Нити Судьбы

Когда замыкается круг

От Автора:
Привет всем, кто заглянул на страничку моего произведения!
Когда меня спросили, о чем я пишу, я ответила: О том, какую цену надо заплатить за мир без войны, каким станет добро, если исчезнет зло, о борьбе с собой и с обстоятельствами, о стереотипах и их крушении и о любви, которая так часто граничит с ненавистью.
Эта история о Драко Малфое и Гермионе Грейнджер… О непростых отношениях между людьми и о том, как нелегко бывает сделать правильный выбор, о том, как один день может изменить всё, и какую цену приходится платить за гордость. История о боли и страдании, о надежде и прощении.
И неважно, что она происходит в том мире волшебства, в который многие из нас мечтали попасть, впервые открыв книгу Дж. Роулинг. И неважно, что теперь свои мечты мы воплощаем в фанфиках. Важно лишь то, что все мы личности, у каждого из нас свой Путь, своя Нить Судьбы.
Я не знаю, чем станет для вас эта история. Возможно, чем-то большим, чем заурядный фанфик с таким типичным пейрингом, как ГГ/ДМ, а, возможно, вы разочарованно закроете окошко, и забудете о нем в следующую минуту. Но для меня она значит очень и очень многое.
Все персонажи принадлежат Дж. К. Роулинг. Как эпиграфы взяты цитаты из песен или стихотворения самых разных авторов; каких именно, буду указывать в скобках. Те, что без подписей — мои.
Характеры некоторых персонажей уходят в сторону от канона. Хотя я постараюсь свести это к минимуму, или, по крайней мере, максимально их раскрыть.
События 6 и 7 книг не учитываются.
Желаю приятного прочтения!
Искренне Ваша, Shadow of the Sun.

Глава 1
Когда замыкается круг

Шутит История — зло и без чести,
Мир в витражах, как в осколках событий.
Так повелось изначально на свете —
Все, что угодно, напишет сказитель.

Эти руины, где царствует ветер,
Были когда-то любовью и болью...
Гасится память о камни столетий —
Словно костер заливается кровью.
(Алькор)

Отблески пламени, рассыпаясь, отражались от каменных стен и тяжелых сводов старинного замка. Неподвижный терпкий воздух вдыхался туго. Ощущался пронизывающий и невыносимый холод, который, как казалось Драко, шёл изнутри, а не извне. Но Малфоя не терзали страх или сомнения: это были лишь подземелье его родового замка и аудиенция у Темного Лорда — не первая, не последняя.
— Кормак Маклагген, подойди ко мне, — раздался голос того, кого Драко предстояло назвать своим господином.
Малфой почувствовал, как непроизвольно сжались его пальцы, начали неметь руки и участился пульс. Он стоял в первом ряду и мог видеть всё. На лице застыла маска безразличия и покорности. Рот скривился в ухмылке — такой привычной и ненастоящей, но ставшей частью мира Драко.
Хотелось бежать. Дальше! Прочь! Насколько хватит сил — не останавливаясь и не оборачиваясь. Но он продолжал стоять. Страха не было, только холод.
Драко видел, как из толпы вышел высокий светловолосый юноша, преклонил колено и закатал рукав. Из палочки Тёмного Лорда вырвался поток ослепительного света, несущего смерть и тьму. В его узких глазах загорелся красный огонь, а на белой коже стоящего перед ним юноши появился чёрный контур.
Кормак Маклагген. Гриффиндорец. Пожиратель Смерти… Без тени сомнений и размышлений он принял Знак Тьмы.
Еле уловимый вздох волной прокатился по залу. Это было лишь лёгкое колыхание воздуха, еле заметное движение губ. Смешно, но многие боялись даже вздохнуть в присутствии Господина.
Кормак встал и направился к выходу. В расширенных зрачках был лёд, на лице — усмешка.
На миг взгляды Кормака и Драко встретились. В огромных пустых глазах последний прочёл немое предупреждение: "Ты следующий".
— Юный Малфой, подойди сюда, — услышал он зловещее шипение того, кого с большим трудом можно было назвать человеком.
Это оказалось легко: опуститься на колено, наклонить голову, уставившись пустым взором на витиеватый рисунок у себя под ногами; освободить мысли, чтобы не содрогнуться и не закричать. Если не думать, то нечего будет искать в сознании, и эта пытка закончится быстрее.
Драко научился ставить блок очень давно: когда впервые осознал, как невыносимо чужое вмешательство в разум.
— В тебе есть потенциал, юный Малфой, — услышал он шипящий и обжигающий голос. — Ты воспитал прекрасного сына, Люциус.
Только сейчас Драко вспомнил, что находится здесь не один: буквально в шаге от него были отец и мама. В синих глазах Нарциссы, судорожно сжимавшей запястье мужа, плескались боль и ужас. Позади них стояли люди — навечно заклеймённые и обречённые. У каждого из них была своя причина находиться здесь и собственная история падения. Одними правил страх за себя или за близких; другими — жажда власти и крови; третьими — идея. Но всеми одинаково — неизбежность. Ею было пропитано всё в этом зале, даже воздух.
— Благодарю, мой Лорд, — Драко с трудом узнал свой голос, который был сейчас охрипшим и глухим.
Взгляд Волдеморта вновь обратился на него, но Малфой вытерпел и не поднял глаз, продолжая изучать причудливый узор под ногами.
— Но что скрывается за твоей покорностью?
Ответ не успел сорваться с языка, так и оставшись в виде лёгкого вздоха. Драко резко вскинул голову, и его взгляд смог сказать гораздо больше: там были смятение, удивление… и протест, который рвался из глубины души — его не удалось спрятать ни за ухмылкой, ни за ровным голосом.
— Готов ли ты отдать жизнь за меня? — вопрос прозвучал в пустоту. Тёмный Лорд и так знал, что произойдёт дальше: каким будет ответ, и какой будет правда.
Руки Драко послушно расстегнули пуговицы на манжетах, и он почувствовал, как холодные пальцы Лорда прикоснулись к запястью. По всему телу пробежал озноб.
Из палочки Волдеморта вырвался синеватый свет. Лёгкое дуновение ветра, и еле заметный контур вспыхнул белым сиянием, через мгновение растворившись в воздухе, будто ничего и не случилось.
Это была лишь Подготовка. Её проходили немногие: либо избранные, либо проклятые.
"Твой организм может не принять Метку, отторгнуть её, испытывая при этом нечеловеческие муки," — таким было формальное объяснение этой процедуры.
— Увидимся через полгода, мой мальчик, — Драко услышал шипение, которое показалось ему криком. К горлу подступила тошнота. — И не забывай пить Зелье. Проследи за ним, Люциус.
— Да, мой Лорд.

***
Рука онемела. Драко казалась, что она принадлежит кому-то другому. Кожа оставалась ровной и нетронутой: на ней не удалось бы найти ни намека на Метку. Только оцепенение выдавало начало Подготовки.
Схватив кусок мыла, Малфой принялся судорожно тереть предплечье, подставив его под поток холодной воды. С остервенением, причиняя себе боль, он совершал это очевидно бессмысленное действие, объятый одним желанием — освободиться.

***
Пальцы сжали небольшую колбу с красноватой, полупрозрачной жидкостью. Часть Подготовки — пить Зелье каждый день.
Но он не станет этого делать!
Ленивым движением Драко вынул пробку и долго разглядывал её скучающим взглядом.
Розовый куст, стоящий в углу комнаты, давно нуждался в поливке…
Медленным шагом Малфой подошёл к нему, и теперь тонкая струйка жидкого яда растворялась в чёрной земле. Словно заворожённый, Драко наблюдал эту картину, пока последняя капля кровавой искрой не сорвалась со стеклянного горлышка и не исчезла.
Жгучая боль пронзила всё тело. Руки взметнулись к вискам, а голова вдруг стала невыносимо тяжёлой. Отчаянная попытка вдохнуть не имела успеха, лишь усилив звенящий стон в ушах. Всё вокруг пошло пятнами. Жёлтые, красные, синие — они были невыносимо яркими, почти ослепляющими. Комната начала закручиваться по спирали, вращаясь в мутном потоке, и было уже не ясно, где пол, а где потолок. Остались лишь бесконечная круговерть и голоса из прошлого.

— Вы следующие, грязнокровки!
Как же давно это было! Раньше Драко казалось, что магглорождённые — не люди, а животные, низший класс, позорящий весь волшебный мир и, более того, постоянно угрожающий "раскрытием тайны". Для него они были всего лишь существами, не способными контролировать силу, доставшуюся по ошибке.

— Однажды я стану лучшим из Пожирателей Смерти!
Это была сказка о монстрах и рыцарях, достойных и недостойных. Малфой думал, что Пожиратели — избранные, несущие смерть не заслуживающим жить. Те, кому дано вершить судьбы людей.

— Тёмный Лорд вернулся.
Кем был Волдеморт в действительности? Существом без лица, живым мертвецом.
Увидев его впервые, Драко не почувствовал ни страха, ни уважения — одно лишь удивление. Он не мог понять, почему все эти люди ведут себя так, будто их жизни находятся в руках Лорда, и что в нём такого особенного?

Чёрный контур на белой коже.
Ты следующий…
Кто такие грязнокровки? Те, о ком не стоит вспоминать, ради кого не стоит умирать. Какой смысл отдавать жизнь ради смерти низших существ? Это походило на злую иронию судьбы. Ведь сколько чистокровных погибло в этой войне? Сколько ещё погибнет?

***
— Очнулся! Наконец-то! — Драко открыл глаза и увидел взволнованное лицо Нарциссы. Её голос пробивался издалека, как сквозь толстый слой ваты. Мысли и образы в голове Малфоя никак не желали сложиться в картину ушедшего дня. Он предпринял слишком резкую попытку подняться. Из-за этого перед глазами потемнело, а к горлу подкатила тошнота.
— Ты в порядке?.. — спросила Нарцисса.
Драко кивнул. Синие глаза матери были полны боли, беспокойства и столь необходимого и желанного тепла.
— Всё отлично, — ответил он, и её мягкая рука прикоснулась к его щеке, как в детстве.
— Хорошо. Отец велел спросить, выпил ли ты Зелье?..
— Да, — ответил Малфой чётко и уверенно. Бросил быстрый взгляд на розовый куст. Нарциссе не нужно было поворачивать голову, чтобы всё понять.
— Отлично. Я передам Люциусу.
Лицо матери озарила лукавая улыбка: такая, какой она улыбалась только Драко.
Нарцисса встала и уже собралась уходить, как вдруг он резко сжал её ладонь в своей.
— Что?..
— Нет, ничего. Всё в порядке. Иди, отец не любит ждать.
Нарцисса обернулась, и Драко увидел отчаяние, что плескалось на самом дне синих глаз.
— Всё будет хорошо, — одними губами произнесла она.
Малфой услышал глухой стук: дверь захлопнулась.

***
Город, где отдыхала семья Грейнджер, славился лишь роскошными отелями. Как и все прибрежные городки в этой местности, он был маленьким, небогатым и жил за счёт туризма.
Выйдя за территорию отеля, Гермиона как будто оказалась в другом мире: цветущие клумбы, мощёные фактурной плиткой дорожки, фонтаны — всё это осталось за большими воротами, напоминающими вход во дворец. Здесь были лишь пыльные, покрытые гравием тропинки, выжженная трава и дома, похожие один на другой.
Но Гермионе нравилось бродить по улицам подобных городков, в которых было так оглушительно спокойно, что, казалось, даже время шло немного иначе.
Сейчас ей хотелось побыть в одиночестве: подальше от галдящей толпы туристов, сувенирных лавок и навязчивых продавцов. Недолго думая, Гермиона свернула с главной улицы туда, где, по её представлениям, должно было находиться море. Она надеялась найти такую часть пляжа, где не будет отдыхающих, и посидеть на берегу, наслаждаясь видом.
Гермиона так глубоко задумалась, что не сразу услышала, как её кто-то окликнул. Человек, о котором с первого взгляда нельзя было сказать, турист он или местный житель, изо всех сил пытался что-то сказать. Увы, она не поняла ни слова. Если бы её спросили, что именно в нём настораживало, Гермиона не смогла бы дать внятного ответа. Вроде всё было в порядке: мужчина двадцати-тридцати лет, прилично одетый. Но интуиция подсказывала: с ним лучше не связываться.
— Простите, я вас не понимаю, — ответила Гермиона и прибавила шагу.
Мужчина пошёл за ней. Рядом, как назло, не было ни души.
Она свернула за угол, прошла по узкой улочке. Преследователь не отставал ни на шаг. Перед внутренним взором Гермионы начали возникать нелепые, пугающие картины и предположения. Увы, волшебная палочка осталась в отеле. Конечно, сейчас она бы очень пригодилась, но это была не та вещь, которую стоило брать на пляж и оставлять в сумке без присмотра.
Дойдя до перекрестка, Гермиона решила посмотреть, куда пойдет преследователь, а самой направиться в другую сторону. Мужчина вдруг остановился.
— Что вам от меня нужно? — спросила Гермиона и резко развернулась, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Он принялся что-то отвечать на своем языке, но она не смогла разобрать ни слова и, бросив это бессмысленное занятие, отвернулась и пошла прочь.
Задумавшись о том, кто наградил её талантом попадать в нелепые истории, Гермиона тяжело вздохнула и, спустя несколько минут, огляделась вокруг. Незнакомец загадочным образом испарился. Может быть, преследование было игрой её воображения, и он просто шел по своим делам?..
Однако теперь перед ней возникла другая проблема: Гермиона заблудилась. Убегая от "преследователя", она совершенно не следила за дорогой и теперь не имела ни малейшего представления, где находится. А найти дорогу среди множества одинаковых улочек было непросто.
Желая выйти хотя бы куда-нибудь, Гермиона свернула в очередной переулок, но тут же поняла, что сделала это зря: на пути возник огромный чёрный пёс.
— Хорошая собачка, — еле слышно пролепетала Гермиона, безуспешно убеждая себя, что бояться совершенно нечего. — Иди домой!
Стоять неподвижно было непросто, потому что зверь мрачно обжёг её нехорошим взглядом и злобно обнажил крупные зубы.
— Иди домой! — повторила Гермиона, но пёс подчиняться не стал, и, ещё сильнее оскалившись, начал притеснять её к забору.
Гермионе показалось, что она слышит звук рвущейся ткани своего платья, а острые клыки вот-вот вопьются ей в ногу. Взгляд упал на приоткрытую калитку близлежащего участка. Конечно, это была не лучшая идея, но времени на размышления не оставалось.
Когда Гермиона поняла, что натворила, она уже стояла, прислонившись спиной к внутренней стороне калитки. С улицы слышался зловещий лай. Положение дел оставляло желать лучшего: Гермиона оказалась на чужом участке, за забором всё ещё бесновалась сумасшедшая собака, которая явно не даст выйти, а хозяева дома вряд ли будут рады незваной гостье.
— Ладно, Гермиона, успокойся! И не из таких передряг выбиралась, — тихо сказала она себе, больно впившись ногтями в ладони. — Здравствуйте! — получилось тише, чем хотелось бы. От быстрого бега в горле жгло, а голову напекло, отчего всё вокруг начало расплываться. На приветствие никто не ответил.
— Здравствуйте! Я хотела… — Гермиона предприняла вторую попытку заговорить с хозяевами участка — безрезультатно.
Осторожно подошла к двери, постучала, однако ничего не произошло.
— Эй! Есть тут кто-нибудь? — повернула ручку, не рассчитывая, что та поддастся. Но этот день был полон сюрпризов.
Взгляду Гермионы предстали небольшая кухня и длинный коридор. Зная, что, возможно, совершает глупость, она вошла в дом и заглянула в одну из комнат.
"Наверное, здесь было землетрясение. Или цунами…" — примерно такой была первая мысль при виде открывшейся картины: разбитые окна, разбросанные по всему полу вещи, клочья паутины, свисающие с потолка. Всё это свидетельствовало о том, что хозяева покинули дом давно и явно в большой спешке, видимо, при крайне неудачных обстоятельствах.
На всех поверхностях лежал толстый слой пыли. Возможно, это был пепел. Судя по обожжённым пергаментам, валяющимся на столе и полу, а также двум свечам, сгоревшим почти наполовину, Гермиона предположила второе.
Поняв, что здесь дорогу точно не подскажут, она собралась уходить, однако остановилась, заметив металлический блеск в углу комнаты. Как оказалось, его источником была книга: огромный фолиант в обложке из червонного золота, посередине которой красовались песочные часы и гравировка шестиконечной звезды.
"Жизнь — лишь миг перед вечностью", — прочитала Гермиона руническую надпись на форзаце, а раскрыв книгу, выясняла, что та совершенно пуста.
Разочарование накрыло с головой: она-то думала, что нашла древний манускрипт с неизвестными ранее заклинаниями и совершила научное открытие. Но потом, поразмыслив, Гермиона поняла, что здесь всё же скрывалась какая-то загадка.
Показалось странным, что никто не нашёл книгу раньше. Оставлять её здесь было глупо, а забрать с собой означало стать воровкой. Однако Гермиона знала, что, не взяв книгу, будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Найдя небольшой кусок материи, валявшийся среди общего беспорядка, она завернула свою находку и, затравленно озираясь по сторонам, вышла из дома.
Подойдя к калитке, Гермиона в задумчивости остановилась. Она совсем забыла про собаку! Приоткрыв ворота, быстрым взглядом окинула переулок: той видно не было. Ощущение смутной тревоги, закравшееся в сердце в самом начале приключения, усилилось. Казалось, что череда ничем не связанных между собой событий на самом деле не просто случайность.
Как ни удивительно, до отеля Гермиона добралась без происшествий. Пройдя несколько улиц, вышла на набережную и с лёгкостью узнала нужное направление.
Она вбежала в номер и, мысленно благодаря судьбу за то, что тот был пуст, вытащила из-под кровати чемодан, открыла его и спрятала свёрток на самое дно. Оставалось надеяться, что миссис Грейнджер ничего не понадобится здесь в ближайшее время.
— Гермиона! — резкий оклик заставил сердце бешено подпрыгнуть в груди.
— Да?..
— Ты где пропадала?
Судя по нервному, надломленному голосу, мама уже начала волноваться.
— Я… гуляла, — резко встав, промямлила Гермиона. Ногой она отчаянно пыталась задвинуть чемодан глубже под кровать.
— А почему телефон не отвечал?
— Он разрядился.
— Разрядился?
— Да… — она опустила глаза, нервно теребя ремешок сумки и думая лишь о том, как будет оправдываться, если мама всё же обратит внимание на чемодан, так некстати зацепившийся за ножку тумбочки.
Но миссис Грейнджер интересовало совсем не это:
— Я удивляюсь, как ты умудряешься хорошо учиться. С твоей-то памятью!
— Стараюсь, — улыбнулась Гермиона. — Прости, что заставила волноваться.
— Воды купила?
— Ой…
— Что "ой"? Я так и знала. Вот ни о чём тебя попросить нельзя!

***
— Два шарика, пожалуйста. Малиновый и ванильный, — Гермиона улыбнулась пожилой женщине, торгующей мороженым в симпатичном кафе на туристерии. Идея разузнать что-нибудь у местных жителей посещала её уже давно, ведь пока Грейнджеры ещё здесь, была надежда найти информацию о загадочной находке.
Возвращаться в заброшенный дом не хотелось, особенного смысла в этом тоже не было.
— С вас восемь фунтов.
— Вот, — Гермиона протянула свёрнутую вчетверо бумажку. — Спасибо. Милый у вас город…
— Думаете?
— Да. Тихий, спокойный. Сейчас много туристов, а зимой вообще, должно быть, здорово.
— Нет, гости у нас круглый год. Без туристов было бы скучно.
— А вы здесь постоянно живёте?
— Всю жизнь.
— Правда? Как интересно! Расскажите, какие у вас достопримечательности? Что необычного происходило? Может быть, местные легенды?
— Достопримечательности? Нет у нас ничего… Вы бы лучше в Каир съездили или в Гизу.
— О да, это обязательно! А всё-таки? А то уже десять дней здесь живу, а о городе ничего не знаю.
— Да ничего у нас и нет. Разве что статуя с фонтаном в центре города, но такие много где можно увидеть.
Разговор потёк совсем не в то русло, поэтому Гермионе ничего не осталось, кроме как взять штурвал в свои руки:
— Надо будет сходить посмотреть. Вы, кстати, не знаете, как пройти на улицу Ораби?
Это название она запомнит надолго. Ничего примечательного — просто имя одного из египетских правителей, но пожилая продавщица тут же изменилась в лице, словно бы вспомнила что-то ужасное:
— А зачем вам туда?
— У меня там назначена встреча с другом, — сказала Гермиона первое, что пришло в голову.
— Нехорошее место ваш друг выбрал для встречи.
— Почему?
— Это страшная история.
— Страшная?
— Ладно, расскажу вам. Давно у меня об этом не спрашивали…
Гермиона напряжённо вздохнула. Сердце билось ровно, но ощущение тревоги, покинувшее её на некоторое время, теперь вернулось, став при этом вдвое сильнее.
— Есть на улице Ораби один дом. Десять лет назад в нём жили двое иностранцев. Из Франции, кажется, приехали. Девочка молоденькая, Мария, и юноша — Эрик. Поселились они в том доме. Не знаю, что привело их в город, но жили они здесь долго. Она наукой занималась, а он ей помогал. Хорошие были ребята... Мария часто ко мне прибегала, рассказывала что-то. Об исследованиях своих, о дальних странах. Всего и не припомню… А красавица какая была! Волосы — светлые, глаза — синие, огромные. Все парни наши от неё без ума были, а жениха её невзлюбили. Вообще-то он мало где появлялся. Всё больше дома сидел. Хотя тоже парень видный был, только замкнутый больно.
Эх, жалко-то как… Десять лет уже прошло, а я всё помню, будто вчера было. Однажды прибегает Мария вся в слезах и говорит: "Пропал Эрик". Как ни пытались выяснить у неё, что случилось, ничего толком не поняли. Про какую-то книгу всё твердила, про то, что погубила его… Полиция тогда приехала, в убийстве её обвиняли, но ничего не нашли: ни тела, ни улик. Пропал парень, будто и не было его. Так следствие ничем и не закончилось. А вскоре Мария уехала. Многие думают, что она Эрика убила, а потом помешалась. Но я в это не верю. Не такой она человек, да и любила его всем сердцем… А как плакала! Смотреть страшно было.
— А где она сейчас?
— Не знает никто. Однажды собрала вещи, и больше её не видели. Ни слова никому не сказала. Думаю, на родину поехала, во Францию. Плохо ей здесь одной было, всё о парнишке напоминало — вот и не выдержала. С тех пор дом пустует. Продать хотели, но не покупает никто: боятся. Народ поговаривает, что по ночам там призрак Эрика стонет и Марию зовет. Вот не знаю, правда ли…
— И что же, неужели никто в дом не ходил?
— Да нет, ходили… Ещё как ходили. Не так давно наши ребята полезли туда. Клад, говорят, искать. Теперь вот в больнице лежат. Стеллаж на них со стены упал. Хорошо хоть живы остались. Так что остерегаемся мы этого места, проклятое оно. Перенесла бы ты встречу свою, а то быть беде.
— Да, пожалуй, — машинально кивнула Гермиона. Живое воображение мигом нарисовало целый калейдоскоп вариантов смерти Эрика, плачущую Марию...
— Я пойду. Спасибо вам огромное. Извините, что побеспокоила, — как в тумане, услышала она звук собственного голоса и поняла, что уже стоит у выхода.
— Да ничего. Я всегда рада с туристами поговорить, а то живу и кроме кафе своего не вижу ничего. Удачи тебе!
— Спасибо, — голос был чужим и отрешённым. Мотнув головой и отогнав тем самым дурные мысли, Гермиона поспешила в отель.

"Что же ты таишь в себе?"
Она осторожно развернула ткань и окинула книгу тяжёлым взглядом. История Марии и Эрика не дала ответов, ещё больше запутав и без того загадочную историю. Клубок затягивался всё туже, а сознание Гермионы никак не могло поймать ускользающую нить.
Быть может, Мария и Эрик были волшебниками? Это бы многое объяснило. Но что с ними случилось и какую роль здесь сыграла книга?
А ведь Гермиона просто хотела отдохнуть: без магии, тайн и приключений.

Силки

Глава 2
Силки

Вязким холодом — в душу...
"Так ведь лучше для всех, ты же знаешь..."
Так легко я не струшу.
Что до всех... мне — плевать, понимаешь?

Смехом щерится холод:
"Ненадолго свободным остался!"
И опять черный молот
Бьет в висок...
Но пока — я не сдался.
(Айса)

Резная ручка массивной деревянной двери медленно опустилась вниз, и та отворилась, впуская в душный мирок библиотеки луч яркого света. Нарцисса резко встала. По блеску синих глаз, на дне которых плескались слезы, можно было понять, что она ждет уже довольно долго, и это не прошло бесследно.
— Северус! — звонкий и отрывистый, голос эхом разносился по залу.
— О чем ты хотела поговорить, Нарцисса? — ответил Снейп ровно, почти холодно.
— Что ты знаешь о Подготовке? — спросила она.
Он увидел, как дрожат её руки, как побелели пальцы, сжимающие дымящуюся чашку чая. Заглянул ей в глаза и понял всё.
— Неужели?..
— Да, — тихое, почти невесомое. Бессмысленное.
Он и так всё знал, объяснять не было ни сил, ни необходимости. Нарцисса закусила губу, чувствуя, что вот-вот сорвется и заплачет. А в темных глазах её собеседника просыпались тени воспоминаний.
— Я не знаю, как объяснить.
— Расскажи мне всё! — её глаза лихорадочно заблестели, хотя лицо оставалось мертвенно бледным. Голос же походил на стон. — Пожалуйста… Ты ведь знаешь, каково это. Что делает это заклятие… Скажи мне правду, Северус! — рука, до того лежавшая на столе, взмыла вверх, сбив по пути чашку горячего сладкого чая. Темная жидкость, разлившись по столу, начала медленно стекать на пол, но Нарцисса не замечала этого, безмолвно ожидая так необходимого ей сейчас ответа.

***
Солнечный свет пробивался сквозь приоткрытые шторы, окрашивая комнату в золотисто-оранжевые тона счастья и беспечности.
Драко раздирали отчаяние и жгучая боль от этого несовпадения — внутри и снаружи. Он злился на мир за его несправедливость, за яркость — как будто в насмешку. Малфой сидел на кровати и смотрел в одну точку. Что он видел там, на этом куске стены? Скорее всего, ничего определенного — одну лишь пустоту.
На столе в беспорядке валялись книги и сломанные перья, кое-где его пятнали разлитые чернила — последствия тщетной попытки отвлечься, уйти в придуманный мир. Но тогда ничего не вышло: буквы никак не желали складываться в слова, а слова — в картинки. Всё было бессмысленно.
Жгучая боль в висках стала безумной спутницей последних дней и казалась ему настолько вечной, что он уже почти не помнил жизни без неё. Драко привык к ней, сдался на её милость и научился не замечать. А она всё шла рядом, копируя каждый шаг, словно призывая — сдаться.
Рука сжала стеклянную колбу с жидкостью, так похожей на кровь.

***
"Что делает это заклятие?"
Если бы он знал.
— Медленно сводит с ума, — Снейп дал короткий и простой ответ, не оставляющий никаких шансов.
— Как?.. — в глазах Нарциссы, наполненных слезами, застыл ужас. Она в бессилии взметнула руками. Послышался звон бьющегося стекла, по полу разлетелись осколки злополучной чашки.
— Как? Медленно и непреклонно. Жгучий холод, невыносимая жара. Огромное, неудержимое желание сделать хотя бы что-то для того, чтобы вернуться в нормальное состояние. Оно затуманивает разум, подчиняя его и заставляя сделать всё, что угодно, лишь бы это прошло.

***
Громкий стук в дверь заставил Драко нервно содрогнуться. Колба выскользнула из рук и покатилась по ковру.
— Войдите, — рявкнул он. Даже звук собственного голоса вызывал раздражение.
Дверь медленно открылась, и красивая светловолосая девушка в оцепенении замерла в дверях.
— Астория?
— Ты ждал кого-то другого? Как дела? Я слышала, ты заболел.
— Нет, всё в порядке, — отчеканил Драко, резко отвернувшись к окну.
— Хорошо… — она попыталась улыбнуться и продолжить разговор: — Как лето?
— Нормально, — его ответ был сухим и пустым.
«Нормально равно никак,» - перевела для себя Астория. Весь этот разговор напоминал стук в закрытую дверь, ключей от которой ей никогда не найти. Впрочем, Астория уже смирилась: они были знакомы с детства, а теперь почти помолвлены, но она не знала о нём ничего. Малфой никогда не пускал её в свою жизнь.
— Что читаешь? — Астория подошла к столу и взяла одну из книг.
— Ничего! — он вырывал том так яростно, словно тот скрывал великую тайну.
— Прости, я не думала, что это секрет.
— Там нет никаких секретов! Просто не трогай мои вещи! — сквозь зубы зашипел Драко, его руки сжались в кулаки.
— Ладно… Успокойся! — в глазах Астории явственно читался страх. Она прекрасно знала, что, если Драко в таком настроении, то лучше держаться от него подальше, и уже собиралась уйти, когда он резко схватил её за руку. "Что?.". — хотела спросить Астория, но не успела, потому что он притянул её к себе и, сжав в объятиях, впился в губы в яростном поцелуе: жестоко, стремительно, причиняя боль. Она попыталась отстраниться, но он не дал ей этого сделать.
Малфой видел испуг, мелькнувший в её глазах, и блеск подступивших слез. Однако ему было всё равно — чужие чувства перестали беспокоить уже давно. Астория — его девушка, и он имеет право делать с ней всё, что хочет.
Но ему было плевать на неё. Эта мысль яркой вспышкой озарила сознание, и Драко вдруг резко остановился, оттолкнул Асторию и посмотрел таким взглядом, словно не понимал, кто она такая и что здесь делает.
Драко не чувствовал ничего: лишь тупую боль в висках и легкое оцепенение в левом предплечье. Он сам не знал, чего добивался: наверное, хотел причинить ей боль. Хотя бы часть той боли, что чувствовал сам. А , может быть, просто хотел испытать эмоции, которые смогли бы перебить его агонию. В любом случае, попытка потерпела крах.
Апатия вдруг сменилась безудержной яростью:
— Убирайся вон!
— Что?.. Да как ты…?! — Астория попыталась закричать, но голос сорвался, издав фальшивую ноту, глаза наполнились слезами. Она закусила губу, изо всех сил пытаясь не расплакаться, но мокрые дорожки заблестели на щеках.
— Я неясно выразился? Убирайся вон, — Драко больше не кричал. Теперь его голос был убийственно спокоен и холоден.
— Да как ты смеешь?! — больше не в силах сдержаться, зашлась криком Астория, замахнулась, почти ударила его по лицу, но в последний момент остановилась и стремительно выбежала из комнаты.
Драко знал, что она грани припадка и проплачет всю ночь, а потом, возможно, не будет разговаривать с ним несколько месяцев.
Но ему было всё равно.

***
— А Зелье? Что делает Зелье?
— Оно способно дать облегчение, но лишь на время. Потом становится только хуже: ты не можешь думать ни о чём другом, и жизнь медленно обращается в кошмар.
Бледное, измученное лицо Нарциссы стало почти серым. Пошатнувшись, она ухватилась за спинку стула, чувствуя, что вот-вот упадёт.
— Прости, Нарцисса, но правда порой бывает ужасна, — бросил Снейп пустую, пафосную фразу. Совсем не то, что надо было сказать; не то, что он чувствовал. Это была маска. Броня, не позволяющая воспоминаниям вырваться наружу.
— Ничего… Я в порядке, — едва слышно произнесла Нарцисса, глубоко вздохнув.

***
Жадно глотая воздух, Драко осел по стене. Оцепеневшая рука почти отказывалась подчиняться и гулко ныла, словно в неё воткнули сотни игл, с каждым движением входящих всё глубже и глубже. Малфой не смог бы с уверенностью сказать, какой была его боль: вязкой и пульсирующей или резкой и острой, но совершенно точно — мучительной.
Взгляд упал на валявшуюся на ковре колбу, которая переливалась разными цветами в лучах солнца. Резким движением Драко поднял её и сжал в руке, а потом швырнул о стену. Бешено и яростно, вкладывая в это движение всё своё отчаяние и ожесточение.
"Ну вот, теперь будет пятно…" — глупая мысль заставила улыбнуться. Сколько колб он уже разбил? Десять, двадцать?.. Сколько ещё разобьет? Столько, сколько будет нужно, чтобы уничтожить весь этот яд до последней капли.
Такими темпами в оранжерее не останется роз. Смешно, какая ерунда лезла в голову. Он верил, что справится: не так уж это и сложно. Болит голова, и что с того? Бывают вещи и пострашнее.
***
— У человека, начавшего пить Зелье, есть только два пути: либо он медленно, мучительно сходит с ума, либо принимает Метку.
— Неправда! Ты лжешь! Лжешь! — Нарцисса кинулась к Снейпу и практически ударила, но он перехватил её руку. Слезы всё-таки потекли.
— Ты направляешь свой гнев не туда, Нарцисса.
Еле заметный кивок, нервный озноб заставил все её тело содрогнуться.
— Да… Продолжай, пожалуйста.
— С каждым новым выпитым флаконом всё хуже понимаешь, где ты и кто. И только Метка может дать облегчение, избавить от агонии. Тогда ты приходишь к нему сам…
— Мерлин!.. Но зачем?! Зачем ему это надо? Почему нельзя просто принять Метку, и всё? Ведь это неправда про непереносимость. Бред!
— Да, это ложь. Ты никогда не задумывалась, почему в рядах Пожирателей никогда не возникало мыслей о восстании, почему все так беспрекословно подчиняются его власти? Да, есть одержимые идеей, свято верящие в неё. Например, твоя сестра. Но их не очень много — всего лишь несколько человек. А ему не нужны те, кто будет сомневаться и задавать вопросы. Ему нужны не соперники, а верные слуги.
Нарцисса всё понимала. Сейчас вдруг подумалось о том, как правы те, кто говорит, что счастье в неведении. Но ей необходимо было дослушать всё это до конца.
— А если принять Метку сразу? Если попросить его? Раз исход все равно один…
— Не говори ерунды, Нарцисса. Метка — не просто символ Пожирателя Смерти. Приняв её, ты уже не можешь не подчиняться его воле, не прийти, когда он зовет, или хоть в чём-то ослушаться. Приняв её, ты беспрекословно признаешь в нём Хозяина.
— Но…
— Я знаю твоего сына. Он никогда не пойдет на это. Иначе бы Подготовка просто не началась.
— Да, Драко не пьет Зелье.
— Сколько времени прошло?
— Два месяца.
— Он долго держится. Хотя вначале приступы не такие сильные. Со временем станет хуже. Сначала кажется, что возможно сопротивляться и жить, как раньше. Но с каждым днем становится сложнее: всё вокруг кажется ненастоящим, мир превращается в свою собственную пародию, а разум постепенно затуманивается.

***
— Ты только подумай, Блейз, как прекрасна наша жизнь! — Драко Малфой с трудом узнал свой голос: тот казался слишком звонким. Настолько, что резал уши, когтями врезаясь в изнуренное сознание. В голове был туман, а в глазах — лихорадочный фосфорический блеск.
Лицо исказила безупречная, почти счастливая улыбка. Та самая, что подходит на все случаи жизни и никогда не бывает правдивой.
— И насколько же? — скептический, почти отрешенный взгляд Блейза отрезвил. Он пробивался в сознание, словно сквозь слой защитного стекла — прозрачного, но непроницаемого. Тяжесть и непонимание витали в воздухе, грозя разлететься на сотни осколков и раня всех, кто встретится им на пути.
— Ровно настолько, насколько может быть хороша жизнь в семнадцать лет. Только подумай: мы с тобой не какие-нибудь грязнокровки. Мы с тобой — лучшие! Все должны нам завидовать… — подобные слова походили на самовнушение, но поверить в них было не слишком сложно.
— Ах, Блейз, как я рад, что я — это я, а не какой-нибудь там Поттер, Кинт или Уизли! — Драко остановился, стараясь не вдумываться в то, что сказал. В его ситуации лучше было вообще не думать.
Тишина стала невыносимой, ведь в планы Малфоя не входило молчать.
— Ну что ты как воды в рот набрал? Пойдем-ка в бар. Ведь, как говорится, in vino veritas! Утолим тоску-печаль!
— Незаметно, чтобы ты был печален… — в голосе Блейза слышались холодность и скептицизм. Словно назло, по контрасту. По крайней мере, Драко казалось именно так. Они смотрели друг на друга, но видели только себя. И, возможно, могли бы понять друг друга, если бы так сильно не хотели быть понятыми.
Со стороны без труда можно было заметить, что спокойствие Блейза такая же маска, как и напускная веселость Драко. Но они не могли и не хотели видеть ничего дальше своих собственных проблем, злясь, что их настроения не совпали, и понимания, на которое так рассчитывали оба, теперь не удастся достичь никакими средствами.
Напряжение, ощущаемое почти физически, усиливалось с каждой секундой. Это было то странное состояние, когда мир вокруг становится похожим на душную комнату, наполненную едким газом. И вроде всё в порядке, ведь есть, чем дышать. Вот только неприятная горечь постепенно затуманивает разум, и достаточно лишь одной искры, чтобы начался пожар.
— Да, у меня прекрасное настроение. Лучше не бывает! — даже собственный смех вызывал у Драко раздражение. В глазах была неприятная резь, в горле застрял ком. Но разве это важно?..
Ему хорошо, у него отличное настроение. Так должно быть, а значит, так и есть.

***
"Истина в вине…"
Вино, кровь, Зелье…
Красный — цвет крови, боли и агонии.
Драко взял бокал и сквозь него посмотрел на свет. Лучи заходящего солнца, преломлялись там, окрашивая весь мир в этот ужасный цвет.
— И долго ты собираешься гипнотизировать бокал?
— Я… Да нет. Задумался просто. Как дома дела? Как поживает Амелия? — задал Драко казалось бы банальный вопрос, призванный поддержать разговор.
Однако лицо Блейза изменилось: маска спокойствия разбилась вдребезги, а в глазах зажёгся опасный огонь.
Спичка чиркнула — воздух запылал.
— Как прошёл день рождения? — спросил Блейз надтреснутым, звенящим голосом. Таким, что мог вот-вот превратиться в крик. Банальность за банальность. На первый взгляд, в разговоре не было ничего необычного: обычная беседа двух друзей. Но они слишком хорошо знали друг друга и умели наносить точные удары, с улыбкой на лице сыпать соль на кровоточащие раны.

Еле заметный контур, вспыхнувший на миг белым сиянием…
— День рождения? Прекрасно! — Драко умел скрывать чувства даже от самого себя.
— О, замечательно! Наверное, и гости особые были.
— Куда же без них…
— И что же, скоро сбудется мечта всей твоей жизни?
— Мечта?
— Да. Ты же всегда хотел присоединиться к… особым гостям.

"Ты следующий…"
Руки до боли в пальцах сжали край деревянного стола. Ухмылка теперь больше напоминала оскал, а голос — резкий, истошный звук, что издает фортепиано, если изо всех сил ударить по клавишам.
— А, ты об этом… Ну да, ну да. Но ты не волнуйся, через полгода и на твоей улице будет праздник. Всей семьей отметите, — удар за удар. Звенящий, раскаленный добела воздух, и слова, похожие на удары стальных клинков. Безобидный разговор, начавшийся почти как шутка, теперь был похож на словесную битву, наполненную желанием сделать друг другу как можно больнее. Легко и просто, почти шутя. Но в каждом слове были шипы, на каждом шипе — яд.
— Но тебе это счастье всё равно раньше улыбнулось… Обидно, знаешь ли.
— Правда? Так я попрошу его подождать. Отпразднуем вместе, как друзья.
— Право, не стоит утруждаться.
— Да брось, чего только ни сделаешь для лучшего друга… К тому же меня это ни капли не затруднит.
— Что, уже приобрел авторитет в особых кругах?
— А как же иначе. Но не переживай, я и за тебя словечко замолвлю.
— Вот спасибо! Но я уж как-нибудь сам.
Каждое слово давалось с трудом. Друзья… Чем они лучше врагов?.. Те хотя бы честны друг с другом. Тонкая струна самообладания, натянутая до предела, лопнула, издав долгий фальшивый звук. Драко вскочил и выхватил палочку из кармана.
Резкое, неосторожное движение, и бокал, до краев наполненный красным вином, упал на кафельный пол, разбиваясь на сотни осколков. Казалось, что этот миг длился гораздо дольше, чем должен был, словно замедленная видеосъемка в маггловском кино.
Красная жидкость, так похожая на кровь, разлилась по паркетному полу, и весь мир вдруг слился в одну точку, а потом растекся, окрашиваясь в новые цвета.
И они вдруг поняли. Оба. Оказалось, не так уж это и сложно: понять друг друга. Без лишних слов, фальши и лжи. Картонная улыбка сползла с перекошенных, как от зубной боли, лиц; как листья, опали все те пустые и никому не нужные слова, что они успели наговорить друг другу.
Стена рухнула, и Блейз Забини глухо произнёс:
–Пойдем что ли, напьемся…
Драко Малфой лишь кивнул в ответ.

***
Нарцисса судорожно сглотнула, стараясь подавить подкатившую к горлу тошноту. Слёз уже не было, страха тоже. Казалось, все чувства высосали, оставив лишь холод и оцепенение.
— Должен же быть выход! Хотя бы какой-нибудь!
— Если он есть, то мы найдем его. Я обещаю.
Снейп ушел, а Нарцисса в бессилии прислонилась к стене, чувствуя, что силы медленно покидают её.

***
— Надо поговорить, — резко сказала Гермиона, окинула Рона долгим, серьезным взглядом, а потом, словно опомнившись, попыталась улыбнуться. С тех пор, как они приехали в школу, прошло уже три дня, но Гермиона никак не могла застать его одного.
Держать в себе произошедшее летом больше не было сил. Она хотела рассказать Гарри, но передумала, решив, что беспокоить его своими проблемами по меньшей мере эгоистично. Кандидатуру Дамблдора тоже отмела сразу, так как прекрасно знала, что, рассказав ему все, попросту распрощается с книгой. Этого ей совершенно не хотелось.
— Да, конечно. Что-то случилось? — Рон улыбнулся, подвинувшись, чтобы Гермиона могла сесть.
Они давно не говорили один на один. Их отношения вообще сложно было назвать "дружескими" в привычном понимании этого слова. Это было что-то среднее между намеком на любовь и взаимной непереносимостью.
— В общем-то да, случилось. — Она вынула из сумки книгу и начала рассказ.

***
— Книга совершенно пустая. Что я только с ней ни делала! И на чары невидимости проверяла, и зелье готовила… Никакого эффекта! — Гермиона раздраженно всплеснула руками. — Я совершенно не знаю, что делать. Не ехать же во Францию искать эту Марию. Хотя её история меня потрясла. И, знаешь, испугала. Причем довольно сильно. Я уже не раз думала, что зря, наверное, забрала книгу. Мало того, что я теперь воровка, так ещё и, возможно, подвергаю всех нас опасности, — она говорила отрывисто, на одном дыхании. — Рон, да ответь ты хоть что-нибудь!
— Даже не знаю, что сказать. Думаю, что в ней заключена очень сильная магия. Было бы неплохо собрать больше информации. Поищи какие-нибудь книжки, поспрашивай… Ты же умеешь это, как никто другой.
— Легко сказать — поспрашивай! Как я объясню свой внезапный интерес? Знаешь ли, мне совершенно не хочется, чтобы кто-нибудь догадался. Впрочем, отчасти ты прав. Я как раз собиралась на днях зайти в библиотеку и поискать информацию. А пока я хотела бы попросить тебя об одолжении…
Рон вопросительно поднял бровь, Гермиона же продолжила:
— Мне кажется, довольно опасно хранить книгу в открытом доступе. Я долго думала, как поступить, а вчера вспомнила про одно заклятье, о котором читала летом. Антидетекционные чары. Что-то вроде чар ненаносимости, только для предметов. Своеобразный тайник, спрятанный от чужих глаз и блокирующий любую магию как изнутри, так и снаружи. Чтобы наложить его, необходимо доверенное лицо —единственный, кто знает место нахождения тайника и может его открыть.
— Ты хочешь, чтобы я выступил в этой роли? — неподдельно изумился Рон.
— Да, — коротко ответила Гермиона.

Своя-чужая боль

Глава 3
Своя-чужая боль

Интрига на интриге, интригой погоняет,
И чей-то яд в бокале, и шепот за спиной.
Но что же мне поделать? Семью не выбирают,
Ведь, если всё по правде — то я и сам такой.
(Анастасия Шакирова)

Драко сидел на подоконнике в одном из коридоров Хогвартса и смотрел в одну точку. Топот пробегающих мимо учеников действовал раздражающе. Происходящее вокруг казалось отголоском дурного и совершенно неинтересного сна, который вроде бы должен давно закончиться, но по-прежнему длится, затягивая в мутный водоворот.
Звуки стали приглушенными, но в то же время невероятно резкими. Они вызывали неприятное ощущение, похожее на головную боль — слишком слабое, чтобы вывести из полусна, но достаточное, чтобы заставить оставаться там как можно дольше.
На коленях лежал учебник Зелий, раскрытый на одной странице уже более получаса. Драко честно пытался читать и даже вникнуть в прочитанное, но выходило из рук вон плохо.
"Если так пойдет и дальше, то я скачусь до Троллей", — подумал он. Впрочем, сейчас было нелепо думать об оценках. Мысли о том, что произошло летом, и какой станет теперь его жизнь, заглушали всё остальные так же, как шум водопада заглушает писк комара.
Драко крепко зажмурился, тщетно пытаясь сконцентрироваться, чтобы всё-таки дочитать параграф до конца. Досчитал до десяти, смакуя каждую секунду мерцающей, рыжеватой тьмы, какая возникает перед глазами, если закрыть их и посмотреть на свет. Это не помогло. Десять постепенно перешло в двадцать, затем превратилось в сто. Вскоре Малфой и вовсе сбился со счёта. Открыл глаза и снова уставился в окно. Солнце уже почти село, окрасив небо в ту гамму нежно-розового, чуть-чуть фиолетового и даже слегка золотого оттенков уходящего дня, какие бывают только ранней осенью или поздней весной.
Наверное, Драко оценил бы красоту пейзажа за окном, если бы не пустое безразличие ко всему, что происходило вокруг. Он бы подумал, что природа творит удивительные вещи, что неплохо, наверное, быть художником и иметь возможность нарисовать всё это; поразмышлял бы, каким прилагательным лучше охарактеризовать странные цвета за окном. Он мог бы много о чём подумать, если бы "всё равно" не стало девизом последних дней, а мир не был бы окрашен в грязно-серые тона его настроения.
Скучно… В этом слове заключалась почти вся его жизнь. Казалось бы, в сложившейся ситуации можно жаловаться на что угодно, но не на скуку. Тем не менее, она была его постоянной спутницей. Драко уже давно не испытывал радости или разочарования. Он будто бы запретил себе чувствовать, научился жить не сердцем, а головой. Так оставался хотя бы небольшой шанс сохранить рассудок. Он знал, что если будет распыляться по мелочам, тратить последние силы на то, что явно их не заслуживает, то точно не выкарабкается.
У него не было права оступиться, ведь если он упадет, то лицом вниз — в ноги Тёмному Лорду, и уже не сможет встать. Дело даже не в том, что никто не подаст ему руку — просто он сам никогда не примет её. Если уходить, то не оборачиваясь; если падать, то в одиночестве.
Драко был уверен, что каждый человек — эгоист. Это заложено в его природе. В момент опасности он будет спасать свою жизнь прежде, чем разум вспомнит красивое слово "благородство".
Свобода — единственное, чем Драко дорожил, и чего бы никогда не отдал.
Почему он не принял Метку сразу? Не предложили?.. Да, потому что знали, каков будет ответ. Дух противоречия — один из главных его проводников. Ненавидеть Поттера вопреки всеобщему обожанию, смеяться над тем, что все свято чтят, идти против Лорда, когда надо покориться.
Он слишком хорошо понимал мир и умел видеть его изнутри со всеми положительными и отрицательными сторонами. Это был его дар и его проклятие: видеть людей без надетых на них масок, понимать их истинную сущность. Драко умело пользовался этим, создав себе такую маску, сквозь которую его никто не мог разглядеть, и страдал из-за этого, потому что жить в приторном, идеализированном мире гораздо легче, чем жить в мире реальном. И свет не ослеплял его, и тьма не поглощала. Он просто знал, что сильный властвует над слабым, а добро не всегда побеждает зло.
Мир был жесток, и Драко Малфой учился у него жестокости.

***
"Как дела? Как поживаешь? Что-то ты бледный… Не заболел?.."
"Странно выглядишь. Сходил бы в больничное крыло"...
"С прошедшим совершеннолетием! Как отпраздновал?..."
"Мистер Малфой, опять вы спите на уроке! Извольте слушать!..."
"Вы нормально себя чувствуете? Может быть, стоит обратиться к мадам Помфри…"
Какого чёрта во всех проснулась такая забота о его здоровье и благополучии? И вообще, с какой стати такой интерес к его персоне? Слизеринцы… Ничем не лучше гриффиндорцев: такие же надоедливые и невыносимые. Но если последних можно было проигнорировать или отправить туда, где им самое место, то первым приходилось отвечать.

***
— Ой, Драко! Привет! — из-за спины послышался знакомый голос.
"Мерлин! Вот только тебя тут не хватало для полного счастья…" — уныло подумал Малфой, обернувшись. Перед ним стоял Фениклав Кинт, младший сын давнего друга отца, два года назад вернувшийся из Франции, где жил и учился долгое время. После пятого курса Эдуард Кинт решил перевести сына в Хогвартс, и каков же был его гнев, когда младший отпрыск был распределен не на Слизерин, как положено уважающему себя чистокровному волшебнику, а на Хаффлпафф. Сын правой руки Темного Лорда, чей род уходил корнями к самому Салазару, и вдруг на Хаффлпаффе!
Впрочем, Драко ничего другого не ожидал. Одного взгляда на Феника хватало, чтобы понять: там ему самое место. Оказавшись в новой компании, Кинт с первого взгляда влюбился в Асторию Гринграсс, и, более того, решил, что они с Драко должны последовать примеру отцов и стать друзьями. Малфоя такая перспектива совершенно не устраивала, ведь Драко ненавидел Фениклава иногда даже больше, чем выскочку Поттера. Не за навязчивость и даже не за любовь к Астории, как можно было бы предположить, а за то, что сам вынужден был сжимать в руке колбу с жидкостью алого цвета, в то время как Феник, такой же чистокровный, как и он, до сих пор не посетил ни одной аудиенции Тёмного Лорда. Феник тоже был совершеннолетним, но мог улыбаться искренне и по-настоящему, в то время как сам Драко пытался свыкнуться с новой ролью.
Малфой знал, что Феник не выдержал бы ни дня на его месте, но от данной мысли становилось только хуже, ведь в этом и заключалась причина его несчастий. Великий Малфой: он выдержит всё. Ему не нужны ни жалость, ни понимание.
Всё правильно: он не выносит жалости. Она унижает ещё сильнее, чем холодность или безучастность. Но это было несправедливо! Несправедливо, что отец Феника сумел обеспечить ему жизнь, которой у Драко никогда не будет. Несправедливо, что Поттер, который всего лишь не скончался от Авады Тёмного Лорда, купается в лучах славы уже семнадцать лет и ведёт себя так, словно вся Земля вертится вокруг него.
Ладно Поттер… Тот хотя бы право имеет относиться ко всем так, словно ему по гроб жизни обязаны. Кинт же просто похож на героя бульварного романа: романтичный, робкий, мечтающий о подвигах и славе, готовый пожертвовать собой даже ради спасения комара или муравья. Настоящий женский идеал: непринятый обществом, оказавшийся в чужом кругу, весь из себя разнесчастный и ужас какой благородный… Вымирающий вид, так сказать.
— Неважно выглядишь… Заболел что ли? — завёл уже привычную для Драко шарманку Феник.
— Нет, всё нормально, — лениво протянул Малфой, тщетно борясь с вновь захлестнувшей апатией.
— Как лето прошло? Как День рождения?
Всё точно, прямо по схеме. Если бы не лень, Драко бы, наверное, уже убил Фениклава. У учеников этой школы определенно было плохо с фантазией…
Все люди — безликая масса. Говорят одно и то же, думают одинаково, и при всем при этом считают себя единственными и неповторимыми. Каждый из тех, кто подходил к нему с этим вопросом, совершенно искренне полагал, что проявляет чудеса деликатности и заботы. Никто не догадывался, что бы Малфой им ответил, если бы решил говорить только правду.
— Лучше не бывает, — ответил Драко. Он где-то слышал, что у магглов есть такая штука, которая позволяет записать свой голос, а потом включать по мере надобности. Ему она бы не помешала.
— Что читаешь? — поспешно спросил Малфой, заметив, как загорелись глаза Феника, и поняв, что сейчас начнется долгий и эмоциональный рассказ о замечательном лете и прекрасном дне рождения. Тогда их разговор точно закончится убийством в весьма жестокой форме. Он сам, конечно, был не против, но вот отец мог не одобрить.
— Да так… "Великие подвиги магического мира".
— Ну-ну… И что, есть там Поттер на последней странице? — Драко не смог сдержать издевательской усмешки, но Феник, как обычно, не обратил на это внимания.
— Не знаю, если честно: не дочитал ещё, — замялся он, всё же не выдержав надменного и колючего взгляда Малфоя. — Ладно, я пойду, пожалуй. Удачного дня!
Он поспешил прочь, а Драко лишь молча отвернулся к окну.

***
— Итак, у нас есть полтора часа, а потом поле переходит к Гриффиндору. Так что прошу вас не тратить время впустую, — отрезал Малфой, окинув холодным и презрительным взглядом слизеринскую команду по квиддичу. По выражению лица ясно можно было понять, что вся эта ерунда ему уже надоела, и если что-то пойдет не так, то он за себя не ручается. Это была последняя тренировка перед первым матчем в этом сезоне. Драко уже сотню раз пожалел, что связался со сборищем, гордо называющим себя "команда", и согласился быть их капитаном.
— Ладно, приступим, — он подал знак рукой, позволяя игрокам взлететь в воздух, а сам направил свою метлу практически вертикально вверх, набрав такую скорость, что ветер засвистел в ушах. Давящее ощущение опустошенности чуть-чуть отступило, позволив вздохнуть полной грудью. Здесь была свобода — от земного притяжения, мыслей и проблем. Свобода ото всего.
Зависнув в паре десятков метров над землей, Драко окинул взглядом трибуны. Любопытных собралось довольно много: гриффиндорцы, видимо, решившие оценить силы противника, слизеринцы, пришедшие поддержать своих, и некоторые ученики других факультетов.
— Эй, покажите класс! — закричала Пэнси Паркинсон, зачем-то встав и захлопав в ладоши. Миллисента Булстроуд тут же подхватила её инициативу и тоже вскочила, уронив многочисленные сладости, лежавшие у неё на коленях.
Теодор Нотт учил Асторию делать пике, Блейз Забини кружил над какими-то хаффлпавками, рассылая им воздушные поцелуи и приводя тем самым в непомерный восторг. В отдалении сидела Дафна Гринграсс, окруженная стайкой поклонников и искусно изображавшая, что интересуется игрой.
Напротив них устроился Фениклав Кинт, наблюдавший за происходящим с совершенно искренним интересом, хлопая, свистя и зачем-то размахивая черно-желтым хаффлпавским шарфом. На лице Драко появилась опасная заговорческая улыбка. Он спикировал вниз и остановился рядом с Феником.
— Классно летаешь! Мне бы так! — глаза последнего горели восхищением.
Драко приподнял бровь и слегка улыбнулся, окинув Кинта оценивающим взглядом.
— А ты не умеешь что ли?
— Не особо. Пару раз пробовал, чуть не расшибся, — признался Феник, не заметив, как в глазах Драко промелькнули опасные искры.
— Вот как… — протянул тот, словно пытаясь вникнуть в смысл сказанного. — А как же ты тогда сдал экзамен?
— Как-то так… С горем пополам, — улыбнулся Феник, а потом поспешно добавил: — Но я так хочу научиться! Однажды обязательно займусь… Как время будет, так сразу займусь!
Драко понимал, к чему клонит Кинт, но учить его, конечно же, не собирался. "Хочешь научиться, говоришь… Ну что ж, дам тебе такую возможность," — подумал он, краем глаза наблюдая за Асторией, уже вполне неплохо выполняющей один из сложнейших трюков.
Астория Гринграсс резко направила метлу вертикально вниз и стремительно полетела к земле. С трибун это действительно выглядело весьма страшно. Малфой сделал испуганное лицо и, глядя на Феника полными ужаса глазами, дрожащим голосом закричал:
— Смотри! Астри потеряла управление! Мерлин, она сейчас разобьется!
Драко всегда знал, что актерских способностей ему не занимать, но побелевшее лицо Кинта в этот момент стоило заснять на камеру. Кадр бы вышел что надо…
Феник выхватил у Драко метлу и, вмиг оседлав её, полетел на помощь своей вечной любви. Малфой с ухмылкой наблюдал за столь забавной картиной. Его метла отнюдь не отличалась простотой в управлении, поэтому Кинт не продержался на ней и минуты. Истошно вопя "Я помогу тебе!", он подлетел к ничего не подозревавшей Астории и в этот момент окончательно потерял управление. Свалившись с метлы Драко, Феник ухватился за древко метлы Астории и беспомощно повис в воздухе.
"Интересно, он мне метлу не сломал?" — отстраненно подумал Драко, с интересом наблюдая за представлением. Кто бы мог предположить, что обычная тренировка пройдет так весело и с таким шумом?..
— Ты что, совсем свихнулся?! — услышал он рассерженный бас Нотта, смешавшийся с визгом Астории и охами перепуганных зрителей.
Драко пожалел, что не захватил с собой бинокль и фотоаппарат. Зрелище того стоило!

***
Неизвестно, сколько бы продолжалось это сумасшествие и надолго хватило бы Фениклава, выступавшего сейчас в роли маятника, пытавшегося удержаться на метавшейся из стороны в сторону метле, если бы не бладжер, угодивший Кинту точно в голову. От удара последний потерял сознание и стремительно полетел к земле.
Астория резко спикировала вниз и попыталась поймать своего неудавшегося спасителя, то же самое сделали Теодор Нотт и Блейз Забини. В итоге своей цели не достиг никто, и Феник со всего размаху упал на пыльное квиддичное поле.
На трибунах началась паника. Некоторые зрители вскочили со своих мест и побежали к лежащему без чувств Фениклаву, другие принялись причитать и суетиться. Пэнси Паркинсон побледнела, как полотно, и упала на руки близстоящего Гойла.
Благо, высота была относительно небольшой, поэтому оставался призрачный шанс, что Феник поломал себе не все конечности. "Никудышный из него спаситель…" — промелькнуло в голове у Малфоя, пока он бежал к лежавшему без сознания Кинту. Вид последнего мог испугать кого угодно: кровь из носа, довольно глубокая ссадина на лбу, мертвенно бледное лицо… Кроме того, он был весь в пыли и, кажется, не дышал.
— Мерлин! Что ты наделал?! — закричала Астория, из глаз её брызнули слезы и она, схватив Малфоя за рукав, начала трясти его с неистовой силой. — Как он вообще оказался на твоей метле?! — она опустилась на колени перед Фениклавом, тщетно пытаясь вспомнить основы колдомедицины и привести его в чувство.
— Вот мне тоже интересно… — вставил Блейз, последовавший её примеру.
И таких, как они, нашлось довольно много, отчего началась суматоха, где каждый кричал что-то своё, никто никого не слушал, и все совершают множество бессмысленных действий.
— Да я откуда знаю? Подлетел, схватил… Он же бешеный, — Драко говорил ровным, почти насмешливым голосом. Хотя в нём всё же различались панические нотки, руки же и вовсе дрожали, а в глазах отражался неподдельный страх. Правда, непонятно, за Феника или всё-таки за себя.
— Метла, кстати, цела? — вдруг спросил Драко, чем вызвал укоризненный взгляд абсолютно всех, кто имел счастье это слышать, включая даже Блейза, который и сам нередко совершал подобные поступки.
— Да как ты можешь думать о метле в такой момент?! — Астория побелела от гнева и наотмашь ударила Драко по лицу. Резко и яростно, вложив в этот удар всю обиду, что накопилась за долгое время их общения.
Что ж, в этот раз их перемирие длилось три недели. Почти рекордный срок…
Малфой перехватил её руку и, больно сжав запястье, посмотрел тем самым взглядом, от которого хотелось провалиться под землю. Но Астория выдержала это, впервые в жизни не спасовав перед ним и не опустив глаз. Эта яростная, безмолвная битва взглядов длилась всего несколько секунд, и мало кто заметил, как изменилось обычно мягкое, наивное лицо Астории, а в синих глазах появилась сталь.
— Да позовите же кто-нибудь мадам Помфри! — выкрикнул голос из толпы единственную разумную мысль, заставив Драко и Асторию резко обернуться и оборвать зрительный контакт. Звать никого не пришлось, потому что буквально через мгновение на поле появились Филч и МакГонагалл, и Феник был благополучно доставлен в больничное крыло.

***
— Думаю, вы знаете, что несете полную ответственность за квиддичное поле и всё происходящее на нём, когда там играет ваша команда, — директор говорил удивительно спокойно. Впрочем, как всегда.
Драко лишь равнодушно кивнул. Апатия, ставшая уже такой привычной, снова вернулась, оплетая своими сетями. И было всё равно, хвалят его или ругают. Пустой, безучастный взгляд, руки, скрещенные на груди, и одно единственное желание — чтобы оставили в покое.
Сейчас он думал о том, зачем затеял всё это, почему опять поддался влиянию настроения. В сущности, его поступок был не более чем глупой, детской шуткой, приведшей к непредвиденным последствиям. Драко не жалел Кинта. Скорее, не мог понять, зачем тратил силы на этот спектакль. Посмеяться? Возможно. Вот только никому не было смешно.
Сейчас произошедшее казалось бредом. Наверное, если бы эта история не закончилась так плачевно, она была бы забавной. Дурацкая шутка, обернувшаяся трагедией. Даже банально как-то… Надо было придумать что-нибудь поинтереснее, чем простое опрокидывание Феника с метлы. Впрочем, Малфою не было дела до Фениклава. Как и до большинства учеников этой школы, как и до директора, внимательно смотрящего из-под очков-полумесяцев.
— Я не знаю, что послужило причиной сегодняшнего происшествия, но почему-то думаю, что это не простая случайность, — сказал тот.
— Вы ошибаетесь, профессор, — ответил Драко безучастным голосом. Он говорил так, словно делал одолжение и объяснял и без того очевидные вещи. — Мне нет никакого дела до Фениклава. А произошедшее на поле — не более чем несчастный случай.
— Не буду спорить, Драко, так как понимаю, что это бесполезно. И всё же вам придется понести наказание.
— Я знаю, — коротко ответил Малфой, слегка ухмыльнувшись. К чему только была вся эта прелюдия?..
— Во-первых, мне придется отстранить вас от обязанностей капитана команды по квиддичу. Думаю, это вполне справедливо. Во-вторых, весь семестр вы будете отрабатывать практику в кабинете Рун, где поступаете в распоряжение профессора Вектор. Также вы лишаетесь возможности походов в Хогсмид. Пожалуй, на тот же срок…
— Это всё? — наказание не удивило и не расстроило Драко. Он оставался таким же безучастным, как и раньше, по-прежнему мечтая быстрее выйти отсюда.
— Вам недостаточно?
— Нет, вполне хватит. Я могу идти?
— Да, Драко, но я хочу, чтобы ты знал: если что-то не так, ты всегда можешь обратиться ко мне.
— О да, безусловно, — протянул Малфой. Кажется, старик начал путать его с Поттером. Ничего не поделаешь, возраст. На тонких губах зазмеилась холодная, презрительная улыбка. — Если у меня что-то случится, то вы узнаете об этом первым.
В этот момент Драко почувствовал, что туман в голове, ставший уже таким привычным, начал густеть, а в предплечье начала возвращаться тянущая боль. Он не знал, что послужило этому причиной, ведь ещё секунду назад всё было нормально. Малфой слегка поморщился, но всё же сумел сохранить на лице беспечное выражение.
— Иногда, закрываясь в себе и боясь попросить совета или помощи, мы делаем только хуже. Поверь мне, Драко, здесь никто не будет осуждать или обвинять тебя.
Директор говорил так медленно, что Драко показалось, будто он делает это специально. Каждая секунда нахождения здесь стала настоящей мукой. Малфой вцепился в ручки кресла и до боли сжал пальцы, словно пытаясь перенести туда своё напряжение. По телу пошла мелкая дрожь, и он испугался, что если заговорит, то выдаст своё состояние. Но слушать и дальше этот бред не было больше никаких сил.
— Да, да, конечно! Я знаю, что только в понимании можно достигнуть гармонии, что любовь побеждает всё, и мы должны уметь прощать. Я непременно обращусь к вам, если мне это понадобится. Я могу идти, профессор? — выговорил он на одном дыхании целый клубок пафосных фраз, похожих на цитаты из книги проповедей. Их сладость, казалось, скрипела на зубах, вызывая мерзкое ощущение, которое чувствовалось почти физически. Впрочем, сейчас ему было плевать, что говорить. Только бы выйти отсюда. Ведь иначе Дамблдор поймет… Хотя что тогда будет?.. Впрочем, неважно.
Драко резко вскочил и пулей вылетел из кабинета. Жадно глотая воздух, прислонился спиной к холодной стене. Охвативший его озноб с каждой секундой становился всё сильнее. Малфой сел на пол, содрогаясь в лихорадке, которая лишала возможности думать и выворачивала наизнанку, превращала всё тело в оголенный нерв, разрывала привычный мир и забирала из него все краски, оставляя лишь непроглядную тьму.
Это был первый приступ за несколько хогвартских дней. Первый приступ "вне дома", заставивший его окончательно похоронить хрупкую надежду на то, что весь этот кошмар остался в Малфой-мэноре, а здесь всё будет иначе.
Но "иначе" не будет уже никогда.

Паутина миражей

Глава 4
Паутина Миражей

И вновь я даю обещанье вести себя так иль иначе,
И снова иду я по жизни тоскуя, смеясь или плача.
Я буду искать оправданье молчанью, слезам, разговорам,
Хоть знаю, что, может быть, скоро всё это покажется вздором.

Тусклый свет догорающей свечи освещал комнату, рисуя на стенах причудливые узоры. Гермиона сидела на кровати, обхватив колени руками. Вдруг вспомнила, с чего всё началось: своё маггловское детство, мечты о чуде, письмо с гербовой печатью и историю новой жизни.
Когда Гермиона получила письмо из Хогвартса, то сначала решила, что оно лишь глупый розыгрыш. Потом долго боялась, что это просто сон, который растворится с первыми лучами солнца, и однажды она проснется, а оно исчезнет.
Зачисление в школу казалось подарком судьбы, поэтому Гермиона набросилась на учебу со всем рвением, на какое была способна, твердо решив, что должна стать лучшей — достойной этого чудесного и неизведанного мира, но он оказался гораздо сложнее и опаснее, чем в сказках, которые она читала в детстве.
За те семь лет, что Гермиона соприкасалась с ним, ей довелось пережить столько, сколько хватило бы на несколько десятков приключенческих романов. Поэтому вскоре она попросту разучилась удивляться, привыкла к тому, что раньше называла чудесами.
Гермиона мельком взглянула в зеркало, и на миг показалось, что она вновь увидела там ту самую одиннадцатилетнюю девочку с горящими энтузиазмом глазами и отчаянным стремлением найти и проявить себя в новом мире. Ей это удалось. Теперь Гермиона твердо знала, чего хочет. Вот только платой за это стали погасшие в ней искры беспечности и ушедшая куда-то вера в чудо. Её глаза больше не загорались озорным огнем, а на губах всё реже расцветала улыбка.

***
Гермиона шла по коридору, прижав к себе внушительную стопку книг и периодически уворачиваясь от учеников младших курсов, которые носились здесь, как торпеды, и постоянно норовили сбить с ног.
Она уже давно не относилась к Хогвартсу как к волшебному замку. За семь лет он утратил для нее свою таинственность и стал казаться самой обычной школой. В сущности, ею он и являлся. Просто школа, где учились обычные дети, ищущие себя и свое место в мире. Порой совершавшие жестокие, противоречивые поступки, но отчаянно нуждавшиеся в любви и понимании. Наверное, окажись она сейчас в маггловской школе, не увидела бы ничего нового. Разве что уроки были бы другими.
Сегодня её день не заладился с самого утра. Сначала не прозвенел будильник, отчего Гермиона чуть не проспала завтрак, а прибежав туда в последние десять минут, умудрилась пролить на себя вишневый сок, испачкав любимую блузку. Конечно, можно было успокоить себя тем, что бывало гораздо хуже, и благодаря будильнику она хотя бы выспалась, а из-за сока на блузке теперь есть повод выбраться в Хогсмид и заодно заглянуть в книжный. Она могла бы придумать что-нибудь ещё, но не стала этого делать, просто записав этот день в колонку "плохих", и пошла на уроки, которые сегодня тянулись невероятно долго. За лето Гермиона изучила почти весь материал первого полугодия и теперь откровенно скучала.
Она с нетерпением ждала конца дня, чтобы наведаться в кабинет Рун и в сотый раз попытаться разгадать загадку книги, хранящейся в тайнике. В последние дни загадочная находка занимала все её мысли. Гермиона уже успела проштудировать множество книг, относящихся к этой теме, и даже тайком проникла в Запретную секцию. Про фолиант с пустыми страницами и странным символом на обложке в них не было ничего. Последней её надеждой оставался кабинет Рун, где хранилось несколько совсем древних книг.
Гермиона заранее договорилась с профессором Вектор, что придет позаниматься после уроков. Зачем ей это нужно, она, конечно, не сказала, сославшись на то, что пишет проект.
Благо, кабинет оказался пустым. Она взяла несколько фолиантов, словарь, достала из сумки блокнот, который в последние дни постоянно носила с собой и тщательно расписала всё, что знала про свою находку на данный момент.
Гермиона уже расшифровала все символы, что видела на обложке: звезда — вечность, часы — время, жизненный путь и смерть. Но ясности эти знания не внесли.

Увидев, что кабинет пуст, Гермиона обрадовалась и принялась аккуратно раскладывать книги на парте, села и открыла одну из них. За дверью послышались шаги, и та медленно отворилась. Гермиона вздрогнула и машинально захлопнула книгу. На пороге стоял тот, кого она меньше всего ожидала здесь встретить - ни кто иной, как Драко Малфой. Со шваброй в руках.
Гермиона вздрогнула, подумав, что сегодняшний день скоро побьет все рекорды по части невезения. Малфой прошел в кабинет, оглядел его ленивым взглядом, даже не остановившись на Гермионе, будто её здесь и не было.
А где же элементарные правила вежливости? Или она стала привидением?
Словно уловив эту мысль, Драко усмехнулся и небрежно бросил через плечо:
— Что же такого запретного читает наша всезнайка, раз так вздрагивает от каждого шороха?
— Ничего. Только учебник, — ответила Гермиона, надеясь, что этим их разговор и закончится.
— Учебник? — Драко недоверчиво прищурился. — Грейнджер, учебники не читают с таким растерянным лицом. Я всегда подозревал, что ты читаешь любовные романы, — он явно издевался.
— Романы?! Я не читаю романы! — вспыхнула Гермиона. Как же сейчас всё раздражало! Его наглость, её растерянность, даже звук собственного голоса. С какой стати она должна перед ним оправдываться?
— Да ты смутилась. Значит, я угадал, — присвистнул Малфой. По его губам проскользнула издевательская усмешка.
— Да нет же! Это не роман, а учебник! — Гермиона задохнулась от возмущения, но всё же позволила ему взглянуть на книгу. В голове пронеслась мысль о том, что не стоило перед ним оправдываться, ведь ей не должно быть никакого дела до того, что он подумает. Разозлившись ещё больше, она раздраженно воскликнула:
— И вообще, это не твоё дело! Я не обязана перед тобой отчитываться, Малфой!
— Конечно-конечно. Успокойся. Ты не в меру впечатлительна, Грейнджер. Так возбудилась из-за банального вопроса… — Драко снисходительно улыбнулся, что буквально вывело Гермиону из себя. Щёки залил предательский румянец.
Она глубоко вздохнула и, собрав в кулак все силы, чтобы не раскричаться, медленно произнесла:
— Это тоже не твоё дело. Лучше оставь меня в покое. У меня нет ни времени, ни желания с тобой разговаривать.
— Вот, уже лучше. Теперь ещё осталось научиться не краснеть при каждом слове, — он говорил преувеличенно мягко, отчего ей так и хотелось изо всех сил ударить его по лицу.
— Пошел к черту! — выпалила Гермиона и бросила на Малфоя яростный взгляд.
— Уже был, — тихо произнёс он.
Она услышала, но не подала виду, демонстративно уткнувшись в книгу.
Малфой уселся на подоконник и, держа в руке волшебную палочку, стал управлять шваброй, которая сама убирала кабинет.
Но ведь на отработке нельзя пользоваться магией. Впрочем, какая ей разница? Пусть делает, что хочет!
Гермиона машинально оглядела комнату, взгляд снова упал на Малфоя, который лениво протянул:
— И долго ты собираешься на меня пялиться? Хотя, я тебя понимаю… — он самодовольно усмехнулся. — От меня сложно отвести взгляд.
Гермиона вздрогнула и стремительно опустила глаза. Уставилась в книгу и закусила губу, но вдруг осознала, что стало душно, и вдыхаемый ею воздух начал казаться гораздо теплее, чем был на самом деле. Кровь прилила к щекам, а услужливое воображение тут же нарисовало картину происходящего со стороны: она, красная, как помидор, и Малфой, смотрящий колким, издевательским взглядом. От этого стало ещё хуже. Рука никак не желала перелистывать страницу, а румянец на щеках продолжил усиливаться.
— Ты слишком много о себе возомнил, Малфой! Жаль, что другие не разделяют твоего мнения, — Гермиона старалась, чтобы голос звучал ровно и уверенно, но вышло плохо. Приглушенно-надломлено, как будто не хватило воздуха на окончание фразы.
Они оба знали, что она говорила неправду.
— Ты действительно так думаешь? — тихо спросил Драко.
Только теперь Гермиона с ужасом поняла, что он подошел к столу и встал, облокотившись на него руками по обе стороны от неё. Так близко, что она могла почувствовать его дыхание. По спине побежали мурашки, и её охватило ощущение загнанности. Казалось, умереть сейчас легче, чем сказать хоть слово. Хотелось одного: провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться. Лишь бы не видеть этих ледяных глаз и нахальной усмешки.
— Здесь совершенно невозможно работать! — выпалила Гермиона первое, что пришло в голову. Вскочила так резко, что стул, на котором она сидела, с грохотом упал и больно ударил по ноге. Гермиона лишь слегка поморщилась и пулей вылетела из кабинета.
— Да, Грейнджер, не думал, что тебе настолько сложно сконцентрироваться в моем присутствии, — бросил вслед Малфой.
Она не услышала или просто сделала вид. Лишь бы не продолжать разговор, не слышать насмешливый тон и больше не видеть его.

***
Гермиона бежала по коридору, проклиная себя на чём свет стоит. Почему она всё время вела себя так ужасно в его присутствии? Почему не могла держать себя в руках? Почему голос дрожал, а щеки заливались краской?! Что в нём такого особенного?.. Просто наглый, самовлюбленный болван, которой может вывести из себя одним своим видом!
Она свернула за угол, опустилась на подоконник и принялась с излишней сосредоточенностью изучать вид за окном. Но мысли были далеко… Почему не выходит найти нужные слова, когда это необходимо? Почему уверенность всегда покидает её в самый неподходящий момент? Вот кто мешал сегодня достойно ему ответить? Неужели она, девушка, которая не раз смотрела в глаза смерти, боится какого-то там напыщенного индюка по имени Драко Малфой?!
В жизни Гермионы иногда появлялись люди, с которыми она, обычно уверенная и рассудительная, становилась сама на себя непохожей: путала слова, терялась и совершенно не знала, что сказать.
Таких людей было немного, и Гермиона их тихо ненавидела. Хотя бы за то, что они задевали гордость, заставляя терять способность трезво мыслить.
Драко Малфой был в числе этих людей с самого первого курса. Ещё с тех пор, как она натолкнулась на него в коридоре Хогвартс-экспресса, и он, со словами "С дороги, грязнокровка", больно толкнул её, окинув презрительным взглядом. А она, вместо того, чтобы ответить, осталась стоять у стенки, тщетно пытаясь проглотить тугой комок обиды, застрявший в горле.
Боялась ли она его? Объективно на это не было ни одной причины. Он всего лишь трусливый слизеринский хорек с явной манией величия. И всё. Его совершенно нечего бояться — скорее презирать. Но, тем не менее, она боялась. Или чем ещё можно объяснить подобное поведение?
На третьем курсе что-то надломилось в ней, и Гермиона, охваченная яростью, со всей силы вмазала ему в челюсть. Признаться, она сама не ожидала от себя такого и в тайне очень гордилась этим поступком. Вернее не так… Гордилась тем, что хоть раз смогла дать достойный отпор.
Гермиона думала, что после этого он оставит её в покое, но эти надежды оказались тщетными. По-прежнему, стоило им столкнуться в коридоре, в дверях или где-либо ещё, он считал своим долгом сказать какую-нибудь гадость. Она злилась, срывалась, посылала его к чёрту. Как же хотелось поставить Малфоя на место раз и навсегда! Но, похоже, это было невозможно.
Шли годы, и гадости постепенно трансформировались, приобретая новую форму: теперь вместо грубых оскорблений Гермиона всё чаще слышала двусмысленные намеки.
Это было ещё хуже, ведь раньше она хотя бы твердо знала, как реагировать — злилась и оскорбляла в ответ. Теперь же смущалась, злилась ещё сильнее, но так и не могла выработать достойную линию поведения.
Весь вечер Гермиона просидела у окна, прокручивая в голове их разговор. Вот почему сейчас в голову приходило столько оригинальных и остроумных ответов? И где они были, когда она так в них нуждалась?
"Я просто была занята, и он застал меня врасплох. К тому же, сегодня совершенно не мой день," — Гермиона тщетно пыталась оправдаться перед самой собой. Выходило плохо. "Ничего, в следующий раз я непременно дам ему достойный отпор," — зарекалась она снова и снова, но надежды постоянно терпели крах.

Каждый день Гермиона приходила в кабинет и встречала там Малфоя. Конечно, она могла бы оставить эту идею, так как догадывалась, что и здесь её попытки что-либо найти успехом не увенчаются, или же попросить профессора Вектор взять книги к себе на некоторое время. Но это бы означало, что она струсила.
Раз за разом Гермиона давала себе обещание, что будет холодной и беспристрастной. Она продумывала все возможные варианты их разговоров, но Малфою всё равно удавалось застать её врасплох. Это было как наваждение: из всего разнообразия возможных фраз она всегда выбирала самую глупую, какая могла прийти в голову.
Ему почти всегда удавалось вывести её из себя. Ей же его — никогда.
Вскоре это стало навязчивой идеей: чтобы он разозлился, потерял контроль над ситуацией. Но пока подобное оставалось её прерогативой.

***
Открытое окно, холодное дыхание осени, хоровод листьев в пламени заката…
Драко закрыл глаза и вспомнил, как неделю назад внезапно отключился, спустя какое-то время очнулся и, увидев над собой обеспокоенное лицо профессора Снейпа, долго и вдохновенно врал ему о том, почему оказался лежащим без сознания у дверей кабинета директора. Потом бежал по коридору, надеясь лишь на то, что по пути никого не встретит, а оказавшись в комнате, выбросил в окно очередную колбу и долго стоял под холодным душем, пытаясь вернуться в нормальное состояние.
Это было в таком далеком вчера, будто в прошлой жизни. Ещё более далеком, чем сегодня. Казалось, его начало было очень давно, и Драко с трудом бы поверил, что ещё утром был на уроках. Впрочем, теперь время стало не таким тягучим, как обычно. Были даже моменты, когда он не думал о Подготовке и своей жизни, летящей в пропасть.
Сегодня Малфой почти смог "жить, как жил" — практически выполнил давно поставленную задачу. От этой мысли Драко почувствовал себя так, словно сдал важный экзамен, перешел один из тех многочисленных рубежей, что отделяли его от цели.
"Может быть, все не так уж плохо?" — подумал Малфой, слегка улыбнувшись. В конце концов, не закончилась же жизнь из-за этой чертовой Подготовки. Если приноровиться, то с ней вполне можно справляться.
Уверенность, поселившаяся в сердце, окрыляла. Он вспомнил прошедшую неделю: апатию, отчаяние и страх, и они вдруг показались глупыми и надуманными.
Драко подошел к окну и, прислонившись к раме, долго изучал звездное небо, насвистывая какую-то мелодию.
Вспомнил грязнокровку, подружку Поттера. Последние несколько дней его отработки проходили в её обществе. Что ж, это было даже интересно: уж точно лучше, чем в одиночестве. Раньше он её презирал, иногда ненавидел, однако чаще всего — завидовал. А потом вдруг она стала ему так же безразлична, как и большинство других учеников Хогвартса. Драко сам не знал, в какой момент бывшие враги стали серой массой. Наверное, когда появились проблемы серьезнее, чем не самое лучшее зелье в классе или проигранный матч по квиддичу.
А Грейнджер… Самая обыкновенная девчонка: наивная, верящая в сказки. Забавная, особенно когда злилась. Это стало своеобразным развлечением — выводить её из себя. С того самого момента, как он заметил на себе её изучающий взгляд. Она смотрела странно: тепло и с интересом, словно пытаясь понять. Если бы Малфой не знал её, то решил бы, что Грейнджер в него влюблена. Впрочем, он забывал о ней почти сразу, как выходил из кабинета Рун. А там мог позволить себе немного "поиграть", парируя словами и заставляя её тихо себя ненавидеть, глядя на то, как стремительно её щеки заливаются краской, и она теряется, не в силах найти нужных слов. Она читала учебники, но делала это с таким видом, словно совершает преступление. Нет, Грейнджер не боялась его — здесь было что-то другое. Малфой не мог точно сказать, что именно, впрочем, его это больше не интересовало.
Просто иногда казалось, что, чем более неуверенно чувствует себя она в его присутствии, тем увереннее чувствует себя он, словно забирая её энергию и внутреннюю силу.
Мысли о Грейнджер исчезли так же быстро, как и появились. Взгляд упал на стол, где лежало нераспечатанное письмо.
Ровные, аккуратные строки; родной, до боли знакомый почерк. Легкая улыбка коснулась губ, когда он начал читать:
"Милый Драко!
Как у тебя дела? Как прошли первые школьные дни?
Очень надеюсь, что всё будет в порядке, и этот год пройдет для тебя не хуже, чем предыдущие. А возможно даже лучше.
У нас всё хорошо. Через три дня я уезжаю в Италию. Твой отец сказал, что мне нужен отдых, и решил отправить меня в поместье наших дальних родственников, к твоему дяде Альберто. Быть может, помнишь такого. Хотя вряд ли, так как последний раз они приезжали, когда ты был совсем маленьким.
Я буду жить там три месяца. Не знаю, хорошо это или плохо. В любом случае, к зиме вернусь, так что Рождество отпразднуем вместе.
Не знаю, какой там адрес, поэтому пришлю сову сразу, как приеду.
Передавай привет Блейзу и Астории!
Люблю, целую.
Мама.
P.S. Выполняю просьбу отца и пишу: не забывай пить Зелье. А от себя добавлю, что недавно была в оранжерее и видела, как изменились наши розы. Думаю, и хогвартским перемены не помешают".
Он лежал на кровати и вертел письмо в руках. Перечитывал некоторые моменты, улыбался от неожиданно охватившей его теплоты и оттого, что жизнь вдруг стала гораздо ярче, чем, например, вчера.

В бездне Безумия

Глава 5
В бездне Безумия

Миллионами цветных огней
Разлетелся день, скорбя о ней.
В мире боли, не найдя тепла,
Новый дом навеки обрела.
Что она хотела там найти?
Ведь оттуда нет уже пути
К тем, кто любит и страдает.
(Эпидемия)

Драко видел, как рушился его мир и обращались в пыль зыбкие отголоски жизни. Видел, как разбивается небо, растекаясь кровавым ядом закатных лучей.
Он слышал, как стучала в висках безысходность, и как, издав прощальный стон, лопнула последняя нить надежды.
Пальцы сжимали письмо. Письмо, разрушившее всё и открывшее двери в ад…
Очертания букв на белой бумаге расползались, словно ядовитые жуки, перед глазами всё плыло и качалось…
Нет. Неправда. Ложь… Ошибка. Ошибка!
Смысл слов, такой далекий и страшный, никак не желал доходить до сознания, которое заволокло багровым туманом.
"… сильный шторм… Нарцисса Малфой… утонула… помощь пришла слишком поздно… спасти не удалось… мы приносим Вам свои соболезнования…"
Это было письмо от адвоката отца: сухие, скупые фразы. Без тени эмоций, как некролог в газете. Как будто о ком-то чужом — не о них.
Драко сидел на полу и, словно оцепенев, пустым взглядом смотрел в окно, которое до сих пор не закрыл, хотя сова уже давно улетела. Он не смог бы сказать, сколько прошло времени, и даже с трудом понимал, где находится. Но это было неважно. Теперь уже всё равно.
Он схватил письмо, до того крепко сжатое в кулаке, и яростно разорвал на сотни мелких частей. Как будто лишь оно одно было виновато в случившемся, а так можно было что-то исправить.
Множество обрывков, словно новогоднее конфетти, разлетелись в разные стороны, подхваченные ворвавшимся в комнату ветром.

***
"Но к зиме вернусь. Так что Рождество встретим вместе…"
А ведь он ей так и не ответил, опять отложил на "завтра". А завтра… Оно уже никогда не наступит. По крайней мере, не для него. Драко бежал по коридору, не замечая ничего вокруг. Просто чтобы ничего не видеть и не чувствовать.
Малфой не помнил, как оказался в пустой слабоосвещенной комнате. Схватив палочку, до боли сжал её в руке, а потом принялся швырять в воздух сотни заклятий. Разных… Без разбору. Разбивая и круша всё, что попадалось на пути.
Он стоял один на грудах разбитых стекол, как на руинах своей жизни, рассыпавшейся в прах. Не чувствовал боли от осколков, что резали руки, оставляя на них глубокие кровавые раны, ведь эту боль никак нельзя было сравнить с той, что раздирала сердце, впиваясь в него своими когтями.
Страшная волна безудержного гнева и нестерпимой боли накрыла с головой, поднимаясь из самой глубины души, словно из недр океана, потрясённого бурей. А потом из груди невольно вырвалось рыдание, потому что такого гнева и такой боли он не испытывал ещё никогда.
А ведь ещё так недавно, в навсегда ушедшем "вчера", вечность назад всё было в порядке: он стоял у окна и думал о будущем. О том, что со всем справится и вновь научится жить как раньше. Думал и о ней. О том, что она — его Надежда, единственная, кому он может доверять, кто подаст руку, если он упадет. Нет… Просто не даст упасть.
Но теперь она ушла. И он падал, падал, падал…Всё ниже и ниже. И даже не пытался удержаться, схватиться за край своей пропасти и выбраться.
Драко больше не мог сопротивляться: боли в предплечье, кровавому мареву в воспоминаниях, огненному яду в крови. Теперь он отдался им весь без остатка. Агония завладела им, и Малфой задыхался в её мучительном плену, мечтая лишь об одном — чтобы это закончилось. И неважно как: тьмой или светом, болью или освобождением, пустотой или бесконечностью.
Ещё утром светило солнце, он мог смеяться, пытался шутить. А её уже не было…От этой мысли становилось жутко и стыдно. Теперь порвана последняя нить, разломан последний плот, и смысла нет ни в чем: ни в хождении по грани своих иллюзий, ни в пустой борьбе с судьбой. Ведь последняя всё равно окажется сильнее, сломает его и возьмет своё.
А время по-прежнему текло в своем нескончаемом потоке. Земля всё также вертелась, а день, как и раньше, сменялся ночью. Для всех это был самый обычный вечер — такой же, как и сотни других. Жизнь продолжалась — для всех, но не для него.

***
Дни шли, медленно и мучительно стекая по клинку жизни. Как кровь. Драко больше не чувствовал нестерпимой боли. Огонь в душе догорел, не оставив ничего, кроме серой золы: отголосков того, чем он когда-то жил.
А потом пришло осознание того, что её больше нет и не будет.
Никогда. Какое страшное слово! Оно длиннее, чем жизнь, длиннее, чем вечность.
Никогда…. Это значит, что он больше её не увидит, что, когда он вернется домой, она не выйдет ему навстречу и не улыбнется своей теплой и такой любимой улыбкой.
Это значит, что ничто уже не будет как прежде.
Утонула. Погибла не на войне, не от руки авроров, не от зеленого луча Авады. Так просто и страшно. Простая, обыкновенная смерть: такая, какой погибают сотни магглов. И некого в этом винить, некому мстить, некого ненавидеть.
"Всё будет хорошо…"
Нет! Это ложь! Хорошо уже не будет, просто не может быть.
Как она могла?! Как могла бросить его одного?
Почему так? С ними? За что?!

***
Каждый вечер Малфой приходил в Выручай-комнату, закрывал дверь и долго смотрел в одну точку, не видя там ничего.
Здесь он мог спрятаться от чужих глаз, не слышать за своей спиной сочувственных вздохов преподавателей, шёпота учеников. Мало кто знал о случившемся, но скрыть ото всех, увы, не представлялось возможным. Хуже всего было в слизеринской гостиной, где жалость и напряжение буквально витали в воздухе. Стоило ему войти, как все замолкали, переставали заниматься своими делами и бросали сочувствующие взгляды. Не зная, что сказать, пытались как-то его поддержать и тем самым лишь вызывали раздражение.

***
— Мистер Малфой, приехал ваш отец, — голос директора ворвался в его мир и, словно чужеродное тело, вонзенное в плоть, заставил поморщиться.
— Я знаю, — Драко не оглянулся, не остановился. Голос ровный, тихий. Холодный.
— Думаю, вам стоит поговорить с ним.
— Нет, — четкое и уверенное, оно прозвучало неоспоримо.
Но пойти всё-таки пришлось. Наступив себе на горло, увидеть человека, который превратил его жизнь в ад, и которого Драко ненавидел за всё: за Подготовку и Метку, за свою жизнь и её смерть.
"Твой отец сказал, что мне нужен отдых и решил отправить меня в поместье наших дальних родственников…"
Отдых… Какой отдых? Последний раз такая забота просыпалась в Люциусе… никогда. Да, он никогда не делал ничего просто так. Значит, было нужно, чтобы она уехала. Зачем? Из-за Драко. Чтобы не мешалась под ногами, не могла вытащить из этой трясины.
"Вернусь к зиме"… Зимой пройдет срок, и он должен будет принять решение. Зимой всё закончится. И в этот момент её не должно было быть рядом.
Они знали, что мать помогала ему, и только благодаря этому Драко мог сопротивляться так долго. Поэтому и решили от неё избавиться… А значит, она погибла из-за него. Из-за этой чертовой Подготовки, из-за его упрямства.
Уж лучше бы он принял Метку сразу. Уж лучше бы он…
Нет! Мама бы не простила этого. Не позволила бы.
Она пожертвовала собой ради него, и он обязан быть достойным этой жертвы.

Когда Драко шёл сюда, то думал, что не сможет видеть отца, захочет убить его; не выдержит и сорвется на крик, будет кидать проклятия, но теперь его душу сковало такое ледяное спокойствие, что, казалось, его не растопить даже пламенем гнева.
Драко молча выслушал всё, что говорил Люциус, равнодушно кивая и не придавая этому никакого значения. Лишь уходя и уже стоя в дверях, услышал оклик. Обернулся и увидел отца. Наверное, впервые в жизни смог прорваться сквозь толстый щит отчужденности, холодности, жестокости и рассмотреть за ним… вину.
— Держись, сын, — тихо сказал Люциус, глядя на Драко привычным строгим взглядом.
А тот вдруг увидел в отце не бездушного слугу Лорда, готового продать ради него семью и душу, а просто человека, желающего сделать как лучше и, наверное, слишком слабого, чтобы идти против течения. Но всё же способного любить.
Пускай раньше часто казалось, что брак его родителей построен на чем угодно, но не на взаимной любви, теперь Драко понял, что отец любил мать. По его глазам, в которых плескалась боль, по судорожно сжатым губам и жёсткому голосу, который мог ввести в заблуждение любого, но не сына. По безмолвному "Прости", которое тот мог бы услышать в тот миг, когда почти закрыл дверь, и которое просто почувствовал.
Драко знал, что мать вышла за отца по принуждению, а в молодости любила другого. Он помнил, как однажды, после очередной ссоры родителей, нашел Нарциссу в библиотеке с фотоальбомом в руках. Она поспешно спрятала его и тщетно попыталась скрыть слезы. Драко так хотел помочь ей, утешить, но совершенно не знал, что надо делать. Просто обнял, а она всё-таки расплакалась.
Тогда мама долго говорила о каких-то ошибках, любви и долге, слабости и глупости и о чем-то ещё. Малфой не запомнил всё. Тогда он впервые видел её слезы.
Нарцисса взяла его за руку и попросила пообещать, что он никогда-никогда не покорится обстоятельствам и будет бороться до последнего, что бы ни случилось. Потом словно опомнилась, вытерла слезы и долго извинялась за то, что позволила эмоциям взять над собой верх. И всё время повторяла: "Ты должен знать, что я люблю твоего отца. Люблю! Люблю! Он столько всего для меня сделал, он так заботится обо мне…"
— Я знаю, знаю… — говорил Драко, пытаясь её успокоить, хотя отчетливо понял, что она говорила неправду.
Теперь он думал, была ли жизнь Нарциссы Малфой счастливой. Потому что знал, что говорить о любви к отцу бессмысленно. Не было никакой любви. Что же тогда удерживало её рядом с ним: долг, привычка или сам Драко?
Нарцисса никогда не говорила об этом, никого ни в чем не упрекала, но Драко чувствовал, что мать с отцом не расстались только из-за него. Малфой понял это именно теперь, когда её больше нет, и он даже не может сказать ей "спасибо" за заботу, любовь и понимание. За то, что она была рядом.
А ведь он так часто был груб с матерью, не ценил того, что она делала, принимая это как должное. И ни разу не поблагодарил её.
В последние дни Драко много думал о смерти. О том, что ждёт там, за последней чертой. Хотелось верить, что не просто пустота и бескрайняя тьма.
Ну почему?! Почему именно она?.. Ведь она достойна жить! Достойна прожить долгую и счастливую жизнь! Уж лучше бы он сам…
От этой мысли Малфой содрогнулся. Наверное, это легко: как заснуть. Гораздо страшнее жить, видя, как уходят родные и близкие, и знать, что их уже не вернуть.

***
Гермиона опустилась на кровать, обхватив руками подушку. По щекам текли слезы. Обжигающие и режущие глаза, мешающие трезво мыслить и заставляющие тонуть в безграничной жалости к себе. Они никак не желали остановиться и дать возможность успокоиться.
Комната погрузилась в тишину: только тихий шепот и слабые всхлипы разрывали безмолвие угасающего дня. Она снова плакала из-за чужих слов, хотя обещала себе быть сильной.
Перед глазами встала картина получасовой давности: Гермиона сидела в кабинете Рун и читала, а потом пришел Малфой, впервые за неделю появившийся здесь. Выражение его лица стало другим: наверное, ещё холоднее, чем раньше. Но тогда она не придала этому значения.
— Думаешь, тебе всё можно, да, Малфой? — язвительно спросила Гермиона, не понимая, зачем собственноручно ввязывалась в перепалку. — Нет, возможно, это не моё дело, но почему ты не был на отработках целую неделю?
— Знаешь, Грейнджер, ключевая фраза здесь "не моё дело". Так что не лезь, куда тебя не просят, — сухо ответил он и принялся убирать класс. Сам, без палочки.
— Вообще-то, правила едины для всех. И если ты думаешь, что можешь их нарушать, прячась за спинами родителей, то ошибаешься, — не унималась Гермиона, хотя знала, что лучше бы остановиться.
Драко резко отвернулся, и она не могла видеть, как изменилось его лицо от, казалось бы, безобидных слов.
Когда он снова посмотрел на неё, повернувшись, Гермиона поняла, что тот страх, который она почувствовала в их первую встречу, был лишь легким испугом, пародией на самого себя. А настоящий, первозданный страх охватил её здесь и сейчас.
Сложно описать ощущения человека, глядящего в черное дуло направленного на него пистолета, но Гермиона испытывала сейчас нечто подобное: оцепенение, холод, рвущийся из глубины души, и животный ужас от осознания собственной беспомощности и безумия происходящего. Она видела его глаза и понимала, что он способен на всё, что сейчас его не остановить никаким заклятием.
Бледное, почти белое лицо, стальные глаза, наполненные яростью и презрением, губы, искаженные в кривой усмешке — наверное, этот образ станет вечным спутником её ночных кошмаров.
— Я, кажется, сказал тебе не лезть не в свое дело, — проговорил Малфой ледяным голосом. Таким, что, кажется, ещё немного, и на окнах появился бы морозный узор, вода заледенела, и всё вокруг покрылось бы инеем.
Гермиона забыла, как дышать, и лишь отсчитывала глухие удары собственного сердца, эхом отдающиеся в ушах. Раз, два, три…
Вдруг Малфой с силой ударил кулаком по близстоящей парте, тем самым заставив Гермиону вздрогнуть и подскочить на месте, и сорвавшимся голосом закричал:
— Ты вечно лезешь не в своё дело! Даже семь лет назад, оказавшись здесь, ты влезла не в своё дело! Какого черта ты вообще попала в эту школу?! Тебе здесь не место! И никогда не будет! — Гермиона отшатнулась, как от удара. Сердце подпрыгнуло в груди и забилось чаще. Слышать такие слова и смотреть в его дикие, яростные глаза было невыносимо и страшно. Хотелось встать и убежать, но она сидела, не в силах двинуться с места.
— То, что ты оказалась здесь — всего лишь милостыня со стороны Дамблдора и ему подобных. Это жалкая подачка, которая ни к чему не обязывает. Ты как была, так и останешься здесь чужой! — пронзительный, сверкающий взгляд, излучающий странный мерцающий свет; голос, похожий на предсмертный крик — он действительно был на грани безумия.
— Ты ничтожество, Грейнджер! Думаешь, что сможешь чего-то добиться здесь? Для того сидишь за учебниками? Нет, ты никогда не узнаешь и сотой доли того, что подвластно чистокровным волшебникам! Ты никто и будешь никем всегда. Как бы тебе ни хотелось этого избежать. Не лги себе и не делай вид, что знаешь всё лучше всех, когда это вовсе не так! Ты просто смешна в своих стремлениях доказать, что не пустое место. Ты никому не нужна со своей грязной кровью и пустыми амбициями! Твоё мнение никого не интересует и ничего здесь не значит!
Гермиона судорожно, прерывисто вздохнула. Широко открытые глаза неестественно блестели, а прокушенная губа давала о себе знать тупой болью.
— Ты отталкиваешь людей, Грейнджер! У тебя и друзей-то нет! Поттер? Уизли? Да они лишь используют тебя. Им просто удобно иметь под рукой ходячую энциклопедию…— он остановился и сделал несколько жадных глубоких вздохов. Резко зажмурился и, кажется, почти успокоился. Но потом словно бы что-то вспомнил и снова посмотрел на Гермиону. Ещё никогда ей не доводилось видеть столько ненависти в одном человеке.
Его передернуло, краска бросилась в лицо, которое исказилось гримасой презрения:
— Такие, как ты, вообще не имеют права на жизнь и лишь путаются под ногами! Вы достойны уничтожения! И если ты ещё жива, то это лишь дело времени. Но, поверь мне, это не вечно. Однажды вы сдохнете! Все до единого!
Гермионе показалось, что, ещё немного, и она умрет прямо здесь. От охватившего страха, ненависти и яда, которыми сочится каждое его слово. Хотелось разрыдаться или растерзать его прямо на месте, но она сидела, сжав губы, впившись ногтями в ладони, и став, наверное, похожей на мраморную статую, готовую рассыпаться на части, но застывшую в своей беспомощности.
Как в тумане слышала продолжение его пламенной речи: угрозы, обещания убить. Но, кажется, страх достиг своего предела, и дальше идти было некуда. Поэтому Гермиона просто замерла, покоряясь охватившему её ужасу, и уже почти ничего не чувствуя. Отстраненно отметила, что глаза Драко, сияющие сейчас лихорадочным блеском, стали практически черными до жути, казалось, будто сама бездна ада заглядывает ей в лицо, что, если бы словами можно было убить, то завтра здесь бы нашли её обезображенный труп, что воздух вокруг словно бы наполнился электричеством, и она, наверное, могла бы зарядить свой маггловский телефон, всего лишь принеся его в эту комнату. Вспомнила лето и свою находку, из-за которой, собственно, оказалась здесь; попыталась предположить, что случилось сегодня с Малфоем. Ведь не в ней же одной причина…
А потом Гермиона поняла, что его палочка направлена прямо на неё.
Она не успела подумать, как обидно будет умереть в семнадцать лет от руки однокурсника, о Гарри и Роне и о том, какая участь ждет Малфоя, когда выяснятся все обстоятельства её смерти, о маме и папе, о неоконченной картине и недописанном эссе. О том, как бездарно, в сущности, прошла её жизнь и что сейчас, наверное, будет очень больно.
Гермиона просто зажмурилась и, как маленький ребенок, закрыла голову руками в отчаянной попытке защититься, слегка наклонившись к парте. Услышала звон бьющего стекла и жуткий грохот у себя за спиной. Потом поняла, что жива и невредима: не чувствует адской боли от Круциатуса, не летает под потолком, глядя на свое бездыханное тело, а по-прежнему сидит за столом, боясь открыть глаза.
Собрав в кулак всё свое мужество, оглянулась и увидела разбитую вазу, выбитое окно, выпавшие из шкафа книги, перевернутую парту, разлитые чернила и Драко Малфоя, стоящего посреди этого разгрома.
Он промахнулся? Случайно? Специально?..
Гермиона не знала. Оцепенение спало, паника, поднимаясь душной волной, захлестнула её с головой, и, решив больше не испытывать судьбу, она вскочила и, спотыкаясь, выбежала из кабинета. Примчавшись в свою комнату, долго сидела на кровати, стараясь унять отчаянно колотящееся сердце, успокоить сбившееся дыхание и справиться с лихорадкой.
Она закрыла глаза и вновь увидела лицо Драко Малфоя.
"Ты ничтожество, Грейнджер! Ты никто в этом мире".
Как же она его ненавидела!
За те семь лет, что они учились вместе, Гермиона успела привыкнуть к его колкостям, издевательствам и насмешкам. Дело не в том, что он оскорбил её, и даже не в том, какое заклятие мог бы произнести. В конце концов, не первый раз они стояли, направив друг на друга палочки, а до его отношения ей не было никакого дела. Но было больно от горького осознания того, что его слова были не пустым звуком: в них была отражена правда. За своими книгами и уроками Гермиона действительно не замечала жизни и всё время пыталась кому-то что-то доказать. Она боялась, что проживет пустую, никчемную жизнь в вечном стремлении к недостижимой цели. Без любви и сильных привязанностей. Ведь всю жизнь Гермиона действительно была одна: жила в своем маленьком мирке и пускала туда лишь немногих.
Конечно, были Гарри и Рон, которые оставались самыми близкими и дорогими ей людьми — теми, кого она любила всем сердцем. Но у каждого был свой путь, и они не могут пройти его рука об руку, как бы сильно этого ни хотелось. В последнее время Гермиона проводила с друзьями не очень много времени, они всё реже разговаривали "по душам", словно бы устав от звания "Золотого трио". Как и раньше, держались друг друга, доверяли, иногда просили совета и готовы были оказать помощь в любую минуту. Только теперь между ними стояло то взрослое, что пришло в их жизнь. Наверное, это "взрослое" называлось любовью. Между ней и Роном стоял призрак того, что могло бы быть, но уже никогда не будет.
Они стали чуть холоднее и всё чаще проводили время врозь. Гарри с Джинни, Рон с Лавандой, а Гермиона со своим одиночеством.
Гарри часто приходил к ней спросить совета по поводу того, как вести себя с Джинни, с недавних пор его девушкой: что ей подарить, как помириться, что лучше сказать и сделать в том или ином случае. Часто повторял, как он рад, что у него есть друг-девчонка, с которым он может поговорить о таких вещах. Гермиона помогала ему с улыбкой, но сердце каждый раз болезненно сжималось. От ревности? Отнюдь. Она никогда не испытывала к Гарри ничего, кроме дружеских чувств. Скорее это было оттого, что у него, как и у всех её знакомых, развивалась личная жизнь. А у неё нет, и вряд ли будет в ближайшее время.
Гермиона не жаловалась, но по вечерам забиралась с ногами в кресло, обнимала подушку и молча грустила, наслаждаясь звенящей холодной тишиной. Теперь же она сидела на полу и, точно так же обняв подушку, плакала из-за слов какого-то там мерзкого слизеринца.
Дело было не в том, кто он, а в ней. Его слова напомнили обо всех внутренних проблемах и переживаниях с самого детства и до настоящего времени. Он озвучил вслух то, в чём она боялась признаться даже себе.
"Я первый раз вывела Драко Малфоя из себя", — ни с того ни с сего подумала Гермиона и ещё сильнее зарыдала.

***
Дверь издала резкий звук сильного удара, эхом разлетевшийся по комнате, и быстро закрылась, каким-то чудом не слетев с петель. Хотя могла бы… Так яростно Грейнджер захлопнула её, убегая.
Драко растерянно смотрел туда, где она только что сидела. Звук собственного крика до сих пор звенел в ушах, а в горле неприятно покалывало, словно огромный колючий шар застрял там, не давая продохнуть.
Он не знал, почему именно Грейнджер стала живым воплощением его ненависти, и именно её слова оказались последней каплей, переполнившей чашу гнева. В сущности, девчонка не была виновата ни в чём: разве что в своём существовании, глупости и не в меру длинном языке. Но та ярость, что копилась в Драко с момента получения письма или даже начала Подготовки и могла бы выплеснуться на Люциуса, Дамблдора или любого случайного прохожего, в полном объеме пришлась на долю Грейнждер, которая всего лишь оказалась не в том месте и не в то время.
Сейчас Малфой прекрасно осознавал это, но в тот момент, когда он увидел её, улыбающуюся, живущую, радующуюся, не знающую о его горе и боли, сознание Драко вдруг поразила ослепительная и страшная мысль: все его проблемы из-за неё. Из-за таких, как она. Он терпит всю эту боль лишь ради того, чтобы однажды взять и просто убить её. Убить всех их.
И он ненавидел её за это. Ненавидел яростно: до боли и изнеможения. Ведь если бы не было грязнокровок, не было бы Подготовки, Лорда с его безумной идеей, этой борьбы и этого дня.
Вся его жизнь подчинялась им — тем, в чьих жилах текла грязная кровь.
Грейнджер… Она была самой обыкновенной, такой же, как все. Но ради её смерти он ломал свою судьбу; жил ради того, чтобы однажды она умерла.
Раньше казалось, что это легко — убивать таких. На самом деле оказалось — смертельно страшно. Даже от одной мысли… А ведь, возможно, когда-нибудь они встретятся снова, и он ещё раз направит на неё свою палочку, скажет совсем другие слова, и Грейнджер примет смерть от его руки. Или не она, а кто-то другой. Так ли это важно?..
Дело не в том, кто она такая, но в том, что он мог убить человека. Драко видел ужас, скрывающийся в глубине её глаз, но мог бы поклясться, что даже она в тот момент испытывала меньший страх. В миг, когда его палочка была направлена на неё: грязнокровку — воплощение всего, что он ненавидел, Драко вдруг представил, как бледнеет её лицо, гаснут глаза, и сердце издает последний удар. Рука дрогнула, и Малфой бросил в воздух обычное "Reducto".
А ведь он мог убить. Она бы перестала дышать и больше никогда не увидела света.
В тот момент его ненависти хватило бы на это сполна. Помешал лишь страх, не давший переступить черту. А ведь когда-нибудь ему придется сделать и это.
Данная мысль заставила Драко похолодеть. Перед глазами встало лицо матери: бледное, белое. Мёртвое. Губы, которые больше никогда не расцветут в улыбке, глаза, которые больше никогда не увидят неба.
Он жадно втянул воздух, внутренне содрогаясь от ужаса своих мыслей, и медленно опустился на пол. Кабинет погрузился в звенящую тишину, но Малфою она казалась истошным и оглушающим криком. Мир потерял форму, становясь похожим на тягучую массу. Драко не знал, что происходит, и не помнил, кто он. Потерял ориентацию в пространстве и уже не мог точно сказать, лежал ли на холодном полу комнаты, плыл ли, ощущая мощь стремительного течения, падал в бездонную пропасть или распадался на мириады частиц, растворяясь в окружающем пространстве.
А потом появился ослепительный и болезненный свет. Густой, как туман, и прозрачный, как вода, он вдруг начал складываться в знакомые образы.

— Что, Малфой, так и будешь прятаться за спинами родителей?.. родителей… родителей… — слова Гермионы зазвенели в сознании, воскрешая её смутный образ, который вдруг материализовался и стал почти живым.
Она стояла перед ним и улыбалась. В глазах были жалость и презрение, в голосе — усмешка и яд.
— Я ненавижу тебя, Грейнджер! — зелёный луч пронзил её тело, растворяясь в нём и медленно разрушая изнутри. Она упала вниз, став похожей на тряпичную куклу. Издала последний вздох и... растворилась в воздухе. Вдруг начала менять очертания: мерцать и переливаться, растекаться водой и рассыпаться прахом. Исчезла и появилась снова, обратившись в красивую женщину с длинными светлыми волосами и серыми глазами, остекленевшими навсегда. В Нарциссу Малфой.
И сердце Драко перестало биться, когда он увидел мать, пронзенную лучом его Авады.

С полустоном-полукриком Драко выхватил из кармана красную колбу и почувствовал, как холодное стекло коснулось его губ, а в нос ударил приторный резкий запах. Терпкая, вязкая жидкость, похожая на смесь расплавленной карамели с крепким огневиски, обожгла горло и разлилась по телу приятным теплом. Она проникала в каждую клетку, растворяясь в ней и отравляя своей ядовитой сладостью.
У Драко потяжелели руки, а всё тело налилось свинцом. Мир вокруг начал расплываться, становясь влажным и обволакивающим, будто по нему провели мокрой кистью, смешав все краски и образы.
Он чувствовал, как танцуют в душе языки пламени, а поток холодных живительных вод тушит этот пожар, принося покой и умиротворение. Картинки перед глазами теперь сияли всем спектром красок, какие только может увидеть человеческий глаз; блестели и светились, меняясь, словно узоры в калейдоскопе. А потом вдруг собрались воедино, открыв взору уже знакомую комнату, которая стала совсем другой. Все предметы, находящиеся в ней, теперь излучали эфемерное сияние, словно бы идущее изнутри.
Тонкая, воздушная, еле слышная, но такая прекрасная мелодия рвалась из глубины души, и Драко казалось, что все проблемы ничтожны и пусты в сравнении с этот волшебной музыкой, с этим бескрайним, всеобъемлющим светом. Теперь ему стало совершенно не важно, что происходило за стенами этой комнаты, что будет завтра или в следующий миг.
Боль наконец-то ушла, и даже горечь утраты, которая, казалось, не покинет никогда, стала приглушеннее и почти исчезла. Жизнь оказалась удивительно прекрасной, наполнилась чем-то неизведанным и манящим.
И лишь внутренний голос, почти усыпленный и загнанный в угол, исступленно кричал: "Ложь, ложь, ложь".

***
Драко лежал на полу и смотрел на высокий потолок, расписанный старинными фресками. Не знал, как долго продолжалось его забытье. Вожделенное и прекрасное тепло ушло, оставив после себя легкий привкус горечи. Малфой плохо помнил, что произошло, знал лишь, что на какое-то время испытал подобие покоя и умиротворения, которые скоро уйдут, вернув привычную боль: в предплечье и душе. Но пока она не могла возродиться, сдерживаемая стальными цепями Зелья. Это значит — у него было время хотя бы чуть-чуть прийти в себя и собрать силы перед новой битвой. Ведь понятно, что дальше будет только хуже, и выпитая отрава даст о себе знать новыми приступами: гораздо более сильными, чем предыдущие.
Взгляд упал на стол, за которым не так давно сидела Гермиона. Груда осколков, разбросанные книги, разлитые чернила… И блокнот. Тот самый, с которым она не расставалась ни на минуту и поспешно захлопывала всякий раз, когда кто-то был рядом.
Красивый: в твердом переплете, с черно-золотым рисунком и металлической цепочкой, служащей закладкой. Взял, повертел в руках и на секунду задумался. Воспитание вступило в поединок с любопытством: открыть или нет?
За дверью послышались шаги: стук каблуков по каменному полу. Неужели она вспомнила и вернулась? Сердце подпрыгнуло в груди, и Драко, поспешно выхватив палочку, произнёс короткое заклинание, сделав точную копию блокнота. В свою сумку сунул оригинал, на стол положил копию, сам не зная зачем, ведь, в сущности, они ничем не отличались друг от друга. Шаги стихли.
Драко поспешно вышел из комнаты и направился в Выручай-комнату.

***
Двери Выручай-комнаты открылись перед Гарри внезапно.
Раньше он часто бывал здесь, когда хотел побыть в одиночестве: подумать или просто насладиться тишиной. Обычно комната встречала его уютной гостиной с небольшим камином и креслом у окна. Но сегодня всё было не так.
Полупустой зал со светлыми стенами, разбитыми окнами, грудой осколков и разлитой красной жидкостью на полу. Кровь?.. Порыв ветра, ворвавшийся в комнату, приподнял полупрозрачные занавески пепельного цвета и ударил в лицо потоком холодного воздуха.
"Странно… Как будто здесь был ураган, торнадо или…"
— Малфой? — вырвалось у Гарри прежде, чем он успел подумать, что лучше бы было просто уйти. Но путь к отступлению оказался отрезан.
Малфой, до того сидевший уткнувшись лицом в колени, поднял бледное лицо и устало посмотрел на вошедшего.
— Чего тебе, Поттер? — равнодушно спросил Драко, ничуть не удивившись появлению Поттера. Или ему просто было всё равно…
Гарри растерянно стоял в дверях, не зная, уйти ему или остаться. Бледное осунувшееся лицо, отрешённый взгляд — это был совсем не тот Малфой, которого он знал. Вдруг вспомнил, как недавно, проходя мимо кабинета директора, случайно услышал один разговор. Что-то про мать Драко и несчастный случай. Он мало что понял тогда и не стал придавать этому особого значения, но теперь мозаика начала складываться в единую картинку, и Гарри поразила страшная догадка.
Пусть Малфой был его врагом, но такого не заслужил даже он. Гарри не понаслышке знал, что такое терять близких, и никому не желал пережить подобное.
Он уверенным шагом прошел в комнату и, опустившись на пол рядом с Малфоем, тихо сказал:
— Сочувствую.
Обычно Драко злился, когда ему говорили это слово. "Сочувствую". Как они могут сочувствовать, когда сами никогда не переживали подобного?! Когда не знали, что такое видеть смерть; жить, понимая, что близкого и любимого человека никогда больше не будет рядом. Они не знали. Значит, их слова были пусты: лишь жалость, дань вежливости и больше ничего. Он не терпел жалости, ему надоели фальшь и наигранность. Особенно теперь.
Поттер был единственным человеком, кто мог понять, чье "сочувствую" не было лишено смысла. Сейчас Драко отчетливо осознал это. Пускай он не знал всего, пускай они по-прежнему оставались врагами, но Поттер мог понять.
И поэтому Малфой не стал говорить Гарри, что не стоит лезть не в свое дело, что ему не нужна жалость и ещё сотни подобных возможных фраз. Он просто сказал: "Спасибо". Сам не ожидал от себя такого, а Гарри и подавно. Это было странно: Малфой не язвит, не говорит колкостей, не оскорбляет. Малфой и "спасибо" — вещи такие же несочетаемые, как Волдеморт и благотворительность. По крайней мере, Гарри привык так думать.
Неужели трагедия так сильно меняет людей? Или он просто устал?..
В комнате повисло неловкое молчание, а затем, словно опомнившись, Драко резко спросил:
— Откуда ты знаешь?
— Я… Да так… Случайно разговор услышал, — неохотно начал Гарри, не желая оправдываться.
— Ого! Золотой Мальчик подслушивает чужие разговоры. Я думал, что разносить слухи — прерогатива Браун. Или вы работаете в тандеме? — саркастически усмехнулся Драко.
Нет, всё-таки конец света настанет не так скоро: что-то в Малфое осталось прежним.
— Ладно, Поттер, не делай такое сосредоточенное лицо. Это была шутка, — протянул Драко, а потом вдруг снова стал серьезным и несколько секунд молча смотрел в потолок. А затем, окинув Гарри усталым взглядом, тихо сказал:
— Значит, об этом болтают на каждом углу… — в его голосе было столько обреченности, что тот невольно поежился.
— Не то чтобы…
— Брось, Поттер, не стоит скрывать очевидное. Это обсуждают все подряд? Наверняка и в газетах успели напечатать…
— Нет, в газетах вроде ещё не было, — отозвался Гарри и почувствовал себя невероятно глупо, прекрасно понимая, что говорит совсем "не то" и "не так". Не стоило сюда приходить. И зачем только комната его впустила?
— Знаешь, в чём минус так называемого высшего света? Вся твоя жизнь становится достоянием общественности. Хуже, наверное, только у вас, на Гриффиндоре, где все считают своим долгом влезть не в своё дело, — беззлобно откликнулся Малфой, слабо улыбнувшись. Он не имел в виду никого конкретно, но Гарри по-своему истолковал его слова и резко встал, собравшись уходить. Малфой не возражал и, молча отвернувшись, сокрушённо уставился в окно. Отчаяние, исходившее от него, чувствовалось почти физически, и Гарри вдруг вспомнил, как несколько лет назад точно также сидел, уставившись в одну точку и тщетно пытаясь смириться с потерей, которую уже никогда не восполнить. Внезапно он увидел в Малфое не наглого слизеринца, смеющегося надо всем и вся, не будущего Пожирателя смерти, с которым он враждовал все семь лет пребывания в этой школе, а просто человека, убитого горем и нуждающегося в понимании.
Он стоял посреди комнаты, ошеломленный этим открытием, и не знал, как поступить. В который раз за этот долгий день. Потом развернулся и сел на прежнее место.
— Что, Поттер, никак не можешь со мной расстаться? — ухмыльнулся Малфой, заставив Гарри пожалеть о своем решении.
— Ты слишком высокого о себе мнения.
— Где-то я это уже слышал… И всё-таки вы с ней похожи.
— С кем, с ней?
— Неважно.
Повисла тишина. Мучительная и гнетущая, как вязкая тягучая масса, медленно разливающаяся по комнате и заставляющая обоих чувствовать себя глупо и неловко, словно они оказались не в том месте и не в то время. Было слышно, как тикают часы за стеной, где-то вдалеке раздавался звонкий смех. Тяжёлые капли дождя мерно ударяли по стеклу, как будто хотели что-то сказать, а два бывших врага сидели на полу комнаты со светлыми стенами и впервые в жизни пытались понять друг друга.
— Знаешь, когда мы учились на первом курсе, в комнате на пятом этаже висело зеркало. Зеркало Желаний. Там… — Гарри тяжело вздохнул, поморщился, словно его пронзила резкая боль, но всё-таки продолжил: — Там я впервые увидел своих родителей.
Малфой поднял на него глаза, полные боли, отчаяния и пронизывающей пустоты. Он хотел что-то сказать, но не смог.
— Мне было легче. Они не уходили из моей жизни, их просто там не было. А когда погиб Сириус, мне хотелось ненавидеть весь мир. За его несправедливость, эту чертову войну. Да за всё! Мне говорили тогда, что жизнь продолжается, но для меня она закончилась в один миг. Всё потеряло смысл. А потом я подумал, хотел бы он и мои родители для меня такой жизни, какой она стала. Никому из нас не суждено жить вечно, но, убивая себя, мы не сможем вернуть их, — Гарри говорил долго, сбивчиво. Голос дрожал и срывался, но он не останавливался, зная, что если прервется, то не сможет продолжить. Понимал, что ещё сотню раз пожалеет и об этом разговоре, и о своей излишней откровенности, но точно знал, что поступает правильно.
Малфой молчал. За всё время этого длинного монолога не проронил ни слова, не сорвался на крик, не попытался уйти. Сложно сказать, почему именно этот человек, которого он ненавидел большую часть своей жизни, оказался сейчас рядом. Сложно сказать, почему Выручай-комната впустила Гарри, несмотря на запирающее заклятие. Возможно, потому что ему, Драко Малфою, так нужно было чье-то участие и понимание, хотя он никогда не признался бы в этом даже себе.
— Я так любил её, — Драко судорожно вздохнул и закрыл глаза. Он мог бы многое сказать сейчас, но всё было бы "не то" — пустые слова.
— Она знала это, — ответил Гарри после недолгого молчания и поспешно вышел из комнаты.

***
Драко вдруг понял, что ему действительно стало легче, а дорога, лежащая впереди, теперь не казалась настолько тернистой, чтобы быть непроходимой. Он должен продолжить путь, он должен жить, потому что обещал ей тогда, что не сломается. Мама верила в него и хотела, чтобы сын был счастлив. Драко готов был сделать всё для этого. Ради неё.
Впервые за долгое время, Малфой вернулся в свою комнату в подземельях до полуночи.
Взгляд упал на золотистый блокнот Грейнджер. Малфой взял его и открыл на первой попавшейся странице.

Шанс всё изменить

Глава 6
Шанс всё изменить

Решенья, страданья, сомненья, мольбы…
Здесь трудно понять, кто есть друг, а кто — враг,
И ровными строчками в Книгу Судьбы
Ложится наш каждый отчаянный шаг.

Мы знаем — ушедшего нам не вернуть,
Что было, того уже не изменить,
Но проблеск Надежды осветит тот путь,
Что в прошлое тянет непрочную нить.

Откроются тайны всех минувших лет,
Отчаянно вдаль за собою маня,
Средь сумрака боли забрезжит вдруг свет,
Свет первого нового ясного дня.

Это было похоже на личный дневник. Вернее, не так: это была смесь личного дневника, ежедневника, записной книжки и альбома для рисования.
Сначала Драко наткнулся на три листа афоризмов на самые разные темы, явно выписанных из трехтомного цикла "Мудрость поколений. Цитаты и высказывания великих магов". И как только Грейнджер не поленилась читать эту нудятину?
Дальше было пропущено несколько страниц, а затем шли рецепты зелий, конспект по Трансфигурации, список заклинаний и прочая учебная ерунда. Пролистал ещё немного, Драко наткнулся на список из ста пятидесяти пунктов под названием "Книги, которые надо прочитать за лето", что заставило его ядовито усмехнуться. Чертова заучка! Дальше — больше. Карикатура на профессора зельеварения и подпись "Снейп — козел", написанная зачем-то целых пять раз. Портрет Уизли на большом пергаменте, сложенном в четыре раза. Рисовала Грейнджер неплохо, но Малфой лишь брезгливо поморщился и перевернул страницу, увидел очередную порцию пустых листов, а затем страницу, полностью расписанную витиеватыми узорами.
Аккуратный листок, служащий закладкой, выпорхнул из блокнота и, немного покружив в воздухе, опустился на пол. Драко поспешил поднять его. Там было что-то написано. Малфой нахмурился, пытаясь разобрать мелкий и непонятный почерк, но наконец прочитал: "антидетекционное заклятие". И зачем грязнокровке такая сильная магия? Не помаду же прятать от соседок по комнате...
Драко знал, что магию такого рода применяют для хранения государственно-важных объектов, поэтому видеть упоминание о ней в блокноте Грейнджер было, по меньшей мере, удивительно. Ответ нашелся почти сразу же: стоило только открыть страницу, что была заложена этим самым листком.
Несколько секунд Драко глупо смотрел в тест. Сначала решил, что ему показалось или он просто не так понял. Не могла же Грейнджер и впрямь найти Книгу Судеб! Не многие знали о ней, но те, кто знал, готовы были отдать всё, лишь бы овладеть ею. За ней охотилось несколько поколений волшебников, сотни ученых положили жизнь на разгадку её тайны, а кладоискатели погибали в бессмысленном поиске. Те же, кому удавалось приблизиться к своей цели, погибали или теряли рассудок.
Не было никого, кто мог подтвердить или опровергнуть существование Книги Судеб, поэтому о ней слагались самые невероятные легенды и мифы. Одни считали её проклятием, несущим смерть, горе и муки; новым ящиком Пандоры, способным погрузить мир во мрак. Другие — величайшим даром, что принесет счастье и искупление.
Она манила своей загадочностью и недоступностью, но никто из тех, кто искал её, не мог найти. Чем больше было желание обрести эту книгу, тем сложнее становилось это сделать.
Книга Судеб… В ней была записана вся история человечества от сотворения мира и до настоящего времени. В сущности, эта книга была историей: жизнь каждого конкретного человека, судьбы стран, цивилизаций, вселенных — всё отражалось в ней. Каждый день, каждый час, каждую секунду на страницы ложились новые строки. Тот, в чьих руках находилась книга, обретал власть над своей и чужими судьбами.
Это легендарное сокровище попало в руки к гразнокровке, нашедшей её, будучи ведомой любопытством, глупостью и недюжинным везением. И что самое главное, Грейнджер даже не подозревала, что именно хранила в своем тайнике.
Ощущение нереальности происходящего всё сильнее охватывало Драко. Это было слишком невероятно и прекрасно, чтобы оказаться правдой. Возможно, Грейнджер просто ошиблась или придумала всё это? Но какой смысл в подобных выдумках?..
Драко отбросил блокнот и принялся ходить по комнате по сложной траектории, тщетно пытаясь переварить всю свалившуюся на него информацию и собрать вместе разбегающиеся мысли. Сейчас он понял, как чувствуют себя маглорожденные, впервые узнавшие о существовании магии — когда на твоих глазах оживает то, что раньше казалось сказкой.
Взяв в руки блокнот Грейнджер, он ожидал найти там всё, что угодно, но только не это. И обнаружив там любовное послание к Снейпу, собственный портрет, разрисованный сердечками, или план по захвату мира он удивился бы в сотню раз меньше.
Но если это правда, значит, жизнь дала ему шанс всё изменить и исправить. Шанс вернуть мать к жизни.
От этих мыслей голова пошла кругом, подкосились ноги, и Драко почти рухнул на подвернувшийся вовремя стул.
Если он завладеет Книгой, то станет не просто королем шахматной партии под названием жизнь, а игроком — тем, кому подчиняются не только пешки, но и все остальные фигуры.
Впрочем пока Драко об этом не думал, а судьбы мира интересовали его меньше всего на свете. Ведь главное, что теперь он может изменить свою собственную жизнь, теперь всё будет иначе.
Сердце подпрыгнуло в груди и забилось чаще. Он сидел, не в силах шевельнуться, не смея даже дышать. Казалось, одно неверное движение, и иллюзия рухнет, а золотистый блокнот Грейнджер просто исчезнет, оказавшись лишь галлюцинацией, возникшей на нервной почве.
Малфой встряхнул головой и, снова взяв блокнот, открыл на той самой странице. Зажмурился, а потом провёл пальцем по строчкам, словно желая убедиться, что они настоящие.
"Книга большая: форматом где-то 30 на 50 сантиметров. Обложка её выполнена из черного, сияющего на свету металла. На ней изображены песочные часы и шестиконечная звезда. На форзаце написано — "Vita est solutem punctum ante aeternitas", что означает "Жизнь — лишь миг перед Вечностью," — гласили ровные строки, написанные её мелким, аккуратным почерком. Описание точь-в-точь соответствовало тому, что он читал летом.
В сердце Малфоя, осторожно, словно боясь, что её здесь не примут, входила надежда, которую, сама о том не подозревая, подарила ему Гермиона Грейнджер — девочка, которой он причинил боль; та, кого ему ещё не раз придется обмануть, и кто станет для него спасительным маяком, светом в туннеле отчаяния. В тот самый миг, когда она плакала, горячо ненавидя его за пустые и никому не нужные слова, он крепко сжимал в руке одну из самых дорогих ей вещей и знал, что всё ещё можно исправить.
Он улыбался впервые за несколько долгих дней. Драко не знал тогда, к чему может привести его светлое и искреннее желание, не знала и Гермиона, что, забыв свой блокнот, запустила цепь событий, которые увлекут их совсем не туда, куда они ожидают. Но сейчас это было неважно. Сейчас он думал о том, что должен любыми средствами заполучить драгоценную Книгу.
В голове рождались и тут же умирали сотни гениальных (и не очень) идей о том, как это можно сделать. Самым простым было Империо. Однако хогвартская защита против запрещенных заклинаний сработает моментально, и Драко вмиг вылетит из школы, быстрее даже, чем успеет понять, что случилось.
Вот что мешало Грейнджер просто хранить книгу в тумбочке? У всех было бы меньше проблем! Хотя, если бы не тот выпавший листок, он мог бы просто отложить блокнот, так и не дойдя до самого главного. А если бы она не забыла его, он мог бы и вовсе не узнать о том, что Книга Судеб волей случая досталась грязнокровке. От этой мысли Драко вздрогнул. Как же хорошо, что Грейнджер всё записывала. Это было довольно неосмотрительно с её стороны, впрочем, она не знала, какие силы хранила в себе загадочная Книга, а значит и не опасалась последствий. Единственное, что здесь не упоминалось: кто был "хранителем тайны" заклятия.
Драко понимал, что достать книгу будет не самой легкой задачей. Не зря антидетекционные чары называли одними из сильнейших в своей области. Местонахождение тайника не мог обнаружить никто, кроме Хранителя, которого нельзя принудить открыть тайну шантажом или магией. Значит, наложить Империо на Хранителя тоже не получится, как и превратиться в него с помощью Оборотного зелья. Драко совершенно не представлял, что делать. Все его идеи с треском разбивались об обстоятельства.
Для начала нужно было выяснить, кто являлся Хранителем и что грязнокровка знала о Книге, а потом уже думать дальше. Но как сделать хотя бы это? Превратиться в Уизли или Поттера и попытаться вытащить из Грейнджер какую-нибудь информацию? От этой мысли Драко передернуло. К тому же, неизвестно, что именно доверила им Гермиона. Даже если они осведомлены достаточно, то Драко будет выглядеть чертовски глупо, обратившись в Грейнджер и спрашивая у её друзей то, о чем она сама же им рассказывала. А значит, единственным человеком, у которого можно узнать хоть что-нибудь, была сама Гермиона. Но после того, что случилось сегодня, она и близко его к себе не подпустит.
"Что же делать?"
Драко не знал, что много лет назад на полу такой же комнаты в слизеринских подземельях сидела юная белокурая девушка, тщетно пытаясь ответить на тот же вопрос.

***
Нарцисса Блэк сидела на полу своей комнаты и думала. В этот год у неё, как и у многих других выпускников Хогвартса, во многом решалась дальнейшая судьба. И важно было сделать правильный выбор. Воспитанная в духе строгих нравственных ценностей и благородных стремлений, она была настоящей аристократкой, преданной идеалам высшего света и родовой чести. Тонкая изящная красота, блестящие манеры, прекрасное образование — эта девушка как будто была создана специально для высшего общества.
На Нарциссу возлагали большие надежды, поэтому вся её жизнь была просчитана на сто шагов вперед, а каждый день расписан по часам. Утром — завтрак в кругу семьи, непременно в семь часов и обязательно в парадном платье, дальше — занятия музыкой, верховая езда, танцы, обед, история магии, нумерология, живопись, литература, затем — ужин, чем-то похожий на завтрак, только ещё более торжественный, потом несколько часов свободного времени, которые она проводила, гуляя по территории поместья или читая.
Она привыкла к такой жизни и принимала её как должное, потому что не знала другой.
На тот период времени семья Блэков не была достаточно богата и, несмотря на чистокровные корни, уходившие в века, потеряла былые престиж и влияние.
После предательства Андромеды, вышедшей замуж за магглорождённого, юная Нарцисса осталась последней надеждой семьи. Она должна была смыть клеймо позора, что поставила на их род средняя дочь. Мать всегда повторяла, что "её любимая Нарцисса достойна самого лучшего и родилась такой красавицей, чтобы блистать яркою звездой в великосветском мире, притягивать восхищенные взгляды и жить в роскоши". Но для этого она должна была трудиться, постигая различные науки и искусства, быть достойной своего рода. Нарцисса не возражала, легко привыкнув к этому. Более того, подобная судьба её вполне устраивала.
Но однажды появился он. Тот, кто перевернул привычный для неё мир и сумел показать, что жизнь заключается не только в том, чтобы уметь пользоваться десятком вилок и танцевать на отполированном паркете бального зала с натянутой на лицо безупречной, но фальшивой улыбкой.
Он был не таким, как все — выбивался из её правильного, идеального окружения. Он показал ей другую жизнь. Жизнь, наполненную яркими красками и сильными чувствами. Как порыв свежего ветра, ворвался он в её размеренный, идеальный мир, перевернув там всё, но показав, что путь, выбранный ею или для неё отнюдь не единственный и далеко не самый правильный.
С ним она научилась звонко и искренне смеяться, радоваться простым вещам. С ним она могла быть самой собой, а не притворяться идеальной неприступной(ледяной) красавицей-аристократкой.
Он открыл ей простые радости, заставляя забыть обо всем. И Нарцисса забросила учебу, книги. Вместе с ним она впервые прогуляла уроки, потом сделала это снова… И снова… Поэтому вскоре начала получать замечания от преподавателей, но это больше не задевало. Ей нравилось быть с ним, ей нравилось жить легко. Теперь Нарцисса предпочитала не думать о завтрашнем дне — осталось лишь сегодня.
Иногда, в минуты просветления, в ней вдруг просыпалась прежняя Нарцисса, которая настойчиво спрашивала нынешнюю: "А что ждет вас дальше? Ведь жить так постоянно нельзя. И если не остановиться сейчас, не взяться за ум, вы попросту утонете в собственной беспечности!"
С каждым днем эти мысли всё чаще появлялись в сознании, она гнала их прочь, но они возвращались вновь и вновь. Постепенно в душу стало закрадываться сомнение.
Когда роман стал переходить в нечто большее, чем просто юношеская привязанность, её родители, до того смотревшие на увлечение дочери как на детскую шалость, вынесли свой приговор: "Он не твоего круга".
Они не упрекали, не угрожали, но лишь попросили подумать, хочет ли она для себя той жизни, какую он может дать, готова ли отказаться от всего, чем жила семнадцать лет, ради своей сомнительной любви.
Она без раздумий ответила "да", хотя сомнение захватило душу в свои тяжкие путы.
Ей дали время обдумать всё снова и принять решение, ещё раз рассмотрев все перспективы, разумно оценив возможное будущее.
Это самое будущее невидимой стеной встало между ними. Теперь, находясь рядом с ним, она всё время думала о том, сможет ли он дать то, что ей нужно.
Хотелось верить, что любовь способна преодолеть все преграды. Однако умом Нарцисса понимала, что это не так, и житейские трудности и взаимное недовольство способны убить любую, даже самую сильную любовь, особенно между такими разными людьми, как они.
Подсознательно она начала искать в нём недостатки, чтобы хоть как-то оправдать себя и свои мысли. Цеплялась к мелочам, тем самым провоцируя ссоры и всё больше убеждаясь в своей правоте.
Однажды она решилась спросить его о том, о чём боялась даже думать: о завтрашнем дне. В ответ он улыбнулся в своей обычной манере и сказал:
— Зачем думать о том, чего нет? Ты не заметила, что завтра не существует? Есть лишь сегодня и сейчас... — с этими словами он поцеловал её, заставив забыть обо всем. Только он целовал её так — до головокружения, дрожи и бешеного ритма сердца.
В тот момент она не могла больше думать ни о завтра, ни о перспективах, ни о чем-либо ещё. Были только он и она, их мир и их любовь.
А потом наступало пробуждение от грез. И Нарцисса снова думала о том, что ждет их в будущем. Не раз пыталась заново начать этот разговор, но он пресекал все её попытки. И тогда Нарцисса поняла, что кроме этой страстной любви, порою граничащей с безумием, они не имеют ничего общего. У них разные интересы, приоритеты, жизненные ценности.
Раньше у неё было всё: блестящие перспективы, огромный потенциал, цели и мечты. У неё было будущее. Теперь же поезд её жизни летел под откос, а впереди расстилалась неизвестность.
Ему было нечего терять, она жебросила почти всё. Он ничем не жертвовал ради неё, она жертвовала очень многим.
Любовь должна не снижать планку, а возвышать, помогая двигаться к заветной цели, иначе она губительна. Так думала Нарцисса Блэк, тем самым возводя всё более высокую стену между ними.
Он тянул её вниз, а она была этому рада. Конечно, ничего не делать, оправдываясь неземной любовью, гораздо легче, чем заниматься с десятком преподавателей и ночами сидеть за учебниками, чем ставить перед собой цель и добиваться её.
Сердце отступило, спасовав перед доводами рассудка и тщеславия.
Возвращались мысли о высшем предназначении, блестящем будущем, о том, что она достойна большего, чем заурядная жизнь с человеком, отвергнутым магическим обществом и не имеющим за душой ни гроша.
Но лишь один взгляд его ясных глаз заставлял её забыть об этом, и голос разума снова стихал, уступая место велению сердца.
Да, он "не её круга" и не сможет дать ей всего, о чём она мечтала, к чему привыкла (но так ли важны стали эти привычки после знакомства с ним?), да, мать не переживет ещё одного предательства, да, близкие навсегда отвернутся от неё, как отвернулись от Андромеды, да, её жизнь никогда не будет прежней. Но разве не способна их любовь преодолеть любые преграды, разорвать паутину лжи и непонимания? Разве ради того, чтобы быть с ним, не стоит пожертвовать всем?

Дороги, которые мы выбираем

Глава 7
Дороги, которые мы выбираем

Обычный день, обычный вечер,
Казалось бы, всё как всегда.
Улыбки, слезы, расставанья, встречи,
И время утекает, как вода.

Вот только на душе тревожно,
И на вопрос ответа не найти.
Предчувствие. Беды? Любви? Возможно.
Предчувствие начала нового пути.

Гермиона сидела у открытого окна и рисовала. Сейчас это было особенно необходимо, чтобы успокоиться, отвлечься и не думать.
Белый лист, кисть, стакан с кристально чистой водой, пламя свечи и ничего больше: никаких мыслей, кроме того призрачного образа, что рождался в воображении, кроме маленького хрупкого мира. Только её мира.
Она опустила кисть в прозрачную воду. Черная краска начала растворяться, превращаясь в тонкие нити, которые исчезали так же быстро, как появлялись, окрашивая воду в мутный серый цвет — пустоты и спокойствия. Так хотелось, чтобы все проблемы тоже растворились в этой воде, просто и легко: без мыслей и сожалений.
В тот вечер, когда Гермиона обнаружила, что забыла блокнот, она думала, что сойдет с ума.
Говорят, что глупость бесконечна, и достичь её вершины невозможно. Но ей, похоже, это удалось! Как можно было умудриться записать всё в блокнот и оставить его Малфою!
Она не спала полночи. Как заведённая, ходила по комнате, пыталась читать, лежала, глядя в потолок, снова ходила по комнате, изучала вид за окном. Время ползло невероятно медленно. Гермиона часто смотрела на часы: каждая минута, казалось, тянулась целый час. Стрелки словно навсегда замерли на циферблате.
В конце концов, она не выдержала и, взяв у Гарри мантию-невидимку, поспешила в кабинет Рун. Блокнот обнаружился на старом месте. Он был закрыт и наполовину залит чернилами. Вроде бы всё указывало на то, что с её ухода его никто не трогал. Мерлин! Неужели ей наконец-то улыбнулся Бог удачи?.. Тогда она ещё не знала, что улыбнулся он мерзкой ухмылкой Драко Малфоя…
Гермиона, не помня себя от радости, схватила блокнот, вся перепачкавшись, кое-как убрала кавардак, царивший в кабинете, и поспешила в свою комнату. Не прошло и десяти минут, как она уже крепко спала.
Утром ночное происшествие казалось ей лишь дурным сном, но странное предчувствие не отпускало. Не мог Малфой не заметить блокнота! Конечно, тогда он был не в себе, но вряд ли настолько, чтобы не видеть вокруг себя ничего. Рассчитывать на его благородство, которое вдруг неожиданно проснулось и не позволило брать чужие вещи, тоже не приходилось. Может, ему просто было не интересно? Пожалуй, это был самый реалистичный вариант. Ведь, как он сам вчера сказал, Малфой считал её "никем", и его совершенно не должно было интересовать ничего из того, что касалось её жизни.
Он тоже для неё никто, пустое место. В этом Гермиона пыталась убедить себя, стоя у двери кабинета Рун в тот же вечер. Сначала она и вовсе не хотела идти, но потом решила, что это будет проявлением слабости. Однако ей действительно было страшно, ведь, если раньше Малфой казался просто мерзким слизеринцем и нахалом, то теперь она воочию убедилась, что он самый настоящий псих, от которого можно ожидать чего угодно.
Гермиона подошла к двери кабинета, взялась за ручку, собралась повернуть и… резко отдернула руку. Подошла к подоконнику. Долго изучала вид за окном, стояла зажмурившись, считала до десяти. Пыталась убедить себя, что второй раз Малфой вряд ли решится убить её, и, если подумать логически, то он, наверное, вовсе не хотел делать ей ничего плохого, а Reducto было не заменой Crucio, а просто способом её испугать. Это значит стоило показать, что он не выиграет так просто, и она не будет дрожать от страха, прячась по углам, не станет менять свои планы.
Быстрым шагом Гермиона подошла к двери и, чтобы не успеть передумать, резко распахнула её. Взору открылась совершенно пустая комната. Признаться, она даже почувствовала толику разочарования. Так долго собиралась с силами, настраивалась, а он взял и не пришел. Впрочем, так было даже лучше, пусть не приходит и дальше…
В следующий раз она увидела Малфоя только через два дня. Тот вошел в кабинет неожиданно, с большим опозданием — тогда, когда Гермиона совершенно не была готова к его приходу.
Она резко вздрогнула и нервно сжалась, подсознательно воспринимая его как источник опасности. Правда, длилось это всего пару секунд, а потом включились мозг и логика, и Гермиона собрала волю в кулак, придала лицу безучастный вид, попыталась расслабиться и вести себя так, будто она по-прежнему находится здесь одна. Будто ничего не изменилось: не вошел тот, из-за кого она прорыдала полночи, и кто занимал мысли почти всё последнее время.
Он выбрал ту же тактику. За вечер они не сказали друг другу ни слова. Гермиону это вполне устраивало. Так, по крайней мере, можно было не бояться, что он убьет её в порыве безумия.

***
Настало воскресенье. Гарри и Рон играли в волшебные шахматы в общей гостиной, а Гермиона, пронаблюдавшая за ними три партии подряд, удалилась в свою комнату и принялась рисовать. Она как раз накладывала тени на крышу Астрономической башни, когда послышался шелест крыльев, и в комнату влетел иссиня-черный филин, который по-свойски устроился прямо на нарисованной Гремучей иве, вмиг превратив все листья в невнятное размазанное пятно.
— О, черт! — выругалась Гермиона и зло дернула край пергамента. Филин нетерпеливо ухнул, но слезать явно не собирался. Вот кому понадобилось писать ей так не вовремя?!
Взяла конверт и, повертев его в руках, недоуменно уставилась на имя отправителя. Что за Валентин? Какой-то недотёпа ошибся адресом и тем самым испортил ей рисунок!
— Послушай, — обратилась она к птице. — Ты принес это письмо не туда, отнеси его обратно.
Филин снова ухнул, но не двинулся с места, недовольно глядя на девушку желтыми блестящими глазами.
— Эй, ты меня слышишь? Отнеси это письмо своему хозяину, — повторила Гермиона, раздраженно глядя на птицу.
Та, понятное дело, не ответила, но и с рисунка слезать явно совершенно не желала.
— Так и быть, сдаюсь, — вздохнула Гермиона и распечатала конверт. С первых же строк стало понятно, что письмо адресовано не ей:
"Привет, Фрэнк!
Наконец-то закончился долгий месяц моего заточения в этом мерзком месте! Уже совсем скоро буду дома. Знал бы ты, как я рад!
Представляешь, я до сих пор не получил лицензию по трансгрессии! Уже месяц жду, но они там уснули, похоже. Всё кормят меня "завтраками". Если раньше мне было, в сущности, без разницы, то теперь дело обстоит не так просто. Ты же знаешь моё отношение к самолетам… Вот не надо сейчас ухмыляться, вспоминая мой первый и, надеюсь, последний полет. Ты ведь не бросишь друга в беде? Очень прошу, избавь меня от этой пытки! Что тебе стоит, а? Просто трансгрессировать сюда, а потом обратно, уже вместе со мной.
Пожалуйста, сообщи, сможешь ли ты мне помочь, как можно раньше. Просто билеты уже вот-вот закончатся, и я рискую застрять здесь ещё на неделю.
Тин".
Гермиона тяжело вздохнула, совершенно не зная, что делать. Она только что распечатала и прочла чужое письмо, причем, судя по всему, довольно важное; сова испортила ей рисунок и совершенно не желала понимать, что прилетела не туда, куда нужно.
— Ладно, — выдохнула Гермиона , взяв пергамент, макнула перо в чернильницу и написала несколько строк:
"Здравствуйте!
Извините за беспокойство, но, по-видимому, ваша сова ошиблась адресом и доставила мне письмо, предназначенное некому Фрэнку. Она так настойчиво требовала ответа, что мне пришлось прочесть его, за что я искренне приношу свои извинения.
Судя по тому, что я прочла, из-за этой ошибки у вас могут возникнуть неприятности. Поэтому я отправляю вам это письмо во избежание дальнейших недоразумений. Ваше письмо вкладываю сюда же.
Искренне Ваша,
Г.Г.
P.S. Ваша сова в краске, не удивляйтесь…
P.P.S. Научите её вежливости!"

— Ну всё! Довольна?! — она привязала к лапке птицы белый конверт, и та наконец-то улетела. Гермиона снова вздохнула, критически окинув взглядом своё художество, которое теперь больше походило на грязное пятно, и, скомкав пергамент, поспешила на ужин.
Через несколько минут она уже разговаривала с друзьями и думать забыла о том странном инциденте, что случился в комнате полчаса назад.

***
Когда Луна шла сюда, то надеялась просто посидеть на берегу, наслаждаясь солнцем, ветром и тишиной. Признаться, это место на окраине леса было её любимым с первого курса. Она приходила сюда, когда хотела побыть одна и просто подумать. Но сейчас поняла, что мечты об одиночестве придётся оставить в прошлом.
На берегу озера, прислонившись спиной к огромному старому дубу, сидел Блейз Забини. Сердце забилось чаще, и Луна замерла в нерешительности, не зная, окликнуть его или просто уйти обратно в замок. Она подошла к близстоящему дереву и, спрятавшись так, чтобы он точно не смог её видеть, зажмурилась, сжала руки в кулаки, больно впившись ногтями в ладони, сделала несколько глубоких вдохов и всё же решилась.
— Привет, — неуверенно проговорила она.
Он рассеянно оглянулся, окинул её пустым взглядом и безучастно ответил:
— Здравствуй, Лавгуд.
Луна подошла ближе и опустилась на землю.
— Не думала, что встречу тебя здесь, — она старательно искала тему, чтобы продолжить разговор, потому что молчание сейчас убивало.
Он не ответил.
— Хорошая сегодня погода, не правда ли? — Луна не сдавалась, изо всех сил стараясь не дать их "беседе" перейти в тяготящее молчание.
Но Блейз, похоже, стремился именно к этому, старательно пресекая все её попытки.
Она подняла глаза и закусила губу, проклиная себя за то, что всё же решилась заговорить с ним. Взгляд зацепился за Гремучую Иву, которая росла по другую сторону озера. Её изящные тонкие ветви, колышущиеся под малейшим дуновением ветра, почти касались прозрачной глади озера. Узорчатые листья, словно разноцветные бабочки, кружились в удивительном танце, рисуя в воздухе замысловатые линии, и плавно опускались на красочный ковер под ногами. Это был последний яркий жест природы — прощальный взмах рукой перед погружением в строгую холодную зиму.
— Как тебе Гремучая ива в это время года? — предприняла Луна последнюю попытку заговорить с ним.
— Знаешь, если тебе так нравится говорить самой с собой, то поищи другое место! — отрезал Блейз и, резко встав, пошел прочь, даже не оглянувшись на Луну, смотрящую ему вслед полными слёз глазами.
Он ушел, а она, проводив его взглядом, ещё долго рассматривала зыбкие, дрожащие круги(на воде?) и думала о детстве, мечтах и иллюзиях, о своей глупости и наивности.

***
— Как бы я хотела стать птицей! — Луна раскинула руки и, подставив лицо свежему ветру, закрыла глаза.
— Детка, слезай оттуда! На тебя смотреть страшно, — крикнул мистер Лавгуд своей десятилетней дочке, стоявшей на покатой крыше их небольшого дома.
— Ничего, всё в порядке. Я не упаду, — поспешила успокоить его Луна и звонко рассмеялась, наслаждаясь ветром, развевающим её волосы. Солнце причудливыми бликами играло на металлической поверхности крыши, заставляя её ослепительно сиять. — Как же здесь красиво! А ты такой маленький… Как игрушечный, — голос Луны сливался с ветром и звенел сотней колокольчиков.
— Правда? Здорово! Но всё-таки спускайся оттуда. У меня есть для тебя новость, — мистер Лавгуд очень боялся за свою единственную горячо любимую дочь и всё ещё не терял надежды уговорить её слезть с крыши.
— Хорошая? — лукаво спросила Луна, улыбнувшись.
— А как же!
— Тогда ладно.
Съехав по перилам длинной витиеватой лестницы, она подбежала к отцу и крепко обняла его.
— Скажи, хочет ли моя принцесса пойти на бал? — улыбнулся отец, потрепав Луну по волосам.
— На бал? Как Золушка? — её глаза загорелись радостью и неподдельным любопытством.
— Да, как Золушка.
— Как здорово! А когда?
— Через несколько дней, милая.
— А я буду танцевать с прекрасным принцем, правда? — выдохнула она, погружаясь в мечты.
— Обязательно, солнышко! — он подхватил её на руки и закружил в воздухе, а она засмеялась, обняла его за шею и почувствовала себя самой счастливой.
Отец безмерно любил Луну, старался оградить ото всех проблем и сделать её жизнь похожей на волшебную сказку. Он боялся за неё и мечтал лишь о том, чтобы она была счастлива. После смерти жены дочь осталась единственным близким человеком, его сокровищем. Он баловал её, ничего не запрещал, дарил подарки, оберегал хрупкий мирок от бед и проблем. Её сияющая улыбка, счастливый блеск глаз были самой большой наградой.
В свои десять лет Луна ещё не знала зла и жестокости, умела видеть свет добра и радости во всем, что её окружало. Она жила в своем собственном мирке, наполненном яркими красками и сказочными превращениями. Ветер нашептывал мелодии мечты, солнце рассказывало сказки, перенося в далекие и прекрасные миры; дождь рисовал картины эфемерной и легкой тоски о чём-то несбыточном, но таком близком и чудесном.
Луна воспринимала свою жизнь как волшебную историю: одну из тех, что мама читала ей перед сном. О добрых феях и злых колдуньях, прекрасных принцессах и храбрых принцах, замках в облаках. Она не мечтала очутиться в такой сказке, но уже в ней жила.

***
Бал, про который говорил Луне отец, был устроен Министерством магии в честь Дня Единства. Так получилось, что, дожив до десяти лет, она ни разу не была на балу. Ввиду того мнения, которое сложилось о семье Лавгудов в обществе, чистокровные волшебники их не приглашали, а те, с кем они общались, просто не устаивали званых вечеров. Но Луне так хотелось побывать на настоящем балу, почувствовать себя принцессой.
В день бала она проснулась на рассвете, долго выбирала платье и провела у зеркала столько времени, сколько не проводила, наверное, за всю жизнь. Когда наконец наступил долгожданный момент отъезда, казалось, что за спиной вот-вот раскроются крылья, и она сможет взлететь в небо.
На балу всё было в новинку: и огромный замок министра с прекрасным парком и озером, где плавали белые лебеди; и парадный зал, освещенный сотнями свечей, переливающихся в глади зеркал; и люди в красивой и дорогой одежде; и легкий аромат духов и цветов, витающий в воздухе; и даже собственный внешний вид.
Первое время Луну восхищало всё, а мир вокруг казался чудесным и удивительным. Хотелось танцевать, смеяться. Однако вскоре ощущение полета начало угасать, цвета меркнуть, а сказка медленно и неумолимо таять. Музыка, которая раньше окрыляла, теперь казалась излишне громкой и очень однообразной, свет — ослепляющее ярким, а гости — самыми обыкновенными уставшими людьми, занятыми своими проблемами и по нелепой случайности оказавшимися сегодня в одном месте и в одно время.
Луна подошла к подоконнику и долго наблюдала за танцующими парами, чувствуя себя так, как чувствует человек в праздничный вечер, когда гости ушли, подарки распечатаны, день вот-вот подойдет к концу, и завтра жизнь снова войдет в привычное русло. Вроде бы всё ничего, вот только почему-то очень тоскливо.
Через некоторое время стало скучно, а потом и вовсе неуютно. Луна не понимала, почему взрослые смотрели на неё так, словно она маленький ребенок, а дети с пренебрежением или даже отвращением.
Она остро почувствовала фальшивость всего происходящего: то, что эти люди, старательно изображающие веселье, на самом деле не так уж и счастливы, и многие из находившихся здесь, наверное, желали оказаться в другом месте, что улыбки их не такие, как должны быть… искусственные. Они не хотели смеяться, когда смеялись; они не смеялись, когда хотели этого.
Луна не понимала, что происходит, не могла знать, что большинство из тех, кто пришел сегодня сюда, сделали это просто потому, что не могли поступить иначе; что чистокровные волшебники вынуждены были сидеть за одним столом с полукровками и маглорожденными, наступая на горло собственной гордости и принципам, улыбаться тем, кого презирают, ведь половина из пришедших сюда ненавидели друг друга. Она не знала этого, но просто чувствовала, что здесь что-то не так. Не так, как должно быть; не так, как она себе представляла. Наигранно и картонно.
Быстро устав, Луна ускользнула в парк и, найдя там симпатичную беседку, уютно устроилась в ней. Забралась на скамейку, сбросила туфли и, обхватив колени руками, принялась изучать звездное небо. Она не знала, сколько пробыла здесь, прежде чем услышала смех и звук приближающихся шагов.

***
Блейз и Пэнси, также пришедшие на этот дурацкий бал, устали от него ещё раньше, чем закончился первый танец. Здесь было столько грязнокровок и магглолюбов, что приличным волшебникам нечем было дышать. Казалось, словно все отбросы магического общества собрались в одном месте. Забини и Паркинсон оказались в самом центре этого кошмара и желали как можно скорее сбежать отсюда. Встретив Теодора Нотта, Деррика Боула и Миллисенту Булстроуд, они поспешно покинули Центральный зал и отправились в парк.

***
Луна обернулась и увидела компанию детей примерно одного с ней возраста, направляющуюся в сторону беседки. Она не знала, кто они такие, не видела их ни разу в жизни, но почему-то почувствовала угрозу. Луна вообще не любила встречаться с малознакомыми людьми. Ей казалось, что они могут причинить ей вред. Конечно, объективных причин так думать не было и, скорее всего, им вообще не было до неё дела, однако Луна почувствовала, как в горле появился неприятный ком. Ощущение загнанности и собственной беспомощности усиливалось с каждой секундой.
Она резко вскочила и хотела было уйти, когда услышала за спиной громкий голос.
— Это что ещё за чучело? — спросил Теодор Нотт и, указав рукой на Луну, громко рассмеялся.
— Наверное, ещё одна простушка. Вы только посмотрите, как она одета! — подхватила Пэнси, поморщившись и окинув Луну презрительным взглядом.
Рядом с холеными аристократами, одетыми по последней моде, Луна выглядела совсем ребенком. Пышное сиреневое платье, две косички с большими бантами, маленькие блестящие туфли — она была похожа на фарфоровую куклу.
Луна закусила губу, понимая, что надо бы ответить, но никак не могла найти нужных слов. Сделала несколько шагов назад и, поскользнувшись на мокром полу, чуть было не упала, но ухватилась за поручень и застыла в неудобной позе.
Послышались смех и улюлюкание. Луна лишь смотрела на своих обидчиков затравленным взглядом, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Казалось, ещё секунда, и слезы брызнули бы из глаз.

Блейз Забини откровенно скучал, наблюдая за этой сценой. "Нашли новую жертву…" — подумал он, окинув незнакомку беглым взглядом. Как же ему надоело однообразие их поведения! Как же его утомил этот вечер! Наводящие тоску люди без фантазии…Что ж, он сыграет новую роль.
— Эй, Паркинсон, — резко крикнул он, — а что насчет тебя? Из маминых туфель не выпрыгиваешь?
И всё-таки посмешищем можно сделать кого угодно… Надо только уметь подбирать слова.
— Что?! — воскликнула Пэнси, обиженно надув губы и сделав такое лицо, словно ей нанесли величайшее оскорбление.
Блейз между тем сорвал с клумбы алую розу и подошел к жавшейся у стенки Луне.
— Держи, принцесса, — улыбнулся он, протянув цветок.
Её полные слёз глаза засияли, как звезды.

***
Ночь вступала в свои права. Небо, ещё недавно игравшее яркими красками пылающего заката, переливалось всеми оттенками синевы, от лазурного — яркого и сказочно прекрасного, до почти черного — манящего и таинственно бесконечного.
Казалось, спокойствие этого места не нарушалось веками. Запретный Лес, как страж, хранил покой озера, которое уютно расположилось на его окраине.
— Сегодня так много звезд, — воскликнула Нарцисса, глядя в бездонную синеву небосвода. Он снова уговорил её сбежать из замка. Они, воспользовавшись каким-то потайным ходом, оказались на берегу озера и теперь лежали под старым дубом уже довольно долго, и она, уютно устроившись у него на плече, чувствовала себя самым счастливом человеком на свете.
— Значит, всё-таки не жалеешь, что пошла со мной? — спросил он, слегка усмехнувшись.
— Нет! Конечно, нет! — Нарцисса ещё сильнее прижалась к нему и закрыла глаза, несколько секунд просто наслаждаясь моментом, а потом тихо произнесла:
— Но надо возвращаться в замок. А так не хочется…
Он развернул её к себе и лукаво улыбнулся. В глазах сверкали озорные искорки.
— Ну что ты ещё придумал? — Нарцисса знала, что ничего хорошего подобный взгляд не предвещал.
— Давай сбежим? В Хогсмид.
— Что?!
— Ты же сказала, что не хочешь возвращаться. А я, как истинный джентльмен, должен исполнить желание дамы…
— У нас ТРИТОНы через неделю. Так нельзя… Надо готовиться! — она вдруг стала серьезной. — Первая, кажется, История магии. Её я рассчитываю сдать по меньшей мере на "выше ожидаемого".
— Зачем?
— Что "зачем"? — Нарцисса уставилась на него удивленным взглядом и снова начала понимать, насколько они разные.
— Зачем тебе это? Неужели не проживешь без даты третьего восстания гоблинов?
— Я хочу получить хороший аттестат, — она резко вскочила и уже пошла прочь, но он схватил её за руку.
— Ладно, успокойся. Сдашь ты свою Историю магии! Хочешь вернуться в замок?
Нарцисса резко обернулась и крепко обняла его.
— Да… Наверное. Не знаю. Прости меня, я опять вспылила. Просто год тяжелый… Я так устала!
— Ну что ты, милая. Успокойся, всё хорошо…
Они так и не пошли в замок. Она снова дала себя уговорить, проявила слабость. В который раз…
Нарцисса надолго запомнила эту ночь. Последнюю ночь её настоящей жизни…

***
Следующая неделя прошла в подготовке к экзаменам и выпускному балу. Они почти не виделись, лишь изредка встречаясь в коридорах и сухо кивая при встречах.
Нарцисса сдала ТРИТОНы почти на "отлично". Почти… Вроде бы всё сложилось весьма неплохо, вроде бы Нарцисса должна была радоваться. Но ей казалось, что она могла бы сдать лучше, и всё-таки снизила свою планку. Она словно читала немой укор в глазах преподавателей, которые говорили "Ты погубила свой потенциал, девочка."
Нет, Нарцисса не винила его в этом, ведь нельзя точно сказать, что было бы, если бы он исчез из её жизни или просто в ней не появлялся. К тому же, по сути он был прав, и ей не было никакого дела до аттестата. Важным оказалось другое: детство кончилось, пришло время взрослых решений.

Настал последний день школьной жизни — выпускной бал. Завтра она вернется домой, завтра всё будет иначе. Нарцисса снова решилась задать ему тот самый вопрос: "Что же дальше?"
Он опять попытался отшутиться, взял её ладонь и заговорил голосом профессора прорицаний:
— Ждёт тебя дорога дальняя…
— Хватит! — Нарцисса резко отдернула руку. — Ты можешь хоть раз в жизни ответить серьезно?! — Она смотрела на него огромными ледяными глазами, хотя сердце бешено колотилось в груди. — Я прошу тебя… Это важно, — голос дрогнул и зазвенел. Нарцисса почувствовала, что вот-вот сорвется и заплачет.
Он молча кивнул и опустился на скамейку, жестом приглашая её сесть рядом. Повисло неловкое молчание. Нарцисса хотела сказать ему очень много и о многом спросить. Она часто представляя себе их этот разговор, но теперь не могла вспомнить ни слова — просто сидела и не знала, что сказать. Как же глупо! Почему всё сразу пошло не так?..
— Я слышала, ты хочешь стать аврором… — наконец произнесла она, хотя прекрасно знала, что он ответит.
— Да, — резкое и уверенное, оно всё равно прозвучало неожиданно.
— Зачем тебе это? — её голос звучал горько и тревожно.
— Идет война, милая, — начал он так, что она вздрогнула и вмиг пожалела о том, что вообще начала этот разговор. — Я не хотел говорить об этом. Особенно с тобой, особенно сейчас… — продолжил он, но вдруг осекся, и Нарцисса поняла, что ему сейчас ничуть не легче, чем ей. Возможно, даже тяжелее. — Но всё гораздо серьезнее, чем кажется. После школы я пойду в Аврорат. А потом… Потом я должен буду поехать в Албанию, где сейчас находится штаб Вальпургиевых рыцарей. Я хочу, чтобы мы поженились, и ты поехала со мной.
— Что?! — она не могла понять, серьезно ли он говорил или это очередная шутка. "Только бы шутка," — промелькнуло в сознании, но он, похоже, был серьезен, как никогда.
— Я хочу, чтобы мы поженились, и ты поехала со мной в Албанию, — повторил он, снова взяв её за руку.
— Я слышала, — резко ответила она, отстранившись. — И я не поеду.
— Но почему? — кажется, он был совершенно искренне удивлен.
Нарцисса смерила его гневным взглядом. Да что он себе позволяет?! Думает, что она бросит всё и побежит за ним на край света из-за какой-то блажи? Ну уж нет!
— Почему?! Да потому что это чушь! Бред! Вся эта ваша война! И этот Аврорат! У меня такое ощущение, что вам просто нечем заняться, и вы придумываете себе развлечение! Как будто в детстве в солдатиков не наигрались! — Нарцисса понимала, что, в сущности, говорила ерунду, что он прав, а она пытается отрицать очевидное. Но как же это злило! Она не верила в эту войну… Вернее, пыталась не верить. Мечтала о шикарной жизни, долгой и счастливой, расписала её по годам. А эта дурацкая война, эта его Албания никак не вписывались в давно распланированную картину. Чего уж там… Они попросту грозили её разрушить.
Напряжение витало в воздухе, грозя вот-вот взорваться, оставив после себя сноп искр отчаянной злости.
— Ты рассуждаешь, как маленький ребенок, Нарцисса, — начал он, уже порядком разозлившись. — Тебе кажется, что жизнь - волшебная сказка, и любое желание должно исполниться по взмаху волшебной палочки. А когда оказывается, что это не так, ты сразу сдаешься! — впервые он поднял на неё голос.
Это было слишком! Всё, в её чашу терпения упала последняя капля, и безумная ярость, смешиваясь с обидой и гордостью, хлынула через край, затопив всё на своем пути.
— Да как ты смеешь говорить мне такое?! Ты думаешь, я побегу за тобой по первому зову, бросив друзей, семью? Я и так пожертвовала ради тебя слишком многим. И что я получаю взамен? Лишь упреки! Неужели я прошу о многом? Я всего лишь хочу жить нормально! Не в вечном ожидании того, когда ты вернешься с очередного задания, не мотаясь по разным странам, как перекати-поле. Ну почему?.. Почему ты не можешь жить, как все? — она отвернулась, закрыв лицо руками. Нет, он не должен видеть её слез. Только не сейчас… Если уж ставить точку, то делать это красиво: гордо вскинув голову, уйти прочь, не оборачиваясь и не сожалея. Или забыть об этой ерунде, обо всех предрассудках и идти за ним хоть на край света.
Но — нет. Нарцисса не смогла сделатьт ни того, ни другого. Она просто стояла, закрыв лицо руками, будучи не в силах даже заплакать.
Он помрачнел, уставился в землю, некоторое время пытаясь понять смысл её слов, а потом принять, вопреки велению сердца.
— Как все? Как эти марионетки, готовые плясать под чужую дудку? Как эти пустышки, для которых чистота крови важнее самой жизни? Я презираю это общество, а ты хочешь, чтобы я стал одним из них?! Может, ты ещё предложишь мне вступить в фан-клуб Вольдеморта?! — гнев оказался сильнее рассудка, и он сорвался снова.
Их взгляды встретились, и у Нарциссы замерло сердце. Однако боль обиды была слишком сильна, чтобы позволить дать задний ход.
— Мы слишком разные люди. Нам лучше расстаться. Сейчас. Навсегда, — вынесла она жестокий приговор.
Так Нарцисса Блэк приняла самое главное в жизни решение. Почти случайно, спонтанно. Мосты за спиной горели, а пути назад больше не было.
Она вошла в Большой Зал. Одна — впервые за долгое время.
— Ты не подаришь мне танец? — знакомый голос заставил её вздрогнуть.
Люциус Малфой — сын давних друзей их семьи. По слухам, один из Вальпургиевых Рыцарей.
Нарцисса всегда знала, что небезразлична Люциусу, но боялась его любви. Как и его самого… Но теперь что-то толкнуло её на безумный поступок: Нарцисса кивнула ему в ответ.
Малфой протянул ей руку, и они закружились в вальсе.

Отблеск правды, пламя лжи

Глава 8
Отблеск правды, пламя лжи

В паутине ровных строк,
В плену обид и предрассудков
Судьба дает тебе урок,
Иль это просто злая шутка?

А в тусклом пламени свечи
В былое вновь мосты сгорают.
И в новый мир найдя ключи,
Ты обретешь и… потеряешь.

Перед тобой открыта суть
И цель вперед тебя зовет,
Но выбрав этот долгий путь,
Не можешь знать, что тебя ждет.

— Кто дал тебе этот цветок, солнышко? — мягко спросил мистер Лавгуд, заметив в руках дочери розу с любимой клумбы министра.
— Никто. Я сама сорвала, — обманула отца Луна, боясь, что мальчик, подаривший розу, может пострадать из-за её неосмотрительности. Тогда она даже не знала его имени, но образ прекрасного принца и благородного рыцаря, о которых она читала в сказках, уже сформировался в сознании и запомнился на всю жизнь.
Весь оставшийся вечер Луна высматривала своего героя в толпе, надеясь увидеть ещё раз, узнать имя и сказать "спасибо". Ведь тогда он так быстро ушел, что она не успела сделать даже этого.
Она уже отчаялась найти его, когда вышла на веранду и увидела, что он стоит, облокотившись на перила, и отрешенно смотрит вдаль.
— Эм-м… Спасибо, — тихо сказала Луна.
Он вздрогнул, удивленно посмотрел на неё и, кажется, не сразу вспомнил, кто она такая.
Блейз и правда уже забыл о том случае, поэтому сейчас с трудом узнал стоящую перед ним девочку. Он выбросил её из головы сразу, как та исчезла с поля зрения. Но сейчас она снова стояла перед ним, глядя полными восхищения и преданности глазами.
— Ерунда… — усмехнулся Блейз и, взяв у Луны цветок, лениво повертел в руках. На его губах блуждала недобрая усмешка. Посмотрел на розу, потом на Луну, и взгляд ожесточился. — Не стоит уделять вещам столько внимания, — с этими словами он небрежным жестом бросил цветок за перила.
— Зачем ты это сделал?! — изумленно воскликнула Луна и уставилась на него ошарашенным взглядом.
Он проигнорировал её вопрос и, засмеявшись, пошел прочь.

С тех пор прошло уже шесть лет, а она по-прежнему помнила тот день так, как будто он был вчера. Помнила, как отчитывал её отец за сорванную розу, помнила, как бегала искать её, выброшенную Блейзом в сиреневый куст, как не смогла найти и не спала полночи, пытаясь понять произошедшее. Помнила, как потом, на вокзале Кинг-Кросс снова увидела Блейза и стояла около его купе, желая войти, но так и не смогла решиться. Помнила своё отчаянно-звонкое "привет" и его равнодушный взгляд. Луна не знала, что думал он о том случае: сохранил ли в памяти, узнал ли в ней ту девочку с косичками, что спас на министерском балу вечность назад. Вряд ли… С тех пор многое изменилось. Он — другой, она — совсем другая… Лишь эпизод в его жизни. Эпизод, недостойный внимания.
Луна всегда здоровалась с Блейзом при встрече, наблюдала за ним в Большом Зале, пытаясь понять, но безуспешно. Иногда он был веселым и приветливым, отвечал ей и улыбался, а иногда даже не удостаивал взглядом. Луне казалось, что она теряется в толпе поклонниц Блейза, которых в Хогвартсе было немало, что для него она лишь одна из тех, кто ловит каждый взгляд и смотрит с обожанием. Такая роль была не по душе, и Луна изо всех сил пыталась выбросить его из головы. Но это было не так-то просто, ведь стоило Блейзу случайно улыбнуться ей или открыть дверь в Большой Зал, и в сердце вновь поселялась надежда: снова казалось, что это не случайно, что она не придумала себе его, что он — реален. Что он — её прекрасный принц.

***
С тех пор, как Драко выпил Зелье, приступы перестали беспокоить. Даже неприятное ощущение в предплечье почти не возвращалось. Он знал, что это лишь на время, но пока старался не задумываться об этом, надеясь успеть достать Книгу Судеб раньше, чем его боль успеет прийти вновь и достигнуть своего апогея. Для этого нужно было сосредоточиться, действовать хладнокровно и не давать волю нервам и раздражительности. Особенно если учитывать, какой путь он выбрал для достижения цели.
Драко точно не помнил, когда и как эта странная идея пришла в голову. Ему нужна была информация. Он хотел получить её быстрым и простым способом. Начинать долгий путь от ненависти и вражды до дружбы и доверия было слишком утомительно, долго и рискованно. Грейнджер всё равно никогда не будет доверять ему настолько, чтобы раскрыть свою тайну. К тому же, совершенно не хотелось вступать с ней в близкие отношения. Нет. Только не с грязнокровкой, только не с Грейнджер. Только не сейчас…
Идею подала Миллисента Буллстроуд, хотя сама даже не подозревала об этом. По вечерам она со стайкой подружек до ночи засиживалась в гостиной и зачитывала им письма от некого Тина, судя по которым он был весьма глуп, наивен и слащав, но девушкам, а в первую очередь самой Миллисенте, познакомившейся с ним летом, нравился безмерно.
Сам Драко, как и все остальные ни в чём неповинные жертвы этого безумия, предпочитал побыстрее уйти из гостиной, чтобы не слышать бред, излагаемый однокурсницей. Но в тот день они с Блейзом замешкались, так как оба отложили написание эссе по Зельям на самый последний момент.
Жужжание Миллисенты жутко раздражало, и сосредоточиться было совершенно невозможно.
День вообще прошел глупо и непродуктивно: очередная встреча с Грейнджер на Рунах, где та упорно изображала, что он для неё пустое место, потом ссора с Асторией по поводу Кинта. Сколько можно перемалывать тот случай? Как будто ему заняться нечем!
Сейчас она в очередной раз побежала к Финику в больничное крыло, захватила шоколад и мандарины. Ему, конечно, не до того, но если Кинт уведет у него девушку, это будет по меньшей мере смешно. Хотя скорей уж он сам влюбится в Грейнджер, чем Астория свяжется с хаффлпавцем.
— Слушай, Драко, а вот мне интересно… — начал Блейз, явно устав от эссе и решив отвлечься, а заодно и отвлечь Малфоя на какой-нибудь пустой разговор, — такого рода лесть превратит любую девушку в восторженную хаффлпавку, или только с нашими сокурсницами происходят подобные метаморфозы?
— С каких пор ты стал таким разборчивым? — усмехнулся Драко.
— С тех самых, как впервые услышал письмо Миллисенты.
— Как будто ты сам используешь другие методы…

Придя в свою комнату, Драко задумался. В словах Блейза была доля здравого смысла. И, если подумать, это действительно идеальный вариант — разговорить Грейнджер с помощью писем от прекрасного незнакомца. И лично общаться не придется.
Оставалось совсем немногое: придумать имя, образ "принца для грязнокровки" и повод для написания письма. Первое и второе он нагло стащил у Миллисенты, ведь забивать голову ещё и этим не хотелось совершенно. А вот над третьим пришлось подумать. С такой девушкой, как Грейнджер, нельзя начинать общение со слов "Давай знакомиться, крошка. Я твой тайный обожатель". Она, конечно, грязнокровка, но не идиотка — не зря же лучшая на курсе.
Малфою нужна была веская причина…
Решение пришло довольно быстро. Она была гриффиндоркой, а значит, стоило лишь надавить на жалость, и дело сделано. Пиши Драко хаффлпавке, он бы сказал, что мечтает о мире во всем мире, рейвенкловке пообещал бы открыть все тайны науки, а гриффиндорке стоило лишь намекнуть, что кто-то нуждается в помощи.
Он не прогадал. Грейнджер купилась на эту уловку. Всё оказалось до скучного просто.
Конечно, ответ был сухим и официальным, и до дружеской беседы им предстояло пройти долгий путь, но самое главное, что первый шаг сделан, а всё остальное — дело техники.

"Здравствуйте, моя дорогая спасительница!
Не знаю, что бы я без Вас делал. Наверное, торчал бы здесь вечность. Мерлин, страшно представить… Вы бы знали, как я устал от этой жары и песков. Так что спасибо Вам огромное! Любая другая на Вашем месте выбросила бы письмо и забыла о нём в следующую минуту. А Вы потратили свое время, чтобы ответить и предупредить меня. Спасибо!
Прошу прощения за своего филина. Надеюсь, он не слишком Вам докучал.
Судя по гравировке на конверте, Вы являетесь ученицей магической школы Хогвартс. Прошу простить моё любопытство, но мне очень хотелось бы узнать, сколько Вам лет и на каком курсе Вы учитесь. Наслышан о Вашей школе. Говорят, там дают чуть ли не лучшее образование во всём магическом сообществе. Должно быть, в ней непросто учиться. Знаете, я и сам хотел поступать туда, но родители настояли на Дурмстранге (Вернее, отец. Мать у меня из магглов)
К таким, как я, здесь относятся слегка… свысока, что ли. Впрочем, Вам это, наверное, не интересно. Не буду Вас обременять. Ещё раз спасибо!
Ваш покорный слуга,
Валентин".

Драко окинул письмо скептическим взглядом и запечатал конверт. На что только не пойдешь ради цели. Говорить комплименты Грейнджер!
Он действовал по четкому, заранее продуманному плану. Знал, на какие кнопки надо нажать, чтобы она непременно ответила. Учитывая амбициозность, обязательно сделать несколько комплиментов, указать на уникальность и широту души, упомянуть про магглов, чтобы оказаться с ней на равных, задать пару вопросов, чтобы не ответить было попросту неудобно.
Малфой получил ответное письмо в тот же вечер, что, впрочем, было неудивительно, если учесть, что они жили в нескольких метрах друг от друга. Сам же решил подождать недельку для правдоподобности.

"Здравствуйте, Валентин!
Не стоит благодарности. Мне было вовсе не сложно, поверьте. Очень рада, что смогла Вам помочь.
Мерлин! Где Вы нашли такое место, где сейчас солнце, жара и раскаленный песок? Хотела бы я там оказаться… А то у нас только туман и дожди.
Филина, так уж и быть, прощаю. Хотя он здорово подпортил мне рисунок.
Вы угадали, я учусь в Хогвартсе. На седьмом курсе. Мне семнадцать. Не скажу, что учиться здесь сложно. На мой взгляд, магия — это так увлекательно, что обучение не составляет для меня труда.
А как там у Вас, в Дурмстранге?
Что вы, мне очень интересно и ни капли не обременительно. Я прекрасно Вас понимаю, ведь сама вообще магглорожденная, и то, о чем Вы говорите, знакомо мне не понаслышке. Впрочем, на мой взгляд, довольно глупо судить о человеке по его происхождению. Не находите?
Искренне Ваша,
Гермиона Грейнджер".

"Довольно глупо судить о человеке по его происхождению", — передразнил Драко, снова пробежав глазами по ровным строкам. Что ж, можешь утешать себя этим!
Эта переписка уже успела ему надоесть. Ну почему? Почему Книга Судеб досталась именно ей? Почему он должен терпеть её, соглашаться со всем тем бредом, что она несет? Почему, в конце концов, он должен изображать из себя полукровку?!
Но, раз она клюнула и приняла правила этой игры, значит, чего-то его усилия да стоят.
За неделю они несколько раз виделись в кабинете Рун, но Грейнджер по-прежнему старательно притворялась, что он для неё попросту не существует. Первое время хотя бы поднимала глаза, когда он входил, но теперь не делала даже этого.
Судя по всему, обиделась она серьезно, и теперь ледяную стену между ними не пробить, как ни пытайся. Благо, ему это и не надо. Втайне Малфой гордился собой за этот нелепый план, ведь так он сможет вытащить всю информацию, но избавит себя от необходимости с ней общаться. По крайней мере, лично.

***
Отправив своё последнее письмо, Гермиона успела сотню раз пожалеть о содеянном. Уж слишком легко она начала эту переписку, слишком много рассказала о себе. Зачем-то сообщила, что её родители магглы… Впрочем, не Малфою же она пишет. Да и вообще, с какой стати ей стесняться своего происхождения?
Отцепив письмо от лапки уже знакомого черного филина, она углубилась в чтение:
"Здравствуй, Гермиона!
Теперь я буду обращаться к тебе по имени, можно?
Знаешь, я тоже учусь на седьмом курсе. Занятное совпадение, не находишь? Правда мне уже восемнадцать. Не удивляйся, я не оставался на второй год, просто в школу поступил почти в двенадцать лет.
А благодарности твой поступок всё-таки заслуживает. Вчера, когда я, наконец, оказался дома, вспоминал тебя самыми теплыми словами.
Ты спрашиваешь, где я нашел солнце и песок. Отвечаю: в Египте. Знаешь, по сравнению с пятидесятиградусной жарой, дождь и туман покажутся раем земным. Ты спросишь, что я забыл в Египте посреди учебного года. Хотел бы я знать… Просто у меня родители — египтологи. Занимаются изучением древнейших манускриптов, как магических, так и маггловских. На этой почве, кстати, и познакомились.
Вообще, довольно увлекательное занятие. Вот сейчас, например, они ищут одну древнюю магическую книгу. И это дело так затянулось, что мои каникулы продлились ещё на месяц. Здорово, конечно, но всё же в разумных пределах.
В Дурмстранге… Да как везде, наверное. Вполне неплохо, если бы не некоторые моменты.
На этом вынужден с тобой проститься, моя очаровательная незнакомка.
С нетерпением жду ответа!
Твой навеки,
Тин".

Да уж, странные дела творятся… Ей случайно написал парень, родители которого — египтологи!
Похоже, Судьба благосклонна к ней в последнее время. Неужели удастся разгадать загадку книги?
Хотя всё это было более чем подозрительно. Не бывает таких совпадений, не бывает! Чтобы именно ей и именно сейчас встретился такой нужный человек. Но ведь про Книгу знали только она и Рон, так что вряд ли стоило подозревать здесь заговор. Но всё же, осторожность не помешает.
Однако не воспользоваться шансом из-за банальной паранойи было бы ужасно глупо. Вероятность того, что это просто совпадение, очень велика, даже несмотря на то, что в случайности Гермиона не верила.

"Здравствуй, Валентин!
Ты не представляешь, как я рада, что твои родители оказалась египтологами. Я как раз пишу проект на тему древних магических манускриптов, и ты для меня настоящая находка! Если не сложно, расскажи мне подробнее, чем занимаются твои родители.
Жду ответа с нетерпением!
Гермиона".

Ни слова правды, ни тени эмоций. Настоящих эмоций. Драко с раздражением скомкал письмо и принялся нервно бродить по комнате. Всё пошло не по плану. Всё пошло не так…
Глупо было рассчитывать, что грязнокровка выложит всю информацию в первом же письме, но он не думал, что она станет лгать. Слова "ложь" и "Грейнджер" раньше казались вообще не сочетаемыми. Гриффиндорка, ха!
Ну почему? Почему она не сказала правду, зачем выдумала какой-то проект? Может, она что-то заподозрила?..
Эта мысль подействовала на Драко, как ушат холодной воды, заставив ещё яростнее сжать в кулаке письмо. Да нет, это слишком нереально и нелогично. Но всё же… Вдруг? Тогда его план полетит ко всем чертям, и к гриффиндорке будет уже не подступиться. И, прощай, Книга Судеб…
Драко почувствовал, как кровь снова прилила к вискам, как вернулось привычное чувство ломоты во всём теле, а комната вокруг начала расплываться. Нет, сейчас он не позволит боли взять над собой верх. Не тот случай…
Подошел к окну, открыл его. Долго стоял, вдыхая свежий ночной воздух, пытаясь унять охватившую его дрожь и восстановить дыхание.
"Чертовы сомнения!" — Малфой тряхнул головой, словно отгоняя мрачные мысли. Нет! И точка. Это просто паранойя, причем взаимная. Смешно… У них с Грейнджер может быть что-то общее, и это — мания преследования. Интересно, какие ещё сюрпризы принесет переписка?
Приступ прошел. Драко опустил перо в чернильницу и принялся писать ответ.
Грейнджер ждала информации. Что ж, он даст то, что ей нужно. Почему бы и нет?

"Здравствуй, милая Гермиона!
С удовольствием расскажу... Чем только они не занимаются! Изучают всякие артефакты. Ну, книги там, амулеты. Сейчас вот загорелись новой идеей: ищут некую Книгу Судеб. На самом деле, удивительная вещь! С её помощью можно изменить историю.
Представляешь, что может случиться, если она попадет в руки не того человека? Подумать страшно… Тогда окажется, что ход всех войн, революций, судьбы людей и цивилизаций подвластны ему одному. Не знаю, завидовать ли тому, кто найдет её или сочувствовать.
А дело отца вряд ли увенчается успехом: слишком уж мало информации. Мы знаем только, как она выглядит, и что на обложке написано "Жизнь — лишь миг перед вечностью". И всё. Даже не знаю, что ещё тебе рассказать.
Вообще, благодаря исследованиям родителей, я поверил в чудеса. Хотя нет, я верил в них всегда, а здесь смог увидеть, прикоснуться.
А ты веришь в чудеса, Гермиона? С тобой когда-нибудь случались удивительные вещи? Такие, чтобы дух захватывало, о каких пишут в книгах, и в которые не поверишь, пока не увидишь…
Твой навеки,
Тин"

"Здравствуй, Валентин!
То, чем занимаются твои родители, действительно очень интересно! Спасибо за информацию — она мне очень помогла. Теперь даже любопытно, что это за Книга такая. Надо будет почитать про неё в нашей школьной библиотеке…
Чудеса…Что считать чудесами в мире, где правит магия и где она считается самым обычным явлением? Не знаю… Хотя нет. Для меня магия — чудо. Тебе сложно будет понять меня, ведь ты знал о ней с рождения, а я – нет. Но все же открою тебе секрет: день, когда я впервые перешагнула порог Хогвартса, стал для меня самым чудесным в жизни! Я узнала, что волшебница. Что я не такая, как все, что я — особенная. И казалось, что мне подвластен весь мир, что теперь моя жизнь навсегда превратится в волшебную сказку.
Конечно, в реальности всё оказалось совсем не так, но дело даже не в этом. Помнишь, мы говорили с тобой о чистокровных снобах? Позволь вернуться к этой теме… Знаешь, я вот недавно думала: если бы можно было сделать так, чтобы я вдруг оказалась чистокровной волшебницей с родословной, уходящей в века, но при этом ничего не знающей о мире магглов, я бы согласилась? Ведь тогда бы решилась половина моих проблем, на меня больше не смотрели свысока. Но нет, я бы не пошла на это — никогда бы не отказалась от маггловского мира. Ты спросишь, почему? Я отвечу: посмотри вокруг себя. Что ты видишь? Перо, чернильницу, филина, свечи. Совсем скоро ты обмакнешь перо в чернильницу и станешь писать мне ответ. Поставишь кляксу, скомкаешь пергамент, начнешь заново. Потом привяжешь его к лапке филина, и он полетит. И будет лететь долго. Несколько дней. А потом я получу письмо.
К чему всё это? Спешу объяснить. Когда я попала в магический мир и слегка отошла от шока, моё внимание привлекла одна деталь. Здесь всё было словно по старинке. Ведь магглы тоже писали перьями, тоже зажигали свечи, тоже использовали птиц, правда голубей, но не суть важно, и тоже ждали писем неделю. Наверное, всё осталось бы так же, будь у них волшебная палочка. Ведь всегда легче ничего не делать, когда есть такая возможность. Но палочки не было, поэтому пришлось собственными силами подстраивать мир под себя. И знаешь, они в этом преуспели. В чём-то даже лучше, чем волшебники. То, что называют прогрессом, коснулось их мира и перевернуло его, обойдя стороной мир магов. Конечно, у нас есть то, что никогда не будет подвластно им. Например, трансгрессия (признаться, нечто похожее было мечтой моего маггловского детства. Терпеть не могу дороги!), но они больше не ждут писем неделю… И это лишь отдельный пример.
У нас есть колдографии — у них есть телевидение, мы летаем на метлах — они летают в космос, мы общаемся через камин — они по телефону.
Я бы никогда не променяла магический мир на маггловкий, но и маггловский на магический тоже. Для меня они не взаимоисключающие, а взаимодополняющие.
Ты думаешь, я сумасшедшая? Или слишком высокомерная и категоричная? Возможно. По крайней мере, подобные определения слышала в свой адрес неоднократно. Но я хочу жить в обоих мирах, знать о них и брать лучшее. Смело? Да, очень. Не знаю, решилась бы я сказать что-то подобное чистокровному волшебнику. Ведь кому приятно слушать гадости в свой адрес и знать, что тебя всё равно не поймут? Хотя, если бы спросили прямо, то, наверное, решилась. Только здесь мнения грязнокровок никто не спрашивает…
Впрочем, я отвлеклась. Ведь это ещё не самое главное. То, о чем я написала выше, доступно и полукровкам. Однако есть одна вещь, которую я бы не променяла ни на что на свете. То ощущение чуда, сказки и волшебства, которое я испытала, когда магический мир открыл предо мной свои двери. Знаешь, это лучшее, что случалось со мной за семнадцать лет жизни.
Здесь позволю себе поставить точку, ведь уже исписала почти весь пергамент, две кляксы поставила… Эх, надо было перейти на шариковую ручку. Шучу, конечно, здесь она смотрелась бы глупо.
Гермиона Грейнджер".

Она долго смотрела на письмо, не решаясь отправить его в дальний путь. Слишком много в нём было личного, сокровенного. На подобные темы она никогда не говорила с Гарри и, уж тем более, с Роном. Так почему же решилась открыться совершенно незнакомому человеку? Именно потому, что он был незнакомым: чужим, далеким. Она не рассчитывала быть понятой. Её вообще было сложно понять. Просто хотелось выговориться и получить отклик, но не дать мыслям огласки, теме — выйти за пределы этой комнаты.
Почему тогда она не рассказала про Книгу? Ведь могла же… Получила бы помощь, совет. Да именно потому, что не доверяла никому. Потому что "подумать страшно, что может случиться, окажись она в руках не того человека". Потому что это была её тайна.
Гермиона проводила взглядом черного филина, улетающего в ночь.

***
Последнее письмо Гермионы привело Драко Малфоя в ступор. Он стоял, смотрел в одну точку и не знал, что делать: злиться, удивляться, смеяться.
Во-первых, это письмо отбросило его ещё дальше от заветной цели. Здесь не нашлось ни слова о Книге, ни намека на то, что она у Грейнджер. Ему даже не за что было зацепиться.
Когда Драко спрашивал про чудо, он был уверен, что Гермиона напишет про своё летнее приключение, и даже не рассматривал других вариантов. Он думал, что рассчитал всё до мельчайших деталей. Но как можно было забыть о её происхождении?! О том, что она — маггла, что у неё другой, извращенный образ мыслей. Черт! Ну как?.. Как он мог забыть? И как теперь снова вырулить на нужную тему?
В первую минуту после прочтения письма Малфою захотелось убить Грейнджер. За наглость и смелость, за идиотские рассуждения! Она пыталась опровергнуть то, что он считал непреложной истиной, аксиомой, не требующей доказательств.
Магглы — низший класс, недостойные жизни. Они должны быть благодарны, что ещё живы и могут ходить по земле.
Грейнджер попыталась перечеркнуть это привычное, неоспоримое устройство мира и доказать, что магглы лучше магов! Нет, он бы покрутил пальцем у виска и бросил письмо в камин, не будь она столь логичной и аргументированной.
Да, ей удалось придумать аргументы к тому, что в корне неверно, дико и безумно!
Назвать магическое общество отсталым и устаревшим, а маггловское — прогрессирующим. Это было неслыханно!
Мерзкая грязнокровка! "Сумасшедшая?" Да на всю голову! Просто закомплексованная дура, которая пытается убедить себя и других, что достойна большего, чем просто быть "никем". А её жалкие попытки это сделать могли вызвать только смех или сочувствие.
Так бы сказал Драко, если бы не знал, что Гермиона писала не ему, и ей не было смысла выпендриваться перед человеком, которого она считала полукровкой и своим другом.

"Я бы никогда не решилась сказать что-то подобное чистокровному волшебнику".
Он представил, как изменилось бы лицо Грейнджер, узнай она, кому отправила это письмо. Стало смешно. Она верила ему, а он её использовал. Что ж, так ей и надо!
Вот только, скорее бы это закончилось…
"Наверное, я слишком высокомерна и категорична".
Малфой вздрогнул. Перед глазами встала последняя ссора с Асторией.
— Я устала от твоего высокомерия, Драко! Хватит считать свое мнение последней инстанцией! Твоя категоричность просто невыносима!
Наверное, и ей говорили что-то подобное. С её-то рассуждениями… От мысли о том, что у них с Грейнджер было что-то общее, Драко стало противно. Но сейчас думать об этом не хотелось, поэтому он обмакнул перо в чернильницу и начал писать ответ. Перед глазами встало её лицо с наглой и высокомерной улыбкой. "У вас всё по старинке!"
Не успел Драко дописать "привет", как рука дрогнула, а с пера сорвалась громадная чёрная клякса, быстро растекшаяся по пергаменту.
" Совсем скоро ты обмакнешь перо в чернильницу и станешь писать мне ответ. Поставишь кляксу, скомкаешь пергамент, начнешь заново".
— Черт! Не пойти ли тебе работать профессором прорицаний, Грейнджер?! — он яростно отшвырнул испорченный пергамент, проклиная её всеми известными проклятиями.
Почему его вообще задели данные слова? Ведь Малфой знал, что это бред, чушь! Больная фантазия сумасшедшей грязнокровки!
Или нет?..

"Здравствуй, дорогая Гермиона!
Не могу с тобой согласиться. Конечно, ты во многом права, но не думаю, что можно сравнивать два наших мира.
Вот скажи, пригодился бы магглам их прогресс, будь у них волшебная палочка? Ты уже писала, что нет. Маггловскому миру необходимо преодолеть то отставание, которое есть у него перед магическим. Ведь они изначально находились на разных ступенях развития. Отсюда и это недюжинное стремление магглов вверх. Своими изобретениями они всего лишь пытаются догнать магов, приблизиться к ним.
Кроме того, не думаю, что возможно жить в обоих мирах одновременно. Ты должна знать, что раньше, в те времена, когда волшебники не начали жить отдельно от простых людей, не создали своё собственное сообщество, их жестоко преследовали, убивали и сжигали на кострах. Не думаю, что мы хотим подобной участи.
Конечно, цивилизация уже дошла до того уровня, чтобы уйти от подобных мер, но отношение, скорее всего, не изменится."

Короткое прощание, и письмо уже летело к своему адресату…
Ответ пришел буквально через несколько часов.

"Привет, Валентин!
Безусловно, я знаю про инквизицию. Не самый приятный этап как маггловской, так и магической истории.
Что ты! Я не говорю, что волшебники должны открыться магглам. Конечно, нет! Это может привести к очень плачевным последствиям для обоих миров.
Но магглов тоже можно понять. Вот представь, что бы почувствовал ты, узнав о существовании людей, которым дано то, что тебе никогда не будет доступно. Думаю, ты не был бы от этого в восторге. Человек всегда боится нового, неизведанного. Он видит в нём опасность, и это совершенно нормально.
Так что, убедить магглов, что волшебники не враги так же невозможно, как и убедить чистокровных волшебников, что магглы не примитивные существа.
Мы все находимся во власти стереотипов, сломать которые очень и очень сложно…
Здесь я, пожалуй, закончу. Ещё очень много дел.
Г.Г".

Смешно, но здесь он был с ней согласен. Грейнджер не защищала магглов, не нападала на волшебников. Была вполне объективна. Что ж, это заслуживало уважения.

***
С того дня Нарцисса видела его всего один раз, на вокзале Кинг-Кросс, когда поезд, из года в год привозивший их на лето домой, последний раз прибыл в пункт своего назначения.
Он стоял в компании своих друзей и, казалось, даже не вспоминал о ней. Их взгляды встретились буквально на секунду, но за неё Нарцисса прожила целую жизнь. Ту, что навсегда потеряна; ту, в которую ей уже не вернуться.
Его синие глаза потемнели и стали практически черными. Как небо в ту ночь, когда всё ещё было впереди, когда было неважно, что случится завтра, а "сегодня" действительно стало вечным.
Она не давала себе права сожалеть, убедила, что поступила правильно, и всё так, как должно быть. И неважно, что она разучилась искренне улыбаться и искала его черты в каждом встречном. Неважно, что воспоминания о нём никак не желали уходить из сердца. Если бы Нарцисса могла вырвать из памяти всё, что с ним связано, она бы сделала это! Сделала. Сделала?..
Постепенно жизнь начала входить в привычную колею. Снова стала такой, какой была "до". Да, теперь её жизнь делилась на "до" и "после", на "с ним" и "без него"…
Нарцисса смирилась с тем, что его больше никогда не будет в её жизни, что всё кончено навсегда. Как же это было больно! Видеть осколки своей мечты и знать, что всё могло быть иначе.
"Тебе нужно общаться с нормальными людьми", — сказали родители, когда дочь вернулась домой. Так в её жизнь вошел Люциус Малфой. Сама не заметив как, Нарцисса впустила его в свой мир, открыла тот замок, от которого, как ей казалось, выбросила ключи. Стала искать в их общении положительные стороны, научила себя любить его. Когда хотел, Люциус мог быть галантным и обходительным кавалером, обладал неплохим чувством юмора. Этого было достаточно, чтобы привыкнуть к его обществу и убедить себя в том, что он тот, кто ей нужен. С ним у неё было будущее. То, о котором она мечтала. Его любили её родители, он был одним из самых завидных женихов магической Англии и, в конце концов, просто любил её. И пока ещё Нарцисса не знала всей сущности его любви, будущее казалось ей пусть не радужным, но довольно сносным .
Поэтому когда Люциус сделал ей предложение, она согласилась легко, как будто принимала приглашение на чашку чая, а не давала согласие навсегда связать с ним свою жизнь.
А потом оказалась в заточении у прекрасного принца, чей образ так тщательно создавала. Малфой-мэнор, которым она восхищалась с тех пор, как впервые побывала там, теперь стал домом и персональной золотой клеткой. Формально Люциус ничем не ограничивал свободу жены. Нарцисса могла делать всё, что захочет, тратить неограниченное количество денег, посещать балы и салоны красоты, выставки и спектакли.
Это надоело так же быстро, как надоедает шоколад, если долгое время есть только его. Жизнь стала невыносимо однообразной: одни и те же стеклянные лица, одни и те же картонные улыбки.
Она всегда была на виду, но всегда — одинока. Не жаловалась, не плакала, не позволяла даже крупицам сожаления отравить без того израненную душу.
Со стороны жизнь Нарциссы Малфой казалась идеальной. Ей завидовали, ею восхищались. И никто не знал, что кроется за безупречной улыбкой…
В день, когда Нарцисса надела на палец обручальное кольцо, она навсегда потеряла то, что так долго и старательно берегла — свободу выбора. Словно села в поезд, несущийся в будущее по прямым рельсам, и уже не могла ни сойти, ни свернуть.

Грани Иллюзий

Глава 9
Грани Иллюзий

Шаги растают в тишине,
Следы мои сгорят в огне,
В моей судьбе поставив точку.
Мгновенья гаснут не спеша,
И мечется во тьме душа,
Роняя на бумагу строчки.
(Аргонд)

Драко помнил, как тогда, два месяца назад, поговорив об отношениях магглов и магов, они с Грейнджер перешли на обсуждение отношений вообще, как говорили о любви и дружбе, о целях и мечтах.
Он хранил все её письма. Почему? Зачем? Сам не знал. Говорил себе: для истории, чтобы потом было над чем посмеяться. Хотя знал, что это не так.
Взял уже довольно увесистую стопку конвертов и зачем-то начал просматривать вновь, пробегая глазами по строчкам и цепляясь за какие-то определенные, избранные фразы, вновь погружаясь в мир, придуманный им самим для того, чтобы добиться конкретной цели, в мир, вышедший из-под контроля. Малфой сказал Гермионе множество комплиментов и сам почти поверил, что она "его прекрасная спасительница". Он понимал её, привык к письмам и ждал их. Перечитывал раз за разом. И это было… страшно.

"Ты спрашивал о дружбе... Что для меня дружба? Довольно трудный вопрос. Доверие, взаимопомощь, поддержка. Да, но, признаться, я не верю в бескорыстную дружбу. Я не говорю, что она — лишь использование другого человека в своих целях. Скорее, своеобразное соглашение. Не в материальном плане, конечно. Скорее в моральном. Друзья становятся опорой друг для друга, но это возможно только в том случае, если оба из них готовы идти на компромисс. Ведь никто не хочет отдавать, ничего не получая взамен.
Поэтому дружба — негласное соглашение. Я обещаю тебе, что буду всегда на твоей стороне, а ты обещаешь мне то же самое. Но это делается не из бескорыстных побуждений, а из эгоизма, страха перед одиночеством и опять же с заботой о собственном благополучии. Я не верю в бескорыстность как таковую. Даже когда человек жертвует чем-либо ради другого, скорее всего, он делает это ради себя. Хотя, наверное, в жизни каждого из нас есть человек, ради которого можно отдать всё не задумываясь. Когда "я" вдруг отходит назад, а "ты" встаёт на первое место…"

"Да, ты прав. Про "я" и "ты" скорее о любви. Верю ли я в неё? Не знаю. Про неё написано столько книг, спето столько песен. Из-за неё погибали, из-за неё начинали войны.
Но никто не может объяснить, что это такое. Для каждого она своя. Наверное, так.
Я не знаю, что для меня любовь. И не могу сказать, испытывала ли её хоть раз в своей жизни. Да, были симпатии, но это всё не то. Хотя, что есть то?..
Нет, всё-таки на данном этапе своей жизни я в неё не верю. Иногда кажется, что это просто миф, который люди придумали от скуки. Чтобы было из-за чего страдать, о чём мечтать, чего ждать… Возможно, я ошибаюсь, возможно, скоро изменю своё мнение. Но пока все эти красивые слова не несут для меня никакого смысла. Иногда думаю, что, может, это и к лучшему. Ведь любовь, как известно, идет рука об руку с болью. А последней мне и так хватает…"

"Нет, никто не причинял мне боли. На первый взгляд у меня всё прекрасно. Да и на второй, наверное, тоже. Позволь закрыть эту тему. Не люблю жаловаться, не переношу жалости. На мой взгляд, она унижает. Уж лучше ненависть".

"Да, жизнь, наверное, путь. Иногда тернистая тропа, иногда беговая дорожка. Стремление к цели. Пошла бы я по головам ради неё? Возможно. Смотря какая она. Не могу придумать примера того, чтобы цель оправдывала средства безоговорочно, потому что здесь, опять же, все субъективно. Но думаю, если бы такая появилась, я бы рискнула".

"Думаешь, в жизни есть смысл? Я честно его искала, но найти так и не смогла. Может, смысл в самом поиске?
Но если говорить о моём личном видении, то, пожалуй — в свободе. В свободе от предрассудков, от условностей и рамок. Просто в свободе.
Точно знаю, что не вынесла бы давления. Независимость — моё всё. Знаешь, из-за этого половина проблем. Если бы не странная потребность в ней, было бы гораздо легче. По крайней мере, мне очень часто так кажется. Но менять ничего не могу и не хочу".

Драко не знал, с какой стати они переключились на философию, как их занесло так далеко, но видел, как привычный образ грязнокровки рушится на глазах. Она оказалась не такой, какой он привык воспринимать её: правильной и всепрощающей, наивной и неглубокой, свято верящей во всякую гриффиндорскую чепуху.
В своих рассуждениях она была похожа на него, и это выводило из себя.
Какого черта Грейнджер строила из себя великого скептика?!
"Любви нет, дружбы нет… Все люди — эгоисты".
Это он имел право так думать, но не она.
Она — грязнокровка и гриффиндорка — вообще не должна задумываться над такими вещами.
Они разговаривали обо всём на свете: о книгах, музыке, смысле жизни, о школе и магии, об истории и нумерологии. Он постоянно лгал ей, чтобы подержать создаваемый им образ, зато она говорила правду. И очень часто, когда Драко читал письма, ему казалось, что это написал он, только её рукой. Между ними возникло то ощущение полного взаимопонимания, которое приятно друзьям, но категорически неприемлемо для врагов.
Как же всё-таки обманчива внешность! Разве мог Малфой когда-нибудь подумать, что у него с гриффиндорской заучкой очень похожие принципы, что они идут по жизни по одной дороге и говорят на одном языке?
Интересно, а как он сам выглядел со стороны? Наверное, типичным слизеринцем: высокомерным и напыщенным, подлым и трусливым. Человеком, способным на низкие поступки. И это не ложь… Это действительно так. Для большинства людей. Для тех, на кого ему наплевать, кто никогда не сможет войти в круг "своих".

***
Драко злило, что весь план полетел к чертям, и Грейнджер использовала эту переписку как способ выговориться и свалить на кого-нибудь свои проблемы. Он ей личный дневник, что ли?..
Прошло уже два месяца с тех пор, как Малфой начал переписку. За это время он не продвинулся ни на йоту: не смог вытащить даже толику нужной информации, и был также далек от своей цели, как и в самом начале.
Приступы вернулись, и Малфой снова содрогался от боли, уже ставшей привычной и неизменной. Он ждал и не терял надежды, но всё сильнее запутывался в себе и своих чувствах. Повторял, что это для дела. Верил, что это для дела…
Он стал слишком много думать о Грейнджер: наблюдал за ней на уроках, ждал прихода в кабинет Рун, хотел задеть и вернуть то ощущение собственного превосходства, которое возникало, когда она краснела и терялась. Но Гермиона, похоже, всё-таки усвоила урок и научилась справляться с эмоциями. Малфой больше не мог вывести её из себя и даже просто добиться взгляда. Если раньше она была для него никем, то теперь он стал никем для неё.
Это задевало самолюбие, заставляло мысленно возвращаться к ней снова и снова.
Грязнокровка. Гриффиндорка. Пыль под ногами, существо, недостойное внимания... Та, кого он должен был презирать, а вместо этого научился понимать, да ещё и увидел в ней себя.
Она писала, что не верит в любовь и дружбу, упорно гнула свою линию и умело оспаривала все аргументы, что он пытался приводить, чтобы опровергнуть её позицию. Драко сам почти поверил в то, что писал, а Гермиона была непреклонна.
Однако, читая между строк, Малфой четко осознал, что она не верила в то, что пишет, а эти строки диктуют ей разум, тщеславие или эгоизм. На самом же деле всё обстояло иначе.
Не верить в любовь, но ждать любви…
Он понимал, что для неё это именно так. Чувствовал, что за всеми её "нет" стоит почти отчаянное "Да!"
"Да! Докажите мне, что я не права, докажите, что я ошибаюсь. И пусть я буду спорить с вами, изо всех сил показывая, что моё "нет" правда, пусть я никогда не признаюсь в обратном даже себе, но я хочу ошибаться! Я хочу, чтобы оно оказалось ложью…"
Малфой отчетливо различал это в каждом письме и прекрасно понимал её. И даже здесь он видел себя. Это приводило в ярость и подрывало привычную картину мира.
Ведь это глупости! И этот их Свет, и Любовь, и Дружба!
"Иногда мне кажется, что это просто миф, который люди придумали от скуки."
Черт! А ведь даже здесь они были похожи, даже в этом фальшивом "нет", в этом всеотрицании и отчаянном стремлении быть опровергнутыми. Наверняка, она загадывала желания по праздникам, а потом оправдывалась перед самой собой, повторяя, что сделала это по привычке, но надеялась, что всё ещё может сбыться.
Драко жалел, что они не друзья. Думал, как сложились бы их отношения, встреться они в других условиях: если бы не было дурацкого деления на классы и ненужных предрассудков. Он ненавидел Гермиону. Теперь уже по-настоящему: больше, чем Кинта или Маклаггена. Разве что чуть меньше, чем самого себя.
Раньше Малфой ненавидел её просто как грязнокровку, потом за то, что мог понять, а теперь за то, что должен был ненавидеть.

***
Черный филин впорхнул в открытое окно слабоосвещенной комнаты и уселся прямо на письменной стол. За те два месяца, что он прилетал сюда, Гермиона, казалось, сделала всё, чтобы отвадить его от этой привычки. Но легче гиппогрифа научить говорить, чем отучить филина Драко Малфоя делать так, как ему хочется. Гермиона об этом не знала, поэтому продолжала предпринимать попытки, ни одна из которых не увенчалась успехом.
За время общения с Валентином она уже успела привыкнуть к нему, научилась доверять. Впрочем, излагать сокровенные мысли, не глядя в глаза, гораздо легче, чем открывать душу людям, с которыми придется общаться ещё долгое время. Поэтому, когда надо было выговориться, хотелось чем-то поделиться, становилось одиноко или скучно, она брала перо и чернила и писала… Драко Малфою. Узнай Гермиона об этом, она бы, наверное, покончила с собой, наслав Аваду или напившись яду, или, ещё лучше, прикончила бы его самым изощренном способом.
Однако пока он был всего лишь Валентином: неизвестным и далеким, иногда — слишком занудным и правильным, иногда — излишне романтичным и высокопарным, но, в общем, весьма приятным молодым человеком, который никак не ассоциировался с образом ненавистного слизеринца.

***
Однажды Гермиона поняла, что реальность и иллюзии — вещи несовместимые. Она не лгала, когда писала Тину, что не верит в существование дружбы. Она не лгала, когда говорила Гарри, что готова ради их дружбы на всё.
В ней как будто уживались две Гермионы, полностью противоположные друг другу. Одна — холодный скептик, отрицающий всё вокруг, готовый на многое ради достижения своей цели и совершенно не верящий в мечты. Другая… обычная девчонка — ждущая чуда, любви и понимания.
Валентин — умный и обходительный, правильный и приторный настолько, что от сладости начинало сводить зубы. Не так давно он мог бы стать её идеалом. Прекрасный принц, сошедший с книжных страниц: благородный и добрый, пропагандирующий вечные ценности и воспевающий красоту.
Она спорила с ним не потому, что не была согласна, но скорее из-за чувства противоречия. А ещё ей было с ним скучно. Первое время Гермионе нравилась их переписка, иногда ей даже хотелось, чтобы общение перешло в реальное, но она быстро устала от красивых высокопарных фраз, романтичности и приторности. Идеальности.
"Любовь — самое прекрасное чувство из всех существующих на земле. Верь, Гермиона, и ты обязательно найдешь её!"
Или так: "Счастье — журчание ручья, полет бабочки, шелест листвы. Счастье — получать письма от тебя. Ты для меня как луч света. Ты для меня — прекрасный цветок".
Она не понимала, почему переписка перешла в такое русло; не знала, чем заслужила это. Чувствовала фальшь и наигранность, словно эти красивые фразы списаны с какого-нибудь низкопробного романа или придуманы просто из желания покрасоваться. Она не верила в них, потому что те были слишком красивы, чтобы нести в себе смысл.
Гермиона была убеждена, что когда человек испытывает счастье, то он не кричит об этом на каждом углу, что, если любовь и существует, то сладость — первый способ убить её.
Иногда он называл её своим солнцем, принцессой или красавицей. Гермиону передергивало от подобных обращений. Она чувствовала в них ложь. Как он может называть её красавицей, когда не видел ни разу в жизни?..
Гермиона вдруг поняла, что побежала бы прочь от такого человека, если бы встретила его на своем пути. Потому что в нем — ложь. Не та, бытовая ложь, что она и сама позволяла себе иногда, а глобальная - та, в которую он верил сам — граничащая с глупостью и наивностью.
Гермиона вспомнила книжку сказок, которую читала в детстве, свои мечты о принце и сотни красивых историй, которые она представляла, закрывая глаза. Сейчас она смотрела, как стремительно и неумолимо они теряют смысл, . Как они лопаются, словно мыльные пузыри , а сияющие доспехи её придуманного принца вдруг начинают ослеплять и неожиданно растворяются в воздухе. На их месте остаётся призрачный образ того, кого она смогла бы полюбить.

***
— Миранда, солнышко, скоро уже урок. Ты можешь опоздать… — протянул Блейз, взглянув на повисшую на нём хаффлпавку. Её компания уже начала ему докучать, а точнее сказать, стала просто невыносима. Он пытался отвязаться от неё всеми доступными способами, но она упорно продолжала досаждать ему.
В один прекрасный момент терпение лопнуло. В противоположном конце коридора Блейз увидел светловолосую девушку, которая часто улыбалась ему в Главном Зале. Он знал, что её считают сумасшедшей, а внешний вид и поведение служили наглядным доказательством этих слухов. Впрочем, ему было не выбирать. "Как же её зовут?.. Лина? Руна? Луна!". Решив, что само провидение послало её, чтобы помочь избавиться от Миранды, он отцепил от себя последнюю и нарочито громко закричал:
— Луна, солнышко! Как я рад тебя видеть!
— П-привет… — она непонимающе посмотрела на него и, кажется, забыла, как дышать. "Он знает моё имя?!" — читалось в её изумленных глазах. Демонстративно, чтобы видела Миранда, Блейз взял её под руку и повел в соседний коридор, попутно болтая о какой-то ерунде.
Вдруг в конце коридора показался Драко Малфой. Он шел, уткнувшись в пергамент и, хвала Мерлину, пока не успел заметить, в какой странной компании расхаживает его друг. Возможно, в другой ситуации это было бы даже интересно, но сейчас совершенно не хотелось, чтобы по школе поползли слухи о том, что Блейз расхаживает по коридорам под руку с полоумной. Недолго думая, он толкнул ничего не понимающую девушку в нишу в стене и вместе с ней спрятался за гобеленом.
Ещё не оправившись от предыдущего потрясения, она уставилась на него теперь уже совсем круглыми от шока глазами и довольно сильно испугалась. Во всяком случае, лицо её приняло такое ошарашенное выражение, что Блейз невольно усмехнулся. Она хотела что-то сказать и тем самым невольно выдать их проходящему мимо Малфою, чего Блейз категорически не мог допустить.
— Тшшш… — он коснулся пальцем её чуть приоткрытых губ. — Ничего не говори, ладно?

***
Она выдохнула и зажмурилась. Сердце забилось чаще. Неужели сейчас случится именно это? Неужели… Как там писали в книгах? Головокружение, смутный страх, ощущение полета. Как давно она об этом мечтала!
Кажется, время остановилось. Секунда, другая, третья. И… ничего — тишина и пустота.
Луна открыла глаза, и её пробрал озноб. Он стоял у противоположной стены, скрестив руки на груди, и с любопытством смотрел на неё насмешливым взглядом. Так глупо она не чувствовала себя ещё никогда! Дура! Дура! Щеки залились краской, по телу пошла мелкая дрожь. Боже! Как теперь смотреть ему в глаза? Ведь Блейз, наверняка, понял, о чём она подумала.
В проеме мелькнула слизеринская мантия, и всё стало ясно. Обида захлестнула с головой. Луна резко отбросила руку Блейза и выскочила из ниши. Да что он себе позволяет?! То, что её считают странной ещё не повод относиться к ней, как к игрушке! Руки дрожали, дыхание сбилось. Несколько секунд она просто стояла, стараясь унять колотящееся в груди сердце и не дать наворачивающимся слезам вырваться наружу.
Прибежала в свою комнату и, опустившись на кровать, закрыла лицо руками. Как же она устала!
А всему виной глупые фантазии. Она думала, что он не такой, как все, особенный. Её принц и спаситель.
Вот зачем всё это? Почему он встретился ей на пути?
Почему каждый раз, когда ей удавалось справиться с собой, он давал повод надеяться? А стоило ей поверить, разбивал её мечты , превращая их в жалкие осколки?
Как будто специально… Впрочем, кто она такая, чтобы он делал что-нибудь специально для неё? Никто, пустое место. Сумасшедшая, младшекурсница…
Как же это больно — видеть, как иллюзии обращаются в прах при столкновении с реальностью.

***
Почему она находилась здесь, когда сын нуждался в помощи? Однако Нарцисса всё равно не смогла бы помочь ему, потому что так и не нашла выход.
Ощущение собственного бессилия приносило невероятные муки. Она бесцельно ходила по замку, сидела на пляже или читала книги, но не могла думать ни о чём, кроме Драко. Не знала что с ним, и томилась в этом незнании, как в кандалах, что сжимали грудь, не давая свободно дышать.
Дни тянулись медленно и мучительно. Настоящее казалось вечностью, но стоило ему стать прошлым, как оно обращалась в миг. Это было странно: она проживала день, как неделю, но прошедшая неделя казалась днём.
Нарцисса хорошо помнила те времена, когда война казалась чем-то далеким и нереальным, а единственной заботой были плохие оценки и перспективы на будущее.
Теперь же это будущее настало, разбив на осколки все надежды.
Она прошла ту войну, в которую не верила. Видела, как водой сквозь пальцы уходят чужие жизни и рушится её собственная. Видела смерть — бессмысленную и пустую, жестокость — острую и неудержимую, боль и предательство. Нарцисса хорошо помнила те годы — Годы мрака — и уже не верила в лучшее.
Она приехала сюда, чтобы отдохнуть. Отдохнуть? О каком отдыхе может идти речь в её ситуации? Сидеть здесь и маяться от собственной бесполезности, когда Драко находится в опасности. Последние годы он был её опорой, надеждой и смыслом жизни. Только благодаря ему она до сих пор не сошла с ума, только ради него до сих пор жила.
За что? Почему на их долю выпало столько страданий, и именно они оказались втянутыми в эту игру? Почему именно их дёргали за ниточки, как марионеток?
Плата за чистую кровь — кровью. Плата за гордость — унижением. Плата за будущее, о котором она мечтала и ради которого отказалось от мечты.
Нарцисса верила, что сын сможет изменить всё. Драко не походил на отца, не походил и на мать. В нём не было слабости Люциуса и покорности Нарциссы, зато была особенная, придуманная им самим система ценностей, где были собственные "хорошо" и "плохо", "правильно" и "неправильно". Им он следовал беспрекословно.
Нарцисса вспомнила тот день, когда приняла главное решение в своей жизни. А ведь все могло быть иначе… Или нет?
С тех пор прошло двадцать лет — семь тысяч долгих дней.
Тогда Нарцисса думала, что так будет правильнее. Ошибалась ли она? Возможно. Но одно знала точно: это был её выбор. Теперь она невольно сравнивала его с выгодной сделкой. У неё было всё — не хватало лишь счастья.
Люциус любил её страстно и безмерно. Эгоистично. Часто повторял, что готов пойти ради неё на всё. Однако Нарцисса знала, что это ложь, и он любит только себя. Он не мог пожертвовать ради неё ничем. Ничем своим. Да, он готов был подставить, убить, предать, пойти по головам. Но она точно знала, что если столкнутся его и её интересы, то Люциус выберет свои, не задумываясь. Он предаст её так же, как предавал других "ради неё". Он готов был защищать её чужими силами, но не смог защитить от самого себя, как щитом прикрываясь словом "люблю", но вкладывая в него своё собственное значение, и часто повторял: "Если ты уйдешь, я погибну, я буду обречен на вечное одиночество и вечную тоску. Но я не держу тебя…", связывая её по рукам и ногам и добавляя чувство жалости в без того горькую и ядовитую смесь их отношений. Он не брезговал этим, не боялся показаться слабым, если того требовали обстоятельства, и был готов на всё ради достижения целей. Не только с ней. Вообще… Именно поэтому Лорд и ценил Люциуса, именно поэтому тот и поднялся так высоко. Потому что не имел принципов, не знал гордости.
Нарцисса не знала, какой была бы её жизнь, прими она другое решение. Что было бы, если бы тогда, на перроне, не отвела взгляд и нашла в себе силы сказать "прости", забыв про гордость и принципы, которые оказались ложью? Возможно, она бы погибла ещё в ту, первую войну, или оказалась бы в Азкабане; а возможно, именно этот выбор стал бы тем камнем, что способен вызвать лавину, и мир сейчас был бы иным.
Нарцисса не знала, она просто стояла у кромки воды и смотрела на горизонт: место, где небо сходится с землей. Тонкая грань между жестоким миром реальности и хрупким, но прекрасным миром иллюзий. Тот рубеж, которого невозможно достигнуть.

***
— Сегодня море цвета лазури! — она рассмеялась и, вбежав в воду, закружилась, устроив вокруг себя фейерверк брызг. — Как я хочу доплыть до горизонта!
— Милая, это невозможно, — отозвался он.
— Не ты ли говорил, что нет ничего невозможного?.. — лукаво улыбнулась Нарцисса.
— А я и не отказываюсь от своих слов…
— Тогда поплыли наперегонки. Сколько хватит сил… Заодно и проверим, кто из нас лучше держится на воде, а то мне уже надоели твои подтрунивания.
— Знаешь, мне как-то не хочется вытаскивать твоё бездыханное тело.
— И не придется. Ты же знаешь, я отлично плаваю!
— Да, камнем вниз.
— Это клевета! Я вот возьму и обижусь… — она демонстративно отвернулась, а потом вдруг обдала его струей воды и снова рассеялась. — Да ты боишься, что я выиграю! Не сможешь смириться с поражением, да?
— Ты сама напросилась! — произнес он и, обрызгав её с ног до головы, сделал первый гребок.
Они плыли долго-долго: до изнеможения и боли в груди. Нарцисса сдалась первая, и весь обратный путь он тащил её на себе. А потом они долго лежали на горячем песке, пытаясь согреться. Тогда она чувствовала себя по-настоящему счастливой.

***
Нарцисса медленно вошла в воду. Губ коснулась легкая улыбка, а воспоминания призрачным ореолом окутали душу. И она поплыла на горизонт. Совсем скоро её отчаянное "Помогите!" растворилось в морском ветре и шуме прибоя, и его никто не услышал.

Неизбежность

Глава 10
Неизбежность

Под тленом лавровых венков
Минувших дней
Живет проклятие веков
В душе моей.
Как будто сквозь меня рекой —
Печаль времен,
И вот незримою рукой
Я заклеймен...
(Маркиз)

— Спасибо за чудесно проведенный вечер, — Астория улыбнулась и быстрым движением сняла с головы квиддичный шлем. Светлые волосы рассыпались по плечам, даря ощущение свободы. Она зажмурилась и подставила лицо заходящему солнцу, отчего картинка перед глазами поплыла, как в калейдоскопе. В памяти, словно яркие искры, всплывали образы сегодняшнего дня: холодное утро, скучные уроки, первый луч солнца, скользнувший по парте на Травологии, теплый взгляд Феника в Большом зале, заставляющий кровь бежать быстрее, записка, состоявшая из двух цифр и двух слов, сумасшедшие сборы в тайне ото всех, отговорки, её звонкий смех, разносившийся по территории школы… Нет, это определенно один из самых лучших дней за время всей её учебы.
— Спасибо… — сказала Астория уже почти шепотом. Феник поймал её руку, и их пальцы переплелись. Она заглянула в его глаза и увидела там себя. Неужели она и правда такая красивая, как её отражение в глазах мальчишки с вечно взъерошенными волосами?
— Тебе спасибо, — отмахнулся он. — У меня ещё никогда не было такого интересного урока полетов. Ты просто великолепный учитель!
— О да! Ты даже ничего не сломал, — кивнула Астория, и они дружно рассмеялись.
— Это действительно достижение. Было бы обидно загреметь в больничное крыло через три дня после выписки, — заметил Феник, не сводя глаз со своей спутницы.
— Ну, для этого надо обладать особым талантом… — приглушенно отозвалась та.
— Иногда мне кажется, что он у меня есть, — пожаловался Феник, смущенно улыбнувшись. Астория лишь чуть сильнее сжала его руку:
— Да ладно тебе, всё ведь в порядке, — взглянула на часы, разочарованно вздохнув. День клонился к вечеру, одинокие снежинки медленно опускались на землю и тут же таяли, обращаясь в серебристые капли, а небо горело алым пламенем. Она бы стояла тут вечно, но нужно было идти. Иначе её хватятся, и возникнут проблемы.
Астория попыталась высвободить руку. Он не отпустил. Её губ коснулась улыбка:
— Мне пора. Время летит так быстро…
— Мы сможем встретиться завтра? — спросил Феник, нехотя отпуская её.
— Безусловно. Как минимум в Большом Зале за завтраком, — кокетливо протянула Астория.
— И всё? — разочарованно отозвался Феник.
— Ну, если ты хорошо попросишь… — лукаво улыбнулась Астория.
— Прекрасная мисс Гринграсс, не будете ли вы так любезны провести для меня ещё один урок полетов? — Феник шутливо поклонился.
Она хмыкнула и покачала головой:
— Для начала неплохо… Увидимся завтра. Я и правда очень опаздываю, — мягко произнесла Астория, поджав губы.
Прошло несколько секунд или даже минут, прежде чем она нехотя развернулась и пошла по тропинке, ведущей к Замку. Не сделав и нескольких шагов, резко обернулась, послала Фенику воздушный поцелуй и звонко рассмеялась. Ещё никогда она не чувствовала себя такой радостной и свободной.

***
Астория впорхнула в комнату и, бросив сумку на кровать, распахнула окно, наслаждаясь ворвавшимися в комнату порывами ветра, ударившими в лицо.
— Ты выглядишь счастливой, — Кэтрин, одна из соседок Астории, с улыбкой наблюдала за странным поведением подруги.
— Да! Потому что я счастлива! — засмеялась та, закружившись по комнате.
— Тебе там письмо пришло, — Кэтрин кивнула на прикроватный столик.
— Спасибо, Кэт! Интересно, от кого оно? — Астория взяла конверт, окинула его беглым взглядом и быстро распечатала. — Это от мамы. Наверное, соскучилась по своей дорогой Астре… — по-прежнему широко улыбаясь, она взглянула на подругу и углубилась в чтение.

"Милая Астория!
Как твои дела? Каковы успехи в школе? Надеюсь, тебе есть, чем нас порадовать.
Дорогая, до меня дошли слухи, доставившие беспокойство. Это правда, что вы расстались с Драко? Искренне надеюсь, что нет. В любом случае, я верю, что ты будешь благоразумной, чтобы не разрушить ваши с ним отношения или, если это уже случилось, достаточно мудрой, чтобы восстановить их.
Я знаю, что Драко очень непростой человек, и иногда общение с ним бывает просто невыносимым, особенно для такой ранимой особы, как ты. Но постарайся понять его, особенно учитывая, что случилось в его семье. Он пережил страшную трагедию, не забывай об этом.
У тебя всё получится, ведь ты любишь Драко, я точно знаю. А он любит тебя.
Помни также о том, как важна для дела твоего отца благосклонность их семьи, особенно сейчас.
Надеюсь на твоё понимание.
Люблю. Целую.
Мама"

— Что-то случилось? Ты побледнела… — голос Кэтрин звучал взволнованно.
— Нет-нет… Всё в порядке, — рассеянно начала Астория, засовывая письмо обратно в конверт. — Просто соскучилась по дому, — попыталась улыбнуться фирменной улыбкой, заготовленной специально для таких случаев, но злость и растерянность давали о себе знать, перекашивая лицо. Убрав письмо в ящик стола, Астория поспешно вышла из комнаты. Прислонилась к стене холла, закрыла глаза и задумалась. С одной стороны, расставшись с Драко, она наконец-то обрела свободу, почувствовала себя счастливой. Но с другой, поступать так было безрассудно, глупо и, в конце концов, эгоистично. Мысль о том, что придется с ним говорить: извиняться и объясняться, вызывала дрожь и отвращение. Кроме того, если всё получится, она больше не сможет видеться с Феником.
Астория открыла глаза. Слизеринские подземелья: вычурно богатые гобелены, резные серебряные ручки и ни капли солнечного света. Она вдруг почувствовала себя такой потерянной и одинокой, что страшно захотелось с кем-то поговорить, посоветоваться, просто разделить эти глупые и никчемные проблемы. Сделала несколько шагов и оказалась в общей гостиной. Та была почти пуста: лишь несколько младшекурсников копошились в углу с конспектами и учебниками, а в кресле у камина сидела Пэнси Паркинсон.
— Пэнси, привет! — окликнула её Астория, — Драко у себя?
— Кажется, нет, — лениво ответила та, на миг оторвавшись от чтения.
— Пэнси… Я хотела… — неуверенно начала Астория.
— Что?
— Я хотела посоветоваться с тобой. Как с подругой… — быстро проговорила Астория, опустившись в соседнее кресло.
— Но мы не подруги, — резко оборвала её Пэнси и перевела взгляд на огонь. — Почему бы тебе не поговорить с сестрой?
— Ты знаешь, она учится на Рейвенкло и зачастую даже не здоровается со мной при встрече. И она далеко не лучшая собеседница, — голос Астории зазвенел, и она быстро опустила глаза.
— Я тоже, поверь, — коротко ответила Пэнси, таким тоном, что стало очевидно: этот разговор не будет продолжен.
— Послушай, Паркинсон. Я не знаю, что случилось между тобой и моей сестрой. Я не знаю, почему из лучших подруг вы превратились в злейших врагов. И заметь, я об этом не спрашиваю. Запомни лишь одно — я не Дафна! — медленно произнесла Астория, выделяя каждое слово гневной речи. Голос был тверд, хотя ситуация здорово задела её.
Девушки не заметили, что за время их разговора сюда успели прийти другие студенты, подозрительно глядевшие на них .
— Я смотрю, вы часто меня вспоминаете. Как это мило! — послышался мелодичный протяжный голос со стороны входа. Девушки резко обернулись и увидели красивую блондинку, которая стояла, прислонившись к стене и улыбаясь.
— Дафна… — прошептала Астория, глубоко вздохнув.
Пэнси что-то пробормотала себе под нос и приготовилась встать.
— Я знаю, вы скучали! Пэнси, как хорошо, что ты здесь! С каникул прошло уже больше двух месяцев, а я так и не успела сказать, как тебе идет новая прическа! Ох уж этот выпускной курс… Даже нет времени поболтать с моей маленькой сестренкой и любимой подругой, — проговорила Дафна обманчиво сладким и мягким голосом.
— Я тоже рада тебя видеть, Дафна, но уже собиралась уходить. Этот день был невероятно сложен, — ответила Пэнси безразлично-скучающим голосом. Даже несмотря на улыбку, всё её лицо говорило о том, что она хотела бы сейчас очутиться где угодно, но только не здесь.
— Как жаль! А я думала поболтать за чашечкой кофе… Но ты же не лишишь меня удовольствия обнять тебя и пожелать спокойной ночи? — с этими словами Дафна притянула к себе Пэнси и сжала в объятиях. Со стороны могло показаться, что эти девушки лучшие подруги, что Дафна и правда невероятно скучала, а Пэнси устала и уходила исключительно поэтому. Но по лицам обеих в тот миг, когда они не видели друг друга, можно было понять, что каждая с наслаждением всадит нож в спину другой при первом же удобном случае.
— Сладких снов, дорогая, — протянула Дафна вкрадчивым голосом.
— Спасибо, — процедила Пэнси и поспешно удалилась.
— Как ты оказалась здесь? Это слизеринская гостиная, — Астория удивленно взглянула на сестру, теперь сидевшую напротив неё, и вымученно улыбнулась.
— Чего только ни сделаешь ради любимой сестренки! А некоторые твои сокурсники очень добры ко мне, поэтому достать пароль не составило труда, — с губ Дафны не сходила привычная высокомерная улыбка, которая по незнанию могла сойти за приветливую. Мелодичный голос сестры, в который влюбился не один парень Хогвартса, вызывал у Астории лишь раздражение. — А ты не рада меня видеть?.. — Дафна сделала притворно обиженное лицо, — О… Я могу уйти…
— Это ты рассказала маме о Драко? — резко и холодно спросила Астория, проигнорировав реплику сестры и устав от окружавшего её фарса.
— Милая, мы одна семья. Я должна заботиться о тебе и предостерегать, когда ты совершаешь глупости.
— Значит, ты, — тихо сказала Астория больше себе, чем Дафне. — Я же просила не лезть в мою жизнь! — голос сорвался, в глазах заблестели слезы.
— Тихо, тихо… Давай не будем делать наши личные ссоры достоянием общественности.
— А мою личную жизнь значит можно? — саркастически улыбнулась Астория, но всё же сбавила полтона.
— Есть твоя жизнь, а есть вещи, которые касаются всей нашей семьи. Не стоит забывать об этом.Любого, кто не знал Дафну Гринграсс, удивила бы перемена, произошедшая с ней всего лишь за мгновение. Голос её стал угрожающе-холодным, взгляд непроницаемым, а от улыбки не осталось и следа:
— Не забывай, что мы носим одну фамилию, Астория, а наши родители очень рассчитывают на твой союз с Малфоем. Встречаться с Фениклавом Кинтом было крайне безрассудно с твоей стороны.
— А что не так? — Астория говорила с вызовом. Её взгляд тоже стал холодным, а лицо приняло выражение, достойное настоящей слизеринки. Сейчас, глядя на этих девушек, не схожих внешне ничем, кроме цвета волос, можно было без труда понять, что они сестры. — Он чистокровный, из хорошей семьи… Что не так, Дафна?
— Что не так, милая? — голос Дафны снова стал притворно мягким и вкрадчивым. — Он шут, скоморох, и никогда не впишется в мир, где родилась ты, и где родился он сам, как ни странно. Ты же не хочешь последовать его примеру?
— С каких это пор тебя интересует суть, а не статус и размер банковского счета, любезная сестра? С этим у Фениклава точно всё в порядке. Или Эдуард недавно обанкротился? Странно, что я об этом не слышала, — съязвила Астория.
— Дело не в том, кто он. Обсуждение его персоны даже не заслуживает нашего времени. Хотя, когда состояние Эдуарда перейдет к Фениклаву, я не удивлюсь, если он пожертвует его на защиту сибирских тушканчиков, а сам отправится в пешее путешествие по миру. Но дело не в нём… Дело в том, что из-за него ты можешь потерять Драко. А он — блестящая партия. Пойми ты это, наконец, Астория!
— Мне кажется, я уже не в том возрасте, когда вы можете всё за меня решать, Дафна! — имя сестры Астория буквально выплюнула.
— Безусловно, солнышко, — похоже, Дафна решила применить другую тактику. — Но подумай о Драко… Подумай, как нелегко ему сейчас, и как плохо ты поступила, бросив его в такое тяжелое время. Вспомни, в конце концов, как ещё год назад ты плакала у меня на плече, когда вы в очередной раз поссорились. А потом вы помирились. Он прислал тебе браслет, длинное красивое извиняющее письмо и букет алых роз. Их было ровно тридцать три штуки, ты помнишь? Какой окрыленной ты себя чувствовала! Сказала мне, что любишь его больше всех на свете.
— Точнее, любила.
— О нет, милая, такие чувства не проходят бесследно. Вы поругались, ты злишься. Но, малышка, это пройдет, обещаю. Правда, сейчас, мне кажется, тебе стоит сделать первый шаг самой. Но я не давлю, — Дафна снова улыбнулась, хотя глаза её по-прежнему были холодны. — Знаешь что? — она подмигнула сестре, а лицо приняло такое выражение, словно в её голове созрел гениальный план. — Тебе просто нужно отдохнуть, подумать обо всём. А потом пойдешь и поговоришь с Драко. Ты поняла? — последнюю фразу Дафна произнесла совсем иначе, нежели всю предыдущую приторно-карамельную речь. И этот вопрос не предполагал отрицательного ответа.
Астория слабо кивнула, чувствуя, что глаза наполнились слезами, отчего улыбающееся лицо Дафны начало постепенно расплываться. Она поджала губы, изо всех сил стараясь не расплакаться.
— Вот и умничка! — Дафна слегка обняла сестру, затем убрала с её лица выбившуюся из прически прядь. Эта сцена могла бы показаться трогательной, если бы не была такой наигранно-милой и от этого даже печальной. — Спокойной ночи, красавица. Пусть тебе приснится что-нибудь сказочно-прекрасное, — Дафна подмигнула сестре, по лицу которой читалось, что ни о чём прекрасном этой ночью не будет и речи, и, развернувшись на каблуках, направилась к выходу. Воспользоваться им она не успела, так как в проеме возник Блейз Забини.
— Несравненная Дафна Гринграсс! Похоже, Мерлин благосклонен ко мне сегодня, раз послал такую красавицу пожелать спокойной ночи! — изумленно воскликнул Блейз, очаровательно улыбнувшись.
— Какой же ты подхалим, Забини! — усмехнулась Дафна. — Я всего лишь пришла навестить свою маленькую Астру…
— Может быть, стоит продлить твой визит в каком-нибудь тихом месте? Я думаю, нам есть о чем поговорить, — прошептал Блейз ей на ухо, одной рукой приобняв за талию, а другой преградив проход и отрезав все пути к отступлению.
— И не надейся, Забини, — отмахнулась Дафна, самодовольно улыбнувшись, и, легко отведя его руку, выскользнула в коридор.

***
— Войдите, — голос Малфоя прозвучал резко и даже грубо.
Пальцы Астории сжали холодную ручку двери и словно бы онемели, не желая подчиниться и распахнуть её. Она не приходила сюда больше месяца. Больше месяца не испытывала этого леденящего душу страха.
Астория не помнила, когда познакомилась с Драко. Ей было тринадцать или четырнадцать… И она была влюблена в Эрика. Или Дерека… Нет, кажется, всё-таки в Эрика. Дерек–Эрик был её первой романтической мечтой. Он был на два курса старше, и именно ради него Астория тайком проникла на Рождественский Бал, хотя была всего лишь третьекурсницей.
Потом появился Малфой. Мальчик-мечта, мальчик с картинки. Именно таким она увидела его впервые: красивый, обходительный, взрослый. Ей было четырнадцать. Да, определенно четырнадцать. Ему — пятнадцать. Драко пригласил её танцевать на балу, который устраивал отец. Они вальсировали три композиции подряд, а потом он предложил прогуляться.
Когда Астория узнала, что когда-нибудь Малфой станет её женихом, она была на седьмом небе от счастья. Эрик больше не казался таким умным, интересным и красивым, как раньше.
Однако вскоре всё изменилось. Драко стал чужим и холодным, они виделись всё реже и общались так, как будто это была неприятная обязанность. Ей так хотелось это исправить! Сделать что-нибудь, чтобы вернуть всё на свои места. Но подобные порывы обычно приводили только к слезам и ссорам.
Дафна вспомнила про цветы. Да, после каждой ссоры он присылал ей подарок. Словно считая, что может купить её. Астория и правда покупалась: ставила его цветы в самую красивую вазу и любовалась ими по вечерам; хранила его письма в специальной шкатулке и перечитывала тогда, когда он пропадал так надолго, что она начинала скучать. В итоге знала их строки почти наизусть.
Любила ли Астория Малфоя? Да, любила. Непонятно за что, любила этого невыносимого и эгоистичного мальчишку, который относился к ней, как к красивой кукле.
А потом появился Феник: тот, кто увидел в ней личность. Кто заставил поверить, что она — личность, а не просто красивый цветок, который можно будет выбросить, как только он завянет.
Так почему же сейчас она стояла напротив комнаты Драко Малфоя? Почему собиралась прямо сейчас сказать ему "прости" и вернуться в прежнюю душную жизнь?
— Да! Входите уже! — Астория вздрогнула, поняв, что если помедлит ещё немного, то он выйдет и увидит её в дверях: потерянную, испуганную и погрязшую в воспоминаниях. Ну уж нет! Уж лучше она сама войдет и скажет всё, что собиралась. Покончит с этим. Или начнет заново?..
— Привет. Это я… Можно войти? — она остановилась у входа, переминаясь с ноги на ногу и проклиная себя за то, что пошла на поводу у матери и сестры.
— Астория? — ошарашено спросил Драко. — Не ожидал… Что, Кинт тебя больше не удовлетворяет? — минутное замешательство, вызванное её внезапным появлением, прошло, уступив место типичному скептицизм.
— Да… — неожиданно ответила Астория, вряд ли понимая, что говорит. Быстро исправилась: — То есть, нет! То есть я вообще не об этом, — промямлила она, тщетно пытаясь вспомнить заранее заготовленную речь.
— А ты забавная… Иногда. Ладно, можешь пройти, — он посмотрел так, словно она клоун, пришедший развеять его скуку.
— Драко, я подумала, что это было неправильно и эгоистично с моей стороны бросить тебя в такой ситуации. Я хотела бы извиниться, — продолжила Астория, словно читая по бумажке. Она была настолько занята своими мыслями и речью, что не заметила, как изменилось лицо Драко, когда тот услышал её слова:
— Какой ситуации? — поспешно переспросил он, в голосе чувствовалась тревога.
— Ну… Я знаю, как тяжело тебе было пережить потерю. Вернее, нет. Не знаю… Но мне очень жаль… Правда…
Мерлин, что за чушь она несла! Своими словами делала ему только больнее.
Драко сидел, опустив глаза в пол. Голос Астории звучал, как в тумане, а в памяти начали оживать воспоминания.
— Это всё? — глухо отозвался он.
— Да. Прости меня. Знаю, после всего, что я натворила, наши отношения вряд ли можно вернуть к былому статусу, но, надеюсь, мы можем остаться хотя бы друзьями.
— Хорошо. Если тебе так легче, то мы "хотя бы друзья", — безразлично ответил Малфой, даже не посмотрев на Асторию и желая, чтобы она ушла. Но та всё ещё стояла в дверях. — Ты можешь идти, Гринграсс. Считай, что свой долг ты выполнила, — добавил он раздраженно.
— Какой до..? — начала она, непонимающе глядя на Драко, но тот не дал ей закончить:
— Ты можешь идти, — повторил он тоном, не терпящим возражений.
Как же ей хотелось сейчас взять и снова ударить его по лицу, громко хлопнуть дверью и закричать "Отправляйся в ад!". Но тогда все усилия пойдут прахом. Поэтому Астория молча кивнула и вышла, медленно и бесшумно закрыв за собой дверь.
Долгим пустым взглядом Драко смотрел туда, где она только что стояла. Услужливая память вновь преподносила картины из прошлого, затягивая в липкую паутину воспоминаний. А ведь он уже почти приучил себя блокировать их, но тут появилась она: бывшая невеста, фарфоровая кукла. Девочка, общение с которой приносило легкий оттенок разочарования и сильное раздражение. Она всегда говорила "не то" и делала всё "не так". Приходила не вовремя, никогда не могла найти нужных слов. Отношения с ней были для Драко обузой, поэтому, освободившись от них, он почувствовал себя свободнее, несмотря даже на то, что Астория здорово задела самолюбие, променяв его на паршивца Фениклава Кинта. Малфой до сир пор не мог понять, почему все девушки любят таких: шутов и клоунов. Впрочем, Феник с Асторией составили отличную пару. В любом случае, сам Драко не собирался давать ей ни единого шанса войти в его жизнь. Несмотря на уловки Дафны, давление отца или что-либо ещё. У него и так слишком много проблем.
Малфой вынул из-под кровати коробку с красными колбами и, сунув одну в карман, поспешно вышел из комнаты. Несмотря на то, что было время обеда, а он сегодня даже не завтракал, голода Драко не чувствовал. Идти в Большой зал не хотелось, поэтому Малфой решил прогуляться по замку, пока тот пустовал, и можно было спокойно подумать.
Он не знал, как долго бродил по этажам, считая квадраты на каменном полу, изучая гобелены или виды за окном. Не знал и о том, почему судьба давала передышки, и с каждым днем дела становились хуже.
"Я ненавижу тебя!", "Такие, как ты, недостойны счастья!", "Будь ты проклят, Драко Малфой!"— голоса тех, кому он причинил боль, яркими вспышками разрывали сознание.
Что это: расплата или проклятие?
"Всё будет хорошо…"
Лицо матери, так неожиданно и ярко воскресшее в памяти, заставило его содрогнуться.
Резкая боль в груди была такой сильной, словно в сердце вошел острый нож, в горле возник тугой ком в горле, мешающий свободно дышать. Такие привычные, неизменные симптомы его болезни. Да, это слово было здесь самым подходящим и точным.
Он болен, просто болен. И это пройдет… Ведь болезни всегда проходят. Надо только правильно лечиться, пить лекарство. А что, если лекарство не помогает, а делает только хуже? Тогда надо бороться самостоятельно, пока болезнь не отступит. Ведь болезни всегда уходят, вот только иногда забирают с собой жизнь.
"Только не сейчас…" — промелькнуло в голове, когда Драко вдруг понял, что вокруг слишком много народу, и упасть в обморок здесь - в одном из самых людных коридоров - будет совсем некстати и даже как-то нелепо.
К счастью, никто не обращал на него внимания. Но это пока, а случись что-нибудь, сразу соберется толпа зевак, которым, в сущности, не будет до него никакого дела. Они даже не смогут оказать ему помощь, но зато разнесут слух по всей школе.
Глубоко вздохнув, Малфой прибавил шагу, идя на пределе своих возможностей. Усилия себя оправдали, и коридор был пройден.
Поворот… Лестница… Ещё один поворот… И снова коридор. Черт! Сейчас огромные пространства школы вызывали лишь раздражение. Только бы дойти до слизеринских спален…
Путь, который был проделан уже сотни раз и раньше давался невероятно легко, сейчас казался непреодолимым. Вот почему его угораздило так далеко уйти?..
К счастью, следующий коридор был пуст. Серые холодные стены нависали с двух сторон и, казалось, были готовы вот-вот сомкнуться, поглотив очередную жертву. Подрагивающий свет факелов вызывал необъяснимую тревогу, заставляющую сердце биться немного сильнее обычного: словно какие-то детские, давно ушедшие страхи вдруг воскресли и вновь решили сказать своё веское слово. Драко не мог понять их причины, лишь образ холодного дня из самого сердца лета материализовался в памяти, словно старая колдография, опущенная в проявляющий раствор.

Черный контур на белой коже.
Ты следующий…
Испуганный взгляд синих глаз матери, в которых в один миг погасла надежда, шипение змеи и чужая, словно бы отделенная от него рука.
Малфой снова переживал тот день. День, который так хотелось вырвать из жизни, словно испорченный чернильными кляксами тетрадный листок.
Он снова ощутил, как рука постепенно наливалась свинцом и больше ему не принадлежала. Лишь легкое покалывание на кончиках пальцев напоминало о том, что это обычное онемение: то, что случается, если долго сидеть в одной позе. Да… В последнее время он стал объяснять все происходящие с ним метаморфозы просто: по-маггловски, по-научному. Это давало внутреннюю математическую уверенность в том, что всё наладится, ведь всему есть логичное объяснение, основанное на фактах, очевидных даже для таких недалеких существ, как магглы. А если это понятно им, то ему, волшебнику, уж точно удастся во всём разобраться.
Драко сделал несколько глубоких вдохов, чувствуя, как воздушные потоки обожгли горло, но отчаянно бьющаяся в сознании мысль о том, что "нечем дышать" никак не желала уходить. Малфой жадно глотал воздух, но того всё время не хватало.
Подошел к окну, резко распахнул его, чувствуя, как ледяной воздух ударил в лицо, вызывая острую боль, похожую на тысячу одновременных уколов в каждый миллиметр тела. Но всё-таки ветер отрезвил, разогнав тот непроглядный туман, что образовался в голове.
Драко закрыл окно: теперь, кажется, можно было идти. Но едва сделал несколько шагов, как пол под ногами начал качаться будто палуба корабля, попавшего в шторм. Земля словно бы желала сбросить его с себя.
Придерживаясь за стену, Малфой поставил ногу на эту раскачивающуюся поверхность, изо всех сил стараясь удержаться. Передвигался рывками — от подоконника к подоконнику — всё ещё надеясь, что вот-вот откроется второе дыхание.
Совсем скоро будет поворот, а там спасительная ниша, скрытая за гобеленом. Ещё немного…
Но тело больше не желало слушаться, ноги подкашивались, будто по ним ударили с невероятной силой, и Драко медленно осел по стене. Он уже не делал попыток подняться: знал, что это бессмысленно. Дышать становилось труднее, на лбу заблестели капли пота, а по телу струилась холодная дрожь, вызванная отнюдь не температурой воздуха в помещении.
— Мистер Малфой, — услышал Драко мужской голос прямо над головой. Тот звучал пронзительно и до боли громко.
Малфой медленно, с усилием поднял голову и увидел перед собой расплывчатую, как в плохо настроенном бинокле, фигуру Северуса Снейпа.
— Всё нормально, профессор, — произнёс Драко глухо. Последние силы были брошены на то, чтобы голос звучал уверенно.
Профессор нагнулся и подал ему руку:
— Выглядит иначе… Встать можете? — Драко слышал эти слова, как сквозь толстый слой ваты. "Можете… Можете… Можете…" — повторило эхо у него в голове. Попытка подняться потерпела крах, головокружение усилилось.
— Я в порядке, — поспешил оправдаться Малфой. — Я просто шёл в свою комнату, поскользнулся и, кажется, подвернул ногу.
— Не стоит утруждать себя, мистер Малфой. Сейчас ложь получается у вас не очень убедительной.
— Но это правда, профессор!
— Прекрати это, Драко. Я знаю больше, чем ты думаешь.
— Что?.. Откуда?..
Казалось, на удивление уже не хватит сил. На страх — тем более. Оказалось — хватило. Причем, сполна.
— Это не лучшее место для подобных разговоров. И не лучшее время.
— Что вы знаете?! От кого? Скажите, профес… — попытка закричать вызвала новый приступ нестерпимой боли: перегруженные связки отказались работать, поэтому последнее слово так и осталось незаконченным, обратившись в смешанный со свистом хрип.
Звон в ушах стал походить на истошный визг, раздробленный на части. Он наполнил собой все вокруг, осталась одна холодно-трезвая, рациональная мысль: "Лишь бы не потерять сознание". Но мир вокруг вдруг начал закручиваться в воронку и стремительно темнеть.

***
Он открыл глаза и попытался воскресить в памяти произошедшие с ним события.
Осмотрелся: парты, кафедра, приглушенный свет, резкий, бьющий в нос запах — это место было похоже на кабинет Зельеварения. Но как…
— Где я? — задал Малфой бессмысленный и такой предсказуемый вопрос.
— В моем кабинете, — ответ был не менее предсказуем. Как, впрочем, и голос говорившего. Размытые образы в сознании Драко наконец-то сложились в четкую картину произошедшего несколько минут, а может быть, часов назад.
— Что… Зачем вы…? — желание встать привело к очередному приступу тошноты и головокружения. Впрочем, это стало уже вполне привычным .
— Не стоит спешить. Ты, кажется, хотел поговорить, — голос профессора звучал ровно, почти равнодушно.
— Я… Да… — начал Драко, но сорвался и резко вдохнул. — Что вам известно, профессор?
— Всё.
— Но как?.. Я не понимаю…
Вместо ответа Северус Снейп протянул Малфою стакан, наполненный прозрачной жидкостью:
— Вот, выпей. Успокойся.
— Что это? — Драко посмотрел с недоверием. Так, как будто в стакане перекрашенное Зелье. Его Зелье — из колбы.
— Не волнуйся, это просто вода.
— Просто?.. — произнёс слегка прищурившись, по-прежнему подозрительно и в чём-то даже скептично.
— Мне нет смысла травить тебя, Драко. За это меня, по меньшей мере, могут уволить, — Снейп выдавил некое подобие улыбки.
— Ладно, согласен, — Малфой сделал несколько осторожных глотков. А потом допил залпом, за секунду — до дна: — Спасибо.
— Не за что. Довольно неосмотрительно носить с собой это постоянно. Да ещё и в двух экземплярах, — в руках Снейпа Драко увидел колбу. Нет, даже две. Откуда? Откуда вторая?.. Впрочем, это было не столь важно.
— Я… Это… Я могу объяснить, — голос задрожал и сорвался.
— Я знаю, что это, — ответил Снейп как всегда холодно и отстраненно.
— Вы… Вы так и не ответили мне — откуда, — удивление усилилось, дойдя почти до предела. Ему необходимо было узнать правду.
— Может быть, ты всё-таки присядешь? Разговор будет долгим…

***
— Так значит всё это время вы… — по лицу Малфоя сложно было понять, что он чувствовал в этот момент — всё внутри смешалось и перепуталось.
Он не мог даже предположить, что кто-то знал его секрет, а теперь чувствовал злость и раздражение из-за того, что за ним наблюдали, как за подопытным кроликом, что от него, как от маленького ребенка, скрывали страшную правду, заставляя теряться в догадках.
Драко всегда знал, что из западни, в которую он попал, вряд ли возможно найти выход. Нет, Северус Снейп не лишил его надежды, наоборот — попытался вселить её. Но по тому практически осязаемому, свинцовому напряжению, которое слышалось в каждом его слове, можно было понять, что надеяться Драко не на что.
Может быть, если иного исхода нет, более не испытывать судьбу? Ведь так будет проще для всех.
Видимо, эти мысли отразились у него на лице, потому что Снейп тихо произнёс:
— Послушай, Драко… Я знаю, как нелегко бороться с подготовкой и что это практически бессмысленно. Но если уж ты выбрал такой путь, то иди по нему до конца, — Малфой почувствовал на себе долгий, пронзительный взгляд Снейпа, создающий ощущение, что профессор мог видеть его изнутри. Тот приглушенно спросил: — Ты пил Зелье?
Хотелось соврать. Сказать "нет" и создать хотя бы иллюзию того, что он на самом деле такой, каким хотел казаться: способный противостоять обстоятельствам, обладающий недюжинной силой воли, живущий без оглядки. Драко мог бы соврать профессору Снейпу, но обмануть себя не вышло бы в любом случае. И сказать сейчас "нет" означало , подобно страусу, спрятать голову в песок, встать на путь, свернуть с которого будет уже невозможно.
— Да, один раз, — ответил он уверенно и резко, как будто так и надо, как будто в этом нет ничего особенного или предосудительного.
Профессор молчал. Оба понимали: какие бы слова он ни выбрал сейчас, всё равно они не отразят сути. Кабинет казался невероятно душным — хотелось выйти и глотнуть свежего воздуха.
Драко встал и подошел к двери.
— Подожди, — голос Снейпа заставил остановиться. В глазах читался немой вопрос.
— Твои приступы… Они случаются не просто так, — заговорил Снейп. — Они — отражение твоего эмоционального состояния. Если не ошибаюсь, заклятие подготовки действует на нервную систему. Когда ты спокоен, оно никак не проявляется, но стоит тебе испытать хотя бы малейшее эмоциональное потрясение…
Драко не дал ему закончить:
— То есть, если я буду спокоен, как удав, смогу продержаться дольше? — с сарказмом поинтересовался он и попытался улыбнуться. Вышло вымучено, нервно и затравленно.
— Теоретически, да.
— Хм… Это будет легко. Особенно после того, что вы мне рассказали, — теперь уже сарказм слышался вполне отчетливо.
— Просто старайся себя контролировать. И вот, возьми, — Снейп протянул Драко коробку, наполненную множеством одинаковых колб с мутной полупрозрачной жидкостью чайного цвета.
— Это новая разновидность Зелья? Или Анти-зелья? — попытался отшутиться Драко, его глаза были слегка прищурены, а голос сочился скептицизмом.
— Просто успокоительное. Если чувствуешь, что нервы на пределе, выпей пару глотков. Это даст тебе время, чтобы больше не оказываться в ситуациях, подобных сегодняшней.
— Спасибо, профессор, — Драко взял коробку и крепко сжал её в руках.
— Не за что. Пока это единственное, что я могу для тебя сделать. И, если что, ты знаешь, где меня найти.

Слабо кивнув, Драко вышел из кабинета.
То, что произошло сегодня, казалось дурным сном: и этот долгий непростой разговор, и неожиданно открывшаяся перед ним тайна, и даже мысль о том, что теперь он не один. Профессор Снейп мог бы понять. Нет, не так: профессор Снейп понимал его, как никто другой. Вот только… Жалость убивала сильнее одиночества. А мечта о чуде, неожиданном избавлении, которая жила в сердце всё это время, разбилась на сотни осколков. Теперь он точно знал, чем всё закончится. Прочитал это не в "Энциклопедии Тайной Магии", а услышал от человека, которому привык доверять. Это значило, что надеяться не на что.
Если только…
"Что ж, посмотрим, как работает ваше Зелье, профессор," — Драко распечатал коробку находящегося там настоя и мигом осушил один из флаконов. Взглянул на часы: пришло время таких привычных отработок. Пора в кабинет Рун. На очередную встречу с Гермионой Грейнджер.

Всё могло быть иначе

Глава 11
Всё могло быть иначе

Знаешь, ты взглядом одним — в тиски
Способен меня заключить.
Мы так непохожи, и мы так близки.
Но легче об этом забыть.

Но только вот ты для меня — чужой,
Пришедший из темноты.
Я в дар от тебя получаю лишь боль
И отзвуки новой мечты.

***
Иногда ей хотелось влюбиться. Так, чтобы захотелось горы свернуть, пойти на край света, чтобы за спиной выросли крылья.
Пусть даже безответно… Неважно. Лишь плакать по вечерам не от глупого и пустого одиночества, которое, словно тень, всё время следовало за ней, а от любви. Это казалось более… правильным. Плакать от любви, как в книжках, а не от того, что влюбиться не в кого.
Гермиона могла с легкостью пересчитать по пальцам тех парней, с которыми сталкивала её судьба, и которые не только прошли по обочине её жизни, но и оставили в ней след. Или остались сами.
Гарри Поттер, Рон Уизли, Виктор Крам… Пожалуй, загадочный Валентин, заставивший во многом по-другому взглянуть на мир и в очередной раз уйти от прежнего идеала. И Драко Малфой.
Нет, если бы Гермиона захотела, у неё бы уже был парень. Его бы звали Рон. А, может быть, Гарри. Или Невилл… А, может, Колин или Дин. Они бы ходили на ужин, держась за руку, гуляли по вечерам и болтали о всякой ерунде. Они бы обменивались бессмысленными, но невероятно милыми записками на уроках, и о них ходила бы уйма слухов.

Ей не пришлось бы раз за разом произносить давно заученную фразу «Нет, не встретила ещё своего единственного» на вопросы о личной жизни. Да и, в конце концов, задумываться о том, что в семнадцать лет она ещё ни разу не целовалась. Наверное, это будет забавно: поцеловаться лет в двадцать. Или в тридцать…
Вот Он, наверное, удивится. Если найдется, конечно. Ведь многих из тех, кто мог бы понять друг друга, жизнь просто не сталкивает, а другие, под влиянием обстоятельств, предрассудков или чужого мнения, не видят в человеке, с котором встречаются чуть ли ни каждый день, «того самого».
Конечно, с возрастом идеалы менялись. И если раньше достаточно было легкой улыбки, джентльменского жеста наподобие поднятой сумки или открытой перед ней двери, чтобы влюбиться… дня на три, то теперь она гордо заявила, что любви не существует, что чувства — блажь, а все люди — эгоисты. И ведь даже приучила себя действительно так думать. Вот только поверить пока не смогла.
Раньше Гермиона часто мечтала. Выбирала себе объект и мечтала. Несколько дней, о нем одном.
Причем чем меньше она с этим человеком встречалась, чем меньше общалась в реальности, тем легче было мечтать. Так он был как чистый лист бумаги — рисуй что хочешь…
В своих мечтах она пережила столько романтических историй, сколько Парвати с Лавандой и не снилось. Конечно, она никому об этом не рассказывала, потому что подобные мысли как-то не сочетались с созданным ею образом: независимой, серьезной и зацикленной на учебе.
Да и мечты эти не приводили ни к чему, кроме разочарования, ведь созданный ею образ почти всегда не совпадал с реальным. В итоге он оказывался совсем не таким, каким виделся ей в мечтах. Если учитывать, какие высокие требования Гермиона предъявляла к себе и к другим, то сломать её иллюзии было несложно.
А поиски продолжались. Так, за семь лет, проведенных в школе, её идеал эволюционировал от Златопуста Локанса до… симпатичного парня с богатым внутренним миром, шармом и загадкой, которую необходимо разгадать.
Иногда терпение сдавало. Хотелось рыдать в голос и кричать, но вместо этого она рисовала. На некоторое время одиночество отпускало: до новой мечты и нового разочарования. Но даже тогда она говорила: «Это и к лучшему. Зато на учебу больше времени останется» и продолжала жить.

***
Гермиона подошла к кабинету Рун, окинула дверь долгим взглядом и подошла к подоконнику напротив. Возникло ощущение дежавю, как будто она вернулась на месяц назад — в тот самый день, когда стояла здесь, пытаясь найти в себе силы распахнуть дверь и увидеть человека, от которого можно ожидать чего угодно.
Ощущение непонятной тревоги охватило вновь, и заходить внутрь расхотелось окончательно. Конечно, она уже успела привыкнуть к их безмолвным встречам с Малфоем, и тот уже не казался неуравновешенным психом, вновь став обыкновенным слизеринцем, одним своим видом способным отравить целый день жизни.
Они не здоровались и не прощались, да и вообще не разговаривали друг с другом. Это существенно облегчало жизнь: не было необходимости фехтовать словами, отражая нападения или атакуя; не надо было думать над тем, как получше поставить его на место, голос не задрожал и не сорвался, а предательский комок не застрял в горле.
Однако, всего лишь находясь в его обществе, Гермиона постоянно была в напряжении, словно ожидая нападения, и поэтому держала щит наготове. Она устала от этого настолько, что каждая встреча была сродни испытанию. Можно было бы больше не приходить, ведь, в сущности, у неё уже была почти вся информация про Книгу Судеб, а искать что-то новое стоило точно не здесь.
Но сбежать сейчас означало бы проявить слабость и малодушие. Так ей казалось, поэтому каждый день Гермиона приходила в кабинет Рун, словно желая сказать: «Я не боюсь тебя, Драко Малфой!»

***
Сегодня она пришла позже обычного, а значит Малфой уже наверняка там. Входить не хотелось катастрофически, поэтому Гермиона делала всё, чтобы оттянуть этот момент. Она походила по коридору, вспоминая про себя текст какой-то песни, потом уставилась в окно, распустила волосы и стала заплетать их в косу, порылась в сумке, толком не зная, что там ищет, снова походила по коридору.
«Всё, хватит!» — резко одернула себя Гермиона, когда завершила, наверное, десятый круг «стена-окно-стена». Решительным шагом подошла к двери. «Раз, два, три… Вдох-выдох…» — отсчитала она про себя, провела рукой по волосам, убрав с лица непослушные пряди, поправила сережки, одернула юбку. «Раз, два… Детский сад!» — Её пальцы уже почти коснулись ручки двери, когда она услышала чей-то смешок у себя за спиной. Гермиона была так погружена в свои мысли, что выход из них оказался довольно болезненным. Она резко вздрогнула и даже чуть не закричала, мигом потеряв контроль над ситуацией. Резко обернувшись, встретилась с пристальным взглядом Драко Малфоя. На его губах играла такая привычная и такая ненавистная издевательская усмешка, что захотелось стереть её раз и навсегда. Но в голове была такая пустота, что стало жутко. Словно мозг прочистили частичным «Обливейт», выметя оттуда все более-менее здравые мысли.
— О, Грейнджер, не знал, что ты так долго и старательно прихорашиваешься перед встречей со мной, — лениво протянул Малфой, пожирая её взглядом, отчего Гермионе захотелось провалиться под землю. «Вот что он подумал… Что за бред!..Надо что-то ответить…».
— М-малфой… Нет… Я… — Гермиона вспыхнула и опустила глаза. Глупость и нелепость данной ситуации не давали мыслить здраво. Казалось бы, что такого случилось? Ну застукал её Малфой стоящей с карманным зеркальцем перед дверью кабинета, где должен был быть он. Ну, подумает черти что… Нет! Если он это подумает!.. Почему-то подобная версия казалась просто ужасной. Щеки запылали ещё сильнее. Но ведь это неправда! Она не имела в виду ничего такого, но просто тянула время. Зачем, спрашивается? Ведь знала же, знала, что подобное поведение никогда не приводит к хорошему. И вот пожалуйста! Получите, распишитесь. Стоит перед дверью под пристальным взглядом слизеринца, который теперь думает о ней невесть что. Ну и пусть думает, с другой-то стороны! Ей какое дело? Ничего особенного ведь не случилось… А все остальное — уже его фантазии. Или её?..
Малфой, между тем, повернул злополучную ручку и резко распахнул дверь, пропуская вперед ошарашенную Гермиону.
— Прошу, — он усмехнулся и сделал приглашающий жест. Глаза опасно сияли. Гермиона сделала несколько шагов и, казалось, растерялась настолько, что слабо понимала происходящее. — А я-то думаю: зачем ты приходишь сюда каждый день? Оказывается, всё так банально! Могла бы просто сказать, что ни дня без меня прожить не можешь… — непринужденно продолжил Малфой, снисходительно улыбаясь.
— Малфой! Что за бред ты несешь?! Я прихожу сюда заниматься! — выпалила Гермиона, теперь уже по-настоящему разозлившись. Сердце в её груди заколотилось ещё сильнее, а в слизеринца захотелось швырнуть Авадой. Ну вот что ему стоило сказать какую-нибудь более привычную гадость? Ну, сказал бы, например, что её волосам ни одна расческа не поможет… К этому она уже привыкла. А тут! Почему подобные намеки раздражали гораздо сильнее обычных оскорблений?..
— Конечно-конечно, солнышко… Из всех кабинетов Хогвартса для своих занятий ты выбрала именно этот. Хочешь, проведу тебе урок? Ну, например, идеальных свиданий… — Малфой, казалось, упивался её беспомощностью, вызванной его словами и действиями. И нёс полную чушь! Такую чушь, которую, казалось, не сможет придумать ни один человек, находящийся в здравом уме. Нет, он определенно болен на голову. Причем давно уже достиг последней стадии. И это, кажется, заразно… Или как иначе объяснить её собственное поведение?
Ленивым жестом Драко отодвинул её стул, приглашая Гермиону садиться.
— Какое свидание?! Ты — озабоченный слизеринский псих! — нервно выкрикнула она, но все же опустилась на стул, так как поняла, что просто не в силах больше держаться на ногах.
— Хм… Ну я мог бы поспорить, кто из нас более озабоченный, — последнее слово Малфой буквально просмаковал, наслаждаясь тем, как меняется лицо Гермионы, становясь из просто красного практически пунцовым.
— Что?! Ты ударился головой?! Или по жизни бредишь? — та буквально задохнулась от негодования.
— Тихо, тихо… Не нервничай ты так. Это вредно для… — начал было Малфой, обманчиво приторным и успокаивающим тоном, но Гермиона не дала ему закончить:
— Прекрати, Малфой! Замолчи! — она оборвала его резким и чуть истеричным голосом. Начатая им фраза явно не предвещала ничего хорошего.
— Ладно. Молчу-молчу… Успокойся, — он усмехнулся и, положив руку ей на плечо, усадил обратно на стул. Сам сел напротив.
Она судорожно вздохнула и принялась вынимать книги из сумки. Но те застряли внутри и никак не желали вытаскиваться. Это буквально выводило из себя и без того взволнованную Гермиону. Она резко дернула за учебник по Трасфигурации, и сумка, не выдержав такого напора, с грохотом упала. Вещи, находящиеся в ней, не преминули рассыпаться по полу.
— Черт… — пробубнила себе под нос Гермиона, глаза наполнились слезами. «Нет-нет-нет… Только не сейчас! Только не здесь… Вот приду к себе и наплачусь в волю» — уговаривала она себя, начав собирать книги. Малфой встал и принялся ей помогать.
— Хватит! — отрезала она, выхватив у него из рук свое блестящее карманное зеркальце: подарок Рона ещё из тех далеких времен, когда между ними могло быть что-то большее, чем дружба. — Я справлюсь сама.
— Ну что ты… Я, как джентльмен, не могу бросить девушку в беде, — улыбнулся Малфой той неприятной улыбкой, которая могла бы показаться приветливой, если бы не преследовала цель ещё сильнее задеть Гермиону и не имела того подтекста, который так сильно раздражал её; если бы не принадлежала Драко Малфою.
— Да что ты? — Гермиона истерично хмыкнула. — Раньше, видимо, твои джентльменские качества находились в глубокой коме.
— Да нет, Грейнджер… Просто раньше я не воспринимал тебя как девушку, — ответил Малфой таким тоном, как будто объясняет ей что-то совершенно очевидное, а она почему-то не понимает. Это было обидно и даже оскорбительно. «А как тогда, спрашивается? Как парня что ли? Или вообще как недочеловека?.. Впрочем, он говорил в другом смысле…»
— А как тогда…? — она не заметила, что сказала это вслух. Вздрогнула, прикусила язык, но было уже поздно.
Гермиона подняла глаза в ожидании ответа. Почему-то сейчас это казалось важным. Важным? С каких пор ей важно, как её воспринимает Малфой? С каких пор ей вообще есть дело до Малфоя?..
— Ну… Как непреложное дополнение к Поттеру, что ли… — ответил тот, усмехнувшись. Подал ей последний учебник и помог поднять сумку. Она машинально приняла это, не сильно вдумываясь в то, что делает. Иначе бы уже давно ударила его по руке.
Его слова сильно задели её и ввели в состояние легкого ступора. Неужели и правда создается такое ощущение? Неужели все относятся к ней только как к неприметной подружке Мальчика-который-выжил? Неужели она сама ничего собой не представляет?
«А теперь?.. А теперь — нет?» — захотелось спросить Гермионе. Но эти слова, слава богам, не смогли сорваться с языка, так и оставшись где-то на уровне подсознания. Вместо этого она раздраженно воскликнула:
— Не смей приплетать сюда Гарри!
Понимала, что это было не в тему, и она снова выставила себя круглой дурой… Но фраза, по крайней мере, отвлекла Малфоя, который до этого внимательно смотрел ей в глаза и наверняка видел все сомнения и надежды, что отражались в них.
— Да-да, Поттер — это святое, — холодно ответил Малфой. — Ладно, не буду больше трогать нашего Золотого Мальчика. Да и тебя тоже… Устал я от тебя что-то. Скучная ты… — медленно и лениво проговорил он. А потом добавил: — Можешь продолжать заниматься.
— Спасибо, что разрешил, Малфой, — выплюнула Гермиона и уткнулась в учебник. Закинула ногу на ногу, насупилась. Было обидно… До боли обидно: так сильно, что в глазах снова защипало.
«Какая же ты скучная, Гермиона! Одно слово — зануда» — прозвенел в памяти голос Рона. Тогда они, кажется, в очередной раз поссорились. Она убедила себя не обращать внимания на подобные пассажи. «Это только его мнение. Только Рона. И не факт, что оно вообще имеет отношение к реальности» — повторила она раз десять и, в конце концов, поверила в это.
Драко Малфой и Рон Уизли сказали ей практически одинаковые слова. Не смешно ли? Было бы смешно, если бы теперь ей не пришлось признать, что это больше не «субъективное мнение» и что, скорее всего, она и правда оставляет такое впечатление: скучной зануды.
Впрочем, Малфой сказал это просто так, чтобы задеть её. Но много ли это меняет?
Драко сел на прежде место, отхлебнул огневиски. Воцарилось молчание. Однако длилось оно всего лишь несколько минут.
— Хочешь? — неожиданно спросил он, видимо устав от тишины. Или просто так, ради шутки. Протянул ей бутылку.
— Я?! Нет, конечно! — она поморщилась, словно он нанес ей величайшее оскорбление. Хотя напиться до беспамятства Гермиона бы сейчас не отказалась. Напиться и забыться… Но воображение тут же нарисовало красочную картину: Гермиона Грейнджер сидит и распивает огневиски с Драко Малфоем. Они смеются, несут всякую чушь…
От подобной перспективы стало тошно. К тому же, Гермиона совершенно не знала, как алкоголь подействует на её организм, так как раньше пила только несколько глотков шампанского на Новый Год. А ещё постоянно поражалась, какая это мерзкая гадость и как можно получать от неё удовольствие.
— Как хочешь… — глухо и безразлично отозвался Малфой, притянул второй стул и водрузил на него ноги. Теперь он восседал, как на троне, продолжая внимательно следить за каждым действием Гермионы. Чувствовать его взгляд было невыносимо. Она ощущала напряжение почти физически и совершенно не могла ни отвлечься, ни сосредоточиться. Она раздумывала над каждым своим движением по нескольку секунд, боясь сделать что-то такое, что вызовет новую порцию насмешек. Правда её старания имели ровно противоположный эффект, потому что руки не желали слушаться, любая поза, какую бы она ни выбрала, казалась невероятно неудобной, а мысли путались и убегали, как стремительно заматывающийся клубок, свободную нить которого просто невозможно поймать. Его изучающе-оценивающий взгляд сковал её по рукам и ногам. Она не поднимала глаз от книги, которую якобы читала, практически замерла и почему-то начала думать о себе и о нём в третьем лице, как будто писала роман о Гермионе Грейнджер и… Драко Малфое. «Он смотрел на неё своим пристальным взглядом, и она чувствовала себя загнанной в ловушку. Он видел её растерянность и упивался ею, но её лицо, не выражавшее сейчас никаких чувств, вдруг показалось ему удивительно красивым. Темные глаза под полуприкрытыми ресницами… Стоп! Стоп! Стоп! Причем тут «удивительно красивое лицо»?! Кажется, я начинаю медленно, но верно сходить с ума. Вот что он так смотрит? Он же только что назвал меня скучной! А теперь смотрит… И смотрит… И смотрит… И как я должна понимать этот взгляд?»
— Малфой, ты, кажется, приходишь сюда на отработки. Вот и работай! — пробубнила она несколько тише, чем рассчитывала. Правда он все равно услышал, оторвался от созерцания её персоны, лениво кивнул и насмешливо произнес:
— Ещё успею. Мне просто нравится наблюдать, как ты пытаешься придать себе безучастный вид. Так забавно: за пять минут ты умудрилась три раза прикусить губу, пять раз зажмуриться и два раза мечтательно улыбнуться. О чем ты думала, а, Грейнджер?
— Слушай, Малфой, я тебе не картина, чтобы меня так рассматривать! — грубо ответила Гермиона, проигнорировав его последний вопрос. Но он глубоко запечатлелся в памяти, и она вспомнила. Вспомнила, о чем думала, и щеки снова стали пунцовыми. Вдруг отчетливо поняла, что если сейчас же не закончит с этим фарсом и цирком, то всё придет к очень неприятному финалу. Это было как озарение или предчувствие. Ей вдруг стало всё равно, что он подумает, скажет или сделает в следующий момент; поступит ли она сама малодушно, поведет ли себя как тряпка. Ей просто надо было уйти.
Гермиона судорожно принялась засовывать книги в сумку, но, предприняв несколько неудачных попыток, просто схватила их в охапку и направилась к выходу. Но путь ей преградил Малфой:
— Чего же ты, Грейнджер? Решила бросить меня одного? — наигранно ласково спросил он, попытавшись сделать расстроенное лицо. Но насмешка и чувство собственного превосходства читались в каждом слове, каждом жесте.
Гермиона вдруг внутренне взвыла.
Зачем он остановил её? Что ему стоило дать ей спокойно уйти? Ведь так всем бы было легче.
— Пожалуйста, дай мне пройти… — тихо сказала она и шагнула в сторону.
— Не-а, — коротко ответил он, наслаждаясь её растерянностью.
— Малфой… Что тебе стоит? Ты же ненавидишь меня, ты же десять минут назад назвал меня скучной! Ты же…! — голос зазвенел и сорвался. Гермиона даже не злилась, лишь медленно впадала в состояние истерии и уже почти не понимала, что происходит. Чувствовала, что ещё немного, и не сможет остановиться: начнет плакать, задыхаться. И говорить… говорить… говорить… Говорить ровно всё что думает, без фильтрации и тормозов. Иногда у неё случалось подобное: когда стресс достигал наивысшей точки, чаша терпения переполнялась, и сдерживаться становилось невозможно.
Сейчас это было бы слишком. От мысли о том, что такое могло случиться, стало страшно. Здесь, в закрытом кабинете, со своим бывшем врагом: человеком, от которого можно ожидать чего угодно.
— Ого… А тебя ведь это задело, не так ли? Это моё «скучная»? — прошептал он с такой странной, завораживающей интонацией, что Гермиона невольно замерла. — Да у тебя дрожат руки… — он взял её ладонь и положил на свою. Её пальцы непроизвольно дрожали, а ещё они практически совершенно онемели и были холодны, как лед. — Хм… А ведь ты всегда теряешь контроль в моем присутствии. Неужели я настолько вскружил тебе голову? — он выпустил её руку, сделал шаг вперед и подошел к ней практически вплотную. В нос Гермионе ударил запах его одеколона, отчего голова действительно слегка закружилась. Его горячее дыхание обожгло шею, а по спине побежали мурашки. «Что… Что, черт возьми, происходит?! Он издевается, смеется надо мной?.. Или… или…»
— Чего ты добиваешься, Малфой? — на одном дыхании спросила она чужим, незнакомым голосом. Хотела поднять глаза и посмотреть на него, но сейчас это казалось равносильным смерти. Голова кружилась так, что хватило бы нескольких секунд в таком состоянии, чтобы потерять сознание. Но пока она стояла, держась рукой за спинку ближайшего стула и мечтая лишь о том, чтобы всё это закончилось. Не знала, чего именно боится: его ли, с этим странным, недвусмысленным поведением, этой непредсказуемостью и неуравновешенностью, своих ли ощущений или всей ситуации в целом.
— Я? Ничего, — Гермиона услышала негромкий голос с нотками холодного сарказма, который подействовал на неё как ушат холодной воды. «Ничего?! Как ничего?! Это все для него — ничего?!» — пронеслось у неё в голове. Она резко подняла глаза и наконец-то встретилась с насмешливым взглядом серых глаз, в которых плясали опасные искры.
— Ничего?! — резко, слегка с надрывом спросила Гермиона. — Тогда зачем все это?! Каждый раз, когда я прихожу сюда, я нахожусь как на вулкане и даже не могу предположить, что ты выкинешь в следующий момент!
— Но так ведь интереснее, не правда ли? — прошептал он, смакуя каждое слово, снова улыбнулся своей странной улыбкой и медленно провел тыльной стороной ладони по её щеке.
Гермиона вздрогнула, как от удара током, и несколько секунд, не отрываясь, смотрела на него в упор чуть затуманенным взглядом. А потом вдруг очнулась и словно бы взглянула на происходящее со стороны. Мысль о том, что данная ситуация выглядит совсем недвусмысленно и в чем-то даже… пошло, привела её в чувство, и девушка отпрянула от Малфоя с выражением панического ужаса на лице, как будто он вдруг превратился в мерзкого Соплохвоста. Впрочем, он и так был недалек от этого.
— Хватит, Малфой! Прекрати это, пожалуйста… — Это было похоже на смесь угрозы и мольбы.
— Что прекратить? — он смотрел на неё так, словно и правда совершенно не понимал, о чем она говорила.
— Вот это! Это… — быстро начала Гермиона, остро ощутив, как сильно ей не хватает воздуха. — Все эти взгляды, намеки! — Голос снова сорвался, в висках стучала кровь, щеки пылали, а глаза снова наполнились слезами.
— Вот уж не знаю, что ты там напридумывала себе, Грейнджер, но я уж точно не имел в виду ничего такого. Меня просто забавляет, когда ты злишься, — равнодушно ответил Малфой, расставляя все точки над i. А потом вдруг рассмеялся: холодно, с надрывом, почти отчаянно. Жестоко.
— Что?.. — она посмотрела на него долгим тяжелым взглядом, словно пытаясь вникнуть в смысл услышанных слов. А потом её лицо неожиданно приняло холодное и отчужденное выражение. Вся растерянность, вызванная его странным поведением, рассеялась в воздухе, как краски растворяются в прозрачной воде, и оставила после себя лишь стыд за такую очевидную слабость и раздражение из-за того, что жизнь снова поставила её в нелепую ситуацию. — Тебя забавляет, когда я злюсь? Спасибо, что сказал, Малфой. Больше я не доставлю тебе такого удовольствия, — холодно отрезала Гермиона и, даже не удостоив Драко взглядом, опустилась на стул. Румянец спал, а резь в глазах теперь не была столь явной. Внутренняя дрожь почти улеглась, уступив место горьковатому осадку с привкусом разочарования. Она не знала, как смогла так быстро успокоиться и превратиться из взволнованной вечно краснеющей девушки в Снежную королеву. Но вдруг стало настолько безразлично, что подумает о ней Малфой, что сделает в следующий момент. Она смотрела в книгу и по-прежнему не видела, что там написано, потому что сейчас в очередной раз убедилась, как это больно — получить пощечину собственному тщеславию. Конечно, тогда Гермиона не могла всерьез думать о том, что Малфой считает её «удивительно красивой». Просто ей нравилось представлять, что это так: она была бы не против нравиться ему. Подобные предположения льстили самолюбию.
А теперь иллюзия лопнула, как мыльный пузырь, оставив после себя лишь горечь разочарования и жгучего стыда за прошлое поведение; за то, что такие мысли вообще могли появиться в голове.
Сейчас её как будто подменили. Гермиона смотрела на себя ту, прежнюю, словно со стороны. Она могла бы засмеяться так же, как это сделал Малфой минуту назад, если бы мысль о том, что сама оказалась посмешищем, не засела в голове очень прочно, заставляя прикусывать губу и, закрыв глаза, медленно считая до десяти, чтобы хоть как-то отвлечься. Почему-то вариант того, что можно просто взять и уйти отсюда, решив тем самым все проблемы, напрочь испарился из головы.

***
Драко взял швабру и неохотно принялся убирать класс.
Сегодняшние отработки оказались весьма интересными. Уж точно лучше тех молчаливых часов, что они с Грейнджер проводили здесь последний месяц.
За то время, что он переписывался с ней от имени Валентина; за то время, что они виделись здесь, он успел неплохо узнать её. Вдруг неожиданно понял, что не отказался бы иметь такого друга, как Грейнджер, и сожалел, что они оказались по разные стороны баррикад, а обстоятельства сковали их по рукам и ногам.
За последние месяцы Малфой сломал много стереотипов, научился почти не лгать себе. Вспомнил, как начал писать первое письмо Гермионе, мучительно подбирал слова, подавляя отвращение и проклиная себя и весь мир за то, что вынужден будет общаться с грязнокровкой.
А сейчас вдруг понял, что успел привыкнуть к её письмам, что читал их почти с удовольствием. Ему нравилось читать свои мысли, написанные её почерком, нравилось с ней спорить, знать, что она злится, когда получает его приторно-возвышенные ответы; знать, что она чувствует себя непонятой и одинокой, но всё равно доверяет ему. Именно ему, а не Поттеру или Уизли.
Малфой гордился этим странным, типичным, созданным им самим образом Тина, и тем, что смог так легко войти в жизнь Гермионы, при этом оставшись в тени. Конечно, пока он не добился поставленной цели, и до сих пор не знал, сможет ли сделать это выбранным способом. Иногда казалось, что уже нет; что правильнее всего будет взять, обманом вытащить её за территорию школы и, наложив Империо, легко и просто узнать всё что нужно. Но он не делал этого, сам не зная, почему. Просто что-то подсказывало ему, что всё получится. Вот только переписка зашла слишком далеко.
Ждать писем от грязнокровки — ещё полгода назад подобная мысль показалась бы ему дикой и невозможной, а сейчас это была суровая реальность. Он не хотел заканчивать эту переписку, и именно поэтому ждал: тянул время, оправдывая себя тем, что ещё не пришла пора для «крайних методов», и всего можно добиться таким способом. Но то были лишь оправдания.
А ещё Драко ревновал Гермиону к Тину. Это была странная, извращенная форма ревности к несуществующему человеку и, в сущности, к самому себе. Ведь Тин — это сам Драко. Ведь это он пишет ей письма, старательно выводя буквы на белом пергаменте, ведь это ему она присылает ответы. Вот только… Он — не Валентин. Более того, в последнем собраны те качества, которые ему, Драко, глубоко противны и ненавистны. А она… Девушка, которая похожа на него настоящего, так легко приняла Валентина, дав связку ключей от всех замков своего сердца.
В этом было что-то неправильное, нелогичное и лицемерное.
Сегодня Гермиона впервые за долгое время сломалась, не выдержала — он снова смог пробить её щит. Драко всегда умел провоцировать так, что она «теряла контроль», и пил её злость, словно сладкий сироп через цветную соломинку; словно Зелье, что помогало чувствовать себя живым.
Так было раньше, а сегодня он почувствовал лишь раздражение, что с ним она такая… Такая же обыкновенная, как миллионы других девчонок, что краснеют от одного взгляда. Такая глупо-потерянная, холодно-неприступная. Такая ненастоящая.
Малфой смотрел на неё и думал, за что же судьба столкнула его с девчонкой, которую он должен ненавидеть, мог бы полюбить, но никогда не полюбит.
Говорил все эти слова, наполняя их призрачными намеками, лишь ради того, чтобы потом сказать «ничего» и увидеть растерянность в её глазах; чтобы в них появились боль и отчаяние. И у него получилось. Так предсказуемо, что даже скучно.
Раз за разом делал ей больно, упиваясь этим. Таковой была его месть за то, что она появилась в его жизни, перевернула её, но так и осталась стоять на пороге. За то, что он сам не может пустить её дальше.
Оторвавшись от своих мыслей, Малфой поднял глаза и увидел, что пальцы Гермионы сжимали письмо, написанное его почерком..
Она углубилась в чтение и улыбнулась — искренне и мило. Так, как Астория улыбается Кинту, так, как никогда не сможет улыбнуться он.
Поморщившись, как от зубной боли, Драко встал и направился к ней.

***
Гермиона не знала, сколько прошло времени после последней сказанной Малфоем фразы, сколько времени она читала учебник и думала о том, почему в её жизни всё так глупо и неправильно.
Она устала от вечной борьбы с собой, от этой глупой и бессмысленной вражды, которою уже даже враждой не назовешь.
Она хотела научиться доверять не только листам бумаги и верить не только в неоспоримое; быть обычной девчонкой, смотрящей на мир сквозь розовые очки, а не видящей все его изъяны.
Взгляд упал на последнее письмо Тина, которое было вложено в тетрадь по Нумерологии, так как пришло, как обычно, совершенно не вовремя. Захотелось отвлечься, поэтому Гермиона вынула его и начала перечитывать.
Валентин… Странный, забавный мальчишка, проповедующий вечные ценности и призывающий говорить только правду. Раньше она не думала, что такие существуют, а сейчас просто впустила его в свою жизнь, но, по-хорошему говоря, она просто использовала его как лекарство от одиночества. Он был героем дешевого дамского романа, а она уже давно бросила читать такие книжки. Тем не менее, она исправно писала ему и даже была откровенна. В рамках своей паранойи: никакой личной информации, никаких фактов, ничего такого, что могло бы обернуться против неё.
— Что, Грейнджер, письмо от тайного поклонника? — голос Малфоя, раздавшийся прямо у неё над ухом, испугал Гермиону. Она вздрогнула и выронила письмо. Но в этот раз собралась быстро, и уже через секунду смотрела на Драко колючим, неморгающим взглядом.
— А что если так? — сказала она с вызовом.
— Хм… Смешно. И кто же он, твой принц?
— Тебе не всё ли равно?
— Просто любопытно.
— Ладно, удовлетворю твоё любопытство: он — полная твоя противоположность, — отчеканила Гермиона, окинув Малфоя презрительным взглядом. И каково же было её удивление, когда он вдруг засмеялся так, будто она очень удачно пошутила: не зло и жестоко, а совершенно искренне. Такая реакция обескуражила и испугала.
— Ты чего? — осторожно спросила Гермиона, смотря на него как на человека, находящегося слегка не в себе. Или даже не слегка…
— Я… Ничего… Просто… — начал было Драко, срывающимся от смеха голосом, а потом вдруг резко стал серьезным. Через мгновение по его лицу невозможно было догадаться, что этот человек смеялся так искренне и безудержно всего лишь секунду назад.
— Ничего, Грейнджер, — грубо отрезал Драко и быстро отвернулся. Гермиона нервно теребила в руках письмо, тщетно пытаясь понять смысл разыгравшейся перед ней сцены. Она чувствовала себя так, словно попала в чужой сон, не подчиняющийся никакой логике. Захотелось проснуться. Тряхнула головой, надеясь, что всё это сейчас закончится, и она окажется в своей комнате. Рядом будет сидеть Живоглот, а Парвати с Лавандой щебетать в углу. Она выпьет воды и попытается вспомнить, что за бред снился ей в этот раз, но не пройдет и десяти минут, как забудет всё то, что ещё недавно казалось таким настоящим и пугающим: эту комнату, неадекватного Малфоя и его необъяснимое веселье; ту неприятную сцену, что произошла здесь меньше часа назад.
Но она не проснулась, лишь содрогнулась, как будто в комнату ворвался поток холодного воздуха, и встретилась взглядом с Драко Малфоем. Он саркастически усмехнулся и, не дав Гермионе даже опомниться, вырвал письмо у неё из рук.
— И что же пишет твой благоверный? — насмешливо начал он, пробегая взглядом письмо Валентина. — Так-так-так… «Моя драгоценная Гермиона! Каждый день, когда я прихожу с занятий, я смотрю на стол, и моё сердце замирает в ожидании письма от те...»
— Отдай! — её сердце забилось в отчаянии. Она вскочила и попыталась выхватить письмо из рук Драко. Но это было непросто, потому что он был выше и сильнее, а сейчас держал письмо над головой, наслаждаясь той игрой, которую вёл.
Она ненавидела это состояние: беспомощность, отчаяние. Казалось бы, не случилось ничего особенного. Ну взял Малфой письмо, ну прочитает, ну посмеется. Что с того?.. Как будто он никогда раньше не смеялся над ней.
Но это было унизительно: чувствовать себя бессильной, слабой, потерявшей контроль над ситуацией. Смотреть в серые холодные глаза и понимать, что Малфой снова взял верх, а Гермиона позволила обращаться с собой так. Можно сотню раз сказать себе, какая она сильная и независимая, как хорошо умеет себя контролировать и прекрасно справляется со своими страхами; можно написать об этом Тину, повторять по вечерам перед зеркалом, убедить всех знакомых. Но пока есть вот такие моменты, она точно не сможет поверить в это сама.
Завтра спишет на случайность, обстоятельства или настроение. Убедит себя в том, что это последний раз, когда она наотмашь не ударила его по щеке, не нашла нужных слов, которые смогли бы пробить его стальной щит. Хотя, один раз она уже смогла вывести его из себя, — тогда было только хуже.
Гермиона почувствовала, что в глазах неприятно защипало, по спине пробежал холодок, а ухмылка Малфоя показалась предвестницей конца света.
Она кинулась к нему, услышав свое приглушенное и отчаянное «Отдай!», увидела его губы, искривленные в злорадной усмешке и глаза, в которых не было ни тени веселья. Отстраненно отметила, что они не смеялись вместе с ним, что в них была та самая обреченность, которую она увидела в самую первую их встречу: в тот далекий вечер в конце сентября.
Гермиона не подумала о том, что разумнее всего было бы отойти, скрестить руки на груди, придать лицу безучастный вид и дать ему дочитать письмо и посмеяться, окинув тем самым жалостливо-снисходительным взглядом, каким он так часто смотрел на неё. Оставить его один на один с этим весельем, которое бы тут же потухло, не получив очередной порции её отчаяния. Она могла бы поступить достойно, выйти из ситуации победительницей.
И он бы вернул письмо не сказав ни слова: спасовал, если бы Гермиона оказалась сильнее. Но она снова допустила промах, позволила чувствам взять верх над логикой, а действиям — опередить разум.
Гермиона встала на цыпочки и, держась одной рукой за его плечо, попыталась дотянуться до письма. Сердце стучало в груди как бешеное, и она начала задыхаться. А потом сознание яркой вспышкой поразила мысль, которая стала последним толчком в холодную пропасть: Гермиона поняла, что они стоят так близко, как она не стояла ещё ни с одним парнем, что, в своем стремлении удержаться на ногах, практически обняла его.
Их взгляды встретились лишь на миг: в её глазах отразился ужас, в его — злое веселье. Веселье, смешанное с обреченностью. Гермиона плохо помнила, что именно случилось потом, потому что страх, дойдя до точки абсолютного максимума, на какое-то время полностью отключил разум. Наверное, именно это спасло её от полного помешательства.

Драко Малфой рывком прижал Гермиону к себе, его пальцы, до того удерживающие письмо, крепко сжали её запястье. Пергамент, ставший причиной этого безумия, теперь выпущенный в свободный полет, медленно опустился на пол, но она не видела этого, потому что он вдруг поцеловал её. Требовательно, настойчиво, проникая языком в полураскрытый рот.
Случилось то, чего она так долго ждала и чего страшно боялась. Однако никогда не думала, что это будет так: что человеком, который первый раз в жизни поцелует её в губы, будет Драко Малфой.
Если бы у Гермионы было время, чтобы полностью понять случившееся, то она бы попыталась оттолкнуть его, начать вырываться. Но мозг, находящийся в изнуренном и перегруженном состоянии, оказался не в силах понять всю нелепость, весь ужас сложившейся ситуации. Организм включил своеобразную защиту: ту тормозную реакцию, что срабатывает во время сильнейшего стресса. И Гермиона Грейнджер полностью оказалась во власти ощущений.
Она сама не поняла, как это случилось, но её губы ответили на поцелуй; не помнила, когда именно Малфой отпустил руку, не знала, почему обняла его за шею; не могла осознать и тот факт, что он крепко держал её за талию. Гермиона не думала о том, что это абсурдно и неправильно и, самое главное, о том, что будет потом. Весь мир вдруг сузился до размеров этого кабинета, до её чувств и ощущений, до его губ, рук, языка.
Ей не хотелось, чтобы это заканчивалось. Потому что самым краем сознания Гермиона понимала, что тогда придется смотреть в его безжалостные глаза, что-то говорить или делать. Наконец придется осознать…
Гермиона на не смогла бы ответить, сколько времени с ее отчаянного выкрика «Отдай!», и до того момента, когда Малфой резко, почти стремительно отстранился, и она увидела его жестокие, чуть затуманенные глаза, в которых не было сожаления, растерянности и даже такой привычной обреченности. Но лишь насмешка.
Казалось — вечность; хотелось — вечность. Если бы Гермиона могла нажать кнопку «Стоп», как на том старом видеомагнитофоне, что стоял у неё дома, и остановить время, то она бы это сделала. Не потому что поцелуй вызвал у неё сладостную истому, не потому что в руках Малфоя она таяла, как свечка. Её ощущения были слишком сложны, чтобы объяснить их такими вычурно-красивыми и ничего не значащими фразами. Нет… Всего лишь потому что тогда бы не пришлось ненавидеть и яростно презирать себя за то, что она совершила, чему позволила свершиться и за то, что ей это понравилось. Ведь если бы ей предложили вернуть всёк началу, нажать не на «Стоп», а на «Перемотать назад», она бы ответила «нет».
Но время не остановилось, и он отстранился: оттолкнул её грубо и стремительно. Гермиона пошатнулась и почувствовала, что мир плывет перед глазами. Отчаянно не хватало воздуха, она почти задыхалась, кровь стучала в висках. И вдруг пришло осознание, ударив по сознанию также, как по глазам, уже успевшим привыкнуть к темноте, ударяет яркий, ослепительный свет.
И все вдруг встало на свои места: Гермиона увидела злополучное письмо в нескольких сантиметрах от носка её правой туфли, свою сумку и книги, разбросанные по парте; отметила, что за окном стемнело, на небе появились первые звезды; что пол этого кабинета, оказывается, сделан из дерева, на котором вырезаны какие-то причудливые узоры, окно открыто, а ветер сдул и разметал по полу целую стопку бумаг с учительской кафедры.
Она ощутила легкое жжение на своих губах и ноющую боль в запястье, а потом подняла глаза и увидела Драко Малфоя. Зрачки его серых глаз были чуть расширены, взгляд расфокусирован, волосы взъерошены.
Всё тело Гермионы сотрясла мелкая дрожь, как будто её окатили струей холодной воды. Она отчаянно пытаясь решить, что же делать дальше.
Заплакать? Убежать? Ударить его? Или броситься на шею?
Гермиона просто не знала. Она могла решить сложнейшие нумерологические задачи, поименно перечислить всех участников финальной битвы Первой магической войны, с легкостью прочесть любые рунические надписи и приготовить самое сложное зелье, но совершенно не знала, как поступить в такой простой и одновременно сложной ситуации и выбраться из ловушки, в которую сама себя загнала.
Ей бы убежать, закричать, заплакать или сказать хоть слово… Сделать хоть что-нибудь. Но Гермиона просто стояла и смотрела на него глазами, полными отчаяния и надежды: как на палача, в чьих силах навсегда решить её судьбу.
Время вновь нарушило свой привычный ход, и снова секунда стала казаться вечностью. Весь мир вновь слился в одну точку: его серые глаза. Она не могла понять, что именно видела в них: холод ли, усмешку, теплоту?
— Знаешь, Грейнджер, можешь считать, что я оказал тебе услугу: от своего воображаемого дружка ты точного этого не дождешься, — холодно проговорил Малфой чуть охрипшим голосом, который разрезал тишину и, как хлыст, ударил по воспаленным нервам Гермионы. Смысл сказанных слов подействовал на неё, как гром, что застает человека одного посреди бескрайнего поля. Отблеск тепла, который, возможно, был в глазах Малфоя, мигом растаял.
— Что?.. — спросила она надломленным, полным отчаяния голосом. Лезвие гильотины опустилось, а она все ещё жива.
Именно в этот миг Гермиона вдруг четко поняла, что надеяться больше не на что. До этого на самом краю сознания теплилась сумасшедшая мысль о том, что случится чудо, которое вытолкнет её из этого замкнутого круга и поможет принять верное решение. Лишит выбора. Да, ей отчаянно хотелось, чтобы вмешались обстоятельства, которые оставят возможность только одного хода: чтобы не стоять тут со стеклянным взглядом, словно бы впав в глубокую кому, и думать о том, что же ей предпринять. Гермиона сама не знала, как должно было выглядеть это чудо, ведь если бы Малфой сказал, что влюблен в неё без памяти, проблем бы меньше не стало. Она бы точно так же стояла тут и отчаянно пыталась сообразить, что ей с этим делать.
А так всё было почти как обычно: Малфой говорил гадости, а Гермиона пыталась найти слова, чтобы поставить его на место. Ничего нового; разве что, никогда раньше он не набрасывался на неё с поцелуями.
Гермиона перечитала множество любовных романов и не раз представляла себе момент первого поцелуя, но даже в самых больных и изощренных фантазиях, не могла предположить, что это произойдет так. Это было даже обидно: впервые поцеловаться ни с любимым в лучах заката, а с Драко Малфоем в кабинете Рун, притом насильно. Насильно ли?..
Об этом Гермиона задумываться не стала, потому что вдруг поняла, что стоять здесь и смотреть на него затравленным взглядом — худшее, что она могла предпринять. Ведь это всё равно не будет длиться вечно, а каждая лишняя секунда всё сильнее углубляла её унижение.
«Что там писали в книгах о таких случаях? Убегает в слезах… Нет, это мне не подходит. Наверное, стоит ударить его по лицу. Да, дать пощечину… Черт! А вдруг я не рассчитаю силы? Или вообще промахнусь? Вот ужас-то будет!» — судорожно размышляла Гермиона, чувствуя себя настолько беспомощно, что, казалось, неспособна была не то что ударить кого-то, но просто поднять руку. Она вспоминала всех героинь прочитанных ею книг, их встречи с друзьями и врагами, все неприятные ситуации, в которые они попадали. «Она наотмашь ударила его по лицу, вложив в пощечину всю ярость, что он заставил её испытать». Кажется, там пишут примерно так… А потом она кричала ему что-нибудь наподобие «Пошел к черту!» или «Будь ты проклят!» и, гордо вскинув голову, удалялась.
Сейчас, как же! Ей бы найти силы поднять руку, а о «гордо вскинутой голове» и речи быть не могло. Не в этой жизни. Как все эти героини умудряются оставаться хладнокровными, решительными, уверенными в себе в подобные моменты? Как они находят верное решение и, самое главное, быстро и красиво приводят его в исполнение?
Сказки всё это… Красивые выдумки, не имеющие никакого отношения к реальности. И людей таких, как эти «главные героини» тоже не существует. Или это только она такая? Не умеющая быстро сконцентрироваться, неуверенная в себе и беспомощная.
Наверное, будь на её месте Дафна Гринграсс, Парвати, Лаванда или хотя бы Джинни, на лице Малфоя уже красовался бы след от удара, а изящные и точно подобранные слова уже достигли бы своей цели; были бы слышны стук каблуков по каменному полу коридора и громкий звук хлопнувшей двери.
Но она не Дафна Гринграсс и даже не Джинни. Она — Гермиона Грейнджер, которая стояла и смотрела на Драко Малфоя, не в силах ничего предпринять.
Ей казалось, прошел уже час: и всё это время они с Малфоем сверлили друг друга глазами. В один прекрасный момент Гермиона поняла, что стоять так дальше просто нельзя. Тогда она даже нашла в себе силы замахнуться, и ударила Малфоя по лицу: сильно, по-настоящему, но его рука вновь сомкнулась вокруг её запястья и сжала так, что кончики пальцев побелели.
— Попытка не засчитана, Грейнджер, — сказал Малфой холодно-насмешливым тоном и, отпустив её руку, быстро вышел из кабинета. Гермиона осталась стоять, молча смотря ему вслед, даже не в силах крикнуть «Будь ты проклят, Драко Малфой!»; не в силах заплакать или просто сделать шаг.

***
Драко Малфой прислонился к стене и, подумав, вынул из кармана новый пузырек Успокоительного.

На круги своя

Глава 12
На круги своя

Он вновь рассмеется, она же — заплачет,
А нити соткутся в Судьбы полотно.
На миг он поверит в слепое «иначе»,
Забыв, что за них уже всё решено.

Так сложно забыть, но не хочется помнить.
И рад он поверить в её пустоту.
Любить? Ненавидеть? Простить или наполнить
Вмиг ядом, ушедшую в вечность мечту?

Иль просто разбить на осколки надежду,
Последние нити навек разорвать
И тихо сказать, что теперь все, как прежде.
Теперь уже нечего даже терять…

Игре конец, жизнь вновь легка,
И можно молча ставить точку.
Но только вот его рука
Сорвется на последней строчке…

Секунды улетали в вечность, большие настенные часы ровно тикали, отбивая мерный ритм. А она стояла и смотрела на закрывшуюся дверь, чувствуя, как постепенно размываются воспоминания, становясь приглушенными и уже не такими болезненными. Даже запястье теперь ныло как-то по-другому: не так резко, как раньше, а пульсирующе-отстраненно и настолько привычно, что разум уже отключился от этого, перестав фокусироваться на боли и сделав её почти незаметной.
Гермиона стояла, как застывшая статуя, несколько секунд, минут или часов, просто смотря на дверь и стараясь забыть о том, что произошло. Потом подошла к окну и долго вглядывалась в темное небо. Вдруг подумала, что сейчас, наверное, самое лучшее время заплакать. Разрыдаться от жалости к себе и от ненависти к нему.
Но слез не было, хотя ещё недавно они готовы были хлынуть из глаз, и всё вокруг буквально расплывалось из-за этого. Но тогда было нельзя, и приходилось сдерживаться. А сейчас ей больше не хотелось плакать. Ни капли. Она вдруг подумала, что снова впала в странную кому с открытыми глазами, и чувства теперь продирались сквозь густой туман безразличия ко всему вокруг.
Губы… Они по-прежнему горели. Ей хотелось сохранить это ощущение, не забыть его. Осторожно подняла руку, почувствовала прикосновение своих холодных пальцев, вздрогнула и закрыла глаза.
Дурманящий, нестерпимо-сладкий вкус. Его губы… Они были такие… Такие… Впрочем, это лишь огневиски. Обжигающе–терпкое огневиски, которое он пил, до того как прикоснулся к ней, до того как подарил ей этот вкус. Вкус, который она не хотела терять.
Гермиона сидела и не могла понять ничего. Она с трудом бы вспомнила свое имя, а утро сегодняшнего дня, казалось, было в другой жизни. Что-то навсегда изменилось в ней. В далеком вчера осталось беззаботное детство, сожженые мосты к былым мечтам, в пепел обратилась надежда на красивую сказку, ведь принцем оказался Драко Малфой, а принцесса сидела одна и больше не верила в чудеса.

***
Свежий и чуть сладковатый успокоительный чай подействовал отрезвляюще, перебивая вкус её губ и языка. Терять необъяснимое, головокружительное чувство, оставшееся после поцелуя с ней, было немного обидно, но сердце билось слишком яростно, и Драко не мог рисковать.
Впрочем, это было не то давящее и тяжелое ощущение, которое так часто преследовало его в последнее время и могло бы стать предвестником приступа. Нет… Оно было лёгким и невесомым и заставляло его чувствовать себя иначе. Мир почему-то раскачивался из стороны в сторону, а руки и вовсе дрожали. Ну вот с какой стати? Нервы стали совсем ни к черту! Как будто впервые поцеловался, ей богу…
А когда, к слову, было впервые? И с кем? Он не мог вспомнить, как ни старался. Вроде как курсе на четвертом. Или даже на третьем. С какой-то хаффлпафкой в чулане со швабрами. Или старшекурсницей со Слизерина после матча по квиддичу…
Хотя… Так ли это важно?
Надо признать, ему понравилось целовать Грейнджер и чувствовать свою власть над ней. Был момент, когда девчонка была полностью подчинена ему, и один его жест или взгляд могли решить все. Был момент, когда она зависела от него так, как ещё, наверное, никто и никогда. И это опьяняло сильнее огневиски, кроваво–красного Зелья Подготовки, ощущения полета и свободы. Сильнее всего.
Он помнил её взгляд, когда она кинулась за письмом. Взгляд, в котором отразился смертельный страх перед тем, что происходило и могло произойти.
Наверное, именно он толкнул Драко на этот странный, безрассудный поступок. Наверное, именно страх на дне темных глаз и заставил его притянуть её к себе, прикоснуться губами к мягким губам, поцеловать так, как она ещё ни разу ни с кем не целовалась. Зачем?..
Он и сам толком не знал.
Шутка… Это была только шутка. Чтобы посмотреть на её реакцию. В стремлении достать письмо, она приблизилась к нему настолько, что он чувствовал её дыхание, Грейнджер так сильно испугалась сложившейся ситуации, что ему стало любопытно: что будет с ней, если зайти дальше, если зайти так далеко, как она даже не могла себе представить.
В отличии от неё, Драко мог мыслить здраво и с удовлетворением отметил, что она обняла его за шею и страстно откликнулась на поцелуй. Он отметил и то, как расширились её зрачки, каким затуманенным и расфокусированым стал взгляд.
Малфой точно знал, что стал у Гермионы первым. Эта мысль вызывала самодовольную улыбку. Казалось бы, какая разница? Но знать, что никто до него не прикасался к её мягким губам, что никто не ласкал её язык, заставляя зрачки расширяться не только от удивления. Никто. Ни Поттер, ни Уизли. Только он, Драко Малфой. Последний человек, которому она бы позволила это сделать, но который сделал это первым.
Драко не пытался проанализировать, в чем причина, он лишь с наслаждением облизнул губы, вспоминая её вкус и то, как её рот раскрылся, впуская его язык, как помутился взгляд, и пальчики коснулись его спины, обжигая даже через рубашку. По телу в тот момент прошел разряд электрического тока, и впервые за долгое время Малфой смог испытать хоть какие-то эмоции, кроме разочарования и отвращения.
Драко остановился лишь тогда, когда понял, что не хватает воздуха. Отстранился и окончательно осознал, как далеко зашла эта странная игра. А потом увидел этот взгляд: затравленный и испуганный. Что-то кольнуло его сердце и испугало его, заставило почувствовать себя беспомощным и даже, возможно, виноватым. Тогда он возненавидел это «что-то».
А Грейнджер беспомощно ждала его следующего шага. В тот миг Драко понял, как много для неё значил этот поцелуй. И вдруг страшно захотелось доказать ей… или себе… что для него он не значил ничего.
Память вновь выбросила на поверхность её полные боли глаза. Малфой отчаянно затряс головой, отгоняя видение. Но оно не желало отпускать… Наверное, этот взгляд будет преследовать его по ночам. Впрочем, поделом ей. Не будет больше питать иллюзий на его счет. И ему не следует. Вот только… Это мерзкое, сосущее чувство вины никак не желало уходить. Мысль о том, что она, наверное, плакала, когда он здесь с удовольствием вспоминал об их поцелуе, не давала Драко… всецело насладиться моментом.
Гермиона не из тех, кто относился к поцелуям легко, кому без разницы «когда» и «с кем». И этот его, в сущности, безрассудный поступок, совершенный лишь ради шутки, стал для неё событием жизни. Драко понимал это и на какой-то миг даже почувствовал ответственность за свои действия. Но только лишь на миг…
Наверное, ему стоило позволить ей ударить себя по лицу. Это стало бы тем лекарством, что способно исцелить втоптанное в грязь самолюбие, и Грейнджер не чувствовала бы себя ничтожной и раздавленной. А так… Он практически сломал её, растоптал веру в сказку и мечту и сделал ещё больше похожей на себя. Заставил обжечься, укрепив в тех убеждениях, которые она проповедовала, но которыми ещё не жила. Что ж, теперь её слова о жестокости этого мира не будут просто словами.

***
Ворвавшийся в окно ветер потушил несколько свечей, погрузив комнату в полумрак. За окном уже совсем стемнело, и сидеть здесь, занимаясь самобичеванием, было глупо и бессмысленно, поэтому Гермиона наспех собрала вещи и направилась к выходу.
Путь в гриффиндорскую гостиную оказался таким долгим, каким не был ещё никогда. Она шла, как во сне, снова и снова прокручивая в голове тот случай и каждый раз вздрагивая, как от ударов электрическим током. Закрывала глаза, вздыхала, трясла головой, тщетно пытаясь отогнать видения.
Мечтала о красивой любви, считала себя особенной. И что в итоге? Её первый поцелуй был с замыванием рук и безо всякой романтики. Её первый поцелуй был с Драко Малфоем, который сделал это ради шутки, унизил и втоптал в грязь. А она снова не смогла за себя постоять. И что самое мерзкое, ей понравился этот чертов первый поцелуй! Данная мысль приводила в ужас, заставляя кровь в жилах бежать быстрее. Чертов Малфой! Как же она его ненавидела.
Раньше, услышав историю, подобную той, что случилась сегодня с ней, Гермиона бы возмущенно всплеснула руками и гордо заявила «А я бы на её месте…». Придумать, что было бы на этом «её» месте не составило бы труда. Она бы ответила: «Ты ещё пожалеешь, Малфой!», залепила ему звонкую пощечину, развернулась на каблуках и, даже не бросив на него взгляда, удалилась с высоко поднятой головой. Она бы… Она бы… Чего бы только ни сделала! На этом странном «её» месте. А на своём стояла и не могла вымолвить ни слова.
Почему-то в мыслях уверенной быть куда легче, чем наяву: в них никогда не путаешь слова, не краснеешь в самый неподходящий момент и вообще не попадаешь в нелепые ситуации.
Она шла и снова думала о себе в третьем лице, как будто писала роман. В последнее время это стало входить в привычку. А ведь исток — всё то же ощущение собственной значимости исключительности; неугасаемая вера в себя и собственные силы, которых нет.
Мы ставим себя гораздо выше других, хотим, чтобы все разделяли наше мнение и страшно злимся, когда этого не происходит. Вот только всё время забываем, что для остальных мы — те самые «другие» , которые никогда не бывают лучшими.
Почему она решила, что особенная и достойна счастья гораздо больше, чем кто-либо другой?
Гермиона зажмурилась, тихо и почти наигранно всхлипнула и всё-таки заставила себя заплакать. Несколько пустых, вымученных слезинок скатились по щекам, но не принесли облегчения.
Вдруг страшно захотелось кому-нибудь пожаловаться: наплевать на гордость и вывернуть душу наизнанку, рассказав о случившемся и услышав в ответ… Не так уж важно что. Просто что-нибудь хорошее: то, что заставило бы вновь поверить в себя.
Она даже представила, как подбегает к Гарри, обнимает его и начинает говорить. В голове уже появились обрывки тех фраз, что она скажет, а потом и вся история разговора. Она словно пережила его заранее, со всеми возможными вопросами и ответами; всеми улыбками, слезами и вздохами.
А потом Гермиона тихо произнесла пароль от гриффиндорской гостиной, вошла и замерла в дверях. Вдруг поняла, что не сможет рассказать ничего: все те слова, что ещё мгновение назад толкались в голове, желая вырваться наружу, вдруг испарились, оставив лишь пустоту и странную неловкость. Ей стало стыдно, что она хотела рассказать Гарри о таком личном, что у неё вообще возникла идея жаловаться. Проблема, что казалась такой глобальной, почти вселенской, вдруг сузилась до размеров еле заметной точки. И стало неловко ещё и из-за того, что она плакала из-за такой глупости.
— Привет! — Её голос, прозвучавший слишком громко и резко, как неожиданно лопнувшая струна, заставил всех обернуться. Гарри, Рон и Джинни, до того сидевшие у камина и разговаривавшие, теперь в упор смотрели на мнущуюся в дверях Гермиону. Повисла неловкая пауза.
Первым её нарушил Гарри:
— Гермиона! Наконец-то! Я уже собирался идти тебя искать…
— Да, что-то ты совсем запропастилась. Где была-то? — подхватила Джинни.
— Я… Да так… Занималась, — откликнулась Гермиона, мысленно поблагодарив судьбу за то, что искать её Гарри всё-таки не собрался. Попыталась улыбнуться как можно лучезарнее, хотя неприятная резь в глазах не думала никуда уходить.
— Смотри не перезанимайся. Вот глаза уже красные, — заботливо сказала Джинни.
— Да, и правда красные. Ты не плакала часом? — предположил Рон.
— Нет! Что вы! Конечно, нет! С чего бы мне?.. Это я просто… не высыпаюсь, — принялась оправдываться Гермиона, проклиная себя за те две выжитые слезинки.
— Я и говорю: бросай свои книги! А то и ночами уже читаешь… Скоро в привидение превратишься, — принялся отчитывать её Рон практически с наслаждением.
— Ты что решил сыграть роль моих родителей? Получается не очень, прямо скажу. А занудствовать, вообще-то, моя прерогатива, — усмехнулась Гермиона, поймав себя на том, что начала испытывать раздражение от этого разговора. Но ссориться с друзьями сейчас хотелось меньше всего.
— Конечно! И ты с этим мастерски справляешься! — весело сказал Рон, а Гермиона прикусила губу.
«Устал я от тебя что-то. Скучная ты…» — прозвучал в голове голос Малфоя. Гермиона вздрогнула и опустила глаза. Неужели эта фраза так сильно задела её?..
— Ну спасибо! Стараюсь! — буркнула она почти обиженно.
— Как быстро пролетел первый семестр. Уже Рождество скоро! — сказал Гарри, желая разрядить обстановку и увести разговор в иное русло.
— А ещё Бал и каникулы, — подхватила Джинни, радостно улыбаясь.
— Ты уже платье купила? — обратилась к ней Гермиона, воспользовавшись возможностью уйти от неприятной темы, и вдруг подумала, что уже два года они имеют возможность просто сидеть вот так и болтать о такой ерунде, как Балы, платья, каникулы, уроки, делая вид, что войны и Волдемота просто нет, что они самые обычные школьники с самыми заурядными проблемами. Уже два года они не строят никаких планов, не разгадывают загадок, не попадают в передряги. Они ни разу не говорили об этом, словно негласно решив дать друг другу возможность забыть. Хотя бы на время забыть, что их спокойствие — иллюзорно, что война уже дышит в спину и что привычный мир может рухнуть в любой момент.
Пока жизнь дала им передышку: несколько нормальных, обыкновенных дней. Почему бы этим не воспользоваться? Почему бы не провести их так, как проводят будни самые обычные подростки, а не те, кому предстоит спасать весь волшебный мир?
«А Малфой… Как проходит сейчас его жизнь?» — вдруг подумала Гермиона, страшно испугавшись своего внезапного интереса, который казался противоестественным, и она изо всех сил пыталась прогнать подобные мысли из головы. Но они никак не желали уходить, а образ слизеринца стоял перед глазами, не давая забыть.

***
Гермиона сидела с друзьями долго и почти сумела отвлечься, забыть о своих сегодняшних проблемах. Кабинет, освещенный тусклым светом свечей, Драко Малфой, вкус его губ, его руки на её талии, ухмылка, жестокие, колкие слова, захлопнувшаяся дверь и щемящее одиночество — теперь всё это казалось дурным сном, приснившимся даже не ей.
Но вечером, придя в свою комнату, Гермиона вновь почувствовала тоску. Воспоминания вернулись, став почти материальными. И жалость к себе, их вечная спутница, прибыла тоже. Невысказанная, невыплаканная обида смешалась с разочарованием и таким привычным вечерним одиночеством, образовав горький коктейль.
Рука Гермионы потянулась к пергаменту. Сейчас она не могла не писать… Сначала думала сотворить что-нибудь в стиле дневниковой записи: запечатлеть чувства, тем самым охладив их, вылив из души на бумагу. Но писать, рассказывая кому-то свою историю, ожидая потом ответа, гораздо легче, чем писать в пустоту, в стол.
Поэтому вскоре письмо, написанное Гермионой практически в истерике, отправилось к своему адресату. Но жизнь, которая обладает своим, особенным чувством юмора и очень любит поиграть с людьми, распорядилась так, что им стал Драко Малфой.

***
Он сидел и вертел в руках волшебную палочку. Это было то состояние, когда не можешь найти ни удобную позу, ни нужные мысли, когда что-то неизвестное и очень неприятное мешает сосредоточиться, когда просто необходимо что-то сделать, но в голове полный вакуум. Когда сидишь и смотришь в одну точку, находясь вне себя от бездействия, но бездействуешь. И всё неплохо, но в то же время просто ужасно.
Драко думал, чем бы заняться, уже добрый час. А может, два. Но вариантов было столько, что выбор не представлялся возможным. В итоге он сидел и вертел в руках свою волшебную палочку.
Вдруг вздрогнул, схватил пергамент и стал писать ей. Сам не понимал, что и зачем: просто писал, потому что не мог не писать. Это было как наваждение, это было как озарение. В итоге получилось письмо, которое могло бы изменить многое — другое письмо: единственное правильное из всех…

«Гермиона… Это письмо я хочу начать без приветствий и подписей. И без банального вопроса «Как дела?». Я просто хочу написать то, что думаю. Один раз в жизни не подбирать фразы, а писать всё, что придет в голову. Наверное, получится запутано и непонятно. Ну и черт с ним!
Я очень рад нашему случайному и странному знакомству, что во многом изменило мою жизнь. И тому, что ты говоришь мне правду, хотя я этого не заслуживаю. Смешно, но я рад даже тому, что этого не заслуживаю. А ещё... что в этих письмах ты можешь быть настоящей. Ведь здесь ты настоящая?..
Знаю, тебе сейчас плохо. Не спрашивай — откуда. Просто знаю. Как и то, что это непременно пройдет.
Скажи, есть люди, которых ты ненавидишь? У меня — есть.
У меня есть люди, которых я ненавижу за то, что не могу понять. А есть те, кого ненавижу за то, что понимаю слишком хорошо. А ещё бывает, хочешь ненавидеть — а не получается. И ненавидишь уже за это. Больше — себя, правда.
Глупо, да? Безусловно…
Зачем я всё это пишу? Хотелось бы знать. Хотелось бы понять, что нашло на меня сегодня. И зачем я совершаю глупости одну за другой, да ещё и наслаждаюсь этим.
Данное письмо — ещё одна такая глупость.
Ты не понимаешь ничего сейчас, верно? Однажды я расскажу тебе всё, и ты поймешь. Но это потом, когда будет можно. А пока — нельзя.
Поэтому не пытайся разобраться в потоке моих мыслей, а просто возьми пергамент и ответь мне на вопросы, что я не стал задавать: Как твои дела? Как уроки? Как проект про Книгу Судеб?
Просто напиши правду. Непонятную, запутанную. Такую же, как я писал сегодня.
Я не хотел подписываться, но всё же…
Твой,
Я.»

— Эй, Малфой! Чего ты там, поэму пишешь? — Блейз Забини, словно выросший из-под земли, порядком испугал Драко. Тот вздрогнул и выронил письмо.
— Да так… — рассеянно ответил Драко, оторванный от своих мыслей и теперь находящейся где-то между ними и реальностью.
— Нового Гамлета решил настрочить?
— Ну, нет! Мне и в жизни трагедий хватает. Это письмо просто…
— О… И кому же? — глаза Блейза загорелись интересом. Но Драко предпочел проигнорировать данный вопрос, окинув друга тем взглядом, который заставляет понять, что допрос лучше не продолжать.
— Тоже что ли написать… — протянул Блейз задумчиво. — Я украду у тебя один пергамент?
— Кради на здоровье.
— Вот спасибо!
— Пожалуйста. Сам-то кому писать будешь?
— Амелии.
— Передавай привет. Как она там?
— Ничего. Пишет, что скучает. И я её понимаю, у нас в поместье сейчас невесело, — сказал Блейз, опуская кончик пера в чернильницу.
— Да? Что-то случилось? — Драко поднял голову и посмотрел на друга почти с участием.
— Нет, не то чтобы…Всё как обычно, — коротко ответил тот, не давая этому разговору шанса продолжиться. Его рука чуть дрогнула, и большая черная клякса растеклась по пергаменту.
Но Драко Малфой этого уже не заметил, потому что машинально кивнув в ответ на реплику Забини, переключил свое внимание на письмо. Он хотел было отправить его и даже потянулся за конвертом, как вдруг в гостиную влетела школьная сова. В лапах её был конверт, подписанный уже знакомым почерком Гермионы Грейнджер.
Он разорвал его стремительно, с искренним нетерпением и буквально впился глазами в ровные (или не очень… Сегодня её рука явно дрожала) строки. Лицо его, до того взволнованно-радостное, быстро поменяло выражение…

«Дорогой Валентин!
Моя жизнь… Я не могу понять, что с ней творится. Я запуталась и не знаю, что мне делать.
Хочу плакать, но не могу даже этого.
Не знаю, стоит ли мне рассказывать это тебе, но уже всё равно. Наплевать! Правда… Мне уже на все наплевать. Кажется, я почти в истерике. Снова...
Сегодня, когда я читала твоё последнее письмо, со мной в кабинете был один человек. Мой бывший враг, а теперь пародия на врага. Раньше я ненавидела его, а теперь он просто вызывает у меня раздражение и постоянно отравляет мою жизнь. Я уже научилась нормально реагировать на его колкости, но сегодня он снова смог вывести меня из себя. А я не смогла найти нужных слов и поставить его на место. Вела себя как полная дура! Ненавижу себя за это! Ненавижу его… Просто за всё ненавижу!
Это такое мерзкое ощущение — чувствовать беспомощность перед человеком, которой не стоит даже твоего внимания, который, по сути своей, жалок и ничтожен.
А потом… Боже мой! Он поцеловал меня в губы. Зачем?.. Почему я пишу это тебе? Это неправильно. Но я не могу… Мне так плохо! Я мечтала о любви, о сказке и романтике, а получила поцелуй с этим… этим… Мерлин! Я опять заплакала.
Мне страшно. Я запуталась в себе настолько, что, наверное, уже никогда не смогу разобраться. Я запуталась в своих чувствах, ощущениях, эмоциях.
Что мне делать?..
Ах, как же всё-таки здорово, что ты есть в моей жизни!
Я разучилась доверять людям, везде подозреваю подвох. Мне не с кем поговорить, поделиться проблемами и переживаниями.
Ты не думай, у меня есть друзья, и я верю им. Мы дружим с первого курса, и именно они помогли мне освоиться в новом мире. Правда, один из них, хоть и родился в семье волшебников, всё детство прожил в мире магглов. А вот второй — настоящий чистокровный, знающий о магии с детства. Но отнюдь не мерзкий, заносчивый сноб, как, например, тот, о ком я говорила выше. Нет, он, как и вся его семья, просто замечательные люди. Когда-то я думала, что влюблена в него. Правда всё закончилось весьма печально, да и любовь та была ненастоящей, но мы по-прежнему очень хорошие друзья. И я верю ему, как себе.
Но знаешь, хоть я и прошла с ним огонь и воду, хоть он знает мой адрес и пароли от всех замков, хоть я смогла сделать его доверенном лицом в серьезнейшем заклятии, но не нашла сил и возможности рассказать о такой ерунде, таком пустяке, как проблемы с однокурсником. И я не понимаю, почему. Конечно, расскажи я своим друзьям о том, что случилось, от этого Малфоя и мокрого места не останется, но разве в этом дело? Разве меня должно это беспокоить? Нет, конечно.
Тут что-то другое.
Обида, ненависть… Они переполняют меня и не дают свободно дышать. А сейчас — вылила на бумагу. И вроде легче стало.
Прости меня… Прости меня, пожалуйста, за то, что снова загружаю тебя своими проблемами. И спасибо за то, что ты есть в моей жизни!
Г.Г.»

Два письма были сложены вместе: его и её. Неспешно, как в замедленной съемке, Драко рвал их на тонкие полосы. С наслаждением наблюдал за тем, как белые листы, исписанные сотней слов, превращались в мусор, как разрывались они, теряя свой смысл. Хотелось подбросить обрывки в воздух, устроив фейерверк из никому не нужных фраз, что уже всё равно никто не прочтёт. И вот они полетели вверх, на секунду задержавшись в воздухе, и начали опускаться. Простое заклинание, и они изменили траекторию, направляясь прямо в камин. Теперь он видел, как их поглощало пламя. И скоро не останется ничего… только пепел.
— Какие страсти, Малфой! Тебя что, бросили? — Насмешливый голос Забини, а Драко уже успел забыть, что находился здесь не один. Впрочем, весь вид говорил, что обсуждать это он сейчас не намерен. Ответил грубое и резкое «Отвали, Забини», и стеклянным взглядом уставился в одну точку.
Так значит, Хранитель — Уизли. Эта мысль плескалась на задворках разума и казалась до смешного незначительной. Всё так элементарно и очевидно.
Эти полгода, эти шестнадцать писем. Ровно шестнадцать писем, полученных ею, отправленных им — скопище никому не нужных слов и усилия. Всё было ради одной фразы. Ради фразы, которую он прочитал за две секунды, которая расставила всё по местам. И говорила: «Игра окончена».
Он думал, что это принесет радость или облегчение. Но теперь чувствовал лишь досаду.
Ради чего? Ради чего был весь этот спектакль? Фразы, сказанной случайно.
Задуманное воплотилось в жизнь, его план удался. Но вместо удовлетворения — разочарование.
И ничего больше. Всё остальное — незначительно и глупо. Эти детские, нелепые шпионские игры. Чушь! Зачем? Почему было не воспользоваться Империо или сывороткой правды?..

Она — девочка, так похожая на него.
Раньше Драко никогда не питал иллюзий. Тогда почему в этот раз обманулся так жестоко? Он — тот, кто видел людей насквозь; понимал их поступки лучше, чем они сами, придумал себе иллюзию. И упивался ею.
А теперь — конец. Её последнее письмо красиво подвело черту, расставив всё по местам. Она снова стала недалекой грязнокровкой, а он — мерзким слизеринцем. Так и должно быть.
И больше не писем от неё, томительного ожидания и ненависти к себе за это.
Круг заблуждений и миражей, который Драко так старательно обводил вокруг себя, неожиданно разомкнулся.
Он вдруг подумал о том, что теперь один: нет, и не будет человека, который бы смог понять и поддержать, который бы знал о Подготовке и о том, как тяжело ему приходится. Конечно, он бы не стал жаловаться, но, как и любому нормальному человеку, ему, Драко Малфою — мерзавцу и цинику, нужно было понимание. Хотя он не признался бы в этом даже себе.
Драко сам не знал, на что злился больше. На то, что она пела дифирамбы Уизли, обозвала его самого ничтожеством или оказалась настолько неглубокой, доверчивой и глупой. Что, оказывается, она мыслила плоско, и, по сути своей, была пустышкой. Той, кто не умеет молчать даже о самом важном.
Валентин для неё — чужой человек. Гермиона знала его всего несколько месяцев, и ни разу не видела в реальности. Так как она могла начать рассказывать ему такие вещи? Как у неё вообще хватило ума говорить об этом с кем-то? Это их дело. Его и её.
Малфою бы порадоваться тому, какой он искусный манипулятор, раз смог так легко войти к ней в доверие. Но мысль о том, что Гермиона открыла третьему человеку то, что принадлежит только им одним, была отвратительна и буквально выводила из себя.
Конечно, он и сам рассказывал Блейзу о своих успехах в общении с девушками. Но это — другое.
Хотя, собственно, почему? В сущности, Грейнджер не сделала ничего страшного: просто показала, что никакая она не особенная — обыкновенная пустышка.
Дракр презирал себя так, как ещё никогда: за жалость, что испытывал к ней ещё полчаса назад, за идиотское письмо, которое он чуть было не отправил, за воспоминания, за странное ощущение свободы, легкости и даже радости, что поселилось в душе после поцелуя с ней. И за наивность…
Наивность! У него — человека, который не верил никому и ни во что, у него — циника и скептика.
Когда в нем успел поселиться романтик, придумавший себе принцессу и удивляющийся, чего это она превратилась в жабу?..
Впрочем, бред! Ничего он не придумывал. Это так… наваждение. Побочное действие Успокоительного. А в реальности всё прекрасно: его замысел удался, имя Хранителя известно.
Вот только обрывки писем догорали в камине, напоминая о том, что девочки, которая могла бы понять его, больше нет. Нет той, кого он мог бы полюбить. Есть только пустая, недалекая грязнокровка.

***
В тот момент, когда письмо было привязано, и сова отпущена, Гермиона вдруг поняла, что совершила ошибку. Но птица уже была все зоны достигаемости: взмахнув крыльями, она оторвалась от подоконника и полетела к адресату. Ни крики, ни свист остановить её не смогли. Отчаявшись, Гермиона прислонилась к стене и закрыла глаза. Постояв так немного, опустилась на кровать и задумалась.
Чертово письмо! Зачем только она отправила его? Ведь кошмар же, сущий кошмар!
Оно было неправильным. Гермиона с трудом понимала, в чем именно, но чувствовала, что лучше бы адресату не получать его. А ещё почему-то было стыдно, как будто она предала кого-то или выдала чужую тайну.
Вот зачем? Зачем она рассказала про поцелуй? Ведь это же под штампиком «личное» — туда нельзя пускать посторонних.
А стремление показать себя с более выгодной стороны! Естественно, понятно, но как же лживо! Даже низко.
Как будто от того, что она напишет, какой ничтожный Малфой и какая уверенная она сама, это станет правдой. Если бы… Он по-прежнему умел обезоруживать её одним взглядом, делая жалкой и беспомощной.
С каждой минутой Гермиона жалела о письме всё сильнее. Оно казалось очень серьезной ошибкой. Хотя ничего ведь не произошло: какая ей разница, что подумает Валентин? Никакой, в сущности. Скорее всего, она даже никогда его не увидит.
Успокаивая себя подобным образом, Гермиона Грейнджер погрузилась в сон.

***
Кабинет Чар, где проходил урок у шестикурсников Рейвенкло и Слизерина, находился рядом с кабинетом Защиты от темных искусств, где проходил урок у семикурсников аналогичных факультетов.
Луна Лавгуд стояла у подоконника, обняв свою сумку и наблюдая за происходящим вокруг.
Блейз Забини что-то оживленно рассказывал Драко Малфою, который, похоже, был настолько занят своими мыслями, что не слышал никого и ничего. Темноволосая девушка, их подруга, имя которой Луна не помнила, стояла неподалеку, читала книгу и косо поглядывала на Дафну Гринграсс, окруженную кучкой парней и заливисто смеющуюся. Сестра Дафны Астория писала что-то в блокноте, периодически кусая губу и пытаясь придать лицу сосредоточенное выражение, что выходило у неё из рук вон плохо, Питер, однокурсник Луны, влюбленным взглядом смотрел на Дафну, но никак не мог решиться подойти и заговорить с ней. Желание сделать это и неуверенность вступили в схватку, что ясно читались на его лице. Последняя, несомненно, побеждала. Две шестикурсницы из Слизерина стояли у соседнего с луниным подоконника и мило беседовали, периодически поглядывая на парней, которые, похоже, устроили шуточную магическую дуэль и могли в любой момент угодить в окружающих неприятным заклятием, что явно нервировало близстоящих учеников, которые нервно вздрагивали от каждого их действия.

Луна любила наблюдать за людьми. Вот так, из тени, когда никто не видит. Смотреть, запоминать, пытаться разгадать их настроения и поступки.
Это было занятно. Практически так же, как, например, читать книгу или смотреть кино: странное изобретение магглов, которое отец однажды показывал ей в детстве.
Луне нравилось читать по лицам, разгадывать эмоции по жестам и взглядам. Она любила этот мир, он был искренне ей интересен. По-своему она любила и всех этих людей, вот только они зачастую не отвечали ей взаимностью.
Наверное, она бы так и простояла здесь до начала урока, оставшись незамеченной. В последнее время такое было не редкостью: люди не видели её даже тогда, когда смотрели в упор. Хотя иногда это было даже удобно: вот как сейчас, например. Уж точно лучше, чем в первые годы в школе, когда каждая минута казалась адом.
Стоило вспомнить об этом, как спокойствию пришел конец, потому что один из дуэлянтов в пылу игры врезался в неё и сбил с ног.
Наверное, он должен был извиниться и продолжить заниматься своими делами, но вместо этого громко крикнул:
— Чего расселась тут, чучело?
Его голос эхом разнесся по коридору, и теперь на Луну, сидящую на полу в неудобной позе, смотрело два десятка глаз.
«Всё… Сейчас начнется…» — подумала она, но даже не попыталась ничего предпринять. Знала, что это бессмысленно. Так же бессмысленно, как пытаться остановить лавину или стаю разъяренных псов.
Людям нравится наблюдать за тем, как другие попадают в нелепые, неприятные ситуации. Люди любят смеяться над чужой болью. Почти так же сильно, как ненавидят, когда смеются над ними.
Луна сидела на полу и смотрела на всех снизу вверх. Им нужны были зрелище и новая возможность рассмеяться. Теперь уже не она наблюдала за ними из тени, а они за ней: открыто и жадно, как за живой куклой, ожидая, каким станет её следующий шаг. Теперь уже это не походило на немое кино, что она смотрела, читая по лицам. Теперь она — в главной роли.
Обвела глазами коридор, находя на лицах лишь безразличие или усмешку. Но тут вдруг увидела его. Блейз стоял у подоконника в компании все тех же Малфоя и Пэнси Паркинсон. Вместо выхода из данной ситуации в изнуренный стрессом разум пришло имя подруги Блейза… Но Луна не успела подумать об этом, потому что Блейз Забини вдруг отвернулся от своих друзей и направился к ней. Быстрым, уверенным шагом. Не обращая внимание на удивленный взгляд Малфоя и говорящую ему что-то Пэнси.
Он шел к ней…
Сердце забилось чаще. Что он сделает? Поможет? Подольет масла в огонь?
Луна не знала и даже боялась предположить.
Вот остался лишь один метр… Полметра…
Луна напряглась, ожидая его следующего шага.
Но тут Блейз резко сменил траекторию. Случайно наступил на её учебник, выпавший из сумки, и прошел мимо, даже не посмотрев.
— Мелани, красавица моя! Как же я рад тебя видеть! Пришла в себя после вчерашнего? Ты была великолепна! — как в тумане услышала Луна его голос, обращенный к какой-то слизеринке. Кажется, одной из команды по квиддичу.
— Спасибо, Забини. Но ещё пара таких трюков, и вам придется искать нового ловца, — ответила Мелани, но Луна этого уже не слышала. Усмешки, разбросанные по полу книги, её странная поза резко ушли на второй план показались до смешного незначительными, уступив место жгучей обиде.
Он не видел её! Вообще не видел! Даже сейчас, когда она сидела на полу, окруженная толпой однокурсников, он не заметил её!
Наверное, скажи Блейз какую-нибудь гадость или наступи на её учебник намеренно, было бы не так обидно. Это бы означало, что она есть. Есть в его жизни. Пускай как эпизод, девочка, над которой можно посмеяться, но есть!
А так…
Где-то далеко, как в другой жизни, прозвенел гонг, оповещающий о начале урока. Толпа, что окружала Луну, мигом рассеялась. Все разошлись по классам. Так же поступила и она: быстро встала, собрала с пола разбросанные книги и сделала вид, что ничего не произошло. Просто закончилась перемена.
Вот только слезы плескались на дне серых глаз, а сердце сжималось от боли.

Во власти слов

Глава 13
Во власти слов

Вновь моя душа полна сомнений,
Вновь печаль нахлынула волной:
Тесный сонм бесплотных сновидений
Вьется над моею головой.
Вижу все опять как на ладони:
Глупые, наивные мечты...
Мысли, словно бешеные кони,
Мчатся под покровом темноты.
(Маркиз)

Гермионе снились тревожные сны. Утром она не могла вспомнить из них ничего, даже моментов или образов.
Было ещё совсем темно. Серовато-синее небо, тусклый свет фонарей, проникающий в комнату — всё указывало на то, что до рассвета ещё далеко. Не подумав о том, что зимой светлеет довольно поздно, Гермиона решила, что может спать ещё долго. Почувствовала странное облегчение, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Выходило плохо. Резко повернула голову и взглянула на часы: без пяти семь! Ровно пять минут до будильника! Захотелось заплакать.
Пять минут… Как это ужасно! Пять минут, и придется встать; пять минут, и начнётся новый день. День, который обещал быть не самым приятным.
Это были самые долгие и самые стремительные пять минут в её жизни. Они тянулись, как тугая резина, но проскочили, как мгновение. Гермиона открывала глаза, наверное, раз двадцать, ведь казалось, что прошел уже час, а будильник просто сломался и не прозвенел.
Но потом, когда наконец прошла трехсотая секунда, и звонкий, дребезжащий звук разнесся по комнате, Гермиона вздрогнула от неожиданности. Как же она его ненавидела! Больше всего на свете. Ну вот почему он снова так сильно ударил по ушам, что сразу разболелась голова? Вот почему он не мог прозвенеть чуть позже, дать ей ещё хоть одну минуточку? Ну вот что ему стоило? Впрочем, это бы не принесло облегчения.
Вскоре пришлось встать, коснуться босыми ногами холодного пола, закутавшись в одеяло, дойти до стола, взять палочку и наконец произнести отключающее заклятие.
Она собиралась долго, потому что идти никуда не хотелось, ведь иначе придется увидеть его и, возможно, что-то говорить.
Казалось, вчерашний вечер был самым чудовищным в жизни. Оказалось, он был лишь предвестником сегодняшнего ада. Гермиона стояла перед шкафом пятнадцать минут и впервые в жизни поняла, что надеть совершенно нечего.
Сегодня ей было просто необходимо выглядеть шикарно: притягивать взгляды, вызывать восхищенные вздохи. Так, чтобы все обращали внимание и говорили комплименты. И чтобы он видел.
Но сегодня волосы, как назло, торчали во все стороны, а под глазами были такие синяки, словно ночей пять она вообще не смыкала глаз.
Несмотря на все приложенные усилия, сломанные зубья расчески и полфлакона лака, вид Гермионы оставлял желать лучшего. Ни о какой красоте не могло быть и речи, как и об уверенности в себе. Пришлось смириться: чуть-чуть подкрасить глаза, заплести волосы в косу, двадцать раз повторить «Я выгляжу прекрасно!» и пойти на завтрак.
Когда Гермиона вышла, Гарри с Роном уже ждали её. Пропустив мимо ушей их вопросы о том, почему же она так поздно, попыталась собраться с мыслями и настроиться на встречу с ним. Методом самовнушения заставила себя поверить в то, что выглядит не так уж и отвратительно, что её словарный запас ограничивается не только «Эм-м-м, Малфой, эм-м-м…», что она, в конце концов, сообразительна и умеет находить выход из самых сложных ситуаций.
Но всё равно было страшно. Мысль о том, что произошедшее вчера — шутка, и она стала частью розыгрыша или спора, не покидала, поэтому Гермиона не исключала варианта, что в Большом Зале её встретят хохот, издевки и насмешливые взгляды.
Перед входом она глубоко вздохнула, набрав в грудь побольше воздуха, внутренне собралась, как перед битвой, вскинула голову и непроизвольно схватила Гарри за руку, сжав её до такой степени, что тот поморщился, но, слава Богу, не стал задавать вопросов.
В миг, когда дверь была почти открыта, но происходящего в Зале ещё не было видно, Гермиона почувствовала себя так, словно кто-то взял большие ножницы и перерезал какие-то струны в душе, и те, извиваясь и закручиваясь по спирали, вонзились в сердце, издавая звонкие, но фальшивые ноты. Ей даже захотелось закрыть уши руками, чтобы бы не слышать этого звука, который стал почти ощущаемым.
Но тут дверь открылась. Содрогнувшись, Гермиона окинула взглядом Зал, на миг задержав его на слизеринском столе, и облегченно выдохнула: никто не смотрел на неё и не смеялся.
Гермиона не сразу заметила, что его место пустовало. А потом, когда осознание этого факта пришло, почувствовала такое разочарование, словно приехав туда, куда всю жизнь мечтала попасть, обнаружила лишь пепелище. Та уверенность, ради которой она боролась с собой все утро, мигом испарилась. Её состояние было похоже на положение осужденного на казнь, который, уже положив голову на плаху, вдруг узнал, что исполнение его приговора переносится на час вперед. А значит, агония, которая должна была оборваться вместе с жизнью, ещё продолжается.
Все утренние приготовления показались пустыми и в чем-то даже постыдными. Ради чего?.. Чтобы он увидел, какая она красивая и уверенная, да ещё и не страдает ни капли? Он бы всё равно не оценил и не заметил.
Сейчас Гермиона не могла ни есть, ни пить. Она не даже толком не могла говорить: отвечала на вопросы друзей машинально, короткими фразами, а сама улетела в пространные размышления, сопровождаемая страхами и сомнениями.
Сегодня, как назло, было три пары со Слизерином. «Может, он не придет и на них?» — мелькнула в сознании слепая надежда. Тогда всё перенесется на Завтра. А завтра — уже другая жизнь, другой мир. Завтра далекое и недостигаемое и совсем не такое пугающее, как материальное и близкое Сегодня. Но серьезно рассчитывать на это не приходилось, поэтому надо было попытаться собраться с силами, вновь приготовиться к встрече с ним. В тот раз ей понадобилось на это более часа, а сейчас было всего пятнадцать минут.
Первый урок — История магии вместе со Слизерином. Идя по коридору, Гермиона считала секунды. Одна, две, три… Казалось, так время идет медленнее. Но с каждым шагом отчаяние становилось мучительнее, грозя вот-вот переполнить чашу терпения и самообладания.

Всю дорогу её пальцы сжимали руку Гарри. Это давало ощущение хотя бы относительной защищенности. Когда они свернули в последний коридор, не помогло даже оно. Гермиону охватило нестерпимое желание выпустить руку, развернуться и убежать куда-нибудь подальше отсюда.
— Гарри… — начала Гермиона на одном дыхании, желая сказать, что не пойдет на урок. Но не смогла даже закончить фразу, смотря на друга затравленно-неморгающим взглядом.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросил тот. — Неважно выглядишь. Может, стоит сходить к мадам Помфри?
— Нет, — стиснув зубы, ответила Гермиона, тщетно пытаясь унять дрожь и бухающее в груди сердце, каждый удар которого эхом отражается в ушах. — Нет… Я в порядке. — Уже чуть увереннее. Смотрела прямо, серьезно, слегка печально. Но в голосе была сталь, а в душе смятение, уже почти вытесненное неожиданно принятым решением: покончить с этим сейчас. Ведь прыгать в пропасть надо сразу, иначе будет только тяжелее.
Гарри… Он так хорошо понимал её, а она так плохо умела скрывать эмоции. А вдруг он догадается? Он этой мысли Гермиона содрогнулась. А вдруг сам Малфой что-то скажет, выдаст её?..
Нет, ему самому это невыгодно. Зачем подставляться? Ведь она же грязнокровка…
А даже если и скажет, никто не поверит. Она и сама уже не верила, но помнила всё до мельчайших подробностей. Хотела забыть, но не могла. Хотя, зачем врать… Она вспоминала это с тем странным чувством, которое обычно возникает, когда совершаешь что-то запретное, очевидно ошибочное, но сладостное в своей запретности. Сломанные рамки, перейденные границы, сокровенная тайна и упоение от того, что она: та, кого привыкли считать правильной и скромной — целовалась в кабинете Рун с Драко Малфоем.
Есть ошибки, о которых жалеешь, а есть те, которыми наслаждаешься.
Гермиона снова стояла перед закрытой дверью и испытывала желание провалиться под землю.
Но его не было. Опять.
Взору открылся пустой кабинет, и кровь вмиг отхлынула от лица.
«Дура! Дура!» — ругала себя Гермиона, опустившись за первую попавшуюся свободную парту. Заметила, что Гарри сел рядом, быстро вынула вещи, уставилась в одну точку где-то на учебнике по Истории магии и словно бы окаменела. Казалось, что стоило ей сейчас совершить одно неверное движение, и весь мир рухнет: под ногами откроется огненная бездна, а она полетит туда и будет падать, пока не разобьется. Поэтому Гермиона сидела, сжав руки в кулаки, неморгающим взглядом сверля свой учебник. Она не заметила, как вошел преподаватель и начался урок.
А потом услышала резкий звук удара какого-то предмета об пол. Острым лезвием он разрезал оглушительную тишину и вывел Гермиону из полусна, заставив быстро поднять взгляд. Но лучше бы она этого не делала, потому что прямо перед ней сел Блейз Забини. Сначала она увидела только спину, но уже этого хватило, чтобы вновь захотеть раствориться в невесомости. Укрепилось данное желание, когда Гермиона повернула голову и увидела его соседа. Конечно, им был ни кто иной, как Драко Малфой. И звук падения именно его сумки до сих пор звенел в ушах, повторяясь вновь и вновь, как на испорченной аудиокассете.
Ненавидеть весь мир, содрогаться от страха — только он мог заставить её переживать такие эмоции. Смешно, но настоящее отчаяние было именно сейчас. Не при виде Пушка на первом курсе, не в министерстве на пятом, не этим летом на пустынной улице Египта, а сейчас… Когда надо просто увидеть юношу, который вчера поцеловал её в губы. Просто увидеть, даже не заговорить.
Ноги, которые до того казались деревянными, стали свинцовыми, воздух опять начал неприятно обжигать горло, а окружающие звуки усилились в несколько раз. Он не видел её, потому что сидел спиной. Иначе бы Гермиона, наверное, попросту умерла от остановки сердца.
Урок казался изнурительно долгим. Гермиона молилась всем богам, чтобы сегодня её не вызвали, и ничто не привлекло бы к ней внимание, заставив Малфоя обернуться.
Она знала ответы почти на все вопросы, но мысль поднять руку казалась полнейшим безумием. Не дышать, не смотреть…
Все конечности затекли, спина заныла, по телу пошла мелкая лихорадочная дрожь, вызванная напряжением и длительным пребыванием в обездвиженном состоянии. На Гермиону никогда не накладывали Ступефай, но сейчас она поняла, как, должно быть, чувствует себя человек под этим заклятием.
Звонок всё-таки прозвенел... Ещё никогда Гермиона не ждала его так сильно, однако облегчения он не принес, потому что сдвинуться с места она так и не смогла. Осталась сидеть, лишь только чуть-чуть изменила позу и шумно вздохнула, воспользовавшись той какофонией звуков, что принесла перемена. Но для того, чтобы покинуть класс, ей пришлось бы пройти мимо Малфоя. Поэтому скульптурообразное состояние обещало продлиться до того момента, когда он сам выйдет отсюда.
Наверное, всё кончилось бы хорошо, ведь Малфой уже принялся собирать конспекты. Но Гарри, не подозревавший о тяжком положении своей подруги, встал и сделал шаг вперед. Не посмотрев под ноги. Зацепился за сумку Малфоя, валявшуюся в проходе и, более того, в попытке удержаться на ногах, схватился за парту последнего, сметя с неё стопку учебников. Если собрать всю ненависть, что испытала Гермиона в тот момент к своему лучшему другу, то хватило бы на пару десятков убийств. Благо, порыв прошел мимолетно, иначе побеждать Волдеморта было бы некому.
Гермиону охватила настоящая паника. Она вздрогнула, слабо вскрикнула и, выхватив палочку, приготовилась отражать заклинания, которыми Малфой швырнет в Гарри. Но её сердце пропустило два удара, глаза расширились от изумления, потому что… ничего не произошло. Гарри поднял учебники и коротко извинился, а Малфой молча кивнул и, перекинув сумку через плечо, удалился из кабинета.
Если ещё мгновение назад Гермионе Грейнджер хотелось умереть, то теперь она просто не знала, что делать: смеяться, плакать или обращаться в Мунго. От отчаяния и страха не осталось и следа — теперь было лишь удивление. Самый настоящий шок. Впрочем, стало гораздо легче. Она даже перестала замечать, как сильно затекли ноги, как от долгого сидения в неудобной позе болели спина и шея. А ещё… Она вдруг осознала, что самое страшное — позади: он увидел её и ничего не сказал, подарив возможность вздохнуть полной грудью.
— Гарри, что это было? — спросила Гермиона звонким и чуть возбужденным голосом. Тот посмотрел на неё странно, как будто не понял вопроса и коротко ответил:
— Я спотыкнулся.
— Я заметила. Но Ма… — На этом слове голос Гермионы снова решил сорваться, поэтому предложение так и осталось незаконченным, словно его имя теперь под запретом.
— Что м-м-м? Пойдем уже, наконец. Скоро урок начнется, — улыбнулся Гарри. Гермиона обвела взглядом кабинет и отметила, что из учеников они остались здесь одни, а профессор Биннс уже странно поглядывает.
— Да, пойдем, — отозвалась она, наконец-то встала и принялась собирать вещи, попутно раздумывая о произошедшем. Случай с сумкой поразил до глубины души. Понять его не представлялось возможным. Может, у Малфоя болела голова, и не ему не захотелось ввязываться в перепалку? Или просто стало лень это делать?.. Данное объяснение было бы логичным, если бы речь шла не о человеке, который никогда не упускал возможности сделать Гарри лишнюю гадость.
Впрочем, в последнее время многое изменилось. Вспомнился случай, произошедший чуть больше месяца назад, после матча по квиддичу. Гарри и Рон тогда сцепились с Эйвери, а Малфой, который хотя больше и не был капитаном команды, всё равно очень болезненно относился ко всему, что её касалось, при этом присутствовал, но никак не поучаствовал в происходящем. Тогда Гермиона не придала этому значения, списав на магнитные аномалии, головную боль или хорошее настроение бывшего врага. А совсем недавно Малфой с Гарри даже поздоровались при встрече.
Мир словно бы сходил с ума.
А может, Малфой внезапно охладел к Золотому Трио и решил доводить её одну? Смешно… Чем она заслужила это?
Гермиона могла бы и дальше раскручивать эту цепочку, путаясь в пучине мыслей и догадок, или подключить логику, но быстро перешла бы к фантазиям, и, заплутав в них, почувствовала бы себя так, как будто её затягивают зыбучие пески. Снова вспомнила бы вчерашний вечер и вкус его огневиски, захлебнулась бы ощущениями и начала тяжело дышать, словно в комнате неожиданно сделалось очень жарко. И, может быть, кто-нибудь смог догадаться, что с ней не всё в порядке. И тайна бы раскрылась очень глупо и нелепо. Но прозвенел звонок, и цепь оборвалась, избавив Гермиону от столь неприятной участи.
Урок Защиты от темных искусств, который шел следующим, стал своеобразной передышкой, потому что сегодня был с Хаффлпафом. Двадцать баллов, заработанные для Гриффиндора, были хоть и не слишком значительным по сравнению со всем остальным, но все же приятным моментом. Одним из тех, что дарят чуть сладковатую, освежающую радость, похожую на холодную воду лимонным соком и сахаром, которая хоть и способна утолить жажду, но все же не имеет почти никакого вкуса.
Эти сорок пять минут прошли до обидного быстро, а впереди ждала Нумерология со Слизерином. Ни Гарри, ни Рон на неё не ходили, а вот Малфой, по воспоминаниям Гермионы, этот курс как раз посещал. Учтя свою предыдущую ошибку, она пришла почти со звонком, когда почти все ученики уже расселись, и выбрала парту в самом дальнем углу класса. Вскоре подошла Парвати и заняла соседнее место. На Нумерологии девушки часто сидели вместе, потому как Лаванда её не посещала.
Они сидели в ряду у окна на предпоследней парте, а Драко в среднем ряду на третьей. Поэтому он вряд ли мог видеть Гермиону, зато она видела его прекрасно. Это и погубило её, став новым шагом в пропасть, потому как вызвало интерес, заставив наблюдать за ним, а значит, толкнуло на путь к пониманию.
Весь урок, вместо того, чтобы слушать преподавателя, она не спускала глаз с Малфоя: заметила, что он был рассеян, полностью погружен в свои мысли и явно не писал конспект. Зачастую, когда профессор рассказывал материал, он сидел и смотрел в одну точку где-то между кафедрой и доской, а во время опросов мог схватить блокнот и начать судорожно записывать в него что-то, явно не имеющее никакого отношения к уроку. Иногда он хватался за предплечье, словно испытывал боль. Это подтверждало определенные подозрения, которые были у Гермионы уже давно. Желая утвердиться в них окончательно или наоборот опровергнуть, она мысленно стала просить его на минутку забыться и хоть чуть-чуть закатать рукав. Этого он, конечно же, не сделал. По крайней мере, до такой степени, чтобы дать Гермионе возможность что-то увидеть. Зато сейчас внимание привлек браслет на его запястье, который она видела и раньше, но никак не могла рассмотреть подробнее.
Тонкая серебряная с черным змейка дважды обвивала руку Малфоя. Её изумрудные глаза сверкали на солнце. Невозможно было сразу понять, что это просто браслет. Временами змейка лениво скользила по руке юноши, меняя положение. Гермиона была уверена, что это не просто украшение. Но что касается его скрытых магических свойств, то о них можно было только догадываться. Или спросить владельца. Но это вряд ли возможно, по крайней мере для неё.
Гермиона уже хотела отвернуться, поднять руку и ответить теорему, которую, похоже, знала только она, но тут Малфой, видимо почувствовав её взгляд, обернулся. Сердце пропустило удар, щеки слегка вспыхнули, а рука зависла в десяти сантиметрах над поверхностью парты. Но проклясть себя за то, что в своем наблюдении совершенно не знала меры, Гермиога не успела, потому что Малфой, скользнув взглядом по кабинету, даже не задержался на ней: отвернулся, смахнул с плеча несуществующие пылинки и снова уставился в свой блокнот.
Он не подмигнул ей, не улыбнулся своей мерзкой издевательской усмешкой, как можно было бы предположить, а просто проигнорировал. И это после всего, что случилось! Это… это… Впрочем, нормально. Уж лучше, чем намеки или насмешки.

***
Последняя пара со Слизерином — Чары. Обязательный предмет для посещения, который проходил в большой аудитории с откидными стульями и кафедрами. Гермионе, оказавшейся между Гарри и Роном, было совершенно не до Малфоя. Отвлеченная шумом и пустым разговором, она забыла о нем и больше не вспоминала до самого вечера, словно запретив мозгу касаться этой темы. Лишь только в пять часов, в то время, когда она обычно спешила в кабинет Рун, подумала, что больше никогда туда не вернется во внеурочное время, и почувствовала невесомую и пугающую своей нелогичностью тоску о чём-то несбывшемся: том, что, наверное, могло бы случиться, но уже никогда не произойдет. Вдруг вспомнила вчерашнее письмо и до крови прикусила губу. Зачем она отправила его? Почему не смогла остановиться вовремя?.. Это вдруг показалось таким важным, словно те ничего не значащие строки могли что-то изменить: разрушить или построить. Словно они — звенья всё той же цепи.

***
Гермиона вошла в библиотеку, обняв стопку давно прочитанных книг. Быстро сдала их, пожелала мадам Пинс приятного дня и уже собралась уходить
Она редко прислушивалась к тому, что говорят в народе, но когда до её слуха донеслась фамилия Малфой, любопытство взяло верх. Остановилась и прислушалась: группа шестикурсниц, сидящих в читальном зале, о чем-то оживленно беседовала. Гермиона взяла с полки первую попавшуюся книгу и, для виду открыв её, села за соседний столик.

— Да, он и правда странный, — воскликнул чей-то голос.
— Это все уже заметили! Ходят слухи, что он подсел на наркотики, — ответил второй.
— Неужели?! Какой кошмар! — ужаснулся третий.
— Говорят, он употребляет галлюциногенные грибы… — шепотом сказал первый.
— А я слышала, что вообще колется, — откликнулся второй.
— Правда?.. — изумился третий, а потом добавил: — Ну, может быть, может быть…
— Вряд ли… Колются только магглы, — снова вмешался первый.
— Разве? — засомневался второй.
— Ну да. Ещё маглорожденные и полукровки, возможно. А у чистокровных свои способы получить кайф.
— А ты, я смотрю, профи…

На этом моменте Гермиону затошнило, и, не желая больше слушать разговора о маггловских и магических наркотиках, она быстро встала и удалилась из библиотеки. Но этот разговор заставил её задуматься. Может быть, Малфой правда…
А что? Ведь весьма похоже.
После этого случая Гермиона стала чаще прислушиваться к сплетням. Вечерами она больше не покидала аудитории на переменах, чаще сидела в Гриффиндорской гостиной и даже дважды сходила в главный рассадник школьных сплетен — увитую плющом беседку неподалеку от квиддичного поля.
Эти походы, как и все остальные меры, открыли для Гермионы новый мир. Она и не подозревала, какие легенды, оказывается, ходят по школе.
Малфой был «темой года». Впрочем, иногда вспоминали о Гарри, Роне и о ней самой.
Так Гермиона Грейнджер, девочка, живущая в своем собственно мирке, чуждом разговорам в беседке, вдруг обнаружила, что за его пределами тоже кипит жизнь и даже прикоснулась к ней. Если не вошла, то хотя бы заглянула через замочную скважину. Впрочем, наверное, лучше было этого не делать, потому как мир сплетен, где все относятся к словам легко, а ложь и домыслы воспринимают как должное, просто не мог не обжечь её.

***
— А я слышала, что от своей зависимости он все лето лечился в Мунго.
— И что, не помогло?
— Нет, он сбежал.
— Ох! А что же мистер Малфой?
— Отправил его сюда, предупредив Дамблдора, что за Драко нужно смотреть внимательнее.
— Какой ужас! Вот бедняжка!
— Кто?
— Драко, конечно! Не Дамблдор же…
— Ну, с этим можно поспорить…

***
— Говорят, Забини бросил…
— Правда? Это он ведь подсадил Малфоя?
— Ну да. Но, видимо, оказался более стойким.

***
— А когда Гринграсс ему изменила с лучшим другом, он начал ещё и колоться.
— С Кинтом что ли? Вот дура! Бросить такого красавчика… Вот я бы на её месте…

***
— Он всегда был странным, а уж после того, что случилось…
— Да уж… Мне так жаль его. Упаси Мерлин всех нас от этого.

***
— А эта Грейнджер! Говорят, и с Поттером и с Уизли уже переспала.
— Тогда понятно, чего они за ней бегают, как два телохранителя.
— И чем только она их берет? Ведь ни лица, ни фигуры!
— Точно! Вот уж не знаю, чего в ней такого особенного.
— Может, она их амортенцией поит?..

***
— А потом они устроили дуэль.
— И кто победил?
— Малфой, конечно. Кинт вон уже полгода в Больничном крыле валяется, до сих пор не может избавиться от рогов на голове и через трубочку питается.
— Чем это Малфой его так, интересно?
— Никто не знает.
— Печально… Я бы тоже не прочь некоторым личностям рога приделать.
— Ну так поинтересуйся у него. Хотя он вряд ли скажет, с его-то характером. И я не советую злоупотреблять с этим… Малфой вон целых полгода отработки проходит.
— А ещё его сняли с должности капитана по квиддичу.
— Вот-вот.

***
— Он хоть и странный, зато какой красавчик!
— Это правда. Жаль только, что с ума сошел.
— Неужели?
— Ну конечно! Все об этом говорят. Но сумасшедший он чертовски сексуален!

***
— А Паркинсон с Гринграсс подрались!
— Когда это?
— Да год назад. Говорят, из-за Забини.
— Я сама ради него любой бы глаза выцарапала.

***
— Нет, сейчас он стал таким замкнутым, нелюдимым. Всё один, да один. И ходит такой насупленный… Прямо бука!
— Я очень скучаю по прежнему Драко. Мы с ним так страстно целовались в нише за гобеленами.
— Я бы многое отдала, чтобы оказаться на твоем месте! А ещё лучше — Гринграсс.
— Я бы тоже не прочь была бы стать девушкой Драко Малфоя.
— Дура она всё-таки!
— Не поспоришь.

***
— Так Забини и стал капитаном…
— Какой кошмар! Выходит, он специально Малфоя подставил?
— Да. А ещё друг!
— Мне вот он никогда не нравился. Не то что милый Драко. Интересно, он вылечится когда-нибудь от своей зависимости?
— Надеюсь.

***
Гермиона закрыла глаза и задумалась. Где-то за окном догорал закат, а легкий мороз рисовал на окнах причудливые узоры. Но она этого не видела, потому что пыталась распутать тугой клубок сплетен и не свихнуться; пыталась подавить приступ тошноты, что возникал каждый раз при мыслях обо всём этом.
Первая, и, по-видимому, последняя попытка приобщиться к общественной жизни с треском провалилась. Решающим стал разговор, услышанный ею не более часа назад и окончательно доказавший, как сильно этот мир глупых и пустых выдумок чужд ей.

***
Гермиона шла в главный Зал на обед. Но звук собственного имени заставил её остановиться. Воспитание и осознание того, что подслушивать неэтично на эту неделю были отправлены в отпуск, поэтому девушка подошла к двери кабинета, из которого доносились голоса и прислушалась. Любопытство оказалось сильнее чувства самосохранения, которое настойчиво советовало поберечь психику и не слушать очередную сплетню про собственную персону: уж лучше вообще не знать, чего болтают злые языки, особенно если это не имеет даже косвенного отношения к реальности.
Но все же она остановилась… Но все же она услышала.
— Да, мало ей Поттера и Уизли! Ещё Малфоя подавай! Говорят, что они в кабинете Рун чуть ли не каждый день встречаются.
— Да ладно! Она ж грязнокровка! Он и не посмотрит на такую.
— Он и не смотрит. Гермиона сама вокруг него вьется.
— А она смелая! Драко же свихнулся в этом году. Чуть что, Авадой во всех кидается.
— Он на галлюциногенах сидит. Вот везде враги и мерещатся…
— А, может, Грейнджер, наоборот, красавицей кажется?
— Ну для такого ему пришлось бы сильно накуриться…
— Ну он и так… Говорят, его ночами к кровати привязывают. Для безопасности окружающих. А он вырывается и кричит.
Здесь Гермиона не выдержала. Довольно! Ощущение того, что её всю измазали липкой грязью, достигло апогея.
Как мерзко! Как низко! Удивительно, что им самим не противно. Впрочем, только на такое они и способны. Ни на что другое просто мозгов не хватает!
Дело не в том, что её практически обозвали уродиной, обвинили в том, что она бегает за Малфоем. Это ложь: её совесть чиста, а отражение в зеркале весьма миловидно. Дело в том, как легко эти люди придумывают себе бред, как легко в него верят, как быстро распространяют, доводят до абсурда.
При всей своей мнимой циничности, Гермиона все ещё верила в лучшее в людях. Она мало соприкасалась с внешним миром, окружив себя хрупким коконом, который пока ещё мог защитить. Гарри и Рон — милые и горячо любимые друзья были единственными, с кем она тесно общалась. В сущности, они составляли весь её мир, и это создавало ощущение, что все вокруг такие же: добрые, немного наивные, забавные.
Гермиона совершенно искренне верила, что по-настоящему жестоких людей просто нет. А если и есть, то их очень и очень мало, что у них какие-то отклонения в психике и что это, наверное, лечится.
Её передергивало от звука нецензурных слов, а при слове «секс» она до сих пор краснела.
Дожив до семнадцати лет, Гермиона осталась маленькой девочкой, слепо верящей во «всё будет хорошо». Именно поэтому эти сплетни казались чем-то диким и абсурдным; нелогичным и неправильным. То, что им вообще может нравиться вот так вот обсуждать других, попросту не укладывалось в сознании.
Наркоман Драко Малфой… Она бы поверила в это. И даже почти поверила. Однако теперь вдруг четко поняла, что эта история такой же бред, как её с ним отношения в видении этих пустышек. Да, он неуравновешен и странен, но уж точно не похож на человека, которого надо привязывать к кровати по вечерам.
И на наркомана, в сущности, не похож… Тут что-то другое. Как же хотелось понять, докопаться до истины! Но пока не было даже малейшей возможности сделать это.
А слухи… Разве она давала повод для них? Быть может, он давал?..
Гермиона так хотела уйти от неопределенности, от пустых мечтаний и глупых иллюзий, но отказавшись от одних, вскоре обрела другие. Нет, он вовсе не нравился ей. Ещё чего не хватало! Просто сложно забыть о человеке, который первым поцеловал тебя в губы.
Поэтому вся эта неделя, последняя перед балом и каникулами, прошла под лозунгом «Драко Малфой».
Гермиона наблюдала за ним на уроках, в Большом Зале. Она стала замечать то, на что раньше просто не обращала внимания. Опасения насчет Гарри подтвердились: они с Малфоем, похоже, уже давно не были на ножах. Девушка даже не знала, радоваться ли ей или остерегаться, так как не доверяла ничему из того, что не понимала.
Кроме того, оказалось, что Малфой неплохо разбирается в ЗОТИ и Зельях, уже давно избегают шумных компаний и очень часто пропускает занятия. Иногда он мог уйти прямо посреди дня или даже вовремя урока, отпросившись в медпункт или просто «по делу». Большинство преподавателей почему-то воспринимали это совершенно нормально. Особенно Гермиону потряс случай, произошедший на уроке Зельеварения. Кажется, они варили «Зелье Невидимости». Малфой в паре с Забини справлялись весьма неплохо, но когда осталось добавить лишь последний ингредиент, первый вдруг побледнел и выронил колбу, разлив все её содержимое на пол. Сказав короткое «Можно выйти?» буквально убежал из кабинета. Профессор Снейп тоже покинул класс и не вернулся до конца урока, оставив всех без домашнего задания, чему несказанно обрадовались Гарри и Рон.
Что случилось с Малфоем, понять так и не вышло. Больше в тот день он не появлялся вовсе. Как, собственно, и в следующий. Это удивило и даже немного взволновало Гермиону, поэтому она, проклинаемая собственной гордостью, отправилась в Больничное крыло. Чтобы хоть как-то оправдать себя, сослалась на головную боль, хотя прекрасно понимала, что истинная причина далеко не в этом. Воспользовавшись тем, что мадам Помфри долго искала Обезболивающее, успела оглядеть все койки, но Малфоя ни на одной не обнаружила.
Назавтра он появился вновь, но Гермиона, как ни пыталась, так и не смогла объяснить причину его таинственного исчезновения, как, впрочем, и узнать, где он находился целых три дня. А ещё в какой-то момент она поймала себя на мысли, что стала получать удовольствие от этих странных наблюдений за слизеринцем. Когда Малфой думал, его лицо принимало странное выражение отрешенности, которое очень нравилось Гермионе. А вот его усмешку она ненавидела… Та напоминала о случае в кабинете, и щеки вновь и вновь заливались краской. Более того, выяснилось, что у Малфоя неплохое чувство юмора. Шутки, которые он отпускал, хоть и задевали адресата, но были изящны и к месту. Он всегда умел находить нужные слова и прекрасно держал себя в любой ситуации. В отличии, например, от неё самой он никогда не терялся ни во время ответов у доски, ни в обычном разговоре. Гермионе стало казаться, что из него мог бы получиться интересный собеседник. Иногда в голове мелькали мысли, что было бы неплохо когда-нибудь просто поговорить с ним: без язвительных замечаний и колкостей. Так, как она говорила бы с самым обыкновенным человеком, а не с тем, с кем связана семью годами вражды. Было обидно, что это невозможно, и общаться с ним нормально она не сможет уже, наверное, никогда. Сам же он, кажется, вообще не обращал на неё никакого внимания, как будто вообще забыл, что она существует. Это облегчало жизнь, но одновременно задевало. Иногда хотелось подойти к нему и потребовать объяснений, но гордость и робость не позволяли Гермионе совершить подобную глупость. Благоразумие, впрочем, их поддерживало. Поэтому ей не оставалось ничего, кроме как наблюдать за ним со стороны, давая новые поводы для тех самых сплетен, что она так ненавидела.

***
Когда-то давно, много лет назад, Луна Лавгуд сделала выбор. Точнее будет сказать, что этот выбор сделали за неё — обстоятельства и воспитание. А ведь всё могло бы сложиться иначе…
Детство Луна прожила в хрупком, изолированном и невероятно светлом мирке, созданном для неё отцом. Как комнатное растение, выросшее в оранжерее, она была совершенно неприспособленна к реальной жизни. Одиночество, сопровождавшее в юности, пустило корни в душу, заставив девочку нуждаться в общении так же сильно, как рыба нуждается в воде. Желание найти друзей к началу школы стало непреодолимым.

***
Луна крепко сжала руку отца и огляделась вокруг.
Многолюдный перрон, длинный поезд, из трубы которого валил густой дым.
Сегодня она впервые ехала в Хогвартс и испытывала радость, смешанную со страхом и пришедшей раньше срока тоска по отцу, с которым она никогда ещё не расставалась так надолго. Но главным чувством было ожидание чего-то нового и неизведанного.
— Ну пока, принцесса! Держи нос морковкой! — голос отца вывел из размышлений. Быстро кивнув, Луна отвернулась, потому что иначе была вероятность расплакаться. Быстро махнув рукой, вбежала в вагон.
Остатки тоски рассыпались пеплом, потому что впереди была новая жизнь.
— Привет! Вы тоже первокурсники? — спросила Луна у группы детей, стоявших у подоконника.
— Да, — коротко и сухо ответил один из них, окинув её пренебрежительным взглядом и слегка поморщившись.
— Здорово! Значит, мы будем вместе учиться! — продолжила она, надеясь обрести здесь друзей или хотя бы хороших знакомых.
— Тебя как зовут? — спросила какая-то девочка.
— Луна. А тебя?
— Меня Миранда.
— Очень приятно!
***
Сначала все присматриваются друг к другу, ищут тех, с кем потом захотят общаться. Мечутся, совершают ошибки, но не прекращают поиск. Пока ещё все кажутся подходящими на роль друзей, пока ещё нет «первых» и «последних»…
Но детство — пора, когда встречают по одежке. Если человек за свою жизнь проходит путь своего рода, то начало подросткового возраста — жестокий период средневековья. Когда слабых убивали лишь за слабость, а не таких, как все, сжигали на кострах.
Пока ещё не бьют, но уже ищут жертву.
***
Она вбежала в вагон второкурсников, изо всех сил стараясь не упустить из виду его темно–зеленый свитер. Блейз вошел в купе, и Луна поспешила за ним. Поняла, что совершила, только когда вбежала внутрь, но отступать было уже поздно: на Луну Лавгуд смотрели четыре пары удивленных глаз.
Драко Малфой, Блейз Забини, Дафна Гринграсс, Пэнси Паркинсон…
Тогда она ещё не знала их поименно, но видела, как удивление на их лицах сменяли иные чувства. Наверное, это было неудивительно, если учесть, что сейчас их взору предстала растрепанная первокурсница, одетая в застиранный пестрый сарафан из легкой ткани в цветочек и открытые сандалии. Её длинные волосы были заплетены в косу и перевязаны толстым кожаным шнурком, а на шее красовалось ожерелье из морских раковин. От такого зрелища Пэнси Паркинсон ахнула, а Дафна Гринграсс схватилась за сердце. Драко Малфой всего лишь посмотрел на незваную гостью так, словно перед ним находились улитка или червяк, а Блейз Забини и рассмеялся, даже не пытаясь сдержаться.
Луна не могла понять, что не так — собственная одежда не казалась странной. Она не знала, в чем причина, но чувствовала волны презрения, исходящие от этих людей. Среди них был Блейз. Эта мысль оставила глубокие раны в душе, а первое столкновение с реальностью принесло жестокое разочарование: ей рады не все, ей рады не всегда. И если случай на балу ещё можно было списать на ошибку или недоразумение, то сейчас отвращение тех, с кем она хотела бы подружиться, чувствовалось почти физически.
— Простите, я… — начала Луна, судорожно ища рукой дверной замок. Уже собиралась выйти, но оступилась и почти упала, но не почувствовала боли — лишь услышала звонкий смех, который резал слух, словно острая бритва.

***
Самый страшный смех — над тобой. Не над ним, не над ней… Самый страшный смех обычно вызван тем, от чего тебе хочется плакать. Он калечит и убивает.
Ничтожная малость… То, что взрослый человек посчитает сущей ерундой, пропустит мимо ушей, может навеки разбить юную, неокрепшую душу.

***
— Ай! — излишне громкое, оно было вызвано всего лишь неудачно закрытой дверью.
Луна прищемила себе палец и быстро зажмурилась. Боль была не слишком сильной, но захотелось заплакать. Ведь дома, если она ударялась, то всегда плакала. Хотя бы ради того, чтобы папа крепко обнял, прижал к себе и сказал «Всё хорошо. Не плачь»
А сейчас всего лишь «ай!», но никто даже не оглянулся.
Хотя вчера, когда Астория Гринрграсс вылила на себя чай за обедом, её утешала половина Большого зала. Обидно…

***
Первое правило взрослой жизни: каждый сам за себя. Никому нет дела до чужих слез, обид и огорчений. Дома, в окружении близких, можно быть под защитой тонкого кокона теплоты и внимания, которые достаются тебе только за то, что ты есть.
Привыкнув к тому, отец всю жизнь сдувал с неё пылинки, Луна ожидала увидеть подобное отношение и в Хогвартсе. Звезда дома должна быть звездой и в школе.
Вот только жизнь порой идет вразрез с мечтами и желаниями.

***
— Держите его! Он сейчас убежит! — крикнул один из них. Тех, кого Луна уже научилась презирать.
Звонкий смех. Он мог бы показаться искренним и чистым, если бы не был таким жестоким.
Группа второкурсников издевалась над каким-то хаффлпавским мальчишкой. Луна не помнила его имени, но знала, что он всегда сидел на последней парте, ходил, смотря в пол, и носил большие прямоугольные очки. Но сейчас их на нем не было...
— Прекратите! Как вам не стыдно?! — громко и яростно выкрикнула Луна, сделав уверенный шаг вперед. Тогда она не думала, зачем совершила этот по сути своей безрассудный поступок. Если бы её спросили об этом, Луна, не задумываясь, ответила бы что-то сродни «Я ненавижу несправедливость и жестокость!» или «Мне стало его жалко!». Но так ли это было на самом деле?
Её никто не услышал, и это разозлило ещё сильнее, поэтому Луна, выхватив палочку, ринулась в толпу.
— Что, хочешь к нему присоединиться? — насмешливо спросил один из «заводил» и, произнеся короткое заклинание, обезоружил неудавшуюся спасительницу обиженных и угнетенных.
— Злодеи всегда получают по заслугам! — начала Луна, глаза лихорадочно блестели.
— Ну давай проверим, — загоготали её обидчики. Луна почувствовала резкий толчок. Но тут послышался звук приближающихся шагов, и они стремительно ретировались, все ещё корчась от смеха.
— Как ты? — обратилась Луна к сидящему на земле мальчишке, рассчитывая обрести в нем друга. Встала, отряхнулась, протянула ему руку.
Он посмотрел на неё с такой ненавистью, что Луне стало страшно.
— Кто просил тебя вмешиваться?! — сквозь зубы произнес мальчик. Голос его сочится ядом. Такое впечатление, будто Луна была главной причиной его проблем, будто она издевалась над ним, а не пыталась заступиться.
Он встал и быстро ушел, а она осталась одна.

***
Защищать тех, кто слабее… Что может быть проще? Ставя себя выше всех: их самих и обидчиков. Кажется, что это благородно. Красивые рыцарские жесты, способные поднять самооценку. Они словно кричат: «Я лучше вас всех! Я имею право судить и выносить приговоры!»
А этого не прощают…

***
— Да ты чокнутая!
Глаза наполнились слезами, и дать достойный ответ уже не было сил. Бумажные шарики, жестокие заклятия, брошенные «случайно» и ничем не объяснимая ненависть.

Никто никогда не сможет объяснить «за что» любят и «за что» ненавидят. Никто никогда не сможет сказать, почему одних вознесли до небес, а других ровняют с землей. Странные правила жестокой игры: каждому обществу нужен слабый. Тот, на ком можно отыграться. И неважно, кто он, какой он… На него уже не смотрят, как на человека.
Он всего лишь жертва. Одно лишь слово, сказанное кем-то почти случайно, может определить чью-то судьбу, навеки разрушив её.
Никто бы никогда не вспомнил, кто первым нарек Луну Лавгуд сумасшедшей. Но эта мысль облетела школу с невероятной быстротой.

***
Кто-то подбежал к Луне сзади и, дернув за сумку, вырвал её из рук. Всё содержимое рассыпалось по полу. Бегущие мимо студенты наступали на них и, казалось, даже не замечали этого. Никому не было дела для светловолосой первокурсницы, до крови прикусившей губу в отчаянном стремлении не заплакать.
Ещё недавно Луна была открыта миру. Была готова встречать его улыбки. Но вместо них получила удары. И это было больно.
Всё-таки больше морально. Физически только потом…
Странное свойство человеческой психики: если ты идешь по коридору, спотыкаешься на разлитой воде, падаешь и ударяешься головой так, что искры сыплются из глаз, то пережить это гораздо легче, чем, если идя по тому же коридору, ты падаешь из-за толчка в спину. И боль, физическая боль, в первом случае может быть в сотни раз сильнее, чем во втором. Но все же, справиться с ней легче. Потому что нет унижения, нет жгучей обиды и ненависти ко всему на свете.

***
Урок Истории магии. Дисциплина на нем всегда оставляла желать лучшего. Если первые ряды ещё слушали профессора Бинса, то задние занимались тем, чем хотели.
В последнее время Луна старалась занимать ближайшую к преподавателю парту, но сегодня она опоздала, поэтому это место было занято. Пришлось сесть в самый конец класса.
Чье-то перо врезалось в спину. Девочка поморщилась, но не издала ни звука и даже не обернулась. Боль была не слишком сильной. Вполне терпимой… Но все равно хотелось разрыдаться в голос. Но от этого станет только хуже. Она знала это, ведь уже успела проверить на себе…
Конец урока приближался неумолимо. А с недавних пор Луна ненавидела перемены… Ведь там дозволено все. Там нет сдерживающих факторов в виде преподавателя, урочной дисциплины.
Она не могла слышать все, о чем говорили сзади. Но обрывки фраз, долетавших до её слуха, имели плачевный смысл.
«Наша школа не место для сумасшедших… Покажем ей… После этого урока… Не дать ей уйти…»
Как только прозвенел звонок, Луна выбежала из кабинета, даже не дождавшись объявления домашнего задания, и кинулась вниз по лестнице. Её целью был женский туалет, где можно запереться в кабинке, где количество её обидчиков сократится на две трети, ведь мальчишки не станут входить туда.
Они бежали за ней. С криками и улюлюканьем.
Достигнув желанной двери, Луна ворвалась внутрь и захлопнула её изнутри. Медленно сползла по стене, тяжело дыша. Теперь можно было дать волю слезам, которые беззвучно лились по щекам.
Прятаться в туалете от собственных однокурсников…
Большего унижения Луна не испытывала ещё ни разу в жизни.

***
Сказав себе, «я не как все», Луна стала подсознательно доказывать всем правдивость этой мысли. Непроизвольно бросая вызов обществу ежедневно, она не понимала, что делает только хуже. Но теперь для ненависти, которая преследовала её, хотя бы были объяснимые причины. И это приносило облегчение.
Любовь к жизни, которую девочка хранила в сердце с детства, не удалось убить.
Но обида и непонимание заглушили её почти полностью.
«Они живут неправильно и не желают понимать этого» — казалось Луне. Эта мысль помогала ей пережить происходящее, служила лекарством для уязвленной гордости, но делала пропасть между ней и остальными все глубже.
С детства она не могла понять «почему?» Почему люди сами надели на себя кандалы? Почему сами пережали себе горло? И они никогда не позволяют себе поступать так, как хочется? А теперь зацепилась за эту идею и использовав её как подспорье, начала вызывать весь мир на дуэль. Но уже не бессознательно, как раньше, а вполне осознанно.
Теперь её облик стал не просто отражением внутренней сущности, но ещё и способом доказать всем, что она — не такая, как они. Стремление к дружбе и пониманию по-прежнему жило в душе, но теперь его вытеснили гордость, тщеславие и протест.
Образ, созданный ею, предполагал непонимание и ненависть. Но то, что она сама создала его, помогало справиться с ними, научиться уважать себя и даже начать гордиться своей уникальностью.
Вскоре её оставили в покое. Но главная причина этого заключалась отнюдь не в том, что она изменилась. Нет, изменения эти касались только её собственного внутреннего мира, для других же Луна Лавгуд оставалась все той же «девочкой со странностями», какой и была раньше. Просто вскоре к её поведению все привыкли. Подростковая жестокость ушла, уступив место отчужденности.

***
Чем меньше времени оставалось до каникул, тем больше становились очереди около кабинетов. Никому не хотелось лишиться возможности отправиться на Бал или остаться в школе на всю зиму из-за банально несданного зачета. Если раньше с пересдачами мирились немногие преподаватели, то на последних трех курсах стали разрешать почти все, потому что иначе пришлось бы отчислить добрую половину учеников Хогвартса.
Особенно не везло Зельеварению. В последние дни перед балом около кабинета профессора Снейпа стояли толпы, насчитывающие, наверное, полсотни учеников, начиная от пятого и заканчивая седьмым курсом. Преобладали здесь гриффиндорцы; учеников Рейвенкло и Хаффлпафа было примерно поровну, а слизеринцев — меньшинство.
Луна Лавгуд вздрогнула и рывком вырвала свое сознание из воспоминаний, заставив его вернуться в серую реальность. Сейчас стояла, прислонившись к стене, и пыталась читать учебник. «Надо сосредоточиться» — подумала она. Приходить сюда во второй раз не хотелось совершенно. Её очередь должна была скоро подойти, но казалось, что познания сейчас приближенны к нулю. Ведь все выученное вчера словно бы испарилось из головы, а в той какофонии звуков, в которую она была погружена, сосредоточиться было просто невозможно.
— Да, конечно, я уже купила! Малиновое в горошек. И туфли под цвет, — услышала Keyf чей-то звонкий голос прямо у себя над ухом. Подняла глаза и увидела Лаванду Браун, разговаривающую с Мирандой Шеллоу, шестикурсницей с Хаффлпафа. Той самой Мирандой, от которой пытался избавиться Блейз, когда устроил спектакль, финал которого стал для Луны почти трагическим.
Она так задумалась, что забыла отвернуться от девушек и смотрела на них тем странным и ничего не значащим взглядом, который мог бы, наверное, показаться заинтересованным. Впрочем, с тем же успехом Луна могла бы сверлить глазами любого из окружавших её учеников, картину на стене или квадратики на полу, так как не видела перед собой ровном счетом ничего.
— А ты уже выбрала платье? — вдруг спросила Лаванда. Луна не сразу поняла, что этот вопрос обращен к ней. А потом слегка вздрогнула и пролепетала нечто похожее на «Н-н-нет…».
— Чего же ты так? Три дня осталось, — пропела Миранда, как-то недобро улыбаясь.
Луна уже хотела ответить, что, наверное, не пойдет на бал, но в этот момент из кабинета вышел Дин Томас. Это означало, что настал её черед идти на каторгу — отвечать зачет профессору Снейпу. Последний раз заглянув в учебник, она переступила порог, взяла билет и села за свободную парту в конце класса.
— Да уж, это я сглупила: спрашивать у Лавгуд про платье! — голос Лаванды был слышен даже отсюда.
— Я даже удивилась, чего это ты, — отозвалась Миранда.
— Но она так заинтересованно на нас смотрела…
— Наверное, услышала слово «туфли» и попыталась вспомнить, что оно значит.
Девушки рассмеялись, а Луна закусила губу, стараясь не заплакать прямо сейчас: в кабинете профессора Снейпа, во время зачета.
«Да она деревенщина… Одеваться не умеет… Никто не обратит внимание…» — доносились до Луны обрывки разговора, и она бы, наверное, всё-таки разрыдалась, если бы голос профессора Снейпа не разорвал тишину:
— Вы готовы?
— Да.
Села, положила перед собой конспект, чувствуя, что сейчас вряд ли сможет ответить хотя бы на «Удовлетворительно». Но всё же начала:
— Итальянские алхимики доказали, что при смешивании корня мандрагоры с остролистом при температуре выше девяноста градусов можно получить…
— Профессор, я… — звук хлопнувшей двери и чей-то взволнованный голос заставили её остановиться.
— Мистер Малфой, мы же уже решили проблему с вашим зачетом, — сказал Снейп, обращаясь к возникшему в дверях слизеринцу.
— Я знаю. Но... — выдохнул тот и осекся. Кивнул на Луну, словно намекая, что не хочет говорить при ней.
— Что-то случилось?
— Да, письмо от отца…
— Снова? — Снейп прищурился, а затем перевел взгляд на Луну, — Можете идти, мисс Лавгуд. И передайте остальным, чтобы приходили завтра.
— Спасибо, профессор, — ответила та и поспешила удалиться из кабинета. Её радость от чудом сданного зачета тут же была омрачена осознанием того, что сейчас придется сообщить всей этой оголтелой толпе учеников, что сегодня они уже не смогут ответить. Это удручало, потому что, как известно, гонца, принесшего дурную весть, в древности казнили. А уж если этот гонец школьная сумасшедшая…
Луна знала, что сейчас её вряд ли встретят с распростертыми объятиями.
— Профессор Снейп просил передать, что сегодня больше не будет принимать зачеты, — объявила она, но никто не обратил внимания. Тогда Луна ещё раз повторила свою фразу.
— А может тебе это послышалось, Лавгуд? — выкрикнул из толпы Теодор Нотт. — Тебе же часто голоса мерещатся…
— Она, наверное, сама не сдала, вот и решила всех нас подставить, — подхватила Миранда Шеллоу. Звук её голоса вновь воскресил в памяти Луны недавний, но уже почти забытый разговор. Не дожидаясь продолжения, она побежала прочь. Вслед неслись смех и улюлюкание.

Надо что-то менять.
Решение, корни которого росли ещё из детства, вдруг сформировалось в сознании окончательно.
«Я докажу! Я докажу им всем…» — думала Луна, толком не зная, что именно собралась доказывать. Это намерение, которое было похоже на помешательство, ослепило настолько, что она стала практически одержима им. Вот только Луна забыла, что попытки доказать что-то другим людям чаще всего ставят в зависимость от них и толкают на поступки, которые никогда не были бы совершены в другой ситуации. Этот путь редко приводит к желанному финалу, но вот свернуть с него очень и очень сложно.

***
Третий магазин, и ничего сносного. Гермиона никогда не любила ходить за покупками, потому что это очень быстро утомляло: не найдя ничего подходящего с первой попытки, она начинала испытывать раздражение.
Так было и сейчас. Войдя в очередную лавку, Гермиона с унылым видом оглядела витрины и уже хотела было уйти, когда увидела то, что заставило её в недоумении остановиться. В разделе вечерних платьев стояла Луна Лавгуд и с вполне серьезным видом осматривала предлагаемый ассортимент, уже держа что-то в руках.
— Луна! — окликнула её Гермиона. — Не ожидала увидеть тебя здесь!
Та обернулась и широко улыбнулась:
— Я выбираю платье для бала.
— Правда? Я тоже. Но пока безуспешно, — пожаловалась Гермиона.
— У меня та же проблема… Хотя уже присмотрела несколько вариантов. У меня мало опыта в этом деле. Ты мне не посоветуешь? — попросила Луна.
Гермиона быстро кивнула, стараясь ничем не выдать свое удивление. Но видеть эту девочку выбирающей платье было не просто странно, прямо-таки невероятно. Эта неделя была щедра на сюрпризы.

***
— Ну так вот… Я уже думала, что уже всё пропало, но меня спас случай, — сейчас Луна рассказывала о том, как пересдавала зачет по Зельям. — Вернее, даже не случай. Меня спас Малфой!
— Малфой?! — глаза Гермионы округлились.
— Да. Он зачем-то пришел к профессору Снейпу, и тот меня отпустил. Это было странно…
— Зачем? — быстро спросила Гермиона, зацепившись за возможность узнать что-то новое о Малфое, как за тонкую соломинку.
— Что «зачем»?
— Зачем Малфой приходил к Снейпу?
— Не знаю… Говорил что-то про письмо от отца. А почему ты так интересуешься? — спросила Луна, заставив Гермиону вспомнить, что не стоит перегибать палку в своих расспросах.
— Да так, просто любопытно, — отмахнулась она. — Смотри, вот, кажется, неплохой магазин… — добавила она, в надежде перевести тему.
Больше девушки к ней не возвращались.

Чуть раньше, чем слишком поздно

Глава 14
Чуть раньше, чем «слишком поздно»

А скоро будет бал, и танцы,
И ночь, пьянящая вином,
Но вновь часы пробьют двенадцать,
И время встанет за спиной.
Какая фея? Что вы! Сказки!
Я все придумала сама,
Когда шагала без опаски
По острию чужого сна.
(Анастасия Шакирова)

Гермиона улыбнулась своему отражению, ещё раз поправила заколку, на которой держалась вся сложная конструкция, которую она невероятными усилиями соорудила у себя на голове, и вышла из комнаты.
Гарри и Рон ждали её. Гермиона вдруг подумала, что, может, у тех сплетен, которые она услышала пару дней назад, есть основания, ведь сейчас они не спешили к своим девушкам, а стояли тут и ждали её. Эта эгоистичная мысль, несмотря на свою абсурдность, подняла настроение, и Гермиона широко улыбнулась.
— Неплохо выглядишь, — сказал Рон с тоской в голосе, но Гермиона не обратила на это внимание, лишь только кивнула:
— Спасибо.
«Неплохо» было совсем не тем словом, которое она хотела бы услышать. Разве её старания, часы перед зеркалом, изнурительный поход по магазинам заслужили только «неплохо»?..
Она ожидала восторженного «прекрасно», восхищенного «великолепно» или на крайний случай «просто здорово».
Гермиона не хотела идти на этот бал, но отказ пойти вызвал бы лишние вопросы. Тогда решила, что купит первые попавшиеся платье и туфли и совершенно не будет уделять этому лишнего внимания. Всё закончилось тем, что она провела в магазинах больше времени, чем когда-либо; своей придирчивостью замучила всех продавцов, а прическу делала по маггловскому журналу моды, перепробовав до неё штук десять. А почему? Элементарно простой ответ на этот вопрос Гермиона Грейнджер не озвучила бы даже себе.
Примеряя очередное платье, выбирая прическу, она все время думала, какой её увидят другие. А в первых рядах этих «других» стоял он.
Она ненавидела себя за то, что выбирала платье и делала прическу как будто для него. А скажи ей кто-нибудь, что Малфой не придет, Гермиона бы сразу потеряла к этому интерес. Это походило на патологическую зависимость — словно он подчинил себе её волю и сделал игрушкой в своих руках. Данный факт выводил из себя.
Конечно, не стоило лгать: очевидно, что ему будет наплевать, а вести себя так после того, как он с ней обошелся, просто унизительно. Но Гермиона не могла справиться с желанием доказать, какая она яркая и совершенная; и как ей, такой особенной и великолепной, наплевать на него — такого ничтожного и незначительного. Парадоксальность этого желания была очевидна, но оно оказалось сильнее всего: здравого смысла, неуверенности и даже гордости.
Она взяла бокал шампанского, но тоста, произнесенного, кажется, Дином Томасом, уже не слышала. Её глаза судорожно искали в толпе Драко Малфоя.

***
Рука в руке, легкая улыбка на губах. Астория глубоко вздохнула и распахнула дверь в Главный зал. Её рука сжимала пальцы светловолосого мальчишки.
Это было рискованно с её стороны — практически вызов. Сегодня она была счастлива и шла на бал с Фениклавом Кинтом.
После шаткого перемирия с Малфоем Астория боялась, что всё вернется в привычное русло, что стремительное течение претившей ей жизни снова утянет за собой. Но этого не случилось. Потому что Драко, похоже, совершенно не интересовали ни её судьба в целом, ни их отношения в частности. Он был занят своими проблемами, и она получила вожделенную свободу.
Астория знала, что рано или поздно о разрыве с Малфоем узнают Дафна с родителями. Но проблемы семьи интересовали её сейчас меньше всего, потому что она была счастлива..
— Астри, ты сегодня просто красавица! — мелодичный голос сестры заставил девушку вздрогнуть и непроизвольно выдернуть свою руку из руки Фениклава, чего делать не стоило. Когда она поняла это, было уже поздно. Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, она принялась поправлять платье.
— Спасибо, Дафф, — ответила Астория слегка затравленно. Счастье, переполнявшее её, мигом рассеялось, уступив место неловкости. Она почувствовала себя маленькой девочкой, застигнутой с шоколадкой перед обедом.
Дафна перевела взгляд на Феника и, сделав такое лицо, как будто не замечала его раньше, громко произнесла:
— Я так рада видеть тебя! Друзья моей сестры — мои друзья, — с этими словами она протянула юноше руку для поцелуя, заставив и его почувствовать себя не в своей тарелке. Феник замялся, не зная, что делать, а потом просто пожал её ладонь и слегка улыбнулся. Дафна улыбнулась тоже.
— Наверное, тебе приходится здесь нелегко. Наше общество задает очень высокую планку. Но ты скоро привыкнешь, — пропела она. — Как поживает твой отец?
— Спасибо, хорошо.
— Я слышала, его дело процветает.
— Да, всё идет весьма неплохо…
— Это замечательно! Наверное, он не ограничивает тебя в карманных расходах.
— Да, я… — начал Феник, но его прервала Астория:
— Даффи, тебя, кажется, уже ждут.
— Ничего, солнышко. Им полезно поучиться терпению, — отмахнулась Дафна и снова перевела взгляд на Феника: — Я хотела попросить тебя о помощи в одном деле. Ты ведь знаешь Луну Лавгуд?
Феник кивнул, Дафна продолжила:
— Сейчас мы с ней организовываем фонд в защиту, — тут она сделала секундную паузу: — Морщинистых кизляков. Все, как могут, поддерживают нас, но нам все равно катастрофически не хватает средств. Если тебе не сложно…
— Да, конечно, я с радостью! А сколько ну…
— Ты просто замечательный! — воскликнула Дафна и положила руку Фенику на плечо. — Как же здорово, что в нашем мире ещё остались добрые и бескорыстные люди! Моей сестре очень повезло с тобой! — подмигнув ему, она развернулась и двинулась в сторону своей привычной компании. Бросив на ходу «Я сейчас», Астория побежала за сестрой.
— Так сколько вам нужн…? — попытался повторить свой вопрос ничего не понимающий Феник, но девушки были уже далеко.

***
— Дафна! Что это было? — Астория схватила сестру за кружевной рукав платья и резко дернула на себя.
— Осторожнее, милая… Это платье я шила на заказ.
— Ты с ума сошла?! Какие кизляки?! — голубые глаза Астории были широко распахнуты, а голос слегка звенел. Было видно, что она выбита из колеи. Дафна усмехнулась, а Астория всплеснула руками и, судорожно вздохнув, продолжила:
— Ты собираешься брать с него деньги?
— Я? Нет, конечно! — Дафна изумилась почти искренне.
— А зачем тогда…
— Считай, что это было показательное выступление, — равнодушно ответила Дафна, словно не замечая смятения сестры. — И оно прошло даже лучше, чем я могла предположить. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. Все в школе знают, что эти… мор… — Дафна снова остановилась. — Язык сломаешь, пока выговоришь…— быстро сказала она и продолжила: — Кизляки, в общем, выдумка этой сумасшедшей Лавгуд. Кроме Фениклава, естественно. Делай выводы.
— Знаешь, ты… Ты… — Астория сделала несколько глубоких вдохов, но так и не смогла закончить фразу, а лишь махнула рукой и пошла прочь. В глазах блестели слезы.
Астория не знала, что именно задело её так сильно: ведь от Дафны не стоило ожидать ничего другого. Но ситуация была неприятна сама по себе. Очевидно, что каждое слово, произнесенное сестрой, каждый её шаг являлись частью какой-то нелепой игры. И это был далеко не конец.

***
Ещё один шаг, и пути назад не будет. Всего лишь один шаг... Вот только сделать его было невозможно.
Но Луна непременно войдет. Один вздох, одна секундочка, и она откроет эту дверь.
Серебристое платье с открытой спиной, винтажные босоножки на каблуке, изящная накидка, волосы, уложенные по последней моде — в этой девушке сложно было узнать Луну Лавгуд. Сейчас, стоя перед входом в Главный зал, эта незнакомка считала до десяти. В сущности, страшно не было — просто немного неуютно. Ведь сейчас предстояло выйти, спуститься по длинной лестнице и оказаться среди людей, которые не прощают ошибок.
Но страх заглушала надежда на сказку, что жила в сердце с детства. В десять лет Золушке не повезло. Быть может, повезет в шестнадцать?
Она опаздывала уже на полчаса, в зале играла музыка и слышался смех. Жизнь кипела, и, конечно, никто не ожидал увидеть её.
Первые несколько ступеней Луна преодолела весьма успешно, потому что ещё не видела ничьих лиц. Просто шла — уверенно и красиво, как принцесса из сказки. Она ещё не знала, что зал не замер в восхищении. Музыка почему-то казалась громче, чем была на самом деле, а потом вдруг резко оборвалась, сменившись нестерпимым звоном в ушах от прилившей к вискам крови. В сказку вмешалась жизнь, и нога, не привыкшая к каблукам, вдруг подвернулась. Луна чудом не упала и в стремлении удержать равновесие, раскинула руки, выронив клатч, который, преодолев оставшиеся ступеньки гораздо быстрее своей владелицы, приземлился неподалеку от Миллисенты Буллстроуд.
Теперь серебряный клатч лежал на паркетном полу, а Луна, приподняв одной рукой подол длинного платья, бежала вниз по лестнице. Эффектное вхождение в зал было с треском провалено. Но Миллисента, кажется, ничего не заметила, и, развернувшись, пошла к своим друзьям. Луна огляделась вокруг. Пока никто не собирался ни восхищаться ею, ни смеяться. Лишь некоторые недоуменно поглядывали, но большинство вовсе не обращало внимания. Это вызывало удивление и обиду.
— Луна! Привет! Выглядишь прекрасно, — окликнула её Гермиона Грейнджер и махнула рукой, приглашая подойти.
— Спасибо, — ответила Луна и смущенно улыбнулась.
— Я тебя даже не узнал сначала, ты очень изменилась! — подхватил Гарри, оглядев девушку внимательным взглядом.
— Да, ты сегодня правда красивая... Прямо на себя не похожа, — изумленно произнес Рон, вызвав укоризненный взгляд Гермионы. Луна же просто пожала плечами, кивнула и сказала тихое, почти невесомое «спасибо», чувствуя, что остатки радости, с которой она входила в зал, стремительно испаряются.
Она не умела отвечать на комплименты. Видимо, потому что очень редко их получала. Ей не хватало практики. А сейчас она даже не знала, как реагировать. Злиться? Радоваться?
Было больно, её появление вызвало лишь недоумение, приправленное насмешливостью. Она понимала, что никто не хотел задеть её, что все было сказано от чистого сердца, но от этого становилось ещё хуже. Они так привыкли видеть её чучелом, что просто не могли воспринять новый облик, что было понятно и логично, но обидно до слез. «Хорошо хоть не рассмеялись…» — вдруг подумала Луна, вспомнив о своем главном страхе. И стоило этой мысли закрасться в сознание, как она сразу же обратилась в реальность. Разорванной струной прозвенел в ушах чей-то смешок. — Эй, Лавгуд, это ты? Какой магазин ограбила? — выкрикнул Теодор Нотт и громко рассмеялся.
— А в полночь обратно в тыкву не превратишься? — прозвенел над ухом голос Миранды Шеллоу. Луна стояла, как загнанный зверек среди свирепых волков, и мечтала лишь о том, чтобы всё закончилось. Раньше, когда она бросала всем вызов, их поведение было вполне объяснимо. Теперь же она просто не могла понять: почему? что не так? Рядом были друзья, но от этого становилось только хуже, потому что в их глазах читалась жалость — высокомерная и убивающая. Впрочем, глупо было рассчитывать, что новый имидж в корне поменяет всю жизнь и отношение окружающих: что тыква превратится в карету, а жаба — в принцессу. Они не могли принять её такой. Красивая Луна Лавгуд — это в новинку. Это абсурдно. Красивая Луна Лавгуд — это просто смешно. Вот и всё.
— Может, хватит?! — начала Гермиона, сделав шаг вперед, но её, похоже, никто не слушал.
— Не обращай на них внимания, — резанул по слуху Луны чей-то звонкий, мелодичный голос. Как это ни удивительно, смешки вдруг стихли, сменившись странной, почти звенящей тишиной. Теперь можно было даже понять слова песни, что играла в зале. Луна оглянулась и увидела перед собой Дафну Гринграсс. — Ты сегодня ослепительна! А они просто не могут этого оценить, — улыбнулась она, сразу встав для Луны в разряд «добрых фей».
Дафна взяла неудавшуюся Золушку под руку:
— Пойдем, я познакомлю тебя со своими друзьями. Если хочешь, конечно, — улыбнулась она.
— Я не знаю… — переминаясь с ноги на ногу, Луна посмотрела сначала на Дафну, а потом на Гарри, Рона и Гермиону, словно извиняясь за то, что собралась сделать. — Если можно… — на выдохе сказала она и быстро отвернулась от друзей, чтобы не видеть их удивленно-осуждающих взглядов.
— Ну конечно можно! — ответила Дафна мягким голосом. Луна пошла с ней в другой конец бального зала, изо всех сил стараясь заглушить в себе чувство неловкости. Гермиона покачала головой, Рон без стеснения фыркнул, а Гарри тактично промолчал.

***
Луна не думала о том, что поведение Дафны по меньшей мере странно, и семикурсница словно бы делает одолжение. Она просто чувствовала себя защищенной, понятой и оттого счастливой.
Правда, продолжалось это недолго, потому что вскоре девушки подошли к компании, к которой Дафна приглашала присоединиться. Они остановились в самом углу зала, и Луна увидела несколько сдвинутых вместе столов, за которыми сидели Блейз Забини, Драко Малфой, Пэнси Паркинсон и ещё несколько людей, имен которых она не помнила.
Взгляды этой странной компании не предвещали ничего хорошего. Только сейчас Луна поняла, во что ввязалась. Они же ненавидят и презирают её! Они же её загрызут! Но отступать было поздно.
— Дорогие мои! — начала Дафна. — Разрешите представить вам Луну Лавгуд! Некоторые из вас знают её, другие, возможно, нет. Все гусеницы имеют обыкновение превращаться в бабочек… И сегодня мы имеем счастье наблюдать, как это произошло с Луной. Я решила, что теперь она прекрасно впишется в нашу компанию. Прошу любить и жаловать!
Под пристальным взглядом Дафны никто не рассмеялся, но Луна, которая внутренне сжалась, слушая пламенную речь новоиспеченной подруги, видела, что многие сдерживаются с трудом.
— Давайте поможем ей освоиться в новом для неё мире, — закончила Дафна, приглашая Луну садиться.
Блейз Забини опасно улыбнулся, окинув девушку оценивающим взглядом, Драко Малфой лишь посмотрел на вновь пришедших с откровенным презрением, а потом закатил глаза и пожал плечами, Пэнси Паркинсон вымученно улыбнулась, хотя было видно, что пополнению в их компании она совершенно не рада, кто-то хмыкнул, а кто-то остался совершенно равнодушным.
— Ну что, Луна, шампанского? — весело предложила Дафна, разорвав своим звонким голосом неловкую тишину, повисшую вокруг. — Мальчики! Позаботьтесь о дамах, — продолжила она, весело улыбаясь, и, кажется, не замечая всеобщего смятения.
— Спасибо, но я не пью, — тихо сказала Луна.
— Нет, дорогая, отказы не принимаются, — возразила Дафна — Все, кто сидит за этим столом, должны выпить хотя бы по бокалу… — с этими словами она взяла бутылку шампанского и протянула её Блейзу
— Ну если только бокал… — замялась Луна, чувствуя себя не в своей тарелке.
— Пока только бокал. А дальше посмотрим, как пойдет, — подмигнул ей Блейз, открывая бутылку. Он быстро наполнил бокалы девушек до краев.
— Ну что? Давайте выпьем за Рождество! — предложил кто-то из сидящих.
— Непременно… Но потом. Пока предлагаю другой тост! — Дафна сделала небольшую паузу, подняла бокал и широко улыбнулась: — Дорогие мои, наше общество делится на тех, кому хватает смелости быть лучшими, и на тех, кто всегда остается в тени. Мы с вами, конечно же, принадлежим к первым. Так выпьем же за нас и за тех, кто с нами! — на последнем предложении Дафна улыбнулась и подмигнула Луне.
Послышались аплодисменты и звон бокалов. Луна обвела взглядом всех этих людей и спросила себя, а кто она: «та, кто с ними» или «та, кто всегда остается в тени». Ответ на этот найти не удалось, но настроение ухудшалось с каждой минутой. Даже если она «с ними», то всё равно никогда не станет «одной из них», и лучше было признать это сейчас. Хотя пока что всё шло неплохо. Может быть, стоило попытаться? Ведь она всё равно ничего не теряла.
Они выпили за Рождество, Хогвартс, исполнение желаний и любовь. После третьего тоста Луна поняла, что постепенно начинает терять контроль над ситуацией. Страхи притупились, а эти люди, которые ещё недавно вызывали лишь опасения, казались лучшими друзьями. Она сама не знала, как и когда согласилась сыграть в фанты, но опомнилась лишь тогда, когда уже опустила пергамент со своим именем в чашу. Первые несколько конов удача улыбалась, и Кубок хранил её пергамент, не спеша его выбрасывать. Тем не менее страх вернулся, потому что желания здесь загадывали отнюдь не безобидные. Хотя, если что она всегда могла отказаться. Ведь так? Да, её перестанут уважать, но не смогут заставить унижаться. Впрочем, Луна знала, что это были лишь отговорки. Скрестив под столом пальцы, она в очередной раз уставилась на Чашу, ожидая, кто станет жертвой на этот раз. Узнав свой почерк, резко вздрогнула.
В этот раз желание загадывала Дафна. Лукаво улыбнувшись, она окинула Луну оценивающим взглядом и произнесла:
— Обычно к новичкам у нас относятся строже, но ты сегодня и так многое пережила, поэтому не буду слишком сильно тебя мучить. Хм… Просто подойди к Теду Нотту, скажи, что он тебе нравится, и пригласи на танец. Увидишь, он не такой страшный, каким хочет казаться.
Луна отметила, что задание действительно вполне сносное, и могло быть гораздо хуже. Но всё равно было немного страшно, ведь для всех остальных из её новой компании Теодор Нотт — «свой» человек, с которым они могут общаться без каких либо проблем, а для неё — практически враг, не упускающий ни одного шанса сказать гадость. Даже её сегодняшняя встреча с Дафной началась из-за его слов. Интересно, а она сама помнит об этом? Хотелось верить, что нет.
— Ну давай же! Перед твоей красотой не устоит ни один молодой человек. И наш Тедди не исключение, — улыбнулась Дафна. Все засмеялись, кто-то зааплодировал, а Луна окончательно смешалась. Сейчас она серьезно жалела, что ввязалась в это. Ощущение, что из неё сделали игрушку, усилилось. Впрочем, быть может, она просто воспринимает все слишком серьёзно?
— Ладно… — расправив плечи, прошептала она и направилась в сторону Теодора Нотта. Тревога нарастала с каждым шагом. Был момент, когда Луна была готова бросить всё, вернуться к своему прежнему облику и забыть этот вечер, как страшный сон.
— Привет! Я хотела сказать… — она подошла к Нотту и окинула его долгим внимательным взглядом, а потом выпалила на одном дыхании: — что ты мне очень нравишься, и я хочу пригласить тебя на танец.
В первые несколько секунд Нотт, кажется, опешил настолько, что не нашелся с ответом. Но быстро пришел в себя, громко рассмеялся и сказал: — А себя предложить ты не хочешь? Впрочем, убогие меня не интересуют.
Луна вздрогнула и посмотрела ему в глаза, мечтая провалиться под землю. Стоило бы ударить его за такие слова, но правила игры не позволяли этого сделать. Оставалось надеяться, что никто не слышал его слов, поэтому надо было вести себя так, как будто ничего не произошло. Сердце сжималось от боли и унижения. Ещё недавно казалось, что «быть непринятой» — самое худшее, что может случиться, но оказалось, что бросать вызов обществу куда легче, чем пытаться влиться в него. Стоя по ту сторону баррикад, Луна всегда следовала своим принципам, а теперь была вынуждена «переламывать себя» ради… ничего. Лишь новой иллюзии.
— Я тут подумал, что самые прекрасные дамы должны танцевать с самыми достойными кавалерами, — Луна вздрогнула, когда услышала голос Блейза. Он подмигнул ей и протянул руку: — Твоё задание отменяется. Ты будешь танцевать со мной. Краем глаза Луна заметила, как изменилось лицо Нотта, и не смогла сдержать улыбки. Мысли о пережитом унижении растворились в воздухе, уступив место ослепляющей радости.
Не колеблясь ни мгновения, Луна вложила свою ладонь в протянутую руку Блейза.

***
— Красивая у тебя прическа! — услышала Гермиона громкий оклик у себя над ухом. Хотя голос был знаком, она вздрогнула и чуть было не выронила бокал. До этого внимание её было приковано к Драко Малфою, и это осложняло ситуацию.
— Спасибо, Джинни, — ответила она, оборачиваясь. Сестра Рона стояла прямо перед ней и широко улыбалась.
— Долго делала?
— Да нет… Я… — рассеянно начала Гермиона, все ещё смотря на слизеринский стол. Находясь как будто невесомости, она не заметила, что оставила фразу незаконченной.
— Прием-прием! Где ты витаешь? — окликнула её Джинни, щелкнув пальцами.
— Я? Да нигде. Просто думаю, — на выдохе произнесла Гермиона, быстро отведя глаза от Малфоя.
— И о чем же?
— Да так… Неважно.
— Странная ты сегодня, — подвела итог Джинни, с прищуром смотря на подругу. Гермиона лишь пожала плечами, но потом добавила:
— Да нет, с чего бы это? Всё в порядке.
— В порядке? — Джинни приподняла бровь. — Поэтому ты весь вечер сверлишь взглядом слизеринский стол?
— Что? — Гермиона вспыхнула, но быстро взяла себя в руки. — Нет… Я просто наблюдаю за попытками Луны Лавгуд влиться в светское общество, — сказала она первое, что пришло в голову, хотя от пафоса и нелепости данной фразы передернуло.
— Остается лишь пожелать удачи, — горько усмехнулась Джинни.
— Она выглядит счастливой. Но, боюсь, что это ненадолго, — ответила Гермиона, вынужденная поддерживать этот неприятный разговор, начатый ею самой, и быстро добавила: — Впрочем, это её дело. Не будем вмешиваться.
— Ладно, — согласилась Джинни. — Пойду поищу Гарри…

***
Гермиона осталась стоять у стола с фруктами, опираясь о стену и наблюдая за происходящим вокруг. Да, приход Луны Лавгуд за слизеринский стол и правда привлек её внимание. Увидев, как старательно бывшая школьная сумасшедшая пытается влиться в элиту, Гермиона испытала легкую грусть. Остатки уважения и восхищения, что она испытывала к Луне, рассеялись окончательно.
Впрочем, не кривя душой, Гермиона могла сказать, что это было престижно — дружить с Дафной Гринграсс, танцевать с Блейзом Забини, в конце концов, целоваться с Драко Малфоем тоже престижно.
Какое мерзкое слово! Но как точно подходило к этим людям. Они — как бренд. Дружить с ними модно, влюбляться в них модно. Их уважали тем странным детским уважением, которое шло ещё из тех времен, когда всё определяет не суть, а упаковка.
Но их уважали…
Самой ей никогда не удастся стать такой, а идти к ним, пытаться примазаться, пробиться — унизительно. Они не примут, да ей и не надо. Зачем? Это замкнутый круг: оказавшись там, уже не выберешься; увязнешь, как в болоте.
Попасть туда мечтали многие. Но счастливы ли они: те, кто внутри?..

Гермиона не могла выбросить Малфоя из головы. Хотела, но не могла.
Этот странный юноша, сам того не желая, запал ей в душ, и теперь тонкую нить, которая связала их, было не разорвать. За неделю, что она наблюдала за ним, Гермиона уже создала в воображении его образ. Конечно, тот имел очень отдаленное отношение к реальности, ведь, не имея возможности объяснить его поступки логически, она вынуждена была делать это посредствам домыслов. А это — страшный путь.

***
Разошлись уже почти все: за столом остались только Дафна Гринграсс и Драко Малфой.
Драко отхлебнул шампанского, посмотрел на Дафну пронизывающим взглядом и медленно, растягивая каждое слово, спросил:
— Что, Гринграсс, нашла себе новую игрушку?
— Почему же игрушку... — пропела та. — Луна весьма милая девочка.
— Передо мной не стоит ломать комедию и изображать паиньку. Я-то знаю твою истинную натуру, — холодно ответил Малфой.
— И что же ты знаешь? — спросила Дафна слегка насмешливо.
— Например, то, что к тебе в друзья не попадают просто так.
Дафна прищурилась. Улыбка вмиг испарилась, а на лбу появилась морщинка:
— Да, возможно, — резко ответила она, а потом словно опомнилась и быстро добавила: — Но все-таки она забавная… К тому же, как я заметила, она давно бегает за Блейзом.
Малфой усмехнулся:
— Ревнуешь?
— Ещё чего! — фыркнула Дафна, но, оборвавшись на полуслове, вдруг сказала:
— А вот тебе бы стоило побеспокоиться. Астория сегодня пришла на бал с Кинтом.
У Драко от этой фразы сделалось такое лицо, будто он вот-вот засмеется, но пока сдерживается.
— Это должно беспокоить тебя, дорогая. Она же твоя сестра, — с притворным участием ответил он.
— И твоя девушка! — раздраженно воскликнула Дафна.
— Ты так уверена? — Драко насмешливо поднял бровь.
— Так вы всё-таки расстались окончательно? — разочарованно вздохнула Дафна. Взгляд её потускнел.
— Какая ты догадливая, Гринграсс, — грубо ответил Малфой.
— И тебя ничуть не волнует, что она бросила тебя ради Фениклава Кинта? — быстро спросила Дафна, словно пытаясь ухватиться за последнюю соломинку и заставить Малфоя ревновать. Но ничего не вышло, потому что Драко ледяным голосом произнес:
— Ни капли. Они составляют отличную пару.
— У тебя могут быть проблемы из-за этого! — почти в отчаянии выкрикнула Дафна.
— У меня? –Малфой посмотрел на неё так, как будто разговаривал с умственно отсталой. — Нет, милая, если у кого и будут проблемы, так это у вас, — лениво продолжил он. И, немного подумав, добавил: — Но меня это мало беспокоит.
— Но Драко… — начала Дафна мягким голосом. В глазах читалась обида, но ничем другим она себя не выдавала: — По школе уже ходят слухи. Твой отец вряд ли обрадуется им. Малфой сглотнул, сделал глубокий вдох, словно убеждая себя оставаться спокойным: не раскричаться или не рассмеяться. Но вскоре выражение лица вновь стало насмешливым, а взгляд — непроницаемым, и он медленно, акцентируя каждое слово, сказал:
— Не утруждай себя, Дафна. На меня подобные уловки не действуют.
— Какие уловки?
— Ты знаешь, дорогая. И запомни: я вижу тебя насквозь, — глухо произнес он и, протянув руку, взял собеседницу за подбородок, приподнял её голову, заставив посмотреть себе в глаза. — Какая же ты все-таки лживая стерва, — выплюнул Драко и резко убрал руку. Неподдельное удивление отразилось на красивом лице Дафны Гринграсс, зрачки её слегка расширились, а пальцы разжались и выпустили кружевную перчатку. Поднимать её девушка не стала, лишь резко выдохнула и медленно произнесла скорее себе, чем Малфою:
— Не думала, что когда-нибудь услышу подобное…
— Это правда, Гринграсс. Просто она сейчас не в чести, — усмехнулся Малфой и, подняв перчатку, отдал её Дафне, которая смотрела на него широко распахнутыми глазами и словно ждала, что он сейчас станет перед ней извиняться. Но Драко этого не сделал, а лишь усмехнулся и пошел прочь.

***
Они стояли в самом центре зала в окружении танцующих пар.
— Ты прекрасна сегодня, впрочем, как и всегда. Я давно заметил тебя среди прочих. Кто-то там наверху благосклонен ко мне, раз послал такую красавицу скрасить этот вечер… — сказал Блейз завораживающим голосом, заставив кровь в жилах Луны бежать быстрее.
— Спасибо… — улыбнулась она и вдруг подумала, что все усилия не напрасны. Туфли уже не казались такими неудобными, как раньше, а платье перестало сковывать движения. Его рука лежала у неё на талии, приятно обжигая.
Они протанцевали уже три танца, и это было невероятно: как будто сказка и правда обратилась в действительность.
Пьянящая атмосфера бала, изрядная доля алкоголя в крови, изящные комплименты Блейза — всё это настолько вскружило Луне голову, что она напрочь забыла о прежних страхах и о том, как неловко чувствовала себя час назад.
Она кружилась в танце с Блейзом Забини! Играла в фанты с Дафной Гринграсс. Неужели её жизнь всё-таки заключена не только в том, чтобы быть для всех посмешищем?
— Может, принести коктейль? — спросил Блейз, когда музыка оборвалась.
— Лучше минералки, — ответила Луна, понимая, что ещё одна порция любого, пусть даже самого легкого алкогольного напитка станет откровенно лишней.
— Для вас всё, что угодно, — улыбнулся Блейз и, шутливо поклонившись, взял руку Луны и поднес к своим губам. Её щеки запылали.
Подмигнул Блейз и быстро удалился. Луна осталась стоять одна посреди огромного зала, но, кажется, не замечала никого вокруг.
— Луна Лавгуд?! Это ты? Просто не узнать! — услышала она чей-то голос. Обернулась на него и увидела Невилла Лонгботтома, который стоял, переминаясь с ноги на ногу и смотря то в пол, то на Луну.
— Можно пригласить тебя на танец? — быстро, на одном дыхании спросил он.
— Прости, но я уже пообещала… — произнесла Луна, чувствуя легкую неловкость. Пальцы её нервно теребили застежку на клатче, а щеки горели почти так же, как и раньше. Ещё никогда в жизни ей не приходилось отшивать парней.
— Понятно, — начал Неввил, понурившись. Но в следующий миг глаза его загорелись снова. — А на следующий можно? — с надеждой спросил он. У него был такой взгляд, что Луна поняла: она просто не сможет ему отказать, и медленно выговорила:
— Да, наверное.
— Спасибо!
Невилл ушел, а Луна, проводив его взглядом, снова спросила себя: зачем она согласилась?
Только из жалости или чтобы показать Блейзу, что не он один обратил на неё внимание, и тем самым набить себе цену? А может, она просто выпила слишком много и теперь плохо ориентировалась в ситуации?..
Скоро вернулся Блейз с двумя бокалами вина.
— Прости меня, принцесса, но минералки здесь найти не удалось.
— Ничего, — ответила Луна, с тоской посмотрев на напиток. Но быстро оправилась, улыбнулась и слегка пригубила терпкую жидкость. С непривычки она пила очень медленно. За это время успел пройти один танец, поэтому, когда бокал был наконец-то опустошен, и Блейз протянул ей руку, приглашая присоединиться к вальсирующим парам, Луна с ужасом вспомнила об обещании, данном Невиллу.
— Прости, но я обещала… — быстро сказала она, борясь с ощущение дежа-вю, и даже непроизвольно зажмурилась, боясь увидеть лицо Блейза. В груди всё стянулось в тугой комок, и Луна трижды прокляла себя за то, что зачем-то согласилась танцевать с Лонгботтомом.
— Кто он? Давай я поговорю с ним по душам, — предложил Блейз с вполне серьезным выражением лица и интонацией в голосе, хотя в глазах читалась насмешка. Он ударил кулаком по ладони, словно показывая, как именно собирался поговорить.
— Нет! Нет! — воскликнула Луна, по-настоящему испугавшись за Невилла. Потом добавила уже гораздо спокойнее: — Не стоит… Это же всего один танец… — она посмотрела на Блейза умоляющим взглядом, и тот уступил:
— Ну если уж ты так просишь не убивать его сразу, то я повинуюсь. Но знай, что это будут самые тягостные пять минут в моей жизни…
— В моей тоже! — выдохнула Луна почти радостно, окрыленная этим завуалированным комплиментом. — Я ненадолго…
***
Танец с Невиллом вызвал у Луны лишь раздражение. И дело не в том, что он был неуклюж — просто в сердце Луны закралось неприятное, сосущее ощущение тревоги. Руки Невилла, лежавшие у неё на плечах, казались девушке тяжелее гирь, музыка резала слух, а глаза все время искали в зале Блейза, который куда-то пропал. Маясь в неведении, Луна могла лишь отсчитывать секунды, оставшиеся до конца тягостного танца.
Когда мелодия наконец оборвалась, она облегченно вздохнула, вырвалась из объятий Невилла и, не сказав ему ни слова, убежала на поиски Блейза.
На танцплощадке его не было. Через пять минут Луна поняла это совершенно точно. Трижды обежав зал по периметру, тщательно всматриваясь в лица, уже было отчаялась, но тут столкнулась с Дафной, которая пила минеральную воду и болтала с каким-то слизеринцем.
— Ты не видела Блейза? — спросила у неё запыхавшаяся и взволнованная Луна, от переизбытка эмоций даже схватив ту за рукав дорогого платья.
— Он ушел, — коротко и немного раздраженно отрезала Дафна, резко отдернув руку.
— А куда?
— Я не знаю, — Дафна сказала это грубым и безразличным голосом, но потом, задумавшись на секунду и словно бы что-то вспомнив, сладко улыбнулась: — Не расстраивайся. Он вышел вон в ту дверь пару минут назад, — она указала пальцем в сторону северного входа. — Если поторопишься, может быть, успеешь догнать его.
— Спасибо! — выдохнула Луна, не заметив, как опасно и зло сверкнули глаза её собеседницы.
Луна выбежала в коридор и быстро осмотрелась: Блейза видно не было. Недолго думая, она свернула за поворот и остановилась. Открывшаяся взгляду, заставила прирасти к полу. Глубокий вдох, который должен был закончиться громким выкриком «Блейз!», резкой болью обжег горло. Земля под ногами поплыла, словно замок вдруг превратился в корабль, метающийся на штормовых волнах.
Блейз Забини стоял у стены, прижимая к себе какую-то девушку. Через секунду Луна поняла, что они ещё и целуются. Тугой комок обиды подкатил к горлу приступом тошноты. Это был один из тех случаев, когда хочется поверить в существование оптических иллюзий или длительных и очень реалистичных галлюцинаций, но только не в то, что видишь собственными глазами.
Луна смотрела на них, как завороженная. Почему-то начало казаться, что время шло гораздо медленнее, чем на самом деле, чтобы дать получше рассмотреть происходящее и сделать ещё больнее. Она не знала, сколько времени наблюдала эту картину, но очнулась лишь только тогда, когда почувствовала, что ногти больно впились в ладони. Медленно подняла руку и увидела красные следы. Этот пустяковый факт отрезвил и заставил переключиться с моральной боли на физическую. В этот момент Луна поняла, что не в силах наблюдать за происходящим больше ни секунды; хотела было развернуться и убежать, но туфли снова подвели её: в этот раз каблук застрял между двумя плитками мощеного брусчаткой пола, стилизованного под средневековую мостовую. Когда Луна попыталась вырваться, раздался характерный звук, возникающий при ударе о камень. Блейз, стоящий к ней лицом, вдруг поднял глаза, и их взгляды встретились. В сердце Луны, как искра, вспыхнула глупая надежда. «Сделай что-нибудь! Докажи мне, что произошедшее — лишь ошибка!» — молила она про себя, но Блейз лишь слегка поморщился, как будто почувствовал резкую боль, а затем быстро зажмурился и поцеловал незнакомку ещё более страстно.
На глазах у Луны выступили слезы. Они текли непроизвольно, и сначала она даже не заметила, что плачет. Рванула каблук с такой силой, что сорвала с него набойку и порвала застежку самой босоножки, но, даже не заметив этого, побежала в сад.
«Всё! Конец… Конец! Конец!» — пульсировала в голове одна-единственная мысль.
Сколько было таких обещаний: десять? двадцать?.. Сколько было тщетных попыток забыть? Луна не взялась бы сосчитать их, знала лишь, что все были безуспешны.

***
Где-то к полуночи Гермионе стало скучно. Гарри ушел с Джинни, Рон танцевал то с Лавандой, то с Мирандой, и пару раз подходил к ней, но, заведя какой-нибудь абстрактный и высосанный из пальца разговор, быстро утомлял, и, видимо понимая это, стремительно ретировался. Вскоре она почувствовала себя так, словно смотрела затянутый и очень неинтересный фильм, но никак не могла найти нужную кнопку, чтобы выключить его. Малфой протанцевал две песни с какой-то слизеринкой с младшего курса, потом со скучающим видом посидел за столом, выпил бокал вина, порвал три салфетки, сидя с таким лицом, будто решает сложнейшую нумерологическую задачу всех времен и народов. Гермиона не сводила с него взгляд весь вечер, отчаянно надеясь, что он этого не заметил. Но вскоре ей надоело даже это.
Гермиона уже собиралась было пойти спать, когда к ней подошел Кормак МакЛагген:
— Привет, малышка. Скучаешь?
— Да нет, — буркнула она, подумав, что для полного «счастья» ей не хватало как раз его.
— Может, потанцуем? — не отступал МакЛагген, сделав шаг вперед и практически вплотную приблизившись к Гермионе, заставив слишком остро почувствовать запах перегара, которым и так разило за километр.
— Прости, но сегодня я не в настроении, — отрезала она и отвернулась, желая прервать беседу.
— Ты уверена? Может, тогда прогуляемся? — обойдя её кругом, Кормак снова дыхнул в лицо, заставляя Гермиону чувствовать себя не просто неуютно, но откровенно мерзко.
— Нет, я… Я жду друзей, — быстро сказала она, желая, чтобы МакЛагген провалился под землю.
— Каких друзей? Поттер с Уизли вроде уже ушли.
— Да, но они скоро вернутся.
— Но пока не вернулись, мы вполне можем прогуляться, — Кормак приблизился на уже совершенно неприемлемое расстояние и, к тому же, положил руку ей на талию. Это было слишком! В голову почему-то пришла дурацкая мысль, что парфюм Драко Малфоя нравится гораздо больше. Нет, эта неделя определенно была щедра на психов и маньяков, но если Малфой просто пугал Гермиону, то Кормак был ещё и противен. Она вдохнула и ощутила, как к горлу подступила тошнота.
— Мне, кажется, немного нехорошо, — проговорила медленно, стараясь не дышать. И это была даже не уловка или отмазка, а самая чистая правда. Не дав Кормаку опомниться, Гермиона резко оттолкнула его и кинулась в гущу танцующих пар.
Стоять посреди зала и служить преградой для всех, кто находится рядом, было не самой приятной участью, особенно если учесть, что периодически её пытались сбить с ног. Гермиона отстраненно отметила, что заиграла любимая мелодия и бросила последний взгляд на слизеринский стол, заметив, что Малфоя там уже не было, наконец-таки решила уйти.
Хотелось подышать свежим воздухом и подумать. В зале было очень шумно, поэтому сначала Гермиона даже не заметила, что к ней обратились, а потом резко повернула голову и увидела, что перед ней стоял Драко Малфой. И всё было бы ничего, если бы тот ухмылялся или говорил гадости, смотрел высокомерным взглядом или не замечал.
Это было бы привычно, подчинялось бы логике и правилам игры. Но — нет. Вместо этого он улыбнулся и ровным голосом произнес:
— Мадам, разрешите пригласить вас на танец? — с этими словами Малфой поклонился и протянул ей руку.
Гермиона смотрела на него долгим расфокусированным взглядом. Ей вдруг начало казаться, что все это происходит «не с ней».
— Не думаю, что это хорошая идея, — ответила она резко, грубо и ровно, хотя внутри всё клокотало. Развернулась и попыталась протиснуться к выходу, но это было непростой задачей. В глазах неприятно защипало, а сердце сжалось от непонятной тоски. «Что за бред? Ничего особенного ведь не случилось… Не собираюсь я с ним танцевать! И не хочу ни капли». Но ощущение того, что она упускала что-то важное, не покидало.
Он схватил её за руку и развернул к себе так быстро, что Гермиона едва успела сориентироваться.
— Подожди, не убегай! Нам надо поговорить, — сказал Малфой немного взволнованным, нехарактерным для себя голосом.
— А есть о чем? — холодность собственного тона удивила Гермиону, ведь ещё несколько мгновений назад она бы отдала многое, чтобы услышать эту фразу.
— Есть, — коротко ответил Малфой.
— Ну говори, — отрезала Гермиона, скрестив руки на груди и исподлобья глядя на Малфоя.
— Может быть, ты всё-таки согласишься потанцевать? — улыбнулся он.
— Не думаю, что это хорошая идея… — повторила она свой предыдущий ответ, словно показывая, что не привыкла менять решений.
— Хорошо. Тогда будем стоять посреди зала, привлекая внимание всех вокруг. Ведь это, несомненно, разумно.
Гермиона глубоко вздохнула. Она была в полнейшем замешательстве и уже почти дошла до того, чтобы согласиться потанцевать с ним, но сказанное сгоряча «нет» не позволяло этого сделать. «Нет, нет, нет, нетнетнет…»
— Ладно… — выдохнула Гермиона. «Пусть это будет эксперимент. Изучение ДракоМалфоя в нетипичных для него условиях существования… Холодно и беспристрастно наблюдать...» — подумала она, тем самым отправив свою гордость в бессрочный отпуск. Но холодность во взгляде и голосе не означали спокойствия в душе. Напротив, там разыгрался самый настоящий ураган, справиться с которым Гермиона была бессильна. Драко Малфой, стоящий перед ней и крепко сжимающий руку был таким реальным, что ей стало страшно. Гермиона боялась не только его самого, но всей ситуации в целом. Сердце в груди билось часто, но равномерно. Всё вокруг было окутано странным, терпким туманом, делающим краски, чувства и ощущения приглушеннее и замедляя бег времени. Гермиона подумала, что стоило бы спросить, о чём именно он хотел поговорить, но почему-то не стала.
— Прекрасно выглядишь сегодня, — вдруг сказал Малфой, заставив её вздрогнуть. Эти слова ещё сильнее усугубили ощущение сна, и теперь оно просто зашкаливало.
— Спасибо, — глухо и практически машинально ответила Гермиона, отметив, что совершенно не узнавала свой голос. Она бы не смогла с уверенностью сказать, каким именно он был: холодным, испуганным или равнодушным.
— А эти слизеринские цвета особенно милы моему сердцу, — продолжил Малфой, указав на её платье.
«Цвета… Цвета… Цвета…» — эхом повторил голос в голове. В этот момент Гермиона вдруг с ужасом поняла, что её платье было изумрудного цвета. Конечно, это было известно и раньше, но, покупая его, она совершенно не думала об оттенке в таком ключе.
Гермиона поняла, что вся её холодность и уверенность мигом растворились в воздухе. И опять из колеи выбил сущий пустяк — цвет платья.
Заметив смятение Гермионы, Малфой сказал:
— Можешь расслабиться, я пошутил. Но ты и правда сегодня красивая.
— Странно слышать это от тебя… — отозвалась Гермиона, понимая, что стоило бы обидеться, показать характер или съязвить, но былая уверенность, кажется, растворилась в воздухе.
— Хм… Ты считаешь, я способен только на гадости?
— Ты сам создал такой образ.
— Зачастую мы становимся такими, какими нас видят другие.
— Ты думаешь?
— Нет.
Она усмехнулась. Он был более чем странным.
Повисла неловкая пауза. Гермиона хотела сказать, что Малфой очень непоследователен, но не стала, решив, что прошло уже слишком много времени, и она будет выглядеть тугодумкой. Молчание сейчас раздражало. Казалось, что в нем было что-то неправильное. Хотя что могло быть правильным в ситуации, которая безумна по своей сути?
— А ты неплохо танцуешь, — вдруг сделал Малфой очередной комплимент.
— Ага. Особенно когда спотыкаюсь и сбиваюсь с ритма, — отшутилась она, подавив легкий смешок. Словно в подтверждение этой мысли, её нога подогнулась и выскочила из туфли, и Гермиона снова чуть не упала. Малфой хмыкнул и крепко сжал её руки, помогая устоять. Кровь прилила к вискам, а звук музыки, игравшей в зале, смешался со звеняще-пульсирующим шумом.
«Чееерт…» — подумала Гермиона, проклиная человека, который придумал каблуки.
Будь на месте Малфоя Гарри или Рон, она бы, наверное, рассмеялась, и инцидент был бы исчерпан, но сейчас произошедшее казалось катастрофой. Умом Гермиона понимала, что не случилось ничего страшного, но справиться с бешено колотящимся в груди сердцем и пылающими щеками не представлялось возможным. Как и отшутиться или просто сказать хоть слово.
Обычно, чтобы надеть туфлю, требовалось около секунды, сейчас же этот процесс занял не меньше минуты. Сначала Гермиона не могла найти её, потом уронила на бок и пыталась поставить обратно, а затем просто не сумела влезть.
Все это было так неловко и глупо, что Гермиона была готова разрыдаться, когда Малфой вдруг весело произнес:
— Наверное, мне больше не стоит говорить тебе таких комплиментов. От них у тебя земля из-под ног уходит…
— Да уж… — выдохнула Гермиона, почувствовав себя гораздо лучше.
— Ты, кажется, хотел поговорить? — через несколько секунд спросила она, опомнившись.
Малфой проигнорировал её вопрос, хотя прекрасно его расслышал. Это разозлило.
— О чем? — продолжила она, в надежде всё-таки получить ответ.
— Красивая мелодия, правда? — улыбнулся Малфой, как ни в чем не бывало. Нет, это уже ни в какие рамки!..
— О чем ты хотел поговорить?! — спросила Гермиона с надрывом. Его молчание заставило её почувствовать себя неловко: как будто либо он, либо она сошли с ума, и поэтому не могут понять друг друга. Возможно, так оно и было.
Он окинул её странным взглядом и усмехнулся.
— Что…? — начала Гермиона, но не успела закончить фразу, потому как Малфой резко остановился и быстрым движением выдернул из её прически золотистый гребень. Та непростая конструкция, что она соорудила у себя на голове, практически полностью держалась на нем, поэтому та начала стремительно распадаться.
— Тебе так гораздо лучше, — с этими словами Малфой провел рукой по её щеке. Гермиона вздрогнула, её лицо снова запылало. Чаша терпения была переполнена.
— Ты мерзкий слизеринский псих, Малфой! Твоё поведение выводит меня из себя, и я никак не могу решить: ты действительно придурок или прикидываешься специально для меня! В любом случае, больше не смей приближаться ко мне! И нам уж точно не о чем разговаривать, — на одном дыхании выпалила Гермиона и, резко развернувшись на каблуках, побежала прочь.

***
Она выбежала на улицу и подставила лицо ветру. Морозный воздух приятно охладил пылающие щеки, несколько одиноких снежинок опустились на кожу, волосы и ресницы и мигом растаяли. Гермиона вздрогнула, по телу прошла острая, как сотни игл, волна дрожи. Возвращаться внутрь не хотелось, потому что казалось, что только здесь можно прийти в себя, а мороз лишь помогал охладить разум.
Впрочем, сейчас ей уже ничем не помочь… Ну вот почему? Почему в её жизни всегда всё так глупо? Если бы можно было пережить этот момент заново, она бы вела себя совсем по-другому. Мысль о том, какой неуравновешенной дурой, она, должно быть, выглядела, заставила крепко зажмуриться. Впрочем, он сам вел себя как полнейший идиот! Так что они квиты. Вот только собственное поведение беспокоило сейчас куда сильнее, а ещё было интересно: что бы случилось дальше, если бы она не ушла? Как бы вел себя Малфой? Может, он бы сделал нечто такое, что внесло бы ясность? Вот только этого теперь не узнать. Ведь она уже здесь, и возможности что-либо изменить не представлялось.
Гермиона резко выпрямилась и чуть было не рассмеялась. У неё же была книга! Странно, что мысль о ней пришла в голову только сейчас… Впрочем, все самые важные открытия начинаются с пустяков. Например, с оставленной у Драко Малфоя заколки. Улыбнувшись глупости этой идеи, Гермиона задумалась над тем, почему же до сих пор еще ни разу не попыталась воспользоваться книгой. Ведь так часто хочется что-то изменить, перекроить в своей жизни. Взять и ровной черной линией перечеркнуть все ошибки, поражения и неприятности и написать вместо них новые строки, где все хорошо. Многие бы отдали все, чтобы получить для себя такую возможность, а она, имея её, почему-то не стремилась воплотить в жизнь.
Что мешало: последняя неразрешенная загадка в виде пустых страниц? Если бы Гермиона захотела, то давно бы разгадала её. Но пока та оставалась единственной преградой между ней и силой книги, искушением наделать глупостей, перекроив свою жизнь по мимолетному желанию. И Гермиона не спешила это менять. Интуиция подсказывала, что став хозяйкой не только своей, но еще и чужих судеб, она просто не выдержит. Даже сейчас, просто попытавшись представить, что можно было бы написать в книге, Гермиона почувствовала, как тонет в многообразии вариантов. Даже у одной нелепой и пустяковой ситуации есть сотни решений. Что уж говорить о целой жизни...
Что было бы, если бы можно было исполнить любое своё желание? Гермиона точно знала, что ничего хорошего, ведь именно стихийность и непредсказуемость делают жизнь жизнью, а любая попытка вмешаться в её естественное течение может привести к большим проблемам. Людям дозволено решать лишь за себя, но никак не подчинять обстоятельства. Сейчас эта мысль казалась настолько очевидно-прозрачной, что Гермиона Грейнджер не придала ей должного значения и вскоре забыла, как что-то, не стоящее внимания.

Через несколько минут находиться на улице стало просто невозможно. Гермиону била мелкая дрожь, а пальцы окоченели настолько, что уже еле сгибались. Решив, что оставаясь здесь, подвергала своё здоровье опасности, она направилась на веранду, надеясь не встретить там влюбленные парочки, для которых крытый сад был излюбленным местом свиданий. Последних она действительно не встретила, но мысли об одиночестве всё равно пришлось похоронить, потому что на одной из винтажных скамеек, запорошенных искусственным снегом, сидела Луна Лавгуд и, кажется, плакала. Увидев Гермиону, та вздрогнула и напряглась, как будто её застукали за каким-то непристойным занятием, а потом наспех вытерла слезы и выдавила некое подобие улыбки. Было видно, как она старалась не заплакать снова. Гермиона горько усмехнулась и подумала, что стоило бы уйти, но вместо этого опустилась на соседнюю с Луниной скамейку и посмотрела на небо. Надо было что-то сказать, но слов не было.
Несмотря на то, что веранда отапливалась, а снег был создан с помощью специальных чар, делающих его почти не холодным, морозный воздух всё равно проникал сюда. Гермиона поежилась.
— Сегодня воздух такой прозрачный,— вдруг сказала Луна. Гермиона посмотрела на неё слегка удивленно и, непонимающе улыбнувшись, ответила:
— Воздух всегда прозрачный.
— Нет, иногда он наполнен туманом и неопределенностью. Как наши мысли… — проговорила Луна отрешенным голосом. На секунду остановилась, вероятно, ожидая ответа, но вскоре продолжила: — А сейчас всё так ясно, даже как-то слишком. Так, что мне становится страшно…
Гермиона ничего не ответила. Нельзя сказать, чтобы она совсем не понимала, о чем говорила Луна, но, тем не менее, чувствовала, что вряд ли сможет поддержать разговор в таком ключе.
— Я люблю туман. В нем можно спрятаться… Прежде всего от себя. А ещё в нем можно увидеть то, чего на самом деле не существует.
— Да… — отозвалась наконец Гермиона. Нужных слов по-прежнему не было, хотя сказать хотелось многое. Ситуация, атмосфера этого места, грустный, теплый взгляд девушки, сидящей напротив, располагали к тому, чтобы выговориться, но Гермиона знала, что ни за что не сможет выразить словами то, что чувствовала, а всё остальное будет ложью.
Чтобы хоть чем-то занять себя, она взяла горсть снега и принялась лепить из него снеговика. Получалось плохо, потому что снег рассыпался и не таял. А ещё он не был холодным. Сейчас это страшно раздражало. Какая-то нелепая магическая искусственность…
Луна тихо засмеялась, наблюдая за тщетными попытками Гермионы слепить фигурку из нетающего снега, а потом взяла палочку и прошептала какое-то заклинание.
Гермиона почувствовала, как её окатило волной морозного воздуха, а снежинки, которые остались на руках, обожгли пальцы и мигом растаяли.
— Что ты сделала? — воскликнула Гермиона, удивленно уставившись на Луну.
— Сняла заклинание. Так будет честнее… А ещё ты сможешь слепить из снега чью-то фигуру, а потом разбить её. Ты ведь это хотела сделать?
— Я? Нет! — быстро ответила Гермиона, неподдельно испугавшись, что Луна знала о её проблеме. — Какую фигуру? Чью? — на выдохе спросила она. В голосе чувствовалось раздражение.
— Я не знаю. Но сюда не приходят просто так. Особенно во время Рождественского Бала.
— А… Ну да, — Гермиона облегченно вздохнула. Чувство страха и раздражения, хоть и ушло, но оставило в душе неприятный осадок. Продолжать разговор Гермиона не стала, но лишь опустила глаза и принялась изучать форму облаков пара, которые возникали в воздухе при каждом выдохе. В беседке стало по-настоящему холодно, и вскоре Гермиона поняла, что находиться здесь дольше нельзя.
— Думаю, нам нужно идти, иначе каникулы начнутся в больничном крыле, — сказала она и встала.
— Я могу вернуть заклятие, — отозвалась Луна. Гермиона подумала, что, наверное, ей стоило самой это сделать, но с ужасом для себя обнаружила, что не забыла его. Это было неприятно.
— Не стоит. В нём и правда есть что-то… лживое.
— Пожалуй… — Луна ответила равнодушно, взгляд её был направлен в сторону волшебного леса. — Если долго смотреть туда, то можно увидеть, как верхушки деревьев раскачиваются, словно языки пламени, а снег немного похож на дым… Черное пламя, не дающее света.
Гермиона вдруг подумала, что раньше часто искала загадочные образы и тайные смыслы в обычных вещах, что с легкостью могла увидеть в облаках, тенях, бликах света невидимые другим картины. И сейчас, наверное, тоже смогла бы. Просто стала чуть приземленнее, и, вместо того, чтобы думать о «пламени, не дающем света», мечтала о том, чтобы прямо здесь не превратиться в ледяную статую или не подхватить воспаления легких. А ещё она никогда не могла озвучивать подобные мысли вслух. Казалось, что если она впустит кого-то в свою личную сказку, то разрушит её изнутри. Оттого, наверное, и выглядела такой скучной занудой; холодным логиком и циничным скептиком.
Гермиона вздохнула, а затем громко произнесла:
— Красивая метафора. Но я думаю, нам стоит всё-таки пойти в замок, — получилось холодно и даже немного грубо. Она не хотела этого, так вышло непроизвольно. Впрочем, Луна, кажется, не ожидала ничего другого. Она снисходительно улыбнулась и кивнула. Это больно кольнуло самолюбие Гермионы и заставило занять ещё более скептично-равнодушную позицию. Отвечать она не стала, лишь развернулась и направилась к замку. Луна пошла следом.

***
Преодолев почти весь путь, Гермиона спотыкнулась. Каблуки снова казались самым садистским изобретением человечества.
— Что с тобой? — спросила Луна.
— Туфли трут.
— Да?! — воскликнула Луна почти с радостью. — Мне тоже! Просто невыносимо…
— Вот-вот! До крови, наверное, уже стерла.
Они уже дошли до замка и сейчас поднимались по лестнице.
— Давай снимем? — вдруг предложила Луна. «Почему бы и нет?»
— Здорово без них, правда? — весело спросила Луна.
— Это точно!
Взяв в руки свои туфли, девушки стали подниматься по Главной лестнице. Пока что пути к спальням Гриффиндора и Рейвенклоне расходились, поэтому они шли вместе. Раздражение уже исчезло, и Гермиона снова подумала, что Луна Лавгуд, в сущности, неплохой человек, и что, будь она в другом настроении, сегодняшний разговор мог бы закончиться не только вяжущим ощущением непонимания. Они дошли до того места, где нужно было расстаться, обнялись, попрощались, пообещали друг другу больше не носить туфли на слишком высоком каблуке и разошлись.
Сегодня они с Луной Лавгуд могли бы понять друг друга. Наверное, они могли бы довериться, выговориться, и найти более подходящие к ситуации слова, чем те, что говорили несколько минут назад. Гермиона чувствовала, что у них были похожие проблемы, но обе боялись признаться в этом, старательно избегая самых важных тем и прячась под привычными масками «заучки» и «сумасшедшей». Гермина так привыкла закрываться в себе, что теперь не смогла бы быть откровенной даже при очень большом желании. И это было очень обидно, ведь единственными её друзьями, которым можно было доверить всё, по-прежнему оставались холст, краски и белый лист с надписанными на нем аккуратными строками. Теми, что начинались обычно с одного короткого имени.

На краю

Глава 15
На краю

Перекрёстки дорог,
Перекрестия судеб...
Кто сумел, кто не смог,
Эта жизнь нас рассудит.
Увидал — и ослеп,
Прикоснулся — и мимо.
Черный мраморный склеп
Оставляем любимым.
(Татьяна Юрьевская)

В общей гостиной было пусто. Гермиона даже не удивилась: сегодня все гуляют до утра. Если пройтись по этажам, то можно обнаружить своих однокурсников в самых неожиданных местах. А некоторые просто ушли спать. Но казалось, что если она ляжет спать так рано, то упустит что-то очень важное. Поэтому Гермиона зажгла камин, опустилась в кресло и, закутавшись в плед, стала ждать. Чего? Сама толком не знала.
Часы показывали без пятнадцати час. Это означало, что в ближайшее время кто-то вряд ли заглянет сюда более чем на минуту.
А ещё она пропустила Рождество. Даже не почувствовала, не осознала его приход. Когда оно настало? До случая с Малфоем или после? Гермиона не могла вспомнить, как ни пыталась, что было до безумия обидно. Он ещё и Рождество у неё отобрал, гад!
Гермиона хмыкнула и перевела взгляд на окно — было темно.
Утренняя эйфория, связанная с подготовкой к Балу, украшением зала, составлением списков и написанием речей прошла, оставив после себя… ничего.
Ещё днем, совсем недавно, она чувствовала себя нужной. Все помогали ей, были заняты, были вместе. А теперь… Гермиона снова одна.
Интересно, где сейчас Гарри и Рон? Можно было взять карту, посмотреть и пойти к ним. Но какой смысл? Ведь она все равно не сможет влиться в их компанию и своим серьезно-скучающим видом лишь испортит всем настроение.
Рон говорил, что она не умеет веселиться. Наверное, он был прав.
В чём причина: страхе показаться смешной и нелепой или в элементарном неумении расслабляться? А может, в том и в другом одновременно?
Когда нужно списать, узнать что-то, когда меняется расписание или проблемы с учебой, девушкой или чем-либо ещё, все сразу шли к Гермионе, а сейчас попросту забыли позвать её. Безусловно, они сделали это не со зла и уж точно не хотели обидеть. Просто её присутствие или отсутствие на вечеринках, пьянках и тусовках было таким незаметным, что, возможно, завтра они и не вспомнят, что её с ними не было.
Камин дарил тепло, а от окон веяло холодом… Гермиона посильнее закуталась в одеяло, скинула туфли и поджала под себя ноги. Голова соображала плохо, мысли стали похожи на струйки дыма: призрачные и невнятные. Мир вокруг начал расплываться, а тишина резала слух.
«Я закрою глаза на секунду… Сосчитаю до десяти, и всё»…

***
Блейз Забини приподнялся на локте и окинул взглядом лежавшую рядом симпатичную хаффлпавскую старосту. Она тяжело дышала, на лбу выступили капельки пота.
— Ты умница, Нэнси, но я пойду, пожалуй, — протянул он и приготовился вставать.
— Что? Уже?!— девушка вспыхнула и вскочила, еле успев подхватить соскользнувшее одеяло. Блейз посмотрел на неё и только ухмыльнулся. Она проигнорировала это и тихо произнесла: — Может, останешься? Хотя бы вина выпьем... За Рождество! — последнюю фразу почти выдохнула. В голосе была надежда, в глазах — обреченность.
— Прости, детка, но мне правда пора, — Блейз встал и принялся натягивать брюки.
— То есть ты оставишь меня после всего, что было? — голос хаффлпавки звенел. Она сидела на кровати, крепко прижав к себе одеяло, как будто то может её защитить, и почти плакала.
— Знаешь, дорогая, если вести себя как шлюха, то и относиться будут соответственно. Это закон, — с этими словами он развернулся и покинул комнату, даже не удостоив Нэнси взглядом. За захлопнувшейся дверью послышались звон бьющегося стекла и горькие рыдания.

***
Он шел по коридору медленным шагом, стараясь ни о чем не думать.
Но когда из-за угла показался Фениклав Кинт, Блейз недобро улыбнулся и громко произнес:
— О, Феник, какая встреча! Я смотрю, тебя уже выписали из лазарета. Поздравляю!
— И тебе привет, Блейз, — холодно ответил Феник и попытался обойти «бывшего друга». Это было на него непохоже…
— Я смотрю, свидания с чужими девушками идут тебе на пользу, — усмехнулся Блейз. — Даже голос стал увереннее.
Феник посмотрел на него непонимающим взглядом и собрался было что-то ответить, но Забини его опередил: — Печально, правда, что она с тобой просто из жалости…
Так и не дав Фенику сказать хоть слово, Блейз обошел его и последовал по прежней траектории. Медленно, без удовольствия отхлебнул огневиски. Искренне надеясь, что на сегодня с ночными встречами покончено, свернул за очередной поворот. Надежды на спокойный путь до гостиной тут же пришлось похоронить. По коридору шла Дафна Гринграсс. Увидев Блейза, она широко улыбнулась и помахала ему рукой.
— Солнце моё, как прошел вечер? — выдохнул он, подойдя к ней буквально вплотную. Она поморщилась и чуть отвернулась:
— Не пей так много, милый.
— Да ладно тебе, зайка, сегодня можно всё, — подмигнул он и быстро произнес:
— Даже это, — не дав Дафне опомниться, Блейз прижал её к стене и впился в губы в болезненно страстном поцелуе. Прервался только тогда, когда стало нечем дышать.
Дафна не моргая смотрела на Блейза, по её подбородку стекла капля крови.
Облизнув треснутую губу, она ледяным голосом произнесла:
— Ты сделал мне больно.
Он зло улыбнулся и ответил:
— А ты думала, что только тебе можно причинять другим боль, радость моя? — с этими словами он провел пальцем по её губе и облизнул его.
— О чем ты, милый? — Дафна прищурилась и непонимающе улыбнулась.
— Не думаю, что есть нужда объяснять. Так как прошел вечер? — как ни в чем ни бывало, продолжил Блейз.
— Ты не поверишь, отлично, — она ответила равнодушно, хотя на губах уже заиграла такая привычная улыбка.
— Вот и замечательно, — улыбнулся Блейз. — Кстати, я видел Пэнси. Мне показалось, ей было совсем не весело. Странно, почему это…Ты не знаешь?
— Нет, — быстро ответила Дафна. Её дыхание участилось.
— А у меня, кажется, есть пара догадок. Счастливого Рождества, дорогая! — сказав это, он оставил её стоящей у стены и пустым взглядом смотрящей в одну точку. Уже сделал два шага, когда услышал её звонкое, но надломленное:
— Спасибо, солнышко, и тебе! — здесь голос сорвался. Но Дафна всё же выговорила почти с отчаянием: — Передавай привет сестре! Надеюсь, следующее Рождество вы ещё встретите вместе, — с этими словами она резко отвернулась.
Блейз Забини быстро выпил последний глоток огневиски и, свернув за угол, ударил бутылкой о каменный подоконник. Послышался звон, и множество острых осколков рассыпалось по полу. Словно не замечая этого, Блейз опустился на колени и обхватил голову руками. Потом резко вздрогнул и, собрав осколки в горсть, сжал в ладони, стиснув зубы и крепко зажмурившись.

***
Дафна Гринграсс опустилась на холодный пол школьного коридора. По щекам текли слезы, а воспоминания отравляли сильнее любого яда.

***
— Предательница! Сволочь! Дрянь! Ненавижу тебя, ненавижу! — голос Пэнси Паркинсон, смешанный с рыданиями и переходящий в крик, разносился по фамильному замку Гринграсс.
— Пэнси… Что случилось? Я не понимаю… — Дафна сделала шаг назад и практически вжалась в стену. Такой подругу она не видела ещё никогда.
— Не понимаешь?! Ты не понимаешь?! — Дафна услышала звук удара, пришедшегося ей по щеке, но даже не почувствовала боли. По крайней мере, пока. — Я знаю, ты её ненавидела. Но я никогда не думала, что ты… что ты…— голос Пэнси сорвался и превратился в хрип.
Дафна окинула взглядом зал, надеясь найти поддержку. Но встретила лишь пустое безучастие висевших на стене портретов и немой укор в глазах стоящей в дверях матери.
Она и правда ничего не понимала.
По щекам текли слезы.

***
Точка. Точка! Точка… Точка?..
Луна Лавгуд медленно осела по стене и зажмурилась. «Отпусти меня! Пожалуйста, отпусти!» — рыдания снова заставили захлебнуться. Ещё минуту назад казалась, что всё прошло, переболело, и точка поставлена. Ещё пять минут назад она улыбнулась Гермионе Грейнджер и пообещала себе больше не плакать. А потом картины из прошлого яркими образами возникли в сознании: цветок, улыбка, взгляды, танец, улыбка, цветок…
И круг снова замкнулся. Разве это могло быть зря и закончиться вот так?..
Раньше она ждала, что он заметит её, такую неприметную и странную. Что он увидит…
Это случилось — стало только хуже.
А она даже не могла разозлиться на него так, чтобы вычеркнуть из сердца. Прошлое не давало отпустить, надежда — отступиться.
Почему?.. За что? Любить человека, который никогда не станет «тем самым» и не ответит взаимностью. Любить образ, созданный сознанием в далеком детстве и тщательно хранимый памятью.
— Мерлин, Луна! Что случилось? — чья-то рука сжала её ладонь, а голос заставил и быстро отвернуться.
— Ничего… — выдавила Луна, стараясь унять дрожь и восстановить дыхание. Всхлипнула, зажмурилась и поняла, что вот-вот заплачет снова.
— Девочка моя, от «ничего» так не плачут. Не бойся, ты можешь довериться мне, — мягкий голос Дафны Гринграсс лучился участием и внушал доверие.
— Я… Мне… — Луна не смогла найти нужных слов и лишь заплакала ещё сильнее.
— Тише, тише. Всё хорошо, — прошептала Дафна, прижав Луну к себе.
— Нет, всё ужасно! Просто ужасно! — запричитала та, подавляя рыдания.
— Не плачь. Что бы ни случилось, кто бы тебя ни обидел, он не заслуживает того, чтобы ты так убивалась, — Дафна говорила мягко и спокойно. Её голос отчего-то внушал Луне веру в то, что её поймут. И она рассказала всё, начиная с того вечера на балу в министерстве и заканчивая сегодняшним днем.
Дафна слушала с интересом и участием, синие глаза светились. Теплотой?.. Луне Лавгуд казалось именно так.
— Бедная моя… Сколько же тебе довелось вынести! — изумилась Дафна и сжала ладонь Луны в своих руках. — А он… Я даже не думала, что он такой. Знаешь что, забудь его, отпусти из сердца. Будет сложно, я знаю, но, солнышко, ты сильная. Ты умница, ты справишься. А он пожалеет ещё, что потерял такую девочку, как ты… Честно-честно, — Дафна улыбнулась ясно и лучезарно. И Луне вдруг стало легче, ведь иногда, когда чаша терпения переполняется, а собственные никчемность и ненужность просто зашкаливают, становится всё равно, где ты и с кем. Тогда ждешь одного — чтобы полюбили, поняли. Сказали несколько простых слов, способных спасти.
Сейчас Луна не думала о том, кто такая Дафна Гринграсс и почему именно она стала тем человеком, который узнал о её проблемах, обидах и надеждах. Эта девушка просто оказалась рядом в нужный момент и сумела подобрать нужные слова. Те самые очевидно-пошлые, пустые слова, которые несут в себе так мало правды, говорятся сотням и сотнями, но являются волшебной таблеткой от отчаяния.
— Пойдем, не стоит сидеть на холодном полу у входа в факультетскую гостиную, — улыбнулась Дафна, помогая Луне встать. Проводив ту до комнаты, она опустилась в кресло, наколдовала бокал, отхлебнула вина и улыбнулась своему отражению в затянутом морозным узором окне.

***
— Тише, не разбуди Гермиону, — сквозь сон расслышала она голос Гарри.
— Может, в спальню её отнесем? Здесь холодно и неудобно, наверное, — сказал Рон.
— Надо думать… — согласился Гарри. Гермиона почувствовала, как чьи-то руки подняли её с кресла. В этот момент открыла глаза и увидела перед собой лицо Рона. Хотя она понимала, что он держиал её на руках, чувство всё равно было странное.
— Рон! Поставь меня на землю! — вскрикнула Гермиона. Тот вздрогнул и чуть было не отпустил её, поэтому пришлось обхватить его за шею, чтобы не упасть.
— Прости… — пролепетал он.
— Ничего. Сколько времени?
— Около четырех.
— Ого! — изумилась Гермиона. Получается, она проспала три часа. — Вы давно вернулись?
— Да нет… Минут пятнадцать, наверное.
Снова опустилась в кресло и поежилась:
— Понятно. Подай чашку, пожалуйста, — указала рукой на журнальный столик, на котором стоял чай, недопитый по причине непредвиденного сна.
— Шла бы ты спать… Устала, наверное, — с неподдельной заботой в голосе предложил Гарри.
— Ну уж не больше вашего, — улыбнулась Гермиона. — Как бал прошел?
— Неплохо. Жаль, тебя с нами не было, — отозвался Рон.
— Мы тебя искали, — подхватил Гарри.
— Правда? — глаза Гермионы загорелись. Эта простая фраза заставила почувствовать себя гораздо счастливее.
— Конечно.
— Я рано ушла и долго здесь сидела.
— Рон приходил. Нашел тебя спящую и решил не будить, — Гарри улыбнулся подруге и зевнул. Было видно, что он очень устал. Гермиона вымученно улыбнулась в ответ. Стало обидно. Ну вот почему она всё-таки заснула?..
— Могли бы и разбудить, — пробубнила себе под нос слегка обиженно. Понадеялась, что друзья не услышат, но не тут-то было.
— Чтобы ты потом на ходу где-нибудь свалилась? Я же видел, что последние ночи ты почти не спала.
— С каких пор ты такой заботливый? — съязвила Гермиона и взглянула на Рона. Тот смотрел на неё так… странно. В голову закралась дурацкая мысль, что она ему небезразлична. Так думать было глупо, к тому же, он уже давно просто друг.
— Ладно, я пойду, пожалуй. Глаза уже закрываются, — вмешался Гарри, не дав Рону ответить на выпад Гермионы.
Гарри ушел, Рон несколько секунд потоптался на месте, а затем опустился на диван. Повисло неприятное молчание: стало слышно, как потрескивают дрова в камине и тикают большие настенные часы.
Гермиона закусила губу и забегала взглядом по гостиной: стол, дверь, окно, камин.
— Ты танцевала с Малфоем? — нарушил молчание Рон. Она чуть не уронила чашку, что держала в руках, потому что ожидала чего угодно, но только не этого вопроса. Услужливая память вновь подбросила воспоминания об ушедшем вечере.
— Уже пошли слухи?
— Да нет, просто Невилл вас видел.
— Не он один, думаю.
— С чего ты вообще решила танцевать с ним?
— Он пригласил, мне стало интересно, я согласилась. Это было глупо, знаю, — Гермиона не стала врать. Ей действительно было просто интересно. Вот только о том, чем вызван этот интерес, лучше промолчать.
— Я тоже хотел тебя пригласить, — признался Рон.
— Да?! А почему не стал?
— Не знаю даже… — он замолчал и посмотрел на Гермиону внимательным взглядом, а потом вдруг произнес: — Ты очень красивая сегодня.
— Спасибо, — тихо ответила она, почувствовав, как к щекам приливает кровь: никогда не умела реагировать на комплименты. Даже от лучших друзей. К тому же, он ей явно льстил, ведь платье уже наверняка помялось, тушь осыпалась, прическа растрепалась. Но было невероятно приятно.
— Может быть, ты позволишь мне наверстать упущенное? — Рон сказал это тихим, глухим голосом. Совсем не таким, каким говорил с ней обычно.
— Что?.. — Гермиона не сразу поняла, что он всего лишь о танце. — А, да, конечно, — ответила лишь после небольшой паузы. Они с Роном вышли в центр гостиной. Он взял её за талию, она положила руку ему на плечо. Движения были спокойно-размеренными и немного сонными. Это совсем не походило на тот странный танец с Малфоем, при мысли о котором сердце в груди забилось чаще, а в глазах неприятно защипало. Гермиона сделала отчаянно глубокий вдох и попыталась выбросить последнего из головы.
Тусклый свет, разливавшийся по гостиной, дарил атмосферу уюта. Не было ставших уже привычными неловкости, скованности или растерянности — лишь только покой и умиротворение.
За окном разыгралась метель. Снег клубился, образуя над землей туманную дымку, а ветер напевал мелодию зимы. На улице было настолько холодно и темно, насколько светло и тепло здесь — два разных мира, противопоставленных друг другу. Было так здорово находиться в этом теплом, уютном мирке, стоять, обнявшись с лучшим другом, и чувствовать тепло.
Гермиона вдруг подумала, что почти счастлива. Почти… Казалось бы, в этот миг для счастья было всё Не хватало лишь самой малости. Чего именно? Гермиона не знала. Не тот день? Не тот человек? Нет, дело, наверное, в ней. Не в том, что происходило вокруг, а в том, что творилось в душе.
Она ушла спать, крепко обняв его на прощанье. Вдруг захотелось заплакать, потому что стало до боли очевидно, что это конец. Он опоздал. На полгода, целую вечность. Ещё недавно она отдала бы все, чтобы он смотрел на неё так, как смотрел сегодня, а теперь почувствовала лишь горечь от того, что не испытывает радости.
Смешно, но ушло даже то по-детски глупое и эгоистичное желание нравиться, что преследовало её с детства. Когда не отпускаешь тех, кто влюблен тебя безответно, ибо это льстит и поднимает самооценку
Теперь вдруг стало всё равно. И она бы, наверное, даже порадовалась, если бы Рон нашел себе другую девушку.
Опустилась на кровать и долго смотрела на белый потолок своей комнаты. На нём играли серебристые тени, а узор на окне казался посылкой из сказки. Письменный стол, залитый чернилами, письма и конверты, книги и тетрадки — всё это было будто из другой жизни. А здесь — лишь ночь и тишина.

***
Драко долго вертел в руках её заколку. Ему нравилось разглядывать эту безделушку. Конечно, не тонкая ювелирная работа, но сделано явно со вкусом: зеленые камушки, похожие на капли росы на золотом цветке и бабочка, на этот цветок опустившаяся. Просто так, от нечего делать, Малфой произнес простое заклинание, заставив ту взмахнуть крыльями и, оторвавшись от заколки, подняться в воздух. Подставил руку, почувствовав, как металлические лапки коснулись пальца.
Бабочка долго летала по комнате, стучала в окно и, как живая, стремилась к свету. А он смотрел на неё и думал. О прошлом и будущем; своих планах и замыслах, тех, в чьих руках находилась его судьба и о девушке со строгим печальным взглядом, в чьих руках была его надежда на спасение.
Сегодня Рождество… Когда-то он любил этот праздник, потому что казалось, что в этот день возможно всё.
Мама отпускала домовых эльфов и сама готовила ужин. Она не хотела, чтобы Люциус знал, и это был их с Драко маленький секрет. А её пирог с заварным кремом до сих пор казался самой прекрасной вещью в мире. У эльфов никогда не получалось ничего подобного. Хотя сейчас он почти забыл его вкус…
Отец приходил ближе к полуночи. К этому времени мама уже успевала снять фартук и надеть свое самое красивое платье. Елка, высотой почти до самого потолка, с серебристой звездой на вершине, сияла миллионом огней, а внизу были подарки в разноцветных упаковках. Драко разворачивал их жадно, хотя чаще всего знал, что находилось внутри.
Но не в них было дело. В Рождественскую ночь мама поднималась к нему в комнату, садилась у окна и рассказывала сказки. Теперь, в воспоминаниях, она всегда была такой: в красивом платье, у окна в сиянии луны, с лучистым взглядом и теплой улыбкой.
А потом всё оборвалось. Сказки оказались выдумками магглов, подарки — вещами, что можно купить в любом магазине, ёлка стала ниже настолько, насколько он — взрослее. А она больше не приходила.
Бабочка подлетала к стоящей на столе свече. Крылья уже раскалились докрасна, но та не чувствовала боли. Драко подумал, что ей повезло: в отличие от живых, настоящих насекомых, она может прикоснуться к вожделенному свету и не сгореть. Наверное, для неё это вершина счастья. Душу кольнула глупая зависть, и Драко легким движением заставил бабочку замереть, вновь превратившись в простую металлическую безделушку.
Заколка Грейнджер отправилась в дальний ящик стола, и лишь один длинный вьющийся волос остался в руке. Последний ингредиент Оборотного зелья, последняя часть плана.
У Грейнджер всегда был грустный взгляд. Даже когда она улыбалась, во взгляде была тоска. Драко заметил это давно, и почему-то сейчас вспомнил. Она наблюдала за ним всю эту неделю и смотрела уже не так, как раньше: без презрения, но с интересом. И ещё большей грустью. Вопреки ожиданиям, его не раздражал её взгляд. Наоборот, это было забавно: знать, что он интересен ей настолько, что она наблюдает за ним, наплевав на осторожность, здравый смысл и гордость.
Малфой презирал Гермиону и не позволял себе забыть об этом. Вот только почему, вместо того, чтобы просто взять и осторожно снять волос с мантии в любой подходящий момент, убедил себя, что лучшим способом его достать будет пригласить её на танец?..

***
Послышался звук открывающейся двери. Драко вздрогнул, на мгновение забыв, что от чужих глаз его защищало заклятие Невидимости.
— Эй, Малфой, я знаю, что ты здесь! От меня не спрячешься, — послышался надорванный смех, перешедший в глухой кашель. Блейз Забини прошел в комнату и опустился на кровать, чудом не промахнувшись мимо. Тяжело вздохнув, Драко поставил котёл на небольшой столик в углу, наложил на него маскирующие чары, и после этого снял их со всей комнаты. Уже почти месяц он жил здесь как шпион. Удивительно, что за такой долгий срок никто не разворотил те сложные конструкции из котлов и колб, что он настроил в своей части комнаты. Магия защищала их хорошо, но проблем всё равно было много. Антидетекционные чары Грейнджер пришлись бы здесь весьма кстати. Жаль только, что в них всё завязано на Хранителе. Радовало лишь то, что конец уже близок: через неделю Зелье будет готово, и он сможет перейти ко второй части плана.
— О, Малфой! Я уж думал, ты не появишься. Даже в такую ночь маешься своей фигней. И что за секреты от лучшего друга? — Забини засмеялся, приподнялся на кровати и с прищуром посмотрел на Драко.
— Да так… — отмахнулся Малфой.
— Ладно, как хочешь. Пойдем лучше выпьем за Рождество, — Блейз попытался сесть, но, оперевшись на правую руку, резко поморщился и опустился обратно. Драко заметил, что его ладонь перебинтована.
— Что с рукой? — спросил машинально и почти без участия.
— Порезался, — Блейз усмехнулся. — Так ты идешь? — он уже успел подняться, и теперь стоял, прислонившись к дверному косяку и выжидающе глядя на друга.
— Мне кажется, тебе уже достаточно, — усмехнулся Малфой.
— Да что ты! Я трезв, как стеклышко, — словно в подтверждение своих слов, Забини пошатнулся и чуть было не упал. Драко знал, что спорить с другом бессмысленно, а вот ему самому не помешало бы отвлечься. Поэтому он лишь молча кивнул и вслед за Блейзом вышел из комнаты.

***
— Ну так что? Виски, вино, коньяк? — Забини сидел в кресле и выписывал в воздухе различные фигуры. Они загорались огненным контуром и тут же гасли.
— Выбор прямо как в ресторане, — хмыкнул Драко.
— А то! — Блейз рассмеялся.
— Ну… Пожалуй, вино.
— Окей.

Первая бутылка была уже почти пуста, когда двери гостиной открылись, и на пороге появилась Пэнси Паркинсон. Блейз отставил бутылку. Пьяная усмешка, что до этого момента была на его лице, мигом сползла.
— Привет, — произнесла Пэнси пустым голосом и прошла внутрь. — За что пьете? — спросила она, выдавив улыбку.
— Если не ошибаюсь, последний тост был за дружбу, — ответил Драко. Блейз, кажется, сразу протрезвел — лицо стало серьезным. Испепеляющий взгляд, брошенный на Драко, и произнесённое одними губами «Что ты несешь?», заставили последнего почувствовать себя неловко. Малфой недоуменно пожал плечами, но замолчал.
— Налейте мне тоже… — сказала Пэнси, опустившись на диван. Блейз открыл новую бутылку и быстро наполнил бокал:
— Держи.
— Спасибо, — выдохнула Пэнси. Тонкие пальцы крепко сжали стеклянную ножку бокала. Судорожно вздохнув, перевела взгляд на окно. Её лицо казалось сейчас почти белым, а широко распахнутые глаза, подведенные черным карандашом, неестественно большими.
Несколько секунд Пэнси молча смотрела в размыто-снежную пустоту окна, а потом ресницы вдруг задрожали, и она быстро зажмурилась. Рука, попытавшаяся поднести бокал к губам, дрогнула. Темно-красная жидкость растеклась по серебристому ковру.
— Я… я сейчас уберу… — Пэнси несколько раз глубоко вздохнула, и забегала рукой по дивану в поисках палочки. Как завороженная, смотрела на разлитое вино. Потом отвернулась и спрятала лицо в ладонях.
— Тихо-тихо, не стоит… Мы сами, — Блейз обнял её за плечи. Пэнси дрожала, как в лихорадке.
— Я уезжаю завтра, — тихо сказала она. Голос не выражал никаких эмоций.
Блейз ничего не ответил, просто прижав её к себе. Драко сидел, наблюдая за этой странной сценой, и не понимал ровным счетом ничего.
— Я сейчас! — Пэнси резко отстранилась и быстро взбежала по лестнице в свою комнату, но уже через секунду вышла оттуда, держа в руках большую папку. — Совсем забыла. Снейп просил раздать это ещё до каникул, а я не успела. Не знаю, вернусь ли завтра, я постараюсь, но не уверена. Будет очень плохо, если не успею. Раздайте завтра тем, кто не разъехался, — затараторила она, вручив Блейзу стопку бумаг.
— Что это? — он непонимающе уставился на листы.
— Заявки на экзамены по выбору. Скажи, чтобы заполняли внимательнее. Поменять вряд ли получится, — ответила Пэнси. Драко отметил, что в этот момент она была очень похожа на Гермиону Грейнждер.
— Ты думаешь об этом сейчас?! — неподдельно изумился Блейз.
— Вот такие люди и становятся старостами… — протянул Драко.
— Да уж. Ладно, раздадим — мягко ответил Блейз.
— Спасибо, — Пэнси быстро улыбнулась и снова удалилась в свою комнату.
— Что с ней сегодня? — наконец спросил Драко. Этот вопрос он желал задать уже довольно долго.
— О, это длинная история.
— Ничего, у нас вся ночь впереди.
— Подожди, сейчас я просмотрю анкеты… — Блейз взял одну и протянул оставшуюся стопку Драко:
— Раздай ты, а то мне завтра в поместье. Ты ведь не уезжаешь?
— Вроде не собирался, — ответил Драко, надеясь, что Блейз не начнет развивать эту тему. Надежды оправдались, так как тот был явно занят своими мыслями. Малфой взял анкету и, взглянув на друга, в очередной раз поразился его способности становиться серьезным даже после нескольких литров алкоголя и нахождения, казалось бы, в совершенно неадекватном состоянии. Сейчас, смотря на этого парня, уже успевшего надеть свои очки в квадратной оправе, сложно было поверить, что ещё полчаса назад он ходил на голове и горланил пьяные песни.
— Что сдавать будешь? — спросил Блейз.
— Наверное, ЗОТИ, — ответил Драко.
— А, пойдешь в Оксфорд на факультет Запрещенной Магии?
— Возможно. Ну а ты?
— Колдомедицину.
— Что?! — глаза Драко округлились. — Я не ослышался? Зачем тебе Колдомедицина?
— Буду поступать в Магическую Медакадемию.
— Зачем тебе ту..? — начал Драко, но осекся, мысленно упрекнув себя за недальновидность. Алкоголь явно влиял на скорость работы мозга. Лицо Блейза помрачнело.
— Не важно, — коротко ответил тот. — Ты, кажется, хотел узнать про Пэнси…
— Да, — кивнул Драко, радуясь возможности сменить тему.
— Хорошо. Ты помнишь Клариссу Рейвери?

***
Пэнси Паркинсон открыла ящик стола и вытащила оттуда маггловскую фотографию.
На ней были изображены две девушки на фоне голубого неба и белых цветов вишни. Обе смеялись, а волосы развевал ветер. Шляпка слетела с головы Пэнси и застыла в воздухе навсегда.
Фотография была сделана на обычный маггловский фотоаппарат, поэтому время на ней как будто остановилось. Шляпка уже никогда не опустится на землю, улыбки не сойдут со счастливых лиц. И ничего не изменится. Пусть только на фото, но всё же.
Это была единственная фотография Клариссы, что у неё осталась. Пэнси хорошо помнила тот день, когда она была сделана.

***
— Да нажимай уже! — крикнула длинноволосая сероглазая девушка высокому парню с фотоаппаратом.
— Куда?
— На большую кнопку. Я же тебе показывала!
— Зачем ты вообще этот странный агрегат притащла? Не могли на магический сняться?
— Мне так захотелось. Давай уже жми! — девушка рассмеялась.
— Да, Фред, снимай наконец. Тут ветер и холодно, между прочим, — вмешалась Пенси. — Ой, моя шляпка! — порыв ветра сорвал легкую шляпку с её головы и приподнял в воздух.
В это момент Фредерик Паркинсон нажал на кнопку фотоаппарата.

***
Черное пальто и кружевной платок на голове. Четыре белых тюльпана в руке и пустота в темных глазах. Порывы холодного ветра били по лицу, но Пэнси ее обращала на это внимания.
Вокруг были надгробия. Целое поле серых надгробий. На них с фотографий улыбались люди. И их улыбки застыли в вечности.
Девушка с длинной косой, перекинутой через плечо, и выгравированная надпись: «Кларисса Рейвери. Любимая дочь, подруга и невеста».
Прошло уже два года…

***
Они приехали домой на выходные, чтобы ненадолго оторваться от надоевшей школьной жизни. Кларисса была на два года старше Пэнси, поэтому уже могла трансгрессировать. Их путешествие прошло без каких-либо проблем, поэтому теперь Пэнси оповестила родителей о приезде и вернулась в свою комнату.
— Ну что, твои не против? — спросила её Кларисса. Они дружили уже три года, но в гости к подруге она попала второй раз в жизни.
— Да нет. Сказали, что если мы не будем шуметь или устраивать вечеринки, то всё в порядке.
— Ок, не будем. Жаль, моя маман сейчас в путешествии, а особняк закрыт,— Кларисса плюхнулась на диван и, взяв гитару, принялась наигрывать какую-то мелодию.
— Что это?— спросила Пэнси.
— Да так. Вчера вечером скучала, вот и придумалось… — улыбнулась Кларисса.
— Ооо! Здорово! — восхитилась Пэнси, но после добавила: — Только бросала бы ты свои маггловские инструменты.
— Сколько раз тебя просила не грузить меня этими стереотипами! Маггловский, магический… Какая разница? Главное, чтобы звучало красиво.
— Может, научить тебя играть на фортепиано?
— Только потому, что здесь его жалуют больше? Не стоит…
— Упрямая ты!
— А то!
— Кстати, ты помнишь, что завтра мы идем на вечеринку Дафны?
— Не уж! Туда ты меня и силками не затащишь!
— Ну Клэр… За что ты её так не любишь?
— Она пустышка с огромным гонором, которая улыбается тебе в лицо, а сама готова всадить нож в спину.
— Ты сама это придумала! Она хорошая. Поверь… Ты просто встала в позу, и судишь исходя из этого. Думаю, относись вы друг к другу лояльнее, вы смогли бы подружиться. У вас ведь очень много общего.
— Да? И что же?
— Как минимум жуткое упрямство.
Дверь открылась, в комнату вошел Фредерик.
— Фред! Скажи ей, чтобы пошла с нами на вечеринку к Даффи! — Пэнси надула губки и с шутливой мольбой посмотрела на брата.
— Конечно, пойдет, — улыбнулся Фред, а потом перевел взгляд на Клариссу: — Ты же не бросишь меня одного? Без тебя там будет элементарно скучно.
— Ладно, только ради тебя, — неохотно уступила Кларисса, лучезарно улыбнувшись Фредерику.
Они с Фредериком стали встречаться не так давно. Пэнси была просто счастлива, что любимый брат и лучшая подруга теперь парень и девушка.

***
— Привет! — Дафна Гринграсс сладко улыбнулась, увидев в дверях лучшую подругу Пэнси и её брата Фреда. Правда, когда из-за спины последнего появилась ещё одна гостья, лицо девушки изменилось. Но лишь на миг, потому что она всегда умела скрывать эмоции.
— Пэнси, Фред, Кларисса, — последнее имя Дафна произнесла с особой интонацией. — Как же я рада вас видеть! Проходите.
Когда Фред и Кларисса прошли в зал, Дафна, поравнявшись с Пэнси, сквозь зубы произнесла:
— Что она здесь делает?
— Я её позвала, — сказала Пэнси чуть сконфуженно. — Не злись, дорогая… Но я так хочу, чтобы вы подружились.
— Я не злюсь, что ты... Наверное, так будет даже веселее, — улыбнулась Дафна. Отблеск пламени отразился в её глазах, отчего Пэнси показалось, что они странно сверкнули.
— Вот и здорово! Ты чудо, Даффи!
— Спасибо. Но что ни говори, она отвратительно одета, — Дафна перевела взгляд на Клариссу, которая сейчас рассматривала картины на стене. Одетая в джинсовую маггловскую юбку черного цвета, легкую голубую рубашку, в ботинках на шнуровке и ярко-красных колготках, она выглядела весьма странно.
— Здесь даже спорить не буду. Так и не смогла уговорить её надеть платье, — пожаловалась Пэнси.
— А ведь она ещё и чистокровная, — Дафна поморщилась: — Кошмар!

***
Фред принес Клариссе коктейль и приобнял за талию. Дафна, исподлобья наблюдавшая за этой картиной, поморщилась и резко отвернулась. Достала из сумочки карманное зеркальце и долго смотрела туда с необъяснимой тоской. Сейчас даже свое идеально красивое лицо раздражало.
Сделав глубокий вдох, убрала зеркало в сумочку, одернула платье, вышла на сцену и громко произнесла:
— Дорогие мои! Я так рада видеть вас на вечеринке, посвященной моему пятнадцатилетию. Это чудесно, что сегодня вы все со мной! Спасибо! — выдержав паузу для аплодисментов, продолжила: — А сейчас я хотела бы представить вам свою новую гостью. Эта девушка ещё ни разу не была на моих вечеринках, поэтому наша с вами задача — помочь ей освоиться. Я уверена, что познакомившись с ней поближе, вы полюбите её так же, как люблю я. Только не обращайте внимания на экстравагантный внешний вид. Итак, встречайте, Кларисса Рейвери!
Выругавшись про себя всеми возможными проклятиями в адрес Дафны, Кларисса поднялась на сцену.
— Спасибо, Дафна. Но право, не стоило так утруждаться. Думаю, я и сама бы справилась с тем, чтобы представиться твоим друзьям, — послышались смешки, но Кларисса обвела зал уверенным взглядом, и те мигом стихли. Нет уж, она не собиралась становиться объектом насмешек.
— Что ты, дорогая, мне совсем не сложно. Увы, без этого твоё появление в нашем обществе в таком виде могли не так понять.
— Мне кажется, Дафна, ты недооцениваешь своих друзей. Думаю, они достаточно умны и образованы, чтобы быть свободными от предрассудков.
— Пожалуй, предрассудки здесь не причем. Разве что эстетическое чувство…
— Не для всех тонны косметики и дорогая одежда — главный признак красоты. Думаю, ты должна была уже это понять, — с этими словами Кларисса поймала взгляд Фреда и слегка ему улыбнулась. Это не осталось незамеченным.
Дафна с силой сжала свой черный клатч и собралась было что-то ответить, когда на сцену вбежала Пэнси:
— Я думаю, на этом приветствие можно завершить. Объявляем вечеринку открытой! — оповестила она и, схватив Клариссу за руку, стащила ту со сцены.
— Вы с ума сошли?! Что вы вообще устроили?! — возмущалась Пэнси, бросая яростные взгляды то на одну, то на другую подругу.
— Не переживай так, Пэнс. Это был просто дружеский разговор, — улыбнулась Дафна. — Ты же хотела, чтобы мы подружились…
— Как видишь, мы отлично ладим, — холодно сказала Кларисса, показно улыбнувшись Дафне. Вышло не очень убедительно.
— Пойдемте в зал, скоро накроют на стол, — сказала Дафна, делая приглашающий жест рукой.

Чистокровные смотрели на Клариссу удивленно, но с уважением. Она отличалась прекрасными манерами и умела располагать к себе людей. Тонкие черты лица, выдававшие аристократическое происхождение, длинные густые волосы, доходившие до пояса, и прямой уверенный взгляд с лихвой окупали экстравагантный наряд, который на этом фоне казался детской шалостью.
Кроме того, Кларисса была очень артистичной девушкой и отличной рассказчицей. Поэтому не прошло и нескольких минут, как все гости Дафны прониклись к ней симпатией. Теперь все внимание было приковано не к имениннице, а к странной незваной гостье.
Дафна теребила в руках соломинку от коктейля и исподлобья смотрела на Клариссу. Ей было настолько плохо, что не хотелось даже язвить. По обе руки сидели парни, один из которых месяц назад клялся, что ради неё готов на всё, а второй неделю назад собирался спрыгнуть с Астрономической башни из-за небольшой ссоры.
Но сейчас оба они зачарованно слушали, как лохматая выскочка по имени Кларисса Рейвери рассказывала о том, какие традиции есть у волшебников различных стран мира.
— Ну так вот… А в Японии маги вовсю пользуются изобретениями магглов. И знаете, они достигли небывалых высот!
— И ты думаешь, это нормально? — удивленно спросил Теодор Нотт.
— А почему нет? Наверное, вы сейчас будете злиться, но я считаю все эти предрассудки глупостью. Мы не должны ничем себя ограничивать. От взаимодействия с магглами мы приобретём больше, чем проиграем. Если, конечно, знать меру и действовать разумно…
— Странно, что ты до сих пор не поплатилась за такие разговоры, — наконец вмешалась Дафна.
— А что здесь такого? Я уже, кажется, говорила, что стереотипы не приводят к хорошему.
— Это не стереотипы, а правила. Законы нашего общества. Или ты решила записаться в магглолюбы? Хотя, зачем я спрашиваю… И так всё видно.
— Не кипятись, Даффи. В её словах есть здравый смысл, — вдруг заявил Николас Эйвери.
— Что?! — возмущению Дафны не было предела. — И ты туда же? Слышал бы вас Темный Лорд! — выпалила она. Все стихли и уставились в свои тарелки. Поэтому фраза Клариссы Рейвери прозвучала в полнейшей тишине:
— Странно, как вы не понимаете, что эта красивая сказка придумана, чтобы нами манипулировать. Ведь он же сам — полукровка!
Все вздрогнули, как будто по залу пропустили разряд электрического тока. Эти слова были правдой. Той, о которой знали все, но никто никогда не озвучивал. А Кларисса с завидной легкостью сказала о том, о чём надо было молчать, тем самым нарушив правило.
Она всегда нарушала правила…

***
— Как у тебя только ума хватило? Кларисса!!! Сколько раз я просила тебя не лезть на рожон! Вот кто тебя просил? — отчитывала Пэнси подругу по дороге к фамильному замку. Она была вне себя от ярости.
— Да ладно тебе, ничего же не случилось. Наоборот, может, кто-то задумается… — беззаботно отмахнулась Кларисса.
— Как ты не понимаешь? У нас могут быть проблемы!
— Брось, Пэнс. Какие проблемы? По-моему, я весьма приглянулась друзьям «твоей милой Даффи». Они оказались не такими уж пропащими, как я думала.
— Ты классно поставила их на место! — вмешался Фредерик. — Был момент, когда я даже ревновать начал.
Кларисса рассмеялась:
— Один симпатичный юноша сказал мне при прощании, что я похожа на лесную нимфу. Но не волнуйся, я верна тебе одному, — она подмигнула Фреду. — Отличный вечер! Когда приедем, я сыграю вам свою новую песню.
— Я уже в нетерпении, — улыбнулся Фред, обняв свою девушку.

***
— К тебе сегодня приходила Кларисса? — спросила Алиссия Гринграсс у дочери, сидевшей на кухне с домовыми эльфами и заваривающей успокоительный чай.
— Да, как видишь.
— Это хорошо. Я давно говорила тебе, что вам нужно больше общаться.
— И ты туда же?.. — Дафна обреченно вздохнула, а потом, поморщившись, произнесла: — Мам, она магглолюбка!
— Да? Брось… Это проходит.
— Неужели? Мне кажется, таких только могила исправит, — бросила Дафна, с недовольным видом отвернувшись к окну.
— Я сама увлекалась этим по молодости. Хотя тогда были совсем другие времена… Но ты не будь такой категоричной. Она милая девочка. И Пэнси твоя с ней дружит, и с Астри нашей она поладила.
— Угу, конечно. Ладно, я пойду! — находиться здесь стало для Дафны невыносимо, поэтому она выбежала из кухни и направилась в свою комнату, чтобы спокойно подумать.
Это был худший день рождения в её жизни…

***
Родители Пэнси Клариссу не жаловали. С момента начала их дружбы их дочь очень сильно изменилась, пересмотрела некоторые взгляды на жизнь, переняла у подруги какие-то качества. Самой ей казалось, что в этом нет ничего плохого, но родители упрямо твердили, что Кларисса плохо влияет на Пэнси, как, впрочем, и на Фреда, поэтому их общение надо прекратить.
После случая на вечеринке Пэнси боялась, что они могут принять решительные меры. Особенно её испугал случайно услышанный разговор в кабинете мистера Паркинсона.

***
Пэнси шла в библиотеку за книгой к экзамену, когда услышала, как отец произнес её имя. Заинтересовавшись, девушка остановилась и прислушалась.
Говорили двое. Судя по голосам, он разговаривал с Тейлором Гринграсс, отцом Дафны и Астории.
— Я уже говорил Пэнси, что это общение пора прекратить, — голос мистера Паркинсона звучал расстроенно и сурово.
— Да, это девочка плохо влияет на наших детей. Моя дочь вчера сказала, что она назвала Его полукровкой.
— Что?! Я не ослышался?
— Нет. Я сам был поражен, когда узнал. Судя по всему, дело принимает серьезный оборот. Сейчас нам ни к чему крамольные настроения.
— Безусловно. Если Он узнает…
— Думаю, нам стоит принять какие-то меры.
Какие именно меры собрались принять отец с мистером Гринграсс, Пэнси не узнала, так как из спальни вышла мама, заниматься подслушиванием на глазах у которой было не самой лучшей идеей.
Вопреки опасениям, отец не запретил общаться с Клариссой, а сам был с ней предельно вежлив и приветлив. Сначала Пэнси это удивляло, но потом она расслабилась, вскоре забыв об услышанном разговоре.
Когда через неделю они с Фредом вернулись домой на Рождество, отец встретил Пэнси очень тепло. Он долго расспрашивал её об учебе, о Дафне с Клариссой и даже предложил позвать их к себе на праздник.
После чего вытащил из ящика стола три небольших коробочки в ярких упаковках с бантами:
— Это для тебя и твоих подруг. Подарок от моего знакомого ювелира. Помнишь, вы заходили к нему как-то с Дафной? Он был настолько вами очарован, что передал для вас эти браслеты. Здесь для тебя, Дафны и Клариссы. У тебя ведь не появилось других лучших подруг?
— Нет. Здорово! Спасибо, папа! — Пэнси радостно схватила коробки и принялась развязывать бантик на одной из них.
— Не спеши так. Они подписаны. Прочитай, свою ли ты взяла, — улыбнулся отец.
— Ой, нет, Клариссину…
— Вот видишь. Не стоит заранее открывать чужие подарки. Кстати, это правда, что они с твоим братом собираются пожениться?
— Вроде да. А что? Что-то не так?
— Нет, ничего. Все в порядке. Поговорим за ужином. Можешь позвать и Клариссу тоже.
— Спасибо, папа!
Пэнси была счастлива. Они с отцом виделись всё реже в последнее время. Постоянно занятый делами, он редко появлялся в поместье. Или же она была в школе… А сегодня… Интересно, что на него нашло?

***
— Ну что, мы все подарки купили? — спросила Кларисса, взяв под руку идущую рядом подругу.
— Ну мама, папа, Фред, Даффи, Драко, Блейз, Астория… Хм, кто ещё?
— Сейчас сверимся со списком, — Кларисса рассмеялась. — Куда я его запихнула?.. — принялась копаться в сумочке. — Мерлин, как же тут скользко! — поскользнувшись на льду, она ухватилась за рукав Пэнси и еле устояла на ногах.
— Да-да! Осторожнее! Ты нам ещё целой пригодишься, — улыбнулась ей та, неловко скользя по льду в своих изящных меховых сапожках.
— Надо бы поспешить… Через десять минут Фред будет ждать нас в кафе, — откликнулась Кларисса, по прежнему роясь в сумке. — Куда же он делся?! — обреченно вздохнула она. — Мне давно пора навести порядок в сумочке… Ой, что это? — Кларисса выудила из сумки подарок отца Пэнси. — А я так и не открыла… Стыд мне и позор. Посмотрим, что тут у нас… — она принялась развязывать атласную ленточку. В это время они с Пэнси как раз подошли к спуску на главную улицу: довольно симпатичную лестницу в четыре ступеньки, которая сейчас совершенно заледенела. С горем пополам Пэнси спустилась вниз, а Кларисса по-прежнему воевала с бантом.
— Ура! — наконец известила она и сделала шаг вперед. — Какая преле…
Пэнси не сразу поняла, что произошло. Грохот, громкий вскрик, разлетевшиеся по земле пакеты с покупками и летящая вниз по оледеневшей лестнице Кларисса…
— Ты не расшиблась? — выкрикнула Пэнси, подбегая к подруге. Та лежала на снегу у подножья лестницы и не шевелилась. — Клэр! — Пэнси дотронулась до её плеча. Ничего не произошло. — Кларисса…
Паника начала охватывать её, усиливаясь с каждым мгновением.
— Клэр! Очнись, скажи что-нибудь! — и снова в ответ тишина. — Да что с то… — вновь попыталась спросить Пэнси, но осеклась. Кларисса не дышала. Её висок был рассечен, по нему стекала капля крови.

Их жизнь

Глава 16
Их жизнь

Сложны узоры жизнесплетений...
Призрачный свет и нечеткие тени,
Черные пропасти, горные выси...
Нижет судьба свой раскрашенный бисер —
Темная бусинка, светлая следом,
Четкое слово с мистическим бредом...
Черное, белое — всё вперемешку.
Снова монетка — орел или решка?..
А за спиной — только пепел и тени,
А за спиной только горечь потери.
(Татьяна Юрьевская)

— Кларисса!
Осознание того, что произошло, пришло не сразу. Вокруг собралась толпа. Все кричали что-то невнятное, голоса сливались в гулкий шум, а паника накрывала с головой.
— Кларисса! Кларисса! Очнись! Очнись… — умоляла Пэнси, до сих пор веря, что это не бессмысленно.
— Кто-нибудь, позовите врача! — выкрикнул мужчина из толпы.
— Девушка, успокойтесь! Девушка… — чьи-то руки оттащили Пэнси в сторону. Краем глаза она заметила валяющийся на снегу золотой браслет с рубинами. Желая поднять, протянула руку.
— Нет, не трогайте! Ничего здесь не трогайте! — сказал уже другой голос.
— Нет, это не… Это просто браслет, — голос сорвался, по щекам потекли слезы.
Мысли путались в голове, а сердце отсчитывало глухие удары.
Почему-то подумалось о Фреде, который сейчас ждал в кафе, потом о школе и предстоящей свадьбе. Потом вдруг вспомнился последний матч по квиддичу и то, что сегодня Рождество.
Появились врач и полиция, место происшествия отцепили, браслет забрали на экспертизу.
Только вечером Пэнси узнала о том, что он был зачарован запрещенным заклятием. Нет, не смертельным… Одним из тех, что воздействуют на подсознание и способны в определенной степени моделировать поведение человека.
Фред ушел из дома в тот же день. Его не смогли остановить ни угрозы отца, ни слезы матери. Ничего…
Последний раз она видела его на похоронах Клариссы два года назад.

***
— Фред! — голос Пэнси зазвенел в этой жуткой и глухой тишине и, кажется, отозвался вдалеке еле слышным эхом. — Как ты?.. — спросила она уже тише — почти шепотом, на выдохе. Он поднял глаза и посмотрел на сестру таким взглядом, словно видел впервые в жизни.
— Нормально. Как и должно быть, — послышался сухой и равнодушный отклик.
— Где ты живешь сейчас?
— В Аврорате, — ответил спокойно, как будто говорил о чем-то совершенно обыденном. Пэнси вздрогнула и сглотнула, а потом резко подняла глаза на брата, желая что-то сказать, но он её опередил: — Не приходи ко мне, Пэнси, пожалуйста.
Холодный воздух судорожного вздоха больно обжег горло:
— Фред… — голос сорвался. — Ты не вернешься, да?
— Нет, милая, не вернусь, — всё также спокойно. Он уже давно решил, а ей вдруг стало нестерпимо больно. Ком в горле и резь в глазах. Нет… Только не сейчас… Она не заплачет.
Снежные хлопья опускались на волосы и ресницы, таяли на лице и смешивались со всё-таки потекшими по щекам слезами. Она почти не понимала, что происходит. Серые надгробия, тускло горящие свечи… И холод — больше внутри, чем снаружи.
— Мне плохо без тебя. Мама с отцом больше не разговаривают. Вообще. Это так страшно, Фред. Мы живем в одном доме как чужие, — она захлебнулась холодным воздухом и своими слезами. Больше не могла говорить, но и молчать не могла тоже. Слова, что до того плескались на задворках сознания, вырвались наружу. — Я хотела уйти тоже. Я больше не могу там!
— Так почему не сделаешь этого?
— Я не должна, не имею права. Мама болела почти месяц после твоего ухода и плакала каждый вечер. Она не выдержит, если я уйду, — Пэнси глубоко и отчаянно вдохнула. Боль, ненависть, жалость и раздражение смешались в душе. Посмотрела на стоявшего в отдалении брата. Она понимала его, но в этот момент не помнила об этом. Гнев и обида, радость от встречи и надежда удержать… Весь этот спектр чувств разрывал изнутри.
— А ты даже не написал нам ни разу! — выкрикнула Пэнси давно назревшее обвинение. Собственный голос больно ударил по ушам. Она закрыла лицо руками и резко отвернулась. — Как ты мог, Фред?.. — спросила тихо, уже стоя к нему спиной.
— Я никогда не прощу их, — такой простой, такой обезуруживающе-однозначный ответ. Приговор. Он смотрел в одну точку пустым и холодным взглядом. И Пэнси вдруг четко поняла, что в нём уже никогда не появятся ни тепло, ни радость. Прошло два года. Он не простил и не простит. Ничего уже не изменится.
— Но мы же не знаем точно… — сказала просто так, осознавая, что это бессмысленно.
— Того, что мы знаем, достаточно.
Да, она тоже понимала это. Но всё равно стало больнее. Ещё больнее…
— Но даже если и так, то мама точно не виновата! Пожалей её… Она не продержится долго.
— Прости, Пэнси, но ничего уже не изменить.
Она кивнула. Резко и настолько сильно, что шея хрустнула, а голова закружилась. А потом лишь вздох — судорожный и болезненный, обжигающий горло и вызывающий слезы.
— Фред! — она подбежала к нему и быстро обняла. Дрожа, как в лихорадке, схватила за рубашку тонкими пальцами, сжав материю так крепко, что та готова была порваться. — Фред… — голос, до того лишь чуть-чуть надтреснутый, эхом разлетелся по пустынному кладбищу, смешиваясь с глухими и безудержными рыданиями. — Пожалуйста…
Фред молча взял ладонь сестры, на несколько секунд спрятав в своих, а потом аккуратно разжал её пальцы, высвобождаясь. Пэнси не возражала, отпустив руку легко, и осталась стоять перед ним, дрожащая и плачущая.
— Прости меня, Пэнси, — глухо сказал Фред и быстро отвернулся.
Через несколько секунд исчез: трансгрессировал в неизвестном направлении. Пэнси долго смотрела на место, где он только что стоял, а потом опустилась на снег и исступлённо зарыдала.
За что?.. Почему всё это происходит в их жизни?

***
За окном сменялись пейзажи. Карета с фамильным гербом ехала по уже довольно старой дороге, подпрыгивая на кочках и ухабах.
«Надо было всё-таки трансгрессировать» — устало подумал Блейз, прислонившись лбом к холодному стеклу. Это дало хотя бы какое-то облегчение, ведь после вчерашней ночи голова сильно гудела, а лицо слегка затекло. Вытащив из сумки антипохмельное зелье, залпом выпил весь пузырек. Пусть лучше дома не знают, как он встречал Рождество.
Было прохладно, если не сказать больше. Впрочем, так даже лучше: утренний мороз помогал проветрить мысли, делая их на толику яснее.
Он выехал из Хогвартса ещё до рассвета. Не завтракал, ни с кем не прощался. Шел по коридору, как преступник, надеясь никого не встретить. Его не будет неделю, за это время у тех, кому посчастливилось встретиться с ним вчера, смажутся воспоминания о Рождественской ночи, и Блейз избежит большинства проблем. Хоть какой-то плюс от этой поездки…
Хотя, лукавить не было смысла: он ехал отнюдь не из-за письма, лежащего в сумке. Если бы дело было только в нем, то остался бы в Хогвартсе без тени сомнения.
Рука неприятно ныла, порезы периодически начинали кровоточить. Вот зачем он, спрашивается, выписывал вчера кульбиты на руках, когда знал, что сегодня едет домой? Может, наложить Заживляющее заклятие? Конечно, больно и отнюдь не полезно, зато позволит избежать лишних вопросов и вздохов.
Интересно, о какой аудиенции говорила в письме мать? Сразу поставят Метку или подвергнут испытаниям, как Малфоя? Надо было всё-таки собраться с силами и поговорить с ним. Ведь друзья как-никак… Хорош друг! За полгода не затронул этой темы ни разу, хотя видел, что дела Драко с каждым днем всё хуже. Впрочем, некоторые темы лучше не затрагивать. Пусть думает, что никто ни о чем не знает. Наверное, ему так даже проще…
Что бы там ни было, бояться сейчас бессмысленно. Будь, что будет.
— Мистер Забини, мы приехали, — голос кучера вывел Блейза из размышлений. Наспех застегнув пуговицы пальто, он вышел из кареты.
Подойдя к высоким воротам в металлической оправе, на секунду остановился, но потом быстро и решительно позвонил в зачарованный колокол.
За воротами послышались голоса, а через несколько минут они распахнулись, открыв взору Блейза такую знакомую дорожку, мощеную серыми плитами, на другом конце которой возвышался пятиэтажный фамильный особняк.
— Блейз! — хрупкая фигурка в светлом платье появилась на широкой лестнице. Сбежав вниз, она стала стремительно приближаться. Блейз поспешил навстречу.
— Амели! — крикнул он, широко улыбаясь сестре. Потом вдруг стал серьезным:
— Ты в одном платье на улице в такой хо… — закончить мысль не успел, потому что Амелия Забини уже подбежала к брату и обняла его за шею. Подхватив её, такую легкую и хрупкую, Блейз закружил сестру в воздухе. Она заливисто рассмеялась. — Амелия, бегом домой! — строго сказал он, опустив девочку на землю.
— Так точно, командир, — улыбнулась она, и через мгновение уже взбежала вверх по лестнице. — Осторожно, здесь скользко, — выглянув из-за двери, Амелия кивнула на немного обледеневшие ступени.
— Куда только смотрят эльфы? — пробурчал Блейз, поднимаясь.
— Где ты пропадал? Я тебя с утра жду. Сидела на крыльце, но потом мама увидела и запретила, — пожаловалась Амелия.
— И правильно сделала. А дорога неблизкая, знаешь ли…
— А как же ваша… трансгрессия?
— Предпочитаю ею не злоупотреблять, — признался Блейз.
— Почему? По-моему, здорово! — глаза Амелии загорелись. — Если бы у меня была лицензия, я бы весь мир объездила. А то сижу здесь как затворница! — надув губки, она отвернулась, попытавшись сделать обиженное лицо, но продержалась всего лишь несколько секунд.
— Ты моя принцесса, — рассмеялся Блейз. — Как ты тут? Не скучаешь?
— Да нет. Рисую, читаю. Я тебе потом покажу свои последние художества, — на последнем слове Амелия поморщила нос, давая понять, что не совсем довольна своим творчеством.
— Здорово! Я весь в нетерпении! — улыбнулся Блейз.
Амелия улыбнулась:
— Но сначала мы пойдем кушать. Ты ещё не забыл моё ванильное печенье?
— Как же такое забудешь? Оно снилось мне в Хогвартсе каждую ночь.
— Врунишка…
— А вот и нет. Твоё печенье и правда самое вкусное. Но, милая, тебе не стоит подолгу стоять у плиты. Это дело эльфов, — Блейз вдруг стал серьезным.
— Я и не стою подолгу. Всего лишь два раза в год, когда ты приезжаешь, — во фразе чувствовался еле заметный упрек. — И кстати, врач сказал, что я должна жить, как жила. Вам с мамой не стоит относиться ко мне, как к инвалиду, — она сказала это серьезно. Лицо, ещё минуту назад казавшееся кукольным, теперь стало строго-печальным, а взгляд взрослым и решительным. Блейз вздрогнул и сглотнул. Руки сжались в кулаки, причем до такой степени, что костяшки пальцев побелели. Он молча кивнул и опустил взгляд.
— Блейз! Не смей хоронить меня раньше времени! — её голос разлетелся по коридору, отражаясь от стен и рассыпаясь. Или это у него в ушах зазвенело от прилившей к вискам крови?..
— Так, всё, побежали в столовую, — она схватила его за руку и потащила за собой, как ни в чем не бывало. Блейз не сопротивлялся, но шёл на ватных ногах как будто бы машинально. Она остановилась и поймала его взгляд. Глаза сияли. Блейз помнил это сияние и любил его больше всего на свете. Сейчас, смотря на эту девочку, которой совсем недавно исполнилось пятнадцать лет, он думал, что не видел ещё никого красивее. И хотя у неё были вовсе не правильные черты лица и не модельная фигура, он вдруг отчетливо понял, что если встретит девушку, хотя бы немного похожую на Амелию, то сразу же влюбится без памяти.
— Ты чего? — она слегка улыбнулась и убрала с лица выбившуюся из прически золотистую кудряшку.
— Думаю, что ты очень красивая.
— О, братец… Я начинаю сомневаться в твоем вкусе, — отшутилась Амелия, но быстро добавила: — Хотя всё равно спасибо.
— Сомневаться в моем вкусе? Ах ты! — Блейз сделал шаг в сторону сестры, но она резко развернулась и, заливисто смеясь, побежала по коридору, увлекая брата за собой.

***
— А помнишь тот дом, что вы с Драко на дереве построили? Он до сих пор ещё стоит… — сказала Амелия, медленно размешивая полуостывший чай.
— Правда? Как здорово! Надо будет сходить посмотреть, — Блейз улыбнулся и взял с тарелки очередное печенье. — Ммм… Невероятно вкусно!
— Спасибо, — кивнула Амелия. — Посмотрим обязательно! Я была там недавно. Так чудесно… — она остановилась и вздохнула. — Как дела у Драко?
— У Драко? Неплохо. Привет тебе передавал.
— Правда?! — Амелия буквально подпрыгнула на стуле, глаза её загорелись. — И ему тоже передавай. Передашь? — она схватила брата за рукав.
Блейз кивнул.
— Честно-честно? — не унималась Амелия.
— Честно-честно.
— Отлично! А он к нам в гости не приедет?
— Не знаю, милая. Мы заняты сейчас сильно. Как-никак школу заканчиваем…
— А, ну да… Хочешь ещё печенья?
— Не откажусь.

***
— А это вы с Драко на фоне Хогвартса! — Амелия с гордостью протянула брату небольшой пергамент.
— Хм… Ну Хогвартс не очень похож, зато мы вышли что надо, — Блейз уже несколько секунд рассматривал рисунок сестры. Конечно, она не могла претендовать на звание великой художницы, плохо накладывала тени и совершенно не дружила с анатомией, но для него её рисунки были дороже, чем все мировые шедевры вместе взятые.
— Я возьму себе? — спросил он.
— Конечно! — закивала Амелия. — Только Драко не показывай… Я ещё недостаточно хорошо рисую.
Совершенно не понимая, причем тут Малфой, Блейз кивнул и, свернув пергамент, убрал в карман. Амелия зевнула и опустилась на стул.
— Солнышко, уже почти полночь! Тебе спать пора, — взволнованно произнес Блейз, быстро взглянув на настенные часы.
— Ага, — устало кивнула Амелия. — Посидишь со мной? — её пальцы сжали ладонь брата. Смотря на него снизу вверх, она выглядела кукольно-хрупкой. Блейз опустился на пол и обнял сестру за колени.
— Ты чего? — опешила девочка.
— Да так. Люблю тебя просто…
— Я тебя тоже, — она положила руку ему на голову и запуталась пальцами в волосах, перебирая темные пряди. Несколько минут они сидели молча. Потом Блейз с неохотой поднялся и со всей строгостью, на которую хватило моральных сил, сказал: — А ну марш спать!

***
— Блейз, а куда ты едешь завтра? — тихо спросила Амелия у Блейза, которой сейчас лежал рядом на большой кровати и смотрел в потолок.
— Не знаю, солнце. Спи…
— Мама с папой говорили что-то про твоё Совершеннолетие. Мне очень не понравился тот разговор. Хотя я мало что поняла…
— До моего Совершеннолетия ещё почти неделя. Спи.
— Не могу заснуть.
— Я уйду сейчас. А то отвлекаю тебя разговорами…
— Не надо! Всё, сплю…
Дождавшись, когда сестра наконец заснет, Блейз встал и осторожно вышел из комнаты. Завтра очень тяжелый день… Что бы там ни было, аудиенция у Темного Лорда — не самое приятное времяпровождение в каникулы. Да и вообще когда-либо.

***
— Как она? — Блейз Забини долгим взглядом посмотрел на мать. Некстати заметил, что в её волосах появились седые пряди. Раньше этого не было. — Только не лги, — быстро добавил он.
— Могло быть и хуже, — ответила миссис Забини.
— А подробнее?
— Ухудшений нет… — она сделала паузу. — Улучшений тоже.
— Но болезнь не прогрессирует?
— Нет, зелья, прописанные доктором Хелкинсом сдерживают её, ты же знаешь. Но Ами плохо их переносит.
— Что говорит доктор?
— Ничего определенного.
— Сколько у неё времени?
— Если ничего не изменится, то около двух-трех лет, — голос матери не дрожал. Широко раскрытые глаза были пусты. Это очень сильно задело и разозлило Блейза.
— Как ты можешь так спокойно говорить об этом? — он ударил кулаком по столу и резко вскочил. Она отшатнулась и быстро отвернулась. Порыв прошел, и Блейз осознал, что маме ничуть не легче, чем ему. Просто она сдерживалась, не желая причинить ещё большую боль. А он так обошелся с ней…
— Прости, — произнёс на выдохе и сел обратно.
— Ничего, — она ответила по-прежнему сдержанно и сухо. — Иди спать, у тебя завтра тяжелый день.
— Помню. Не знаешь, что ему от меня надо?
— Нет, но готовься к худшему.
— Я знаю. Спокойной ночи, — он выходит. На задворках сознания плескался вопрос: За что?.. Почему их судьбы так стремительно летят под откос?

***
Когда он трансгрессировал в школу, было уже довольно поздно. Сейчас каникулы, поэтому в коридорах царили полумрак и глухая тишина. Блейз был даже рад этому, потому как шум и оживленное веселье часто действовали на него раздражающе.
Вдруг, свернув за очередной поворот, увидел двух пятикурсников. Мальчик и девочка, они, беззаботно смеясь, бежали по коридору в сторону выхода.
«Сижу здесь как затворница…» — вспыхнул в памяти голос сестры.
Блейз поморщился.
Почему все они, могут веселиться, радоваться жизни, смеяться, когда Амелия там одна?! Когда она — та, кто заслужила счастья больше всех на свете, вынуждена будет умереть?..

***
«Драко, я жду тебя в поместье на ближайших выходных. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор и не будешь вынуждать меня принять решительные меры.
Люциус Малфой»
Драко скомкал письмо и бросил его в камин.
Отправляйся в ад!
Ну конечно… Через пять дней выходит срок.
Надо успеть.
Малфой сидел в Слизеринской гостиной один. Все разъехались на каникулы, поэтому она была почти полностью в его распоряжении. Так даже лучше… Он с детства любил одиночество.
Приступы беспокоили редко, зато когда случались, то забирали все силы до последней капли. Не помогали ни успокоительное, ни надежда на скорое избавление. Его словно бы выворачивало изнутри, протыкало сотнями игл, а кровь закипала и бурлила. Странное ощущение, странная боль…
Но она шла от сознания, а не от физического воздействия. Значит, её можно контролировать. И он постепенно учился делать это.
Вчера был Новый Год. Драко зачем-то налил себе шампанского и медленно выпил бокал. Подумал, что ещё совсем немного, и в его руках будут судьбы всего мира. Эта мысль опьяняла, заставляя кровь бежать быстрее.
Он будет волен делать всё, что угодно. Всё! Что сделает первым, после того, как воплотит в жизнь основные планы?.. В голове были сотни идей по этому поводу, начиная от мести Поттеру и заканчивая завоеванием мира.
А Грейнджер… Наверное, ему стоило бы стереть всё, что их связывало, а то мысли о ней стали слишком сильно ему докучать. Впрочем… Он мог сделать всё что угодно. И с ней тоже. И её судьба скоро будет в его руках.
Эта мысль была сладка.

***
Дверь протяжно скрипнула и открылась. В гостиную вошел Блейз Забини. Драко поднял на него взгляд, в котором читалось недоумение:
— Ты уже вернулся?
— Как видишь, друг мой! — Блейз нервно хмыкнул. Его глаза странно блестели.
— Не думал, что ты приедешь так скоро, — Драко нервно теребил в руках свою волшебную палочку. Такими темпами он её испортит… Взгляд непроизвольно скользнул на предплечье Забини, но оно было закрыто длинным рукавом рубашки.
— Новый Год прошел, до Дня Рождения ещё далеко. Так почему бы не провести каникулы в любимой школе? — с этими словами он резким движением расстегнул манжеты и быстро закатал рукава. Драко отвел взгляд, не желая выказывать нездоровый интерес, но всё же успел увидеть: метки не было. — Ну что, оторвемся по полной? — предложил Блейз, жадно отхлебнув воды из графина на кофейном столике. Рука дрогнула, и большая часть жидкости пролилась на колени. Но, кажется, он этого не заметил. Или не подал виду. — Сегодня отличная погода. А мороз… Аж до костей пробирает! — Забини демонстративно поежился. Малфой молчал, собирался с мыслями. Его взгляд, долгий и пристальный, был прикован к сидящему напротив другу. Тот вдруг вскочил и стал расхаживать по комнате по кругу. — Пойдем гулять! Возьмем вина, напьемся по беспамятства! — вдруг подошел к Драко и, схватив его за запястья, стал поднимать с кресла. Тот еле вырвал руки, смотря на Блейза, как на клинического сумасшедшего.
В памяти вдруг всплыли слова из давно минувшего лета.
Истина в вине… В бар… Напьемся… Напьемся… Напьемся…
Глаза Блейза лихорадочно блестели. Он вдруг резко замолчал, а потом нервически рассмеялся. Понять причину этого смеха не мог, наверное, даже он сам.
— Что было в поместье? — наконец решился спросить Драко. Фраза прозвучала неуверенно и как будто не к месту. Блейз на секунду стал серьезным, опустился обратно в кресло и обхватил голову руками, словно её пронзил приступ неистовой боли. Посмотрел на Малфоя в упор и снова засмеялся:
— Всё отлично! — выдавил он сквозь смех. — А как же может быть иначе, ведь правда? — резко встал, зацепив рукой свой пиджак, висевший на ручке кресла. Тот упал на пол. — Упс! — хмыкнул Блейз и небрежно швырнул его в сторону соседнего с Малфоем кресла. Из кармана выпорхнул небольшой пергамент.
— Что это? — Драко поднял его и стал разворачивать. Глаза Блейза лихорадочно блеснули, в них отразился неподдельный ужас. — Отдай! — выкрикнул он и в следующую секунду оказался рядом с другом. Для Драко подобное поведение было загадкой, потому как он уже успел развернуть пергамент наполовину и выяснить, что это всего лишь детский рисунок. Малфой даже не собирался удерживать его, просто Блейз подбежал слишком быстро и дернул слишком резко. Послышался звук рвущейся бумаги.
Глаза Блейза округлились. Он пошатнулся, и на секунду Драко показалось, что тот вот-вот потеряет сознание. Но Блейз дернулся, а потом схватил две части рисунка и принялся судорожно разрывать их. Руки дрожали, лицо исказила гримаса, по-видимому, изображавшая улыбку, но больше похожая на оскал. Он разорвал пергамент яростно и отчаянно, а потом вдруг подбросил обрывки в воздух, как конфетти, наблюдая за тем, как они падают. В тот момент Блейз был в припадке какого-то безудержного, истерического восторга.
Малфой не стал спрашивать, в чем дело. Было понятно, что Забини не способен ответить на этот вопрос. Состояние нервного возбуждения, приближенного к истерике, было налицо. Такое не случается просто так. Неужели всё-таки?..
Драко на секунду задумался: спросить прямо или пока не стоит?
Сердце подпрыгнуло в груди. Если предположение верно, то это значит, что он больше не один.
Блейз опустился в кресло и закрыл лицо руками. Посидев так несколько минут, поднялся, криво улыбнулся и принялся буравить Драко взглядом. От этого последний почувствовал себя неуютно.
— Зачем мать вызывала тебя? — осторожно спросил он.
— На аудиенцию к Темному Лорду, — легко и спокойно ответил Блейз. Как будто говорил о погоде или учебе.
— И что там было? — быстро, на одном дыхании поинтересовался Драко.
— Там? Да ничего… Понаблюдал, как кому-то ставят Метку. Зрелище не из приятных, но терпимо.
— И всё?!
— Ну да. А должно быть что-то ещё? — Блейз усмехнулся. Он не врал: ему действительно пришлось только лишь лицезреть, как незнакомый юноша вступает в ряды Пожирателей. При том, что День Рождения был на подходе, а аудиенцию чуть не перенесли на неделю позже, это удивляло.
— У тебя нездоровый интерес к этой теме, Малфой, — заметил Блейз, пристально взглянув на друга. Тот нахмурился и отвел взгляд.
— У меня? Нет, что ты… Просто ты нервный какой-то, вот я и подумал…
— Я нервный? Не смеши! — Блейз фыркнул и снова принялся ходить по комнате.
— Заметно… Прямо-таки образец спокойствия!
Забини рассмеялся.
— У меня просто хорошее настроение. Я побывал дома, увидел сестру. Всё отлично, Малфой! Моя жизнь прекрасна и удивительна!
— Да-да, Забини, именно так, — зло ответил Драко. — Ты просто лучишься счастьем, — в голосе был яд. Этот разговор и присутствие друга, приезда которого он ждал так долго, сейчас были отвратительны. Почему он начал проходить Подготовку в день своего Совершеннолетия, а Блейз сидел сейчас здесь без намека на приступы, зелья и прочие атрибуты данного ритуала и спокойно рассуждал о счастье? Что за чушь?!
— А что? Тебя что-то не устраивает? Самому не противно сидеть здесь в одиночестве, Малфой? Смотришь волком, лицо кирпичом. Заметил, что люди стали тебя бояться? — Блейз говорил с надрывом, глаза блестели.
— Пожалуй, меня это устраивает, — спокойно ответил Драко, становясь ещё более серьезным и безучастным. Увы, только внешне.
— Да? Ты заметил, что кроме меня ты ни с кем не общаешься? У тебя нет девушки, друзей, каникулы ты проводишь в школе…
— Да-да, самое время прочесть мне нотацию, Забини. Иногда без привязанностей даже легче. Тебе ли не знать… — Драко понимал, что говорил то, чего не следовало, но уже не мог и не хотел останавливаться. Блейз посмотрел на него страшным взглядом — таким, каким не смотрел никогда раньше. Наверное, если бы глазами можно было убить, то Драко бы уже не сидел в этом кресле. Как ни удивительно, он ничего не ответил: молча опустил взгляд и сделал несколько глубоких вдохов. От этого Драко стало только хуже. Лучше бы Блейз продолжил разговор, и они бы разругались, выплеснув эмоции.
Но только не эта безмолвная ярость, смешанная с осуждением, непониманием и… жалостью.
Драко вспомнил, как ждал приезда Блейза, как надеясь, что они смогут наконец-то поговорить, а сейчас испытывал лишь досаду и злость. Почему Забини молчал? Почему не встал и не ударил? Почему не рассмеялся, продолжая свою странную истерию?
Почему он, находясь в ситуации гораздо менее плачевной, чем у Драко, смотрел с немым укором, как будто обвиняя и вел себя так благородно, как будто крича этим молчанием: «Я лучше тебя. Сильнее. И поэтому я буду милосердным настолько, чтобы пожалеть, а не ненавидеть»
Это вывело из себя настолько, что Драко сам был готов встать и ударить друга по лицу. Но этим бы он лишь подтвердил безмолвный укор во взгляде Блейза, словно сказав: «Да, я ничтожество, достойное лишь жалости и презрения».
Поэтому Малфой встал и молча вышел из Гостиной.

***
Коридоры петляли из стороны в сторону.
Драко ходил здесь уже около часа, но легче не становилось. Успокоительное, пальто, зелья — всё осталось в комнате. Он вообще не планировал никуда сегодня выходить; хотел лечь спать пораньше, чтобы не думать, какой сегодня день.
Взглянул на часы: пять минут первого.
Да, уже сегодня…
Черт!..
Малфой стиснул зубы и зажмурился. Хотелось выйти на свежий воздух.
Из Замка в такое время уже не отпускали, поэтому Драко отправился на Астрономическую башню. Произнес «Алохомора» так яростно, что, кажется, сломал замок. Впрочем, какая разница?
Поднялся по витиеватой лестнице, призвал три бутылки огневиски, откупорил одну из них, отхлебнул…
Ночь была непроглядной. Мягкий мокрый снег создавал ощущение дымовой завесы. Было холодно, тревожно и спокойно одновременно.
Руки слегка дрожали, во рту пересохло.
Мысли о том, как быстро рухнул привычный мир, заставили Драко содрогнуться. Или это просто порыв ветра?..
А ведь когда-то всё было иначе.
Неужели это — его жизнь?..

***
Гермиона открыла книгу и тут же закрыла её. За окном разыгралась метель, но в Гостиной почему-то было душно. На стене мерно тикали часы, отсчитывая всё новые и новые бездарно проведённые минуты.
У неё была уйма планов, но приступ лени и усталости не позволял сосредоточиться ни на чём.
Гарри и Рон уехали в Нору ещё вчера утром, а Гермиона решила остаться в школе, чтобы собраться с мыслями. За эти полтора дня она почти не покидала пределов гриффиндоррской гостиной, просиживая большинство времени в кресле с книгой. Мысли были спутаны, и постоянно хотелось спать. Быть может, она зря не поехала?..
Там компания, общение…
Впрочем, это не то, чего сейчас хотелось. Гермиона сама не могла понять, что же ей сейчас нужно.
С Бала прошло уже почти две недели. Всё это время Малфоя она не видела. Нет, конечно, ей не хотелось встретиться с ним, но гуляя иногда по школе особенно в районе крыла Слизерина, Гермиона каждый раз с замиранием сердца сворачивала за новый поворот и уж очень бурно реагировала на оклики или открывающиеся за спиной двери.
«Почему же так душно?» — подумала она, ещё раз взглянув на окно. Открыть его было бы неплохой идеей, но ветер и снег не лучшие спутники на этот вечер. Поэтому Гермиона встала и решила потушить камин, но сделать этого не успела, поскольку пламя изменило цвет, и оттуда вышел Рон Уизли.
Гермиона никак не ожидала подобного, поэтому вскрикнула и сделала шаг назад.
— Рон?! Что ты здесь делаешь?! Да ещё так поздно! — ошарашенно спросила она, немного придя в себя и мельком взглянув на часы. Они показывали без четверти полночь.
— Прости, что напугал. Здорово, что ты здесь. Я за тобой приехал. Мы с Гарри подумали, что тебе тут одной скучно…
— Спасибо, конечно, но мы, кажется, уже обсуждали это. Я хочу побыть одной немножко, — Гермиону удивила холодность собственного тона. Не стоило говорить так с Роном… Как-никак он очень о ней заботится. Уже приготовилась извиниться, когда тот вдруг сказал:
— Ты сильно изменилась в последнее время. Избегаешь нас, пропадаешь где-то постоянно…
— Выпускной курс, знаешь ли. Полно проблем, надо учиться гораздо больше, чем раньше.
— Почему-то мне кажется, что ты тратишь время не на учебу, — задумчиво произнес Рон.
— Как? А на что? — резко спросила Гермиона. Этот разговор стал ей надоедать.
— Не знаю… — рассеянно ответил Рон, видимо заметив, что беседа уходит в неприятное русло. Он подошел к подруге и, взяв её за руку, сказал:
— Поехали в Нору. Отвлечемся, повеселимся, отдохнем…
Гермиона машинально высвободилась.
— Рон, мы уже говорили об этом… — она вздохнула. — Мне хорошо и тут.
— Ну как знаешь, Гермиона, — голос был обиженным. — Не думал, что ты так сильно изменишься.
— Я не изменилась!
— Нет, конечно! Ни капельки! — Рон говорил резко и почти кричал, что было, в общем, для него несвойственно. — Когда ты танцевала с Малфоем, я проигнорировал это. Я игнорировал и то, что весь год ты таскалась черти где вечерами. Думал, что это просто моё воображение. Но сейчас… Ты в курсе, что со всего нашего потока в Хогвартсе остались только ты и Малфой? И несколько человек с Рейвенкло…
— Причем тут Малфой?! — Гермиона задохнулась от негодования: кровь прилила к щекам, а глаза загорелись. — Ты сам осознаешь, какую чушь несешь? Я и не знала даже, что он тут! — выпалила она, тщетно пытаясь успокоить колотящееся в груди сердце. А потом, сверкнув на Рона гневным взглядом, резко произнесла:
— И не тебе предъявлять мне такие обвинения! Как хочу, так и живу! — с этими словами она выбежала из Гостиной.
Сделав несколько шагов по коридору, остановилась и зажмурилась. Ощущение неловкости и стыда за произошедшее не покидало.
Вот зачем надо было грубить Рону? Он друг, и желает ей добра. Да он влюблен в неё, в конце-концов!
Кроме того, подобное поведение только усугубило его подозрения — глупые и нелепые. И совершенно необоснованные!
«Такие уж необоснованные?» — ехидно шепнул внутренний голос. Гермиона сжала руки в кулаки и несколько раз тряхнула головой, мечтая заткнуть ему рот кляпом.
Интересно, неужели со всего седьмого курса они с Малфоем и правда остались здесь одни? Это странно… Почему он не поехал домой?
Впрочем, неважно! Гораздо серьезнее то, как ужасно она вела себя с Роном. Неуравновешенная истеричка! Надо было просто посмеяться над его нелепым предположением, тем самым развеяв все сомнения. Она же наоборот их укрепила.
Стоило бы вернуться и извиниться, но Гермиона решила, что сначала нужно успокоиться и собраться с мыслями, поэтому отправилась вглубь замка. Сама толком не знала, куда идет. Повороты, коридоры, лестницы… Можно было бы выйти на улицу, но там темно и холодно, а на ней лишь тонкий свитер.
Гермиона уже решила вернуться, ведь так был какой-то шанс застать Рона. К тому же, уже слишком много времени. Кажется, уже больше полуночи.
Она вошла на лестницу и вдруг почувствовала, что та начала двигаться.
Вот черт! Только этого не хватало… Вот куда её занесло?
Гермиону обдало струей холодного воздуха. Астрономическая башня?..
Интересно, кто и почему оставил дверь туда открытой?

Тонкие нити

Глава 17
Тонкие нити

Расскажи мне о своей катастрофе.
Я приду среди ночи, если так будет нужно.
Не знаю, найду ли подходящие строки,
Но обещаю, что буду внимательно слушать.

Знаю, чужие ошибки не учат,
А время жестоко, и вовсе не лечит,
И весь мой накопленный жизненный опыт
Возможно, окажется, вдруг, совсем бесполезен.

Где-то есть огонь, который нас согреет,
И милосердный свет всевидящих звёзд,
И где-то есть любовь, что однажды сумеет
Осушить до дна это озеро слёз.
(Fleur)

Гермиона осторожно поднималась по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Её туфли были на небольшом каблуке, отчего эта задача становилась невыполнимой.
Почему-то было страшно: время уже за полночь, школа пустовала, ученики и преподаватели разъехались на каникулы. Кто и зачем пошел на Астрономическую башню сейчас, да ещё и сломал туда дверь?
Сердце отстукивало глухие удары, эхом отдававшиеся в ушах, по спине пробежал холодок. Вдруг порыв сильного ветра вырвался из проема и ударил в лицо, приподняв волосы. Она вздрогнула и зачем-то вытащила палочку. Резко обернулась, всматриваясь в темноту коридора, находящегося позади неё. Сейчас этот вид внушал ужас.
«Истеричка и паникерша!» — мысленно отчитала себя Гермиона, разворачиваясь, но палочку не убрала. «Это же школа… Что здесь может быть страшного?..» — подумав таким образом, глубоко вздохнула и сделала ещё один шаг к дверному проему, который выглядел сейчас как черный портал в другой мир. «Собственно, а зачем я туда иду?» — вдруг осенил Гермиону гениальный вопрос. Она хотела было развернуться и уйти, не найдя на него внятного ответа, когда услышала звук, походивший на звон бьющегося стекла. «Что за черт?!» — подумала Гермиона и резко развернулась, сильнее сжала палочку, но твердо решила узнать, что там творилось. «Любопытство меня погубит…» — в который раз заключила она, подходя всё ближе к заветному проёму.

***
Гермиона Грейнджер остановилась в арке, служащей входом на Астрономическую башню и сделала несколько глубоких вдохов. Сейчас ей это было просто необходимо…
«Нет, ну как?! Как такое возможно?..» — взвыла она про себя. На другом конце площадки сидел Драко Малфой. Перед ним на каменном полу валялось несколько пустых бутылок огневиски, ещё одну он держал в руках.
Гермиона не знала, смеяться ей или плакать. Как получилось, что из всех возможных мест в огромном замке её занесло именно туда, где находился он? Это провидение? Издевка судьбы? Совпадение?..
Первой и, наверное, самой здравой мыслью было развернуться и уйти, пока он не успел заметить, но в глаза бросились поза и взгляд Малфоя: в них было столько обреченности, что Гермиона невольно замерла. Сердце сжалось от необъяснимой тоски. Неужели такое может сделать лишь один взгляд на человека, который ещё недавно считался врагом?..
Малфой же, кажется, был в прострации: смотрел перед собой пустым взглядом и не замечал ничего вокруг. Несмотря на мороз, он был одет лишь в свитер. Одинокие снежинки опускались на волосы, ресницы и одежду, а порывы ветра, должно быть, пронизывали насквозь. Но его это не беспокоило.
Гермиона стояла в проходе уже несколько минут, но за это время Драко не то что не заметил её, но даже ни разу не шевельнулся.
— М… Малфой, — наконец тихо произнесла она. Голос почему-то дрожал. Он медленно повернулся и посмотрел на неё. Лицо не выражало удивления, гнева или радости, но было пусты — болезненно пустым и также болезненно бледным. Лишь взгляд… Гермиона не могла понять, что именно в нём такого, и почему в её собственных глазах вдруг появилась неприятная резь, а сердце стало биться немного иначе, чем раньше: быстро, но размеренно, и отчего-то причиняя боль. Что такого было в этих глазах серого цвета? Блики ли луны создали такой эффект или зрачки были чуть расширены? Наверное, можно было бы объяснить так, ведь никто и никогда не сможет ответить, как тоска и горечь, спрятанные в глубине души, вырываются оттуда наружу, как и почему, словно в зеркале, находят отражение во взгляде. А Гермионе вдруг подумалось, что если ей когда-нибудь придется характеризовать «обреченность», достаточно будет вспомнить эти глаза, и больше никаких слов не понадобится.
— Что тебе нужно? — спросил Малфой надтреснутым, но поразительно спокойным голосом, который разливался по площадке и таял в воздухе, легким отзвуком отдаваясь в ушах Гермионы.
— Мне? Ничего, — быстро ответила она, нервно теребя рукав своей кофты. — Что ты здесь делаешь?
— Я? — он усмехнулся, но в этой усмешке не было радости или издевки — лишь только всепоглощающая боль. — Праздную день рождения моей мертвой матери.
Гермиона пошатнулась и сделала шаг назад, чтобы не упасть. Ощущение было такое, как будто землю выбили из под ног резким и неосторожным движением. Во рту мгновенно пересохло. Она нервно сглотнула и попыталась что-то сказать, но слов не было — неначатая фраза отозвалась лишь легким и неслышным «ах», растворившемся в воздухе.
Что она может сделать сейчас? Что должна сказать? Как повести себя, чтобы не стало хуже? Как помочь ему хотя бы чуть-чуть?
Гермиона перевела взгляд на небо, затянутое серыми тучами: непроглядная тьма, клубы снега, образующие странные фигуры. И его силуэт, темнеющий на фоне этой серой бесконечности.
Она вдруг вспомнила, как видела Нарциссу Малфой на квиддичном поле один раз в жизни и подумала, что та не самая приятная личность. Вспомнила, как читала в газетах о каком-то несчастном случае. Или ей говорил кто-то. Тогда Гермиона не придала этому должного значения.
Она не знала, что говорить и как вести себя в подобной ситуации, ведь всё равно не удастся помочь ему.
Мокрый снег, уже больше похожий на дождь, опускался на площадку, порывы ветра становились сильнее. Под ногами были лужи, покрытые тонкой корочкой льда, в котором отражалось небо. Мир как будто замкнулся сам на себя, и стало очень трудно понять, где верх, где низ; где реальность, а где иллюзия.
Снежинки опускались на лицо и таяли, едва к нему прикоснувшись. В какой-то момент Гермионе показалось, что она плачет. Возможно, так оно и было.
Повинуясь внезапному порыву подбежала к Малфою и, опустившись рядом с ним на холодные плиты, сжала его ладонь в своих. Вопреки ожиданиям, он не вырвал руку, а лишь поднял глаза. Она открыла рот и вдохнула, снова попытавшись сказать хоть что-то, но опять ничего не получилось, потому что в этот момент их взгляды встретились. Каким был её взгляд, Гермиона не знала, а в его вдруг увидела… Надежду. Всё та же тоска, но только с примесью Надежды, почти отчаянной и неистовой.
— Знаешь, я уже почти смирился, привык жить с этим… — тихо сказал Драко. — Но сегодня… в этот день… — сорвался, поморщился. Его привычное высокомерие куда-то исчезло, и сейчас это был просто юноша — сломленный, но отчаянно пытающийся держаться, быть сильным. — Всё снова сломалось во мне. Просто рухнуло… — осекся и посмотрел в темноту, хотя скорее вглубь себя,а потом снова перевел взгляд на Гермиону. — Кто ты такая, что я говорю тебе это? — горько усмехнувшись, произнес он, и она вдруг почувствовала, что его пальцы чуть сильнее сжали руку. — Ты… благородная гриффиндорка, готовая прийти на помощь даже своему врагу, стоит ему сказать лишь несколько жалостливых фраз.
— Нет, я… — начала Гермиона, собираясь его опровергнуть, но Малфой её как будто не услышал, продолжив:
— Пожалуй, мне не нужна твоя жалость, Грейнджер. Вот ты сейчас сидишь здесь на холоде в тонкой кофте, — Драко с прищуром посмотрел на неё, а потом окинул внимательным взглядом с головы до ног. — В юбке и легких туфлях… Сидишь со мной на морозе, держишь меня за руку, — не выпуская, он провел пальцами по тыльной стороне её ладони. — И ты будешь сидеть здесь, пока я не отпущу твою руку. А, возможно, и дольше. Мне не нужна твоя жалость, Грейнджер, но, знаешь… Я рад, что ты пришла. Вдвоем сидеть на морозе как-то менее глупо. Или наоборот — более, — он снова усмехнулся. — Забавно, что из всех людей, находящихся в Замке, меня нашла именно ты. К чему это, как думаешь?
Гермиона пожала плечами.
— Вот я тоже не знаю, — проговорил Малфой, как ни в чем не бывало. Потом нервно хмыкнул и поежился. — А я ведь пьян, несу чушь…Тебе должно быть противно, Грейнджер.
— Нет, — выдохнула она, мотнув головой. Вдруг подумала о том, что он совсем не выглядит пьяным, хотя выпил, по-видимому, много. Это удивило. Хотя хорошо, что он мог контролировать себя.
Малфой снова усмехнулся.
— Хм… Ты бы не говорила так, не расскажи я тебе о том, что случилось.Наверное, ударила бы меня, наложила какое-нибудь заклятие, сняла баллы за нахождение вне спален в ночное время. Не так ли, Грейнджер?
Она отстраненно отметила, что теперь не она держала его ладонь в своих, а он её.
— Не знаю, — честно ответила Гермиона, которой не очень-то нравился этот разговор. Однако уходить не хотелось. Малфой был прав, когда сказал, что она не уйдет, пока он сам её не отпустит.
— Смешно, какие странные вещи жалость творит с людьми... — тихо сказал Драко, — ... что можно было бы использовать, не будь это так отвратительно, — с этими словами он отхлебнул огневиски. — Выпьешь со мной сегодня?
— Нет, извини, — она ответила мягко, но уверенно. — Да и тебе уже хватит… — в какой-то момент вдруг показалось, что Малфой просто испытывал её, проверяя, что Гермиона выдержит, на что пойдет, как далеко заведет… жалость?..
— Пожалуй, — неожиданно легко согласился он и отставил бутылку.
— Малфой, жалость и сочувствие — разные вещи, — вдруг сказала Гермиона, серьезно глядя на юношу.
— Неужели? И в чем разница?
— Не знаю, как сказать точно. Жалость… Она ставит выше жалеющего и унижает того, кого жалеют. А сочувствие… это на равных,— быстро проговорила она.
— И ты хочешь сказать, что ты мне сочувствуешь?
— Да, — быстро ответила Гермиона и резко кивнула.
— Как ты можешь сочувствовать мне, если не имеешь ни малейшего понятия о том, что же я, собственно, чувствую? — он усмехнулся, в который раз за этот вечер.
— Я и не могу, наверное, — она растерялась, так как не была готова к подобному вопросу. — Не в полной мере. Но я здесь… — Гермиона начала эту фразу, в надежде назвать причину своего присутствия на башне рядом с ним, но не смогла придумать ничего адекватного. «Потому что мне искренне жаль», «потому что хочу помочь» — все эти варианты не подходили. Она не смогла закончить, захлебнулась воздухом, отвела взгляд, а потом тихо повторила: — Я здесь.
— Я вижу, Грейнджер, — Малфой хмыкнул. Гермиона посмотрела на него и вдруг очень четко осознала, что он всё-таки понял, о чем она говорила.
— Кстати, у тебя в волосах снег, ты промокла и вся дрожишь. Завтра сляжешь с температурой, испортишь себе каникулы. Не боишься?
— Нет.
— Почему?
— Просто…
— Ну ладно, — Малфой хмыкнул и, схватившись рукой за парапет, попытался встать, но ноги не подчинились, и он опустился обратно. — Грейнджер, земля качается, — сердито пробормотал Драко, обиженно поджав губы.
Гермиона не смогла сдержать улыбки.
Вдруг Малфой нахмурился, несколько секунд с прищуром смотрел на неё, а потом вдруг сказал:
— Обними меня, Грейнджер.
— Что?..
— Обними меня, — повторил Малфой, выпустил руку Гермионы и посмотрел внимательным взглядом. Она не могла понять его эмоций и смешалась, не зная, как поступить. Он добавил: — Ты обнимешь меня, а я закрою глаза и представлю на твоем месте кого-нибудь, кого хотел бы здесь видеть.
Гермиона закатила глаза и нахмурилась. За такую фразу ей стоило бы ударить его, а не обнимать, но она всё-таки попыталась сделать последнее. Почему?.. Зачем? Неужели и правда из жалости?
Сначала вышло неловко, а потом он вдруг слишком сильно прижал её к себе, и стало трудно дышать. В этом жесте было столько отчаяния, что Гермиона простила даже ту фразу. Уткнулась носом ему в плечо и закрыла глаза, подумав, что свитер сделан из очень тонкой и мягкой ткани, которая была похожа на шерсть, но не совсем, так как не кололась и, по-видимому, почти не пропускала ветер.
— Сегодня Блейз Забини сказал мне, что у меня нет близких людей, — выдохнул Малфой ей в ухо. Гермиона заметила, что тот стал говорить быстрее, дыхание участилось. — А так можно представить, что есть, — он быстро гладил её по спине и волосам, запутываясь в них пальцами. Гермиону никто и никогда так не обнимал. Она зажмурилась и тоже попыталась представить человека, которого бы хотела видеть на этом месте. Как будто в отместку... Но перед глазами возникло лицо Драко Малфоя.

***
Прошло не меньше минуты, прежде чем он резко оттолкнул её от себя и встал. Оперевшись двумя руками о перила, опустил голову и стал смотреть вниз. Челка упала на глаза, ветер ударял в лицо, отчего Малфой чуть щурился. Сейчас он выглядел таким потерянным, что Гермионе вдруг захотелось снова подойти и обнять его, но это был лишь минутный порыв.
Драко смотрел вниз и тяжело дышал. Здесь было очень высоко. Он покачнулся, схватился рукой за стену. Было понятно, что у него кружилась голова, а ноги почти не держали. По-видимому, сказывались алкоголь и нервное напряжение. Постоял несколько минут, пытаясь прийти в себя, а потом резко повернулся к ней. В глазах был странный фосфорический блеск: почти безумный. По спине Гермионы побежали мурашки.
— Я ненавижу этот мир! — резко сказал он. — Этот чертов мир с его законами и правилами. С несправедливостью и противоречиями! — его слова разрезали тишину и отдались в ушах Гермионы гулким звоном. Малфой поморщился, тряхнул головой, а затем встал и принялся ходить по площадке из стороны в сторону, заламывая руки. Все это время он говорил — быстро и непрерывно; невнятно, сбивчиво и почти истерично.
— Я не был на её похоронах, не смог приехать туда. Казалось, что если я увижу её мертвую, то не выдержу, сойду с ума. Мне хотелось запомнить её живой, смеющейся и счастливой… — он остановился, жадно втянул воздух и судорожно сжал пальцами перила. Метель усиливалась. Его волосы и одежда были мокрые, отчего Драко весь дрожал, как в лихорадке. Голос сбивался и охрип. Гермионе тоже было холодно. Она стояла, обняв себя руками, тяжело дышала и старалась не смотреть на Малфоя, потому что это было сейчас невероятно тяжело. Слушала внимательно, впитывая каждое слово и пропуская его через себя. И этот Малфой — беззащитный, сломленный и любящий совсем не вязался с привычным образом гадкого слизеринца или даже того наглого юноши, который поцеловал её в кабинете Рун и держал за руку две минуты назад. — Через три дня я пришел на кладбище и положил на могилу четыре белые лилии. Я смог пробыть там около пяти минут, а потом трансгрессировал в наше поместье в Норвегии и пробыл там три дня… — продолжил Малфой и сорвался. Затем снова стал ходить по площадке. — Раньше в День Рождения мамы мы всегда собирались в Поместье. Приезжали её школьные друзья, она готовила пирог с невероятно вкусным заварным кремом и фруктовый пунш. Мы пили слишком сладкое вино, которое мама почему-то очень любила, и смеялись. Отец приходил только под вечер. С его приходом гости расходились, а она грустнела… — он снова остановился, запрокинул голову и посмотрел на небо. Пошатнулся, видимо, от головокружения, но быстро пришел в себя и перевел взгляд на Гермиону. Потом вдруг в два шага преодолел разделявшее их расстояние, и, резко дернув её за руку, развернул к себе. — Ты по-прежнему думаешь, что понимаешь меня? — серьезно и чуть грубо спросил Малфой. Она отрицательно кивнула:
— Нет… Но я могу попытаться.
— Не стоит, — он тряхнул головой и поморщился. — Какого черта я вообще все это рассказываю тебе! — последнее слово практически выплюнул, а потом тяжело вздохнул: — Мне явно не стоит столько пить…
Его рука всё ещё сжимала её запястье, причем достаточно ощутимо, отчего пальцы уже затекли. Ей было очень холодно. Кажется, так сильно Гермиона не замерзала ещё ни разу в жизни. Всеми силами стараясь подавить дрожь, сжала руки в кулаки и съежилась. При очередном вдохе в горле запершило, и она кашлянула.
Малфой усмехнулся:
— Мы оба заболеем завтра. Зачем ты идешь на такие жертвы, Грейнджер?
— В магическом мире простуда — не проблема, Малфой, — спокойно ответила она.
— Согласен… — он отпустил её руку и дотронулся до волос. Гермиона вздрогнула. Только самые близкие люди могли трогать её волосы, но не останавливать же его сейчас... Драко медленно перебирал кудряшки, наблюдая за выражением лица Гермионы, на котором отразились внутренняя борьба и недоумение. Его, кажется, это забавляло.
— От воды твои волосы вьются ещё сильнее, — произнес Малфой, растягивая каждое слово и накручивая кудряшку на палец. По спине Гермионы побежали мурашки, а сердце забилось чаще. Вдруг он медленным движением убрал челку с её лба, одновременно прикасаясь к нему, а затем повел рукой по виску, щеке, подбородку... У неё перехватило дыхание. Несмотря на холод, бросило в жар, и Гермиона слегка покраснела.
— Я так боюсь быть слабым, — начал он на выдохе, — что заставляю быть слабой тебя. Сейчас у тебя подкашиваются ноги, и темнеет в глазах… А я питаюсь твоей энергией.
Его откровенность и прямота поразили Гермиону. А ответила она просто:
— Я знаю.
— Звучит как разрешение.
— Возможно.
Лицо Малфоя изменилось в один миг: глаза сузились, и он резко отдернул руку, как будто очень сильно обжегся.
— Хватит меня жалеть! — крикнул Малфой. — Черт возьми! Ударь меня, накричи! — остановился, выжидающе взглянув на неё. Гермиона не шелохнулась. — Ну, давай же!
— Нет, — ответила она спокойным голосом, который, на удивление, даже не дрожал. — Не сегодня.
Он снова подошел к ней.
-Ты жалеешь меня, Грейнджер, а я хочу, чтобы ты меня ударила. Как тогда, на третьем курсе. Помнишь?
Гермиона кивнула. Как же такое можно забыть?..
— Я не жалею тебя, Малфой. Просто я не хочу ударять тебя. Сегодня — нет. Ты дашь мне ещё тысячу поводов сделать это потом, ведь так? — она чуть улыбнулась.
— О… Не сомневайся, — Драко снова подошел к ней. Глаза опасно блестели. — А помнишь, ты сказала, чтобы я и близко к тебе не подходил? Так вот, сейчас я стою очень близко. А ещё я могу сделать так... — одной рукой Малфой снова провел по её щеке, а второй запутался в волосах. Гермиона жадно вдохнула воздух и больно впилась ногтями в ладони. — Или так... — его холодные пальцы прикоснулись к её плотно сжатым губам. У Гермионы закружилась голова, ей страшно захотелось схватиться руками за перила, но они были далеко.
— Мне нравится наблюдать, как расширяются твои зрачки, Грейнджер, — прошептал Драко зачаровывающем голосом. Гермиона быстро опустила глаза.
— Нет, Грейнджер. Смотри на меня, — то ли попросил, то ли потребовал он. Она не подчинилась. Взгляд упал на его руки. Тонкие, длинные аристократические пальцы, которые прикасались к её лицу, завораживали. Наверное, он играет на каком-нибудь музыкальном инструменте. Конечно, играет. И не на одном, наверное…
По контрасту вспомнились собственные маленькие ладошки с короткими пальцами и вечно ломающимися ногтями. Наверное, её рука в его будет смотреться отвратительно.
Впрочем, о чем это она?!
Уже успев забыть, с чего вдруг стала смотреть на его руки, Гермиона резко подняла глаза, и Малфой поймал её взгляд. Усмехнулся.
— Интересно, почему всё-таки ты?.. — спросил он скорее у себя, чем у неё. Отвечать Гермиона не стала.
Вдруг выражение его лица снова изменилось. Отпустив её, Малфой резко отвернулся, зажмурился и сжал руки в кулаки, как будто сильная боль пронзила всё его тело, а он пытается сдержаться и не закричать.
— Что с тобой? — осторожно спросила Гермиона. Перемены в его настроении и состоянии сегодня пугали. Малфой проигнорировал её вопрос и, смотря в пустоту, сказал:
— Что мы сделали не так?.. Как получается, что в жизни одних всё хорошо, а у других летит под откос? — перевел взгляд на Гермиону. — Не отвечай мне сейчас, Грейнджер. Ты же всё равно не знаешь… И я не знаю. Никто… — он остановился, чтобы отдышаться, но вскоре продолжил: — Всё так чертовски глупо! Я не знаю, что делать со своей жизнью… Не знаю, чего хочу и что мне нужно. Если бы я мог изменить, переписать всё, понятия не имею, что сделал бы. Все мои желания и стремления в итоге оказываются бредом и блажью. Я не могу отличить то, что понял сам, от того, что мне навязано… Когда-то всё было так просто: черное и белое, свои и чужие, победы и поражения… А сейчас какой-то странный коктейль из всего того, что было важно. И непонятно, чем всё обернется, — он говорил медленно, размеренно и задумчиво. Сел на пол и, подперев голову рукой, посмотрел вниз. — Я не вижу смысла ни в чем… Хваленая дружба, любовь и привязанности приносят лишь проблемы, идеи пусты и продиктованы стереотипами, ненависть убивает похлеще любви, а безразличие ко всему осточертело.
Гермиона смотрела на него из-под полуопущенных ресниц и думала о том, как близко и знакомо ей то, о чем он говорил, и о том, за что на его плечи свалился этот огромный груз. Драко ведь всего лишь семнадцать… В семнадцать лет не должно быть такого взгляда.
— Она потрясающе играла на фортепиано. По вечерам садилась у окна и играла. И мы оказывались в каком-то другом мире… Мне кажется, в тот момент, я понимал, что чувствуют магглы, соприкоснувшись с магией. А потом музыка обрывалась… — он мотнул головой и поморщился: — Мерлин! Какую пафосную чушь я несу!
— Нет-нет… — тихо отозвалась Гермиона. Малфой будто не услышал.
— Я не был в поместье с тех пор. Не представляю, как смогу вернуться… А она ведь утонула, как обычная маггла. Вошла в воду и уже не вышла. Я не раз слышал, как произносилась Авада Кедавра, видел то, что многим не приснится в страшном сне и никогда не думал, что возможно умереть вот так. Нет, я знал, что подобное случается, но никогда не думал, что с нами, — надломленный голос, взрослый взгляд. Гермиона не привыкла к нему такому. Сейчас казалось, что Малфой вовсе не замечал её, не помнил, что она здесь, а говорил скорее себе — просто так: чтобы снять этот груз, выплеснуть тонну боли, ненависти и отчаяния из своей души.
Драко водил пальцами по каменным плитам пола, собирая с них снег и скатывая его в комки. Дрожал и очень тяжело дышал. А Гермионе хотелось одного: помочь ему хоть как-нибудь.
Метель уже улеглась и снова выглянула луна, свет от которой падал на его влажные волосы, окрашивая их в практически серебряный цвет.
Небо было усыпано звездами, а сквозь темноту уже проглядывались очертания леса и холмов. Как приведение, стояла вдали Гремучая ива, ветви которой, покрытые снегом, блестели белым. Озеро выглядело отсюда круглым зеркалом, отражающим небо и замок. Свет и тени сплетались и как будто играли друг с другом в какую-то игру.
Гермиона никогда раньше не была здесь ночью, поэтому сейчас у неё перехватило дыхание от этого вида. Воздух, до того тяжелый и влажный, теперь был кристально чистым, и дышать стало легче.
На какой-то миг даже почти забыла о Малфое, хотя тот по-прежнему говорил что-то, а она слушала… Но тоска, передавшаяся ей от него и теперь впивавшаяся в сердце, чуть отпустила.
Малфой замолчал и какое-то время смотрел на неё, но Гермиона этого не замечала, пока он не заговорил снова: — Вот ты сейчас стоишь и с вдохновленным лицом смотришь вдаль. Тебе кажется, что мир так красив, и ничего плохого в нём случиться не может. Это глупое, детское ощущение! Что беды, смерть и страдания есть где-то там, для кого-то другого, но никак не с нами и не для нас. Так страшно, когда оно уходит… — Малфой снова встал и подошел к перилам и так странно посмотрел вниз, что на миг Гермионе показалось, что он вот-вот прыгнет. Сердце болезненно подпрыгнуло в груди, но догадка не подтвердилась.
Интересно, как Драко смог угадать её мысли? Ведь он был прав, когда говорил про чувство защищенности от бед и проблем. Оно действительно до сих пор жило в её душе. Несмотря на все то, что Гермиона успела пережить, не умерло и не ушло, раз за разом спасая её от полного помешательства и охраняя тот личный мир, где всё всегда хорошо, можно спрятаться и спастись. Где есть только близкие люди, которые ценят и поймут, где все проблемы решаемы, помощь придет, когда в ней нуждаешься, а смерть отступит перед любовью и храбростью. Как же, наверное, тяжело, когда его нет...
Гермиона глубоко вздохнула и тихо проговорила:
— Всё будет хорошо.
Это была самая лживая и пошлая фраза из всех возможных в данной ситуации, но она всё равно произнесла её.
В глазах стояли слезы, пальцы нервно теребили застежку на кофте, но Гермиона с трудом выдавила из себя улыбку. В этот момент он улыбнулся в ответ.
Что-то сломалось в ней, оборвалось и исчезло навсегда. Или наоборот — появилось.
Вдруг она подбежала к нему и обняла. Отнюдь не так, как в самом начале этой странной ночи. Нет… Так, как ни обнимала ещё никого — выворачивая всю душу на изнанку, стремясь раствориться, отдать всю свою силу, всю свою надежду, поделиться этим хрупким мирком защищенности, который у него отобрали. Она прижалась к нему всем телом и заплакала: беззвучно, пряча слезы и боясь, что он не так поймет, если увидит их. Сейчас в ней было столько тепла, что даже мороз вокруг уже не был страшен.

Две тонкие фигурки стояли на самой высокой башне старинного замка, обнявшись под звездным высоким небом. Надежда и обреченность, страх и решимость, свет и тени — всё смешивалось, переплеталось в их взглядах и судьбах, что связывали теперь тонкие невидимые нити.
— Уже поздно, надо идти, — тихо сказала Гермиона, отстраняясь. Малфой кивнул. Сейчас он был слабым и беззащитным. Каким-то потерянным… Но во взгляде что-то изменилось. Глаза по-прежнему сияли фосфорическим блеском, были того же серого цвета. Вот только ледяная стена боли и тоски треснула, сквозь неё пробивался Свет. И Гермиона вдруг поняла, что произошедшее с ними сегодня было не напрасно.
Вернувшись в свою комнату, долго смотрела в потолок. В эту ночь она так и не смогла заснуть…

***
В семь часов утра, когда первые лучи солнца пробрались в комнату, Гермиона надела пальто, покинула гриффиндорские спальни и медленно пошла по уже знакомому маршруту.
Сейчас коридор и лестница не казались такими страшными, а площадка на башне была озарена солнечным светом.
Она сама не знала, зачем пришла сюда и не могла узнать этого места. Вчерашняя ночь казалась сном или галлюцинацией. Если бы не бутылки из-под огневиски, валявшиеся на каменном полу, и множество свежих, чуть заметенных следов, то Гермиона, возможно, подумала бы, что произошедшее здесь вчера было плодом её больного воображения.
Сердце сжималось от воспоминаний. Подул ветер, и стало прохладно. Застегнув пальто на все пуговицы, Гермиона подошла к краю платформы, положив руки на перила. Тонкая корочка льда делала их блестящими и очень холодными.
Интересно, как она смогла пробыть здесь больше двух часов в одной трикотажной кофте?Вдруг спросила себя: что заставило её вчера окликнуть его ещё в самом-самом начале? Что заставило не уйти впоследствии? Ведь ещё недавно она ненавидела его, презирала и боялась.
Ответа на этот вопрос не было. Впрочем, она не жалела, ведь точно знала, что поступила правильно.
Отсюда открывался изумительный вид: как будто весь мир раскрывался, показывая себя во всей красе. Сейчас он выглядел совсем иначе. Ослепительно-белый, хрустальный и сияюще-снежный…
Хотелось взлететь в это безоблачное, глубокое небо, раствориться в нём и уже никогда не возвращаться к земным проблемам.
Что мы сделали не так?.. Как получается, что в жизни одних всё хорошо, а у других летит под откос? — прозвенел в ушах его голос. Гермиона подняла глаза и, прикрывшись рукой, взглянула на солнце.
Кто же он? Кто швыряет людей, как корабли в штормящем море, перерезает нити их судеб? Кто дарит одним радость, а другим — лишь страдания? И как он выбирает, как судит?
Справедливости нет, и не может быть, потому что правда у всех своя. Эта мысль вспыхнула и погасла, вытолкнув на поверхность другую: она может помочь ему!
И пусть их Судьбы пишутся кем-то другим, пусть их жребий брошен давно и не ими, они ведь в силах всё изменить.

***
Драко Малфой открыл глаза и посмотрел на потолок своей комнаты. Да, это определенно его комната…
Как он здесь оказался?
В голове гудело, каждое движение отдавалось в висках тупой болью. А ведь вроде он не так много выпил.
Ему снился странный сон. Астраномическая башня, Грейнджер…
Взгляд упал на пол, где валялся черный свитер. Поднял. Тот был ещё влажный.
Зыбкие воспоминания появлялись и исчезали, заставляя сердце биться чаще. Драко изменился в лице. Сейчас на том отразился ужас. Он и правда провел полночи с Грейнджер?!
Помнил, что говорил ей что-то. Много говорил… Но сколько ни силился, так и не смог понять, как далеко зашел. Кажется, рассказал про Нарциссу, рассуждал о смысле жизни. А Подготовка… Не проболтался ли о ней?..
Малфоя бросало то в жар, то в холод от невозможности вспомнить хоть что-то.
Она обнимала его. Он помнил ощущения, что возникали, когда её руки прикасались к нему. Руки, которые забирали боль…
Запах её духов до сих пор держался на его свитере.
Малфой зажмурился и сжал руки в кулаки.
Это зашло слишком далеко!
Достать книгу и стереть, переписать всё к черту!
Часы показывали без четверти семь. Блейза в комнате уже не наблюдалось, его кровать была аккуратно заправлена, что удивило.
Произнеся короткое заклятие, Драко подошел к котлу в углу комнаты, который до того был скрыт невидимыми чарами, и бросил туда последний ингредиент. Наполнил флягу, положил её на тумбочку и вышел из комнаты, чтобы принять душ и хотя бы немного прийти в себя.

Всё вышло из-под контроля

Глава 18
Всё вышло из-под контроля

Опять Судьба смешает наши планы,
До этих глупых драм ей дела нет.
Что наше счастье или наши раны,
В сравнении с сиянием планет?

Мы можем строить козни и пытаться,
Всё снова просчитать до мелочей,
Но только вот рискуем потеряться,
В том мире, где все двери без ключей.

С Судьбою смело вступим мы в сраженье:
Нам этот жребий сквозь века нести.
Победа превратится в пораженье,
А проигрыш — наш шанс себя спасти.

Драко пробыл в душе около получаса. Стоя под струями холодной воды, он постепенно приходил в себя. Мысли становились яснее и четче и даже воспоминания о прошедшей ночи уже не были такими размытыми.
Облегчения это не принесло. Отнюдь: появились новые вопросы, и главным из них был «Что делать дальше?»
Проснувшись, он решил, что сегодня воплотит свой план в жизнь, ведь ждать бессмысленно и невыносимо, но сейчас вдруг стали видны подводные камни.
Как незамеченным проникнуть в гостиную Гриффиндора? Как обезвредить Грейнджер, чтобы случайно не встретиться с ней? Ведь это чревато разоблачением, и в лучшем случае он просто лишится возможности подобраться к книге, в худшем же ему грозит исключение.
Сейчас, когда фляга была наполнена, а до цели осталось совсем немного, Малфой осознал, что совершенно не подготовился. Он не рассчитывал, что всё произойдёт так быстро, думал потянуть время до конца каникул, но вчерашняя ночь смешала все карты.
Быть может, он рассказал Грейнджер о Подготовке. А если она не сохранит эту тайну? Даже не потому что захочет навредить, а из самых добрых побуждений. Ведь у них, гриффиндорцев, всегда так: всё самое худшее происходит из-за нелепого желания помочь.
Драко не доверял Гермионе. Конечно, она никому не проболталась про книгу, зато Тину написала о том, о чем никому знать не следовало.
«Сделать всё сегодня, сделать всё сегодня…» — пульсировала в голове навязчивая мысль. Найти способ любой ценой и переписать всё к чертям!

***
Драко прошел в свою комнату и взял с тумбочки флягу. Принялся вертеть её в руках, напряженно думая над дальнейшим планом действий. Вдруг в носу защипало, и он громко чихнул. Рука дрогнула, часть зелья растеклась по столу.
Интересно, а сколько Оборотное Зелье может храниться с уже добавленным последним ингредиентом?
Оставалось надеяться, что не пятнадцать минут.
Быть может, пойти ва-банк и попытаться сделать всё сейчас? Было семь утра и Грейнджер наверняка еще спала, ведь они расстались меньше четырех часов назад. Оба замерзли, значит, сегодня у неё, наверное, поднимется температура и совершенно не будет сил.
Он уже почти решился, стал откручивать крышку и морально готовить себя к очередному приступу боли, который непременно будет сопровождать превращение, но вдруг осекся.
Яркой вспышкой возникла в сознании роковая мысль: Уизли нет в Хогвартсе!
Точно… Они с Поттером не появлялись на завтраках уже дня три.
Драко бросило в жар. Дело придется отложить на неизвестный срок! Представив, какими мучительными будут эти дни ожидания, Малфой содрогнулся. Раздраженный и окончательно выбитый из равновесия, он быстрым движением закупорил флягу и убрал её в ящик стола.

***
Сегодня Рон Уизли проснулся рано. После тяжелой ночи беспокойного сна пробуждение было болезненным. Вчерашние слова Гермионы до сих пор звенели в ушах. Их отношения трещали по швам, и это ранило.
Вчера, после ссоры, он уже почти уехал обратно в Нору, надеясь на то, что Гермиона сама одумается и свяжется с ним, но потом решил не рисковать. Или просто испугался, внезапно осознав, что теряет её навсегда.
Рон долго сидел в Гостиной, вздрагивая от каждого шороха и почти не отрываясь смотря на входную дверь, а потом, когда почувствовал, что вот-вот заснет, отправился в свою комнату, не желая показывать Гермионе, как сильно ждал её. Он очень надеялся, что сможет поговорить с подругой утром, что она уже остынет к этому времени, и что их отношения всё-таки можно спасти. Но сейчас, когда он стоял перед её дверью, прося разрешения войти и получая в ответ лишь тишину, эта надежда стремительно угасала.
Наконец Рон открыл дверь, чтобы хоть одним глазком заглянуть внутрь и убедиться, всё ли в порядке. Спальня пустовала. Кровать Гермионы, обычно аккуратно заправленная, была помята, как будто на ней спали, не разбирая. На стуле комком лежали вещи, в которых она была вчера.
Рон покинул комнату и твердо решил отправиться на поиски Гермионы. Здесь явно было что-то не так…
Он даже примерно не знал, где её искать. Хорошо, что вчера предусмотрительно забрал у Гарри Карту Мародеров, как будто почувствуя, что она пригодится. Недолго думая, Рон вытащил карту из кармана и произнес пароль.

***
Гермиона Грейнджер уверенным шагом шла по коридору.
Она приняла решение, и не имеет права передумать.
Сейчас было чуть меньше восьми утра, а это значило, что Рон, наверное, спал в Норе. Ну ничего… Она подождет до девяти, отправится туда и вернет его обратно. А может, сделать это немедленно? Час ожидания её убьет.
Внутри всё трепетало. Гермиона уже представляла, как приходит к Драко и достает книгу. Он смотрит на неё с благодарностью, как на свою спасительницу. Они вместе переписывают его историю, потом помогают Гарри, возвращают Сириуса. А потом…
Гермиона мечтательно закрыла глаза, но резко остановилась, переведя взгляд на окно. Она ведь даже не знает, как проявить текст! Да и вообще, почему сначала Малфой, а потом Гарри?.. В конце-концов, кто был с ней рядом все эти годы, а кто ещё недавно считался врагом? Хотя не так уж важно, кто будет первым. Мать Драко, родители Гарри, Сириус, исход войны… Книги хватит на всё.
Однако червоточина сомнения, поселившаяся в душе, не желала исчезать, несмотря на отчаянные попытки избавиться от неё. Гермиона мучилась от раздирающих противоречий и готова была запереться в своей комнате и больше никогда не выходить оттуда, лишь бы её не заставляли делать выбор. В таком состоянии, практически на грани нервного срыва, она влетела в гостиную Гриффиндора и обнаружила там Рона, который только что произнес последнее слово пароля к карте Мародеров.
— Ты меня искал? — резко спросила Гермиона, подбежав к нему. Голос неприятно дрожал. Вспышка беспричинного гнева вдруг охватила её. Какого черта он за ней следит?!
Быстрым движением вырвав карту из рук Рона, сложила её вчетверо и отбросила на соседний столик. В следующую секунду пожалела о содеянном, ведь теперь Рон решит, что ей точно есть, что скрывать.
А не следил ли он за ней вчера?.. Боги! Это было бы началом конца света…
— Тебя, — честно ответил Рон взволнованным и очень грустным голосом. — Я беспокоился.
Это прозвучало так искренне, непосредственно и тепло, что Гермиона тут же перестала злиться. Интересно, что с ним? Раньше Рон бы ни за что не признался. Отмахнулся, сказал бы шутливое «не дождешься» или что-то подобное.
— Со мной все в порядке, не переживай, — она старалась говорить как можно мягче, но почему-то с Роном всегда хотелось быть вредной. Видимо, сказывался уже сложившийся образ.
— Здорово! — Рон оживился. — Какие планы на день? Может, прогуляемся? Или в Нору поедем? — его глаза лучились надеждой. Гермиона вздохнула потому что ей всегда было тяжело говорить «нет». Особенно близкому человеку, тому, кто когда-то нравился. Но у неё были другие планы.
— Прости, — начала Гермиона. — Но мне сегодня нужно… — осеклась, сделала глубокий вдох. Логичное продолжение в голову не пришло, а правду говорить было нельзя. — У меня к тебе дело, — выдохнула она, надеясь перевести тему.
— Да? — Рон посмотрел вопросительным взглядом.
— Мне нужно открыть тайник.
— Тот, что с загадочной книгой?
— А есть другие? — Гермиона улыбнулась. Кажется, прошлый их разговор о книги тоже начался со слова «дело». На месте Рона она начала бы его опасаться.
— Ну, кто тебя знает... Ты выяснила, что это за книга?
— Да, но это долгая история — в двух словах не расскажешь. Я объясню тебе потом, ладно? Хочу кое-что проверить. Не обижайся…
— Я вроде и не собирался.
— Вот и отлично! Так, где тайник?
— Здесь, в гостиной, — он подвел её к серванту в углу комнаты и открыл одну из дверей. — Кажется, где-то тут. Только нужно вытащить этот хлам… — ящик был практически пуст, но на дне валялись перо, несколько книг и, как это ни странно, подушка.
— Угу, — Гермиона провела рукой по дну и закашлялась от пыли. — Интересное заклятие, не находишь? Ты знаешь, где тайник, но не можешь открыть его без меня, а я попросту не помню, где он. Другие же вообще кидают сюда… подушки.
— Сделано по принципу чар Ненаносимости, но да, неплохо. Странно, что оно почти не распространено, — сейчас Рон говорил донельзя серьезно и как будто старался блеснуть знаниями. Это задело Гермиону. Что за нелепость? Как будто она считала его глупцом, а ему приходилось постоянно доказывать обратное.
— С чего ты взял? — спросила она почти с вызовом.
— Ну… Банки же продолжают функционировать…
— Логично. Хотя ты помнишь, сколько мы провозились, чтобы создать тайник? И это при том, что я далеко не профан в подобных вещах.
— Сама себя не похвалишь
— Рон! — Гермиона состроила обиженное лицо. Конечно, это было не всерьез. — Доставай палочку.
— Ты тоже… И клади руку вот сюда, — он указал на место в тридцати сантиметрах над землей.
— Я ничего не вижу. И не чувствую… — пожаловалась Гермиона. Прикасаться к воздуху было очень странно.
— Всё в порядке, она здесь, — поспешил успокоить Рон. — Теперь заклятие…
— Apertio! — хором произнесли они, из палочек вырвался столп света, который окутывал пустое пространство под их ладонями. Воздух сгустился и засиял. Постепенно Гермиона начала различать очертания книги.
— Так… Прежде чем достать её, нам нужно положить сюда что-нибудь. Иначе тайник исчезнет. У меня нет никакого желания создавать его снова…
Она встала и обвела Гостиную быстрым взглядом, а потом схватила с журнального столика Карту Мародёров и сунула в тайник одним резким движением.
— Эй! Зачем ка…? — начал Рон, попытавшись перехватить руку Гермионы, но не успел.
— Просто, — пожала плечами та. — Первое, что под руку попалось.
Со стороны это действительно выглядело так. Гермиона и сама вряд ли осознавала, что втайне боялась новой слежки, особенно если учесть, что она собиралась сделать. Разумнее было забрать карту с собой, но теперь уже поздно что-то менять.
— Надо было хотя бы её закрыть. Сейчас там всё видно, — заметил Рон.
— Ой, да… — Гермиона уже успела забыть, что Рон открыл карту перед её приходом. — Ну ничего. Всё равно кроме нас сюда никто не попадет, — отмахнулась она.
— И надолго карта попала в тайник? — спросил Рон.
— Не знаю. Пока не решим достать…
— Боишься, что я буду за тобой следить? — он как будто прочитал её мысли.
— Что?! — она буквально задохнулась от негодования. — При чём тут ты вообще?.. Подержи, — вручила ему книгу, встала и отряхнулась.
— Что в ней, Гермиона? — серьезно спросил Рон.
— Я же сказала, расскажу потом, — отмахнулась она.
— Почему не сейчас?
— Потому что я спешу.
— Ты не доверяешь мне больше?
— Мерлин, Рон! Что за детские комплексы? — гневно отрезала Гермиона.
— Где ты была ночью? Почему не поехала в Нору? И что за вечные неотложные дела? — вдруг задал Рон все интересующие вопросы. Сам не знал, что на него нашло.
Гермиона сощурилась и скрестила руки на груди. Так она делала только тогда, когда очень сильно злилась:
— Тебе не кажется, что ты нарушаешь границы моего личного пространства? — ледяным голосом ответила она. Фраза была противна ей самой и полностью соответствовала тому образу, что так не любил Рон, но останавливаться Гермиона не могла и не хотела, как будто спусковой крючок, отвечающий за тактичность и сдержанность, опустился, в одно мгновение сняв все запреты. — Я могу рассказывать тебе то, что считаю нужным. А могу вообще ничего не рассказывать. И скоро, наверное, буду делать именно так, — выговорила она, акцентируя каждое слово. — А теперь я, с вашего позволения, пойду к себе, — Гермиона подошла, забрала у Рона книгу и резко развернулась.
— Ну и пожалуйста! — бросил он вслед. Она сделала несколько шагов к своей комнате. Порыв прошел, и за случившееся стало стыдно. Не стоило так обращаться с Роном… В который раз она дала волю эмоциям.
Со стороны спален мальчиков послышались шаги. Рон и Гермиона резко обернулись на звук, на их лицах отразилось удивление: по лестнице спускался Кормак МакЛагген в одной пижаме.
— Ребят, имейте совесть. Девять утра в каникулы — не лучшее время выяснять отношения, — протянул тот заспанным голосом и картинно зевнул.
— Не лезь не в своё дело! — раздраженно начал Рон. Он был уже на взводе, и Гермиона поняла, что дело принимает неприятный оборот.
— Не умеешь ты с людьми обращаться, Уизли. Могу дать пару советов…
— Да не пошел бы ты, МакЛагген! — Рон готов был кинуться на сокурсника с кулаками.
— И правда, иди ты… обратно спать, — вмешалась Гермиона, вернувшись обратно к Рону и теперь придерживая его за руку. — Не нервничай, — тихо сказала она. — Мы поговорим потом, честно. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.
Рон кивнул, раздраженно косясь на Кормака. Просьбам об уходе тот, конечно же, не внял.
— Не убейте друг друга, пожалуйста, — сказала Гермиона, наконец отправляясь к себе. Ей не хотелось дальше присутствовать при этих разборках. К тому же, книга была тяжелая, да и вообще, стоять с ней перед МакЛаггеном — не лучшая идея.

***
Войдя в свою комнату, Гермиона опустилась на стул и обхватила голову руками. Принимать решение всё-таки придется… И действовать, и говорить, ведь распасться на молекулы и слиться с воздухом не получится, как ни старайся.
К чему все эти мучения? Почему она вообще должна помогать ему?
Гермиону как будто разрывало на части: помочь или забыть; решиться или смалодушничать?
Книга лежала на столе, словно призывая: решайся.
Боясь передумать, Гермиона вырвала из своего блокнота листок, дрожащей рукой вывела на нём несколько строк и свистнула, подзывая сову.

***
Драко Малфой лежал на кровати и буравил глазами потолок. Давящая тишина зимнего утра обволакивала, полубессонная ночь давала о себе знать тупой болью в висках. Но спать не хотелось. Наоборот, он отчаянно пытался думать: найти выход из сложившейся ситуации…
Хотя что тут можно сделать? Уизли находился неизвестно где, Грейнджер знала слишком много и являлась потенциальной угрозой, а он сам вынужден ждать.
Это было мучительно.
Драко не знал, сколько прошло времени: может, час, а может — десять минут. Вот зачем Грейнджер вчера занесло на Астрономическую башню? Чего ей в комнате не сиделось?..
И почему в её присутствии он всегда становился сам не свой?!

Малфой резко обернулся к окну, услышав стук в стекло. Впустил серого школьного филина и отцепил с его лапки записку. С улицы ворвался поток холодного воздуха, это отрезвило.
Драко узнал и листок, и почерк: аккуратные линеечки, бледно-желтый узор на полях, маленькие, сильно наклоненные и сейчас отчего-то прыгающие буквы. Всё это было слишком знакомо. Настолько знакомо, что стало почти родным.
«Нам нужно поговорить. Жду тебя в полдень в кабинете Рун.
Г. Г.»
Всего лишь несколько слов, но сердце Драко болезненно подпрыгнуло в груди. Что ей нужно?..Перед глазами сразу возникло лицо, обрамленное кудряшками, а в ушах, почти как настоящий, зазвенел голос: «Малфой, я много думала о твоей проблеме, и решила, что нам нужно сходить к Директору и всё ему рассказать. Это будет лучшим выходом». Или даже так: «Я рассказала профессору Дамблдору о твоей проблеме. Он обещал помочь, только тебе придется…»
Драко резко зажмурился и тряхнул головой, прогоняя видение. Да нет, не станет она! Хотя…
В любом случае, он не пойдет туда. Видеть её сейчас и слушать нотации, терпеть жалость и снова терять контроль от одного взгляда, не было никакого желания.
Ему срочно нужно развеяться. Быть может, тогда в голову, наконец, придет верное решение?
Драко поспешно покинул Слизеринские подземелья.

***
— Я не нуждаюсь в твоих советах, сколько раз повторять! — Рон изо всех сил сдерживался, пытаясь следовать просьбе Гермионы «не убить друг друга». Они с МакЛаггеном никогда особо не ладили, но сейчас это переходило все границы.
Рон вышел из Гостиной, в надежде побыть в одиночестве и прийти в себя. Нужно было многое обдумать.
Гермиона забрала книгу. Интересно, означало ли это, что она перестала ему доверять? Возможно, не стоило на неё давить. Гермиона всегда была свободолюбивой, уверенной, никогда не спрашивала разрешения или совета и принимала решения сама. Но все же она ему доверяла. Что же теперь не так? Неужели их отношения строились только на том, что нужно вместе преодолевать какие-то трудности, постоянно выпутываться из передряг? А теперь, когда всё спокойно, они очень сильно отдалились друг от друга. Рон часто думал о том, что ему давно стоило сделать первый шаг, ведь их дружба уже давно перестала быть просто дружбой, но так и не стала чем-то большим. И станет ли теперь?..
Почему-то казалось, что уже нет. Слишком поздно…
От этой мысли Рону стало не по себе. Он остановился около подоконника в одном из коридоров школы и посмотрел в окно.

***
Драко побродил по школе около часа, с завидной тщательностью рассматривая картины на стенах, гобелены, форму камней, из которых сложены стены, и виды за окном. Хотелось избавиться от параноидальной идеи, что Грейнджер выдала кому-то его тайну, но та прочно въелась в сознание, как ржавчина въедается в металл.
Вскоре бездумное хождение наскучило, и Драко решил передохнуть. Для этого выбрал одну из ниш в стене, недалеко от Северного входа в замок. Он давно приметил это место, преимущество которого было в том, что отсюда просматривались целых два коридора, а сам наблюдающий был скрыт от посторонних глаз.
Устроившись поудобнее, Драко уставился в пустоту и стал напевать мелодию, что играла когда-то давно Нарцисса.
Аынул из кармана скомканную записку Грейнджер, перечитал. Интересно, что же она хотела сказать ему…
Подумать об этом Малфой не успел, потому что из-за поворота вдруг показался человек. Драко еле сдержался, чтобы не закричать «ура!» во весь голос, потому что этим человеком был Рон Уизли.
Малфой ликовал. «Никогда не думал, что буду настолько рад тебя видеть.» — усмехнулся он про себя. Стараясь действовать как можно более бесшумно, осторожно выбрался из ниши и направится в сторону слизеринских спален.
«Только никуда не уходи!» — умолял он про себя Рона. Взглянул на часы: без четверти одиннадцать. Пожалуй, стоило потерпеть час, пока Грейнджер уйдет в кабинет Рун, и тогда закончить начатое, потому что иначе был огромный риск столкнуться где-нибудь, находясь в её же обличии, а это чревато провалом.
Драко зашел в спальню, вытащил из шкафа сумку с заранее приготовленной одеждой и стал ждать.

***
Чем ближе к полудню была стрелка часов, тем сильнее Гермиона сомневалась в правильности своего решения.
Может быть, стоило сначала отойти от шока, всё хорошенько обдумать, а потом уже решать судьбы мира?..
Она не могла доверять Малфою. Возможно, узнав о книге, он запрет её саму в первом попавшемся чулане и перепишет всё по своему усмотрению. Он ведь псих, от которого можно ожидать чего угодно…
А ещё Гермиона по-прежнему не знала, как проявить текст. Придет к нему и скажет: «Это Книга Судеб, с её помощью можно менять историю, но сейчас это просто тетрадь внушительных размеров, потому что текста там нет и писать там нельзя». Шикарно, ничего не скажешь…
Но пути назад уже не было, поэтому без четверти двенадцать Гермиона покинула свою спальню и направилась в кабинет Рун.

***
Сидя в кабинете, она не могла понять одного: как эта идея вообще могла прийти в голову? Малфой уже изрядно опаздывал, а Гермиона становилась всё более нервной.
Встала, обошла кабинет по периметру. С этим местом было связано столько воспоминаний, что даже дышалось здесь, кажется, по-другому.
Подошла к окну, бросила туда быстрый взгляд, а потом зажмурилась.
«Попытка не засчитана, Грейнджер» — прозвенел в ушах его голос. Гермиону бросило в холодный пот. Она взглянула на свои запястья, потому что на какой-то момент показалось, что их снова сдавили его руки — таким живым было вспыхнувшее в сознании воспоминание.
Что Малфой делал с ней? Почему в его присутствии становилась она сама не своя?.. И почему, несмотря на то, что общение с ним приносило лишь только неприятности, Гермиона так отчаянно искала встреч?
Постояла несколько минут у окна, села, медленно провела пальцами по слегка запыленному переплету книги, открыла её и принялась буравить взглядом пустые страницы, как будто это могло что-то изменить.
Он опаздывал уже на целых десять минут. Гермиона ненавидела себя за то, что решила сделать. Как же это унизительно: сидеть здесь и ждать его, а потом предлагать свои услуги и свою помощь.
Пальцы онемели, а в глазах появилась неприятная резь. Голова была тяжелой — по всей видимости, сказывалась бессонная ночь.
Гермиона закрыла глаза и спрятала лицо в ладони.

***
Вход в Гриффиндорскую гостиную медленно отворился. На пороге появилась фигурка девушки, внешним видом напоминающей Гермиону Грейнджер. Напряженно озираясь по сторонам, она медленно прошла в центр, огляделась и брезгливо поморщилась. Несколько секунд попеременно смотрела на лестницы, ведущие к женским и мужским спальням, потом кивнула, словно давая себе одобрение, и направилась в сторону комнат мальчиков.
— Уиз… — начала чуть охрипшим голосом, но осеклась. Прокашлялась, нервно вздохнула, чуть закатила глаза, словно собираясь сделать что-то совершенно для себя отвратительное, и громко произнесла:
— Рон! Выйди, пожалуйста, — вздрогнула от звука собственного голоса, прислушалась. Через мгновение за одной из дверей послышался шум. Вскоре та отварилась, и на пороге появился Рон Уизли в домашней серой футболке и с растрепанной шевелюрой.
— Ты уже вернулась? — он тепло улыбнулся девушке, хотя в глазах читалась тень обиды. — Может, всё-таки расскажешь, что происходит?
Гермиона, кажется, внутренне сжалась, но быстро собралась и посмотрела на собеседника прямым неморгающим взглядом — глаза в глаза.
— Открой тайник, пожалуйста, — сказала она голосом, не выражающим вообще никаких эмоций.
— Опять?.. — удивленно спросил Рон.
На мгновение Грмиона смешалась, как будто не понимала, о чем он говорит, но быстро собралась и всё так же спокойно ответила:
— Да, опять.
Руки спрятала за спину, сейчас они сильно дрожали.
Рон пожал плечами и пошел в сторону лестницы, и Гермиона молча последовала за ним.
Дойдя до серванта с резными ручками, стоящего у стены в Гостиной, он остановился и резко развернулся.
— Может быть, все-таки скажешь, где ты была ночью? — спросил Рон резким голосом, который вибрировал и срывался от учащенного дыхания. — Я помню про эти твои «пространства», но мне очень хотелось бы знать, — теперь он скрестил руки на груди и ждал ответа. Стало понятно, что, не получив его, тайник открывать Рон не станет.
— Я?.. — на выдохе спросила Гермиона, резко вздрогнула, как от удара током, быстро отвернулась и, закрыв глаза, сделала два глубоких вздоха. — Разве это твоё дело? — проговорила она, снова повернувшись к Рону.
— Вообще-то, да! Мы как-никак… друзья, — на последнем слове он споткнулся.
— Друзья, значит… — тихо повторила Гермиона с насмешкой. В её глазах промелькнули искры. — Ну хорошо, — медленно начала она, растягивая слова и чуть приподняв вверх брови. — Я была с Драко.
— С кем?.. — Рон оторопел настолько, что пошатнулся, схватился рукой за спинку кресла и остался стоять с открытым ртом.
— С Драко Малфоем, — произнесла Гермиона, словно смакуя эти два слова. — Знаешь такого?
— С каких пор он Драко?!
— С тех самых… — она улыбнулась счастливо и издевательски одновременно, но Рон был слишком не в себе, чтобы заметить это. Кажется, на несколько мгновений он потерял дар речи. — Может быть, ты всё-таки откроешь мне тайник? — как ни в чем не бывало, продолжила Гермиона, с наслаждением наблюдая за этой картиной.
Рон бросился к серванту и открыл нижнюю дверцу, но вдруг остановился:
— Может, ты попросишь об этом Драко? — произнес это имя как оскорбление. Гермиона нахмурилась:
— Увы, не получится. Хранитель — ты.
— Странно... А что не он?! — Рон говорил с надрывом. Его трясло как в лихорадке. — Давай руку, — быстро сказал он, стараясь не смотреть на Гермиону и как будто боясь передумать. Та осторожно подошла и опустилась рядом с ним, стараясь почти не дышать. Она нервничала, и это было видно.
— Apertiо! — на выдохе произнесла Гермиона, и её голос слился с голосом Рона. Воздух заискрился, она облегченно вздохнула и убрала со лба упавшие пряди.
Наконец на дне ящика появился сложенный вчетверо лист бумаги.
— А где Книга?.. — тихо спросила Гермиона, растерявшись. Рон посмотрел на неё ошарашенным взглядом:
— Ты же сама забрала её утром!
— Что?.. — выдохнула она, дрожащей рукой прикоснувшись к листу. Взяла его, обмахнулась, как будто стало очень жарко. — Ах да… Как я могла забыть! А я не сказала, куда пойду?
— Гермиона, ты нормально себя чувствуешь?.. — обеспокоенно спросил Рон, попытавшись взять её за локоть. Она резко отдернула руку и брезгливо поморщилась.
— Не трогай меня!
— Как скажешь, — Рон выглядел обиженно, но на подругу смотрел как на душевнобольную. Гермиона как будто этого не заметила.
— Спасибо, — отрезала она, встала и картинно отряхнулась.
— Как я понимаю, поговорить нам с тобой уже не придется?
— Похоже, что так.
— Что ж, отлично! Просто супер! Сначала книга, теперь карта. Уж не Малфою ли своему ты их понесешь?! — гневно выкрикнул Рон в отчаянии.
Гермиона обернулась, глаза сверкнули.
Несколько секунд молча смотрела в одну точку, вникая в смысл слов. Потом её вдруг передернуло приступом боли, и она резко отвернулась.
— А что, возможно… — неуверенно и отрешенно сказала Гермиона скорее себе, чем Рону, а потом добавила резкое: — Я пойду, пожалуй, — и выбежала из гостиной.
Ничего не понимающий Рон ещё долго смотрел ей вслед.

***
Прошёл час.
Гермиона готова была поклясться, что это был худший час в её жизни. Ничего более унизительного, чем ждать Драко Малфоя в кабинете Рун, чтобы предложить тому свою помощь, она ещё не испытывала.
Дура! Это ж надо было додуматься! Написать ему… Как героиня дамского романа. Ещё бы в любви призналась!
«Так тебе и надо! Получай, получай!» — сжала руки в кулаки и несколько раз с силой ударила по столу.
Надо было уйти сразу, через десять минут после назначенного времени, но вместо этого она проторчала тут час, истратила кучу нервов, каждый раз подскакивая на стуле от малейшего шороха со стороны двери.
В глазах застыли слезы обиды. Гермиона скомкала ещё один пергамент, на котором в этот раз пыталась написать введение к проекту по Трансфигурации. Его предшественниками были эссе по истории магии, размышления о смысле жизни и натюрморт из книги, стакана и чернильницы.
Без трех минут час она не выдержала. Бросив всё, как есть, и забрав только Книгу Судеб, вышла из кабинета, изо всех сил стараясь забыть этот день. Но это было непросто.
Перед ней встал вполне насущный вопрос: куда пойти? Возвращаться в гостиную не хотелось: там Рон, который снова будет устраивать истерики, а она сама сейчас на грани.
Гермиона покинула замок и отправилась гулять по территории.
На ней снова был лишь свитер, но не возвращаться же из-за этого…
Остановившись на берегу озера, подняла с берега камень и с размаху швырнула его в воду, а потом в бессилии опустилась на влажную от почти стаявшего снега землю и долго смотрела на мерцающую гладь воды.
«Пусть только попробует ещё хоть раз подойти ко мне!» — подумала она, еле сдерживая непрошеные слезы обиды и унижения.

***
Драко выбежал из гостиной Гриффиндора и прислонился спиной к стене. Убрал с лица челку и посмотрел на свои руки так, словно видео их впервые. Из-за пролитой утром части действие Зелья закончилось на пятнадцать минут раньше. Он чудом успел уйти!
«Надо переодеться» — отстраненно подумал Малфой, ещё не придя в себя до конца. Мантия, приготовленная для превращения, хоть и была свободна Грейнджер, всё-таки не подходила ему самому. Малфой отправился к ближайшему свободному кабинету.
Постепенно до сознания стал доходить смысл произошедшего: она его опередила! Забрала книгу раньше, чем он успел воплотить свой план в жизнь! Чертова грязнокровка!
Почему сейчас?! И… зачем?..
Некстати вспомнилось лицо Уизли от произнесенного голосом Грейнджер его собственного имени.
Малфой чуть улыбнулся. Интересно, что тогда на него нашло? Ведь можно было всё испортить. Конечно, сейчас Драко понимал, что портить было нечего, но тогда-то он этого не знал. Хотя по лицу Уизли было видно, что ради Грейнджер он пойдет на всё. Влюбленный идиот!
Впрочем, сейчас их отношения, если таковые и были, точно затрещат по швам.
Эта мысль вызвала очередную улыбку.
Малфой встрепенулся. О чем он вообще думал? Какая Грейнджер, какой Уизли?!
План потерпел фиаско, книга неизвестно где, ситуация просто отвратительна.
«Сначала книга, теперь карта. Уж не Малфою ли своему ты их понесешь?!» — зазвенел в ушах голос Уизли.
Итак… Она забрала книгу, попросила а встрече. А что, если..?
Нет, нет! Ерунда, нелепые иллюзии… Не может такого быть!
Хотя это же Грейнджер — с ней возможно всё.
Мельком взглянул на часы: час дня пятнадцать минут. Вряд ли она всё ещё в кабинете. Хотя кто знает?..
Быстро собрав свои вещи, Малфой побежал в сторону кабинета Рун.
Запыхавшись от быстрого бега, остановился у двери и попытался восстановить дыхание. Придя в себя, с замиранием сердца заглянул внутрь. Грейнджер, конечно же, там не было.
На столе валялись несколько скомканных пергаментов, бутылка воды, учебник по Трансфигурации и около десятка сломанных перьев. В воздухе пахло её духами.
Малфой выругался про себя. Вот где теперь её искать? Девчонка могла пойти куда угодно!
«Сначала книга, теперь карта»… Карта! Только сейчас он всецело осознал смысл этого слова. Сложенный вчетверо лист из тайника — карта?
Драко осторожно развернул пергамент и несколько секунд, как заворожённый, рассматривал его. Сердце бешено колотилось в груди.
Малфой слышал, что Золотого Трио есть артефакт, который помогал им избегать наказаний и тайно проникать в Хогсмид… Но чтобы такое!
Это было невероятно! Весь Хогвартс на одном бумажном листе: потайные ходы, все обитатели, включая миссис Норис. Интересно, а у человека под Оборотным Зельем подписывается настоящее имя? Вот весело бы было, загляни Уизли в карту, когда они разговаривали.
Взгляд проскользил через совятню, мимо Гремучей ивы и визжащей хижины, и Драко увидел озеро, рядом с которым красовалась надпись «Гермиона Грейнджер».
На минуту забежав в свою комнату, бросив сумку и взяв куртку, он поспешил к ней.

Выбор

Глава 19
Выбор

В звёздном вихре времён мечты меняют цвет,
Стали былью одни, других растаял след.
А иные влекут на странный свет уж тысячу лет,
Оставаясь лишь призраком, лишь сном, хранящим завет.

Но чем наша цель нереальней,
Тем манит сильнее она,
Нас верить в себя заставляя,
Как будто и вправду верна.
(Complex numbers)

Погода испортилась. Небо, затянутое тяжелыми тучами, нависало над головой и грозило вот-вот разразиться очередной метелью, больше похожей на дождь.
Драко спешил к озеру. Тяжелый влажный воздух вдыхался туго, как будто через силу, поэтому идти быстро не получалось: ботинки увязали в промозглой земле, а ветер, который вроде и не был холодным, неприятно ударял в лицо.
Дорога заняла около пяти минут, но Драко казалось, что он шел не менее получаса.
Гермиона сидела на берегу в одной блузке и ежилась от каждого порыва ветра. Не боясь испачкаться или замерзнуть, она смотрела вдаль безучастным взглядом. Волосы, заплетенные до этого в косу, растрепались и обрамляли лицо влажными кудряшками. Сумка с большими пряжками валялась позади под деревом. Там же, замотанная в лоскут какой-то материи, лежала Книга Судеб. Один угол слегка открылся, поэтому Драко сразу приметил ту по характерному металлическому блеску.
Сердце болезненно забилось в груди: неужели предположение было верно?
Услышав приближающиеся шаги, Гермиона обернулась. Её лицо было осунувшимся, а под глазами залегли серые круги. Сказывались бессонная ночь и утро, проведенное в нервном напряжении. Она не ожидала увидеть его: встрепенулась, быстро опустила глаза и жадно вдохнула морозный воздух. Потом опомнилась и снова посмотрела на Драко, в этот раз смело встретив его взгляд.
— Уходи, — почти без эмоций и очень усталое, оно прозвучало резко и бескомпромиссно, но Малфой не собирался сдаваться.
— Ты хотела поговорить, — он сделал шаг в её сторону.
— Уже не хочу, — отозвалась Гермиона. — Не думаю, что оно того стоило.
Драко сделал ещё шаг.
— Не подходи ко мне близко, пожалуйста, — попросила она надломленным голосом и посмотрела на него почти с мольбой: — Оставь меня, исчезни из моей жизни. Драко не послушался: одним движением преодолел разделявшее их расстояние, снял с себя куртку и накинул её Гермионе на плечи.
— Похоже, опыта вчерашней ночи тебе не достаточно, — мягко сказал он и опустился рядом с ней. Гермиона вскочила, одной рукой придерживая его куртку. Ей действительно было холодно, поэтому она закуталась в ту машинально, ощущая тепло его тела и вдыхая запах его одеколона.
— Не стоило… — на выдохе произнесла Гермиона, опустив глаза. Долго смотрела в землю, не чувствуя в себе сил хоть на мгновение взглянуть на него.
— О чем ты хотела поговорить?
— Неважно.
— Врешь, — просто ответил Драко. — Если уж ты сама попросила о встрече, то причина должна быть серьезной. Она покачала головой:
— Ты всё равно не пришел.
Он взял её за руку и развернул к себе. Поймал взгляд — холодный и растерянный одновременно. Она отчаянно пыталась быть сильной, хотя в глазах блестели слезы. Отблески уже почти ушедшей обиды вспыхнули в душе с новой силой.
— Я пришел! Видишь, стою сейчас здесь, перед тобой, готов выслушать и даже попросить прощение за опоздание, — Драко всё ещё сжимал её руку и смотрел в глаза. Его голос был совсем не таким, как обычно: без тени иронии, чуть взволнованный. Как будто от её решения зависела его судьба.
— Ты знаешь, подобное услышишь от меня нечасто, — продолжил Малфой и бросил секундный взгляд на Книгу. Дышал часто, говорил сбивчиво.
Гермиона посмотрела на него внимательно и недоверчивом, как будто пытаясь разгадать, а потом тихо спросила:
— Как ты нашел меня?
Он вздрогнул, рука машинально прикоснулась к карману, а на лбу выступили капельки пота. Гермиона этого не заметила, слишком сильно уйдя в свои мысли и отчаянно борясь с желанием поверить каждому его слову.
Ледяная стена в душе треснула — она готова была простить.
— Это было непросто… — начал Драко. — Но здесь не так много мест, куда уходят, чтобы побыть в одиночестве.
— Я пришла сюда случайно, — призналась Гермиона. — Ждала тебя до последнего, даже дольше, чем должна была, а потом поняла, что ты не придешь, выбежала из Замка и оказалась здесь.
Она прикусила губу, отчаянно пытаясь сдержать слезы. Почему-то сейчас они подступили слишком близко. Казалось бы, всё хорошо: он пришел и извинился. Но ей хотелось плакать.
На Гермионе была его куртка, и то тепло, что она дарила, разливалось по телу. Тяжелое небо, терпкий воздух, приглушенные тона осенне-зимнего пейзажа, слегка размытые, как будто смотришь через прозрачное, но чуть замутненное стекло — всё было как будто во сне: не с ними и не про них.
Гермиона не могла решиться. Ещё недавно думала, что всё было напрасно; плакала на берегу, жалея себя и проклиная его, но где-то в закоулках подсознания теплилась радость от того, что всё закончилось, даже не начавшись. Теперь же она снова стояла перед выбором, находясь в самом начале пути.
— Зачем ты пришел? — вдруг быстро спросила Гермиона. — Всё снова стало так сложно! И я… Я не знаю, что мне делать! — резко отвернулась и посмотрела на небо.
Сейчас, когда она не видела, Малфой перевел взгляд на Книгу, на секунду зажмурился, а потом обнял Гермиону за плечи.
— За последние полгода многое изменилось, — начал он. — Мы уже не те, что были раньше. А прошедшая ночь окончательно перевернула всё с ног на голову. И я не знаю, что было бы, не найди ты меня вчера… Спасибо.
Она чуть улыбнулась и вдруг почувствовала себя нужной. Он благодарен ей… Всё было не зря.
— О чем ты хотела поговорить, Гермиона? — снова спросил Драко. Она не сразу заметила, что он обратился к ней по имени. Впервые за семь лет.
— Я… я… — Гермиона не знала, как начать: развернулась к нему и теперь переминалась на месте, пытаясь подобрать слова.
Малфой выжидающе смотрел на неё, глаза его жадно блестели. Этот взгляд показался Гермионе странным и очень сильно не вязался с тем Драко, которому она собиралась открыть свою тайну. Но пути назад не было.
Поняв, что не сможет сказать ничего, молча кивнула туда, где лежала книга. Пусть разбирается сам… Она разъяснит всё при необходимости.
Малфой подбежал к дереву и судорожно развернул сверток. На его лице отразилось удивление — он всегда был хорошим актером.
— Грейнджер, что это? — несколько секунд молчания. Так, для виду. Она уже собралась ответить, но Драко помешал: — Неужели это… — в голосе был восторг: — Откуда?! Невероятно!
Гермиона улыбалась и испытывала гордость за себя, свою находку и такой благородный поступок.
— Ты знаешь, что это? — спросила она скорее для порядка, нежели чтобы получить информацию. Ведь всё было и так очевидно.
— Да, я читал про неё, но всё равно не понимаю: как? Как она оказалась у тебя?!
— О… Это долгая история. Как-нибудь в другой раз, — отмахнулась Гермиона и скрестила руки на груди. Изменилась — как будто расцвела: смотрела прямо, говорила уверенно. — Сейчас гораздо важнее понять, как проявить в ней текст.
Драко поднял взгляд, только теперь он до конца осознал смысл произошедшего. Следующий вопрос задал до того, как успел подумать, что этого делать не следовало:
— Почему ты показала её мне?
Гермиона снова смешалась. Что она могла ответить? Ведь сама не знала… А если и знала, то всё равно не открылась бы. Даже себе.
Драко смотрел прямым взглядом и ждал, что она скажет. Ему действительно было интересно. Ещё недавно предположение, что Гермиона покажет ему книгу, казалось бредом. Потом, как одержимый, он искал её, пытался разговорить. И ни на секунду не задумывался: а почему? зачем она это сделала?
Гермиона стояла, трогательно кутаясь в его куртку и пытаясь придумать ответ. Но не могла. Малфой понимал, что не стоило смущать её подобным вопросом, что всем было бы легче принять случившееся как должное, но он хотел знать.
Сейчас это вдруг стало даже важнее, чем то, что всё сбылось, и Книга, наконец, у него. Что всё даже лучше, чем можно было предполагать.
Она сама дала ему Книгу. Не Поттеру, не Уизли. Ему.
Была ли это жалость? Участие?.. Или…
Драко отчаянно тряхнул головой, а затем посмотрел на Гермиону. Кем была она ещё недавно? Грязнокровкой, подружкой Поттера, мерзкой всезнайкой и выскочкой. Кем стала сейчас?
Он не смог бы ответить точно, но её широко распахнутые глаза, смотрящие в упор, казались уже такими родными. А в тот момент, когда он был на грани, а надежды почти не осталось, из всех людей, что окружали его, рядом оказалась она. И он принял её, подпустил слишком близко.
Почему Грейнджер? Искать ответ на этот вопрос не было смысла. Так получилось, так распорядилась Судьба. И он мог только принять это. Или отвергнуть. Драко выбрал первое.
Он сделал шаг вперед и поцеловал её. На этот раз совсем не так, как тогда — в далекий вечер в кабинете Рун. Её руки в бессилии опустились, зрачки расширились. Гермиона не ожидала подобного, и, наверное, упала бы, не удержи он её. В тот момент Драко вдруг осознал, какая она хрупкая и сильная одновременно. Наивная и неопытная, отчаянно желающая быть нужной и любимой.
Ей было страшно, он видел это. Она боялась обжечься. Снова.
На кону стояло слишком многое, тем не менее, Гермиона отвечала на поцелуй. Робко, неуверенно, но отдавая всю себя без остатка. Она доверяла ему.
Драко отстранился. Несколько секунд молча рассматривал её и пытался объяснить самому себе этот странный поступок. В итоге сослался на благодарность: Гермиона дала ему Книгу, сделав шаг навстречу, и он должен был сделать что-то для неё в ответ. Вот и всё.
Отвечать больше не было необходимости, Гермиона понимала это. На душе стало светло. Лицо озарила слишком счастливая улыбка, которую она тщетно пыталась спрятать. Но он все равно заметил.
— Я думаю, нам стоит поднять Книгу с земли, — приглушенно произнесла Гермиона. Голос был чужим.
— Не могу не согласиться, — отозвался Драко. Подошел к дереву, поднял талмуд и, покачав его в одной руке, как гирю, прокомментировал:
— Тяжелая, ничего не скажешь.
— Есть такое… — согласилась Гермиона, вспомнив, как тащила Книгу по пыльным улицам Египта в жаркий полдень августовского дня. — Откуда ты знаешь о ней?
— Читал летом. В библиотеке у отца, — ответил юноша, рассматривая обложку.
— Ого! И что там писали?
— Много всего… Там целых два тома научных работ. В первом описание и история, во втором — использование, — принялся объяснять Драко. Потом быстро добавил: — Но я читал только первый.
Гермиона нахмурилась и посмотрела на него с укором:
— Почему?
— Они оба на Рунах. Первый с переводом, второй — нет. Мне было лень сидеть со словарем. Я же не знал, что ты найдешь Книгу, — честно признался Малфой. Тогда, летом на каникулах, это действительно было так. Просто чтение от нечего делать, без какой-либо выгоды, а потом, когда выяснилось, что Книга Судеб так близко, всё завертелось слишком стремительно. И Драко не продумал ничего дальше, чем на один шаг вперед. Сейчас он страшно корил себя за это,ьведь теперь надо было отправляться в Поместье. В том двухтомнике, что находится в закрытой секции библиотеки отца, наверняка находились ответы на все вопросы. Вот только… Сегодня пятница, а завтра выходит срок.
— Ты можешь достать эту книгу? Я читаю Руны почти без словаря, — с гордостью заявила Гермиона.
— Нет, увы, — ответил Драко упавшим голосом. Сейчас, когда они в двух шагах от цели, было невероятно обидно споткнуться о такую незначительную мелочь, как невозможность достать последние инструкции. От этого опускались руки, и хотелось кричать. Вот почему он был таким ленивым идиотом и не дочитал всё сразу?!
— На ту часть библиотеки, где она находится, наложены чары. Книги оттуда не вынесешь, — поспешил объясниться Малфой в ответ на вопросительный взгляд Гермионы. Та вздохнула. Несколько секунд молча смотрела вниз и ковыряла землю носком ботинка, а потом резко подняла глаза.
— А если отправиться туда сейчас? Сделать дубликат или найти нужную информацию на месте, — быстро проговорила Гермиона, а потом снова потупилась, видимо, осознав, какую глупость сказала. Она — в Малфой-мэноре… Уж лучше явиться прямиком к Темному Лорду.
Драко усмехнулся.
В этом была вся Гермиона: в отчаянном желании докопаться до истины, спонтанных решениях и готовности пойти на риск в любую минуту.
— Боюсь, тебе там не будут рады… — медленно произнес он, одновременно раздумывая над её предложением. Встрепенулся: — Сколько сейчас времени?
— Около двух.
— Точнее!
— Два часа тринадцать минут.
— Отлично, — Драко схватил Гермиону за руку и потащил к выходу из Хогвартса. Надо успеть. Если отец не перестал следовать своему расписанию, то в два часа в Поместье обед. Около трех он заканчивается, и ещё два часа двери Замка не открываются ни для каких гостей. Сам же Люциус сидит в кабинете и работает с бумагами.
— Куда мы? — на бегу спросила Гермиона. Она догадывалась, но уточнить всё равно стоило.
— Из Замка нельзя трансгрессировать, забыла? — просто ответил Драко, не замедляя шаг.
— Помню, — отрезала она. — У тебя есть портключ?
— Нет, но возвращаться нет времени. Отправимся через камин.
Гермиона не стала спрашивать, откуда Малфой знал потайные ходы, не поинтересовалась и тем, как, если что, будет объяснять свой неожиданный визит к нему в гости. Сейчас хотелось довериться ему полностью. И будь, что будет…
Драко шел уверенным шагом. На лице не было и тени сомнения, но холодный, липкий страх сжимал изнутри. Ведь он приносил её в жертву. После всего, что Гермиона для него сделала, он так сильно ею рисковал. Ведь если их обнаружат, то ему всего лишь поставят Метку, а что сделают с ней — грязнокровной подружкой Поттера, лучше даже не думать.
Быть может, стоило остановиться и переждать пару дней или хотя бы не брать её с собой в Поместье? Малфой знал, что она будет упираться, настаивать, и оправдывал себя этим. Гермиона сама захотела пойти, его вины здесь не было.
Драко никогда не признался бы себе, что боялся, и в душе леденело от одной мысли о том, что придется пройти по коридорам Замка, где он родился и вырос, зная, что её больше нет. Какая-то часть сознания верила, что пока он не увидел её портрет, висящей на стене в коридоре, надежда ещё есть. А потом — всё. Малфой не представлял, как окажется в Поместье и пройдет по тем коридорам и комнатам, где когда-то жила она.
Одиночество в этот момент было бы убийственным, поэтому он взял с собой Грейнджер.
Гермиона шла молча. Крепко прижимала к себе Книгу, как будто боялась, что может её потерять, и очень тяжело дышала. Близкий к бегу шаг утомлял.
Когда они подошли к одному из потайных выходов, она покорно пролезла в проход и подумала, что, похоже, окончательно свихнулась, раз следует за Малфоем к нему домой.
Они шли по безлюдной улице. Гермиона посильнее закуталась в куртку Малфоя, которая все ещё была на ней, взглянула на него, идущего рядом в одной лишь черной рубашке, и подумала, что ему, должно быть, холодно, а куртку стоило бы вернуть. Но делать этого не стала.
Подошли к «Кабаньей голове». Сейчас здесь было безлюдно, лишь за одним из столиков сидела компания из трех человек, которые что-то активно обсуждали и пили сливочное пиво.
Окончательно осознала, на что пошла, Гермиона лишь тогда, когда Малфой мягко подтолкнул её к камину и спросил:
— Ты уверена, что хочешь пойти?
Она ненавидела его за этот вопрос, потому что отнюдь не была уверена. Если бы Малфой не спросил, то шанса отступить не было бы, а так он дал ей выбор. Впрочем, разве это настоящий выбор? Она все равно не отступит, хотя бы потому что не захочет выставлять себя трусихой. Да и отдать ему книгу на вечное пользование как-то не входило в её планы.
Подумав пару секунд, Гермиона ответила «да» и сделала шаг вперед, но потом резко остановилась и перевела взгляд на Драко:
— Разве к вам в Замок может попасть кто угодно?
Он побледнел, чертыхнулся и хлопнул себя рукой по лбу. Ей стало всё ясно.
— Как я мог забыть о Защите?! — обреченно спросил Малфой сам себя и опустился на ближайший стул. — Боюсь, мне придется пойти одному…
Гермиона должна была бы порадоваться такому стечению обстоятельств, но вместо этого испытала обиду и разочарование: опять все планы смешались.
Возразить было нечего. Она сняла с себя куртку и отдала ему.
— Я буду ждать тебя в Хогвартсе.
Его глаза сверкнули:
— А книга?
— Никуда не денется. Раз уж я дала её тебе, то не передумаю.
Он несколько раз тяжело вздохнул, встал, обошел кругом стол и на выдохе произнес:
— Мы можем сделать так: я отправлюсь один, открою камин и вернусь за тобой. Это займет не больше десяти минут. Уж точно не больше, чем если я буду читать Руны один.
— Хорошо… — Это действительно было приемлемым вариантом, но Гермиону задело то, как изменилось лицо Малфоя, когда тоь понял, что Книга останется с ней. После всего, что она сделала, он по-прежнему не доверял ей. — Мне подождать тебя здесь?
— Да, это было бы неплохо, — Драко отдал ей куртку обратно. — Во внутреннем кармане есть деньги, закажи себе что-нибудь. Я скоро.
Пламя загорелось зеленым, и Малфой исчез. Гермиона взяла себе лимонад и опустилась за столик у окна. Книгу завернула в куртку Драко, решив, что сидеть с ней здесь в открытую опасно. Несколько секунд рассматривала неровности на поверхности стола, сделанной из сруба какого-то дерева.
Сейчас это место казалось отнюдь не дружелюбным: из щелей тянуло холодом, дверь неприятно скрипела от каждого порыва ветра.
Гермиона поймала себя на мысли, что когда Малфой был рядом, она чувствовала себя гораздо спокойнее. Как будто он мог её защитить. Ото всех — разве что кроме себя.
Теперь, когда Драко ушел, Гермиона задумалась о том, в какую авантюру ввязалась. Ей было не привыкать: за семь лет дружбы с Гарри и Роном она вытворяла и не такое, но сейчас ощущения были другими. Доверив Малфою свою главную тайну, Гермиона собралась отправиться в Малфой-мэнор. Это было началом безумия!
— Грустишь, красавица? — послышался над головой прокуренный бас. О нет, только не это! Гермиона подняла голову и увидела над собой мужчину лет тридцати — обросшего, в потертой одежде и с запахом перегара и табака, чувствовавшегося даже на расстоянии метра. Даже не подумав спросить разрешения, он опустился напротив.
— Простите, но я здесь не одна. Мой… — Гермиона запнулась, не зная, как лучше назвать Малфоя в данной ситуации. — Молодой человек отошел на несколько минут. Вам лучше не занимать его место, — быстро закончила она. Ничего лучше в голову сейчас не пришло. Благо, Малфой никогда не узнает об этом, зато так больше шансов, что мужчина отвяжется.
— Но пока его здесь нет, мы можем развлечься, — он подмигнул ей и посмотрел жадным взглядом. — А ты ничего…
Гермионе стало страшно. А она ещё надеялась, что днем никто приставать не станет...
— Не думаю, что это хорошая идея. Вам лучше уйти. Мой парень не обрадуется, если увидит вас, — от этих слов, произнесенных ею самой же, Гермионе хотелось не то плакать, не то смеяться. Она только что назвала Малфоя своим парнем! Впрочем, её ведь вынудили. Это всё ситуация виновата…
— Но пока его здесь нет. И судя по тому, как дрожит твой голосок, не предвидится, — мужчина мерзко усмехнулся и протянул к ней руку. Гермиона в ужасе отшатнулась. — Не бойся, я не кусаюсь.
Он вынул из сумки бутылку пива и два стакана.
— Будешь?
— Нет, я не пью.
— Зря. Может, сделаешь исключение?
— И не подумаю. Особенно ради вас, — Гермионе хотелось быстрее покончить с этим.
— Принципиальная, значит… И дерзкая. Это интересно, — он медленно окинул её взглядом. — А ты ничего, симпатичная. И фигурка хорошая.
Гермиона быстро опустила взгляд на свою одежду. Верхняя пуговица блузки расстегнулась, сделав вырез большим до неприличия. Вот почему так всегда?! И в самый неподходящий момент!
Она быстро закрыла вырез рукой и перевела взгляд на камин, мечтая лишь о том, чтобы Малфой поскорее вернулся, но пламя горело равномерно.
— Что ты такая зашуганная? — мужчина рассмеялся. — Я тебе ничего не сделал. Пока что, — он придвинул свой стул поближе к Гермионе и попытался взять ту за руку. Она так резко вскочила, что чуть не уронила стол. Книгу же и куртку Малфоя всё-таки постигла эта участь. Послышался грохот.
— Не подходите ко мне! — воскликнула Гермиона и прикоснулась рукой к карману, где лежала палочка. Стало спокойнее, но ненадолго, ибо мужчина слушаться не стал, а вместо этого схватил собеседницу за запястья, лишив последней возможности защититься. Её накрыла волна ужаса и отвращения, а кгорлу подкатила тошнота. Гермиона понимала, что кричать бессмысленно: здесь вряд ли кто-то обратит внимание на подобную сцену.
Отчаянно пыталаясь вырваться, извернулась и изо всех сил ударила мужчину каблуком по ноге. Видимо, удар получился сильным, потому что тот отпустил руки. Получив свободу, Гермиона выхватила палочку и встала так, чтобы между ней и мужчиной оказался стул.
— Дрянь! — взвыл он. — Ты ещё ответишь за это! — спотыкнулся о Книгу и чуть не упал. Опустил глаза. «Это конец» — промелькнуло в голове у Гермионы. «Прощай, Книга Судеб…»

***
Драко оказался в Главной Гостиной. Было тихо, а свет не горел. Порадовавшись этому факту, Малфой вытащил палочку, чтобы открыть камин.
Заклятие не сработало.
«Что за черт!»
Ещё раз повторил попытку — всё так же безрезультатно. Интересно, с какой стати?! Он больше не член семьи Малфоев, раз даже не может свободно распоряжаться в собственном доме? Злость вскипала сильнее с каждой минутой.
За спиной послышался щелчок.
Драко резко обернулся и увидел одного из домовых эльфов. Что ж, это было весьма кстати.
— Энки приветствует молодого Господина, — пропищал тот.
— Отец дома? — без прелюдий спросил Драко.
— Да, Господин работает у себя в кабинете.
— Кто-нибудь ещё есть сейчас в Поместье?
— Нет… Вчера приезжала мадам… Энки не помнит её имени. Мать Вашей невесты, молодой Господин.
Драко встрепенулся. Что Алиссия Гринграсс делала у них в Поместье? Впрочем, сейчас были дела куда важнее.
— Больше никого не было? Никаких особых гостей?
— Больше никого, молодой Господин.
— Отлично. А почему камины закрыты для посещений?
— Энки не знает, молодой господин, — ответил эльф. Драко начал паниковать. С какой стати отец закрыл камины? Быть может, и трансгрессировать сюда нельзя…
— А порталы в Замок работают? — на выдохе спросил он.
— Если Энки не ошибается, то только для членов семьи. Все гости могу попасть в Замок лишь через главные ворота.
— Спасибо, Энки. Ты можешь идти. И не говори отцу, что видел меня.
— Энки не скажет, молодой господин.
Эльф исчез. Драко тяжело вздохнул. Он прекрасно знал, что на прямой вопрос Люциуса тот всё равно ответит правду: таковы правила. Дурацкая семейная иерархия…
Как же надоело! И этот зал, и эльфы с их писклявыми голосами и идиотскими обращениями, и вечно разрушающиеся планы. Хотелось бросить всё и исчезнуть. Просто не существовать…
Он взял из серванта небольшую музыкальную шкатулку и, молясь всем богам, чтобы отец не поставил здесь контроль на использование магии, произнес заклятье создания порт-ключа. Малфой был силен в подобных заклинаниях, но сделать всё как надо вышло не с первой попытки и даже теперь отнюдь не был уверен, что энергии портала хватит, чтобы перенести их с Грейнджер вдвоем.
Ясно представив, что может произойти в случае ошибки, всё-таки повторил заклинание. Это выпило последние силы, и Драко еле стоял на ногах. А ведь ещё предстояло возвращаться обратно…
Посидев в кресле несколько минут и более-менее придя в себя, Малфой вошел в камин.

***
Гермиона сделала шаг вперед и уже приготовилась произнести заклинание, когда услышала голос у себя за спиной:
— Что здесь происходит?
Около камина стоял Драко Малфой. Никогда ещё она не была так рада его видеть.
— Оставьте мою спутницу в покое, отойдите от Книги и уходите отсюда. Быстро. Или проблемы вам обеспечены, — Драко говорил таким тоном, что не послушаться было невозможно. Образ довершала волшебная палочка, которую он держал в руке.
Тем не менее, выглядел Малфой неважно — как будто не открывал камин для посещений, а только что вышел из комнаты пыток.
Хотя, кто знает, что произошло с ним в Поместье?.. Ведь от этих людей можно было ожидать чего угодно.
Гермиона слегка удивилась, когда мужчина послушался. Бросив ей не слишком внятное «Я думал, ты врала, когда говорила про парня», заставив густо покраснеть и молиться, чтобы Драко это не слышал, ретировался.
Конечно, грозный вид Малфоя мог испугать кого угодно, а взгляд говорил о том, что церемониться он не станет, но всё-таки странно, что взрослый мужчина испугался подростка.
Ещё не придя в себя от пережитого потрясения, Гермиона кинулась к Малфою. Она подбежала слишком близко и почти обняла его, но в последний момент остановилась, в бессилии опустив руки и потупившись, как будто собиралась сделать что-то преступное.
Её дыхание было сбивчивым, в глазах блестели слезы.
— Успокойся, Грейнджер. Всё в порядке, — Драко взял её за плечи и чуть встряхнул. — И как ты умудряешься постоянно влипать в истории?
— У меня талант, — Гермиона попыталась улыбнуться. Голос по-прежнему дрожал, но сейчас она выглядела уже не такой подавленной. — Тебя долго не было…
— Теперь понимаю, почему Поттер и Уизли такие дерганные. С тобой пообщаешься… — мягко улыбнулся он. Гермиона хотела было обидеться, но передумала. — Всё оказалось сложнее, чем я задумывал. Камин открыть не удалось.
— Что?! — резким движением Гермиона освободилась от его рук и сделала шаг назад. Её бросило в жар. Мысль о том, что придется идти в Хогвартс в одиночестве, казалась сущим кошмаром.
— Тебя не учили, что перебивать нехорошо? — медленно произнес Драко, наблюдая за этой картиной. — Я создал порт-ключ. Потому и задержался, собственно.
— А… Понятно, — Гермиона облегченно вздохнула. Думать о том, что идти в Хогвартс одной гораздо безопаснее, чем отправляться в Малфой-мэнор, не стала. — Ты плохо выглядишь, — произнесла она, ещё раз взглянув на него.
— Спасибо, Грейнджер, за комплимент.
— Я не в том смысле! Просто… С тобой всё в порядке?
— Да. Я просто устал. Магия перемещений — не самая простая из возможных, — Гермиона кивнула и почувствовала себя неловко. Как же много от неё неприятностей!
Малфой выждал паузу, а затем медленно произнес:
— Так мы идем? И подними Книгу.
Она послушалась.
— Вот так и знал, что тебе нельзя доверять такие вещи… — не удержался он.
— Как будто я виновата! Могли бы вообще в «Три Метлы» пойти! Знаешь же, что это за место, — вдруг вспылила Гермиона. Чувство неловкости куда-то пропало.
Драко пропустил её пассаж мимо ушей и молча протянул руку.
— Надеюсь, ты нормально переносить трансгрессию?
— Да, — Гермиона кивнула уверенно, хотя в прошлый раз после полета с трудом держалась на ногах и вынуждена была принимать специальное зелье. Но сейчас она справится. Или хотя бы попытается…
Вложила свою ладонь в его. Легкий щелчок, прилившая к вискам кровь, и всё исчезло.
Когда картинка перед глазами перестала двоиться, и Гермиона смогла наконец стоять без поддержки Драко, то поняла, что они уже переместились, и теперь стояли перед массивными чугунными воротами с фамильным гербом Малфоев. За ними проглядывался Замок.
— Трансгрессировать в Поместье нельзя, поэтому пришлось переместить нас сюда, — услышала она голос Драко у себя над головой. — Надеюсь, ты больше не собираешься падать в обморок…
— Я упала в обморок?! — Гермиона посмотрела на него круглыми от удивления глазами. Только этого не хватало… Интересно, он нес её на руках?..
И это в его-то состоянии. Как же стыдно!
— Вообще-то, да. Скажи спасибо, что это произошло уже здесь. Иначе бы тебя пришлось собирать по частям.
— Извини… От меня и правда одни проблемы.
— За такое не извиняются. Идем, — он произнес неизвестное заклинание, и ворота распахнулись. За ними открывался вид на зимний парк. — Через главный вход я тебя не поведу, уж извини. Пойдем через Южное крыло, потому что Северное принадлежит отцу, и есть опасность с ним столкнуться… — объяснил Драко, указав на достаточно узкую тропинку, покрытой тонким слоем льда. Только сейчас Гермиона заметила, что на ней снова надета его куртка. Впрочем, это не спасло от скользких и неудобных туфель, которые никак не предназначались для походов по улице. Тем более зимой. И снова Малфой был вынужден её выручать, поддерживая и чуть ли ни неся на руках.
Гермиона терпеть не могла проявлять слабость и попадать от кого-то в зависимость. Принимала помощь она тоже с большим трудом, поэтому ситуации, сродни этой, всегда вызывали в ней чувство дискомфорта. Малфой же отнюдь не выглядел недовольным. Его, кажется, только забавляла её беспомощность, что злило ещё больше.
Они свернули за угол. От открывавшегося вида у Гермионы перехватило дыхание. Ещё секунду назад они шли по льду, но сейчас это казалось невозможным, потому что здесь был цветущий сад: высокие деревья, похожие на японскую сакуру, стояли по обе стороны от узкой дорожки, мощеной белой плиткой. Фиолетовые лепестки кружились в воздухе и создавали на земле ажурный ковер. Орнаментная беседка, выглядевшая издалека кружевной и воздушной, и зеркальное озеро дополняли эту картину, делая её практически сказочной. Забыв обо всем, Гермиона зачарованным взглядом рассматривала пейзаж, боясь, что он вот-вот растворится, оказавшись плодом воображения.
— Это сад моей матери, — услышала тихий голос Драко у себя за спиной. — Она зачаровала деревья так, что они цветут круглый год, поэтому здесь вечное лето. Дальше там оранжерея, розарий и конюшня. Я бы предложил прогуляться, но у нас мало времени. Так что извини, в другой раз…
— Это невероятно! — только и смогла выдохнуть Гермиона. — Никогда в жизни не видела ничего подобного!
— У неё был безупречный вкус. Говорят, до её переезда в Замок здесь было мрачно и пустынно, а сейчас он как будто разделен на две части: мамину и отцовскую. Увы, вторая всё так же мрачна, — Драко говорил сдержанно и почти безымоционально, но Гермиона видела, как тяжело ему давалось нахождение здесь. Она молча кивнула и сделала шаг вперед.
До Замка они шли в молчании и вскоре оказались в небольшой Парадной. Отсюда выходило две двери: одна в виде арки, ведущей в длинный коридор с тяжелыми сводами, вторая же обычная — с резной ручкой и витиеватым рисунком. Окна занимали почти половину стены, поэтому здесь было достаточно светло, даже несмотря на почти полностью задернутые шторы.
— Идем, не стоит задерживаться, — Малфой поманил её за собой и направился в сторону маленькой двери. За ней был небольшой коридор опять же с двумя дверьми. Одна из них, по словам Малфоя, вела в Музыкальную Гостиную, а вторая — в Зеркальную комнату, через которую можно попасть в главную часть Замка и Бальную Залу. Гермионе было страшно интересно заглянуть туда хоть одним глазком, но она понимала, что сейчас это невозможно.
Подумала о том, Малфой-мэнор выглядел совсем не таким, каким она ожидала его увидеть: это был не мрачный готический замок, как могло бы показаться снаружи.
Они прошли ещё несколько помещений, и Гермиона порядком надоела Драко, засматриваясь на витражи, картины, часы и прочие предметы, которые казались ему вполне обычными вещами, для неё же были частью чарующей атмосферы этого места, которая явно манила новизной и таинственностью. Раньше она ни разу не была в поместьях чистокровных волшебников, и вся связь с миром магов ограничивалась Хогвартсом и Норой, поэтому фамильный замок Малфоев поражал воображение.
Поднявшись по небольшой мраморной лестнице, пошли по ещё одному коридору, на стенах которого висело множество портретов.
— Здесь находятся портреты бывших обитателей Малфой-мэнора, — пояснил Драко — Будь осторожна, они могут быть недовольны присутствием здесь… — он сделал паузу. — Маглорожденной. И ни в коем случае не отвечай им.
Гермиона кивнула. Они пересекли коридор на удивление спокойно: никто не кричал, а оскорбления в свой адрес она услышала не более пяти раз. В основном при виде неё предки Малфоя брезгливо отворачивались и покидали раму своего портрета. Гермиона утешала себя тем, что могло быть гораздо хуже.
Они дошли уже почти до конца, когда Малфой вдруг резко остановился. Гермиона услышала, что его дыхание сбилось. Стоило повернуть голову и посмотреть на последний портрет, как она поняла, в чём дело.
Женщина с синими глазами и длинными светлыми волосами, собранными в изящную прическу, мягко улыбалась с картины. Аристократические, идеально правильные черты лица, глубокий ясный взгляд — Гермиона сразу поняла, кто это.
Нарцисса Малфой была холодно и отстраненно красива, могла бы показаться высокомерной, и, наверное, для многих таковой и была. Но даже сейчас, на безжизненном портрете, в её глазах виднелась отчаянная и беззаветная любовь к сыну.
Драко отвернулся к окну, и теперь стоял, опираясь руками о подоконник. Его плечи слегка подрагивали. Гермиона могла только догадываться, как ему сейчас больно. Сердце сжималось от жалости. Сильнее прижав к себе Книгу, Гермиона ещё раз подумала о том, что всё сделала правильно.
— Прости, — быстро повернувшись, произнес Малфой. — Идем.
В одно мгновение он преодолел оставшееся до двери расстояние. Гермиона подошла к нему сзади. Сама не зная зачем, сжала его руку. Драко не возражал, лишь сильнее стиснул её ладонь, как будто это могло дать ему хоть какую-то защиту и надежду.
— Осталось недолго. Ещё один коридор и Изумрудный зал, — сухо констатировал Малфой. Он был сдержан и собран, не позволяя себе дать волю эмоциям.
— Что такое Изумрудный Зал? — спросила Гермиона. Название её заинтересовало.
— Увидишь. Тебе должно понравиться… — он чуть улыбнулся.
— Звучит интригующе.
Изумрудным зал назывался по цвету оформления. Другое его название, по словам Драко, было Научная Гостиная, и оно подходило сюда куда лучше.
Гермиона подозревала, что здесь должно быть что-то подобное, но такого размаха не ожидала. Кажется, здесь было всё, о чём мог мечтать человек, хоть как-то интересующийся наукой.
По стенам висели различные карты: политические, географические, экономические, ненаносимых объектов и многие другие. Вместо потолка был купол, изображающий небо. Что-то подсказывало Гермионе, что ночью это была прекрасная звездная карта.
Достаточно большую часть занимала лаборатория: котлы, колбы и травы...
Вспомнился кабинет профессора Снейпа.
Только странно, что на ингредиенты здесь отводилось всего две полки.
Словно прочитав её мысли, Малфой произнес:
— Если отодвинуть вон тот гобелен, — он указал рукой на изображение какого-то средневекового города, увидишь длинную лестницу в подвал. Там находится склад, сокровищница и много чего ещё. А вон та дверь… — кивнул в противоположную сторону. — Ведет на смотровую площадку и обсерваторию. Что-то вроде нашей Астрономической башни… Вид оттуда открывается шикарный. Но увы, у нас не так много времени. Посмотришь в другой раз.
— Ты говоришь так, как будто я смогу сюда вернуться.
— Всё возможно. Я уже ничему не удивлюсь.
— Как ни странно, я тоже. Здесь как в музее.
— Как где?
— В музее. Ты не знаешь?.. В маггловком мире это места, где собраны ценные вещи древности. Или современности. Ими никто не пользуется, зато каждый может прийти и посмотреть.
— Глупо как-то.
— Возможно.
Гермиона с жадностью всматривалась в предметы, находящиеся здесь. Особенно её внимание привлек глобус, стоящий в углу зала. Он был довольно внушительных размеров, но дело было не в этом. Он был живой.
Как будто Землю, как она есть, уменьшили, и поместили сюда. Рядом, на небольшом столике, лежала лупа. Взяв её, Гермиона смогла рассмотреть горы, леса и даже домики. Это зрелище завораживало.
— Я, конечно, понимаю, что здесь для тебя Рай на Земле, но, может, пойдем всё-таки? — окликнул её Малфой.
— Сейчас-сейчас, ещё минуточку, — отмахнулась Гермиона.
— Вот ставлю тебя здесь, и объясняйся с моим отцом самостоятельно,— услышала она разгневанный голос Малфоя. Тот уже стоял у двери. Гермиона подняла голову и сделала шаг к нему. В этот момент Драко распахнул дверь и, нарочито громко произнеся «Здравствуй отец!», быстро вышел.
Сердце Гермионы рухнуло в пятки. Благо, она стояла в углу, и из коридора её не могло быть видно. Но ведь ещё мгновение…
За дверью послышались голоса. Гермиона прислушалась.
— Почему ты приехал так поздно? Я ждал тебя ещё до Нового года, — сказал голос, явно принадлежавший Люциусу Малфою. — Завтра выходит срок, не забывай об этом.
— Я помню, отец. Просто у меня возникли неотложные дела в школе, — голос Драко звучал взволнованно.
— Сейчас это неважно. Ты же понимаешь, что лучше не заставлять Его ждать.
— Конечно, отец, — покорный, спокойный голос. Гермионе было странно слышать его. Даже не видя Малфоя сейчас, она могла понять, что он стоял, склонив голову и смотря в пол.
— Этот ритуал не так легко перенести, особенно тебе. Ты пил Зелье?
— Да, отец.
— Молодец. Тогда отдыхай, не буду тебя беспокоить. Надеюсь, ты не собираешься покидать Поместье.
— Конечно, нет. Увидимся на ужине, — голоса стали громче. Гермиона поняла, что Люциус приблизился к двери. Времени на размышления не осталось. Варианта было два: башня или подвал. Второе оказалось ближе. Нырнув за гобелен, она нащупала массивную ручку и пролезла в проход. Входная дверь отворилась.
Сквозь небольшую щель Гермиона видела, как Люциус Малфой медленно пересек комнату, как через несколько секунд туда вошел Драко и принялся искать её взглядом. Решив, что угрозы больше нет, она вылезла из своего укрытия.
— Ты здесь! — лицо Малфоя просветлело. — Нам нужно спешить, — выдохнул он. Гермиона хотела спросить, о каком ритуале говорил мистер Малфой и что за Зелье Драко пил, но передумала. Они обсудят это потом. Возможно…
К тому же, он вряд ли обрадуется, что она всё слышала.
Ещё одна проходная, и они оказались в библиотеке. Как завороженная, Гермиона застыла на пороге. Огромный зал, весь заставленный книжными стеллажами, которые тянулись вдаль — Гермиона никогда в жизни не видела столько книг в одном месте. Даже Хогвартская библиотека была маленькой комнаткой в сравнении с этой.
— Впечатляет? — спросил Малфой.
— Ещё бы!
— Тогда я поспешу увести тебя отсюда. А то, судя по блеску маньяка в твоих глазах, мы рискуем провести здесь вечность, — он взял её за руку и потащил за собой. Остановился около одного из стеллажей, стоящего около стены, и вынул какую-то книгу. Тот отъехал, открывая узкий проход.
— Проходи, — пропустил её вперед. Потайная секция была больше похожа на кабинет. Книг здесь было не очень много: всего лишь три шкафа. У стены стоял небольшой стол, на нём находились перо и чернильница, несколько пергаментов, подсвечник и глобус. На стене тикали массивные часы, сквозь небольшое окно пробивался свет.
Малфой подставил к полке небольшую лесенку и достал два небольших и, на первый взгляд, невзрачных тома. «Магические артефакты. Часть третья. Книга Судеб.» — прочитала Гермиона надпись на обложке. Она действительно была на рунах.
— Наслаждайся. Словарь достать?
— Да, на всякий случай… Если не сложно, — Гермиона открыла книгу и погрузилась в чтение.

***
Она читала энциклопедию уже более десяти минут и за это время не проронила ни слова. Не зная чем себя занять, Драко принялся рассматривать Книгу Судеб. Переплет, мерцающий при свете свечей, символы, латинская надпись — эта вещь действительно выглядела внушительно.
Он вдруг ясно представил себе Грейнджер, идущую по улице Египта и опасливо озирающуюся по сторонам. А она ведь так и не рассказала, как нашла книгу. Ни в письмах Тину, ни ему сейчас. А он бы не отказался послушать. Когда ему стало так интересно то, что как-то связано с ней?..
А ведь письма до сих пор пылились в столе. Все четырнадцать штук. Там же лежал гребень. Сколько раз Драко хотел их выкинуть, но так и не собрался. Или не очень-то хотел…
Гермиона шумно вздохнула и подняла глаза от книги. В них читалась растерянность.
— Что там у тебя? — спросил Драко, заглянув ей через плечо.
— Не могу понять один оборот. Смотри, здесь написано: «Человек, в чьи руки пришла книга по собственной своей воле да сможет изменить Судьбу человеческую. Да руки его прикоснутся к ней единожды, ибо никто не вправе владеть чужой Судьбой» А дальше идет что-то про пришедших, ушедших, назначенных… Не понимаю, в чем смысл, — она всплеснула руками. Чувствовалось, что признавать собственную слабость даже в такой мелочи ей очень неприятно.
— Дай-ка взглянуть… — Малфой забрал книгу и несколько секунд молча смотрел в текст. — Это одна из форм условного наклонения. Редкая и используемая только в очень древних текстах. Странно, что она здесь: вроде издание не очень давнее. А перевод такой: «Пришедшая в руки его, да уйдет она, когда выполнит он свое назначение. И лишь раз перо его оставит след на той странице её, что сочтет он нужным для себя и других переписывать». Короче, смысл в том, что писать в ней можно только один раз и в одном месте, — быстро закончил он, не до конца осознав смысл произнесенных слов. Лицо Гермионы изменилось. Если до этого на нем читалась обида от того, что Малфой знал Руны лучше неё, то теперь там отразилась паника.
— То есть как в одном месте?! — она вырвала энциклопедию у Драко из рук. — Может, мы что-то не так поняли? Что там дальше? — перелистнула несколько страниц. Судорожные движения, дрожь в голосе и суетливость вряд ли могли помочь найти и понять хоть что-то. Потребовалось больше минуты, чтобы просто открыть нужный раздел. — Тут пишут про какую-то тень… «И лишь тень, чья Судьба стерлась, попавшая в сети Времени, да сможет исправить ошибку его, коли совершена она будет, да вернуть всё на круги своя. Лишь его перо да способно вычеркнуть строки лишние, но лишь те, что рукой человеческой вписаны». Но это не о том, кажется.
— Похоже. Не знаю. Что там дальше?
— Конец раздела. А потом часть про то, как уничтожить книгу. Вернее о том, что сделать этого нельзя.
— А до этого? Ты всё внимательно прочитала?
— До этого написано, что Книгу невозможно найти, если ищешь, что она сама приходит в руки владельцу, и что писать в ней может только тот, кто её нашел. Ни для кого другого она не откроется. Как-то так…
— Понятно, — Малфой машинально кивнул и задумался. Смысл сказанных Гермионой слов медленно проникал в сознание. Получается, что если бы его план удался, и он бы выкрал книгу, это было бы зря? Ведь никто не в силах там писать, кроме великой Нашедшей. Драко почувствовал злость, вскипающую внутри, и благодарность Судьбе одновременно, ведь, хотя его план и мог потерпеть крах, всё сложилось как нельзя лучше.
— Ты нашла, как в ней писать?
— Как раз этим и занимаюсь. Кажется, здесь… — Гермиона провела пальцем по странице и нахмурилась: — Ничего себе ритуальчик!
— Что там?
— «Да прольет Нашедший кровь свою в центр Светила, да оживит Время… Да коснется огонь той страницы Книги, где при взгляде на свет можно образ увидеть свой».
— Чего-чего?
— Как я понимаю, я должна пролить кровь в центр Звезды на обложке. А про образ и огонь я сама не поняла…
— Да уж, прямо загадка Сфинкса. Больше там ничего не написано?
— Больше ничего. Давай я, что ли, попробую… — задумчиво произнесла Гермиона и взглянула на книгу. — Есть тут что-нибудь острое?
— Нож для резки пергамента. Второй ящик стола, — равнодушно ответил Драко. Гермиону это разозлило. Она собралась «проливать кровь», а ему как будто всё равно. Хотя глупо было ждать от него сочувствия.
Гермиона достала остро заточенный нож, похожий на маггловский канцелярский, только с более представительной ручкой, выполненной в старинном стиле, на всякий случай произнесла очищающее заклятье и без лишних размышлений порезала себе безымянный палец. Голова слегка закружилась. Возможно, виноваты были духота, дым свечей и важность ритуала. Вспомнились детские клятвы на крови, больница, куда она попала лет в девять. Тогда боль от пореза была сильнее…
Ойкнув и слегка поморщившись, занесла руку над книгой и выдавила каплю крови, дав ей упасть точно в центр Звезды. В первое мгновение ничего не произошло. Гермиона уже хотела было расстроиться, что зря порезала руку, но тут песчинки в часах зашевелились и медленно стали сползать вниз.
— Итак, время мы оживили, — она с гордостью посмотрела на Драко. — Осталось разобраться с образом…
— Да. Интересно, что будет, когда весь песок пересыплется… — задумчиво произнес Драко. Гермиона подумала, что он мог бы похвалить её за сообразительность, предложить салфетку или просто спросить, не больно ли ей. Хотя бы из вежливости…
Дождешься от него, как же! А ещё аристократ…
— Думаю, лучше не проверять, — Гермиона прикусила губу и принялась постукивать пальцами по столу. На некоторое время об обидах пришлось забыть. Внимание переключилось на более важные вещи. — Образ при взгляде на свет…
Драко быстро подошёл к окну и отдернул шторы. В глаза ударил солнечный свет.
— Дай-ка сюда книгу, — потребовал он, ничего не объясняя. Гермиона не послушалась, так как всё равно догадалась, что он собрался сделать. Открыв первую же страницу, посмотрела сквозь неё на солнце. Сначала та выглядела просто как переливающийся в лучах пергамент, но через пару секунд блики стали складываться в картинку, главной героиней которой была она. Это походило на ожившие иллюстрации, но Гермиона без труда узнала в них себя. Казалось бы, здесь не было ничего особенного: она бежала по заснеженной аллее, падала, поднималась и снова бежала. Ничего такого, что могло бы вызвать тревогу или тоску, но именно они охватили сейчас, сжав грудь и мешая свободно дышать. Она быстро опустила книгу.
— Что там? Что ты видела?
— Себя…
— Выглядишь не слишком довольной.
— Да нет, всё в порядке.
— Можно я взгляну?
— Конечно. Только скорее, песок пересыпался почти наполовину.
Драко взял Книгу и посмотрел сквозь страницу на свет. Его лицо мрачнело с каждой секундой. Он опустил её примерно через минуту. Бегающий взгляд не мог ни на чем сфокусироваться, лицо почти побелело…
— Всё нормально? Что там было? — обеспокоенно спросила Гермиона.
— Ничего, — Малфой ответил резко. Стиснул зубы и сжал руки в кулаки. — Думаю, теперь страницу надо поджечь.
— Да, мне тоже так кажется, — Гермиона вытащила из подсвечника свечу и поднесла её к Книге. Пламя коснулось бумаги и мигом принялось. Она горела, не сгорая: огонь касался страницы и как будто скользил по ней. На том месте, где он уже прошел, стал появляться текст. Это было странное зрелище: пугающе-завораживающее. Хотя и Гермиона, и Драко повидали за свою недолгую жизнь немало, атмосфера этого момента захватила их, заставив сердца биться чуть чаще.
Ровные буквы на желтоватой бумаге… Как будто чья-то невидимая рука вывела их здесь. Гермиона провела пальцами по странице. Сейчас книга вызывала страх, как что-то неизвестное, несущее в себе тайну и возможную опасность.
— Как думаешь, откуда она? Кем создана? — на выдохе спросила Гермиона. Голос прозвучал отрешенно и разнесся эхом, которого, казалось бы, не должно было быть в комнате.
— Не знаю… Здесь может быть не один вариант. Давай поговорим об этом потом, хорошо? — Драко отмахнулся. Её вопрос заставил его задуматься, но это были не те мысли, которыми он готов был занимать сознание, и потому гнал их прочь.
— Хорошо, — Гермиона уже не слушала. Она листала страницу за страницей, и с жадным блеском в глазах впивалась в текст. — Невероятно! История всего мира, всех людей — здесь!
— Грейнджер, Грейнджер, стоп! — Малфой забрал книгу одним резким движением.
— Что ты делаешь?! — она вскочила и попыталась вернуть её обратно, но Драко не дал ей этого сделать.
— Начав читать, ты рискуешь не выйти отсюда уже никогда. Ты же понимаешь, что человеческой жизни не хватит, чтобы хоть мельком проглядеть всё это, — объяснил он.
— Я знаю… — растерянно произнесла она. — Но я немного, всего лишь несколько моментов… Как ты не понимаешь?! Здесь есть всё!
— В том и дело! Это как наркотик. Особенно для тебя. Начнешь — уже не сможешь остановиться.
В его словах была доля правды, Гермиона осознавала это. Ещё только открыв Книгу, она уже представила себе, как прочитает о сотворении мира, откроет тайну Атлантиды, Вавилонской башни, Бермудского треугольника, узнает, как возникла магия, и в чём её секрет, кто были первые волшебники, и какой была жизнь в различных государствах древности. Она сможет закрыть все темные пятна в маггловской и магической истории и совершит прорыв в науке.
Сердце защемило от радости и предвкушения. В этот момент Малфой забрал книгу.
— Я могу посмотреть одну вещь? — спросила Гермиона осторожно. Собственное поведение злило, потому что Книгу нашла она, руку резала тоже она, а теперь она же спрашивает разрешения.
— Что именно?
— Я хочу почитать о тех людях, что нашли книгу до меня. Как мне удалось узнать, история там не из приятных… Не хотелось бы повторить их ошибки.
— Хорошо, — Драко вернул ей книгу. Быстро открыв её на первой попавшейся странице, Гермиона была уверена, что найдет желанное место. В энциклопедии говорилось о чем-то подобном… Что книга обладает собственным разумом и скреплена с Нашедшим нерушимой связью. Поэтому он может открыть её именно там, где ему нужно. И написано в ней в тот момент лишь это, потому что вся история не поместилась бы не только в один такой том, но и в тысячи и миллионы подобных.
Предчувствие Гермиону не обмануло: перед ней была история Марии и Эрика. Читать её необходимости не возникло, потому что всё стало ясно и без этого. Половина страницы была залита черными чернилами.
Так вот что тогда произошло… Мария просто пролила чернила на страницу книги, тем самым истратив свой шанс вмешаться в историю и оборвав жизнь Эрика навсегда.
Осознав это, Гермиона испытала панический ужас.
Разлитые чернила, способные убивать. Какая же огромная, неведомая сила была заключена здесь! И неизвестно, что она несла в себе.
Быстрым движением Гермиона отставила черницу на подоконник, желая унять возрастающее чувство тревоги. Но было ясно, что это не единственная опасность, которая может подстерегать здесь.
Драко подошел сзади и заглянул через плечо.
— Ты вся дрожишь… — прокомментировал он.
— Я… Нет, тебе кажется, — ей не хотелось демонстрировать свой страх.
— Не кажется, но я не хочу с тобой спорить, — отошел и посмотрел в окно. Такое равнодушие убивало. Как будто он не понимал, как важно, фундаментально и судьбоносно то, что происходило с ними сейчас! Как будто видел Книги Судеб по десять раз на дню и уже устал удивляться!
— Это хорошо, — Гермиона ответила машинально. Воспользовавшись тем, что он не смотрел, перелистнула несколько страниц и нашла глазами знакомое имя.
«Драко Малфой по…» только и успела прочесть она, потому что он обернулся, и Гермиона судорожно захлопнула книгу, понимая, чем грозит подобное любопытство.
Малфой опустился на стул.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, на книгу, в окно. Никто не решался начать разговор о самом главном: о том, ради чего они пришли сюда.
Затянувшееся молчание действовало гнетуще. Гермиона вдруг вспомнила, что находилась в Малфой-мэноре, что по этим коридорам ходил Волдеморт, что сюда в любой момент мог зайти Люциус Малфой.
Хотя что ей Волдеморт и Люциус Малфой, когда на коленях лежала Книга Судеб?
Один шанс. У неё есть всего один шанс. Всего лишь несколько слов, которые должны будут изменить многое. Она думала, что сможет писать, сколько захочет: исправлять и перечеркивать, решать и выбирать. Но всё оказалось куда сложнее.
Только сейчас до сознания окончательно дошел смысл той фразы, перевод которой дался ей с таким трудом.
— Ты понимаешь, что теперь, когда я могу исправить лишь что-то одно… — она не смогла закончить. На глаза навернулись слезы. Безысходность, растоптанная надежда. Всё это легло ей на плечи тяжелым грузом.
Малфой посмотрел на неё в упор. В какое-то мгновение ей показалось, что сейчас он достанет палочку и выстрелит Авадой Кедаврой. Но он этого не сделал, лишь молча кивнул.
— Драко… — Гермиона рванулась к нему, но остановилась. — Я не то имела в виду! У нас есть шанс исправить так многое! Ведь я уверена, можно спасти не только твою маму и родителей Гарри, но и тысячи других людей даже этой отпущенной нам фразой, — её дыхание сбилось, щеки раскраснелись. Стало душно от нахлынувших эмоций. — Мы в ответе за них всех теперь. За всех тех, кому поможем, и кому нет. И я не знаю, что делать!
— Ты слишком много на себя берешь… — просто ответил Драко в ответ на длинную эту тираду. Он был слишком глубоко в своих мыслях, чтобы проникнуться переживаниями Гермионы. Все оказалось сложнее, чем он ожидал. Один шанс… Один эпизод…
Что бы они ни придумали, он всё равно в западне. Вернув Нарциссу, он не избавится от Подготовки, а сняв Подготовку, уже не сможет вернуть мать. И что будет с ней, когда она увидит, как рушится его жизнь?
Ведь он не выдержит долго, потому что уже на грани…
Эгоизм, ненависть к себе и к жизни за данную, а потом отобранную надежду, вскипала в душе. А Грейнджер рассуждала о судьбах мира…
Она встала и принялась ходить по комнате.
— Понимаешь, есть множество вариантов. Можно уничтожить Темного Лорда, — на этой фразе Драко поднял глаза и, наконец, прислушался. — Это спасло бы сотни жизней… Но я не знаю... Сейчас, когда мы можем так многое, даже это кажется мелочью, — Гермиона подошла к окну, распахнула его и несколько раз жадно вдохнула. Её трясло, нервное возбуждение достигло предела, отчего зрачки расширились, голос почти пропал, а мысли явно путались. Драко даже подумал предложить ей свое успокоительное, но не стал этого делать, испугавшись лишних вопросов.
Он понимал, о чём она говорила, и готов был бы разделить эти мысли, если бы не собственные проблемы, которые сейчас казались куда важнее эфемерных рассуждений об их предназначении и судьбе человечества.
Ей хорошо, в её жизни нет Темного Лорда, Подготовки, её мать не утонула в Средиземном море. Ей легко говорить о вечных ценностях и глобальных проблемах.
— Как думаешь, может, стоит остановиться, переварить полученную информацию, составить список возможных вариантов и того, что мы хотим получить в итоге, и только после этого что-то писать в Книге? — вдруг спросила Гермиона. Теперь она сидела в кресле в углу, обхватив голову руками и смотря в пол.
Драко встрепенулся. Нет, только не ждать! Они не смогут выйти отсюда, ведь отец наверняка позаботился о том, чтобы он не покинул Поместье. Домовые эльфы могли проболтаться о визите Грейнджер, и тогда их время шло на минуты. Если бы Драко знал, что написать, сам бы вывел рукой Гермионы нужные строки. Но он был не в меньшем замешательстве, чем она.
— Нет, не стоит. Поверь, это не облегчит нам задачу. Лишь больше запутает, — Малфой попытался поддержать беседу, поняв, что иначе Гермиона загонит себя в тупик. — Давай решим, чего мы хотим добиться. Избавить мир от зла и смерти? Не думаю, что стоит заходить так далеко. Тут вряд ли поможет даже Книга Судеб… А вот что мы действительно можем, так это попытаться вернуть близких нам людей и сделать жизнь для себя и родных чуть лучше.
Гермиона кивнула. Драко мыслил здраво, а ей этого явно недоставало. Некстати подумалось о том, как непохож он в своих рассуждениях на привычного Малфоя, почти стоящего на стороне Волдеморта. В грядущей войне, где они снова окажутся по разные стороны баррикад.
Сердце ёкнуло от ужаса подобных мыслей. Но именно они подтолкнули Гермиону к идее, ставшей той нитью, что позволила раскрутить клубок сомнений и противоречий.
Она схватила книгу и распахнула её.
— Что ты собралась делать? — Драко тут же оказался рядом.
— Пусть мы не можем избавить мир от зла, но мы может уничтожить главное его следствие, — начала Гермиона, встав и раскинув руки. Горящие глаза, вдохновленное лицо, разливающийся по комнате голос — она выглядела почти одержимой.
— Ближе к делу. Что ты хочешь написать? И где? — резко остановил её Драко, попытавшись привести в себя.
— Я… — она смешалась. В виде идеи в голове всё выглядело куда проще, чем сейчас, когда нужно было оформить это в слова. — Я хотела… В общем… Я сейчас вдруг вспомнила, как в детстве, ещё до поступления в школу, я смотрела документальный фильм про войну. Я плакала тогда и не могла остановиться. А потом подумала, что если бы я могла изменить что-то в этом мире, то сделала бы так, чтобы её никогда не было…
Из уроков маггловедения Драко смутно помнил, что такое фильм, и какие они бывают. Впрочем, это было не главное. Гермиона, между тем, продолжала. Её голос звенел, глаза блестели от подступивших слез.
— И сейчас, когда я имею такой шанс, хочу воплотить его в жизнь. Пусть это не всё, пусть я могла бы сделать гораздо больше, но пока… Пока я способна лишь на это. Но и это немало. Ведь правда?.. — она остановилась, налила себе воды из графина, выпила залпом и заговорила снова: — Ведь представь: это миллионы искалеченных судеб, миллионы разрушенных семей… Просто так… Я не знаю, каково это. И я не хочу узнать!
— Что и где ты собираешься писать? — грубо спросил Драко. Он так и не получил ответа. Аэто было важно. Ведь в её альтруистических и по-детски наивных задумках был смысл: не будь войны и Темного Лорда, и Подготовки бы не было, и Поместье не стало бы штабом, и Нарциссе не пришлось бы уезжать.
— Не знаю. Я не решила. Можно перед войной с Волдемортом. Написать, что она не случилась. Можно и раньше. Ещё раньше… Так правильнее, я думаю. Например, до Первой Магической войны. Ты помнишь?.. Той, что вел Гриндевальд. Её начало почти совпадает с Первой Мировой у магглов, — Гермиона закончила и перевела взгляд на книгу. Потом снова посмотрела на Малфоя. Как случилось, что именно он находился рядом, когда она принимала, возможно, главное решение в жизни? Как случилось, что вместо того, чтобы идти к Гарри и Рону, просить совета у них, Дамблдора или кого-то ещё, она сидела в маленькой комнате Малфой-мэнора вместе с человеком, которого когда-то ненавидела?..
— И страница у меня открылась на ней… — задумчиво продолжила Гермиона, оторвавшись от размышлений и снова взглянув на книгу. Сейчас почему-то хочется верить знакам.
— Не думаю, что стоит заходить так далеко. Почти сто лет… Мы не знаем, что это может повлечь за собой.
— Да, наверное. Но вряд ли станет хуже.
— Наивно.
— Знаю. Но всё равно… Это миллионы спасенных жизней… — по лицу Гермионы было видно, что её терзают сомнения. — У нас всего одна попытка! — с болью в голове сказала она и резко встала. По дороге сбила с подоконника чернильницу.
Отскочила к стене, смотря на растекшуюся жидкость с неподдельным ужасом. При мысли о том, что могло бы случиться, ей стало плохо.
— Не надо погромов. Если, конечно, не хочешь потом отвечать за них перед моим папочкой, — Малфой усмехнулся и посмотрел на Гермиону с прищуром. Заметив её смятение, произнес очищающее заклятье и добавил: — Это всего лишь чернила.
— Всего лишь чернила… — эхом повторила она. Перед глазами по-прежнему стояла залитая страница. Сердце отсчитывало глухие удары, кровь прилила к вискам. Пережитое потрясение породило нестерпимое желание покончить со всем немедленно.
— Ты прав… — тихо сказала Гермиона и перелистнула несколько страниц. — Тогда так… — обмакнула перо в чернильницу и прикоснулась им к пергаменту. Пути назад больше не было.
«1918 год. Первый этап Магической войны завершен. Режим Гриндевальда, открывший тайну магии обычным людям, окончился практически полным его поражением. Воцарился хрупкий мир». Гермиона не успела подумать, почему стиль книги на этой странице так сильно отличается от того, что она читала чуть раньше, откуда и как появились здесь эти строки. Как сквозь толстый слой ваты услышала голос Драко, произнесший отчаянное «Стой!», а её рука, ровной линией вычеркнув слово «хрупкий», аккуратно вывела «Более люди не знали ужасов войны. Осознав свои ошибки, ценность мира и гармонии, они обрели долгожданное счастье.»
Точка была поставлена. Радость и гордость за совершенный поступок, ещё секунду назад казавшийся таким благородным, вытеснила обжигающая душу тревога. Строки загорелись красным. Пальцы разжались и выпустили перо.
Страх нарастал. Мир терял очертания и краски. Нащупав рядом с собой руку Драко, Гермиона сжала её в своей, пытаясь найти хоть какую-то опору в надвигавшемся водовороте.
Ещё одно мгновение, и всё исчезло.
Не было ни времени, ни пространства, ни света. Она падала в черную бездну.
И летела куда-то вниз.

Конец первой части

От автора:
Вот и подошла к концу первая часть фанфика «Нити Судьбы». Спасибо всем тем, кто был со мной во время её создания, читал, оставлял отзывы, критиковал и поддерживал.
Прошу прощение за то, что так часто задерживала обновления, и все же лелею надежду в будущем исправиться. Хотя знаю, что это будет непросто.
Я решила, что нет смысла сбивать всех с толку, ставя здесь статус «закончен», и начинать вторую часть как новый фанфик, поэтому повествование будет продолжено по этой же ссылке.
Раньше думала, что сделаю перерыв и отдохну от Нитей, когда допишу до этого момента, но сейчас отказалась и от этой идеи. Поэтому конец части вам ничем не грозит))) Только лишь тем, что у меня есть несколько новостей, которые, надеюсь, покажутся вам интересными.
1) После долгих раздумий и сомнений я все-таки решила открыть группу фанфика Вконтакте. Там можно найти фанарт к «Нитям Судьбы», задать любые интересующие вас вопросы и просто пообщаться. Ссылка на группу: http://vkontakte.ru/threads_of_fate
Буду рада вас там видеть!
2) Я сделала небольшой трейлер к фанфику. Планирую потом сделать более расширенную версию из одного или нескольких иллюстративных клипов, а пока рада представить вам вот это: http://www.youtube.com/watch?v=lEtvTF1uPP8&feature=player_embedded
Убедительная просьба прочитать комментарий.
С любовью,
Shadow of the Sun

Мир без чёрного цвета

Нити Судьбы. Часть II

Глава 20
Мир без чёрного цвета

А кто мы и откуда мы пришли?
Мы — прошлых лет вернувшиеся души,
Мы — только эхо, что звучит всё глуше,
Мы — тень времен и горький вздох земли,
Обрывок песни, искра от костра,
Последний луч угасшего светила…
Нам эта жизнь за прежнюю платила
Одной тоской, что всё ещё остра.
(Наталья Садовникова)

Яркая вспышка. В лицо ударил холодный воздух, а в глазах, привыкших к темноте, защипало. Расфокусированный взгляд уловил, как по чуть заснеженной дорожке покатились предметы. Что-то больно ударило по ноге.
Голова не кружилась. Гермиона чувствовала себя нормально, как будто ничего не произошло. Кажется, даже трансгрессия была для неё тяжелее.
До сознания постепенно доходил смысл произошедшего. Сейчас ли?.. Она потеряла ощущение времени и пространства: возможно, прошла секунда, а может, бесконечность — она бы не смогла сказать точно. Казалось, что перемещение длилось меньше секунды и ещё мгновение назад перед ней был стол, падающее перо, тусклый золотистый свет свечи и часть стены библиотеки Малфой-Менора.
Первым чувством было облегчение: они живы, и вроде как стоят на твердой земле. Испугаться не успели, но произошедшее поразило своей зыбкостью и неизвестностью. Ощущение, что они пережили что-то очень важное и опасное, не отпускало.
Гермиона не предполагала, что окажется в другом месте. Конечно, обращаясь с сильнейшим магическим манускриптом, нужно быть готовой ко всему, но всё же перемещение оказалось неожиданным. С чего вдруг?..
Она понятия не имела, где находится.
Через несколько секунд Гермиона поняла, что катящимися предметами были красные яблоки, по-видимому, выпавшие из пакета, одна ручка которого до сих пор была у неё в руке. На ногу упала небольшая яркая сумка, видимо, её собственная. Но это ведь не её вещи!
Обычно при подобных перемещениях менялся мир вокруг, но не ты сам. А она чувствовала себя и, кажется, выглядела совершенно иначе. Всё это было более чем странно.
— Ты с ума сошла, Грейнджер?! — возмущенный голос Малфоя громыхнул прямо над ухом. — Хоть бы предупре… — он осекся, взглянув на неё. — Неплохо выглядишь… — это прозвучало растерянно и машинально. Он смотрел так, как будто пытался вникнуть в случившееся или же убедиться, что не страдает галлюцинациями. — Почему ты в другой одежде?
Гермиона поймала свое отражение в витрине ближайшего магазина. Что происходит?.. Нельзя сказать, чтобы ей не нравился новый облик, но откуда такие перемены? У неё не было ни этого пальто, ни юбки, ни ботинок.
Малфой же не изменился: всё те же черные брюки и черный свитер. Сейчас рядом с ним она выглядела непростительно яркой.
— Понятия не имею, — честно призналась Гермиона. Страха почти не было, но теперь неясно, как вести себя, что думать и чувствовать. Осознание произошедшего не пришло окончательно. Наверное, оно могло бы свести с ума, ведь они только что переписали историю.
— А где книга? — вдруг спросил Драко. Гермиона вдруг поняла, что беспокоило её с самой первой секунды пребывания здесь. Книги не было! А она ведь вроде держала ту в руках в момент перемещения… Или нет? Помнилось смутно. Где её теперь искать?.
Этот вопрос накатил волной и в одно мгновение захлестнул паникой.
— Я не знаю… — отозвалась она. Резко зажмурилась и прикусила губу.
Осмотревшись, увидела, что они стоят на небольшой светлой улице. Людей поблизости не было. Маленькие домики, окошки со ставнями, деревянные двери с резными рисунками — всё это немного походило на город из прошлого. Быть может, они переместились во времени?
Судя по тому, что под ногами лежал снег, время года не изменилось. Не изменилось и время суток, потому что солнце ещё светило, но уже близилось к закату. Так бывает как раз часов в пять после полудня. Где-то вдалеке, за поворотом, слышались голоса, звуки музыки, шум моторов.
— Молодец, ничего не скажешь! И где мы оказались? — спросил Малфой с напором. — Что ты хоть там написала? Я не всё успел прочесть, — он как будто нарочно подливал масла в огонь. Ну вот зачем, зачем он так? И этим ужасным тоном! Как будто не видел, как ей плохо и страшно.
— Я написала, что после окончания Первой магической войны больше войн не было, и люди обрели долгожданное счастье… Кажется, так, — Гермиона говорила с придыханием, руки дрожали. Она с трудом вспоминала слова, хотя, казалось бы, должна была бы запомнить их надолго.
— Понятно. Предлагаю пойти осмотреться и выяснить, к чему это привело, — сказал Драко. Он выглядел чуть спокойнее, чем мгновение назад, но по-прежнему смотрел укоризненно.
— Не поверишь, я как раз собиралась предложить то же самое, — ответила она резко, в мгновение изменившись. Как будто поняла, что на поддержку Малфоя рассчитывать не приходится, и решив снова стать сильной.
Малфой пошел в ту сторону, откуда доносились звуки, и жестом поманил Гермиону. Он двигался осторожно, как будто боясь, что земля под ним может провалиться.
Страх охватывал Гермиону всё сильнее. Если Книга способна убить разлитыми чернилами, то кто знает, куда она могла их забросить? Почему они так легко доверились ей, почему поспешили?
Если где-то произошла ошибка — она одна во всём виновата. Ведь Малфой прав, она даже не спросила! Сорвалась, не выдержала…
Воображение рисовало страшные картины того, что они могли увидеть за углом. Гермиона старалась держаться поближе к Драко, и сейчас шла с ним рука об руку.
Они свернули за угол. Когда оставался лишь шаг до поворота, Гермионе показалось, что у неё вот-вот остановится сердце. Малфой выглядел невозмутимо. Он встал перед ней, как будто готовясь защитить. Гермионе хотелось верить, что он и правда поможет, если что-то пойдет не так. Верить вопреки былой ненависти и тоннам накопившихся обид.
За поворотом оказалась обычная мостовая Темзы: магазинчики, палатки, пристань… Неспешно прогуливающиеся люди в странной одежде: никаких джинсов, кроссовок и курток — лишь костюмы, пальто и плащи. Яркие, светлые цвета… И лица. Не серые и унылые лица мегаполиса в зимний вечер рабочего дня, а счастливые и приветливые.
Мимо прошла небольшая компания людей, широко улыбнувшихся Гермионе и косо взглянувших на Малфоя.
Они находятся в маггловской части города — теперь Гермиона не сомневалась в этом.
Место было знакомым и незнакомым одновременно. Она помнила, как ходила по этой улице в детстве. Помнила кафе, которое находилось недалеко отсюда: она часто бывала там на каникулах. Садилась у окна, смотрела на проплывающую за ним жизнь и думала о своей.
Мимо пролетел человек на метле, стоящая неподалеку девочка вытащила волшебную палочку, а влюбленная пара, взявшись за руки, растворилась в воздухе. Гермиона не сразу поняла, что не так. Сначала восприняла произошедшее как должное, ведь сама видела подобное сотню раз. Вот только сейчас она не в Косом переулке…
Взглянула на магазины. Вывески гласили «Магическая и маггловская мода», «Шоколадный рай», «Бар» (у нас есть сливочное пиво и бесплатная каминная сеть)». И то самое кафе. «Лунный свет».
Гермиона шумно выдохнула, пытаясь осмыслить увиденное.
Ответа на этот вопрос она не нашла, зато застыла, когда увидела, как по улице проехал паровой автомобиль конца XIX века.
Их всё-таки забросило в прошлое?..
От удивления Гермиона на какое-то время выпала из реальности и очнулась от того, что Малфой дергал за рукав. По-видимому, уже несколько секунд, потому что был порядком раздражен.
— Грейнджер! Какого черта здесь происходит?! — резко спросил он. И помотрел так, как будто она одна во всем виновата. Впрочем, так ведь оно и было. — Неплохая идея. Как я понимаю, мы в центре маггловского Лондона?
— Правильно понимаешь. Только тут всё как-то странно… — она пожала плечами. Нельзя сказать, чтобы увиденное ей не нравилось, но оно так выпадало из привычных рамок, что Гермиона не могла принять его.
— Надо думать. Я, конечно, не специалист, но люди на метлах в маггловском мире — странное явление, — съязвил Малфой.
—Автомобили прошлого столетия — тоже не каждый день увидишь, — сказала Гермиона. Взгляд упал на палатку с надписью «Периодическая печать».
— Пойдем купим газет, — предложила она. —Узнаем хоть что-то.
в палатке сидела пожилая женщина в синем берете.
— Что вам угодно, мисс? — вежливо спросила она.
— Дайте, пожалуйста, все номера «Таймс» за последние три месяца.
— Номера чего?
Гермиона прикусила губу. «Таймс» здесь не выпускают. Ладно, зайдем с другой стороны. Раз уж тут ходят с волшебными палочками, трансгрессируют и летают на метлах, то быть может…
— А «Ежедневный пророк»?
— Мисс, простите, но я не понимаю, о чём вы.
— Хорошо… Тогда дайте мне, пожалуйста, номера главной городской газеты.
— «Постулат»? — продавщица смотрела на Гермиону подозрительно. — С вами всё в порядке? Быть может, вы нуждаетесь в помощи? — спросила она.
— Нет-нет… Всё хорошо. Да, именно её.
Смерив Гермиону взглядом, в котором смешались участие и опаска, женщина вручила ей стопку газет с ярким заголовком «Постулат — главная газета ОММГ»
— Сколько с меня?
— Два альба.
«Чего?..» — чуть было не вырвалось у Гермионы. По логике вещей, деньги должны лежать в кошельке. Если повезет, у неё окажутся эти загадочные альбы.
В сумке обнаружились волшебная палочка, расческа, книга, какие-то коробочки, изучение которых Гермиона отложила на потом, паспорт и, — о радость! — мешочек с деньгами. Вытащив его, Гермиона несколько секунд рассматривала монетки с изображением Альбуса Дамблдора на десятках и неизвестного ей человека на единицах.
Продавщица смотрела всё более пристально. Чтобы не вызывать лишних подозрений, Гермиона расплатилась, забрала покупки и пошла прочь от палатки. Драко тут же оказался рядом.
Сначала Гермиона нашла самую свежую газету и посмотрела дату. Та не изменилась. Значит, они не в прошлом…
— Вон там, в соседнем доме, — Малфой указал куда-то вправо, — находится «Маггло-магическое сообщество». Ничего не смущает?
— Что, прости? — ошарашено спросила Гермиона. Любопытство раздирало, но она почему-то откладывала момент истины и не открывала газеты. Свернув их, посмотрела на Драко: — Давай уйдем в какое-нибудь тихое место. Всё изучим, обсудим и решим, что делать дальше.
Малфой кивнул.
— Куда пойдем? — спросила Гермиона.
— Куда тебе больше нравится?
— Если бы я знала, то не спрашивала бы.
— А… Перекладываем ответственность, значит, — Малфой подмигнул ей. Его спокойствие и веселость казались неуместными. — Ну пойдем налево.
Не успели они пройти и нескольких метров, как перед ними возник полисмен. Форма выглядела непривычно, но догадаться было нетрудно.
— Молодые люди, предъявите, пожалуйста, документы, — обратился он к Драко. У Гермионы сердце ухнуло в пятки. Наверняка Малфой не носил с собой паспорт. А если и носил, то не тот, что нужен был сейчас. Интересно, почему она перенеслась в свое здешнее тело, а он — нет?
Не без труда Гермиона нашла в сумочке паспорт. Он был зеленого цвета с выгравированными на обложке буквами «Объединенное Маггло-Магическое Государство».Взгляд упал на одну из газет, которые она все ещё держала в руке. ОММГ… Так вот оно что.
Отдала паспорт полицейскому. Тот открыл его, полистал и вернул.
Драко стоял рядом. Гермиона была поражена его спокойствием.
— А вы, мистер? — обратился к нему полисмен.
— У меня нет с собой документов. Но, быть может, фамилия Малфой вам о чём -нибудь говорит? — медленно и излишне самоуверенно произнес он.
— Ни о чём. Я вынужден попросить вас пройти со мной.
— Как я понимаю, выбора вы мне не предоставляете, — ядовито ответил Драко. — Что ж, прекрасно… Боюсь только, что мой необоснованный арест может обернуться для вас проблемами.
Полисмен посмотрел на Драко так, как будто вообще не понимал, о чём тот говорит. Малфой поник.
Гермиона вспылила. Она всегда злилась, когда что-то нарушало её планы.
— Покажите ваше удостоверение, пожалуйста, — обратилась она к полисмену гневно и твердо., Он обязан послушаться. Хотя вряд ли это поможет.
Увидев удостоверение, Гермиона не успокоилась:
—Разве вы имеете право требовать у нас документы, если не подозреваете в преступлении? — не унималась она, будто забыв, что находится в чужом мире. И законы здесь могли быть другими. — Мы не совершили ничего особенного! И вы не имеете права… — Гермиона осеклась, потому что Малфой резко дернул её за руку, развернул к себе и прошептал:
— Успокойся же ты! Сделаешь ещё хуже.
— Что за беспечность и пассивность?! — всплеснула руками Гермиона. — Впрочем, если так хочешь в участок, иди один! — она отвернулась. Понимала, что вела себя глупо, но не хотела останавливаться. В ней загорелось какое-то детское, нелепое упрямство. Драко лишь пожал плечами. Развернулся и пошел за полисменом.
Гермиона смотрела им вслед, не двигаясь с места, но потом поняла, что потеряться сейчас будет худшим вариантом, и побежала следом.
— Так и знал, что ты не выдержишь, — усмехнулся Малфой.
— Просто я подумала, что нам лучше не расставаться, — выпалила Гермиона, смутившись. Он просчитывал её действия наперед? Отвратительно! — Пока что… — быстро добавила она и обиженно поджала губы. Драко лишь усмехнулся.
— Ну конечно, куда ж ты без меня, Гермиона? — выдохнул он, властным жестом обнял её за талию и притянул к себе, заставив идти с ним практически вплотную. Они выглядели как влюблённая парочка. Полисмен оглянулся, но ничего не сказал.
— Малфой! — Гермиона попыталась освободиться. — Что ты творишь? — закричать возможности не было, вырываться тоже было чревато, поэтому, когда стало понятно, что он её не отпустит, пришлось смириться.
Его поведение было странным с самого появления здесь. Откуда эта излишняя весёлость? Они переписали историю, понятия не имели, где находятся, а сейчас их вели в полицейский участок. Он же выглядел так, как будто за хлебом в магазин отправился!
«Какой хлеб, какой магазин?!» — одернула себя Гермиона. Перед глазами возникла картина: Малфой с пакетом шел в палатку за хлебом. Смешно… Он и слов-то таких, наверное, не знал.
И всё же его спокойствие возмущало.
Хотя, возможно, это и правильно, потому что паника сейчас точно не приведет к хорошему. Гермиона тоже попыталась расслабиться, но выходило из рук вон плохо.
— Ничего личного… Просто так нам удобнее будет говорить о своем, не привлекая внимания, — выдохнул он ей в ухо. По спине побежали мурашки. Его слова привели Гермиону в бешенство: сначала обнимает её, а потом заявляет «ничего личного». И ведь он, черт возьми, прав, а она даже поорать на него толком не может!
— М… м… — Гермиона хотела начать очередную гневную тираду, но не стала, потому что полисмен снова обернулся.
— Молодец, терпи. Тренируй силу воли, — тихо сказал Малфой, проведя рукой по её спине. Гермиона встрепенулась и снова попыталась сбросить его руку: — Вот закончится это, и ты свое получишь! — гневным шепотом процедила она. Его рука снова покоилась на её талии.
— Непременно… — усмехнулся он. «Вот гад!» — подумала Гермиона. Такой Драко всегда раздражал её… и притягивал. — Лучше расскажи мне, что за странные кареты без лошадей тут ездят, — как ни в чем ни бывало, попросил он.
— Это автомобиль — маггловское изобретение для перемещений. Вот только в нашем мире они выглядят немного иначе, а такими были лет семьдесят назад.
— Интересно… И как он работает?
— С каких пор ты интересуешься миром магглов?
— С тех самых, как оказался в этом странном месте. Кстати, что было написано на твоем паспорте?
— Объединенное Маггло-Магическое Государство.
— Вот видишь, куда нас забросило. И это всё твои заслуги.
— Конечно-конечно! Расстрелять меня за это…
Шутки выходили натянутыми. Перед глазами стояла страница Книги Судеб с написанными черными буквами. Ничего уже не исправить: все мосты сожжены, все пути отрезаны.
И им придется жить в этом мире, каким бы он ни оказался.
Оба изменились, оказавшись здесь: сами того не заметив, стали другими. Как будто рухнули какие-то рамки, и больше не было смысла играть во врагов.
Гермиона бы, наверное, позволила себе почувствовать себя счастливой, если бы не чувство тревоги и вины. Хотя Малфой явно шутил, обвиняя её, но она не могла отделаться от мысли, что всё плохое, происходящее здесь, тяжелым грузом ложится на её плечи.
Солнечный мир вокруг был ярким и счастливым, и это словно бы ослепляло, но ощущение ложности происходящего не отпускало.
Они прошли по мостовой, через площадь с фонтанами, и оказались напротив большого белого здания. На нём было написано «Управление Общественной Безопасностью».
Оно не походило на обычный полицейский участок с мрачной атмосферой, камерами и решетками. Здесь было светло, миловидные девушки встречали на входе широкими улыбками — ничего не предвещало опасности.
Полисмен проводил Драко и Гермиону до огромного зала, стены которого представляли собой выдвижные ящики, которые были заполнены бумагами. Какими именно, можно было только догадываться.
Несколько человек в светло-серой форме находились в зале. Некоторые сидели за столами и набирали что-то на печатных машинках, другие переговаривались, с помощью магии или небольших лесенок вытаскивали с полок бежевые папки, что-то перекладывали, писали...
Полисмен подвел Драко и Гермиону к столу, за которым сидела молодая женщина. Перед ней стояла табличка с надписью «Заведующая архивным отделением Валери Стоулс».
— Валери, проверь, пожалуйста, по базе фамилию «Малфой», — обратился к ней полисмен.
— Хорошо, — отозвалась она и с прищуром посмотрела на Драко. — Вы чистокровный волшебник?
— Да, — равнодушно ответил тот.
Девушка произнесла какое-то заклинание, и у неё в руке появилась папка внушительных размеров. Открыв её, стала водить пальцем по странице. — Маккинн, Маклагген, Малкнейр, Малстон, Малфорд… — шептала она себе под нос, потом остановилась и громко произнесла: — Малфоев нет.
— Как нет?! — непроизвольно вырвалось у Драко.
— Молодой человек, вы уверены, что из чистокровной семьи?
— Да! Наш род один из древнейших в Англии, идет корнями от самого Салазара. И вы спрашиваете, чистокровный ли я?! — Драко был раздражен и еле сдерживался, чтобы не закричать.
— Где ваши документы, мистер Малфой? — спросила женщина.
— Я не взял их с собой.
— Вы должны знать, что это нарушение правопорядка, мистер Малфой. Вам придется дождаться дальнейшего разбирательства дела. Возможно, это недоразумение, но вы понимаете, что в нынешней ситуации мы обязаны проверять каждого, — широко улыбаясь, объяснила она.
— Проверь девушку, — обратился к ней полисмен. — Мисс Грейнджер, магглорожденная.
В руках у женщины появилась другая папка. Несколько секунд она смотрела туда, а затем громко произнесла: — Салли, сектор Б, седьмая полка. Дело №17656.
Молоденькая девушка в синем платье тут же оказалась рядом. Взяв маленькую лесенку, добралась до одной из верхних полок, выдвинула ящик и вытащила оттуда бежевую папку.
«Гермиона Грейнджер. Личное дело» — успела прочитать Гермиона, пока девушка передавала папку.
— Гермиона Грейнджер, магглорожденная волшебница. Совершеннолетняя. Проживает на Уинстон стрит, 57, учится в школе чародейства и волшебства Хогвартс, никаких правонарушений не замечено, в связи с организациями Сопротивления не состояла.» — огласила женщина. Гермиона сглотнула. Они знали о ней так много. Почему? Откуда? В сознании возникали всё новые и новые вопросы. Становилось страшно. Она взглянула на Драко, который стоял неподалеку и выглядел потерянным. В его глазах читался немой вопрос: «Какого черта здесь происходит?!»
— Мисс Грейнджер, не вижу смысла более вас задерживать. Можете идти. А вас, мистер Малфой, я попрошу пройти в Зону ожидания.
— Я могу пойти с ним? — взволнованно воскликнула Гермиона, подбежав к Драко и взяв его за локоть.
— В Зону ожидания не пускаются мирные граждане, мисс.
— Но как же так! Я хочу пойти с ним! — Гермиона чувствовала, как звенел голос; внутри всё дрожало. Только бы не остаться одной.
— Идите домой, мисс.
— Нет! — Гермиона скрестила руки на груди, с вызовом оглядев зал. Драко смерил её долгим взглядом, а затем обратился к полисмену:
— Я могу поговорить со своей девушкой? Наедине.
— У вас пять минут.
Они отошли в сторону. Драко развернул Гермиону к себе, взял за плечи и заглянул в глаза. Это был такой теплый, доверительный жест, что у той защемило сердце. Она не выдержала и улыбнулась, хотя ситуация располагала совсем не к этому.
— Твоей девушкой?.. — на выдохе спросила Гермиона.
— Не бери в голову, — отмахнулся Малфой. — Мне надо было что-то сказать.
Взгляд Гермионы потускнел, но Драко как будто этого не заметил. — Ты видишь, в каком странном месте мы оказались… — начал он. — Нам надо выяснить, что к чему, и попытаться решить, что делать дальше. Я не знаю, что такое Зона ожидания, но предположения у меня есть. Если мы окажемся там вдвоем, то можем выбраться не скоро. Поэтому, черт возьми, не нарывайся!
— Ты хочешь, чтобы мы разделились? — испуганно спросила Гермиона.
— Не вижу других вариантов.
Гермиона быстро закивала. В глазах у неё вдруг защипало. Еле сдерживая слезы, она произнесла:
— Я вытащу тебя отсюда! Честно… Ведь это я одна во всем виновата! Ты прав, если бы не я… — она не закончила, потому что Малфой тряхнул её за плечи, заставив вновь посмотреть на себя, а потом сказал:
— Ты слишком много берешь на себя, Грейнджер. Между прочим, это признак гордыни. Если кто и виноват, так мы оба. И не только мы. Просто так легли карты. А разбираться будем вместе, но если ты продолжишь паниковать, то сделаешь только хуже, — медленно проговорил он, не отпуская её взгляда. Гермиона была поражена его хладнокровием — оно вызывало восхищение. Несколько раз кивнув, хотела было развернуться, но Малфой прижал её к себе и крепко обнял. Так, как умел только он. Властно и нежно одновременно.
— Я попробую что-нибудь придумать, — тихо сказала Гермиона. — Ты же знаешь меня… Я обязательно что-нибудь придумаю! — Знаю, Грейнджер, — отозвался он, проведя рукой по её волосам. — Потому опасаюсь и за себя, и за всех жителей этого чертового государства.
— Ну спасибо!
Он ушел следом за полицейским, а она, дойдя за ними до угла и увидев, что Зона ожидания — это небольшая комната за серебристой решеткой, направилась к двери с надписью «Выход».

***
Гермиона пересекла площадь и снова оказалась на мостовой. Без Малфоя всё вокруг выглядело совсем иначе: враждебнее.
Казалось, что опасности подстерегают везде, что ни одна ошибка не пройдет бесследно. А она здесь совсем одна, и нет никого-никого, кто мог бы помочь, подсказать, направить.
Ветер поднимал над землей клубы снега и насвистывал зимние мотивы, которые казались сейчас тоскливыми и тревожными. Мимо шли люди и улыбались. От этого становилось ещё более жутко. Они никто ей, и их участие ложно. Ведь, несмотря на эти улыбки, обратиться не к кому.
Хотелось кричать. Громко-громко. Кто она? Зачем здесь?.. Что может она, одна из миллиардов живущих на земле, против этого вечного водоворота?
Она больше не вершительница Судеб, её лишили той опоры, на которой Гермиона держалась весь этот год. Раньше всегда была возможность всё исправить, теперь же пути назад не было. И можно рассчитывать только на себя.
Куда идти? Она не знала. Захотелось оказаться дома, спрятаться ото всех и не выходить, пока мама не позовет готовить ужин или помочь по дому. Как в детстве… Интересно, а какие они здесь, её родители? Такие же, как и раньше, или изменились вместе со всем? Стоило бы навестить их. Но позже, ведь сейчас были другие дела.
Гермиона пошла по набережной, потом по переулку, по шумной многолюдной улице мимо киосков, магазинов, вокзала и кафе. Ориентироваться в городе было сложно, потому что все ненаносимые магические объекты стали видимыми, изменив Лондон до неузнаваемости. Судя по всему, чары Ненаносимости и Сокрытия больше не использовались..
Гермиона решила искать Годрикову впадину. Ведь к кому ей идти, если не к Гарри?
Пришлось купить карту, потому что дороги она не знала.
Мимо проехал автобус, такой же старинный, как и здешние автомобили. Найдя ближайшую остановку, Гермиона долго изучала карту маршрутов, и немало удивилась, когда поняла, что сможет доехать отсюда почти до нужного места по прямой. Через несколько минут уже сидела в автобусе и рассматривала проносящиеся за окном виды. Было около пяти часов, и уже смеркалось. На улице зажглись фонари, окрашивая мир вокруг в золотистый цвет. Они были, кажется, везде, даже в самых маленьких закоулках.
Менее чем через полчаса Гермиона стояла перед домом Гарри Поттера. Сердце сжималось от предвкушения грядущей встречи.
Как всё изменилось! Когда она была здесь в последний раз, то видела темную, полузаброшенную улицу, окутанную атмосферой смерти и обреченности, сейчас же это была светлое, уютное место, где царили покой и умиротворение. Разноцветные фонарики и гирлянды, видимо, оставшиеся с Рождества, украшали дома. Аккуратные дорожки, чуть припорошенные снегом, наряженные ели, причудливые узоры на окнах, из которых льется мягкий, приглушенный свет, запах хвои и пряностей…
Гермиона стояла перед домом несколько минут, не решаясь позвонить в колокольчик, и первый раз за день подумала: а может, она всё сделала правильно?
Наконец рука прикоснулась к железному кольцу. Гермиона услышала, как в доме раздался звонок. В зашторенных окнах замелькали размытые силуэты. Через секунду дверь открылась и на пороге появился Гарри. Она была так счастлива его видеть! Он здесь, живой… Гермиона еле сдержалась, чтобы не броситься ему на шею.
Он смотрел на неё странно, а она без стеснения его рассматривала. Гарри почти не изменился: те же черные всклокоченные волосы, теплые зеленые глаза. Вот только взгляд стал другим — исчезли боль потерь и груз ответственности. И шрама на лбу больше не было.
— Гермиона Грейнджер? — удивленно спросил Гарри. — Не ожидал тебя увидеть.
— Гарри, привет, я… — Гермиона не знала, что говорить, переминалась на месте и никак не могла удержать взгляд на чем-то одном.
— Кто там, сынок? — послышался приятный женский голос изнутри. Гермиона сглотнула. Всё внутри трепетало от радости: родители Гарри живы!
— Мам, это Гермиона Грейнджер. Моя однокурсница, — ответил Гарри, обернувшись.
— Так что же ты держишь девочку в дверях? — голос стал громче, и через секунду Гермиона увидела красивую рыжеволосую женщину с длинными волосами, искрящимися зелеными глазами и мягкой, приветливой улыбкой.
— Проходите, Гермиона, — она сделала приглашающий жест рукой. — Вы должно быть, продрогли. Сегодня обещали похолодание…
Вскоре они уже сидели на светлой уютной кухне и пили горячий ароматный чай с невероятно вкусным печеньем.
Из разговора Гермиона смогла понять, что в школе они с Гарри почти не общаются, хотя и учатся «в одной группе», что дома у него она никогда раньше не была и что он счастлив.
Она была рада за него, но хотелось плакать оттого, какая огромная пропасть оказалась между ними. Разговор шёл тяжело. Так, как идет он обычно между людьми, которые вроде бы знакомы, но всё-таки не друзья.
Рассказывать о Книге Гермиона не стала.
Через двадцать минут пришел Джеймс Поттер. Гермиона ещё раз удивилась тому, как сильно похож Гарри на отца, увидела его семилетнюю сестру Хэлли, которая сбежала по деревянной лестнице навстречу любимому папе.
И в этот момент вдруг окончательно осознала, что в жизни Гарри ей нет места. Она — из другого мира, и их отношения никогда не станут такими, какими были там. Но он счастлив, и это главное.
Гермиона поблагодарила за чай, извинилась за визит без предупреждения, пообещала Лили, что ещё обязательно придет к ним, и вышла.
Вышла на улицу и долго смотрела на небо. Было больно. Гермиона ругала себя за это как за проявление нелепого эгоизма. Но почему-то раньше казалось, что дружба — это что-то вечное и нерушимое, что над ней не властны ни время, ни случай, ни даже Книга Судеб. А оказалось, что всё так зыбко, а отношения тают, как снег, который падал сейчас с серо-синего неба. И что так многое зависит от обстоятельств.
Вдруг стало так очевидно, что ничего общего у них с Гарри не было: ни общего прошлого, которое раньше связывало их прочной нитью, ни общих тем, общих слез и смеха на двоих. Такого, какой бывает только у людей, которые знают друг о друге столько, что скрывать что-то уже нет смысла. Она сама, своей рукой зачеркнула всё это. Теперь у него свои проблемы, мечты и радости. Своя жизнь. А у неё — своя. И ничего уже не изменить.
Гарри упоминал что-то про Рона. Быть может, с ним всё иначе?..
Гермионе было страшно идти в Нору, но она знала, что должна будет сделать это в любом случае, а в омут лучше бросаться сразу.
Нору она нашла быстро, как будто знала её даже в этом мире — где-то на уровне подсознания. Угадывала номера автобусов, нужные повороты и пересадку. Откуда в ней это знание, осталось загадкой. Как и то, почему столь сильно изменилось когда-то любимое ею жилище Уизли. Это был уже не тот уютный дом с пристройками, где произошло так много всего, а кирпичный дом с балконами, воротами и садом. Уют и разнородность исчезли, оставив вместо себя типичную картину благополучной жизни обычной английской семьи. Было обидно до боли. У неё самой ведь похожий дом. Таких домов сотни в Англии и тысячи в мире. А Нора такая одна. Была.
Стараясь не давать волю эмоциям, Гермиона прошла через сад и приблизилась к приоткрытой двери. На всякий случай постучала. В первые несколько секунд ответом была тишина, а потом дверь распахнулась резко, и на пороге появился Рон, который, схватив Гермиону за руку, втащил ту внутрь. Помог снять пальто.
— Где ты была? Ушла в магазин и пропала! Я места себе не находил, — он выглядел нервным и раздраженным. Гермиона поняла, что с ним, в отличии от Гарри, они общались весьма тесно. Она понятия не имела, о чем он говорил, но нужно было подыграть.
— Прости, пожалуйста. Я встретила знакомых и поэтому задержалась, — ответила она.
— Я волновался.
— Я знаю, ты всегда за меня волнуешься, причем чаще всего совсем без повода.
Что-то меняется, но что-то остается неизменным. Похоже, отношение к ней Рона относилось к последнему. И Гермиона не знала, радоваться ли... Понятия не имела, могла ли доверять этому Рону, но выбора не было. — Хотя, знаешь, в этот раз у меня действительно проблемы, — начала она. Сказать следующую фразу стоило огромных усилий: — Дело касается Драко Малфоя…
— Какого ещё Малфоя? — непонимающе спросил Рон. Они не знакомы?!
Гермионе стоило огромных усилий не задать этот вопрос и не выдать своего удивления.
— Драко Малфой… Из нашей школы. Ты что, не помнишь? — спросила она с осторожностью. Всё это походило на странный сон — события, поступки, сменяющиеся картинки. И совершенно никакой логики.
— Я не обязан помнить всех, с кем ты общаешься, — холодно ответил Рон. Несколько секунд смотрел на неё в упор, потом тяжело вздохнул. — Пойдем пить чай, — сказал уже спокойнее. Подошел к ней, обнял за плечи. — Я люблю тебя, Гермиона, как ты не понимаешь? И я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности…
Она вздрогнула. Неожиданное признание, которое для нынешней Гермионы, скорее всего, признанием уже не было, поразило. В этом мире они с Роном встречаются?..
Эта новость, хоть и была удивительной и должна была стать приятной, радости не принесла. Напротив, ощущение было таким, что ей на плечи лег ещё один груз. В голове мимолетной вспышкой вспыхнул вопрос: «А как же Малфой?».
— Какой опасности? — тихо спросила она.
— Как будто ты не понимаешь?! — Рон закатил глаза. Отодвинул стул, приглашая садиться. — Все эти твои проекты, идеи… Они не приведут к хорошему.
Гермиона глубоко вдохнула. Разговор принимал интересный оборот. Быть может, удастся хоть что-то выяснить. Рон протянул ей чашку горячего чая. — С мелиссой, как ты любишь, — улыбнулся он. Сжав чашку руками, Гермиона зажмурилась. Так странно… Как будто она попала в чужую жизнь, а происходящее здесь — не для неё.
Но ведь так оно и было.
— А что в них такого? — задала Гермиона самый безобидный вопрос. Только бы себя не раскрыть…
Чужеродность происходящего ужасала. Даже собственное тело было не таким, как раньше. Сейчас это почувствовалось особенно остро.
А Рон только что признался ей в любви. И обнял так властно! Почти как Малфой, только чуть-чуть иначе.
— Мы сотню раз обсуждали это… Я знаю, наше общество не идеально, но это лучшее, что может быть на данный момент. Ты не можешь не согласиться. Мы не участвовали ни в одной войне уже почти сто лет, у нас почти нет преступности. Возможно, нужны реформы. Отец говорит, что они собираются проводиться… — он замолчал. Гермиона, до того жадно слушавшая, уставилось на него горящими от нетерпения глазами в ожидании продолжения. — Черт! Как же я устал от этой политики! — вдруг воскликнул Рон, посмотрел на Гермиону и, пододвинув к ней свой стул, взял за руки. — Не вмешивайся в это, пожалуйста, — почти с мольбой сказал он. — Политика — не место для такой ранимой и хрупкой девушки, как ты, — с этими словами заглянул ей в глаза и притянул к себе, обнимая. Она тоже обняла его, хотя хотелось отстраниться. Этот Рон не нравился ей. Что-то с ним было не так.
— Что за реформы будут проводиться? — спросила Гермиона, надеясь, что он всё-таки её отпустит. Так и случилось.
— Я не знаю. Мне, в принципе, нет до них дела. Лишь бы у нас всё складывалось хорошо, и ты была рядом.
Сказав это, Рон поцеловал её. Страстно, с любовью. Для неё это был третий поцелуй в жизни. Или нет? Ведь первые два были в другом мире. Но она помнит их, значит, они были. Хотя…
Перед глазами вдруг возникло лицо Малфоя.
Он до сих пор там, а она так ничего и не сделала! Эта мысль заставила Гермиону быстро отстраниться. Она вскочила. Щеки пылали, в глазах появился фосфорический блеск.
— Прости, пожалуйста, мне надо идти.
— Куда? — зло спросил Рон.
— Мне нужно, мне нужно… помочь одному человеку.
— Этому твоему Мэлфорду? — Рон скорчил презрительную гримасу.
— Малфою, — поправила его Гермиона.
— Он тоже из этих, да? — Рон преградил ей путь к выходу.
— Из кого? — непонимающе спросила Гермиона.
— РОК.
— Откуда-откуда?
— Тебе ли не знать? — Рон говорил язвительно и зло. — Я понимаю, тебе всегда нравилось запретное, но хоть чуть-чуть-то думать можно!
— Я понятия не имею, о чём ты, — честно призналась Гермиона.
— Как же! — Рон становился все более и более раздраженным. — Мне плевать на них, их выходки и идеи, но когда дело касается тебя…
— Пожалуйста, дай мне пройти, — ледяным голосом сказала Гермиона. Ей хотелось поскорее выйти отсюда. Мысль о том, что это — Нора, подливала масла в огонь. Что она натворила?!
На глаза навернулись слезы.
— Я не отпущу тебя никуда в таком состоянии.
— Рон, пожалуйста! — она была почти в отчаянии. Чужие люди, чужой мир. До безумия хотелось увидеть Драко. Ведь он единственный здесь, кто не изменился.
— Давай так… — Рон стал немного спокойнее. — Ты пойдешь в свою комнату, переоденешься, отдохнешь, а потом мы вместе пойдем и поможем твоему этому… как его…
— Малфою, — подсказала Гермиона и облегченно вздохнула. Сердце всё ещё стучало в груди слишком сильно, а слезы блестели в глазах, но стало легче. Предложение Рона было заманчивым, и она слабо кивнула. Внутренний голос кричал о том, что идти надо немедленно, но усталость оказалась сильнее.
— Тогда идем, — Рон прошел вглубь коридора и открыл одну из дверей. Это было весьма кстати, потому что, где здесь её комната, Гермиона не знала.
— Через полчаса я за тобой зайду, — пообещал Рон.
— Отлично, спасибо тебе! — отозвалась Гермиона. Быть может, всё не так плохо, как показалось сначала?..
Она хотела уже развернуться и пойти в комнату, когда Рон снова поцеловал её.
Закрыв глаза, Гермиона попыталась отвлечься от происходящего, но ничего не вышло. Целоваться с ним было не то чтобы противно… Просто он — друг, и вряд ли мог стать кем-то большим. Увы, она всё время забывала, что это было в другом мире.
Когда Рон ушел, Гермиона опустилась на кровать и осмотрелась: небольшая комната в приятной рыжеватой гамме, шкаф, керосиновая лампа на столе, тумбочка, книжная полка...
Только сейчас Гермиона осознала, как сильно устала. Какой длинный день! Страшно подумать, сколько событий он вместил в себя. Ещё сегодня ночью она стояла с Драко на Астрономической башне, а теперь находится здесь.
Рон зайдет через полчаса, а пока есть время отдохнуть. Подумав об этом, Гермиона положила голову на подушку. Перед глазами пролетали размытые картины. Настоящего? Прошлого? Будущего?
Понять было уже нельзя.

***
Уже несколько минут, а может, часов Драко сидел и смотрел в одну точку: белую невидимую точку на такой же белой и, увы, видимой и реальной стене. Время было вязким и тягучим, как расплавленная резина. Часов у Драко не было, окон здесь не оказалось тоже, поэтому определить даже примерное время суток не представлялось возможным.
Ещё утром он с помощью Зелья превращался в Грейнджер, а теперь сидел в тюрьме, которая почему-то называлась Зоной ожидания, и ждал неизвестно чего. Невероятно!
Первое, что он почувствовал, оказавшись в новом мире, это то, что тянущая боль Подготовки исчезла. Это было такое чудесное ощущение, что, кажется, даже дышаться стало по-другому. Конечно, Грейнджер, как всегда поступила по-гриффиндорски глупо, решив помочь всем и вся, но раз уж из этого вышло что-то стоящее, то, пожалуй, ей можно было это простить. Особенно если она сумеет вытащить его отсюда.
Когда Драко увидел, как она перепугалась от собственного поступка и его возможных последствий, то неожиданно для себя ощутил ответственность за неё и желание защитить от страданий и опасностей, что непременно возникнут у них на пути. Это ощущение ему не понравилось, но сути это не меняло: их с Грейнджер судьбы слишком тесно переплелись, он думал о ней слишком часто, они очень много времени проводили вместе… Черт возьми, как он влип!
Малфою не было страшно, ведь терять всё равно нечего. Что было у него в том мире? Подготовка, грядущая война, разрушенная жизнь, и никого, кто мог бы помочь.
Что здесь? Неизвестность. Грейнджер, с которой они теперь слишком близки и повязаны общей целью и общей тайной, возможность начать с нуля…
Сидеть без дела было скучно. Стоило хотя бы газеты у Гермионы забрать.
От нечего делать Драко обошел камеру по периметру, посидел на полу, на кровати и на стуле. Вдруг неподалеку послышались голоса. Впервые за долгое время он смог различить хоть что-то:
— Лорин, ты слышала, что Кристиану Райну наконец вынесли приговор? — спросил один голос.
— Нет. И какой же? — ответил ему другой.
— Очищение, — первый голос произнес это слово с ощутимым трепетанием. Драко нахмурился и ещё сильнее прислушался. — Публичное… — продолжил голос. Послышался вздох, переходящий в изумленное «ах!»
— Неужели все обвинения подтвердились?
— Не знаю. Возможно, просто подошел срок. К тому же РОК давно пора преподать урок.
— Его привезут сегодня? — спросил второй голос. Он звучал надтреснуто.
— Да. Процедура назначена на завтра. В девять. На Главной Площади.
— Я знаю… За пять лет работы успела запомнить.
Голоса стали тише, поэтому дальнейший разговор Драко не слышал, но и этого было достаточно, чтобы возникло множество вопросов. Искать ответы было негде.
Прошло около получаса, а потом решетка сама собой отъехала и в камеру вошел темноволосый парень, одетый в светлый трикотажный костюм, больше похожий на пижаму. На вид ему было около двадцати пяти лет.
Опустившись на соседнюю с Драко койку, окинул того оценивающим взглядом, а потом произнес:
— Привет, парень. Меня зовут Кристиан.

Обратная сторона

Глава 21
Обратная сторона

Каждый вкусивший хоть раз сверх дозы
Признанный принцип двойного дна,
Знает, что смех — это те же слёзы,
Только обратная сторона,
(Светлана Ос)

— Драко, — коротко представился Малфой. Юноша был высок, худощав, и выглядел изможденным. Смотрел на Драко в упор несколько секунд, и тому стало не по себе. Очень цепкий и пронизывающий взгляд был у этого Кристиана. И даже Малфой, который, казалось бы, мог выдержать всё, что угодно, почувствовал себя неуютно. Он не знал, что ждать от вошедшего, и это пугало. Впрочем, морально Драко был готов ко всему: слишком сильно устал, чтобы тратить силы на переживания и страхи.
Когда Кристиан перестал рассматривать Малфоя, то, как ни странно, улыбнулся — тепло и приветливо, как будто признав в нем «своего» человека. Это почувствовалось на каком-то ментальном уровне. Симпатия и антипатия вообще имеют подобное свойство — ощущаться где-то на уровне подсознания и отражаться зеркально. Поэтому теперь, когда Драко понял, что опасности от Кристиана ожидать не стоит, он сам неожиданно испытал к тому симпатию, как к человеку, с которым они случайно оказались товарищами по камере и несчастью.
— Давно ты здесь? — как будто между делом спросил Кристиан. Сейчас он с тоской смотрел в пол, упираясь руками в колени.
— Часов шесть, наверное… — отозвался Драко. — Если честно, я уже потерял счет времени.
Кристиан усмехнулся:
— Я не был снаружи около недели, — он сделал паузу и глубоко вздохнул. — Что вообще происходит в городе?
— Боюсь, не смогу дать внятного ответа. Ещё утром я был совсем в другом месте… — Драко постарался ответить как можно более завуалированно. Хотя юноша и внушал доверие, но открывать ему их с Грейнджер секрет вряд ли стоило. Интересно, где она сейчас?.. Обещала ведь вернуться!
Воображение принялось рисовать различные картины: Гермиона одна на чужих, холодных улицах, перепуганная, отчаянно ищущая помощи и поддержки. Или так: она, с Поттером и Уизли, счастливая и веселая, уже давно забыла о своем обещании.
Драко даже не знал, что хуже. Но мысли в любом случае не нравились. Он так глубоко погрузился в себя, что не заметил, как переменилось лицо собеседника:
— Ты иностранец? — удивленно спросил тот.
— Да, — ответил Драко, решив, что это предположение — отличный шанс объяснить свое неведение и выяснить что-нибудь о новом мире.
— Вот это да! А я-то думал… Говорят, на континенте жизнь совсем другая.
— Не сказал бы… С чего ей быть другой? — Драко продолжил свою тактику.
— А откуда ты?
— Швейцария, — сказал Малфой на первое, что пришло в голову. В том мире у него были родственники из Швейцарии, поэтому он неплохо знал их культуру и свободно говорил по-немецки и французски.
— Она ведь не входит в Конфедерацию Объединенных Магических Государств и не подчиняется Кодексу. Должно быть, там всё совсем иначе! — Кристиан выглядел заинтересованным и взволнованным. Он встал и стал ходить по камере из стороны в сторону по одной траектории. Драко понял, что с выбором страны он прогадал. Надо было срочно менять тему. И не забыть потом посмотреть про Кодекс и Конфедерацию… Ну и натворили же они с Грейнджер!
— Что такое Очищение? — спросил он, вспомнив услышанное не более часа назад. Кристиан побледнел. Его взгляд, до того приветливый и заинтересованный, вмиг стал пустым и непроницаемым. Драко понял, что опять ошибся.
— Высшая мера наказания в ОММГ Великобритании. И во всех странах Конфедерации. Я думал, об этом рассказывают в школах… — холодно ответил Кристиан.
— Я всегда плохо учился, — попытался отшутиться Драко. Ему хотелось спросить, что же такого сделал этот парень, раз ему назначили самое строгое наказание, но было очевидно, что лучше сейчас молчать.
— Ты не так прост, как кажется, — отстраненно заметил Кристиан. — Не буду допытываться, в чём именно дело, ведь через несколько часов мне будет всё равно.
Драко не понимал, о чем идет речь, но всё равно было жутко.
— Завтра я начну другую жизнь. Возможно, даже лучше, чем та, что была у меня раньше. До утра осталось совсем немного…— Кристиан взглянул на стену: — Здесь нет окон… Пожалуй, это единственное место во всем городе, где нет окон. Не знаю, зачем это сделано. Хотя день у нас мало отличается от ночи… — он говорил медленно, лениво, как будто от нечего делать, а Драко думал о том, что опять почти не спал всю ночь и даже забыл потушить свет. Хотя тот был тусклым, и потому не сильно мешал, но белые стены раздражали.
Малфой не раз бывал в подвалах родового Замка и помнил, как выглядели там камеры для заключенных. А то место, где он сейчас находился, походило скорее на средневековую келью с побеленными стенами, которые отвратительно пачкались. Весь свитер уже был в пятнах.
— Страны Конфедерации закрыты для посещений. Ты не можешь быть иностранцем, — голос Кристиана прозвучал чуждо и неожиданно. Он всё знал с самого начала и просто издевался! Драко вздрогнул и побледнел.
— Не стоит так реагировать, — хмыкнул Кристиан. — Можешь даже не рассказывать правду… Хотя сюда не попадают просто так. Казалось бы, чего нам не хватает?.. — он оперся на стену и закинул руки за голову. Поза была вальяжной и расслабленной, хотя во взгляде чувствовалось напряжение. — Странное существо — человек, — как ни в чем не бывало, продолжил он. — Сколько ему ни дай, всё равно хочет большего. А ведь когда писался Кодекс, они действительно верили, что смогут создать лучшее общество.
Драко нужно было узнать очень многое. Но он и так вызывал подозрения, поэтому приходилось сидеть и молча слушать. Понимал мало, но старался запомнить всё, что говорил сидящий напротив юноша. Потом это обязательно пригодится.
Был момент, когда Малфою захотелось поговорить с Кристианом искренне — без тайн и полутонов. Рассказать о Книге, Грейнджер, о том, что они совершили, разузнать о новом мире, разъяснить все вопросы, которые возникали снова и снова. Но он не решился… Даже не из-за безопасности, а просто потому что испугался, что Кристиан не поверит ему, рассмеется или посоветует обратиться к врачу.
Кристиан нравился Малфою. В нем было то, что напоминало Драко себя прошлого — ореченного на муки ради нелепой идеи, ради свободы. Не желающего сдаваться.
Ещё не успев толком разобраться, что к чему, Драко понимал, что этот юноша тоже боролся за идею. И тоже обрекал себя на что-то страшное.
— Я бы никогда не доверился незнакомцу. Здесь это очень опасно… — продолжил Кристиан серьезным тоном. — Но сейчас мне не выбирать, а ты не выглядишь приверженцем Кодекса, — он долго и внимательно смотрел на Драко, будто пытаясь оценить правильность своих слов. Был очень сосредоточен, на лице отражались сомнения.
— За что тебя задержали? — спросил Кристиан. Драко нахмурился. Допрос всё-таки продолжается?..
— За отсутствие паспорта, — чуть усмехнувшись, ответил Малфой. — И можешь не утруждать себя попытками понять, кто я такой. Я действительно не отсюда. Ещё вчера я был в совсем другом месте, поэтому не могу быть ни на чьей стороне, — всё-таки решил объясниться он. Было видно, что Кристиан собирается сказать что-то важное. Драко быстро добавил:
— Большего я сказать не могу…
— Понятно. Смешно, но я тебе верю. Ты и правда не такой, как все здесь… Я не понимаю, в чём именно различие, но это и не важно… — он снова остановился и посмотрел на Драко. Глубоко вздохнул и наконец решился: — Вряд ли это поможет РОК, но я хочу, чтобы то, что привело меня сюда, по крайней мере, не прошло напрасно. Звучит отвратительно и высокопарно… Но всё же… — Кристиан вытащил из-за пазухи небольшой конверт. — Пришлось врать, что пишу невесте, — усмехнулся он. Хотя во взгляде была горечь. — Это воспоминания и небольшая записка с пояснениями. Конверт — портал. Поэтому не открывай его заранее. Спросишь Блейза Забини и отдашь ему. Скажешь, что от Криса Райна. Он поймет.
— Блейза Забини?! — Драко резко вскочил со своего места. Услышать сейчас имя лучшего друга он ожидал меньше всего. Кристиан ошарашенно уставился на него.
— Вы зна… — начал он, когда снаружи послышались шаги. Оба юноши с опасением уставились на вход.
Быстрым и нервным движением Драко сунул конверт за пазуху.
Через мгновение в дверном проеме появился вчерашний полисмен. Он посмотрел на Кристиана, потом на Драко, а затем снова на Кристиана.
— Мистер Райн, собирайтесь, вам пора, — сказал он. Кристиан молча встал.
— А я? Долго мне ещё здесь сидеть? — спросил Малфой. Ему порядком надоело это бессрочное заключение. Полисмен взглянул на Драко безучастно и небрежно бросил:
— Вы можете идти, мистер… — небольшая пауза, как будто фамилия Драко вылетела у него из головы. — Малфой… Ваше дело ещё не рассмотрено. Мы свяжемся с вами. — Он снова перевел взгляд на Драко, теперь уже более осмысленно. — И да… Переоденьтесь.
Малфой не стал спрашивать, как именно они собирались с ним связаться и чем их не устраивала его одежда. Было видно, что сейчас всем не до него, и этим стоило бы воспользоваться.
Кристиан встал и пошел к выходу. Драко последовал за ним. Он по-прежнему не знал, что ждало этого юношу. Тот выглядел растерянным, печальным и очень усталым, хотя и старался казаться уверенным.
Полисмен протянул Малфою небольшую бумажку, на которой было написано «Отпущен до Призыва». Драко нахмурился: загадки уже порядком надоели.
— Покажите на выходе, — прокомментировал полисмен. Малфой понял, что дальше ему за Кристианом лучше не идти, и направился к выходу из этого душного здания, где так много искусственного света.

***
В следующий раз он увидел Кристиана на площади. Тот вышел из ворот Тюрьмы (для себя Драко называл это место только так), одетый в пальто и брюки, совсем не как заключенный перед казнью.
Малфой пробыл здесь уже довольно долго, и из разговоров сумел понять, что сегодня в стране большой праздник «День Конфедерации» или, как называют его в народе День трех «О»: Освобождения, Объединения и… Очищения.
Площадь постепенно заполнялась людьми. Они смеялись, пускали мыльные пузыри и воздушные шары. Все были слишком счастливы, и постепенно Драко начало это раздражать. А ещё он никак не мог понять: почему Очищение, если это — приговор, входит в название праздника.
Вдруг вспомнилось, что Кристиан так и не сказал, за что ему назначили Очищение. Быть может, он действительно совершил что-то страшное?..
Подумав о том, что прежде чем слепо выполнять просьбу о конверте, надо лучше изучить ситуацию, Малфой немного успокоился.
Часы пробили полдень. На трибуну вышел человек в алой мантии, лицо которого издалека показалось Драко очень знакомым. Но подойти и рассмотреть он не мог — слишком много людей было вокруг.
Человек начал длинную речь про Годы Войны и Мрака, про Великую Победу и Единство.
Драко почти не слушал, особенно после того, как разглядел в толпе Кристиана. Хотел успеть перекинуться с тем парой фраз и попытаться выяснить что-то про Блейза, но потом понял, что это слишком рискованно.
Увидев Драко, Кристиан подмигнул тому и пошел к центру площади, где на небольшом возвышении стоял серебряный кубок.

***
Комната была окрашена в золотисто-красноватые тона раннего утра, а солнце пробивалось сквозь закрытые шторы, наполняя её приглушенным светом.
Гермиона не сразу поняла, где находится.
«Сон?..» — вспыхнула в голове мимолетная мысль. Но это был не сон. Всё происходило на самом деле, каким бы несбыточным и эфемерным оно ни казалось.
В комнате пахло розмарином и фиалками. Частички пыли летали в воздухе, поблескивая в лучах солнца. Она лежала под одеялом в пижаме! Что за черт?..
«Рон!» — чуть было не закричала Гермиона на весь дом. Всё внутри задрожало от злости. Они же собирались… Он же обещал...
Как она могла заснуть?! Глаза наполнились слезами. Резко вскочив на кровати, уронила одеяло на пол, но, даже не заметив этого, встала и подошла к окну. Пол был холодным, и Гермиога списала внутреннюю дрожь на это. Сделала несколько глубоких вздохов, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Но сердце бешено колотилось в груди, а в голове был хаос.
Её буквально трясло от гнева. Как Рон мог так поступить? Ведь он никогда не нарушал обещаний… Особенно данных ей. А теперь так нагло и мерзко соврал. Он даже не собирался её будить! Сейчас это было очевидно. А она… Могла бы догадаться, почувствовать, угадать во взгляде. Но нет, как же! Куда уж там…
Гермиона опустилась на стул и принялась думать над дальнейшим планом действий. Рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось, а значит, придется действовать в одиночестве. Хотелось увидеть Малфоя. Поговорить с ним, поделиться впечатлениями и переживаниями. Так многое рассказать!
Смешно, но сейчас он был единственным, от кого можно ничего не скрывать.
Что делать? Пойти к Рону и устроить скандал по поводу невыполненного обещания? Ещё вчера она бы так и сделала. Хотя тот Рон не обманул бы её. Реакцию этого спрогнозировать было нельзя, поэтому придется искать выход самой.
Гермиона закрыла глаза и закусила губу. Стало больно. Она хотела всеобщего счастья, а в итоге сотворила странный, пугающий мир. И оказалась в нём совсем одна. Без друзей, без прошлого…
Где-то за пределами комнаты слышались голоса. Гермиона подошла к двери, но выйти так и не решилась. Вспомнилось вчерашнее прощание. Нет, ещё одной встречи с Роном она не выдержит. Его губы и руки, его взгляд. По спине пробежал холодок.
Где же тот милый мальчишка, которого она так любила? Любила, но только как друга. А здесь они совсем не друзья…
Нужно было выбраться отсюда. Причем так, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания. Взгляд упал на окно. Достаточно большое, чтобы можно было пролезть беспрепятственно.
Немного подумав, Гермиона решила, что это будет идеальным вариантом. Очевидно, что сюда она уже не вернется. По крайней мере, без крайней необходимости.
Быстро и жадно принялась открывать шкафы и тумбочки, судорожно засовывая в сумку показавшиеся необходимыми вещи. Ведь она даже не знала, где будет сегодня ночевать. Но об этом лучше не думать…
Всё здесь было чужим. Ничего из того, что принадлежало ей раньше. А она сама как будто и не она вовсе.
Объяснить это ощущение Гермиона не могла, но оно преследовало с самого перемещения. Неприятное, вяжущее чувство во всем теле, как после Оборотного Зелья.
Подумав об этом, Гермиона ощутила его острее. «Это от нервов, однозначно» — заключила она. «Надо успокоиться. Не хватало довести себя до срыва…»
Глубоко вздохнула, открыла очередной ящик и вдруг, под стопкой бумаг, обнаружила вещь, которая была её. Настолько её, что Гермиона чуть было не запрыгала от радости. Золотистый блокнот с закладкой в форме цветка. Тот самый блокнот!
Желание открыть его и углубиться в чтение прямо сейчас было велико, но задерживаться было нельзя ни при каких обстоятельствах. Она и так опоздала на целую ночь,
Гермиона сунула блокнот в сумку и мельком глянула в зеркало, поймав там свой собственный потерянный взгляд. Неловко улыбнулась девушке, что смотрела на неё в упор, как будто это могло чем-то помочь. «Где твоя смелость, Гермиона Грейнджер? Где проницательность?..» — с горечью подумала она.
Подошла к окну, распахнула его и забралась на подоконник и через секунду уже была на заднем дворе. Солнечные лучи отражались от снега и слепили глаза. Было прохладно. Гермиона застегнула верхнюю пуговицу пальто и ещё раз порадовалась тому, что нашла в шкафу берет.
Она почти бежала, поэтому добралась до ворот за несколько секунд. Хоть бы сейчас никто не взглянул в окно!
Только оказавшись за воротами и отойдя от бывшей Норы на безопасное расстояние, Гермиона смогла вздохнуть свободно. Сердце ещё долго стучало неровно, а холодный воздух больно обжигал горло при каждом вдохе.
Куда теперь? Зачем?.. Почему?..
Она чувствовала себя растерянной и несчастной. Маленькой девочкой, потерявшейся в большом городе. Вот только та девочка можгла позвать родителей, заплакать или попросить помощи. И найтись. А она должна быть сильной и разобраться со всем сама...
В кошельке отсталость лишь несколько цветных бумажек. Гермиона ещё не до конца разобралась в здешних расценках, но могла предположить, что надолго их не хватит. Дорога, пара обедов и всё.
От этой мысли стало жутко.
Хотя, сейчас совсем не время заглядывать так далеко. Сейчас задача номер один — Драко.
Она стояла на остановке всего несколько минут, но казалось, что целую вечность. Мимо проезжали машины, иногда проходили люди. Над головой свистел ветер, подминая в воздух клубы снега, которые неприятно ударяли в лицо и забирались под воротник. Хотелось спрятаться хотя бы куда-нибудь.
Время шло. От идеи идти пешком Гермиона решила отказаться, но чтобы чем-то себя занять, стала читать купленные ещё вчера газеты.
«Подготовка к празднованию Дня Конфедерации была сорвана членами РОК» — гласил первый заголовок. В статье шла речь о каких-то общественных беспорядках. На колдографии были изображены люди на метлах и в черных костюмах.
Далее шла статья о внешней политике и международных соглашениях, потом снова о беспорядках. На этот раз организованных неким АС.
«К счастью, документы, хранившиеся в Архиве, не пострадали. Кристиан Райн, пойманный на месте преступления, заключен в экспекционную зону. Приговор будет вынесен в ближайшее время». — прочитала Гермиона.
Наконец подъехал автобус. Заняв место у окна, продолжила чтение.
На следующей странице шёл рецепт малинового пирога, написанный в двух вариантах: для магов и магглов, литературный обзор и колонка, которая довольно сильно удивила Гермиону. Она именовалась «Заказ погоды». Внизу были написаны телефоны и адрес совиной почты, куда можно отправлять заявки.
В этот раз дорога прошла куда быстрее.
Оказавшись на одной из главных улиц, Гермиона поняла, что ей просто необходимо поговорить с Драко — слишком много информации свалилось за последние сутки. Ещё вчера государства, в котором она сейчас находилась, даже не было на карте… А теперь им придётся в нем жить.
В ближайшей палатке Гермиона купила Конституцию и Уголовный кодекс в надежде найти там какую-нибудь зацепку, способную помочь вытащить из тюрьмы Драко, но снова тратить время на чтение не хотелось. Ей нужно было увидеть его!
Гермиона невозможно скучала… Как бы дико это ни звучало, она скучала по Драко Малфою и нуждалась в нем. С трудом вспоминая дорогу, направилась в сторону площади, неподалёку от которой должно было находиться уже успевшее стать ненавистным Управление Общественной Безопасностью.

***
Площадь была полна людей. Все они — в ярких одеждах, как и всегда здесь, стояли очень близко друг к другу и чего-то ждали. Это было видно по лицам: воодушевленное ожидание, смешанное с нетерпением. Их глаза сияли. Гермиона никогда раньше не видела таких глаз: полных восторга и энтузиазма. Она не знала, как относиться к этому. По спине побежал холодок.
С детства Гермиона не любила больших скоплений людей. Без простора ей было тяжело дышать.
Над площадью разливался голос. Она не видела, откуда тот идет, поэтому казалось, что он всюду: в душном воздухе, в её собственной голове. Он тёк, как жидкая тягучая смесь, обволакивающая всех этих людей.
Гермиона не сильно вслушивалась в смысл, но обрывки фраз долетали до сознания.
«День заключения Великого Союза… Создание Конфедерации, открытие тайны… Новое общество…
За годы крови и страданий мы заслужили счастье и гармонию… И мы создаем их скрупулёзно. Для себя. Вместе.
Те, кто мешают… Нет изнурительного заключения… Лишь только возможность получить покой.»
Толпа внимала каждому слову. Сотни рук вздымалась вверх, а глаза горели безудержным блеском идеи. Они верили и дышали в унисон, раскаляя своей верой воздух на этой площади практически добела. Гермиона чувствовала то, каким тугим он стал… Дышать стало тяжело.
Она ничего не понимала, но было страшно. Потому что теперь, когда чужие спины не загораживали обзор, стало видно, как в центр площади вышел юноша. Совсем ещё мальчик… Ему было не больше двадцати пяти лет. Одетый во всё белое, шёл через толпу которая расступалась, пропуская его. Они смотрели с сочувствием, а он — с презрением: высоко поднятая голова, тяжелый взгляд человека, ненавидящего каждого, кто находился поблизости. Взгляд, слишком страшный для человека, живущего в мире счастья.
Он шёл шаг за шагом приближаясь к центру площади, где стоял белый кубок с выгравированными на нём письменами и знаками.
Гермиона понимала, что происходит нечно страшное, неправильное… Смотреть на юношу было больно. Сердце вдруг забилось в унисон с его шагами. Шаг-удар, шаг-удар.
Толпа почти закрыла его от неё, и этот взгляд, полный ненависти, страдания, жажды перемен и свободы, больше не был виден.
А толпа скандировала. Яркие, счастливые люди в ярких одеждах — они с нетерпением ждали, когда юноша преодолеет расстояние и войдет в огороженное пространство. Когда остался один шаг, все замерли и затихли. Повисла давящая, сжимающая в тиски тишина, которая, как лютый мороз, пробирала до самых костей. А потом юноша резко развернулся, и Гермиона невольно отшатнулась, увидев его лицо, искаженное гримасой ненависти и отчаяния. Он смотрел на каждого, кто стоял сейчас здесь и на всю толпу в целом, как будто проклиная одним лишь взглядом. Весь дрожал и жадно вдыхал холодный воздух. Глаза горели безумным блеском, а руки были сжаты в кулаки. А потом он закричал. Истошно, как от страшной боли. Этот крик, преломляющийся в воздухе и сотнями осколком рассыпающийся над площадью, ещё долго звенел в ушах. Толпа ахнула. Гермиона почувствовала, что у неё заходится сердце, и уже еле стояла на ногах.
Поднять глаза снова было очень страшно. Руки парня дрожали, и он был, как показалось Гермионе уже в полубессознательном состоянии. Последний раз окинул толпу взглядом, не задержавшись ни на ком конкретно, и взял кубок. Гермиона увидела, как из него стали подниматься тонкие струйки белесого, сверкающего дыма, который проникал в нос и рот юноши, окутывая.
Происходящее занимало не более пяти секунд, но Гермиона видела его болезненно-заторможено, слишком долго, чтобы разглядеть всё. Взгляд юноши померк: исчезли ненависть, презрение, жажда свободы — все эмоции.
Глаза стали стеклянными,а на лице появилась улыбка.
Толпа зааплодировала.
Звуки, лица и краски слились для Гермионы в единую массу. Тугой комок сжимался в груди, не давая дышать и причиняя боль.
Как сквозь толстый слой ваты доносились до неё радостные возгласы, разговоры, смех…
Она сделала шаг в сторону, понимая, что вот-вот потеряет сознание. Нужно было выбраться отсюда.
Гермионе казалось, что она тонет. Как в море тонет в этой толпе. И тут взгляд поймал знакомый образ: светлые волосы, серые глаза…
— Драко! — кинулась к нему, расталкивая встречающихся на пути людей и едва ли помня себя. Все смотрели на неё, как на сумасшедшую и расступались, как будто боясь заразиться. Но ей было всё равно.
На какой-то момент потеряла Драко из виду, и отчаяние снова сдавило грудь. Перед глазами возникли взгляд того юноши и его мертвая улыбка.
Что она наделала?!
Кто-то попытался задать вопрос о самочувствии. Она отшатнулась, как будто он собирался ударить или убить её. Сердце билось слишком часто, и Гермиона уже плохо понимала, где она, и что происходит. Чьи-то руки выхватили её из толпы и сжали в объятиях.
Драко…
Она уткнулась лицом ему в грудь и горько заплакала.

***
Он усадил её на скамейку и протянул платок. Гермиона по-прежнему дрожала, но уже не плакала. Это было хорошо, потому что Драко не терпел женских слез.
Впечатление от увиденного на площади по-прежнему было живым и пугающим, но он старался казаться сильным. Хотя бы для неё…
Рука в кармане сжимала конверт. Что это за мир?.. Куда забросила их Судьба, ведомая легкой рукой Гермионы Грейнджер?
Та смотрела в одну точку и что-то шептала себе под нос. Потом подняла глаза.
— Это ведь были они? Ты ведь тоже понял, да?.. — спросила надломленным и слегка охрипшим голосом.
— Да, процедура похожа на ту, что делают в Азкабане. Мало что изменилось, — сухо констатировал он.
— Кто был этот юноша? Ты говорил, что знаешь…
Когда он успел сказать?.. Лучше было молчать, не травмировать её ещё сильнее. Хотя… Если он собирался выполнить просьбу Кристиана, то рассказать Грейнджер всё равно придется.
— Мы сидели в одной камере. Он из какой-то организации. Её, похоже, здесь не жалуют.
— РОК?
— Да, именно! Ты что-то знаешь?
— Мельком. Я прочитала газеты, которые мы вчера купили. И да, я виделась с Гарри и Роном.
— И как твои драгоценные друзья? — Драко не смог скрыть ядовитой усмешки. Она посмотрела на него с тоской и укором.
— Мы больше не друзья.
— Ого… — Малфой выглядел потрясенным. — Не хотел тебя задеть, — быстро добавил он.
— Ничего. Здесь всё совсем не так, как мы привыкли. И нам не стоит, — она замолчала, сглотнула, а потом выговорила: — принимать это близко к сердцу.
— Иначе сойдем с ума?
— Не исключено.
Он кивнул.
— Что пишут в газетах?
— Я поняла немного. Это общество считается совершенным. Как я и хотела… — она потупилась и прикусила губу, пытаясь справиться с подступившими слезами. — Великобритания объединена в союз с какими-то государствами на континенте, но, если не ошибаюсь, является практически изолированной. Декрета о неразглашении здесь нет, поэтому маги и магглы живут совместно. На равных. Если это вообще возможно… — она горько вздохнула. — Есть две организации, не жалуемые правительством. РОК и АС. Как они связаны, я не знаю. Есть ещё мелкие, поражающие меня детали, но о них поговорим потом. Что у тебя?
— Я тоже слышал про Конфедерацию и Кодекс. А Кристиан был из РОК… — он запнулся.
— Кристиан? — Гермиона прищурилась, как будто пытается что-то вспомнить, и вопросительно посмотрела на Драко: — Кристиан Райн?
— Да! Откуда ты знаешь?
— Прочитала в газете. Он украл какие-то документы из Городкого Архива, — пояснила Гермиона. Она выглядела слишком спокойной. Видимо, слезы слишком сильно вымотали её, и теперь на сильные эмоции просто не было сил.
— Так вот оно что! — воскликнул Драко. Да, Кристиан говорил о каких-то архивах, проекте. И об Альянсе. Я не особо расспрашивал. Но он дал мне вот это. Видимо, как раз документы… — Малфой вытащил конверт. — Попросил передать… Забини.
— Кому? — Гермиона нахмурилась.
— Блейзу Забини. Не спрашивай, почему. Я не знаю.
— Можно мне посмотреть? — она протянула руку к конверту. Драко не стал возражать. — Только не открывай. Кристиан сказал, что это портал.
Повертев конверт в руках, Гермиона вернула его Малфою. Смотря в одну точку невидящим взглядом, несколько раз вдохнула морозный воздух. Какие ещё тайны скрывал этот мир?.. Хотелось очень многое выяснить и обсудить, но сил почти не было.
— Где мы будем ночевать? — тихо спросила она. — Ведь мы не дома… И идти некуда.
— Я знаю. Надо будет поехать в Поместье, но не сейчас… Сначала мне нужно немного прийти в себя.
— У нас почти нет денег. Хватит лишь на пару дней. На еду.
Он кивнул и откинулся на спинку скамейки.
— Плохо.
— Не поспоришь…
— Что будем делать?.. — спросила Гермиона на выдохе, голос был слаб. Положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
— Если бы я знал… Но, думаю, мы можем попытаться выполнить просьбу Кристиана. Мне кажется, с этим не стоит медлить. А там… Быть может, Блейз сможет нам помочь.
— Не стала бы сильно на это рассчитывать. Сомневаюсь, что здесь вы даже знакомы.
— Я тоже. Но есть другие варианты?..
— Не знаю. Я нашла свой дневник. Может быть, почитаем? Пока сидим здесь… Там может оказаться что-то полезное, — она говорила устало, полусонным голосом. Но на этой фразе Малфой приподнялся и по неосторожности скинул её голову со своего плеча. Гермиона вскочила.
— Да, конечно! Что же ты молчала?.. — воскликнул он.
— Я забыла…— честно призналась она. Вытащила из сумки уже знакомый ему блокнот. Медленно провела пальцем по форзацу и открыла. — Думаю, здешняя Гермиона была бы против, но я — не она, — серьезно сказала Гермиона скорее себе, чем Драко, снова села на скамейку и углубилась в чтение.

Незнакомцы из разных миров

Глава 22
Незнакомцы из разных миров

В пока ещё робких лучах
Не так уже просто узнать,
Что было привычным таким
Всего лишь минуту назад.

И хочется окна закрыть,
Уйти, убежать в полумрак
И ценности детства хранить,
Как будто всегда будет так.
(Complex numbers)

«29 ноября 1997
Сегодня выпал первый снег. До Нового Года чуть больше месяца… Недавно Рон предложил переехать к нему. Хотя бы на эти каникулы. Но я не хочу оставлять родителей одних, хотя отношения с ними ухудшаются с каждым днем. Вчера маму уволили с работы, и папа говорит, что мы будем продавать дом. Рон пытается заверить меня, что его семья поможет, если понадобится, но я не хочу подачек. Надо искать работу. Не знаю, кем может пойти ещё не окончившая Хогвартс студентка, но недаром же наша школа входит в тройку лучших в Конфедерации. И если уж даже магглы находят работу, то я смогу и подавно.
Бедная мама…
Недавно вспоминала день, когда я впервые узнала, что волшебница. Родители купили торт, украсили мою комнату. Мама плакала от счастья. Я понимаю, почему. Это дало нам шанс выкарабкаться. Ведь кем может быть человек, лишенный магии, в нашем обществе? Гувернантом, секретарем, слугой… Вряд ли кем-то большим. Хотя, что я вру, были ведь те, кто чего-то добился, но их так мало, что не стоит брать в расчет. Они особенные, а мы — обыкновенные. Пора наконец понять это.
Я боюсь подвести родителей и не оправдать тех ожиданий, что на меня возложены. Интересно, какой бы была моя жизнь, не окажись я волшебницей? Я бы ходила в то серое здание с облупившимися стенами, которое называется «Маггловская школа» и училась бы там, как выживать без магии. Как готовить, стирать, убирать, как разжигать огонь в печи.
Раньше я ведь умела всё это. А сейчас, когда можно обойтись одной лишь волшебной палочкой, разучилась…
Сегодня читала книгу о Годах Мрака. Мне дала её Анна на несколько дней, а ей, в свою очередь, парень из РОК. Я не помню его имени… И лучше не помнить. В последний раз своим общением с ними я чуть не навредила родителям.
Мне странно, почему информация о Великой Магической Войне так тщательно скрывается. Мы как будто пытаемся вычеркнуть темное прошлое из своей жизни… Празднуем День Конфедерации каждый год в течение недели, но вряд ли многие помнят, почему она была создана.»
Из дневника Гермионы Грейнджер

Гермиона перевела взгляд на Драко и резко выдохнула. Прочитанное плохо укладывалось в голове. Она не знала, как прокомментировать это. Молчал и Драко. Смотрел в одну точку на горизонте и думал о чём-то своем.
Уже почти стемнело, но свет фонарей не давал городу погрузиться во мрак. Окна окрестных домов горели разноцветными огнями, и за каждым из них была жизнь: люди занимались своими делами, смеялись, плакали и веселились. Никто из них не знал, что где-то в другой части пространства, в мире, который перечеркнутом тонким пером, был совсем другой мир.
Теперь стало сложно понять, что происходило на самом деле, а что уже не имело значения; на что опираться и во что верить.
Гермиона не знала, как относиться к тому, что она совершила. Всё вышло немного не так, как она ожидала, но могло быть гораздо хуже.
Вечерняя тишина, белый пар, появляющийся изо рта при каждом выдохе. Они молчали уже несколько минут. До тех пор пока Гермиона неожиданно для себя не осознала, казалось бы, ничтожную малость: Драко в одном свитере.
За всё это время он ни разу не пожаловался ей на холод, хотя наверняка промерз до костей. Уставившись на него удивленным и даже чуть-чуть разгневанным взглядом, она строго произнесла:
— Ты хочешь получить воспаление легких? Учти, здесь у нас не будет возможности быстро его вылечить.
Он хмыкнул:
— Во время твоей истерики и такого интересного чтива о магах и магглах мне было не до холода. Но я бы не отказался перейти в более теплое место.
— Есть идеи, куда? — Гермиона спросила резко, и вдруг испытала щемящее чувство вины. Она сама натворила глупостей, а теперь пыталась перевалить всю ответственность на него и ничего не могла предложить. Это грызло изнутри.
Конечно, можно было отправиться к родителям, «отношения с которыми портятся с каждым днем», но Гермионе не очень нравилась эта идея, поэтому она лишь прикусила губу и вопросительно посмотрела на Драко.
— Давай откроем конверт, — ответил тот слегка неуверенно, о веё же это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Хорошо, — Гермиона пожала плечами. Вариантов лучше не было, хотя этот ей не очень нравился. — А пока могу дать тебе свой шарф, — вдруг предложила она. Сама не знала, с чего вдруг. Видимо, потому что от сильного порыва ветра он в очередной раз поежился.
Драко хмыкнул, а потом взглянул на неё и рассмеялся в голос. Она последовала его примеру. Это было скорее от нервного возбуждения, нежели от того, что её шарф был фиолетового цвета и в малиновый цветочек. Отсмеявшись, они переглянулись и снова стали серьезными. Драко вытащил конверт.
Гермиона вздохнула, попытавшись набрать в грудь побольше воздуха. В конце-концов, это не первый раз, когда они ныряют в неизвестность, ведь так?..
— Возьми меня за руку, — приказным тоном сказал Драко. Гермиона подчинилась, двумя руками схватившись ему за плечо.
— Ну что ж, вперед, — сказал он и распечатал конверт.

***
Они оказались на почти безлюдной улице перед большими чугунными воротами. С неба сыпались клубы снега. Почему-то здесь он шел гораздо сильнее, чем в центре Лондона.
«Заказ погоды» — промелькнуло в голове у Гермионы название колонки из газеты. Место показалось странным. Фонарей, как в городе, не было, поэтому было очень темно. Лишь только снег, благодаря белому цвету, позволял различить хоть что-то.
— Я знаю, что это, — тихо произнес Драко. Гермиона вопросительно посмотрела на него, ожидая продолжения. И он продолжил:
— Это поместье деда Блейза Забини. Мы как-то приезжали сюда летом, чтобы отдохнуть от родительской опеки. Если не ошибаюсь, оно находится на севере Англии. Где-то недалеко должно быть море…
— Угу, — Гермиона кивнула и протянула руку к двери.
— Не советую, — одернул её Драко — Сомневаюсь, что родовая защита здесь не действует. Тебе может быть больно.
— И как прикажешь попасть внутрь?
— Не поверишь, я и сам задаюсь этим вопросом… — он нахмурился. Гермиона скрестила руки на груди и уставилась на ворота. Сильный холодный ветер пробирал до костей. Даже её, в теплом пальто и шарфе. Каково сейчас Драко, лучше было не думать.
Паника нарастала. Только бы не заплакать — это будет непростительной слабостью. Особенно если учесть, как уверенно и спокойно держался Драко, которому сейчас в сотню раз сложнее.
Эта зима решила наиграться с ними сполна. В который раз за последние несколько дней они оказываются на морозе в неподходящей одежде. В который раз снег заметает их шаги, погружая их в белеющую неизвестность.
Темная улица выглядела враждебно: завывающий ветер, лапы деревьев и закрытые ворота, к которым нельзя прикасаться.
Они находились в сотнях километров он Лондона, и теперь уже не имели возможности туда вернуться. В какой-то момент страх достиг наивысшей точки, и Гермиона даже подумала, что, возможно, эту ночь придется провести здесь. А этого они не переживут…
Когда неподалеку от них появился темный силуэт, она кинулась к нему без раздумий, позабыв о всякой безопасности. Через секунду подбежала к человеку в плаще, который теперь смотрел в упор.
— У нас сообщение для Блейза Забини, — крикнула Гермиона дрожащим и охрипшим голосом. — Нам нужно попасть внутрь!
— Кто вы? — спросил человек. По голосу стало понятно, что это девушка, которая явно им не доверяла.
— Меня зовут Гермиона, а это…
Драко не дал Гермионе закончить, и, подойдя ближе к незнакомке, уверенно произнес:
— Я сидел в одной камере с Кристианом Райном, и он передал мне важную информацию для РОК.
— Откуда вы узнали местоположение базы? — спросила девушка резко.
— Кристиан дал мне портал, — поспешил объясниться Драко. Незнакомка кивнула. Её лица не было видно под капюшоном, но чувствовалось, что она по-прежнему сомневалась в истинности услышанного.
— Хорошо, я свяжу вас с Блейзом, — сказала она. — Но если вы шпионы Директория, то, будьте уверены, что никогда не выйдете наружу.
Было понятно: она не шутит. Гермиона нервно сглотнула. Они ведь не шпионы, значит бояться нечего…
Девушка вытащила палочку и направила её на Гермиону. Сердце последней ухнуло в пятки, когда её окутало синеватое свечение. Это длилось не более пяти секунд, поэтому Гермиона даже не успела испугаться, что её хотят убить. Незнакомка, между тем, проделала то же самое с Драко, прищурились и потребовала:
— Сдайте палочки!
— Ну уж нет, — холодно усмехнулся Драко. — В первую очередь мы заботимся о своей безопасности, — протянул он ядовитым голосом. Гермиона давно не видела его таким. — И знаете, — добавил он. — Мы ни капли не заинтересованы в том, чтобы помогать вам. Вы же… — он вытащил конверт и, медленно вертя его в руках, продолжил: — Уверен, очень хотите получить это…
Девушка посмотрела на него полным ненависти взглядом, а потом всплеснула руками и бросила гневное «Ладно», вытащила небольшой прибор, похожий на рацию и произнесла.
— Фред, это Клэр. Открой поле для троих, у нас гости.
Меньше, чем через минуту, ворота сами собой отворились. За ними уже стояли два высоких и крепких парня в черной одежде. Драко и Гермиона неуверенно шагнули внутрь, девушка вошла следом.
— Что вы здесь делаете? — спросила она у парней.
— Решили не оставлять тебя одну… с гостями. Кто это вообще? — отозвался один из них, подойдя к ней и обняв за талию.
— Они говорят, что пришли с информацией от Криса.
— А, может, они просто хотят проникнуть сюда и выдать наше местоположение Директорию?— второй парень подошел к Гермионе и взял её за подбородок, заставив посмотреть на себя. — Эта куколка не похожа на человека, жаждущего революции, — усмехнулся он. Она встретила его взгляд с вызовом и уже хотела ответить, когда Драко резким движением схватил парня за запястье и отвел его руку от лица Гермионы. Они посмотрели друг на друга так, что воздух готов был заискриться от их взглядов.
— Спокойнее, Вайст. Может, они и не врут, — девушка отвела парня от Драко.
Дальнейший путь прошел в молчании. Парни встали с двух сторон от Драко и Гермионы, от чего у последней создавалось ощущение, что они идут под конвоем. Даже в Управлении Безопасностью такого не было. Злость разбирала изнутри.
Найдя руку Драко, она сжала её, желая получить хотя бы видимость защиты.
Они поднялись по невысокой лесенке и оказались в небольшом холле. Интерьер был очень простым и бедным: крючки для одежды на стене, облупившийся паркет и множество пар обуви. Интересно, сколько человек находилось сейчас здесь? Наверное, не меньше трех десятков.
Всё это очень сильно не вязалось с тем, как выглядело поместье снаружи, но задумываться о таких мелочах было некогда.
В дверном проеме появился Блейз Забини. Кажется, изменения обошли его стороной. Весь мир стал другим, а он остался таким же: ядовито улыбающимся, вальяжным и опасным. В Хогвартсе Гермиона всегда относилась к нему с осторожностью, потому что никогда не знала, чего ожидать. Благо, они там пересекались нечасто.
— Кого я вижу! — протянул он. — Гермиона Грейнджер?.. И что же заставило тебя оставить своего жениха и прийти к нам? — голос Блейза сочился презрением.
Гермиона сморгнула, отчаянно пытаясь придумать ответ. Их отношения с Блейзом в этом мире явно не ладились…
— Ты не представишь нам своего спутника? — между тем, потребовал он. Хотя фраза и звучала как просьба.
— Меня зовут Драко Малфой, — ответил Драко. — И я не понимаю, с какой стати ты так разговариваешь с девушкой, — добавил он с вызовом. С каких пор он начал за неё заступаться?..
Блейз сощурился:
— Хм… Невидел тебя раньше. Ты явно не из наших. И тебе очень повезет, если ты не связан с Директорием. Разве твоя очаровательная спутница не рассказала, что работает на два фронта?
— О чем ты? — Гермиона не выдержала и сделала шаг вперед, резко вырвав свою ладонь из руки Драко, попытавшегося её удержать.
— Как будто не понимаешь… Так и знал, что не выдержишь. И когда только ты успела проболтаться? Я думал, у тебя не хватит наглости прийти сюда. Как ты нас нашла?
Гермиона ничего не понимала, хотя явно должна была. Что она успела натворить здесь до того, как стала другой?
Было понятно, что Блейз ждал объяснений или оправданий, но у неё не было никакой возможности дать их, потому что она понятия не имела, в чём провинилась.
Её в очередной раз спас Драко.
— У меня есть информация от Кристиана Райна. Мы пришли только затем, чтобы передать её, — сказал он уверенным и спокойным голосом. Гермиона в который раз была поражена его выдержкой.
— И откуда у вас, интересно, информация от Криса? — с усмешкой спросил Блейз, хотя взгляд был серьезным. — Не помню, чтобы у него была привычка доверять первым встречным.
— Мне кажется, у него не было выбора, — без раздумий ответил Драко.
— Вот выбора ему точно не оставили. Где вы встретились?
— В Управлении Общественной Безопасностью.
— Интересно… И за что же ты попал туда, Драко Малфой?
— Это неважно. Так вам нужен конверт?
— Да. Но сначала я хочу понять, можно ли вам доверять. Понимаешь ли, ситуация обязывает…
— Понимаю. Но считаю, что с таким к себе обращением, мы имеем полное право не входить в ваше положение.
— Не забывай, что находишься на нашей территории, — процедил Блейз сквозь зубы и сделал шаг вперед, оказавшись в полуметре от Драко.
Гермиона стояла, вжавшись в стену, и, оцепенев, слушала этот разговор. На какой-то момент показалось, что она забыла, как дышать. А потом увидела, как самый крупный из парней, тот самый, что приставал к ней по дороге, вырвал конверт из рук Драко. Она вскрикнула и непроизвольно сделала шаг вперед, желая вернуть его. Хотя было очевидно, что ей не стоит тягаться с двухметровым накачанным парнем.
— Хватит церемониться с ними, Блейз, — сказал тот, отдав конверт Забини. Он усмехнулся. «Это нечестно!» чуть было не вырвалось у Гермионы. Гнев переполнял. Она бросилась в сторону Драко, но чьи-то руки больно сжали запястья. Это оказался второй юноша. Кажется, девушка называла его Фредом.
— Отвести их в камеры? — спросил он, заведя руки Гермионы за спину. Краем глаза та заметила, что громила, которого она уже успела возненавидеть, проделал то же самое с Драко.
— Пустите! Вы не имеете права! — закричала она, понимая, что это, в общем-то, бессмысленно. Было больно. Изловчившись, ударила парня каблуком по ноге. Тот дернулся, но руки не отпустил.
Девушка, которая провела их сюда, подошла и вытащила у неё из кармана палочку, а потом мягко произнесла:
— Отпусти девочку, Фред. Она безобидна.
— Ну не сказал бы. Ещё как дерется! — усмехнулся тот, ещё крепче сжав запястья Гермионы. Та подумала, что отпусти он её, она бы, наверное, расцарапала ему лицо. Как и его подружке. Но вырываться было бесполезно. Глаза наполнились слезами.
— У нас гости? — услышала Гермиона приятный голос, который был ей очень знаком. Оглянувшись, увидела Луну Лавгуд. В отличии от Блейза, она сильно изменилась: черный костюм, волосы до плеч и суровый взгляд. Совсем не та милая девочка, какой привыкла видеть её Гермиона.
— Да, — ответил Блейз. — И ты не поверишь, кто именно… Гермиона Грейнджер!
Луна рассмеялась. Тихо и отстраненно, но звонко и очень зло. Гермионе стало не по себе.
— Как это мило… — нараспев произнесла она. Её голос, который в прежнем мире казался приятным, теперь вызывал страх. И опять же, невозможно было предугадать, чего ожидать от неё в следующий момент. Некстати Гермиона вспомнила Беллатрису Лейнстридж.
— Я вижу, она ещё и не одна. Интересно вдвойне.
Луна подошла к Гермионе слишком близко и посмотрела в упор.
— Как думаешь, что нам с тобой сделать? Хочешь попробовать на себе лекарство нашего милостивого правительства?
Гермиона изо всех сил старалась не отвести взгляд. Что такого она сделала всем этим людям?..
— А ты… — Луна перевела взгляд на Драко. — Хоть знаешь, с кем связался?
Гермионе хотелось закричать, что это ошибка, что она ничего не понимает и ни в чем не виновата, но вместо этого плотно сжала губы и, гордо запрокинув голову, с вызовом оглядела всех, находящихся здесь.
Перед глазами возникла площадь. И взгляд того юноши.
— С Гермионой Грейнджер, — ответил Драко как ни в чем не бывало. — Она, конечно, часто делает глупости и говорит ерунду, но предательства — это не по её части.
Гермиона прикусила губу и отвернулась к стене. Даже сейчас, защищая её, он был несносен, но и злиться она не могла. Скорее пыталась сдержать дурацкую улыбку, которая была бы здесь совсем не к месту.
— Похоже, он действительно не в курсе… — прокомментировала Клэр — девушка, что привела их сюда.
— Ладно. Отведите его в подвал. А с девочкой я хотел бы поговорить сам, — сказал Блейз. По его голосу Гермиона поняла, что ничего хорошего её не ждет.
Блейз сделал шаг в её сторону. Драко развернули к двери и почти втолкнули внутрь, когда она услышала его голос:
— Подождите, оставьте её. Она ни в чем не виновата!
Повисла гробовая тишина. Все взгляды теперь были обращены к Малфою.
— Я расскажу вам правду… — тихо сказал тот. Гермиона заметила, что из его губы идет кровь, а челка прилипла ко лбу. Глаза горели.
А ещё он в очередной раз спас её…
Только неужели это был единственный выход?
— Но сначала отпустите нас, — продолжил Малфой. Присутствующие переглянулись.
— Ладно, отпустите их. Всё равно без магии они против нас бессильны, — Кларисса сжала в руке две волшебные палочки. Гермиона в очередной раз осознала всю тяжесть своего положения. Теперь её руки были свободны, но она почти не чувствовала их, только пальцы неприятно защипало.
Инстинктивно она сделала шаг в сторону Драко, но дорогу ей преградил Блейз. Он грубо усадил её за небольшой стол. Малфой оказался довольно далеко — почти на противоположном углу.
— Ну что ж, начинайте, — потребовал Блейз. Гермиона уставилась на белую поверхность стола. Она сомневалась в разумности этой идеи, ведь им вряд ли поверят.
Но Драко уже начал говорить…

***
— И сколько времени вам потребовалось, чтобы сочинить эту сказку? — усмехнулся Блейз.
— Такое не придумаешь специально, — резонно заметила Кларисса. — Но информацию стоило бы проверить. Кто-нибудь из вас слышал про книгу? — все переглянулись, но никто не отозвался.
— Я им не верю, — отрезал Фред.
— В мире магии всё возможно… Но стоило бы потребовать доказательства… А если не предоставят, то отправим их в Директорий. И пусть там рассказывают свои сказки, — произнесла Луна.
— Какие доказательства?! — вспыхнул Драко и вскочил. Его лицо, всегда бледное, слегка раскраснелось. Самый крупный парень усадил его обратно на место.
— Мы можем показать вам свои воспоминания! — вдруг воскликнула Гермиона, обрадованная своей идеей, казавшейся ей блестящей. Хоть где-то она смогла быть полезна…
— А что, пусть покажут, — протянула Кларисса. — Воспоминания не так-то просто подделать.
— Хорошо, вперед, — бросила Луна.
— Я, конечно, не настаиваю, но для этого нам пригодились бы палочки… — язвительно заметил Драко.
Блейз нахмурился.
— Ну уж нет… Мы сами заберем их.
Ещё несколько минут они препирались. Гермиона почти не слушала. Хотелось закрыть глаза, а потом проснуться дома или в Хогвартсе.
Так странно: Директорий и РОК противостояли друг другу, а с ними в обоих обошлись почти одинаково.
Малфою удалось убедить Блейза, что уходить отсюда им с Гермионой бессмысленно, ибо в Директории не жалуют. Луна вернула Драко палочку. Поднеся её к виску, он извлек из своего сознания какие-то воспоминания. Подошла очередь Гермионы.
Она не знала, о чём подумать, чем поделиться с этими людьми, как убедить их.
Сейчас, когда ей так необходимо было освежить в памяти самые важные моменты, в голову приходила сущая ерунда: они играют в снежки с Гарри и Роном, она впервые приходит в Хогвартс, Малфой, их поцелуй, бал.
Ну уж нет! Это — её. И ничьё больше. Она никому не отдаст эти воспоминания.
Что же показать им?
Перед глазами, как живые, стали возникать картинки.
Мир магглов, высокие технологии, её компьютер и телевизор, машина отца. Пришедшее из Хогвартса письмо, распределение по факультетам, первое знакомство с Мальчиком-который-выжил, какие-то обрывки обыденной жизни, разговор с Луной на Рождество, битва в Министерстве, летняя поездка в Египет, пустынные улицы и странный дом, Книга с пустыми страницами и, наконец, тот последний день в прежнем мире…

***
Те несколько минут, что члены РОК по очереди смотрели в Омут памяти, казались Драко и Гермионе вечностью.
Было противно, что кто-то копается в обрывках их жизней, но они сами так решили, поэтому приходилось терпеть.
Наконец всё закончилось.
Несколько секунд гробовой тишины: все переглядывались, как будто ища друг у друга ответ: не показалось ли? Вы видели то же самое?
Несколько взглядов обратилось на Драко. Они смотрели на него, как будто видели перед собой призрака.
— Мы были друзьями? Или врагами? — спросил Блейз серьезно. Из его тона исчезли приказные и презрительные нотки, но зато появился интерес.
— Когда как, — усмехнулся Драко. — Чаще друзьями. Как поживает твоя сестра?
— Хорошо. А что?
— Ничего… Считай это дежурным вопросом.
Блейз нахмурился, но ничего не сказал. Лишь после нескольких секунд сосредоточенного молчания вынул из серванта несколько бокалов, которые были слишком шикарными для здешней обстановки, и сказал:
— Ну тогда за встречу. Точнее, за знакомство…
Луна, до того сидевшая и рассматривающая рисунок на полу, подняла глаза и сказала:
— Я там вроде как не я… Так странно, — в её потерянном взгляде и голосе Гермиона вдруг узнала ту прежнюю странную девочку, к которой привыкла в школе. Впервые за время пребывания здесь, она улыбнулась:
— Здесь все немного не так, как там.
Взгляд Луны вновь стал холодным:
— Немного? — резко спросила она. — Девочка, ты хоть понимаешь, что натворила? Немного! — она закатила глаза.
— Мне кажется, вам стоит вернуться назад, — холодно прокомментировал Блейз. — Хотя кто знает, что будет тогда с нами… — тихо добавил он. Это было похоже на мысли вслух.
— Тот мир не идеален… — сказала Гермиона. — Как и ваш… И мы не знаем, как вернуться, даже если захотим этого. Я больше не могу писать в книге.
Она наконец-то смогла заставить себя собраться и перестать бояться сказать хоть слово. И вдруг ей стало до боли обидно за то, что её поступок, казавшийся таким благородным и правильным, сейчас пытаются выставить преступлением.
— Возможно, всё получилось не так, как я рассчитывала, — начала она, но захлебнулась воздухом. Вскочила и схватилась за стол от переизбытка эмоций. — Но я не считаю, что совершила ошибку! Тот мир пережил две мировые войны и находится на пороге третьей. И мы каждый день просыпаемся в страхе от того, что с нашими близкими может случиться беда. Так что не смейте обвинять меня!
— А что ты знаешь о нашем мире?! — зло отрезала Луна. — Считаешь себя вершительницей судеб? И думаешь, что мы должны быть благодарны тебе за услугу?
— Хватит! — голос Блейза заставил обеих девушек замолчать. — Я думаю, нам стоит собрать совет… — он нахмурился. Сейчас он выглядел гораздо старше своих лет. Не мальчишкой-школьником, а взрослым человеком, вынужденным принимать серьезные решения. Впрочем, это роднило всех тех, кто находился сейчас здесь.
У Гермионы дрожали руки. Сейчас, когда основная опасность миновала, и никто больше не обвинял в том, чего она не совершала, на неё волной накатила усталость. Кларисса протянула ей бокал. Сжав его, Гермиона уставилась в окно, как завороженная, наблюдая за снежинками, танцующими в ночном воздухе.
Страха больше не было. Никто не собирался причинять ей вред, но на запястьях, недавно сжимаемых Фредом, появились синяки. Они служили напоминанием: эти люди ей не друзья.
Как и Гарри, Рон… Как и все здесь.
Драко пересел на стул рядом с ней, и теперь она чувствовала, что его плечо слегка касается её. Это успокаивало.
— Давайте дадим друг другу время всё обдумать, а совет соберем завтра? — предложил Фред, зевнув.
Наверное, уже далеко за полночь, отметила про себя Гермиона, а потом подтвердила свою догадку, увидев на стене небольшие часы. Удастся ли ей уснуть в эту ночь?..
— Проводите их в комнату, — небрежно бросил Блейз, откинувшись на стуле и налив себе чаю из алюминиевого чайника.
— В какую? — спросила Кларисса, приготовившись встать.
— Сейчас каникулы, почти все в сборе. Хотя… Кайл не приехал. Значит, его комната свободна.
— Она же на одного человека… — возразила Кларисса.
— Ничего, перебьются. Дашь им матрас. Или можно в подвал, как я предлагал сразу. Не хотите? — он с ухмылкой посмотрел на Драко и Гермиону.
Те отрицательно помотали головой.
Яркое пальто Гермионы промокло и испачкалось, волосы спутались, под глазами залегли темные круги. Она выглядела потрепанной и сиротливо-потерянной, старалась не встречаться ни с кем взглядом и непроизвольно жалась к Драко, будто ища у него защиты. Хотя её больше ни в чем не обвиняли, она чувствовала угрозу, нависающую над ней здесь, и всеобщее презрение, порой неприкрытое. Направленное, правда, не на неё, а на ту девочку, чью жизнь она теперь проживала.
Драко же по-прежнему смотрел прямо и уверенно. Наверное, именно поэтому никто больше не отпускал язвительных замечаний, дав им уйти спокойно.
Кларисса довела их до бежевой двери и пропустила вперед. Они оказались в небольшой комнате с низким потолком, большим окном почти на всю стену и широким подоконником, односпальной кроватью у стены и грудой вещей, небрежно лежащей в углу.
— Когда каникулы кончатся, вы сможете переехать в другую комнату, — мягко сказала Кларисса, призвала матрас и вручила его Драко. — Отдыхайте, — она направилась к двери, но в проеме остановилась и добавила:
— Вы простите, что мы так с вами… Все очень тяжело переносят случившееся с Крисом. И дела идут не очень, — её губ коснулась грустная улыбка. Только сейчас Гермиона смогла рассмотреть эту девушку. Казалось бы, в ней не было ничего примечательного: средний рост, обыкновенная фигура, длинные волосы, заплетенные в косу… Но отчего-то она вызывала симпатию. Гермиона не сразу поняла, что дело в глазах. В отличие от всех тех колючих взглядов, что она успела почувствовать на себе сегодня, этот был теплым.
— Что такого я сделала? Почему они ненавидят меня? — решилась спросить она.
— Это долгая история, — отмахнулась Кларисса. — Я расскажу тебе завтра, — пообещала она. — Ложитесь спать. Если завтра Совет, то вас разбудят рано.
— Спасибо.
Кларисса ушла, и они остались вдвоем.
Драко опустился на пол, а Гермиона осторожно присела на край кровати.
Повисло неловкое молчание.
— Я… В общем, я… — попыталась начать разговор Гермиона. — Спасибо тебе за всё.
Драко усмехнулся:
— Пожалуйста. Но не рассчитывай, что я буду вечно спасать тебя. Сегодняшнего опыта мне хватило лет на десять вперед.
Он всегда был таким: язвительным, колким. Желающим казаться гораздо хуже, чем есть на самом деле. Когда-нибудь она привыкнет к этому. Уже почти привыкла.
Гермиона не стала отвечать, потому что пререкаться сейчас хотелось меньше всего.
— Ну что, ты ложишься на кровати, а я на матрасе? — небрежно спросил Драко и заклинанием надул походный матрас, похожий на тот, что был у Гермионы в маггловском мире. Отец брал его с собой, когда они шли на пикник.
— Я могу и на матрасе…
— Моё воспитание не позволит допустить это.
— Что, решил снова поиграть в джентльмена?
— В тот раз эта игра кончилась довольно забавно, — Драко подмигнул ей, недвусмысленно намекая на случай в кабинете Рун. Гермиона вспыхнула и потупилась, а потом тихо сказала:
— Мы можем чередоваться… Один день я на кровати, один день — ты. Так будет честно.
— Идет, — ответил он, зевнув. По-видимому, устал на столько, что не в силах был даже шутить. Теперь они заперты здесь вдвоем. Гермиона не знала, радоваться этому или считать злой шуткой судьбы.
Они пережили вместе столько, что, казалось бы, все страхи, связанные с ним, должны были уйти, тем не менее, она пошла переодеваться в ванную, вместо того, чтобы просто попросить его отвернуться. Сама не знала, что ей мешало: возможность услышать очередную порцию насмешек, то, что он возьмет и повернется в неподходящий момент или что-то ещё…
Вернувшись, Гермиона закуталась в пахнущее пылью и хлоркой одеяло и только теперь смогла посмотреть на Драко.
Он сидел на матрасе в расстегнутой рубашке и потирал запястья.
Посмотрел на неё, бесцеремонно его рассматривающую, усмехнулся и подмигнул. Гермиона покраснела, быстро опустила глаза и, не став дожидаться, когда он начнет собираться ко сну и снимет эту самую рубашку, выдавила из себя «Спокойной ночи» и отвернулась к стене.
Дыхание отчего-то было неровным.
Натянув одеяло почти до носа, Гермиона твердо решила заставить себя поспать.

***
Она лежала и рассматривала потолок уже около часа. Несмотря на сложность ушедшего дня, сон не шел.
Осторожно встав, чтобы не потревожить Драко, который уже, кажется, заснул, Гермиона вытащила из сумки дневник.
Нужна последняя запись — почему-то она была уверена, что именно там найдется то, что ей так важно узнать.
Перелистнув несколько страниц, Гермиона прочитала:
«5 января 1998
Я не писала здесь почти месяц. Как много всего произошло за это время! Но надо рассказать всё с самого начала, быть может, мне станет от этого легче. Потому что случившееся как будто бы держит меня, не давая идти дальше.
Всё началось ещё в декабре...»


Дорогие мои читатели! Хоть и с опозданием, но я поздравляю вас с Новым Годом и Рождеством! Желаю в этом году обрести то, что вам действительно нужно. Пусть он будет гораздо лучше предыдущего!
Спасибо, что вы со мной.
Для меня это действительно важно и дорого.
С любовью,
SS

Узоры жизнесплетений

Глава 23
Узоры жизнесплетений

Мы надолго дома покидали,
И, от книжных страниц до запретных границ,
Вновь смотрели в туманные дали —
Мы отчаянно этого ждали.

Неужели опять стали мы забывать,
Как слова выделяли заглавным?
Как же так можно жить — ведь в душе не убить
Первый миг, когда счел себя Равным?
(Айса)

«Всё началось ещё в декабре…
Мама долго не могла найти работу, а я, вынужденная полностью погрузиться в учебу из-за грядущих экзаменов, тоже временно оставила идею финансово помочь семье хоть как-то.
Мы выставили дом на продажу. Отвратительная, гнетущая атмосфера неизвестности возвела между мной и родителями высокую стену. Мне казалось, что они всё время обвиняют меня: что мне доступно гораздо больше, чем им, что я, при всех своих дурацких способностях не могу помочь семье, что я отгородилась от них и смотрю свысока, ведь общих тем становится всё меньше… Они не упрекали прямо, но я чувствовала это во взглядах, интонациях, невысказанных фразах. А, возможно, просто придумала, потому что винила себя сама…
Однажды настал день, когда я поняла, что дальше так продолжаться не может. Кажется, это было после очередной крупной ссоры. Мама наговорила мне много неприятных вещей, и я долго сидела в комнате, думая, как жить дальше, а потом собрала вещи и ушла. Так я переехала к Рону. Но легче от этого не стало. Я ходила по дому, как тень, рисовала, пыталась учиться. Все попытки себя расшевелить воспринимала в штыки.
Через неделю я узнала, что маме предложили работу. Такую, о которой мы и не могли мечтать. Ничего заоблачного, но для простой магглы это было невероятно: Ответственный секретарь городского архива. В сущности, магия на этой должности не нужна, ведь в подобных заведениях на неё стоит блок, но подобное назначение так или иначе было удивительным. Даже несмотря на то, что раньше она работала библиотекарем в Центральной Библиотеке, которая находится этажом выше.
Я не спрашивала у Рона, его ли это рук дело, но подозревала, что да, ведь из всех моих знакомых, он единственный, чья семья хоть как-то связана с Директорием.
Я не знаю, чего ему стоило сделать это для меня, ведь его отец всего лишь рядовой сотрудник маггло-магического отдела. Хотя, возможно, просто удачно сложились обстоятельства. Я, как поистине эгоистичное существо, сделала вид, что не понимаю, как сложить два плюс два, и не удостоила его даже благодарности.
Часто спрашиваю себя: люблю ли я Рона? Обычно отвечаю утвердительно. Но иногда кажется, что свои книги и рисунки люблю куда больше. Впрочем, живя в его доме, пользуясь его заботой и вниманием, говорить такое очень неправильно.
Городской архив… Место, где хранятся самые важные документы Директория, мемуары, записи времен Великой Магической Войны и многое другое. Читать их запрещено абсолютно всем. Чтобы суметь сделать это, нужно знать несколько заклинаний. Как я выяснила позже, на должность секретарей туда брали только магглов, чтобы они ни в коем случае не смогли прочитать хранившиеся там документы. Но зато историю должны были знать отменно, чтобы без труда ориентироваться в многочисленных стеллажах с папками и книгами.
Страшно подумать, что будет, если мой дневник попадет к кому-нибудь из Директория. Наверное, меня ждет Очищение…
Впрочем, думаю, у них есть дела посерьезнее.
Я сама не знаю, что именно так влекло меня в Архив. Возможно, те «неправильные» книги, что я успела прочитать благодаря Анне и её парню из РОК, возможно, ощущение того, что нас обманывают, и на самом деле всё совсем не так, как рассказывают на Истории в Хогвартсе.
Мне казалось, что именно там я найду ответы на свои вопросы. И единственное, что мешало мне: та самая пресловутая защита, сломать которую я была не в силах.
Наши отношения с мамой снова наладились. Я помогала ей разобраться во всех перипетиях её новой работы, она же — не препятствовала моему нахождению в Архиве, нарушая при этом устав. Раньше я думала, что Городской Архив — непреступная крепость, доступ в которую есть лишь у избранных, но вскоре поняла, что к основным секциям можно попасть без труда. Почти как в библиотеку. Нередко к нам приходили студенты с разрешениями от преподавателей и подолгу копались в полках. Периодически были проверки. Но, в сущности, я ничего не нарушала, ведь запретными были лишь несколько залов, справиться с защитой которых в одиночку не под силу. Поэтому бояться нам с мамой было нечего.
В итоге за несколько дней я изучила всю информацию, которая была для меня доступна, но никак не могла добраться до главного.
А потом к нам пришли мои однокурсники. Л.Л. и Б.З. в компании парня Анны и парня, которого я узнала впоследствии как К. Я догадалась, что они из РОК, хотя точно знать не могла. У них было разрешение на получение простых документов, которые явно были им не нужны. Очевидно, что они искали что-то гораздо серьезнее, чем «Текст второй редакции закона о печати», который ещё недавно можно было купить в любом киоске. А значит, это была просто попытка разведать обстановку.
Тогда я вдруг четко поняла, что они — мой единственный шанс прорваться через пресловутую защиту. Конечно, они не ожидали увидеть меня там, а я ни при каких условиях не должна была начинать с ними общение. Но я начала… Не знаю, о чём думала тогда, подвергая опасности себя, маму и родителей Рона, но я заключила с ними сделку: я помогаю им пробраться в Архив, рассказываю всё, что знаю, а они позволяют мне пойти с ними. И мы все получаем то, что так сильно хотим…
Я была полезна, поэтому они согласились. Я знала многое: два запасных выхода, то, местонахождение резервного генератора силового поля, отключающего запрет на использование магии… Но без них я бы не пошла на это. Не рискнула бы.
Тогда я воспринимала всё как приключение. Заговоры, полушепот, шифровки… Было здорово чувствовать себя героиней детектива.
В моей голове до сих пор не укладывается, как мы — группа подростков — смогли проникнуть в главное хранилище документов всего ОММГ. Но это оказалось довольно просто. Видимо, со времен Освобождения, никому и в голову не могло прийти нарушить закон. Вся работа Архива заключалась в получении новых документов и их сортировке. Обычно то, что попадало сюда, покоилось здесь вечность. Доступ к документам запрещенных секций имели только члены правительства и Управление Общественной Безопасностью, которые, впрочем, почти не пользовались этим правом. Зайдя на территорию, сразу лишаешься магических способностей. Как ни странно, это распространяется на всё здание. Помнится, все страшно возмущались, что в Библиотеке приходится сдавать палочки.
Но так наше правительство обеспечивает безопасность. Что ж, пускай…
В тот злополучный день в Библиотеке было очень много народу. Стоило бы перенести наше дело на более удобное время, но никому не хотелось ждать.
Сначала всё шло по плану. Я убедила маму, что ей надо взять выходной и хорошо отдохнуть в честь их с папой годовщины свадьбы, а я непременно смогу её заменить. Придя в Архив, ещё раз проверила все детали, а потом отключила защитное поле. После этого мои новые союзники, применив заклятие невидимости, проникли в тайный отдел Архива, с помощью неизвестного мне заклинания смогли проявить текст в хранящихся там документах, сделали их копии и уже собирались уходить.
Я наблюдала за всем со стороны, не забывая следить за входом, а потом моя рука заныла от боли. Меня обнаружили. А это значило, что ещё мгновение, и сработает сигнализация, здесь появятся Стражи Спокойствия, и я окажусь в числе главных государственных преступников.
Мне стало до безумия страшно. Больше за маму, чем за себя.
Я выбежала в фойе и столкнулась лицом к лицу со Стражем.
— Нам поступил сигнал о несанкционированном проникновении в Государственный Архив, — сказал он.
— Я знаю, — смело ответила я. Видимо, страх взял свое, и я слабо понимала, что вытворяю. — Это я его подала.
— Кто вы?
— Я помощник Ответственного Секретаря. Сегодня утром в библиотеке я видела подозрительных личностей, которые интересовались содержанием Архива. А около получаса назад защитное антимагическое поле перестало работать. Мы сразу обратились к вам. Боюсь, что нарушители могли проникнуть в Архив через задний вход для персонала, который находится за третьим стеллажом, — я говорила нарочито громко и медленно, искренне надеясь, что мои союзники услышат про запасной выход и успеют уйти до того, как Страж пройдет внутрь. Тогда я не знала, что Б. З. и Л. Л. успели трансгрессировать ещё до включения защитного поля, но после моей роковой фразы о сигнале, а К. моя помощь была уже не нужна — его поймали на месте преступления.
Через минуту в помещение ворвался Рон. Он объяснил свое появление тем, что страшно беспокоился за меня, узнав, что я оказалась в эпицентре преступления, и сразу трансгрессировал сюда, желая удостовериться, что всё в порядке.
Как же тогда мне было не до него!
Потом были многочисленные допросы свидетелей. Вызывали всех, кто в тот день заходил в здание. В том числе и Л. с З. Я помню, как они смотрели на меня, когда мы случайно встретились в толпе ожидающих допроса. Конечно, мы не могли ни о чем говорить, чтобы не выдать себя, но в их глазах я видела ненависть.
Тогда я сидела, стараясь на них не смотреть и сжав руку Рона, который в сотый раз повторял, что нам ничего не угрожает, а сама чувствовала себя предательницей.
И ведь теперь все те, кому я ещё недавно помогала, тоже думали, что я предательница.
Вряд ли они поверили, что я и правда подала сигнал, но для них я точно виновна. Кто же в действительности виноват, я до сих пор не знаю. Как и то, каких действий мне ожидать от РОК. А ведь со многими из них мы наверняка учимся в одной школе…
Сейчас я вспоминаю всё это как что-то далекое и происходившее с каким-то другим человеком, но иногда мне страшно выходить из дома.
Уж лучше бы я действительно жила как все.»
Из дневника Гермионы Грейнждер

Она резко захлопнула блокнот. История казалось неестественно глупой и лишь порождала новые вопросы. Очень много вопросов…
Гермиона не знала, как относиться к себе той, что это писала, не знала, что здесь хорошо, а что плохо. Ото всего этого голова шла кругом.
За окном валил снег, из-за мороза стекло было затянуто причудливым узором, слегка переливающимся в ночном свете.
Драко мирно спал на матрасе. Во сне он выглядел совсем иначе. Гермиона не могла объяснить, в чём именно дело, но уже несколько секунд его рассматривала. Она старалась не думать о том, что будет, если он вдруг резко откроет глаза и увидит, что её внимательный взгляд направлен прямо на него, но в голове уже начали возникать варианты их возможного диалога: его язвительных комментариев, своих смущенных ответов. Покраснев заранее, Гермиона отвела глаза и уткнулась лицом в подушку.
Сон не шёл ещё долго.

***
Её разбудил громкий голос прямо над ухом.
— Грейнджер! — сквозь сон услышала она. — Да проснись же ты наконец! Уже второй час дня. Нам надо быть на совете через пятнадцать минут! — приоткрыв глаза, Гермиона увидела лицо Драко, склонившегося над ней.
— Через сколько?! — она так резко вскочила, что в ушах зазвенело. — Ты что, не мог разбудить меня раньше?
— Я пытался, — усмехнулся он, скрестив руки на груди и буравя её насмешливым взглядом. — Но ты дралась, отнекивалась и ныла, прося дать тебе «ещё пять минуточек». Это было забавно, — он хмыкнул и подмигнул ей. Она насупилась:
— Выйди, мне надо переодеться, — выплюнула она, гневно посмотрев на него.
— Я могу отвернуться.
— Нет, выйди.
— Не доверяешь мне, а, Грейнджер?.. — он подался вперед, его лицо оказалось буквально в десяти сантиметрах от её. — Что ж, возможно, это разумно…
Гермиона отмахнулась от него, вскочила и принялась натягивать свитер поверх пижамной рубашки. Переодеваться при Малфое не хотелось, а выходить не было времени.
— Как мне это надоело! Ты не разбудил меня вовремя, не даешь мне нормально жить и постоянно несешь какую-то чушь. И это при том, что мы находимся в месте, где меня ненавидят, и теперь опаздываем на какое-то важное собрание, — достаточно монотонно возмущалась она, вытаскивая из-под кровати ботинки, заплетая волосы в косу и заправляя кровать.
— Ты такая милая, когда суетишься… — прокомментировал Малфой, внимательно за ней наблюдая. Но сейчас его действия не имели желанного эффекта. Гермиона лишь бросила «Отстань» и выбежала из комнаты. Малфой пожал плечами и последовал за ней.

***
Через несколько минут они уже сидели за небольшим столом в слабо освещенной комнате. Совет должен был начаться уже несколько минут назад, но все ждали Блейза, который утром отправился на разведку в Лондон. Царило тяготящее и неловкое молчание. От нечего делать, Гермиона разрисовывала салфетку завитушками и грызла так некстати попавшийся под руку карандаш. Драко сидел, раскинувшись на стуле, и выглядел слишком уверенно для той ситуации, в которой они находились. Народу было немного: Луна Лавгуд, Кларисса, Фред, огромный парень, из-за которого у Гермионы до сих пор болели руки, и ещё две незнакомые девушки.
Время тянулось невыносимо долго. Гермиона понятия не имела, в чём цель этого совета и что ей придется говорить. Но ясно было, что придется защищаться: либо от имени той девочки, чей дневник она читала сегодня ночью, либо от своего собственного.
Дверь резко открылась, и на пороге появился Блейз. На его куртке и шапке был снег, и выглядел он уставшим, печальным, но не злым. По крайней мере, сегодня он уже не смотрел на Гермиону так, как будто в следующий момент вцепится ей в горло.
— Через пять минут начнем, — бросил он. — Вы поставили чай? Сегодня ещё сильнее похолодало.
Блейз снял куртку, отряхнулся и уселся на стул напротив Драко и Гермионы.
— Я был у Криса,— начал он. Все взгляды обратились на него. В них смешивались тревога и любопытство. — Он нас помнит. Но слабо понимает, что происходит. Впрочем, он безмятежно счастлив. Собирается заняться цветоводством. Вообще, зрелище довольно жалкое…
— Что делает Очищение? — Драко озвучил вопрос, который уже несколько секунд вертелся на языке у Гермионы.
— Лишает человеческой сущности, воли, жажды познания и свободы. Сложно объяснить… Но после него человек превращается в послушную марионетку, которая свято верит в мир во всём мире, радость и вечное счастье, организуемое нашим правительством. После Очищения человек не боится смерти, не испытывает никакой боли, кроме физической, у него напрочь исчезают родственные и дружеские чувства, он перестает понимать, что такое любовь. А вообще, это «гуманная» мера по борьбе с преступностью в ОММГ, — ответила Кларисса.
— Я не прощу им Криса! — зло отрезала Луна. — Не забывай, что в этом есть и твоя вина, — ядовито процедила она, обращаясь к Гермионе.
— Брось, Луна, она не виновата, — вступился за последнюю Фред.
— Не она виновата, — поправил Блейз. — Но не суть…
Гермиона хотела сказать, что здешняя Гермиона тоже не сделала ничего того, что бы заслужило столько презрения, но передумала. Это повлекло бы новые вопросы, а отвечать на них не было никакого желания. К тому же, той Гермионе это уже неважно. Интересно, а что стало с ней, когда история изменилась?
— Надо решить, что делать дальше, — продолжил Блейз.
— Расскажите о вашем мире, — попросила Гермиона. — Тогда мы сможем понять, насколько серьезной была моя ошибка.
— Рассказать о мире? — усмехнулась Луна. — Понимаешь ли ты, Грейнджер, что значит «рассказать о мире»? Это может занять не один день. Задавай конкретные вопросы.
Гермионе не нравился тон, в котором Лавгуд с ней разговаривала. Откуда в ней взялось столько язвительности и злобы?
— Хорошо, — резко ответила она. — Кто управляет ОММГ? Каким законам он подчиняется? Почему маги и магглы стали жить вместе? И чего добиваетесь вы? — она собиралась спросить ещё, но Луна её оборвала.
— Достаточно. Кто хочет поработать энциклопедией для мисс Грейнджер? — спросила она у всех остальных.
— Я могу рассказать, — отозвалась Кларисса. — Не зря же я отвечаю за «Восстановление фактов». Если ты вмешалась в историю после падения Грендевальда, то про Первую Магическую Войну вы знать должны… — обратилась она к Гермионе. — Ты должна помнить так же, что она происходила параллельно с войной в мире магглов, а потом они соединились. Магическая тайна была раскрыта. Я не буду вдаваться в подробности происходящего тогда, но мы называем то время Годами Мрака. Война перекинулась на континент, шло массовое уничтожение магглов, но и волшебникам приходилось несладко… Магглы дали достойный отпор, вопреки ожиданиям многих. Я могу дать тебе почитать воспоминания очевидцев тех времен, которые мы достали в Архиве. Но сейчас не об этом…
Победа Дамблдора над Гриндевальдом считается Днем Освобождения. Именно его мы праздновали вчера. Была принята Конвенция о ненападении, государства, участвовавшие в войне, объединились в Конфедерацию и составили Кодекс — общий свод законов для всех её членов. Можно очень долго обсуждать, какие цели преследовали те люди, что писали нашу историю. Возможно, такие же благородные, как ты, когда её меняла. У нас действительно нет войн и преступности. Противоречия и конфликты улаживаются Очищением. Это, к слову, довольно распространенная процедура, которая даже не считается наказанием. Государство управляется Директорием, во главе которого стоит выборный глава. Но выборы были только один раз. Со времен окончания войны Директорий возглавляет Альбус Дамблдор…
Гермиона изменилась в лице. Услышанное не укладывалось в голове.
— Кто?.. — на выдохе спросила Гермиона, взмахнув руками и чуть не сбив стоящую на столе чашку. — Как он допустил все это?!
— Лучше бы ты спросила, как нам это изменить, — ответила Луна.
— Но он ведь… В нашем мире он Директор Хогвартса, и сложно найти более мудрого и честного человека, — задумчиво произнесла Гермиона, пропустив реплику Луны мимо ушей.
— А я всегда говорил, что наш Директор отнюдь не такой непогрешимый, каким ты его видишь, — вставил Малфой. Он по-прежнему выглядел безучастным, хотя Гермиона видела, что слушал он очень внимательно. — К тому же, власть меняет людей, — добавил Драко. — И всё-таки, перейдем к основному вопросу: чего добиваетесь вы?
Гермиона была благодарна, что именно он спросил это — на него здесь реагировали менее враждебно.
— Перемен, — коротко ответил Блейз, до того тоже хранивший молчание.
— Но перемены не всегда бывают к лучшему… — философски отметила Гермиона. — Вы хотите свергнуть существующее правительство?
— Позволь объяснить ещё одну вещь, — мягко сказала Кларисса. — Мы — Революционный Оппозиционный Клуб. Молодежная организация, созданная школьниками. Здесь вряд ли можно отыскать человека старше двадцати пяти… Мы не можем добиваться свержения власти, а даже если бы и захотели, у нас нет для этого возможностей. Иногда мы получаем задания от Альянса Сопротивления, которого, к слову, Директорий боится. Но мы — всего лишь клуб неравнодушных подростков… И единственное, что мы можем, это попытаться хотя бы отчасти восстановить тщательно скрываемую от нас правду, донести её до людей, доставляя легкие неудобства правительству и веря, что однажды всё изменится.
— Не скажи, — перебила Клариссу Луна. Её глаза сверкнули. — Мы очень многое делаем для Альянса, о нас пишут в газетах, а на цвет нашей формы косо смотрят на улицах.
— Надо полагать, ваш цвет — черный? — спросил Малфой.
— Черный, — ответил Блейз.
— Это многое объясняет… — отстраненно произнес Драко. О чём он говорил, Гермиона не поняла, но сейчас её волновало не это.
— А чего добивается Альянс? — она скомкала очередную салфетку и вопросительно посмотрела на Блейза.
— На этот вопрос мы ответить не в силах, — сказал тот.
— То есть, вы помогаете им вслепую?
— Пока что мы делаем то, что считаем правильным. И, пожалуй, Грейнджер, теперь мы начнем задавать вопросы, — голос Забини снова стал стальным. — Итак… Факт о том, что ты меняла историю, мы примем на веру. Тогда возникает вопрос: где найти столь чудесную Книгу, способную изменить мир?
— Не думаю, что она вам поможет. Моя попытка, как видно, не привела к хорошему, — холодно ответила Гермиона, хотя от взгляда Блейза ей было не по себе. — И вы не сможете найти её, она сама приходит к владельцу.
— Вот как? — усмехнулась Луна. — Тогда интересно, почему же она выбрала такую глупую и наивную девочку, как ты?
Слышать от неё такие слова было больно и обидно. Конечно, это не та Луна, что была в их мире, но всё же… Не могла же она так кардинально измениться. Или могла?
— Я не в силах ответить на этот вопрос. И знаешь что: не тебе меня судить, Лавгуд! — отрезала Гермиона, с прищуром посмотрев на Луну. Находиться здесь становилось тяжелее с каждой секундой.
— После опыта Гермионы мы вряд ли решимся переписывать историю под себя. Мне кажется, единственное, что мы можем, это вернуть всё к тому, как было до её вмешательства, — вдруг сказала одна из двух незнакомок. Гермиона не видела её ни в Хогвартсе, ни при вчерашнем дружелюбном знакомстве с РОК. Тем не менее, девушка говорила логичные и правильные вещи, и одно это вызывало симпатию.
— Вопрос только в том, стоит ли это делать, — подхватила Кларисса. — Чтобы понять, нам нужно узнать как можно больше о вашем мире.
Следующие полчаса Драко и Гермиона наперебой рассказывали о мире магов и магглов из их настоящего, которое теперь уже стало прошлым. Всех очень задело замечание Гермионы о том, что этот мир, судя по всему, сильно отстает от того в развитии, а вот рассказ о двух мировых войнах испугал.
Когда Блейз предложил голосовать «за» или «против» возращения, и несколько рук взметнулись в воздух, Гермионе стало страшно. Кто они такие, чтобы определять судьбы людей на целой планете? Кто они такие, чтобы решать, кому жить, а кому умирать?
Ей хватило того дня, когда она уже взвалила на свои плечи эту непосильную ношу. Теперь же Гермиона понятия не имела, какой выбор сделать. Так и не смогла заставить себя поднять руку. Сидела, изо всех сил оказаться свободной от любой ответственности, снова начать жить легко, не задумываясь о том, что каждое твоё действие эхом отразится на судьбах миллионов людей.
В итоге к общему выводк они не пришли, и было решено начать поиски Книги и впоследствии провести ещё один Совет.
Гермиона, попросив у Клариссы воспоминания, которые та обещала показать, удалилась в свою комнату, получив в придачу учебник истории ОММГ и несколько политических книг.
Ещё неделю назад невозможно было представить, что с ней случится что-то подобное. Прошлого больше нет, её жизнь — теперь не её, и надо начинать строить всё заново, смирившись с тем, что здесь дела обстоят совсем иначе, привыкнув к этому и приняв.
Гермиона опустилась на пол, обхватила колени руками и закрыла глаза. Просидев так несколько минут, решила всё-таки заняться изучением новой истории. Истории, которую она сама создала.
Куда делся Драко, Гермиона не знала. Последний раз она видела его на Совете, когда он голосовал за «остаться». Ей хотелось поговорить очень о многом, но сейчас его исчезновение было ей только на руку, потому что желание побыть в одиночестве и собраться с мыслями пересиливало остальные. Свалившаяся на неё ноша была слишком тяжела, чтобы вынести её и не сойти с ума. А ведь раньше перед ней никогда не вставало по-настоящему серьезных вопросов о том, что правильно, а что — нет. И хотя они с Гарри и Роном нередко попадали в передряги, всегда было ясно, какой путь верный, к какой цели идти. Полутонов не было.
Начать изучение нового мира Гермиона решила с истории. С момента своего вмешательства, а именно — с Первой Магической Войны, именуемой здесь Великой. Мир тогда разделился на два лагеря: маги и магглы. Они воевали друг против друга беспощадно, на уничтожение. И хотя изначально целью волшебников было создание классового общества во главе с чистокровными магами, всё пошло не по плану.
Война, которая планировалась как молниеносная, растянулась на несколько лет. Магглы смогли дать достойный отпор. И хотя у волшебников было куда больше возможностей, магглы превосходили их численно. В маггловских городах началась новая Инквизиция. Людей, у которых подозревали наличие магических способностей, убивали или брали в плен. Конечно, не обходилось без предателей. Так у магглов появились свои магические агенты, которые помогали им в создании тюрем с антимагическими полями, опознавательных приборов и ненаносимых объектов.
Всё это Гермиона знала давно… Как и то, что война, длившаяся больше четырех лет, закончилась поражением диктаторского режима Гриндевальда только после того, как в противостояние с ним вступил Альбус Дамблдор. После этого была примята Декларация о неразглашении магической тайны, воспоминания магглов скорректированы. Между мирами возвели прочную стену из законов и правил, призванную защитить два мира друг от друга.
Так было когда-то... До того, как Гермиона Грейнджер решила вмешаться в историю. Теперь же та вступила на новый виток.
После победы Дамблдора, раскрывшаяся магическая тайна не была восстановлена. Маги и магглы подписали соглашение о мирном совместном существовании. Для обеспечения безопасности был принят ряд законов, в частности — закон об Очищении, призванный сохранять мир и равновесие, обезвреживая людей, провоцирующих конфликты, беспорядки и аморальность.
За сто лет существования ОММГ через него прошли миллионы людей. Но, как и сказала Кларисса, оно не считалось наказанием. Для большинства это было что-то сродни лечению сумасшедших от психических недугов. И люди искренне верили, что после Очищения жизнь осужденных становится лучше.
Субъекты Конфедерации и их правительства ставили своей главной целью не допустить повторения Великой Войны и сохранить существующий режим власти. На это была направлена вся их политика.
Центром государственной идеологии стало понятие Безмятежного Счастья, к которому должны стремиться все люди на Земле.
Кларисса предупреждала, что официальные источники и информация из Архива будут существенно отличаться. И Гермиона воочию убедилась, что это так. Похоже, всё здесь писалось через призму этой идеологии. Информации о войне в прошедших цензуру книгах было мало. Только факты, да и то, возможно, не совсем достоверные. Главным врагом был представлен лично Гриндевальд, а не его пагубные идеи, Дамблдор же преподносился как Освободитель. Об Очищении говорилось как о чём-то обыденном и уж точно не опасном или страшном. День трёх «О» — Освобождения, Очищения и Объединения был главным государственным праздником. В этот день на Главной площади каждого из городов ОММГ проходила публичная процедура Очищения для одного из государственных преступников. История этого человека и его преображения печаталась в газетах и журналах, транслировалась по радио и презенторию — местному аналогу телевидения.
Иногда публичные Очищения проводили чаще. И всегда это обыгрывалось как праздник…

***
Гермиона не знала, сколько прошло времени, прежде чем дверь медленно открылась, и в комнату вошел Малфой. Он застал её сидящей на полу в окружении книг и листов, разбросанных по полу.
Несмотря на то, что, начиная чтение этой главы, она пообещала себе, что, дочитав, отправится на его поиски, приход Драко оказался неожиданным. Его не было очень долго — за окном уже успело стемнеть.
— Где ты был? — спросила Гермиона, оторвавшись от чтения. Взглянула на Малфоя. Он выглядел задумчивым и печальным. Сама она тоже была в отнюдь не радостном настроении. Прочитанное оставило в душе очень неприятный осадок. Вроде бы хотелось обсудить это с Малфоем, но она чувствовала, что не в силах сейчас это сделать.
— Говорил с Блейзом. О своей семье. Увы, он знает очень мало… Здесь чистокровные волшебники не держатся друг за друга.
Что ответить, Гермиона не знала. В конце-концов, он пошел на это, чтобы вернуть мать, а теперь с трудом можно понять, существует ли она здесь вообще.
От этого сердце снова болезненно сжалось. Перед глазами возникла картина из Малфой-мэнора: он стоит перед портретом матери, крепко сжав руками подоконник, а в воздухе витают горе и боль.
Тогда она, кажется, окончательно решилась, а теперь не знала, куда его завела.
Драко прошел внутрь комнаты, опустился на стул и размотал шарф. Только сейчас Гермиона заметила, что он в верхней одежде.
— Откуда у тебя эта куртка? — спросила она, желая сменить тему.
— Блейз одолжил. Не вечно же мне ходить по улицам в свитере.
— Угу. Весьма благородно с его стороны… — Гермиона снова уткнулась в книгу. Мысль о том, что Драко и Блейз снова друзья почему-то была неприятна.
— Что читаешь? — спросил Драко.
— Конституцию, — ответила Гермиона. Она была рада сменить тему. — Знаешь, это самая демократичная Конституция, что я когда либо видела… Так странно.
— Не вижу ничего удивительного. Творить беззаконие удобнее, прикрываясь идеальным законом.
— Возможно… Как думаешь, мы найдем Книгу?
— Не знаю. Я не вижу в этом смысла. Всё равно мы не сможем писать там.
— То есть, мы будем жить здесь?
— У нас есть выбор?
— Не знаю… Будет сложно привыкнуть к этому миру. Иногда мне кажется, что он просто ужасен.
— Ты сама его создала.
— От этого мне не легче…
Повисла неловкая пауза. Каждый задумался о своём. Гермиона никак не могла решить, как жить дальше. Сейчас она чувствовала себя подобно тому, как чувствует человек в поезде по дороге на новое место жительства. Отправляющийся за новой жизнью без определенных перспектив и планов. Когда очевидно, что пребывание здесь не вечно, и скоро придется сойти. А дальше — одна лишь неизвестность.
Первым молчание нарушил Малфой:
— Мне кажется, или ты сегодня ещё не ела? — этот вопрос очень сильно выбивался из цепочки предыдущих. Гермиона улыбнулась и слабо кивнула:
— Не ела…
Странно, но до того, как он спросил, она почти не чувствовала голода, а теперь в животе заурчало.
— Тогда ты можешь сходить на кухню и что-нибудь приготовить, — он с прищуром взглянул на неё. Или даже подмигнул. Она не разглядела.
— Ты хочешь прогнать меня из комнаты?
— Нет, хочу пойти с тобой. Я чертовски голоден.
— Предупреждаю, кулинар из меня никчемный.
— Всяко лучше, чем из меня.
— Вот и проверим.
Они спустились вниз по небольшой узенькой лестнице и оказались на кухне. Ещё вчера Гермиона заметила, что та небольшая и небогатая, а сейчас ещё раз в этом убедилась. На столе обнаружились помидоры, огурцы и сыр. Гермиона взяла нож и приготовилась нарезать салат.
— Вообще-то магию ещё никто не отменял, — усмехнулся Драко. — А на плите вроде как есть жаркое, — он приподнял крышку, и по кухне разнесся приятный аромат.
— Так что же, ты даже не отведаешь моих кулинарных шедевров? — с иронией спросила Гермиона. Впрочем, она была рада, что не придется готовить.
— Увы, не в этот раз.
— Как жаль! — для порядка подосадовала она, а потом серьезно спросила: — Ты уверен, что мы можем брать эту еду? — Новых конфликтов с РОК очень не хотелось.
— Второй вариант — умереть с голоду. Не думаю, что здесь обрадуются такому исходу.
Спорить было бессмысленно. Гермиона взяла две тарелки и положила мясо сначала Драко, а потом себе.
— Что, решила поиграть в заботливую хозяйку? — не преминул съязвить тот. — Тогда мне ещё, пожалуйста, вина и десерт.
— Будешь выпендриваться, вместо еды получишь по шее, — строго сказала Гермиона. Драко засмеялся:
— Какие мы злые… А если я хорошо попрошу?..
— А если ты встанешь и возьмешь сам?
— Так не интересно! Мне нравится, когда ты за мной ухаживаешь, — Драко говорил медленно и с наслаждением наблюдал, как менялось лицо Гермионы.
— А ещё что тебе нравится?! — отрезала она, гневно сверкнув взглядом.
— Ммм… Много чего… Могу рассказать. И показать… — протянул Малфой, подмигнув Гермионе. Она вспыхнула:
— Не заставляй меня жалеть, что я дала тебе эту тарелку, а не опрокинула на голову!
— Ладно-ладно, молчу… А то ведь ты так и не начнешь есть. Заморишь себя голодом, а я окажусь виноватым.
— Конечно, окажешься! Как же мне это надоело! — Гермиона удостоила Драко фирменным взглядом «как я устала от твоих выходок», который успела не раз опробовать на Роне и Гарри, уселась на самый дальний от него стул и быстро придвинула к себе тарелку. Несколько минут они сидели молча. Гермиона старалась не смотреть на Драко, хотя периодически чувствовала на себе его изучающий взгляд.
Кухня была пуста. Где-то наверху слышались негромкие голоса, но отсутствие народа настораживало.
— Что-то здесь подозрительно безлюдно… Который час? — спросила Гермиона.
— Около одиннадцати.
— Что?! — её глаза округлились. — Сколько же тебя не было?
— Часа три. Я болтал с Блейзом, а потом гулял. Тут недалеко есть отличный пляж. Можем как-нибудь пройтись до него. Конечно, погода сейчас не для купания, но атмосфера там просто прекрасная. А ты, надо понимать, всё это время читала?
— Да. И прочла, между прочим, много всего интересного.
— Ох, Грейнджер… Ты всё та же зануда.
— Да ну тебя! — она прыснула и закатила глаза. — Между прочим, нам надо понять, в каком мире мы оказались! Тем более, если мы собираемся в нём жить…
— Не поспоришь. И о чём же ты прочитала?
— О том, как устроена здесь политическая система, в каких отношениях ОММГ состоит с континентом и странами Коалиции. Много чего, в общем… Я бы рассказала, но тебе ведь не интересно.
— Мне интересно, но расскажешь лучше в другой раз. На сегодня мне хватило Совета.
Гермиона кивнула. Они снова замолчали. И только по дороге на второй этаж, когда Драко, решив в очередной раз показать себя джентльменом, открыл перед ней дверь на лестницу и пропустил вперед, Гермиона спросила:
— Как думаешь, нам долго придется жить в одной комнате?
— А тебя что-то не устраивает? — на выдохе спросил Малфой, подойдя к ней со спины и накрыв её ладонь, поворачивающую дверную ручку, своей.
— Не то что бы… — быстро проговорила Гермиона. Кровь опять прилила к щекам, а дыхание участилось. Он что, специально над ней издевался?.. Как же надоело! Она резко открыла дверь и, высвободившись, вошла в комнату.
— Сегодня я сплю на матрасе? — строго и серьезно спросила Гермиона, присев на край стула. Малфой посмотрел на неё, и та снова почувствовала себя очень неуютно.
— Ты сама решила чередоваться… Но я могу уступить, если хочешь.
— Нет, всё нормально, — Гермиона пересела со стула на матрас. — Я, пожалуй, пойду спать, — произнесла она, взяв подушку и зачем-то положив её к себе на колени.
— Ты встала в два. Ты не заснешь, — усмехнулся Драко, глядя на неё с прищуром. Под этим пристальным взглядом Гермиона чувствовала себя отвратительно. Сидела, замерев в одной позе, и боялась пошевелиться.
— Зато до этого я не спала две ночи, — наконец сказала она и прямо в одежде улеглась на матрас.
— Выключить свет? — спросил Малфой. В его голосе слышалась легкая насмешка.
— Да, пожалуйста.
Несколько минут Гермиона лежала, молча смотря в потолок, потом перевернулась на бок и попробовала закрыть глаза. Малфой был прав: сон не шел. Но не признаваться же ему в этом. Пока она «спит», она в безопасности. По крайней мере, он не станет с ней разговаривать.
Столь близкое общение с ним пугало. Гермиона боялась того, как бьется её сердце, как сжимается всё внутри, когда он на неё смотрит.
Она даже не знала, чего боялась больше: его или себя, когда он рядом.
Чтобы прогнать ненужные мысли, прикусила губу и попыталась отвлечься: подумать о том, как жить дальше в этом мире. Но сосредоточиться на серьезных вопросах не получалось. Тогда она стала считать до ста, но на пятидесяти трех поняла, что матрас чертовски неудобен, в комнате ужасно жарко, а подушка проваливается.
Бросив взгляд на Малфоя, который вроде как лежал неподвижно, Гермиона встала и подошла к окну, желая глотнуть свежего воздуха.
— Я же говорил, что ты не уснешь, — голос Драко прозвучал слишком неожиданно, хотя, казалось бы, она была настороже. Гермиона даже слегка вскрикнула. Малфой уже сидел на кровати в вальяжной позе и смотрел на неё сквозь темноту. Но его цепкий взгляд Гермиона чувствовала даже так.
— Здесь жарко… — начала оправдываться она. — Я хотела подышать. Хотя ты прав, я не хочу спать…
— Я же говорил, — он усмехнулся. — Мы можем поболтать.
— Что?.. — Гермиона окинула его удивленным взглядом. Подобного предложения она никак не ожидала. — О чём?
— Да обо всем, — Драко улыбнулся. Хотя Гермиона и стояла к нему спиной, она была уверена, что это так. Но «болтать» не хотелось. А зная его манеры, особенно.
Она замерла в одной позе и задумалась, желая изобрести нормальный ответ на это нелепое предложение.
— Да расслабься ты… — услышала голос Малфоя гораздо ближе к себе, чем раньше. — Я ничего тебе не сделаю.
Гермиона поняла, что он стоял уже достаточно близко. Резко повернулась и встретилась с ним взглядом. Драко смотрел насмешливо, но тепло, она же — недоверчиво.
— Поверь мне, если бы я решил сделать что-то плохое, то не стал бы спрашивать, сейчас же предлагаю просто поговорить. Мы ведь с тобой, кажется, ни разу нормально не говорили… — спокойно сказал Малфой. Его речь не была лишена логики. Гермиона кивнула:
— Нормально?.. Ну ладно, давай попробуем, — неуверенно ответила она.
— Вот и отлично. Идём, — он схватил её за руку и потянул за собой в сторону кровати. Попытки вырваться успехом не увенчались.
— Куда ты меня тащишь?!
— Ты хочешь разговаривать стоя?..
Он уселся на кровать и похлопал по свободному месту рядом с собой. Гермиона нахмурилась.
— Да не переживай ты. Я же сказал: мы просто поболтаем. Тебе ничего не угрожает.
Гермиона пожала плечами и осторожно присела на самый край.
— Вот, уже лучше. Что же ты так меня боишься? Даже обидно. Я её спасаю-спасаю, а она от меня шарахается… — он говорил притворно расстроенным и обиженным голосом.
— Ты даешь поводы тебя бояться, — ответила Гермиона, глядя в сторону.
— А ты даешь поводы давать эти поводы… — медленно проговорил Малфой.
— Да? И как же, интересно? — Гермиона резко развернулась и посмотрела на него в упор.
— Я оставлю этот вопрос без ответа. А то ты опять убежишь…
— Да уж! Лучше молчи! — Гермиона снова отвернулась, наконец-то села на кровать нормально и быстро скрутила волосы в узел, который тут же начал раскручиваться.
— Что планируешь сделать завтра? — спросил Малфой будничным тоном.
— Не знаю… Думаю поехать к родителям.
— Хм… Тогда нам почти по пути. Я собираюсь в Поместье.
— Понятно.
— Боишься?
— Чего?
— Ехать к родителям. Здесь ведь они другие.
— Есть немного. Я читала в своем дневнике, что здесь у меня с ними отношения не ладятся. Ну а ты?
— Ну так… Тревожно. Просто не знаю, чего ожидать.
— Мы можем вместе поехать… Если хочешь…
— Не знаю. Думаю, в Поместье тебя брать не стоит. А потом мы можем встретиться где-нибудь, прогуляться и всё обсудить.
— Да, хорошо. Я не против.
— Это хорошо. А кто твои родители?
— В плане?
— По профессии.
— В том мире были стоматологами, а здесь мама секретарь. Кто папа, не знаю.
— А стоматологи — это кто?
— Врачи. Они лечат зубы. Тут этим, наверное, занимаются волшебники. Я писала в дневнике, что у мамы были проблемы с работой…
— Хм… Логично, наверное.
— С кем я вообще это обсуждаю?! — Гермиона всплеснула руками и посмотрела на Малфоя. Сквозь темноту с трудом видела выражение его лица, но, кажется, он нахмурился и отстранился. Хотя они и так сидели далеко друг от друга.
— А ещё мне говорила, что я зависим от предрассудков, — с укором сказал он.
— Когда я такое говорила?
— Не помню… Было дело.
Вдруг Гермиона встала и потянулась за палочкой.
— Ты чего? Решила меня убить? — Малфой хмыкнул.
— Нет… Хочу включить свет. Не очень люблю разговаривать, не видя лица собеседника.
— А мне кажется, так наоборот интереснее. Подожди-ка… — Малфой встал и принялся копаться в коробке у стены.
— Что ты хочешь? — недоуменно спросила Гермиона.
— А, вот они… — прошептал он себе под нос, вытащив что-то из коробки, подошел к небольшому столику у стены и отодвинул один стул. Жестом подозвал Гермиону: — Садись. Я хочу показать тебе одно забавное заклинание.
Гермиона нахмурилась. Что он задумал?..
Подумав несколько секунд, она послушалась и осторожно опустилась на стул. Предметом, который Драко вытащил из коробки, оказались свечи.
— Держи, — он протянул ей одну из них. Гермиона молча сжала ту в ладони, как и прежде мало что понимая. Это было очень странно: сидеть напротив Драко Малфоя в маленькой темной комнате и сжимать в руке свечу. Между ними был стол, но они сидели довольно близко, и даже сквозь темноту она могла различить контуры его лица. Серые глаза, в которых плещутся озорные искры, губы, изогнутые в легкой улыбке, спадающая на лоб челка. Она не верила, что всё это происходит на самом деле. Он ведь не такой совсем… Он ведь другой. А это всё — ложь. Так зачем же сейчас питать иллюзии?
Драко произнес заклинание, и свеча загорелась синеватым огнем. Это было очень необычно. Раньше Гермиона никогда не видела такого оттенка пламени. Сердце забилось очень часто. Драко в упор смотрел на её лицо, которое, наверное, было подсвечено этим сиянием. Интересно, а какой он видел её сейчас?..
— И что это значит? — тихо спросила Гермиона. Что бы там ни было, ей слабо верилось, что в Малфое неожиданно проснулся романтик. Драко усмехнулся. Протянул руку и забрал со свечи огонек к себе на ладонь, Гермиона ахнула. Скорее от неожиданности, чем от удивления. Конечно, она знала, что такие заклинания существуют, но раньше никогда ими не пользовалась.
— Дай руку, — сказал он. Гермиона послушалась. — Лови… — Малфой передал ей огонек, который теперь сиял у неё на ладони, приятно щекоча.
— Забавно, не правда ли? Мы в детстве придумали ещё одну модификацию. Небольшое интересное дополнение, — тихо произнес Драко. — Закрой глаза.
— Зачем?
— И ты по-прежнему мне не доверяешь…
— Несколько дней не могут перечеркнуть семь лет. Впрочем, ладно, — Гермиона внимательно посмотрела на него, но потом всё же закрыла глаза. Сейчас не хотелось искать подвохов.
— А теперь подумай о том, что тебе хотелось бы сейчас больше всего. О самом близком человеке, приятном моменте из жизни.
Гермиона кивнула. Перед глазами стали возникать образы. Они мелькали довольно быстро: Гарри, Рон, родители... А потом вдруг вспомнился бал, встреча у озера, кабинет Рун. И она, сама того не осознавая, представила их с Малфоем поцелуй.
Услышав негромкий смешок и невнятное, но всё же различимое «Ого!» у себя над ухом, Гермиона открыла глаза и поперхнулась от смущения и негодования. Огненный контур на её ладони сложился в тот самый образ, который она только что создала у себя в воображении.
Судорожно сжав ладонь, Гермиона вскочила со стула и, раздраженно глядя на Драко, начала гневную тираду:
— Что, Малфой, потешил свою самооценку?! — выплюнула она. — Но, во-первых, это нечестно! Во-вторых, это ничего не значит! Я на самом деле вовсе не этого хотела. Как я вообще могла этого хотеть?! — её щеки раскраснелись, а голос стал хрипло-дрожащим.
Мерзкий, мерзкий, мерзкий Малфой!
А она уж было подумала, что ошибалась на его счет. Сейчас, как же!
— Конечно, Грейнждер… Как ты могла… — нарочито растягивая слова, проговорил Драко, сделав шаг в её сторону. — Но иногда желаниям суждено исполняться.
Не дав сказать больше ни слова, он притянул её к себе и поцеловал.

Черта

Глава 24
Черта

По снегу, летящему с неба,
Глубокому белому снегу,
В котором лежит моя грусть,
К тебе, задыхаясь от бега,
На горе своё тороплюсь.

Под утро земля засыпает
И снегом себя засыпает,
Чтоб стало кому-то тепло.
Лишь я, от тоски убегая,
Молю, чтоб меня занесло.
(Авторская песня)

Драко углубил поцелуй, с наслаждением отмечая, как Гермиона начала терять контроль, и уже не отталкивала его, а притягивала, как гладила по спине, запутывалась в волосах. Позволяла ему обнимать себя, дотрагиваться до себя и была в таком состоянии, когда он мог позволить себе большее, а она не стала бы возражать.
Но он останавился. Отстранился и поймал её взгляд. Ему нравилось наблюдать, как он менялся, становясь из затуманенного осмысленным… строгим… разгневанным…
— Малфой! — Гермиона задохнулась от негодования и сделала большой шаг назад. — Ты… Да ты… Мерзкий… — негодующе начала она, всплеснув руками и густо покраснев. Но он не дал ей закончить и, преодолев разделявщее их расстояние, схватил её руки и завел их за спину, лишая Гермиону какой-либо защиты. Её глаза лихорадочно горели, а дыхание было рваным и очень частым.
— Хватит, Грейнджер… — спокойно произнес он чуть приглушенным голосом, глядя ей прямо в глаза. — Не пытайся убедить меня, что не хотела этого. Ты страшно этого хотела, — он говорил медленно, с наслаждением, не отпуская её взгляда и наблюдая, как сужаются от злости глаза. — Ты хотела этого с того самого момента, когда мы оказались здесь. Или с нашего разговора на озере. Или с бала… Или с кабинета Рун, — теперь её зрачки расширились. Наверное, от удивления. Она смотрела затравленным взглядом и напряглась, как сильно натянутая струна. — Ты хотела этого сильнее, чем думаешь. И не пытайся прятаться, потому что я вижу это: в твоих глазах, жестах, позах. В том, как ты смотришь на меня, как улыбаешься и как злишься.
Гермиона открыла рот, чтобы ответить, но Малфой помешал ей, приблизившись на слишком близкое расстояние. Теперь их губы и глаза находились в паре сантиметров друг от друга, а носы соприкасались.
Она дернулась, пытаясь вырвать руки, но он продолжил, выдыхая ей прямо в рот:
— Но спешу утешить твою уязвленную гордость: ятоже этого хотел. Ине меньше, чем ты, — с этими словами он прикоснулся к её губам в легком поцелуе. Её зрачки тут же расширились. Его шепот обжигал, эхом отдаваясь в висках. — И знаешь, я хотел не только этого…
Гермиона отшатнулась, как будто Малфой собирался причинять ей боль, но он держал крепко, поэтому отстраниться на безопасное расстояние не получилось. Драко чуть ухмыльнулся:
— Не бойся, тебе ничего не угрожает… Пока что. Пока ты не захочешь этого так же сильно… А ты захочешь. Рано или поздно. Я это знаю.
Она смутилась и резко опустила взгляд.
— А пока мне нравится видеть, как ты становишься передо мной безоружной. Как ты хочешь, но не можешь ответить, как смущаешься. Мне нравится этот твой милый румянец.
— Рано или поздно я научусь не реагировать, — наконец удалось выдавить Гермионе. Она быстро подняла глаза и посмотрела на него твердым взглядом.
— Тогда я придумаю что-нибудь новое.
— Я справлюсь и с этим.
— Знаешь, Грейнджер, ты очень сильная. Я всегда завидовал тому, какой прочный у тебя внутренний стержень, как ты добиваешься поставленных целей. Но передо мной ты бессильна. И это упоительно… Ты не представляешь, насколько мне это нравится, — он коварно улыбнулся и резко отпустил руки, потому как был уверен: она ничего не сделает. — Готов поспорить, Гермиона, ты не раз говорила себе, что разум сильнее сердца, и не раз доказывала это. Мне нравится видеть, как ты капитулируешь.
Она стояла, глупо смотрела на него и не знала, что делать. Тогда он вдруг резко схватид её за руку и потянул на себя, закручивая, как в танце. Через секунду она стояла вплотную к нему спиной.
— Ты такая скованная, Грейнджер. Боишься позволить себе хоть одно неправильное движение, — он медленно обошел её и оказался напротив. — Попробуй взять и отпустить себя, — взял за две руки и встряхнул, резко отталкивая от себя так, что она потеряла равновесие и почти что упала назад, а потом так же резко притягивая. Гермиона вскрикнула от неожиданности и на миг перестала понимать, где находится, но его руки, удерживающие её от падения, заставили вернуться в реальность. По спине пошла мелкая дрожь.
Гермиона мотнула головой и сощурилась, потому что перед глазами всё пошло искрами.
— Ты что творишь? — строго спросила она, немного придя в себя. Отбросила назад растрепавшиеся волосы.
— Пытаюсь тебя растормошить, — честно признался он и посмотрел на неё невинным, обезоруживающим взглядом. Гермионе хотелось съязвить, но она не смогла сдержать улыбки. Вспомнила, что Рон тоже упрекал её в скованности. Отчасти из-за этого у них ничего и не вышло. Стоило бы разозлиться на Драко, но выходило плохо, потому что в его взгляде и интонациях было что-то, заставившее поверить. Что-то похожее на понимание.
Малфой, между тем, продолжил:
— Знаешь, мы так долго носили маски, — произнес он задумчиво. — Ты — заучки, я — чистокровного сноба. Забавно, что сейчас это так легко признать… Мы с тобой пытались использовать их, как защиту. Но, Гермиона, нам ведь не от кого защищаться… — философски закончил он. Эти слова затронули Гермиону за живое, потому что в них было очень много правды. Но подумать об этом она не успела, потому что он вдруг двумя руками взял её за талию и поднял в воздух.
— Эй! Поставь меня на место! — возмущенно закричала она и начала брыкаться.
— Будешь дергаться, могу уронить, — лукаво предупредил Драко и принялся её кружить. Гермиона рассмеялась — сейчас не хотелось сдерживаться, показывать характер или картинно злиться, потому что так якобы будет правильно. Правильно-неправильно… Какая, в конце концов, разница? Она уже давно не смеялась столь искренне. — Уже лучше, — одобрительно кивнул Малфой, перехватил её и теперь просто держал на руках. Гермиона вдруг запрокинула голову и раскинула руки, наслаждаясь моментом.
— С чего всё это? — спросила она, искренне удивляясь необычному поведению Драко. Он поставил её на землю и напутственным тоном ответил:
— Ну… Мне хочется, чтобы ты раскрылась... Потому что я очень хорошо знаю, что значит жить с оглядкой.
— Я не живу с оглядкой! — заявила Гермиона раздраженно.
— Возможно… Но не спорь с тем, что половина твоих действий происходит с мыслью о том, что я подумаю.
— Что?! — от негодования она захлебнулась воздухом. И больше всего из себя выводит то, что он, черт возьми, прав! — Что ты о себе возомнил?! — выплюнула Гермиона и резко отвернулась, надеясь, что он не увидит её пылающих щек. Это служило наглядным подтверждением его слов…
Драко мягко держал её за руку и говорил негромким, доверительным голосом. Это настолько необычно, что на миг Гермиона растерялась. За это время он успел завершить мысль:
— Это неважно, поверь мне. Я хочу сказать лишь, что мы знаем друг друга достаточно долго и успели повидать в самых разных ситуациях. Даже если ты сделаешь или скажешь глупость, я не подумаю о тебе плохо.
— Да неужели? — ответила она чуть более резко, чем стоило бы.
— Представь себе… — спокойно произнес Малфой, игнорируя вызывающий тон. — Мы слишком далеко зашли. После того, что мы пережили, нет смысла притворяться, Гермиона. Я трижды целовал тебя в губы, а ты до сих пор ждешь от меня кнопок на стуле. Это, по меньшей мере, глупо…
— Зачем ты говоришь мне это?
— Чтобы ты перестала жить в напряжении.
— С каких пор такая забота?
— С тех самых…
— С тех самых, как..? — Гермиона скрестила руки на груди и посмотрела на Драко чуть прищурившись.
— С тех самых, как мы начали вместе влипать в истории, — отшутился Малфой и вдруг взяв Гермиону в танцевальную позицию, резко откинул назад, придерживая за талию. Теперь её волосы почти касались пола.
Гермиона напряглась, и Драко почувствовал это.
— Да расслабься же ты, я тебя удержу, — улыбнулся он.
— Сам бы попробовал расслабиться, вися вниз головой в руках у не самого надежного человека, — отозвалась Гермиона с насмешкой.
— Так это я не самый надежный? Ну смотри у меня, — Малфой снова взял Гермиону за руку и закрутил. Она, потеряв равновесие, схватилась за него, и Драко прижал её к себе.
— А ты неплохо ведешься, — прокомментировал он. — Занималась танцами?
— Немного. В начальной школе.
— Не думал, что все эти поддержки когда-нибудь мне пригодятся, — усмехнулся Малфой и снова опрокинул Гермиону. — Однажды ты научишься беспрекословно доверять мне… — прошептал он и прикоснулся губами к её шее. Картинка перед глазами Гермионы начала расплываться, а к щекам прилила кровь.
— И тут ты меня и уронишь… — выдохнула она, стараясь придать тону язвительности.
— Не думаю, Грейнджер. Ты пригодишься мне целой, — он вернул её в горизонтальное положение, всё ещё придерживая за талию.
— Мы перебудим соседей снизу, — отметила Гермиона. Её дыхание уже сбилось, отчего голос звучал глухо.
— Да брось… Мы босиком.
Только сейчас она вдруг поняла, как все это выглядело со стороны: они стояли непростительно близко, а её руки покоились у него на спине.
Гермиону бросило в жар, и она сделала шаг назад, но Малфой снова удержал её, не давая до конца отстраниться. Не выпуская руки, потянул к кровати. Вопреки сопротивлению, усадил туда и притянул к себе так, что её голова оказалась у него на груди. Даже несмотря на страшную усталость, Гермиона продолжила вырываться.
— Успокойся, Грейнджер… — вкрадчиво протянул Малфой, проведя руками ей по плечам, остановившись на талии и притянув к себе ещё сильнее. Она почувствовала, как всё внутри сжалось в одну точку. Дышать стало гораздо труднее. — Я же сказал: тебе ничего не угрожает. До тех пор, пока ты сама этого не захочешь. А ты ведь пока не хочешь? — он коварно ухмыляется.
— Нет! — вздрогнула она, развернулась и совершенно случайно практически ударила Драко локтем в живот, но в последний момент остановилась. Малфой больше не держал её, и Гермиона чуть-чуть расслабилась: напряженные плечи опустилисья, а пальцы, до этого сжатые в кулаки, выпрямились.
— Ну хорошо… — медленно проговорил Малфой, мягко притягивая её к себе снова. — Тогда давай поиграем в игру…
— Чего? — недоуменно спросила Гермиона. Снова напряглась и попыталась освободиться, хотя и не так отчаянно, как раньше. Он не пустил.
— Что же ты везде ищешь подвох? Ничего такого, чего тебе стоит опасаться. Просто продолжим ломать твои барьеры… — Драко медленно провел рукой по её волосам, с наслаждением отмечая, как кожа покрывается мурашками. Она нервно вздрагивала от его прикосновений, но уже не препятствовала им. Слушала заинтригованно, но с недоверием. — Смотри… Сейчас ты набираешь в грудь побольше воздуха и начинаешь говорить всё, что приходит в голову. Не думая. Поняла?
— Что за ерунда? — изумилась Гермиона.
— Ничего не ерунда. Ты раздумываешь даже над элементарными вопросами. Тебе нужно стать свободнее.
— С каких пор ты решил записаться в мои личные психологи?
— Хм… Мне просто скучно.
— Так значит я — лекарство от скуки?! — Гермиона окинула его раздраженным взглядом и предприняла очередную попытку отстраниться — тщетно.
— Не отвлекайся, — строго сказал Драко. — На раздумья три секунды. Поехали.
Гермиона нахмурилась и глупо уставилась на Драко.
— Черт, Грейнджер! Говори ерунду. Любую. Это же просто…
— Не так просто, как кажется. И вообще, я спать хочу. Отпусти меня.
— Так просто ты не отделаешься…
— Ладно… — Гермиона сделала сосредоточенное лицо. Драко смотрел на неё вопросительно.
— Сложно говорить ни о чём. Особенно под твоим пристальным взглядом, — пробурчала она.
— Для начала пойдет… Продолжай.
— Ты меня так сильно закрутил, что у меня рука болит.
— Будем лечить…
— Мне не нравится это разговор! И я чувствую себя глупо! А ещё у меня подушка неудобная. А ещё я не люблю говорить чушь. На окнах красивый узор, сегодня очень странный вечер и… — Гермиона начала говорить очень быстро, а потом резко осеклась и отвела взгляд.
— И?
— И всё.
— Нет, не всё.О чём ты подумала? По взгляду понял, что о чём-то интересном…
— Ни капли…
— Не ври. Я не отстану.
Гермиона обиженно надула губы, а потом зло бросила:
— Я подумала, что мне понравился сегодняшний вечер. Доволен?! — она отвернулась и закусила губу, нервно теребя край попавшегося под руки одеяла.
— Ну, Америку ты не открыла… Но всё равно спасибо, — произнес Малфой немного надменным тоном и очень довольно улыбнулся.
— А ещё я подумала, что спать хочу. И можно я помолчу, наконец? — картинно насупившись, Гермиона уставилась на Драко снизу вверх. Он покровительственно ответил:
— Так уж и быть…
— Неужто вы разрешили? — язвительно спросила Гермиона и вдруг осознала, что действительно очень сильно устала. Поняла, что стоило бы вырваться, наконец, из объятий Малфоя и пойти спать нормально, но делать этого не хотелось. Ей нравилась сидеть так: чувствовать его руки у себя на талии и то, как крепко он прижимает её к себе. От этого по телу разливалось тепло, а чувство защищенности, о котором она мечтала так давно, наконец, пришло. Около минуты Гермиона просто смотрела перед собой, а потом комната начала расплываться, а глаза сами собой закрылись.

***
Она заснула у него на плече. Малфой сидел неподвижно довольно долго, рассматривая черты её лица, слабо освещенные лунным светом, вглядываясь в него, как будто видел впервые. В какой-то степени это действительно было так: никогда раньше Гермиона не была так близко.
Ему нравилось видеть её такой: невинно-беззащитной, доверившейся ему настолько, что смогла заснуть рядом с ним.
Почему именно эта девочка оказалась способной вызывать в душе такой шквал эмоций? Почему ему так нравилось прикасаться к ней, чувствуя, как это заставляет её трепетать? Почему, лишь смотря на её губы, ему хочетелось целовать их снова и снова?
С того момента, как они оказались здесь, прошла целая жизнь. Он, до того связанный магией Подготовки, семейными обязательствами и маячащим впереди добровольным пленом, наконец-то смог вздохнуть полной грудью. В этом мире можно начать всё с чистого листа. Прошлого больше нет, а значит, нет предрассудков, долгов и былой вражды. Хотя, возможно, всё мимолетно, а эта комната — лишь зал ожидания перед долгой и трудной дорогой, ему хотелось впервые в жизни побыть кем-то другим: не представителем аристократической фамилии, кичащейся чистотой своей крови, не страдальцем за свободу, а просто мальчишкой, который может поцеловать красивую девушку, взять её на руки и закружить в танце; который может смеяться вместе с ней, ни разу не задумавшись о том, что она ему не пара, и о том, что их ждёт.
Пора ломать барьеры. И не только ей…
Всю жизнь он возводил вокруг себя высокие стены, как из кирпичиков, складывая их из проблем и предрассудков; из испытаний и разочарований. Он привык бояться счастья и искренних эмоций, ведь казалось, что они слишком мимолетны, а раны после них — лишь глубже. Привязавшись к кому-то, рискуешь испытать боль утраты. А ему этого хватило сполна…
Но сейчас вдруг стало неважно, чем всё закончится. Есть он, есть она, есть тонкие, но очень крепкие нити, плотно связавшие их. И стены, которые давно пора разрушить. Чтобы когда-нибудь возвести снова…
Здесь не было Подготовки — никакая сила больше не мешала ему, выжимая силы по капле. Страх от того, что теперь его имя для всех пустой звук смешивался с радостью освобождения.
Грейнджер создала странный, опасный и непростой мир, но именно в нём Драко впервые за несколько лет почувствовал себя свободным.
Гермиона же, раздираемая противоречиями, свалившейся на неё ответственностью, стала совсем другой. Малфой видел, что это больше не та девочка, которая писала ему письма или пыталась ударить в кабинете Рун. Она стала старше на несколько лет, взвалив на свои плечи то, что не смог бы вынести, наверное, никто. Он не врал, говоря, что восхищается её внутренней силой, и несколько часов назад, когда она, расстроенная и задумчивая, собралась лечь спать, понял, что хочет увидеть радостный блеск в её глазах. Блеск, померкший из-за потрясений, выпавших на её долю отчасти по его вине. И теперь уже не было смысла обманывать себя, пытаясь преуменьшить то место, которое она заняла в его жизни.
Осторожно взяв Гермиону на руки, Драко положил её на кровать и накрыл одеялом. Она свернулась калачиком, как маленький ребенок, и обняла подушку, уткнувшись в ту лицом.
Малфой лег на матрас и принялся рассматривать потолок: узоры, рисуемые тенями и лунным светом.
Завтра он поедет в Поместье. Узнает ответ на последний из своих вопросов, и наконец-то поймет, что такого случилось с его семьей в этом мире.
Ожидание этого момента заставляло всё внутри сжиматься от страха и предвкушения.

***
За окном завывал ветер. С парапета верхнего этажа периодически падал снег, при ударе о подоконник вызывавший грохот. Луна, скрывшись за тучами, больше не освещала комнату.
Драко не знал, сколько времени вертелся на матрасе, сминая простыню и роняя подушку, прежде чем наконец-то погрузился в сон. Кажется, в момент, когда он последний раз смотрел в окно, уже светало. Но потом усталость всё-таки взяла свое, и, открыв глаза в следующий раз, он увидел, что день уже давно наступил.
Комната была пуста.
Гермиону Малфой нашел на кухне. Она завтракала в компании миловидной девочки, в которой он узнал младшую сестру Блейза Забини Амелию.
Они ели оладьи с джемом и очень мило беседовали.
— Кхм… — специально кашлянул Драко, желая привлечь внимание. Две пары глаз уставились на него, как по команде.
— Доброе утро, — приветливо улыбнулась Гермиона. — Ты будешь завтракать?
— Здравствуйте… — пролепетала Амелия, смутившись. В их мире Драко с сестренкой Блейза очень хорошо общались. В детстве он нередко гостил у друга в Поместье, и они втроем играли на заднем дворе. Как-то раз Блейз даже задумал сделать сестре сюрприз, и они с Драко целую неделю мастерили для неё дом на дереве. Потом, когда стало известно о её страшной болезни, Амелия стала появляться реже. Драко не видел её уже около трех лет, но сейчас без труда узнал даже здесь.
— Привет, Ами. Как твои дела? — спросил он, не подумав о том, что здесь девочка его не знает.
— Откуда вы знаете моё имя? — ошарашенно спросила она, а потом, словно что-то вспомнив, добавила: — Так вы тот самый гость из параллельного мира, про которого говорил Блейз?
— Выходит, что так, — кивнул Драко. — Как и Гермиона. Я вижу, вы уже познакомились.
— Да. Она хорошая, — Амелия посмотрела на Гермиону и улыбнулась ей. Та улыбнулась в ответ.
— Ну… С этим можно поспорить… — не смог удержаться Малфой. — Но если она предложит мне эти ароматные оладьи, то я, так уж и быть, поверю, — он подмигнул Гермионе.
— Не отведаете ли вы оладьи, мистер Малфой? — картинно поклонившись, осведомилась Гермиона серьезным тоном, но еле сдерживая улыбку.
— С удовольствием, мисс Грейнджер, — Драко уселся на стул и выжидающе уставился на неё.
— Тогда возьмите тарелку из шкафа, подойдите к плите и положите их себе, — игриво глядя на Малфоя, она скрестила руки на груди.
— Ну и пожалуйста… — обиженно произнес тот. — А я ей ещё кровать уступил, — он приготовился встать, но Гермиона его опередила, подошла сзади и, надавив на плечи, усадила обратно на стул.
— Ладно, сиди уж… — покровительственно улыбнулась она. Вытащила палочку и через секунду поставила перед ним наполненную тарелку. — И кто там говорил мне про магию?..
Амелия Забини с улыбкой и легкой грустью наблюдала за этой сценой, думая о том, что эти двое, наверное, очень близки.

***
— Не забудь портал, — напомнила Гермиона. — Иначе мы не сможем сюда вернуться.
— Взял я, взял, — в третий раз повторил Драко, устало вздохнув.
— Тогда пора?.. — она положила в сумку палочку, кошелек и паспорт и резко её захлопнула.
— Да…
Добраться до Поместья оказалось непросто. Портал перенес их в центр Лондона, а фамильный Замок Малфоев находился далеко за его пределами. К тому же, выяснилось, что ни дороги, ни адреса Драко не знал, так как раньше всегда попадал туда с помощью магии. Получасовое изучение карты, пятнадцать минут переговоров с хозяином ближайшего кафе, которой задавал слишком много вопросов, и они, наконец, вышли из таверны, находившейся примерно в километре от Поместья.
Во внутреннем дворике стояла небольшая скамейка. Гермиона подошла к ней и села. Снизу вверх посмотрела на Драко. В её взгляде чувствовалась тревога.
— Ты точно уверен, что хочешь пойти один? — они не раз обсуждали этот вопрос по дороге, но Драко был непреклонен. Сейчас, однако, задумался на несколько секунд, но всё же резко кивнул.
— Ладно… Тогда встречаемся здесь через полтора часа, верно? — Гермиона нахмурилась. Не хотелось отпускать его одного, но объективно она понимала, что, скорее всего, будет мешать. От незнания того, что ждет его в Поместье, ей становилось страшно. Даже мысль о скорой встрече с родителями так не пугала.
— Да, — он ответил сухо и коротко, как будто хотел поскорее покончить с прощанием и уйти. Даже не взглянув на неё, развернулся и пошел в сторону поворота. Но потом вдруг обернулся и бросил:
— Будь осторожна.
Гермиона чуть улыбнулась и, помахав ему рукой, ответила:
— Ты тоже. И удачи!
— Спасибо.
Некоторое время она смотрела ему вслед. Силуэт казался очень одиноким и маленьким на широкой заснеженной дороге. Когда Драко скрылся за поворотом, Гермиона поняла, что дальше сидеть здесь глупо, и пошла обратно к таверне. Бессмысленно терзать себя излишними волнениями:: через полтора часа она всё узнает. А пока у неё есть дела.

***
Сначала Драко шел быстро, желая поскорее оставить Гермиону далеко позади. Но чем ближе становилось Поместье, тем медленнее был шаг.
Он сам не знал, почему так сильно не хотел брать с собой Гермиону. После вчерашнего они стали гораздо ближе, чем раньше. Но момент, ради которого он жил последние полгода, Драко решил встретить один.
Силуэт Замка виднелся издалека, возвышаясь на фоне сверкающих заснеженных равнин и выглядел здесь чуждо. Раньше Поместье было ненаносимо, поэтому увидеть его можно было только вблизи, и то после применения специального заклинания. Сейчас Малфой впервые смотрел на него с такого расстояния.
Удивительно, что к Поместью не вела никакая дорога. Точнее, она, скорее всего, была занесена толстым слоем снега, на котором не просматривалось никаких следов. От вида безлюдных белых пространств становилось жутко. Снежная пустыня простиралась во все стороны, и идти было очень тяжело: ноги вязли в снегу, отчего каждый шаг давался с трудом.
Драко казалось, что он шел более получаса. Наконец ворота оказались совсем близко. Удивлению не было предела, когда стало ясно, что площадка не расчищена. Складывалось ощущение, что они не открывались очень долгое время. Смутное беспокойство, до того слабо плещущееся в душе, усилилось в несколько раз.
Драко подошел ближе. На воротах висела большая чугунная цепь.
Неосознанно отшатнувшись, Малфой увяз в снегу и потерял равновесие. Около минуты сидел на земле и смотрел на закрытые ворота своего родового замка, гадая, что происходит. Сердце билось очень часто, а воображение рисовало множество неприятных картин, которые тут же отвергались мозгом и здравым смыслом.
Наконец, поняв, что надо делать хоть что-нибудь, ибо сидеть здесь — не выход, Драко встал и, без особой надежды на успех, вытащил палочку и направил на ворота заклинание «Alohomora»
Цепь упала — путь был свободен. Но ещё несколько минут ушло на то, чтобы магией растопить снег, мешающий пройти.
Драко вспомнил, как всего лишь три дня назад они с Грейнджер шли этой же дорогой. Невольно стал сравнивать картины того дня с тем, что видел сейчас. В этот момент впервые пожалел, что не взял Гермиону с собой, потому что вдруг, как никогда, захотелось почувствовать рядом чье-то тепло, дыхание и жизнь — таким мертвым здесь всё было.
Скелеты неухоженных деревьев тянули к Драко свои заледенелые лапы, обветшалый фасад пугал своей холодной мрачностью. Сада Нарциссы не было; не было и яблони, посаженной в честь их с Люциусом свадьбы.
Вскоре стало очевидно: здесь никто не живет. Но Малфой знал, что Замок принадлежал его семье задолго до войны, а значит, он всё равно должен войти и попытаться найти хотя бы какие-то зацепки, которые выведут его на родственников.
Настолько быстро, насколько это было возможно, Драко дошел до главного входа и резко распахнул дверь. Парадный Зал был погружен в полумрак. Но благодаря свету, пробивающемуся через окна, можно было разглядеть покрытые пылью поверхности, поблескивающую в углах паутину, ещё не осыпавшиеся, но неухоженные и оттого поблекшие гравюры на стенах.
Драко стоял в проходе около двух минут, словно бы прирос к полу и не был не в силах сдвинуться с места.
Наконец, осветив себе путь Люмусом, сделал шаг вперед, совершенно не зная, куда хочет пойти: в кабинет к отцу, в комнату к матери, в коридор, где висят семейные портреты или прочь отсюда как можно скорее.
Атмосфера Замка давила. Казалось, что дверь позади вот-вот захлопнется, и он останется здесь навсегда, погребенный под этими запыленными, ветхими вещами, которые когда-то были семейным достоянием.
Золотистый огонек от палочки освещал путь и хоть немного возвращал в реальность. Сейчас ему ещё сильнее хотелось, чтобы кто-то был рядом. Грейнджер… Она, что бы там ни было, распространяла вокруг себя атмосферу рациональности. Рядом с ней было бы глупо бояться призраков.
Сквозь оконные стекла, преломляясь, пробивался солнечный свет, но даже он казался холодным.
В кабинете Люциуса Драко не обнаружил ничего, что могло бы удивить: на столе стояли глобус, чернильница, лежали портсигар, несколько пергаментов, писем и книг. На стене висел портрет отца. Такой же, как и был там…
Складывалось ощущение, что Люциус покинул помещение на пятнадцать минут и пропал на пятнадцать лет.
Коридор с изображениями предков тоже остался прежним. Разве что на стене не висело портрета матери, который Драко видел во время своего последнего посещения Поместья, и который вызвал в душе такую бурю эмоций.
Если его нет, значит, есть надежда… Хотя Малфой уже не был ни в чём уверен, ведь спальня Нарциссы оказалась складом. Здесь стояли старинные сундуки, два шкафа, а горы книг валялись прямо на полу.
Быстро покинув комнату, Драко направился прочь из Замка. Больше искать здесь было нечего.
Покинув здание через ближайший Северный выход, Драко уже хотел уйти совсем, но, оглянувшись в последний раз, заметил, что в одном из окон того крыла, где раньше жили домовые эльфы, пробивался рыжеватый свет.
Малфой стремглав бросился туда.
Открывая все двери в нужной части замка, Драко наконец нашел ту, что искал. Замер на пороге, растрёпанный, взлохмаченный и взволнованный, и увидел старого сторожа. Не было сомнений, что комната была сторожевой будкой. Сгорбленный старик сидел в небольшом кресле, читал книгу и курил трубку.
Он услышал Драко не сразу, но через несколько секунд обернулся на звук. Лицо старика показалось Малфою знакомым.
— Здравствуйте! — громко сказал последний. — Я ищу хозяина Замка.
— Люциуса? — хриплым голосом отозвался старик. — Вы опоздали, юноша.
— Что?.. Что с ним случилось? — взволнованно спросил Драко. Голос слушался с трудом.
— Спился. И сердце не выдержало… Скончался два года назад, — ответил старик. В его голосе чувствовалось сожаление. — А вы кем ему приходитесь?
— Родственником… — выдохнул Драко, притягивая к себе стул: ноги отказывались держать.
— У Люциуса не было близких родстве… — старик посмотрел на Малфоя с сомнением, но осекся, видя как тот побледнел.
— А миссис Малфой? Что стало с миссис Малфой? — быстро спросил Драко, резко подавшись вперед и сжав пальцами край стола. Костяшки пальцев побелели.
— Мистер Малфой никогда не был женат, — удивленно ответил старик. — Так кто вы? — повторил он свой вопрос после небольшой паузы. Но Драко был не в силах ответить.
«Не был женат… Не был женат… Не был женат...» — стучали в висках страшные фразы.
— Но Нарцисса… — тихо сказал он.
— Мисс Блэк? — старик оживился. — Я помню её — славная девочка. Она приходила сюда несколько раз. Ещё давно, где-то двадцать лет назад… Люциус безумно любил её. Больше, чем кого-либо, наверное. А потом она вышла замуж. С тех пор Люциус и начал пить. Сначала немного, нечасто. Но со временем всё сильнее. Постепенно забросил дела, реже где-то появлялся, но чаще здесь сидел. Всех слуг разогнал, только я остался… Да и то из уважения к отцу оставил, думаю. Часто кричал на меня и срывался. Несколько раз был приговорен к Очищению, но удавалось избежать: фамилия делала своё дело. Где-то год назад мисс Блэк приезжала. Точнее миссис… Спрашивала, как и что. Когда узнала, заплакала. И ушла. Обещала Поместье спасти от продажи, но потом пропала. Скоро вот реконструкция начнется. Мне придется уехать. А я ведь двадцать лет здесь прожил… Даже вот после смерти Люциуса не смог этот Замок покинуть. Сначала пытался порядок поддерживать, но здоровье уже не то — не позволяет. Дали бы и мне умереть спокойно, а потом занимались бы своей коммерцией, сколько вздумается.
Драко слушал эту болтовню молча, не перебивая. Он не мог заставить себя поверить. Это казалось чьей-то злой шуткой, плохим сном после тяжелого дня или историей, прочитанной в журнале. Не о них, а о ком-то другом.
— Вы не знаете, где она сейчас? — наконец выдавил из себя Драко.
— Мисс Блэк? Живет в Лондоне. Где-то на окраине. Она писала мне адрес… Сейчас поищу, — старик закряхтел, нагнулся, выдвинул ящик стола и принялся в нём копаться. Прошло не менее пяти минут, прежде чем он протянул Драко маленькую бумажку, вырванную из женского блокнота. На ней почерком Нарциссы был выведен адрес.
Сжав бумажку в ладони, Драко встал и на ватных ногах направился к выходу.
В дверях бросил:
— Спасибо.
— Пожалуйста, юноша, — отозвался старик. — Так кто же вы всё-таки?
— Я родственник… Родственник…

***
Драко вышел из Замка, шатаясь: обессиленный, сломленный… Сделав несколько шагов, упал на колени, зачерпнул горсть снега и приложил к лицу. Острая, колючая боль обожгла, хоть как-то отрезвляя.
В голове вертелись неуместные и какие-то жалкие, повседневные мысли. О том, что прошло уже больше полутора часов, и Грейнджер, наверное, давно ждет, о том, как утром ему улыбалась Амелия, о ярком Лондоне и его таких холодных заброшенных окраинах. Он вспомнил, почему лицо старика было так знакомо: это был Фердинанд — сквиб, родственник Эдвина Малфоя по линии матери. После смерти деда, отец взял его к себе, но, когда Драко было около десяти, тот умер от рака легких, потому что не хотел выходить из своей каморки и обращаться к врачам.
Снег таял и каплями стекал по лицу, отчего пальцы онемели. Драко не знал, сколько сидел в одной позе. Не исключено, что час или два.
Встав, он почувствовал, что голова очень сильно кружится, а к горлу подкатила тошнота.
Сделал несколько шагов, пошатнулся и упал. Сглотнул и ещё раз умылся снегом.
С трудом заставил себя встать снова, вспомнив о Грейнджер, которая сейчас наверняка ждет и волнуется. Вдруг это стало очень важно — ему до боли захотелось увидеть её: живую, теплую и родную. Казалось, что во всем этом чертовом мире, во всей этой адовой вселенной она одна с ним, одна рядом, одна способна спасти.
Ветер хлестал по влажным щекам, а солнце ослепляло негреющим светом. Он двигался медленно, потому что не было сил. Шел на пределе своих возможностей. Не оборачиваясь и боясь, что если ещё раз увидит этот Замок, то упадет снова, и уже не сможет встать — отанется здесь навсегда.
Еазалось, что прошла вечность, прежде чем в поле зрения показался столь желанный поворот, завернув за который он увидит её.
Гермиона ждала его: сидела на скамейке, прижав к себе колени, и выглядела маленькой, хрупкой и замерзшей. Интересно, почему она не зашла внутрь?
Драко хотел окликнуть её, но Гермиона оглянулась раньше. Посмотрела на него и резко выпрямилась. А потом встала и сделала шаг навстречу. Через мгновение они уже бежали друг к другу.
Она обняла его очень крепко, словно бы чувствуя, насколько ему плохо. Драко прижал её к себе, желая раствориться, растаять в её тепле.
Гермиона ничего не спрашивала, но чувствовала, что случилось непоправимое. Чувствовала в его взгляде, жестах. И её душа разрывалась. В тот момент она поняла, как сильно её ранит его боль, как тесно переплелись их судьбы. Это испугало, но Гермиона лишь сильнее прижалась к Драко.
— Как прошла встреча с родителями? — тихо спросил он охрипшим и пустым голосом.
— Нормально, — откликнулась она. — Мы поговорили. Мне было непросто: они чужие как будто. Но всё нормально. Всё хорошо… — говорила медленно и тихо. Понимала, что он спросил просто так, и не это ему сейчас нужно. — Ну а т… — осеклась. Почувствовала, как он напрягся.
Драко отстранил её от себя.
— Нет, — уверенно ответил он. — Всё нормально, я расскажу. Мне надо кому-то рассказать. Идем, — он потянул её обратно в сторону скамейки. Они сели друг напротив друга. Его глаза вдруг стали бесцветными. Не серыми, а именно бесцветными — как будто выцветшими.
Вдруг Драко дернулся, схватил руки Гермионы и принялся стягивать с них синие кожаные перчатки. Она не сопротивлялась. Освободив ёе ладони, Малфой сжал их в своих — побелевших от холода, и ещё несколько секунд молча смотрел на Гермиону. А потом тихо произнес:
— Она жива…

***
Гермиона прильнула к Драко и уткнулась лицом ему в грудь: не знала, что сказать, как помочь. Теперь уже возврата нет, ничего не исправить.
Ей казалось, что они в ловушке: клетке, которую она заперла своими руками и сама же выбросила ключ. И никуда не деться, нигде не спрятаться. Никак не спастись. Не спасти.
Он дрожал.
— Тебе холодно? — тихо спросила она. — Может быть, пойдем внутрь, в тепло?
— Нет… Давай побудем здесь. Там… они.
— Кто?
— Они все… Люди, которые счастливы.
Драко положил голову ей на колени, и Гермиона запуталась пальцами в его волосах, мягко их перебирая. Закрыла глаза и глубоко вдохнула. Так, что морозный воздух обжег всё внутри, и её ещё долго била мелкая дрожь. Гермиона не подала виду, потому что не хотела тревожить Драко; не хотела, чтобы он за неё беспокоился.
— Я хочу увидеть её, — вдруг громко и уверенно сказал он. Она вздрогнула от неожиданности.
— Хорошо… Но больше я не отпущу тебя одного, — Гермиона попыталась улыбнуться. Вышло горько и вымученно. Она была рада, что Драко всё ещё лежал, закрыв глаза, и ничего не видел.
— Я и не пойду. Я боюсь быть один, — признался он просто и легко. Ненужная обертка из гордости и пафоса, кажется, осталась там — на снегу перед замком.

***
Они стояли перед невысокой кованой калиткой. Пальцы переплелись, а взгляды были направлены на небольшой дом, в окнах которого горел теплый свет. Драко пытался выглядеть бодрым, но холодные, как лед, пальцы, нервный, бегающий взгляд и резкие, судорожные движения выдавали его глубокое душевное потрясение.
— Что мы скажем? — спросил Малфой. — Она ведь меня не знает…
— Скажем, что из Архива, проводим опрос, — предложила Гермиона первое, что пришло в голову.
— Хорошо… — Драко ответил безучастно. Ему было всё равно. Лишь несколько мгновений отделяло его от того момента, когда он увидит её. Справляться с эмоциями становилось всё труднее.
Понимая, что тянуть бесполезно, ибо каждая секунда ожидания резала Драко ножом по сердцу, Гермиона позвонила в небольшой колокольчик. В окне промелькнул силуэт. Вскоре дверь отворилась, и на пороге появилась женщина в неброском, простом, но изысканном платье в пол, с собранными наверх светлыми волосами и мягким взглядом глубоких синих глаз. Гермиона с трудом признала бы в ней ту Нарциссу Малфой, которую видела раньше.
Она почувствовала, как Драко сильнее сжал её руку, а потом резко отпустил. Глаза загорелись сумасшедшим, безудержно счастливым блеском. Он подался вперед.
— Ма… — начал Драко очень звонко и чуть надломленно, сделал шаг к ней навстречу и осекся, в бессилии опустив руки. За одно мгновение в него как будто вдохнули поток живительной энергии, а потом выпили её до дна, оставив лишь пустую оболочку. — Мадам… — закончил он бесцветным голосом. — Мы пришли… — сорвался и сглотнул, смотря как будто сквозь Нарциссу — куда-то вглубь себя.
— Мы пришли к вам по заданию Управления Безопасностью, — подхватила Гермиона, поняв что Нарцисса смотрит на них подозрительно, и самое время спасать ситуацию. — Проводим небольшой опрос, — быстро проговорила она. Нарцисса недоверчиво улыбнулась, но пригласила их войти.
Они оказались в небольшой и очень уютной парадной, интерьер которой был выполнен с безупречным вкусом. Пройдя через неё, вошли в гостиную.
Драко был бледен как полотно, и еле стоял на ногах. Гермиона не знала, что ей делать. Хотелось заплакать и убежать, но она не имела права оставить его.
— Хотите чаю? — спросила Нарцисса. Внимательно посмотрела на гостей, почти не остановившись на Гермионе и задержавшись на Драко. Нахмурилась, пожала плечами, провела рукой по лбу, как будто ей стало очень жарко, и быстро отвернулась.
— Да, спасибо, — ответила Гермиона. Драко по-прежнему молчал и смотрел на Нарциссу, не отрываясь. Гермиона испугалась, что это может показаться той странным, но пока что всё было нормально.
Нарцисса предложила им сесть. Драко опустился на стул, и Гермиона с облегчением отметила, что он уже не выглядел так, как будто в следующий миг упадет в обморок, зато теперь казался болезненно-возбуждённым: бегающий взгляд, чуть дрожащие руки…
Гермиона боялась представить, насколько ему сейчас тяжело.
Нарцисса оставила их на минуту, чтобы заварить чай, а когда вернулась, Драко неожиданно сорвался в места, подбежал к ней и, со словами «Давайте я помогу вам», практически вырвал поднос с чаем из рук. Сопротивляться Нарцисса не стала, но смотрела очень недоверчиво и даже сочувственно.
Драко усадил Нарциссу в кресло, сам расставил чашки и принялся разливать чай. Все его действия происходили как будто в оцепенении, но были лихорадочно быстрыми. Вдруг рука дрогнула, и часть горячей жидкости растеклась по гладкой поверхности стола. Он посмотрел туда так, словно бы не пролил чай, а убил человека.
— П-простите, — слегка заикаясь, проговорил Драко. — Я всё уберу! Я уберу…
Не с первого раза попав рукой в карман, судорожно вытащил волшебную палочку.
— Не волнуйтесь, — Нарцисса встала и мягко взяла его за запястье. — Я сама уберу.
Их взгляды встретились. Драко замер, как будто неведомая сила обездвижила его и заставила прирасти к полу. Это продолжалось несколько секунд, а потом Нарцисса отвернулась, тем самым прервав зрительный контакт, взяла палочку и произнесла очищающее заклятие.
— Я думаю… Я сейчас вернусь… Где здесь ванная? — с трудом выдавил из себя Драко, резко переведя взгляд на пол.
— Справа по коридору, — ответила Нарцисса, всё ещё недоуменно глядя на гостя. Гермиона сидела на диване, сжав руки в кулаки и мечтая лишь о том, чтобы исчезнуть, раствориться в воздухе, но не видеть того, что делает с Драко эта встреча. Он выдохнул слабое «спасибо» куда-то в сторону и почти бегом удалился из комнаты.
— Простите моего спутника, — медленно сказала Гермиона, встретив вопросительный взгляд Нарциссы. — Он с утра неважно себя чувствовал, но у нас график — нельзя отставать.
— Ничего страшного, — Нарцисса понимающе улыбнулась. — Попробуйте печенье. Надеюсь, оно не подгорело.
— Спасибо, — кивнула Гермиона, выдавив из себя улыбку. Каждое движение, каждый вздох, доставляли сейчас неудобство. Все слова казались ненужными, лишними и избитыми. Воздух был пропитан ложью и неизбежностью. Она смотрела на угол стола, с завидным упорством изучая на нём каждую трещинку. Это помогало отвлечься.
Драко вернулся не меньше, чем через пять минут. Теперь он был сдержанным и собранным: прямая спина, уверенная, ровная походка. Ничего больше не напоминало о нервном срыве. Разве что воспаленный взгляд… Но даже это скрывалось за показной строгостью.
— С вами всё в порядке? — спросила Нарцисса.
— Да, спасибо, — холодно ответил Драко. — Перейдем к делу… Мы проводим расследование смерти Люциуса Малфоя, — продолжил он. Гермиона недоуменно на него уставилась. — И опрашиваем всех тех, кто был близок ему на протяжении жизни.
Нарцисса резко обернулась и чуть было не поперхнулась печеньем, которое в этот момент ела и снова внимательно посмотрела на Драко.
— Как вас зовут? — еле слышно спросила она.
— Драко… Мэйнсон, — ответил Малфой.
— Гермиона Грейнджер, — отозвалась Гермиона.
Нарцисса не отрываясь смотрела на сына. В её синих глазах играл золотистый свет свечей и отражалось сомнение. Она как будто силилась что-то вспомнить, но никак не могла.
— Мы с вами не встречались раньше?
— Вряд ли… — голос Драко был пустым. Под столом Гермиона нашла и сжала его руку. Та по-прежнему была безжизненно холодной.
— Странно… Ваше лицо кажется мне очень знакомым… — задумчиво произнесла Нарцисса. — Так вы спрашивали про Люциуса Малфоя? — она сделала быстрый глоток чаю.
Драко кивнул.
— Мы с ним учились в одной школе, но не виделись уже пятнадцать лет. Я не понимаю, как вам могут помочь события такой давности… И разве Люциус умер не от болезни?
— От алкоголизма. Расскажите, пожалуйста, что вас связывало, — отрезал Драко. Гермиона видела, каких усилий стоил для него этот безучастный, деловой тон. Нарцисса поправила выбившуюся из прически прядку и начала рассказ:
— Мы с Люциусом познакомились, когда я училась на пятом курсе, а он — на шестом. Он был очень сложным, властолюбивым человеком. Представляете, его отец сотрудничал с ещё зарождающимся тогда Альянсом Сопротивления? — осуждающе-изумленно произнесла она, к концу фразы перейдя на шепот. Сделала паузу, но вскоре продолжила будничным тоном: — Между нами сложились непростые отношения. Мне не хочется копаться в своем прошлом и рассказывать его чужим людям, но почему-то я доверяю вам… Даже не знаю… Очень странно.
Я разрывалась между ним и своим нынешним мужем около года. Люциус сделал мне предложение на Выпускном балу. Но я уже была обручена…
Ее знаю, что стало с Люциусом после того, как он ушел из моей жизни. Пару раз я встречала его фотографию в газетах, один раз видела мельком на улице. Год назад я разбирала старые вещи и перечитывала письма. Мне захотелось навестить его. Тогда я узнала о трагедии. Вот, собственно, и всё…
— Спасибо вам за рассказ, — Малфой сидел, подперев голову локтем, и смотрел в одну точку. Его мать, такая родная, и такая чужая одновременно, сама о том не подозревая, приносила ему невероятную боль и бесконечное счастье. Он понимал, что никогда не сможет рассказать ей правды, но она жива, а значит, всё было не зря.
— Позвольте задать один личный вопрос… — тихо произнес Драко. — Вы счастливы?
Нарцисса посмотрела на него долгим и внимательным взглядом, словно раздумывая, стоит или не стоит отвечать, но потом всё же выговорила:
— Не знаю… Я часто думаю, какой была бы моя жизнь, сделай я другой выбор. Но прошлого вернуть не дано. Даже в нашем мире. Впрочем, мне нельзя жаловаться: у меня есть любящий муж, собственный дом, неплохая работа. Хотя, конечно, моя жизнь сложилась совсем не так, как я когда-то мечтала.
— У вас есть дети? — спросил Малфой. Нарцисса побледнела:
— Я не могу иметь детей.
— Извините, — удивление, на секунду промелькнувшее на лице Драко, сменилось уже привычной равнодушной маской. Он поежился, хотя в комнате было очень тепло.
— Ничего страшного, — ответила Нарцисса. В её глазах блестели слезы. И дело было не только в вопросе… Она сама не смогла бы объяснить причину своего состояния.
— Спасибо за чай, мадам. И за разговор. Идем, Гермиона, — Драко встал и потянул последнюю за собой, направившись к выходу. — Прощайте, — бросил он, уходя.
Драко шел прочь, не оборачиваясь, и поэтому не увидел, что Нарцисса выглянула в окно и долго смотрела вслед уходящим в темноту юноше и девушке, которые появились из ниоткуда и слишком сильно запали в душу: как дыхание какой-то другой жизни, которой никогда не было.
А Малфой думал о том, что всё кончилось. Вот она и пройдена, эта черта, за которой всё должно было стать хорошо. Но не стало. И больше нет волшебных книг и свалившихся из ниоткуда шансов. Есть только чужой, опасный мир, в котором придется жить.
Он чувствовал себя эгоистом, потому что с трудом мог радоваться тому, что она жива.
Та женщина, что он видел сегодня — не его мать. Не та, кто сидел у изголовья его кровати, когда он болел, не та, кто махал вслед уходящему поезду, когда он впервые ехал в Хогвартс.
У него больше нет прошлого. Его самого больше нет.
Странно, почему он не растворился в пространстве, когда история перешла на этот виток. Сегодня утром Драко думал, что это может стать толчком для новой жизни — без навязанных правил и обязательств. Жизни, которую можно строить самостоятельно. А теперь не знал, во что верить.

***
Они прошли два квартала, не проронив ни слова. Гермиона боялась начать разговор первой, а Драко не спешил делиться своими мыслями и переживаниями.
Гермиона чувствовала вину за то, что всё обернулось именно так. Возможно, не пойди она на поводу у своего желания изменить мир, ситуация сложилась бы иначе: и не было бы этого мира и этой тоски в глазах у юноши, что шел сейчас с ней рядом.
— Знаешь, Гермиона… — начал Драко мертвым голосом. — Мне стоило бы обвинить во всем тебя, — спокойно продолжил он, словно прочитав её мысли. — Но ты не виновата. Я думал, что, изменив историю, смогу спасти её. И я смог. Здесь она сделала другой выбор. Я знаю, она хотела бы этого, когда плакала по вечерам в нашей библиотеке. А теперь она о нём жалеет. И знаешь, что самое смешное? Мама несчастна в обоих мирах, и от этого мне даже больнее, чем от того, что она не знает, кто я. Трудно объяснить, но я вдруг четко понял: что бы мы с тобой ни написали в той Книге, не смогли бы её спасти. Потому что есть вещи, которые сильнее нас, и никому не дано с ними справиться.
Гермиона не очень хорошо понимала, о чем он говорил, но почему-то от его слов становилось жутко. Было в них что-то фатальное, неизбежное.
Что бы они ни делали, как бы ни старались, ничего не изменится.
И Драко уже никогда не сможет вернуть мать. Ту Нарциссу, которую он любит.
Гермиона помнила, как чувствовала себя, выходя из дома Гарри Поттера, и понимала, что Драко сейчас в сотню раз больнее. И никто не в силах помочь ему
.
С неба клубами падал снег, поземкой заметая их следы. Сумерки, опустившиеся на Лондон, смешивались со светом фонарей и окрашивали всё вокруг в золотисто-синий цвет зимнего вечера. Планета вращалась, как и вчера или тысячу лет назад. Солнце садилось за горизонт и восходило на другом уголке планеты, звезды загорались и гасли, сжигая сами себя. В масштабах огромной Вселенной даже вмешательство Гермионы в историю являлось незначительной мелочью.
И в миг, когда положиться было не на кого, а верить больше не во что, Драко и Гермиона стали друг для друга самыми близкими людьми в этой бескрайней, вечной Вселенной. Судьба вела их по трудной дороге, похожей на длинный и запутанный лабиринт. И лишь только вера в то, что рядом есть человек, готовый идти рука об руку даже по самому тернистому пути, становилась той путеводной нитью, что могла вывести к свету.

***
Гермиона почувствовала боль в правом предплечье. Та была необычной: не то чтобы очень сильной, но чрезвычайно неприятной. Рука онемела и перестала подчиняться, как будто больше не принадлежала Гермионе. Она попыталась сжать пальцы, но не смогла. Любое движение теперь приносило чувство дискомфорта.
— Что с тобой? — спросил Драко, услышав слабый вскрик.
— Рука… — на выдохе проговорила Гермиона.

***
— Мистер Уизли, мы нашли вашу невесту.
— Где она? — Рон подбежал к подробной карте Лондона, разложенной на столе Отдела Поиска в Управлении Безопасностью. На одной из улиц на окраине Лондона сияла красная точка.

***
Драко подбежал Гермионе и быстро отвернул рукав. На предплечье красовалась татуировка в виде розы.
— Что за черт? — выругался он, не веря своим глазам.
Боль усилилась. Гермиона осела на землю, схватила горсть снега и приложила её к оголенной коже. Вытащив портал, Драко подхватил девушку на руки и трансгрессировал в штаб РОК.

***
— Что случилось? Почему она исчезла? — Рон вопросительно посмотрел на Стража Спокойствия.
— Сигнал пропал. Это очень странно, мистер Уизли… Он исчезает только в ненаносимых объектах, а они, как вы знаете, запрещены законом.

Перекрестья

Глава 25
Перекрестья

Зима...Окончен бег.
И незачем искать вину
Конкретных лиц.
И не о чем спросить
Упавших с неба птиц
Лишь обстоятельства виной
Тому, что стало всем судьбой
Такой...

И пусть, как пепел, снег
Ложится, засыпая сны сгоревших лет,
Сметая ложный блеск смешных теперь побед,
Надежд несбывшихся земных,
Неясных образов ночных,
Пустых...
(Complex numbers)

Гермиона пыталась выглядеть бодро, но её попытки раз за разом терпели крах. Неприятные ощущения в предплечье усиливались с каждым мгновением. Ситуацию ухудшало то, что она понятия не имела, что происходит. Было страшно. В груди образовался тугой комок, не дающий до конца продохнуть. Всё вокруг смешалось, а к горлу подступила тошнота.
На Малфоя медленно накатывала паника. Он не знал, что делать, и самое главное, что всё это значит. Мысли о том, что напоминали её татуировка и это состояние, старался гнать прочь.
Они трансгрессировали к воротам. Сейчас Драко проклинал излишнюю заботу о безопасности штаба. Из-за неё пришлось связываться с дежурным и бежать через сад. Он увязал ногами в снегу, поскальзывался и злился с каждым мгновением всё сильнее. Наконец его уже изрядно помутневшему взгляду предстала бежевая дверь их комнаты. К этому моменту лицо Гермионы стремилось сравняться по цвету со стенами, зрачки были расширенны, а руки иногда подрагивали, словно сводимые судорогой.
Драко положил Гермиону на кровать, а сам опустился на колени рядом и поймал её руку. Она сжала его ладонь с такой силой, что Малфой поморщился. Однако это принесло ей небольшое облегчение: направив силы одно конкретное действие и в одну конкретную точку, разум перестал фокусироваться только на боли.
— Что со мной? — чуть слышно спросила Гермиона, еле шевеля губами. Было видно, что это дается ей с трудом. В голосе проскальзывали ноты отчаяния. — Рука как будто… как будто в огне.
Договорив, она закашлялась.
Несколько мгновений Драко молчал. Измученный, потухший взгляд Гермионы прожигал его, причиняя практически физическую боль.
— Я не знаю, — почти честно ответил он. Несмотря на то, что подозрения были, Малфой не хотел озвучивать их Гермионе раньше времени. Если предположение верно, то лучше ей сейчас не волноваться ещё сильнее. Хотя, куда уж?..
Но она уже не слушала. Лежала, не двигаясь, и считала про себя, как пульсирует от боли контур на её руке. Раз, два, три…
На какое-то мгновение Драко подумал, что ей стало легче, но тут Гермиона снова скорчилась от боли, которая усилилась в несколько раз и стала немного другой: не глухо пульсирующей, а острой, как от пореза. Терпеть больше не было сил. На лбу выступила испарина, а во рту появился солоноватый привкус. По-видимому, она прикусила щеку.
Свободной рукой Гермиона схватила покрывало, как будто желала вырвать кусок прямо из середины, а второй ещё сильнее сдавила руку Драко.
Слезы всё-таки потекли по щекам, но она, похоже, этого не осознавала. Пыталась что-то сказать, но из-за всхлипов и охрипшего, почти пропавшего голоса Драко не мог разобрать ни слова.
Малфою начало казаться, что он и сам постепенно терял ощущение реальности. Время замедлилось, и весь мир слился в одну точку: её огромные глаза на побелевшем лице. Вскрики эхом отдавались в висках, а разум был воспален от попыток понять, как он может помочь ей.
— Грейнджер! Гермиона… — несколько раз позвал Драко, но она его не слышала. А через некоторое время впала в забытье. Малфой понимал, что приводить её в чувства бессмысленно. В ушах у него шумело, а взгляд следил за слезинкой, медленно стекающей по щеке Гермионы. Драко смотрел на неё несколько секунд, а потом резко очнулся, вынырнув из этого состояния, как из воды. Сделал глубокий вдох, встал, накрыл Гермиону одеялом и, прошептав «Потерпи немного», вышел из комнаты.
Дверь за ним громко хлопнула, оставив неприятный звон в ушах.
— Блейз! — закричал Малфой. Он опрометью спустился по лестнице и столкнулся с Луной Лавгуд, которая выходила из кухни. Та удивленно посмотрела на него:
— Что-то случилось? Выглядишь так, будто три часа спасался от погони.
— Гермиона… — только и смог выговорить Драко, убрав со лба прилипшие пряди. По взгляду лица Луны можно было предположить, что она собиралась сказать в адрес последней что-то нелицеприятное, но потом ещё раз посмотрела на Драко и серьезно спросила:
— Что с ней?
— Ей плохо, — начал Драко. — На руке появилась черная метка. Что это значит?! — он сорвался на крик, ведя себя так, как будто Луна имеет отношение к случившемуся.
— О черт… — произнесла последняя серьёзно. Её лицо вмиг приняло озадаченное выражение, а глаза сузились. — Дело — дрянь.
— Что это значит? — повторил Драко свой вопрос.
— Это Призыв, — произнес Блейз, бесшумно вышедший из двери позади Малфоя. Тот вздрогнул и резко оглянулся. — И сбавь, пожалуйста, обороты. Луна ни в чём не виновата.
— Что за Призыв? — повторил Драко, пропустив замечание Блейза мимо ушей. Сейчас его беспокоило совсем другое.
— Луна, собери совет, пожалуйста. Как ты понимаешь, у нас неприятности, — сказал Блейз, не сильно торопясь давать объяснения. Он по-прежнему был поразительно спокойным и отрешенным, словно все проблемы, даже самые серьезные, ничего не значат или не имеют к нему отношения. Хотя, конечно, это было не так.
— Да скажи ты, черт возьми, что происходит! — Драко снова почти кричал. Его глаза опасно горели. — И пошли наверх. Я не хочу оставлять её одну, — резко добавил он.

***
— Успокойся, сядь, отдышись, — сказал Блейз, когда они поднялись в комнату. Драко подбежал к кровати Гермионы и нашёл её руку. Та была очень горячей. Блейз небрежно смахнул с подоконника вещи и забрался туда. — Своими нервами ты точно ей не поможешь, — резонно заметил он. — Принеси ему воды, — обратился он к показавшейся в дверях Луне. — Их вдвоем без сознания я точно не вынесу.
Через минуту Драко сжимал в руке стакан с прозрачной жидкостью. Несколько секунд недоверчиво смотрел на неё. В памяти возник образ из далекого осеннего вечера в кабинете Зельеварения.
Мотнув головой, чтобы отогнать видение, Малфой всё-таки отпил из стакана.
— Пошли вниз, — сказал Блейз. — За десять минут с твоей девчонкой ничего не случится.
Драко хотел сказать, что Гермиона вовсе не его девчонка, но решил, что сейчас это неважно. Блейза всё-таки послушался.
— То, с чем мы сейчас столкнулись, называется у нас Призывом, — наконец, начал рассказывать Блейз. Теперь они, вместе с другими членами клуба, сидели в комнате для совещаний. — Знак Призыва есть у каждого жителя Конфедерации. Его ставят при рождении, и он служит обеспечению безопасности. С его помощью можно обнаружить местоположение любого человека с гражданством ОММГ, где бы тот ни находился. В мирное время Знак никак не беспокоит своего владельца, его даже не видно. Но если кого-то из нас начинает разыскивать Управление Безопасностью, то он начинает подавать сигнал. Обычно это проявляется в легком дискомфорте. Татуировка не болит, но ощущение всё равно нельзя назвать приятным… Рука как будто немеет, человек перестает её ощущать. Вообще, это довольно странно. Сложно объяснить… — Блейз закусил губу и задумался.
— Я понял, продолжай, — поторопил его Драко. Уж кому, как ни ему знать о том, что это за ощущение.
— Боль Знак начинает приносить лишь в тех случаях, когда разыскиваемый — государственный преступник, или находится в таком месте, где его местоположение невозможно определить: в ненаносимом объекте. Именно поэтому нам так важно не выдать себя. В мирной жизни мы самые добропорядочные граждане. Каких ещё поискать… Потому что если кто-нибудь узнает сопротивленцев поименно, то можно считать, что наше дело потерпело крах.
Драко сглотнул. Рассказ Блейза окончательно выбил его из колеи. За сегодняшний день на него свалилось столько, что он не мог понять, как до сих пор не сошел с ума.
— Это многое объясняет, — бесцветным голосом произнес Малфой. — А я-то думал: как они собираются меня искать, когда отпустили из Управления, — добавил он задумчиво.
— У тебя ведь нет Знака? — вдруг спросила Луна, резко подавшись вперед. Её глаза загорелись.
— Нет, — отозвался Драко.
— Прекрасно! — воскликнула она. — Блейз, ты понимаешь, что это значит? Какие возможности это может открыть для нас?
Драко почувствовал, как в нём вскипает злость.
— Какие возможности?! — разгневанно спросил он, резко встав. — Гермиона потеряла сознание от боли, а вы размышляете о своих чертовых планах!
Драко сам не ожидал от себя такого. Он — человек, который всю жизнь думал только о себе, сейчас впервые осознал, что чужая боль порой бывает куда сильнее своей собственной.
— Если бы мы могли помочь ей, то сделали бы это, — заверил его Блейз. — И даже не ради своих планов… — добавил он после небольшой паузы.
— Но должен же быть способ хотя бы облегчить её состояние! — не желал отступать Драко.
— Она очень странно переносит Призыв… — вдруг снова заговорила Луна. — Гораздо хуже, чем мы все. Со временем с ним удается справляться. Эта боль не физическая, она исходит из подсознания. Поэтому, при определенной подготовке, её можно научиться контролировать. Но Гермиона среагировала на Призыв даже хуже, чем обычный, неподготовленный человек, столкнувшийся с ним в первый раз. У нас никто ещё не терял от него сознание. Разве что немного поднималась температура. Я не знаю, с чем это связано. Возможно, сказывается её незнание. Некий эффект неожиданности… Она не поняла, что происходит, впала в панику, а паника усилила боль. А возможно, у неё есть какая-то сильная негативная ассоциация, связанная с татуировкой. Но я не уверена… Ты должен знать лучше.
— Да… Я понял… — выдохнул Драко. На лбу у него выступила испарина. Рассказ воскресил в памяти все самые ужасные воспоминания из прошлой жизни. — Думаю, ты права, — обратился он к Луне. — Мне нужно вернуться к ней.

***
Гермиона не приходила в себя уже больше трех часов. Всё это время Драко сидел рядом с её кроватью, периодически давая выпить жаропонижающего Зелья, которое совсем не помогало. Полубессонная ночь давала о себе знать, и глаза уже начинали слипаться, но Драко отчаянно боролся со сном. Страшно подумать, что ещё утром он верил в светлое будущее в этом мире, а днем говорил с Нарциссой. Этот невозможно длинный и тяжёлый день никак не желал заканчиваться. Хотелось поверить, что завтра все сегодняшние проблемы растают, и снова можно будет думать, что «всё будет хорошо».
Было около четырех часов утра, когда дверь скрипнула и отворилась. Драко обернулся и увидел Блейза. Тот был одет в дневную одежду и, похоже, тоже не ложился спать. Но выглядел весьма бодро.
— Привет, — шепотом начал он. — Как она?
— Как видишь, не очень, — пробубнил Драко, бросив на друга колючий и измученный взгляд.
— Если хочешь, можешь поспать. Я покараулю, — между тем, предложил тот. — От тебя всё равно не очень много толку.
— С чего вдруг такая доброта? — язвительно и опасливо спросил Драко. Нервы его были на пределе, очень хотелось спать, поэтому на заботу о том, чтобы выглядеть дружелюбно, не было сил.
— Просто так.
— Ну ладно… — ввязываться в спор или начинать пререкаться не было желания, а предложение Блейза действительно было очень заманчивым. Подумав, что причинять Гермионе вред РОК не было никакого смысла, а у самого у него уже начинает кружиться голова и двоиться в глазах, Драко просто кивнул.
Он лег на матрас, укрылся одеялом почти до шеи, хотя в комнате было очень жарко, и закрыл глаза.
Сон пришел почти сразу, но был неспокойным. За то непродолжительное время, что у него было, Малфой несколько раз просыпался в холодном поту, терзаемый кошмарами, которые никак не мог вспомнить.
Примерно в восемь часов он проснулся окончательно. На улице уже светало, а метель, бушующая всю ночь, улеглась. Окна были затянуты сказочным и причудливым узором, который мерцал в свете последних звезд, уже готовых уступить место солнцу.
Вместо Блейза на стуле около кровати Гермионы сидела Кларисса.
— Доброе утро, — улыбнулась она, оторвавшись от книги, которую до того читала. — Ей уже лучше. Жар почти спал.
— Хорошо. Вы дежурили всю ночь?
— Да. По очереди.
— Могли бы разбудить меня.
— Это было бы кощунством.
В комнате было очень душно и сильно пахло лекарственными зельями. Драко очень хотелось развеяться. Хотя бы несколько минут постоять на свежем воздухе.
— Тебя не обременит побыть с ней ещё минут двадцать? Мне нужно на воздух.
— Конечно. Я дежурю всего лишь с семи и ещё совсем не устала.

***
Драко отправился к морю. Он хорошо помнил эти места из прошлой жизни, когда данное Поместье принадлежало дедушке Блейза, и они иногда приезжали сюда на лето. Солнце ещё не встало, поэтому небо было окрашено в лазурный цвет раннего утра. Воздух манил свой свежестью, и Драко вдыхал его с жадностью.
Он дошел до небольшого уступа, возвышающегося над морем, и опустился на небольшой камень, предварительно стряхнув с него снег. Вид почти знакомого места внушал спокойствие.

***
Гермиона не сразу поняла, что из случившегося вчера было на самом деле, а что просто приснилось. Когда взгляд смог сфокусироваться и комната перестала представлять собой размытую массу, она смогла увидеть Клариссу, сидевшую около кровати на стуле, матрас Драко со скомканным одеялом, упавшим на пол, и коробку со склянками на полу. Сердце кольнула обида. Почему Малфой ушел, оставил её, когда ей было плохо? Казалось бы, после всего, что они прошли вместе, он мог проявить хотя бы немного заботы.
— Ты проснулась? Наконец-то! — в голосе Клариссы чувствовалось облегчение. Её лицо озарилось приветливой улыбкой, но сейчас Гермиону это скорее раздражало. — Заставила ты нас, конечно, понервничать.
— А… Извините, — чуть рассеянно отозвалась Гермиона. Голос был охрипшим, а горло сильно саднило. — Где Драко?
— Он сидел около тебя почти всю ночь, места себе не находил, — отозвалась Кларисса, мягко улыбнувшись. — Сейчас ушел прогуляться.
— Правда?! — глаза Гермионы загорелись, в груди появилось тянуще-щекочущее ощущение, а мир стал на несколько тонов ярче.
— Да, вот буквально десять минут назад вышел.
— Нет… Я о том, что он переживал…
— Ну конечно! Ходил нервный, срывался на всех. Тебя ни на минуту не оставлял. Мы думали, его самого откачивать придется, — говоря это, Кларисса не переставала улыбаться, и как будто даже подмигнула Гермионе. Или той только показалось. Гермиона зарделась, опустила глаза, силясь сдержать улыбку, но у неё ничего не вышло.
— А куда он пошел? — звонким голосом спросила она.
— Не знаю, — Кларисса пожала плечами.
— Я пойду поищу, — Гермиона села на кровати. Сделала это слишком резко, отчего уши заложило, а взгляд снова расфокусировался.
— Ты сумасшедшая?! — всплеснула руками Кларисса. — У тебя всю ночь была лихорадка, а там мороз.
— Ничего, всё в порядке. Я уже хорошо себя чувствую, — Гермиона встала, стараясь не выдать, что у неё кружилась голова, и потянулась за пальто. Новость о том, что Драко переживал, вдохнула в неё сил. Теперь очень хотелось увидеть его.
— Никуда тебя не пущу! — строго сказала Кларисса. — Потом от него ж и влетит.
— Не влетит, — Гермиона хмыкнула и поспешно покинула комнату. Ей хотелось выйти из дома незамеченной, поэтому она шла медленно и осторожно. Голова по-прежнему кружилось, а дышать было тяжело, но в остальном она чувствовала себя неплохо. Из гостиной доносились голоса, но слов было не разобрать. Прислушиваться Гермиона не стала, но направилась в холл, а через него к выходу. Оказавшись на улице, она почти пожалела о своей затее, потому что там действительно было прохладно, а где искать Драко, Гермиона понятия не имела. Солнце ещё не взошло, но приближение утра ощущалось очень явственно. Уже собравшись возвращаться, заметила цепочку следов на свежем снегу, которая вела вправо и вниз. Не оставляя себе времени на раздумья, поспешила туда.

***
Малфой сидел на небольшом уступе, возвышающимся над пляжем, и смотрел на море.
— Драко! — её голос заставил его подскочить. Оглянувшись, Малфой увидел Гермиону, стоящую за его спиной в пальто, надетом прямо на ночную рубашку, и легких шнурованных ботинках. Волосы рассыпались по плечам и, кажется, вились ещё сильнее обычного, а в глазах больше не было болезненности. Лицо по-прежнему оставалось бледным, но на щеках появился легкий румянец. Глаза сияли счастьем, причины которого были понятны только ей самой. Драко не знал, что ему делать: радоваться, что она очнулась или злиться, что пришла сюда в таком виде.
— Тебе не кажется, что ты одета слишком легко для человека, ещё недавно лежавшего в лихорадке? — произнес он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более строго. Тем не менее, её взгляд обезоруживал.
— Ничего, я уже отлично себя чувствую. Спасибо за заботу. Кларисса сказала, что ты переживал, — она мягко улыбнулась. Драко поморщился, злясь Клариссу за то, что та не умела держать язык за зубами.
— Я переживал? Ещё чего! Просто ты… Просто никому не пожелаешь такого, — бросил он и отвернулся обратно к морю.
— Да, конечно, — с иронией протянула Гермиона, усмехнувшись. Отнекиваясь, он выглядел скорее трогательно, чем цинично. — А что со мной было?
— О… Это долгая история. Пошли обратно, а то ты простудишься, — выдавил Драко. Пытался выглядеть равнодушным, но взгляд его выдавал.
— Я довольно морозостойкая, как ты мог уже убедиться, — Гермиона улыбнулась. Для человека, ещё вчера потерявшего сознание от боли, она была слишком веселой. Вытащив палочку и чуть прогрев землю, опустилась рядом с Драко.
— В общем, в созданном тобой государстве Метку ставят всем. Это способ слежения и «обеспечения порядка», — на этих словах Драко скривился, Гермиона же больше не улыбалась. В её глазах читалось недоумение, смешанное со страхом. Малфой продолжил:
— Так вот… Кто-то подал на тебя в розыск. И Управление Безопасностью решило тебя призвать. Так как мы трансгрессировали в ненаносимый объект, у них это сделать не получилось. Но они отчаянно пытались прорвать защиту. Поэтому тебе было плохо.
— Да уж… — только и смогла выдавить из себя Гермиона. Она прикусила губу и перевела взгляд на море, освещенное первыми лучами солнца, и пыталась переварить услышанное. Информация никак не желала укладываться в голове. Метка всегда ассоциировалась у неё с чем-то враждебным и неправильным. Как она может служить во благо? Кто вообще додумался создать такую систему?
— Как думаешь, кто бы это мог быть? — спросил Драко язвительно. Гермиона не сразу поняла, о чем он.
— Не знаю… — откликнулась она монотонно.
— А я догадываюсь, — процедил Драко. — Тебе надо было тщательнее подходить к выбору жениха.
«О чем ты?» — почти спросила Гермиона, но в этот момент поняла, что именно он имел в виду. Эта догадка заставила её вздрогнуть. Нет! Нет…
— Нет, Рон не мог! Он бы не стал… — её голос звучал очень неуверенно.
— Да прям? Как я понял, он не очень-то хотел, чтобы ты уходила.
— Да. Но вряд ли… Он меня любит и не стал бы причинять боль.
— Наивная ты, Грейнджер. — Драко поморщился. — Любит… — повторил он, произнеся это слово так, как будто говорит самое страшное ругательство. — Кстати, завтра все уедут в Хогвартс. Сможем разъехаться в разные комнаты, — непонятно к чему выплюнул он.
— Зачем? Я не хочу! — Гермиона сказала это раньше, чем гордость успела остановить её. Испугавшись собственных слов, она смутилась, прикусила губу и покраснела.
Драко в упор посмотрел на Гермиону. Огромных усилий ей стоило не отвести взгляд.
— Правда? — спросил он тихо и очень серьезно.
— Да. Не вижу в этом смысла. Вещи переносить, белье перестилать… — принялась тараторить она, надеясь, что голос звучит буднично.
— Да, логично, — заключил Драко, сделав вид, что поверил в ту ерунду, которую она говорила. Гермиона была благодарна, что он не начал язвить.
— Но слушай, — вдруг произнесла упавшим голосом. — Если завтра начинаются занятия, а я не приеду, то меня, наверное, будут искать снова. Мне этого не хочется.
— То есть, ты собралась в школу? — спросил Драко на удивление ровно.
— Нет. То есть да. То есть не знаю. Я думаю, надо посоветоваться с ребятами, — растерянно начала она, а потом замерла на несколько секунд, смотря в одну точку затравленным взглядом. Её ресницы задрожали, и она часто заморгала, пытаясь удержать слезы.
Вдруг Гермиона резко развернулась к Драко и бросилась ему на шею:
— Что же мы наделали?!
Драко прижал её к себе, пытаясь успокоить. Настроение Гермионы менялось слишком быстро. Стало понятно, что та веселость, и эта истерика — всё исходит из одного: нервного истощения.
— Пойдем в дом… — предложил Драко. Она кивнула. Он помог ей подняться, и они направились в направлении штаба.

***
— Ну конечно её хватятся! — зло произнес Блейз. Драко уже в третий раз спрашивал, что можно придумать, чтобы Гермиона не ехала в Хогвартс. — В нашей стране даже чихнуть без разрешения нельзя, а ты хочешь, чтобы она прогуливала школу.
— Неужели ничего нельзя придумать? Вы же наверняка пропускаете занятия, когда идете на свои операции! — не отступал Драко. Гермиона сидела рядом и наблюдала. Теперь она была в состоянии апатии — множество новой информации перегрузило сознание, заставив его впасть в спячку. Люди, взгляды, разговоры проплывали мимо неё, не затрагивая чувств. Сейчас она видела всё так, как будто сидела в зале кинотеатра и смотрела фильм: просто наблюдала за чужими проблемами и метаниями, и ничто из этого её сильно не трогало.
— Нет, есть один вариант… Но мне не хотелось бы его использовать без крайней надобности.
— У нас — крайняя, — резко ответил Драко. — Что за вариант?
— На случай, когда кому-то из членов клуба нужно срочно отправиться на задание в учебное время, мы договорились с некоторыми официальными организациями. Они выдают нам фальшивые документы об участии в их мероприятиях. Кроме того, у нас есть несколько собственных подставных организаций. Но процедура оформления довольно сложная… И Гермионе всё равно придется поехать в школу чтобы, на основании наших документов, получить официальное разрешение на пропуск занятий.
— Черт возьми, как всё сложно! — всплеснул руками Драко. — Но это лучше, чем ничего.
— И в каком же мероприятии меня отправят участвовать? — впервые за долгое время подала голос Гермиона. Она по-прежнему выглядела отстраненно.
— Благотворительность или общественная работа. Посмотрим, что сейчас проводится. В прошлый раз я «ездил» в волонтерский центр по уборке природных заповедников.
— Понятно, — кивнула Гермиона. Ей по-прежнему было всё равно.
Драко хмыкнул.
— Я поищу что-нибудь для тебя. Но тебе самой придется пойти к директору МакГонагалл и просить официальное разрешение на пропуск. После каникул она может дать его весьма неохотно. Или вообще не дать.
— Тогда придумайте ей задание поважнее, — сказал Драко.

***
Драко и Гермиона сидели напротив друг друга в тишине. Малфой на полу, прислонившись к стене и рассматривая дверной косяк, а Гермиона на кровати, поджав под себя ноги и изучая витиеватый рисунок на обоях стены напротив. Атмосфера действовала гнетуще. Казалось, что комната стала теснее и душнее. Оба чувствовали себя не в своей тарелке.
Было ещё достаточно светло, и они могли видеть лица друг друга очень хорошо, но старались не смотреть в глаза.
Гермиона хотела было лечь спать, но шесть часов вечера — слишком рано даже для неё. Даже создавать видимость ещё бессмысленно.
Она думала о том, что натворили они в погоне за нелепой мечтой, какой тяжелый путь выбрали и какую ответственность возложили на свои плечи.
На улице сгущались сумерки. Только когда их лица стали почти неразличимы, Драко заговорил:
— Блейз сказал, что по вечерам они могут проводить повторный Призыв, для проверки того, не появилась ли ты в зоне достигаемости. Он гораздо слабее предыдущего, но всё равно будь готова.
— Хорошо, я постараюсь перетерпеть. Спасибо, — глухо отозвалась Гермиона. На несколько секунд снова повисло молчание. Драко принялся насвистывать себе под нос какую-то мелодию, а Гермиона теребила край одеяла.
— Как мы смогли допустить такое? Где ошиблись? — спросила она тихо. Этот вопрос был обращен не к Драко, но он ответил.
— Счастье для всех недостижимо. Я говорил тебе это.
— Но ведь я хотела не счастья. Хотя бы нормальной жизни... Без войны, без страданий.
— За всё приходится платить, Грейнджер. Жители этой страны платят за стабильность свободой. Это нормально.
— Нет, это ненормально! В нормальном обществе на людях не ставят клейма! — она вскочила и подошла к окну, желая вдохнуть чистого воздуха. В груди снова появился тугой комок.
Драко усмехнулся:
— Клейма ставят везде. Просто не всегда их видно. Надо учиться приспосабливаться.
— Приспосабливаться? Я не хочу приспосабливаться к такой жизни!— произнесла она на выдохе и закрыла глаза, чувствуя себя жалкой и никчемной. Слезы подступили слишком близко. Спокойствие Драко злило.
— Тогда можно бороться. Только вот не всегда это ведет к успеху — иногда может стать только хуже.
— Хватит! Хватит уже строить из себя умного! Думать, что знаешь всё лучше всех!
— Нет, Гермиона. Обычно таким занимаешься ты…
Вместо ответа она разрыдалась. Громко всхлипывая и размазывая по щекам слезы. В груди у Драко защемило, но он не стал даже пытаться её успокоить, понимая, что от этого станет только хуже. Ей нужно было выплакаться, дать выход накопившимся внутри эмоциям, а жалость могла лишь навредить.
Спустя примерно пятнадцать минут всхлипы стихли. Истерика вымотала Гермиону настолько, что она свернулась калачиком на кровати, обхватила руками колени, и лишь иногда слегка вздрагивала. Слезы больше не текли, и влажные дорожки на щеках быстро высохли. Гермиона лежала неподвижно, дыхание её выровнялось, и Драко подумал, что, возможно, она заснула. Боясь её потревожить, он, стараясь ступать как можно тише, направился к двери, чтобы принести с кухни воды и поговорить с Блейзом о дальнейших планах, когда услышал тихий оклик. «Куда ты?». Гермиона приподнялась на локте, и теперь смотрела прямо на Драко. Глаза оставались воспаленными от слез, но было видно, что теперь она практически спокойна.
— Хотел принести воды.
— У меня в сумке есть бутылка. Можешь взять.
— Хорошо.
Найдя в сумке Гермионы наполненную наполовину бутылку воды без газа, Драко отхлебнул.
— Как думаешь, они относятся к нам хорошо, только потому что хотят использовать? — голос Гермионы звучал глухо и обреченно, а от неожиданности вопроса Драко чуть не поперхнулся.
— Кто? — прокашлявшись, уточнил он. На всякий случай.
— Ребята из Сопротивления. Им ведь всего лишь нужна Книга.
— Не думаю, что дело только в этом. Просто пока мы на одной стороне. Они заинтересованы в нас, а мы в них. Всё взаимно.
— Я очень не хочу, чтобы кто-то использовал нас в своих играх, — произнесла Гермиона, озвучив один из своих главных страхов. — В последнее время я стала параноиком, — вымученно улыбнулась она: — Понимаешь… Здесь нам все чужие, у всех свои цели. И никому нельзя доверять. — она прикусила губу и уставилась на простыню. Сердце стучало неровно.
— Тебе повезло, что ты столкнулась с подобным только сейчас. Я же всю жизнь прожил в таком мире, Грейнджер, — сухо ответил Драко. Гермиона вздрогнула оттого, как непривычно прозвучало это обращение. Он не называл её по фамилии уже очень давно. Она почувствовала легкий толчок в груди, как будто разбилось на части что-то твердое, и на секунду закрыла глаза.
— Я очень ценю, то что ты рядом. Без тебя бы я не справилась, — проговорила она слишком быстро и оттого не очень разборчиво. Но он расслышал. Улыбнулся, тепло и чуть лукаво:
— Похоже на признание. Но, если честно, я тоже рад, что мы влипли во все это вместе. Однако не обольщайся, — сказав это, он подмигнул ей.
Гермиона глубоко вздохнула. Ей как никогда захотелось обнять его, спрятавшись в объятиях ото всего мира, но она осталась сидеть неподвижно.
На несколько мгновений повисло молчание, а потом Драко сказал:
— Ты знаешь, сегодня Блейз сказал мне, что в РОК есть магглы?
Гермиона нахмурилась. Его удивленный тон задел её. Она вздрогнула, прогоняя наваждение, вызванное его предыдущей фразой, и не понимала, как ещё секунду назад могла испытывать к нему такие теплые чувства.
— И что? — резко спросила Гермиона.
— Да нет, ничего… — он ответил чуть растерянно, поняв, что задел её. — Просто это странно.
— Я думала, что ты избавился от стереотипов.
— Не так просто избавиться от того, в чём тебя убеждали с рождения. Но я больше их не презираю.
— Это уже прогресс, — Гермиона произнесла фразу так, что Драко не понял, был ли здесь сарказм, или она говорила серьезно.
— Я не говорил тебе, что однажды был в маггловской части Лондона? — как бы невзначай бросил Драко, желая разрядить обстановку. Глаза Гермионы округлились:
— Ого! И что ты там делал?
— Это было после экзамена по Трансфигурации на пятом курсе. Я тогда провалился с треском. Настроение было отвратительнее некуда, а вечером мне надо было ехать домой. Мы с Блейзом пропустили пару бутылок огневиски и принялись читать вслух учебник по маггловедению. Помнится, нам попалась глава про… теле… телез…
— Телевизор? — подсказала Гермиона.
— Да, вот про него. Я тогда сказал, что было бы интересно взглянуть на эту штуку, а Блейз предложил рвануть на один вечер в мир магглов. Я не знаю, что на него нашло. Наверное, всё дело в огневиски. В общем, мы отправились туда прямо в мантиях. Через стену в Косом переулке… Мы пришли в какой-то маггловский бар и заказали себе «Кровь единорога». Представляешь?
Драко рассказывал с таким энтузиазмом и удивлялся так искренне, что Гермиона еле сдерживала смех. — Это оказалась редчайшая гадость. А потом к нам подошла группа магглов и спросила: «Вы что, актеры? Что снимаете?». Я так и не понял, что они имели в виду, но явно что-то не очень хорошее. Им повезло, что мы ещё помнили про закон о магической тайне.
Здесь Гермиона не выдержала и прыснула от смеха. А начав, уже не могла остановиться. Её смех оказывается настолько заразительным, что через несколько мгновений они с Малфоем хохотали уже вместе.
— Так что я немного знаком с миром магглов, — сказал Драко, наконец, отсмеявшись.
— Забавное знакомство вышло, — прокомментировала Гермиона. — Кстати, актеры — это не ругательство.
— А что?
На секунду она нахмурилась, думая, как понятнее сформулировать. Задача была не из простых, ведь то, что она считала очевидным и само собой разумеющимся, для далекого от мира магглов Драко могло быть непонятно в принципе.
— Это такая профессия, — начала она. — Актеры играют в театре или кино. Его, кстати, как раз и показывают по телевизору. Они изображают других людей, создают истории. Очень часто кино снимают по книгам. Тогда их персонажи как будто оживают. Ты ведь видел картинки в детских книжках? У вас они могут изобразить какой-то определенный момент, а кино воссоздаёт этот мир полностью. А иногда для кино придумывают собственные сюжеты...
Гермиона перевела взгляд на Драко:
— Ты мало что понял, верно?
— Да нет, более-менее понятно. Но зачем это нужно? — в голосе Драко слышалось искреннее удивление. Гермиона не знала, что ответить. Она не могла объяснить. Поиск сказки в мире, где её нет, действительно вещь бессмысленная. Тем не менее, без этого жизнь была бы куда скучней. Она была уверена, что, не зная о существовании волшебства, она бы всё равно его искала. И даже сейчас, когда магия стала обычным явлением, она ищет других чудес. Куда более простых, но не менее важных.
— Кино — это способ попасть в миры, в которых не был, пережить события, которые с тобой не происходили. Оно может чему-то научить, помогают испытать яркие эмоции. В чем-то это схоже с чтением… Но всё же немного по-другому, — откликнулась Гермиона после небольшой паузы. — Вот знаешь, когда я была маленькая и ещё не знала о магии, то очень любила сказки. Однажды я гостила у бабушки в небольшом городке в пригороде Лондона и жила в доме, которому было больше ста лет. Я влезла на чердак и обнаружила там коробку. В ней лежали всякие старинные вещи. Ничего особенного или магического, но тогда мне хотелось верить, что они волшебны. Я взяла оттуда большой медальон на цепочке, расписной ключ и часы. И играла, представляя, что ключ может открывать двери в параллельные миры, медальон хранит меня и залечивает раны, а часы помогают путешествовать во времени. Так забавно... Даже когда у меня не было магического мира, и я не знала о нём ничего, я его придумала, — Гермиона закрыла глаза и глубоко вдохнула. Драко смотрел на неё, мягко улыбаясь. Ещё недавно этот рассказ вызвал бы у него отвращение, но теперь черта презрения, что сопровождала его почти всю сознательную жизнь, стерлась практически полностью. Гермиона же больше не видела ни Драко, ни эту комнату с разбросанным по столу вещами и морозными узорами на окне. Она перенеслась туда, где маленькая девочка с косичкой рисовала сказочные замки и открывала волшебные двери. Она видела бабушку, родителей, двоюродную сестру Алису, которой доверила свою первую волшебную тайну, всего лишь придуманную, но почти настоящую. Она видела тот ключ и те часы так ясно, как будто руку можно протянуть, и они окажутся здесь. Маггловское детство, первые дни в Хогвартсе, магия, уже не похожая на сказку, и этот странный мир, где счастье — вовсе не счастье… Все её жизни, которые она старалась держать как можно дальше друг от друга, слились воедино. Хотелось плакать и смеяться одновременно. На какое-то время у Гермионы перехватило дыхание, но вскоре она продолжала: — А ещё я рисовала. По-детски неумело зарисовывала свои мечты и выдумки. Недавно, когда я была дома, я просматривала те наброски. Там есть сказочный замок, единорог и люди с крыльями. И ещё много всего. Иногда даже такого, что не найдешь в магическом мире. Не знаю, откуда я брала эти образы.
— Думаю, на подсознании ты чувствовала, что волшебница, — предположил Драко.
— Вряд ли. Множество людей придумывает себе сказки, а волшебники из них — единицы. Но я...
Боль в запястье мигом вышибла воспоминания, вернув Гермиону на землю. Она осеклась и поморщилась, прикусила губу и заерзала на кровати, пытаясь найти более удобное положение. Но все попытки терпели крах. Когда просто неприятные ощущения сменились явной болью, Гермиона схватилась за предплечье, стиснула зубы и закрыла глаза.
— Гермиона! — позвал Драко. — Что, опять, да?
— Да… Ничего страшного. Я потерплю. Скоро пройдет. Должно пройти… — её лицо исказила гримаса боли, а голос задрожал, но она по-прежнему пыталась сделать вид, что всё в порядке.
— Так, послушай меня… — Драко подался вперед и взял её за плечи, заставив посмотреть на себя. — Расслабься. Попробуй не концентрироваться на этой боли, отвлечься от неё, — он взял её руку, стиснутую с кулак, и мягко разжал пальцы. — Дыши спокойно и медленно. Вдох через нос, выдох через рот…
Она послушалась и начала дышать чуть более ровно, но по-прежнему была очень напряжена. Руки Драко лежали у неё на плечах, и он чувствовал, что они каменные.
— Вот так… — тем не менее, подбодрил он. — Ты — молодец. Держись.
— Мне нужно приложить к руке что-то холодное, — выдохнула Гермиона, сглотнув. Во рту появился привкус крови. — Ты можешь открыть окно и достать немного снега? — попросила она.
— У меня есть идея получше, — возразил Драко, окончательно приняв решение, в котором до этого сомневался. Он взял Гермиону за запястье правой руки. Той самой, на которой был Знак Призыва, сейчас достаточно четко просматривающийся на бледной коже. Роза, красивая, идеально прорисованная до мельчайших деталей. Черная и опасная.
Очередной приступ боли сковал предплечье. От неожиданного прикосновения прохладной ладони Драко Гермиона вздрогнула. Драко велел ей так же взять его за запястье. В итоге их руки оказались плотно сцепленными друг с другом. Гермиона непонимающе уставилась на Драко и на некоторое время даже забыла о своей боли — до того необычным было его поведение.
— Что ты собираешься сделать? — осторожно спросила она.
— Сейчас узнаешь.
Свободной рукой Драко расстегнул манжет своей рубашки и закатал рукав. Гермиона увидела браслет-змейку, на который обратила внимание ещё в Хогвартсе. Странно, что за всё это время она не догадалась спросить о нём. Попыталась припомнить, видела ли Драко с коротким рукавом хоть раз с тех пор, но так и не смогла. Хотя, конечно, наверняка видела.
Между тем, Драко произнес короткое заклинание, и изумрудные глаза змейки загорелись. А потом та начала двигаться.
Как завороженная, Гермиона наблюдала за тем, как переползает серебряная змейка с его руки на её. Когда голова достигла Метки, змея приподнялась, изогнулась и зашипела на розу, обнажив два острых зуба. На долю секунды Гермиона испугалась, что они сейчас вопьются ей в кожу, но этого не случилось, зато боль стала приглушеннее.
— Что это? — поинтересовалась она у Драко, догадываясь, каким будет его ответ.
— Старинный магический артефакт, очень сильный. Подарок мамы. Последняя вещь, которую она успела дать мне перед смертью, — спокойно ответил Малфой. Гермиона сглотнула. Она не знала, как ей реагировать. Драко только что отдал ей такую ценную для себя вещь — просто так, чтобы помочь. Гермиона захотела сделать что-то, что бы показало ему, как она это ценит, но вместо этого лишь прошептала «Спасибо».
— Пожалуйста, — отозвался он ровно и практически безучастно, а потом добавил: — Тебе он сейчас нужнее.
Гермиона хотела спросить, когда и почему этот браслет был нужнее ему, но слова застряли в горле, и она так и не смогла произнести их.
Хотя обряд уже давно закончился, Драко до сих пор не расцепил руки. Он смотрел на Гермиону необычным взглядом: теплым и очень серьезным, без намека на насмешку, презрение или злобу. В свете уже показавшейся на небе луны его глаза были голубовато-серебряного цвета. А она сидела в оцепенении и понимала, что не сможет пошевелиться или отвести взгляд, даже если захочет. Её как будто парализовало. Никогда раньше такого не было. Гермионе нравилось чувствовать его прикосновение, и она готова была отдать многое, чтобы эти хрупкие мгновения не заканчивались. Сейчас, просто держась за руки и смотря друг другу в глаза, они были близки, как никогда ранее.
А потом он резко убрал руку.

***
И снова молчание. Гермиона всматривалась в темноту, походившую на черный водоворот, и медленно водила пальцем по серебряной спине змейки, которая теперь была у неё на руке.
— Во сколько нам завтра в Хогвартс? — голос Драко разорвал тишину.
— Не знаю. Надо спуститься и спросить, — устало и равнодушно отозвалась Гермиона.
— Да, надо… Ты получила свою справку? Куда там тебя отправляют?
— Не знаю. Блейз сказал, что нужно связываться с Альянсом. Сегодня приедет человек и привезет документы…
И снова молчание. Никто из них не двинулся с места.
А потом зажегся свет. Гермиона резко зажмурилась, но это не спасло её от пульсирующей боли в висках и мерцающих кругов перед глазами.
— Мог бы предупредить! — закричала она Драко, сощурившись, но от этого не менее гневно смотря на него.
— Зато так ты быстрее проснулась.
— Я не спала!
— По голосу было незаметно.

***
Они спустились на нижний этаж. Там кипела жизнь. Луна разливала чай в фарфоровые чашки, на столе стояла открытая бутылка вина, в зале для совещаний практически не было свободных мест. В сборе были почти все — отсутствовал только Блейз.
— Мы хотели спросить, каков план действий на завтрашний день и когда Гермиона сможет забрать свои документы? — не мешкая, обратился к Луне Драко.
— Том уже приехал. Блейз как раз говорит с ним об этом, — ответила та. Гермиона почувствовала, как в душе, непонятно почему, нарастает тревога.
— Том?.. Какой Том? — осторожно спросила она.
— Том Реддл, глава Альянса.

Стены и мосты

Глава 26
Стены и мосты

Между строк знакомых доброй сказки,
Сочиненной только для двоих,
Мы опять найдем чужие маски
И опять забудем о своих.

Снег и слезы. И живое пламя.
Но, увы, истек недолгий срок.
Снова город ослепил огнями,
Снова пыль бесчисленных дорог…
(Эланор Гэмджи)

— Драко, я не могу туда пойти! — Гермиона жадно глотала воздух, стремясь успокоить отчаянно колотящееся в груди сердце. Её лицо, до того бледное, приняло практически белый оттенок. В глазах, наполненных слезами, плескался неподдельный страх.
Они с Драко уже около пяти минут находились в своей комнате. Он притащил её сюда в полуобморочном состоянии, сославшись на то, что у неё начался очередной Призыв, а теперь тщетно пытался успокоить.
В голове не укладывалось, как подобное могло произойти. Она знала, что допустила целый рад ошибок, что создала отнюдь не идеальный мир, но никак не могла предположить, что окажется в нём по одну сторону с Томом Реддлом.
— Прекрати, — строго сказал Драко, в голосе была стальная уверенность. Даже если он испытывал сомнения, то умело это скрывал. — Пока что никто не причинит нам вреда. Ты прекрасно знаешь это.
— Тебе легко говорить, — не унималась Гермиона. — Ты и там был на этой стороне!
Глаза Драко сузились. Он посмотрел так, что она непроизвольно отшатнулась и прижала руки к груди, желая защититься.
— Здесь нет никаких сторон, Грейнджер! Здесь всё по-другому, — прошипел он. Гермиона лишь затравленно на него посмотрела, рвано и тяжело дыша. Она выглядела так, словно лишится сознания в следующее мгновение.
— Нам надо спуститься туда, Гермиона, — сказал Драко мягче. — Без этого мы не сможем решить, как быть дальше.
— Я понимаю, — она слабо кивнула. — Но я не знаю, как смогу заставить себя сделать это… Мне очень стыдно, что я стала такой никчемной и слабой! — её голос зазвенел, а пальцы сжались в кулаки.
— Я не имею права осуждать тебя в такой ситуации. Но постарайся всё-таки взять себя в руки, — довольно холодно отозвался Драко. Он понимал, что она ждала не этого. Но времени и желания успокаивать сейчас не было. К тому же, жалость сейчас не пойдет на пользу.
— Хорошо, — Гермиона сглотнула, встала, и, резким движением откинув назад волосы, направилась к двери. Её лицо приняло непроницаемое выражение, хотя внутри по-прежнему бушевал ураган.

***
Гермиона судорожно втянула воздух, как будто этот вздох мог стать для неё последним. Пока дверь ещё не была открыта. Драко пообещал, что всё сделает сам, и ей даже не придется говорить. Это весьма кстати, потому как сейчас она была не способна выдавить из себя ни слова. Перед глазами проносились картины из прошлого. Воображение в красках вырисовывало даже то, о чём она знала лишь по рассказам. Убийства, пытки, кровь; Черные Метки и преследования магглорожденных, смерть родителей Гарри, министерство, тело Седрика Диггори с остекленевшим взглядом, в котором уже никогда не будет жизни. Она старалась гнать эти мысли прочь, убедить себя, что всё это было там, а здесь по-другому, совсем иначе. Но тошнота, подкатившая к горлу, звон в ушах и болезненные удары сердца никуда не исчезали.
Когда Драко прикоснулся к ручке и начал открывать дверь, всё внутри у Гермионы сжалось в одну точку, а затем рассыпалось на осколки. Но это длилось лишь миг. А потом она увидела мужчину, сидящего за столом в дорого обставленном кабинете. На вид ему можно было дать примерно сорок лет. На лице отражался отпечаток прожитых лет: бледную кожу покрывали неглубокие морщины, а в волосах, когда-то угольно черных, виднелись седые пряди. Вальяжная поза и легкая отстраненная улыбка выдавали человека, который знает себе цену, но при этом не станет прямо показывать превосходство. Уверенный взгляд темных глаз пронизывал насквозь. Гермиона как будто приросла к полу. Объективно она понимала, что бояться нечего, но потрясение было слишком велико. Где-то на уровне локтя она почувствовала прикосновение теплой ладони Драко к своей одеревеневшей руке и на отяжелевших ногах направилась к стульям, стоящих напротив стола Реддла.
— Привет, — спокойно сказал тот. — Присаживайтесь. Гермиона вздрогнула от звука его голоса, низкого и глубокого, а фамильярность этого обращения несколько покоробила. Гермиона надеялась, что выглядела не слишком напуганной.
— Здравствуйте, — выдавила она из себя. Голос прозвучал на удивление ровно и звонко. Краем глаза увидела, как Реддл и Драко пожали друг другу руки, вскоре последний опустился рядом с ней и закинул ногу на ногу. Он выглядел настолько спокойным, что Гермиона никак не могла решить, восхищаться ей или злиться.
— Очень рад познакомиться с вами, — начал Том Реддл. — Ребята рассказали мне вашу историю, и она очень меня заинтересовала. Мне бы очень хотелось задать вам несколько вопросов.
Драко кивнул, и вскоре у них с Реддлом завязался разговор. Гермиона слушала их внимательно, но предпочитала молчать. Ей нужно было осмыслить всё, что сейчас происходит. Малфой рассказывал Реддлу об их злоключениях, другом мире, расспрашивал о деятельности РОК и других организаций, конечной цели Альянса, государственном устройстве и подробностях жизни в ОММГ.
Гермиона была поражена, как легко они нашли общий язык. Подсознательно она искала в Реддле признаки Волдеморта: сумасшествие, враждебность, жестокость; но ничего не находила. Человек, сидящий напротив неё, никак не желал увязываться в сознании с чудовищем, которого она видела лишь однажды, но запомнила на всю жизнь.
Рассказ Реддла о Конфедерации, политике правительства, целях Альянса прошел для Гермионы как в тумане. Но общую канву она уловила. В целом это соответствовало тому, что она читала в книгах, данных Клариссой. Власть, сосредоточенная в руках у небольшой группы людей, отчаянно стремящихся её удержать, провозглашение равенства, жесткая цензура и тотальный контроль над действиями всех граждан… По словам Реддла, большинство жителей ОММГ не понимали истинной сути происходящего. Общественное мнение искусно формировалось таким образом, что люди искренне верили в непогрешимость властей и своё счастье. Целью сопротивленческих организаций являлась обратная пропаганда, а, в конечном счете, смена власти. Гермиона хотела спросить, не для того ли Реддл затеял всё это, чтобы однажды самому встать у руля, но потом разговор коснулся магглов, и Гермиона была до того поражена, что забыла об этом. Потому что он отзывался о них спокойно и дружелюбно. Специально подчеркнул то, что сам вырос в смешанной семье, посетовал на то, как непросто живется им в этом обществе, несмотря на формальное равенство. Привычный мир Гермионы в этот момент пошатнулся.
Потом Драко спросил про Кодекс. Гермиона помнила, что недавно они обсуждали это с ребятами из РОК. Те сказали, что, несмотря на то, что тот является главным законодательным актом всей Конфедерации, и именно на его основе строятся законы всех её членов, увидеть его не представляется возможным. Том Реддл пояснил, что Кодекс существовал в единственном экземпляре и хранился в Страсбурге в здании Совета Конфедерации. Это единственный документ, зачарованный сильнейшим заклятьем. Никто не имел права нарушать его. В его составлении участвовали главы стран, принесших победу над Грендевальдом. И в их числе нынешний глава правительства — Альбус Дамблдор.

***
Когда Реддл обратился к ней, Гермиона откликнулась не сразу. Как сквозь сон услышала вопрос:
— Ну что, Гермиона, поедете на слёт по «Межкультурной коммуникации стран Конфедрации»?
— Что?.. — она недоуменно посмотрела на него затуманенным взглядом. О чём он вообще? Только через несколько секунд до сознания дошел смысл этой фразы: Реддл говорил об её освобождении от учебы.
Он снисходительно улыбнулся, протягивая ей карточку с надписью «Гермиона Грейнджер. Клуб Согласие», и бумагу, которая свидетельствовала о том, что она отправлена волонтером на слёт в Эдинбурге.
— А разве это не будет подозрительно? Ведь о таких серьезных мероприятиях наверняка знают в школе, — усомнилась она, рассматривая карточку.
— Всё в порядке, мисс Грейнджер. Этот слёт действительно будет проходить в указанные даты. Он приурочен к прошедшему празднику. Ну а то, что вас там не будет, это уже другой разговор. Но наши люди оповещены, так что не волнуйтесь, — пояснил Том Риддл. Гермиона нахмурилась. Обман подобного рода казался ей делом очень ненадежным, но выбора не было.
— Спасибо. Надеюсь, всё пройдет хорошо, — ответила она деловым тоном, не выдающим её сомнений.
— Я тоже. Если у вас возникнут проблемы с МакГонагалл, вы можете указать ей номер каминной сети на вашей идентификационной карточке. Наши люди помогут вам убедить её. Но это на крайней случай.
— Спасибо, — произнесла Гермиона.
— Не за что. Я надеюсь, это поможет вам в поиске Книги.
В поиске Книги?! Гермиона вздрогнула, как будто её, ещё не очнувшуюся от долгого сна, облили ледяной водой.
— А зачем вам нужна Книга? Вы всё равно не сможете писать в ней, — резко спросила она почти с вызовом.
— Такую вещь в любом случае лучше иметь при себе. Чтобы она не досталась нашим противникам. Ведь правда?..
Гермиона кивнула, изо всех сил пытаясь поверить, что причина лишь в этом. Очень хотелось выйти отсюда и осмыслить увиденное и произошедшее. Будто прочитав её мысли, Том Реддл произнес:
— Я думаю, что мне уже пора. И вам лучше бы отдохнуть. Завтра у всех будет непростой день. Было приятно пообщаться.
— Нам тоже, — ответил за обоих Драко, и они покинули кабинет.

***
Гермиона осела по стене. От перенапряжения у неё подкашивались ноги. Всё тело неприятно ломало. Ощущение было схоже с тем, что она испытывала во время призыва, только в разы слабее. Но это не делало его менее неприятным.
— Что ты думаешь об этом? — спросила она у Драко, смотря на того снизу вверх.
— Я думаю, что ты зря боялась. Этот мир изменил не только тебя и меня.
— А тебе не показалось странным, что ему нужна Книга? И вообще всё это… Я так и не поняла, какое общество хочет создать Альянс. Свержение власти не может быть конечной целью… — произнесла Гермиона сбивающимся голосом. На её бледном лице появился нездоровый румянец, выдававший серьезное внутреннее потрясение.
— Послушай… — Драко опустился на корточки и сжал её оледеневшие руки в своих. — Я не могу поручиться за них, но пока что нам лучше держаться с РОК. Во всяком случае, мне кажется, что это разумно.
Гермиона часто закивала и позволила Драко помочь ей встать с пола. Он усадил её на кровать. — Попробуй заснуть, — попросил Малфой.
— Хорошо…
Ей нравилось, что он заботился о ней — это было ново и очень приятно. Вдруг в дверь постучали.
— Войдите, — крикнул Драко. В комнату заглянула Луна.
— У вас всё в порядке? — спросила она. — О чём спрашивал Том?
Гермиона поморщилась, услышав это обращение. До сих пор оно казалось непостижимым.
— О Книге Судеб, — ответила она чуть более грубо, чем следовало бы. — А почему вы все называете его просто по имени? Ведь, как я понимаю, он гораздо выше вас по статусу.
— Он сам настаивал на этом. Сказал, что мы одна команда, и не стоит стеснять друг друга ненужными формальностями.
Гермиона перевела взгляд она Драко, пытаясь угадать его мысли по выражению лица. Уж кому, как ни ему знать, что в том мире приближенные Тома Реддла называли его не иначе, как Лорд.
— Завтра у нас подъем в шесть часов, чтобы успеть собраться и успеть трансгрессировать в школу к Торжественному открытию, — сказала Луна и, пожелав им спокойной ночи, вышла.

***
Пробуждение было болезненным — слишком яркий свет, слишком громкие звуки, звон в ушах и внутренняя дрожь. Несколько минут она сидела, поджав под себя ноги, замотавшись в одеяло, и не желая вылезать. Драко в комнате не было. Он встал гораздо раньше и уже успел получить Мантию-невидимку, которую нужно было забирать под роспись в штабе Альянса Сопротивления. И хотя Гермиона пыталась убедить его, что в его присутствии в Хогвартсе нет никакой необходимости, и она справится сама, он настоял на том, чтобы поехать тоже. Затея была довольно опасной, ведь все входы и выходы школы проверялись во избежание проникновения посторонних лиц. Тем не менее, Драко удалось уговорить Блейза разрешить ему пройти через один из потайных ходов.
На душе у Гермионы было неспокойно. Сегодня им предстояло пережить многое. Она проспала довольно долго, но чувствовала себя разбитой. Драко включил свет около получаса назад, всё это время Гермиона не спала, но так и не смогла заставить себя вылезти из-под одеяла, но момент сделать это всё-таки настал.
Первым неприятным сюрпризом оказалось то, что её школьной формы здесь не было. Как Гермиона не подумала об этом раньше, оставалось загадкой. Но сейчас явно было поздно отправляться к Рону или домой. Ей пришлось взять старую форму Клариссы Рейвери, которая уже не нуждалась в ней, так как закончила школу два года назад. Гермиона подогнала одежду под свой размер: благо, магия позволяла это сделать. В глаза бросилось то, что форма как будто не принадлежала ни к какому факультету. Подкладка мантии была невнятного серебристого цвета, галстук — классической бордово-серой расцветки, а на гербе были изображены замок и сова. Гермиона не могла понять, в чём дело. Хотелось прямо сейчас спуститься вниз и всё выяснить, но время очень сильно поджимало. Она собрала волосы в пучок и направилась вниз на завтрак.
Там была такая суматоха, какой она не видела в штабе ещё ни разу. Все бегали, шумели, что-то искали… Гермиона ела свою порцию омлета без аппетита, практически насильно запихивая в себя каждый следующий кусок. С выяснением того, что случилось со школой, пришлось повременить, потому что сейчас всем было явно не до неё.
По дороге наверх она встретила Драко. Он присвистнул, окинул её оценивающим взглядом и произнес:
— Ничего себе! Классно выглядишь! И ты хотела, чтобы я отпустил тебя одну? — с этими словами он схватил её за талию и властно притянул к себе. Гермиона принялась вырываться. Сейчас ей было не до флирта. Её подташнивало, страшно хотелось спать, и было очень тревожно. К тому же, она не очень хорошо понимала, что особенного было в её облике.
— У нас полчаса до выхода, — пробубнила Гермиона недовольно. — Мне надо всё проверить и собраться с мыслями.
— Ладно-ладно, — Драко отпустил её, нарочито медленно убрав руки. — Можешь идти. Кстати, Блейз просил тебя спуститься вниз. Даст кое-какие инструкции. И у тебя прическа растрепалась, — он усмехнулся и накрутил на палец выпавшую кудряшку.
Всё остальное время до выхода Гермиона провела как в тумане: выслушала монотонные инструкции о том, как ей придётся проходить в школу, получила необходимые пароли для возвращения в штаб и прямой портключ на экстренный случай.
Потом она попросила Зелье от укачивания при перемещениях и, следом за Блейзом и Луной вошла в камин. Они оказались в одном из баров в Хогсмите. Как выяснилось, попадать в школу теперь можно и напрямую, но чтобы не выдать местонахождение штаба, они всегда перемещались сюда, ведь хозяин бара тоже являлся членом Альянса и охотно их прикрывал. Гермиона ещё раз поразилась, какими масштабными являются силы Сопротивления.
Дорогу до Хогвартса пришлось преодолевать пешком.
Вскоре ноги Гермионы разболелись так, что она морщилась на каждом шаге. Хотелось, чтобы кто-нибудь понес на руках. Вспомнился Драко, который сейчас, должно быть, пробирался по какому-нибудь потайному туннелю. Сердце тревожно забилось. Хоть бы его не поймали! И зачем только она позволила ему так рисковать?..
Хогвартс изменился до неузнаваемости. Казалось бы, перемены коснулись лишь мелочей, но ведь именно из них складывался привычный образ ставшей уже родной за семь лет школы.
Четыре флага больше не украшали башни, на гербе не были изображены лев, барсук, змея и орёл, потому что факультетов больше не было. Теперь были только четыре группы, распределение куда происходило жеребьёвкой: только воля случая, никакой магии или личных предпочтений. Меняться было нельзя. Гермиона училась в третьей группе вместе с Гарри; Рон был из первой, а Луна с Блейзом — из второй.
С одной стороны, такая система провозглашала равенство: здесь не было вражды между факультетами, не было и тесной дружбы внутри них. Хотя баллы группам по-прежнему начислялись, большинство студентов заботилось только о себе. Гермиона не решалась судить, хорошо это или плохо. Как человеку, склонному к индивидуализму, ей виделись определенные плюсы, но всё же такое нарушение привычного уклада сильно коробило.
Наконец они дошли до входа. К этому моменту Гермиона почти не чувствовала ног. Теперь нужно было пройти через ворота, прикоснувшись ладонью к специальной табличке, расписанной рунами, которая распознавала их как учеников Хогвартса и пропускала внутрь защитного поля. Блейз сказал, что такие есть у каждого входа и выхода, доступного для студентов. И если кто-нибудь попробует несанкционированно проникнуть в школу, система тут же подаст сигнал Стражам Спокойствия. Сердце Гермионы тревожно забилось. А как же Драко? Почему никто его не предупредил?! В голову закралась мысль о том, уж не решило ли Сопротивление разлучить их?
До чего же глупым бывало порой его упрямство!
Хотелось спросить о нём у кого-нибудь из своих спутников, но сейчас это было слишком опасно, поэтому она лишь сглотнула, молясь про себя, чтобы всё прошло нормально.
Она прошли в сторону Большого Зала. До начала торжественного открытия оставалось около десяти минут.
— Твой стол ближний слева, — прошептал ей на ухо Блейз, поравнявшись в толпе, образовавшейся около парадного входа. — Помни, что я тебе говорил. Вместо уроков сразу идешь к МакГонагалл, а потом уходишь отсюда как можно быстрее. Наша программа сильно отличатся от вашей, и лучше тебе на уроках не появляться. Увидимся на выходных, дашь подробный отчет. Удачи!
Гермиона кивнула машинально, все её мысли по-прежнему были заняты Драко.
Сквозь шум она услышала, как кто-то зовет её по имени. Оглянувшись через плечо, заметила Рона. Тот отчаянно пытался пробраться к ней через толпу, но в условиях давки это было не самой простой задачей. Гермиона предпочла сделать вид, что она его не видит, и, наконец, прошла в зал. Она старалась держаться уверенно и непринужденно: прямая спина, ровная походка, спокойный взгляд. Каких же усилий ей это стоило...
Гермиона заняла место у края стола так, чтобы все ближайшие места рядом с ней оказались заняты — это на какое-то время огородит от общения с Роном. Перспектива разговора с ним вводила в панику. Она понятия не имела, как объяснять свой побег и, куда хуже, грядущие планы по пропуску школу в течение двух недель.
«Когда же начнется…» — думала Гермиона, кусая губы и умоляя время идти быстрее. Рон уже прошел в зал, и направлялся прямиком к ней. В этот момент громкий голос оповестил: «Просьба всем студентам занять свои места», и в зале появилась МакГонагалл. От неожиданности Гермиона уронила вилку, которую до того вертела в руках.
Рон поспешно приземлился где-то на другом конце стола, и девушка облегченно вздохнула.
***
МакГонагалл произнесла длинную речь о Годах Мрака и важности прошедших праздников, потом дала напутствие на семестр, и призвала к дисциплине и усердной учебе. Гермиона слушала в пол уха, её мысли были далеко.
Потом играл гимн Конфедерации, и все встали. Гермионе казалось, что она спит, и всё это лишь снится ей — настолько неправдоподобным и чужим здесь всё выглядело.
Есть не хотелось. Вид деликатесов, появившихся на столе, вызывал новый приступ тошноты. Она рассеянно колупалась в пирожном, так и не взяв в рот ни крошки.
Вдруг на плечи легли чьи-то руки. Гермиона подскочила на стуле и сбила стакан с соком своего соседа. К счастью, тот уже допил его почти полностью, поэтому на скатерть попало лишь несколько капель.
— Извини, — бросила она машинально, нервно обернулась, но никого не увидела. Все взгляды близ сидящих людей были устремлены на неё.
«Тише! Это я» — услышала она еле различимый шепот у себя над ухом. Драко! Сердце пропустило пару ударов. Он здесь, он в порядке… И всё такой же невыносимый! Это же надо было так её испугать…
«Жду тебя в коридоре за колоннами» — выдохнул он настолько тихо, что Гермиона не была уверена, не показалось ли ей. Быстро встала и направилась к выходу. Спиной чувствовала, что на неё смотрят. Впрочем, неважно. Быть может, ей просто стало плохо, и она пошла в туалет. Тем более что после гимна некоторые студенты уже покинули зал. Значит, это не запрещено.
-Ты придурок! — закричала Гермиона, когда почувствовала, как он притягивает её к себе. Ей казалось, что она сошла с ума. Обниматься с невидимкой — это уже слишком.
Осознание бесконтрольности ситуации выводило из себя. Его руки крепко держали её за талию, а горячее дыхание обжигало. — Отпусти меня! — произнесла Гермиона почти умоляюще. — Если нас кто-нибудь увидит, то наши приключения закончатся прямо здесь.
— Никто не увидит, — отозвался он и прикоснулся губами к её шее. У Гермионы перехватило дыхание. Нервное напряжение достигло своего предела. Злость на Драко за необдуманное поведение, страх и радость от того, что с ним всё в порядке, смешались, лишая рассудка. От его прикосновений закружилась голова. Даже то, Малфой был невидим, почти не смущало. Ей не хотелось, чтобы он останавливался.
Сзади послышались шаги. Гермиона еле успела отшатнуться от Драко. Поправила волосы и вышла из-за колонны. На неё в упор смотрел Рон. Всё внутри похолодело.
— С кем ты разговаривала? — спросил он подозрительно.
— Ни с кем. Я просто не очень хорошо себя почувствовала и решила подышать, — сбиваясь, начала Гермиона, желая провалиться под землю. Она никак не могла восстановить дыхание.
— Я четко слышал голоса, — не отступал Рон.
— Разве? Наверное, тебе показалось…
— Пусть так, — Рон вздохнул. Было видно, что он не поверил. — Где ты была всё это время?
— Я… Пойдем присядем, — Гермиона в миг преодолела разделявшее их расстояние, схватила его за руку и потащила в сторону ниши в стене. — Ты же помнишь, как я мечтала попасть на слет участников стран Конфедерации? — начала она, когда они сели. Старалась, чтобы голос звучал уверенно и радостно.
— Нет, не помню, — пожал плечами Рон.
— Разве?.. Это странно, — Гермиона попыталась удивиться искренне, но вышло не очень убедительно. — Видно, ты забыл, — продолжила она. — Представляешь, я таки получила официальное приглашение и еду туда волонтером, — она вытащила из сумки пергамент и показала его Рону. Тот взглянул равнодушно и снова с сомнением посмотрел на Гермиону. — Буду заниматься организацией, помогать делегатам… — затараторила она.
— Поздравляю, — Рон ответил сухо. — Где ты была? — серьезно спросил он.
— Проходила отбор, подготовку. У нас было соревнование в три этапа. Пришлось показать себя во всей красе. Мне даже пришлось трансгрессировать в Эдинбург, где будет проходить слет. Ты знаешь, я раньше никогда не была так далеко от Лондона. Нам организовали экскурсию. Это было здорово! — Гермиона была поражена, как легко вся эта ложь зарождалась в голове и слетала с языка. Она так увлеклась, что почти поверила, что и правда была в Эдинбурге.
— Сомневаюсь, что собеседование проходило в ненаносимом объекте. И ты могла бы предупредить меня о своих планах, а не сбегать через окно. Так где ты была? — холодно проговорил Рон.
Гермиона пыталась подготовить себя к этому вопросу с самого утра, но он всё равно застал врасплох. И она до сих пор не придумала ответа. Решив, что лучшая защита — это нападение, уязвленно воскликнула:
— Как ты мог заставить меня пройти через это?! Ты и представить себе не можешь, как это тяжело — переносить Призыв! И ты запер и обманул меня! После такого я вообще собиралась перестать с тобой разговаривать, так что скажи спасибо, что я вообще что-то объясняю.
Гермиона так хорошо вжилась в роль, что её глаза гневно засверкали, а потом она отвернулась, рвано дыша. На деле же новость о том, что это Рон подал на неё в розыск, оказалось очень легко принять, хотя ещё недавно она пыталась оправдать его хотя бы для себя.
— Прости… — Рон растерялся и опустил взгляд. Это было как раз то, что нужно. Но в следующий момент он сделал то, к чему Гермиона не была готова. Подавшись вперед, притянул её к себе и крепко обнял. Стало трудно дышать. — Я не хотел причинить тебе боль, честно. Я очень беспокоился и думал, что делаю как лучше. Мне так жаль!
— Не задуши меня, пожалуйста, — выдавила Гермиона, пытаясь вырваться.
— Больше никогда не заставляй меня так нервничать, — выдохнул Рон, так и не дав ей освободиться.
— Хорошо, я постараюсь, — пообещала она, надеясь, что он всё-таки отпустит её.
— Но пожалуйста… Давай больше не будем держать друг от друга секретов? — попросил Рон, отстранившись. Сжал её руку. — Ты моя невеста, и я имею право знать, где ты находишься.
Невеста? С каких пор она его невеста?
Гермиона вздрогнула и поморщилась.
— Хорошо,— выговорила она, — чтобы ты не переживал, говорю, что ближайшие несколько дней буду на слете. Больше не подавай на меня в розыск, иначе это может закончиться очень плохо.
— Так почему же они всё-таки находятся в ненаносимом объекте? — Рон не желал отступать и выжидающе смотрел на Гермиону. Паника накрыла её волной. Стало понятно, что так просто отделаться не получится. Или…
Она не знала, что на неё нашло. Страх разоблачения был слишком силен, а вопросительный взгляд Рона с каждым мгновением становился невыносимее. Гермиона стремительно приблизилась к нему и поцеловала в губы. Зажмурилась, попытавшись не думать о том, что вытроряла. Впрочем, она не делала ничего особенного. Он сам секунду назад сказал, что они помолвлены.
Отстранившись, Гермиона провела рукой по его щеке и, не отпуская взгляда, в котором больше не было подозрительного укора, сказала:
— Пожалуйста, не ходи больше в Управление. Я знаю, что делаю, и всё будет хорошо.
Старалась, чтобы голос звучал нежно и доверительно. Если Рон и хотел что-то возразить, то не смог. Он закашлялся, покраснел и быстро кивнул. Желая закрепить результат, Гермиона попросила:
— Пообещай, что не будешь меня искать, а потом я вернусь, и мы снова будем вместе.
— Обещаю, — произнес Рон тихо. И Гермиона была уверена, что он не нарушит слово. Позволив ему обнять себя на прощание, она встала и направилась к кабинету директора.
Проводив невесту взглядом, Рон Уизли пошел в сторону входа в Главный зал, но спотыкнулся на ровном месте и растянулся на полу.
***
Гермиона шла на ватных ногах. Каждое движение давалось с трудом. Хотелось, чтобы земля вдруг остановилась, позволив ей сойти — чтобы больше не пришлось ничего придумывать, никого обманывать или использовать. Тяжелым грузом легло на плечи щемящее чувство вины. Конечно, это была не первая ложь в жизни, но никогда раньше ей не приходилось играть с чувствами людей в своих целях.
«Где же Драко?» — подумала Гермиона и в этот момент осознала, что он всё видел. Внутри похолодело. Она резко остановилась, силясь не расплакаться, а потом оперлась на подоконник и около минуты просто стояла, смотря в окно и пытаясь восстановить душевное равновесие, утерянное, кажется, безвозвратно.
Свернув за угол, столкнулась с Пэнси Паркинсон.
— Ты сделала задачи по Нумералогии? — спросила та беззаботно и без характерного для себя высокомерия.
— Нет, — мотнула головой Гермиона.
— Хм… Похоже, из нашей группы никто не сделал, — покачала головой Пэнси. — Может, оно и хорошо. Всех ведь не накажешь… — сказав это, она улыбнулась и отправилась по своим делам.
«Что это было?» — подумала Гермиона. Умом она понимала, что этот мир существенно отличается от привычного, но ощущение нереальности происходящего не покидало.

***
— Здравствуйте! Я могу войти? — Гермиона замерла в дверях кабинета директора, переминаясь с ноги на ногу.
— Здравствуйте, мисс Грейнджер. Почему Вы не в Большом Зале? Вы что-то хотели? — МакГонагалл мягко улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой. Как ни странно, она почти не изменилась. Взгляд по-прежнему лучился мудростью и уверенностью. Гермионе было стыдно врать ей, но ситуация не оставляла выбора.
— Да, профессор. На каникулах я прошла отбор и выдвинута волонтером на слет по «Межкультурному сотрудничеству стран Конфедерации». Для меня очень важно принять в нём участие. Это большая честь и бесценный опыт, но, к сожалению, слёт проходит в учебное время. Я пришла, чтобы попросить Вас дать мне разрешение не посещать занятия в течение двух недель, — отчеканила Гермиона, борясь с желанием убежать отсюда на край света. — Вот моё приглашение, — закончила она, протянув Директору бумагу.
МакГонагалл нахмурилась.
— Клуб «Согласие»… — протянула она. — Я знаю, о каком слете Вы говорите. В его организации принимают участие многие клубы, но такого я не припомню. Вы понимаете, мисс Грейнджер, что в сложившейся в стране ситуации, мы все должны соблюдать осторожность? А связь с любой оппозиционной организацией грозит Вам отчислением и загубленной жизнью.
— Конечно, я понимаю! — воскликнула Гермиона. — Клуб «Согласие» отнюдь не оппозиционный. Я бы никогда не стала общаться с Сопротивленческими Организациями, потому что отлично знаю, чем это грозит. Я готова работать только на благо общества и Конфедерации, — закончила она с энтузиазмом. Понадеявшись, что не переборщила, и её речь выглядела убедительно, Гермиона потупилась и принялась рассматривать свои сцепленные в замок руки.
— Вы хорошая студентка, мисс Грейнджер. И мне бы не хотелось, чтобы Вы выбрали ложный путь.
Гермиона сглотнула. Наверное, примерно так чувствовали себя дети Пожирателей в кабинете Дамблдора. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь она окажется на их месте.
— Я знаю. Так Вы отпустите меня?
— Мне надо кое-что проверить, — с этими словами МакГонагалл покинула приемную и пошла вглубь кабинета, скорее всего к камину.
— Вы можете связаться с начальством клуба, и они подтвердят, что действительно принимают участие в организации слета, — бросила ей вслед Гермиона, хватаясь за последнюю соломинку.
МакГонагалл не было около пяти минут. Всё это время Гермиона не находила себе места. Она сидела неподвижно, вцепившись руками в сидение своего стула. Огромных усилий стоило не начать кусать губы или грызть ногти. Хотя от этой привычки она избавилась ещё до Хогвартса.
Наконец Директор вернулась.
— Вы можете ехать, мисс Грейнджер. Сейчас я выпишу Вам разрешение.

***
Вот и всё, можно возвращаться. День ещё не перевалил за половину, но Гермионе казалось, что она находится в Хогвартсе целую вечность. Во рту пересохло. Зря всё-таки она не попила сока на Торжественном открытии.
Коридоры были заполнены студентами в одинаковой форме. Все бежали, спешили куда-то. Она уже успела отвыкнуть от этого.
— Гермиона? — до боли знакомый голос окликнул её со спины.
— Привет, Гарри, — она выдавила из себя приветливую улыбку, хотя сердце саднила грусть о том, что здесь они всего лишь одногрупники. Дружба с Гарри была одной из самых тяжелых потерь, принесенных Книгой Судеб.
— Ты нормально добралась до дома в тот день, когда приезжала к нам? Кстати, откуда ты узнала мой адрес? — он тоже выглядел потерянным: переминался с ноги на ногу, не знал, куда деть руки.
— Я… Случайно. Шла мимо, решила зайти. А добралась без приключений, спасибо… — начала Гермиона, испытывая чувство неловкости, которое усиливалось с каждым мгновением. Врать Гарри оказалось ещё сложнее, чем Рону.
— Понятно. Кстати, тебе привет от моей мамы. И ещё… Если тебе что-то понадобится, ты всегда можешь ко мне обращаться.
— Спасибо. Ты тоже. Передавай привет маме…
— Обязательно.
Они разошлись в разные стороны. Гермиона, хотя и старалась держать себя в руках, была на грани нервного срыва. Этот, казалось бы, ничего не значащий разговор, снова напомнил ей, что она потеряла. Её любимых друзей больше нет. Есть только одногрупник и… жених, с которым у неё сложились весьма странные отношения.
Прежде чем покинуть школу, Гермиона решила подняться на Астрономическую башню. Помнится, незадолго до того, как они оказались в этом мире, она так же бесцельно бродила по коридорам школы и случайно забрела туда.
Мысль о том, что Драко видел, как она целовала Рона, не давала покоя. Поднявшись на Астрономическую башню, Гермиона запрокинула назад голову и закрыла лаза.
Сегодня светило солнце. Оно было слишком ярким и совершенно не гармонировало с внутреннем состоянием. Красота этого места, которая раньше завораживала, теперь вызывала стойкое отторжение.
Гермиона подошла к периллам и несколько секунд смотрела вниз. Перед глазами отчетливо стоял образ той ночи. Вдруг начало казаться, что день обращается в ночь, картинка вокруг меняется, и она оказывается дома — в мире, где прожила всю свою жизнь, кроме последней недели. Если бы можно было вернуться, она бы вернулась? Этот вопрос мучил далеко не первый день.
Тогда легче дышалось. Не было связывающих обязательств, и всё казалось гораздо понятнее. Тогда Гермиона точно знала, на чьей стороне, и какое решение будет правильным. А теперь всё смешалось. Она как будто скованна по рукам и ногам. Все ждут от неё чего-то, а страх совершить ошибку слишком силен. И больше не ясно, где «её» сторона.
— Драко, — позвала Гермиона тихо, не надеясь на отклик, но воздух вдруг начал вибрировать, и через мгновение она увидела его. Малфой стоял, прислонившись спиной к стене, и наблюдал за ней.
Гермиона вскрикнула от неожиданности и отошла от перилл на два шага.
— И как давно ты за мной следишь? — нервно спросила она.
— С того момента, когда ты оттолкнула меня у колонны, — холодно ответил Драко.
По спине Гермионы пробежал холодок. Глупая надежда на то, что Драко хватило такта не смотреть, как она разговаривала с Роном, вмиг угасла.
— Зачем ты вообще поехал? Только заставил меня лишний раз нервничать! — начала Гермиона с вызовом, слабо понимая, чего хочет добиться.
— Как минимум, мне хотелось посмотреть, как изменилась школа, в которой я учился, когда ещё существовал. Раз уж мы теперь здесь живем, то неплохо было бы это знать.
Он заговорил таким тоном, что Гермионе захотелось расплакаться. Как будто всё то, что произошло, не имело никакого значения, и они действительно вернулись в прошлое, где их ничего не связывало.
— Ладно, допустим… Но ты понимал, какой это риск, и заставил меня за тебя бояться, — она старалась говорить мягко и решить ситуацию мирно.
— Так ты получила своё разрешение? — спросил Драко куда спокойнее.
— Да, так что мы можем возвращаться. И приступать к поиску Книги. Ведь именно этого от нас ждут, верно? — в её тоне отчетливо чувствовался привкус горечи.
— Нас никто не держит, Гермиона. Если хочешь, можешь перейти на сторону своего жениха!
Что за чушь он нёс?! Гермиона прикусила губу и смерила Малфоя недоуменным взглядом.
— Он мне не жених, — спокойно ответила она. — И я не собираюсь никуда переходить.
— Неужели? — голос Драко стал ядовитым. — А я думал, что разговор с директором заставил тебя изменить позицию.
— Один разговор не заставит меня сделать это. Но я ещё не определилась.
— Тебе следовало бы сделать это скорее, — Драко скрестил руки на груди и, не моргая, на неё уставился. Подобное давление претило.
— А ты, видимо, уже всё решил, — огрызнулась Гермиона. — Ну да, даже имя предводителя не изменилось.
В глубине души Гермиона осознавала, что переходит ту грань, где безобидный спор превращается в серьезную ссору, но её было уже не остановить.
Малфой посмотрел так, что ей захотелось провалиться под землю. Стена, на разрушение которой ушло столько времени, вновь встала между ними.
— Я думаю, нам пора, — сказал он пустым голосом. — У тебя ведь есть прямой портал?
— Да, но Блейз сказал, что это на крайний случай.
— Тогда ты можешь прогуляться до Хогсмида, — с этими словами, Драко достал из кармана небольшой блокнот, открыл его и растворился в воздухе.
Гермиона сжала руки в кулаки и зажмурилась. Этот день превращался в самый настоящий кошмар.

***
Она пошла пешком до Хогсмида. Было ли это упрямство и желание сделать в пику Малфою, или ей не хотелось в очередной раз испытать на себе все прелести трансгрессии, она не знала. Под конец пути её ноги были стерты в кровь, а сапоги Клариссы получили в свою сторону столько проклятий, сколько не получали даже туфли с Рождественского бала.
Гермиона ввалилась в штаб с раскрасневшимися щеками, растрепанной прической и в саже. Камин не захотел отправлять в нужное место сразу, долго пыхтел и чуть не поджег ей волосы.
Оглушающая тишина, встретившая её, была непривычной. Раньше здесь всегда кипела жизнь, теперь же всё впало в спячку. Из нескольких десятков пальто на вешалках осталось от силы пять штук. Признаков Драко Гермиона не обнаружила. Либо он пошел в комнату, не разуваясь, либо в штабе его не было.
Пройдя в кухню, чтобы выпить воды, Гермиона увидела там Клариссу. Та сидела и писала что-то в тетради.
— Привет, — улыбнулась она. — Как всё прошло?
Гермиона развела руками, показывая свою перепачканную одежду, и сделала недовольное лицо.
— Но зато разрешение я получила, — добавила она.
— Ну это самое главное. Так, значит, с моей формой вы не поладили? — спросила Кларисса.
— Скорее с камином. Хотя твои сапоги тоже устроили мне сладкую жизнь.
Слегка прихрамывая, Гермиона дошла до серванта и налила себе воды. Выпила залпом.
— Драко не появлялся?
— Я не видела. А почему вы вернулись не вместе?
— Мы поругались.
— Понятно.
Гермиона была рада, что Кларисса не стала спрашивать о причинах их с Драко ссоры, потому что сама не могла до конца понять, что же на них нашло. Да и обсуждать это с кем-то не хотелось.
— А как ты попала в РОК? — спросила она у Клариссы после небольшой паузы. Опустилась на стул напротив и обхватила колени руками.
— Думаю, у меня не было выбора, — откликнулась та. — Мой отец был одним из тех, кто стоял у истоков Альянса. Мама никогда не поддерживала его. Она работала в министерстве и любила повторять: «О, Генри… Чего тебе не хватает?». А он отвечал «Свободы». В один прекрасный момент я поняла, что однажды мне придется выбрать чью-то сторону. Они расстались, когда мне было тринадцать. Какое-то время я жила с матерью. С уходом папы мы стали ладить всё хуже и хуже. Мама пыталась сделать из меня «идеальную девушку», а любое проявление свободомыслия вызывало бурю. Однажды одна из операций Альянса, в которой папа принимал участие, провалилась. Я до сих пор не знаю, кто выдал их Стражам, и гоню от себя мысли, что это она. Но они не дают мне покоя… Он прошел Очищение и вернулся домой. Я не смогла вынести этого, ушла и больше никогда не возвращалась. Тогда я выбрала его сторону. Уже три года я живу в этом доме. Только благодаря тому, что здесь, в РОК, все поддерживают друг друга, у меня есть крыша над головой. Я работаю продавцом в одном магазине в городе. Мы с Фредом мечтаем накопить на собственный дом, но, боюсь, это будет не скоро. Тем не менее, РОК дал мне то, что так искал мой отец. Свободу… Здесь я хотя бы могу говорить то, что думаю. Но знаешь, одно это — огромное преимущество.
Кларисса улыбнулась, как всегда мило и тепло.
— Кажется, чай уже остыл. Я поставлю чайник… — как ни в чем не бывало, сказала она, хотя ещё секунду назад в её глазах стояли слезы.
— Да, преимущество… — протянула Гермиона задумчиво. — Я вот только никак не могу понять: каких же целей добивается Альянс, — всё же произнесла она, хотя ещё мгновение назад не хотела вновь затрагивать эту болезненную для себя тему.
— Целей? — Кларисса задумалась. — Мне кажется, каждый из нас пришел сюда за чем-то своим. Но всем нам не нравится то, что происходит в государстве, и это нас объединяет. Мы хотим, чтобы однажды жизнь стала лучше. А ещё… И именно это я ценю больше всего … Мы, в отличии от тех, кто живет там, держимся друг за друга. Придя сюда, можно быть уверенным, что не останешься один.
Гермиона кивнула. Слова Клариссы заставили её задуматься. Она вспомнила, как кто-то сказал ей однажды «Гриффиндорцы борются за общество, а слизеринцы — за своих». Тогда она не предала этой фразе должного значения; сейчас вдруг вспомнила. Ведь действительно, что важнее: какая-то эфемерная идея, счастье для всех или улыбка близкого человека и уверенность в том, что рядом всегда будет кто-то, кто протянет руку помощи в трудную минуту?
— Послушай, Гермиона, — прервала Кларисса её размышления. — Подводные камни есть везде. И если искать, не переставая, то только запутаешься. Я думаю, тебе стоит перестать искать заговоры во всём, но просто делать то, что кажется правильным.
— А если я не знаю, что правильно?..
— Тогда доверься интуиции, здравому смыслу…
— В последнее время они очень часто меня подводят.
— Значит, просто отпусти ситуацию. И тогда ответ найдется сам.
— Наверное, ты права. Спасибо.
Гермиона вышла из кухни, думая о том, что из всех членов РОК, Кларисса Рейвери вызывает у неё наибольшую симпатию.

***
Гнев закипал у него внутри и требовал выхода. Оказавшись в комнате, Малфой схватил с полки вазу и швырнул её в стену.
Драко сам не понимал, что именно вывело из себя, но чувствовал себя преданным, хотя, казалось бы, Грейнджер не сделала ничего особенного. И даже её нападки в его сторону были вызваны, скорее всего, тем, что она искренне беспокоилась. Но её образ, целующейся с Уизли, никак не желал покидать сознание.
Малфоя злило то, что его вообще беспокоил этот факт. То, что он пытаелся её оправдывать нелепым, но правдивым «Она делала это из необходимости». И, да, то, что этот отвратительный, мерзкий Уизли вообще прикасался к ней. Пожалуй, последнее было самым важным.
Драко походил по комнате, полежал на кровати, тщетно пытаясь заснуть, и снова походил по комнате. Ночная рубашка Грейнжер комком лежала на стуле, по столу была разбросана косметика. Гермиона явно собиралась в спешке. Малвой взял крышечку от духов, понюхал. От сладкого запаха закружилась голова, а перед глазами вновь возник её образ.
На прикроватной тумбочке лежал дневник. Драко знал, что Гермиона иногда читает его перед сном, пытаясь разобраться в своей здешней жизни. Взял, повертел в руках. Совесть снова попыталась воззвать к тому, что блокнот открывать не стоит. Но, в конце концов, Грейнджер сама не безгрешна. Кроме того, той девушки, что это писала, теперь нет вовсе.
Открыв дневник на первом попавшемся месте, Драко начал читать:
«17 октября 1997
Сегодня Рон сделал мне предложение. Сейчас я смотрю на кольцо у себя на пальце и думаю о том, не было ли мое «да» слишком поспешным. Нет, я, безусловно, согласилась бы в любом случае, но, возможно, стоило заставить его понервничать. Впрочем, мы и так достаточно переживали.
Я люблю Рона и знаю, что хочу провести свою жизнь только с ним. Кроме того, больше никто не выдержит моих заморочек и взрывного характера. Бедный Рон… Он ещё не знает, с кем решил связать свою судьбу. Хотя нет… Конечно, знает. Ведь мы встречаемся аж с четвертого курса, и ближе его у меня никого нет.
Мы решили, что поженимся летом. Сразу, как закончим школу.
Ещё достаточно долго, но сегодня я зашла в магазин и долго рассматривала платья…»
Драко раздраженно захлопнул дневник, пытаясь подавить рвотный рефлекс, возникший от приторности этой записи. Умом он понимал, что эти строки писала не та Гермиона, которую он знал, но настроение всё равно ухудшилось ещё в несколько раз. Малфой зло взглянул на дверь. Хотелось, чтобы она вошла. А дальше… Он сам не знал, что бы тогда сделал. Что ему нужнее: доказать ей, а заодно и себе, что их с Уизли отношения больше ничего не значат — доказать так, чтобы она навсегда забыла его имя? Или просто выместить злость и сделать ей так же больно, как было сейчас ему?
Гермиона пришла через полчаса. Её волосы были распущены, а на правой щеке красовалось пятно от сажи. По-видимому, путешествие через камин прошло не без приключений.
— Привет, — поздоровалась она не очень уверенно и слегка прикусила губу. Он молча кивнул и отвел взгляд. Видеть её сейчас было невыносимо.
— Если не хочешь разговаривать, то пожалуйста… — обиженно сказала Гермиона. — Сегодня моя очередь спать на матрасе?
— Если хочешь, я могу уступить, — сухо отозвался Драко, всё ещё буравя взглядом стену.
— Как-нибудь обойдусь, — ответила она ему в тон и села на стул, подперев голову руками. Принялась смотреть в окно. Драко видел её в профиль. Волосы практически полностью закрывали лицо, но он точно знал, что между её бровями сейчас пролегла морщинка, а губы были обиженно надуты.
В какой-то момент ему захотелось подойти к ней и прижать к себе, но вместо этого он взял с подоконника первую попавшуюся книгу и стал делать вид, что читает. Драко был бы рад действительно углубиться в чтение, но буквы никак не желали складываться в слова.
А потом она спросила:
— Кем была Кларисса Рейвери в нашем мире?
От неожиданности Драко выронил книгу.
— Чистокровной, училась на Рейвенкло, — коротко ответил он.
— Я, конечно, понимаю, что ты решил со мной не разговаривать, но если не трудно, расскажи подробнее, — попросила она и задумчиво добавила: — Почему я её не помню?
— Я не могу отвечать за то, кого ты помнишь, а кого — нет, — огрызнулся Драко, но всё же продолжил: — Она училась на два курса выше нас, отличалась необычными для чистокровной взглядами. В частности, считала, что маги и магглы могут сосуществовать мирно, и должны пользоваться достижениями друг друга. Её отец работал в министерстве, а мать была Пожирательницей Смерти. Кларисса дружила с Пэнси Паркинсон и была невестой её брата. Это всё, что я знаю. Мы не очень много общались.
— Понятно, спасибо. А кем она стала после школы? — не унималась Гермиона. Драко не хотелось отвечать на этот вопрос, но всё же сказал:
— Она погибла на седьмом курсе.
Лицо Гермионы мигом побледнело, а глаза расширились. Она сглотнула и отвернулась обратно к окну.
Малфой снова уставился в книгу. Успокаивать её сегодня он точно не станет.

Цена мгновения

Глава 27
Цена мгновения

Стекла треснули, стекла брызнули —
Исцеловали лицо, изгрызли.
В небо смотреть нужно с вызовом —
Может быть, кто-то ответит на вызов.

Черной звездой во лбу дыра
И затяжная война внутри…
Мало ли кто подарил мне страх?
Мало ли кто мне что подарил?!
(Екатерина Гопенко)

Комната, до того просторная и уютная, как будто сжалась, в мгновение став тесной и душной. Ничего не говоря, Гермиона встала и покинула её. Толком не зная, что собирается делать дальше, дошла до лестницы и, посмотрев сначала вниз, потом вверх, выбрала второе направление. Они жили здесь уже около недели, а она ещё ни разу не поднималась выше своего этажа. Почему-то сейчас лестница казалась бесконечной, хотя Гермиона точно знала, что в здании не может быть больше пяти этажей. Когда пролеты наконец закончились, она оказалась перед витиеватой решеткой, за которой можно было увидеть ещё несколько ступеней. По-видимому, они вели на чердак.
Она дернула решетку на себя, и та, как это ни странно, открылась. Вместо радости Гермиона испытала своего рода разочарование, ведь теперь просто развернуться и уйти не получится. Придется подниматься и в очередной раз искать приключения на свою голову. Чего-чего, а вот приключений за последнее время ей хватило сполна.
Но, вопреки ожиданиям, она не увидела магических манускриптов или скелетов в шкафу. В лицо ударил холодный воздух, И Гермиона оказалась на небольшой полузакрытой веранде с облупившимися стенами и резной скамейкой у стены.
Вдруг почувствовала себя такой изможденной, что в бессилии опустилась туда и уперлась руками в колени. Любоваться видом сейчас не хотелось. Она даже не подошла к парапету, чтобы взглянуть на открывающийся отсюда пейзаж, хотя это было бы весьма интересно, потому что о месте, где находится штаб, и что его окружает, она имела очень смутные представления.
Но сейчас это было неважно. Гермиона сама не могла понять, что с ней творилось.
Посидев немного, всё-таки подошла к парапету и глянула вниз. Зацепив ногтем кусок краски, отковырнула его и легким щелчком отправила лететь к земле, наблюдая, как тот стремительно отдаляется, становясь совсем маленьким и почти невидимым.
Рассказ Драко о Клариссе окончательно выбил Гермиону из колеи. С одной стороны, она была счастлива, что вмешательство в историю принесло хоть что-то светлое и спасло жизнь хорошему человеку, но мысленно Гермиона как будто по-прежнему жила в том мире, в глубине души надеясь, что однажды сможет вернуться. И то, что сказал Драко, станет тогда тяжелым бременем. Сейчас, вместо того, чтобы радоваться, Гермиона чувствовала себя подобно человеку, которому чудом удалось избежать какого-то ужасного события, но впечатления от того, что было бы, сложись всё иначе, слишком сильны и не дают продохнуть. Она думала о том, какой хрупкой, в сущности, является человеческая жизнь, как легко может оборваться. Тогда, после Рождественских каникул на пятом курсе, Гермиона слышала о девушке, которая погибла из-за несчастного случая: поскользнулась на льду и ударилась головой. Тогда Гермиона понятия не имела о том, кто такая Кларисса Рейвери…
Знала ли она, когда выходила из дома, что уже не вернется? Предчувствовала ли что-нибудь?
Однажды Нарцисса Малфой вошла искупаться в море, а Кларисса Рейвери пошла в магазин за покупками.
А дни текут, и никогда не знаешь, какой из них станет последним.
Гермиона стояла, опираясь на парапет, и смотрела вниз. Ей вдруг начало казаться, что всё вокруг начало вращаться по спирали, образуя воронку, которая вот-вот затянет её. И те несколько сантиметров бетона, которые отделяли от этой бездны, вдруг перестали быть надежными. Почти как настоящая, возникла перед глазами картинка, что перегородка падает, и она летит вниз.
Гермиона отскочила от парапета и вернулась в реальность, задыхаясь так, как будто только что вынырнула из озера. В груди возникла давящая боль.
Жизнь коротка. Даже если впереди ещё много дней — так много, что, кажется, можно разбрасываться ими, позволяя проходить впустую… Но их всё равно не хватит. И время, что было истрачено на ненужные ссоры и обиды, уже никогда не вернуть.
Ослепленная этой мыслью, Гермиона опрометью слетела по ступеням и ворвалась в комнату. Драко посмотрел на неё с прищуром. От этого взгляда энтузиазм выветрился почти полностью, и Гермиона почувствовала себя неловко. Но всё же, выждав паузу, чтобы перевести дыхание, произнесла:
— Прости, я погорячилась. Тогда, да башне… Мне не стоило обострять ситуацию и затрагивать больные для нас обоих темы.
Те мгновения, что Драко оценивающе смотрел на неё, были невыносимы, а потом его взгляд потеплел.
— Я тоже хорош… Думаю, нам стоит забыть о том разговоре, — констатировал Малфой. — Но когда-нибудь нам всё-таки придется прояснить это, — глубокомысленно добавил он.
— Так что, мир? — Гермиона неловко улыбнулась и протянула ему руку. Его последнюю реплику легче было проигнорировать.
Драко сглотнул. Этот жест, по-детски непосредственный, прогнал остатки раздражения. А ещё он вспомнил себя: того мальчика, что семь лет назад точно также протянул руку дружбы и получил отказ. Он никогда не думал об этом раньше… Но что было бы, сложись всё тогда иначе?
Драко почти прикоснулся к ней, когда заметил, как на безымянном пальце что-то блеснуло. Развернул руку Гермионы ладонью вниз и увидел изящное серебряное кольцо.
— Мир… — протянул Малфой. — Но только… Сними это, — взял кольцо двумя пальцами и стал аккуратно, но уверенно стягивать.
— Что?.. Зачем? — опешила Гермиона и попыталась отдернуть руку, но было поздно. Кольцо осталось у Драко. Ничего не объясняя, он подошел к окну, открыл его и швырнул кольцо на улицу.
— Что ты вытворяешь?! — Гермиона всплеснула руками и метнулась к нему. Одновременно с этим Драко сделал шаг в её сторону, поэтому она с разбегу в него врезалась.
— Ты… Я… — начала она, смешавшись. Он чуть отстранил её от себя и, одной рукой придерживая за плечо, провел по волосам:
— Вот теперь точно мир, — тихо сказал он, самодовольно улыбнувшись.
Гермиона постепенно начала понимать смысл произошедшего. Она хмыкнула и произнесла:
— Не стоило этого делать. Оно всё равно ничего не значило.
— Ну вот. Значит, тебе не о чем беспокоиться.
— Просто это не повод разбрасываться драгоценностями.
— Уверен, это не последнее кольцо в твоей жизни.
Они стояли настолько близко, что Гермиона чувствовала его дыхание на своих губах. У неё в который раз перехватило дыхание, а земля под ногами поплыла. Прикрыв глаза, она замерла, боясь пошевелиться.
Но поцелуя не последовало.
— Знаешь, я хочу чаю. Ты не составишь мне компанию? — услышала она бодрый голос Драко гораздо дальше от себя, чем раньше.
— А… Да, хорошо, — растерянно откликнулась Гермиона. Малфой взял её за руку и потянул к столу.
— Я спущусь вниз и принесу чашки, — неуверенно произнесла она. Чувство скованности, так часто преследовавшее её в присутствии Драко, появилось вновь.
— Брось, мы можем всё это призвать, — хмыкнул он и произнес заклинание. Чашки, печенье, кексы и вишневое варенье через минуту стояли на столе.
Деревянными руками она приподняла над столом свою чашку. Пригубила и неловко улыбнулась. Та ситуация с кольцом оставила глубокий отпечаток. И Гермиона не знала, что смущало её больше: необычное поведение Драко, несостоявшейся поцелуй или то, что она страшно жалела, что он не случился.
Гермионе потребовалось время, чтобы ощущение, словно что-то мешало ей свободно двигаться и говорить, отпустило.
Они говорили о всякой ерунде. Драко шутил, рассказывал разные истории. Гермиона в основном молча слушала. За это время она узнала про несколько забавных заклятий, которыми баловались Малфой с друзьями в детстве, послушала историю про дом на дереве, который они с Блейзом строили как-то летом, почти побывала в подземельях Малфой-мэнора глубокой ночью. Затем разговор перешел на литературу. К своему удивлению Гермиона узнала, что Драко читал множество книг, написанных магглами, и что очень многие авторы, которых она считала таковыми, на самом деле волшебники. Это объясняло многое. Например то, откуда появились сюжеты, и почему многое из того, что писали в своих книгах, впоследствии сбывалось в той или иной форме. Гермиона даже подумала о том, что стоило бы перечитать некоторые произведения, взглянув на них теперь под другим углом.
Примерно через полчаса она поймала себя на мысли, что наконец-то смеется по-настоящему, а не так, как будто от улыбки вот-вот сведет скулы, а всё внутри заковано в стальные обручи. — Так что дальше? Каков наш план? — спросила она, когда за окном стало совсем темно. Затрагивать эту тему не хотелось, но обойти неё тоже не было возможности, поэтому сейчас, когда между ними установилось хрупкое понимание, было лучшее время, чтобы всё прояснить.
— Ты сама что думаешь? — спросил Драко, нахмурившись, но без агрессии или давления. Было видно, что разговор ему неприятен, но он также понимал его необходимость.
— Я думаю, нам стоит начать искать Книгу, — ответила Гермиона серьезно. — В конце концов, это вряд ли причинит вред.
— Я рад, что ты это поняла, — он ободряюще улыбнулся.
После ссоры они были друг с другом очень осторожны, как будто шли по лезвию ножа и боялись оступиться, задев острую тему или сказав лишнюю фразу.
Гермиона предложила составить список возможных мест, где может быть Книга, и объехать их по порядку.
Через несколько минут оживленной беседы и споров, они смогли прийти к общему мнению. Взяв перо, Гермиона вывела на пергаменте несколько пунктов:
1. Дом Марии и Эрика
2. Библиотека в поместье
3. Тайник в Хогвартсе
— Я очень надеюсь, что до последнего пункта не дойдет, — вздохнула она, озвучив окончательную версию.
— Не поверишь, я тоже, — усмехнулся Драко.
Ложась спать, Гермиона старалась не думать, что будет дальше. Как бы там ни было, сегодняшний день можно было смело вносить в копилку тех, что прожит не зря. Даже несмотря на моменты, которые пытались его омрачить.

***
— Почему ничего не получается?! — Гермиона готова была заплакать. Её одежда была в саже, а волосы слегка подпалены. Камин не пропустил их уж в третий раз. От неудачных попыток трансгрессии сильно кружилась голова, и тошнило.
— Понятия не имею, — Драко обхватил голову руками и опустился на стул. Хотя в этот раз всю тяжесть перемещения пришлось взять на себя Гермионе, потому что только она могла воспроизвести в памяти место, в котором они должны были оказаться, он тоже чувствовал себя неважно.
— Может, расстояние слишком большое? — предположила Гермиона.
— Не думаю. В нашем мире я ни разу не сталкивался с подобным, хотя мы путешествовали на схожие расстояния. Скорее через камин, конечно. Но ведь и так ничего не выходит…
— Да уж… Что предлагаешь делать?
— На сегодня я пас. Подождем возвращения Клэр с Фредериком, и вечером расспросим их обо всем.
Следующие несколько часов прошли в томительном ожидании. Когда дверь открылась, и на пороге появились Кларисса с Фредом, Гермиона и Драко так резко вскочили со своих мест, чем порядком испугали вошедших.
— Что случилось? — ошарашено спросила Кларисса.
Драко и Гермиона наперебой начали объяснять ситуацию. Когда их собеседники смогли понять хоть что-то, Фред саркастически рассмеялся:
— У нас закрытое государство. Любая попытка попасть за пределы Конфедерации преследуются Директорием. Вам повезло, что этот камин зачарован. Иначе бы вы оба сейчас были в Управлении Безопасностью, — объяснил он.
— И что же нам делать? — обреченно спросила Гермиона.
— Добиться разрешения в Департаменте Перемещений практически невозможно. Вы должны быть либо послом, либо разведчиком, либо на каком-нибудь внешнеполитическом задании, — развела руками Кларисса. — Я бы предложила обратиться к Тому, но, боюсь, даже он будет здесь бессилен. За границами в Конфедерации следят очень серьезно. Так что преодолеть их девушке, которая официально находится в Эдинбурге, и молодому человеку, которого вообще не существует, вряд ли получится.
— Без этого мы не сможем найти книгу, — Гермиона пожала плечами. Законы созданного ею государства изумляли всё больше, но это было последним, о чём хотелось сейчас думать. — Так что это в интересах вашего… Тома, — она спотыкнулась на последнем слове и поморщилась. Если кто и обратил на это внимание, то не подал виду.
— Я думаю, вас стоит отправиться в Альянс и поговорить с ним, — предложил Фред. — Вполне вероятно, то, что кажется нам невозможным, для Тома будет сущим пустяком.
— Я смотрю, он пользуется у вас почетом и уважением, — с еле уловимым сарказмом сказала Гермиона. По крайней мере, ей хотелось надеяться, что он не заметен.
— В своих кругах… — протянула Кларисса неопределенный ответ. — Так вы пойдете к нему? Тогда я напишу номер каминной сети Альянса, но лучше отправляться лучше завтра утром. По вечерам он либо на задании, либо с женой и детьми.
— У Тома Реддла есть дети?! — Гермиона была так поражена, что вскочила с места, забыв обо всякой осторожности. Драко поперхнулся кексом, который до этого ел.
— Так… — Кларисса нахмурилась. — Выкладывайте: кем он был в вашем мире? — она скрестила руки на груди и внимательным требовательным взглядом посмотрела сначала на Драко, а потом на Гермиону. Стало понятно, что она не отступит, пока не услышит ответа.
Гермиона не знала, что делать. Потупилась, и теперь рассматривала носы своих туфель. Ругать себя за неумение сдерживать эмоции было бессмысленно. К тому же, таких, как она, наверное, уже не спасти… Разведчиком ей точно не быть.
— Я не уверен, что нам стоит обсуждать данную тему сейчас. Тем более, это было там. Здесь всё иначе, — спокойно ответил Драко. Его тон был таким уверенным и бескомпромиссным, что Кларисса спасовала.
— Ну ладно… Хотя, мне кажется, нам бы стоило знать… — уступила она. Гермиону всегда поражала способность Драко говорить с людьми так, что они не решались спорить. Его уверенность обезоруживала, и это не могло не восхищать.
— Возможно, как-нибудь потом, — всё также хладнокровно ответил Малфой. — Но перейдем к делу. Как нам попасть в штаб Альянса?

***
— Поверить не могу, у Волдеморта есть дети! — воскликнула Гермиона с истерическими нотками в голосе. Она судорожно всплеснула руками и резко вздрогнула.
Драко взял её за плечи и развернул к себе:
— Это другой мир, Гермиона. Другой, понимаешь? — мягко сказал он, заглянув ей в глаза. — Мы должны принять это и перестать сравнивать… Иначе…
— Иначе сойдем с ума… — закончила она. — Да, я помню. Мы уже говорили об этом, — её голос звучал глухо и отрешенно. Она как будто пребывала в другом измерении.
— Вот и хорошо. Тот Реддл и этот Реддл — разные люди. Попробуй понять это, — попросил Драко, видя её смятение.
— Я пытаюсь… Но это… Это какое-то сумасшествие! Я не могу так просто вычеркнуть из памяти семнадцать лет и принять то, что раньше казалось невозможным.
— Здесь всё сплошное сумасшествие, Гермиона. Но вот данный пункт я бы отвес к приятным сюрпризам. В отличии от большинства остальных. Согласись? — Драко ободряюще улыбнулся.
— Да, — кивнула Гермиона. — Значит, завтра в Альянс, — бойко сказала она.

***
Гермиона посмотрела на номер, который теперь красовался на тыльной стороне её ладони. Люди, которые встретили их у камина, сказали, что он сотрется, когда они выйдут наружу.
137… Именно столько человек находилось сейчас в этом здании. Не сильно много для того, чтобы устроить революцию. Но, как ей говорила Кларисса, штаб был чем-то сродни стратегического центра, где хранилась информация и проводились собрания. В действительности же сети сопротивленческих организаций оплетали Конфедерацию прочными сетями, однако его участники, будучи соседями и находясь в разных клубах, могли выглядеть в глазах друг друга добропорядочными гражданами и даже не знать, что работают на общее дело. При этом все их действия координировались из центра, который находился здесь.
У каждого, кто находился в здание, на руке был номер. И хотя Гермиона понимала, что это всего лишь дань порядку и безопасности, ей виделось в этом что-то неправильное. Правительство ставило своим гражданам Черные Метки, Альянс давал им номера. Всё это было объяснимо, вот только выглядело как две стороны одной медали. Не такое общество она хотела создать, когда писала в Книге Судеб о счастье и процветании.
Как штаб Альянса выглядел снаружи, им с Драко увидеть не довелось, но изнутри он совершенно не соответствовал представлениям Гермионы. Ей казалось, что это должен быть замок, погруженный в полумрак, где переговариваются шепотом и ходят, пряча лица. Атмосфера здесь не соответствовала закрытому подпольному клубу. Скорее она напоминала об Управлении Общественной Безопасностью. Те же светлые стены и коридоры.
Вокруг сновали люди, но мало кто из них обращал внимание на Драко и Гермиону. Судя по тому, какой допрос им пришлось выдержать, прежде чем им на руки поставили номера и сказали, как найти Тома Реддла, чужакам сюда попасть крайне сложно. Тем не менее, все были заняты своими делами и не задавали вопросов. Кроме охраны, никто не сказал им ни слова.
Они прошли по длинному коридору вдоль мимо множества закрытых дверей и зашли в лифт, конструкция которого была схожа с ручным, только роль лифтера здесь выполняла магия. Драко нажал кнопку 6. Последний этаж. Именно там, как им сказали, находился кабинет Тома Реддла.
Верхний этаж не сильно отличался от того, на который они попали через камин. Всё те же коридоры, только гораздо меньше народу.
Стук каблуков по плиточному полу разносило эхо. Гермиона вздрагивала от каждого своего шага, а Малфой, как обычно, выглядел невозмутимым.
Наконец они дошли до нужного кабинета. Драко нажал на большую кнопку, очень похожую на звонок, и через мгновение дверь распахнулась перед ними сама. Гермиона даже не успела собраться с мыслями, прежде чем снова увидела этого человека.
— Мистер Малфой, мисс Грейнджер! Мне передавали, что вы придете… — послышался уже знакомый низкий голос. Кабинет Тома Реддла выглядел внушительно. Стены здесь занимали карты, похожие на карту Мародеров. Только изображали они не просто школу, а целые города. В углу стоял глобус, сходный с тем, что был в Научной Гостиной Малфой-мэнора. Шкаф с несколькими десятками колб и зелий, книжные полки, стопки бумаг на столе — всё вместе это производило яркое впечатление. Гермионе вспомнился кабинет Альбуса Дамблдора в их мире: там тоже была целая коллекция интересных вещей.
Пока Гермиона рассматривала интерьер, Драко уже начал объяснять Реддлу причину их прихода. Он снова взял это на себя, за что она была невероятно ему благодарна, потому как говорить с этим человеком по-прежнему было сущей пыткой. Когда Том Реддл задал ей вопрос, она среагировала не сразу, потому что в этот момент смотрела на его правую руку. Как раз в том месте, где у неё сейчас стоял номер, у него была изображена звезда, внутрь которой была вписана буква «А». Гермиона готова была поклясться, что, когда они находились в штабе РОК, её не было. Хотела спросить об этом, но он её опередил:
— Мисс Грейнджер, вы помните точный адрес того дома?
— Я… — Гермиона нахмурилась. — Кажется, улица была названа в честь египетского политика. Не очень известного… Сейчас… — прикусила губу. Название вертелось на языке, но никак не желало всплывать в памяти. — Улица Ораби! — наконец с гордостью проговорила она. — А дом… Один из крайних. Либо первый, либо последний. Номера я не помню, к сожалению.
— Ничего страшного, — заверил её Том Реддл. — Этого достаточно. Но, к сожалению, я не смогу отправить вас туда. Наши люди сами поедут и проверят.
— Но… — начала было Гермиона, но он ещё не договорил, поэтому она замолчала. — Оформление фальшивого допуска для прохода через границу — дело серьезное, — объяснил Реддл. — Мы не можем так рисковать.
— Если вы думаете, что, найдя книгу без нас, сможете писать в ней, то ошибаетесь, — угрюмо сказала Гермиона. — Она защитила себя от этого.
— Гермиона! — шикнул на Драко, но она лишь отмахнулась. Откуда в ней взялась смелость, близкая к безрассудству, Гермиона не знала. Но вдруг стало понятно, что Альянс нуждается в них с Малфоем. Никто из них не причинит им вред, пока книга не будет найдена. А что делать дальше, она решит потом…
— Я знаю всё это, мисс Грейнджер, — усмехнулся Реддл. — Вам совершенно не о чем беспокоиться. В любом случае, мы не станем предпринимать никаких действий, пока не…— договорить он не успел, потому что тишину разорвал оглушительный вой сирены. Тот был настолько громким и неприятным, что руки Гермионы непроизвольно потянулись к ушам. Дверь открылась, и в кабинет влетел взлохмаченный молодой человек с горящими тревогой глазами:
— Мистер Реддл, проникновение! — закричал он. Том Реддл вскочил со стула:
— Закройте все входы и выходы! — приказал он.
— Вам придется пройти через главные ворота. Покажете номер, и вас выпустят. Но все магические проходы будут закрыты ещё долго, — бросил он Драко и Гермионе и, схватив со стола какие-то бумаги, покинул кабинет.

***
Как ни странно, паника не началась. Либо подобные инциденты уже имели место в штабе, либо не всем сообщили. Покинуть здание для Драко и Гермионы не составило труда: они просто показали охраннику номера на руке, и тот прикоснулся к ним палочкой, тем самым превратив в ключ от защитного поля, скрывающего штаб от посторонних глаз и нежеланных гостей. Затем сделал заметку в специальной книге и позволил пройти через основной вход.
Как Драко и Гермиона переступили порог, и двери за ними закрылись, здание исчезло. Они оказались на обочине дороги. Сзади простиралось поле, вдалеке виднелись дома, а за ними — лес. Это было похоже на пригород Лондона. Увидев в нескольких метрах автобусную остановку, Гермиона предложила пойти туда.
Через несколько минут рядом с ними остановилось маршрутное такси. Оно выглядело как небольшой фургон с установленными внутри деревянными сидениями.
— Мы доедем до Лондона? — спросила Гермиона у пожилого водителя.
— Домчимся, — улыбнулся тот. Тем не менее, дорога была долгой. Только через сорок минут Гермиона начала узнавать места.
Когда водитель остановился, сказав, что они достигли конечной станции его маршрута, Гермиона радостно сказала Драко:
— Я знаю, где мы! Мой дом здесь недалеко.
— Отлично, — саркастически улыбнулся тот. — Можем наведаться к твоим родителям. Они думают, что ты в школе, а мы откроем им глаза. У тебя точно нет прямого портала?
— Я же сказала, остался в кармане мантии, — буркнула она. Они обсуждали эту тему трижды на протяжении дороги, что ей порядком надоело. Но Гермиона была рада, что маршрут закончился здесь, потому что давно не была в данном районе, хотя прожила неподалеку первую половину жизни. Было приятно, что Драко увидит места её детства. Вот только он реагировал совсем не так, как ей хотелось.
— Если пройти через парк, то выйдем к кулинарии. Раньше там были очень вкусные пирожные. Сейчас, возможно, есть камин. Пароли у меня с собой, — обратилась она к Драко.
— Хорошо, пойдем, — откликнулся тот, пожав плечами.
Ощущения, которые испытывала Гермиона, идя дорогой, которой ходила в далеком детстве, были необычными. Она пыталась проводить параллели, ища, что изменилось, а что осталось прежним. Некоторые места как будто возвращали её в прошлое. Например, уже изрядно постаревшие качели, на которых она качалась десять лет назад, или фонтан, около которого было здорово читать летом. Сейчас он не работал, а её любимая лавочка в тени липы заледенела.
— Я на минутку, — сказала она Драко, подошла к лавочке и стряхнула верхний слой снега.
На спинке показалась надпись «Марк + Алиса». Гермиона вздрогнула. Эта надпись была на этом же месте в её родном мире. Она даже знала, кто такая Алиса: милая девушка-соседка, которая была старше её на семь лет и иногда заглядывала в гости. Потом вышла замуж и уехала. А надпись осталась… Сейчас казалось, что это важно. Как маленький мостик между двумя жизнями.
— Что там? — удивленно спросил Драко, видя улыбку Гермионы.
— Ничего. Просто этого места не коснулись ни время, ни Книга Судеб, — отстраненно ответила она. Наверное, ему её поведение казалось странным. Как и всё здесь. Хотя он молчал и не давал комментариев, Гермиона не раз замечала, что пока они шли, он недоуменно оглядывался, шарахался от проезжающих автомобилей, с плохо скрываемым пренебрежением смотрел на просто одетых людей, которые спешили по своим делам.
Гермиона пыталась подавить в себе обиду, которая грозила закрасться в сердце от его взглядов. Явственно чувствовалось, что маггловский район, их образ жизни, постройки наверняка казались ему убогими. Гермиону это задевало. С самого начала знакомства с магическим миром, она не могла смириться, в лучшем случае, со снисходительными взглядами волшебников в сторону простых людей. Конечно, сама она благодарила судьбу за то, что оказалась волшебницей, любое плохое слово в сторону магглов вызывало неприятное чувство, сходное с тем, что возникает, когда слышишь нелестный отзыв о своей семье или родине.
— Хочешь сказать, в нашем мире это место выглядит так же? — спросил Драко. В его голосе не было ни намека на презрение, но Гермиона видела то, что хотела видеть.
— Нет, там дома повыше, машины ездят быстрее. Порой, когда людям недоступна магия, они могут добиться куда большего, чем в её присутствии, — отчеканила она, поморщившись.
— Неужели? — ухмыльнулся Драко. — Хотя я бы предпочел сейчас не говорить на эту тему.
— Слишком много у нас с тобой запретных тем, не находишь? — с надрывом и показным сарказмом спросила Гермиона.
— Да что с тобой?.. — Малфой нахмурился и в упор посмотрел на неё. — По-моему, ты хочешь устроить ссору на пустом месте.
— Нет, не хочу, — она ответила грубо. — Наверное, нам действительно лучше помолчать.
До кулинарии они шли в тишине. Гермиона сама не понимала, что именно так сильно задело её, но чувство раздражения никак не удавалось подавить. А то, что Малфой действительно ни в чём не виноват, а наоборот — пытался сгладить ситуацию, злило ещё больше.
В доме, где была кулинария, оказался магазин «Зелья для магллов и волшебников», а в соседнем здании была совятня. Гермиона чуть не расплакалась. Мало того, что ей хотелось побыстрее вернуться в штаб, так теперь ещё оказалось, что из-за неё они прошли весь этот длинный утомительный путь. Оставалось надеяться, что Драко не станет комментировать это. Обвинения на её счёт сейчас могли закончиться плохо для всех.
— Что-то не так? — спросил Драко, поймав её растерянный взгляд.
— Да. Изменения всё-таки коснулись этого места, — ответила Гермиона. — Придется идти дальше… — разочарованно добавила она. — Или доехать на автобусе до центра.
— Куда идти-то? Надо хотя бы узнать, где тут ближайшая каминная станция или остановка, — резонно заметил Драко.
— Можно спросить в совятне, — предложила Гермиона.
Так они и сделали. Пожилая женщина, которая работала там, посоветовала пройти один квартал и воспользоваться специальным отделом для перемещений. Гермиона отнюдь не была уверена в том, что девушке, находящейся на слёте в другом городе и парню без документов, нужно в было «специальный отдел». Вежливо поблагодарив собеседницу, они с Драко направились к выходу. В этот момент случилось то, к чему Гермиона не была готова: предплечье правой руки начало неметь. Оказавшись на улице, она закатала рукав и увидела уже знакомую черную розу.
От страха перед происходящим и полной своей беспомощности захотелось кричать. Она посмотрела на Драко, надеясь найти у него поддержку, но впервые и он выглядел растерянным.
За спиной послышался щелчок, и Гермиона с Драко резко обернулись на звук. Стало понятно, что бежать бессмысленно: с двух сторон к ним приближались Стражи Спокойствия. Рядом с одним из них, а точнее, чуть впереди, шёл Рон Уизли.
Мир вокруг Гермионы начал темнеть. Несмотря на это, она по-прежнему стояла неподвижно, но думала, что упадет он первого порыва ветра. В ушах звенело, а во рту появился солоноватый привкус из-за прокусанной до крови губы.
Всё дальнейшее происходило как в тумане. Рон подбежал к ней и резко обнял. Гермиона почувствовала на своей спине его большие горячие ладони, которые обожгли даже через пальто.
— Все будет хорошо, — выдохнул он. Несмотря на то, что от перенапряжения у неё начали подкашиваться ноги, Гермиона всё же начала вырываться. Она не до конца понимала, что делала: кричала что-то невнятное, дралась, царапалась и звала Драко… И не знала, как тот оказался рядом.
— Отпусти её! — заорал он и вырвал Гермиону из объятий Рона. Она беспомощно открывала рот и не могла вдохнуть, как будто оказалась в безвоздушном пространстве.
— Тебя не учили, что просьбам девушки надо подчиняться? — прорычал Малфой. Гермионе мерещилось, что это сон или игра сознания. Очень хотелось верить, что так и есть. Голос Драко как будто звучал у неё в голове.
Рон бросился на Малфоя с кулаками, но Драко увернулся, и с размаху ударил того в глаз, заставив отшатнуться и скорчиться от боли.
В одно мгновение она подбежала к Малфою. Он прижал её к себе, пряча в объятиях от творившегося вокруг ужаса. Выхватил палочку и выстрелил заклятием в приближавшегося к ним Стража Спокойствия, но промахнулся и попал в витрину. Та рассыпалась на множество мелких острых осколков. Гермиона почувствовала острую боль в руке и увидела струйку крови на бледной коже Драко.
Кто-то резко и грубо оттащил её от него, и она почувствовала себя жалкой и беззащитной. Но страха не было. Расширенными остекленевшими глазами Гермиона смотрела, как двое Стражей завели Драко руки за спину; захлебнулась воздухом, а потом оглушительно завизжала.
— Драко! — его имя тонуло в рыданиях. Она кричала до хрипоты, срывалась и утопая в слезах. Горло саднило, а голос срывался. Руки Рона снова притянули её к себе. Гермиона осознала, как он крепко обнял, и повисла, как тряпичная кукла — вырываться больше не было сил.
Хотелось ещё раз посмотреть на Драко, но из-за слез и солнца Гермиона видела лишь размытые контуры: три темных силуэта на белом фоне. Его и двух громадных Смотрителей.
Он не пытался сопротивляться, стоял ровно и неподвижно, как будто смирился с неизбежным. Последним, что Гермиона увидела, когда картинка на миг стала четкой, был его взгляд — уверенный и бесстрашный. Или ей только показалось…
Мир рушился. Она бы давно уже упала на землю, если бы Рон не держал её. Но лучше бы он не держал…
Хотелось освободиться, вырваться на свободу. Ей нужно спасти Драко и бежать без оглядки, но всё тело как будто парализовало. Сейчас Гермиона не смогла бы пошевелить даже пальцем.
Всё слилось воедино: громкий звон, очень похожий на звук бьющегося стекла, резкая боль в груди, и мерцающие круги перед глазами.
А потом наступила темнота.

Клетка

Глава 28
Клетка

Как мне поверить в то,
Что я отныне тебя не увижу?
Разве возможно так,
Что никогда я тебя не увижу?!

В бешеной гонке огни
В ночь улетают, и больше не важно,
Зачем этот мир вокруг нас,
Зачем появились мы в нём однажды...
(Виктор Аргонов Project)

Расследование дела Кристиана Райна, начавшееся в день его Очищения, не прекращалось уже больше недели. Когда дело касается утечки информации, представляющей угрозу безопасности страны, то не жалеют ни средств, ни ресурсов. Лучшие следователи Конфедерации пытались раскопать, каким образом силам Сопротивления удалось проникнуть в Главный Городской Архив, и самое главное, как Кристиан передал сведения мятежникам, уже находясь под стражей. Допросы пойманных преступников успеха не имели, потому что сопротивленцы научились накладывать на своих членов специальное заклятие, которое серьезно мешало Директорию раскрыть их местоположение и вычислить главу Альянса. В случае насильственного проникновения в память или прохождения процедуры Очищения, все их воспоминания на этот счет полностью стирались, делая пойманных участников совершенно бесполезными для следствия.
Однако дело не стояло на месте, потому что от одного из сообщников Райна удалось получить чистосердечное признание. Им оказался один из смотрителей отдела для особо опасных преступников Адам Корвард. Именно он передал Кристиану конверт-портал и волшебную палочку, чтобы тот смог создать омут памяти. В одной камере с задержанным за отсутствие документов молодым человеком по фамилии Малфой Райн оказался также не случайно. Из-за того, что на самого Кристиана было наложено заклятие запрета трансгрессии, все документы были переданы именно ему. Причем выбран Малфой был исключительно из-за цвета одежды и странного поведения, которое позволило Корварду сделать вывод о том, что тот имел отношение к Сопротивлению. В тот момент он так боялся выдать себя, что доверил завершение одной из самых важнейших операций организации незнакомцу, даже не предупредив его и практически положившись на случай.
После того, как Малфой покинул участок, находясь в статусе «Ожидающий Призыва», выйти на него следствию не удалось. Никаких сведений о нём в базе данных не обнаружилось. Единственным человеком с такой фамилией оказался ныне покойный Люциус Малфой, который ни разу не был женат и не имел детей.
Просмотрев записи презентория с парада и процедуры очищения Кристиана Райна и опросив свидетелей, следствие выяснило, что единственным человеком, который был замечен в общении с подозреваемым, была студентка школы Хогвартс Гермиона Грейнджер.

***
Дверь кабинета Директора МакГонагалл отворилась, и на пороге появился мужчина средних лет в дорогой мантии и с серьезным уверенным взглядом.
— Здравствуйте, меня зовут Марк Рейндер. Я представляю отдел расследования особо опасных преступлений, — представился он и показал удостоверение.
— Добрый день, — поприветствовала его МакГонагалл. В её голосе чувствовалась тревога. — Чем могу быть полезна?
— Мне необходимо побеседовать с одной из ваших студенток — мисс Гермионой Грейнджер, — ответил следователь. МакГонагалл нахмурилась, но невозмутимо ответила:
— Мисс Грейнджер сейчас находится на слете в Эдинбурге, где работает волонтером. Но позвольте поинтересоваться, что случилось?
— Я не имею право разглашать эту информацию, но если не вдаваться в детали, то она была замечена в связи с серьезным государственным преступником. Кроме того, на её Призыв несколько раз накладывался блок. Мы подозреваем, что она находится в контакте с одной из сопротивленческих организаций. Нам необходимо её допросить, — объяснил следователь.
МакГонагалл побледнела.
— К сожалению, я ничем не могу Вам помочь, — отрезала она. — Мисс Грейнджер сейчас не в школе.
— Спасибо за информацию. Мы проверим это. Вы не возражаете, если я задам Вам ещё несколько вопросов?
Следователь ушел только через полчаса. Всё это время он расспрашивал о том, не замечал ли никто из студентов и преподавателей странностей в поведении Гермионы Грейнджер, а в заключение попросил назвать ему имена учеников, с которыми она наиболее тесно общалась. Безусловно, директор указала ему на Рональда Уизли.

***
— Рон! Как я рада тебя видеть! — миссис Грейнджер опустилась на стул рядом с женихом своей дочери и тяжело вздохнула. Они сидели около кабинета следователя в центральном участке Управления Безопасностью и ждали своей очереди на допрос.
— Вот что она опять натворила? — в голосе Джин Грейнджер слышались истерические нотки. — Я так и знала, что её общение с Анной Альтер ничем хорошим не закончится!
— Тише, — Рон приложил палец к губам, показывая, что здесь лучше не говорить столь громко. — Её пока ни в чем не обвиняют, — полушепотом сказал он. — Есть вероятность, что всё обойдется… — он попытался успокоить мать Гермионы, хотя сам отнюдь не был уверен в том, что говорит.
— Обойдется?.. — с горечью произнесла миссис Грейнджер. — Я знаю свою дочь. И ты её тоже знаешь! — она всплеснула руками.
— Знаю, — кивнул Рон. — Но мы что-нибудь придумаем, — он выдавил из себя улыбку: — Я обещаю.
— Спасибо… — она улыбнулась в ответ. — Я не знаю, что бы мы без тебя делали. Ты не представляешь, как мне с ней тяжело…Надеюсь, что после вашей свадьбы Гермиона наконец успокоится… — вздохнула она.
— Я тоже на это надеюсь, — ответил Рон.
— Спасибо, что поддерживаешь нас, — поблагодарила миссис Грейнджер.
— Что вы, не стоит… Мы почти что одна семья, — отмахнулся Рон. В этот момент дверь приоткрылась, и громкий голос произнес:
— Мистер Уизли, проходите!

***
Уже несколько минут Рон смотрел запись со Дня Конфедерации. На экране его Гермиона стояла с обнимку с высоким блондином в черной одежде. Сначала ему хотелось думать, что это не она, но её кудри и пальто он разглядел бы в любой толпе. Блондин прижимал её к себе так, что Рону хотелось разбить экран презентория, лишь бы не видеть этого.
— Мистер Уизли, вы узнаете свою невесту? — спросил сидящий перед Роном человек.
— Да, это она, — ответил Рон упавшим голосом.
— Человек, которого Вы видите с ней, известен под фамилией Малфой. Он очень опасен. Вы видели его раньше? Или, возможно, слышали от Вашей невесты? — спросил следователь с напором.
«Дело касается Драко Малфоя… Из нашей школы. Ты что, не помнишь?», «Мне нужно, мне нужно… помочь одному человеку. — Этому твоему… Мэлфорду? — Малфою.»
Рон мотнул головой, отгоняя воспоминание.
— Нет, я ни разу о нем не слышал. Думаю, это случайность: моя невеста не стала бы общаться с преступниками, — уверенно ответил он.
— Несколько дней назад Вы подавали на мисс Грейнджер в розыск. Вы видели её с тех пор?
— Да, перед её отъездом. Но мое беспокойство было ложным. Гермиона всего лишь проходила подготовку к слету.
— Вряд ли она проходила в ненаносимом объекте. Впрочем, это уже наши проблемы. Спасибо, мистер Уизли. Мы уже отправили человека в Эдинбург, чтобы он вернул мисс Грейнджер. Думаю, завтра она должна быть здесь. Если то, что Вы сказали, правда, и она согласится сотрудничать, то ей ничего не угрожает. Если же нет… — начал объяснять следователь.
— Понятно, спасибо, — прервал его Рон. — Так я могу идти?
— Да, конечно. Спасибо за помощь. Возможно, мне понадобится побеседовать с Вами снова.
— Хорошо…
Закрыв дверь кабинета снаружи, Рон прислонился к стене и закрыл глаза.

***
— Мне очень жаль, Рон, но я ничем не могу тебе помочь, — Артур Уизли вздохнул, глядя на сидящего напротив сына, взволнованный вид которого внушал опасения.
Рон вскочил и всплеснул руками, чуть не вылив на себя стоящий на столе чайник.
— Ты же работаешь в Директории! Неужели нет никаких вариантов? — с надрывом спросил Рон.
— Что ты предлагаешь сделать? — мягко спросил мистер Уизли. — Я очень хорошо отношусь к Гермионе, она мне почти как дочь, но я никак не могу повлиять на Отдел Расследований. У меня там нет даже знакомых… Но, может быть, ты переживаешь зря, и она действительно на слёте. Я слышал о нём. Говорят, мероприятие серьезное.
— Её нет в Эдинбурге! — отрезал Рон. Он стоял, опираясь руками на спинку стула, и нервно его раскачивал. — Я знаю, что она общалась с РОК. И я столько раз пытался на неё повлиять… — обреченно закончил он, а потом снова вспыхнул и выпалил: — Но я не могу допустить, чтоб она прошла Очищение!
— Я понимаю, — мистер Уизли отхлебнул чаю и задумался. — Есть один вариант… — протянул он. — Я могу поговорить с Эдмундом.
— Главным врачом из Мунго? — Рон вопросительно поднял бровь. — Но причем тут он?
— Мы с ним учились на одном курсе, он мой хороший приятель. Если не ошибаюсь, то человеку, признанному умственно дезориентированным, попавшим под влияние и прочее, Очищение не назначают.
Глаза Рона расширились:
— Ты предлагаешь выставить Гермиону сумасшедшей?
— Не совсем. Мы можем сказать, что она была не в себе, когда начала общаться с Сопротивлением, попала под их влияние или что они её вынудили с помощью магии… Ей назначат лечение и отпустят. Возможно, придется несколько раз побеседовать с врачом. Но не думаю, что Гермионе это повредит.
— Есть нет других вариантов… — Рон опустился обратно на стул и, смахнув чёлку со лба, отхлебнул воды. То, что появилась хотя бы призрачная возможность спасти Гермиону, позволило ему первый раз за долгое время вздохнуть полной грудью. Впрочем, руки, державшие стакан, сильно дрожали, ведь это был далеко не конец, и она всё ещё находилась в серьезной опасности.
***
Гермионе казалось, что она плывет. Волны медленно накатывали раз за разом, то выбрасывая на поверхность, то погружая в пучину. Мир вокруг состоял из синевато-оранжевых сверкающих пятен. Как сквозь толстый слой ваты слышался голос Рона. Где она? Наверное, в Хогвартсе. Интересно, сегодня выходной или уже нет? Наверное, скоро придется спуститься на завтрак. Стоило бы открыть глаза, но веки были слишком тяжелыми. В ушах шумело. Она проваливалась сквозь кровать и летела. Вниз, вниз, вниз... А потом выныривала.
Вдруг открыла глаза, и, ослепленная ударившим в глаза светом, жадно втянула воздух. Она была не в Хогвартсе и даже не дома. Хватило мгновения, чтобы вспомнить всё: книга, Драко, РОК, Призыв и появившиеся из ниоткуда Стражи Спокойствия.
Её снова накрыло волной — на этот раз ужаса. Что произошло? Как она оказалась здесь? Вопроса о том, где именно, не возникло, потому что Гермиона помнила это место. Комната в доме Рона... Те же оранжевые шторы, почти не пропускающие свет, тот же стол и приоткрытый шкаф. Она лежала на кровати под теплым, но почти невесомым одеялом, переодетая в ночную рубашку. Одежда, сложенная аккуратной стопочкой, находилась на стуле неподалеку. На прикроватной тумбочке стояли цветы и полупустая миска с какой-то жижей, по консистенции напоминающей кашу, рядом были ложка и салфетка. Всё ещё лежа на спине, Гермиона вытащила руки из-под одеяла и поднесла к глазам: ладони были аккуратно перебинтованы. Только сейчас она начала ощущать стойкий запах лекарств, стоящий в комнате.
Попыталась встать, но слишком резко, из-за этого упала обратно, потому что в ушах начало звенеть из-за прилившей крови. Ещё несколько секунд лежала, глядя в потолок, а потом приподнялась, но уже осторожно, без рывков.
Она уже сидела, когда дверь приоткрылась. В проеме появился Рон.
Повинуясь внезапному порыву, который буквально вытолкнул её из кровати, Гермиона резко вскочила и толкнула Рона руками в грудь. Эффект неожиданности сыграл ей на руку, и он на время потерял равновесие. Это позволило зажать его шею между закрывшейся дверью и своим предплечьем. Гнев придавал энергии, поэтому хватка получилась железной.
— Какого черта?! — зашипела Гермиона, с прищуром глядя на Рона. — Ты обещал мне! И ты меня предал! — она не кричала, напротив — голос даже не дрожал, хотя внутри всё кипело от злости.
— Прежде чем задушить меня, позволь, пожалуйста, объясниться, — Рон мягко отстранил её руки. Гермиона догадалась, что ему ничего не стоило это сделать раньше, но он зачем-то позволил ей на себя напасть. И хотя гнев кипел внутри неё, мешая мыслить здраво и вызывая желание сделать то, что позволило бы ему выплеснуться наружу, Гермиона понимала, что ей стоит выслушать Рона.
— Хорошо, — она резко кивнула и опустилась на стул. Силы снова покинули её. По-видимому, последние ушли на борьбу с Роном — по сути бессмысленную. Голова была тяжелой, а мысли путались.
Рон подошел к ней и опустился на корточки напротив.
— Гермиона, — выдохнул он, сжав её руки в своих. Она резко вырвала их. Ей больше не нужно было претворяться, что у них всё в порядке. Теперь можно вести себя так, как хочется. Можно ударить его или встать и уйти, громко хлопнув дверью, и больше никогда не возвращаться. Но она не сделала ничего из этого, потому что сначала нужно было узнать правду.
Попытка встать обернулась резкой болью в левом бедре. Только сейчас Гермиона заметила на нём бинт. Сейчас оно болело так, что она не могла понять, как могла стоять или ходить ещё мгновение назад. А ведь у неё даже хватило сил подскочить к Рону. Сейчас это казалось непостижимым. Она поморщилась от острой боли и пошатнулась. Схватившись за край стола, с трудом удержалась, чтобы не упасть. Рон тут же оказался рядом: положил её на кровать, и опустился на колени в нескольких сантиметрах от изголовья. Убрал с её лица прилипшую прядку.
Она содрогнулась. Хотелось попросить, чтобы он больше никогда так не делал, но к горлу подкатила тошнота. Гермиона сжала губы и сглотнула, изо всех сил стараясь подавить рвотный позыв.
— Дыши ровно, не двигайся, — приказал Рон, видя как она побледнела. Взял со стола какую-то таблетку и впихнул ей в рот. — Вот, должно стать легче...
Через несколько мгновений боль и тошнота действительно отпустили.
— Что со мной? — спросила Гермиона тихо.
— Тебя чуть не расщепило при перемещении. Открылась глубокая рана, — сдавленно ответил Рон. — Ты потеряла сознание и почти лишилась ноги. Это целиком моя вина… — он посмотрел на неё взглядом полным боли и раскаяния. На несколько мгновений Гермионе даже стало его жалко. Но себя она жалела всё-таки больше. К тому же, ответственность за то, что произошло, действительно во многом лежала на Роне. И дело здесь касалось не только неудачного перемещения. — Ты пролежала без сознания два дня и потеряла очень много крови… — продолжил он. — Но, хвала Мерлину, всё обошлось — тебе больше ничего не угрожает. Через пару дней сможешь нормально ходить.
Гермиона никак не прокомментировала его тираду и даже не стала думать о том, насколько хорошо или плохо обстояли её дела в сравнении с множеством альтернативных вариантов. Это бы повлекло за собой совершенно ненужный страх, который возникает у человека, чудом избежавшего большой беды.
— Какого черта ты натравил на меня Стражей? — спросила она резко и холодно.
— Я?! — глаза Рона округлились. То, что она подумала о нём столь плохо, испугало и задело. — Нет! Я не имею к этом отношения. Тебя искали, как свидетельницу, — поспешил оправдаться он.
— Свидетельницу? — переспросила Гермиона.
— Да… Тот парень, про которого ты мне говорила, прежде чем сбежать. Малфой, кажется. Помнишь? — мягко спросил Рон, словно говорил о чём-то будничном и проходящем. Как будто она и правда могла забыть… Гермиона просто кивнула. Знал бы он, как хорошо она помнила.
— Я не знаю, что он сделал, но, судя по всему, что-то очень плохое, — продолжил Рон. — Ты была единственной, кто общался с ним, поэтому тебя и искали. Кроме того, они подозревали тебя в связи с Сопротивлением... — он вздохнул. Гермиона молчала. Пока что она слушала его машинально, стараясь не дать воли эмоциям. — Я не знаю, правда ли это и не хочу тебя ни в чем обвинять, — мягко продолжил он. Она поморщилась: этот жалостливо-покровительственный тон был противен. Но пока что Рон оставался единственным человеком, который мог рассказать о том, что произошло, поэтому отталкивать его было бы глупо. Проглотив тугой комок, Гермиона спросила:
— Как они нашли нас?
— МакГонагалл сказала им, что ты в Эдинбурге. После этого меня, Анну и твою семью несколько раз вызывали на допросы. Когда следователь сообщил, что за тобой отправили человека, я понял, что дела очень плохи...
— Ты знал, что я не поехала на слёт? — поинтересовалась Гермиона. Конечно, она догадывалась и раньше. Слишком много промахов было допущено с её стороны. В их последнюю встречу она почти специально дала ему понять, что уезжает вовсе не в Эдинбург. Но разве она могла знать, чем это обернется?
— Понять было несложно, — ответил Рон ровно. — Я знаю, что ты давно общаешься с ними, но тогда, в первый день семестра, понял, насколько глубоко ты увязла. Эти люди... Они умеют быть очень убедительными. Они переманивали на свою сторону куда более стойких...
Рон жалел её и говорил так, как будто она душевнобольная.
— Ты запуталась, — грустно добавил он. — И я постараюсь помочь тебе. Нам с твоими родителями удалось договориться со следствием. Тебе не назначат Очищения и даже не положат в больницу. На месяц ты освобождена от школы, но всё это время не сможешь покидать этот дом. Три раза в неделю будет приходить доктор Грант и наблюдать за твоим состоянием. Ты ведь помнишь его? Психотерапевт из Мунго, папин однокурсник. Мы видели его на свадьбе Билла и Флер.
Гермионе было наплевать на то, где она должна была видеть этого доктора, и даже новость о том, что Билл и Флер женаты и здесь, не вызвала эмоций.
— Зачем мне психотерапевт? — выплюнула она.
— Мы подозреваем, что ты попала под влияние пропаганды сопротивления. Возможно, они даже использовали какое-то заклятие.
— Нет… Ничего такого не было, — растерянно возразила она.
— В любом случае, сейчас ты находишься в статусе «умственно дезориентированной». Но это даже хорошо, потому что в таком случае тебя не смогут приговорить к Очищению ни при каких обстоятельствах. Я понимаю, что всё случившееся — не то, о чём ты мечтала. Но в сложившейся ситуации это лучшее, что мы смогли для тебя добиться.
— Что?! — Гермиона задохнулась от изумления и негодования. Они думают, что она сумасшедшая, и только это спасло её Очищения. А иначе бы она уже не находилась здесь. Какие ещё испытания уготовил этот мир?
Она знала, какие. Драко…
— А Малфой... Тот парень, с которым меня поймали... — Гермиона не смогла договорить. Голос сорвался, и она нервно сглотнула. Сердце тисками сжало предчувствие самого худшего. И хотя идея спросить о нём посещала с того момента, как она очнулась, решиться Гермиона смогла только сейчас. Рон ответил не сразу. Он как будто специально выдерживал паузу, чтобы её помучить. Сердце слишком сильно стучало в груди, отчего удары эхом отдавались в ушах. Пальцы до онемения сжали простыни. Гермиона догадывалась, каким будет ответ.
— Он прошел Очищение сегодня утром. Мне жаль, — отрывисто и нервно произнес Рон, отвернувшись и избегая смотреть на неё.
Слова медленно проникали в её сознание, впитываясь в него, как в губку, и отравляя своей горечью. Гермиона попыталась вдохнуть. Грудь пронзила резкая боль, как будто кто-то воткнул в неё нож по самую рукоять. И это было явно не из-за ран или потери крови. Внутри всё задрожало.
«Этого не может быть... Не может быть. Не может быть!» — пульсировала в голове одна-единственная мысль. Да, она ожидала, что Драко получит этот страшный приговор, но думала, что у неё будет время найти выход. Как?! Как они могли так быстро привести его в исполнение?
Слова Рона до сих пор звенели в ушах. Жестокая реальность накрыла волной.
— Это неправда! — сквозь зубы проговорила Гермиона, еле сдерживая рвущийся из груди крик. Ударила руками по кровати, а затем схватила подушку и швырнула её в Рона. И хотя тот не был виноват, и ему, кажется, действительно было жаль, вся её злость вылилась на него. Он как будто стал единственным живым олицетворением этого мира. Мира, который она сама создала, и который забрал у неё Драко.
— Родная... — Рон увернулся от подушки и сделал шаг в её сторону. Она отползла назад и вжалась в стену:
— Не подходи! — голос был хриплым. Гермиона то ли кричала, то ли плакала. Отчаянно пыталась втянуть воздух, которого не хватало. — Уходи! Вон отсюда! — прорычала она и нащупала на тумбочке вазу. И швырнула бы её, но Рон попятился к двери.
Дверь захлопнулась, погрузив комнату в тишину. Гермиона с трудом осознавала кто она, и где находится. То, что произошло, было настолько ужасным, что не желало укладываться в голове. Всё кончено, его больше нет. Он больше никогда не станет прежним. И в этом только её вина. Хотелось разрушать, ломать всё вокруг: превратить эту идеальную комнату, где вещи идеально расставлены по своим местам, в руины — подобие того, что происходило у неё в душе. Гермиона всё-таки швырнула вазу об дверь, словно в замедленной съемке, наблюдая за тем, как та разбилась на осколки. По полу разлилась вода, образовав лужу. Гермиона хотела встать, подойти к окну, разбить его тоже и выбраться наружу. Прямо так, в ночной рубашке. Чтобы улица и снег поглотили её навсегда.
Но тело как будто размякло, став подобным желе. Руки были тяжелыми, и она с трудом смогла поднести их к лицу. Провела марлевой повязкой по щекам и губам, стирая пот и слезы. На той появилось красное пятно. Потребовалось некоторое время, чтобы понять, откуда оно. Как выяснилось, у неё из носа пошла кровь. Гермиона даже не потрудилась сделать что-то, чтобы остановить её. Медленно сползла вниз и, оказавшись в горизонтальном положении, закрыла глаза.
Она была бы рада потерять сознание или заснуть, но разум не желал отключаться. Он выбрасывал на поверхность страшные, смутные образы. Через некоторое время они сменились галлюцинациями. Грудь сдавило. Гермиона открыла глаза и увидела руку, которая сжимала ей горло и не давала дышать. Лица было не рассмотреть. Драко? Рон? Она пыталась увернуться, освободиться, но не могла ни пошевелиться, ни закричать, а когда очнулась в следующий раз, наступил вечер. Бинты на её руках и ноге были чистыми, на простыне тоже не наблюдалось капель крови. Физически Гермиона чувствовала себя прекрасно: тошнота прошла, голова почти не болела, лишь только немного хотелось есть.
Переведя глаза на тумбочку, Гермиона заметила тарелку с картофельным пюре и чашку горячего чаю, которые были сейчас весьма кстати, и сложенный вчетверо листок бумаги. Она поспешно его развернула:
«Милая моя Гермиона, раз ты это читаешь, то уже проснулась. Я не знаю, захочешь ли ты меня видеть, поэтому решил написать записку. На тумбочке я оставил еду. Поешь, пожалуйста, ведь тебе нужно набираться сил. Не знаю, помнишь ли, но во сне ты кричала и плакала. У меня сердце разрывалось от боли. Я не буду обсуждать случившееся, потому что эта тема неприятна как для тебя, так и для меня. Но прошу: не терзай себя. В конце концов, Очищение — это не так уж плохо. Уж точно лучше, чем тюрьма. Я надеюсь, что пройдет время, и у нас всё наладится. Помни, что я очень тебя люблю. Если захочешь поговорить, я у себя или в гостиной.
Целую,
Рон.»
Гермиона скомкала записку и бросила в угол комнаты. Хорошо, что у Рона хватило такта оставить её одну. Плакать не хотелось. Впрочем, не только плакать. Она чувствовала себя так, как будто кто-то выпил все её моральные силы до дна, а жизнь больше не имела смысла.
Около получаса Гермиона лежала на кровати и смотрела в потолок. Потом, когда голод пересилил отвращение ко всему, всё-таки решила поесть. К своему удивлению, она опустошила тарелку в считанные мгновения. Но облегчения это не принесло, потому что чувство голода сменилось тошнотой. Это было похоже на замкнутый круг: что бы она ни делала, ей было плохо. Ей было плохо, если она ела и если не ела. Ей было плохо, если она лежала на кровати в бездействии, но от попыток найти выход, которого нет, становилось ещё хуже.
В какой-то момент Гермиона потеряла ощущение времени, и лишь когда первые лучи солнца разорвали ночную мглу, поняла, что за ночь не проспала ни минуты.
Утром следующего дня всё-таки собралась с силами, чтобы выйти из комнаты и дойти при этом дальше ванной.
Рона она нашла на кухне. Он пил чай и читал газету.
— Если Очищение — не так уж плохо, то почему ты не захотел, чтобы и я прошла его? — спросила Гермиона ровным, отрешенным голосом. Рон вздрогнул и обернулся. Но она даже не взглянула на него.
Сил по-прежнему не было, поэтому Гермиона оперлась на дверной косяк, и теперь стояла, смотря вперед пустым взглядом, потом случайно поймала своё отражение в стекле. Сейчас её вид мог вызвать только жалость и отторжение: волосы, не расчесанные уже несколько дней, свисали сальными прядями, потрескавшиеся губы были бледны, а под глазами залегли огромные синяки. Но ей было всё равно.
Рон открыл рот, чтобы ответить на её вопрос, но Гермиона заговорила снова:
— А что, хорошо… Была бы я послушной, милой. Не общалась бы с «неугодными» людьми. Тебе бы не пришлось волноваться. Ты разве не об этом мечтал? — её голос задрожал и сорвался.
Рон встал, подошел к ней и сжал руки в своих. Она скривилась, но вырывать не стала.
— О чём ты говоришь?! — нервно переспросил он. — Ты не сделала ничего такого, что заслужило бы Очищение. А даже если бы и сделала…
Гермиона прервала его:
— А это ведь не наказание, — горько усмехнулась она. В голосе чувствовался нескрываемый сарказм. — Это ведь способ сделать жизнь лучше. Так говорит наше правительство? Пойду, пожалуй, признаюсь Директорию во всех грехах и попрошу его меня «осчастливить»…
В глазах Рона отразился неподдельный страх. Похоже, он действительно не знал, как вести себя с Гермионой. Было понятно, что она находилась в опасном состоянии. Его руки по-прежнему сжимали её холодные пальцы, высовывающиеся из марлевых бинтов, закрывающих ладони.
— Пожалуйста… — тихо сказал он. — Прости меня… — его голос сорвался, взгляд заскользил по комнате, не останавливаясь на Гермионе. Она не могла понять, за что именно он просил прощения. Что-то не сходилось… Ведь если верить рассказу, то он ни в чём не виноват. Тревожное предчувствие, складывающееся из взглядов, интонаций и знаков, закралось в душу, но было настолько неуловимым, что Гермиона не могла понять, что именно здесь не так.
— То, что произошло с твоим другом, ужасно. Мне не стоило отрицать этого. Но не мучай себя. Это не поможет ни тебе, ни ему…
Рон говорил это с таким лицом, будто каждое слово кислое, как лимон, и ему приходится выжимать их из себя через боль и отвращение. Его взгляд был по-прежнему устремлен мимо Гермионы. Не в силах ответить, она сглотнула, освободила руки и, молча развернувшись, ушла в свою комнату.
Села на кровать и закатала рукав ночной рубашки, обнажив запястье с серебряным браслетом Драко. Его вид вызвал новый приступ боли. Гермиона сжала руки в кулаки, впившись ногтями в ладони. Стиснула зубы и зажмурилась. Хотелось забыться, запереться в своем собственном мире — фантазий и грез. Но нельзя. Ей нужно было разобраться, что произошло и найти выход. И пускай на первый взгляд его не существовало, Гермиона пыталась схватиться за ускользающую нить, которая выведет её к ответу.

***
Минуты текли, сливаясь в часы. Часы превращались в дни. Первое время Гермиона бесцельно слонялась по дому, ощущая себя узницей и, в сущности, ею и являясь. Бездействие позволяло тягучей, вязкой пустоте разрастаться, завладевая сознанием. Иногда приходил доктор. Гермиона была благодарна, что он не задавал слишком много вопросов, не пытался призывать к откровенности. Чаще всего справлялся о самочувствии, делал записи в личном деле и уходил, оставляя её наедине с собой.
Рон появлялся нечасто. Он вбыл очень сдержан и как будто бы чувствовал себя перед ней виноватым. Тем не менее, Гермиона ощущала его заботу и принимала её. Она видела, что он искренне пытался сделать всё, чтобы ей стало лучше, и была благодарна ему за это.
Прошло чуть меньше недели. Раны на руках и ноге полностью перестали беспокоить, но Гермиона до сих пор не сняла бинты. Иногда ей казалось, что от настоящего, неподдельно помешательства её спасали только книги, которые по её просьбе принес Рон. Возможно, она давно уже сошла с ума... Несколько дней назад завесила зеркало оказавшимся под рукой платком, не желая видеть своего отражения. Это было последним щелчком, захлопнувшим клетку отчаяния.
Тем не менее, чтение взахлеб, как и когда-то раньше, помогало сохранить рассудок и впасть в апатию. Гермиона жадно глотала романы, уходя в придуманные миры, читала учебники и научные труды.
Прочитав очередную монографию послевоенного времени, она задумалась о том, что приобрели и что потеряли маггловский и магический миры от слияния друг с другом, и пришла к выводу, что потерь всё же было больше. Застывший на том же уровне научного развития, что и в момент слияния, маггловский мир лишился всякой защиты. Здесь простые люди настолько привыкли к магии, что разучились выживать без неё, тем самым поставив себя в зависимость от магов. Именно из-за этого нарушилось равенство, провозглашенное конституцией и Кодексом. И дело не в различии цветов обложки паспорта…
Осознание того, что люди, лишенные магического дара, обречены вечно жить под кабалой волшебников, угнетало Гермиону.
Она вспоминала мир высоких технологий, где оружие магглов могло бы сравниться по силе с самыми страшными запрещенными заклятиями, где люди сумели подстроить окружающую действительность под себя безо всяких заклинаний, и тосковала о нем. Она тосковала о ноутбуке и тостере, о мобильном телефоне и телевидении. О том, чего достигли люди, не развращенные и не обленившиеся из-за доступности волшебства. Там магическая тайна держалась только за счет баланса сил. Маги знали, что, откройся они простым людям, реши подчинить их, те дадут достойный отпор. А здесь этот баланс нарушился. Волшебники заняли главенствующую позицию, и никто не смог бы изменить этого. Слишком поздно…
Этот мир казался Гермионе искаженным отражением того. Как будто её вмешательство в историю толкнуло его на ложный виток, искусственно созданный и оттого неправильный. В какие-то моменты она думала, не игра ли всё это её воображения. Сон, порожденный воспаленным сознанием и слишком натуральный, оттого ошибочно принятый за реальность. Она читала о таком когда-то… Петли времени, теория множественности вселенных. Что, если этот мир не более чем проекция настоящего, видоизмененная и иллюзорная? А она, создавшая его, вошла сюда, словно художник из древней легенды, что написал картину и ушел в неё жить. Иногда, перелистывая страницы книги или включая свет, Гермиона тайно ждала, что комната вокруг вот-вот начнет рассыпаться на молекулы или обращаться в дым, отпустив её в родную Вселенную.
Интересно, та исчезла в тот миг, когда они переписали историю? Или, возможно, существует параллельно, как и огромное количество других альтернативных миров, множащихся и ветвящихся при каждом совершенном нами выборе. Быть может, там была другая Гермиона, которая жила своей жизнью и в этот самый момент учила уроки в своей комнате. Или гуляля… Или путешествовала… А в каких-то из них её, наверное, не существовало вовсе, как в этом не существует Драко.
Почему он смог материализоваться здесь, не растворился в пространстве в момент перемещения? И что почувствовала та Гермиона, чей дневник она читала по вечерам, когда в её тело бесцеремонно вторглась чужая душа? Существовала ли она вообще до тех пор, как эта вселенная была создана неосторожным вмешательством в историю?
Слишком много вопросов, слишком мало ответов…
Наверное, был кто-то, кто смог бы дать их. Ведь если Книга Судеб существует, то должен быть её создатель. Должен быть кто-то, кто вершит судьбы и творит историю. Или нет? Или это они сами своими действиями и решениями заполняли её страницы, даже о том не подозревая?
А были ли те, кто до неё пытался взять на себя роль Бога и вмешаться в то, во что не позволено вторгаться простому смертному? Наверняка, были. Но не значит ли это, что и её собственный мир — такая же проекция, как и этот? Что на самом деле история должна была идти по совсем иному пути?
Или Книга регулирует это, возвращая заплутавших путников в их родные бухты? Ведь можно же вычеркнуть то, что «рукой человеческой вписано». Если так, то она вернется… Чего бы ей это ни стоило.
А дни всё текли, но комната так и не желала обращаться в дым, выпуская её на волю. Каждое утро Гермиона открывала глаза и видела шкаф, стол и книги. Ничего не менялось.

***
Так продолжаться больше не может: время что-то менять — вечером девятого дня она осознала это совершенно четко.
Попытки бегства от реальности, что предпринимались ею всё это время, не приводили ни к чему. Ей не удастся вечно прятаться в выдуманных мирах и сидеть в комнате с закрытыми окнами и перевернутыми зеркалами. Однажды придется взглянуть реальности в лицо, и чем раньше она это сделает, тем лучше.
Гермиона подошла к окну и отдернула шторы, позволив свету разлиться по комнате. На улице было пасмурно и туманно, но она всё равно сощурилась, с трудом заставив себя посмотреть на затянутое серыми тучами небо. Потом пошла в ванную. Сняла бинты и увидела шрамы на заживших ранах. Они вечно будут напоминать о её страшной ошибке и потере, которую не восполнить.
Долго стояла под теплыми струями, смывая с себя грязь и пыль тех дней, когда всё ещё было иначе. Завернувшись в пушистый махровый халат, вернулась в комнату и впервые за эти дни взялась за расческу. Невероятными усилиями распутывала волосы, временами думая, что их легче будет отрезать. Вытащила из тумбочки косметичку и долго замазывала синяки под глазами, а затем пыталась придать бледным губам с запекшейся в трещинах кровью более-менее приличный вид. Сделав всё это, она переоделась и открыла зеркало. Девушка, которая смотрела на неё из отражения, в целом была похожа на ту Гермиону, что она знала раньше. Но что-то ушло безвозвратно. Или наоборот появилось. Возможно, дело во взгляде: глаза почему-то были сейчас не карими с золотистыми прожилками, а практически черными. Настолько, что зрачок почти сливался с радужкой. А ещё казалось, что этого лица больше никогда не коснется улыбка.
Давно принятое решение: найти Книгу Судеб. Вернуться к истокам, начать сначала. И хотя она не знала, как это сделать, была уверена, что однажды отыщет способ. И пусть это потребует времени, пусть на это уйдут дни, недели или годы, Гермиона знала, что исправит свою ошибку.
А пока ей нужно жить. Перестать медленно и педантично загонять себя в клетку и захлопывать двери изнутри.
Положиться больше не на кого, теперь она сама за себя. Общение с Драко сделало её слабой. С ним она всегда становилась слабее, потому что могла себе такое позволить. Ей это нравилось: его защита, его объятия, способные закрыть ото всего мира, его взгляд и голос, в которых чувствовалось столько силы и уверенности, что можно было ничего не бояться. Но этого больше нет. И уже никогда не будет, и Гермиона должна снова стать сильной. Когда-то она умела... В те времена, когда была одна, встречала опасности лицом к лицу и знала, что может положиться только на себя. Гарри и Рон, хотя и были рядом, зачастую сами нуждались в поддержке и просто не могли дать ей той опоры, которую дал Драко. А сейчас её выбили из-под ног, заставив Гермиону беспомощно барахтаться в своей слабости, не в силах справиться с обстоятельствами. Но пора выныривать, снова твердо встать на ноги и идти вперед.
Она научится жить в этом мире, примет его и перестроит под себя. От неё хотят, чтобы она была законопослушной и правильной, она станет такой. Для них. От неё хотят, чтобы она была с Роном, она будет с ним. Сумеет доказать, что не сумасшедшая, стать такой, какой они желают её видеть, и освободиться. Получить ту минимальную свободу, которая позволит найти книгу и всё исправить.
Оторвав взгляд от зеркала, Гермиона вышла из комнаты и направилась к Рону.
Вошла в его спальню без стука и остановилась в дверях.
— Я решила, что мне пора выходить из спячки, — звонко сказала она, заставив его обернуться. Увидев её, расцветшую и обновленную, он облегченно улыбнулся, а потом мотнул головой, как будто приняв для себя какое-то решение.
— У меня есть для тебя сюрприз, — проговорил Рон. — Я всё ждал, когда же ты будешь готова.
С этими словами он поманил её к выходу. Пройдя по коридору и маленькой лестнице, они оказались у выхода на чердак.
— Подожди здесь минуту, — попросил Рон и скрылся в проеме. Но через несколько секунд Гермиона услышала его глухое «проходи». Она оказалась не на чердаке, а на крыше. Видимо, Рон применил заклятие, потому что там было не холодно. Посередине стоял стол, а по периметру горели десятки свечей, создававших сказочную и сюрреалистичную картину.
Тучи немного рассеялись, и хотя несколько больших пушистых облаков всё ещё закутывали небо, накрывая его одеялом, сквозь них начали проглядываться звезды и большая почти круглая луна. Подняв голову к небу, Гермиона почувствовала, как всё вокруг начало вращаться, как будто то затягивало её в себя.
Выше, глубже.
Опустившись на мягкий пуфик у стола, она взяла с тарелки кусок торта, откусив, закрыла глаза.
Гермиона никогда не замечала в Роне хоть каплю романтики. То, что он сделал для неё, вызывало благодарность и… жалость. Что бы там ни было, она уже никогда не сможет ответить ему взаимностью. Сможет притвориться, сделать вид и сыграть свою роль. Но, как бы много заботы и внимания он ей ни уделил, она вряд ли почувствует что-то, кроме щемящего чувства неловкости и боли от того, что он навсегда стал для неё «не тем человеком».
Он наполнил бокалы шампанским и протянул ей один. Взяв его в руку, Гермиона несколько мгновений молча смотрела, как маленькие пузырьки поднимаются вверх в золотистой жидкости, а потом перевела взгляд вверх и увидела глаза Рона. Голубые глаза того, чьего внимания она когда-то отчаянно желала. Смотря на него сейчас, Гермиона искала напоминания о той девочке, которая плакала в туалете из-за обидных до боли слов, и о мальчике, который спас её. О дружбе, которая завязалась в тот день и прошла через года. Где они теперь, те мальчик и девочка; где та дружба и те мечты? Что стало бы с ними, не найди она однажды Книгу Судеб? Если бы они преодолели разногласия, полюбили друг друга. Поселились бы в маленькой квартире и охраняли свой домашний уют. Были бы они счастливы, там, в мире, где в её жизнь не ворвался светловолосый слизеринец с прожигающим насквозь взглядом, или тень непонимания пролегла бы между ними и без помощи Книги Судеб?
Гермиона спрашивала себя, как сложилась бы её жизнь, если бы не череда случайных, никак не связанных друг с другом событий, которые подтолкнули её к Драко. Сколько их было? Четыре, пять?..
Она не заблудилась бы в поселке Египта, если бы не мужчина, который её преследовал, не зашла бы в тот дом, если бы не собака. Если бы отработки Драко назначили не в кабинете Рун, они бы даже не заметили друг друга; и она бы никогда не отдала ему Книгу, если бы лестница в первый вечер нового года не забросила её к входу на Астрономическую башню.
Гермиона вздрогнула от того, каким маловероятным, на самом деле, было их сближение, перевернувшее её судьбу с ног на голову. Вот только… Всё закончилось более чем печально. Закономерно трагично и бессмысленно.
Возможно, найдя способ вернуться, она начнет путь заново. Окажется в мире, где Книга Судеб никогда не попадала к ней в руки. И Драко там будет считать её недалекой грязнокровкой, а она забудет, каково это: чувствовать его объятия, вкус его губ. Или, наоборот, будет помнить, терзая себя этими воспоминаниями или питаясь ими.
Гермиона залпом допила шампанское, поморщившись от его кислого вкуса, а потом Рон протянул ей руку, приглашая на танец. Она не сопротивлялась, вложив свою ладонь в его и позволив теплым рукам сомкнуться вокруг её талии.
Алкоголь затуманивал разум, и мир вокруг постепенно начал менять цвет. Рон кружил её в танце, а Гермиона, чувствуя себя обмякшей и слабой, подстраивалась в такт музыке, звучавшей из ниоткуда.
Плохо понимая, что происходит, осознала, что он находился слишком близко, почувствовала прикосновение его губ к своим. Они были такими неестественно горячими, что она вздрогнула, но не отстранилась. Закрыла глаза и позволила ему углубить поцелуй. Сил сопротивляться не было. Рон запутался в её волосах, а Гермиона, откинув назад голову, почему-то вспомнила ночь после бала на шестом курсе, когда она, сгорая от ревности, наблюдала за тем, как он целуется с Лавандой, и готова была отдать так многое, чтобы оказаться на её месте.
Рон подхватил Гермиону на руки и куда-то понес. Тепло разливалось по телу, а сердце стучало слишком часто, разгоняя кровь и заставляя ту бежать по венам быстрее.
Кажется, Рон положил её на кровать. Она дрожала, как в лихорадке. Не исключено, что у неё действительно начался жар.
Он страстно целовал её, а Гермиона видела ту девочку, что плакала вечерами из-за того, что Рон не обращал на неё внимания, считая лишь только другом. Сейчас та девочка ликовала, и на волне своих сбывшихся мечтаний как будто вынырнула из прошлого, на несколько мгновений став настоящей, захватив разум Гермионы, чтобы вырвать свой кусочек счастья.
Ей виделось, что она находится в огромной зале с зеркальными стенами. Но это были не обычные зеркала. Они как будто состояли из воды: текли и переливаются, набегая друг на друга, а отражения в них — отголоски из жизней, которые ей никогда не доведется прожить. И люди, которых она когда-то любила. Здесь был Гарри, взгляд которого лучится теплом. Здесь были мама, папа, двоюродный брат Генри. И Драко… Его образ — самый размытый, неуловимый. Ей хотелось рассмотреть его, подойти ближе, но он исчез, растворившись в водной глади этих зеркал.
Гермиона открыла глаза и вернулась в реальность. Чувство вины накрыло её, заставив резко оттолкнуть Рона. Дыхания не хватало. Жадно втягивая воздух, она с ужасом осознала, что её блузка полностью расстегнута, а Рон уже снял футболку. На глаза навернулись слезы. Вжавшись в стену, она уставилась на него затравленным взглядом. Он выглядел потерянным, гадая, что сделал не так.
— Я… Я плохо себя чувствую. Оставь меня одну, пожалуйста, — на выдохе произнесла Гермиона. Слова сейчас причиняли боль. В горле пересохло, и ощущения были сравнимы с теми, что могли бы возникнуть, съешь она ложку песка.
Рон не стал задавать вопросов: молча вышел, оставив её одну. Пытаясь не дать подступившим слезам потечь по щекам, Гермиона налила в стакан воды и прополоскала рот, желая избавиться от ощущений, которые напоминали о её предательстве.
И пускай она не сделала ничего особенного, всё равно чувствовала себя так, будто предала Драко. Она действительно предала его…
Прошло чуть больше недели с тех пор, как Гермиона в последний раз видела его глаза. Всего девять дней, а она уже смирилась. Это неправильно. И это неправда!
Она не смирилась, а просто сделала вид…
Расстегнула манжет рубашки и снова посмотрела на змейку. Та сейчас плотно обвивала руку, а изумрудные глаза были закрыты. Перевела взгляд на безымянный палец, на котором раньше было кольцо. При воспоминании о том вечере, губ коснулась улыбка. Тогда она ещё не знала, как всё обернется, хотя тревожное предчувствие уже успело закрасться в сердце.
Почему она так легко сдалась? Ей стоило бы выбраться отсюда и повидаться с ним. Ведь он не умер. Он жив. И находится где-то там — в этом опасном, враждебном городе. Один… Без семьи, без родных. Без души.
Осознание этого разрывало сердце. Наверное, если бы он погиб, было бы менее больно. Потому что понимать, что он жив, но лишен всего того, что делало его самим собой, было невыносимо.
Именно поэтому она до сих пор не решилась увидеть его. Ей хотелось, чтобы в её воспоминаниях он оставался живым.
Вот только это ничего не изменит. Всё кончено. Его нет, а то, что было между ними теперь неважно. Впрочем, для неё теперь ничто не имело смысла.

***
На следующее утро Гермиона спустилась в гостиную и попросила Рона дать ей прочесть последние газеты или посмотреть презенторий. Десять дней в заточении погрузили её в информационный вакуум, а если она хотела вернуться к нормальной жизни, то стоило бы начать из него выбираться.
Но Рон не позволил ей этого сделать. Оказалось, что презенторий сломан, а газеты он уже давно не покупает. Что-то здесь было не так… Но догадки и предчувствия, возникающие в голове Гермионы, были настолько смутными и нелепыми, что она не придала им должного значения.
За обедом, налив ей вишневого сока и предложив тост за то, что «она наконец-то снова стала собой» Рон вдруг сказал: — Я давно хотел узнать, но не решался у тебя спрашивать. За что ты пыталась бороться? Или против чего? Что именно тебя не устраивает?
Гермиона сглотнула, подавив воспоминания о том, за что боролась в действительности, когда стала писать в Книге Судеб, и за что борется и будет бороться до последнего.
Ответа на вопрос Рона у неё не было. В сущности, она не знала, в чём именно проблема этого государства. Формально всё хорошо: мир без войны, забота о безопасности, равные возможности для всех.
Что было не так? Отсутствие пресловутой свободы, о которой говорила Кларисса? Невозможность выбирать свой путь самостоятельно, навязанные ценности и ложь, которой пропитано всё вокруг? Или то, что в обществе, где счастье народа провозглашалось главной ценностью, не было настоящих чувств? Что здесь всё на виду, как в дешевых шоу, что показывали по маггловскому телевидению в их мире... Что здесь, встречая улыбки от каждого встречного, копнув глубже, вряд ли найдешь что-либо, кроме пустоты.
Она не могла конкретно сказать, что не так — это было скорее на уровне ощущений. И не имело смысла объясняться с Роном, ведь он всё равно не смог бы понять. Поэтому Гермиона ответила:
— Я не знаю. Наверное, они действительно ввели меня в заблуждение.
Рон улыбнулся:
— Я рад, что ты поняла это. Наше государство готово пойти нам навстречу. Потихоньку они стараются сделать жизнь лучше, и если бы вместо пустых и ненужных беспорядков Альянс делал что-нибудь действительно стоящее, в нём был бы какой-то смысл. Почему они, если так хотят перемен, не делают конкретных предложений? Ты же знаешь, в Директории есть для этого специальный отдел, где те рассматриваются и принимаются к сведению. Я думаю, Альянс работает отнюдь не для того, чтобы сделать нашу жизнь лучше. Их истинные цели совсем другие.
Гермиона кивнула. В словах Рона была доля правды. Слушая его, она старалась смотреть на ситуацию беспристрастно, как будто просто читает о ней в учебнике или книге, а не находится внутри. Некстати подумалось о том, что за всю эту неделю никто из РОК не побеспокоился о том, что с ней случилось. И о том, что, обладая такими огромными возможностями, они даже не попытались спасти Драко, хотя наверняка могли.
Не доев суп, Гермиона пожелала Рону спокойной ночи и ушла к себе. Ночью она опять плохо спала.

***
Была суббота. Это значит, что Гермиона находилась здесь ровно две недели. Осталась ещё столько же, и она сможет выйти на свободу. Последние четыре дня все усилия были направлены на то, чтобы убедить окружающих, что с ней всё в порядке. Улыбалась Рону, его родителям и доктору Гранту, говорила только то, что они хотели от неё слышать, была до приторности милой и приветливой. Она так хорошо играла свою роль, что почти вжилась в неё; поверила в то, что у неё всё в порядке, и эта жизнь когда-нибудь сможет стать хотя бы терпимой.
Утром приехала Джинни. Сама не зная почему, Гермиона была очень рада её видеть. И хотя они с сестрой Рона никогда не были близкими подругами, последняя всегда вызывала симпатию. Более того, было приятно просто поговорить с кем-то «с большой земли».
Спрашивать о РОК или Альянсе Гермиона не рискнула, но из обобщенных рассказов Джинни смогла понять, что атмосфера в Конфедерации накалялась. Всё чаще проводились рейды, всё больше людей попадали в Управление Безопасностью. Правительство боялось своих граждан, а граждане уже не так беспрекословно доверяли правительству.
Кажется, Том Реддл добивался именно этого…
Сил на раздумья о том, к чему может привести такое положение дел, не было, потому что после случившегося с Драко, судьба этого мира перестала беспокоить Гермиону. Пусть всё идет, как идет. Закручивается в узлы или катится по наклонной. Ей уже плевать. Она будет жить здесь лишь для того, чтобы однажды уйти.

Вечером Рон ворвался в её комнату с горящими глазами и, плюхнувшись на кровать, затараторил:
— У меня отличные новости! Я только что был в Управлении Безопасностью. Я давно хотел сделать тебе подарок. И у меня получилось! Я смог добиться того, что тебе разрешили на пару дней покинуть дом. Более того, благодаря рекомендации доктора Гранта, мы сможем отправиться в тепло, к морю. Завтра мы трансгрессируем в Испанию на три дня!
Гермиона нахмурилась:
— Как тебе удалось добиться того, чтобы меня выпустили не только из дома, но и из страны? И где мы будем жить?
— Испания — часть Конфедерации, а внутри неё границы не такие строгие, ты же знаешь. Они активируют твой знак Призыва на это время, поэтому ты будешь находиться под наблюдением. Но больно не будет, не беспокойся. На самом деле, то, что нам удалось договориться с ними, во многом заслуга доктора Гранта. Именно он сказал, что ты идешь на поправку, но для более успешного лечения будет полезно сменить обстановку. А остановимся мы в отеле. У меня были кое-какие накопления…
— Рон, — мягко прервала его Гермиона.— Спасибо, конечно. Но не стоило, правда…
— Даже не думай отнекиваться! Мы едем, и это не обсуждается. Ты уже две недели сидишь тут, как затворница. К тому же, жаловалась, что не была нигде за пределами Англии. Пришло время это исправлять.
Глаза Рона горели таким отчаянным энтузиазмом, что Гермиона не смогла сдержать улыбки. Тем не менее, задумчиво произнесла:
— Было бы легче просто разрешить мне выйти и прогуляться по городу.
— Что тебе делать в городе? — возразил Рон. — К тому же, в Испании сейчас безопаснее, чем в Лондоне.
— Случилось что-то серьезное?
— Ничего особенного. Просто ситуация не очень спокойная. Джинни же рассказывала…
Гермиона кивнула. То предчувствие, нить которого она никак не могла поймать, наконец, сформировалось в ясное ощущение: от неё что-то скрывают. Но Рон был не намерен развивать эту тему.
— Собирай вещи. Завтра утром я за тобой зайду, — подмигнув ей, он вышел из комнаты.
Гермиона уставилась в окно. Дождь, смешанный со снегом, стекал по стеклу и стучал по подоконнику, как будто желая рассказать о чём-то важном.
Туманная, вязкая ночь окутала город. Что же случилось в нём такого, раз Рон решил её увезти?
Его забота была трогательной, но любовь порою обременяла. Гермиона эгоистично пользовалась всем этим, а голос совести был слишком тихим, чтобы она стала к нему прислушиваться. Любой девушке приятно, когда о ней заботятся. А ей, находящейся на грани отчаяния, это было просто необходимо.
Но она знала, что однажды уйдет. И в глубине души Рон тоже знал это.
Свеча на столе почти догорела, и Гермиона собралась идти спать, решив, что соберет вещи в поездку завтра. Но легкий стук в стекло заставил её замереть. А потом она кинулась к окну и распахнула то в неистовом порыве. В комнату влетела сова, к лапке которой было привязано письмо. Отцепив его, Гермиона увидела герб Хогвартса и имя отправителя. Луна Лавгуд.

По лезвию ножа

Глава 29
По лезвию ножа

Опустели ночные улицы,
Я спешу по ним, чтоб отыскать тебя,
Но со всех сторон наступает,
Сжимает кольцо темнота.

Лабиринты ветвей, как щупальца,
Темнота стремится забрать тебя,
Но она, похоже, не знает,
Что я тебя не отдам.

И время мой главный враг
И холод мой злейший противник
Но я всё равно не отдам тебя им...
Я тебя не отдам!

Моя незримая армия во сто крат сильнее,
Тысячи светлых ангелов
Грозно стоят за спиною моею
Мрак озарят лучезарные
Вспышки просветов ночных облаков...
Непобедимая армия... моя любовь.
(Fleur)

Гермиона яростно разорвала конверт, высвободила пергамент и впилась глазами в написанные не самым разборчивым почерком строки.
«Привет!
На самом деле, я совершенно не обязана писать тебе. Это противоречит всем принципам безопасности: мало того, что письмо может быть перехвачено кем-то из людей Директория, так и ты, в свете некоторых обстоятельств, не вызываешь доверия. И всё же, где-то глубоко внутри меня живет чувство, что я делаю это не зря и впоследствии не пожалею.
Но покончим с прелюдиями. Знаешь ли ты, что штаба РОК больше не существует? Им удалось получить доступ к нашей каминной сети. Я понятия не имею, каким образом. Но факт остается фактом, и в тот же день, когда вас поймали, в штаб вторглись десятки Стражей. Находящиеся там ребята были совершенно не подготовлены. Вырваться удалось немногим. Так что нашей организации официально больше не существует. Мы сливаемся с Альянсом и переходим к более решительным действиям. Не знаю, интересуешься ли ты теперь тем, что происходит в городе, или развлекаешься со своим женихом, но наверняка до тебя дошли слухи о том, что атмосфера в стране накалена до предела. Я не буду вдаваться в подробности грядущих операций, потому что писать это здесь уж слишком безрассудно.
Хочется надеяться, после своего лечения и заточения ты не станешь такой же, как твой дорогой Рон, и, выйдя оттуда, вернешься к нам. Но не тешь себя ложными надеждами, что меня искренне беспокоит твоя судьба. На самом деле, ты просто важный стратегический элемент, без которого нам будет недоступно то, что могло бы помочь делу. Думаю, ты поняла, о чем я. Знаю, это звучит цинично, и, более того, может оттолкнуть тебя, но я привыкла говорить правду. По крайней мере, так, выбирая сторону, ты сможешь сделать это исходя из объективных убеждений.
Одного не могу понять: как ты, вся из себя жертвенная и правильная, можешь спокойно сидеть там, зная, что твой напарник/друг/любимый (выбирай сама) находится под стражей и готовится пройти Очищение?
Блейз, знакомый с ним две недели, места себе не находит, а ты собираешься в Испанию на отдых. И когда… В тот самый роковой день.
Возможно, я что-то не понимаю в этой жизни. Либо тебе окончательно промыли мозги, либо здесь не обошлось без обмана. Ну или ты совсем не такая, какой хотела казаться.
На сей радостной ноте завершаю.
ЛЛ
P.S. Я наложила чары, поэтому открыть конверт сможешь только ты. Надеюсь, это спасет нас от сюрпризов. Но всё же сожги письмо сразу, как прочтешь. Я не доверяю тому месту, где ты находишься»
Шок. Это было первое ощущение, испытанное Гермионой после прочтения. Несколько секунд она пожирала глазами последние строки, пытаясь заставить свой разум понять их. А сердце — поверить. За шоком пришла радость. Накрывшая волной, она была такой неистовой, что Гермиона на несколько мгновений забыла, как дышать. Эта радость была не похожа на ту, что испытывала она, когда узнала, что волшебница, или на ту, что дарила чувство полета на первом Рождественском балу. Она не окрыляла и не вызывала улыбку, но возвращала то, без чего невозможно жить. Как будто с плеч упал многотонный груз, тянувший к земле, или в пустое, безвоздушное пространство проникла первая струйка вожделенного кислорода.Но радость сменилась гневом. Ей лгали. Её заставили пройти через этот ад просто так. Её заставили потерять его и смириться с этим.
Рон…. Если бы сейчас он оказался рядом, она бы совершила что-то ужасное. И это была не шутка. Гнева такой силы Гермиона не испытывала ещё никогда. Но больше, чем на Рона, злилась на себя. Как она могла?! Как она могла поверить в то, что его больше нет? А ведь поверила! Поверила искренне, и почти до конца. Закрыла надежде двери в душу, заполнив её отчаянием и… смирением. В тот вечер, когда Рон целовал её, она действительно думала, что больше никогда не увидит Драко.
При воспоминании о своем предательстве Гермиона скривилась. Пальцы сжались в кулаки, а ногти настолько сильно впились в ладони, что даже порвали письмо, сжимаемое в левой руке.
А ведь догадаться было несложно. Не принимая слова Рона на веру и задав себе пару вопросов, можно было понять, что следствию просто не выгодно приговаривать Драко к Очищению так быстро, что сначала как минимум должен быть суд.
Но она была так ослеплена своим горем, что даже не подумала в нем усомниться.
Переполненная раздирающими на части эмоциями, Гермиона опустилась на стул и, сминая в руке письмо, вспомнила о просьбе Луны. Вытащила из ящика стола спички, и, не в силах унять внутреннюю дрожь, постаралась сжечь его так, чтобы не подпалить себе пальцы. В момент, когда на столе осталась лишь горстка пепла, Гермионе на миг подумалось, не привиделся ли ей тот текст, что смог разорвать гнездившуюся в душе пустоту.
Вот только теперь, когда порыв прошел, на первый план вышли насущные и очень важные вопросы, которые придется решать чрезвычайно быстро. Иначе её кошмар рискует повториться. И тогда уже точно не будет обратного пути.
Как выбраться отсюда, если чары защиты, наложенные Директорием, не выпускают даже за ворота? Как спасти Драко? И как быть дальше?
В комнате было достаточно холодно, но на лбу Гермионы блестели капельки пота. Не в силах сконцентрироваться на всем сразу, она сделала медленный, глубокий вдох, взяла платок, обмакнула его в кружке с водой и протерла лицо.
Прокрутив текст письма в голове ещё раз, задумалась о том, откуда Луна узнала про её поездку в Испанию. Впрочем, в перечне важных вопросов на сегодняшнюю ночь, этот стоял на последнем месте.
Было понятно, что спать она сегодня не будет. И хотя усталость брала своё, заснуть Гермиона не сможет хотя бы из страха, что не проснется вовремя. Кроме того, для решения её проблем даже всей ночи может оказаться мало.
Вытащив из шкафа необходимые книги, Гермиона уселась на кровать, скрестив перед собой ноги, и начала поиск.
Вот почему на шестом курсе она в последний момент сменила тему с «Энергетических полей и трансгресии» на «Права магических существ в современном законодательстве»? Сейчас бы те материалы существенно облегчили ей жизнь. Впрочем, она и так знала по этой теме немало. Вот только познания были неутешительными. Если бы можно было выяснить, какой тип полей использует Директорий для своих «клеток», задача бы значительно упростилась. Обычно подобные чары защищают от проникновения извне, а она находится внутри. Но глупо было бы рассчитывать, что Директорий, создавая их специально для таких целей, оставил лазейки.
К шести часам утра в блокноте у Гермионы был составлен целый список заклятий, которые можно попытаться использовать, чтобы освободиться. Времени на отвар зелья, что сделало бы её невидимой для поля, не было, поэтому оставалось надеяться, что какое-то из них сработает.
Заранее собрав сумку и одевшись в самое неброское из найденных в шкафу пальто, Гермиона отправилась на крышу. Чтобы увидеть радиус действия поля и понять его структуру, это было подходящее место.
Крадясь на цыпочках мимо комнаты Рона, Гермиона боялась умереть от разрыва сердца, а когда его кровать заскрипела, оно застучало уж слишком сильно. Девушке даже подумалось, что звук ударов способен перебудить весь дом. Деревянные ступеньки, ведущие к чердаку, тоже были настроены против неё. И всё же, молясь всем богам, чтобы её никто не услышал, Гермиона выбралась на крышу.
«Visio!» — прошептала она, направив серебряный луч вверх. По телу как будто прошел электрический разряд, а потом над головой послышалось шипение. Луч ударился во что-то твердое и распался на множество ярких вспышек, похожих на молнии во время грозы. Они сложились в купол, накрывающий дом.
Зрелище было завораживающим, и Гермиона насладилась бы его красотой, если бы её сердце не сжимал страх того, что будет, взгляни сейчас кто-нибудь в окно.
Надо было действовать очень быстро.
Её палочка снова указывала вверх, когда за спиной послышался звонкий голос:
— Даже не пытайся, всё равно не получится.
Слова принадлежали Джинни. Стремительно обернувшись, Гермиона перевела палочку на неё, толком не зная, какое заклинание собирается произносить.
Та усмехнулась и подняла руки вверх, показывая, что имеет благие намерения.
— Я не собираюсь тебя выдавать, — процедила она чуть обиженно. — И зря ты хотела применить Сrollario сейчас. Оно громкое, а на чары Директория всё равно не действует. Да и Директорий сразу получит сигнал, что кто-то пытается снять защиту, — сказала Джинни почти без эмоций. Лишь только на губах её по-прежнему играла полуулыбка-полуусмешка. Эта Джинни, ночная и непонятная, была совсем не похожа на ту, с которой они пили чай ещё утром. Гермиона глупо таращилась на неё, не зная, чего ожидать.
— Abscondo, — между тем, произнесла та, и купол над домом погас. Подойдя к столу, что остался здесь с того самого вечера, о котором Гермиона предпочитала не вспоминать, Джинни посильнее закуталась в куртку, надетую прямо на пижаму, отодвинула один стул, опустилась на него и сообщила:
— Я бы предложила спуститься на кухню, потому что там тепло. Но так есть вероятность разбудить Рона и испортить твой побег окончательно. Поэтому будем разговаривать здесь.
Всё ещё мало чего понимая, Гермиона также подошла к столу и села напротив Джинни.
— Как я понимаю, ты всё-таки решила отправиться на помощь своему Малфою, — протянула та задумчиво. Глаза Гермионы округлились:
— Откуда ты знаешь? — ошарашенно спросила она.
— Я много чего знаю, — Джинни хмыкнула. — Об архиве, о Крисе и даже о Книге Судеб.
— Так ты из РО… — Гермиона не успела договорить.
— В точку! — оборвала её Джинни. — Удивлена?
— Немного. Я ни разу не видела тебя в штабе… — Гермиона по-прежнему смотрела на неё в упор, судорожно пытаясь переварить полученную информацию.
— Потому что я там не появляюсь, — пояснила Джинни. — Мой отец имеет отношение к Директорию. Если его несовершеннолетнюю дочь поймают как участницу Сопротивления, его в лучшем случае уволят. На самом деле, даже разговаривая об этом с тобой, я подвергаю свою семью опасности. Это не шутки, Гермиона. И не игра…
— Я знаю, я понимаю… — Гермиона сглотнула. Кровь снова прилила к лицу. В памяти возникали обрывки из ночных кошмаров, что виделись ей в эти две недели. Драко и струи белесого дыма, навсегда забирающие его душу. Каждый раз она просыпалась в холодном поту и кричала. А теперь этот кошмар может обратиться в реальность. — Мне нужно выбраться! — отрезала она грубо. Джинни посмотрела на неё долгим, задумчивым взглядом.
— Я могу попытаться помочь тебе, — наконец изрекла она. — Но поле снять не получится. Дирикторий использует эту систему годами, она отточена до мелочей.
— Но есть ведь заклинания, Зелье Сокрытия. Я читала про него сегодня. И будь у меня чуть больше времени, я бы его приготовила, — не желала сдаваться Гермиона.
— Тогда тебе повезло, что времени было немного. Это зелье токсично. Уверена, ознакомившись с составом подробнее, ты бы поняла это. Но самое страшное даже не в том. Оно меняет генетический код, именно поэтому поле перестает опознавать тебя. Вот только процесс этот необратим…
Гермиона поежилась и внутренне сжалась. Причиной этому был не только холод.
— Но как мне тогда выйти отсюда? — обреченно спросила она.
— Ровно в восемь часов утра поле перестанет действовать на три дня. Уверена, строя свои сложные планы, ты и думать забыла об этом, — Джинни произнесла данную фразу тоном, которым преподаватель говорит с нерадивым учеником. Гермиона почувствовала себя задетой. Но на обиды не было ни сил, ни времени.
— И тут появится Рон, чтобы увезти меня в Испанию! — выплюнула она зло. При мысли о неудавшемся женихе гнев сам собой закипал внутри.
— Я могу отвлечь его. Не думаю, что полчаса покажутся ему значимыми. А тебе дадут приличную фору. Вот только времени будет немного. От нас до Центральной Площади полчаса на автобусе. А Очищение твоего друга начинается в десять.
Гермиона не знала, что думать. Пристально и напряженно смотрела на Джинни, пытаясь угадать её мысли и намерения. Между бровями появилась морщинка:
— А что если это ловушка… — задумчиво проговорила она. — С какой стати я вообще должна доверять тебе?
— Наверное, потому что у тебя нет другого выхода, — спокойно ответила Джинни.
— Ты знала о том, что Рон лгал мне всё это время? — поинтересовалась Гермиона с надрывом. Её руки с силой сжали ручку сумки, лежавшей на коленях.
— До сегодняшнего дня — нет.
— Но эту радостную новость я мне сообщила Луна. И то случайно… Если бы не она, то завтра я бы уехала в Испанию и никогда ни о чем бы не узнала! И ты даже не подумала сказать мне! — бросила Гермиона яростное обвинение и вскочила со стула, не в силах сдерживать эмоции и совершенно забыв о том, где находится. И тот с грохотом упал бы на пол, если бы Джинни не остановила его заклинанием.
— Успокойся, — снисходительно обратилась она к своей взволнованной собеседнице. — Иначе уж точно никуда не выберешься. Я не одобряю поступок Рона, — поморщилась и потерла виски. — Но он не хотел навредить тебе. И вообще, если бы не он, ты бы готовилась к Очищению вместе со своим ненаглядным. Не забывай об этом, — голос Джинни стал стальным, а лицо непроницаемым. Гермиона вздрогнула: таким взглядом на неё не смотрели уже очень давно. Но замешательство было недолгим. Пострадавшая здесь она, и только она имеет право устанавливать правила.
— Это его не оправдывает! — холодный, дерзкий тон. И пронизывающий взгляд из-под чуть опущенных ресниц. Но Джинни смело встретила его. Напряжение между девушками нарастало с каждой секундой.
В какой-то момент Гермионе показалось, что Джинни сейчас встанет, выдаст её Рону, Директорию или кому-либо ещё, тем самым обрезав все пути к спасению. Но вместо этого та лишь устало вздохнула и отвела взгляд, смотря теперь куда-то вдаль.
— Ссора со мной — не лучшее решение для тебя, — резонно заметила она, озвучив мысли Гермионы, а потом отстраненно произнесла:
— Рон мой брат. И я всегда буду на его стороне. Хотя в данном случае его можно понять вполне объективно.
— Да?! — ядовито процедила Гермиона. — И чем же ты оправдаешь его поступок?
Сейчас в её душе была только ненависть, направленная на Рона и всех тех, кто прикрывал его.
— Подумай сама, что было бы, узнай ты, что твой Малфой жив? — задала Джинни вопрос и сама же на него ответила: — Правильно, ты бы отправилась его спасать. Нет нужды объяснять, чем бы это закончилось. Я понятия не имею, какие отношения связывают тебя с Роном там, откуда ты пришла, но здесь ты обязана ему очень многим, — заявила Джинни обвиняющим тоном. Прикусила губу и убрала с лица волосы, а затем продолжила: — Я вообще не понимаю, как у него хватает сил терпеть твои выходки. Все время с вашего знакомства он старается завоевать тебя, а ты пользуешься этим. Знаешь, сколько раз он прикрывал тебя, когда ты влипала в истории? — Джинни шумно выдохнула, выпуская облако морозного пара, и посмотрела на Гермиону как на обузу, мешающую счастью и благополучию её брата. — Сегодня мы с ним очень долго говорили о случившемся. Он пошел на этот обман, потому что знал, что тебе в любом случае придется пережить эту потерю. Чем раньше это случится, тем раньше ты сможешь вернуться к жизни. И лучше, если при этом ты не успеешь разрушить свою судьбу.
Теперь Джинни говорила так спокойно и буднично, как будто объясняла непонятную теорему по нумерологии, а не пыталась оправдать двухнедельную и отнюдь не безобидную ложь. — И ведь он оказался прав… — заметила она. — Ты уже почти пришла в себя. И сама сказала, что если бы не Луна, то завтра отправилась бы в Испанию. И, возможно, ваша жизнь бы наладилась. Именно поэтому я дала ему обещание, что ничего не расскажу тебе.Неожиданно для самой Гермионы, эти слова ранили её до глубины души. На глаза навернулись слезы, а в горле застрял тугой комок. Силясь проглотить его, она выплюнула сдавленным и дрожащим голосом:
— Я не смирилась!
Но слова прозвучали неубедительно. В первую очередь для неё самой. И это ложилось на плечи тяжелым грузом. Она обязана выбраться, спасти Драко! Это окупит её предательство. Пусть и не до конца, но окупит.
— Ладно, как скажешь, — согласилась Джинни чуть растерянно.
— И всё же ты решилась помочь мне… — напомнила Гермиона. Она уже успела взять себя в руки. Мысль о спасении Драко отрезвила её и вывела на первый план те вопросы, что были гораздо важнее внутренних переживаний.
— Я и не отказываюсь от своих планов, — кивнула Джинни. — Но не думай, что я делаю это ради тебя. Просто теперь, когда ты всё знаешь, Рон потерял тебя окончательно. И лучше, если ты уйдешь сейчас, пока он не успел сломать свою жизнь. К тому же, ты нужна Альянсу.
— Как вы с ним умудряетесь сохранить нормальные отношения, придерживаясь совершенно разных взглядов? — вдруг спросила Гермиона. Ей стало искренне интересно.
— Рон не знает, что я в сопротивлении. Почти никто не знает. Поэтому постарайся не распространяться об этом, ладно?
Гермиона кивнула.
— А ещё… — Джинни вздохнула так, как будто порядком утомилась, объясняя и без того очевидные вещи. — Он просто свято верит в идеалы, в том числе и нашего государства. Но думаю, именно эта черта помогает ему столько времени терпеть тебя. На самом деле, я всегда считала, что ты его не достойна. Поэтому, может быть и хорошо, что в ваших отношениях наконец-то будет поставлена точка.
Гермиона была до того поражена, что даже не смогла сразу рассердиться. Её только что обвинили в том, что она не достойна парня, который хладнокровно обманывал её, заставив поверить в потерю по-настоящему близкого человека. Это было настолько невероятным, что сначала она не нашлась с ответом. И самое страшное, что в какой-то степени Гермиона могла согласиться с Джинни. Она действительно не заслушивала такой сильной любви, какую Рон испытывал к ней. Пусть даже эта любовь несла лишь разрушения.
— Я тоже этому рада, — её ответ прозвучал чуть более резко, чем следовало бы. — Надеюсь, он встретит более достойную девушку.
— Если бы всё было так просто… — губ Джинни коснулась грустная улыбка. Затем её лицо снова стало серьезным: — У тебя осталось чуть больше часа. Поэтому нам лучше спуститься в комнаты. Уходить будешь через окно. Дальше — к калитке, и прочь от дома. Я постараюсь держать Рона подальше от окон. Хотя, думаю, если он поймет, что ты всё знаешь, не станет догонять. И ещё… — Джинни запустила руку в карман куртки и вытащила оттуда двойной медальон на позолоченной цепочке. Протянула его Гермионе. — Это портал в штаб Альянса. Понятия не имею, что ты собираешься делать, оказавшись в Управлении, но, думаю, он может пригодиться.
— Спасибо… — выдохнула Гермиона, повесив медальон на шею. Наверное, ей стоило бы сказать что-то ещё или просто обнять Джинни на прощание и в знак благодарности, но она этого не сделала, лишь слабо улыбнулась и направилась к двери, ведущей обратно в дом.
Оставшийся час прошел для неё в агонии ожидания. Это было поистине мучительно. В голове копошились сомнения: правильно ли она поступила, доверившись Джинни? Что будет, когда в Управлении выяснят, куда она направилась вместо Испании? И самое главное: как ей удастся спасти Драко, если времени с трудом хватает на дорогу?
В какой-то момент сознание даже породило идею о том, что ночная встреча с сестрой Рона была ловушкой, призванной задержать её и заставить снова потерять Малфоя. На этот раз окончательно.
За окном было темно. Туманное и холодное февральское утро ещё не вступило в свои права. Без пяти минут восемь она раскрыла окно, почувствовав, как ветер ударил по разгоряченному лицу. По телу волной прошла мелкая дрожь. Заранее вытащив палочку, Гермиона смотрела в ночь и прокручивала в голове заклятия, которые полетят в каждого, кто попробует её остановить.
***
Если верить часам, что висели на стене напротив решетки, то примерно через час двери его камеры откроются, а затем всё очень быстро закончится. Смешно, что здесь исход будет почти таким же, какой ждал бы его без их с Грейнджер утомительного путешествия по паутине Вселенной. Что это: судьба, жребий, уготовленный ему жизнью? Он не знал. Какая разница? Всё равно от этого ничего не изменится.
Мысленно Драко вернулся в тот день, когда он последний раз видел лицо Гермионы и слезы, блестящие на её щеках. А потом она в объятиях Уизли растворилась в воздухе.
После этого его доставили сюда. В уже знакомое место: Управление Общественной Безопасностью. Отобрали палочку, сцепили руки какими-то металлическими штуками и привели в комнату с серыми стенами и жесткими стульями. Суровый мужчина, представившийся Марком Рейндером, начал задавать вопросы.
До того, как Малфой оказался здесь, у него не было времени придумать легенду, поэтому всё получилось спонтанно.
«Как зовут ваших родителей?» — спросил следователь. «Не помню» — сдавленно произнес Драко, понимая, что не может рассказать правду. В тот миг его новая история начала раскручиваться, как клубок из лжи с легкими вкраплениями правды. Теперь он стал запутавшимся мальчишкой, который ничего не знает о своей семье и не помнит детства. Мальчишкой, обманом и угрозами вовлеченным в операции Альянса.
Тогда Драко ещё не знал, чем всё закончится, и надеялся запутать следствие. В сущности, что было у них против него: свидетельства человека, предавшего обе стороны, и факт о том, что он оказал сопротивление при задержании. Не так уж много.
Исходя из диалогов, которые ему удавалось услышать урывками, было понятно, что никто не знает, кто он такой и, самое главное, что с ним делать. Показания Малфоя не вносили ясности, поэтому перед следователями Директория возникла загадка, по сложности несравнимая ни с одной из тех, что они раскрывали ранее.
***
Драко нервически вздрогнул, посмотрел на следователя туманным взглядом и дрогнувшим голосом произнес:
— Я не знаю, что на меня нашло… Я был как будто в светящейся дымке. Мир вокруг казался таким прекрасным. Я чувствовал спокойствие и умиротворение, потому что точно знал, что должен делать. А ещё… — он оборвался на полуслове. Пальцы метнулись к вискам. Взгляд стал бессмысленным.
Однажды, год назад, отец наложил на него Империо. Более того, он не раз видел людей, находящихся под этим заклятием, поэтому симулировать симптомы было несложно.
— А ещё… — напомнил ему следователь. Сейчас Драко выглядел отрешенно, как будто на время выпал из реальности. Наконец его взгляд сфокусировался. Вздрогнув и поморщившись, он сделал вид, что не сразу понял, где находится, а потом недоуменно спросил:
— Что?..
— Вы рассказывали о том, как чувствовали себя, когда вас попросили передать документы.
— А… А ещё я слышал голоса, — быстро закончил Малфой и уставился в пол. Следователь сделал какие-то пометки в блокноте, а затем открыл ящик стола, вытащив оттуда волшебную палочку Драко.
— Мы получили первые результаты экспертизы, — прокомментировал он. — Эта палочка сделана не в Конфедерации. Откуда вы её взяли?
— Я не знаю. Она была со мной, сколько я себя помню, — пробубнил Драко растерянно.
Следователь вздохнул и обратился к стоящему у двери Смотрителю:
— Ладно, проводите его в камеру.
Мельком обернувшись у двери, Малфой заметил, что палочку он убрал в стол.
На следующий день Драко отвели в большую комнату с резким запахом медикаментов. Люди в белых халатах светили ему в глаза слишком яркими лампочками, задавали глупые вопросы. Под конец воткнули в вену большую иглу и забрали целую пробирку крови.
Прошло полторы недели. Сидя в камере и ковыряя ногтем стену, Драко думал о том, что за это время никто даже не подумал подать ему знак или попробовать вытащить его отсюда. Хотя у Альянса наверняка были возможности это сделать. Но если до сих пор от них ничего не слышно, то помощи, скорее всего, ждать неоткуда. А Гермиона… Что с ней сделали? Посадили в такую же камеру в другом конце здания или заставили вернуться в школу? Помнит ли она о нем, беспокоится ли?
Отчасти ответ на этот вопрос Драко смог получить уже на следующий день. Он находился в уже успевшем стать привычным кабинете следователя. Тот в очередной раз пытался выпытать информацию об Альянсе.
В какой-то момент в дверь постучали. На пороге появился Рон Уизли. От одного вида рыжего гриффиндорца руки Малфоя сжались в кулаки. Если бы не наручники, то он бы, наверное, разбил последнему лицо. Впрочем, это бы существенно ухудшило его положение. Но, чтобы сдержаться, Драко потребовалось всё его самообладание. Особенно когда Уизли заговорил:
— Здравствуйте, — чуть нервно проговорил он. Надо сказать, выглядел Рон неважно. Темные круги под глазами, резкие, чуть судорожные движения. Как будто он не спал несколько ночей или тоже имитирует последствия неудачного Империо. — Я принес бумагу от доктора Гранта о том, что моей невесте не стоит проходить опознавание. Она только-только начала приходить в себя. Мы не хотим снова погружать её в этот кошмар.
Сказав это, Рон с ненавистью и высокомерием посмотрел на Малфоя. Его глаза как будто говорили: «Я выиграл, она моя. А ты здесь, и никак не можешь этого изменить». И хотя их взгляды встретились всего лишь на несколько секунд, Драко хватило их, чтобы возненавидеть Уизли всей душой. «Что ж, посмотрим, кто из нас выиграет! Вот только дайте мне выбраться отсюда…» — подумал он, тем самым уговаривая себя молчать. Ведь в его положении любая попытка дать отпор будет выглядеть жалко. Но это лишь дело времени.
— Как дела у вашей невесты? — между тем, спросил следователь. Последнее слово полоснуло Драко, подобно ножу.
— Гораздо лучше, — ответил Рон уверенным и довольным голосом. Хотя Малфою показалось, что он слышит в нем фальшь. Или ему просто хотелось так думать… — Первое время она переживала. Но сейчас наша жизнь постепенно налаживается. Мы любим друг друга, поэтому вместе справляемся с трудностями. Как раз сегодня я был в Департаменте Защиты и Перемещений и получил разрешение, поэтому на выходных мы едем в Испанию.
Сказав это, Рон попрощался и вышел. В дверях задержался и ещё раз взглянув на Драко этим отвратительным взглядом, в котором читалось наслаждение собственным превосходством.
«Мы любим друг друга…» — передразнил Драко, уже сидя на полу собственной камеры. «Как же… Мечтай! Пока есть такая возможность…» — бубнил он, пытаясь сосредоточиться. Но лицо Уизли буквально преследовало его последние два часа. Малфой не знал, какое отношение тот имел к их с Гермионой неожиданному задержанию, но подозревал, что самое непосредственное.
Драко пытался убедить себя, что нужно лишь потерпеть, выждать время, и тогда он сможет найти способ выбраться отсюда, а потом Уизли несдобровать. Но в глубине души он уже давно признался, что на самом деле его положение более чем плачевное…
Малфой чуть развел руки, заставив наручники впиться в запястья. Он делал так каждый раз, когда нервничал или терял над собой контроль. Так как в его ситуации это случалось часто, на руках появились кровоточащие раны.
Вечером того же дня следователь снова вызвал его к себе. Только вот в этот раз разговор проходил не в привычном кабинете без окон. Поднявшись на лифте в сопровождении двух Стражей, Драко оказался в просторной комнате с большим столом и двумя креслами напротив него. По-видимому, это был постоянный кабинет Марка Рейндера, а не тот, что использовался для допросов. Там впервые за долгое время Драко увидел небо. Пусть лишь кусочек, доступный взгляду в прямоугольнике окна, но всё же…
Попросив Стражей удалиться, следователь велел Драко сесть в кресло. Окинув его долгим, изучающим взглядом, протянул маленький серебряный ключик и сказал:— Можешь снять наручники.
Драко взглянул на него с подозрением. С чего вдруг такие поблажки? Но глупо было не воспользоваться шансом, поэтому следующие пару минут Малфой воевал с замком. Без практики и сноровки освободиться было достаточно сложно даже при наличии ключа. В нормальном магическом мире такими штуками не пользовались. Подняв глаза, Драко увидел усмешку на лице следователя. Это разозлило.
Взяв со стола салфетку, Рейндер протянул её Малфою со словами:
— Вытри кровь. А то рискуешь занести инфекцию.
Драко ничего не оставалось, как подчиниться. Салфетка была влажной и пахла спиртом. Стирая с запястий кровь, Драко гадал, чем вызвано такое отношение, почти похожее на человеческое. Его собираются завтра убить?..
Рейндр вытащил две рюмки и наполнил их огневиски. Протянул одну Драко. Тот взял и понюхал её. Не яд ли?
— Знаете, мистер Малфой, мы общаемся с вами уже почти две недели, и за это время я успел понять, что вы не желаете вреда государству и не представляете для нас угрозы. Иногда я думаю, что произошедшее с вами всего лишь досадное недоразумение. Конечно, ещё есть несколько неразрешенных загадок. В частности о вашем проживании в стране без знака Призыва. Но уверен, что разрешение их является делом времени. Я позвал вас сюда, чтобы предложить сделку, — следователь выждал многозначительную паузу, а затем медленно, акцентируя каждое слово, проговорил: — Вы называете нам имя главы Альянса, а мы отпускаем вас. Делаем вам новый пакет документов, пустим по программе защиты свидетелей… — он отпил огневиски, буравя Драко внимательным взглядом, словно пытаясь угадать его мысли.
Малфой задумался. Подобные разговоры велись уже не в первый раз. Исходя из своего образа запуганного мальчика, он открещивался от них аргументом о том, что боится отмщения со стороны Сопротивления, и не станет ничего говорить, пока ему не гарантируют полную безопасность.
— Они найдут меня… — на выдохе произнес он, решив не менять тактику. — Вы не знаете возможностей этих людей и их жестокость!
— Поверьте, мистер Малфой, знаю. Я обещаю, мы отправим вас в любую из частей Конфедерации на выбор, сменим имя. Если хотите — внешность. Вам не о чем будет беспокоиться… — протянул Рейндр. Всё это время он вертел в руках волшебную палочку. Причем не свою, а Малфоя. Как будто дразня. В какой-то момент у Драко возникла мысль воспользоваться тем, что у него свободны руки, накинуться на следователя и отобрать её. А дальше будь что будет… Но здравый смысл победил. Даже если трюк с палочкой удастся, он не доберется и до двери, потому что вряд ли Рейндр не позаботился о своей безопасности, и снаружи стоит не один Страж Порядка. Следователь по-прежнему изучающе смотрел на Малфоя, а потом, по-видимому, решил применить последний аргумент: — Подумайте, Драко… Ваша свобода в обмен на имя человека, которого рано или поздно найдут в любом случае. Вы сможете вернуться к нормальной жизни, побороться за мисс Грейнджер. Ведь вас с ней связывают отнюдь не дружеские чувства…
Услышав фамилию Гермионы, Драко содрогнулся. Последнее, чего ему сейчас хотелось — это вмешивать сюда её. Уж лучше пусть она пока будет с Уизли, чем втянута в эту грязь. Интересно, как и когда он успел себя выдать? Неужели в те несколько минут, когда приходил Уизли?
А предложение следователя было заманчивым, как ни крути… Вот только интуиция подсказывала Малфою, что никто не собирается его отпускать.
— Я хочу получить гарантии, — ответил он спокойно.
— Конечно, они у вас будут. Если хотите, мы завтра же отправим запрос в соответствующие службы. И через несколько дней вы сможете увидеть все документы.
— Вот тогда я и назову имя…
Расстались они на том, что через три дня Драко нужно будет пройти очередное обследование, а через неделю или две должны быть готовы его документы. Это было лучше, чем ничего. За две недели можно придумать какой-нибудь план побега. Или хотя бы украсть палочку. Вот только на следующий день двери его камеры отворились, и грубый бас произнес:
— Собирайтесь, ваш суд начнется через час.
Приговор. Очищение. Эти два слова ещё долго звенели у Малфоя в ушах. Глупо было ожидать чего-то другого. Конечно, его адвокат был полнейшей бездарью, а прокурор сработал как надо.
Назначили на воскресенье, причем публично. Чтобы унизить его или припугнуть остальных? Если память ему не изменяла, то публичное Очищение проводится всего один раз в год, в день Конфедерации. Тогда к чему такая честь?
Назавтра он снова попал в больничный отдел. Забота следователя о его руках оказалась напрасной, потому что раны все равно загноились. Более того, поднялась температура. Сам Малфой спокойно перетерпел бы это — отнюдь не самое страшное, что случалось с ним в последнее время, но Страж, совершавший вечерний обход, посчитал иначе.
Теперь Драко лежал на койке, а рядом кружили люди в белых халатах. Не так давно ему в вену воткнули шприц и вкололи очень болезненное лекарство. Скорее всего, оно должно было усыпить его, но подействовало ещё не до конца, поэтому Малфой не мог открыть глаза или пошевелиться, но слышал всё, что говорили вокруг.
— Бедный мальчик… Ещё совсем ребенок. Ну какой из него преступник? — произнесла пожилая сердобольная медсестра, которая пару дней назад дала ему яблоко, посетовав на то, что он бледный и исхудавший из-за недостатка витаминов.
— Тише, — шепотом сказал мужской голос. — Не говорите здесь такие вещи.
— Да какая мне разница? — ответила женщина. — Тридцать лет на них работаю, всякое повидала. А если отправят на пенсию, то пусть так… В городе совсем неспокойно. По улицам ходить страшно…
— Да. Люди сами не понимают, чего хотят.
— В воскресенье не советуют приближаться к Гайд-парку. Там акция будет проходить, против Очищения. Я слышала, именно поэтому его процедуру на тот же день назначили. Властям нужен был человек, на примере которого можно будет показывать, что после Очищения жизнь человека становится ничуть не хуже. Знаете, что-то вроде символа… будут интервью брать, по презенторию показывать… Но какой же родственник согласится на такое? А у этого… У него ни семьи нет, никого… — женщина всхлипнула. — Вот потому его и выбрали.
Они говорили что-то ещё, но Драко уже не мог уловить смысл. Разум был слишком туманным. А потом сон и забвение захватили его в свои крепкие сети.
***
Гермиона бежала и не оглядывалась назад. Знала, что это может лишить не только драгоценного времени, но и той силы, что возникла из ниоткуда и наполнила её собой. Эта сила заставляла вдыхать холодный воздух, обжигающий горло, терпеть резь в правом боку и боль бедре, которое ещё не до конца зажило.
Ровно в восемь часов роза на руке Гермионы вспыхнула. Тогда она поняла: пора. До калитки прошла осторожно, стараясь не издавать лишних звуков. Одним пальцем дотронулась до ворот, боясь, что те ударят током или заискрятся, привлекая к себе внимание. Но этого не случилось. Калитка открылась, и Гермиона сделала шаг наружу. Навстречу темноте.А теперь она бежала, не помня себя. На самом деле, сейчас лучше было не задумываться о том, что будет дальше.
Гермиона Грейнджер — сбежавшая сумасшедшая, потерявшая всё. Если бы это было так, стало бы легче. Потому что когда всё уже отобрано, нельзя забрать что-то ещё. Но пока ей есть, за что бороться.
Только когда от дома Рона её отделяло около мили, а боль в бедре была настолько невыносимой, что терпеть дальше казалось невозможным, Гермиона позволила себе остановиться и перевести дух. Пальцы сжимали палочку так сильно, что затекли. С трудом разжав их, она открыла сумочку и нащупала там обезболивающее зелье. Выпила залпом и зажмурилась. Попыталась восстановить дыхание и успокоиться, но сердце забилось в груди ещё сильнее, чем раньше — побочный эффект зелья. Но ей было не выбирать. Только бы нога не отказала…
Спокойным шагом дошла до остановки. Несмотря на то, что небо уже посветлело, город пребывал в запустении. Присев на слегка заметенную снегом лавочку, Гермиона взглянула на часы, оценивая ситуацию. До Очищения Драко осталось чуть больше полутора часов. Если верить расписанию, то ближайший автобус придет через двадцать минут. Но из-за того, что дороги замело, он легко может задержаться. Можно было бы поймать попутную машину, но за то время, что она сидела здесь, мимо не проехало ни одной. Подумав, Гермиона приняла решение идти вдоль дороги в сторону центра, и, если представится возможность, сесть в автобус на одной из следующих остановок.
Прежде чем он пришел, она успела пройти почти весь квартал. Оказавшись внутри, Гермиона оглядела салон, обрадовавшись, что тот практически пустой. Заняла место у окна и прислонилась лицом к стеклу, растопив морозный узор. Она была настолько измождена, что ноги как будто онемели. Каждое движение давалось через силу.
Автобус ехал слишком медленно. Или ей только так казалось?
«Пожалуйста, быстрее…» — мысленно умоляла Гермиона, сама не зная кого. В любом случае, её просьбы не были услышаны, потому что, не проехав и десяти минут, автобус остановился. Водитель покинул своё место и вышел на улицу. Через минуту Гермиона услышала его слова, прозвучавшие как приговор:
— У нас поломка, выходим.
Весь мир был против неё. Хотелось кричать. Кусать ногти и губы до крови или сесть на землю и разрыдаться. И уже никогда не сдвигаться с места. Сдаться. Но она знала, что не сделает этого. И дело даже не в том, что сдаваться — не в её правилах. Просто в этот раз на кону стоит слишком многое. А это значит, что она пойдет до конца.
Сейчас, когда время было жизненно необходимо, оно, как назло, ускорило свой бег. Минуты утекали стремительно, словно вода в горном ручье. И хотя пока у неё ещё был запас, который позволял пройти весь оставшийся путь пешком, Гермиона почти бежала.
В какой-то момент она поняла, что это было ошибкой, потому что боль в бедре снова стала чувствоваться, пробившись даже сквозь чары зелья. Но приходилось терпеть, потому что пить ещё одно нельзя. Слишком мало времени прошло, и к тому же, оно может пригодиться в будущем, ведь путь ещё неблизкий.
Ситуацию усугублял гололед, на котором Гермиона периодически поскальзывалась. Еле удерживая равновесие, заставляла себя идти вперед.
«Шаг, ещё шаг… До поворота, а потом передышка» — приказала она себе, пытаясь сфокусироваться на красном здании на углу улицы. Смотрела только на него, как на цель. Хотя до настоящей цели было ещё очень далеко. Но лучше об этом не думать.
Дальнейшее произошло так неожиданно и стремительно, что Гермиона не успела ничего понять. Под снегом оказался лед. Её нога заскользила и подвернулась, разрезав каблуком заледеневшую лужу. Небо и земля поменялись местами, а бедро пронзила такая боль, что из глаз посыпались искры.
Мутная, разноцветная темнота окутала её. Голова была очень тяжелой и весила теперь целую тонну, а в ушах возник сильный пульсирующий звук, словно кто-то заливает туда воду. Лишь для того, чтобы открыть глаза, пришлось приложить усилия. Тело было деревянным, а позвоночник парализовало. Бескрайнее небо — единственное, что удавалось увидеть, лежа на спине, рассыпалось снопами золотых бликов. И это были не снежинки, мерцающие в свете солнечных лучей.
Снег попал за пазуху и растаял, намочив воротник. Не без усилий Гермиона сжала пальцы, потянув на себя сумку, и попыталась нащупать там палочку. Та была на месте, что не могло не радовать.
Подняв руку, она чуть встряхнула ей, обнажая циферблат часов. Один взгляд туда подействовал, как пружина, заставившая резко сесть.
Горло сжала невидимая рука: Гермиона пыталась вдохнуть, но не могла.
Осталось полчаса. Она не успеет! Ни за что не успеет!
Руки сами открыли сумочку и вытащили оттуда последнее обезболивающее зелье. Его горьковатый вкус отрезвил.
Если бежать через парк, то можно сократить несколько минут. Тогда, может быть…
Знак Призыва на предплечье снова начал ощущаться, слегка покалывая. Но ей было не важно. Теперь уже ничто не важно. Она не успевает спасти Драко. Только лишь увидеть его в последний раз.
Встав на ноги, сделала неуверенный шаг, как будто земля может провалиться под ногами, а потом перешла на бег. Вот только это не прибавило скорости, потому что, не желая повторить предыдущую ошибку, Гермиона решила идти там, где снег чуть глубже, и предохраняет ото льда. Из-за этого ботинки увязали, и каждый шаг давался с трудом. Хотя зелье усмирило боль, усталость делала своё дело, и силы уменьшались с каждым мгновением.
Спотыкнувшись и снова потеряв равновесие, она вдруг вспомнила этот момент. Именно его показала ей Книга Судеб в тот день, когда перо Гермионы ещё не успело коснуться её страниц. Отчаяние, страх и обреченность… Тогда она испытала эти эмоции. И именно они накрыли её сейчас, как будто сложившись с теми, из воспоминаний, и от этого усилившись в несколько раз.
«Стоп!» — Гермиона впилась ногтями в ладони, заставляя себя сконцентрироваться. Сейчас не время для переживаний. Надо идти, ведь каждый шаг приближает её к Драко.
«Lumos Solem!» — громко произнесла она, вытащив палочку. Оттуда вырвался поток света и тепла, который растопил лед, освобождая дорогу. И хотя это заклятие предназначалось для другого, почему бы не использовать его с такой целью? Особенно если это жизненно необходимо.
Чем ближе становился центр, тем больше людей было вокруг. Теперь Гермиона поняла, что имела в виду Джинни, когда говорила о неспокойной обстановке в городе.
Стражи Спокойствия встречались практически на каждом углу. Мирные граждане жались к стенам и опасливо оглядывались по сторонам, почти все ставни окрестных домов были закрыты.
Подняв голову вверх, Гермиона заметила людей на метлах в черных масках и с флагами, на которых был изображен символ, похожий на тот, что она видела на руке Тома Реддла в штабе Альянса. Как ни странно, Стражи не пытались ловить их. Когда Гермиона хотела свернуть за угол, один швырнул вниз какое-то заклятие. Испугавшись, она подняла палочку, желая создать щит, но находившийся неподалеку Страж, которому оно и предназначалось, сделал это раньше, закрыв не только себя, но и оказавшихся рядом прохожих.
Понимая, что медлить опасно, Гермиона ускорила шаг. До Главной Площади оставалось совсем немного. Пробегая мимо гаражей, она увидела надпись через всю стену: «Очищение — убийство! Долой Директорий!»
Гермиона вздрогнула и прикусила губу. Силы Сопротивления действительно росли. Вот только ей было все равно. Сейчас у неё есть лишь одно дело — Драко.
Взглянула на часы: без пяти десять.
Не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих и Стражей, побежала вперед, проигнорировав красный свет светофора, и услышав несущееся вслед гневное гудение проезжающих машин.
Оставалось лишь несколько шагов. Мимо палаток, ещё одной остановки. Мимо Стражей и медленно плетущихся на площадь зевак.
Её ноги подкашивались и тряслись, то ли от нервов, то ли от перенапряжения. Продираясь сквозь толпу, Гермиона молила лишь о том, чтобы успеть. Она сама не знала, что именно. Спасти Драко или просто увидеть его в последний раз…
Над Площадью, как и в тот раз, разливался голос.
«Очищение — это не убийство и даже не наказание, как пытаются убедить вас люди, стремящиеся погубить нашу страну… Очищение — способ познать счастье… Сейчас вы сами убедитесь в этом… Мальчик, в душе которого не было ничего, кроме страха и ненависти… Обретет покой…»
Огромный колючий шар разрастался в груди Гермионы, мешая дышать. Гнусная ложь, обличенная в красивую упаковку, вызывала отвращение. Перед глазами мелькали спины. Ей богу, она швырнет в них Авадой, если ей не дадут пройти.
«Драко… Драко!» — орала она в исступлении. Но голос был слишком слаб, отчего срывался и хрипел. Перекричать эту безликую массу казалось невозможным.
Малфой уже почти поднялся на пьедестал. Ей нужно было, чтобы он увидел её. Чтобы в тот последний момент, пока он остается собой, знал, что она пришла за ним, что она его не бросила. И никогда не бросит. Это последнее, что она может дать ему.
Нет, это не так! Она не потеряет его снова! Ни за что! Ни за что…
Слезы застилали глаза, превращая мир вокруг в размазанные разноцветные пятна. Как будто она оказалась внутри акварельной картины, которую кто-то по неосторожности оставил под дождем.
Невероятно, но в этот момент Гермиона мысленно вернулась в дождливый день из далекого прошлого, когда она, знавшая, что такое любовь по одним лишь сказкам, вдруг произнесла: «Я бы хотела полюбить так, чтобы не страшно было всё отдать, дойти до края света». Те слова вдруг зазвенели в ушах, разорвав какофонию из шума и неразборчивых голосов. И впервые в жизни обрели смысл.
Их отделяло не более десяти метров. Руки Драко уже сжали кубок, когда он поднял глаза и увидел её. Его взгляд просветлел, а к лицу, словно щупальца, поползли мутные белесые струи.
Гермиона закрыла глаза. Ей нужно было подумать о том, что даст необходимые силы. Вспышка. В долю секунды пронеслись перед глазами воспоминания: письмо из Хогвартса, первый день в новом мире, мамина улыбка. Но этого было недостаточно. Она точно знала, что этого не хватит.
— Но иногда желаниям суждено исполняться… — его руки прижимают её к себе, его губы касаются её губ, и она летит…
На самом кончике палочки возникло яркое сияние.
— Expecto Patronum! — громкий, уверенный крик, и серебряная выдра вырвалась наружу. На миг ослепив всех вокруг, она врезалась в кубок и разбила его.
Белесые струи растворились в воздухе, а под ноги Драко упали осколки сосуда, который уже никому не сможет причинить вред.
Оцепенение. Кажется, оно охватило каждого, кто находился на площади. Все были настолько потрясены, что в первые несколько секунд никто не шелохнулся, и даже Стражи Спокойствия не стремились арестовать новую государственную преступницу. Все, но только не Драко. Сорвавшись с места, он в одно мгновение оказался рядом с почти обессилившей Гермионой.
— Медальон… Портал… — только и успела произнести она, прежде чем упасть к нему в объятия практически без сознания.
Расстегнув верхнюю пуговицу её пальто, Драко поймал медную цепочку.
В этот момент площадь ожила. Люди, подобно полчищу опасных насекомых, наступали со всех сторон. Но Малфой уже вытащил медальон. Большим пальцем нажал на кнопку, открывающую его, и один из Стражей схватил рукой воздух.

Да или Нет

Глава 30
Да или Нет

Наши пути как паутинки или нити
Судьба плетет, и нам не ясно,
Где основа, где уток.
Мне говорят, что мир жесток,
Но как он может быть жесток,
Ведь создала его любовь?
Иль это ложь?
Прости.

Вновь плетем мы кружево свиданий
И расставаний. И как всегда,
То «нет", то «да".
И тайный страх терзает грудь.
(Ирина Богушевская)

Мир взорвался, разлетевшись на осколки, а затем собрался в одну точку. Боль, пронзившая тело Гермионы, была такой, как будто её вывернули наизнанку и пропустили через мясорубку. Не вдохнуть, не выдохнуть.
А потом всё закончилось. Просто схлынуло и исчезло. Как будто ничего и не было.
Они с Драко оказались в плохо освещенном коридоре с серыми стенами и множеством дверей.
Несмотря на то, что рана на бедре снова открылась, и теперь оттуда хлестала кровь, Гермиона не потеряла сознание. Она смотрела в глаза Драко, не отрываясь. Эти серые глаза стали для неё той точкой, которая помогала не терять связь с реальностью. В помутненном сознании плескалась одна-единственная мысль: всё кончилось! Она спасла его! Весь мир противостоял ей, но она справилась…
Драко крепко прижимал Гермиону к себе, и только благодаря ему ей удавалось до сих пор не упасть.
Это место не походило на тот штаб, в котором они были две недели назад. Массивные железные двери внушали опасения. В воспаленном и измотанном мозгу Гермионы промелькнула мысль о том, не обманула ли их Джинни с тем порталом.
В конце коридора появились люди.
Узнав среди них Клариссу Рейвери и Тома Реддла, Гермиона успокоилась. Подумать только, она была рада видеть даже последнего.
— С возвращением! — проговорил он тепло и серьезно. Кларисса же просто улыбнулась. Даже сейчас, в полубессознательном сознании, Гермиона заметила, что та исхудала и осунулась. Темные круги под глазами и тусклый бесцветный взгляд выдавали то, что и ей пришлось несладко в эти две недели.
Гермиона хотела что-то ответить, но лишь поднесла руку ко рту и сглотнула, пытаясь подавить рвотные позывы.
Видимо, она пошатнулась, потому что хватка Драко стала крепче. Должно быть, они стояли очень близко. Вдруг подумалось о том, что ещё недавно она попыталась отстраниться, спрятать от чужих глаз их объятия, а сейчас не стала. И причина даже не в том, что у неё физически не было на это сил. Ей вдруг правда стало все равно, кто и что подумает. Ради него она прошла весь город пешком, бросила вызов целому государству. И пусть хоть весь мир ополчится против них, она не отступится.
— Драко, отнеси девочку в медпункт, а то она совсем истечет кровью, — сказал Том Реддл. В этот момент Гермиона позволила себе потерять сознание.
Её рука вцепилась в рубашку Драко так крепко, что тому пришлось разжимать пальцы, чтобы опустить девушку на койку в больничном отделе.
Вокруг неё сразу засуетились врачи. Его же проводили в соседнюю комнату и оставили одного. Здесь были две кровати, прибитые к полу, небольшой стол и желтоватые стены.
Усталость нахлынула неожиданно. Решив, что помочь Гермионе он все равно не сможет, Малфой решил прилечь и сразу же заснул.

***
Она проснулась от того, что в глаза светило солнце. Сознание было ясным, как никогда. Прошедшие события легко воссоздались в памяти. Нога почти не болела. Закатав длинную ночную рубашку, Гермиона не увидела бинтов. Лишь только длинный почти затянувшийся шрам. Возник вопрос: она пробыла без сознания столько, что всё успело зажить, или в Альянсе такие хорошие врачи?
Взглянула на руку. Черная роза по-прежнему украшала запястье. Было бы странно, если бы она исчезла…
Осмотревшись, Гермиона обнаружила, что находится в просторной и почти пустой комнате. По-видимому, её перенесли сюда из операционной.
Узкая, намертво прикрепленная к полу кровать стояла у стены. Напротив была ещё одна. На ней мирно спал Малфой.
Осторожно, боясь сразу давать большую нагрузку, Гермиона попробовала встать на больную ногу, а затем маленькими шажками пошла в сторону кровати Драко. Опустилась на колени у изголовья и долго рассматривала его лицо. Сейчас, когда не надо было ничего бояться, она могла себе это позволить.
Ко лбу прилипла светлая прядка. Практически машинально Гермиона занесла руку и на секунду замерла в нескольких сантиметрах от лица, а затем всё-таки дотронулась, нежно убрав влажные волосы. Ресницы Драко чуть дрогнули, а кожа покрылась мурашками. Но она не остановилась, мягко перебирая пряди. Постепенно Малфой расслабился, словно невидимые тиски больше не сковывали его, и чуть улыбнулся во сне. Вот только в сердце Гермионы закралось сомнение: спит ли он или просто делает вид?..
В сущности, это было первое проявление близости, исходящее от неё самой. Раньше инициатива всегда исходила от Драко. Казалось бы, она должна была бы смутиться или почувствовать себя неловко. Но ей было так хорошо, что хотелось, чтобы это мгновение не кончалось. А потом он открыл глаза.
По телу Гермионы прошел электрический разряд. Малфой поймал её руку и переплел пальцы со своими. Улыбнулся тепло и чуть самодовольно, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Гермиона его остановила:
— Тшш… Ничего не говори… Ты всё испортишь, — прошептала она с мольбой. В глазах Драко заиграли озорные искры, но все же он выполнил просьбу. Приподнялся на локте и мягко прикоснулся к чуть приоткрытым губам Гермионы, оставляя на них легкий, почти невесомый поцелуй и заставляя комнату перед её глазами рассыпаться и вращаться по кругу.
А потом они оба услышали громкий стук в дверь и резко обернулись на звук.
— Войдите, — крикнул Драко. Его голос прозвучал чуть сипло.
Дверь открылась слишком быстро. На пороге появились Том Реддл, Блейз Забини и Кларисса Рейвери.
— Здравствуйте, — бодро поприветствовала их Гермиона и резко вскочила, забыв о больной ноге. Поморщилась и присела на угол кровати Драко.
А потом Том Реддл сделал то, к чему она совершенно не была готова. Подошел к ней и взял за руку.
— Девочка моя! Ты не представляешь, какое большое дело для нас сделала… — начал он очень серьезно. Гермиона уставилась на него круглыми от удивления глазами и не сразу нашлась, что ответить. Малфой, сидевший сзади, и сейчас заглядывающий ей в лицо, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос.
— Трансляцию с Очищением Драко показали в прямом эфире практически по всей стране. Все люди видели, как ты разбила кубок! Наши акции и листовки просто ерунда в сравнении с этим… — продолжил Реддл с энтузиазмом. — Ты сделала то, чего мы добивались годами. Показала людям, что Очищение — то, с чем надо бороться. И то, с чем бороться возможно. Но что это было за заклятие, не подскажешь?
Опешившая Гермиона не сразу обрела дар речи. Она поймала себя на мысли, что больше Темный Лорд её не пугает, по крайней мере, в этом обличии. Но заговорить все равно было сложно.
— Это Патронус… — наконец выдавила она. — У нас оно используется для защиты от дементоров — стражей тюрьмы, которые высасывают душу. Я не знаю, почему решила использовать именно его. Все получилось само собой. Я слишком испугалась за Драко, а потом вспомнила именно его, — принялась рассказывать Гермиона, пытаясь воссоздать в памяти свои ощущения в тот момент. Идея вызвать Патронус действительно возникла сама по себе, на волне паники и отчаяния. Тогда она плохо понимала, что делает. Просто хотела спасти его…
— Дементоры… — протянул Реддл. — Припоминаю что-то подобное. Они действительно использовались в тюрьмах до войны.
— Но неужели у вас нет подобных заклятий? — с сомнением спросила Гермиона.
— Конечно, есть. Вот только Директорий защищает свои Кубки ото всей возможной магии. Я не знаю, как тебе удалось сломать эту защиту. Скорее всего, это потому, что твоя палочка сделана не в Конфедерации. Или потому что ты использовала заклинание в первозданном виде. Магия ведь не статична… И заклятия претерпевают изменения под влиянием общества.
— Именно так дементоры превратились в кубки?
— Вполне вероятно… — произнес Реддл задумчиво. — К слову о превращениях: мы проверили дом в Египте. Там живет пожилая пара, которая ничего не слышала ни о Книге Судеб, ни о её предыдущих владельцах. Боюсь, вам придется продолжить поиск.
Когда Том Реддл заговорил о книге, Гермиона напряглась. Вновь вспомнила обо всех своих подозрениях и сомнениях.
— Почему вы не спасли Драко? — спросила она рассерженно, глядя Реддлу прямо в глаза. Слишком смело для человека, который ещё несколько дней назад терял дар речи в присутствии этого человека. — Ведь ваших возможностей наверняка хватило бы на это…
— Понимаете, Гермиона… — начал Реддл успокаивающим тоном с покровительственными нотками. Он смотрел на неё как на несмышленую девочку, которой надо все раскладывать по полочкам. В сущности, так он разговаривал почти со всеми. И, что самое главное, имел на это право.
— Мы не могли рисковать. Чтобы вытащить Драко из тюрьмы, нам понадобилось бы привлечь огромные ресурсы, рассекретить многих агентов. В сложившихся условиях это было невозможно…
Столь страшные и циничные слова прозвучали буднично и обыденно, как будто речь шла не о жизни человека, а об исходе шахматной партии. И это буквально вывело Гермиону из себя. Щупальца гнева захватили её в плен, обжигая и отравляя кровь. А формальное «Мне жаль», сказанное Реддлом впоследствии, только усугубило ситуацию.
Ничерта ему не жаль! Все они лишь пешки в его игре, ступеньки, которые приведут к цели. И Реддл пойдет по их головам, даже не задумавшись. Так ли сильно он изменился?..
— Я не буду вам помогать, — вдруг отрезала Гермиона. Слова вырвались быстрее, чем она успела их остановить. Все, включая Драко, недоуменно на неё уставились. Но, тем не менее, она не жалела о сказанном ни капли и даже продолжила свою мысль: — Мы сами найдем Книгу и решим, что делать с ней дальше.
— Гермиона… — рука Драко опустилась ей на плечо. Резко обернувшись, она увидела, как он мотнул головой, как бы говоря: «Не наделай глупостей…». Умом понимала, что он прав. Без этих людей им не выжить. Два государственных преступника, они окажутся в Управлении Безопасностью сразу же, как выйдут за пределы действия чар ненаносимости. И тогда шансов на спасение не будет уже никаких.
Том Реддл тоже прекрасно знал это. Поэтому никак не прокомментировал безрассудную и дерзкий выпад Гермионы, но лишь спросил:
— Драко, тебе поставили знак Призыва?
— Нет, — покачал головой Драко. — Они не успели. Как я понимаю, моя публичная казнь было назначена как ответная реакция власти на проводимый вами митинг против Очищения.Гермиона вздрогнула. Дело обрастало новыми неприятными подробностями.
Было неясно, хотел ли Малфой уколоть сопротивленцев этой фразой, но прозвучало именно так.
— Вполне вероятно. Это в их стиле. Хорошо, что всё обошлось, — ответил Том Реддл как ни в чем не бывало. Пальцы Гермионы с силой сжали простыню. Она стиснула зубы, чтобы ненароком не сказать то, что может навредить им с Драко. Ибо сейчас в голову приходили только такие фразы.
— Помните, вы говорили про энциклопедию, в которой написано о Книге Судеб? — спросил Реддл, резко переменив тему. — Где она?
— В нашем мире она хранилась в моем фамильном замке, — ответил Драко.
— Тогда, думаю, тебе стоит отправиться туда и проверить. Мисс Грейнджер, увы, не сможет составить тебе компанию. Ведь теперь она находится под постоянным наблюдением Управления…
— Хорошо, — на удивление легко согласился Малфой.
***
— Ты не можешь пойти туда! — отрезала Гермиона, когда они остались одни. — Это опасно!
Драко подошел к ней и притянул к себе. Усмехнулся и прошептал пленяющим голосом:
— Это так мило, что ты обо мне заботишься…
Гермиона тут же смешалась.
— Нет, я… — попыталась отступить она.
— Ты просто так хотела спасти меня… — просмаковал Драко, воссоздав тон Гермионы в тот момент, когда та рассказывала о Патронусе.
Она передернула плечами и попыталась освободиться. Но Драко не отпустил. Всё это было так типично для них. Он смеялся над её чувствами и упивался своей властью, а она злилась, но не могла ничего поделать, потому что в глубине души ей это нравилось.
— Да, хотела, — вдруг призналась Гермиона, всё-таки вырвавшись из цепких объятий. — А сейчас я хочу, чтобы ты никуда не ехал.
— Да ничего не случится… — теперь Малфой говорил серьезно. Взглянув в полные тревоги и заботы глаза Гермионы, он вмиг лишился всех своих колючек. На него давно так не смотрели… С тех пор, как умерла Нарцисса. — Я вернусь очень быстро. Трансгрессирую в поместье, а потом сразу обратно. На крайний случай всегда можно рассчитывать на родовую защиту... — он искренне хотел успокоить её.
Гермиона нехотя кивнула. Объективно у неё не было другого выбора.
— Будь осторожен, — попросила она и быстро отвела взгляд.

***
С тех пор, как ушел Драко, прошло менее получаса. Но ожидание, обволакивающее и томительное, как будто растягивало время, заставляя его идти куда медленнее обычного.
Чтобы хоть чем-то себя занять, Гермиона решила устроить себе экскурсию по штабу. Нога все ещё болела, но это её не остановило.
Поход по одинаковым серым коридорам не избавил от сосущего чувства страха и беспомощности. Богатая фантазия в красках вырисовывала картины того, что могло случиться с Малфоем. Гермиона тщетно пыталась отвлечься, но разум вновь и вновь прокручивал все варианты, как фрагменты на испорченной кинопленке.
Не в силах больше терпеть одиночества, Гермиона постучалась в комнату Клариссы Рейвери. Когда дверь открылась, лицо последней озарила улыбка. Похоже, она была искренне рада незваной гостье.
— Проходи, садись, — предложила Кларисса, указывая на стул у окна. Сейчас, при свете дня, Гермиона ещё раз удостоверилась в том, что с ней что-то не так. Похудевшая, с отекшим лицом и воспаленными глазами, Кларисса выглядела так, как будто проплакала несколько ночей подряд. — Как ты? — негромко спросила она. — Я видела трансляцию с Очищения. Представляю, что тебе пришлось пережить…
— Оно того стоило.
— Да… — голос Клариссы был осипшим и слабым. — Есть вещи, за которые нужно бороться до конца.
В глазах заблестели слезы, и Кларисса резко отвернулась. Что же случилось в эти две недели, сумев сломить эту девушку, которая казалась Гермионе образцом спокойствия и стойкости? — А я вот не смогла… — на выдохе произнесла она и закрыла рот рукой, пытаясь подавить рыдания.
Гермиона не знала, что делать. Молча смотрела на то, как Кларисса размазывала по щекам слезы. Потом взяла графин, налила в стакан воды и протянула его собеседнице. Та сделала глоток, но не выдержала и снова заплакала. Вода потекла изо рта, забрызгав свитер. А потом блок из недоверия и страха перед своими же воспоминаниями, вдруг исчез, и Кларисса начала рассказ, делясь с Гермионой накрывающим лавиной отчаянием.
— На следующий день после того, как вас с Драко арестовали, в штаб РОК ворвались несколько десятков Стражей. Нас было всего лишь шесть человек. Я читала книгу в своей комнате, а Фред смотрел презенторий в гостиной. Услышав шум, я побежала вниз. Один из них схватил меня за руку и заломил её так, что у меня ещё неделю болело запястье. Фред схватил палочку, но его разоружили в считанное мгновение. Нас отделяло около семи метров. Где-то половина комнаты… Мысленно я уже смирилась с тем, что все кончено. Но Фред сумел отобрать у одного из Стражей палочку и кинул заклинанием в того, который держал меня. Освободившись, я почти добежала до Фреда. Но он бросил мне уже активированный портал. Я не сразу поняла, что произошло, когда оказалась здесь. И уже не могла вернуться…
Кларисса согнулась пополам и схватилась руками за живот, содрогаясь в рыданиях.
— Он не попал в Управление Безопасностью. Мне даже некого было спасать… — еле выговорила она, задыхаясь от слез. — Как я узнала потом, в гостиную ворвался Эдмунд, ещё один парень из РОК, и до того, как его схватили, успел оглушить одного из Стражей. Фред вырвался и кинулся к выходу. Но спотыкнулся и… — она не смогла закончить. Начала задыхаться и беспомощно открывать рот, как вытащенная из воды рыба. — И упал, ударившись виском… Умер в одно мгновение. Как такое вообще возможно?!
Кларисса схватила подушку и, уткнувшись в неё лицом, тихо застонала.
«Она поскользнулась на лестнице в гололед и насмерть ударилась виском» — слова Драко всплыли в памяти Гермионы как голос из потустороннего мира. Ей вдруг стало по-настоящему жутко. Аналогия ужасала своей фатальностью. Здесь было что-то мистическое и неотвратимое.
Кларисса приподнялась и посмотрела на Гермиону. Та, не в силах больше справляться с эмоциями, вдруг крепко обняла её. Смотря в окно, поймала себя на мысли, что по щекам, словно из ниоткуда, начали течь слезы. А на спине, где-то между лопаток, возникло ощущение красной точки, прицела чьего-то механического взгляда. Взгляда того, от кого не убежать и не спрятаться, того, кто не знает жалости. И всегда заканчивает начатое.
В следующий миг тишину разорвала сирена.
Девушки синхронно вздрогнули и перевели взгляд на дверь.
Голос Тома Реддла, звучавший отовсюду, приказал: «Всем срочно проследовать к каминам в Секторах А и Б. Мы начинаем экстренную эвакуацию.»
Повторив это два раза, он замолчал, и звук сирены включился снова.
Реддл никогда бы не начал эвакуацию просто так. Случилось что-то очень серьезное.
Сердце Гермионы ухнуло в пятки.
Драко! Он ничего не знает об этом. И никто даже не сможет его предупредить. Она снова рискует его потерять…
— Идем, — голос Клариссы тонул в раздражающем механическом вое. Она уже стояла у двери. Лицо было серьезным. Слезы высохли, и теперь ничто не выдавало прошедшей истерики.
Они выбежали в коридор и слились с потоком людей, которые направлялись в сторону Сектора А. Гермиону поразила их собранность. Никто не паниковал, не бежал, не пытался обогнать другого. Оказавшись в длинной людской реке, девушки медленным шагом дошли до большого зала с десятью каминами. Перед ними уже выстроились очереди. Кларисса встала в одну из них, Гермиона пристроилась следом.
Народу было достаточно много. И хотя к операциям имели доступ не все, в последнее время штаб Альянса стал убежищем для тех, кто пытается избежать Призыва. Нижние этажи, как раз те, где находились последние два дня Драко и Гермиона, были жилыми. Там прятались политические преступники, зачастую вместе с семьями. Поэтому в толпе можно было встретить не только суровых сопротивленцев, но и хрупких женщин и маленьких детей.
Гермиона принялась высматривать знакомых, отчаянно желая увидеть одно единственное лицо. Но Драко здесь не было. Вскоре она смогла убедиться в этом. Очередь двигалась стремительно. Люди входили в камины и исчезали в зеленом пламени. С каждым новым вошедшим надежды на то, что он успеет, и всё будет хорошо, становилось всё меньше.
Причину эвакуации Гермионе удалось выяснить у стоящего рядом молодого человека. От одного из шпионов Альянса поступила информация о том, что Директорий выяснил местоположение штаба и готовится его штурмовать. Сейчас время шло не на часы, а на минуты.
Разговоры про грядущую опасность приводили людей в панику. Тем не менее, все по-прежнему действовали очень слаженно, что не могло не восхищать.
Когда подошла их очередь, Кларисса пропустила Гермиону перед собой, но та резко ответила:
— Я никуда не пойду без Драко.
По тону было понятно, что настроена она серьезно.
— Но Гермиона… — попыталась возразить Кларисса. — Возможно, он находится в другом секторе. Уверена, его не бросят одного.
— Нет, он не в другом секторе. Он в Поместье! А когда вернется, угодит прямо в лапы Стражей! — произнесла Гермиона в отчаянии. В глазах заблестели слезы, а сердце тисками сжала бессильная злость. Она не может потерять его. Только не снова…
— Девушка, поторапливайтесь, — раздался недовольный голос сзади.
— Проходите, — рявкнула Гермиона и вышла из очереди. И каково было её удивление, когда Кларисса вышла следом.
— Ты чего? — ошарашенно поинтересовалась она. Порыв злости прошел, сменившись страхом.
— Я останусь с тобой.
— Но это опасно… Зачем тебе рисковать собой ради нас? — Гермиона действительно не могла понять. Они ведь даже не друзья. Просто хорошие знакомые.
— На самом деле, мне совсем не страшно. В этом мире не осталось никого, кого я люблю, — Кларисса ответила холодно. Молча отвернулась и скрестила руки на груди. Гермиона не стала её отговаривать. Если хочет, пусть остается. Вдвоем они, возможно, выстоят чуть дольше. Она оперлась о стену и теперь с завидным упорством буравила взглядом вход и нервно оглядывалась по сторонам, одержимая тщетной надеждой увидеть там Малфоя. Люди пребывали нескончаемым потоком, входили в камины один за одним, и никому из них, кажется, не было дела до двух девушек, которые самостоятельно обрекали себя на гибель.
— Куда может перенести портал, который дали Драко? — спросила Гермиона очень серьезно и нахмурила брови. Её била внутренняя дрожь, но внешне она выглядела невозмутимо и решительно.
— По-моему, все порталы отправляют в Центральный Холл. Там проходит проверка, — отозвалась Кларисса. — Но я не уверена, — поспешно добавила она.
— Идем, — Гермиона проигнорировала последнее замечание. Если память ей не изменяла, от Центрального Холла их отделяло два этажа и длинный коридор практически через всё здание. Она старалась не думать, о том, что будет дальше. Каким может оказаться финал… В любом случае, уж лучше она окажется в Управлении, чем позволит снова попасть туда Драко.
Последние дни были щедры на приключения. Гермионе хотелось, чтобы всё это побыстрее закончилось. В какой-то момент стало даже не важно, как. Холодный и безмятежный покой сейчас казался не таким уж плохим исходом. Они проталкивались через толпу, помогая себе локтями, потому что вынуждены были идти против течения, и уже почти добрались до выхода. В этот момент тишину снова разорвала сирена. И хотя никаких объявлений не было, Гермиона точно знала, о чем она оповещает.
Завершить эвакуацию не удалось.
По залу прокатилась волна ужаса. Теперь уже ни о какой организованности не могло быть и речи. Каждый думал только о себе, изо всех сил стремясь попасть в число тех, кто спасется. Около каминов образовалась давка. Крики, плач и вой сирены слились в какофонию неразборчивых, но оглушительных звуков.
В какой-то момент сирена стихла, и вместо неё послышался механический голос, идущий снаружи. Кажется, услышав его все на мгновение онемели, как люди из кино, которое кто-то поставил на паузу.
«Именем закона просим вас оставаться на своих местах. Не пытайтесь оказать сопротивление или бежать. Вы окружены» — известил он.
Мир начал вращаться по спирали. Белые, красные, черные пятна… И люди, уже слабо похожие на людей.
Стражи Спокойствия выломали двери и ворвались в зал. Перед одним из каминов завязалась жестокая драка за право войти внутрь.
Взглянув в ту сторону, Гермиона увидела маленькую девочку в синем платье, которую случайно толкнула, пробираясь к выходу менее пяти минут назад. Её отец, надрывая горло, умолял пропустить дочь вперед, но его никто не слышал. В глазах девочки блестели слезы.
Гермиона быстро осмотрела зал в поисках Клариссы, но найти кого-либо в такой суматохе не представлялось возможным.
Стражи бросали в толпу оглушающие заклятия. Самые отчаянные из тех, кто остался, всё-таки пытались оказать сопротивление, поэтому над головой летали разноцветные лучи.
Все остальные оказались под перекрестным огнем…
В тот момент, когда Стражи ворвались в Зал, Гермиона хоть и была достаточно близко к выходу, но вовремя успела отбежать к окну, поэтому теперь сидела под подоконником, закрыв голову руками и гадая, чьё заклинание попадет в неё быстрее: Стражей или её же союзников.
Подняв голову, она увидела, что один из Стражей движется прямо к ней. Палочка была занесена для заклинания, призванного сделать Гермиону беспомощной, и он уже открыл рот, чтобы произнести его, когда на белоснежной форме красной кляксой растеклось кровавое пятно. Изо рта закапала густая жидкость, и он замертво упал под ноги опешившей Гермионе.
— Быстрее, — чья-то рука резко потянула её вправо, в сторону крайнего камина. Обернувшись, Гермиона увидела темноволосого парня с ярко-синими глазами, сжимающего в руке пистолет. Именно из него тот застрелил Стража. Мало чего понимая, почувствовала, что её грубо тащат по полу, даже не заботясь о том, чтобы она смогла встать.
— Лезь в камин, — сказал парень. Гермиона осознала, что находится почти у самого огня и даже чувствует его тепло. Как ни удивительно, здесь больше не было давки. Людей, способных двигаться, становилось всё меньше.
— Я не могу, я не знаю паро… — начала Гермиона. Но парень уже не слышал. Заклятие одного из Стражей поразило его в самое сердце. Взгляд девушки упал на его пальцы, по-прежнему вцепившиеся в пистолет.
Гермиона услышала крик и не сразу поняла, что это был её собственный. Она не верила в то, что видела. Не хотела верить. Как в мире без жестокости и войны могут происходить такие вещи?! Как они вообще могут происходить хоть где-то? Это не может быть правдой!
— Черт возьми, Грейнджер, не сиди, как истукан! — такой родной, такой желанный голос. Голос человека, взявшегося из ниоткуда. Ему удалось пробиться сквозь щит её оцепенения и вернуть Гермиону в реальность.
Кровавые пятна, мелькающие перед глазами, подобно галлюцинациям, вмиг исчезли, позволяя увидеть его лицо.
— Драко! — произнесла она на выдохе. Вместо ответа он грубо схватил её в охапку и шагнул в камин.
***
— О чем ты вообще думала?! — пропитанные гневом слова Драко зазвенели в ушах. Он даже не потрудился нормально отпустить её. Практически бросил на пол и теперь нависал сверху, буравя её испепеляющим взглядом.
Гермиона не понимала, почему он кричит. Перед глазами по-прежнему стояло застывшее лицо мальчика-маггла, который спас ей жизнь. А она ведь даже не знает его имени…
— Я возвращаюсь сюда и вдруг выясняю, что ты, оказывается, ещё в штабе! — между тем бушевал Драко. — Решила поиграть в героиню или с собой покончить?! — он так разнервничался, что обычно бледное лицо тронул легкий румянец. Гермиона давно не видела его таким.
— Ты вообще слушаешь меня?! — рявкнул он и, схватив за руку, заставил встать на ноги.
— Я думала… — начала Гермиона, смотря на Драко воспаленным взглядом. Чувства смешались. Радость от того, что всё кончилось, недоумение и отголоски пережитого ужаса образовали страшный коктейль.
— Я знаю, почему ты осталась там, — прервал её Драко. — Так вот… Больше не смей рисковать собой ради меня!
Малфой сказал это и, кажется, сам испугался сказанного. Покраснел ещё сильнее, чем прежде, и впервые в жизни не выдержал её взгляда, опустив глаза в пол. Он бы взял свои слова обратно, если бы мог. Но она уже всё слышала.
Гермионе вдруг стало очень тепло. Как будто в груди появился светящийся шар, который грел изнутри. Она не стала ничего отвечать, а просто подалась вперед и обняла Драко.
— Я боюсь, у меня не получится… — прошептала Гермиона через несколько секунд. — Так уж вышло, что мы рискуем собой ради друг друга.
Он молчал, лишь только объятия стали чуть крепче. Это и стало ответом. Она не ждала слов. Слишком сложно было подобрать их сейчас. Да и нет необходимости. Потому что его объятия и взгляд значили куда больше.
— Где мы? — спросила Гермиона, только теперь задавшись этим вопросом. Огляделась по сторонам. Серые нависающие стены, тяжелые фасады, старинные гобелены. Это место походило на готический замок.
— В каком-то резервном штабе Альянса, любезно представленном сочувствующим аристократом,— ответил Драко. — Сюда перенесли всех, чья принадлежность к Сопротивлению раскрылась. Благо, их не очень много.
Идем, покажу тебе нашу комнату, — он потянул её за собой.
— Нашу комнату? — удивилась Гермиона. — Ты уже был здесь?
— Ну конечно, Грейнджер! Когда портал не сработал, я связался с Реддлом через камин в пабе. Он дал мне пароль и велел переместиться сюда.
— То есть ты вернулся в штаб только ради меня? — уточнила Гермиона, вдруг почувствовав себя очень глупо со всей этой пресловутой жертвенностью и самоотверженностью. Выходит, она подвергла опасности не только себя, но и его. Теперь понятно, почему он на неё кричал.
— Да, черт возьми! — Малфой всплеснул руками. И хотя в тоне не было злого сарказма, Гермиона все равно смешалась.
Они дошли до небольшой двери, Драко распахнул её, пропуская Гермиону вперед. Она увидела небольшую комнату с кроватью и раскладным креслом. Похоже, раньше здесь жила прислуга.
— Можно было найти что-то более достойное. Но так как народу здесь довольно прилично, пришлось бы делить помещение с кем-то, — пояснил Малфой. — Я подумал, что нам будет комфортнее одним. Рядом есть ещё одна такая комната. Если хочешь, можем даже разъехаться.
— Да нет, все нормально, — Гермиона улыбнулась. Уселась на кровать и принялась рассматривать Драко изучающим взглядом. Только сейчас она поняла, как сильно успела соскучиться за то короткое время, что они не виделись. Его волосы были всклокоченными и чуть влажными. Ей вдруг страшно захотелось к ним прикоснуться.
Мысль о том, что Малфой рисковал ради неё, вызывала не только досаду на себя, но ещё и необычное сосущее чувство в груди, заставляющее делать весьма странные вещи.
Как во сне, Гермиона поднялась с кровати и сделала шаг к нему. Не отпуская взгляда, встала напротив. Похоже, Драко не знал, чего от неё ожидать. Она и сама этого не знала.
Приятное головокружение создавало ощущение чего-то мистического, недоступного ранее. Кровь по венам побежала быстрее.
Она подняла руку и коснулась его волос. Мягко провела по ним, запутываясь пальцами. Нечто похожее она делала не далее, чем утром. Но сейчас всё было совсем иначе. Немного страшно, как будто она только что прыгнула с парашютом. И летит вниз, не зная, раскроется он или нет.
Драко смотрел прямо на неё, поэтому Гермиона видела, как расширились его зрачки.
Приподнялась на цыпочках и коснулась губами его губ. Впервые сделала это первой. Сначала вышло неумело и неловко. Испугавшись, хотела было отстраниться, когда его губы раскрылись, а руки притянули её к себе.
Этот поцелуй был совсем не похож на предыдущие. Гермиона подумала, что, сколько бы она ни целовала его сейчас, ей будет мало. И даже если бы она решила сейчас остановиться, то не смогла бы. Чувствовать его было почти так же необходимо, как дышать.
Гермионе не было страшно или стыдно. Как будто эти поцелуи — самое естественное и правильное, что она когда-либо делала.
Его ладони водили по её спине. Вместе с осознанием того, какие они горячие и мягкие, пришла мысль о том, что между его пальцами и её кожей больше нет тонкой ткани блузки.
Гермиона летела, плыла или падала… Или всё вместе одновременно. По всему телу разливалось бурлящее тепло.
Приоткрыв глаза, она поняла, что не может сфокусировать взгляд ни на чем конкретном. Комната растворялась в многоцветии красок. А потом Гермиона увидела, что в углу, под столом, что-то блеснуло.
Этот блеск она узнала бы везде…Туман перед глазами рассеялся в одно мгновение, поэтому Книгу стало видно очень отчетливо. Голова заболела, как после удара чем-то тяжелым, расслабленные до того мышцы напряглись, став деревянными.
Почувствовав неладное, Драко отстранился.
— Что случилось? — спросил он. Проследил за её взглядом и сам всё понял.
— Ты нашел Книгу?.. — спросила Гермиона растерянно. Голос стал бесцветным.
— Да, в Поместье. Лежала там же, где мы её оставили. Даже чернила были разлиты по полу… Завтра Совет. Я думал сказать тебе, но позже.
— Ничего, не страшно, — отозвалась Гермиона. Нащупала свою блузку и поспешно её надела.
Перевела взгляд на Драко. Он следил за её пальцами, машинально застёгивающими пуговицы.
Гермиона вдруг испытала грусть от того, что всё оборвалось. Хотелось отмотать время вспять и не открывать глаза, не видеть книги. Но теперь момент был упущен.
Глубоко вздохнув, Гермиона уставилась в пол.
Завтра Совет… Это значит, что им придется принять, возможно, самое важное решение в жизни. Им придется решать, кому жить, а кому умирать.
В такой момент кощунственно думать о поцелуях.
***
— Получается, Нашедший теперь ты? — голос Гермионы звучал глухо. Уже достаточно долгое время она морально готовила себя к тому, что скоро Книга будет у них. Но вместо радости от достигнутой цели вид последней вызвал лишь шок и ступор. Они были настолько сильны, что Гермиона не смогла в полной мере осознать произошедшее, отреагировав сухо и сдержанно. И даже молчание Драко о столько важной находке не вызвало должного гнева. Только сейчас Гермиона мельком подумала о том, почему он не сказал ей сразу.
— Выходит, что так, — откликнулся Драко.
— Значит, последнее слово останется за тобой. Знаешь, я даже рада. Я бы не смогла… — она сглотнула. — Так что ты выберешь?
— Выбор небольшой. Да или нет. А решать будет Совет, не я… — он говорил сухо и невозмутимо. Как будто делал отчет. Гермионе хотелось заглянуть ему в глаза и понять, что он действительно чувствует. Но не стала, боясь, что это окончательно выбьет её из колеи.
Да или нет… Не так уж и мало. Вся жизнь делится на эти два слова. Любить или ненавидеть, остаться или уйти, поверить или разочароваться…
— А чего хочешь ты сам? — всё же спросила она. Драко задумался. Гермиона не видела его лица, но если бы решилась поднять взгляд, то поняла бы, в каком он замешательстве. И дело было не в том, что он не знал ответа. Для себя Малфой давно решил, чего хочет. Вот только не рассказав всей правды, не выдав всех своих сомнений и страхов, он не сможет объяснить причину.
— Какая разница, чего хочу я, когда мы всё равно сделаем не так, как хочется, а как правильно, — размыто ответил он. Гермиона не стала настаивать на более подробном ответе. Пожала плечами и предложила:
— Давай спать. Уж слишком тяжелый выдался день…
Как только слова были произнесены, усталость надавила на плечи с новой силой. Будь её воля, Гермиона упала бы прямо на неразобранную кровать.
С усилием заставила себя заправить постельное белье и переодеться. Драко разложил кресло, которое превратилось во вполне удобное спальное место, чуть уже широкой кровати Гермионы.
— Спокойной ночи, — пожелала она Драко и, только лишь опустив голову на подушку, погрузилась в сон, полный тревожных сновидений.
***
Она шла по длинному коридору, поросшему плющом. Он вился везде: по стенам, потолку и земле. А ещё здесь были статуи. Гипсовые фигуры, застывшие с самыми различным выражениями на лицах: от безмятежного спокойствия до панического ужаса. Как будто живые люди, однажды обращенные в камень.
Проходя мимо девушки в коротком летнем сарафане, Гермиона остановилась. В каменных глазах той застыли отчаяние и ужас, а на щеке замерли слезы. Гермиона готова была поклясться, что уже видела её однажды, но не могла вспомнить, где именно.
Находиться здесь дальше не было сил. Она побежала по травяному полу, запутываясь ногами в плюще, но не двигаясь с места. Статуя девушки по-прежнему оставалась рядом.
Вдруг по её лицу пошла трещина. В следующий момент все статуи в коридоре стали рассыпаться на куски сероватого гипса. Его становилось всё больше, и вскоре он доходил Гермионе до колен. Взглянув на свои руки, она осознала, что тоже обращается в камень.
И вдруг поняла, кем была та девушка. Мария. Предыдущая владелица Книги Судеб.
Гермионе хотелось закричать. Вот только статуи не имеют голоса...
***
Она резко села на кровати. Темнота обволакивала. Потребовалось несколько секунд, прежде чем Гермиона поняла, что находится в резервном штабе Альянса, что рядом спит Драко, а за окном завывает метель. Горло парализовало, поэтому первый вздох дался с трудом. По спине стекал холодный пот, на лбу выступила испарина.
Очень давно она не видела таких реалистичных сновидений…
Встала, желая убедиться, что владеет своим телом. Дошла до двери, потопталась и развернулась обратно, когда услышала довольно громкое:
— Не спится?
Драко присел на своем диванчике, отчего тот неприятно заскрипел.
— Д-да… — дрогнувшим голосом откликнулась Гермиона. Пол был холодным, а оконные рамы старыми — пропускающими ветер и вызывающими сквозняк. Гермиона поежилась и сделала шаг к своей кровати, желая спрятаться в теплоту одеяла.
Вспомнила, что в детстве, увидев ночью кошмар, будила родителей и забиралась к ним. Мамины руки обнимали её, защищая ото всего зла мира. И она снова засыпала…
Малфой лег на свою раскладушку. Раздражающий скрип резанул по ушам.
— У тебя кровать скрипит, — пожаловалась Гермиона.
— Что я могу поделать… — Драко пожал плечами. — Можешь наложить заглушающее заклятие.
Гермиона вдохнула прохладный воздух и перевела взгляд на окно.
— Моя кровать довольно широкая… — голос прозвучал громко. Сейчас, когда лиц не было видно, а разум все ещё опутан узами сна, она стала смелее.
Драко снова сел, его лицо приобрело заинтересованное выражение. Он пытался разглядеть Гермиону сквозь темноту.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Малфой глухо.
— Ты можешь лечь рядом, — предложила она. Слова прозвучали легко и буднично.
— Ну если ты не против… — Драко чуть улыбнулся. Хотел добавить что-то ещё. Язвительное и смущающее, в своем обычном стиле. Но слова застряли в горле. Он смотрел на её чуть напряженные плечи и ждал ответа.
Гермиона резко развернулась, поймав его взгляд. В темноте её глаза казались ему совсем черными, а лицо, на контрасте, мертвенно бледным.
— Я не против… — выдохнула она. — Только возьми свою подушку.
Когда Драко оказался рядом, Гермиона позволила ему обнять себя, положила голову на грудь. Близость дарила чувство защищенности. В сердце поселилась слепая уверенность: пока он рядом, всё будет хорошо.
Крепкие щупальца сна тянули её на дно. Голова стала тяжелой, а мысли туманными.
Хотелось что-то сказать ему. Что-то очень важное, но голос уже не слушался.
***
Драко лежал и смотрел в потолок. Сегодня с ним весь день творилось неладное. Он как будто снова стал тринадцатилетним мальчишкой, краснеющим при виде симпатичной девочки.
Ещё два дня назад он находился в тюрьме и уже ничего не ждал. Потом водоворот событий и испытаний закрутил их с Гермионой, не давая ни минуты передышки.
А сейчас они спят в одной кровати. Наверное, убери он Книгу чуть дальше под стол, всё бы закончилось гораздо интереснее. Но важно было другое: Гермиона больше не боялась. Наконец-то удалось сломать барьер, стоящий между ними. А остальное — лишь дело времени.
Вот только… Именно сейчас, когда всё так хорошо, им, возможно, придется уйти навсегда.
Здесь они остались вдвоем против целого мира. И этот мир толкнул их навстречу друг другу, помог сломать границы. Но что будет там, на большой земле? Где они не сами за себя, где придется преодолевать не только взаимное недоверие, но и непонимание всех тех, кто их окружает.
Хватит ли ему сил бросить вызов отцу и Лорду и перейти на другую сторону? Сможет ли та, другая сторона, принять его?..
А Гермиона… Решится ли она отказаться от привычной жизни ради него? Захочет ли?..
Её ресницы дрогнули, и она чуть улыбнулась во сне. Драко поймал себя на мысли, что, при всей её храбрости, уме и самоотверженности, он относится к ней как к маленькой, беззащитной девочке, которую хочется спрятать ото всего мира. Будь его воля, он бы увез её на край света, где не будет войн, Альянса или Лорда, и спрятал бы там, закрыв ото всех.
Он не хотел делить её ни с кем. Ни с Поттером, ни с Уизли. Чтобы она улыбалась только ему, чтобы только он мог обнимать её, прикасаться к ней.
Да или нет? Вернуться или остаться? Завтра придется дать ответ на этот вопрос. Если бы он решал только за себя, то ответил бы «нет» без раздумий. Он бы смог уговорить Реддла помочь им с Гермионой выбраться за границу и начал бы новую жизнь. Где нет Подготовки, Лорда и Мальчика-который-выжил. Где она будет только его.
Правая рука Гермионы выглядывала из-под одеяла. Драко видел черную розу на её запястье. И уснувшую змейку, обвивающую её.
Возможно, скоро эта змейка станет нужна ему самому, как никогда прежде. А он даже не сможет её забрать…
Да или нет?.. Каким бы ни был ответ на этот вопрос, один из них обречен быть заклеймённым.

Возвращение

Глава 31
Возвращение

Может, ещё все повторится,
Может, счастливее, чем в этот раз.
Вновь полетят по небу птицы,
Но этот мир уже не для нас...

Мы в суете где-то ошиблись
В гонке слепой за детской мечтой.
Мы навсегда там растворились —
В белом огне за снежной чертой...
(Виктор Аргонов Project)

Гермиона проснулась рано. Такое часто случалось, когда она нервничала. Одно то, что вообще удалось поспать — уже счастье.
Её голова покоилась на груди Драко. Сквозь тонкие шторы пробивались первые лучи света. Ночью снилось что-то спокойное и хорошее, но даже это не смогло разогнать смятение в душе и мыслях.
Малфой ещё спал. Не желая будить его, Гермиона осторожно выбралась из-под одеяла и, наскоро одевшись, покинула комнату.
Поднялась по длинной витиеватой лестнице и оказалась в большом холле. Том самом, в который попали они вчера с Драко. Народу было немного. Очень хотелось есть, поэтому Гермиона решила отправиться на поиски кухни.
Около пятнадцати минут она бродила по многочисленным коридорам, прежде чем отыскала нужное помещение.
Оттуда шел такой приятный запах, что у Гермионы, не евшей со вчерашнего утра, скрутило живот. Пройдя внутрь через широкую арку, она оказалась в довольно большом помещении в средневековом стиле. Здесь были кирпичные, не отделанные ничем стены, круглые деревянные столы и тусклый свет.
Определенно, этот штаб РОК нравился Гермионе куда больше предыдущего.
У плиты стояла женщина. Услышав, что кто-то вошел, она оглянулась.
— Здравствуйте, — поприветствовала её Гермиона, неуверенно перетаптываясь на месте.
— Доброе утро, — улыбнулась в ответ женщина. У неё были мягкие, приятные черты лица, русые волнистые волосы, собранные пучок, явно сделанный наскоро. Взгляд серо-голубых глаз лучился спокойствием и уверенностью. На вид ей можно было дать тридцать пять-сорок лет.
С первого взгляда она вызвала у Гермионы симпатию.
— Хочешь пирога? — спросила женщина. — Он как раз скоро будет готов.
— Спасибо, — Гермиона кивнула. — Я с радостью попробую.
— Замечательно. А пока можешь взять что-нибудь из холодильника, — та кивнула в сторону сероватого ящика, холод в котором наверняка поддерживался с помощью магии.
Гермиона опустилась перед ним на корточки и принялась рассматривать содержимое.
— А неплохо здесь всё устроили, — задумчиво протянула, между тем, её собеседница. — Конечно, дома всегда лучше. Но узнав о том, что придется скрываться, я ожидала куда худших условий. Нам очень повезло, что Мартин любезно предоставил это поместье в качестве нового штаба.
Гермиона кивнула, думая о том, что эта женщина, возможно, несчастная жена кого-нибудь из сопротивленцев, вынужденная покинуть дом из-за войны, к которой даже не имеет отношения.
— Кстати, совсем забыла представиться. Меня зовут Оливия.
— Гермиона.
— Та самая Гермиона? — женщина всплеснула руками и чуть не выронила противень с пирогом, который в этот момент вытаскивала из духовки. — Том говорил о тебе. Очень приятно познакомиться!
— Взаимно, — Гермиона кивнула. Её до сих пор коробило, когда Реддла называли просто по имени. Быть может, эта женщина не такая уж несчастная беженка?
По кухне разливался дурманящий запах пирога. Отрезав кусок, Оливия положила его на блюдце и протянула Гермионе.
— Спасибо.
— На здоровье. Надеюсь, получилось вкусно. Признаться, я терпеть не могу готовить. Но ради детей и мужа чему угодно научишься, — она снова улыбнулась.
— Очень вкусно, — откликнулась Гермиона, наслаждаясь мягким теплым тестом и стараясь растянуть удовольствие.
Выпив кофе, наевшись пирога и поговорив с Оливией ещё немного, она покинула кухню. Пустые коридоры угнетали. Периодически встречающиеся незнакомые люди смотрели устало и измученно, что не удивительно, если знать, по какой причине они все здесь оказались.
Войдя в комнату, Гермиона застала ещё сонного Драко сидящим на кровати.
— Где ты была? — спросил он, улыбнувшись. Подошел к ней и притянул к себе, властно обнимая.
— Изучала обстановку, — ответила Гермиона чуть холоднее, чем стоило бы.
— А я просыпаюсь, смотрю: тебя нет. Уж думал, ты меня бросила, — притворно обиженно произнес Драко. Он вел себя так, как будто они действительно парень и девушка. Естественность и непосредственность этого удивляла. Казалось бы, Гермиона должна была радоваться, но мысль о грядущем выборе не оставляла места для светлых чувств.
— Нет, не бросила, — ответила она сухо, увернувшись от поцелуя, который из-за этого пришелся в щеку.
— Что с тобой? — Малфой нахмурился.
— Всё в порядке, — Гермиона попыталась выдавить из себя улыбку. И хотя, скорее всего, вышло неубедительно, Драко не стал акцентировать на этом внимание. Последнее, чего им сейчас хотелось, это разговаривать о том, что в глубине души не давало покоя обоим. Поэтому они изо всех сил старались избегать этой темы. Но если Гермиона закрылась в себе, то Драко, напротив, бросился в показную веселость, за которой можно было спрятать раздирающий изнутри страх.
— Тогда идем завтракать, — он схватил её за руку и потянул к двери.
— Я уже ела… — начала отнекиваться Гермиона.
— Как?! И не дождалась меня? — Малфой снова притворно обиделся, а потом быстро добавил: — Но всё равно идем. Приготовишь мне что-нибудь вкусное, — подмигнув, он с новой силой потянул её к двери.
Сопротивляться было бесполезно, поэтому Гермиона подчинилась. В этот момент она впервые задумалась о том, как это: быть девушкой Драко Малфоя. Просыпаться по утрам рядом с ним, завтракать за одним столом. Не скрывать чувства, а жить ими. Раньше мысли о подобном показались бы нелепыми и невозможными, сродни размышлениям о том, что было бы, начни люди ходить по потолку, а сейчас вдруг стали очень естественными.
На какое-то время они даже заставили забыть о маячащем впереди Совете.
В следующий момент Гермиона вспомнила о нем, когда они с Драко уже сидели за столиком в столовой. Он ел завтрак, выдаваемый здесь, оказывается, в положенное для этого время, а она наблюдала за людьми, которые даже не знали, что, завтра их, возможно, не станет.
За одним из столиков Гермиона увидела свою утреннюю собеседницу. Та сидела у окна с двумя подростками. Мальчиком примерно пятнадцати лет с угольно черными волосами и девушкой, ровесницей Гермионы, с острыми, но очень приятными чертами лица и мягким, лучистым взглядом, по-видимому, унаследованным от матери. Это были те самые дети, о которых говорила Оливия.
— Приятного аппетита! — знакомый голос заставил Гермиону вскинуть голову и встретиться с серыми глазами Клариссы Рейвери. Та стояла, одетая в привычную черную форму Альянса, и держала в руках поднос. — Я сяду с вами? — спросила она.
Гермиона кивнула:
— Конечно!
Она была очень рада видеть Клариссу целой и невредимой. Поймав себя на мысли о том, что после того, как потеряла девушку из виду в момент эвакуации, даже не удосужилась узнать о её судьбе, Гермиона почувствовала укол совести.
Драко покосился на Клариссу не слишком довольным взглядом, но, тем не менее, пожелал приятного аппетита и чуть подвинулся, позволяя поставить лишний стул.
— Как ты выбралась? — поспешно спросила Гермиона.
— Как и все, через камин. На самом деле, мне чудом удалось спастись. Но это неважно. Лучше расскажи, как сама. Том рвал и метал, когда узнал, что ты осталась в штабе.
— Удивительно, что его беспокоила моя судьба, когда Драко уже нашел Книгу, — с сарказмом заметила Гермиона.
Кларисса нахмурилась:
— Так, давай на чистоту. Что такого он сделал в вашем мире, раз ты его так ненавидишь?
— Я не ненавижу… — чуть растерянно отозвалась Гермиона. Она знала, что не сможет рассказать. С мольбой посмотрела на Драко, надеясь, что он, как обычно, поможет разрешить ситуацию, но он лишь передернул плечами, как бы говоря «разбирайся сама». — У нас просто были не очень хорошие отношения, — Гермионе ничего не оставалось, как продолжить. — Но ничего серьезного, правда… Ерунда, даже рассказывать нечего, — закончила она ровным голосом. Удивительно, как легко ложь сорвалась с языка. На лице не отразилось ни тени внутренних переживаний. Ей нужно было соврать, ведь так лучше для всех. Вот только это было недостаточно весомым аргументом для совести, которая впивалась сейчас в измученный сомнениями разум.
— Совет назначен на полдень. У нас осталось два часа, — серьезно сказала Кларисса. — Это значит, что вы не должны скрывать от нас информацию. И хотя от РОК там будет присутствовать только Блейз, я имею право знать, на что мы идем.
Гермиона сглотнула. Кажется, после этих слов даже воздух стал гуще и тяжелее. Вся легкость исчезла, как будто её и не было.
— Мы показывали вам воспоминания… — тихим голосом напомнила Гермиона.
— Да, — согласно кивнула Кларисса. — Но я ничего не знаю, например, про себя. Мы были знакомы в вашем мире?
Этого вопроса Гермиона боялась больше всего. В груди защемило, словно по сердцу резанули остро отточенным лезвием.
— Нет, — ответила она, изо всех сил пытаясь не выдать себя ни тоном, ни взглядом.
— Хм… — Кларисса перевела взгляд на Драко. — А с тобой?
— Да, были, — невозмутимо ответил тот. — Но общались не очень много.
— Какая я там, у вас? Похожа на себя нынешнюю? С кем общаюсь, чем живу? Расскажи всё, что знаешь…
— Была похожа, — безучастно ответил Драко. Гермиона бросила на него гневный взгляд. Прошедшее время было лишним. — Но повторюсь, мы общались не очень близко, — продолжил он, сделав вид, что ничего не заметил.
— Была? — спросила Кларисса чуть встревоженно.
— Думаю, Драко сказал так, потому что тот мир для нас как бы в прош… — решила вмешаться Гермиона. Кровь прилила к лицу, а глухие удары сердца эхом отдавались в ушах. Руки, весьма кстати находившиеся сейчас под столом, очень сильно дрожали. Малфой не дал ей договорить.
— Я думаю, она имеет право знать, — заявил он холодно.
— Знать о чем?.. — выдохнула Кларисса.
— В нашем мире ты погибла два года назад, — отрезал Драко. Легко и просто, как суровый судья, выносящий смертный приговор. Всё внутри у Гермионы похолодело от этих слов. Это было настолько безжалостно и страшно, что ей хотелось кричать. Кларисса побледнела. Несколько мгновений все молчали. Каждая секунда этой ужасающей тишины была мучительной. Наконец Кларисса спросила:
— А Фред… Он там жив?
— Да, — откликнулся Драко. Его лицо сохранило невозмутимое выражение.
***
— Зачем ты это сделал?! — Гермиона громко хлопнула дверью, тем самым закрыв её изнутри, и теперь смотрела на Драко пылающим злостью взглядом. Ей казалось, что огонь гнева вот-вот испепелит её. Сейчас, когда они, наконец, оказались в своей комнате, можно было выплеснуть эмоции наружу. Перед глазами по-прежнему стояло посеревшее лицо Клариссы.
— Потому что это честно по отношению к ней. К ним ко всем. Они имеют право знать, на что подписываются, — объяснил Малфой спокойно, а потом задумчиво добавил: — Не мне учить тебя честности… Ведь именно её проповедует ваш факультет.
Гермиона в беспомощности всплеснула руками. Он был прав. Они имели право знать. Вот только… это было слишком…— Это жестоко! — со слезами на глазах выплюнула она. — Мы все равно должны будем вернуться, ты прекрасно понимаешь это! А для них… Что может быть страшнее, чем знать, что ты умрешь? Не когда-нибудь потом, в глубокой старости, а совсем скоро… — задыхаясь, начала Гермиона, а потом грубо бросила: — Не мне объяснять тебе, что ложь порой бывает лучше правды. Ведь именно это проповедует ваш факультет! — Гермиона повторила интонацию Малфоя, в глубине души осознавая, насколько глупо сейчас вспоминать о факультетской вражде, но остановиться уже не могла. Слишком сильны были накрывшие её с головой эмоции. Драко ничего не ответил. Молча опустился на свою кровать и уставился вдаль пустым взглядом. Гермиона впилась ногтями в ладони и несколько раз глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться.
— А ещё я знаю, что ты ничего не делаешь просто так… И рассказал ей это не потому что жаждал мировой справедливости. Ты просто не хочешь возвращаться, — ровным голосом произнесла она. Ноги подкашивались, заставив в бессилии опуститься на близстоящий стул.
Мгновение Драко молчал, как будто осознавая смысл её слов, а потом посмотрел на Гермиону пронизывающим, болезненным взглядом. Он больше не выглядел невозмутимым. Сейчас он был испуган не меньше, чем она.
— Да, — на удивление легко согласился Малфой, а потом сделал то, к чему Гермиона совершенно не была готова. В одно мгновение оказался рядом, опустился на корточки у неё в ногах и сжал ладони в своих.
— Давай останемся? — произнес он на выдохе. Дыхание сбилось, а голос звучал глухо и хрипло. — Уедем куда-нибудь. Уверен, Реддл нам поможет. Далеко уедем, где нас никто не станет искать… Начнем жизнь с чистого листа… Только вдвоем… — он говорил быстро, сбивчиво, и очень часто дышал. Вдруг закатал левый рукав её блузки, обнажив черную розу, и провел по ней пальцами. Они были настолько холодны, что кожа Гермионы покрылась мурашками. — А с этим справимся… — продолжил он. — Найдем способ избавиться… — глубоко вдохнул, а потом поднял на неё глаза.
Она сидела, не в силах пошевелиться, как будто проглотила длинный металлический шест. Драко Малфой практически стоял перед ней на коленях и умолял остаться с ним навсегда. Просил её согласия в вопросе, последнее слово в котором все равно останется за ним. Но она не могла дать этого согласия, потому что так будет неправильно.
— Мы не можем… — слабым голосом выдохнула Гермиона. Подступившие к горлу слезы мешали нормально дышать. Желание вдохнуть вылилось в то, что ресницы задрожали, она беззвучно заплакала, несмотря на все попытки сдержаться.
Не сказав больше ни слова, Малфой резко встал и вышел из комнаты.
Задыхаясь и мечтая раствориться, лишь бы только не слышать давящей, мучительной тишины, в которую погрузилась комната, Гермиона упала на кровать и засунула голову под подушку, пытаясь подавить подкатывающую истерику.
***
В следующий раз они с Драко увиделись только на Совете.
Без четверти двенадцать дверь комнаты отворилась, и миловидная девушка попросила пройти за ней. Она проводила Гермиону в небольшой зал с зашторенными окнами, тяжелыми низкими сводами и тусклым освещением.
По центру стоял круглый стол, вокруг которого сидели восемь человек. Драко, Блейз Забини, Том Реддл, Оливия, Беллатриса Лестрейндж и трое незнакомых Гермионе людей. Двое мужчин и женщина. Один стул был свободен. На ватных ногах Гермиона подошла к нему и села.
Состав Совета вызывал опасения. Если учитывать, что по правую руку был Том Реддл, по левую — Блейз Забини, а через кресло — Беллатриса Лестрейндж, Гермиона чувствовала себя очень неуютно. Слабо верилось, что этот день настал. День, когда всё решится. По центру стола лежала Книга Судеб, в свете свечей отливающая мистическим блеском. Увидев её, Гермиона сглотнула. Она подумала о том, что за окном кипит жизнь. Миллионы людей занимаются своими делами, не подозревая, что их участь решается сейчас в маленькой темной комнате, где сидят девять человек, которые взяли на себя право вершить судьбы других. Что они почувствуют, когда история свернет с этого витка? Наверное, ничего. Просто исчезнут, как будто их и не было. Чьи-то жизни окажутся в петле, вызванной двумя мировыми войнами, чьи-то родители просто не встретятся. Том Реддл снова станет чудовищем, его дети не родятся.
Говорят, взмах крыльев бабочки на одном конце света может вызвать торнадо на другом… Один незначительный, кажущийся пустяковым момент, способен изменить судьбу цивилизаций. Так сколько же жизней перевернет столь серьезное вмешательство? И сколько уже перевернуло?
Почему-то она не думала об этом тогда, чуть больше месяца назад, когда хотела сделать как лучше…
— Думаю, ни для кого не секрет, зачем мы здесь собрались, — начал Том Реддл. — Теперь, когда все пришли, можно перейти к делу. Но сначала я хотел бы представить мистеру Малфою и мисс Грейнджер всех членов Совета.
Гермиона подумала, что это было бы весьма кстати. Ей, как минимум, хотелось знать, в чьих руках сейчас находятся не только её собственная участь, но и судьбы всего мира.
— Оливия Реддл, моя супруга и самый ценный помощник, — начал он, указав на утреннюю знакомую Гермионы. Та улыбнулась и чуть кивнула головой.
Жена Тома Реддла… Гермиона ожидала чего угодно, но только не этого. Приятная и приветливая женщина, которая угощала её пирогом, никак не может быть женой этого человека. Скорее в данной роли могла бы выступать женщина, подобная Беллатрисе. Именно так Гермиона и подумала, увидев последнюю здесь. Стоило об этом подумать, как битва в министерстве на пятом курсе вспыхнула перед глазами. По спине пробежал холодок.
Стараясь не вспоминать прошлого, Гермиона перевела взгляд на Оливию. Выходит, что отец детей, которых она видела сегодня в столовой — Том Реддл.
— Мартин Эндерс, — продолжил он, указав на человека средних лет, обросшего и выглядевшего оторванным от реальности. — Хозяин этого замка и талантливый ученый, которому я поручил исследование Книги в тот самый день, когда мы узнали о ней.
Потом представил ещё двоих незнакомцев. Мужчина оказался обычным человеком и являлся главой движения «За равенство магов и магглов», а женщина — заместителем не сумевшего приехать президента СОС. Союза Организаций Сопротивления, координирующего действия всех революционных движений Конфедерации.
Наконец очередь дошла до Беллатрисы. Неосознанно Гермиона поймала взгляд Драко. В нем читались опасение и интерес.
— И, наконец, Беллатриса Блэк, мой верный союзник, преданный нашим идеям. Она организовала движение «Черные рыцари», которое предпринимает активные действия, существенно мешающие спокойной жизни Директория.
— Хотя порой их акции бывают излишне экстремистскими, что мы, конечно же, не одобряем, — вдруг вмешалась Оливия. — Верно, Том?
— Конечно.
Беллатриса бросила на последнюю полный ненависти взгляд, но никак не прокомментировала выпад в свою сторону.
Том Реддл представил Гермиону с Драко как гостей из иной реальности и перешел к основной теме Совета. Объявил, что сегодня они должны будут принять одно из важнейших решений в истории и попросил подойти к делу со всей серьезностью.
— Сначала мы попросим профессора Эндерса рассказать, что ему удалось узнать. Прошу вас, Мартин, — обратился он к мужчине-ученому.
— Признаться, ещё месяц назад я ничего не слышал о такой могущественном артефакте, как Книга Судеб, — начал тот, прокашлявшись. — Но за то время, что у меня было, я успел узнать несколько интересных фактов и выдвинуть несколько гипотез. К сожалению, когда дело касается такой темы, как устройство вселенной, вопросов всегда больше, чем ответов. Выяснить, кто и когда создал книгу, не удалось. Первое упоминание относится к тринадцатому веку, но очевидно, что она существовала и раньше. Ознакомившись с воспоминаниями и биографиями предыдущих владельцев, я выяснил, что большинство из них возвращалось в свою исходную реальность. Двое погибли примерно через год после своего вмешательства, оба покончили жизнь самоубийством. Причины для возвращения у всех были разные, а поиски человека, способного исправить их ошибку, порою занимали годы. Но ясно одно: пока вмешательство предыдущего владельца не будет устранено, новый Нашедший не сможет писать в Книге. Единственным исключением стал случай с мисс Марией Кондер, волшебницей, и её женихом Эриком Лестом, магглом, информация о которых была предоставлена мисс Гермионой Грейнджер. Я выяснил, что в нашей ветви реальности они не сталкивались ни с какими магическими артефактами и сейчас живут во Франции, воспитывая троих детей. Но вопрос в другом: почему мисс Грейнджер смогла писать в Книге, пока вмешательство мисс Кондер не было устранено? К сожалению, ответа я не нашел.
Что касается принципа работы самой Книги, то у меня есть две гипотезы. Первая основывается на теории множественной истории. Она заключается в том, что мир состоит из бесконечного количества параллельно развивающихся вселенных, а с каждым сделанным нами выбором их становится больше. Исходя из неё, вмешательство мисс Грейнджер просто перенесло её и мистера Малфоя на нашу ветвь, не затронув их собственную. Это значит, при обратном перемещении они просто исчезнут, что никак не отразится на нас и нашем обществе.
Согласно второй теории, существует лишь одно, единственно верное развитие событий. Так, делая выбор, мы как бы уничтожаем все остальные вселенные, которые могли бы существовать при альтернативном исходе, и оставляем одну. Ту, в которой оказались благодаря этому выбору. Если взять за основу эту гипотезу, мисс Грейнджер и мистер Малфой своим вмешательством создали наш мир, а с их уходом он исчезнет.
О самой процедуре перемещения я уже рассказывал мистеру Реддлу, но повторю для вас. На самом деле, там нет ничего сложного. Человек, чья жизнь оказалась в так называемой петле времени, может вычеркнуть написанную Нашедшим фразу. Но есть две формальности: сделано это должно быть в том же месте и тем же пером, что и само вмешательство.
Пожалуй, это всё, о чем я могу вам рассказать.
Повисло молчание. Оно не было тяжелым или напрягающим, потому что каждый погрузился в свои мысли, силясь переварить тот объем информации, что на них свалился.
Неизвестно, сколько бы длились безмолвные размышления, но вдруг в дверь настойчиво постучали. Том Реддл произнес: «войдите», и на пороге появилась девушка с длинными распущенными волосами. В руках она держала конверт.
— Папа, простите, что прерываю вас, — чуть растерянно начала вошедшая. — Но Алекс передал вам отчет, с пометкой «срочно». Похоже, операция провалилась…
— Спасибо, Астрид, — мягко ответил Том Реддл. Взял конверт, распечатал его и нахмурился. С каждым следующим мгновением его лицо мрачнело. Через минуту он отложил письмо, но, не дав никаких комментариев, произнес:
— Вернемся к делу. Я надеюсь, вы все ознакомились с воспоминаниями и рассказом мистера Малфоя и мисс Грейнджер, которые были переданы вам вчера вечером.
Члены Совета согласно закивали.
Утром это мероприятие казалось Гермионе пустой формальностью, ведь, что бы здесь ни решили, последнее слово всё равно останется за Драко. Но сейчас, когда им подробно описали процедуру перемещения, она поняла, насколько сильно ошиблась. Теперь стало ясно, почему никто не позаботился о том, чтобы забрать книгу. Без согласия Совета они не смогут покинуть этого здания, а значит — Книга Судеб сейчас не более чем большая историческая энциклопедия.
Том Реддл как будто бы прочитал её мысли, объявив:
— Думаю, вы понимаете, сколь серьезным является стоящий перед нами выбор. Никто не знает верного пути наверняка, поэтому я призываю вас обратиться к здравому смыслу и собственным ощущениям. Исходя из того, какое решение мы вынесем, будет ясно, позволить ли Драко Малфою и Гермионе Грейнджер вернуться в их мир или запереть Книгу Судеб в центральном сейфе навсегда. После того, как резолюция будет принята, ты, Драко, должен будешь поступить согласно ей. Надеюсь, ты понимаешь это.
— Да, — кивнул Малфой.— Отлично. Скоро мы перейдем к голосованию. — Но для начала я хотел бы задать вопрос: мы были знакомы в вашем мире?
Гермиона внутренне сжалась. Во рту пересохло, а зрачки расширились. Страшнее этого вопроса не было для неё ничего. Нужно было соврать, и она прекрасно знала это, но гор
— Лично — нет, только косвенно, — сквозь шум в ушах разобрала Гермиона спокойный голос Драко. Подняла на него глаза и ещё раз поразилась выдержке. По лицу невозможно было понять, что он врет. — Не думаю, что мы сможем сказать что-то конкретное. Но и там вы находитесь в оппозиции к Дамблдору, — закончил Малфой.
Забавно, но он даже не соврал. Просто раскрыл не всю информацию. Ведь они действительно не были знакомы с Томом Реддлом, а только лишь с его изуродованной копией.
— Хорошо, — ответил Реддл. — Тогда начинаем голосовать. Кто хочет высказаться первым?
— Я! — вспыхнула Беллатриса Лейстрендж. — И я категорически против. Мы добьемся своих целей в этом обществе! До решающей битвы осталось совсем немного, скоро власть будет наша. Кроме того, никто не гарантирует, что эти детишки не врут. Так ведь? — она усмехнулась, горящим взглядом взглянув на Гермиону. Той стало не по себе. Присутствие Беллатрисы на Совете порядком выбивало её из колеи.
— Я тоже против. Мы не знаем, что будет с нами, если они вернутся. Возможно, это будет равносильно смерти. Лично я не хочу перестать существовать, став совсем другим человеком с чужими воспоминаниями, — спокойно и бескомпромиссно заявил Блейз Забини.
Гермиона загнула два пальца на левой руке. Сердце тревожно забилось. Они должны вернуться, ведь так будет правильно. Отчасти здесь она искала лишь возможность разделить ответственность с кем-то ещё. Чтобы не мучиться всю оставшуюся жизнь, думая, что разрушила мир всех этих людей без их согласия. ло как будто парализовало. Время шло… Ещё немного, и Реддл наверняка догадается, что им есть, что скрывать.Но если дело пойдет так, то им, возможно, придется остаться. Желание Драко сбудется, Книга попадет в сейф, а этот мир должен будет стать их домом.
— Я голосую «за», — сказал профессор Эндерс. — Мне это интересно хотя бы в качестве научного эксперимента.
— Даже если вы при этом умрете? — спросил Драко, заговорив впервые за время Совета.
Гермиона готова была вцепиться ему в горло за эту фразу. Нельзя! Нельзя говорить здесь такие вещи!
— Если я умру, мне будет уже всё равно… — спокойно ответил тот.
— Нет, — отрезал представитель магглов. Гермиона внутренне сжалась. Она рассчитывала, что хотя бы он, зная о том, что в том обществе обычные люди находятся в куда более выигрышном положении, проголосует за возвращение. — Я плохо представляю себе государство, где маги живут отдельно от магглов. Лучше мы будем бороться за равенство здесь, чем рисковать всем ради призрачной альтернативной реальности.
Три против одного… Ситуация становилась близкой к безнадежной.
— Я поддержу большинство, — протянула представительница СОС, молодая женщина со слащавым голосом и наигранной улыбкой. Сердце Гермионы рухнуло в пятки. — Как я понимаю, в случае их возвращения есть два варианта. Либо для нас всё останется как есть, либо мы исчезнем. В любом случае мы ничего не приобретаем. Не вижу смысла рисковать.
— Спасибо. Мы имеем один голос «за» и четыре «против». Но на этом голосование не закончено. И даже исход не очевиден, — подвел предварительный итог Том Реддл и продолжил, неожиданно для всех объявив: — Потому что я голосую «за». Наверное, для многих из вас это удивительно, поэтому я объясню. Если рассуждать о плюсах и минусах нашего общества, то можно выделить несколько пунктов. Но есть один — самый существенный. Свобода выбора. То, чего нас лишили уже давно.
Знаете, в чем минус любой идеологии? Она пытается дать однозначные ответы и навязать их. В мире, где несчастье под запретом, никто не знает, что такое настоящее счастье. Придумавшие Очищение люди отнюдь не глупы. Они не наказывают тех, кто противостоит им, а делают их счастливыми и послушными. И мы ничего не можем им противопоставить. Ведь мало кто осознает, что настоящая ценность добра и зла не в том, чтобы первое восторжествовало над последним, а в том, чтобы мы могли выбирать между ними.
Но знаете, что самое интересное? В глубине души почти все люди ненавидят принимать решения. Поэтому они предпочитают отдать свою свободу, лишь бы этого не делать. И те, кто хоть раз попробовал данное лекарство на вкус, уже никогда от него не избавятся. Мы можем поднять народ на революцию и свергнуть Директорий. Но после этого сами встанем на его место, не решив основной проблемы. Власть сменится, а люди останутся такими же, какими были. И мы сами не заметим, как превратимся в новый Директорий. Разница будет лишь в названии, — он остановился, сглотнул, а потом продолжил: — Я много думал об этом в последнее время, и никак не мог найти выход. Оставить всё, как есть, нельзя. Особенно когда мы так близко к цели. Но как избежать того, о чем я только что сказал? Не знаю. Поэтому, если где-то есть общество, способное решать за себя само, я выступаю за то, чтобы позволить ему жить.
Гермиона закусила губу, пытаясь до конца осознать всё услышанное. Взгляд упал на стоящую на столе свечу. Сейчас, в темной комнате, она горела очень ярко. А вынеси на солнце, и её свет перестанет быть заметен. Без зла не может быть добра; не будь смерти, и люди не ценили бы жизнь…
— Я «за» вместе с Томом, — сказала Оливия. — Три против четырех. Теперь всё зависит от вас самих, — обратилась она к Драко и Гермионе.— И, я думаю, что так правильно. Это ваш выбор в куда большей степени, чем наш.
Гермиона смотрела на неё в тщетных попытках борьбы с нахлынувшими эмоциями. Сейчас было бы полезно их отключить, оставив лишь холодный рассудок. Вот только чувства не отключаются по указке.
Миссис Реддл, проголосовавшая «за», никогда не узнает, что в том мире её детей не существует, она сама, возможно, мертва. А талантливый и авторитетный муж, к которому даже Гермиона, несмотря на все предрассудки, успела проникнуться симпатией, мало похож на человека.
Он, говоря о свободе, не знал, что ценой её станет его собственная разрушенная жизнь.
Возможно, расскажи Гермиона всё это, резолюция была бы принята единогласно, но она вынуждена была молчать.
Оливия права — это их выбор. Гермиона хотела снять с себя бремя ответственности, но вдруг поняла, что не сможет. Как бы ни хотела она убежать, избавившись от этого решения, тяжесть на душе никуда не исчезнет. Потому что от себя убежать невозможно. Кровоточащей раной останется на сердце каждый, чью жизнь она вынуждена будет забрать. Ведь всякий, чье перо касалось страниц Книги Судеб, обязан заплатить свою цену.
Её голос не дрогнул, когда она произнесла:
— Я за возвращение.
***
Малфой окинул стол тяжелым взглядом. Голоса разделились поровну, а это значит, что решать придется ему. Подсознательно Драко был готов к этому, зная, что никакой Совет не избавит его от выбора. Выбора между «легко» и «правильно».
Ещё вчера он думал, что расскажет Реддлу о том, кем тот является там, куда призывает уйти. Но сейчас не смог… Гермиона была права, говоря о жестокости. Она вообще слишком часто оказывалась права.
Утром, умоляя её остаться и желая спрятаться ото всех проблем, Драко не думал ни о ком, кроме себя. Когда Гермиона сказала «нет», ненавидел её за разумность, а себя — за слабость. Вот только в глубине души и сам знал, что им нет места в этом мире. Он отторгнет их от себя, как чужеродные элементы, не оставив ни единого шанса.
Драко по-прежнему не было дела до мировых проблем, свободы и чужих жизней. Просто сейчас он вдруг отчетливо понял, что и здесь не найдет счастья. Потому что от Судьбы убежать нельзя. Она всё равно настигнет и возьмет своё.
Уже сейчас они расплачиваются за то, что однажды пренебрегли этим.
Гермиона сидела практически напротив него. Драко смотрел на её сцепленные в замок руки и понимал, что если скажет сейчас «нет», то она вынуждена будет заплатить за это. Не он, тень, застрявшая в клетке времени, а она — Нашедшая, которая за всё в ответе.
Именно поэтому Малфой произнес:
— Мы возвращаемся.
***
Прошел уже час с тех пор, как Совет закончился. Драко и Гермиона молча сидели на своих кроватях, даже не пытаясь завязать беседу.
Завтра утром их уже здесь не будет…
Когда в дверь постучали, Гермиона лишь равнодушно покосилась на источник звука, не желая никого видеть и ничего говорить. Драко лениво спросил:
— Кто там?
Дверь открылась, и на пороге появился мальчик. Подросток с угольно-черными волосами, пронизывающими серо-голубыми глазами, цвет которых был унаследован от матери, а взгляд — от отца. Гермиона сразу узнала его. Судя по виду Малфоя, тот тоже догадался, кто это.
— Привет! — как ни в чем не бывало, сказал мальчик. — Кто-нибудь из вас умеет играть в шахматы?
Гермиона фыркнула. В условиях их многочасовых размышлений о мировых проблемах этот вопрос прозвучал нелепо.
— Я умею, — откликнулся Драко.
— Ну хоть кто-то! — мальчик усмехнулся, по-свойски усевшись на кровать Гермионы. — Обычно я играю с папой или с Нэйтом, моим лучшим другом. Но первый сейчас занят, а второй остался дома, поэтому пришлось искать им замену, — деловито пояснил мальчик, а затем представился: — Кстати, я Эдмунд, — он протянул руку сначала Драко, а потом Гермионе, затем вытащил шахматную доску и легким движением палочки расставил фигуры. — Волшебные, коллекционное издание. Папа подарил, — гордо заявил он и обратился к Драко: — Ты ходишь белыми.
Тот лишь пожал плечами.
Эдмунд очень напоминал отца. Тот же надменный взгляд, привычка разговаривать так, как будто все вокруг чем-то ему обязаны, но при этом вежливо и приветливо, что не придерешься. Гермиона не могла однозначно выразить своё отношение к мальчику. Но в любом случае, лучше было не думать о том, что завтра его не станет.
Гермиона наблюдала за тем, как красивые фигурки уничтожают друг друга и вспоминала вечера в гостиной Гриффиндора в те дни, когда в её жизнь на какое-то время пришло спокойствие.
Совсем скоро она увидит своих мальчиков! Эта мысль грела и хоть как-то примиряла со сложившейся ситуацией.
Они сыграли три партии, две из которых Драко проиграл. Всё время Гермиона наблюдала за Эдмундом и успела заметить, что он обладал неплохим чувством юмора, был явно очень умен. Высокомерие существенно портило картину, но после месяца, проведенного с Малфоем, ей было не привыкать.
С каждой минутой общения с сыном Реддла Гермионе становилось тяжелее. Каждая его удачная шутка, каждая улыбка резала, как нож. Ей было бы легче думать, что это вредный, невыносимый мальчишка. Но он был хоть и избалованным, острым на язык, но располагающим к себе. При благотворном влиянии Оливии и таланте отца из него мог бы вырасти действительно достойный человек. Мог бы…
Когда Эдмунд ушел, комната снова погрузилась в тишину. Ещё более вязкую и тяжелую, чем раньше.
После общения с сыном Реддла Драко тоже стало не по себе. Он сидел, ссутулившись и нахмурившись, и буравил взглядом пол.
— Ты знаешь, кто Оливия в нашем мире? — спросила Гермиона.
— Понятия не имею, — буркнул в ответ Малфой. — Но, думаю, там у неё не было никаких шансов, — горько усмехнулся он. Гермиона покачала головой. Ей хотелось спросить о том, что, по мнению Драко, сделало Реддла чудовищем в их реальности, но чутье подсказывало, что эта тема последняя, которую стоит сейчас затрагивать. Лучше она потом прочитает в книге…
В дверь снова постучали. Малфой напрягся.
— Вот всем от нас что-то надо, — недовольно пробубнил он и грубо рявкнул: — Войдите!
Ручка медленно опустилась, словно человек, стоящий за дверью, находился в большой нерешительности. А потом в проеме появилась Нарцисса. Лицо Драко изменилось в одно мгновение. Из него как будто разом выкачали всю кровь — так сильно он побледнел. Глаза округлились от удивления, зрачки расширились, а потом губ коснулась улыбка. Радостная и потерянная одновременно.
— Здравствуйте, — сказала Нарцисса, переминаясь в дверях. — Я хотела поговорить с вами, — обратилась она к Драко.
— Да, конечно, — Малфой жестом пригласил её войти. Скинул со стула вещи и предложил сесть. Только слепой не заметил бы, в каком он находился смятении. Гермиона поняла, что она здесь лишняя, поэтому сказав «Я пойду прогуляюсь по замку», поспешно покинула комнату.
***
Драко смотрел на мать и не верил своим глазам. Он уже смирился с тем, что потеряет её снова, старался не думать об этом. Но стоило лишь взглянуть на неё, как зияющая рана открылась и закровоточила с новой силой.
— Простите, что потревожила, — неуверенно проговорила Нарцисса. Драко видел, как она растерянна. — Признаться, я не знаю, что на меня нашло… После того, как вы пришли тогда, я места себе найти не могла. Всё время пыталась вспомнить, понять… Я сама не знаю, что. Как будто меня лишили воспоминаний о чем-то важном, — она смотрела на него полными смятения глазами. В них он видел отголоски той Нарциссы, которую любил. Как будто можно лишь немного подтолкнуть её, рассказать всё, и она станет прежней. Но от этого становилось только больнее.
— Вы думаете, я сумасшедшая? — спросила Нарцисса, нервно теребя цепочку своей сумочки.— Нет, конечно, я… — начал Драко, но поднял взгляд и смешался. Сейчас ему больше всего на свете хотелось обнять её. — Как вы нашли нас? — вместо этого спросил он.
— Ничего сложного, — Нарцисса улыбнулась уголками губ. — Мой муж работает на Сопротивление. Когда я рассказала ему о вашем с мисс Грейнджер визите, он сразу сказал, что вы не из Управления. Кстати, вы солгали тогда. Ваша фамилия Малфой. Кто вы на самом деле? — она спросила это тем строгим тоном, каким обычно спрашивала его об оценках в школе или о том, что такого вопиющего он натворил, раз Директор прислал очередное письмо. Малфой вмиг почувствовал себя провинившимся ребенком.
— Он не сказал вам, кто я? — задал тот встречный вопрос. Надо было соблюдать осторожность. Не смотря ни на что…
— Нет. Эта информация для него недоступна. Но, по его словам, вы с мисс Грейнджер очень важны для Альянса. И не уходите от ответа, пожалуйста…
Она требовательно смотрела на него и ждала. Его прекрасная, так горячо обожаемая и навсегда потерянная мама. Что она хотела услышать?
«Мадам, я ваш сын из другого мира. Там вы погибли, и именно туда мы вернемся завтра».
Конечно, он никогда не расскажет правду. Слишком поздно. Возможно, приди она несколькими часами ранее, он бы вел себя совсем иначе, а исход Совета стал бы другим. Но теперь бессмысленно даже думать об этом.
— Я родственник Люциуса Малфоя, — объяснил Драко, придерживаясь уже старой легенды. — Хотел познакомиться с женщиной, которую он любил всю свою жизнь.
Нарцисса сглотнула, на секунду зажмурилась, а затем медленно убрала с лица волосы. Было видно, что всё это она делает, чтобы не дать настоящим чувствам вырваться на волю.
— Он рассказывал вам обо мне? — поинтересовалась Нарцисса.
— Не очень много, — откликнулся Драко. — Но я читал его дневники.
Нарцисса посмотрела на сына внимательным взглядом. Синие глаза выражали целую бурю эмоций, но главным из них было сожаление. Она прикоснулась пальцами к вискам, помассировав, как при головной боли, а потом произнесла:
— Мне жаль, что всё получилось именно так.
— Если бы вы могли изменить это, то изменили бы? — быстро спросил Драко, цепляясь за это, как за последнюю соломинку. Вот только та всё равно не сможет спасти.
— Возможно. Но я не могу, поэтому не стоит говорить об этом… — голос Нарциссы задрожал. — Знаете, однажды, ещё до того, как я познакомилась со своим нынешним мужем, мы с Люциусом гуляли по саду и строили планы на будущее. Он сказал, что мы будем жить в самом шикарном замке Англии, а я — что у нас будут прекрасные дети… — Нарцисса резко вдохнула, желая сказать что-то ещё, но вместо этого уставилась в пол.
Драко вдруг вспомнил, как нашел её плачущей в библиотеке. Тогда она тоже томилась от воспоминаний. Его любимая, добрая мама. Где бы она ни оказывалась, ей хотелось быть в другом месте. Раньше он не замечал, а сейчас вдруг понял, что она из тех, кому всегда лучше «на другом берегу».
— Уверен, из вас бы вышла прекрасная мать, — сказал он и, повинуясь нахлынувшим эмоциям, сжал её ладонь в своей. Нарцисса вскинула на него удивленный взгляд:
— Вы думаете?
— Я знаю…
Её губ коснулась мягкая улыбка.
— Я слышала, вы уезжаете завтра, — проговорила Нарцисса после небольшой паузы.
— Да, заграницу. По заданию Альянса. Вряд ли сможем вернуться.
— Удачи! Надеюсь, у вас всё будет хорошо.
— Да… Спасибо, — Драко смотрел в глаза Нарциссы и желал лишь одного: сказать, как сильно её любит. Что из неё вышла бы не просто хорошая, а самая прекрасная мать на свете. По спине побежал холодок, так как он вдруг отчетливо осознал, что видит её в последний раз. Смотрел и пытался запомнить этот цвет глаз, голубой с золотистыми прожилками, ямочки на щеках, что появлялись, когда она улыбалась, мягкие руки, которые в детстве могли защитить ото всего зла мира.
Она встала и направилась к двери.
— Прощайте, — выдохнул Драко. Она резко остановилась. Он сделал шаг в к ней и, не сумев сдержаться, сжал в объятиях. — И, пожалуйста, будьте счастливы… — проговорил Малфой уже куда-то в сторону.
— Я постараюсь, — дрогнувшим голосом пообещала она и выдавила улыбку.
Дверь захлопнулась. Несколько мгновений он просто смотрел туда, не в силах отвести взгляд, а потом в измождении опустился на кровать.
Злость на Судьбу за её несправедливость, на себя и на Грейнджер, раздирающее душу отчаяние — всё это вдруг ушло. Осталось лишь опустошение и глухое осознание того, что ничего уже не изменишь.
Драко уткнулся лицом в подушку и через несколько минут погрузился в сон, больше похожий на бред.
***
Гермиона шла по коридору быстрым шагом, готовая в любой момент сорваться на бег. Огромный тугой комок боли застрял в груди и теперь стремительно поднимался вверх. Весь день она держалась, пытаясь быть сильной и невозмутимой. Нельзя было показывать эмоции на Совете, при Драко тоже надлежало быть стойкой, потому что ему тяжело и без её страданий и слез. Вот только у любого терпения есть предел.
Вбежав в ванную комнату, она схватилась за край раковины, силясь не упасть. К горлу подкатила тошнота.
Возникшая из ниоткуда, Нарцисса Малфой стала последней каплей, окончательно лишившей душевного равновесия. Гермиона вспомнила, ради чего Драко решился на путешествие сюда, вспомнила, как обещала ему, что всё будет хорошо.
И что из этого вышло?.. Они вынуждены вернуться к началу, пройдя при этом долгий, изматывающий и совершенно бессмысленный путь.
В список людей, которые погибнут из-за её ошибки, добавится ещё одно имя. Драко сам должен будет вычеркнуть из Книги написанную Гермионой строчку и тем самым убить свою мать.
Нарцисса Малфой, Кларисса Рейвери, дети Тома Реддла, родители Гарри… Этот список можно было продолжать до бесконечности.
Желая подавить рвущийся из груди крик, Гермиона натянула рукав своей рубашки и сжала его зубами, медленно осела по стене, силясь сохранить рассудок.
«Всё хорошо, всё хорошо…» — мысленно успокаивала она себя. Она просто делала то, что должна. Они погибли не по её вине. Она не может отвечать за события, произошедшие ещё до её рождения. Просто совершила ошибку, а теперь исправляет это.
Гермиона повторяла данные слова, как мантру, постепенно начиная в них верить.
Возможно, вторая теория профессора Эндерса окажется верной, и этот мир не исчезнет, продолжив существовать на параллельной ветви реальности. И никто не умрет, никто не исчезнет…
Они останутся здесь, в своем уголке вселенной, продолжая бороться за счастье и свободу, а Драко с Гермионой вернутся домой, в тот мир, где родились. Единственный, где им есть место.
Возможно, есть сотни и тысячи альтернативных миров, а каждый сделанные нами выбор порождает новые. В каждом из них кто-то погибает, а кто-то продолжает жить. И бессмысленно выбирать из них лучший.
Гермиона встала, умылась прохладной водой, подождала, пока воспаление с глаз немного спадет, и покинула ванную.
***
Когда Драко очнулся, за окном уже сгущались сумерки.
Гермиона сидела в кресле, забравшись в него с ногами и закутавшись в плед, и читала книгу.
Увидев его, она оторвалась от неё и чуть улыбнулась. Малфой улыбнулся в ответ, постаравшись быть как можно более искренним. И хотя на душе скребли кошки, сделать это было не сложно, потому что Гермиона выглядела настолько трогательно и уютно, что один взгляд на неё вызывал теплое чувство в душе. Его хрупкая девочка… Драко никому не позволит отобрать её у него.
— Что читаешь? — спросил он.
— Это? — Гермиона бросила взгляд на отложенную на столик книгу. — Да ерунда... Приключенческий роман, — она хмыкнула.
— Я думал, ты захочешь почитать Книгу Судеб, пока есть такая возможность, — удивился Драко. — Ну, тайна Атлантиды, и всё такое…
— Нет уж, хватит с меня чужих судеб, — отмахнулась Гермиона. — Тем более, это не наш мир, и нет смысла читать о нем. Мне нужно было отвлечься… — объяснила она, а потом поинтересовалась:
— Как ты сам?
— Могло быть и хуже.
С этими словами он встал, натянул ботинки и предложил:
— Пойдем прогуляемся вокруг замка. Я устал от затхлого подвального воздуха.
Протянул ей руку, помогая встать с кресла.
Их пальцы переплелись. Не выпуская ладоней друг друга, они покинули комнату.
— Ты ведь Гермиона, верно? — возникшая из ниоткуда Астрид, дочь Тома Реддла, окликнула их у самого выхода из замка.
— Да, — настороженно кивнула Гермиона. — Что-то случилось?
— Тебя искала Джинни Уизли, — объяснила Астрид. — Я не знаю, что произошло. Но она очень расстроена.
Гермиона передернула плечами, переведя недоуменный взгляд на Драко. Тот лишь недовольно закатил глаза. Фамилия Уизли не предвещала ничего хорошего.
— Спасибо, — обратилась Гермиона к Астрид. — Ты не знаешь, где она?
— Была в Центральном Холле. Хотела поговорить с тобой и с папой. Но он сейчас занят, поэтому я решила поискать тебя.
— Хорошо, идем, — кивнула Гермиона и направилась вглубь замка. Помрачнев и нахмурившись, Драко с неохотой поплелся за ней.
***
Как только они оказались в зале, Джинни вскочила со своего места и в одно мгновение оказалась рядом с вошедшими. Её взгляд пылал ненавистью. В какой-то момент Гермионе показалось, что та сейчас вцепится ей в горло, но этого не произошло.
— Рона приговорили к Очищению! — вместо этого процедила та сквозь зубы, явно силясь не сорваться на крик. — И всё из-за тебя!
— Что?.. — Гермиона пошатнулась, как будто её ударили чем-то тяжелым. — Почему?.. — выдохнула она, побледнев.
— Почему?! — Джинни оскалилась. — Не строй из себя дуру, Грейнджер! Вот ею ты точно никогда не была. Он оформил для тебя разрешение покинуть дом, после чего ты сбежала. Его приняли за твоего сообщника!
— Но я… — Гермиона не знала, что сказать. Чувство вины и вопиющей несправедливости угнетало её. — Я не знала, что так выйдет, — признание прозвучало искренне и растерянно, но Джинни это не разжалобило.
— Тебе было плевать! Тебе вообще плевать на всех, кроме себя, — бросила она очередное обвинение, взмахнула руками и, издав лающий смешок, выплюнула: — Поверить не могу, что я сама же тебе помогала! — сказав это, спрятала лицо в ладонях.
— Джинни… — начала Гермиона, желая сказать что-то успокаивающее, но нужные слова не приходили в голову.
— Что ты хочешь от неё? — вдруг холодно и брезгливо обратился к Джинни Малфой. — Она всё равно не сможет решить твою проблему, — заметил он, подойдя к Гермионе и приобняв ту за плечи.
— Мою проблему?! — Джинни встряхнула головой и с ненавистью уставилась на Драко. — Мой брат попал в тюрьму из-за неё! И из-за тебя! — закричала она, достав палочку и наставив её на Малфоя. Тот, не помедлив ни мгновения, выхватил свою. В следующий момент Гермиона оказалась между ними. — Прекратите! Оба! — бросила она в отчаянии. — Драко, не вмешивайся, пожалуйста…
В голосе слышалась мольба.
— Как скажешь, — Малфой развел руками. — Но мне бы хотелось, чтобы сначала она прекратила угрожать мне.
— Так вот на кого ты его променяла! — голос Джинни зазвенел. — На заносчивого, высокомерного мальчишку. Я думала, он хотя бы стоит того, чтобы быть спасенным. Но ты выбрала парня себе под стать!
— Джинни, хватит, пожалуйста… — Гермиона готова была разрыдаться. — Мне очень жаль Рона. Я не знала, что так получится… Если я могу что-то сделать… — сбиваясь, проговорила она.
— Ты всё равно не сделаешь, — оборвала её Джинни. — Потому что думаешь только о себе. И вот ещё что: на чужом несчастье своего счастья не построишь! — выплюнула она, в глазах был сумасшедший огонь злобы. И непрощение. От последней фразы у Гермионы похолодело внутри. Та звучала подобно проклятью, которому, возможно, суждено будет сбыться.
А она ведь не желала никому зла, наоборот, хотела сделать, как лучше. Вот только кому это теперь важно?
— Никто не просил твоего брата удерживать её, — снова вмешался Малфой.
— Замолчи! — осадила его Гермиона. — Если бы не Рон…
— Если бы не Рон, вы оба уже давно были бы на площади. А теперь вместо вас там оказался он, — закончила за неё Джинни, гневно сверкнув глазами в сторону Драко.
— Джинн, — мягкий голос Астрид, до того безмолвно наблюдавшей за происходящим, заставил всех обернуться. — Успокойся… Поговори с папой. Уверена, он что-нибудь придумает.
— Ты слишком идеализируешь своего отца, — процедила Джинни. — Он и пальцем не пошевелит ради человека, который не «служит благому делу». Ведь это лишняя трата ресурсов…
— Джинни, что ты предлагаешь? — серьезно спросила Гермиона. Черная, вязкая злость на себя, всех окружающих и сложившуюся ситуацию в целом вскипала в ней, смешиваясь с чувством вины. Хотелось покончить с этим как можно скорее.
— Я не знаю! — огрызнулась Джинни.
Гермиона услышала ядовитый смешок Драко у себя за спиной.
— В том то и дело! Она не знает. И устроила всю эту сцену просто, чтобы вызвать у тебя чувство вины. Очень в стиле Уизли… — растягивая слова в своем привычном стиле, протянул он, снова оказавшись рядом в Гермионой и сжав её ладонь в своей. Но та резко отдернула руку.
Джинни снова выхватила палочку.
— Хватит! — в который раз взмолилась Гермиона. Она бессмысленно трясла руками в воздухе; сердце в груди колотилось как бешенное. — Завтра мы всё равно возвращаемся… — спокойный тон стоил ей огромных трудов. — Я действительно ничего не могу сделать для Рона. Прости меня. Мне правда очень жаль... — произнесла она, смотря Джинни прямо в глаза, а потом гневно выплюнула: — А теперь оставьте меня в покое!
Все вздрогнули от звука хлопнувшей двери, когда Гермиона Грейнджер стремительно покинула зал.
***
— Так и будешь молчать? — Драко подошел к ней сзади и обнял за плечи. Сопротивляться Гермиона не стала, но отвечать тоже. Уже больше часа она сидела за столом и с завидным упорством вырисовывала в блокноте завитушки. Это успокаивало и позволяло не выйти из себя вновь.
Перед тем, как встретиться с Джинни, она успела заставить себя поверить, что этот мир не исчезнет после их с Драко возвращения. А это значит, что здешний Рон пройдет Очищение. И ещё одна загубленная жизнь будет теперь на её совести.
— Хорошо, как хочешь… — Малфой усмехнулся и прикоснулся губами к её макушке, обжигая своим дыханием, потом обошел кругом и заглянул в лицо. — Ну же, посмотри на меня… — мягко попросил он. — Прекрати истязать себя, слышишь? Это последнее, из-за чего стоит расстраиваться…
— Ты так думаешь? — наконец подала голос Гермиона.
— Конечно. Ведь завтра мы возвращаемся. С твоим Уизли всё будет в порядке. И вообще, он не стоит того, чтобы ты так убивалась.
— Да? — с сарказмом спросила Гермиона. — Если бы не Рон, мы бы здесь не сидели. В этом Джинни права на сто процентов. И он действительно меня любит, за что, собственно, и заплатил…
— Позволь напомнить, что он врал тебе, — куда более жестко, чем раньше, сообщил Малфой. — Или это тебя уже не волнует?
— Ты не понимаешь… — возразила Гермиона.
— Ну так объясни! Расскажи, как можно оправдать его «благородный» поступок, — с нажимом потребовал Малфой.
— Он хотел как лучше… — тихо произнесла Гермиона. Не так давно она ненавидела здешнего Рона. Но он теперь, когда он, сам того не осознавая, пожертвовал собой ради них с Драко, всё изменилось.
— Значит, думать, что я мертв, для тебя лучше? — глаза Драко сузились, превратившись в узкие темные щели.
— Не искажай мои слова! — вспыхнула Гермиона. И хотя Драко вел себя как ребенок, она понимала, что до этого он изо всех сил пытался подбодрить её, хотя ему самому сейчас очень несладко. А вместо благодарности она сделала ему больно…
Но было то, что мешало ей броситься в его объятия и просить прощения за неосторожные слова.
Гермиона вдруг вспомнила, каким видела Драко раньше. Высокомерным, язвительным, не думающим ни о ком, кроме себя.
За последний месяц она успела поверить, что он изменился. Ведь с ней он действительно вел себя по-другому. Вот только встреча с Джинни, утренний разговор с Клариссой… Всё это показало, что на остальных перемены в его характере не распространяются. Малфой оставался всё тем же жестоким и заносчивым аристократом, которого она не так давно ненавидела. То, что ей одной посчастливилось попасть в зону его расположения, не тронуло истинной сущности Драко Малфоя.
— Тогда выражайся яснее, — попросил он, заставив её вновь поймать ускользающую нить диалога. Его лицо приняло неприятное, требовательное выражение.
— Я больше не хочу обсуждать это, — отрезала Гермиона и взяла свою недочитанную книгу, тем самым показывая, что разговор окончен.
***
В следующий раз он заговорил с ней, когда за окном стало совсем темно. Она отложила книгу и приготовилась разбирать кровать, когда услышала глухое и очень печальное:
— Что будет дальше, Гермиона? Когда вернемся…
— Я не знаю, — честно призналась она. Подошла к окну и, избегая его взгляда, уставилась в темноту. Драко ждал продолжения. Объяснений и обещаний. Гермиона прекрасно понимала, что именно он желал услышать. Заверения, что она всегда будет рядом, не отступится от него и, если надо, выберет его сторону.
Малфой ждал полного самоотречения, хотел, чтобы она пожертвовала всем, а ему самому при этом не пришлось отказываться ни от чего. Но так не бывает… Подобные отношения обречены.
Она попробует сделать всё, чтобы избежать столь мучительного для себя выбора: друзья или он. А если не получится… Гермиона не знала, что тогда будет.
Нечестно требовать от неё невозможного. Она не в силах перечеркнуть семнадцать лет своей жизни и идти за ним на край света, не имея гарантии, что он не оставит её на обочине, если что-то пойдет не так.
Тогда, два дня назад, Гермиона готова была отдать за него жизнь. И сейчас бы пошла на этот шаг без раздумий. Занятная штука — отношения. Они способны выдержать испытания разлукой, болью и смертельной опасностью, закалившись и став от этого только крепче, но при этом их легко может разрушить какой-нибудь бытовой пустяк.
— Думаю, мы попробуем вернуться к обычной жизни, — сухо закончила Гермиона, отошла от окна и продолжила расстилать кровать.
Малфой ничего не ответил. Грубым движением разобрал своё кресло, отчего то жалобно и пронзительно заскрипело, сам наложил заглушающее заклятие, лег и отвернулся к стене.
Гермиона забралась под одеяло, надеясь, что оно защитит от сковавшего её холода. Они ещё не успели вернуться, но уже почти потеряли друг друга.
Ей снился страшный сон. В нем сотни и тысячи людей, которые вынуждены будут погибнуть, когда история вернется на прежнюю ветвь, умоляли спасти их. Кларисса, Нарцисса, Оливия и её дети, родители Гарри, Сириус Блэк и другие, незнакомые Гермионе люди тянули к ней руки, моля о пощаде. Она хотела помочь, но стоило прикоснуться, как они рассыпались пеплом. Но на их место приходили другие, поэтому с каждым мгновением пепла становилось всё больше. Вскоре он дошел Гермионе до колен, поднимаясь всё выше и затягивая, подобно зыбучим пескам.
Она проснулась в холодном поту. Одеяло валялось на полу, а горло саднило. Драко спал, защищенный заклятием, огородившим его от её пронзительного крика.
***
Больше той ночью Гермиона не заснула. Она видела, как первые рассветные лучи озарили светлеющее небо, а морозный узор, появившейся ночью на окне, начал подтаивать.
Смертельно уставшая, сидела у окна, уже не пытаясь уловить нить своих собственных мыслей. Они были обрывочными и невнятными, что не удивительно после бессонной ночи и долгого тяжелого дня.
Часом позже, сидя в столовой за завтраком она молчала, плохо понимая, что происходит. Как будто видела длинный запутанный сон, очень похожий на реальность. В ушах шумело, и иногда Гермионе казалось, что она слышит шепот у себя в голове, но не могла разобрать ни слова.
Еда казалась пресной, а мир вокруг поблекшим и размытым, как старая черно-белая репродукция.
Момент прощания наступил неожиданно. Гермиона не помнила, как оказалась в уютной гостиной, где уже собрались все те, кто был посвящен в тайну. Их было не так уж много. Кларисса Рейвери, Блейз Забини, Луна Лавгуд, отпросившаяся из Хогвартса, Том Реддл и Оливия.
Хотелось сказать очень многое. Столько, что не хватило бы и нескольких часов. Гермиона присела на край кресла и погладила ворсистую поверхность, пытаясь успокоиться и подавить тошноту. Наверное, ей всё-таки стоило отказаться от завтрака…
Драко пришел последним. Решив, что не стоит показывать всем, что они поругались, Гермиона улыбнулась ему, стойко встретив пронизывающий и холодный взгляд.
Все понимали, что не стоит медлить и растягивать без того тяжелое прощание.
— Надеюсь, ваш мир стоит нашей жертвы, — заметила Луна сухо. Гермионе стало больно от этих слов. Малфой, хотя они и были в ссоре, заметил это, подошел и чуть сжал её локоть, тем самым показывая, что они по-прежнему на одной стороне. От его прикосновения она вздрогнула.
— Сейчас уже поздно обсуждать это. И сожалеть тоже. Мы не передумаем, поэтому не будем портить друг другу нервы, — ответил Малфой равнодушно, когда молчание начало переходить в стадию затянувшегося.
— В таком случае: удачи! — вмешался Блейз, оказавшийся рядом с Луной. — В конце-концов, мы сами не раз меняли прошлое обычным маховиком. Конечно, всё было не так глобально. Но тогда никто не боялся «потерять часть своей личности», — произнес он, желая успокоить себя или Гермиону, а потом они с Драко пожали друг другу руки, прощаясь.
— Передавайте привет нашим двойникам, — сказала Луна, когда они с Гермионой остались один на один. Та кивнула и выдавила улыбку, найдя глазами Клариссу Рейвери — живое напоминание о том, что просьба выполнима далеко не со всеми.
Через мгновение они с Клариссой стояли друг напротив друга. И хотя Гермиона изо всех сил пыталась выглядеть бодро, её смятение все равно бросалось в глаза.
— Помнишь, я сказала, что у меня не осталось никого, кто удерживал бы меня здесь? — мягко улыбнулась Кларисса. — Так что не переживай хотя бы из-за меня… Если Фред там жив, то всё правильно. И мне ни капли не страшно…
Она врала. Любому было бы страшно в такой ситуации. Они обнялись, и Гермиона почувствовала, что резь в глазах стала совершенно невыносимой. Она зажмурилась, собрав в кулак последние силы, чтобы не заплакать.
Наконец Том Реддл произнес:
— Я зачаровал портал, который перенесет вас прямо в библиотеку.
Драко кивнул, взял тот самый кулон, что принадлежал когда-то Джинни, и убрал в карман. Увидев знакомый предмет, Гермиона поежилась, снова вспомнив о Роне и своем пусть не умышленном, но предательстве.
Она изо всех сил старалась выглядеть бодро, чтобы никто не смог догадаться, как тяжело ей сейчас здесь находиться. Малфой же был мрачен и угрюм, и даже не пытался этого скрывать.
— Спасибо вам! — сказала Гермиона Реддлу. Именно благодаря ему они смогли выжить здесь, и отчасти именно его выбор сыграл решающую роль на Совете.
Ночью, пока мозг ещё не отказался работать, она много думала о том, что сделало его тем чудовищем, каким он стал в том мире. И о том, почему именно он голосовал за «возвращение». В этом была злая ирония, усмешка судьбы, которая как будто мстила Гермионе за вмешательство.
— Не за что, мисс Грейнджер, — ответил Реддл. — Знаете, я хочу сказать вам одну вещь: не бывает правильных или неправильный решений. То, что хорошо для одного, может быть совершенно ужасно для другого. Сделать счастливыми всех не получится, а пострадавшие будут всё равно. Но, выбирая, думайте о том, как лучше для вас самой. И избавляйтесь от чувства вины, — сказал он серьезно, глядя ей прямо в глаза. Гермиона была поражена, как ему удалось найти именно те слова, которые ей необходимо было услышать. Они стали глотком кислорода. Недостаточным, чтобы отрезвить окончательно, но достаточным, чтобы дать силы на последний рывок.
— Том, чему ты девочку учишь? — послышался сзади мягкий голос Оливии. — Хотя, правильно… Ведь кто о нас подумает, если не мы сами?..
Гермиона хотела спросить, почему же тогда они приняли столь невыгодное для себя решение, ведь это противоречит любой логике. Будь она на их месте, никогда бы не променяла свою, пусть и не идеальную жизнь, на альтернативную. Хотя… Разве не это сделала она месяц назад? Никто не давал гарантий, что после вмешательства они останутся собой, а не изменятся, как все остальные. Иногда людские поступки с большим трудом поддаются объяснению.
— Вы не несете ответственности за чужие ошибки, — продолжил Том Реддл. — Что бы ни случилось, помните об этом.
— Хорошо. Ещё раз спасибо за всё. И прощайте.
Взглянув на всех них в последний раз, она взяла Драко под руку, и они трансгрессировали.
Оказавшись в библиотеке, Драко сразу открыл книгу и схватил перо, как будто хотел поскорее покончить с этим. Он уже окунул то в чернильницу, когда Гермиона воскликнула:
— Подожди!
Малфой поднял на неё вопросительный взгляд.
— Я хотела сказать… — начала она, тщетно пытаясь подобрать нужные слова. — В общем… Когда вчера я говорила про возвращение к обычной жизни, я не имела в виду, что мы всё забудем.
Гермиона вдруг отчетливо поняла, что если они вернутся сейчас, находясь в ссоре, то она потеряет его навсегда. Малфой усмехнулся. В глазах появился столь типичный для него самодовольный блеск. В один шаг он оказался рядом с ней, притянул к себе и медленно произнес:
— Я знаю, Грейнджер. Есть вещи, которые забыть невозможно.
Гермиона не успела ответить, потому что Драко поцеловал её. Требовательно и даже грубо, как будто желая доказать им обоим, какой властью над ней обладает.
— Пора, — холодно произнес Малфой, разомкнув объятия, которые начали становиться слишком душными.
Когда он подошел к Книге, она сжала его прохладную ладонь и зажмурилась, не желая ничего видеть.

Почти как прежде

Глава 32
Почти как прежде

— Закрыться на замок предельно просто,
В кругу из звезд и догоревших свеч.
Но чье угодно лопнет благородство,
В ответ на безразличия картечь.

— Немного слов, за слогом не гоняясь,
Сказать в свою защиту мне позволь:
Не знаешь ты, как трудно жить, скрываясь,
И тайну превращать в слепую боль.

Слепой душе не достается жалость,
Коль скоро та к границе приведет.
Где нежность превращается в усталость
И ненависть кривит победно рот.
(Майя Котовская)

Это было похоже на толчок, как будто кто-то с силой ударил её в грудь, на мгновение лишив ориентации в пространстве. Резкая боль в области солнечного сплетения лишила возможности дышать. А потом всё прошло, и Гермиона открыла глаза.
Мозг отказывался верить, что всё закончилось, и они вернулись домой. В голове возник целый сноп вопросов, которые, подобно искрам, возникали и испарялись. Ответов на них не было.
В груди появилось сосущее ощущение тоски от чего-то упущенного, потерянного и забытого навсегда, но Гермиона настолько устала от переживаний, что сейчас находилась в прострации. Всё произошедшее как будто потеряло свою значимость, став совершенно обыденным. Это была защитная реакция организма, и как только она исчезнет, эмоции, несомненно, поглотят с головой вновь.
Она неуверенно огляделась по сторонам. На первый взгляд ничего не изменилось. Книга лежала на столе, Драко стоял рядом, сжимая перо.
— Вот и всё, — глухо произнес он и поморщился, словно пронзенный резкой болью. Гермиона осознала, что по-прежнему сжимает его пальцы, ставшие вдруг нестерпимо холодными. Малфой вырвал руку и отвернулся. Он стал другим. Сложно было понять, в чём именно заключались изменения, но ощущались они во всём: взгляде, жестах и голосе.
Гермиона заметила, что черная форма Альянса исчезла, сменившись хогвартской. Это было единственным подтверждением того, что перемещение удалось. Подбежала к книге, желая убедиться, что всё в порядке. Взгляду предстали пустые страницы.
Сердце Гермионы рухнуло в пятки. То, о чем предупреждал профессор, сбылось: их цикл завершен, она больше не Нашедшая.
— Книга снова пуста… — Голос звучал обреченно.
— Ну и что? — ответил Драко довольно грубо. — Это даже хорошо. Так ты избежишь искушения.
— Но я… — начала было Гермиона, желая возразить ему. Но когда её взгляд упал на Драко, все слова мигом вылетели из головы.
— Черт! — его нервный возглас заставил всё внутри задрожать. Он выглядел встревожено, серые глаза холодно блестели. — Идём! — Малфой грубо схватил её за руку и потащил к двери. Гермиона еле успела схватить Книгу Судеб, прежде чем он буквально вытолкнул её из комнаты.
— Куда ты меня тащишь? — на бегу спросила она. Ноги не слушались, став ватными и тяжелыми. — Мы в Замке моего отца. Возможно, здесь же находится Лорд. Не думаю, что стоит встречаться с ними, — ответил Малфой резко и закатил глаза. Они покинули потайную секцию библиотеки и оказались в большом зале, полностью заставленном книжными стеллажами. При других обстоятельствах Гермиона мечтала бы задержаться здесь как можно дольше, но сейчас даже книги не вызывали восторга. Слова Драко про Волдеморта хорошо укрепились в сознании.
— Энки! — голос Драко разорвал оглушительную тишину, нарушаемую до этого лишь рваным дыханием и тиканьем настенных часов.
Домовой эльф, завернутый в грязную наволочку, материализовался из воздуха. Гермиона поморщилась. Мечты об освобождении этих существ она оставила пару лет назад по причине их неисполнимости. Однако их плачевное положение угнетало до сих пор. Никто даже не заботился о том, чтобы те лоскуты, что они используют в качестве одежды, были хотя бы чистыми.
— Энки слушает Вас, молодой господин, — пропищал эльф.
— Кто находится сейчас в поместье?
— Вы, ваша гостья и ваш отец, молодой господин. Он ожидает прихода Темного Лорда.
Гермиона услышала, как Драко облегченно вздохнул. Сама она тоже была рада, что возможно, они успеют уйти до того, как окажутся под одной крышей с существом, одержимым смертью её лучшего друга и всех магглорожденных.
— Перенеси нас с мисс Грейнджер в Хогвартс, — отдал Драко очередной приказ.
— Энки не может этого сделать, молодой господин. Хозяин Люциус сказал мне не выпускать господина Драко из поместья.
— Чёрт бы тебя побрал! — Малфой схватил со стола вазу и замахнулся, желая швырнуть её в эльфа. Гермиона внутренне сжалась, но среагировала в один момент: метнулась к Драко и схватила его за руку, мешая совершить задуманное.
— Он не виноват! — выдохнула она, забирая у Драко вазу.
— Мне плевать! — прорычал Малфой. — И тебе будет плевать, когда окажешься на том свете! И там никому не понадобится твоё благородство!
Гермиона отпрянула, инстинктивно закрывшись руками. Взглянула на Драко, глаза которого горели безумным паническим блеском, и молилась, чтобы теперь ваза не полетела в неё.
— Если ты ударишь его, ничего не изменится… — произнесла она тихо, практически на автомате, потому что взывать к разуму Драко было сейчас явно бессмысленно.
— Заткнись! Не мешай мне сосредоточиться! — с надрывом выкрикнул Малфой и в следующий момент обратился к эльфу удивительно спокойным голосом. Такая стремительная перемена потрясла Гермиону.
— Энки, ты сможешь перенести мою гостью в Хогвартс? — спросил Драко.
Гермиона резко выпрямилась, пораженная страшной догадкой. Он собирается остаться?!
— Я никуда без тебя не пойду, — отрезала она, скрестив руки на груди и придав лицу самое уверенное выражение, какое могло быть в такой ситуации.
— Тебя никто не спрашивает, — бросил Драко почти равнодушно. В следующий момент он опустился в кресло, принял вальяжную позу, взял с журнального столика книгу и раскрыл её, показывая, что разговор окончен.
— Энки, перенеси мисс Грейнджер в школу Хогвартс, — приказал Малфой. Гермиона осознала, что через мгновение потеряет Драко. Она тут же оказалась рядом и сжала его запястья.
— Нет! Я никуда без тебя не пойду! — повторила она, не заметив, как глаза наполнились слезами. Драко вскинул на неё взгляд, и лицо его смягчилось.
— Другого выхода нет, — сказал он обречённо-успокаивающим голосом. — Мне никто ничего не сделает, а тебе нельзя здесь оставаться.
Гермиона впилась ногтями в ладони, отчаянно заставляя себя собраться с мыслями.
— Я вернусь через пару дней, к концу каникул точно буду в школе. Мне нужно просто решить некоторые вопросы с отцом, — ласковым голосом сказал Малфой. Он избегал смотреть на Гермиону, блуждая взглядом по залу.
— Если так… — начала она, подойдя к нему и опустившись на широкую ручку кресла. Фразе не суждено было стать законченной, потому что Драко вдруг взял её за талию и, опрокинув через подлокотник, усадил к себе на колени. Теперь их лица находились на расстоянии пары десятков сантиметров. Одна рука Малфоя вдруг оказалась в её волосах. Пальцы запутывались в них, мягко перебирая. Легким, но настойчивым движением он взял Гермиону за подбородок, заставив поднять голову и посмотреть на себя. Тыльной стороной ладони провел по её щеке, наслаждаясь этим моментом. Взгляд Гермионы затуманился, кровь прилила к щекам, а в области живота появилась приятная тяжесть.
— Мне нравится цвет твоих глаз, — произнес Драко глухим голосом. — Мне хочется запомнить их именно такими: затуманенными желанием.
Малфой усмехнулся, отчего на щеке появилась игривая ямочка. Его фраза должна была смутить Гермиону, заставив краснеть ещё сильнее. И это бы непременно случилось, если бы сознание яркой вспышкой не озарила страшная мысль: он прощается. Соврал, что собирается вернуться, или вернется совсем не таким, каким она хочет его видеть.

***
— Что здесь происходит?! — голос Люциуса Малфоя ворвался в их мир, подобно ножу, разрезающему живую плоть. Гермиона вскочила в одно мгновение и инстинктивно сделала шаг назад. Запустила руку в карман и нащупала там волшебную палочку. Драко встал, уверенно смотря на отца.
— Папа, я объясню Вам… — начал говорить спокойным голосом, но Люциус, до того с прищуром смотревший на Гермиону, будто пытаясь вспомнить, кто она, прервал сына на полуслове:
— Что она делает в нашем доме?!
Драко изменился в лице и, поняв, что теперь словами ничего не решить, выхватил палочку.
— Энки, перенеси Гермиону в Хогвартс! Быстро! — выкрикнул он.
— Энки, нет, — здесь же остановил эльфа Люциус холодно и оглушительно спокойно. Взмахом палочки захлопнул двери за своей спиной и потушил камин. Гермиона поняла, что они оказались в ловушке.
— Сегодня у Лорда будет хороший день: подружка Поттера в качестве пленной станет отличным дополнением к твоему приходу.
— Нет! — заорал Драко, резко подался вперед, закрыв собой Гермиону и наставив на отца палочку. Тот не мешкая, сделал тоже самое. — Ты уже убил её! Убил маму! А теперь хочешь убить меня! — слова разлетелись по залу, растворившись в воздухе, а затем наступила тишина. Она длилась всего лишь несколько секунд, пока Люциус был в замешательстве, пораженный страшными словами сына. Но этого времени Гермионе хватило, чтобы выхватить из кармана палочку и произнести «Экспеллиармус!», обезоружив старшего Малфоя.
Дальнейшее плохо укладывалось в сознании, потому что следующим заклятием, произнесенным в зале, стало «Империо» Драко Малфоя.
Гермионе казалось, что всё происходящее — очень страшный кошмар, который вот-вот закончится. Вот только она никак не могла проснуться.
Сложно было сказать, что именно стало причиной тому, что заклятье сработало: эффект неожиданности или годы тренировок. В любом случае, взгляд Люциуса Малфоя на мгновение стал рассеянным, а лицо приняло равнодушное выражение.
— Сейчас ты откроешь камин и выпустишь нас с Гермионой, — затараторил Драко сбивающимся голосом. Его рука, сжимающая палочку, сильно дрожала. — А потом ты забудешь о том, что здесь произошло и о том, что я вообще возвращался домой, — договорил он, хотя под конец его голос практически сорвался. Его трясло, а на лице выступили капельки пота. Гермиона ещё ни разу не видела Малфоя таким взволнованным.
Люциус выполнил приказ, и через мгновение они с Драко вошли в камин, растворившись в зеленом пламени, и оказались в том же кафе в Хогсмиде, из которого уходили месяц назад.
Гермиона осознала, что её бьёт мелкая дрожь. Только сейчас до сознания дошел весь смысл произошедшего. Страх пришел с опозданием, когда опасность уже миновала. Мысли о том, чем всё могло закончиться, распорядись судьба иначе, вызвали панику.
Гермиона жадно втянула воздух, но его не хватало. Она начала задыхаться. Огромные глаза на бледном лице были полны ужаса.
Драко заметил это и прижал её к себе. Первым желанием было оттолкнуть его, потому что картина того, как Малфой использует непростительное заклятие против собственного отца, всё ещё стояла перед глазами. Но объятия Драко, как и раньше, дарили тепло и уверенность, поэтому она не смогла сопротивляться.
— Бутылку огневиски и горячий чай, — бросил тот официанту, усаживая Гермиону на стул. — Тише, всё хорошо… Всё кончилось, — прошептал он, заглянув ей в глаза. Её трясло, как при сильной лихорадке.
— Да, — машинально кивнула Гермиона, пытаясь поверить в его слова, но внутри по-прежнему всё содрогалось от ужаса. Драко вытащил из кармана платок и вытер капельки пота, выступившие на её лбу.
Официант принес заказ. Малфой откупорил огневиски, а чай протянул Гермионе. Она схватила чашку, сжав её в руках, но те не слушались, поэтому часть жидкости расплескалась по столу.
— Лучше оставь, — сказал Драко, забрал у Гермионы чашку и сам поднес ту к её губам, помогая сделать глоток. Она чуть улыбнулась и отпила немного дымящейся жидкости.
— Я в порядке, спасибо.
Забрав у Драко чашку, Гермиона поставила её на стол и схватила огневиски, сделав внушительный глоток прямо из горла. Поморщилась и вздрогнула:
— Какая гадость!
Драко усмехнулся, наблюдая за тем, как на её щеках стал проглядываться румянец.
— О чём говорил твой отец? Зачем ты должен был идти к… Реддлу? — серьезно спросила Гермиона, застав Малфоя врасплох.
— Неважно. Я не хочу говорить об этом сейчас… Сегодня и так слишком сложный день, — ответил он. — Ты согрелась?
— Да.
— Тогда, думаю, надо отправляться в школу. Скоро стемнеет…

***
Вскоре они стояли у ворот Хогвартса. Гермиона увидела герб, состоящий из четырех частей, символизирующих факультеты. Это заставило окончательно поверить в то, что всё вернулось на круги своя.
Чувства смешались. Конечно, она не рассчитывала, что почувствует радость, но надеялась хотя бы на облегчение. Но и его не последовало. Лишь только тяжесть на душе и болезненная тоска из-за каждого, чьей жизнью они пожертвовали.
Драко шел рядом, и Гермионе хотелось поговорить с ним, поделиться своими чувствами; найти поддержку и рассказать, как сильно привязалась к нему за этот месяц. Но вместо этого она стиснула зубы и ускорила шаг.
Чем ближе становился Хогвартс, тем сильнее было желание развернуться и убежать. Гермиона сама не знала, почему. Ведь там её ждут друзья, учеба и спокойствие.
Драко был молчалив и угрюм. После того, как она спросила об отце, он снова стал таким. Впрочем, подобное настроение сохранялось с утра почти всё время.
Они вошли в замок в молчании. Тишину разрывал лишь стук её каблуков, который действовал сейчас раздражающе. Осталось пройти два коридора, и их пути разойдутся. Она пойдет в гриффиндорскую башню, а он — в слизеринские подземелья. И не будет больше маленькой комнаты — одной на двоих, ночных разговоров, и поцелуев, заставляющих кровь в жилах бежать быстрее.
Книга Судеб находилась у Гермионы подмышкой. В ней больше не было никакого смысла, но вряд ли стоило избавляться от неё, скорее хорошо спрятать. Потому что мысль о том, что кто-то может по неосторожности уничтожить их мир, не вызывала энтузиазма.
Гермиона решила, что стоит пойти в банк и создать там ячейку с двойным паролем. Так, чтобы половину знала она, а вторую — Драко. Так они лишат себя соблазна открыть тайник, а остальных возможности подобраться к книге. Озвучив свою мысль Драко, Гермиона удостоилась скупого кивка и обещания, что они сделают это до конца каникул. Он явно был не в настроении разговаривать.
— Гермиона! — звонкий голос заставил обернуться. В конце коридора, буквально в нескольких метрах от неё, стоял Гарри. Её Гарри.
Сердце подпрыгнуло в груди от радости. Забыв про Драко, чувство вины и все проблемы, Гермиона кинулась к нему и сжала в объятиях. Как же сильно ей его не хватало! Её любимого, самого близкого друга. На глаза навернулись слезы. Ещё недавно она боялась, что никогда больше его не увидит, а теперь Гарри был рядом: такой родной и близкий.
— Эй, ты чего? — Гарри мягко отстранил Гермиону от себя. — Мы не виделись всего два дня… — с улыбкой, но весьма удивленно заметил он.
Два дня?.. Получается, они вернулись в тот же день, когда ушли? — возник в голове Гермионы новый вопрос.
— А мне кажется, мы не виделись целую вечность! Я так соскучилась! — воскликнула она, всё ещё сжимая руки друга. — Сколько там дней осталось до конца каникул? Надо бы провести их вместе!
— Три дня, — констатировал Гарри, нахмурившись: — Рон сказал, ты хотела побыть одна…
— Я передумала, — отмахнулась Гермиона. В памяти начали возникать образы из последнего дня перед путешествием по линиям вселенной. Как же давно это было!
— Ты нашел её? — голос Рона, прозвучавший из-за угла, заставил вздрогнуть. В памяти за мгновение пронеслись картинки из прошлого: он, недовольный её скрытностью, задает вопросы и не желает отдавать Книгу; стоит, прижатый к стене, пытаясь оправдаться; целует её в губы; несет на руках и опускает на кровать… А потом появляется Джинни, и, передернутым от гнева голосом, сообщает, что скоро его не станет.
Сейчас сложно было понять, что из этого случилось на самом деле. В любом случае, она радовалась, что снова видит его живым и невредимым.
— Привет, Рон, — неуверенно поздоровалась Гермиона, выдавив из себя улыбку. Он смотрел не зло, скорее презрительно-равнодушно. Это было ново. Никогда раньше она не замечала за ним подобного взгляда.
— Привет! — Ответ прозвучал холодно. — Надеюсь, ты разобралась со своими проблемами.
— Да, разобралась, — начала она, но осеклась, вдруг осознав, что практически бросила Драко. — Вот только… — резко обернулась, желая вернуться, попрощаться и договориться о следующей встрече. Но коридор был пуст.
— Что такое? — поинтересовался Гарри. Гермиона вскинула голову и поймала его взгляд, в очередной раз подумав, как сильно ей его не хватало.
— Ничего, всё в порядке, — губ коснулась легкая улыбка. В конце концов, можно поговорить с Малфоем завтра, за несколько часов ничего не случится. Тем более что с ним она провела последний месяц, а своих мальчиков не видела целую вечность.
Оправдывая себя таким образом, Гермиона пошла в гостиную. По дороге Гарри пытался завязать разговор, но ни от кого не укрылось, что между Роном и Гермионой возникло тяготящее отчуждение. И если она старалась быть приветливой, то он вел себя очень холодно.
— Что это за Книга? — вдруг спросил Рон. Гермиона растерянно перевела взгляд с одного друга на другого, понимая, что в этот раз от ответа не убежать. Но рассказать всё она тоже не сможет.
— Это не моя тайна, — ответила она спокойно, а потом добавила: — Вернее, не только моя…
Рон изменился в лице.
— А чья же?! — с надрывом произнес он, всплеснул руками и процедил: — Можешь не отвечать…
Те несколько секунд, что Рон молчал, Гермиона пристально наблюдала за его искаженным гневом лицом, судорожно придумывая, как смягчить ситуацию. Крик прозвучал неожиданно:
— У тебя с Малфоем появились общие тайны?!
Рон резко развернулся к ней и сжал руки в кулаки. Губы задрожали, а глаза превратились в узкие щели, передернутые гневом.
— Успокойся! — приказным тоном осадила его Гермиона. — И прекрати на меня кричать! Иначе я не буду ничего объяснять, — отрезала она строго.
— Ну и не объясняй, — ответил Рон куда спокойнее. — Мне, в принципе, всё равно. Это твоя жизнь. Делай с ней, что хочешь, — процедил он и снова отвернулся.
— Хватит ссориться, — вмешался Гарри, ободряюще сжав локоть Гермионы. Он всегда был примиряющим звеном между ними. Наверное, только благодаря этому они до сих пор не убили друг друга.
Рон кивнул, не скрывая недовольства и бросив на собеседницу испепеляющий взгляд. Компания направились в башню Гриффиндора.
Гермиона понимала, что им с Роном всё равно придется выяснить отношения, потому что он сильно злился. Но за последние дни она так устала от длинных разговоров о жизни, что сама ни за что бы такой не спровоцировала. Рон тоже не стремился откровенничать. Между ними воцарилось некое подобие мира, скорее выставленного напоказ друг перед другом, чем искреннего. Но обоих это устраивало.
Они заварили чай, устроились на диване и пытались разговаривать. В какой-то момент Гермиона отчетливо осознала, что ничего уже не будет как прежде. Когда между близкими людьми встает тайна, которую нельзя раскрывать, дружба дает трещину. Она даже подумала о том, чтобы всё рассказать, но поняла, что не сможет. Не справится с тем, чтобы обратить эту историю в слова. Когда мальчики стали играть в шахматы, Гермионе на мгновение подумалось, что всё её путешествие было лишь игрой воображения или долгим утомительным сном. Вот только сон не способен изменить человека столь сильно.
Оказавшись в своей комнате, Гермиона поразилась тому, какой чужой та показалась. Зажгла ночник, повертела в руках тетрадки и уставилась в окно и только сейчас почувствовала, как сильно скучает по Малфою. Вспомнила ночь, когда они спали в одной кровати. Он обнимал её, даря тепло и защищая от кошмаров. Как же хотелось, чтобы и сейчас Драко оказался рядом. Только с ним была возможность поговорить обо всем, что они пережили и о том сумасшествии, что творилось в душе.
Встала, стянула с кровати одеяло, закуталась в него и несколько минут сидела с закрытыми глазами, пытаясь согреться. Прошло всего несколько часов, а она уже не может без Драко. Осознание этого факта вызывало отнюдь не радость. Там, в другом мире, не надо было ничего бояться, но здесь всё иначе, и они, как и раньше, по разные стороны баррикад. В его доме находится Темный Лорд, Люциус и сам — убийца, да и Драко с лёгкостью использует непростительные заклинания. С этим сложно будет смириться…
Сцена из Малфой-мэнора до сих пор леденила кровь. Гермиона не понимала, как вышло, что Люциус подчинился заклятию Драко, ведь наверняка владел магией куда лучше школьника-сына. Но больше всего пугало другое: у последнего поднялась рука направить Империо на отца. Каким бы ужасным человеком тот ни был, такое было неприемлемо, хотя и спасло ей жизнь.
Несмотря на сопротивление внутреннего голоса и здравого смысла, Гермиона вытащила из ящика пергамент и начала писать:
«Привет! Прости, что не попрощалась. Не думала, что решусь признаться, но я очень скучаю.
Надеюсь, у тебя всё в порядке.
P.S. Надо решить, когда пойдем в банк относить Книгу. Мне не очень-то нравится, что она у меня».
Позвав школьную сову, она привязала письмо к её лапке и стала ждать ответа. Мучительные минуты текли медленно, и ускорить их не смогли ни книги, ни музыка, ни даже рисование. Через три часа Гермиона почувствовала себя никчемной и опустошенной. Ответа так и не пришло, и, решив, что ждать дальше бессмысленно, она попыталась заснуть. Но лишь только тогда, когда небо начало светлеть в преддверии рассвета, воспалённый и измученный разум позволил погрузиться в сон, наполнив его тревожными сновидениями.
***
Колбы стояли в углу: большая, почти полная коробка. Как он надеялся, что больше никогда её не увидит! Но жизнь распорядилась иначе, и надежды больше не было.
В первый же миг, когда они с Грейнджер переместились, предплечье пронзила отвратительная ноющая боль, а в голову как будто ворвался ураган из шума и неразборчивых голосов. Огромных усилий ему стоило не выдать себя Гермионе. Она была последним человеком, кому он стал бы об этом рассказывать.
Драко понимал, что должен сохранить рассудок и вывести Гермиону из поместья. Последние моральные силы ушли на то, чтобы сделать это. Встреча с отцом стала последней каплей. После этого только алкоголь смог усмирить волнение такой силы, что хватило бы на несколько приступов.
По дороге к Замку Драко было так плохо, что даже говорить удавалось с трудом. С каждой минутой голоса в голове становились всё громче, а боль всё сильнее. Сердце наполнила тягучая злость.
Почему она заставила его сделать это?! Зачем?! Они могли бы остаться там и жить счастливо. Но он променял всё это на ад ради неё!
Когда из-за поворота появился Поттер, и Гермиона, его Гермиона кинулась к тому в объятья, Малфой понял, что ещё мгновение, и он убьет их обоих.
Увидев на горизонте своего дружка, она и думать забыла о Драко.
Гнев усилил приступ, доведя его до критической точки. Не желая провалиться в беспамятство прямо посреди коридора, Малфой направился в свою спальню. Вдруг стало искренне плевать, что будет дальше, поэтому, придя туда, он без раздумий выпил сразу два флакона вожделенного Зелья. Приятное тепло разлилось по телу, и мысли прояснились. Теперь Драко точно знал, кто он, и зачем живет.
Он сын Пожирателя Смерти, и совсем скоро станет одним из них. Он должен служить Темному Лорду и ненавидеть грязнокровок. Однажды он будет их убивать.
Перед глазами вдруг вспыхнула яркая картинка: красивая девушка выхватывает палочку и направляет заклятие в серебряный кубок. Она прикасается к нему, ему нравятся эти прикосновения. Драко хочет быть с ней рядом, обнимает её. Он никому не даст её в обиду.
Эту девушку зовут Гермиона Грейнджер. Она — грязнокровка. Он должен её ненавидеть. Он хочет её защитить.
Ненавидеть. Защитить. Ненавидеть…
Эти слова вступили в своеобразную битву за разум Драко, не давая ему ничего понять. Всё снова стало слишком сложно. Отвратительный и оглушающий звон, похожий на скрежет металла, зазвучал в голове, и Малфой лишился чувств.
Когда Драко очнулся, то по-прежнему не мог понять, что правда, а что — ложь. Действие Зелья немного спало, но в голове был густой туман.
Теперь Малфой точно знал, что не собирается убивать Гермиону, но при мысли о том, что он целовал грязнокровку, спал с ней рядом, его передергивало. Умом понимал, что это бред, но сознание, по-видимому, ещё опьяненное зельем, посылало телу странные сигналы.
Драко пугало собственное состояние. Если Зелье продолжит действовать таким образом, совсем скоро он лишится рассудка. Надежды на избавление больше не было. Оставалось лишь сдаться. Но это означает, что жизнь уже никогда не станет прежней. И что ему действительно придется убивать.
В памяти всплыл эпизод из далекого прошлого, когда он направил свою палочку на Гермиону Грейнджер. Тогда ему хотелось её уничтожить.
Образ активизировал остатки зелья, растворившиеся в организме. Шум в ушах вернулся, оглушая. И Драко снова погрузился в беспамятство, наполненное ненавистью и кровью.
Он находился в параллельном мире. Там его мать была жива, а здесь мертва. Он сам убил её. Всё это из-за Гермионы Грейнджер. Она заставила его уйти оттуда, где им было хорошо, а потом предала. И больше не придёт, потому что он ей не нужен.
Ненависть стремительно наполняла душу, грозя вот-вот выплеснуться наружу. ***
Несколькими часами позже Малфой сидел за столом и держал в руке письмо от Гермионы. Резкая боль пронзила висок, и Драко резко прижал туда руку. Разобраться, какие из его воспоминаний были правдой, а какие — галлюцинациями, оказалось непросто. Зелье воскресило в памяти странные образы, деформировав их. Малфой до сих пор не был уверен, что параллельный мир, куда он попал с Гермионой, не был одним из них. А в Империо, впервые направленное не на эльфа или домашнее животное, а на человека, тем более верилось с трудом.
Буквы в письме с трудом складывались в предложения. Кажется, она просила о встрече.
Он не знал, хотел ли этого. После того, как Грейнджер ушла, не попрощавшись; после всех этих ужасных воспоминаний и двух флаконов Зелья стало сложно утверждать что-то определенное. Более того, он был почти не в силах себя контролировать. Их свидание могло оказаться опасным для обоих.
Малфой скомкал пергамент и развернулся к окну.

***
Гермиона не видела его уже два с половиной дня. За это время она успела отправить четыре письма; трижды спускалась в слизеринские подземелья и топталась у дверей, не зная, как войти, нарочно приходила на завтрак самой первой, а уходила самой последней. Драко нигде не было.
Она до сих пор не могла простить Рону того, что тот потерял Карту Мародеров, а потом попытался свалить это на неё. Вчера, придя к нему и попросив её, услышала в ответ: «Ты же сама её забрала! И ещё говорила что-то про Малфоя.» В ответ на недоумение и замечание о том, что она ничего не забирала и уж тем более не говорила про Малфоя, Рон ни за что накричал на неё и попросил «разобраться со своей головой, а только потом приходить с обвинениями».
Это было слишком! Гермиона твердо решила, что не будет разговаривать с Роном до тех пор, пока тот не извинится. Конечно, она была в параллельном мире и делала много странных вещей, но пока ещё не успела лишиться рассудка или заболеть амнезией.
Отсутствие Карты Мародёров существенно уменьшало шансы на встречу с Драко. В какой-то момент Гермиона подумала, что последний её избегает, а вечером того же дня они впервые встретились. Она поднималась по лестнице, а он шел по коридору.
— Драко! — закричала Гермиона, не жалея голоса. Малфой услышал и даже оглянулся. На лице отразились необычные эмоции: он выглядел растерянно и как будто не мог узнать её. Взгляд был мутным. А потом Драко передернуло, и, развернувшись, он пошел прочь, так и не удостоив Гермиону ответом.
Это было настолько странно, что на некоторое время она буквально приросла к полу, смотря ему вслед раскрыв рот. Хотела обидеться, но подумала, что это глупо, поэтому лишь только тверже укоренилась в своем намерении: поговорить с ним и всё выяснить.
Гермиона решила, что сегодня сделает это во что бы то ни стало. Даже если придется всю ночь спать на коврике перед дверью в гостиную Слизерина.
Конечно, сейчас, когда она стояла напротив глухой каменной стены, уверенности чуть убавилось, но отступать Гермиона не планировала.
Завтра должен был начаться новый семестр, поэтому периодически здесь появлялись ученики, которые косо на неё поглядывали и специально называли пароль шепотом, боясь, что она услышит. Несколько не удержались и от язвительных замечаний, но сейчас Гермионе было искренне всё равно. Не в силах больше стоять, она опустилась на пол и обхватила колени руками.
Прошло ещё примерно полчаса, прежде чем из-за поворота кто-то появился. Увы, это был не Драко.
— Гермиона Грейнджер! Что ты здесь делаешь?! — вопрос Астории Гринграсс, обращенный к ней, заставил Гермиону вздрогнуть.
— Я жду одного человека, — бросила она, совершенно не желая вступать в диалог с бывшей девушкой Малфоя.
— Да? Не Драко случайно? — с улыбкой спросила Астория. — Так и знала, что между вами что-то есть! — глаза загорелись энтузиазмом. — Но ты не думай, я не против. Это даже хорошо, что у него кто-то появился. Так ему легче будет справиться с тем, что я его бросила, — затараторила она. Гермиона поморщилась. Её всегда раздражали подобные девчачьи разговоры. — Если хочешь, я могу проводить тебя в его комнату. Подождешь там. Это уж точно лучше, чем на холодном полу… — она хмыкнула и накрутила на палец светлую прядь, явно наслаждаясь своим благородством.
Гермиона встала. Предложение показалось заманчивым. Причин для отказа не было, поэтому она кивнула и последовала за Асторией в слизеринскую гостиную. Никогда раньше ей не представлялась возможность побывать здесь. На первом курсе подземелья самого таинственного и нелюбимого факультета представлялись темным помещением, похожим на те, что показывают в фильмах ужасов. В действительности всё оказалось совсем иначе. Здесь было просторно, достаточно светло и по-своему уютно. Интерьер в серебристо-зеленом стиле смотрелся стильно и придавал особую атмосферу изящества и роскоши. Отсутствие окон возмещали многочисленные лампы и свечи, а большой камин горел необычным серебристым огнем.
— Его комната вон там, — Астория указала на одну из дверей по левую руку от Гермионы, приторно улыбнулась и пошла в свою комнату. Понимая, что стоять по центру гостиной и с открытым ртом её рассматривать — не лучшая идея, Гермиона поспешила в комнату Драко.
На всякий случай постучала и подождала ответа, но не получив его, прошла внутрь, плотно закрыв за собой дверь. Комната была пуста.
Первым бросилось в глаза то, что комнаты гриффиндорцев были обставлены куда скромнее. Не зря Слизерин считался факультетом аристократов. Ноги тонули в серебристом мягком ковре, кровати были широкими и очень красивыми, стулья, обтянутые изумрудной тканью, идеально сочетались с красивыми столами, стоящими в противоположных углах комнаты.
Стол Драко Малфоя был справа. Гермиона не знала точно, но почему-то была уверена в своей догадке. Как и в том, что именно его кровать не заправлена. Хотя Малфой и Забини были чистокровными аристократами и снобами, они оставались мальчишками, поэтому бардак не удивил.На столе Малфоя валялись книги, бумаги, была разлита какая-то жидкость красного цвета. Гермиона обмакнула туда палец, понюхала. Пахло резко, сладко и не очень приятно. Наверное, стоило спросить у Драко, что это. Вот только не факт, что тот ответит.
Записка, присланная три дня назад, скомканная, затерялась среди нескольких подобных. Рядом валялись два сломанных пера. Взгляд зацепился за золотистый гребень, который когда-то украшал её прическу. Сцена с бала пронеслась перед глазами. Гермиона взяла его, повертела в руках, заметила, что несколько изумрудных камешков уже выпали. Потом обратила внимание на книги, пробежав глазами заголовки.
Здесь были весьма странные книги, отнюдь не по учёбе: «Яды и противоядия», «Магическое управление сознанием», «Проклятья подчинения: способы противодействия» и, что удивило Гермиону больше всего, маггловская книга: «Практическая психология: как сохранить спокойствие».
Несколько минут стояла в задумчивости, во-первых, пытаясь осмыслить увиденное, а во-вторых, справиться с соблазном открыть ящики и ознакомиться с их содержимым.
Опустила глаза и увидела несколько валяющихся там стеклянных колб. Подняла одну, поднесла к свету. На дне блестели красные капли. Скорее всего, жидкость на столе вылилась как раз отсюда.
Дверь хлопнула, и Гермиона резко обернулась на звук, неожиданно для себя встретившись с испепеляющим взглядом Малфоя. Кровь прилила к щекам, и Гермиона пошатнулась. Но Малфой был испуган не меньше: побледнел в одно мгновение и сжал рукой косяк так, что костяшки пальцев побелели. Гермиона опасалась, что он упадет в обморок, и ей придется его откачивать. Но вскоре смятение сменилось гневом. Теперь Драко смотрел так, что Гермионе захотелось провалиться сквозь землю. Глаза горели, а губы вытянулись в тонкую линию. Несколько раз глубоко вдохнул, а потом проговорил, акцентируя каждое слово:
— Что. Ты. Здесь. Делаешь?
Он не повысил голоса, но подобный тон звучал страшнее любого крика.
— Ты не отвечал… Я беспокоилась… Я подумала… — начала оправдываться Гермиона, понимая, что это неправильно, и лучше было принять другую тактику — нападения. Но голос не хотел подчиняться. Малфой по-прежнему лишал её возможности нормально говорить одним своим видом.
Глаза Драко сверкнули, когда он взглянул на её руку, сжимающую колбу. В одно мгновение оказавшись рядом, с силой схватил Гермиону за запястье и заставил разжать пальцы. Он стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своих губах.
— Ты трогала мои вещи, — ледяным голосом констатировал Малфой, усилив хватку. Пальцы начало покалывать от недостатка приливающей крови.
— Извини, я… — начала она, когда он резко толкнул в сторону кровати. Потеряв равновесие, Гермиона опустилась туда, по дороге больно ударив ногу. Гадая, чего ожидать от него в следующий момент, до боли прикусила губу и посмотрела на Малфоя, нависающего над ней, и боясь, что он вот-вот вцепится ей в горло.
— Что, Грейнджер, скучаешь по временам, когда мы жили вместе? — прошипел он, усмехнувшись. — Боюсь, они в прошлом… — протянул Драко медленно, а потом глаза снова сверкнули злобой.
— Что ты видела?! — рявкнул он. Гермиона подпрыгнула на кровати. Всё внутри похолодело.
— Ничего. Только книги и странную жидкость… — пролепетала она, искренне не понимая, почему её приход вызвал такую реакцию.
— Точно? — Малфой с прищуром посмотрел на неё.
— Да, — отозвалась Гермиона.
— Хорошо, — он кивнул и облегченно вздохнул. — Итак, зачем ты пришла?
— Я хотела поговорить. Понять, что происходит. Почему ты игнорируешь меня после всего, что было?! — Гермиона захлебнулась воздухом и до боли сжала покрывало. В глазах защипало.
— Всё изменилось. — Его угрюмый ответ не предвещал ничего хорошего.
— Что изменилось, Драко? — в отчаянии спросила Гермиона. Этот разговор, призванный помочь перешагнуть пропасть, раскрывшуюся между ними, только её увеличивал.
— Ты сама решила уйти оттуда, где мы могли быть вместе, — холодно отрезал Малфой и отвернулся к окну. Теперь она видела только напряженную спину и чуть подрагивающие плечи. Он явно был не в себе, и Гермиона могла бы понять это, но последняя фраза запустила опасный механизм: чувство вины, до того усыплённое, но теперь разбуженное, вылилось в недюжинную злость, которая, в свою очередь, обратилась в слова.
— Быть вместе можно где угодно, если мы этого хотим. Но ты боишься! Ведь здесь нельзя спрятаться… — задыхаясь, начала Гермиона. Гнев нарастал и требовал выхода. Она вдруг вспомнила всё: семь лет вражды, пощечину на третьем курсе, столкновение в кабинете Рун и свои обиды. — Конечно, я ведь грязнокровка! — выплюнула она сочащееся ядом слово. — И отношения со мной явно не понравятся твоему папочке! А против него ты пойти не рискнешь. Ты трус, Драко Малфой. Ты жалкий трус!
Голос задрожал и сорвался. Гермиона уставилась в пол. Она понимала, что затронула запретную тему и явно перегнула палку. В отношениях с отцом Малфой был кем угодно, но только не трусом. Здесь скрывалась другая тайна, но отсутствие малейших представлений о том, в чём она могла заключаться, выводило Гермиону из себя.
Драко медленно повернулся, но она не нашла в себе силы поднять глаза и встретиться с его взглядом.
— Ты ничего не знаешь, — процедил он сквозь зубы, как ни странно, сохраняя остатки спокойствия.
— Так объясни! Расскажи мне, в чём дело! А я попробую понять! — Гермиона всё-таки вскинула голову и посмотрела на Драко. Сердце болезненно стучало в груди, а щёки пылали, хотя в помещении было весьма прохладно.
— Ты хочешь знать правду, Грейнджер? Хорошо… — выдохнул Драко. Его голос дрожал, грозя вот-вот сорваться. Малфой схватился за стул, желая удержать равновесие, а затем принялся с остервенением его раскачивать. Только сейчас Гермиона заметила, как сильно он похудел и осунулся. Щеки впали, под глазами залегли серые круги, а мешки выдавали бессонные ночи. Рассеянный взгляд бегал по комнате и явно не мог ни на чем сфокусироваться.
Драко резко зажмурился и выдохнул, пытаясь собраться с мыслями и рассказать о самом важном.
— Ты знаешь, я… — начал он тихо и неуверенно, не в силах решиться, а потом резко выпрямился, содрогнулся, словно от сильного холода, и заговорил совсем другим голосом: безжалостным и равнодушным.
— Я лгал тебе, Грейнджер! — выпалил Малфой, глядя ей прямо в глаза. — Мне нужно было достать Книгу, и я придумал способ сделать это! — принялся объяснять он. В тоне слышались нотки истерики. Резким движением распахнул ящик стола и бросил стопку бумаг. Поймав их, Гермиона увидела свои письма.
— Что?.. — на выдохе произнесла она, фыркнув и нахмурившись. На лице читалось непонимание, губы исказила кривая усмешка.
Драко что-то рассказывал о коварном плане, о том, как нашел блокнот и придумал Валентина с целью узнать имя Хранителя. Гермиона не знала, смеяться ей или плакать. Это был бред! Самый настоящий бред воспаленного мозга.
Малфой вдруг замолчал и уставился на неё с удивлением. Конечно, он ждал другой реакции: злости, слез и истерик. Но ничего этого не было.
Порыв ярости, который спровоцировал этот разговор, схлынул, и Гермионе вдруг стало смешно. Из всех возможных способов достать Книгу Судеб Малфой выбрал самый нелепый. Он пытался её очаровать вместо того, чтобы, например, связать, напоить сывороткой правды, а потом наложить Обливейт. Так бы сделал любой нормальный человек. А Драко писал ей комплименты.
— Я оставлю их, — проговорила Гермиона и прыснула. — Будет интересно перечитать всю переписку, — продолжила она с улыбкой.
Глаза Драко округлились. Во взгляде застыл немой вопрос: какого черта здесь происходит?
— Я использовал тебя, Грейнджер! Я тебе врал, — начал объяснять он, скорее всего, решив, что она не поняла сути дела.
— Я знаю, — мягко откликнулась Гермиона. — То было давно. После всего, что произошло с нами, вот это… — она помахала стопкой писем. — ...детская ерунда. Ты можешь сколько угодно убеждать меня в том, что делал всё ради собственной выгоды. Но я знаю, что это не так.
— Ты переоцениваешь меня, Грейнджер. Как и своё значение в моей жизни. — Малфой холодно усмехнулся.
— Зачем тебе нужно, чтобы я так думала?
Гермиона была поражена своей смелостью и уверенностью, Малфой был удивлен не меньше. Вопрос явно застал его врасплох.
— Потому что это так. Я использовал тебя, пойми же ты наконец! — с отчаянной злостью повторил он. — Я начал общаться с тобой только чтобы достать Книгу.
— Хочешь, чтобы, услышав это, я выбежала из комнаты и перестала с тобой разговаривать? — спросила она, усмехнувшись. — Я понятия не имею, какие у тебя мотивы, но с моей стороны глупо поддаваться на подобную провокацию. Если проблема только в письмах, то можешь не переживать: в те времена я сама считала тебя мерзким снобом и болваном. Конечно, ты такой и есть, но не пытайся убедить меня, что твоё поведение в параллельном мире — часть коварного плана. И мне действительно всё равно, какие мотивы были у тебя полгода назад.
— А мне нет! — рявкнул Драко и снова оказался радом. — Я использовал тебя, и ты должна злиться!
Лицо Гермионы снова стало суровым.
— Я была права. Ты трус… — надломленным голосом проговорила она. — Если ты хотел, чтобы я ушла, мог бы сказать прямо, а не пытаться сыграть на моих чувствах, — криво усмехнулась и продолжила со злобным сарказмом: — Вы теряете квалификацию, Драко Малфой. Раньше вы манипулировали людьми куда искуснее, — хмыкнула и перевела дыхание. — Если хочешь, я уйду. Могу даже разозлиться, раз уж должна, — она сделала особый акцент на последнем слове, скопировав интонацию Драко, и, глубоко вздохнув, закончила мысль: — Вот только мы оба знаем, что настоящая причина не в этом.
Гермиона развернулась на каблуках и направилась к выходу. Вдруг осознала, что впервые в жизни ответила ему достойно. Так, как мечтала раньше: разумно, уверенно, с высоко поднятой головой. Но радости не было — лишь только нестерпимая боль. Осознание того, что всё кончено, разрывало сердце. Слезы наворачивались на глаза, но Гермиона проглотила их, решив, что будет сильной до конца. Уже покинула комнату, ожидая, что дверь вот-вот захлопнется за спиной. Но этого не произошло.
Резкий толчок лишил равновесия. Через мгновение Гермиона поняла, что руки Драко притянули её к себе, их губы встретились, и он проник ей в рот в болезненно-страстном и таком долгожданном поцелуе. Голова закружилась, и разум затуманился. Она успела подумать о том, как сильно скучала, а затем полностью отдалась во власть ощущениям.

Простить или проститься

Глава 33
Простить или проститься

Ты там, где свет, а я — где боль,
Где силы нет владеть собой,
Где жизнь — струна, и ей длина —
Обрывок сна...
(Город 312)

Это было поистине мучительно.
С того дня, когда она впервые пришла к нему в комнату, прошло уже две недели, и их Гермиона провела, как на вулкане: поведение и настроение Драко невозможно было предугадать. Он исчезал и появлялся, ничего не объясняя — то избегал её, делая вид, что они не знакомы, то набрасывался с поцелуями.
Всё это совпало с началом последнего учебного семестра, и, как следствие, огромной нагрузкой по учебе, от которой Гермиона уже успела отвыкнуть за месяц, проведенный в параллельном мире. Кроме того, ночные кошмары, начавшие преследовать её в ночь перед возвращением, только усилились. Теперь часто снилась грядущая война. Её неумолимость и скорое начало чувствовались уже сейчас. По утрам стало страшно открывать утренние газеты, потому что в каждой из них было написано о новых схватках Авроров и Пожирателей; операциях и унесенных жизнях, что сильно давило на психику Гермионы, напоминая: в другом мире эти люди могли быть живы. Возможно, именно поэтому в своих снах она вынуждена была убивать, теперь уже по-настоящему, а не словами, вписанными в книгу. Каждый вечер становился пыткой, потому что ложиться спать было страшно, но усталость брала своё. Всё же заснув, Гермиона непременно погружалась в кровавый ад — каждый раз новый, но всегда пугающий и жестокий. Утром вскакивала в холодном поту и заставляла себя идти на уроки, хотя учёба теперь тоже была не в радость.
Несколько раз Гермиона думала позвать к себе Драко и попросить его остаться с ней на ночь, потому что была уверена — с ним кошмары уйдут. Но решиться на такое пока не могла, ибо вряд ли после этого они будут просто спать. Осознание того, что скоро, наверное, придется перевести их отношения на новый уровень, пугала и завораживала одновременно. Но Гермиона не хотела торопить события, так как до сих пор не разобралась, что было у Малфоя на уме.
***
Гермиона села на своё место в Большом зале, налила кофе и отхлебнула, найдя взглядом Драко, который сидел в другом конце и размазывал еду по тарелке. Они не разговаривали уже три дня, и она успела соскучиться. Малфой же избегал её, не желая объяснять, что случилось.
— Приятного аппетита, — пожелал Гарри, опустившись рядом.
— Спасибо. И тебе, — улыбнулась ему Гермиона, стараясь выглядеть бодро и не показывать другу, как тяжело ей приходится, потому что ему явно было не легче. В последние дни Гарри стал молчаливым и угрюмым, всё чаще проводил вечера в одиночестве. Несколько раз Гермиона пыталась поговорить и предложить свою помощь, но он отнекивался, ссылаясь на то, что не хочет беспокоить их с Роном без крайней необходимости. Она не настаивала, потому что теперь, как никто другой понимала, что есть вещи, о которых легче молчать. А лишние обсуждения того, что, вероятно, совсем скоро им придётся вступить в войну, вряд ли бы кому-то помогли.
Почтовые совы, принесшие утренние газеты, влетели в зал. Через секунду Гермиона держала в руках их посылку — новый выпуск «Ежедневного пророка". Тяжело вздохнула и принялась листать. Новостей о войне становилось всё больше. Взгляд Гермионы зацепился за фразу:
"Схватка Авроров с Пожирателями Смерти закончилась победой первых. Ещё одна база приспешников Сами-знаете-кого обезврежена, однако не обошлось без жертв. В битве погибло пятеро авроров: Эндрю Аллес, Фредерик Паркинсон…"Недочитанная газета упала на стол, испачкавшись в джеме от круассана, а перед глазами Гермионы возникло лицо девушки с длинной косой.
Не переживай хотя бы из-за меня… Если Фред там жив, то всё правильно. И мне ни капли не страшно…» — мелодичный голос зазвенел в ушах, преломляясь.
Кларисса Рейвери — та, кто пожертвовал собой ради любимого человека. Была готова умереть, чтобы он жил, но всё оказалось напрасным.
Зал наполнился какофонией голосов, а щеки Гермионы запылали. Она поняла, что не сможет находиться здесь больше ни минуты — нужно было побыть одной.
— Что с тобой? — голос Гарри, заметившего смятение Гермионы, прозвучал для той как сквозь толстый слой ваты.
— Ничего страшного, — она резко обернулась, наскоро сжала его руку и выдохнула:
— Не переживай, я скоро вернусь.
Последние моральные силы ушли на этот спокойный тон, потому что последнее, что Гермиона хотела сейчас сделать — это расстроить Гарри. Только оказавшись в коридоре, она смогла дать волю раздирающим душу чувствам. Нашла ближайшую нишу, забралась туда с ногами, обхватила колени и закрыла глаза. Захотелось стать маленькой девочкой, которая ещё не знает, что такое выбор и чувство вины.
Видимо, она задремала, потому голос Клариссы стал более отчетливым, и они с Фредом, держась за руки, вышли из серого тумана, в котором вдруг оказалась сама Гермиона. Она точно знала, что он несет с собой смерть, подобно тем струям из серебряного кубка.
— Убийца, — сказала Кларисса ледяным голосом. — Ты убила нас всех, и будешь расплачиваться за это вечность…
— Вечность… вечность… вечность… — повторило эхо, а туман окутал Гермиону, забирая силы и лишая рассудка.
Тяжело дыша, она выпрямилась, больно ударившись головой о верхнюю часть ниши, ставшей временным убежищем. Судя по всему, первый урок придётся пропустить…
***
Вечером она обмакнула перо в чернильницу и всё-таки решилась написать Драко.
"Привет.
Сегодня прочитала в газете, что погиб Фредерик Паркинсон. Знаешь, эта новость окончательно выбила меня из колеи.
Мне очень плохо, и я хочу поговорить. Давай увидимся?"
Ответ пришел почти сразу:
"Привет.
Я тоже читал эту новость, очень жаль Фредерика… Но прекрати винить себя! Уж тут ты точно ни при чём.
Насчет же встречи… Сейчас не самое лучшее время, извини".
Гермиона скомкала записку и разрыдалась, вдруг почувствовав себя никчемной и никому не нужной.
Не лучшее время?! Почему, когда ей так нужна поддержка, у него «не лучшее время"?..
Ночью Гермиона не спала, в очередной раз накачавшись кофе и теперь занимая себя уроками и рисованием, вот только вдохновения для творчества не было, а учеба вдруг стала искренне противна.
Гермиона боялась, что если ничего не изменится, совсем скоро она сойдет с ума.

***
Она повертела в руках колбу с красной жидкостью, которую несколько дней назад тайком забрала у Драко, когда тот ненадолго вышел из комнаты.
При других обстоятельствах никогда бы не стала так делать, но было необходимо выяснить правду, которую Малфой старательно скрывал.С Драко творилось что-то неладное: с каждым днем он выглядел всё хуже и постоянно пил жидкость из колб. Хотя и старался делать это тайно, Гермиона знала, что есть два вида употребляемой им гадости. Первая — красная, а вторая — похожа на чай.
Все попытки расспросить его, что это, Драко пресекал на корню, при этом они приводили его в такое бешенство, что Гермиона решила не подвергать риску свою безопасность и психическое здоровье Малфоя, изучив их самостоятельно.
Забрав по одной колбе из каждого ящика, она выбрала время и отправилась в лабораторию для самостоятельных занятий, чтобы проанализировать состав зелий. За три дня она побывала там уже четыре раза. Посещения были связаны с определенными трудностями, потому что лаборатория являлась общественной, а Гермиона занималась отнюдь не учебой. Рон очень не вовремя потерял Карту Мародеров, которая сейчас была бы весьма кстати. Именно поэтому Гермиона, используя пока ещё не утраченную Мантию Невидимку, ходила в лабораторию после отбоя.
Первое зелье оказалось сильнодействующим успокоительным, и это удалось выяснить почти сразу. Второе же стало главной головоломкой, занимающей теперь все мысли Гермионы. Состав не удалось определить полностью, но было ясно одно: зелье запрещенное, невероятно сильное и сваренное специально для Малфоя. Кроме того, в нём обнаружилось очень сильное галлюциногенное вещество, что тоже не вызывало энтузиазма. Однако, Зелье явно было не просто наркотиком, а чем-то куда более сложным. Гермиону беспокоило даже не то, чем именно, а то, зачем Драко его принимал. Однако прежде чем прийти и задать ему прямой вопрос, она решила собрать побольше фактов и тем самым лишить его возможности в очередной раз отмахнуться.
Сейчас Гермиона прошла в лабораторию, зажгла светильник, наложила заглушающее заклятие, заперла дверь, но всё же решила не снимать мантию. Конечно, все меры предосторожности окажутся малоэффективными, если кто-то решит прийти сюда осознанно, но так, по крайней мере, оставалось меньше шансов нарваться на Филча.
Вздохнув, Гермиона зажгла горелку, и капнула зелье на стекло, решив в очередной раз попытаться разделить его на компоненты и рассмотреть их под увеличительным прибором.

***
Драко вытащил Карту Мародеров и развернул её на столе. Всё-таки хорошо, ему хватило ума не проболтаться о ней Гермионе и не раскрыть свой план до конца, остановившись на последнем письме, не упомяная ни об Оборотном Зелье, ни о разговоре с Уизли, ни о Карте. В последнее время этот артефакт стал своеобразным развлечением, вносящим хоть немного разнообразия в грязно-серые будни.
Несколько раз он выбирался гулять по Хогсмиду, изучил все скрытые проходы и потайные места в замке. Однако больше всего ему нравилось наблюдать за Гермионой: смотреть на имя на карте и представлять, что она делает, например, сидя в своей комнате или гостиной Гриффиндора. Теперь Драко всегда знал, где Гермиона находилась и с кем общалась, и это давало приятное ощущение контроля. Она часто гуляла по вечерам в одиночестве, а Малфою нравилось заставать её врасплох, выходя из темноты и сжимая в объятиях или возникая на пути тогда, когда та меньше всего ожидала его увидеть.Первое время слежка была лишь забавным вечерним ритуалом, и Драко, с удовольствием отмечая, что Гермиона теперь практически не общается со своими друзьями, закрывал карту и ложился спать. Но потом всё изменилось, потому что последние три вечера она проводила отнюдь не в комнате.
Непонятно зачем Гермиона Грейнджер ходила в лабораторию для самостоятельных занятий. После отбоя. Сначала он думал, что она просто со свойственным для себя фанатизмом подошла к учебе, но сегодня засомневался в этом, поняв, что её дипломный проект связан с Рунами, а не с Зельями, профессор Снейп же задал на следующее занятие всего лишь эссе.
А у него пропало две колбы. Ещё неделю назад Драко пересчитывал их и решил, что успокоительного хватит до конца недели, а сегодня понял, что на воскресенье остался один флакон вместо привычных двух. Засомневавшись, проверил и Зелье Подготовки. Исходно в коробке было двадцать колб, выпил он восемь, а осталось одиннадцать.
Страшная догадка заставила Драко вздрогнуть. Сердце пропустило пару ударов, а на лбу выступил холодный пот.
Она бы не стала… Это же Грейнджер, гриффиндорка.
Хотя, теперь уже всё возможно.
В последнее время состояние Драко сильно ухудшилось, он часто срывался, пропадал, не желая показываться Гермионе в самом плачевном из своих состояний. А она задавала вопросы, пытаясь докопаться до истины. Но мысль о том, что придется раскрыть ужасную, низкую правду, приводила Малфоя в панику.
Для неё он хотел быть кем угодно: снобом, властным аристократом, эксцентричным и опасным эгоистом, но не рабом Лорда, готовым в любой момент лишиться рассудка.
Наскоро сложив карту, Драко бросил её в ящик стола и поспешно покинул комнату, молясь, чтобы его догадка оказалась ложной.

***
У неё почти получилось: под действием огня, специального раствора и нескольких заклинаний ещё два ингредиента злополучного зелья были определены. Состав всё больше походил на запрещенное Зелье Подчинения, сходное по действию с заклинанием Империю, но всё-таки существенно отличался.
Гермиона нахмурилась. Уйдя с головой в работу, она напрочь забыла о безопасности, но сейчас вдруг показалось, что за дверью кто-то был. Замерла одной позе, надеясь, что это была лишь игра воображения, но дверь вдруг жалобно заскрипела.
Внутренне сжавшись и боясь обернуться, Гермиона взмолилась, чтобы это оказался лишь Филч, совершающий вечерний обход, а её защитное заклятие не дало трещину.
Но это был не Филч.
— Я знаю, что ты здесь. — Голос Драко разорвал тишину и резанул по ушам Гермионы, заставив ту нервно сглотнуть. Это было началом конца. И хотя сама она всё ещё была невидима, на столе находилась зажженная горелка, а зелье, пусть и перелитое в другой флакон, стояло рядом.
Драко направлялся прямо к ней, и Гермиона поняла, что отходить бессмысленно: пусть и в балетках, она всё равно не сможет ступать бесшумно в гробовой тишине ночного замка.
В следующий момент Малфой протянул руку вперед и схватил край мантии, резко потянул на себя с такой силой, что практически разорвал ткань. Гермиона лишилась последней защиты и теперь, сощурившись, уставилась на Драко через плечо. Выпавшие из конского хвоста пряди лезли в глаза, мешая обзору, но она всё равно смогла рассмотреть его лицо, искаженное злобой. Взгляд, подобный тому, что был сейчас, видела ранее лишь однажды: осенью в кабинете Рун, в ту злополучную встречу, о которой Гермиона предпочитала не вспоминать.
Она стояла, не в силах пошевелиться, лишь только сердце стучало в висках. Малфой резким и широким движением смёл со стола всё, что на нём находилось. Послышался звук бьющегося стекла, и красная жидкость разлилась по полу. Ещё не потухшие угли из горелки, оказавшись в ней, задымились, и комната наполнилась резким сладким запахом. Гермиона заметила его давно: когда впервые испаряла зелье, и поэтому специально надевала защитную маску. Но сейчас той не было, а дыма оказалось гораздо больше, поэтому глаза заслезились.
— Что, солнце, понравилось играть в шпионку? — прошипел Драко приторным голосом, одновременно с этим резко развернув Гермиону к себе. Он схватил её плечи, с силой сжав их.
— Я хотела понять, что происходит, — произнесла она чуть охрипшим голосом, собрав остатки мужества, чтобы не отвести взгляд.
— И что, поняла?! — рявкнул он, усилив хватку. Гермиона стиснула зубы. — Я уже говорил: это не твоё дело!
— Пусти! — Гермиона начала вырываться, извиваясь всем телом, в тщетных попытках сбросить его руки. — Мне больно!
— Пустить, говоришь?! — Он оскалился. — С какой стати я должен прислушиваться к твоим просьбам, когда тебе на мои плевать?
— Я не хотела ничего плохого! — выплюнула Гермиона. — Я уже говорила: что бы там ни было, я приму это. Но я хочу знать!
Руки Драко вдруг исчезли, и кожа запылала от приливающей крови. Гермиона понадеялась, что он прислушался, когда почувствовала, как Малфой схватил её за волосы и резко потянул вверх, заставив снова посмотреть на себя.
Голова кружилась от запаха подожженного Зелья, который был настолько неприятным, что к горлу подкатила тошнота. Зрачки Малфой расширились. Несколько мгновений он молча смотрел на неё, как будто не узнавая, а потом взгляд изменился. В нём появилось что-то новое. Страх? Желание? Отвращение?
Драко поморщился, будто Гермиона вдруг стала ему противна, и резко оттолкнул её от себя. Равновесие, как душевное, так и физическое, было утеряно. В ушах зазвенело, и через мгновение она поняла, что сидит на полу у самой стены. Острая боль пронзила ногу в области голеностопа: по-видимому, Гермиона повредила ту во время падения.
Головокружение и тошнота усилились в несколько раз. Гермиона готова была расплакаться и по-прежнему не понимала: почему? Что такого она сделала, чтобы заслужить подобное обращение…
— Встань! — прорычал Малфой, грубым движением заставив Гермиону подняться на ноги и пригвоздив к стене. Нога отозвалась ужасной резью, и слезы всё-таки брызнули.
— Мы играем на разных сторонах, друг против друга! — выдохнул Драко. — Однажды не получится игнорировать это. Ты понимаешь?
Гермиона кивнула, мечтая лишь о том, чтобы он отпустил. Этот Малфой пугал её: в нём не было ничего от того Драко, к которому она привязалась. И если раньше он иногда срывался и кричал, то сейчас осознанно причинял физическую боль. И чутьё подсказывало, что это ещё не конец.
— Тогда пусти меня! — потребовала она с надрывом. — Я больше не стану вмешиваться в твою жизнь. Обещаю!
— Так легко уйти не получится, — Малфой зло усмехнулся. — Ты и так сделала всё, что могла, — отрезал Драко. — И теперь я даже не знаю, что хочу больше, убить тебя или… — глаза сверкнули желанием, и он не договорил, накрыв её губы болезненным и агрессивным поцелуем. Гермиона почувствовала солоноватый вкус крови и поняла, что он прокусил ей губу. А ещё ей стало нечем дышать. Грудь сдавило, а перед глазами всё пошло разноцветными пятнами, искрящимися и рассыпающимися.
Малфой не заботился о том, чтобы ей было приятно, но, кажется, наоборот, стремился сделать как можно больнее. Наконец Драко прервал поцелуй, уткнулся ей в шею и разорвал блузку. Спину царапнул холодный камень, по телу волной прошла дрожь. Гермиона жадно втянула воздух, отравленный парами Зелья и оттого обжигающий горло, закашлялась и застонала.
Слезы текли по щекам, и она дернулась, в очередной раз попытавшись освободиться, но окончательно поняла, что это бессмысленно.
Вдруг стало по-настоящему страшно, и Гермиона молилась о том, чтобы произошло чудо, и он остановился. Но часы показывали час ночи, а на помещение было наложено заглушающее заклятие, поэтому вряд ли кто-нибудь решил бы заглянуть сюда.
"Только не так…» — пульсировала в голове отчаянная мысль. Гермиона не хотела, чтобы это произошло в таких условиях: с обезумевшим Малфоем, у грязной стены в лаборатории.
Лишь бы только он отпустил…
Но это было не единственным желанием. Какая-то извращенная, испорченная часть её сознания не хотела, чтобы он останавливался, что пугало Гермиону ещё сильнее; как и то, что тело реагировало на прикосновения, даже столь грубые и болезненные.
— Хватит! Прекрати! — закричала Гермиона, сотрясаясь от бьющей её дрожи, но Малфой в который раз проигнорировал это.
Её палочка валялась на столе буквально в нескольких метрах и могла бы помочь, если бы Гермиона не вынула ту из кармана полчаса назад.
Драко на мгновение отстранился и прикоснулся к ремню своих брюк. Гермиону накрыла паника. Во многом, именно она дала необходимые силы, активировав разум и толкнув на следующий поступок: нагнуться и схватить волшебную палочку Драко, находящуюся во внутреннем кармане валявшегося под ногами пиджака. Он явно не ожидал такого, поэтому даже не успел опомниться прежде чем Гермиона произнесла «Impedimenta". Его отбросило на несколько шагов назад, но Малфой удержался на ногах, потому как врезался в стол и схватился за него. С силой тряхнул головой, закашлялся и поморщился, как будто от яркого солнца, а потом его лицо просветлело. Драко посмотрел на разлитое на полу зелье, осколки от колб, уже потухшую горелку и упавший стул. Перевел взгляд на Гермиону, увидев, что по её подбородку стекала капля крови, на шее красные следы, а блузка разорвана.
— Прости… — одними губами произнес Малфой, явно растерявшись, но Гермионе было всё равно. По-прежнему держа его на прицеле, она подошла к кафедре, схватила свою палочку, нагнулась, нащупала на полу мантию-невидимку и полубоком, не сводя глаз с Драко, направилась к двери.
— Подожди! — попросил Малфой надломленным голосом.
— Не подходи ко мне! — осадила его Гермиона. — У тебя серьезные психологические проблемы, Малфой! — выплюнула она. — Но больше не смей отыгрываться за мой счёт!
Сказав это, швырнула его волшебную палочку в угол лаборатории. Так, чтобы у Драко не было времени достать её, пока сама Гермиона ещё здесь. Резко встряхнув головой, выбежала из лаборатории, на ходу размазывая по щекам обжигающие слезы; надела мантию-невидимку, и содрогаясь от холода и пережитого стресса, побежала в свою комнату.

***
— Послушай, я был не в себе! И не хотел сделать тебе больно!
Малфой опять появился из ниоткуда. Гермиона прижала к себе книги, подсознательно пытаясь поставить между собой и Драко хоть какой-то барьер.
— Ты слишком часто не в себе, — отрезала она. Он уже третий раз пытался начать этот разговор, но у Гермионы не было моральных сил вести его. За эту неделю она проспала в общей сложности чуть больше суток. Кошмары снова изменились: теперь в них чаще всего был Драко. Воображение порождало многочисленные варианты того, что могло бы быть, не останови она его заклятием в тот злополучный вечер. Гермиона просыпалась в ужасе, но с осознанием того, как сильно ей его не хватает. Однако решила покончить с этим. Её разум всегда был сильнее сердца, а это значит, что можно будет перечеркнуть всё, что было, и вернуться к нормальной жизни. Нужно лишь немного времени. Силы воли. Самовнушения…
— У меня есть на то причины. Я могу попробовать объяснить, — не отступал Драко.— Твои внутренние демоны меня больше не интересуют, — холодно бросила Гермиона.
— Пожалуйста, выслушай меня. Это не займет много времени. Всего лишь пять минут. — В голосе Малфоя слышалась столь несвойственные для него просящие нотки. Гермиона пожала плечами, а затем кивнула:
— Хорошо, я слушаю.
Поняла, что легче согласиться, чтобы покончить с этим раз и навсегда.
Малфой растерялся под её пристальным взглядом. Наверное, впервые в жизни он вынужден был мучительно подбирать слова.
— Понимаешь… У меня были проблемы с отцом. Помнишь ведь, что у нас сейчас не самые тёплые отношения. И это зелье… — Он опустил глаза, так и не договорив.
— Это зелье что?.. — Гермиона нахмурилась.
— Я… Оно… — Малфой действительно был в смятении. На лице отразилась паника. Гермиона чётко поняла: он не расскажет.
— Понятно, — произнесла она. — На самом деле, не так уж и важно. Просто ты не тот, кто мне нужен. Я хочу надёжности, а не сумасшествия. И проблема не только в том, что случилось в лаборатории: ты такой всегда. — Но всё ведь не может оборваться вот так… — Рука Драко вдруг опустилась к ней на плечо, и по телу прошел электрический разряд. — После того, что было… — выдохнул Малфой. Гермиона забыла, как дышать, всего лишь поймав его взгляд, однако через мгновение собралась с силами:
— А что было? — с горечью начала она. — Иногда думаю, не приснился ли мне тот мир, где ты был совсем другим. Те дни стерлись из нашей жизни, сменившись этими. Ты знаешь, что четыре дня назад было двадцать третье января? В этот день в том мире ты выбросил в окно кольцо, подаренное Роном. И в него же чуть не покалечил меня из-за какого-то зелья. Я до сих пор с трудом наступаю на больную ногу. Та реальность — иллюзия. Её не было, вот и всё… — Гермиона сглотнула. В тоне слышались нотки истерики, и каждое слово давалось с трудом, но ей нужно было договорить. — А здесь ты всё тот же сумасшедший, что угрожал мне в кабинете Рун. Не думай, что я забыла… — слезы всё-таки подступили слишком близко, отчего щеки покраснели, стало нестерпимо жарко, а голос, перестав подчиняться, зазвенел.
— То есть это конец? — зло спросил Драко.
"Нет!» — кричал внутренний голос, но Гермиона знала, что должна сказать другое. Так будет лучше… Проще. Жизнь и без того слишком сложна, чтобы превращать её в минное поле. А с Драко Малфоем только так: никогда не знаешь, чего ожидать в следующий момент.
И порванная связка при неудачном падении — это самое легкое, чем можно было отделаться при общении с ним.
Но заставить себя сказать «да» Гермиона так и не смогла, лишь с усилием кивнула, избегая смотреть на Драко. Медленно обошла его и направилась прочь.
— Ну и иди к чёрту! — заорал Малфой ей вслед. В надломленном голосе было столько отчаяния, что сердце Гермионы сжалось, но она не обернулась. Он не смог даже достойно принять её решение: этот человек точно не тот, кто ей нужен.
Вот только по щекам текли слёзы.

***
Перед тем, как войти в камин, Луна Лавгуд крепко обняла отца и выдавила улыбку. Это были худшие каникулы в её жизни, но ему лучше было об этом не знать.
Она уехала домой на следующее утро после бала, наскоро собрав вещи и надеясь не встретить никого из тех, кто стал свидетелем её морального падения. Почему-то теперь попытка влиться в школьную элиту воспринималась Луной именно так.
Это была непростительная слабость. Пойдя на поводу у бесплотных мечтаний, она сделала то, за что теперь себя презирала.
Но самый сильный удар, конечно же, нанёс Блейз Забини. Луне до сих пор хотелось рыдать каждый раз, когда она вспоминала о том, как он целовал ту девушку в откровенном платье.
Не желая обжигаться больше, Луна приняла решение отныне действовать только так, как подсказывает интуиция и никому не позволять нарушать зону её личного комфорта.
Однако в теории всё оказалось проще, чем на практике. Все каникулы Луна провела дома, имитируя беззаботность и веселье, потому что не желала расстраивать отца.
Теперь же она возвращалась в школу. После добровольного заточения, внешний мир снова стал казаться враждебным.
Идя по коридору, Луна ловила себя на мысли, что чувствует себя очень неуютно под чужими взглядами. Но она сама выбрала образ, способный перечеркнуть предрождественский кошмар. Теперь Луна Лавгуд, как и раньше, стала «девочкой со странностями", которой не было дела до чужого мнения.

***
Блейз чувствовал себя уставшим, хотя учёба ещё только началась. Все каникулы он провел в школе, слоняясь без дела и наблюдая за тем, чтобы Драко Малфой ненароком не покончил жизнь самоубийством в очередном порыве.
Догадаться, что происходило с его лучшим другом, было несложно, но Малфою нравилось думать, что это тайна, поэтому Блейз не спешил его разубеждать. Но Драко был не основной заботой Забини: чаще всего его мысли занимала Амелия.
Болезнь прогрессировала, и было ясно, что совсем скоро сдерживать её станет невозможно.
Блейз скучал по сестре и очень хотел вернуться домой, но мать настояла на том, чтобы он провёл каникулы в школе, потому что так ей удастся избавиться от переживаний хотя бы о его благополучии. Очевидно, она боялась, что Блейза может постичь участь Драко, а отказывать Тёмному Лорду не решался пока никто.
Когда начался семестр, и ученики снова вернулись в школу, наполнив её привычной суетой, стало чуть легче справляться с навалившимися проблемами, ведь появилась возможность развлечь себя хоть чем-то, но привычный флирт и девушки на одну ночь не приносили удовлетворения.
Иногда он вспоминал о Луне, но старался отогнать чувство вины, которое возникало при воспоминании о случае в Рождество.
Блейз забыл бы о нём довольно быстро, если бы не одно «но". Луна Лавгуд изменилась, вернувшись к привычному имиджу. В ней не осталось ничего от красавицы в серебряном платье, с которой Блейз танцевал балу, но появилось что-то другое: непосредственность, сочетающаяся с внутренней силой и неугасающим светом в глазах.
Луна Лавгуд напомнила Блейзу Амелию. Наверное, у них всегда было что-то общее, но раньше он не обращал на это внимания, попросту не замечая странную девочку с Рейвенкло.
Окончательное осознание того, почему Луна никак не желала покидать его воспоминания, пришло неожиданно. Блейз гулял по территории школы и дошёл практически до Запретного леса, когда увидел её.
Луна сидела на снегу, скрестив ноги, и кормила мясом фестралов. Блейз не был точно уверен, потому что не мог их видеть, но догадывался.
Самым удивительным было то, что она разговаривала с этими существами, как будто они могли её понять.
Несколько минут он стоял в отдалении, наблюдая за этой картиной. Видел, как менялось лицо Луны, становясь то серьёзным, то весёлым. А потом она вскочила на одного из них и взлетела. Со стороны это было странное зрелище: хрупкая фигурка держалась в воздухе сама по себе.
Наверное, ещё год назад, он бы посмеялся над подобной картиной и не преминул сказать что-нибудь неприятное, но сейчас вдруг вспомнил, как несколько месяцев назад Амелия, сжав своей маленькой ладошкой его руку, повела в конюшню, чтобы познакомить со своим любимым жеребцом. Как Блейз узнал позже, тот прискакал к воротам поместья сам, по-видимому сбежав от предыдущих хозяев. Сестра увидела его случайно и впустила. Несмотря на юный возраст, она была прекрасной наездницей. У неё вообще была особая, странная даже для волшебницы, связь с животными. До того, как обнаружилась болезнь, Амелия очень много времени проводила на природе, периодически принося домой раненых птиц или котят, и, что удивляло больше всего, разговаривала с ними, как с живыми людьми и искренне любила. Однажды Блейз не выдержал и наложил на поместье защитное заклятие, чтобы никакая живность не могла попасть туда и навредить сестре.
После случая с жеребцом он очень сильно поругался с матерью, упрекая её в том, как можно было позволить больной дочери скакать галопом на непроверенном коне. Кроме того, ранее тот наверняка принадлежал кому-то другому, и, вполне вероятно, разыскивался предыдущим хозяином. Но Амелия утверждала, что жеребец стал её спасением от одиночества и любимым другом, поэтому Блейзу пришлось смириться.Смотря на Луну Лавгуд, летающую на фестрале, наплевав на все школьные правила и явно чувствующую себя в своей стихии, Блейз вдруг на мгновение почувствовал себя так, будто попал домой, и Амелия снова рядом.
Вдруг страшно захотелось поговорить с Луной, как он обычно говорил с сестрой, но Блейз понимал, что после случившегося на балу она не захочет его видеть.
Но всё же, несколько минут спустя вышел из своего укрытия и решил сделать то, что не делал ещё ни разу в жизни: попросить прощения.

***
Увидев Блейза, Луна нервно вздрогнула и чуть не потеряла равновесие. Фестрал, видимо почувствовав смятение своей наездницы, спикировал к земле.
Слегка шатаясь, она сошла на землю и постаралась придать лицу серьезное выражение.
— Ты здорово летаешь, — сказал Блейз и улыбнулся.
— Я знаю. — Луна нахмурилась и развернулась, погладив фестрала по спине и шепнув, что тот может идти.
— В твоей жизни случилось что-то плохое? — серьезно спросил Блейз. — Раз ты их видишь…
Луна сглотнула, вспомнив о своей невосполнимой потере, а потом перевела взгляд на Блейза, пытаясь понять, что происходит: никогда раньше он не интересовался её жизнью.
— Тебе правда хочется это знать? — спросила она глухо.
— Да.
— Но я не буду рассказывать. Я больше тебе не доверяю… — ответила Луна прямо. Впрочем, она никогда не любила лгать.
Блейз нахмурился, а затем произнёс:
— Я знаю, что поступил отвратительно. Мне не стоило оставлять тебя на балу. Я хочу попросить прощения.
Она смотрела на него и не верила в услышанное: Блейз Забини просил прощения у Луны Лавгуд…
С неба валил снег, опускаясь на волосы и ресницы и создавая ощущение нереальности происходящего. Она вдруг почувствовала себя героиней волшебной сказки и поняла, что больше ни капли не злилась.
— Хорошо, мир. Но это в последний раз… — улыбнулась Луна и зачем-то протянула мизинец, как маленький ребёнок.
Он хмыкнул и сцепил их пальцы, а она вдруг звонко рассмеялась. Через мгновение они хохотали уже вместе.

***
Драко почти не появлялся на занятиях. Гермиона видела его мельком лишь несколько раз. Она и сама не искала встреч — скорее старательно их избегала. Образ парня, с которым она провела месяц в другом мире, постепенно стал размываться в памяти, превращаясь в воспоминание.
Настоящий Малфой теперь был измученным, нелюдимым юношей, который забросил учёбу, ходил по замку, словно приведение, и постоянно пил Зелья или огневиски.
Гермиона чувствовала свою вину за то, что он стал таким, ведь именно её решение толкнуло его в пропасть.
В первые дни вечерами она очень часто садилась и перечитывала письма от Валентина или самого Драко, всматриваясь в очертания букв и смахивая непрошенные слёзы. Несколько раз даже брала пергамент, отчаянно желая написать невероятной длины письмо, изложив в нём все свои мысли и сомнения, и сказать, что готова пойти за Драко куда угодно, даже во тьму, если только он позволит вернуться и согласится принять её помощь.
Однако Гермионе всегда удавалось усмирить подобные порывы, убеждая себя в том, что примирение не изменит сущности его характера и обреченности их отношений. Он останется всё тем же: ненадежным, сумасшедшим и пугающим. Пусть от его прикосновений кружилась голова, поцелуи заставляли желать большего, а мысли о том, что было бы, не останови она его в ту ночь, лишали покоя — всё это не меняло сути. Между ними раскрылась непреодолимая пропасть, хотя ещё недавно казалось, что её можно просто перешагнуть. Как бы там ни было, Гермиона не хотела приносить себя в жертву. Не о такой жизни она мечтала: не о том, чтобы всю жизнь промучиться с человеком, который не может себя контролировать. Ей нужен был тот, кто мог бы защитить, а не от кого придётся защищаться.
Время накладывало бинты на кровоточащие раны, и каждым следующим утром боль становилась чуть меньше. Нужно было продержаться до конца школы: дальше станет легче, потому что его вид и взгляды перестанут быть живым напоминанием.
Гермиона была уверена, что справится, пока однажды вечером чей-то голос не остановил её около входа в гриффиндорскую гостиную.
— Гермиона Грейнджер? Привет! — Блейз Забини как всегда выглядел очень самоуверенно, хотя в его глазах читалась растерянность. Гермиона внутренне напряглась: что может понадобиться здесь лучшему другу Малфоя?
А ведь её жизнь только начала входить в привычное русло: наладились отношения с друзьями, зелье «Сон без сновидений» удалось модифицировать до такой степени, чтобы оно справлялось и с её кошмарами. Гермиона перестала читать утренние газеты, решив, что война неизбежно придёт, но пока есть время, не стоит истязать себя страхами и неизбежными плохими новостями — лучше просто наслаждаться последними днями нормальной жизни.
Вот только в ней не было ничего нормального… И этот день грозил стать очередным тому доказательством.
— Привет, — Гермиона слабо кивнула, стараясь не выдать Забини своего волнения.
— Я бы не пришел, но Драко… — Блейз запнулся. — … понимаешь, перебрал с алкоголем или не знаю, с чем ещё. В общем, сейчас он сидит в беседке за замком и зовет тебя. Я пытался подействовать на него или хотя бы перенести в здание. Но он сопротивляется… Можно было бы пойти в больничное крыло или к Снейпу, но начнутся разборки. А у нас выпускной курс, да и ситуация неспокойная. Вот я и подумал: может быть, ты…Гермиона молча выслушала рассказ Блейза, скрестив руки на груди и с каждым следующим словом хмурясь всё сильнее.
"Жизнь Драко Малфоя больше меня не касается» — хотела произнести она, уже открыла рот, чтобы озвучить мысль, но вместо этого взволнованно проговорила:
— Сейчас я возьму пальто…
Бездна снова открылась. Двухнедельные усилия, литры успокаивающего чая и пролитых слёз — всё оказалось напрасно: она, как и раньше, неслась к нему на помощь по первому зову.
Через пять минут уже сидела на холодных камнях рядом с Драко и пыталась привести его в чувства. Рядом валялись пустые бутылки огневиски, колбы от красного зелья и успокоительного. Сам Малфой выглядел хуже, чем когда-либо: кости, обтянутые посеревшей кожей, впавшие щеки, тёмные круги под огромными на фоне исхудавшего лица глазами. Складывалось ощущение, что в эти две недели он почти ничего не ел. Конечно, Гермиона и сама практически полностью лишилась аппетита, но всё-таки её состояние не было столь удручающим. Возможно, просто потому, что она заставляла себя есть усилием воли.
— Ты пришла… — охрипшим голосом прошептал Драко.
— Пойдем в Замок, — мягко, но настойчиво потребовала Гермиона. На глаза наворачивались слёзы. — Что ты делаешь с собой?.. — на выдохе произнесла она.
— Ничего. Просто терять мне уже нечего, — отозвался Драко, нащупал на полу бутылку огневиски и отхлебнул.
Гермиона зажмурилась, надеясь собраться с мыслями. Её жизнь походила на дежа-вю. Уже второй раз она пытается привести в чувства пьяного Малфоя.
Шикарная история великой любви. Именно о таком она мечтала всю жизнь…
— Пожалуйста, пойдём в замок! — повторила Гермиона строго. — Я не хочу сидеть на морозе.
— Тогда можешь идти, — сухо ответил Драко.
— Прекрати! — в отчаянии выкрикнула Гермиона, схватив его за грудки. — Хватит, слышишь?! То, что между нами всё кончено, ещё не повод убивать себя. Будь сильным в конце концов!
— Не выйдет. — Он усмехнулся. — Я слабый по жизни.
— Это неправда.
— Правда. Разве не поэтому ты ушла? Я действительно не подхожу тебе. А теперь можешь идти.
— Я не уйду хотя бы потому что не могу бросить человека одного в таком состоянии. Любого, не только тебя.
— Всё играешь в благородство, Гермиона? — Драко попытался улыбнуться, но вышло натянуто. — Хорошо, я пойду с тобой. Ты проводишь меня до комнаты и уйдешь, а потом всё будет, как раньше. Какой смысл? Ведь вскоре я снова окажусь здесь…
— Не пытайся продавить меня, используя жалость! — отрезала Гермиона. Она окончательно запуталась и теперь не знала, что испытывала: вину, сострадание или злость.
— Я и не пытаюсь. — Драко пожал плечами. — Ты же помнишь, я не терплю жалости.
— Тогда перестать быть жалким! Если хочешь, если ты действительно хочешь, я могу не уходить. Побуду с тобой. По крайней мере, какое-то время, — начала Гермиона, проклиная себя за эту фразу и опрометчивый поступок. Если сейчас дать слабину, то всё закрутится заново. Более того, он решит, что может вести себя как угодно, а потом просто изобразить страдальца, и она сразу растает. — Только сначала дай мне несколько обещаний. — Тон был требовательным и спокойным, хотя внутри всё дрожало.
— Каких именно?— Ты больше не будешь пить всякую дрянь, станешь нормально питаться, расскажешь мне, что за зелья употребляешь, начнёшь посещать занятия, перестанешь быть слабаком и научишься мне доверять, а не прятаться, отказываясь давать объяснения… — Она загибала пальцы, активно придумывая новые условия.
— Без проблем. — Драко хмыкнул и быстро добавил: — Я всё сделаю!
Глаза загорелись энтузиазмом. Гермиона удивленно на него посмотрела. Слишком быстрым и отчаянным казалось это согласие, но выбирать не приходилось: нужно было доставить Малфоя в Замок.
— Я не переживу этот кошмар ещё раз, поэтому если не справишься, о лучше скажи сразу… — она вздохнула.
— Справлюсь, — уверенно ответил Малфой, чуть улыбнувшись. Пошатываясь, встал на ноги, а затем протянул ей руку. Гермиона приняла её, хотя и чувствовала себя очень неуверенно: она уже отвыкла от его прикосновений.
Когда они дошли до входа, Драко вдруг сказал:
— Давай пойдем к тебе.
— Что? — Гермиона непонимающе на него уставилась.
— Не хочу спускаться в подземелья… К тому же, я никогда не был в спальнях гриффиндора.
— Но я… — она смешалась, не зная, что сказать. Он издевался? Там Гарри и Рон, которые только недавно перестали задавать лишние вопросы, позволив хрупкому доверию вновь установиться в их дружбе. А Драко хотел вновь всё испортить.
— Пожалуйста, — он чуть сильнее сжал руку и заглянул в глаза, обезоруживая одним лишь взглядом.
— Может, лучше Выручай-комната? — спросила она не слишком уверенно.
— Нет… — протянул Малфой. — Я хочу посмотреть, как ты живешь. А то так нечестно: ты у меня была, а я у тебя — нет.
— Между прочим, я тебя ещё не совсем простила.
— Но Гермиона… — Драко развернул её к себе и переплёл их пальцы. — Я дал тебе кучу обещаний, а ты не можешь выполнить одну маленькую просьбу.
— Хорошо, — она сдалась, хотя была точно уверена, что ещё сотню раз пожалеет об этом решении. Впрочем, на своей территории ей действительно будет комфортнее. Только сначала надо как-то туда дойти.
Отбой был примерно двадцать минут назад, поэтому скорее всего в Гостиной Гриффиндора никого не было, однако стоя перед входом, Гермиона всё равно еле сдерживалась, чтобы не попросить Драко подождать, пока она вынесет мантию-невидимку. Ругая себя за опрометчивое согласие, уже начавшее приносить проблемы, Гермиона собрала волю в кулак и решила, что мнение окружающий — последнее, что должно сейчас беспокоить. Однако, заходя в Гостиную, она всё равно внутренне сжалась. Ожидания оправдались — та была почти пуста. Вот только у камина сидели Гарри и Рон… Услышав звук отодвигающейся картины, оба обернулся на звук. — Что он здесь делает?! — последний тут же вскочил со своего места.
— Я объясню потом, — отрезала Гермиона, потащив Драко в сторону комнаты и проклиная себя за необдуманную авантюру. И зачем только она согласилась?
Походка была уверенной, хотя и торопливой, а лицо — равнодушным, но цепкие, удивленные взгляды друзей обжигали.
Малфой зачем-то приобнял её за талию, а потом, уже у самой двери, обернулся через плечо и, посмотрев на Рона, самодовольно усмехнулся.
Как только та закрылась, Гермиона уперлась руками в бока и гневно взглянула на Драко. — И чего ты хотел этим добиться?
— Ничего, — усмехнулся Малфой и уже разлегся на кровати и теперь лукаво смотрел на Гермиону. Для ещё не до конца реабилитированного в её глазах человека, он явно вёл себя слишком нагло.
— А по-моему, твои цели весьма прозрачны… Зачем ты портишь мои отношения с друзьями?!
— Вот видишь, какая ты догадливая, — Драко хмыкнул. — Просто хочу, чтобы ты была только моей.
Гермиона фыркнула и запустила в него подушкой. Она не могла разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, подобные заявления выводили из себя, заставляли испытывать неловкость, были верхом дерзости и самоуверенности. Особенно если учитывать, что формально они всё ещё в ссоре. Но с другой стороны, каким бы диким это ни казалось, ей нравилось слышать от него подобные фразы. «Быть только его…". Интересно, какого это? И хотя сейчас даже сам Драко не имел в виду ничего подобного, в сознании Гермионы вдруг вспыхнула картина двухнедельной давности, когда она, придавленная к стене, чувствовала на себе его прикосновения. Действительно ли хотелось, чтобы он остановился?
Щеки залила краска, и Гермиона выпалила на одном дыхании:
— Я пока ещё не твоя! — Резко отвернулась, принялась копаться в тумбочке, услышав, как Малфой шумно выдохнул и насмешливо произнес:
— Это только пока.
— Если сейчас же не прекратишь этот разговор, я тебя выгоню! — отрезала Гермиона, вытащила из тумбочки лекарства и бросила их Малфою: зелье от отравлений, очищающее организм, успокаивающий настой и снотворное.
— Выпей и ложись спать.
— А ты?
— А я на полу.
— Так не пойдет. — На его губах снова заиграла улыбка. Гермиона закатила глаза:
— Ложись спать! — приказным тоном бросила она. Раздражение нарастало, смешиваясь с щекочущем наслаждением от того, что он снова рядом, как и раньше — невыносимый, но такой желанный. — Не заставляй меня жалеть о том, что вообще позволила тебе прийти сюда, — добавила Гермиона, стараясь не выдать своего смятения ни голосом, ни взглядом.
— Я хочу, чтобы ты была рядом.
— Много хочешь.
— Да прекрати уже! Знаю, я перешел границу, но честное слово — этого не повторится. Я помню, что обещал тебе в «несуществующем мире". Только когда сама захочешь… Но я очень скучал.
— Я тоже… — Гермиона вздохнула. — В любом случае, мне надо дописать эссе. А там посмотрим.
Через три часа, когда всё задание было сделано, глаза слипались от усталости, а Малфой крепко спал, обняв её подушку, Гермиона всё-таки не выдержала и забралась под одеяло, наслаждаясь теплом его тела и понимая, какой глупой была, пытаясь бороться с собой.
Вот только это не отменяло того, что Малфой был совсем не тем, кто ей нужен.
Данная мысль стала последней, что посетила сознание, прежде чем Гермиона Грейнджер погрузилась в сон.

***
Малфой проснулся от того, что боль Подготовки стала невыносимой, как будто Лорд был очень близко. Зелья под рукой не оказалось, зато на груди, ровно дыша, спала Гермиона. Ресницы подрагивали, а руки обнимали его: как раньше — в том мире, который, по её же словам, был иллюзией. Драко закрыл глаза, восстанавливая в памяти события прошедшего вечера. Зачастую с утра события меняют оттенок, и то, что казалась возможным и правильным, становится вдруг пустым и нелепым. Так вышло и в этот раз: вчера Малфой, будучи в не совсем адекватном состоянии, дал Гермионе несколько совершенно невыполнимых обещаний. Сейчас понимал, что вряд ли будет в силах сдержать большинство из них. До сих пор не представлял, как сможет рассказать о Подготовке, тем более что за прошедший месяц понял окончательно — её исход очевиден и неумолим.
Совсем скоро он не сможет бороться. Опасный туман обволакивал разум сильнее с каждым днём, и иногда Драко просыпался, свято веря, что его единственная цель в жизни — сражаться за идеи чистой крови: те самые, которые он уже давно не разделял. В такие моменты было сложно контролировать свои действия.
"Ты не тот, кто мне нужен» — надломленный, полный слёз и страдания голос ворвался в воспоминания, когда Драко опустил глаза и смахнул с лица Гермионы прилипшую прядку. Она была права — их союз обречён. Даже если поначалу получится справляться с приступами жестокости и отвращения ко всем, в чьих жилах течет маггловская кровь, это не изменит главного: он станет слугой Лорда.
Вспомнил, почему оказался в беседке, где нашёл его Блейз Забини. С утра отец прислал письмо. Среди множества общих фраз Малфой уловил одну важную мысль: правительственная армия терпит поражение. Люциус отчаянно призывал перейти на нужную сторону, пока ещё не поздно. Вот только Драко не хотел быть ни на чьей стороне.
Вчера Гермиона просила его быть сильным. И он бы, наверное, смог… Но каждый день до тех пор, пока Поттер не убьёт Лорда, Малфой вынужден будет бороться с собой. А если не убьёт? Если проиграет? Тогда участь Драко будет решена, и боль, которую принесёт Гермионе его падение, не сравнится с той, что грозила сейчас. Она не заслужила этого.
Так есть ли смысл? И нужен ли ей, девушке, достойной самого лучшего, он вот такой — сломленный, измученный и почти сдавшийся? Она хотела защиты и поддержки. Но как он может постоять за неё, когда не в силах спасти даже себя?
Драко выбрался из-под одеяла и поёжился, в глубине души осознавая, что всё это — лишь предлоги, а истинная причина была в том, что он страшно боялся. Ответственности, первых настоящих чувств и того, чем придется ради них рискнуть.
А ведь вчера был готов на всё: под влиянием алкоголя и отчаянного желания почувствовать её тепло, верил, что сможет свернуть горы. Натягивая брюки, Малфой думал, что лучше уйти сейчас, пока такое возможно — оставить её спящую, хрупкую и родную. Пока объятия не стали капканом, а нити ещё можно разорвать. Чем раньше это произойдёт, тем легче будет пережить.
Драко был уверен, что Гермиона справится, хотя и корил себя за то, что принесёт ей очередную порцию страданий.
Но он знал, что должен уйти. Так будет лучше для всех.

Вопреки

Глава 34
Вопреки

Вот и всё. Свет в глаза. Сожаленье не поможет.
Ты об этом знаешь тоже –
Это свет тебя тревожит, а не лишняя слеза.

Решено уходить. Ад не дал тебе поблажки –
Ты в добро не веришь даже,
И никто тебе не скажет, что ты сможешь дальше жить.
(Айса)

Было шесть часов утра. Драко быстро пересек Гриффиндорскую Гостиную, оказался в коридоре и только теперь смог вздохнуть свободно. Совсем скоро его здесь не будет…
Решение уйти пришло неожиданно и вспыхнуло слишком ярко, затмив все остальные. Мысли путались, затуманенные ядом Подготовки, но Драко был уверен, что это не собьёт его с намеченного пути.
Добежав до своей комнаты, вытащил чемодан и принялся складывать туда вещи. Война была в самом разгаре, и отец написал, что сегодня последний день, когда сын может принять решение. Так вот оно принято: он не будет играть ни на чьей стороне.
Начать жить с чистого листа можно где угодно. В конце концов, на его счету лежала приличная сумма. Если успеть снять её до того, как тот заблокируют, то денег хватит, чтобы получить разрешение на выезд, добраться до континента и пожить там какое-то время, наблюдая за событиями в родной стране только по заголовкам газет и не лишиться рассудка, не зная, жива Гермиона или нет. Но, как бы там ни было, это лучше, чем сойти с ума настолько, чтобы однажды самому направить на неё палочку.
Возможно, если Поттер выиграет, Драко вернётся и попросит у Гермионы прощения за свой трусливый побег. А она простит и поймёт, что у него просто не было другого выхода. А возможно, он больше никогда её не увидит.

Малфой вытащил из-под кровати шкатулку, где лежали Зелья Подготовки. Сейчас их осталось всего пять флаконов. Драко выпил один, остальные сунул в карман мантии, а затем принялся укладывать вещи, которые формально не представляли из себя никакой ценности, но были ему самыми дорогими: письма от Нарциссы и их последнее совместное фото; книгу, подаренную ею на семнадцатый день рождения и яркую поздравительную открытку; тетрадь с нотами любимых песен мамы и её подвеску с лунным камнем. Подумав, бросил туда гребень Гермионы и те письма, что она успела ему прислать уже после того, как узнала историю Валентина.
Все они были частичками той жизни, которую он не хотел забывать.
— Драко, что ты там копаешься? — заспанный голос Блейза Забини заставил Малфоя вздрогнуть и быстрым движением бросить коробку в ящик стола.
— Ничего, — буркнул он, небрежно отмахнувшись.
— Сколько времени? — поинтересовался Блейз.
— Полседьмого.
— Полседьмого? В воскресенье?! — Забини фыркнул. — Ты совсем рехнулся, Малфой? В такое время нормальные люди спят.
— Вот и спи! — бросил Драко.
— Легко сказать. Сам попробуй заснуть, когда у тебя кто-то копошится над ухом. Кстати, где ты был ночью?
— Неважно, — поморщился Малфой и с остервенением захлопнул чемодан.
— А куда собрался? — не унимался Блейз.
— Отец срочно вызвал в Поместье. Лучше не говори никому, что я уехал. К вечеру постараюсь вернуться.
— Зачем тебе тогда столько вещей?
Драко начал злиться: Забини сегодня был не в меру внимательным и дотошным — как будто от Грейнджер заразился...
— Отвали, а?! — не выдержал Малфой и, схватив чемодан, покинул комнату. Чем раньше он уедет, тем меньше шансов столкнуться с кем-то ещё.
Драко планировал покинуть замок через проход в Статуе Горгульи, затем из Хогсмида трансгрессировать в банк, а оттуда — сразу на вокзал. Шёл по коридору, держа в руке небольшой чемодан и стараясь ступать как можно тише.
Смотря по сторонам, мысленно прощался с Замком, в котором прожил почти семь лет, понимая, что вряд ли вернётся сюда.
— И далеко вы собрались, мистер Малфой? — услышал позади знакомый голос. Профессор Снейп появился из ниоткуда. Драко ругал себя за то, что не сверился с Картой Мародёров перед выходом.
— Здравствуйте, профессор, — ответил он равнодушно. — Отец прислал письмо, и я возвращаюсь домой.
Несколько минут Снейп молча смотрел на Драко пронизывающим и внимательным взглядом, и у последнего даже возникла мысль, не собирается ли тот использовать легилименцию, но подозрения не оправдались.
— Значит, решил сдаться? — наконец спросил Снейп.
— Скорее смириться с неизбежным, — отозвался Малфой, уставившись в пол. Нравоучения были последним, что хотелось сейчас выслушивать, ведь на душе и без этого скребли кошки. Драко чувствовал себя последней сволочью и самым настоящим трусом, который попросту сбегает с поля боя. Но бороться больше не было сил…
— Пройдёмте в мой кабинет, — потребовал профессор, и Драко ничего не оставалось, как послушаться.
Снейп налил в чашку горячего чаю и протянул Малфою. Тот взял и поставил её на стол, смотря, как свет играл на темной водной поверхности. Эта встреча только задерживала его и вносила диссонанс в без того шаткое душевное равновесие.
— А теперь говори правду, — попросил Снейп, смотря на Драко в упор.
— Я и сказал, — не уступал Малфой. — Не вам упрекать меня, профессор, — зло продолжил он, понимая, что затрагивал опасную тему, но сейчас мир вокруг был слишком отвратителен, а презрение к себе зашкаливало, поэтому Драко было просто необходимо выплеснуть эмоции.
Глаза Снейпа сузились, но это было единственным явным проявлением эмоций.
— Ты прав, не мне, — спокойно ответил тот. — Но ты собрался не к отцу. Так что говори правду. Как твой декан я вообще не имею права выпускать тебя из школы в середине семестра, но если сумеешь объяснить, то, возможно, я войду в твоё положение.
Драко наморщил лоб. В его глазах отражались сомнения: рассказать или нет?
Уловив смятение, Снейп продолжил:
— Я не могу упрекать тебя, потому что когда-то сам стоял на том же перекрёстке. С твоей стороны разумнее всего просить совета именно у меня.
— Мне не нужны советы.
— Сомневаюсь.
Драко вздохнул и решился. Возможно, рассказав, он сможет сбросить часть тянущего чувства собственной ничтожности или отрежет себе все пути к отступлению. Ясно одно: Снейп не даст уйти, пока не выпытает всю правду.
— Я хочу уехать, — проговорил Малфой спокойно. — Думаю, на континент. Сниму жильё, устроюсь на работу и постараюсь дождаться победы Поттера.
— Уверен, что справишься один в чужой стране? — серьезно спросил профессор.
— А почему бы и нет? За последние месяцы я видел вещи похуже, чем грязные отели. В любом случае, это лучше, чем участвовать в бессмысленной войне, борясь за фальшивые идеи. Или рехнуться, чтобы в них поверить.
— Как бы далеко ты ни уехал, заклятие Лорда не исчезнет. Ты понимаешь это?
— Да, но так, по крайней мере, я буду далеко и не смогу никому навредить.
— Мы поразительно похожи, Драко. Примерно двадцать лет назад я тоже хотел сбежать, но был человек, ради которого остался. Ты уверен, что нет никого, кто удерживал бы тебя здесь?
На мгновение Малфой закрыл глаза. Услужливая память тут же воссоздала образ спящей Грейнджер в тот момент, когда он уходил из комнаты.
— Никого, — уверенно отозвался Драко и сглотнул.
— Отпуская тебя, я нарушаю множество правил, но, думаю, для тебя так будет лучше.
— Спасибо, профессор, — Малфой чуть улыбнулся и встал, приготовившись уходить.
— Советую поспешить. Исходя из моих сведений, совсем скоро все наши границы могут закрыть. Если не успеешь, воспользуйся маггловским транспортом. Даже если для этого придётся нарушить несколько правил, вряд ли кто-то тебя остановит.
Малфой кивнул. Он не очень хорошо понимал, о каких сведениях говорил профессор, но давно решил, что в крайнем случае полетит на маггловском самолёте, предварительно наложив на сотрудников Империо, чтобы те пустили на борт.
— Если что, вы знаете, как со мной связаться, — сказал Снейп. — А теперь идите.

***
Гермиона проснулась от того, что ей стало холодно. Одеяло упало на пол, а окна затянул слабый морозный узор. На улице было ещё темно.
Еле разлепив глаза, она приподнялась на кровати и остро почувствовала, что чего-то не хватает. Тревожное предчувствие окутало Гермиону, но понять его причину та пока не могла.
Постепенно воспоминания стали возвращаться, и она осознала, что засыпала рядом с Драко, а сейчас снова была одна.
Потянувшись за часами, увидела, что стрелки показывали без пятнадцати восемь — совсем скоро начнётся завтрак. Интуиция подсказывала, что Драко ушёл отнюдь не в душ. Зачем нужно было вставать так рано в воскресенье? Если учитывать, как поздно они легли, это удивило.
Взгляд упал на календарь: пятнадцатое февраля. Именно в этот день в другом мире она бежала на площадь, чтобы спасти его. Гермиона поёжилась — то утро она всегда вспоминала с содроганием, ведь тогда исход всего решали секунды, но именно они помогли понять главное: она не бросит Драко ни за что на свете.
Гермиона наскоро оделась, заплела волосы в косу и вышла из комнаты. Сегодня она потребует от Малфоя выполнения обещаний и наконец-то узнает правду. Вот только глупо было бы рассчитывать, что всё пройдёт легко.
Распахнув дверь, Гермиона замерла на пороге. Для воскресного утра здесь было слишком людно: студенты носились и кричали, в раскрытые окна периодически влетали совы. Шкафы были вывернуты, как будто в них в спешке что-то искали, а перед камином выстроилась очередь из тех, кто, по-видимому, пытался связаться с домом.
— Гермиона! — воскликнул Рон, до того сидевший, угрюмо уткнувшись в газету, и бросился к подруге. Та поспешила навстречу.
— Что происходит? — поинтересовалась она взволнованно. Предчувствие и логика подсказывали, что ответ будет неутешительным. Тяжелый взгляд Рона также не предвещал ничего хорошего.
— Зачем ты запираешься и ставишь звуковой блок? — накинулся он вместо ответа. — Я стучусь к тебе с семи!
Гермиона отвела взгляд, вспомнив, что вчера действительно защитила свою комнату от посторонних вторжений, боясь, что кто-то может прийти и увидеть, что у неё гость. Это стало бы не только поводом для слухов, но и грубейшим нарушением правил.
— Извини, я… — начала она, но Рон резко перебил:
— Ты не представляешь, как я переживал! — зло выплюнул он, а потом бросил как будто между делом: — Сам-знаешь-кто захватил Министерство!
— Что?! — Гермиона побледнела, отшатнулась, как от удара, и схватилась за перилла, чтобы не упасть. Слегка поморщилась, надеясь, что ей послышалось, но вскоре стало ясно: это была правда.
— В это время ты была там с Малфоем — Пожирателем смерти, продолжил бушевать Рон, проигнорировав её состояние. — Ты хоть понимаешь, что он мог с тобой сделать?!
— Малфой не Пожиратель… — автоматически откликнулась Гермиона. Она сглотнула, пытаясь подавить тошноту.
При мысли о произошедшем в жилах стыла кровь. Все знали, что однажды это может случиться, но никто не думал, что так скоро и неожиданно. В последнее время Гермиона полностью отгородилась от внешнего мира и не читала никаких новостей, поэтому данная прозвучала громом среди ясного неба.
— Мне плевать! — заорал Рон. — С какой стати ты вообще привела его?!
— Неважно. Он всё равно уже ушел, а я цела и невредима. Лучше скажи, где Гарри? — выдохнула она.
— Ушёл к Дамблдору, — откликнулся Рон. — Его состояние вызывает у меня опасения. Когда мы виделись в последний раз, он был на грани. Два года нас держали в стороне, и вот к чему это привело…
Гермиона жадно втянула воздух. Сердце колотилось в груди как бешеное. Все страхи, что до этого прятались в закоулках сознания, в один момент сдавили грудь. Война началась. Настоящая война, от которой не спрячешься за стенами Хогвартса и закрытыми дверьми. Та, какую не получится игнорировать, выбрасывая газеты в мусорное ведро и трусливо отворачиваясь, стараясь не замечать, что у ещё одного сокурсника появились под глазами серые круги от бессонных ночей и горячих слёз потери.
Родители, Гарри, Рон — им всем угрожала опасность. А Малфой… Он говорил, что они играют на разных сторонах. Так вот теперь это были не просто слова.
"Вы не несёте ответственности за чужие ошибки"
Образ человека, который помог им вернуть этот мир, разрушив при этом себя самого, на мгновение вспыхнул в памяти. С кем они собираются воевать: с чудовищем, одержимым властью и убивающим ради удовольствия или с человеком, искалеченным судьбой и жаждой мести?
Гермиона резко зажмурилась, прогоняя столь пагубные мысли. Сейчас она просто не имела на них права.
— Что пишут в газетах? — спросила она, выхватив одну у Рона из рук и спешно пробежав глазами по строкам:
"Перемена власти в Магической Великобритании. Ночной захват Министерства. Начались преследования магглов и магглорожденных по всей территории Англии. Жестокое убийство бывшего Министра повлекло за собой массовую эвакуацию членов правительства. Организованы специальные рейсы на континент. Трагические события в мире магглов вызвали беспокойство в Европейском Союзе и США, которые тщетно пытаются найти им объяснения. Магическое мировое сообщество встревожено и собирает срочный саммит для обсуждения дальнейших действий."
Шумно выдохнув, Гермиона потерла виски. Наверное, это последний выпуск Ежедневного Пророка в привычном виде. Вряд ли Волдеморт позволит им писать подобные статьи впоследствии.
В висках стучало.
— Что говорит Дамблдор? — спросила Гермиона. — Кстати, судя по этой статье, нас ожидает скорая интервенция. Что логично, ибо после Гриндевальда и Гитлера мировое сообщество не позволит появиться новому диктатору, — серьезно заметила она. — Но я даже не знаю, что лучше — Волдеморт или иностранное вмешательство.
Она стёрла пот со лба и перевела взгляд на Рона, ожидая ответа на свой вопрос.
— Мы узнали об этом, когда Гарри проснулся ночью из-за кошмара, в котором он убивал Скримджера в теле Волдеморта. Было пять часов утра, а в шесть он пошёл к Дамблдору, и до сих пор ещё не вернулся. Часов с семи стали приходить письма, и началась паника. Потом к нам пришла МакГонагалл, попросила сохранять спокойствие и сказала, что в восемь начнётся собрание в Главном Зале, а затем — эвакуация. Это всё, что я могу сказать…
— Тогда надо спешить, — бросила Гермиона, взглянув на часы, и направилась к выходу.
В коридорах было слишком людно. Стремясь не потерять Рона, она сжала его руку. Несколько минут они быстрым шагом передвигались то вместе с толпой, то поперек неё в сторону Главного Зала. Хогвартс изменился, и сейчас это чувствовалось особенно остро. Всеобщее волнение и ощущение тянущей обреченности распространялись с удивительной быстротой, заражая каждого.
Кажется, столько народу в Зале не было даже первого сентября. Войдя туда, Гермиона принялась высматривать в толпе Гарри или Драко. Ей нужно было обязательно поговорить с обоими, но студентов собралось слишком много, поэтому найти здесь кого-то не представлялось возможным. Собрание было обязательным, поэтому наверняка они здесь — нужно лишь подождать, пока все встанут по курсам и факультетам, и она сможет их увидеть.
— Мисс Грейнджер, — услышала Гермиона голос МакГонагалл. Декан протянула ей свиток на небольшом деревянном планшете. — Это список вашего факультета. Проверьте, чтобы все присутствовали. Сегодня вы, как староста, за них отвечаете. Когда начнется эвакуация, проследите, чтобы несовершеннолетние покидали школу только с родителями, а все остальные не забывали здесь расписываться. Впрочем, Директор сейчас расскажет всё ещё раз. Пока проверьте, все ли у вас на месте и доложите мне.
Громкий голос попросил учеников выстроиться в шеренги, и Гермиона принялась пересчитывать их, сверяясь со списком. Наконец разглядела в толпе Гарри. Тот стоял далеко, а у неё даже не было времени перекинуться с ним парой фраз, поэтому Гермиона лишь выдавила ободрительную улыбку и помахала рукой, желая хоть как-то поддержать это и показать, что сама ни капли не волнуется. Если бы это действительно было так...
Гарри выглядел плохо. Странно, как она не заметила раньше, что тот сильно похудел и осунулся. Зелёные глаза лихорадочно блестели. Было несложно догадаться, что он находился на грани истерики, однако, улыбнулся в ответ. Пусть слабо, но всё же уверенно. Это вселило в Гермиону надежду.
— Гриффиндор в сборе, — выпалила она, закончив сверяться со списком.
— Спасибо, мисс Грейнджер, — поблагодарила МакГонагалл, забрала пергамент и пробежала по нему глазами.
Гермиона, как и другие старосты, встала во главе шеренги своего факультета, и собрание началось. В центр зала вышел Альбус Дамблдор.
— Приветствую вас, — начал он. — Прежде чем начать, я попрошу деканов факультетов отчитаться о присутствии всех учеников.
— Факультет Гриффиндор: все на месте, — сказала профессор МакГонагалл. Дамблдор кивнул и забрал у неё список, но Гермиона этого уже не видела, потому что её взгляд был направлен в сторону семикурсников Слизерина. Тех было не так много — около двадцати человек, поэтому через мгновение она убедилась: Драко не пришёл. Сердце учащенно забилось, когда Гермиона окончательно осознала это, в третий раз осмотрев стоящих напротив студентов. Резко обернулась в сторону Дамблдора и увидела, что профессор Снейп протянул тому список, уверенно произнеся:
— Факультет Слизерин в сборе.
Что?! Лицо Гермионы исказила гримаса удивления. Бросив взгляд на Пэнси Паркинсон — старосту Слизерина, она заметила, что брови той чуть приподнялись, и она подалась вперед, желая что-то сказать. Однако Снейп обернулся и бросил на Пэнси испепеляющий взгляд. Последняя тут же остановилась, чуть пожала плечами и вернулась в шеренгу.
Гермиона сглотнула. Беспокоило даже не то, что Снейп соврал Директору — куда важнее был вопрос, где Драко. Гермиона сжала руки в кулаки, пытаясь прогнать самые нелепые и страшные варианты. Куда мог отправиться младший Малфой при условии, что несколько часов назад тот, кому служит его отец, пришёл к власти? Гермиона готова была расплакаться, понимая всю безвыходность ситуации и ругая себя за то, что вчера дала слабину и позволила Драко вновь войти в свою жизнь. Как будто не знала, что это не принесёт ничего, кроме боли. А ведь он предупреждал, столько раз повторив, что они по-прежнему на разных сторонах...
Вот только, будучи честной с собой до самого конца, Гермиона знала: вчерашний вечер всего лишь расставил всё на свои места, заставив её обнажить чувства. И даже если бы они с Малфоем до сих пор были в ссоре, она переживала бы не меньше.
Речь Дамблдора слушала отстранённо, улавливая только самую суть: война началась, но необходимо сохранять спокойствие и дисциплину. На Хогвартс ожидалось нападение, но пока он под надёжной защитой. Вскоре начнётся эвакуация для всех, чьи родители посчитали нужным забрать детей из школы или для тех совершеннолетних, кто решил покинуть её сам. Всё это будет происходить строго по спискам, отвечают за которые старосты факультетов.
Через несколько мгновений Гермиона сжимала в руке уже знакомый пергамент. По предписанию ей нельзя было покидать Главный Зал до тех пор, пока эвакуация не завершится. Руки дрожали, а глаза бегали по залу, теперь уже не ища что-то конкретное. Гарри, вдруг оказавшийся рядом, с силой сжал её в объятиях.
— Вот и закончились спокойные дни... — тихо сказал он. В глазах Гермионы защипало. Хотелось сказать что-то ободряющее, но нужные слова не шли в голову. Дай Бог, чтобы они пережили этот день. Дай Бог, чтобы всё закончилось не яркой зеленой вспышкой, потухшим взглядом лучшего друга, и тьмой, что непременно последует за этим.
— Мы всегда знали, что это случится. Рано или поздно, — отозвалась Гермиона, проглотив тугой комок, и поняв, как бессмысленно было пытаться выстраивать нормальную жизнь, пока война не окончена.
— Я разговаривал с Дамблдором. Он просил нас троих зайти через полчаса, — произнес Гарри.
— Хорошо, — Гермиона кивнула. — Вот только у меня это… — она пожала плечами и показала список факультета.
— Попросишь кого-нибудь тебя заменить. Например, Джинни, — равнодушно заметил Гарри. — Думаю, есть вещи куда важнее.
Гермиона быстро закивала:
— Хорошо, я буду. Какой у тебя план?
— Пока не знаю, но Пожиратели уже скоро появятся здесь… Надеюсь, до этого успеют эвакуировать большинство учеников. Я бы хотел, чтобы вы с Роном уехали тоже, но знаю, что даже просить бессмысленно. Поэтому будем сражаться вместе.
— Кстати, а где Рон? — спросила Гермиона, поняв, что потеряла его из виду почти сразу, как закончился совет.
— Говорит с семьей. Они приехали сюда вместе с членами Ордена и отрядом Авроров. Так что за нас будет кому постоять… — губ Гарри коснулась улыбка, которая должна была бы быть ободряющей, но вышла кривой и вымученной. В голосе чувствовались горечь и злая ирония. — Я не могу простить себе того, что позволил отстранить нас от войны на целых полтора года! Если бы мы не дали слабину, цепляясь за якобы "нормальную жизнь", всё бы закончилось куда быстрее! — продолжил он.
— Или ты был бы мертв! — выплюнула Гермиона раздраженно. — Не лезь на баррикады раньше времени, прошу тебя! — не выдержав, она схватила друга за запястья и с силой их сжала.
— Мне никто и не даст. Ведь я — Символ Победы и надежда волшебного мира. Они скорее выведут меня убить связанного и обезоруженного Волдеморта, чем позволят сражаться! — Гарри всплеснул руками.
— Они хотят, чтобы ты выжил! — воскликнула Гермиона. — И я тоже этого хочу. Все мы… Поэтому не смей рисковать собой зря!
Гарри кивнул, отстранив подругу от себя. Неподалеку выстроилась очередь из учеников, собирающихся покинуть школу, но никто не рискнул прервать этот разговор.
— Дамблдор сказал, что собирается рассказать нам что-то очень важное. То, что может решить исход войны. Встретимся в кабинете, — бросил Гарри и, резко развернувшись, скрылся в толпе. Гермиона подалась вперед, желая последовать за ним, но путь тут же преградили студенты из очереди, давно ждущие своего часа.
Последующие несколько минут она машинально ставила галочки около фамилий уходящих из школы студентов, стараясь полностью отдаться этой работе и не позволить панике взять над собой верх. Тревожное предчувствие не отпускало, а руки дрожали, не позволяя даже провести ровную линию. Хорошо, что пергамент был зачарован так, что срывающиеся с пера кляксы не растекались по нему, а просто исчезали.
Пятнадцатое февраля — число, которое стоило бы пометить в календаре чёрным цветом. Она была уверена: всё закончится сегодня, и эта дата станет Днём Победы. Вот только чьей?.. Вот в чём был главный вопрос.
Сосредоточиться на списке не выходило — мысли всё равно возвращались к войне или Драко.
— Ты не заменишь меня ненадолго? — обратилась Гермиона к Джинни Уизли, которая минуту назад вбежала в зал и теперь высматривала кого-то в толпе.
— Ладно… — согласилась та, хотя и с неохотой — Ты не видела Гарри?
— Он ушел пять минут назад, а через пятнадцать нам нужно быть в кабинете Дамблдора.
— Как он?
— Держится…
Джинни кивнула и забрала список. Гермиона видела, что та вот-вот расплачется, и сама тоже была на грани. Где-то в другом конце зала увидела профессора Снейпа, который, кажется, собирался уходить. В этот момент решилась окончательно и уверенным шагом направилась в его сторону. Необходимо было узнать, куда пропал Малфой, во что бы то ни стало, потому что, терзаясь догадками и дальше, Гермиона рисковала утратить способность мыслить здраво.
Она собралась с духом, набрала в грудь побольше воздуха и громко выкрикнула:
— Профессор!
Снейп был уже в дверях, но, услышав Гермиону, резко обернулся и смерил ученицу удивленным взглядом.
— Я хотела спросить у Вас, где Драко Малфой. Я точно знаю, что его не было на собрании… — голос той был уверенным, хотя под пристальным взором Снейпа ей стало не по себе. Тот нахмурился. Скорее всего, он собирался ответить что-то в духе "Это не ваше дело", но не успел, потому что Гермиона, в миг осознав, что её последняя надежда вот-вот рухнет, на выдохе проговорила:
— Мне нужно знать… Пожалуйста!
Глаза наполнились слезами и загорелись лихорадочным блеском, на лице застыло выражение решимости и отчаяния, а пальцы сжались в кулаки. Гермиона застыла в ожидании. Снейп, не отрываясь, смотрел на неё, словно пытаясь отыскать что-то знакомое в самоотверженном взгляде магглорождённой волшебницы, по которому можно было смело сказать: она не отступится и пойдёт до самого конца, рискнув всем ради тех, кто ей дорог.
В глазах Снейпа промелькнуло что-то похожее на понимание, хотя бесстрастная маска никуда не исчезла.
— Давайте выйдем в коридор, мисс Грейнджер, — предложил он. Гермиона облегчённо вздохнула.

***
Луна Лавгуд оперлась о подоконник и посмотрела в окно. Прислушиваясь к голосам, доносящимся из Главного Зала, она отбросила "Придиру" — газету своего отца — и смахнула с щеки слезу. Сегодня многие ученики покидали школу, желая быть рядом с родными в столь тяжёлые и тёмные времена, а ей уже некуда было ехать. Два дня назад Пожиратели Смерти подожгли её дом, а отца взяли в плен. А всё потому, что он писал никому не угодную правду.
Луна знала, что никто не возвращается живым из логова Волдеморта, но всё равно верила, что сможет увидеть его.
— Как ты? — спросил Блейз Забини, подойдя сзади и заглянув ей через плечо. Луна вздрогнула и обернулась.
— Как и все здесь: верю в лучшее, — произнесла она. Почему Волдеморт решил начать нападение именно тогда, когда ей наконец улыбнулось счастье? Почему, обретя Блейза, она почти сразу потеряла отца?
Он усмехнулся и с лёгкой иронией проговорил:
— С таким героем, как Поттер, лучшее непременно настанет.
Луна часто закивала:
— Гарри особенный. В нём есть то, чего Сам-знаешь-кто боится и не может понять…
— Если ты о склонности к самопожертвованию и умению находить приключения на свою голову, то тут Поттер не одинок. В его рядах как минимум пара сотен гриффиндорцев.
— Не шути так, — серьёзно сказала Луна. — Сейчас не время.
— Знаю. Но если я разделю всеобщее уныние, то станет совсем уж грустно, не находишь?
Она слабо улыбнулась, по-прежнему всматриваясь вдаль:
— Несколько минут назад вокруг Хогвартса создали магический щит. Завораживающее зрелище… Сейчас его уже не видно, но если посмотреть под определённым углом, то можно разглядеть, что воздух чуть дрожит, — протянула она и тонким пальцем прикоснулась к стеклу. — Видишь, вон там: над мостом около дерева?
— Нет, — честно признался Блейз, качнув головой. — Что ты будешь делать дальше? Останешься здесь?
— У меня нет выбора — мой дом ведь сгорел. Но я бы всё равно не уехала. Чем больше людей встанет сегодня на защиту школы, тем больше шансов, что мы выстоим.
— И тем больше бессмысленных жертв, — грустно заметил Блейз. — Ты могла бы пожить у меня, пока всё не закончится. Познакомишься с моей сестрой. Если хочешь, конечно.
— А ты уедешь, да?
— Вряд ли. Хотя мама и настаивает на этом. Но я думаю поиграть в героя, а то вдруг больше возможности не представится. В уникальный век живем, знаешь ли, — Блейз хмыкнул.
— Нам нужно быть осторожными, — отозвалась Луна. — А то пополним ряды бессмысленных жертв, — она повторила его интонацию.
— Это было бы довольно глупо с нашей стороны, — протянул Блейз.
Луна закрыла глаза и тихо рассмеялась.
— Ты прав — ужасно глупо.
Сейчас, в этой давящей атмосфере страха, когда кровь застывала в жилах и каждый думал, что, возможно, уже не встретит завтрашний день, им оставалось только верить и смеяться. Смеяться и верить…
— Я переживаю за папу! — вдруг произнесла она на выдохе. Горло перехватило, и вдруг перестало хватать воздуха. Луна замерла с приоткрытым ртом, смотря на своё отражение в оконном стекле.
— Мы можем попробовать узнать, что с ним. Для меня это не слишком большая проблема.
— Правда? — в глазах Луны вспыхнула надежда. — Было бы замечательно! — она резко обернулась и взглянула на Блейза, а потом вдруг поникла. — Вот только я боюсь плохих новостей…
— Не думаю, что они убили его. Это бессмысленно.
Луна вздохнула:
— Пожалуй. Если тебе правда несложно, то узнай о нём, хорошо? — попросила она. — Тебе ведь это не повредит?
— Нет. Я же не собираюсь рассказывать причину своего интереса. К тому же, мама уже давно не разделяет идей Лорда, хотя формально числится в рядах Пожирателей. Давай решим так: я пойду к себе и свяжусь с домом, а через полчаса мы встретимся здесь и всё обсудим.

***
Долгое время Драко шёл в темноте. С потолка капала вода, а света от Люмуса было слишком мало, чтобы разглядеть всё, поэтому несколько раз он спотыкался о бугры на полу или проваливался в неглубокие ямы, промочив при этом ботинки. Чемодан оттягивал руку, и та уже затекла.
Увидев впереди мерцающий свет, Малфой облегчённо вздохнул. Выбравшись из прохода, он оказался в подвале "Сладкого королевства" и, на всякий случай нащупав в кармане волшебную палочку, стал подниматься по узкой скрипучей лестнице. Первым сюрпризом стало то, что лавка была закрыта: на двери висел чугунный замок, сквозь задёрнутые шторы с трудом пробирался свет. Ничего не понимающий Драко подёргал ставни, думая выбраться через окно, но после нескольких неудачных попыток попросту сбил замок заклинанием и наконец-то оказался на улице. Там было пустынно. Обычная оживлённость деревушки сменилась пугающей тишиной. Ставни почти всех зданий были закрыты, а немногочисленные прохожие, опасливо озираясь по сторонам, стремились скрыться в домах как можно скорее.
Драко задумался о том, каким камином лучше воспользоваться, чтобы попасть в банк Гринготтс. Даже воспоминания о Грейнджер больше не заставляли сердце сжиматься столь болезненно. Сейчас он был полон решимости уехать из страны так далеко, как только возможно.
"— Неужели нет никого, кто удерживал бы тебя здесь?
— Никого."
Недавний разговор вспыхнул в памяти, выбросив на поверхность страшную мысль: он забыл коробку с вещами, напоминающими о них. В момент, когда проснулся Блейз, Драко бросил её в ящик стола и так и не забрал оттуда, а теперь замер в одной позе и как будто прирос ногами к земле. Сердце пропустило удар. Казалось бы, сейчас были вещи куда важнее, чем несколько сентиментальных безделушек. Вот только Малфой понял, что никуда не поедет, пока не заберет их, даже если ради этого придётся вернуться обратно в Хогвартс. В конце концов, от одного потерянного часа ничего не случился…
Несколько секунд он молча стоял посреди улицы совершенно растерянный — случившееся выбило из колеи. Вся уверенность мигом испарилась, уступив место сомнениям. Малфою хотелось орать в голос и просить о помощи какие-то неведомые силы, но место и время для этого были самыми неподходящими.
Проклиная Блейза на чём свет стоит, Драко направился обратно к "Сладкому королевству".

***
Гермиона не знала, что думать. Подготовка, безумие, уехал — эти три слова пульсировали в висках, отдаваясь резкой болью. Профессор Снейп не отрываясь смотрел на неё, словно желая проверить, какой будет реакция гриффиндорской отличницы на его рассказ. А у той в душе бушевал ураган. Поведение Малфоя в течение последнего месяца стало объяснимым, а просьбы остаться в другом мире обрели куда более глубокий смысл, чем раньше. Гермиона вспомнила уверенное, но надломленное "Мы возвращаемся", только теперь в полной мере осознав, что оно значило и каких усилий стоило. Вина снова накрыла с головой, заставив задохнуться, однако вскоре её место заняла злость. Почему он молчал? Посчитал её неспособной понять или испугался, что она отступится? И это после всего, что они пережили вместе... Обжигающая обида острыми когтями сжала сердце, но Гермиона не могла позволить чувствам взять верх. Сначала надо найти Малфоя.
— Когда он ушёл? — спросила она серьёзно. Мысли в голове путались, но одна затмевала все остальные: Драко никуда не уедет, даже если ради этого ей придётся снимать его с самолёта или останавливать поезд.
— Около часа назад мистер Малфой вышел из моего кабинета с чемоданом, — ответил Снейп.
— Куда направлялся?
— Не знаю.
Гермиона содрогнулась, как будто в комнату ворвался поток холодного воздуха, вскинула голову и в отчаянии выдохнула:
— Скажите мне! Я всё равно остановлю его, но с вашей помощью будет легче и быстрее.
— Я правда не знаю, мисс Грейнджер, — Снейп покачал головой, а потом добавил: — И ещё… Прежде чем сделать это, подумайте, справитесь ли с тем, что будет дальше.
— Спасибо, профессор, — холодно поблагодарила Гермиона и развернулась, сама не зная, куда собралась идти. Даже война и Пожиратели Смерти вдруг ушли на второй план.
Почему он сбежал?! Нужна ли она ему или по одиночке им действительно будет проще выжить в этой войне?..
Прислонившись к стене, закрыла глаза, тщетно пытаясь подавить подступающие слёзы.
Справится ли она с тем, что будет дальше? Этот вопрос Гермиона задавала себе не раз, но так и не нашла ответа. Нельзя спасти того, кто не желает быть спасённым. А чего желал Драко Малфой, она до сих пор не знала, зато чётко поняла другое: что никогда не простит себя, если не попытается.

***
Блейз вбежал в слизеринскую гостиную и включил камин. Ряды студентов их факультета сегодня значительно поредели — большинство чистокровных родителей решило забрать своих детей в безопасные и ненаносимые поместья, а не бросать на произвол судьбы на время штурма.
Он уже собирался включить камин, когда дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Малфой.
— Ты ещё не дома? — ядовито спросил Блейз. — Я уж думал увидеть тебя в числе Пожирателей, штурмующих школу, — усмехнулся он.
Вместо ответа Малфой с размаху ударил Забини в челюсть. Тот пошатнулся, смотря на Драко презрительным взглядом.
— Не смей судить меня! — рявкнул Драко. — Ты и понятия не имеешь, каково это — быть на моём месте!
— Возможно, — выплюнул Блейз. — Но бороться полгода, чтобы сдаться в последний день — очень глупо, — заключил он, сплюнув кровь, которая шла теперь из разбитой губы.
— Я не сдаюсь, а просто ухожу, — бросил Малфой, забрал из ящика свою шкатулку и, громко хлопнув дверью, покинул комнату. На секунду заглянул в ванную, запер дверь на задвижку и залпом выпил оставшиеся четыре флакона с Зельем. Из-за бившей его дрожи половина жидкости расплескалась, пачкая губы и рубашку.
Когда шум в голове и яркие пятна перед глазами перестали мешать сосредоточиться, Драко вытащил из кармана карту, желая посмотреть, какой путь выбрать, чтобы покинуть школу в этот раз. Около статуи Горгульи было слишком много людей. Сегодня точки с именами перемещались по карте с невероятной быстротой, а в Главном Зале, похоже, происходило что-то невообразимое.
Малфой подавил тошноту и смахнул пот со лба. Тело пронзил очередной приступ боли, а яд Зелья всё сильнее проникал в мозг, и на мгновение Драко задумался, зачем убегает, если его миссия заключается в том, чтобы служить Лорду.
Однако пока здравый смысл побеждал, и Малфой ещё помнил, какими были его настоящие планы. Нашёл на карте Гермиону, которая сейчас находилась неподалёку от Главного Зала. Ему вдруг страшно захотел выйти отсюда, найти её и забрать с собой. Пусть даже для этого придётся наложить Империо, потому что она ни за что не бросит друзей по своей воле. Но Драко знал, что Гермиона никогда не простила бы ему этого.
Изображения на карте стали двоиться, и Малфой поспешно свернул её, решив, что должен покинуть школу как можно скорее.

***
Как только Драко вышел, Блейз подбежал к камину. Ещё до рассвета мама прислала ему письмо, в котором просила связаться с ней, но из-за собрания и суматохи Блейз до сих пор не успел этого сделать.
Включив камин, он вызвал дом. Прошло примерно пять минут, прежде чем из огня появилось мамино лицо.
— Почему ты так долго? Как обстановка в школе? — спросила она с ходу.
— Эвакуируемся, — грустно улыбнулся Блейз. — О чём ты хотела поговорить?
— Вчера днём Амелии стало хуже. Доктор Хелкинс сказал, что наша медицина бессильна. Нужно срочно везти её в Германию — только там есть нужные нам врачи.
Блейз побледнел. Ни одна из утренних новостей не была для него страшнее этой.
— Я скоро буду! — выкрикнул он и выбежал из комнаты.

***
Куда идти? С чего начать поиски? Глупо было рассчитывать на то, что Малфой до сих пор здесь. Гермионе нужна была зацепка: хоть что-то, способное подсказать, куда он собрался идти. Сама не зная, что хотела там найти, Гермиона направилась в сторону слизеринских подземелий. Чтобы попасть в них самым быстрым способом, нужно было пересечь Главный Зал насквозь. Из-за дверей слышались крики. Вбежав внутрь, она увидела, что идеально организованный порядок, царивший здесь ещё пятнадцать минут назад, сменился паникой и жестокостью. Несколько гриффиндорцев сцепились со слизеринцами, хаффлпавская староста Нэнси Сайл сидела на полу в слезах и с разорванным напополам списком. Дафне Гринграсс пока удавалось удерживать спокойствие в рядах своего факультета, а Пэнси Паркинсон в панике носилась по залу. Джинни Уизли сжимала в руке палочку и периодически отражала заклятия или ставила щит, защищая младшекурсников с Гриффиндора от неосторожных заклятий. Оставшиеся в зале преподаватели, кажется, тоже не знали, что делать, потому что попытки призвать к спокойствию не приносили должного эффекта.
Все сошли с ума — именно такой была мысль Гермионы, пока та бежала к противоположному выходу, надеясь, что не станет случайной мишенью. Глупо было рассчитывать, что всё пройдёт мирно, но где-то в глубине души она надеялась, что сейчас, перед лицом общей опасности, у них хватит ума не устроить собственную маленькую войну. Вот только Гермиона забыла, что родители многих из тех, с кем она сидела за одной партой — убийцы, готовящие нападение на школу.
— Гермиона! — Рон, выбежавший из-за угла, схватил её за плечи. Его лоб был рассечён, а рубашка разорвана.
— Боже мой! Ты ранен? — изумленно спросила Гермиона.
— Пустяки… — отмахнулся тот. — Немного повздорил с Эйвери.
— Рон! — строго заявила Гермиона. — Сейчас не время для бессмысленных драк со слизеринцами. Побереги себя!
— Он говорил совершенно отвратительные вещи, и я не смог сдержаться.
Гермиона закатила глаза:
— Что именно?
— Я не хочу повторять. Через пять минут нам нужно быть у Дамблдора. Идём? — он приобнял её за плечи, примирительно улыбнувшись.
— Нет, я… — Гермиона смешалась, потому что совершенно забыла о просьбе Гарри. — Я приду к вам позже, — быстро закончила она и, освободившись, побежала прочь.
— Куда ты? — бросил Рон вдогонку, но Гермиона даже не оглянулась.

Она бежала, до боли сжав в руке палочку и уже успев запыхаться. Горло перехватило, а сухой кашель сотрясал всё тело. Спустившись по лестнице, ведущей в слизеринские спальни, остановилась и выглянула из-за угла, проверяя, свободен ли дальнейший путь.
Когда по коридору послышались шаги, она прижалась спиной к стене и замерла, надеясь, что её не заметят.
— Кто здесь?.. — громкий оклик заставил встрепенуться и занять боевую позицию. Через мгновение Гермиона осознала, что стоит напротив Блейза Забини, держа того на прицеле. Его палочка также была направлена на неё.
— Что ты здесь делаешь?! — изумился Блейз. — И можешь расслабиться: я не собираюсь тебя убивать, — усмехнулся он. Гермиона шумно выдохнула и выдавила подобие улыбки, но палочку не опустила.
— Драко… Я ищу Драко, — прокашлявшись, произнесла она. Забини снова усмехнулся.
— Малфой вышел около пяти минут назад. Если поторопишься, то сможешь догнать, — наконец сказал он.
В глазах Гермионы вспыхнула надежда.
— Куда он пошёл? В какую сторону? — выпалила она.
— Не знаю. Но ближе всего отсюда Северный выход.
— Спасибо!

***
Блейз влетел в зал и огляделся: Луны нигде не было. Искать её сейчас он не мог, потому что время поджимало, а важнее сестры для него не было ничего. Подойдя к Дафне Гринграсс, он попросил её как старосту передать Луне, что вынужден был срочно уехать, и напишет письмо, как только появится такая возможность. В ответ Дафна улыбнулась и заверила его, что всё сделает. Поблагодарив её, Блейз расписался в списке и вошёл в камин, растворившись в зеленом пламени.
Проводив его, Пэнси Паркинсон в бессилии опустилась на пол: сейчас было не до аристократических манер. Эвакуация уже почти завершилась, поэтому теперь её беспокоили лишь редкие запоздавшие студенты. Зал опустел, и это принесло тишину и спокойствие, сменившие гомон, крики и вспышки от заклятий.
Старосты всех факультетов до сих пор были здесь. Разве что вместо пропавшей более часа назад Гермионы Грейнджер со списком Гриффиндора дежурила Джинни Уизли.
— Я начинаю думать, что твоя подружка была права, когда говорила о бессмысленности этой войны, — произнесла Дафна Гринграсс и, подоткнув юбку, села рядом с Пэнси, которая лишь недовольно на неё покосилась.
— Знаешь, в чём дело? — спросила Дафна. — Неделю назад погиб мой отец, твой брат — чуть меньше месяца, а я никак не могу понять: ради чего всё это? Мы просто пешки в чужой игре: рискуем жизнью, чтобы он отпраздновал победу — полукровка, возомнивший себя вершителем судеб.
— Смешно, что именно ты говоришь мне это, — грубо заметила Пэнси, не скрывая сарказма. Вспомнила, как однажды Кларисса сказала что-то подобное. Знала это ещё тогда — три года назад, а они начали понимать только сейчас. Вот только она теперь мертва.
— Послушай! — Дафна вспыхнула и, взяв Пэнси за плечо, резко развернула, заставив посмотреть на себя. — Возможно, сегодня мы погибнем. И я хотела бы знать, за что ты меня ненавидишь!
— Думаю, догадаться несложно, — парировала Пэнси.
— Нет, сложно! Потому что я не знаю! — не унималась Дафна. Забыв о том, где находится, сильно повысила голос и теперь почти кричала.
— Разве не ты рассказала отцу, что Кларисса назвала его так, как ты сама пять минут назад? Именно из-за этого ей подбросили тот браслет! — сквозь зубы процедила Пэнси.
Дафна непроизвольно отшатнулась и наморщила лоб, пытаясь понять, что имела в виду бывшая подруга.
Память выбросила на поверхность случай, произошедший на следующее утро после её пятнадцатого дня рождения. Она читала журнал на кухне, а Астория с отцом пили чай. Она попросила доесть вчерашний торт, а потом ни с того ни с сего выдала: "А правда, что Тёмный Лорд — полукровка?". Ужаснувшись вопросом, Дафна вскочила со своего места, словно ошпаренная кипятком. Отец испугался не меньше. "Детка, кто сказал тебе это?" — изумлённо спросил он. "Подруга Дафны — Кларисса" — последовал незамедлительный ответ.
До сегодняшнего дня она даже не догадывалась, какое значение имел тот разговор. Тяжело вздохнула и произнесла:
— Не я…
— А кто же? — фыркнула Пэнси.
— Неважно. Но это не я. Впрочем, можешь не верить. Какая уж теперь разница?.. — она отвернулась и уперлась локтями в колени, тоскливо оглядев зал.
Несколько минут девушки молчали, а потом Пэнси тихо сказала:
— Сочувствую о твоём отце. Раньше я его ненавидела, но мы ведь все в одной связке. Боремся за то, во что сами не верим.
— Раньше верили, — глухо отозвалась Дафна. — А мне ведь нравился Фред, — неожиданно призналась она. — Отчасти именно поэтому я так ненавидела Клариссу. Потому что вместо меня — красивой, умной и успешной, он выбрал её — магглолюбку. Я просто не могла понять… — из глаз потекли слёзы, и Дафна размазывала их по щекам, не боясь за косметику.
— Я не знала, — выдохнула Пэнси удивленно. Дафна кивнула:
— Угу… Никто не знал. Но теперь он погиб, и это уже неважно.
Повинуясь внезапному порыву, девушки взглянули друг на друга и крепко обнялись, ведь делить уже было нечего — осталась лишь общие раны.

***
Блейза не было уже почти час, и Луна никак не могла найти себе места, переживая и за него, и за отца.
Погуляв по замку, она вернулась к тому подоконнику, около которого они разговаривали. Встреча должна была быть полчаса назад, а он до сих пор не появился.
Вздохнув, она направилась к Главному Залу, желая узнать, не уехал ли Блейз, потому что сердце не отпускало тревожное предчувствие.
Две старосты — Слизерина и Рейвенкло, сидели рядом. Дафна Гринграсс вертела в руках газету, а Пэнси Паркинсон смотрела в одну точку на полу и накручивала на палец тёмные волосы. Обе выглядели уставшими.
— Пэнси, — обратилась Луна к последней и тут же встретила колючий взгляд:
— Да?
— Я хотела спросить: Блейз Забини ещё в школе? — выпалила она на одном дыхании. Дафна Гринграсс подняла глаза и искоса взглянула на Луну, а затем смахнула с лица чёлку, прикусила губу и демонстративно уткнулась в газету.
— Зачем тебе Блейз? — спросила Пэнси, но всё же подняла список и, сверившись с ним, заявила: — Уехал домой сорок минут назад.
— А он не просил ничего передать? — спросила Луна с надеждой.
— С какой стати Блейз должен что-то передавать тебе? — осадила её Дафна Гринграсс надменным тоном, неожиданно вмешавшись в разговор. Сказав это, потёрла виски и прикрыла глаза, медленно выдохнув, словно пытаясь расслабиться.
Луна быстро развернулась и выбежала из Зала. Усевшись на подоконник в коридоре, долго пыталась понять, была ли здесь ошибка и серьезные обстоятельства, помешавшие Блейзу предупредить её, или он остался всё тем же мальчишкой, что подарил ей цветок, а потом его выкинул. Задаваясь этим вопросом вновь и вновь, она так и не нашла ответа. Плакать или страдать просто не было сил. Впервые в жизни при мысли о Блейзе, Луна испытывала не тоску, а злость.
Сейчас она ещё не знала, что спустя несколько часов мир начнёт рушиться на глазах, и в тот момент рядом окажется не Блейз, а Невилл. Тот самый Лонгботтом, который испортил ей танец на Рождественском балу, на руках вынесет Луну из-под обломков. И она посмотрит на него совсем другими глазами.

***
Теперь главное — успеть, нагнать эти потерянные несколько минут и остановить его. Гермиона неслась по коридорам, не жалея себя. Где-то вдалеке часы пробили десять.
Многолюдная площадь, серебряный кубок… Воспоминание было слишком ярким и почти что живым. В двух столь разных мирах, где зло и добро поменялись друг с другом местами, ровно в десять утра в один и тот же злополучный день Гермиона бежала за Драко, молясь лишь о том, чтобы время было к ней благосклонно.
Коридоры петляли, и стук шагов эхом разлетался по ним, отражаясь от стен. Волшебная палочка была зажата в руке, а в горящих глазах читалась такая решимость, что никто не рискнул бы её остановить.
Гермиона знала, что над школой создали купол, который призван был сдержать атаку Пожирателей хотя бы ненадолго, но понимала, что в этой битве время играло не на их стороне.
Когда впереди показался выход, она резко остановилась, но лишь чтобы перевести дыхание, а затем бежать ещё быстрее, чем раньше.
Сегодня школу можно было покинуть только через камин, предварительно отметившись в списке. Никто в здравом уме не пошёл бы сейчас на улицу, потому что главные ворота, ведущие к мосту, были заблокированы для всех. Однако Гермиона без труда догадалась, куда направлялся Малфой. И причиной тому была даже не цепочка следов на свежевыпавшем снегу, а элементарная логика: она помнила, что Драко знал про потайные ходы. Это поразило её ещё тогда, когда они впервые покидали школу. Сегодня через статую Горгульи вряд ли получилось бы уйти незамеченным, и оставался лишь один вариант — Гремучая Ива.
Его силуэт уже виднелся впереди, и Гермиона прибавила шагу. Это пятнадцатое февраля было отнюдь не таким снежным, как то — из другой жизни, однако на всякий случай она смотрела под ноги, надеясь не поскользнуться вновь.

Малфой уверенно шёл по узкой дорожке, сжимая в руке чемодан. До Гремучей Ивы оставалось буквально несколько метров, и он на секунду остановился, чтобы оглянуться на школу в самый последний раз. Его руки дрожали, а колени подкашивались, потому Драко знал: через секунду обратный путь будет отрезан. И всё, что удерживало его здесь, навсегда останется в прошлом.
"Никого…" — прозвенел в голове собственный голос. Конечно, это была неправда. И даже сквозь ядовитый туман Зелья, дающий иллюзию ясности и подменяющий настоящие чувства, пробивалась душераздирающая боль.
"Иногда без привязанностей куда легче" — сказал он однажды Блейзу Забини, не зная истинного смысла этих слов. Лучше бы ничего и не было! Ни Книги Судеб, ни поцелуев и встреч, что подтолкнули к ней, заставив искать тепла. Её свет оказался для него губительным, разрушив прежний привычный мир, но не дав места в новом.
Теперь ему было, что терять.
Вдохнув обжигающий воздух, Малфой на мгновение закрыл глаза, как вдруг услышал звонкое и отчётливое:
— Драко!

От быстрого бега её голос хрипел и срывался, но с третьей попытки Гермионе всё же удалось окликнуть его. Малфой резко обернулся, в его глазах читалось неверие. Оно смешивалось со страхом, тоской, злобой и надеждой. Этот коктейль из столь противоречивых чувств разрывал Драко изнутри, а Гермиона, вдруг окончательно осознав, что успела, почувствовала жжение от подступивших слёз, вместо радости. Боль и страх, которые должны были бы схлынуть, вдруг достигли наивысшей точки, обратившись в невероятной силы гнев.
В одно мгновение она преодолела последние разделяющие их метры и со всей силы ударила Драко по лицу. Звук пощечины растворился в воздухе, смешавшись с её громким и надрывным выкриком:
— Ты кретин, Драко Малфой! Жалкий придурок!
Гермиона взвыла от злости и бессилия, бессмысленно размахивая руками. Частое дыхание заставляло грудь подниматься и опускаться, коса уже давно расплелась, а из глаз брызнули слёзы.
— Только трусы уходят, не прощаясь! — не унималась она, наскочила на Малфоя и принялась колотить его теперь уже кулаками. В первые несколько мгновений Драко растерялся настолько, что никак не среагировал, но потом перехватил её запястья и резко отстранил от себя. Его тело покрывалось мурашками от каждого прикосновения, а выпитые четыре флакона Зелья вдруг проявили себя в полной мере: теперь Драко еле сдерживался, чтобы не вцепиться ей в горло или не выхватить палочку, произнеся одно из непростительных заклятий. Но он настоящий, ликующий от того, что Гермиона снова рядом, пока был сильнее. Драко сделал шаг назад и сжал руки в кулаки, сдерживая нарастающее помешательство, ведь это был не он, а Зелье, растворенное в крови — жестокие чары, контролирующие тело.
Малфой стиснул зубы и посмотрел на Гермиону, образ которой вдруг стал раздваиваться, а каждое движение оставляло длинный шлейф. Её голос он слышал искажённым и неестественно звонким, а эхо в голове повторяло все произнесённые слова.
— Ты обещал мне! — заорала она, задыхаясь от слёз и тщетно пытаясь их остановить. Но ничего не выходило, и те продолжали течь, раздражая глаза и мешая обзору. — Сказал, что справишься! А в итоге — решил сбежать, как последний трус?! — схватив его за плечи, принялась трясти.
— Пусти меня, — наконец подал голос Драко и, сбросив её руки, ядовито произнёс: — Зачем ты вообще появилась?! Кто просил тебя вмешиваться? Раньше всё было просто и понятно! Я знал, как жить и во что верить. А теперь мне остаётся только сбежать, потому что рядом с тобой мне места нет, а прошлое ты разломала!
— Не правда! — заявила Гермиона, вдруг перестав плакать. — Выбор есть всегда, если ты этого хочешь! Всегда, слышишь?.. — заговорила она с придыханием, и гораздо тише, чем раньше. — Я бежала сюда не для того, чтобы услышать, что ты сдался!
— Ты ничего не знаешь, — с горечью произнёс Драко.
— Знаю! — всплеснула руками Гермиона, сверкнув яростным взглядом. — Теперь я знаю и про твою Подготовку, и про жалкий план побега… — произнесла она чуть более спокойно. Теперь истерика сменилась сарказмом: — Неужели ты думал… — губы искривила усмешка, — что это решит все проблемы? И неужели так страшно было просто рассказать?
Драко отшатнулся. Кто выдал его: Блейз? Снейп?.. Страх, пришедший первым, сменился злостью, а затем — облегчением. Драко хотелось убить и отблагодарить этого человека одновременно. Гермиона же никак не желала успокоиться. Смахнув с лица прилипшие пряди, продолжила:
— Я столько раз просила тебя! Обещала, что пойму. А ты испугался и предпочёл уйти, а не признаться. Хорошего же ты обо мне мнения!
— Если ты всё знаешь, то объясни. Скажи мне… — наконец заговорил он надломленным и глухим голосом, — что ждёт меня, если я останусь? Я просто сойду с ума. Даже сейчас, стоя рядом со мной, ты подвергаешь себя опасности.
— Поверь мне, есть вещи, которые угрожают мне куда больше, чем ты, — грустно улыбнулась Гермиона.
— Возможно… — Драко пожал плечами. — Но… — он становился, жадно втянул воздух и чуть развёл руками, — зачем тебе я — такой?
Малфой сделал шаг назад и сглотнул, смотря перед собой. В его глазах Гермиона увидела обречённость и поволоку Зелья. Она вспомнила этот взгляд: именно таким он был, когда Драко набросился на неё в лаборатории или не узнал в коридоре. Чары были сильны, и он действительно почти сдался. От её ответа зависело многое, ведь если Драко уйдёт сейчас, то не вернётся — просто не сможет, да и сама Гермиона уже не примет его. И Волдеморт выиграет, а она проиграет. Даже если Гарри одержит верх, война закончится и воцарится мир, эта победа не будет для неё настоящей.
Сейчас всё решится — Гермиона чувствовала это. Как и то, что должна сделать что-то стоящее, действительно важное — способное вернуть его.
Захлебнувшись воздухом, она подалась вперед и навзрыд произнесла:
— Да потому что я люблю тебя!
Не помня себя, кинулась к нему и сжала в объятиях. Малфой глубоко вдохнул и напрягся, сотрясаемый дрожью. В первые мгновения его тело казалось Гермионе каменным, а потом Драко расслабился, и она осознала, что он обхватил её, прижимая к себе сильнее. По щекам потекли слёзы — теперь уже от счастья и облегчения.

Малфоя пронзила острая боль, похожая на сотни раскалённых игл, одновременно входящих в плоть. Она была настолько сильна, что он зажмурился и стиснул зубы. Гермиона была близко, как никогда раньше, ведь между ними больше не стояли ни один барьер, ни одна тайна.
"Люблю тебя… люблю тебя… люблю…" — повторило эхо у него в голове, и Драко вдруг понял, что боль схлынула, став из острой — тупой и приглушённой. Расширенные зрачки сузились до размера точки, а потом вернулись в нормальное состояние, а пальцы, сжимающие ручку чемодана, раскрылись, позволив тому с грохотом упасть на землю.
Малфой обнял Гермиону, притягивая её ещё ближе, поднял голову и посмотрел вверх. Снег попадал на лицо, застилал глаза, таял и каплями стекал вниз. Драко показалось, что его затягивает в неведомый водоворот, когда небо вдруг начало рассыпаться золотистыми искрами, похожими на молнии во время грозы. Сначала Малфой подумал, что это просто игра сознания или побочное действие Зелья, а потом догадался, что именно так разрушается защитное поле.
— Черт! — выругался он, отпустил Гермиону и, крепко сжав её ладонь, побежал в сторону Замка. За спиной послышался щелчок трансгрессии.

Звенья одной цепи

Глава 35
Звенья одной цепи

Мы стоим у черты, мы у самого края
Пережить бы лишь несколько хрупких мгновений
Свою партию жизнь уж вот-вот доиграет,
Превращая победы и горести в тени.

И сегодняшний день разольётся слезами,
Но пока дай мне руку — и выйдем из круга,
Ведь спасти этот мир они смогут и сами,
Мы же снова с тобою спасаем друга.

Драко резко остановился, и Гермиона, продолжив двигаться по инерции, с размаху влетела в него, чуть не сбив с ног, но он удержался и, придерживая её одной рукой, запустил вторую в карман, чтобы вытащить волшебную палочку. Услышал негромкий смешок и хриплый голос, произносящий с насмешкой:
— Надо же, как я удачно трансгрессировал!
Драко не надо было оборачиваться, чтобы узнать его. Это был Скабиор — оборотень и один из приспешников Тёмного Лорда. Всё внутри у Малфоя похолодело. Гермиона прижалась к нему, неосознанно ища защиты. Удивительно, но сейчас Зелье как будто перестало действовать на Драко, и разум вдруг прояснился, помогая увидеть истинные цели. Точнее, всего одну — защитить Гермиону.
Скабиор медленно двигался в их сторону. Конечно, он знал Драко и, более того, стоял в первых рядах во время его Подготовки, но Малфой не был уверен, что это поможет. Интересно, кем он считался в рядах Пожирателей: по-прежнему не определившимся или уже предателем?
Первой мыслью было оглушить противника и рвануть в сторону замка, но чутьё подсказывало, что с минуты на минуту придёт подкрепление. Так и случилось: уже через секунду они услышали еще один щелчок. И еще…Теперь бежать было точно бессмысленно.
Гермиона зашевелилась, пытаясь нащупать волшебную палочку, но Драко придержал её за локоть, останавливая.
— Не делай резких движений и ничего не говори. Доверься мне, — шепнул он ей в ухо и чуть развернулся таким образом, чтобы в случае чего закрыть её от появляющихся Пожирателей.
— Вы уже начали осаду? — уверенно обратился к Скабиору, который находился ближе всех. — Отец говорил, что она готовится к полудню, — принялся придумывать он, сощурившись.
— Их жалкая защита не выдержала и пары ударов, — усмехнулся тот. — А куда это вы направляетесь? — оскалился он, пнув чемодан Драко, который раскрылся от удара об землю. Малфой поморщился, видя, как грязные ботинки прошлись по его любимой рубашке. Что-то захрустело, ломаясь.
— Смотри под ноги, — бросил он резко. — Отец не обрадуется, узнав, что ты портишь моё имущество.
— Не думаю, что мне стоит бояться твоего отца, — ухмыльнулся Скабиор. Драко нахмурился: ситуация становилась всё хуже.
Вокруг столпилось ещё несколько Пожирателей. Многие из них были завсегдатаями на совещаниях и тесно общались с его отцом, поэтому за себя Драко почти не опасался. Он молился лишь об одном: чтобы не появился кто-то, кто смог бы узнать в лицо Гермиону.
Словно прочитав мысли Малфоя, один, а именно Нотт — резко схватил её за локоть и развернул, заставив показать лицо. К счастью, на ней не было никакой гриффиндоской атрибутики.
— Кто это с тобой? — спросил он, взяв Гермиону за подбородок.
— Не трогайте её! — рявкнул Малфой и наставил на Нотта палочку, забыв обо всякой осторожности. — Она со мной. У нас специальное задание от Лорда, — поспешно добавил он. — Если не хотите проблем, то лучше не мешайте нам, — Драко блефовал, растягивая слова. Уверенно осмотрел каждого, кто находился здесь, понимая, что одно неверное движение — и всё рухнет. Они не смогут ничего против этой оравы сумасшедших. Гермиона снова оказалась у Малфоя в объятиях и теперь дрожала, прижавшись всем телом, но беспрекословно выполняла просьбу: молчала и не предпринимала никаких попыток оказать сопротивление.
— Это правда, — вдруг раздался ещё один голос. Драко оглянулся и увидел Эдуарда Кинта — близкого друга отца, авторитетного, жестокого Пожирателя и человека, сына которого Малфой так ненавидел. Того забрали из школы еще неделю назад. Вот только скорее всего Эдуард добился того, чтобы Феника не повели по тем кругам ада, которые прошёл Драко. Это было основное отличие Кинта от Люциуса: для первого семья была важнее всего.
Кинт взял Драко за локоть и отвел в сторону. Гермиона шла рядом, потупившись, сжимая его руку и явно еле сдерживая слёзы. Однако Малфоя не могла не восхищать её выдержка. В ситуации, когда любая другая уже давно начала бы паниковать, Грейнджер держалась очень стойко. Краем глаза Драко заметил, что многие Пожиратели понеслись в сторону Замка, но рядом по-прежнему оставалось несколько человек, поэтому попытка сбежать была бы равносильна самоубийству.
— Твой отец жаловался, что ты не выходил на связь больше месяца, — вполголоса сказал Кинт, — поэтому не пытайся рассказывать мне про задание Лорда.
Драко сглотнул. Эти слова разрезали последнюю нить надежды. У Малфоя не было никакого плана, и тот бред, что он нёс до этого, являлся чистой импровизацией, однако мог бы помочь выиграть время — теперь же не осталось ничего.
— Он просил доставить тебя в Поместье при первой возможности. Если не послушаешься, твоя девчонка умрёт, кем бы она ни была, — ледяным голосом продолжил Кинт.
Драко сделал шаг вперед, закрыв собой Гермиону, и кивнул:
— Хорошо, мы пойдём с вами.
Это было сумасшествием — тащить Грейнджер в Малфой-мэнор, но одна она ни за что не добралась бы до замка. Эдуард Кинт положил руку Малфою на плечо, и все трое трансгрессировали.

***
Оказавшись в гостиной, Драко сразу увидел отца, который резко подался вперед и быстрым шагом направился к ним.
Люциус выглядел гораздо хуже, чем обычно. Длинные волосы свисали спутанными прядями, а кожа обвисла. На лбу и около глаз появились новые морщины. За полтора месяца отец постарел на несколько лет.
— Я привёл его, как ты просил, — объявил Кинт, чуть толкнув Драко вперед. — Девчонка была с ним. Дальше разбирайся сам, — бросил он и растворился в воздухе.
Осмотревшись, Драко заметил, что кроме них с Люциусом в гостиной находилось еще два Пожирателя. Удивило, почему они остались здесь во время осады Хогвартса, однако голову сейчас занимали куда более важные мысли. Повторить трюк с Империо ещё раз было невозможно, как бы Малфою того ни хотелось.
Люциус подошёл к сыну и чуть обнял того за плечи, а затем вновь принял суровое выражение лица.
— Отдай мне свою палочку, — холодно сказал он. Драко ничего не оставалось, как подчиниться. Увидев, как их с Грейнджер последняя надежда на спасение скрылась в складках мантии отца, он поник и снова ненавидел Гермиону за то, что она не дала ему уйти, пока была такая возможность, и этим необдуманным поступком вынесла себе страшный приговор. Случилось то, чего Драко боялся с первого дня после возвращения: Гермиона была в опасности из-за него.
Сейчас она жалась к стене, как будто хотела пройти сквозь неё и оказаться в другом месте. Взгляд Люциуса скользнул по хрупкой фигурке, а потом Драко осознал, что Грейнджер теперь находится в руках отца. Тот ощупал её и вытащил палочку из внутреннего кармана куртки, а затем потянул за волосы, заставив откинуть голову так, чтобы на лицо падал свет.
— Мисс Грейнджер, какая неожиданность, — растягивая слова, проговорил он через несколько секунд, и Драко некстати подумал, как отвратительно звучали сейчас интонации, которые он сам копировал с детства. — Ты молодец, сынок, что заманил к нам лучшую подружку Поттера. Очень разумно… — одобрительно кивнул Люциус. Драко сжал руки в кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не ударить отца. — Возможно, это окупит задержку твоего Посвящения, — Люциус улыбнулся уголками губ, и эта улыбка стала для Драко контрольным выстрелом, отобравшим силы на очевидно-бессмысленную борьбу.
Услышав слабый всхлип, он понял, что Грейнджер всё-таки заплакала. Она выглядела потерянной и отчаявшейся. От той девочки, чьи глаза еще недавно горели огнём решимости, не осталось и следа. И в этом только его вина…
Перехватив её взгляд, Драко хотел сделать то, что показало бы: он найдёт выход. Например, подмигнуть или улыбнуться. Но Малфой не смог и опустил глаза, поморщившись, как от зубной боли.
— Бросьте грязнокровку в подвал, — приказал Люциус Пожирателям, которые до этого безмолвно наблюдали за происходящим. — И оставьте нас с сыном наедине, — добавил он решительно.
Те бесцеремонно схватили Гермиону, заведя ей руки за спину. Их огромные лапы явно пережали ей запястья. Она даже не пыталась сопротивляться, однако зачем-то они держали её вдвоем — как будто хрупкая и безоружная девушка могла дать отпор двум крепким мужчинам. Видеть это было невыносимо для Драко. Он не выдержал и кинулся следом, не думая о том, насколько это бессмысленно и что собирается делать дальше. «Ступефай» отца парализовал его и отбросил к шкафу. Послышался звук бьющегося стекла: зеркало, висевшее на соседней стене, упало, сбитое остаточной волной заклятия, и разлетелось на осколки.
— Что ты творишь?! — рявкнул Люциус, руки которого сжались вокруг шеи Драко. Отец был близок к тому, чтобы задушить его. Глаза светились безумным гневом: ему не нужно было никакого Зелья Подготовки, чтобы причинять близким боль.
Наконец пальцы разжались, и Драко осел по стене. Воздуха не хватало, а перед глазами всё поплыло.
— Могу задать тебе тот же вопрос, — выплюнул он, прокашлявшись и с усилием встав на ноги. Говорил спокойно, глядя на Люциуса с ненавистью и нескрываемым отвращением. Слегка шатаясь, Драко дошёл до стола и опустился на стул напротив.
— Ты не выполнил свой долг, связался с грязнокровкой и стал предателем крови, — отрезал Люциус, нависая над сыном. Тот поднял глаза, смотря равнодушно и блёкло. Упрёки отца сейчас мало беспокоили.
— Долг перед кем? — со злым сарказмом спросил Драко. — Перед сумасшедшим с имперскими наклонностями?
— Щенок! — взвыл Люциус и ударил его по щеке. Драко лишь слегка поморщился, но во взгляде читалось презрение: сидящий напротив человек с бегающим, растерянным взглядом, никогда не умевший признавать свои ошибки, был попросту противен и жалок.
Повисло молчание. Люциус взглянул на свои руки с большими дорогими перстнями, а Драко мысленно поклялся, что если выживет сегодня, то сделает всё, чтобы не стать таким, как отец.
— Почему ты не отвечал на мои письма? — наконец спросил Люциус. — Я требовал приехать ещё до Нового года. Ты понимаешь, какой опасности подвергал себя, оставшись в школе на время осады?! — не унимался он.
— Странно, что тебя беспокоила судьба "предателя крови", — процедил Малфой.
— Ты мой сын! — вдруг выдохнул Люциус.
— Почему же ты не помнил об этом, когда заставлял меня пить Зелье, сводящее с ума? — ядовито поинтересовался Драко. — Эдуард Кинт, столь любезно доставивший меня сюда, смог избавить сына от этой участи, — голос звучал обвиняюще.
— Фениклав Кинт — слабак и позор семьи! — отрезал Люциус.
— Пусть так. Однако он наслаждался жизнью, в то время как мне хотелось умереть, — Драко сделал паузу, сглотнул и продолжил: — Я одного не могу понять: зачем? — вдруг озвучил он давно интересовавший вопрос. — Неужели оно того стоило? Моих мучений, смерти мамы…
— Стоило, — резко ответил Люциус. Это прозвучало так уверенно, что Драко передёрнуло. Подобное было слишком даже для отца. — Просто ты единственный из оставшихся Малфоев, кто способен довести дело до конца.
Лицо Драко исказила кривая усмешка:
— То, что не смог ты? — протянул он. — А стоит ли доводить до конца такое дело? Чего наобещал вам Лорд, раз ты готов разрушить наши жизни ради него? К какой цели он вас ведёт?
Люциус нахмурился. Драко буравил его взглядом и пытался угадать мысли. Задавался ли отец подобными вопросами хоть однажды? Драко не знал и никогда раньше не интересовался этим. Как и тем, почему отец и другие вроде бы разумные, сильные люди позволили втянуть себя в этот кошмар. До недавнего времени он сам свято верил во внушаемые с детства идеи и даже не думал в них усомниться. Но старшее поколение находилось под давлением Лорда не всегда. Так чем же он приманил их, сделав пушечным мясом в своей войне?
— А она серьёзно промыла тебе мозги, эта грязнокровка… — протянул Люциус, бегая глазами по залу и как будто боясь взглянуть на Драко.
— Возможно. Хотя многие вещи я понял сам. Ты не ответил на вопрос, — отозвался тот. Чувствовал себя измождённым и раздавленным, однако смятение отца давало хоть какую-то надежду. Пусть призрачную, но всё же.
— При нём мы сможем не прятаться, — начал объяснять Люциус. — При нём маги — истинные чистокровные маги — наконец займут своё законное место. А иначе мы рискуем просто выродиться, и чистая кровь растворится, смешавшись с маггловской.
— Ты сам-то веришь в это?
— Верю. Я верю, что нужны перемены. А Лорд вернёт нам то, что мы потеряли после поражения Гриндевальда. Ты не жил в те времена и не можешь знать, какое унизительное положение занимали чистокровные маги при лояльном к магглам правительстве. Нас заставляли выплачивать огромные деньги семьям тех, кто убивал наших родных и друзей. Многие обанкротились, и кроме громкого имени у них ничего не осталось. Если бы не появился Лорд, то не знаю, кем бы мы сейчас были.
— Не очень-то убедительно. Возможно, в этом есть доля смысла, но неужели вы не видели, что ему просто нужна власть, а мы все — расходный материал?
Люциус молчал, хотя и мог признаться, что понял всё уже давно. Вот только из связки, в которой они оказались, было непросто выбраться живым.
— Иди к себе, — велел, наконец, он, показывая, что разговор окончен. — Нам надо переждать этот день. Что делать дальше, решим потом.
С этими словами резко встал и направился в сторону выхода, но остановился около арки, ведущей к подземельям.
— Подожди, — бросил Люциус, заставив сына замереть в проходе. — Подойди сюда.
В глазах Драко вспыхнула надежда, и он направился к отцу на ватных ногах.
Тот вытащил волшебную палочку, а затем сказал:
— Дай руку.
Ничего не понимающий Драко подчинился, но уже в следующий момент пожалел об этом, потому что Люциус вдруг произнес "Obstio", и на ладони появился неглубокий порез.
Это было сильное заклятие защиты. Старший Малфой начертил на полу сверкающую линию, и кровь Драко, в глазах у которого тут же потемнело, закапала на неё. Теперь он не сможет спуститься в подземелья ни при каких условиях. Вера в то, что в отце ещё осталось что-то человеческое, вмиг погасла, сменившись куда более яркой мыслью: ему не спасти Гермиону и даже не увидеть её. Она останется в подземельях до тех пор, пока сюда не прибудут Пожиратели или оборотни и не получат приказ избавиться от неугодных пленников. Драко прекрасно знал, каковой была их участь, ведь не раз слышал крики и мольбы о помощи, когда сумасшедшая тётка Беллатриса или оборотень Сивый спускались туда. Чаще всего он отворачивался к стене и закрывал уши руками, стараясь убедить себя, что ему нет дела до тех, чьи жизни обрывались в его родовом замке.
Ещё тогда, задолго до того, как Гермиона Грейнджер перевернула его мировоззрение, Драко Малфой впервые задумался о том, так ли верны идеи, исповедуемые отцом.
— Знаю, ты злишься, — пробивался сквозь туман голос Люциуса. — Возможно, даже ненавидишь меня. Но я не хочу, чтобы ты навредил себе, — примиряюще заговорил он.
Драко слабо покачал головой: от ярости и отвращения у него сжалось горло.
— Я не злюсь, — выплюнул он. Слово «злость» было слишком слабым, чтобы передать разрывающее изнутри чувство, — но ненавижу, ты прав. А ещё презираю и надеюсь никогда не стать хоть на толику похожим на тебя, — закончил Драко и, резко развернувшись, выбежал из гостиной.
Оказавшись в своей комнате, принялся крушить всё, что попадалось на пути. Распахивал шкафы, вывалив всё содержимое на пол, рвал книги и бумаги, валяющиеся на столе. Вдруг вспомнил, что коробка с памятными вещами, как и весь чемодан, остались на земле перед Замком, и чьи-то сапоги наверняка прошлись по ним, втоптав в грязь.
Когда на полу образовалась внушительная куча, Драко остановился, смахнул с лица пот и навзничь упал на неё. Приступ гнева отнял последние силы, оставив лишь пустую оболочку. Хотелось кричать, но голос не слушался. Если бы можно было умереть от отчаяния, то он бы, наверное, уже никогда не раскрыл глаз.

***
Белые стены больницы угнетали. Почему место, где люди так часто теряют надежду, выглядело таким светлым? Смотря в окно, Блейз подумал, как сильно ненавидит этот цвет и этот запах: лекарственных зелий, цветов и мандаринов одновременно.
Его подташнивало, и хотелось кричать, но он выдавил улыбку и сжал руку сестры.
Лучшие врачи Германии занимались теперь её лечением, но даже они оказались бессильны. В светло-карих глазах Амелии, которые всегда виделись Блейзу золотистыми, всё ещё сияли искры.
Она была похудевшей и бледной настолько, что когда-то алые и пухлые губы почти сливались с кожей.
— Смотри, там снегирь за окном! — весело сказала Амелия. Блейз повернул голову и увидел красногрудую птицу, стукнувшую клювом в стекло.
— Красивый, — сказал он. — Ты не устала? Не хочешь спать или кушать?
— Нет, спасибо, — ответила Амелия. Лицо стало серьёзным, и она тихо произнесла: — Я рада, что сегодня солнце, и что ты — рядом.
— Я никуда не уйду, обещаю.
— Ты так много делаешь для меня, Блейз. А я… — она широко распахнула глаза. — Я всю жизнь завидовала тебе: что ты можешь ходить в нормальную школу, что у тебя есть друзья. Что ты сможешь увидеть мир и прожить счастливую жизнь… — заговорила Амелия необычно-звонким голосом.
— Ну что ты… Ты тоже будешь жить. И мир увидишь! — Блейз подался вперед, желая поцеловать сестру в лоб, но та увернулась. Эти слова, призванные вселить уверенность и надежду, были насквозь пропитаны отравляющей ложью. Блейзу даже показалось, что он чувствует её горьковатый вкус. Вот только ему ничего не оставалось, как продолжать улыбаться, чтобы выглядеть бодрым и сильным.
— Не ври. Я слышала разговор врачей. Мне уже не дают ничего, кроме обезболивающего. Но это неважно… Я всегда знала, что умру. Вот только хотела успеть…
— Что успеть?
— Пожить по-настоящему. Узнать, что такое любовь…
Блейз молчал, не в силах найти нужных слов. Амелия продолжила:
— Ты так любишь меня, Блейз, а я всегда пользовалась этим… Иногда мне казалось, что я тебя ненавижу. Тогда я не понимала этого, но причиной были зависть и ревность. Я чувствовала себя обузой, виноватой в том, что причиняю вам с мамой боль, но очень хотела удержать тебя рядом, сделать ближе к себе… Я видела, что ты мстишь за меня всему миру и только усугубляла это. Мне кажется, я не позволяла тебе быть счастливым…
— Ами, я… — Блейз был в замешательстве. Сказанное казалось бредом с примесью правды. Он не знал, что ответить на это неожиданное признание. Сидя у кровати умирающей сестры, он не смог бы разозлиться или обидеться на неё даже если бы сильно захотел, ведь боль затмевала все остальные чувства.
— Не пытайся меня опровергнуть. Когда в последнем письме ты рассказал мне про ту девушку… Луну, кажется… я очень разозлилась и пожелала, чтобы вы расстались. Я, наверное, очень плохой человек, — она вздохнула и, взяв с тумбочки большое яблоко, принялась протыкать кожуру ногтями, рисуя на ней причудливые узоры, — но мне действительно не хотелось, чтобы ты любил кого-то ещё… И чтобы кто-то, кроме меня, любил тебя.
— Глупышка, — выдохнул Блейз и всё-таки поцеловал её в лоб.
— У меня, наверное, жар… — прокомментировала Амелия. — В ушах очень странно звенит, как будто там много-много колокольчиков.
— Отдохни, — предложил Блейз. — Попробуй поспать.
— Нет, — уверенно отказалась Амелия. — Я хочу договорить… иначе, боюсь, не успею, — закончила она совсем тихо. Блейз видел, что каждое слово даётся ей с трудом, но не стал возражать. На улице было очень яркое солнце, и Амелия перевела взгляд на окно, сощурившись — из глаз брызнули слёзы. Блейз понимал, что сестра таяла, как одна из тех снежинок, что опускались на подоконник её больничной палаты, сияя в солнечных лучах. Этот день был слепяще-снежным. Она всегда любила зиму и солнце, а ещё зелёный чай и закатное небо.
— Так вот, — снова заговорила она. — Пообещай мне, что когда я умру, ты не будешь винить себя и долго страдать. Пообещай, что будешь бороться за своё счастье. Ведь тебе нужно быть счастливым за нас двоих, — она слабо улыбнулась и посмотрела на него. Глаза стали практически стеклянными.
— Обещаю, — выдохнул он, еле сдерживая рвущиеся из груди рыдания.

***
Люциус зашёл в небольшую комнату, где на полу, свернувшись, лежала огромная змея. Именно из-за неё, последнего крестража Лорда, он смог остаться в Поместье со строгим указанием: охранять её даже ценой собственной жизни.
Проверив, что у неё всё в порядке, он направился в кабинет и раскрыл брошенную на столе газету, пытаясь отвлечься от ненужных мыслей. Прошло несколько часов, прежде чем в гостиной послышался шум. Вскочив, Люциус направился туда и увидел Беллатрису Лэйстрейндж.
— Где Нагайна? — нервно поинтересовалась она.
— Спит.
— То есть с ней всё в порядке?
— Да. Что-то не так?
— Не думаю, что тебе следует знать. Но Лорд настаивал, чтобы я проверила. Сказал, что сохранить её — наша основная задача. Он очень встревожен, — порывисто пояснила Беллатриса, машинально постукивая волшебной палочкой по ладони. Вздрогнула и обежала глазами зал.
— Защита по крови? — криво усмехнувшись, спросила Беллатриса, увидев на полу тонкую линию. Она сощурилась и пристально посмотрела на Малфоя: — Что и от кого ты прячешь в своих Подземельях?
— Ничего, — отмахнулся Люциус, не отводя взгляда от окна. — Как проходит осада?
— Совсем скоро они падут, — Беллатриса истерично рассмеялась. — Вот только мальчишка Поттер никак не желает сразиться с Лордом лицом к лицу.
— Меня это не удивляет, — спокойно ответил Люциус.
— И всё-таки, от кого ты закрыл подземелья? — не отставала Беллатриса. — Вас здесь не так уж много, а все опасные пленники уже давно убиты. Или нет?
Резко развернувшись, она переступила светящуюся черту и начала спускаться по лестнице. Люциус подался вперед, желая последовать за ней, но остался стоять на месте, словно приросший к полу. Презрение к себе накрыло его с головой. Малфой сам не знал, чем оно было вызвано: беспочвенной жалостью к девчонке, которая перевернула жизнь его сына, и желанием спасти её от ожидающей участи или то, что ему так и не хватило сил переломить себя и сделать это.

***
Дверь закрылась, и последняя полоска света погасла, оставив после себя лишь чуть мерцающий контур, который, конечно же, был иллюзией. Гермиона размяла затекшие запястья, помогая крови прилить к побелевшим пальцам.
Она оказалась в темном, затхлом помещении. Здесь пахло сыростью, с потолка капала вода. Грязь вызывала отвращение, но Гермионе было не выбирать: она опустилась прямо на пол и оперлась о стену, покрытую плесенью.
Силы покинули её, и даже страха больше не было. Ему на смену пришла тягучая усталость с примесью равнодушия. По щекам текли слёзы, и Гермиона пыталась отвлечься от мысли, что это мерзкое помещение, возможно, последнее, что она видит в жизни.
Прокручивая в голове события сегодняшнего утра, раз за разом возвращалась к моменту, когда бросила друзей ради Драко, и постыдное, омерзительное ей самой сомнение отравляло душу. Конечно, Гермиона не жалела и, повторись всё вновь, поступила бы так же, но именно из-за него она попала сюда. Далеко за стенами этого замка шла главная битва в жизни её друга и всего магического сообщества, а Гермиона, вместо того, чтобы сражаться, рыдала в подземелье.
Неужели их с Драко истории, что перевернула судьбы обоих, суждено будет закончиться вот так?..
Минуты текли, и Гермиона не смогла бы с точностью сказать, сколько времени просидела в темноте и одиночестве, прислушиваясь к падающим с потолка каплям и растирая виски, чтобы головная боль не стала невыносимой.
Скорее всего, она задремала, потому что ворвавшийся свет ослепил, а звук хлопнувшей двери ударил по ушам. В проёме появилась темная фигура.

***
— И ты хотел скрыть, что в твоём подвале находится подружка Поттера? — остервенело поинтересовалась Беллатриса. — В какую игру ты играешь, Малфой? — с оскалом бросила она, уже успев вытащить Гермиону из подвала.
— Я не думаю, что это сейчас принципиально. У Лорда есть дела поважнее, чем какая-то жалкая грязнокровка, — ответил Люциус.
— Не какая-то, а важная для Поттера. Никто не знает, как выманить его из школы. И она, — Лейстрейндж бросила презрительный взгляд на Гермиону, — отличный способ воздействия.
— И что ты собираешься делать?
— Скоро узнаешь. Вызови Лорда.

***
Драко виделось, что она плачет, и горячие слёзы стекают по бледным щекам. Боль раздирала его сильнее, чем когда-либо: всё тело ломало из-за передозировки зельем Подготовки, а разум бился в ужасе и агонии. Малфой не сразу понял, что пронзительный крик, который он услышал внизу, был не галлюцинацией.
Возникшая из ниоткуда энергия, подпитываемая ужасом, заставила его вскочить на ноги, и, запутываясь в разбросанных по полу вещах, пробраться к выходу. Драко стремительно сбежал вниз по витиеватой лестнице, ни разу не спотыкнувшись, и замер в дверях.
Удар сердца был слишком болезненным: настолько, что земля под ногами начала шататься, а в голове как будто прогремел взрыв.
Гостиная была полна людей. С двух сторон от входа в подземелья стояли Пожиратели смерти, Люциус находился недалеко от окна и опирался на трость, разглядывая её наконечник и закусывая губу.
Но Драко не видел никого, кроме Гермионы. Та находилась на полу в самом центре зала. На неё навалилась Беллатриса Лейстрендж, которая, прижав руки девушки к земле, приставила ей к горлу серебряный кинжал.
Гермиона извивалась и плакала, пытаясь сбросить с себя Беллатрису, но почти не кричала, плотно стиснув зубы и позволяя лишь тихому стону вырываться из горла.
— Давай, грязнокровка, зови на помощь своего дружка! — услышал Драко голос своей сумасшедшей тётки. Гермиона замотала головой и всхлипнула. Слезы текли по её лицу, и, чтобы остановить их, она зажмурилась. Жадно втянула воздух и сжала руки в кулаки.
Беллатриса закатала её рукав и сделала небольшой надрез. Кровь брызнула на пол, и Гермиона закричала снова.
— Нет! — заорал Драко, не в силах справиться с тем, что творилось внутри. Он чувствовал всю боль Гермионы, как будто не её руку, а его душу резали этим ножом. Наверное, в этот момент он был одержим какой-то неведомой силой: ненависти и любви. Их смесь дала силу и толкнула на поступок, который он будет с ужасом вспоминать спустя долгие годы.
У него не было ни оружия, ни плана — всё произошло спонтанно. Взгляд скользнул вниз, и Драко увидел осколки зеркала, что Люциус разбил несколько часов назад. Ближайший из них — большой и заострённый — валялся буквально в метре от Малфоя, отражая свет. Драко рванулся вперед и, схватив его, кинулся к Беллатрисе. На какой-то момент сознание отключилось, уступив место инстинктам, и следующим, что он помнил, была горячая кровь, брызнувшая на пальцы.

***
Боль лишила её рассудка, и Гермиона с трудом понимала, где находится. Лучше бы они убили её… Но это было бы слишком просто. А так она стала приманкой. Крики рвались из груди, но Гермиона сдерживала их, как только могла, решив, что будет терпеть, пока сознание не покинет её окончательно.
Лейстрендж спрашивала про какие-то крестражи, но Гермиона ничего не понимала — лишь то, что, наверное, скоро умрёт. Как только их цель будет достигнута, и Гарри попадёт в ловушку, её убьют — медленно и мучительно, в назидание тем, кто пытался бороться.
Но Волдеморт не победит, она была уверена. Хотелось закричать об этом, чтобы они знали: такие никогда не побеждают.
Эти мысли были подобны всполохам надежды, что придавали смысл её борьбе, но и они не сумели перекрыть какофонию ужаса, что развернулась внутри. Гермиона молила, чтобы это побыстрее закончилось, и не было больше боли. Даже смерть сейчас почти не пугала.
Надеяться было не на что. Она давно смирилась с тем, что её не спасут. Ни Гарри, ни Драко. Никто не даст им сделать этого, потому что она теперь то, что могло их сломить.
Снова стиснув зубы, Гермиона застонала, сдерживая крики от режущей боли в области запястья, когда Беллатриса вдруг резко дёрнулась, а потом что-то заставило её отклониться, нож выпал из руки. Глаза закатились, и через мгновение тяжелое тело придавило Гермиону к полу. Струя крови брызнула в лицо. Драко стоял сверху, прерывисто и тяжело дыша. Его трясло, глаза были полны ужаса, а ладони — испачканы кровью.
Пальцы сжимали осколок разбитого зеркала, которым он только что перерезал Беллатрисе горло.
Собрав в кулак последние силы, Гермиона вылезла из-под мертвого тела и охрипшим голосом произнесла «спасибо». Услышав её голос, Драко очнулся, резко выйдя из своего оцепенения, и, как будто желая нагнать упущенное время, начал действовать с невероятной быстротой. Поймав покатившуюся по полу палочку тётки, он обезоружил приближающегося к ним Пожирателя, а затем схватил Гермиону на руки. На ладони, которой он сжимал осколок, остался глубокий порез, но Драко игнорировал боль.
Беспощадные, опасные люди окружали их с Гермионой со всех сторон, и Малфой озирался, подобно загнанному в ловушку зверю — ощетинившемуся, испуганному, но готовому защищаться до последнего вздоха.
Руки до сих пор были испачканы кровью Беллатрисы, которая смешивалась с его собственной. Он только что стал убийцей. Осознание этого факта никак не желало укладываться в голове, вызывая лишь новые приступы тошноты. Малфой боялся, что его вот-вот вырвет, поэтому гнал от себя все мысли о произошедшем, как мантру, повторяя "Я защищал Гермиону, защищал Гермиону, защищал Гермиону".
Он понятия не имел, что будет делать дальше, но прижимал её к себе, зная одно: уж лучше умрёт, чем услышит пронзительные крики ещё раз.
Пожиратели наступали, оттесняя Драко с Гермионой к стене. Хотя их было не так уж много, и вроде как никто не собирался его убивать, Малфой понимал, что, освободив Гермиону, просто взял для неё отсрочку.
— Какая трогательная сцена, — услышал Драко голос у себя за спиной. Голос ли? Шипение.
Ужас накрыл волной.
— Гарри Поттер уже направляется сюда, — сказал Лорд, обойдя Драко и Гермиону. — Мы приготовили ему портал.
Малфой понял, что бежать смысла нет. Ноги подкосились, и он прислонился к стене, медленно сползая на пол. Голова Гермионы покоилась у него на плече, а губы чуть заметно шевелились.
— Да, друг мой, — обратился Лорд к Драко. — Ты сработал что надо. За это я даже готов простить тебе задержку и дерзость. Что скажешь?
Драко вскинул голову и хотел было произнести что-то совсем немыслимое, но единственно возможное в данной ситуации. Он бы послал Волдеморта в ад, не задумавшись ни на минуту, потому что страх и даже пресловутый инстинкт самосохранения давно отключились. Но Лорд продолжил, не дождавшись ответа:
— В тебе есть огромный потенциал, Драко, я уже говорил это. Мне ничего не стоит убить тебя сейчас, но зачем лишаться настолько ценного последователя?..
— Я не стану служить тебе, — выпалил, наконец, Малфой, сильнее прижав к себе Гермиону.
— Ошибаешься, — мягко сказал Лорд. — Тебе понравилось убивать? — протянул он, как будто наслаждаясь ситуацией. Если это существо вообще способно было чем-то наслаждаться. — Интересное ощущение, не находишь? — спросил Волдеморт, и Малфоя снова затошнило. Тело отозвалось дрожью, а сознание — паникой и нежеланием признавать произошедшее.
— Согласен, первый раз немного неприятно, но чем дальше, тем проще, поверь мне. Признаться, я был впечатлён тем, как хладнокровно ты убил родственницу даже без помощи магии.
Драко стиснул зубы, изо всех сил пытаясь не отвести взгляд. "Хватит, хватит, хватит!" — умолял он про себя, но Лорд, похоже, не желал останавливаться. Он посмотрел на Гермиону, которую Малфой интуитивно прижал к себе сильнее.
— Вот только твоя влюблённость… — протянул Лорд. — Ненужное чувство, которое делает людей слабыми. Избавившись от этой зависимости, ты сразу обретешь свободу. У тебя очень сильная воля, если ты мог сопротивляться Зелью целых полгода. Но у всего есть предел…
Драко запрокинул голову и теперь отрываясь смотрел на Волдеморта. Хотелось опустить глаза и спрятаться, но Малфой решил показать, что не боится. Ведь он действительно не боялся: не пугали ни боль, не грядущие наказания. Гермиона была почти без сознания. Белая блузка перепачкалась кровью, длинные волосы спутались, а из чуть раскрытого рта капала кровь. Но она была жива — это давало Драко необходимые силы.
— Тех, кого любишь, нужно убивать, — вдруг проговорил Лорд, и Малфоя передёрнуло. — Когда их нет, ничто не сдерживает тебя, — продолжил он.
Драко напрягся: тревога нарастала с каждой минутой. К чему Лорд вёл этот разговор, больше похожий на монолог сумасшедшего? Он собирался убить Гермиону у него на глазах, или…
— Отсутствие привязанностей — это сила. Давай, Драко, убей девчонку.
Малфой зажмурился. Что это было? Садистская игра, направленная на то, чтобы наказать его за непослушание или способ развлечься в ожидании Поттера?
— Второй раз — гораздо проще, — протянул Волдеморт. Гермиона чуть пошевелилась, и он обнял её сильнее, вдыхая запах волос. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови от прокушенной изнутри щеки, и Малфой с усилием сглотнул.
Волдеморт поймал взгляд Драко, и тому показалось, что его затягивает в огромные красные щели. Губы Лорд зашевелились, и он произнёс невербальное заклинание. Малфой не успел осознать, что случилось, прежде чем голова наполнилась тысячей голосов, а тело охватил огонь, который прожигал изнутри, словно кровь превратилась в разъедающую кислоту или кипящий сплав.
Это было Зелье. Всё то Зелье, что Малфой выпил за сегодняшний день, обратилось теперь против него. Отпустив руки, попытался оттолкнуть Гермиону от себя, потому что понял: через мгновение не сможет ослушаться приказа Волдеморта.
Почувствовав неладное, Гермиона приоткрыла глаза. Драко не знал, слышала ли она предыдущий разговор, потому что, судя по взгляду, была в полуобморочном состоянии.
Малфой сообразил, что чары держатся на зрительном контакте, потому что смотрел в налитые кровью глазницы, не в силах отвести взгляд. С каждой секундой его положение становилось всё хуже.
— Гермиона… — выдохнул он и, взяв палочку Беллатрисы, вложил ей в руку. — Пожалуйста…
Он сам не знал, о чём просил: убить его, обороняться или бежать. Ничего из этого не спасло бы её — они оба понимали это.
Боль стала невыносимой, и лицо Гермионы поплыло у Драко перед глазами.
Она зажмурилась, наслаждаясь синеватой мерцающей тьмой, распростершейся вокруг. Ему не выиграть, всё равно не выиграть…
Гермиона приподнялась на локте, желая взглянуть на Драко. Все их страхи сбылись — он вот-вот наставит на неё палочку. Ей нужно было бежать или бороться, защищая скорее его, нежели себя: ведь её убьют в любом случае, но если это сделает он, то одновременно уничтожит всё самое светлое, что было в душе. Именно этого и добивался Волдеморт.
Сил на борьбу не было, поэтому Гермиона хотела лишь сказать, что он ни в чём не виноват, и будет лучше, если она умрет быстро и от его руки, чем медленно и мучительно — под пытками Пожирателей. Вот только это всё равно не помогло бы Малфою… Да и слова застряли в горле, обратившись в кашель. Из глаз брызнули слёзы, и Гермиона вдруг осознала, как всё бессмысленно и фатально. Драко любил её — даже надвигающиеся забытье не помешало осознать это. Вот только что принесла им эта любовь? И почему, стоило им обоим признать её, как всё пошло прахом?
Малфой сжал руки в кулаки. Боль затмевала разум, но тот был сильнее Зелья. Гермиона рискнула всем ради Драко, и её внутренней силы хватило на то, чтобы зажечь в нём желание победить. Пускай она сама почти сдалась, он был готов бороться за двоих.
Сейчас, глядя на Волдеморта — существо без души, не ведающее жалости, Драко вдруг вспомнил уверенного и умного мужчину из параллельного мира. Незадолго до того, как они с Гермионой должны были уйти, тот остановил Малфоя в коридоре, сказав, что ещё на Совете догадался, что стал в другой жизни кем-то ужасным. В ответ на замешательство Малфоя, который был готов рассказать правду, Том Реддл произнёс фразу, которую Драко очень хорошо запомнил: «Время нельзя повернуть вспять, а каждый сделанный нами выбор открывает новую дорогу. И если вдруг, оглянувшись назад, ты поймешь, что пройденный путь был ошибкой, то попросту сойдешь с ума. Поэтому, наверное, лучше не знать того, какая альтернатива могла быть у твоей жизни.»
Сейчас она вдруг зазвенела в голове, порождая контур идеи, которую Драко пока не мог уловить. Интересно, каким был тот выбор, что толкнул Тома Реддла на путь к Волдеморту?
— А ты, наверное, разбираешься в этом, как никто другой, да, Реддл? Кто был первым: родственники магглы или та девушка — Оливия? — с надрывом спросил Малфой, слабо осознавая, зачем решился на столь дерзкую провокацию. Возможно, подсознательно он хотел, чтобы Лорд убил его прежде, чем успеет сломить волю. В любом случае, ситуация не могла стать хуже, чем была, а значит, он даже не рисковал.
Это снова был экспромт, ведь Малфой не мог знать, связывало ли Волдеморта и Оливию Реддл хоть что-нибудь в этом мире.
Всё вышло лучше, чем он рассчитывал: Лорд, вздрогнув, разорвал зрительный контакт. Боль схлынула, и Драко жадно втянул воздух.
— Откуда ты знаешь это имя?! — сквозь зубы процедил Лорд. Драко не понадобилось говорить что-то еще, прежде чем он почувствовал грубое проникновение в свой разум.
Воспоминания путались в голове, и Малфой сам не смог бы разобраться в них, но картинки из параллельного мира замелькали перед глазами непроизвольно, потому что именно в них были ответы, которые искал Волдеморт.
Малфой выдал информацию о Книге, и, возможно, Лорд посчитал бы разумным оставить их в живых, чтобы однажды достать её. Это дало бы время и возможность нового плана.
Драко не знал, сколько времени Волдеморт копался в его воспоминаниях, и боялся предположить, какую реакцию они вызовут, когда услышал громкий голос, заставивший всех присутствующих повернуть головы.
— Оставь их, Реддл, тебе нужен я.
Это был Гарри Поттер. Сейчас он стоял в дверях: два Пожирателя смерти заломили ему руки, не позволяя сделать ни одного лишнего движения. Судя по всему, Поттер пришёл один и был схвачен прямо у входа. Он уверенно посмотрел на Лорда и чуть подался вперед, желая ринуться в бой, но Пожиратели его удержали. Волдеморт, в свою очередь, оторвал взгляд от Драко и Гермионы. В узких красных глазах отражались огненные отсветы, отчего те казались еще более пугающими и нечеловеческими.
— Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил. Ты пришёл встретить свою смерть? — медленно, с наслаждением изрёк Лорд, в упор глядя на давнего врага, уничтожение которого стало главной целью последних лет. Драко и Гермиона, которые теперь, обнявшись, жались у стены, кажется, больше его не интересовали.
Лорд вытащил волшебную палочку и направил её на Гарри, который даже не думал защищаться: он просто стоял, чуть расставив руки.
— Сражайся, Гарри Поттер, — произнёс Волдеморт. — Лорд Волдеморт не повторяет своих ошибок дважды: больше магия жертвы не сработает против меня. Я должен одержать победу в равном поединке.
— Неужели решил признать, что есть вещи, недоступные твоему пониманию? — спросил Гарри, вытаскивая из кармана палочку. — Но не думаю, что это поможет тебе.
— Почему же, Гарри Поттер? Победив тебя, я уничтожу последнюю преграду к своему величию. Никто больше не будет угрожать моей власти.
Гарри усмехнулся, мотнув головой и отбросив с лица чёлку так, что стал виден шрам.
— Ошибаешься, — уверенно опроверг его Гарри. — Очень глупо думать, что моя смерть станет твоей победой. Я всего лишь школьник, которого не убило твоё заклятие. Я стал символом твоей уязвимости, но не единственным ключом к ней. Даже убив меня, ты не победишь в войне, потому что весь мир обернётся против тебя.
— Ложь! — зашипел Волдеморт и резко шагнул к Гарри. — Все люди движимы страхом и жаждой жизни. Убив тебя, я возьмусь за остальных, уничтожив каждого, кто встанет у меня на пути. Моих сил достаточно, чтобы показать той жалкой группке магглолюбов, что им легче подчиниться.
— Ты так уверен в этом? — спросил Гарри с неким подобием усмешки. — Не знаю, кто тебя информирует, но тебе противостоит отнюдь не группка, а почти всё магического сообщество. А многие из тех, кто формально на твоей стороне, в глубине души мечтают освободиться. Никому не нужен правитель, целью которого стали месть и геноцид. Ты будешь глупцом, Том, если не признаешь этого.
Волдеморт напрягся: на его лице, вернее, на том, что когда-то было лицом, отразилось подобие эмоций.
— Не смей называть меня этим именем! — заорал он и резко взметнул руки к вискам. Обрывки отрывочных воспоминаний стали смешиваться с тем, что Волдеморт увидел в сознании Драко, став слишком опасными — в первую очередь для него самого.

***
— Не смей называть меня этим именем! — выкрикнул девятнадцатилетний юноша с красивым, но искажённым злобой лицом. Взгляд отражал ненависть, которая, кажется, уже тогда, затмевала всё человеческое, что в нём было. Послышался звук удара: хрупкая девушка пошатнулась и упала, затравленно смотря на обидчика снизу вверх. В её больших замутненных глазах виднелся страх.
— Я не стану называть тебя Лордом, — слабым голосом проговорила она, чуть не плача, но всё же пытаясь сдержаться. Том грубо схватил её за руку и заставил встать.
— Ты знаешь, на что я способен, Оливия, — процедил он, до боли сжав запястье.
— Знаю! — с надрывом проговорила она. Слёзы, до того плескавшиеся на дне, всё-таки вырвались наружу. — Почему ты не наложил на меня Обливиэйт в тот вечер?.. — зарыдала Оливия, спрятав лицо в ладонях. Том лишь посмотрел на неё с презрением:
— Ты сама это выбрала, — бескомпромиссно констатировал он.
— Потому что я думала… Думала… — всхлипывала она.
— Что я не чудовище? Что сможешь меня спасти? Очень многие так думали, Оливия. Но ты могла бы быть более дальновидной и не ждать раскаяния от человека, который познакомился с тобой в день убийства собственного отца.
— Зачем ты делаешь это, Том? Зачем ты делаешь это с собой?.. — на выдохе спросила она, кинулась к нему и схватила за грудки. Реддл грубо отстранил её. — Неужели ты не видишь, как меняют тебя эти чары?
— Они приближают меня к цели.
— Они тебя убивают!
— Напротив, дают бессмертие.
— Зачем тебе вечность, если в ней не будет того, ради чего стоило бы жить?
— Любовь, дружба и прочие выдумки меня не интересуют. Я хочу лишь власти и силы.
— Подобные желания — уже слабость.

Том мог сказать наверняка: он никогда не был слабым. Жизнь в приюте и первые годы в Хогвартсе научили его тому, что выживает сильнейший.
Власть ради власти и сила ради силы — таким было его правило. Иногда он вспоминал свою жалкую мать, которая оказалась настолько слаба, чтобы влюбиться в маггла, а затем не суметь его удержать. Она опозорила весь род Гонтов и стала причиной того, что в Томе — наследнике Салазара Слизерина, текла грязная кровь. Она даже имя ему дала маггловское… Если маггла-отца Том отчаянно ненавидел, то мать была омерзительна. Именно её история, собранная по крупицам, стала первым толчком к тому, что любовь — это нечто мерзкое, делающее людей слепыми и безвольными. Иначе как можно было объяснить её поведение?

***
В тот вечер, когда Том пришёл в дом своего отца, чтобы трижды произнести «Авада Кедавра», он действительно шагнул в пропасть. Выйдя за порог теперь уже пустого и навсегда проклятого особняка, ожидал, что будет испытывать долгожданный триумф возмездия, но вместо этого почувствовал лишь пустоту. Не раскаяние, боль или радость, а противное сосущее чувство, словно внутри открылась чёрная бездна, сжирающая изнутри. Что-то в тот вечер навсегда отмерло в нём, и обратного пути больше не было. Хотя формально это убийство не являлось первым, с девчонкой Миртл всё было иначе: он не смотрел ей в глаза, и, что самое главное, не жаждал её уничтожения как той черты, что перечеркнёт прошлое.
Испытывая лишь глухое отвращение к миру, Том добрёл до ближайшего магического трактира и заказал себе рюмку коньяка. А потом ещё одну… И ещё…
Когда неприметная девушка-официантка спросила, не требуется ли ему помощь, он был пьян достаточно, чтобы пожелать общения. Предложил ей подняться наверх — в номера, но девчонка испуганно отказалась, ссылаясь на работу и невозможность нарушить правила. Том прошептал «Империо», и через несколько минут они уже были в лучшей комнате этого грязного трактира.
Впоследствии, спрашивая себя, почему в тот вечер предпочёл общество простушки одной из тех благородных красавиц, которые готовы были подчиняться каждой его прихоти без всяких заклинаний, Реддл не смог дать внятного ответа. Возможно, потому что ему нужен был человек, рядом с которым не надо было держать марку. Оливия — так звали ту официантку — была ничем не примечательной личностью: не глупой, но и не слишком умной; не красавицей, но и не уродиной; не нищей, но и не богатой; не аристократкой и не грязнокровкой. Тогда Том не знал ничего из этого, а лишь видел неброскую девушку, которая случайно возникла на пути, и быстро открыл её главное достоинство: Оливия умела слушать — не осуждая и не задавая лишних вопросов. Он провёл с ней всю ночь, рассказывая о своей жизни такие вещи, которые не говорил до этого никому — даже его дневник мог поведать гораздо меньше, чем знала под утро она.
Том с наслаждением отмечал, как её глаза, которые были опять же невнятного цвета, наполнялись ужасом, когда он говорил об очередном убийстве или своих идеях. Империо уже давно было снято, и девчонка оставалась с ним по своей воле. Вероятнее всего, ей хотелось убежать, но что-то мешало. И это была не магия…
Когда наступило утро, Том предупредил:
— Никто и никогда не должен узнать, что я говорил здесь. Я думал наложить на тебя Обливиэйт, тем самым обезопасив нас обоих, но сейчас решил предложить тебе выбор: помнить или забыть.
— Помнить… — выдохнула она.
— Помнить и молчать, — холодно добавил он. — Думаю, ты поняла, что не стоит вставать у меня на пути. Если проболтаешься, участь моего отца покажется тебе счастьем.
— Я поняла… — кивнула Оливия, но Тому, вдруг осознавшему, насколько сильно он оплошал, доверившись первой встречной, было недостаточно простых обещаний. Он взял с неё непреложный обет и забрал с собой, больше не спрашивая разрешения.
Сложно было сказать, почему она последовала за ним и не стала возражать, но в ту ночь жизнь обоих навсегда изменилась. И если Том сделал главный шаг во тьму, то Оливия стала той, кто однажды заплатит жизнью за случайный вопрос, заданный человеку, чью душу было уже не вернуть.

***
— Мой отец был магглом, — сказал мужчина, в котором Волдеморт смог бы узнать себя.

— Отныне имя моего папаши не осквернит меня, — бросил теперь уже Волдеморт, закинув ногу на ногу.
— Если ты не примешь своего прошлого, то начнёшь войну против себя же, — приглушенно произнесла Оливия. С той ночи она оставалась единственным человеком, кому он позволял говорить подобное. Слишком незначительная и неважная, чтобы помешать его восхождению, она по-прежнему была хорошей слушательницей, а со временем стала чуть смелее, чтобы высказывать в ответ свои мысли. Иногда Том нуждался в том, чтобы ему возразили, потому что люди, смотрящие в рот, успели надоесть. Но сейчас она явно переступила черту дозволенного, потому что всё так же тихо и отстранённо добавила: — Маггловская кровь течёт в твоих жилах, и этого не изменить. Даже если ты докажешь всем обратное, то сам не забудешь.
— Обычно я за такое убиваю, — процедил он, напрягшись.
— Сделав это, ты не изменишь правды. А я уже привыкла ходить по грани, — ответила Оливия. Больше всего Тома злило то, что она не пыталась задеть или изменить его, а просто говорила правду. Он встал и, громко хлопнув дверью, вышел из комнаты.

***
Он почти завершил ритуал. Осталось совсем немного, и ему покорится сама Смерть — так думал Том Реддл, совершая очередное убийство.
Когда он вернулся домой, надёжно спрятав четвертый крестраж, Оливия взглянула на него и встревожено спросила:
— Что с твоими глазами?
— А что с ними? — удивлённо поинтересовался Том, пожав плечами.
— Они стали совсем чёрными, радужки вообще не видно, — пробормотала она не очень внятно и потупилась, потому что не в силах была выдержать взгляд, который производил по-настоящему жуткое впечатление.
— Они всегда были тёмными, — усмехнулся Том.
— Но не такими. Твой ритуал начал проявляться и внешне, — заметила она. — Остановись, пожалуйста!
Взглянув вечером в зеркало, он действительно заметил: во взгляде что-то серьёзно изменилось, но предпочёл не предавать этому значения. Тем более что на следующее утро всё снова было в порядке.

***
— Оливия Реддл, моя супруга и самый ценный помощник, — произнёс всё тот же мужчина, а Волдеморт увидел в женщине рядом знакомые черты. Вот только в отличие от забитой им же девчонки, эта была уверенной и отнюдь не неброской.

Три дня назад Том узнал, что Оливия ждет ребенка, а вчера создал пятый крестраж и решил на какое-то время сделать перерыв.
Новость потрясла его до глубины души и создала целый ворох проблем, решения которых он не знал. Пожалуй, такое было впервые за очень долгое время, потому что раньше все цели были предельно ясны, как и пути их достижения. А теперь случилось то, к чему он совершенно не был готов.
Сейчас, когда движение Вальпургиевых Рыцарей наконец начало набирать обороты, любые сантименты были излишними. И если Оливия являлась просто игрушкой, то будущий ребёнок мог стать серьезной проблемой.
Он давно решил для себя, что не хочет никаких привязанностей, хотя бы потому, что те вели к непременной зависимости. Том бы просто выгнал её и навсегда вычеркнул из памяти, избавившись от последней преграды, удерживающей его в рамках. Вреда бы она не принесла — это стало понятно давно, да и чары он наложил надёжные: Оливия погибнет при одной мысли о предательстве.
Вот только было то, что не позволяло так поступить: он не хотел быть похожим на отца ни в чём. Эта идея, идущая ещё из детства, стала похожа на одержимость.
Поэтому, обнаружив, что Оливия сбежала, непонятно как сняв чары, удерживающие её в доме, Том был в ужасе.
— И куда ты собралась? — спросил он, нагнав её на пути к ближайшему общественному камину. Схватил за руку и грубо сжал запястье.
— Пусти, — процедила она. — Ты — чудовище, Том. И стать им — твой осознанный выбор. Когда дело касалось только меня, я терпела, но мой ребёнок не будет воспитываться рядом с тобой.
— Это не только твой ребёнок.
— Будет лучше, если он не узнает, кто его отец, — отрезала она. Том вытащил портал и перенёс их обратно в дом. Никогда раньше он не видел Оливию такой уверенной и опасной.
Взмахнув палочкой, запер дверь, и она оказалась в ловушке. Впрочем, ненадолго.
— Дай мне уйти, — сказала Оливия. — Твоя история не повторится, можешь не беспокоиться. Я сделаю всё, чтобы ребёнок не был похож на тебя.
Она видела, что Том был на грани, но почти не боялась. Отперев дверь, отразила парализующее заклятие, призванное её остановить. Развернулась и направилась к двери.
Том смотрел, как она уходит, и гнев, сравнимый по силе с тем, что возник в ту ночь, когда он впервые увидел семью Реддлов, охватил его. Он выносил её нотации целый год, смирился с тем, что она обращалась к нему ненавистным именем, но сейчас Оливия хотела сделать его на шаг ближе к собственному отцу — и этого он стерпеть не смог.
Том поднял свою волшебную палочку, отброшенную к окну её заклинанием. На миг задумался о том, откуда в девчонке взялась сила, способная противостоять его мастерству, но это было уже неважно — никто не смел поворачиваться к нему спиной.
Зелёный луч вырвался из палочки, и Оливия упала замертво, так и не добежав до двери.
Он смотрел на бездыханное тело и знакомые блёклые глаза, цвет которых раньше менялся от времени суток, но не чувствовал ничего.
Ещё одна ступенька была пройдена, и цель, к которой он стремился, стала чуть ближе.
Усмехнувшись, Лорд Волдеморт вышел из комнаты.
Больше никто не назовёт его Томом.

***
Ему было плевать на судьбу магического сообщества. Маггловского, впрочем, тоже. Легенда, придуманная, чтобы удерживать и привлекать союзников, оправдала себя в полной мере. Никто из последователей Лорда Волдеморта не знал, почему он затеял эту войну. У них были собственные цели: наивные и утопичные, однако способные повести за собой. А Лорд хотел власти и бессмертия. По крайней мере, именно так он думал, оставаясь в одиночестве и зная, что врать себе — нерационально.
После убийства Оливии он вспомнил её лишь однажды. В тот день один из его соратников умолял пощадить семью и клялся, что сделает ради этого всё, что угодно. Тогда Лорд вдруг задумался о сущности своей власти и неожиданно для себя представил, что сказала бы Оливия, раскрой он и эту страницу своей жизни. И хотя она была мертва уже более десяти лет, Волдеморт с лёгкостью смог представить ответ, и даже почти услышал его: «Власть, построенная на страхе, не продержится долго. Потому что самый лёгкий способ возвыситься — это унизить другого; причём не обязательно напрямую, ведь страх и преднамеренная жестокость — тоже формы унижения. Вот только подобная тактика приведёт к неизбежному падению, потому что каждое действие имеет противодействие, а вселенная стремится к равновесию. Именно поэтому за несколько тысяч лет существования человечества никому не удалось всецело подчинить мир.»
Конечно, она выразилась бы гораздо проще, а это были его собственные мысли, но, услышав в голове её голос, Лорд никогда бы не признал, что Оливия стала символом здравого смысла и той самой честности с собой, которые он предпочёл оставить в прошлом.

***
Драко не мог понять, зачем Поттер провоцировал Лорда. В том, что он делал именно это, не осталось сомнений. Никогда, даже при провале важных операций или предательстве сподвижников, Волдеморт не выглядел таким рассерженным. Раньше Малфой вообще не замечал за ним проявления сильных эмоций, что было неудивительно для существа, утратившего всё человеческое, что в нём, возможно, когда-то было. Но поведение Поттера пробудило в Лорде гнев, который тот даже не пытался скрывать. Вот только теперь ситуация становилась совсем непредсказуемой и действительно опасной.
Пожиратели, до того наблюдавшие за происходящим с интересом, теперь смотрели в лучшем случае с опасением. В глазах же многих был виден животный страх, потому что нет ничего хуже, чем беспощадный и бездушный маг, от которого можно ожидать чего угодно.
Глаза Гермионы округлились и наполнились паникой. Она до боли сжала руку Драко и забегала глазами по залу, как будто пытаясь найти зацепку.
Гарри же по-прежнему стоял, не поднимая палочки, и смотрел на Лорда с выражением безмолвного превосходства.
Он открыл рот, чтобы произнести следующую фразу, но не успел, потому что вдруг случилось нечто совершенно неожиданное: змея Волдеморта, до того, свернувшись, лежавшая у Люциуса в ногах, зашипела и совершила бросок, пытаясь схватить воздух. В следующий момент там материализовался меч Гриффиндора, и её голова полетела прочь, разбрызгивая кровь и выпуская из себя чёрные струи.
Зал ожил. Вспышки страшных заклятий засверкали со всех сторон, и Драко создал вокруг себя и Гермионы щит, чтобы не стать случайной мишенью.
Макнейр, стоявший ближе всех к змее, выхватил палочку и выстрелил в воздух. Через мгновение все увидели Рона Уизли, до этого скрывающегося под мантией-невидимкой, а теперь схваченного и обезвреженного. У него отобрали всё оружие, и, брыкающегося, усмирили заклятием.
Гермиону трясло, она готова была упасть на колени и по-животному завыть от боли и страха за обоих друзей. Лишь только объятия Драко, дающие иллюзию защиты, удерживали от помешательства.
— Ещё один осколок твоей утерянной души уничтожен, — громко прокомментировал Гарри, обращаясь к Волдеморту и возвращая внимание к своей персоне. Былая уверенность слетела с его лица, но было видно: он хочет покончить с этим как можно скорее. Звонкий голос разлетелся по залу, отражаясь от стен и образуя эхо. На миг стало так тихо, что можно было услышать стук часов на стене и рваное дыхание Лорда.
— Тебе не выиграть, Поттер! — почти с отчаянием выкрикнул тот и снова вскинул палочку.
— Возможно, — согласился Гарри. — Вот только моё поражение не станет твоей победой. Ты вёл свою личную войну, но проиграл её ещё тогда, когда начал. Борясь против маггловской крови, ты предпочёл не помнить, что, исходя из своих принципов, приблизившись к финалу, вынужден будешь уничтожить себя.

***
Это было похоже на разрушающуюся пирамиду. Воспоминания, идеи и мысли были кубиками, из которых она строилась. На вершине стояли столь долгожданные для Лорда власть и бессмертие, а внизу — в фундаменте — находились те вещи, с которых всё началось: жажда мести, обиды на отца, ненависть и непризнание. Он так отчаянно пытался перечеркнуть своё прошлое и выстроить на его месте фикцию, что сумел искренне возненавидеть всех, в чьих жилах текла маггловская кровь. Вот только то, что в Томе Реддле её была половина, не поддавалось коррекции никакими чарами, а принять себя Волдеморт так и не смог. Это разрывало его на две части. Никогда раньше Лорд не думал о том, что было бы, послушайся он девушки, которая так отчаянно призывала прекратить внутреннюю войну, несущую лишь разрушения.
Каким бы он стал, приняв своё прошлое? Бессмысленно было думать об этом, ведь истинен только тот путь, который уже пройден. Но теперь он увидел, что было бы, сверни он на главном перекрёстке в другую сторону. И вся жизнь, вся борьба вдруг обратилась в прах. Впереди была лишь пустота, пустившая корни в ту далёкую ночь, когда в доме маггловского помещика тьму разорвали три зелёные вспышки. А теперь она разрослась настолько, что способна была проглотить того, кто её создал.
Том сделал это — победил себя. Вот только кто же тогда проиграл?..

***
— Авада Кедавра! — закричал Лорд, и разрушительная волна неведомой силы вырвалась из волшебной палочки, сметая всё на своём пути. Гарри Поттер рухнул, подобно марионетке, у которой перерезали ниточки, а сам Волдеморт издал длинный отчаянный вопль и растворился в воздухе.
— Гарри! — завопила Гермиона не своим голосом и кинулась вперёд, но была остановлена невидимым щитом Малфоя.
— Не суйся туда, — велел Драко строгим, но надломленным голосом. — Даже не думай, — добавил он и притянул её к себе, пытаясь удержать, но Гермиона брыкалась и плакала, обезумев от горя.
Послышался грохот, и сначала никто даже не понял, что стало его причиной, а затем стены начали рушиться, и десятки Авроров ворвались в зал, хватая Пожирателей Смерти.
Вскоре Гермиона отключилась, и Малфой потащил её в нишу, где можно было спастись от надвигающегося сумасшествия. Бывшие приспешники Лорда численно уступали Аврорам, поэтому битва оказалась недолгой, однако очень жестокой. Возможно, потому что Пожирателям смерти уже нечего было терять, и многие предпочли умереть, забрав с собой как можно больше врагов, чем прозябать оставшуюся жизнь в Азкабане.
Драко был рад, что смог найти надёжное укрытие, где они с Гермионой оказались спрятаны от чужих глаз и непростительных заклятий. Некоторое время Малфой молча наблюдал за развернувшимся в зале кровавым адом, где никто никого не щадил. Хотелось закрыть глаза и не смотреть, но это было слишком опасно.
Где-то через полчаса всё стихло. На полу валялись трупы и раненые, окна были выбиты, стены разрушены, а о том, что стало с мебелью, лучше было даже не думать. А потом случилось то, объяснения чему никто не смог найти даже спустя много лет, потому что из-под обломков фамильного шкафа Малфоев выбрался Гарри Поттер — израненный, уставший, но живой. Он попытался встать, но не смог, и уже через мгновение его окружили Авроры и медики. Заклятие Тёмного Лорда отрекошетило, убив того снова — теперь уже окончательно, ведь он сам больше не хотел возвращаться. Произнося «Авада Кедавра» Волдеморт не забыл про сразившую его в прошлый раз силу и знал, что она уничтожит его снова. Вот только впервые в жизни он захотел умереть.

***
Драко всё ещё не снял щит, хотя им больше ничего не угрожало. Гермиона нервно вздрогнула, находясь на грани между реальностью и сном, зародившимся в помутнённом сознании.
Совсем скоро они узнают, какой была цена победы и сколько жизней унесла война, взявшая начало в душе брошенного мальчишки.
Совсем скоро будут слёзы, панихиды, и история, что расставит последние точки над "i": о том, как Пожиратели ворвались в Хогвартс, встретив такое сопротивление, какого не ожидал никто; как подросток, всю жизнь веривший в свою исключительность, понял, что её ценой станет жизнь. Гарри не собирались выпускать из-под защиты до тех пор, пока не будет уничтожен последний крестраж, но Волдеморт показал ему пытки Гермионы, позволив проникнуть в свой разум. Тогда всем планам пришёл конец. Рон сказал, что не бросит друга, даже если тот пойдёт на смерть. Они сбежали, схватив мантию-невидимку и меч Гриффиндора; соорудили в голове нехитрый, но отчаянный план: Гарри должен был заставить Волдеморта убить себя, а Рон, будучи невидимым, — убить змею, так тщательно охраняемую Пожирателями. После распространившейся новости о побеге того, кем собирались пожертвовать ради спасения мира, был собран экстренный отряд Авроров, все силы которых направили на атаку Малфой-мэнора. Они пришли слишком поздно.
Всё это Гермиона и Драко услышат потом, а пока он тихо позвал её, надеясь, что сумеет вытащить из страшного забытья:
— Гермиона… — провёл рукой по влажному и холодному лбу. — Жив твой Поттер, а война закончилась. Всё позади.
Ресницы задрожали, и она медленно открыла глаза. Через наполовину разрушенную стену было видно небо, которое отразилось в них.
Драко сжал ладонь Гермионы в своей и перевел взгляд туда, где на чернильной глади стали появляться первые звёзды. Когда они начали расплываться, он не сразу понял, что это подступившие слёзы размыли границы мира.
Боль Подготовки ушла, не оставив после себя ничего — лишь ощущение упавших оков. Теперь тело снова принадлежало только ему.
Гермиона медленно села, и Драко подался вперед. Они соприкоснулись скулами; Малфой почувствовал, что её щека была влажной, и понял — она тоже плачет: его прекрасная девочка, спасшая не только жизнь, но и душу.
— Я люблю тебя, — выдохнул Малфой, почти прикоснувшись к её губам. Осознал, что эти слова — ничто в сравнении с его настоящими чувствами. Хотелось, чтобы она знала об этом: о разрывающей изнутри энергии; о роли, которую играла в его жизни и о том, что он больше никому не позволит причинить ей боль.
Подходящих слов не было, поэтому Драко молча поцеловал Гермиону, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства. Когда он поймал её затуманенный взгляд, где через боль потерь пробивалось сияние, Малфой понял: она всё знала.
Ещё недавно он думал, что не переживёт эту ночь и мысленно простился со всем, что любил. Сейчас, сидя на руинах фамильного замка и того, чем когда-то жил, Драко вдруг увидел, что перед ним открылись все пути. Он мог выбрать любой, не боясь ни мнения общества, ни собственных барьеров — ничего. И это было настоящее счастье.

Эпилог

Луна Лавгуд сжала в руке перо. Филин, сидевший на столе, послушно ждал ответа, но она не знала, что написать и, более того, не хотела этого делать.
Лето Луна проводила дома. Отца освободили ещё во время битвы, и теперь они снова были вместе.
О Блейзе она не слышала ещё с эвакуации. Так как большинство семикурсников не вернулось в школу, в этом не было ничего удивительного. До неё дошли слухи о том, что в его семье случилась какая-то беда, но после войны потери были у каждого. Писать ему первой она не стала. События битвы за Хогвартс заставили её по-другому взглянуть на вещи и научиться ценить не сказочный образ, а надёжное мужское плечо.
Когда филин Блейза опустился к ней на подоконник, Луна не испытала радости или злости — лишь только облегчение от того, что она наконец-то освободилась от любви, так похожей на одержимость. Вдруг стало очевидно, что у чувств, подобных тем, что она испытывала, есть только один исход — сгореть. И вопрос лишь в том, успеют ли они до этого прожечь в сердце огромную дыру или нет.
Она сама замкнула круг, и она же его разомкнула.
Блейс писал, что соскучился, и хочет встретиться. В письме не было ни извинений, ни объяснений. Впрочем, Луна не удивилась: он никогда не просил прощения и не делал отчётов.
Она бы, наверное, пришла в тот парк, о котором он говорил. Ровно в семь часов стояла бы на условленном месте и продумывала подходящую речь. Но жизнь распорядилась так, что ещё неделю назад они с Невиллом купили билеты в театр именно на этот вечер. И всё было бы в порядке, ведь ничего не стоило написать Блейзу и попросить перенести встречу, но Луна посчитала данное совпадение знаком, что больше им видеться не стоит.
Она отложила письмо и протянула филину печенье, а затем шепнула, что больше не стоит ждать.
В конце концов, молчание — тоже неплохой ответ.

***
Он стоял на ветру, рассматривая букет — три белых лилии, и уже не сомневался: она не придёт. Первые полчаса можно было списать на опоздание, но вскоре всё стало очевидно. Блейз понимал Луну и даже не винил её: после смерти Амелии он три месяца не выходил из дома и ни с кем не разговаривал, забыв, что время при этом не остановилось, и жизнь за окнами фамильного замка стремительно неслась вперёд.
Из сплетен, что довелось услышать во время выпускных экзаменов, на которые он пришел, больше похожий на привидение, чем на человека: бледный и отрешенный, Блейз узнал, что Луна начала близко общаться с Лонгботтомом, который спас ей жизнь в ходе финальной битвы с Волдемортом.
В тот момент Блейза это не беспокоило. Во-первых, тогда было плевать почти на всё, а во-вторых, слабо верилось, что Невилл сможет составить ему конкуренцию.
А теперь она не пришла…
Он бросил букет на землю — тащиться с ним домой было бы страшно глупо. Пусть он допустил тактическую ошибку, пусть проиграл эту битву, но отступать Блейз не собирался. Эта девушка, сумевшая дать надежду в то время, когда вокруг расстилалась непроглядная тьма, была нужна ему. Он обещал Амелии, что будет бороться за счастье, и не собирался сдаваться.

***
Дафна Гринграсс зажгла свечу и поставила её на могилу.
Они были похоронены рядом: Фредерик и Кларисса. Изначально Дафна пришла к отцу, но решила заглянуть ещё и сюда.
Долго всматриваясь в черно-белое фото, не двигающееся и от этого слишком маггловское, Дафна пыталась отыскать в себе былую ненависть к давно ушедшей девчонке, но обнаружила лишь глухую тоску.
— Знаешь, — вдруг начала она, отчего-то веря, что Кларисса её услышит, — даже умерев, ты сумела испортить мне жизнь. Ты всегда была слишком смелой, талантливой и яркой. А я, вроде не глупая и не заурядная, вдруг становилась блёклой и очень обыкновенной. Тебя обожали все: мои мама и сестра, моя лучшая подруга и парень, внимания которого я пыталась добиться три года. Но я никогда не желала тебе смерти. Возможно, хотела, чтобы ты исчезла. Например, уехала куда-нибудь подальше и больше не стояла у меня на пути. А потом ты погибла, и, казалось бы, мне должно было стать легче. Но не тут-то было.... Хорошая для всех, ты действительно стала моим личным кошмаром. Даже своей смертью ты сумела испортить мне жизнь. Я думала, что буду ненавидеть тебя до конца жизни, а сейчас вдруг поняла, что должна простить. Потому что на мёртвых нельзя держать зла, а ты понятия не имела, во что делаешь. И даже ты не заслужила смерти…
Голос Дафны сбился, а по щекам вдруг потекли слёзы. Здесь было глухо и безлюдно, поэтому никто не мог увидеть её слабость.
Наколдовав красную розу, она положила ту на могилу Клариссы, а затем стремительно трансгрессировала.

Всё изменилась — и это чувствовал каждый, кто пережил войну. Как бы им ни хотелось цепляться за ниточки старой жизни, как бы трудно ни было их отпустить, пришло время оставить прошлое в прошлом.

***
Осень, наступившая, как обычно, неожиданно, окрашивала природу в золотисто-красный цвет. Дни постепенно становились короче и холоднее. Наступил первый сентябрь, который они проводили не в Хогвартсе. Не надо было спешить на уроки, делать домашние задания или просыпаться в семь, чтобы успеть на завтрак.
Чуть больше года назад, гуляя по небольшому египетскому городку, Гермиона нашла Книгу Судеб. Тогда всё было впереди: война, испытания и история её любви. Тогда они были ещё детьми. Пусть с тех пор сменился всего один календарь, а они стали старше на целую вечность.
После дня Великой Победы, позволившей всему волшебному сообществу спокойно вздохнуть, Авроры и Орденцы ещё несколько месяцев гонялись по стране, чтобы поймать и обезвредить оставшихся Пожирателей Смерти, многие из которых не готовы были сдаться, несмотря на смерть Хозяина. Гарри тоже рвался на баррикады, но после пережитого никто не позволил бы ему снова рисковать собой. Потом начались суды. Драко и Гермионе, желающим забыть обо всём как можно скорее, пришлось нырнуть с головой в пережитый ад, в деталях восстанавливая всё, что происходило в Мэноре в ужасный день финальной битвы. Гермиона до сих пор с ужасом вспоминала, как дрожали руки Драко, когда ему пришлось свидетельствовать против собственного отца.
Предплечье Драко не изуродовала метка, но больше всего на суде помогли слова главного героя войны в его защиту. Младшего Малфоя оправдали полностью. Его отцу, в отличие от большинства других Пожирателей, удалось избежать Поцелуя дементора и даже Азкабана. Формально на его счету не было ни одного убийства, поэтому в обмен на обещание Драко пожертвовать большую часть состояния Малфоев семьям пострадавших по вине Лорда, Люциуса, находящегося в тот момент на грани помешательства, отправили на лечение в психиатрическое отделение Мунго. Его состояние действительно оставляло желать лучшего: проигранная война стала рубежом, лишившим последнего ориентира. Скорее всего, старший Малфой окончательно осознал, что все принесённые жертвы были бессмысленны, и это его сломило. Не желая встретиться лицом к лицу с мрачным и безрадостным будущим, Люциус сбежал в прошлое. Он всё чаще выпадал из реальности, искренне веря, что ему чуть больше двадцати, Нарцисса ещё жива, и не было никаких потерь и ошибок.
Возвращаясь же в настоящее, которое на контрасте казалось ещё более ужасным, чем на самом деле, напивался до беспамятства, а два раза даже пытался покончить с собой. Именно возможность его потерять помогла Драко осознать, что он по-прежнему любит отца. У него множество причин искренне ненавидеть Люциуса и отречься ото всего, что с ним связано, однако он этого не сделал. Пусть тот сотворил много зла, но Драко был уверен, что им двигали не только трусость и ненависть. Возможно, совершая все эти бесчеловечные поступки, он действительно верил, что в новом обществе их жизнь изменится к лучшему. Хотя, скорее всего, просто понимал, что отступать уже бесполезно. Лишь одно Драко знал точно: в глубине своей загубленной души отец любил мать, и уж точно не желал её смерти. Именно поэтому он сделал всё, чтобы облегчить приговор, выделял огромные деньги на лечение и два раза в месяц навещал отца в больнице. Иногда, если тому становилось лучше, они разговаривали. Сбивчивые рассказы могли бы позволить Драко по крупицам восстановить прошлое и найти ответ на вопрос "почему?", но ни ему, ни Гермионе не хотелось оглядываться назад.
Это желание дошло до того, что Драко решил уехать из Малфой-мэнора. Основной причиной, конечно, было то, что после битвы он оказался почти полностью разрушен. Сначала они решили снять небольшой дом на окраине Лондона только на время реконструкции, но она подходила к концу, а Драко не спешил переезжать. Не так давно он прямо сказал Гермионе, что привык к новому дому, где стены не слышали криков и не видели слёз. Был ли это послевоенной синдром или взвешенное решение, Гермиона не знала, но и сама не стремилась вернуться в замок, в главной гостиной которого её пытали.
Постепенно жизнь стала возвращаться в привычное русло и даже немного походить на нормальную. В начале лета всем выпускникам "военного" года дали возможность сдать экзамены и получить аттестаты. три месяца, выделенные на подготовку, стали первым лекарством, потому что позволили направить силы на что-то действительно важное. Искалеченные, измученные, но выжившие и отчаянно стремящиеся научиться радоваться снова, они цеплялись за любую возможность оторваться от прошлого.
Но вот аттестаты были получены, а выпускной, больше похожий на вечер памяти, отгремел, открыв перед каждым собственный путь.
Гермиона и Драко решили жить вместе. Она получила множество приглашений на работу из самых разных организаций, но пока не приняла ни одно из них, до сих пор не зная, как желает распорядиться собственной жизнью.
Иногда к ним заходил Гарри. У них с Драко сложились тёплые отношения, которые можно было бы назвать приятельскими, если бы не подчёркнутая официозность. Однако Малфой больше не возражал и даже не строил недовольную мину, когда герой волшебного мира с молодой женой заглядывали к ним на чай.
Гарри и Джинни поженились почти сразу после выпускного, и это стало первым по-настоящему светлым событием за последние несколько месяцев. Теперь же они иногда садились вчетвером и говорили обо всём, кроме прошедшей войны, но Гермиона не могла не заметить тяжёлую усталость во взрослых глазах Гарри. Не укрылось от неё и то, что иногда взгляд друга становился совсем рассеянным, словно прошлое снова тянуло его на дно.
С Роном всё было иначе. То, что Гермиона не видела в нём той пугающей любви, которая чуть не погубила их в другом мире и от которой она бы побежала, сломя голову, не помешало им отдалиться друг от друга, ведь настоящая дружба может возникнуть только там, где на её пути не стоит призрак несложившихся отношений. Рон так и не смог принять Драко, а Гермиона уже давно поставила его на первое место. Она старалась не думать о том, почему, несмотря на то, что ему предложили работу в Авторате, Рон уехал на континент. Он обещал писать письма каждую неделю, а Гермиона искренне желала ему счастья.
Она снова стала улыбчивой девушкой, готовой выслушать и поддержать каждого, кто обращался за помощью. Один лишь Драко знал о том, как часто она просыпалась в слезах, мучаясь кошмарами, где погибшие обвиняли её в своей смерти. И только он мог дать успокоение. Несколько дней назад Гермиона уговорила его пойти в банк и открыть ячейку, чтобы ещё раз взглянуть на книгу. Ей было очень страшно, что та исчезнет, дав начало истории нового Нашедшего — это был ещё один сюжет для кошмаров. Однако книга оказалась на месте. Гермиона полистала пустые страницы и вдруг разрыдалась, уткнувшись Драко в плечо. Он трансгрессировал домой и долго отпаивал её горячим ромашковым чаем. Руки Гермиону не слушались, поэтому Малфою самому пришлось поднести чашку к её бледным губам. Зубы стучали о стекло, а потом дрожь улеглась, и Гермиона заснула, калачиком свернувшись в кресле.

***
Сейчас Малфой снова ушёл в больницу к отцу, и она осталась одна. Зайдя в спальню, вытащила из прикроватной тумбочки две колдографии: с Рождества и с выпускного. Веселые, счастливые лица на первой лучились надеждой, а на второй Гермиона видела взрослых людей, каждый из которых пережил смерть хотя бы одного близкого человека. Они пытались улыбаться, и даже делали это искренне, но незримую печать войны было не стереть с уставших лиц. Больше всего ранило то, что на Рождество они стояли в три ряда. Последних поставили на скамейку, а первым пришлось присесть, чтобы всех было видно. Знали ли они, дети, отчаянно верящие в собственную исключительность и жаждущие жить, что буквально через несколько месяцев уместятся в один ряд?
Из пятидесяти семи человек их курса на выпускной пришли чуть больше тридцати.
Со многими Гермиона сражалась на разных сторонах, но, смотря на них сейчас, поняла, что не испытывает ненависти. Той жгучей ненависти, что была до путешествия в параллельный мир. Никто не выбирает тёмную сторону беспричинно — этот урок Гермиона усвоила хорошо. Не так давно она расспросила Гарри о прошлом Тома Реддла, а сейчас задумалась, за чью же ошибку платили жизнями целых три поколения: молодого маггла, оказавшегося слишком гордым и чёрствым, чтобы принять неугодного сына; девушки, которая так хотела любви, что готова была наколдовать её и от неё же погибнуть; или мальчишки, свернувшего на путь мести вместо прощения? Ведь мудрого и уважаемого Тома Реддла и сумасшедшего тирана Волдеморта отличала одна лишь малость — однажды сделанный выбор.
Драко должен был скоро прийти, поэтому Гермиона стёрла непрошенные слёзы и быстро убрала фотографии обратно в ящик. Нужно было спуститься вниз и приготовить ужин. Если она не успеет, то они, конечно, закажут что-нибудь из ресторана. Но несносный Малфой говорил, что обожает именно её еду, за что получал недовольные взгляды и насмешливое ворчание, ведь Гермиона прекрасно понимала, что кулинария — не её сильная сторона.
Драко всегда входил неожиданно. Подкрадывался сзади и обнимал так крепко, словно она — самое ценное, что есть в этом мире. Гермионе хотелось верить, что для него это действительно так. Когда он уходил, она всегда скучала, и даже та вечная одиночка, жившая в ней раньше и так часто вопившая о необходимости личного пространства, куда-то сбежала. Их дом, ставший таким родным, всегда встречал его мягким светом в окне и её улыбкой. Именно здесь началась новая жизнь, но они оба знали, что дом — это не адрес или здание, а место, приходя куда, можно быть собой; место, где любят и ждут.
Первое время было непросто привыкнуть к тому, что больше им ничего не угрожает, что не надо никого спасать и ни от кого спасаться. Гермиона сомневалась, что даже спустя много лет будет скучать по своим приключениям, но была уверена, что по инерции начнёт искать новые. Драко, оторванному от былой роскошной жизни, где всё просчитано на несколько лет вперед, было ещё сложнее. Ему, наконец-то свободному, но пока не освоившемуся в новой роли, пришлось взять ответственность не только за себя, но и за отца, борясь не с зельем Подготовки или Лордом, а министерскими чиновниками и собственными привычками. Вопреки ожиданиям, их с Гермионой жизнь не была идеальной. Жаркие ссоры сменялись не менее жаркими примирениями. Впрочем, Гермиона не жаловалась. Малфой был бы не Малфой, если бы позволил штилю прийти на место бури — ведь именно она была их стихией. Гермиона полюбила Драко своенравным мальчишкой, совсем не похожим на сказочного принца. Ей и не нужен был принц — лишь человек, ради которого стоило рискнуть всем и наконец-то поверить, что любовь — не просто красивое слово.
Конечно, шрамы никуда не исчезнут, а время лишь наложит бинты, сделав воспоминания чуть более размытыми, но те всё равно будут преследовать, заставляя просыпаться ночами от леденящего ужаса новых потерь.
Проблемы есть, будут и были всегда. Глупая надежда, что, пережив войну, люди осознают ошибки и наконец научатся думать не только о себе, могла возникнуть у кого угодно, но не у Драко и Гермионы. Они своими глазами видели, к чему может привести счастье, если его становится слишком много. Оставалось лишь верить, что установившийся сейчас баланс, сломанные барьеры, собранные по крупицам мечты и выученные назубок уроки позволят построить мир, пусть и далёкий от идеального, но всё же такой, где их детям будет не страшно жить.
До этого оставался долгий путь, а сейчас Драко просто обнимал её, уткнувшись носом в мягкие распущенные волосы, и Гермиона закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Нельзя предсказать, что будет завтра или через год, а судьба имеет странное, порою жестокое чувство юмора, но вот в такие минуты — заставляющие сердце трепетать от подступившей нежности — они точно знали: есть вещи, за которые стоит бороться.

КОНЕЦ

От Автора
Дорогие читатели!
Вот и подошла к концу эта история. Спасибо всем, кто читал, критиковал и поддерживал меня на непростом пути её создания!

1) Трейлер и ролик-зарисовка к фанфику живут по этим ссылкам:
http://www.youtube.com/watch?v=DfxctKnvub0 – трейлер
http://www.youtube.com/watch?v=pL26u_vwSXo – ролик
Мы старались))) Надеюсь, вам понравится!
2) Еще раз приглашаю вас в группу http://vk.com/threads_of_fate, где вы сможете посмотреть обложки, иллюстрации, постеры, послушать аудио-отрывки, задать вопросы и просто пообщаться.

Три года я писала "Нити Судьбы", жила вместе с полюбившимися героями, придумывала сюжеты и шла вперёд — к финалу. Были моменты, когда казалось, что довести эту историю до конца не получится вовсе, но для меня Нити оказались отличной школой не только писательского мастерства, но и упорства. Да, я всё-таки это сделала!
Очень прошу тех, кто безмолвно читал всё это время, написать отзыв к последней главе. Мне действительно важно знать, что вы об этом думаете. Ведь без отклика я не смогу узнать, в каком направлении идти дальше. Я начинала Нити, чтобы попробовать себя в писательском деле и понять, способна ли я создать что-то стоящее. Поэтому мне бы очень хотелось услышать ваше мнение! Надеюсь, просьба не покажется вам слишком навязчивой))
Что касается дальнейших планов то, к сожалению, из фандома ГП ухожу. Возможно, через некоторое время я решусь написать ориджинал и начну новое путешествие — теперь уже по собственным мирам. Спасибо Дж. Роулинг за историю моего детства и вселенную, давшую огромный простор для творчества и вдохновения!
Плавно перехожу к благодарностям:
1) Allegory, моя дорогая бета и любимая подруга. Знаю, я говорю это нечасто, но сейчас самое время: спасибо тебе огромное! Ты была со мной с самой первой написанной строчки, нет, даже раньше — с зарождения идеи. Ты помнишь все три версии Нитей, ты помогала мне выходить из самых сложных сюжетных тупиков и никогда не позволяла отчаяться. Без тебя Нитей — таких, какими мы их сейчас знаем - просто не было бы. И, конечно, спасибо за чудесные иллюстрации. Ты замечательный художник, даже не думай в этом сомневаться!
2) Сказочница Виралиса, Катюша! За три года пребывания в этом фандоме я нашла для себя многое и многому научилась, но нашу с тобой дружбу считаю самым главным приобретением. Спасибо тебе за всё: за советы, поддержку, помощь в редактировании, наши ночные разговоры и такую заразительную веру в меня даже тогда, когда я сама переставала верить! Отдельное спасибо за аудио-отрывки и помощь в озвучке роликов. У тебя настоящий талант в этом деле!
3) Натали Скорпион, мой драгоценный иллюстратор. Начав читать Нити, ты плохо представляла, что такое фанфики. Я очень рада, что однажды скинула тебе ссылку на Нити. Твои жизнеутверждающие комментарии помогали мне идти вперёд, а рисунки радовали и вдохновляли.
Димке спасибо за голос Драко в роликах;-)))
4) Спасибо звездочёту aguamarina за внимание, потраченное время, советы по самосовершенствованию и подаренную надежду.
5) beherzte — спасибо за то, что была со мной и за чудесную картину, в которую влюбилась не я одна!
6) Xselena — мой самый первый постоянный читатель на этом сайте. Я надеюсь, ты дойдёшь по эпилога и прочитаешь эти строки. Ты уникальный человечек, который помнит ещё ту, самую первую версию Нитей — с гигантским кальмаром и гробницей в пирамиде. Спасибо за то, что читала, критиковала и помогала мне двигаться вперёд в непростом писательском деле.
7) Анечка Бочкарева — надеюсь, ты тоже дочитаешь до этих строк. Спасибо за искренность и веру в меня. Мы поразительно похожи, и, наверное, из-за этого ты понимала моё произведение, как никто другой.
8) alexandra_ff — дорогая моя, спасибо за эмоциональные отзывы, после которых мне хотелось писать дальше. С тех пор, как ты появилась, я ни разу не задерживала обновления. Возможно, это, конечно, совпадение, но твоя поддержка, определенно, меня вдохновляла.
9) Pr. Sky — за внимательное, вдумчивое чтение, интересные вопросы. Читая твои отзывы, я чувствовала искреннее участие и заинтересованность. Это действительно ценно! Я очень рада, что, благодаря Нитям, мы познакомились.
10) Всем, всем, всем, кто читал, оставлял отзывы, верил в меня и ждал обновлений! Без вас я бы не справилась! Очень хотелось бы написать каждому лично, но, боюсь, по объему из этого получилась бы не самая маленькая глава.

С наступившим 2013 годом! Будьте счастливы, любимы, и пусть в вашей жизни всегда остаётся место сказке!