Искупление

Глава 1

Название: «Искупление»
Автор: Almond
Бета: Свет-зеркальце
Гамма: Malefer
Герои: Драко Малфой, Гермиона Грейнджер
Рейтинг: PG-13
Жанр: роман
Размер: миди
Дисклаймер: все принадлежит Дж. К. Роулинг.


Искупление — желание признать вину или каким-то образом её искупить, часто удерживает человека в тесном контакте с землёй, продолжающемся иногда много лет.

...я так стремительно падаю вверх,
Как будто притяжения нет...
Fleur, «Искупление» (Radio Edit)

Пролог

Синее-синее небо. А на фоне этого невероятно синего неба — белые пухлые облака с легчайшей серой дымкой по краям. Объемные, цвет плавно меняет оттенки от светло - до темно-серого-серебряного-хмурого... Серый — цвет дождя.
Гермиона Уизли, прижавшись лбом к оконному стеклу, смотрела на это небо, на облака...
Облаков и неба — нет. Потому что она видит их сквозь окна, расположенные в Министерстве Магии.
Магические окна отражают эмоции, душевное состояние смотрящего в них и в соответствии с этим состоянием трансформируют окружающий мир.
Гермиона хотела знать. Потому сейчас окно и отразило небо с облаками...
Облакам известно все. Они многое помнят, они многое видели, они многое могут рассказать.
Они — единственное, что вечно.
Гермиона хотела знать.
Что же произошло с ней? Почему...
Почему.

Глава 1

Отчет об утверждении законопроекта «Об отмене необходимости регистрации и присвоения идентификационных номеров, обязывающих владельца данного номера носить его при себе, для переселенных общин уэссекских кентавров 246/т.4/№ 583» — это на понедельник. А еще к понедельнику нужно было успеть предоставить план поправок к закону «О сотрудничестве с гоблинами. П.3. Операции по вкладам», а также утвердить новую форму бланка подорожной Г6/14/213 для домашних эльфов. Последнее являлось полным бредом, с которым Гермиона пока не имела возможности бороться. Но она очень надеялась, что подорожная (подорожная!) для домашних эльфов когда-нибудь все же исчезнет из обихода. Ну и что, что иностранные эльфы получили свободу от своих хозяев?! Это же не означает, что они тут же соберутся покидать свою страну на ЛОШАДЯХ и въезжать в Англию! И, в любой момент, причем, способные смотаться от любого чиновника, требующего предъявить ПОДОРОЖНУЮ!!! Аппарировать эльфы пока не разучились! Так и происходило в девяносто девяти случаях из ста. Однако это не мешало закону вполне здраво существовать и появляться новым формам бланков бредовой подорожной.
Гермиона Уизли пока что не имела возможности бороться с, как она сама говорила, «пережитками прошлого», но бороться, без сомнения, будет.
Не зря Гермиона тогда заявила Руфусу Скримжеру, что в будущем она намерена сделать что-то на благо общества. Пусть это и будет работа в Отделе магического правопорядка, но осуществить свои планы ей ничто не помешает. В конце концов, где еще она сможет сделать все, что нужно сделать? Именно сможет. И именно она.
Так... Теперь нужно составить расписание для подчиненных...
— Миссис Уизли, к вам посетитель.
— Кто, Мелани?
— Мистер Малфой.
Гермиона медленно отложила перо и внимательно посмотрела на свою секретаршу.
— Да? Старший или младший?
— Мистер Драко Малфой.
Гермиона несколько секунд задумчиво смотрела на Мелани. Потом вздохнула и, аккуратно раскладывая листы пергамента в стопку, сказала:
— Хорошо, пригласи его.
Секретарша вышла.
Гермиона опять вздохнула. Удивление от новости, что аудиенции просит Драко Малфой, уже почти прошло. Сейчас она просто заранее приготовилась ответить отказом. На что угодно. Потому как Малфой мог к ней прийти только с просьбой или, скажем, предложением, очень выгодным для него и маловыгодным для нее. И, разумеется, потому, что в другие места с этой просьбой или предложением вход ему заказан.
Тем не менее, Гермионе стало любопытно, что же скажет Малфой.

***
Дверь распахнулась, и в кабинет уверенно вошел Драко Малфой. Он прошел к столу, сел на стул, положил ногу на ногу, затем преувеличенно внимательно и медленно оглядел кабинет, задерживая взгляд на всех предметах обстановки.
Гермиона терпеливо ждала, когда закончится вся эта демонстрация независимости натуры и общей благости характера. Наконец Драко остановил взгляд на Гермионе.
— Здравствуй, Грейнджер.
— Миссис Уизли, — спокойно поправила его Гермиона.
Драко и бровью не повел.
— Не буду ходить вокруг да около, Грейнджер. У меня к тебе дело.
— Кто бы сомневался... — пробормотала Гермиона. Потом сладким голосом поинтересовалась:
— Как дела, Малфой? Как мама с папой?
Драко внимательно рассматривал ногти на руке.
Через невыносимо долгое время он отвлекся от этого увлекательного занятия, и легонько стукнув ладонью по столешнице, тихо сказал:
— Ладно. Давай оставим обмен любезностями и соревнования в остроумии. У меня сейчас нет никакого желания этим заниматься, может, как-нибудь в другой раз. Думаю, это и так ясно, что к тебе я бы обратился с делом в последнюю очередь... но нужда оказалась сильней.
— Выкладывай, — нетерпеливо сказала Гермиона, добавив про себя: «И проваливай».
Она не видела Малфоя со школы, судебным процессом по делу его отца не интересовалась, его жизнью тоже. Чем он сейчас занимается — не знала и знать не хотела, но ей было известно, что, в принципе, у него все хорошо.
Крайне неприятная ситуация — сидеть и слушать его просьбы, а потом, разумеется, отвечать на них отказом. Все, что сейчас произойдет, она уже знает. Будут попытки вовлечь ее в какое-нибудь дурно пахнущее дельце... Просьба-то наверняка будет связана с чем-то незаконным. Наверняка... Хотя она просто волнуется, придется это признать, потому что Малфой не настолько глуп, чтобы заявляться к ней с предложением чего-то незаконного.
Драко, тем временем, с любопытством следил за лицом Гермионы, прекрасно понимая, какие именно мысли приходят ей в голову.
Когда она наконец снова посмотрела ему в глаза, холодно и отчужденно, словно заранее готовая рявкнуть: «Нет!», он усмехнулся и заговорил:
— Дело в том, что я собрался жениться.
Настороженность в глазах Гермионы усилилась.
— Поздравляю.
— Спасибо, — ровно ответил Драко, — пока не с чем. Моя избранница не одобряет моей кандидатуры.
— Вот как? — Гермиона не удержалась и хмыкнула. Для Драко Малфоя это наверняка крайне неожиданная и крайне печальная новость — узнать, что его кандидатуру «не одобрили».
Потом, взяв себя в руки, она сказала:
— Что ж, сочувствую. Это все?
— Грейнджер, я думал, мы договорились. Ты не будешь ерничать, а хотя бы просто выслушаешь, что я хочу сказать.
Он поднял ладонь, останавливая Гермиону, которая собралась возразить, что ни о чем они еще не договаривались.
— Согласиться или не согласиться на мою просьбу — это твое дело. Я не собираюсь лгать, чтобы убедить тебя мне помочь. Скажем просто — мне твоя помощь нужна, так нужна, что я, повторяюсь, обратился с ней к тебе, а ты знаешь, что я лучше бы сожрал свой слизеринский галстук, чем пришел бы сюда или еще к кому-нибудь из вашей героической троицы. Но я не собираюсь заставлять или принуждать тебя...
— Еще бы ты собирался!
— Видишь, я с тобой максимально честен, — проигнорировав восклицание, терпеливо продолжал Драко. — Так что оставим все это. Мне нужна твоя помощь, потому как ты единственная из моих знакомых, кого моя избранница послушается.
Он замолчал, выжидательно уставившись на Гермиону.
— Продолжай, — подчеркнуто безразлично сказала она.
— Ты добилась определенных карьерных успехов, твое имя часто упоминается в солидных политических изданиях, ты — благонравная жена, ты — подруга великолепного Поттера, ты — герой войны... еще?
— Я должна буду играть роль свахи?
— Можно так сказать, — Драко помолчал, потом добавил. — К тому же...
Он снова умолк.
— К тому же? — переспросила Гермиона, предчувствуя, что сейчас услышит что-то весьма неприятное. То легкое замешательство, которое она испытывала от просьбы Малфоя, странной, к тому же, постепенно все более укреплялось в ней, все более росло, переходя в крайнее удивление и неприятие. С какой стати она должна помогать ему? Он что, рехнулся?
— К тому же, ты — грязнокровка, а это самое определяющее для моей избранницы.
Гермиона закрыла глаза и, тяжко вздохнув, спросила терпеливо и весомо, словно спрашивая у ребенка, который в стотысячный раз совершил какую-нибудь гадость и в стотысячный раз неспособен объяснить, зачем он, собственно, ее совершает:
— Ты в курсе, что это слово запрещено постановлением Международной Ассоциации волшебников от пятнадцатого января девяносто девятого года? Как раз после того, как состоялись суды над кое-какими сторонниками кое-какого темного волшебника. Что, не в курсе?
— С твоей стороны было очень любезно мне это напомнить. Хорошо, извини, вырвалось.
Гермиона подняла брови:
— Что, Малфой, так сильно нуждаешься в моей помощи, что даже извиняешься?
Драко пожал плечами и равнодушно ответил:
— Ты все прекрасно поняла.
Гермиона положила голову на ладонь и задумчиво принялась разглядывать Драко, размышляя о том, пора ли уже выгнать его из кабинета или все-таки сначала узнать, кто же эта таинственная избранница.
Любопытство пересилило.
— Кто она?
— Ее зовут Астория Гринграсс. Из чистокровной семьи. Отец — американец, мать — француженка. У них здесь капиталовложения в ценные бумаги. Ее сестра Дафна Гринграсс училась со мной на одном курсе. Во время войны они уехали в Штаты, и их отец вывез из Англии всех своих немногочисленных родственников, в частности, кузена Себастьяна Гринграсса — владельца поместья Блустоун и охраняемого драконом сейфа в Гринготтсе, а также мой троюродный дядя со стороны отца. Максимилиан Гринграсс —гражданин Британии, но до войны волшебников, как он сам неоднократно заявлял, ему дела не было. Мисс Астория училась в Шармбатоне, на три года младше меня, сейчас с матерью живет во Франции, пока ее отец вместе с братцем налаживает бизнес и восстанавливает связи здесь, в Англии. Одним словом...
Он умолк.
— Одним словом — очень выгодная партия, — продолжила Гермиона.
— Очень, — проникновенно заверил ее Драко. — Отец Астории решил, что с антипатриотизмом он малость переборщил, раз уж в Британии сейчас все так способствует бизнесу, да и вообще деловым людям, благодаря постановлениям нашего мудрого Министерства. Он спешно обрастает новыми связями и, как я уже говорил, восстанавливает старые. В Малфой-Меноре он, конечно же, побывал... Думаю, здесь он решил подстраховаться. Все-таки фамилия Малфой была очень и очень влиятельна в свое время. А земля, как говорится, круглая... Мало ли как все может потом обернуться.
— Я поняла, — перебила его Гермиона. — Не нужно мне пересказывать, кто из вас какую выгоду извлек от знакомства. Говори сразу результат. Заключили сделку?
— Нет, Грейнджер, не заключили, — раздраженно ответил Драко, потом помолчал немного и добавил. — Но ты права, перейдем к основному. Отец решил, что Астория для меня самая выгодная партия на сегодняшний момент.
— Словно невесты перед тобой рядами выстроились, и тебе только выбрать осталось...
— Все может быть. Ты за меня не волнуйся, — усмехнулся Драко.— Астория — это вариант. Лучший из всех.
— Зачем тебе жениться?
Драко удивленно взглянул на нее.
— Что за вопросы? Грейнджер, зачем люди женятся?
— Люди — я знаю зачем, я спрашиваю — зачем ты? Крайняя необходимость или выгодная сделка. Одно из двух. Что из этих двух?
— Тебе не все равно? — поморщился Драко. — Тебя должно больше интересовать, зачем мне твое участие понадобилось...
— И все же? — Гермиона откинулась назад в кресле. — Ответь на вопрос.
Она слегка прищурила глаза.
— Вижу, что не все равно... Поверь, нет ни крайней необходимости, ни, представь себе, выгодной сделки. Если ты, конечно, не имела в виду того, что Астория — самая богатая невеста в Европе. Просто мне пора жениться и я подошел к этому вопросу обстоятельно. Ничего более...
— Ясно, — заключила Гермиона. — При чем здесь я?
— Ты поможешь расположить мисс Гринграсс ко мне.
Гермиона внимательно посмотрела на него:
— Малфой...
Драко поднял ладонь:
— Ее отец, как ты, надеюсь, уже поняла, вполне даже за. Он хочет породниться с Малфоями. Во-первых, мы и так уже родня, а Гринграсс тот еще сноб насчет чистоты крови. Во-вторых, он хочет прочно обосноваться здесь, в Англии, всерьез и надолго. Он слишком поспешно и слишком жестко обрывал связи, когда уезжал отсюда... в обществе такое воспринимают ну очень негативно. В-третьих, деньги. Мы, Малфои, отнюдь не бедны. Даже после всего... у нас все еще есть вес в обществе...
Гермиона, хмурясь, смотрела на него. «Он ведь убеждает больше себя, чем меня... Ему на самом деле необходима эта женитьба. И ее отец здесь ни при чем. Он именно и переживает о том, как же он будет выглядеть в ее глазах! Все то, что, по его мнению, определяет его как знаковую личность, он и перечисляет. Астория Гринграсс ему важна. Занятно...»
— Я все-таки не понимаю, при чем здесь я?
— Она очень ценит вас, победителей в этой чертовой войне, — едва слышно произнес Драко.
— Кто?
— Астория, кто еще... Ее мать воспитала ее в каких-то прекраснодушных идеалах, пока отец вкалывал в поте лица. Девушка живет в своем неведомом чудесном мире, где черное — это черное, белое — белое, и только так и никак иначе. В мире, где правду нельзя сличить с ложью, где царят великие, строгие, прекрасные принципы, и всегда все твердо знают, что делать верно, а что — ошибка. Разницу она очень четко понимает. Для нее не существует переходов и полутонов. По сути, она невероятно несчастный человек, хотя и не осознает этого. Астория словно заперта в комнате без окон и дверей... Ты понимаешь меня, Грейнджер?
Пожалуй, понимала, и даже лучше его самого. Гермиона удивленно смотрела на него. Он говорит о Астории, говорит с грустью, пространно рассуждая о ее внутреннем мире, философствует даже. Он говорит как очень заинтересованный... или даже влюбленный человек. Значит, все сходится. Малфою действительно важна эта девушка, и Малфой действительно искренне хочет, чтобы она стала его женой. Не из-за ее имени, чистокровности, богатства... Он хочет, чтобы она стала его женой…
Просто потому, что он этого хочет.
Она чувствовала, как в душе появилось что-то теплое. Он иногда ведет себя, как нормальный человек, так, что его можно воспринять как нуждающегося в помощи — бескорыстно нуждающегося, а не вечно строящего далеко идущие планы и предугадывающего все наперед...
Если, конечно, все это не мастерский обман.
Драко, тем временем, продолжал:
— Она предубеждена против меня. По ее мнению, я — злодей, участвовавший в сотворении кромешного ада на земле и только благодаря вселенской несправедливости избежавший наказания. Я — Пожиратель смерти, один из сторонников Темного Лорда, соучастник убийства величайшего белого волшебника Альбуса Дамблдора, один из разрушителей старейшей и могущественнейшей школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Я — трус и предатель. Исходя из всего этого, она, разумеется, не хочет иметь со мной ничего общего. Трудно будет выдать ее замуж за меня...
— Малфой, все это захватывающе интересно, трагично даже и все такое, но чем я-то тут могу помочь?
— Грейнджер, ты олицетворяешь для нее все то, что является, по ее мнению, светлым, правым, хорошим, наконец, — скучным голосом сказал Драко, растягивая каждое слово. — Ваша троица... Вы же почти легенда. Такие храбрые, такие правильные, такие преданные друг другу... Вы — победители, и это самое главное. Потому что, если бы Темный Лорд не съехал окончательно с катушек, а победил, довел бы дело до конца... Если бы это было... Тогда ему бы простилось все. Он бы просто правил, и все забыли бы то, какими способами он достиг власти.
— Никто ничего бы не забыл, — холодно сказала Гермиона. — Такое не забывается. Не обольщайся, Малфой.
— Хорошо, пусть это будет моей личной точкой зрения. Сейчас я говорю о том, как обо мне и о вас думает Астория. Вашим трио она восхищается, меня презирает. Ты для нее, кстати, по проверенным данным, особый кумир, не спрашивай, откуда я это знаю. Ты — женщина, ты занимаешь видный пост в Министерстве, добившись его сама, своими мозгами и трудом, ты — грязнокровка, как я уже говорил, а Астория, в отличие от отца, всегда радела за грязнокровок.
— Магглорожденная, Малфой, — звенящим голосом ответила Гермиона. — Я поняла. Ты хочешь, чтобы я убедила эту твою Асторию, что ты белый и пушистый, что тебя обманули и заманили в дурное дело злые дяди, а ты знать не знал, что Пожиратель смерти — это синоним слова «убийца». Я поняла, Малфой. Так вот, мой ответ — нет.
— Не совсем то, конечно, что, собственно, мне от тебя нужно, но общую идею ты уловила, — Драко, не отрываясь, смотрел на Гермиону.
Гермиона удерживала его взгляд.
Наконец через несколько секунд она напряженно спросила:
— Ты слышал, что я сказала «Нет»?
— Слышал, — с готовностью ответил Драко, мысленно ухмыльнувшись. — Но ведь ты всего лишь выплеснула эмоцию. Причем заранее запланированную. Ты же еще до того, как я вошел в кабинет, собиралась ответить мне отказом. Так что... — он повысил голос, перебивая открывшую было рот Гермиону, — продолжим.
Гермиона обессиленно откинулась в кресле. То, почему она до сих пор не выгнала его из кабинета, вполне могло объясняться ее человеколюбием... в случае с Драко Малфоем вполне можно сказать — маниакальным человеколюбием. «Могла бы и сразу догадаться, — сердито подумала Гермиона, — что если уж ему взбрело в голову обратиться ко мне, и это его последний шанс — он не отступится, по крайней мере, пока все не выскажет... или пока я не соглашусь. Третьего не дано. К счастью».
— Теперь по всем правилам игры я должен перечислить те стороны в нашей сделке, что выгодны для тебя, — Драко не сводил с Гермионы пытливого взгляда.
— Сделки? Нашей? А что, мы ее уже заключили? — вяло переспросила Гермиона, лишь бы создать видимость, что она все еще может спорить и вообще не соглашаться ни с какими (крамольными!) речами Драко.
— Но их нет, — продолжил Драко, склонив голову набок и по-прежнему внимательно глядя на Гермиону.
— Что?
— Причин помогать мне у тебя нет. В чем я тебе искренно сознаюсь.
Гермиона смотрела на него во все глаза и молчала. Что ж, пора делать выводы из этой ситуации. Первое — все происходящее он находит крайне забавным. Стоит только посмотреть на то, как подрагивают уголки его губ и вообще заметить все его усилия не расхохотаться. Второе — он подкупает вот этой своей непосредственностью и прямотой, совершенно ему не свойственной, подкупает, и хотя она это понимает, все равно подсознательно воспринимает его просьбу с симпатией... и то есть да, скорее всего она согласится. Малфой бывает ужасно милым, когда хочет, и сейчас он вполне удачно отрабатывает это свое умение.
Она почти купилась.
— Хорошо, Малфой, — улыбнулась Гермиона. — Ты не можешь сказать, какую выгоду мне принесет предложенная тобой сделка. Зато я могу.
Я помогу тебе с твоей Асторией. Только совершенно не понимаю, каким образом. Пригласить ее на чай и распевать перед ней дифирамбы в твою честь, да? Ты, несомненно, будешь счастлив... Так вот, помогу. Ты мне точно скажешь как. За это ты откажешься от своей доли в компании «Святое наследие».
Драко сощурил глаза.
— Двенадцать процентов акций, что Малфои обманом выкупили у почтенной леди Корделии, продашь двум фирмам — пять и семь процентов каждой, позже я дам тебе реквизиты получателей, а ты укажешь счет, куда они перечислят деньги.
Драко оперся рукой о стол и, наклонившись к Гермионе, тихо сказал:
— Нечестно играешь, Грейнджер.
— А еще в условия нашей сделки входит то, что ты не называешь меня по девичьей фамилии и не обзываешь меня грязнокровкой.
— Ты следишь за моей жизнью, — Драко удобнее устроился на стуле и закинул ногу за ногу. Лицо его приобрело непроницаемое выражение.
— Не говори ерунды, Малфой. Леди Корделия — давняя подруга Арабеллы Фигг. А та обратилась ко мне с просьбой подсобить подруге, у которой не осталось средств к существованию. Видишь ли, как ей сказали, дивиденды от акций, которые ей оставил муж, катастрофически малы по сравнению с тем, какой доход получают в среднем от ценных бумаг. А дальше акции будут еще больше падать в цене, и ей очень посоветовали их вложить в один очень выгодный проект... тебе это ни о чем не говорит, Малфой?
— А теперь, Грейнджер, ты забираешь эти акции себе. Надо же помогать бедным старушкам. Эти твои фирмы, несомненно, специализируются на очень удобных гробах с розовыми мягкими пелеринками... специально для бабулек.
— Представь себе — нет, — отрезала Гермиона. — Фирмы принадлежат ее внукам, которые однозначно понимают программу Министерства: «Заботься о престарелом члене общества — не плати двадцатой части налогов». Так что решай, Малфой. Если тебе так нужна женитьба на Гринграсс, пожертвуй этими сворованными двенадцатью процентами. И еще... не пытайся снова играть в свои игры. «Теперь я должен рассказать о твоей выгоде в нашей сделке...» Ха! Это ведь была ловушка! Ты любезно предоставил мне право самой задуматься: «А что я выиграю от того, что соглашусь помочь Малфою?» Ничего я выигрывать не хочу! Просто я уже и раньше думала, как разобраться с ситуацией леди Корделии. Так что ты пришел вовремя! — с триумфом закончила Гермиона и победоносно сложила руки на груди.
Драко секунду смотрел на нее остекленевшим взглядом, потом опомнившись, поспешно выхватил из кармана носовой платок, закрыл им рот, пытаясь скрыть смех за приступом искусственного кашля. После очень серьезно сказал:
— Ты права, Грейнджер. Я попался. Мне ничего другого не остается, как согласиться на твое условие. Твоя взяла. Я продам акции.
Гордая улыбка Гермионы не сходила с ее губ, однако постепенно становилась все более натянутой.
«И все потому, что кто-то слишком любит оставлять за собой последнее слово», — пакостливый Драко в душе настоящего Драко радостно потирал ладошки.
— А теперь, когда мы выяснили, насколько я глуп, — также серьезно продолжил Драко, — обсудим все нюансы твоего знакомства, предстоящих разговоров, уговоров и восхваления меня Астории. Разговор будет долгим.
Гермионе показалось, что она услышала громкий щелчок. Щелчок, похожий на звук захлопнувшегося капкана.


Глава 2

Встретиться, поладить и подружиться с мисс Гринграсс оказалось проще простого. Она сама, получив письмо от Гермионы, с радостью пригласила ее на чай.
Астория оказалась хрупкой тоненькой блондинкой с мягкими карими глазами. Оттенок ее волос был совсем иной, чем у Драко. Ее волосы, казалось, излучали тепло, тогда как от созерцания белесой шевелюры Драко хотелось сжаться в комочек от холода. Она приветливо улыбнулась Гермионе и учтиво проводила ее в гостиную.
Гермиона с любопытством разглядывала комнату. Неплохое место. Роскоши показной нет, все обставлено просто и со вкусом. Обставлено, разумеется, дорого. Гермиона села на пушистый бежевый диван и приготовилась говорить заранее запланированную речь...
Астория щебетала как птичка. Малфой был прав — девушка, похоже, и в самом деле очень хорошо относится к ней. Она с восторгом перечислила все, как она сказала, «подвиги» Гермионы, а потом высказала свое к ним отношение. Гермиона слушала ее вполуха, думая о своем.
Астория красиво улыбается. Улыбка застенчивая, и в то же время необыкновенно искренняя. Глаза смотрят внимательно и серьезно. Добрые глаза... действительно, это надо так уметь смотреть, чтобы человек чувствовал себя значимым, чувствовал, что он интересен, что он говорит что-то крайне важное и нужное для нее... На самом деле это неправда. Но Астория умела смотреть на человека именно так. Человек чувствовал себя личностью.
Астория подливая Гермионе чай, стала рассказывать об учебе в Шармбатоне, сетуя на то, что отец настоял, чтобы Дафна училась в Хогвартсе. Гермиона вежливо кивала, не прекращая рассматривать девушку.
Лицо приветливое, округлое, ямочки на щеках, завитки волос на высоком лбу... В общем, не удивительно, что Малфой влюблен. Даже совсем не удивительно. Так влюблен, что решил пойти на крайние меры и обратиться за помощью к Гермионе Грейнджер. Это все меняет, не правда ли?
Астория Гринграсс будет идеальной женой для Драко Малфоя. Она очень хороший человек, наивный, правда, слегка, но хороший. Малфой ее любит, и ему пойдет только на пользу жизнь с хорошим человеком.

***
Гермиона, прижавшись лбом к оконному стеклу, смотрела на мрак снаружи. Косые тяжелые струи заливали все вокруг, унылый стук барабанящих по окну капель проникал в комнату, несмотря на плотно закрытое окно... Темно и тоскливо.
Он смог? Он смог.
Интересно, правда, что они в капучино кладут корицу?
Наверняка он его закажет... и распробует с ней на пару.
А ведь в итоге все окажется очень просто. Он искренне не поймет, что тут такого, что он будет там с ней. Они ведь на работе. Неделя вдвоем в солнечной Италии. Это и правда работа. Нет, действительно, ничего такого. Гермиона судорожно вздохнула.
Почему Браун не вышла замуж? Почему именно Браун работает в Отделе международного магического сотрудничества? Почему Браун вызвалась ехать? Почему поехал Рон? Почему?..
Хватит.
Гермиона даже не могла сказать, что он что-то понял, когда уезжал. Они очень мирно и очень вежливо побеседовали о том, что ему нужно отправляться в Италию для того, чтобы исследовать рынок, так как они с Джорджем хотят открыть там филиал компании «Ужастиков Умников Уизли». Что он там поживет с недельку, а компанию ему составит сотрудница Отдела международного магического сотрудничества, в чьи обязанности будут входить переговоры с итальянским Отделом магического сотрудничества и слежение за законным проведением сделки. Лаванда Браун. Кто бы мог подумать. Даже не хочется впускать в себя крамольную мыслишку, что Рональд знал...
Нет, это не так.
Рон просто не понял... точнее, он... для него здесь нет ничего такого, нет ни малейшего повода усомниться в нем. То, что едет с Лавандой... ну, это для него почти в порядке вещей. «Ну еду, ну с Лавандой. Что тут такого? Между нами же ничего нет. Я тебя люблю. А мы с ней едем просто по работе». И все. Можно сказать, что больше он об этом не задумывался. Для него все просто.
А Гермиона...
Она сама не понимала, почему так сильно расстроилась. Следуя голосу здравого смысла, ничего особенного не произошло, Рон прав, их роман был детским, случился давным-давно и ничего не значил.
Плакать хочется…
Просто... да, не было никаких подкрепленных логикой и связанных умозаключениями причин переживать. Иногда надо же делать что-либо вопреки голосу разума? Сейчас... Да, сейчас она расстроена. Крайне расстроена тем, что Рон уехал вместе с Лавандой, даже если между ними ничего нет.
А если все же включить разум — вдвоем в Вечном Риме или пасторальных его окрестностях, где ласковое солнце, ясное море, пряное вино, где все люди кажутся красивыми, где все подталкивает к любви... Гермиона потерла лоб ладонью. Даже если ничего нет, то там обязательно возникнет. Что-нибудь. А Рональд как будто этого не понимает. Или...
Вдруг он все понимает и знает, что Гермиона — такая разумная, рассудительная, самодостаточная Гермиона — не воспротивится поездке, не устроит скандала, а мило и буднично, как и подобает хорошей жене, проводит его с дежурным поцелуем и вообще будет вести себя как ни в чем не бывало? Вдруг он так и решил, потому взял и уехал со своей Лавандой?
Все, нужно прекращать истерику. Гермиона глубоко вздохнула. Он — там, она — здесь, и ничего не изменишь. А думать о них, переживать... она тут с ума сойдет от бессилия. У нее есть работа. Ею она и займется. Выкинуть его... их из головы.
Ежедневник... Закон о бланках подорожных эльфов... внесение поправок... Даже Сычика взял... Тоже странно... Все, хватит! Внесение поправок, пункт...
— Добрый вечер, Грейнджер.
Гермиона испуганно вскинула глаза. На пороге стоял Драко.

Время позднее, в Министерстве магии не любят задерживаться после работы, к тому же сверхурочно не платят. И Гермиона не любит. Обычно она все же торопится домой. Теперь... сейчас что ей делать дома? Сидеть, закутавшись в шерстяной плед в своем любимом кресле, потягивать капучино, так уж и быть, бросив в него полпалочки корицы? Жалеть себя, упиваясь этим? Нет, спасибо. Вон... работы навалом. И в Министерстве холодно, темно и страшно. Здесь невозможно расслабиться, расклеиться, разрыдаться, проклиная Рона, Лаванду, себя... а потом еще взять и выдуть целую бутылку токайского, чтобы потом окончательно расчувствоваться до отвращения к самой себе, к людям, к миру, если в общем. Она слишком себя любит, чтобы опускаться до такого.
Гермиона не стала вспоминать, что холодно, темно и страшно в ее кабинете стало после того, как она сама все это наколдовала, и не стала вспоминать, что десять минут назад она как раз таки, несмотря на неподходящую обстановку, занималась саможалением вкупе с самобичеванием. Да еще дождь этот! Все эти магокна! Гермиона сердито фыркнула. Дождь просто так идет, в Англии вообще дожди часты, а не из-за ее настроения. С ней все в полном порядке.
Бон-Бон... Бон-Бон! Бон-Бон...
Завтра возьмет отгул на три дня и отправится в Италию.
Гермиона с радостью ухватилась за эту мысль, позволила ей укрепиться в мозгу, заполонить сознание и принести сердцу долгожданное облегчение и незыблемую уверенность в том, что проблема решена.
А то твердое, абсолютное знание того, что никаких отгулов она взять не сможет, потому что на работе аврал, а сейчас конец квартала и без нее тут все развалится, она надежно заперла в самом дальнем уголочке своего сознания и выкинула ключик.
Она знает, что на сегодня проблема решена. А завтра... это только завтра.

Гермиона испуганно вскинула глаза. Увидев Драко, зашедшего в столь неподходящее время, она несколько секунд удивленно смотрела на него, потом нацепив на лицо маску безразличия, снова опустила взгляд на толстый фолиант, именуемый ее ежедневником, аккуратно исписанный как вдоль, так, и неразборчиво, поперек, и стала снова шуршать по нему пером.
— А ты все трудишься, Грейнджер, — ради разминки попробовал привлечь ее внимание Драко. Он подошел к стулу, убрал с него раскрытую книгу, педантично загнув страницу, прежде чем ее захлопнуть, сел и несколько снисходительно уставился на Гермиону.
— Чего тебе? — Гермиона постаралась задать этот вопрос ровно.
Однако и сам вопрос, и его тон довольно явственно показали ее раздражение и обиду.
Драко изогнул бровь и вежливо поинтересовался:
— Случилось что?
— Не твое дело.
— Замечательно, — равнодушно пожал плечами Драко.
Гермиона положила перо и неприязненно уставилась на Драко:
— Ты зачем-то пришел на ночь глядя. Вот давай, по-быстрому говори зачем, и до свидания.
Драко молчал, не переставая рассеянно улыбаться. Он явно не спешил делиться откровениями. Его явно забавляло происходящее.
Гермиона смотрела на него, нервно вертя в пальцах перо. Взгляд ее все более смягчался, подергиваясь безразличием, а недовольство тем, что он пришел, постепенно уходило, сменяясь той самой грустью и расстройством, что были до его прихода.
Вот сидит тут... у него какие-то свои проблемы, и он пришел сюда, чтобы она помогла их решить... А у нее вообще работа... Пальцы Гермионы начали сминать страничку ежедневника. У нее работа... Отчет вот уже горит. У нее своих проблем... Рон, вот тоже... Рональд. А он сидит и молчит. Дождь стучит все сильнее. Надоел. А в Италии солнечно... И капучино с корицей. Гадость, наверное...
Постепенно пальцы смяли страницу до того, что она порвалась. Треск рвущейся бумаги заставил Гермиону опустить взгляд на ежедневник. План презентации. Имена волшебников, которым она хотела отправить приглашения. Ее пометки, как лучше провести с ними беседу. Все утрачено.
Гермиона вспыхнула.
— Что ты сидишь и молчишь? — рявкнула она.
Драко удивленно поднял взгляд.
— Притопал сюда помолчать? Так жаждал меня увидеть? Или просто снова хочешь поныть о своей несправедливой судьбе и заставить меня опять решать твои проблемы?! Чего тебе надо? Всё другие должны за тебя думать?! У меня работы полно! Без тебя дел куча! Какое право ты вообще имеешь сюда приходить? Иди и решай свои проблемы сам, а от меня отстань! Вот так!
Гермиона стукнула ладонью об стол и тут же, зашипев от боли, стала ее растирать.
Драко очень внимательно слушал ее крики. Когда она выдохлась, он долго смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, потом не спеша полез в складки своей мантии и достал оттуда волшебную палочку.
Взмахнув ею, он сотворил серебряный кубок, наполнил его водой, поставил кубок на раскрытый ежедневник, что заставило Гермиону, баюкающую ушибленную руку, нервно вздрогнуть, и сказал:
— Что, все так плохо?
Гермиона промолчала, решив, в конце концов, взять себя в руки. Раздраженно убрав кубок с водой со своего ежедневника, она голосом, полным мучения, еле слышно заговорила:
— Хорошо, Малфой. Я изви... То есть, все. В общем, наверняка что-то случилось, раз ты пришел. К тому же так поздно. О моих встречах с Асторией я тебе уже рассказывала. Новых больше не было, так что пока обсуждать что-либо нечего — я стараюсь, Малфой, стараюсь, подвижки есть, не волнуйся. Но я уже об этом говорила. Она очень внушаема, и я ей очень нравлюсь, ты все правильно рассчитал. Так в чем дело? Вообще... я-то знаю, какое это для тебя испытание — приход в Министерство. И приход непосредственно ко мне. Ну, так что случилось? Я постараюсь...
— ...помочь, — закончил за нее Драко, подперев подбородок ладонью. — Разумеется.
И что он все время сидит с таким идиотским выражением лица? Замышляет что-то. Вон улыбочку свою змеиную нацепил и замышляет... Неужели что-то серьезное случилось? Что-то крайне приятное для него и крайне неприятное для нее.
— Что случилось, Малфой? — голос Гермионы стал тверд и спокоен. Она наконец-то собралась. Вот важное дело, которое требует ее абсолютного внимания. Она должна помочь.
Драко, так же рассеянно улыбаясь, аккуратно спрятал палочку в мантию, поправил шелковые манжеты рукавов бутылочного цвета, проделывая все это невыносимо медленно, и ответил за секунду до того, как Гермиона снова открыла рот.
— Ничего.
И улыбнулся еще шире.
— Что?
— Я сказал — ничего не случилось.
— Зачем же ты пришел?
— Просто так. Стало скучно, я и зашел.
— Что? — Гермиона выпрямилась, все еще недоверчиво хлопая ресницами.
— Расслабься, Грейнджер, бежать спасать кого-либо не нужно. Советую тебе проклясть Поттера, который заразил все ваше звездное трио, причем еще в раннем детстве, неимоверной тягой к геройству и искренней верой в то, что на вас, дескать, мир держится.
Улыбка Драко стала максимально широкой. Сейчас он очень походил на сытого довольного кота, слопавшего целую крынку сливок.
— Скучно стало? Развлекаешься, значит? — Гермиона медленно поднялась из-за стола.
Драко пожал плечами.
— Убирайся! Вон из моего кабинета! — заорала Гермиона, судорожно шаря по столу в поисках волшебной палочки. — Вон отсюда!
Драко хмыкнул, побарабанил пальцами по столешнице, потом вздохнул, поднялся, вежливо кивнул и преувеличенно серьезно, почти торжественно сказал:
— Доброй ночи, Грейнджер.
И вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
Гермиона подбежала к ней, распахнула, крикнула:
— Уизли, придурок!!!
И с удовлетворением шарахнула ею, что было силы. Потом, подбоченившись, оглядела кабинет в поисках объекта для выхода своего гнева, который очень уж хотелось, вкупе с раздражением и обидой, излить. Вон один объект уже благополучно свалил. Разозлил и свалил! У-ух!
И тут Гермиона заметила на столе большой коричневый конверт с лиловым гербом на нем, которого раньше здесь не было. Заинтриговавшись, она подошла к столу. На конверте — греб Малфоев. Что это значит? Зачем он оставил его?
...Договор купли-продажи на поместье «Кленовые качели», принадлежащее леди Корделии Хонстон. Везде подписи — ее внуки, Гарольд и Альфред Хонстоны. Гермиона медленно опустилась на стул, внимательно проглядывая листы. Они выкупили через подставных лиц и дом и землю своей бабушки... каменный дом... двадцать окон... пятнадцать акров земли... Право владения передается по наследству... Но Арабелла говорила, что Корделия завещала свой дом муниципалитету. Хотела, чтобы там открыли приют для волшебников-сирот.
Леди Корделию выгоняют на улицу. Выгоняют ее внуки, которым она, Гермиона, велела продать акции.
Последним в конверте был лист с пометкой нотариуса Сенжердена, поверенного семьи Малфой, насколько ясно из подписи. Поместье «Кленовые качели» выкуплено с большой переплатой Драко Люциусом Малфоем у братьев Хонстонов. Внизу приписка:
«Дом передан в дар Корделии Анне Хонстон — оформлено как благотворительность».
Вот что случилось. Вот зачем приходил Малфой.
Он приходил показать, что Малфои всегда знают, что делают.


Глава 3

Гермиона пригладила мантию, поправила волосы, вздохнула и, взяв пригоршню летучего пороха, громко крикнула:
— Малфой-Менор, покои Драко Малфоя!
И прежде, чем изумрудное пламя поглотило ее, успела выдохнуть:
— Вот дура...
Драко не обратил внимания на мелькнувшую вспышку, что исказила свет в комнате. Кто-то прибыл через камин. Опять к матушке гости... милые дамы любят пользоваться именно его камином — высоким, с мягкой подножкой у выхода, безукоризненно чистым — сажи и пепла в нем нет, потому что Драко камином не пользуется... очень удобный портал, в общем. Он перелистнул страницу книги, которую он читал, сидя в глубоком удобном кресле, стоящем спиной к камину. Надеюсь, мамина подруга, в очередной раз проникнувшая со свежей сплетней в Малфой-Менор, не заметит его за высокой спинкой кресла.
Драко было вновь увлекся чтением, но странные звуки за его спиной, такие как притоптывание ногами, судя по грохоту, обутыми в тяжелые удобные башмаки, небось, еще и подбитые железом; звук, похожий на встряхивание; шорох мантии; треск пополам с приглушенным: «Ах ты! Ну что такое...», заставили его резко захлопнуть книгу и развернуться вместе с креслом.
Его взору предстала взбудораженная Гермиона, стоявшая к нему спиной и силившаяся распутать прядь волос, которая зацепилась за одну из металлических загогулин над порталом камина.
Она не видела его в кресле — она решила, что в комнате никого нет, и потому испуганно подпрыгнула, когда изумленный Драко громко вопросил:
— Что ты тут делаешь?
Мерлин!
Гермиона рванула прядь, порвала ее, ойкнув, прыжком обернулась к Драко и вскинула палочку. Она еще не отвыкла при резком движении сразу метать заклинание в ответ.
Мало кто уже привык.
Несколько минут напряженной тишины.
— А ты — что? — хмуро сказала Гермиона, мысленно отвесив себе пинка за такое глупое высказывание.
Драко отложил книгу и с любопытством спросил:
— Что я делаю в собственном доме? В высшей степени оригинальный вопрос...
Он помолчал.
— Давай решим: я делаю вид, что вежливо пригласил тебя в гости, а ты делаешь вид, что очень рада меня видеть и опускаешь палочку. Ну, договорились?
Гермиона вскинула подбородок и поспешила спрятать палочку. Она пришла по делу и хотела говорить на своих условиях. А Малфой с первых же секунд перехватил инициативу. Не бывать этому!
Она прошла к небольшому круглому столику, целиком вырезанному из черного дуба. Столешница была выложена мозаикой из кусочков древесины различных пород деревьев, и складывалась картинка, изображающая сцену средневековой охоты — охотники в камзолах с пышными рукавами на взмыленных конях травили поджарыми борзыми великолепного оленя.
Отодвинув стул с высокой удобной спинкой, Гермиона вытащила из мантии письмо, села, положила конверт на стол и испытывающе уставилась на Драко.
Он внимательно наблюдал за этой демонстрацией характера. Должно быть, так уж повелось: при их встречах, а тем более при встречах на враждебной территории, подобное показывать. «Что делать, я круче, а к тебе пришел, потому что нужда заставила помощи просить, а так я б лучше утопился!». Демонстрация силы. Как при встрече двух орангутангов. Или двух претенденток на корону «Мисс мира».
— Слушаю тебя, Грейнджер.
— Уизли.
— Начинаем заново?
— Тебе так скучно жить, что ты любые разговоры начинаешь с хамства? Неудивительно, что Астория...
— Тебе так скучно жить, что ты решила оставить сегодня своего веснушчатого мужа, дабы почтить мою скромную обитель своим присутствием? — спокойно перебил ее Драко.
Гермиона поджала губы. Зря она сюда пришла. С этим заносчивым га...
— Грейнджер, ты что, зря сюда пришла? — спросил Драко, рассматривая свои ногти. — Давай оставим все же красивые пакости, которые мы так любим друг другу говорить, и ты скажешь, в чем дело?
Гермиона вскинула на него глаза. Последнюю неделю, после бессонных ночей, проведенных в мучительных раздумьях о том, что там делает Рон, лицо ее несколько осунулось и оттого стало более одухотворенным. Глаза казались все время грустными и потому еще более прекрасными. Драко как-то странно смотрел на нее. Какая-то мысль заставляла его ощущать неуверенность и неясное беспокойство.
— Ты оставил у меня письмо. Для меня... Я разобралась с этим делом. Братья действительно оказались аферистами. Там, в письме, была копия постановления поверенного семьи Малфой о передаче имущественных прав на «Кленовые качели» леди Корделии. Мне не интересно, зачем ты это сделал. Верно, это как-то связано с твоей женитьбой на Астории. Иначе письмо бы не попало ко мне. Возможно, мне стоит тебя поблагодарить — это действительно очень благородный поступок. Возможно, благодарить тебя не за что, потому что ты мог действовать исключительно в меркантильных целях. Я пришла не за этим, — Гермиона умолкла.
Через некоторое время Драко вздохнул:
— Что ж, многообещающее начало. Думаю, нас ждет длинная увещевательная беседа, — он уперся ладонями о подлокотники кресла, гибко поднялся и направился к высокому бару-серванту.
— Ты что предпочитаешь? Джин, херес, ликер, огневиски?
— Ничего. Малфой, я вовсе...
— А я, пожалуй, выпью бренди. Ты точно не будешь?
— Глоточек.
Драко бросил на нее быстрый взгляд, хмыкнул и налил в пузатый бокал бренди и Гермионе.
Поставив его перед ней, он медленно обошел ее, сел на стул и проникновенно сказал:
— Давай, Грейнджер, начистоту. Зачем пришла, что случилось? Не нужно мне рассказывать о конверте, о моем «благородном поступке», о связи с оным Астории. Как, кстати, у тебя с ней? Заставила ее уверовать в мою исключительность? Так вот, не нужно все это мне рассказывать, потому что рассказываешь ты, в основном, себе самой. Оправдываешься. Ищешь повод для своего прихода. А причина... Причины ведь нет, правда? Ты пришла сюда, потому что некуда было больше идти. Тебя что-то мучает... или ты накручиваешь себя, чтобы мучиться. Ты не знаешь, что делать, а поговорить тебе не с кем. Твой муженек не поймет, а дружок Потти в лучшем случае разорется и, размахивая волшебной палочкой, побежит сокрушать твоих обидчиков, а в худшем — вообще не обратит на тебя внимания. У такого доблестного аврора столько просителей, где ж в их хоре твои жалобы расслышать. Плохо, когда нет подружки-жилетки, правда, Грейнджер? В общем, считай мою персональную психологическую помощь еще одним пунктом нашей сделки. Я тебя внимательно слушаю, Грейнджер.
Во время этого любопытного монолога Гермиона, прищурившись, смотрела на Драко. Когда он умолк, она не спеша поднесла бокал с бренди к губам, сделала глоток и сказала:
— Какой милый экскурс в психологию. Я, можно сказать, поражена твоей чуткостью, Малфой. Сожалею, но должна сообщить тебе, что ты ошибаешься. Поверь, мне мои проблемы есть с кем обсудить. А пришла я потому что, во-первых, то письмо меня удивило, а, во-вторых, сообщить, что можешь начинать приходить в дом Гринграссов в качестве желанного гостя. Астории ты стал любопытен.
Я преподнесла ей историю о тебе, как о трагичной жертве случайности, о том, что ты принял Черную метку по настоянию отца, который-де является настоящим узурпатором в вашем семействе... хотя кто знает. В общем, таково было твое воспитание. На самом деле в душе ты — храбрый, честный, справедливый человек. Ты хороший, но из-за превратностей жизни и непредсказуемого ее течения вынужден притворяться плохим. Пришло душевное просветление, ты внезапно осознал, в какой пучине нравственного разложения был, и решил выявить миру свои светлые чувства, подавленные жестоким папашей, жестоким окружением и... Ах да, еще приплела подростковые комплексы из-за стремления к постоянному лидерству, которое подавлял Гарри, и психологическую травму от того, что ты на третьем курсе получил от девчонки оплеуху, а сделать ничего не мог.
— Ты и это рассказала?!
— Разумеется. В общем, в душе ты милый и добрый, а твой гадливый характер — это лишь маска, призванная скрывать твой истинный — ранимый, нежный, чуткий — облик.
— О, Мерлин... — простонал Драко.
— Да, именно так я ей тебя подала, — безжалостно подтвердила Гермиона. — А еще добавила, что выйти из душевного мрака ты смог только при встрече с Асторией. То есть, ты влюбился и вот. Она была в счастливом изумлении. Теперь ей тебя жалко и она испытывает благожелательность к тебе. Со своим отцом потом как-нибудь разберешься. Пусть привыкает, что Астория будет смотреть на него косо. Жду твоих аплодисментов.
Драко залпом проглотил свой бренди и закашлялся.
— Скажи, что это неправда...
— Это правда.
— Нет.
— Да, — жестко поставила точку Гермиона. — Ты хотел результаты — ты их получил. Ты очень нравишься Астории. Какими способами я должна была этого достичь, не оговаривалось. Я выбрала этот. Тебе осталась самая малость — соответствовать образу, пока она в тебя не влюбится. Потом можешь становиться самим собой — избалованным, заносчивым, трусливым хорьком. Ну и как тебе мои познания в психологии? А? — с триумфом закончила Гермиона, испытывая невероятное удовлетворение от мысли, что вот она наконец поставила на место этого Малфоя.
Даже самой чуть полегчало.
Драко некоторое время молчал, все так же недоверчиво глядя на нее, затем уголок его рта дернулся вниз, а на лице появилось обычное саркастическое выражение.
Он плеснул себе еще бренди и поднял бокал в честь Гермионы.
— Это забавно. Правда, Грейнджер, мне было весело. Я могу, конечно, в духе беседы, которую мы ведем... это ведь обычная такая беседа. У нас с тобой только такая и возможна. Перепалка, обмен любезностями, каждый хочет доказать, что он тут самый умный и так далее. Короче, в обычном духе обычных наших с тобой бесед... которые и так редки, если честно. Так вот, я могу сказать что-то вроде: «Что, бобер, самая умная?» Или: «Заткнись, грязнокровка!» Что-то в этом духе. А потом ты разорешься, я выйду из себя, и закончится все либо магическим поединком, либо ты по-маггловски съездишь мне по морде и ускачешь через камин. Не хочу. Скучно. Потому ничего ты в этом духе от меня не услышишь. Грейнджер, не обманывай. И не обманывайся. Ты пришла, высказалась, полюбовалась моей перекошенной рожей, позлорадствовала. Тебе полегчало. Поздравляю. Если ничем не могу больше помочь — до свидания.
— Да с чего ты взял, Малфой, что я... — угрюмо начала Гермиона, с каждым новым словом Драко все больше нахмуриваясь.
— Об Астории ты могла рассказать мне в письме, — отмахнулся Драко. — Причем во всех тех же изысканных, полных драматизма выражениях, что ты и применила. Это раз. Заверенное Сенжерденом постановление, что тебе, как ты говоришь, стало интересным... нет. Ты пришла, потому что тебе стало неловко. Оно сбило тебя с толку: «Как же? Неужели Малфой? Да нет, быть того не может...» Ты пришла выяснить мотивы моего поступка. А потом передумала. Потому что собственные неприятности тебя волнуют куда больше. Как и должны волновать. Тебя что-то гложет, и ты от этого сходишь с ума. Поговорить не с кем. Вот ты и пришла сюда. Развеяться, отвлечься от мыслей... видимо, работа уже не прельщает. Тебя, Грейнджер, легко раскусить. У тебя на лице все написано. И морщинка беспокойства на лбу, и круги под глазами, и складка истеричности у краешка губ и, прости, повышенная лохматость.
Гермиона вскочила.
— Знаешь что, Малфой?! — она чувствовала, что к горлу подступает комок слез. — Знаешь что?..
«Что» она так и не смогла придумать, чувствуя тяжелый стук сердца, гнавшего кровь к голове, которая заставляла разум мутнеть, а глаза застилать темной пеленой обиды и гнева.
— Знаешь что... Ты... ты...
— Собираешься уходить? — неожиданно спросил Драко, водя стаканом бренди по столу. Его лицо приобрело странное выражение.
— Да! — крикнула Геримона и резко повернулась, с грохотом опрокидывая стул.
— А знаешь, мама заказала великолепный кенийский кофе. Очень известная старинная марка. Нам редко когда удается заполучить его. Борьба на аукционах за Ruiruiru нешуточная. Кофе, правда, великолепный. Самый лучший, что я когда-либо пил.
Гермиона остановилась на полпути к камину, чувствуя, как тоскливо заныло ее сердце.
Кофе?
Она обернулась.
— Не выпьешь со мной чашечку? — спросил Драко.
И вдруг по-доброму усмехнулся.
Гермиона смотрела на него во все глаза.
Кофе.
Она, ощущая себя, как во сне, медленно подошла к своему стулу, подняла его и села:
— Хорошо. А можно мне в кофе добавить корицу? Никогда не пробовала.
Драко хмыкнул.
— А что, можно. Не очень, правда, скажу я тебе. Сильно на любителя.
Гермиона вымученно улыбнулась.
Разум словно застилал туман, тяжело-тяжело в голове, нет никаких мыслей и эмоций. Словно и не она это вовсе. Словно и нет ее здесь. Не она сидит сейчас на стуле с высокой удобной спинкой в фамильном особняке Малфоев в компании с Малфоем же. И вовсе не она собирается пить с ним кофе с корицей.
Ее нет здесь.
Она с Роном в солнечной Италии.
Драко тем временем позвал:
— Олди!
Хлопок аппарации.
Перед ними появился очень старый и очень сонный домашний эльф, одетый в изношенную грязно-голубую наволочку. Медленно прошаркав к Драко, он поклонился так, что кончики длинных ушей, сплошь заросших пушистыми седыми волосами, что делало их похожими на уши мальтийской болонки, распластались на дизайнерские домашние туфли Драко.
Гермиона выпрямилась. В ее глазах засиял прежний фанатический блеск.
— Два кофе. Тот, что прислал господин Мваи. Добавь при варке корицу.
Олди поклонился еще ниже, почти стукаясь лбом о туфли, с трудом выпрямился и только развернулся, чтобы отойти и аппарировать, как был остановлен соскользнувшей со стула и ставшей возле него на колени Гермионой.
— Здравствуй, Олди. Как поживаешь?
Олди несколько секунд смотрел на нее, явно не понимая, что ей от него надо. Затем оглянулся на Драко.
— Ну, отвечай, что молчишь? — хмыкнул тот, и, закинув ногу на ногу, отвернулся от них, показывая, что больше никакого участия в беседе он принимать не хочет.
Теперь домовик, задрав голову, смотрел на Драко, будто раздумывая над смыслом его приказа.
Гермиона терпеливо ждала.
Домовик, как-то неопределенно икнув, развернулся к девушке и неожиданно густым басом сказал:
— Олди приветствует мисс. Хорошо.
— Как тебе живется в этом доме, Олди? — ласково спросила его Гермиона.
Драко фыркнул.
Олди смотрел на нее застывшим взглядом. Очень долго. Веки его все тяжелели и опускались все ниже, пока не остались видны крошечные щелочки, сквозь которые влажно поблескивали его глаза. Казалось, домовик заснул.
Но как только Гермиона открыла рот, чтобы переспросить, Олди распахнул глазища во всю ширь и уставился на Гермиону своими круглыми, зелеными, как у Добби, глазами-мячами, крайне злыми причем, и рявкнул тем же басом:
— Отлично!
Это было проделано так внезапно, что Гермиона испуганно от него отшатнулась.
Олди вздернул подбородок, окинул ее напоследок презрительным взглядом, развернулся и исчез в воздухе.
Гермиона несколько секунд пораженно смотрела перед собой, потом, опомнившись, стукнула кулачком по полу (без эффекта, впрочем, — пол был застелен роскошным серебристым ковром), поднялась и раздраженно спросила Драко:
— Чем ты его накачал? Или это чары? Он ведет себя так, как будто находится под гипнозом.
Драко принялся барабанить пальцами по столешнице, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Потом отвел взгляд, украдкой вздохнул и терпеливо начал:
— Грейнджер, ты уж поверь, но ничем. И чар никаких не использовал. Просто ты не нравишься Олди. Он у нас просвещенный домовик, общительный, газеты старые иногда читает, с эльфами из других семей общается. В общем, он тебя знает. И вовсе не одобряет то, что ты силком пытаешься освободить эльфов из рабства.
— Рабство, Малфой! Вот именно! Неужели ты думаешь, что кому-то хорошо, отлично, счастливо пребывать в рабстве?!
— Грейнджер, прошу тебя, слезь уж со своего любимого конька и просто прими наконец тот факт, что на свете существуют вещи, люди, волшебники, эльфы, не согласные с твоей точкой зрения и не считающие себя обязанными признавать твою правоту, в чем бы она ни выражалась. Олди считает, что он не должен быть свободным. Да и многие эльфы, если не все, так считают. Просто прими это и успокойся.
— И Добби так считал, да?! Ты хоть помнишь его, ты...
— Помню, Грейнджер, успокойся. Я помню Добби. Именно с его помощью Поттер забрал у меня Бузинную палочку. Если бы она осталась у меня, все было бы по-другому. Я помню. Тетя Белла убила его.
Гермиона застыла.
Страшное, черное... Вот оно. Оно везде. Он помнит. Она помнит тоже.
Боль.
Его белое лицо. Безумное лицо Беллатрикс. Ее торжествующий, счастливый взгляд, когда она пытала...
Она помнит.
А Добби... Он их спас. А сам погиб.
Нужно уйти. Сейчас же. Гермиона чувствовала, что ее начинает бить дрожь.
Нужно уйти.
Она подняла глаза и наткнулась взглядом на взгляд Драко. Измученный взгляд. Словно ему больно. Словно ему страшно.
Словно он страдает сейчас, как она.
Гермиона медленно опустилась обратно на стул.
В полной тишине, отвернувшись друг от друга, они сидели до тех пор, пока Олди снова не появился в комнате, неся в руках большой серебряный поднос с кофейником, чашками, сахарницей и молочником, сделанными из тончайшего, белоснежного с синими узорами фарфора.
Поставив поднос на стол, Олди поклонился Драко, и, не взглянув на Гермиону, аппарировал.
Через некоторое время Драко встал, разлил источающий чудесный аромат кофе по чашкам. Придвинул кофе Гермионе.
— Угощайся.
Гермиона, помедлив, осторожно взялась за свою чашку. Черный кофе с легкой пенящейся дымкой. Пахнет... удивительно.
Сделала глоток.
Гадость.
Решительно опустив чашку на блюдце, она отодвинула ее от себя.
Драко усмехнулся.
— Я же говорил. Жаль... кофе этот великолепный. Приказать сварить новый?
— Нет... Нет, спасибо, не нужно.
Драко смотрел на нее поверх своего бокала с бренди. К кофе он не притронулся.
— Пожалуй... — медленно проговорила Гермиона, не сводя с Драко взгляда. — Пожалуй... я лучше допью свой бренди.
Драко ничего не ответил.
Гермиона взяла бокал и сделала из него большой глоток. Жидкость огненным шариком обожгла пищевод. Затем приятно свернулась клубочком в желудке. Гермиона отпила еще. В голове, в душе потеплело, тоскливая тупая игла стала потихоньку растворяться в сердце, руки больше не сжимались в кулаки, не хотелось больше никуда бежать.
Стало почти сносно.
— Скажи, Грейнджер... Скажи, ты вспоминаешь Хогвартс? Иногда... — неожиданно спросил Драко. Его голос почему-то звучал низко. Странно... Странно звучал.
— Да, — ответила Гермиона, поспешно делая еще один глоток. — Часто.
— И что ты вспоминаешь в первую очередь? — Драко смотрел на свой бокал.
— Разное. Очень много событий... очень много переживаний было тогда. Разное приходит на ум.
— А я в первую очередь вспоминаю ваше трио. Идеальное, такое правильное, вечно все и вся побеждающее трио. Я вспоминаю вас.
— К чему ты это? — Гермиона отставила почти пустой бокал. Разговор ее тяготил. Как и ее присутствие здесь. Как и то, что он ...
— К чему? Грейнджер, расслабься, ни к чему, — Драко взглянул на нее. В его глазах читались усталость и раздражение. — Просто я, в отличие от тебя, сейчас сказал правду. Я часто вспоминаю вас. Я вспоминаю то, что между нами было. Между мной и вами, храбрыми, честными гриффиндорскими героями. Я ненавижу эти воспоминания. Но над ними я не властен. Они приходят... и я снова хочу вас убить. А тебя, Грейнджер, в особенности. Забавно, правда? Эти воспоминания... они не дают мне забыть, кто я, а кто вы. И никогда не дадут.
Гермиона смотрела на него, слегка наклонив голову и прикусив губу. Он говорит так... Он говорит искренне. Она не...
Нет, она не испытывает неприятия к этим словам.
Потому что это слова. Слова жестокие, грубые. Зачем он говорит? Нет, это неважно зачем. Потому что...
Потому что тут другое.
Интонация, выражение его лица, то темное и дразнящее, что застыло в его расширившихся зрачках... Волнующее, тягучее чувство вдруг захватило ее душу. Тело пронзила сладкая дрожь.
Что она делает?..
Гермиона рывком поднялась со стула.
— Не смей уходить! — рявкнул Драко.
Гермиона стояла, молча смотря на него.
Она не собиралась...
Не собиралась уходить.
Драко медленно, словно нехотя поднялся со стула и подошел к ней.
— Грейнджер... Грейнджер, ты же врешь. Ты же врешь, когда говоришь, что вспоминаешь разное. Ты вспоминаешь меня. То, что было тогда... Скажи, ты вспоминаешь?
— Да, — почти шепотом ответила Гермиона, скрестив руки на груди, однако ж не двигаясь с места, чтобы отойти от него. — Я вспоминаю и очень жалею о том, что тогда произошло... происходило. И я... Малфой, я не верю, что вообще что-то было тогда. Я не хочу верить.
Драко медленно поднял руку и сжал ее плечо — медленно, сладострастно сомкнул пальцы, описывая ладонью полукруг, так словно хотел одним этим движением заменить все.
Заменить все то, что он хотел сделать с ней.
— Малфой...
Мурашки от одного его взгляда. Потому и не нужно... не нужно смотреть в его глаза. Такие темные, пугающие... Голодные.
Гермиона сделала шаг назад. Испуганно. Неохотно.
— Я сказал — не смей уходить! — яростно прошептал Драко, притягивая ее назад.
Девушка тут же уперлась ладонями о его грудь. И тут отдернула руки, словно обожглась.
Он правда очень горячий. Не нужно к нему прикасаться...
— Прекрати, — хотела твердо сказать она, но вышло почти жалобно.
Жалобно.
И тогда Драко ее поцеловал.
Поцеловал грубо и неумело, с силой прижимая к себе, будто пытаясь доказать ей или себе, что ничего не было, что он — это он, а она — это она, что ему тошнотворно, отвратительно, отчаянно, больно ее помнить, ее видеть, говорить с ней, целовать ее. Тошнотворно, отвратительно, отчаянно, больно. И так желанно, до безумия, до крика желанно... сейчас желанно. Чувствовать ее, прикасаться к ней, подчинять ее себе. Словно она — его. Словно всегда будет.
Гермиона схватила его за шею, за руку, пытаясь прекратить это, пытаясь оставить пытку... Он делает это. Делает то, что она хочет. Это страшно. Это... нельзя.
Драко сгреб в кулак ее волосы, прогнул ее назад, не прерывая поцелуя. Его чувства... он забыл, что может чувствовать такое. Он не хочет, но он все же чувствует. Такое запретное. Запретное для него и для нее. Остановится... Никогда.
Звон.
В распахнутое окно влетела крошечная, чрезвычайно бойкая на вид встрепанная сова, подлетела к столу, выронила на него большой красный конверт и, не рассчитав траектории полета, шмякнулась об кофейник.
Драко медленно прервал поцелуй. Пальцы Гермионы с силой сжимали его кожу под рубашкой. Она успела расстегнуть ее уже наполовину. Опухшие красные губы, глаза, полные слез, тонкий локон, от пота прилипший к шее…
Письмо, лежавшее на столе, начало тлеть по краям, а потом полностью занялось пламенем.
В комнате раздался взволнованный, торопливый голос:
— Гермиона! Я дурак! Правда-правда, не переубеждай меня. Я понял, что ты чувствовала, когда я вот так взял и уехал в Италию. Без тебя. Ты же все время на работе, вся в делах, устаешь сильно, тебе же скучно там. Мне нужно было уговорить тебя поехать со мной. А я не уговорил. Эммиончик, только ты не ругайся. В общем, я написал твоему боссу и отпросил тебя на недельку. Только не отказывайся, Эммиончик, эльфы подождут. Тут так здорово — солнышко, море, и кухня у них отменная. И капуччино с корицей я пробовал. Знаешь, какая гадость? А вот мороженое в Риме — самое вкусное в мире. Гермиона, приезжай! На метле ты не сможешь, если только Гарри попросить... Маггловский самолет! Гермиона, лети самолетом. Перелет часа два всего, кажется. Я встречу. Эммиончик, пошли с Сычиком ответ. Я тебя очень жду. И люблю. Очень.
Письмо сгорело. На столе остался лежать пепел, на котором весело попрыгивал совенок. Все это время Драко стоял, упершись лбом в лоб Гермионы, и, тяжело дыша, смотрел на нее с отчаянием, безумием, ненужной и немыслимой беспомощностью. Внезапно он с силой оттолкнул ее от себя.
— Проваливай!
Его бледное лицо пошло бордовыми пятнами, глаза лихорадочно блестели.
Гермиона стояла, не шелохнувшись, кусая опухшие от поцелуев губы.
Драко провел ладонью по лицу, почти спокойно повторил:
— Проваливай, Грейнджер.
Гермиона вздрогнула, словно опомнившись, и стремглав бросилась к столу. Схватив Сычика, окунавшего клюв в чашку с кофе, подбежала к камину. Хватая летучий порох, рассыпав его из бронзовой вазы, стоявшей на камине, она сбивчиво крикнула:
— Коттедж «Яблоко»!
И исчезла во вспыхнувшем изумрудном пламени.
Драко не видел всего этого. Он стоял, отвернувшись от камина, держа в руке бокал с бренди. Его пальцы мелко дрожали.
Потом он медленно обернулся.
Нет.
Драко не спеша подошел к своему креслу, развернул его к камину, сел и принялся медленно пить бренди, делая скупые глотки.
Он смотрел на камин. Пустой. Долго.
Пустой.
...Утром Олди разбудил Драко, спящего в кресле. Разбитый бокал лежал на полу возле его ног.
— Доброе утро, хозяин. Госпожа Малфой просит узнать, спуститесь ли вы к завтраку.
— Передай ей, что я уже иду, — ответил Драко, зевнув. Он поднялся, с хрустом разминая затекшие члены.
— Но сначала подготовь все как обычно к утреннему туалету.
Кажется, он уснул прямо в кресле.
Сегодня среда. Грейнджер сказала, что Астория будет рада видеть его в Гринграсс-Менор. Прекрасно. Сегодня он пошлет визитку, а в субботу она, скорее всего, уже пригласит его.
Нужно побывать у Сенжердена. Имущество братьев, их доля в компании «Святое наследие» и земля под строительство дома их бабули. Милейшая бабуля, просто очаровательная, такая живая, непосредственная... так ловко обставить собственных внуков. Малфоям давно нужна была их компания. По-хорошему дела свои они решить не захотели, пришлось действовать по-плохому.
Люблю героев. Грейнджер, ты — герой. Признанный, идеальный, сильный и решительный. То, что нужно. Устранила все его проблемы — идеально, сильно, решительно. Увеличились банковские счета Малфоев порядком... да, порядком, на двадцать тысяч галеонов. Во столько обошелся братьям их крах. И женитьба... несомненно! Он свой шанс не упустит! Женитьба на Астории Гринграсс — самой выгодной партии в Европе.
Он посмотрел на поднос с кофейником, чашками кофе с корицей, сахарницу и хмыкнул.
Все хорошо. Все просто отлично. Он все и всегда делает правильно.
...Царапины на кожаной обивке кресла, оставленные им, когда он наконец понял, что она не придет, что она там — в своем собственном доме, где живет со своим собственным мужем — любимым мужем, живет собственной жизнью. Что она — это она, а он — это он. Разбитый стакан, который он швырнул о пол в безудержном чувстве неприятия этого...
Он заставил себя думать, что ничего не было.
Ничего.
Он поверил в это.

Эпилог

— Эммиончик, знаешь, каких мы завтра с тобой будем на море мидий собирать! Знаешь, как их там много! Ныряешь, а море ласковое, теплое, прозрачное, как воздух. Кажется, ничего нет, только это море и ты. Словно не появилось еще в мире ничего плохого и страшного... словно ничего не было... Ты родился заново. Гермиона, я хочу показать тебе... хочу подарить это. Море и иллюзорное счастье. Это счастье, Гермиона. Точно не было боли, а всегда был свет.
— Рон, обними меня.
— Я тебя очень люблю. Ты знаешь, я тебе редко это говорю... ты знаешь. Ты — мое счастье, Гермиона.
— Обними меня, просто обними и... молчи, хорошо?
— Гермиона...
— Молчи, пожалуйста, Рон, молчи! Обними меня.
— ...Я люблю тебя, Рон. И никогда не отпущу. И ты меня не отпускай, хорошо? Никогда...

__________________________________________________
«Скажи — ничего не было, нет.
Может быть, я поверю в это,
Если будет сказано с верой».