Земля крови

Глава 1

_______________________________________________________
Автор: cherno.belaja
Бета: Лукреция Борджиа
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Пейринг: Волдеморт; Северус Снейп; Гарри-который-совсем-не-Поттер
Жанр: Драма / Ангст / AU
Отказ: Всё – Роулинг, всё остальное - народа; коммерческой выгоды не извлекаю.
Предупреждения: полное AU, совсем-не-графическое насилие.
Комментарий: Первая часть – POV Тёмного Лорда, вторая – от третьего лица.
________________________________________________________






“…Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: «Согрешил я, предав кровь невинную». Они же сказали ему: «Что нам до того? Смотри сам». И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился. Первосвященники, взяв сребренники, сказали: «Непозволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови». Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников; посему и называется земля та «землею крови» до сего дня”.
Матфей, гл. 27, 3-8






ЧАСТЬ 1. «ЧЁРНОЕ»



1980 год. Резиденция Тёмного Лорда. Великобритания.


Его привезут в семь.
Я взглянул на часы. До семи у меня ещё много времени. К тому же они могут и опоздать. Вряд ли они отправились за ним прямо с утра. Сейчас, скорее всего, они только летят над полями Иллинойса.
Я представляю, как эти поля выглядят сверху – совсем как на картах, надо полагать. Аккуратные разноцветные квадратики, странная мозаика… Но не думаю, что мои слуги смотрят вниз. Когда летишь, стоит смотреть лишь вперёд, навстречу ветру, тогда пьянящее ощущение полёта будет полным и захлестнёт вас до самого сердца (если оно у вас есть, конечно).
Я люблю летать, но не на метле. Настоящий полёт – когда есть только ты и небо. Это мой единственный шанс быть с небом на «ты», иллюзия равенства. Я знаю, что моя способность летать – это нарушение всех законов природы, такие, как я, не должны касаться неба. Ещё одно правило, на которое мне наплевать.
Что может быть прекраснее, чем нарушать законы? И чем строже закон, тем острее наслаждение. Я люблю чувство вседозволенности, оно пьянит. Даже свои собственные законы – и те я нарушаю регулярно и неумолимо. Но это только моя привилегия, для остальных же моё слово свято. Иначе – смерть.
Итак, он будет здесь в семь или даже позже. Я приказал, чтобы до семи меня не тревожили. Я не спешу, мне нравится ждать. Ещё не остыл на губах вкус победы – но я не собираюсь наслаждаться послевкусием, нет.



***

Каменные стены цвели алыми отблесками факелов на влажных камнях, полыхали зловещими розами пламени, как россыпь рубинов переливались и блестели, создавая декорации пожара. Холод подземелий и запах страха, иллюзия свободы и рабские оковы, тёмные контуры Меток на коже, покрывшейся потом от ужаса. От осознания того, что однажды ты можешь уже не выйти наружу, не увидеть небо, не вдохнуть свежесть ночного ветра…
Меня пьянит власть, я пью её, как другие пьют вино, черпаю из сердец своих рабо… последователей. Хотя кого я хочу обмануть? Они отдали мне жизнь и более того: их души, как и тела – в моей власти, во власти Тёмного Лорда. Они знают это, Пожиратели смерти – отчаянные глупцы, преданные гордецы, напуганные слабаки… Моё царство построено на их плечах, меня не было бы без них, и это бессмысленно отрицать.
Я поглядывал на дверь в предвкушении забавы, конца дела, затянувшегося на непростительно долгий срок.
У меня отличное чувство времени, и я слышал, как тикают где-то в голове невидимые часы. Я на собрании Пожирателей, а внутри меня – минута, две, три… Стрелки отсчитывают оставшееся до семи время. Без четверти, без пяти семь, пять минут восьмого…
Вот, они аппарируют к воротам. Идут через сад, нелепый, высаженный ещё предыдущими хозяевами поместья. Мокрые от туманной сырости дорожки петляют между обнаженными фигурами статуй с белой, мёртвой кожей, с неестественно красивыми лицами окаменевших маггловских богов. Входят в дом, тяжелая дверь скрипит и нехотя открывается, половицы прогибаются под тяжестью шагов. Гулко ударяют подошвы о каменные ступени, ведущие вниз, в подвалы, облюбованные мною для встреч со слугами… и с врагами.
Семь пятнадцать. Так и знал, что они опоздают. Створки дверей без предупреждения распахиваются, и мне под ноги летит безвольное тело.
- Мой Лорд! – говорит Эйвери, преклоняя колени.
- Мы доставили его, как вы и приказывали, повелитель, - Рабастан зеркально повторяет его жест.
Я не торопясь поднимаюсь с трона. Пленник завозился на полу, хотел привстать, но руки дрогнули и подломились.
- Как же я рад, что ты снова с нами, Северус!..
Я приподнял его голову за волосы, чтобы видеть лицо, он сдавленно охнул, попытался отвести глаза – бесполезно. Палочка упёрлась ему в лоб.
- Я хочу посмотреть, как она умирала, Снейп. Ты ведь не откажешь своему бывшему хозяину в таком маленьком удовольствии, верно?
Его лицо было обезображено побоями, кровь сочилась из ранки над бровью, вилась змейкой по уголку губ, прокушенных и обветренных, мантия, грязная, как тряпка, провоняла тяжелым запахом гари.
- Мой Лорд… - прошептал он, отчаянно хватая воздух пересохшими губами.
Что ж, как я и ожидал: Снейп хорошо держался, но глаза… Глаза выдавали и отчаяние, и ужас. Великолепное зрелище, великолепные чувства, которые он заслужил.
Пожиратели, расступившиеся в стороны, образовали полукруг. Я прекрасно ощущал их эмоции: испуг, триумф, предвкушение.
И так же легко было читать мысли моего пленника: «Тварь… сволочь!..» Он знал, что я знаю, о чём он сейчас думает. Глупышка Северус, неужели он действительно полагает, будто бы какие-то слова способны обидеть меня, ранить, причинить боль? Как это жалко, беспомощно; должно быть, его разум так помутился от горя, что он не может этого понять.
Оскорбление – последний выход для неудачника. Бросить в лицо противнику грубое слово, когда лежишь на полу с переломанными рёбрами – вот и всё, что ты можешь.
В моём мире есть только один закон. Хочешь убить врага – убей, если ты сильный. Если ты сильнее, чем он… Как донести это до Снейпа? О, у меня столько вариантов! Можно ударить его, унизить, втоптать в грязь, но всё это произошло с ним уже, и теперь будет происходить ещё долго. Так какой смысл учить жизни человека, который почти мёртв?
- Да, я всё ещё твой Лорд. И, решив предать меня, ты обрёк себя на смерть. Впрочем, это произойдёт нескоро. Легилименс.



***

- Давай, сожги дом.
- Сейчас?
- А когда, завтра?
Рабастан почти кричит, Эйвери покорно оборачивается на пороге и взмахивает палочкой, второй рукой продолжая тащить вырывающуюся, кричащую женщину.
Первые языки пламени лижут деревянный пол крыльца, добираются до гостиной, влезают вверх по шторам. Ещё немного – и пожар взметнётся под самые небеса, украшенные моей меткой.
Я вижу лежащего на траве Снейпа, он пытается встать – безрезультатно, тело не слушается. Он до сих пор на том же месте, где мои слуги бросили его, избитого, беспомощного. Он даже не связан, не обездвижен, они знают, что ему больше не сбежать – всё, теперь поздно, теперь он в их руках, на этот раз окончательно.
Снейп тоже это понимает. Он видит разгорающийся огонь, женщину в одной рубашке, простоволосую, с заметно выступающим животом – и последний, отчаянный рывок оканчивается успехом. Ноги дрожат, как камыши на ветру, но он стоит, делает шаг, другой, сгибается пополам, потом снова выпрямляется….
Рабастан бросает женщину в пяти футах от него, и Снейп протягивает вперёд руки… Глупо. Тонкие, белее снега пальцы зачёрпывают горстями воздух.
- Сев, всё хорошо, - твёрдо говорит женщина.
Огненно-рыжие волосы, присыпанные искорками огня – единственная яркая деталь её образа, вся краска, какая могла быть в ней, схлынула в растрёпанные кудри. Она, наверное, красива – если, конечно, маггловская женщина может быть красивой. Грязнокровная девчонка, чем она смогла пленить одного из лучших моих слуг? Что в ней было такого, если он поменял меня на неё?
Я ещё спрошу.
- Лили, - безумно шепчет Снейп. Чёрные глаза блестят оранжевыми искорками: это то ли пламя, вырывающееся из окон дома, то ли её волосы... Больные, совершенно больные глаза.
Силы оставляют его, и он падает на колени, чудом удержавшись, чтобы не зарыться носом в ворох скошенной травы. Лицо блестит или от пота, или от слёз…
Единственная поэзия, какая удаётся мне – поэзия смерти. И сейчас я ощущаю прилив вдохновения – оно похоже на возбуждение, на магию, на безумство. Я безумен ровно настолько, чтобы получать от этого удовольствие.
- Рабастан, Эйвери… Оставьте её, - шепчет Снейп. Униженно, жалко, беспомощно. – Мы же друзья?..
- Заткнись! – Лестрейндж раздраженно бьёт Снейпа по лицу, и тот падает, но тут же снова поднимается.
Эйвери, поигрывая палочкой, стоит над женщиной, неприязненно глядя на её бледное, но спокойное лицо. Это не спокойствие героя, это равнодушие смирившегося. Рабастан подходит к ним.
- Не трогайте Лили! - кричит Снейп. – Оставьте!
- Мы не будем её трогать, - говорит Эйвери, - только…
- Хватит трепаться, – обрывает Рабастан. – Отвали… или сам хочешь?
- Да мне всё равно, – Эйвери пожимает плечами. – Авада Кедавра.
Зелёное пламя на миг перекрывает золото, остаётся только изумруд – и никаких других цветов.
- Лили! – кричит Снейп. Голос надтреснутый, пустой, как разбитая бутылка. – Лили…
- Пошли, повелитель, наверное, заждался.
Удар в бок. Снейп валится навзничь, из-под плотно зажмуренных век текут глупые слёзы.



***

- Доволен?
Я выбираюсь из снейповых кошмаров и натыкаюсь на его ледяной, полный ненависти взгляд. Он пробирает до костей даже меня, но, в отличие от всех остальных, я получаю от него только наслаждение. Снейп, глупец, только выдаёт своё бессилие и отчаяние; можно ли обнажать чувства перед врагом?
Никогда не смотрите своему мучителю в глаза, пока валяетесь у его ног, как изломанная игрушка.
- Доволен, - честно отвечаю я. И отпускаю наконец его волосы. Он настолько слаб, что тут же утыкается лбом в пол, шипит от боли, но больше не пытается подняться.
Пожиратели ждут. Они всё ещё полагают, что я приволок Снейпа им на забаву, они хотят испробовать его крови, думают, что, натешившись, я выброшу его псам.
Рабы тоже иногда играют с игрушками господ, лелея надежды о равенстве. Глупые, развращающие надежды, приводящие рабов к гибели.
- Пошли вон отсюда, - тихо говорю я. – Все, кроме тебя, мой неверный слуга. Мы ещё не договорили.
Снейп молчит. Наверное, ему просто стыдно признаваться в том, что ему не хватит сил уйти. Даже если бы я его отпустил, но я не отпускаю.
Ра… слуги кланяются и один за другим поспешно покидают зал. Повинуясь взмаху руки, гаснут кровавые блики факелов – я прекрасно вижу в темноте, лучше, чем при свете.
А ещё я умею летать…



***

- А самое смешное, что ты снова здесь, - говорю я.
Снейп молчит.
- Ты убегал, но не убежал, предавал всех, кого только мог, ради собственной выгоды. Предал свою грязнокровку, когда согласился быть с ней. Ты ведь знал, что тем самым обрекаешь её на смерть.
Снейп не отвечает. Голова его свисает на грудь, кончики грязных, слипшихся от крови и пота волос касаются бледной кожи.
- Ты предал, в конце концов, сам себя – но я прощаю, Северус. Говоря откровенно, служить мне или не служить – личный выбор каждого из вас. Просто вы должны быть готовы к тому, что последует за отказом.
Снейп висит на цепях, ногам совсем чуть-чуть не хватает, чтобы коснуться пола. Сначала он пытался, потом понял, что бесполезно. Пальцы ног чувствуют холод каменных плит, но не могут дотянуться до них.
- Можешь молчать. Я считаю тебя сильным, даже в чём-то мужественным человеком. Но каким же глупым! Променять власть, могущество, славу на такую глупость, как любовь! Что там ещё было? Честь, совесть, доблесть? Ну, это вообще смешно, и к тебе не относится. Я помню всю эту ерунду, которую так любил Дамблдор, эти пафосные речи о долге, о добре и зле, я слушал их и, веришь ли, восхищался. Каким же идиотом нужно быть, чтобы выбрать все эти пустые слова, когда на другой чаше весов лежит целый мир, который может валяться у тебя в ногах, скулить и умолять о пощаде!
Тощее тело Снейпа изукрашено россыпью синяков: успевшие почернеть беспорядочные следы ударов Пожирателей, пришедших за ним. Он дрожит.
- Это не пустые слова, - вдруг говорит Снейп, не поднимая головы.
- Да, не пустые, ты прав. Это страшные слова, погубившие многих твоих приятелей. Идеология Дамблдора оказалась слабее моей. Он не мог заставить их идти в бой, а я мог. Я мог приказать, он – он просил, старый дурак. А ведь Дамблдор, веришь ли, имел прекрасный шанс править миром вместе со своим дружком, Грин-де-Вальдом. Но старик выбрал смерть, как и ты, и я уважаю ваш выбор. Уважаю – а понять не могу. Пояснишь?
- Нет.
Это была только прелюдия. Тонкая музыка стонов и хриплого, тяжелого дыхания. Я только начинаю игру. Он об этом знает.
- Да, ведь это совершенно бесполезно. Я всё равно не пойму. Но я бы посмотрел, как ты будешь жить со своим выбором, Снейп!
- Жить? – он вскидывает голову. – Лучше бы… Скажи, в чём был виноват мой сын, он ведь ещё даже не родился?!
- А мы и не знаем, умер ли он.
- Что значит?..
- Не будем об этом, Снейп. Конечно, я не считаю жизнью пребывание в моей пыточной камере, и не могу подарить тебе жизнь. Но я подарю тебе агонию, достойную такого гордого упрямца, как ты.
- Что с моим сыном?!
- Знаешь, я давно разуверился во всех этих непростительных проклятиях, – делаю паузу, которую можно трактовать по-разному. И как ответ на вопрос Снейпа, и как вступление к моей дальнейшей речи. – Они причиняют страдания разуму, а не телу. То есть человек всё же понимает, что на самом деле ничего этого нет, нет боли, а только её фантом. Теперь мне намного больше нравятся маггловские способы, они настоящие. Они уродуют тело: ломают кости, вырывают ногти, оставляют ожоги и глубокие раны... Это сложнее, чем сказать «Круцио» - на Круциатус хватит любого хогвартского недоучки.
А кто в наше время способен стать настоящим палачом, не падающим в обморок при виде крови? Мои последователи мельчают, жиреют, они не понимают, что победа – это слишком мало. Нужно не только захватить власть, но и удержать её. Они все – мясо, Снейп, и ты понимаешь это не хуже меня, ты ведь умный мальчик. В фундаменте моего царства не толпы орущих глупцов или фанатиков, что, по сути, одно и то же. В нём – такие как ты. Живые или мёртвые, но я предпочитаю живых. Один живой, но пока не сломленный предатель лучше сотни ничтожеств вроде тех, что примкнули ко мне сразу после падения Министерства. Мне жаль, что ты не со мной – но раз ты решился выступить против – приготовься понести ответственность за свой выбор.
- Я готов, - сквозь зубы отвечает Снейп, закрывая глаза. Ему страшно.
Несколько часов спустя он уже не был в этом столь сильно убеждён. Но стало совершенно поздно брать свои слова обратно.




Глава 2

ЧАСТЬ 2. «БЕЛОЕ»



1990 год. Кладбище Клирфилда, США


Лето в этом году выдалось жарким. На кладбище Клирфилда вяли розы. Одинокий человек, сидящий в тени кипариса, устало вытянул ноги и глядел в небо, сощурившись – слишком яркий цвет расплавленного топаза резал глаза, заставлял смаргивать слезинки.
Сухая, чуть растрескавшаяся земля, нагретая полуденным солнцем, поросла жесткой, желтеющей травой. Старые надгробия, помнящие печаль не одного поколения, ощерились именами и датами – незнакомыми, чужими, пугающими.
Мужчина был похож на бродягу. Старая, латанная куртка висела на нём пыльным чехлом, растянутые на коленях брюки свободно болтались на тощих ногах. Ботинки, впрочем, были приличными, только давно не чищенными. Чёрные с проседью волосы отросли до самых плеч.
Когда именно на кладбище появился ещё один человек, мужчина не заметил. Потом, оторвав взгляд от неба, увидел приближающуюся фигурку. Это был мальчик лет десяти-одиннадцати, тощенький, но довольно складный. Мальчик шел по выложенной плитками центральной дорожке, останавливаясь около каждого надгробия и вчитываясь в надписи. Тёр ладонью глаза, потом вздыхал и продолжал свой путь.
Мужчина отвернулся, зажмурился и устало склонил голову к груди.
- Можно присесть?
- Присаживайся.
Бродяга сначала ответил, потом разлепил глаза. Мальчишка нахально уселся напротив него. Тень за то время, пока мужчина спал, удлинилась настолько, что ребёнок смог поместиться в ней вместе со своей дурацкой красной бейсболкой, из-под которой лохмотьями выбивались чёрные вихры.
- Я – Гарри, - сказал мальчик, подтягивая коленки к животу. - Есть хотите?
- Нет.
- Зря, у меня есть приличный кусок сыра.
- Вряд ли он остался приличным на такой жаре.
Гарри сокрушенно покачал головой.
- Ничего, я не привередливый.
«Я тоже», - подумал мужчина.


… Один запах еды вызывает непреодолимую тошноту. А голодная боль доводит до обморока. В углах что-то шуршит – как бы самому не стать обедом. Для крыс. Но невозможно пересилить себя… Как давно он не ел? День, неделю, месяц? Если бы это помогло ему умереть – но бесполезно. Да он и не хочет умирать, если только не брать во внимание, что он и так давно уже мёртв, наверное… Протянуть руку – хлебная корка покрылась плесенью, что в миске, он даже видеть не хочет. Ешь, или сдохнешь. Или…


Сыр действительно был приличный, голландский, в пластиковой обёртке, мальчишка откусил кусок, вытащил из рюкзака ломоть белого хлеба, разделил пополам, один кусок протянул мужчине.
- Спасибо.
Ели они в тишине. Но только его рот освободился, Гарри не выдержал:
- А вы давно тут сидите?
- С утра.
- Ого! На такой жаре? И не скучно?
- Нет.
«Я не умею скучать».


… Тишина сводит с ума, но только в первые дни. Потом начинаешь радоваться тишине, облегчению, свободе – в одиночестве ты свободен, даже когда в плену. Радоваться, когда прикладываешь холодные камни пола к горящим ранам, когда можешь просто лечь и закрыть глаза. И знать, что у тебя есть несколько благословенных часов тишины. Часов, дней, недель – всё, что у тебя осталось…


- А что вы здесь делаете?
- Сижу, – мужчина пожал плечами.
- Нет, я имею в виду…
- Я понял, - нетерпеливо отозвался тот. – Я сторож.
- О, это отлично! – воскликнул Гарри. – Вы-то мне и нужны. Я ищу одного человека…
- На кладбище? – мужчина иронично приподнял брови.
- Мёртвого, - признался мальчишка. – Моя мать… Я не знаю, где её могила. Но она совершенно точно жила в Клирфилде. Я там родился, во всяком случае.
«У меня тоже мог быть сын, - подумал мужчина. – У него были бы зелёные глаза, сверкающие, как весенняя листва. А вместо этого он мёртв. А цена… цена всему – Метка… и глупость».


… - Ты больше не достоин носить мой знак. И я сотру его.
- Как? Это ведь невозможно? - Испуг. Нет, ужас.
- Возможно, нужно только иметь терпение, острый нож и хорошо раскалённое железо. И всё это у меня есть. А… прости, обезболивающее зелье я опять забыл в кабинете. Но ты ведь потерпишь, мой верный враг? …


Гарри поёрзал, пытаясь поймать взгляд задумавшегося мужчины. Лицо сторожа исказилось от какого-то старого, мучительного воспоминания. Мальчик не знал, в чём дело, но остро чувствовал исходящую от мужчины застарелую тоску.
- Что случилось с твоей матерью? Хотя нет, знаешь, давай я просто помогу, без всяких вопросов.
Но Гарри ответил.
- Её… её убили. И моего отца. Я даже никогда их не видел.
«Какой неблагополучный город этот Клирфилд», - с отчаянной насмешкой подумал мужчина.


… - Посмотрите на него, мои верные Пожиратели. Кого вы видите? Я скажу вам. Это мерзкий, трусливый, подлый предатель. Он предал меня и вас, он шпионил на Дамблдора, этого глупца. Думал, что сможет обмануть меня, укрыться от моего гнева, затеряться. На что ты рассчитывал, Северус? Думал, я не найду тебя в Америке? Но я нашел, и теперь твоя жизнь в моих руках. Чего заслуживает предатель?
- Смерти! – единогласно, хором. Лиц не видно под масками, но глаза блестят голодной, ледяной кровожадностью. Пожиратели хотят его смерти.
- Вы как всегда спешите с выводами, мои верные слуги. Посмотрите на него ещё раз, кого вы видите? Он жалок, ничтожен, отвратителен. Его семья убита, его дом сожжен, его тело изранено, его честь втоптана в грязь, его гордость сломлена. Неужели смерть не покажется ему милосердием? Так чего же ты заслуживаешь, Снейп?
- Лучше убей, - шепчет он хрипло, на выдохе. Но Лорд не хочет его слышать.
- Я приговариваю тебя к жизни. И ты всё ещё слишком горд, чтобы отказаться от моего прощального подарка. Так иди и живи, если сможешь. И никогда больше не показывайся в Англии, иначе участь твоя будет ещё более незавидной! …


- А у вас есть дети? – спросил Гарри.
Мужчина вздрогнул, скрипнул зубами. Потом ответил резко:
- Нет.
- Почему? – удивился мальчишка. – Вас никто не любит? Вы… вы плохой человек?
Он спросил с замиранием сердца и чуть отполз назад, ожидая ответ.
- Когда как, - выплюнул мужчина, и уголки его бледных губ чуть приподнялись. – Не нравится, да?
- Не-а. Это плохо.
- Знаю. Но я…
«Я заплатил за это сполна».


… - Физические повреждения в сочетании с магическими лекарственными снадобьями дают потрясающий эффект. Я мог бы написать по тебе трактат, Северус-с. Ломать и тут же сращивать кости, и назавтра снова ломать. Наносить раны, которые через сутки превратятся в тонкие зажившие шрамы. Ты – лучшая из игрушек, мой неверный друг. Но я дам тебе ещё один шанс. Ты мог бы быть моим самым преданным слугой после всего, что произошло.
Молчание в ответ. Молчание тяжелое, мутное, сложное.
- А за пузырёк с обезболивающим зельем?
Сжатые до хруста кулаки и почти выкрик сквозь стиснутые зубы:
- Нет!..
Звон бьющегося стекла.
- Тогда продолжим…


- А почему вы стали сторожем? – мальчишка не желал отвязаться, даже явная неохота мужчины отвечать не останавливала его.
- Какая разница?! – собеседник ощерился, как дикая собака.
«Потому что Лили похоронена здесь. А я решил оставаться рядом с ней, пока смерть не разлучит нас, как и клялся когда-то…»
- Давай отыщем могилу твоей матери, скоро будет вечереть, тебе, наверное, домой пора?
- Не-а, - небрежно отозвался мальчишка. – Не пора.
- Разве никто не будет волноваться о том, куда ты делся?
Гарри пожал плечами.
- Ну, может, и будут. Но я всё равно очень далеко живу.
- Насколько далеко? – скептически поинтересовался мужчина.
- Ну… В общем-то, в Нью-Йорке.
- И тебя отпустили в Иллинойс одного? – сторож иронично приподнял брови, всем своим видом демонстрируя недоверие.
- Да я как бы… Ну, понимаете, я…
- Сбежал?
Чёрные глаза сузились и впились в лицо мальчишки, но тот сидел, потупившись, крутил подобранную с земли кипарисовую веточку.
- Да. Я, знаете, живу в интернате около Нью-Йорка… Никто, конечно, не позволил бы мне уехать, а я уже столько лет хотел. Вот, у меня появилось немного денег и…
Мальчик замолчал, смешался.
- Можешь не продолжать, - криво усмехнулся мужчина.


…Старые страхи вновь навалились на него, накрыли с головой, как внезапно разразившийся ливень. Он хрипло вдохнул сквозь стиснутые зубы – судорожно, болезненно. Сколько ночей подряд он провёл в полубреду, прислушиваясь к шорохам; сколько раз убегал – в одной рубашке, в любую погоду, не разбирая дороги, чтобы потом прийти в себя и понять всю невозможность очередного возвращения…
Как легко разбудить не убитые до конца страхи, когда их ничто не сдерживает… Или?..


- Э-э, да что это с вами?
Детская ладошка, неожиданно сильная, вдруг сжала пальцы мужчины, делясь спокойствием и теплом. Страх схлынул, как прибой, разжались искривленные судорогой черты, и мужчина несмело, с опаской улыбнулся. Гарри улыбался ему в ответ.
- Всё нормально. Просто я когда-то знал одного человека, потерявшего сына… Расскажи, как ты очутился в интернате? Если, конечно, хочешь.
- Да тут нет никакой тайны, - вздохнул Гарри. – Моя мама погибла во время пожара, наверное, вместе с отцом, но его тела так и не нашли, полиция считает, что он спал в доме, была ночь. А мама успела выскочить во двор, невредимая, не знаю, почему она умерла, говорили, будто бы из-за сердца. Она была беременна, на девятом месяце. Соседи вовремя вызвали скорую помощь, и врачи сумели спасти меня, а чтобы выходить – перевезли в Нью-Йорк. Там и отдали в интернат…
Мужчина вдруг переменился в лице, вся краска схлынула стремительно. Он стал похож на рисунок углём, с резкими тенями и чёткими контурами. Всё в нём стало чёрно-белым, только искривленные в непонятной гримасе губы чуть розовели, доказывая, что он ещё жив.
- Как, говоришь, звали твоего отца, малыш? – изменившимся голосом спросил он.
- Эм… Ну… Северус Снейп.
- И ты… Ты, Гарри…
- Я Гарри Снейп.
- Это… Н-нет, не может быть!..
«Этого не может, не может быть!»


… - Ты убил моего сына!
- Да, покричи, покричи, Северус-с. Мне нравится.
- Ты убил мою беременную жену, ты!..
- Да, твоя беспомощность так и кипит праведным гневом. А вспомни, скольких женщин и детей убил ты, когда служил мне?
- Я тебе больше не служу! Я никогда тебе не служил. Это была самая большая моя ошибка!
- Твоя ошибка, Северус-с… - Лорд наклоняется так близко, что его прекрасное, дьявольски красивое лицо занимает весь мир. Кроме этого лица, полного холода и ненависти, ничего не видно. А в глазах живёт смерть. – Твоя ошибка в том, что ты не умер раньше, до того, как я вновь получил тебя…


Воздух становится гуще, темнее. Раскалённая земля остывает, всё вокруг пропитывается запахом сухой степи и вечерних цветов. Птицы молчат, переговариваются верхушки кипарисов. Тайнами прошлого, непрочитанным пергаментом истории встают тёмные шеренги крестов и надгробий. Покачиваясь на ветру, негромко бьётся язычок колокола над входом в часовню.
Мужчина пересыпает сухую песчаную землю из одной руки в другую, позволяя песчинкам течь сквозь пальцы. Голова его опущена, плечи чуть вздрагивают.
- Посмотри на меня, - просит он тихо.
И поднимает глаза. Гарри послушно смотрит на него. Их взгляды встречаются, и мужчина ясно видит, какие у мальчика пронзительно зелёные, знакомые до слёз глаза – глаза Лили.
Он плачет.
Гарри испугано гладит его по руке и разбирает всего несколько коротких слов: «Сын! Мой сын».


«Я каждый день молился, чтобы он был жив. Отчаянно, глупо, безнадёжно – но я верил, что Лорд обманул… Господи… Господи! Неужели моя вина наконец оплачена?»




fin