Глава 1. Шато МаргоВсе хорошо, Шато Марго, все хорошо, Шато Марго, это любовь.
Я захватил из дома путеводитель по жизни сладкой как кровь.
Выхода нет. Я убеждал себя в этом. Я знал это.
Война затянулась, и это ощущение уже давно витало в воздухе. Однако все оставалось по-прежнему: я служил Лорду, я выполнял его приказы, я был цепным псом. Скажи мне «фас», и я брошусь. После собраний мы часто смеялись с Сириусом, шутили, насмехаясь над собственной же покорностью, и его лающий смех далеко разносился по пустым комнатам особняка. Подумать только, мы стали Пожирателями Смерти. У нас даже были эти их забавные фирменные маски. К ним еще прилагается чистящее зелье, и перед выходом в люди нам положено драить их до блеска. Заклинания, дескать, царапают металл. Иногда мне стоило немалых усилий напоминать себе, что я делаю среди этого сборища снобов.
Вернувшись сегодня домой и положив ключи на журнальный столик в гостиной, я долго не мог унять дрожь в руках. Они тряслись так, будто приказ уже был приведен в исполнение. Что же будет со мной, когда я действительно пойду туда? Я не знал. Я говорил себе только одно: «Выхода нет, Джим, ты сам подписался на это». Кажется, это ничерта не помогало. Но правила уже давно были мне знакомы: приказ получил, приказ выполнил. Все. Надо гнать прочь все остальные мысли. Вместо этого стоит почистить маску.
Где чертово зелье?
Сириус застал меня за поиском несчастного пузырька, найти который не представлялось возможным в куче случайно разбросанных по горизонтальным поверхностям вещей. Я не видел выражения лица друга, избегая смотреть в его сторону. Что мне сказать ему? «Привет, Бродяга, у меня плохо с головой»? Он знал обо мне все, и даже если бы я скрыл от него свои мысли при помощи окклюменции, Блэк все равно мог бы без особых усилий догадаться о них. В этом главная проблема всех старых друзей. Меня не покидало ощущение, что я перед ним, будто книга, раскрыт, сам того не желая. Даже роясь задницей кверху в куче хлама на полу и не видя ничего дальше тряпья и мусора, я ощущал его проницательный взгляд и прямо-таки шкурой чувствовал, что он обо мне сейчас думает.
— Accio, пузырек! — просто сказал Бродяга.
Я резко разогнулся, посмотрев на него. Сириус ухмыльнулся, вертя в руках пузырек с чистящим зельем и все так же глядя на меня. Мои руки слегка подрагивали, несмотря на все усилия, которые я прилагал. Драклы подери! В Мунго мне бы уже выдали две чашки успокаивающего зелья. Я бы и сам сейчас с радостью наглотался чего-нибудь, способного вырубить меня к дементоровой матери на пару суток.
— Магия, мой друг, полезная штука, — без всякого веселья в голосе произнес Сириус. Я молча отобрал у него пузырек. — Выкладывай.
— Что?
— Все.
Блэк удобно устроился в кресле и уставился на меня, будто я и впрямь собирался вот прямо здесь и сейчас излить ему душу по первому же его требованию. «Ну нет. Не сегодня, Бродяга», – подумал я про себя, сидя на диване и аккуратно протирая металлическую маску тряпочкой. Зелье воняло на всю комнату, и в другой день Сириус уже раз пять объявил бы мне об этом. Однако молчание затягивалось, он внимательно следил за тем, как я трясущимися руками вазюкаю тряпицей по маске.
— Мне начать задавать вопросы?
Я дернулся, но не ответил. Вопросы? Драклы, только не вопросы. Мне уже хватило на сегодня вопросов. Спорю, даже пунктуационный знак сейчас заставил бы меня побелеть и мелко-мелко задрожать. Прошла буквально пара секунд, и тут – шорох, мелькнувшая мимо рука Блэка, и маска улетела из моих рук в дальний конец комнаты. Сириус за грудки поднял меня с места, хмурясь и вглядываясь мне в лицо. Не знаю, как он сумел оказаться рядом столь внезапно. Должно быть, годы практики сказывались. К своим жертвам он подбирается так же незаметно и быстро, я видел.
Серые глаза упорно искали встречи с моим взглядом. Мне было страшно заглядывать в них.
— Что ты творишь, Джим? — зарычал Блэк. — Ты же сам говорил!..
— А что мне было делать? — зло бросил я и дернулся, вырываясь из его рук. — Дать какому-нибудь Кэрроу согласиться?
— Да! — неожиданно рявкнул Бродяга, взмахнув рукой. Было в этом жесте что-то отчаянное. — Надо было дать Амикусу согласиться! Пусть этот соплохвост навел бы на нее палочку, потому что он бы смог, а ты теперь сдохнешь. Лорд и без того смотрит за нами, драклы подери, как чертова нянька. Ты не спрячешься от него. Ты меченый. У тебя на руке прямым текстом написано: «Я Джеймс Поттер, собственность Лорда», – приди с этим в Аврорат, и завтра же тебя поцелует дементор.
В его словах была доля правды. Скрыться от нашего Лорда действительно невозможно. Вероятно, где-то в глубинах древних магических библиотек и существовали книги, в которых можно было найти заклинания, прекращающие действие метки. Но обычные смертные вроде нас с Сириусом знали только один способ: отрубить себе руку. Кажется, на это еще никто не решался.
— Я убью ее, Сириус.
— Джим, ты любишь ее, — Блэк произнес эти слова четко, почти по слогам.
Он был прав. Прав абсолютно, потому что все, что я знал о ней, это то, что я люблю ее. Несмотря на то, что единственным местом, где мы встречались, было поле боя, когда моего лица не было видно за маской. Мне бы хотелось, чтобы она знала, что я там, что я смотрю за ней по мере сил и шлю в ее сторону заклинания, чтобы их не слали другие. Хотя, конечно, если бы Лили знала, что я Пожиратель, то дементоры уже давно бы получили меня в свое распоряжение. Мы были по разные стороны баррикад.
— Это неважно, — я врал.
— Неважно? — Бродяга вскинул брови, делая вид, что поверил мне. — Тогда ты уступишь мне. Я пойду туда и убью ее.
Я внимательно всматривался в его лицо. Серые глаза смотрели настороженно; так смотрят звери, не зная, нападет ли на них сейчас противник или все обойдется. Кажется, Сириус всерьез предлагал мне поменяться местами. От мысли, что Блэк наведет на Лили палочку, у меня зачесались кулаки. Клянусь, мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы мое дернувшееся вперед тело замерло на месте. Он усмехнулся.
— Никогда, — процедил я.
Были вещи, которым просто нельзя позволить случиться. Я и так совершил много ошибок, одной из которых было решение вступить в ряды Пожирателей. Вся моя жизнь, казалось, состояла из неправильных решений, и на каждое из них была одна и та же отговорка: «Выхода нет». Что поделать? У меня нет выхода. Я вынужден сдаться и плыть по течению. Пусть несет меня, словно щепку, прочь, я буду барахтаться, пока не захлебнусь совсем. Этот момент уже очень близко, шкурой чую. Мне некуда деваться.
Я должен сделать все сам.
— Видишь, — бросил Бродяга, садясь обратно в кресло. — Ты не сможешь.
— Смогу, — упрямо ответил я.
Сириус кинул на меня насмешливый, жесткий взгляд. Он всегда смотрел так, даже когда мы шли на задание вместе, и я заносил палочку над каким-нибудь магглорожденным, быстро и четко произнося заклинание. Блэк никогда ни на йоту не верил, что мне легко дается убивать других. Да и сам он всегда торопливо вскидывал руку с палочкой и резко произносил заклинание, словно спеша отделаться от необходимости выполнить приказ, и быстро отводил взгляд от падающего тела. На полу в его доме, прямо в прихожей, рядком стояли пустые бутылки огневиски. Он мерил ими количество выполненных заданий.
Подняв маску с пола, я вновь вернулся на диван и принялся протирать ее. Взгляд Бродяги ничуть не беспокоил меня. Я знал, что его насмешливость была пустой, ненастоящей. Вместо того чтобы обращать на него внимание, я сосредоточился на рассматривании своего искаженного отражения в полированном металле.
— Что ты задумал?
— Ничего...
— Ты думаешь убежать с ней? — перебил меня Бродяга.
На секунду я замер. Убежать? Убежать с Лили? От Лорда? Убежать? Секунда прошла, и моя рука продолжила натирать тряпицей этот проклятый металл. Он мерзко блестел.
— Глупо. Нет.
— Что тогда? Джеймс, объясни мне, — в голосе Сириуса появились скулящие нотки, его любимый прием, когда надо кого-нибудь что-нибудь уговорить сделать.
— Ничего, — я не хотел больше говорить об этом. Казалось, чем больше я буду озвучивать свои намерения, тем меньше будет моя уверенность в собственных силах. — Все произойдет, как я сказал. Два слова, и ее не станет, все. Прости-прощай.
Блэк поднялся с кресла, и я невольно оторвался от своего занятия. Для того чтобы понять, о чем он думает, надо было знать Бродягу. Он не сказал ни слова, только посмотрел на меня долгим, пустым взглядом и аппарировал. Кажется, в тот момент до него дошло, что я не буду уступать ему, не пойду на попятную и не шучу. Я, в самом деле, собирался исполнить приказ. Лорд хотел, чтобы Лили Эванс была мертва. Если через двое суток это будет не так, он расстроится. Я не собирался расстраивать Лорда. Мой друг понял это.
Сириус стал Пожирателем раньше меня. Говоря о причинах, он в свое время бросил только кратко: «Я Блэк», – и в его голосе звучала покорность судьбе. Но внутри, я знал, он никогда так и не смирился с этим. Бродяга мог убивать людей, почти безжалостно, с маской безразличия на лице, а потом холодно докладывать Лорду о своих успехах. Он никогда не говорил, что ему жаль кого-то. Никогда. Наверное, этого не мелькало и в его мыслях, открытых для Лорда, и Сириус пытался получать удовольствие от пыток и убийств. Чтобы потом топить его в алкоголе, в беспорядочных связях, в безумной езде по трассе – так Блэк успокаивал ту часть себя, что позволила ему семь школьных лет называть себя гриффиндорцем. Я знал, что сегодня он опять возьмет свой мотоцикл и будет гнать по какому-нибудь шоссе так быстро, как только сможет, пока не вытрясет из себя появившееся только что чувство.
Сириусу было жаль.
В моих руках была бутылка вина, и я стоял на пороге дома Лили. Без маски.
У нее был милый садик, кажется, она сама выращивала в нем ирисы, тюльпаны и какие-то другие цветы, названия которых не были мне известны. Я разглядывал это маленькое царство растений, пока где-то в глубине дома протяжно звучал звонок. Аккуратные, чистенькие клумбы, никаких сорняков. Как у нее только хватает времени на все это? Хм, возможно, она живет не одна. Может, у нее кто-то есть, и этот кто-то готовит для нее завтраки, обеды и ужины, пока она копается в земле. Об этом я как-то не подумал. Впрочем, уже было поздно.
Дверь открылась.
— Д-джеймс? — от неожиданности Лили заикнулась, смотря на меня со смесью непонимания и недоверия на лице. — Что ты делаешь здесь?
На левой руке, которой она опиралась о дверной косяк, не было никаких украшений.
— Пришел навестить, — я смотрел на столь знакомые мне черты лица, подбирая слово, — старую подругу.
Лили поморщилась, но дала мне пройти внутрь, плотно закрыв входную дверь. Щелкнувший замок заставил меня чуть вздрогнуть. Она не была ни старой, ни уж тем более подругой. Более того, Эванс имела полное право выставить меня на улицу прямо сейчас, и в этом не было бы ничего удивительного. На ее месте я бы еще дал мне пинка под зад.
— Что это? — Лили кивнула на бутылку.
— Что? О, это, — я снял ботинки и прошел дальше по коридору, заглянув по пути в гостиную. — Я не мог придти с пустыми руками, — я избегал смотреть на нее. Обнаружив следующий дверной проем, ведший на кухню, я поспешно завернул туда. — Не смог вспомнить, какие цветы ты любишь, и поэтому купил вино.
Вранье. Эванс хмурилась, следуя за мной на кухню. Остановившись в дверях, она внимательно следила за тем, как я ищу бокалы. Повисшее молчание ничуть не смущало меня, но, видимо, сильно напрягало ее. Кажется, она почти всерьез считала, что я только что самым наглым образом вломился к ней в дом. Впрочем, наверное, это примерно так и выглядело. Мы не виделись... сколько лет?
— То есть ты считаешь это нормальным, — раздраженные нотки в ее голосе заставили меня обернуться, — вот так приходить, спустя столько лет, и хозяйничать на моей кухне, как будто ничего никогда не случалось.
Ох, Лили, Лили. Я обманул тебя тогда, и ты до сих пор не поняла этого. Или поняла? Зеленые глаза настороженно смотрели на меня. Я осторожно приблизился к ней, как будто она могла атаковать меня, скажем, с помощью ногтей. Эванс посмотрела на мою ладонь, коснувшуюся ее предплечья, так, как будто это была противная жаба, только что выпрыгнувшая из какого-то мерзкого болота. Я подумал о том, что у нее приятная, теплая кожа.
— Руки, — четко произнесла она, когда и вторая моя ладонь легла на другое ее предплечье.
— Брось, Лили, — мягко произнес я, ища в ее лице хотя бы отголосок прежней Лили, той, восемнадцатилетней, которой я некогда клялся в вечной любви.
— «Брось, Лили»? — глухим эхом повторила она, а потом еще раз, едва заметно повысив голос: — «Брось, Лили»?
Ей было нелегко. Нелегко так, как бывает женам моряков, отпускающим мужей в дальнее плавание и не знающим, вернутся ли они когда-нибудь домой. Но Лили держалась, мужественно и стойко, так что даже в ее голосе не было ничего, кроме чуждого раздражения. Зеленые глаза смотрели на меня прямо, а я думал о том, что в гостиной, на каминной полке, лежит старый, уже потрепанный альбом нашего выпуска. И на диване валяется плед, принадлежащий тому же времени, что и книжка с фотокарточками. Я видел это. Заметил, не разглядев толком больше ничего. Плед и альбом, альбом и плед. Только и всего.
Эванс совладала с собой.
— Уходи, Джеймс.
— Не могу, — честно ответил я. — Я пришел попрощаться.
На мгновение она показалась мне удивленной, и в ее взгляде снизу вверх мелькнуло что-то знакомое.
— Я попрощалась с тобой уже давно. Уходи.
— Неправда, Лили.
Мы не попрощались. Ни тогда, ни потом. Только я, поддавшись сиюминутному порыву, обернулся на перроне и проводил ее взглядом, пока она не исчезла за стеной, разделяющей маггловский и магический миры. Хотя я знал, что мы еще столкнемся, это было слишком очевидно, но тогда мне казалось, что она ушла навсегда. Что восемнадцатилетний мальчишка, стоящий на магическом перроне, никогда больше не увидится со своей первой любовью, упорхнувшей в маггловский мир.
Не знаю, как Эванс жила все это время. Должно быть, не так уж и плохо: выращивала цветы, участвовала в битвах с Пожирателями, флиртовала с каким-нибудь обаятельным соседом. А по вечерам, наверняка, сидела, укутавшись в плед, и рассматривала старые колдографии. Должно быть, на ее лице появлялось то же выражение мучительной тоски, какое я видел сейчас.
Привет, восемнадцатилетняя Лили.
— Неправда? — она уперлась ладонью мне в грудь, пытаясь оттолкнуть меня. — Ты будешь говорить мне сейчас о неправде? Ты оставил меня, бросил, Джеймс, и все, что ты говорил до этого – вот это неправда. Вот. Это. Неправда!
— Давай не будем...
— Ты предатель, — Эванс даже слушать не стала. — Я ненавижу тебя. Даже хорошо, что ты теперь можешь узнать об этом лично. Убери свои руки!
Я молча кивнул и прошел мимо нее, дальше по коридору, к своим ботинкам. Предатель. Действительно. Какое точное слово. Я открыл входную дверь и обернулся на пороге. Лили стояла в паре шагов от меня, держа в руках непочатую бутылку вина. Как жаль, что мы ее так и не открыли. Глаза Эванс блестели, но она все еще держалась.
— И вино свое забери.
— Я никогда тебя не обманывал. Я люблю тебя.
Я замер. Замерла и Лили.
— Пошел вон, — ее голос дрогнул.
— Правда, — на какую-то секунду мне показалось, что она ждала этого. Знала.
— Пошел вон! — рявкнула Эванс. — Чертов ублюдок!
Я едва успел выскочить с крыльца и пригнуться, как над моим плечом пролетела та самая бутылка. Громко разбившись об асфальт, она окатила тротуар винными брызгами вперемешку с осколками зеленого стекла. Я остановился только в конце улицы, откуда почти не было видно ни темную лужу на тротуаре перед домом Эванс, ни ее саму, уже давно громко хлопнувшую дверью. Я сделал все, что мог.
Прости-прощай, восемнадцатилетняя Лили. Прости-прощай, старая подруга.
Утро заполняло комнату теплым золотистым светом. Я лежал на кровати, глядя в потолок. Если раньше дрожали мои руки, то теперь это дребезжащее волнение перешло куда-то внутрь, где его больше не было видно окружающим. Вчера я уснул с трудом, а сегодня проснулся в жуткую рань, и все из-за этого тянущего чувства. Готов поклясться, мне всю ночь снились кошмары, и спасибо Мерлину, что я их не запомнил.
У меня осталось меньше суток.
Пыль летала в воздухе, золотилась, оседала. Я продолжал глядеть в потолок. Надо было заставить себя подняться, одеться, совершить все обычные утренние ритуалы. «Давай, Джим, давай», – вертелось в моей голове. Мысль о том, что до сегодняшнего вечера я должен буду убить Лили Эванс, ввергала меня в странное апатичное состояние. Только вчера ее глаза смотрели на меня, блестя от удерживаемых слез, и сегодня они должны будут закрыться навсегда. Я зажмурился, переворачиваясь на бок и закрывая лицо руками. Было бесполезно спрашивать, почему все так получается. Я знал, почему.
Выхода нет.
Драклы подери! Выхода нет. Эта мысль жгла меня изнутри, сжирала мои внутренности, и вот-вот я должен был закончиться под ее зубами. Вчерашняя встреча была зря, теперь мне будет только труднее выполнить приказ. Я глубоко вдохнул и сел на кровати. Надо шевелиться. Надо что-то делать. Для начала – съесть несчастный завтрак.
Наверное, примерно так всегда ощущал себя Рем. У него не было альтернатив, возможностей, поэтому в его глазах всегда плескалась эта мудрая тоска. Ремус легко решал все наши с Сириусом запутанные и безвыходные ситуации, зная, что никогда не сможет справиться со своей собственной. Жаль, что нам пришлось оставить его в далеком семьдесят восьмом. Люпин бы что-нибудь сообразил, он хорошо разбирается во всех этих психологических штучках, в мотивациях. Муни сказал бы мне, что выход есть почти всегда, что я смогу найти этот выход. Нужно только немного подумать.
У меня появилось настолько жгучее желание увидеться со старым другом, что уже через час я стоял перед дверью в его комнату. Еще было слишком рано для посетителей Дырявого Котла, поэтому внизу никто не шумел, а коридор казался совершенно пустым. Рем снимал здесь комнатушку уже где-то месяц, судя по тому, что мне рассказал Том, и за все тридцать дней ни разу не изменял своему расписанию. Сейчас он должен был быть внутри. Я постучался.
Дверь мне открыл человек, в котором узнать моего школьного товарища было весьма сложно. Ремус был понур и устал, хотя стрелки часов не добрались даже до полудня, и его почти безразличный взгляд, которым он скользнул по моей фигуре в дверном проеме, заставил меня поежиться. Что с тобой сделало время, дружище?
— Здравствуй, Джеймс.
Люпин произнес это так, будто ждал меня. Как будто встреча была запланированной, и я известил его о ней совой как минимум полмесяца назад. Он посторонился, и я прошел внутрь, не зная, как ответить на его приветствие. Почему-то вид старого друга не приободрил меня. Скорее наоборот.
— Муни, мне нужна твоя помощь, — чувствуя себя неуютно, я принялся мерить шагами комнату.
Рем молча сел на шаткий колченогий стул, смотря на меня без каких-либо эмоций во взгляде. Он ждал, что я продолжу, ни слова не говоря о моей бесцеремонности. Спорю, именно это слово сейчас вертелось в его голове. И еще он наверняка думал о том, что ничем не сможет помочь мне. Все его последние письма, и без того редкие, были пронизаны тоской человека, которому нечего терять. Это была уже даже не метафора. Кажется, помощь была нужна не только мне.
По большому счету, помощь была нужна нам всем: мне, Сириусу, Ремусу, Лили. Семьдесят восьмой год сломал всех, даже самых стойких и привычных к неприятностям.
— Я в безвыходной ситуации, — со вздохом продолжил я. Люпин молча слушал, не спуская с меня глаз. — Я в настолько безвыходной ситуации, что я бы лучше предпочел стать таким как ты.
— И что же случилось?
— Я предатель, Муни.
Рем вскинул брови, и на его лице наконец появились хоть какие-то эмоции. Он гадал, что же такого могло случиться, чтобы я признал этот факт. Это можно было сказать почти наверняка, если судить по его нахмуренным бровям и внимательному взгляду.
— Если ты пришел поговорить именно об этом, то я ничем не могу помочь тебе, — устало произнес Ремус после непродолжительного молчания. — Люди часто предают друг друга. Порой весьма неожиданно.
— И как часто люди предают, — я взъерошил волосы, борясь со сжигающим меня изнутри чувством безысходности, — всех?
Люпин долго смотрел на меня, пока я продолжал курсировать по комнате. Должно быть, он был удивлен, ну или по крайней мере не ожидал от меня подобного заявления. Мне казалось, что в его глазах я все семь школьных лет был образцом благородства, а потом в одночасье порушил эту иллюзию. Теперь, видимо, она вообще была втоптана мною в грязь.
— Зависит от самих людей, — осторожно ответил Рем. — И, гораздо чаще, от их намерений.
— Мне казалось, у меня были хорошие намерения, — пробормотал я, замерев на месте и посмотрев на него.
— Что случилось, Джим? — Ремус явно насторожился после моих последних слов. — Или что должно случиться?
Я стоял, смотря на своего старого школьного друга, и думал, могу ли я рассказать ему. В конце концов, озвученное мной было правдой: я предал всех, кого только мог, включая самого себя. В разное время, правда, но предал. Так что какая теперь разница, будет ли он знать или нет. Однажды Люпин доверил мне свою страшную тайну, и я оставил его бороться со своим недугом один на один. Сейчас у него будет возможность сделать то же самое. Я закатал рукав рубашки, показывая ему метку на предплечье.
— Я Пожиратель, Муни. Я драклов Пожиратель, — слова с трудом выходили из глотки. — Я должен убить ее. Я убью Лили.
Время, казалось, замерло вместе со мной. Рем мучительно медленно поднялся со стула, подошел, провел пальцами по метке. Потом взглянул на меня, молча ждавшего его вердикта. Хотел бы я знать, что сейчас творилось в его голове. Кажется, мир вокруг него только что порушился окончательно. Все, на что он еще мог положиться в трудную минуту, только что разлетелось неровными обломками в разные стороны. Благодаря мне. Я добил его.
— Зачем, Сохатый? — был его единственный вопрос.
— У меня не было выхода.
Я не врал.
— Выход есть всегда, — покачал головой Ремус, отходя в сторону и открывая дверь. — Но он не всегда нам нравится. Извини, но...
— Да, мне пора, — я почти прошел мимо, когда он поймал меня за руку.
Клянусь, этот взгляд был мне знаком. Знаком с того чертового семьдесят восьмого, когда мы попрощались на перроне. Люпин всегда был моралистом. Всегда подчинялся приказам, всегда следовал правилам. Но он был моим другом и, в отличие от меня, никогда об этом не забывал. Даже следуя правилам, даже действуя во имя морали, он оставался моим другом. Старым добрым Муни, с которым мы продирались сквозь Запретный лес, оставляя за собой звериные следы.
— Пять минут, Сохатый.
— Прости, Муни. Прощай.
Я сбежал по лестнице вниз, почти спокойно прошел мимо Тома и, выскочив за дверь бара, аппарировал. Спустя пять минут Рем сообщил Муди, спустя десять минут весь Аврорат знал, что Джеймс Поттер – Пожиратель Смерти. Где-то на другом конце Лондона Сириус открыл бутылку огневиски и молча поднял ее, чокаясь с воздухом, в мою честь. Полагаю, Лорд велел ему убить меня. Боюсь, кому-то еще он велел убить самого Сириуса. Лорд наигрался с нами. Он устал от нас.
У меня не было времени думать об этом.
Отныне у меня вообще ни на что не было времени. Ни зайти за маской, ни засомневаться, появившись на пороге дома Лили. Я нажал на дверной звонок, и она открыла. Растрепанная, осунувшаяся Лили Эванс – почти такая, какой я ее запомнил на перроне в семьдесят восьмом. Наверное, ей уже было все известно. С палочкой в руке, она помедлила всего секунду. И опоздала.
Я произнес заклинание.
Глава 2. БериллийЯ не живу, я слежу за
Собственной жизни развитием.
Мы сходим с ума
В одиночку и группами.
Тремя днями ранее.
У моей маски злые, черные провалы глазниц. Я смотрел на нее долгим, усталым взглядом вот уже три минуты. Потом надел и аппарировал вместе с другими. В масках с неуловимо различающимися узорами сложно было узнать друг друга, и я всегда наверняка узнавал только Сириуса по его рваным, резким движениям и манере быстро перемещаться по полю боя. Иногда он кидал взгляды в мою сторону, кивал, и тогда мы атаковали слаженно.
Это была акция устрашения в ответ на последние действия Министерства. Если бы кто-нибудь спросил меня, я бы сказал, что не понимаю, как вырезание маггловской деревушки может повлиять на решение министра. То есть, это, несомненно, обратит внимание Аврората на нашу пожирательскую братию, но в остальном ни к чему хорошему не приведет. Хотя, конечно, Лорд был гораздо более хорошим стратегом, нежели я, да и слушать бы мои умозаключения никто не стал. Поэтому я, как всегда, молча исполнял приказы.
Работать нам довелось со сворой Грейбека, что само по себе было достаточно печально. Я видел настоящих оборотней, таких, о которых пишут в учебниках по Защите от Темных Сил. Щерящиеся, дикие, со злыми глазами, они разительно отличались от Ремуса, к которому я за семь школьных лет так привык, что почти поверил в человечность всех оборотней поголовно. Ругавшийся через слово, грубый Фенрир разрушил эту иллюзию в первый же день знакомства.
— Пошли, — это был Сириус, хлопнувший меня по плечу и направившийся в первый же дом.
Улицы были почти пустыми, это была окраина, куда мало кто заглядывал. Фенрирова свора бросилась бежать дальше, кто-то из Пожирателей уже разрушил первое попавшееся здание, Блэк заклинанием вышиб дверь. На улицу со всех сторон выскакивали магглы, перепуганные непонятными катаклизмами. Я на секунду оглянулся на них, а потом зашел следом за Бродягой в дом. В коридоре уже лежало бездыханное тело мужчины, из гостиной послышались женский вскрик и ругань Сириуса.
Я разглядывал фотографии в рамках на стене. Маггловские фотографии такие странные, бездвижные, и в то же время, совершенно обычные: вот хозяин дома, видимо, с женой где-то на отдыхе. Вот они с какими-то детьми, вот пьют чай на веранде дома, улыбаются.
— Джесси? Джесси? — послышалось с улицы, и на пороге показалась досмерти перепуганная женщина. Должно быть, соседка. — Кто вы такой? Что вы... что вы делаете?
Она воззрилась на палочку в моей руке, потом подняла взгляд на маску. Я произнес заклинание, быстро и четко, как заученную с детства скороговорку. Из гостиной показался Блэк, и мы вместе какое-то время смотрели на упавшее на пол тело соседки только что убитых им магглов. С улицы слышались крики, грохот рушащихся строений, безумный хохот Беллатрикс, видимо, терроризировавшей соседние дома.
Сомневаюсь, что кто-либо из Пожирателей задумывается о том, что делает. Спроси любого из них, и тебе скажут, что произносить смертельное проклятье – обычное дело. Это так же просто, как использовать манящие чары. Мне, чтобы произнести эти два слова, приходилось концентрироваться на событиях семьдесят восьмого года. На том, что я сказал тогда Лили, и всякий раз, занося палочку, я убивал не магглов. Отнюдь. Не на них я так злился, не для них предназначался мой горящий яростью взгляд.
— Пошли, — резко сказал Бродяга и направился к выходу, не глядя переступил через мертвую женщину, пошел дальше.
Я еще раз скользнул взглядом по фотографиям, а потом вышел из дома на улицу следом за ним.
Простите, Джесси. Пусть земля будет вам пухом.
Мы с Сириусом никогда не входили в число приближенных к Лорду. Не знаю, может, мы были недостаточно безумны и фанатичны или ему не нравились наши нервные шуточки полушепотом друг другу во время общих собраний. Полагаю, мы просто откровенно бесили его своим присутствием, и для меня было большой загадкой, почему Лорд вообще терпел наши ужимки. Хотя, взять того же Рабастана – по сравнению с этим чистокровным обладателем широкой разбойничьей души, мы с Блэком не ушли дальше шуточек уровня первокурсников. Зато мы были выдающимися магами. Наверное, именно это и еще тот факт, что мы быстро и четко выполняли все приказы, сохраняло нам наши жизни. Даже хорошо, что мы не входили в число пресловутых «избранных Пожирателей». После первого же собрания этого элитного клуба наши трупы нашли бы где-нибудь на окраине Лондона.
Однако сегодня нас с Бродягой ожидало совершенно неожиданное приглашение поучаствовать в подобном мероприятии. Отказаться было невозможно, у Пожирателей не принято ломаться: даже если Лорд спросит, не хочется ли тебе полакомиться ядом, ты должен будешь клятвенно заверить его, что это мечта всей твоей жизни. Я бы, кстати, предпочел яд этому сборищу змеиной элиты, но об этом довелось узнать только Сириусу. Когда мы сели на свободные места, напоследок недоуменно переглянувшись, пришлось выкинуть из головы все провокационные мысли.
«Я чертов Пожиратель Смерти. Ясный лик Лорда вызывает во мне трепет», – я вдалбливал это себе в голову на протяжении последних пяти минут, и когда в комнате появился Лорд, я был почти уверен, что не проколюсь и на сей раз. Пускай мне повезет.
У Лорда был вкрадчивый голос, струящийся в воздухе, леденящий кожу, такой голос, которым на Самайн читают сказки барда Бидля. Я уверен, если бы у него было хобби, то оно было бы именно таким. Читать сказки Бидля на Самайн. Обязательно подсвечивая себе лицо магическим светом из палочки. Мне едва удалось сдержать нервный смешок. Амикус Кэрроу, сидевший напротив, кинул в мою сторону взгляд, полный брезгливого отвращения. Кэрроу – фанатик. Кэрроу отрежет себе ногу, если Лорд попросит. Они все тут такие, кроме нас с Сириусом.
Драклы подери, зачем мы вообще здесь нужны?
— Есть еще один вопрос, который мне бы хотелось прояснить, — никогда не любил эти вкрадчивые, змеиные нотки в его голосе. — Я был бы крайне счастлив, если бы кто-нибудь из вас смог объяснить мне, что люди вроде Лили Эванс еще делают на этом свете?
О, черт. Черт, черт, черт! Я едва заставил себя сидеть смирно и не дергаться, не оглядываться на Сириуса, не коситься в сторону Снейпа, сидевшего с каменным выражением лица. Как этот сопливый урод способен сохранять спокойствие? Проклятье!
Пожиратели мешкали с ответом, пока Лорд обводил каждого из них своим пробирающим до мозга костей взглядом. Должно быть, Лили сильно разозлила его, если он обратил на нее специальное внимание. То, что она была головной болью для половины присутствующих здесь, ни для кого не было секретом. Эванс умела досадить, умела появиться в самый неподходящий момент, умела уйти с поля боя живой. Она умела кучу вещей. Срывать миссии, прятать людей за секунду до появления Пожирателей на пороге их дома, использовать самые неожиданные заклинания.
— Я жду.
Я чувствовал, как паника заполняет мое сознание. Невозможно было думать ни о чем, кроме этих слов вкрадчивым голосом. Нетрудно было догадаться, к чему клонил темный маг. Он расценивает Лили как опасную противницу, настолько опасную, что хочет поручить ее убийство кому-то из наиболее приближенных к себе. Слабых магов здесь нет. Любой из них при удачном раскладе убьет ее в два счета. Возможно, замучив до смерти. Я судорожно соображал, что мне делать.
— Это можно исправить, мой Лорд, — с места поднялся Амикус.
Проклятье!
— Я могу это исправить, — продолжил Кэрроу.
— Позвольте мне, — я поднялся с места быстрее, чем успел сообразить, что вообще делаю. Сириус рядом со мной замер и медленно поднял на меня взгляд. — Я лучше ее знаю, мне будет проще добраться до нее. Без ненужного шума.
Мой голос прозвучал чуждо и одиноко в воцарившейся тишине. Амикус уперся в меня тяжелым взглядом, но я не смотрел на него. Не заметил я и взгляда Северуса с его спокойными, холодными глазами. «Лили моя, моя, моя», – металась мысль в моей голове. Это была игра на грани фола, и то, как Блэк под столом тихо ударил меня мыском в бок ботинка, являлось тому подтверждением. Если бы он мог, он бы наверняка выругался. Все ждали реакции Лорда.
Он стоял, слегка вскинув брови, и выглядел так, будто разыгрывает шахматную партию. Сейчас ему предстоит решить, кем он пойдет: конем или слоном. Лорд долго вглядывался в Кэрроу, а потом перевел взгляд на меня. Я не мог смотреть ему в глаза, у него был слишком проницательный взгляд, и поэтому я разглядывал кусочек стены чуть выше его головы. Так актеры на театральных представлениях смотрят поверх зала, чтобы унять учащенное сердцебиение и не сбиться, проговаривая свои слова.
— Джеймс прав, Амикус, — Лорд вновь перевел взгляд на Кэрроу.
Я ощутил себя так, будто он перестал указывать на меня кончиком своей волшебной палочки.
— Лишний шум нам совершенно не нужен. Мое персональное пожелание: управься за двое суток, Джеймс.
— Слушаюсь, мой Лорд.
Он никогда не приказывал. Он выражал персональные пожелания. Или советовал. Или рассуждал. Но я ни разу не слышал, чтобы он сказал прямо: «Пойди и сделай». Возможно, это только мне так везло на формулировки, не знаю. Я опустился на свое место совершенно обессиленный. Лорд продолжал что-то говорить, но я не слушал, хотя и смотрел куда-то в его сторону. Мысли толкались в голове, и с ними ничего нельзя было поделать. Сердце стучало где-то в глотке, а изредка косящийся на меня Сириус только нервировал.
Что я сделал? Согласиться убить Лили? Мою Лили. Она всегда была первой, кого я находил взглядом на поле боя, чтобы не спускать с нее глаз до самого конца. Я никогда не мог помочь ей, не мог поставить вокруг нее щитовые чары, не мог выбить палочку из рук Пожирателя, посылающего в нее проклятие. Это было бы слишком странно для прихвостня Лорда. Единственное, что я мог, это посылать в нее заклинания, чтобы она успевала выставить щит сама, чтобы была всегда начеку. Должно быть, Лили думала, что я, человек под безликой маской, ненавижу ее.
Каждый раз, видя, как она аппарирует куда-то в безопасное место, я не мог удержаться от вздоха облегчения.
Когда закончилось собрание, я поднялся одним из первых и быстрым шагом вышел из комнаты. Сириус попытался окликнуть меня, и его торопливое «Джеймс» ударилось в мою спину, заставляя ускорить шаг. Он не стал догонять меня, отвлекшись на кого-то еще, а мне было совершенно не до него, чтобы оглядываться. У меня нервно дергались руки, будто я наглотался каких-то дурманящих зелий, и поэтому пришлось сунуть их в карманы штанов.
Мерлин, я много раз жалел о своем решении стать Пожирателем, но никогда еще настолько отчетливо.
Теперь я не мог ничего сделать. У меня больше не было выхода. Я Пожиратель, и я должен убить Лили.
Вдруг чьи-то руки толкнули меня вбок, в пустую комнату. Едва успев схватиться за дверной косяк, чтобы не упасть, я обернулся посмотреть, кто это, и наткнулся на холодный взгляд Снейпа. У него даже не было палочки, и на краткий миг мне показалось, что он хочет удушить меня голыми руками. Видимо, он терпел все собрание только ради этого момента. Только ради того, чтобы заглянуть в мои глаза и сообщить мне мерзким шипящим голосом:
— Не ожидал, что ты такой ублюдок, Поттер.
— Отвали, — огрызнулся я. У меня не было сил даже на то, чтобы послать его к драклам.
Снейп с отвращением посмотрел на мои руки, как будто я только что кровью из своего пальца расписался в том, что убью Лили. Мне было невыносимо противно понимать, что этот слизняк тоже жил с чувствами к Эванс и что он прятал их гораздо лучше, чем я. Но не настолько хорошо, чтобы ему удалось обдурить меня. Должно быть, и я у него был как на ладони.
Северус положил руку мне на плечо – клянусь, это было одно из самых мерзких ощущений в моей жизни – и аппарировал.
В его доме воняло сыростью, какими-то особо пахучими ингредиентами для зелий и еще чем-то, источник чего мне так и не удалось определить. Возможно, это были грязные носки. Я был здесь впервые и надеялся, что это станет моим единственным визитом в это место. Снейп жил бедно, у него не было домовиков, не было человеческой лаборатории для всех его склянок, вообще ничего не было. Комната со старыми, потемневшими обоями, закопченным камином, столом, стулом, койкой и комодом была захламлена исписанными свитками, книгами и контейнерами с ингредиентами для зелий. В коридоре под потолком на тонком проводе висела одинокая слабо светящая лампочка. Где-то в другом его конце должна была находиться дверь на кухню.
— Лорд все понял, — мрачно сообщил мне Снейп, как будто это должно было объяснить его неожиданный поступок.
— Не припомню, чтобы я просил о помощи.
— А я предлагал ее? — кажется, он удивился.
Я уставился на него, пытаясь понять, на кой дракл он тогда вообще затащил меня в свою берлогу. Собирается запереть меня здесь? Отравить каким-нибудь ядом? Пока я перебирал в голове возможные варианты моего убийства в пределах этого дома – взять вон тот фолиант и хорошо ударить меня по голове несколько раз, например? – Северус продолжал:
— Пожиратель из тебя никакой, Поттер. И помочь тебе с этим я никак не могу, для этого нужны, как минимум, мозги и умение слушать, — я все ждал, когда же он предложит мне яд. — Но я знаю, кто может помочь тебе.
Кто может помочь мне?
Снейп заклинанием разжег огонь в камине и бросил в него щепоть летучего пороха. Имя, которое он назвал, заставило меня подскочить к нему и быстро затушить огонь с помощью магии. Альбус Дамблдор. Драклы подери. Я смотрел ему в лицо, и на моих глазах Северус постепенно терял самообладание. Оттолкнув меня в сторону, он вновь попытался связаться с Дамблдором, но я сбил его с ног при помощи заклинания.
— Доносишь? — процедил я, глядя на то, как он барахтается среди своих свитков в углу комнаты.
— Я не могу допустить этого, Поттер, — Снейп направил на меня кончик своей палочки.
Как будто я могу. Как будто, драклы подери, я хочу этого. Все это время я только и делал, что пытался сделать ее жизнь не такой опасной. Я не могу желать ей смерти. Не после того, что я натворил тогда, в семьдесят восьмом.
— Это не твое дело!
Я едва успел выставить щит, о который разбилось какое-то неизвестное мне заклинание. Северус поднялся на ноги и смотрел на меня исподлобья какое-то время, а потом вдруг опустил палочку. Сперва я не понял, что произошло. Потом неприятное ощущение, будто кто-то заглянул только что в мою голову, подсказало, что мои мысли теперь были известны не только мне одному. Чертов легилимент! Я не знал об этом.
— Опусти палочку, — холодно произнес он.
— Ты драклов...
— Expelliarmus!
Я не успел среагировать, и моя палочка оказалась в руках у этого слизняка. Больно ударившись спиной о стену, я сполз вниз, пытаясь восстановить дыхание. Проклятье! Он все знает, что он теперь будет делать? Расскажет Лорду? Хотя, он, кажется, и так все знает. Вновь кинется оповещать Дамблдора о моих намерениях? После того, что Северус увидел у меня в голове, это было бы глупо. Если он, конечно, не собирался донести информацию о моей принадлежности к Пожирателям Смерти через директора до кого-то из авроров.
Мерлин, почему у меня никогда не было за спиной какого-нибудь доброго волшебника, чтобы можно было кинуться к нему со своими проблемами и получить в ответ подробный рассказ о том, как их можно разрешить? В школьные годы у меня был Ремус, но с тех пор утекло много воды. Сейчас мы лишь изредка пишем друг другу письма, в которых ни я, ни тем более он не упоминаем о своих жизненных трудностях. Я оставался наедине со всеми своими проблемами, и никто никогда не хотел помочь мне их решить. Все решения я всегда принимал сам, быстро и необдуманно.
Очень часто я думал о том, что, несмотря на маску и плащ Пожирателя, внутри меня все еще живет этот мальчишка-гриффиндорец. Тот самый, который кричал о своей любви на весь замок, который был готов на все ради друзей, который никогда не предавал. И вот, где я теперь?
Валяюсь на грязном полу в доме своего старого врага.
Мой взгляд был направлен ему в лицо. Он стоял, ссутулившись, и сжимал мою волшебную палочку с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Не знаю, о чем Снейп думал, но у меня не было страха перед ним, я просто не мог воспринимать его серьезно. Даже сейчас, когда моя палочка была в его руках. Старое, знакомое еще со школьных лет чувство собственного превосходства внезапно застлало мне глаза.
— Что теперь? Пойдешь стучать Дамблдору? — о, этот забытый дерзкий юношеский тон. — Пусть добрый волшебник расхлебывает чужие проблемы?
Я бы предпочел, чтобы он расхлебал мои.
Снейп ничего не ответил, только усмехнулся.
Глава 3. Сиануквиль.Стала спокойнее вода,
И незаметно солнце село;
С неба упавшая в песок звезда
Зажглась,
Запела.
1978 год
Я выхватил Ремуса из кучи учеников, сидевших около кабинета Нумерологии. Она не входила в мой список предметов, поэтому меня совершенно не интересовало то, что Люпин обсуждал с хаффлпаффцами, посещавшими эти занятия вместе с ним. Схватив его за руку, я направился в сторону ближайшей же ниши, способной укрыть нас от любопытных глаз. Клянусь, эти шесть месяцев постоянных взглядов, ожидания, что я выкину что-то вот прямо здесь и сейчас, средь бела дня, почти сделали меня параноиком. Даже поговорить по-нормальному было невозможно, обязательно находился какой-нибудь кретин, обычно из числа младшекурсников, желающий блеснуть своим остроумием перед нами. Приходилось забиваться во всякие ниши, прятаться по укромным комнаткам и тайным ходам.
Как только мы больше не были на виду у всех, я повернулся к Рему, прячущему учебник в сумку с таким видом, будто я только и делаю, что таскаю его по укромным уголкам замка. Впрочем, это сейчас волновало меня меньше всего.
— Муни, я не понимаю, что происходит, — поделился я. — Что с Бродягой?
Ремус нахмурился, глядя на меня. Пожалуй, на эту тему нам стоило поговорить раньше, еще около месяца назад, но мы оба считали, что все в порядке. До сегодняшнего дня. Сириус вел себя странно и непривычно, словно ему было скучно с нами, и чем дальше, тем сильнее ощущалось его отчуждение. Со временем мне начало казаться, что Блэк вообще пытается нас игнорировать. Наконец, сегодня я не выдержал. Эта медленная пытка сводила меня с ума. Мне остро не хватало моего лучшего друга.
— Не знаю, Джим, не знаю, — Люпин удрученно покачал головой. — Может, что-то на каникулах случилось? Я думал, ты знаешь.
— Он не жил у меня на этих каникулах, — внезапно я осознал, что понятия не имею, что делал Сириус все это время, где он был, с кем. — Кажется, он говорил что-то про мотоцикл и наследство своего дядюшки или что-то вроде того.
— Не вижу в этом ничего такого, что могло бы заставить его вести себя так странно.
— Проклятье, Муни, тогда я совершенно...
— Тихо, Сохатый, — перебил меня Рем, и я мгновенно заткнулся, прислушиваясь к происходящему рядом.
Студенты уже несколько минут как разошлись по кабинетам, и по опустевшему коридору гулко разносились чьи-то шаги, знакомый голос ругался и произносил заклинания. Ему вторил другой голос, чей обладатель тоже был нам известен. Мы выбрались из ниши и прервали их жаркое выяснение отношений. Я бы, конечно, был не против того, чтобы позволить Сириусу и дальше орать на Снейпа, но Люпин был старостой более классического образца. Еще даже толком не выбравшись из ниши, Муни тут же заладил про баллы, благоразумие и отсутствие необходимости в применении опасной боевой магии.
— Рем, отвали, мы разберемся сами, — резко прервал его Блэк.
Ремус посмотрел на меня так, будто это я был виноват в том, что Бродяга употребил в одном предложении слово «отвали» и его имя. Я фыркнул, проигнорировав Люпина. Вместо ответа ему я посмотрел в сторону сопливого выродка со Слизерина, который с подозрительным прищуром наблюдал за нами. Следующая его фраза заставила меня замереть на месте, вперившись в него непонимающим взглядом.
— Что, не хочешь, чтобы твои дружки узнали? — сказал Снейп, и в тот же момент заклинание Бродяги сбило его с ног. Но рот свой он все равно не закрыл. — Я могу...
— Заткнись! — рявкнул Сириус, вновь взмахивая палочкой и посылая в слизеринца заклинание.
Я никогда еще не видел его настолько взбешенным. Всякий, кто знал его, мог точно сказать, что Блэк не сердится открыто. Он мог морщиться, отпускать едкие и колкие комментарии, сыпать проклятьями, но злоба никогда не была написана на его лице. Этот чертов аристократ прекрасно контролировал свою мимику, видимо, это было у него в крови. Сейчас в его глазах плескалась ярость, абсолютно дикая ярость, как будто если бы он мог, то убил бы Снейпа к дракловой матери. Меня пугало то, что с ним происходило сейчас, особенно потому что я не знал ни одной причины, по которой Бродяга мог бы выйти из себя. Я смотрел на него и не мог понять, знаком ли мне этот пугающий парень с красно-золотым гриффиндорским галстуком.
Первым опомнился Рем.
— Сириус, опусти палочку. Пять баллов с Гриффиндора, — голос Ремуса звучал напряженно, и я видел, что он готов достать палочку из рукава мантии в любой момент. — Северус, иди на занятия. Молча.
Снейп подчинился: без единого слова поднялся с пола, перекинул сумку через плечо и, кинув на Сириуса странный взгляд, пошел прочь. Я никогда не понимал, как у Люпина это получается, и в этот раз мне оставалось только удивляться гипнотической силе его голоса. Или дело было вовсе не в нем?
— Сириус, объясни, пожалуйста, что это было.
Муни повернулся к Блэку, и на какую-то секунду я ощутил себя как в старые добрые времена. Как будто сейчас мой лучший друг засверкает невинной улыбкой и скажет, что это была всего лишь очередная шалость. Но он не засверкал и не сказал.
— Не суйся в мои дела, Рем, — неприятно усмехнулся Бродяга. Его взгляд скользнул по мне. — И ты тоже.
Он развернулся и пошел туда, откуда они пришли со Снейпом, оставив нас стоять в полнейшем недоумении. Я смотрел ему вслед и думал, как мне все это надоело. Что за непонятное стремление скрыть от нас что-то? Как будто я должен бегать за ним и вымаливать у него рассказ о случившемся на зимних каникулах. Чушь.
— Что мы не должны узнать? — крикнул я. — Эй? Бродяга, твою мать! — Сириус не реагировал. — Кажется, нам стоит обратиться к Снейпу, — громко продолжал я, якобы говоря с Ремом.
— Я заколдую тебя, если ты сунешься к нему, Джим, — не оборачиваясь, прокричал в ответ Блэк и скрылся за поворотом.
— Какого дракла?
Я был ошарашен. Мой лучший друг скрывает от меня что-то. Я обязан узнать, что.
Сириус действительно следил за тем, чтобы мы и близко не подходили к Снейпу. Из него самого вытянуть что-либо тоже не удавалось; я никогда еще не встречался с таким яростным нежеланием поделиться случившимся с его стороны. Обычно я знал, как разговорить его, но сейчас Блэк или отвечал мне насмешливым взглядом, или вовсе не реагировал. Подобное положение вещей раздражало меня так сильно, что это стало заметно со стороны. О нашей «ссоре» стали шептаться уже не только семикурсники, но и студенты помладше. Все гадали о ее причинах. Наконец, даже Лили заинтересовалась.
На вечернем обходе она тронула меня за руку и тихо спросила:
— Что случилось, Джеймс?
Я взглянул на нее, чуть улыбнулся и, обняв за плечи, поцеловал в лоб.
— Ничего.
— Неправда, — к сожалению, так просто Эванс сбить с толку было нельзя. — Вы уже который месяц не разговариваете с Сириусом. Что-то случилось?
— Это не мы не разговариваем, это он не разговаривает, — нехотя ответил я.
— Почему?
— Хотел бы я знать.
Какое-то время мы шли молча. Не знаю, о чем думала Лилс, но все мои мысли в очередной раз заняли печальные размышления о сложившейся ситуации. Я все пытался придумать способ, чтобы вызнать о том, что случилось на этих каникулах. Вся проблема заключалась в том, что Блэк не собирался рассказывать мне о произошедшем сам и не давал сделать этого Снейпу. Я мог бы, конечно, подраться с Бродягой ради того, чтобы пообщаться со слизеринцем, но сама мысль об этом казалась мне бесконечно глупой и противной. Хотя, если у меня не останется иного выхода, то я так и поступлю.
В коридорах было тихо, и, что удивительно, за все время обхода нам не встретилось ни одного студента. То ли уже даже младшекурсники научились хорошо прятаться по пустым классам, то ли мы с Лили больше думали о чем-то своем, нежели о выслеживании нарушителей комендантского часа.
— Но ведь не мог же он перестать разговаривать с вами – с тобой! – просто так, — вновь заговорила Эванс. — Должна же быть какая-то причина.
— Наверное.
— Может, ты что-то сделал? — предположила Лилс, и я демонстративно расхохотался ей в ответ.
— Лили, милая, если ты сможешь назвать мне вещь, которая была бы способна обидеть Сириуса, — я не договорил, что будет, если она все-таки сможет, и вновь невесело рассмеялся. — В общем, я не знаю таких вещей. Никто не знает. Бродяга не умеет обижаться, поверь мне. Я семь лет отпускал в его сторону ехидные шуточки.
— Ну, хорошо. Почему тогда он так себя ведет?
Я не знал ответа на этот вопрос.
Мы вновь шли молча. В каком-то смысле я был благодарен Лили за попытки разобраться во всем этом, но продолжать беседу мне не хотелось. Спустя какое-то время я предложил разделиться, и она, задумчиво глянув на меня, согласилась. Наверное, поняла, что мне нужно побыть наедине с собой, подумать. Зеленые глаза скользнули по мне сочувствующим и нежным взглядом, и Эванс, не говоря ни слова, отправилась в свою сторону. Я какое-то время смотрел ей вслед, а потом пошел обходить подземелья.
Я бездумно ходил по подземным коридорам, изредка заглядывая в пустые классы, и продолжал думать все о том же. Что такого могло произойти, чтобы Блэк не мог рассказать об этом даже лучшим друзьям? Более того, что могло произойти, чтобы он решил прекратить общаться с нами? Я чувствовал себя обманутым, и мне было до мерзости обидно. Впрочем, я не мог сказать, что Бродяге было легко: он ходил мрачный, много огрызался и старался держаться подальше от шумных студенческих сборищ, что было совершенно на него непохоже.
Мои размышления прервались, когда из очередного пустого класса послышался голос Сириуса. Я замер. Блэк, конечно, частенько гулял по школе в неположенное время, и мне было прекрасно об этом известно, но никогда прежде я не натыкался на него в подземельях. Похоже, он разговаривал с кем-то. Заинтересованный, я остановился у приоткрытой двери и напряг слух.
— ... чтобы ты лез во все это, — это был Бродяга.
— Какая тебе разница, ты больше не принадлежишь к нашей семье! — второй голос, запальчивый, мальчишеский, принадлежал Регулусу. Я нахмурился. — Мать выжгла твое имя с гобелена.
— Мне все равно, что сделала эта женщина, — у Сириуса был усталый голос, как будто это уже не первый такой разговор и он уже устал объяснять собеседнику свою точку зрения. — Можешь хоть прямо сейчас написать ей письмо. Я уже все сделал. Она об этом знает.
— Она никогда бы не!..
— Я ее старший сын, — клянусь, в этом месте он усмехнулся. — Первенец, Регулус, понимаешь. Я отвечаю за честь рода, и когда я объявил о своем искреннем желании стать Пожирателем Смерти, при одном маленьком условии, она не смогла мне отказать. Она не смогла бы отказать мне, даже если бы я выдал ей целый список из ста пунктов условий. Я Сириус Блэк, ее плоть и кровь. Не удивлюсь, если мое имя уже вернулось на гобелен.
— Но это нечестно! Это должен был быть я!
— Извини, Рег. Не судьба.
— Я все равно стану...
— Не получится.
Я не стал слушать дальше. Этого было вполне достаточно. Развернувшись, я пошел обратно наверх, прочь из подземелий, как будто это помогло бы мне спастись от услышанного. Усевшись на подоконник в каком-то из коридоров на втором этаже, я снял очки и провел по лицу рукой. Поверить в услышанное было совершенно невозможно. Даже учитывая, что Сириус говорил об этом сам, представить его среди Пожирателей Смерти у меня не получалось. Однако его слова все объясняли. Если он теперь среди прихвостней Того-Кого-Нельзя-Называть, то и общаться с нами ему больше незачем. С другой стороны, причина, по которой Блэк стал Пожирателем, все еще не была для меня ясна. Я знал, как он относится к своей семье, особенно к матери, и что для него значило бы вернуться в отчий дом с повинной.
Почему же, Бродяга?
Весь следующий месяц я пристально наблюдал за Сириусом. То, что открывалось моим глазам, не могло не огорчать. Постепенно я начинал понимать, насколько тяжело Блэку было держаться подальше от нас с Ремом и Питом, не реагировать на нас, не пытаться что-то объяснить. Когда мы обсуждали последние нападения Пожирателей Смерти на семьи магглорожденных, о которых писали в Пророке, я неизменно натыкался на его взгляд. Бродяга выглядел загнанным, будто застигнутым врасплох, но стоило мне обратить на него внимание, как он тут же начинал смотреть в другую сторону и усмехаться.
Я не рассказал о том, что наш общий друг теперь был Пожирателем Смерти, ни Ремусу, ни Питеру, пока еще не зная толком, как быть с этой информацией. Я хотел разобраться, почему Сириус так резко поменял свои взгляды, но, видимо, помочь мне в этом мог только он сам. Однако я не торопился разговаривать с Блэком на эту тему, наблюдая за тем, как он медленно тонет в своем отчуждении. Этот выбор пожирал его изнутри, и чем дальше, тем меньше Бродяга походил на того человека, с которым я дружил все это время.
Его надо было спасать.
В один из апрельских дней я нашел Сириуса в гостиной, он прогуливал занятия. Не размениваясь на долгие предисловия, я сходу начал говорить о главном:
— Я все знаю, Сириус.
Блэк вскинул брови, но даже не посмотрел на меня.
— Я знаю, кто ты, — я не собирался отступать; я и так позволил этому длиться слишком долго, — и на чьей ты стороне.
— И что ты будешь теперь делать? — Бродяга усмехнулся.
— Не знаю. Я хочу понять, почему.
— Я Блэк, — кратко бросил он, как будто это все объясняло.
В голосе Сириуса звучала слепая покорность судьбе, словно у него никогда не было иного выбора, кроме как стать Пожирателем Смерти. Это было ложью. Я прищурился, глядя на его лицо. Блэк что-то недоговаривал. Воспоминание о подслушанном разговоре всплыло в моей голове. Что же там было такого? Все его слова, сказанные тогда Регулусу, отчетливо прозвучали в моем сознании.
— Это из-за Регулуса? — недоверчиво спросил я.
— Забудь, Джим. Ты никогда не поймешь, — устало ответил Бродяга, взглянув на меня.
Его взгляд говорил о том, что я прав. Постепенно мне все становилось ясно. Сириус тогда говорил о каком-то условии, и вполне возможно, что этим условием стал отказ его младшему брату в принятии метки. Он стал Пожирателем вместо брата, чтобы уберечь его от ужасов начавшейся войны. Мерлин. Я шесть лет подряд наблюдал, как Бродяга бесился, когда замечал у Регулуса замашки их семьи, и только сейчас понял, что это было нечто иное, чем ненависть к роду Блэков.
Он был прав? Мне не понять? У меня никогда не было братьев. Родных.
— Тогда я тоже приму его сторону, — вдруг сорвалось с моего языка.
Сириус фыркнул.
— Нет.
— Я не твой младший брат, Бродяга, — я покачал головой. — Я делаю, что хочу.
— Ты не хочешь этого, Сохатый.
— Ты тоже не хотел.
Блэк долго вглядывался в мое лицо. Я чувствовал уверенность в своих словах. «Дружище, я не могу бросить тебя. Кто я буду, если оставлю тебя среди этих ублюдков в одиночестве?» – вертелось в моей голове. Я не хотел больше видеть, как мой лучший друг тонет под тяжестью принятого несколько месяцев назад решения.
— Я не смогу отговорить тебя, ведь так? — наконец, с усмешкой спросил Бродяга.
— Нет, — я вновь покачал головой.
Тогда он просто поднялся с места и обнял меня, а я подумал о том, что вместе падать веселее.
Впервые в своей жизни я понимал, что у меня просто нет выхода. Еще периодически пытающийся отговаривать меня от принятого решения Сириус не раз и не два предупреждал, что этого не избежать. Если я собираюсь стать Пожирателем Смерти, то мне придется проститься с Лили. Но я не мог, и поэтому откладывал это всякий раз, стоило только мне завидеть вдали ее золотисто-рыжую копну волос. Она удивлялась, почему я так часто хочу побыть с ней, поцеловать, обнять, даже просто дотронуться до ее кожи. Я говорил, что это обострение влюбленности, и Эванс смеялась, слушая мои путанные объяснения.
На самом деле, я просто не мог представить, что мне в самом деле придется ее отпустить. Больше всего меня пугала неотвратимость момента, когда нашим отношениям придет конец. Однако одно я знал точно: если Блэк без меня не справится, то Лили сможет прожить и в одиночестве. Я верил в ее стойкость, мужество, в умение находить хорошее даже в самом плохом. И все никак не мог остановиться: целовал ее губы, гладил по волосам, говорил, что люблю, понимая внутри, что выхода нет. Однажды мне придется это прекратить.
Магглорожденные не выживают рядом с Пожирателями Смерти.
Однако я не хотел портить ей конец года, не хотел омрачать плохим известием последний бал, пока в конце концов дело не дошло до поезда. Хогвартс-Экспресс нес нас по направлению к Лондону, до прибытия оставалось полчаса. Я все никак не решался рассказать Эванс обо всем, но взгляд, которым Бродяга смотрел на меня, все-таки заставил меня подняться и вывести ее в тамбур. Разогнав малышню и заперев двери, я повернулся к Лили. Она не понимала, что происходит.
— Что случилось, Джеймс?
— Нам надо расстаться.
— Что?
Я чувствовал себя ужасно. Наверное, примерно так чувствуют себя предатели.
— Почему? — недоумевала Эванс, заглядывая мне в глаза. Я отводил взгляд.
— Так получилось.
— Что получилось? О чем ты, Джим? — она шагнула вперед и коснулась моей руки, но я спрятал ее в карман и сделал шаг назад. — Джим? Объясни толком.
«Ох, Лили, милая моя, дорогая Лили. Я не хотел быть грубым, но, видимо, придется. Видимо, ты так веришь в меня, что иного пути нет», – видит Мерлин, это будет самый ужасный мой поступок из всех.
— Объяснить толком? — я смотрел ей в лицо и пытался сделать голос грубым, но вместо этого он выходил каким-то странным. — У нас ничего не выйдет, Лили. Подумай сама: я чистокровный маг, а ты, — в первый момент у меня язык не повернулся произнести это слово; усилием воли я все-таки заставил себя договорить, — грязнокровка. Какие отношения? Ничего никогда не будет.
Лили пошатнулась, как будто я ее ударил.
— Джеймс? — взгляд зеленых глаз судорожно метался по моему лицу.
— Я наигрался с тобой, — сириусовы слова. — Мне надоело. Прости.
«Прости, прости, прости», – выл я внутри, пока снаружи разворачивался и шел обратно в купе. Эванс не преследовала меня, не кричала вслед. Клянусь, она просто прислонилась к стене и тихо сползла на пол, как будто я сломал ее, убил. Я боялся оборачиваться. В купе я лег на сиденье, закрыл глаза и крепко сжал зубы. Мне оставалось только убеждать себя, что так будет лучше.
У меня не было выхода.
Глава 4. Семь восьмыхЖизнь, не собраться с мыслями,
Жизнь – это что-то важное,
Жизнь – это очень быстрое,
Жизнь – это очень страшное.
Падали люди замертво.
Через несколько дней после убийства.
Сириус готов был поклясться, что он прочесал весь Лондон и всю Годрикову Лощину от и до. Не было ни одной улицы, куда не ступала бы его нога, ни одного дома, в окна которого он бы не заглянул, ни одного сквера, где бы он не проверил все кусты. Джим как сквозь землю провалился. Никто не видел его последние несколько дней, и Блэк был даже рад этому. Приказ Лорда висел над ним, будто лезвие гильотины, но пока Бродяга не знал, как поступить, и поэтому делал вид, что ищет Джеймса. Только время, отведенное на выполнение задания, подходило к концу.
Был ли у него выход? Если ослушаться Лорда, то его наверняка разыщут и научат уму-разуму, и не исключено, что такое поведение будет стоить ему жизни. Темный маг и так не выказывал им с Поттером особого доверия. Теперь Сохатый и вовсе был в числе лиц, которые должны умереть в самое ближайшее время. Сириус не знал, что ему делать. Убить человека, который помог ему продержаться все это время, который не дал скатиться по наклонной, он не мог. Даже если расценивать это как акт мщения за Лили, которую Джим отправил на тот свет несколько дней назад.
Блэк не смог бы поверить в это, если бы не похороны, на которых он сегодня присутствовал.
Хоронили ее в закрытом гробу. Бродяга не мог себе представить, что такого должен был сделать для этого Джеймс. Мысль о том, что он вообще пришел к Эванс в дом и убил ее, никак не могла уложиться в голове Сириуса. Однако факт оставался фактом: рыдающие родственники в черной одежде, священник, надгробная плита с датами рождения и смерти – все это не могло происходить просто так. Лили была мертва, и все эти люди пришли проститься с ней.
Блэк держался поодаль, не решаясь подходить ближе к ребятам из Аврората и уж тем более к магглам. Его взгляд задумчиво скользил по людским лицам, изредка замечая среди них знакомые. Неподалеку стоял Рем, видимо, тоже не решавшийся подойти ближе, а еще дальше, с другой стороны могилы, Бродяга заприметил и Снейпа. Он стоял с каким-то странным выражением лица, будто ему было противно находиться на кладбище, на самих похоронах в этот день, но он не мог не придти и не проститься с умершей. Сириус прищурился, разглядывая ненавистную фигуру в черном плаще.
— Я не могу в это поверить, — подошедший к нему Ремус выглядел опустошенным.
— Поверить во что? — Блэк не посмотрел в сторону друга, только чуть нахмурился.
Они не разговаривали с Люпином с того самого злосчастного семьдесят восьмого года.
— В то, что Джим сделал это, — тихо продолжил Муни.
— Сделал что?
— Убил ее. Джеймс – Пожиратель Смерти, — казалось, Рем и сам не верил тому, что говорил. — Он сам сказал мне. Ты знал?
Бродяга неопределенно пожал плечами. Что он мог сказать? «Да, я знал, потому что я тоже Пожиратель»? Это было бы глупо. Единственный, кому Сириус мог доверять, пропал без вести. Рассказать же о своем бремени Ремусу Блэк не мог. Муни слишком правильный для этого. У Муни слишком много своих проблем.
— Я не могу понять, почему... Зачем он пошел туда? — Люпин покачал головой. — Он никогда не принимал взгляды Пожирателей, в конце концов, он любил Лили, что могло заставить его стать одним из них?
Бродяга усмехнулся и перевел взгляд на собеседника.
— Это же Джеймс. Он делал, что хотел, наш упрямый Сохатый. Думаю, даже я бы не смог его отговорить. Извини, мне пора.
Сириус хлопнул Муни по плечу и пошел прочь с кладбища. Наблюдать за тем, как гроб закапывают в землю, ему совершенно не хотелось. Да и вопросы Рем задавал слишком опасные. Выйдя за ограду, Блэк направился вниз по улице, особо не глядя по сторонам. Его мысли вертелись вокруг событий последних дней, он не мог понять, почему все так случилось. Джеймс, пожертвовавший всем ради того, чтобы помочь ему удержаться, не превратиться в типичного наследника своего рода, не заслуживал такой судьбы. Если бы Бродяге только удалось отговорить его тогда. Надо было свести все в шутку, обсмеять его. Сожаления о несделанном и мысли о том, как все могло бы быть, терзали Сириуса, превращая все эти дни со времени убийства Лили в пытку.
Блэк все больше удалялся от кладбища. Улицы заполнялись прохожими, вокруг были чьи-то дома, но Бродяга все так же смотрел себе под ноги, пока кто-то не влетел в него. Подняв взгляд, он увидел перед собой девушку, около которой суетился черноволосый паренек. Сириус моргнул, удивленно заглядывая в знакомые зеленые глаза, и затем посмотрел на спутника незнакомки.
Он готов был поклясться, что видит перед собой своего собственного брата вместе с Лили Эванс.
— Простите, я случайно, — сбивчиво извинялась она, пока Регулус собирал выпавшие из пакетов продукты. Блэк не мог пошевелиться, только удивленно смотрел на них. — Мистер, с вами все в порядке?
Они его не узнавали. Лили смотрела на него, как на совершенно незнакомого человека, и даже Регулус, поднявший пакеты с асфальта, выглядел так, будто видит его впервые.
— Лили? — выдавил из себя Бродяга. — Регулус? Какого черта?
— Извините? — она нахмурилась и взяла своего спутника за руку. — Вы нас с кем-то спутали, наверное. Нам пора. Идем.
Сириус непонимающе смотрел на то, как Лили и Регулус, держась за руки, идут по направлению к какому-то дому, открывают дверь, заходят внутрь. Почему они не узнали его? И что его брат делает рядом с Лили? Что это за дом? Блэк рассматривал незнакомый садик, крыльцо, окна с веселыми цветастыми занавесками и не мог понять, что только что произошло. Не так давно он был на похоронах Эванс, и вот она уже вышагивает по улице за руку с младшим Блэком. Может, он правда их с кем-то спутал?
Отыскав взглядом ближайшую скамейку, Бродяга дошел до нее и, погруженный в раздумья, сел, не сводя взгляда с дома, где скрылись Лили и Регулус. Он никак не мог понять, что происходит. Разве Эванс не должна быть мертва? И его младший брат, что он делает тут? Они зашли в этот дом так, будто живут там. Однако Сириус никогда не смог бы представить себе причину, по которой Регулус согласился бы жить с Лили в доме в маггловском квартале. Блэк чувствовал, что чем больше думает об этом, тем сильнее запутывается.
— Думаешь, что бы это все могло значить? — рядом с Бродягой на скамейку присел Снейп, появление которого на улице он пропустил. В руках Пожирателя была бутылка лимонада, на которую Сириус с усмешкой скосил глаза.
— Тебе какое дело? Пей свою водичку и вали отсюда.
— Странно, что я заподозрил тебя в умении думать, — холодно ответил Северус. — Так или иначе, Поттер просил передать тебе привет.
Блэк медленно перевел взгляд с бутылки на лицо Снейпа.
— Ты знаешь, где он?
Северус не ответил. Его взгляд был направлен на дом, который до этого так вдумчиво созерцал Бродяга. Сириус прищурился. Снейп что-то знал, но явно не торопился рассказывать, и это не нравилось Блэку. У него было достаточно своих секретов, чужие его только нервировали.
— Что бы ты сделал на месте Поттера?
— Я... не знаю, — удивленно пробормотал Бродяга. Он не смог представить себя на месте друга. Хотя в каком-то смысле он и был на его месте сейчас. — Где Джеймс?
— Я так и думал, — неприятно усмехнулся Северус. — Лорд ведь приказал тебе убить его, не так ли?
Сириус прищурился.
В тот день, когда Джим слишком порывисто заверил Лорда, что убьет Лили, Блэк в самом деле получил свой приказ. Игры в плохих магов закончились, пора было показать, на что он действительно способен. Но предательство, убийство друга – это слишком большая плата за все то, ради чего он шел в Пожиратели. Жизнь его брата и жизнь его лучшего друга равноценны, между ними невозможно было выбирать.
— Что происходит? — настороженно поинтересовался Бродяга.
Снейп повернулся к нему.
— Ничего не происходит, Блэк, — из-под рукава его плаща показался самый кончик волшебной палочки. — Я выполняю свое обещание. Obliviate.
Никто ничего не заметил. Сириус замер, а потом удивленно моргнул, глядя на Снейпа. Тот поморщился. Поттер выполнил свою часть уговора, теперь Северусу пора было выполнить свою. Видит Мерлин, цена, которую его старый враг заплатил за эти три жизни, была слишком высока. Но он заплатил ее, заплатил честно, и пусть Снейп не понимал этого, он не мог не отдать должное Джеймсу. Лили была в безопасности. Без палочки, без прошлого, без малейшего понятия, кого сегодня хоронили под ее именем.
Заклинание сработало безукоризненно, сейчас Блэк не должен был помнить даже имени своей матери. Оставалось только рассказать ему его легенду.
«Все ради тебя, Лили».
— Тебя зовут Абрахам Пипс, — Снейп постарался, чтобы в его голосе не звучало столько злорадства, потому что новоиспеченный мистер Пипс подозрительно нахмурился, — и ты всю жизнь мечтал работать библиотекарем. В том доме живут твои кузены, они сироты, их родители погибли в автокатастрофе. Зовут их Родерик и Матильда, и ты их очень любишь. Сегодня ты вернулся из кругосветного путешествия. Выпей это, — Северус протянул собеседнику бутылку. Тот послушно начал пить из нее, даже не спрашивая, что за странная жидкость плещется внутри. — Во время путешествия ты получил ожог левого предплечья, теперь оно лишено чувствительности, по такому случаю ты набил на нем татуировку, — Снейп замолчал на секунду, а потом мстительно добавил: — Всю свою жизнь ты был неудачником.
Видит Мерлин, Поттер уже ничего не сможет сделать ему за это.
Оставив Сириуса обдумывать услышанное, Северус поднялся на ноги и дошел до дома Лили и Регулуса. Оставалась одна маленькая деталь. Позвонив в дверь, он дождался, когда ему откроют. Увидев на пороге Лили, Снейп грустно улыбнулся ей. Она не узнала его. Впрочем, он и не ожидал, что Поттер оставит ей хоть каплю воспоминаний о прошлой, магической, жизни. Так будет лучше. Пожиратель зашел в дом и закрыл за собой дверь.
Северус второй раз за вечер произносил заклинание забвения. На то чтобы рассказать Лили, а затем и Регулусу историю их нового родственника, у него ушло в общей сложности не более десяти минут. К этому времени Сириус уже начал звонить в дверь и взывать к своим «кузенам». Когда они пошли открывать ему, Снейп тоже вышел в коридор. Злорадная усмешка скользнула по его лицу, когда он увидел, как новоявленный кузен споткнулся о порог. Сириус Блэк – неудачник. Было бы интересно посмотреть, как он попытался бы пригласить на свидание какую-нибудь девушку и потерпел крах.
Занятые бурным приветствием друг друга «кузены» не заметили, как странный молодой человек в черном плаще достал из кармана палку. Что-то прошептав, он пронаблюдал за тем, как по воздуху к нему в руки приплыла еще одна такая же палка. Едва взяв ее в руки, маг аппарировал. Оказавшись у себя дома, Северус переломил чужую волшебную палочку пополам и бросил обломки в камин. Огонь вспыхнул, сжирая дерево. Все было закончено.
Завтра Лорд узнает о том, что волшебников по имени Джеймс Поттер, Регулус Блэк, Сириус Блэк и Лили Эванс больше не существует. Снейп скажет ему об этом своим обычным спокойным голосом, и его мысли останутся наглухо закрытыми от темного мага.
«Гриффиндорцы всегда остаются гриффиндорцами», – будет вертеться в голове Пожирателя.
fin. 
