотно взглянула на лежащий перед ней учебник по Зельеварению, открытый на главе «Эссенции». Пора было на полчаса забыть обо всем и заняться уроками.

Этим же вечером, когда они вдвоем с Джеймсом уже сидели в зазеркалье и готовились к предстоящей вылазке в лабораторию, Лили с ужасом поняла, что в голове полнейший бардак.
Уже загорелись свечи, заставляя нечеткие тени дрожать на стенах; где-то снаружи по карнизам и оконным стеклам коридора барабанил дождь, и этот звук долетал сюда, приглушенный в несколько раз. Пахло травами и маслами в разноцветных баночках, которые Лили расставляла на низком столике перед диваном. Зелье нужно было сварить как можно быстрее: следующее полнолуние будет последним во время их учебы здесь. Лучшим местом для импровизированной лаборатории было, конечно, зазеркалье, поэтому Лили принесла сюда все необходимое, чтобы к тому времени, когда они раздобудут ингредиенты, все уже было готово.
Джеймс сидел на полу, привалившись спиной к дивану, и читал вслух:
- Со стороны нервной системы и органов чувств: нарушение зрения, головная боль, головокружение, бессонница, возбуждение, беспокойство, провалы в памяти, усиление рефлексов, нарушение вкуса, судорожные припадки, острый психоз, галлюцинации… Гоблин меня задери…
Несколько минут в комнате царила тишина, прерываемая потрескиванием свечей и звуком расставляемой посуды. Джеймс потянулся к одному из листов пергамента, что в беспорядке лежали вокруг него, и снова принялся читать:
- Со стороны сердечно-сосудистой системы и системы крови: тахикардия, аритмия, резкое повышение артериального давления, полицитемия, в редких случаях – остановка сердца… Со стороны органов желудочно-кишечного тракта: тошнота, рвота. Со стороны дыхательной системы: удушье, кашель. Прочие: в единичных случаях возможно развитие синдрома Лайелла…
Он снова замолчал, и Лили, которая прислушивалась к звуку его голоса, подняла глаза. Лишь на секунду, чтобы успеть увидеть нахмуренные брови, левую руку, запущенную в волосы, небрежно закатанные рукава рубашки, и почувствовать, как сердце пойманной птичкой бьется внутри.
- Черт, Лили, ты уверена, что…?
- Уверена, - перебила Лили. – Ты читаешь побочные эффекты, которые приводил Дамокл Белби. Я же работала над этим зельем, я почти все убрала.
- Почти все? Но оно по-прежнему то самое зелье, которое может помочь Люпину?
- Надеюсь, что да.
Лили, занятая попытками установить котел прямо на ковре, не сразу заметила, что Джеймс оторвался от чтения и молча смотрит на нее.
- Послушай, мы не узнаем этого, пока не проверим. По крайней мере, ничего действительно серьезного с Ремусом не случится, - мягко сказала она, стягивая волосы в аккуратный хвостик. – Все остальное – это моя забота, и это слишком долго объяснять.
Он поднял руки в насмешливой капитуляции, и снова уткнулся в ее записи.
Она вернулась к своей работе.
Стрелка часов медленно подбиралась к девяти.
Лили понимала, что все, чем они занимаются сейчас – это пытаются отвлечься и убить время. Она не знала, что чувствует Джеймс. Иногда она поражалась тому, насколько он закрыт: по его лицу вообще ничего нельзя было прочитать. Он выглядел спокойным и расслабленным, как всегда, шутил и подбадривал ее, но то, что он роется в ее черновиках и нервно ерошит волосы, выдавало его с головой. Он тоже нервничает, хотя, наверное, намного меньше, чем она сама. Лили ощущала, как мысли о лаборатории сковывают сердце ледяной паникой. Все валилось из рук. Она пыталась выбросить все лишнее из головы и сосредоточиться, но у нее не очень получалось.
Вдобавок присутствие Джеймса и их упорное молчание насчет той ночи буквально сводили ее с ума.
Может быть, именно на это он и рассчитывал.
Что она не выдержит первой.
Наблюдал за ней и думал: что дальше? Наверное, это было правильно. Он сделал все, что мог, теперь была ее очередь.

Лили казалось, что кто-то разрезал пленку, на которую был записан этот день, на маленькие кусочки, отрывки, фрагменты и хорошенько перемешал. В голове вспыхивали мысли о сегодняшних уроках, о брошенных вскользь фразах, о том, как сковывает заклятие, наложенное на лабораторию, о том, как пахнут библиотечные книги – вспыхивали, и тут же гасли. Они почти не разговаривали с Джеймсом в этот вечер. Она то и дело бросала взгляд на часы, он был с головой поглощен чтением ее курсовой. Когда на часах было без десяти десять, Джеймс последний раз пробежал глазами текст, написанный ее аккуратным почерком, и отложил листы.
А затем достал из кармана свернутый пергамент, в котором Лили тот час же узнала их карту.
Развернул ее – лист оказался абсолютно чист, - и коснулся кончиком своей волшебной палочки:
- Клянусь, что замышляю шалость и только шалость, - прошептал он, и на чистом пергаменте начали проступать буквы, складывающиеся в слова: «Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост представляют вам новейшее изобретение – Карту Мародеров». А затем надпись сменилась линиями, образующими знакомую ей до мелочей карту коридоров и комнат Хогвартса.
- Вчера Люпин поработал с защитным заклинанием, - пояснил Джеймс в ответ на ее недоуменный взгляд. – Для всех посторонних это всего лишь кусок чистого пергамента, не более.
Лили хотела спросить, почему они называют себя так странно: она слышала, как Джеймс иногда оговаривался, называя Сириуса Бродягой, - но потом решила, что для таких расспросов сейчас не самое подходящее время.
Они проверили, на своем ли месте старосты, и в каком из коридоров бродит Филч. Слизнорт был у себя в кабинете, как и в тот раз, когда они устроили проверку. Это означало, что все будет так же: у них будет семь минут, чтобы смыться подальше от лаборатории и успеть разминуться с профессором – ну, может быть, чуть больше, учитывая время суток. Затем нужно будет пройти по заготовленному заранее пути, обходя коридоры с патрульными и картины, и быть у портрета Полной Дамы ровно без пяти одиннадцать. В крайнем случае, в начале двенадцатого Люпин еще будет ждать их. На все про все должно было уйти не больше часа.
Несмотря на то, что они так давно готовились к этому, Лили вдруг осознала, что совершенно не готова.
Когда перед выходом Джеймс тихо спросил ее, все ли в порядке, Лили смогла лишь кивнуть. Едва стрелка на часах минула цифру десять, они перешагнули порог зазеркалья, и Лили показалось, что сердце перестало биться. Время пошло. Теперь все зависело только от удачи.

В эту ночь в коридорах Хогвартса было как-то особенно тихо, а может быть, это только казалось Лили, которая обострившимся слухом улавливала каждый шорох. Они с Джеймсом, скрытые мантией-невидимкой, спускались вниз этаж за этажом. Один раз даже прошли в опасной близости от того места, где должен был стоять Магорн Митч, но Лили была уверена, что он даже не повернулся в их сторону: она сама не слышала звук собственных шагов, смягчаемых кедами. Джеймс то и дело сверялся с картой, боясь, по-видимому, незваных гостей в виде привидений или Пивза, но все шло на удивление гладко. До самого холла им никто не встретился.
Едва они начали спускаться по лестнице, ведущей в подземелья, Лили ощутила, как напрягся Джеймс, и ее тревога усилилась. Здесь было куда темнее, чем наверху, факелы с каждым новым поворотом встречались все реже и реже. Порой им приходилось пересекать участки кромешной темноты. В один из таких моментов Джеймс взял ее за руку и больше не отпускал. Лили от этого стало чуть спокойнее.
По мере того, как они уходили вглубь подземного лабиринта, воздух становился все более сырым и тяжелым. Лили приходилось прилагать усилия, чтобы сделать вдох. Днем путь почему-то не казался ей столь долгим, а подземелье таким глубоким. Ступени под ногами местами были почти полностью разрушенными и скользкими от капающей с потолка воды, и пару раз приходилось хвататься за стены, оставляя ссадины на руках, чтобы не упасть. Джеймс вел ее, уверенно сворачивая в нужную сторону, спускаясь по крутым лестницам все глубже внутрь подземелья, заполненного гулкими монотонными звуками падающих капель, шлепаньем их ног по лужам, странными шорохами и напряженным потрескиванием чадящих факелов, которое здесь казалось намного громче, чем на поверхности: эхо в подземельях было настолько сильным, что Лили казалось, что любой шепот может быть услышан в другом конце. Время тянулось, как малиновая тянучка из «Сладкого королевства». Она была уверена, что прошло не более десяти минут с тех пор, как они начали спускаться сюда, но по ощущениям прошла целая вечность; каждый следующий шаг давался с усилием, потому что воздуха становилось все меньше. Зато паника почти отступила, оставив после себя молчаливую и напряженную до предела собранность.
К тому времени, когда Лили почувствовала, что окончательно продрогла, Джеймс вдруг остановился. Она мгновенно узнала это место, хотя этот участок коридора ничем не отличался от тех, которые они только что прошли. В нескольких футах впереди неровно билось пламя единственного факела, отчаянно шипя, когда в него попадала вода, капающая с низкого потолка подземелья. По стенам плясали резкие тени, сгущаясь в неглубокой нише справа от того места, где стояла Лили: в прошлый раз они прятались здесь, с замиранием сердца ожидая приближения профессора.
Джеймс стянул мантию-невидимку и, неаккуратно свернув ее, запихнул в рюкзак за спиной. Затем обернулся к стене слева, ища взглядом знакомую деревянную дверь, извлек из кармана нож с резной рукояткой. Он действовал на удивление уверенно, его движения были четко выверенными и точными. Лили, глядя на него, вдруг осознала, в какой авантюре сейчас участвует, и по венам побежали щекотные пузырьки. Без его присутствия рядом стало ощутимо холоднее. Она была в брюках и тонкой рубашке, ткань которой совсем не защищала от сквозняков, гуляющих по коридорам. Лили обхватила себя руками, пытаясь согреться.
Джеймс возился с замком чуть дольше, чем в прошлый раз. Когда он, наконец, выпрямился и обернулся к ней, Лили подошла ближе. Она даже не слышала щелчок замка. Его рука уверенно сжимала ручку, а сам Джеймс смотрел на нее ставшими почти черными глазами, в которых отражались отблески факела. Они молчали. Они заранее договорились не разговаривать в коридорах, потому что эхо слишком сильное. Вдруг Джеймс улыбнулся задорной и немного шальной улыбкой, и Лили не смогла не улыбнуться в ответ. Он кивнул и толкнул внутрь тяжелую дверь.

Они пробыли в лаборатории не больше пятнадцати минут.
Эти пятнадцать минут слились для Лили в одно сплошное полустертое воспоминание, в котором сложно было определить, где начало, а где конец, и из которого трудно было выудить какие-либо четкие детали. Она помнила, как сбивал поначалу яркий свет голубых огней под потолком лаборатории – непривычный после темноты коридоров, режущий глаза. Помнила, как обратила внимание на то, что в этот раз в лаборатории не такой уж порядок: стол, который занимал почти всю площадь первого зала, был уставлен склянками и котлами, в углу громоздилась грязная посуда и связки каких-то растений. Создавалось впечатление, что профессор Слизнорт совсем недавно покинул лабораторию. Она помнила, как первые десять минут ходила по просторному помещению и объясняла Джеймсу, что и откуда брать. Они составили примерный план движения вдоль стеллажей так, чтобы пробыть в лаборатории как можно меньше времени после того, как кто-то из них коснется первого ингредиента. А потом она вышла во второй зал, поменьше, где висели сушеные травы, не без труда отыскала среди почти одинаковых листьев аконит, и обернулась к Джеймсу. Он остался в первой комнате, она видела его через арку, соединяющую помещения. Они смотрели друг на друга несколько секунд, понимая, что сейчас произойдет. На счет три Джеймс протянул руку за первой склянкой, жидкость в которой блеснула перламутровым цветом в свете ламп, и одновременно с этим Лили сняла с веревки связку сушеного аконита.
Дальнейшие события Лили помнила, как во сне. Может быть, это было результатом действия наложенного на лабораторию заклятия, она не могла с точностью сказать. Едва дотронувшись до сушеных трав, Лили почувствовала, что такое «эффект паутины», хотя он был не столь сильным, как она ожидала. Она довольно быстро переходила от полки к полке, чувствуя лишь небольшую скованность в движениях и нехватку воздуха. В этом зале ей нужны были всего пара ингредиентов, и через минуту она уже выходила в первый зал, где Джеймс прятал в рюкзак очередную банку, в которой был угольно-черный порошок.
Находясь в лаборатории, Лили потеряла счет времени, да и как можно было следить за временем, когда твое собственное тело реагировало куда медленнее с каждой секундой? Лили физически чувствовала, что дышит все реже. Эта невидимая паутина, казалось, окутывала не только тело, но и разум. Ей даже не было страшно. Переходя от одного стеллажа к другому, они с Джеймсом приближались к выходу из лаборатории, но слишком уж медленно. Она не знала, сколько прошло времени перед тем, как она засунула в свой рюкзак последнюю склянку, и сколько прошло времени между тем, как она решила обернуться и тем, как смогла это сделать. Джеймс был уже у двери. С видимым усилием он протянул руку и рванул Лили в коридор прочь из лаборатории.
Они вырвались из паутины, едва не упав, привалились к стенам, жадно вдыхая сырой воздух. Дверь за ними бесшумно закрылась.

Первые несколько секунд она не видела ничего. После ослепляюще светлой лаборатории казалось, что в коридоре кромешная темнота. Лили моргала, пытаясь увидеть хотя бы мерцание факела, который был здесь, он точно должен был быть! Она слышала, как чертыхнулся Джеймс, роясь в своем рюкзаке. Потом еще раз, и Лили поняла, почему: по привычке он полез за мантией-невидимкой, но сейчас в этом не было никакого смысла.
Она стояла, прижимаясь лопатками к ледяной влажной стене подземелья, слыша, как сердце пытается проломить ребра, и смотрела прямо перед собой, пытаясь разглядеть противоположную стену.
Позже Лили думала, что это был самый ужасный момент в ее жизни: паника медленной удушливой волной поднималась от самых пяток, и все, о чем она могла думать в тот миг, было: почему они здесь? Почему они стоят на месте, когда единственным ее желанием было бежать, бежать как можно быстрее? Мысли о каждой ушедшей секунде отдавались в ее голове парализующим ужасом. Гораздо позже она узнала, что после того, как они с Джеймсом выбрались из лаборатории, прошло не более тридцати секунд.
Она слышала какую-то возню справа от себя, а потом знакомый голос горячо шепнул ей прямо в ухо, выводя ее из ступора:
- У нас осталось две минуты. Слизнорт будет здесь через две минуты, очнись, Лили! Бежим! Бежим!
И они побежали.

Горячая ладонь Джеймса крепко сжимала ее руку, пока они стрелой мчались по залитому водой коридору, нисколько не заботясь о том, что их услышат. Звук их шагов по лужам до краев наполнял подземелье, отдаваясь звоном в ушах. Может, это была игра воображения, но Лили казалось, что в противоположном конце каменного лабиринта она уже слышит резкие, усиленные эхом голоса, которые с каждой секундой становились все ближе. От лаборатории к повороту, который упирался в потайную дверь, хорошо замаскированную за каменной кладкой, вел прямой коридор, по которому они сейчас бежали. Получалось, они бежали навстречу профессору, и мысль об этом сводила Лили с ума. Казалось, этот короткий участок коридора никогда не закончится. Она молилась о том, чтобы они успели свернуть до того, как нарвутся на Слизнорта, чтобы они успели разминуться… Пожалуйста, Мерлин.
Прошла целая вечность, когда они с Джеймсом, наконец, свернули налево, оказавшись в тупике, преодолели короткий коридор и на полном ходу провалились сквозь стену, с виду казавшуюся очень прочной. Перед ними был просторный ход; это все еще было подземелье. Им предстояло преодолеть огромное расстояние, чтобы выбраться из него. Но теперь Лили, вместе с Джеймсом сворачивая в нужную сторону, восстанавливала в памяти их схему с точностью до мелочей. Она помнила все эти повороты, она знала каждую ступеньку на очередной лестнице. Мысль о том, что им всего лишь нужно подняться в гриффиндорскую башню по заранее заготовленному пути, успокаивала и позволяла связно мыслить.
Джеймс то и дело бросал взгляды на часы. У него все было под контролем, по крайней мере, Лили на это надеялась – они не могли разговаривать здесь даже шепотом. Теперь они старались бежать так, чтобы не был слышен звук их шагов. Согласно карте маршрута, они ушли гораздо севернее того места, где находилась лаборатория, и выйдут из подземелья через потайной ход, открывающийся картиной с нарисованными на ней троллями, то есть, совсем не там, где ожидает застать их Слизнорт. Это давало им огромное преимущество во времени. Все шло по плану ровно до тех пор, пока Джеймс не затормозил так, что Лили охнула и врезалась в его спину.

- Что происходит? – еле слышно выдохнула она, потирая ушибленную руку.
Они остановились прямо перед оборотной стороной картины с троллями: это был узкий потайной ход, начинающийся в нише за низенькими проржавевшими доспехами, до которых у Филча никогда не доходили руки – так далеко в подземелье они стояли. В этом потайном ходу не было даже намека на факел, поэтому Джеймс шепнул «Люмос», когда они пробрались сюда, стараясь не задеть доспехи, и сейчас на конце его палочки мигал нервный огонек, освещая его встревоженное лицо и паутину в углу прямо за его спиной.
- Тише! Слышишь?
Лили, следуя за Джеймсом, подошла ближе к изнанке картины. Сначала она слышал только их сбившееся дыхание. Так продолжалось несколько секунд: между ними была всего пара дюймов, когда они стояли и напряженно прислушиваясь, глядя в испуганные глаза друг друга, а потом Лили услышала то, от чего по спине побежал холодок: топот ног. Топот многочисленных ног по коридору, в котором априори не должно было никого быть! Это было уже совсем не по плану, и первое, что пришло ей в голову: у них ведь был запасной вариант, да? Но в следующую секунду и это стало неважным. Она услышала звонкие голоса, которые никак не могли принадлежать преподавателям.
- Старосты, - шепнул Джеймс, и первый раз в своей жизни Лили видела, что он растерян, сбит с толку и действительно испуган.
Сначала она даже не поняла, почему.
- Они послали за нами старост.
- И что это значит? – пожала плечами Лили.
Джеймс смотрел на нее долгие несколько мгновений, словно у него язык не поворачивался сказать то, что он должен был.
- Это значит, что теперь у нас нет вариантов вернуться в гриффиндорскую гостиную. Люпина не будет в одиннадцать у портрета Полной Дамы.
И в этот момент Лили поняла, что они влипли.

Взломщики

Лили стояла, прислонившись спиной и затылком к шершавой стене. Через тонкую ткань рубашки кожей чувствовались неровные выступы и вековой холод камней, но последнее сейчас ее даже радовало: было очень жарко после бега, щеки пылали. Поддавшись порыву, Лили повернулась лицом к стене и прижалась к спасительным камням горячим лбом.
Где-то позади нее на выщербленному полу, покрытом толстым слоем пыли, валялась волшебная палочка Джеймса, очерчивая вокруг себя четкий круг света. Его едва хватало на то, чтобы выхватывать из темноты спину парня. Джеймс сидел на корточках и рылся в своем рюкзаке: Лили то и дело слышала, как звякали, ударяясь друг о друга, только что похищенные из лаборатории склянки. Она закрыла глаза, лихорадочно соображая.
Однажды они с Джеймсом уже обсуждали это: что будет, если они не вернутся в гостиную. Обсуждали чисто теоретически, так как почему-то были твердо уверены в своем успехе. Поэтому у Лили не было ни малейшего понятия, что делать на практике и куда, Мерлин заколдуй, теперь идти. Итак, что они имеют? Проходы во все гостиные закрыты так, что никто, кроме старост в должное время, войти в них не может. Если старост сейчас сняли с постов и отправили на поиски, получается, этой ночью в гостиные не вернется никто. А это означает, что когда преподаватели начнут проверять, кого нет в спальнях, Лили Эванс и Джеймс Поттер окажутся в этом списке.
Она готова была пожать руку тому, кто это придумал: беспроигрышный вариант.
Впрочем, они могли рискнуть последний раз. Добраться до портрета Полной Дамы и все-таки попытаться войти в гостиную вместе с Ремусом Люпином и остальными старостами Гриффиндора, но это было бы слишком безрассудно: с ним наверняка будет толпа преподавателей, а они уж постараются устроить все так, чтобы все их усилия по поимке взломщиков не прошли даром. И никакая мантия-невидимка тут не поможет.
У них с Джеймсом нет алиби. Лили удивлялась самой себе: как она могла допустить то, что эта мысль пришла ей в голову только сейчас?
Их исключат?
Какое-то время Лили вяло обдумывала этот вариант, пытаясь понять, какие чувства в ней возникают. Разочарование, страх, сожаление? Раздражение? Этого не могло случиться, только не с ней. Почему их продуманный до мелочей идеальный план взлома лаборатории на деле оказался таким не совершенным, стоило только чему-то пойти не так?
Она судорожно вздохнула и оглянулась лишь настолько, чтобы увидеть плечо Джеймса, попавшее в круг света.
- Что будем делать? – спросила Лили.
Джеймс замер над своим рюкзаком. В наступившей тишине было слышно, как где-то снаружи по огромным окнам холла хлещет дождь, и кто-то громко разговаривает совсем недалеко от их укрытия. Жаль, слов не разобрать. Осознание того, что они так близко, что они выбрались из подземелий и прошли уже половину пути, мешало Лили сосредоточиться.
- Я не могу найти карту, - отозвался Джеймс.
Лили оторвалась от спасительно-холодной стены и обернулась к нему, широко распахнув глаза.
- Она была у меня в кармане, - озадаченно сказал Джеймс, запуская руку в волосы. - Всю дорогу до чертовой лаборатории я то и дело разворачивал ее. А потом сунул в рюкзак, это точно. Теперь ее здесь нет, гоблин задери все это!
Он обернулся на Лили, и луч света выхватил из темноты его встревоженное лицо.
- Черт, Джеймс!
- Думаю, я выронил ее тогда, перед дверью, когда мы уходили. Я собирался достать мантию, карта лежала сверху.
- Только этого нам не хватало, - Лили схватилась рукой за лоб. Голова грозила взорваться с минуты на минуту. – Ты хорошо посмотрел?
- Да, Лили, конечно, я хорошо посмотрел. Могу вывалить на пол все содержимое своего рюкзака, если тебе от этого станет легче.
Легче не станет, точно не станет.
Джеймс легко поднялся, нагнулся за светящейся палочкой. Огонек на конце на миг осветил весь потайной ход, где они находились: с низкого потолка изящно свисала ажурная паутина, на каменном полу – клубы пыли и глубокие отпечатки их ног, словно они были первыми людьми за столетие, заглянувшими сюда, а сам ход был настолько узким, что противоположных стен можно было коснуться вытянутыми руками, если стать посередине. Оставив выпотрошенный рюкзак валяться на полу, Джеймс подошел к ней, на ходу сунув палочку в задний карман брюк. Теперь она освещала стену за его спиной, и Лили при всем желании не смогла бы различить его черты.
- Послушай, Лили, - он взял ее за плечи и близко наклонился к ее лицу. В этой каморке Лили вдруг впервые так отчетливо поняла, насколько Поттер выше ее – почти на целую голову, - Мы что-нибудь придумаем. Да? – она вымученно кивнула, уткнувшись взглядом в вырез его джемпера. - Не раскисай. Одной проблемой больше, одной меньше…
Ну, конечно. Хорошая позиция.
Она молча смотрела, как Джеймс осторожно приоткрывает проход, через который они вошли сюда, и выглядывает в освещенную факелом нишу с доспехами. Все было напрасно: после слов «Акцио, карта мародеров», которые Джеймс шепнул несколько раз подряд, ничего не произошло. Поздно. Кто-то уже нашел ее. И Лили не хотела даже думать о том, кто именно.
- Ты хотя бы закрыл ее?
- Не знаю. Я не помню.
Отлично. Джеймс Поттер только что завершил их поимку, буквально собственноручно вручив карту мародеров в руки преподавателей. Даже если она закрыта, на что Лили искренне надеялась, и что было вероятнее всего, так как за ними до сих пор не пришли – даже если так, это была улика, от которой им точно не удастся отвертеться.

Время шло, а они продолжали бездействовать в узком потайном ходе за картиной с троллями.
- Не факт, что преподаватели будут проверять гостиные, - неуверенно сказал Джеймс.
Он стоял у противоположной стены, уткнувшись в нее лбом, как совсем недавно стояла Лили. Из заднего кармана его брюк выглядывала волшебная палочка, на конце которой горел неяркий огонек. Лили просто не могла заставить себя не смотреть туда. Какого черта он вырядился так элегантно? Если бы не кеды, которые совершенно не вписывались в образ, он вполне мог прийти в таком виде на какое-нибудь торжественное событие, или, скажем, на свидание. Брюки у него классные.
Наверное, это нервы, - решила Лили, усилием воли заставляя себя не думать о брюках Джеймса.
Поводов понервничать было предостаточно: они действительно не рассчитывали на то, что так глупо попадутся. Теперь все спуталось, перемешалось, и Лили не имела ни малейшего понятия, что делать дальше, и какие у них есть варианты. Она чувствовала, что когда начинает думать об этом слишком долго, к горлу снова подступает паника; она была раздражена и вдобавок очень хотела есть.
- Хорошо, ты говоришь это, чтобы успокоить меня? Так вот, чтобы ты знал: я спокойна, Джеймс, можешь не тратить силы. Лучше придумай что-нибудь. Ты наверняка бывал в ситуациях и похуже.
Он резко обернулся, и Лили едва успела поднять взгляд.
- Похуже? Это вряд ли.
- Но у тебя ведь есть идеи, так?
Джеймс взглянул на нее со смесью упрямства и раздражения в карих глазах, и вдруг сказал, четко выговаривая каждое слово:
- Ты слишком рассчитываешь на меня. Не стоит.
Лили прямо смотрела в ответ, чувствуя, как начинают подрагивать от злости кончики пальцев. Совсем как тогда, год или два назад, когда он ужасно действовал ей на нервы. Сейчас был совсем другой случай, но ощущения были знакомы. Если Джеймс хотел закончить на этом разговор, он очень ошибался.
- Ты так считаешь? Я думала, в этом есть смысл – рассчитывать на тебя.
- Смысла нет, - отрезал он.
Лили поджала губы и прищурилась.
- Не понимаю, какого дракла мы тратим время на болтовню? – он принялся мерить шагами маленький коридор, каждый раз проходя в опасной близости от Лили и совсем не обращая на это внимания. – Мы можем добраться до зазеркалья. Это будет так же просто, даже без карты. Просто быть чуть осторожнее, и все. Тогда мы могли бы сварить зелье сегодня же. Неизвестно, какие способы придумают преподаватели, чтобы помешать нам впредь покидать свои гостиные, другой возможности выбраться ночью может просто не быть.
Лили, внимательно наблюдая за ним, всплеснула руками:
- Какого черта, Джеймс? Как в таком состоянии я смогу что-то сварить?
- У нас есть шанс, - все больше закипая, сказал Джеймс, останавливаясь напротив нее.
- У нас есть шанс, только если мы никуда не уйдем отсюда. Если мы попадемся – вот тогда точно не будет никаких шансов! Хоть раз в жизни побудь благоразумным!
Долю секунды Джеймс смотрел на нее так, что Лили испугалась его палочки, торчащей из заднего кармана. Ей и самой сейчас очень хотелось хорошенько треснуть его чем-нибудь, чтобы до него, наконец, дошло: игры закончились. Как можно быть таким безрассудным, безалаберным, безответственным…
- Вот видишь, - выдавил Джеймс через несколько мучительно долгих секунд, в течение которых, видимо, пытался взять себя в руки. – В моих идеях нет смысла.
- Я спрашивала тебя не о том, куда нам идти, а о том, как нам выкрутится перед преподавателями.
- Мне приготовить для тебя оправдательную речь, Эванс? Чего ты боишься? В этой ситуации переживать нужно скорее мне.
- У нас равные шансы вылететь, я думаю, это ты понимаешь и без меня, - огрызнулась Лили, еще больше раздосадованная тем, что он назвал ее по фамилии.
- Вся проблема в том, что ты слишком правильная, чтобы использовать шанс уйти.
- Прости, что? – Лили, сама не осознавая этого, опасно сощурилась и шагнула ближе.
- Ты привыкла к порядку. Для тебя это уже за гранью, ведь так? Что ты предпочитаешь: сидеть здесь на заднице и ждать, или действовать, делать хоть что-то? Можешь не отвечать, - подытожил Джеймс, не дав ей и рта раскрыть.
Сейчас их разделяла какая-то жалкая пара дюймов, они стояли нос к носу и буравили друг друга мрачными взглядами. Что они делают – ссорятся? Впервые за столько времени. Лили вдруг почувствовала, как ей этого не хватало. Она изучала сердитое лицо, и не могла понять, чего ей хочется больше: врезать ему, как в старые добрые времена, или поцеловать? Сбивало то, что теперь он был выше ее на несколько дюймов, и от него так невероятно пахло… Его зрачки расширились настолько, что глаза стали казаться почти черными в полумраке коридора, и в них плясали опасные искорки… завораживающие…
Джеймс моргнул и передернул плечами.
- Прости, - пробормотал он, тряхнув головой, словно прогоняя наваждение. А потом отошел к стене и съехал по ней вниз. Откинул голову назад и закрыл глаза.
Прости?!
Лили, кипя, замерла посреди коридора. Он просто дразнит ее, и это у него прекрасно получается. Что ж, зато они остаются здесь. Она победила. Лили опустилась на пол напротив Джеймса, и, насупившись, принялась рассматривать его, пользуясь тем, что у него закрыты глаза. Он вертел в пальцах палочку, которая достаточно освещала его лицо, позволяя рассмотреть все до мелочей: темные штрихи ресниц, густые изогнутые брови, каждую прядь во взъерошенной челке, тонкую морщинку на лбу, ямочки в уголках губ. Ей нравились его губы: нижняя была более пухлой, и они всегда были чуть темнее, чем полагалось, словно он только что с кем-то целовался. Чертов красавчик. Она скользнула взглядом ниже, по шее, выступающей из ворота черного джемпера, на которой была заметна какая-то недавняя ссадина, по груди, едва заметно вздымающейся от мерного дыхания, и остановилась на руках. Что ж, стоило признать: у Джеймса Поттера невыносимо красивые руки, а Лили очень падка на такие вещи. Но это, разумеется, не причина, чтобы сердце начинало зашкаливать, и не причина краснеть, как девочка, застигнутая за каким-то стыдным занятием, когда он вдруг опустил голову и встретился с ней взглядом.
Ей показалось, что она увидела искорки веселья в его глазах, когда он понял, что она смотрела на него.
Тем не менее, Поттер предпочел сделать вид, что ничего особенного не случилось. Так оно и было, напомнила себе Лили.
- Зря столько продумывали, - неохотно сказал Джеймс. – Это был просто гениальный путь.
- Если хочешь, пробежимся.
- Поздравляю, Эванс. У тебя еще осталась способность издеваться.
- А ты, я смотрю, просто горишь желанием вылететь из Хогвартса перед самым выпускным.
Одним точным движением Джеймс катнул свою палочку вперед, и она, замедляясь, остановилась ровно на середине коридора. Теперь им доставалось одинаково света, и он мог видеть Лили так же, как и она его. Ей показалось, что теперь глаза Джеймса вмиг стали темнее.
- Ты знала, на что шла. С самого начала.
- Дело не в этом.
- А в чем, черт побери, все дело, Эванс?
- В том, что раньше это звучало примерно как «может быть, нас исключат». А теперь «может быть, нас НЕ исключат». Вот, в чем все дело, - Лили замолчала на миг, и язвительно прибавила, - Поттер. Давай, скажи, что я не права.
Но он промолчал, упрямо глянув на нее из-под нахмуренных бровей, и демонстративно отвернулся.
Лили тяжело вздохнула и опустила голову, уткнувшись лбом в скрещенные на коленях руки. Вдобавок ко всему, ее терзала смутная мысль о том, что все было зря. Джеймс не знал, что одного ингредиента все-таки не хватает. Лили не знала, выдержит ли она еще одно опасное приключение, и не убьет ли ее Джеймс, когда узнает об этом. Кроме того, она никак не могла сварить зелье прямо сейчас, даже если бы у нее был этот последний ингредиент. Согласно инструкции, его следовало принимать каждый день в течение целой недели до полнолуния, причем не позднее трех часов после приготовления, а значит, сейчас просто было не время. Если то, что предположил Джеймс, правда, и они не смогут больше выбираться ночью, возникнет очередная Большая Проблема.

Она понятия не имела, сколько они уже просидели здесь, а спрашивать не хотелось. Лили не собиралась разговаривать с этим заносчивым болваном. Судя по тому, что она чертовски продрогла, они провели в этом Мерлином забытом потайном ходе уже несколько часов. По-прежнему сильно хотелось есть. Разговоры и шаги за картиной постепенно стихли, и теперь здесь царила угнетающая и немного зловещая тишина, нарушаемая лишь негромким писком и мышиной возней в дальнем углу.
Они сидели на голых камнях, и постепенно Лили начала чувствовать, что всерьез замерзает. А этот осел даже не догадался наколдовать что-нибудь теплое, или там… поймать и трансфигурировать мышь в роскошный ковер, который придется подстригать каждый месяц. Или, например, обнять ее. А что? Тоже хороший вариант. Или нежность включается у него только в зазеркалье? Они одни заперты за этой дурацкой картиной на всю ночь, он вполне мог бы воспользоваться этим, чтобы, скажем, успокоить и отвлечь ее. И Лили была не то, чтобы против – поцелуи очень хорошо отвлекают.
Она совершенно неосознанно вскинула взгляд и вздрогнула. За ней внимательно наблюдали серьезные карие глаза.
Сердце забилось сильнее.
- Замерзла? – тихо спросил Джеймс, в раздумьях покусывая губы.
Словно прочитал ее мысли. Лили смогла лишь кивнуть, парализованная томительным предчувствием того, что сейчас произойдет, и неотрывно следя за его развратными губами.
Он вздохнул, медленно поднимаясь и разминая затекшие ноги. А потом одним движением стянул через голову джемпер и швырнул его Лили.
Она автоматически поймала его, сжав в пальцах мягкую ткань.
Лили была готова к чему угодно… Но не к этому. Палочка, лежащая между ними, тускло светилась в темноте, рисуя мягкие тени на его теле. Неяркий свет вычерчивал фигуру Джеймса, каждую мышцу, стройный мальчишеский торс, выдававший в нем квиддичного игрока, широкие плечи, тонкие изогнутые ключицы и ямки над ними, сильные руки, которые до этого все время скрывали свитера и рубашки. Лили внезапно вспомнила все, о чем шептались девчонки вечерами за задернутым пологом, и ее накрыла жаркая удушливая волна. Все это было чем-то неизведанным и запретным, все эти ощущения, то, как реагирует на него ее собственное тело. Она медленно скользила по нему взглядом из-под ресниц, спускаясь ниже, по груди, животу к темной дорожке волос, спускающейся вниз и исчезающей за пряжкой ремня. Она спохватилась и вскинула глаза. Джеймс, как ни в чем не бывало, уселся обратно, не отрывая от Лили прямого дерзкого взгляда, с каким-то мрачным удовлетворением наблюдая за ее реакцией.
Это была нечестная психологическая атака.
- Одевай, - даже хриплый голос прозвучал по-другому, необыкновенно волнующе.
Лили, казалось, забыла, как дышать.
Она молча натянула тонкий джемпер, больше всего на свете желая, чтобы он отвернулся. Но он продолжал гипнотизировать ее, заставляя лоб покрываться испариной. Джемпер был горячим от его тела, и насквозь пах Джеймсом.
Это было даже лучше, чем объятия. В сотни раз лучше.
- Ты замерзнешь, - пробормотала Лили, пряча глаза.
- Ерунда.
Как там говорила Инесса? Молод и горяч? Лили поежилась от странного ощущения, туго стискивающего ее внутренности. Еще минуту назад она умирала от холода, а теперь ей было невыносимо жарко.

Полчаса спустя, видимо, устав от тягостного молчания, Джеймс задумчиво спросил:
- Слизнорт может догадаться, для какого зелья нужны украденные ингредиенты?
Какого черта? Лили потерла лоб горячей рукой. Как он может думать о Слизнорте, находясь от метре от нее? Сидя напротив, нахально рассматривая ее, будучи без свитера – думать при этом о зельях? Лили, рассеянно теребя рукава черного джемпера, бросила на него раздраженный взгляд и тут же снова опустила глаза. Он никогда не задавал подобных вопросов. Было ли дело в том, что он прочитал ее курсовую несколько часов назад, или в том, что он не хочет неприятностей Люпину? Ремуса вполне могут обвинить в потворничестве, если кто-то узнает об Аконитовом зелье. Только Поттер как-то поздновато спохватился.
- Нет, - сказала Лили, не поднимая глаз. - Зелье слишком существенно изменено, слишком много в нем всего, кроме основных ингредиентов. Из всего того, что мы стащили, в разных комбинациях можно сварить десяток разных зелий, причем совершенно бессмысленных и не связанных между собой.
Джеймс удовлетворенно кивнул. Лили так и не поняла, зачем ему это.
Пока все ее мысли крутились вокруг вопроса, откуда у него ссадина на шее, вокруг того, каким, интересно, одеколоном он пользуется, чтобы так сногсшибательно пахнуть, вокруг того, что наверняка утром она вся будет пахнуть точно так же, как он: ее одежда, ее кожа и волосы, - пока она обдумывала все эти важные вопросы, Джеймс размышлял о том, что сказать учителям, чтобы их не заподозрили. Время от времени он озвучивал свои идеи, но Лили отмалчивалась. Она слишком устала, чтобы играть в такие игры: оба прекрасно понимали, что шансов ноль.
- Что, если просто упереться и все отрицать? Если мы не сможем доказать, что не были этой ночью в лаборатории, пусть кто-нибудь попробует доказать, что мы там были. Черта с два у них получится!
По правде говоря, Лили тоже думала об этом, как о самых крайних мерах.
- В любом случае, нам конец, - подытожила она, откидываясь назад и закрывая глаза.
- Подождем до утра.
И они ждали, сидя в разных концах маленького темного коридорчика. И в этом не было ни капли романтики.

***

Чтобы войти в Большой Зал на завтрак, Лили потребовалось собрать в кулак всю силу воли.
Они с Джеймсом выбрались из потайного хода, который открывался неподалеку от больничного крыла, около восьми часов утра: как раз в это время толчея в холле достигала своего пика, и у них легко получилось незаметно влиться в толпу студентов, спешащих на завтрак. Лили старалась идти, не поднимая головы, но, несмотря на это, не могла не заметить странные взгляды и перешептывания гриффиндорцев, которые встречались ей на пути. Сердце глухо стучало в ушах. Единственным вопросом, который ее мучил, был: сколько еще человек сегодня не было на месте, кроме них с Джеймсом? На полпути к дверям Зала она столкнулась с Алисой. Из-за ее спины встревожено выглядывал заспанный Хейли.
- Где ты была, гоблин тебя задери? – горячо прошептала подруга. Она была не на шутку взволнована и испугана, но еще до того, как Лили успела спросить, что случилось, Алиса схватила ее за руку и потащила сквозь толпу в Большой Зал.
Творилось что-то странное. Хогвартс гудел, как растревоженный улей, предвкушая большой скандал. Тут и там слышались взволнованные шепотки, кто-то говорил в полный голос: все обсуждали взлом закрытой лаборатории профессора Слизнорта. О том, что преподаватели подняли всех посреди ночи, Лили услышала, еще не дойдя до своего места за столом Гриффиндора. Когда все, наконец, расселись, гул немного стих: подали завтрак. Только тогда Лили решилась осторожно взглянуть на преподавательский стол из-за плеча Алисы.
Профессора Слизнорта не было на месте, и Лили нахмурилась, гадая, чем он сейчас занимается. Место директора Школы также пустовало. Флитвик что-то горячо обсуждал с профессором МакГонаггал, по лицу которой ничего нельзя было понять. Между ними на столе лежал кусок пергамента, от которого Меневра не отводила пристального взгляда. Спустя секунду профессор Синистра, преподаватель Астрономии, наклонила к ней и что-то прошептала, а в следующий миг, Лили могла поклясться, она встретилась с профессором МакГонаггал глазами.
Лили мгновенно отвернулась, резко возвращаясь за шумный стол Гриффиндора. Сердце неистово стучало в груди: преподаватели говорили о ней! За столом громко обсуждались ночные события, но голоса сокурсников едва проникали в сознание Лили. С трудом собрав разбегающиеся мысли, она легонько толкнула под локоть Алису, и спросила уголком рта:
- Что случилось ночью?
Алиса окинула взглядом стол, удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, и еле слышно ответила:
- Нас подняли с постелей, было около трех часов ночи, по-моему. Собрали в гостиной, и профессор МакГонаггал начала читать фамилии по списку, проверяя, все ли на месте. Мы ничего не знали до самого утра, гадали, что могло случиться. Мы очень волновались за тебя. Уже утром узнали все у ревенкловцев, Флитвик сказал своим.
Лили невидящим взглядом уставилась в свою тарелку. Все было так, как они и предполагали, а значит, шансов выкрутиться практически нет. Они с Джеймсом так и не придумали вразумительного объяснения, никто не мог подтвердить, что они находились не в лаборатории, а значит, ничто не помешает преподавателям обвинить их в воровстве.
- И самое интересное, что не поймали никого из слизеринцев, - добавила Алиса, и, когда Лили подняла на нее круглые глаза, пожала плечами. – Так говорят. Расскажешь мне, что происходит, Лили? Где ты была?
Лили лишь помотала головой, шепнув «не сейчас».
- У тебя паутина в волосах, - Хейли перегнулся через стол, отряхнув ее волосы. Лили смущенно посмотрела на Алису, которая удивленно приподняла брови.
Никто толком не ел: все продолжали обсуждать ночные события. Лили замечала, что на нее то и дело кидают любопытные взгляды, а то и смотрят в открытую. Мэри Макдональд, сидящая в трех местах от нее, несколько раз спросила у Лили, почему ее не было в гостиной этой ночью, но Лили проигнорировала вопрос, сделав вид, что не слышит, поглощенная завтраком. И все же, не обращать внимания на то, что тебя обсуждают, было сложно. Инесса вслух строила предположения о том, что грозит теперь тем, кого не было в гостиных, и каким же надо быть неудачником, чтобы попасться именно в ту ночь, когда взломали лабораторию. Лили заметила, как дрогнула вилка в руке Алисы, но прежде чем она успела что-то сказать, Алиса прервала разговор с Фрэнком и повернулась в сторону Инессы, нарочито громко сказав:
- Да, но Джеймса Поттера тоже не было ночью в гостиной.
Инесса прервалась на полуслове и опасно прищурилась. Все посмотрели туда, где сидели мародеры. Место Джеймса пустовало. Лили нахмурилась, прикидывая, заходил ли он вообще в Большой Зал сегодня. Они вместе зашли в холл, но потом, когда она встретила ребят, мысли Лили переключились совсем на другое. Куда он подевался? Мародеры, склонившись друг к другу, о чем-то горячо спорили. Питер был бледен, как мел, его тарелка была пуста. Лили заметила, как зол Рем – было непривычно видеть его таким рассерженным. Он что-то втолковывал Сириусу, а потом поднял голову и встретился глазами с Лили. Она поспешила отвернуться.
- Думаю, Джеймс сможет выкрутится, - сказал Грей Гарнер, намазывая тост джемом, – ему это не в первой.
- Ну конечно, зато МакГонаггал снимет с факультета огромное количество баллов, если вспомнить, сколько человек с Гриффиндора гуляло вчера ночью. И не видать нам Кубка, как своих ушей, - зло сказала рыжая девочка с шестого курса, и многие ее поддержали. Лили окинула стол быстрым взглядом. Если их с Джеймсом не исключат, то половина факультета отвернется от них до самого конца учебного года. Но сейчас ее больше заботило другое: сколько человек с Гриффиндора гуляло вчера ночью?
- Зато слизеринцы как всегда вышли сухими из воды, - сказал Фрэнк Лонгботтом.
- Точно, - уверенно кивнул Гарнер. – Именно это выглядит самым странным во всей этой истории.
- Всем понятно, что это, например, не может быть Лили Эванс, - вклинилась светловолосая пятикурсница Хлойя, и все одобрительно закивали.
Лили вздрогнула, услышав свое имя, но промолчала.
- Говорят, украли множество ингредиентов для незаконных зелий, - сообщила Алиса. – Кому это нужно, кроме этих слизеринских змей? Да и кто, кроме них, мог знать об этой лаборатории?
- Вы не думаете, что Слизнорт сам выгораживает своих?
- А вдруг все было как в прошлый раз? – округлила глаза Хлойя. – Вдруг кто-то из наших просто был под Империусом?
Лили громко фыркнула, так, что все уставились на нее.
Они продолжали строить предположения, одно невероятнее другого, так что скоро Лили перестала прислушиваться к разговору, с головой погрузившись в свои мысли. Она ожидала окончания завтрака с внутренним трепетом. Пока преподаватели и словом не обмолвились о произошедшем; она думала, что все ждут Дамблдора, но когда остатки еды исчезли с тарелок, со своего места поднялась профессор МакГонаггал, и Лили поняла, что ошиблась. Разговоры в Большом Зале стихли. Несколько сотен глаз смотрели на МакГонаггал, застывшую, словно изваяние, с жадным ожиданием во взглядах. Лили отдала бы все на свете, чтобы сидеть так же, как другие, и смотреть на нее с любопытством, а не с тревогой и страхом.
- Старосты, сегодня после обеда я жду вас в Зале Заседаний. Вы будете освобождены от уроков в послеобеденное время. Мистер Поттер, мистер Петтигрю, мистер Шон, мисс Эванс, мисс Митч и мистер Маккензи, прошу подняться ко мне в кабинет. Все остальные могут идти на занятия.
Лили почувствовала, как сердце ухнуло куда-то вниз. Сара, Дэвид? Брайан?!

***

Кабинет профессора МакГонаггал был под стать своей хозяйке: выдержанный в строгом стиле, аккуратный, очень чистый. В нем не было ничего лишнего. По периметру стен высились книжные полки, около окна, занавешенного тяжелыми бархатными портьерами, стоял письменный стол. На полу – неброский ковер. Лили никогда не была здесь, но на то, чтобы привыкнуть к обстановке, у нее ушло пять минут – здесь даже не за что было зацепиться взглядом, как, например, в кабинете у директора. Сбоку от стола стояло несколько кресел, в которых сейчас сидели деканы факультетов, напряженно оглядывая собравшихся. Из-за спины профессора Слизнорта выглядывал Филч, жадно впиваясь в студентов взглядом маленьких прищуренных глаз.
Лили шагнула в кабинет последняя, пытаясь унять колотящееся в горле сердце и оглядываясь по сторонам. Питер Петтигрю нервно перетаптывался с ноги на ногу, его глаза бегали, выдавая его волнение с головой. Складывалось ощущение, что Питер не понимает, как он здесь оказался. Лили подумала, что наверняка теряешь всю свою уверенность, когда рядом нет сильных и умных друзей, на которых можно рассчитывать. Она отвернулась. В стороне от Петтигрю бледная, как смерть, молчаливая Сара Митч вцепилась в рукав Дэвида. Когда Лили входила в кабинет, Сара бросила на нее полный отчаяния взгляд, и Лили стало совсем не по себе. Было очевидно, что этим двоим тоже нечего сказать профессору МакГонаггал. Лили стала боком к ним, чтобы не видеть испуганных лиц, и попыталась не думать о том, что они с Джеймсом подставили всех, кто находился сейчас рядом с ними. Она скользнула взглядом по преподавателям. Профессор Слизнорт растерянно улыбнулся ей.
Наверное, если бы Алиса во время завтрака перечислила ей, кого не было ночью в гостиных, она бы не была так шокирована теперь. Лили чуть повернула голову и посмотрела на Брайана. Он поймал ее взгляд и тут же отвел глаза.
Джеймс ворвался в кабинет позже всех, когда МакГонаггал уже начала нетерпеливо постукивать пальцами по столу. Он извинился, быстрым взглядом внимательных глаз окинул присутствующих, ненадолго задержавшись на Саре и Дэвиде, а потом стал вместе со всеми так, чтобы видеть Лили. Они обменялись многозначительными взглядами. Было заметно, что Джеймс тоже немало удивлен собравшейся компанией.
- Все вы, несомненно, догадываетесь, зачем мы здесь собрались, - начала МакГонаггал. Ее взгляд, обводящий взволнованные лица одно за другим, не предвещал ничего хорошего. – Этой ночью кто-то проник в лабораторию профессора Слизнорта, вход в которую для студентов строго запрещен. И у нас есть все основания полагать, что нарушитель или нарушители находятся сейчас в этом кабинете.
Повисла неприятная тишина, во время которой МакГонаггал продолжала строго оглядывать собравшихся. Флитвик заерзал в своем кресле. Сара Митч всхлипнула, заставив всех вздрогнуть.
- Надеюсь, вы понимаете, насколько серьезно то, что произошло. Украдены несколько весьма опасных составляющих зелий, запрещенных к применению студентами. Не так ли, профессор Слизнорт?
- Именно так, Миневра, именно так, - закивал Гораций Слизнорт. Он выглядел раздосадованным и растерянным, каким Лили никогда не приходилось видеть его прежде. – Не понимаю, кому потребовалось…
Он продолжал что-то бормотать себе под нос, совершенно сбитый с толку.
- У вас есть шанс признаться сейчас, пока все не зашло слишком далеко, - сухо сказала МакГонаггал, поправляя очки.
Воцарилась тишина, прерываемая громким тиканьем настенных часов. Лили бросила осторожный взгляд на Джеймса. Он стоял, засунув руки в карманы, смотрел прямо перед собой и выглядел так, словно совершенно не имеет отношения к тому, что здесь происходит. Самой же Лили казалось, что она где-то не здесь, словно она видит себя и всех остальных со стороны. Страх пульсировал в груди третьим сердцем. Ей казалось, что при первом же взгляде на ее лицо профессор МакГонаггал сразу же обо всем догадается. Голос декана доносился как сквозь вату; а, может быть, просто было слишком душно?.. Она боялась, что из-за нарастающего гула в ушах скоро перестанет вообще что-либо слышать.
- Что ж, раз желающих нет, мы готовы выслушать каждого из вас, - произнесла МакГонаггал. Судя по всему, она с самого начала считала бессмысленной идею с добровольным признанием. – Надеюсь, у вас найдется приемлемое объяснение тому, почему вы не были этой ночью в своих гостиных. И, смею вас заверить, вам придется сильно постараться, чтобы убедить нас в этом. Мы не уйдем отсюда, пока не найдем виновного, сколько бы времени для этого не потребовалось.
Она отклонилась чуть назад, поджав тонкие губы и обводя взглядом застывших перед столом ребят. Словно хищная птица, выбирающая жертву.
- Прошу вас, мистер Шон.
Дэвид вздрогнул и, сглотнув, обвел взглядом ребят, словно ища поддержки.
Он молчал целую вечность. Раздражающе громко тикали настенные часы. Профессор МакГонаггал, не отводя глаз, смотрела на него. Профессор Флитвик, тихо причитая себе под нос, качал головой. Сара громко судорожно вздохнула. Джеймс провел ладонью по лицу.
- Мы с Сарой, - наконец сказал Шон охрипшим дрогнувшим голосом, - мы не были в гостиной, потому что… Потому… Потому что…
Лили заметила, как Филч с мерзкой улыбочкой наклонился ближе, жадно ловя каждое слово.
- Да, мистер Шон? – поторопила профессор МакГонаггал.
- Мы были… мы…
- Где вы были, Дэвид? – воскликнула профессор Стебль.
- У нас было свидание, ясно? – не выдержав, вмешалась Сара. По ее лицу было видно, что она вот-вот разрыдается. Дэвид торопливо закивал. – Мы были в пустом классе на седьмом этаже, в том, который как раз напротив картины с безумными танцующими троллями.
- Кто-нибудь может это подтвердить? – спросила МакГонагалл.
- Тролли? – саркастично выпалила Сара.
- Мисс Митч, я надеюсь, вы отдаете себе отчет в серьезности ситуации? Мы не ждем от вас веской причины находиться вне гостиной, потому что прекрасно понимаем, что никаких причин не было. Но если вам не удастся убедить нас в том, что вы были именно в том классе именно во время взлома лаборатории, всю вину повесят на вас. Вы понимаете, какое наказание вас ждет?
Лили вспомнила высказывание Инессы о неудачниках. Ей показалось, что МакГонаггал сейчас думает примерно о том же.
- Да, профессор, - сокрушенно выдохнула Сара.
- Никто не может подтвердить, профессор, - сказал Дэвид.
На какое-то время в кабинете повисла тишина.
Во время этой паузы Лили боролась сама с собой. Она прекрасно помнила коридор с картиной танцующих троллей. Она вдоволь насмотрелась на них во время своего прошлого дежурства. Тогда Сара и Дэвид уговорили ее пустить их в этот заброшенный класс – разумеется, она пошла им навстречу. Судя по всему, тоже самое произошло и этой ночью, потому что добраться до этого класса минуя пост старосты невозможно. А значит, был человек, который мог это подтвердить.
- Ремус Люпин может, - тихо сказал Джеймс. Все взгляды обратились на него, но он продолжал стоять как ни в чем не бывало, словно его просто позвали полюбоваться на казнь малолеток. Он смотрел прямо в глаза МакГонаггал и разговаривал только с ней.
- О чем вы, мистер Поттер?
- Пост Рема прямо в этом коридоре. Однажды эти двое уже попались, и в тот раз Люпин промолчал. Это место совсем недалеко от нашей гостиной, профессор, и это единственный пустой класс на всем седьмом этаже. Думаю, в следующий раз они снова выбрали его, и никак не могли пройти мимо Рема - он сможет подтвердить, что они были там во время нападения на лабораторию.
- Джеймс! – зашипела Сара, но он не отреагировал.
МакГонаггал с секунду не мигая смотрела ему в глаза.
- Мистер Поттер, вы осознаете, в какое положение только что поставили своего друга?
- Да, профессор.
Она тяжело вздохнула и устало потерла пальцами веки. Сейчас профессор МакГонаггал выглядела так, словно на ее плечах лежал тяжелый груз. Лили представляла, о чем она думала: в попытках спасти свою шкуру ее студенты готовы на что угодно, даже на предательство лучших друзей. Но это было не так, совершенно не так. Джеймс изо всех сил выгораживал пятикурсников. Лили подумала, что он тоже чувствует вину перед ними.
- Почему молодежь предпочитает устраивать свидания в таких странных местах? – пробормотала профессор Стебль себе под нос, но все ее прекрасно расслышали.
- Потому что Астрономическая башня снова залита дождем, Помона, - рассеянно отозвался Слизнорт.
- Мисс Эванс, вы, если не ошибаюсь, тоже дежурите в этом коридоре? – спросил Флитвик.
Лили вздрогнула от внезапности вопроса.
- Да, профессор, я дежурю там же, - голос прозвучал хрипло оттого, что она слишком долго молчала. Лили прокашлялась.
- Вы можете подтвердить, что мистер Шон и мисс Митч приходили в этот класс в ваше дежурство?
- В ее дежурство мы туда не ходили, - мигом выпалила Сара.
- Если вы Люпину не доверяете, тогда кому? – возмутился Джеймс.
- Мистер Поттер, держите себя в руках, - строго сказала МакГонаггал.
- Сириус и Питер тоже могут подтвердить: Рем говорил нам о том, как они попались в первый раз. Мы это обсуждали.
Лили бросила взгляд на Питера, но тот молчал, стоя в стороне.
- Вы и ваши друзья, мистер Поттер, не образец честности и правильности, - отчеканила МакГонаггал.
- А Эванс, значит, образец…
- Да, они были там во время моего дежурства, - громко сказала Лили, перекрывая поднявшийся шум. Все обернулись к ней. – Они там были, и я разрешила им пробыть в этом классе до утра.
Воцарилось молчание. Профессор Стебль и профессор Флитвик переглянулись. Слизнорт смотрел на нее со странным чувством в глазах, и Лили могла предположить, что это одобрение или еще что-то в этом роде. МакГонаггал молчала какое-то время, напряженно размышляя, а затем перевела взгляд на Сару и Дэвида.
- Что ж, хорошо, - она постучала пальцами по столу. – С этим разобрались. Вы двое можете идти. Наказание я назначу вам позже, после разговора с мистером Люпином. Свободны.
Они направились к двери. Сара, обернувшись напоследок, вяло улыбнулась Лили.
Несмотря на то, что положение дел было весьма плачевным, после ухода Шона и Митч Лили почувствовала колоссальное облегчение. Если бы они не смогли выкрутиться, совесть мучила бы ее до конца жизни. Их осталось четверо: Питер и Брайан, которые за все время не проронили ни единого слова, и они с Джеймсом. Лили судорожно вдохнула, гадая, кто будет следующим.
- Круг подозреваемых сужается, - сообщила МакГонаггал, озвучивая мысли Лили. – Мистер Петтигрю, ваша очередь. Расскажите нам, где вы были прошлой ночью.
Она посмотрела на него поверх своих очков, и Питер съежился под этим взглядом.
Лили подумала, что то, что Петтигрю тоже поймали, само по себе было довольно странным – именно то, что поймали его одного, без Сириуса и остальных. Ей с трудом верилось, что Питер мог совершить что-то в одиночку. С другой стороны, преподавателям не казалось это необычным: в комнате сейчас находился Джеймс Поттер, и ни у кого из них, наверное, не возникало сомнений, что эти двое, как всегда, заодно.
- Мы с Джеймсом были в потайном ходе на третьем этаже, - быстро сказал Питер, и Лили вздрогнула, с недоверием посмотрев на него. – Пытались выяснить, куда он ведет. Это заняло у нас всю ночь.
Все это немного напоминало отрепетированную заранее речь; впрочем, наверняка так оно и было. Джеймс обернулся так резко, что Питер отшатнулся от него. В глазах Поттера отразился такой шок, что у Лили не осталось сомнений: он не ожидал такого поворота, он не был к нему готов. Она занервничала. Что происходит?
- В каком еще потайном ходе, мальчишка? На третьем этаже нет никаких потайных ходов! – скрипучим голосом заявил Филч, слезящимися глазами впиваясь в Питера. – Отродясь не было!
- Есть один, о котором вы не знаете, - прямо сказал Питер, глядя на него. Лили видела, как он сжимает и разжимает кулаки.
- Этого не может быть, - отрезал Филч.
- Мистер Поттер, - профессор МакГонаггал выжидательно посмотрела на Джеймса.
Джеймс колебался. Он бросил быстрый взгляд на Лили.
- На третьем этаже есть потайной ход, - осторожно подтвердил он.
- Мы нашли его не так давно, - добавил Питер. – Случайно. Теперь хотели проверить, куда он ведет. Он слишком длинный, мы так и не дошли до конца.
- То есть вы утверждаете, что были там всю ночь? – уточнила МакГонаггал, игнорируя возмущенное шипение Филча.
- Да, профессор, - кивнул Питер.
- Вы сможете это доказать?
Повисло молчание. Лили смотрела на этих двоих и не могла поверить в происходящее. У нее просто в голове не укладывалось: Питер вытаскивал из дерьма своего друга, скармливая профессорам правдоподобную историю про потайной ход, о котором не знает Филч, а Джеймс стоял рядом и молчал. Казалось, у него в голове развернулось настоящее сражение. Он напряженно думал, и Лили догадывалась, о чем. Им поверят; в таком случае, она единственная из всех останется без алиби, а это чертовски, чертовски плохо.
Все стремительно выходило из-под контроля.
МакГонаггал выжидательно смотрела на парней.
- Нас никто не видел, профессор, - сокрушенно сказал Питер. Его голос дрогнул. – Мы не сможем доказать, что были там. Разве что свежие следы будут являться доказательством. Там толстый слой пылищи на полу.
- Мы можем показать этот потайной ход, - четко сказал Джеймс, - мистеру Филчу. Чтобы не было вопросов.
Издевательские интонации в его голосе заставили Филча покраснеть от злости. Лили, похолодев, смотрела на Джеймса и не верила своим ушам. У него есть какой-то план, или он спасает свою задницу?
Профессора переглянулись. Они все еще не были до конца убеждены, и свежие отпечатки обуви на полу не будут являться для МакГонаггал доказательством, все это прекрасно понимали. Все было слишком сложно для того, чтобы она отпустила их просто так. Тем более, из всех собравшихся подозрение больше всего падало на Поттера. МакГонаггал постучала пальцем по столу, явно сбитая с толку.
- Минерва, мы ведь хорошенько проверили вчера весь замок, - задумчиво сказал Флитвик, и МакГонаггал в надежде повернулась к нему. – Ни в одном классе, ни в одном известном нам потайном ходе не было обнаружено ни души, кроме разве что мистера Шона и мисс Митч, которых поймал мистер Филч. Как вы думаете, то, что мальчики находились в потайном ходе, не известном нам, не объясняет того, что мы их не нашли?
- У нас нет оснований полагать, что мы кого-то упустили, - примиряющее добавила профессор Стебль.
- Тем более попасть из лаборатории на третий этаж весьма проблематично, - сказал профессор Слизнорт. Лили посмотрела на него. Большую часть времени он молчал, переживая пропажу, а сейчас его глаза были полны святой уверенности. – Я прибыл на место довольно быстро, не прошло и десяти минут. Мы никак не могли бы разминуться со взломщиками, вчера мы обсуждали это с профессором Дамблдором. У них был единственный путь – в направлении холла, а оттуда, если не ошибаюсь, до третьего этажа не близко. Вы бы успели их задержать.
- Только если взломщикам не был известен еще какой-нибудь потайной ход, - проницательно заметила МакГонаггал.
У Лили что-то перевернулось внутри.
- Минерва, это уже паранойя! – воскликнул Флитвик, подпрыгнув в своем кресле.
- Вы слишком защищаете их, профессор Флитвик, - сообщила МакГонаггал, нахмурившись. Лили прекрасно понимала, что ей совсем не улыбалось сделать крайними собственных студентов, но слишком зыбким в ее глазах выглядело это оправдание с тем, что «мы же их не поймали». Тем более, если речь шла о Поттере, на выходки которого она достаточно насмотрелась за семь лет. – Как по-вашему, кто в таком случае взломал лабораторию? Мисс Эванс?
- Мы должны быть увлечены поимкой виновных, Миневра, а не тем, кого сделать виноватым, - покачал головой Флитвик.
- Мисс Эванс мы тоже не обнаружили в замке, не так ли? – вдруг сказала профессор Стебль.
Все замолчали.
Лили побледнела. Все взгляды обратились на нее.
- Как вы объясните это, если утверждаете, что мы никого не упустили при проверке замка? – обратилась МакГонаггал к деканам.
Они молчали. Лили поняла, что положение для Джеймса становится все хуже – сейчас единственной спасительной ниточкой для него было то, что сказал Флитвик. То, что их не поймали, служило подтверждением тому, что они были в этом тайном ходе на третьем этаже во время взлома лаборатории. Но если не поймали кого-то еще… Эта теория таяла на глазах.
- Это очень легко объяснить, - вдруг заявил Брайан.
Он молчал на протяжении всего разбирательства, и, кажется, преподаватели успели забыть о его присутствии. Профессор Слизнорт, который сидел ближе всех, непонимающе повернулся к нему. Брайан подошел и стал рядом с Лили, взяв ее за руку. Она вздрогнула, когда его холодные пальцы переплелись с ее, но даже не нашла в себе сил повернуть голову и посмотреть на него. Она совершенно перестала понимать, что происходит, и в какие игры играют стоящие перед столом парни. Джеймс смотрел на Брайана, опасно прищурившись, словно решая, убить ли его на месте или подождать немного.
- Вы не могли поймать Лили, потому что нас с ней вообще не было в замке этой ночью.
- Простите? – искренне изумилась МакГонаггал.
Под прицелом обращенных на него взглядов Брайан снял со спины рюкзак и, покопавшись, извлек из него пучок каких-то тусклых мокрых цветов. Они что-то смутно напоминали Лили, но сейчас она ни за что не смогла бы вспомнить, что это. Профессор Стебль охнула, с нежностью глядя на тонкие, почти прозрачные листья.
- Это Заунывники, - сказал Брайан, демонстрируя растения в руках. Лили вздрогнула, услышав название. – Их можно собрать только ночью в определенные дни лунного цикла, верно, профессор Стебль?
Та закивала, подтверждая его слова.
- Мы рассчитали, что они будут цвести сегодня, завтра и послезавтра. Это чистейшее совпадение, что мы решили отправиться за ними сегодня же – посмотрите, листья еще свежие, хотя уже через пару часов они завянут. Из них получается сильная Успокоительная настойка, а я случайно услышал, что у мадам Помфри закончились запасы. Она сетовала на то, что теперь их нигде не достать.
Несколько минут МакГонаггал молча обдумывала только что услышанное. Лили казалось, что она искала лазейку в слаженном рассказе Брайана.
- Но мы запираем входные двери на ночь, мистер Маккензи.
- Мы ушли слишком рано, - мгновенно отозвался Брайан. – До восьми часов. Двери еще были открыты.
Это было самое безупречное алиби из всех, которые сегодня услышала Лили. Она крепче сжала его руку, и Брайан незаметно ободряюще глянул на нее.
- Но мне казалось, вы бросили курсы колдомедицины, мисс Эванс? – вдруг вспомнила профессор Стебль, взволнованно глядя на Лили. – Поппи говорила мне о вас. Вы перестали там появляться, и она была очень расстроена.
- Вы бросили курсы? – удивленно воскликнула МакГонаггал. Слизнорт выпрямился в своем кресле, не сводя ошарашенных глаз с Лили, и ей захотелось провалиться сквозь землю. Почему тайное становится явным всегда в самый неподходящий момент? – Давно?
- Пару месяцев назад, - ответила Лили, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. Пока нет причин для паники, она никому ничего не должна. – Я действительно бросила курсы, но я не понимаю, какое отношение это имеет…
- С какой стати вам оказывать такую услугу мадам Помфри, если вы больше не ходите на курсы? Она говорила, что вы ее очень обидели своим пренебрежительным отношением, - заявила Стебль.
- Пренебрежительным отношением? – задохнулась Лили.
- Вы перестали здороваться и делали вид, что не замечаете ее. За все то время, что прошло, – два месяца, говорите? – вы ни разу не обратились к ней напрямую. Даже за зельем, которое обычно у нее берете. Если бы у меня были такие скверные отношения с одним из преподавателей, я ни за какие коврижки не отправилась бы ночью в дождь собирать травы для Успокоительной настойки, которая является проблемой исключительно мадам Помфри, - отчеканила профессор Стебль.
Лили показалось, что ее просто припечатали к стене этими аргументами. Все было притянуто за уши: она никому не грубила, и при встрече отворачивалась мадам Помфри, а не наоборот. Но она не могла отрицать очевидного. То, что за Антиаллергическим зельем она больше не обращалась, сможет подтвердить даже профессор Слизнорт – она ведь отпрашивалась тогда с его занятия. А если сюда позовут мадам Помфри, та уж постарается отыграться за свое оскорбленное самолюбие, можно не сомневаться. Чокнутые старухи! Лили не понимала, почему профессор Стебль так на нее набросилась. Наверное, Лили просто не учла того, что Стебль и Помфри настолько близкие подруги, что одна перенимает на себя обиды другой.
- Скажите, Лили, зачем вам понадобилось собирать эти цветы? Ради чего? Была какая-то причина?– мягко спросил профессор Флитвик, судя по всему, уверенный в том, что у нее есть ответ.
Но ответа не было. Лили могла сказать, что собиралась помириться с мадам Помфри, попросить прощения и все в таком духе, но с учетом того, что она никак не могла спрятать рвущееся наружу раздражение, эта версия никого бы не убедила. А больше ничего не приходило в голову. Большие часы на стене громко отсчитывали секунды, заглушая биение ее сердца.
Однажды можно решиться пойти на риск. Но сначала нужно осознать, что в случае провала можно лишиться всего. Сейчас, стоя в этом кабинете, Лили вдруг с приглушенным удивлением поняла, что на этот раз ей не выпутаться. Раньше она думала, что фраза «вся жизнь пронеслась перед глазами» - это художественный прием… Казалось, время замерло: все, кто находился в кабинете, смотрели на нее, дожидаясь ответа. Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем Брайан, по-прежнему крепко держащий ее за руку, спокойно сказал:
- Мы пошли вместе, потому что встречаемся. Это что, по-вашему, не веская причина?

Цель Воландеморта

Время остановилось. По крайней мере, так казалось застывшей Лили. Зашкаливающее сердце стучало в ушах настолько громко, что она не слышала больше ничего, кроме этого настойчивого панического грохота. Лили видела, как что-то переспросила МакГонагал: заметила только шевельнувшиеся губы, но не смогла разобрать ни слова. Все звуки слились в невнятный отдаленный гул, который то усиливался, то становился тише. Цветные точки заплясали перед глазами, и Лили крепко вцепилась в руку Брайана. Тот сжал ее ладонь в ответ. Мы встречаемся? Нет, нет, нет, это уже точно не по плану!
- Любовь заставляет людей нарушать все правила, - как сквозь слой ваты, услышала она слова профессора Слизнорта, который откинулся в своем кресле и теперь благодушно взирал на них с Брайаном.
Лили похолодела, и внезапно кто-то снова включил мир на полную громкость, обрушив на нее какофонию звуков: профессор Флитвик удовлетворенно хмыкнул, запричитала профессор Стебль, поправляя очки в роговой оправе и приподняв седые брови; в окна за спиной МакГонаггал с утроенной силой хлынул дождь. Тонкие пальцы декана мягко барабанили по глянцевой поверхности «Трансфигурации сегодня», а сама она оценивающе рассматривала стоящую перед ней пару: испуганную девушку и парня, на лице которого было написано только желание поскорее уйти отсюда, чтобы принять душ и переодеться. Лили стояла неподвижно, как кукла, которую заставляют участвовать в каком-то дурацком спектакле, и понимала, что ничего не может с этим поделать. Она смотрела на Джеймса, пытаясь встретиться с ним глазами, но тот не отрывал взгляда от Брайана.
Лили очень не понравился этот взгляд.

* * *

- Спасибо, что выгородил меня перед МакГонаггал, - сказала Лили получасом позже.
Они вдвоем с Брайаном медленно шли вдоль галереи огромных окон по коридору третьего этажа. Снаружи было мрачно, среди туч, которые плотным покрывалом заволокли небо над Хогвартсом, не было ни единого просвета; через толстые стекла на каменный пол лился трепетный сумрачный свет, причудливо переплетаясь с тенями от дождевых капель, чей настойчивый стук по карнизам и окнам наполнял коридоры замка, отдаваясь тихим эхом под потолком. В такую погоду в Хогвартсе всегда было как-то особенно уютно и спокойно, предчувствие жара каминов, мягкого кресла и горячего чая укутывало душу теплом. Но сейчас буря, разыгравшаяся снаружи, вселяла в Лили смутную тревогу. Было прохладно из-за разгулявшегося по этажам сквозняка, и Лили, которая была только в тонкой рубашке и брюках, зябко ежилась, обхватив себя руками.
Несколько минут назад они все вместе вышли из кабинета профессора МакГонаггал, оставив преподавателей в мрачном раздумье и замешательстве. Ребята выглядели подавленными, несмотря на то, что для всех все закончилось относительно хорошо. Джеймс вслед за Питером отправился показывать Филчу потайной ход, стараясь не обращать внимания на непрекращающееся ни на секунду бурчание старого завхоза, и не удостоив Лили и взглядом. Мысли об этом злили и пугали одновременно. Что ж, может быть, ему тоже нужно время, чтобы успокоиться и прийти в себя.
До обеда оставалось совсем немного времени, и уже не было смысла идти на занятия. Лили не совсем понимала, куда направляются они с Брайаном – они просто шли, судя по всему, в направлении знакомой развилки на четвертом этаже, где Лили обычно сворачивала на лестницу, ведущую в башню Гриффиндора. Она шла, погрузившись в свои мысли, смотря прямо перед собой, и все это казалось ей каким-то странным дежа вю, от которого хотелось немедленно избавиться. Жаль, она не могла просто сбежать. Все, что Лили оставалось сейчас – это попытки собраться с мыслями и решить, что теперь, черт возьми, делать. Все запуталось еще больше. Напряжение и пульсирующий ужас в груди с каждым шагом становились все слабее, но кроме громадного облегчения Лили чувствовала тревогу из-за Джеймса. И тревогу из-за Брайана.
- Не за что, - сказал он после довольно продолжительного молчания.
- Нет, есть за что, - отозвалась Лили. Слова давались ей с трудом. – Не знаю, что бы я делала без тебя: мне действительно нечего было сказать МакГонаггал. Так что, это было как раз вовремя – то, что ты сказал про цветы, и все остальное.
Брайан промолчал. Лили не знала, подбирает ли он слова, или же ему просто нечего сказать. В воздухе висела какая-то неуловимая, раздражающая неловкость. Лили почти физически ощущала каждую проходящую секунду наедине с Брайаном, и ей это не нравилось. Хотело поскорее уйти. Они свернули на узкую лестницу, ведущую на четвертый этаж, и Лили вдруг подумала, что неплохо было бы прояснить все сразу, чтобы между ними не осталось недомолвок. Эта мысль заставила ее заговорить, тщательно подбирая слова и словно слыша себя со стороны.
- Я, в самом деле, здорово перепугалась, - начала она, поднимаясь вверх по лестнице впереди Брайана. Это было очень удобно: ей не пришлось смотреть ему в глаза, а это несколько уменьшало ее душевные терзания. Лили сама не замечала, как начинает говорить все быстрее и быстрее, мысли толкались, опережая друг друга, и в целом речь получилась довольно сумбурной. – Это было самое страшное из того, что мне пришлось пережить за время учебы в Хогвартсе, клянусь. Ты же не думаешь, что это я была в лаборатории? Потому что это не так. Нет, это не я. Просто у меня нет алиби. Это всегда все портит, - сообщила она, отчаянно жестикулируя. – И я благодарна тебе, но, все же, я не думаю, что это была хорошая идея – ну, ты понимаешь, сказать им, что мы встречаемся. Это как войти в одну и ту же реку дважды. Или нет… В любом случае, я знаю, что все это не по-настоящему, но ты правда думаешь, что это имеет смысл? То есть, я имею в виду, можно было сказать, что мы друзья. Очень хорошие друзья, которые готовы пойти ночью в дождь непонятно зачем. Понимаешь? То есть, мы встречались, но теперь не встречаемся, ты помнишь об этом?
Лили обернулась на него, остановившись посреди лестницы, и сделала шаг к стене, чтобы дать Брайану пройти. Через залитые дождем стекла в окне напротив виднелось темное грозовое небо, одного взгляда на которое было достаточно, чтобы понять: дождь кончится не скоро.
- Прости. Я слишком быстро говорю, когда нервничаю. Просто не могу остановиться, - Лили глубоко вздохнула, пытаясь восстановить дыхание.
- Я знаю, - отозвался Брайан, поднимаясь на один уровень с ней и останавливаясь напротив, спиной к свету. – И я помню. Мы не встречаемся.
Лили показалось, что в последовавшей за этими словами тишине она смотрела на него целую вечность, внимательно и вдумчиво, пытаясь разгадать, чем сейчас заняты мысли Брайана и что творится у него в душе. Он выглядел как-то по-другому. Он был слишком… спокойным? Брайан прямо встречал ее взгляд, и это заставляло Лили нервничать, как раньше. Ей это не нравилось, нервничать перед ним совершенно не входило в ее планы. Она думала, что раз между ними все кончено, то больше не будет вот таких разговоров с глазу на глаз, и ей было немного стыдно от того, что она чувствует облегчение по этому поводу. Сейчас же они снова стояли друг напротив друга – Лили надеялась, что в последний раз. Темные лестницы и дюймы расстояния между двумя людьми обычно ни к чему хорошему не приводят.
Что делать? Еще раз сказать спасибо и уйти?
Лили чувствовала, что это самое правильно решение, но он смотрел на нее так по-особенному, что Лили словно онемела под его взглядом.
В любом случае, он помнит, что они не встречаются, подумала Лили. С Брайаном покончено.
- Хорошо, - сказала она, отводя взгляд.
Сказать спасибо и уйти.
- Ты… можешь спросить, где я была, - осторожно добавила Лили, не успев себя остановить. Что ж, он имеет право знать хотя бы часть правды. Ведь она не может вот так просто развернуться и уйти – Лили многим ему обязана, пожалуй, даже слишком многим. И еще она немного надеялась, что, услышав о ночной прогулке с Поттером, Брайан перестанет на нее так смотреть. – Если тебе интересно.
- А ты можешь спросить, почему я это сделал, - отозвался Брайан, делая шаг вперед. Лили едва поборола желание отпрянуть: лестница была слишком узкой для таких необдуманных шагов. Брайан сглотнул, а девушка замерла, как кролик перед удавом, борясь сама с собой: ей хотелось убежать почти так же сильно, как и остаться. Ей хотелось, чтобы он продолжал, хотя она примерно знала, что он может сказать.
- Я и так это знаю, незачем спрашивать. Мы встречались, наверное, поэтому, - ровным голосом ответила Лили, стараясь держать голову прямо и встречая его взгляд. – Но это было сто лет назад...
- Это было четыре дня назад, Лили, - голосом, полным горечи, перебил ее Брайан. Помолчав, он добавил. – Я делал то, что должен был. Я рад быть сейчас вместе с тобой. И – нет, я не хочу знать, где ты была этой ночью, у тебя ссадины на руках.
В глазах Лили вспыхнуло какое-то чувство, когда она сцепила пальцы за спиной. Возможно, Брайан понимал куда больше, чем ей хотелось бы, и он действительно обойдется без нелепых объяснений, но смутные подозрения не покидали ее, когда она смотрела на стоящего перед ней парня. После бессонной ночи было слишком тяжело думать, может быть, поэтому Лили никак не могла взять в толк, чего он от нее хочет теперь, чего он ждет.
Внезапно захотелось немедленно уйти, не дожидаясь ответов.
Может быть, он не верил, что все, что они чувствовали друг к другу раньше, можно стереть за четыре дня. Лили, впрочем, тоже не верила в это. Лежа в тот вечер на полу в зазеркалье, она не верила, что можно вот так все перечеркнуть одной-единственной фразой, даже если на самом деле их отношения начали ухудшаться гораздо раньше. Ведь у них столько всего было! Но сейчас, когда Лили стояла всего лишь в нескольких дюймах от него, ей уже казалось, что между ним пропасть, и она не понимала, куда выветриваются все эти чувства и эмоции, и может ли она теперь доверять сама себе: может ли она теперь доверять своим чувствам к другому человеку, или они выветрятся так же быстро, как эта любовь к Брайану? Она все еще могла до мельчайших деталей вспомнить все, что чувствовала, когда она клала голову ему на плечо и придвигалась ближе, но ничего больше не отзывалось внутри на эти мысли. Брайан всегда был очень добрым, внимательным, нежным, он, может быть, слишком любил ее, чтобы привязывать – в глубине души Лили прекрасно понимала все это, но, скорее всего, проблема была именно в том, что он ее не держал и не собирался бороться. В конце концов, Лили не знала даже, было ли это любовью. Ей было семнадцать, и она не могла с точностью сказать, что такое любовь, а об этом не писали в учебниках.
- Мне нужно как-то разобраться с этим, - тихо сказала Лили, уверенная в том, что Брайан прекрасно понял, о чем она говорит.
Но он вдруг подошел совсем близко, одной рукой упершись в стену справа от нее, и наклонился к самому ее лицу. Лили заставила себя не отводить взгляд, остро ощущая, как сердце бьется в горле, и кожа покрывается мурашками, как от холода. Все, что происходило, было неправильным, но, Мерлин, она не могла заставить себя прекратить это. В его жестах было столько привычной нежности, что Лили вздрогнула: знакомое тяжелое чувство где-то внутри. Недосказанность, что сейчас висела между ними, действовала ей на нервы. Казалось, Брайан борется сам с собой, Лили видела, что ему хочется поговорить начистоту, и молилась, чтобы он молчал. Чтобы он скорее отпустил ее, пока она не натворила глупостей. Его глаза были такими же серыми, как и небо за его спиной, но они не действовали на Лили и вполовину так, как действовали темные глаза Джеймса.
- Мы можем вместе разобраться с этим, - тихо сказал Брайан замершей перед ним девушке. – Я не знаю, что у тебя с Поттером. Я не знаю, насколько это серьезно. Но я могу простить тебя. Я прощаю тебя, прямо сейчас.
Лили задохнулась, не поверив своим ушам. Ветер швырял в тихонько дребезжащие под его порывами стекла пригоршни воды, и на лестнице царил полумрак, несмотря на то, что время уже приближалось к обеду. Брайан стоял против света, и она не могла полностью рассмотреть его лицо.
- Мне не нужно твое прощение, - ответила Лили, не осознавая, что ее голос прозвучал слишком резко в холодном безмолвии пустых коридоров. – Я ничего тебе не должна, мне не за что просить прощения. Я поблагодарила тебя, это все, что я могу для тебя сделать, Брайан.
Он прищурился – это все, что Лили успела увидеть, прежде чем он вдруг отступил от нее. Все еще слишком шокированная, чтобы связно мыслить, она смотрела на него, чувствуя, что готова сейчас чем-нибудь треснуть Брайана за его самоуверенность и за саму мысль о том, что он великодушно решил ее «простить». Она не знала, было ли виновато разочарование, или какое-то другое чувство, но голос парня звучал странно, когда он заговорил:
- Преподаватели так никого и не вычислили, - Брайан передернул плечами, видя, что Лили решительно не понимает, при чем здесь это. – Это означает, что ничего не закончилось, темная магия – это слишком серьезно, чтобы они бросили попытки найти виновного.
- Ничего не закончилось? – эхом отозвалась Лили.
- Они не успокоятся просто так и не оставят нас в покое, проверяя все, что мы им сказали. Будут наблюдать за нами, возможно.
- Я понимаю, к чему ты ведешь, - раздраженно сказала Лили.
- Они должны быть уверены, что мы встречаемся.
- Ты хочешь сказать, что с этого момента мы снова вместе? Отличный план, Брайан.
- Мой план? Ты сама подставила себя, а я всего лишь вытаскиваю тебя, если помнишь. Думаю, это не слишком высокая цена за спокойствие. Иначе, все твое алиби коту под хвост.
- Никогда не поверю, что МакГонаггал будет проверять, встречаемся мы или нет, - уперлась Лили.
- Нет, если мы сами не вынудим ее проверять это.
Звенящая тишина, которая последовала вслед за последними словами Брайана, казалось, никогда не закончится. Лили лихорадочно соображала. Что ж, он прав, к сожалению. Впрочем, Лили не собиралась ему об этом сообщать, отчаянно пытаясь найти хоть сколько-нибудь весомую причину сказать ему «нет», или увильнуть от ответа, хотя бы сейчас, чтобы была возможность подумать как следует. Это было совершенно невозможно – начать сейчас встречаться с Брайаном, пусть даже просто создавая видимость отношений. Но МакГонаггал и правда не могла бы не заметить то, что они сидят за завтраком спиной друг к другу и совсем не пересекаются в школе. По крайней мере, хогвартские кумушки вроде мадам Помфри и профессора Стебль непременно обратят на это ее внимание. Почему Лили не подумала об этом раньше?..
- И что все это означает? Мы будем ходить везде под ручку и целоваться в Большом Зале на виду у всех? – ехидно сказала Лили, пытаясь скрыть за непринужденностью тона внутреннее напряжение и охватившую ее панику.
- Не обязательно. Можно просто сказать всем, что мы идем вместе на выпускной бал.

* * *

Первое, на что упал ее взгляд, когда Лили, все еще растерянная и сбитая с толку всеми последними событиями, зашла в зазеркалье, был набитый склянками рюкзак Джеймса. Ее собственный валялся на полу тут же; из неплотно закрытого бокового кармана выглядывал сухой пучок аконита, источавший слабый терпкий аромат, наполнивший маленькую комнату. Трехногий столик был заставлен аккуратными рядами баночек, на стенках которых играли блики свечей, а на полу сиял начищенным боком пузатый котел: все было готово для варки зелья. Лили вздохнула, опустилась на ковер рядом с рюкзаками, аккуратно сложила на столик светло-синие цветы, которые уже почти завяли, сморщив нежные тонкие лепестки, а потом устало подперла голову рукой и невидящим взглядом уставилась куда-то в пространство.
Здесь едва был слышен шум бушевавшей снаружи грозы, и этот тихий отдаленный звук вместе с мягким потрескиванием свечей на стенах делал комнату еще уютнее. Подушки, как всегда, валялись в беспорядке, плед кучей лежал в углу продавленного дивана, но рабочее место, которое выделила себе Лили, отличалось педантичной аккуратностью – если бы не книга, лежащая на самом краю стола. Лили необдуманно вытянула руку и коснулась мягкой обложки. «Запрещенные заклинания» - очередной том из Запретной секции, который она начала читать недавно. Помешкав, Лили засунула книгу в сумку, убедившись, что теперь ничего не нарушает стройные ряды колб и склянок. Расставляя принесенные ингредиенты на оставшееся свободное место, Лили не заметила, как погрузилась в раздумья.
Странно, как все повернулось. Теперь ей придется пойти на выпускной был с Брайаном. Не то, чтобы ее очень уж волновал этот бал сам по себе, да и это действительно была отличная возможность для Лили окончательно снять с себя все подозрения: старосты всегда открывают выпускной танцем, а значит, будут репетиции, так что МакГонаггал быстро успокоится насчет их пары еще там. Но все внутри Лили протестовало против такого решения. Она попыталась прикинуть, что ждет ее, если она не согласится – такая цена за спокойствие, по ее мнению, была все-таки слишком высока. Она не могла представить, что скажет Джеймс, когда узнает – а он узнает, как всегда, еще раньше, чем она успеет сама все ему объяснить.
Лили отрешенно подумала о том, что предусмотрительный Джеймс успел сегодня утром во время завтрака отнести награбленное добро туда, где никто не сможет его найти – эй это даже в голову не пришло. О том, что можно было бы похвастаться теперь, как ловко ей самой удалось раздобыть последний недостающий ингредиент для Аконитового зелья – стоило всего лишь пожаловаться на то, что сегодня ей точно не удастся уснуть, и Брайан охотно вручил ей несколько цветков, которые каким-то чудом оказались у него. Он, конечно, даже не подумал, что они могут использоваться где-то еще, кроме Успокаивающей настойки. Хотя и она тоже не помешала бы, особенно Поттеру.
Закончив с банками и кинув рюкзаки в дальний угол комнаты, Лили устроилась поудобнее, давая возможность мыслям течь в свободном направлении. Она вяло подумала о том, что если сейчас не заставит себя встать, то так и уснет, облокотившись о стол и положив голову на скрещенные руки.

* * *

До ужина оставалось около получаса: Лили видела это, полулежа в продавленном гриффиндорском кресле. Ее взгляд то и дело останавливался на больших настенных часах, мудрено украшенных позолоченными завитушками, но, сколько бы она мысленно не подгоняла время, стрелки от этого не начинали идти быстрее.
За ее спиной, а точнее, за спинкой красного кресла, было шумно, и слышался громкий топот многочисленных ног по ковру, взрывы смеха, взволнованные обсуждения, вспышки безобидных заклятий, отблески которых – красные, фиолетовые, серебристые, - отражались в гладких боках кованных подсвечников и золотой лепнине каминов; то и дело хлопали двери, из спален спускались студенты, торопясь в Большой зал, и в гостиной с каждой минутой становилось все больше и больше людей. Единственное же, о чем мечтала сейчас Лили – оказаться в одиночестве, или хотя бы в тишине, и у нее уж точно не было сил спускаться на ужин, и только убедительная просьба МакГонаггал в строгом порядке явиться всем и возможность увидеть Джеймса мешали Лили немедленно подняться в пустую спальню.
Никто не трогал ее и не подходил с расспросами, хотя, возвращаясь сегодня после собрания, Лили ожидала самого худшего. Она подозревала, что эту тему сегодня обсудили уже не один раз, и, может быть, Алиса убедила однокурсников оставить Лили в покое. Может быть. Она не стала спрашивать. Все делали вид, что Лили вообще не имеет к произошедшему никакого отношения. Несколько раз она ловила на себе любопытные взгляды кого-то из младших, но не более. Лили никому здесь не была интересна хотя бы вполовину так, как Поттер, которого все ждали, но никто до сих пор не видел. Никто из ее сокурсников всерьез не верил, что она могла быть причастна к взлому лаборатории, а сама причина ее отсутствия мало кого интересовала настолько, чтобы обсуждать это до самого вечера. Возможно, все думали, что это было ее очередное ночное свидание, и, учитывая сложившуюся ситуацию, на осторожные подколы Лили могли лишь натянуто улыбаться – и молчать. Алиса разделила ее облегчение по поводу того, чем все обошлось: Лили рассказала ей какую-то часть из того, что происходило сегодня. О том, что они с Джеймсом так неудачно решили прогуляться именно в эту ночь, о том, как перед МакГонаггал Брайан буквально спас ее, и что после этого она согласилась – вынуждена была согласиться, - якобы снова начать с ним встречаться. Вот это уже Алисе не понравилось. Сидя сейчас напротив Лили, которая выглядела измотанной и отстраненной и рассеянно выдергивала нитки из потрепанной обшивки дивана, Алиса хмурилась, пытаясь все осознать.
Лили чувствовала, что Алиса не без подозрений поверила ее сказкам насчет прогулки с Поттером –ведь она знала и о карте, и о ночных вылазках, и, конечно, ей не хватало чего-то, чтобы воссоздать полную картину случившегося, но искорки сомнения сквозили в синих глазах, когда она слушала историю Лили. Как бы то ни было, Алиса промолчала об этом, заговорив сразу о том, что волновало ее в данный момент больше всего:
- После всего, что было с Джеймсом, нечестно так с ним поступать. Несправедливо, - она внимательно вглядывалась в лицо Лили, подперев щеку рукой. Та помрачнела еще больше. – Как он отреагировал?
- Не знаю, - коротко ответила Лили.
За ее спиной с громким треском взорвалась какая-то штуковина, испуская ядовито-зеленый, сильно пахнущий лимоном пар, и отчаянно шипя. Первокурсники со смехом вылетели вон из гостиной, пока староста не отругала их; Лили услышала, как потревоженная Полная Дама что-то возмущенно кричит им вслед.
- Но ты не можешь пойти на бал с Брайаном, - сказала Алиса.
Лили подняла голову; в глубине ее души затеплилась надежда, что на это и правда существует какая-то веская причина.
- Это же выпускной. Он бывает раз в жизни, - продолжала Алиса, и надежда в груди Лили лопнула, словно мыльный пузырь. – Ты не можешь пойти туда… с бывшим парнем. Никто так не делает!
- Алиса, - вздохнула Лили, вяло вытаскивая красную нитку и отточенными движениями наматывая ее на палец, - следуя твоей логике, я не могу пойти туда ни с кем. Слушай, это всего лишь вечеринка, от которой не зависят мои отношения с кем бы то ни было. Мне действительно все равно, с кем туда идти, это не глобальная катастрофа, если я пойду с Брайаном. Мы же не под венец идем, в конце концов.
- Ты не выглядишь так, как будто тебе все равно, - заметила проницательная Алиса. – По правде говоря, ты выглядишь скверно. Ты вообще спала?
- Целых четыре часа во вторник, - равнодушно отозвалась Лили.
- Только не говори мне, что преждевременные морщины тоже тебя не волнуют, - проворчала Алиса, заставив Лили ухмыльнуться впервые за вечер. – Скажи мне, это правда, что по официальной версии вы с Брайаном собирали какие-то чудодейственные цветы этой ночью?
Брови Лили поползли вверх.
- О, ты и об этом знаешь…
- Я знаю обо всем.
- А я, очевидно, не знаю ни о чем. При чем здесь цветы?
- При том, что за ними уже охотится пол Хогвартса, - и в ответ на полный недоумения взгляд Лили, она пояснила. – Сестра Джулии Уолиш работает в «Ведьмополитене» - помнишь, она ведет колонку о красоте? Когда-то она напечатала статью о Заунывниках, и, конечно, Джулия моментально вспомнила об этом, когда узнала, что цветы есть у Брайана. Она рассказала об этом Саре, а Сара рассказала мне. Девочки разговаривали с Брайаном после обеда, но, к несчастью, к этому времени он уже отнес все цветы мадам Помфри.
- Из них же варят Успокоительную настойку, или я ошибаюсь? – уточнила Лили, все еще не совсем понимая, из-за чего ревенкловские красавицы подняли такой переполох.
- Из них делают маски, которые очень хороши для кожи. Они просто волшебные! – со знанием дела сказала Алиса, придирчиво рассматривая себя в маленькое зеркальце, в котором была видна только часть ее лица.
Лили фыркнула. Она сильно сомневалась в том, что можно положиться на статью из «Ведьмополитена», даже если дело касалось масок для лица, равно как и в том, что Заунывники когда-либо использовались в косметологии. Впрочем, чем Мерлин не шутит.
- Я знаю, что ты скептически относишься ко всяким журналам для ведьм, - сказала Алиса, - но поверь, на этот раз все это правда. Я спрашивала у Джулии, она ведь увлекается всякими там секретами красоты, - хотя, говоря начистоту, ей уже вряд ли что-то поможет, - так вот, она говорит, что читала об этом в какой-то научной статье.
Лили скривилась
- Ты ужасная сплетница.
- Я прекрасная сплетница, - поправила Алиса, улыбаясь.
Лили прищурилась, улыбнувшись в ответ, подумав, что, правда, самые лучшие подруги иногда могут довести до белого каления, но без них жизнь была бы не так богата.
- Так что насчет собрания старост? – спросила Алиса, словно продолжая начатый ранее разговор. – Держу пари, она здорово промыла вам мозги?
Лили помедлила, а затем, приподнявшись, выглянула из-за спинки кресла лишь настолько, чтобы успеть окинуть быстрым взглядом гостиную. Она волновалась напрасно: до двух девушек у камина никому не было ровно никакого дела, и шум, как всегда перед ужином, стоял невообразимый – невозможно было бы разобрать что-то в чужом тихом разговоре. Кто-то открыл окно, и теперь ветер вперемешку с крупными холодными каплями врывался в разогретую жаром каминов гостиную. Грей Гарнер тщетно пытался захлопнуть покосившуюся раму, ругая второкурсников, которые толкались рядом. Снова повернувшись к Алисе, Лили чуть нахмурилась, прикидывая, с чего начать.

Она все-таки уснула в зазеркалье, пропустив обед, и еле заставила себя встать, понимая, что она в числе тех людей, которых на сегодняшнем собрании особенно ждут. Перемешанные мысли в голове уступили место блаженной пустоте, какой-то болезненной обреченности и смирению, и, положа руку на сердце, Лили уже было абсолютно все равно, что ей будут говорить и как накажут – лишь бы все это поскорее закончилось, и она смогла бы уйти в спальню и хорошенько выспаться. Пустота обволакивала, мысли ворочались с трудом, но слабая, неопределенная тревога, прочно поселившаяся где-то в глубине души не отпускала. Лили хотела знать одно: как все закончилось для Джеймса; причем узнать это хотела именно от него самого.
Пока старосты толпились перед закрытой дверью Зала Заседаний, ожидая МакГонаггал и Миранду, Лили успела перемолвиться парой слов с Люпином, которого она, едва тот показался в коридоре, схватила за рукав и оттащила в сторону, сообщив, что им нужно поговорить. Но, оказалось, у Ремуса тоже был к ней серьезный разговор.
- Черт, что вы устроили! - шепотом воскликнул он, не дав Лили и рта раскрыть. – Взломали закрытую лабораторию, это черт знает что!
Лили растерялась на мгновение, но быстро взяла себя в руки. Такой реакции можно было ожидать: Джеймс здорово подставил Люпина, и что-то подсказывало Лили, что это была не единственная причина для такого бешенства.
- Но ведь все обошлось… - начала было Лили.
- Только по счастливой случайности.
- Ты не понимаешь… Ты ведь ничего не знаешь, Ремус, нам позарез нужно было достать кое-что, - горячо прошептала Лили, уверенная, что зная все про эту вылазку, Люпин не стал бы так возмущаться.
- Я слышал про это, Джеймс пытался мне что-то объяснить сейчас… Возможно, это что-то настолько важное, но, Лили, не таким способом! Вы могли подставить кучу людей, у которых бы не нашлось отмазок, что тогда? Их исключили бы по вашей вине? Я поверить не могу, что я согласился покрывать вас, если бы я знал, что вы задумали, я бы вправил Джеймсу мозги. Не понимаю, Лили, как ты могла допустить такое?
Его укоризненный взгляд и серьезный тон произвели на Лили гораздо большее впечатление, чем все, что впоследствии говорила МакГонаггал. Нелегко было выдержать это разочарование кого-то в тебе, особенно зная, что этот кто-то, даже совершая всевозможные глупости вместе с Джеймсом, сам никогда бы не допустил того, чтобы из-за него наказали невинных людей. Возможно, она смогла бы как-то оправдаться, но вернувшаяся с ключом Миранда не оставила ей шанса: Люпин вошел в Зал первым, нарочно не глядя в сторону Лили, и на протяжении всего собрания вел себя холодно, как никогда раньше. По его поведению можно было с уверенностью сказать, что он совсем не в восторге от того, что совершили Лили и Джеймс, и, возможно, предпочел бы вовсе об этом не знать.
Лили напряженно размышляла об этом, бросая задумчивые взгляды на Люпина, пока в Зал входили старосты и занимали свои места. Ситуация выходила донельзя странная. Интересно, как он поведет себя, когда Джеймс расскажет ему всю историю целиком? Успокоится или же разозлится еще больше? Одно она знала точно: никто, кроме Люпина, не мог заставить ее почувствовать такой стыд, какой она чувствовала в те минуты.
Дождливая погода и рассеянный свет огромной люстры в Зале Заседаний заставляли Лили ежесекундно зевать – у нее никак не получалось это скрыть, да и не было особого желания. Хорошо, что здесь не было камина, иначе она бы точно начала клевать носом. Другие старосты, сидящие рядом и выглядящие непростительно бодро, ежились от холода. Лили знала из «Истории Хогвартса», что камин в Зале для старостатов не был предусмотрен специально, чтобы сохранить юные умы в трезвой холодности. Лили осторожно осмотрелась: все были в черных ученических мантиях, даже Брайан, который поменял свою испачканную землей робу на другую, с золотящимся значком старосты на груди. Лили, единственная среди всех, по-прежнему была в рубашке и брюках, но и это ее совсем не волновало. Вошедшая МакГонаггал, скользнув по ней взглядом, только поджала губы: ее голова тоже явно была занята совершенно другими вещами.
Профессор замерла перед притихшими старостами с таким лицом, словно небо рухнуло на землю; еще бы, самоуверенность учителей сыграла им не на руку, думала Лили, подперев щеку рукой, и, рассматривая декана, отвлеклась от мыслей о том, чтобы держать глаза открытыми. МакГонаггал переживала, это было заметно сразу. Лили подумала, что пока нет Дамблдора, вся ответственность за произошедшее ложится на плечи Миневры. Позже, уже в гостиной, она слышала фразы вроде: «Не успели МакГонаггал временно назначить ИО, как уже все пошло наперекосяк». Возможно, медленно оглядывая своих старост внимательным взглядом, профессор думала о том же самом. Лили чувствовала себя виноватой? Ничуть. Только сонной. Она уже устала нервничать, все, что происходило, было для нее огромным стрессом, так что, возможно, это была защитная реакция организма – то, что больше волноваться и переживать Лили просто не могла.
Как бы то ни было, внеочередное собрание старост, созванное по причине ночного происшествия, свелось к тому, что необходимо поменять расписание постов. Судя по тому, как легко грабители обошли патрули, преподаватели решили, что им было известно их местоположение, а это в свою очередь означало, что либо это был кто-то из старост, либо те, кому старосты доверили столь секретную информацию. В их случае, подумала Лили, верно было и то, и другое. МакГонаггал прочитала короткую, но впечатляющую лекцию о том, что за такое неподобающее поведение в былые времена старост, бывало, отчисляли из Хогвартса, особо не разбираясь. Может быть, это было сказано для красного словца, но особо впечатлительные девочки прикрыли ладошками рты в немом изумлении и благоговейном ужасе; Лили не знала, чего ей сейчас хотелось больше – встать и выйти, или рассмеяться прямо здесь. Раздражение потихоньку нарастало. Бесполезная болтовня, бесполезные предосторожности, ужасно неудобный пост чуть ли не в другом конце замка – все это действовало ей на нервы, как и присутствие в этом зале Брайана, который, как обычно сидел рядом, слишком близко, по мнению Лили. Она знала, что сама виновата в том, что это стало необходимостью, но приходилось прилагать усилия, чтобы быть или, хотя бы, казаться спокойной. В конце собрания Лили, Люпин и Брайан получили личные выговоры за нарушение правил Школы, предупреждение, испытательный срок и всеобщее неодобрение – к счастью, МакГонаггал решила, что такая система подготовки к выпускным экзаменам, как сейчас, не дает ей возможности назначить им отработки, но дала понять, что очень бы этого хотела. И в завершение всего, в Зал ворвался Филч, потрясая зажатым в кулаке огрызком пергамента и вопя, что про самое главное вещественное доказательство они забыли.
Лили смогла сделать так, что на ее лице не дрогнул ни один мускул, когда спустя секунду она узнала оборванные края карты мародеров. Люпин, сидящий напротив, застыл, как изваяние.
- Кто-нибудь из вас узнает этот предмет? – сухо спросила МакГонаггал, неохотно принимая пергамент из грязных пальцев завхоза. Прищурившись, Лили рассмотрела, что на нем нет линий и точек – это был абсолютно чистый лист пергамента, и никто из старост, обменивающихся недоуменными взглядами, явно не понимал, чего от них хотят. МакГонаггал выдержала положенную паузу и вернула карту сморщившемуся Филчу, в досаде жующему беззубым ртом.
- Спасибо, мистер Филч.
- Но Миневра…
- Аргус, мы не обнаружили на нем признаков темной магии. Это всего лишь безделушка из волшебного магазинчика, и вряд ли вы сможете найти того, кому она принадлежала. Возможно, кто-то просто обронил ее днем, - вполголоса произнесла декан Гриффиндора, явно повторяя эти слова не в первый раз.
- Но… найдена под дверью запретной лаборатории… безобразие… - прошамкал Филч, но МакГонаггал уже не слушала его.

Этот последний момент, заставивший Лили порядком поволноваться, она благоразумно опустила в своем разговоре с подругой. Пришлось бы постараться, чтобы объяснить, как карта попала под дверь закрытой лаборатории в глубине слизеринского подземелья, и это бы только подкрепило сомнения Алисы. Сейчас же ее глаза горели живым интересом, она жадно ловила каждое слово Лили, и по окончании рассказа спросила только:
- Кто, по-твоему, это мог быть?
Лили пожала плечами, не глядя подруге в глаза. Девушки, сидящие напротив камина, застыли в молчании, думая каждая о своем. Гостиная потихоньку пустела, но до того как они решили отправиться на ужин вместе со всеми, Лили подняла голову и тихо сказала:
- Мне нужно, чтобы твоя мама купила для меня кое-что в Косом переулке, - и, прежде чем сморщившаяся Алиса успела возразить, Лили добавила. – А я за это раздобуду тебе пару стеблей Заунывников.
На лице подруги показалась широкая улыбка человека, который не в силах поверить в свою удачу, и она решительно закивала головой.

* * *

Лили спускалась на ужин, переполненная чувством тревожного ожидания до краев, доведенная до ручки собственными же мыслями и предчувствиями, от которых в какие-то моменты получалось отвлечься, но потом они накатывали снова. Она нервничала и молчала почти всю дорогу, благо Алиса была занята разговором с парнями, и Лили могла побыть эти несколько минут, предоставленная сама себе.
На протяжении всего дня, чем бы она не занималась и с кем бы не разговаривала, Лили ни на секунду не переставала думать о Джеймсе. Она боялась признаться себе в том, что, когда она полу спала в зазеркалье, ее не покидала смутная надежда, что, может быть, он зайдет случайно. После собрания она надеялась застать его в гостиной, чтобы хотя бы взглянуть в его лицо. Во время разговора с Алисой Лили незаметно вздрагивала и оборачивалась всякий раз, когда скрипел, приоткрываясь, портрет. Но Джеймс все не появлялся, и надежда увидеть его до ужина таяла с каждой проходящей секундой. Лили бы и не была уверена, что он придет на ужин, если бы МакГонаггал не объявила, что собирает всю Школу. Лили надеялась, что разозленный Люпин сможет заставить его прийти. То, что никто не видел его в течении дня, было странным и отчасти подтверждало ее опасения. Ее пугала даже не реакция Джеймса на ситуацию с Брайаном, а то, что эту самую реакцию невозможно предугадать; если он вдруг решит что-то для себя, разубедить его будет почти невозможно. Своим отсутствием он заставлял Лили чувствовать себя виноватой, но она почему-то была уверена, что он поймет – должен был понять. Это не зависит от нее, и бал – не такая уж катастрофа, и Джеймс для нее больше, чем просто напарник. Оставалось объяснить это ему, но это-то как раз и было проблематично.
В большой зал стекались студенты, наполняя переходы Хогвартса веселой болтовней и возбужденными голосами. Их несерьезность и молодость являли собой яркий контраст с величественным молчанием вековых камней, и Лили казалось, что даже портреты сегодня притихли и тревожно провожали глазами сбегающих по ступеням детей. Мысленно приказывая себе не придумывать на пустом месте, Лили шла чуть впереди отставших Алисы, Хейли и Фрэнка, слыша за спиной их голоса. Поздоровался кто-то из обогнавших ревенкловских семикурсниц, вечных болтушек – Лили кивнула в ответ, и, уже сворачивая на главную лестницу, ведущую в холл, вдруг поравнялась с Брайаном, неспеша спускающимся вниз.
Он увидел ее раньше, чем Лили успела придумать, что делать.
Слегка улыбнулся, как ни в чем не бывало, но глаза оставались серьезными и, казалось, изучали ее.
- Как ты? – спросил он учтиво.
Лили не сразу поняла, что вопрос связан, очевидно, с ее выговором на собрании – с чем же еще?
- Все в порядке, - она слегка улыбнулась и заправила за ухо прядь рыжих волос, надеясь, что улыбка выглядит как улыбка – по правде говоря, у нее не было сил на то, чтобы улыбаться и на то, чтобы вести светские беседы.
Поэтому она не задала ему встречный вопрос. Только вежливость и колющее чувство в груди при мысли о том, что они должны делать вид, будто встречаются, заставили ее не уйти вперед безо всяких объяснений. Брайан слишком хорошо ее знал, чтобы оставаться при нем спокойной и вести себя, словно с ней ничего не происходит. Масла в огонь подливало то, как теперь он вел себя с ней – спокойно и уверенно, словно чувствуя, что имеет право сейчас находиться рядом с ней, и он был прав. Но Лили все равно до конца не понимала, откуда взялось это его спокойствие и эти прямые взгляды, которые хоть и не действовали как раньше, все равно перемешивали все мысли в голове.
Лили думала обо всем этом, пока они бок о бок спускались по лестнице. Она отчаянно искала причину не входить в Большой Зал вместе. В молчании они пересекли холл, и Лили уже было собиралась сказать, что подождет Алису и остальных здесь, но перед самыми дверьми Большого Зала, где, как всегда, возникла небольшая пробка из толкающихся третьекурсников, Брайан вдруг крепко взял ее за руку.
Не успев опомниться, Лили уже переступала порог Зала вместе с МакКензи.

Это было неправильно, это вызывало протест в каждой клеточке ее тела: войти под руку с Брайаном в Большой Зал, который сейчас, за минуту до начала ужина, был полон людей, когда за преподавательским столом уже не осталось свободных мест, когда позади них в распахнутые дубовые двери входили ее друзья – Лили хотелось провалиться сквозь землю. Она ненавидела такие игры. Впрочем, Брайан хорошо держался; что касается ее самой, Лили казалось, что на ее лице крупным шрифтом написано все, о чем она думает сейчас, но, к счастью, никто, похоже, особо не удивился появлению пары: по ним скользили равнодушными взглядами, и только. По большому счету, кроме мародеров и Алисы никто не знал об истинном положении дел, но именно перед этими людьми Лили было стыдно больше всего. Она спешно и неуклюже попрощалась с Брайаном, слишком торопливо выдернула свои пальцы из его теплой ладони, повернулась и сквозь вереницу снующих туда-сюда студентов направилась к своему столу, чувствуя, как пылают щеки.
Первое, что она увидела, подойдя к своему месту и решившись, наконец, поднять взгляд, была взъерошенная макушка Джеймса Поттера, сидящего в противоположном конце стола.
Сердце Лили пропустило пару ударов: парадокс, но первой отчетливой мыслью было то, что она ужасно соскучилась; усаживаясь, Лили невзначай глянула на него, выхватив какие-то разрозненные мелочи из его облика: погасшие глаза, сжатые губы, линию плеч. Она не знала, как много он успел увидеть, надеялась только, что не их сцепленные руки – это было бы уже слишком, но снова подняв взгляд она заметила, как Джеймс провожает глазами Брайана. В его взгляде не было ненависти, не было ярости, не было справедливого негодования – в нем не было ничего, просто ничего. Лили отвернулась, уткнувшись взглядом в пустую тарелку. Что-то было не так.
Да что там – все было не так.
Джеймс был уставшим и напряженным, слишком серьезным. Он сидел молча, замерев и окидывая Большой Зал ничего не выражающим взглядом. Это пугало больше всего остального. Лили было бы легче, если бы он дал понять, что чувствует, если бы он откровенно злился – что угодно, только чтобы не осталось сомнений. Сириус, Питер и Люпин сидели по обе стороны от него в таком же похоронном молчании, что было не похоже на них и настораживало еще больше – кроме того, что они теперь сидят в самом дальнем углу.
Но Лили не успела об этом задуматься: вокруг, не прерывая начатую по дороге беседу, уселись Алиса, Хейли и Фрэнк, и спустя секунду, словно только их и ждали, тарелки наполнились едой, а к потолку Большого Зала вознеслись ароматы запеченной курицы и яблочной шарлотки.
- Тебе налить тыквенного сока, Лили? – заботливо осведомилась Алиса.
Под мерную дробь дождя по стеклам огромных окон, стук приборов, негромкий гул разговоров и тревожный звук биения собственной сердца Лили с неохотой поглощала ужин и вяло думала о том, что она не успокоится, пока не поговорит с ним, чего бы ей это не стоило. Она молчала на протяжении всего ужина, лишь изредка коротко отвечая на вопросы Алисы. Не поворачиваясь, она краем глаза наблюдала за Поттером, не замечая, что и как ест. Он же вел себя так, словно ее нет за столом: тихо переговаривался о чем-то с парнями, кивал на их вопросы, что-то жевал, и, в общем, в поведении мародеров на первый взгляд не было ничего необычного, но Лили замечала, что они непривычно серьезны, непривычно тихи – это не было похоже просто на очередное тихое обсуждение задуманной проделки. Окончательно запутавшись в собственных предположениях, Лили молча решила, что на сегодня хватит: она чувствовала, что еще немного, и уснет, сидя за столом и подперев голову рукой. Ужин, мерный стук по оконным стеклам и теплый рассеянный свет тысячи парящих в воздухе свечей весьма этому способствовали. К счастью, едва было покончено с яблочным пирогом, еда исчезла с тарелок, и МакГонаггал, тяжело поднявшись со своего места, заговорила.
Лили, в общем-то, слышала все это сегодня на собрании: речь шла о нарушении правил, о безопасности и безответственности, о том, что с сегодняшнего дня утверждены новые правила для школьного патруля, о том, что старостам предписывается докладывать обо всех, даже незначительных происшествиях немедленно и, наконец, о том, что каждый, кто будет пойман после отбоя в школьных коридорах, будет немедленно исключен.
В Зале повисла звенящая тишина; сотни пар глаз были обращены на профессора, застывшую перед детьми со сцепленными перед собой руками. Лили посмотрела на сидящих перед ней: Сара опустила глаза, ковыряя пальцем выбоину на столе, Дэвид не сводил угрюмого взгляда с декана.
- А смысл? – раздался громкий голос с дальнего конца стола, и все вздрогнули, обернувшись к поднявшемуся со своего места Поттеру.
Он стоял и прямо смотрел на профессора МакГонаггал, и на его лице было написано такое же безразличное выражение, как сегодня утром в кабинете: словно он не имеет к происходящему никакого отношения, словно речь не о чем, словно он не учится здесь. Люпин нахмурился и обреченно уставился в стол, Питер и Сириус напряглись, но не пошевелились. Весь зал смотрел на Джеймса, но ему не было до них никакого дела: он продолжал упрямо сверлить взглядом профессора, ожидая ответа на свой вопрос.
Та, кажется, немного растерялась от внезапности вопроса, но быстро взяла себя в руки и ровным голосом произнесла, глядя Джеймсу в глаза:
- Мистер Поттер, как вы знаете, это уже второе по счету проникновение в запретную лабораторию – по всей видимости, некоторые студенты возомнили, что для них не существует никаких запретов. Единственный выход из данной ситуации – ужесточить правила и усилить меры безопасности, что мы и делаем.
Теперь все смотрели на декана Гриффиндора; Лили, которая отвернулась от Джеймса чуть позже, чем остальные, успела заметить мелькнувшее на его лице выражение: под маской ледяного равнодушия таилась тщательно скрываемая… ярость? Лили похолодела, стиснув пальцами подол мантии.
- Утром вы заявили, что не могли пропустить никого из студентов, если бы те взломали лабораторию. Как вы это объясняете?
- Мистер Поттер, к чему вы задаете такие вопросы? – закипая, грозно спросила МакГонаггал. Профессор Биллинтон, преподаватель по Защите от Темных Искусств, сквозь прищуренные веки внимательно наблюдал за Джеймсом, легко барабаня пальцами по столу, и этот тихий звук был отчетливо слышен в замершем Зале.
- Быть может, вы что-то не договариваете, профессор? – спокойно и невинно спросил Джеймс, но взгляд его оставался твердым и в нем таился опасный огонь.
МакГонаггал молчала. Студенты озадаченно переводили взгляд со стоящего мальчишки на декана Гриффиндора, недоуменно переглядывались и шептались; за столом Слизерина царила неподвижность – слизеринцы ловили каждое слово Поттера.
- Что вы имеете в виду? – после долгого молчания осведомилась МакГонаггал.
- Быть может, вы думаете, что это дело рук вовсе не студентов? Скажите, вы допускаете такой вариант, профессор? И если да, тогда, наверное, все эти усиленные меры безопасности только для того, чтобы спасти жизнь какому-нибудь неудачнику, которому приспичит пройтись ночью по темным коридорам?
Он произнес все эти слова спокойно, но на этот раз никто не обманулся видимым спокойствием Поттера: в его словах скользило отчетливое напряжение. Сириус вскинулся и бросил на друга быстрый взгляд; он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, но Лили подумала, что вряд ли кто-то обратил на это внимание. Она пыталась поймать взгляд Джеймса, но тот смотрел только на декана.
Тревожный шепот накрыл Большой Зал, но взмахом руки профессор МакГонаггал заставила всех замолчать. Она была растеряна и рассержена, и, поправляя очки на носу, сказала:
- Мистер Поттер, что вы себе позволяете? Сядьте немедленно!
- Я позволяю себе вопросы, профессор, раз никто больше не позволяет, - яростно сказал Джеймс. – Я думаю, каждый из здесь присутствующих имеет право знать, что происходит. Как мы сможем бороться, если не знаем, против чего мы боремся?
- Ваша главная цель сейчас – учиться, мистер Поттер, а не бороться против чего бы то ни было, - сухо ответила МакГонаггал. Профессора в тревоге переглядывались, явно чего-то опасаясь.
Эти слова могли бы заставить Поттера сорваться, если бы он не держался так мастерски. Было заметно, что ему стоит большого труда держать себя в руках, и ему почти удавалось говорить без явной злости, но взгляд сквозь прищуренные веки не предвещал ничего хорошего.
- Профессор Дамблдор тоже так считает? – как бы невзначай спросил Джеймс у застывшей МакГонаггал, и по ее лицу стало заметно, что на этот раз он тоже попал в яблочко. – Где он, кстати?
Лили показалось, что Джеймс Поттер знает о ситуации куда больше, чем все остальные студенты в этом зале.
- Это вас не касается, мистер Поттер, - резко ответила МакГонаггал, выпрямляясь и не сводя взгляда с почерневших глаз Джеймса. – Единственное, что должно вас сейчас волновать, это защита…
- От чего?! От чего мы защищаемся? – перебил Джеймс, упрямо не обращая внимания на закашлявшегося Сириуса. – Почему, черт возьми, нас отсылают домой на каникулы? Почему нас выпроваживают из школы на две недели раньше срока? Чего вы все боитесь? Или Хогвартс – это и есть цель Воландеморта?
Тишина разрезала Большой Зал после громких слов Джеймса, она заполнила все уголки, просочилась во все щели холодных каменных стен и замерла; не было слышно даже потрескивания тысячи свечей в воздухе над головами ошеломленных учеников. МакГонаггал, от которой все ждали опровержения и гнева, молчала; уголки ее рта опустились, а взгляд был по-прежнему устремлен на часто дышащего парня, единственного, кто кроме нее стоял.
- Я прав, так? – упавшим голосом спросил Джеймс.


Никакой Астрономии

Май ворвался в Хогвартс теплым свежим ветром, напоенным сочным запахом леса, сырой земли и нежных, едва распустившихся цветов на клумбах во внутреннем дворике замка. Порывы ветра врывались в распахнутые окна, увлекая за собой занавески, и сдували стопки исписанных пергаментов с последними контрольными работами с учительского стола. Солнце слепило глаза, заставляло щуриться и прикрываться руками, а к середине дня воздух прогревался настолько, что становилось душно. По утрам первые лучи прокрадывались за невесомые шторы спальни номер восемь раньше, чем кто-то из девочек успевал открыть глаза, поэтому они просыпались в радостно залитой оранжевым утренним солнцем комнате под звонкий птичий щебет, доносящийся сюда через оставленную открытой на ночь форточку. Алиса нервничала и закрывала лицо и уши подушкой.
Бодрые шумные завтраки в Большом Зале сменялись занятиями, которые с переменой погоды к лучшему стали даваться легче, а ожидание теплых вечеров и особенно нежных предзакатных часов делали написание курсовых и бесконечные тесты не такими утомительными. Лили не помнила, когда последний раз столько бывала на свежем воздухе, как в начале этого мая. Иногда ей казалось, что нет ничего лучше и больше этого: когда ты лежишь, раскинув руки, на собственной мантии, постеленной прямо на траву, а над тобой – опрокинутая чаша бесконечного неба, такого настоящего, сумасшедше-синего, какое бывает только весной, и все остальное в жизни отодвигается на второй план.
Все выходные Лили, Фрэнк, Алиса, Хейли и Дженни провели снаружи. Алиса называла это кислородотерапией, а Лили думала, что это терапия в принципе: их общение спасало буквально от всего. Ей мало удавалось побыть в кругу друзей в последнее время, теперь же Лили ловила и впитывала все эти моменты с особой жадностью, как пьет воду человек, долго бродивший по пустыне. Она незаметно наблюдала за своими друзьями, и ей становилось радостно от того, что она видела.
- А ты не думаешь, что она свихнется от изучения слишком многого слишком быстро? – спросил Фрэнк у Алисы в субботу утром, глядя, как Лили прочитывает страницу за страницей с феноменальной скоростью. Сегодня они решили готовиться к теории по Защите; Алиса лежала на спине, устроив голову на коленях у парня, и делала вид, что читает, прикрываясь от солнца раскрытой где-то на середине книгой. Лили показалось, что Фрэнк добавит сейчас «Делаем ставки», но Алиса, неохотно скосив глаза на подругу, заметила:
- Не думаю. Я знаю одну страшную тайну про нее и этот учебник, так что, на самом деле, я думаю, что она и так уже выучила его наизусть.
Лицо Алисы осветила хитрая улыбка, но она была послана мимо цели: Лили даже не подняла голову, усмехнувшись себе под нос и переворачивая сразу несколько страниц. Волосы, развеваемые ветром, ужасно мешали сосредоточиться: к сожалению, они уже успели отрасти настолько, что Лили позволяла себе не убирать их в хвост.
- Кстати о страшных тайнах, - как бы между прочим сказал Хейли, - Лили, тут ходят упорные слухи о том, что ты не носишь белья…
Алиса прыснула.
- Что? И эту тайну ты тоже знаешь, Алиса? – улыбнулась Лили, подняв голову от книги. Подруга ответила выразительным взглядом.
- Теперь знаю.
- Это все очень интересно, но может вернемся к Защите? Кто нашел эту классификацию по Броуди? – спросила Дженни. Она сидела, согнувшись над толстым потрепанным учебником, по-турецки скрестив ноги, и ее светлые волосы волнами падали на лицо. Хейли вздохнул.
- Пятьсот вторая страница, - отозвалась Лили. – Моя гениальность уже начинает меня утомлять. Может, пойдем перекусим?
Признаться честно, это был единственный учебный момент за весь уикенд. Все остальное время утомленные своей гениальностью друзья провели в счастливом безделье, то лежа на сырой от росы траве и болтая о глупых и смешных вещах или обсуждая планы на будущее, большей частью нереальные, то катаясь на разноцветных маленьких лодочках, потрепанные бока которых были украшены вырезанным гербом Хогвартса. С приходом теплой погоды Хагрид разрешал брать их из лодочного сарая – это были те самые лодки, на которых одиннадцатилетних малышей когда-то привезли в Школу.
- Извините, у меня сентиментальность застряла в горле, - сказал Хейли в ответ на смешки остальных, поглаживая рукой теплый от солнца шершавый бок.
На озере выстроилась целая флотилия: кто-то устраивал шуточные сражения, кто-то – романтичные свидания по вечерам. Лили казалось, что внезапно закончился какой-то один длинный-длинный день, похожий на плохой сон, и мир вокруг снова обрел краски. Она чувствовала и воспринимала все в тысячу раз острее и ощутимее, чем раньше; возможно, причиной этому была всего лишь весна, но сидя в окружении друзей на берегу озера, положив голову на плечо хохочущей над чем-то Алисы, глядя, как теплые волны мелко набегают на мшистый берег и чувствуя, как ветер с запахом свежей травы развевает ее волосы, Лили смеялась вместе со всеми и ощущала себя живой и по-настоящему счастливой впервые за долгое время, наполненной тревогами, сомнениями и страхами.
Последняя для выпускников затянувшаяся хогвартская зима была позади. Теперь каждую перемену младшекурсники снова устраивали во дворе догонялки и сражения не на жизнь, а на смерть, и их визги и веселые восклики тяжелым эхом отдавались между нагретых солнцем колонн и каменных стен; парадную дверь больше не закрывали, чтобы впустить хоть немного воздуха в коридоры замка. И только ночами Хогвартс становился пустым и безжизненным, и в каменных переходах не было слышно ни единого шороха, ни единого звука – иногда, сидя на корточках возле стены в коридоре, который ей поручено было патрулировать, Лили слышала только собственное дыхание: оно казалось слишком громким в мертвой тишине. Тем страшнее было возвращаться после таких дежурств в гостиную, держа наготове палочку и в любую секунду готовясь защититься непонятно от чего.
Скандал, вызванный выступлением Джеймса Поттера на прошлой неделе, до сих пор гремел в хогвартских стенах. Но, несмотря на это, и на то, что по официальной версии Хогвартс находится на чрезвычайном положении, тревога несколько поутихла, стерлась, отодвинулась на задний план повседневными заботами и уроками: Лили подозревала, что так и будет. Поволновавшись и обсудив все, что им теперь грозит, школьники постепенно вернулись к своим обычным занятиям, разве что газеты стали разворачивать с большим напряжением, чем раньше. Сейчас, когда Хогвартс щедро заливало весеннее солнце, и по утрам вместе с волнующей свежестью в окна врывался звонкий птичий щебет, было действительно очень сложно поверить в то, что за воротами Школы совершенно другой мир, взрослый и опасный. Может быть, кроме выпускников об этом на самом деле мало кто думал. Тем более, что на следующий день после памятного ужина в Хогвартс вернулся профессор Дамблдор, спокойный, как и всегда, одним своим видом внушающий уверенность в том, что все находятся в безопасности. Были разговоры о письмах, которые якобы получал Дамблдор от родителей, и что некоторые из них хотели забрать своих детей из Хогвартса, но Лили казалось, что вопреки угрозам никто не сделает этого: слишком трудно было разрушить укрепленную веками слепую веру в то, что Хогвартс – самое безопасное место в Англии. Но, тем не менее, отсутствие Джеймса на некоторых занятиях натолкнуло Лили на мысль, что ему пришлось отвечать за свои слова, и ей казалось, что он влип в серьезные неприятности из-за той паники, что охватила студентов после его слов за ужином. Ходили слухи, что Дамблдор собирался отстранить Джеймса от квиддичных тренировок – это была единственная возможная сейчас мера наказания, - но МакГонаггал не позволила. Она заявила, что ее факультет и так достаточно пострадал из-за происшествия с лабораторией, так что она не может позволить своей команде еще и проиграть Кубок из-за какого-то самоуверенного наглеца.
Никогда еще за всю учебу в Хогвартсе Лили не хотелось поговорить с ним сильнее, чем сейчас. Но как-то так выходило все время, что они практически не виделись вне занятий. Ту малую часть уроков, на которые он ходил, Джеймс просиживал молча, уткнувшись в свои конспекты и не разговаривая ни с кем вокруг, кроме своих друзей; остальную часть дня он пропадал непонятно где, сбегая из класса первым, едва услышав звонок. Лили считала, что он ведет себя по-детски, по крайней мере, по отношению к ней, но пока предпочла молча наблюдать, надеясь, что рано или поздно ему надоест эта игра в прятки. Она могла бы невзначай расспросить Люпина обо всем, что происходит, но тот продолжал свою холодную войну, из чего Лили сделала еще один простой и неутешительный вывод: Джеймс ничего не рассказал ему о зелье. Почему – оставалось только гадать.
Что касается Брайана, то в этом случае Лили сама предпочла бы прятаться, но у нее не было выбора: хотела она того или нет, ей приходилось проводить с ним какую-то часть своего времени, обычно, когда они находились на людях. Они всегда спускались на завтрак вместе, и Лили убеждала себя, что это самое малое из того, что она может сделать, чтобы защитить себя. Иногда они сталкивались в коридорах и вполне мирно болтали, а иногда он ждал ее после занятий. Так что, ни у кого не должно было возникнуть сомнений в том, что они встречаются. Лили тайком надеялась, что их непонятные отношения можно перевести в разряд дружбы - так было бы легче им обоим. И, кажется, у них начинало это получаться. По крайней мере, рядом с Брайаном она больше не чувствовала себя скованно, не чувствовала, что кому-то обязана, Лили просто была собой, и ей нравилось, что он так искренне радуется, когда видит ее. Все их встречи проходили легко и непринужденно, и на отношения указывало только то, что они ходили по коридорам, держась за руки. В остальном у Лили не было никаких поводов быть недовольной. Если они не встречались где-то случайно, обычно Брайан, похоже, не искал с ней встреч.
Единственное, что было плохо во всей это ситуации – это то, как относилась ко всему Алиса. Было время, когда они с Лили практически не разговаривали о личной жизни и всячески старались избегать этой темы, теперь же мнение Алисы стало для Лили чем-то важным, чем-то, без чего трудно двигаться дальше, и Лили не совсем понимала, почему так происходит. Как бы то ни было, Алису раздражала вся эта игра, которую затеяли они с Брайаном, и она часто повторяла, что ни к чему хорошему это не приведет. Поначалу она просто поджимала губы и оставляла их вдвоем, а позже, видимо, сделав какие-то выводы, начала действовать иначе: теперь Лили всегда была окружена друзьями, куда бы она ни шла. Этот простой прием помогал Лили держаться подальше от Брайана под вполне невинным предлогом. Она понимала, чего добивается Алиса, но молчала; благодаря этому их общение с Брайаном медленно, но верно сходило на нет. И не то, чтобы она была сильно против. Тем более, что на свидания и прочую ерунду сейчас совсем не оставалось времени.
После замечательно проведенных выходных всей компании пришлось сильно поднапрячься, чтобы написать контрольную, устроенную МакГонаггал во вторник. Семикурсникам по-прежнему задавали втрое больше, чем остальным студентам, но каким-то чудом им удавалось со всем справляться – была ли причина в том, что к концу учебы они уже успели приспособиться к такому ритму, или в том, что весна заряжала всех энергией, никто не знал. Кроме того, у друзей вдруг появилась традиция готовиться к некоторым занятиям вместе, что делало подготовку намного веселее и, как ни странно, действеннее. Началось все с простой необходимости делиться.
Однажды в среду, перед годовым зачетом по Истории магии выяснилось, что у них один конспект на всех: потрепанная тетрадка с лекциями, которая досталась Хейли от старшего брата сотню лет назад.
- Я думаю, все согласятся с тем, что именно мне нужно сдать завтра, потому что у меня больше всех хвостов по Истории? – с непередаваемой улыбочкой заявила Алиса, осторожно вытягивая из пальцев Хейли толстую тетрадку. – Это будет справедливо, не так ли, друзья-гриффиндорцы?
- Я прочитаю ее за полчаса, - заметила Лили, - так что, наверное, я должна быть первой.
- Но ты можешь прочитать и после меня, - Алиса повернулась к ней всё с той же раздражающей улыбочкой на губах.
- У меня вечером дополнительное занятие по Рунам, если ты помнишь, - спокойно сказала Лили. Хейли по-прежнему держал тетрадь в руках, игнорируя попытки Алисы выцарапать ее из его пальцев.
- Думаю, все помнят, что это, вообще-то, моя тетрадь? – уточнил он.
- Хейли, ты же гриффиндорец, - сказала Алиса.
- Ты же мальчик, - сказала Лили.
- Ты же двоечник, - сказал Фрэнк, сидящий на спинке дивана и с интересом наблюдающий за развернувшейся картиной. – Давайте подеремся? – предложил он.
- Кроме того, Дженни тоже просила дать ей эту тетрадь.
- Хейли, ты не можешь так с нами поступить! – в притворном ужасе воскликнула Алиса. – Мы все-таки твои подруги.
- И друзья, - добавил Фрэнк.
- А Дженни – всего лишь твоя девушка, - усмехнулась Лили.
- Мы можем прочитать ее все вместе, - вздохнул Хейли.
Не то, чтобы Лили сочла это хорошей идеей, но другого выхода просто не было, и им пришлось готовиться к зачету впятером, сидя в любимом пустом классе на пятом этаже. И, как ни странно, это сработало. Так что, они решили время от времени делать уроки вместе, чтобы не потерять форму: ведь к экзамену по Истории магии готовиться придется тоже по одной тетрадке на всех.

* * *

Вечера становились все длиннее, Хогвартс потихоньку оправлялся от долгой унылой зимы. Было уже почти семь часов вечера, а в окно спальни семикурсниц по-прежнему заглядывало солнце. И все бы ничего, но пять минут назад Алиса распахнула его настежь и теперь не могла сосредоточиться. С легким ветром, шелестевшим страницами открытого учебника по Астрономии, в комнату врывались запахи весны, заставляющие сердце Лили биться быстрее обычного, а Алису кругами ходить по комнате, невидяще уставившись в открытую на странице «Растительные яды» методичку по зельям. Каждая из них упорно делала вид, что занята уроками.
Мэри и Гретхен вместе с остальными девчонками были сейчас где-то на улице, поэтому комната была в их с Алисой распоряжении. Честно говоря, Лили никогда не понимала этого: конечно, кому хочется сидеть такой вечер над книжками в душном замке, но и коротать время у озера в окружении подружек, завистливо косясь на проходящие мимо парочки… Есть ли в этом хоть капля здравого смысла или какого-то удовольствия хотя бы? Вот почему они никогда особо не общались со своими соседками по комнате – ну, может быть только в самом начале, до того, как поумнели и стали жить под девизом: «Хочешь приключений – создавай их сама». Впрочем, Алиса всегда недолюбливала людей, которые не входили в ее круг, и Лили иногда думала, что заразилась от нее этим пренебрежительным отношением к некоторым девчонкам. Хотя она все же пыталась быть дружелюбной со всеми. Хотя бы пыталась.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что для Лили стало сюрпризом, что в их тесную компанию как-то быстро и легко влилась Дженни Эббс. Во-первых, она была старостой, а это, по мнению Алисы, автоматически делало ее занудой. И если Лили она «терпела», то для Дженни явно не было таких привилегий. Во-вторых, она была из Хаффлпафа, но не относилась к той группе девочек, которых Алиса держала при себе в качестве осведомителей. И все же, Дженни покорила всех – тем, что не навязывалась и не пыталась проникнуть в их круг, тем, что точно знала, чего она хочет, и, наверное, тем, как она относилась к Хейли. Лили наблюдала за ней и Алисой, когда они сидели по вечерам в полутемном зале библиотеки. Обе светловолосые, хрупкие, с тонкими запястьями и выступающими ключицами, они были бы похожи на сестер, если бы с первого взгляда не бросалась в глаза такая разница в лицах. У Дженни в глазах светилась хаффлпафская доброта. Во всех ее жестах чувствовалась какая-то осторожность, словно она все время боялась кого-то обидеть; Алиса же была резкой и порывистой, и, даже при всем ее врожденном артистизме, ей вряд ли удалось бы стереть с лица нотки высокомерия.
Крики со стороння стадиона заставили Лили и Алису ненадолго оторваться от «занятий»: началась тренировка по квиддичу. Девушки вымученно улыбнулись друг другу, переглянувшись, и вновь склонились над книгами, пытаясь не слышать болтовни и смеха малышни во дворе и яростного щебета птиц. Делая очередной круг по комнате, Алиса скосила взгляд: Лили, подперев щеку рукою, ссутулилась над Астрономией, аккуратно выводя уже пятое сердечко на полях.
- Пятьдесят семь секунд, лучший круг, - вполголоса прокомментировала Лили, не отрывая взгляда от учебника. – Не мельтеши, ты меня отвлекаешь.
Алиса фыркнула. Лили исподлобья глянула на нее.
Еще минут десять прошли в относительной тишине, пока очередной порыв ветра не ворвался в маленькую спальню, заставив Алису крепко зажмуриться, и бесполезная методичка полетела на кровать.
- Все, - подытожила Алиса, откидывая с лица отросшую за зиму челку.
Лили даже не подняла головы: она не привыкла так легко сдаваться. Тем более, что она продвинулась уже аж на одну страницу. Алиса подошла к открытому окну и выглянула наружу, почти полностью улегшись животом на подоконник. Лили знала, что она сейчас видит: территория Хогвартса с высоты птичьего полета. Вдоль озера прогуливаются, держась за руки, новоиспеченные парочки, с криками носятся первокурсники, лодочки отсюда выглядят, словно игрушечные; а если свеситься чуть ниже, держась руками за шершавые края рамы, можно разглядеть, как компания старшекурсников что-то увлеченно обсуждает у самого крыльца.
- Я тоже не могу, - сказала Лили, потягиваясь и поднимаясь, оставляя на покрывале раскрытую книгу.
- Мы с тобой просто очаровательно тупы, - улыбнулась Алиса, когда Лили подошла, устроившись рядом с ней на подоконнике.
Они прищурились, пытаясь разглядеть летающую вдалеке команду. Кажется, Джеймс все время что-то кричал, команда временами раскатисто хохотала, и создавалось общее впечатление, что они не тренируются, а фигней страдают. Погода, конечно, не располагала к серьезности, но ведь решающий матч уже завтра.
- Что там происходит, интересно? – ответила Алиса на мысли Лили. Та в задумчивости пожала плечами.
- Я надеюсь, что мы завтра победим, иначе факультету точно не выиграть Кубок Школы в этом году.
- О чем бы ты еще переживала, - рассеянно отозвалась Алиса. – Я пойду встречу Фрэнка после тренировки. Ты не хочешь со мной?
Лили помотала головой, игнорируя многозначительный тон подруги.
- Мне надо дочитать.
- Ну, как знаешь.
Когда Алиса вышла, Лили вернулась к учебе, предусмотрительно закрыв окно. В спальне стало тихо, но читать по-прежнему было трудно. В голове путались мысли, она представляла, как Алиса пересекает луг и подходит к стадиону, как встречает запыхавшихся счастливых парней и вместе с ними идет обратно к замку, слушая сбивчивые рассказы и смеясь. Что было бы, если бы Лили пошла с ней? Захотел бы Джеймс поговорить с ней, или снова сделал бы вид, что ее нет? Что ж, в любом случае, уже поздно что-то менять, нахмурившись, подумала она.

* * *

Урок Астрономии был назначен на одиннадцать часов вечера. В десять пятьдесят та половина группы, у которой было занятие сегодня, уже в нетерпении перетаптывалась у подножия винтовой лестницы, ведущей на астрономическую башню. Лили то и дело поглядывала на часы.
- Если профессор Синистра не подойдет через пять минут, нам придется вернуться.
- Почему это? – вскинулся Гарнер, прерывая разговор с ребятами и оборачиваясь к ней.
- Это все новая инструкция для старост, Грей, я тут не при чем, - развела руками Лили. – Скажите спасибо, что они отодвинули отбой до десяти часов, и то только потому, что в это время все еще слишком светло. А могли бы возвращаться в гостиные по-прежнему в восемь.
Они вздохнули. У лестницы царил пугающий полумрак: здесь тлело несколько чахлых факелов, грозящих вот-вот потухнуть, и их света было слишком мало, чтобы освещать всех. Лили видела только отблески света в глазах сокурсников, и ей казалось, что всем им очень не по себе.
- Не помню, когда я последний раз ходил по ночному Хогвартсу не из-за Астрономии, - сказал Грей.
- Да, она разнообразит нашу жизнь, - улыбнулась Лили, и поймала на себе взгляды нескольких девочек. Она опустила ресницы. Что ж, да, не ей было жаловаться на недостаток ночной жизни, и кое-кто, похоже, именно об этом сейчас и думал. Лили попыталась убедить себя, что ей все равно.
- Нам не попадет от Синистры, если мы сейчас уйдем?
- Понятия не имею, - отозвалась Лили, поплотнее запахивая черную школьную мантию. Она сама не понимала, что скажет профессору, если ей придется сейчас увести свою группу обратно в спальни. Новые правила казались ужасно неудобными, особенно из-за того, что были практически не согласованны с преподавателями: Лили не была уверена, что Синистра в курсе, что ей нельзя опаздывать. А после разбираться все равно придется Лили – и либо все закончится хорошо, либо им назначат еще пару занятий в неделю, и тогда можно совсем завязать со сном и отдыхом. Она отвечала за эту половину группы, а Люпин отвечал за свою, причем получилось так, что все друзья Лили оказались в другой половине. Ее это совсем не радовало, но Лили предпочитала отшучиваться, что у нее теперь есть целый свободный от опеки урок, во время которого можно безнаказанно творить разные глупости.
К счастью для студентов, в самую последнюю минуту профессор Синистра все же соизволила появиться. Она приветливо улыбнулась, сделав вид, что не опоздала – просто все остальные пришли раньше, и первая ступила на крутую лестницу, вираж за виражом уходящую вверх.
Круглая площадка астрономической башни была освещена волшебными огоньками, теснившимися по периметру; их тревожного оранжевого света хватало как раз на то, чтобы разглядеть свои чертежи в домашней работе или значки на регуляторах телескопа, не больше. Мягкий свет делал башню сказочной и уютной, очерчивая выступы и бойницы, танцуя на каменных плитах, запутываясь в рыжих волосах Лили. Она устроилась за ближайшим к двери телескопом, роясь в своей сумке в поисках свернутого пергамента. Астрономию всегда все любили – оттого ли, что занятия были окутаны вуалью романтики, или оттого, что уроки проходили так необычно, так поздно, да еще и на самой высокой башне – это всегда было интересно, несмотря на всю сложность этих бесконечных схем и расчетов. Даже путь сюда казался необычным приключением. Но сегодня, едва Лили переступила порог башни, в голове начался обратный отсчет: она хотела как можно скорее попасть в свою спальню. Сегодня был длинный-длинный день: пятница, а значит – очередной старостат со всякими никому не нужными формальностями, и, кроме всего прочего, на столе дожидается гора домашней работы на выходные. Хотелось сделать сегодня хотя бы часть этого кошмара, чтобы провести субботу в традиционном безделье с друзьями у озера.
Мерно дрожали волшебные огни под порывами ночного ветра. Несмотря на то, что сегодня с самого утра припекало солнце, сейчас с запада доносилась прохлада мокрого леса, и было довольно зябко; минут через пять Лили уже чувствовала, как начинают замерзать руки. Она быстро разбиралась с ворохом своих чертежей, пергаменты то и дело норовили снова свернуться в трубочку. Лили тщетно пыталась вспомнить, что же было написано в этом проклятом учебнике по Астрономии, но в памяти всплывали только нежные лучи закатного солнца на ковре спальни, мельтешащая перед глазами Алиса и крики гриффиндорской команды по квиддичу из окна. Видя, что Лили в раздумьях замерла над своим чертежом, профессор Синистра подошла к ней и, склонившись, заглянула в пергамент, на котором аккуратно была нарисована запутанная карта положения небесных тел.
- Какие-то проблемы, мисс Эванс? – мягко спросила она. – У вас все правильно составлено, посмотрите…
Она принялась что-то объяснять, водя пальцем по пергаменту, и Лили, к собственному удивлению, была предельно сосредоточенна – ровно до того момента, пока не скрипнула, открываясь, маленькая железная дверь позади Синистры.
И на круглую площадку астрономической башни шагнул Джеймс Поттер.

Все на мгновение оторвались от своих телескопов, недоуменно глянув на замершего в нерешительности парня. Профессор Синистра медленно выпрямилась, по-прежнему стоя над Лили, взмахом руки приказала всем вернуться к работе, и, убедившись, что все глаза снова устремлены только на звезды, повернулась к Джеймсу.
- Мистер Поттер..?
Лили почувствовала как сердце уходит в пятки: все эти неожиданные встречи, как же она их ненавидит… Почему мысли сразу только о том, в каком состоянии сейчас ее волосы? Джеймс порылся в складках своей мантии, доставая клочок пергамента и протягивая его Синистре. Та прочитала молча, поджав губы, и снова посмотрела в лицо парня.
- Слишком много пропусков, мистер Поттер, - с сожалением сказала она.
- Профессор Дамблдор сказал, я могу отработать хотя бы это занятие, - голос Джеймса звучал негромко, так, что только профессор и сидящая позади нее Лили могли слышать его. Лили даже не пыталась сделать вид, что занята работой. Она осторожно наблюдала за развернувшейся сценой, пытаясь понять, что происходит. Не исключают же его?..
- Полагаю, это не единственный предмет, который вы пропустили?
- У меня есть еще несколько хвостов, - расплывчато ответил Джеймс, явно не желая озвучивать свои проблемы. Он выглядел собранным и готовым биться до конца.
Синистра вздохнула, сложив руки на груди и проницательно глядя на стоящего перед ней парня.
- А как быть с остальными занятиями? Положим, я могла бы принять их у вас в форме эссе, но сомневаюсь, что вы с этим справитесь.
- Я могла бы помочь, - встряла Лили, сама еще не совсем понимая, что происходит, и на что она подписывается.
Глаза Джеймса вспыхнули отблеском парящего рядом волшебного огонька, когда он остановил свой взгляд на ней – впервые, кажется, за эту неделю, прошедшую с памятной ночи. Лили встретила его взгляд, чувствуя, что теряется в его бесконечной черноте. Она уже успела отвыкнуть от всех этих ощущений. Лили была готова спорить на что угодно, что его не устраивал такой расклад – никакой помощи, особенно от Лили, но Синистра кивнула раньше, чем он успел возразить. Глядя в его хмурое лицо Лили подавила улыбку. На этот раз он не сможет уйти от разговора.
- Садитесь, мистер Поттер, - взмахом волшебной палочки профессор наколдовала табуретку, на которую неохотно опустился Джеймс. – В понедельник жду ваше эссе, и учтите – я буду задавать вопросы.
Она отошла, и Лили осталась один на один с человеком, желание поговорить с которым перевешивало важность всех уроков, вместе взятых.

Кажется, что прошла тысяча лет с тех пор, когда они последний раз сидели вот так, настолько близко, бок о бок, и Лили, даже не касаясь его, снова чувствовала рядом его тепло. Слышала его дыхание, замечала, как он беспокойно вертит в руках свернутый в трубочку пергамент с домашним заданием, не торопясь его разворачивать. Джеймс не смотрел на нее, она не смотрела на Джеймса. Все случилось слишком неожиданно для того, чтобы вести себя, как ни в чем не бывало, поэтому они оба сейчас раздумывали над тем, что делать дальше. Между ними стояла сотня незаданных вопросов, тысяча невысказанных слов, и Лили не знала, как в голове Джеймса, но в ее собственной сейчас творилось черт знает что. Она сидела неподвижно и молчала, хотя еще пять минут назад была настроена на разговор. Разговор о чем? О чем же она хотела поговорить? Лили не могла собрать себя воедино и вспомнить.
Джеймс молча вытянул руку, одним движением развернув телескоп к себе. Пока он ловко настраивал его, осторожно и сосредоточенно, Лили тщетно заставляла себя не рассматривать его. Не смотреть на черную макушку с мягкими взъерошенными волосами, на пальцы, медленно поворачивающие диск регулятора, на сутулую спину. На шею, торчащую из ворота мантии. И не дышать.
Казалось, что урок будет тянуться вечно. Бархатная ночь, теплым покрывалом укутывающая астрономическую башню, замерла и наблюдала, как Лили дрожащими от волнения пальцами отмечает на своей карте очередную звезду. Рядом с Джеймсом невозможно было сидеть и невозможно было работать, да и думать, в общем-то, тоже. Он смог взять себя в руки, впрочем, ему всегда это удавалось: маска на застывшем лице не выражала никаких чувств, да и в его лицо Лили посмела взглянуть всего-то один раз. Что касается ее самой, все валилось из рук, но ей казалось, что Джеймс сосредоточен на чем-то другом, может быть, на том, чтобы оставаться спокойным, и не замечает, что она роняет свое перо уже в третий раз.
Когда студенты уже вставали, потягиваясь, и складывали свои сумки, Лили обернулась к профессору Синистре, надеясь, что ее слова не вызовут лишних подозрений.
- Профессор, вы не разрешите нам задержаться? Я бы хотела сразу объяснить кое-что мистеру Поттеру, пока у нас настроен телескоп.
Синистра кивнула.
- Да, конечно, мисс Эванс. Вы можете остаться еще минут на двадцать, я провожу вашу группу в гостиную, - она протянула стоящей перед ней Лили ключ на потрепанной веревке. – Завтра, пожалуйста, найдите меня в течение дня.
- Хорошо, - кивнула Лили, разворачиваясь к Джеймсу, который все еще сидел за их телескопом и не сводил с нее непонимающего прищуренного взгляда карих глаз.

Лили слышала, как позади нее с глухим скрипом захлопнулась железная дверь. Как постепенно стихли, удаляясь, шаги и разговоры. Она стояла напротив Джеймса, и они смотрели друг на друга, кажется, целую вечность, хотя на деле прошло не больше минуты. И в эти мгновения у нее в голове не было ни единой мысли, только сердце тревожно и гулко билось о ребра. Они оба знали, зачем Лили затеяла все это – и Астрономия была здесь совсем не при чем.
А потом Джеймс легко поднялся с табуретки, на которой сидел, коротко бросив:
- Я ухожу.
Лили в бессилии прикрыла глаза. Сквозь свистящий в ушах ветер она услышала мягкие шаги, приглушенные кедами, Джеймс обошел ее, задев рукавом. Она обернулась в тот момент, когда его рука уже лежала на ржавой ручке двери.
- Подожди… Ты не можешь вечно избегать разговора со мной.
Джеймс нажал на ручку, и дверь приоткрылась с тихим жалобным скрипом.
- Я не дам тебе уйти, - сказала Лили.
Он замер.
Тишина обволакивала их обоих мягким теплым коконом, даже ветер, танцующий на круглой площадке между брошенными телескопами, утих. Джеймс стоял к ней спиной, его рука по-прежнему сжимала ржавую ручку двери, ведущей на лестницу, и он не сдвинулся ни на сантиметр. Лили лихорадочно соображала, она не знала, что еще должна сделать или сказать, чтобы наверняка заставить его остаться, чтобы заставить его выслушать. Ей казалось, что еще секунда, и он шагнет вперед и скроется в темноте, даже не обернувшись – сейчас это уже не было чем-то невероятным. Наверное, потому что что-то подобное происходило изо дня в день всю эту неделю. Тяжелый и вязкий холод, наполняя Лили, медленно поднимался вверх. Это было похоже на…безнадежность? Лили сверлила взглядом его напряженную спину, чувствуя себя так, словно сейчас решается ее судьба. Она сжала кулаки, больно впиваясь ногтями в ладонь.
- Закрой дверь, Джеймс, - за твердостью голоса скрывалось волнение, которое все никак не удавалось унять.
В следующее мгновение она с облегчением услышала щелчок закрывающегося замка. Когда Джеймс повернулся, на его лице была написана такая борьба с собой, что сердце Лили забилось еще сильнее. Казалось, он пытается по крупицам собрать остатки своей гордости, чтобы молча уйти сейчас, как делал уже сто тысяч раз.
- Зачем? – глухо выдавил он. В его глазах мелькали какие-то чувства, но в тусклом свете окружавших их волшебных огней Лили не ручалась бы за то, что она видела. – Зачем мне с тобой разговаривать? Чего еще я не знаю?
Они стояли друг напротив друга. Лили, собранная, аккуратная, в застегнутой на все пуговицы мантии, с гладким шелком волос, которые развевал теплый западный ветер. И Джеймс… потрепанный, взъерошенный, высокий, с диким огнем в глазах, он выглядел сейчас, как загнанный зверь. Он был уставшим, сдавшимся… сломленным. Лили внимательно смотрела на него, удивляясь, почему она не видела этого раньше, и тщетно стараясь угадать, что происходит сейчас в его голове, что, черт возьми, с ним происходит. Неужели во всем виновата она одна? Наконец, тщательно подбирая слова, она тихо произнесла:
- Почему ты меня избегаешь?
- Ты спрашиваешь, почему? – лицо Джеймса исказила гримаса боли, словно он не мог понять, не ослышался ли. – Ты издеваешься?
- Мы не разговаривали целую неделю, что ты хочешь, чтобы я думала? – спросила Лили, стоя перед ним, красивая, идеальная, как изваяние, со сцепленными руками, теребя в замерзших непослушных пальцах ключ на длинной веревке. Мысли сплетались в голове запутанным клубком; ее очень сбивал его взгляд, его голос, его манера смотреть из-под ресниц. Все снова оказалось совсем не так, как она представляла. Она снова была маленькой девочкой, натворившей бед, с которыми ей как-то предстояло разобраться. Одной.
- Я думал, у тебя есть с кем поговорить, кроме меня, - горько сказал Джеймс. В голове Лили замелькали счастливые лица друзей: Алиса, Фрэнк, Хейли, но все это было не то… Она вдруг вспомнила его пустой взгляд, провожающий Брайана… и внезапно все встало на свои места.
Она прищурилась, глядя на него снизу вверх.
- Только не говори, что одна я виновата в этом, - сказала Лили. Джеймс смотрел на нее, словно не понимая, о чем она говорит, а потом откинул с глаз челку, которую теребил ветер:
- Хочешь сказать, я в этом виноват? – он, сам не сознавая этого, шагнул ближе, и теперь на его лицо не падал слабый свет огней. Глаза мерцали глубокими черными озерами и были единственным живым пятном во всем его потухшем облике. Лили становилось страшно, когда он вот так нависал над ней, слепой в своем отчаянии, не замечающий ничего вокруг, кроме стоящей перед ним девушки.
- Я не встречаюсь с ним! – В отчаянии воскликнула Лили.
- О да, потому что это совсем не выглядит, как свидания.
- Но ты так и не придумал мне алиби, в отличие от него, чего же ты возмущаешься, Поттер? – вспыхнула Лили, на отводя от него взгляда опасно прищуренных зеленых глаз. – Чего ты ждал?
- Я мог бы сказать, что ты была со мной и Питом – как такой вариант понравился бы твоей репутации, Эванс?
- О, - протянула Лили, сама удивляясь, откуда в ней столько злости – не на него даже, а на весь мир в целом, - давай не будем касаться моей репутации, иначе придется поговорить о том, кто спасал свою задницу.
- У меня было для тебя алиби, - веско сказал Джеймс. В его глазах блеснул стальной огонек.
- Хм, и какое же?
Джеймс молчал слишком долго, буравя ее своими темными глазами-озерами, и Лили изо всех сил старалась не отводить взгляд, словно боясь проиграть ему какую-то незримую битву. Чувства бурлили в ней, словно просыпающийся вулкан, и ей было страшно от того, что она чувствует слишком многое сразу. Лили лишь надеялась, что сможет сдержать себя, и не превратит этого болвана в летучую мышь к концу их ссоры.
- Я оставил его на крайний случай, - наконец сказал он. – Ты не должна была знать об этом.
- Тогда можешь сказать Брайану спасибо за то, что он избавил тебя от необходимости…
- Сказать спасибо? За то, что не оставил мне выбора?! – перебил Джеймс.
- Но ведь ты сам сказал, что нет смысла рассчитывать на тебя, так ведь, Поттер? – прошипела Лили, сильнее впиваясь пальцами в холодный металл большого ключа, который она вертела в руках. Она прекрасно понимала, что это из серии запрещенных приемов, но уже не могла остановиться. Лили не могла понять его претензий: если ему так хочется побыть жалким и обиженным – пожалуйста, все в его руках, но она не позволит выставлять себя в таком свете, словно гуляет с любым, кто спасает ее от МакГонаггал. – Кроме того, мы могли подставить кого угодно. Хотя, зачем я тебе это говорю – ты ведь с легкостью подставляешь своих друзей.
Джеймс шумно вздохнул. Ему требовалась вся сила воли, чтобы сдерживаться, или же он просто не находил слов. Она делала ему больно, и эта боль лишь становилась сильнее с каждой секундой, но Лили получала от этого какое-то мрачное удовлетворение. Словно его боль уменьшала ее собственную.
- Это все равно бы всплыло. МакГонаггал и без меня знает посты, уж она-то могла бы сложить дважды два и понять, что Люпин покрывает Сару и Дэвида, - на удивление спокойно сказал он.
- Это не отменяет того, что его выдал именно ты.
Джеймс в бессильной ярости мотнул головой.
- И… не могу поверить, что ты до сих пор не сказал ему о зелье. Зачем так с ним поступать?
- Потому что Люпин не потерпит жалости! Ты не знаешь его, он так долго отвергал нашу помощь… Я не мог так рисковать снова, чтобы он заранее отказался от этого зелья, и тогда все наши усилия пройдут даром.
- Жалость тут не при чем, - задохнулась Лили, не веря своим ушам.
- Но ведь все это было затеяно именно из-за жалости, разве не так, Лили? – Джеймс пристально смотрел на нее, словно ища в ее облике подтверждение каким-то своим догадкам. Они никогда раньше не говорили об этом, и Лили чувствовала, что лучше бы и не начинать. – Ты слишком сердобольная, и Ремус это знает.
Лили отвернулась от него и отошла к противоположному краю площадки, кусая губу, чтобы скрыть, как сильно хочется ей разрыдаться. Все было не правильно. Она не хотела ссориться. Лили хотела лишь объяснить ему ситуацию с Брайаном, и, предполагалось, что он поймет. Джеймс последовал за ней, остановившись за ее спиной. Какое-то время прошло в молчании. Ладони Лили лежали на остывающих камнях ограды, окружающей башню, рядом парило несколько волшебных огней, заглядывая ей в лицо, и ей хотелось стоять так вечно, только чтобы не оборачиваться. Холод, вдруг воцарившийся внутри, мешал вдохнуть.
- Жалость не при чем, - тихо повторила Лили. – Мне нужна была тема для моей курсовой, и мне показалось что… это очень достойная работа.
- Так ты делала все это только ради своей курсовой? Своего поступления? – выдохнул за ее спиной Джеймс, так, словно не мог поверить в это.
Лили и сама не могла бы сказать, что перевешивало в причинах ее решения заняться Аконитовым зельем, это был слишком трудный моральный выбор – спасти Люпина или добиться успеха. И до нынешнего момента она практически никогда не задумывалась об этом, но слова Джеймса заставили ее сделать это. Она могла бы честно сказать себе, что ей хотелось понять, насколько далеко она сможет зайти, и сколько она сможет сделать сама, ей нравилось думать, что она может что-то такое, чего не смог сделать даже знаменитый Дамокл Белби. Да, Лили порой была слишком честолюбива, но сказать это замершему позади нее парню у нее никогда не хватило бы духу.
- Считаешь, что я вся такая продуманная и расчетливая? – горько спросила Лили, оборачиваясь. Джеймс стоял позади нее со странным выражением на лице, засунув руки в карманы.
- Возможно, - уклончиво ответил он.
- Отлично. Может быть, во всем, кроме того, что касается тебя, - тихо сказала Лили, сдерживая рвущиеся наружу злые слезы. Она не была уверена даже, что он расслышал последние слова.
- Поэтому ты считаешь Брайана не такой уж большой платой за Аконитовое зелье? – равнодушно спросил Джеймс. Его лицо не выражало абсолютно ничего, ни одной эмоции, и было похоже на застывшую маску, заботливо вылепленную влюбленным скульптором. Он стоял, какой-то непонятный, нечеткий, как пергамент, исписанный гоблинскими каракулями.
- Хватит уже, Джеймс.
Он неуверенно шагнул ближе, потом еще, как будто раздумывая, как поступить, и, наконец, остановился прямо перед Лили, сократив расстояние между ними до дюймов. Сквозь застилающие глаза слезы его силуэт казался расплывчатым, дрожащим, трескающимся; подсвеченный неярким мерцанием огней, Джеймс казался еще более болезненным, неестественно бледным на фоне запутавшегося в черных волосах теплого пламени. От него исходило не просто тепло, а какой-то жар, словно он сгорал заживо: Лили чувствовала это, стоя слишком близко.
- Ты опять попалась, Лили, - выдохнул он хриплым надтреснутым голосом прямо ей в лицо, - на ту же удочку. А он просто не может упустить случай заполучить самую классную девчонку школы на выпускной.
- Откуда ты знаешь про это? – вырвалось у Лили. Она недоумевающее смотрела на него снизу вверх. Лили удивлялась тому, что такие слухи вообще появились: о том, что они с Брайаном думали пойти вместе на бал, никто не должен был еще знать. Лили надеялась сама сообщить об этом Джеймсу, но, похоже, было уже слишком поздно.
Джеймс моргнул, и шагнул еще ближе, хотя казалось, что ближе быть уже невозможно.
Сердце неистово забилось у самого горла.
Лили вглядывалась в его лицо, и сквозь маску равнодушия то и дело проступало какое-то другое чувство, то, что Джеймс так отчаянно пытался скрыть. Он словно хотел сказать что-то, но язык не слушался его. И внезапно ей все стало ясно. Все его порывистые движения, и бесполезные попытки себя сдерживать, и сбивчивые фразы, и его упреки, и попытки сбежать… Джеймс был взбешен. Непонятно было, на кого он злится и за что, но не оставалось сомнений, что он в бешенстве, и пелена ярости застилает все доводы рассудка. Лили шагнула бы назад, если бы было куда.
- Я прекрасно понимаю, - срывающимся шепотом заявил он, - что… опять, черт, этот Брайан… И я готов убить его голыми руками, я бы сделал это, если бы не знал, что ты будешь заморачиваться.
Лили мотнула головой, отгоняя наваждение. Волосы взметнулись, легко задев его лицо.
- Что ты говоришь, Джеймс…
Он поднял руки, взял ее лицо в свои горящие ладони. Провел осторожными пальцами по вискам, прямо над тем местом, где под горячей кожей пульсировала артерия. А потом запустил пальцы в густые рыжие волосы, так, что по шее Лили побежали мурашки. Наклонился ближе, почти коснувшись ее лба своим. Сквозь легкую дымку, заволакивающую сознание, Лили видела, как подрагивают опущенные ресницы, чувствовала, как он прижимает ее к каменному парапету, пыталась понять, почему пальцам так хочется запутаться в его мягких волосах – но это все был лишь внешний антураж. Самое главное сейчас происходило в этих двух дюймах, разделявших их губы. Тяжелый горьковатый запах стоящего так близко парня, ворот его рубашки, из которого выглядывает смуглая шея с бешено бьющейся веной. Растрепанные волосы, пересохшие губы, нахмуренные черные брови. Его нежные горячие пальцы на ее коже, с силой прижимающие ее лицо. Его надтреснутый шепот прямо в ее губы.
- Ты не видишь, что я схожу с ума. В прямом смысле. Я не знаю, что ты со мной сделала. Когда я успел так подсесть на твои запястья, пальцы… волосы… глаза. Я готов был на что угодно, чтобы ты была со мной. Я думал, что достаточно это показал. Но ты идешь на бал с МакКензи…
Он отстранился, по-прежнему держа ее лицо в своих ладонях и глядя на нее больными карими глазами, как обиженный ребенок, такой хрупкий и ранимый, которому ничего не возможно было объяснить, для которого все доводы разумных взрослых не имеют ровно никакого значения.
Лили моргнула, не отрывая от него взгляда и чувствуя, как по щекам заструились слезы. Теплота, мягко разливающаяся внутри на смену пронизывающему холоду, крепко сжимала внутренности. Лили понимала, что все, что она собиралась сказать, меркнет перед этими его словами.
- Это не так.
Но он мотнул головой, что должно было означать, что он ничего не хочет слушать. С яростью слепого отчаяния Джеймс слышал только себя.
- Я вообще не собирался больше приближаться к тебе, - он сглотнул, прямо глядя на Лили и не видя ничего, наверное, кроме ее глаз. – В конце концов, я бы сказал, что ты худшее, что со мной было. И – никакой Астрономии, Эванс.
Лили никогда раньше не видела ни в ком столько безнадежности сразу. Как будто его мир рухнул только что, как будто этот разговор был последней каплей в череде событий. Она чувствовала, как ночной ветер холодит мокрые щеки, видела как дрожат на каменных плитах башни потревоженные огни, и все вокруг казалось таким нереальным, словно проснувшись завтра утром она решит, что это был просто чудной сон. Джеймс отпустил ее, развернулся, и медленно направился в сторону выхода, и смотреть на то, как он уходит, было просто невыносимо. Лили сглотнула, пытаясь отыскать свой голос и сказать… что?
Что она… любит его?
Железная дверь тихо скрипнула и закрылась с легким щелчком.
Лили осталась одна.


________________________________________________________
Вы же помните, что я со страстью маньяка люблю отзывы?)

Май

Мирная тишина раннего субботнего утра была бесцеремонно нарушена суматошными сборами соседок по комнате.
Лили проснулась уже около получаса назад, но по-прежнему лежала, не шелохнувшись, на боку, подложив под щеку ладонь. Солнце ложилось теплым покрывалом. Отпечатывалось на изнанке наглухо задернутого полога теплыми красными пятнами, круглыми бликами, скользящими по бархатной поверхности; то и дело по ткани метались тени ее соседок, и Лили пыталась угадать, кто на этот раз прошмыгнул мимо ее кровати. До нее, словно издалека, доносился оживленный разговор.
Контраст этого громкого солнечного утра с гнетущей, тревожной тишиной вчерашней ночи был просто поразительным. Настолько, что это трудно было осознать.
То и дело хлопала входная дверь, когда девочки бегали в ванную, и тогда Лили слышала, как по коридору шлепают босые ноги и раздаются веселые голоса, и понимала, что все собираются на матч. Когда она думала об этом дне, единственное, чем ей хотелось заняться – это поймать Алису, затащить ее в какой-нибудь пустой класс и высказать все, что накопилось у нее в душе. Лили знала, что ей не помогут никакие советы, как не помогали никогда, но она знала так же и то, что чем больше говоришь, тем меньше становится твоя боль. И тем яснее становится все, что происходит. Лили была не из тех, кто любит разговаривать о таких вещах, но она не видела другого выхода справиться с этой огромной тяжестью на сердце. Больше всего на свете ей не хотелось идти на стадион, где через час соберется вся Школа, и смотреть на Джеймса. В голове мелькали смутные мысли о том, чтобы придумать какой-нибудь в меру правдивый предлог остаться в спальне. Какое это блаженство – все уйдут, оставив ее в покое. Но, после недолгого размышления, Лили пришла к выводу, что это попахивает трусостью.
Когда она пыталась думать о вчерашнем, в животе холодным густым потоком медленно и мучительно разливался свинец. Утром всегда сомневаешься, правда ли то, что произошло глубокой ночью.
Почему мир не перевернулся? Почему сегодня опять такое же обычное солнечное утро, как и всегда?
Этот вопрос ставил ее в тупик всякий раз, когда в спальне раздавался взрыв смеха, или когда девочки начинали обсуждать какую-нибудь ерунду, вроде того, что бы лучше надеть – Лили казалось, что это не ее планета. Ей казалось, что весь замок должен замереть, скорбно прислушиваясь к ее рыданиям в оглушающей тишине.
Но ничего этого не происходило.
Лили лежала, свернувшись клубочком и сосредоточившись на том, чтобы не раскисать. Как-нибудь взять себя в руки, собраться и встать, сделав вид, что ничего особенного не случилось. Она поморщилась от того, как глупо все это звучало даже в голове, но мысленно прокручивать вчерашний разговор уже не было сил. Быть сильной и собранной, сделать так, чтобы Алиса ничего не заметила. Лили, словно мантру, повторяла про себя эти слова снова и снова, пока тонкая белая рука резко не раздвинула полог ее кровати, и в потоке хлынувших на одеяло солнечных лучей показалось лицо Алисы. И она тоже выглядела растерянной и бледной, и словно бы не совсем понимала, отчего поднялся такой шум и гам.
- Вставай, - недовольно буркнула она. Потом повернулась и отошла к своей кровати. Складывалось ощущение, что Алиса просто не в состоянии больше в одиночку выносить этот кошмар. Лили видела, как она поморщилась, когда мимо нее, щебеча о чем-то своем, прошла Грэтхен.
Лили решила, что это достаточно веская причина, чтобы встать с кровати: она не одинока. Нужно было заставить себя жить.

- Ты знаешь, что обычно происходит на таких матчах, - негромко сказала Алиса, когда они уже спускались по лестнице среди возбужденных и радостных студентов, укутанных в факультетские флаги. Лили чувствовала себя опустошенной, как никогда в жизни, и отгороженной от всего происходящего. Суета, которая царила вокруг, сливалась в единый гул и звучала как-то отдаленно, словно доносясь из-за стеклянной стены. Зато негромкий шепот Алисы эхом раздавался в пустой голове. – И что происходит после. Я боюсь за него.
Лили даже не пришлось поворачивать головы, чтобы посмотреть на нее: она и так знала, как выглядит сейчас Алиса. Знала, что между ее бровей залегла морщинка, и что эта ее болезненная бледность появляется всегда, когда она сильно волнуется, и также знала, что если Алиса заставила себя произнести это вслух, то это действительно много значит. Она молча шла рядом, думая, что Алисе не нужны ее слова.
Да и что она могла бы сказать? Все знали, что такое матчи между Гриффиндором и Слизерином, но никто пока не знает, что случится сегодня: большую часть команд составляют старшекурсники, для которых этот матч последний, и, возможно, последняя битва за последний в жизни Кубок Школы станет одной из самых жестоких игр за всю их учебу. Все только и говорили об этом всю неделю. Единственными, кому наплевать, были, конечно, сами участники игры. Поэтому не было ничего удивительного, что Алиса сейчас волнуется за безрассудного Фрэнка. От слизеринцев можно ожидать чего угодно, им не помешает ни присутствие на матче Дамблдора, ни запрет на использование магии.
Алиса молча шла рядом, сжав кулаки. Создавалось впечатление, что от волнения она не может выдавить из себя ни слова. Лили хотела бы иметь право так же переживать за Джеймса, но она даже не могла сказать об этом лучшей подруге. Она горько поджала губы.
Холл перед распахнутыми дверьми Большого зала был наполнен людьми. Кто-то, как и они, только спешил на завтрак, кто-то у подножия лестницы поджидал друзей, кто-то уже спускался в наполненный солнцем школьный двор, чтобы успеть занять самые лучшие места на трибунах. Суматоха и всеобщий ажиотаж сбивали с толку. Вдруг Лили подняла голову: она сначала почувствовала, а потом уже увидела их – или ей просто хотелось так думать? Из Зала выходила гриффиндорская сборная в полном составе.
Стоило ей краем глаза заметить черную макушку, как время вдруг замедлило свой ход, словно непутевый водитель резко нажал на педаль, тормозя у светофора. Лили перестала понимать, что происходит вокруг, что она делает и куда должна идти. Замерев и боясь пошевелиться, она видела все, как в замедленной съемке: всплески рук и улыбки, появляющиеся на лицах окружающих ее ребят при виде героев сегодняшнего матча, головы, одна за другой поворачивающиеся к ним, слышала растущий шум вокруг, приветственные возгласы друзей и улюлюканье слизеринцев…
Она моргнула.
Одно за другим серьезные и радостные лица игроков…
Алиса тронула ее за плечо, что-то говоря, но Лили не разобрала ни слова.
Джеймс, идущий впереди… Его развернутые плечи, твердая походка. Его дрогнувшие ресницы, когда он на мгновение случайно встретился с Лили взглядом – ее словно холодной водой окатило.
И то, как он сразу отвернулся, с улыбкой отвечая на чье-то приветствие.
- Эй, Джеймс, удачи в сегодняшнем матче!
И больше на нее не посмотрел.
Команда покинула холл за считанные секунды. Лили только успела увидеть, как Алиса посылает воздушный поцелуй махнувшего им Фрэнку, как ребята под ободряющие возгласы уже сбегали по нагретым солнцем ступеням, ведущим прочь из замка.

Алиса потянула ее за рукав:
- Эй, что с тобой?
- Полный порядок, - отозвалась Лили, пытаясь выровнять дыхание.
Порядок?..

Они успели съесть лишь по бутерброду: несмотря на то, что Алиса, похоже, изо всех сил старалась держать себя в руках и не поддаваться панике, она сидела, как на иголках, и Лили показалось, что прошло не более пяти минут, как она уже поднималась, на ходу допивая сок, и тянула Лили за руку.
Все торопились на игру. Когда девочки спускались по ступеням, ведущим из замка, Лили все еще слышала нецензурную песенку Пивза, доносящуюся из Большого Зала.
Солнце щедро заливало школьный двор и луг, спускающийся к огромному зеркалу озера. Их обгоняли стайки возбужденных первокурсников, толкающиеся и хихикающие девочки, вокруг раздавались громкие голоса и взрывы смеха. Лили и Алиса терялись среди толпы и выглядели сейчас совершенно одинаковыми: распущенные гладкие волосы, переливающиеся на солнце, черные школьные юбки, одинаковые выражения на серьезных лицах. Они шли, держась за руки, и, казалось, не замечали ничего вокруг.
Все происходило слишком, слишком быстро.
Именно с этого утра Лили начало казаться, что жизнь стремительно несется вперед.

Им едва удалось пробраться сквозь толпу на одну из верхних трибун Гриффиндора. Хейли уже ждал их там, накинув на плечи красный флаг и высматривая на противоположной трибуне Дженни.
- Скоро будет жарко, - заметил он, когда они приблизились.
- Солнце слишком яркое, - рассеянно сказала Лили.
Однокурсники, галдя и размахивая флагами, столпились у ограждения, так что скамейки оказались почти пустыми. Лили, Хейли и Алиса уселись втроем на самом верху, почти не разделяя всеобщего ликования и, как в старые добрые времена, без объяснений понимая настроение друг друга.
Лили поискала глазами профессоров: вот они, рассаживаются на высокой трибуне, переговариваясь о чем-то. Не может же быть, что слизеринцы посмеют устроить что-то прямо на глазах у директора, это уму непостижимо. Даже если все только об этом и говорят – все боятся и ненавидят Слизерин, но это вовсе не значит, что у них совсем пропало чувство осторожности. Лили скорее поверила бы в то, что они могут отомстить после, в темных закоулках замка, чем попытаться хитростью и магией завоевать победу.
Разве что только силой. Это да.
Несмотря на то, что лучший обзор был предоставлен тем, кто успел занять местечко у парапета, Лили даже со своего места был виден кусочек поля, на которое только что под оглушительный рев трибун выбежала команда Гриффиндора. Похоже, они были в боевом расположении духа, сияли улыбками и махали своим болельщикам, подзадоривая их еще больше. Джеймс остановился лицом к солнцу, заслонив глаза рукой, и принялся раздавать указания команде.
Лили склонила голову и прищурилась, пытаясь лучше разглядеть то, что происходило на поле. Она откинула с лица волосы, которые теребил прохладный утренний ветер. Наблюдать за ним было интересно, словно она смотрела на него в первый раз.
Утреннее солнце слепило глаза: наверное, это будет очень мешать игрокам. Она была почти уверена, что сейчас Джеймс говорит свой команде именно об этом. Светлые, почти белые волосы Инессы выделялись на общем фоне, привлекая взгляды. Она, похоже, и не думала убирать их в хвост. В следующую минуту, когда на поле выбежали игроки в зеленой форме, и всеобщее внимание обратилось к ним, Инесса наклонилась к Джеймсу и что-то шепнула ему на ухо, почти касаясь его мочки губами, и похлопала его по плечу, задержав руку чуть дольше, чем следовало. Джеймс усмехнулся вполне весело.
Лили прищурилась сильнее.
Раздался свисток мадам Хуч, капитаны команд с плохо скрываемой ненавистью пожали друг другу руки, и матч начался.

Через полчаса никто уже не понимал, что происходит на поле: игроки носились где-то вверху с невероятной скоростью, едва различимые в красно-зеленых вспышках. Если бы не голос комментатора, старающегося заглушить беспрерывный шум на трибунах, Лили бы даже не знала, кто ведет. Солнце слепило глаза, поэтому ничего толком нельзя было разглядеть. То и дело раздавался свисток, и мадам Хуч с яростью подлетала к игрокам, что-то выкрикивая и назначая очередной штрафной. Накал страстей возрастал вместе с температурой воздуха: внизу у парапета однокурсники бурно радовались очередному голу, а в следующую секунду уже на чем свет стоит ругали Флинта, заехавшего битой в лоб гриффиндорскому загонщику. Маленькая Сара Митч едва успевала уворачиваться, петляя между огромными игроками в зеленой форме. Похоже, их главная тактика заключалась в том, чтобы вывести ловца из строя. С уверенностью можно было сказать, что Сара сейчас сосредоточена на том, как выжить, а не на том, как поймать снитч…
Это никогда не закончится.
Лили следила за игрой, как никогда рассеянно. Первый боевой задор прошел, и вернулось непреодолимое желание возвратиться в спальню подальше ото всех. Все, что она запомнила об этой игре – это какие-то отрывки, когда всеобщий шум ненадолго вырывал ее из безучастного состояния.

Блики солнца на волосах Инессы, словно вспышка молнии, когда она стрелой проносилась мимо трибуны.

Крики Джеймса, едва слышные сквозь общий рев.

Ребята, в ужасе закрывающие рты руками, когда кто-то из игроков снова получал бладжером в бок.

Оглушающие крики болельщиков, когда квоффл влетал в кольцо противника.

Хруст ломающейся ноги Джеймса, когда он ринулся наперерез огромному Флинту, дав Саре секунду преимущества. Игра закончилась с минимальной разницей в счете; ловец Гриффиндора поймала снитч.

* * *

Новости из лазарета и ужасные истории о матче, обрастающие все новыми и новыми скандальными подробностями, обсуждались в коридорах еще по меньшей мере неделю. Даже в библиотеке, согнувшись над очередным толстенным фолиантом, Лили слышала имя Джеймса со всех сторон. Он был у всех на устах; не проходило ни одного урока, на котором учителя не делали бы ему поблажки, а девочки не посылали бы ободряющих взглядов. И хотя он действительно хромал на правую ногу, Лили все чаще начинало казаться, что это просто имидж народного героя не позволяет ему твердо стоять на ногах. Вот так в школу ненадолго вернулся Джеймс-выпендрежник.
Но на самом деле, как бы ее не раздражала эта легкая показуха, в первый день после матча Лили кусала локти и, сидя в одиночестве в спальне, придумывала тысячу способов и причин зайти в лазарет. Конечно, это было совершенно невозможно: травма была небольшая, поэтому посещения не были ограничены. А значит, в лазарете всегда толпилось столько людей, что Лили просто нечего было там делать.
И потом, глупо было бы пытаться повидаться с ним после всего, случилось. После последнего разговора с Джеймсом Лили чувствовала себя слишком оторванной от него. Как будто они никогда и не были друзьями.
Пробраться ночью в лазарет?
Как же глупо это звучало, и какой же дурой она себя чувствовала! Лили хваталась за голову и кругами ходила по комнате, тщетно пытаясь не то придумать выход, не то просто успокоиться.

Через два дня мадам Помфри отпустила его, но шумиха не утихла. И хотя Лили старательно гнала от себя все плохие мысли, все, что могло омрачить ее последние дни в школе, после разговора с Джеймсом на Астрономической башне она иногда всерьез думала о том, что до самого конца он больше не заговорит с ней.

Май бежал, торопясь, день за днем ускоряя свой ритм.
Уроки проходили сумбурно, в повторении пройденного и лихорадочном перелистывании конспектов, в тестах и постоянных наставлениях серьезных, как никогда, учителей. Но в общей суматохе, занимаясь расчетами, записывая лекции или строгая ингредиенты для очередного зелья, Лили очень остро ощущала присутствие Джеймса.
Она чувствовала, когда он входит в класс и, не глядя на нее, проходит мимо на заднюю парту; Лили даже не поднимала головы, но кожей чувствовала его приближение, и улавливала запах его одеколона среди любых запахов, идущих от дымящихся котлов. Сквозь голос Алисы, увлеченно рассказывающей что-то, Лили различала его голос, слышала, как он садится рядом с Сириусом, кидая сумку на пол рядом с партой и доставая учебники. Иногда она даже не осознавала, что замирает и прислушивается, делая вид, что поглощена своими учебниками. Иногда Алисе приходилось щелкать пальцами у нее перед носом, чтобы привлечь внимание Лили. Это было невыносимо.
Алиса таскала ее с собой на стадион, где ребята из команды вечерами отдыхали от тяжелых учебных дней, перебрасываясь квоффлом, или просто летали, выделывая разные трюки в воздухе – у Лили просто не было сил сопротивляться ее настойчивым уговорам. Поэтому у нее совсем не оставалось шанса увильнуть от встречи с ним, хотя Джеймс даже не смотрел на нее и в целом они оба делали вид, что незнакомы – но как она могла перестать наблюдать за ним?

Лили хорошо держалась, и никто не мог бы упрекнуть ее в том, что она стала одной из тех девочек, что всегда вздыхают по капитанам. Ничем не выдавая себя, оставаясь такой же серьезной и собранной, даже серьезнее обычного, она незаметно для окружающих смотрела на Джеймса, быть может, всего лишь пытаясь найти ответ на вопрос, что с ней происходит и как от этого избавиться, потому что это на самом деле было невыносимой пыткой. Она стала замечать за собой, что даже в библиотеке тихо пробирается в уголок, из которого открывается отличный обзор на весь читальный зал. Там, обложившись книгами и никем не замеченная, она могла беспрепятственно наблюдать за Джеймсом – сейчас он часто приходил сюда, стараясь нагнать упущенный в апреле материал. Конечно же, он даже не подозревал, что Лили волей или неволей использует любую возможность, чтобы он все время оказывался в зоне видимости.
Она старалась читать. Старалась, чтобы ее извечная ответственность перевесила все, что творилось сейчас у нее внутри, но ничего не помогало, вообще ничего. Лили подпирала щеку рукой, она сдавалась и ненавидела себя, но продолжала следить за ним, иногда часами. Замечать, как от малейшего движения напрягаются его плечи, замечать поворот головы, или как он покусывает кончик пера, над чем-то размышляя. Или как потом что-то строчит, сжимая в пальцах перо. Или как улыбается сидящему рядом Люпину, так, что вокруг хитрых глаз появляются лучики морщинок. Опустив голову так, чтобы волосы хоть немного скрывали ее лицо, Лили скользила осторожным взглядом по его ресницам, скулам, подбородку. Впитывала его урывками, как будто если он выйдет сейчас из душной тишины библиотеки, она больше его никогда не увидит.
Может быть, это принесло бы даже некоторое облегчение. Но все повторялось изо дня в день.
Лили захлопывала книгу и уходила, но это не помогало перестать думать.

Ей снились странные сны. Теплые, живые, после которых не хотелось просыпаться. Разбуженная голосами в спальне или пляской солнечных зайчиков на веках, Лили закрывала глаза и изо всех сил пыталась поймать это ускользающее ощущение теплоты, когда во сне Джеймс берет ее за руку. И тогда она с силой сжимала его пальцы и думала, что ей на свете больше ничего не нужно. Лили прокручивала в голове все те случаи этой весной, когда им приходилось держаться за руки: это были воспоминания, от которых подстегивает тебя, как плоским камушком – воду, заставляет поеживаться от чего-то щекотного внутри. Лили спрашивала себя, почему она никогда не придавала этому такого значения?

Она старалась не позволять себе мечтать, но когда она сидела на трибуне пустого стадиона, положив ладони на колени и прищурившись от теплого закатного солнца, наблюдала за полетом ребят, Лили хотелось каких-то странных и простых вещей. Еще хотя бы раз увидеть, как он спит. Касаться ладонью его шершавой щеки. Смеяться вместе с ним. Сидеть рядом за старенькой партой библиотеки, когда он что-то пишет в своем пергаменте, такой сосредоточенный и серьезный. Это накатывало снова и снова теплыми волнами, сносящими все на своем пути.
Иногда она просто не могла поверить в то, что его нет рядом. Его НЕТ рядом, хотя он рядом все время.

Она мучительно не могла сосредоточиться. Иногда приходилось по десять раз перечитывать одно и то же предложение, прежде чем до нее доходил смысл. Выполнение домашних заданий затягивалось, впрочем, на это подозрительное обстоятельство никто из ее друзей не обращал внимания: все считали ее увлеченность учебниками вполне объяснимым обострением перед ТРИТОНом. Сейчас Лили была бы уже рада, если бы это было так.
Однажды, в одиночестве сидя в комнате и доделывая домашнее задание, Лили замерла на секунду над недописанным предложением в эссе, а затем нерешительно выдернула из-под кипы бумаг на кровати чистый листочек. Повертела его, погруженная в свои мысли, и медленно, вдумываясь в каждое слово, написала мелким, едва различимым почерком:
«И хотя я не могу сказать об этом почти никому – иногда я схожу с ума. Это очень несправедливо. Очень. Но самое несправедливое то, что я не хочу, чтобы это заканчивалось. У меня больше нет ничего настоящего. Более настоящего, чем он».
С секунду смотрела на написанное, перечитывая. Усмехнулась, подумав, что это звучит, как диагноз. А затем смяла листочек и отправила в корзину, и устало опустила голову на скрещенные руки.

* * *

Для всех студентов Хогвартса май оказался жарким, суматошным и веселым месяцем, когда лихорадочная подготовка к экзаменам внезапно сменялась прогулками и общением с друзьями, расписание было столь насыщенным, что некогда было вздохнуть. Иногда в выходные вечерами семикурсники собирались в тесный кружок в гостиной, сначала обмениваясь тем, кто что нашел к экзаменам и обсуждая неясные вопросы. Но в конечном итоге все неизменно переходило к воспоминаниям. Они вспоминали все маленькие, почти незначительные моменты, когда смеялись все вместе или грустили, вспоминали старые прозвища и старые шутки, выходки профессоров и собственные неудачи. Сейчас все это казалось стертым, все еще прозрачным, но уже подернутым легкой дымкой предрассветного тумана, когда не можешь понять – было это на самом деле, или же просто снилось, когда обидные когда-то шутки уже не кажутся такими, а все, что раньше было не смешным, приобретает какой-то совершенно другой оттенок. Сидя рядом с Алисой и Хейли, Лили наблюдала за лицами своих одноклассников и начинала думать, что они и правда самые дружные из всех, кто когда-либо заканчивал Хогвартс, но на самом деле она знала: во всем было виновато близящееся расставание.
Когда в таких посиделках участвовал Джеймс, Лили вела себя очень тихо. Она больше молчала и наблюдала, и редко когда говорила что-то, и все смотрели на нее, она видела, что Джеймс тоже смотрел, и это всегда сбивало ее с мысли.
После выступления Джеймса на том памятном ужине, а так же после геройства в финальном матче, все относились к нему немного по-другому, он стал кем-то вроде негласного лидера, хотя, конечно, никогда не стремился им быть. Тем не менее, когда он говорил, все слушали очень внимательно. Лили радовалась такому невинному поводу в открытую смотреть на него, смеяться над его дурачеством, но в груди немного покалывало от горького понимания того, что теперь ей нужен повод.
Сейчас все снова увидели мародеров такими, какие они были всегда: яркими, живыми, сумасшедшими. Они рассказывали о свих проделках, в некоторых из которых признавались только сейчас, спустя два или даже четыре года, и это всегда было очень весело.
Однажды в пятницу они проговорили так всю ночь, а утром, едва Филч отпер огромным ключом парадную дверь, выбежали на луг и провели раннее утро у озера, весело переговариваясь и наблюдая, как гладкая поверхность покрывается легкой рябью от налетающего теплого ветра.
И в это субботнее утро, наполненное свежим запахом весны и предчувствием скорого расставания, Лили хотелось быть с Джеймсом, как никогда раньше.

* * *

В один из понедельников в конце месяца Лили, как обычно, сидела наверху в пустой спальне, делая домашнее задание. Теперь вечера она проводила двумя способами: либо сидя в библиотеке, и тогда нормально подготовиться к урокам совсем не удавалось, либо так, как сейчас: сидя на своей кровати, поджав под себя ноги, и что-то черкая на пергаменте. Листик уже был исписан вдоль и поперек, видно было, что его не раз правили. На полу высилась башня из книг, которые Лили нагребла в библиотеке, чтобы лишний раз туда не спускаться. Здесь были и два тома по Зельеварению, и потрепанный, но горячо любимый справочник по Древним Рунам, и Продвинутая Трансфигурация, и Теория Астрономии, и множество других учебников. А на самом верху торжественно лежала толстая тетрадка Хейли с лекциями по Истории магии.
В комнате, честно сказать, был бардак.
Только-только стемнело, никто еще не вернулся с прогулки. Из-за незадернутой шторы виднелся краешек луны. В открытое окно доносились вечерние запахи почти начавшегося лета и негромкий неразличимый разговор, который велся на крыльце замка. Мягкий свет настольной лампы лился на исписанный пергамен, который Лили, согнувшись, последний раз проверяла на наличие ошибок. Это было почти готовое эссе по Заклинаниям, заключительное в этом году, которое она должна была сдать еще в пятницу, но по причине ночного дежурства не успела его написать. Старостам теперь часто сходили с рук такие вещи. Лили бросила взгляд на лежащую на прикроватной тумбочке толстую и, судя по виду, старую книгу с тисненными буквами на корешке: «Запрещенные заклинания».
Она отложила перо и выпрямилась, потянулась до хруста. Может быть, стоит упомянуть про пару заклинаний, которые запретили в начале века? В школьных учебниках кроме названий ничего не было, а если расписать их действие, получится вообще шикарная работа – она очень хотела получить высший балл.
Лили кое-как разгребла завалы на кровати и устроилась на самом краешке, положив книгу на колени. Она была тяжелой, теплой, словно живой. Книги из запретной секции вообще были необычными в большинстве своем. Лили нагнулась и сдула пылинки. Она давно в нее не заглядывала, даже забыла, когда принесла ее из зазеркалья, кажется, это было тысячу лет назад. Зазеркалье и все-все-все, что с ним связано.
Лили открыла толстый фолиант, с удовольствием касаясь мягких страниц. Перелистала, вдыхая терпкий запах книжной пыли и старины. Переворачивая очередной лист, Лили вдруг наткнулась на колдографию, вложенную в книгу вместо закладки.
Она дернулась так резко, что случайно задела ногой неустойчивую башню из учебников: книги с грохотом посыпались на пол, поднимая клубы пыли. Но Лили даже не обратила на это внимания, она схватила фотографию, недоверчиво уставившись на черноволосого парня, улыбающегося ей. Это было так неожиданно и так странно – просто потому, что этого не могло произойти в реальности, чтобы Джеймс Поттер улыбнулся ей. Это была всего лишь колдография, но Лили пришлось на минуту закрыть глаза, чтобы перевести дыхание.
Он так давно не смотрел ей в глаза, что даже взгляд с колдографии заставлял сердце биться с бешенной скоростью. Осторожно, самым кончиком пальца проводя по гладкой поверхности, Лили заворожено следила за ним и с грустью думала, что теперь можно совсем не появляться в библиотеке.

Она не знала, сколько просидела так в одной позе, ссутулившись над раскрытой книгой и не отрывая от Джеймса взгляда, когда дверь в спальню распахнулась, и, ахая, вошла Алиса. Лили поспешила захлопнуть книгу вместе с фотографией.
- Мерлин, что тут произошло? – воскликнула Алиса, переступая через груду книг, в беспорядке разбросанных по полу.
Лили, все еще растерянная, почувствовала себя застигнутой врасплох за каким-то стыдным занятием.
- Ничего. Просто книги упали, - спокойно ответила она, и Алиса, похоже, не обратила внимания на странные нотки в ее голосе. Лили убрала книгу за спину. – Почему ты вернулась так рано?
Алиса пробралась к ее кровати, попутно кинув взгляд в зеркало.
Лили незаметно сунула книгу под подушку.
- Хотела отдать тебе кое-что, - отозвалась Алиса, садясь на краешек ее кровати. Только сейчас Лили заметила небольшой сверток в ее руках. – Вот, это было в посылке от мамы. Похоже, это то, что ты просила.
Лили приняла от нее сверток. Повертела в руках.
- Спасибо.
Они помолчали. Алиса выжидательно и настороженно смотрела на нее.
- Ты не откроешь?
- Нет, не сейчас, - Лили пожала плечами.
Алиса заправила за уши непослушные светлые пряди. Лили узнала этот взгляд, но она понятия не имела, каким чудом ей удастся сейчас избежать расспросов.
- Лили, - начала Алиса, сложив руки на коленях и сидя на краешке кровати с выпрямленной спиной. Лили некстати подумала: почему Алиса всегда распрямляет спину, когда собирается говорить о важных вещах? Чтобы сразу вогнать противника в замешательство? – зачем тебе антиаллергическое зелье?
- Какой странный вопрос.
- Вовсе не странный.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь.
- Почему ты все воспринимаешь в штыки? Это нормально, что я хочу знать – у нас больше не будет зелий с майораном, мне интересно, зачем оно тебе?
- На экзаменах может попасться, - отбила Лили.
Алиса прищурилась.
- Не очень-то впечатляющий ответ.
- Я и не стремилась тебя впечатлить, - надулась Лили, отворачиваясь.
Алиса помолчала. Лили не видела ее лица, она изо всех сил желала, чтобы подруга оставила ее в покое.
- Послушай… Я старалась не вмешиваться во все, что происходит, но я не могла не заметить все эти… совпадения. Ты долго пропадала по ночам с Поттером. А потом взломали лабораторию. И майоран пропал среди прочего, тебе это известно так же хорошо, как и мне. Что ты хочешь, чтобы я думала? Ты заказала антиаллергическое зелье, которое тебе сейчас не нужно.
Алиса пожала плечами, словно не зная, что еще добавить. Но она все же была не до конца уверена в своих догадках, а значит, у Лили оставались пути к отступлению.
- Ты считаешь, что мы взломали лабораторию?
- Я твоя подруга, Лили. Я могла бы об этом знать. Ко всему прочему, ты пишешь работу по зельям, если преподаватели не могут сложить дважды два, то…
- То, значит, нечего складывать. Я сказала, зачем мне это зелье, больше мне нечего сказать, Алиса. Давай закроем тему, у меня еще много уроков.
Она опустила взгляд к своему недописанному эссе, но строчки плясали перед глазами, а Алиса все никак не уходила.
Может, это неполадки в совиной почте, а может быть, мама Алисы оставалась такой же необязательной, как и раньше, но, как бы то ни было, Лили с нетерпением ждала эту посылку в начале месяца, а теперь уже было слишком поздно. Полнолуние упущено. Конечно, без антиаллергического зелья она никак не могла начать работу. А без этой работы она не могла дописать курсовую. А без курсовой не могла поступить в Академию. Выходила странная ситуация: Лили могла рискнуть всем и варить Аконитовое зелье во время экзаменов, но на карту, помимо поступления, была поставлена еще и успешная сдача ТРИТОНа.
Лили понятия не имела, как все успеть.
- Лили… можно я скажу? – Алиса, устав от долгого молчания, встала и направилась к двери. - Только не обижайся. Я все равно тебе подруга. Но ты в последнее время такая унылая, что я скоро начну тебя избегать. Вот так.
- Просто мне нечего больше ждать, - пробормотала Лили себе под нос, но Алиса уже не слышала. Она вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

* * *

На следующее утро Лили и Алиса сидели в Большом зале бок о бок и ковырялись в завтраке. Солнце полосками утреннего света проникало через цветные витражи, отражаясь в начищенных до блеска приборах, и бликами скользило по волосам. Шла последняя неделя перед экзаменами, поэтому сейчас по утрам уже не было привычного шумного возбуждения: каждый начинающийся день означал неумолимое приближение июня, и мысли об этом сжимали внутренности в тугой комок. Кое-кто из старшекурсников вообще не мог впихнуть в себя ни кусочка. Даже за завтраком кто-то умудрялся что-то повторять.
Рядом с девочками на столе лежал учебник по Трансфигурации, над которым, жуя тосты с джемом и роняя крошки на страницы, сидели Сара и Дэвид, вполголоса обсуждая, почему у тарелки никак не вырастает хвостик при попытке обратить ее в мышь. На другом конце стола две семикурсницы по очереди повторяли заклинание левитации, заставляя кувшин с соком парить над головами. В ту минуту, когда в зал шумно влетели совы, девушка, держащая палочку, отвлеклась лишь на секунду: этого хватило, чтобы добрая половина кувшина с плеском вылилась на голову Грею, который, громко ругаясь, вскочил с места.
Пока Алиса с донельзя умным видом разъясняла тонкости Трансфигурации непутевым пятикурсникам, Лили была предоставлена сама себе, и занималась тем, что время от времени бросала взгляды на стол Ревенкло. Сегодня они сели так, что отсюда была прекрасно видна сутулая спина Брайана.
Весь месяц Алиса продолжала свою политику «избавься от Брайана», но, даже если бы она оставила Лили в покое, это не имело бы особого значения: Лили и думать забыла о своем бывшем друге. Они очень редко пересекались в замке, и ей даже не приходилось ничего делать специально, чтобы его избегать. Похоже, несмотря на то, что Лили вообще не обратила на это внимания, Брайан это заметил. Скандал с грандиозным взломом лаборатории давно утих, по крайней мере, так казалось со стороны, а значит, он ей больше не нужен. Возможно, Брайан думал именно так, и время от времени Лили терзали эти мысли. Например, сейчас.
- Ты не должна чувствовать ответственности за то, что ты кому-то нравишься, а он не нравится тебе, - вдруг услышала она голос Алисы, которая, оказывается, уже закончила свою лекцию. По столу под визг девочек бегали две мыши с узором от тарелок на спине. – Невозможно ответить взаимностью всем, и в этом нет твоей вины.
Лили искоса взглянула на нее. И как она догадалась?..
- В твоих словах чувствуется горький жизненный опыт.
- Просто если ты не перестанешь себя изводить по каждому поводу, ты однажды потеряешь все. Невозможно иметь все сразу, от чего-то всегда приходится отказываться. Лучше займись письмом.
Только тут Лили заметила конверт, лежащий на краю ее тарелки. Непонятно зачем, он был обклеен маггловскими марками.
- Это от мамы, - возбужденно сказала Лили. Она уже тысячу лет не получала писем из дома. Да что там – с самых каникул она не разговаривала ни с кем из своих родных.
Лили быстро разорвала конверт и погрузилась в чтение. Алиса тихо сидела рядом, жуя тост, но на самом деле Лили видела, что той не терпится узнать новости. Когда спустя несколько минут Алиса повернулась к подруге, на Лили лица не было. Но она даже не успела открыть рот, чтобы спросить, что случилось, когда Лили повернулась к ней и выпалила:
- Петуния выходит замуж!


Промывание

- И что это значит? – спросил Хейли, когда они все вместе: Фрэнк, Алиса, Лили, - шли по длинному коридору пятого этажа.
Первым уроком была Трансфигурация, Лили издалека уже видела группу ребят, собравшихся перед кабинетом. Друзья молча шли рядом. Все ждали от нее ответа, и даже Алиса, которая все знала, похоже, не решалась заговорить.
В окно лился прозрачный холодноватый утренний свет. Было тихое, хорошее утро, совсем не предназначенное для плохих новостей.
- Это означает, что я не попаду на свадьбу своей сестры, - помолчав, наконец сказала Лили. Ее голос звучал как-то тускло, а взгляд был отстраненным и равнодушным. Они замедлили шаги, чтобы не приближаться к кабинету, перед которым возникла толчея. Лили повернула голову: сбоку от нее в утренних лучах солнца сияло то самое зеркало, за которым скрывалась их с Джеймсом тайная комната. Она взглянула в него, словно ожидая увидеть знакомые очертания заваленного камнями прохода, стен, обклеенных волшебными фотографиями, но все, что она увидела, был ее собственный потухший взгляд, лицо с бледной кожей, прозрачной, словно пергамент, поникшие плечи и рассыпавшиеся по плечам волосы. Она увидела, как друзья переглянулись за ее спиной.
- Каким-то образом свадьба назначена на тот же день, что и выпускной, хотя Петуния знала, когда у нас вручение, - тихо пояснила Алиса парням. Создавалось впечатление, что Алиса не совсем уверена в том, что имеет право это обсуждать.
Пока они ждали, когда МакГонаггал откроет кабинет, Лили стояла, прислонившись к толстой зеркальной раме, и отстраненно наблюдала, как Мэри Макдональд что-то увлеченно рассказывает группе девочек. На их радостных лицах сияли беззаботные улыбки, они излучали такую энергию, что хотелось смотреть и смотреть на них, хоть Лили и не очень любила эту компанию. Неужели у них совсем нет проблем? Мысли скользили отрывисто, не задерживаясь в голове; она не отрывала от Мэри невидящего взгляда и старалась не моргать. И не сильно вдумываться сейчас в то, что произошло. Но все равно, как бы ей не хотелось отключиться, Лили слышала каждое слово в негромком разговоре друзей, улавливала каждую сочувствующую нотку и недоумевала, почему они так потрясены. Ей самой уже казалось, что ничего другого и не следовало ожидать. Да, точно, не следовало. Почему же тогда она расстроена?.. Лили стояла в стороне, и ей казалось, что чертов урок никогда не начнется.

- Пойдем, Лили, - негромкий, но настойчивый оклик Алисы вывел Лили из оцепенения.
Она скользнула глазами по коридору: один за другим ученики исчезали в распахнутой двери класса Трансфигурации. Она видела медленно удаляющиеся спины Фрэнка и Хейли. Потом перевела взгляд на Алису, не двинувшись с места. Та удивленно приподняла брови.
- Что?
- Мне нужно ответить на письмо, - твердо сказала Лили, буравя Алису сосредоточенным и серьезным взглядом. Ей нужно было уйти, сбежать от сочувственных взглядов друзей, и меньше всего сейчас Лили хотела сидеть на уроке, пытаясь вникнуть в формулы и запутанные схемы. Ей казалось, сейчас это просто невозможно. Нужно было все обдумать, а не откладывать эти мысли на потом – потом обычно бывает только хуже.
Алиса наклонила голову и глубоко вздохнула. Несколько светлых прядок соскользнули с ее плеч, и на них бликами заиграл свет.
- Нет, Лили. Не сейчас. Ты можешь сделать это после урока.
Лили отрицательно замотала головой.
- Не глупи! Ты не можешь вот так уйти, это же Трансфигурация.
- Алиса, послушай, - Лили встала так, чтобы со стороны кабинета ее не было видно за Алисой. Они стояли лицом к лицу, и в глазах Алисы, как бы она ни старалась это скрыть, читалась горечь и сочувствие. Ей трудно было представить, что происходит в душе у Лили, потому что у нее была семья, какая никакая, но была. Лили сглотнула, пытаясь собраться с мыслями, проносящимися в голове, словно стаи маленьких разноцветных рыбок в Озере. – Ты не заставишь меня туда пойти. Я не смогу там сидеть и делать вид, что ничего не произошло, понимаешь?
Алиса, покусывая губы, не отрывала от нее озабоченного взгляда.
- Что я скажу МакГонаггал?
- Придумай что-нибудь. Скажи, что я отравилась тыквенным соком.
Несколько секунд Алиса молчала, неотрывно глядя в глаза Лили, так, что та начала бояться, что подруга прочитает в них слишком многое. А затем кивнула. Когда Лили уходила, она знала, что Алиса провожает ее взглядом.

* * *

Лестница, ведущая в совятню, была очень узкой: если встать посередине, можно коснуться стен, почти не распрямляя рук. По бокам через равные промежутки встречались узкие стрельчатые окошки без стекол, через которые сейчас дул теплый утренний ветер. Лили медленно поднималась по крошащимся каменным ступеням. В голове вязко кружились и перетекали неопределенные мысли.
Поначалу всем, что чувствовала Лили после прочтения этого сухого письма, написанного маминой рукой, были обида и удивление. Пожалуй, даже больше второе: она знала, что у Петунии есть жених, с которым, кстати сказать, ее так и не познакомили, и да, они планировали свадьбу: разговоры об этом то и дело проскальзывали тогда, в апреле, когда она провела целую неделю дома на пасхальных каникулах. Но ничего больше она не знала. Ни того, когда свадьба, ни того, что ее не собираются приглашать.
«Очень жаль, что ты не сможешь приехать. Нам будет тебя не хватать».
Как же!
На смену удивлению пришла злость. Что ж, стоило честно признать: она была не самым желанным гостем для своей сестры, она бы, вероятно, смотрелась весьма странно и неуместно среди чинных гостей. Лили понимала это. Но как мама могла допустить такое? Это просто в голове не укладывалось. Настояла ли на этом Петуния, или маму не пришлось долго уговаривать?
Все было как-то странно. Лили собиралась написать ответ. Но что она собиралась сказать?
Положа руку на сердце, она чувствовала, что этим коротким письмом ее просто-напросто вычеркнули из собственной семьи.

Лили дошла до самой верхней ступеньки. Здесь не было дверей; через полуразрушенную арку было видно все круглое помещение совятни под куполом башни. Нахохлившиеся совы всех мастей и расцветок, бок о бок дремавшие на жердочках, пространство, пропахшее сеном и птичьим пометом, пронизанное светом, в лучах которого танцуют пылинки. Ветер играет перьями на каменном полу. Из огромных незастекленных арочных окон по периметру башни видна вся территория Хогвартса: неподвижное зеркало озера с плывущими облаками, простирающиеся впереди деревья Запретного леса, между ветвями которых даже днем таяться мрачные тени, луг с разбегающимися в разные стороны тропинками, площадка для квиддича, домик и огород Хагрида. Тихий и ясный утренний пейзаж, застывший, как отраженный в озере свет. И над всем этим бездонное, необъятное прозрачно-голубое небо. Лили застыла у окна, держась за угол одной рукой и чувствуя под пальцами шершавый камень. Ветер приятно развевал волосы. Кажется, здесь можно стоять вечно. Отсюда, с высоты, все проблемы кажутся маленькими, незначительными. Хогвартс прекрасен. Лили вдруг стало грустно.
Раньше совятня была для нее чуть ли не единственным уютным местом во всем замке. Таким уютным, что Лили никогда не хотелось отсюда уходить. Здесь всегда было спокойно, что бы ни происходило. Ей нравился теплый запах, нравилось чувство присутствия птиц; она осторожно гладила их пальчиками, и они довольно закрывали круглые глаза. Раньше мама писала ей каждую неделю. Эти времена казались невероятно далекими, но Лили помнила это, как сейчас: он сидели на верхней ступеньке вдвоем с Северусом, касаясь плечами. Она писала длинное письмо своим детским почерком, на ее лице блуждала улыбка. Лили пересказывала все события, все волшебство, что случилось с ней с того времени, как она отправила прошлое письмо. Ей хотелось, чтобы мама и папа тоже немного почувствовали то, что чувствует она: все эти эмоции, бурлящую, неудержимую радость от очередного выученного заклинания, очередной прочитанной книги. А Северус молча глядел на ее руки. Лили не понимала, что делала ему больно, никогда не понимала, что ему приходилось терпеть в эти минуты, когда она сама была частью счастливой семьи. Северус никогда не получал писем из дома. И Лили об этом было прекрасно известно. Но потребовались годы, чтобы его понять, - Лили крепко зажмурилась, солнце отпечатывалось на веках, перед глазами заплясали красные блики, - несколько лет, чтобы потерять семью.
Она глубоко вздохнула и открыла глаза, щурясь от яркого утра. Воспоминания о старом друге кольнули сердце, но уже не так остро, как раньше, и пропали, растворяясь в настоящем.
Прошло целых семь лет, это казалось невероятным. Стоя наверху этой башни и глядя на ничуть не поменявшийся за годы пейзаж, Лили, такая же, как и семь лет назад, но одновременно уже совершенно другая, в это мгновение готова была отдать все на свете за возможность вернуться обратно.

Она написала короткое письмо, такое же сухое и отрывистое, как и то, что получила. Не специально, просто не смогла выдавить из себя что-то большее.
Сейчас Лили казалось, что она еще долго не сможет прийти в себя. По большому счету, сейчас все, на чем держалась ее жизнь, на ее глазах рассыпалось в прах. Каждая приходящая мысль о письме делала все больнее, по мере того, как до нее доходил смысл случившегося и по мере того, как в голову приходили мысли о том, что же будет теперь.
Пришло время делать выводы и двигаться дальше. Похоже, после школы ей уже не суждено вернуться домой. Но куда же, куда теперь?.. Тяжелым взглядом она провожала серую сипуху, улетающую вдаль, пока та не превратилась в маленькую точку, а затем и вовсе исчезла с чистой скатерти неба. Лили кинула последний взгляд на территорию Хогвартса, отстраненно отметив, что к теплицам нестройной колонной бредут младшекурсники – ничего в жизни не меняется, - а затем повернулась, чтобы уйти. И едва не вскрикнула от неожиданности.
На ступеньках, ведущих в совятню, повернувшись к ней спиной сидел темноволосый парень.

Лили застыла посреди совятни. Она не слышала, как он пришел, не почувствовала присутствие, наверное, была настолько погружена в свои мысли, что ненадолго выпала из реальности. Она поморщилась. Немного неприятно было осознавать, что кто-то, возможно, наблюдал за ней, пока она не видела.
Несколько коротких мгновений Лили всерьез думала, что это Джеймс, и в эти мгновения она почувствовала какое-то колоссальное облегчение. Словно что-то отпустило, словно можно выдохнуть: сейчас все станет на свои места. И только через несколько глубоких вдохов это чувство постепенно начало таять – одновременно с тем, как приходило понимание того, что нет, это не Джеймс.
Размечталась.
Она шумно выдохнула, и спросила, с каким-то отстраненным удивлением отмечая усталость и обреченность в своем голосе:
- Что ты здесь делаешь?
Сириус медленно и неохотно повернулся, бросив на нее короткий взгляд, кивнул и вновь отвернулся.
- Привет, Эванс. Письмо пишу, зачем еще сюда ходят.

Лили подошла ближе, остановившись за его спиной. Сириус не шутил на этот раз. Он действительно что-то писал, правда это совсем не было похоже на письмо – скорее, на записку на огрызке пергамента. Словно почувствовав ее позади себя, Сириус ловко сложил записку в самолетик и, шепнув заклинание, отправил в окно.
Лили все еще потерянно стояла у него за спиной.
- Присаживайся, - Сириус похлопал по ступеньке рядом с собой, обращаясь к ней, как к старой подруге. У Лили даже не было сил возражать. Что там – даже подумать о том, зачем, даже просто, чтобы что-то сказать. Она молча опустилась на ступеньку рядом с Сириусом.
Перед ними круто вниз уходила каменная лестница, она была уже слишком узкой для двоих семикурсников – совсем не так, как они сидели со Снейпом в детстве.
Сейчас Лили и Сириус сидели плечом к плечу. Как же круто порой меняется жизнь.
Сириус заговорил первым.
- Отравилась тыквенным соком? – спросил он, глядя вперед на танцующие в лучах солнца пылинки и слегка щурясь, отчего в уголках глаз появлялись морщинки, делающие его облик добрее, чем обычно. Но Лили знала, что это всего лишь иллюзия: его губы были плотно сжаты, а голос звучал чуть равнодушно. Как же они привыкли прятаться, по его тону совершенно ничего невозможно было понять, но Лили все-таки уловила иронию, которую он никогда не стремился спрятать.
- Надеюсь, это было правдоподобно? – со вздохом спросила она.
- Ревейн – прекрасная актриса, - Сириус пожал плечами, и его мантия приятно скользнула по ее руке. - Разыграла целую драматическую сцену, еще чуть-чуть, и она изобразила бы, как тебя тошнит на ее мантию, если бы МакГонаггал вовремя ее не остановила. Она ей поверила. Даже отпустила меня проверить, как ты. Все купились, похоже, хотя, на мой вкус, причина не слишком правдоподобна...
- Не для Джеймса.
Слова сорвались с языка раньше, чем Лили успела себя остановить.
Имя, которое она столько слышала за этот месяц, которое чужими голосами эхом отдавалось в ее голове, Лили впервые за тысячу, кажется, лет произнесла сама, не узнав своего голоса.
Сердце глухо и сильно забилось в груди. Сириус повернулся к ней и смерил Лили странным взглядом.
- Не для Джеймса? – эхом отозвался он.
Лили сглотнула, не отрывая взгляда от лестницы – избегая смотреть ему в глаза.
- Не думаю, что для того, чтобы отправить записку-самолетик, тебе потребовалось бы подниматься в совятню.
- А как же антураж? Традиции и прочая ерунда? – криво усмехнулся Сириус, но голос его оставался серьезным, и Лили поняла, что она права.
Это простое понимание обрушилось на нее внезапно, накрыв теплым покрывалом приятных мыслей. Джеймса интересует где она и что с ней. Как он может даже не смотреть на нее, но при этом все замечать? Откуда он знал, что она отправится сюда? Видел ли он ее побледневшее лицо, когда она читала письмо за завтраком?
Лили чуть наклонила голову, смакуя эту мысль. В животе что-то щекотно заворочалось.
Они просидели в тишине какое-то время, думая каждый о своем. Никуда не хотелось уходить. Здесь было тепло и спокойно, и совесть не просыпалась внутри Лили, когда она думала о том, что прогуливает урок.
Мысли Лили потихоньку крутились вокруг Джеймса. Положа руку на сердце, ей было тревожно за него. Чем он живет, чего ждет, о чем думает, где пропадает вечерами. Вопросы, которые она каждый день задавала самой себе, сейчас крутились на языке, но она скорее призналась бы в любви Филчу, чем задала их Сириусу. Пару раз она нерешительно поглядывала на него – он молча сидел рядом.
Взяв себя в руки и собравшись, как перед прыжком в воду, Лили задала один-единственный вопрос, обещая себе, что больше ничего не спросит:
- Как он?
Вопрос сорвался маленькой птичкой, и упорхнул, растаяв в утреннем воздухе. Сириус не отреагировал. Ни один мускул в его лице не дрогнул, выдавая какие-либо чувства: усмешку или удивление. Лили подумала было, что он и вовсе не ответит, но через несколько минут, в течение которых Сириус, видимо, сочинял нейтральный ответ или же придумывал, как обойти все рамки, которые понаставил Джеймс своими запретами говорить о чем-либо, Сириус спокойно сказал:
- Все время сидит в библиотеке, скоро корни пустит. Да ты и сама видела.
Сириус сделал неопределенный жест рукой, означающий, вероятно, что сидение в библиотеке является худшим диагнозом, какой только можно придумать, и само по себе говорит уже очень о многом. Поэтому он не стал ничего добавлять. А Лили вдруг подумала: какова вероятность того, что он перескажет разговор Джеймсу?
Наверняка стопроцентная.
Именно поэтому Лили не удивилась, когда Сириус спросил ее своим обычным тоном:
- Что у тебя случилось на самом деле?
И именно потому, что в голосе Сириуса не было ни намека на сочувствие, Лили поняла, что сможет спокойно ответить, без дрожи и без слез в голосе. Она не любила, когда ее жалели - от этого она сразу превращалась в пожарный шланг.
- Я получила письмо от мамы, - начала она, поеживаясь: из-за того, что Джеймс захотел узнать, что с ней, Лили легко могла бы представить, что разговаривает сейчас именно с ним, в конце концов, она думала, что Сириус был лишь посредником, но это уже лучше, чем ничего. - Моя сестра выходит замуж и свадьба назначена на тот же день, что и наш выпускной. Конечно, я могла бы не пойти на выпускной, но на самом деле, я думаю, они имели в виду вовсе не это.
Сириус обернулся к ней почти всем корпусом, и когда Лили нерешительно взглянула на него снизу вверх, она увидела в его взгляде что-то такое, что заставило ее вдруг осознать: Сириус был единственным, кто мог понять ее, ведь у него тоже никого нет. Он вдруг перестал быть просто посредником.
- То есть, ты думаешь, они просто отказались от тебя?
- Именно так я и думаю.
Сириус помолчал какое-то время, словно переваривая услышанное, и Лили не без нетерпения и некоторого трепета ждала его дальнейших слов.
- Ты можешь ошибаться. Не стоит делать скоропалительных выводов относительно этого.
- Я даже представить не могу, что это может означать что-то другое, - упрямо ответила Лили. - Правда, Сириус, мы с сестрой никогда не были в хороших отношениях - достаточно хороших для того, чтобы приглашать друг друга на собственные свадьбы. Мы слишком разные, - за легкостью тона таилась тщательно скрываемая печаль.
- И, тем не менее, ты удивлена, не так ли?
Лили промолчала, удивляясь его проницательности и молча глядя на лестницу, уходящую вниз. В груди что-то яростно возилось, боль, и злость, и понимание абсурдности всего, и этого разговора в том числе.
- В тебе говорит обида и подростковый максимализм.
- Уж не тебе говорить о максимализме, Сириус, - яростно отбила Лили, успев заметить легкую тень, проскользнувшую по его лицу при этих словах. Черт, она совсем не думает, что говорит. - Прости.
- Это совсем не просто - отказаться от всего, - как ни в чем не бывало сказал Сириус, и Лили удивилась тому, как легко он это говорит. Не похоже было, что он привык откровенничать, даже со своими друзьями. Лили не знала, рассказывал ли он что-либо Джеймсу, но тот был готов выслушать, Лили поняла это тогда, в зазеркалье, когда сама изливала ему душу. Возможно, Джеймс отзывался на истории о семье острее именно потому, что Сириус не позволял ему проявить участие и сочувствие, и Лили не могла его за это осудить. Впрочем, это были всего лишь ее предположения. Сириус продолжал. - Ты должна хорошенько все взвесить, прежде чем делать выводы. В любом случае, выбор за тобой. Семья - это слишком весомо. Я имею в виду, нормальная семья, как у Джеймса, например, а не такая сумасшедшая, как была у меня. - Он горько и невесело усмехнулся.
Лили смотрела на него, в то время как он увлеченно рассматривал ступени и выглядел так, словно не сказал ничего особенного.
- Утешаешь меня? - спросила она.
- Отнюдь. Мой максимум серьезности и морализаторства на сегодня исчерпан. Я просто пришел убедиться, что ты адекватна и не собираешься прыгать с башни.
- Не собираюсь, - заверила его Лили.
- Что ж, тогда я, пожалуй, пойду. Сообщу МакГонаггал хорошие новости: тебе сделали промывание и ты будешь жить.
Лили поморщилась, прикидывая, не сказать ли ему спасибо за "промывание". Сириус встал, потянувшись до хруста и заставляя Лили против ее воли завороженно следить за каждым его движением. Она смотрела на то, как он спускается по узкой крутой лестнице, ладонями легко касаясь стен, и думала, что несмотря на то, что игру в квиддич Сириус считал плебейским занятием и на поле его было не загнать, по силе и гибкости он, пожалуй, не уступала квиддичным игрокам. Его спина, в отличие от чуть сутулой спины Джеймса, была абсолютно прямой, и одно это уже придавало ему изрядную долю достоинства, не говоря уже о чувстве собственной важности, которое Сириус никак не мог бы скрыть, даже если бы захотел. Но он и не хотел.
- И, Лили… еще хотел сказать, - Сириус остановился вдруг, словно вспомнив что-то важное, обернулся и нерешительно посмотрел на нее снизу вверх. Лили поморгала, отвлекаясь от своих мыслей о нем. Солнце из ближайшего окна заливало его с головы до ног, так что он сделал шаг назад, в тень, держась руками за шершавые стены. В глазах перестали играть озорные блики, и от этого весь облик вмиг сделался серьезным. Он смотрел на нее испытующе, словно оценивая, достойна ли она какой-то великой тайны. – У Джеймса правда было алиби тогда.
Лили замерла, вцепившись пальцами в острые выбоины ступеньки. Она смотрела на Сириуса, не в силах поверить своим ушам.
- Глупое, конечно, - продолжал тот. Было заметно, что Сириус говорит через силу – явно не желая открывать карты, которые Джеймс наверняка запретил ему открывать. И, тем не менее, он сказал. – Дело в том, что мы знали, зачем в первый раз вскрыли лабораторию Слизнорта. И Джеймс решил воспользоваться этой же причиной, если бы не было другого выхода: сказать, что это он вскрыл лабораторию. Все знают, сколько сейчас можно выручить за нелегальную торговлю порошками. То, что он из хорошей семьи, не значит, что ему не нужны собственные деньги, о которых не знали бы родители. Он сказал бы, что успел утром сбыть товар, и благодаря этому все ингредиенты остались бы у тебя. Он перечислил бы все, что украли вы и что украли слизеринцы в прошлый раз, и ему бы поверили, и он нашел даже парня, который хорошо известен в определенных кругах, чтобы назвать его имя в качестве заказчика. Так все внимание досталось бы ему, а остальные вышли бы сухими из воды. Его бы отчислили, конечно, но не больше, думаю. Хотя не знаю, что там сейчас с законом о нелегальной торговле… Да, к черту, сейчас такое время, что никто не соблюдает законов. Да и его отец сумел бы все замять. Джеймс знал все это.
Сириус замолчал, вглядываясь в пораженную его речью Лили, которая сидела на ступеньках вмиг побледневшая, сравнявшаяся по цвету с камнями стен, и не могла вымолвить ни слова.
- Это был бы самый отчаянный шаг, Лили, но в этой ситуации вряд ли можно было придумать что-то другое. Никто не знал, что вовремя подвернется МакКензи, и знаешь, что я думаю – его счастье, что МакКензи оказался там, иначе Джеймс вылетел бы, и к Кассандре не ходи.
Он снова замолчал, задумавшись и что-то прикидывая, по-прежнему стоя в пол оборота, собираясь уходить.
- Понимаешь теперь, почему Джеймс так бесится из-за МакКензи и бала? – добавил Сириус, глядя на Лили и покусывая губу. – Просто потому, что сам вручил тебя ему. Злится сам на себя.
- Интересно, потому что я не иду на бал с Брайаном, - сказала Лили, все еще пораженная услышанным.

Теперь настала очередь Сириуса удивляться. Он повернулся к ней, явно сбитый с толку.
- То есть, как? Не идешь?
- Я не дала ему ответа тогда, когда он спросил меня, это было сразу после выволочки у МакГонаггал, когда мы подумали, что, наверное, нам нужно продолжать делать вид, что мы встречаемся, чтобы не привлекать лишнего внимания. - Принялась объяснять Лили. - По правде говоря, я никогда не считала это удачной идеей. Я хотела сначала поговорить с Джеймсом. Но так как после этого он не разговаривал со мной, у меня не было шанса ничего ему объяснить, и мы с Брайаном так и не вернулись к этому разговору. К тому времени по школе уже поползли слухи о том, что мы будем на балу вместе, хотя мы всего лишь думали о такой возможности. И мы решили, что так будет безопаснее, что пусть все думают, что это правда. А Джеймс... Я сказала ему, что это не так во время нашего... последнего разговора. Но он меня, кажется, не слышал.
Сириус смотрел на нее, явно пытаясь оценить события с этой точки зрения. Все, что заставляло этих двоих обижаться друг на друга, на глазах превращалось в иллюзию, и, наверное, Сириус удивлялся тому, насколько проще становится жизнь, когда вместо обид и недомолвок просто разговариваешь. Но, видимо, с Джеймсом и Лили все не может быть так просто, они не успокоятся, пока вдоволь не помучают друг друга. Наконец, после довольно продолжительного молчания, во время которого они с Лили не сводили глаз друг с друга, Сириус сказал:
- Ревность - чудовище с огромными глазами, если хочешь, спроси у кого угодно - с чудовищами не спорят.
- Я хотела пойти на бал с ним. Да, я не придаю этому балу столько значения, как Джеймс, - горячо сказала Лили. - Но я дала ему достаточно времени, чтобы прийти в себя. Я ждала слишком долго, разве не так?
Сириус толко покачал головой.
- Вы меня в гроб загоните, оба.
- Ты разве не считаешь, что это не честно? - надула губы Лили.
- Я считаю, что это слишком скользкая тема для меня, как для его друга. В любом случае, эта история закончилась: преподаватели окончательно решили, что это кто-то из Слизерина снова вышел сухим из воды. Так что тебе больше не о чем волноваться.
Лили прекрасно поняла все, что он не договорил: история закончилась, а это значит, что больше не нужно было впутывать в их сложные отношения Брайана. Теперь все только между ними.
- А как же карта? - вспомнила Лили.
- Карта... - Протянул Сириус. Он стоял, засунув руки в карманы и привалившись боком к стене, и солнечные лучи подсвечивали его серые глаза, делая порывающую их дымку почти прозрачной. - Мы решили оставить ее у Филча. Она нам больше не понадобится, - пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Лили. - Мы выпускаемся, и мы решили, что ее место в Хогвартсе. Кто-нибудь когда-нибудь обязательно найдет и откроет ее... Я имею в виду, кто-нибудь, кто будет нередким гостем в каморке Филча. Если ты понимаешь, о чем я.
Он весело подмигнул ей, и Лили улыбнулась в ответ.

* * *

Атмосфера в Хогвартсе становилась все тревожнее, а настроения все мрачнее день ото дня, по мере того, как медленно и неудержимо подходила к концу последняя неделя перед экзаменами.
В пятницу Лили проснулась с головной болью после того, как накануне просидела за учебниками добрую половину ночи. Это было трудно, еще труднее было заставить себя учиться, но времени почти не оставалось: в понедельник первый экзамен, а это значит, что сейчас придется на время забыть о том, что тебе хочется и заняться, тем, чем ты должна.
В спальне номер восемь сегодня, как и каждое утро на этой неделе, царила непривычная тишина. Все собирались молча и с кислыми минами. Лили в глубине души была уверена, что как только они сдадут первый экзамен, охватившее всех напряжение немного спадет: ожидание всегда намного хуже, чем сам процесс. После первого экзамена дело пойдет легче, но до этого еще предстояло пережить эти три дня.
Хотя нельзя сказать, что ей не нравилась их новая традиция собираться на завтрак молча и без истерик по поводу того, что волосы лежат не так.
Сегодня был, по сути дела, их последний учебный день: последний день полноценных занятий, сидения за партами на уроках, и эта мысль тоже подливала масла в огонь.
- Алиса, - Лили окликнула подругу, когда они вдвоем последними выходили из спальни. Алиса повернулась; вид у нее был донельзя невыспавшийся, казалось, что она едва стоит на ногах. Подготовка к Зельям всегда давалась ей тяжело. – Я сегодня не иду на занятия. Это касается моей курсовой: мне нужно очень многое успеть сделать до того, как я загнусь за повторением пройденного.
- Что? - казалось, что Алиса действительно не может поверить своим ушам. - Ты шутишь?
- Я знаю, это на меня не похоже. Просто поверь, что это очень важно.
- И что я должна сказать преподавателям на этот раз? Тебе не кажется, что еще немного и мне можно будет подавать документы в театральную студию, что в свете последних событий не кажется мне подходящей профессией, - ехидно сказала Алиса, подправляя сумку на плече.
- Я знаю. Просто скажи, что я заболела. Скажи, что я в лазарете.
- Но мадам Помфри не станет тебя прикрывать, - возразила Алиса.
- Я знаю, - терпеливо повторила Лили. - Пусть это будет моей проблемой, хорошо? Алиса, наверное, была слишком уставшей, чтобы отвечать. Она молча смотрела на Лили какое-то время. Мимо них по коридору проходили последние, кто шел на завтрак. Наконец, Алиса пожала плечами, и тихо и устало сказала, тщательно взвешивая каждое слово:
- Ты напрасно считаешь, что я настолько слепа, что ничего не замечаю. Я уже давно сделала выводы о том, куда и зачем вы отправлялись с Поттером, что вы делали, и кто взломал лабораторию тоже. Я просто не знаю зачем, и мне это не важно. Я молчала просто из уважения к вашему соглашению: думала, что ты обещала ему ничего никому не рассказывать. - Алиса глубоко вздохнула, и Лили, которая застыла, пораженная ее словами, отметила про себя, что синеватые круги под глазами подруги наводят на мысли о лазарете, только скорее для Алисы. - Также, я в курсе того, что в последние дни перед экзаменами твоя курсовая уже не имеет никакого значения, потому что все, кто хотел поступить, уже давно отправили свои работы, срок закончился еще две недели назад. Лили, я могу лишь догадываться, зачем ты продолжаешь все это делать, и прошу тебя только об одном, пообещай мне...
Лили насторожилась, ожидая чего угодно, только не этого:
- Пообещай мне, что расскажешь все позже - все, от начала и до конца, иначе я просто умру от любопытства. История, в которой есть два имени: ты и Джеймс Поттер, обещает быть интересной.
Алиса вымученно улыбнулась в ответ на смех Лили, и они рука об руку последними спустились на завтрак.

* * *

Стоило Лили переступить порог зазеркалья, как она сразу поняла, что с тех пор, как она была здесь последний раз – заносила связку Заунывников сразу после набега на лабораторию и разговора с Брайаном, - здесь никого больше не было. Подушки стройной башней возвышались на диване, пакетики с порошками, банки и колбы на низком столике выстроены в шеренгу – совсем ничего не изменилось, здесь царил неестественный порядок, совсем не свойственный этому месту.
Тишина спиралями паутины опускалась с потолка.
Лили оглядела комнату с упавшим сердцем. Было яснее ясного, что Джеймс не заходил сюда с тех пор. Так же, как и сама Лили. Похоже, они оба пытались избегать зазеркалья – это место, наполненное воспоминаниями, это Лили моментально ощутила на себе, едва ее взгляд остановился на неровно постриженном ковре. Она пыталась отодвинуть подальше на задворки сознания все эти мысли, доставая принадлежности: доску, мешалки, мерные колбы, освобождая место на столе, готовясь к работе, но нестройный, отдаленный гул голосов – их голосов, - фоном звучал в голове.
«Вообще-то, пикники устраивают на улице…
Правда? Так написано в руководстве по пикникам?».
Лили обошла комнату, мягко ступая по непослушному ворсу ковра, выбирая удобное место на стене, а затем взмахом палочки сняла часть нелепых фотографий, прикрепив на их место отдельные листы курсовой, рецепт, крупными буквами написанный на пергаменте. Взмахом палочки зажгла лампы, стоящие по бокам от стола, на полу перед которым был установлен котел. Несмотря на то, что сейчас было ранее утро, за зеркалом всегда было не слишком светло, а ей сейчас пригодится хорошее освещение. Комнату наполнил теплый свет, дрожащий на поверхности стола и отражающийся в круглых боках стеклянных банок. Сейчас ей необходимо все порезать, растолочь, смешать все, что нужно, чтобы в дальнейшем ей не пришлось тратить столько времени на подготовку к работе.
Вообще, Лили лишь отдаленно представляла себе, как она сможет со всем этим справиться – совместить приготовление Аконитового зелья с начинающимися экзаменами. Она не хотела даже думать б этом, потому что от одной только мысли, что она рискует получить плохие оценки по ТРИТОНу, что-то холодное и скользкое начинало переворачиваться в животе.
Однако, Лили понимала: оценки сейчас – далеко не самое главное.
Возможно, даже эти экзамены вообще ничего не значат. Она глубоко вздохнула, приступая к работе.

На полу в маленькой комнате за зеркалом негромко тикали часы. Лили твердой рукой высыпала в только-только закипевшую воду котла толченые крылья скарабеев – серая пыль струйкой стекла с ладони. Повернулась, взяла несколько мелко покрошенных листьев папоротника в миске – ровно столько, сколько нужно, - и отправила в котел. Кончиками пальцев взяла медную ложку, и осторожно, чтобы не расплескать, принялась помешивать варево.
От котла поднимался приторный запах папоротника: сладость с привкусом гнили. Мерзость. Лили нагнулась над бурлящей жидкостью, задерживая дыхание. Мелкие пузырьки, поднимающиеся с самого дня котла, переливались синим и желтым. Зелье успеет три раза поменять цвет, пока она будет готовить его, Лили нравилось наблюдать за этими метаморфозами. Нравилось тонко чувствовать малейшее изменение запаха, нравились причудливые завитки пара над котлом. В целом, она могла сказать, что приготовление зелья было ей совсем не в тягость. Она работала сосредоточенно и одухотворенно, время от времени бросая взгляд на секундную стрелку часов. Лили до мелочей помнила свои первые эксперименты в ванной старост, знала, сколько секунд нужно мешать зелье и через сколько секунд оно чуть потемнеет. Все было настолько точно выверено и заучено, что ей практически не приходилось задумываться над своими действиями. Поэтому ее мысли текли в свободном направлении.
Высыпая в котел натертые на мелкой терке корни Огнеглазок, Лили размышляла о том, что ей поведал Сириус.
Когда он ушел из совятни, едва затихли его шаги, Лили уткнулась лбом в колени и замерла с единственной мыслью в голове: «Какая же я дура». По большому счету, кто мог заранее знать, что у Джеймса в голове? Он не говорил ей про алиби, потому что прекрасно представлял себе, как она отреагирует. Но это и правда было слишком. Лили злилась, но, положа руку на сердце, больше на себя. Ей никогда и в голову бы не пришло, что Джеймс ради нее может пожертвовать всем, абсолютно всем.
В голове всплыли давние слова, подхваченные ночным ветром на вершине Астрономической башни: «Я все сделал, для того, чтобы ты была со мной».
Уже гораздо позже она вспомнила невинный на первый взгляд вопрос Джеймса, который он задал уже после взлома лаборатории, когда они сидели в темном потайном ходу и ожидали приближения утра: догадается ли Слизнорт, для какого зелья нужны ингредиенты. Теперь Лили понимала, к чему это все было. Она чувствовала себя отвратительно.
В свете этих новостей ее история с Брайаном выглядела ужасно. Лили повела бы себя совсем по-другому там, на Астрономической башне, если бы знала все с самого начала.
Но, как бы то ни было, сейчас уже было поздно об этом думать, поздно что-то менять. Бал не за горами, осталось всего две недели – вряд ли что-то может изменится за такой короткий срок. Лили покачала головой, стряхивая с себя неприятный озноб – несмотря на то, что от котла поднимался теплый пар, ей стало холодно.

Лили позволила затекшей спине разогнуться лишь тогда, когда прошли двадцать минут, отведенные на завершение первого этапа варки. Она потянулась и приподнялась, заглянув в котел: он медленно кипел на слабом огне, цвет варева был светло-золотистый. Все выглядело вполне мило, но, наверное, только до тех пор, пока в котле нет майорана. Мысль об этом заставила Лили поежиться от неприятного предчувствия.
Она откупорила заранее припасенный пузырек антиаллергического зелья, и сделала несколько глотков, морщась от кислого вкуса. Затем взяла в руки большую колбу настойки майорана. Холодное стекло круглой колбы приятно легло в ладони. Лили нагнулась поближе, рассматривая содержимое: приятный темно-зеленый цвет, отдающий перламутром в желтом свете ламп. Она увидела свое напряженно застывшее отражение в стекле, серьезные зеленые глаза, рыжие волосы, собранные в хвостик. Настойка очень концентрированная – Лили не была уверена, что силы Антиаллергического зелья будет достаточно. И она и подумать не могла, насколько сильно ей не захочется его откупоривать.
С тяжестью на сердце, Лили открутила крышку. Сразу почувствовала отвратительный запах, и по инерции схватилась рукой за горло, хватая воздух – колба в руке дрогнула, жидкость тяжело покачнулась внутри, миллион отблесков от ламп рассыпались по поверхности. Но ничего не произошло: не было ни распирающей головной боли, ни красных пятен перед глазами, только дышать было чуть труднее, чем обычно, и запах, ужасный запах, от которого хотелось скорее выбежать вон.
Пересиливая себя, Лили отмеряла нужное количество настойки и одним движением вылила в котел, после чего крепко закрутила крышку и убрала колбу подальше от глаз. Через пять минут ожидания она увидела это: над котлом поднимался тонкий серебристый дымок, завиваясь спиралью. Лили с облегчением выдохнула. Первый этап окончен. Через тридцать пять минут можно будет начинать второй – то, чего она еще никогда не пробовала делать.

Пять минут спустя Лили бодро шагала по коридору, направляясь на первый этаж.
Гениальные идеи всегда приходят внезапно, думала она. Почему ей раньше не приходило на ум, где можно взять отличную емкость для готового зелья? Она долго ломала над этим голову, в конце концов смирившись и с обычной колбой, что было несколько неудобно, особенно с учетом того, что подозрительное зелье в колбе будет явно не в ее пользу, когда она будет уговаривать Люпина это выпить. Поэтому сейчас она направлялась на кухню и, надо сказать, то, что в учебное время Лили разгуливает по Хогвартсу в футболке и джинсах, а не в мантии, нисколько ее не волновало. Она надеялась проскользнуть на кухню незамеченной.
Но ожидания Лили оправдались лишь отчасти.
Когда, пощекотав грушу на картине, она вошла на кухню, ее глазам предстала привычная картина буднего дня: домовики носились по просторному помещению туда-сюда, таская тяжелые кастрюли, на столах вовсю шла нарезка овощей, на огромных плитах что-то шкварчало, издавая аппетитные ароматы. Работа кипела вовсю, дело шло к обеду, и никто из домовиков не обратил на нее никакого внимания. Поэтому, когда Лили повернулась к рядам полок, которые стояли чуть в стороне от основной суеты, она едва не подпрыгнула на месте, встретившись взглядом с Джеймсом Поттером.



Время истекает

Песня главы: Zee Avi - Concrete Wall


Когда, пощекотав грушу на картине, она вошла на кухню, ее глазам предстала привычная картина буднего дня: домовики носились по просторному помещению туда-сюда, таская тяжелые кастрюли, на столах вовсю шла нарезка овощей, на огромных плитах что-то шкварчало, издавая аппетитные ароматы. Работа кипела вовсю, дело шло к обеду, и никто из домовиков не обратил на нее никакого внимания. Поэтому, когда Лили повернулась к рядам полок, которые стояли чуть в стороне от основной суеты, она едва не подпрыгнула на месте, встретившись взглядом с Джеймсом Поттером.

Он сидел на высокой трехногой табуретке у противоположной стены, привалившись спиной к кафелю. В закуток, который заполонили полки, забитые посудой, проникал танцующий свет факелов и масляных ламп, расставленных по всей кухне. Звон посуды и лязганье ножей вдруг показались Лили приглушенными и отдаленными.
Лицо Джеймса, очерченное теплыми тенями, казалось спокойным и умиротворенным, даже... довольным, каким Лили его ни разу не видела за прошедший месяц. Он тоже был без черной рабочей мантии, рукава его рубашки были закатаны по локоть - на кухне было на порядок жарче, чем снаружи, - а пальцы перемазаны шоколадом. Тут только, присмотревшись, Лили увидела большую тарелку со свежими, еще дымящимися эклерами на столешнице около него, а рядом такую же тарелку, но уже практически пустую. Лили поборола желание улыбнуться: только по одному его враз помутневшему взгляду она поняла, что Джеймс, удивленный ее неожиданным появлением, собирается уйти сейчас же.
- О, не стоит, - она подняла руки в жесте капитуляции, - я уже ухожу. Только возьму кое-что.
Лили отвернулась к стеллажам, уставленным разной посудой. Она спиной чувствовала его взгляд, пытаясь успокоиться: веселье сейчас не к месту, но все же то, что Джеймс заедает свою грусть эклерами, заставляло смех щекотными пузырьками бурлить внутри нее, а плечи едва заметно подрагивать. Лили ничего так не желала на свете, как расхохотаться сейчас в голос, она даже замерла на секунду, перебирая чашки на полке, чтобы неимоверным усилием воли взять себя в руки - ничего не помогало. От попыток подумать о всех грустных моментах, которые между ними были, почему-то становилось еще смешнее.
Истерика не к месту, подумала Лили.
Она вспомнила, как однажды застала его за поеданием эклеров в лазарете; тогда это произвело на нее схожее впечатление. Определенно, шоколад действовал на Джеймса крайне положительно, если учесть, что тот их разговор полностью перевернул ее представление о нем.
Не сказать, что ее очень удивил тот факт, что Джеймс проводит время здесь, вместо того, чтобы быть на занятиях вместе со всеми. Сегодня был последний день их настоящих уроков в Хогвартсе. Сидя в зазеркалье, Лили мельком видела однокурсников, проходящих по коридору: у всех на лицах застыло почти одинаковое выражение скорби, меланхолии и потери. Между ними сновали малыши с огромными сумками и счастливыми визгами в предчувствие каникул, и эта контрастная картина заставляла сердце сжиматься сильнее, чем что-либо.
Лили отстраненно следила за жизнью, бурлящей снаружи зеркала, и думала, что ей нравится сегодня оставаться в тени. Ей не хотелось прощаться. Быть может, у Джеймса была похожая причина?..
Она с внезапной грустью усмехнулась, подумав, что их и за пропуск-то наказать уже не смогут. Их время прошло. Это значительно объединяло их сейчас, но...
Но, как бы то ни было, эти пару метров коричневой плитки на кухонном полу между ними казались Лили пропастью.
По сути, слова Сириуса о придуманном Джеймсом алиби на какое-то время заставили ее чувствовать себя виноватой, но после раздумий Лили пришла к выводу, что если бы не его гордость и упрямство, они разобрались бы во всем гораздо раньше, и теперь не пришлось бы лихорадочно придумывать повод, чтобы заговорить. Она действительно не знала, что сказать. Поэтому, как бы Лили не тянула с выбором кружки, стоя к нему спиной и чувствуя себя очень неуютно под, как она полагала, пристальным взглядом карих глаз, растягивать этот процесс дальше было невозможно. Кто-то из них выйдет первым, и пусть это будет она. Лили выбрала большую кружку с плотной крышкой и удобной ручкой. Собралась с духом, решив, что выйти, не оглянувшись и не доставляя ему лишних неудобств, будет самым правильным решением.
Однако голос Джеймса рукой лег ей на плечо. Лили никогда не слышала, чтобы он произносил это так:
- Пожалуйста, не уходи.
Слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Были ли виной всему эклеры, неужели снова? Лили медленно обернулась с кружкой в руке. Он сидел, подперев подбородок рукой, и смотрел на нее из-под ресниц - излюбленный взгляд, неизменно бросавший Лили в дрожь.
Она впервые за долгое время смогла позволить себе не отводить взгляд, бесстыдно и жадно рассматривая его с ног до головы. Он стал еще красивее, если это вообще было возможно, хотя Лили всегда отмечала про себя, что это была не явная красота. Она таилась не в правильных чертах лица, не в изумительной грациозности, как у Сириуса, но во взгляде, в манере сидеть вот так, казаться совершенно спокойным. Джеймс не выглядел грустным, особенно сейчас, с измазанными шоколадом пальцами, но что-то ощутимо темное пряталось в его глазах. Отросшая за долгий месяц челка слегка спадала на глаза, волосы были немного длиннее, чем нужно и еще сильнее торчали в разные стороны - это все еще был ее Джеймс, тот, каким она его знала, хоть и чуть-чуть незнакомый теперь. Немного другой.
Ее Джеймс.
Тот, с кем она ходила за руку по темным коридорам, на плече у которого засыпала на той вечеринке. Лили сглотнула. Кажется, ее сердце билось так сильно, что она вся подрагивала.
Они так давно не смотрели друг другу в глаза, что, наверное, для обоих это оказалось испытанием. Они причинили друг другу слишком много боли, думала Лили, не это ли та самая причина, по которой они до сих пор не вместе? Боль, которую они продолжают причинять друг другу, даже когда знают, что поводов для обиды больше нет.
Молчание затягивалось.
До сих пор эта встреча в ее воображении рисовалась совершенно другой, и уж точно не на кухне, но Лили должна была догадаться заранее, что по-другому и быть не могло: он, она и шоколадные эклеры.
Между тем, Джеймс рассматривал ее с не меньшей жадностью, и Лили почувствовала, что еще немного, и она начнет заливаться краской.
- Ты варишь зелье? - догадался он.
Его голос прозвучал немного хрипло, так бывает после долгого молчания. Неужели он здесь с самого утра, некстати подумала Лили, и совершенно один.
- Да, - просто ответила она, не зная, что еще прибавить. Они снова разговаривают, и хоть ее это немало удивляло, это все же стоило того, чтобы попытаться взять себя в руки сейчас и отложить мысли на потом. - Осталась всего неделя до полнолуния. Я почти закончила на сегодня, ты сможешь рассказать все Ремусу?
По правде говоря, в голове Лили с самого утра крутились мысли о том, как преподнести сваренное Аконитовое зелье Люпину. Задачу немало усложняло то, что оно должно быть выпито в течение трех часов, и Лили была уже не совсем уверена, что объяснения стоило так долго откладывать. Ей правда очень хотелось бы присутствовать, когда Люпин выпьет варево, понаблюдать за реакцией и сделать кое-какие заметки, но они договорились с Мирандой, что Лили принесет ей отчет по дежурствам Гриффиндора до обеда, а это означало проделать огромный путь в ревенкловскую башню. Но это была лишь одна из причин. Положа руку на сердце, Лили просто очень не хотелось сейчас объясняться с Ремусом - пусть лучше вместо нее это сделает кто-нибудь другой.
Джеймс кивнул, невольно поморщившись - видимо, он тоже не раз представлял себе этот разговор, - и у Лили снова дрогнуло сердце от привычности забытых жестов.
- Хорошо, - она все еще чувствовала себя странно в этом кажущемся перемирии. - Мне пора идти. Время истекает.
И вышла, уверенная, что Джеймс понял: последние слова были вовсе не насчет зелья.

Было самое начало июня: пора легких мантий и мимолетных мыслей, жаркого полуденного солнца и прозрачного неба, свежего запаха травы и медленных романтичных вечеров. Но для студентов Хогвартса наступление июня означало лишь одно: настала пора экзаменов.
- Нервные клетки, - пробормотала Алиса, когда они вместе с Дженни проводили очередной обед, сидя за книгами в библиотеке. Здесь было невыносимо душно, и даже открытые настежь окна не спасали. - Почему они нервничают? Наверное, даже они понимают, какой кошмар у меня настал, и предпочитают умереть и больше не восстанавливаться.
Лили с Дженни незаметно переглянулись над своими учебниками, но предпочли промолчать. Наверное, потому, что сами чувствовали примерно тоже самое.
Это было жаркое время, заставляющее сходить с ума всех, но особенно выпускников. ТРИТОН, казалось, лишил рассудка даже самых сдержанных и спокойных: в перерывах между испытаниями, вечером в гостиной, за каждым очередным поворотом коридора и даже в последнюю минуту перед экзаменом разговоров только и было, что о том, кто может сварить хорошее Зелье Памяти и желательно оптом, и где достать Зубрильные порошки. Лили думала, что после, в самых страшных кошмарах ей будут являться эта гробовая тишина, царящая в очереди, стопившейся перед закрытой дверью Большого Зала, где шел экзамен; эти бессонные ночи под аккомпанимент лихорадочного перелистывания учебников; этот панический поиск конспектов и ответов на бесчисленные вопросы, а также часы тренировок за закрытыми дверьми пустых классов. Нервозность, казалось, пронизывала Хогвартс насквозь, от подземелий до вершины Астрономической башни.
Конечно, сейчас все были настолько сосредоточены на экзаменах, что никто и не думал ни о чем другом; что касается самой Лили, то она каждое утро выходила из спальни, тихо твердя себе под нос, что ТРИТОН - это не самое главное в жизни, и, похоже, увлекалась настолько, что временами ей все-таки приходилось напоминать самой себе, что у нее тоже экзамены.

Утро среды выдалось необычайно тихим. Сквозь полупрозрачные занавески в спальню проникал слабый свет, которого едва хватало, чтобы различить очертания предметов. Лили быстро оделась, практически на ощупь, и, стараясь не шуметь, выскользнула из спальни. Несколько человек спали прямо в гостиной, распластавшись над раскрытыми учебниками; в тишине слышалось сонное сопение. Лили заметила среди них свою соседку Мэри и усмехнулась. Она знала наверняка: скоро проснется Алиса, а это значит, что Мэри не отделается парой едких комментариев за спиной - в последнее время Алиса не могла быть милой, разве что только сдержанной, и эта сдержанность, как редкий подарок, доставалась только ее близким друзьям.
Останавливаясь перед оборотной стороной портрета Полной Дамы, Лили тихо шепнула заклинание, отпирающее гостиную. Слава Мерлину, когда-то ее назначили старостой, пусть даже все преимущества этого статуса удается оценить лишь под конец. В сутках всего лишь двадцать четыре часа - чтобы все успевать во время экзаменов, приходится вставать первой.
Было только начало шестого, когда Лили, едва живая от усталости, уже быстро шла по коридорам Хогвартса, прислушиваясь к своим тихим шагам и завываниям Пивза вдалеке. Толстые каменные стены замка еще хранили ночную прохладу; в коридорах было холодно и темно, лишь кое-где потоки молочного света из окон разрезали пространство ровными квадратами. Рассвет только начался; Лили видела медленно светлеющее безоблачное небо над Запретным лесом, как обещание хорошего дня.
Сейчас она бы многое отдала за то, чтобы быть курсе на четвертом: за возможность проснуться на несколько часов позже, за то, чтобы этот день стал для нее просто очередным днем лета, когда не нужно ни о чем волноваться, кроме того, будут ли на завтрак блинчики или бутерброды. Чтобы не быть натянутой, как пружина, нервничать, знать, что через полтора часа в зазеркалье зайдет Люпин, чтобы выпить сегодняшнюю порцию зелья, а после ей нужно будет присутствовать на завтраке, пытаясь за тридцать минут прочитать два тома по Заклинаниям.
МакГонаггал изрядно усложнила ей жизнь, сделав все возможное, чтобы прекратить ночные вылазки студентов. Отправляясь на дежурства, которые в конце весны случались все реже - седьмой и пятый курс без особой нужды старались не нагружать, - Лили уже отчетливо понимала, что она не сможет добраться до зазеркалья ночью без сподручных средств типа мантии-невидимки или карты мародеров. Поэтому до позднего вечера Лили сидела в гостиной вместе со всеми, штудируя учебники, а утром вставала раньше всех, чтобы успеть приготовить Аконитовое зелье. Она никому ничего не рассказывала - да и сейчас все были настолько поглощены экзаменами, что до нее никому не было особого дела, что было, разумеется, только на руку, - и собиралась выдержать это с прямой спиной.
Впрочем, если быть до конца честной, Лили получала немалую поддержку от мародеров, чего никак не могла ожидать.
Позже она с улыбкой вспоминала их вторжение в зазеркалье в то утро, когда на столе уже дымилась первая кружка Аконитового зелья, а сама Лили с ногами сидела на маленьком диване, дописывая отчеты. Джеймс, похоже, решил не повторять историю трижды и собрал всех вместе: Ремуса, Питера и Сириуса. Когда они ввалились через зачарованное зеркало в маленькую комнату, уже ставшую слишком тесной для четверых здоровенных парней, у Сириуса приключилась истерика при виде изуродованного ковра, его самого любимого детища, которым он, похоже, немало гордился.
- Какого черта?!
Лили поспешили выскользнуть, оставив их одних разбираться со всем этим. Уходя, она заметила, как Люпин заинтересованно разглядывает стену за диваном, увешанную листами из ее курсовой.
После ей так никто и не рассказал, какие аргументы использовал Джеймс; лишь позже по случайно оброненным фразам она сумела отчасти восстановить произошедший в зазеркалье разговор. Она живо представляла себе, как они громко спорят, мешая оскорбления с излияниями дружбы. В любом случае, Люпин согласился выпить зелье, на это были тысяча причин, в том числе и то, что последний экзамен приходился аккурат на первый день после полнолуния. Кроме того, отсутствие времени все же сыграло им на руку. По ошалевшему лицу Люпина во время ужина в тот день можно было с легкостью понять, насколько он поражен, но только непонятно, чем именно: фактом изготовления столь сложной версии Аконитового зелья, либо... самим зельем.
Лили пришлось признать, что она немного просчиталась: даже несмотря на то, что она избавилась от необходимости переливать его в колбу, от этого большего доверия оно все равно не вызывало. Приготовив его до конца в первый раз, Лили долго ходила вокруг да около, одаривая дымящуюся кружку озабоченными взглядами. Надо признать, варево выглядело преотвратно: оно вышло бурого цвета с непонятными разводами, а кроме того, со дна кружки то и дело всплывали на поверхность большие пузыри, лопаясь с неприятным и смешным звуком. Что ж, об эстетической стороне "продукта" Лили подумала почему-то только сейчас. К тому же, она готова была спорить на что угодно, что на вкус оно тоже не ах. Оставалась надежда, что плюсы все же перевесят минусы, и что с Люпиным, Мерлин, ничего страшного не случится.
Но об этом она могла узнать только после полнолуния, которого все они ожидали с внутренним трепетом. Они сильно рисковали, и дело было даже не в оценках по ТРИТОНу. Далеко не в оценках.
Лили вздохнула, наконец останавливаясь перед зеркалом на пятом этаже. Шепнув пароль, она шагнула внутрь. Здесь не горели факелы, и света из окон в коридоре едва хватало, чтобы таинственно подсвечивать стены. Пока она возилась с факелами и лампами, и до того, как все они были зажжены, Лили не оставляло чувство, что она снова вернулась в то весеннее утро, когда они с Джеймсом целовались здесь в темноте. Когда он пригласил ее на бал. Сейчас здесь царила точно такая же атмосфера.
Вернуться бы туда... Сейчас Лили не стала бы раздумывать над ответом.

Вечером перед последним экзаменационным днем нечто вроде облегчения уже витало в хогвартском воздухе.
Было восемь часов вечера, то самое время, когда спадает дневная жара, и на смену духоте приходит нежная прохлада. Солнце уже клонилось к закату, но вверху небо по-прежнему оставалось прозрачно-голубым, и даже воздух, звенящий насекомыми и наполненный густым ароматом цветов и трав Запретного леса, казался кристально-прозрачным и звонким, как стекло. Розовые лучи закатного солнца чертили мягкие узоры на камнях нагревшегося за долгий день замка. Ветерок теребил края юбок и ласкал волосы, и душу волновало предчувствие чего-то нового. Лили не знала, с чем это было связано: с тем ли, что еще несколько дней, и она закончит Хогвартс, или же с чем-то другим, но это чувство в последнее время посещало ее очень часто.
Студенты высыпали на лужайку перед замком, расстилая пледы. Кто-то что-то читал, но таких одержимых было очень мало: измотанная экзаменами нервная система больше не выдерживала постоянной учебы. Поэтому сегодня вечером ребята даже не захватили с собой книг, рассудив, что впереди еще целая ночь, за которую вполне можно выучить даже Историю магии: где наша не пропадала.
Алиса, Хейли, Дженни и Лили устроились на пледах почти у самого озера. Они не были здесь с мая, и воспоминания об этом порождали в Лили какие-то странные смутные чувства: ее тогдашняя одержимость Джеймсом оттесняла на задворки сознания все остальное. Она лежала на животе, задумчиво перебирая травинки в пальцах и наблюдая за парадным входом. Из замка выходили студенты: ужин только что закончился. Ее однокурсники выглядели измученными и умудренными жизнью, не прекращая обсуждать что-то на ходу - то, как они написали сегодняшний тест по Зельеварению, или вчерашние Руны, или Заклинания, или как сдали практическую часть по Защите. Стен Сойер спустился с какой-то незнакомой красивой девочкой, и Лили, внимательно наблюдающая за ними (скорее, от скуки), заметила про себя, что эти двое вряд ли говорят о СОВ. Щеки девочки горели румянцем. Компания семикурсниц из Ревенкло, неспеша направляясь к озеру, наверняка обсуждала платья к предстоящему выпускному балу: они увлеченно чертили в воздухе силуэты и что-то показывали друг на друге. Вернувшись взглядом к крыльцу, Лили заметила мародеров, сбегающих по ступеням; Сириус встретился с ней взглядом и приветственно махнул рукой. Они направились в сторону квиддичного поля, откуда доносились приглушенные возгласы: несколько парней уже перебрасывались квоффлом. Среди них при желании можно было разглядеть темноволосую макушку Фрэнка.
Теплая земля согревала живот. Мерный шорох набегающих на мшистый берег волн заглушал отдаленные голоса. Умиротворение, теплым покрывалом спустившееся на них, делало мысли вязкими, как кисель. Лили даже лень было разговаривать.
- Я до сих пор не пойму, как я мог написать, что в эссенцию Мартлапа входят толченые скарабеи, - Лили услышала мрачный и слегка озадаченный голос Хейли, сидящего чуть поодаль прямо на пожелтевшей от солнца траве. - Это же абсурд.
Справа послышался нарочито громкий вздох Алисы. Она лежала рядом с Лили на спине, устроив голову на смятой в комок мантии и закрыв глаза. Лили боком чувствовала ее тепло. Штрихи ресниц отбрасывали на скулы Алисы мягкие тени, волосы резметались по пледу белыми язычками.
- Если ты не прекратишь говорить об экзаменах, я тебя заколдую, - тихо и неохотно отозвалась она. Похоже, разомлевшей на солнце Алисе тоже стоило огромного труда ворочать языком, но фраза все равно прозвучала угрожающе.
- В конце концов, у нас даже не было других зелий на "м", чтобы я мог перепутать, - продолжал Хейли, словно не слыша последних слов.
- Не переживай, это не худший результат, - подбодрила его Дженни с хитрой улыбкой. Она сидела, опираясь спиной на Хейли, тот обнимал ее двумя руками. - Вот Гойл, говорят, на практическом экзамене не смог сварить даже Зелье забвения, которое мы изучали на первом курсе. Слизнорт был в ужасе.
Лили присвистнула. Не сварить Зелье забвения - это все равно, что расписаться в собственной безграмотности, ведь это было просто, как дважды два. Впрочем, они ведь говорили о Гойле, ничего удивительного.
- Я думала, об этом знает уже весь Хогвартс. Я не уверена, что после такого он наберет хоть один балл по Зельям.
- Возможно, комиссия его пощадит. Какой смысл оставлять его на второй год? Думаю, все вздохнут с облегчением, когда выпустят его из Школы, - заметила Лили.
- Если вы думаете, что меня успокаивает тот факт, что из всех семикурсников только Гойл справился хуже меня, то вы ошибаетесь, - пробурчал Хейли.
Похоже, пока они обращают все в шутку, Хейли действительно переживает, с некоторым удивлением отметила Лили. Это было странным, вернее, казалось странным - лишь потому, что сама Лили даже не думала об оценках. Хотя и это тоже было страннее не придумаешь.
- Прекращай, - вмешалась Алиса, неохотно приоткрывая глаза и щурясь, - ноешь не хуже Миртл. Готова спорить, что ты преувеличиваешь. Серьезно. Если ты сдал, я куплю тебе сливочного пива и столько помадок, сколько в тебя влезет.
- А если я не сдал?
Алиса сделала вид, что раздумывает.
- Я все равно куплю тебе пива. Пиво для неудачников , - рассмеялась она, и Хейли швырнул в нее свою скомканную мантию. Алиса ловко поймала ее, и засунула себе под голову, сделав импровизированную подушку еще объемнее. - Давайте лучше поговорим о выпускном, всего два дня осталось. Это правда, что нас ждет одна только классическая музыка? - она скривилась, и пожие гримасы отразились на лицах ребят.
По Школе упорно ходили слухи по поводу классической музыки, то есть, то, что они будут танцевать вальс в начале вечера - это само собой. Но то, что в Хогвартсе так и не появятся Гоблины или Дюрбонские Докси, в глазах студентов делало предстоящий праздник весьма и весьма унылым.
- Лили, ты же имеешь подход к Миранде, разузнала бы уже что-нибудь.
Лили только неопределенно дернула плечом. Она меньше всего думала о музыке в последние дни, и была уверена, что со всей этой эпопеей с перенесенными экзаменами и у Миранды голова забита совершенно другим.
Лили вдруг некстати подумала, что у нее и пары-то нет.
- А что насчет причесок?
- Я заплету себе косу.
- Это хорошее решение, Хейли, но, боюсь, на твоей шевелюре особо не разгуляешься, - засмеялась Дженни, поднимая руку и запуская пальцы в мягкие волосы парня.
- Я думаю насчет пучка, - задумчиво сказала Алиса, и, пока она посвещала друзей в подробности, Лили думала о том, что, похоже, ее собственные волосы еще слишком коротки для прически. Она хотела бы, чтобы сейчас ее волосы струились волной до пояса, как у Дженни - с того момента, как Лили постригла их на пасхальных каникулах, она уже успела сто раз об этом пожалеть.
"Ты убила мои представления о прекрасном", - вспомнила она слова Джеймса, и сцена их короткого разговора встала у нее перед глазами. Возможно, все дело именно в том, что она хотела нравится ему.
Почти что силой Лили заставила себя отвлечься от этих размышлений и прислушаться к оживленному разговору. Друзья смеялись над чем-то, и их смех звоном колокольчиков разносился над озером.

Лили не могла припомнить ночи худшей, чем стала эта - ночь перед их последним экзаменом.
Она должна была заволноваться еще тогда, после обеда, когда они, утомленные и несчастные, выходили из Большого Зала после теста по Зельеварению - Алиса беспечно предложила отложить мысли об Истории магии на попозже. И все ее поддержали безо всяких раздумий, а подумать следовало. Это Лили осознала, но было уже поздно.
Конечно, в глубине души она понимала, чем все может обернуться, но ребята тянули до последнего: когда они вернулись в гостиную Гриффиндора, а это было уже после захода солнца, все чувствовали себя усталыми и расслабленными. И на мысли о завтрашнем экзамене ничего не отзывалось внутри: они впервые были такими далекими и нечеткими, как буквы на пергаменте, написанные левой рукой, а сам экзамен представлялся таким легким, по сравнению со всем, что они уже пережили... Ох, Лили просто махнула на все рукой, позволяя себе болтать и смеяться вместе с друзьями. Она прекрасно помнила, что сбило ее с толку: тетрадь с конспектами Хейли, по которой они готовились всю весну, лежала на столике перед ними и казалась такой тонкой...
Окна в гостиной были распахнуты настежь, на обшарпанные подоконники пристроены стопки книг, чтобы створки не закрывались, но все равно в гостиной было неимоверно душно. Легкий ветерок едва заметно колыхал тяжелые портьеры. В окна врывались влажные запахи леса. Можно было сказать почти наверняка, что завтра пойдет дождь.
Лили рассеянно смотрела на лунную дорожку, сбегавшую вниз по подоконнику и оставляющую таинственные нечеткие полосы на ковре, и думала о Люпине, и у нее сжималось сердце от страха и томительного ожидания. Она знала, что никто из мародеров не возвращался этой ночью в башню; наверное, они с Ремусом. Лили очень надеялась, что они смогут помочь ему в случае чего, но еще больше - что все пройдет, как должно.
Мысли об этом не отпускали ее ни на минуту, даже, когда Хейли предложил наконец взяться за подготовку.
Это была чистая зубрежка. Стрелки на часах перевалили за полночь, в гостиной, кроме их с Алисой, Фрэнка и Хейли никого уже не было: все давно разошлись по спальням - спать или готовиться в одиночестве за задернутыми пологами. В настороженной тишине летней ночи слишком громкими казались их голоса, произносимые вслух даты перемешивались с первыми раскатами грома. Лили чувствовала, как от напряжения сводит плечи, и что волосы липнут к шее, в гостиной совсем нечем было дышать. Время шло слишком быстро.
В два часа ночи Алиса прилегла да диван, сказав, что больше не может участвовать, и будет просто слушать их. Лили очень хотела сделать тоже самое; усталость наваливалась тяжелым камнем, веки отказывались слушаться, и пару раз Лили замирала, глядя в одну точку: перед глазами расплывались теплые пятна горящих ламп. В гостиной царил уютный полумрак. Через несколько минут Алиса уже крепко спала, подложив под щеку ладонь, а друзья продолжали прочитывать лекцию за лекцией, но к трем часам утра Лили уже понимала, что они не осилят и половины. Страх сковывал внутренности, когда Лили представляла себя, сидящей на завтрашнем экзамене не в силах ответить ни на один вопрос. Усталость полностью лишила их способности сосредоточиться, приходилось прочитывать одно предложение по нескольку раз, чтобы понять его смысл. Даты и имена смешались в голове, запутанные страницы истории никак не желали подчиняться какой-либо логике, и Лили с ненавистью думала, что вот за это-то она всегда и ненавидела Историю магии как предмет. Дело даже было не в Бинсе.

Лили не заметила, как уснула. Она сидела в продавленном кресле, которое сейчас казалось ей самым удобным и усыпляющим на свете, и, кажется, всего на секунду прикрыла глаза, слыша мерный шепот Хейли, повторяющего годы гоблинских мятежей...

- Пожалуйста, переверните билеты, - властный голос профессора Марчбэнкс разнесся над замершими в волнительном ожидании семикурсниками.
В Большом Зале в это утро были зажжены все свечи: за окном было пасмурно и серо, под утро все-таки пошел дождь, сначала моросящий, к обеду он грозил превратиться в настоящий ливень. Сквозь приоткрытые двери тянуло холодным воздухом, в котором смешались ароматы мокрого леса и сырой земли. Лили, сидящая ближе всех к выходу из Зала, пытаясь прийти в себя, шумно втягивала носом воздух и то и дело ежилась, стараясь унять озноб.
Этой ночью она поспала всего несколько часов и чувствовала себя так, словно ее огрели по голове чем-то тяжелым: соображать было невыносимо трудно, вчитываться в вопросы своего билета - и того труднее; судя по измученным, осунувшимся лицам Хейли и Фрэнка, которые сидели где-то позади, те вообще не ложились. Утром ее накрыла ледяная волна паники: до начала экзамена оставалось пара часов, и теперь, когда он придвинулся настолько близко, Лили видела свои плачевные перспективы как никогда ясно. Но самым большим потрясением, отодвинувшим ненадолго даже мысли о предстоящем экзамене, для Лили стали ее волосы.
Она проснулась, когда Хейли закрывал окна: резкий звук захлопнувшейся рамы заставил ее открыть глаза. Рядом на диване завозилась Алиса. И именно ее возглас Лили услышала, когда поднялась с кресла, чтобы пойти умыться:
- Что с твоими волосами?
Уже позже, стоя в ванной комнате девочек, где в такую рань еще никого не было, Лили с недоверием и внутренней тревогой рассматривала себя, стоя напротив зеркала.
Она не понимала, как это произошло, но, наверное нужно обладать изрядной силой мысли, чтобы за ночь отрастить свои волосы дюймов на десять, не меньше. Лили запустила руку в густую шевелюру и растрепала пряди. Да, это было почти то, чего она так хотела вчера, когда разговор у озера шел о прическах. Мерлин... Как это понимать? Что если она хорошенько сосредоточится сейчас и загадает, чтобы Историю магии отменили?..
Опираясь руками на край холодной раковины, Лили в задумчивости вглядывалась в свое отражение. Сейчас, в неверном свете свечей, она казалась себе невероятно бледной, словно обескровленной, даже веснушки куда-то пропали; тонкая, какая-то светящаяся кожа резко контрастировала с медными волосами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам. Темная зелень глаз как-то поблекла, пушистые ресницы отбрасывали неровные штрихи теней, превращая ее в беззащитную девочку, и только выражение глаз было твердым, несмотря ни на что. Тонкие запястья, костлявые плечи... Лили с некоторым удивлением отметила, что сильно похудела за последнее время, сама того не заметив, и походила сейчас на Алису; однако, Алисе ее чрезмерная изящность всегда была к лицу. Чего не скажешь о ней самой. Лили грустно и зло усмехнулась своему отражению и, развернувшись, вышла из ванной.

Она никак не могла сосредоточиться. Шум дождя снаружи то обманчиво стихал, то наоборот усиливался, потоки воды разбивались об окна Большого Зала. Лили прислушивалась к этим звукам, подперев щеку рукой и то и дело бросая обеспокоенные взгляды на большие часы, песок в которых просачивался с катастрофической скоростью. Пересиливая себя, она подробно описала весь процесс принятия Статута о секретности (вопрос номер 3), но Лили не покидало смутное чувство, что она все же упустила несколько важных деталей, не говоря уже о том, что сильно сомневалась в правильности обозначенной ею даты. Тем не менее, Лили решила не останавливаться на этом, и, почти силой заставляя себя не отвлекаться на посторонние мысли, принялась читать следующий вопрос.
Не прошло и получаса, как из Зала потянулись первые студенты. Они сдавали свои работы и выходили прочь; Лили подозревала, что большинство из них просто понимали тщетность усилий: это же История магии, которую никто никогда не учил, и нацарапать в своих ответах хоть-что-то было уже достижением. Она и сама застряла где-то на пятнадцатом вопросе, не в силах вспомнить то, что они проходили еще на третьем курсе. Лили огляделась. Недалеко от нее сидел Люпин, с которым ей не терпелось поговорить после того, как все это закончится. Она радовалась только тому, что он вроде в порядке, но выглядели они с ним примерно одинаково плохо.
К тому моменту, когда Лили, наконец, поняла, что больше не сможет выдавить из себя ни строчки, в Зале оставалось не более дюжины семикурсников. Поднимаясь со своего места, она оглянулась: ни Алисы, ни Хейли уже не было, хотя Лили даже не заметила, как они вышли. Она положила свою работу на преподавательский стол, профессор Марчбэнкс ответила ей полуулыбкой и легким кивком.
Вот и все. Лили больше даже думать не хотела о своей работе, будь что будет. От свободы и теплой постели в Гриффиндорской башне ее отделяли всего несколько шагов, а завтра уже выпускной бал, где можно напоследок хорошенько повеселиться с друзьями; эти мысли пьянили и грели душу. С измученной улыбкой, которая никак не желала сходить с ее губ, Лили выскочила в холл.
Это все, мы сдали.
Но что-то в лицах студентов, столпившихся у доски объявлений, заставило ее сердце мучительно оборваться, а улыбку исчезнуть без следа.


Глава Прощание

Когда полчаса спустя Лили вихрем ворвалась в спальню номер восемь, она ожидала застать здесь такую же суматоху, как и во всем замке. Но, вопреки ее ожиданиям, в комнате царила тишина, перемешанная с негромким шумом дождя. Здесь никого не было, кроме Алисы, которая сидела на полу над раскрытым чемоданом.
На одной из тумбочек стояла зажженная лампа, и ее слабый свет мягко ложился на складки скомканных школьных мантий, платьев и юбок, разбросанных повсюду в беспорядке. Вещи выглядывали из полупустого чемодана, свисали с алисиной кровати, стопками высились прямо на полу. Шторы были распахнуты настежь, но, несмотря на полдень, падающего из них сумрачного света было слишком мало: за окном ничего не было видно, кроме сплошной стены дождя.
Лили остановилась в дверях, пальцами держась за косяк, словно прикованная к месту. На всем этаже было тихо, лишь из гостиной приглушенно доносились многочисленные голоса. Честно говоря, ситуация явно требовала вмешательства старосты, но Лили промчалась через гостиную так, что никто не успел и рта раскрыть. На какие вопросы она могла отвечать сейчас, если сама ничего не знала? Засидевшись на экзамене, она все пропустила. Волна ужаса и паники, захлестнувшая ее еще в холле, казалось, сжимала грудь, не давая вдохнуть, к горлу подступала тошнота. Лили смотрела на Алису и не могла промолвить ни слова, не могла сделать ни шага в комнату. Алиса выглядела такой опустошенной и потерянной, потрясенной не меньше, чем она сама. Пальцы подруги сжимали синий свитер так, что побелели костяшки. Весь ее вид, ее бледное лицо, молчание и этот раскрытый чемодан отчего-то напугали Лили гораздо больше, в тысячу раз больше, чем все то, что она слышала и видела по дороге сюда; заставили поверить, что ей все это не снится. Все происходит на самом деле.
На звук шагов Алиса подняла голову, и теперь они обе смотрели друг в другу в глаза. Лили понимала, какой вопрос ей нужно задать, но язык не слушался ее, так сильно она боялась услышать ответ. Как в детстве, странная вера в то, что непроизнесенное вслух - не правда. Что все не по-настоящему.
Сердце глухо и быстро стучало в ушах.
Лили не знала, сколько бы она простояла так в дверях, судорожно подыскивая слова, если бы Алиса сама не произнесла:
- Моя семья в порядке.
Лили вдруг почувствовала, как от огромного облегчения подкашиваются ноги.
- Слава Богу, - выдохнула она, без сил опускаясь на застеленную покрывалом в веселый цветочек кровать Гретхен, которая стояла ближе всего к двери.
- Слава Мерлину, - рассеянно отозвалась Алиса.
Она снова опустила голову и принялась складывать свитер, но у Лили было ощущение, что она почти не осознает, что делает. Рассеянными и неточными казались ее жесты.
За словами "моя семья в порядке", словно написанное невидимыми чернилами, проявляемыми над огнем, можно было угадать нечеткое слово "пока".

Алиса вновь занялась своими сборами, а Лили, все еще пытаясь прийти в себя и немного успокоиться и отдышаться, сидела на краешке кровати, потирая лоб, и все прокручивала в голове, как полчаса назад она стояла в погружённом в разрывающую барабанные перепонки тишину холле среди других студентов и читала прикрепленное к доске объявление. Обычный на вид пергаментный лист, один в один похожий на те, что там обычно вешает Филч об утеплении окон, или на объявление о предстоящем квиддичном матче или сборе шахматного клуба. Лили пробегала глазами текст строчка за строчкой, по несколько раз, все больше холодея. Кто-то рядом зажал рот двумя руками, чтобы не вскрикнуть. Потрясение и шок приковали Лили к месту, а затем поток сумбурных мыслей в голове смыл все на своем пути: что у ее друзей?
А потом она уже бежала в спальню, сама не замечая, как преодолевает пролет за пролетом, этаж за этажом, изо всех сил стараясь не поддаваться охватившей замок истерике. Она ничего не знала, так как ни Хейли, ни Алисы уже не было в холле, и Лили не могла представить, где искать их, кроме гриффиндорской башни. Во всем замке творилось черт знает что. Студенты спешили в свои гостиные или спускались вниз, кто-то искал друзей, кто-то кого-то успокаивал. Крики, гомон, громкие обсуждения, предположения, слезы. Из обрывков услышанных разговоров она узнала, что всего минут пятнадцать назад посреди холла Дамблдор зачитывал фамилии погибших семей. Где-то наверху вопил Пивз, и вопль этот, неприятным холодком пронизывал замок до самого подземелья. Даже приведения устроили столпотворение на одном из этажей, что-то негромко возбужденно доказывая друг другу; Лили промчалась прямо сквозь них, содрогнувшись от нахлынувшего на нее отвратительного холода, пробравшего до костей. Никто из преподавателей не встретился на пути; можно было предположить почти наверняка, что они в кабинете директора.
Лили видела повсюду растерянные и испуганные лица. На ступеньках, ведущих в башню Ревенкло, уткнувшись лбом в колени громко рыдала Сара. Какая-то незнакомая девочка обнимала ее за трясущиеся плечи и шептала слова утешения, какую-то ерунду успокаивающим голосом, которую обычно говорят только для того, чтобы не молчать. У Лили сжалось сердце. Она не хотела даже думать о том, что, возможно, пять минут спустя ей придется так же успокаивать Алису. На седьмом этаже навстречу попался Хейли, но, разделенные толпой первокурсников, они не смогли даже толком поговорить; Хейли знаками показал ей, что у него все в порядке. О том, что он спешит в гостиную Хаффлпафа, Лили догадалась сама.
Всю дорогу до башни в ее голове настойчиво крутилась одна-единственная мысль: это все происходит не с нами.
- И что теперь? - Вслух сказала Лили. - Все уезжают...
Алиса, последние пять минут сидевшая на полу неподвижно, подняла остекленевший взгляд, будто силой заставляя себя вынырнуть из своих мыслей. Это все было так не похоже на шумную Алису, что колючий холодок пробежал по спине у Лили. Она ожидала совсем другой реакции на все эти известия. Все, что угодно, кроме этой обреченности и молчаливой задумчивости. Тревожные предчувствия, поселившиеся в ее душе, становились все отчетливее с каждой минутой.
- Они и так должны были уехать.
- Они... но не мы.
- Верно, - обронила Алиса.
- Это означает, что выпускного не будет?
- Я не знаю, - Алиса нетерпеливо мотнула головой, - пока еще никто ничего не объявлял. Но я не собираюсь ждать официальных объявлений, я уезжаю, и Фрэнк тоже. Да и кто останется? Кто в такое время захочет веселиться? Ты только представь себе, Лили: Хэмпшир, Суррей, Норфолк... - она покачала головой, горько поджав губы, словно не зная, что еще добавить, да и стоит ли вообще что-то говорить. Ее голос звучал глухо, возможно, из-за нахлынувшей печали. - Я не хочу оставаться даже на вручение дипломов. Единственное место, где я хочу быть сейчас, это мой дом. Хочу быть рядом со своей семьей.
В последовавшей за этими словами тишине отчетливо было слышно, как по стеклам спальни и карнизам неистово барабанит дождь. Крупные капли с грохотом разбивались об окна. В приоткрытую форточку врывались порывы ветера, принося с собою влажные запахи сырой земли. Фитиль зажженной лампы на тумбочке трепетал, разбрасывая по стенам нечеткие тени. Холодный полумрак снаружи едва ли мог сравниться со мраком в душе. Сердце словно сжимали тиски.
Шум дождя наполнял маленькую спальню до самого потолка.

- По крайней мере, теперь ты сможешь поехать на свадьбу, - спустя сколько минут, прошедших в тишине, Алиса сделала слабую попытку улыбнуться. - Я имею в виду, теперь, когда выпускного не будет, и мы все разъедемся по домам...
Лили смотрела на нее и хлопала глазами. Она даже не нашла, что ответить, настолько неожиданно прозвучали для нее эти слова. Не потому даже, что мысли о свадьбе и каком бы то ни было веселье сейчас казались кощунством, а просто потому, что она совсем забыла о том, что ее сестра завтра выходит замуж. Лили мигом помрачнела, и Алиса пожалела, что затронула эту тему.
- Ты же не думаешь всерьез, что я поеду, правда? - сухо осведомилась Лили. Ее голос отдавал металлом, и она сама подивилась, откуда в ней это. Она заправила за ухо прядь волос, по-турецки усаживаясь на кровати и глядя на Алису сверху вниз.
- Я думала, что... что это удачное стечение обстоятельств... - когда Лили глянула на нее с изумлением, Алиса замахала руками. - Нет, я совсем не то имею в виду... Я хочу сказать, что я полагала, ты не едешь на свадьбу из-за выпускного. Я думала, ты не упустишь это, раз уж все так сложилось.
- Нет. Вовсе не из-за выпускного, - сказала Лили. Меньше всего она хотела сейчас говорить об этом, но Алиса выжидающе смотрела на нее, и ничего другого не оставалось. Лили глубоко вздохнула. - Я разговаривала с Сириусом об этом. Ты ведь знаешь, что он ушел из дома. Он сказал очень правильную вещь: все зависит от меня, все будет так, как я решу. Сначала я очень злилась на Петунию, но после я много думала об этом и, успокоившись, начала понимать, что, скорее всего, это была провокация с ее стороны, очередная гадость - ты же знаешь, что она не знает в этом меры. Попытка поставить меня перед выбором. Может быть, она даже жалеет об этом теперь или пожалеет по прошествии какого-то времени. Но еще до того, как отменили выпускной, когда я могла бросить все и уехать, я уже знала, что не поеду, Алиса. Серьезно, я не хочу. Просто не могу представить себя там... У меня сейчас нет сил на это. На фальшивые улыбки и попытки казаться нормальной, как того страстно желает моя ненаглядная сестра.
Она замолчала лишь на секунду, и едва заметая тень промелькнула на ее лице.
- Я не хочу быть нормальной, если это означает перестать быть собой. И я не хочу возвращаться. У меня есть немного денег, этого будет достаточно чтобы снять комнату в Косом переулке на первое время.
Лили замолчала, упрямо насупив брови. Алиса смотрела на нее внимательным взглядом, в котором тщательно прятались какие-то чувства.
- К тому же, - продолжила Лили, - я маглорожденная. Будет лучше не появляться сейчас дома. Так будет безопаснее для них, не так ли?
С минуту Алиса смотрела на нее со странным выражением в глазах.
Наконец, она сказала:
- Да, конечно, если ты так решила. Тебе и правда лучше не появляться там, для их же безопасности. Лучше просто отправить сову, сообщить, что с тобой все в порядке и что ты не приедешь. Думаю, тебе нужно пожить у меня какое-то время, пока мы не поймем, что делать дальше.
Алиса сказала это так, словно все было само собой разумеющимся. Похоже, она даже не придала значения своим словам, поскольку не стала ожидать реакции, продолжая складывать вещи. Лили уже собиралась выразить ей благодарность, как вдруг, Алиса вновь подняла голову, словно ей в голову пришла какая-то мысль.
- Я тоже хотела тебе кое-что сообщить, - сдержанно произнесла она, и Лили снова похолодела, заглянув в ее холодные глаза, которые сейчас мерцали каким-то странным светом, далеким и отрешенным, и в то же время решительным. Лили почувствовала, что сейчас услышит что-то важное, и не была уверена, что ей это понравится. По крайней мере, такой у Алисы был вид.
И она это услышала.
- Я давно раздумывала кое над чем, - начала Алиса странным тоном, в котором смешивалась спокойная уверенность и металлический холод. - О том, чем заняться после школы. Думаю, что последние события стали последним аргументом в моем выборе, я решила сегодня окончательно. Я хочу вступить в Орден Феникса.
Молчание стало ей ответом. Алиса глядела на пораженную, застывшую Лили серьезными синими глазами, и той казалось, что удивление и растерянностью ее смешиваются с прочно поселившейся где-то глубоко уверенностью, что по-другому и быть не могло; это было какое-то молчаливое поражение и принятие. Лили даже не знала, что сказать. Она была уверена только в одном: Алисе не требуется поддержка и одобрение. Она никого не станет слушать.
Лили не могла понять, что она чувствует: уверенность что так и должно было случиться, что где-то в душе она не сомневалась, чем все закончится, или же потрясение, невозможность осознать это.
- Ты не шутишь? - слабо спросила Лили только для того, чтобы нарушить тишину.
- Прекрати, Лили, - серьезно сказала Алиса. Такой серьезности и стали в этих всегда смеющихся синих глазах Лили не видела никогда. - Неужели ты никогда не думала об этом? Я имею в виду, ты же не думала всерьез посвятить себя книжкам? В такое время? Ты же не настолько глупа. Мы молоды, талантливы, хороши в заклинаниях. Кому, как не нам вести битву с Сама-Знаешь-Кем?
Лили смотрела на распалившуюся Алису, которая никогда еще не была так серьезна, как сейчас, и понимала, что на это ей нечего ответить. Все это - весь этот разговор с меленькой хрупкой Алисой, собирающейся воевать, - казался такой дикостью, чем-то неправильным, чем-то, что не должно происходить, только не с ними.
Как будто это было сном наяву.
Она привыкла к мысли о намерении Джеймса вступить в Орден сразу после школы. Хотя как к этому можно привыкнуть? Но все же постепенно эта мысль улеглась у нее в голове, стала чем-то само собой разумеющимся. От Алисы же она такого не ожидала. Только не от Алисы. Лили как-то совсем расплывчато представляла роль подруги в этой войне. Еще честнее - совсем не представляла. Она кинула на нее быстрый взгляд: тонкие руки, хрупкие плечи, длинные волосы - предмет гордости и постоянного ухода. Нет, невозможно представить эту девушку, сражающейся с кем-то, страшнее боггарта.
И тем не менее, достаточно хорошо зная ее характер, Лили была уверена: решение окончательное и обжалованию не подлежит.
- Что же думает по этому поводу Фрэнк? - вырвалось у нее.
- Фрэнк и сам собирается вступить. Ведь и Джеймс тоже.
Алиса уронила последние слова, как будто совсем случайно. Лили промолчала.
Только сейчас плотная завеса, закрывающая ее будущее, немного приоткрылась, и Лили увидела все перспективы. Ведь это правда было так: многие из ее курса будут участвовать в войне.
"Многие думают, что это не наша война", - сказал тогда Джеймс. - "О нет, как бы ни так."
Он оказался прав.

Они собирали чемоданы в мрачном молчании. Лили торопилась. На то, чтобы сложить свои вещи, книги и одним движением смахнуть с тумбочки всю свою нехитрую косметику, у нее ушло от силы минут двадцать. Лили переоделась в джинсы и футболку, стянула волосы на затылке в хвост, который теперь был гораздо длиннее; покопавшись, достала из шкафа желтую дорожную мантию, которую Алиса подарила ей на прошлое Рождество; с тех пор, казалось, прошла целая вечность. После зимы она еще ни разу не надевала ее. Лили выглянула в окно: над территорией Хогвартса нависли тяжелые свинцовые тучи, казалось, еще немного, и они опустятся на замок, поглотив его целиком. Она была не уверена, что мантия спасет ее от непогоды.
Алиса тянула резину, аккуратно, с несвойственной ей педантичностью складывая свои мантии и платья. Длинные светлые волосы падали ей на лицо, почти полностью скрывая его от глаз Лили.
- Мне нужно еще кое-что сделать до нашего отъезда, - сказала Лили, шагая по комнате взад-вперед, проверяя, все ли собрала. - Встретимся внизу, хорошо?
Алиса кивнула, не поднимая головы.
Лили окинула комнату последним быстрым взглядом и вышла, закрывая за собой дверь и стараясь не останавливаться на мысли о том, что больше уже не вернется сюда - в эту комнату, где прожила последние 7 лет.

* * *

В гостиной уже почти никого не было, за исключением пары-тройки ребят с младших курсов, зато в коридоре, соединяющем спальни, было не протолкнуться. Все собирали вещи. Лили прошмыгнула вниз никем не замеченной.

Она спускалась на пятый этаж, отрешенная и погруженная в свои мысли, но по пути успела заметить все: что младшие уже одетые в дорожные мантии спускаются в холл - наверное, первые кареты начали прибывать; что портреты, еще час назад возбужденно перебегавшие из рамы в раму, разнося ужасные новости, уже успокоились; приведения больше не заполняли весь коридор шестого этажа. Суета немного улеглась; студенты стекались в холл. Лили тоже шла вниз, но на пятом этаже вдруг свернула за угол, оказавшись в коридоре недалеко от кабинета Трансфигурации. Она огляделась. Вокруг никого не было, голоса звучали отдаленно. Пустынный и мрачный коридор, в который через огромные окна заглядывало серое небо.
Ладонь привычно легла на холодную поверхность зеркала. Лили прошептала пароль, стараясь не поднимать головы и не глядеть на свое отражение, и шагнула внутрь.
В зазеркалье было темно и пусто. Едкий дым от потушенных факелов витал в воздухе: Лили замахала руками и закашлялась. Судя по всему, факелы за тушили совсем недавно, наверное, она разминулась с кем-то из мародеров всего на пару минут. Лили досталась палочку, шепнула "Люмос" и огляделась.
Опустевшее зазеркалье поразило ее не меньше, чем новости о нападениях на волшебников или решение Алисы вступить в Орден. Она светила на стены, в углы, по сторонам вокруг себя и удивленно оглядывала унылую картину: исчезли все колдографии, и вокруг были только пустые, серые, обшарпанные стены; исчезли подушки, диван и плед, пропал пушистый белый ковер, обнажив бетонный пол, исчезли колбы и склянки, даже лампы, даже подсвечники под факелы больше не торчали из стен. Остался лишь деревянный сундук, стоящий у зеркала. Этот сундук раньше пылился в самом дальнем углу, погребенный под ворохом свитков и пергаментов, а сейчас в нем, как догадалась Лили, помещался весь нехитрый скарб мародеров: фотографии, волшебные шахматы, книги, коллекция карточек из шоколадных лягушек и прочие вещи, с которыми так тяжело расстаться. Они оставили его здесь в уверенности, что весь багаж домовики доставят в поезд.
За исключением этого, комната была абсолютно пуста, и тихие шаги Лили подхватывало гулкое эхо.
Ей вдруг стало так невыносимо тяжело и грустно, что перехватило дыхание. Лили присела на край сундука. Все было кончено, об этом недвусмысленно говорило опустевшее зазеркалье.
Она уткнулась лбом в скрещенные руки.
Сколько всего произошло в этой комнате этой комнате весной...
Лили понятия не имела, сколько она просидела неподвижно, по кусочку собирая себя воедино. Она знала, что ее курсовая в этом сундуке, за ней она и пришла, за ней, а не за тоннами воспоминаний. Но ей потребовалось время, чтобы справиться с обрушившейся вдруг неизбежностью прощания, чтобы встать, сделать так, чтобы ничего не дрогнуло внутри, когда она выходила из комнаты.
У Лили было чувство, что с утра она повзрослела на несколько лет.

* * *

Холл напоминал перрон вокзала Кинг Кросс, а именно, то самое время перед приходом поезда, когда ожидание сменяется волнительным нетерпением. Здесь все еще было довольно много студентов, уехали пока только самые младшие. Кареты подъезжали небольшими партиями, приходилось ждать, но с каждым новым приездом карет холл потихоньку пустел.
Лили, держась одной рукой за перила, стояла на верхней ступеньке главной лестницы, которая спускалась в холл, и с высоты нетерпеливо вглядывалась в толпу. Кого здесь только не было. Старшие, младшие, выпускники, все смешались, стоя небольшими группами и поодиночке. С другой стороны этой широкой лестницы Лили заметила профессора МакГонаггал. Она стояла, выпрямив спину, такая же величественная, как и всегда, но теперь она больше не казалась всемогущей и Лили не испытывала прежнего трепета, глядя на суровую Миневру. МакГонаггал с нескрываемой тревогой оглядывала своих студентов. Морщинка на ее переносице стала еще глубже.
Все выглядело бы как обычно, когда школьники отбывают на каникулы, если бы не дождь и страшные вести. Обычно карет дожидались на лужайке перед замком, шумно и весело переговаривались с друзьями: смех и прощания, адреса на клочках пергамента, волнительное ожидание встречи с родными, нетерпение, легкая грусть от того, что придется на целых два месяца расстаться с друзьями и покинуть любимый Хогвартс; между старшими ребятами сновали, догоняя друг друга, малыши. Лили прекрасно помнила эту счастливую картину из прошлого, достаточно хорошо, чтобы иметь возможность сравнивать. Сейчас же стена дождя снаружи и промозглый ветер, врывающийся в открытую дверь, заставляли жалеть тех, кто выскакивал наружу и кое-как добегал до кареты. По окнам непрерывно стекали капли, факелы на стенах танцевали, подернутые сквозняком, а лица ребят были бледны, и в глазах можно было различить тревогу и сомнение, опустошенность и страх.
Все было не так, совершенно не правильно. Не только потому, что они больше не вернутся в школу, а еще и потому, что не было слышно смеха и веселых криков, никто не улыбался даже. Негромкие разговоры, разлившаяся над головами ребят мрачная тревога и ожидание. Застывшее ожидание встречи с миром снаружи.
Гром внезапно грянул так, что задребезжали оконные стекла.
Лили пробегала глазами все эти лица в поисках того, кто ей нужен. То и дело кто-то спускался мимо нее вниз, на несколько секунд заслоняя обзор. Она видела своих однокурсников, стоящих небольшой группой совсем близко к парадным дверям. У входа в Большой зал о чем-то переговаривались старосты: Магорн, Миранда, Астерия, Хлойя, Стен и Зак. Лили уже без удивления отметила, что Алиса оказалась права: уезжали все. О выпускном бале и речи не шло.
Взгляд скользнул к слизеринцам, державшимся, как обычно, немного поодаль от остальных, и Лили увидела Северуса Снейпа. Может быть, окутавшая ее прощальная меланхолия была тому виной, но Лили долго смотрела на него. Это было глупо, после всего, что произошло, продолжать надеяться, что он выберет верный путь, но в глубине души Лили все же как-то слепо верила в это вопреки всему. Слишком хорошо она его знала раньше, чтобы окончательно смириться с тем, кем он стал. Она знала, что Снейп умен. Темная магия привлекательна для тех, чей ум пытлив и проницателен, для тех, кто обладает изрядной долей честолюбия, кто не боится переступать черту, отделяющую добро от зла, хорошее от плохого, похвальное от осуждаемого всеми, словом, для тех, кому совершенно нечего терять. Снейп был как раз таким... Лили не знала, к чему это его приведет.
Внезапно он обернулся, как будто почувствовав ее тяжелый взгляд на себе, они встретились глазами. За несколько долгих мгновений, что они буравили друг друга взглядами, Лили успела подумать, что вот он, тот момент, когда нас разводит по сторонам. Выбери свою сторону, Северус.
Он не кивнул ей, ни один мускул в его лице не дрогнул, когда Северус Снейп снова повернулся к Нотту. Рядом с ними стоял Регулус, родной брат Сириуса.
Лили, спокойная и величественная, почти без сожаления отвела от них взгляд. В тот момент в ней уже зарождались подозрения, впоследствии подтвердившиеся, что эта война не только их - она между ними.

Потребовалось немного времени, чтобы отыскать Брайана среди толпы ревенкловцев, и еще немного, чтобы встретиться с ним взглядом. Он все понял без слов, и когда Лили спустилась, уже ждал ее у подножия лестницы.
Они обменялись парой фраз, одними из тех, которыми сегодня все приветствовали друг друга: "у тебя все в порядке?" Родители Брайана жили где-то на севере Норфолка, и было настоящим чудом, что они не пострадали. На нем лица не было, несмотря на то, что он пытался храбриться и не показывать своих страхов. Они стояли слева от лестницы и негромко разговаривали, и Лили была рада, что нашла его, что они увиделись еще раз перед отъездом.
- Что теперь будет с Хогвартсом? - спросила Лили. - Школу закроют?
- Вряд ли, - пожал плечами Брайан. Он был серьезен и смотрел ей в глаза, так, как ей всегда нравилось. Он был таким знакомым и даже родным, другом, заменившем ей незаменимого, казалось, Северуса. Ей было так спокойно рядом с ним, так же, как тогда в их тайной комнате, спокойно и легко. - Дело не в безопасности, с этим у Хогвартса все в порядке. Я думаю, все уляжется. Просто никто не хочет праздновать сейчас. А представлялось ведь совсем по-другому, - Брайан невесело усмехнулся. - Я даже пригласил Хлойю на бал.
Лили слабо улыбнулась впервые за день.
- Да уж. Но мне уже кажется, что по-другому и быть не могло. Не с нами.
- Ты вернешься домой?
- Нет. Пока поживу у Алисы. Если честно, понятия не имею, что дальше.
- Не похоже на тебя.
- Это... Непривычно, - согласилась Лили. - Я все пропустила - почему все уезжают? Разве это не опасно, возвращаться сейчас в разрушенные дома?
Брайан неопределенно повел плечами.
- Не знаю. Говорят, там уже вовсю работают Авроры. Дамблдор произнес тут короткую речь: Министерство заявило, что безопасности студентов вне стен Хогвртса ничто не угрожает, что они берут под контроль Хогвартс-экспресс и некоторые районы Англии. Но это все туфта, конечно же.
- Тем не менее, никто не хочет оставаться здесь.
Брайан кивнул.
Из-за его спины Лили увидела Алису, Фрэнка, Дженни и Хейли, которые спускались к ним. Алиса сдержанно кивнула Брайану.
- Мы собираемся дождаться, когда все уедут, - негромко сказал Фрэнк. - Поедем последними.
- Не могу поверить, что мы уезжаем, - тихо сказала Дженни.
В воцарившейся тишине похоронной музыкой зазвучала далекая песня Пивза.

Они простояли в холле не меньше получаса, за это время успев обсудить все произошедшее и прикинуть, что их ждет и когда они встретятся в следующий раз. Время от времени к ним подходили, прощаясь, друзья. Лили бросала тревожные взгляды в редеющую толпу. Джеймса нигде не было видно, хотя за несколько минут до отъезда в холле появились Сириус, Питер и Люпин. Почему Джеймс не с ними? Куда он мог подеваться? В голове у нее крутились неприятные мысли, не давая покоя. У Лили язык не поворачивался спросить у кого-нибудь, все ли в порядке с его родителями.
Алиса тронула ее за рукав, отвлекая от этих мыслей.
- Мы спускаемся, - тихо сказала она, а в голове Лили это отчетливо прозвучало как "мы уходим". Она смогла только кивнуть в ответ, оборачиваясь на учителей. Она даже представить не могла, что они чувствуют сейчас, глядя, как их выпускники один за одним покидают Хогвартс без всякой торжественной церемонии, без вручения дипломов и напутственных слов; это даже мало походило на завершение, никакая зримая черта не была подведена, но ощущение конца было таким ясным, всепроникающим, сгущающим еще более мрачные краски этого дня, что никаких слов и не требовалось.
Фрэнк открыл зонт, и, задержавшись у парадных дверей замка, чтобы пропустить вперед Сару и Дэвида, они с Алисой под руку вышли под дождь. За дымкой тумана и легкой завесой капель можно было различить очертания подъехавших карет. Лили, которая стояла у самых дверей, прямо под носом у Филча, огляделась. Сириус неподалеку застегивал дорожный плащ, рядом с ним топтался Питер, поеживаясь от холода. Люпин о чем-то тихо разговаривал с профессором МакГонаггал, которая то и дело бросала взгляды поверх его плеча. У дверей образовалась небольшая пробка. Они уезжали последними, но в холл все еще то и дело кто-то спускался. Лили уже подумывала еще немного постоять в самом конце очереди на выход, сделать вид, что замешкалась или еще раз подойти к МакГонаггал - придумать что-нибудь, какой-нибудь незначительный повод перекинуться с ней парой слов..
- Лили, идешь? - окликнул ее Хейли.
Пришлось кивнуть. Алиса и Фрэнк уже в карете, сейчас выйдут Хейли и Дженни, она не очень хотела заставлять всех ждать.
Бросив еще один взгляд на лестницы, Лили вышла из замка вслед за друзьями.

* * *

Она шагнула за порог замка, набросив на голову капюшон и необычайно остро чувствуя все и сразу: и вмиг пробравшийся под складки тонкого плаща промозглый холод дождливого дня, тяжелые капли, запрыгавшие по плечам, насыщенный запахами леса влажный ветер, обдувший горячие щеки, и этот свой самый последний шаг через порог Хогвартса.
Она старалась отодвинуть подальше эту последнюю мысль, но когда Лили спускалась вниз по ступеням парадной хогвартской лестницы, неизбежность и неумолимость прощания, от которых она отмахивалась в течение всего этого долгого дня, вдруг наконец нагнали ее, застигли врасплох, да так, что захотелось разрыдаться.
Кареты теснились у подъездной дороги, похожие одна на другую, с открытыми дверцами, из которых выглядывали озабоченные лица ребят, поджидавших своих друзей. Никто не обращал внимания на дождь. Лили увидела, как Хейли залезает в карету, она стояла довольно далеко от того места, где находилась Лили.
Нужно поторопиться, чтобы не промокнуть до нитки - эта мысль крутилась в голове у Лили все время, пока она спускалась - очень медленно, почти физически ощущая, как с каждым шагом становится все дальше от Хогвартса. Ей не хотелось прощаться. В груди холодной волной разливалось разочарование. Неужели она так и уедет, не увидев напоследок черную макушку и хитрую улыбку? Так они и расстанутся, не сказав ни слова друг другу? Это было несправедливо. Где носит этого Поттера?
Последние слова она, сама не заметив, произнесла вслух.
Мысли были на удивление ясными. Происходило что-то страшное, Лили чувствовала себя так, словно ступеньки парадной лестницы ведут ее в глухую пропасть отчаяния, из которой не будет выхода, и во всем этом чертовом волшебном мире нет и одного человека, способного схватить ее за руку и остановить падение. Кроме Джеймса.

***

Он схватил ее за руку где-то на середине лестницы. Лили и сама не смогла бы объяснить, как она поняла, кто это, она даже не слышала шагов позади себя, но оборачивалась, уже точно зная, чья рука сжимает ее плечо.
Она вскинула взгляд. Джеймс стоял на две ступеньки выше, так что Лили пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Где-то высоко над Хогвартсом прокатился оглушительный раскат грома, и дождь полил с удвоенной силой.
Лили видела его последний раз сегодня утром, перед экзаменом - на завтрак Джеймс не пришел. Он вошел на экзамен самый последний вместе с Сириусом, что избавило их от необходимости ожидания перед закрытой дверью Большого Зала. Они прошли мимо ее стола так стремительно, что Лили успела бросить лишь один мимолетный взгляд на Джеймса. Теперь же, после целого дня томительного ожидания этого момента, он стоял напротив нее.
Джеймс выглядел очень устало. Видно было, что за прошедшую ночь он не спал и минуты: запавшие глаза с необычайно серьезным выражением смотрели на нее, круги под ними отдавали синевой; нахмуренные, сведенные к переносице брови, напряженные плечи - все выдавало его озабоченность чем-то. То, что читалось сейчас в его потемневших глазах Лили могла бы назвать тревогой, борьбой с собой или... Нет, она не могла точно определить. Как и всегда, когда он не хотел, чтобы она определила. Скрывался он мастерски, шутил, когда ему бывало плохо, подтрунивал в ответ на сочувствие, жил в своих эмоциях и ни с кем не хотел ими делиться. Сколько раз прошедшей весной она заглядывала ему в лицо, чтобы получить ответы, но появлялось только больше вопросов.
Лили внимательно вглядывалась в него, отмечая каждую незначительную деталь в его облике: плотная мантия глубокого темно-синего цвета небрежно наброшена на плечи, расстегнута, словно он накинул ее второпях перед самым порогом, рукава белой рубашки закатаны до локтей, черные брюки - он даже не переоделся после экзамена. Взъерошенные мокрые волосы, дождь стекает по лицу и шее, заползая за воротник; рубашка уже намокла и прилипла к телу. Джеймс не обращал на это совершенно никакого внимания; весь красный от напряжения и бега, с растрепанными торчащими волосами, с каплями дождя на ресницах - у Лили просто перехватило дух: временами он был настолько красив, что на него было трудно смотреть; как-то по-девичьи очарователен, хотя... нет, выражение его лица было слишком суровым, словно стальным.
- Я хотел попрощаться, - быстро сказал Джеймс, избегая смотреть Лили в глаза.
Сквозь глухой шум дождя и сквозь собственные мысли до Лили не сразу дошел смысл того, что он сказал.
- Что? Попрощаться?
- Я не знаю, когда мы теперь увидимся. Я хочу попрощаться, - твердо, с некоторой долей детского упрямства повторил Джеймс.
Надо сказать, что даже всю последнюю неделю, пока она готовила зелье для Люпина, они с Джеймсом не особо общались. Так, перекидывались дежурными фразами и все больше молчали, поглядывая друг на друга. Но сейчас это вдруг потеряло всякое значение - какая, к черту, разница, что было до?.. Лили пришлось до крови закусить губу и сжать руки, чтобы сдержаться и не разрыдаться прямо здесь. Неумолимость его слов, казалось, пригвоздила ее к месту. Но я не хочу, не хочу прощаться - ей хотелось крикнуть это ему в лицо.
Но Лили не смогла выдавить из себя ни звука. Образовавшийся в горле ком мешал даже сглотнуть, подступающие рыдания душили ее, но сквозь шум ливня Джеймс вряд ли мог услышать ее изменившееся дыхание. Лили казалось, что всё, что она прятала в себе всю весну, всё, с чем так старательно боролась, пытаясь быть сильной, наконец одолело ее: в эту самую минуту, покидая Хогвартс, Джеймса, всё, что она любила, она вдруг поняла, что больше не может сражаться. Лили опустила голову, пользуясь тем, что он не смотрит ей в глаза - рассматривает шнурки на своих ботинках? - и надвинула капюшон немного ниже на голову, и крепко зажмурилась.
Мимо них проходили студенты, спускаясь по мокрым ступеням и косясь на странную парочку, застывшую посередине лестницы под проливным дождем.
Лили сделала несколько долгих, судорожно глубоких вдохов, прежде чем ей удалось произнести почти без дрожи в голосе:
- Как твои родители?
Она незаметно вытерла слезы тыльной стороной ладони, делая вид, что смахивает дождь с мокрых ресниц и щек.
Все в порядке, - сдержанно ответил Джеймс, поднимая взгляд. - Они в порядке. По крайней мере, надеюсь на это - их не было в этом чертовом списке. Как Алиса и Хейли?
Тоже вроде всё хорошо.
Лили поймала себя на том, что ее трясет, но вовсе не от холода. Теперь Джеймс смотрел ей прямо в глаза, пристально и без тени стеснения, словно наконец смог взять себя в руки - смотрел тем самым взглядом, который всегда заставлял ее трепетать и испытывать непонятные чувства. Она, как завороженная, глядела на него в ответ, надеясь, что он не замечает ее подозрительно блестящих глаз и почти искренне ненавидя все эти моменты, когда стоишь в дюймах друг от друга и просто смотришь - это невозможно выдержать долго. Лили сжала руки в кулаки, пытаясь успокоить дрожащие пальцы. Все это было странным сном наяву. Лили не верила в Бога, но сейчас вдруг, стоя под льющимся с неба потоком воды, остро чувствуя, как холодные капли стекают по лбу, касаются приоткрытых губ и проникают сквозь намокшую одежду, она почти неосознанно и отчаянно начала молиться кому-то, чтобы все не заканчивалось. Чтобы они не сели сейчас в разные кареты, каждый наедине со своими мыслями о другом.
Пусть все будет по-другому на этот раз. Умоляю.
- Ты весь мокрый, - зачем-то тихо сказала Лили.
Джеймс промолчал. Шелест капель, ударяющихся об их мантии, на несколько минут заполнил повисшее молчание. Блеснула молния, на мгновение отразившись в его глазах, и Лили, бросившая взгляд в небо, отметила, что тучи сгустились еще больше, теперь между ними не было ни единого просвета. Полная безнадежность. Джеймс неподвижно стоял на ступеньку выше, волосы облепили его голову, по лбу, носу, щекам, губам, подбородку стекали дождевые капли. Он продолжал смотреть на нее и сказал лишь:
- Куда ты теперь?
- Поживу у Алисы немного.
Джеймс кивнул. Так, словно всегда знал, что она не вернется домой. Как у него получалось видеть чуть больше, чем остальные?
- А ты?
Джеймс криво усмехнулся.
- Ты же знаешь ответ.
И, видя беспокойство, отразившееся на ее лице, добавил:
- Мы живем во время перемен, Лили. Когда мы вынуждены повзрослеть раньше. Когда все в наших руках. Когда девчонка может сварить зелье, которое перевернет историю оборотней, - он наклонил голову и продолжил чуть тише. - Когда любовь настолько сильная и уничтожающая, что кажется невозможным то, что у нее может быть хороший конец.
Лили почувствовала, что сердце забилось с неистовой силой прямо в горле.
Ей казалось, что они так и не уйдут с этой лестницы, пусть все уедут, а они вдвоем останутся, но она не сдвинется с места. Джеймс, похоже, тоже не собирался уходить. Мимо прошел Стен Сойер, коротко махнув Лили, и она кивнула в ответ, почти ничего не замечая, все еще сосредоточенная только на парне, стоящем перед ней на ступеньку выше. Мокром и таком... Близком и далеком одновременно. Она избегала смотреть ему в глаза, и поэтому приходилось смотреть несколько ниже - на шею, и она видела эту бьющуюся вену, и кадык, когда он сглотнул. Чуть наклонил голову, словно пытаясь заглянуть ей в лицо, но Лили не сдавалась. До тех пор, пока не услышала едва слышный шепот, перемешанный с шелестом дождя. Он вел себя уверенно, но так осторожно, что у Лили от напряжения и сладкого предчувствия свело пальцы.
- Я думаю, я должен сказать тебе кое-что.
Лили подняла голову, и от этого движения капюшон соскользнул с ее головы. Длинные волосы тяжелой волной рассыпались по плечам: она заметила, как у Джеймса расширились зрачки.
- Черт возьми, Лили, - растерянно и нерешительно пробормотал он. И, помолчав, продолжил на одном дыхании. - Я хотел сказать, что ошибался. Черт, я слишком устал, чтобы понимать, как реагировать на эти слухи про тебя и Брайана. И я слишком боялся тебя потерять, чтобы допустить мысль о том, что кто-то еще может находиться с тобой рядом даже короткое время. Это был эгоизм чистой воды... я не хотел делиться, - кривая ухмылка, в которой не было ни капли веселья, появилась на его губах. - Я совершил много ошибок... Это непростительно.
Непростительно?
- Мы оба совершали ошибки, - тихо сказала Лили. - Ошибки болезненны, но только так мы можем понять, кто мы и чего хотим. Ошибки делают нас людьми.
Взгляд Джеймса стал слишком внимательным.
- Я знаю, чего хочу, Лили. А ты знаешь?
- Я не хочу тебя терять, - сказала Лили дрогнувшим голосом.
- Не потеряешь. Я никуда не денусь, - его губы исказила кривая ухмылка, больше похожая на гримасу боли. - Буду рядом.

Буду рядом? Лили недоверчиво вглядывалась в его лицо. Что означает это "буду рядом"? Явно не то, чего бы она хотела. Он собирался остаться рядом с ней, поддерживать и в редких письмах спрашивать как у нее дела. Как друг.
Тугой обруч тоски нещадно сдавил грудную клетку, перехватил дыхание.

Все кончено. Никакого чуда не произойдет.
Лили снова крепко зажмурилась, и слёзы покатились по щекам. Больше совсем не осталось сил. Она в отчаянии закрыла лицо руками, почувствовала, как Джеймс спустился на ступеньку ниже и взял ее за плечи.
Эй…
Когда спустя несколько долгих секунд Лили открыла глаза, Джеймс обеспокоено вглядывался в ее лицо. Усталость после бессонной ночи, тяжелый экзамен, ужасные новости и все переживания этого дня вдруг навалились на нее, и ей показалось, что если бы Джеймс сейчас не держал ее, она бы рухнула под этой тяжестью.
- Я не могу, Джеймс, - произнесла Лили, подняв мокрое от слез и дождя лицо, прямо глядя ему в глаза, голос прерывался, но она заставила себя продолжить, - я больше не могу так. Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. Я должна была сказать это сто лет назад, на башне, или раньше, в зазеркалье, или… - она мотнула головой, словно отгоняя наваждение, - я люблю тебя, я жить без тебя не могу. Я не хочу прощаться.
Он смотрел на неё растерянно, собираясь что-то сказать, но Лили прервала его, помотав головой.
- Я пыталась с этим бороться, игнорировать, отвлекаться, я думала, что ничего между нами невозможно исправить после всего, что произошло, - она на секунду замерла, глубоко вздохнув и закрыв пальцами глаза, - но я ничего, ничего не могу с собой поделать. Я не могу есть, я не могу спать, я ничего другого не чувствую, я только каждую секунду своей жизни люблю тебя, понимаешь?
Джеймс не дал ей договорить, притянул ее к себе и через мгновение обнял так бережно и сильно, что Лили крепко зажмурилась, чтобы снова не разрыдаться.

Он был очень мокрый, и Лили только сейчас вдруг осознала, что и она тоже: мантия промокла насквозь и прилипла к телу, по волосам стекали ручейки воды, и было очень холодно. Она задрожала, и Джеймс перехватил ее покрепче, прижал, уткнувшись холодным носом куда-то между шеей и плечом. Он просто обнимал ее, и Лили ничего больше не нужно было; она могла чувствовать, как сильно бьется его сердце, как от него пахнет: теплом, шоколадом и дождем, как под ее пальцами кожа на его шее покрывается мурашками.
Несмотря на дождь и все мировые катаклизмы, Лили могла бы поклясться, что готова была стоять вот так вечно.

Если бы кто-то, кто находился сейчас в каретах, в этот момент выглянул бы наружу, он мог бы увидеть, как две фигуры, казавшиеся размытыми и нечеткими из-за дождя, прильнули так близко друг к другу, что и вовсе нельзя было различить, где кончается одна и начинается другая. Даже профессор МакГонаггал, которая стояла в дверях замка, с тревогой провожая взглядом своих выпускников, наблюдала за этими двоими, и на ее лице было такое выражение, которое никто никогда раньше у нее не видел. Несмотря на тяжесть на сердце, на все дурные вести, которые они получили и которые еще предстояло получить, она улыбалась уголками губ.

Лили не знала, сколько бы они простояли бы так, если бы Сириус не выскочил из кареты под дождь. Лили и Джеймс одновременно обернулись на его вопль.
- Сколько можно! Если вы не поторопитесь, мы уедем без вас!

Они добежали до кареты прямо по грязи и лужам. Дождь застилал глаза. Лили едва успела обернуться напоследок, окинув взглядом величественный Хогвартс. Вершины многочисленных башен терялись в низко нависших грозовых тучах, замок тонул в дожде, и только окошки Большого Зала ярко светились, как будто сегодня был обычный промозглый и непогожий день, как будто они лишь ненадолго вышли из замка и с минуты на минуту вернутся туда, где их ждет ужин и смех друзей. Верила ли в тот момент Лили, что такого никогда уже не будет, что теперь все кончено - Хогвартс больше не принадлежит им?
Она отвернулась и залезла в карету вслед за Джеймсом, который протянул ей ладонь. Дверца со скрипом захлопнулась, и, влекомая невидимыми лошадьми, вереница карет покатила прочь.