Поцелуй меня

Осенние листья


Дождь закончился, и на небе, совсем недавно затянутом полотном серых туч, появилось солнце, быть может, не такое яркое, как летом, но для людей, не видевших солнца три дня из-за дождей, которые шли, не переставая, это солнце было настоящим праздником.
Красивая девушка с тёмно-рыжими волосами, собранными в хвост, сидела на подоконнике и смотрела в окно. На оконном стекле ещё не высохли дождевые капли. Девушка зевнула и обхватила себя руками.
-Лили,- кто-то позвал её по имени, и она обернулась.
В дверях стояла невысокого роста девушка с короткостриженными пепельными волосами и тонкими губами, её светло-серые глаза были устремлены на Лили.
-Пойдём на ужин,- сказала девушка.
-Я не хочу,- ответила Лили и вновь отвернулась к окну.
-Нельзя не есть. Это ведёт к истощению и…
-Я поем потом.
-Ты что, из-за вчерашнего так расстроилась? Да, то, что они сделали – это отвратительно, и тебе обидно, но неужели ты из-за этих уродов голодать будешь? Нельзя себя так изводить.
-Я понимаю, Карла, но и ты меня пойми – я не хочу их видеть.- Сказала Лили.- Никого из них. Ни Эйвери, ни Мальсибера, ни…
Тут она замолчала, чувствуя, что не сможет произнести это имя и не зарыдать.
-Так вот в чём дело,- Карла вздохнула.- Сколько можно страдать из-за этого немытого, гнусного, жалкого...
-Карла, прекрати.- Оборвала её Лили.- Я не желаю это слушать.
-Лили, ты опять? Ты опять?!- Возмущению Карлы не было предела.- Ты помнишь, как он тебя назвал тогда? А то, что вчера он был с этими мерзавцами, ты помнишь? Он не достоин того, чтоб ты даже о нём вспоминала, слышишь меня, Лили? Лили? Ты что, плачешь?
Да, Лили плакала, спрятав лицо в ладони. Она редко, очень редко, позволяла себя плакать, но воспоминания ранили её душу, болью отдавались в сердце, и она не могла сдержать слёз, надеясь, что хотя бы они принесут облегчение, ведь никто, никто не мог понять, почему она так страдает из-за ссоры со слизеринцем, ровно как никто не понимал её с ним дружбы.
-Иди, Карла,- сдавленным голосом сказала Лили и всхлипнула.- Иди и не волнуйся за меня. И скажи Мэри и Элизабет, чтоб они тоже не беспокоились зря.
Карла некоторое время колебалась: всё-таки оставить Лили в таком состоянии было как-то не по-дружески, но зная, что Лили она помочь сейчас ничем не сможет, шагнула к ней и, неуклюже обняв подругу за плечи, тихо сказала:
-Если ты, правда, хочешь побыть одна – я уйду, но если захочешь – приходи на ужин.
И, не сказав больше ни слова, Карла вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.
Лили осталась одна. Она встала с подоконника и принялась мерить шагами комнату. Ей было грустно и немного стыдно за минутную слабость, за слёзы, что текли ручьём по щекам. Слёзы всё же принесли облегчение, но не излечили душевные раны, нанесённые её бывшим другом и его новыми дружками – Пожирателями смерти.
Прошлой весной её лучший друг, Северус, обозвал ёе грязнокровкой – самым обидным и унизительным словом, каким волшебники, помешанные на чистоте крови, называют маглорождённых волшебников, какой была Лили. Северус извинялся, просил, умолял о прощении, но Лили была непреклонна. Слишком горькую обиду нанёс ей Северус. А вчера… Лили опять всхлипнула, погружаясь в воспоминания.
Шёл урок зельеварения. Он был спаренным: гриффиндорцы и слизеринцы занимались вместе. Профессор Слизнорт дал задание: приготовить простое противоядие (по крайней мере, для Лили оно было простым, хотя все её подруги так и не смогли довести свои варева до ума). Лили довольно быстро выполнила задание своего любимого учителя, ей осталось только добавить в свой котёл измельчённый корень мандрагоры и полминуты помешать зелье против часовой стрелки. Она уже собиралась это сделать, как вдруг кто-то окликнул её:
-Эй, ты, Эванс!
Это был грубый голос Мальсибера. Лили решила не отзываться и не поворачивать голову в его сторону, зная, что услышит что-то вроде: «Как грязнокровке удаётся быть любимицей декана Слизерина?» или «Сколько в последнее время грязнокровок развелось. Тебе так не кажется, Эванс?» и больше ничего. Лили продолжала заниматься своим зельем, стараясь не обращать внимания на зовущего её Мальсибера.
-Эванс, ты что, оглохла?- Не унимался слизеринец, и Лили, наконец, не выдержала. Отвлёкшись от своего дела, она повернулась в сторону Мальсибера.
Лучше бы она этого не делала. Лили успела заметить только, как чьи-то руки бросили в её котёл какие-то травы. В следующее мгновение кабинет наполнился едким коричневым дымом, клубами исходившим из её котла. Мало того, этот дым имел отвратительный запах, от него слезились глаза, и першило в горле. Профессор Слизнорт, поначалу сбитый с толку таким явно не предполагаемым им ходом событий, всё же взял себя в руки и с помощью магии нейтрализовал дым, хотя запах всё ещё оставался. Ученики, неважно гриффиндорцы или слизеринцы, зажимали носы, а некоторые зашлись надрывным кашлем. Профессор Слизнорт оглядел кабинет и остановил взгляд на Лили, стоявшей возле котла, над которым поднимались едкие, но уже не такие сильные, испарения. У Лили был растерянный, немного испуганный вид.
-Кто это сделал?- Спросил профессор Слизнорт.
-Это Эванс!- Тут же воскликнул Эйвери, тыча в Лили пальцем.- Я сам видел, как она что-то бросила в свой котёл, а потом – пуф!- Эйвери изобразил руками что-то вроде взрыва.
-Я тоже это видел,- подтвердил Мальсибер.- Вот и Снегг тоже. Правда ведь?- Мальсибер пихнул Снегга локтём в бок, и тот поспешно кивнул. Видно было, как он напряжён, об этом говорили и сдвинутые к переносице брови, и хмурое выражение на бледном лице.
И тут Лили всё поняла. Ещё год назад, когда они с Северусом были близкими друзьями, он, так же, как и Лили, увлекавшийся зельеварением, рассказывал ей, что если в зелья, сходные по составу с тем, что они готовили сегодня, добавить некие травы (названия которых Лили никак не могла вспомнить) то с поверхности зелья начнёт подниматься пар с омерзительным запахом. Значит, Северус всё рассказал своим дружкам, и они решили пошутить над Лили.
«Северус! Как же ты мог так со мной поступить?!»
Только теперь, когда всё уже произошло, Лили разгадала их коварный план: Мальсибер должен был отвлекать её, Эйвери (или ещё кто-то из их компании) должен был бросить траву в котёл Лили. Всё было просто! И теперь Лили обвиняли в том, чего она не делала, а она не могла доказать, что всё это устроили слизеринцы. Полная отчаяния, она огляделась, ища поддержки у своего факультета, но натолкнулась лишь на молчаливое неодобрение. Её подруги: Мэри, Элизабет и Карла удивлённо уставились на неё. Было ясно: они, как и все прочие, ничего не видели и не смогут ничего объяснить профессору Слизнорту. Лили вновь беспомощно огляделась и вдруг натолкнулась на внимательный взгляд светло-карих глаз. Во взгляде Джеймса Поттера не было ни неодобрения, ни удивления, только недоверие (скорей всего к словам слизеринцев) и что-то ещё, но Лили никак не могла понять, что же это было.
Между тем, профессор Слизнорт обратился к Лили:
-Это правда, мисс Эванс?- Он внимательно посмотрел на Лили, и в его взгляде была едва заметная надежда на то, что слизеринцы ошиблись. Всё же она – его любимая ученица и отлично разбирается в зельях, она не могла ошибиться и бросить в котёл не тот ингредиент, значит, она сделала это намеренно, заранее зная, что произойдёт.
Лили мучительно захотелось начать оправдываться, но она понимала, что единственным оправданием ей может служить только лишь подобная фраза: «Нет, профессор, это не я. Эту траву бросили в мой котёл Эйвери и Мальсибер. Я, правда, не видела, как они это делали, но я точно знаю: это сделали слизеринцы, ведь они ненавидят меня, потому что я из семьи маглов…» Нетрудно представить, какую реакцию вызовут у профессора Слизнорта её слова, поэтому Лили решила не экспериментировать, а только виновато опустила глаза.
-Что ж, тогда мне придётся вас наказать. Приходите завтра, сразу после ужина, в мой кабинет. Я решу, что с вами делать.
И вот это завтра наступило. Лили ужасно не хотелось идти на наказание, ведь она наказана за то, чего не совершала. Но, пожалуй, самое обидное в этой истории было то, что произошло это из-за Северуса.
Летом Лили очень скучала без своего друга детства. Ей даже неоднократно в голову приходила мысль: не помириться ли с Северусом? Лили думала, что он раскаялся и наверняка переживает из-за случившегося не меньше Лили. Собственно говоря, это действительно было так: Лили часто замечала, когда сидела у окна, одинокую фигурку у ограды за кустами сирени, неотрывно следившую за её домом. Северус всегда был рядом, даже тогда, когда она уже не считала его другом, он был с ней, но так и не набрался смелости вновь заговорить с Лили.
Как же она скучала без него! Да и сейчас скучает. По вечерам, что они проводили вместе, гуляя на детской площадке недалеко от её дома, по прогулкам у Чёрного озера, по разговорам с ним, по нему… Но нет, с неё хватит! Вчера она твёрдо решила, что никогда даже не помыслит о перемирии и возобновлении дружбы с ним. И хотя её сердце, в котором ещё хранилась привязанность к Северусу Снеггу, бурно протестовало против такого решения, голос разума упорно твердил, что она больше не ёё добрый друг Сев, а без пяти минут Пожиратель смерти. И Лили, в которой до вчерашнего дня боролись противоречивые чувства, внемля голосу разума, решила навсегда покончить с прошлой жизнью, полной счастливых воспоминаний о Северусе.
Лили посмотрела на часы, что висели на стене. Ужин почти закончился, и, значит, ей пора. Лили тяжело вздохнула и отправилась на отработку.

В комнату, громко хлопнув дверью, ввалился Джеймс Поттер. Честно признаться, вид у него был неважный. Спортивная форма была грязной и мокрой, а выражение лица кислым и сердитым. Джеймс прошёл, оставляя за собой грязные следы, и рухнул на кровать.
-Сохатый, почему на мою кровать?!- Возмутился красивый парень, наблюдая за тем, как его покрывало пропитывается грязью.
-Нет, ну ты представляешь, Джону не нравится, как я играю!- Джеймс, похоже, не заметил возмущения друга.- Он говорит, что у меня рассеянное внимание! У меня!!! Да я лучший охотник в команде! Он нас заставляет в такую отвратительную погоду тренироваться, а ещё претензии предъявляет! Конечно, к концу тренировки дождь кончился, но к тому времени мы все уже успели промокнуть до нитки. По-твоему, это нормально, Бродяга?
Джеймс нахмурился, скрестив руки на груди.
-Ну, ладно, допустим, ты промок из-за дождя. Но почему ты грязный, как будто рыл траншею?- Поинтересовался Бродяга, изящным жестом поправляя волосы.
-Когда я приземлялся, то угодил в лужу.- Ответил Джеймс, и, к большому его удивлению, Бродяга расхохотался.
-Сириус, что смешного?- Джеймс был готов запустить в друга подушкой, лишь бы он перестал ржать.
А Сириус никак не унимался и смеялся всё громче, в перерывах между неистовыми приступами хохота, отпуская такие шуточки:
Лучший охотник гриффиндорской сборной по квиддичу шлёпнулся в лужу! Браво Сохатый! О чём ты думал, когда приземлялся?
-О квиддиче.- Со всей серьёзностью ответил Джеймс.- Ну и ещё немного о Лили.
Разумеется, Сириус не хотел обидеть друга, он всего лишь дружески шутил, но ответ Джеймса поразил его до глубины души.
-Да, дружище, вот это ты попал! Если ты даже во время тренировки о ней думаешь, то ты крепко влип! Поверь мне, опытному сердцееду и просто неотразимому красавчику. Во всём, что касается такого рода дел, я разбираюсь лучше всех в Хогвартсе.- Сириус ухмыльнулся.
-Вообще-то, я почти всегда о ней думаю.- Признался Джеймс.
-Оооо…- Сириус был явно удивлён откровениями друга.- Ну, я же говорю – ты крепко влип.
-И знаешь, что самое ужасное,- продолжал Джеймс,- ей до меня нет никакого дела. Как будто я для неё и вовсе не существую. Я думал, всё изменится, если она перестанет общаться с Нюниусом. И вот они больше не друзья, только её отношение ко мне совсем не изменилось. Позавчера я попытался заговорить с ней за обедом. И знаешь, что она мне сказала? «Отвали, Поттер, ты портишь мне аппетит своим присутствием». Это ж надо! Ну что я ей сделал плохого? Скажи, Бродяга, что?- Джеймс в упор посмотрел на Сириуса, понимая, что друг – его последняя надежда.
-У тебя просто неправильная тактика, Сохатый.- С видом знатока заявил Сириус.- С девушками нужно вести себя решительно, они это любят. А ты, как подходишь к Эванс, сразу будто и не ты. Надо действовать быстро! Помнишь, как ты всего за два охмурил Джанет Симпсон с Пуффендуя? Она до сих пор по тебе сохнет и фотку твою везде с собой таскает. Это правда, я сам видел. А как тебе это удалось? Да очень просто! Ты был уверенным, решительным и брутальным. Мне, конечно, не очень нравится это слово, но всё же.
Джеймс молча слушал друга, уставившись в потолок. Всё, что советовал ему Сириус, казалось Джеймсу правильным, и он уже готов был действовать, но что-то его останавливало. Лили была такой красивой, умной, доброй, приветливой… Но не с ним. Нет, разумеется, она была для него самой красивой, самой умной и вообще самой-самой, но её доброта и любовь к общению на него, увы, не распространялись. Она могла улыбнуться подружкам, помахать рукой знакомому из Когтеврана, поздороваться с Римусом, а для него, Джеймса, Лили всегда была неприступно холодна, и единственное, что он мог слышать от неё в свой адрес, были нелестные комментарии типа: «Этот болван Поттер опять ко мне приставал!», «Поттер, катись к чертям, ты достал меня!», «Поттер, сколько можно ходить за мной? Я же сказала, что с таким лохматым придурком, как ты, в Хогсмид я не пойду». Таковыми были отношения Джеймса и Лили в начале шестого курса, и, что греха таить, Джеймса это жутко расстраивало.
-А я сегодня с твоей Эванс наказание отбывать буду.- Словно бы невзначай заметил Сириус, исподтишка наблюдая за реакцией друга.
Джеймс так и подскочил на кровати.
-Как?! Бродяга, почему ты мне раньше не сказал?!
-Да как-то совсем из головы вылетело.- Сказал Сириус.- Помнишь, что она вчера на зельеварении учудила? Вот это да! Не ожидал от Эванс! Даже нам в голову такого не приходило! А у меня отработка за то, что я…
Но Джеймсу было не интересно, за что наказали Сириуса.
-Ты думаешь, это она сделала?- Спросил Джеймс.
-А кто ж ещё? Из её же котла дым шёл. Просто Мисс Великий Зельевар Столетия что-то перепутала и кинула в зелье не то, что нужно.
Джеймс недоверчиво посмотрел на Сириуса.
-А мне кажется, это не она. Не могла она перепутать ингредиенты.
-И на старуху бывает проруха.
-Она не старуха!
-Ладно, ладно, не кипятись. Хотя знаешь, наверно ты прав. Слишком уж рьяно слизеринцы обвиняли её в этом, а у неё был такой испуганный взгляд. Но давай поговорим об этом позже?- Сказала Сириус. Он всегда так говорил, когда тема была ему малоинтересна, и он не хотел на эту тему рассуждать.
-Ну, ладно.- С явной неохотой сказал Джеймс.
-Вот и хорошо!- Сириус тут же воспрял духом (в конце концов, за последние два года разговоры об Эванс его малость притомили).- Тогда пошли на ужин.
-Пошли.- Джеймс встал с кровати и направился к двери, но голос Сириуса заставил его остановиться.
-Ты так пойдёшь?- спросил Сириус, окинув Джеймса многозначительным взглядом.
-А, точно.
Джеймс довольно быстро помылся, переоделся, причесался (я сказала: причесался? Ой, нет, прошу прощения, только помылся и переоделся) и в компании Сириуса отправился на ужин.
В Большом зале стоял запах котлет и жареной картошки. Сириус, словно пёс, втянул носом воздух и произнёс:
-Котлетки с картошечкой! Ммм… Обожаю!
Джеймс и Сириус сели рядом с Римусом и Питером. Римус всё это время был в библиотеке: готовил домашнее задание по Трансфигурации, а Питер… Признаться, ни Джеймс, ни Сириус, ни Римус не знали где был Хвост, но, судя по тому, что они не спросили его о том, где она провёл последние несколько часов, их это мало волновало.
-Всем привет!- Джеймс улыбнулся.
-Привет, ребята.- Поздоровался Римус с Джеймсом и Сириусом.
-Привет.- Питер подобострастно улыбнулся.
Сириус тут же начал уплетать свои горячолюбимые котлетки с картошечкой, а Джеймс даже не притронулся к еде – он искал среди ужинающих гриффиндорцев Лили, но ни за столом, ни в проходах между столами, ни даже в дверях Джеймс её не увидел. Сириус заметил, что друг ничего нее ест, только ищет кого-то в толпе учеников.
-А, опять свою Эванс ищешь.- Понимающе кивнул Бродяга.
-Она не моя.- Сказал Джеймс, и в его голосе прозвучало не то сожаление, не то досада.
Джеймс продолжал искать взглядом Лили, но до конца ужина она так и не появилась. Зато Джеймс узнал, что не он один ждёт Лили. Снегг, сидя за слизеринским столом в компании своих друзей, то и дело бросал взгляды на стол гриффиндорцев. Джеймс догадался, что Снегг пытался найти Лили. Джеймс тут же ощутил злость, такую, какая была в тот день у озера, когда Снегг назвал Лили грязнокровкой. Сохатый поймал взгляд Снегга, и до этого взволнованный взгляд чёрных глаз стал ненавидящим и злым – таким, каким он всегда был, когда Снегг видел Джеймса. Джеймс ответил ему неприязненным взглядом и отвернулся. Сириус, тем временем, уже приговорил свой ужин и встал из-за стола.
-Ну, всё, Сохатый, пошёл я твою Эванс охмурять.- Бодро заявил он.
-Бродяга!
-Шутка.- Сириус ухмыльнулся и пошёл к выходу из Большого зала.
Джеймс ещё раз посмотрел в сторону слизеринского стола, но Снегга там уже не было.

Сириус уверенным шагом шёл к кабинету Слизнорта. По правде сказать, ему не очень-то хотелось отрабатывать наказание вместе с Эванс, вот если бы с Сохатым – другое дело, а тут мисс Умница, тьфу! Вот не везёт, так не везёт. Нет, Эванс, конечно, не была заучкой, но правил старалась не нарушать, все уроки делать, поздно не ложиться. По мнению Сириуса, жизнь у его рыжей однокурсницы была пресной и однообразной, и он вообще не понимал, как так можно жить. Но больше всего его удивляло другое: Эванс, несмотря на свое примерное (и тем такое не привлекательное для Сириуса) поведение была вполне нормальной, симпатичной девчонкой (хотя Сириус говорил, что она не в его вкусе, и не врал) но почему-то она ни с кем до сих пор не встречалась. Разумеется, у неё были поклонники, взять хоть Джеймса, ну или на худой конец Нюнчика. Да, Сириус был уверен, что для Снегга Эванс никогда другом не была – она ему нравилась. Джеймс это тоже знал: то, как Снегг смотрел на Лили, мог не заметить только слепой. Это служило одной из причин взаимной ненависти Джеймса и Снегга, а Сириус издевался над Нюниусом только из любви к искусству, то бишь, ради развлечения, потому что считал слизеринца жалким неудачником.
Но сейчас Сириус шёл отбывать наказание не вместе со Снеггом, а вместе с Эванс, и потому был крайне удивлён, увидев Нюнчика, идущего быстрым шагом по коридору в сторону кабинета Слизнорта и явно пытающегося кого-то догнать.
-Лили, подожди, пожалуйста, Лили!- Услышал Сириус умоляющий голос Снегга.
Слизеринец нагнал Лили только в конце коридора. Он пытался что-то сказать или объяснить ей, но его попытки пока не увенчались успехом, потому что Лили категорически не хотела его слушать.
Так как Лили стояла спиной к Сириусу, а Снегг его попросту не замечал, Бродяга остановился в нескольких метрах от них и, привалившись плечом к стене, стал наблюдать за развернувшейся сценой.
-Послушай меня, Лили! Я не хотел, я не думал!...- В отчаянии говорил Снегг.
-А ты никогда не думаешь.- Лили попыталась обойти Снегга и продолжить свой путь, но он преградил ей дорогу.
-Я просто рассказал им…
-А потом вы вместе решили пошутить надо мной.- Закончила за него Лили.- Да, я поняла.
-Нет! Я просто рассказал, я в этом не участвовал! Я не имею к этому никакого отношения, Лили!
Сириус, слушавший их разговор, понял, что речь идёт о вчерашнем уроке зельеварения. Несмотря на то, что Лили этот разговор не нравился и общество Снегга, по всей видимости, тоже, Сириус не торопился вмешаться (хотя, как благородный человек, должен был помочь даме избавиться от назойливого слизеринца). Сириус решил сперва послушать, узнать побольше о вчерашнем, а если что… ну а если что, он по ходу действа решит, как поступить.
-Не надо мне ничего объяснять, Северус. Я тебе всё уже сказала: ты выбрал свою дорогу, я свою. Нас ничего больше не связывает…
«Вот Сохатый обрадуется!»- Подумал Сириус.
-Нет, Лили… Только не это!..- Кажется, слова Лили повергли Снегга в шок.- Я прошу тебя, не делай этого, не надо!
-Чего не делать?- Устало спросила Лили.- Ты сам всё сделал, там, у озера, когда назвал меня грязнокровкой. Ты сам разрушил нашу дружбу, Северус.
Снегг судорожно вздохнул.
-Я не хотел.
-Знаю, Северус. Ты никогда не был таким. Это всё твои друзья – Пожиратели смерти. Я не раз говорила тебе: дружба с ними до добра не доведёт. Но ты же не слушал. Ты выбрал их, а я не желаю с этим мириться. Мне жаль, что всё так закончилось. Правда, жаль. Но ничего уже не изменишь.
-Я изменюсь ради тебя!- Воскликнул Снегг.- Я на всё ради тебя готов!
-Правда?- Лили сощурила глаза.
-Правда.
-Тогда позволь мне задать тебе вопрос. Но ты должен ответить честно. Пообещай, что скажешь правду.
-Обещаю.
-Ты собираешься стать Пожирателем смерти?
На несколько секунд в коридоре воцарилась тишина. Вопрос Лили испугал Снегга, он несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, но потом снова его закрывал. Наконец он, опустив голову, глухо сказал:
-Да.
Лили, в глазах которой всё ещё теплилась искорка надежды, тяжело вздохнула.
-Вот видишь, Северус. Ты станешь Пожирателем смерти, а я буду бороться против Сам-Знаешь-Кого. Мы по разные стороны баррикад. Мы больше не можем быть друзьями, потому что у нашей дружбы нет будущего.
Сказав это, Лили пошла дальше и до самого кабинета Слизнорта так ни разу и не обернулась. А Снегг всё стоял на том же месте, низко опустив голову.
Сириус решил, что сейчас как раз его выход.
-Что, Нюнчик, не повезло тебе? Даже благодетельница Эванс и та послала тебя куда подальше?
Сириус вальяжным шагом приближался к Снеггу. Тот, услышав голос Блэка, резко вскинул голову и сунул руку в карман.
-Я бы, конечно, поболтал тут с тобой ещё парочку минут, но, увы, мне некогда. Я, знаешь ли, человек занятой.- Сириус неторопливо прошёл мимо Снегга к кабинету Слизнорта. Бродяга знал: Снегг не пальнёт заклятьем ему в спину. Во-первых, здесь Слизнорт не далеко и на звуки драки тут же прибежит их разнимать. А, во-вторых, Снегг очень расстроен тем, что сказала ему Лили, и сражаться просто не в состоянии.
Сириус вошёл в кабинет. Он был совершенно пуст, если не считать рыжей гриффиндорки, сидящей на первой парте и перебирающей какие-то травы. Пользуясь тем, что Эванс его не заметила, Сириус тихо подошёл к ней и сел рядом.
-Привет, Эванс.- Сказал он, расплываясь в довольной улыбке.
-Профессор Слизнорт оставил записку. Мы должны перебирать вот эти травы.- Сказала Лили, даже не удостоив Сириуса взглядом.- Вот эти сюда, а эти…
-Да брось ты, Эванс. У нас же с собой палочки. Слизнорт их не забрал. Один взмах – и всё готово.- Сириус вынул палочку из кармана джинсов.
-Можешь делать, что хочешь, Блэк.- Холодно сказала Лили.- Но я свою половину переберу самостоятельно.
-Пожалуйста.- Сириус взмахнул палочкой, и половина трав из внушительной кучи оказалась возле него. Ещё взмах – и на парте появились две кучки разных трав. Лили продолжала в ручную перебирать оставшуюся половину, не обращая внимания на Сириуса.
-Скажи, Эванс, а ты точно больше не желаешь видеть Нюнчика в списке своих друзей?- Поинтересовался Сириус.
Лили подняла на него удивлённый взгляд, но вскоре удивление сменилось равнодушием.
-Это не твоё дело, Блэк.
-Просто мне показалось, что твои слова, там, в коридоре, окончательно добили этого и без того забитого субъекта. Ну, я про Снегга.
-Ты подслушивал?!
-Нет.- Сириус невинно улыбнулся.- Просто проходил мимо, а вы там беседовали.
-Ты отвратителен, Блэк.- Процедила сквозь зубы Лили.- Ты, и твой дружок Поттер. Вы мне противны. Оба.
-Погоди-ка.- Сириус напрягся.- А Джеймс-то здесь причём?
-Просто вы оба… вы… Я вас терпеть не могу, вот что!- Воскликнула Лили, сжав в кулак засушенное растение.
-Знаешь, Эванс, это не аргумент. Но если я скажу об этом Джеймсу, то он вероятно расстроится.
-А мне плевать, расстроится он или нет! Так ему и передай.
-Я не сова, чтобы передавать послания.- Сказал Сириус и отвернулся.

-Джеймс! Джеймс Поттер! Сохатый, оглох, что ли?
Из кармана брюк донёсся голос Сириуса. Джеймс быстро сел на кровати и вынул волшебное зеркальце из кармана.
-Скорей, Сохатый! Поднимай свою задницу и дуй к озеру! Живо!
-Что? Зачем, Сириус?- Джеймс растерянно моргнул.
-Тут Эванс! Одна гуляет у озера! Это твой шанс!
-Что?! Эванс?! Где?!
-У озера, Джеймс, у озера! Там, где в прошлом году Снегг назвал её, ну ты понял. В общем, тебе нужны цветы…
Но Джеймс уже не слушал друга. Он, вскочив с кровати, бросился вон из комнаты, по пути крикнув: «Я всё потом объясню» Римусу и Питеру. В три прыжка Джеймс пересёк гостиную, вылетел через портретный проём в коридор и, перепрыгивая через ступеньки, кинулся навстречу Эванс.
Задыхаясь от долгого бега, Джеймс шёл по берегу, туда, куда сказала ему Сириус. Вскоре он заметил одинокую фигурку с развевающимися рыжими волосами. Он сглотнул и хотел было уже окликнуть Лили, но вдруг вспомнил, что сказал ему Сириус.
«Тебе нужны цветы…»
«Цветы! Но где их взять?»
Джеймс в отчаянии огляделся вокруг. Повсюду только осенние листья и никаких цветов.
«Но я же волшебник!»
Джеймс наклонился и принялся собирать листья. Когда в руках у него был уже довольно большой букет из листьев, Джеймс вынул палочку и направил её на букет. В тот же миг букет из листьев превратился в букет из красивых ромашек (увы, Джеймс пока не научился трансфигурировать более красивые цветы). Глубоко вздохнув, Джеймс воскликнул:
-Лили!- И пошёл в её сторону.
Лили обернулась.
-Привет, Лили.- Джеймс улыбнулся.
-Это ты, Поттер? А я думала, что проведу хотя бы один счастливый вечер без тебя.- Сказала Лили, но Джеймс не обратил внимания на её слова.
-Это тебе.- Сказал он и протянул ей букет.
-Мне от тебя ничего не нужно, Поттер.- Сказала она и, развернувшись, пошла к замку, оставив Джеймса стоять, держа в вытянутой руке букет из осенних листьев, превращенных в ромашки.


Гриффиндор против Слизерина

Хогсмид давно спал. Не было ни одного дома, в котором горел огонь, освещая комнаты, ни одного человека, который не спал в столь поздний час в своей постели. Но в этом полуразвалившемся, заброшенном доме, который жители Хогсмида и студенты Хогвартса предпочитали обходить стороной, четверым юношам, находящимся сейчас внутри этого самого дома, и в голову не могла прийти мысль, что уже поздно, пора вернуться в замок и лечь спать. Такие мысли были для них противоестественны. Не будь они прославленными своими выходками и шалостями мародёрами, их бы здесь не было, но раз уж они тут, зачем торопиться в замок, ведь времени до утра предостаточно, хотя, скорей всего, ящик сливочного пива и пару бутылок огневиски они осушат ещё задолго до наступления рассвета.
-И вот когда она мне совсем надоела, я понял, что пора с этим кончать. Шутка в деле – всюду таскается за мной, виснет на мне и закатывает истерику по любой видимой и невидимой причине…
-Это ты сейчас о Холли рассказываешь?- Спросил Римус, глядя на Сириуса.
-Да нет же!- Воскликнул Бродяга.- Холли была перед Амандой, а это Кейди!
-Ты меня, конечно, извини, Бродяга, но я уже не помню, кто такие Аманда и Кейти.- Римус усмехнулся.
-Не Кейти, а Кейди.
-Да не важно. Я их всё равно всех никогда не запомню. А ты, Джеймс?
Джеймс сидел на полу, прислонившись к стене и закрыв глаза. В руке у него была наполовину пустая бутылка сливочного пива. Услышав своё имя, он приоткрыл глаза и посмотрел на друзей.
-Ты помнишь всех девушек Сириуса?- Спросил Лунатик.
Джеймс слабо улыбнулся.
-Нет. Легче запомнить, сколько раз мы издевались над бедным Нюнчиком, чем знать всех девушек Бродяги поимённо.
Бродяга рассмеялся, Римус фыркнул, а Питер тихо хихикал, сидя в углу и со стороны наблюдая за друзьями. Но Джеймс, вопреки обыкновению, даже не улыбнулся собственной шутке.
-Эй, Сохатый, что с тобой?- Спросил Сириус, догадываясь, каким будет ответ.
-Лили.- Вздохнул Джеймс.
-Слушай, друг, мы тебя сюда привели не для того, чтоб ты страдал по Эванс, а для того, чтоб ты от этих страданий отвлёкся.- Сириус указал на ящик сливочного пива.
-Я знаю, спасибо.- Ответил Джеймс без особой радости в голосе.
-По-моему ты нам ни черта не благодарен и, ни черта не отвлёкся от мыслей об Эванс.
-Я вам благодарен. Правда. Но в одном ты прав, Бродяга: о ней я всё равно думаю.
-Когда всё это кончится?- Сириус театрально вздохнул.
-Ты просто не понимаешь.
-Я не понимаю? А кто тебя лучше всех понимает, а, Сохатый? Не я ли?
-Ты, конечно.- Джеймс кивнул.
-Но, а что тогда говоришь, будто я чего-то не понимаю?
Джеймс немного помолчал, обдумывая ответ.
-Видишь ли, Бродяга, дело в том, что всех твоих девушек ты просто используешь в корыстных целях. Да, да, и не смотри на меня так. Ты сам это прекрасно знаешь. А я Лили люблю по-настоящему. Она мне ещё тогда показалась симпатичной. Ну, тогда, в поезде, помнишь? А ты…
-Нет, погоди, давай кое-что уясним.- Сириус поднял руку, заставляя Джеймса замолчать и выслушать его.- Я девушек не использую, я делаю их счастливыми. За мной бегает куча девчонок, и большинство из них спит и видит себя моей девушкой. Так я исполняю их мечты! Ну, разумеется, если девушка красивая. А то, что ты там бормочешь о Лили – так это в тебе говорит хмель, только и всего.
Джеймс покачал головой.
-Нет. Я её люблю. По-настоящему.
-Что значит, по-настоящему? Ты сам-то понимаешь, о чём говоришь?
-Я на всё ради неё готов, ну и… Она для меня многое значит. Не знаю, что ещё сказать.
-Вот видишь, ты сам не знаешь. А я знаю. Для меня девушки – это как красивое дополнение к моей насыщенной приключениями жизни. А Эванс – это просто твоя прихоть. Ты же привык, что девушки сами тебе на шею вешаются, а тут попалась недотрога. Вот ты её и добиваешься. Чисто из принципа.
-Да ну тебя!- Джеймс отмахнулся.- Я ему одно, а он мне совсем другое. Дело ведь не в том, что она недотрога, а её добиваюсь, а в том, что она в упор не замечает ни меня, ни мои ухаживания.
-Вот за что мне такое наказание?- Сириус возвёл глаза к потолку.- Далась тебе эта Эванс! Будто других девушек нет!
-Ну почему она так со мной?- Джеймс стукнул кулаком об пол.- Я ей и ромашки хотел подарить, а она: «Мне от тебя ничего не нужно, Поттер». Как будто у меня имени нет. Снегга она, небось, и сейчас Северусом называет.- Джеймс скривился.
Услышав имя Снегга, Сириус вдруг вспомнил разговор Лили и Нюниуса, который он слышал. Бродяга тот час пересказал друзьям их беседу.
-Выходит, он и вправду хочет стать Пожирателем.- Задумчиво протянул Лунатик.
-Конечно, хочет! А ты нам не верил!- Воскликнул Джеймс.- Только сути дела это всё равно не меняет. Он как раньше меня ненавидела, так и сейчас ненавидит. Ну почему?
Опять этот извечный вопрос «почему». Сколько раз за свою жизнь мы задаём себе этот вопрос? Не задумывались? А зря. Хотя вы всё равно сбились бы со счёта – такое бесчисленное количество раз мы спрашиваем у судьбы и у самих себя: «Почему это происходит именно со мной?» Как правило, люди задают себе этот вопрос, только если у них в жизни случилось что-то плохое и никогда – если что-то хорошее. Но такова человеческая сущность, и её не изменить.
-А я знаю, почему.- Вдруг сказал Лунатик.
Обычно Римус на устраиваемых Мародёрами вечеринках пил мало (в отличие от Джеймса и Сириуса) но сегодня изменил своей привычке и сейчас откупоривал третью бутылку сливочного пива.
-И почему же?- Джеймс отвёл взгляд от старой кровати и с трудом сфокусировал его на Люпине (выпитые три бутылки сливочного пива и полбутылки огневиски давали о себе знать).
-Потому что у тебя есть дурная привычка заливать горе алкоголем.- Постановил Лунатик и приложился к бутылке пива.
Джеймс фыркнул.
-Я уж было подумал, что ты что-нибудь стоящее скажешь.
-Горе!- Сириус рассмеялся.- Подумаешь, горе! Это ведь не горе для тебя, правда?
-Да нет, конечно. Горе будет завтра, когда будет болеть голова, и Лили скажет: «Поттер, как тебя ещё не выгнали из школы? Ты же ходишь на уроки с похмелья».
-О, Мерлин!- Сириус воздел руки к небу (то есть к потолку).- Если ты слышишь меня, если ты ещё не совсем оглох от старости, то, пожалуйста, прояви великодушие и избавь моего друга от мучений по этой рыжей девчонке, а за одно и меня от участи несчастного человека, вынужденного с утра до ночи слушать бесконечные рассказы об Эванс!

-А ты, правда, из семьи маглов?
-Правда.- Отвечает Лили и не понимает, почему стоящий напротив неё мальчишка смотрит на неё с таким любопытством, будто она – животное в зоопарке.
-Маглы, наверно, сильно отличаются от нас. Расскажи о них, ты ведь живешь с ними. Конечно, я видел их и не раз, но всё равно мало, что о них знаю. Как они обходятся без магии?
-На самом деле, маглы…
-Лили, пойдём.
-Сейчас, Сев.
-Пойдём же…
-Снегг, неужели тебя не учили, что нельзя вмешиваться в чужие разговоры?
-А я не с тобой разговариваю, Поттер. Лили, пойдём, пойдём…

Лили вздрогнула и проснулась. Опять этот сон. Что за ерунда? Вот уже несколько недель ей снится одно и то же. Сколько лет прошло с тех пор, как она разговаривала с Джеймсом в коридоре, а потом подошёл Северус и увёл её куда-то? Наверно, лет пять, нет, даже больше. Это же было на первом курсе. Почему ей снится именно этот эпизод из её прошлого? Почему не что-то другое?
Лили оглядела взглядом тёмную комнату. Все её соседки мирно спали. В щёлку между шторами проникал тусклый лунный свет. Лили встала и подошла к окну. Ей всегда казалось, что ночью мир невероятно преображается, становится иным, нежели днём. И всегда хотелось погулять ночью по территории замка. Хотя бы разочек, чтобы понять, каков мир после захода солнца. Но она никому не говорила о своём желании, никому и никогда. Порой ей и самой казалось, что это совершенно абсурдное и глупое желание, но всё же не хотела расставаться с ним, веря, что однажды будет гулять звёздной ночью по берегу Чёрного озера, наслаждаясь тишиной и прохладным ветерком. Конечно, она могла пойти и сейчас, но боялась наткнуться на кого-нибудь из преподавателей или завхоза. А ещё ей не хотелось гулять ночью одной. Какое удовольствие шататься по ночам в одиночестве? Да никакого.
Лили отвернулась от окна и вновь вспомнила свой сон. До чего же он бессмысленный! Ну и что, что когда-то с ней это уже было? В этом сне нет никакого смысла, абсолютно никакого. Хотя…
Лили вспомнила, как на первом курсе её расстраивали стычки Северуса с Поттером. Несмотря на то, что с Джеймсом они учились на одном факультете, Северус был её другом и само собой многое для неё значил. Поэтому, когда Лили становилась свидетельницей очередной ссоры, которая нередко переходила в драку, то Эванс неизменно вступалась за своего друга, укоризненно глядя на Джеймса. Так как первокурсники не умеют сражаться с помощью магии, в ход шли кулаки, и Лили в одиночку, а иногда вдвоём с Элизабет, приходилось разнимать Северуса и Джеймса. Но всё это не имеет никакого значения. По крайней мере, сейчас.
Лили легла на кровать и накрылась одеялом почти с головой. Усталость давала о себе знать, Лили закрыла глаза и вскоре провалилась в сон.

Стоял прекрасный осенний день, на голубом небе не было ни облачка, солнце светило неярко, лаская землю своими нежными лучами. На стадионе собралась почти вся школа и пребывала сейчас в ожидании начала первого в этом году матчу по квиддичу. Зрелище обещало быть впечатляющим, ведь сегодня за победу будут бороться два враждующих факультета: Гриффиндор и Слизерин. Лишь треть стадиона была серебряно-зелёной, остальная его часть была красно-золотой. Пока ученики на стадионе оживлённо разговаривали о предстоящем матче, капитан сборной команды по квиддичу Джон Макензи давал в раздевалке последние указания своим игрокам.
-Все всё поняли? И не забывайте: Слизеринцы – хитрые заразы, будьте внимательны.
Тут дверь в раздевалку отворилась и вошла Лили. Взгляды всех присутствующих обратились на неё.
-Лили, что ты тут делаешь?- Спросил Джон.- Иди на стадион.
-Я пришла подбодрить Элизабет. У неё же сегодня первая игра.
Лили посмотрела на Элизабет, которая стояла рядом со своим братом Джоном, и весь её вид говорил о том, что в поддержке она не нуждается. Джеймс улыбнулся, посмотрев в её сторону. Элизабет Макензи была симпатичной девушкой с большими тёмно-голубыми глазами и кудрявыми русыми волосами. Бойкая, решительная, она не оставила соперникам, которые, как и она, метили на место одного из охотников, ни единого шанса, показав на отборочных отличное умение летать и забивать голы. Элизабет была близкой подругой Лили, хотя, несмотря на это, довольно тесно общалась с мародёрами. Джеймс не раз замечал, как смотрит на неё Римус, и это наводило его на определённые мысли.
-Спасибо, Лил.- Элизабет улыбнулась и подмигнула подруге.- Обещаю, я надеру слизеринцам задницу!
-Кто тебя таким словам научил?- Спросил Джон, который был на год старше сестры.
-Ты!
-Ладно, думаю нам пора на поле.- Джон первым двинулся к выходу из раздевалки, жестом приказав остальной команде следовать за ним.
Лили тоже попятилась к выходу, а Джеймс, растолкав игроков, подошёл к ней.
-Пожелай мне удачи, Лили.
Эванс смерила его долгим взглядом.
-Думаю, ты в ней не нуждаешься, Поттер.- Сказала она и быстро выскользнула из раздевалки.
Джеймс расплылся в улыбке.
«Значит, она думает, что удача мне не нужна, что я и сам отлично играю!»
-Что ты встал-то?
От приятных мыслей его отвлёк несильный удар в спину и голос загонщика Николоса Райта.
-Поттер, мы ещё не выиграли Кубок, так что давай, пошевеливайся.
Джеймс двинулся вперёд и вместе со своей командой вышел на поле под оглушительные аплодисменты болельщиков.
-Поприветствуйте команды Гриффиндора и Слизерина!- Матч комментировал однокурсник Джеймса, гриффиндорец Брайан Томсон.
Игроки обеих команд взмыли в воздух. И…
-Как только квоффл оказывается в воздухе, гриффиндорский охотник Джеймс Поттер, времени зря не теряя, хватает его и на умопомрачительной скорости летит к воротам противника! Так держать! Слизеринский вратарь Дарен Файнс приготовился отбивать мяч… Но что это? Мэтью Тейлор, чтобы помочь своей команде, посылает бладжер прямо в Поттера. Осторожно, Джеймс! Бладжер уже близко… Поттер пасует Макензи. Элизабет Макензи. Кто не знает, сестра Джона теперь охотница. Всё благодаря её таланту, а не потому, что её брат – капитан, как некоторые тут думают. Но что-то я отвлёкся. Пас Элизабет. Поттер, что ты делаешь?! Неужто так невтерпеж поцеловаться с бладжером? Поттер резко уходи вниз, и бладжер летит прямо в Файнса! Отличный манёвр! Файнс, выпучив глаза от страха, отлетает в сторону, и Элизабет бьёт по воротам! ГОЛ!!! 10 очков в пользу Гриффиндора!
Красно-золотая часть стадиона взорвалась бурными аплодисментами.
-…Квоффл подхватывает слизеринка Александра Роуз и летит к противоположной стороне поля, к кольцам Гриффиндора. Гриффиндорский охотник Стэн Форман несётся вдогонку Александре! Поттер от него не отстаёт! Но что же наши ловцы? Ни гриффиндорский ловец, ни слизеринский пока, вероятно, не нашли снитч. Они оба зависли в воздухе, обшаривая глазами поле в поиске золотого мячика, но пока безуспешно. Вернёмся к нашим ловцам. Александра пасует Эйвери, но мяч перехватывает Форман! Он несётся в обратную сторону!.. О, Мерлин! Наверно, это очень больно – получить бладжером по лицу. Надо будет как-нибудь спросить у Стэна. Квоффл падает вниз, но положение спасает несравненная Элизабет! За ней несутся Эйвери и Роуз! Элизабет взлетает вверх, удирая от противников и… Бросает квоффл вниз! Поттеру! Да это же отлично выполненный финт Порскова! Браво, Элизабет! Браво, Джеймс!... Поттер летит к воротам Слизерина, кидает и… Снова гол!!! 20:0 в пользу Гриффиндора!
Элизабет подлетела к Джеймсу.
-У нас получилось! Получилось!!! Финт Порскова невероятно сложный, но у нас получилось!- Элизабет в воздухе обняла Джеймса. Хоть эти объятия и были дружеским, Джеймсу стало как-то не по себе. Что, если их увидит Лили?
-…Посмотрите на ловца Слизерина! Кажется, он нашёл снитч! Да, чёрт побери, он нашёл его! Джон, куда ты смотрел?!
Джеймс метнул взгляд в сторону Джона. Он уже гнался за вытянувшим вперёд руку слизеринским ловцом.
-Давай, Джон! Мы надеемся на тебя! Джон Макензи почти нагнал ловца Слизерина! Вот они уже на одном расстоянии от снитча! Видели? Снитч блеснул на солнце! Неожиданно между ними на огромной скорости пролетает бладжер! Слизеринский ловец сбит с толку, но не Джон! Он вытягивает руку вперёд… Нет, только не это! Джон упустил снитч!!!
По стадиону пронёсся разочарованный гул болельщиков Гриффиндора.
-Не расстраивайтесь, гриффиндорцы! Надейтесь на нашу команду!.. Охотники Гриффиндора выстраиваются клином и движутся к воротам Слизерина! Если мне память не изменяет, это Атака «Голова ястреба». Дорогу Гриффиндору! Джеймс Поттер летит в середине и держит квоффл! Бросок! Ах, как не везёт! Файнс отбивает мяч! Квоффл у команды Слизерина! А, нет, уже у Гриффиндора. Элизабет летит к воротам, пас Форману! Тот пасует Поттеру! Удар! ГОЛ! 30:0! Гриффиндор ведёт счёт!
В последующие двадцать минут игры Гриффиндор забил ещё шесть голов, три из которых принадлежали Джеймсу. Слизеринцы забили Гриффиндору только дважды.
-Напряжённый момент! Джон вновь обнаружил снитч! Макензи набирает скорость… Вытягивает руку вперёд… Ещё немного, ну же! ДА!!! Счёт 240:20! Победа за Гриффиндором!!!

В Гриффиндорской гостиной гремела музыка. На столиках стояли бутылки сливочного пива, некоторые полные, а некоторые уже нет. Гриффиндорцы веселились вовсю, чествуя победителей.
-Гриффиндор победил! Гриффиндор победил!- Орали Стэн и его друг Джейсон.- Гриффиндор победил!
Джеймс, развалившись в кресле, слушал восторженные возгласы сидящей напротив Элизабет, которая была в восторге от игры команды и от собственной игры.
-Как же это здорово! Быть в команде! Просто великолепно! Ветер в лицо, аплодисменты!..
-Элизабет, поздравляю с первой победой.- К ним подошла Лили.- Ты прекрасно играла!
-Спасибо, Лил!- Элизабет вскочила и стиснула Лили в объятьях, а потом исчезла в толпе.
-А мне ты ничего не хочешь сказать?- Обратился к Лили Джеймс.- Я всё-таки забил пять мячей.
-Ну что я могу сказать? Молодец, Поттер.- Спокойно сказала Лили и ушла.
-Ты слышал, Бродяга?!- Джеймс вскочил на ноги и уставился на только что появившегося Сириуса.- Ты слышал, что она сказала?! «Молодец, Поттер»! Не придурок Поттер, не идиот Поттер, не болван Поттер, а молодец! МОЛОДЕЦ!!!- Джеймс схватил Сириуса за плечи и хорошенько встряхнул, будто приводя Бродягу в чувство, решив, что тот не понял смысл его слов.
А потом Джеймс начал носиться по гостиной, обнимая всех подряд и тем выражая свою величайшую радость. Лицо его выражало восторг, а глаза просто светились счастьем. В нём было уже просто не узнать того унылого парня, который два дня назад пил сливочное пиво, сидя с друзьями в Визжащей хижине.
Сириус смотрел на него и широко улыбался. В тот вечер он поверил в Мерлина.



Портрет Лили Эванс

-Знаете, что самое ужасное? Самое ужасное – это уроки в понедельник! Вы со мной не согласны?
-Согласны, Мэри, согласны.- Лили улыбнулась.
Мэри Макдональд была девушкой с милым, детским личиком, стриженными под каре тёмными волосами и чёлкой, закрывающей лоб. На мир Мэри смотрела большими, кажущимися немного наивными синими глазами. А сейчас она, в компании своих подруг, шла на обед и, бурно жестикулируя, рассуждала о том, как трудно настроиться на учёбу после выходных.
-Особенно если на выходных состоялся матч по квиддичу.- Элизабет довольно улыбнулась.- И вечеринка…
-О, вечеринка была такая классная!- Подхватила Карла.
Разговаривая о квиддиче, вечеринке и уроках в понедельник, девушки вошли в Большой зал. Лили села за стол рядом с Элизабет, Мэри и Карла – напротив.
-Сегодня такой замечательный день!- Воскликнула Мэри и взяла кубок с тыквенным соком. – Солнечный и тёплый! Давайте после обеда пойдём погулять?
-Я «за»!- Тут же откликнулась Карла.
-Ну, я даже не знаю.- Замялась Лили.- Мне ещё нужно дописать эссе по Трансфигурации, а вечером на отработку…
-Эванс, не будь занудой! Ты же пойдёшь?- Мэри обратилась к Элизабет и, получив положительный ответ, сказала:
-Так заставь её тоже пойти!
-Правда, Лил, это последние тёплые деньки. Нечего проводить их в замке. Пойдём, развеемся, а эссе подождёт.- Элизабет улыбнулась, и Лили, не долго думая, согласилась.
Оглядев стол, полный еды, Лили поняла, что совсем не голодна. Сидевший справа от неё семикурсник Кларк Уоттон отложил «Ежедневный пророк», который читал, и принялся за еду.
-Кларк, могу я почитать?- Лили указала на газету, и когда Кларк согласно кивнул, взяла её и развернула.
Переворачивая страницу за страницей, Лили искала в «Пророке» упоминания о тёмном волшебнике Волан-де-Морте, в последнее время открыто выступавшем против маглов и маглорождённых. С недавних пор в газетах всё чаще стали писать об убийствах маглов и нападениях на дома волшебников. Нападения эти совершались сторонниками идей Волан-де-Морта – так называемыми Пожирателями смерти. Лили волновалась за своих родителей и Петунью, и потому каждый день просматривала газеты в поисках статей о Волан-де-Морте и его приспешниках. Но сегодня Лили, опоздавшая на завтрак, не получила свежий номер «Пророка» и не знала о последних событиях волшебного мира. Но хорошо, что у Кларка оказался свежий выпуск, значит, она больше не будет пребывать в неведении.
Вопреки ожиданиям Лили в «Пророке» не было даже упоминания об убийствах и похищениях волшебников и маглов. Лили облегчённо вздохнула, но тут же в голову ей пришла страшная мысль: «Что, если произошедшее настолько ужасно, что Министерство запретило газетам писать о нём, чтобы не сеять панику?» Лили судорожно сглотнула, но на смену чудовищной мысли пришла другая – успокаивающая, требующая не думать о плохом: «Нет, просто ничего не произошло. В «Пророке» всегда пишут обо всём случившемся, а если статей о нападениях и убийствах нет, значит, всё в порядке».
-Лили, ты не будешь есть?- Спросила Мэри, вставая из-за стола.
-А? Нет, не буду.- Отозвалась Лили.
-Ну, тогда пойдёмте к озеру.
-Может, сначала занесём сумки?
-Да ну, только время потеряем.
Вчетвером девушки вышли из дверей Хогвартса, и тут же поняли: Мэри была права – день сегодня и вправду замечательный. Солнце, подобно заботливой матери, провожающей своё чадо в дальнюю дорогу, дарило земле и людям свои тёплые лучи, которых не будет во время холодной зимы, когда этот мир будет освещать скупое зимнее солнце.
Гриффиндорки, погуляв немного по территории Хогвартса, решили отдохнуть и устроились на ещё не успевшей пожелтеть траве, под сенью раскидистого дуба. Лили села на землю и прислонилась спиной к мощному стволу огромного дерева. Сквозь начинающую желтеть листву проникали лучи солнца, и Лили, подняв глаза к небу, улыбнулась. Рядом с ней расположились Карла и Мэри. Элизабет села по-турецки чуть в стороне от подруг и, достав из сумки какую-то папку и карандаш, принялась что-то рисовать на листе бумаги. Все молчали, каждый думал о своём.
Но насладиться тишиной в полной мере им не дали.
-Приветик!
Высокая, тощая девчонка с жидкими светлыми волосами до плеч села на траву, вклинившись между Лили и Мэри.
-Привет, Джессика.- Поздоровалась с девчонкой Мэри.
Джессика Фаррелл была гриффиндоркой, однокурсницей Лили. Она общалась со всеми, но не имела друзей, потому что очень любила сплетничать.
-А я иду по берегу, смотрю – вы тут сидите. Решила подойти. Такой прекрасный день, а я одна тут слоняюсь. У Сары голова болит, у Лоры какие-то там дела. Ага, знаю я её дела! А вы, кстати, знаете, что она теперь встречается с когтевранцем? Как же его там зовут?.. Ладно, потом вспомню. А ещё совсем недавно…
Джессика трещала без умолку. Лили, которую абсолютно не интересовали сплетни, закрыла глаза, наслаждаясь лёгким ветерком, приятно холодившим кожу. Мэри и Карла разговаривали вполголоса о чём-то своём, и на Джессику никто не обращал внимания. Она, раздосадованная таким отношением к себе и к тому, что она рассказывала, решила исправить ситуацию, сказав, как она полагала, интересующую здесь всех без исключения вещь:
-Сириус такой симпатичный! А глаза! Какие у него глаза!..
Лили, услышав это имя, мысленно прокляла всё на свете и, открыв глаза, сказала:
-Джесс, ну что в нём особенного? Столько девчонок носятся за ним, как полоумные, но что они в нём находят? Я не понимаю.
Джессика посмотрела на Лили, как на ненормальную.
-Как что?! Он дико красив – это раз. У него отличное чувство юмора – это два. Этот список можно продолжать до бесконечности! Да любая девчонка будет вне себя от счастья, если он пригласит её на свидание или вообще станет с ней общаться. Быть его девушкой – это чуть ли не придел мечтаний половины женского населения Хогвартса. Вот взять хотя бы Элизабет. Ты думаешь, она общается с Сириусом и Джеймсом только потому, что у них взгляды на жизнь совпадают или потому, что им интересно вместе? Да ничего подобного! Макензи втрескалась в кого-то из них, а, может, в обоих сразу…
Теперь уже и Мэри, и Карла заинтересованно слушали Джессику, но Элизабет даже не посмотрела в её сторону, продолжая что-то рисовать на листе бумаги.
-Элизабет?- Позвала Мэри.- Элизабет!
Элизабет подняла голову и чуть смущённо улыбнулась.
-Прости, ты что-то сказала?
-Ты что, не слышала ничего из того, о чём мы тут говорили?- Недоверчиво спросила Джессика.
-Нет. Я увлеклась… Я что-то важное пропустила?
-Мы тут разговаривали о Сириусе Блэке.- Сказала Карла.- И о Джеймсе Поттере. И Джессика считает, что кто-то из них тебе нравится, поэтому ты общаешься с ними.
Карла Дэвидсон была весёлой, смешливой, но немного грубоватой девчонкой. Чаще всего резкость её проявлялась в тех случаях, когда Карла была чем-то недовольна или обижена. Вот и сейчас её слова прозвучали несколько грубо то ли из-за того, что она считала слова Джессики наговором на её подругу, то ли из-за того, что Карла, поверив словам однокурсницы, обиделась на Элизабет за то, что та ничего ей не сказала о своих чувствах к Поттеру или Блэку.
Несколько секунд Элизабет молчала, словно осмысливая только что услышанное, и переводила взгляд с Карлы на Джессику и обратно. А потом вдруг рассмеялась.
-Что за бред ты несёшь?- Спросила Элизабет у Джессики, не переставая улыбаться.- Мне нравится Сириус или Джеймс? Извини, но большей чуши я ещё не слышала.
-Чушь?- Джессика зло сощурила глаза.- Это не чушь, это правда! А как ещё ты объяснишь то, что ты всюду за ними таскаешься, а, Макензи?- Джессика смерила Элизабет победным взглядом и скрестила руки на груди, ожидая объяснений.
Но Элизабет не собиралась оправдываться, поэтому спокойно сказала, глядя Джессике в глаза:
-Я за ними не таскаюсь, я с ними общаюсь, – а это разные вещи. И общаюсь я с ними не потому, что кто-то из них мне нравится, а потому, что мы получаем удовольствие от общения друг с другом. А если ты завидуешь, то завидуй молча.
Сказав это, Элизабет, казалось, потеряла всякий интерес к разговору и вновь вернулась к своему занятию. Но Джессику слова Элизабет, похоже, задели и, быть может, даже не на шутку разозлили, и потому она, чтобы как-то насолить обидчице, поднялась на ноги, подскочила к Элизабет и, выхватив у неё листок, на котором та рисовала, воскликнула:
-Что это ты там рисуешь? Ну-ка, посмотрим! Небось себя с Блэком в рамочке в виде сердечка изображаешь, да?
Джессика злорадно ухмыльнулась и отошла от Элизабет на несколько шагов, держа листок над головой, словно бы Элизабет пыталась его отнять, а Джессика не давала ей этого сделать.
-Фаррелл, тебе что, совсем заняться нечем? Дай сюда, не заставляй меня применять магию.
-А вот и не отдам!
Джессика отошла ещё на несколько шагов и стояла теперь спиной к Лили.
-Посмотрим, посмотрим.- В голосе Джессики прозвучало любопытство, но стоило ей взглянуть на рисунок, как весь её интерес чудесным образом испарился, и она, обернувшись к Лили и сунув ей отобранный у Элизабет листок, сказала:
-Скукота какая. А я-то думала, там что-то то интересное, а оказалось… И вообще, вы все какие-то скучные. Пойду лучше в замок.
-Давно пора.- Карла проводила Джессику неприязненным взглядом.- Не знаю, как вы, а я её не выношу.
Мэри кивнула, соглашаясь с Карлой, и Лили, которая неизменно искала в людях что-то хорошее, не могла не признать, что тут Карла права. Лили не могла сказать, что не выносила Джессику, но и особой радости от общения с ней не испытывала.
-Лили.- Позвала Элизабет, и когда Эванс посмотрела на подругу, та указала на рисунок в её руке.
-А, да.- Лили хотела было уже отдать листок Элизабет, но прежде чем это сделать взглянула на рисунок.
На листе бумаги была изображена гриффиндорская сборная по квиддичу. В верхнем ряду стоял Джон, он держал в руках Кубок по квиддичу и улыбался, слева от него, чуть склонив голову на бок, – Элизабет, справа, – широко улыбаясь, Поттер. Во втором ряду, сидя на скамейке на трибунах, были нарисованы вратарь Энтони Хофман, два друга-загонщика Николас Райт и Брэндон Гиббз и самый молодой игрок команды – охотник Стэн Форман.
-Элизабет, ты великолепно рисуешь!- Воскликнула Лили, не отрывая восторженного взгляда от рисунка.- Почему ты раньше не показывала нам свои рисунки?
Сказав подруге, что она великолепно рисует, Лили ничуть не преувеличивала: игроки были изображены очень реалистично и походили на своих прототипов. У Элизабет, несомненно, был дар к рисованию, но она почему-то никогда прежде не упоминала об этом.
-Не знаю.- Элизабет пожала плечами.- Я никогда не считала, что у меня какой-то там талант, просто рисовала с детства. Наш сосед магл был когда-то художником, учил меня рисовать…
-Слушай, а ты не могла бы нарисовать мой портрет?- Спросила Лили.
-Портрет?- Удивилась Элизабет.- Нет, ну я, конечно, могу. Но я же не профессионал…
-Не профессионал?- Карла взяла из рук Лили рисунок Элизабет и теперь с интересом его разглядывала.- Если ты и не профессионал, то для любителя ты потрясающе рисуешь.
-Спасибо.
-Ты наша подруга, а мы даже не знали о твоём даре.- Рисунок теперь был в руках Мэри.- Мне даже стыдно.
-Так ты сможешь нарисовать мой портрет?- Напомнила о своей просьбе Лили.- Когда я была маленькой, мой отец заказал портреты меня и Петуньи работающему в парке художнику.- Лили вдруг замолчала, но вскоре продолжила другим, каким-то грустным голосом:
-Я не знаю, куда делся наш портрет, наверно, где-то потерялся. Но мне бы хотелось, чтобы ты меня нарисовала. Если ты не против.
-Конечно, я не против. Я нарисую тебя. Хочешь – могу прямо сейчас.- Элизабет взяла в руки лежащую рядом, на траве, папку.
-Нет, я думаю сейчас неподходящий момент. Сегодня мне нужно многое успеть…
-Здесь всем нужно многое успеть, Лил.- Элизабет усмехнулась.- Сегодня я должна закончить доклад по Травологии и отработать невербальное оглушающее заклятье потому, что с завтрашнего дня начнутся тренировки, и я могу не успеть. Но все пять лет в Хогвартсе я довольно хорошо училась и почти всегда готовила домашние задания. Я имею право немного отдохнуть и попинать балду, как сказала бы Джон. Но я ведь не собираюсь этого делать, я буду занята очень кропотливым и интересным делом – я буду рисовать тебя. Так что хватит уже думать об учёбе, сейчас мы будем тебя рисовать…
Лили нечего было на это возразить, да ей и не хотелось этого делать. Она кивнула, выражая тем своё согласие. Лили была примерной ученицей, гораздо в большей степени, нежели Элизабет. В любой другой день она непременно бы отказалась, но только не сегодня. Слишком хорош был сегодняшний день, и слишком отчётливо было осознание того, что таких дней осталось очень уж мало.
-Тогда начнём!- С энтузиазмом воскликнула Элизабет.- Я уже прямо-таки вижу твой портрет! Мэри, Карла, вы не могли бы отойти. Да, спасибо. Ещё немного. Ага. Лили, встань, пожалуйста.
Лили послушно встала.
-А ты не нарисуешь и мой портрет потом?- Спросила Мэри.
-Надо же, сколько заказов сразу!- Рассмеялась Элизабет.- Конечно, Мэри, с удовольствием!
-Мы, пожалуй, пойдём.- Хмуро сказала Карла и, взяв свою сумку, потянула Мэри к замку. Макдональд по началу упиралась: ей явно было интересно посмотреть на процесс рисования портрета Лили, но потом всё же подчинилась чуть ли не силой тащащей её в школу Карле.
-Мне, кажется, нам не стоило вот так… Карла обиделась. Мы же пришли сюда вместе, а потом…
Лили было немного неловко, но Элизабет, казалось, похожих чувств не испытывала.
-Да, наверно. Но меня ещё никто и никогда не просил нарисовать свой портрет. Ты же знаешь Карлу. Сегодня-завтра пообижается, а потом забудет. Не грузись по этому поводу, Лил.- Элизабет ободряюще улыбнулась подруге, и Лили вскоре передалось настроение Элизабет – она перестала думать о Карле.
-Ты будешь меня так рисовать?- Спросила Лили.
Она стояла прямо, опустив руки, за её спиной высился старый дуб.
-Нет, конечно, нет. Знаешь, что я думаю?.. Повернись ко мне спиной.
-Что?- Лили едва сдерживала смех.- Ты будешь рисовать меня со спины?
-Нет. Не совсем. Повернись. Да повернись же!
Лили, не понимая, что же задумала её подруга, всё же выполнила её просьбу и повернулась к Элизабет спиной.
-Лили!
Так уж устроен человек, что на любой громкий звук, а в особенности, если это его имя, человек непроизвольно откликается, поворачивая голову в сторону источника звука. Так и Лили, услышав своё имя, резко обернулась к Элизабет, которая её звала. Теперь Эванс стояла к Элизабет вполоборота и откровенно не понимала, зачем подруга сначала заставила её повернуться к ней спиной, потом позвала, а сейчас, когда Лили обернулась, стояла и увлечённо разглядывала её лицо, не произнося ни слова.
-Ну?- Лили хотела было полностью развернуться к Элизабет, но та вдруг громко воскликнула:
-Нет! Стой! Не двигайся!- Элизабет вскинула руки, заставляя Лили остаться на том же месте.
-Что ты делаешь?- Непонимающе спросила Лили.
-Магл-художник, ну тот самый, что учил меня рисовать, ещё и занимался художественной фотографией. У маглов есть фотоаппараты, только их фотографии неподвижны. Ну, ты же знаешь. И они стараются запечатлеть человека в движении. То, как он идёт, как бежит, как прыгает… Я рисую обычными карандашами, не волшебными. И мои рисунки двигаться не будут, поэтому я хочу нарисовать тебя в движении. Будто бы ты обернулась и неожиданно увидела меня. Ты мне улыбаешься, но не позируешь. Я буду просто тебя рисовать, будто ты меня заметила в последний момент. Понимаешь? Это как магловская фотография.
-А, я, кажется, поняла! Интересная идея.- Лили улыбнулась.
-Сегодня я сделаю только набросок. Но постараюсь сделать его как можно более точным.
И Элизабет начала рисовать. На бумагу ложились первые штрихи будущего портрета Лили Эванс. Штрихи соединялись в линии, линии – в очертания. Лили неподвижно стояла, чуть улыбаясь, глаза её светились радостным удивлением, и в целом мисс Эванс представляла собой человека, только что увидевшего своего друга и очень радовавшегося встрече.
-Отлично.- Говорила Элизабет, не отрываясь от работы.- Это как раз то, что нужно.
Через полчаса увлечённой работы одной и неподвижного стояния другой, обе начали уставать. У Лили затекли мышцы, и ей отчаянно хотелось пошевелиться. Элизабет тоже устала, однако не подавала виду и продолжала рисовать, поминутно бросая взгляды на Лили.
-Элизабет.- Ещё через пятнадцать минут сказала Лили.- Может, хватит на сегодня?
-Да, да, сейчас.- Ответила Элизабет, но продолжала творить.- Ещё немного. Потерпи ещё немного.
Лили вздохнула, но не сдвинулась с места и не пошевелилась. Что ж, в конце концов, она сама хотела, чтоб Элизабет нарисовала её портрет, так что придётся терпеть. Лили приготовилась стоять здесь столько, сколько будет нужно, но к её несказанному удивлению и радости, Элизабет уже через пять минут отложила бумагу и карандаш и сказала:
-Всё. Набросок готов. Я знаю, ты устала, но это того стоило. Завтра придём сюда снова и продолжим…

Сквозь оконные стёкла на каменный пол падали солнечные лучи, освещая длинный коридор. В этой части замка не было классов для занятий, поэтому здесь редко можно было встретить учеников и ещё реже – преподавателей. Сириус, Джеймс, Римус и Питер быстро шли по коридору. Вот Сириус сворачивает за угол, но вдруг резко останавливается, и Джеймс, идущий сзади врезается в него.
-Ты чего?- Спросил Джеймс.
Сириус сделал несколько шагов назад и, схватив Джеймса за руку, осторожно выглянул из-за угла.
-Смотри.
На подоконнике, одиноко примостившись, сидел Снегг и читал книгу в чёрном кожаном переплёте. Он, казалось, был так увлечён чтением, что не замечал ничего вокруг.
Джеймс потянулся за палочкой и хотел уже выйти из-за угла, но Сириус его остановил.
-Подожди.- Сказал он, заговорщицки подмигнув другу.- Римус, у тебя, кажется, оставался один неиспользованный флакон после Зельеварения? Дай-ка его сюда.
-Да.- Лунатик кивнул.- А зачем он тебе?
-Сейчас всё увидите сами.
Люпин пожал плечами и вытащил из внутреннего кармана мантии стеклянный флакон для зелий.
-Отлично.- Сириус взял в руки флакон, вынул волшебную палочку и коснулся ею сосуда.
Стеклянный флакон начал быстро наполняться тёмной жидкостью, и вскоре был до краев наполнен чернилами. Джеймс улыбнулся, догадавшись, что хочет сделать Сириус.
Бесшумно паря в воздухе, флакон, наполненный чернилами, приближался к Снеггу, не замечавшему ровным счётом ничего. Вот, управляемый палочкой Сириуса, он подлетел и остановился над головой Нюниуса. Бродяга, словно опытный дирижер, повёл палочкой немного в сторону, и теперь сосуд был над книгой. Сириус взмахнул палочкой, и флакон перевернулся, чернила вылились на книгу; Бродяга сделал ещё одно лёгкое движение волшебной палочкой, и оставшиеся чернила вылились на голову Снегга, тёмной струйкой потекли по лицу. Снегг, шокированный тем, что на голову ему вылили чернила, вскочил с подоконника, уронив испачканную книгу на пол, и, догадавшись, кто решил помыть ему голову столь нетрадиционным способом, выхватил палочку и вытянул руку вперед, оглядываясь по сторонам и ожидая удара.
Джеймс и Сириус, понимая, что скрываться больше нет смысла, вышли из-за угла, громко хохоча. Волшебные палочки у обоих были наготове.
-Как тебе моя шутка, Нюниус?- Спросил Бродяга, подходя к Снеггу.- Оригинально, не правда ли?
-Не жди от него ответа. Он ни черта не смыслит в оригинальности.- Хмыкнул Джеймс.
Снегг смотрел на своих врагов исподлобья, крепко сжимая волшебную палочку, но почему-то не нападал. Может, ждал подходящего момента?
-Что ты называешь оригинальным, Блэк?
Сириус и Джеймс обернулись. Им навстречу шла компания Снегга в полном составе: Эйвери, Мальсибер, Розье и Уилкис. В руках она держали волшебные палочки.
-Так что?- Повторил свой вопрос Эйвери.- Эту невинную шутку с чернилами?- Слизеринец хохотнул.- Вот мы замечательно пошутили на той неделе. Над грязнокровкой Эванс.
-Не смей!..
-Как вы пошутили?- Спросил Сириус, не дав Джеймсу договорить.
-А то ты сам не видел.
-Я говорил тебе: она не могла.- Глаза Джеймса полыхнули недобрым огнём.- Подонки!
-Придержи язык, Поттер!- Мальсибер наставил палочку на Джеймса.
-И не нарывайся на драку.- Из уст Уилкиса, самого щуплого и низкого слизеринца в этой компании, эта фраза звучала совсем не устрашающе.
-А ты боишься?- Спросил Сириус, явно издеваясь.
-Остолбеней!
-Экспеллиармус!
Джеймс и Сириус обернулись, слизеринцы посмотрели туда же, куда и они. У окна с озлобленным видом стоял Снегг; палочки в руках у него не было. Но вскоре она нашлась. В руке у Люпина. В правой руке он держал свою палочку, в левой – палочку Снегга.
-Надо быть внимательней, Джим. И не поворачиваться спиной к врагу.
Джеймс одарил Римуса благодарным взглядом.
-Верни ему палочку.- Повелительным тоном сказал Эйвери, но Римус не шелохнулся.- Я сказал: верни!
-А ты попробуй забрать.- Сказал Сириус, загораживая собой Лунатика.
Глаза Эйвери хищно блеснули, и он, не раздумывая, метнул в Бродягу оглушающим заклятьем, которое Сириус с лёгкостью отразил.
В следующее мгновение коридор превратился в поле боя. Сириус схлестнулся с Эйвери, Джеймс дрался с Розье, Римус бился с Улкисом, Питер – с Мальсибером.
Эйвери неплохо сражался – каждую секунду в Сириуса летели всё новые и новые заклятья, но и Бродяга не был дилетантом в этом деле. Сколько раз он с друзьями дрался со слизеринцами? Достаточно для того, чтобы надрать задницу Эйвери и его дружкам. Вот Эйвери промахнулся – его заклятье (между прочим, довольно мощное) угодило в стену. Он явно ожидал что оно, попав в Сириуса, обездвижит его, и он, Эйвери, будет считаться победителем. Но всё пошло не так, как он хотел, и слизеринец на мгновение замешкался. Сириус, воспользовавшись его медлительностью, метнул в Эйвери заклятье, красный луч ударил слизеринца в грудь, и он без сознания упал на пол.
-Остолбеней! Экспеллиармус! Ступефай! Остолбеней!
-Ты что, так и не научился невербальным заклятьям?- Джеймс отправил очередное заклятье, предназначавшееся ему, в Розье. Тот, к величайшему удивлению Сохатого, отразил его.
-Остолбеней!
-Да брось ты эти попытки.- Джеймс смеялся ему в лицо, чем вызывал у Розье очередную вспышку ярости.
-Петрификус тоталус!
И опять безуспешно.
-Смотри, как надо!- Джеймс вскинул палочку, и Розье сначала отшвырнуло на несколько метров назад, а пока он летел, Джеймс обездвижил его оглушающим заклятьем.
Римус тем временем уже разобрался с Уилкисом и, услышав испуганные крики Питера, которого одолевал Мальсибер, бросился на помощь другу. Джеймс успел лишь заметить, что палочки Снегга в руках у Римуса нет. В следующее мгновение красный луч пронёсся у самого его уха, и когда Джеймс обернулся, то едва успел отразить следующее заклятье, которое Снегг метнул в него.
Началась схватка двух заклятых врагов. Джеймс посылал в Снегга заклятья, с ненавистью глядя на него. Снегг тоже не собирался сдаваться, яростно размахивая волшебной палочкой. Сириус, который уже справился со своим противником, увидел дерущихся Джеймса и Снегга и двинулся в их сторону, намереваясь помочь другу. Джеймс, заметив Бродягу и предугадав его действия, крикнул:
-Я сам!
И Сириус остановился. Если он хочет сам с ним расправиться – пусть так и будет. Бродяга не будет мешать.
Коридор осветила яркая вспышка. Это Снегг послал в Джеймса какое-то заклятье, но казалось – ничего не произошло. Но это только казалось. Джеймс продолжал драться со Снеггом, Сириус только заметил, как друг едва заметно поморщился. А потом Бродяга увидел тёмные капельки крови на полу, стекающие по кончикам пальцев левой руки Джеймса.
«Что за чёрт…»
Но не успел Сириус что-то сказать, как заклятье Джеймса попало прямо в цель – в Снегга. Снегг отлетел на пару метров, упал на пол, и палочка вылетела у него из рук. Джеймс, видя, что его противник повержен, опустил палочку и медленно подошёл к обездвиженному Снеггу.
-Какое же ты ничтожество, Нюниус.- Сказал Джеймс так, что каждое его слово было отчётливо слышно.
Сириус быстро подошёл к другу.
-Покажи.- Сказал он, указывая на руку.
Джеймс поднял рукав мантии.
-Тебе нужно в Больничное крыло.- Сказал Сириус, разглядывая глубокую рану на предплечье Джеймса.- Это опасная рана. И ещё очень странно…
Но Сириус не успел договорить, к ним подошёл Римус.
-Мы что, оставим их здесь?
-Нет. Запрём в каком-нибудь чулане для швабр.- Ответил Джеймс.
-Это что, Снегг так?..- Римус нахмурился, увидев кровоточащую рану на руке Джеймса.
-Да ерунда.- Джеймс отмахнулся.- Здесь недалеко есть чулан, давайте левитируем наших «друзей» и запрём их там.
-Иди в Больничное крыло.- Сказал Сириус.- Мы сами всё сделаем.
-Но…
-И не спорь со мной. Всё равно не переспоришь.







Новый поклонник

Всё началось с того момента, как Сириус, возвращаясь со свидания со очаровашкой Кэти Ларсен, вошёл в свою спальню. Там не было никого, кроме Джеймса, который сидел на кровати и сосредоточенно пялился в одну точку. Сириуса это не могло не заставить улыбнуться, и он даже немного пошутил насчёт того, что друг, видимо, вошёл в транс, дабы узреть будущее. Однако Джеймс на это высказывание никак не отреагировал и продолжал смотреть в стену невидящим взглядом. Сириус поднял брови. Что это случилось с Сохатым?
«Я его подколол, а он – ноль реакции».
И в самом деле, это было странно. Обычно Джеймс или смеялся над отпущенной в его адрес шуткой Бродяги, или отвечал ему тем же, или швырял подушкой, или на худой конец обижался (правда, ненадолго), но теперь он никак не отреагировал, и весь его престранный вид весьма красноречиво говорил о том, что Поттер не видит никого и ничего, только сверлит стенку напротив ничего не выражающим взглядом. Лицо Сириуса приобрело несколько озадаченное выражение и, сев рядом с Джеймсом на кровать, он легонько тронул его за плечо, из-за чего Сохатый вздрогнул и повернулся к другу.
-Ты это чего?- Спросил Бродяга, выразительно глядя на Джеймса.
-Она идёт на свидание.- Отозвался Сохатый таким же пресным, абсолютно лишённым эмоций голосом, каким было выражение его глаз.
-Чего?- Не понял Сириус, нахмуря брови.
-Она идёт на свидание.- Тупо повторил Джеймс.
-Кто она?
-Лили.
-С тобой?
-Нет.
Тут Бродяга немного смешался. Тот факт, что Эванс пошла с кем-то на свидание, он уже осмыслил. Однако ему была не понятна реакция Джеймса. Если бы Лили пошла на свидание с Сохатым, то Бродяга, верно, и сам бы догадался о свершившимся чуде. Джеймс прыгал бы по комнате, носился бы, как угорелый, бросался бы всех обнимать, дико орал, празднуя такое событие, словом, после буйного веселья этого парнокопытного комната, вероятно, превратилась бы в руины, хотя Джеймса это мало бы интересовало, если бы в тот момент его вообще интересовало что-то, кроме предстоящего свидания с Эванс. Но она шла не с ним. И Бродяга готов был спорить на что угодно, что Джеймс был крайне расстроен сим обстоятельством. И ещё Сириус думал, что если бы Джеймс ему ничего не сказал о Лили и её свидании, то Блэк и сам бы обо всём догадался по поведению друга. Джеймс бы очень злился, он ходил бы хмурым весь день, дёргался по поводу и без повода, ни с кем не разговаривал, а если бы его о чём-то спросили, он только пробурчал бы что-то в ответ так, что ни слова не разберёшь, всем своим видом показывая, что не хочет отвечать на какие бы то ни было вопросы, не хочет ни с кем разговаривать, он был бы крайне замкнут, что случалось лишь тогда, когда Поттер был в дурном расположении духа, а когда злость в нём кипела бы так, что не было бы сил её сдерживать, он пошёл бы и сцепился с каким-нибудь слизеринцем, потом сел бы на первый попавшийся в коридоре подоконник и долго и очень сердито смотрел бы на звёзды, так, будто бы они в чём-то были перед ним виноваты. Потом, ночью, он вернулся бы в спальню и рухнул на кровать, и хотя долго бы не мог уснуть, он, тем не менее, почти не шевелился бы, старательно делая вид, что уснул, а всё для того, чтобы не будить товарищей, которые, конечно, как он неверно бы предположил, спят крепким сном, ну а ещё по той причине, что до сих пор не хотел ни с кем разговаривать. На утро он подскочил бы с постели самым первым и, расталкивая ещё толком не выспавшихся друзей, говорил бы бодрым и весёлым голосом: «Что вы спите? Вставайте, кому говорю, сони!» Не успокоившись до тех пор, пока бы они не встали, он бы пихал их, толкал, а, может, на кого-нибудь даже чуть-чуть брызнул бы водой из палочки. Когда же они окончательно проснулись, он бы радостно им заявил, что прекрасно выспался (при этом он даже не посмотрел бы на их всё ещё сонные, недовольные лица) и сказал бы, что смертельно голоден, и был бы им крайне признателен, если бы они поторопились. Затем он сказал бы им всё тем же довольным голосом, что сегодня у него настолько хорошее настроение, что он даже очень хочет пойти на Трансфигурацию, по которой не сделал домашнего задания, из-за чего ему не избежать отработки, но он и этому, кажется, был бы весьма рад. В довершении своей тирады он обязательно бы сказал, что необходимо самым первым сегодня сделать комплимент Эванс, ибо это поможет ему на пути к своей цели, он не преминул бы также, что сдаваться ни в коем случае не собирается, поскольку, если бы в его лохматую голову вдруг каким-то чудным, совершенно непонятным образом, вдруг закралась такая мысль, то он бы не был Джеймсом Поттером. Потом бы он начал их поторапливать, но друзья бы не возражали, потому что знали: лучше гиперактивный Сохатый, не дающий им выспаться, чем Сохатый злой и расстроенный. Да, Сириус прекрасно знал, что всё так и должно быть, но Джеймс почему-то не рвал и не метал, а находился словно бы в каком-то ступоре. Но, может, он уже выпустил пар, и теперь у него внутри какая-то опустошённость и ни единой мысли?
-Кто мог её пригласить?
-Откуда я знаю? Джеймс, я не провидец. В школе почти тысяча учеников. Хотя можно прилично сузить круг возможных кандидатов.
-Как?- Джеймс тут же оживился, и Сириус пожалел, что задумал так пошутить, ведь это непременно разочарует Сохатого.
-Но так как?- Не отступался Джеймс.
-Она точно идёт не с девчонкой. Значит, искать надо среди парней.- Ответил Сириус, наблюдая, как просветлевшее лицо Поттера, стало мрачным.
«Ну, хоть какое-то выражение»- подумал Сириус, а вслух сказал:
-А откуда ты вообще узнал, что она идёт с кем-то на свидание?
-Она сама мне сказала.
-Тебе?- Сириус в который раз за последние десять минут удивился.
-Ну, да.- Кивнул Джеймс.
-Ты что, её пытал, чтоб она тебе сказала?
-Не смешно, Сириус.
-А я и не смеюсь. Просто не понимаю, как так могло получиться, чтоб она тебе сама сказала.
-Я её пригласил в Хогсмид в субботу. А она отказалась. Опять.Потом я спросил, почему она отказывается. Я думал, она ответит: потому что я лохматый придурок. Но она сказала, что идёт с другим человеком, и что он – гораздо более приятная компания для неё, нежели я.
-Тьфу ты!- Воскликнул Сириус.
-Что?
-Это всё, что она тебе сказала?
-Да.
-И с чего ты взял, что она идёт на свидание. Там про свидание ничего сказано не было. Может, этот человек – Мэри, или Элизабет. Ну, мало ли у неё подруг. А ты сразу – на свидание.- Сказал Сириус, на что Джеймс лишь покачал головой, все доводы Бродяги показались ему не убедительными, он почему-то был уверен, что Лили идёт именно на свидание, и, как выяснилось позже, был прав.

Днём ранее.
Просторная комната наполнилась звонким смехом. Отпущенная профессором Слизнортом шутка пришлась его гостям по душе, и теперь они вместе с зельеваром от души смеялись. Ну, правда, не все. Лили, обычно очень весёлая и общительная, прекрасно понимающая и по достоинству оценивающая юмор Горация Слизнорта, сегодня как-то вяло улыбалась (если то выражение, какое появлялось у неё на лице после каждой шути, вообще можно назвать улыбкой), почти ни с кем не беседовала и ничего не ела, без особого энтузиазма ковыряясь ложкой в десерте. Кто-то, возможно, решит, что у неё что-то случилось, ну, там, оценка плохая, или с подружкой поругалась, или, может, голова болит… да мало ли что может приключиться с шестнадцатилетней девушкой. Но, по правде сказать, у неё всё было хорошо. Лили Эванс и плохая оценка – вещи практически несовместимые, с подругами она не ссорилась, и голова у неё не болела. Просто настроения не было идти сегодня на вечер к Слизнорту. Знаете, как иногда бывает, вроде всё хорошо, но, настроение и ни плохое, и ни хорошее, просто никакое, если вы понимаете, о чём я говорю. Держу пари, у всех хотя бы раз в жизни что-то подобное случалось. В такие моменты не знаешь, чего хочется, может, тишины и покоя, может, крепкого, беспробудного сна, как после празднования победы Гриффиндора в матче по квиддичу, может, одинокой прогулки вдали от суеты и шума… Всё может быть. Жаль только, не можешь ответить, что именно хочешь, просто потому, что не знаешь.
В комнате было, по мнению Лили, невероятно душно. И бесконечные разговоры за столом ей порядком надоели, и она даже не знала, о чём сейчас шла речь. К ней, слава Богу, не обращались, а она не горела желанием высказать своё мнение по тому или иному вопросу.
«Скорей бы это закончилось», - Со вздохом подумала Лили, однако постаралась, чтоб вздох не был слишком громким и заметным, и профессор Слизнорт не подумал ненароком, что ей так наскучило его общество и общество его гостей. Всё-таки ей нравился добродушный Слизнорт, и Лили вовсе не хотелось его обижать.
-Что, так скучно?
Лили абсолютно ни о чём не думала, уставившись куда-то в пустоту, и потому до неё не сразу дошло, что обращаются к ней. Повернув голову в сторону источника звука, то есть влево, она наткнулась на чуть улыбающееся лицо Джека Харрисона. Этот молодой человек был одногодком Лили и учился с ней на одном курсе, только на факультете Когтевран. Познакомились они на одном из вечеров Слизнорта в прошлом году. Джек имел весьма приятную наружность: светлую кожу и едва заметный румянец на щеках, пшеничного цвета волосы и тонкие, правильные черты лица. Его яркие голубые глаза, обрамлённые длинными ресницами, вселяли доверие и приязнь почти каждому, кто был знаком с Джеком. Характер у него был не менее приятным, чем его внешность; Джек был мягким, но решительным малым, способным постоять за себя, если будет надо, добрым и весёлым, быть может, его нельзя было назвать душой компании, но, тем не менее, он был лёгок в общении, не заносчив и не хвастлив, и, умея найти подход к любому человеку, прослыл человеком неконфликтным и вполне дружелюбным.
-Неужели тебе так скучно здесь?- Спросил Джек у Лили так же тихо, как в первый раз, чтобы остальные его не услышали.- Что-то я не помню, чтобы ты так изнывала от скуки на этих вечерах.
-Нет. Но сегодня у меня не было настроения идти.- Ответила Лили шёпотом.
-Ты могла просто не идти.
-Профессор Слизнорт непременно бы обиделся.
-С чего ты взяла?- Удивился Джек.- Не думаю, что Слизнорт стал бы обижаться на свою любимую ученицу.
Лили улыбнулась, на этот раз вполне прилично, улыбка получилась не кислой, как несколько минут назад.
Вскоре ужин кончился, и профессор Слизнорт отпустил всех, пожелав спокойной ночи и поблагодарив за чудесно проведённое время.
Лили и Джек шли по коридору вместе, разговаривая, до тех пор, пока не настала пора расходиться по разным башням.
-Спокойной ночи, Лили.- Джек мягко улыбнулся (Лили не раз отмечала, какая красивая у него улыбка) и помахал ей рукой.
-Спокойной ночи.
Ещё не дойдя до башни Гриффиндора, Лили поняла, что очень хочет спать, но, несмотря на это, ночью она очень плохо спала, ворочалась и, стоило ей только немного задремать, тут же просыпалась из-за дурных снов, содержание которых на утро Лили не могла вспомнить, да и не особенно старалась это сделать.
Проснувшись утром с чудовищной головной болью, Лили нехотя поднялась с кровати.
-Доброе утро!- Звонким голосом прокричала ей в самое ухо Элизабет.
-Ага, доброе.- Пробурчала Лили, натягивая махровый халатик.
-Что-то не так, Лил?- Спросила Карла, входя в комнату.
Лили поморщилась. Но вовсе не от головной боли. Ей почему-то очень не нравилось, когда кто-то, кроме Элизабет, называет её Лил. Но она никогда об этом не говорила.
-Голова раскалывается.- Пожаловалась Эванс.
-Так сходи в больничное крыло и попроси зелье от головной боли, делов-то.- Пожала плечами Карла, казалось, для неё на свете не существует никаких проблем, но, в общем-то, головная боль и не была такой уж большой проблемой.
-Не думаю, что ты успеешь до уроков.- Деловито сообщила Мэри, разглядывая своё круглое личико в маленьком зеркальце.- Если только ты не пойдёшь на завтрак.
Лили вздохнула. Почему-то именно сейчас ей невыносимо хотелось, чтобы кто-нибудь её пожалел, обнял, как маленькую девочку, и сказал, что боль скоро пройдёт. Но здесь, похоже, всем до лампочки. Нельзя, однако, сказать, что подругам всегда было абсолютно безразлично её состояние, вовсе нет, но, видимо, сегодня они решили, что головная боль – это ерунда и обошли Лили своей под час трогательной заботой. Лили, опустив голову, поплелась в ванную. Из зеркала не неё смотрело усталое лицо в веснушках с кругами под глазами, явно не выспавшиеся глаза смотрели совсем невесело. Войдя в комнату, Лили встретилась с сочувствующим взглядом Элизабет, которая складывала учебники в сумку. Ну, хоть один человек, которому не всё равно.
-Давай, Лили, собирайся.- Подбадривающее улыбнулась Элизабет.- Мы пойдём на завтрак, а потом на урок. После урока ты сходишь в больничное крыло, тебе дадут зелье, и всё пройдёт.
От этих незатейливых слов поддержки стало немного легче, и Лили послушно оделась, расчесала волосы, сделала высокий хвост и, взяв сумку, вместе с подругами пошла в Большой зал.
Первым уроком были Заклинания. Ученики отрабатывали невербальные манящие чары. Получалось, если честно, не очень. Даже Лили за весь урок так и не смогла призвать перо, лежащее на парте. Кое у кого, правда, получалось, но, как правило, перо до хозяина так и не долетало, падая на полпути на пол. Хоть профессор Флитвик и был не доволен, но списал это на то, что студенты ещё не до конца проснулись, а потом ещё некоторое время ворчал, что было крайне неразумно поставить его предмет первым уроком.
Наконец, долгожданный колокол прозвенел, и Лили в числе первых вышла из класса.
-С тобой сходить?- Спросила Элизабет.
-Нет, не надо. Я сама схожу.- Вежливо отказалась Лили.
Элизабет кивнула и пошла на следующий урок – Трансфигурацию.
Эванс вошла в просторное помещение со светлыми стенами, именуемое Больничным крылом. Признаться, Лили не любила это место с тех самых пор, как на первом курсе провалялась здесь больше недели, простудившись, когда играла с подружками в снежки. А Северус приходил к ней каждый день по нескольку раз, принося ей фрукты и разные сладости с обеда и ужина. Северус… Что-то защемило больно в груди, и Лили вдруг неожиданно поняла, что почти всё в её жизни, а в особенности этот замок, всегда будут напоминать ей о Северусе.
Оглядевшись, она увидела Джека – вот уж кого она меньше всего ожидала здесь встретить. Он сидел на кровати у дальней стены. Рядом с ним сидел мальчик, вероятно, первокурсник, очень похожий на него, только глаза у него были не голубые, а серые, но такие же большие и выразительные. Мальчик ежеминутно всхлипывал и шмыгал носом, на его щеках ещё были видны дорожки слёз, хотя он, вероятно, уже успокоился, пусть, и не до конца. Джек осторожно поглаживал его по спине и что-то тихо говорил. До Лили донеслись такие слова:
-Ну, хватит, Нил, правда, что это с тобой? Ведь тебе уже не больно, ведь не больно же?
Нил помотал головой, то ли соглашаясь, то ли отрицая слова Джека.
-У меня тоже с первого раза не получилось.- Успокаивающе продолжал Джек.- Ни у кого не получается с первого раза.
-Он больно ударился, но я смазала его синяки мазью, скоро всё пройдёт.
Тут только Лили заметила целительницу, мадам Помфри, которая стояла чуть поодаль от Джека и Нила.
-Спасибо, мадам Помфри.- Сказал Джек.
Целительница кивнула, принимая благодарность.
-Пойдём.- Джек встал с кровати и взял Нила за руку. Мальчик последовал за Джеком.
-Привет.- Лили чуть улыбнулась.- Это, наверно, твой брат?
-Привет, да, мой младший брат, Нил.- Джек тоже улыбнулся Лили, и подошёл к ней, ведя за руку братишку.- Знакомься, Нил, это Лили Эванс, моя… моя… знакомая.
Нил опустил голову и отвернулся. Видимо, сейчас он был не настроен знакомиться, а, может, ему было стыдно за свои слёзы.
-Сегодня у них был первый настоящий полёт на метле.- Тихо сказал Джек и немного подался вперёд, ближе к Лили, стараясь, чтобы Нил его не услышал.- И у него малость не получилось.
Лили понимающе улыбнулась и погладила Нила по голове. Тот никак не отреагировал.
-А что ты здесь делаешь?- Вдруг спохватился Джек.
-Пришла за зельем от головной боли. Очень болит голова.- Ответила Эванс.
-Понятно.- Джек чуть-чуть посторонился, дал Лили возможность подойти к целительнице.
Не стоило и надеяться, что зелье окажется приятным на вкус. Горькое с каким-то странным послевкусием, оно, тем не менее, быстро сняло головную боль. Мир для Лили Эванс вдруг стал гораздо приятнее и милей, и с лёгкой улыбкой на губах она вышла в коридор.
-Лили!- Кто-то позвал её по имени, и она оглянулась.
В коридоре стоял Джек, один, без брата, и как-то смущённо ей улыбался.
Лили вопросительно смотрела на Джека. Несмотря на то, что это он, позвал её, он уже несколько секунд стоял и молчал.
-Ты что-то хотел сказать?
-Да… то есть нет… то есть вообще-то хотел.
-Ну, так говори.
-Я подумал, мне очень нравится с тобой общаться… и тебе, надеюсь, со мной тоже?..
Лили кивнула и заметила, как Джек облегчённо вздохнул.
-И, может, мы могли бы общаться не только на приёмах у Слизнорта, но и… В эту субботу поход в Хогсмид.- Тут Джек глубоко вздохнул и на одном дыхании выпалил.- Может, ты бы хотела пойти в Хогсмид со мной?
Ах, вот почему он так волновался! Хотел её пригласить и не знал, согласится ли она. Но Лили согласилась. Сказала даже, что с удовольствием пойдёт с ним, отчего лицо Джека озарила счастливая улыбка. На этом они распрощались.
Войдя в класс Трансфигурации, Лили огляделась, ища подруг. Карла и Мэри сидели на четвертой парте ряда у стены, Элизабет на пятой и последней парте того же ряда прямо за Карлой. Лили тут же сообразила, что для того, чтобы подойти к своему месту, ей непременно придётся пройти мимо того места, где сидит Поттер (его излюбленным местом в классе была четвёртая парта среднего ряда, где он всегда и сидел). Размышляя о том, что стоит ей пройти мимо, он обязательно скажет ей какой-нибудь дежурный и слегка отдающий пошлостью комплимент, Лили решила сделать круг и пройти мимо его соседа по парте – Блэка. Но это не помогло. Когда четвёртая парта уже осталась позади, Лили услышала громкий голос Поттера:
-Эванс, ты что, меня боишься?
Ох, этот вечно наглый, чересчур самоуверенный голос, точно такой же, как его обладатель, выводил Лили из себя. Круто развернувшись, она посмотрела на Поттера свысока, вздёрнув носик, и холодно проговорила:
-Ещё чего, Поттер. Таких, как ты, я не боюсь.
-Каких?- Незамедлительно последовал вопрос Поттера.
Он, что, ждёт комплиментов? Как будто не знает, что, кроме, грубости, ничего больше не услышит.
-Хвастливых задир.- Ответила Лили и отвернулась.
Джеймс передёрнул плечами, делая вид, что слова Лили его ничуть не задели, но от Сириуса досада друга не могла укрыться.
-А она та ещё гордячка.- Заметил он.
Джеймс хмыкнул.
-Сегодня я приглашу её в Хогсмид.
-Думаешь, она согласится?- Неуверенно спросил Сириус.- Девчонки не любят, когда с ними вот так разговаривают.
Джеймс не ответил. Он и так знал, что, скорей всего, никуда она с ним не пойдёт, по крайней мере, в эту субботу. Но почему-то не оставлял надежду и раз за разом приглашал Лили в Хогсмид. А, может, зря он это всё? Зря тратит время, зря приглашает её куда-то, зря делает комплименты и ночами напролёт представляет, как они будут гулять в сумерках и целоваться?.. Джеймс тряхнул головой. Сдаться? Ну уж нет. Пусть сдаются менее упёртые, а он будет продолжать за ней ухаживать и добьётся-таки своего… Когда-нибудь.

Лили возвращалась вечером из библиотеки. Коридоры были почти пусты, но она всё же имела несчастье встретить Поттера. Он шёл навстречу ей, но поначалу, видимо, её не замечал и шёл по своим делам. Лили всей душой надеялась, что он её не заметит. Вот почему, если просишь, чтобы что-то не произошло в этот момент, то обязательно с тобой происходит?
-О, Эванс.- Джеймс, шедший ближе к стене, тогда, когда Лили шла посредине коридора, круто поменял направление.
-Поттер.- Процедила сквозь зубы Лили и закатила глаза.
-Ты что, так не рада меня видеть?- Ухмыльнулся Джеймс.
-Ну, как тебе сказать?..
-Слушай, пойдём в эту субботу в Хогсмид. Со мной.- Поттер опять улыбнулся, только ещё более нахально.
«Вот бы стереть эту противную ухмылочку с его лица»- И, зная, как это сделать, Лили улыбнулась собственным мыслям.
«О, да она мне улыбается. Неплохой знак».
«Ага, он, верно, думает, что я улыбаюсь ему».- От этой мысли улыбка стала шире.
«Она ещё больше улыбается. Видимо, и вправду, мне».
-Нет.
-Что, нет?
-Я не пойду с тобой в Хогсмид.
-Почему?
-Я иду с другим человеком, и он гораздо более приятная компания для меня, нежели ты.

В ночном небе, усыпанном звёздами, горела луна – белый, почти идеально круглый диск на синем небосводе. От его призрачного света комната серебрилась. Любой другой человек подивился бы такой красоте – синее небо без единого облачка, миллиарды светлых точечек – звёздочек и луна, прекрасное и огромное ночное светило. Любой другой человек, но не Римус. Полная луна наводила на него животный ужас, сердце начинало стучать в груди дико и яростно, предвкушая боль, страдание и бесконечный, непреодолимый страх. Но луна ещё не полная. Ещё нет. Но завтра… завтра полнолуние. Римус вздрогнул и съёжился, стоя у окна. Он был в комнате один, и это вдруг навело на мысль, что, как сейчас он один в этой спальне, так он будет один в жизни. Одинок, вечно одинок и несчастен. Он мог сколько угодно говорить, что привык к этой страшной мысли, но лгать самому себе… это уже совсем бессмысленно и глупо. К этой мысли невозможно привыкнуть, с ней невозможно смириться, её нельзя принять, как должное, никогда, ни за что. Римус тяжело вздохнул, и столько боли и щемящей сердце безысходности было во вздохе этого доброго, ни в чём не повинного юноши…
Дверь тихо отворилась, и Римус услышал приближающиеся шаги. Он не стал оборачивать и вскоре почувствовал прикосновение – кто-то положил руку ему на плечо. Поразительно, сколько может сказать всего одно лишь прикосновение руки, гораздо больше слов. В этом прикосновении Римус почувствовал бесконечную заботу и искреннее, неподдельное сострадание.
-Всё будет хорошо, Римус, слышишь?- Голос Сириуса был непривычно серьёзным.- Я, и Джеймс… и Питер – мы будем с тобой. Завтра. И всегда. Я обещаю.
Глаза защипало от подступивших слёз, и Римус зажмурился, в сотый раз благодаря небо за своих друзей.









Полнолуние

Ночь. Тихая, спокойная, ночь. Необъятное синее небо усыпают миллиарды звёзд. Всего лишь несколько облаков, их даже нельзя назвать тучами, но вот как раз самое большое из них почти полностью закрыло собой ночную царицу – огромную луну. Нет ни дуновения холодного, осеннего ветра, от которого зашевелились бы голые ветки деревьев, которые застыли, словно подверженные заклятью оцепенения, никакого бы то ни было звука. Звенящая, буквально тошнотворная тишина, и сколько не напрягай слух – всё равно не услышишь ничего, кроме собственных мыслей. И что-то есть зловещее и тревожное в этой всеобъемлющей тишине, что-то, что заставляет чувствовать приближение неизвестной, неясной опасности, скрывающейся в темноте и избегающей света. Тишина и мнимый, обманчивый покой, покой не сулящий ничего хорошего. Уж лучше пусть будет буря! Дикая, безудержная, яростная буря! Пусть бушует природная стихия, низвергая свой неистовый гнев на землю! Пусть почти безоблачное небо затянут тяжёлые тучи, пусть хлынет дождь, пусть кривая линия молнии расколет небо напополам, пусть грянет оглушающий гром, пускай! Что угодно! Что угодно, лишь бы разорвать эту проклятую тишину, чтобы не осталось от неё и следа и воспоминание о ней исчезло из памяти, как исчезает летом роса с восходом солнца. Пусть природная неразбериха приведёт обострённые до предела чувства в смятение, когда и радостно, и смешно, и хочется плакать, и смеяться, и отчаянный крик переходит в ликующий вопль, когда столько различных эмоций бушуют в груди, что совершенно невозможно понять, какое же из них наиболее сильно, какое властвует над вашим сердцем, когда мысли, как и чувства, отказываются подчиняться, но хорошо это или плохо – кто знает? Но нет, ничего этого не происходит, как ни проси, как ни умоляй. Всё та же неприятная человеческому слуху тишина, и ничего, ровным счётом ничего не изменилось. Хотя…

Джеймс через плечо оглянулся на Римуса. Тот сидел на кровати, низко опустив голову. Рядом с ним с грустным лицом сидел Питер. Джеймс, конечно, не мог в полной мере ощутить ту боль, какую ощущал Римус как во время трансформации, так до и после (имеется в виду боль физическую и душевную, ибо трансформации причиняют телесную боль, но одному Богу известно, что испытывал Римус от сознания того, какая тяжкая судьба ему уготована и от того, как каждое полнолуние он покорно шёл с мадам Помфри в Визжащую хижину и там безропотно ждал восхода полной луны, чтобы вновь обратиться в зверя). Джеймс всё это прекрасно понимал, но, тем не менее, свято верил, что если он будет разделять с другом его страдания, то тому станет немного легче. Джеймс, тяжело, прерывисто выдохнул. Сердце разрывалось от безмерного сострадания к другу. Да, он сделал всё, что мог, но этого мало, мало! Римус всё так же страдает каждое полнолуние, превращаясь в волка, а он, Джеймс, смотрит на это и ничего, совсем ничего не может сделать! Джеймс сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. На свете нет ничего хуже бессилия, особенно если вы бессильны помочь тому, кто вам дорог.
Джеймс отвернулся от Лунатика. Сохатый стоял у окна и почти неотрывно смотрел на луну, скрытую большим облаком. Джеймс ждал, когда луна полностью покажется, в комнату проникнет её неяркий свет, и начнётся… Он должен будет подать знак Сириусу, и тот примет свою анимагическую форму. То же самое сделают и Джеймс с Питером. Римус всегда просил их до начала трансформации сохранять человеческий облик. Они не знали, почему он их об этом просит, но и не спрашивали. Может, так ему было легче.
Джеймс до боли в глазах вглядывался в ночное небо, и вот…
-Сириус, давай!
Бродяга отреагировал моментально: обратившись в огромного, черного пса, он, широко расставив лапы, загородил собой дверь (вдруг обезумевшему от боли и страха оборотню вздумается выбежать из комнаты, а там и вовсе из хижины). Обычно они шли гулять по территории лишь после того, как удостоверятся, что с Лунатиком всё в порядке: он более или менее спокоен и настроен к ним положительно. Питер, чуть вскрикнув, спрыгнул с кровати, бросился к дальней стене, на ходу превращаясь в крысу. Прежде чем превратиться, Джеймс последний раз бросил взгляд на того, кто очень скоро должен был на некоторое время лишиться своей человеческой сущности. На лице Лунатика изобразились страх и отчаяние, и Джеймс, не в силах выдержать этот взгляд, отвернулся и тут же превратился в большого оленя. Итак, приготовления окончены. Начинается, самое страшное – трансформация.
За доли секунды лунный свет проник в тёмную комнату, и как только он достиг сидящего на кровати юноши, тот как-то неестественно изогнулся всем телом, изо рта у него вырвался жутковатый хрип. Олень у окна опустил голову: ну, не мог он, не мог смотреть на это! Можете считать его трусом, но, поверьте, смотреть на мучения близкого друга – такое не каждому под силу. Тем временем, Римус задрал голову наверх и, что есть силы, сжал зубы, чтобы не закричать. Его глаза больше не походили на человеческие: зрачки стали расширяться, взгляд быстро терял осмысленное выражение. Вскоре само его тело начало меняться, становясь больше, покрываясь густой шерстью, причём одежда рвалась на нём в клочья. Этот этап превращения был самым болезненным, и Римус не сдержался, закричал, и крик его перешёл в звериный вой. Он затрясся, как в горячке, и рухнул на пол. Дикий, нечеловеческий вопль стих, и лежащий на полу оборотень только тихо поскуливал, словно зверь, попавший в капкан. Чёрный пёс продолжал загораживать собой дверь – мало ли что, хотя ему отчаянно хотелось подойти к оборотню, лечь рядом, прижаться лохматым боком к его боку, даря несчастному успокаивающее тепло, но он не мог, он это очень хорошо знал. Он посмотрел на оленя, тот, будто прочтя мысли друга, медленно приблизился к Лунатику и, опустив голову, осторожно дотронулся мордой до его уха, словно проверяя, жив он или нет. Оборотень встрепенулся, страх после пережитого ужаса ещё не покинул его душу, и он был насторожен: не станет ли кто ещё причинять ему боль. Сохатый знал, что нельзя делать резких движений, поэтому он очень медленно, как только мог плавно опустился рядом с оборотнем и чуть склонил голову, словно бы в знак приветствия. Потом он уставился на волка своими большими, карими глазами, стараясь придать им как можно более доброжелательное и ласковое выражение. Несколько мгновений оборотень был напряжён – совсем немного времени прошло после ужасного превращения, но вскоре он понял, что существо рядом с ним не намерено причинять ему вред, а, главное, что это существо – зверь, как и он сам, а раз зверь, значит, друг, значит, ему можно довериться. Оборотень поднялся с пола и оглядел комнату, в которой он обнаружил ещё двух своих собратьев: большого пса и серую крысу.
Это полнолуние, как и многие другие, обещало господам Мародёрам массу приключений, как, впрочем, всегда. Вскоре боль в теле оборотня прошла, его сердце перестало бешено, неистово колотиться, и он чувствовал себя вполне уютно в компании своих друзей. Бродяга наслаждался моментом, когда можно чувствовать себя властелином ночного Хогвартса, и Сохатый вроде бы тоже. Он старался не вспоминать искажённое мукой лицо Римуса перед самой трансформацией, главное, что сейчас ему хорошо.

Сириус ещё немного поворочался в кровати и, наконец, оставшись лежать на спине, открыл глаза и уставился в потолок. В комнате царил полумрак, и он не знал точно, сколько времени. Кроме него, в комнате было ещё пятеро человек: Джеймс Поттер, Питер Петтигрю, Фрэнк Долгопупс, Брайан Томсон и Арчибальд Кроссмен. Сириус повернул голову и посмотрел на мирно сопевшего в своей кровати Питера. Бродяга прищурился, вглядываясь в лицо Петтигрю. Сириус откровенно не любил Хвоста, этого жалкого подхалима, который только и умел, что подлизываться и пресмыкаться. Сириус не раз говорил об этом Джеймсу, но тот только махал рукой, что, мол, может сделать плохого Питер? Сириус поморщился. Что-то в этом маленьком человечке со слезящимися глазками настораживало Бродягу, было в нём что-то неприятное, что-то гнусное и отталкивающее. И как только Джеймс его терпит? Ведь если бы не Поттер, Блэку и в голову бы не пришло общаться с Хвостом. Но как бы по-приятельски не относился к Питеру Джеймс, Сириус хоть и терпел Хвоста, но ни за что не стал бы проникаться к нему хотя бы долей дружеских чувств.
-Бродяга, по-моему, ты слишком подозрительный, научись уже, наконец, доверять людям.
Так сказал однажды Сириусу Джеймс, когда Бродяга вновь завёл разговор о Питере.
-Я не подозрительный.- Ответил Сириус, понимая, что в этот самый момент обманывает самого себя.- Просто он мне не нравится, понимаешь, не нравится. Неужели ты совсем с моим мнением не считаешься?
Такой вопрос поставил Джеймса в тупик.
-Конечно, считаюсь. Просто в этот раз я с тобой не согласен. Такое бывает – мнения не совпадают.
Сириус немного помолчал, а потом вдруг сказал:
-Ты с ним общаешься только потому, что он тобой восхищается, и тебе это льстит!
Джеймс высоко поднял брови.
-Знаешь, это уже ни в какие рамки не лезет.
-Можешь это отрицать, но я-то знаю. Он своими ничтожными комплиментами тешит твоё самолюбие.
Джеймс насупился.
-Что?- Искренне удивился Сириус.- Только не говори, что обиделся на меня за правду.
-Да пошёл ты со своей правдой.- Джеймс встал из кресла у камина в Гриффиндорской гостиной и быстрым шагом направился к спальне мальчиков.
-Нет, вы только посмотрите, какие мы обидчивые!- Крикнул Сириус ему вслед, но Джеймс не обернулся и ничего н ответил.
Сириус очень редко занимался тем, что называется самопознанием. Он не копался в себе, не пытался лучше понять самого себя, мотивацию своих поступков и слов. Он никогда не ставил себя на место другого и, в общем, жил, как хотел. В сущности, его девизом по жизни была фраза: «Моя жизнь, мои правила, что хочу, то делаю». Он мог кого-то серьёзно обидеть и не терзаться угрызениями совести, его не смущал тот факт, что, делая что-то себе во благо, он действует во вред окружающим. Исключением были его друзья. Это были единственные люди, с которыми он по-настоящему считался. Но даже ради них ему и в голову не приходило меняться и становиться лучше. Сириус Блэк никогда не тратил время на такое бесполезное, по его мнению, занятие как анализирование своих действий. И всегда очень искренне удивлялся, как после очередной его резкой фразочки люди вокруг обижались.
Сириус до сих пор не знал, почему тогда, год назад, Джеймс обиделся на него за то, что Бродяга всего лишь высказал своё мнение. Вполне возможно, что здесь немаловажную роль сыграла природная склонность Джеймса к обидчивости, а, может, и чересчур резкое высказывание своего мнения Сириусом.
Сириус и Джеймс, наверно, потому и стали лучшими друзьями, что были очень похожими. Оба весёлые, оба смелые, оба несомненные лидеры и заводилы. Но, несмотря на всё это сходство, были у них и существенные различия. В отличие от открытого и весьма общительного Джеймса, обожавшего заводить новых знакомых, и, как в омут с головой, погружавшегося в общение с новыми людьми и получавшего колоссальное удовольствие от процесса их узнавания, Сириус был более закрытым, но в то же время умел располагать к себе, пусть не всех, но, тем не менее. Вот, кстати, ещё одно сходство Джеймса и Сириуса: оба они всегда строго делили людей н две группы: «свои» и «чужие». Но, если Сириус почти ко всем «чужим» относился с неким пренебрежением, а в некоторых случаях даже с открытой враждебностью, то Джеймс ко многим «чужим» относился более лояльно и нейтрально. Но тут сразу же напрашивается отличие, которое нельзя было не заметить. Сириус был более проницательным и, если не видел людей насквозь, то уж, по крайней мере, замечал многие их недостатки (правда, часто в упор не видел их положительные стороны), тогда как Джеймс видел в людях только хорошее, разумеется, не во всех, но во многих. Иногда Сириус упрекал друга в чрезмерной наивности, но тут же вспоминал слова Лунатика о том, что лучше видеть в людях хорошее, нежели плохое, и всерьёз задумывался и даже соглашался с этим.
Сириус посмотрел туда, где на своей широкой кровати спал Джеймс. Но Сохатого там не оказалось. Сириус встал и подошёл к окну, отодвинув штору, он посмотрел на небо. Занимался рассвет. Сириус был абсолютно уверен, где сейчас его друг, поэтому Блэк не спеша оделся, по привычке взял с прикроватной тумбочки волшебную палочку и вышел из спальни.

Мерлин, как чертовски хочется спать. Хоть ложись прямо тут, под дверью Больничного крыла, и спи. А ещё хочется есть, но для этого нужно доползти до кухни… нет, вы что, смеётесь?
Когда зашла луна, и Римус вновь стал человеком, остальным Мародёрам пришлось вернуться в спальню, у них были бы большие проблемы, если бы мадам Помфри, придя в Визжащую хижину, чтобы отвести Римуса в Больничное крыло, заметила их там. Но Джеймс так и не смог уснуть и, проворочавшись в кровати около часа, встал и пошёл к Больничному крылу. Замок ещё спал, и, вне всяких сомнений, Джеймса бы не пустили к другу, но Поттеру очень хотелось быть поближе к Лунатику, зная, что сейчас ему приходиться нелегко. И Джеймс стоял тут уже минут сорок, заснуть ему не удалось, но спать всё же невыносимо хотелось.
Джеймс закрыл глаза и, прислонившись спиной к холодной каменной стене, уронил голову на грудь. Со стороны можно было подумать, что он спит, да, в общем-то, он действительно почти спал.
Вдруг в коридоре послышались чьи-то шаги. Поттер прислушался, судя по звуку, это был один человек.Джеймс почему-то подумал, что это Сириус. Разлеплять отяжелевшие веки не хотелось и поднимать голову тоже, поэтому Джеймс только неразборчиво пробубнил себе под нос:
-Сириус, это ты?
Ответа не последовало. Джеймс решил, что друг его просто не услышал, и повторил чуть громче:
-Сириус?
Но это был не Сириус. Джеймс понял это в тот самый момент, когда чья-то волшебная палочка упёрлась ему в грудь. Сириус не стал бы тыкать в него палочкой, во всяком случае, сейчас.
-Что, весёлая ночка была, да?
Джеймс устало вздохнул. Принесла же нелёгкая. И, подняв голову, посмотрел на стоявшего напротив него, Снегга. Северус Снегг ликовал. А как же иначе! Перед ним стоял его злейший враг, один, без дружков, без волшебной палочки в руках, судя по виду, уставший и сонный, не способный как следует драться, а он, Северус Снегг, направлял палочку ему прямо в грудь с победоносным, торжествующим видом. Какое потрясающее везение! За это стоит поблагодарить судьбу.
-Тебе-то что здесь понадобилось?
-Да вот пришёл узнать, жив ли Люпин, не убил ли кого-нибудь этой ночью.- Осклабился Снегг.
Сон Джеймса как рукой сняло. Услышав эти ужасные слова, какие произносил его враг с явным удовольствием, Сохатый дёрнулся, собравшись как следует съездить Нюниусу по лицу, но тут же палочка Снегга оказалась прижатой к горлу Джеймса.
-Тише.- Медленно сказал Снегг, и в его голосе слышалась скрытая угроза.- Что ты мне можешь сейчас сделать? Заклятье ударит в тебя раньше, чем ты сунешь руку за своей палочкой.
Лицо Джеймса исказила гримаса ненависти, но тут же он вспомнил, как вёл себя Снегг в тех случаях, когда не мог постоять за себя перед Мародёрами, и тут же понял, что не станет поступать так же, как этот слизеринец. Джеймс не будет кричать, как ненормальный, проклинать всех и вся, не будет трястись в бессильной злобе и тем самым доставлять удовольствие Снеггу. Сириус как-то говорил: «Если ты в полной… ну, ты понял, где, будь невозмутимым – это всех бесит». Вспомнив об этом, Джеймс ухмыльнулся, глядя куда-то за спину Снегга. Заметив это, слизеринец резко обернулся, словно бы сзади на него вот-вот должен был кто-то напасть. Это развеселило Джеймса.
-У тебя мания преследования, Нюниус?- С самым невинным видом, на какой только был способен, поинтересовался Джеймс.
-Да пошёл ты!
-Да что ты так нервничаешь? Как будто у тебя понос, и ты боишься не добежать до туалета…
-Поттер, ты конченый идиот.
-Нет, я серьёзно, если у тебя проблемы с пищеварением – это ненормально! Нельзя это так оставлять!- Джеймс сам не знал, что за бред он говорит, но его, что называется, понесло.- И кстати, ты не мог бы отойти? А то как-то, знаешь, неуютно… мало ли, что…
Глаза у Снегга чуть не вылезли из орбит. Он не понимал, как Поттер в самом неприглядном положении, не теряет самообладания и ещё умудряется шутить над человеком, чья палочка находится у самого его горла. Ведь должно быть наоборот.
-Слушай, Поттер, лучше не беси меня!..
-А то что?- Живо откликнулся Джеймс.- Нет, подожди, не говори, я сам угадаю, какую страшную кару ты мне приготовил. Наверно… наверно ты заставишь меня постирать твои подштанники! Да? Я угадал?
Снегг с шумом втянул носом воздух. Он что, издевается? Хотя и так понятно, что издевается.
-Так, значит, да?- Джеймс и не думал останавливаться.- О, нет!!! Только не это! Пожалуйста!- Он умоляюще посмотрел на Снегга, хотя губы его то и дело расползались в насмешливой улыбке.
Вот то, чего добивался Джеймс! Снегга буквально затрясло от гнева, он больше не сжимал палочку так крепко, и Джеймс, воспользовавшись этим моментом, ударил Снегга по руке, и палочка вылетела у него из рук. Снегг, ещё больше разозлившись, решил закончить словесную перепалку и перейти в наступление. Джеймс тут же получил сильный удар коленкой в живот, прямо в солнечное сплетение, от чего сложился пополам. Снегг, верно, сам не ожидал, что удар получится столь болезненным (хотя это без всяких сомнений его обрадовало) и на мгновение замешкался. И Джеймс опять воспользовался его медлительность. Справившись с болью, он яростно кинулся на Снегга, и вдвоём они рухнули на пол. Катаясь по полу, каждый из них пытался одержать верх, и вскоре у Снегга красовался здоровенный фингал под глазом, а у Джеймса рассечена бровь. Снегг начинал уже уставать, а на Джеймсе, несмотря на тренированность и выносливость, стала сказываться бессонная ночь. В самый разгар драки оба противника услышали голос:
-О, и Нюниус тут! Ну, я смотрю, Джеймс, ты тут не скучаешь!
Сириус, схватив Снегга за плечи, начал оттаскивать его от Джеймса, тут же вскочившего на ноги. Снегг принялся свирепо брыкаться, стараясь вырваться, и пнул таки Сириуса по ноге. Бродяга взвыл от боли, разжал руки, и Снегг уже было обрадовался свободе, но не тут-то было. Сириус мстительно ухмыльнулся и пнул Нюниуса чуть пониже спины. Снегг не смог удержать равновесие и повалился на пол. Джеймс звонко расхохотался. Уж больно забавно смотрелся лежащий навзничь Нюниус с весьма отчётливым следом ботинка на заднице.
-Я… я вам отомщу!- Завопил Снегг и вновь принял вертикальное положение в пространстве.- А ты!- Он ткнул пальцем в Джеймса.- Ты ничего не можешь без своих поганых дружков, ни-че-го!
-Ты мне сейчас за поганых дружков ответишь!- Взревел Джеймс, и Сириус удивился: Снегг только что назвал его слабаком, а он вопит, что заставит его ответить за оскорбление друзей.
Бродяга вовсе не собирался останавливать друга, в любой другой ситуации он сам бы отделал Снегга, но его взгляд вдруг упал на дверь Больничного крыла. Бедняга Римус, возможно, только сейчас уснул, а Джеймс орёт тут, как бешеный гиппогриф, и, ещё чего доброго, мадам Помфри услышит, и тогда всем достанется, а Сириуса с Джеймсом и вовсе не пустят к другу.
-Не кричи ты так.- Сказал Сириус, указывая на дверь Больничного крыла.
До Джеймса дошло не сразу. Но как только он понял, в чём дело, кивнул и бросил Снеггу:
-Убирайся. Или давно не болтался вверх тормашками?
Снегг крикнул в ответ что-то оскорбительное, но лезть на рожон не стал, поднял с пола волшебную палочку, и поспешил прочь.
-И этому человеку год назад ты спас жизнь. Наверно, это самый глупый поступок в твоей жизни.- Сказал Сириус, презрительно скривившись.
Джеймс ничего не ответил.
Как только обессиленный и измученный после полнолуния Римус Люпин попадал в Больничное крыло, мадам Помфри запирала дверь, чтобы никто не беспокоил «больного» хотя бы некоторое время. В Больничном крыле Римус лежал на самой дальней от входа кровати, загороженной ширмой, и никто из посетителей Больничного крыла (за исключением мародёров) не знал, кто там лежит. Дверь Больничного крыла открывали примерно в семь часов утра. Сириус и Джеймс покорно дождались этого момента, но мадам Помфри не позволила им зайти, сказав, что Римус спит, и она не позволит им его будить.
Ребята спорить не стали и отправились обратно в спальню. Они шли молча. Сириусу казалось, будто бы друга что-то мучает, только он об этом не говорит.
-Эй, дружище, что с тобой?- Нарочито весело спросил Сириус.
-Я не считаю, что это самый глупый поступок в моей жизни.
-Что? А, ты про Снегга. Ну да, не самый. Были глупее.- Сириус улыбнулся.
-Нет, Сириус, я серьёзно. Я не считаю, что зря его спас. Что бы со всеми нами было, случись с ним что-нибудь тогда?
-Да я понимаю. Я бы, наверно, сидел в Азкабане. А Лунатик… я даже не знаю, что с ним было бы тогда.
И снова воцарилось молчание. И вдруг Сириус спросил:
-Скажи, а если бы всё это не имело к нам никакого отношения, ну просто представь, что ни мне, ни Римусу ничего бы не было, ты поступил бы так же? Пошёл бы спасать Снегга?
Джеймс нахмурился.
-Я не знаю… но мне кажется… я думаю, что наверно… наверно… да.
Сириус ухмыльнулся.
-Я так и знал, что ты скажешь, что поступил бы так же. Просто хотел услышать это от тебя.










Хэллуин, или Миссия не выполнима

Поздравляю всех с Рождеством! Глава, правда, не о Рождестве, но, надеюсь, вам понравится)


-Может, один хвост? Или лучше два? Или вообще с распущенными? Нет, я так не могу… что ты смеёшься?
-Лили идёт на свидание.- Пропела Мэри.- Но так и не сказала, с кем.
-Такими темпами я вообще ни с кем никуда не пойду.- Буркнула Лили, вновь повернувшись к зеркалу. Она уже битый час стояла в ванной, одетая в джинсовую юбку чуть выше колена и красную кофту с длинными рукавами, и пыталась придумать, какую причёску лучше сделать.
-Так с кем ты всё же идёшь?
Лили помолчала немного. Не то чтобы ей не хотелось говорить, с кем она идёт, но она хорошо знала, что за этим непременно последует куча вопросов, вроде этих: «Ой, а где вы познакомились? Что-то я его не знаю, ты мне его покажешь? Он симпатичный?». В прошлом году Мэри завалила подобными вопросами Элизабет, когда та впервые в жизни пошла на свидание с пуффендуйцем, имя которого Лили вспомнить не могла. То свидание и отвратительно проведённый вечер неделю спустя – единственное, что связывало Элизабет и того пуффендуйца.
-Его зовут Джек.- Сказала Лили, глядя на отражение Мэри в зеркале.- Он с Когтеврана. Мы учимся на одном курсе. Познакомились на вечере у Слизнорта.
-Да мне не нужен твой подробный отчёт.- Улыбнулась Мэри.
Лили удивилась.
-Но обычно тебя интересуют такие вещи.
-Я же вижу, что ты не хочешь особенно распространяться на эту тему.
-Обычно тебя это не останавливает.- Усмехнулась Лили.
-Настроения просто нет.
-Что-то случилось?
-Не-а. Так значит, не можешь сделать причёску?
Мэри подошла к Лили и с задумчивым лицом стала её разглядывать. Она беззвучно шевелила губами, что-то прикидывая.
-А если так?..- Мэри осторожно взяла с обеих сторон прядки рыжих волос, что падали на лицо Лили, и завела их назад, ниже затылка.- Как тебе? По-моему, тебе идёт. Лицо сразу становится открытым. Красиво.
Лили молчала, рассматривая своё отражение. Она никогда не считала себя красавицей, симпатичная, да, но красивая ли? Да нет, врятли. Хотя ей нравилась своя внешность, правильные, аккуратные черты лица, длинные, волнистые волосы, и главное – глаза. Большие, изумрудные глаза. Больше всего в своей внешности Лили любила именно их, они были выразительными и добрыми, в них всегда отражались все её эмоции, как бы Лили не пыталась скрыть свои чувства. Лили, в отличие от многих девушек, не особенно переживала из-за своей внешности. Несомненно, она ухаживала за собой, была опрятной, но не любила краситься и проводить много времени возле зеркала, рассматривая себя и говоря о том, как плохо она сегодня выглядит, или о том, что она безупречна. Но сегодня она изменила своей привычке и уже достаточно долго крутилась перед зеркалом. Не от того ли, что в самом начале свидания хотела произвести хорошее впечатление посредством своей внешности?
-Эванс, ты что застыла? Если тебе не нравится, я что-нибудь другое придумаю.
Лили ещё раз посмотрела на себя. Нет, ей определённо нравилось. Она была с этой причёской очень милой и привлекательной. Лили улыбнулась своему отражению.
-Нет, Мэри, мне очень нравится. Правда, здорово. Спасибо.
Мэри улыбнулась и подмигнула.
-У меня безупречный вкус, подруга. Подожди, я дам тебе свою заколку.
Мэри вышла из ванной, но скоро вернулась с заколкой в виде летящей птицы, расправившей крылья, и Лили почему-то подумала, что это жаворонок.
-Вот так.- Мэри заколола волосы Лили своей заколкой.- Твоему Джеку понравится.
Мэри ушла, и Лили вновь повернулась к зеркалу. Откуда Мэри знать понравится ему причёска или нет? Она его даже не знает. Но люди часто говорят о том, о чём не имеют ни малейшего понятия, лишь бы успокоить и хотя бы словом помочь другому.
Лили и Джек договорились встретиться в двенадцать у Главного входа. Только придя туда, Лили поняла, какая это была плохая идея – встретиться именно здесь: у дверей собралось пол школы. Те, кто собирался в Хогсмид, толпились здесь, нетерпеливо ждали, когда же Филч начнёт пропускать учеников через огромные двери на волю. Лили растерянно огляделась, но среди десятков учеников не могла найти Джека. Но вскоре он сам её нашёл. Кто-то осторожно коснулся её плеча.
-Джек!- Лили обрадовалась, что не пришлось проталкиваться сквозь толпу студентов в поисках парня.
-Я рад тебя видеть.- Джек улыбнулся обычной своей мягкой приветливой улыбкой.
-Я тоже. Ну что, пойдём?


-Знаешь, я догадывался, что ты малость не в себе, но не подозревал что ты параноик…
-Заткнись, Сириус!
Рядом тихо засмеялся Римус.
-А ты чего ржёшь? Твоего друга, между прочим, уже давным-давно пора отправить в Больницу Святого Мунго, в отделение для съехавших с катушек…
-Заткнись!!!
Сириус сделал вид, что крайне обижен такой грубостью. В конце концов, не будет же он показывать, что вся эта ситуация его забавляет и это, пусть маленькое, но всё же приключение, вносит некое разнообразие в его жизнь. Но вскоре молчать ему надоело, и он тихо спросил:
-А ты мантию взял?
-Ну, конечно, взял.- Раздражённо ответил Джеймс, беспрестанно щурясь и высматривая рыжую головку впереди, боясь потерять её из виду.
-Как считаете, куда они идут?- Спросил Римус.
Лицо Сириуса приняло выражение глубокой задумчивости.
-Я даже не знаю, Лунатик.- Сказал он, задумчиво потирая подбородок.- Вариантов, конечно, много. Но я почему-то склоняюсь к тому, что они идут в Хогсмид.
-Это и так понятно, что в Хогсмид. Я имею в виду, куда они там пойдут. Ну, там «Сладкое Королевство», «Три метлы», ещё куда-нибудь.
-«Сладкое Королевство»? «Три метлы»?- Переспросил Сириус.- Там слишком много народу. Мне кажется, они найдут местечко более уединённое.
-С чего это ты взял?- Тут же спросил Джеймс.
-Они же на свидание идут.- Заметил Питер.
-Верно, Хвост, на свидание.- Подтвердил с ухмылкой Сириус.- Хоть иногда можно услышать от тебя что-нибудь дельное и умное.
Это было вскользь брошенное замечание, колкая шуточка Сириуса Блэка, какие он довольно часто отпускал в адрес Питера. Можно даже сказать, что Питер к ним привык. Жаль только, что они всегда его обижали и смущали. Если бы это сказал Джеймс, было бы, наверно, не так обидно. Поттер сказал бы это с насмешливой, но не со зловредной, улыбкой, его целью бы не было оскорбить и унизить, но именно такую цель преследовал Сириус, и каждый раз, сказав что-нибудь неприятное в адрес Хвоста, ему не надо было даже смотреть в его сторону, чтобы узнать, дошёл ли смысл шутки до Питера, Бродяга и так знал, что в этот момент Петтигрю опускает глаза и краснеет. И ещё Сириус знал, что Хвосту никогда не хватит смелости ответить ему тем же.
-Ну и что с того, что на свидание?- Не отставал Джеймс.- Они же не будут… ну…- Слова словно застряли у него в горле и решительно отказывались вырываться наружу.
-Целоваться?- Спокойно поинтересовался Сириус.- Не знаю, Сохатый. У них это первое свидание? Обычно на первом свидании я целуюсь со своей девушкой.
-Спасибо, успокоил, блин. Блохастый придурок.
-Да что ты сразу: придурок?- Сириус надулся.
-Ладно, хватит.- Вмешался Римус.- Не хватало ещё их упустить.
Как только Джеймс узнал, что Лили идём с кем-то в Хогсмид, у него появилось непреодолимое желание узнать, кто её спутник. Выпускать из замка Филч начинал только в двенадцать, но Джеймс, боясь упустить Лили, притащился к Главному входу и притащил своих друзей в половине одиннадцатого. Они проторчали там около полутора часа, прежде чем в поле зрения Мародёров появилась Лили Эванс.
-Объект здесь.- С ухмылкой, доложил обстановку Сириус.
-Кто?- Не понял Джеймс.
-Не тупи, Джим. Эванс твоя появилась.
-Где? - Джеймс отчаянно заозирался по сторонам.
-Да вот же. Прямо по курсу.
Джеймс посмотрел туда, куда указывал Бродяга. Лили стояла недалеко от них и всё время оглядывалась, высматривая кого-то в толпе.
-Она кого-то ищет.- Заметил Сириус.
-Без тебя вижу.- Отмахнулся Джеймс.
Не прошло и нескольких минут, как к Лили приблизился какой-то… вообще-то он имел довольно приятную, располагающую к себе наружность, но Джеймс, не обратив на это внимание, про себя назвал его хмырём.
-Это ещё кто?- Сириус с некоторой неприязнью разглядывал незнакомца, который сейчас о чём-то разговаривал с Эванс.
-Не знаю.- Ответил Джеймс, также пристально разглядывавший парня рядом с Лили.- Римус, Питер, а вы его знаете?
Римус и Питер отрицательно покачали головами.
Вскоре Филч стал выпускать студентов из замка, брюзжа и ворча. Лили и её спутник, влившись в поток учеников, медленно двигались к выходу. Мародёры поспешили за ними. Нельзя было терять эту парочку из виду даже на территории замка, чтобы потом не носиться, как угорелым, по дороге в Хогсмид, разыскивая их.

-Телеон?
Лили звонко рассмеялась.
-Нет, не телеон, а телефон!
-И как он выглядит?
-Ну, это такой небольшой прибор с кнопочками.
-Кнопочками?- Джек слегка нахмурился.- Зачем ему кнопочки?
-На этих кнопочках нарисованы цифры. Мы набираем на телефоне цифры и звоним.
-Куда?
-В зависимости от того, чей номер мы набираем, туда попадаем.
-Номер?
-Да, он состоит из цифр, нарисованных на кнопках.
-Ох, у маглов всё так сложно. Неужели нельзя просто завести сову?
Лили заулыбалась.
-Ты такой смешной. Это вовсе не сложно. Каждый ребенок магл с детства умеет это делать.
-Наверно, если бы мне показали телефон, я ни то, что позвонил бы, я бы его, наверно, даже не узнал.
Лили и Джек шли по ведущей к Хогсмиду дороге и увлечённо болтали обо всём, что только приходило в голову. Неизвестно как, но их разговор зашёл о магловских изобретениях, и Лили рассказывала Джеку о телефоне. Правда, он ничего не понял и решил, что это очень замысловатая, хитроумная штука.

-Ты ошибся.- С явным удовольствием сказал Джеймс, глядя, как Лили и сопровождающий её хмырь вошли в «Три метлы».
Сириус закатил глаза, а про себя подумал, что, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
Мародёры стояли за углом «Трёх мётел». Джеймс, держа в руках мантию-невидимку, проводил инструктаж.
-Так, мне на глаза Эванс попадаться нельзя, а то она решит, что я за ней слежу.
-Но ты правда за ней следишь.- Усмехнулся Римус.
-Тихо.- Шикнул на него Джеймс.- Не сбивай меня с мысли.
-Ага, не сбивай его с мысли, а то сейчас наш спец по разведке взбеситься, как олень во время брачного периода, и всё – суши вёсла.
-Сириус, неужели так трудно помолчать минутку?- Джеймс нахмурил брови.- Мне нельзя ей попадаться на глаза. Да и Сириусу тоже. Поэтому мы пойдём туда под мантией. Римус и Пит, она вас меньше всех не любит, вы войдёте в «Три метлы» и сядете подальше от их столика, чтоб Лили ничего не заподозрила. Когда будете заходить, придержите немного дверь – мы с Бродягой в это время зайдём.
-Мы будем рядом с ними ошиваться?- Спросил Сириус.
-А как иначе ты услышишь, о чём они разговаривают?
-Джим, ты безнадёжен.
-В каком смысле?
-Во всех.

Лили и Джек заказали два сливочных пива и заняли свободный столик у дальней стены. Джек расплатился за себя и за Лили, причём Лили по началу протестовала, говоря, что сама за себя заплатит, на что Джек ответил, что он джентльмен и должен заплатить за даму.
-Кстати, я хотел сказать, что тебе очень идёт эта причёска.- При этих словах Джек заметно смутился, а Лили благодарно и немного застенчиво улыбнулась, думая о том, что Мэри, как в воду глядела.
-Вообще, тебе идёт любая причёска, я думаю… в смысле, ты всегда красивая.- Джек ещё больше смутился и опустил взгляд, но всё же продолжил.- Иногда я думаю, какой я дурак.
-Дурак?- Лили удивилась.- Ты вовсе не дурак.
-Ты ошибаешься. На самом деле, я поступал очень глупо.
Лили сочувственно улыбнулась. Он так нервничал, что ей становилось неловко.
-И что же ты делал такого глупого?
-У меня не хватало смелости пригласить тебя на свидание, хотя ты мне очень нравишься и нравишься уже с пятого курса.- Теперь Джек и вовсе густо залился краской.- Ты просто представить себе не можешь, как я обрадовался, когда ты согласилась пойти со мной в Хогсмид.
Лили не знала, что делать и что думать. Ей никто никогда не говорил, что она кому-то нравится. Поттер не в счёт. Он просто доставал её, и Лили была больше чем уверена, что она для него – всего лишь очередной способ потешить самолюбие, точно такой же, как прочие влюблённые в него девушки. Но Джек говорил совершенно искренне, без дурацкой, самодовольной улыбки а-ля Дон Жуан, и это очень нравилось Лили. Но, очевидно, она слишком долго думала, не произнося ни слова, и Джек расценил её молчание по-своему:
-Я понимаю, ты, наверно, думала, что я зову тебя погулять как друга. Если ты скажешь, что ничего ко мне не испытываешь – я пойму.
-Ты мне тоже очень нравишься.
Наконец то нежное чувство, вскипавшее в сердце Лили, когда она видела или думала о Джеке, стало почти осязаемым, почти материальным, обрело словесную форму, и слово это было влюблённость.

-Что?! Нет, это невозможно! Что… что ты…
Дальше послышалось какое-то невнятное мычание, и Сириус зашептал на ухо Джеймсу:
-Не вопи ты так. Она же нас сейчас заметит! Я сейчас уберу ладонь, только ты больше не будешь так бурно реагировать, ладно?
Джеймс, немного успокоившись, кивнул.
-Только не надо мне больше рот зажимать.
-Нечего орать было.- Парировал Бродяга.- Я нас, между прочим, только что спас от разоблачения.

Лили резко повернула голову вправо. Ей на мгновение показалось, что она слышит голос Поттера рядом с их столиком.
-Что-нибудь случилось?- Джек внимательно посмотрел на Лили.
-Нет, ничего.- Ответила Лили, но всё же оглядела зал быстрым взглядом, но Поттера нигде не было видно. В противоположном конце помещения сидели его друзья Люпин и Петтигрю, но самого Поттера не было. Наверно, ей показалось. В последнее время он стал доставать её больше, чем обычно, вот ей и чудиться повсюду его голос.
-Я очень рад, что так получилось, в смысле, что я тебе тоже нравлюсь.- Джек улыбнулся.
Лили ответила ему такой же улыбкой и положила руку на стол. Джек положил свою ладонь на её ладонь, от чего оба очень смутились, но не убрали рук.

-Смотри-ка, Джим, он её за руку взял.- Сириус с интересом наблюдал за парочкой.- Интересно, что они дальше будут делать?..
-Сириус, я тебя сейчас ударю.- Прошипел Джеймс.
-Да не заводись ты так.
-Ага, не заводись! Какой-то упырь пристаёт к Лили…

Лили нахмурилась. Или она сходит с ума, или в самом деле слышит совсем близко голос Поттера. Но его здесь нет, определённо нет. Лили настороженно огляделась.
-Что-то не так?- Спросил Джек.- Если тебе неприятно…
-Нет, не в этом дело.- Лили ободряюще улыбнулась.- Просто показалось.
-Что?
-Ничего, может, закажем ещё сливочного пива?

Почти каждый день по-своему интересен и необычен, и ещё всё когда-нибудь бывает в первый раз. Когда Лили Эванс было шестнадцать, она первый раз в жизни отправилась на свидание и неожиданно для самой себя обнаружила, что это очень приятное занятие. В отличие от первого свидания Элизабет, её, Лили, первое свидание прошло как нельзя лучше. Ей было весело, интересно, она получала реальное удовольствия от общения с человеком, к которому испытывала симпатию. Наверно, всё было бы по-другому и не так хорошо, если бы она пошла с Джеком в Хогсмид только ради интереса, не испытывая ничего, кроме обыкновенной приязни к нему. Но их чувства были взаимны, и что же может быть лучше?

Профессор Слизнорт подходил к каждому столу, проверяя, как справились ученики с заданием – сварить Напиток Живой Смерти.
-О, мисс Эванс, оно почти безупречно. Почти… Но всё же я поставлю вам Превосходно. В конце концов, только у вас и у мистера Снегга получилось то, что должно было получиться. Молодцы! По пять баллов Гриффиндору и Слизерину. О, вот и колокол! Все свободны.
Ученики принялись собирать свои ингредиенты, котлы, учебники. Слизнорт смотрел на них с довольным видом. Лили уже собиралась уходить, но Слизнорт подозвал её к себе.
-Послушай, Лили, в следующее воскресенье Хэллуин. Я собираюсь устроить приём. Мне бы очень хотелось, чтобы ты там была.- Слизнорт улыбнулся.- Ты же придёшь?
-С удовольствие, профессор.- Ответила Лили.
-Прийти нужно будет с парой. Так что подумай, с кем ты хочешь пойти, и смело его приглашай. Кто же откажет такой красавице?
-Спасибо, но я не красавица.
-Ошибаешься, Лили, милая, таких красивых девушек, как ты, ещё поискать надо.
-Вы меня совсем засмущали.- Лили улыбнулась.
-Ну, ладно, иди, не то опоздаешь на следующий урок.
Попрощавшись с профессором Слизнортом, Лили вышла из класса.
-Ты слышал, о чём они говорили?- Спросил Джеймс у Сириуса, по дороге к кабинету Заклинаний.
-Да вроде что-то про приём.- Лениво отозвался Сириус.- На Хэллуин в это воскресенье.
-Верно. На приём нужно будет прийти с парой.- Сказал Джеймс, и глаза его за стёклами очков блеснули.
-Кому прийти? Мы в Клубе Слизней не состоим. Сами же отказались, помнишь? Да и кому нужен этот дурацкий Клуб?
-Мне.- Сказал Джеймс.
-Что?!- Сириус посмотрел на Джеймса, как на ненормального.- Ты головой случайно нигде не ударялся в последнее время?
-Сириус, ты не понимаешь!
-Знаешь, Джим, но я тоже не понимаю.- Вмешался Римус, до этого не участвовавший в разговоре.- Зачем тебе понадобился Клуб Слизней?
-Прийти на приём в воскресенье нужно с парой, и с кем пойдёт Лили?
-С Харрисоном?- Спросил Римус, правда, это больше походило на утверждение, чем на вопрос.
-Вот именно!- Воскликнул Джеймс.- Нам нужно попасть на вечер! Вы ведь понимаете, зачем?- Он с надеждой посмотрел на троих друзей.
-Если честно, пока не очень, но мне уже жалко парня.- Ответил Лунатик.

Просторный зал был украшен в стиле Хэллуина. В воздухе весели тыквы со страшными рожицами и свечой внутри – символ Хэллуина Джек-фонарь. Но ничего больше не говорило о том, что торжество было организовано по случаю Хэллуина. Гораций Слизнорт не изменил себе и в этот раз: на приём были приглашены самые видные и влиятельные волшебники, с какими он был знаком, то и дело делались снимки со Слизнортом, его гостями и любимыми учениками; по залу проходили не завоевавшие любовь зельевара студенты и предлагали разные напитки; играла живая музыка, мелодичная, негромкая, под которую приятно, как потанцевать, так и вести интересную беседу и пить чай. Приём Слизнорта, устроенный им по случаю Хэллуина, ничем не отличался от остальных его приёмов, даже приглашённые студенты были одеты не в маскарадные костюмы, а во фраки и вечерние платья.
У стены, одетый в идеально выглаженную белую рубашку, новый с иголочки чёрный костюм, чёрную, предназначенную для таких случаев, мантию и чёрные, до блеска начищенные ботинки, стоял Сириус Блэк. В руках он держал бокал с медовухой и думал о том, что было бы куда лучше, если бы в бокале вместо медовухи было красное вино. Вино – благородный напиток, Сириус любил его куда больше медовухи, но и она на данный момент сойдёт. Рядом с ним стояла его девушка Кэти, невысокая брюнетка с хорошей фигурой и смазливым личиком, именно благодаря ей, Сириус попал на этот приём. Она же была его сообщницей в том деле, какое Мародёры собирались провернуть на этом самом вечере. Дело это было не столь захватывающим, как, например, прогулка с оборотнем, но зато обещала быть весьма забавным. Для него Господа Мародёры разработали гениальный план, главным правилом которого стала фраза Джеймса: «Лили не должна пострадать». Тогда Римус спросил: «А как же Харрисон?», на что Сохатый многозначительно фыркнул.
Сириус с самого начала вечера пристально, неотрывно следил за парой у противоположной стены: высоким юношей в синем костюме и девушкой в нежно-розовом платье до колен. Сириус остановил на ней взгляд и прищурился. Лили Эванс. Что Джеймс в ней нашёл? Что в ней есть такого, чего нет в других девушках? И не красавица вроде, есть и получше. Нет, ничего особенно в ней определенно нет, Сириус в этом был уверен. Джеймсу она совсем не пара. Джим отчаянный хулиган, компанейский и плюющий на правила с Астрономической башни, а Эванс невыносимая заучка, и ничто на свете её не заставит нарушить правила. Так думал Сириус, и что-то в Эванс его раздражало, и непонятно что: то ли её поведение, то ли то, как она грубо раз разом отшивала Джеймса, то ли то, что Сохатый так часто думал и говорил о ней, то ли то, что не слушал Сириуса, когда тот убеждал его найти другую, более достойную девушку и забыть Эванс. Но сегодня Сириус согласился помочь Джеймсу в одном деле, связанном с ней. Как бы она ему не нравилась, друг есть друг, и ничего не поделаешь. И потом, устроить небольшую пакость и повеселиться – это всегда пожалуйста.
-Какая-то она несимпатичная.- Сказала Кэти, глядя на Лили.- Как её там зовут?
-Лили. Но я называю её просто рыжая.
-Рыжая? Ну тогда я тоже буду её так называть.- Улыбнулась Кэти.- А долго ещё стоять и ничего не делать? Когда уже начнём?
-Сейчас-сейчас. А вон и тот парнишка.- Сириус кивком указал на щуплого паренька, идущего по залу с подносом, на котором стояли бокалы с соком и медовухой.- Подойди пока поближе к ним. Сейчас он споткнётся…
И в самом деле, когда паренёк проходил мимо Лили, он вдруг ни с того ни с сего споткнулся на ровном месте, не удержал поднос с напитками, послышался вскрик, и Лили с ужасом оглядела своё облитое соком и медовухой платье.
-Боже мой!- Услышал Сириус восклицание Эванс и улыбнулся. А парень не сплоховал – вылил ей на платье почти всё.
Сириус перевёл взгляд на Джеймса. Он стоял также неподалеку и с жалостью смотрел на Лили, выражение лица которой было очень расстроенным. Ещё бы! А если бы на вас вылили такое количество напитков! Но так было нужно, Джеймс это знал, поэтому отвернулся и стал о чём-то болтать со своей спутницей, которая и привела его на этот вечер.
Между тем, к Лили подошла Кэти. Сириус не слышал, что она говорит ей, но знал, что его девушка предлагает Эванс помощь: убрать мокрые пятна с её платья с помощью магии, но для этого нужно выйти хотя бы в коридор, а то здесь это делать как-то неудобно. Бродяга видел, как по лицу Эванс скользнула благодарная улыбка, Лили кивнула, и они с Кэти вместе вышли из зала. Джек что-то сказал Лили перед уходом, видимо, что подождёт её здесь. Как только девушки удалились, он принялся оглядываться, ища глазами того, кто испортил платье его подруге, но так и не нашёл его – парнишка успел вовремя ретироваться.
Итак, первая часть плана выполнена. Теперь второй этап. Питер, твой выход.
Питер, до этого скрывавшийся под мантией-невидимкой, ловким движением руки незаметно скинул её с себя и незаметно появился в зале. В руке он держал поднос с одним-единственным шоколадным пирожным. Маневрируя между присутствующими, он быстро приближался к Джеку.
-Не хотите ли пирожного?- Вежливо поинтересовался он. Сириус это слышал, и ему даже стало смешно, глядя, как Пит строит из себя гарсона высшего класса.
Харрисон отрицательно покачал головой.
-Да вы попробуйте!- Питер сунул поднос с пирожным прямо под нос Харрисону.- Оно вкусное!
-Да что ты мне им в лицо тычешь!- Возмутился Харрисон.
-Я не тычу. Я предлагаю.
-А я тебе говорю, что не хочу.
«Давай, Пит, придумай что-нибудь, но скорми ему это чёртово пирожное».- Сириус в упор смотрел на Питера.
Питер огляделся по сторонам, а потом что-то тихо сказа Джеку, так что Сириус ни слова не услышал. Харрисон так же тихо ответил Питу, тот покачал головой, что-то сказал и просительно улыбнулся.
-Молодец, Хвост, всучил таки ему это пирожное».- Ухмыльнулся Бродяга, глядя, как Харрисон с удовольствием уплетает шоколадное пирожное. – Недолго мне твою довольную рожу наблюдать.- Тихо добавил он, как бы обращаясь к Джеку.
Питер же поспешил удалиться, и через несколько секунд стоял рядом с Сириусом.
-Как ты уговорил его съесть эту гадость?- Спросил Сириус у Хвоста.
-Это ты знаешь, что это гадость, а он не знает.
-И что?
-Я сказал, что это пирожное – последнее из тех, что я разносил, и что если он его съест, то я смогу пойти спать, потому что очень устал. Съешь – помоги бедному работяге. А он мне говорит, что, мол, разве больше пирожных нет, и меня не заставят ещё что-нибудь делать, а я ему говорю, что Слизнорт уже достаточно отведал медовухи, что и так меня отпустит. Ну, Харрисон и повёлся.
Сириус усмехнулся и снова посмотрел на Джека. Довольное выражение его лица вдруг сменилось на тревожное и немного испуганное, он схватился за живот и чуть ли не бегом вылетел из зала.
-Надо же подействовало.- Сказал Сириус.
-А я что говорил. Мне одна капля этого слабительного помогает, а мы ему целый флакон в пирожное… Представляю, как его сейчас выворачивает.- Не без улыбки ответил Питер.
-Фу, Хвост, даже представлять не хочу!- Поморщился Сириус.- А что ты стоишь? Иди, помнишь, где они должны стоять? Просто проходишь мимо, потом обратно идёшь в обход. А то времени уже достаточно прошло, Кэти должна была её немного задержать, но у неё, наверно, сейчас закончится словарный запас, хотя это врятли…
Питер кивнул и поспешно вышел. Сириус глубоко вздохнул. Какая же скука – этот приём. А Эванс посещала каждый такой приём Слизнорта, и что в них может нравиться? А кто-то ещё мечтает сюда попасть, знали бы они, что здесь со скуки помереть можно, не грезили бы об этом. Пока Сириус об этом думал, в зал вошла Лили и Кэти (последняя пошла к Сириусу). Лили же направилась к тому месту, где её должен был ждать Джек, но, когда Эванс обнаружила, что его нет, растерянно оглянулась. Сириус довольно улыбнулся. Всё шло по плану. Он поймал взгляд Джеймса и подмигнул ему. Потом, бросив Кэти что-то вроде «Не скучай, я скоро вернусь» быстрым шагом подошёл к Джеймсу и его спутнице. Бродяга мигом оглядел девушку, тщетно пытаясь вспомнить, как её зовут, и, бросив попытки, пригласил её танец.
-Но…- Попыталась она возразить.
-Ничего, ты можешь потанцевать, ты же хотела.- Прервал её Джеймс, чуть ли не толкая её в объятия Сириуса.
-Давай, Сохатый, действуй. И попробуй только напортачить, столько сил убили.- Шепнул Бродяга на ухо Джеймсу.
-Спасибо.- Еле слышно ответил Джеймс и медленно, шаг за шагом, стал приближаться к Лили.
Странно, но он, похоже, впервые в жизни по-настоящему нервничал. Когда их разделяло всего несколько шагов, он остановился. Смахнул несуществующие пылинки с тёмно-бардовой мантии, поправил очки, несколько раз провёл по волосам, вздохнул, пытаясь успокоиться. Потом повернулся к Сириусу, он вальсировал с его спутницей, однако ни на секунду не переставал наблюдать за происходящим. Заметив, что друг стоит в нерешительности в двух шагах от Лили, Бродяга вопросительно на него посмотрел, как бы говоря, что ты стоишь? Джеймс понял, что стоять вот так и терять время и в самом деле очень глупо, поэтому набрался смелости и подошёл к Лили. Услышав, что кто-то к ней подошёл, Эванс обернулась.
-Скучаем?- Спросил Джеймс.
-Нет.
-Составить тебе компанию?
-Нет.
-Может, потанцуем?
-Нет.
-Ну, нельзя же быть такой категоричной, Эванс… Лили.- Джеймс мягко улыбнулся.
-Нельзя быть таким приставучим.- Парировала девушка.
Джеймс открыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но тут, к счастью Лили и к огромному разочарованию Джеймса, появился Джек.
-Куда ты пропал?- Спросила Лили.
-Извини, я…мне даже неудобно сказать.
Джеймс усмехнулся. Так тебе и надо, хмырь! Будешь продолжать ухлестывать за Лили, ещё не такое получишь!
То, что Джек так быстро вернулся из уборной, было первым несчастьем Джеймса за этот вечер (хотя он был уверен, что Харрисон ещё не раз сегодня посетит это «волшебное» место), но дальше – хуже.
-Хотите пирожных?
Джеймс вскинул голову и к огромному ужасу увидел Питера, тот предлагал шоколадные пирожные Джеку и Лили. Точно такое пирожное (только с добавленным в него слабительным) съел Джек, после чего пулей вылетел из зала. В этих пирожных слабительного, конечно, не было. Джеймс очень на это надеялся.
-Я, пожалуй, возьму, спасибо.- Лили потянулась к одному из пирожных.
-Нет!- Воскликнул Джек, останавливая Лили.- В смысле, я хотел сказать, лучше не надо. Я одно такое съел только что, и у меня теперь кишечное расстройство. Наверно, они какие-то испорченные. Кстати, ты разве не ушёл? – Обратился он к Питеру. – Так просил меня съесть твоё пирожное… Ой, прошу прощения, мне опять плохо.
И Джек, схватившись за живот, вновь быстро покинул зал.
-Хвост, нет… – Тихо застонал Джеймс.
Лучше бы он молчал. Лили, в голову которой и без того закрались кое-какие сомнения, подозрительно воззрилась на него. Питер, поняв, что сделал что-то не то, поспешил смыться.
-Поттер, что всё это значит?
-О чём ты?- Наигранно беззаботно спросил Джеймс.
-Вся эта ерунда с пирожными. Это твоих рук дело?- Лили сверлила его внимательным, испытующим взглядом.
-Как это может быть моих рук дело?- Джеймс нервно рассмеялся, понимая, что Лили, скорей всего, обмануть не удастся, но всё же решил попробовать.- Я ведь не разносил эти пирожные…
-Их разносил Петтигрю, а он твой друг!
-И…
-Что ты туда подмешал?- Как на допросе резко спросила Лили.
-Ничего мы туда не подмешивали…- Джеймс оправдывался, как мог.
-Мы? Так значит, всё-таки ты и твои друзья! И что значил этот твой обречённый вздох, когда Джек рассказал про Питера?
-Ничего, Лили, правда…
-Поттер, имей хотя бы храбрость признаться в том, что ты сделал!- Глаза Лили сердито блеснули.
-Да что я сделал-то?!
-Ты испортил мне вечер!- Гневно воскликнула Лили, и Джеймс, вместо того, чтобы думать, что теперь делать и что говорить, подумал о том, что она очень красивая, когда злится.
-Я не хотел портить тебе вечер!- Джеймс беспомощно посмотрел на Лили. Он действительно не хотел портить ей вечер и настроение.
-Хотел, раз устроил такое! Ведь это ты что-то сделал с пирожным и заставил Питера сделать так, чтобы Джек его съел.
Увиливать и лгать больше не имело смысла, и Джеймс медленно кивнул.
-Да, это я, но послушай…
-Нет, это ты меня послушай!- Лили сделала судорожный вдох и шагнула к Джеймсу.- С первого курса, с самого первого курса, ты портишь мне жизнь! Упорно и с особой изобретательностью! Неужели это доставляет тебе такое удовольствие? Сначала ты постоянно привязывался к Северусу, теперь к Джеку!.. Какого чёрта, Поттер, какого чёрта?! Неужели нельзя оставить меня в покое?! Не приставать, не лезть, не приглашать в Хогсмид! Своими глупыми поступками, дурацкой причёской, кошмарным поведением ты выводишь меня из себя! Знаешь, Поттер, у меня в жизни хватает проблем, но ты – самая большая из всех!




Золотая лилия

Проходя по коридорам Хогвартса, вы наверняка хоть раз видели парочку влюблённых, сидящих так близко друг к другу на широком подоконнике окна. Он что-то тихо ей нашёптывает, а она краснеет, кокетливо опускает глазки в пол, что ему так безумно нравится, и ежеминутно хихикает, и, смущаясь и восторгаясь его словами любви, вычитанными в глупой книжке о любви и заученными наизусть прошлым вечером.
Джессика Фаррелл, проходя мимо Джеймса и Элизабет, сидящих рядом на подоконнике, многозначительно хмыкнула, а про себя подумала: «А Карла и Мэри мне не верили! Что, интересно, они теперь скажут?» и ускорила шаг, чтобы как можно быстрее рассказать о том, что видела (хотя, что она по сути дела такого видела?).
Только она ошибалась, решив, что Джеймс и Элизабет встречаются. Это со стороны можно было подумать, что они влюблены друг в друга, но на самом деле их разговор был вовсе не о той любовной чепухе, о которой подумал Джессика. Но кто же будет её разуверять? Пусть думает, что хочет, правду знает только те, кто должен её знать.
-Что мне теперь делать?- В который раз спросил Джеймс.
-Откуда я знаю?- Элизабет повернулась к нему.- Сам заварил такую кашу – сам её и расхлёбывай.
-Элизабет, ты мой друг, ты должна мне помочь.
-Но я и друг Лили тоже. И, наверно, будет правильней, если я вообще с тобой разговаривать не буду.
Джеймс закатил глаза.
-Что у вас, у девчонкой, за манера такая? Если моя подруга с тобой не разговаривает – я тоже не буду? Именно тебе я ничего плохого не сделал, этого ты не можешь отрицать.
-Но ты очень обидел Лили.- Сказала Элизабет и опустила глаза, ей было очень грустно, Джеймс это видел и почувствовал укол совести.- Она готовилась к этому вечеру, это был её первый приём, на который она шла со спутником, который ей нравится…- Элизабет замолчала.
-Она плакала?
-Что?- В голосе Элизабет звучало неподдельное удивление.- Конечно, нет! С чего ты взял, что она станет плакать из-за тебя? Я хотела сказать, из-за испорченного вечера.
Джеймс поник. Видимо, он ей совсем безразличен, что она даже плакать из-за него не стала. Стоп, что за чушь он несёт? Это же хорошо, что она не плакала, не хватало ещё, чтоб он до слёз её довёл.
-Он действительно ей нравится?- Спросил Джеймс, он одновременно и хотел, и боялся услышать ответ.
-Да.- Ответила Элизабет. Ей было жаль Джеймса, всё же он не такой плохой, каким считает его Лили.
Джеймс понимающе кивнул.
-Она очень, очень хорошая. Она не могла нравиться мне одному. Я это понимаю.
-Она считает, ты поступил подло. Тебе не следовало так…
-Только не надо читать мне нотации!- Прервал её Джеймс.- Мне уже Римус весь мозг вынес своими моралями. Если ты её любишь, ты не должен так делать.- Передразнил он друга.- Но я не могу сидеть сложа руки, пока он к ней клинья подбивает!..
-Что ты сказал?- Глаза Элизабет как-то странно блеснули.- Повтори, что ты сказал!
-Я не могу сидеть сложа…
-Нет, до этого, что ты сказал?
-Я сказал, что Римус читал мне морали.
-А что сказал тебе Римус?
До Джеймса внезапно дошло, что она хочет от него услышать, и отвернулся.
-Ты её любишь?- Элизабет тщетно пыталась заглянуть ему в глаза.- Ты сказал, что любишь Лили.
-Какое это сейчас имеет значение? Она мне нравится, ну и что с того?- Сказал Джеймс, по прежнему не глядя на Элизабет.- Что из этого?
-Нет, ты сказал, что любишь её.
-Какая разница? Люблю, нравится – какая разница?
-Мне кажется, или Мистер Крутой Парень покраснел?- Подколола его Элизабет.
-Макензи, отстань.- Джеймс упорно не поворачивался к Элизабет.
Элизабет вздохнула.
-Сколько бы ты ни строил из себя крутого парня, на самом деле ты гораздо чувствительнее и ранимее, чем кажешься на первый взгляд.- Сказала Элизабет, и по губам её скользнула едва заметная улыбка, когда Джеймс, повернувшись к ней, непонимающе на неё уставился.
-Не смотри на меня так.- Сказала она тихо.- Чтобы узнать тебя лучше, надо с тобой много общаться, впрочем, так со всеми.
-Проблема в том, что Лили не хочет со мной общаться.
-Хватит, искать проблему в Лили, Джеймс. Может, вовсе не Лили виновата.
-Ты хочешь сказать, проблема во мне?
-Я ничего не хочу сказать.- Ответила Элизабет.- Знаешь поговорку, третий лишний? Я не хочу лезть в ваши взаимоотношения. Вы должны сами разобраться.
-Но если мы не можем сами!- Воскликнул Джеймс.- И кстати, я всё равно крутой парень! Да, детка, я же крутой парень, да? Да?- Джеймс сделал выражение брутального классного «перца», томным взглядом смотрел на Элизабет, брови его то и дело взлетали и опускались.
Элизабет рассмеялась.
-Ладно, крутой, крутой, только сделай нормальное выражение лица!
Джеймс перестал кривляться.
-Ведь я серьёзно.- Сказал Джеймс, перестав изображать крутого парня.
-Джеймс Поттер серьёзно?- Элизабет посмотрела на него с недоверием.- Я что, сплю? Или мир сошёл с ума?
Джеймс встал и повернулся лицом к Элизабет. Потом он зажмурился, у него было такое несчастное лицо и такая проникновенная речь, что только бессердечный человек мог бы остаться безразличным.
-Ты сказала, Лили считает, я поступил подло, но я не хочу, чтоб она думала, будто бы я подлец! Ведь это не так. Я поступил не лучшим образом, я это понял и уже тысячу раз пожалел о своём поступке, но Лили этого не знает, и это просто ужасно! Ты представить себе не можешь, как мне перед ней… стыдно. Что мне делать, Элизабет, скажи, что мне делать?
Элизабет мягко улыбнулась. А он может быть милым и не выпедрёжистым. Когда захочет.
-А ты сам не знаешь?
-Если я у тебя спрашиваю, значит, не знаю!
-Извиниться, Джеймс. Нужно просто извиниться.
-Извиниться?- переспросил Джеймс, так, как будто первый раз в жизни слышал это слово.
-Понимаю, тебе, видимо, извиняться никогда не приходилось.
-Ну, не то чтобы никогда…
-Охотно верю, что это будет первый раз.- Усмехнулась Элизабет.- В общем, тебе нужно попросить у Лили прощения.
-И она меня простит?- Неуверенно спросил Джеймс.
-Откуда я знаю, Джеймс? Я не Лили.
-Но если она меня не простит…
-«Если» будет потом. Сейчас главное – извиниться. А простит она тебя или нет, будет зависеть от того, как ты попросишь прощения и от того, насколько она сердится.
Джеймс посмотрел на Элизабет.
-Спасибо. Ты мне помогла.
-Да я пока ничего не сделала. Но обращайся, если что ещё натворишь.
-Я постараюсь больше ничего не натворить.- Пообещал Джеймс.
-Уж постарайся.- Сказала Элизабет, и вдвоём они пошли на следующий урок – защиту от тёмных искусств.
Каждый год в школе появлялся новый преподаватель защиты от тёмных искусств и заменял старого – Джеймс уже давно заметил эту странную закономерность. Когда он учился на первом курсе, их учителем была Анабэль Миллер, миловидная женщина тридцати двух лет с огромными, словно выпученными, глазами. Она была неплохой волшебницей, хотя талантом преподавания не обладала. Ученики относились к ней нейтрально. Ничего плохого сказать не могли, но и хорошего на ум тоже не приходило. Как сказал позже профессор Дамблдор, профессор Миллер умерла в больнице святого Мунго от внезапного сердечного приступа сразу после окончания экзаменов в Хогвартсе. Студенты не долго тосковали о ней, хотя многим было безумно жаль так и не успевшую обзавестись семьей Анабэль Миллер.
Вторым преподавателем защиты от темных искусств был Артур Стоун. Это был сварливый толстый мужчина преклонного возраста, получить у него отметку «превосходно» было почти так трудно, как оседлать дракона. Когда кто-то начинал возмущаться по поводу незаслуженной оценки, профессор Стоун прищуривал свои маленькие водянистые глазки и, обняв коротенькими ручками своё не в меру упитанное пузо, говорил: «Нет предела совершенству! Особенно в вашем ответе». Когда на следующий год он не вернулся в школу, никто не спрашивал и не беспокоился о нём, а профессора, очевидно понимая нелюбовь учеников к Стоуну (которую они сами, вероятно, испытывали) никогда не заводили со студентами разговор о нём.
После Стоуна в школу пришёл Джаред Чапман. Никто в точности не знал, сколько лет этому веселому рыжеволосому мужчине, чье лицо было сплошь покрыто веснушками. Многим студентам он нравился, но никто из них не видел в нём преподавателя, ведь Чапман так часто, забыв об уроке, усаживался на учительский стол и принимался рассказывать своим ученикам многочисленные истории из своей жизни. Особенно он любил говорить о рыбалке, которой, по его словам, он посвятил всю свою жизнь. Никто из учеников не удивился, когда им объявили, что Чапман уехал в Брайтон рыбачить и в школу больше не вернётся.
В общем, ни о ком из этих трёх учителей нельзя было сказать «талантливый маг, преподаватель от Бога», но вот на четвёртом году обучения Джеймса в Хогвартсе профессором защиты от тёмных искусств стала Люсинда Райдер. Большинство учеников звали её «старушка Люси», не только за преклонный возраст, но и за её доброту. Она была по-настоящему сильной волшебницей, опытной, могущественной, не то, что все предыдущие учителя. Кроме того, она была необыкновенно проницательной и чуткой женщиной, умела находить подход почти к каждому своему ученику. Её любили, уважали как ученики, так и учителя. Но, к сожалению, она умерла на сто первом году жизни, она была лучшей из учителей защиты от тёмных искусств, каких знал Джеймс, и ещё он точно знал, что лучше уже не будет.
Лучше и вправду не стало. Когда Джеймс был на пятом курсе, профессором стал двадцатилетний Альфред Ларкинз. Он был худощавым парнем (назвать его мужчиной язык не поворачивается, слишком уж неуверенным и несерьёзным он был). Единственное, чем он запомнился, был его стол. Ларкинз никогда не придавал большого значения порядку и прекрасно обходился без него, потому стол его всегда был завален различными книгами, пергаментами, перьями и прочим барахлом, которое, впрочем, ни в коей мере Ларкинза не смущало.
И снова преподаватель защиты от тёмных искусств сменился. Никто из них не задерживался в школе больше года, и учителя сменяли друг друга каждый новый год. В этом году преподавателем защиты от тёмных искусств стала женщина. Имя её было Донолдина Салисберри. Не все с первого раза запоминали её имя, и тех, кто забывал, как её зовут, она (судя по тому, что потом она обращалась с ними не лучшим образом) заносила в чёрный список. Сириус с видом профессора психологических наук объяснял это тем, что, скорей всего, в детстве у неё было психологическая травма (её либо дразнили, либо просто коверкали имя и фамилию), и что теперь у неё появилась возможность выместить злость на тех несчастных, кто не смог запомнить её фамилию. Профессору Донолдине Салисберри было около сорока, но выглядела она старше, худющая, высокая, с хорошо очёрченными скулами на смуглом, вытянутом лице, с острым подбородком, тёмно-серыми, внимательными глаза миндалевидного разреза, с нарисованными тонкими бровями и чёрными волосами, неизменно забранными в хвост на затылке, причём волосы её всегда были идеально причёсаны и прилизаны. Нельзя было точно сказать, что она за человек. Да, она хорошо разбиралась в магии и могла этому научить детей, но никто толком не знал, что она из себя представляет. Знали лишь одно: она только учит, у неё нет любимчиков, она может похвалить, но очень сдержанно, без энтузиазма, одним словом, ко всем она относилась одинаково (за исключением тех, кто не запомнил сразу её имя, тех она недолюбливала).
Джеймс и Элизабет вошли в класс. Урок был сдвоенный: Гриффиндор и Пуффендуй вместе. Почти все парты были заняты, многие ученики в этом году выбрали защиту от тёмных искусств одним из предметов. В условиях магической войны любые средства зашиты будут полезны.
Элизабет нашла взглядом подруг и пошла к ним. Стоило ей сесть за парту рядом с Карлой, как та сердито ей сказала:
-Ты что, с Поттером на этой перемене общалась?
-Да.- Почти с вызовом ответила Элизабет.
-Ты вообще нормальная?- Грубо спросила Карла.
-Я-то как раз нормальная!- В тон Карле ответила Элизабет.
-Права была Джессика, когда говорила про тебя! Она видела, как ты с ним ворковала в коридоре.
-Что я делала?!- Элизабет даже взвизгнула от возмущения.- Нашла, кому верить. Тоже мне подруга.
-Карла, не приставай к Элизабет.- Лили повернулась к ним с передней парты.
-Но Поттер…
-Что Поттер?- Устало спросила Лили.- Я слышать не хочу про Поттера. Зря я вам всё рассказала. А Элизабет может общаться с тем, с кем захочет, это не наше дело.
И Лили снова отвернулась. Элизабет, сверкнув глазами, зло посмотрела на Карлу, та только передёрнула плечами и отвернулась.
-Лили.- Позвала Элизабет и легонько ткнула её в спину.- Лили, я знаю, что ты меня слышишь.
Лили обернулась.
-Слушай, я тебе уже говорила, ты не принимай всё так близко к сердцу. Правда.- Элизабет ободряюще улыбнулась. – Ничего ужасного не произошло. У вас будет ещё много свиданий с Джеком. Ты только не расстраивайся так.
-Я не расстраиваюсь. Просто всё равно неприятно.
На это их разговор окончился. Скоро прозвенел колокол, и в кабинет вошла профессор Салисберри. Коротко кивнув ученикам в знак приветствия, она приступила к уроку.
-Вашим домашним заданием был параграф про инферналов. Итак, мистер Петтигрю. Расскажите нам про инферналов.
Питер судорожно сглотнул. Он читал параграф об этом, но плохо его запомнил. Лихорадочно вспоминая, что же было написано в учебнике, он теребил рукав мантии. Но профессор Салисберри ждать не любила.
-Вы не готовы?- Своим высоким, неприятным голосом спросила она.
-Я читал.- Дрогнувшим голосом ответил Питер.
-А я не прошу вас читать, вы должны это учить! Иначе, как вы собираетесь выживать! Я обращаюсь к каждому из вас, а не только к нему! Война с Сами-Знаете-Кем – это далеко не шутки, и если вы не научитесь себя защищать, то погибнете сразу же после выпускного!
Каждый студент Хогвартса давно уже знал, что профессор Салисберри помешана на войне. Разумеется, всех это касалось, но никто из учителей на каждом уроке не говорил, что они могут погибнуть. Да, она преподаватель защиты от тёмных искусств, её задача предостеречь и научить обороняться, но зачем на каждом уроке запугивать?
-Ладно.- Сказала профессор, немного успокоившись.- Вы говорили, что прочитали. Расскажите, что помните.
Питер, нервно икнув, начал отвечать:
-Инферналы – тела умерших людей. Ик, эти тела заколдованы темным магом, ик.- Питер всегда икал, когда волновался.- Они, тела, подчиняются всем приказам этого мага, ик. И ещё они… они… я больше не помню.- Питер опустил голову.
-Чего бояться инферналы? – Спросила профессор. – Как с ними бороться?
-Бороться? Им не страшны заклятья…
-А чего они бояться? – Допытывалась волшебница.
-Огня. Они бояться огня! – Зашептал Римус Питеру.
-Мистер Люпин, за подсказки я назначаю наказания! Что ж, «удовлетворительно», я поставлю вам, мистер Петтигрю, «удовлетворительно». Но имейте в виду, в следующий раз за такой ответ оценка будет ниже.
-Сегодня мы поговорим о том, как отличить инфернала от призрака. Существует много способов, но самый простой – это проверить прозрачно ли то, что перед вами находиться, или нет. Может, это совсем примитивный способ, зато действенный. Я учу вас защищаться, а защищаться необходимо быстро, ответная реакция должна быть молниеносной, если вы хотите выжить.
Профессор Салисберри рассказывала ещё много интересных вещей, но Джеймс её почти не слушал, то и дело бросая взгляд на Лили. Она конспектировала лекцию и ни на что больше не обращала внимания. Джеймс не мог дождаться звонка, чтобы извиниться перед ней. И вот, наконец, урок закончился. Джеймс быстро собрал учебник, пергаменты и перья и, сказав, друзьям, что он их потом догонит, быстро вышел из класса вслед за Лили.
В коридоре было не протолкнуться. Джеймс тут же потерял Лили из виду и принялся расталкивать учеников, ища Эванс. Вдруг среди сотен голов он заметил одну рыжую и прибавил ходу.
-Лили, подожди!- Крикнул Джеймс.- Лили! Лили, стой!
Эванс даже не обернулась, видимо, узнала его голос. Джеймс вскоре догнал её и пошёл рядом, хоть она на него и не смотрела и вообще делала вид, что не видит его и не слышит.
-Лили, я тут сказать, что я извиняюсь, да, в смысле, прошу прощения. Я поступил плохо, но я больше так не буду.
-Поттер, что ты как маленький? Поступил плохо, больше не буду. Тебе сколько лет?- Лили покачала головой.
«Что ж, она, во всяком случае, говорит со мной. Уже прогресс. А то прошлым вечером даже близко к себе не подпускала и слушать не хотела».- Подумал про себя Джеймс, а вслух сказал:
-Мне шестнадцать. А тебе? Нет, вообще я серьёзно. Мне очень жаль, что так вышло, я искренне жалею о своём поступке, и, наверно, не заслуживаю прощения…
-Верно, не заслуживаешь.- Голос Лили был холодным и непреклонным.
-Но я хотел сказать, что если ты меня простишь, я буду очень рад… Ай, чёрт, смотри, куда прёшь!- Крикнул Джеймс в след парню, толкнувшему его.- Так вот, если ты меня простишь, я буду рад. Ты же добрая.
-То, что я добрая, ещё не значит, что можно надо мной издеваться, а я всё тебе прощать буду! Скажи спасибо, что я с тобой вообще разговариваю.
-Спасибо. Но я над тобой не издеваюсь. Так что, ты меня простишь?
Лили остановилась и посмотрела на Джеймса.
-Я подумаю, Поттер. Когда у меня будет на это время. И решу, заслуживаешь ты прощения или нет.
А потом она быстро ушла, оставив Джеймса стоять посреди коридора с задумчивым выражением на лице. Он не знал, что ему делать, как себя вести. Она его не послала – это хорошо, но и не простила – это плохо.
-А ты, оказывается, умеешь извиняться.- Сириус хлопнул Джеймса по плечу.
-Вы всё слышали?- Спросил Джеймс у троих друзей.
-Не всё.- Ответил Римус.
-Эх, надо было так облажаться.- Протянул Сириус.- Ладно, пошли на трансфигурацию.

День пролетел незаметно. Лили устало развалилась на кровати и зевнула. На соседней кровати Элизабет читала учебник по трансфигурации.
-Тебе спать не хочется?- Спросила Элизабет у Лили.
-Немного. А тебе?
-Тоже.
Вдруг девушки услышали стук в окно. Элизабет встала, открыла окно и впустила холодный воздух и большого филина.
-Это тебе.- Сказала Элизабет и дала Лили маленькую коробочку и записку.
Лили взяла предназначенную ей маленькую посылку и развернула пергамент, на котором было написано только одно слово: Лили.
-«Самой красивой и милой девушке на свете. И пусть мой подарок никогда не сравнится с тобой в красоте, но, надеюсь, он тебе понравится».- Прочитала Лили слова, написанные красивым, убористым почерком.
-Какие комплементы!- Элизабет игриво улыбнулась.- Посмотри, что там.
Лили и самой было интересно узнать, что в коробочке, поэтому она незамедлительно её открыла и ахнула от изумления и восторга.
-Лилия.- Сказала Лили, взяла в руки красивую золотую заколку для волос в виде цветка лилии.- Золотая лилия. Она очень красивая.
-Как думаешь, кто тебе это подарил?- Спросила Элизабет, с улыбкой разглядывая подарок.
-Джек.- Улыбнулась Лили.- Конечно, это он! Я должна написать ему и поблагодарить!
-А вдруг это не он.- Сказала Элизабет.- Вдруг кто-то другой
-Да кто?- Рассмеялась Лили.- Кто ещё станет делать мне такие подарки?
-Ну, я не знаю…
-А я знаю! Это он!
И Лили написала Джеку маленькое письмо, в котором благодарила его за подарок и за комплементы.
-Как, не он?- Растерянно сказала она полчаса спустя, когда пришёл ответ от Джека, где он говорил, что не знает ни о какой золотой лилии, и что ничего ей не отправлял.
-А я тебе говорила!- Воскликнула Элизабет, и вдруг её словно осенило.- А что, если это Джеймс!
-Поттер?- Удивилась Лили.- Да ему это в голову бы никогда в жизни бы не пришло. И где бы он её сейчас достал?
-Почему у тебя не возникло такого вопроса, когда ты подумала, что это Джек.
-Тогда я не знаю.
Элизабет взяла в руки записку.
-Нет, это не Джеймс, у него другой почерк. И у Сириуса, и у Римуса, и у Питера тоже...
-Но кто тогда?- Не унималась Лили.
-Я не знаю.
В тот вечер Лили легла в кровать с одной лишь мыслью: «Кто же подарил ей золоту лилию?»








Ночное рандеву

Некоторые люди утверждают, что многое в жизни человека зависит от расположения звезд и планет на небосводе в день его рождения. Также звёзды влияют на каждый прожитый им день, поэтому составляются ежедневные гороскопы… Неизвестно, имели ли какое-то отношению к сему происшествию планеты, выстроившиеся на небе специально для этого совершенно особенным образом, или же просто нужно было думать головой, а не каким-то другим местом, и не торчать на холоде в течение полутора часа, как бы там ни было, но третьего ноября, утром, в Больничном крыле появился новый пациент, а, если быть точным, пациентка.
Лили, натянув одеяло до подбородка, повернула голову к окну. Солнце садилось, но прежде, чем скрыться за горизонтом, оно делало небо красно-оранжевым, и, если приглядеться к этому вроде бы обыденному явлению, можно понять, насколько это красиво.
-Да всё в порядке.- Ответила Лили, когда Элизабет уже в десятый раз извинялась.- Ну, поболею немного, ничего страшного.
-Ты из-за этого глупого портрета заболела, а я его так и не закончила.- С досадой проговорила Элизабет.
-Думаю, портрет здесь не при чём.- С улыбкой сказала Лили.
-Ладно, портрет не при чём, я при чём.- Виновато ответила Элизабет.
-И ты не при чём. Просто так получилось.
Во вторник после того, как закончились уроки, Лили и Элизабет примерно два часа провели у озера – Элизабет дорисовывала портрет Лили. Было прохладно, и Лили замёрзла. В общем, всё кончилось температурой, кашлем и попаданием в Больничное крыло. Лили лежала здесь уже третий день и умирала от скуки. Правда, к ней приходили подруги и Джек – это было почти единственным развлечением, ну, не считая не покидавших Лили мыслей о том, кто прислал ей золотую лилию.
-Он опять что-то прислал?- Спросила Элизабет после недолгого молчания.
-Да. Вон ещё одну открытку. На этот раз с сонетами Шекспира.- Ответила Лили, чуть улыбнувшись.
-Кого?- Не поняла Элизабет.
-Шекспир. Это магловский поэт.
-Ясно.- Элизабет взяла с прикроватной тумбочки открытку с нарисованными лилиями и открыла её.- Какие красивые стихи.- Сказала она, быстро прочитав текст сонета, написанный всё тем же красивым и незнакомым почерком, каким была написана записка для Лили, которую она получила в понедельник вечером, и, каким была подписана открытка для Эванс с пожеланиями скорейшего выздоровления, которую она обнаружила в четверг утром на тумбочке.
-Если тебе не сложно, прочти вслух.- Попросила Лили.
-«Мне показалось, что была зима,
Когда тебя не видел я, мой друг.
Какой мороз стоял, какая тьма,
Какой пустой декабрь царил вокруг!
За это время лето протекло
И уступило осени права.
И осень шла, ступая тяжело, -
Оставшаяся на сносях вдова.
Казалось мне, что все плоды земли
С рождения удел сиротский ждет.
Нет в мире лета, если ты вдали.
Где нет тебя, и птица не поет.

А там, где слышен робкий, жалкий свист,
В предчувствии зимы бледнеет лист».
-Кто он? Почему не напишет, как его зовут?- Больше у самой себя, чем у Элизабет, спросила Лили.
-Наверно, он считает, что так интересней. Интрига и всё такое.- Ответила Элизабет, перечитывая про себя стихи.
-И что, он вечно будет присылать мне подарки и даже не назовёт себя?- не унималась Лили.
-Может, он ждёт подходящего момента…
-То есть?
-Подходящего момента для того, чтобы признаться.
-Элизабет, ты что-нибудь знаешь?- Лили прищурила глаза.
-Нет. Знала бы – сказала тебе об этом.- Честно ответила Элизабет.
Лили не отвечала, думая, задать ли интересующий её вопрос или промолчать.
-А ты… спрашивала у Поттера про заколку?- Неуверенно спросила Лили.
-Нет.- Ответила Элизабет, у неё на это были свои причины, но она не посчитала нужным сейчас об этом рассказывать.
-Может, это всё-таки Джек.- В задумчивости пробормотала Лили, мигом забыв про Поттера, она и без того знала, что это не он. Лилию ему, возможно, и пришло бы в голову подарить, но откуда ему знать про Шекспира?
-Он же тебе сказал, что ничего про лилию не знает.- Возразила Элизабет.
-Вдруг он специально?
-Не думаю. Вот эту маленькую открыточку и сладости он тебе подарил лично. – Элизабет указала на подарки Джека, лежащие на тумбочке. - Зачем ему дарить ещё одну открытку и скрывать, что это он?- Резонно заметила девушка.
-Ты права. – Лили вздохнула.- Но всё же кто это?
Элизабет опустила взгляд.
-Шекспир – магл?
-Да.- Ответила Лили.
-Должно быть, о нём знают либо маглорождённые, либо те, у кого хотя бы один родитель – магл, ну в смысле полукровки. Ну, или чистокровки, которые интересуются маглами.- Сказала Элизабет.
-К чему ты клонишь?- Не поняла Лили.
-Я думаю, может… ведь Снегг, кажется, полукровка, ты говорила… может, он знает про Шекспира, и он тебе всё это присылает?..
Лили удивлённо смотрела на Элизабет. До этого момента, ей в голову не приходила мысль о том, что всё это рук Северуса.
-Нет, это не он.- Уверенно заявила Лили.
-Почему?
-У него нет… нет желания.- Сказала Лили, хотя по началу хотела сказать просто, что у него нет денег на такие подарки, как эта золотая заколка. И, ещё немного подумав, заключила, что и желания у него тоже нет.
Элизабет внимательно посмотрела на Лили, пытаясь понять, о чём она сейчас думает.
-Знаешь, я хотела тебе сказать кое-что насчёт…
-Мисс Эванс нужен отдых.- В палату вошла мадам Помфри.- Вам пора уходить.
-Да, конечно.- Элизабет встала с кровати.
-Ты что-то хотела мне сказать?- Лили посмотрела на подругу.
-А, да. Наверно, сейчас не время. Давай потом.- Сказала Элизабет и, попрощавшись с Лили, вышла из палаты.
Лили осталась одна. Мадам Помфри дала ей лекарства и вернулась в свою комнату.
Солнце уже село. На землю спустились первые сумерки, быстро темнело. Лили лежала одна в полутёмной палате, и хотелось бы сразу уснуть, но спать, как назло, совсем не хотелось. Гриффиндорка пролежала в одном положении около двух с половиной часов. В голову приходили разные мысли, порой совсем глупые и смешные, порой весёлые, порой печальные, но чаще всего романтичные…
И Лили впервые в жизни задалась вопросом, чем заняться ночью, если не можешь уснуть. Вскоре ответ нашёлся, совершенно безрассудный и сумасшедший, но от этого не менее заманчивый и притягательный.

-Паршивцы!!! Вы вылетите из школы ещё до утра! Я это вам обещаю! Хулиганьё, малолетние преступники! Это покушение на убийство!!!
Пока Филч вопил на весь коридор, Господа Мародёры, спрятавшись за ближайшим гобеленом и накрывшись мантией невидимкой (пусть она и не скрывала полностью всех четырёх парней), и помирали со смеху.
-Покушение…на…на убийство!..- Сдавленным голосом проговорил Сириус. От такого дикого хохота на глазах у него выступили слёзы, и он едва сдерживался, чтобы в голос не засмеяться.
-Он мог бы утонуть!- С серьёзным видом заявил Джеймс, но тут же снова затрясся от беззвучного смеха.
-Ага, в дерьме!- Сириус прислонился спиной к стене и глубоко вдохнул.- Давно я так не смеялся!
-А какой у него сейчас живописный вид!- Восторженно воскликнул Питер.- Весь…ну…в…
-Экскрементах.- Подсказал Римус.
-Ну, если по-научному, то да.- Фыркнул Джеймс.
-А что, он сам виноват, что зашёл именно в ту кабинку, которую мы решили взорвать.- Невинно сказал Сириус.
-И именно в то время, когда мы решили её взорвать!- Подхватил Джеймс.
-Какие вы жестокие!- Сказал Римус, но по голосу было понятно, что он просто дурачиться.
-Ты хотел сказать, какие мы жестокие.- Джеймс указал на себя и троих друзей.- Просто нечего было нашему любимому завхозу наказывать меня за то, что я не делал.
-А вот интересно, кто взорвал унитаз в туалете мальчиков в четверг, если не ты?- Питер задумчиво посмотрел на Джеймса.
-О, это так нас всех волнует! Давайте устроим детективное расследование!- С иронией воскликнул Сириус.
-Да это правда не важно.- Сказал Джеймс.- Я рядом оказался, но никого не видел.
-В общем, поздравляю тебя, Сохатый, теперь твоя отработка вполне заслуженная.- Римус хлопнул Джеймса по плечу.
-Да уж.- Джеймс ухмыльнулся.- Ладно, пора сматываться. Сириус, Карта у тебя? Посмотри, путь свободен? И тогда двинем.
-О`кей. - Сириус достал из кармана Карту Мародёров, зажёг на конце волшебной палочки огонёк и стал просматривать ближайшие коридоры и коридоры, ведущие в Башню Гриффиндора.
-Где Филч?- Спросил Римус.
-Он по ходу потерялся.- Хмыкнул Бродяга.
-В смысле?- Не понял Лунатик.
-Он шёл сначала в одну сторону, потом повернул обратно. - Ответил Сириус.- Странный человек.
-Да чихать на Филча.- Отмахнулся Джеймс.- Посмотри лучше, не ли где профессоров.
Сириус ещё раз просмотрел Карту.
-Никого нет. Абсолютно ни… Стоп, а это у нас кто?- Сириус нахмурил брови.- Не может быть…это… Эванс?!

И всё-таки он ночью другой, совсем другой! Этот старинный замок с огромным количеством башенок и коридоров, с каменными стенами и огромными окнами, с заколдованными картинами и древними гобеленами, с ещё не до конца раскрытыми тайнами и загадками, которые он бережно хранит и открывает лишь тем, кого, вероятно, считает достойным их знать. Это только по началу кажется, что всё вокруг спит: и замок, и его обитатели. Ученики и преподаватели, может, и спят, но не замок, нет, он никогда не спит. Глубоко заблуждается тот, кто считает будто Хогвартс – всего лишь школа, вовсе нет! Хогвартс живой, магия в нём самом, он пропитан ею насквозь; и когда начинаешь это осознавать – о, какое невероятное чувство переполняет сердце; когда начинаешь по-настоящему понимать этот замок, саму его суть – чувствуешь причастность к чему-то величественному и великолепному, к чему-то большему, чем просто школа и факультет, ведь Хогвартс – это целый мир, и надо быть глупцом, чтобы считать, будто нет ничего особенного в нём. К говорящим портретам и приведениям можно быстро привыкнуть и решить, что познал это таинственное живое существо, чьё имя Хогвартс. Но это не так, друзья мои, совсем не так. Этот замок, подобно человеку, имеет свою историю, свою жизнь и таит в себе много секретов, и не каждому дано их познать.
Лили медленно шла по пустому коридору восьмого этажа. До этого ей не попался навстречу ни Филч, ни кто-либо из преподавателей. Она ещё никогда не гуляла ночью по замку. Это было больше похоже на безрассудство, чем на способ развеять скуку, но Лили решила, что можно хотя бы раз нарушить правила…для разнообразия. По началу ей было немного страшно, но потом на смену страху пришло непонятное, неизъяснимое волнение, которое, однако, было приятно в своём роде и даже доставляло некоторое удовольствие. Горячая волна накатывала на Лили каждый раз, когда она подходила к очередному повороту; сначала девушка осторожно выглядывала из-за угла, чтобы убедиться, нет ли кого, а потом, набравшись смелости, поворачивала и шла дальше. Гриффиндорка старалась идти как можно тише и ближе к стене, потому что, когда она шла посреди коридора, то чувствовала себя уязвимо и незащищено. Её путь освещали факелы, отбрасывающие на стены, пол и потолок причудливые тени. Сначала Лили даже вздумалось приглядываться к этим теням, чтобы решить, на что они похожи, но вскоре бросила это занятие и пошла дальше. Она в точности не знала, чего хочет от своей ночной прогулки: увидеть или узнать о замке что-то новое, получить порцию адреналина, побороть скуку… Или ей просто было нечего делать, но наверно, это входит в разряд «побороть скуку»…
Побродив по коридорам в течение получаса, Лили поняла, что это ей надоело, ничего поражающего воображение она на своём пути не встретила, поэтому лучше вернуться в Больничное крыло, пока её никто не застукал (хотя в замке было абсолютно тихо, но Лили всё же боялась наткнуться на завхоза или какого-нибудь преподавателя). Но не успела она закончить свою мысль, как услышала, что откуда-то снизу донёсся грохот. Лили от неожиданности вздрогнула. Она не знала, что именно происходит, но точно знала, что необходимо скорей вернуться в Больничное крыло. Развернувшись, она бросилась к лестницам.
-Скорей, скорей…- Бормотала Лили, спускаясь по лестнице.
Сердце гулко стучало в груди; то ли от быстрого бега, то ли от страха и волнения становилось жарко. Лили быстро сбегала по лестнице на седьмой этаж. Вот она уже почти у лестницы, ведущей на нижний этаж. Лили бросилась к ней, как спасательному кругу, если бы она сейчас была бы посреди океана, а этот «круг» был бы единственным спасением.
-Попались, хулиганы!..
Лили застыла на месте, как вкопанная, глаза её расширились от ужаса, дыхание сбилось. В конце коридора стоял Филч, лицо у него было злое, он весь был мокрый и перепачкан чем-то коричневым. Лили отчасти прикрывали доспехи, и Филч не мог её хорошо разглядеть. А, судя по обращению, он принял её за кого-то другого…
-Вы мне сейчас за всё ответите!- Завопил Филч и, прихрамывая, быстро пошёл к Лили.
Девушку бросило в жар. Что делать?! До лестницы она добежать не успеет – Филч непременно увидит её, но не стоять же здесь!.. Лили обернулась. Единственным спасением был длинный коридор, где почему-то не горели факелы, идущий перпендикулярно тому коридору, где она так «удачно» повстречалась с Филчем. Делать нечего; Лили бросила быстрый взгляд на приближающегося завхоза, сделала глубокий вдох и метнулась к тёмному коридору – он начался как раз там, где она стояла.
Оказавшись в неосвещённом коридоре, Лили пришлось прижаться к стене, и вот так, по стеночке, идти быстро, но осторожно, чтобы не споткнуться. Девушка, конечно, уже не могла видеть, как Филч резко остановился, в недоумении посмотрел перед собой, а потом грубо и нецензурно выругавшись, сказал:
-Девчонка! Как будто мне этого хулиганья не хватает, так тут ещё девчонки носятся! Жаль, я её лица не разглядел… Но да ладно, вы у меня все сейчас хорошенько получите!
И, развернувшись, разъярённый завхоз, пошёл в обратную сторону.
А Лили тем временем продолжала свой путь, ругая себя за безрассудство и глупость. Надо же, пришло в голову такое! Бродить ночью по замку, что может быть глупее?! Лили тряхнула головой и сама себе пообещала, что больше никогда не станет повторять эту выходку, вот только доберётся до Больничного крыла…
-Ой!
Лили схватилась за ногу и медленно осела на пол. Правую стопу свело судорогой – как не вовремя! Было очень больно, Лили сжала зубы. Вот сейчас Филч сюда подоспеет, а она сидит тут на полу, сжавшись в комок, превозмогая ужасную боль в ноге. Лили откинула голову назад, чуть застонала, потом зажмурила глаза… В замке тихо, очень тихо. Лили резко открыла глаза и повернула голову туда, откуда только что прибежала. Тихо. Но почему? За ней должна быть погоня; Филч немного хромает, да даже если бы не хромал, его шаги всё равно было бы слышно. Но нет, в коридоре было абсолютно тихо. Лили недоумевала: как же так? Филч был зол, и бросился к ней, но теперь – ни звука. Боль потихоньку начинала отпускать, Лили немного расслабилась, даже дышать стало как будто бы легче. Она осторожно поднялась на ноги и в нерешительности повернулась к коридору, где встретилась с Филчем. Свет из этого коридора освещал только несколько метров коридора, где была Лили, значит, её было невидно, только, может быть, её фигура была заметна. Что делать? Если Филч ушёл, можно быстро добежать до лестницы – и Лили спасена, но если завхоз нарочно её там поджидает?.. Лили застыла, пытаясь сообразить, что делать, но голова отказывалась её слушаться, мысли беспорядочно носились у неё в мозгу, она откровенно не знала, как же ей быть.
Как трудно порой сделать выбор: два пути – но выбрать нужно только один. И ты стоишь на «перепутье» и мучительно пытаешься решить, что выбрать, и проклинаешь судьбу за то, что она послала тебе такой трудный выбор. Но, что бы ты ни говорил, судьба останется молчалива и безучастна к твоему непростому положению, и тебе всё же придётся что-то выбрать. Но сейчас судьба вдруг решила вспомнить, что она не такая несправедливая и жестокая, какой её многие считают, и, сжалившись над бедной Лили, избавила её трудностей выбора, иными словами она отрезала ей один путь посредствам завхоза и декана Гриффиндора.
У Лили душа ушла в пятки, когда она увидела двух людей в начале коридора, а затем услышала голос МакГонагалл:
-Мы вас видим. С какого вы факультета? Немедленно идите сюда!
-Идти сюда?..- Тихо повторила Лили, словно разговаривая сама с собой (Филч и МакГонагалл её, конечно, слышать, не могли), потом девушка замотала головой.- Нет…
И Лили бросилась в противоположную от Филча и МакГонагалл сторону. Девушка больше не заботилась о бесшумности, она просто бежала что есть мочи вперёд, её шаги отдавались эхом от каменных стен. Гриффиндорка слышала позади себя быстрые шаги – это гнались за ней декан её факультета и завхоз. Лили бежала, бежала и бежала… Коридор был очень длинный, девушка начала запыхаться, но не останавливалась. Ей казалось, коридор скоро закончится, остаётся шагов пятьдесят…
Перед самым поворотом Лили быстро обернулась, чтобы посмотреть далеко ли от неё её преследователи, и тут же поняла, что не следовало этого делать. Послышался ужасный грохот, Лили потеряла равновесие, больно ударилась коленками о каменный пол, из глаз её от боли брызнули слёзы.

-Если мне не веришь – на, сам посмотри!- Сириус протянул Джеймсу Карту.- Вот, видишь, Филч идёт в сторону, я так полагаю, спальни МакГонагалл, а вот Эванс! Видишь? Она вот в этом коридоре…- Сириус пальцем показал коридор, по которому медленно двигалась точка с надписью «Лили Эванс».
-Глазам своим не верю.- Растерянно проговорил Джеймс.- Лили ходит ночью по замку?.. Невероятно. Может, Карта врёт?..
-Карта не врёт, ты сам это прекрасно знаешь.- Воскликнул Сириус.
-Дай-ка посмотреть.- Римус взглянул на Карту Мародёров.- Правда, Лили!
-Видимо, она не такая правильная и не заучка, как ты говорил про неё, Сириус.- Сказал Питер, тоже глядя на Карту.
-Что ты там про неё говорил?!- Возмущённо воскликнул Джеймс.
-О, Мерлин!- Сириус закатил глаза.- Ну, говорил я…
-Тихо! Заткнись, Сириус! Смотрите, Филч с МакГонагалл идут к коридору, где сейчас Лили.- Римус показал пальцем две быстро двигающиеся точки.- А Лили почему-то остановилась… Смотрите!- Воскликнул от неожиданности Лунатик.- Они стоят прямо напротив неё!.. Достаточно близко!
-Дай посмотреть!- Джеймс вклинился между Римусом и Питом и уставился на Карту.- Вот чёрт, они же её сейчас поймают…
-А, может, и нет.- Сказал Сириус.- Вон она как припустила! Смотрите, как несётся!- Сириус смотрел, как точка «Лили Эванс» быстро передвигается по коридору, а за ней гораздо медленнее двигаются точки «Минерва МакГонагалл» и «Аргус Филч».- Это прямо-таки крысиные бега!- Ухмыльнулся Сириус, наблюдение за такой гонкой, кажется, доставляло ему удовольствие.
Но Джеймс не разделял его чувств.
-Почему она остановилась?- Спросил он, глядя, как в самом конце коридора Лили вдруг остановилась и не двигалась с места уже где-то минуту.
-А там, по-моему, рыцарские доспехи стояли. И она по ходу в них вписалась.- Хмыкнул Сириус.- Вот, что значит – нет опыта гулять по замку ночью.
-Вот она повернула на право.- Сказал Римус.
-Я никак в толк не возьму, какого фестрала она шатается ночью по замку?..
Джеймсу никто не ответил, потому что внимания всех было обращено на точки «Минерва МакГонагалл» и «Аргус Филч».
-Зачем они повернули в обратную сторону?- Недоумённо спросил Питер.
-Да потому что там, куда бежит Эванс, тупик!- Ответил Сириус.- Она сейчас просто упрётся в стену и всё! А они её перехватят, и некуда ей будет деваться.
-Как тупик?- Растерянно переспросил Джеймс.
-Вот так. Что, сам не видишь, что ли? Стена тут.
-А почему же она стену не видит?- Спросил Питер.
-Мы там все факелы потушили, забыл, что ли?- Ответил Сириус.- Это был отходной путь на всякий случай.
-Выходит, они сейчас поймают Лили, а потом её накажут.- Расстроено проговорил Джеймс.
-Так что ты стоишь-то!- Воскликнул Римус.
-А что делать?- Не понял Джеймс.
-Спасать её!
Сириус фыркнул.
-Я серьёзно.- Сказал Лунатик.- Джеймс сейчас спасает Лили, и она на него больше не дуется. Отличный план же!
-А что, правда!- Джеймс просиял.- У вас ещё остались навозные бомбы, которыми мы в Филча кидались?
-У меня да.- Ответил Сириус.
-Тогда смотрите.- Джеймс склонился над Картой.- Сейчас МакГонагалл и Филч побегут мимо лестницы. Сириус, ты надеваешь мантию-невидимку и кидаешь в Филча бомбы из конца коридора. Постарайся увести их в другую сторону. Мы как раз с противоположной от них стороны. Я обойду вот здесь, и выведу её оттуда. Потом она будет мне бесконечно благодарна, кинется мне на шею…
-Иди уже!- Сириус пихнул Джеймса.- Давай-давай!
-Спасибо, дружище! Смотри, не попадись!
-Ты меня оскорбляешь!..
И Джеймс бросился по коридорам, изредка глядя на Карту. Ему оставалось два поворота, и он выйдет прямо навстречу Лили. Проклятье! Почему она бежит так быстро, уже половину коридора преодолела, неужто она не видит, что это тупик!..
Вот Сохатый уже в том коридоре, где сейчас Лили. Джеймс оказался сзади неё, он видел только её силуэт, быстро движущийся в противоположную от него сторону. Джеймс кинулся ей вдогонку. Очевидно, она услышала его приближающиеся шаги, потому что несколько раз обернулась и побежала ещё быстрее. Только Джеймс всё же был тренированней и соответственно бегал быстрее. Скоро расстояние между ними сократилось до минимума, но девушка всё равно не останавливалась. Джеймса поразили её упорность и абсолютная бездумность в данный момент.
-Эй, Лили, стой! Да остановись ты!- Сохатый запыхался, всё-таки разговаривать на бегу не слишком удобно.- Ну не думаешь же ты, что Филч у нас спринтер!.. Это я… Дж…Джеймс.- Сохатый сунул Карту в карман.
Лили резко остановилась.
-Поттер?- С удивлением сказала она, обернувшись к нему.
-Ну, конечно, Поттер!- Сказал Джеймс.- Ты бежишь прямо навстречу Филчу и МакГонагалл…
-Откуда ты знаешь?.. И вообще, как ты здесь оказался?- Лили тяжело дышала после бега, всё происходящее с ней приводило её в замешательство, но всё же ей приходили на ум разные вопросы, о которых другой человек в подобной ситуации, может, и не вспомнил бы.
Джеймс рассмеялся.
-Тебе не кажется, что в данный момент лучше постараться свалить быстро, а не стоять и трепаться?
-Они бежали за мной, значит, они не могут быть с другой стороны.
-Они решили перехватить тебя с другой стороны.
-Я быстрее бегаю.- С ноткой гордости заявила Лили.
-Пойдём со мной, я тебе помогу…
-Я сама могу себе помочь! Тут чуть-чуть осталось…- Лили указала рукой туда, куда бежала.
-Там тупик!- Терпение Джеймса заканчивалось.
-Не может быть…
-Эванс, ты…
Он не успел договорить, до их слуха донеслись крики и вопли.
-Сириус.- Джеймс улыбнулся.- Давай! Идём скорее!
-Я…- Начала Лили, но Джеймс не дал ей договорить; он схватил её за руку, и они кинулись в противоположную сторону.
-Надо к лестницам…- Задыхаясь, проговорила Лили.
-Мы в обход!- Бросил ей Джеймс, не останавливаясь.
-Это просто какое-то невезение!- Воскликнула Лили; когда они подбежали к лестницам с другой стороны, лестница, ведущая на нижний этаж начала менять направление.
Джеймс бросил взгляд в сторону коридора, где должны быть Сириус, Филч и МакГонагалл.
-Мы не успеем. Давай наверх!
-Наверх?!- Казалось, предложение Джеймса повергло Лили в шок.- Мне нужно в Больничное крыло!..
-Мы не успеем.- Повторил Джеймс и скомандовал.- Наверх!
И гриффиндорцы побежали по лестнице на верхний этаж.
-Куда ты бежишь?- Воскликнула Лили, пытаясь не отстать от своего провожатого, который, видимо, чувствовал себя очень уверенно в ночном Хогвартсе.
-Увидишь!- Ответил Джеймс, продолжая бежать.
Через две минуты изнурительного бега они остановились у стены. Джеймс пытался отдышаться, он чувствовал себя спокойно, чего нельзя было сказать о Лили.
-Куда ты меня привёл?!- Возмутилась она.- К абсолютно голой стене?!
-Нееет.- Протянул Джеймс, и загадочно улыбнулся.
Потом он стал ходить взад-вперед вдоль этой стены, наморщив лоб, и повторил это три раза. Лили следила за его манипуляциями со скептическим выражением на лице, но оно скоро сменилось удивлением и чем-то очень похожим на восторг.
-Невероятно…- Прошептала она, наблюдая, как в стене, в этой самой голой стене, вдруг начали появляться очертания двери, а потом появилась и сама дверь.
Джеймс, глядя на неё, довольно улыбнулся.
-Выручай-комната. Прошу.- Джеймс открыл дверь и пропустил Лили вперёд.





Попытка номер один


Очень редко судьба исполняет наши мечты таким образом, что нам ничего для этого не приходится делать. Гораздо чаще она даёт нам шанс, тот нужный момент, которого нам не хватало для исполнения желания, а затем деликатно и очень незаметно исчезает со сцены и уже из-за кулис наблюдает за нашими действиями. И в этот момент главное – не упустить свой шанс, он может быть единственным. Можно, конечно, решить, что от нас слишком многого хотят, слишком многого ждут – разве не легче было бы просто дать нам то, что мы хотим? Оказывается, не легче; если мы сделаем всё сами, сами добьёмся своей цели – это достижение будет нам дороже.
Единственным желанием Джеймса было заслужить прощение Лили, и вот прекрасный, замечательный шанс! Чего ещё желать? Нужно только сосредоточиться и подобрать нужные слова. Джеймс глубоко вдохнул; он впервые оказался в одном помещении наедине с Лили и не мог не признать, что это довольно волнительное событие в его жизни.
Пока Джеймс, стоя у входа, лихорадочно придумывал, с чего начать, Лили уходила всё дальше вглубь комнаты, рассматривая её. Его правая рука взметнулась к волосам, и он по привычке их взлохматил.
Джеймс тоже огляделся, и в который раз поразился этой невероятной комнате. Ничего подобного Выручай-комната ещё не делала, но это было как раз то, что нужно.
В Выручай-комнате преобладали тёмно-красные, бордовые цвета. Пространство комнаты было небольшим; повсюду стояли мягкие глубокие кресла, обтянутые терракотовой тканью; на полу и на множестве широких столиках цвета венге на низких ножках стояли большие белые свечи различных размеров, освещая своим тёплым светом пространство вокруг; в комнате царил полумрак, именно такой, какой располагает к душевным откровениям. В общем, обстановка была довольно романтическая, по мнению Джеймса даже чересчур, и он всей душой надеялся, что такой комнату сделала Лили (подсознательно, разумеется), а не он. Но всё же это ему нравилось; Выручай-комната, словно чувствуя его волнение, старалась сделаться такой, чтобы, находясь здесь, можно было расслабиться. На ум тут же пришли слова, наверно, не совсем удачные, правда Джеймс считал их правильными и уместными.
-Романтическая обстановочка, приглушенный свет и мы с тобой вдвоём, наедине, совершенно одни… Мы могли бы…- Сказал Джеймс, пристально глядя на Лили; его губы медленно расползались в широкой улыбке.
Лили резко обернулась к Джеймсу, презрительным взглядом его оглядела.
-А ты не только позёр, ты ещё и пошляк!- Воскликнула девушка с явной неприязнью.
-Я?!- В голосе Джеймса звучало неподдельное удивление.
-Ты, Поттер, ты.
-Интересно, почему?- Джеймс поднял брови.
-Он ещё спрашивает!- Воскликнула Лили.- Да по твоей противной ухмылке всё понятно.
-Что же тебе понятно?- Джеймс передёрнул плечами, слова Лили его всё же задели, как бы он ни пытался это скрыть.
-Что ты неисправимый нахал, который ни одной юбки не пропустит!- Выпалила Лили.
Джеймс придирчивым, оценивающим взглядом внимательно оглядел стоящую напротив него девушку с ног до головы. Лили была одета в светло-оранжевую пижаму, на которой было нарисовано что-то непонятное, и небрежно наброшенный сверху розовый халатик. Её распущенные волосы были растрёпаны.
-Но, насколько я вижу, ты не в юбке.- Заметил Джеймс.
Лили вспыхнула и быстро запахнула халат, крепко подвязав его поясом.
-Ты наглый, беспринципный, невыносимый задира, который вообразил, что ему всё позволено!..- Зло воскликнула Лили.
-Я только что тебя спас!- Возмутился Джеймс.- Ты могла бы быть дружелюбней.
-Ну и что с того? Я не просила тебя меня спасать. Подумаешь, спас от учителей… Я могла бы и сама…
-А, ну да, конечно, могла бы. Такой оригинальный способ выбрала – бежать навстречу преследователям.- Усмехнулся Джеймс.
Лили поджала губы.
-Хоть бы ты меня спасал вот так каждый день, мне всё равно! Я никому не позволю со мной так разговаривать.- Вскипела Лили.
-И как же?
-Таким тоном. И эти твои словечки… Романтическая обстановочка, наедине, мы могли бы… Не могли!
-Почему?- Спросил Джеймс.
-Да как у тебя хватает наглости?!- Возмущению Лили не было предела.
- Я имел в виду, мы могли бы пообщаться. Только нормально. А не как обычно, ограничиваясь парой фраз, типа: «Эванс, пойдём на прогулку» – «Поттер, иди к чёрту». Джеймс улыбнулся.- Ты не так меня поняла, наверно, подумала не то. Но каждый понимает фразы по-своему, в меру своей испорченности, конечно.- Поттер с удовольствием наблюдал, как Лили краснеет.
-Ты сам виноват.- Сказала она после минутной паузы.
-Пожалуй, что да…
Лили очень удивилась, что Поттер не стал с ней спорить и пререкаться.
-А ты находила время, чтобы подумать насчёт того, чтобы простить меня?- Спросил Джеймс.
Лили посмотрела на Джеймса задумчивым взглядом, а когда она открыла рот, чтобы заговорить, Джеймс уже приготовился услышать ответ на свои извинения, поэтому был раздосадован, когда услышал:
-А нам не пора отсюда уходить?
-Не знаю.- Сказал Джеймс. Он в самом деле не знал, где сейчас Филч и МакГонагалл, продолжают ли они искать нарушителей правил или уже пошли спать.- Но мне кажется, лучше подстраховаться и немного побыть здесь. Не хотелось бы после такого удачного побега попасться, как ты считаешь?
-Да, действительно, лучше остаться ненадолго здесь.- Лили кивнула и снова огляделась вокруг.
Джеймс вновь взъерошил волосы.
-Скажи, где мы.- Попросила Лили.
-В Выручай-комнате.- Ответил Джеймс.- Это комната появляется не всегда, только если очень нужна кому-то. И она может дать тебе всё, что ты хочешь.
-Всё?- Лили восторженно огляделась вокруг.
-Ну, почти всё.- Уточнил Джеймс.- Она почему-то отказывается давать еду. А всё остальное – пожалуйста, что ни попроси. И ещё она всегда разная. Она впервые стала такой, какой мы сейчас её видим. Наверно, это ты её такой сделала.
-Я?
Лили посмотрела на Джеймса, и юноша почувствовал, как сердце забилось быстрее. Причиной был её взгляд, совершенно удивительный и потрясающий; она не смотрела на него, как обычно, с презрением или злостью; её взгляд сейчас был совсем иным, это был восторженный взгляд ребёнка, которому показали что-то удивительное, что-то, о чём он прежде и не догадывался, и что поразило и обрадовало его настолько, что он позабыл обо всех своих обидах и расстройствах, всеми фибрами души впитывая это новое и неизведанное, так, как умеют это делать только дети.
-Сомневаюсь, что я.- Джеймс улыбнулся.- Так что, скорее всего, ты.
-Но как? Ведь я даже не знала свойств этой комнаты.
-Ты и сейчас не все их знаешь.- Сказал Джеймс.- На самом деле, Выручай-комната не раскрывает своих секретов, можно только самим догадаться. Нужно понимать эту комнату, и тогда она будет понимать тебя. Наверно, на подсознательном уровне ты хотела уюта и спокойствия – и Выручай-комната исполнила твоё желание.
Лили заворожено его слушала.
-Тебе здесь нравится?- Джеймс обвёл взглядом комнату.
-Конечно! Как это может не нравится!- Воскликнула Лили.
Джеймс облегчённо улыбнулся. Ей нравилось, ей действительно нравилось! Наконец он смог её порадовать и приятно удивить, а не как обычно – обидеть и расстроить.
Видимо, у неё не хватало слов, чтобы выразить все те чувства, какие вызвала у неё Выручай-комната. Лили замолчала и принялась бродить по комнате, рассматривая её и изучая; вероятно, Лили решила проверить, правда ли Выручай-комната может дать ей всё, что она хочет в данную минуту, потому что в течение следующих семи минут в комнате появились огромные пуховые подушки в красных наволочках, широкий, мягкий и очень уютный ковёр. Всё это время Джеймс молча со стороны наблюдал за Лили, и каждый её новый вздох восхищения вызывал у него улыбку.
-А как ты узнал про неё?- Минут через десять спросила Лили.- Ведь Выручай-комната тайная, да?
-Да. Про неё почти никто не знает.- Джеймс кивнул и сел в глубокое кресло.
-Так как ты про неё узнал?- Повторила Лили и тоже опустилась в кресло.
-Это случилось давно, много-много лет назад.- Джеймс словно рассказывал сказку.- На третьем курсе. Мы с Сириусом шли по коридору ночью… А тут – БАЦ! – Филч из-за угла как выскочит и давай вопить, что мы вылетим из школы, как сегодня…
-Он сегодня так говорил?- Перебила Лили.
-Ну да. Это другая история. В общем, мы дали дёру, Филч за нами (он наших лиц не разглядел). Вот мы бежали, бежали и нашли эту комнату. Мы мысленно думали о том, как бы найти убежище, и вот, пожалуйста. В общем, у меня какое-то дежа вю. Очень уж тот день напоминает сегодняшний.- Джеймс, окончив свой рассказ, посмотрел на Лили.
-Скажи, Поттер, ты принципиально не признаёшь правил, или тебе просто нравится бесить Филча, нарушая их?- Поинтересовалась Лили.
-Правила для того, чтобы их нарушать.- Сказал Джеймс.- Избитая, правда, фраза. Просто всегда следовать правилам – скучно.
-Ты им, по-моему, никогда не следуешь. И, вообще, правила не для того, чтобы их нарушать, а как раз таки наоборот.
-И это мне говорит человек, который шатается ночью по замку.- Фыркнул Джеймс.- Или в Хогвартсе это теперь разрешено?
Лили нечего было на это ответить; в комнате ненадолго воцарилось молчание; девушка, опустив глаза теребила край халата; Джеймс, вальяжно развалившись в кресле, внимательно разглядывал лицо Лили. У Лили была светлая, но не бледная кожа, а сейчас, при свете свечей, она приобрела немного смуглый оттенок. Это было странно – всё, что сейчас происходило: и то, что они оказались одни в замкнутом пространстве ночью, и то, что они почти не ругались, и то, что перед Джеймсом сидела не та Лили, какую он привык видеть – в идеально выглаженной белой блузке и чёрной юбке с собранными в высокий хвост волосами, а растрёпанная, одетая только в пижаму и халат.
Потом Лили вдруг нахмурилась и неожиданно сказала:
-А как ты меня нашёл?
-Что?- Не понял Джеймс.
-Как ты узнал, в каком я коридоре? И что за мной гонится Филч, и что я бегу не туда?.. Откуда ты узнал?- Лили, похоже, только сейчас вспомнила, что вообще случилось до того, как она попала в Выручай-комнату.
-Да просто так случайно получилось.- Уклончиво ответил Джеймс; он не хотел ей рассказывать про Карту Мародёров и про то, чем они с друзьями занимались сегодняшней ночью: про Карту он не хотел рассказывать, потому что это была тайна, а про то, что они делали – потому что знал, что Лили это не понравится.- Это долгая и неинтересная история.
Лили смерила его подозрительным взглядом, чуть нахмурившись; Джеймс предпочёл на неё не смотреть.
Опять комната погрузилась в тишину. Так продолжалось минуты три, после чего тишину нарушила Лили.
-Знаешь, Поттер, раз уж так получилось, что я торчу тут с тобой… Не скажу, что я этого хотела, когда шла гулять по замку, даже совсем не хотела и не думала, что так получится. Но раз так получилось… Давай сделаем так, чтобы об этом никто не узнал.- Проговорила Лили; она посмотрела на Джеймса, взгляд её был очень серьёзным, почти суровым.
-Никто?
-Я знаю, что у тебя язык без костей, но постарайся в этот раз держать его за зубами.
-И что мне за это будет?
-Ты что, меня шантажируешь?- Лили подняла правую бровь.
-Нет, просто спрашиваю.- Джеймс помолчал немного.- А тебе идёт пижама. И растрёпанные волосы тоже. Ты такая…- Джеймс внимательно разглядывал Лили, и ей это, видимо, не понравилось.
Девушка вскочила на ноги, сердито сверкнув глазами. Джеймс тоже встал. Теперь они стояли на расстоянии метра друг от друга.
-Поттер, не наглей! Нечего на меня пялиться!
Признаться, зрелище завораживающее: симпатичная девушка стоит, надувшись и скрестив руки на груди, и откровенно не замечает влюблённый взгляд стоящего напротив неё лохматого юноши. Даже смешно: в шаге от тебя стоит человек и смотрит на тебя в упор – ну как можно не заметить, не понять, не растолковать его взгляд, то, что он хочет сказать этим взглядом? Смешно…
Джеймс неосознанно сделал два шага по направлению к Лили, не отрывая взгляда от её восхитительных, как он сам сейчас думал, глаз; теперь девушке приходилось немного поднимать голову вверх, чтобы смотреть парню в лицо. Лили по-прежнему была рассержена и как будто не замечала, что они стоят очень близко друг к другу; она бы ни за что не позволила Джеймсу приблизиться к ней настолько… однако он это сделал, и она почему-то не сопротивлялась. Врятли она в этот момент могла угадать его мысли, но когда её злость немного поутихла, Лили стало как-то неуютно, как-то не по себе от неотрывного, внимательного взгляда светло-карих глаз, которые медленно блуждали по её лицу, изучая каждую чёрточку, но неизменно возвращались к глазам и по долгу в них смотрели. Наконец Лили решилась отойти немного назад, но слова, произнесенные тихим голосом Джеймса, заставили её оставаться на месте ещё несколько секунд и в оцепенении смотреть на Поттера.
-Поцелуй меня.
Лили застыла. В первое мгновение из головы улетучились все мысли – настолько поразило её услышанное. Но постепенно мысли возвращались, и по мере того, как голова снова начинала работать, девушка впадала во всё большее недоумение и растерянность.
Что он сказал? Поцелуй меня. Да нет же, ей послышалось, не может быть такого…
Лили чуть приоткрыла губы, порывисто вдохнула. Потом ещё раз повторила про себя те два слова, которые произнёс только что Поттер. Нет, он их точно произнёс, ей не показалось, она совершенно явственно и отчётливо их слышала… Он что, сумасшедший?
Все эти не хитрые размышления проносились в голове Лили в течение каких-то нескольких секунд, в продолжение которых Джеймс не отрывал взгляда от её глаз и ничего не говорил.
Ну наконец-то! Наконец-то она заметила, какое ничтожное расстояние отделяет её от человека, который был ей не то чтобы противен, но, мягко сказать не слишком, приятен. Лили словно очнулась от глубоко оцепенения, быстро отошла на несколько шагов назад, пока не упёрлась в кресло; лицо её тут же приобрело полупрезрительное, полурассерженное выражение; вскинув голову, она холодно, резко сказала:
-Будешь просить об этом тех глупых девчонок, которые по совершенно непонятным причинам влюблены в тебя по уши. А от меня ты этого никогда не дождёшься!
И, круто развернувшись, Лили пошла к двери. Джеймс медленно повернулся к ней; он был растерян и как будто не понимал, что происходит. Чтобы вернуться к реальности, он сначала тряхнул головой, потом привычным движением взъерошил волосы.
-Подожди, Лили…- Сказал он ей вслед.- Куда ты?
-Подальше от тебя!- Почти у самой двери Лили бросила ему через плечо.- Я ухожу отсюда.
-Стой, я тебя провожу.
-Меня не нужно провожать!- Воскликнула Лили, обернувшись к Джеймсу.
-Ошибаешься, нужно.- Возразил Джеймс.- Без меня ты точно попадёшься.
-С чего ты взял, что я не могу без тебя обойтись?- С вызовом спросила Лили.
-Потому что я ночной Хогвартс знаю лучше, что бы ты там ни говорила.- Ответил Джеймс, но его слова явно не убедили Лили.- Я обещаю, больше ничего подобного не скажу. Но будет не очень хорошо, если ты встретишь МакГонагалл. Я хочу только помочь.
Несколько секунд Лили в задумчивости молчала, борясь с собой: с одной стороны она не сомневалась, что Поттер прекрасно ориентируется ночью в замке, и с ним идти, конечно, будет безопасней, но с другой стороны его слова насчёт поцелуя…
-Ладно, Поттер, пойдём вместе, но только никаких больше подобных реплик, ясно?
Джеймс энергично закивал. Собрался было уже идти, но тут вспомнил, что надо бы проверить коридоры, и, повернувшись к Лили спиной и отойдя на несколько шагов, он как можно незаметней вытащил из кармана Карту и быстро пробежал её глазами. В коридорах абсолютно никого не было, ни в одном из коридоров. А что касается МакГонагалл и Филча – так они оба были в своих спальнях. Лили, наморщив немного лоб, смотрела, что делает Поттер, и никак не могла понять, что же он всё-таки делает. Вскоре он вновь повернулся лицом и подошёл к ней, Лили инстинктивно отошла от него на несколько шагов. Джеймс закатил глаза, но ничего не сказал.
-Ну что, мы идём?- Нетерпеливо спросила Лили, ей хотелось поскорее оказаться в Больничном крыле (на первый взгляд, странное желание) и покончить со всем этим ночным кошмаром.
Джеймс кивнул, и вдвоём они покинули Выручай-комнату. Когда они вышли в коридор, Лили обернулась на дверь, но та уже исчезла, и перед ними опять была только голая стена.
Лили и Джеймс быстро шли по коридорам. Джеймс знал все обходные пути, знал, как добраться до Больничного крыла быстрее; наверно, он хотел бы побыть с Лили подольше, но он-то понимал, что она этого не хочет, и поэтому пренебрёг своим желанием. Всю дорогу они оба молчали; Лили смотрела куда угодно: вниз, вперед, в стороны – но только не на Джеймса, а Поттер лишь изредка бросал на Лили торопливые взгляды и тут же отводил глаза.
Они довольно быстро и, что не мало важно, без приключений, добрались до Больничного крыла. Дверь оказалась запертой. Джеймс вытащил волшебную палочку, коснулся ею двери, и она бесшумно отворилась.
-Спокойной ночи, Лили…- Шепнул Джеймс, но она никак не отреагировала, быстро скользнула в Больничное крыло и, не сказав ни слова, закрыла за собой дверь. Джеймс остался один в пустом коридоре.
-Чёрт!- Выругался Джеймс, вся его досада и злость вылились в одно единственное короткое слово, которое, впрочем, не принесло ни капли облегчения.
Джеймс медленно побрёл в спальню таким темпом, что в спальню он вернулся бы примерно к утру. Он не боялся, что его поймают (да ему, честно сказать, было всё равно), он шёл, засунув руки в карманы синих магловских джинсов, и думал, что Лили в самом деле совершенно необычная девушка, что она отличается от всех прочих, и что сладить с ней невозможно. Во всяком случае, Джеймсу Поттеру это было невозможно, никак невозможно.
И снова он упустил свой шанс, снова непростительно накосячил – уже в который раз!
Скоро невесёлые мысли ему надоели, и он понесся по коридорам замка, стараясь думать о дороге (о чём угодно, только бы не о Лили) но он и так знал все эти коридоры наизусть, и ноги сами несли его, а он почему-то тяжело дышал, и вскоре дыхание сбилось. Джеймс бежал и бежал сломя голову, не останавливаясь, до тех пор, пока бежать стало некуда – он оказался у портрета Полной Дамы.
Удивительно, но Полная Дама не спала, и не пришлось её будить; Джеймс быстро назвал пароль и вошёл в Гостиную, а оттуда сразу в спальню.
В спальне мальчиков было темно; ни звука не было слышно. Джеймс знал, что друзья, скорей всего, не спят, дожидаясь его, но ему не хотелось ни с кем говорить, поэтому он бесшумно пересёк спальню и рухнул на кровать. Уткнувшись лицом в подушку, Джеймс закрыл глаза. Поскорей бы уснуть, и ни о чём, совсем ни о чём не думать!
-Ну? Как прошло? Рассказывай.
«Ты правда думал, что тебя сегодня оставят в покое?»- У самого себя спросил Джеймс, но не ответил и не пошевелился.
-Я знаю, что ты меня слышишь.- Сириус и не думал отставать.- Ты не мог так быстро уснуть, ты только что зашёл. А ну быстро рассказывай!
Джеймс вздохнул и сел на кровати. Сириус стоял рядом и молча ждал, когда Джеймс перескажет ему случившееся. Сохатый помолчал немного, потом сказал:
-Ничего интересного не случилось.
-Врёшь.- Моментально откликнулся Сириус.- Бесстыже врёшь лучшему другу.
Джеймс ещё раз тяжело вздохнул и сказал:
-Я не могу тебе сказать. Она попросила ничего не рассказывать.
Секунду Сириус молчал, потом развернулся и пошёл к своей кровати.
-Вот значит как? Секреты от лучшего друга. Прекрасно. И из-за кого? Из-за рыжей недотроги.- Услышал Джеймс обиженный голос Сириуса, который лёг на свою кровать, отвернувшись от Джеймса.
-Бродяга.- Позвал Джеймс.
Ноль реакции.
-Бродяга.- Повторил Джеймс свою попытку, но друг по-прежнему не отзывался.
Джеймс встал и потопал к кровати друга.
-Ну что ты обижаешься из-за ерунды?- Проговорил Джеймс.- Ну, хочешь… хочешь я тебе расскажу?
Сириус продолжал упорно молчать.
-Ну, не хочешь – как хочешь.- Джеймс хотел было уже уйти, но слова Сириуса заставили его остановиться:
-Ладно, так и быть, я тебя прощаю. Рассказывай.
Джеймс сел на край кровати Сириуса и начал свой рассказ тихим, едва различимым шёпотом, так, чтобы никто больше не мог их услышать. Когда дело дошло до самого интересного момента, Сириус вдруг громко воскликнул:
-Что ты сделал?!
-Тише, прошу тебя, не кричи.- Зашептал Джеймс.
-Что ты сделал?!- Повторил Сириус, так же эмоционально, но уже тише.- Что ты ей сказал? Ты совсем идиот?! Объясни мне, ты идиот?
-Почему?..- Растерялся Джеймс.
-Почему?! Я тебе скажу, почему! Ты был с ней в одной комнате, ночью, на мизерном расстоянии и сказал «Поцелуй меня»?! Скажи, нормальный человек мог до такого додуматься? Нет! Нормальный человек взял бы и сам её поцеловал!
Джеймс в темноте покачал головой. Сириус этого, конечно, видеть не мог.
-Ну, что ты молчишь? Скажи что-нибудь.- Прошептал Сириус.
-Я всё тебе уже сказал.
-Она тебя послала?- Напрямик спросил Сириус.
-Нет. Сказала, что я от неё этого никогда не дождусь.
Джеймс говорил спокойным ровным голосом. Человек, не знавший его характер, мог бы подумать, что он нисколько не расстроен и не задет его словами, и относится к этому вполне спокойно, но Сириус-то знал Джеймса, очень хорошо знал. Голос друга был спокойным, но под спокойствием – Сириус это совершенно точно знал – скрывались обида и досада, только Джеймс это почему-то пытался скрыть, как будто не знал, что всё и так понятно.
-Ну, зачем ты это сказал?- Спросил Сириус.- Надо было просто поцеловать её. Или ты разучился это делать?
-Да ничего я не разучился.- Отмахнулся Джеймс.- Просто это неправильно.
-Что неправильно?
-Понимаешь, я этого хотел, а она нет.- Ответил Джеймс.
-Ну и что?
-Как что?- Удивился Джеймс.- Ты правда не понимаешь?
-Нет.
-Ну, поцеловал бы я её и получил бы пощечину. А потом она стала бы презирать меня ещё больше, чем сейчас…
-И чего ты хочешь?
-Хочу, чтобы она сама это сделала. По собственному желанию.
-Что сделала?- Переспросил Сириус.
-Поцеловала меня, дурень!- Воскликнул Джеймс.
-Этого никогда не будет. Ну, учитывая ваши «прекрасные» отношения.- Хмыкнул Сириус.- А если и будет, то ты будешь уже старым седым дедом с тросточкой!
Джеймс вскочил на ноги.
-А вот и нет! Она когда-нибудь обязательно меня поцелует! И это случится очень скоро! Вот увидишь!





Смешная шутка и её последствия

К началу третьей недели ноября выпал первый снег. Многие его ждали; многим надоели голые, лишившиеся своей листвы, ветки деревьев, полузамёрзшая земля, покрытая жёлтой высохшей травой, которая больше походила на сено, нежели на траву. Обычно первый снег тает сразу, как выпадает, или через несколько дней, а этот не растаял, и скоро земля стала белоснежной и пушистой, точно такой, какой были большие хлопья снега, неторопливо кружившиеся в воздухе, подхватываемые несильным северным ветром, и опускающиеся на землю. Ветки деревьев тоже были покрыты снегом, у краев Черного озера появилась тонкая кромка льда. Если посмотреть в окно замка на улицу, то в первое мгновение вас ослепит белый снежный мир, и только потом, когда ваши глаза привыкнут, вы сможете наслаждаться его красотой и умиротворением.
Джеймс повернул голову к окну и без особого интереса наблюдал за медленным вальсом пушистых снежинок. Ни прошло и минуты – ему это надоело, и он снова занялся рассматриванием своих ботинок, что, впрочем, было ни на йоту не интереснее.
Господа Мародёры в полном составе стояли в кабинете МакГонагалл. Она, сидя за своим столом, строго их отчитывала.
-Вы уже взрослые люди…
«Профессор, а вы точно с нами разговариваете?»- Подумал про себя Джеймс.
«Всегда одно и тоже. Неужели нельзя ничего другого придумать?» Подумал Сириус.
«Ну, вот опять очередная отработка».- Вздохнул Римус.
«Интересно, в Большом зале останется что-нибудь пожевать?».- Думал Питер.
-…А взрослые люди так себя не ведут. Вы это должны понимать.
«Да с чего вы взяли, что я кому-то что-то должен?»- Внутренне возмутился Сириус.
-Это поступок ребёнка, а не взрослого здравомыслящего человека…
«Скучно… Есть хочется».- Питер от нечего делать обвёл глазами кабинет профессора МакГонагалл.
-Когда же вы наконец повзрослеете?
«Только что сказали, что мы взрослые люди, а теперь спрашиваете, когда мы повзрослеем».- Джеймс пожал плечами.
«Домашнее задание по зельеварению надо доделать».- Сам себе напомнил Римус.
-Мистер Филч был крайне недоволен…
«Ещё бы он был доволен. Чуть в дерьме не утонул».- Злорадно усмехнулся Сириус.
«А вот нечего было наказывать меня ни за что».- Подумал Джеймс.
-Это глупая и совсем несмешная шутка…
«Ну, это вы так думаете».- Хмыкнул Сириус.
«У нас с вами, профессор, разные понятия о смешных шутках».- Решил Джеймс.
-Вы все будете наказаны.
«Да неужели? А мы думали, вы нам медаль за заслуги перед школой дадите».- Фыркнул Сириус.
«По-моему, у меня волосы слишком приглаженные. Надо взлохматить».- Джеймс взъерошил волосы рукой.
-Мне надоело читать вам морали…
«Сегодня же ещё тренировка. Надо же, чуть не забыл».- Подумал Джеймс.
«Чёрт, не выспался. Надо будет поспать». – Незаметно зевнул Сириус.
«Завтра же зачёт по истории магии. Надо конспект повторить».- Спохватился Римус.
«Есть хочется».- Мысли о еде не покидали Питера.
-Вы вообще меня слушаете?- Профессор МакГонагалл нахмурилась.
-Да.- Хором отозвались парни.
-У меня такое ощущение, что я зря теряю время, проводя с вами беседу, а вы думаете о чём-то своём.
«Одно другому не мешает».- Подумал Джеймс.
-Нет, что вы, профессор, мы вас очень внимательно слушаем.- С честными глазами отозвался Сириус.
МакГонагалл вздохнула.
-Отработка всем на две недели…
-На сколько?!- Не выдержал Джеймс.
-Я могу вам лично, мистер Поттер, назначить три недели.- Сурово сказала МакГонагалл.
-Нет, спасибо, меня две вполне устроят.- С кислой миной пробубнил Джеймс.
-Свободны. И прошу вас, бросьте вы эти свои шуточки.
«Непременно. Когда фестрал на горе свистнет».- Подумал Сириус.
Все четверо вышли из кабинета МакГонагалл в коридор и направились в Большой зал.
-И как она узнала?- Недоумевал Питер.
-Как-как, Полная Дама сказала, что мы возвращались откуда-то ночью.- Ответил Сириус.
-Как будто, кроме нас, туалет ночью взорвать больше некому!- Воскликнул Джеймс.
-Ты сам-то в это веришь?- Поинтересовался Сириус. Джеймс улыбнулся.
-Эй, ребят, подождите!- Мародёров догнала Элизабет и пошла рядом с ними.- А что от вас МакГонагалл хотела?
-Да там ерунда какая-то.- Уклончиво ответил Сириус.
-Если не хотите – можете не говорить.- Сказала Элизабет, хотя было видно, что ей было безумно интересно.
-А ты что ещё не в Большом зале?- Спросил Джеймс, уходя от темы.
-Я?..- Вопрос как будто сбил Элизабет с толку.- Я задержалась в кабинете Защиты от Тёмных Искусств.
-Дописывала самостоятельную?- Спросил Римус.
-А… ну да.- Ответила девушка, но Джеймс почему-то подумал, что ничего она не дописывала, а то, что сказал Лунатик, было всего лишь удобной отговоркой, однако не стал допытываться.
-Здорово, что Лили поправилась!- Невпопад сказала Элизабет.
Никто ей ничего на это не ответил. Сириус бросил быстрый взгляд на Джеймса, тот едва заметно помрачнел и напрягся. Сириус отвернулся. Элизабет поняла, что сказала что-то не то, и что это было не вовремя, и постаралась исправить ситуацию, сказав:
-У нас сегодня тренировка! Джеймс, ведь ты не забыл?
-Нет, конечно. Как я могу забыть?- Без особого выражения в голосе ответил ей Джеймс. Он хотел ещё что-то сказать, но его перебил Питер:
-Подождите! У меня шнурок развязался.- И, опустившись на корточки, Хвост принялся старательно завязывать шнурки, которые, кстати, развязались на обоих ботинках.
Вся компания остановилась посреди коридора, окружив Питера, и терпеливо ждала, пока он справиться со шнурками. Сириус лениво зевнул и оглядел коридор, по которому они шли. Внезапно среди учеников он заметил идущего, сгорбившись и прижав к груди учебники, Нюниуса. Он, вопреки обыкновению, шёл, не уставившись в пол, а высоко подняв голову. Когда он поравнялся с компанией Мародёров и Элизабет (которых он каким-то непостижимым образом не заметил), Сириус открыл рот, чтобы отпустить какую-нибудь шуточку, но он не успел этого сделать – Снегг вдруг с размаху рухнул на каменный пол. В общем-то, удивляться было нечему – Снегг проходил как раз мимо Джеймса. Сириус ухмыльнулся и посмотрел на друга; Джеймс стоял с видом человека, размышляющего о прекрасном, с таким одухотворенным лицом, (Сириус подивился, как другу, наверняка предвкушающему скорое веселье, удаётся делать такое выражение лица), и разглядывал стены так, как будто не имел никакого отношения к падению Снегга. Вскоре Джеймс оторвался от созерцания стен и медленно опустил взгляд на пытающегося выпутаться из собственной мантии Снегга.
-Смотреть надо под ноги, когда идёшь.- Губы Джеймса дрогнули в насмешливой улыбке.
-Поставил подножку! Я сейчас помру со смеху!- Воскликнул Снегг, поднимаясь; рука его скользнула в карман за палочкой.
-Тебе не смешно?- Сделав вид, что крайне расстроен, спросил Джеймс.- А теперь?
Джеймс, чья палочка давно уже была в руках хозяина, направил её на Снегга. Всего лишь пара незамысловатых заклинаний и движений, а какой эффект! Снегг стоял посреди многолюдного коридора с растерянным лицом (кстати, растерянность очень быстро переходила в ярость, смешенную с невероятным стыдом) в девчачьей серой юбке в клеточку, (мантия его была распахнута, и одеяние его и бледные ноги были выставлены на всеобщее обозрение), сальные патлы Нюниуса были собранны в два хвоста, завязанных двумя премилыми розовыми бантиками. Джеймс и Сириус сложились пополам от дикого хохота. Питер, уже завязавший шнурок и принявший вертикальное положение в пространстве, даже зааплодировал, Римус тщетно пытался сдержать улыбку, а Элизабет заливисто смеялась. Десятки учеников, проходивших мимо, останавливались и сначала в недоумении смотрели на происходящее, а потом либо начинали смеяться, либо с неодобрением во взгляде шли дальше, не желая на всё это смотреть.
-А тебе…тебе идёт юбка!- Задыхаясь от смеха, воскликнул Сириус.
-А розовый цвет! Это просто шикарно!- Подхватил Джеймс.
Бледные щёки Снегга порозовели, он запахнул мантию, огляделся вокруг, как загнанный в угол, затравленный зверь. О том, что хотел вытащить палочку, он и вовсе забыл.
-Ты мне за это заплатишь!- Закричал он, обращаясь к Джеймсу.
-Да ты мне это каждый день говоришь!- Продолжая веселиться, воскликнул Джеймс.- И пока на мою голову ещё не обрушилось проклятье! Интересно почему?- Он вдруг прищурил глаза, его взгляд стал презрительным и откровенно издевательским.- Может, потому что у тебя кишка тонка?
-Как верно подмечено, Сохатый!- Воскликнул Сириус.
-Почему же ты не хочешь показать нам свой восхитительный прикид?- Поинтересовался Джеймс, обращаясь к Снеггу.- Это же последний писк моды!
Окружающие их студенты засмеялись; лицо Снегга исказила гримаса ненависти.
-Ну, так что?- Продолжал Джеймс.- Не покажешь? Тогда мы сами посмотрим, ты же не возражаешь? Ну, конечно, нет…
Джеймс вновь направил свою палочку на Нюниуса, его мантия распахнулась, и полы её сзади, со спины, завязались мёртвым узлом. Теперь, как ни старался Снегг скрыть свой неприглядный вид, он не мог этого сделать; все вокруг потешались над ними, а в особенности Джеймс. Снегг, вне себя злости и беспомощности, выкрикнул в адрес Джеймса поток отборной ругани.
-Как ты некрасиво выражаешься.- Поморщился Джеймс.
Снегг сунул руку в карман мантии, чтобы достать палочку, что было не так-то просто, учитывая то, что Джеймс сделал с его мантией.
-Что здесь происходит?
В коридоре воцарилась гробовая тишина. Джеймс медленно опустил палочку, Снегг застыл и как-то даже съёжился.
-Мистер Снегг, что у вас за внешний вид?- Поразилась МакГонагалл - Мистер Поттер.- Вдруг всё поняв, проговорила профессор МакГонагалл.- А ведь мы с вами только что разговаривали об этом. Видимо, вы не поняли меня.- Она замолчала ненадолго, снова посмотрела на Снегга, потом сказала:
-Вы ведь сможете сами привести себя в должный вид без моей помощи, не правда ли, мистер Снегг?
Снегг коротко кивнул.
-Прекрасно. А, что касается вас, мистер Поттер, когда у вас закончится последний урок, вы пойдёте в кабинет директора, я буду вас там ждать вместе с профессором Дамблдором.- Сказала МакГонагалл.
Сириус и Римус переглянулись; у обоих взгляд был как будто бы виноватый, хотя непонятно почему, ведь они ничего плохого не сделали (не считая шуток Сириуса).
-Да, профессор МакГонагалл.- Спокойно ответил Джеймс.
Сириус посмотрел на Снегга и заметил его злорадный, торжествующий взгляд.
-Пароль – Драже «Берти Боттс». А теперь расходитесь.- Обращаясь ко всем присутствующим, сказала декан Гриффиндора.- Здесь не на что смотреть.
Все стали быстро расходиться, так, как будто ничего и не было; Снегг удалился как можно быстрее. Мародёры и Элизабет также продолжили свой путь.
-Джеймс.- Римус пошёл рядом с Сохатым.- Не надо было тебе прямо в коридоре…
-Да подумаешь…- Отмахнулся Джеймс.
-Что значит подумаешь? Тебя к директору сегодня поведут. Тебя это не волнует?
-Волнует, наверно. Лунатик, ну что ты завёлся? Как будто это тебя к директору вызывают.
Римус покачал головой.
-Зато смешно было!- Воскликнул Сириус.- Тебе ведь было смешно, Лунатик? Ведь было же!
-В том-то и дело, что было смешно. Было. А теперь нет.- Ответил Римус.
-Не думаю, что Дамблдор будет сильно ругать Джеймса…- Сказала Элизабет.
-У вас что, нет других тем для разговора?- Рассердился Джеймс.- Ну, вызвали и вызвали! Подумаешь, трагедия…
Он мотнул головой, показывая, что больше не хочет слышать обсуждений по поводу его скорого посещения директорского кабинета, и компания продолжила путь молча. Войдя в Большой зал, они разделились – Элизабет пошла к дальнему концу стола, туда, где сидели её подруги: Лили, Мэри и Карла, а Джеймс, Сириус, Римус и Питер сели в начале стола. Питер тут же принялся за еду, сидящий рядом с ним Джеймс только попил немного тыквенного сока.
-Ух, ты!- Воскликнул сидящий напротив Джеймса Сириус, глядя куда-то за спину друга.- Ты только посмотри, какие ножки!
Джеймс обернулся и увидел пуффендуйку, быстро прошедшую мимо их стола, на ножки которой и пялился Сириус.
-По-моему, ничего особенного.- Пожал плечами Джеймс.- Ножки как ножки.
-Это Эванс твоя – ничего особенного, а это… Ну ладно-ладно, у Эванс ножки тоже нормальные.- Быстро поправился Сириус, встретив убийственный взгляд Джеймса.
-Ты что, ещё и на её ноги пялишься?!- Воскликнул Джеймс.
-Тебе что ни скажи – всё не так!- Закатил глаза Сириус.- Да не пялюсь я на неё, делать больше нечего!
Римус рядом с Сириусом тихо засмеялся.
-Мне кажется, Сириус, или у тебя есть девушка?- Тонко намекнул Лунатик.
-Девушка?- Как будто первый раз об этом слышал, переспросил Сириус.- А, Кэти. Ну да, есть. И что?
-Ну, раз у тебя есть девушка, то, наверно, ты не должен на других особенно заглядываться.- Предположил Римус.
-Так Кэти же поблизости нет.- Ответил Сириус.- Была бы – не заглядывался бы.
-Не ценишь ты девушек, Бродяга.- Усмехнулся Джеймс.
-Зато ты ценишь. А они тебя нет. Не все, правда, только некоторые.- Парировал Сириус.
Джеймс нахмурился.
-Ладно, извини.- Сказал Сириус.
Римус посмотрел на Джеймса, тот сделал вид, что не заметил вопросительного взгляда Лунатика.
-Ну, всё, я наелся.- Питер погладил себя по животу.
-У Хвоста всегда такие уместные реплики!- Воскликнул Сириус, и друзья рассмеялись.

Уроки прошли быстро, к концу последнего даже странно было сознавать, что он, в самом деле, последний и скоро кончится. Когда прозвенел колокол и профессор Флитвик дал задание, ученики высыпали в коридор.
-Тебе сейчас к директору.- Сказал Сириус Джеймсу, складывая пергаменты и перья в сумку.
-По-твоему, я забыл?- Огрызнулся Джеймс.
-Что ты нервничаешь, как первокурсник?
-Да отстань ты!
-Ладно.- Сириус сложил руки на груди.
Четверо Мародёров вышли из класса. Джеймс, не сказав ни слова друзьям, пошёл по коридору, ведущему к кабинету директора, однако его не покидало чувство, что ему упорно смотрят в спину. Поттер обернулся. Друзья стояли возле двери кабинета Заклинаний и молча провожали его взглядом.
-Что вы на меня уставились, как будто последний раз в жизни меня видите?- Спросил Джеймс.- Я не в Азкабан иду.
Трое Мародёров молчали.
-Вы что, издеваетесь? Идите, куда вам там надо: в спальню, в гостиную, в уборную… Что вы меня провожаете такими взглядами?- Джеймса потихоньку начинало бесить поведение друзей.
-Да у нас просто ступор. Не обращай внимания.- Сириус постарался обратить всё в шутку.- Это просто у Лунатика нервы…
-Вот только не надо за меня переживать, хорошо?- Джеймс покачал головой.- Ничего страшного не произошло, ясно? Всё, идите.
И, развернувшись, он пошёл своей дорогой, оставив друзей. Ему не хотелось, чтоб они его провожали: ни взглядами, ни сами с ним шли, ему просто хотелось побыть одному. Джеймс шёл, пробиваясь сквозь толпу учеников. Вдруг он заметил, как в толпе показалась Лили. Она шла в том же направлении, что и он, но не замечала его.
Сегодня, в первый день, как Лили вернулась из Больничного крыла, она вела себя очень странно. Целый день она избегала Джеймса: избегала смотреть на него, избегала встречаться с ним, старалась нигде в коридоре с ним не столкнуться и не встретиться. Джеймс, конечно, мог понять причину её поведения, но всё же это начинало его раздражать. Она делала вид, словно его и вовсе нет. И кому это понравится?
Решив воспользоваться моментом, пока Лили была здесь, одна, без подруг, да и однокурсников-гриффиндорцев тоже нигде не было видно, Джеймс стал прокладывать дорогу к Лили, чтобы поговорить с ней. Девушка его заметила и пошла быстрее.
-Подожди, Эванс.- Джеймс остановил её за локоть.- Куда ты так спешишь?
-Не твоё дело, Поттер.- Лили рывком высвободила рук.
-Можно было и не спрашивать. Слушай, Эванс, что за дела, а? Ты меня целый день избегаешь, нет, я, конечно, всё понимаю, но я же ничего на людях говорить не собираюсь такого, что могло бы обидеть тебя или…
-Ты на людях не стал бы ничего говорить?- Не веря его словам, переспросила Лили.- Ты обожаешь выпендриваться и не упустишь ни единой возможности покрасоваться, так что не надо врать!
Джеймс вздохнул.
-Ну ладно, я соглашусь, что я выпендриваюсь… иногда. Но, скажи, пожалуйста, чем мне хвастаться в этот раз? Тем, что мне отказала такая милая, обворожительная, симпатичная…
-Так, ну всё, хватит.- Прервала его Лили.- Я не желаю с тобой об этом разговаривать.
-А если не об этом, а о чём-нибудь другом?
-Нет.
-Ну, попробовать-то стоило. Никто ни о чём не узнает, правда.- Тоном, вселяющим доверие, сказал Джеймс.
-Я тебе не верю.- Сказала Лили.
-Отчего же?- Спросил Джеймс.
-Да потому что быть того не может, чтоб ты не рассказал своему дружку Блэку про то, что случилось!
-Ну да, я рассказал, я и не отрицаю.- Честно сказал Джеймс.- Но, кроме него, никто не знает об этом. А он не скажет никому, уж поверь мне. Так что, тайна останется между нами троими. Ну, если ты, конечно, не расскажешь своим подругам или уже не рассказала…
-Я никому ничего не говорила!- Вскинув голову, воскликнула Лили.
-Вот и прекрасно. – Сказал Джеймс.
-Прекрасно.- Повторила Лили и быстро ушла.
А Джеймс, проводив её задумчивым взглядом, продолжил свой путь к кабинету директора.









Женщина со шрамом

Вы были когда-нибудь в директорском кабинете? Нет? В таком случае, вы многое потеряли, и вам непременно надо там побывать. Совершенно неважно, каким способом вы туда попадёте: быть может, вас туда пригласят, чтобы сообщить, что в конце года в Большом зале в торжественной обстановке вам вручат медаль за заслуги перед школой и вам следует обзавестись новой парадной мантией, или вас вызовут для того, чтобы отчитать за то, что вы систематически опаздываете на уроки или хамите профессору Флитвику, или вы сами туда проберётесь с целью, скажем, поведать Дамблдору о какой-нибудь невероятно вкусной сладости, о которой он не знает. В общем, главное – там побывать, ведь кабинет профессора Дамблдора – это весьма необычное место с массой интересных и непонятных вещиц, это такое особое помещение Хогвартса, которое ни на что больше не похоже. И, поверьте, вы не разочаруетесь в нём, когда туда попадёте.
Джеймс поднимался по лестнице, ведущей к кабинету профессора Дамблдора. Достигнув двери, он сначала постучался, потом осторожно открыл дверь и вошёл. Джеймс оказался в просторном круглом помещении со множеством окон; на стенах были развешаны портреты бывших директоров и директрис (некоторые их них повернули головы в сторону вошедшего в кабинет парня); на столиках стояли упомянутые выше «интересные и непонятные вещицы», которые гудели, стрекотали, жужжали и издавали иные звуки. Джеймс огляделся и увидел профессора Дамблдора и профессора МакГонагалл. Дамблдор сидел за своим столом, откинувшись на спинку кресла, рядом с ним стояла МакГонагалл, очень похожая в данный момент на телохранителя, как отметил про себя Джеймс.
-Можно, профессор?- Спросил Джеймс, стоя у двери и не зная, у какого именно профессора он спрашивает разрешения, но, наверно, всё же у профессора Дамблдора, всё-таки это был его кабинет.
-Входи, Джеймс.- Мягко ответил ему Дамблдор, и Джеймс поразился его тону, (он полагал, его вызвали для того, чтоб отругать, но в тоне Дамблдора не было ни намека на строгость).
Джеймс подошёл к столу.
-Присаживайся.- Вежливо предложил Дамблдор, указывая на стул. Джеймс послушно сел.
-Я уже объяснила вам суть проблемы, профессор Дамблдор…
-Прошу прощения, профессор МакГонагалл, но вы не могли бы оставить нас с Джеймсом наедине. Мне хотелось бы побеседовать с ним с глазу на глаз.
МакГонагалл явно этого не ожидала, однако не стала спорить и, кивнув, покинула директорский кабинет. Дамблдор и Джеймс остались одни.
-Хочешь чаю?- Спросил Дамблдор.- У меня есть превосходный зелёный чай. Я уверен, тебе понравится.
-Да, спасибо, сэр.- Ответил Джеймс.
Дамблдор взял со стола свою волшебную палочку, взмахнул ею, и на столе перед Джеймсом появилась элегантная фарфоровая чашечка с зелёным чаем.
-Спасибо.- Сказал Джеймс.
Дамблдор улыбнулся. Джеймс сидел, не глядя на него, и покорно ждал, когда директор начнёт. Так, в полной тишине, они просидели несколько минут.
-То, что нас окружает, вне всяких сомнений очень важно, но то, как мы к этому относимся – гораздо важнее.- Дамблдор говорил тихо.- Но иногда бывают ситуации, когда противостоять обстоятельствам… или чьей-то воле невозможно, как бы этого ни хотелось, и человек подчиняется этим обстоятельствам, пусть даже против собственной воли, пусть даже он этого и не осознаёт до конца.
Дамблдор снова замолчал. Джеймс посмотрел на него. Дамблдор был уже не молодым. Его волосы и борода почти полностью посидели, морщины испещряли его лицо, а взгляд был мудрым и как будто всевидящим – свидетельство огромного жизненного опыта и, быть может, нелегкого пути. Дамблдор смотрел куда-то в пустоту, выражение лица становилось всё более задумчивым, почти отрешённым.
-Когда я учился в школе – это было давно – примерно в одно время со мной учился один мальчик, очень умный, подающий большие надежды… Он был немного странным, трудно сказать, в чём именно заключалась его странность, однако он таким был… Многим он не нравился, многих он забавлял, в общем, неважно, какой была причина, дело просто в том, что над ним смеялись, унижали – грубо говоря, гнобили. А ведь он всегда знал, что многого добьётся… Мы окончили школу и про него все забыли. И вот однажды, спустя лет восемь после нашего выпуска, магические газеты облетела скандальная статья. В ней писалось о человеке, который пытался ограбить Гринготтс, при попытке это сделать он убил двух волшебников и трёх гоблинов. На фотографии в газете я тут же узнал того самого парня. Когда его задержали, он всё время кричал: «Я добьюсь многого! Я это знаю, и скоро об этом узнают все!» Большинство считало его сумасшедшим, не знаю, может быть, у него действительно было некоторое психическое отклонение, я не знаю… Но, читая статьи о нём, я вспоминал его в школьные годы и думал, что в том, что с ним случилось, он виноват в гораздо меньшей степени, нежели люди, некогда его окружавшие. Они своими издёвками, своими злыми шутками подорвали у него веру в себя, и в какой-то определённый момент что-то в нём надломилось – понимаешь, не сломалось полностью, а лишь дало трещину, и она сильно повлияла на его дальнейшую судьбу. Он, как и прежде, хотел добиться успеха, хотел доказать, что он на многое способен, он стремился к своей мечте, но, увы, выбрал не лучший способ для её осуществления.- Дамблдор замолчал, а потом медленно перевёл взгляд на Поттера.- Я прошу тебя, Джеймс, подумать над тем, что я только что тебе рассказал, хорошо?
-Да, сэр.- Тихо ответил Джеймс.
-А теперь ступай, мальчик мой, ступай.
Джеймс поднялся со стула и, попрощавшись с профессором Дамблдором, пошёл к выходу. Когда дверь за ним затворилась, Дамблдор тихо вздохнул и закрыл глаза.
В чашке медленно остывал нетронутый Джеймсом зелёный чай.

В библиотеке традиционно стояла тишина, нарушаемая лишь едва слышными шагами, шорохами переворачиваемых страниц и редкими усталыми студенческими вздохами.
Лили, сидя в полном одиночестве, за столом в углу, писала доклад по Защите от Тёмных Искусств. Она трудилась над ним больше двух часов и начинала уже уставать, однако упорно продолжала строчить, желая доделать его сегодня, хотя вполне могла сделать это и завтра с учётом того, что доклад нужно было сдать только послезавтра.
-Привет. Я могу присесть?
Лили подняла глаза от пергамента и улыбнулась. Перед ней стоял Джек с какой-то большой и вероятно очень тяжёлой книгой в руках и терпеливо ждал ответа.
-Да, конечно, садись.- Лили отложила перо.
Джек сел на стул напротив и аккуратно положил книгу на стол.
-Что пишешь?- Спросил Джек.
-Доклад по Защите.- Отозвалась Лили.
-И как успехи?
-Почти закончила. А ты что собираешься делать? Такую громадную книгу принёс.- Лили посмотрела на принесённый Джеком фолиант.
-Эссе по зельеварению надо написать.- Сказал Джек и поморщился.
-У тебя такое забавное лицо сейчас было!- Лили тихонько засмеялась.
Джек смутился.
-Просто я не люблю зельеварение.
-Почему?- Удивилась Лили.- Это же такой интересный предмет!
-Кому как.- Мрачно проговорил Джек.- Я на нём разве что не засыпаю. И выше «удовлетворительно» у меня по нему никогда не было и не будет. Просто я не понимаю этот предмет.
-А что ты конкретно не понимаешь? – Спросила Лили.
Джек задумался.
-Да почти всё не понимаю. Так, чуть-чуть знаю.
-Вот как…- Лили раздумывала, высказать ли Джеку своё предложение или лучше промолчать, наконец она решилась:
-А хочешь, я с тобой позанимаюсь? У меня по зельеварению «превосходно». – Лили робко посмотрела на Джека, ей мучительно хотелось, чтобы он согласился: так они могли бы проводить больше времени вместе и лучше бы друг друга узнали.
-Правда? Ты правда можешь со мной позаниматься?- Джек просиял.- Это круто!
Лили улыбнулась и немного покраснела.
-Давай тогда сразу после уроков здесь, в библиотеке? Тебе удобно?- Спросила Лили.
-Да, конечно.- Джек радостно улыбнулся.- Я не мог вообразить для себя лучшего учителя, чем ты! Спасибо, Лили…
От того, как он произнёс её имя, у Лили мурашки побежали по коже. Он произнёс «Лили» очень мягко и нежно, с какой-то особенной теплотой.
-Значит…- У Лили на мгновение охрип голос.- Значит, договорились.
-Договорились.- Джек улыбнулся.- После уроков в библиотеке.
Лили кивнула. А потом они ещё где-то час болтали обо всё на свете, забыв о времени, а когда Лили вдруг вспомнила о нём и сказала, что ей пора идти, Джек сразу же поник, (за всё время их разговора у него было приподнятое настроение), но тут же снова воспрял духом и предложил Лили проводить её до башни Гриффиндора. Лили охотно согласилась, и вдвоём они покинули библиотеку, забыв поставить книги на место (мадам Пинс этого не заметила и не заставила их это сделать).
Когда они остановились у портрета Полной Дамы, между ними вновь завязался разговор, и они бы, наверно, так и стояли в коридоре, увлечённые беседой и друг другом, если бы не Арчибальд Кроссмен, очень не вовремя решивший сходить прогуляться. Проходя миом них, он лукаво улыбнулся Лили и пару раз бесцеремонно на них оглянулся, считая, однако, что делает это абсолютно незаметно, следуя всем правилам искусного шпионажа.
-Это мой однокурсник.- Зачем-то уточнила Лили.
-Я знаю. Арнольд.
-Арчибальд.- Поправила Лили.
-Не всё ли равно!
Девушка, опустив голову, улыбнулась.
-Спасибо за приятную компанию и интересный разговор.- Сказал Джек.- И за то, что согласилась со мной позаниматься.
Лили залилась краской.
-Я пойду.- Она повернулась к портрету Полной Дамы.- Пока.
-Пока.- Джек развернулся и пошёл по коридору, прочь от Лили.
Девушка назвала пароль и вошла в гостиную, где было полно народу. Мэри и Карла тоже были там, удобно устроившись в мягких креслах у окна, они что-то живо обсуждали. Подруги позвали Лили к себе, но она отказалась и отправилась прямиком в спальню. В спальне никого не было, и Лили была этому рада. Она села на свою кровать, прислонившись к спинке кровати и подложив под спину подушку, вытащила из сумки учебник по трансфигурации и принялась его читать. Её глаза быстро бегали по строкам, словами мелькали, но смысл не доходил, ускользал от её сознания, отказываясь восприниматься.
Чем больше Лили пыталась сосредоточиться на трансфигурции, тем больше думала о другом. Её мысли занимал Джек, его мягкая, всегда приветливая улыбка, его приятная внешность, его голос… Лили нравилось о нём думать, это доставляло ей особенное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Причём ей очень хотелось верить, что и он думает о ней так же, как она о нём: с нежностью и теплом. Лили уже давно поняла, что это влюблённость – всё то, что с ней происходило: и частые, если не сказать постоянные, мысли о Джеке и непреодолимое желание как можно дольше находиться рядом с ним.
С того момента, как симпатия к нему переросла в нечто большее, многое вокруг неё изменилось, или, быть может, изменилась она сама, только она этого не понимала или, возможно, не хотела в этом признаваться. Но как бы то ни было, но теперь всё виделось ей по-другому, всё стало ярче и прелестней, чем когда-либо до этого.
Лили отложила учебник – всё равно не было никакого толку, и закрыла глаза, погружаясь в сладостные воспоминания, перемежающиеся с желаниями и мыслями, которые возникали из ниоткуда и оставались в голове девушки, решительно отказываясь её покидать. Да она этого и не хотела.
Мы можем просить, умолять о любви, можем искать её повсюду, или можем наоборот, прятаться, скрываться от неё, можем ненавидеть, проклинать любовь, но мы не можем, – нет, не можем, – заставить себя любить кого-то или не любить. Любовь наделена необыкновенной, невероятной силой, и она не подвластна человеческому сердцу.

Лили патрулировала коридоры. За пять минут до отбоя она и Римус обходили их, чтобы проверить, не шатается ли кто по замку, не собираясь спать. Обычно на пути Лили встречала двух-трёх человек, по привычке говорила, что скоро отбой и им необходимо вернуться в спальни, но в этот вечер она не встретила никого, кроме первокурсника-пуффендуйца, который потерялся и никак не мог вспомнить, как добраться до своей гостиной. Лили доступным языком объяснила мальчику, куда нужно идти, и даже проводила его до половины пути.
В такие моменты, когда она оставалась одна, Лили любила подумать, поразмышлять на разные темы, пока никто не отвлекал её и не мешал думать о том, откуда появилась вселенная. Но в этот раз, как в общем, и во многие другие, она думала о Джеке.
Пустые коридоры замка до сих пор ей было видеть непривычно. Обычно в коридорах столпотворение, не протолкнуться, стоит шум, первокурсники галдят, на подоконниках целуются парочки, преподаватели делают замечания… Но по вечерам становится невероятно тихо, и от этой тишины появляется какое-то неприятное чувство…
Лили завернула за угол. И вдруг с кем-то столкнулась. Эванс шла, опустив глаза в пол, и поэтому не могла заметить, что прямо на неё идёт какой-то человек. Лили тут же подумала, что это какой-то нерадивый студент, решивший, что отбой не для него, и собиралась уже его отчитать, но это был не ученик, и, подняв глаза, Лили отшатнулась, чуть не вскрикнув от испуга. Напротив Лили, очень близко, так, что девушка хорошо могла разглядеть каждую черту лица, стояла незнакомая женщина лет тридцати. Одета он была в длинную, до пола, чёрную мантию. Женщина была высокой, примерно на голову выше Лили, статной, с прямой, как стрела, спиной. Средней длинны чёрные волосы были растрепаны и спутаны и, видимо, уже давно не встречались с расчёской. У неё было бледная, почти белая кожа, овальное лицо и тёмно-карие глаза. Лили никогда в жизни не видела таких глаз и сомневалась, что когда-нибудь ещё увидит. Глаза у женщины были большие, широко распахнутые, словно выпученные, а тонкие высокие брови зрительно ещё их увеличивали. Взгляд у неё был страшный, пугающий, какой-то дикий, такой, что жутко было смотреть ей в глаза, и в целом женщина производила взгляд сумасшедшей, сбежавшей из психушки, причём буйной сумасшедшей, которая пока сдерживалась, но в любой момент могла кинуться на вас, повалить на пол и начать душить. Но страшней всего был уродливый шрам, пересекающий её некогда красивое лицо, идущий от правого виска до подбородка, каким-то чудным образом минуя рот.
Лили стало жутко. Перед ней стояла незнакомая женщина и неотрывно смотрела ей в глаза, словно пыталась через них пробраться глубже, к самой душе. Они были одни, никого поблизости не было. Лили порывисто вдохнула. Женщина чуть склонила голову влево; казалось, она улыбнулась уголками губ, но и улыбка, как и взгляд, была дикой и страшной, и шрам из-за этого ещё больше исказил её лицо. Женщина приоткрыла губы, облизала их языком. Лили подумала, что сейчас она походит на хищника, загнавшего свою добычу в западню и готовившегося вонзить в него острые зубы. Потом женщина ещё больше расширила свои и без того огромные глаза, словно бы для того, чтобы еще сильнее напугать Лили, а затем, не сказав ни слова обошла Лили и свернула в коридор, из которого только что пришла девушка.
Постепенно оцепенение проходило, и Лили вдруг с ужасом поняла, что в школе кто-то посторонний, что она только что с ним столкнулась, но, подвергнувшись страху, даже не спросила, кто он такой, а это может быть кто угодно…
Лили выглянула из-за угла. Женщина уверенным шагом шла по коридору. Лили бесшумно, держась на некотором расстоянии, последовала за ней. Вскоре женщина свернула влево, Лили сделала то же самое и… оказалась в совершенно пустом коридоре. Лили огляделась, но никого не было, женщина исчезла, испарилась, как будто её и вовсе здесь не было, и Лили просто показалась. Ни звука, ни шороха. Девушка ещё раз огляделась вокруг – никого, что за чертовщина?.. Лили, сжав кулаки, сделала два шага вперёд, вдруг споткнулась на ровном месте и полетела на пол. Как она могла упасть? Как могла споткнуться? Когда девушка уже лежала на полу, её неожиданно посетила мысль, что она упала не сама…
Лили медленно, боязливо подняла голову и нос к носу столкнулась со склонившейся над ней и прижавшей палочку к её горлу женщиной со шрамом.


Убийца в Хогвартсе

Холодное мерцание звёзд на синем небе, лишь к ночи освободившемся от гнёта тяжёлых серых туч, отражалось на спокойной глади Чёрного озера там, где его свободолюбивые волны ещё не сковало льдом. Неполная луна серебрила снег, и он блестел, как алмаз, переливаясь и сверкая. В морозном воздухе витало то восхитительное чувство спокойствия, которое наступает после того, как прекращается бесшабашный снегопад и вежливо уступает место умиротворению и ясной погоде.
Древний замок был погружён в тишину и молчание. Огонь факелов освещал его пустые коридоры, а ещё сидящую на карточках женщину в потёртой чёрной мантии и прижимающую свою волшебную палочку к горлу беззащитной рыжеволосой девушки, лежащей на полу.
Лили замерла, как будто в неё попало Остолбеней, не шевелясь и почти не дыша. Она молча, как в оцепенении, таращилась на женщину, которая заклятьем сбила её с ног. Их разделяло ничтожное расстояние в полтора сантиметра; Лили бросила взгляд на шрам на лице волшебницы, и её затошнило – настолько он был отвратительным и жутким, а вблизи казался ещё уродливей. У женщины был дикий вид; склонив голову и чуть приоткрыв губы, она внимательно рассматривала лицо Лили. Эванс боялась того момента, когда женщина со шрамом посмотрит ей в глаза и вновь начнёт сверлить её пугающим взглядом своих огромных карих глаз.
-У тебя красивое лицо.- Хриплым голосом проговорила женщина со шрамом.
Вопреки ожиданиям Эванс женщина не стала смотреть ей в глаза, указательным пальцем левой руки она коснулась правого виска Лили (руки у женщины были холодными, почти ледяными) и медленно стала проводить линию от виска к подбородку. Эванс вдруг поняла, что она проводит линию своего шрама на её, Лили, лице и инстинктивно дёрнулась назад, отводя голову от руки женщины. Но та не дала ей этого сделать: схватив Лили рукой за подбородок, женщина впилась ей в кожу своим длинным острым ногтем (наверно, здесь стоит употребить слово когтем) с такой силой, что Лили подумала, что она вот-вот проткнёт ей кожу. Лили снова попыталась отдёрнуть голову, но женщина вцепилась мёртвой хваткой, как тисками сжала ей подбородок и всё сильнее давила своим «когтем».
-Что вы делаете?- Лили попыталась сказать это храбро и гордо, но получилось как-то жалобно.
-Тебе страшно?- Спросила женщина со зловещей улыбкой на лице.
-Нет. Вам не удастся меня запугать!- Лили тщетно пыталась поверить своим словам, но раз уж она сама в их не верила, то тем более не могла заставить женщину поверить в них.
-Зачем мне тебя пугать?- Хриплый голос прозвучал удивлённо.- Ты и так до смерти перепугана… Чем?- Она спрашивала, но не ждала ответа.- Мной? Или моим шрамом? Скорее, второе, да?
Женщина хищно улыбнулась, обнажив зубы. Сердце у Лили забилось быстрее: зачем она говорит про шрам, зачем?
-Хочешь такой же?- Женщина явно издевалась, глядя, как Лили с откровенным ужасом в глазах замотала головой (насколько это было возможно, ведь женщина продолжала держать её за подбородок).- Не хочешь?
Лили вздрогнула: в голосе женщины отчётливо прозвучала угроза.
-Тогда зачем идёшь за мной? Зачем, глупая девчонка! Тебе же страшно смотреть на моё лицо, а ты всё равно идёшь! Глупая девчонка…
Женщина тяжело дышала, ноздри её гневно раздувались; разговор о шраме пугал Лили, но и женщине он, видимо, не доставлял удовольствия, а скорее наоборот – причинял боль. Женщина со шрамом поднялась на ноги, а потом, со злостью глядя на Лили сверху вниз, приказала:
-Поднимайся! Ну чего ты смотришь на меня? Вставай, кому говорят!
Лили, не отрывая взгляда от лица женщины, встала. Ей было страшно; эта женщина пугала её, а тот факт, что они были одни – ещё больше. Девушка попыталась скрыть волнение и побороть страх.
-Кто…кто вы такая?- Запинаясь, проговорила Лили; она хотела достать из кармана палочку – всё же с оружием в руках чувствуешь себя уверенней.
-Слушай внимательно, детка.- Женщина сделала шаг по направлению к Лили, хотя, казалось, ближе уже подойти было нельзя. Женщина со шрамом смотрела на девушку сверху вниз, вперя свой ужасный взор в глаза Эванс и направив ей в живот волшебную палочку. Ситуация угнетающая, что ещё скажешь.- Так вот, слушай внимательно. Кто я такая – не твоего ума дела. И, предупреждая твои следующие тупые вопросы, – что я здесь делаю, тебя так же не касается.- Прорычала волшебница.- В общем, мой тебе совет, деточка, – иди спать, тебе же лучше будет.- Губы женщины изогнулись в насмешливой улыбке.- Ты меня не поняла? Я повторять не люблю…
-Никуда я отсюда не уйду!- Решительно заявила Лили.- Вы…вы…не имеете права!
-На что?- Хрипло спросила волшебница.
-Находиться здесь, в этом замке…вы посторонняя.
-Да неужели?- Женщина прищурилась.- Какая непонятливая молодёжь. Я считаю до трёх, потом пеняй на себя.
-Я закричу!
«Что за бред я несу!»- Тут же подумала Лили, но отступать было поздно.
-И что толку? Я убью тебя раньше, чем кто-нибудь прибежит к тебе на помощь. Если тебя вообще услышат…
Вот она – самая страшная фраза, фраза, после которой спорить, припираться, пытаться казаться храбрым уже не имеет смысла. «Я убью тебя». Всего три слова, – но каких слова! Сколько они в себе несут ужаса и немого страха. И противостоять им очень сложно, особенно если вам шестнадцать, а противнику – тридцать, если вы на данный момент безоружны, а противник тычет вам волшебной палочкой в живот, если вас одна фраза «Я убью тебя» пугает до смерти, а противник произносит её с холодной и безжалостной решимостью, что говорит о том, что он опытен в подобных делах.
Лили затрясла головой, в ужасе глядя на женщину со шрамом.
-Дошло, наконец?- С издёвкой произнесла женщина.- А теперь проваливай!
Лили секунду оставалась на месте, потом сделала несколько несмелых шагов назад. Женщина со шрамом резко вскинула руку с палочкой, и Лили поняла, что медлить нельзя, или это, в самом деле, может плохо кончиться. И Эванс, резко развернувшись, бегом бросилась по коридору, прочь от этой ужасной женщины; девушка с трудом затормозила перед поворотом и свернула направо, в следующий коридор. Вслед ей слышался хриплый смех женщины со шрамом.
Лили остановилась только после трёх минут изнурительного, непрерывного бега. Эванс, тяжело дыша, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза, прислушиваясь к безумному ритму собственного сердца. В голове беспорядочно носились десятки мыслей, окончательно сбивая Лили столку. Девушка бессильно опустилась по стене на пол и закрыла лицо руками. А когда бешеный ритм сердца немного замедлился и голова понемногу начинала работать, Лили вдруг пронзил леденящий ужас, гораздо более сильный, нежели тот, что она испытывала, находясь рядом с женщиной со шрамом.
Лили постепенно начинала понимать всю серьёзность ситуации, в которой оказалась. Может, кто-то и думает, что старосты патрулируют коридоры только для того, чтобы вылавливать учеников, которые не находятся в своих спальнях, хотя уже должны быть там. Функция старост ведь не только в этом состоит. Они должны следить за порядком в школе, но разве это порядок, когда по замку бродит посторонняя женщина и насылает проклятья на учеников, а ещё грозиться убить?..
Мерлин, что происходит?! Кто-нибудь объясните, что происходит?! Что это за женщина и почему она так странно себя ведёт, зачем сказала, что убьёт Лили? От этой мысли Лили вздрогнула. Но нельзя здесь сидеть, нет, никак нельзя! Лили мучила мысль, что она струсила, проявила малодушие и сбежала, не попыталась выяснить, что это за женщина, не остановила её, но, если она представляет опасность для учеников школы, Лили сделает всё, чтобы ей помешать. И если не сама, то найдёт людей, которые смогут это сделать. Просто сейчас нужно забыть о своём страхе, и действовать – быстро, незамедлительно, пока ещё есть время. Лили всей душой надеялась, что оно у неё ещё осталось. И Лили решительно встала на ноги, стиснула зубы, собрала остатки сил и выдержки и побежала, побежала так быстро, как никогда в жизни ещё не бегала.
Но упорство, увы, ещё не всё. К большому, превеликому сожалению.
-Мармелад! Жвачка «Друбблс». Карамельные свистульки! Шоколад! Шоколад с орехами, шоколад с изюмом, шоколад с орехами и изюмом… Нуга с цукатами. Шоколадные лягушки… Мерлин, что ещё может быть!
Лили в отчаянии стояла перед горгульей, сторожащей вход в директорский кабинет, и тщетно пыталась угадать пароль, но все её попытки с треском провалились, и она не могла попасть к Дамблдору, чтобы рассказать ему о случившемся.
-Прошу вас, впустите меня!- Взмолилась Лили.- Умоляю!
-Назовите пароль.- Монотонно пробубнила горгулья.- Спать не даёт, так ещё требует, чтоб её пропустили без пароля. Пароль!
-Я не знаю пароля!- Закричала Лили.- Мне нужно к профессору Дамблдору! Немедленно! В Хогвартс проникли…- Лили старалась подобрать нужное слово.- …враги!
-Не говорите ерунды, мисс.- Сказала горгулья.- Что за вздор! Идите лучше спать, никаких врагов в замке нет…- Горгулья закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен.
-Но мне нужно к Дамблдору!- Не унималась Лили.
-Вы всё равно не знаете пароля.- Не открывая глаз, пробубнила горгулья.
Лили сжала кулаки, с силой топнула ногой. Но как бы она ни злилась – она не могла попасть к Дамблдору. Однако нельзя было терять время даром, и вновь началась неистовая беготня по коридорам. Кровь стучала в ушах, а в голове пульсировала мысль: «Скорей, скорей, только бы ничего не случилось!» И Лили бежала, задыхаясь, быстро теряя силы, бежала, как в последний раз, к профессору МакГонагалл – наверно, единственному человеку, в котором Лили видела спасение. Ноги болели, зубы сводило, дыхание давно сбилось, сердце готово было выскочить из груди, а она всё бежала…
-Не спим? А ведь был уже отбой! Пятнадцать баллов…с какого ты там факультета?
Лили замерла в начале коридора пятого этажа. В каменных сводах потолка эхом отдавался хриплый смех. Что ж, это, видимо, судьба…
-Ведь я говорила, деточка, надо идти спать…
Из конца коридора навстречу Лили твёрдым шагом шла женщина со шрамом. На её губах играла диковатая улыбка, искажая лицо, изуродованное шрамом. Она склонила голову направо, (Лили заметила, что она часто так делает), и издалека рассматривала Лили.
-Моя угроза не возымела должного действия?- Женщина рассмеялась.
Лили вдруг овладела непонятная, упрямая и неистовая решимость. Она выхватила из кармана волшебную палочку, крепко сжала её и направила на женщину со шрамом. Потом чуть согнула колени, как будто так она крепче держалась на ногах, и почти с вызовом глянула на волшебницу, от которой её отделяло метров пять.
-И что?- Невозмутимо поинтересовалась женщина.
-Как что?- растерялась Лили.
-Я спрашиваю, что ты делаешь?
-Я не позволю вам…вам…- Лили сама не знала, что именно она не позволит сделать этой женщине.
-Что не позволишь?- Спросила женщина.- Договаривай, мне же интересно.- Последняя фраза сказана была с усмешкой.
-Не знаю, кто вы, но вы явно в Хогвартс заявились с какой-то целью. Сомневаюсь, что эта цель из числа «племянника навестить» или что-то вроде этого.- Решительно заявила Лили.
-А ведь ты почти угадала.- Хмыкнула женщина, Лили не поняла, что именно она угадала, но спрашивать не стала.
-Вы отсюда просто так не уйдёте…
-А тебя не смущает, что я раза в два тебя старше, опытнее, сильнее…
Лили не дала ей договорить – молниеносным выпадом послала в неё оглушающее заклятье. Женщина выхватила палочку откуда-то из складок мантии и без труда отразила заклятье Лили; оно ударилось в стену.
-Слабовато.- Оценила волшебница.- Слушай, я тороплюсь, да и тебе пора спатеньки. Давай не будем заниматься ерундой, и ты просто уйдёшь с дороги.- Её голос прозвучал почти ласково, но Лили не поверила этой интонации.- Я ведь не буду с тобой шутить. Это так, предупреждение.
Лили глубоко вдохнула. Следующее заклятье полетело в женщину со шрамом; она, видимо, разозлилась, потому что отразила его таким образом, что оно полетело точно в Лили. Девушка едва успела увернуться. Женщина сдвинула брови к переносице.
-Уйди с дороги.- Прорычала она.
-Ни за что!- Воскликнула Лили…
Коридор озарили яркие вспышки пламени. Заклятья летели поочерёдно то в Лили, то в женщину со шрамом, ударялись о стены, попадали в рыцарские доспехи. Лили посылала в свою противницу одно заклятье за другим, а та успевала не только посылать их обратно в Лили, но и добавлять свои, более мощные, которые уже несколько раз почти достигли цели. После пяти минут ожесточённого боя, Лили начала выбиваться из сил, уворачиваться становилось всё труднее, а её противница вовсе не чувствовала усталости, лицо её не выражало ничего: ни решительности, ни увлечённости дракой, как будто ей было абсолютно всё равно. А Лили с каждой секундой становилось всё сложнее сражаться… Вот красный луч чуть было не попал в неё, и то – по чистой случайности.
-Может, наконец сдашься?- Насмешливо спросила волшебница.
-Не сдамся!..
-Ну, как хочешь.
И женщина с новой силой и какой-то особенной ожесточённостью начала посылать в Лили лучи пламени, а Эванс с каждым новым заклятьем чувствовала, что больше не может драться, слишком силён был противник…
-Что здесь творится?!
Вот оно – спасение! Спасибо, Мерлин!
Лили увидела за спиной женщины со шрамом профессора Донолдину Салисберри.
-Профессор Салисберри!..- В изнеможении воскликнула Лили.
Женщина со шрамом замерла с занесённой для нового проклятья рукой. Потом медленно опустила руку и обернулась. Профессор Салисберри быстро подошла к женщине. Лили видела, каким злым и разгневанным было её лицо. Но… Почему она до сих пор не достала свою палочку, почему не расспрашивает, кто такая эта женщина со шрамом, почему не спрашивает, всё ли в порядке с Лили?.. Эванс неосознанно приблизилась к двум волшебницам. Увидела их взгляды, которыми они смотрели друг другу в глаза, и внезапно поняла: они знакомы. Эта мысль пронзила Лили, как стрела. Кроме того, Лили показалось, что они знакомы давно и хорошо друг друга знают; профессор Салисберри смотрела на женщину со шрамом сердитым взглядом, в котором, если быть внимательным, можно заметить немой укор, она как бы говоря: «Что ты делаешь?», а женщина со шрамом смотрела на профессора Салисберри взглядом полуоскорблённым полунебрежным, как бы говоря: «Подумаешь, что такого?» Так они стояли близко и смотрели друг на друга где-то минуту, по истечении которой профессор Салисберри обратилась к Лили:
-Мисс Эванс, с вами всё в порядке?- Голос её был строгим.
-Со мной да.- Быстро ответила Лили.- Профессор, эта женщина…она…
-Я разберусь, мисс Эванс.- Профессор не дала ей договорить.- Идите к себе.
-Но послушайте!.. Она…- Лили не понимала, почему профессор так странно реагирует на происходящее.
-Я сказала: идите к себе!- Профессор почти перешла на крик.
-Да, профессор.- Покорно проговорила Лили. У нее было состояние человека, которого ударили по голове чем-то тяжёлым, а когда он очнулся, то не мог вспомнить, кто он, что он здесь делает и что с ним случилось.
Лили убрала палочку в карман, потом медленно развернулась и пошла в башню Гриффиндора. Всё, что с ней случилось, начиная с того момента, как она встретила женщину со шрамом и кончая появлением профессора Салисберри, отказывалось объясняться и пониматься, поддаваться логике и восприниматься, как действительно произошедшее событие, а не как галлюцинации или дурной сон.
Лили достигла входа в свою гостиную. Тихо назвала пароль и вошла внутрь. Ей хотелось только одного: как можно скорее оказаться в спальне, повалиться на кровать (ноги уже отказывались держать её) и рассказать Элизабет о невероятном приключении, произошедшем с ней сегодняшней ночью – ей просто необходимо было выговориться. Но судьба распорядилась иначе, решив одарить Лили ещё одним маленьким приключением. Ещё не войдя в гостиную, Лили услышала доносящийся оттуда знакомый голос:
-…ничего не снимал. Ну, попугал только немного и всё. Признаюсь, сначала хотелось, а потом… Слушай, ну не совсем же я изверг. Думаешь, я смог бы с этим жить, зная, что по моей вине столько людей лишились рассудка, я уверен, многие повредились бы в уме из-за того, что бы они там увидели…
-Джеймс, прекрати. Избавь меня от подробностей.- А это Люпин; Лили ясно представила себе, как он морщиться и хмурит брови.
Конечно, она могла бы просто пройти мимо них в свою спальню, но ею вдруг овладело любопытство, и Лили прижалась к стене, прислушиваясь к разговору. Однако продолжения не последовало. Уже долгую, почти бесконечную минуту царило молчание; Лили даже подумала, что Поттер и Люпин ушли в спальню, но она ведь не слышала шагов, может, они всё ещё там и скоро продолжат разговор? Так оно и случилось. Лили напрягла слух до предела, слушая, что говорит своему другу Поттер.
-Дело было не только в тебе, не только в Бродяге и Лили… Всему есть предел, и моей неприязни к Снеггу тоже. Он тот ещё урод, но ведь я никогда не желал ему смерти, это, пожалуй, самое ужасное желание, какое только можно придумать. И потом, такой мучительной смерти даже врагу не пожелаешь…извини.- Голос Поттера прозвучал виновато, Лили стало не по себе от того, что она услышала, она уже догадалась, о чём разговор.- И раз у меня была возможность не допустить этой смерти, я воспользовался шансом и нисколько не жалею о своём поступке.
У Лили появилось странное чувство. Высокомерный, избалованный, задиристый, наглый хвастун и позёр, – она знала Джеймса Поттера только таким и никак не могла поверить, что он может так серьёзно говорить о том, как спас жизнь своему заклятому врагу, да и её, Лили, имя там тоже прозвучало. Но она слышала всё это сама и не могла не поверить ему, ведь это, судя по всему, был откровенный разговор двух друзей, а Лили всегда казалось, что с друзьями Поттер честен. Это был его единственный плюс.
-Тебе не кажется, что пора избавляться от этой привычки?- Спросил Люпин.
Привычка? Причём здесь это? Наверно, они говорили об этом до того, как Лили вошла.
-Зачем? Меня всё устраивает.- Лениво отозвался Поттер.
-Тебя, может, и устраивает. А вот Лили…
-Так, стоп, Лунатик.- Бесцеремонно перебил его Поттер.- Мы с тобой уже об этом говорили, и я не хочу больше это обсуждать.
-Вот упрямый осёл!- Воскликнул Люпин.- Я ему дело говорю, а он!
-Закрыли тему.- Сказал Поттер.- И вообще, пойдём спать. Я устал.
-Трудный денёк был?- С улыбкой спросил Люпин.
-Да нет. Такой же, как всегда…
Лили услышала шаги, потом они стихли – её однокурсники ушли в спальню. Лили быстро пересекла гостиную и поднялась к себе в комнату. Там было темно, почти все спали.
-Элизабет.- Лили расталкивала подругу, которая уже задремала.
-Что?- Сонно пробормотала Элизабет.- Ещё так рано…
-Элизабет, вставай, прошу тебя!..- Голос у Лили был очень взволнованный, и подруга это, видимо, почувствовала, потому что быстро села на кровати.
-Что с тобой, Лил?- Обеспокоено спросила Элизабет.
-Со мной сейчас такое случилось!..
И Лили быстро рассказала подруге историю своих ночных приключений, умолчав только о подслушанном разговоре. Элизабет напряжённо её слушала, не перебивая, не охая и не спрашивая ни о чём, и с каждым словом всё больше хмурилась. Когда Лили окончила рассказ, Элизабет ещё минуту сохраняла молчание, потом каким-то странным голосом спросила:
-Когда ты попала в больничное крыло, в тот день ты не читала «Пророк»?
-Нет.- Ответила Лили.
Элизабет встала, подошла к своей тумбочке, открыла её и стала что-то там искать.
-Посвети, пожалуйста.- Попросила Элизабет.
Лили достала палочку, зажгла на её конце огонёк и посветила подруге.
-Вот.- Элизабет извлекла из тумбочки газету и протянула её Лили.- Четвертая страница.
Лили взяла газету, открыла на указанной странице и увидела вверху заголовок «Зверское убийство лорда Кеннингтона». От одного названия мурашки побежали по коже.
«Восьмого ноября в своём фамильном имении был найден мёртвым лорд Даймонд Льюис Кеннингтон. По данным следствия лорд был зарезан и умер от потери крови. Также на теле погибшего были обнаружены многочисленные травмы: ушибы, ссадины, переломы.
Лорда Кеннингтона нашёл его двадцатидвухлетний сын Мэтью Кеннингтон до того, как лорд скончался. Кроме того, мистер Кеннингтон-младший застал убийцу отца. Убийцей оказалась некая Джеральдина Рокфорт, бывшая сотрудница Отдела магического правопорядка. Сын убитого узнал её – они познакомились несколько месяцев назад на одном из судебных разбирательств в Визенгамоте, где оба выступали в роли свидетелей. Мистер Кеннингтон-младший попытался задержать убийцу, однако ему это не удалось, и он сам едва не погиб от руки безжалостной Джеральдины Рокфорт, которая, убив отца, попыталась лишить жизни и сына.
Сейчас Джеральдина Рокфорт находиться в розыске. Мы просим вас, уважаемые волшебники и волшебницы, а также иные магические существа быть бдительными и предельно осторожными – эта женщина крайне опасна. Необходимо сделать всё, чтобы как можно скорее отправить убийцу мистера Кеннингтона в Азкабан, пока Рокфорт не убила кого-нибудь ещё, и мы просим вас помочь в поимке опасной преступницы, для чего даём её описание.
Досье Джеральдины Рокфорт:
Возраст: тридцать один год
Рост: сто семьдесят пять сантиметров
Глаза: карие
Волосы: тёмные
Особые приметы: шрам на лице, идущий от правого виска до подбородка…»
У Лили закружилась голова, она уронила газету на пол и медленно опустилась на кровать.
-Лили, тебе плохо?- Испуганно воскликнула Элизабет.
-Это она…- Прошептала Лили.- Клянусь, это она.
Элизабет нервно сглотнула. Она поняла это, как только Лили сказала про шрам, и вот подтверждение. Элизабет не стала спрашивать, уверена ли Лили в том, что говорит – Макензи и так знала, что Лили не ошибается.
-Людей с такой внешностью не так много.- Сказала Лили, садясь на кровати.- Это она, Элизабет. Джералдина Рокфорт! И она в Хогвартсе! И знаешь, что? Я уверена, что профессор Салисберри имеет к ней отношение. Понимаешь, они узнали друг друга! Я видела их взгляды! Так смотрят люди только на своих знакомых, Элизабет!..
Лили тяжело дышала, ей было жарко – прочитанная статья многое ей объясняла, но больше запутывала и заводила в тупик.
-Как она могла проникнуть в Хогвартс?- Прошептала Элизабет.
-Не знаю.- Ответила Лили.- Мы должны пойти к Дамблдору. Вдруг…
Лили не успела договорить – девушки услышали стук в окно, из-за которого обе вздрогнули. Элизабет подошла к окну и осторожно его открыла. В комнату влетел большой филин – тот самый, который принёс Лили золотую лилию. К лапе птицы привязан был пергамент. Лили отвязала его, развернула и быстро пробежала глазами. Лицо её вдруг стало сердитым, она смяла пергамент в комок, вкладывая в свои телодвижения всю свою злость.
-Опять этот проклятый аноним! Как он замучил меня! Опять глупые стихи и ни намёка на имя того, кто их прислал!..
С этими словами Лили ринулась вон из спальни, Элизабет последовала за ней.
Камин в гостиной давно погас, но Эванс разожгла огонь магией, а потом швырнула в весело пляшущие языки пламени смятый пергамент – очередное послание тайного воздыхателя. Лили молча смотрела, как бумага чернеет, скукоживается, быстро превращаясь в горстку пепла. Всё её напряжение, которое не отпускало её сегодняшним вечером и ночью, сгорало вместе с пергаментом, и бушующий ураган эмоций в груди, достигнув наивысшей точки, быстро затихал. К ней подошла Элизабет и встала рядом, наблюдая за огнём. Лили посмотрела на неё – глаза у подруги были грустными.
-Меня никогда не обманывают предчувствия.- Тихо сказала Элизабет, всё так же глядя на огонь.- Джеральдина Рокфорт неспроста появилась в Хогвартсе, и мне кажется, ты с ней ещё встретишься…



Жестокая игра

Когда тема разговора не проста, а сам разговор требует огромных затрат душевных сил и энергии, когда эмоции бьют через край, и легче было бы не рассказывать, а устроить немое костюмированное представление, посредством которого можно было бы донести смысл до зрителя, – вот тогда необходима особая обстановка для максимального удобства рассказчика. Например, мягкий, уютный полумрак, свет свечей, когда вы не достаточно хорошо видите своего собеседника, (вам вполне хватает лицезреть его фигуру и нечёткие очертания лица), каждый из вас находится в своём личном пространстве, вас не буравят пытливым взглядом (так всё же уютнее), и в целом обстановка располагает к размеренному, спокойному разговору, что называется «с чувством, с толком, с расстановкой». Правда, даже при таких обстоятельствах не всегда разговор получается спокойным.
Профессор Дамблдор, облачённый в бардовые одежды, расшитые золотыми нитями, сидел в своём кресле, переплетя пальцы, и со вниманием слушал импульсивный, наполненный калейдоскопом эмоций, рассказ одной из учениц Хогвартса. В самом деле, странно: было далеко за полночь, но директор, кажется, даже не ложился, словно заранее знал о позднем визите и встретил гостей совершенно спокойно, так, будто это было в порядке вещей. Его гостями были две молодые девушки, обе взволнованные; они, видимо, очень торопились к директору, поскольку одна из них явилась в одной только пижаме, впрочем, это ни в коей мере не смущало профессора Дамблдора.
-…И, похоже, она знакома с профессором Салисберри. Мне кажется, они как-то связаны… Я могу ошибаться…я даже очень хочу ошибаться. Но, наверно, необходимо всё проверить…
Лили смущённо замолчала, её слова звучали как косвенное обвинение профессора Салисберри в некой связи с убийцей, находящейся в бегах. Лили это очень хорошо понимала, поэтому ей было трудно об этом говорить. Она почти закончила своё повествование, рассказав Дамблдору о встрече с женщиной со шрамом, об угрозе убийством, о тщетных попытках попасть к Дамблдору после этого, о драке с волшебницей, о внезапном появлении профессора Салисберри и её странном поведении, о статье в «Пророке» и о возможной связи Донолдины Салисберри с Джеральдиной Рокфорт.
Рядом с Лили перед директорским столом стояла Элизабет, она ничего не говорила, не вмешивалась в разговор, но, тем не менее, её присутствие было необходимо, как моральная поддержка измученной ночными событиями Лили.
-Я ведь не утверждаю, что профессор Салисберри имеет какое-то отношение к убийству лорда Кеннингтона.- Сказала Лили так, как будто Дамблдор обвинил её в клевете, и теперь она пыталась доказать обратное.
Дамблдор посмотрел на Лили со смесью сочувствия и доброжелательности на лице.
-Я понял, что вы хотели мне сказать, Лили.- Директор мягко улыбнулся.- Не подумайте, будто я решил, что вы сыплете обвинениями в адрес профессора Салисберри, вы ведь не способны обвинить кого-то, не до конца во всём разобравшись. Точнее сказать, даже если вы до конца разберётесь и ваши догадки подтвердятся, вам будет трудно поверить, что тот или иной человек способен на тот или иной поступок… Простите, я увлёкся. В последнее время я заинтересовался психологией, наверно, годы берут своё…
Дамблдор тяжело вздохнул.
-Вы многое сегодня пережили, моя дорогая Лили.- Сказал Дамблдор.- Поэтому моя просьба покажется вам странной, если не сказать глупой. Но я всё же попрошу вас об этом: Лили, постарайтесь не думать о том, что случилось. Это будет трудно, никто в этом не сомневается, но всё же попробуйте. И ни о чём не беспокойтесь. В моих силах защитить учеников Хогвартса. Не волнуйтесь, не думайте ни о чём и идите спать. Если вы мне доверяете.
Лили вскинула на Дамблдора глаза. Она доверяла ему, и это доверие вот уже не первый год вселяло в Лили уверенность, что пока она в Хогвартсе, пока рядом Дамблдор, она защищена. И никакой Тёмный Лорд не страшен, просто потому что он сам боится великого волшебника Альбуса Дамблдора.
-И ещё я попрошу вас ничего никому не рассказывать.- Дамблдор многозначительно посмотрел на гриффиндорок.- Лили, Элизабет, пообещайте, что никто ничего не узнает.
-Обещаем.- Поочерёдно ответили Лили и Элизабет.
-Профессор.- Подала голос Элизабет.- Скажите, как Джеральдина Рокфорт могла попасть в замок? Ведь он хорошо защищён.
Дамблдор ответил не сразу. Он минуты две молчал, обдумывая ответ.
-Видите ли, у меня есть пара версий на этот счёт.- Дамблдор задумчиво посмотрел на девушек.- Дело в том, что это всего лишь версии. Но госпожа Рокфорт не представляет опасности для учеников. Пока я здесь директор.
-Профессор Дамблдор, зачем она заявилась в Хогвартс?- Лили неуверенно посмотрела на Дамблдора.- Что ей здесь нужно?
-Кажется, я попросил вас не забивать вашу светлую голову подобными мыслями.- Дамблдор тепло улыбнулся.
-Да, сэр.- Неохотно согласилась Лили.- Но что, если она всё ещё в школе?
-Её здесь нет.- Со спокойной уверенностью сказал директор.
-Откуда вы знаете?- Удивилась Лили.
-Просто знаю и всё.- Ответ Дамблдора был незамысловатым.
-А вдруг я обозналась?- Внезапно спросила Лили.- Вдруг эта женщина – вовсе не Джеральдина Рокфорт?
На этот вопрос Дамблдор предпочёл не отвечать, уйдя от темы.
-Вы сегодня поступили очень смело, вступив в бой с взрослой волшебницей, Лили. И очень безрассудно.
Слова Дамблдора удивили Лили, и она тут же забыла о том, что, возможна, приняла женщину со шрамом не за того человека.
-Нет, сэр.- Возразила Лили.- Я струсила. Мой поступок нельзя назвать смелым, потому что мне было очень страшно. Может…может меня зря распределили на Гриффиндор?
К величайшему изумлению Лили, Дамблдор заулыбался.
-Лили, Лили…- Директор покачал головой.- Шляпа сделала всё правильно. А сегодня ночью всё правильно сделала ты. Ты очень смелая, Лили.
-Нет, профессор, это не так.- Грустно сказала Эванс.
-Ты думаешь, что ты недостаточно смелая, потому что ты испугалась.- Слова Дамблдора были точным отражением мыслей Лили.- Любой бы испугался на твой месте, но не каждый смог бы потом найти в себе силы сражаться, пытаться что-то сделать, несмотря на страх. Смелость – это не отсутствие страха, Лили, это осознание того, что есть что-то, что важнее страха.

Каждому из нас наверняка знакома ситуация, когда какое-то событие, происшествие нашей жизни полностью овладевает нашими мыслями, тонкой, прочной паутиной догадок, сомнений, размышлений опутывает сознание, подчиняя его себе и не отпуская. Это нельзя назвать навязчивой идеей, но всё же на данный момент такие мысли гораздо более значимы для нас, нежели все прочие. Так наш разум блуждает от причины к следствию: то неторопливо смакует каждый возникающий в голове образ, каждое слово, то мчится от начала внезапно появившейся мысли к её концу, а затем от конца к началу, отказываясь останавливаться, ибо на свете нет ничего быстрее человеческой мысли.
Таким событием, полностью захватившим сознание и мысли Лили, стало ночное приключение, связанное с появлением в школе Джеральдины Рокфорт. Оно не дало Лили заснуть и целый день держало мысли и чувства в напряжении.
Первым уроком во вторник стояла защита от тёмных искусств. Лили шла на этот урок со смесью волнения и желания увидеть профессора Салисберри. Впрочем, урок прошёл как обычно, хотя Лили несколько раз ловила на себе быстрые внимательные взгляды, которые бросала на неё Донолдина Салисберри. Эти взгляды были пронизывающими и испытующими, и от них Лили становилось не по себе. Не только она не забыла о событиях прошлой ночи.
-Мне кажется, Дамблдор вёл себя странно.- Тихо сказала Элизабет Лили на третьем уроке – заклинаниях.
-Что ты имеешь в виду?- Спросила Лили, хотя догадывалась, о чём говорит подруга; Эванс и сама об этом думала.
-Он не удивился.- Ответила Элизабет.- Совсем не удивился твоему рассказу. Как будто и так всё знал. Ну, или не всё, а хотя бы то, что Рокфорт в замке.
Лили закусила губу – выходит, и Элизабет заметила странное поведение Дамблдора.
-И откуда ему было знать, что её уже нет в замке?- Продолжала Элизабет.- И кстати, он даже не предположил, что ты могла обознаться, словно бы знал, что женщина со шрамом и есть Джеральдина Рокфорт, и она находиться в Хогвартсе.- Элизабет минуту помолчала.- Это очень странно, Лили. Тебе не кажется, что Дамблдор от нас что-то скрыл? Что-то очень важное, что касается этой женщины?
-Он же не обязан нам всё рассказывать.- Ответила Лили, но на душе у неё было неспокойно.- Хотя ты права. Он очень странно себя вёл. И ещё попросил ничего не рассказывать.
-Ну, это-то вполне понятно.- Ответила Элизабет.- К чему сеять панику?
-Да, но всё же…
Когда Лили утром вошла в Большой зал, она сразу же поняла, что о случившемся этой ночью никто больше не знает. Если бы хоть что-то стало известно, только об этом и говорили бы, но нет – разговоры учеников были того же содержания что и всегда и ни намёка на женщину со шрамом. Выходит, той ночью одна только Лили имела счастье её повстречать.
Однако появление Джеральдины Рокфорт было не единственным, что мучило Лили. Она не переставала думать и о подслушанном ночью разговоре. Ей было вполне ясно, о чём говорили Поттер и Люпин – о прошлогодней выходке Северуса и его чудесном спасении. А ещё Поттер говорил про мучительную смерть, которую не пожелал бы и врагу, а потом вдруг почему-то извинился перед Люпином. В памяти Лили тут же всплывали обрывки её разговоров с Северусом, когда они ещё были друзьями, о том, что Люпин – оборотень и исчезает каждый раз в полнолуние. Так считал Северус, но не Лили. Впрочем, ей незачем было лезть в чужые дела, чего нельзя было сказать о Северусе. И тогда, и сейчас Лили не понимала, почему его так интересует жизнь Мародёров, как они сами себя называли (причём это прозвище жутко раздражало Лили), она даже не раз интересовалась у Северуса, зачем он это делает, то есть шпионит за ними, на что он отвечал, что они непременно должны вылететь из школы, все вместе, всем своим блистательным составом.
А на следующий день после того разговора Римус Люпин на уроки не явился. Его вообще не было в школе. И это наводило на некоторые мысли…
Лили посмотрела туда, где обычно сидели Мародёры. Их было всего трое: Блэк, Поттер и Петтигрю. Лили сидела на парте соседнего ряда и потому могла видеть их лица. У Блэка как всегда было лицо скучающей особы из высшего света, у Петтигрю расстроенное (наверно, потому, что у него ничего не получалось с невербальными манящими чарами), а у Поттера лицо было необычно серьёзное: он непривычно хмурился, не смеялся и не веселился; казалось, в голове его бродят невесёлые мысли.
Неужели Северус был прав, когда говорил про Римуса? Лили наморщила лоб. Подслушанный разговор и исчезновение Люпина всё больше и больше убеждали девушку в правоте бывшего друга. Но, Мерлин, как же хочется ошибаться!

А в субботу состоялся матч по квиддичу между Гриффиндором и Когтевраном. Как же гриффиндорцы ждали этой игры! Они вот уже больше месяца не участвовали в матчах; в это время Когтевран с позорным счётом 280:30 проиграл Слизерину, потом на голову разбил Пуффендуй, затем Пуффендуй обыграл Слизерин, отчего у слизеринцев (у всех разом) чуть не случился разрыв сердца. А теперь на поле для квиддича должны были встретиться Гриффиндор и Когтевран. Для Джеймса победа в этом матче имела особое значение.
-Повезло Харрисону, что он не в сборной.- Заметил с улыбкой Лунатик, глядя на серьёзно готовящегося к игре Джеймса, который вот уже в пятьдесят седьмой раз проводил специально предназначенной для этого тряпочкой по древку своего «Нимбуса-1001», поправлял (непонятно для чего) на себе форму, проводил рукой по волосам и с убийственно решительным видом взирал на друзей и команду (убийственно – потому что выглядел он при этом весьма комично, хоть и думал, что выглядит круто).
-Не то бы Сохатый скинул бы этого неудачника с метлы, хоть он и не загонщик.- Ухмыльнулся Сириус, по его выражению лица видно было, что он не прочь на это посмотреть.
-Почему неудачник?- Спросил Римус.- С Лили у него пока всё удачно. Не надо было этого говорить, да?..- Римус умолк под взглядом Джеймса.
В матче с Когтевраном Джеймс не играл конкретно против Харрисона, но весь факультет Джека как бы олицетворял его самого, и победа над Когтевраном означала для Джеймса в некотором роде победу над одним из его представителей.
-Ну, команда.- Обратился к игрокам Джон Макензи.- Обыграть Когтевран будет проще, чем Слизерин. Эти умники хотя бы правила соблюдают.
Больше капитан сборной Гриффиндора ничего не сказал и только знаком показал команде, что пора на выход. Стадион встретил игроков обеих команд оглушительными воплями и аплодисментами, а погода – ужасным снегопадом, из-за которого видимость была почти нулевая. Не лучшее время для матча по квиддичу, но всё же студенты слишком сильно любили эту игру, чтобы от неё отказываться. Тем более, морозов не было, и играть было хоть и трудно, но вполне возможно.
По свистку мадам Трюк игроки взмыли в воздух. Матч начался.
-Итак, матч Гриффиндор-Когтевран начался!- Завопил комментатор Брайан Томсон.- Квоффл оказывается у охотника Когтеврана Дилана Кроуфорда. Дилан несётся к кольцам Гриффиндора. Ай, внимательнее надо быть!- С торжеством воскликнул Брайан.- Гриффиндорский загонщик Николас Райт метким ударом бладжера на некоторое время выводит Кроуфорда из игры. Что я могу сказать? Не повезло Когтеврану… А тем временем квоффл подхватывает гриффиндорец Джеймс Поттер. Джеймс мчится к кольцам противника, обходит двух загонщиков Когтеврана!.. Уходит от бладжера! Вот он уже у колец Когтеврана!.. Напряжённый момент! Поттер делает бросок!.. И… ГОЛ!!! Друзья мои, Гриффиндор открывает счёт! 10:0 в пользу Гриффиндора!
Болельщика Гриффиндора дружно зааплодировали.
-…Теперь квоффл оказывается…Мерлин, у кого он там оказывается? Что за отвратительная погода, ни черта ж не видно! А! Квоффл у Гриффиндора, у Элизабет Макензи! Она, как и Поттер пару минут назад, летит к воротам Когтеврана. Элизабет, осторожнее! Загонщик Когтеврана Кевин Гибсон посылает в тебя бладжер! Да уворачивайся же ты! Мерлин, Элизабет, ещё секунду и тебе было бы очень и очень больно. Могу вас обрадовать, болельщики Гриффиндора, Элизабет Макензи избежала встречи с бладжером! Но мне тут же придётся вас огорчить – она потеряла квоффл! Сейчас квоффл у когтевранского охотника…нет, теперь у гриффиндоского…опять у когтевранского…у гриффиндоского…Да разбирайтесь уже быстрее! Знаете, как комментировать трудно! Ничего не видно, а ещё вы тут!.. Квоффл у гриффиндорца Джеймса Поттера – по-моему сегодня этот парень совершенно точно для себя решил, что победит! Поттер летит к кольцам противника, но квоффл у него перехватывает когтевранский охотник Аманда Уотерс. Пас Кроуфорду! Гриффиндорцы, ну что вы время зря теряете?! Перехватите мяч в момент передачи! Вы только посмотрите, какая погоня! Впереди Уотерс и Кроуфорд летят параллельно к кольцам Гриффиндора и передают друг другу мяч – это отвлекающий манёвр такой? – за ними Макензи, Поттер и Форман! Какой красивый момент! Его просто необходимо запечатлеть для истории! Поттер увеличивает скорость, – какая у него классная метла! – и приближается к когтевранским охотникам… Поттер снижается…и, когда Уотерс в очередной раз пасует Кроуфорду, перехватывает мяч снизу! Пас Форману! Поймал! Молодчина! Форман устремляется в другую сторону!..
Мы совсем забыли про наших ловцов! Хотя, судя по тому, как они кружат над полем, снитч никто из них пока не видит. Да и как в такой снегопад возможно что-то разглядеть! Ладно, вернёмся к охотникам! Форман уже у колец Когтеврана! Бросок!.. Он промазал! Ну, как же так, Стэн?! Ты ведь был так близ… Вы только посмотрите на ловца Когтеврана! Он, кажется, заметил снитч! ДА! Он его заметил! Ловец Когтеврана летит за снитчем, но вдруг останавливается… Упустил! Что ж, у Гриффиндора сегодня удачный день!
В это время квоффл оказывается у Уотерс, а она уже у колец Гриффиндора!.. Опасный момент!.. Гол! Когтевран забил Гриффиндору. 10:10. Счёт сравнялся!
Болельщики Когтеврана восторженно зааплодировали.
-…Квоффл снова у Гриффиндора! Он у Макензи! Пас Поттеру! Что он делает?.. Он что, решил поиграть за ловца?.. Но это против правил…
Болельщики, все, как один, дружно обратили свои взоры на Джеймса Поттера, который нёсся вниз, одной рукой крепко вцепившись в древко метлы, а другую вытянув вперёд, совсем как ловец. Из-за усилившегося снегопада трудно было что-то разглядеть, однако кое-кто заметил, что ниже Поттера метра на три летит, кувыркаясь в воздухе, кто-то ещё и, судя по всему, этот кто-то был без метлы.
-Что происходит?- В недоумении проговорил Брайан.- Что за чёрт?..
Он внезапно умолк. Весь стадион как будто замер в ожидании развязки.
-Кто-то падает!- Дико заорал Брайан.- Кто-то падает с огромной высоты! Профессора, куда вы смотрите?! Замедлите падение!- Гриффиндорец бросил взгляд туда, где сидели преподаватели; он ожидал увидеть там Дамблдора с понятой в руке палочкой, но Дамблдора там не оказалось; Брайан задохнулся от ужаса.- Профессор МакГонагалл! Чего вы ждёте! Замедлите движение!
И профессор МакГонагалл замедлила движение. Только было уже поздно. Она сделала это тогда, когда игрок был почти у самой земли, и, несмотря на применённые чары, удар о землю был жёстким и вероятно болезненным. Игрок, упавший с метлы, неподвижно лежал на земле, и вскоре все увидели, что мантия на нём была красно-жёлтая. Джеймс ну успел затормозить и, чтобы не сломать метлу, врезавшись на ней в землю, неловко спрыгнул с неё, кубарем покатился по снегу; метла упала недалеко от него. Джеймс вскочил на ноги, поскользнулся на снегу и упал; во всех его движениях видна была судорожная торопливость. Он не пытался больше встать, на четвереньках дополз до лежащего на земле игрока его команды, недалеко от которого упал он сам.
Стадион начал приходить в движение. Ученики, толкаясь и крича, сбегали по ступеням вниз, чтобы поскорее оказаться на поле и узнать, кто именно упал с метлы. Преподаватели также спешили на поле; необходимо было оказать пострадавшему первую помощь. Игроки обеих команд торопливо приземлялись.
Когда Сириус и Римус пробивались сквозь учеников, образовавших вокруг Джеймса и ещё одного игрока сборной Гриффиндора плотное кольцо, послышался леденящий кровь вопль ужаса и боли. Кричала девушка. Сириус начал энергичнее распихивать студентов локтями.
-Господи…- Прошептал Римус, когда Бродяга и Лунатик пробились наконец в центр.
На коленях лицом к ним сидел Джеймс. Он прижимал к себе рыдающую и брыкающуюся Элизабет. Лицо у Поттера было бледным, в глазах стоял ужас. Парень поднял глаза на друзей, потом опустил взгляд.
На пропитавшемся кровью снегу без сознания лежал Джон Макензи.







"Сбывшаяся" мечта

За окном бушует метель. На землю медленно спускаются сумерки. В гостиной Гриффиндора тепло, потрескивают в камине поленья, пляшут языки пламени. Но здесь не услышишь ни звонкого смеха, ни забавных шуток, не увидишь на лицах гриффиндорцев улыбок, не заметишь в их глазах задорных искорок веселья. Тоскливо на душе и грустно. Тяжело и неспокойно на сердце. Но, наверно, так и надо, так сейчас правильно.
Элизабет бледна как никогда, под глазами залегли тёмные круги.
-Тебе бы поспать.- Прошептала Лили, но Элизабет только тяжело вздохнула, едва заметно покачала головой.
-Я пойду.- Макензи поднялась из кресла.
-Куда?- Спросила Лили и тоже встала.
-В больничное крыло. Вдруг пустят…
И Элизабет направилась к портретному проёму; Лили, ни слова не говоря, пошла за ней. Они молча шагали по немноголюдным коридорам, некоторые из встречающихся им учеников узнавали в Элизабет сестру пострадавшего во время матча капитана сборной Гриффиндора. Эти студенты украдкой, а кто-то и открыто, бросали на Макензи сочувствующие взгляды, а за спиной Элизабет слышала негромкое перешёптывание. Ей всё равно было, что о ней говорили за спиной – лишь бы не лезли с вопросами и своей бесполезной жалостью.
Вот девушки уже у больничного крыла. Элизабет помедлила. Потом постучала и резко дёрнула за ручку двери. Дверь резко распахнулась – кто же знал, что она открыта. Элизабет и Лили переглянулись, и Макензи несмело переступила порог.
В больничном крыле всё казалось серым, как небо за окном. Наверно, из-за того, что настроение такое – серое, то есть подавленное и невесёлое, в такие моменты человек не замечает буйство красок и разнообразие цветов.
Не успели гриффиндорки оглядеться, как к ним подошла мадам Помфри.
-Вам нельзя здесь находиться.- Совсем нестрого сказала она.
-Дверь была открыта.- Тихо проговорила Элизабет.
-Приходил один мальчик – у него заболел зуб.- Зачем-то объяснила мадам Помфри.
-Как мой брат?- Спросила Элизабет; ей было неинтересно, почему дверь открыта, и кто сюда приходил – она не за этим сюда пришла.
-Лучше, моя хорошая.- Грустно ответила ей мадам Помфри.- Но у него по-прежнему тяжёлое состояние. Он спит, незачем его будить. Сон – лучшее лекарство.
Элизабет собралась ещё что-то сказать, но с дальней койки, той, что за ширмой, донеслись ни то стоны, ни то хрипенье, и гриффиндорки с мадам Помфри повернули головы в сторону источника звука. Целительница торопливо пересекла больничное крыло и зашла за ширму. Лили и Элизабет быстро огляделись, но все кровати были пусты. Эванс заглянула подруге в глаза – в них она увидела смесь волнения и невероятного желания зайти за ширму и увидеть брата. Лили инстинктивно сжала руку Элизабет – она холодная, словно лёд, и Эванс уловила едва заметную дрожь. Лили ждала, что сделает Макензи, но та в нерешительности стояла не месте, словно боялась сделать хоть шаг. Но в тот момент, когда до неё долетел голос Джона, у неё прибавилось решимости, и она, не отпуская руки Лили, двинулась к ширме.
А там за ширмой её брат. У него три ребра сломаны, открытый перелом малой берцовой кости левой ноги, а ещё внутреннее закрытое кровотечение и сотрясение мозга средней тяжести. Только Элизабет об этом не знала. Но так, пожалуй, и лучше.
Макензи осторожно заглянула за ширму и увидела своего бедного брата. Он был таким бледным, что больно было смотреть; лицо было осунувшимся и усталым, на лбу виднелась ссадина. У Элизабет при виде брата защемило сердце. Джон пошевелил пересохшими губами, силясь что-то сказать, но изо рта вырвались лишь неразборчивые слова и незаконченные фразы. Наконец, капитан сборной Гриффиндора медленно открыл глаза и посмотрел по сторонам. Сейчас, после потери сознания и долгого беспробудного сна, обеспеченного стараниями мадам Помфри и её чудодейственным зельем, он наверняка не понимал, где находиться и что вообще происходит.
-Вы проснулись?- Ласково проговорила целительница и поправила подушку под головой Джона.
-Что?- Севшим голосом спросил Джон.
-Как вы себя чувствуете?- Мадам Помфри с состраданием посмотрела на своего пациента.
-Голова болит.- Ответил Джон.- А как я здесь?..
Тут он заметил Элизабет, которая стояла за спиной целительницы; рядом с Элизабет он увидел Лили.
-Привет.- Тихо сказала Элизабет; ей хотелось заплакать – так страшно ей было за брата и так ей было его жаль.- Как ты?
-Я упал с метлы, да?
Элизабет кивнула.
-С большой высоты.
-Я помню.- Джон прикрыл глаза.- Мы проиграли Когтеврану?
-Как ты можешь сейчас думать об этом?- Элизабет даже слегка улыбнулась – какой же её брат глупый, упал с такой высоты, но заботиться не о том, что с ним, а об исходе матча.
-Просто скажи: проиграли или нет.- Настаивал Джон.
-Матч перенесли.- Ответила ему сестра.- Ты…
-Простите, Элизабет.- Прервала её мадам Помфри.- Вашему брату нужен отдых. Он такое перенёс…
Целительница грустно вздохнула.
-У вас ничего больше не болит?- Обратилась она к Джону.- Только голова?
-Нога ещё. Левая.- Ответил Джон.
-С ним всё будет хорошо?- Спросила Элизабет у мадам Помфри.
-Да.- Ответила ей целительница.- У него было внутренне кровотечение, но, слава Богу, несильное, я его остановила. Если б было хуже – пришлось бы отправить его в больницу святого Мунго.
У Элизабет от слов о внутреннем кровотечении мурашки побежали по коже, и похолодело внутри.
-А с ногой что?- Не унималась девушка.
-Перелом. Зачем вам всё это? Я смогу его поставить на ноги – не беспокойтесь, но не расспрашивайте об этом. Вам же будет спокойнее.
-Я его сестра – я имею право знать.
-Элизабет.- Джон слабо улыбнулся.- Что ты, в самом деле? Не переживай, мне не впервой. Я скоро поправлюсь.- Пообещал он сестре.
-Не скажу, что скоро.- Сказала целительница.- Но что поправиться – это точно.
-Тебе хочется чего-нибудь?- Спросила Элизабет, подходя ближе к кровати брата.
-Я не хочу ничего.- Ответил Джон и поморщился.
-Что такое?- Испугалась Элизабет.- Джон, тебе плохо?
-Я говорила, что к нему пока нельзя.- Нахмурилась мадам Помфри.- Что, мой милый, голова ещё больше болит?
-Ага.- Джон не смотрел на целительницу, хлопочущую вокруг него, он всё глядел на свою сестру, которая так за него испугалась.- Иди, Элизабет. Мадам Помфри знает, что делать.
И Элизабет нехотя отошла от брата вместе с Лили. Но прежде чем уйти Лили бросила быстрый взгляд на Джона. Лицо у него некрасивое, черты грубые, подбородок тяжёлый. Но всё же в лице его видна была доброжелательность и непонятная притягательность. Джон и Элизабет внешностью были совсем не похожи, единственное, что у них было общего – это добрые тёмно-голубые глаза. Джон Макензи очень хороший человек; жаль, что так получилось.

Лили и Элизабет возвращались в гостиную Гриффиндора. Всю дорогу Элизабет молчала, глядя под ноги, и Лили буквально кожей ощущала напряжение и беспокойство, волнами исходившее от подруги. Гнетущая атмосфера сводила с ума, и Лили не знала, как разрядить обстановку, а надо было – Эванс понимала, что такое подавленное настроение не идёт Элизабет на пользу.
-Мадам Помфри поставит его на ноги.- Тихо сказала Лили, украдкой глядя на Элизабет, которая, едва заметно кивнула головой, но ничего не сказала.
Лили лихорадочно соображала, что бы ещё сказать, но в голову как назло не приходило ничего лучше: «Всё будет хорошо», и Эванс сомневалась, что эта фраза каким-то образом поднимет настроение Элизабет.
Так, молча, они дошли до Портрета Полной Дамы, где встретились с профессором МакГонагалл.
-Я отослала письмо вашим родителям, Элизабет.- Сказала МакГонагалл.- Ещё днём. Ответа пока не было.
-Отец допоздна в Министерстве, мама в отъезде.- Проговорила Элизабет.- Может, сова ещё не доставила письмо.
-В любом случае, я думаю, кто-нибудь из ваших родителей ответит на моё письмо, как только получит его, или, может, ваши родители захотят сами приехать в школу.
Элизабет вдруг насторожилась, казалось, смысл слов МакГонагалл только что дошёл до её затуманенного усталостью разума.
-А зачем вы им написали?- Элизабет с подозрением воззрилась на МакГонагалл.- Разве вы пишите родителям каждого, кто получил травмы во время матча по квиддичу?
МакГонагалл замялась, подыскивая нужные слова. Её молчание не доставляло удовольствия измученной Элизабет, а лишь добавляло тревоги за здоровье брата.
-Ваш брат получил серьёзные травмы.- Сказала МакГонагалл как можно мягче.- Мадам Помфри делает всё для его скорейшего выздоровления. Это не обычный случай…такого давно не случалось…
Профессор МакГонагалл вновь замолчала, почти виновато глядя на Элизабет.
-Я должна попросить у вас прощения, Элизабет. Мне необходимо было быть внимательней и вовремя замедлить падение. Простите меня.
-Видимость была плохая. Это не ваша вина.- Элизабет попыталась выдавить улыбку.
МакГонагалл с жалостью посмотрела в глаза Макензи и положила руку ей на плечо.
-Я знаю, как вам сейчас нелегко…
-Э…здравствуйте…
МакГонагалл и Лили с Элизабет обернулись. Перед ними стоял рослый парень лет семнадцати крепкого телосложения, лицо у него было как будто виноватое.
-Здравствуйте, мистер Дэвис.- Поздоровалась МакГонагалл.
Лили окинула внимательным взглядом парня и узнала в нём загонщика сборной Когтеврана.
-Вы что-то хотели?- Поинтересовалась МакГонагалл, потому что Дэвис не уходил, а всё так же стоял перед волшебницами и виновато на них поглядывал.
-Да, я хотел…кое-что хотел. В общем…в общем…это я.- Неуверенно проговорил Дэвис и потупил взгляд.
-Что, вы?- Спросила МакГонагалл.
Лили начала догадываться, о чём говорит загонщик Когтеврана, и с нетерпением ждала от него ответа на вопрос профессора МакГонагалл, чтобы либо окончательно удостовериться в своей версии либо полностью её опровергнуть.
-Ты Элизабет Макензи?- Обратился Дэвис к Элизабет, оставив вопрос МакГонагалл без внимания.
-Да, это я.- Элизабет растерянно кивнула.
-Меня не пускают к твоему брату, так что я извинюсь пока хотя бы перед тобой. Прости.
-Ты хотя бы объясни, за что ты извиняешься?- Нахмурилась Элизабет.
-Я же уже сказал. Это я.
-Что ты-то?- Элизабет начала терять терпение.
Дэвис вздохнул и, опустив голову, пробубнил себе под нос:
-Я послал бладжер, и он попал в твоего брата. А твой брат упал с метлы. Так что это я виноват в том, что он сейчас валяется в больничном крыле. Вот.- Дэвис поднял голову и уставился на Элизабет.- Извини. Я не специально.
Нельзя было сказать, что признание мистера Дэвиса было для Лили шокирующим, поскольку она и так догадалась, за что он извиняется; МакГонагалл также не была особенно удивлена (в конце концов, игроки не впервые падали с мётел из-за удара бладжера), а вот Элизабет отреагировала более чем эмоционально.
-Ты чуть не убил моего брата, идиот!- Закричала она и кинулась на Дэвиса с кулаками.- Не специально он! Ты хоть понимаешь, что натворил?!
-Элизабет!- Воскликнула профессор МакГонагалл.- Что вы делаете?! Прекратите немедленно!
Но Элизабет было уже не остановить. Удары градом сыпались на Дэвиса; Элизабет била по чему попало, яростно, отчаянно. Дэвис слабо прикрывался руками, но не пытался остановить взбесившуюся гриффиндорку, словно считал такое обращение вполне заслуженным.
-Придурок безмозглый!- Элизабет бросила последнее обвинение в адрес Дэвиса и отошла на некоторое расстояние.
Дэвис, чей вид теперь был весьма потрёпанным, вздохнул и опустил взгляд.
-Я ведь, правда, не специально.- Проговорил он, рискуя этой фразой вновь вызвать бешеный гнев Элизабет.- Мне очень жаль, что так получилось. Прости.
Элизабет, отдышавшись, кинула на него испепеляющий взгляд, а потом махнула рукой и, назвав пароль, скрылась в портретном проёме.
Дэвис проводил её взглядом, затем посмотрел на профессора МакГонагалл.
-Я должна бы вас отчитать, но вам и так уже хорошенько досталось от мисс Макензи.- Сказала МакГонагалл.- Впрочем, и отчитывать мне вас не за что. Это же квиддич – в этой игре такое случается.
-А почему ты раньше не пришёл и не сказал, что это ты сбил Джона с метлы?- Спросила Лили.- Целый день уже прошёл.
Дэвис смешался, не зная, что ответить.
-Какая разница, мисс Эванс?- МакГонагалл окинула взглядом загонщика Когтеврана.- Главное, что он всё же извинился. Всё-таки лучше поздно, чем никогда.

Через три дня, в первый день зимы, в больничное крыло к Джону Макензи собралась целая делегация желающих посочувствовать и справиться о его здоровье гриффиндорцев: сборная по квиддичу в полном составе, несколько друзей Джона с седьмого курса, Сириус, Лили и Мэри. И хотя декан Гриффиндора предупреждала, что столько народу к нему не пустят, гриффиндорцы, собравшись вместе после уроков, упрямо потопали в больничное крыло, а потом пару минут уговаривали мадам Помфри пустить их всех вместе к Джону, но, как и стило ожидать, такую толпу к больному не пустили, и только три близких друга Джона скрасили его вынужденное одиночество в лазарете своим визитом.
-Ну, пойдём тогда в гостиную.- Сказал Сириус Джеймсу.
-Пошли.
Но не успели они и шагу сделать, как их окликнула профессор МакГонагалл.
-Мистер Поттер.- МакГонагалл подошла к гриффиндорцам.- Вы не могли бы зайти в мой кабинет?
-Да, конечно.- Кивнул Джеймс, не понимая, зачем его тащат в кабинет МакГонагалл.
-Что ты натворил?- Шёпотом спросил Сириус, прежде чем Джеймс двинулся вслед за МакГонагалл.
-Ничего, вроде.- Ответил Джеймс и поплёлся в кабинет МакГонагалл.
Ещё когда они шли по коридору, Джеймс заметил, что на лице Минервы МакГонагалл застыло напряжённое выражение, которое легко можно было принять за хорошо скрываемую грусть.
МакГонагалл и Джеймс вошли в кабинет; декан Гриффиндора не села и не предложила сесть Джеймсу, так что разговор они вели стоя. Начала МакГонагалл:
-Вы, наверно, уже поняли, что Джон Макензи серьёзно пострадал во время матча.- Голос её был строг, решителен, но Поттеру показалось, что в конце фразы он слегка задрожал.
-Да, профессор. Упасть с такой высоты…ему повезло, что он остался жив.
Наверно, не стоило этого говорить: МакГонагалл при этих словах напряглась ещё больше, будто они причиняли ей боль. Но что поделать – Джеймс привык сначала говорить, потом думать.
-В этом есть доля моей вины. Мне следовало незамедлительно среагировать…у профессора Дамблдора это всегда чудесно выходило.- МакГонагалл заметно нервничала, но она должна была ещё многое сказать.
-Профессора Дамблдора не было на матче, где он был?- Спросил Джеймс, в упор глядя на МакГонагалл.
-В тот день он вынужден был уехать по делам в Министерство.- Ответила МакГонагалл и с шумом втянула носом воздух, пытаясь успокоиться.- Выслушайте меня, Поттер, не перебивая.
Джеймс кивнул; ему странно и непривычно было видеть МакГонагалл такой взволнованной, но, видимо, она хотела сказать ему что-то действительно важное.
-Два дня назад приезжали родители Джона, миссис Макензи так испугалась, когда ей рассказали о случившемся, что ей стало плохо, её едва откачали. Хорошо ещё, что они не устроили скандал – некоторые родители могут… У Джона уже второе сотрясение мозга, полученное во время матча по квиддичу, это очень серьёзно…- МакГонагалл помолчала, собираясь с мыслями.- В общем, Джон больше не сможет играть в команде.- На одном дыхании проговорила МакГонагалл.
В первую секунду слова, произнесённые деканом Гриффиндора, были для Джеймса просто словами, во вторую секунду они начли потихоньку усваиваться сознанием парня, в третью они были отнесены в разряд очень важных слов, в четвёртую до Джеймса наконец дошёл их смысл, в пятую у него отвисла челюсть.
-Что значит: не сможет играть?- Запинаясь, спросил Джеймс.
-Его родители запретили ему играть – здоровье сына важнее всего, и отныне в сборной Гриффиндора нет ни ловца, ни капитана – вот что это значит, Поттер.
-Но…но как же мы без ловца?.. И без капитана? Не может быть команды без капитана…неужели они этого не понимают?- Джеймс растерянно заморгал.
МакГонагалл покачала головой.
-Это вы не понимаете. Здоровье важнее игры, тем более что бедняга получил очень серьёзные травмы.
-Ладно, я согласен, они правы. Но нам-то что делать?- Джеймс развёл руками.
-За этим я вас и позвала – чтобы решить, что делать.- Сказала МакГонагалл и впервые за весь разговор открыто посмотрела Джеймсу в глаза.- Вы – самый старший и опытный игрок в команде после Джона…
Джеймс невесело усмехнулся. «Самый старший и опытный после Джона…» Здесь ключевое слово не «опытный» и не «старший», а «после Джона». Джеймса это задело. Конечно, Джон играл в команде дольше, но Джеймс не считал, что он чем-то хуже теперь уже бывшего капитана сборной Гриффиндора. Впрочем, МакГонагалл не обратила внимания на помрачневшее лицо Джеймса и продолжала:
-…И я хочу, чтобы вы стали новым капитаном команды.
Минуту они смотрели друг на друга; МакГонагалл не ждала от Поттера мгновенного ответа, особенно в свете последних событий, а Джеймс думал о том, что всё должно было быть не так…
С того самого момента, как на его восьмой День рождения, отец подарил Джеймсу его первую настоящую метлу (до этого у него были только маленькие игрушечные метёлки), Поттер понял: летать на метле и играть в квиддич – это его. Он часами мог парить в воздухе и играть в квиддич с отцом, когда они выезжали за город в их уединённый домик. Отец безумно гордился сыном, беспрестанно повторял, что его Джеймс – настоящий талант и непременно станет великим игроком в квиддич. Джеймс прожужжал родителям все уши, постоянно говорил о том, как попадёт в сборную факультета и что, возможно, в сборную его возьмут даже когда он будет первокурсником. Увы, на первом курсе Джеймса в сборную не взяли, зато на втором он обошёл всех своих соперников и стал охотником. Джеймс почти дословно помнил своё письмо родителям, в котором он рассказывал о том, что он теперь охотник сборной Гриффиндора по квиддичу и в красках описывал отборочные, где «сделал всех».
Как только Джеймс оказался в команде, у него появилась новая цель – стать капитаном. За всё время, что Джеймс был игроком сборной, сменились два капитана, последним, третьим, – был Джон Макензи. Когда Джона назначили капитаном команды, Джеймс понял, что следующим капитаном будет он, в год окончания Джоном школы, ведь дольше Поттера в команде больше никто не играл, ни дольше, ни лучше. Джеймс не раз представлял себе тот счастливый, неповторимый момент его жизни, когда летом после шестого курса ему пришлют письмо из Хогвартса, где будет сообщаться о его назначении на должность капитана сборной Гриффиндора по квиддичу, о том, как он будет безмерно рад, как с гордостью покажет родителям это письмо...
Но всё вышло совсем не так. Неправильно, неверно, не так, как должно было быть. Джеймс не чувствовал ни радости, ни восторга – никаких ожидаемых им чувств, и это было обидно, это разочаровывало. А ещё Джеймс думал о том, как же он теперь будет смотреть в глаза Джону – человеку, место которого он вынужден был досрочно занять, не по своей вине, но всё же… Джон очень любил квиддич, почти так же сильно, как Джеймс; должно быть, Джон безумно расстроился из-за того, что больше не сможет играть; Джеймс боялся представить, что с ним было бы, если б он оказался на месте Джона.
Все эти размышления быстро проносились в голове Джеймса, минута почти прошла, больше сохранять молчание было нельзя, нужно было отвечать.
-Стать капитаном – моя давняя мечта.- Сказал Джеймс, и глаза его стали грустными.
-Вы не таким образом хотели стать капитаном.- Понимающе кивнула МакГонагалл.
-Вы правы.
-Что случилось – то случилось.- Сказала МакГонагалл; слова её отдавали полной покорностью судьбе.- Вы теперь капитан, Поттер.- Добавила она. - Завтра я сообщу факультету о вашем назначении.
Джеймс кивнул.
-Я чуть-чуть не успел его поймать.- Джеймс вздохнул.
-Вы ведь не вините себя в том, что случилось?- МакГонагалл подняла брови.
-Нет. Просто он так хотел выиграть третий Кубок квиддича…

Около восьми часов вечера Джеймс спустился в гостиную. Ему очень хотелось с кем-то поговорить о том, что сказала ему МакГонагалл. Он всё рассказал друзьям ещё днём, но теперь он вновь ощущал острую потребность выговориться. К сожалению, говорить было не с кем: Сириус был на свидании с Кэти, Римус торчал в библиотеке, а с Питером говорить просто не хотелось.
Джеймс уселся в кресле у камина и, подперев руками подбородок, уставился на огонь.
-Его через два дня обещают выписать.
-Правда? Это здорово!
Джеймс лениво повернул голову влево. Через портретный проём в гостиную вошли Элизабет и Лили, беседующие, как понял Джеймс из обрывка из разговора, о скорой выписке Джона.
-Привет, Джеймс, что скучаем?- Элизабет подошла к креслу, где сидел Поттер, и приветливо улыбнулась; с тех пор, как Джон пошёл на поправку, настроение у неё заметно улучшилось; Лили подошла вслед за Элизабет, скорее инстинктивно следуя на подругой, чем горя желанием побеседовать с Джеймсом.
Джеймс пожал плечами.
-Элизабет, иди сюда.- Из другого конца гостиной Элизабет звала Мэри.
Джеймс проводил её глазами, скользнул не выражающим никакого интереса взглядом по Лили и вновь принялся гипнотизировать огонь. Наверно, сейчас у него был настолько жалкий вид, что Эванс даже несколько удивилась, поскольку она привыкла видеть Поттера жизнерадостным и весёлым, во всё горло орущим какую-нибудь ерунду, а не таким как сейчас. Она пару секунд смотрела на него, не преследуя никакой цели. А Джеймс не обращал на Лили никакого внимания, а потом, сам не зная зачем, вдруг спросил:
-Эванс, вот скажи, у тебя есть мечта?
-Есть, конечно.- Ответила Лили.
-А если бы она исполнилась, то что бы ты чувствовала?- Задал ещё один вопрос Джеймс.
-Я была бы очень счастлива.- Сказала Лили.- Я бы очень радовалась, если бы моя мечта сбылась.
-Хотел бы и я радоваться своей сбывшейся мечте.- Сказал Джеймс, невесело усмехнувшись.



Новый капитан

-Что ты сказал?- Переспросила Лили – она не поняла ни слова из того, что только что пробурчал себе под нос Поттер.
Джеймс недовольно покосился на Лили.
-Ничего.- Буркнул Поттер.
-И что, ты даже не пригласишь меня куда-нибудь?- Внезапно спросила Лили, хотя речь в общем-то шла совсем не о том.
-В смысле?- Джеймс вопросительно поднял бровь.
-Ну, когда я оказываюсь рядом с тобой, ты обязательно меня куда-нибудь приглашаешь: в Хогсмид, на прогулку, ещё куда-нибудь.- Объяснила Лили.
-А ты хочешь, чтобы я куда-то тебя пригласил?- Почти с усмешкой спросил Джеймс.- Извини, мне не до этого.
-А кто тебе сказал, что я этого хочу?- Фыркнула Лили.
-Тогда зачем спрашиваешь?
-Просто так.- Лили пожала плечами.
-Ничего просто так не бывает, Эванс.
-Ты ведёшь себя не так, как обычно.- Сказала Лили.
-Как будто тебя это волнует.- Хмыкнул Джеймс.
Он посмотрел на Лили, лицо её было полуудивлённым полузадумчивым.
«Неужели она размышляет о том, волнует ли её моё поведение или нет?»
Лили ничего не говорила – так и стояла, как изваяние, глядя на Джеймса.
-Эванс, что ты встала над душой?- Неожиданно грубо спросил Джеймс.- Если тебе этого так хочется – иди и найди себе другое для этого место и другого человека.
Лили не то чтобы обиделась, но всё же ей было неприятно, когда Джеймс ей нагрубил. Странно, но сегодняшним вечером они вполне нормально разговаривали (до этого момента): не ругались, не спорили, и Джеймс не вызывал у Лили ни раздражения, ни досады… И когда Лили об этом подумала, в её голове вдруг возник вопрос: а в какой момент она поняла, что Джеймс не нравится ей как человек? Когда это произошло? И почему она никогда не относилась к нему серьёзно? Почему её раздражали его ухаживания, почему, только завидев его издали (последние три года – точно), она меньше всего хотела встретиться с ним?
Это было странно, но ни на один из поставленных вопросов Лили не могла дать мгновенный, точный и однозначный ответ. На ум приходили и поведение Джеймса, и его пофигизм, и часто предвзятое отношение к людям, но, казалось, всё это не то, не в этом крылась главная причина того, что Лили в какой-то мере недолюбливала лохматого однокурсника, но какой была эта причина – Лили сказать не могла, во всяком случае, сейчас. Но ей почему-то захотелось в этом разобраться, покопаться в себе и понять, почему же так вышло, что они с Джеймсом никогда не могли нормально общаться.
-Эванс, ты оглохла?- Джеймс нахмурился.- Я неясно выразился? Поищи себе другое место.
Лили поджала губы и тотчас же перехотела размышлять о причине её неприязни к Джеймсу.
-Ты грубиян, Поттер.
-Ага. Грубиян, конечно, кто ж я ещё?- На губах Джеймса появилась какая-то странная полуусмешка.
Лили покачала головой и отошла к Мэри и Элизабет.
-О чём вы там разговаривали с Поттером?- Спросила Мэри.- Ты ведь, кажется, на него в обиде за Хэллуин? Хотя уже столько времени прошло…
-Да я уже давно не обижаюсь на него за это.- Лили пожала плечами.
-Вот как?- Элизабет вскинула брови.- Мучаешь, значит, человека
просто так, а сама и не обижаешься вовсе?- Элизабет улыбнулась.
-С чего ты взяла, что я его мучаю?- Вопрос Элизабет вызвал у Лили неподдельное удивление.
-Он же просил у тебя прощения.- Сказала Элизабет.
-И что? Нужно ему моё прощение, как единорогу клюв.
-Откуда тебе знать?
-Просто такому человеку, как Поттер, плевать на чужие чувства.
-Лил, ты меня удивляешь.- Элизабет откинулась на спинку кресла.- Как ты можешь об этом судить? Ты же его не знаешь толком.
-Его поведение всё объясняет. Я сужу о том, какой он человек, по тому, что он делает, по его поступкам.
-А разве люди всегда делают именно то, что хотят?- Мэри выжидающе посмотрела на Лили.- Может, он вовсе не хочет так себя вести?
-Ну и зачем он тогда так себя ведёт?- Лили вздохнула.- Тебе не кажется, Мэри, что это бред?
-Нет, не кажется.- Мэри мотнула головой.- Всякое бывает.
-Не знаю.- Задумчиво протянула Лили и вдруг вспомнила о подслушанном разговоре Поттера и Люпина.
И в сознание Лили осторожно, словно грациозная кошка, чья бесшумная поступь не способна вспугнуть мысли и воспоминания, закралось сомнение насчёт того, что Поттеру плевать на чувства других людей.

Новость о том, что Джон Макензи почти выздоровел и скоро выпишется из больничного крыла, довольно быстро распространилась по школе. Для команды сборной Гриффиндора эта весть была особенна приятной, ведь это значило, что скоро их капитан вернётся, тренировки возобновятся, матч Гриффиндор-Когтевран будет переигран заново, и наверняка окончится победой львиного факультета (как считали и надеялись сами его представители). Но утром второго декабря всех гриффиндорцев ждало неожиданное объявление.
-…И поскольку мистер Макензи больше не сможет играть, новым капитаном назначается Джеймс Поттер.
В гостиной Гриффиндора, куда МакГонагалл созвала всех учеников своего факультета, чтобы сделать объявление, воцарилась тишина. Гриффиндорцы растерянно и изумлённо переглядывались.
-Это очень неожиданно для всех нас.- Продолжила МакГонагалл.- Джон был прекрасным игроком нашей сборной; пока он был капитаном, Гриффиндор выиграл два Кубка квиддича. Но я думаю, мистер Поттер в роли капитана сборной Гриффиндора будет ничуть не хуже.
Взоры всех присутствующих обратились на Джеймса. Он стоял рядом с Сириусом почти посредине гостиной, и под внимательными взглядами гриффиндорцев ему стало неуютно. Вообще, Джеймс никогда не страдал отсутствием внимания со стороны окружающих, он также не был из числа тех людей, которые, оказываясь в центре внимания, сначала краснеют, потом бледнеют, а затем по очереди меняют все цвета спектра на своей смущённой физиономии. Джеймс Поттер был, напротив, человеком, обожавшим повышенное внимание к своей персоне, это доставляло ему особое, ни с чем не сравнимое, удовольствие. Но вот сейчас, когда все гриффиндорцы дружно уставились на него после объявления МакГонагалл о его назначении на должность капитана, Джеймсу стало не по себе; ему не хотелось встречаться с кем бы то ни было взглядом, поэтому он ни на ком не задерживал взгляд, переводя его с одного ученика на другого, и в конце концов опустил глаза в пол.
-На этом месте должны были быть поздравления, да?- Негромко спросил Сириус, так что слышать его могли только Джеймс и ещё несколько стоящих рядом с ними гриффиндорцев.
Джеймс поднял глаза и встретился взглядом с тёмно-голубыми глазами Элизабет. Она стояла у камина и немного удивлённо, немного расстроено смотрела на Поттера.
«Кажется, она ничего не знала про Джона».- Подумал Джеймс.
Джеймс отвернулся. Похоже, они все над ним издеваются. Долго они ещё будут молчать? Целая вечность прошла…то есть, секунд тридцать.
-Эй, ну что вы все застыли и молчите?- Звонкий голос Элизабет разорвал тишину.- Вам не кажется, что нужно поздравить нашего нового капитана с назначением?
И Элизабет первой подошла к Поттеру, улыбнувшись, тепло и радушно, сказала:
-Поздравляю! Ты будешь классным капитаном – я точно знаю!
Элизабет стиснула Джеймса в объятиях, прижавшись щекой к его груди. Поттер тоже несмело обнял её, прижимая к себе, и вдруг почувствовал невероятную лёгкость; от её прикосновений, тёплого дыхания и ласковых рук становилось очень спокойно и хорошо на душе. Джеймс понял: это то, чего ему не хватало – нежной поддержки, какую может дать только девушка одним своим объятием и добрым, светлым взглядом. Он осторожно дотронулся до её мягких кудрей и улыбнулся.
-Спасибо.- Шепнул он.
Элизабет отстранилась и взяла его ладонь в свою маленькую ручку.
-Всё будет отлично.- Элизабет подмигнула и отошла.
Понемногу к Джеймсу стали подходить другие гриффиндорцы, поздравляя с назначением; они жали ему руку, хлопали по плечу, дружески обнимали, но Джеймс всё думал об Элизабет, о её тёплых объятиях и о том, что она, кажется, совсем не злиться на него за то, что он теперь будет капитаном вместо её брата. И этим она заняла пустующий островок его сердца, который был унылым и печальным до тех самых пор, пока там не появилась кудрявая девушка с добрыми тёмно-голубыми глазами.

На чистом голубом небосводе светило яркое солнце. Оно противно слепило глаза, так что приходилось всё время щуриться, отчего выражение лиц многих присутствующих на квиддичном поле было похоже на выражение лица человека, отмечающего, что здесь дурно пахнет.
В тот день, когда МакГонагалл объявила о том, что Джеймс теперь капитан сборной, Поттер назначил отборочные на ближайшее воскресенье на двенадцать часов дня. Целью отборочных являлся выбор нового ловца сборной Гриффиндора. На поле пришло человек пятнадцать – и все метили на место ловца, однако выбрать необходимо было только одного. С трибун за происходящим на поле наблюдало ещё с десяток любопытных гриффиндорцев, среди которых были Сириус, Римус и Питер, присутствующие на отборочных в качестве моральной поддержки нового капитана команды.
Кандидаты на место ловца галдели, шумно что-то обсуждая, когда к ним подошли Джеймс и вся сборная Гриффиндора, желающая узнать, кто займёт место Джона.
-Сейчас мы проведём отборочные…- Начал Джеймс, но, заметив, что никто из желающих стать ловцом не обратил на него внимания, переглянулся с Элизабет, и, откашлявшись, заорал:
-А ну заткнулись все! Живо!
Гриффиндорцы тут же умолкли, почти удивлённо воззрившись на Джеймса. Поттер доброжелательно улыбнулся.
-А теперь, когда вы все так любезно согласились закрыть рты, я объясню, как будут проходить отборочные. Они будут состоять из двух этапов. Первый этап – умение быстро летать на метле, маневрировать, уклоняться от бладжеров, выполнять различные финты и трюки. Я хочу, чтобы на этом этапе вы показали всё, на что вы способны, сидя на метле. Кто-то вылетит уже после первого тура, поскольку без умения летать вам в команде делать нечего. Ну а во втором туре вам нужно будет поймать снитч. Всё ясно?- Гриффиндорцы дружно закивали.- Тогда начнём.
Пятнадцать учеников на метлах взмыли в воздух. По заданию Джеймса они должны были сделать круг над полем и лететь настолько быстро, насколько могут. Джеймс с помощью магии сделал свой голос громче и прокричал:
-На старт! Внимание! Полетели!
Гриффиндорцы, метящие на место ловца, летали, в общем, неплохо. Правда, у многих не было собственных мётел, а на школьных, как известно, особо не полетаешь. Некоторые мухлевали, срезая путь, надеясь, видимо, что Джеймс не заметит их маленького обмана, но Джеймс видел и запоминал всё.
После полёта над квиддичным полем кандидатов на место ловца стало на шесть человек меньше. Это были в основном те, кто, даже мухлюя, пришли к финишу последними.
-Первый тур ещё не закончен.- Объявил Джеймс.- Теперь вам предстоит показать ваше умение уклоняться от бладжеров. Наши уважаемые загонщики Николас и Брэндон будут посылать в вас бладжеры. Успокойтесь, несильно – пострадавших не будет.- Поспешил успокоить Джеймс.- Тем не менее, я предупреждаю: если кто-то не уверен, что ему это под силу – лучше покиньте поле сейчас.
После этих слов от борьбы за место ловца отказались ещё трое человек, так что всего желающих попасть в сборную осталось всего шестеро. После же «бладжеров» кандидатов осталось пятеро.
-Ну, а теперь последний – и самый важный тур!- Воскликнул Джеймс, глядя на оставшихся гриффиндорцев, паривших метрах в пяти над землёй.- Я отпускаю снитч…- Джеймс медленно разжал кулак; на его ладони неподвижно лежал маленький золотой мячик; все на мгновение затаили дыхание, а когда снитч вдруг взмыл в воздух, все желающие стать ловцом бросились ему вдогонку.
Однако снитч вскоре скрылся из виду, и пятеро гриффиндорцев теперь летали над полем, пытаясь его отыскать. Вот уже минут десять никто из них не замечал снитча, и Джеймсу становилось скучно за ними наблюдать.
-Такими темпами мы к вечеру не закончим.- Проговорил Энтони, зевая.
-Может, они его найдут когда-нибудь.- Не без раздражения ответил Джеймс.
-Или кто-то уже нашёл.- Элизабет указала на щуплого паренька, который нёсся к кольцам, вытянув руку вперёд.
Джеймс заметил, как снитч блеснул на солнце, паря в воздухе рядом с кольцами.
-Смотри, Джим.- Элизабет дёрнула его за рукав, заставляя отвлечься от снитча.- Ещё один…
Да, действительно, ещё один гриффиндорец упорно продолжал борьбу за место ловца; он с огромной скоростью летел за заметившим снитч третьекурсником (кстати, судя по всему, третьекурсник первым увидел золотой мячик, а второй претендент просто пристроился в хвост) и почти уже его догнал. Второй был явно старше, и, как понял Джеймс, приглядевшись к нему, учился на седьмом курсе.
-Был бы тут сейчас Брайан, он бы обязательно сказал: «Опасный момент!.. Оба ловца на одном расстоянии от снитча!..».- Улыбнулся Николас, с интересом наблюдая за тем, как третьекурсник и семикурсник отчаянно борются за победу, летя бок о бок и вытянув руки вперёд.
Джеймс внимательно, почти напряжённо за ними следил. И вдруг заметил, как семикурсник с силой толкнул третьекурсника в бок локтём, так, что тот кувыркнулся в воздухе, но всё же удержался на метле. Однако время было безнадёжно упущено, семикурсник поймал снитч, издал победный вопль и вскинул руку со снитчем. Какая-то девчонка с трибун бурно ему зааплодировала.
-Кажется, у нас есть победитель.- Сказал Брэндон, довольно улыбаясь.
Джеймс же нахмурился.
-Все спускайтесь на землю!- Прокричал Поттер.- Сейчас я объявлю имя победителя!
Семикурсник, поймавший снитч, первым спустился на землю. Лицо его было до крайности самодовольным. Вслед за ним спустились остальные гриффиндорцы; разочарованные и раздосадованные, они подошли к Джеймсу; самым последним уныло тащился тот самый третьекурсник, что первым заметил снитч. Его звали, кажется, Кристофер Эндерсон.
-Это мой хороший друг, Кевин Голдсмит.- Представил Брэндон семикурсника, поймавшего снитч.- Я знал, что он победит.- Довольно прибавил он, хлопнув Кевина по плечу.
-Что ж, вы все молодцы.- Сказал Джеймс, не удостоив Кевина взглядом.- Но ловец только один. И наш новый ловец – это…- Джеймс выдержал эффектную паузу.- Кристофер Эндерсон. Поздравляю!
Джеймс тепло улыбнулся парнишке, который до этого момента стоял, понуро опустив плечи. Кристофер, видимо, этого совсем не ожидал, потому что, услышав своё имя, он вскинул голову и растерянно огляделся, словно пытаясь понять, имели ли в виду его или же кого-то другого.
-Ты не рад?- Спросил Джеймс, всё также улыбаясь.
Но не успел Кристофер и рта раскрыть, как Брэндон рявкнул:
-Поттер, ты рехнулся? Снитч поймал Кевин!
-И что?- Спросил Джеймс.
-Значит, он теперь ловец!- Воскликнул Брэндон.
-С чего бы вдруг?- Джеймс поднял бровь.- Мне казалось, я капитан команды, а не ты. И я решаю, кто теперь ловец, а кто – нет.
-Твои решения схожи с решениями сумасшедшего.- Хмыкнул Брэндон.
-Придержи язык.- Прорычал Джеймс.- Ты, может, не заметил, но Голдсмит победил нечестно. Или ты заметил, но тебе просто всё равно, лишь бы твой друг стал ловцом.
-Нечестно?!- Негодующе возопил Голдсмит.- Ты совсем, что ли? Всё было по-честному!
-Серьёзно?- Джеймс обратился к Кевину.- А толкать противника локтём – это теперь честно, да?
-Это никогда не запрещалось правилами игры!- Воскликнул Голдсмит.- Но, похоже, наш Мистер Великий Капитан правил не знает!
-Что?!- Джеймс ошалел от такой наглости.- Это ты правил не знаешь! Это одно из нарушений правил в квиддиче! Отмашка называется!
-Подумаешь.- Кевин сложил руки на груди.- Я поймал снитч. Я, а не он.
-Я тебе ещё раз повторяю: ты выиграл нечестно.- Вскипел Джеймс.- К тому же, Кристофер первым заметил снитч, а ты просто пристроился ему в хвост. Он теперь ловец и точка!
Голдсмит смерил Джеймса неприязненным взглядом.
-Такого хлюпика как он сбросят с метлы на первом же матче.- Сказал Кевин.- Если бы у тебя, Поттер, хватило ума взять в команду меня…
-Я был бы последним идиотом!- Закончил за него Джеймс.
-Знаешь, что?- Брэндон окинул Джеймса мрачным взглядом.- Ты отвратительный капитан! И тебе никогда не заменить Джона, понял? Он был лучшим! А ты…с тобой нам никогда не победить!
Джеймс не знал, что ответить. Он именно этого и боялся, именно этих слов. Они били больнее любого заклятья, били по самому больному – по самолюбию, по невероятному желанию стать хорошим капитаном, завоевать уважение игроков, каким пользовался Джон. И в итоге то, чего он больше всего боялся, случилось, причём даже не на тренировке, а уже на отборочных.
-Джон поступил бы точно так же!- Воскликнула Элизабет.- Он ни за что бы не позволил играть такому, как ты!- Обратилась она к Кевину.- Да, мой брат лучший, но Джеймс ничем не хуже, и он только что это доказал!
-Да что ты понимаешь?- Голдсмит презрительно фыркнул.- Ты всего лишь девчонка!
-Эта девчонка в квиддиче разбирается гораздо лучше тебя.- Сказал Джеймс.
-Да пошли вы!- Голдсмит махнул рукой и вместе с Брэндоном удалился.
Джеймс проводил их взглядом.
-Зачем ты меня выбрал?
К нему подошёл Кристофер. Он был ниже Джеймса на целую голову или даже больше и снизу вверх робко смотрел на капитана команды.
-Потому что ты этого заслуживаешь.- Ответил Джеймс и натянуто улыбнулся.- Ты молодчина, из тебя выйдет превосходный ловец.- Поттер потрепал парнишку по тёмным волосам.
-Знаешь, Джеймс, этот загонщик был не прав.- Сказал Кристофер.- Ты хороший капитан. И мы обязательно выиграем!
-Конечно, выиграем!- Сказала Элизабет.
-Я надеюсь.- Джеймс неуверенно улыбнулся.
-Эй, Мистер Крутой Парень, где твоя самоуверенность?- Элизабет задорно улыбнулась.- С таким капитаном невозможно не выиграть. А с таким ловцом!- Она одобрительно подмигнула Кристоферу.
-Всё у нас будет круто!- Подхватил Николас.- Ты Брэндона не слушай, Джеймс, он таким вредным бывает.
-Ты станешь отличным капитаном.- Сказал Энтони.
-Он уже им стал.- Элизабет приблизилась к Джеймсу и тепло улыбнулась одними глазами.










Обворожительная "змея"

В понедельник четвёртого декабря около пяти часов вечера в кабинете заклинаний раздался пронзительный вопль. Он заставил некоторых шестикурсников Гриффиндора и с упоением рассказывающего новую тему Флитвика вздрогнуть от неожиданности и лёгкого испуга. Едва дикий, наполненный неподдельным ужасом и страхом вопль смолк, как за ним последовал другой, ещё более громкий. А за ним ещё и ещё, и ещё…
Побледневшая Джессика Фаррелл, на чьих щеках минуту назад играл задорный румянец, вскочила со своего места, пронзительно вереща. Гриффиндорцы непонимающе посмотрели в её сторону. Профессор Флитвик, торопливо перебирая коротенькими ножками, подошёл к орущей девушке. Некоторые гриффиндорцы встали со своих мест, кто-то приблизился к Джессике.
-Мерлин, что случилось? – Растерянно вопросил Флитвик.
-Помогите! Оно там! Там, под моей блузкой! – На глаза Джессики уже навернулись слёзы, и она начала как-то странно дёргаться, извиваясь всем телом. – Сделайте что-нибудь! Умоляю! – За этой проникновенной, душещипательной мольбой последовал оглушающий вопль, так что профессор Флитвик, как, впрочем, и многие гриффиндорцы, поморщился оттого, что у него зазвенело в ушах.
-Скажите мне, ради всего святого, что с вами творится?- Флитвик слегка повёл волшебной палочкой, но ничего не произошло, он ведь в конце концов не знал, что делать.
Джессика снова издала полный отчаяния вопль. Присутствующие в классе напряжённо переглядывались.
-Джесс, что с тобой? – Спросил Арчибальд.
-Я не знаю! – Обливаясь слезами, воскликнула Джессика и задёргалась ещё сильнее. – Это всё оно!
-О чём ты говоришь? – Мэри вскинула брови и с выражением крайнего замешательства и плохо скрываемого испуга на лице посмотрела на Джессику.
Джессика завопила громче прежнего …и замерла. Гриффиндорцы растерянно переглянулись. Это странное изменение в поведении, этот резкий переход от истерики к совершенной неподвижности тела пугал больше, чем её крики и дёрганья. Джессика как в оцепенении стояла посреди класса и только иногда еле слышно всхлипывала и шмыгала носом. Все словно бы затаили дыхание, боясь кашлянуть или двинуться, как будто это грозило новой истерикой их однокурсницы.
-Оно…оно исчезло…- Прошептала Джессика, и, несмотря на то, что говорила она тихо, все прекрасно расслышали каждое произнесённое ею слово.
-Что с вами сейчас было? – Спросил Флитвик; он должен был узнать, в чём тут дело, в конце концов на его уроках такого никогда ещё не случалось.
-Это…как будто что-то ползало по мне… - С придыханием проговорила Джессика.- Я не видела…под мантией незаметно…но это что-то такое противное…- По щеке Джессики прокатилась слезинка – тень пережитого ужаса.
-А теперь с вами всё в порядке? – Флитвик вопросительно поднял брови.
-Да. – Утвердительно сказала Джессика.
-Может, вам нужно в больничное крыло? – Заботливо спросил Флитвик, но Джессика лишь помотала головой, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. – Что ж, как хотите. Но вот умыться вам бы не помешало.
Джессика кивнула и, схватив сумку, быстро вышла из класса.
Профессор Флитвик растерянно оглядел класс. Почти все ученики ответили ему такими же взглядами.
-Вы не знаете, что это было? – Флитвик нахмурился.
Гриффиндорцы покачали головами, хмурясь, как и Флитвик, и тихо перешёптывались между собой.
-Может, это чья-то дурацкая шутка? – Сказала Мэри.
-Кому в голову придёт так шутить? – Удивился Арчи.
-Да мы же даже не знаем, что произошло. – Возразил Фрэнк.
Прозвенел колокол, извещая об окончании последнего урока. Ученики высыпали в коридор, продолжая обсуждать произошедшее на уроке заклинаний.
-Что с ней случилось? – В раздумье проговорила Элизабет, ни к кому особенно не обращаясь.
-Это давно уже должно было с ней случиться. – С усмешкой сказал Сириус, идущий сзади и случайно услышавший вопрос Элизабет.
-Что «это»? – Спросила Элизабет, оборачиваясь к Блэку.
-А что? Это вполне заслуженно. – Шедший рядом с Сириусом Джеймс пожал плечами. – Разве нет?
-По-моему, ты слишком жесток, Сохатый. – Заметил Римус.
-Откуда мне было знать, что Джессика боится мышей? – Джеймс невинно похлопал глазами.
На Элизабет снизошло озарение.
-Ты сунул ей под блузку мышь? – Спросила Макензи с некоторым отвращением в голосе.
-Что-то типа того. – Ответил за Джеймса Сириус.
-Что значит: что-то типа того? – Элизабет нахмурилась.
-Трансфигурировал из пера мышь и…ну, в общем – да, засунул ей мышь под блузку с помощью магии. – Кивнул Джеймс.
-Это было не смешно, Джеймс.- Элизабет насупилась; по ней было видно, что выходка Поттера ей не по душе.
-Всё Сохатый сделал правильно. – Заступился за друга Сириус. – Меньше будет сплетничать.
Элизабет на секунду задумалась, а потом вдруг всё поняла.
-Так это ты ей за то, что она распускает про тебя сплетни? – Спросила Элизабет у Джеймса.
-Не про меня, Элизабет. Про нас. – Джеймс многозначительно посмотрел на девушку. – Ты ведь знаешь, что благодаря Джессике полшколы считает, что мы встречаемся.
Элизабет вздохнула и покачала головой.
-Ребят, вы идите. – Обратился Джеймс к Сириусу, Римусу и Питеру. – Нам с Элизабет нужно поговорить.
-О чём? – Макензи непонимающе посмотрела на Джеймса.
-Давай сядем. – Джеймс сел на ближайший подоконник; Элизабет сделала то же самое.
-Когда всё это случилось с Джоном, и потом моё назначение… Я давно хотел стать капитаном… - Джеймс явно с трудом находил подходящие слова. – Я хочу поблагодарить тебя за то, что поддержала меня, за то, что смогла меня понять… Это много для меня значит, поверь. Но…я люблю Лили. А ты мой хороший друг, и я очень люблю тебя как друга…
Джеймс замолчал, потом взглянул на Элизабет. Ему очень хотелось, чтобы она сама всё поняла, и ему не пришлось ей объяснять.
Элизабет с подозрением воззрилась на Джеймса, а потом вдруг хлопнула себя по лбу, как делают люди, внезапно осознавшие какую-то простую истину.
-Ты что, подумал – я в тебя влюбилась?! Нет, Джеймс, только не это! – Простонала Элизабет. – Скажи, что ты так не подумал! Ну, пожалуйста, скажи!
-Так ты не…
-Ну, конечно, нет! – Воскликнула Элизабет. – Как тебе вообще такое в голову могло прийти?
-Так мне это и не приходило в голову. – Джеймс улыбнулся. – Это всё Сириус.
-Спихиваешь всё на другого, значит? – Элизабет хитро улыбнулась.
-Вовсе нет. Я ни о чём таком и не думал, а вот Сириус с чего-то взял, что, когда мы обнимались, то не сильно смахивали на друзей.
-Может, он и прав. – Элизабет пожала плечами. – Глядя со стороны, можно что угодно выдумать. Но мы-то с тобой знаем, что мы друзья, верно?
-Ага. – Джеймс довольно улыбнулся. – Я рад, что всё выяснилось.
-А я рада, что у меня есть такой друг.
А ведь правда – наблюдая со стороны, можно выдумать, что угодно, принять желаемое за действительное, действительное за желаемое, запутаться в чужих взаимоотношениях, в которые лучше бы и вовсе не лезть, увидеть то, чего на самом деле нет, перепутать любовь с искренней, преданной дружбой. Понять чувства других нелегко, особенно если грань между ними едва различима. Существует такая дружба, какая возникает редко, но всё же порой можно её повстречать. Это дружба между людьми противоположного пола, когда между ними возникает настолько глубокое взаимопонимание, что им хватает пары слов, чтобы понять или поддержать друг друга, или же им вовсе не нужны слова, а достаточно лишь пары лёгких прикосновений. Такую дружбу грубо и очень утрированно можно назвать наивысшей степенью дружеских отношений между мужчиной и женщиной, но, к сожалению, некоторые путают это с любовью, причём иногда не только окружающие, но и те люди, между которыми это чувство возникает. Но если у вас есть такой друг – поверьте, вам очень повезло.
-Кстати, я хотела сказать, что Лили не обижается на тебя за Хэллуин. Причём уже давно. – Элизабет посмотрела на Джеймса.
-Она сама тебе сказала? – Спросил Поттер.
-Да.
-Почему она мне этого не сказала?
-Потому что думает, что тебе не нужно её прощение.
-На мой взгляд, она слишком много думает и почти ничего не знает обо мне.
Элизабет вздохнула.
-А ведь ты знал, что Джессика до смерти боится мышей. Весь курс это знает.
-Знал, конечно. – Джеймс усмехнулся. – Но так ей и надо.

В тот вечер закатное солнце было красным. Через оконные стёкла в пустой класс проникали его лучи, и из-за этого пол, стены и единственная парта, на которой сидели и самозабвенно целовались Сириус и Кэти, были тёмно-оранжевыми.
-Я тебя люблю. – Прошептала Кэти, щекоча Сириусу ухо своим тёплым дыханием.
Наверно, любому парню приятно было бы услышать такое от девушки, с которой он встречался, но только не Сириусу. Он знал, что последует за этим пылким признанием.
«Вот сейчас она спросит, люблю ли я её». – Обречённо подумал Сириус.
-А ты, Сириус? Ты любишь меня? – Не успел Блэк закончить свою мысль, как с чуть припухших от долгих поцелуев губ Кэти слетел вопрос.
Сириус не знал, как быть. Не первая девушка говорила ему эти слова и не первая спрашивала его о таком, но он никогда не знал, что в таком случае делать. Он не хотел обижать Кэти, но и не хотел изменять себе, солгав о том, что любит её. Она нравилась ему, она его привлекала, но он её не любил. Дело было не в том, что мистер Блэк считал, что в шестнадцать лет человек ещё не может испытывать столь серьёзное чувство как любовь, не в том, что ко всем своим девушкам он относился примерно одинаково и давно уже перестал отличать настоящую любовь от простой симпатии, и даже не в том, что он отрицал само существование любви, но лишь в том, что любви, скорей всего, ещё не удалось покорить его аристократическое сердце, а лгать он бы не стал просто потому, что, говоря изо дня в день неправду (сказав Кэти однажды, что он её любит, ему пришлось бы это ещё не раз повторить, отвечая на вопрос своей девушки), он боялся сам поверить в то, что он её любит, пусть даже это было не так.
И вот в этот момент Сириус сидел, обняв свою девушку за талию, и напряжённо хмурился, не зная, что сказать. Он ненавидел моменты, когда девушка, с которой он на данный момент встречался, признавалась ему в любви, а после ждала того же самого от него. Не все его девушки так поступали, и всё же тех, кто любил эти глупые разговоры о вечной и прекрасной любви, было подавляющее большинство.
-Что ты молчишь? – Сознание Кэти было ещё затуманено сладостным ощущением его близости и наслаждением от прикосновений его губ, но Сириус должен был вывести её из этого блаженного состояния, не хотел, но должен был – иначе никак.
-Давай не будем сейчас об этом. – Сказал он как можно мягче, стараясь не задеть те струны её души, какие могли почувствовать неладное и отрезвить разум, который непременно навёл бы её на те мысли, о которых, как бы очень хотелось Сириусу, Кэти лучше сейчас не думать.
Но его девушка была не так глупа и не так сильно поддавалась власти эмоций, чтобы не насторожиться.
-Почему? – Спросила она, улыбнувшись, но в её глазах уже не было того счастливого, беззаботного огонька, что горел в них минутой ранее.
-Просто сейчас не время. – Сириус коснулся губами её щеки, стараясь отвлечь Кэти от этого разговора.
-Почему же не время? – Кэти слегка отстранилась. – Мы одни, мы можем говорить обо всём, что касается нас. И если сейчас не время, то когда?
-По-моему сейчас вообще не время для разговоров. – Сириус повторил попытку её поцеловать, запустив руку в её густые волосы, но Кэти встала с парты.
-Ты уходишь от темы. – Сказала девушка, нахмурившись и сощурив глаза от яркого солнечного света.
-Вовсе нет. – Сириус улыбнулся.
-Да. – Кэти сложила руки на груди. – Просто скажи, что ты меня не любишь, и что я ничего для тебя не значу…
-Ну, кто тебе сказал, что ты для меня ничего не значишь? – Сириус закатил глаза.
«Такое ощущение, что все девчонки сговариваются, как себя в таких случаях вести, а потом действуют по уже заранее продуманной и отработанной схеме. – Подумал про себя Сириус. – Вот сейчас она скажет: «Но ведь ты не сказал, что ты меня любишь», а потом надует губки, и сколько ей не объясняй, что она тебе не безразлична, она ничего не будет слушать. Разобидевшись, вылетит вон из комнаты, а на следующий день в компании подруг будет гордо вышагивать по коридорам, делая вид, что тебя не замечает, а когда ты будешь отворачиваться, вслед тебе будут бросать испепеляющие взгляды и её подруги будут говорить, какой ты гадкий и противный, и что ты и мизинца её не стоишь».
-Ты не сказал, что ты меня любишь, тогда как я сказала! – Воскликнула Кэти.
«Что и требовалось доказать».
-То, что я тебя не люблю, ещё не значит…
Кэти широко распахнула глаза.
«Не надо было этого говорить».
-Так зачем ты со мной встречаешься, раз ты меня не любишь?!
«Вот только истерики сейчас не хватало».
-Ты мне нравишься, разве этого мало? – Сириус попытался взять Кэти за руку, но она рывком высвободила руку.
Она хотела ещё что-то сказать и непременно сказала бы, не будь она так взволнована и расстроена. Дверь пустого класса хлопнула, и Сириус остался один. Ему было необидно и негрустно, ему было не жаль Кэти, но всё же какой-то неприятный осадок после разыгравшейся сцены остался. Но всё это было не впервой, и Сириусу Блэку было к этому не привыкать, поэтому он лишь бросил взгляд на медленно клонящееся к горизонту солнце и, сунув руки в карманы магловских джинсов, которые он любил больше, чем мантии, вышел из класса.
Сириус медленно брёл по опустевшим коридорам Хогвартса; солнце слепило глаза. Странно, а почему никого нет, еще ведь не поздно? Ах, да, он совсем забыл, в этой части замка вообще редко кого можно встретить, здесь же нет ни одного используемого класса, ни одного профессорского кабинета или комнаты, и добираться отсюда до любой из четырёх гостиных, Большого зала или библиотеки очень долго – есть пути и короче. Сириус за то и любил эту часть замка, что здесь можно было уединиться со своей девушкой, побыть вместе и так, чтобы на них не пялились другие девчонки, втайне мечтающие оказаться на месте той счастливицы, что сейчас была с ним. Но любовь к уединенным местечкам замка вовсе не означала сентиментальность души, а лишь желание быть подальше от назойливых поклонниц.
Сириус свернул в очередной коридор. Он думал, что никого здесь не встретит, но на пути ему всё же попалась одна живая душа.
Какая-то девушка стояла у окна спиной к Сириусу и созерцала пейзаж. Наверно, она не услышала его шаги и поэтому не обернулась. Одета она была в школьную форму: белую блузку и чёрную юбку, только мантии не доставало. У неё была хорошая фигура: правильная осанка, тонкая талия, красивые ноги; по спине струились блестящие волнистые чёрные волосы и чуть-чуть не доходили до талии. Сириусу некуда было спешить, он остановился, прислонился плечом к стене и стал разглядывать незнакомку. Поскольку ничего его не отвлекало, он ловил каждое её лёгкое движение. Он смотрел, как она бесцельно водит пальчиком по подоконнику, как иногда поправляет волосы, как порой поворачивает или наклоняет голову. Непонятно, почему ему вообще захотелось остановиться и понаблюдать за ней, а не пройти мимо. Сириус и сам задавался этим вопросом; наверное, ему просто нечем было заняться.
Пока Сириус, задумавшись, в общем-то, не о чём, внимательно наблюдал и разглядывал девушку, ей, видимо, надоело смотреть в окно, и она обернулась. Увидев, что за ними так бесстыже и нагло наблюдают, девушки обычно либо гордо уходят, награждают нахала неприязненным взглядом, либо говорят, что пялиться вот так неприлично, либо делают и то и другое третье, либо смущённо хихикают. Когда незнакомка обернулась, Сириус уже знал, что она сделает что-то из выше перечисленного, однако она, вместо того, чтобы скорчить обиженную и высокомерную мину, стала так же внимательно и беспристрастно разглядывать Сириуса. Блэк удивился, но ничего не сказал, лишь спокойно стоял, позволяя девушке осмотреть его с ног до головы, словно товар в магазине. Когда она наконец закончила его осматривать и посмотрела Сириусу в глаза, на лицах обоих появилась лёгкая усмешка, будто они только что осуществили что-то, что давно замышляли и о чём давно договаривались.
Они стояли метрах в пяти друг от друга, ничего не говоря и не выражая никакого желания заговорить или каким-то образом показать, что они друг другу интересны. Сириус всматривался в её красивое лицо с аккуратным носиком и красивыми карими глазами, обрамлёнными длинными чёрными ресницами, которые она слегка томно (причём это у неё выходило не специально) опускала и из-под опущенных ресниц глядела на него.
Сириус пытался вспомнить её имя (если он его вообще знал) или хотя бы с какого она факультета. С какого она факультета он вспомнил.
«Слизерин. – Подумал Сириус. – «Змея», значит».
Это не было оскорблением, просто у Сириуса была привычка называть слизеринцев змеёнышами, а слизеринок соответственно змеями.
«А «змея» однако красивая. Даже очень». – Отметил про себя Сириус.
Она как будто прочла его мысли, усмехнулась и, поправив волосы рукой, удалилась, стуча каблучками по каменному полу. Сириус не стал провожать её взглядом, а пошёл в другую сторону, направляясь в гостиную Гриффиндора, но «змея» никак не шла у него из головы, чем-то она его заинтересовала. В первую очередь, наверно, всё же внешностью, ну а потом, конечно, уже шло её необычное поведение.
«Сразу видно – девушка без комплексов». – Решил Сириус, подходя к портрету Полной Дамы.
Правда, у неё был и существенный минус – она была слизеринкой. А Сириус слизеринцев терпеть не мог.
Не задерживаясь в гостиной, Сириус поднялся в спальню, где нашёл Римуса и Джеймса, играющих в волшебные шахматы.
-Первая партия? – Спросил Сириус, садясь на кровать Люпина, на которой играли Римус и Джеймс.
-Третья. – Ответил Джеймс. – Решающая.
-Ага, у нас пока 1:1. – Сказал Римус.
Сириус некоторое время без особого интереса наблюдал за игрой. Хоть Джеймс с оленьей упёртостью продолжал борьбу, было видно, что ещё пара ходов – и ему поставят мат.
-Шах и мат! – Победно воскликнул Лунатик, загнав белого короля Джеймса в угол.
-Сегодня просто не мой день. – Джеймс пожал плечами и отодвинул шахматную доску.
-Да уж конечно. – Ухмыльнулся Римус.
Они ещё пару минут спорили, а потом Сириус, которому уже порядком надоели возгласы Джеймса и рассудительные ответы Римуса, спросил, не знают ли они некую девушку и, описав внешность незнакомки, Бродяга вопросительно посмотрел на друзей. Но ни Сохатый, ни Лунатик такой не знали или просто не помнили.
-Чего ты на меня так уставился? – Спросил Сириус, заметив лукавую улыбку и хитрый взгляд Джеймса.
-Что, Бродяга, опять Слизерин, да? – Джеймс ухмыльнулся.
Сириус прекрасно понял, на что намекает Джеймс, он всю дорогу до башни Гриффиндора гнал от себя мысли об этом.
-Нет, Сохатый, это совсем другое. – Сириус наигранно беззаботно рассмеялся. – Это не то, что прежде. Тогда было совсем другое…








Воспоминания

Сириус Блэк никогда не запоминал подробностей свиданий со своими девушками. Да что там подробностей – он порой не мог сказать, когда и где проходили свидания, при каких обстоятельствах он приглашал ту или иную девушку, было ли оно удачным или же нет; его памяти и самолюбию вполне хватало того, что эти свидания в принципе были, а что до подробностей – то кому они вообще нужны?
Но вот странность (первая и далеко не единственная): то свидание в конце четвёртого курса Сириус запомнил превосходно. Он помнил почти каждую деталь, каждую мелочь, помнил, какая была погода, помнил каждую фразу. Были, конечно, моменты и детали, ускользнувшие от его памяти, но вскоре они восстановились, и тогда уже картина того дня приняла первозданный вид.
Это был тёплый день в начале июня. Небо было нежно-голубого оттенка, пахло свежестью и летом и, казалось, самый воздух наполнен был теплом и светом ласкового солнца.
-Миа… – Сириусу нравилось произносить её имя; оно было таким лёгким и воздушным, и так же легко и естественно слетало с губ, а его обладательница сама была олицетворением молодости, свежести и красоты.
Пятнадцатилетний Сириус Блэк повернул голову вправо и посмотрел на свою девушку. Она, одетая в светло-жёлтое летнее платье чуть выше колен, сидела рядом с ним на траве под раскидистым буком на берегу Чёрного озера. Услышав, что он произнёс её имя, девушка повернулась к нему и улыбнулась уголками губ. Сириус внимательно посмотрел на неё; она была такой хрупкой и нежной; на её светлых щеках играл едва заметный румянец, который безумно ей шёл, придавая ей шарм; на плечи мягкими волнами ниспадали золотистые кудри; у неё были большие голубые глаза…наверно сейчас вы, по законам жанра, ожидаете увидеть здесь описание невероятно красивых, изумительно глубоких голубых глаз, но, смею вас разочаровать, у неё были самые обычные голубые глаза, и этим же летом, уехав из Хогвартса, Сириус забыл, какие они. А потом, когда вновь их увидел, больше уже не забывал.
-Ты будешь по мне скучать? – Спросила Миа, поглядев на Сириуса. – Когда мы уедем домой.
-Нет, не буду.
Сириус улыбнулся. Вот ещё одна странность: Миа была единственной девушкой, которой он мог сказать, что не будет скучать, когда они разъедутся по домам, что не будет писать ей, что, когда они расстанутся (он знал, что это обязательно случится; так всегда случалось) он не будет тосковать и грустить. Но такая безбоязненная открытость мыслей не значила то, что Сириус не считался с чувствами Мии, но, наверно, он знал, что она его поймёт и не обидится.
-Это хорошо. – Сказала Миа, довольно улыбнувшись.
-Что хорошо? – Спросил Сириус.
-Что ты не будешь по мне скучать. – Ответила Миа. – Я не привыкла, чтобы по мне скучали. Точно так же как ты не привык, чтобы тебя любили.
Сириус нахмурил брови.
-О чём ты говоришь?
-Моему отцу, конечно, по большей части плевать и на меня, и на мою жизнь… Но мы иногда общаемся. – Миа усмехнулась. – Не как отец с дочерью, а как два давних знакомых, которые повстречались случайно в каком-нибудь затрапезном кабаке и стали расспрашивать о жизни друг друга, хотя и тому, и другому в сущности всё равно. Так вот мой отец… Он знает Вальбургу Блэк – твою мать. – Миа посерьезнела. – Он мне рассказывал, что она за человек… И она не любит тебя, верно? Ни капли, хоть ты и её сын.
Вот вам ещё одна странность отношений Сириуса и Мии: очень редко, но всё же они разговаривали о семье Сириуса, тогда как другие девушки никогда не заводили этот разговор. Кроме того, Сириус знал, что хоть разговоры с Мией о его семье ему не приятны, с любой другой девушкой он и вовсе бы не стал об этом говорить.
-Я ей не сын. – Резко ответил Сириус.
-Прости, я не хотела причинять тебе боль. – Миа взяла Сириуса за руку.
-С чего ты взяла, что мне больно? – Сириус даже не посмотрел на Мию.
-Что может быть больнее осознания того, что тебя не любит собственная мать?
У Сириуса внутри что-то оборвалось. Фраза, так безжалостно произнесенная Мией, – это именно то, от чего он бежал всю свою сознательную жизнь. То, о чём старался не думать, то, что старался не произносить вслух. И всё же это имело место быть в его жизни: это тяжёлое ощущение ненужности и чуждости собственной семьи, это болезненно ранящее понимание нелюбви собственной матери, это выбешивающее и раздражающее безразличие отца, который, если и любил старшего сына, то всё равно никогда не говорил об этом и никак не показывал свою любовь, потому что был неисправимым подкаблучником, жалким пёсиком, беспрекословно исполняющим всё, что только говорила ему жена. И наконец мягкотелость брата, его уважение, смешанное со страхом, что он испытывал к матери и, как результат, его отдаление от Сириуса, равносильное предательству. И хоть Сириус жил с этим осознанием почти всю жизнь и даже почти привык к этому, мысли о своей семье неизменно причиняли ему боль.
-Пойдём, прогуляемся. – Миа встала и протянула Сириусу руку. – Обещаю, я больше не буду говорить о твоей семье.
Сириус кивнул и встал. Они вместе, держась за руки, молча брели по берегу озера. Сириус смотрел, как Миа с лёгкой улыбкой на губах глядит на солнечные блики, играющие на спокойной глади Чёрного озера.
Сириусу иногда казалось, что он знает о ней всё – всё, для того, чтобы понимать её и быть в неё влюблённым. Она была доброй и отзывчивой, весёлой и задорной, улыбчивой и прямолинейной, бесхитростной и мягкой, но Сириус не знал, что у Мии есть внутренний стержень, однажды сильно изменивший её, но не забравший тех хороших качеств, что у неё были. И всё же одного Сириус никогда не мог понять.
-Что ты делаешь в Слизерине? – Спросил Сириус у Мии. – В тебе нет ничего слизеринского.
Миа пожала плечами.
-Шляпе видней.
-Я просил Шляпу отправить меня в Гриффиндор. А ты не просила отправить тебя на какой-нибудь определенный факультет? – Поинтересовался Сириус.
-Нет. – Миа покачала головой. – Я просто села на табуретку и ждала, пока меня куда-нибудь определят.
-Как ты вообще живёшь с этими змеями? – Сириус усмехнулся. – Неужели ты находишь с ними общий язык?
-Как-то живу. – Миа подставила лицо солнцу и зажмурилась от удовольствия. – Вот уже четыре года.
-У тебя ведь среди них нет ни одного друга. – Сириус с улыбкой наблюдал, как она смешно морщит носик, улыбаясь солнцу. – Мне кажется, ты жалеешь, что Шляпа определила тебя на Слизерин.
-Вот в этом ты прав. – Миа повернулась к Сириусу. – Мне хотелось бы быть в Когтевране. Жаль только, я поняла это совсем недавно.
-И всё равно я не считаю тебя слизеринкой. – Сказал Сириус.
Он и правда никогда не видел в Мие «змею», Миа просто не могла ею быть – такие добрые и светлые создания не могут быть малодушными хитрецами. Миа была златовласым лучиком света, который чах и страдал в глубоких, тёмных подземельях, но всё равно не терял веру в яркое солнце, в добро, преданную дружбу и искреннюю любовь. Нет, в Слизерине ей определенно не место, но ничего, увы, поделать уже нельзя. И почему только Шляпа отправила её к змеям?
-А Гриффиндор? Тебе бы хотелось учиться со львами?
-Не знаю. Возможно.
Сириус притянул Мию к себе, обнял за талию и нежным, почти несмелым поцелуем коснулся её ласковых губ. Он почувствовал, как она улыбнулась, а потом так же нежно и лёгко ответила на его поцелуй. Так они стояли одни на берегу в свете закатного солнца и долго целовались. Это было что-то вроде кульминации всего дня. Сириус надолго запомнил то ощущение ликующей радости, от которой мурашки бежали по коже.
А через три дня они расстались. Инициатором был Сириус; Миа приняла это спокойно – наверно, знала, что так всё и закончится. И вот снова странность (не многовато ли их для одной девушки?): несмотря на твердое убеждение Сириуса о том, что после расставания парень и девушка уже не могут быть друзьями, однажды желание предложить остаться друзьями с бывшей девушкой у него всё же появилось. И, конечно, этой девушкой была Миа. Хотя Сириус так и не сделал ей этого предложения.

Сириус вдруг очнулся от воспоминаний, всё дальше уносивших его от реальности. Блэк сидел на завтраке в Большом зале; справа от него сидел Джеймс и с набитым ртом что-то живо обсуждал с Арчибальдом, слева – Питер, подперев подбородок рукой, он вяло ковырялся ложкой в тарелке.
-Вы уж постарайтесь! – Громко говорил Арчи. – Мы обязательно должны выиграть Кубок!
-Выиграем! – Заверил его Джеймс.
-С такой командой сложно не выиграть. – Элизабет, сидящая напротив Джеймса, довольно улыбнулась. – Классного ты ловца выбрал.
-Да сколько можно про квиддич разговаривать? Что, других тем нет, что ли? – Мэри надоело слушать разговор о квиддиче.
-Да что сейчас может быть важнее квиддича? – Воскликнул Николас. – Скоро же матч с Когтевраном! Через полторы недели…
-Вот-вот. – Поддержал Ника Джеймс. – Надо усиленно тренироваться.
-Если надо – значит будем. – С готовностью заявила Элизабет.
-Вот это я понимаю – боевой дух. – Джеймс улыбнулся подруге. – А что у нас первым уроком?
-Травология. – Ответил Сириус.
-Травология так травология. – С непонятно чем вызванным энтузиазмом воскликнул Джеймс.
-Ну, так пойдём. – Сказал Сириус.
-Подожди, я ещё не наелся. – Сказал Джеймс.
-Слушай, Сохатый, сколько можно есть? Тебя скоро метла в воздух не поднимет. – Сириус покачал головой, глядя, как Джеймс намазывает уже третий по счёту тост джемом.
-Не бойся – поднимет. – Беспечно отозвался Джеймс.
Сириус вздохнул и от нечего делать стал бесцельно блуждать взглядом по Большому залу, и случайно, а, может, и нет, его взгляд остановился на столе Слизерина, там, где сидела Миа Садэнхэм.
Сириус чуть прищурил глаза, разглядывая бывшую девушку. Она со спокойным видом завтракала, как всегда не участвуя в разговорах, что велись за слизеринским столом.
«Она всегда была в Слизерине чужой. – Подумал Сириус. – Чужой и осталась».
Сириус смотрел на неё со вниманием, какое пробудило в нём воспоминание об их последней прогулке. Миа ничуть не изменилась внешне, и всё же Сириусу казалось, что она стала другой, может, более взрослой, может, более серьёзной, а, может, ещё более несчастной…
Сириус не много знал о семье Мии, и всё же кое-что ему было известно.
Волтэр и Беатрис Садэнхэм, родители Мии, разошлись, когда девочке было четыре. И если обычно при разводах родители борются за право воспитывать чадо, то в этом случае они боролись за право свободы от воспитания своего ребенка. В итоге дело «проиграл» Волтэр, и с тех пор Миа жила с отцом. Девочка не понимала, почему мать и так редко обращавшая своё внимание на дочь теперь и вовсе не жила с ними в одном доме, и за всё время, что Миа жила с отцом, она видела мать только два раза, когда Беатрис по какому-то делу приходила к Волтэру. Маленькой Мие жилось нелегко: чистокровный, богатый Волтэр Садэнхэм видел счастье своего ребёнка в полном обеспечении его материальными благами, а не в душевной близости ребенка и родителя, если, конечно, он вообще думал о счастье Мии. У девочки было всё, что только можно было пожелать: наряды, вкусности, питомцы, – всё, кроме любви и внимания отца, которые он уделял лишь бесконечно меняющимся пассиям. Миа и её отец жили в одном доме, но, если быть честным, они жили как будто по отдельности, и у каждого была своя жизнь, как два параллельных мира, существующих в одном замкнутом пространстве, и пересекающихся только иногда, тогда, когда Волтэру вдруг хотелось поговорить с дочерью. Обычно он рассказывал ей о знакомых волшебниках, о заранее решённых итогах квиддичных матчей и ещё о том, что ему безумно скучно. А Миа никогда ничего не рассказывала отцу о своей жизни, просто не видела смысла. Они были друг другу чужыми, Волтэру была безразлична судьба его дочери, а Миа…а Миа хотела, чтобы он её любил. Хотела, очень хотела, пыталась добиваться этой любви, а когда поняла, что всё это бесполезно, поклялась, что никогда не будет добиваться чьей-то любви, что никогда не будет мечтать о том, чтобы кто-то был к ней привязан, чтобы кто-то её любил, потому что это чувство было непривычно для неё, и, наверно, могло ранить больнее, чем ненависть, но, увы, не больнее, чем равнодушие. И она научилась жить с этим и, кстати, весьма неплохо. И, кроме того, что Сириус не понимал, как Миа могла попасть на Слизерин, он ещё не понимал, как она могла вырасти таким добрым и отзывчивым человеком, живя с равнодушным к её судьбе отцом.
Иногда Блэк думал, что их семьи чем-то похожи, но каждый раз ловил себя на мысли, что Мие с семьёй повезло всё же больше, чем ему. В конце концов, отец хотя бы давал ей спокойно жить, тогда как дражайшая мамаша Сириуса выносила ему мозг все шестнадцать лет, что он жил в её доме, и за это он её ненавидел.
«Ты не привык, чтобы тебя любили». Сириус пару раз вспоминал эту фразу Мии, но так и не понял, как он к этому относится. Но, может, именно из-за того, что он не привык к женской, материнской любви, он не мог долго встречаться с одной и той же девушкой и в конце концов отталкивал её от себя?.. Но оставим эту тему, пускай в этом разбираются психологи, это ведь их профессия – копаться в чужой голове.
Сириус тряхнул головой. Не слишком ли много мыслей и воспоминаний за полчаса? Но как бы Сириус не хотел от них отвлечься, они не желали его оставлять…
-Скажи, а ты не жалеешь, что расстался с Мией? – Джеймс спросил об этом Сириуса через неделю после того, как Бродяга бросил Мию.
Блэк тогда удивлённо вскинул брови. Нет, ведь правда удивительное дело: друзья никогда не обсуждали личную жизнь Сириуса – обычно они обсуждали личную жизнь Джеймса, а точнее отсутствие в ней Лили Эванс. Так что Сириусу было чему поразиться.
-Нет, не жалею. – Ответил Бродяга. – А почему ты вообще об этом спрашиваешь? Никогда ни о ком из моих девушек не спрашивал – а тут вдруг…
-Просто она мне нравилась. – Джеймс пожал плечами. – Я имею в виду, она была самой нормальной из всех твоих девчонок. Мне казалось, тебе с ней хорошо.
Сириус ничего не ответил. Он знал, что Джеймс прав: ему действительно было с ней хорошо. Но если было хорошо, то зачем же он её бросил? Сириус не знал ответа на этот вопрос; пару раз спрашивал себя об этом, и тут же принимался думать о другом. Да какая в сущности разница? Бросил и бросил. Сириус ведь не испытывал горечи от расставания, как и думал, – значит, всё правильно.
Сириус и Миа учились на одном курсе, часто встречались на уроках, но так никогда больше и не заговаривали, Сириус ни разу не ловил на себя её взгляд, из чего сделал вывод, что она уже и забыла о том, что когда-то они встречались, да и Сириус почти не вспоминал о том, что когда-то его девушкой была слизеринка с когтевранским сердцем. А теперь вот снова Слизерин! Вот только теперь это был настоящий Слизерин и настоящая «змея» – Сириус в этом не сомневался. Он не сомневался также и в том, что эта «змея» запала ему в душу, хоть и противился этому.
-Эй, ты идёшь? – Джеймс улыбнулся. – О чём ты задумался?
-Да так, ни о чём. – Сириус передёрнул плечами и встал со скамейки.
Вместе с Джеймсом они вышли из Большого зала. Непринуждённая и несмолкающая болтовня Джеймса постепенно отвлекала Сириуса от воспоминаний, и он повеселел, даже пошутил, и почти уже забыл про Мию, про встреченную прошлым вечером «змею», но внезапно загородившая ему дорогу Кэти заставила улыбку сползти с лица Сириуса – по серьёзному и хмурому выражению девушки Блэк понял, что его ждёт серьёзный разговор, который ему меньше всего сейчас хотелось заводить.
-Ты иди, я тебя догоню. – Сказал Сириус Джеймсу.
Поттер пожал плечами и продолжил путь. Сириус и Кэти стояли друг против друга; Сириус со скучающим выражением на лице, Кэти с выражением решительности и твёрдости.
-Знаешь, я тут подумала и решила, что нам нужно расстаться. – Прямо сказала девушка, избегая долгих предисловий.
-Ну, ладно. – Сказал Сириус, не выражая никакого интереса.
-Что значит «ну ладно»? – Кэти нахмурилась.
-Как скажешь – расстаться, так расстаться. – Сказал Сириус.
-Тебе как будто вообще всё равно. – Почти обиженно сказала девушка.
Сириус только пожал плечами, а Кэти, обидевшись на его равнодушие, развернулась и ушла, бросив на Сириуса злой взгляд.
Блэк, проводив взглядом Кэти, подумал, что, наверно, она сейчас очень расстроена, а вот ему было, как очень точно подметила теперь уже его бывшая девушка, всё равно. Сириус собрался было продолжить путь, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Обладатель внимательного взгляда, устремлённого на Сириуса, вскоре нашёлся. Блэк заметил ту самую «змею», что повстречал вчера; она стояла у подножия лестницы и, опершись рукой на перила, насмешливо смотрела на Блэка. Сириус не понравился её взгляд, и он решил поинтересоваться у ней лично, какого чёрта она так на него уставилась. Быстрым шагом Сириус подошёл к «змее», она продолжила улыбаться, и, казалось, её улыбка стала ещё шире.
-Что смешного? – Не слишком вежливо спросил Сириус.
-Девушка бросила, да? – Вопросом на вопрос ответила слизеринка.
-А тебе-то что?
-Ничего. – Девушка пожала плечами.
-Тогда зачем ты пялилась на меня? – Не отставал Сириус.
-А ты зачем? – И опять вопрос на вопрос.
-Когда такое было?
-Вчера. Или тебе память отшибло? – Слизеринка снова насмешливо ухмыльнулась.
Сириус не знал, что ответить.
-Как тебя зовут? – Девушка перевела тему.
Сириус полузадумчиво полухмуро взглянул на неё, но всё же ответил:
-Сириус Блэк.
-А меня зовут Сильвия. – Сказала слизеринка. – Теперь мы хотя бы знакомы.
-И что это даёт? – Поинтересовался Сириус.
-Ничего. До встречи.
И Сильвия ушла; пройдя мимо Сириуса, она быстрым шагом направилась в сторону вестибюля. На этот раз Блэк проводил её взглядом, она показалась ему странной, и это его заинтересовало.
И вот второй раз за сегодняшнее утро он почувствовал на себе чей-то взгляд. Сириус обернулся; на верхней ступеньке лестницы стояла Миа. Она смотрела на него всего пару мгновений, а потом быстро ушла, оставив Сириуса стоять у подножия лестницы и думать, что значил этот быстрый, но выразительный взгляд Мии Садэнхэм.




Очередное убийство

Погода была скверной. Небо заволокло тяжёлыми тучами, сквозь которые лучам солнца было не пробиться. Северный ветер яростно бушевал, завывая; становилось всё холоднее, и хоть ещё не было снега, но безрадостный вид за окном красноречиво говорил о скором приближении вьюги, предупреждал о снежных бурях. Серые краски за окном добавляли таких же красок в настроение, и уже очень трудно было бороться с унынием и задумчивостью, охватывающими и порабощающими человеческое сознание.
Сириус с видом угрюмой задумчивости сидел на последнем перед обедом уроке – защите от тёмных искусств. На прошлом уроке они писали контрольную работу и, по словам строгой и придирчивой Донолдины Салисберри, написали её отвратительно. Разумеется, не все, но, по всей видимости, многие. Она вот уже пол-урока грубо отчитывала нерадивых учеников, на которых «она зря убивает своё время и не получает никакой отдачи», и заново разбирала и объясняла темы, на которые, давая развёрнутый ответ, студенты сделали наибольшее количество ошибок. Сириус первое время даже очень внимательно её слушал, а после ему это надоело, и он занялся мыслями, имеющими на данный момент для него большее значение.
У Сириуса из головы всё не шла Сильвия.
«Красивое имя». – Отметил Сириус, произнесши про себя её звучное имя.
У Блэка в голове крутилось столько разных мыслей, связанных с этой слизеринкой, что он даже не знал, с какой начать. Во-первых, ему показалось, что Сильвия проявляет к нему некоторый интерес, наблюдая за сценой расставания Сириуса и Кэти, а потом первой предлагающей ему познакомиться. Во-вторых, Сириус удивлялся, почему раньше он в школе её не замечал, и его удивление было вполне оправдано: Сильвия была красивой девушкой с запоминающейся внешность, и тем не менее прежде он её словно бы и не видел. В-третьих, Блэку всё больше казалось, что он начинает в неё влюбляться или, по крайней мере, интересоваться её персоной. А как ему этого не хотелось! Он готов был влюбиться хоть в МакГонагалл – только бы не в слизеринку!..
На этом месте в его голове появлялась мысль о Мие, и о том, как она смотрела на него с лестницы. Ну, как же он мог о ней забыть? Он ведь так и не разгадал значения её взгляда. Сириусу казалось: он видел в её глазах что-то очень похожее на сожаление и в то же время немое согласие. И было что-то ещё – что-то, что в наибольшей степени отражалось в её глазах, но именно это чувство Сириус и не мог понять; ему казалось, что он знает, что это такое, и каждый раз ему чудилось: вот ещё секунда – и он всё поймёт, но понимание в самый последний, решающий миг ускользало от его сознания, оставляя разжигающее интерес чувство недосказанности.
Кажется, Миа впервые после их расставания посмотрела на Сириуса. Возможно, она и раньше бросала на него торопливые, быстрые взгляды, а он просто не замечал, но, скорей всего, это был первый открытый взгляд после долгого отрицания Мией существования в замке Сириуса Блэка, какое она проявляла, не глядя в его сторону. Но как бы там ни было, Миа посмотрела на него именно после того, как Сириус говорил с Сильвией – со «змеёй», которых Миа не любила почти так же сильно, как Блэк.
«Миа не была слизеринкой. Никогда. – Думал Сириус. – А вот Сильвия – настоящая слизеринка. Я это точно знаю».
Неизвестно, откуда он это «точно знал», но давайте не будем мучить себя долгими размышлениями, которые врятли к чему-то приведут, а сошлёмся на его врождённое умение распознавать и чувствовать людей: по взгляду, по поведению, по манере говорить, по выражению лица, по походке и так далее.
И Сириус не хотел влюбляться в слизеринку – в представительницу факультета, который он терпеть не мог, который презирал, который почти ненавидел; это было сущим наказанием и грозило последствиями… Какими? Сириус ещё точно не знал, зато был уверен, что такая влюблённость ни к чему хорошему не приведёт.
И всё же, как бы ни был Сириус заинтересован двумя девушками: Мией и Сильвией, мысли о них не носились в его голове с той безудержной быстротой, с какой они это обычно делают, когда Сириус в какой-нибудь серьёзной или опасной ситуации о чём-нибудь лихорадочно соображал – тогда его мысли были легки и стремительны и, подхватываемые сознанием, носились в мозгу, словно мотыльки возле уличного фонаря. Но сейчас его мысли были тяжёлыми, почти гнетущими. Впрочем, не он один в эти минуты был занят угрюмыми, мрачными размышлениями о своей жизни.
С того дня, как Лили повстречала поздним вечером в одном из коридоров Хогвартса женщину со шрамом, прошло больше недели, но мысли об этой странной волшебнице всё ещё не покидали Лили. В том, что женщина со шрамом и Джеральдина Рокфорт – это одно и то же лицо, Эванс давно перестала сомневаться, и ей всё казалось, что с Рокфорт связана какая-то тайна, имеющая отношение к профессору защиты от тёмных искусств Донолдине Салисберри. У Лили из головы всё не шла сцена их встречи, после которой гриффиндорка поняла, что эти две женщины знают друг друга, что между ними есть какая-то связь. И вот уже несколько ночей подряд Лили снился один и тот же кошмар: она бежала, спотыкаясь и тяжело дыша от страха, по неосвещённым коридорам Хогвартса, а вдогонку ей звучал хрипловатый смех женщины со шрамом; волшебница преследовала Лили, и с каждым шагом её смех был всё громче, всё отчётливее, всё ближе, а Эванс бежала и бежала вперёд, до тех пор, пока не оказывалась в тупике; зажавшись в углу, Лили оборачивалась, и на узкую полоску света вдруг выступала её преследовательница, только это была не Джеральдина Рокфорт, а Донолдина Салисберри. После третьего такого сна Лили вдруг невольно стала сравнивать внешность этих двух женщин и обнаружила сходство: у обеих были большие глаза, высокие тонкие брови и чёрные блестящие волосы; конечно, в целом они были друг на друга не похожи, и всё же…
А в этот пасмурный, хмурый день Лили не оставляло нехорошее предчувствие; ей всё казалось, что сегодня непременно должно случиться что-то ужасное. Эванс поделилась своими подозрениями с Элизабет, но жизнерадостная Макензи, улыбнувшись подруге, сказала, что наверняка всё дело в плохой погоде и что нечего себя попусту накручивать. Лили почти поверила словам подруги и не заметила, как с лица Элизабет, сразу после того, как Эванс отвернулась, сползла улыбка, и лицо приняло напряжённо-сосредоточенное выражением – видимо, и Элизабет чувствовало что-то неладное.
А ещё после таких снов, да и вообще после случившегося с Джеральдиной Рокфорт Лили было неуютно присутствовать на уроках профессора Салисберри. Эванс уже не раз ловила на себе её задумчивый взгляд, и когда профессор смотрела на Лили вот так исподтишка, думая, что Эванс этого не замечает, то брови её всегда были сдвинуты к переносице, она напряжённо хмурилась, охваченная, видимо, невесёлыми мыслями. Лили пробирала дрожь от такого взгляда, и она старалась тут же отворачиваться – лишь бы не глядеть профессору в глаза.
-Ты всё никак не можешь успокоиться? – Спросила Элизабет.
-Не могу. – Призналась Лили. – Я чувствую, что что-то не так.
-Знаешь, а ведь я тоже…
-Но ты ведь сказала, что всё в порядке! – Лили удивлённо посмотрела на Элизабет.
-Я пыталась успокоить тебя. – Ответила гриффиндорка. – Но как тут успокоить другого, если не можешь…
-А вам не кажется, что разговоры сейчас не уместны?!
Лили подпрыгнула на стуле – сзади к ним незаметно подошла профессор Салисберри.
-Каждый день там, за стенами этого замка, погибают люди! – Воскликнула профессор. – И я здесь для того, чтобы научить вас защищаться, чтобы вас не убили на следующий день после выпускного! Но вам же всё это не надо, вы же всё знаете сами, не так ли, мисс Эванс?
Лили не нашлась, что ответить.
-Ну, что вы молчите? – Профессор Салисберри встала перед партой Лили и Элизабет, грозно взирая на студенток. – По-моему, всего минуту назад, вы, Эванс, весьма непринуждённо беседовали с Макензи, так что же сейчас случилось?
-Простите. – С трудом выдавила Лили.
-И что мне от вашего «простите»? – С презрением произнесла профессор. – Точнее, что вам от этого? Вы прослушали половину материала, который я сейчас заново объясняла; я-то это знаю, а вот насчёт вас я не уверена.
Лили вдруг разозлилась.
-Но если вы неуверенны, зачем поставили мне «превосходно» за работу? – Спросила почти с вызовом Лили. – Это самая высокая оценка, но если я не знаю предмет настолько, к чему ставить высший балл?
На этот раз не нашлась, что ответить, Донолдина Салисберри.
-Если вы не прекратите болтать, Гриффиндор начнёт терять баллы. – После минутного молчания сказала профессор, после чего вновь вернулась к обсуждению контрольной работы.
Вскоре прозвенел колокол, и гриффиндорцы дружно высыпали в коридор.
Когда Лили, Элизабет, Мэри и Карла пришли в Большой зал, там было уже очень много народу. Гриффиндорки сели за свой стол рядом со своими однокурсниками и принялись за еду. Поначалу Лили не особо прислушивалась к оживлённому разговору однокурсников, но фраза, довольно громко произнесённая Арчибальдом, заставила её оторваться от жареной курицы и резко вскинуть голову:
-Мой отец знал этого лорда Кеннингтона! Тот ещё подонок… Так что так ему и надо!
«Кеннингтон… Мерлин, это ведь его убила Джеральдина Рокфорт!» - Пронеслось в голове у Лили.
-Господи, Арчи, как можно говорить такие ужасные вещи! – Воскликнула Джессика.
-Ещё как можно! – Ответил Арчи. – Мне отец рассказывал, что многих работников Министерства Кеннингтон подкупил: если ему что-нибудь было нужно, он тут же обращался к тем, кто плясал под его дудку – и всё готово. А сколько у него связей в Министерстве!.. И всё за деньги.
-Но как ему удавалось их подкупать? – Спросил Брайан.
-Говорят же тебе – деньги. – Нетерпеливо сказал Арчибальд. – Кеннингтон был одним из богатейших волшебников во всей Англии. – И, чуть помолчав, Арчибальд добавил. – А человек он был гнусный, мерзкий – таких, как он, ещё поискать надо. Ублюдок, одним словом.
-А это случайно не тот Кеннингтон, которого не так давно убили? – Осторожно спросила Элизабет; она, как и Лили, с напряжённым вниманием вслушивалась в разговор однокурсников и лишь иногда переглядывалась с Эванс.
-Тот самый. – Ответил Арчи. – Я считаю, что большой трагедии в его смерти нет, все, кто знали его, терпеть его не могли!..
-Это тебе рассказывал о нём отец? – Спросила Элизабет.
-Да. Мой отец – мракоборец, знает почти всех в Министерстве. И Кеннингтона этого хорошо знал и не любил его…
-А за что? – Полюбопытствовала Джессика.
-Это уже не моё дело. – Сказал Арчи. – Но я отцу верю, и раз уж он говорит, что Кеннингтон был нехорошим человеком – значит, так оно и есть.
-А почему вы вообще завели разговор о Кеннингтоне? – Спросила Лили; всё это время она молчала, ловя каждое слово гриффиндорцев и боясь хоть что-то упустить.
-А ты разве не читала утренний выпуск «Пророка»? – Фрэнк нахмурился.
-Нет. – Сказала Лили; обычно она старалась прочитать газету сразу же, как только её принесёт сова, но в этот раз Эванс торопилась на занятия и не успела узнать свежие новости. – А что там было?
-Сына лорда Кеннингтона убили. – Ответил Фрэнк. – Вчера вечером нашли в собственном доме мёртвым.
-А…известно, кто его убил? – Запинаясь, спросила Лили.
-Конечно, известно! – Встрял в разговор Арчи. – Джеральдина Рокфорт, кто ж ещё!
-Её поймали? – Срывающимся голосом проговорила Лили.
-Разумеется, не поймали. – Сказал Фрэнк. – Но всё говорит о том, что это она его убила.
-Что, всё? – Элизабет насторожилась.
-Тело убитого, например. – Сказал Фрэнк. – Опять ножевые ранения, переломы, ушибы, ссадины – в общем, всевозможные увечья. А умер он от потери крови. Это значит, что перед тем, как его убили, его ещё долго пытали и мучили. Сейчас много говорят о нападениях, совершаемых некими Пожирателями смерти, но это не они. Это…как бы так правильней выразиться…не их стиль. Они убивают, не оставляя следов, то есть с помощью Непростительного, а если хотят причинить человеку боль, то действуют тоже с помощью Непростительного… И потом, над домом Кеннингтона не было Чёрной метки, какую оставляют обычно Пожиратели. Выходит, это не они. Это почерк другого человека. Понятно, что сейчас много других тёмных магов, но никто так больше не убивает – никто, кроме Рокфорт.
На несколько секунд компания гриффиндорцев замолкла. Каждый был погружён в невесёлые мысли.
«Что же в конце концов происходит?» – Подумала Лили.
Лили в самом деле не знала, что творится в волшебном мире; она не понимала, почему кучка чокнутых магов, именующих себя Пожирателями смерти, во главе с каким-то не менее чокнутым Тёмным Лордом терроризирует волшебное сообщество; почему Министерство не может дать однозначного ответа на вопрос, когда же их поймают и весь этот ужас прекратится; почему с каждым днём в газетах всё чаще появляются статьи об убийствах волшебников и маглов Пожирателями смерти, а всё тоже Министерство как будто ничего не замечает или не хочет замечать. А между тем обстановка всё ухудшалась и… неужели это война? Лили боялась этого слова, боялась мыслей о нём и старалась не думать о том, что, возможно, очень скоро между волшебниками вспыхнет война – наверняка очень страшная и жестокая, и хотя Министерство ничего не говорило об этом, многие уже сейчас говорили, что война неизбежна.
-Эй, что все замолчали? – Звонкий голос Мэри вырвал Лили из плена тяжёлых раздумий. – Мы ведь в Хогвартсе, нам здесь ничего не страшно!
«Как же ты ошибаешься, Мэри! – Подумала про себя Лили. – Ведь Джеральдина Рокфорт каким-то образом проникла уже однажды в замок!..»
-Слушайте, а кто-нибудь знает что-нибудь о профессоре Салисберри? – Вдруг спросила Элизабет.
Лили удивлённо посмотрела на подругу. Зачем она спрашивает об этом у их однокурсников, ведь они, скорей всего, не знают ровным счётом ничего.
-Просто мы ничего о ней не знаем. – Продолжала Макензи. – О других учителях защиты кое-что знали, а о профессоре Салисберри – ничего…
-А тебе что, так интересна её жизнь? – Поинтересовалась Джессика; Элизабет оставила её вопрос без внимания.
-Она бывший мракоборец. – Сказал Арчи, и лицо его вдруг стало хмурым. – Работала раньше с моим отцом, а этим летом уволилась.
-Наверняка специально для того, чтобы заняться преподаванием. – Усмехнулся Брайан.
-Зря ты смеёшься. – Произнёс Арчи. – Она ведь правда ради этого уволилась – ради того, чтобы научить других защищать себя.
-благородная, конечно, цель. – Согласился Брайан. – Но чего это ей вдруг в голову взбрело?..
-Не знаю. – Арчибальд пожал плечами. – Знаю только то, что она уволилась сразу после того, как с её семьёй случилось что-то ужасное…
-Что случилось? – Быстро спросила Лили; с каждой минутой разговор принимал всё новые и неожиданные обороты, и Лили чувствовала, как сердце стало биться чаще.
-Не знаю. – Снова сказал Арчи. – Помню, в «Пророке» об этом писали. Отец ещё целый вечер с матерью говорил об этом…
-А откуда ты знаешь, что она уволилась именно для того, чтобы работать в школе? – Спросил Брайан.
-Она сказала об этом отцу, перед тем, как уволилась. – Ответил Арчи.
-А когда, ты сказал, что-то случилось с её семьёй? – Нахмурив брови, проговорила Элизабет.
-Летом. В начале августа, кажется. – Произнёс Арчи.
-Лили, помнишь, ты обещала помочь мне с эссе по заклинаниям? –Неожиданно спросила Элизабет.
-С каким ещё эссе? – Не поняла Лили. – Ты меня ни о чём не про…
Но Элизабет не дала Эванс договорить; схватив подругу за руку, Элизабет потащила Лили из Большого зала со словами: «Как же ты не помнишь? То самое эссе по заклинаниям…»
Девушки остановились в одном из коридоров, в сторонке от группки весело болтающих девчонок; удостоверившись, что никто не может их подслушать, Элизабет взволнованно прошептала:
-Помнишь, что было написано в той статье? – Элизабет судорожно вдохнула. – Рокфорт пыталась убить Кеннингтона-младшего уже тогда, и у неё не получилось. А вчера она завершила начатое. Понимаешь, о чём я?
Лили растерянно посмотрела на подругу. Слишком много информации и новостей обрушились на неё, и она не знала, что делать и что думать.
-Ну…не знаю.
-Она не убивает просто так! – Воскликнула Элизабет. – Рокфорт пыталась убить сына Кеннингтона – у неё не получилось, она повторила попытку, на этот раз удачно. Знаешь, что это значит? Рокфорт, видимо, выбирает себе жертву, а затем преследует её до тех пор, пока не прикончит…
-Может, она просто хотела разделаться со свидетелем убийства лорда Кеннингтона… – Предположила Лили.
-Сомневаюсь. – Элизабет покачала головой. – Кеннингтон-младший и так всё рассказал Министерству и мракоборцам.
-Так, может, это месть?
-Мне кажется, всё это неспроста… – Элизабет словно бы не слышала Лили. – Она ведь в розыске; нападая на Кеннингтона-младшего она рисковала попасться, и тем не менее она не прикончила его быстро и не смылась, а так же, как Кеннингтона-старшего, мучила сына…
-Да с чего вообще все взяли, что это она?! – Воскликнула Лили.- Может, это и вовсе кто-то другой.
Элизабет секунду внимательно всматривалась в лицо Эванс.
-А ты сама-то как думаешь? Что это не Рокфорт?
Лили не знала, что сказать. Она действительно почти поверила в то, что очередное убийство – дело рук Джеральдины Рокфорт, но ведь всем свойственно ошибаться…
-Я не знаю. – Призналась Лили. – Столько всего свалилось, я просто не знаю, что думать.
Но сознание Элизабет было уже полностью захвачено тайной Джеральдины Рокфорт, которую она непременно хотела разгадать, что Макензи почти не слышала слов Лили.
-Помнишь, ты говорила, что профессор Салисберри и Джеральдина Рокфорт как-то связаны? – Быстро спросила Элизабет.
-Да, помню. – Лили кивнула. – А что?
-Арчи сказал, что с её семьёй случилось что-то ужасное и что в «Пророке» об этом писали. – Сказала Элизабет. – Это случилось в августе. Давай пороемся в библиотеке, найдём эту статью и узнаем, что всё-таки произошло с семьёй профессора.
-И что нам это даст? – Спросила Лили; волнение и азарт подруги постепенно передавались и ей.
-Пока не знаю. Но вдруг мы найдём что-нибудь интересное? – Элизабет почти с надеждой посмотрела на Лили. – Давай, Лил, ну что мы теряем?
-Ничего. Да мне уже и самой интересно.
Элизабет улыбнулась.
-Отлично. Значит, сразу после уроков идём в библиотеку.
Девушки едва дождались конца уроков, после которых тут же отправились в библиотеку. Занимаясь на трансфигурации вместе с Когтевраном, Лили встретила Джека и сказала, что сегодня позаниматься с ним зельеварением не сможет из-за отсутствия времени. Лили занималась с Джеком не так давно, но её ожидания, что, проводя больше времени вместе, они лучше узнают друг друга, полностью оправдались. Правда, зельеварением они почти не занимались, больше общаясь и смеясь, за что им не раз делала замечания строгая мадам Пинс. Лили было жаль упущенной возможности лишний раз побыть с Джеком, но тайна женщины со шрамом волновала её не меньше, чем Элизабет, и совместным времяпрепровождением пришлось пожертвовать.
В библиотеке Лили и Элизабет взяли выпуски «Пророка» за август этого года и начали очень внимательно просматривать одну газету за другой. Через полчаса упорных поисков девушкам улыбнулась удача.
-Смотри, Элизабет. – Прошептала Лили, склонившись над выпуском «Пророка» от восьмого августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года. – Статья о Донолдине Салисберри.
-Как же мы быстро её нашли! – Удивилась Элизабет. – Читай вслух.
И Лили начала читать:
-«Убийство семьи мракоборца Донолдины Салисберри.
Седьмого августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года стало известно, что на дом мракоборца Донолдина Салисберри, находящемся в Ирландии, было совершено нападение. Судя по тому, что над домом была обнаружена Чёрная метка, нападение совершили Пожиратели смерти. Отец, мать, муж и десятилетний сын Донолдины Салисберри были убиты, единственным выжившим членом её семьи является младшая сестра. Женщина осталась в живых, несмотря на то, что была сильно изувечена. Сама Донолдина Салисберри на момент нападения Пожирателей на её семью находилась на задании Министерства».
-У неё же шрам…– Только и смогла произнести срывающимся от волнения голосом Лили.


Неудавшаяся встреча

В тот вечер природа решила продемонстрировать свою силу и мощь посредствам урагана. Да, это был настоящий ураган! Снежные вихри носились над землёй в дикой, безудержной пляске; ветер яростно завывал, и, даже несмотря на то, что зимой солнце заходит раньше, казалось, что вечер наступил раньше положенного срока, так что из-за темноты и вьюги на метр ничего нельзя было разглядеть.
А в библиотеке Хогвартса было тихо и уютно. Тишину нарушали лишь скрипы перьев, шорохи поправляемых пергаментов и переворачиваемых страниц книг, иногда шёпот переговаривающихся студентов. За столиком в самом дальнем углу библиотеки сидели две гриффиндорки. Они склонились над старым выпуском «Пророка» и напряжённо смотрели друг другу в глаза, словно одна пыталась прочитать мысли другой. Лили казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она прочла эту газетную статью – слишком уж много мыслей и догадок посетили её голову, слишком о многом она успела подумать за эти две минуты молчания.
-У неё шрам, - повторила Лили.
-О чём ты? – Элизабет нахмурила брови.
-У Джеральдины Рокфорт шрам на лице, - Лили сама не узнавала своего голоса – таким взволнованным, почти дрожащим он был. – А в этой статье сказано, что младшая сестра профессора Салисберри была изуродована, но выжила!
-Хочешь сказать…Джеральдина Рокфорт и есть её сестра? – Элизабет как будто сама не верила собственным словам.
-Да, именно это я и хочу сказать! – взволнованным шёпотом воскликнула Лили, придвинулась ближе к Элизабет, так, что теперь они почти касались лбами, и, понизив голос до едва различимого шёпота, Эванс начала рассказывать Макензи о своих догадках: – Семью профессора Салисберри убили Пожиратели смерти. Но её младшая сестра выжила, несмотря на то, что её сильно изуродовали. Предположим, она знала, кто именно напал на них, и решила мстить. Теперь смотри: у Джеральдины Рокфорт ужасный шрам на лице, кроме того, она и профессор Салисберри немного похожи друг на друга внешностью. А ещё в ту ночь они узнали друг друга. Понимаешь, к чему я клоню?
Элизабет минуту молчала, напряжённо хмурясь и вглядываясь в лицо Лили.
-Что ты молчишь? – нетерпеливо сказала Лили. – Тебе не кажется, что всё именно так и было?
-А тебе не кажется странным, что она выжила? – сказала наконец Элизабет.
-Что? – не поняла Лили.
-Вся семья погибла, а она выжила. Ты не находишь это странным?
-Нет. А что в этом странного?
-Много чего, – ответила Элизабет. – Если Пожиратели смерти нападают, то они убивают всех, если только в тот дом, на какой они напали, своевременно не являются мракоборцы. А тут… Они убили всю семью, а ей оставили только шрам. Почему они и её тоже не убили?
Лили внимательно слушала подругу, но так и не смогла понять, что именно хочет сказать ей Элизабет.
-И что? – Лили ждала, что Макензи объяснит, что она имеет в виду.
-Может, сестра профессора Салисберри и сама Пожирательница смерти, - сказала Элизабет. – Именно поэтому они и оставили её в живых.
Лили вскинула брови – такое ей и в голову не могло прийти.
-По-моему, это слишком, - Лили покачала головой.
-Почему?
-Будь она Пожирательницей смерти, она бы, наверно, сама помогла бы убить свою семью…- Лили от этих ужасных слов стало не по себе.
-А кто тебе сказал, что она этого не сделала? – Элизабет вдруг осенило. – А что, если это не Пожиратели смерти её изуродовали, а кто-то из её семьи? В целях самозащиты.
-Не знаю, - Сказала Лили; ей как-то слабо верилось в предположение Элизабет.
-Ну, профессор Салисберри могла и не знать, что сестра стала Пожирательницей смерти, - Продолжала Макензи. – А та могла сказать, что на семью напали, они отбивались, как могли, но Пожиратели оказались сильнее, и вся семья погибла. Ну, кроме неё.
Лили глубоко вздохнула, пытаясь сообразить, могло ли на самом деле такое произойти или это всего лишь игра воображения.
-Скажи, нормальный человек…не Пожиратель попытается убить шестнадцатилетнюю девчонку в стенах школы под самым носом у Дамблдора? – сказала Элизабет и этим почти убедила Лили в своей правоте.
Эванс как будто снова стояла в том злополучном коридоре, и в ушах звучал хрипловатый смех женщины со шрамом и её сказанные с ледяным спокойствием слова: «Я убью тебя…». А потом Лили словно бы со стороны наблюдала свою драку с этой волшебницей; женщина со шрамом посылала в Лили одно за другим мощные заклятья, только среди них не было ни одного Непростительного… И Лили вдруг осенило.
-Она не Пожирательница смерти! – твёрдо сказала Эванс. – Пожиратели убивают с помощью Непростительных – Фрэнк сегодня говорил об этом, да и вообще об этом часто пишут в газетах. А когда мы дрались, она ни разу не послала в меня Непростительное, понимаешь, ни разу! Если бы она действительно хотела меня убить, она бы давно это сделала – я же видела, что она сильная волшебница, но её заклятья хоть и были очень мощными, но всё же не смертельными.
-Ты раньше мне об этом не говорила, - произнесла Элизабет.
-Я сама только сейчас это поняла, - ответила Лили.
-Ну, допустим, она не совсем чокнутая, чтобы убивать тебя, но, может, она пыталась причинить тебе боль с помощью Круциатуса? – предположила Элизабет.
-Нет, не пыталась, - Лили мотнула головой. – Я же говорю, она вообще не использовала Непростительные.
Они помолчали минуты три. Лили всё думала о том, что теперь она знает, кто такая женщина со шрамом, то есть Джеральдина Рокфорт.
«Выходит, они сёстры», - Лили ещё и ещё раз пробегала глазами газетную статью.
Лили и Элизабет и в голову не могло прийти, что, возможно, женщина со шрамом, Джеральдины Рокфорт и сестра профессора Салисберри три совершенно разных человека, но, что поделать, гриффиндорки были целиком захвачены новым открытием, что и предположить не могли, что ошибаются.
-По-моему, мы нашли всё, что только могли найти, - Сказала наконец Элизабет. – Пойдём, Лили, у нас сегодня ещё много домашнего задания.
И, вернув газеты на место, гриффиндорки вдвоём вышли из библиотеки. Всю дорогу Лили не покидали мрачные мысли, но связаны они были в большей степени не с женщиной со шрамом, а с тем, что творилось за стенами Хогвартса. А что там творилось – понять было трудно. Какие-то свихнувшиеся волшебники, называющие себя Пожирателями смерти, убивали магов и маглов; какой-то почти никому лично незнакомый, но уже довольно известный благодаря грязным делам своих людей, Тёмный Лорд, который говорил об «очищении волшебного мира от грязнокровок и маглов»; уверения Министерства, что всё под контролем, которым многие давно перестали верить; сообщения в газетах об убийствах и нападениях этих самых Пожирателей смерти… Господи, неужели всё это правда однажды приведёт к магической войне? Или всё и так уже к этому и ведёт?
«Но если начнётся война, что же со всеми нами будет?» - Думала Лили, и у неё болезненно сжималось сердце; эти невесёлые мысли тяжёлым грузом ложились на плечи, не давали свободно вздохнуть.
Но на смену этим гнетущим мыслям приходили иные мысли, светлые, ясные, заставляющие верить в счастливое будущее, и Лили охотно поддавалась им; постепенно её плечи расправлялись, и она шла по коридору уже с лёгкой, едва уловимой улыбкой на губах.
«Нет, всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Просто по-другому быть не может».

Ночью ветер не стихал, унося на запад тяжёлые, серые тучи, так что к утру было уже ясно и солнечно; слегка подморозило, и ветки деревьев покрылись инеем, как будто действительно были сделанными из серебра, и замерли на фоне ясного, пронзительно-голубого неба.
Настроение у Сириуса в этот день было значительно лучше, чем вчера, и он с крайне довольной физиономией сидел на ужине в компании друзей. Он даже почти убедил себя, что слизеринка по имени Сильвия ему ничуть не интересна, и, тем не менее, дождавшись шести часов вечера, Сириус покинул спальню мальчиков, коротко бросив Джеймсу: «Потом объясню».
Он неспешным шагом шёл по коридорам Хогвартса, направляясь в ту часть замка, где не так давно впервые повстречался с Сильвией. Он не зря дожидался вечера – он хотел быть там именно в то время, что и в прошлый раз. Нельзя сказать, что его постигло разочарование, когда, прибыв на то самое место, где случайно состоялась их встреча, Сириус никого там не обнаружил. Он подошёл к тому окну, у которого в тот вечер стояла Сильвия, и провёл рукой по каменному подоконнику, как будто он сохранил память о ней.
«Ты правда думал, что она придёт?» - сам у себя спросил Сириус с лёгкой усмешкой.
По правде говоря, Сириус не знал, зачем сам сегодня пришёл сюда. Хотел её встретить? Зачем? Сам ведь не хотел в неё влюбляться, так к чему встречи? Всё это было до безумия глупо, а всё-таки он пришёл.
-Бред всё это, - тихо сказал Сириус, мотнув головой.
Мерлин знает, что именно было бредом, но только сегодняшним вечером в этой безлюдной части замка всё же состоялась одна встреча.
Сириус минуту смотрел на заснеженную территорию Хогвартса, солнце почти село, и на землю быстро спускались сумерки. Мысли странным образом куда-то улетучились, и он просто стоял вот так, глядя в окно, без соображений, что он будет делать дальше, куда пойдёт и чем займёт себя этим тихим, безмятежным вечером. Вдруг сзади раздался насмешливый голос:
-Что, решил прогуляться в одиночестве, подумать о своей жалкой никчёмной жизни?
Сириус медленно развернулся. Ему навстречу из коридора, откуда он сам недавно пришёл, вальяжной походкой направлялись Эйвери, Мальсибер и Розье. Эйвери как глава компании шёл впереди, Мальсибер и Розье по бокам от него и чуть сзади. Эйвери лениво поигрывал волшебной палочкой.
-Да, Эйвери, именно это я и делаю, - ответил Сириус, и его губы презрительно скривились – И сожалею о том, что не сумел попасть в вашу великую компанию подонков и ублюдков.
-Знаешь, Блэк, это почти комплимент, - Эйвери приближался, и Сириус заметил, как его глаза угрожающе блеснули.
Что уж там говорить – положение было не из лучших. Нет, Сириус вовсе не боялся, но ему не особо нравился тот факт, что он был один, а слизеринцев трое. Будет драка – Сириус это понял сразу и не собирался бежать как последний трус. Нет, он будет драться, один против троих – но будет. Плевать, что их больше, он же гриффиндорец, а гриффиндорцы никогда не сдаются и не боятся препятствий, так что слизеринцы ещё пожалеют, что с ним связались, ещё как пожалеют!
-К чему долгие словесные перепалки? – спокойно спросил Сириус; он ещё не достал свою волшебную палочку, но точно знал, что успеет это сделать. – Может, сразу к делу?
Ответом ему было заклятье, посланное в него Эйвери. Сириус успел увернуться; послышался звон стекла – это окно, в которое попало заклятье Эйвери, разлетелось на мелкие осколки. Сириус мгновенно вынул из кармана джинсов палочку и послал в слизеринца ответное заклинание, Эйвери его отразил. Мальсибер и Розье также достали палочки, и вот в Сириуса летят уже три луча заклятий вместо одного. Блэк едва успевал их отражать и уворачиваться, почти не посылая в противников заклятья. Правда одно, довольно мощное заклятье, попало точно Мальсиберу в грудь, и он отлетел на несколько метров спиной вперёд, грохнулся на пол и прокатился по нему ещё метра два, спустя минуту с трудом поднялся на ноги, но в бой больше не вступал.
У Сириуса осталось всего два противника. У него было довольно неудобное положение: он стоял у стены, и двигаться по коридору и маневрировать у него не было возможности. Но всё же он отчаянно продолжал борьбу, и схватка доставляла ему удовольствие. Он чувствовал абсолютную свободу действий, запал и восхищение собственной силой и ловкостью…
Но вот заклятье Эйвери едва не попало в Сириуса, пролетев в каких-нибудь двух сантиметрах от его уха и ударившись в стену.
-Теряешь сноровку, Блэк! – возликовал Эйвери. – Ещё минута – и ты будешь валяться на полу без сознания!
Сириуса оскорбили слова слизеринца, и он начал с утроенной силой и мощью посылать в противников заклятья.
-Прекратить немедленно!
Звук этого звонкого, но в то же время спокойного голоса был явно здесь лишним, да и сама его обладательница тоже. Не к чему девчонке вмешиваться в драки, к тому же не просто девчонке…
В коридоре появилась Сильвия. Она цепким, внимательным взглядом оценила обстановку, едва заметно нахмурилась, но уже через секунду на её царственно-спокойном лице не было никаких эмоций.
-Что случилось, Сэймур? – спросил Эйвери, не отвлекаясь от своей основной задачи – победить Сириуса.
-И ты ещё спрашиваешь, что случилось? Я требую, чтобы вы немедленно прекратили драку.
Это был приказ, не терпящий возражений, чёткий, строгий, немного властный. Голос Сильвии звучал спокойно, ровно, и всё же в нём чувствовалась сила.
Сириус старался не отвлекаться на появившуюся в коридоре девушку; честно сказать, в тот момент ему было немножко не до неё. Драка была в самом разгаре, и никто н собирался сдаваться.
-Ты слышал, что я сказала? – Сильвия чуть приподняла брови; она вроде бы и не вмешивалась в драку, а была лишь сторонним наблюдателем, но тем не менее отдавала приказы – да, именно приказы, а не что-то другое.
-Сэймур… - начал было Эйвери, но Сильвия не дала ему договорить.
-Я староста факультета, Эйвери, - с нажимом на последнее слово произнесла девушка, - и если ты сейчас же не прекратишь – у тебя будут большие проблемы, уж поверь мне.
-Почему ты не говоришь то же самое Блэку, а, Сэймур? – Эйвери со злостью послал в Сириуса очередное заклятие.
-Блэк не на моём факультете, - ответила Сильвия.
Эйвери, похоже, стала раздражать Сильвия. Он нахмурился и, на секунду как будто забыв о драке, опустил палочку и повернулся к слизеринке, собираясь высказать ей всё, что он о ней думает и послать к чёрту. Сириус не мог не воспользоваться таким удобным моментом и пальнул в Эйвери мощное заклятье. Заклятье попало точно в цель, и Сириус не без удовольствия наблюдал, как Эйвери чуть постанывает, с трудом поднимаясь на ноги, а Розье в полном замешательстве стоит, не зная, что делать.
-Не вздумайте продолжать драку, - как бы невзначай сказала Сильвия, со скучающим видом наблюдая за Эйвери.
-Да пошли вы все, - разозлился Эйвери и вместе с Мальсибером и Розье удалился, бросив в сторону Сириуса ненавидящий взгляд.
Блэк убрал палочку и посмотрел на Сильвию. Девушка чуть улыбнулась уголками губ и медленно подошла к разбитому окну.
-Ну, а где же «Спасибо за помощь, Сильвия. Ты подоспела как раз во время»? – Слизеринка достала из внутреннего кармана мантии волшебную палочку и, бормоча заклинания, восстановила окно.
-Я не нуждался в твоей помощи, - грубо ответил Сириус.
-В самом деле? А мне так не показалось, - Сильвия села на подоконник, закинула ногу на ногу и отбросила назад длинные чёрные волосы.
-Я сам мог с ними разобраться, ясно? – резко сказал Сириус. – И мне не нужна твоя помощь.
-Вот и помогай после этого людям, - Сильвия ничуть не обиделась; слегка улыбнувшись, она внимательно посмотрела на Сириуса. – Ты вроде как…такой гордый, да? И помощь тебе не нужна, и всё ты сам можешь…
Сириус не понимал, зачем она это говорит.
-Я не думала, что ты придёшь, - мгновенно перешла на другую тему Сильвия. – И всё же ты здесь.
-Как видишь, - Сириус пожал плечами и прислонился плечом к стене.
-И зачем ты пришёл? – поинтересовалась Сильвия.
-Просто так пришёл и всё. А ты зачем?
«Странный у нас получается разговор, - подумал Сириус. – Но да ладно».
-Я сюда часто прихожу. Здесь тихо.
-Любишь тишину? – больше утверждая, чем спрашивая, произнёс Сириус.
-Да.
-И всё же зачем ты вмешалась? – спросил Блэк. – Зачем заставила их прекратить драку? Любой другой слизеринец на твоём месте помог бы им. Обычно так слизеринцы и поступают.
-А, может, я не обычная слизеринка, - Сильвия снизу вверх посмотрела на Сириуса, лукаво улыбнувшись.
«Понятно, она просто набивает себе цену», - решил Сириус.
Блэк внимательно разглядывал Сильвию. До чего же она красива! Идеальная матовая кожа, выразительные карие глаза, богатые волосы, хорошая фигура… Её красота была именно такой, какая называется опасной красотой. Она манила, притягивала, и не было сил отвести глаз. А Сильвия как будто и не подозревала, что её красота заманивала представителей противоположного пола в сети, в которые они запутывались сами и добровольно, и не было уже у них желания высвободиться из этих красиво-опасных пут. А если она и знала об этом, то очень хорошо это скрывала, так что окружающие видели перед собой не роковую красавицу, получающую удовольствие от наблюдения за страданиями её многочисленных воздыхателей, но красивую девушку, знающую себе цену.
-Да брось, - отмахнулся Сириус. – Все слизеринцы одинаковы.
-Да неужели? – Сильвия вновь лукаво улыбнулась, в упор глядя на Сириуса.
«На что она намекает? Неужели на Мию?»
-В конце концов, не факультет определяет человека, а человек определяет факультет, - изрекла девушка.
-Кончай толкать тут пафосные речи, - Сириус закатил глаза.
-Возможно, они и пафосные, - согласилась Сильвия. – Зато они правдивые.
-Это ничего не меняет. Слизеринцы – высокомерные хитрицы, не стесняющиеся никаких способов для достижения цели. И исключений нет…
-Нет? – Сильвия почти смеялась. – А как же мисс Миа Садэнхэм? Разве ты считаешь её такой?
Сириус даже опешил.
-Только не спрашивай, откуда я знаю, что ты о ней думаешь, почему я спрашиваю об этом, какое она имеет отношение…- Сильвия поправила волосы.
-Ты говоришь тут чёрт знает что, а я не имею право задать вполне естественные вопросы? – разозлился Сириус больше из-за того, что Сильвия вообще упомянула Мию, чем из-за того, что Сильвия не собиралась ничего объяснять.
-Ты совершенно точно меня понял, - невозмутимо сказала Сильвия.
Сириус даже сразу не нашёлся, что ответить.
-Ты учишься с ней на одном курсе? – наконец спросил Блэк.
-Нет, Миа учится на шестом, а я на седьмом.
Сириусу почему-то не понравилось, как Сильвия произнесла имя Мии. Из её уст это лёгкое нежное имя звучало как-то холодно и очень уж по-слизерински, а, учитывая то, что Сириус никогда не считал Мию слизеринкой, такое звучание имени бывшей девушки ему не понравилось.
-Почему ты хмуришься? Я сказала что-то не то?
-По тебе не видно, чтоб ты очень заботилась о том, что говоришь, - Сириус прищурился.
-Я вижу – у нас разговор не клеится. Ну ладно, поболтаем в другой раз, - Сильвия встала с подоконника. – Пока, красавчик.
-Не называй меня так, - раздражённо бросил ей Сириус вслед.
-Как скажешь, красавчик, - чуть посмеиваясь, откликнулась Сильвия, сворачивая в коридор.
Сириус, раздосадованный, вернулся в спальню. Он не знал, что больше его взбесило: то, что Сильвия вмешалась в драку, то, что она упомянула о Мие или то, что она назвала его красавчиком, как будто он просто красивый мальчик на побегушках – почему-то именно такой образ воображение Сириуса нарисовало ему. Блэк решил больше не приходить в тот коридор и не иметь с слизеринкой никаких дел.
«Катись ты к чёрту!» - Хмуро подумал он и рухнул на свою кровать.






Неудачное признание

Сириус после уроков куда-то оперативно свалил, Римус плохо себя чувствовал перед надвигающимся полнолунием и весь вечер провалялся в кровати, с Питером поговорить было не о чем, Элизабет была занята, тренировки по квиддичу в этот день не было – и Джеймс изнывал от скуки.
Поттер лежал на кровати, подложив под голову руки, и размышлял. Куда это подевался Сириус? С каких пор он взял моду исчезать в неизвестном направлении, не потрудившись объяснить причину, по которой он уходит, своим друзьям? Джеймс нахмурился и решил, что непременно всё узнает у Бродяги.
«Странный он стал в последнее время», - думал Джеймс.
Но поведение друга было не единственной темой его раздумий – была и другая, которой он почему-то уделял больше времени.
«Неужели Лили было не всё равно, что со мной?» - сам у себя спрашивал Джеймс, припоминая их разговор в тот вечер, когда он узнал, что станет новым капитаном.
Он тогда ей нагрубил и не то чтобы жалел об этом или стыдился своего тона, но просто ему казалось, что не стоило так разговаривать с Лили, потому что она, похоже обиделась, а обижать девушку, которую он любил, ему не хотелось.
Тут Джеймс улыбнулся, и в голову ему вдруг закрался весьма интересный вопрос: а когда именно он понял, что любит Лили? Джеймс пару раз задавался этим вопросом, но так на него и не ответил, потому что для этого требовалось время для того, чтобы покопаться в своей памяти, выудить оттуда нужные воспоминания, а у Джеймса из-за наличия бурной, полной приключений жизни этого времени не было. Но раз уж сегодня ему всё равно нечем заняться, то можно и порыться в памяти, вспомнив самые яркие, как пятна разлившейся цветной краски на белом холсте, воспоминания, связанные с Лили.
И Джеймс, повошкавшись на кровати, словно устраиваясь поудобнее, погрузился в воспоминания, начиная с самого начала…

Первый курс.
Погода для первого занятия полётов на метле выдалась прекрасной: было ещё довольно тепло; солнце светило неярко и ласково, не слепило глаза; дул свежий, ещё по-летнему тёплый ветерок. Сдвоенный урок полётов с Гриффиндором и Слизерином проходил мирно и спокойно, ученики уже начали подниматься в воздух на небольшое расстояние от земли; это было, в общем-то, несложно, но не всем под силу было такое задание.
Раздался взрыв хохота.
-Сириус, посмотри на Нюнчика! Он летает, как беременный гиппогриф! – воскликнул взъерошенный, но дико довольный собой, Джеймс Поттер, без стеснения указывая на бедного Северуса Снегга, у которого с полётами и правда были проблемы.
-Откуда ты знаешь, как летают беременные гиппогрифы? – засмеялся Сириус Блэк, оценив шутку друга.
-Поттер, это некрасиво! Нельзя оскорблять человека только потому, что у него что-то выходит хуже, чем у тебя!
Джеймс с удивлением обернулся. Перед ним стояла хорошенькая, рыжая, как солнышко, девочка и сердито смотрела на него, – его однокурсница Лили Эванс.
-Это некрасиво! – повторила она, чуть нахмурив бровки. – Если ты можешь делать что-то лучше других, то надо помогать тем, у кого это не получается, а не смеяться над ними!
Она говорила это с такой трогательно-детской искренностью и верой в правоту своих слов, что можно было только умиляться, глядя на неё, но Джеймс был не в том возрасте, чтобы обращать на это внимание.
-Ты что, хочешь, чтобы я помогал Нюнчику?! – воскликнул Джеймс. – Ещё чего!
-Не смей его так называть, Поттер! – Лили сердито сверкнула глазами. – У него есть имя! Его зовут Северус!
-У меня тоже есть имя, но ты почему-то упорно продолжаешь звать меня по фамилии, - почти обиженно проговорил Джеймс.
Но Лили уже не слышала этих слов. Решив, что ей не о чем больше говорить с однокурсником, она развернулась и пошла туда, где стоял её друг Северус. Джеймс видел, как, подойдя к слизеринцу, Лили тепло ему улыбнулась и предложила помочь с полётами, потому что у неё самой летать получалось неплохо. Поттер наблюдал за тем, как при её словах бледные щёки Снегга залились тусклым румянцем, то ли оттого, что ему было стыдно перед подругой за своё неумение летать, то ли оттого, что он просто всегда смущался в её присутствии. Впрочем, это было не так важно, куда важнее было то, что Джеймс, наблюдая за всем этим, почувствовал что-то очень похожее на обиду.
***
Второй курс.
-Ты видел, у меня с первого раза получилось превратить мышь в кубок!
-Прекрати выпендриваться, Джеймс, у меня тоже получилось с первого раза, - беззлобно усмехнулся Сириус.
Джеймс и Сириус шли по оживлённым коридорам Хогвартса, бурно обсуждая трансфигурацию – предмет, который им обоим очень нравился и давался легко. Неожиданно дорогу гриффиндорцам преградила Лили. Она была явно чем-то не довольна или рассержена, щёки её раскраснелись как от долгого бега.
-Поттер, зачем ты запер Северуса в туалете?! Когда ты наконец от него отстанешь?
Знаете, когда в прекрасном расположении духа вы идёте по коридору в компании лучшего друга и ведёте приятную беседу, а вам вдруг преграждают путь, бросая в лицо такие обвинения, нельзя не растеряться, ну а, учитывая то, что суть обвинения весьма забавна, то нельзя удержаться от усмешки.
-Тебе ещё и смешно! – не унималась Лили.
-Эванс, какой к чёрту туалет? – спросил Джеймс, усмехаясь. – Ты вообще о чём?
-Только не делай вид, будто ты тут не при чём! – воскликнула Лили.
Джеймс растерянно переглянулся с Сириусом, но друг лишь пожал плечами.
-Так значит, кто-то запер Нюнчика в туалете, а он уже успел тебе наябедничать, да? – вмешался Сириус, с усмешкой глядя на Лили.
-Он мне не ябедничал! – заступилась за друга гриффиндорка.
-Эванс, я никого нигде не запирал, ясно? – как будто объясняя очевидные истины маленькому ребёнку, сказал Джеймс однокурснице; он действительно не запирал Снегга в туалете.
-Я тебе не верю, - твёрдо сказала Лили.
-Да с чего ты вообще взяла, что я имею к этому отношение? – возмутился Джеймс.
-Потому что больше некому, - ответ был простым до абсурда.
Джеймс закатил глаза.
-Ты можешь думать, что хочешь, но на сегодня моя совесть перед Нюниусом чиста, - сказал Джеймс.
-Прекрати так называть Северуса! – зло крикнула Лили вслед качающему головой Джеймсу и крутящему пальцем у виска и показывающему на неё Сириусу.
На следующий день выяснилось, что в туалете Снегга заперли, забрав у него перед этим палочку, его же друзья – Розье и Уилкис, решив, что это очень смешно. Но Лили так и не извинилась перед Джеймсом за то, что обвинила его в том, чего он не совершал, и, видимо, вовсе об этом забыла.
***
Третий курс.
Стоял тёплый июньский вечер. Джеймс не спеша шёл по коридорам Хогвартса. Вдруг он услышал голоса, доносящиеся из другого коридора.
-Прекратите! Вы не видите, ему больно!
-Иди своей дорогой, грязнокровка! Не мешай нам развлекаться.
Джеймс поспешил туда, откуда слышались голоса.
Когда Джеймс свернул за угол, перед ним предстала следующая картина: на полу весь в слезах и с оцарапанной рукой сидел светловолосый мальчик с первого курса Гриффиндора; спиной к мальчишке, словно загораживая его собой, стояла Лили, держа в руках волшебную палочку, а напротив неё, злорадно ухмыляясь, стояли Мальсибер, Эйвери и Уилкис тоже с палочками наготове.
Видимо, слизеринцы издевались над беззащитным первокурсником, а Лили, увидев это, заступилась за него и теперь, похоже, собиралась драться с Эйвери, Мальсибером и Улкисом.
«Какая она храбрая!» - восхитился Джеймс. – «Одна девчонка решила драться против троих слизеринцев!»
Джеймс взглянул на Лили и впервые увидел её как будто совсем по-другому. Он привык считать её просто своей однокурсницей, прилежной в учёбе и всегда соблюдающей правила, но теперь перед ним стояла совсем другая Лили – смелая, гордая, готовая драться в одиночку против троих…прекрасная в своём праведном гневе. Рыжие волосы, отливая медью в лучах закатного солнца, были распущены и разметались по плечам; красивые изумрудные глаза горели бесстрашным живым огнём; Лили была воплощением храбрости и справедливости… А как она тогда была красива! Нет, она всегда была такой, но почему Джеймс не замечал этого раньше, почему не видел, какое рыжеволосое чудо учится с ним рядом?
Сердце сладостно замерло, пропустило удар, и весь мир перевернулся. Он как будто стал видится иначе: ярче, пронзительней, светлее, а в центре мира было это рыжеволосое солнышко… Но если вы никогда в своей жизни по-настоящему не любили – тогда вам не понять, что чувствовал в тот момент Джеймс – как будто за спиной выросли крылья…
Джеймс потянулся было за палочкой, чтобы заступиться за Лили, но в коридоре неожиданно появился профессор Флитвик и начал выяснять, что тут твориться.
Да, это, без всяких сомнений, и есть тот момент, когда любовь, словно ослепительная вспышка молнии, словно отблеск падающей звезды, вошла в его жизнь. Что ж, в своей памяти он нашёл, что искал, но воспоминания, будто волны, накатывали на него и не отпускали, и Джеймс сдался им без боя.
***
Четвёртый курс.
Переписка на уроке истории магии.
«Эванс, пойдёшь со мной в Хогсмид в эту субботу?»
«Нет».
«Подумай хорошенько».
«Поттер, отстань. Сказала же, что никуда я с тобой не пойду».
«А зря. Без меня тебе будет скучно».
«Не будет. Отвяжись, ты мешаешь мне слушать лекцию профессора Бинса».
«Но ты же мне всё равно отвечаешь».
После этой фразы ответа уже не было.
***
Пятый курс.
Джеймс догнал Лили у входа в Большой зал.
-Эванс, слушай, скоро Рождественский бал, а у тебя ещё нет спутника. Пойдешь со мной на бал? – Джеймс улыбнулся.
-Нет, не пойду, - отрезала Лили.
-Почему?
-Потому что ты безмозглый задира, не подозревающий о существовании расчёски.
-Ну и что? Я, между прочим, неплохо танцую, - Джеймс не терял надежды.
-Поттер, я лучше буду танцевать со стулом, чем с тобой, - почти раздражённо ответила Лили.
Джеймс поджал губы.
-Ну, удачи тебе со стулом…

Все эти воспоминания, связанные с Лили, заставили Джеймса улыбаться. Она могла на него сердиться, могла отшивать, могла грубить, а вот он на неё сердиться не мог, даже если бы очень захотел.
За всё время, что Джеймс был знаком с Лили, он узнал о себе много нового и интересного, а именно: первое: он безмозглый задира, не знающий о существовании расчёски (последнее, между прочим, неправда); второе: стулья, по мнению Лили, танцуют лучше него, и третье: он её очень любит.
Только она не знает, что он любит её. Не знает… И чья, спрашивается, в этом вина?
Джеймс вдруг нахмурился. А правда, кто виноват в том, что Лили до сих пор не знает о его истинных чувствах? И ответ напрашивался сам собой: он сам во всём и виноват. Он столько раз звал её на свидания, делал комплименты, но вся проблемы была в том, что он говорил это в какой-то несерьёзной, шутливой форме и никогда не признавался ей в своих чувствах. Поэтому Лили и не могла поверить в серьёзность его намерений её завоевать. Но раз так – надо исправлять положение! Надо серьёзно с ней объясниться, доказать ей искренность своих чувств. И почему он не сделал этого раньше?
Джеймс встал с кровати, подошёл к своему чемодану и вытащил оттуда Карту Мародёров. Он нашёл Лили в библиотеке и поспешил туда.
«Я всё серьёзно ей объясню!» - думал Джеймс, идя в библиотеку; его захватило неотвратимое желание рассказать о своих чувствах Лили. – «Пусть она знает, как она мне дорога!»
Перед входом в библиотеку Джеймс отошёл в сторонку и ещё раз сверился с Картой, чтобы точно знать, где Лили. Но на этот раз рядом с точкой «Лили Эванс» Джеймс обнаружил точку «Джек Харрисон». И то, что он увидел, ему, разумеется, не понравилось.
Джеймс быстро вошёл в библиотеку. Лили и Харрисона он увидел недалеко от входа. Джеймс обошёл шкафы с книгами с другой стороны от столов, где сидели ученики, и шёл теперь вдоль стеллажей. Остановившись за стеллажом, рядом с которым сидели Лили и Харрисон, Джеймс выглянул из-за него и посмотрел на Эванс и её спутника.
Они были очень близко друг к другу. Даже слишком близко. Лили что-то тихо говорила Харрисону и поминутно улыбалась. Джеймс почувствовал укол ревности. Это было невыносимо – видеть любимую девушку рядом с этим хмырём. Почему она с Харрисоном, почему не с ним? Это несправедливо. Ревность и обида захлёстывали с головой, и нечем было дышать. Сердце как будто сжали тисками, ком встал в горле. Вот они придвинулись ещё ближе… Это невыносимо!
И вдруг стул, на котором сидел Харрисон, отъехал назад, и ножки у него сломались; Харрисон, как-то сдавленно вскрикнув, рухнул на пол и, видимо, весьма болезненно ударился пятой точкой. Лили вскочила со своего стула и кинулась ему помогать.
Ясное дело, что падение Харрисона кем-то подстроено, но кем? Джеймс растерянно огляделся по сторонам, но никого не обнаружил. Он вновь посмотрел на Лили и Харрисона, к которым подошла разгневанная таким неслыханным поведением мадам Пинс; Харрисон поднялся на ноги и теперь пытался уверить строгую библиотекаршу в том, что он не виноват, а Лили вдруг совершенно случайно бросила свой взгляд туда, где стоял Джеймс…
Поттер видел, как Лили посмотрела на него, видел, как брови её вдруг сдвинулись к переносице, но Джеймс никак не мог предвидеть того, что случится в следующую минуту.
Лили быстрым шагом подошла к Джеймсу, видно было, что она не на шутку рассержена.
-Поттер, ты совсем обнаглел?! Зачем ты это сделал?– бросила она ему в лицо незаслуженные обвинения.
-Эванс, это не я! – Джеймс беспомощно развел руками; он не ожидал, что Лили подумает, что это его рук дело.
-Ты видишь здесь ещё кого-то, кто мог это сделать? – глаза Лили сердито сверкнули. – А ты мог! Кроме тебя просто некому было портить…
-Ах, некому! – Джеймс почувствовал, как внутри него вскипает злость. – Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы решать, мог я такое сделать или нет? Ты ничего не видела, но уже кидаешься на меня с обвинениями!
-Я знаю тебя! – воскликнула Лили. – Ты специально портишь мне все вечера, которые я провожу с Джеком! Взять хотя бы Хэллуин! Тогда ты тоже поначалу говорил, будто не при чём! Почему ты это делаешь? Почему?..
Её предвзятое отношение жгло, как огнём, и больнее, чем её близость с Джеком. Джеймсу было трудно смотреть в эти осуждающие изумрудные глаза.
-Нет, Эванс, ты меня совсем не знаешь, - неожиданно холодно сказал Джеймс. – И никогда не пыталась узнать, потому что всегда думала, будто знаешь, что я за человек. И…ты всегда судила обо мне по моему отношению к Снеггу. Не знаю, почему я раньше этого не понимал. А ведь во мне есть что-то хорошее, только ты почему-то упорно отрицаешь это. И ещё у меня есть чувства…если ты не знала. И твои слова причиняют мне боль. Так что чем ты лучше меня, раз, не разобравшись, швыряешься обвинениями?
Джеймс видел, как Лили изменилась в лице: сердитость и уверенность пропали, и она только растерянно на него смотрела. Джеймс лишь болезненно усмехнулся.
-Я ведь шёл сюда для того, чтобы сказать тебе… Но это уже неважно.
Он посмотрел на неё со смесью разочарования и боли во взгляде. Ему больше нечего было сказать этому рыжеволосому солнцу, которое светило всем, а когда обращало свой взор на него, то скрывалось за тучей. За что она так с ним? За что?..
Джеймс опустил взгляд и едва заметно покачал головой. Лили молчала.
Джеймс на долю секунды заглянул ей в глаза. Ему было больно, очень больно; от того, что она всегда видела в нём только высокомерного позёра, а то, что у него было много других хороших качеств – она как будто не замечала; от того, что она обвиняла его, не разобравшись; от того, что он чувствовал разочарование…
Не в силах больше находиться с ней рядом, Джеймс развернулся и пошёл к выходу из библиотеки. Если бы он обернулся, то увидел бы, что Лили смотрит ему вслед грустными и растерянными глазами – верный признак того, что его слова что-то да значили для неё.
Но он не обернулся.


Лучший способ

Дорогие мои читатели! Поздравьте меня, я сдала уже два экзамена! Завтра сдаю третий, так что пожелайте мне удачи) И поскольку у меня появилось немного свободного времени, то я выкладываю новую главу. Приятного вам прочтения!)

Он просто ушёл. Больше ничего не сказал, не взглянул на неё и не обернулся. Просто развернулся и вышел из библиотеки.
Лили всё ещё стояла на том самом месте, где минуту назад разыгралась эта неприятная сцена, и растерянно смотрела вслед Поттеру. Когда он говорил, в его глазах не было привычных задорных искорок, а только уверенная серьёзность и твёрдость, а потом явное разочарование и обида. Как будто он хотел ей что-то сказать, что-то очень важное, а она не дала ему этого сделать, накинувшись на него с обвинениями, даже не разобравшись.
«А вдруг это, правда, не он? И я зря на него накричала? – подумала Лили. – У него был такой взгляд, будто я действительно очень его обидела…»
В самом деле, было очень странно и непривычно видеть этот разочарованный взгляд, слышать этот обжигающе холодный тон.
«Ничего, завтра всё снова будет как обычно. Он больше не будет так ни на кого смотреть, снова будет смеяться и шутить…» - пронеслось в голове у рыжеволосой гриффиндорки.
Почему Лили вообще об этом подумала? Как бы то ни было, эти слова звучали в её голове с чем-то очень похожим на надежду…
Эванс тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения. Она подошла к столику, где они с Джеком занимались зельеварением. Стул был уже починен, и Джек сидел на нём, оглядываясь по сторонам, выискивая взглядом Лили.
-Куда ты пропала? – спросил Джек.
-Я…встретила подругу, она спросила, что задали на завтра, - соврала Лили.
-Ты какая-то странная, - заметил Джек. – У тебя всё в порядке?
-Да…то есть нет, я…просто устала, - мысли Лили были в полном смятении, она как будто не понимала, что говорит; никогда такого прежде с ней не случалось.
-Так может, тебе пойти отдохнуть? – предложил Джек, участливо поглядев на Эванс. – Хватит на сегодня занятий.
-Да, пожалуй, - согласилась Лили.
-Я провожу тебя?..- улыбнулся Джек, даже не сомневаясь в её согласии.
-Нет, спасибо…я сама, - Лили не знала, почему отказалась; наверное, ей хотелось побыть одной и во всём разобраться.
-Ладно, - Джек пожал плечами. – Тогда я останусь и допишу эссе.
-Хорошо, - Лили кивнула и взяла со стула свою сумку. – Я пойду. Пока.
-До завтра, - Джек помахал ей рукой.
Лили молча шла по коридорам Хогвартса, а в голове всё звучали слова, сказанные Поттером: «Ты всегда судила обо мне по моему отношению к Снеггу!.. Твои слова причиняют мне боль… Чем ты лучше меня?..»
Лили никогда не слышала ничего подобного от Поттера, и его слова, произнесённые им этим холодным тоном, врезались ей в память.
«Вдруг он действительно не имеет к этому никакого отношения?..» - вновь подумала Лили.
Она сама не заметила, как оказалась в своей спальне. Все её соседки уже были здесь, они шумно переговаривались между собой, живо что-то обсуждали, смеялись, но до Лили их весёлый смех и говор доносились словно бы издалека. Она была в спальне девочек шестого курса, но мыслями…мыслями она всё ещё была там, в библиотеке, рядом со взъерошенным однокурсником, всё ещё видела его разочарованный взгляд, всё ещё слышала его превратившийся в лёд голос…
Да что с ней такое? Разве прежде ссоры с Поттером так её волновали, заставляя уйти в себя и только о них и думать? Нет, такого никогда раньше не было. Никогда. До сегодняшнего дня.
Лили устало опустилась на кровать, убрала спадающие на глаза волосы.
Необходимо немедленно прекратить думать о том, что случилось в библиотеке, и забыть об этом. Поттер наверняка уже забыл.
-Привет! Ты наконец-то вернулась!
Звонкий голос Элизабет заставил Лили вздрогнуть, будто её окатили холодной водой. Эванс подняла глаза на подругу. Элизабет стояла возле её кровати, заведя руки за спину; глаза её радостно блестели.
-У меня кое-что есть для тебя, - сияя от счастья, воскликнула Элизабет. – Как думаешь, что это?
Лили безучастно пожала плечами. Меньше всего ей хотелось сейчас отгадывать загадки Элизабет.
-Ладно, не буду тебя мучить, - Элизабет улыбнулась и протянула Лили листок бумаги, который до этого времени прятала за спиной.
-Что это? – спросила Эванс, протягивая руку за листком.
-А сама как думаешь? – Элизабет снова улыбнулась.
Лили взяла лист и заглянула в него. С прямоугольного листа бумаги на Лили смотрело её собственное лицо, улыбающееся, приветливое, с широко распахнутыми как от приятного удивления глазами.
-Это твой портрет. Я старалась, чтобы получилось натурально и красиво, - сказала Элизабет и нетерпеливо добавила: - Тебе нравится?
Получилось и в правду натурально и красиво: нарисованная в карандаше, неподвижная Лили смотрелась совсем как настоящая, словно это был и не портрет вовсе, а чёрно-белая фотография. И Лили действительно нравилось, но сейчас у неё не было совершенно никакого настроения восхищаться работой подруги, а восхититься было чем.
-Да, мне очень нравится, - Лили попыталась выдавить улыбку. – Замечательный портрет.
Но Элизабет заметила кислое выражение подруги и вымученную улыбку, и всё поняла по-своему.
-Если тебе не нравится – так и скажи. Незачем мне врать, - обиженно сказала Элизабет, потом развернулась и пошла к своей кровати.
-Нет, Элизабет, ты всё не так поняла! – с отчаянием в голосе воскликнула Лили, но Элизабет уже задвинула полог своей кровати и ничего ей не ответила.
Лили со вздохом повалилась на кровать и тоже задвинула полог. Она лежала теперь в полумраке и невидящим взглядом смотрела куда-то вверх. Да что ж сегодня за день такой!
Ей впервые в жизни захотелось себя пожалеть. Лили подумала о том, что некогда её жизнь была почти идеальной, но потом её мир стал рушиться на глазах: один за другим из её жизни уходили самые близкие, самый дорогие ей люди, а судьба продолжала один за другим наносить болезненный удары.
Первым ударом был разрыв с Петуньей, с любимой сестрой, с которой они с детства были очень дружны. Её добрая, родная Петунья, куда она подевалась? Когда она успела стать такой завистливой и злой, такой бессердечной к сестре? Неужели желание быть волшебницей, как и Лили, и злость от невозможности выполнения этого желания пересилили любовь к сестре? Лили вспоминала их детские игры, их весёлый смех, их прогулки, и от каждого воспоминания сердце болезненно сжималось. Куда всё это делось? Трудно было поверить, что они давно уже перестали быть сёстрами, настоящими сёстрами. Но, тем не менее, это было так, и осознание этого причиняло Лили нестерпимую боль, так что хотелось заплакать. Но куда больнее было осознание того, что ничего уже не исправить. А ведь Лили пыталась, не раз пыталась! Вот только все её попытки не увенчались успехом, ибо Петунья пресекала любую попытку Лили вернуть былую сестринскую дружбу и ясно давала понять, что Лили ей больше не сестра и что Петунья не желает иметь ничего общего с «уродкой». Это слово из уст сестры звучало особенно обидно, а Петунья, видя, как сильно оно задевает Лили, будто бы специально повторяла его каждый раз, когда Лили приезжала домой на каникулы. Раньше, только услышав это слово, Лили принималась плакать, но шли годы, и Лили выросла и перестала обращать внимание на сестру. Нет, ей не было безразлично её отношение к себе, но рыжеволосой девушке не хотелось доставлять сестре удовольствие своими слезами и расстроенным видом. Лили научилась принимать почти равнодушное выражение лица, когда Петунья набрасывалась на неё с оскорблениями, но в душе Лили Эванс так и осталась очень чувствительной, ранимой девочкой, которая не может поверить в то, что родная сестра её ненавидит.
Вторым ударом была смерть Маргариты Эванс, любимой бабушки Лили. Родители матери Лили умерли ещё до рождения самой Лили, дедушка по линии отца умер, когда девочка была ещё совсем маленькой, так что его она не помнила. Единственной бабушкой Лили была мать её отца, уже довольно не молодая женщина с блёклыми, словно выцветшими серыми глазами и волосами, которые она красила регулярно каждый месяц в каштановый цвет. Маргарита Эванс была ворчливой, сварливой, в то же время удивительно доброй женщиной; правда не всем удавалось разглядеть в вечно чем-то недовольной старухе доброту и отзывчивость. Так уж вышло, что маленькая Лили сумела разглядеть эти качества в своей бабушке, и Маргарита и Лили очень сблизились. А вот Петунья бабушку так и не смогла понять, поэтому ей не удалось заслужить её любви, в которой Петунья, в общем-то, не нуждалась. Как же Лили любила свою бабушку! Она обожала гулять с ней по вечерам, когда одну её гулять уже не отпускали, а родители были слишком уставшими после долгого рабочего дня, чтобы совершать прогулки с дочерью. В эти вечерние прогулки бабушка рассказывала Лили столько невероятных историй, случавшихся с ней в жизни, что у Лили дух захватывало. И тогда в вечерних сумерках рядом с ней шла уже не старая женщина, тяжело опирающаяся на палку, а молодая, красивая, полная энергии любительница приключений; в неярких глазах Маргариты Эванс вновь загорался тот живой огонёк, горевший в них всю её молодость и погаснувший со смертью мужа. И Лили безумно хотелось быть похожей на неё: быть такой же смелой и сильной, неунывающей и волевой… Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, вот и жизнь Маргариты Эванс закончилась, оборвавшись в восемьдесят два. Она умирала долго и тяжело, причина – рак гортани, тяжёлое заболевание, вызванное пристрастием Маргариты к курению. За два дня до смерти она сказала своему сыну: «Я сдаюсь, я не могу больше. Я хочу умереть». Через два дня Маргариты не стало, и Лили лишилась бабушки. Ей было тогда двенадцать. Это было огромным потрясением, причинившим много боли. Но отец Лили не рассказал ей, что сказала ему бабушка за два дня до смерти. Лили так и не узнала, что бабушка сдалась – в её памяти она навсегда осталась сильной и волевой.
И вот прошло почти четыре года – и судьба снова нанесла Лили Эванс удар. Северус. Лили до сих пор не знала, было ли это предательство или же что-то другое. Тому, что случилось, не было разумного объяснения. На первый взгляд. Всё ведь было хорошо, а потом – словно гром среди ясного неба. А если быть до конца честным…нет, всё уже давно не было так хорошо и гладко как прежде. Лили всегда считала, что её дружба является противовесом дурному влиянию Эйвери и Мальсибера. Но она ошиблась. И когда настал этот переломный момент, когда её лучший друг Северус превратился в человека, ставящего выше всего чистокровность? Или не было вовсе этого момента? Конечно, не было. Тот чужой ей человек, в которого превратился её преданный друг, это лишь конечный результат, к которому почти пять лет вело общение со слизеринцами, мечтающими стать Пожирателями смерти, любовь к тёмным искусствам, желание выделиться по средствам превосходного знания тёмномагических заклятий. Северус менялся у неё на глазах: менялись его мышление, его взгляды, его суждения, его отношение ко всему, что его окружало. И Лили видела эти перемены, меняющие её друга. Они ни к чему хорошему не привели бы Северуса, была уверена Лили. И она старалась помешать этим переменам, пыталась оградить Северуса от влияния новых друзей. Но разве она могла! Северус виделся со слизеринцами гораздо чаще, чем с Лили, он ведь сам им был! И Лили ничего уже не могла с этим поделать, не в её силах было искоренить то, что глубоко засело в душе и разуме Северуса. Она проиграла. Второй раз позволила близкому человеку навсегда уйти из её жизни…
А навсегда ли? Быть может, ещё возможно всё вернуть? Чтоб всё стало как прежде. Чтобы Северус стал прежним. Как будто и не было ничего, как будто и не называл он её при всех грязнокровкой… Скажите, такое не прощается? Но ведь Лили простила его. Нет, она ему не сказала об этом, но в душе её давно уже не было и тени обиды на друга. Наверно, здесь следует сказать бывшего друга?..
Когда из нашей жизни уходит близкий нам человек, это всегда больно. Но когда он уходит вот так, не сказав «прощай», не улыбнувшись напоследок, когда он уходит вот так тяжело, оставив последним воспоминанием что-то плохое – это больно вдвойне. Северус многое для неё сделал: он открыл ей новый мир, рассказал о нём, заставил в него поверить; он был рядом, когда был ей нужен.
И всё же, возможно ли вернуть былую дружбу? Лили не раз думала об этом и всегда приходила к одному и тому же выводу: у Северуса теперь своя жизнь, жизнь, где Лили нет места. И слишком поздно что-то исправлять.
Так уж иногда случается, что из-за трудного дня, ссоры с другом, ещё какой-то неприятной мелочи, человек начинает перебирать все свои несчастья. Может потому, что просто наболело, может потому, что очень устал…
Лили вдруг почувствовала себя размазнёй. Почему она жалеет себя, с какой стати опускается до жалости к себе? Пожалуй, эта мысль привела её в чувство. Если что-то пошло не так, случилось что-то плохое – нужно исправлять положение, а думать, какой ты несчастный! И начать нужно с Элизабет. Подруга не виновата в том, что у Лили плохое настроение, и она не должна из-за этого страдать. Лили встала с кровати и с твёрдым намерением помириться с Элизабет направилась к её кровати.
-Элизабет, - позвала Лили, остановившись перед задвинутым пологом. – Мне нужно с тобой поговорить.
Спустя три секунды полог был отодвинут, и вниманию Лили предстала насупленная Элизабет.
-Портрет действительно замечательный, мне он очень нравится! – тоном, вселяющим доверие, начала Лили. – Ты увидела моё расстроенное лицо и решила, будто портрет мне не нравится, и я тебе вру. Поверь мне, это не так. Дело не в портрете.
-А в чём тогда?
-Неважно, - Лили попыталась улыбнуться, получилось вполне естественно. – Главное, портрет отличный. Ты молодчина!
На лице Элизабет появилась неуверенная улыбка.
-Ты правда так считаешь? Ты не обманываешь меня?
-Конечно, нет! – Лили села рядом на кровать. – У тебя талант.
Улыбка на лице Элизабет стала шире, ещё минут пять она расспрашивала Лили о портрете: ей очень интересно было узнать мнение подруги. После того, как её любопытство было удовлетворено, она спросила:
-Ты сказала, что причина твоего расстроенного вида – не портрет, а что тогда?
Лили секунду колебалась: рассказывать ли подруге о случившемся в библиотеке? И в конце концов решила рассказать. Когда Лили дошла до того момента, когда увидела Поттера, Элизабет её перебила:
-И ты обвинила его в том, что это он подстроил падение Джека, да?
-Откуда ты знаешь? – удивилась Лили.
-Догадалась, - Элизабет пожала плечами. – Ничего другого я от тебя и не ожидала.
-Почему?
-Ты, может, сама не замечаешь, но у тебя предвзятое отношение к Джеймсу. Я с ним общаюсь…и он не такой, как кажется на первый взгляд. То есть он, конечно, любит выделываться, но такой уж у него характер. А вообще он хороший человек. Лучше, чем ты о нём думаешь.
Лили была поражена словами Элизабет. Подруга никогда не говорила ей такого. Эванс быстро пересказала ей то, что случилось дальше.
-Ты его обидела, - констатировала Элизабет. – Судя по всему, сильно. Но мне кажется, к падению Джека он не имеет никакого отношения. Не стал бы он такого говорить, будь он виноват…
-Может, мне стоит с ним поговорить? – неожиданно для самой себя сказала Лили.
Брови Элизабет поползли вверх. Потом на её губах заиграла улыбка.
-Это прогресс, Лил, - Элизабет улыбнулась. – Думаю, тебе действительно стоит с ним поговорить.
-Да, я поговорю…- задумчиво проговорила Лили. – А о каком прогрессе ты говорила?..
-Неважно, - Элизабет усмехнулась и завалилась на кровать.

Лили вошла в Большой зал. Завтрак был в самом разгаре. Но здесь у неё было дело поважнее трапезы. Ей нужно было поговорить с Поттером. Странно, но вчерашний разговор не шёл у неё из головы. Ей почему-то очень захотелось во всём разобраться. Лили поискала глазами Поттера…и нашла.
Джеймс Поттер стоял метрах в пяти от неё в проходе между факультетскими столами. Он был не один. Рядом с ним стояла миниатюрная блондинка; она кокетливо хлопала длинными, пушистыми ресницами, нежно касалась пухленькими губками его щеки; Поттер в ответ на это улыбался и обнимал её…
Лили что-то больно кольнуло в сердце, и она отвернулась. Всё желание поговорить с Поттером тут же бесследно исчезло.

Сириус лежал на кровати и размышлял о том, как сегодня его взбесило поведение Сильвии, когда дверь в спальню резко открылась, ударившись о стену. Сириус посмотрел в ту сторону и увидел Джеймса. Сохатый вошёл в спальню злой и сердитый и направился прямиком к своей кровати, по дороге ему попался лежащий на полу чемодан Римуса, Джеймс не раздумывая с силой пнул его ногой, и так как удар получился, видимо, весьма болезненным (для Джеймса, разумеется, не для чемодана) Поттер взвыл от боли, потом весьма нецензурно выругался. Когда ему всё-таки удалось достигнуть кровати, он рухнул на неё, уткнувшись лицом в подушку.
Обычно невозмутимый Сириус в этот раз не мог не удивиться поведению друга. Блэк переглянулся с Римусом, который тоже всё это видел, и, не сговариваясь, они одновременно подошли к кровати Джеймса.
-Э-э-э… что случилось? – начал Сириус, не зная, что ещё сказать.
-Отстань, - устало отозвался Джеймс, не глядя на друзей.
-Я ещё ничего толком не успел сказать.
-Так вот лучше и не говори, - сказал Джеймс.
-Джеймс, скажи, что случилось? – осторожно проговорил Римус.
Сохатый вдруг резко сел на кровати.
-Ты хочешь знать, что случилось?!
Сириус видел, как глаза Джеймса странно блестят, и как где-то в их глубине затаилась боль, плохо скрываемая бешенством. Джеймс начал свой рассказ с того момента, как решил признаться Эванс в любви; по началу голос его был более или менее спокойным, и ничего, кроме дрожи в нём, не выдавало негодования Джеймса, но к концу рассказа его голос сорвался на крик.
-Неужели я действительно такой плохой человек, раз она готова винить меня во всём, что только с ней не случается?! Скажи мне, Бродяга, за что она так со мной?..
Сириус не знал, что ответить. Никогда прежде не видел он в светло-карих глазах друга столько немого отчаяния, боли, обиды, досады.
-Что за глупости, Джим! – добродушно отозвался Римус. – Ты хороший человек! Разве мог плохой человек принять такого, как я…
Джеймс хотел что-то ответить, но в последнюю минуту передумал.
-Сохатый! Да ну брось ты страдать из-за рыжей! Она того не стоит!..- улыбнулся Сириус.
-Не стоит? – Джеймс непонимающе посмотрел на Сириуса, на минуту в комнате воцарилось молчание. – А знаешь…ты прав. Она не стоит того, чтобы я из-за неё страдал и бесился.
Сириус и Римус видели разительную перемену, произошедшею с Джеймсом: его глаза вдруг решительно блеснули, выражение лица стало непроницаемым, он вздёрнул подбородок и заявил:
-Ты во всём прав, дружище. Зачем мне Эванс? Есть другие девчонки…
Бродяга и Лунатик ошеломлённо смотрели на друга. Никогда бы они не подумали, что услышат от Джеймса такое.
-Ты…серьёзно? – Сириус не верил тому, что сказал Сохатый.
-Конечно, серьёзно! – Джеймс как-то странно рассмеялся, стараясь заглушить внутренний голос, упорно твердящий о том, что Эванс всё ещё нужна ему. – Только…
-О чём разговор? – в комнату вошёл Питер.
-Да тут Эванс опять…- сказал Сириус.
-А, ясно, - понимающе кивнул Хвост.
-Так что, только? – вернулся к прерванному разговору Сириус.
-Только мне кажется, я всё ещё думаю о ней, - ответил Джеймс. – Об Эванс. Я хочу перестать. Не хочу больше думать о ней. Хватит с меня. Я хочу о ней забыть. Навсегда.
Хвост удивлённо вытаращился на Джеймса, потом сказал:
-Знаешь, почему-то мне кажется, что это будет не просто.
-Хвост, этого не надо было говорить, - раздражённо проговорил Сириус, а потом обратился к Джеймсу: - Хочешь о ней забыть? Проще простого. Лучший способ забыть одну девушку – увлечься другой.
Сириус подмигнул, и Джеймс неуверенно улыбнулся. Он до сих пор не знал, правильно ли он поступил, решив навсегда покончить с Лили. Ведь он, кажется, ещё любит её…
-Помнишь, Джанет? – спросил Сириус.
-Помню, - ответил Джеймс.
-И как она тебе?
-Ничего, нормальная, - Поттер пожал плечами.
-Так, может, выберем её?..
-Делай, что хочешь.
-О`кей.
И Сириус засуетился. В следующие полчаса в комнате появился красивейший букет розовых роз, наколдованных Бродягой; сам же он засел за написание романтического послания Джанет. Поттер с равнодушным выражение лица наблюдал за тем, как Сириус с энтузиазмом сочиняет письмо, иногда покусывая кончик пера. Скоро букет и письмо были отправлены Джанет. Сириус был доволен результатом своих трудов. Он ходил из угла в угол, ожидая ответа. Джеймс лежал на кровати, тупо уставившись в стену, а Римус сидел за столом и разглядывал лицо Поттера, пытаясь понять, о чём он думает. Римус, как и сам Джеймс, не мог поверить, что Сохатый решил навсегда вычеркнуть Лили из своей жизни.
Скоро пришёл ответ. Сириус громко и выразительно его читал. Джеймс не слушал, а когда Сириус спросил, что Поттер думает по поводу ответного письма Джанет, Сохатый лишь пожал плечами.
-Понятно, ты не слушал, - вздохнул Сириус. – В общем, смысл таков: Джанет без ума от счастья, так что считай, что с завтрашнего дня у тебя официально есть девушка.
-Ты что ей там понаписал? – встрепенулся Джеймс.
-Да всё в порядке, - Сириус улыбнулся.
На следующий день Джеймс встретил Джанет по дороге в Большой зал. Она тут же повисла на его шее, что-то щебеча и чмокая его в щёку.
-Я так рада, что ты наконец понял…
Что он наконец понял, Джеймс так и не узнал, потому что Джанет, не договорив, страстно поцеловала его в губы. До Большого зала они шли, взявшись за руки, а перед тем, как сесть каждый за свой стол, они ещё минут пять обжимались.
В этот момент в зал и вошла Лили. Джеймс не заметил её удивлённого взгляда при виде него и целующей его Джанет.
Так уж вышло, что дороги их опять разошлись, так и не успев пересечься, хотя были к этому так близки. Наверняка однажды они всё-таки пересекутся. Вопрос только в том, когда…





Happy birthday, Padfoot!

Дорогие мои читатели! Прошу прощения за то, что долго не выкладывала новую главу-у меня был двухнедельный отпуск после того, как я сдала все экзамены) Я хочу поблагодарить вас всех за то, что вы читаете мой фанфик, оставляете отзывы, ждёте новые главы) Спасибо вам!) И приятного прочтения)

Джанет просила Джеймса рассказывать о том, что он любит, как проводит свободное время, какие у него любимые блюда, что ему нравится в квиддиче – словом обо всём том, о чём ему не хотелось ей рассказывать. Казалось, она хочет знать о нём всё. И это, мягко говоря, напрягало. Когда Джанет начинала расспросы, Джеймс коротко, без подробностей отвечал и весьма деликатно переводил разговор на другую тему. Например, просил рассказать пуффендуйку о себе. Она по началу отчего-то очень стеснялась и о себе почти не говорила, но потом как-то осмелела и трещала теперь о своей жизни без умолку. Рассказывала, как они с семьёй ездили в Испанию, как заболел её попугай и его пришлось вести в магловскую ветеринарную клинику, как в шесть лет она порезала палец ножом и мама долго не могла остановить кровь. Джеймсу было безумно скучно слушать эти неинтересные истории из жизни своей девушки, но это было всё же лучше, чем рассказывать ей о себе. Почему-то говорить о своей жизни с Джанет ему хотелось меньше всего.
Джанет была весьма недалёкой и неумной девушкой, и в её случае стереотип о том, что все блондинки глупые, был уже не стереотипом, а чистейшей правдой. Она кокетливо хлопала глазками, когда не понимала, о чём идёт речь, или когда просто не знала, что ещё делать. Её ничего не интересовало, кроме своей внешности и нового выпуска журнала «Секреты ведьминской красоты». Словом, Джанет была полной пустышкой, и это больше всего не нравилось Джеймсу. Он считал, что Сириус ошибся, сказав, что увлечение другой девушкой поможет отвлечься от Лили. Лили… Как только Джеймс понимал, что перед его внутренним взором вновь появилась рыжеволосая гриффиндорка с изумрудными глазами, он тут же приказывал себе не сметь о ней думать. И, знаете, у него неплохо получалось. Вот только общение с Джанет было здесь не при чём. Дело было в нём самом, в том, что ещё слишком живо было в его памяти воспоминание об их последней ссоре, и злость и обида всё ещё не отпускали его. Так что Джанет не имела к этому никакого отношения, а просто, как говорится, «крутилась рядом».
Однажды, когда Джеймс и Джанет сидели на подоконнике во время перемены, к ним подошла стройная девушка, имени которой Джеймс не знал, но пару раз видел её в школе. У неё были тёмные волосы до плеч, внимательные серые глаза и красивая, матовая кожа. Девушка производила приятное впечатление, и Джеймсу она сразу понравилась: с ней захотелось пообщаться, подружиться.
-Привет, Джен…, - начала незнакомка.
-Я просила меня так не назвать, Ева, - раздражённо прервала девушку Джанет.
-Извини, - Ева едва заметно улыбнулась. – Я пришла сказать, что тебя ищет профессор Стеббль.
-Зачем?
-Понятия не имею, - Ева пожала плечами и бросила взгляд на Джеймса.
Джанет заметила её взгляд и обняла Джеймса.
-Это Джеймс Поттер, он охотник гриффиндорской сборной по квиддичу, - представила Джанет Джеймса и с гордостью добавила: - Он мой парень.
-Рада знакомству. Ева Клэйвэл, - сказала девушка и протянула Джеймсу руку для рукопожатия.
Поттер удивился. Первый раз он видел девушку, которая при знакомстве собиралась пожать ему руку. Обычно так делают парни и мужчины, ну иногда взрослые женщины, но чтобы шестнадцатилетние девчонки – Джеймс такого раньше не встречал. Тем не менее, он встал с подоконника и пожал ей руку. Ева улыбнулась.
-Тебя ждёт профессор Стеббль, - напомнила она Джанет и, попрощавшись с ней и Джеймсом, пошла дальше по коридору.
Джанет мило улыбнулась ей напоследок, но, как только Ева повернулась к ним спиной, смерила её неприязненным взглядом.
-Мы с ней вместе учимся. Мы …вроде как приятельницы,- сказала она Джеймсу, а потом добавила: - А вообще она стерва. Я её не люблю.
-Почему ты тогда называешь её своей приятельницей, если считаешь её стервой? – удивился Джеймс.
-Потому что…потому что…, - замялась Джанет. – Просто я не хочу ни с кем портить отношения.
-Мне она не показалась такой плохой…
-Ты просто её не знаешь! – воскликнула Джанет.
Джеймс не стал спорить, только пожал плечами.
-Ладно, любимый, мне пора, меня ждёт профессор, - Джанет соскочила с подоконника и, чмокнув Джеймса в щёку, удалилась.
Джеймс, поморщившись, рукавом мантии стёр со щеки липкий розовый блеск для губ Джанет и подумал, что встречи с этой безмозглой пуффендуйкой настоящая пытка, и если она ещё хоть раз поцелует его, испачкав ему щёки или губы своим мерзким блеском, он скончается.
За два дня, что Джеймс встречался с Джанет, он уже сто раз успел пожалеть о том, что позволил Бродяге «делать, что он хочет». Сириусу, видимо, просто лень было помогать Джеймсу завоевывать другую девушку, вот он и нашёл лёгкий способ. Как и следовало ожидать, этот лёгкий способ оказался не лучшим вариантом.
Только успев подумать об этом, Джеймс одергивал себя. Сириус, конечно, хотел как лучше и вовсе ему было не лень, вот только встречи с Джанет от этого лучше не становились.
Идя по коридору в кабинет трансфигурации, Джеймс твёрдо решил расстаться с Джанет.
Если быть до конца честным, вся эта затея с новой девушкой с самого начала казалась Джеймсу бредовой, но когда Сириус это предложил, Сохатый был слишком расстроен и раздосадован, что не имел ни малейшего желания спорить с другом и безвольно на всё соглашался. Теперь же он понимал, что встречаться с девушкой, которая ему совсем не нравилась, очень глупо и бессмысленно. Впрочем, как и всё, что он делал в последнее время, отчаянно пытаясь завоевать сердце неприступной Лили Эванс.
Однако одному белобрысому хмырю завоевать Эванс всё же удалось. Да он собственно и не особо-то старался – всё вышло само собой, и Эванс сама бросилась к нему в объятья, наверняка с превеликой радостью…
Джеймс недовольно хмыкнул и приказал себе перестать думать о Лили и её хахале. Сейчас совсем не время об этом размышлять, есть кое-что, что гораздо важнее. И это День рождения Сириуса послезавтра. Необходимо подготовиться. Ведь праздник должен быть первоклассным.

Сириуса разбудил стук в окно. Блэк, спавший на животе, перевернулся на спину и потянулся, потом протянул руку за наручными часами, лежащими на прикроватной тумбочке, чтобы посмотреть, сколько время. Двенадцать часов дня. В любое другое воскресенье друзья разбудили бы его (если бы, конечно, сами не дрыхли), не дав насладиться сном, но сегодня ведь не обычное воскресенье – сегодня семнадцатый День рождения Сириуса Блэка.
В комнате никого не было.
Стук в окно продолжался. Сириус, отметив, что в свой День рождения он проснулся изумительно отдохнувшим и в хорошем настроении, встал с кровати, подошёл к окну и распахнул его, впуская в спальню морозный ветер и большого рыжего филина, которого Сириус сразу же узнал. Улыбнувшись, Бродяга осторожно погладил филина по голове, зная, что тот возражать не станет и даже будет рад ласке. К лапе птицы была привязана прямоугольная коробка, завёрнутая в подарочную упаковку и перевязанная красной ленточкой. Сириус отвязал свой первый подарок от лапы филина и, сев на кровать, стал осторожно развязывать ленточку, убирать обёрточную бумагу. Когда с упаковкой было покончено, в руках у Сириуса оказались прямоугольный конверт с вложенным в него письмом и картонная коробка, на которой большими печатными буквами было написано «НАБОР ПО УХОДУ ЗА МОТОЦИКЛОМ». Сириус тепло улыбнулся. Такую улыбку вызывали у него лишь те, кто прислали ему этот подарок.
Сириусу очень хотелось посмотреть, что есть в наборе по уходу за мотоциклом; тем не менее, первым делом он решил прочитать письмо. Аккуратно он вскрыл конверт и достал оттуда письмо. Бережно развернув пергамент, Сириус принялся за чтение:
«Дорогой Сириус!
Мы от всей души поздравляем тебя с Днём рождения! Желаем тебе счастья, хорошего настроения и успеха во всём! Ну и, конечно же, любви! Куда же без любви в твоём возрасте? Оставайся всегда таким же весёлым и добрым мальчиком. Мы тебя очень любим.
И ждём тебя на Рождественские каникулы. Ты ведь приедешь, правда? Будем очень рады твоему приезду.
Ещё раз с Днём рождения, милый!
С любовью, мистер и миссис Поттер.»
От поздравлений и добрых слов мистера и миссис Поттер на сердце сразу стало хорошо и спокойно. Сириус ещё несколько раз перечитывал письмо, впитывая каждое ласковое слово, выведённое аккуратным почерком миссис Поттер. От внезапно нахлынувшей нежности к этим двум добрым людям, которые стали для него семьёй, защемило сердце. Он стал им сыном, они стали ему родителями. Настоящими родителями, которых у Сириуса никогда не было. Любящими, заботливыми, ласковыми, добрыми. И за это Сириус был им благодарен.
Сириус открыл дверцу тумбочки. Там, на нижней полке в самом углу за кучей ненужных пергаментов была припрятана небольшая деревянная шкатулка. О её существовании не знал никто, кроме её обладателя, Сириуса. Бродяга вытащил шкатулку, постучал по ней волшебной палочкой и шепнул пароль, с помощью которого закрывал её, чтобы никто не узнал, что в ней. Крышка шкатулки медленно открылась. Внутри лежало несколько поздравительных открыток и аккуратно свёрнутых пергаментов. Это были письма, полученные Сириусом от мистера и миссис Поттер; все их Сириус бережно хранил, иногда перечитывал. Письмо, в котором Поттеры поздравляли его с Днём рождения, Блэк осторожно свернул и положил в шкатулку. Потом закрыл её и вернул на место. Сама же шкатулка была подарком его кузины Андромеды. Когда Андромеда решила выйти замуж за маглорождённого волшебника Теда Тонкса, её семья лишила её наследства и вообще перестала считать её своей родственницей. Тогда Андромеда и Тед решили сбежать вместе, уехать куда-нибудь (у Теда всё же имелись некоторые сбережения). У Андромеды и Сириуса всегда были хорошие отношения, и поэтому волшебница решила подарить что-нибудь кузену на память. Единственное, что у неё оставалось, это старая деревянная шкатулка, которую Андромеда и подарила Сириусу. Правда, они с Тедом так никуда и не уехали, решив поселиться в Англии; шкатулка осталась у Сириуса. Теперь она напоминала ему о любимой кузине, с которой он почти не виделся, и ещё о родителях Джеймса, которые были ему очень дороги.
Кто-то, возможно, решит, что такое трепетное отношение к письмам и старой шкатулке – это признак сентиментальности души. Пусть так. Но всё же эти письма от людей, которые заменили Сириусу родителей. А это что-то да значит.
Сириус вновь сел на кровать, где его ждал набор по уходу за мотоциклом. Бродяга открыл коробку. Внутри он обнаружил множество различных тряпочек для мытья и полировки разных частей мотоцикла, жидкость для смазки цепи, жидкость для полировки тормозных дисков, универсальную жидкость для мытья мотоцикла – в общем, полный комплект. Сириус был в восторге от подарка. Теперь-то его байк всегда будет в полном порядке!
«Харлей» 1976 года выпуска был подарен Сириусу его дядей Альфардом этим летом, почти сразу же после того, как Сириус сбежал из дома. Когда-то у Альфарда был собственный мотоцикл и, несмотря на то, что дядя Сириуса был уже не молод, он по-прежнему питал любовь к магловским средствам передвижения. Зная, что Сириус давно уже мечтает о собственном мотоцикле, Альфард подарил племяннику байк, да ещё и усовершенствовал его: с помощью парочки заклятий волшебник придал ему способность летать. Сириус был на седьмом небе от счастья, когда Альфард сделал ему такой великолепный подарок; ему не хватало слов, чтобы отблагодарить дядю. Но вскоре на смену ликованию пришло чувство растерянности. Бодяга не знал, как к этому отнесутся мистер и миссис Поттер: они и так проявили огромное великодушие и доброту, приютив Сириуса, и ему не хотелось злоупотреблять их хорошим к нему отношением. Тем не менее, Сириус решил попытать счастья и был удивлён и очень обрадован, когда Поттеры разрешили ему привезти «Харлей» к ним. За садом, что располагался за домом Поттеров, возле ограды стоял небольшой сарайчик – он стал для мотоцикла Бродяги гаражом. Мистер Поттер запечатывал дверь заклинанием, чтобы никто не смог украсть байк, а зимой поддерживал нужную температуру, чтобы двигатель мотоцикла «не сдох».
Теперь Сириус восторженно разглядывал свой подарок. Ещё бы! О таком он и мечтал, а теперь его мечта сбылась.
Вдоволь насмотревшись, Сириус аккуратно сложил все принадлежности обратно в коробку, а коробку положил в свой чемодан. Выудив из вороха пергаментов, перьев и прочего ненужного барахла, лежащих на столе, приличный пергамент и перо, Сириус написал Поттерам ответ, в котором благодарил их за прекрасный подарок и обещал, что обязательно приедет на рождественские каникулы. Потом отправил письмо с рыжим филином.
Быстро умывшись и одевшись, Сириус вышел из комнаты. Он знал, что друзья и однокурсники скорей всего ждут его в гостиной, чтобы поздравить и подарить подарки. День уже начался прекрасно, так что продолжение его наверняка будет ещё лучше.
Стоило только Сириусу оказаться в гостиной, как его оглушил звук магических петард и хлопушек; комната заполнилась светом разноцветных огоньков, выпущенных из множества волшебных палочек. Весь шестой курс Гриффиндора разом принялся петь «Happy birthday». Элизабет подошла к Сириусу с большим тортом и предложила задуть свечи и загадать желание, что он и сделал. Закончив петь, гриффиндорцы захлопали.
Выскочив на середину гостиной с коробкой, перевязанной праздничной ленточкой, Джеймс весело крикнул:
-Чур, я первый поздравляю именинника!
Сириус засмеялся.
-Боюсь, Сохатый, тебя опередили, - с улыбкой сказал Блэк.
-Кто? – Джеймс даже опустил коробку.
-Твои родители.
-А что они тебе подарили? – поинтересовался Джеймс.
-Набор по уходу за мотоциклом. А ты разве не знал?
-Ух ты, круто! – Джеймс присвистнул. – Нет, я не знал. Они же сами выбирали.
-У твоих родителей хороший вкус, - улыбнулся Сириус.
-Я знаю. Так, ну всё, дай мне наконец-то тебя поздравить! – воскликнул Джеймс.
Сохатый бросился обнимать Сириуса, да так крепко, что Блэк побоялся, что ещё чуть-чуть и он начнёт синеть.
-Поздравляю тебя с Днём рождения! – громко провозгласил Джеймс и протянул Сириусу золотого цвета коробку с красной ленточкой, которую держал в руках.
-Спасибо, дружище, - Сириус открыл коробку.
Сверху лежала большая поздравительная открытка. Сириус взял её в руки и, улыбаясь, прочитал огромный список пожеланий, а потом принялся за сам подарок. На дне коробки лежало что-то чёрное…
-Ничего себе! – Сириус не смог сдержать радостного вопля. – Настоящая байкерская куртка!
-Я знал, что тебе понравится, - довольно отозвался Джеймс.
Сириус принялся разглядывать свой подарок – чёрную кожаную байкерскую куртку, рукава которой были украшены металлическими заклёпками. Потом примерил.
-Сидит идеально, - заявил он.
-А кто сомневался? – Джеймс улыбнулся.
-Спасибо, - ещё раз поблагодарил Сириус.
-Теперь моя очередь, - к Сириусу приблизился Римус и протянул ему завёрнутый в красивую бумагу свёрток, Сириус принял его из рук Люпина.
-Тяжёлый, - улыбнулся Сириус.
Развернув бумагу, Сириус обнаружил книгу.
-«История возникновения мотоциклов. Самые известные модели мотоциклов за всю историю их существования», - прочитал Блэк вслух. – Спасибо, Лунатик. – Сириус и Римус обнялись.
-Ты же интересуешься мотоциклами, я подумал, тебе будет интересно, - сказал Римус.
-Ещё как будет. Спасибо, Лунатик. О, да она с картинками! – воскликнул Сириус, и Джеймс с Римусом рассмеялись.
Так уж вышло, что в этот День рождения Сириуса подарки так или иначе были связаны с мотоциклом.
Потом Сириуса подошёл поздравлять Питер. Сириус сухо поблагодарил и, так и не открыв подарок, отшвырнул его на кресло. Друзья и однокурсники принялись по очереди поздравлять Блэка, и вскоре он был уже окружён кучей подарков.
-День рождения удался на славу, - сказал Сириус своим друзьям минут через десять.
-Удался? Он только начинается! – воскликнул Джеймс.
После того, как все подарки были подарены, господа Мародёры отправились на обед. Там Сириуса поздравляли его знакомые с других факультетов, поклонницы и даже МакГонагалл.
Вернувшись в спальню после сытного обеда, Сириус, Джеймс, Римус и Питер принялись за торт (подарок Элизабет) и съели почти весь, несмотря на его гигантские размеры. Сириус продолжил разворачивать подарки, которые не успел посмотреть до обеда. В течение следующего часа Бродяга получил ещё с дюжину открыток и маленьких подарочков от своих поклонниц, большинство из которых даже не читал.
-А теперь мы переходим к самой ответственной…и весёлой части праздника, - важно сказал Джеймс.
-Это сюрприз? – спросил Сириус.
Джеймс улыбнулся.
-Увидишь.
Джеймс достал из чемодана мантию-невидимку.
-Одевайся, - сказал он Сириусу.
-Что? – не понял Бродяга.
-Надевай тёплую мантию. Мы идём праздновать твой День рождения, - сказал Римус.
-Куда? В Запретный лес, что ли? – засмеялся Сириус.
-А это неплохая идея, - задумчиво произнёс Джеймс. – Но нет.
-А почему сразу в лес? – поинтересовался Римус. – Что, других мест нет?
-Просто первое, что пришло в голову, - ответил Блэк.
-Надо было тебе сразу псом родиться. Диким, - улыбнулся Джеймс. – Вон как тебя в лес тянет. К сородичам.
Когда все были одеты, а мантия-невидимка и Карта Мародёров были взяты с собой, парни отправились в путь. Они спустились на четвёртый этаж и двинулись в сторону зеркала, за которым находился тайный ход. Джеймс проверил Карту: поблизости, к счастью, никого не оказалось. Римус, вынув волшебную палочку, постучал по четырём рунам по очереди, украшавшим раму зеркала; зеркало, точно дверь, медленно отворилось, пропуская гриффиндорцев.
Этот тайный ход представлял собой длинный узкий коридор, примерно через пятьдесят метров имеющий проход в широкую, просторную залу. После свёртка в залу коридор не заканчивался, а тянулся до самого Хогсмида. Он вёл в старый дом на краю деревни, где давно никто не жил. Домишко не сносили только потому, что когда-то здесь жил какой-то великий волшебник, имя которого почти никто не знал и, тем не менее, дом оставался нетронутым уже много лет. Через пятнадцать минут ходьбы от залы коридор упирался в стену; в потолке – люк, ведущий в одну из комнаток дома. Из самого дома выбраться тоже несложно: через заднюю дверь, которая запечатана простеньким заклятием (ничего, кроме старой пыльной мебели в доме нет, и все это знают, так что забираться туда никому в голову не придёт). Мародёры часто пользовались этим ходом, когда хотели отправиться в Хогсмид в будний день. Конечно, они не ходили ни в «Три метлы», ни в «Сладкое королевство», где присутствие учеников Хогвартса в будний день вызвало бы подозрение. У Мародёров были свои излюбленные места, куда они ходили с завидной регулярностью.
-А, я понял, куда мы идём, - сказал Сириус, когда Мародёры свернули с главной улицы Хогсмида и двинулись туда, где было много пабов и кабаков, куда редко захаживали студенты Хогвартса. – «Старый Билл».
«Старый Билл» - паб, где Мародёры были частыми посетителями. Кроме них, никто из учеников Хогвартса туда не ходил. Большинство о существовании паба просто не знало, а те, кто знал, не ходил туда из-за страха к завсегдатаям «Старого Билла». Кто-то боялся, что у него украдут кошелёк, кто-то, что получит парочку забористых проклятий от хмурых волшебников, злых на свою несправедливую судьбу и на то, что огневиски продают слишком дорого. Они громко разговаривали и ругались, потому что их разум был затуманен алкоголем и осознанием собственной ничтожности. Они часто не доплачивали, ругались с хозяином, каждый раз обещая, что никогда больше не придут «в этот вонючий паб» и каждый раз приходили снова, снова ругались и много пили, снова не доплачивали и громко кричали. Неизвестно как, но Мародёры в этом пабе прижились. Не потому что они были такими же, как эти волшебники, а потому что не смахивали на неженок, старающихся обходить такие заведения стороной. А неженкам и трусам в такие места и правда лучше не соваться.
Когда Господа Мародёры вошли в паб, над дверью которого висела старая вывеска «Старый Билл», у Сириуса вырвался удивлённый возглас:
-Почему здесь никого нет? По воскресеньям тут всегда куча народу.
-Мы скинулись и заплатили Старому Биллу…как бы взяли паб в аренду на сегодняшний вечер. Это было непросто, - ответил Джеймс.
Сердитого и злого старика, хозяина паба, называли Старым Биллом, а как его звали на самом деле, никто не знал. Хозяин за много лет привык к этому прозвищу и не возражал, когда его так называли, и, наверное, сам уже не помнил своего настоящего имени.
Сириус предпочёл не спрашивать, как Старый Билл согласился не пускать больше никого в свой паб, только подошёл к прилавку, где стоял хозяин, и высыпал перед ним горсть золотых галеонов из кожаного мешочка.
-Огневиски, сливочного пива…глинтвейна на все! – воскликнул Сириус. – И что-нибудь пожевать!
Старый Билл пробурчал себе под нос что-то вроде «маленькие ещё для огневиски», но, тем не менее, сгрёб галеоны в карман и вытащил из-за прилавка бутылки с огневиски, сливочным пивом и глинтвейном.
Сириус, Джеймс, Римус и Питер сели за один из грубо сколоченных деревянных столов.
-За нашего друга! За Бродягу! – разом произнесли три товарища, подняв бутылки с огневиски, Сириус улыбнулся.
Тот вечер запомнился им надолго. Они пили, смеялись, потом играли в обычные магловские карты. После второй бутылки огневиски Джеймса понесло, и, слушая его бредовую, лишённую всякого смысла болтовню, Сириус хохотал так, что два раз чуть не грохнулся со стула. Затем Джеймс потребовал у Старого Билла музыку. Старик долго ругался, но потом всё же включил старый патефон. Джеймс, которому, видимо, было уже очень хорошо, выскочил на середину паба и принялся лихо отплясывать, упрашивая друзей потанцевать с ним. Пару раз он едва не упал, потому что ноги заплетались, но душа просила «приобщиться к прекрасному», и Джеймс продолжал свою дикую весёлую пляску. В конце концов, и остальные Мародёры решили присоединиться к Сохатому. До самой ночи из паба «Старый Билл» звучали музыка и смех.
И не было в тот вечер ничего плохого, ничего удручающего и грустного. Только веселье, только радость, только звонкий заразительный смех.






Ночь в Визжащей хижине

-Бродяга, у меня голова раскалывается, - простонал Джеймс.
-А я тут при чём? – сонно пробормотал Сириус.
-Ну мне реально плохо.
-А я тебе говорил: «Не умеешь пить – не пей». Что ты мне ответил? «Спокуха, Сиря, всё будет в порядке». Да, именно так ты мне и сказал. Когда отплясывал, выписывая ногами такие кренделя, что я удивляюсь, как у тебя ноги бантиком не завязались. И да, вот ещё что: ещё раз назовёшь меня Сирей – рога пообломаю.
-Бездушная псина.
-Ну что я могу сделать? У тебя есть три варианта. Первый: пойти к мадам Помфри и попросить у неё зелье от похмелья.
-Нет, это не подходит.
-Второй вариант: пойти к Слизнорту и попросить у него зелье от похмелья.
-Это тоже не подходит. А третий вариант какой?
-Пойти к Нюниусу и попросить у него зелье. Он же у нас этот…непризнанный гений зельеварения. У него наверняка есть какое-нибудь суперзелье, избавляющее от похмелья за три секунды.
-Да, Сириус, отличная идея. Приду я к Нюниусу и скажу: «Привет, Нюнчик! Видишь ли, тут такое дело: я, конечно, издевался над тобой все пять лет, но теперь мне хреново и нужно зелье от похмелья. Не выручишь, а?»
-Да, да, так и сделай, - пробурчал Сириус, снова погружаясь в сон.
-Ты издеваешься, да?
-Нет, это ты издеваешься! Пять часов утра! Понедельник! Дай хоть пару часов поспать, – воскликнул Сириус.
-Да вы оба издеваетесь! – рявкнул Брайан со свой кровати. – Заткнитесь и спите!
Джеймс тяжело вздохнул, прижимая ладонь ко лбу. Голова невыносимо болела, где-то в висках пульсировала нестерпимая боль. Джеймс закрыл глаза. Вчера они здорово повеселились, но как они добирались до замка, Джеймс не помнил. Помнил, как друзья смеялись, помнил, как сам он вопил на весь паб, что умеет танцевать фламенко, хотя сроду не пытался исполнить этот танец, помнил, как Сириус просил Старого Билла выпить с ними за дружбу народов… А дальше как будто пелена окутывала память, не давая возможности вспомнить что-нибудь ещё. Но хорошо ещё, что он проснулся в своей спальне и на своей кровати, а не где-нибудь в подворотне или в незнакомой комнате в компании неизвестных личностей.
День казался кошмарным до тех пор, пока Джеймс после обеда не заскочил в больничное крыло и не попросил зелье от головной боли. Проглотив горькую жидкость, Джеймс почувствовал себя гораздо лучше. Однако ему всё время казалось, что он хотел сделать что-то чрезвычайно важное, но благополучно об этом забыл. Проходя мимо кабинета заклинаний и случайно увидев там шестой курс Пуффендуя, Джеймс вспомнил, что собирался сделать ещё позавчера.
-Мне нужно поговорить с Джанет, - сказал он идущему рядом Лунатику, который был бледнее обычного из-за предстоящего полнолуния. – Не ждите меня, я вас потом догоню.
Заглянув в кабинет, Джеймс окинул взглядом класс, пытаясь отыскать Джанет. Её нигде не оказалось, зато недалеко от входа Джеймс заметил Еву. Она сидела на парте и читала какую-то книгу, болтая ногами, как ребёнок.
-Ева, - позвал Джеймс.
Девушка подняла голову. Увидев Джеймса, она улыбнулся, слезла с парты и подошла к нему.
-Я ищу Джанет, - сказал Поттер.
-Хочешь с ней расстаться?
-Откуда ты знаешь? – сорвалось у него с языка, прежде чем он успел подумать, что говорит.
Серые глаза Евы понимающе блеснули.
-Джанет никто долго не выдерживает. Да она вообще редко встречается с такими, как ты, - сказала Ева. – Обычно её парнями бывают тупые красавчики.
-А я, значит, умный урод? – улыбнулся Джеймс.
Ева рассмеялась звонким чистым смехом.
-Нет, ты не урод, - улыбнулась она в ответ Джеймсу. – Ты симпатичный.
-Спасибо, - Джеймс усмехнулся. – Так ты не подскажешь, где мне её найти?
-Где она сейчас – я не знаю. Но в любом случае, если хочешь её бросить, сделай это чуть позже.
-Почему?
-Понимаешь, Джанет на диете, - Ева снова засмеялась. – За обедом она почти ничего не есть и из-за голода становится жутко раздражительной и вредной. Так что если не хочешь, чтобы была истерика, подожди, пока она успокоится немного после обеда, а потом действуй.
Джеймс усмехнулся.
-Ладно, спасибо. Буду иметь в виду.
Распрощавшись с девушкой, Джеймс отправился на защиту от тёмных искусств, однако из головы всё не шёл разговор с Евой, а точнее – она сама. Что-то в ней привлекало и нравилось Джеймсу. Может, та лёгкая непринуждённость, с которой она говорила с ним; может, открытый взгляд, которым она без стеснения и ужимок смотрела прямо в глаза; может, звонкий искренний смех; может, её приятный чистый голос, а, может, всё вместе. Джеймс решил, что у неё есть чувство юмора и что сама она человек жизнелюбивый и открытый миру. Такие люди не могут не нравится.
От довольно приятных мыслей о Еве Джеймса отвлекло внезапное появление Джанет. Если после встречи с Евой у Джеймса было хорошее, почти мечтательное настроение, то с Джанет было всё наоборот. Она появилась перед Поттером словно ниоткуда, загородив ему дорогу, и по лицу Джеймса тут же пробежала тень. Он недовольно нахмурился, и прежде чем Джанет успела что-нибудь сказать или сделать, быстро воскликнул:
-Нам лучше расстаться.
Джанет в изумлении застыла в паре шагов от Джеймса.
-Мне показалось или ты сказал…
-Нет, тебе не показалось, - поспешно сказал Джеймс, желая, как можно быстрее со всем этим покончить. – Я хочу с тобой расстаться.
-То есть…ты меня бросаешь? – переспросила Джанет.
«Как же долго до неё доходит», - устало подумал Джеймс.
-Выходит, да, - кивнул Сохатый.
Сказав это, Джеймс понял, что зря пренебрёг советом Евы. У Джанет действительно началась истерика. Она плакала и что-то злобно кричала, топала ногами и пару раз ударила его кулаками в грудь.
-Ненавижу тебя! – заявила она под конец и быстро прошла мимо.
-Что ж, могло быть и хуже, - пробормотал Джеймс. – Ну чего уставились? – рявкнул он на любопытных студентов, которые наблюдали за сценой расставания Джеймса и Джанет. – Идите куда шли и нечего пялиться!
Ученики, кто посмеиваясь, кто качая головой, проходили мимо. Джеймс хмуро огляделся по сторонам. Только сейчас до него дошло, что бросать Джанет посреди оживлённого коридора – не лучшая его идея. Но сейчас уже, конечно, разницы нет. Во всяком случае, он от неё избавился, и это не могло не радовать. Правда, Джеймсу было немножко совестно: ведь он использовал Джанет, и какой бы истеричкой и дурочкой она ни была, она всё равно не заслуживал того, чтобы кто-то влезал в её жизнь исключительно ради того, чтобы, встречаясь с ней, забыть другую девушку…

За окном пролетали хлопья пушистого снега. Было только одиннадцатое декабря, но уже чувствовалось, что приближается Рождество. Оно давало о себе знать и долгими снегопадами, и метелями, и морозами, и волшебными узорами на окнах. Скоро Хогвартс опустеет, проводив своих учеников домой на каникулы и пожелав им счастливого Рождества. Дети уедут домой в предвкушении праздника, с ощущением волшебства.
А кто-то уедет домой с чувством недосказанности.
Лили сидела на своей кровати, задвинув полог, и вертела в руках золотую заколку для волос в форме лилии. Она несколько раз примеряла её, когда никто не видел, и отмечала, что заколка ей идёт, но…Лили так ни разу и не заколола ею волосы и, только успев примерить, сразу же прятала в чемодан, словно боясь, что кто-то её увидит.
Возможно, она не хотела носить заколку из-за того, что не знала, чей это подарок. Как будто боялась реакции дарителя, когда тот увидит, что Лили заколка пришлась по душе, раз она закалывает ею волосы. Лили не сомневалась: её поклонник – кто-то из учеников, и стоит ей появится в коридорах школы с золотой лилией в волосах, тайный воздыхатель непременно об этом узнает. Хотя…что с того? Конечно, поклонник дарил ей лилию для того, чтобы она её носила, а совсем не для того, чтобы она без толку разглядывала её и вертела в руках. Но всё же с этой заколкой, как и со стихами, была связана тайна, которую Лили хотелось разгадать. Тайна её тайного поклонника.
Но Лили понятия не имела, что она может сделать, чтобы узнать, кто же подарил ей заколку и кто писал ей анонимные письма со стихами. Да, именно писал, а не пишет. Вот уже пять дней Лили не приходило никаких писем. Хотя, конечно, перерывы бывали и дольше, но раньше Лили не обращала на них внимание.
Неужели потому, что Лили всё же думала, что дарителем может быть Поттер? За день до ссоры в библиотеке тайный поклонник прислал Лили письмо с изумительно нежными и красивыми стихами, а потом ничего больше не приходило. А вдруг это действительно Поттер?..
Стоило Лили об этом подумать, как она в следующую же секунду твёрдо говорила себе, что такие прекрасные, утонченные стихи способен присылать лишь истинный романтик, но разве избалованный высокомерный Поттер смахивает на романтика? И тут же, словно в подтверждение своих мыслей, Лили проговаривала про себя стихи, в последний раз присланные её поклонником, которые Эванс уже выучила наизусть:

«Если ты цветок – я буду стеблем,
Если ты роса – цветами ввысь
Потянусь, росинками колеблем, -
Только души наши бы слились.

Если ты, души моей отрада,
Высь небес, - я превращусь в звезду.
Если ж ты, мой ангел, бездна ада, -
Согрешу и в бездну попаду».

Какие красивые строки; каждое слово в них пропитано нежностью и безграничной любовью, способной на всё ради своего предмета обожания. Лили помнила, что это стихи какого-то магловского поэта, воспевающего любовь и женщин. Но кто из волшебников может его знать?
Наверное, этот вопрос так и останется без ответа. И домой на Рождество Лили поедет с золотой лилией в чемодане и с так и неразгаданной загадкой. Что будет, если однажды она всё-таки узнает, кто подарил ей этот подарок, кто присылал ей эти стихи? Что она скажет своему скромному, нерешительному поклоннику?
Или она так никогда и не узнает, кто он? Будет теряться в догадках, а влюблённый в неё будет, возможно, находиться совсем рядом, проходить мимо, может, здороваться или есть с ней за одним столом, ловя каждый её взгляд, жадно впитывая каждое движение руки, каждый взмах волос, каждую случайную улыбку. И будет молчать, не в силах сказать ей правду. Что это он присылал ей стихи и золотую лилию, что это он влюблён в неё без памяти, что это его она никогда не замечала или не хотела замечать и что каждый раз, когда она проходит мимо, его одолевает мучительно-сладкое желание во всём ей признаться.
Может, Лили когда-нибудь узнает ответы на свои вопросы.
Время покажет.

Было уже темно, когда трое Мародёров вышли из замка. Их не должны были увидеть. Поэтому Джеймс и Сириус укрылись мантией-невидимкой, а Питер, превратившись в крысу, сидел на плече у Сохатого. Оказавшись возле Гремучей ивы, парни сбросили с себя мантию, и Питер нажал на сучок, выключив Иву. Ребята спустились в туннель.
-Холодная сегодня ночь, - сказал Питер, трансформировавшись обратно в человека.
-Нас ждёт весёлая ночка, - довольно сказал Сириус.
Джеймс вздохнул.
-Чего ты вздыхаешь как старый дед? – спросил Бродяга.
-Почему ты всегда относишься к этому только как к развлечению? – произнёс Джеймс. – Лунатику в полнолуние очень трудно, а ты…
-Ой, не начинай, - отмахнулся Сириус. – Как будто ты не относишься к этому как к развлечению.
-Да, всё эти прогулки с оборотнем – это круто, но его трансформации…ужасны.
-Мы сделали, что могли, - сказал Сириус Джеймсу. – Теперь Лунатик чувствует себя гораздо лучше, пока является оборотнем. Но с трансформациями мы ничего не можем сделать. Просто смирись с этим и постарайся особенно не размышлять об этом – ничего хорошего из этого не выйдет.
Джеймсу пришлось согласиться с другом. И всё же каждое полнолуние видеть эти ужасные превращения… Но Сириус прав: с этим они ничего не могут сделать.
Вскоре гриффиндорцы оказались в Визжащей хижине. Поднялись в комнату на втором этаже, где их ждал Римус. Лунатик сидел на кровати, по-турецки сложив ноги и сгорбившись. Услышав шаги друзей, он поднял голову и посмотрел на них. Увидев его взгляд, Сириусу показалось, что Римус на какое-то мгновение усомнился в том, что они придут. Это неприятно кольнуло Сириуса в сердце, и он тут же решил, что ему наверняка просто показалось.
-Всё хорошо? – спросил Питер у Римуса.
Этот вопрос был не уместен. Впрочем, Питер всегда всё делал не к месту. Сириус недовольно покосился на Хвоста, но говорить ничего не стал.
Римус на вопрос Питера никак не отреагировал, продолжая сидеть в той же удручённой позе человека глубоко несчастного, ссутулив плечи, словно какая-то невидимая тяжесть придавила его к земле.
Джеймс сел на кровать рядом с Римусом, положил ему руку на плечо и ободряюще улыбнулся. Римус несмело улыбнулся в ответ. Питер подошёл к окну, глядя в тёмное небо.
Полная луна выходила из-за тучи…
Вдруг внизу послышался какой-то шум. Трое гриффиндорцев тут же насторожились, напряжённо переглянулись. А четвёртый…
-Сириус, началась трансформация! – взволнованно воскликнул Джеймс. – Сходи вниз, проверь, что там за шум!.. Возьми с собой Хвоста. Мало ли что там…
-А как же ты?..
-Я справлюсь. – Заверил Джеймс. – Ну идите же!
Сириус, коротко кивнув, вышел из комнаты, Хвост последовал за ним.
Оказавшись в кромешной тьме, Сириус хотел было зажечь огонёк на конце палочки, но потом передумал. Кто бы ни был там, внизу, как бы он ни был вооружён – Сириус всё равно пойдёт туда и главный его козырь – внезапность.
Сириус и Питер начали медленно спускаться по лестнице, крепко сжимая волшебные палочки.
Все чувства Бродяги были напряжены до предела, он старался идти как можно тише по скрипучим ступеням.
Одна ступенька. Сердце гулко бухает под рёбрами.
Вторая, третья. Всё отчётливей слышны завывания ветра.
Четвёртая, пятая. Что-то стучит внизу.
Шестая, седьмая. На шаги не похоже.
Восьмая, девятая. Здесь очень холодно.
Десятая, одиннадцатая. Он весь обратился вслух.
Двенадцатая – последняя…
Сириус резко выскочил в прихожую, вытянув вперёд руку с волшебной палочкой, готовый отразить любую атаку, встретиться лицом к лицу с любым врагом.
Но в тёмной прихожей никого не оказалось. Сириус зажёг свет на конце волшебной палочки и огляделся по сторонам – никого.
Сириус слышал только, как бьётся его собственное сердце, ликуя и радуясь новому приключению.
А ещё он слышал стук. Отчётливый стук из комнаты на первом этаже. Неровный, прерывистый стук.
Сириус обернулся. Хвоста за его спиной не было. Наверно, он перетрусил и остался на лестнице или вернулся к Джеймсу и Римусу.
Сириус поднял глаза к потолку – наверху тишина. Гробовая тишина. Тишина во всём доме.
И только стук в соседней комнате. Навязчивый, раздражающий.
До комнаты, из которой он раздаётся, несколько шагов. Сириус медленно идёт к закрытой двери. Под ногами протяжно и уныло скрипят половицы. Ещё один шаг…
Сириус мощным заклинанием ударяет в дверь, распахивая её, так что та едва не слетает с петель.
Сириус ожидает нападения, но его нет. Где же таинственный враг?..
-Чёрт вас всех побери!
Сириус громко выругался и опустил палочку. Ветер распахивал окно, и его створки громко хлопали, создавая тот самый стук, из-за которого Сириус и спустился сюда. Окно каким-то образом открылось (скорей всего, его распахнули мальчишки, которые, думая, что здесь обитают привидения, придумывают друг другу всякие задания, например, открыть окно, чтобы проверить, какие они храбрые). Сириус поспешно закрыл окно. Теперь в доме стало совсем тихо.
Тихо… Но почему? Ведь когда Римус трансформируется, он обычно стонет или воет. Должна слышится возня или что-то в этом роде, но всё тихо.
И это настораживает Сириуса. Он вновь поднимает глаза к потолку…
Тишину разрывает пронзительный крик. Потом слышатся ещё крики, вой, стоны, возня. Наконец, раздаётся звук падающего тела.
Сириус срывается с места и, выбежав из комнаты, несётся вверх по лестнице, туда, где он оставил своих друзей. Он влетает в комнату…
-Господи…
-Сириус, сделай, что-нибудь…- умоляет Питер.
То, что он видит, приводит его в ужас. Потому что, правда, есть, чему ужаснуться.
На кровати сидит оборотень, он уже изготовился к прыжку, оскалив острые зубы. В противоположной стороне комнаты, полулёжа, прислонившись спиной к стене, сидит Джеймс; рукав рубашки изодран в клочья, ткань насквозь пропиталась кровью. Питер сидит рядом с ним, пытаясь помочь ему встать, но Джеймс не может. Он тяжело дышит и морщится от боли.
-Вы почему до сих не трансформировались?! – орёт Сириус.
Оборотень поворачивает мохнатую голову на звук человеческого голоса. Сириус видит его блестящие, горящие злобой глаза.
В тот момент, когда оборотень прыгает на Джеймса, решив, что он слабее и с ним совладать будет проще, Сириус отбрасывает волшебную палочку в сторону и, превращаясь в чёрного пса, прыгает на оборотня. Ударяя его передними лапами в бок, пёс сбивает оборотня с лап и на долю секунды прижимает его к полу, но оборотень силён и ловок, он вырывается и бросается на Бродягу. Бродяга видит: Джеймс и Питер в тупике, они в углу и им оттуда не выбраться, не нарвавшись на обезумевшего оборотня. Значит, Бродяга должен увести оборотня подальше от них.
Пёс ударяет передними лапами по морде зверя, тот рычит и фыркает от боли и злобы и снова кидается на Бродягу. К двери! Нужно переместить драку ближе к двери, чтобы не причинить вреда Сохатому и Хвосту.
Оборотень замахивается и ударяет Бродягу по плечу, оставляя глубокие раны, из которых тут же начинает течь кровь. Несмотря на боль, пёс отталкивается задними лапами и прыгает вперёд, на оборотня, сбивает его с лап, и вместе они катятся по полу к двери, прочь от беззащитных друзей. Бродяга помнит, что не должен дать Лунатику покусать его, поэтому он отчаянно молотит лапами по морде оборотня. Оборотень совсем обезумел от боли, и это, похоже, придало ему сил. Он навалился на Бродягу сверху, прижимая его к полу. Пёс открыл незащищённый живот, а оборотень занёс когтистую лапу для удара и сейчас вспорет ему брюхо…
Бродяга собрался с силами и ударил оборотня задними лапами, отталкивая его от себя. Оборотень отлетает на полметра и тут же встаёт, вновь готовясь к прыжку. Пёс крепко стоит на четырёх лапах и понимает: это его последний шанс помочь друзьям. Они за его спиной и он загораживает их собой; стоит ему отойти, и они – трупы. Он этого не допустит.
За спиной оборотня дверь. Если правильно рассчитать прыжок и удар, можно вытолкать оборотня за дверь. Так Сириус выиграет время, чтобы помочь раненому Джеймсу.
Бродяг готовится к прыжку. Сейчас или никогда.
Сейчас!
Пружиня задними лапами, пёс отталкивается и летит на оборотня. Волк не успевает среагировать, и вдвоём они вылетают за дверь и кубарем катятся по лестнице.
Бродяга отлетает от лестницы дальше, чем оборотень, и теперь он почти у самой стены, противоположной лестнице. Пёс, поскуливая, встаёт на лапы. Всё тело ноет, глубокие отметины на плече сочатся кровью и нестерпимо болят. Но отступать поздно.
Бродяга видит разъярённого оборотня. Видимо, от падения с лестницы волк пострадал меньше, чем Бродяга, и всё же ему тоже очень больно, и виноват в этом большой чёрный пёс, стоящий напротив. И теперь пощады ему не будет.
Бродяга хочет прыгнуть на оборотня, но едва его лапы отрываются от пола, как оборотень в три прыжка оказывается рядом и наотмашь бьёт его лапой.
Бродяга с силой ударяется о стену. Голова сразу же начинает кружиться, перед глазами всё плывёт. Последнее, что он видит, это горящие злобой глаза оборотня совсем близко.
А потом всё исчезает.







Ева

Прошу прощения у всех моих читателей за долгий перерыв, теперь вот выкладываю новую главу) Очень жду ваших отзывов-мне важно знать ваше мнение, дорогие читатели) Приятного всем прочтения)

Темнота. Она поглотила целый мир, всю вселенную, сковала руки и ноги, не давая возможности пошевелиться, давила со всех сторон, угнетала, заставляя полностью подчиниться себе. Хотелось закричать, разбивая эту проклятую темноту на миллионы звенящих осколков, чтобы вновь вернуться к свету. Но способность говорить как будто пропала, точно так же как и способность видеть, слышать, чувствовать…
Но постепенно темнота начала отступать, и дышать стало легче, возвращались мысли, воспоминания, чувства. Всё снова приходило в норму, и каждая клеточка тела ждала неминуемого, близкого и долгожданного рассвета после томительно-долгой, нескончаемой ночи.
Ослепительно-яркая вспышка полыхнула где-то в глубине сознания, и Сириус резко открыл глаза.
В первую минуту Сириус подумал, что именно с таким ощущением просыпается человек, страдающей потерей памяти. Нет, Блэк определённо не потерял память, но отчего так звенит в ушах?..
Сириус лежал на широкой двуспальной кровати, укрытый тёплым пуховым одеялом. Гриффиндорец медленно приподнялся на локте, но тут же опустился обратно на подушки, потому что плечо прошило острой болью и накатила невыносимая слабость. Сириус прерывисто выдохнул, ощущая тупую боль во всём теле; откинув одеяло, Бродяга оглядел себя: он был в одних трусах, на ногах, руках и животе виднелись в полумраке тёмные пятна множества синяков разных размеров, правое плечо было перебинтовано чистыми, пахнущими каким-то лекарствами бинтами.
Где он? Не в Визжащей хижине: здесь слишком чисто; не в больничном крыле: здесь стоит одна единственная двуспальная кровать, а стены и потолок не белые; не в своей спальне: обои здесь фиолетовые, и кроватей больше нет.
Сириус повнимательнее огляделся вокруг. Справа от своей кровати он увидел глубокое кресло, в котором, уронив голову на грудь, сидел Джеймс. Он, кажется, дремал. Одет Сохатый был в джинсы и синюю футболку, левая рука от ключицы до предплечья туго перевязана, на бинтах кое-где виднелись пятнышки крови.
-Джеймс, - позвал Сириус и сам не узнал своего голоса: он был хриплым, таким, каким обычно бывает, когда долго молчишь.
Несмотря на это, Джеймс его услышал и тут же вскинул голову, распахнув глаза.
-Сириус! – Джеймс подскочил со своего места и быстро подошёл к кровати, обеспокоено оглядывая друга; Бродяга видел, как взволнованно блестят его карие глаза за стёклами очков.
В голове Блэка роем носились мысли и вопросы, так что он даже не знал, с чего начать, и Джеймс взял инициативу на себя.
-Как ты? – спросил Поттер, подняв брови; на долю секунды Сириусу показалось, что друг выглядит виноватым.
-Нормально. А ты?
-Тоже, - ответил Джеймс и замолчал на минуту.
Между бровей Сохатого залегла морщинка; он напряжённо хмурился, иногда бросая мрачноватые сосредоточенные взгляды на Сириуса.
-Прости меня, - серьёзно сказал Джеймс, опускаясь на край кровати Блэка.
-За что?
-Это я во всём виноват, - сказал Джеймс, и Сириус понял: то, что сейчас будет рассказывать ему Поттер, мучает его. – Когда ты и Хвост стали спускаться вниз, Римус начал превращаться. В этот раз трансформация была…очень быстрой. Я удивился и не сразу заметил, что моя рука всё ёщё лежит на плече Римуса, который уже превратился, и что он схватился за мою руку. Я попытался высвободиться, чтобы трансформироваться, но он вцепился мёртвой хваткой, и все мои усилия были бесполезны. После трансформации он, наверно, ещё не до конца отошёл и не понимал, что перед ним человек. Поэтому не нападал. А потом в комнату вернулся Питер. Увидев нас, он испугался и закричал. Его крик привёл Лунатика в чувство, и он попытался на меня напасть.
-Что он делал? – спросил Сириус; теперь, когда картина происходящего стала проясняться, Бродяга начал приходить в себя, и в голосе его слышалась твёрдость.
-Он драл мне плечо когтями, - сказал Джеймс. – Я сопротивлялся. И тогда он отбросил меня к противоположной стене.
Джеймс замолчал, и в комнате воцарилась мёртвая тишина, такая, какая была ночью в Хижине перед криком Питера.
-Прости, Бродяга, - повторил Джеймс. – Тебе пришлось рисковать собой из-за меня. Я этого не хотел.
Сириус посмотрел на Джеймса. Он сидел, непривычно ссутулив плечи и потупив глаза. Сириус видел, что друг всерьёз винит себя в случившемся.
-Да брось. В чём твоя вина? - Сириус дружески пихнул Джеймса кулаком в здоровое плечо. – Разве только в том, что ты как всегда нашёл приключения на свою задницу…и не только на свою, - Сириус тихо засмеялся. – Но разве это плохо? Мы же великие и ужасные Мародёры, нам положено попадать в передряги.
Непринуждённый тон Бродяги успокоил и развеселил Джеймса, он даже усмехнулся.
-Кстати, а что за шум был на первом этаже? – спросил Джеймс.
-Окно распахнулось, и ставни стучали, - сказал Сириус и вдруг громко расхохотался.
Джеймс немного непонимающе уставился на друга, на губах его заиграла едва заметная улыбка.
-Ты только представь себе: я спускаюсь по лестнице, весь напрягся, сосредоточился! – не переставая смеяться, воскликнул Сириус. – Потом выскочил в коридор, согнув колени и чуть-чуть опустив корпус, точно первобытный человек на охоте! Затем едва не вышиб дверь в комнату, из которой доносился этот долбаный звук; влетел туда, чуть не выпрыгивая из собственных штанов, ожидая увидеть там кого угодно: Нюнчика, кентавра, пьяного жителя Хогсмида, случайно забредшего в Хижину… Нет, ты себе представляешь?! Я там чуть от натуги не лопнул! И всё из-за чёртового окна!
Вскоре Сириус и Джеймс хохотали вместе. Бродяга в красках описывал свой грандиозный спуск по лестнице, разукрашивая свой рассказ эмоциональными жестами и весьма оригинальными эпитетами. Джеймс смеялся до слёз, слушая Сириуса. Впрочем, так всегда и бывало: если во время полнолуния случалось что-нибудь необычное, из ряда вон выходящее (ну примерно то, что случилось этой ночью), на следующий же день Мародёры вспоминали об этом с хохотом и шутками, с восторгом от своей ловкости и изобретательности.
-А всё-таки здорово мы выкрутились! – Сириус самодовольно усмехнулся; несмотря на то, что выкручиваться пришлось по большей части ему одному, он всё равно говорил «мы», не забывая друзей. – Впрочем, как и всегда.
Джеймс тоже улыбнулся.
-Кстати, а где мы? – спросил Блэк. – И что случилось после того, как Лунатик шваркнул меня об стену?
-Мы в Выручай-комнате, - ответил Джеймс. – После того, как вы вылетели за дверь на лестницу, мне всё же удалось трансформироваться и я поспешил тебе на помощь. Когда я оказался на лестничной площадке, ты уже лежал на полу без сознания. Мне удалось оттащить от тебя Лунатика, и вместе с Питером мы заперли его в одной из комнат. Питер в виде крысы остался с Римусом: если что, Хвост сможет убежать, а так он хотя бы составляет Лунатику компанию. А я левитировал тебя обратно в Хогвартс, а потом в Выручай-комнату. Здесь оказалось всё, что нужно: лекарства, бинты, примочки – всё, что нужно, чтобы обработать раны, что я и сделал. Вот такая вот история.
Джеймс вздохнул.
-Так выходит, все мы молодцы. Все проявили себя в этой истории, - Сириус подмигнул другу. – Даже малыш Питер.
-Выходит, что так,- Джеймс заговорщицки улыбнулся.
-А что с Лунатиком? – спросил Сириус.
-Сейчас около пяти часов утра, скоро мадам Помфри придёт за ним.
-Так, может, вернёмся уже в спальню?
-Давай.
Сириус поднялся с постели, скрипя зубами от боли. На кровати тут же появилась одежда: брюки, белая рубашка, носки и ботинки для Сириуса и красная толстовка для Джеймса.
Гриффиндорцы оделись и, укрывшись мантией-невидимкой, тихо выскользнули в тёмный коридор.
-А ты что, умеешь перевязывать раны? – шёпотом спросил Сириус Джеймса, когда они подходили к портрету Полной Дамы.
-В Выручай-комнате оказалась инструкция по перевязке ран, - ухмыльнулся Джеймс.
Оказавшись в своей спальне, Джеймс и Сириус тут же улеглись каждый на свою кровать. Укрывшись одеялом, Сириус сладко зевнул и закрыл глаза. Это полнолуние не оставило его и его друзей без опасных и захватывающих приключений. Эта ночь выдалась весьма интересной, будоражащей воображение и вместе с тем изматывающей.
Что ж, шалость удалась.

Когда Римус открыл глаза, было уже светло. Лёжа на самой дальней кровати у стены и закрытый ширмой, Лунатик слышал, как время от времени хлопает дверь, впуская в больничное крыло студентов, приходящих каждый по разным причинам: кому-то всерьёз требовалась медицинская помощь, а кто-то со щенячьими глазами уверял мадам Помфри, что ему очень плохо и что требуется немедленно выделить ему кровать – лишь бы не ходить на уроки. Лунатик слышал, как ходит по больничному крылу мадам Помфри, как звякают колбочки с лекарствами, когда она берёт их в руки, как жалуются на внезапно выросшие слоновьи уши студенты и умоляют целительницу их убрать.
В голове странным образом не проскальзывало ни единой мысли, и это тревожило Римуса. Обычно когда друзья были в полнолуние с ним (то есть всегда) Люпин помнил, что они делали, куда ходили, потому что благодаря общению с ними, Римусу было легче сохранять разум.
Но сегодня, проснувшись, Лунатик понял, что не помнит ничего из того, что было вчера. Это пугало его. Внутри похолодело, когда Римус осознал, что ничего, кроме прихода друзей в Хижину перед восходом луны, он не помнит. Память окутывала навязчивая пелена, и как бы ни силился Лунатик припомнить что-то ещё, у него не выходило.
Он лежал с напряжённым, нахмуренным выражением лица, когда к нему за ширму заглянул Питер.
-Привет, - сказал Хвост как-то неуверенно, и это ещё больше насторожило Лунатика.
-Привет, Питер.
-Как…как ты себя чувствуешь? – спросил Хвост, садясь на краешек кровати Римуса.
Только услышав вопрос Хвоста, Римус понял: он чувствует себя странно слабым, а тело болит и ноет во многих местах. Да, после полнолуний он никогда не чувствовал себя хорошо, но сегодня его самочувствие было особенно никудышным.
-Неплохо, - ответил Римус и заметил, что Хвост избегает его взгляда. – Питер, - осторожно позвал Лунатик.
Петтигрю несмело посмотрел другу в глаза.
-Питер, скажи, пожалуйста, что…, - Римус сглотнул комок в горле. – Что вчера было во время полнолуния?
-Ни…ничего, - запинаясь, ответил Хвост.
Они говорили очень тихо, но Лунатик всё равно боялся, что их кто-нибудь услышит.
-Питер, я же вижу, ты что-то скрываешь. Расскажи, что вчера было.
И Питер рассказал. Рассказал про то, как он вместе с Сириусом стал спускаться вниз; про то, как он испугался и вернулся на второй этаж; про то, как увидел вцепившегося в руку Джеймса Лунатика и про то, как Римус напал на Джеймса и Сириуса. Чем больше он рассказывал, тем бледнее становился Римус.
-С ними всё в порядке? – бескровными губами прошептал Лунатик.
-Да, - кивнул Хвост. – Они в норме.
-Хорошо…
Это то, чего Лунатик боялся – причинить друзьям вред. Этого он боялся даже больше, чем того, что друзья оставят его, не захотев больше рисковать своими жизнями и здоровьем. Римус знал, что многим обязан друзьям, и хоть они и говорили, что нечего и думать об этом, что никому он ничего не должен, он всё равно знал, что навсегда останется у них в должниках. Он даже как-то раз заикнулся об этом Джеймсу. Так тот набросился на него и стал отчитывать за то, что «Лунатик слишком серьёзно относится к своей «пушистой проблеме», а точнее к тому, как к этому относятся его друзья». Джеймс тогда очень долго говорил Лунатику о том, что пора бы уже выкинуть из головы мысли о каком-то непонятном, неизвестно откуда взявшемся долге перед ним, Сириусом и Питером. Римус не знал, что ответить другу и только молча улыбнулся.
-А где они? – спросил Римус.
-Дрыхнут в спальне, - ответил Питер. – Первых двух уроков всё равно сегодня по расписанию нет. Я думаю, они зайдут к тебе после уроков или когда у них там будет свободное время.
-Ладно, - протянул Лунатик. – Спасибо, что зашел.
Пит улыбнулся.
-Ну, я тогда пойду. А то опоздаю на завтрак.
Хвост попрощался с Римусом и ушёл. Лунатик (если не считать мадам Помфри) остался один. Он молча смотрел в потолок, думая о том, правду ли сказал Хвост, что с Сириусом и Джеймсом всё в порядке, и надеялся, что Питер не соврал.
«Ну почему, почему я такой малодушный? – мучил он себя одним и тем же вопросом. – Ведь я подвергаю их опасности… Но что я могу сделать? Я не имею права запрещать им приходить в Хижину и проводить со мной время, и всё же…»
Мадам Помфри принесла ему завтрак: овсяную кашу, тосты с джемом, печенье и сок. Римус поблагодарил и, выпив горькие зелья, помогающие организму восстановиться после изнуряющего полнолуния, принялся за еду. Но есть не хотелось. Он выпил почти весь сок и надкусил одно печенье – на этом его завтрак и закончился.
Время шло. Наверно, прошло уже четыре урока, а друзья всё не появлялись. Обычно они в первую же свободную минуту бежали в больничное крыло навестить Римуса. А сегодня не приходят. Лунатик с тоской думал о том, что они не хотят больше его видеть…
Это было глупой мыслью. Он сам это знал, и ему было стыдно за то, что он вообще мог так подумать о друзьях, поэтому Римус решил отвлечься от этих мыслей и поразмышлять о чём-нибудь приятном. Но как назло ничего путного на ум не приходило, разве что…
Римус вдруг вспомнил об Элизабет. Он сам не знал как, но, кажется, его угораздило в неё влюбиться. Это нельзя было назвать чем-то серьёзным, но просто ему очень нравилось на неё смотреть, любоваться её улыбкой, слышать её смех… Они редко разговаривали: из всей компании Мародёров Элизабет предпочла Джеймса и Сириуса, как друзей, разумеется; не больше. Римус не ревновал, вовсе нет; он даже и не думал о том, чтобы сблизиться с этой доброй и жизнерадостной девушкой. И мысли пригласить её в Хогсмид или ещё куда-нибудь у него не возникало. Он же не очаровательный аристократ с громадным запасом обезоруживающих улыбок и слов, как Сириус, и не надоедливый болван, которому ничего не стоит пригласить девушку на прогулку и в сотый раз получить отказ, а назавтра придумать новый (миллионный по счёту) «гениальный план её завоевания», как Джеймс.
«Эх, Джеймс, Джеймс, - со вздохом подумал Лунатик, - ну чего тебя тогда понесло в библиотеку? Ведь видел же ещё на входе, что она не одна, и всё равно попёрся...»
Нет, Римус и мысли не допускал о свидании с Элизабет, не то что о том, чтобы начать с ней встречаться. И это даже не из-за его «пушистой проблемы», а скорей из-за его скромности. Но, тем не менее, когда она заглядывала к ним в комнату, чтобы о чём-нибудь спросить Бродягу или Сохатого или просто предложить провести вместе время, он всегда ловил себя на том, что очень пристально на неё смотрит (а Сириус сказал бы «пялится», но не суть). Она замечала его взгляд и всегда приветливо улыбалась, здороваясь с ним. Римус тоже сдержанно улыбался, но ему всегда думалось, что улыбка его получается смущённой. В такие моменты Римусу казалось, что он замечает, как Джеймс косится на него и на губах его появляется плутовская улыбка. Тогда Лунатик думал, что Джеймс, вероятно, знает о его симпатии к Элизабет, но, раз знает Сохатый, то знает и Бродяга, а если знает Бродяга, то, может быть и Элизабет знает… Или Джеймс не поделился с Сириусом своими догадками?..
Обычно такие мысли ни к чему не приводили, и Римус старался поскорей от них избавиться, но сегодня лучшей темы для размышления Лунатик найти не мог, поэтому думал об Элизабет. Он как раз вспоминал о том, как два дня назад поднял её перо на трансфигурации, когда она его случайно уронила, и подал ей, за что был вознаграждён благодарной улыбкой, когда в больничном крыле послышались знакомы голоса. Через минуту из-за ширмы высунулась голова Сириуса, потом показался и он сам целиком и полностью. За ним за ширму к Лунатику зашёл Джеймс.
-Привет, - с улыбкой сказал Джеймс. – Как самочувствие?
-Извини, что долго не приходили, - начал Сириус, - просто кое-кому, - он покосился на Джеймса. – По пути в больничное крыло после третьего урока вздумалось поразвлекаться с Нюнчиком…
-Подумаешь!.. – воскликнул Джеймс.
-…В общем, нас засекла МакГонагалл, и теперь по твоей вине, - Сириус нарочно потрепал Джеймса по волосам, зная, что тот этого терпеть не может, - мы втроём (вместе в Нюниусом) будем мыть полы в зале наград целую неделю.
И Сириус постился описывать перепалку со Снеггом. Джеймс иногда кое-что дополнял и отпускал едкие комментарии. За всё время визита ребята ни словом не обмолвились о прошлом полнолунии.
-Как вы себя чувствуете? – успел ввернуть Лунатик, когда Сириус сделал короткую паузу.
-В каком смысле? – Сириус переглянулся с Джеймсом; оба усердно делали вид, что не понимают, о чём идёт речь.
-Ребят…- начал было Римус, но Джеймс его перебил:
-Ты так спрашиваешь, как будто мы старые дедки, вчера выписались из больницы, где нам делали клизмы и промывание желудка…
-Ребят, хватит ломать комедию…
-Комедию? Ты слышал? – разошёлся Джеймс. – Он нас в актёры записал.
-Джеймс, прекрати, мне Питер всё рассказал про вчерашнее.
-А что было вчера? – с невинным видом переспросил Джеймс, но Сириус ткнул его локтём под рёбра, сказав:
-Кончай. Он же знает, так зачем зря выламываться?
-Я не помнил вчерашней ночи, но мне Питер всё рассказал. Почему вы хотели скрыть от меня то, что я на вас напал? – прямо спросил Римус.
-Да потому что ты опять начнёшь своё: «Вы рискуете жизнями, это опасно, я вам не позволю подвергать себя опасности, я вам стольким обязан, я такой малодушный…» - передразнил Сириус.
-Но это, правда, опасно…
-Началось! – простонал Блэк.
-Слушай, Сириус прав. Всё в порядке. Так что не думай об этом, - сказал Джеймс.
-Дай-ка я тебе лучше расскажу про свой грандиозный спуск с лестницы…
И Сириус пустился рассказывать о том, что с ним было до драки с оборотнем. Это было, пожалуй, вдвойне смешнее, чем в Выручай-комнате, и, несмотря на то, что Джеймс слышал эту историю во второй раз, всё равно хохотал вместе с Сириусом и Римусом и радовался, что им с Бродягой удалось успокоить Лунатика. Всю перемену они пробыли у него, а затем отправились на уроки. Когда же уроки закончились Сириус и Питер решили ещё раз навестить Римуса, Джеймс же отправился на тренировку.

Теперь Джеймс всё своё свободное время и всего себя посвящал квиддичу. Он и раньше безумно любил этот спорт, теперь же, став капитаном, он мог думать только о квиддиче, следующей тренировке и предстоящем матче. Он загонял и замучил изнурительными тренировками всю команду, причём сам тренировался как проклятый. И никто из игроков ничего не мог ему возразить, потому что каждый видел: Джеймс искреннее заботится о команде и хочет, чтобы в этом году Гриффиндор выиграл Кубок школы. Джеймс всегда пользовался уважением команды как отличный охотник, сейчас ему удалось завоевать уважения игроков сборной как хороший и мудрый капитан. Даже строптивый Брэндон, который самым наглым образом заявил, что Поттер отвратительный капитан из-за того, что Джеймс взял в команду щупленького третьекурсника Кристофера, а не его друга-громилу, в конце концов признал, что был не прав и тоже зауважал Джеймса, но только как-то по-своему, иногда делая ему едкие и беспочвенные замечания, на которые Джеймс попросту не обращал внимания.
На первой тренировке после отборочных присутствовал Джон Макензи. Его выписали из больничного крыла, и он захотел присутствовать на тренировке, которую проводил уже новый капитан. Всю тренировку он просидел на трибунах, зорко следя за всем происходящим, и не проронил ни слова. А когда тренировка закончилась, он подошёл к Джеймсу, ещё слегка прихрамывая, и пожал ему руку, выражая своё уважение к нему как к капитану.
-Теперь я знаю, что отдаю команду в хорошие руки, - сказал он. – Я слышал про случай с ловцом и считаю, что ты поступил правильно. Так поступил бы я сам и думаю, это мудрое решение. Ты молодец, Джеймс.
Джон ещё раз пожал Поттеру руку и поковылял к замку. Джеймс смотрел ему вслед долгим задумчивым взглядом. Этот отважный и мудрый капитан сегодня навсегда покидал поле для квиддича. Нет, он ещё вернётся сюда, но теперь уже только в качестве зрителя. Это немного расстроило Джеймса; он тогда ещё не знал, что очень скоро заслужит огромное уважение своей команды, но одно он знал точно: уважение и одобрение бывшего капитана для него многое значит.
Сегодня день был ясный и солнечный. Снег хрустел и искрился под ногами. Был лёгкий морозец, и, когда Джеймс на огромной скорости нёсся над полем, ветер обжигал ему щёки. Он опять мучил команду, заставляя отрабатывать различные приёмы, которые уже не раз помогали Гриффиндору победить, и выучивать новые, которые должны были стать большим и весьма неприятным сюрпризом для Когтеврана. Джеймс собирался в пух и прах разбить когтевранцев и команду настраивал на победу. Сборная видела рвение своего капитана и сама трудилась ничуть не меньше.
Когда Джеймс знаком велел команде опуститься на землю после часового непрерывного полёта, то вдруг заметил на трибуне закутавшуюся в тёплую мантию и шарф Еву. Она увидела, что он на неё смотрит, и приветливо помахала ему рукой и улыбнулась. Джеймс ответил ей такой же улыбкой и на мгновение даже забыл, что идёт тренировка и команда ждёт его указаний.
-Эй, Поттер, ты к земле примёрз, что ли? – окликнул его Николас и проследил его взгляд, всё ещё направленный на Еву. – А, вот оно что…- Протянул Ник. – Симпатичная брюнеточка… Новая любовь нового капитана. Звучит. Как вам, ребята? – Николас обратился к команде, послышались смешки, Джеймс тут же оторвал взгляд от Евы.
-А ты уже её пригласил куда-нибудь? – поинтересовался охотник Стэн с четвёртого курса.
-А ты на неё глаз положил? – тут же откликнулся Брэндон, не желая упустить возможности кого-нибудь подколоть. – А она не старовата для тебя?
Кое-кто из команды засмеялся. Николас с насмешкой покосился на Стэна.
-Ты смотри там, - он шутливо погрозил Стэну пальцем, точно ребёнку. – Губу-то не раскатывай особо, а то наш капитан тебе устроит…
Теперь уже хохотала вся команда, кроме разве что Элизабет. Она, вскинув брови, как-то странно смотрела на Джеймса. Стэн смутился.
-Да ты для неё слишком молод! – продолжал издеваться Брэндон. – Она рядом с тобой будет чувствовать себя старой!..
-И у неё разовьётся комплекс неполноценности! – подхватил Николас.
-Да ладно вам…- попытался утихомирить друзей Стэн, который был уже весь пунцовый.
-Да, действительно, что это мы? – вдруг серьёзно сказал Брэндон и через секунду с хохотом воскликнул: - Это сейчас разница в возрасте так заметна, а лет через пять ничего и заметно не будет! Ты только не теряй надежды…
Команда покатывалась со смеху, слушая загонщиков и глядя на Стэна, который готов был сквозь землю провалиться.
-Так, ну хватит, заткнитесь, - вмешался Джеймса. – У нас тут тренировка или что?
-Ну, у нас тренировка, а у тебя разглядывание твоей подружки! – воскликнул, смеясь, Брэндон.
-Хорошо, тогда сейчас у всей команды и у меня будет обычная тренировка, а у тебя отжимание, - парировал Джеймс. – Ты же загонщик, у тебя должны быть сильные руки, вот и будешь отжиматься.
Брэндон недовольно покосился на Джеймса, но всё же замолчал.
-Сейчас мы будем отрабатывать атаку «Голова ястреба», - перешёл на деловой тон Джеймс. – Я считаю, что мы недостаточно точно его выполняем, так что сейчас охотники будут его отрабатывать, а остальные имитировать наших противников. Всё ясно? Тогда начнём.
И Джеймс первым взмыл в небо. На самом деле, охотники Гриффиндора почти превосходно выполняли «Голову ястреба», но Джеймсу просто очень хотелось порисоваться перед Евой, ведь эта атака весьма эффектно выглядит со стороны. Джеймс как всегда занял место во главе выстраиваемого охотниками клина и на бешеной скорости полетел «разгонять противников», затем завладел квоффлом, который был у Брэндона и эффектным броском забил гол. Победно вскинув кулак, он бросил взгляд на Еву. Она сидела и внимательно следила за ним, улыбаясь; кажется, она оценила его старания.
После тренировки он подлетел к ней и завис в воздухе в метре от неё.
-Жаль, что у Пуффендуя нет такого охотника как ты, - сказала Ева, вставая и приближаясь к Джеймсу.
Поттер обезоруживающе улыбнулся ей.
-Может, сходим как-нибудь на прогулку? – предложил он. – Скажем, сегодня.
-Ничего не имею против, - и Ева ответила ему такой же обескураживающей улыбкой, и через полчаса они уже гуляли вокруг замка вдвоём.
С Евой всё случилось как-то быстро. Быстро, но в то же время правильно, как считал сам Джеймс. Они прошли все стадии развития отношений, и пусть букетно-конфетный период, период мимолётных взглядов и многозначительных улыбок, ухаживаний и вечерней переписки длился меньше недели, он всё же был. Джеймсу нравилось ухаживать за Евой; она отвечала на его знаки внимания естественно, без стеснения и ужимок, благодарила за конфеты и говорила, что цветы очень красивые, и – что самое главное – она делала это не потому, что так надо было, а потому, что сама этого хотела и все слова, произнесённые ею, шли от сердца – Джеймс это совершенно точно знал. В пятницу они начали встречаться. Джеймс после уроков пригласил её прогуляться у озера. Когда она пришла, он уже ждал её с букетом орхидей. Ева приняла этот красивый букет с улыбкой и посмотрела Джеймсу в глаза; в них он увидел радостный и счастливый блеск.
-Ты мне очень нравишься, Ева. Давай встречаться, - сказал он просто.
-Ничего не имею против, - ответила она так же, как и тогда, когда он впервые приглашал её погулять.
Джеймс наклонился и поцеловал Еву. Её губы оказались тёплыми и очень ласковыми. Ева смело, но без нахальства, ответила на его поцелуй. Джеймс почувствовал, как она улыбается.
Они гуляли до позднего вечера, забыв обо всём, потому что им было вдвоём хорошо, не нужно было притворяться кем-то другим, выделываться, чтобы привлечь внимание друг друга. Можно было просто быть собой и получать удовольствие от общения друг с другом, от лёгких прикосновений, нежных поцелуев.
Потом Джеймс проводил Еву до её гостиной.
-Пойдёшь завтра со мной в Хогсмид? – спросил Джеймс, прислонившись плечом к стене и разглядывая её лицо.
-Пойду, - ответила Ева. – Встретимся завтра в вестибюле. Пока, Джеймс.
Джеймс улыбнулся ей.
-До свидания, Ева…



"Чёрная роза"

Сириусу всегда нравилось находиться в Большом зале. Он редко был не в духе и ещё реже хотел побыть некоторое время один, поэтому приветствия товарищей и знакомых, вереница разговоров, нескончаемая болтовня, бесконечные шутки и приколы, письма, которые приносили совы и которые роняли иногда прямо в тарелку соседу, сама атмосфера оживления были Сириусу Блэку как раз по душе. В окружении множества людей в Большом зале он чувствовал себя превосходно.
В ту пятницу Сириус сидел за факультетским столом рядом с Питером и, рассказывая какую-то невероятно смешную историю, энергично размахивал вилкой так, что два раза едва не попал в глаз Хвосту. Напротив сидел Римус и с улыбкой наблюдал, как Питер уворачивается от вилки, попавшей в руки Блэку и его стараниями превратившейся в холодное оружие. Рядом с Лунатиком сидел Фрэнк, чуть дальше – Мэри и Карла, напротив которых, углубившись в чтение учебника по зельеварению, восседала Лили.
-Ой, Лили, посмотри, это Джеймс и его новая девушка, - услышал Сириус заинтересованный голос Мэри, смотрящей куда-то за спину Эванс.
Блэк обернулся и недалеко от гриффиндорского стола, в проходе, увидел Джеймса и Еву. Они о чём-то мило разговаривали. Мэри сказала «Джеймс и его новая девушка», но Сириус-то знал, что друг ещё не начал встречаться с Евой и только сегодня собирался ей это предложить.
Однако Сириус не стал разуверять любопытную однокурсницу и с интересом перевел взгляд на Эванс: как-то рыжая отреагирует на реплику подруги?
Лили оторвалась от чтения и подняла голову. Сириус видел, что она хмурится.
-Мэри, мне до Поттера и его подружки нет никакого дела, - немного сердито сказала Эванс, точно досадуя на интерес, какой испытывала её подруга к Поттеру и его новой пассии.
Сириус слегка поднял брови и чуть усмехнулся. Иного ответа он от рыжей и не ожидал.
-Просто у него недавно была другая, - как-то рассеянно проговорила Мэри, продолжая наблюдать за Джеймсом и Евой. – А сейчас новая…
-Мне абсолютно всё равно, что Поттер меняет девушек, как перчатки, - процедила Лили и снова опустила глаза в книгу.
-Признайся, Эванс, ты просто ревнуешь, - сказал Сириус; он повернулся в сторону Лили и подпёр рукой подбородок, на губах его играла плутоватая улыбочка.
Лили посмотрела на Блэка, чуть приподняв правую бровь.
-Да? И кого же я, интересно, ревную? – спросила она.
-Джеймса, - невозмутимо отозвался Сириус.
-Да уж, конечно! – Лили саркастически рассмеялась, а затем серьёзно и даже как будто бы сердито добавила: - Никого я не ревную, ясно?
-Ясно, ясно, - как-то подозрительно быстро сдался Сириус.
-Что тебе ясно? – Лили внимательно смотрела на Блэка, нахмурив брови, как будто ожидала какого-то подвоха.
И оказалась права.
-В том, что ты кого-то ревнуешь, всегда трудно признаться, я понимаю. Но мне-то ты можешь сказать, - произнёс доверительным тоном Сириус, однако с губ его всё ещё не сходила лукавая и немного насмешливая улыбка. – Давай, расскажи мне всё, излей душу.
Когда сидящий между ними Арчи встал и направился к выходу из Большого зала, Сириус чуть подался к Лили, будто в самом деле собирался выслушать длинную историю измучившейся ревностью души. Лили неодобрительно посмотрела на Бродягу.
-Тебе только в цирке клоуном работать, - сказала она ему и захлопнула учебник.
-Только на пару с тобой! – пропел Сириус. – Ведь у хороших клоунов всегда есть напарник, который не смешно шутит и то и дело получает подзатыльники от всех подряд. Я знаю: я был несколько раз в магловских цирках. Так вот я думаю, ты идеально подойдёшь на роль такого напарника.
-Очень смешно, - Лили закатила глаза.
-Да ладно тебе, Эванс! Соглашайся! – продолжал паясничать Сириус. – Мы с тобой станем любимцами публики! Да куда же ты? Мы ещё не обсудили условия контракта и не решили, в каких костюмах будем выступать!.. Эванс, постой! Меня же в цирк без тебя не примут!..
Последние слова Сириус прокричал вслед Эванс, когда она, схватив сумку и учебник, быстро уходила из Большого зала. Её догоняла Элизабет и, наверно, сейчас говорила подруге, чтоб она не обижалась, потому что ничего обидного в словах Сириуса нет…
Сириус, пожав плечами, повернулся к Римусу. Тот укоризненно, но всё же с улыбкой смотрел на него.
-Что? – не выдержал Сириус после минутного безмолвного смотрения друг на друга.
-Что ты к ней пристал? Она не оценила твоих шуток, - заметил Римус.
-А я виноват, что это рыжее недоразумение не в состоянии оценить моих прекрасных шуток?
Римус тихо засмеялся и едва заметно покачал головой.
-А ты, кстати, опять упустил свой шанс, - сказал Сириус, чуть поведя бровью.
-О чём ты? – не понял Римус.
Сириус перегнулся через стол, так что его лицо теперь было совсем близко от лица Лунатика.
-Завтра суббота, Хогсмид, и твою хорошенькую мисс Элизабет может пригласить кто-нибудь другой, а не ты, - лукаво улыбаясь, прошептал Сириус так, что слышать его мог только Римус.
Лунатик тотчас смутился.
-Ну что ты…говоришь…зачем? Здесь…при всех…
Сириус громко расхохотался.
-А что такого?
-Кто-нибудь…услышит. Я не хочу…
-Не хочешь – чего? – продолжал Сириус, самым наглым и бесцеремонным образом подкалывая друга. – Пригласить её?
-Сириус!.. – взмолился Лунатик и покраснел.
Это ещё больше развеселило Блэка.
-Ты такой смешной, покраснел даже! – Сириус привычным жестом головы откинул волосы назад. – Эй, ты только не обижайся, как Эванс! Не хватало только ещё одной рыжей зазнайки!..
-О чём речь? – сзади незаметно подошёл Джеймс и с самым беззаботным и весёлым видом посмотрел на друзей.
-Да вот говорю Лунатику, что он снова упустил прекрасную возможность пригласить…
-Бродяга! – воскликнул Римус, не давая ему договорить; он беспокойно огляделся, точно ожидая увидеть вокруг себя толпы журналистов с фотоаппаратами.
Сириус улыбнулся и взглянул на Джеймса. Тот понял, в чём дело, и тоже заулыбался.
-Ладно, Сириус, отстань от него, - миролюбиво сказал Джеймс, усаживаясь рядом с Бродягой. – Видишь, ему эта тема не по душе.
Сохатый, едва скрывая улыбку, посмотрел на Римуса. Лунатик немного насуплено оглядел двух друзей.
-Так и быть, отстану, - словно делая одолжение, проговорил Сириус и, взяв со стола яблока, вонзил в него зубы.
-Знаешь, а Сириус прав: ты отличный шанс упустил…
-Джеймс! И ты туда же! – возмущённо воскликнул Лунатик. – Да ну вас обоих!
-Молчу-молчу, - Джеймс рассмеялся и провёл рукой по волосам, взъерошивая их.
Пообедав, четверо друзей, отправились на два последних урока: трансфигурацию и защиту от тёмных искусств. До того, как прозвучал колокол, Сириус вышел из класса трансфигурации и, сев на подоконник, стал смотреть на заснеженную территорию Хогвартса, затем перевёл взгляд на студентов, идущих по коридору. Вот пробежала группка первокурсников-пуффендуйцев, вот с серьёзным лицом куда-то идёт староста Когтеврана, вот две девушки с Гриффиндора торопятся на уроки, вот, кажется, Эйвери тащит куда-то Уилкиса, схватив его за руку чуть повыше локтя, а вот и Сильвия Сэймур. Идёт своей лёгкой и в тоже время уверенной походкой, расправив плечи и подняв подбородок, будто она не студентка, идущая по коридору школы, а королева, обходящая свои владения.
И идёт она, кажется, прямо к Сириусу.
Блэк даже не успел ничего подумать, а она уже говорила с ним спокойным, уверенным голосом.
-Я хотела поговорить с тобой о том случае, о твоей драке с Эйвери и Мальсибером, - сказала Сильвия, глядя на Сириуса сверху вниз.
-Ну, раз хотела – говори, - небрежно произнёс Блэк.
-Мне не следовало вмешиваться в вашу драку. Это ваши дела и вы сами должны в них разбираться, - всё также уверенно проговорила слизеринка. – И я не должна была говорить с тобой о Мие – это совсем не моё дело.
-То есть ты извиняешься? – уточнил Сириус.
Сильвия подняла брови, удивляясь и как будто даже досадуя на слова Сириуса.
-Нет, я не извиняюсь, - сказала девушка. – Я просто говорю тебе о том, что признаю свои ошибки.
-А это не одно и то же?
-Нет.
Сириус не знал, что на это сказать. Собственно, такое редко с ним случалось. Но с этой девушкой, казалось, возможно было всё что угодно.
-И ещё я подумала, может, мы сходим куда-нибудь вместе в эту субботу. В знак заключения мира. Например, в ресторан «Чёрная роза». Это через три улицы от «Трёх мётел».
-Это что, свидание? – Сириус усмехнулся.
Сильвия второй раз за время их разговора вскинула брови. Только на этот раз ничего, кроме удивления, в её глазах не было.
-Я предполагала это как дружескую встречу, но если ты хочешь, чтобы это было свидание…хорошо, пусть будет свидание.
Сириус, чуть прищурившись, взглянул на Сильвию.
-В три в «Чёрной розе». Ладно, до встречи, - сказала девушка и прошла мимо.
Сириус усмехнулся, глядя ей вслед. Он её недооценил. И, как казалось ему самому, продолжал недооценивать. Как же ловко она его провела! Он даже не сразу понял, что Сильвия просто играет словами. Сильвия сама предложила ему встретиться, но вывернула всё так, будто это была инициатива Сириуса. И ведь он сам же ей и подыграл, заикнувшись о свидании, ведь она, вероятно, только этого и ждала. Он сказал про свидание – она удивлённо захлопала глазками, сказав, что планировала дружескую встречу, но если ему так хочется, то пусть будет свидание. И теперь по всему выходило, что это Сириус хотел и пригласил её на свидание. Ловко.
Но он, кажется, дал себе слово не иметь с Сильвией Сэймур никаких дел. Что ж, сегодня он благополучно об этом забыл.

Мародёры сидели за одним из столов в «Трёх мётлах». В пабе стоял шум и говор, пахло сливочным пивом и новыми духами мадам Розмерты.
-Так, значит, вы нас с Питером бросаете? – поинтересовался Римус, откидываясь на спинку стула и отхлёбывая сливочного пива; он едва заметно усмехнулся, глядя на Джеймса и Сириуса, которые сидели напротив.
-Извини, дружище, но, похоже, что так, - отозвался с улыбкой Джеймс.
-Ну, ладно, тебя я ещё могу понять, но Сириус?.. – Римус поднял брови, выражая тем свою крайнюю растерянность. – Ты же сам говорил, что ничего у тебя с Сэймур не может быть.
-А у меня с ней и так ничего нет, - пожал плечами Бродяга.
-И тем не менее ты тащишься к ней на свидание, - сказал Лунатик.
-Да это даже не свидание, а так…
На минуту воцарилась тишина, потом молчание нарушил Сириус:
-Выходит, ты сам нашёл себе девушку, Сохатый? Без моей помощи?
-Да хоть бы я ещё раз попросил тебя о помощи с личной жизнью! – воскликнул Джеймс, засмеявшись.
Римус и Питер тоже засмеялись, а Сириусу было почему-то не смешно.
-Я, между прочим, старался, - почти обиженно проговорил он.
-А я и не спорю, только…ты, видимо, малость перестарался, - сказал Джеймс.
-Да всё равно, - Сириус махнул рукой и тоже заулыбался. – Главное – ты нашёл себе нормальную девушку.
-А Лили тебе больше не нравится? – вдруг спросил Хвост.
Джеймс, Сириус и Римус разом замолчали, двое последних переглянулись. Не говорить о Лили в присутствии Джеймса было как бы негласное правило Мародёров, установленное после их ссоры в библиотеке. И правило это ни разу ещё не нарушалось. До сегодняшнего дня.
Сириус хотел было уже наградить Хвоста сердитым взглядом, как вдруг Джеймс с искренней простотой вдруг сам заговорил о Лили и о том, что чувствовал теперь к ней.
-Я думаю, мне она действительно очень нравилась…пожалуй, она и сейчас мне нравится, она симпатичная, но…не более. Я понял, что вёл себя ужасно глупо, пытаясь завоевать внимание девушки, которая меня искренне ненавидит. К тому же, в последнее время я слишком много думал о ней и говорил, так что совсем раскис. В смысле стал чересчур чувствительным…а это бред какой-то, потому что никогда прежде я таким не был. Короче, я решил, что из-за Эванс я становлюсь каким-то… - он не договорил. – А с Евой…всё по-другому. Она меня понимает, нам хорошо вместе. И она не говорит мне постоянно, чтобы я расчесался, - он сказал эти слова с улыбкой, но Римусу показалось, будто улыбка эта была немного печальной. – Так что Эванс и всё, что с ней связано в прошлом. Это был просто какой-то период моей жизни, который закончился. Теперь всё по-другому.
-Ты это всё серьёзно? – спросил Римус, почему-то не веривший в правдивость слов Джеймса.
-Конечно. Серьёзней не бывает, - Джеймс улыбнулся, но в его глазах уже не было той беспечности, что светилась в них до того, как разговор зашёл о Лили.
-А я рад, что этот твой период жизни, как ты выразился, уже закончился, - весело вставил Сириус. – Ты хоть на человека стал похож – веселишься с нами, отрываешься!
-Да я всегда с вами отрывался, - заметил Джеймс. – И моё отношение к Эванс на это никак не влияло. Ладно, мне пора. Не хочется опаздывать на первое официальное свидание. – Джеймс подмигнул друзьям. – Надеюсь, я успею за три минуты добежать до кафе мадам Паддифут.
Джеймс встал, набросил тёплую мантию.
-Ну, ребятки, развлекайтесь тут теперь без меня, - шутливым тоном сказал Сохатый и вышел на улицу.
Римус проводил его взглядом и впервые подумал, что ему хотелось бы, так же, как Джеймс сейчас, спешить на свидание…к Элизабет.
Сириус потянулся и откинулся на спинку стула.
-А мне почему-то кажется, что он нас обманывает, - вдруг сказал Лунатик.
-В каком смысле? – Сириус посмотрел на Римуса.
-Не знаю…но мне кажется, что он всё ещё не равнодушен к Лили.
-Да брось, ты же его слышал, - отмахнулся Сириус.
Римус пожал плечами и ничего не ответил.
-А Эванс просто слишком высокого о себе мнения, - заявил Сириус. – Джеймс сколько за ней бегал, точно собачонка, а? А она что? Наорала на него просто потому, что ей там что-то показалось, и ничего – живёт спокойно. Решила, будто Сохатый за ней всю жизнь будет бегать. Ха! Наивная!
-Может, её просто что-то бесит в его характере, вот она и относится к нему…немного предвзято, - сказал Римус.
-Немного предвзято? – переспросил Сириус, точно Римус сморозил какую-то глупость, но, немного подумав, добавил: - Да, пожалуй, ты прав. И Сохатый перегнул палку, сказав, что она его ненавидит, - и, ещё чуть-чуть помолчав, продолжил: - Нет, ну а что её может так бесить?
-А ты сам-то как думаешь? – с усмешкой спросил Лунатик.
-Ну…Джеймс порой бывает жутко вредным...и может здорово достать разговорами о квиддиче…и ещё не подозревает о существовании расчёски…и ещё иногда из-за его придурковатых шуточек его хочется придушить… - заметив, что немного увлёкся, Сириус решил поскорее завершить свои рассуждения: - А вообще-то он классный парень и мой лучший друг, так что…
Римус улыбнулся.
-Лили не нравится, что Джеймс задирает людей без причины. И зазнаётся, - сказал Лунатик. – Мы с тобой оба это очень хорошо знаем.
-Ну и что? – Сириус пожал плечами. – Это ещё не причина для…
Тут его взгляд упал на циферблат наручных часов, стрелки показывали без пятнадцати минут три.
-Лунатик, ты извини, но мне пора идти.
-Да, конечно.
Сириус вышел на улицу. Дул сильный ветер, с неба падали крупные хлопья снега. Сириус прошёл не больше десяти шагов и, остановившись, посмотрел в небо, серое, хмурое. Зачем он шёл туда? Разве он хотел этой встречи? Разве она была ему нужна? Ведь он сам мысленно посылал эту странную девушку ко всем чертям, обещая себе не связываться с ней, и что теперь? Он покорно шёл на свидание с ней, точно был под действием каких-то чар. Может, это Оборотное зелье?
Сириус усмехнулся своим мыслям. Нет, он шёл в ресторан «Чёрная роза» по собственной воле и знал, почему туда идёт.
Это был эксперимент. Своего рода приключение. Ничего серьёзного – одно, всего только одно свидание. Эта слизеринка заинтересовала его своей загадочностью, но не влюбила его в себя. Нет, слишком многого она хотела бы, если б вздумала влюбить в себя Сириуса. Он шёл туда из одного любопытства, потому только, что хотел узнать, чего Сильвия от него хочет, как будет себя с ним вести, зачем всё это устраивает. Сириус пообещал себе не увлекаться ею, и не поддаваться её мучительно-сладким чарам обольщения.
Он пообещал. И на этот раз он сдержит слово.
Вот только была одна маленькая проблемка: он не знал, где находился этот проклятый ресторан. Сильвия сказала: в трёх улицах от «Трёх мётел». В трёх – это понятно, но в какую сторону идти?
Пройдя ещё несколько шагов, Сириус встретил немолодого волшебника с седой козлиной бородкой и спросил, не знает ли он, где находится ресторан «Чёрная роза». Колдун знал и указал гриффиндорцу дорогу: «Чёрная роза» находилась в противоположной стороне от «Старого Билла». Почему-то Сириус этому не удивился. Одно пафосное название «Чёрная роза» да и то ещё, что это был не паб, не кафе, а ресторан недвусмысленно намекали Сириусу, куда идёт.
Поблагодарив волшебника за помощь, Сириус отправился по указанному маршруту. Чем дальше он уходил от «Трёх мётел», тем крупнее и богаче становились дома. Оказавшись на той улице, где должен был быть ресторан, Сириус отметил, что ни разу здесь не был; наверно, потому, что здесь не было никаких заведений, кроме «Чёрной розы», а только жилые дома.
В конце улицы Сириус заметил вывеску и направился в ту сторону. Через две минуты ходьбы он остановился перед высокой деревянной дверью с массивной ручкой, над которой была красного цвета вывеска; чёрными красками было выведено название ресторана, буквы украшены завитушками, а чуть ниже нарисован цветок розы.
И название, и сама вывеска, и даже тяжёлая дверь вызвали у Сириуса неприятное чувство, однако он переборол его и, потянув за ручку, вошёл в ресторан «Чёрная роза».
Это оказался роскошный, фешенебельный ресторан. Дорогие обои с замысловатыми узорами, в которых с трудом угадывались розы, столики с резными деревянными ножками и стеклянными столешницами, массивные стулья с причудливой, неоправданно-пёстрой мягкой обивкой, изящные бра над столиками у стен, винтовая лестница, ведущая на второй этаж и в довершении всего громадная вычурная хрустальная люстра.
Сириус огляделся и невесело усмехнулся. Куда он попал? Уж не вернулся ли домой, где мать заставляла его надевать кошмарную дорогую мантию с вышитыми блестящими нитками узорами каждый раз, когда они ходили в гости или в такие заведения, куда пускают только «достойных» - истинно чистокровных волшебников. Это было давно, он тогда был ещё маленький и по-дурацки выглядел в этой мантии, в полах которой запутывался при каждом шаге. Но вся эта обстановка роскоши, богатства и мнимого благородства живо напоминала ему о давно минувшем.
Сириус поморщился. В ту же минуту к нему подскочил невысокий сухопарый официант с тонкими губами, впалыми щеками и залысинами, одетый в светлую, идеально-выглаженную мантию. Он оглядел Сириуса своими внимательным, колким взглядом серых глаз из-под полуопущенных век и поджал губы, отчего они почти совсем перестали быть видны. Сириус поначалу не понял, почему этот человек так странно на него реагирует, но потом до него дошло.
В ресторане было не много посетителей. В основном это были взрослые волшебники и волшебницы в дорогих, таких же вычурных, как эта люстра, мантиях, с презрительно-аристократичным выражением на серьёзных важных лицах. Всё это были богатые жители Хогсмида и дико кичащиеся своей чистокровностью, влиянием и богатством волшебники из «высшего света», заглянувшие сюда совершенно случайно, а иные и специально: кто-то встречался здесь со знакомыми, кто-то просто любил это место. Все они производили не самое приятное впечатление, но сами думали, что излучают божественный свет на всех, кто находится рядом.
И Сириус в эту атмосферу аристократичности, важности и безотчётного самолюбования никак не вписывался. Он был просто подростком в совершенно обыкновенной чёрной мантии, под которой были магловские (представляю, что на это скажут посетители «Чёрной розы») джинсы и бардовый свитер под горло, со снежинками в чёрных волосах до плеч, по ошибке зашедшим не в ту дверь,– конечно, он зашёл не в ту дверь, потому что ему здесь нечего, абсолютно нечего делать.
Официант застыл подле него с вопросительно-презрительным выражением бледного лица.
-Сэр?.. – начал он своим неприятным сухим голосом; было видно, что ему стоило многих усилий назвать непонятно что здесь делающего подростка сэром.
-Мне нужен столик на двоих, - не дав ему договорить, сказал Сириус.
-Вы ждёте даму? – сухо поинтересовался официант.
-Именно, - Сириус свысока взглянул на официанта и усмехнулся.
-Тогда прошу вас наверх, - мужчина простёр руку к лестнице и повёл Сириуса на второй этаж.
Проходя мимо сидящей за одним из столиков худой волшебницы лет тридцати пяти, Сириус нарочито развязно ей улыбнулся, когда она бросила на него свой взгляд. Теперь он уже явственно чувствовал атмосферу дома, из которого сбежал, где он каждым жестом, каждой улыбкой, каждым словом старался вывести свою мамашу из себя, нарочно ведя себя как совершенно невоспитанный, не признающий манер и приличий, уличный грубиян. Он и женщине улыбнулся так, специально для того, чтобы её раздражить. У него получилось. Она презрительно скривилась и отвернулась.
Оказавшись на втором этаже, Сириус понял, почему официант проводил его именно сюда: он просто не хотел портить впечатление от ресторана его посетителей присутствием «непонятного и подозрительного подростка», а здесь, на втором этаже, никого не было, кроме девушки лет двадцати пяти, перед которой на столике стояло несколько разных пирожных. Девушка была занята разглядыванием себя в зеркале и ровным счётом ничего не замечала. Что ж, так, пожалуй, и лучше. Сириус был рад и даже почти благодарен официанту за то, что тот привёл его сюда: Сириусу самому не хотелось наблюдать эти мерзкие рожи волшебников внизу.
Блэк выбрал круглый столик посредине зала и сел на мягкий стул. Второй этаж ничем почти не отличался от первого, разве только тем, что здесь хрустальная люстра была много меньше и другой формы.
-Что будете заказывать? – спросил официант.
-Сливочное пиво.
Мужчина поднял свои негустые бесцветные брови, на лице его вновь появилось презрение.
-В нашем заведении нет подобных напитков.
-Ну а что же тогда есть в вашем заведении? – спросил Сириус, делая упор на последние слова.
-Я могу принести меню.
-Лучше принесите просто что-нибудь попить. На ваше усмотрение. Мне всё равно.
Официант сделал непонятный жест головой и, развернувшись, удалился.
Сириус остался один, если не считать молодой девушки. Гриффиндорец откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на люстру, в середине которой горел волшебный огонь, гаснущий, только если произнести специальное заклинание. Он посмотрел на свои часы: пятнадцать минут четвёртого. Сильвия опаздывала. Ничего удивительного, девушкам это свойственно, так что Сириус не предал этому большого значения.
Он неподвижно сидел и размышлял. О доме, о матери, о том, как всё в этом ресторане напоминало ему о том, где и кем он родился. И это были далеко не весёлые мысли. Он уносился в детство, полное обид, страданий, несчастий; ему казалось: он снова чувствует отчаянное желание быть любимым, а потом жгучую ненависть к своей семье.
От нелёгких мыслей его отвлёк официант. Он принёс какое-то непонятное питье фиолетового цвета в высоком стеклянном бокале.
-Простите, а это вообще можно пить? – спросил Сириус; он, морщась, разглядывал неизвестную жидкость в бокале.
Официант не удостоил его ответом и собрался уже было уходить, но Сириус остановил его просьбой:
-Когда придёт девушка, черноволосая с карими глазами, красивая, проводите её ко мне.
Официант коротко кивнул и ушёл.
Сириус снова остался один и продолжал разглядывать фиолетовое питьё. Нет, он не собирался это пить, просто ему всё равно нечем было заняться. Он снова взглянул на часы. Тридцать пять минут четвёртого. Видимо, Сильвия особенно не торопится. Он сам немного опоздал, но был уверен, что Сильвия не могла прийти раньше него: девушки так никогда не поступают.
Тем не менее, через пятнадцать минут, когда официант вновь поднялся на второй этаж, чтобы спросить, не желает ли чего девушка, Сириус спросил, не приходила ли до него молодая волшебница (он описал ему её внешность), но мужчина лишь отрицательно покачал головой.
А в пять минут пятого Сириус поднялся со своего места, бросил на стол несколько золотых монет и стал спускаться вниз.
Сильвия не пришла. Он должен был с самого начала обо всём догадаться. Он был уверен: она не опаздывает, она специально не пришла. Нет, она не просто так затеяла разговор про драку и Мию, не просто предложила дружескую встречу, не просто вывернула всё так, будто он её пригласил на свидание. Это было лишь самым началом.
Даже не посмотрев в сторону заторопившегося к нему официанта, Сириус толкнул дверь и вышел на улицу.
Это было лишь началом. А результат – вот он: Сириус Блэк, которого с лёгкостью провела слизеринка. Она хотела его унизить – он в этом не сомневался. Унижение состояло в том, что он сам будто бы напросился на свидание с ней, а она его, грубо говоря, продинамила, не придя на встречу. Он, дурак, ждал её.
А она просто обвела его вокруг пальца.



Бешеные доспехи

Дорогие мои читатели! Эту главу я немного изменила, сделала её длиннее и поменяла название, потому что так она будет всё же лучше) Оставляйте, пожалуйста, отзывы,-мне очень важно знать ваше мнение)) Приятного прочтения) С любовью, автор))

Джеймс стоял перед зеркалом в раздевалке мальчиков и молча разглядывал своё отражение. Идеально чистая спортивная форма красно-жёлтого цвета, как всегда взъерошенные волосы, метла в руке и глаза, которые смотрят серьёзно и сосредоточенно.
Вся команда была уже в центральном помещении раздевалок и ждала его.
Он должен им что-то сказать перед матчем. Непременно должен. Что?
Что говорил им Джон? Поттер не помнил, чтобы Макензи когда-то их подбадривал: бывший капитан (даже само это словосочетание отчего-то претило Джеймсу) говорил им обычно об особенностях стиля игры команды, против которой им предстояло играть, повторял тактику, но никогда не говорил фраз типа: «Всё будет хорошо», «Мы обязательно победим» и так далее, но всё же перед игрой он обязательно что-то говорил команде, и это помогало поддерживать боевой дух и воодушевлять игроков.
И было так странно. Сегодня выйти к команде и то-то сказать ей должен был он, Джеймс. Он вдруг остро ощутил, что не верит в то, что он теперь настоящий капитан команды. Это было до ужаса странно, Джеймс почти чувствовал растерянность.
-Что, волнуешься перед игрой?
Джеймс увидел отражение Сириуса в зеркале и обернулся к нему. Бродяга стоял, чуть приподняв брови и изогнув губы в едва заметной шутливой улыбке, а Джеймс вдруг ни с того ни с сего вспомнил, как вчера был Сириус раздражён. Римус тогда с улыбкой спросил: «Что, не удалось свидание?», на что Бродяга бросил: «Эта стерва не пришла». И больше ничего не сказал, да и что ещё скажешь? Всё и так понятно. Оскорблённое самолюбие, униженная гордость. Но сегодня Бродяга вёл себя вновь как обычно, и Поттеру даже показалось, что он и думать забыл о проклятой слизеринке…
-Нет. Просто долго одевался, - ответил Джеймс, привычным жестом проводя рукой по волосам.
-Да? Ну тогда ладно, – произнёс Блэк. – А то, может, валерьяночки принести? Для успокоения нервов…
Джеймс видел, как губы Бродяги скривились в насмешливой улыбке, и тоже улыбнулся.
-Да ну тебя!..
Сириус рассмеялся.
-Ты сделаешь когтевранцев. Я в этом не сомневаюсь, - сказал Блэк, обнимая друга. – Ну а если нет, то я тебя не знаю!
Сириус расхохотался, когда Джеймс отпихнул его от себя, делая вид, что обиделся, а потом сам засмеялся.
-Ну и придурок же ты! – качая головой, с улыбкой сказал Джеймс.
-И я тебя люблю, Джимми! – воскликнул Сириус и набросился на Джеймса, схватил его одной рукой за плечо, а другой принялся тереть ему макушку, взъерошивая волосы.
-Отвали, бешеная псина! – завопил Джеймс, отчаянно вырываясь.
После минутной борьбы, Сириус отпустил Джеймса, и тот с недовольным видом подошёл к зеркалу и принялся разглядывать себя, изрядно потрёпанного, со съехавшими набок очками и больше обычного взъерошенными волосами.
-Ладно, выметайся отсюда. Мне нужно эффектно появится, а в компании с блохастой псиной у меня это врятли получится, - сказал Джеймс, обернувшись к Сириусу.
-Вот всегда знал, что ты очень вежливый, - закатив глаза, произнёс Сириус. – Но ладно-ладно, я удалюсь, а то ещё чего доброго получу метлой по башке…
Сириус прошествовал к выходу, но прежде чем уйти, обернулся к Джеймсу и подмигнул ему, заговорщицки улыбаясь.
Джеймс ответил ему такой же улыбкой, и Бродяга вышел. Сохатый снова посмотрел на себя в зеркало.
«Нет, я не могу проиграть», - подумал он и отправился к своей команде.
Когда Джеймс вошёл в главное помещение раздевалок, все игроки, уже давно готовые к матчу, обернулись к нему. Ник и Брэндон, Стэн, Элизабет, Энтони, щуплый Кристофер, - все смотрели на него и ждали.
Джеймс улыбнулся и вдруг почувствовал уверенность. Кроме ожидания, он увидел в глазах своих игроков доверие. Они доверяли ему. И это было самым главным.
-Что ж, мне выпала большая честь быть капитаном такой замечательной команды, - Джеймс не знал, откуда берутся эти слова; он их не придумывал; они сами слетали с языка, легко и естественно. – Ведь все вы действительно замечательные игроки. Вы это знаете, и я это знаю. Так что пора доказать это всем остальным. Покажем всё, на что мы способны. Надерём когтевранцам задницу! И пусть потом кто-нибудь посмеет сказать, что гриффиндорская сборная не лучшая сборная Хогвартса!
Последние слова Джеймса почти заглушили одобрительные крики игроков. Он видел улыбки, видел блеск в глазах, видел, что они готовы побеждать.
-Нам пора, - сказал Джеймс, и вся команда двинулась к выходу.
Джеймс шагнул на поле, и тут же его оглушили рёв и аплодисменты толпы. Поттер замер на месте и, подняв голову, оглядел трибуны. Он попал в какой-то невероятно фантастический мир; мир орущих, вопящих, хлопающих в ладоши, размахивающих флажками и ждущих захватывающей игры болельщиков, и почувствовал, что сегодня и сейчас он – центр этого великолепного мира, его мира, в котором он был победителем. Джеймс улыбнулся. Улыбнулся всем и каждому на этом стадионе, кто болел за Гриффиндор, расправил плечи и уверенной размашистой походкой двинулся в центр поля, навстречу команде противника. Он прямо взглянул капитану сборной Когтеврана, протянул и пожал ему руку.
-Пусть это будет честная игра, - напутствовала мадам Трюк. – Оседлайте свои мётла.
Раздался пронзительный свист серебряного свистка мадам Трюк и…
-Леди и джентльмены, добро пожаловать на матч Гриффиндор-Когтевран! – начал комментировать игру Брайан. – Этот матч обещает быть столь захватывающим, что даже самые ярые ненавистники квиддича (если таковые вообще существуют) не смогут не прийти и не посмотреть его! Потому что, друзья мои, в составе сборной Гриффиндора произошли кое-какие изменения. Новым капитаном стал охотник Гриффиндора Джеймс Поттер, а новым ловцом – третьекурсник Кристофер Эндерсон ! Да что я вам рассказываю! Будто вы сами этого не знаете! Новости в Хогвартсе распространяются быстрее, чем нюхлеры ищут золото!.. Так что давайте посмотрим, что же у нас творится на поле!..
А на поле у нас следующее: Поттер завладевает квоффлом и уверенно летит к кольцам противника. Да, надо сказать, Когтеврану придётся сегодня не сладко! Но Когтевран так просто сдаваться не собирается! За Поттером мы видим погоню: это когтевранские охотники Кроуфорд и Уотерс несутся за Джеймсом! Поттер увеличивает скорость…нет, им его не догнать! Он почти у самых колец Когтеврана!.. Мощный бросок!.. И Гриффиндор открывает счёт! 10:0 в пользу львов!!!
Трибуны взорвались аплодисментами. Джеймс на мгновение замер в воздухе, окидывая взглядом болельщиков и наслаждаясь моментом. Ветер трепал ему волосы и мантию, а он чувствовал себя полным сил и энергии, готовым сделать всё для победы.
-…И вновь квоффл оказывается у Гриффиндора! Элизабет Макензи несётся к кольцам противника, резко поворачивает вправо, укорачиваясь от бладжера! Хорошо! Отлично, Элизабет! Кроуфорд пытается отнять квоффл!.. Пас гриффиндорцу Форману! Не поймал! Ну как же так, Стэн?! Квоффл у когтевранки Уотерс! Она у колец Гриффиндора… Бросок!.. Счёт сравнялся! 10:10!
Джеймс недовольно покосился в сторону Уотерс и ринулся отбирать мяч у Кроуфорда. Нет, Когтеврану сегодня победа не светит! Джеймс этого не допустит!
-Поттер отнимает у Кроуфорда квоффл!.. Пас Макензи!.. А в неё летит бладжер! Осторожно, Элизабет! Молодец, увернулась! А вот ещё бы чуть-чуть и…ну не будем об этом! Итак, Элизабет мчится к кольцам противника!.. Пас Стэну Форману!.. А за ним буквально по пятам несётся Уотерс! Стэн отдаёт квоффл Элизабет, она делает бросок!.. Гриффиндор ведёт счёт!!! 20:10!
«Так-то лучше», - подумал Джеймс и принял пас от Стэна.
-А тем временем наши ловцы всё ещё не заметили снитч! Ай, как нехорошо! Люди ждут зрелища, а вы! Ну-ка живо ищите снитч!.. Поттер делает пас Элизабет…удар!.. И гриффиндорка промахивается! А жаль, жаль… Квоффл у Уотерс, она несётся к гриффиндорским кольцам!... О, как это должно быть больно – получить бладжером по затылку! Надо будет спросить у Аманды, когда она очнётся, ибо удар был столь сильным, что Аманда Уотерс теряет сознание и падает с метлы, её подхватывают когтевранские загонщики и опускают на землюю, где девушки окажут помощь… А тем временем игра продолжается! И вы только посмотрите! Дамы и господа! Когтевранский ловец заметил снитч!!! Вот он несётся за ним! Кристофер, ну куда же ты смотрел?! Ещё чуть-чуть…нет, удача в последний момент покидает когтевранца, и он теряет снитч! Гриффиндору сегодня везёт!
Через тридцать минут игры счёт был уже 110:90, и это не в пользу Гриффиндора. Гриффиндорцы старались как могли, но когтевранцы их опережали, и Джеймс понемногу стал раздражаться. Да ещё на сороковой минуте игры когтевранский ловец вновь заметил снитч, и хотя ему снова не удалось его поймать, Джеймс начал бояться, что Кристофер так и не сможет поймать снитч и Гриффиндору придётся уступить победу противнику.
-…А гриффиндорские загонщики сегодня неплохо работают! Им удалось вывести из игры ещё одного охотника Когтеврана, так что остался всего лишь один Кроуфорд! Когтевранский капитан просит тайм-аут, ну что ж, пожалуйста.
Игра прервалась. Когтевранцы спустились на землю, чтобы помочь своему охотнику и придумать тактику игры с одним охотником. В это время Джеймс, пользуясь случаем, подлетел к Кристоферу. Глаза у третьекурсника были широко распахнуты, он явно был напуган.
-Эй, что с тобой? Ты забыл, что ловец должен ловить снитч, а не просто висеть в воздухе? – резко спросил у него Джеймс.
-П-прости, - запинаясь, выдавил паренёк. – Я просто не могу сосредоточиться…
-Да на чём тут сосредотачиваться?! Ищи снитч и больше от тебя ничего не требуется! – чуть ли не закричал на Криса Джеймс и, увидев, как содрогнулись плечи нового ловца, пожалел о своём резком тоне и грубых словах. – Ладно, извини. Ты не виноват.
Джеймс вздохнул и покачал головой. Крис робко посмотрел на своего капитана, и по его взгляду Поттер понял, как ловец нуждается в его поддержке.
-Слушай, ты думаешь, я не понимаю, как это трудно впервые играть? Думаешь, я не волновался перед первой игрой? Ещё как волновался! – Джеймс попытался выдавить сочувствующую улыбку.
-Нет, ты не мог волноваться! – Крис отрицательно замотал головой, наивно глядя прямо в глаза Джеймсу. – Ты такой храбрый.
Джеймс не мог не рассмеяться, услышав эти слова.
-Да, храбрый, но ведь и храбрые люди могут волноваться и переживать. Вот и я волновался. Просто не показывал этого. Я знал, что нужен своей команде, и раз меня выбрали, значит, в меня верят, а в таком случае я не могу подвести своих. Я просто выкладывался на все сто.
-В этом-то и дело, - со вздохом сказал Крис. – Я боюсь вас подвести. Вас всех и в первую очередь тебя. Ты выбрал меня, ты решил, что я лучше Голдсмита. А вдруг это не так? Я боюсь, что ты можешь пожалеть о своём решении. Понимаешь, я боюсь разочаровать тебя. И это не позволяет мне сосредоточиться на игре.
Джеймс удивлённо смотрел на Криса. Он и представить себе не мог, что творится в душе его ловца, как он боится подвести свою команду и как переживает из-за этого. Джеймсу стало жаль Кристофера, и вместе с тем он почувствовал свою вину: он должен был поговорить с Крисом, помочь ему настроиться на игру, но он этого не сделал, а сейчас у него есть последний шанс всё исправить.
-Слушай, я понимаю тебя…ты боишься нас подвести, но не это главное. Главное – это то, что здесь и сейчас ты делаешь то, что тебе нравится, что ты любишь. Как и все мы здесь. Победа несомненно важна для нас, но я не хочу, чтобы мои игроки так мучались страхами разочаровать своего капитана в случае поражения.
-Правда? – прошептал Крис.
-Правда, - через секунду колебания ответил Джеймс. – Просто делай то, что ты хорошо умеешь – лови снитч. А я…я не пожалею о своём решении. Обещаю, - Джеймс похлопал Криса по плечу.
Кристофер неуверенно улыбнулся, но по мере того, как он смотрел в глаза своему капитану, уверенность наполняла его сердце всё больше и больше.
Прозвучал свисток мадам Трюк, возвещая о возобновлении игры. Джеймс развернул метлу, но прежде чем отправиться к своим охотникам, обернулся к ловцу и сказал:
-Я верю в тебя, Крис.
-После тайм-аута на поле возвращается Кроуфорд! Правда, реакция у него после встречи с бладжером явно замедлена, потому что квоффл уже у гриффиндорцев! Поттер летит к кольцам Когтеврана!.. Бросок, гол! 110:100! Счёт почти сравнялся!.. Квоффл у Макензи! Пас Форману! Он отдает Поттеру!.. Но в него летит бладжер… Пас Форману!.. Поттер едва успевает увернуться: бладжер пролетает в каком-то дюйме от его лица! Форман уже у колец Когтеврана…и… ГОЛ! Счёт сравнялся 110:110! Ну надо же, какая напряжённая у нас игра!.. Квоффл у когтевранцев, у Кроуфорда! Он летит к кольцам противника, бросает мяч!.. Гол! Когтевран ведёт счёт, 120:110! Квоффл вновь у Кроуфорда!.. Поттер летит к нему…отбирает мяч и, резко разворачивая метлу в обратную сторону, летит к кольцам Когтеврана!.. В него посылают бладжер!.. Пас Макензи! Пас Форману! Снова пас Макензи! И ГОЛ! Счёт вновь сравнялся, 120:120!!! Друзья, когда вы ещё видели такую напряжённую игру?! Квоффл у Формана, он ле… Я прошу прощения, но вы только посмотрите на гриффиндорского ловца! Друзья, да он заметил снитч и пытается его поймать! Снитч снижается – Кристофер за ним, снитч резко уходит влево – и Кристофер не отстаёт!.. Снитч, набирая скорость, поднимается вверх – и Кристофер, держа метлу почти вертикально, устремляется за ним!.. Какой красивый момент!.. Я просто не знаю, что сказать! А, впрочем, без комментариев…
Обе команды неподвижно зависли в воздухе, заворожено наблюдая за тем, как Крис несётся вверх за снитчем, за победой для Гриффиндора. Когтевранский ловец ринулся было за ним, но это было бесполезно: он находился в другой части поля, а Кристофера было уже не догнать.
Вот он вытянул вверх одну руку, а другой отчаянно вцепился в древко метлы, чтобы не упасть. В этот момент Джеймс забыл, что нужно дышать. Он не слышал и не видел ничего, кроме щуплой фигурки своего ловца, несущего за снитчем. Казалось, весь стадион затаил дыхание в ожидании развязки.
-Как же он близко от снитча…- не удержавшись, шёпотом проговорил Брайан, и его шёпот был буквально оглушителен в наступившей тишине ожидания.
Когда полу-окоченевшие пальцы Кристофера Эндерсона сжали золотой снитч, Джеймс буквально задохнулся от восторга; забывшись, отпустил руки, так что едва не упал с метлы, и дико завопил от радости. Он не помнил, чтобы когда-нибудь, выигрывая, он так кричал и приходил в такой неописуемый восторг, в каком пребывал сейчас.
-И Кристофер Эндерсон поймал снитч! Гриффиндор победил!!! – разнёсся по стадиону радостный вопль Брайана.
Обе команды спустились на землю.
Джеймс радовался и кричал вместе со всеми счастливыми гриффиндорцами, точно ему было десять лет, а когда заметил подле себя Кристофера, который так и сиял, то вовсе сгрёб его в охапку, обнимая своего ловца в приливе чувств.
-Это самая замечательная наша победа! – заорал Джеймс, и гриффиндорцы откликнулись громкими криками, улюлюканьем и аплодисментами.
А в следующее мгновение Джеймс почувствовал, как его ноги отрываются от земли: это гриффиндорцы подхватили его и Кристофера на руки и стали дружно подбрасывать, прославляя своего великолепного капитана и замечательного ловца.
-Гриффиндор лучше всех, Гриффиндор лучше всех! – громко кричали счастливые представители львиного факультета.
Джеймс радостно и ошалело улыбался, опьяненный победой и любовью своего факультета. Он и подумать не мог, что первая его игра в качестве капитана будет такой успешной. Он весело смеялся, кричал вместе со всеми и в эту минуту понимал, что с выбором ловца он всё же не ошибся.

Наступила последняя учебная неделя – неделя, в течение которой студенты сдают все свои несданные эссе, сочинения, доклады, наивно верят в то, что смогут сделать за одну неделю всё то, чего не сделали за целый семестр, на уроках засматриваются на снегопад или витают в облаках, мечтая получить в подарок кота или новую метлу, ищут учебники, которые сами же кому-то и отдали, а теперь не могут вспомнить, кому именно, придумывают, что подарят родным и друзьям на Рождество и просто ждут праздника и чудес.
В эту волшебную пору ожидания Рождества и оценок за семестр многим приходится нелегко именно потому, что чувство приближающегося праздника настолько обостренно, что выполнение домашних заданий, которые продолжают задавать учителя, кажется чем-то диким и ненормальным, так что заставить себя сесть за выучивание конспекта или чтения параграфа не то что трудно, а почти невозможно. Разумеется, не для всех. Но есть же такие.
Вот и Римусу Люпину заставить себя выполнять домашнее задание, было отчего-то очень нелегко. Странно, но прежде он за собой такого не замечал. Он обычно спокойно относился к домашним заданиям, даже если их было очень много, а теперь он всего-то должен был написать доклад о самых знаменитых тёмных магах XVIII века на два пергаментных листа, что в общем-то было нетрудно: нашёл нужную главу в старой пыльной книге, листы в которой боишься переворачивать, опасаясь, что от малейшего прикосновения они обратятся в прах, и, находя в тексте самое важное, просто переписываешь это себе. У Римуса никогда не было проблем с подобными заданиями, он всегда выполнял их быстро, не прилагая особенных усилий. Но сегодня, едва написав пол-листа, Лунатик почувствовал жуткую усталость, граничащую с неимоверной скукой, навеваемой историей жизни Амедеуса Ужасного, державшего в страхе чуть ли не всю Шотландию два с лишним века назад. Римус стал замечать, что, переписывая строчки из книги, он сам не понимает, о чём пишет, а мысли его заняты совершенно другим. Он пишет о тёмных магах, а сам думает обо всём на свете, кроме них. В сущности, кому какое дело, что этот явно психически неуравновешенный Амедеус творил с несчастными магами?
На такой мысли Римус прервал своё бессмысленное переписывание, отложил перо и, закрыв глаза, подпёр рукой подбородок. Он торчал в библиотеке уже больше часа, а так ничего путного и не написал. Он пытался сосредоточиться, но понимал, что скорей заснёт, чем сумеет сосредоточить внимание на докладе. Мысли путались и уносились куда-то далеко, за пределы библиотеки, туда, где жизнь идёт полным ходом, бьёт ключом, звучит заразительным смехом и сияет блеском глаз, где нет толстенных фолиантов и строгой мадам Пинс и где даже Амедеус Ужасный не замучает до смерти своей скучной биографией.
Римус открыл глаза и взглянул на свой доклад как на что-то неприличное и даже пошлое, покачал головой и стал собирать свои вещи в сумку, решив плюнуть на домашнее задание и на зря потраченное на него время. Собравшись и поставив книгу на место, Римус двинулся к выходу из библиотеки. Если прежде он любил проводить здесь время, то сегодня ему буквально хотелось бежать отсюда, прочь от тысяч книг и наскучившей ему тишины.
Выйдя в коридор, Римус глубоко вдохнул и почувствовал, что он наконец-то свободен и что было бы замечательно провести вечер в компании лучших друзей. Римус ощущал прилив сил и энергии, сонливость как рукой сняло, и он бодро и весело шагал по коридорам, улыбаясь и оглядываясь по сторонам.
Вот его окликнул староста школы и напомнил, что завтра собрание и что опаздывать нельзя. Римус ему улыбнулся и сказал, что не опоздает. Староста прошёл мимо, а Лунатик обернулся и махнул ему на прощание рукой, продолжая идти и как раз в это время сворачивая в коридор.
-Ай!
Римус почувствовал, как кто-то с размаху врезался в него и вскрикнул, и отошёл на два шага назад. Он машинально пробормотал: «Извини» и потом только поднял глаза.
Перед ним стояла Элизабет и чуть смущённо улыбалась.
-Это ты извини, - тихо сказала она. – Я не видела, куда бегу.
-Да я тоже не особенно смотрел на дорогу…
Римус опустил глаза и увидел валяющееся на полу книги и пакетик с драже «Берти Боттс», которые, видимо, при столкновении уронила Элизабет. Гриффиндорка проследила взгляд Лунатика и, улыбнувшись, сказала:
-Уронила книги – вот растяпа.
И, опустившись на карточки, девушка принялась собирать книги.
-Я помогу, - Лунатик присел рядом с Элизабет, ругая себя за то, что сразу же этого не сделал. Он поднял три книги и подал их Элизабет. Она вместо того, чтобы взять их, протянула ему пакетик с конфетками.
-Будешь? – спросила она.
-Что? – не понял Римус.
-Конфеты, - улыбнулась Элизабет.
«Придурок, - обругал себя Лунатик. – О чём ещё она могла спрашивать, если держала в руках конфеты?»
-Ну же, угощайся, - Элизабет взглянула ему в глаза, и Римус смущённо улыбнулся, мысленно умоляя самого себя не краснеть перед ней.
-Мне никогда с ними не везёт, - сказал он. – Вечно попадаются со вкусом баклажана или острого перца…
«Мерлин, что я несу!..»
Элизабет засмеялась.
-Мне тоже сегодня с ними не везло: попадались со вкусом Костероста и морской воды. Но, может, тебе сегодня повезёт? Попробуй! – и она протянула ему конфеты, всё ещё улыбаясь.
Римус едва заметно кивнул и запустил в пакетик руку, выбирая конфету наугад. Когда он вытащил руку, у него на ладони лежала оранжевого цвета конфетка.
-Цвет красивый, - заметила Элизабет. – Как солнышко.
-Да, - согласился Римус и отправил конфету в рот.
-Ну как? – полюбопытствовала Элизабет.
Римус улыбнулся.
-Со вкусом малины, - ответил он. – Мне впервые попалась съедобная конфетка «Берти Боттс».
-Вот видишь, как здорово, - обрадовалась Элизабет. - Сегодня твой день.
-Да, наверно.
Элизабет поднялась на ноги, Римус последовал за ней.
-Твои книги, - он протянул ей фолианты, которые до сих пор держал в руках.
-Спасибо, Римус, - Элизабет взяла книги и улыбнулась.
-Да не за что, - ответил Лунатик и для чего-то пожал плечами.
-Ну я пойду. Пока.
-Пока.
Она прошла мимо, но, когда Лунатик хотел было уже свернуть за угол, вдруг окликнула его:
-И да, Римус, классная рубашка, - Элизабет указала на его клетчатую рубашку и, радостно улыбнувшись, пошла дальше.
Римус оглядел свою рубашку и улыбнулся.
«Она сказала, что у меня классная рубашка! Значит, ей она понравилась. Здорово! А ещё она угостила меня конфетами…»
Он шёл до гостиной Гриффиндора словно в трансе, всё думая о встречи с Элизабет. Проходя мимо большого зеркала, он вдруг заметил, как глупо он улыбается, и остановился.
«Я на седьмом небе от счастья, потому что девушка, которая мне нравится, сказала, что у меня классная рубашка. Я думаю об этом уже минут десять! Совсем как…как…Джеймс! Вот я влип...»

Сириус пробивался сквозь толпу студентов в коридоре четвёртого этажа. Он намеревался пойти к МакГонагалл и отдать ей несданное эссе.
-Я жду тебя в гостиной! – крикнул ему Джеймс вслед, идя в противоположную сторону.
Сириус на мгновение обернулся к другу и кивнул, давая понять, что слышал его.
Как же Бродяга не любил, когда в коридорах было такое столпотворение, а в особенности, когда он куда-то спешил. Бесцеремонно расталкивая второкурсников Когтеврана, Блэк думал о том, что в Хогвартсе нужно ввести особую систему регуляции движения. Внезапно он почувствовал, как кто-то взял его за локоть. Бродяга обернулся – и тут же, едва увидев лицо держащего его за локоть человека, выдернул руку и двинулся дальше.
-Блэк, подожди!
-Ну чего тебе еще надо? – раздражённо рявкнул Сириус, оборачиваясь к Сильвии Сэймур.
Сильвия стояла в двух шагах и смотрела Блэку в глаза совершенно бесстыжим, по мнению Сириуса, взглядом, если учитывать, как она с ним обошлась.
-Я только хочу кое-что сказать тебе, - спокойно ответила Сильвия, не обращая внимания на грубый тон Сириуса.
-А по-моему тебе нечего мне сказать, - с этими словами Блэк развернулся и двинулся было дальше.
-Я знаю, ты сердишься из-за того, что я не пришла на встречу.
Сириус резко развернулся и посмотрел на девушку, точно на сумасшедшую.
-Я сержусь? Нет, я не сержусь. А знаешь, почему? Потому что мне плевать и на тебя, и на встречи с тобой, ясно? – Сириус с пренебрежением взглянул на Сильвию.
-Это было не очень вежливо, - заметила девушка всё тем же спокойным тоном, какой потихоньку начинал выводить Сириуса из себя.
-А если я назову тебя стервой, ты тоже скажешь, что это не очень вежливо? – с злорадной усмешкой сказал Сириус.
Губы Сильвии дрогнули в насмешливой улыбке.
-Да я понимаю: ты вправе думать обо мне, что хочешь, - произнесла девушка. – Пока что.
-Что значит, пока что? – не понял Сириус.
-Пока не выслушаешь то, что я хочу тебе сказать.
-А с чего ты взяла, что я стану тебя слушать?
Сильвия рассмеялась.
-Да брось, Блэк, от выслушивания моего рассказа уши у тебя не отсохнут.
Сириус покачал головой.
-То есть ты хочешь сказать, твои слова как-то изменят моё отношение к тебе? – с иронией произнёс Сириус.
-Во всяком случае, я так думаю.
-А я нет.
-Но ты ещё ничего не узнал.
-Неужели это так невероятно важно? – закатив глаза, спросил Сириус.
-Это касается нашей встречи, - сказала Сильвия. – А если точнее, то причины, по которой я не смогла на неё прийти.
-Ну и какая же это причина? – Сириус скрестил руки на груди, ожидая ответа.
-На меня напали доспехи.
-Что, прости? – Сириус нахмурился. – Мне показалось…или ты сказала, что на тебя напали до…
-Тебе не показалась, - оборвала его девушка. – На меня действительно напали рыцарские доспехи в коридоре третьего этажа. Вот почему я не смогла прийти на встречу с тобой, - серьёзно сказала Сильвия.
Сириус оторопело смотрел на Сильвию и молчал. Он, конечно, всегда знал, что слизеринцы – лжецы и лицемеры, но не до такой же степени. Либо она совсем не умеет врать, либо держит его за идиота. Причём последнее наиболее вероятно.
-Ты себя вообще со стороны слышишь? Ты бы хоть что-нибудь поправдоподобнее придумала, - Сириус с некоторым презрением взглянул на Сильвию.
-Это правда, - просто сказала слизеринка. – Когда я шла по коридору, на меня вдруг сзади набросились рыцарские доспехи, сгребли в охапку и чуть было не сбросили с лестницы.
-О, какие подробности! – расхохотался Сириус. – Долго придумывала?
Сильвия с самым серьёзным видом посмотрела на Сириуса.
-Если бы не профессор Флитвик, мне пришлось бы нес ладко, - продолжала она. – Доспехи сломали мне три ребра. Я два дня провела в больничном крыле. Профессор Флитвик исследовал доспехи на присутствие недавно наложенных заклятий и сказал, что доспехи кто-то заговорил… В общем, это чья-то неудачная шутка.
Сириус ушам своим не верил.
-Это правда, - повторила Сильвия. – Я понимаю, в такое трудно поверить. Кто бы мне рассказал – сама бы ни за что не поверила бы. Но тем не менее это правда. А не веришь мне – подойти и спроси у Флитвика или у мадам Помфри. Они тебя обманывать не станут.
Сириус минуту молчал, раздумывая, чтобы сказать.
-Ну, допустим, ты не врёшь, и на тебя действительно напали доспехи, и поэтому ты не пришла. Но я не понимаю…зачем ты всё это мне рассказываешь? Неужто тебе так важно, что я о тебе думаю?
Сильвия улыбнулась уголками губ. У Сириуса давно сложилось впечатление, что что бы он ни сказал, это ни в коей мере не смутит и не поставит в тупик Сильвию.
-Я просто не хочу, чтобы кто-то думал обо мне хуже, чем я есть на самом деле. Ты ведь наверняка решил, что я специально пригласила тебя, чтобы потом не прийти?
-Предположим, что это действительно так, - уклончиво ответил Сириус. – Но что это меняет?
-Ничего, - Сильвия пожала плечами. – Может изменится только твоё мнение обо мне.
Сириус задумчиво посмотрел Сильвии в глаза.
-А тебе это важно? – хитро прищурившись, спросил Блэк.
-Мне важно всё, что касается меня, - ответ был весьма циничным, по мнению Сириуса.
Бродяга хмыкнул.
-Ладно, это уже неважно, - небрежно бросил он.
-Ну да, разумеется, - сказал Сильвия.
Сириус кивнул и развернулся, чтобы уйти.
-Может, после каникул нм всё-таки удастся сходить куда-нибудь вместе, - услышал он голос Сильвии и обернулся, но она уже скрылась в толпе.
Сириус секунду в задумчивости постоял, а потом двинулся дальше.
Вся эта история с доспехами казалась ему полным бредом, в который поверил бы только дурак, но ведь Сильвия сказала, что он может спросить об этом у Флитвика…
И раз она сказала ему, почему не пришла, выходит ей не всё равно, что он думает о ней? Выходит, его мнение для неё важно?
Да даже если и так, то что? Как бы то ни было Сильвия Сэймур навсегда останется для Сириуса Блэка лицемерной слизеринкой, и что бы они ни сделала, он не изменит своего отношения к ней.
Ну а сейчас он идёт по коридору и думает о ней и…неужели он вновь ей поверил?..










Бал

Лили сидела за одним из столов в библиотеке и внимательно просматривала «Пророк». После убийства Кеннингтона-младшего, уже второго убийства, приписываемого некой Джеральдине Рокфорт, она каждый день старательно просматривала газеты: вдруг появится какая-нибудь новость об этой женщине. Но ничего не было. Ни одной заметки с той статьи об убийстве сына лорда Кеннингтона. К этому факту Лили испытывала смешанные чувства: с одной стороны она была рада, что убийств больше не было, но с другой – ведь о поимке Рокфорт тоже ни слова, а, значит, она всё ещё разгуливает на свободе и в любой момент может совершить очередное убийство.
Лили до сих пор мучалась догадками: женщина со шрамом, Джеральдина Рокфорт и чудом выжившая после нападения Пожирателей смерти, изуродованная сестра профессора Салисберри – это один и тот же человек или всего лишь странное и удивительное совпадение. Эванс сильно сомневалась в последнем. Но и в первом на сто процентов уверена быть не могла.
Тайна женщины со шрамом была не единственной загадкой в жизни Лили. Был ещё неизвестный поклонник, присылавший ей подарки и письма со стихами магловских поэтов.
Прошлым вечером Лили получила ещё одно письмо. Оно лежало теперь в её учебнике зельеварения. Девушка открыла его и достала пергамент. Всё те же синие чернила, всё тот же красивый незнакомый почерк – только каждый раз новые нежные стихи о любви, предназначавшиеся «самой красивой девушке на свете», как было написано на конверте с последним письмом. Лили с лёгкой улыбкой на губах развернула пергамент, берёжно сложенный втрое, и прочитала следующие прекрасные строчки:

«Мне без тебя так трудно жить,
А ты — ты дразнишь и тревожишь.
Ты мне не можешь заменить
Весь мир…
А кажется, что можешь.
Есть в мире у меня свое:
Дела, успехи и напасти.
Мне лишь тебя недостает
Для полного людского счастья.
Мне без тебя так трудно жить:
Всё — неуютно, всё — тревожит…
Ты мир не можешь заменить.
Но ведь и он тебя — не может»

Лили пробегала глазами по строкам, вглядывалась в каждую букву, украшенную завитушками, бесцельно проводила пальчиками по пергаменту, точно думала, что если так внимательно смотреть, можно каким-то образом узнать имя отправителя письма. Но сколько бы Лили ни перечитывала, сколько бы ни просматривала письмо, она не находила ни единой зацепки, ни единого указания на того, чья рука аккуратно и прилежно вывела эти слова, чтобы она, Лили, сидя в библиотеке, или в спальне, или в коридоре на подоконнике могла читать это и ощущать, как захлёстывает её волна интереса, приятной и в то же время мучительной неизвестности, как необъяснимое тёплое чувство, кажется испытуемое ею в какой-то мере к стихам, а в какой-то к их отправителю, медленно, но неизбежно разгорается в груди.
Последние стихи Лили понравились больше всех прочих. В них простота слога сливалась с удивительной искренностью слов, превращаясь во что-то неземное и удивительно прекрасное, что не позволяло остаться равнодушной к этим нежным, светлым стихам.
«Ты мне не можешь заменить Весь мир…А кажется, что можешь…» Если эти слова столь же правдивы, сколь и прекрасны, то как же сильно, должно быть, неизвестный отправитель любит её…или, может, она ему только нравится, так же, как и эти стихи, которые он, посчитав их очень красивыми, отправил ей…
«Ты мне не можешь заменить Весь мир…А кажется, что можешь…»
-Ты долго меня ждёшь? Прости, мне пришлось немного задержаться…
Лили обернулась. К ней незаметно подошёл Джек; он как всегда приятно и по-доброму улыбался.
-Что читаешь? – поинтересовался он, заметив в её руках исписанный пергамент.
-Да ничего, - Лили быстро сложила пергамент и спрятала в сумку. – Ерунда, ничего интересного.
-Ну ладно, - Джек пожал плечами и сел на стул напротив. – Чем сегодня займёмся?
Он спрашивал это каждый раз, когда они встречались в библиотеке, и каждый раз Лили говорила, что они займутся зельеварением. И каждый раз они отвлекались на что-нибудь постороннее.
-Зельеварением, - ответила Лили. – У тебя есть какие-нибудь вопросы?
-Да, тут одно зелье…я совершенно не понимаю, как его варить, - Джек немного смущённо посмотрел на Лили и передёрнул плечами, затем вытащил свой учебник и пергаменты для записей. – Вот, это, - он ткнул пальцем в рецепт одного зелья, приводившегося в учебнике.
Лили взглянула.
-Да это же совсем легко! – воскликнула она. – Хотя есть тут небольшой подвох… я тебе всё сейчас объясню. Смотри.
Лили придвинулась ближе к столу и склонилась над учебником. В начале объяснений Джек задавал какие-то вопросы, поддакивал или просто согласно мычал. Но вот Лили говорила уже больше пяти минут…и ей вдруг показалось, что она давно уже говорит одна, а Джек не произносит ни звука. Эванс подняла голову – и нос к носу столкнулась с парнем. Джек был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже. Он мягко улыбнулся, посмотрел Лили в глаза, а потом его взгляд опустился ниже, на её губы. Лили почувствовала, как забившееся вдруг быстрее сердце, сладко замерло, когда Джек, чуть подавшись вперёд, осторожно коснулся её губ. Лили закрыла глаза; её веки затрепетали, когда она несмело ответила на поцелуй. Это был её первый поцелуй, самый нежный, самый трогательный, какой она только могла себе представить. Сердце вновь забилось в ускоренном ритме, когда Джек оторвался от её губ и пристальным взглядом посмотрел ей в глаза.
-Лили, будешь моей девушкой? – прошептал он еле слышно.
Вместо ответа Лили нежно поцеловала Джека.

Лили медленно шла по коридору к кабинету профессора Слизнорта. Было уже поздно, и за окном видны были горящие в ночном небе звёзды и месяц. На небосводе появилось несколько тучек: возможно, ночью пойдёт снег, белый, пушистый, и завтра утром мир станет белоснежным, лёгким, почти воздушным. Было так тихо, что Лили нарочно хотелось идти неслышно, чтобы не нарушать эту тишину. Было отчего-то очень уютно и спокойно на душе, и радостно, очень радостно.
Она теперь девушка Джека. Такое невероятное чувство, когда ты понимаешь, что связан с дорогим тебе человеком, что вас объединяют не слова, но чувство, прекрасное, светлое, одно на двоих.
Это невероятно. Это похоже на сон. Или на сказку. На зимнюю сказку, на одну из тех сказок, что мама рассказывала Лили под Рождество. Их так много, что все и не запомнишь, но конец у всех один – счастливый…
В такие моменты чувствуешь, что нет ничего прекраснее и замечательней этой жизни, нет ничего лучше и великолепней этого мира. В такие моменты всё кажется непередаваемо прелестным, и нет в целом свете ни зла, ни боли, ни душевных страданий.
Вот пролетели за окном первые снежинки. Лили на минутку остановилась у окна, чтобы взглянуть на их неспешный лёгкий полёт, улыбнулась. Интересно, это правда, что нет одинаковых снежинок?
Лили пошла дальше, продолжая легко улыбаться. Ей вспомнилась старая детская песенка про разноцветных бабочек, и она шла теперь, напевая её вполголоса и едва ли не пританцовывая.
Войдя в кабинет, Лили застала профессора Слизнорта за чтением какой-то книги. Было уже около одиннадцати, но зельевар всё ещё не ушёл в свою комнату отдыхать. Он вообще в последнее время стал допоздна засиживаться в кабинете, изучая какие-то старинные книги, так что Лили, идя к Слизнорту, была уверена, что найдёт его здесь.
-А, мисс Лили! – Слизнорт заметил девушку и радостно улыбнулся. – Что привело тебя ко мне в столь поздний час? – спросил он добродушно и указал на стул, стоящий подле его стола, тем самым приглашая Лили присесть.
-Простите за поздний визит, профессор, - Лили опустилась на стул.
-Ничего, ничего! – отмахнулся Слизнорт. – Я всё равно ещё даже не отправился к себе.
Лили улыбнулась. Слизнорт порой казался ей таким милым и забавным.
-Я только хотела отдать вам вашу книгу, которую вы давали мне почитать, - Эванс протянула профессору книгу, которую принесла с собой. – Уроков больше не будет, и я подумала, что ненароком могу забыть и уехать домой, не отдав вам её.
-Тебе понравилось? – спросил Слизнорт, принимая из рук девушки фолиант.
-Да, было очень интересно.
-Да, книга действительно заслуживает внимания, - согласился зельевар и вдруг с лукавой улыбкой взглянул на Лили. – Как думаешь, почему я сижу здесь допоздна?
-Не знаю, - честно ответила Лили. – А почему?
-Видишь ли, - начал Слизнорт, значительно глядя на Эванс. – Я тут недавно обнаружил у Альбуса прелюбопытнейший фолиант. Этот старый лис утверждает, будто и не знал, что в его личной библиотеке такой имеется. Ну да, как же, так я ему и поверил! Но дело не в этом. В этой вот книженции, - профессор постучал пальцами по книге, которую читал, - содержится невероятно важная информация! О неких растениях… о их свойствах и способах использования… Дело вот в чём: эти растения можно использовать как совершенно новый, ранее неиспользованный ингредиент. И кто знает, что получится? Никто не знает. А я догадываюсь.
Слизнорт загадочно посмотрел на Лили. Эванс стало интересно, что это за растения и что из них может получиться, поэтому она тихо-тихо, точно это была какая-то тайна, спросила:
-И каковы ваши догадки?
Слизнорт, удовлетворённый проявленным интересом, улыбнулся.
-Если как следует всё изучить, рассчитать, постараться, можно получить противоядие… - Слизнорт выдержал эффектную паузу, а затем спросил: - Как думаешь, от чего?
-Не знаю, - прошептала Лили.
-От ликантропии.
Ответ Слизнорта настолько удивил Лили, что с минуту она не могла ничего сказать. Профессору же реакция Лили пришлась по душе: он, видимо, другой и не ожидал и вполне был ею доволен.
-Профессор, но ведь… ликантропия не лечится, - после минутного молчания сказала Лили.
Слизнорт довольно улыбнулся.
-Не лечится, ты права. Но она ведь сейчас не лечится. А вот что будет потом – никто не знает. Но, в конце концов, мы сами создаём своё будущее... Это растение – это просто сенсация! Я буду работать над этим, и кто знает: может, однажды мне удастся найти противоядие от ликантропии!
-То есть, человек сможет полностью излечиться?
-О, моя дорогая Лили, этого я не знаю, - Слизнорт покачал головой. – Но я буду делать всё возможное… И ты представляешь, для скольких людей это стало бы спасением!.. А я бы получил заслуженную награду…
Ликантропия. Противоядие. Оборотни. Случайно подслушанный ночью разговор. Римус Люпин.
-Профессор, а вы лично знали какого-нибудь оборотня?
Слизнорт отвлёкся от своих мечтаний и, подняв брови, серьёзно и вместе с тем удивлённо взглянул на свою ученицу. Лили с замиранием сердца ждала ответа.
-Странные у тебя вопросы, Лили, - сказал наконец Слизнорт уже совсем иным, серьёзным, сосредоточенным голосом.
-Мне просто интересно. Я спрашиваю чисто из любопытства, - сказала Лили, стараясь говорить как можно убедительнее.
-Нет, - Слизнорт покачал головой. – Оборотней мне никогда не доводилось встречать.
Лили разочарованно опустила глаза. Ответ Слизнорта в сущности ничего не изменил: он мог и соврать, так что ничего нового она не узнала.
-Уже поздно. Мне пора.
-Конечно-конечно, - засуетился Слизнорт. – Уже действительно поздно. Иди.
-Спокойной ночи, профессор.
-Спокойной ночи, Лили, - сказал Слизнорт и вдруг спохватился: - Ты помнишь, что послезавтра у меня будет бал в честь Рождества?
-Конечно, помню, - улыбнулась Лили.
-И ты, конечно, придёшь со своим кавалером мистером Харрисоном? – лукаво улыбнувшись, спросил Слизнорт.
-Вы угадали, - засмеялась Эванс.
-Вы замечательная пара, - довольным голосом заявил Слизнорт. – Вы очень красиво смотритесь вместе. А завтра, нарядные, вы будете просто королём и королевой бала. Кстати, об этом: может, завтра выбрать короля и королеву вечера?..
-Это как вы решите, - сказала Эванс. – Спокойной ночи.
-Спокойной ночи, Лили.
Лили вышла от Слизнорта довольная и счастливая. Напоминание о бале, куда они с Джеком пойдут уже в качестве пары, лишь ещё больше подняло ей настроение. Она с нетерпением ждала, когда наденет своё изумрудное платье и под руку с Джеком отправится на бал, где они будут танцевать вальс, пока не закружится голова, от счастья, от любви и от музыки.
Лили не знала, что уже очень скоро перестанет так счастливо улыбаться, а спокойствие в душе сменится болью старых, не до конца заживших ран, разбереженных ненужной встречей и бессмысленным разговором.
Лили свернула за угол. Там, в коридоре, из которого она только что пришла, она была ещё весёлой и радостной девушкой Джека Харрисона, здесь она скоро станет девушкой, потерявшей лучшего друга, девушкой, у которой заноют старые, всё ещё кровоточащие раны, что врятли когда-то заживут, и стоит только обронить неосторожное слово, погрузиться в воспоминания, и они снова напомнят о себе болезненным криком невозвратно ушедшего прошлого.
Ей бы пройти мимо, не смотреть ему в глаза, сделать вид, что она его не замечает, но нет – она стоит и ждёт, пока он подойдёт так близко, что станет неуютно, и начнёт говорить то, что она совсем не хочет слышать.
-Лили, нам нужно поговорить…
Она поднимает взгляд и встречается с чёрными глазами, чужими, совсем не похожими на те, что она знала, что она помнила и теперь, но… может, в их бездонной глубине осталось ещё что-то живое, что-то родное, что не успело убить в нём его окружение?..
Лили опустила глаза.
-Нет, не нужно.
А дальше весь их разговор, все обрывки фраз, все слова превращаются в пошлый и жалкий фарс, коих так много в нашей жизни.
-Это важно, Лили…
-…уже нет ничего важного…
-…есть, ты просто не понимаешь…
-…понимаю…
-…тогда выслушай…
-…зачем?..
-…так нужно…
-…кому нужно?..
-…нам…
-…нас давно нет…
-…неправда…
-…правда…
-…всё можно изменить…
-…разве?..
-…да…
-…нет…
-…почему?..
-…слишком поздно…
-…ты ошибаешься…
-…это ты ошибаешься…
-…только выслушай…
-…не надо…
-…пожалуйста…
-…не мучай меня…
-…ты должна это услышать…
-…оставь меня в покое…
-…я прошу тебя!..
-Хватит!
Она не кричит, но это её восклицание, прерывающее череду этих почти ничего не значащих фраз, точно окрик, точно хлёсткая пощёчина, оставляющая болью горящий след. У него даже дёргается лицо, как будто она действительно только что ударила его по щеке.
-Северус, к чему всё это? – Лили говорит тихо и смотрит слизеринцу прямо в глаза.
Северус смотрит на неё с явным страданием в лице, но Лили уже не знает, жаль ли ей бывшего друга или же ей всё равно, что творится у него в душе.
-Я ужасно виноват перед тобой, - говорит он и опускает глаза. – Умоляю, прости меня. Я не могу спокойно жить, зная, что ты меня не простила…
Лили вдруг слабо улыбнулась. До этого момента она находилась в полном смятении, не зная, что сказать и что сделать. Но теперь она совершенно точно знала, что должна была сказать. Она вдруг почувствовала уверенность в том, что именно так будет правильно.
-Дело не во мне, Сев, - детское прозвище легко слетело с губ, но в нём уже не звучала былая беззаботность и дружеская любовь, - Если тебе это так важно…знай, я давно простила тебя.
Северус вскинул глаза. Лили увидела в них запылавшую надежду на возвращение дружбы. Лили снова едва заметно улыбнулась. Она должна это сказать, а он должен это услышать. Странно, но ей совсем не жаль его разочаровывать.
-Я простила тебя, - повторила Лили. – Но дело не в это, а в том, сможешь ли ты когда-нибудь простить себя, - Северус удивлённо смотрит на неё. – Нет, не за то, что назвал меня грязнокровкой! Это такая мелочь… Не за это. А за то, какой путь ты выбрал, Северус. Сможешь ли ты себя простить за это? Не знаю. Но лично я никогда не прощу тебе того, как глупо и вероломно ты ломаешь свою жизнь.
Вот, сказала. Всё, что хотела, сказала. Пусть он знает. Это справедливо.
И ей больше нечего ему сказать. Она и так слишком много ему говорила: и о том, что его друзья – не лучшая компания, и о том, чтоб он держался от них подальше… И много чего ещё. Только всё без толку. А теперь вот уже нет смысла много говорить. Самый главный смысл заключён в этих нескольких фразах, которые она уже произнесла, а больше разговаривать им не о чем.
Она сама так решила. Сказала всё, что думала, и не жалела теперь об этом. Слова были жестокими? Возможно. Но правда вообще редко кого-то щадит, а в том, что её слова были правдой, сомнений не было.
Лили последний раз перед тем, как уйти, смотрит Северусу в глаза, но он тут же отворачивается. Может, не хочет, чтобы она знала, что он чувствует сейчас?
Лили едва заметно кивает головой, с чем-то соглашаясь, и проходит мимо, оставляя бывшего друга в одиночестве.
Дойдя до поворота, она так и не оборачивается, и не видит, как он смотрит ей вслед, и тихий шёпот: «Лили…» оглушающим эхом отдаётся от стен.
Странно, но слёз нет. Раньше, стоит кому-то только упомянуть о Северусе, и она готова разрыдаться. А теперь идёт по коридору и не чувствует потребности сердца излить боль в слезах.
Слёз нет. Только очень тяжело на душе, и скверно, а сильнее всего чувство безысходности. И никуда от него не деться.
Это как пропасть, которую не перепрыгнуть. А попытаешься – непременно сорвёшься вниз и никогда уже оттуда не выберешься.
Лили дошла уже до лестницы, когда встретила Римуса. Он шёл, чем-то очень довольный, и улыбался.
-Привет, Лили! – весело поздоровался Люпин, махнув ей рукой.
Лили рассеянно кивнула.
-С тобой всё в порядке? – поинтересовался гриффиндорец, подняв брови.
-Да, - ответила девушка. – А что со мной может быть не так?
-Просто ты как потерянная, - заметил Римус.
-Нет, всё хорошо, - стараясь приободриться, ответила Лили.
-Точно?
-Да.
-Ну, тогда ладно. Я пошёл дальше обходить коридоры. Пока.
«Точно, сегодня же наша очередь дежурить!» - запоздало вспомнила Лили.
-Я тоже пошла выполнять свои обязанности, - чуть улыбнувшись, сказала Лили. – Пока.
Вообще Лили никогда не забыла об обязанностях старосты. И после визита к Слизнорту намеревалась отправиться патрулировать коридоры, но из-за встречи с Северусом у неё это буквально вылетело из головы.
Честно говоря, в спальню ей сейчас возвращаться не хотелось, так что дежурство в коридорах пришлось как нельзя кстати. Лили хотела побыть одна. В сущности, ни о чём думать ей не хотелось, просто она чувствовала потребность в одиночестве.
Бродя по школе, Лили встретила в одном из коридоров целующуюся парочку пятикурсников. Высокого молодого человека и красивую девушку. Лили почувствовала умиление, глядя на их нежные поцелуи, и в тот же момент ей стало неловко: всё-таки она не привыкла шпионить за людьми, особенно если они заняты чем-то личным. Лили стала осторожно пятиться назад, стараясь идти как можно тише, чтобы не обнаружить себя, однако влюблённые неизвестно каким образом, но всё же почувствовали чьё-то присутствие, и сконфуженно отпрыгнули друг от друга. Лили виновато улыбнулась и шмыгнула за угол, чтобы больше не смущать парочку.
Впрочем, встреча с пятикурсниками значительно улучшила настроение Лили. Она представила на их месте себя с Джеком и закраснелась от собственных мыслей.
Так, гуляя по замку, ни на что особенно не обращая внимания, Лили дошла до входа в гостиную Пуффендуя. Собственно говоря, она редко сюда захаживала во время патрулирования, но сегодня ноги сами принесли её сюда. Когда она очнулась от своих мыслей и мечтаний, то внезапно обнаружила, что в коридоре она не одна. Помимо неё в коридоре находились ещё двое человек: парень и девушка. Приглядевшись, Лили узнала в них Поттера и его новую девушку. Они, как и предыдущая парочка, целовались и обнимали друг друга. Но если, встретив пятикурсников, Лили ощутила умиление, то сейчас, глядя на целующихся Поттера и его подружку, ей стало отчего-то неприятно и пуще прежнего неудобно. Однако, понимая, что мешать людям всё-таки некрасиво, собралась было уже незаметно уйти, как вдруг…
-Ага, подглядываешь!!! – завопил весящий на стене портрет сгорбленного седого старика.
Лили вздрогнула от его крика. Поттер и его девушка также не могли не услышать вопля старика и, оторвавшись друг от друга, посмотрели в сторону Лили. Эванс, смущённо передёрнув плечами, сделала шаг назад.
Поттер нахмурился, разглядывая гриффиндорку, точно никак не мог её узнать. Через несколько мгновений, он сказал:
-Эванс? – голос его прозвучал полусердито полуудивлённо, - Ты что здесь делаешь?
-Подглядывает, подглядывает! – громче прежнего заорал старик.
-Вовсе я не подглядываю, - пролепетала Лили и посмотрела на девушку Поттера: та, удивлённо вскинув тёмные брови, глядела на гриффиндорку.
Поттер поднял бровь.
-Подглядываешь? – переспросил он, точно не понял, за чем тут можно подглядывать.
-Говорю же тебе: нет! – ответила Лили. – Это этот безумный старик разорался…
-Это я ещё и безумный! – оскорбился старикашка. – Парень, говорю тебе, она давно уже за вами шпионит! – тыча пальцем в Лили, обратился старик к Джеймсу.
Джеймс покачал головой.
-Иди, куда шла, Эванс, - сказал Джеймс, отворачиваясь. – Не мешай. Видишь, у людей тут личные дела.
Пренебрежительный тон Поттера не понравился Лили.
-Личные дела? Вообще-то уже был отбой, Поттер.
-Ну и что? – Джеймс пожал плечами. – Мне-то какое до этого дело?
-А ты что, такой особенный, что школьные правила не имеют к тебе никакого отношения?
-Эванс, я же попросил тебя не мешать. Неужели это так сложно?
-А я сказала, что уже был отбой, - продолжала стоять на своём Лили. – Это значит, что тебя здесь быть не должно.
-Это тебя здесь быть недолжно! – неожиданно грубо заявил Джеймс, оборачиваясь к гриффиндорке. – Что ты вечно лезешь не в своё дело? Кто тебя просил вмешиваться, а?
-Никуда я не вмешиваюсь, - ответила Лили. – Но я не хочу, чтобы Гриффиндор терял баллы из-за того, что ты шатаешься ночью по замку.
-Слушай, где и когда я шатаюсь, тебя вообще не должно касаться, ясно? – рассердился Джеймс.
-Нет, должно! – упрямо заявила Эванс. – Я староста твоего факультета, Поттер, и ты обязан меня слушаться.
-Да неужели? Открою тебе маленький секрет: я никому ничего не обязан, - раздельно проговорил Джеймс. – А теперь иди, куда шла.
-Не смей со мной так разговаривать! – обиделась Лили.
-А ты не лезь, куда тебя не просят, - парировал Джеймс. – Вечно суёшь свой нос в чужие дела и думаешь, что знаешь всё лучше всех.
-Вовсе я так не думаю!
-Думаешь-думаешь! Считаешь, что знаешь людей лучше их самих, а на деле оказывается, что ни черта ты не знаешь!
-Поттер, что за бред ты несёшь? – оскорбилась Эванс.
-Это не бред, а чистая правда! – воскликнул Джеймс. – Вот ты меня совсем не знаешь, а, тем не менее, с пеной у рта доказываешь, какой я плохой, хотя мы с тобой и не общались ни разу нормально. Зато Снегг у тебя всегда святой был! У тебя под носом придумывал тёмные заклятья и использовал их на маглорождённых, а ты вечно за него заступалась: «Северус, такой хороший, Северус, никого не обидит»! – передразнил Джеймс. – А когда он тебя обозвал при всех, тогда у тебя только глаза и открылись!
Лили сделала шаг назад. Каким бы нахалом и грубияном она ни считала Поттера, но, честно говоря, такого она от него не ожидала. Стало так неприятно и обидно, что Лили даже нечего было на это ответить. Поттер и сам кажется, понял, что хватанул лишнего и хотел было что-то сказать, но Лили помотала головой, как бы говоря, что он и так уже много сказал, и, развернувшись, пошла прочь.
Она не слышала, как девушка Джеймса, Ева, удивлённо и почти испуганно спросила своего парня:
-Зачем ты на неё накричал? Ты же обидел её…
Джеймс на это ничего не ответил и, закатив глаза, сунул руки в карманы.
А Лили тем временем шла в гостиную Гриффиндора. Одинокая слезинка прокатилась по щеке, и Лили стёрла её рукавом мантии. Было до невозможности обидно и больно, но хуже всего было то, что Лили понимала: насчёт Северуса Поттер был почти прав. И от этого осознания больно было вдвойне.

В просторном зале стояла гигантская, пушистая ёлка, украшенная разноцветными шарами, фигурками животных и огоньками; на стенах был наколдованный иней, а с потолка порой падали волшебные снежинки; в центре зала была круглая площадка для танцев, где в вальсе кружились нарядно одетые пары; у стен были размещены круглые столики на резных ножках, у которых стояли девушки в красивых бальных платьях и их кавалеры во фраках и костюмах; между гостями сновали официанты, разносящие напитки и разнообразные угощения; слышался смех; сверкали вспышки фотокамер; все веселились на Рождественском балу профессора Слизнорта, и каждый считал своим долгом несколько подойти к зельевару и поздравить его с наступающим праздником; в глазах рябило от множества разноцветных платьев, мелькавших вокруг.
В центре зала, смеясь, танцевали вальс Лили и Джек. Джек замечательно танцевал, что не могло не нравиться Лили. Они кружились в такт музыки, никого и ничего не замечая вокруг. Были в этот миг только он и она, только блеск их глаз, только их улыбки, только их счастье, а остальное – неважно. Начинала кружиться голова, а они всё танцевали и танцевали, наслаждаясь этим моментом, но больше всего друг другом. Джек наклонился и, не переставая вальсировать, легко коснулся губ своей девушки. Лили провела рукой по волосам Джека и улыбнулась.
В тот вечер, после встречи сначала с Северусом, а потом с Поттером, Лили отправилась в свою спальню. Все уже спали, и она тихонько, стараясь никого не разбудить, разделась и наконец добралась до кровати.
Она больше не плакала, и та слеза, скользнувшая по щеке, была «единственным признаком слабости, который она в последний раз позволила себе», как про себя пообещала Лили. Следующим утром она вела себя как обычно и ничем не выдавала своей грусти и обиды. Она ничего никому не сказала, даже самая близкая подруга Элизабет ничего от неё не узнала. А потом боль стала проходить сама собой, и Лили заключила, что всё это лишь отголоски прошлого, с которым надо покончить, а что касается Поттера…что ж, Поттер есть Поттер, тут уж ничего не поделаешь. Вечером Лили встретилась с Джеком, и все переживания исчезли, как капли дождя под лучами палящего солнца. Всё вновь встало на свои места. Всё вновь сделалось таким, каким и должно было быть. На следующий день Лили уже почти не вспоминала об этом происшествии, хотя где-то в глубине её души боль и страдания всё же остались. Лили не боролась с ними, не пыталась с ними покончить; они были частью её жизни, и с этим просто надо было смириться.
Она целый вечер готовилась к балу: делала причёску, наряжалась, крутилась перед зеркалом. Ей всё казалось, что чего-то недостаёт. Она сказала об этом Элизабет, помогавшей ей собираться, и подруга предложила Лили заколоть волосы золотой лилией – подарком тайного поклонника. Лили долго сомневалась, а Элизабет, чтобы убедить подругу, сказала:
-Этот твой поклонник дарил тебе заколку не для того, чтобы она валялась у тебя в чемодане без дела, а для того, чтобы ты её использовала по назначению. Так что давай, вытаскивай лилию, сейчас мы сварганим тебе обалденную причёску.
В конце концов Лили сдалась. Она дала лилию Элизабет, и подруга очень красиво заколола ею волосы. Получилось и правда обалденно.
-Ух, как же я устала! – воскликнула Лили, когда музыка смолкла.
-Тогда пойдём, отдохнём, - предложил Джек, выводя свою даму под руку с танцпола. – Может, хочешь чего-нибудь выпить? – спросил парень, когда они остановились у одного из столиков.
-Да, пожалуй, не откажусь, - улыбнулась Лили.
Джек огляделся, но не увидел ни одного официанта.
-Подожди, я сейчас приду, - сказал он. – Только найду нам чего-нибудь попить.
С этими словами Джек скрылся в толпе. Лили осталась одна. Пока не было Джека, у Лили была возможность подумать, какой великолепный сегодня день, как она счастлива и как же им с Джеком хорошо вместе. Эванс думала об этом с мечтательной улыбкой на губах, и даже не заметила, что Джека уже довольно долго нет. Когда она очнулась от своих мыслей, то поняла, что её парень вот уже минут двадцать не возвращается. Лили удивилась. Но, может, он просто встретил кого-то знакомого и разговорился с ним?
Лили прошлась по залу, выискивая глазами Джека, но его нигде не было. Заметив друга своего парня, Лили подошла к нему узнать, не видел ли он Джека, на что тот ответил, что Харрисон минут пятнадцать тому назад выходил из зала в коридор.
Лили удивилась такому ответу, спросила, не знает ли парень, куда и зачем ушёл Джек. Но его друг ничего не знал.
Лили забеспокоилась. Вдруг что-то случилось? Например, как в прошлый раз? Опять Поттер? Но его на вечере нет. Лили стало не по себе. Ещё раз окинув взглядом зал и убедившись, что Джека здесь нет, Лили вышла в коридор.
В коридоре было совсем тихо. Слизнорт специально накладывал заклятья, чтобы в коридорах не был слышен шум. Лили пошла вперёд, прошла весь коридор и свернула направо, но и в другом коридоре никого не было. Гриффиндорка хотела уже было вернуться в зал, как вдруг услышала голоса из-за ближайшего угла. Она не знал, кто там, но всё же решила проверить. Чем ближе она подходила к коридору, из которого слышны были голоса, тем отчётливей всё слышала.
-Не смей к ней приближаться, понял? – голос был до боли знакомым, Лили сглотнула и ускорила шаг.
-Не то что? Что ты мне сделаешь? Будешь ломать все стулья, на которых я сижу, да?
Лили свернула за угол. То, что она увидела, ей совсем не понравилось. В коридоре стояли друг против друга Джек и Северус, направляя волшебные палочки друг на друга. Они не сразу заметили Лили и продолжали разговор.
-Стул – это был детский лепет, согласен, - говорил Снегг. – Но в следующий раз…
-Джек! – воскликнула Лили. – Что здесь происходит?
Оба парня резко обернулись к Лили. Рассерженное лицо Джека тут же стало мягче, Снегг же побледнел.
-Ничего, Лили, всё в порядке, - мягко сказал Харрисон.
-В порядке? – переспросила Лили. – Я так не думаю. И…о каком стуле вы говорили?
Джек и Северус переглянулись. Казалось, никто из них не хотел отвечать Лили.
-Лили, ты всё не так поняла, - начал Снегг.
-Ты сломал стул Джека в библиотеке? – не дав ему сказать, резко спросила Лили.
-Это было недоразумение, - весьма неубедительно сказал Северус.
Но Лили уже не слушала. Столько разных эмоций захлёстывали её с головой.
-Ты или не ты?
Вопрос был предельно ясен, но Снегг молчал. Лили ждала ответа и не получала его. Наконец, Северус отвёл взгляд.
-Значит, ты, - тихо сказала Лили. – Зачем, Северус? Зачем ты всё это делаешь?
Северус вскинул на неё глаза. Казалось, он столько хотел ей сказать. Хотел и не мог.
-Я просто…
-Что, просто?
Лили не сводила с бывшего друга глаз, а он мучался под этим пристальным взглядом, не в силах ни прямо взглянуть ей в глаза, ни сказать всю правду.
Снегг покачал головой, затем убрал палочку.
-Это уже неважно. Неважно, - повторил он, затем развернулся и пошёл прочь.
Лили проводила его непонимающим взглядом, потом перевела глаза на Джека. Харрисон убрал волшебную палочку в карман и обнял Лили.
-Всё хорошо, - тихо сказал он. – Я не дам тебя в обиду этому уроду.
Лили вдруг замерла. Когда-то давно, два с лишним года назад, она уже слышала похожие слова. Они тогда её жутко разозлили, потому что она не нуждалась в защите от лучшего друга, и скорей первая бросилась бы защищать его от нападок хвастливого задиры Джеймса Поттера, которому принадлежали те слова.
Волна стыда и угрызений совести накрыли Лили с головой. Теперь, когда Северус уже ушёл, она до конца поняла значение всего, что произошло.
Джеймс Поттер был прав. Она действительно обвинила его в том, чего он не совершал.




Рождество

На многочисленных нешироких улочках Коукворта было необычно многолюдно. Одетые в тёплые куртки и пальто, замотанные в шарфы, мужчины и женщины всех возрастов сновали по улицам в какой-то невообразимой беспорядочной предпраздничной суете. Одни торопились: внимательно глядя под ноги, они почти бежали по улицам, оскальзываясь и что-то бормоча себе под нос, иногда поглядывая на время и, качая головами, прибавляли скорости, едва не сшибая с ног прохожих; другие неторопливо прогуливались по улочкам, вдыхая морозный воздух и глазея по сторонам; иные, оказавшись на улице, имели конкретную, вполне ясную цель: они шли за подарками на Рождество. Не пропуская ни одного сувенирного магазинчика, украшенного бумажными снежинками и мишурой, где из приёмника звучит рождественский гимн или новый хит «Аббы», они с интересом разглядывали всё, что только ни попадалось им на глаза, начиная от поющего снеговика и кончая меняющей цвета декоративной свечкой в форме розочки; эти люди часто забывали, зачем они вообще пришли, но, пожалуй, в этом и заключалась вся прелесть похождений по магазинам в компании родственников или друзей: через пять минут после того, как вы переступили порог, где о вашем приходе возвестит мелодичный звон колокольчика над дверью, забыть цель посещения магазина и с восторгом, возможным только в предшествующие Рождеству дни, приняться за разглядывание всевозможных безделушек, сопровождая это веселое времяпрепровождение заразительным смехом и абсолютной беззаботностью. А подарки несомненно найдутся сами. Где-нибудь через часик они обратят на себя ваше внимание, и вы не сможете не согласиться, что эти симпатичные серёжки – самый лучший подарок вашей подруге.
Дети носились по улицам, играли в снежки, звонко хохотали и смотрели через витрины магазинов на велосипеды или куклы, которые больше всего на свете хотели бы получить в подарок на Рождество. Розовощёкие, с блестящими от радостного возбуждения глазами, они улыбались во весь рот и хвастались друг другу, что в это Рождество они ни за что не уснут, проберутся ночью в гостиную, где стоит большая пушистая ёлка, украшенная разноцветными шарами, и обязательно увидят Санту, оставляющего им под ёлкой подарок.
Иногда на улицах встречались наряженные в Санту Клауса мужчины, которые поздравляли прохожих и желали им счастливого Рождества, приветливо махали ребятишкам и спрашивали, хорошо ли они вели себя в этом году.
Люди украшали свои дома: ставили рождественские ёлки, доставали коробки со стеклянными игрушками, развешивали на стенах мишуру, а на входных дверях почти каждого дома можно было видеть венки из остролиста.
Пахло ароматной хвоёй, повсюду раздавался весёлый смех, улицы заполонили люди с радостными улыбками на раскрасневшихся от недавно ударившего мороза лицах, и, казалось, самый воздух был наполнен чудесным, волнительным ожиданием Рождества.
В просторной уютной гостиной одного из домов, украшенного разноцветными фонариками, которые хозяева дома включали по вечерам, было очень тихо; тишину нарушало лишь мерное тиканье больших часов, висевших на стене над старинным немецким фортепиано. Почти посреди комнаты стоял большой угловой диван с терракотовой обивкой, перед ним – низенький журнальный столик с деревянными ножками и стеклянной столешницей, на котором лежали книги о декоративных цветах и кустарниках и журналы о ландшафтном дизайне; напротив дивана на подставке из такого же дерева, из которого были изготовлены ножки стола, стоял телевизор. Рядом с ним на некотором расстоянии находился книжный шкаф, на полках которого стояли не только книги, но и множество разнообразных безделушек: статуэток, самодельных сувениров, рамок с фотографиями. Позади дивана находились окна, занавешенные аккуратными занавесками, подходящими по цвету светлым обоям с нарисованными на них терракотовыми узорами. В углу рядом с дверью, ведущей в прихожую, находился вазон, расписанный вручную, с шикарным букетом засушенных цветов. В углу у окна стояло небольшое креслице с такой же, как и у дивана, обивкой, очень уютное и удобное.
Лили сидела в этом кресле, поджав по себя ноги и держа в руках любимую кружку с медленно остывающим черным чаем. Грея о чашку замёрзшие руки, она молча смотрела, как за окном пролетают большие пушистые снежинки, как торопятся куда-то десятки людей, как пятилетий мальчишка в забавной синей шапке с помпоном тянет свою маму за руку в магазин игрушек, и она, упираясь не больше минуты, сдаётся и, согласно улыбаясь, идёт с сыном в «Мир игрушек».
Лили с минуту наблюдает за этой сценой, а потом отворачивается и долго смотрит на фортепиано, задумчиво и безмолвно. В любой другой день её бы очень порадовала подобная картина за окном, но сейчас ей совсем невесело, она грустно разглядывает нарисованных на пижамных штанах маленьких снеговиков и отпивает из кружки чай.
Это очень странно. Странно одновременно разочароваться в одном человеке и понять, что ты думал о другом человеке хуже, чем он есть на самом деле.
Наверно, нехорошо так думать, но Лили хотелось, чтобы всё было наоборот. Чтобы виноват оказался Поттер, а Северус был не при чём. Чтобы в тот вечер в коридоре направляющим палочку на Джека она увидела Поттера, а не Северуса, чтобы его рук дело было падение её парня. Его, Поттера, а не её лучшего друга. Бывшего лучшего друга.
Нехорошо так думать. Неправильно. Несправедливо. Лили сама это прекрасно понимала. Но так больно было ещё раз разочароваться в Северусе, в очередной раз увидеть что-то плохое в нём. Пусть лучше бы это был Поттер. Да, пусть.
Лили одёргивала себя, стоило ей так подумать. Ей было стыдно за подобные мысли.
«Тебе просто стыдно признаться, что ты была так уверена в том, что виноват Поттер. Даже не имея никаких доказательств», - говорила сама себе Лили, укоризненно качая головой.
Ей действительно было стыдно. За свою глупую уверенность, за вспыльчивость, за то, какой она, оказывается, может быть несправедливой к людям.
Лили никогда не считала Поттера плохим человеком. Напротив, она даже видела в нём много достоинств: смелость, честность, преданность друзьям. Лили ценила подобные качества в людях. Но наряду с этими достоинствами у её однокурсника было и множество недостатков: излишняя самоуверенность, хвастливость, задиристость, иногда наглость… Лили, пожалуй, могла бы простить ему это или, по крайней мере, не обращать внимание, но…
Но отношение Поттера к Северусу перекрывало всё. Жестокие издёвки и обидные шутки не оставляли места благородству, когда дело касалось Северуса Снегга. В такие моменты Лили не могла видеть в Поттере что-то хорошее: всё хорошее тонуло в злорадной усмешке и мерзких издевательствах.
Не то чтобы Поттер насылал проклятия только на Северуса: много кому ещё посчастливилось попасться ему под руку, но никогда ни к кому Джеймс Поттер не относился с такой ненавистью – да, именно с ненавистью! – с какой он относился к Северусу Снеггу. Периодические нападки превратились в каждодневные, а те в свою очередь переросли в настоящую войну. Иногда Лили было страшно видеть их драки: она порой не знала, чем всё это могло кончиться: парой царапин или больничным крылом. Вмешиваясь в потасовки лучшего друга и однокурсника, она раз за разом вставала на защиту первого, а, оставшись с ним наедине, сначала просила перестать цапаться с Поттером, потом требовала, потом ставила ультиматум, даже обижалась, говоря, что не будет разговаривать с Северусом, пока он не пообещает больше не ввязываться в драки с Поттером, которые не всегда провоцировал гриффиндорец. Но такого обещания Лили так и не смогла добиться. Северус, сжав губы в тонкую полоску, упрямо мотал головой и говорил, что не может просто молча сносить все издевательства, не может не ответить обидчику, иначе он просто перестанет сам себя уважать.
Разговоры ни к чему не приводили. Неприязнь Лили к Поттеру росла, и Эванс не могла от неё избавиться, чуть ли не каждый день видя, как он направляет свою волшебную палочку на Северуса и произносит очередное издевательское заклинание. Все недостатки Поттера Лили видела через призму его отношения к Северусу, и в таком ракурсе просто нельзя было заметить его достоинств. Неприязнь переросла в презрение и закрепилась в душе как прямая ассоциация с Джеймсом Поттером, которую невозможно было забыть, на которую нельзя было закрыть глаза…
И всё же в нём было что-то хорошее, что-то светлое.
В памяти совершенно неожиданно и внезапно всплыли образы, прежде пережитые эмоции, почти забытый, давнишний случай.
***
Это случилось в конце апреля, когда Лили училась на первом курсе. За окном ярко светило солнце, пели птицы; настроение у всех было радостное и весёлое. Казалось, непременно должно было произойти что-то очень хорошее.
Лили идёт по коридору пятого этажа. Закончились уроки, завтра суббота, и девочка намеревается провести остаток дня с подругами.
У Лили замечательное настроение, и она думает о том, как здорово было бы погулять сегодня.
Внезапно её размышления прерывают крики и ругань. Лили удивлённо оглядывается и видит впереди себя в конце коридора группу студентов, среди которых безошибочно узнаёт своих однокурсников: гриффиндорцев и слизеринцев. Они о чём-то жарко спорят, и, кажется, дело вот-вот дойдёт до драки. Лили, ещё не зная, в чём дело, спешит к ним. Подходя, она слышит в свой адрес:
-А, вот ещё одна мерзкая грязнокровка! – Эйвери презрительно кривит губы. – Что ты тут забыла, Эванс? Паршивых грязнокровок сюда никто не звал, особенно таких зубрил как ты!
Лили не ожидала услышать такого. Наивное детское сердечко пронзает болью, на глаза наворачиваются слёзы. Лили беспомощно оглядывается в поисках поддержки и видит рядом с собой полыхнувшие гневом светло-карие глаза Джеймса Поттера. Он мгновение смотрит на неё, потом, тряхнув головой, резко оборачивается к Эйвери.
-Не смей её так называть, - угрожающе тихо говорит Джеймс. – То, что ты чистокровка, Эйвери, совсем не значит, что ты чем-то лучше Лили. Напротив, я прежде не встречал человека омерзительнее, чем ты.
Лили смотрит на Джеймса. Она будто удивлена, слыша его слова.
-Вот как, Поттер? – так же тихо говорит Эйвери. – Теперь я понимаю, почему мой отец не уважает твоих родителей, хоть они и чистокровки. Видно ты такой же, как они: считаешь, что грязнокровки не хуже нас. Идиот…
Лили не в силах больше слушать эти мерзости. Развернувшись, она почти бежит прочь, стирая со щёк градом текущие слёзы.
Ведь Северус говорил, что неважно, что она из семьи маглов. Но всё не так, совсем не так…
Лили не помнит, как оказывается в пустом коридоре на третьем этаже. Она долго сидит там и плачет, закрыв лицо ладонями, а в голове всё звучит резкий голос Эйвери, произносящий эти жестокие слова.
Внезапно Лили слышит приближающиеся шаги. Наскоро вытерев слезинки рукавом мантии, она вскидывает голову и видит Джеймса. Он подходит в ней, держа руки за спиной, словно что-то от неё пряча.
-Ты плачешь из-за Эйвери? – тихо спрашивает он.
Лили не отвечает. Она внимательно смотрит на гриффиндорца и понимает, что никогда не видела его таким: таким серьёзным, таким спокойным; ей кажется, что в глубине карих глаз застыло сожаление и грусть.
-Не стоит обращать на них внимание, - после недолгой паузы продолжает Джеймс. – Они же слизеринцы.
Не самое лучшее утешение, особенно в виду того, что лучший друг Лили тоже слизеринец.
-Ты очень хорошая, - Джеймс всё ещё говорит один, Лили ему не отвечает. – И…мне бы не хотелось, чтобы ты плакала. Ты, наверно, не замечаешь, но, когда ты улыбаешься, ты будто светишься изнутри, точно маленькое солнышко. Улыбнись, - просит Джеймс. – Пожалуйста.
И, убирая из-за спины руки, Джеймс протягивает ей букет. Лили восторженно ахает: она никогда не видела ничего подобного. Это не просто цветы, это что-то по истине невероятное.
Три больших цветка; каждый крупный лепесток переливается тысячей цветов и оттенков; золотая сердцевина блестит крошечными жёлтенькими огоньками; тёмно-зелёные, сочные листья едва заметно шевелятся, точно подхватываемые лёгким весенним ветерком.
-Так-то лучше, - говорит Джеймс, видя, как Лили улыбается.
-Они очень красивые, - шепчет Лили, принимая из рук гриффиндорца волшебные цветы.
-Ты всё равно красивее, - очень тихо говорит Джеймс и, пока Лили разглядывает букет, уходит, так что она даже не замечает этого.
А на следующий день выясняется, что это исключительно редкие цветы из теплицы профессора Стеббль, которые она выращивала много лет, ожидая из цветения. И вот когда четыре цветка наконец зацвели, три из них совершенно варварским образом были кем-то сорваны. Джеймс честно признался, что это он сорвал цветы. Его родителям было написано гневное письмо, а сам Джеймс вынужден был чистить кубки в Зале наград целых три недели, а потом ещё отбывать наказание у МакГонагалл.
Впрочем, от него так и не смогли добиться ответа на вопрос, для чего он это сделал. На «допросе» у МакГонагалл он упрямо молчал, всем своим видом показывая, что никому ничего не скажет, чтобы с ним ни делали.
Цель похищения цветов была проста, но о ней знали только трое: сам Джеймс, помогавший ему Сириус и та, для кого они были сорваны…
***
«Я извинюсь. Сразу же после каникул извинюсь. Подойду к Поттеру и попрошу прощения. Скажу, что была не права, - твёрдо решила про себя Лили, глядя в окно. – Но Северус…зачем ты наслал проклятие на Джека? К чему всё это?..»
У Лили сердце разрывалось от мыслей о Северусе. Стоило вспомнить его несчастное лицо в коридоре во время бала – и сердце как будто сжимали стальными тисками. Что бы между ними ни произошло – но тогда ей было не всё равно, что с ним. Пусть она чуть-чуть слукавила и сказала, что не обижается на него за то, что он обозвал её, хотя ей всё ещё было горько вспоминать о том дне, – несмотря на всё это, ей было жаль его, было больно видеть его таким одиноким, таким несчастным и потерянным, каким он предстал перед ней в тот вечер. Джек так и не рассказал ей, как всё тогда было. Лили долго упрашивала его объяснить, как он встретился с Северусом, но Джек настойчиво попросил не расспрашивать его об этом и закрыл тему. Лили пришлось сдаться, так и не удовлетворив своего любопытства.
Всё-таки было неясно, зачем Северус всё это устроил. Лили хмурилась, вспоминая, как три года назад Карла, привыкшая говорить всё, что она думает, и не видевшая в этом ничего предосудительного, одним осенним вечером прямо и без обиняков задала Лили вопрос:
-А Снегг уже признался тебе в любви?
Лили тогда едва не подавилась яблоком, которое она ела.
-В любви? – чуть улыбнувшись, спросила Лили. – Карла, о чём ты? Северус мой лучший друг, мы не…
-Да, как же! Лучший друг! – фыркнула Карла. – Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, - отрезала она, усаживаясь на кровать.
-Почему ты так думаешь? – наивно осведомилась Лили. – Очень даже бывает. Вот мы с Северусом дружим с детства.
Карла издала сухой смешок.
-Дурочка ты, Эванс, что тут скажешь? – с видом умудрённой жизнью столетней бабушки изрекла Карла. – В подобной дружбе один дружит, а другой любит, так что это и не дружба уже получается, а чёрт знает что. Вот ты же Снегга не любишь?
-Люблю, конечно, - улыбнулась Лили. – Он мой самый близкий друг.
-Да я не в этом смысле! – раздражилась Карла. – А, впрочем, что с тобой разговаривать? Всё равно ничего не понимаешь…
Тогда Лили не придала этому разговору особого значения, а теперь вспоминала о нём, и становилось от чего-то неприятно.
Северус не мог её любить. Вернее, она даже нравиться ему не могла. Это было бы как-то неправильно, они же всё-таки были друзьями…
-Ты что грустишь, солнышко?
В гостиную из прихожей вошла красивая стройная женщина в сиреневом платье до колен. Всё в ней было удивительно гармонично, как бывает в произведениях античного искусства или на картинах гениальных художников: правильные аккуратные черты лица, идеальная кожа, прямой носик, миндалевидные глаза светло-зелёного цвета. Блестящие каштановые кудри мягкими волнами ниспадали на плечи, губы красивой формы изогнулись в нежной улыбке, движения исполнены изящества. Лёгкая, почти летящая походка, несколько отвлечённый взгляд и мечтательная улыбка на губах выдавали в ней творческую натуру. Действительно, у неё была творческая профессия: она была ландшафтным дизайнером, одним из лучших в Коукворте. Ей всегда удавалось из самого заурядного приусадебного участка или садика сотворить по истине произведение искусства; полностью отдаваясь своему занятию, вкладывая в него душу, она всегда получала нечто особенное, неповторимое и изумительно прекрасное. Её работа была её страстью, хотя это вовсе не означает, что она не уделяла должное внимание своей семье и любила её меньше своей профессии. Было бы огромной несправедливостью сказать, что работа значила для этой женщины больше, чем любимый муж и дочери; надо отдать ей должное: она всегда считала, что семья превыше всего. Хотя, надо отметить, что её профессия оставила некоторый отпечаток в её семейной жизни. Обожая цветы, она дала двум своим любимым дочерям «цветочные» имена: Петунья и Лили. Муж не возражал, а, уж если быть до конца честным, имя для второй дочери придумал он. Болтливые соседки, любившие посплетничать, злорадно усмехались и говорили, что Кэтлин Эванс совсем помешалась на своей работе, и родись у неё ещё ребёнок, так она назвала бы его какой-нибудь аглаонемой или глориозой.
-Я не грущу, мам, - отозвалась Лили, подняв глаза на мать.
-Тогда почему у тебя такая печальная мордашка? – мягко улыбнулась миссис Эванс и села на диван. – Ну, иди сюда, - она поманила рукой дочь. – Расскажи, что случилось.
Лили поднялась из кресла. Поставив кружку на журнальный столик, она забралась на диван и обхватила руками большую мягкую подушку в форме коровы, с которой очень любила играть в детстве. Миссис Эванс обняла дочь и ласково погладила по голове. Лили вдохнула знакомый сладкий аромат маминых духов и положила голову ей на плечо.
-Что случилось, солнышко? Расскажи мне, - тихо произнесла миссис Эванс и поцеловала Лили в лоб.
Лили молчала почти минуту, потом так же тихо сказала:
-Мне так нравится, когда ты называешь меня «солнышко».
Лили не видела лица своей матери, но точно знала, что в эту минуту она улыбается.
-Я как будто снова маленькая, - продолжала Лили. – Играю в куклы на этом диване. Ты подходишь ко мне, садишься рядом, обнимаешь. Мы долго говорим с тобой…неважно, о чём…просто мне всегда это так нравилось. Потом папа возвращается с работы…Тунья бежит его встречать…он раздевается, а потом подхватывает её на руки и идёт в гостиную. Он всегда приносил нам сладости: заходил в магазин по дороге домой, покупал конфеты или пирожные, или леденцы…чтобы нас порадовать…
Лили замолчала. Кажущееся таким далёким детство возвращается и в миг оживает в памяти. На мгновение кажется, что оно более реально, чем происходящее сейчас.
-Для нас с папой ты всегда будешь маленькой, - сказала миссис Эванс.
-Я знаю, - ответила Лили, хотя она никогда об этом не задумывалась; наверно, она всегда это знала. – Мам, - позвала Лили, поднимая на мать глаза; миссис Эванс задумчиво смотрела на ёлку.
-Что, солнышко?
-Мам, знаешь, со мной на одном факультете учится мальчик, и мы не очень-то ладим. Он не плохой…но, понимаешь, так получилось, что… В общем, я думала о нём хуже, чем он есть на самом деле. И накричала на него, обвинив в том, чего он на самом деле не делал. Конечно, я тогда этого не знала, но… Мне очень стыдно, но с другой стороны…мне кажется…я как будто бы…я как будто бы рада, что ошиблась… я как будто рада, что на самом деле это не он… Понимаешь?
Лили с надеждой посмотрела на мать.
-Всегда ведь хочется верить в лучшее в людях, так ведь? – только и сказала миссис Эванс.
Лили кивнула.
-Я верила. Только я ошиблась. Думала, что этот человек ни за что бы такого не совершил. А он совершил.
-Ты ведь сейчас не про мальчика с твоего факультета?
-Нет.
Лили никогда не рассказывала родителям о том, что произошло между ней и Северусом. Потому что тогда пришлось бы рассказать, что значит «грязнокровка», кто такие Пожиратели смерти и лорд Волан-де-Морт, и в конце концов о том, что в мире волшебников назревает война. Это напугало бы родителей Лили и заставило бы их волноваться. Разумеется, они знали, что их дочь больше не общается с «тем мальчиком-волшебником», как называли они Северуса, но об истинной причине они не имели ни малейшего понятия.
-Я не думала, что всё так получится, - после некоторого молчания произнесла Лили.
-Что случилось, то случилось. Об этом не стоит даже думать. Нужно думать о том, что может случиться и какое участие в этом будешь принимать ты.
-Я хочу извиниться перед ним, - просто сказала Лили.
-На мой взгляд, это самое первое, что тебе нужно сделать, - сказала миссис Эванс задумчивым голосом.
-Первое? – Лили немного удивилась. – А что, есть ещё второе? – с улыбкой сказала она.
Миссис Эванс посмотрела на дочь и крепче её обняла.
-Это будет зависеть от ситуации, - ответила она.
Лили улыбнулась.
-И не стоит грустить. Всё можно поправить и изменить, - сказала миссис Эванс. – Только нужно захотеть.
Лили едва заметно кивнула и закрыла глаза. Рядом с мамой становилось спокойно, страхи и переживания таяли, оставались только восхитительное чувство защищённости и вера, что так будет всегда.
-Сыграй, пожалуйста, солнышко, - услышала Лили нежный голосок мамы над ухом.
-Что? – не поняла девушка.
-Сыграй, пожалуйста, на фортепиано, - пояснила миссис Эванс. – Я так давно не слышала, как ты играешь.
Лили перевела взгляд на старинное фортепиано у стены. Оно было куплено для Петуньи у старого музыканта восемь лет назад. Сестра Лили клянчила его у родителей почти месяц, а когда фортепиано появилось дома, интерес у девочки быстро пропал. Походив четыре дня в музыкальную школу, он заявила, что занятие музыкой скучно и нудно, и она не хочет тратить на него своё время. Родители были поначалу возмущены, ведь они потратили немало денег на инструмент, но делать было нечего: дочку заставлять они не могли, так что пришлось смириться с тем, что в доме появилась ещё одна ненужная вещь. Правда, таковой её считали до тех пор, пока однажды восьмилетняя Лили, подняв крышку фортепиано и скользнув пальчиками по клавишам, извлекая нестройные звуки, твёрдо сказала, что хочет заниматься музыкой. Лили отдали в музыкальную школу, в которую она ходила три года до тех пор, пока она не уехала в Хогвартс. У неё обнаружился талант к музыке: исключительный слух, а, кроме того, красивый мелодичный голос.
-Мам, ты же знаешь, что я давно уже не играла, - сказала Лили.
-Ну и что? – невозмутимо ответила миссис Эванс.
Лили улыбнулась и покачала головой.
-Оно хотя бы не расстроено? – спросила девушка.
-Нет, - миссис Эванс покачала головой. – Мы недавно приглашали мастера, он его настроил.
-Ладно, - Лили пожала плечами и встала с дивана.
Принеся с кухни стул и поставив его перед фортепиано, Лили уселась за инструмент. Улыбка тронула её губы, когда она осторожно подняла крышку фортепиано. Было очень приятно прикасаться к покрытому лаком дереву. Лили начала пальцами перебирать клавиши; раздались чистые, мелодичные звуки.
-Я не садилась за него уже больше трёх лет, - сказала девушка, вспоминая, как раньше она, приезжая домой на каникулы, часто занималась по самоучителю, а потом забросила это.
Миссис Эванс ничего не ответила.
Лили приняла позу пианиста: выпрямилась на стуле, поставила правую ногу на педаль, опустила пальцы рук на клавиши.
В памяти всплыла полузабытая мелодия. Лили начала играть.
Пальцы плохо слушались. Девушка с трудом вспоминала, как когда-то давно играла эту мелодию.
И на седьмой ноте Лили сфальшивила.
-Мам, у меня не получится, - сказала Лили, убирая руки от клавиш. – Глупая затея.
Лили услышала, как мама усмехается.
-Помню, в детстве ты тоже говорила, что у тебя не получится, - сказала миссис Эванс, и в её голове послышались нотки ностальгии. – А мы с папой всегда говорили тебе, что главное – не сдаваться и всё обязательно получиться.
-Звучит как девиз, - сказала Лили.
-Это и есть мой девиз. Никогда не сдаваться, - ответила миссис Эванс. – Попробуй ещё раз.
Лили неуверенно посмотрела на фортепиано. Ну что ж, попытка не пытка.
Нежная, светлая мелодия потекла чистыми, мелодичными звуками. Казалось, она появлялась из ниоткуда, заполняя собой всё пространство комнаты. Лили чудилось, будто фортепиано играет само по себе, а она не имеет к этому никакого отношения.
Только тонкие пальчики младшей дочери Эванс ритмично перебирали клавиши фортепиано, и рыжая головка едва заметно покачивалась в такт музыке.

В небольшой квадратной комнатке у окна за старым деревянным столом, почти вплотную придвинутом к стене, сидел Римус. Он смотрел куда-то вдаль задумчивым, невидящим взглядом, поигрывая пером, которое держал в руках. Перед ним на столе лежал чистый пергаментный лист, рядом стояла чернильница, но Римус уже минут десять ничего не писал.
Потому что он откровенно не знал, что писать. Он испортил уже с десяток пергаментов, истратил немалое количество чернил, сломал два пера, но так и не смог написать приличного поздравления для Элизабет. Несколько скомканных листов валялись на полу, но Римус, поглощенный размышлениями, не обращал на них внимания.
Идея поздравить Элизабет с Рождеством принадлежала Сириусу. Римусу, наверное, такое и в голову бы не пришло. Но Бродяга, давно заметивший, что его друг не равнодушен к голубоглазой охотнице Гриффиндора, тихо шепнул Римусу в вагоне Хогвартс-Экспресса:
-Напиши Макензи. Поздравь с Рождеством, пожелай всего хорошего…- Сириус лукаво подмигнул Лунатику. – Ей будет приятно.
Римус только слегка покраснел и неопределённо передёрнул плечами; Блэк лишь усмехнулся и, тряхнув волосами, приказал Питеру сходить за сладостями.
По приезде домой Римус почти забыл про совет Сириуса, но вечером двадцать третьего декабря, упаковывая подарки для Джеймса, Сириуса и Питера, Лунатик неожиданно для самого себя вспомнил недавний разговор и вдруг почувствовал желание написать Элизабет.
Он весьма обстоятельно готовился к написанию этого письма. Убрал со своего стола всё лишние, наполнил чернильницу почти до краёв, достал новое перо, положил на стол чистенький пергаментный лист, уселся на стул, обмакнул в чернильнице перо, занёс его над пергаментом, приготовившись писать…и вдруг понял, что не знает, что писать.
Нахмурив брови, Римус сосредоточенно соображал, что же нужно написать. Он понятия не имел, что поздравлять девушку так сложно. Нельзя сказать, что за сорок минут Лунатик так ничего и не написал; вовсе нет. Он четыре раза начинал сначала и четыре раза, рассудив, что это никуда не годится, комкал листы и бросал их на пол.
Первый раз он начал так:
«Дорогая Элизабет!
С Рождеством! Всего самого наилучшего…»
И тут же зачиркал написанное, решив, что пока не имеет права так по-свойски и почти нагло называть девушку дорогой.
Второй раз получилось следующее:
«Мисс Макензи! Элизабет!
Поздравляю тебя с Рождеством!..»
И это письмо было бесцеремонно скомкано и брошено на пол. Римус, качая головой, рассудил, что его бросает из крайности в крайности, и он мечется от непозволительной развязности до чопорной торжественности, причём ни то, ни другое не приемлемо.
Третье письмо начиналось так:
«Элизабет!
Поздравляю тебя с Рождеством! Желаю счастья и здоровья, хорошего настроения и улыбок…»
Римусу не понравилось и это. И с этим письмом случилось то же, что и с первыми двумя.
В четвёртый раз Лунатик был полон решимости написать что-то действительно хорошее:
«Элизабет!
От всей души поздравляю тебя с Рождеством!
Желаю тебе счастья и любви! Пусть все твои мечты сбываются…»
Получилось весьма сносно, но Римус решил, что и это никуда не годится: скомкав письмо, он бросил его через плечо на пол, злясь на самого себя за неумение красиво и правильно выразить свои мысли, когда это было так нужно.
Дверь за спиной Римуса скрипнула. Лунатик обернулся. В дверном проёме стоял высокий, довольно неуклюжий на вид, худой мужчина лет сорока пяти в потёртой синей мантии. Он имел вид забавный, но довольно милый. Лицо овальной формы с немного выступающим подбородком было гладко выбрито; русые волосы с проседью чуть растрепались; лёгкая, как будто немного смущённая улыбка на тонких губах делала его лицо привлекательнее и мягче; внимательный цепкий взгляд небольших серых глаз скользнул по комнате и остановился на Римусе.
-Римус, мама зовёт ужинать, - негромко сказал Джон Люпин, проходя в комнату сына.
-Да, сейчас иду, - рассеянно ответил Лунатик.
-А что это ты делаешь? – полюбопытствовал мистер Люпин, оглядывая валяющиеся на полу скомканные пергаментные листы.
-Что? А, это, - Римус опустил взгляд на пол. – Пишу друзьям письма с поздравлениями.
-«Дорогая Элизабет! С Рождеством! Всего самого наилучшего…», - подняв с пола один бумажный комок и развернув его, прочитал мистер Люпин. – Скажи, сынок, кто из твоих друзей: Сириус, Джеймс или Питер просит называть его женским именем?
Мистер Люпин поднял брови, и где-то в глубине его серых глаз загорелась насмешливая искорка.
-Пап, не смешно! – улыбнулся Римус.
-А я разве говорю, что это смешно? – разыгрывая удивление, сказал мистер Люпин и опустился на диван, стоящий у противоположной от стола стены. – Эта Элизабет – это девушка, которая тебе нравится? – напрямую спросил он.
-Не то чтобы нравится, - замялся Римус.
-Ну отцу-то ты можешь сказать, - доверительным тоном произнёс мистер Люпин.
Римус ничего не ответил. Наступила пауза. Мистер Люпин терпеливо ждал, когда сын заговорит сам, но тот упрямо молчал, разглядывая свои руки.
-Ладно, если не хочешь говорить, не буду приставать, - после почти пятиминутного молчания сказал мистер Люпин и, поднявшись с дивана, направился к двери. – Мама ждёт на ужин, - напомнил он, уже собираясь выходить, но Римус остановил его.
-Я хочу поздравить её с Рождеством, но…не знаю даже, с чего начать, - признался Лунатик.
Мистер Люпин обернулся. Лунатик видел понимающий взгляд отца и сочувствующую улыбку, заигравшую на его губах.
-И я думаю: может, лучше совсем не писать? – продолжал Римус.
Мистер Люпин снова уселся на диван.
-Хочешь, расскажу одну занимательную историю? – спросил он сына.
Римус кивнул.
-А о чём она? – поинтересовался Лунатик.
-О том, как мы познакомились с твоей мамой, - улыбнувшись, ответил мистер Люпин.
Римус тоже улыбнулся.
-Вы никогда не рассказывали мне, как познакомились, - сказал Лунатик и приготовился слушать.
-Это было девятнадцать лет назад. Мне было двадцать четыре, - начал свой рассказ мистер Люпин, и Римусу показалось, будто отец стал моложе на несколько лет: его лицо просветлело от воспоминаний. – Был выходной день, и мы с друзьями решили пойти в «Три метлы». А там со своими подругами была твоя мама, - мистер Люпин почти мечтательно улыбнулся. – Она сразу привлекла моё внимание. Среди своих подруг она выделялась. Блеском глаз, красивой улыбкой…в общем, она мне понравилась. Но мне не доставало смелости и…через полчаса она ушла, а я так и не познакомился с ней. Я, конечно, расстроился, но что было делать? Я сам был виноват: струсил, не подошёл к ней. Я долго ещё ругал себя за нерешительность, но вот примерно через неделю я вновь встретил её во «Флориш и Блоттс. Она стояла у стеллажа и долго выбирала какие-то книги… я был так рад увидеть её…
-И ты подошёл к ней и познакомился? – перебил Римус, но к его удивлению отец покачал головой.
-Нет, - мистер Люпин опустил глаза. – Нет, я так и не подошёл к ней тогда. Я просто стоял и любовался ею. Смотрел, как она выбирает книги, как расплачивается за них, как выходит из магазина… Я точно забыл о времени, о том, что хотел познакомиться с ней, и только после того, как дверь за ней захлопнулась, я понял, какую ужасную глупость я совершил. У меня был такой великолепный шанс, а я не воспользовался им. Я был так зол на себя, но ничего не мог сделать. Я даже имени её не знал, так что искать её было бессмысленно: ничего бы не получилось. Я был жутко расстроен: пытался забыть её – не получалось, она просто не шла у меня из головы. Это было похоже на помешательство, - мистер Люпин усмехнулся. – Но обиднее всего было то, что у меня был шанс, а я им не воспользоваться…
Мистер Люпин посмотрел Римусу в глаза.
-А как же тогда вы познакомились? – спросил Лунатик, заинтригованный рассказом отца.
Мистер Люпин улыбнулся.
-Прошло два месяца. Я всё думал о той прелестной незнакомке, хотя уже почти отчаялся вновь встретить её. И вот однажды на Дне рождении лучшего друга я вдруг увидел её. Такую красивую, улыбающуюся, в нарядной красной мантии… Оказалось, она с моим другом работала вместе в Министерстве. До сих пор помню, как мой друг знакомил нас: «Мэриан, это Джон; Джон, это Мэриан». Моему счастью не было предела. Я рассказал ей, что уже дважды видел её, и, оказалось, она тоже меня помнила. Мне даже показалось тогда, что я тоже ей нравлюсь. Ну а дальше мы стали общаться, полюбили друг друга…- мистер Люпин на минутку замолчал. – Наверно, так не бывает: я два раза упустил свой шанс, и судьба подарила мне третий. Да, после того случая я стал верить в судьбу. Иначе как ещё мы могли встретиться трижды?
-Это очень интересная история, - Римус улыбнулся.
-Знаешь, зачем я тебе её рассказал? – спросил мистер Люпин.
Римус пожал плечами.
-Я хотел сказать тебе: не упускай свой шанс. Другого может не быть, - серьёзно сказал мистер Люпин. – Я понимаю, в твоём случае всё немного по-другому, но всё же. Если ты поздравишь её, то она поймёт, что ты к ней в какой-то степени не равнодушен, и это замечательный шанс начать за ней ухаживать. Нет, это дело твоё, но я бы написал.
Римус немного подумал над словами отца. В общем, он был с ними согласен, но всё же что-то его останавливало.
-Но у меня нет для неё подарка, - после некоторых раздумий сказал Лунатик. – А поздравление без подарка…это как-то не очень.
-Подожди, я сейчас приду.
С этими словами мистер Люпин встал с дивана и вышел из комнаты сына. Римус проводил его удивлённым взглядом, не зная, куда и зачем пошёл отец.
В его отсутствие у Лунатика было время спокойно подумать над тем, что рассказал ему отец.
Нельзя упускать свой шанс. Даже если кажется, что их будет ещё много. Римус был с этим согласен и твёрдо решил, что поздравит Элизабет.
Через несколько минут вернулся мистер Люпин. В руках он держал картонную коробочку.
-Вот, - мистер Люпин протянул коробочку сыну. – Я думаю, ей должно понравиться.
Римус, взглянув на отца, взял коробочку и открыл её. Внутри была ёлочная игрушка – хрустальная балерина, застывшая в красивой позе.
-Ты же знаешь, что каждый год мы покупаем новую игрушку на рождественскую ёлку, - сказал мистер Люпин. – В этом году я купил вот эту балерину. Она мне очень понравилась.
-И ты хочешь, чтобы я подарил её Элизабет? – спросил Римус.
-Это как ты хочешь, - ответил мистер Люпин.
-Нет, я не про это. Ты же покупал её для рождественской ёлки. Тебе не жаль отдавать её мне?
-Глупости какие! – махнул рукой мистер Люпин. – Я куплю другую игрушку. А эту ты можешь подарить Элизабет. Конечно, если хочешь.
-Спасибо, пап, - Римус улыбнулся и в порыве благодарности крепко обнял отца.
-Не за что, сынок, - ответил тот. – Я пойду.
И мистер Люпин вышел.
В тот вечер Римус всё-таки написал письмо Элизабет.
«Элизабет!
Поздравляю тебя с Рождеством!
Хочу пожелать тебе счастья и хорошего настроения! Пусть сбываются все твои мечты!
Будь всегда такой же красивой и доброй, какой являешься сейчас. Я очень хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.
Счастливого Рождества!
С наилучшими пожеланиями, Римус»
В ночь перед Рождеством Лунатик отправил письмо и подарок с отцовской совой.
Ложась спать, он ещё не знал, что утром получит ответ: письмо и подарок от Элизабет.
До утра оставаясь в неведении, Римус заснул. Ночью ему снился Хогвартс, квиддич и почему-то балет…

В сгущающихся вечерних сумерках аккуратные домики, тянущиеся вдоль узеньких улочек, казались тёмными пятнами на фоне белеющего снега; первые звёзды тускло блестели в глубоком тёмно-синем небе; понемногу зажигались окна и фонари; улицы пустели; на площади горела яркими разноцветными фонариками пушистая рождественская ель. Спокойное умиротворение, предшествующее праздничному веселью повисло над Годриковой Впадиной.
В маленькой уютной гостиной с бардовыми обоями и пушистым ковром горел камин. Рядом с камином на стене висели рождественские чулки. На противоположной стене над мягким удобным диваном висела изображающая закат на море большая прямоугольная картина в позолоченной резной рамке. Два окна выходили на улицу. В углу стояла большая пушистая ёлка, украшенная игрушками, с горящей золотой звездой на макушке. Под ёлкой лежали подарки, упакованные в яркую обёрточную бумагу и перевязанные цветными ленточками с бантами. Посреди комнаты был поставлен стол, накрытый белой праздничной скатертью, со всевозможными кушаньями, начиная от запечённой индейки и рождественского пудинга и кончая фруктами ананасовым желе.
Из кухни в гостиную вошла нарядно одетая женщина с поднятой волшебной палочкой. Над полом, повинуясь её заклинанию, плавно парил аппетитно пахнущий большой праздничный пирог с яблоками. Едва заметно поведя палочкой, волшебница осторожно опустила пирог на стол.
Миссис Поттер была уже не молодой женщиной. Её нельзя было назвать красивой, однако она имела довольно приятную, располагающую к себе внешность. Взгляд больших добрых глаз цвета вечернего неба был прямым и ясным. Чёрные волосы убраны в замысловатую причёску. Движения её были лёгкие и грациозные. Статность и безупречная осанка говорили о твёрдости характера и силе духа.
-Милая, ты можешь смело открывать свой ресторан! – по лестнице со второго этажа, оглядывая богато сервированный стол, спускался мистер Поттер.
Это был немолодой волшебник с приятным голосом и добродушной улыбкой. За стёклами круглых очков задорно блестели светло-карие глаза. Сеть морщинок вокруг рта и глаз показывала, что он часто улыбается и смеётся. Растрёпанные чёрные волосы начинали седеть у висков.
-Серьёзно, милая, ты великолепно готовишь, - продолжал мистер Поттер, подходя к жене.
Говоря, что ей нужно открывать ресторан, мистер Поттер ничуть не преувеличивал. Дело в том, что домовика у Поттеров не было: доставшегося в наследство эльфа они освободили, и хозяйством занималась миссис Поттер. Благодаря магии уборка не занимала у неё много времени и не отнимала сил, а что касается готовки, так тут уж всё было гораздо проще: миссис Поттер обожала готовить, и почти каждую неделю пробовала сделать какое-нибудь новое блюдо. Конечно, и здесь без помощи волшебства не обходилось, но в целом миссис Поттер прекрасно справлялась сама.
-Где наши мальчики? – спросила она; два последних слова были произнесены ею с какой-то особенной ласковой интонацией.
-Дурачатся наверху, - ответил мистер Поттер. – Скоро придут.
Наверху где-то в начале лестницы послышался шум. Это Джеймс, скача по ступенькам, громко топал, спускаясь вниз. Вслед за наделанным им грохотом послышались куда более тихие ритмичные шаги Сириуса, а вскоре появились и они сами.
-Добрый вечер, миссис Поттер, - тепло улыбнувшись, сказал Бродяга.
-Добрый вечер, Сириус, - мягко ответила волшебница.
Джеймс подошёл к матери, и она поцеловала его в лоб, ласково проведя рукой по взъерошенным волосам.
-Я думаю, пора садиться за стол, - сказал мистер Поттер, достал из кармана волшебную палочку и взмахнул ею: стоящие на столе в подсвечниках свечи загорелись ровным тихим пламенем.
Мистер и миссис Поттер, Джеймс и Сириус сели за стол.
-Счастливого Рождества! – сказала миссис Поттер.
-Счастливого Рождества! – в один голос произнесли мистер Поттер, Джеймс и Сириус.
Сириус улыбнулся. Он уже во второй раз отмечал Рождество с Поттерами и был счастлив в этот вечер быть с ними. Он очень любил мистера и миссис Поттер, точно они были его настоящими родными родителями, а те жестокие люди, из дома которых он сбежал, были ему совсем чужыми. Хотя, пожалуй, так и было: они действительно были ему чужыми, зато эти два добрых великодушных человека стали ему семьёй. Сириус с огромной любовью и благодарностью относился к ним. Он считал, что Джеймсу невероятно повезло родиться в такой заботливой любящей семье, а ему, Сириусу, повезло стать её частью. В их гостеприимном доме он всегда чувствовал себя уютно и защищено, словно он родился здесь. Этот дом стал родным для него; Сириус знал, что здесь его всегда ждут, здесь его любят, здесь он получает столько любви и тепла, сколько никогда не получил бы от своих биологических родителей. У Сириуса порой сердце сжималось от нежности к мистеру и миссис Поттер, и Блэк знал: если бы это было нужно, он бы умер за них.
Сириус обвёл взглядом стол и наткнулся на весёлый взгляд мистера Поттера. Волшебник подмигнул ему и улыбнулся. Бродяга улыбнулся в ответ.
-Сириус, почему ты ничего не ешь? – заботливо спросила миссис Поттер, глядя на него.
Блэк взглянул на миссис Поттер и, улыбнувшись, отрезал себе кусочек индейки.
-Это очень вкусно, миссис Поттер, - сказал он, едва попробовав индейку. – Ничего вкуснее я не ел.
Миссис Поттер рассмеялась и подложила ему кусок гораздо больше.
Это был чудесный вечер. Столько счастья, столько светлой радости может быть только в Рождество, когда людьми так явственно ощущается возможность чуда, когда вера в чудеса пробуждает в людях самые лучшие чувства, заставляет забыть обо всех горестях и страданиях, проблемах и трудностях и видеть впереди только свет, только тысячи прекрасных дней, только неугасимую надежду на счастье.


Ночные кошмары

«…Кружится ветер белый,
Посвистывает на бегу...
Мне нужно заняться делом,
А я никак не могу.

Приемник бурчит бессвязно,
В доме прохладней к ночи,
Чайник мурлычет важно,
А закипать не хочет.

Все в мире сейчас загадочно,
Все будто летит куда-то,
Метельно, красиво, сказочно…
А сказкам я верю свято…»

Эдуард Асадов


Гостиная пестрела мишурой, гирляндами, разноцветными фонариками. В углу величественно возвышалась большая нарядная ель, широко простирая свои пушистые лапы, украшенные стеклянными шариками и игрушками. За окном медленно, словно бы лениво, падал снег. Из кухни доносился просто до неприличия аппетитный аромат яблочного пирога, оживлённые разговоры и смех.
В кухне перед небольшим зеркалом, висящим на стене, стояла Дорея Поттер. Она с умилительно восхищённым выражением лица разглядывала своё отражение. Подаренные мужем серёжки и колье с топазами удивительно шли ей, преображая её уже не молодое, но всё ещё привлекательное лицо; голубые камни контрастировали с синими глазами (глазами такого редкого и такого прекрасного цвета), и голубой и синий превращались в какой-то новый, невероятный цвет: вот что-то среднее между цветом ранних сумерек и вечернего неба. Миссис Поттер всё никак не могла наглядеться, и по-детски радостная улыбка не сходила с её губ.
Карлус Поттер, довольный тем, что сумел порадовать жену, тоже улыбался, сидя за столом, и смотрел на Дорею.
По другую сторону стола сидел Джеймс. Он вертел в руках подаренный родителями фотоаппарат, с энтузиазмом разглядывая его, и иногда издавал громкие возгласы, выражающие его восхищение и радость. Рядом с ним расположился Сириус. Уплетая приготовленный миссис Поттер пирог, он изредка поглядывал на Джеймса, когда тот энергично пихал его в бок, прося посмотреть на фотоаппарат. Слишком занятый, чтобы что-то ответить другу, Бродяга только кивал или согласно мычал, когда Джеймс что-то быстро говорил ему про свой подарок. В перерывах между жеванием, Сириус умудрялся вставлять весьма искренние комплементы по поводу кулинарного таланта миссис Поттер, а когда мистер Поттер говорил, как ей идут подаренные им украшения, Блэк соглашался, добавляя ещё что-нибудь от себя, и Дорея, счастливая и довольная, улыбалась и благодарила их.
Напольные часы в гостиной пробили три часа дня. Миссис Поттер удивлённо посмотрела на дверь, прислушиваясь к бою часов.
-Надо же! Уже три, - сказала она, усаживаясь за стол.
-Да, время летит, дорогая, - отвлечённо улыбаясь, сказал мистер Поттер и украдкой взглянул на Джеймса.
Сын улыбнулся отцу, потом перевёл взгляд на мать.
-Что сегодня будем делать? – спросил Джеймс, обращаясь ко всем присутствующим.
-Я, пожалуй, сейчас пойду отдохнуть, - ответила миссис Поттер. – Я что-то устала.
Вид у неё действительно был уставший, хотя и довольный.
-А мне нужно срочно отправить одно важное письмо, - сказал Карлус. – Так что мы оставляем вас с Сириусом одних.
Разговор длился ещё не более пяти минут, по истечении которых миссис Поттер ушла к себе в спальню, мистер Поттер – в свой кабинет, а Джеймс и Сириус, предоставленные сами себе, отправились в гостиную. Джеймс, развалившись на диване, довольно улыбнулся и зевнул.
-Это ведь свадьба твоих родителей? – спросил Сириус, указывая на одну из висящих на стене магических фотографий в рамках.
-Ага, - ответил Джеймс. – Зачем ты спрашиваешь? Ты же и так это знаешь. Или склероз развивается?
Сириус только пожал плечами, продолжая разглядывать фотографию. С неё на Бродягу смотрели двое счастливых молодых людей. Они улыбались, обнимая друг друга. Сириус задержал взгляд на невесте. На ней было белоснежное кружевное «русалочье» платье, расшитое бисером, пайетками, стеклярусом. Декольте было обрамлено широкими кружевными лямочками. Дорея Поттер в молодости была очень красива: в богатых чёрных волосах блестели бриллиантовые шпильки, удерживая красивую замысловатую причёску; синие глаза с длинными ресницами светились радостью; нежная улыбка тронула её накрашенные неяркой красной помадой губы. Рядом стоял Карлус, тоже весьма привлекательный молодой мужчина, в чёрном костюме с бабочкой. Он уже тогда носил очки, но и это шло ему. Сириус невольно улыбнулся, рассматривая это фото.
Помимо свадебной фотографии здесь было ещё множество других фото, изображавших семейную жизнь Поттеров: их совместная готовка завтрака, где их ещё совсем молодые, улыбающиеся лица перепачканы мукой и сливовым вареньем; Дорея в лёгком ситцевом платье на качели в старом парке; улыбающийся Карлус за столом в своём кабинете и Дорея обнимающая его и щекочущая ему нос белым пером; Новый год, справляемый в шумной компании друзей; Карлус и Дорея на морском пляже в Италии; маленький забавный карапуз на руках у миссис Поттер – Джеймс…
Да, здесь было много фотографий Джеймса. Вот он сфотографирован со своей первой настоящей метлой: стоит, гордо выпятив грудь, а губы его то и дело расплываются в счастливой улыбке. Вот он на платформе 9 ¾ : кажется, в тот момент он совсем не хотел фотографироваться или просто не знал, что из-за ближайшей колонны за ним зорко следит объектив маминой фотокамеры. Вот он с отцом купается в озере, хохоча и размахивая руками…
Это была история длинною в целую жизнь, заключённая в десятках фотографий. Сотни счастливых моментов, запечатлённых на прямоугольных кусочках картона, могли рассказать больше, чем любое вскользь возникнувшее воспоминание. Здесь было столько неподдельного счастья, столько искренней, светлой любви, столько настоящей жизни…
Сириус перевёл взгляд на другое фото. Это была самая любимая его фотография. На ней мистер и миссис Поттер стоят перед фотокамерой и обнимают Джеймса. Ему здесь около четырнадцати. Он стоит между родителями, обхватив их руками. Все они улыбаются, глядя на Сириуса.
Блэку всегда казалось, что такой и должна быть семья.
-А ты кстати заметил новую фотку? – спросил Джеймс.
-Нет, - ответил Сириус, действительно не заметивший новой фотографии на стене.
-Она справа, с краю, - сказал Джеймс.
Сириус посмотрел туда, куда указывал Сохатый. И неожиданно обнаружил, что смотрит на самого себя, только на год младше.
Новым фото оказалось фото с прошлого Рождества, которое Сириус справлял вместе с Поттерами. С этой фотографии, приветливо улыбаясь, смотрели на него, мистер и миссис Поттер, Джеймс и он сам, сидящие рядышком. Вокруг шеи у Сириуса была обмотана мишура, и он незаметно поставил Джеймсу рожки. Фотография получилась забавной…и очень милой.
-Мне нравится эта фотография, - сказал Джеймс. – Даже не смотря на то, что кое-кто поставил мне рожки.
-Да ладно, тебе идут, - усмехнулся Сириус.
Честно говоря, ему было очень приятно, что Поттеры повесили на стену фотографию с ним.
-Слушай, что мы тут сидим, как два старых деда? – сказал Джеймс. – Пойдём на улицу.
Предложение Поттера была весьма заманчивым. Парни быстро поднялись в спальню, наскоро оделись. Потом решили бежать на первый этаж наперегонки. В итоге Джеймс едва ли не скатился кубарем вниз, а Сириус чуть-чуть не перевалился через перила, когда, отталкивая и пихая друг друга, они неслись по лестнице. Громко хохоча, они достигли прихожей, где, продолжая шуточную борьбу, едва не снесли вешалку для курток и не разбили зеркало. Покатываясь со смеху, они вылетели на улицу.
Погода была великолепная. Шёл пушистый, крупный снег.
-Классная погода! – заявил Сириус, улыбаясь. – Обожаю такую. А ты, Сохатый?
-Я тоже, - ответил Джеймс.
Не сговариваясь, ребята одновременно вышли за калитку и медленно побрели вдоль длинной узкой улочки, сунув руки в карманы и не разговаривая.
Говорят, с настоящим другом приятно не только поговорить, но и помолчать. Джеймсу и Сириусу, чтобы понять друг друга, не всегда нужны были слова, а если же они просто молчали вместе, то и это им было не в тягость, а скорее даже наоборот: рядом с преданным другом было удобно молчать.
Они шли долго, не разбирая дороги.
Наконец парни добрались до окраины деревушки. За старым заброшенным домом находилась большая земляная насыпь, сейчас занесённая снегом, образующая что-то вроде холма. Взобравшись на него, Джеймс и Сириус остановились.
Перед ними открылась заснеженная пустошь, пересекаемая неширокой, убегающей вдаль до самого горизонта дорогой. Редкие деревья жалко съёжились; на огромном пространстве их не сразу можно было заметить.
-Бродяга, - позвал Джеймс, который отошёл на несколько шагов назад.
-Что? – отозвался Сириус и обернулся….
И тут же получил снежком точно в лицо.
-Ну ты…олень!
-Сражайся! – возопил Джеймс, рассмеявшись, и когда в ответ ему полетел снежок, ловко отскочил в сторону, на ходу подхватывая руками снег. Сириус вытащил руки из карманов и наклонился, чтобы слепить снежок…
Завязался шуточный бой.
Весь облепленный снегом, со съехавшими на бок очками, Джеймс пульнул в друга снежком, но промахнулся.
-Прома-а-зал! – поддразнил его Сириус, рассмеявшись.
-Ну ты сейчас получишь! – грозно пообещал Джеймс и ринулся на Блэка.
-Ты придурок! – смеясь, закричал Сириус, когда они с Джеймсом повалились на землю. – Слышишь? Придурок!
Они принялись кататься по земле, мутузя друг друга, словно двенадцатилетние мальчишки. Задыхаясь от смеха, они что-то кричали, и каждый пытался взять верх.
-Я победил! – закричал Джеймс, придавив Сириуса к земле.
-А ну отстань! – вырывался Блэк. – Слезь, кому говорю!
Высвободившись, Сириус сел на снег, и мгновение они с Поттером серьёзно смотрели друг на друга. Потом зашлись дружным хохотом. Джеймс поднялся первым и протянул руку Сириусу.
-Победитель будет благосклонен к проигравшему, - важно изрёк он, хотя глаза его задорно блестели.
-Да пошёл ты! – ответил Сириус, схватившись за руку Джеймса.
Блэк вдохнул морозный воздух и улыбнулся. Было чертовски круто быть сейчас здесь, в Годриковой Впадине, с Джеймсом и его семьёй. Сириусу хотелось бы подольше погостить у них. Ему у Поттеров безумно нравилось.
-Может, перекусим? – предложил Джеймс.
Сириус согласился.
Вернувшись домой, ребята первым делом отправились в кухню, где наполовину опустошили холодильник и приговорили пирог миссис Поттер. Поедание вкусностей сопровождалось беспрестанными шутками и смехом. Джеймс едва не подавился куском индейки, зато сам же потом хохотал над собой.
День прошёл удивительно быстро и весело, и вечер наступил внезапно, без предупреждения.
На улице бушевала метель, билась в окна. Ветер выл яростно, дико, безжалостно обжигая лица редких прохожих. Но в маленькой гостиной Поттеров было тепло. Здесь собралась вся семья. Слышался смех, говор, и было так хорошо, так по-домашнему уютно.
Это, наверное, и есть настоящая зимняя сказка: за окном холод и ветер, но в доме, в семейном кругу, чувствуешь себя защищённым, любимым, нужным, кому-то важным.
И, наверное, многие о такой сказке мечтают.
Так пусть же эти мечты сбудутся.

В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое декабря Сириус очень плохо спал. Его мучили беспорядочные сны и кошмары; сознание его было затуманено пеленой непонятных видений, и Сириус ворочался на кровати в мерзкой полудрёме, тщетно пытаясь прогнать от себя бессмысленные, мучащие его сновидения. Он не понимал, что ему снилось; один глупый сон сменялся другим, а тот третьим, четвёртым, пятым – и так без конца.
Но вдруг череда неявных образов исчезла. Впервые за ночь Сириус видел сон, который он понимал, и который казался ему столь реалистичным, что становилось жутко.
Он стоит посреди своей комнаты в доме номер 12 на площади Гриммо. Он ненавидит это место даже во сне и явственно ощущает, как вскипает в душе омерзение, смешанное со странным злорадством. Сириус оглядывается: ему кажется, что в день, когда он сбежал из дома, всё в его комнате было точно так, как сейчас он видит во сне, и вместе с тем совершенно иначе. Та же кровать, тот же шкаф, те же шторы, те же плакаты на стенах… Вот только всё выглядит очень старым, словно с того июльского дня прошло уже много лет: слой пыли покрывает все поверхности в комнате, в углу паук растянул паутину, с выцветших плакатов ему улыбается магловская девушка в красном купальнике, на полу разбросаны книги, листы, пергаменты, вещи… Особого порядка в комнате Сириуса никогда не было, однако сейчас всё выглядит так, словно его комнату кто-то обыскивал.
Среди беспорядочного вороха листов, судя по печатным буквам выпавших из книг, Сириус замечает исписанный от руки, скомканный пергамент. Кажется, это письмо. Наклонившись, Сириус поднимает его, разворачивает и хочет прочесть, однако буквы плывут перед глазами, и чем больше ему хочется прочитать, тем хуже он видит написанное. Сириусу кажется, что почерк писавшего это ему странно знаком, и хотя он не может разобрать ни слова, чувство, что прежде он где-то видел такой почерк, не покидает его.
Вдруг позади него резко распахивается дверь и с грохотом ударяется о стену: кто-то врывается в его комнату. Сириус стоит спиной к входу и не видит вошедшего, но уже знает, что этот кто-то – его мать.
Сириус поворачивается лицом к двери и тут же понимает, что интуиция его не подвела: на расстоянии нескольких метров от него стоит его мать Вальбурга Блэк в длинном чёрном платье; её блестящие черные прямые волосы аккуратно уложены, обрамляя бледное, исполненное аристократической надменности лицо с правильными чертами; большие чёрные глаза смотрят сначала холодно и почти безразлично, а потом вдруг начинают лихорадочно блестеть и диковато выпучиваться. Её губы дрожат, щека подёргивается точно от нервного тика. Вальбурга начинает орать на сына, но ни единого звука не слетает с её накрашенных тёмной помадой тонких губ. Только рот её беззвучно открывается и закрывается.
Сириусу вдруг становится так смешно, что, не сдержавшись, он начинает хохотать, и его весёлый молодой хохот заполняет своими звонкими чистыми звуками всё пространство комнаты. Сириус буквально покатывается со смеху; схватившись руками за живот, он складывается пополам, что только сильнее злит и бесит Вальбургу. Она сжимает кулаки и исступлённо трясёт головой, зеленея от гнева.
Но Сириусу плевать. Он откровенно смеётся матери в лицо, надеясь разозлить её ещё больше.
Неожиданно смех Сириуса перекрывает пронзительный вопль Вальбурги. С её губ слетаёт одно только слово, но оно звучит так громко, что, кажется, будто она стоит над кроватью спящего Сириуса и орёт ему прямо в ухо.
-Ублюдок! – зло выкрикивает миссис Блэк и кидается к Сириусу.
Подскочив к сыну, Вальбурга наотмашь бьёт его по лицу. В наступившей внезапно тишине раздаётся звонкая пощёчина.
Даже во сне Сириус ощущает, как щека горит от унизительной пощёчины.
Сириус резко открыл глаза.
В спальне было темно. Тишина во всём доме стояла гробовая, так что от этой пронзительной тишины звенело в ушах.
Глаза постепенно привыкали к темноте, и Сириус мог уже различить очертания предметов. Блэк повернул голову и посмотрел на Джеймса. Сохатый крепко спал на соседней кровати; судя по глупой улыбке, тронувшей его губы, ему что-то снилось.
Что-то хорошее.
Сириус отвернулся и тупо уставился в тёмный потолок.
Сон о доме и матери растаял, исчез, канул в небытие ночи, но оставил после себя гнетущее чувство неизвестной и необъяснимой опасности.
Приближающейся опасности.
Тревоги.
Страха.
Сириус сам себе не мог объяснить, чего он боится; он лишь знал, что где-то в глубине его души, там, где он прячет свою боль, свои страдания, которыми не может поделиться ни с кем, даже с Джеймсом – что именно там поселился мучающий, терзающий страх, не отпускающий его, не дающий вдохнуть полной грудью.
Страх проникал внутрь, отравляя душу и сердце ядом тревоги, повисшей в воздухе, и от них было не избавиться. Они, как две назойливые мухи, жужжали над ухом, раздражая своим присутствием, но больше тем, что их никак нельзя было поймать и убить.
Сириус привык всегда и во всём полагаться на свою интуицию, и она никогда не подводила его. А сейчас интуиция подсказывала ему, что должно было произойти что-то плохое.
Что-то очень плохое.
Он буквально кожей ощущал скорое приближение неизъяснимой и вместе с тем неотвратимой и неизбежной беды.
Это чувство не покидало Сириуса. Оно росло и закреплялось в душе, а он ничего не мог поделать: от него нельзя было ни скрыться, ни сбежать, ни изгнать его из души.
Самый воздух был пропитан этим чувством.
Сириус раздраженно и как будто бы даже нервно нахмурился и сел на кровати. Потёр ладонями глаза, пытаясь избавиться от наваждения, но ничего не выходило.
Тревога с каждой секундой росла, страх усиливался.
Неужели и в самом деле должно произойти что-то плохое?
Словно в ответ внизу послышался шум и тут же стих.
Сириус прислушался. Уж не послышалось ли ему?
Тишина длилась не более полминуты.
Затем послышался грохот и звук падающего тела.
Сириус вскочил с кровати и не помня себя вылетел из комнаты. Пронесшись по коридору, он выскочил на лестницу. Перепрыгивая через ступеньки, спустился в гостиную.
В гостиной было темно.
Только тонкая полоска света просачивалась сюда из-за приоткрытой двери кухни.
Оттуда слышалось странное хрипение. Сириус медлил одно только мгновение, а потом решительно подошёл к двери и распахнул её…
Сразу вспомнилось прошлое полнолуние. Визжащая хижина. Сначала тишина. Потом грохот. Джеймс, беспомощно лежащий на полу в крови…
На полу кухни валялись осколки разбитой кружки, лежал опрокинутый стул. Рядом со стулом, прислонившись спиной к ножке стола, полулежал мистер Поттер. Он был мертвенно бледен, тяжело дышал, и из груди его вырывалось надрывное хрипенье, то самое, что слышал из гостиной Сириус. Мистер Поттер прижимал правую ладонь к сердцу и прикрывал глаза, словно пытался справиться с невыносимой болью. Появление Сириуса он, казалось, не заметил.
-Мистер Поттер! – Блэк бросился к волшебнику. – Что с вами?
Сириус тревожно оглядывал мистера Поттера. Тот поднял на него затуманенные болью глаза.
-Всё хорошо, Сириус, иди спать, - твёрдым голосом сказал мистер Поттер, но Бродяге показалось, что это далось ему с огромным трудом.
-Что случилось? – не обращая внимания на его слова, тревожно спросил Сириус.
Мистер Поттер снова прикрыл глаза.
Липкий страх холодком пронизал сердце Сириуса.
-Ничего...Дорея попросила воды, и я спустился…споткнулся…просто споткнулся…- путая слова, заговорил мистер Поттер. – Всё хорошо…иди спать...
Но Сириус не верил его словам. Ничего не было хорошо.
Всё было очень даже плохо.
Он это знал. Он это чувствовал.
-Какая вода, о чём вы? Вам нужна помощь…
-Нет-нет, - мистер Поттер помотал головой. – Вода…вот…
Он указал на графин с водой, стоящий на столе.
Сириус на мгновение взглянул на него…
А когда вновь перевёл взгляд на мистера Поттера, тот был уже без сознания.
Сердце Бродяги пропустило удар.
-Мистер Поттер! – Сириус затряс его за плечи, пытаясь привести в чувство. – Очнитесь! Очнитесь!!!
Но он не очнулся.
Правая рука его безжизненно упала на пол; голова безвольно болталась, как у тряпичной куклы, когда Сириус тряс его.
Дыхание Блэка сбилось, сердце гулко бухало в груди, грозясь сломать ему пару рёбер. Сириус лихорадочно огляделся вокруг, словно ища поддержки.
-Мистер Поттер, откройте глаза!.. – Сириус стиснул зубы и, прекрасно понимая, что его могут просто не услышать, срывающимся голосом закричал: - Джеймс! ДЖЕЙМС!!!


"Прощайте..."

День целителя Авраама Ингилса с самого начала не задался. Ночью он плохо спал, мучимый несварением желудка, и потому утром двадцать шестого декабря был не в духе. Надежды его хорошо позавтракать не оправдались: жена-магла, заболтавшись по телефону с подругой, позабыла о жарившейся на плите яичнице, и та была безнадёжно испорчена. Голодный и сердитый, целитель Ингилс отправился на работу. Вполне удачно трансгресировав, он было обрадовался, что, мол, не всё так плохо – и тут же распластался на земле, поскользнувшись на мокром снегу. Ещё более злой, он вошёл в больницу, отряхивая мантию от снега. Рабочий день его оказался не лучше утра, так что домой он вернулся в крайне дурном расположении духа. Отказавшись от ужина, он завалился спать, твёрдо решив хорошенько выспаться, ибо считал, что именно из-за недосыпания с ним происходят всевозможные досадные происшествия, мучавшие и раздражающие его целый день.
Итак, целитель Ингилс лёг спать. Он быстро заснул, и даже во сне чувствовал, как он рад. Улыбаясь, Ингилс намеревался пробыть в блаженном сне ещё несколько замечательных часов.
Но этому простому и вполне естественному желанию не суждено было сбыться.
Около трёх часов ночи жена толкнула его в бок, сказав, что к нему прилетела сова из больницы святого Мунго. Ингилс был не доволен, однако он не привык игнорировать подобные сообщения, поэтому безропотно поднялся с постели и пошёл в кухню, где ждал его большой рыжий филин.
Входя, Ингилс думал, что должно было случиться что-то действительно важное и серьёзное, если ему прислали письмо в столь поздний час.
Протерев глаза, он отвязал от лапки филина послание и внимательно прочёл его.
Сон как рукой сняло. От раздражения и сердитости, присутствовавших почти целый день на его испещрённом морщинами лице, не осталось и следа. Сейчас Ингилс являл собой озабоченного чрезвычайно серьёзной проблемой человека, которому нет дела ни до сна, ни до еды, ни до элементарного отдыха.
Бросив жене короткое: «Меня ждут», Ингился оделся, вышел на улицу и трансрессировал к больнице.
Проходя по коридору в свой кабинет, он, хмурясь, поздоровался с дежурной целительницей, от которой и получил письмо. Вид у той был весьма плачевный: бледной уставшее лицо, встревоженный взгляд и печально опущенные плечи. Ингилс, взглянув на неё, недовольно хмыкнул: он не любил, когда люди (а в особенности целители) опускали руки и, даже не пытаясь бороться, покорялись судьбе, сочтя, что ситуация их безнадёжна.
Впрочем, дела обстояли таким образом, что ситуация в самом деле была безнадёжной, но Ингилс не позволял себе каких-либо внешних проявлений слабости.
Подходя к кабинету, он заметил дальше по коридору двух подростков лет по шестнадцати-семнадцати. Будучи близоруким, Ингилс не смог хорошо их разглядеть: он видел лишь, что один из них сидит на стуле для пациентов, а второй нервно ходит взад-вперёд перед своим товарищем. Бросив хмурый взгляд из-под кустистых седых бровей на юношей, целитель вошёл в свой кабинет, где его уже ждала его молоденькая, совсем ещё не опытная помощница. К величайшей своей досаде Ингилс отметил про себя, что глаза у неё заплаканные, а кругленькое личико распухло от слёз. Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, целитель прошёл к своему столу и сел в кресло.
-Мне…мне пригласить ребят? – осипшим голосом спросила девушка.
-Ребят? – несколько удивлённо и как будто бы даже немного сердито переспросил Ингилс. – Поттеры говорили, что у них только один сын.
-Да…- помощница медленно кивнула. – Но мистер Джеймс Поттер не один…он с другом.
-С другом? – опять спросил Ингилс, точно чего-то не мог понять. – С другом…как будто…- он не договорил. – Ладно, позови их. Через три минуты. А теперь, Селена, выйди, пожалуйста. Мне надо собраться с мыслями.
Девушка кротко кивнула и вышла в коридор. Ингилс откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, начал медленно, размеренно массировать указательными пальцами виски.
Целитель Авраам Ингилс любил свою работу, ему нравилось помогать людям: так он чувствовал себя нужным и полезным. Вылечив человека, он получал внутреннее удовлетворение и понимал, что проживает жизнь не напрасно. Но тем и трудна профессия целителя, что не всегда удаётся спасти человека. Ингилс знал, что это такое: когда не можешь вылечить пациента, как ни стараешься. За свою долгую жизнь он видел не мало смертей: видел, как на глазах его умирают люди, которым он не смог помочь. По началу он страдал, винил себя и мучался, но потом понял: он всего лишь человек, а человек зачастую бессилен в вопросах, касающихся жизни и смерти. И Ингилс смирился; смирился с тем, что далеко не всё в его руках, что порой он не может ничего изменить, как бы страстно ему этого не хотелось. Нет, его сердце не очерствело, не потеряло способность сострадать, оно лишь научилось принимать действительность такой, какая она есть. Не сумев спасти одного пациента, Ингилс бросал все свои силы на спасение другого.
Авраам Ингилс научился жить с мыслью, что он не может помочь всем, как бы страстно ему этого не хотелось, но была одна вещь, одно полномочие целителя, которое он до сих пор не мог исполнять без душевного трепета и боли в груди.
Это было признание родственникам пациента, что их близкий человек не выживет. Что нет надежды на его исцеление. Что всё кончено, и ни он, ни они уже ничего не могут сделать. Сказать это им – значило вырвать из их сердец последнюю надежду, помогающую им жить, каждое утро просыпаться, верить, что всё ещё будет хорошо.
Но он должен был это делать. Эта была его обязанность. Жестокая, непреодолимая обязанность.
-Целитель Ингилс, - в кабинет вошла Селена. – Это мистер Поттер и мистер Блэк.
Ингилс поднял глаза. Он молча наблюдал, как в кабинет проходят два парня – те самые, что были в коридоре, когда он только пришёл. Целитель не встал и не подал никому из них руки, только жестом указал на два стула напротив него.
Он никогда не видел сына Поттеров, но из двух юношей тотчас узнал его: растрепанный, кареглазый молодой человек в очках был точной копией Карлуса Поттера, разве что только черты лица у него были более тонкими и аккуратными, как у матери. Ингилс внимательно оглядел Джеймса Поттера: он был бледен, глаза его возбуждённо поблёскивали, двигался он резко и как-то неуклюже нервно. Правда, целитель почему-то решил, что обычно парень несколько грациознее. Ну а в данной ситуации никто не мог осуждать его за нервозность.
Ингилс молчал, пока юноши усаживались. Остановившейся за их спинами Селене он кивком головы приказал уйти. Помощница вышла, и когда дверь за ней тихо претворилась, Ингилс наконец заговорил.
-Меня зовут Авраам Ингилс, - представился он, глядя в глаза поочередно то одному юноше, то другому; он заметил интересную вещь: сын Поттеров был очень взволнован и почти не скрывал этого, а вот его друг хоть и волновался не меньше, старался этого особенно не показывать (Ингилс был уверен, что мистер Блэк очень переживает, вот только он не знал за кого именно: за друга или за его родителей; ему как-то не пришло в голову, что за всех них).
-Что с моими родителями? – резко спросил Джеймс; он говорил негромко, но порывисто и как будто бы надрывно.
Ингилс остановил на нём взгляд. Тотчас же заметил, как его друг посмотрел на Поттера, внимательно и напряжённо, чуть нахмурив тёмные брови.
-Не так давно появилось новое магическое заболевание, - начал Ингилс, - Оно начинает проявляться, как обычная простуда: насморк, кашель, головная боль… Но это далеко не простуда. Эта болезнь в сотни, тысячи раз опаснее любой простуды. Вирус проникает в организм и начинает разрушать его изнутри. Болезнь достаточно быстро прогрессирует, и чем глубже проникает вирус, тем хуже чувствует себя волшебник. Заболевание ещё недостаточно хорошо изучено, поэтому его очень трудно определить сразу, на ранних стадиях. Кроме того, целители пока не нашли эффективный способ излечения и…
-Ваш экскурс в мир магических заболеваний очень интересен, но я спросил вас о моих родителях, - перебил Джеймс, сжав губы в тонкую полоску.
Ингилс замолчал и смерил Поттера задумчивым взглядом.
-Дело в том, что ваши родители заражены этим заболеванием.
Целитель ожидал, что Поттер что-то скажет, но тот молчал, словно не понимая смысл услышанного. Вместо него вопрос задал его друг.
-Вы же сказали, болезнь трудно сразу определить, – вешался Блэк. – Когда вы успели поставить им диагноз?
Ингилс бросил взгляд на Сириуса, но отвечал, глядя в глаза Джеймсу.
-Ваши родители, мистер Поттер, обратились в нашу больницу три с половиной месяца назад, когда оба почувствовали сильное недомогание…
-Что? – снова перебил Джеймс. – Нет, вы ошибаетесь, они ничего мне не говорили об этом…
-Они предпочли не волновать и не расстраивать вас, - ответил Ингилс.
-Но как же…
Джеймс даже не знал, что сказать. Он беспомощно оглянулся на Сириуса, но тот сосредоточенно смотрел на целителя, видимо, ожидая продолжения.
-Мы долго не могли понять, чем именно больны ваши родители, - говорил Ингилс. – Хотя у меня были догадки… В общем, мистер и миссис Поттер заразились вирусом, о котором я вам рассказывал. Мы пытались их лечить. Все эти три месяца. Но болезнь трудноизлечима, к тому же ваши родители уже немолодые, сопротивляемость организма понижена…
-Я не заметил никаких симптомов, никаких признаков болезни, - сказал Джеймс.
-Я выписывал вашим родителям лекарства, - ответил целитель. – Они не могут излечить человека полностью, они лишь продлевают срок его жизни и…маскируют симптомы, если так можно выразиться.
Ингилс умолк. На некоторое время в кабинете воцарилось молчание.
-Вы…вы их вылечите? – запинаясь, спросил Джеймс.
-Многие волшебники и волшебницы уже умерли от этой болезни, - сказал Ингилс.
-Вы их вылечите? – повторил Джеймс; внутри у него неприятно похолодело.
Ингилс некоторое время смотрел в глаза Поттеру, потом с трудом подавил вздох.
-Нет, - ответил целитель. – Нет. Ваши родители на последней стадии. Я ничего не могу сделать.
-Вы целитель! – неожиданно даже для самого себя громко воскликнул Джеймс, вскакивая на ноги. – Вы должны им помочь!
-Я пытался, - сказал Ингилс. – Но я не Господь Бог, - он помолчал, потом, не найдя других слов, тихо добавил: - Мне жаль.
В кабинете в одно мгновение стало невыносимо жарко, и в то же время Джеймс чувствовал озноб.
Поттер сделал судорожный вдох ртом.
Он задыхался.
Ему не хватало воздуха, как не хватает воздуха тонущему человеку.
Он ещё пытался бороться с бездной ужаса, боли и неверия, хотя где-то в глубине души понимал, что не сможет с ней справиться. Отчаяние захлёстывало его с головой, тянуло за собой всё дальше и дальше, не давая возможности даже вдохнуть.
Весь мир вокруг рушился. Разлетался на миллионы осколков…
А он всё не верил, не верил, что это правда…
-Я вам не верю, - прошептал Джеймс.
Он вложил в эти слова всю свою любовь к родителям, словно думал, что они могут их спасти.
-Я понимаю, это трудно принять…но, боюсь, это правда, - Ингилс поднялся из-за стола.
Снова стало очень тихо.
Джеймс отчётливо слышал своё тяжёлое дыхание.
Громкое буханье сердца под рёбрами оглушало, разрывало барабанные перепонки.
Вязкая, непреодолимая тишина давила на виски, сжимала горло.
А он не верил, что это правда.
-Сколько им осталось? – глухо спросил Джеймс.
-Несколько часов, - ответил целитель. – Может, два, три часа.
«Два, три часа…»
Джеймс как будто летел в бездну с обрыва.
Две, три секунды – и он уже в пучине, а там нет ни звуков, ни голосов – ничего нет.
Только тишина и страх.
Откуда-то издалека донёсся голос Сириуса. Он что-то говорил, но Джеймс не слышал, словно оглушённый. Блэк поднялся со стула, подошёл к нему и крепко сжал ему плечо рукой.
-Селена проводит вас в палату…а, впрочем, я сам.
Ингилс вышел за дверь. Друзья последовали за ним.
Джеймс не помнил, как они шли по коридорам, только чувствовал рядом плечо Сириуса. Когда они остановились у одной из палат, Ингилс тихо сказал Поттеру:
-У вас чудесные родители. Когда две недели назад им стало хуже, я предложил им госпитализацию, но они отказались: сказали, что хотят оставшееся время провести дома, с сыном.
Джеймс посмотрел на Ингилса. Лицо старого целителя было непроницаемо. Он на мгновение задержал взгляд на парне, а потом развернулся и пошёл по коридору своей тяжёлой походкой.
Джеймс повернулся к двери.
Сердце застучало быстрее.
Поттер потянулся к ручке.
-Хочешь, я с тобой пойду? – прозвучал за спиной голос Сириуса.
Джеймс очень любил друга, но сейчас он не знал: хочется ли ему, чтобы Сириус в данный момент был рядом.
-Я, наверно…сначала сам, - стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, сказал Джеймс.
Сириус кивнул и сделал шаг назад.
Когда дверь за Джеймсом закрылась, Сириус минуту стоял неподвижно, смотря прямо перед собой.
Вдруг резко развернулся и со всей силы ударил кулаком в противоположную стену.
А потом ещё раз.
И ещё.
И ещё…
Физическая боль не заглушила душевных страданий.
Почувствовав себя ничтожно слабым и беспомощным, Сириус опустился на стул для посетителей и молча уставился на разбитые костяшки пальцев.
Там, вот за этой чёртовой дверью, мистер и миссис Поттер.
И они умирают.
Сириус закрыла глаза. Сжал зубы. Нахмурил брови.
Он хотел с ними попрощаться. Хотя бы сейчас им сказать, как он их любит, как дорожит их заботой.
Нет, он не злился на Джеймса за то, что тот решил побыть наедине с родителями.
Разве имеет он право злиться на него?
Только ему безумно хотелось войти в палату и в последний раз увидеть доброе лицо мистера Поттера, посмотреть в нежные глаза миссис Поттер.
Если Джеймс даже сейчас отказывался принимать правду, то Сириус не противился ей. Что толку? Если уж ничего не изменишь…
Это бесило больше всего. Сознание невозможности что-то сделать, спасти их. Они столько сделали для него, Сириуса, а он сидит вот сейчас на этом проклятом стуле, и ничем не может им помочь, и терзается, и страдает, и сходит с ума от беспомощности.
Он бы всё на свете сейчас отдал ради их спасения.
Вот только и этого мало.
Сириус ссутулил плечи, опустил голову.
Они так любили его. И он их любил.
И так несправедливо забирать у Сириуса совсем недавно появившуюся у него семью.

Стоит жаркий июльский день, но в доме номер 12 на площади Гриммо холодно и неуютно.
Сириус стоит в своей комнате и смотрит в окно. Так смотрит на весёлых и беззаботных детей, играющих на улице, наказанный за проказы и шалости ребёнок, которого заперли дома и не пускают гулять. А Сириусу так мучительно хочется вырваться из этой тюрьмы и отправиться…
Да куда угодно отправиться! Это, право, не так важно. Лишь бы не здесь.
Бродяга со вздохом отворачивается от окна.
Дверь в комнату отворяется. Сириус хмуро смотрит на входящего с поклоном Кикимера.
«Никогда не любил этого мерзкого маленького уродца, - с мрачным злорадством думает Сириус. – Хотя, впрочем, это у нас с ним взаимно».
-Мастер Сириус, - говорит домовик и снова кланяется. – Хозяйка ждёт вас за обедом. Вы опаздываете уже почти на полчаса…
-Да тебе-то что за дело? – мгновенно раздражается Сириус. – Что, моя мамаша велела тебе считать по минутам, насколько я опаздываю?
-Вы непочтительны к своей матери. Вот мастер Регулус… - начинает эльф, но Сириус его прерывает:
-Поучи меня ещё! – Сириус грозит кулаком Кикимеру. – И вообще, выметайся из моей комнаты!
Домовик медлит. Он бросает на Сириуса ненавидящий взгляд своих блестящих глаз.
-Ты оглох? – едва не кричит Сириус и, быстро подойдя к эльфу, пинками выталкивает его за дверь.
-Поганец мелкий! – ругается Сириус и передразнивает Кикимера: - «Вы непочтительны к своей матери…»
В этом доме Сириуса бесит буквально всё: начиная от его собственной семьи и кончая мебелью в зале. В особенности его раздражает Кикимер: вечно эльф лезет, куда его не просят, и вечно говорит ему о том, что Сириус не проявляет достаточного уважения к матери.
Сириус бросает взгляд на настенные часы.
Почти полчетвёртого.
Да, Сириус действительно опаздывает: обед неизменно начинается в три, и никто из членов семьи не смеет опоздать хоть на минуту.
Странно, что мать не послала за ним раньше.
Сириус на мгновение задумывается над этим, но тут же с досадой трясёт головой. Ему решительно всё равно, почему она так поступила.
«Что ж, может спуститься?» - лениво думает Сириус.
И медленно, не хотя плетётся к двери.
Спускаясь по лестнице, он нарочно громко топает: во-первых, шум гораздо приятнее гробовой тишины, царящей в доме, а, во-вторых, Вальбургу всегда бесит, когда старший сын так делает.
Сириус входит в столовую. Вся их небольшая семья уже в сборе. Мать восседает во главе стола, отец сидит напротив, Регулус сбоку. Они чинно трапезничают, и хотя это всего лишь домашний обед, все они одеты так, словно собрались на королевский приём: Вальбурга в чёрном длинном платье, обтягивающем на груди и расходящемся к низу; Орион в фиолетовом костюме, белоснежной, идеально выглаженной рубашке с бриллиантовыми запонками на манжетах; Регулус в зелёных брюках со стрелками и таком же жителе, аккуратно застёгнутом на все пуговицы. Сириус в своих чёрных джинсах и белой рубашке, выпущенной из штанов, сюда никак не вписывается.
-Почему ты опоздал? – чеканит Вальбурга, не глядя на сына.
Сириус, усаживаясь за стол, бросает на мать короткий взгляд.
Отношения матери и старшего сына похожи на шахматную партию, в которой каждый по очереди делает ход. В какой-то определённый момент любой из них может сделать шах, и дальнейшее развитие игры зависит от того, сможет ли атакуемый отбиться и затем перейти в наступление. За всё время их битвы никто из них не поставил другому мат, и, значит, победителя в затянувшейся на несколько лет борьбе всё ещё нет.
И теперь, когда Вальбурга, играя белыми, делает первый ход в возобновившейся после учебного года партии, Сириус почти не задумывается над тем, как ответить на атаку.
-Я старался подавить отвращение к этому дому, чтобы меня случайно не стошнило на твой отполированный до блеска стол, - ядовито отвечает Сириус.
Шах.
Вальбурга быстро вскидывает на сына глаза. Сириус видит, как полыхают гневом два чёрных омута на бледном лице миссис Блэк.
«Как-то ты на это ответишь?» - выжидает Сириус, бесстрашно глядя матери в глаза.
Вальбурга кривит губы не то в отвращении, не то в злобе. Дрожащими руками она опускает серебряные столовые приборы на тарелку и уже собирается что-то сказать…
-Какая сегодня отвратительная погода, - раздаётся усталый голос мистера Блэка с противоположного конца стола. – У меня от подобной жары начинается мигрень.
И мать, и старший сын удивлённо смотрят на него. Обычно Орион никогда не вмешивается в семейные споры, а тут он вдруг позволил себе такую дерзость: самым бесстыдным образом прервал их партию на самом важном моменте.
Вальбурга издаёт странный звук, похожий на грудное хрипение. Сириус очень хорошо знает, что он означает. Мать никогда не уважала отца, а когда он смеет куда-то лезть, она выражает своё к нему глубочайшее презрение подобным звуком.
Сириус отворачивается и тупо смотрит на свой обед. Он не хочет есть и поэтому только вяло ковыряется вилкой в тарелке, подперев голову другой рукой. Он вздыхает и чувствует на себе чей-то взгляд. Поднимает глаза.
Регулус, сидящий прямо напротив него, боязливо смотрит на старшего брата, украдкой, исподлобья.
Сириусу кажется: брат его жалеет. Почему? Потому что мать вчера долго орала на него? Ну и что? Пусть лучше так, чем как Регулус…
Младший брат ходит перед матерью на цыпочках, без её позволения шагу не смеет ступить и чуть ли не задыхается от благоговейного ужаса, слушая её омерзительные речи о превосходстве чистокровных волшебников.
Сириуса бесит, что брат так относится к их матери. Разве он не понимает, что все её слова – это полный бред. Но Регулус им свято верит. Он едва ли не молится на Вальбургу.
А было бы куда лучше, если бы он имел собственное мнение.
Сириус делает движение рукой и случайно ударяет вилкой по тарелке.
Вальбурга тотчас поворачивается к нему. По её лицу видно: она собирается перейти в наступление.
-Немедленно сядь ровно, Сириус! – на повышенных тонах говорит она. – Я сказала: сядь ровно! Убери со стола локти, перестань стучать по тарелке, прекрати ковыряться вилкой в еде и ешь, как нормальный, воспитанный человек!
Её голос звучит высоко, как натянутая струна. Он готов в любой миг сорваться.
А Сириуса бесит, что она позволяет себе так с ним разговаривать. Ему хочется вскочить на ноги, разбить эту чёртову тарелку о стену и уйти.
Уйти из дома.
Навсегда.
Но он только сжимает зубы и медленно поднимает на мать упрямые, непокорные глаза.
-Ты слышал, что я сказала? – угрожающим голосом произносит Вальбурга.
Сириус откидывается на спинку стула и кладёт руки на стол ладонями вниз.
-Я не буду есть, - говорит он спокойно, но глаза его с вызовом смотрят на мать.
«Я не стану послушно выполнять все твои приказы, - думает Сириус. – Я не твоя комнатная собачка. Я не такой, как Регулус».
Вальбурга с шумом втягивает носом воздух. Она пока сохраняет относительное спокойствие, но Сириус уже знает, что за этим последует.
-Обед окончен, - резким голосом произносит Вальбурга. – Регулус, отправляйся в свою комнату. И не выходи оттуда, пока я тебе не скажу.
-Да, мама, - покорно говорит Регулус и осторожно встаёт из-за стола.
Сириус видит, как брат бросает на него испуганный взгляд, и только горько усмехается. Он тоже встаёт и, собираясь вернуться к себе в комнату, направляется к лестнице.
-Я не разрешала тебе вставать из-за стола! – восклицает Вальбурга. – Вернись сейчас же, Сириус! Вернись!
Сириус оборачивается.
-Значит, теперь без твоего разрешения я не могу вставать из-за стола? – саркастически интересуется он. – А если мне в туалет захочется, мне тоже надо будет сначала у тебя спросить?
-Пока ты живёшь в моём доме, ты будешь делать только то, что я тебе скажу! – властно выкрикивает Вальбурга.
-Ты представить себе не можешь, как я не хочу жить в твоём доме, - парирует Сириус.
Вальбурга с презрением смотрит на него, а потом на полтона ниже говорит:
-Это Поттеры научили тебя так разговаривать с матерью?
-Причём здесь Поттеры? – Сириусу не нравится, что мать вмешивает семью Джеймса в их разборки.
Вальбурга усмехается и опускает глаза.
-Об этом я и хочу с тобой поговорить, Сириус, - произносит она, и Бродяге кажется, что в голосе матери звучит затаённая, пока ещё неясная угроза.
Сириус молчит и не сводит глаз с Вальбурги.
-Нам, мне и твоему отцу, совершенно не нравится твоё окружение, - начинает миссис Блэк, и Сириус вскидывает брови. – Петтигрю и Люпин…тут даже говорить не о чем. Я с самого начала считала, что тебе не следует с ними общаться. Они ниже нас. Но что же касается Джеймса Поттера и его семьи…- Вальбурга смотрит Сириусу прямо в глаза. – Поначалу мне казалось, что ты можешь поддерживать с ним отношения. Он, во всяком случае, чистокровный. Но теперь я понимаю, что его общество пагубно влияет на тебя, Сириус, - Вальбурга выдержала недолгую паузу. – И я запрещаю тебе с ним общаться.
Сириус только презрительно фыркает, чуть поведя бровью.
-И что ты ещё мне запретишь? – интересуется он, поднимая брови; честно говоря, ему глубоко безразличны слова матери.
– Эти Поттеры…- миссис Блэк морщится, произнося их фамилию. – Предатели крови…
-Не смей так называть родителей Джеймса! – едва ли не рычит Бродяга; он не позволит матери оскорблять Поттеров. – Ты запрещаешь мне общаться с Джеймсом – только мне всё равно!..
-Да, запрещаю! – обрывает сына миссис Блэк. – Отныне ты не будешь иметь с Джеймсом Поттером ничего общего, ясно? Ни с ним, ни с его семьёй!
-У тебя просто крыша поехала! – кричит Сириус.
-Закрой свой рот, щенок! – орёт Вальбурга. – Я запрещаю тебе с ними общаться!..
-Да с чего ты взяла, что я стану тебя слушать?! – запальчиво кричит Сириус. – Мне плевать на твои запреты! Я никогда не перестану дружить с Джеймсом! А его родители, они просто замечательные!
-Они предатели крови! – кричит Вальбурга и встаёт на ноги. – Идиоты! Считают, будто грязнокровки ничем не хуже нас!.. Они просто глупцы!
Сириус чувствует, как кровь приливает к щекам, и щёки его пылают яростным огнём. Он задыхается.
-Да ты…да лучше бы они были моими родителями!
И, развернувшись, Сириус бросается к лестнице. Впервые он чувствует такую ненависть, такое отвращение к матери.
-Не смей поворачиваться ко мне спиной! – в ярости орёт Вальбурга. – Сириус Орион Блэк! Я приказываю тебе вернуться! Немедленно!!!
Сириус влетает в свою комнату.
Не раз за лето он думал о том, как хорошо было бы уйти из этого проклятого дома. Уйти и никогда не возвращаться.
И сейчас он готов это сделать.
Он хватает со стола волшебную палочку, тащит к двери не разобранный чемодан…
Сириус толкает дверь, но она не открывается.
-Какого чёрта…
-Ты останешься в своей комнате до тех пор, пока я не позволю тебе выйти, - слышит Сириус голос матери, стоящей на площадке лестницы. – И я ещё поговорю с тобой…Тебе это так просто не сойдёт с рук…
Гнев волнами накатывает на Сириуса. Недолго думая, он поднимает волшебную палочку – и вышибает дверь. Она слетает с петель, и стоящая за ней Вальбурга едва успевает отскочить в сторону.
Сириус видит побледневшее от бешенства лицо матери.
-Паршивец! – хриплые звуки злобы и ненависти клочками вылетают из её тяжело вздымающейся и опускающейся груди. – Как ты посмел!.. Ты…
Она вдруг замечает чемодан в руке Сириуса. Недоумение проскальзывает по её лицу.
-Куда ты собрался? – требовательно спрашивает она.
-Я ухожу, - выдыхает Сириус. – Я не могу больше находиться в этом чёртовом доме!
Недоумение на лице Вальбурги сменяется злорадством.
-И куда ты пойдёшь? – почти издевательски спрашивает она. – Куда?!
-Да хоть в Азкабан! – срываются с языка необдуманные слова. – Там, пожалуй, лучше, чем здесь!
Сириус делает шаг вперёд, но Вальбурга преграждает ему путь.
-Вернись в свою комнату! – орёт миссис Блэк. – Я приказываю тебе вернуться! Я твоя мать, и ты обязан меня слушаться!..
И Вальбурга с силой бьёт старшего сына по лицу. От хлёсткой пощёчины на лице Сириуса остаётся красный след. Голова его непроизвольно дёргается вправо, волосы падают ему на лицо…
Клокочущая внутри ярость превращается в холодное отчуждение.
-Да лучше бы у меня вообще не было матери, - тихо говорит Сириус, глядя Вальбурге в глаза.
Слышится испуганный вздох. Из-за приоткрытой двери своей комнаты за ними наблюдает Регулус. Он очень напуган.
-А ты что здесь делаешь? – срывается Вальбурга на младшем сыне. – Кажется, я запрещала тебе выходить из комнаты без разрешения…
Не долго думая, Сириус выпускает из рук чемодан (тот с глухим стуком падает на пол), отпихивает мать и начинает быстро спускаться по лестнице.
Бродяга уже почти достигает площадки третьего этажа. Он не видит, как Вальбурга вытаскивает свою волшебную палочку и направляет на него…
-Мама, не надо! – в испуге кричит Регулус и хватает мать за руку.
Слетевшее с кончика волшебной палочки заклинание ударяется в стену.
-Что ты делаешь?! – миссис Блэк в бешенстве отталкивает младшего сына.
Сириус оборачивается. Он быстро понимает, что произошло, и, кажется, сейчас он по-настоящему гордиться братом…
Сириус ничего не говорит Регулусу. Только едва заметно кивает ему головой в знак благодарности. Брат стоит, в нерешительности прижимаясь спиной к стене.
-Последний раз повторяю: вернись в свою комнату, Сириус! – восклицает Вальбурга.
Сириус вскидывает на неё глаза.
-Ни за что, - твёрдо говорит он.
Перепрыгивая через ступеньки, Сириус слышит шаги позади себя: мать идёт за ним следом, выкрикивая ругательства и проклятья, но не может его догнать.
-Ты ничтожная, мерзкая тварь! – орёт Вальбурга, и сердце Сириуса невольно сжимается от боли. – Ты не достоин фамилии Блэков!.. Вернись сейчас же!.. Мерзавец! От тебя одни неприятности!.. Надо было убить тебя ещё до рождения!
Сириус всегда знал, что его мать жестока. Но это знание не делает её слова менее мучительными для него, её сына.
От её слов слёзы накатываются на глаза, и даже если пытаться быть сильным…
Сириус не останавливается.
Его ничего здесь больше не держит.
А, может, и никогда не держало?..
Перед первым этажом Вальбурга вдруг куда-то исчезает, и Сириус в удивлении оборачивается. Неужели она позволит ему уйти?..
Что ж, так даже проще.
Сердце бешено колотится, пока Сириус едва ли не бегом направляется по коридору к входной двери.
А в ушах всё ещё звучит голос матери: «Надо было убить тебя до рождения!..»
Сириус стискивает зубы.
Походит к двери…
Вот она – свобода. Только руку протяни.
-СТОЯТЬ!!!
Сириус резко оборачивается. По лицу его вдруг проскальзывает горькая усмешка.
Нет, глупо было полагать, что она возьмёт и так просто даст ему уйти.
Нет.
Никогда.
-Сириус, что ты делаешь? – как-то апатично спрашивает Орион, которого в качестве поддержки позвала Вальбурга.
Сириус немного удивлён, что мать позвала отца. Обычно она предпочитает решать все дела одна, без него.
-Что ты с ним нянчишься?! – вклинивается Вальбурга. – Эта неблагодарная тварь…он решил сбежать из дома!
И миссис Блэк поднимает палочку, направляет на сына…
-Круцио!
Сириус едва успевает увернуться от заклятья Вальбурги.
А мать снова вскидывает волшебную палочку…
Ярость вновь вскипает в душе Сириуса. Он с ненавистью смотрит на Вальбургу.
Внезапно освещающая коридор люстра начинает часто мигать, то угасая, то вновь загораясь. В это же мгновение слышится звон. Он исходит откуда-то сверху.
Все трое Блэков поднимают глаза к потолку. Люстра, не переставая мигать, начинает раскачиваться, хрусталики на ней дребезжат…
Вдруг, словно повинуясь какой-то неведомой силе, они в мгновение ока отсоединяются от люстры и со свистом выстреливают в разные стороны, попадая в стены, в пол, в потолок…
Но большей частью в Вальбургу Блэк. Она в испуге вскрикивает, пытается закрыться руками.
-Это ты!!! – в исступлении вопит Вальбурга, тыча пальцем в Сириуса. – Ты это сделал! Мне назло! Ты всё делаешь мне назло!
Сириус, широко распахнув глаза, смотрит на эту картину. На перепуганную до смерти мать. На неуклюже топчущегося рядом отца, которому досталось гораздо меньше, чем жене. На люстру, которая продолжает мигать и раскачиваться, увеличивая амплитуду.
Он с восхищением и ужасом смотрит на то, что он сделал.
Потому что на этот раз Сириус согласен с матерью.
Это действительно сделал он. Сделала его магия. Стихийная магия.
Ведь самое его существо стремиться выбраться из этого дома, и его магическая сила помогла ему в этом. Он даже не подозревал, что способен на такое.
Хрусталики продолжают атаковать Вальбургу. А между тем, люстра раскачивает всё сильнее и сильнее, и наконец…
Когда люстра с грохотом падает на пол, Сириус уже оказывается на крыльце.
Он оглядывается по сторонам, но улица плывёт перед глазами, и Сириус, даже не оборачиваясь, чтобы в последний раз взглнуть на дверь дома, в котором он родился, сбегает по ступеням и бежит прочь от него, не разбирая дороги, натыкаясь на прохожих.
А между тем летняя жара сменяется удушливым зноем. Светло-голубое июльское небо затягивают тучи, а потом проливаются дождём на обливающийся потом Лондон. Оглушительно грохочет гром; молния яркой вспышкой освещает почерневшее небо и, пересекая его тонкой кривой линией, делит его пополам.
И когда прохладные дождевые капли текут по щекам Сириуса, он уже не знает дождь это или слёзы.
Но нет, он скорей бы сам отгрыз себе руку, чем позволил бы себе заплакать.
Он не помнит, как долго бежит по улицам города, и знает, что врятли когда-нибудь сможет вспомнить, но остановиться его заставляет не сбившееся дыхание, не колики в боку, а знакомый, родной голос. Голос единственного на свете дорогого ему человека.
-Сириус! – раздаётся из кармана джинсов.
Блэк резко остановился посреди пустой незнакомой улицы. Вытащил сквозное зеркало из кармана. Как же хорошо, что оно было с ним, а не в чемодане.
-Сириус, я зову тебя уже битых полчаса! – вопит зеркало голосом Джеймса Поттера, а спустя мгновение перед глазами Блэка появляется и он сам, как только Бродяга подносит зеркальце к лицу.
-Бродяга, что случилось? Почему не…- Джеймс вдруг замолкает; два светло-карих глаза недоумённо останавливаются на промокшем до нитки друге. – Что с тобой?
-Джеймс, я ушёл из дома, - на одном дыхании произнёс Сириус.
-Что ты…не…
Джеймс в замешательстве глядит на друга. Но вскоре его недоумение сменяется чем-то очень похожим на сострадание.
-Где ты сейчас? – твёрдо спрашивает Поттер.
Сириус оглядывается.
-Понятия не имею, - пожимает он плечами. – Улица какая-то.
-И что ты там стоишь-то?
-А что, мне лечь тут?!
-Да ты меня не понял! – Джеймс потряс лохматой головой. – Я имел в виду, что ты вообще там делаешь, давай ко мне, в Годрикову Впадину.
Губы Сириуса изгибаются в едва заметой улыбке. Измученное сердце охватывает тихая, благодарная радость.
-А твои родители?.. - неуверенно спрашивает Сириус.
-Они будут рады! - незамедлительно отвечает Джеймс и начинает быстро объяснять другу, как добраться до Годриковой Впадины на «Ночном рыцаре».
...Когда Сириус оказывается наконец у двухэтажного коттеджа, окна которого приветливо горят в гостиной, ему навстречу тут же выходит Джеймс. Младший Поттер быстро идёт по дорожке и гостеприимно распахивает перед Сириусом калитку, потом сам выходит за ограду и стискивает друга в объятиях. И тут слова не нужны, всё и так понятно.
-Я к вам ненадолго...- начинает Сириус. - Побуду недельку — не больше, потом найду себе жильё...не хочу вас теснить...
-Заткнись и иди в дом, - перебивает его Джеймс. - Никуда ты не поедешь, понял? Найдёт он себе жильё...вот тебе жильё, - Джеймс указывает на свой дом. -Так что кончай эту свою ерунду. Мой дом — твой дом, и не о чем тут разговаривать.
Друзья вместе идут к дому, проходят внутрь, а там их уже ждут мистер и миссис Поттер. Сириус заглдывает в их лица. Нет, он не видит в них ни жалости, ни сострадания, ни грусти — ничего, чего бы он не хотел видеть; только приветливость и дружелюбие.
-Привет, милый! - Дорея крепко обнимает Блэка, не обращая внимания на то, что он весь мокрый.
-Здравствуй, Сириус! - мистер Поттер пожимает парню руку и улыбается.
-Ты как раз к ужину, - говорит миссис Поттер. - Сегодня я приготовила гуся с яблоками — очень вкусно. А пока, пожалуй, идите с Джеймсом наверх. Джеймс даст тебе что-нибудь, чтобы переодеться.
-Вот, держи, - Джеймс небрежно бросает другу чистую футболку и джинсы, когда они поднимаются к нему в комнату. Сириус ловит одежду и оглядывается: какое же здесь всё родное...
-Ты чего? Стесняешься, что ли? - усмехается Поттер, заметив, что друг медлит. - Да ладно, я сейчас отвернусь.
И Джеймс, расплывшись в ухмылке, поворачивается к Сириусу спиной.
-Можешь переодеваться, мисс Скромняшка, - подтрунивает Поттер. - Я не буду смотреть.
-Иди ты! - Сириус в первые за целый день улыбается, весело, искренне.
И вечер пролетает незаметно. Шутки Джеймса, улыбки Карлуса, забота Дореи, искренний смех, сердечная доброта, осознание, что тебя любят и что ты кому-то действительно нужен, согревают сердце Сириуса, и холодная пустота внутри постепенно заполняется, и там расцветает, медленно и поначалу несмело, нежная и чистая любовь к трём замечательным, самым лучшим на свете людям — самое светлое чувство, какое когда-либо доводилось испытывать его душе.
И поздним вечером, перед сном, когда Сириус уже лёг в постель, в комнату к ним с Джеймсом заглядывает миссис Поттер. Ей всё равно, что Сириус уже не маленький, что ему уже шестнадцать лет — ей всё равно, она подходит и целует его в щёку, желая спокойной ночи.
Его, Сириуса Блэка, никто и никогда не целовал перед сном, не поправлял подушку и одеяло, не желал с такой теплотой сладких снов и не уходил на цыпочках, тихо-тихо претворяя за собой дверь, чтобы не разбудить его.
И в ту ночь, в ту звёздную, тёплую, июльскую ночь, Сириус засыпает с одной лишь мыслью: как чудесно было бы, если бы он родился в семье Поттеров...

Палата, где лежали мистер и миссис Поттер, была чистой и светлой. Стоило Джеймсу войти, он тотчас увидел родителей. Они лежали на отдельных кроватях, между которыми стояла белая деревянная тумбочка со свежим букетом цветов в голубой вазе. Джеймс мгновение помедлил у двери, затем тихо приблизился к кроватям.
Одетые в белые больничные сорочки, Поттеры лежали на кроватях, бережно закрытые одеялами. Глаза их были закрыты. Они были очень бледными. Их лица при неярком свете палаты казались худыми и осунувшимися.
Джеймс сделал шаг вперёд, с болью всматриваясь в родные черты. Он никогда прежде не видел своих родителей такими. И даже сейчас не верил, что всё это происходит на самом деле.
Джеймс вспомнил, как ночью услышал крик Сириуса, быстро спустился вниз и увидел лежащего без сознания отца. Он тогда впервые за всю свою жизнь по-настоящему испугался. Однако несмотря на испуг, голова была ясной, и Джеймс не позволил себе поддаться панике. Сириус сказал, что не может привести мистера Поттера в чувство и предложил разбудить миссис Поттер. Джеймс мгновение колебался: стоит ли волновать маму? Но какая-то необъяснимая сила тянула его на второй этаж, в комнату родителей; он явственно ощущал, что должен подняться к матери.
И поднялся. И не поверил тому, что увидел. Мама, как и отец, была без сознания. Со стороны могло показаться, что она просто спит, но в действительности всё было совсем не так.
Он звал её, тряс за плечи, умолял очнуться. А когда понял, что всё бесполезно, почувствовал, как настоящая паника захлёстывает его с головой. В голове билась одна только мысль: надо срочно доставить родителей в больницу святого Мунго.
Трансгрессировать ни он, ни Сириус ещё не умели, но решение нашлось почти сразу.
Джеймс с трудом мог вспомнить, как спустился к Сириусу, как прямо в пижаме и тапочках вылетел из дома, пересёк улицу и едва не выбил дверь соседки-волшебницы, которая была подругой миссис Поттер. Почему-то женщина почти не удивилась тому, что рассказал ей Джеймс, и, наскоро одевшись, помогла ему и Блэку доставить его родителей в больницу.
А потом началось томительное ожидание. Минуты тянулись, как часы, невыносимо долго, пока они с Сириусом ждали какого-то целителя.
И всё ради того, чтобы услышать страшный диагноз.
-Дж...Джеймс...
Парень резко вскинул глаза. Мистер Поттер был в сознании и тихо звал сына слабым хрипловатым голосом.
-Джеймс, - мистер Поттер чуть приподнял правую руку и протянул её к сыну. - Джеймс, подойди...подойди, пожалуйста.
-Папа...- он даже не знал, что сказать, только подошёл к кровати отца и медленно опустился на колени, сжимая протянутую к нему холодную, как лёд, руку.
-Вот и всё, - тихим, мягким голосом сказал Карлус. - Наше с мамой время пришло.
-Нет, вы не умрёте...- хватаясь за соломинку, прошептал Джеймс.
-Все когда-нибудь умрут, - спокойно, но с грустью сказал мистер Поттер. - И мы — сегодня.
Джеймс помотал головой.
-Я знаю, ты думаешь, что мы были с тобой слишком мало, - продолжал Карлус. - Что ж, в этом не могу с тобой не согласиться, но...видно, такова судьба.
Тихо скрипнула дверь палаты. Это вошёл Сириус и медленно приблизился к Поттерам.
-Мы уйдём, но ты, Джеймс, ты останешься, - говорил мистер Поттер, разрывая шёпотом тишину. - Тебе придётся пережить не мало потерь, как и всем людям...но ты обязательно будешь счастлив... - он ненадолго умолк, собираясь с силами: - Я знаю, это больно, но ты всё преодолеешь...ведь ты сильный, ты смелый...ведь ты...ведь ты Поттер! - слёзы гордости жемчужинками заблестели в уголках его глаз. - И что бы ни случилось, всегда помни: пока на свете есть хотя бы один человек, который любит тебя, ты не одинок. Потому что любовь...
-...Любовь — самая могущественная сила на земле.
Джеймс и Сириус одновременно переведи взгляд на миссис Поттер. Она открыла глаза и тоже глядела на них. Синие глаза её блестели.
-Любовь выше всего: выше жестокости, выше зла, выше смерти, - миссис Поттер пошевелила рукой, и Джеймс тут же сжал её пальцы. - Я хочу, чтоб ты знал, сынок, мы с папой любим тебя и всегда будем любить. Где бы мы ни были...
Она замолчала, прикрыв глаза. Сириус порывисто бросился к ней, опускаясь на пол рядом с Джеймсом.
-Джеймс, Сириус...берегите друг друга, - прошептал из последних сил мистер Поттер. - Такая дружба, какая связывает вас, редко встречается. Дорожите ею.
-И друг другом, - добавила Дорея. - И всегда помните: мы любим вас, вас обоих...
Когда она замолчала, тихо вздыхая, а Карлус закрыл глаза, чуть повернув голову влево, Джеймс уже знал, что их здесь больше нет.

Тяжёлые, неповоротливые тучи сгрудились над Годриковой Впадиной. Бушевавший всю ночь ветер к утру стих. Дома под снежными шапками застыли в угрюмой неподвижности. Самый воздух был наполнен чем-то гнетущим и скорбно-молчаливым. Редкие прохожие шагали по внезапно опустевшим улочкам, закутавшись в шарфы и не поднимая глаз. Деревушка погрузилась в холодное оцепенение.
На кладбище за церковью, над свежей могилой, стояли Джеймс и Сириус. На могилке лежали цветы, свежие венки стояли рядом.
Сириус медленно поднял глаза на друга. Джеймс стоял, засунув руки в карманы куртки, и молча смотрел на место последнего успокоения своих родителей. Он, видимо, почувствовал на себе взгляд Блэка и тоже посмотрел на него.
-Ты иди, - сказал Джеймс; голос его едва заметно подрагивал. – Я ещё останусь.
Сириус мог бы остаться с Джеймсом хоть на весь день…если бы только друг хотел этого. Но Блэк понимал: Джеймсу необходимо побыть одному.
Прежде чем уйти, Сириус крепко обнял Джеймса. В ответ Поттер лишь слабо обхватил Сириуса руками.
Не говоря ни слова, Блэк развернулся и пошёл по тропинке. Уже у калитки он обернулся, посмотрел на Джеймса. Поттер стоял в той же позе: руки в карманах, голова опущена.
Сострадание кольнуло в сердце. Сириус слегка поморщился и, отворив калитку, покинул кладбище.
Неподвижно и безмолвно стоял Джеймс над могилой своих родителей. Сердце сжимала невыносимая, тяжкая боль. Боль утраты. Боль, которая никогда не проходит, которая, хоть и незримо, но неотступно, следует за человеком всю его жизнь, со временем притупляясь, но оставаясь где-то на задворках сознания.
Джеймс тяжело вдохнул ртом морозный воздух.
Каждый удар сердца отдавался болью в груди.
Он закрыл глаза.
Перед его внутренним взором сразу появились мама и папа. Живые. Счастливые. Улыбающиеся.
Джеймс резко распахнул глаза. Жестокая реальность бушующим потоком хлынула в сознание, стирая образы его родителей.
По лицу потекли слёзы, обжигая замёрзшие щёки.
Джеймс не двигался, только молча смотрел на могилу своих отца и матери.
Начался снегопад. Снег медленно опускался на землю, стирая призрачную грань между прошлым и настоящим, между тем, что было и тем, что уже никогда не вернётся…
Джеймс не помнил, сколько он простоял вот так неподвижно, только когда он словно бы очнулся от немого оцепенения, снегопад закончился, и на чистом небе зажигались первые звёзды.
Он страшно замёрз. У него окоченели руки, и он не чувствовал ног. Изо рта вырывался пар.
В церкви началась вечерняя служба.
-Прощайте, - прошептал Джеймс, бросив последний взгляд на могилу родителей, и, утопая в снегу, побрёл прочь.
Джеймс уходит, оставляя здесь, рядом с ними, частичку своей души.
И только церковное пение вечернего богослужения разносится над заснеженным кладбищем и, поднимаясь куда-то в необъятную высь, замирает в бездонной звёздной глубине.


Мир

Лили хотела извиниться перед Поттером в первый же учебный день. На каникулах она часто представляла себе, как будет проходить их разговор. Однако всё оказалось куда сложнее, чем думала Лили.
Они должны были поговорить наедине и всё выяснить, но тут же появилась проблема: Поттер почти никогда не был один. Джеймс всегда находился в компании Мародёров, а если их не было рядом, то около него ошивался либо кто-то из команды, либо какие-нибудь его приятели. Или же он был со своей девушкой. Лили замечала, что за завтраком Ева часто подсаживалась к Джеймсу за гриффиндорский стол, желала ему приятного аппетита, чмокала в щёку, а потом упорхала из зала, бросив на прощание взгляд улыбающихся глаз. Лили также заметила, что Ева прекрасно влилась в компанию Мародёров: она находила общий язык с Римусом, обменивалась дружескими подколами с Сириусами, даже Питер не стеснялся её присутствия и охотно с ней разговаривал. Если у Гриффиндора и Пуффендуя были совмещённые уроки, Джеймс и Ева иногда садились вместе, хотя больше предпочитали общество своих друзей, зато в коридорах нередко можно было видеть, как они без стеснения целуются, даже на глазах у преподавателей, за что им впрочем не единожды попадало, особенно от профессора МакГонагалл. Лили не было никакого дела до того, чем Поттер занимается со своей девушкой, но проблема состояла в том, что Ева отнимала у него изрядное количество времени, которого с лихвой хватило бы для извинений Эванс, если бы только Джеймс был один.
На вторую учебную неделю, во вторник, Лили представилась отличная возможность попросить прощения. После уроков она заметила, что Поттер стоит у окна и о чём-то тихо разговаривает с Люпином. Лили остановилась возле кабинета заклинаний и незаметно стала поглядывать на гриффиндорцев. Вскоре Римус ушёл, а вот Джеймс никуда идти, очевидно, не собирался. Лили обрадовалась, что ей наконец-то улыбнулась удача, и хотела было подойти к Поттеру, но не тут-то было. К Поттеру подлетела Ева и стала что-то горячо шептать ему на ухо. Лили увидела, как Поттер заулыбался, потом сразу же ушла.
Кроме того, Лили казалось, что что-то в Поттере изменилось. Он вроде вёл себя так же, как и всегда: шутил, смеялся, подкалывал друзей, но всё же что-то с ним было не так. Что-то в нём поменялось. Лили чудилось, будто где-то в глубине светло-карих глаз за весёлым радостным блеском застыла грусть. Грусть, которую он никому не показывал и, может, не хотел показать. Лили замечала это, когда их взгляды случайно, на одно лишь мгновение встречались, и тогда она словно бы чувствовала эту его затаённую грусть.
А, быть может, ей это только казалось.
Однажды, ища свой учебник по травологии в спальне на столе, среди вороха пергаментов, перьев, обёрток от конфет и прочей ерунды, Лили случайно наткнулась на газету трёхнедельной давности, раскрытую посередине. Эванс не знала, что делает здесь эта газета, только, приглядевшись, девушка заметила фотографию двух волшебников (мужчины и женщины) и статью под фото. Это был некролог, написанный на смерть Карлуса и Дореи Поттеров.
-Это, что...родители Джеймса? - тихо произнесла Лили, не думая, что кто-нибудь её услышит.
-Да, - раздался сзади голос Элизабет. - Они умерли двадцать седьмого декабря прошлого года.
«Ему ведь всего шестнадцать, а его отца и матери уже нет...», - всматриваясь в добрые, открытые лица покойных родителей своего однокурсника, Лили почувствовала укол жалости.
-Он с тех пор сам не свой, - сказала Элизабет, подходя ближе.
-Это...это просто... - в голове крутилось множество слов: «ужасно», «грустно», «печально» и так далее, но ни одно не подходило, ни одно не могло в полной мере выразить чувств Лили.
-Зато у Джеймса есть Сириус, - продолжала Макензи. - Он его очень поддерживает... Джеймсу повезло с другом...впрочем, он и заслуживает такого друга.
Лили рассеянно слушала подругу. Ей вдруг очень живо представилось, что когда-нибудь и её родители оставят их с Петуньей, как оставили своего сына родители Джеймса.
Стало очень страшно. Лили почувствовала одновременно странную растерянность, и вместе с тем невыразимую, щемящую тоску.
-Ладно, Лил, идём, - Элизабет сменила тему. - Не то опоздаем на защиту от тёмных искусств.
Эванс медленно кивнула. Элизабет потянула её за руку, и Лили едва успела схватить с кровати свою сумку.
Вдруг выглянувшее из-за большой тучи, солнце бросило по-летнему яркий луч света на раскрытую по середине газету.
Девушки вышли из спальни, закрыв за собой дверь.

Самые светлые воспоминания неизменно приносят много боли. Не сами по себе, конечно. Просто человек, окунувшись в чудесный, яркий мир, создаваемый ими, не может уже вернуться в действительность, в которой живёт, без боли и воспоминаний о счастливом, но безвозвратно ушедшем прошлом.
Безусловно, так бывает не всегда, но, увы, часто. Именно тогда, когда воспоминания связаны с самым дорогим, что было в жизни. Что было и чего больше нет. И никогда уже не будет.
Не все так считают. Кто-то категорически отрицает такое мнение, кто-то находит в счастливых воспоминаниях единственное спасение, кто-то вообще старается не думать о прошлом...
Сириус прежде тоже не вспоминал о своём детстве. В нём не было ничего такого, что хотелось бы вспомнить.
Теперь многое изменилось. В его прошлом жили люди, о которых хотелось вспоминать и думать, образы которых раз за разом он представлял и любовался ими, чтобы потом вновь страдать от безысходности и обжагающей внутренности боли до тех пор, пока не останется душевных сил и холодная пустота не заполнит собой пространство, ослепляя и заставляя забыться.
По ночам, лёжа ничком на неразобранной постели, Сириус утыкался лицом в подушку и, сжимая в кулаке одеяло, долго-долго думал о Поттерах. Вспоминал дни, проведённые с ними. Пытался восстановить в голове их лица до мельчайших подробностей, до каждой чёрточки, до каждой морщинки, хотя в этом не было нужды: он всё равно знал, что никогда не сможет их забыть. И пока он был с ними в своих воспоминаниях, пока сидел на кухне с Дореей и пил чай, пока беседовал в гостиной с Карлусом, он чувствовал себя счастливым. Стоило открыть глаза — и всё исчезало. Не было больше ни уютного садика за домом, ни просторного кабинета с рядами книжных шкафов вдоль стен, не было самого особняка, гостепреимного и аккуратного, прячущегося за густой листвой аллеи вдоль бегущей к входной двери дорожки. Оставалась только темнота и та самая пресловутая пустота, которая, впрочем, оставалась единственным спасением, когда воспоминания таяли в ночной тишине.


...15 апреля 1972 года, вокзал Кингс-Кросс...

Едва успев выскочить из алого поезда, Джеймс, заметив кого-то на перроне, начинает энергично махать рукой, потом хватает Сириуса за рукав.
-Смотри, это мои родители! - говорит Поттер, указывая на двух волшебников в длинных мантиях, которые тоже машут сыну и улыбаются. - Пойдём, я вас познакомлю.
Сириус покорно идёт за другом, таща тяжёлый чемодан.
-Мам, пап, привет! - Джеймс радостно салютует родителям.
Поттеры, судя по их виду, несказанно счастливы приезду сына на каникулы. Его мать тут же его обнимает и целует в щёки. Джеймсу явно неудобно перед другом, так что он старается как можно скорее вырваться из материнских объятий и поворачивается к отцу. Тот важно пожимает ему руку, как взрослому, так, как, собственно, и надо. Джеймс же уже взрослый. Ему двенадцать.
-Родители, - серьёзно обращается к отцу и матери Джеймс. - знакомтесь: это мой друг, Сириус. Сириус, это мои родители.
Блэк приближается к ним, смотрит снизу вверх на бравого, весёлого Карлуса, на красивую, улыбающуюся Дорею.
-А, это тот самый знаменитый Сириус Блэк! - восклицает с довольным видом мистер Поттер.
-Джеймс очень много про тебя рассказывал, - подхватывает миссис Поттер; голос у неё очень приятный.
-Рад с тобой познакомиться, Сириус, - мистер Поттер крепко пожимает ему руку, а его жена с приветливой улыбкой смотрит на лучшего друга своего сына.
Сириус глядит на них и улыбается. Эти люди ему уже нравятся...


...7 июля 1973 года, Годрикова Впадина...

Джеймс и Сириус валяются на лужайке позади дома Поттеров.
Лужайка эта с двух сторон окружена цветущим кустарником, со стороны дома — высокими фруктовыми деревьями. От дома вдоль неё тянется дорожка, уходящая вглубь сада, где миссис Поттер разбила несколько цветочных клумб. Ещё дальше — крытая деревянная беседка, увитая диким виноградом, где одинаково приятно посидеть как жарким днём, наслаждаясь прохладой, так и вечером, слушая, как наполняется звуками природы спускающаяся на землю тёплая, летняя ночь.
Трава на лужайке сочная и такая зелёная-зелёная; блестящие листочки колышатся, подхватываемые лёгким ветерком; над головой безмятежное голубое небо; в воздухе сладковатый аромат роз, яркими пятнами краснеющих на клумбах. Правду говорят: лето не скупится на краски.
Казалось бы, самая что ни на есть благодатная пора, но у двух друзей серьёзная проблема.
-Ты пойдёшь!
-Нет, ты!
-Ну что я буду шататься по чужому дому?
Джеймс только отмахивается. Последняя реплика друга для него не аргумент.
-Ты тут уже вторую неделю живёшь, какой же он тебе чужой?
Сириус вздыхает. Похоже, они так и не поедят: а ведь вся проблема в том только и состоит, что никто из друзей не хочет идти в дом за едой.
-Давай решим этот вопрос по-мужски, - Сириус вдруг неожиданно приподнимается на локте и серьёзно смотрит на Джеймса, хотя где-то в глубине его глаз загорается озорной огонёк. Поттер прекрасно знает, что имеет в виду Блэк, когда предлагает «решить вопрос по-мужски».
Друзья садятся друг против друга, изготавливаются — и Сириус начинает быстро тараторить какую-то старую детскую считалочку.
-Чёрт! - ворчит Джеймс, когда становится ясно, что он проиграл.
-А теперь иди за едой! - подгоняет его Сириус и, когда Джеймс уходит, снова откидывается на траву и кладёт под голову руки.
Хорошо вот так просто лежать на траве, щурится от солнца и улыбаться. Вечность бы так пролежал.
Сириус закрывает глаза. Тишина летнего дня и солнечное тепло разливаются по телу приятной истомой и ленью, наполняя всё существо — от груди и до кончиков пальцев — изумительным наслаждением, ни с чем не сравнивым удовольствием.
Сириус улыбается.
Внезапно до его слуха долетает шорох. Он доносится откуда из-за деревьев, окружающих лужайку. Сириус поворачивает голову и смотрит в ту сторону. Ему кажется, он видит в траве за деревьями какое-то шевеление и чью-то серую шкурку. Может, какой-то зверёк?
Сириусу становится интересно, и он, поднявшись с травы, подходит к деревьям; наклоняясь, подлезает под гибкие вишневые ветви и оказывается возле стены дома, на узкой полоске травы между фундаментом и деревьями.
Однако зверёк, оказавшийся всего-навсего мышкой-полёвкой, испугавшись человека, проворно скрывается в траве.
Сириус немного разочарованно смотрит себе под ноги и уже собирается вернуться на своё прежнее место, как вдруг слышит чьи-то шаги.
Миссис Поттер медленно идёт по дорожке. На ней лёгкое летнее платье из белого ситца с синими цветами. Пряди чёрных волос аккуратно убраны от лица и закреплены заколкой. Она поднимает свои лучистые синие глаза; кажется, самое вечернее небо отразилось в них и застыло густой синевой. Сириус невольно любуется ею: она такая красивая и женственная, и словно светится изнутри каким-то особенным светом. Только так и можно сказать, чтобы описать то, что происходит вокруг, если только такие люди, как она, просто проходят мимо: всё словно оживает, как оживает природа с приходом весны.
Со стороны дома к ней идёт мистер Поттер. Она его не замечает и только улыбается, когда он обнимает её, перехватывает её ручку, чтобы поцеловать, и тихо шепчет что-то на ухо. Потом они берутся за руки, переплетя пальцы, и вместе идут к беседке.
Сцена их тихого, семейного счастья заставляет Сириуса невольно улыбнуться. Он никогда не видел, чтобы муж и жена с такой нежностью относились друг к другу. Его родители так ни разу не делали...
Сириус делает шаг в сторону... Раздаётся треск. Блэк корчит рожу, понимая, как глупо он обнаруживает своё присутствие, наступая на сухую ветку, валяющуюся на земле.
Поттеры оборачиваются. Дорея щурится, вглядываясь в густую листву деревьев, и замечает среди ветвей чёрную шевелюру Блэка.
-Сириус? - вопросительно произносит она.
Сириус, не видя смысла прятаться, выбирается из своего убежища на залитую солнцем лужайку. По дороге задевает вишнёвую ветку, и она больно бьёт его по лицу. Потирая щёку, Сириус поднимает глаза на Поттеров. Ему становится стыдно. Собственно, он не подглядывал за ними, но выглядит так, будто за этим его и поймали.
-Извините...я тут просто...стоял...
Сириус думал, что они разозлятся. Но на лицах волшебников нет и следа злости: напротив, они почему-то улыбаются, так по-доброму и тепло.
-А вот и я! - в сад влетает Джеймс с кучей еды: конфетами, мармеладом, печеньем; кажется, он даже торт с собой прихватил.
-Вы собираетесь полдничать? - интересуется миссис Поттер. - Не позволите нам с папой составить вам компанию?
Джеймс и Сириус энергично кивают в знак согласия. Они любят проводить время вдвоём, но с родителями Джеймса никогда не бывает скучно: Карлус и Дорея знают сотни занимательных и смешных историй, которые кого угодно способны развлечь.
Все вместе они идут в беседку. Раскладывают на деревянном столике принесённую Джеймсом еду. Потом Карлус уходит в дом за лимонадом и соком, а когда возвращается, они садятся на скамеечки в беседке и, не замечая, как стремительно пролетает время, остаются там до вечера, поедая вкусности, рассказывая истории, смеясь и наслаждаясь летом...


...30 декабря 1976 года, Годрикова Впадина...

Сириус медленно разувается в прихожей, затем снимает куртку и проходит в гостиную, бесшумно ступая по мягкому, пушистому ковру. Он останавливается у круглого столика у дивана, на котором стоит ваза с фруктами. Миссис Поттер поставила её в день перед смертью. Она тогда ещё предложила им с Джеймсом съесть по мандарину. Они почему-то отказались...
Сириус делает ещё несколько шагов, и взгляд его падает на семейные фотографии Поттеров, которые он рассматривал несколько дней назад. Блэк смотрит на фото, на котором мистер и миссис Поттер, ещё молодые, сидят за плетёным столиком на террасе, а за их спинами виднеется безмятежное море.
Сириус со щемящей любовью вглядывается в их улыбающиеся лица, а по щеке скатывается одинокая слеза. Блэк нетерпеливо стирает её тыльной стороной ладони. Он не плакал уже много лет. Последний раз слёзы текли из его глаз, когда ему было пять.
Сириус проходит в кухню, садится на своё привычное место за столом. Взгляд падает на стул напротив. Там, на этом стуле, всегда сидела миссис Поттер; а вот в это зеркало она гляделась двадцать пятого числа, любуясь подарком мужа. Этот чайник она кипятила вечером того же дня; он давно остыл: они с Джеймсом не пили чай с того момента, как вернулись из больницы...
В тот вечер Джеймс заперся в спальне родителей и не выходил оттуда до утра. Сириус несколько раз порывался войти, но останавливался на лестнице и снова спускался в гостиную. Джеймс хотел побыть один, Сириус его понимал. Может, он сам тогда нуждался в одиночестве.
Сириус бросает взгляд на красивые ажурные занавески на окне. Миссис Поттер они очень нравились.
Сириус поднимается со стула. Чувствуя, что не может найти себе места, что каждый предмет в этом доме напоминает ему о тех, с чьих похорон он только что вернулся, Блэк идёт на второй этаж, в их с Джеймсом комнату. Садится за стол и долго смотрит на пустынную дорогу, на то, как медленно зажигаются огни в окнах соседних домов. Дом напротив — дом той волшебницы, что помогла им с Джеймсом доставить его родителей в больницу. Она тоже была сегодня на кладбище. Славная женщина...
Время идёт, а Сириус всё смотрит, не отрываясь, в окно. Начинается снегопад. Снег такой красивый-красивый, что не оторвать глаз, и белоснежный, как платье невесты...
Сириус опускает голову на руки. Веки сами собой закрываются, хотя ему кажется, что он совсем не хочет спать. Ему так мучительно больно, но он не хочет проваливаться в сон, он хочет думать о самых дорогих ему людях, думать, думать, думать...
Ему снится свадьба Карлуса и Дореи. Она проходит где-то на берегу моря, там много людей, звучит музыка, всем весело... Он, Сириус Блэк, шафер на их свадьбе. Он попраляет галстук-бабочку на мистере Поттере, и тот добродушно хлопает его по плечу... Потом молодожёны танцуют...у них чудесно выходит...а затем Дорея бросает букет невесты. Сириус оборачивается, чтобы узнать, кто его поймал. Поймала какая-то рыжая девчонка в синих шортах... Ох, как она ему знакома... Рыжая, зеленоглазая...Эванс! Лили Эванс! А она что здесь делает? Её не приглашали... Хотя Блэк на неё не злится: она выглядит такой счастливой, что он просто не может на неё злиться...она прижимает букет к груди и весело машет Сириусу рукой...он ей улыбается...он за неё рад...
...Когда Сириус просыпается, то оказывается, что уже глубокая ночь. Он вскидывает голову и не может понять, что происходит. Где Джеймс? Он уже спит? А мистер и миссис Поттер? Они где?..
Жестокая реальность моментально приводит его в чувство. Ни к чему задавать такие вопросы. Он знает, где Поттеры. Знает.
А Джеймс? Он вернулся с кладбища?
Сириус поднимается со стула и выходит из комнаты. Тонкая полоска света из-за приоткрытой двери кабинета мистера Поттера пересекает коридор. Сириус осторожно открывает её и останавливается на пороге.
Джеймс стоит спиной к нему у книжного шкафа и держит в руках какую-то книгу. Его неподвижная, словно застывшая фигура, красноречивее всяких слов говорит Сириусу о состоянии друга.
-Мама так любила магловскую поэзию, - негромким голосом говорит Поттер. Он откуда-то знает, что Сириус здесь, хотя Блэк ничем не обнаружил себя, но, наверно, Джеймс чувствует его присутствие.
Бродяга проходит в кабинет. Его едва слышные шаги ударяют по барабанным перепонкам. Джеймс ставит книгу на полку и проводит рукой по коришкам книг.
-Байрон, Шекспир, Петрарка, Пушкин... - тихо перечисляет он любимых поэтов Дореи. - В детстве она заставляла меня это читать, а я не хотел... Ну как заставляла?.. Говорила, что это расширит мой кругозор...
Сириус молча приближается к Джеймсу. Поттер поднимает на него взгляд и смотрит ему в глаза.
-Я любил их, - вдруг говорит Блэк.
-Они тебя тоже, - произносит Джеймс. - Мама говорила, что, несмотря на все твои шуточки, на весь твой сарказм, сердце у тебя доброе.
-Она правда так говорила? - с какой-то детской наивностью в голосе спрашивает Сириус; Джеймс кивает.
-Знаешь, Джеймс, тебе так повезло с родителями, - Сириус пересекает комнату и останавливается у дивана, на котором мистер Поттер иногда дремал после обеда. - Они так любили тебя...и гордились тобой очень. Я это точно знаю.
Вместо того, чтобы сесть на диван, Блэк опускается на пол и прислоняется к спиной к дивану. Джеймс садится рядом.
-Помнишь, на прошлое Рождество они подарили нам одинаковые падарки? Музыкальные плееры? - Джеймс смотрит на Сириуса.
-Конечно, помню, - Сириус улыбается. - Это мой самый лучший подарок... А ты меня пытался разыграть: сказал, что из-за плохого поведения Санта-Клаус принём мне вместо подарка уголь.
Джеймс слабо улыбается.
-А помнишь, мы с твоим отцом ходили рыбачить на озере?.. - Сириус поворачивается к другу. - День ещё был такой хороший, солнечный...
-Да! - вспоминает Джеймс. - Правда, мы так ничего и не поймали тогда...
-Зато как весело было, - замечает Сириус.
Друзья сидят на полу в кабинете мистера Поттера до тех пор, пока тихая звёздная ночь не сменяется серым холодным рассветом.
Каждый из них рад, что сейчас рядом есть другой, и каждый не понимает, как много он сам значит для другого...

Вспоминая о Поттерах, Сириус против собственной воли порой вспоминал мать. Неужели же она действительно совсем не любила его? Ведь Регулуса же она любила. Или то чувство, которое она испытывала к младшему сыну, нельзя было назвать любовью?
Интересно, эта женщина вообще способна любить?
У Сириуса и Вальбурги были такие непростые отношения... А, впрочем, не было у них никаких отношений! Одно только взаимотерзание, одна только жестокая, страшная игра...шахматная партия...
И исход этой самой шахматной партии, которую в течение долгих шестнадцати лет разыгрывали Сириус и его мать, так и остался неизвестным. В этой жестокой игре нет ни победителя, ни проигравшего. Потому что каждый из них во время игры был до известной степени несчастным, и каждый из них после ухода старшего сына стал до известной степени свободным.

Лили сидела в библиотеке и грустно смотрела в окно, за которым бушевала метель. Рождественские и новогодние праздники закончились, и наступило то время, когда перестаёшь радоваться зиме и начинаешь ждать лета с его ласковым солнцем, блестящими, зелёными листочками и сладковато-приторным ароматом цветов в водухе.
В тот день Лили почему-то была не в настроении. Весь день ходила сама не своя, почти не улабалась и рассеянно слушала подруг. Всё это было ей не свойственно.
Эванс не знала, что с ней, но казалось, будто знает.
Шла третья учебная неделя, а она так и не поговорила с Поттером. Лили думала, что он её нарочно избегает: не здоровается, не разговаривает, даже в сторону её не смотрит. Впрочем, Лили не тешила себя бессмысленными иллюзиями, полагая, словно бы это началось только сейчас. Он всё себя так с того памятного разговора в библиотеке, и Эванс это было прекрасно известно.
А между тем тайный поклонник не давал о себе знать уже больше месяца. Но последнее его письмо так и лежало в учебнике зельеварения Лили, и иногда, сидя в библиотеке одна, Эванс его перечитывала. От пергамента как и прежде веяло нежностью, искренностью и тайной, которую приятнее не знать, чем знать, потому что если не знаешь, то можешь строить догадки, а если знаешь — лишаешься этой привелегии.
Несмотря на то, что Лили встречалась с Джеком, ей очень льстил тот факт, что где-то в замке живёт человек, которому она нравится и который не то от робости, не то от страха быть отвергнутым, пожелал сохранить анонимность, отправляя ей письма со стихами.
А с Джеком они зельеварением больше не занимались. На это просто не хватало времени...и желания. И хотя Джек, как и Лили, хотел стать целителем, зельеварению он предпочитал простое общение со своей девушкой.
Лили всегда хотелось иметь такую профессию, которая помогала бы ей чувствовать себя полезной, нужной, важной. И профессия целителя в мире волшебников полностью отвечала её требованиям. Кроме того, ей хотелось помогать людям, что, в сущности, самое главное.
В тот вечер Лили просидела в библиотеке почти до закрытия, изучая древние фолианты. Возвращаясь в гостиную, она задумалась и сама не заметила, как забрела в противоположную часть замка. Отсюда добираться до башни Гриффиндора было довольно долго, но делать было нечего, и Эванс, вздохнув, поплелась по знакомым коридорам в другую часть замка.
Через десять минут должен был быть отбой, и Лили понимала, что не успеет к этому времени вернуться в башню.
Постепенно замок затихал, погружаясь в сон. Неярко горели на стенах факелы, освещая путь. Сквозь витражные окна угрюмо глядели большие чёрные тучи, неторопливо проплывая по небу, гонимые холодным январским ветром. Не было видно ни звёзд, ни луны, отчего становилось как-то тоскливо и неуютно...
Внезапно тишину разорвал громкий, полный страха и отчаяния детский крик. Лили вздрогнула от неожиданности.
В следующую секунду всё стихло, и на какое-то мгновение гриффиндорка подумала, что ей просто показалось.
Снова кто-то пронзительно закричал. Откуда-то из соседнего коридора донёсся издевательский хохот нескольких человек, судя по звуку голоса — парней.
Лили среагировала молниеносно. Сорвавшись с места, она бросилась туда, откуда доносились голоса. Гриффиндорка знала, что там она сейчас очень нужна кому-то.
Эванс резко затормозила перед поворотом и свернула в следующий коридор...
Эйвери, Мальсибер и Уилкис не заметили её появления. Они были слишком заняты. Издевались над девочкой-первокурсницей, которая даже волшебную палочку не могла поднять на свою защиту. Белокурая, с небесного цвета глазами она вжималась спиной в стену и плакала, глядя на большую чёрную змею, наколдованную кем-то из слизеринцев. Змея, извиваясь, медленно подползала к девочке; её кожа жутковато поблёскивала в свете факелов. Змея шипела, то обнажая острые зубы, то высовывая мерзкий раздвоённый язык.
-Не надо...пожалуйста... - её тоненький голосочек дрожал. - Пожалуйста...я боюсь змей...уберите...уберите её...пожалуйста...- умоляла она.
В глазах девочки застыл ледяной ужас, по щекам её градом катились крупные слёзы.
Но будущих Пожирателей смерти не трогали детские слёзы.
Они смеялись над ними. Смеялись над страхом, который внушали ей.
-Что, грязнокровка, хочется к мамочке? - издевательски спросил Мальсибер, презрительно скривив губы.
-Так какого чёрты ты припёрлась в Хогвартс? - грубо произнёс Эйвери. - Хогвартс — для волшебников, не для магловских выродков! Не для таких, как ты!
И он взмахнул своей волшебной палочкой. На правой коленке девочки появился порез, потекла кровь. Только сейчас Лили заметила, что все ноги у девчушки в порезах, ссадинах и ожёгах. Не было сомнений, чьих рук это было дело.
-Экспеллиармус!
Палочка Эйвери вылетела из рук хозяина и упала к ногам Лили. Гриффиндорка направила волшебную палочку на змею — раздался хлопок, и змея исчезла.
Слизеринцы дружно обернулись к ней.
-Да у нас тут две грязнокровки! - хохотнул развеселившийся Мальсибер, но на лице Эйвери не было и следа ухмылки, он только с отвращением посмотрел на Лили, потом выхватил у Мальсибера волшебную палочку и, взмахнув ею, вернул себе свою.
Эйвери сделал резкий выпад, метнув в Лили заклятье. Эванс увернулась и послала в слизеринца ответный луч красного пламени. Эйвери пригнул голову, и заклятье гриффиндорки, пролетев в дюйме над его макушкой, выщербило камень из стены. Эйвери выпрямился и вновь вскинул палочку. Эванс поставила щит — заклятье отрекошетило, но Эйвери его отразил. Лили пальнула заклятьем в Уилкиса, который пытался напасть на неё исподтишка. Уилкис взвизгнул от боли, когда заклятье ударило его в живот, и рухнул на спину, выронив волшебную палочку. В это время Мальсибер послал в девушку сиреневый луч; одновременно с ним Эйвери, направив палочку на Лили, стал что-то быстро бормотать себе под нос.
Лили вскрикнула. Широко распахнув глаза, она схватилась левой рукой за горло.
Она задыхалась.
Эйвери противно ухмыльнулся.
Едва успев отразить заклятье Мальсибера, Лили метнула оглушающее в Эйвери. Слизеринец ловко отпрыгнул в сторону, но потерял контроль над своими чарами.
Лили снова могла дышать.
Эванс отвела назад свою волшебную палочку и взмахнула ею. Из кончика палочки вырвались верёвки и, словно живые, накинулись на Мальсибера. Пытаясь справиться с верёвками, слизеринец энергично и бестолково замахал палочкой. Верёвки обвивались вокруг его ног. Мальсибер начал терять равновесие и замахал руками. Эйвери, раздражённо трехнув головой, сетуя на тупость своего товарища, освободил его от пут.
В ту же секунду Лили попыталась оглушить Эйвери. Слизеринец увернулся и молниеносно метнул в Эванс заклятье.
Лили не успела его отразить.
Заклятием её отшвырнуло назад. Лили врезалась спиной в стену и больно ударилась затылком. Палочка вылетела из её рук и со стуком упала на пол в трёх футах от неё.
В следующее мгновение Лили грохнулась на каменный пол. Секунду она лежала навзничь, потом начала медленно приподниматься на руках.
Коридор качнулся и поплыл перед глазами. К горлу подступила тошнота. Вдоль позвоночника побежали мурашки, кончики пальцев начало неприятно покалывать.
Лили пыталась справиться с головокружением, но не могла. Боль в затылке всё усиливалась. Эванс почувствовала неприятную слабость во всём теле.
С трудом она села и, прислонившись спиной к стене, подтянула к животу правую ногу.
Сквозь пелену, похожую на густой туман, которая застилала глаза, Лили с трудом смогла различить пару ног, уверенно приближающихся к ней.
Эванс на мгновение зажмурилась, пытаясь прийти в себя, а когда снова открыла глаза, увидела прямо перед собой лицо Мальсибера. Слизеринец сидел на корточках напротив Лили и внимательно разглядывал её.
-А ты, - медленно проговорил Мальсибер, - красивая. Хоть и грязнокровка.
Слизеринец погладил щёку девушки большим пальцем.
Лили мгновенно ощутила жгучее отвращение только от того, что он просто касался её.
Ей хотелось, чтобы он прекратил это. Убрал свои мерзкие ручищи от её лица.
Она хотела вскочить на ноги и броситься бежать, без оглядки, не думая, прочь от этого места.
Но Лили ничего не могла сделать. Волшебная палочка была слишком далеко, а, кроме того, гриффиндорка чувствовала ужасную слабость, что, кажется, даже не могла пошевелить рукой.
Её страшно мутило. Внутренности буквально скрутило в тугой узел. Оставалось только надеяться, что её вырвет на этого подонка.
Между тем, Мальсибер коснулся шеи Эванс и стал не торопясь водить по ней пальцем. На лице его появилась пошлая ухмылка, когда он дотронулся до её ключицы, а потом начал опускать руку всё ниже и ниже...
Её обожгло, как огнём. Никогда ещё Лили не чувствовала такого омерзения. Всё её существо взбунтовалось против того, что этот чёртов извращенец собирался сделать.
Лили резко выпрямила правую ногу, одновременно чуть-чуть приподнимая её от пола, почти не надеясь, что ей удастся пнуть Мальсибера.
Однако ей удалось.
Мальсибер отшатнулся и взвыл от боли. Лили попала ему каблуком точно в пах.
-Ах ты, грязнокровая сука! - взревел Мальсибер.
Он вдруг совершенно потерял человеческий облик: он теперь был похож на зверя, дикого, жестокого...
Мальсибер рванулся к Лили. Он побледнел от бешенства, ноздри его гневно раздувались, выпученные глаза диковато поблёскивали.
Правой рукой он схватил Лили за лицо, больно сжав пальцами щёки, впиваясь ногтями в кожу.
Он больше не был человеком. Ни внутри, ни снаружи.
Он хотел причинять ей боль, хотел наслаждаться её страданиями. Но больше всего он хотел видеть страх в её изумрудных глазах, слышать её мольбы не делать ей больно.
Но Лили не боялась. И уж тем более не собиралась молить о пощаде.
Сейчас ей было всё равно, что сделает с ней Мальсибер. Она бесстрашно смотрела на него глазами, полными презрения и отвращения. Ненависть, кипевшая в её груди, сжалась в тугой комок; она придавала гриффиндорке сил, так что страху в её сердце просто не было места. Лили не собиралась унижаться и доставлять слизеринцу удовольствие. Вспомнились слова всегда гордой Маргариты: «Что бы с тобой ни было — никогда не показывай свою слабость, свой страх и никогда — никогда — не теряй достоинства».
И Лили его не потеряет. Ни за что.
Она будет бороться.
Эванс попыталась вырваться, но Мальсибер, убрав руку от её лица, прижал девушку к стене.
-Паршивая... - Мальсибер занёс руку, собираясь хлеснуть Лили по лицу.
Чувствуя, что не может пошевелиться, Лили неотрывно следила за Мальсибером.
Она не отводила и не закрывала глаза.
Она хотела поймать его взгляд: пусть он видит, пусть он чувствует её ненависть, её отвращение, пусть знает, что ей не страшно.
Она молча ждала удара и боли, которая последует за ним.
Но Мальсибер не успел ни договорить, ни ударить гриффиндорку.
-Убери от неё свои грязные лапы!
Коридор осветила вспышка ярко-алого пламени. Заклятие достигло свой цели — и Мальсибера отшвырнуло на несколько футов влево.
Лили не успела заметить, как всё пространство вокруг вдруг превратилось в мелькающие со всех сторон языки разноцветного пламени. Она видела лишь разозлённые лица трёх слизеринцев, яростно размахивающих волшебными палочками, из которых сыпались искры...
-Нападаете втроём на одну девушку?.. - услышала Лили знакомый голос. - Да, жалкое зрелище...
Лили обернулась на голос.
Джеймс Поттер, плотно сжав губы, резко взмахнул волшебной палочкой. За спиной Мальсибера появилась большая палка и зависла в воздухе. Джеймс повёл волшебной палочкой — дубинка размахнулась и с силой ударила Мальсибера по ногам. Слизеринец зарычал, словно зверь, и ноги его подкосились. Он рухнул на колени. Джеймс направил на него палочку, и Мальсибера отшвырнуло назад. Он ударился о стену и обмяк.
Тем временем Джеймс обернулся к Эйвери, мимоходом оглушил Уилкиса и больше не обращал на него внимания. Светло-карие глаза Поттера заблестели от злости, когда он метнул в Эйвери мощное заклятье. Слизеринец увернулся и послал в Поттера один за другим три красных луча. Джеймс отразил все три; один разбил окно, другой расколошматил огромные рыцарские доспехи.
Оба противника были сильны, в этом не было сомнений. Они двигались полукругом, их палочки мелькали, то и дело полыхали заклятья. Лили оставалось только сжаться в комок и закрыть голову руками, надеясь, что какое-нибудь заклинание рекошетом не ударит в неё.
Вдруг чьё-то невероятно сильное заклинание осветило коридор ярко-оранжевым светом. Лили тут же поняла, что это заклятье Джеймса, потому что Эйвери вдруг оторвало от пола, подняло на несколько футов в воздух, а потом с силой швырнуло на землю. Слизеринец издал стон и закашлялся. Потом перевернулся на бок и, с трудом поднявшись на ноги, уставился на Джеймса. Поттер опустил волшебную палочку.
-Тебе ещё придётся за это заплатить, Поттер, - тихо, угрожающе сказал он.
-Можешь прислать мне счёт, - отозвался Джеймс, внимательно следя за слизеринцем.
Эйвери прищурился и смерил Поттера неприязненным взглядом, после чего помог Мальсиберу и Уилкису подняться, и все трое, кто хромая, кто придерживаясь за бок, покинули поле боя. Джеймс молча проводил их взглядом, пока они не свернули за угол.
Поттер обернулся к Эванс.
Лили никогда не видела его таким: он был страшно зол, он был в ярости, светло-карие глаза его полыхали настоящим гневом. Девушка невольно вжалась в стену, почему-то вдруг испугавшись Джеймса, когда он быстро подошёл и опустился рядом с ней на пол.
Однако одного взгляда в глаза Джеймса хватило, чтобы страх Эванс прошёл. В них плескалась тревога — тревога за неё, Лили, и вместе с тем его взгляд внушал доверие: он был внимательным, почти заботливым.
Джеймс бережно сжал Лили за плечи. Девушка почувствовала силу, исходившую от них, но она её не боялась: Джеймс никогда бы не причинил ей вреда, никогда...
Тепло его рук, тот факт, что он просто был рядом и никому не даст её в обиду, успокаивали. Лили откуда-то совершенно точно знала, что рядом с Джеймсом она в безопасности.
-Лили, - негромко начал Джеймс, заглядывая девушке в глаза. - Лили, ты меня слышишь?
Гриффиндорка медленно кивнула. Казалось, её кивок немного успокоил Джеймса.
-Ты как? - спросил Поттер, чуть нахмурившись.
-Голова...болит, - ответила Лили.
-Сможешь встать? - Джеймс всё не сводил с неё глаз.
-Наверно, - неуверенно сказала Эванс.
-Всё будет хорошо, - заверил её Джеймс. - Я тебе помогу.
Он взял её за локти и начал осторожно приподнимать. Стоило Лили встать на ноги, голова закружилась, и девушка, охваченная какой-то непонятной внезапной паникой, судорожно схватилась за руку Джеймса.
-Я тебя держу, - сказал он, сжав её ладонь.
Лили подняла на Джеймса глаза. Поттер едва заметно улыбнулся ей ободряющей улыбкой. Лили вдруг захотелось тоже улыбнуться ему.
-Я отведу тебя в больничное крыло, - сказал Джеймс, моментально став серьёзным. - Там мадам Помфри тебе поможет.
-Не надо, - Лили покачала головой. - Мне лучше. Честно...
-Эти ублюдки ещё получат... - выплюнул Джеймс, и лицо его ожесточилось.
Лили не успела ничего ответить. Взгляд её скользнул по маленькой девочке, над которой издевались слизеринцы. Она сидела в углу, подтянув к животу израненные ноги, и тихо плакала. Отрешённый взгляд — взгляд, который не должен быть у одиннадцатилетнего ребёнка, — остановился на противоположной стене. Теперь, глядя на неё, Лили уже не чувствовала ничего, кроме сочувствия и грусти.
Отпустив руку Джеймса, Эванс подняла с пола свою волшебную палочку (это далось ей не без усилий, потому что головокружение не проходило) и подошла к ребёнку. Не говоря ни слова, она медленно опустилась рядом с девочкой и начала размеренно водить палочкой над её ногами, тихо шепча заклинания. Раны и порезы послушно затягивались, повинуясь её колдовству. Девочка молча следила за действиями Лили.
-Вот так, - нежно произнесла Эванс. - Сейчас всё пройдёт.
Девочка вскинула на неё глаза и шмыгнула носом. Слёзы всё ещё текли по её щекам.
-Не плачь, пожалуйста, - попробовала успокоить её Лили. - Не плачь...
Гриффиндорка не заметила, как сзади к ней приблизился Джеймс. Поттер сел на корточки рядом с девочкой и посмотрел на неё весело и беззаботно, так, словно это не он несколько минут назад отчаянно дрался с тремя слизеринцами.
-Как тебя зовут? - спросил он; голос его прозвучал мягко.
Девочка не отвечала, только таращилась на гриффиндорца своими большими покрасневшими от слёз глазами.
-Ладно, - не растерялся Поттер и улыбнулся девочке. - А ты любишь шоколадные лягушки?
Девчушка кивнула, хотя всё ещё с некоторым недоверием поглядывала на парня.
-Я тоже очень люблю, - сказал Джеймс и, сунув руку в карман школьных брюк, достал оттуда шоколадную лягушку и протянул её девочке на раскрытой ладони. - Угощайся.
Девочка несмело взяла угощение. Джеймс снова улыбнулся.
-Съешь, - посоветовал он. - Шоколад поднимает настроение. Так мой друг говорит, а он о-очень умный.
Девочка развернула лягушку и сунула целиком в рот. На лице её появилась искренняя улыбка, когда она достала карточку с Альбусом Дамблдором.
-У меня таких уже семнадцать, - сказала она, не успев прожевать.
-Здорово, - протянул Джеймс, делая слегка расстроенный вид. - А у меня ни одной карточки с Дамблдором нет. А мне бы так хотелось... У меня такая большая коллекция, а Дамблдора там нет.
Девочка посмотрела на Джеймса и весело улыбнулась.
-Хочешь, я тебе эту отдам? - спросила она; видно было, что ей очень хотелось как-то отблагодарить Поттера.
-А тебе не жалко?
-Не-а, - девчонка мотнула головой. - Бери.
Джеймс взял из её рук карточку и как-то совсем по-детски улыбнулся, разглядывая портрет директора.
-Ух-ты, - обрадовался гриффиндорец. - Спасибо.
Лили немного удивлённо уставилась на Джеймса. Она совсем не ожидала, что у него получиться найти с девочкой общий язык, да ещё так быстро развеселить её. Собственно, она вообще ничего подобного от Поттера не ожидала. Однако всё это было правдой. Лили невольно умилилась, глядя, как Джеймс, страшно довольный подарком, улыбается девчушке.
-Тебя проводить до твой гостиной? - спросила Лили.
Девочка кивнула. Эванс помогла ей подняться и все втроём они двинулись к когтевранской гостиной.
Замок давно спал, и одни только стены были свидетелями всего, что случилось поздним январским вечером.
Когда девочка, тихо поблагодарив своих спасителей, шмыгнула в свою гостиную, Лили и Джеймс ещё минуту постояли у входа, потом молча направились в Гриффиндорскую башню.
-Тебе точно не надо в больничное крыло? - через пять минут спросил Поттер, не глядя на Лили.
-Точно. Мне уже лучше, - ответила девушка, повернувшись к своему спутнику; Джеймс шёл, опустив взгляд в пол и сунув руки в карманы.
-Хорошо, - отозвался он.
Лили покосилась на Джеймса. Он не смотрел на неё и вообще являл собой человека закрытого и неразговорчивого.
Ещё три минуты прошли в молчании.
-Спасибо тебе, ты меня спас... - произнесла Лили.
-Пожалуйста, - небрежно ответил Джеймс.
-Я не ожидала, что меня кто-нибудь найдёт и поможет, - продолжала Эванс.
Поттер что-то промычал в ответ. Разговор явно не клеился. Лили понимала, что это и есть прекрасный шанс попросить прощения, но мысли путались, и она никак не могла начать. Эванс ушла в себя и даже не заметила, как они оказались в пустой гриффиндорской гостиной.
-Спокойной ночи, - бросил через плечо Поттер, начиная подниматься по лестнице в свою спальню.
Лили как холодной водой окатили. Такой великолепный шанс поговорить — и она его упускает!
-Подожди, Потте... Джеймс.
Впервые за всё время Лили назвала его по имени. Первый раз она обратилась к нему: «Джеймс».
Джеймс в недоумении остановился на полпути.
-Мне нужно с тобой поговорить, - с трудом справляясь с волнением, произнесла девушка. - Я хочу сказать тебе кое-что очень важное.
Поттер чуть повернул голову, давая понять, что слушает.
-Ты не мог бы повернуться ко мне лицом? - робко попросила Лили; она не привыкла разговаривать с затылком.
Джеймс поворачивался к ней ровно столько времени, чтобы успеть нацепить на лицо маску холодного равнодушия. Обернувшись к Лили, он сложил руки на груди и уставился на неё с видом «ну, давай, говори».
-Перед каникулами Северус признался, что это он сломал стул Джека в библиотеке, - выпалила Лили.
-М-м-м, - промычал Джеймс; по мнению Лили, его реакция на её слова должна была быть немножко другой. - Сказать правду — для Нюниуса, конечно, подвиг. Ну, и с каких это пор Нюнчик заделался рацарем без страха и упрёка?
-Он мне не сам сказал, - ответила Лили, выдавливая из себя каждое слово. - Так случайно получилось, что я узнала.
-Вот как? - Джеймс поднял правую бровь. - Ну, в общем, неудивительно.
Лили взглянула на Поттера. Он безразлично смотрел на неё, то ли ожидая продолжения, то ли желая как можно скорее отправиться спать.
Они оба молчали. Джеймс — потому что ему нечего было ей сказать, Лили — потому что слова застряли в горле.
Так прошло пять минут. Лили казалось, будто воздух между ними нагревается и начинает трещать от напряжения. Опустив глаза, Эванс чувствовала на себе пристальный взгляд Джеймса. Она же молчит — почему он не уходит? Может, она так до утра молчать будет?
Джеймс терпеливо чего-то ждал, сам не зная чего.
Лили не могла оторвать взгляд от ковра. Все заранее придуманные слова моментально забылись.
За окном протяжно завыл ветер.
-Прости меня, - тихо сказала Лили. - Я не должна была так поступать с тобой. Ты этого не заслужил.
Её слова сливались с воем ветра, образуя какую-то заунывную плачущую песню. Лили подняла глаза и встретилась взглядом с Джеймсом. Его глаза вдруг чуть-чуть потеплели.
-Ты был прав: я тебя совсем не знаю. Я судила о тебе большей частью по тому, как ты относился к Северусу...я это теперь признаю. Но ты очень смелый, - Лили едва заметно улыбнулась. - Таких людей не так уж и много...нет, ты, конечно, порой бываешь жутко задиристым и хвастливым...
-Эванс, это, по-твоему, извинения?
Голос Джеймса был весёлым. Лили видела озорные искорки в его светло-карих глазах. Он искренне ей улыбался, демонстрируя белые зубы.
-Извини, - Лили мотнула головой. - Я что-то опять...
-Да всё нормально, - беззаботно отмахнулся Джеймс.
-Правда? - Лили чуть подняла брови. - Ты больше не обижаешься? И не сердишься?
-Нет, - просто ответил Джеймс.
Лили улыбнулась. У неё наконец-то отлегло от сердца.
-Значит...мир? - она посмотрела Джеймсу в глаза.
-Мир, - согласно кивнул Поттер.
-Отлично, - Лили кивнула. - Тогда я...наверно, пойду спать.
-Да, спокойной ночи.
-Спокойной...
-Нет, подожди!
-Что? - Лили обернулась.
-Можно задать тебе один вопрос? - Джеймс лукаво улыбнулся.
-Конечно, - Лили пожала плечами.
-Что ты тогда делала ночью в замке? - спросил Поттер. - Ну, когда я тебя ещё отвёл в Выручай-комнату.
-Я...ну...- замялась Лили. - Просто хотела посмотреть, какой Хогвартс ночью.
Джеймс прыснул.
-Что, серьёзно? - едва удерживаясь от смеха, спросил он.
-Ну да, - честно ответила Эванс.
Джеймс покачал головой. Лили его порядочно развеселила.
-Тогда тебе встречный вопрос, - заявила девушка. - Как ты меня тогда нашёл?
-Интуиция, - ухмыльнувшись, сказал Поттер.
Лили не поверила. Но не пытать же его, в конце концов.
-Джеймс, - позвала Эванс.
-Я весь во внимании, - шутливо ответил гриффиндорец.
-Ты что, правда, собираешь карточки из шоколадных лягушек? - с улыбкой поинтересовалась Лили.
-Конечно, - невозмутимо отозвался Джеймс, как будто она спрашивала, умеет ли он читать. - А ты разве нет?
-Да я как-то давно этим не занимаюсь... - уклончиво ответила Лили. На первом курсе она любила собирать карточки, но летом Петунья, разобидевшись за что-то на сестру, взяла и выбросила коробочку, где Лили хранила свою коллекцию. После гриффинндорка ещё пыталась коллекционировать карточки, но было уже не то, и Лили забросила это дело.
Джеймс хмыкнул.
-Ладно, уже поздно, - сказала Эванс. - Пора спать.
-Да... - начал Джеймс, но вдруг спохватился: - И вот ещё что, Эванс: в следующий раз не лезь одна в драку против трёх слизеринцев... А то, боюсь, Гриффиндор не переживёт потерю своей любимой старосты...
С этими слова Джеймс улыбнулся Лили и скрылся за дверью, ведущей в спальню мальчиков.

Музыкальная шкатулка

Питер никогда не видел своего отца. Он не знал даже его имени. Однажды Пит спросил у матери, кто был его папа. Миссис Петтигрю, обычно всегда очень спокойная, вдруг разозлилась и накричала на сына, запретив ему говорить об отце, а вечером Питер, проходя мимо комнаты матери, услышал из-за запертой двери сдавленные рыдания. В доме не было ни одной фотографии его отца, и Пит не имел понятия о том, как выглядел его папа, но, иногда думая о нём, представлял его высоким, подтянутым и красивым, придавая образу отца качества, которыми сам хотел обладать.
Зато Питер знал отца Джеймса. Летом после третьего курса Джеймс пригласил всех Мародёров погостить недельку у него в Годриковой Впадине. Там Пит и познакомился с Карлусом Поттером. Этот весёлый и добрый мужчина вызывал у Питера смесь восторженного благоговения и страстное желание походить на него. Правда, у Петтигрю никогда не выходило так искромётно шутить, да и телосложение у него было отнюдь не атлетическое, в отличие от Карлуса, которому удавалось сохранять форму, даже будучи уже не молодым. Но мистер Поттер сразу же нашёл общий язык с Питом: в его присутствии Хвост немного раскрепощался и готов был поддержать беседу. Дорея тоже хорошо к нему относилась, так что Питер быстро к ним привык и даже проникся доверием. Когда пора было уезжать, Петтигрю думал, как здорово было бы остаться ещё на пару дней. Он знал, что Сириус будет гостить у Поттеров до конца июня, и страшно ему завидовал. Но делать было нечего, и Пит уехал. После он видел родителей Джеймса только на вокзале, когда они провожали или встречали сына из школы.
Узнав из газет о кончине Карлуса и Дореи Поттеров, Питер очень расстроился. Кроме того, ему было жаль Джеймса. Пит хотел его поддержать, но не знал как. Он решил не писать Поттеру письмо с соболезнованиями, а дождаться конца каникул и в школе выразить своё сочувствие. Однако Поттер всем своим видом показывал, что не нуждается в поддержке. Питер ему почти поверил, пока однажды ночью не проснулся и не увидел Джеймса сидящим на своей кровати и рассматривающим фотографию своих родителей. Пит чихнул, и Джеймс поднял на него глаза. Поттер как бы говорил одним взглядом: «Это моё горе и моя боль. И я не хочу, чтобы кто-то лез мне в душу». Разве что, Блэк был исключением. Но Питер прекрасно понял Джеймса. Он больше не смотрел на Поттера с сочувствием и жалостью, но тот его взгляд так и не смог забыть.
Как и не смог забыть того, с какой неохотой несколько лет назад мать отпускала его в гости к Поттерам. Джеймс (как и Сириус) ей не нравился: она считала его слишком взбалмошным и говорила, что такие, как он, плохо кончают. Очевидно, она и его родителей за что-то невзлюбила, хотя и не знала их. Питер по началу переживал из-за того, что мать не принимает его друзей, но с годами стал в чём-то с ней соглашаться, хотя по-прежнему считал Джеймса и Сириуса крутыми и не собирался переставать с ними дружить, чего очень хотела миссис Петтигрю.
-Я с тобой присяду?
Не дожидаясь ответа, Элизабет плюхнулась на подоконник рядом с Питером.
-Что, закрыто? - кивнула Макензи на дверь кабинета защиты от тёмных искусств.
-Да, - ответил Пит.
Элизабет едва заметно повела бровью и убрала прядь волос за ухо.
Питер не сводил с неё глаз. Каждый раз, когда улыбка озаряла её лицо, Пит чувствовал огромное желание тоже улыбнуться, словно бы улыбка могла сделать его пухленькое лицо более красивым и привлекательным.
Питер следил за каждым её движением: наблюдал, как она поправляет волосы, как небрежным кивком головы здоровается со знакомыми, как перебирает пальчиками брелоки на сумке, как чуть запрокидывает голову назад, когда смеётся над шуткой остановившегося рядом с ней приятеля, как проводит языком по губам, совсем забыв, что они накрашены ароматным блеском.
И чем дольше Пит смотрел на неё, тем больше ему хотелось что-нибудь ей сказать. На ум, как на зло, не приходило ничего оригинальней, чем поинтересоваться, как у неё дела.
-Как дела? - в конце концов, спросил Пит, глядя на Элизабет.
-Отлично, - отозвалась девушка, повернувшись к нему. - А твои?
-Мои тоже хорошо, - сказал Питер.
Элизабет кивнула. Казалось, она думала, что Пит скажет что-то ещё, но он молчал, и гриффиндорка отвернулась.
Питер сокрушённо вздохнул. Ему так хотелось поболтать с ней, весело, непринуждённо; сказать что-нибудь остроумное, но, наверное, развлекать девушек — это не его конёк.
А Элизабет ему так безумно нравилась. Впервые он почувствовал симпатию к ней два года назад и с тех пор уже не мог о ней не вспоминать. Со временем симпатия перерасла во влюблённость. Питер бережно хранил свои чувства, предпочитая никому о них не рассказывать. Предположим, он сказал бы Джеймсу, но тот всё непременно растрепал бы Сириусу, а Блэк поднял бы Пита на смех. Впрочем, больше насмешек Петтигрю боялся, что Элизабет всё узнает. Поэтому помалкивал. Он мог бы расссказать всё Люпину, но знал, что Римус тоже не равнодушен к голубоглазой гриффиндорке. Как бы Пит тогда выглядел!
В общем, с какой стороны ни посмотреть, лучшего было просто молчать. Гораздо лучше, когда никто не знает. К тому же Питер относился к своей влюблённости, как к некой святыне, которую не собирался разбазаривать и делать предметом пересудов. Он же не Джеймс, в конце концов.
Он знал, что Элизабет врятли когда-нибудь проникнется к нему нежными чувствами, но день за днём пытался украдкой поймать её взгляд, увидеть её улыбку, чтобы хоть на мгновение представить, что она улыбается ему.
Но всё это были несбыточные мечты. Она никогда не обратит на него внимания. У неё же есть Сириус...или Джеймс. Пит не верил, что Макензи просто дружит с Блэком и Поттером. Наверняка между кем-то из них что-то есть, просто они в этом не признаются. Питер давно привык к чувству зависти, которое он испытывал к Джеймсу и Сириусу: он считал, что они во всём лучше него. Они были блестящими учениками, очень популярными в школе, их любили девушки. Питер молча сносил насмешки Блэка, не обижался на шутки Поттера. Но вот романа Элизабет с кем-то из них он не мог простить. Он не знал, что именно его мучило: жгучая ревность или привычная зависть, умноженная во сто крат.
Питеру Петтигрю было невдомёк, что Элизабет, Сириус и Джеймс были всего-навсего добрыми друзьями. Они не водили его за нос, они говорили ему правду. Но он им не верил. Он сам изводил себя, накручивал, и это чувство росло и закреплялось в его душе, пробуждая в нём недоверие к друзьям.
-О, смотри, кабинет открыли, - Элизабет встала с подоконника.
Питер посмотрел на девушку, потом тоже поднялся и вслед за ней направился в класс.
Все двухместные парты в кабинете защиты от тёмных искусств были трансфигурированы в одноместные. Это могло означать только одно: профессор Салисберри решила устроить контрольную. Она всегда неожиданно давала зачётные работы, чтобы ученики особо не расслаблялись. Получив два «тролля» за внезапные самостоятельные, Карла возмутилась и спросила, почему профессор Салисберри не предупреждает о контрольных заранее, чтобы студенты могли предварительно подготовиться.
-Когда дома ты будешь сидеть вечером за чашкой чаю, и к тебе вдруг ворвутся Пожиратели смерти, чтобы убить всех, кто живёт в этом доме, ты тоже поинтересуешься у них, почему они не предупредили тебя о нападении? - ядовито произнесла Донолдина Салиберри в ответ на реплику Карлы. - Там, за стенами школы, никому нет дела до того, готовы вы к чему бы то ни было или нет. Вы либо защищаетесь...либо умираете. Всё только от вас зависит, от степени вашей готовности, - чеканила волшебница. - Но если вы не готовы к элементарной письменной проверочной работе, как вы можете быть готовы к настоящей жизни? Когда в вас полетит зелёный луч Убивающего, пущенного в вас одним из Пожирателей, сомневаюсь, что кому-то из вас придёт в голову сказать, что вы были не готовы.
С тех пор никто не задавал подобных вопросов. Студенты усердно готовились к каждому уроку Донолдины Салисберри. Кто-то делал это потому, что понимал, что для него это очень важно, что колдунья не бросает слов на ветер и жизнь вне Хогвартса действительно становится с каждым днём всё опаснее, а превосходное знание данного предмета способно обеспечить хоть какую-то безопасность. Таких было большинство. Правда, были и те, кто пытался хорошо учиться, потому что боялся профессора Салисберри. Питер был из их числа. Его нельзя было назвать отличным учеником: он плохо усваивал новый материал, с трудом запоминал большое количество защитных заклинаний, а если профессор Салисберри спрашивала его устно, то он и вовсе терялся и не получал оценки выше «удовлетворительно». И всё же он старался. Он, как и многие другие, страшился того момента, когда придётся покинуть Хогвартс, в стенах которого он чувствовал себя в безопасности, и выйти навстречу новой взрослой жизни, вступить в мир, который уже сейчас начал меняться. Сообщения о убийствах и похищениях волшебников, газетные статьи с кричащими заголовками, посвящённые некоему магущественному магу, именуемому себя лордом Волан-де-Мортом, фотографии людей в масках и чёрных плащах, всё чаще появляющиеся над домами колдунов и маглов знаки, называемые Чёрной меткой...
Всё это пугало. В волшебном сообществе ползли слухи о том, что скоро развяжется открытая война. Министерство Магии всё отрицало, уверяло людей, что всё под контролем. Но чем дальше — тем положение становилось опаснее. Ряды мракоборцев редели. Колдуны пропадали или погибали в сражениях, о которых «Пророк» почему-то умалчивал. Люди начинали опасаться за свою жизнь и жизни близких. А Министерство, так рьяно уверяющее, что всё в порядке, не могло дать достойный отпор.
Питер прошёл в кабинет и сел за предпоследнюю парту среднего ряда. Джеймс и Сириус были у Римуса в больничном крыле; Хвост хотел было занять им места рядом, но профессор Салисберри на контрольных работах всегда предусмотрительно рассаживала учеников по своему усмотрению, чтобы никто не списывал и не подсматривал. Она этого терпеть не могла.
Поттер и Блэк явились в класс почти перед самым колоколом. Профессор посадила их в разных концах кабинета. Питер обречённо вздохнул, поняв, что друзья ему не помогут.
-Вы дадите мне точное определение термина «тёмный артефакт», - говорила профессор Салисберри, пока по классу, повинуясь её колдовству, разлетались чистые листки пергамента и опускались на парту перед каждым учеником. - Затем вы напишите алгоритм ваших действий, в случае попадания к вам какого-либо тёмного артефакта. Приступайте.
Питер неторопливо взял перо, обмакнул его в чернильницу и уставился на свой пергамент. Он же это учил только вчера. Хвост попытался вспомнить текст параграфа, но память подводила. Пит написал только то, что тёмные артефакты трогать руками нельзя.
-Это не на весь урок, - предупредила профессор, неспешно прохаживаясь между рядами. - Через пятнадцать минут я собираю работы.
Питер занервничал. Ограничение времени только сбивало его с толку. Он нервно огляделся. Почти все ученики что-то быстро писали, склонив над пергаментами головы. Списать было не у кого.
Взгляд Питера вдруг упал на девушку, сядищую на соседнем ряду рядом с ним. Это была Элизабет. Подняв голову от пергамента, она задумчиво водила кончиком пера по подбородку. Макензи отлично знала защиту от тёмных искусств, СОВ по этому предмету она сдала на «превосходно». Спросить Пит ни у кого больше не мог, поэтому надеялся, что она не откажет ему в помощи.
-Элизабет, - дождавшись, пока профессор Салисберри уйдёт в другую часть класса, взволнованно прошептал Питер. - Элизабет...
Девушка повернулась к нему и вопросительно вскинула брови. Питер взглядом показал на свой почти пустой пергамент, потом умоляюще посмотрел на Элизабет.
Макензи вздохнула, затем взглянула на профессора Салисберри. Волшебница стояла у окно спиной к студентам. Убедившись, что она их не видит, Элизабет зашептала:
-Тёмный артефакт — это предмет, напитынный... - Элизабет бросила взгляд на профессора; Салисберри всё ещё стояла к ним спиной, - напитанный тёмной магией...
-Чем? - не расслышал Петтигрю. - Напитан чем?
-Тёмной магией, - повторила Макензи.
-Спасибо... - прошептал Пит, быстро записывая слова девушки. - А какой там алгоритм?..
-Во-первых, ни в коем случае нельзя прикасаться к нему...
-Это я написал, - торопливо проговорил Пит. - А ещё?
-Если к тебе попал...
-Мисс Макензи!
Питер вздрогнул от резкого голоса профессора Салисберри. Элизабет резко замолчала. Профессор направлялась к ним. Она была рассержена, и ничего хорошего это не предвещало. Остальные студенты обернулись к ним. Питер видел вопросительный взгляд Джеймса.
-Контрольная работа предполагает самостоятельное выполнение полученного учеником задания, - чётко проговаривая каждое слово, сказала профессор Салисберри. - Вам это не известно, мисс Макензи?
Элизабет, вперившись взглядом в парту, не смела поднять глаз. Обычно бойкая, она теперь казалась кроткой и тихой. Профессор стояла над ней, не сводя с неё грозного взгляда своих стальных серых глаз.
-Вам это не известно? - повторила она уже более напористо.
-Известно, - выдавила Элизабет.
Профессор презрительно скривила губы.
-Вы знаете, - медленно проговорила она. - Так почему же вы не пользуетесь этим знанием?
-Я...
-Вы наказаны, - быстро сказала профессор Салисберри. - Я назначаю вам отработку...
-Но я не списывала, - попыталась защищаться Элизабет.
-...Сегодня в шесть часов вечера в моём кабинете, - колдунья ничего не хотела слушать.
Элизабет сжала зубы. Видно было, что спорить бесполезно.
Питер с сожалением посмотрел на Макензи. Её наказывали ни за что: она просто помогала ему. Виноват был он, Хвост. Было бы правильным вступиться за неё, но он так боялся профессора Салисберри...
-Профессор, она не виновата, - услышал Питер собственный голос словно бы со стороны. - Это я попросил Элизабет мне помочь.
Он говорил негромко, с трудом справляясь с волнением. Профессор обернулась к нему, подняла правую бровь.
Питер посмотрел на Элизабет и с удивлением обнаружил, что она ему чуть заметно улыбнулась. Эта улыбка как знак одобрения или признательности придавала Питу сил: ему казалось, что он почти не боится строгой преподавательницы...
-Она не списывала, - продолжил Хвост. - Это я у неё...списал...
На лице профессора Салисберри не выразилась ни одна эмоция.
-Тогда вы будете наказаны оба, - сказала она. - Также сегодня в шесть, мистер Петтигрю.
Пит думал, что его признание избавит Элизабет от отработки, но, видимо, у профессора было на этот счёт другое мнение.
-Профессор,- начал Питер, - Элизабет не при чём. Зачем вы назначаете ей отработку?
-Затем, мистер Петтигрю, - проговорила Донолдина Салисберри, - чтобы в следующий раз мисс Макензи хорошо подумала, прежде чем оказывать кому-то такую сомнительную услугу, какую она оказала сегодня вам.
Профессор развернулась, прерывая бесполезный спор. Пит беспомощно уставился на её спину, потом посмотрел на Элизабет.
-Извини, - шепнул он одними губами.
Элизабет покачала головой:
-Всё в порядке.
После урока Пит, выходя из класса, искал глазами Макензи, но она уже ушла.
-Что, застукали тебя, Хвост? - раздался сзади голос Сириуса.
-Чего? - Питер обернулся к подошедшим к нему Поттеру и Блэку.
-Списывать, говорю, не умеешь, - сказал Бродяга.
-А-а...
-Что «а-а-а»? - усмехнулся Сириус. - На приёме у лора, что ли?
Питер не понял. Джеймс только покачал головой. Блэк махнул рукой.
Вместе парни вышли из класса и направились по коридору к кабинету заклинаний, по дороге обсуждая планы на выходные. Какой-то третьекурсник, несясь по коридору, случайно толкнул Сириуса, и Блэк нечайно наступил кому-то на ногу.
-Смотри, куда прёшь! - крикнул Бродяга вслед третьекурснику, потом, не глядя у кого просит прощения, мимоходом бросил: - Извиняюсь.
-Извинения приняты, - раздался совсем рядом знакомый голос.
Блэк поднял взгляд и едва удержался, чтобы не скорчить гримасу. Это оказалась Сильвия. Её чёрные волосы были собраны в высокий хвост, из-за чего она напоминала Сириусу укротительницу тигров. Губы слизеринки тронула кривоватая усмешка, когда она бросила взгляд своих карих глаз на Бродягу.
-А, Блэк, - небрежно произнесла она. - Доброе утро.
-И тебе того же, - отозвался Сириус, с видом человека, которому уже успела наскучить только что начавшаяся беседа.
Сильвия усмехнулась.
-Как каникулы прошли? - поинтересовалась она.
-Слушай, я бы с тобой с удовольствием поболтал, - с сарказмом произнёс Блэк, послав Сильвии свою фирменную улыбку, - но я тороплюсь. Знаешь, страшно занят...
Сириус уже хотел было догнать успевших немного уйти вперёд Сохатого и Хвоста, но Сильвия не собиралась так просто его отпускать.
-А моё предложение всё ещё в силе, - как бы невзначай заметила она.
Сириус с самым невинным видом поднял брови, словно бы не понимал, о чём она говорит.
-В эту субботу поход в Хогсмид, - начала слизеринка.
-Ах, вот ты о чём! - явно переигрывая, воскликнул Сириус. - Но, видишь ли, в чём дело... У меня уже есть планы на эти выходные, и я не собираюсь отменять их ради того, чтобы меня сначала динамили, а потом рассказывали невероятные истории о том, что на тебя напали доспехи...
Сильвия рассмеялась.
-Но я вовсе не собиралась и не собираюсь тебя динамить! - с улыбкой сказала она. - А доспехи на меня на самом деле набросились... Знаю, звучит невероятно. Но это, должно быть, чья-то несмешная шутка.
-Ну, допустим, это правда, - Сириус, подражая Сильвии, обворожительно улыбнулся. - Но в эту субботу я не смогу найти для тебя время.
Сириус нарочно сказал так. Он показывал ей, что для него она не такая уж важная птица, как она, возможно, вообразила.
-Ладно, - невозмутимо отозвалась Сильвия. - Тогда можем встретиться в следующую субботу.
Сириус недолго помолчал, прикидывая что-то в уме.
-Слушай, почему тебе так хочется со мной куда-нибудь пойти? - задавая этот вопрос, Сириус почти не надеялся услышать правду.
-О, мне кажется, ты весьма интересный собеседник, - тягучим, приторным, как мёд, голосом проговорила Сильвия и медленно растянула губы в улыбке.
-Вот как? - Сириус усмехнулся. - Ну, я-то, конечно, замечательный собеседник, но я не уверен, что с тобой будет интересно.
-Не сомневайся, Блэк, - прошептала Сильвия, чуть наклоняясь к нему. - В моей компании никому не бывает скучно...особенно мужчинам.
-Ты их умело развлекаешь? - сказал Сириус, двусмысленно намекая на то, каким образом Сильвия это делает. Блэк смотрел слизеринке в глаза, а между тем его взгляд опускался ниже: чувственные губы, нежная шея, округлая грудь...
-Назовём это так, - Сильвия улыбнулась, обнажая идеально ровные, белые зубы.
Блэк чуть сощурил глаза.
-Тогда до следующей субботы, - Сильвия развернулась и, взяв под руку свою подругу Александру Роуз, удалилась.
Сириус догнал друзей уже у самого кабинета заклинаний.
-Что, опять Сэймур? - поинтересовался Джеймс, входя в класс.
-Жаждет встретиться со мной, - усмехнулся Блэк, а потом добавил, ухмыльнувшись: - Ну, ты же знаешь, как я действую на девчонок...
-Ага, - Джеймс улыбнулся и сел за парту.
В окно ярко, совсем не по-зимнему светило солнце. Джеймс, щурясь, некоторое время смотрел на него, потом отвернулся.
За партой следующего ряда Поттер заметил Лили. Она сидела и читала учебник. Джеймс невольно улыбнулся, наблюдая за тем, как солнце освещает её лицо, как яркие лучи запутываются в длинных загнутых ресничках. Было так приятно смотреть на неё, видеть, как отливают медью длинные густые волосы, как Лили смеётся, когда Элизабет говорит ей что-нибудь шёпотом.
Лили была такой красивой и нежной, как сама весна. Казалось, стоит ей улыбнуться, и зацветут цветы.
Джеймс любовался ею. С одной стороны — как произведением искусства, от которого не оторвать взгляда, но который нельзя трогать: только смотреть, восхищаясь. С другой стороны — ему хотелось касаться её, держать за руку, обнимать, целовать...
Лили повернула голову в его сторону. Джеймс тут же перевёл взгляд на книжный шкаф. Он подумал, что у него, должно быть, был сейчас дурацкий вид, поэтому он не хотел, чтобы она заметила, и быстро убрал улыбку с лица.
Лили отвернулась. Джеймс снова посмотрел на неё. Улыбнулся.
Лили Эванс была самой красивой на свете.

Нельзя сказать, что Элизабет была в восторге от «Старого Билла». Это злачное место с грубо сколоченной деревянной мебелью, не совсем чистыми столами, вредным хозяином и неприятно щекочущим ноздри запахом табака и дешёвого алкоголя оказалось не самым лучшим из тех заведений, в каких Макензи удавалось побывать. Однако у неё всё равно не было выбора. Она могла пойти либо сюда с шумной, весёлой компанией Мародёров, либо слоняться из магазина в магазин в гордом одиночестве. Всё дело было в том, что у Лили было свидание с Джеком, Мэри пошла в кафе мадам Паддифут с симпатичным пятикурсником Дирком Крессвелом, Карла простудилась и решила остаться в замке, и в итоге Элизабет не с кем было проводить выходной. Когда она сказала об этом Джеймсу, тот сразу же предложил пойти в Хогсмид с ними, но заранее предупредил, что они отправятся в не совсем привычное для девушки место. Элизабет не сочла нужным поинтересоваться, куда именно они пойдут, и была немножко удивлена, когда парни привели её в паб, больше походивший на кабак.
-Ну что, Элизабет, как тебе здесь? - спросил Сириус, заметив, как Макензи слегка поморщилась, когда мимо неё прошаркал полуживой старик в грязной, кое-где порваной синей мантии и плюхнулся за стол, где сидела компания нетрезвых волшебников средних лет.
-Ничего... - протянула девушка. - Немного...необычная обстановка.
-Необычная, - повторил Блэк, усмехнувшись. - Ну да, есть немного.
-Мне кажется, нам пора, - заметил Римус. - Уже почти стемнело.
-Да, пожалуй, - согласился Джеймс, бросив взгляд на окно, за которым шёл снег.
Мародёры и Элизабет поднялись из-за стола и направились к двери, по дороге застёгивая мантии и натягивая шапки.
-Эй, вы, куда собрались? - прогремел голос хозяина. - Да, да, вы, малолетние преступники, я к вам обращаюсь!
Пятеро гриффиндорцев разом оглянулись.
-Что это значит? - тихо спросила Элизабет у Джеймса.
Поттер пожал плечами.
-Чего тебе, старый Билл? - спросил Сириус.
-А ничего! - рявкнул хозяин. - Платить-то кто будет, а?
-Мы заплатили, - спокойно произнёс Римус.
-Заплатить-то заплатили, да не доплатили, - прищурив левый глаз и потрясая головой, сказал хозяин.
-Я тебе лично деньги отдавал, - сказал Джеймс.
-Отдавал! - передразнил старый Билл. - А два галеончика-то зажал!
Джеймс переглянулся с друзьями:
-Я ему всё отдавал.
-Ладно, сейчас разберёмся, - сказал Сириус. - Элизабет, ты тут посиди пока. Мы быстро.
Элизабет кивнула и вернулась на прежнее место. Ребята пошли разбираться с хозяином. Пару минут она наблюдала, как они спорят и ругаются, а потом её внимание привлекла компания колдунов за соседним столом, та самая, к которой подсел старик. Магов было четверо, не считая старика. Один из них, тот, что сидел по центру лицом к Элизабет, держался за голову, поставив локти на стол, и смотрел в одну точку широко распахнутыми обезумевшими глазами. Остальные передавали друг другу по очереди какую-то газету, быстро просматривали одну страницу и о чём-то негромко переговаривались. Наконец толстый рябой волшебник, к которому газета попала в последнюю очередь, сказал, обращаясь к тому, кто смотрел в одну точку:
-Ну и что ты нюни распустил? Радоваться надо! Они же умерли! Ты отомщён!
Тот, к кому обращались, медленно повернул голову к толстому магу и уставился на него своими серыми выцветшими глазами. Потом несколько раз покивал и негромко произнёс:
-Да...да, ты прав, так им и надо...
Затем он встал на ноги и взял со стола бутылку огневиски.
Тогда Элизабет смогла его хорошо рассмотреть. Это был худой волшебник лет пятидесяти пяти, одетый в простую синюю мантию. Его овальное лицо имело желтоватый нездоровый оттенок, небольшие глаза смотрели грустно и как-то бенадёжно, начинающие седеть волосы были сильно взъерошены, а из-за глубоких залысин его лоб казался больше. Элизабет обратила внимание на впалые щёки и костлявые руки, которыми маг крепко сжимал бутылку.
-Тост! - слегка подрагивающим голосом произнёс он и вперился взглядом в стену; его приятели дружно уставились на него. - Итак, я хочу выпить за вас, мерзкие вонючие ублюдки! Вас уже нет: вы наконец-то сдохли! Избавили этот мир от себя, - чем больше он говорил, тем твёрже становился его голос и тем ожесточённее делалось его исхудалое лицо. - И надо сказать, правильно сделали. Обычно на похоронах плачут...а на ваших похоронах я посмеюсь! Я надеюсь, что вы, грёбаные твари, будете страдать так же, как страдали те, кого вы мучили и у кого отнимали жизни. Я желаю вам гореть в аду...вечность!!!
Буквально выкрикнув последнее слово, колдун приложился к бутылке. Он пил жадно, остервенело, словно от этого зависела его жизнь. Его рука, сжимающая бутылку, дрожала, и скоро дешёвое пойло полилось по его подбородку и шее, попало на мантию.
Казалось, он выпил не меньше половины, когда бултылка выскользнула из его руки и непременно разбилась бы, если бы старик, проявивший изрядную сноровку, не поймал её и предусмотрительно не поставил подальше от волшебника.
А тем временем маг рухнул на стул, закрыл лицо руками.
И зарыдал.
Он рыдал в голос, почти выл. Рыдания сотрясали всё его тело. Схватившись руками за волосы, он скривил губы. Слёзы градом текли по его щекам.
-Сыночек...сыночек мой, - всхлипывал он. - Как же так?.. Ну как же так...
-Ну что ты... Успокойся, - попробовал привести его в чувство толстый колдун.
-А ты...говоришь: радуйся...чему радоваться? - волшебник затряс головой. - Сыночка-то моего всё равно не вернуть... Не вернуть, понимаешь? Хоть Кеннингтону и его шайке двести раз подряд умереть, а сыночек мой не оживёт...не вернётся...понимаешь ты это?
Он снова закрыл лицо руками.
Элизабет уже давно было не по себе, а сейчас мурашки побежали по спине. Колдун назвал фамилию человека, убитого Джеральдиной Рокфорт в ноябре прошлого года.
-Ну всё, хватит тебе, - толстяк поднялся со своего места и подошёл к плачущему волшебнику. - Пойдём, - и он махнул рукой трём другим магам, которые быстро встали, взяли рыдающего мужчину под руки и вывели из паба.
Элизабет проводила их глазами.
В кабаке вдруг стало тихо. Тишину нарушали только возгласы Мародёров и старого Билла.
Элизабет посмотрела на старика, который по-прежнему сидел на своём месте.
-Что всё это значит? - вырвалось у неё.
Волшебник обернулся к ней. Потом перегнулся через стол, чтобы достать газету, и протянул её девушке. Элизабет взяла из его рук последний выпуск «Пророка» и уставилась на статью с кричащим заголовком «Самая популярная рок-группа заявила о распаде». Макензи подняла брови, взглянув на старика. Тот наклонился к ней и ткнул пальцем в небольшую заметку ниже статьи о рок-группе. Элизабет прочитала заголовок: «Эпидемия драконьей оспы в Азкабане». Быстро пробежав статью глазами, девушка вдруг замерла, когда наткнулась на знакомую фамилию. Среди умерших в тюрьме от оспы был человек с фамилией Кеннингтон.
-Это не возможно, - сказала Элизабет старику. - Мистер Кеннингтон и его сын были убиты.
-Ну и что? - невозмутимо отозвался маг.
-Как что? В газетах писали, что их убила Джеральдина Рокфорт...
Старик вдруг погрустнел.
-Эх, Джерри, Джерри... - вздохнул он. - Но, может, оно и правильно...
-Что правильно? - Элизабет неотрывно следила за стариком; сердце у неё забилось быстрее; колдун что-то знал о Рокфорт, и гриффиндорка поверить не могла, что ей так повезло, и сейчас она, возможно, сможет что-то понять.
-Пять семей за одну никчёмную жалкую жизнь, - продолжал волшебник. - Не слишком ли дорогая цена? - он покачал головой.
-Что вы имеете в виду? - Элизабет наморщила лоб.
Но старик её как будто уже не слышал.
-Им её не поймать, нет... - волшебник посмотрел на гриффиндорку и легонько постучал себя указательным пальцем по виску. - Ум и ловкость... Вот что нужно.
Затем старик поднялся и направился к выходу.
-Подождите! - воскликнула Элизабет. - Стойте! Куда вы?
Но старик даже не обернулся, он вышел на улицу...
Элизабет вскочила со своего места, бросилась к двери. На пути ей попался стул, она отшвырнула его в сторону, он с глухим стуком упал на пол.
Элизабет вылетела на улицу. Медленно опускался на землю пушистый снег. Зажигались окна домов. А старика не было.
Он растворился в воздухе.

Лили вошла в гриффиндорскую гостиную. День её рождения подходил к концу. Это был один из лучших Дней рождений в её жизни. С утра её поздравили мама и папа: прислали открытку, большой торт и фруктовые духи, очень нежные, как раз для Лили. Потом подругу поздравила Элизабет и подарила Эванс серёжки и кулон. Лили сразу примерила их: ей очень понравилось. Затем, стиснув Лили в объятиях, Мэри вручила ей тушь и новый блеск для губ. Пожелав всего да побольше, Карла подарила подруге шпильки для волос, украшенные самоцветами. Расцеловав, поблагодарив подруг Лили отправилась на занятия. Целый день её поздравляли друзья, знакомые, преподаватели. За обедом к ней подошёл Джек и подарил огромный букет розовых роз и серебряную подвеску и цирконами. Потом он поцеловал Лили при всех; Эванс немного смутилась, но всё равно была очень счастлива.
Заскочив в спальню после обеда, чтобы отнести букет, Лили увидела большую сову за своим окном, которая принесла ей письмо. Это было послание от тайного поклонника. Там не было поздравлений. Развернув пергамент, Лили прочитала следующее:

«Я решил тебя разлюбить.

Зачем, думаю,
мне любить-то тебя,
далекую -
ты где-то там,
а я тут.
Зачем, думаю,
мне сохнуть по тебе -
ты там с кем-то,
а я тут без тебя.
К чему, думаю,
мне мучиться -
разлюблю-ка я тебя,
и дело с концом.

И я тебя разлюбил.

Целый день
я не любил тебя ни капельки.
Целый день
я ходил мрачный и свободный,
свободный и несчастный,
несчастный и опустошенный,
опустошенный и озлобленный,
на кого - неизвестно.

Целый день
я ходил страшно гордый
тем, что тебя разлюбил,
разлюбил так храбро,
так храбро и решительно,
так решительно и бесповоротно.

Целый день
я ходил и чуть не плакал -
все-таки жалко было,
что я тебя разлюбил,
что ни говори,
а жалко.
Но вечером
я снова влюбился в тебя,
влюбился до беспамятства.
И теперь я люблю тебя
свежей,
острой,
совершенно новой любовью.

Разлюбить тебя больше не пытаюсь -
бесполезно».
Лили улыбнулась, а на другой стороне листка прочитала:
«Ты вдыхаешь в моё сердце весну».
-С Днём рождения, Лили! - крикнул Джеймс, когда Эванс направлялась в свою спальню.
-Ты же меня уже поздравлял сегодня, - заметила Лили с улыбкой.
Поттер встал с дивана, на котором сидел вместе с Сириусом. Он что-то держал за спиной.
-Да, но я ещё не подарил тебе подарок, - сказал Джеймс.
-Ты приготовил мне подарок? - немного удивлённо спросила девушка.
-Разумеется.
Джеймс подошёл к Лили, откашлялся и с важным видом начал:
-Дорогая Лили!
Сзади послышался смешок Сириуса. Поттер бросил на него испепеляющий взгляд.
-Так...дорогая Лили! От всей души поздравляю тебя с твоим семнадцатилетием! - декламировал Поттер довольно громко, так, что некоторые гриффиндорцы стали на них поглядывать. - Желаю хорошего настроения и счастья в личной жизни! Вот, это тебе.
Джеймс протянул Лили небольшую квадратную коробочку. Лили взяла подарок.
-Спасибо, - улыбнулась она. - А что там?
-Открой, - сказал Джеймс; он незаметно сделал пару шагов к девушке.
Лили осторожно открыла подарок. Это оказалась очень красивая форфоровая шкатулка, расписанная вручную. Лили улыбнулась и открыла её.
Сначала Эванс не поняла, почему не видит дна шкатулки. Вместо него от края до края тянулась полупрозрачная мерцающая поверхность. Затем прямо из воздуха стал появляться чей-то силуэт, и вскоре Лили увидела маленькую балерину в сверкающей белой пачке. Послышалась музыка.
-Это из «Лебединого озера», - произнесла Лили, узнав мелодию.
Балерина начала танцевать. Бесшумно скользя по своей крошечной сцене, она едва касалась изящными ножками пола. Лили восторженно наблюдала за ней.
-Это просто...чудо, - прошептала она и подняла глаза.
Лили не ожидала, что Джеймс окажется так близко. Он стоял совсем рядом и, чуть наклонившись к ней, смотрел ей в глаза. У Лили на мгновение перехватило дыхание.
-У этой шкатулки есть секрет, - тихо сказал Джеймс.
Лили, как завороженная, смотрела на него.
-Какой? - так же тихо спросила она.
Джеймс улыбнулся.
-Если я тебе скажу, то это уже не будет секретом, - заметил он, и его губы тронула едва заметная улыбка.
-Но ведь это тепрь моя шкатулка, - сказала Лили, не отводя глаз от лица Джеймса. - Я хочу знать её секрет.
Джеймс вдруг отодвинулся от Лили. Эванс к своему удивлению почувствовала лёгкое разочарование.
-Я тебе не скажу, - утвердительно произнёс Поттер. - Но уверен, ты сама скоро разгадаешь этот секрет.
-Но я хочу знать его сейчас, - сказала Лили, словно была маленьким ребёнком.
-Ничего не могу поделать, - Джеймс пожал плечами.
-Значит, не скажешь? - Лили с трудом сдерживала улыбку.
-Не скажу, - Поттер мотнул головой.
-Ну ладно, - Лили вскинула голову и, улыбнувшись, отправилась в свою спальню.
Лили ни разу не обернулась, но, поднимаясь по лестнице, чувствовала на себе взгляд Джеймса.


По ту сторону зеркала

Прошу прощения за долгий перерыв. Теперь выкладываю новую главу на Ваш суд) Хочу поблагодарить всех, кто оставлял отзывы к последним главам) Вы вдохновляете меня на новые свершения!) И также хочу выразить отдельную благодарность Полиночке Жуковой, которая, даже находясь за сотни километров, поддерживает меня)

Ночью разразился страшный ураган. Со всех сторон Хогвартс окутали снежные вихри, словно хотели поднять древний замок в воздух и унести в далёкую страну. Сильный ветер резкими порывами бился в окна и выл, заунывно и протяжно, как будто оплакивал кого-то. Белая пелена снегов словно бы зависла в воздухе, где-то по середине между землёй и небом. А неба не было видно: только серая бесформенная масса, которая вероятно являла собой тучи, напоминала людям, что небо всё ещё есть над их головами.
Лили с детсва не любила такую погоду. Завывания ветра за окном заставляли маленькую Лили поёживаться под одеялом, а потом скорей бежать в комнату к родителям, чтобы забраться к ним на кровать и улечься между ними, уткнувшись носиком в отцовское плечо. Петунья в отличие от Лили ни капли не боялась природных катаклизмов и смеялась над пугливостью младшей сестры. Правда, Лили не стыдилась своего страха; пожалуй, бури — это единственное, чего она боялась в детстве.
В ту ночь Лили почти не спала. Она долго ворочалась на кровати, натянув одеяло до самых ушей, упорно пытаясь не обращать внимание на вой ветра. Хотя ураган не был причиной её бессоницы. Лежа на спине и молча глядя в потолок, Лили много думала. Думала о Джеке, о Северусе, но больше всего о Поттере.
Десятки мыслей появлялись в её голове, стоило вспомнить о лохматом однокурснике. Противоречивые и смутные, они лишь сильней запутывали, и Лили хмурилась, когда понимала, что не может разобраться в самой себе. Ей даже чудилось, будто она немного, самую малость злиться на Поттера, будто бы он был всему виной.
Впрочем, Поттер здесь был не при чём и дело было вовсе не в нём. Дело было в ней, Лили, точнее в её отношении к нему, которое с недавних пор изменилось.
Слишком много всего произошло за последние пару недель, так что жизнь Лили (как казалось ей самой) усложнилась.
А Поттер...
Что ж,
Сначала он оказался не причастен к тому, в чём Лили так опрометчиво обвинила его, потом спас её от слизеринцев. В тот вечер ему было плевать на то, как несправедливо она обошлась с ним: он храбро и благородно бросился на её защиту, словно бы заслоняя девушку не только от слизеринцев, но от всего, что могло причинить ей вред.
Тогда Лили увидела Поттера с другой, неожиданной стороны.
Хотя...такой уж ли неожиданной она была? Лили никогда не отрицала того, что Поттер — несомненный лидер, отважный и преданный тем, кого любит.
«Разве могла я после того случая снова презрительно смотреть на него? Разве могла не принять подарка?.. После того, как он спас меня...ведь тогда ему было всё равно, как я к нему отношусь, он лишь делал то, что считал правильным... Но нет, это всё не то...не в этом дело... Есть что-то ещё... У него умерли родители, мне стало его жаль... Жалость? Жалость — причина перемены моего отношения к Поттеру? Нет...чушь...», - так размышляла Лили, лёжа в тёмной комнате, и мысли её сливались с гулом ветра за окном.
«Поттер изменился. Это на самом деле так, - продолжала Эванс, пытаясь подойти к проблеме с рациональной точки зрения. - Правда, он упорно продолжает выпендриваться и все эти его шуточки... Нет, он никогда не повзрослеет».
Придя к этому выводу, Лили, было, успокоилась, хотя что-то всё равно мучало её.
Всё же это странно: вот так взять и переменить мнение о каком бы то ни было человеке. Лили даже порой казалось, что это сон. Но нет: всё было на яву, всё было взаправду.
Но каким бы странным ни казалась окружающим людям и самой Лили эта перемена, куда более странным было другое. А именно, то как сегодняшним вечером Эванс смотрела в глаза Поттеру.
Лили глядела в эти тёплые светло-карие глаза и не могла отвернуться. Что-то неуловимое, словно магнитическое было в них. Она не понимала этого так ясно, как, наверное, могла бы понимать, но где-то на подсознательном уровне ощущала, что ей хочется смотреть в его глаза, а сил опустить взгляд нет. Лили не понимала, как Поттер ненавязчиво и вместе с тем неотвратимо заставлял её делать это, и, к удивлению Эванс, она не противилась, словно бы уже осозновала сама, что это доставляет ей удовольствие, и в то время, как они просто смотрят друг на друга, что-то тёплое и приятное медленно зарождается в её груди.
Лили нахмурилась и перевернулась на другой бок.
Это какое-то наваждение. Так не может быть. Так не должно быть.
Уж не подлил ли ей Поттер что-то в тыквенный сок?
Нет. Разумеется, нет. Поттер бы не стал.
Да и потом, у него есть девушка.
Стоило Лили подумать об этом, как она поняла, что, наверное, даже если бы Поттер захотел ей что-то подлить, тот факт, что он встречается с Евой, его бы не остановил. Хотя кто знает?.. Не ей об этом судить.
Лили перевернулась на спину и зажмурилась, вновь представляя тот необыкновенный притягательный взгляд карих глаз...
Или... таким ли уж он был необыкновенным?
Может, это она нафантазировала себе и не было ничего особенного во взгляде Поттера?
Да, верно, ничего такого не было. Просто у Лили разыгралось воображение.
Мысль о том, что ей просто почудилось, принесло некоторое успокоение и даже в некотором роде облегчение.
Но стоило светло-карим глазам вновь предстать перед её мысленным взором, уверенность испарялась, словно роса под палящим солнцем.
Никто ещё не смотрел на Лили так, как смотрел Поттер.
И она ни на кого так не смотрела.
Внезапная мысль, как яркая вспышка молнии, поразила сознание.
На Джека Лили таким завороженным взглядом не смотрела никогда.

Лили сидела за гриффиндорским столом и с удовольствием ела куриную котлету с пюре. Рядом сидела Элизабет и с улыбкой рассказывала о семикурснике-когтевранце по имени Грэм, с которым она познакомилась на отработке у профессора Салисберри. Судя по словам Макензи, этот Грэм был классным парнем: о нём Элизабет говорила уже не первый день. Лили с интересом слушала подругу, которая как-то совершенно по-особенному улыбалась, говоря о Грэме; косые солнечные лучи запутывались в её волосах, и её кудри отливали золотом, когда Элизабет поворачивала голову.
- Эй, Эванс, милая заколочка, - раздался сзади голос Сириуса, и Лили обернулась; Блэк сел рядом, к нему присоединился Поттер. - Лилия для Лили. Как романти-и-ично, - протянул Бродяга, улыбаясь Эванс.
Спасибо, - Лили покосилась на Сириуса и чуть усмехнулась.
Сегодня она заколала волосы подаренной неизвестным поклонником заколкой.
-Кстати, Эванс, - позвал Джеймс, наклоняясь, чтобы видеть из-за Сириуса Лили. - Ты уже разгадала загадку шкатулки?
-Нет, - Лили покачала головой.
-Значит, плохо гадаешь, - усмехнулся Поттер, и Сириус хмыкнул.
-Когда я должна была её разгадывать? Ночью?
-Может, и ночью, - Джеймс пожал плечами и ухмыльнулся.
-А, может, ты мне уже сам наконец расскажешь.
-Ну-у, Эванс, так не интересно, - Джеймс улыбнулся. - Надо, чтобы ты сама...
-Ладно, всё, отстаньте от Лили, - вмешалась Элизабет, притворно сердясь. - Лил, пойдём погуляем, - обратилась Макензи к Эванс. - У нас после обеда как раз свободное время.
Лили и Элизабет медленно брели по тропинке вдоль озера. После ночного урагана небо было безмятежно голубым, словно сменило гнев на милость. Светило скупое зимнее солнце, и лёд, сковавший озеро, искрился в его лучах. Уже очень хотелось весны, но до неё был ещё целый месяц — вьюжный и метельный февраль.
Они много говорили о Джеральдине Рокфорт. Сразу же после Хогсмида Элизабет рассказала Лили всё, что видела и слышала в пабе, но им так и не удалось всё хорошенько обсудить.
-И что это вообще значит: пятей семей за одну жизнь? - Элизабет вздохнула. - Не понимаю...
-Элизбет, мне кажется, мы лезем не в своё дело, - Лили посмотрела на подругу. - Вся эта история...очень тёмная...
Лили казалось, что Макензи её не поймёт. Просто не сможет понять. Её не было в тот вечер, когда Лили встретила женщину со шрамом, и Элизабет не дралась с ней, и не видела этих диких, сумасшедших глаз...
-Да, брось, Лил! - Элизабет сделала брови домиком. - Ведь это так интересно! Ну неужто тебе самой не хочется всё узнать?
-Хочется, - призналась Лили. - Только... не думаю, что мы узнаем что-то хорошее. Слишком много крови в этой истории.
Элизабет немного грустно взглянула на Эванс.
-Эта не первая подобная история, - сказала Макензи. - То есть, конечно, эта не обычная... Но нападения на маглов и колдунов начались гораздо раньше. И они не прекратятся...просто так.
Лили почувствовала, как холодок пробежал по спине.
-Думаешь, будет война? - тихо, словно боясь произносить эти слова, спросила Лили.
-Я ничего не думаю, - Элизабет опустила глаза. - Только, знаешь, всё это очень серьёзно. Я не верю Министреству. Не верю ни одному их лживому слову. Ничего не нормально. И ничто не под контролем. Лорд Волан-де-Морт не просто чокнутый маньяк...он, может быть, один из самых могущественных волшебников нашего времени... Мне кажется, Министрество не до конца это понимает, а если и понимает, то не делает ничего из того, что должно, обязано делать сейчас... Всё, что я говорю, не просто слова — это правда, это действительность. Это наша реальность, которую многие так глупо пытаются отрицать, словно думают, что, если они просто покачают головой, им ничто не будет угрожать. Кто-то не верит, что всё правда...только вот проблема в том, что даже если ты во что-то не веришь, это вовсе не значит, что этого нет... На каникулах я слышала, как родители говорили вечером на кухне, отец такое рассказывал...кровь стынет в жилах, стоит это услышать. Единственный, кто может хоть что-то сделать — это Дамблдор. Папа сказал: он наша последняя надежда. А что до войны...я бы не стала отрицать, что она развяжется...и скоро.
Во всё время своего монолога Элизабет ни разу не подняла глаз; она шла, уставившись в землю. Она говорила и невольно хмурилась, отчего лицо её принимало серьёзное и напряжённое выражение. Черты её словно стали резче, жёстче, и голос был твёрдым.
Лили никогда не видела Макензи такой: обычно всегда весёлая и беззаботная, Элизабет теперь казалась совсем другим человеком.
Они продолжали путь молча. Элизабет сказала всё, что хотела.
А Лили нечего было сказать. Она лишь явственно ощущала: её словно придавило к земле; неприятный холодок расползался по телу, как ледяная вода. Ей не было страшно.
Ей было тошно.
-Ладно, не грузись, - Элизабет приобняла Лили, пытаясь приободрить её, хотя сама выглядела немного подавленной. - Давай поговорим о чём-нибудь другом.
Лили кивнула, но ещё по крайней мере семь минут они шли молча.
-Лили, скажи, что ты нашла в Джеке? - первой нарушила молчание Элизабет; она никогда прежде не спрашивала об этом Эванс, но та не удивилась.
-Он добрый, - озвучила Лили то, что первым пришло в голову. - И милый. С ним я чувствую себя спокойно. С ним всегда есть, о чём поговорить...он интересный человек. Я иногда думаю, что мы с ним чем-то похожи по характеру.
-А тебе не бывает с ним... - Элизабет замялась, - ну...скучно?
-Скучно? - Лили подняла брови. - С чего ты взяла?
Просто мне кажется, что он слишком... спокойный, - Элизабет немного виновато посмотрела на подругу. - Не подумай ничего плохого...просто...
Лили по началу не знала, как ответить. Она и не подозревала, что Элизабет такого мнения о её парне.
-Может, это так со стороны кажется, - начала Лили, поправляя красно-жёлтый шарф. - Но мне с ним никогда не бывает скучно...с ним именно спокойно.
-И тебе не надоедает это спокойствие? - продолжала спрашивать Элизабет; она посмотрела на Лили, щурясь от солнца.
-Нет...
Элизабет убрала с лица волосы, падающие на глаза, и посмотрела куда-то вдаль. Так молча они шли минуты три.
-Лили, ты его любишь?
Эванс от удивления даже остановилась. Элизабет остановилась тоже и теперь с совершенно непроницаемым лицом смотрела Лили в глаза, ожидая ответа. Минуту они молчали.
-Я как-то не думала об этом, - тише, чем прежде, проговорила Эванс. - Даже не знаю...
-А что тут знать? - Элизабет невозмутимо пожала плечами. - Ты его либо любишь, либо нет.
-Нам всего по шестнадцать... - неуверенно начала Лили.
Элизабет почему-то рассмеялась и посмотрела куда-то поверх головы Лили, словно там было что-то невероятно интересное. Потом сунула руки в карманы своего серого пальто с большими чёрными пуговицами и остановила взгляд на лице подруги.
-Знаешь Алису Ревейн с пятого курса Гриффиндора? - спросила Элизабет немного изменившимся, посерьезневшим голосом.
-Да, - ответила Лили, не понимая, к чему клонит подруга.
-Она встречается с нашим Фрэнком уже полтора года, - Элизабет провела языком по губам. - Нет, даже больше. Так вот, я слышала однажды, проходя по коридору мимо них, как они говорили, что любят друг друга. Это ведь не просто слова. Так и есть. Я не удивлюсь, если после школы они поженятся... И дело вовсе не в возрасте. Дело в том, насколько тебе дорог человек. Только и всего.
-К чему всё это? - Лили непонимающе уставилась на Элизабет. - Я знаю, что они встречаются...
-Они встречаются, потому что любят друг друга, - с каким-то внезапным порывом воскликнула Элизабет, словно эти слова были самыми прекрасными из всех, что ей когда-либо доводилось произносить.
Лили улыбнулась.
-Ну и что? Что ты хочешь этим сказать?
-Ты Джека...не любишь, - с запинкой произнесла Макензи. - Он тебе нравится, я не спорю, но...ведь это не...любовь...
Лили наморщила лоб, взглянув на Элизабет. Зачем она всё это говорит?
-Элизабет, я не понимаю...
-Зачем ты встречаешься с ним, если не любишь? - поставила вопрос ребром Макензи.
-Но ведь не обязательно любить, чтобы встречаться. Можно быть просто влюблённым.
-И этого достаточно?
-Достаточно для чего?
Элизабет вздохнула, видимо, что-то серьёзно обдумывая.
-Ведь люди строят отношения ради чего-то большего... - Макензи почти с надеждой взглянула на Лили: она хотела, чтобы Эванс её поняла.
Лили поняла.
Дело было в том, что для Элизабет всегда мир делился на белое и чёрное, люди — на плохих и хороших; для неё не было ничего промежуточного: либо да, либо нет; либо сейчас, либо никогда.
-Да, - медленно произнесла Лили. - Но ведь не всегда так. Посмотри на Блэка: неужто ты думаешь, он на всех своих пассиях по очереди жениться?
-Мерлин с ним, с Блэком, - отмахнулась Элизабет. - Мы говорим о тебе.
-Что тебе вообще в голову пришло об этом заговорить? - Лили внимательно посмотрела на подругу.
Лили и Элизабет продолжили путь.
-Потому что я не понимаю, зачем встречаться, если знаешь, что это всё равно не тот единственный, которого ты ждёшь, - Элизабет вздохнула; видно был, что ей трудно давались объяснения своей точки зрения на этот счёт. - Ведь ты же знаешь, что всё равно не выйдешь замуж за Джека, не так ли?
Лили невольно расхохоталась.
-Ты рассуждаешь, как пятилетний ребёнок, - с улыбкой сказала она, и невольно удивилась, как человек, который только что с такой серьёзностью говорил о войне, теперь может с такой детской наивностью говорить о любви.
-Пусть так... Но скажи, пожалуйста, что в моих рассуждениях не верно? - упрямо произнесла Макензи.
-Всё вроде так, только... - Лили немного помолчала, глядя себе под ноги. - Ведь нельзя сразу понять, кто единственный, а кто нет... И вообще, всё это не так просто...
-Просто! - с жаром воскликнула Элизабет, и глаза её возбуждённо блеснули. - Всё очень просто. Нужно только понять, насколько сильны ваши чувства...
-Но ведь сразу не поймёшь, - возразила Лили. - Нужно время. Чтобы узнать друг друга, сблизиться... И вообще, - добавила с улыбкой Эванс, - ты говоришь о любви с первого взгляда, а она очень редко встречается.
Но ведь встречается, - вставила Элизабет; казалось, она была страшно довольна тем, что уж по этому поводу Лили с ней спорить не будет.
Лили только покачала головой. Порой ей хотелось, чтобы для неё всё было так же просто, как для Элизабет.
Давай вернёмся в замок, - сказала наконец Лили. - Можем опоздать на трансфигурацию.
Они шли по многолюдному коридору третьего этажа, когда среди общего гомона услышали чьи-то громкие возгласы и весёлый смех впереди себя. По началу это не произвело на гриффиндорок никакого впечатления, но когда они вдруг совершенно отчётливо услышали какой-то необычный трубный звук, то недоумённо переглянулись и, ускорив шаг, стали пробираться сквозь толпу студентов. Вскоре они заметили небольшую группу учеников: они обступили трёх человек, которые находились в центре; именно оттуда слышался смех и крики.
-Эй, да тебе идёт! - услышала Лили голос Сириуса, когда пыталась протиснуться вперёд; Эванс встала на цыпочки, но по-прежнему ничего не видела, поэтому снова стала протискиваться вперёд.
-Вы придурки! - послышался незнакомый голос какого-то мальчишки; он сильно гнусавил, говорил в нос, так что с трудом можно было понять слова, зато отлично слышались негодование и испуг в его голосе. - Вы что натворили?! Верните всё назад!
-А что тебе ещё сделать? - невозмутимо поинтересовался голос Сириуса. - Подумаешь, ну походишь так недельку. Ничего с тобой не случится.
-Недельку?! - взвизгнул мальчишка с гнусавым голосом. - Да вы оба спятили! Расколдуйте меня!
После этой фразы Лили всё поняла. Просто Блэк и Поттер наслали проклятье на попавшегося им подруку студента. Опять. Мерлин, как всё это надоело.
Лили уже давно перестала удивляться выходкам Мародёров и сейчас, когда увидела пятикурсника с Когтеврана, у которого были огромные слоновьи уши и длинный хобот, на который он таращился и который боязливо ощупывал обеими руками, то по лицу её не проскользнула и тень удивления. Только стало понятно, откуда эти странные трубные звуки и почему мальчишка гнусавил. Несмотря на то, что Лили не одобряла таких шуток, слегка обалдевший вид когтевранца её позабавил.
-Верните всё назад! - вдруг громко и решительно, даже несмотря на свой комичный вид, закричал пятикурсник, выхватил волшебную палочку и направил на Джеймса, который, стоя в пяти шагах от него, небрежно поигрывал своей палочкой. - Верните! Не то я...вас заколдую!
Поттер и Блэк так и покатились со смеху.
-Забавный паренёк, - обратился Сириус к Джеймсу, слегка улыбнувшись.
-Зато какая решимость! - важно заметил Поттер.
Когтевранец, видя, что над ним откровенно насмехаются, и почувствовав, что его гордость неизмеримо уязвлена, побелел от злости. Он бы, конечно, расколдовал себя сам, если бы только знал заклятье.
Расколдуйте меня! - прогнусавил он, и губы у него совсем несолидно для такого гордеца задрожали.
Поттер покачал головой:
-Не-а.
Лили, которая всё ещё не вмешивалась, потому что по какой-то необъяснимой причине надеялась на сознательность Мародёров, которая у них, очевидно, напрочь отсутствовала, наконей не вытерпела:
-Блэк, Поттер, ну какого лысого Мерлина вы опять здесь устроили? - заговорила она и почувствовала привычное раздражение, хотя и не такое сильное; правда, злости к этим двоим не было и в помине; Лили казалось, что она просто выполняет свой долг старосты. - Вот что вам сделал этот мальчик? Хотя нет, не отвечайте, я попробую угадать. Он на вас не так посмотрел? Или случайно на ногу наступил? А, нет, знаю: он вам просто не нравится.
-А, Эванс, - Сириус обернулся; он, видимо, был сегодня в хорошем настроении, поэтому улыбнулся ей и весело сообщил: - Мы тут с Сохатым тренируем заклинания по трансфигурации. Глянь, как выходит. Не плохо, да?
-Очень смешно, Блэк, - прищурив глаза, сказала Лили.
-Эванс, ну что опять не так? - Сириус развёл руками. - Когда мы, вместо того, чтобы делать домашку, где-то шляемся, ты нас отчитываешь. Когда мы делаем домашку — ты нас тоже отчитываешь. Я уж и не знаю, как тебе угодить, - Бродяга обречённо вздохнул.
Джеймс рассмеялся, а Сириус между тем продолжал:
-Ты уж определись, чего ты хочешь, - сказал он. - А то вы, женщины, такие непостоянные...
Вообще-то Лили совсем не хотела улыбаться, но как-то так случайно вышло... Сириус, скорчив забавную моську, с видом побитого щенка, жалостливо смотрел на неё, а между тем глаза его весело сверкали.
Эванс молча достала палочку и вернула когтевранцу его первоначальный облик. Он облегчённо вздохнул и, даже не поблагодарив свою спасительницу, поспешил ретироваться.
Сириус, заметив это, надулся и обиженно покосился на Лили.
-Эванс, ну вот что ты за человек? - спросил он и сунул палочку в карман. - Испортила нам всё веселье...
-В следующий раз вы будете веселиться с такими же огромными ушами, - сказала Лили. - Как тебе такая перспектива? Я гарантирую. Не то мне тоже надо тренироваться...
-Это угроза? - поинтересовался Джеймс, и уголки его губ дрогнули в улыбке.
-Предупреждение, - поправила Лили и откинула назад волосы.
-А мне нравится, когда мне угрожают симпатичные девушки, - с ухмылкой сказал Сириус и тут же получил подзатыльник от Джеймса, а потом ещё тычок под рёбра.
-Ладно, Сохатый, всё, успокойся. Да, заткнулся я, заткнулся, - пятясь назад, сказал Сириус.
Лили закатила глаза.
-Блэк, ты неисправим, - сказала Эванс.
-Слышал? Ничто уже не спасёт твою заблудшую душу! - воскликнул Джеймс и с блаженным видом возвёл глаза к потолку. - А у меня ещё есть надежда на исправление...
-Сомневаюсь, Поттер, - произнесла Лили и, не желая слушать дальнейшую перепалку двух друзей, пошла дальше по коридору; за ней поспешила Элизабет, которая во всё время разыгравшейся сцены не произнесла ни слова, потому что её разбирал смех: она даже не могла теперь сказать над чем она смеялась больше: над пятикурсником с хоботом или над разговором Лили и Мародёров.
-Элизабет! Подожди...
Макензи обернулась. К ней почти бегом направлялся Римус, который тоже присутствовал здесь и который, как только появились Лили и Элизабет, не сводил с Макензи (она это заметила) немного смущённого взгляда.
-Да, Римус, - Элизабет чуть заметно улыбнулась. - Ты что-то хотел?
-Да... - Люпин бросил мимолётный взгляд на Лили, остановившейся за спиной подруги, и та, мгновенно о чём-то догадавшись, сказала, что будет в кабинете трансфигурации, и быстро ушла.
Римус вздохнул, словно собираясь с силами, и посмотрел Элизабет в глаза. В этот момент зрительного контакта между ними как будто возникла некая связь, тоненькая ниточка.
-Элизабет, в субботу Хогсмид, вот... - неуверенно произнёс Лунатик. - И я подумал, если ты хочешь...мы могли бы вместе сходить куда-нибудь...ну, там «Три Метлы», «Зонко»...
Римус молча ждал ответа, почти с надёждой глядя на Элизабет. Она не знала, каких огромных душевных сил ему стоило пригласить её...да он и не хотел, чтобы она знала.
Но не у него одного в душе словно бы что-то перевернулось после этих слов. Элизабет, глядя в эти добрые искренние глаза, вдруг почувствовала как будто бы укол жалости; ей казалось, что она перед ним виновата. Римус всегда нравился ей как человек, и хотя они никогда близко не общались, ей хотелось бы, чтобы он был её другом. Именно поэтому ей невыносимо трудно было сказать ему то, что она должна была сказать, потому что лгать означало бы оскорбить, чего она себе не позволила бы.
-Прости, Римус, - начала девушка и тут же заметила, как погас слабый, но такой красивый, придающий больше жизни его взгляду, огонёк надежды в его глазах. - Я бы с удовольствием пошла с тобой, но меня уже пригласили. И я согласилась.
Ниточка стала тоньше и опасно задрожала, словно кто-то сильно-сильно натянул её.
-Парень? - сорвалось у него с языка, и он сам смутился своего вопроса; хотел уже сказать, чтобы она не отвечала, но было поздно.
-Да, - Элизабет с состраданием посмотрела на Римуса; ей казалось, это успокоит его, но всё было наоборот: этот взгляд заставлял Лунатика чувствовать себя последним неудачником, которого девушки только и могут что жалеть. - Мы познакомились недавно...
-Ладно, ясно, - Римус кивнул. - Я понял...
И он пошёл прочь. Ей стало жаль его, хотя она уже тогда ненавидела себя за эту жалость.
-Римус, - позвала Элизабет, даже не зная, что скажет ему.
-Я всё понял, - Люпин на мгновение обернулся, и губы его тронула слабая улыбка. - Всё нормально.
Связь оборвалась.
Две её разорванные части, невидимые ни для кого, медленно и бесшумно опускались на каменный пол.

Бодро шагая по улицам Хогсмида, направляясь к тихому уютному кафе под названием «У Розалинды», Сириус, несмотря на всю свою внешнюю уверенность и беззаботность, краешком подсознания чувствовал, что поступает неправильно. Он старался отгонять эти предчувствия, которые раздражали его и не позволяли трезво мыслить. Он знал, что именно сейчас здравый рассудок важнее всего.
Несмотря на то, что Сириус часто менял девушек, он всё же (как он сам полагал) поступал с ними честно. Он никогда не лгал и не увиливал, не пытался обратить обстотельства в свою пользу, особенно если для этого нужно было прибегнуть к хитрости. Если через пару недель девчонка ему надоедала, он прямо говорил ей об этом. Он бросал девушек без сожаления и без сострадания смотрел на их слёзы, если вдруг расставание с ним вызывало у них столь бурную реакцию. Он считал: лучше быть честным с ними, чтобы быть честным с самим собой.
Сириус никогда не играл их чувствами, как делал, скажем, жених его кузины Люциус Малфой. Уж тот-то любил позабавиться, водя за нос нескольких девушек разом.
Сириус с злорадной усмешкой вспоминал, как однажды, одна из пассий Малфоя узнала про другую. Тогда первая отхлестала Малфоя по щекам при всех в Большом зале, громко назвав его подонком и бабником. Малфой был страшно взбешён: ещё бы, ему, самому Люциусу Малфою, дали пощёчину! При всех! Да ещё кто! Какая-то полукровка! Впрочем, Малфой никогда особенно враждебно не относился к полукровкам, но тогда это имело смысл.
Не то чтобы Сириусу никогда не давали пощёчину девчонки. Просто он не позволял себе играть с ними, хотя и относился к ним пренебрежительно и с некоторой долей иронии.
Случайно встретившись два дня назад в коридоре, Сириус и Сильвия назначили место и время встречи. На этот раз кафе, куда они должны были пойти, предложил Блэк.
Сейчас, когда Сириус шёл навстречу северному ветру, который обжигал щёки и обсыпал его снежной крошкой, какая бывает только в феврале, он всё ещё не мог понять одну простую и важную вещь: играет ли с ним Сильвия.
Подсознание упорно твердило: да, играет. Играет! Посмотри! Разве ты не видишь? Что с тобой? Ты словно под действием чар. Очнись! И ты всё увидишь.
Сириус гнал прочь эти мысли, хотя почти готов был с ними согласиться.
Вернее, он уже согласился.
Но он тешил себя мыслью, что даже если она и играет с ним, то и он тоже играет с нею.
Эта такая увлекательная взаимная игра с интригующим и неясным финалом.
Вечером, перед тем, как лечь спать, Сириус много думал: может, стоит накинуть мантию-невидимку Джеймса и пробраться в кафе тайком? Посмотреть придёт ли она. Вдруг её подруги следят за ним, а потом расскажут Сильвии, как ловко она провела его и он вот уже во второй раз идёт к ней на свидание, на которое она даже и не собиралась.
Да, Бродяга много думал об этом.
Но как и в прошлый раз он пошёл на свидание без мантии и с глупым интересом, выражающемся в словах «не знаю, что меня ждёт, но посмотрим, что будет».
Добрая полноватая хозяйка кафе, увидев Сириуса, единственного посетителя, сразу же предложила ему длинное меню, посоветовав при этом черничный пирог и горячий шоколад. Сириус улыбнулся ей и сказал, чтобы она принесла что-нибудь на своё усмотрение, и когда женщина вернулась с тем самым черничным пирогом и горячим шоколадом, Блэк протянул ей букетик белых лилий, чтобы порадовать одинокую хозяйку кафе, отчего та залилась краской и назвала Бродягу «милым мальчиком».
Между тем, «милый мальчик» спустя десять минут ожидания весьма грязно и нецензурно выругался, правда, про себя, так что зардевшаяся хозяйка не могла этого слышать, и отхлебнув горячего напитка, обжёг себе язык. Раздражившись ещё больше, Блэк поднялся из-за стола и, заплатив гораздо больше, чем следовало, вышёл на улицу.
Сильвия не пришла. Снова.
Сириус повёлся. Опять.
Злой смех разбирал его, пока он размашистым шагом двигался прочь от кафе.
Будь Сильвия парнем, он бы ей хорошенько врезал.
Да, отделал бы так, что она мигом бросила бы эти свои штучки.
Ну а так... Ничего не поделаешь. Хотя он ещё найдёт способ отомстить ей. Никто не имеет права так поступать с Сириусом Блэком.
Сириус злился на неё. Но больше на себя.
Он не мог понять, как — ну как — ей удалось вот так его провести.
Хотя что тут понимать? Сам виноват. Сплошь и рядом. Сам.
И всё же он чувствовал себя последним лузером. И всё из-за неё. Первый раз девчонка так легко обвела его вокруг пальца.
Сириус вышел на другую улицу. Он как раз прикидывал в уме, на ком бы ему выместить злость, когда кто-то вдруг окликнул его:
-Эй, Бродяга!
Блэк поднял голову и увидел Джеймса, стоящего рядом с Евой, которая буквально прилипла к витрине магазина парадных мантий. Поттер махнул ему рукой, а потом кивнул на повернувшуюся к нему спиной Еву и усмехнулся. Сириус подошёл к ним.
-Ты чего здесь? - спросил Джеймс, сунув руки в карманы мантии. - У тебя вроде как свидание...
-Эта стерва не пришла, - сквозь зубы процедил Сириус; о своём позоре ему было стыдно рассказать даже лучшему другу.
Джеймс повёл бровью.
-Вот как. И куда ты теперь направляешь свои стопы?
-Не умничай, - буркнул Сириус.
Джеймс усмехнулся.
-Я в замок, - сказал Бродяга.
-Мы с Евой идём в «Три метлы», - произнёс Джеймс. - Ты можешь пойти с нами, если хочешь.
-Нет, спасибо. Не люблю быть третьим лишним, - с усмешкой сказал Бродяга, и лицо его немного подобрело.
-Точно не хочешь? - Джеймс внимательно вглядывался в друга. - А что ты в замке-то делать будешь?
-О, поверь, я найду себе занятие, - заговорщицки проговорил Сириус, понизив голос и покосившись на Еву, которая, стоя в футе от них, даже не замечала друзей. - У меня там бутылочка огневиски припрятана под кроватью, - Сириус улыбнулся.
-Знаешь, Бродяга, распитие спиртных напитков в одиночестве, это уже алкоголизм, - усмехнувшись, заметил Джеймс.
Сириус громко расхохотался, и Джеймс обрадовался тому, что настроение друга немного поднялось.
-А кто тебе сказал, что я буду один? - Бродяга хитро посмотрел на Сохатого. - Там, кажется, твой филин в комнате... Думаю, он составит мне компанию. К тому же, огневиски первоклассный. Твоей птице понравится, - со смехом добавил Сириус.
Теперь уж настала очередь Джеймса смеяться.
-Эй, не смей спаивать моего филина!- воскликнул Поттер и улыбнулся.
Ладно, не буду, - сдался Бродяга. - Ладно, я пойду.
Сириус уже развернулся, когда Джеймс снова позвал его:
-Бродяга, всё в порядке?
-Разумеется, - с улыбкой ответил Сириус и кивнул. - Что может быть не так?
Сириус молча шёл по коридору четвёртого этажа, хмурясь и морща лоб, как вдруг заметил, как впереди, футах в пяти от него, словно бы открылась дверь в стене (которой не должно было там быть) и маленькая хрупкая фигрука проскользнула внутрь, после чего «дверь» закрылась.
Сириус резко остановился и поднял брови. Интригующее чувство интереса всколыхнулось в нём, отгоняя все прочие чувства и мысли.
Сириус уже понял, что эта «дверь» была зеркалом, за которым находился тайный ход. Но кто же ещё, кроме них, мог знать о его существовании?
Блэк быстро подошёл к зеркалу, вынул палочку, постучал по нужным рунам, вырезанным на оправе и прошёл внутрь. Бесшумно ступая, Сириус сделал несколько шагов и вдруг понял, что может видеть без света волшебной палочки. На стене, по правую руку от него, играли, причудливо сплетаясь, отблески факелов, похожие на размытые золотые пятна. Сириус догадался, что тот, кто вошёл сюда, находится сейчас в зале, в которой, стоит туда ступить человеку, тотчас загораются факелы на стенах. Сириус медленно, крадучись подошёл ко входу в залу и, прячась за стеной, заглянул туда.
На полу залы в беспорядке лежали книги, перья, чернильницы, какие-то травы, картонные коробочки и стеклянные банки с неизвестым содержимым, стоял большой котёл, а между ними, суетясь, быстро ходила белокурая девушка в длинной чёрной мантии. Очевидно, она делала здесь что-то вроде уборки. Что-то она клала в сумку, лежащую на полу, что-то с помощью магии просто уничтожала. Сириус в каждом её движении угадывал тревогу, которую она, не зная, что за ней наблюдают, не пыталась скрыть. Всё это время девушка была к Сириусу спиной, так что он не мог видеть её лица. Однако, когда она вдруг повернулась к нему в профиль, Бродяга мгновенно узнал её.
-Миа?
Девушка резко обернулась к нему. Сириус медленно вышел из своего убежища, внимательно разглядывая Мию.
Она была непривычно бледна, румянец схлынул с её щёк; алые губки подрагивали; прекрасные голубые глаза возбуждённо блестели. Когда Сириус сделал шаг к ней, она вдруг отшатнулась и выхватила палочку.
-Не подходи! - лихорадочным шёпотом произнесла она.
Сириус удивился и снова попытался приблизиться к девушке. Он нутром чуял, что что-то здесь нечисто.
-Не подходи, - повторила она уже спокойнее, но всё ещё зорко следила за каждым его движением. Она похожа была на загнанного хищником зверька, который даже в своём незавидном положении старается не потерять достоинства.
-Миа, что происходит? - негромко спросил Блэк. - Это же я, Сириус, а не какой-нибудь дементор.
-Дементор? - мигом встрепенулась Миа. - Нет... Я не хочу в Азкабан...
-Что? - Сириус нахмурился. - Азкабан? О чём ты?
-Не надо, - прошептала Миа, отступая назад и по-прежнему не опуская волшебную палочку.
-Не надо — что? - Сириус попытался подойти к ней, но упёрся грудью в её волшебную палочку. - Миа, ты немного не в себе. Давай...ты уберёшь палочку, и мы спокойно всё обсудим.
Миа отрицательно покачала головой.
-Как ты меня выследил? - спросила она, и голос её зазвучал ровнее.
-Я тебя не выслеживал, - честно ответил Блэк. - Просто так вышло.
-Я тебе не верю, - сказала девушка и крепче сжала волшебную палочку. - Кто велел тебе найти меня? Мадам Помфри? Или уже Дамблдор? Ну? Кто? - требовательно спрашивала она.
Сириус в конец запутался.
-Миа, - успокаивающим голосом начал Блэк. - Что происходит? Я не понимаю...
-Врёшь, - твёрдо сказала она и вновь лихорадочно зашептала: - Но я не хочу в Азкабан...я не убийца...это случайно вышло...я переборщила с одним ингредиентом...я не знала, что так будет...
Миа вдруг опустила палочку, отошла на пару шагов назад, опустилась на пол и закрыла лицо руками.
-Я знаю, что я не должна была... - прошептала она. Сириус подошёл к ней и опустился рядом. - Но...она этого заслуживала...
-Кто — она? - тихо спросил Сириус, опуская руку ей на плечо.
-Ты не поймёшь меня, - сказала Миа, игнорируя его вопрос. - Да я и не прошу понять. Я теперь сама себя не понима. Я повела себя ужасно глупо...как последняя дурочка...просто мне было так обидно...так обидно за тебя...
Миа не плакала. Наоборот, голос её звучал ровно, только иногда прерывался, когда она переводила дыхание. Сириус пока плохо понимал, о чём она говорит, но смутные догадки уже начинали мучить его.
-Я зашла слишком далеко, Сириус, - прошептала она и посмотрела Блэку в глаза; они были так близко друг от друга, что почти соприкасались носами. - Но ты...словно ослеп. А ведь она...нет, она не смеялась над тобой, но... я-то знаю: она нехороший человек...хотя теперь какое право я имею судить других? Я же её...
Миа опустила взгляд. Сириус слышал её дыхание, слышал биение её сердца под рёбрами. Он почувствовал знакомое головокружение, которое вызывала близость с этой девушкой. Он медленно провёл рукой по её волосам, отчего Миа вздрогнула и вскинула на него взгляд, полный отчаяния и немой мольбы.
Только, о чём она молила, Сириус не понимал.
-Миа, это ты наложила проклятье на доспехи, что напали на Сильвию? - тихо спросил он. - И сейчас ты что-то сделала с ней, чтобы она не смогла пойти на свидание со мной?
Миа прерывисто вдохнула и перехватила его руку.





Тайное становится явным

Она всё ещё держала его за руку. Пальцы у неё были холодные, словно лёд. От этих прикосновений у него мурашки бежали по коже. И причиной этому был вовсе не холод.
Сириус вспомнил, как впервые столкнулся с Мией с глазу на глаз. Это случилось в конце третьего курса. Миа торопливо шла по коридору, прижимая к груди книги, и из одного учебника у неё выпала какая-то бумажка. Сириус шёл сзади и, посчитав, что эта бумажка может оказаться ей нужной поднял её и, остановив девушку, протянул её Мие. Когда она брала её, их руки случайно соприкоснулись. Тогда Сириусу показалось, что по его телу словно прошёлся эликтрический разряд. Он сам удивился такой реакции своего тела, а Миа лишь спокойно улыбнулась, глядя ему прямо в глаза. Она не краснела и не смущалась, как поступили бы многие девушки на её месте. Потом не говоря ни слова, развернулась и двинулась дальше. Сириус тогда заметил, что к ней не присоединились весело щебечущие подруги. Только потом Блэк узнал, что у Мии никогда не было друзей.
Сириус опустил глаза и посмотрел на её белую тоненькую ручку; на безымянном пальце у неё было изящное золотое колечко с маленьким бриллиантом.
Блэк улыбнулся и сжал руку Мии. Осторожно погладил её большим пальцем, потом медленно поднёс к своему лицу.
Холод её пальцев обжёг щёку.
Сириус вдруг почувствовал такое невыносимое блаженство, словно прикосновение этой ледяной руки было самым приятным в его жизни. Он закрыл глаза.
Ему вдруг показалось, что прежние чувства к Мие вновь всколыхнулись в нём.
Внезапно его словно бы вырвали из сладкого сна. Миа отдёрнула руку, вырвав её из пальцев Блэка.
Сириус поднял взгляд и посмотрел ей в глаза.
-Расскажи мне всё, - попросил он.
Миа отвела взгляд. Минуты три она молчала, затем снова посмотрела на Блэка.
-Когда я узнала, что ты идёшь с Сэймур на свидание, я была страшно обижена и зла на тебя, - Миа говорила теперь совершенно спокойно, от волнения и тревоги не осталось и следа; её негромкий голос звучал ровно и не дрожал. - Я не понимала...ты, человек, который так ненавидел слизерицев, вдруг собрался на прогулку с одной из них... Это не была ревность...мне только казалось, будто ты предал меня. Или себя...не знаю, - она замолчала и провела языком по губам. - Затем злость прошла, и я почти забыла об этом, а потом... - Миа посмотрела на свои руки. - Я случайно услышала разговор Сильвии и Александры. Александа её подруга; может, ты её знаешь.
Сириус её знал. Это была невысокого роста белобрысая девчонка с огромными серыми глазами и большими пухлыми губами, из-за чего жутко напоминала лошадь. Помимо противной внешности у неё был ещё отвратительный характер: Александра была отъявленной стервой, и все это знали. Элизабет её терпеть не могла и говорила, что ей хочется блевать, когда она видит Александру.
-В общем, они говорили о тебе, - продолжала Миа, и грустная улыбка тронула её губы. - Если бы я тогда всё не узнала, ничего бы не было... Они заключили пари. Сильвия говорила, что сможет за одно свидание тебя...ну...заполучить, - девушка провела рукой по волосам. - Тогда я была ещё уверена, что ты не поддашься...но потом... - Миа наморщила лоб. - Ты словно ослеп, не видел того, что, может, не все, но многие видели так же ясно, как я вижу сейчас тебя. Ты был ей интересен только как...как...ну трофей, если хочешь. Согласна, Сильвия умеет играть мужчинами, но тобой...я не ожидала, что ты тоже...
Миа усмехнулась и закрыла глаза так, как будто чувствовала жуткую усталость.
-И я решила сорвать вам свидание, - сказала она. - Я следила за Сильвией и, когда она осталась одна, наложила на рыцарские доспехи проклятье. Они напали на неё и чуть не скинули с лестницы. Разумеется, я бы такого не допустила...это только, чтобы попугать... - девушка ненадолго замолчала.- Мне казалось, если ты решишь, что она хотела просто кинуть тебя, ты даже видеть её не захочешь, но ты превзошёл все мои ожидания, - Миа впервые за всё время своего рассказала взглянула на Блэка и как-то странно улыбнулась. - Ты пошёл на второе назначенное ею свидание. Я хотела было всё бросить и дать ей выиграть, тем самым унизив тебя...хотела и не смогла... Я нашла рецепт одного зелья в библиотечной книге, сварила его здесь, в этой зале, а потом незаметно подлила его Сильвие в сок. Зелье должно было вызвать рвоту и несварение желудка. Ну в дополнение Сэймур могла заработать язву и гастрит. Но это максимум. Но зелье не сработало. Вернее, сработало, но не правильно. Я, видно, переборщила с... В общем, по началу с ней ничего не произошло, и я уже решила, что всё провалилось... Лучше бы провалилось, - Миа зажмурилась. - Сильвия упала на пол прямо в нашей гостиной...её вдруг затрясло как в лихорадке, у неё пошла пена изо рта...это был словно эпилептический припадок. А потом...потом она потеряла сознание. Она лежала неподвижно на полу, и у неё не было пульса. Все подумали: она умерла. Может, правда, умерла...
Её голос оборвался. Миа сглотнула, и дыхание её участилось.
-Я не хотела становиться убийцей, Сириус, - её голос дрогнул.
-Ты не станешь убийцей, - твёрдо сказал Блэк. - У Сильвии просто случилось что-то вроде...отторжения, может быть, этого яда...
Миа горько усмехнулась.
-Ну откуда тебе знать?
-А я и не знаю, - Сириус пожал плечами. - Я просто размышляю. Судя по твоим словам, зелье-то не особо опасное, даже можно сказать, почти не опасное... Кстати где теперь Сильвия?
-В больничном крыле, - ответила Миа, усердно разглядывая свои колени. - Её отправили туда почти сразу...
Сириус опустил глаза и нахмурился. Он чувствовал, что всё очень серьёзно.
-Ладно, послушай, - он взял девушку за руки. - Рано бронировать себе место в Азкабане. Всё ещё может обойтись.
-Думаешь?
Миа подняла взгляд. Сириус с каким-то едва сдерживаемым восторгом смотрел в эти прекрасные глаза, и желудок у него скручивался в тугой комок, дыхание перехватывало.
Сириус вдруг дёрнулся к ней. Обхватил Мию одной рукой за плечи, другой притянул её голову к себе, чувствуя мягкие кудри под своими пальцами.
Сириус целовал Мию так, как ни целовал никогда. Страстно, требовательно, жадно. Он был словно путник в пустыне, который, утомлённый жаждой, наконец добрался до вожделенного источника. Её губы были со вкусом мяты, резкой, острой, бесконечно манящей. Сириус не мог от них оторваться. Дыхание сбивалось, пока он остервенело впивался в её губы. Это было головокружительное наваждение, которое сводило с ума, которое заставляло желать, чтобы оно не кончалось...
Миа резко толкнула его в грудь, вскочила на ноги и отошла на несколько шагов.
Сириус удивлённо и немного обалдело взглянул на неё. Почему она его оттолкнула? Ведь ей, кажется, нравилось... Он не понимал.
-Зачем ты так со мной? - тихо спросила она, и в глазах её Сириус увидел укор, а на лице выразилась мука. - Это жестоко...
-О чём ты? - Сириус поднялся с пола. - Я не понимаю...
-Конечно, не понимаешь, - её губы едва заметно задрожали. - Как ты можешь понять то, чего никогда не испытывал? Ты, Сириус, никого и никогда не любил.
-А ты? - спросил Блэк. - Ты любила?
-Да... - ответила Миа, глядя на свои туфельки. - И сейчас...люблю.
-Кого?
Миа подняла на него взгляд. У Сириуса внутри всё перевернулось, когда эти пронзительные голубые глаза остановились на нём.
Блэк ненавидел себя за свой вопрос.
-Я уезжаю, Сириус.
-Что?
-Уезжаю, - повторила она. - После Пасхальных каникул я не вернусь в Хогвартс.
-И куда же ты уезжаешь? - спросил Блэк; он не верил, что Миа может навсегда уехать из Англии.
-Не знаю...в Италию, может, - ответила Миа. - Никогда там не была.
-Значит, вы переезжаете? - зачем-то уточнил Сириус; в этот момент он очень плохо соображал.
-Кто это вы?
-Ну, ты и твой отец.
Миа закусила губу.
-Нет, я одна, - тихо сказала она. - Папа умер.
Сириус уставился на неё.
-У него были проблемы, он влез в долги, - начала Миа. - Ему пришлось отдать все деньги, что были у него в Гринготтсе и продать всю недвижимость, но этого не хватило. Оставалось только поместье, где мы жили. Его решили продать с аукциона, - она на минуту замолчала. - Я нашла отца в подвале нашего дома. Он повесился.
Сириус так и замер. В этот момент он не думал о несчастьях Волтера Садэнхэма, он думал лишь о том, каких огромных душевных сил этому светлому хрупкому существу стоило не сломаться после того, как она нашла болтающийся в петле труп отца.
-Он меня не любил, и я его тоже. Но когда отца не стало, я поняла, что мне его не хватает, - сказала Миа. - Я бы солгала, если бы сказала, что мы были опорой, поддёржкой друг друга...нет, это не так. Мы просто были...и даже не друг у друга, а просто так...были...помогали один другому не забывать, что ещё живы, не умерли...что жизнь ещё кипит, и даже если не в нас, но всё же... Мы не спасали друг друга от одиночества, потому что нас спасти никто уже не мог... - её голос был хриплым и часто прерывался, но она продолжала говорить. - Я терпеть не могла запах табачного дыма, а отец любил курить дорогие сигары... Он оставил их на столе в своём кабинете...в ночь перед аукционом я выкурила всю пачку... Потом бродила по дому и думала, почему он так поступил, почему бросил меня здесь... Может, я эгоистка, но ведь и он тоже... Мне не было его жаль, ведь он ушёл в лучший мир, наверное... Нет, тогда у меня не было мыслей о самоубийстве: я слишком люблю жизнь, чтобы накладывать на себя руки. В ту ночь я лишь думала, что, если завтра дом не продадут, я подожгу его и буду с упоением смотреть, как он превращается в пепел...
-Мне очень жаль...
-Не смей меня жалеть! - воскликнула Миа, и в её голосе прорезался металл. - Я не нуждаюсь в чьей-либо жалости.
-Прости, - Сириус сделал шаг к ней. - Но ведь тебе совсем не обязательно уезжать...и потом, ты сказала, что у вас отобрали деньги...
-О, деньги — это не проблема, - Миа криво усмехнулась. - Видишь ли, раз отец умер, а я ещё несовершеннолетняя, то отвечать за меня должна мать, которой я не нужна... У неё новый богатый муж, который скорей всего даже не знает о моём существовании и вряд ли горит желанием узнать... Поэтому мама умоляет меня взять деньги и всё, что я хочу, но только не лезть её жизнь... А я...я не хочу ломать её судьбу, из-за этого я не стану счастливее...
-И всё же, - Сириус снова стал приближаться к ней. - Ведь ты можешь остаться.
-Я не хочу, Сириус, - Миа посмотрела на него. - Не хочу. Меня здесь ничего не держит. Отца больше нет, а мать...её не было никогда. Тебе не приходило в голову, что человеку, чтобы стать счастливым, нужно начать новую жизнь, забыв о том, кем он был раньше? Здесь, в Англии, есть то, что было и чего никогда не будет снова, как бы сильно я этого не хотела... Я обязательно буду счастлива. Но не здесь. Если бы ты не нашёл в Хогвартсе таких замечательных друзей, может, ты тоже хотел бы уехать. Просто тебе есть, что терять, а мне нет. Вот и вся разница.
-Тогда я желаю, чтобы у тебя всё получилось, - сказал Сириус и наклонился к ней.
Сириус нежно целовал Мию, заботливо обнимая руками хрупкие плечики.
Он хотел запомнить вкус её губ.
-Я не буду скучать, - выдохнула Миа ему в шею, повторяя сказанную несколько лет назад фразу.
-Я тоже, - сказал Сириус, вдыхая мятный аромат её волос; он не мог сейчас её отпустить.
Она поцеловала его.
Это сносило ему крышу.
Сириус подумал, что теперь она не уйдёт.
Миа резко отстранилась, подхватила валяющуюся на полу сумку и вылетела из залы.
Сириус с трудом перевёл дыхание. Опустил взгляд и вдруг заметил на полу, в двух футах от него, среди прочих оставленных Мией вещей белый чистенький платочек.
Блэк поднял его и поднёс к лицу.
Платок пах мятой.

Из Хогсмида Лили вернулась раньше всех. Гулять и веселиться у неё не было настроения. Причиной её уныния был, скорей всего, недавний разговор с Элизабет. Теперь, когда Лили смотрела на Джека, то неминуемо вспоминала слова подруги. Лили не отрицала: она не любила Джека и точно знала, что он не её единственный, но ведь многие встречаются просто потому, что нравятся друг другу, и никакой любви там нет. Ведь, вполне возможно, что Джек тоже не любит её...
Лили вошла в пустую спальню и села на кровать. Она чувствовала себя одинокой и какой-то потерянной.
Вдруг в её зелёных глазах загорелся огонёк интереса. Лили достала из тумбочки маленькую коробочку и, вынув из неё музыкальную шкатулку, повертела её в руках.
-Какой же у тебя секрет? - пробормотала Лили и открыла шкатулку.
Заиграла музыка из балета «Жизель», снова изящная балерина стала танцевать. Но ничего особенного, кроме того, что изменилась музыка, не произошло. Лили сомневалась, что это и был тот самый секрет, о котором говорил Поттер.
Лили задумчиво уставилась на шкатулку, потом закрыла её, обрывая музыку. Достав из кармана волшебную палочку, Эванс постучала ею по шкатулке:
-Открой свой секрет!
Ничего не случилось.
-Я, Лили Эванс, староста Гриффиндора, прошу тебя поведать мне свой секрет! - воскликнула Эванс и стукнула по шкатулке палочкой.
Тот же эффект.
Лили пришлось набраться терпения, придумывая различные формулировки одной и той же мысли. Но сколько бы она не старалась, шкатулка упорно не хотела делиться своим секретом. В конце концов, Лили подумала, что Поттер просто обманул её и никакого секрета нет.
Решив ещё разок попытать счастья, Лили снова открыла шкатулку. К её удивлению вместо музыки из какого-нибудь балета заиграла музыка из оперы «Риголетто». Балерина остановилась посреди сцены и медленно покачивалась в такт музыке. Лили почти сразу узнала арию герцога. Когда она с родителями и Туньей ходила на эту оперу в театр, именно она запомнилась ей больше всего.
-Сердце красавицы склонно к измене, и к перемене...
Лили, едва начав петь, вдруг осеклась. Кто-то вторил ей тоненьким мелодичным голоском.
-...Склонно оно...
Пела уже не Лили. Пела балеринка, беря высокие ноты своим звонким, словно колокочик, голоском.
Эванс так и замерла, держа в руках шкатулку. Красивый голос балерины наполнял своими чистыми звуками комнату, пока Лили завороженно разглядывала подарок Поттера. Казалось, она наконец разгадала секрет.
Следующие полчаса Лили только и делала, что выясняла, что ещё может петь балерина. Среди произведений, которые она знала, оказалось ещё несколько арий из опер и пара романсов. Причём балерина начинала петь только тогда, когда пела Лили. Если же Эванс не знала какого-то музыкального произведения, то и балерина молчала.
Лили была в восторге. Музыкальная шкатулка и поющая балерина значительно подняли ей настроение. Довольная, Лили аккуратно закрыла шкатулку и, оставив её на тумбочке, пошла в ванную.
Когда Эванс мыла руки, разглядывая своё отражение в зеркале, то вдруг услышала чьи-то шаги, потом музыку, вскрик...
Сердце тревожно ёкнуло. Лили чуть ли не бегом бросилась в спальню. Там она нашла перепуганную Мэри и растерянную Джессику.
-Лили, - виновато начала Мэри, и глаза её заблестели. - Прости, пожалуйста, я только хотела посмотреть... А потом вошла Джесс, и я испугалась...
Лили сделала пару шагов к Мэри и опустила взгляд. У ног Макдональд лежали форфоровые осколки.
-Это что...моя шкатулка? - тихо спросила Лили, опускаясь на пол.
-Прости...- едва слышно прошептала Мэри. - Хочешь я её починю?
И Мэри вынула палочку. Направляя её на осколки, она шептала заклятья, но шкатулку было уже не починить.
-Что это? - Лили заметила, что среди осколков лежал свёрнутый в несколько раз пергамент.
Лили осторожно взяла его и развернула.
Она из сотен почерков могла бы узнать этот: красивый, убористый...
-«Мне без тебя так трудно жить, А ты — ты дразнишь и тревожишь...».
Знакомые строчки поплыли перед глазами.
Лили не верила тому, что видела.

Джеймс стал замечать, что в последнее время Сириус вёл себя странно. Он был задумчив, часто молчалив, порой не слышал, что ему говорят друзья. А однажды, проснувшись среди ночи, Джеймс увидел, что Сириус лежит на своей кровати, вертит в руках белый платок и нюхает его. Тогда Поттер решил, что Бродяга окончательно съехал с катушек. Сохатый в ту же ночь потребовал от друга объяснений сего странного поведения, но Блэк сказал, чтобы Джеймс шёл к чёрту, не то он пообломает ему все рога и ни одна олениха не обратит внимание на такого страшного безрогого животного, которого даже оленем назвать нельзя. Тогда Джеймс вскочил с кровати и попытался отнять у Бродяги платок, чтобы повнимательней его разглядеть (ну мало ли, что он там нюхает), за что получил подушкой по голове и, потеряв равновесие, грохнулся на мирно спящего Питера. Хвост с перепугу подскочил, взвизгнув, словно поросёнок, и случайно, но очень метко, заехал Поттеру кулаком в глаз, после чего Джеймс три дня ходил с фингалом. Блэк же, помирая со смеху, под шумок спрятал свой ненаглядный платочек и на вопрос проснувшегося из-за воплей Питера и ругательств Джеймса Римуса ответил, что Сохатый ходил во сне, а Питер взял да и ни с того ни с сего ударил его по лицу. Обалдевший Римус, челюсть которого поздоровалась с полом, молча наблюдал, как Поттер молотит отбивающегося Хвоста подушкой и кричит на всю округу благим матом.
После того случая Джеймс ещё долго напоминал Сириусу и Питеру, по чьей вине он ходит с фонарём под правым глазом, но так и не смог добиться от Бродяги правды. Он хотел даже выкрасть у Слизнорта Сыворотку правды, но Римус его отговорил, резонно заметив, что Джеймс, кажется, хотел закончить своё образование.
А Сириус всё молчал. Однажды на зельеварении Джеймс заметил, что Блэк неотрывно смотрит туда, где сидят слизеринцы. Поттер проследил взгляд друга и с удивлением обнаружил, что Бродяга наблюдает за Мией Садэнхэм, своей бывшей девушкой, с которой после расставания ни разу не заговорил.
В тот же вечер, как только Сириус вышел в ванную, Джеймс предложил Римусу и Питеру запереть Бродягу в туалете Плаксы Миртл и не выпускать до тех пор, пока он не выложит всю правду. Римус же заявил, что это негуманно, ибо Сириус вроде бы никого не убил, так что нельзя подвергать его столь жестокой пытке, как длительное нахождение с Плаксой Миртл в замкнутом пространстве. На этом запас гениальных идей у Джеймса закончился.
Между тем, Блэк по-немногу приходил в норму. На следующий день после разговора с Мией он узнал, что с Сильвией всё в порядке. Она всё ещё лежала в больничном крыле, но жизни её ничто не угрожало. Никто в замке (кроме двух подростков, которые ни за что не выдали бы свою тайну) не знал, что послужило причиной подобного приступа. Сириус был уверен: даже если начнутся какие бы то ни было разбирательства по этому делу, ничего важного всё равно не найдут. Миа замела все следы.
Придя к одному очень важному выводу, Сириус наконец успокоился.
Сириус понимал, что не любит Мию и не полюбит никогда, поэтому зачем её мучить, лучше просто отпустить. Ему хотелось, чтобы она нашла своё счастье, снова влюбилась, и — что едва ли не самое главное — забыла его. Нельзя жить прошлым, если хочешь строить будущее.
Сириус знал, что Мия страдает из-за любви к нему, но не чувствовал себя виноватым.
Он раз за разом вспоминал её поцелуи. Он чувствовал вкус мяты на своих губах. Её вкус.
Он не любил её, но хотел снова ощутить её губы на своих губах. Может, это было эгоистично, но и ведь и с её стороны было не совсем честно сниться ему.
А когда она уедет, этот злосчастный платок останется единственным напоминанием о ней. Сириус пообещал себе, что сожжёт его.
Когда найдёт в себе силы.

Джеймс и Ева сидели на лавочке во внутреннем дворике. Поплотнее закутавшись в тёплую мантию и надвинув шапку на глаза, Ева положила голову на плечо Джеймса и теребила край его рукава. Поттер, приобняв девушку за плечи, наблюдал за редкими снежинками, медленно опускающимися на землю. Они оба молчали.
В последнее время они вообще мало разговаривали. Казалось, лёгкость в общении, которую они испытывали в самом начале своих отношений, куда-то исчезла, словно бы её не было вовсе. Едва начинавшиеся разговоры быстро прерывались за неимением желания их продолжать, а темы для общих бесед находились с трудом; впрочем, никто из этих двоих особенно не старался их искать. Прежде они много гуляли, веселились и смеялись, теперь же Ева часто говорила, что занята и не может пойти с Джеймсом на прогулку. Поттеру было, честно говоря, неинтересно, чем его девушка так поглощена, что не может найти для него время. Порой он даже чувствовал облегчение, когда Ева переносила встречу, которую сама же и назначала; порой он сам говорил, что слишком занят. Когда же они наконец оставались наедине, то между ними проскальзывало какое-то гнетущее ощущение недосказанности, словно один из них знал что-то, чего не знал другой, но что касалось их обоих. Джеймс думал, что они просто наскучили друг другу; в действительности же всё было не совсем так.
-Джеймс, - тихо позвала Ева; она была простужена, и голос её был хрипловатым; несмотря на это, она всё равно пошла гулять.
Поттер чуть повернул голову и опустил взгляд, уставившись на её макушку.
-Мне нужно сказать тебе кое-что важное, - серьёзно сказала Ева и отстранилась.
Они сидели очень близко, внимательно глядя друг другу в глаза. В этот момент что-то словно щёлкнуло у Джеймса в голове, и он понял, что всем недомолвкам, возникшим между ними, сейчас настанет конец.
-Джеймс, нам нужно расстаться.
Ева опустила глаза, и её ресницы задрожали, потом она снова посмотрела на Джеймса. Поттер продолжал молчать, неподвижно сидя на лавочке.
-Я могу всё объяснить, - сказала Ева. - Нет, я даже должна всё объяснить. Иначе это будет нечестно по отношению к тебе.
Джеймс поднял брови. Ему казалось, будто слова Евы не производят на него никакого особого впечатления.
-Понимаешь, - начала девушка и поправила шарф. - В конце пятого курса я начала встречаться с одним мальчиком... А в ноябре мы расстались. Я очень переживала, потому что он был мне, действительно, дорог, и когда он меня бросил, для меня это было настоящим потрясением... - Клэйвэл вскинула на Джеймса глаза. - А потом появился ты. И всё как-то так быстро произошло. Я даже не успела ничего понять. Когда мы уже встречались, я подумала: может, так и лучше; хотя бы отвлекусь от мыслей о нём... С тобой было так просто... А тут он...сказал, что любит меня...просил дать ему шанс...начать всё заново...
Ева поморщилась, словно от сильной боли.
-Я не могла его оттолкнуть, Джеймс, - девушка посмотрела Поттеру в глаза. - Я ничего не могу с собой поделать; есть чувства, которые не проходят...
-Так ты меня использовала? - уточнил Джеймс и вдруг ни с того ни с сего улыбнулся странной улыбкой.
-Но ведь и ты меня тоже, - вдруг сказала Ева и тоже улыбнулась.
Поттер вскинул брови.
-Брось, Джеймс, это уже даже смешно, - девушка усмехнулась. - Я тут кое-что услышала пару дней назад, и... Ладно, ты всерьёз думаешь, что все вокруг слепые и я в том числе?
-Не понял.
-Да всё ты понял! - Ева по-дружески пихнула его рукой в плечо. - Да не строй ты из себя дурачка, ну! Плохо получается!
Джеймс рассмеялся, но по-прежнему непонимающе смотрел на Еву.
-Ладно, если без шуток, - мгновенно переходя на серьёзный тон, произнесла Клэйвэл. - Мы оба знаем, почему ты стал встречаться сначала с Джанет, а потом со мной. Я...да и, пожалуй, добрая половина Хогвартса, знает о рыжей зеленоглазой причине твоих любовных похождений...
Джеймс вытаращил глаза.
-Ха-ха! Ты бы видел себя со стороны сейчас! - расхохоталась Ева, а потом добавила, устало вздохнув: - Ох, Джеймс... У людей ведь есть глаза и уши, а у некотрых даже мозги. Только слепой не заметит, как ты пялишься на Эванс, когда думаешь, что никто этого не замечает, и только тупой не поймёт, почему ты это делаешь... Чёрт побери, Джеймс, да даже Дамблдор знает, что ты втрескался в Эванс по уши! Все это знают. Ну, кроме, Эванс, разумеется. И я никак не пойму: она слепая или просто дура... В общем, у нас вроде как взаимовыгодное пользование получилось...
Ева умолкла. А Джеймс всё таращился на неё и не верил, что всё это было на самом деле произнесено. Потом вдруг расхохотался. Ева со спокойной улыбкой смотрела, как он смеётся, и, дождавшись, пока он успокоится, сказала:
-Я хочу сказать тебе спасибо, Джеймс. Какими бы ни были твои мотивы, когда ты предложил мне стать твоей девушкой, это всё равно привело к тому, чего я больше всего хотела. Саймон и я снова вместе, а что до нас с тобой... Ну согласись: то, что мы испытывали друг к другу нельзя назвать влюблённостью, про любовь я и вовсе молчу. Это была чистая симпатия, и во что-то большее это никогда бы не переросло. Мы оба это знаем, Джеймс.- Ева ненадолго замолчала. - Но нам было хорошо вместе... А ты...ты классный. И мне бы хотелось остаться друзьями, если ты, конечно, не против.
Джеймс улыбнулся и кивнул.
-Вот и хорошо, - Ева встала на ноги. - Я пойду, а то меня ждёт недописанное эссе.
И она хотела уже было уйти, но прежде чем скрыться за колонной, обернулась.
-И, Джеймс, я думаю, с Эванс у тебя всё ещё наладиться.
***
Лили возвращалась в Гриффиндорскую башню после патрулирования. Она чувствовала себя очень уставшей, и виной тому были даже не куча домашних заданий и недосып, но пергамент, найденный ею в осколках музыкальной шкатулки. Этот клочок бумаги, проливший свет на тайну анонимного поклонника, лежал теперь у неё в кармане. Когда Лили только прочла написанные на нём стихи, ей показалось, что пергамент обжёг ей пальцы. Сейчас же она просто не понимала, зачем носит его с собой, и собиралась выбросить.
Сегодня Эванс повезло, и ей не пришлось отчитывать тех, кто был ещё не в постели, ибо такие на её пути не попадались. Но в каждой бочке мёда есть ложка дёгтя.
-Скоро отбой! - воскликнула Лили, заметив сидящего на подоконнике в конце коридора парня; он завязывал шнурки на кедах. - Отправляйся в спальню.
Парень поднял голову.
Сердце предательски ёкнуло.
-А, Эванс, - донёсся до девушки знакомый голос, пока она молча подходила к нему. - Опять убиваешь своё время на бесполезное дежурство?
-Поттер, - тупо произнесла Лили, остановившись напротив него и сдвинув брови к переносице.
-Наконец запомнила, как меня зовут. Молодец, - усмехнулся Джеймс. - Ты чего застыла?
Лили сунула руку в карман, вынула свёрнутый в несколько раз пергамент и протянула Джеймсу. Поттер молча развернул его, мгновение пробегал глазами по строчкам, а потом вдруг расхохотался. Лили вздрогнула от неожиданности.
-Ну и кто расколошматил шкатулку? - с улыбкой поинтересовался Джеймс. - Сама от злости, что подарил я?
-Нет, - ответила Лили. - И почему я должна злиться из-за того, что это твой подарок?
-Ну не знаю, - Джеймс пожал плечами. - Тебе же от меня вроде как ничего не надо, - передразнивая её, сказал он.
-Это Мэри её разбила, - оставляя без ответа его слова, произнесла Лили. - А что, чтобы найти это послание надо было обязательно разбить шкатулку?
-Это только один из способов.
-А какой другой?
-Там специальные слова есть. Но поскольку ты бы их всё равно не сказала, для тебя способ только один.
-«Я люблю лохматого придурка Поттера» - такие слова?
-А ты бы не могла ещё раз повторить?
Лили прищурилась.
Повисло молчание. Лили снова ощутила то напряжение, какое возникло между ними в ночь, когда он её спас. Ей было трудно дышать, но ещё труднее смотреть на него.
-Зачем? - односложный вопрос разорвал тишину, но остался без ответа. - Поттер, у тебя вообще-то девушка есть...
-Уже нет. Она со мной встречалась, потому что хотела забыть своего парня, с которым рассталась, а теперь, когда он к ней вернулся, она меня бросила. - спокойно говорил Джеймс. - Так что я чувствую себя морально изнасилованным.
Лили невольно прыснула, услышав последнюю фразу, хотя это было, в общем-то, несмешно.
-Да-да, я сам умираю со смеху, - сказал Джеймс без особого выражения в голосе.
-Всё равно, Поттер, к чему всё...
Он не дал ей договорить. Мгновенно став серьёзным, Джеймс негромко произнёс:
-Эванс, давай-ка кое-что проясним. Чтобы ты раз и навсегда всё поняла. - его голос был непривычно жёстким. - Я не чокнутый влюблённый романтик, который жуёт сопли и пишет по ночам при свете луны стихи, томно вздыхая и заламывая руки. И стихи я тебе присылал не потому, что я видите ли боялся признаться в своих чувствах и не из-за прочей подобной чепухи... Я просто правда чувствовал себя виноватым за то, что тогда испортил тебе вечер, который ты проводила в компании этого нудного хмыря, и... В общем, это была идея Сириуса... И я так поступал только потому, что хотел сделать тебе приятное, никаких других причин нет. Я просто изменил себе заклятьем почерк и всё... И да, если ты вдруг решишь рассказать всей школе, что я влюблённый дурак, то пожалуйста. Только мы оба будем знать, что это неправда.
И Джеймс встал, чтобы уйти. Лили ошарашенно смотрела на его спину.
-Я верну тебе заколку...
-Что? - Поттер обернулся.
-Просто у меня её сейчас с собой нет, но завтра...
Джеймс нахмурился, и глаза его недобро потемнели.
-Эванс, я не принимаю назад подарков. Если тебе не нравится заколка, то просто выброси её, хорошо?
И Джеймс ушёл, а Лили осталась стоять, в растерянности кусая губы и морща лобик.



Тайна женщины со шрамом

Мягкий солнечный свет проливался расплавленным золотом на каменный пол. Лежащий на парте перед Питером пергамент был почти весь исписан, оставалось совсем немного свободного места, но Хвост упорно продолжал переписывать давно переставшие запоминаться строчки. Он не мог припомнить такого случая, когда бы он проявлял такое усердие на отработках и, наверное, никогда бы и не проявил, если бы не...
Тишину нарушил негромкий смешок. Питер повернул голову вправо, и лицо его сделалось ни то напряжённым, ни то расстроенным. Он с каким-то гнетущим недовольством наблюдал, как Элизабет украдкой хихикает, опуская голову или отворачиваясь к стене, пока сидящий за ней семикурсник с Когтеврана что-то с энтузиазмом шептал ей, весело улыбаясь. Макензи, вскинув глаза, посмотрела на профессора Салисберри, чтобы убедиться, что она не замечает неподобающего поведения и неуместного веселья провинившихся. Профессор и, правда, ничего не замечала: поглощённая чтением какой-то книги, на полях которой она делала пометки карандашём, волшебница не обращала ни на что внимания. Элизабет чуть улыбнулась уголком губ и, повернувшись к своему собеседнику, стала что-то ему рассказывать; парень слушал внимательно, и улыбка не сходила с его лица.
Он был красив. Тёмные глаза смотрели весело и как-то чуть-чуть насмешливо, что, впрочем, не придавало ему высокомерный вид; каштановые густые волосы, чуть растрепавшиеся, ниспадали на невысокий лоб, иногда лезли в глаза, из-за чего он порой встряхивал головой, отбрасывая мешающуюся чёлку назад. Слушая Элизабет, он иногда кивал или вставлял свои комментарии, из-за чего они оба тихонько смеялись и всё не сводили глаз друг с друга.
Питер неприязненно покосился на собеседника Элизабет. Он никак не мог понять, почему Макензи смеётся над каждой его вероятно абсолютно несмешной шуткой, почему с таким интересом слушает его и почему они, только что познакомившись, теперь болтали без умолку, точно знали друг друга много лет.
Когтевранец наклонился к Элизабет и что-то быстро ей зашептал. Он был так непозволительно близко к ней... Как она могла подпускать его к себе?..
Питер почувствовал волну обжигающей ревности, окатившей его. Он смотрел на этих двух, поглощённых друг другом, и губы у него непроизвольно сжимались в тонкую обиженную полоску, а руки подрагивали от злости, небеспричинной, но всё же неоправданно сильной. Хвост никак не мог взять в толк, чем этот наглый и явно напрочь лишённый чувства самосохранения, а, может, просто такта (он опоздал на отработку почти на десять минут и совсем этого не стыдился) семикурсник, имя которого Петтигрю не знал, так зацепил Элизабет, что теперь она, забыв о том, что должна восемь раз переписать параграф о тёмных артефактах, разговаривала с когтевранцем, смеялась, улыбалась, и только ему одному.
Питер обиженно засопел и, бросив тщетные попытки поймать взгляд Элизабет, который всё равно был адресован не ему, отвернулся.

Весна наступила как-то неожиданно, без предупреждения и объявления войны холодам и вьюгам, а просто так: пришла, невозмутимо и спокойно, как приходит нежданный и бесцеремонный гость, которого вовсе не интересует, что хозяин дома не может или не хочет его принять. Мир сдался этой неожиданной, но желанной гостье без боя, рассыпавшись перед ней цветами, по которым она легко и неслышно ступала своими босыми ногами, вдыхая в замёрзшие и застывшие, словно в оцепенении, деревья дыхание жизни, возвращавшее им их буйную густую зелень. Она шла, такая красивая и такая непреклонная, она везде ждала лишь повиновения своей силе красоты и молодости, перед которой никто не мог устоять, даже если бы и хотел, и перед которой каждый безоговорочно и с радостью капитулировал. Она возбуждала в людях неутолимую жажду жизни, радостное чувство пока ещё непонятного и необъяснимого, но неотвратимого приближения чего-то прекрасного, появление которого с сладким замиранием сердца ждал почти каждый. В середине марта это ощущается ещё не так сильно и явственно, как, скажем, в конце апреля, но весна уже пришла и, отвоевав и зимы законные права на возрождение жизни, шествовала по истосковавшейся по солнцу земле гордой и прекрасной победетильницей, улыбаясь величественно и великодушно, даруя всем свои тепло, и ласку, и любовь.
Это был тёплый солнечный мартовский день. Весело звенели капели, пели птицы. В «Трёх мётлах» было многолюдно. Мадам Розмерта могла смело рассчитывать на хорошую прибыль. К потолку битком набитого паба поднимался гомон; студенты громко разговаривали, шутили, смеялись, иные иногда что-то весело кричали. Казалось, самые стены пропитались атмосферой всеобщего веселья и радости.
Мародёры устроились за столом в углу, откуда хорошо было видно весь паб. Сириус громко перессказывал друзьям какой-то забавный случай. Джеймс и Питер хохотали от души. Только Римус не смеялся над историей Бродяги, даже слабая улыбка не озарила его лицо, задумчивый и тоскливый взгляд его был устремлён на парочку переговаривающихся о чём-то студентов за столиком в другом конце зала, Элизабет и Грэма. Питер не далее как пять минут назад рассказал о том, как Макензи познакомилась с когтевранцем. Нельзя сказать, чтобы это значительно улучшило настроение Римуса.
Между тем, Сириус закончил свой рассказ. Заметив, что не все оценили историю: а, именно, никак не отреагировал Лунатик, Блэк внимательно посмотрел на друга и тотчас заметил его взгляд, устремлённый куда-то за его спину. Сириус обернулся и, стоило Элизабет и Грэму попасть в его поле зрения, как он сразу же всё понял.
-Лунатик, ну ты бы хоть для приличия сделал вид, что слушаешь... - протянул Бродяга.
Римус быстро посмотрел на Сириуса и попытался улыбнуться. Получилось какое-то жалкое подобие полусмущённой улыбки.
Блэк усмехнулся и покачал головой, потом снова обернулся на Элизабет и её спутника.
-Эх, ну что за жизнь, - почти обречённо сказал Сириус с тяжким вздохом, повернувшись к друзьям. - Два моих друга — влюблённые идиоты...хорошо хоть ты меня не подводишь, Хвост, - обратился он к Питеру. - Или, может, ты от нас что-то скрываешь? - Блэк подозрительно воззрился на Петтигрю, который выпучив глаза, уставился на него. - Ай, ладно... - Бродяга махнул рукой и отвернулся.
Джеймс с недовольным видом покосился на Сириуса, но тот, хотя и заметил этот взгляд, проигнорировал его.
-Нет, Лунатик, ты если захочешь, мы всегда к твоим услугам, - заговорщицки произнёс Блэк, ухмыляясь. - У нас с Сохатым и Хвостом в этой области большо-ой опыт, - добавил он, намекая на испорченное ими свидание Лили и Джека.
Римус укоризненно посмотрел на Сириуса.
-Нет уж, спасибо.
-Ну, как хочешь, - Бродяга пожал плечами. - Но ты, всё равно, подумай...
Лунатик только покачал головой, чуть улыбнувшись.
-Ладно, господа, очень жаль покидать вашу чудную компанию, но меня ждёт одна прелестная и, вероятно, уже заскучавшая без меня особа, - Сириус поднялся со стула.
-У тебя новая девушка? - спросил Джеймс, которого, в общем-то, не особо интересовали постоянно меняющиеся пассии друга: подумаешь, одной меньше, одной больше.
Сириус кивнул и тут же украдкой подмигнул Римусу и Питеру. На самом деле, его никто не ждал и новой девушкой он не обзавёлся. Дело было в том, что у Джеймса на следующей неделе должно было быть День рождения, в честь которого друзья решили устроить грандиозный фейрверк, но, чтобы Сохатый ни о чём не догадался, Бродяга под прикрытием того, что идёт на свидание, собирался отправиться в «Зонко» за волшебными фейрверками и петардами.
Был уже вечер, когда Сириус вышел из «Зонко» с большим покетом покупок. Прохожие всё реже попадались ему на встречу. Было очень скользко, и Бродяга шёл осторожно, стараясь не растянуться на льду. Когда на улицу, по которой он шёл, вывернул из переулка человек в длинной чёрной мантии с надвинутым на глаза капюшоном, он не обратил на него никакого внимания. Но когда человек остановился метрах в десяти от него и, повернув голову, стал смотреть в его сторону, Бродяга невольно взглянул на него, потом обернулся, но сзади никто не шел, из чего Блэк сделал вывод, что наблюдают за ним.
Сириус продолжал путь, не обращая внимания на волшебника. Когда он не дошёл до него пару шагов, тот снял капюшон, и Блэку представилось молодое красивое и — что самое главное — хорошо знакомое лицо. Хмурое выражение пробежала по лицу Бродяги.
-Здравствуй, Сириус, - на удивление мягко прошелестел голос Сильвии, которая пошла рядом с ним, потому что Бродяга и не думал останавливаться. - Ты, должно быть, слышал, что со мной случилось неделю назад. Как странно, ты ненаходишь? Два раза подряд у нас с тобой никак не получалось встретиться, будто нам кто-то мешал...
На этих словах Сириус немного напрягся. Неужели Сэймур знает про Мию? Хотя откуда ей знать? Нет, разумеется, ей ничего не известно...
-Но мы, всё равно, с тобой повстречались... - Сильвия попыталась заглянуть Сириусу в лицо, но он шёл, глядя себе под ноги, и не поднимал на неё глаза. - Объясни, ну куда ты так спешишь? Что, опять дела?..
Сириус резко остановился и взглянул на Сильвию из-под нахмуренных бровей.
-А тебе не приходили в голову, что я просто хочу побыстрей свалить куда-нибудь подальше от тебя? - раздражённо произнёс он, не сводя с Сильвии глаз.
Вместо того, чтобы обидеться, как предполагал Сириус, Сильвия улыбнулась своей обольстительной, как будто слегка пошлой улыбкой.
-Может, и так... - медленно произнесла слизеринка и взгляд её опустился на рот Сириуса. - Но это всё от того, что ты меня совсем не знаешь... Я помогу тебе узнать...
И Сильвия вдруг резко схватила Сириуса одной рукой за шарф, притягивая к себе, и поцеловала.
Её губы были со вкусом яда. Жгучего, горько-сладкого, восхитетельного, томительно-прекрасного.
И, всё равно, яда.
Сириус ощутил волну отвращения, когда почувствовал её язык у себя во рту.
Не совсем соображая, что делает, Бродяга оттолкнул от себя Сильвию. Она, поскользнувшись на льду, едва не упала, и её самообладанию пришёл конец.
-Что ты себе позволяешь, Блэк? - резко спросила она и свела брови к переносице, из-за чего её лицо выразило сначала гнев, а потом какую-то странную, жестокую иронию. - Или тебя мама с папой не научили манерам?.. А, совсем забыла, ты же ушёл из дома: мол, ты другой, не такой, как они, ты будто бы лучше...
-Закрой свой рот!!!
Сириус впечатал Сильвию в стену дома, больно сжимая её плечи.
-Убери руки, Блэк, - низким, грудным шёпотом произнесла Сильвия, и глаза её недобро потемнели.
Сириус этого не сделал. Он смотрел на слизеринку со смесью ненависти и презрения. Он теперь только до конца понял её сущность, мерзкую, подлую и жестокую.
-Знаешь, открою тебе секрет, - негромко сказала Сильвия, и глаза её вспыхнули мстительным огнём. - Ты ничем не лучше своей семьи. Ты такой же.
Такой же, как все мы.
Сириус отпустил Сильвию. Не потому, что не хотел больше причинять ей боль, и не потому, что она этого просила. Он сделал это потому, что ему было противно прикасаться к ней.
Бродяга сделал шаг назад. Вдруг страшно захотелось вымыть руки с мылом. Сильвия отступила от стены и зло сузила глаза. Она о чём-то серьёзно думала.
-Я уверена, Блэк, настанет время, и нам всем придётся выбирать. Но знай, если ты выберешь друзей — это будет неправильный выбор.
***
Лили подошла к витражному окну и окинула ни на чём не останавливающимся, блуждающим взглядом территорию Хогвартса, на которую медленно опускался тихий вечер. Последние отблески заката догорали на западе, но неминуемая тьма уже начинала окутывать восточную часть.
Сегодня Лили не пошла с Джеком в Хогсмид, сославшись на гору домашнего задания, которое необходимо было выполнить к понедельнику. Эванс ничуть не приврала: всевозможных эссе и докладов у неё было, действительно, очень много, и всё же она отчего-то чувствовала уколы совести.
Лили не пыталась отрицать, что что-то странное и необъяснимое будто бы совершается в ней в эти последние недели. Она даже не спорила, что всё началось с разговора с Элизабет о Джеке и ещё более усугибилось после признания Поттера.
Да, Поттер.
Поттер так нагло и бесцеремонно ворвался в её жизнь со своей вечно лохматой головой, самодовольной улыбкой, со своими дурацкими (теперь для Лили они стали дурацкими) стихами и красивыми, особенными и не похожими больше ни на чьи глазами.
Зачем он это сделал? Лили не позволяла ему этого, но разве он нуждался в её позволении? Поттер всегда делал только то, чего сам хотел, не учитывая больше ничьего мнения. Вот и теперь он поступил так же, как и обычно, и, пожалуй, не стоило бы этому удивляться, но...
Лили не удивлялась. Она возмущалась. Какое он право имел присылать ей эти стихи? Кто разрешил ему вынуждать её создавать ореол романтичности, нежности и искренности вокруг него? Разумеется, Лили не знала тогда, что это был он, но, если бы знала...
И ещё: в тот вечер, открывая ей правду, Поттер был не похож на себя. Он казался взрослым и серьёзным. Нет, не казался. Он был таким. Лили, против своей воли, симпатизировала этой перемене, хотя и не признавалась себе в этом.
Лили отвернулась от окна и медленно и бесцельно побрела по коридорам, почти никого не встречая на своём пути. Она заметила, что часто в последнее время ходит одна, много думая. Теперь она тоже была занята раздумьями, пока её мысли не прервали возбуждённые голоса двух парней в конце длинного коридора, куда, не поднимая глаз от каменного пола, свернула Лили. Парни о чём-то жарко спорили, и их спор вот-вот готов был перейти в серьёзную ссору. Лили рассеянно подняла глаза и в двух спорщиках узнала Сириуса и его брата, Регулуса. Не желая быть свидетельницей семейных передряг, Лили хотела было уйти, но её словно пригвоздило к месту. Она молча, не отрываясь глядела на братьев Блэк и невольно прислушивалась к их словам.
-Хватит, Сириус! - раздался громкий голос Регулуса, заглушивший слова брата, которых Лили не услышала. - Прекрати строить из себя заботливого старшего братца. Потому что в действительности тебе нет до меня никакого дела. И никогда не было. Катись к своим дружкам!.. Раз уж они заменили тебе семью...
-Замолчи, Рег! - осадил его Сириус. - Что за бред ты несёшь? Мне не всё равно. Думаешь, я хочу, чтобы мой брат стал убийцей?
-Да ты так говоришь только потому, что...
Сириус перебил брата и начал что-то быстро ему говорить, но Лили не разобрала его слов. Потом Сириус сделал шаг к Регулусу, но тот отшатнулся от него, как от прокажённого, лицо его вдруг побледнело, и он выпалил:
-Перестань! Перестань, слышишь?! Потому что...ведь это ты нас предал! Меня, маму, отца... Нас всех! Всю нашу семью! Ты сбежал из дома! Ты этим разбил нашей матери сердце, задел её чувства...
-Да плевать я хотел на её чувства! - вскинулся Сириус, тоже побледневший после слов Регулуса. - Да и какие у неё могут быть чувства?.. Она же чокнутая, Рег! Как ты не понимаешь?..
Глаза Регулуса полыхнули яростью, губы задрожали от гнева.
-Не смей так говорить о ней!.. - закричал он и бросился на страшего брата с кулаками.
Сириус, который был на полголовы выше и чуть ли не вдвое сильнее, легко перехватил и заломал правую руку Регулуса, потом развернул брата спиной к себе, так, чтобы он не мог пошевелиться, а только морщился от боли, беспомощности и обиды.
-Я смотрю, тебе уже здорово промыли мозги, - негромко сказал Сириус на ухо брату. - Что ж, я предупреждал тебе, Регулус. Но если ты уже сделал выбор...- в голосе Сириуса неожиданно прозвучала боль и сожаление о невозможности что-либо изменить. - Надеюсь, твоя мамаша будет биться в истерике от восторга, когда ты станешь Пожирателем смерти и впервые убьёшь беззащитного, безоружного магла!..
С этими словами Сириус оттолкнул от себя брата и, сжав зубы, молча посмотрел на него.
Регулус, потирая руку, бросил на Сириуса последний, полный обиды и злости взгляд и скрылся за поворотом.
Стоило младшему брату исчезнуть из вида, резкая перемена произошла в Сириусе, во всём его облике, выражении лица, взгляде.
Он больше не был рассержен и зол.
Он был подавлен.
Сириус подошёл к окну, чуть опустил голову. Лили видела, как он хмурится и едва заметно качает головой.
Лили знала о его сложных отношениях в семье, и о его побеге из дома тоже кое-что слышала. А теперь ещё и младший брат собирался стать Пожирателем...
Лили вдруг стало очень жалко Сириуса. Захотелось помочь ему, правда, Лили не знала, как.
Может, просто подойти и обнять?..
Но какая-то неведомая сила заставила гриффиндорку остаться на месте. Где-то в глубине души она понимала, что ничего не может сделать. Да и потом, она ему чужой человек; может, он и вовсе рассердиться, если узнает, что Лили слышала его разговор с братом. Что-то подсказывало ей, что Сириусу лучше побыть одному, а она только сделает хуже. И пусть она, возможно, будет корить себя за то, что не попыталась помочь, но нарушить его одиночество Лили отчего-то не могла.
Бросив последний грустный взгляд на неподвижную фигуру Сириуса, Лили с тяжёлым сердцем отвернулась и пошла в гостиную Гриффиндора другим путём.

Магазин готовых зелий Вэйланда Гая находился в Косом переулке, примыкая к Лютному. Несмотря на то, что в ассортименте господина Гая не было тёмномагических зелий, магазин производил неприятное впечатление. Это было небольшое помещение с низким потолком, с которого свисали связанные в пучки травы, источающие неприятный, удушающий, густой запах. Два узкие грязные окошки едва пропускали свет, поэтому в магазине царил полумрак. Деревянные половицы, начинающие прогнивать, скрипели под ногами, пока посетитель проходил вдоль застеклённых шкафов, выбирая нужное зелье. На стойке, за которой стоял мистер Гай, горела свеча в медном искривлённом подсвечнике, освещая своим тусклым светом грязную поверхность стойки, пока хозяин лавки скрупулёзно и недоверчиво пересчитывал деньги, заплаченные ему покупателем.
Вэйланд Гай был высокий, под два метра, волшебник лет тридцати пяти. Его некрасивое лицо, начиная с узкого, островатого подбородка, как бы расширялось кверху. Тёмные, волнистые волосы доходили до плеч. Большие, полузакрытые воспалёнными веками глаза были разного цвета: один глаз у него был зелёный, другой — серый. Хмурым, тяжёлым взглядом он наблюдал за своими посетителями во всё время, пока они находились в его лавке. Многим от этого взгляда становилось не по себе. Здоровался и прощался, соглашался или не соглашался мистер Гай исключительно кивком или покачиванием головы, прикрывая покрасневшие от плохого освещения глаза. Говорил этот человек крайне редко.
Трудно представить, что могло понадобиться лучшей ученице курса, старосте Гриффиндора Лили Эванс в этой мрачной лавочке. И всё же она была здесь.
Дело в том, что Лили и Элизабет, совсем недавно научившись трансгрессировать и успешно сдав экзамен, захотели встретиться на Пасхальных каникулах в Косом переулке, где провели почти целый день. Часов в шесть девушки решили отправиться по домам. Попрощавшись с подругой, Элизабет незамедлительно трансгрессировала, а вот Лили решила остаться. Её внимание привлёк магазинчик готовых зелий мистера Гая. Лили никогда не была там. А, поскольку гриффиндорка интересовалась зельеварением, то решила, что ничего страшного не случится, если она на пару минут зайдёт поглазеть, а потом отправится домой.
Ассортимент магазина был довольно большой. Лили около пяти минут с интересом изучала представленные вниманию покупателей зелья и всё это время чувствовала на себе взгляд хозяина лавки, что ей не очень-то нравилось. В магазине никого, кроме неё и мистера Гая, не было. Вдоволь насмотревшись и, естественно, ничего не купив, Лили вышла на улицу.
Серое хмурое небо нависло над землёй. Лили почувствовала себя неуютно. Пройдя несколько шагов в сторону Гринготтса, собираясь оттуда трансгрессировать, она зачем-то ещё раз обернулась на магазин господина Гая...
А в следующее мгновение раздался чудовищный взрыв. Магазин взлетел на воздух. Во все стороны полетели обломки серого кирпича и досок, щепки, осколки битого стекла. То, что осталось от разрушенного магазина, полыхало ярким, бушующим пламенем.
В первую секунду взрывной волной Лили отбросило назад. Ударившись спиной о шершавую стену дома, Эванс грохнулась на землю лицом вниз и инстинктивно закрыла голову руками. Очевидно, она стукнулась затылком о стену, потому что перед глазами вспыхнули разноцветные огоньки, голова закружилась.
Эванс почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.
С трудом приподняв голову, Лили посмотрела сначала на свои исцарапанные и окровавленные руки, порезанные осколками стекла, потом на горящий магазин...
Последний отблеск незатуманненного сознания выхватил из всеобщего хаоса медленно приближающуюся к девушке фигуру в чёрной мантии с наброшенным на голову капюшоном, так что нельзя было рассмотреть лица.
А потом Лили провалилась в темноту.
***
Веки Лили задрожали, и она медленно открыла глаза. Огляделась, но не увидела ни разрушенного магазина, ни Гринготтса... Она вообще была не в Косом переулке.
Эванс лежала в полутёмной комнате на односпальной кровати, укрытая колючим, бежевым пледом.
Лили почти рассмеялась, решив, что всё ей просто приснилось, и теперь она лежит в своей комнате. Но была одна маленькая проблема.
Это была не её комната.
Лили вообще первый раз здесь находилась.
Неприятный холодок пробежал по спине.
Лили осторожно приподнялась на локтях и тут же поморщилась от сильной боли: голова почти раскалывалась. Преодолевая боль, Эванс села на кровати и осмотрела помещение, в котором она находилась.
Это была маленькая комната, оклеенная тёмно-зелёными обоями, уже изрядно посеревшими от старости. В углу стоял письменный стол и рядом простой деревянный стул. Небольшое окно было занавешано жёлтыми занавесками с розовыми цветочками. С другой стороны, напротив кровати, стоял большой платяной шкаф. Больше ничего в комнате не было.
С правой стороны от шкафа с трудом угадывалась в полумраке закрытая дверь.
Лили встала с кровати. На полу у изголовья заметила свои туфельки и плащ, которые сразу же надела. Однако кто-то ведь снял их с неё...
Тревога, и без того не покидавшая Лили, усилилась. Этот кто-то, кто снял с неё обувь и куртку, очевидно, принёс её сюда. И он мог быть кем угодно...
Внезапно вспомнилась фигура в чёрном плаще, которую Эванс видела перед тем, как потеряла сознание. Может, в доме этого человека она сейчас и находится?.. Вот только кто это?..
Сколько бы вопросов сейчас ни роилось в её голове, одно гриффиндорка знала наверняка: нужно отсюда выбираться.
Протиснувшись между кроватью и столом к окну, Лили отодвинула рукой занавески.
За окном была совершенно незнакомая улица. Вдоль грязной дороги нестройными рядами тянулись серые дома. Пожилой мужчина взошёл на крыльцо дома напротив и, отперев дверь ключом, скрылся внутри. Серое небо давило на землю своим безразличием. Накрапывал дождь.
Лили отошла от окна, сделала несколько шагов к двери и, ощупав в кармане джинс волшебную палочку, почувствовала некоторое облегчение.
Медленно, шаг за шагом Эванс приближалась к двери. Повернула ручку...
Дверь открылась. Лили оказалась на крохотной лестничной площадке. Эванс стала осторожно спускаться по лестнице, сжимая в руке волшебную палочку. Ступени неприятно скрипели под ногами.
Лили спустилась в небольшую комнату, судя по всему, гостиную. Меблировка здесь была такая же бедная, как и в спальне наверху. В углу напротив лестницы стояли друг против друга два старые кресла с потёртой тканевой обивкой, между которыми располагался небольшой деревянный столик. На нём стояла стеклянная пепельница и лежала какая-то книжка в кожаном коричневом переплёте. Вдоль другой стены тянулся книжный шкаф с множеством пыльных книг. Напротив стоял диван.
Лили подошла к столику и взяла в руки книжку, оказавшуюся альбомом для фотографий. Ей отчего-то вдруг стало очень интересно взглянуть на него, и каким бы глупым и безрассудным это не показалось, но чувство любопытства пересилило страх.
Эванс стала листать альбом. На всех фотографиях ей переодически встречался весёлый, начинающий седеть мужчина с бледным, худым лицом, рядом с ним часто оказывалась примерно одного возраста с ним, некрасивая смуглая женщина. На одной из фотографий была запечатлена семья из трёх человек: высокий, молодой мужчина, смешной, улыбающийся мальчик у него на плечах и женщина...
Лили сразу узнала её. Это была профессор Донолдина Салисберри. Она была много моложе и веселей той, какую знала Эванс. Она смеялась, обнимая мужа и теребя волосы сына. Они все казались такими счастливыми, но Лили знала, что из всех, кто был запечатлён на этой фотографии, в живых осталась только Донолдина.
Лили продолжала листать альбом. На каждой фотографии ей попадались всё те же лица. И вдруг из альбома выпало фото, очевидно не вставленное в него, и упало на стол обратной стороной вверх.
Лили отложила альбом и подняла фотографию. На обратной стороне мелким неразборчивым почерком было написано: «Мои девочки, Донни и Джерри».
Лили повернула фото лицевой стороной. С фотографии на неё смотрели две женщины, сфотографированные довольно близко. Одной (и это была Донолдина) было около тридцати пяти, она улыбалась искренне и открыто, обнимая и притягивая к себе рукой вторую женщину, которая, кажется, не хотела фотографироваться, но её заставили. И всё же она улыбалась, украдкой и как бы не хотя.
Эта молодая женщина была примерно на десять лет младше сестры. Чёрные блестящие волосы волнами ниспадали на плечи, аристократическая бледность только подчёркивала чёрные выразительные глаза. А красивое лицо ещё не было изуродовано чудовищным шрамом...
Сзади под чьими-то ногами заскрипели половицы. Лили застыла, стараясь оттянуть момент, когда ей придётся обернуться.
Положив фотографию на стол, гриффиндорка медленно повернулась лицом к вошедшему.
В дверях, чуть склонив голову направо, стояла женщина со шрамом. Она же Джеральдина Рокфорт.
Сердце ухнуло куда-то вниз. Страх холодом сковал мышцы.
Страшная мысль промелькнула в созании Лили.
«Вот сейчас я умру. Она убьёт меня».
Две волшебницы молча смотрели в глаза друг другу. Когда установился этот странный зрительный контакт, время замедлило свой бег, а потом и вовсе остановилось.
-Здравствуй...детка.
Лили вздрогнула от звука хриплого голоса Джеральдины, крепче сжала палочку, потом окинула женщину быстрым взглядом. Одета она была весьма прилично, не то что тогда, в Хогвартсе: на ней были чёрные, обтягивающие штаны с ремнём с массивной металлической пряжкой, чёрные невысокие сапоги из мягкой кожи, белая, свободная, хлопковая рубашка и простая, чёрная мантия, которая была не застёгнута. Чёрные волосы были расчёсаны, но где-то в глубине чёрных глаз горел безумный огонёк. В правой руке Джеральдина держала волшебную палочку.
-Я смотрю, ты тут себе уже занятие нашла...рассматриваешь фотографии моей семьи, - заметила Джеральдина, бросив взгляд на открытый альбом и чуть приподняв тонкую бровь.
Лили сглотнула. Было так странно снова встретиться с этой женщиной и к тому же находиться с ней в одной комнате. Всё это больше походило на страшный сон, чем на правду. На один из часто снившихся Лили кошмаров.
Рокфорт перевела взгляд на лицо Лили и сделал шаг в её сторону.
-Имейте в виду, я буду защищаться!.. - выпалила Лили, вскинув волшебную палочку.
Джеральдина остановилась.
-Защищаться? - негромко переспросила она. - От кого? Я здесь больше никого...- она сделала паузу, оглядевшись вокруг себя, и губы её дрогнули в насмешливой улыбке, - не вижу.
-От вас, - срывающимся шёпотом произнесла Лили.
-Детка...позволь спросить...как ты думаешь, для чего человеку дана голова? - медленно проговорила Рокфорт.
Лили не поняла, к чему она клонит.
-Если бы я хотела тебя убить, я бы сделала это в Косом переулке, а не тащила бы к себе домой и не вылечивала бы твои изрезанные руки, - Джеральдина кивнула на руки Лили.
Эванс опустила взгляд и с удивлением обнаружила, что от порезов и ссадин на руках не осталось и следа. Лили в конец растерялась.
-Вы...вы меня вылечили...зачем? - гриффиндорка недоумённо посмотрела на Джеральдину, но вдруг внезапная, страшная мысль вспыхнула в её сознании. - Вы взорвали магазин! А там был человек! Он же...с ним...
Лили похолодела от ужаса.
-А, да... От ублюдка и мокрого места не осталось, - жестокая улыбка искривила лицо Джеральдины, и глаза зловеще вспыхнули.
-Вы сумасшедшая, - прошептала Лили, и рука, в которой она сжимала палочку, предательски задрожала.
-Я...ну со мной дело решённое...- медленно произнесла Джеральдина, проходя на середину комнаты и глядя в пол. - Но вот ты-то, - она подняла глаза на Лили. - Что у тебя за талант вечно оказываться не в том месте не в то время? Какого чёрта тебя понесло в этот грёбаный магазин? - чем больше она говорила, тем громче и резче становился её голос.
Лили не отвечала. Несколько томительных секунд прошло в молчании.
-Значит, вы не будете меня убивать? - странный вопрос слетел с губ Лили.
-Разумеется, нет, - раздражённо ответила Джеральдина.
-Отпустите?..
Рокфорт кивнула.
-Не сейчас, - тут же резко осадила она обрадовавшуюся Лили. - У тебя после такого силёнок для трансгрессии не хватит. Тебя или распополамит, или просто вывернет наизнанку.
Лили внимательно посмотрела на Джеральдину. Неужели же эта женщина, убившая не одного человека, проявляет к ней заботу?
-Зачем вы убили всех этих людей? - вдруг спросила Лили.
Джеральдина остановила на её лице тяжёлый, задумчивый взгляд.
-Ты когда-нибудь слышала о мести, детка? - пугающе тихо спросила она, и что-то странное словно бы прозвучало в её голосе.
Убийство семьи профессора Салисберри, причина её ухода из Министерства, её изуродованная сестра и несколько загадочных смертей, в которых обвиняли Джеральдину Рокфорт, - кусочки пазла сложились в страшную, чудовищную картину, на которой однако ещё было много белых пятен.
-Так вы...мстите за свою семью? - Лили наморщила лоб.
Джеральдина не ответила. Она остановилась у книжного шкафа и невидящим взглядом уставилась в пол. Потом вдруг нахмурилась и сузила глаза.
-У меня такое странное чувство...хочется как будто... излить душу, что ли... - Джеральдина неопределённо усмехнулась и, глядя куда-то в сторону, повернула голову в сторону Лили. - Странно... Я думала, так только перед смертью бывает.
-Всем порой нужно выговориться, - заметила Лили, напряжённо следя за волшебницей.
-Ну, допустим, - Джеральдина немного помедлила, потом убрала палочку в карман мантии.
-Можете рассказать мне...если хотите...- неожиданно даже для самой себя сказала Лили. - Раз вы всё равно не отпускаете меня...
-Тебе? - что-то презрительное мелькнуло в лице Рокфорт. - А ты уверена, детка, что хочешь нести этот груз? Любое знание — это бремя. Подумай.
-Я не боюсь, - решительно сказала Эванс.
-Я не о страхе говорю, - произнесла Рокфорт.
-Всё равно, - Лили мотнула головой. - И...вы думаете, я о вас ничего не знаю? Мне известно, что ваша семья погибла от рук Пожирателей смерти...и что выжили только вы...и ваша сестра, профессор Салисберри, потому что тогда её не было дома...а ещё моя подруга встретила одного старика, он говорил о вас... Он сказал такую странную фразу: «Пять семей за одну жизнь». Что это значит?
Рокфорт прищурилась и внимательно посмотрела в глаза гриффиндорке.
-Хочешь знать, что это значит? - спросила Джеральдина, явно не нуждаясь в ответе. - Вообще, это было бы честно...будь я на твоём месте, мне бы страшно хотелось докопаться до правды. А что до меня...так меня не сегодня, завтра прикончат...мне всё равно...
Лили нахмурила брови. Казалось, волшебница начала заговариваться.
-Садись, - Рокфорт кивнула на кресло за спиной Лили. - Ну, садись же. Не бойся, пытать не стану.
Лили села на кресло в углу. Джеральдина устроилась напротив.
Как, должно быть, странно всё выглядело со стороны. Убийца, которую разыскивали мракоборцы, собиралась рассказать историю своей жизни бледной, перепуганной девчонке, изо всех сил старающейся скрыть свой страх и отважно решившей выслушать эту странную исповедь, где нет места раскаянию.
Джеральдина сунула руку в карман мантии. Лили тотчас напряглась и крепче сжала волшебную палочку, которую не выпускала из рук. Рокфорт это заметила и на мгновение застыла, усмехнувшись.
-Ты что такая шуганая? - спросила Джеральдина и вынула из кармана обыкновенные магловские сигареты и зажигалку.
Лили молча наблюдала, как Рокфорт затянулась и выпустила облачко табачного дыма, потом затянулась ещё раз и стряхнула пепел в пепельницу.
-Ты задумывалась когда-нибудь, детка, какими нерушимыми связями связаны любые события в нашей жизни? - Рокфорт из-под лобья взглянула на Лили. - Причины, следствия...никогда не знаешь, к чему приведёт одно происшествие...и чья-нибудь случайная смерть, о которой по прошествии лет все забудут, вдруг повлечёт за собой вереницу смертей...десятки жизней будут загублены по вине всего лишь одного нелепого случая, - Джеральдина ненадолго замолчала. - Двадцать восемь лет назад одна женщина, которую босил муж, умерла при родах, но дала жизнь маленькому, беспомощному существу — своему сыну. Мальчика, наверное, отправили бы в приют, если бы не одна «счастливая» случайность, - Рокфорт скривила губы. - У этой женщины был старший брат, Даймонд Льюис Кеннингтон.
Джеральдина замолкла, давая Лили время переварить информацию. Но Эванс и так поняла, о ком идёт речь.
-У Кеннингтона к тому времени уже был двухлетний сын, которого он воспитывал один. Разумеется, благородный лорд Кеннингтон взял под опеку несчастного осиротевшего племянника и дабы подчеркнуть своё бескорыстие и самоотверженность назвал мальчика в честь...себя. Даймондом Кеннингтоном.
-Так их было двое с одинаковыми именами! - поразилась Лили, вспомнив статью в «Пророке», где говорилось, что Даймонд Кеннингтон умер в Азкабане, хотя до этого писалось, что его убила Джеральдина Рокфорт.
-Да...вот ведь какое совпадение, - Рокфорт затушила сигарету. - К тому времени, как племяннику Кеннингтона исполнилось двадцать шесть, я работала в Отделе магического правопорядка, а моя сестра — в Мракоборческом центре. К нам стали поступать жалобы на этого самого племянничка, что он, преследует людей с какой-то там агитационной целью...мол, требует присоединиться к кому-то... Весьма размытая жалоба, к чему тут прикопаешься? Ничего определённого вроде... А тут моя сестрёнка, с которой мы, кстати, не очень-то ладили, вдруг возьми да и брякни, что племянник Кеннингтона связан с Пожирателями смерти, и у самого на предплечье черепок со змейкой красуется... Неожиданный поворот событий. Только Донни сказала, что доказательств у мракоборцев маловато даже для обыска, да и дядюшка у него со связями, а тут мы...я да четверо моих приятелей из моего Отдела... - Джеральдина замолчала, устремив взгляд в пустоту. - Я до сих пор понять не могу, когда это я успела стать такой правдолюбкой... Мы в пятером затеяли своё расследование, многое узнали, потом рассказали мракоборцам... Наших показаний не только для обыска хватило... - Рокфорт горько усмехнулась. - Через месяц состоялось слушанье в Визингамоте, мы выступили свидетелями обвинения, и племянника Кеннингтона, этого подонка, на совести которого были десятки невинных жизней, упекли в Азкабан на пожизненное, - Джеральдина посмотрела на Лили, которая, словно в оцепенении, сидела неподвижно и едва дышала. - Все так радовались...справедливость восторжествовала...нет справедливости, детка. Есть сила и связи. Думаешь, лорд Кеннингтон не пытался помочь племяннику? Ещё как пытался, но улик слишком много было, чтобы от них откупиться... И какой удар по чести фамилии! Старый ублюдок нам этого не простил, никому из нас. Через несколько дней семью моего друга, с которым мы вместе вели расследование убили. Над их домом была Метка... Ещё через неделю погиб другой мой приятелей с женой, потом третий... Когда нас осталось только двое, мы уже знала, что с нами будет. Донни тоже знала. Но она говорила, что её дом прекрасно защищён, и их не найдут... Она предложила переехать к ним. Я сомневалась. Мы никогда особо не ладили...да и с родителями у меня отношения были напряжённые, но дело не в этом...я не хотела, чтобы они пострадали из-за меня, - Рокфорт опустила глаза. - Единственный раз в жизни, я решила сделать что-то хорошее, чтобы быть достойной сестры и родителей... Мы с Донни нашли мне жилье в Шотландии, куда я должна была переехать. Дом окружили чарами, и всё бы ничего...но Донни уговорила меня прийти на День рождения к её сыну, сказала, что потом я уеду...
Рокфорт сглотнула. Лили с замиранием сердца ожидала того, что будет дальше. Это было неизбежно.
-Все были в сборе, но Донни срочно вызвали в Мракоборческий центр, - Джеральдина ненадолго замолчала.- Они ворвались в дом...Пожиратели смерти. Их было семеро...семеро против пяти. Притом, что моя мать не могла ходить, а сын Донни...ему исполнялось одиннадцать в тот день...но в Хогвартс ему не суждено было попасть, - Рокфорт сжала зубы. - Мы с отцом и мужем Донни сражались... Смогли прикончить двух, но... Папа погиб первым. Я помню, как зелёный луч Убивающего попал ему в грудь и он рухнул, словно тряпичная кукла, на пол. Потом один Пожиратель хлестнул меня по лицу каким-то мерзким заклятьем. Кровь залила глаза... А затем раздался кошмарный хруст: этот же Пожиратель лёгким движением руки переломал мне добрую половину костей. Я упала на пол...и потеряла сознание. Наступил болевой шок, - Джеральдина опустила голову. - Потом была больничная койка, убитая горем Донни, целитель, который вылечил меня...я могла навсегда остаться инвалидом, а он меня спас.
Джеральдина поднялась с кресла и подошла к окну.
-Эти твари убили всех. Беспомощную старуху, маленького мальчика... - боль и ненависть зазвенели в её голосе. - Как же я их ненавижу!.. Но больше ненавижу себя. Я должна была умереть, но спасти племянника. Не знаю, почему они оставили меня в живых...может, подумали, что я умерла... Донни никогда не говорит мне об этом, но я-то знаю: она хочет, чтобы на моём месте был её сын или муж, чтобы я была мертва, а они живы... Да, целитель вылечил меня, срастил все переломанные кости...только шрам остался...как напоминание о моей слабости.
Раздался всхлип. Рокфорт обернулась. Приложив ладонь ко рту, Лили плакала.
-Министерство ничего не сделало, - жёстким голосом произнесла Рокфорт. - Не нашла убийц. И тогда я решила, что сама найду ублюдков. И нашла. Кеннингтон назвал мне имена всех. Даже своего сына выдал. И я стала убивать. Всех по одному. Я их мучила, пытала, потому что это и есть справедливость. Пусть они страдают так же, как мы. Донни это, правда, не по душе. Она уговорила Дамблдора разрешить мне прийти в Хогвартс, чтобы попросить меня прекратить... - Джеральдина склонила голову вправо, глядя в окно. - Кстати, хозяин магазина, куда ты заходила сегодня, детка...ведь это он оставил мне шрам... Но теперь и он сдох.
Лили закрыла лицо руками. Страшная правда измучила её.
Эванс вдруг встала, подошла к Джеральдине и обняла её.
-Ты что...что ты делаешь? - растерялась волшебница.
-Мне так вас жаль, - выдавила Лили и крепче сжала в объятиях женщину.
Поздним вечером Джеральдина трансгрессировала вместе с Лили к её дому, решив, что гриффиндорка может сама не справиться. Выслушав выговор от родителей за позднее возвращение, Лили поднялась в свою спальню и, не раздеваясь, легла на свою кровать, укрывшись одеялом.
Знание — это бремя. В этом Джеральдина была права.
Сегодня мир для Лили перевернулся.
Хотя она не жалела об этом.


В ритме сальсы

Дорогие мои читатели! Вы очень долго ждали эту главу, и я наконец представляю её на ваш суд) Но я бы никогда не написала её без вас, вашей поддержки и ваших отзывов!) Спасибо вам! Я вас очень люблю!)

На территорию Хогвартса медленно опускался тёплый июньский вечер, золотя башни и шпили и растворяясь в звуках природы. Это был последний вечер перед каникулами, и Хогвартс уже наполнился преждевременной тоской и грустью по студентам, по их смеху и голосам, шуткам и веселью, печалью и разочарованиям, дружбе и любви, по их жизни, которую проживал древний замок, так же, как он проживал ещё тысячи жизней других юных магов, учившихся прежде. Эту же грусть испытывали и сами студенты и, хотя многие из них скучали по дому, они знали, что так же будут скучать и по Ховартсу.
Для большинства студентов эта тихая грусть, витавшая в воздухе свежим запахом лета, была светлой и приятной. И так бывает. Если знаешь, что вернёшься.
-Значит, вы уходите?
-Да. Вернусь в Штаб Мракоборцев. А Дамблдор найдёт вам достойного преподавателя.
-Вы были хорошим учителем.
-Спасибо, мисс Эванс...Лили.
Гриффиндорка посмотрела в глаза профессору Салисберри и мягко улыбнулась. В кабинете были только они одни.
-Лили, насчёт моей сестры... - начала Донолдина, но гриффиндорка перебила её.
-Я рассказала только своей близкой подруге, потому что она тоже имела к этому отношение. Знаем только мы и, поверьте, мы никому не скажем, - произесла Лили и тоном, внушающим доверие, добавила: - Я обещаю.
Профессор как-то странно улыбнулась, так, словно ей было очень больно.
-Спасибо, Лили, но, я думаю, это теперь без надобности.
Эванс вопросительно посмотрела на волшебницу.
-Джерри...погибла, - негромко сказала Донолдина и опустила глаза. - Мракоборцы вычислили дом, в котором она скрывалась, завязалась драка, и кто-то из них... - профессор замолчала, не договорив.
Лили удивлённо и вместе с тем немного испуганно распахнула глаза. Профессор посмотрела на книжный шкаф, из которого уже вынула все свои книги. Именно за этим занятием и застала её Лили, когда вечером вернулась за забытым в классе учебником.
-За ней охотились Пожиратели смерти и мракоборцы, - сказала Донолдина и перевела взгляд на Лили. - Не следовало питать иллюзий, что кто-то из них не сможет её найти.
-Но ведь её дом наверняка был окружён чарами?.. - спросила Лили, словно утвердительный ответ на её вопрос мог вернуть Джеральдину.
-Разумеется. Но моя сестра была неугомонна. Она пробралась в дом одного из убийц и после из-за этого попалась, - профессор Салисберри вздохнула и покачала головой. - Жажда мести буквально свела её с ума. Ведь ты же видела её...она была не в себе.
Профессор замолчала, а Лили с болезненным удивлением смотрела на женщину, так не похожую на их преподавателя защиты от тёмных искусств. Так смотрят люди на что-то безвозвратно ушедшее, что, может, и не имело для них большого значения, но исчезновение чего вызвало грусть и непонимание. В Донолдине не было и тени той резкости и строгости, к которой привыкла Эванс. Колдунья не позволяла себе казаться раздавленной, но смерть сестры, единственного родного ей человека, погрузила её в глубокую, беспросветную печаль.
-Я бы хотела извиниться за неё, - сказала профессор. - Сначала Джерри напала на тебя в школе, потом этот взрыв...да ещё вздумала мучить тебя историями...
-Всё в порядке, - заверила женщину Лили. - Ваша сестра поступила благородно, ведь она могла просто бросить меня на улице, не заботясь о том, что со мной будет, но она этого не сделала. Кроме того, мне кажется, ей хотелось кому-то рассказать...
-Это и неудивительно. Моя сестра стала убийцей, - вдруг резко сказала профессор. - Думаешь, всё это проходит бесследно для человеческой души?
Донолдина наморщила лоб.
-Простите, профессор, могу я спросить? - произнесла Лили, надеясь получить разрешение задать волнующий её вопрос.
Профессор Салисберри посмотрела девушке в глаза, и Эванс расценила это как знак позволения.
-Я зная, что вам не хочется об этом говорить, но я не могу понять, - начала Лили, - ваша сестра сказала, что лорд Кеннингтон не простил ей и её друзьям того, что из-за них его племянника отправили в Азкабан, и за это он мстил. Выходит, он просто указал другим Пожирателям на...неугодных ему людей, приказав им убить их?
Профессор, чуть нахмурившись, серьёзно посмотрела на Лили.
-Так сказала тебе моя сестра? - спросила волшебница и, получив положительный ответ, продолжила: - Джерри не совсем правильно выразилась. Лили, не стоит думать, что всё зависело от воли одного старикашки, который и Пожирателем-то не был. Просто его воля совпала с волей Волан-де-Морта. Пойми, Волан-де-Морту дела нет до личных взаимоотношений его слуг с кем бы то ни было. Но Джерри со своими сослуживцами нарыли улик не только на племянника Кеннингтона, но и на его сыночка и на других Пожирателей. Это было чревато последствиями и могло угрожать Волан-де-Морту разоблачением. И он приказал избавиться от тех, кто представлял для него угрозу. Кроме того, это был акт устрашения, - Донолдина сжала губы. - «Смотрите, что бывает с теми, кто пытается противостоять мне, и делаёте выводы». Не думай, что о лорде Волан-де-Морте так уж мало известно. Ты пойми, всё давно перестало быть слишком простым, чтобы не требовать серьёзных действий и решительных поступков. Мир, он меняется. Это напряжение, этот...накал, он не может просто взять и со временем исчезнуть, как простуда. Это выльется в нечто большее, гораздо большее, чем можно предполагать. Разразится буря, и от неё невозможно будет спрятаться. Ты либо борешься, либо... Каждому придётся выбирать сторону, Лили, - Донолдина сосредоточенно посмотрела на Эванс с хорошо скрытой печалью во взгляде. - Но даже выбор не будет являться самой большой трудностью. Гораздо труднее не свернуть с выбранного пути.
-Значит...войны не избежать? - тихо спросила Лили.
-Я не смею решать это, - ответила колдунья. - Но нужно быть готовым защищать себя и своих близких.
-Тогда зачем вы увольняетесь? Вы могли бы научить нас этому.
Донолдина вздохнула.
-Штаб мракоборцев редеет, и я нужна там, - сказала она. - Когда нет семьи и не ради кого жить, начинаешь хотеть жить ради тех, кого даже не знаешь.
-Не понимаю.
-Это трудно, - согласилась профессор. - Я хочу защищать людей, если это в моих силах. Ведь их есть от кого защищать.
-Вы боитесь? - вдруг спросила Лили.
-Чего? Смерти? - профессор усмехнулась. - Раньше — да, теперь — не знаю, - сказала она и добавила: - Джерри не боялась.
-Она не боялась, потому что думала, что вы хотите, чтобы она была мертва, а ваши сын и муж живы, - сказала Лили.
Донолдина удивлённо вскинула брови.
-Я никогда этого не хотела, - покачала она головой. - Я любила сестру, хотя, наверное, не давала ей почувствовать это. Но...знаешь, её храбрость — это нечто другое. Джерри не то что не дорожила жизнью, просто у неё была какая-то особая внутренняя свобода, которой никогда не было и нет у меня. Она не считала смерть чем-то слишком уж страшным...её жизнь была куда страшнее, - Донолдина обошла вокруг своего стола и остановилась у стула, опершись одной рукой о столешницу. - Что ж, Лили, мне пора собираться.
-Да, конечно. Извините, я вас отквлекла, - скороговоркой проговорила Лили.
-Ничего, - негромко сказала профессор, и Эванс удивилась тому спокойствию, которое прозвучало в её голосе. - Я рада, что мы всё выяснили...и что ты не держишь зла на мою сестру.
Лили покивала, не зная, что ещё сказать.
-Что ж, всего доброго, Лили, - уголки губ Донолдины дрогнули, словно она хотела улыбнуться, но тут же сжала губы и опустила глаза.
-И вам, профессор, - гриффиндорка прижала к груди свой учебник, кивнула в знак прощания и, бросив последний взгляд на статную гордую колдунью, вышла в коридор.
***
А вечером Лили сделала то, что — она чувствовала — должна была сделать ещё несколько недель назад. Элизабет поддержала Эванс в её решении и, как показалось Лили, даже была ему рада, хоть и пыталась это скрыть, как пыталась скрыть довольную улыбку, когда Эванс выходила из спальни, вероятно боясь обидеть или расстроить рыжеволосую подругу. Мэри, которой Лили тоже поведала свои намерения, похоже, не разделяла мнений Макензи на этот счёт. В отличие от неё, Мэри страшно удивилась и даже как будто погрустнела, узнав о том, что намеревалась сделать Эванс. Ненавязчиво (как она сама думала) Мэри пыталась отговорить Лили, но Эванс была непреклонна, поскольку она не нуждалась уже ни в чьих советах, уверениях и домыслах, руководствуясь исключительно своими чувствами и ощущениями.
Итак в седьмом часу вечера Лили покинула спальню, провожаемая взглядами подруг. Спустилась на первый этаж, вышла на улицу и пошла к озеру. Идя туда, она нисколько не сомневалась, что поступает правильно, и нисколько не волновалась.
Поднялся ветер и растрепал распущенные рыжие волосы, закрывая лицо Лили. Гриффиндорка убрала их и заметила у озера Джека, который уже ждал её, глядя на воду.
Джек принял её решение спокойно, именно так, как она этого ожидала от него. Лили зачем-то спросила, не злиться ли он, на что Джек улыбнулся своей привычной мягкой улыбкой и сказал, что ему не за что на неё злиться и попросил только, если вдруг когда-нибудь ей понадобиться помощь, она обязательно обратится к нему.
-Я люблю тебя, - вдруг сказал Джек и опустил глаза; он никогда не говорил ей об этом, когда они были вместе.
Лили удивлённо вскинула на него глаза. Вдруг стало стыдно. Для неё всё это было несерьёзно, и пусть она только сейчас это поняла, но ей казалось, что и Джек не питает к ней таких сильных чувств.
-Ты удивлена? - спросил когтевранец и грустно улыбнулся. - Я понимаю...ты от меня не ожидала.
-Дело не в ожидании, - возразила Лили, и её голос прозвучал так, словно она оправдывалась.
Джек улыбнулся шире, и грусть исчезла из его глаз.
-Ты ко мне такого никогда не испытывала, - сказал он. - А я на какое-то время подумал, что... Но так бывает. Все ведь ошибаются.
Лили наморщила лоб. Что-то тяжёлое как бы поднималось внутри. Джек заметил её состояние и, спокойно улыбнувшись, сказал:
-Не расстраивайся из-за меня. У меня всё будет хорошо. И у тебя тоже, - парнень взял её зу руку и осторожно сжал тоненькие пальчики. - Ты необыкновенная девушка, Лили... Смейся над моими словами, считай их глупыми и банальными, но я всегда буду думать так, буду думать, что ты особенная...потому что так и есть.
А на следующий день их уже мчал домой Хогвартс-Экспресс. Лили не покидало ощущение, что с Джеком у них всё вышло как-то странно, неправильно.
Но это было в прошлом.
И, глядя на бесконечно меняющийся за окном поезда пейзаж, Лили думала о том, что этот год был богат на невероятные события, загадки и тайны, но он закончился, и все они остались в нём. Её же ждёт лето и новый, вновь полный захватывающих приключений, седьмой год в Хогвартсе.

Наступило лето.
Оно цвело яркими цветами, звучало стрекотом цикад в сочной зелёной траве, пело лёгким ветром, играющим в молодых ветвях шиповника...
Ах, лето, лето! Тем больше люблю я тебя, чем ласковей и веселей смотришь ты на меня из глубин пестреющих садов. Потому так ждут и так обожают тебя жители дождливой Англии, что ты так коротко и так ярко, что тебя не забыть, не забыть никогда. Ведь ты упорхаешь, не успев появится, но и это прощают тебе. Тебе всё прощают...
Это лето было временем, давшим Лили возможность не торопясь всё обдумать: всю свою жизнь, которая, казалось, очень изменилась, все свои поступки, мысли, решения. Но эти раздумья не тяготили. Спокойные ненавязчивые мысли появлялись так же легко, как и исчезали, не обременяя и не раздражая. Когда по вечерам, впуская свежий воздух, Лили настеж распахивала окно в своей комнате, ей казалось, что так же просто она может впустить в свою жизнь чужого человека, который станет родным, и позволить ему остаться навсегда.
В конце первой недели каникул прислала письмо Элизабет. Она писала, что в начале июля они с родителями уезжают во Францию, и приглашала погостить у неё в августе. Лили согласилась. Она никогда не была у Элизабет, а ей очень уж хотелось посмотреть, как живёт семья волшебников. Потом написала Мэри. Она жаловалась на простуду, которая была сейчас особенно некстати. Лили отправила ей открытку, пожелав скорейшего выздоровления. Писала ещё Карла, снова приходили письма от Элизабет...
Не писал только один человек, от которого Лили не то что бы ждала писем, но который каждое лето присылал их ей.
Да, Поттер этим летом не написал Эванс ни строчки.
Лили это немного удивляло. Обычно Поттер заваливал её письмами, большинство из которых она даже не читала. А если и читала, то сразу же после прочтения с досадой выкидывала. Может, она этого не замечала или не хотела замечать, но иногда, читая письма Поттера, она улыбалась...
Но, разумеется, не потому, что они были остроумными или смешными! А просто потому, что Поттер ну такой дурак...
Но «такой дурак» не писал этим летом. Его гордый филин ни разу не показался за окном дома Эвансов, неся послание от хозяина, в котором изложены глупые истории и не менее глупые предположения.
«Ну и что, что он не пишет? Не пишет — и не надо. Мне его письма не нужны».
Так упрямо думала Лили, сидя одна на кухне, не желая признать, что чуть-чуть, самую малость, но ей хочется получить письмо от Поттера.
В это время в окно постучался большой филин, и Лили, поднявшись из-за стола, быстро подошла к окну и распахнула его, впуская птицу.
Интересно, знай она заранее, что это письмо от Элизабет, торопилась бы она также?

Солнце медленно клонилось к закату, омываемое солёными волнами Ла-Манша. Закрывались лавки, торгующие разного рода сувенирами, и открывались клубы, из ресторанов звучала зажигательная музыка, включались разноцветные многочисленные фонарики, которыми были украшены деревья, улицы наполнялись молодёжью, и начиналась та искромётная ночная жизнь, которой и славится Брайтон.
Стоя на пирсе, Джеймс задумчиво смотрел на море, наблюдая, как скрывается за горизонтом жёлто-оранжевое солнце. Берег постепенно пустел. Тёплый морской бриз легко трепал волосы и лёгкую летнюю рубашку. Джеймс ощущал спокойствие, к которому не привык. Он вспомнил, как много лет назад, когда ему было шесть, они с родителями отправились на курорт в Испанию. На вторую неделю пребывания там, они с мамой пошли погулять вечером по берегу. Было так же тихо и спокойно, как сейчас.
Держа сына за руку, Дорея спросила:
-Чувствуешь?
-Что? - не понял Джеймс.
-Спокойствие. Внутренее, - сказала миссис Поттер. - Это связь с вечностью.
Шестилетний мальчишка едва ли может понять, что значит связь с вечностью. Джеймс и не понял. Но те слова матери запали ему в душу, и спустя одиннадцать лет он вспомнил о них, хотя и теперь не совсем понимал их смысл.
-Что, любуешься пейзажем? - тишину разорвал весёлый голос Сириуса.
Джеймс обернулся к другу, бодрым шагом направлявшемуся к нему с двумя коктейлями в руках. Один стакан с цветной жидкостью Сириус протянул Джеймсу, к другому приложился сам. Сохатый взял стакан и отпил немного, ощутив во рту горьковатый вкус алкоголя, смешенного с соком и чем-то ещё.
-Умеют же маглы делать алкогольные напитки, - заметил Сириус, но тут же с довольной улыбкой добавил: - Но я приверженец огневиски.
И вылил оставшуюся большую часть коктейля прямо в море.
-И надо было тебе купить дом именно в Брайтоне, - сказал Джеймс. - Тут же даже не искупаешься до августа: вода холодная. Нет, чтобы прикупить жилье где-нибудь в Италии...
Сириус усмехнулся, ничего не ответив. Домик в Брайтоне он купил в начале лета. Это было уже его собственное жильё, приобретённое на деньги, оставленные ему в наследство дядей Альфардом.
В предпоследний учебный день Сириус получил от дяди письмо, в котором тот просил его о встрече. Встретиться договорились в «Дырявом котле».
Джеймсу не хотелось возвращаться в пустой дом в Годриковой Впадине, и друзья по приезде в Лондон заночевали в «Дырявом котле», куда на следующий день явился дядя Альфард.
Дядя Альфард был среднего роста, худой человек, довольно симпатичный. Его живые серые глаза всегда весело и озорно горели на слегка загорелом лице. По начинающим седеть густым чёрным волосам он привычным движением проводил рукой, и Сириус, едва заметив этот жест, но не видя лица, тотчас узнал в сидящем за столом человеке в бардовой мантии дядю Альфарда, дожидавшегося его.
-Ну, привет, племянничек, - дядя весело прищурился и пожал руку Сириусу, когда тот садился за стул напротив него. - Как твои дела?
-Неплохо, - Сириус пожал плечами.
-А у меня для тебя новости, - Альфард провёл рукой по волосам. - Я решил путешествовать, посмотреть мир. Завтра отправляюсь...
Сириус внимательно посмотрел на дядю. Сразу нахлынули воспоминания: слишком уж много было связано у Бродяги с этим волшебником.
Для Сириуса дядя Альфард стал человеком, которым старший наследник Блэков восхищался, на которого старался быть похожим и которого очень любил. Этот энергичный обаятельный волшебник расположил к себе Сириуса своей непохожестью на всех тех, кого Сириус привык видеть рядом с собой, своим непосредственным поведением и неподражаемой привычкой говорить всё, что думает, в лицо тем, кто хорошенько мог потом отплатить ему за дерзость. Альфард был настоящим, не фальшивым, и именно поэтому он всегда и везде всем мешался. На любых торжественных приёмах у самых знатных чистокровных волшебников он казался белой, но очень гордой и своенравной, вороной. Он не считался ни с чьим мнением, до последнего отстаивал свою точку зрения, и — главное — никогда не подчинялся правилам, установленным в высшем магическом обществе. Он презирал и их, и тех, кто боялся их нарушить. Это был человек широкой души, которую он мог открыть только тем, кого действительно любил. А любил он немногих. Когда-то давно, когда Сириуса ещё не было в планах, Альфард был женат. Он сам никогда не говорил об этом, но как-то Орион сказал, что Альфард очень любил жену. Она рано умерла. Больше он не женился, хотя имел много связей, а однажды, незадолго до того, как Сириус сбежал из дома, Альфард пришёл на званый ужин к Малфоям в сопровождении очаровательной ведьмочки, которая была лет на пятнадцать младше его. Все гости были в ужасе, поскольку девушка была маглорождённой. Альфард же заявил, что хочет на ней женится, а крёстной их будущего ребёнка он уже назначил Вальбургу, которая, услышав это, подавилась куском баранины. После этого Альфард сразу же покинул Малфой-Мэнор, оставив всех присутствующих в невыразимом расстройстве. Через два дня Сириус узнал, что дядюшку выжгли с семейного древа.
-Ты, что же, до сих пор не женился? - спросил Сириус, ухмыльнувшись.
-Ты же знаешь, я вовсе не собирался, - ответил с улыбкой Альфард. - Я просто хотел позлить родственничков.
Сириус усмехнулся.
-Так вот, я уезжаю, а тебе оставляю большую часть своих сбережений в Гринготтсе, - сказал дядя Альфард.
Сириус ничего не ответил.
-Я, пожалуй, начну с Египта, - не дождавшись ответной реакции, произнёс Альфард. - Хочу посмотреть на дельфинов.
Сириус посмотрел дяде в глаза. Он прекрасно знал, почему Альфард упомянул дельфинов.
Сириусу было семь. Он сидел с родителями в гостиной. Отец и мать говорили о политике. Сириус особенно не прислушивался, но после слов Вальбурги о том, что грязнокровки — это низший класс, неожиданно спросил:
-Мама, а чем...грязнокровки хуже нас с тобой?
Невинный вопрос ребёнка едва ли не привёл Вальбургу в бешенство.
-Тебе пора бы знать простые истины, Сириус Орион, - строго и высокомерно сказала мать. - У грязнокровок грязная кровь, это значит...
-Грязная? - перебил Сириус. - Я думал, кровь у всех одинаковая — красная...
-Во-первых, не перебивай мать, - повысила голос миссис Блэк. - А, во-вторых, не все достойны носить имя волшебника. И грязнокровки лишь нагло присвоили себе это имя, в действительности же они не имеют на него никакого права.
-Но ведь они обладают магией? - спросил Сириус.
-Какая разница? - раздражилась Вальбурга.
-Если они обладают магией, значит они волшебники и достойны быть ими, - сказал Сириус. - И совсем не важно грязнокровки они или чистокровки, мы все одинаковые...
-Как ты смеешь говорить, что мы такие же, как эти вонючие магловские отродья?! - Вальбурга в ярости вскочила с кресла.
Тогда она впервые ударила старшего сына по лицу. Хлестнула наотмашь, оставляя красный горящий след на щеке и страшный рубец в сердце. Впоследствии она делала это еще не раз.
Потом миссис Блэк отправила сына в свою комнату. Там Сириус сидел на своей кровати и молча смотрел в стену. Ни одна слезинка не скатилась по его щекам. Только внутри была странная пустота. Сириус не понимал, как она могла ударить его. Она же его мама...
А потом пришёл дядя Альфард. Он, видимо, зашёл зачем-то к сестре, а затем решил заглянуть к племяннику. Он застал его сидящим, словно в оцепенении, и сразу понял, что что-то случилось. Дядя опустился рядом с Сириусом на кровать и заглянул мальчику в лицо. Он ничего не спрашивал, но Сириус вдруг заплакал, как девчонка, и сам всё ему рассказал. Он злился из-за того, что разревелся, и поэтому яростно размазывал слёзы кулаками по лицу, а когда чуть-чуть успокоился, Альфард сжал его плечи и легонько встряхнул, заставляя племянника взглянуть ему в глаза.
-Ты всё правильно сделал, - серьёзно сказал Альфард. - Неважно, кто мы, откуда, сколько нам лет; неважно, какая кровь течёт в наших жилах и нашивки какого факультета у нас на мантии. Гораздо важнее, что у тебя внутри, что ты можешь дать этому миру, - дядя посмотрел племяннику в глаза. - А я уверен, ты многое можешь ему дать, Сириус.
Дядя Альфард ещё долго сидел с племянником. Они много говорили, и дядя признался, что он мечтает увидеть дельфинов.
-Дельфины — удивительные создания, - сказал он тогда, лёжа на кровати рядом с Сириусом и глядя в потолок. - Они очень добрые. Гораздо добрее некоторых людей.
-Тогда я тоже хочу их увидеть, - сказал Сириус.
-Придёт время, и наша мечта сбудется, - заверил его Альфард. - Наша общая мечта.
Сириус надолго запомнил тот добый взгляд дяди Альфарда, которым он смотрел на племянника. Тогда же Сириус понял, что этот человек никогда его не обманет и, уж конечно, не ударит.
-Ты не подумай, я помню обещание, - дядя Альфард снова чуть прищурился, и Сириус вернулся из своей комнаты и своего прошлого обратно в «Дырявый котел».
-Я знаю, - просто ответил Бродяга.
-Можешь поехать со мной, если хочешь.
-Спасибо, дядя, - Сириус слабо улыбнулся. - Но я не могу. У моего друга недавно умерли родители. Я ему нужен.
Дядя Альфард довольно улыбнулся, откинувшись на спинку стула.
-Правильно. Друзей не бросают, - сказал он. - Я же говорил, ты многое можешь дать этому миру.
-Эй, Бродяга, о чём задумался? - вырвал Сириуса из поспоминаний голос Джеймса.
-А...нет, ничего, - Блэк усмехнулся.
-Бродяга, а ты знаешь, что такое связь с вечностью? - спросил Поттер.
Сириус, как на пололумного, воззрился на Сохатого.
-Слушай, друг, по-моему тебе уже хватит таскаться по побережью, а то на тебя свежий воздух плохо влияет, - с усмешкой заметил Сириус. - Или тебя так от коктейля пропёрло?
Друзья рассмеялись и неспешным шагом направились домой.
-Знаешь, Сохатый, я тут такую интересную штуку заметил, - сказал Сириус, когда они проходили мимо антикварного магазина. - Прошлым...да и позапрошлым летом ты Эванс каждый день строчил письма, а в этом году — ни одного... - Блэк посмотрел на друга. - Всё, прошла любовь завяла тентакула?
Джеймс фыркнул.
-Я специально ей не пишу, - сказал Поттер. - Но я приготовил ей сюрприз, и завтра она его получит.
Сириус с насмешливой, но доброй улыбкой посмотрел на друга.
-О, берегись, прекрасная и неприступная Лили Эванс, ибо неутомимый и лохматый Джеймс Поттер готов штурмом взять твоё гордое сердце!.. - продикламировал Сириус и получил подзатыльник.

Недалеко от дома, где жили Эвансы, находился старый городской парк. Он был местом уединения и неторопливых длительных прогулок по выложенным плиткой дорожкам под тенью исполинских деревьев, безучастно и спокойно взирающих с высоты своего возраста на людские мысли, проблемы и мечты. В центре парка находился пруд. Посередине пруда был островок, соединенный с берегом уплотнённой земляной насыпью, пройдя по которой можно было оказаться на острове, под сенью раскидистого клёна, растущего там, и увидеть некрупных рыб с тёмной чешуёй, медленно плавающих в кристально чистой воде.
Лили очень любила гулять в этом парке, когда была ещё маленькой девочкой. Именно здесь, на уютных аллеях тихого парка, оживали захватывающие истории Маргариты, которые она так любила рассказывать; здесь тени её прошлого, полного приключений, обретали телесную форму, становясь явью, и вновь возвращались к ней яркостью и насыщенностью уже прожитых лет.
Часов в восемь вечера, надев красивое коралловое летнее платье до колен с нешироким кожаным ремешком на талии и аккуратные туфельки-лодочки, Лили вышла из дома и направилась к парку. Родители были в гостях у знакомых, а Тунья убежала с подружками в кафе, так что дома Лили одной было скучно.
Ласковое солнце медленно клонилось к закату. В воздухе витал ненавязчивый запах начинающих распускаться роз. Наступал вечер. Это был один из тех замечательных летних вечеров, когда душа переполнена беспричинной тихой радостью и спокойствием. Очень хотелось, чтобы этот вечер не кончался и стрелка часов застыла где-нибудь на девяти, предоставляя возможность насладиться тёплыми лучами заходящего солнца, лёгким игривым ветерком и высоким, бесконечно высоким небом.
Лили неторопливо шла по дорожке, по обеим сторонам которой были посажены белые акации. Был пик их цветения, и крупные гроздья источали густой сладкий аромат, наполнявший собой воздух. Лили с удовольствием вдыхала его и улыбалась своему внутреннему спокойствию и всей той невообразимой красоте и прелести, которая окружала её.
Аллея была пуста: Лили прогуливалась в одиночестве, чему была рада, хотя куда больше радости ей доставляли само пребывание в старом парке и хорошая погода.
Через три минуты размеренной ходьбы Лили заметила футах в тридцати впереди себя сидящего на чугунной лавочке парня и, верно, не обратила бы на него никакого внимания, не будь его профиль так ей знаком.
Молодой человек хмурился, внимательно разглядывая лист бумаги, который держал перед собой, иногда вертел его, словно пытался с другого ракурса взглянуть на то, что было там написано или нарисовано.
Лили остановилась и стала внимательно вглядываться в него, пытаясь понять, тот ли он человек, о котором она думает, или же она просто обозналась.
Эванс сделала пару шагов вперёд. Нет, она не ошиблась.
На лавочке как ни в чём не бывало восседал Джеймс Поттер. Он серьёзно и вместе с тем жутко комично разглядывал какой-то помятый лист, держа его в руках на уровне глаз.
«Какого Мерлина он здесь забыл? - тут же подумала Лили, не сводя глаз с Поттера, который её не замечал. - Не просто же так он тут оказался... Выпытал у кого-то мой адрес, а потом притащился в Коукворт, гиппогриф его подери...».
В эту минуту Поттер повернул голову в её сторону. Два растерянных взгляда карих и зелёных глаз ненадолго встретились, а затем Джеймс улыбнулся, поднялся с лавочки и подошёл к Лили.
-Привет, Эванс, - всё также улыбаясь, поздоровался Поттер.
-Привет, - негромко сказала Лили и незамедлительно спросила: - Поттер, что ты здесь делаешь?
-Гуляю, - невозмутимо сообщил Джеймс. - Разве в парках что-то другое делают?
-Я имею в виду, в Коукворте вообще, - сказала Лили и сжала губы.
-Я гуляю в парке в Коукворте, - произнёс Джеймс, и глаза его за стёклами очков озорно блеснули. - Прекрасный парк, надо сказать. Ты не находишь?
Встреть Лили Поттера в Коукворте этак год назад, она бы разозлилась и потребовала, чтобы он убирался восвояси.
Сейчас же — странно — само появление лохматого гриффиндорца и его выходки на подсознательном уровне казались Лили збавными и даже милыми.
-Поттер, ты не можешь хотя бы пять минут не паясничать? - спросила Лили, стараясь казаться серьёзной; выходило, надо сказать, не очень.
-А кто паясничает? Я паясничаю? - Джеймс невинно захлопал глазами и развёл руками, но, вспомнив, что всё ещё держит какой-то листок, который вероятно Лили не следовало видеть, тут же убрал руки за спину, как ребёнок, прячущий от взрослых конфеты, которые он достал из шкафа до обеда. - И ничего я не паясничаю.
Мгновение Лили смотрела в эти невинные добрые глаза, в глубине которых горел весёлый огонёк, на эту искреннюю улыбку и вдруг не удержалась сама, улыбнулась тоже.
-А что это ты за спиной прячешь? - спросила Лили, невольно улыбнувшись кокетливой улыбкой, и стала обходить Джеймса, пытаясь заглянуть ему за спину.
-Ничего, - машинально ответил Поттер, не давая ей увидеть то, что она хотела.
-Так уж и ничего? - Лили остановилась и, хитро прищурившись, взглянула на Джеймса.
-Ничего, - повторил Джеймс, но под настойчивым взглядом Лили сдался: - Это карта. Но, надо заметить, очень плохая. В ней же ничего не поймёшь, - с этими словами Поттер протянул девушки помятый лист. - А ещё рисует хорошо...
-Рисует? - переспросила Лили, разглядывая «карту», на которой тут же узнала свой квартал и дом. - Так это Элизабет меня сдала? - спросила она, подняв голову, и улыбнувшись.
-Только под пытками, - быстро сказал Джеймс, подняв правую руку ладонью к Лили, как бы показывая, что Элизабет не виновата. - Но, как видишь, карта абсолютно не точная, так что Макензи меня провела, - гриффиндорец удручённо вздохнул.
Лили рассмеялась.
-Карта превосходная, просто ты не умеешь ей пользоваться!
-Это я-то не умею? - вскинулся Джеймс, улыбнувшись.
-Именно ты, Поттер, - Лили победно вскинула подбородок. - Иначе бы ты не потерялся.
-Я не потерялся! - Джеймс ошалел от такой наглости: дожили, Эванс говорит о нём, как о четырёхлетнем ребёнке. - Я с тобой с удовольствием бы поспорил...и переспорил бы, но я не ради этого целый день убалтывал Элизабет, а потом шатался по этому городку добрых полтора часа...
-А ради чего? - спросила Лили, возвращая Поттеру «карту».
Джеймс довольно улыбнулся, видя, что ему наконец-то удалось направить разговор в нужное русло.
-У меня для тебя сюрприз, - сказал Джеймс и, стоило Лили открыть рот, чтобы что-то сказать, быстро добавил: - И здесь нет Гигантского Кальмара, так что тебе придётся пойти со мной.
-Ух-ты, какая самоуверенность, - Лили сложила руки на груди. - А, может, я не хочу с тобой идти.
-Что ж, - Джеймс пожал плечами, - тогда ты упустишь лучшие минуты своей жизни.
-Даже так? - Лили усмехнулась.
-Серьёзно, Эванс, идём, - Джеймс протянул ей руку. - Тебе понравится, обещаю.
Лили колебалась.
-Просто дай мне руку, - попросил Джеймс.
Эванс секунду боролась с собой, потом неуверенно протянула Поттеру руку, и, когда он сжал её пальцы, они вдвоём трансгрессировали с пустой аллеи.
-Где мы? - спросила Лили, когда вновь почувствовала под ногами твёрдую землю.
Они стояли в узком проходе между двумя домами.
-Сейчас сама всё увидишь, - пообещал Поттер.
Лили и Джеймс вышли из своего укрытия и оказались на широкой, хорошо освещённой улице, вдоль которой тянулись старинные дома и магазины. Деревья, посаженные со стороны тротуара, по которому шли гриффиндорцы, были нарядно украшены фонариками. На своём пути Лили и Джеймс встречали весёлых смеющихся людей, в основном молодых. Откуда-то звучала музыка. Лили, широко распахнув глаза, с радостно-восторженной улыбкой оглядывалась вокруг.
-Где мы, Джеймс? - спросила она, не заметив, как назвала своего спутника по имени.
Поттер с улыбкой оглянулся на неё.
-Мы в Брайтоне, - ответил он.
Лили обернулась к нему и улыбнулась.
Они прошли улицу до конца, свернули на другую и перешли дорогу, подходя ко входу в Центральный парк Брайтона.
Лили только сейчас заметила, что они всё ещё держутся за руки, но не было никакого желания отпустить эту тёплую крепкую ладонь, так уверенно и осторожно сжимающую её пальцы.
Лили и Джеймс прошли по аллее в центр парка, который представлял собой большую круглую площадку, выложенную серой плиткой. Здесь было очень много людей. Играли музыканты.
-Не пропустите! Только сегодня! - кричал загорелый молодой человек, указывая на большое скопление людей, образовавшееся вокруг музыкантов. - Фестиваль латино-американских танцев!
Джеймс повёл Лили туда. Здесь, в самом центре площади, играли музыканты и двое латино-американцев танцевали сальсу. Не было никаких сомнений, что красивый загорелый черноволосый мужчина и его партнёрша, стройная женщина с каштановыми волосами, стриженными под каре, в ярко-розовом платье и татуировкой на плече, были латино-американцами, поскольку они так хорошо, просто блестяще танцевали сальсу как танец своей страны, как не может танцевать её ни один европеец, как бы долго и упорно он не тренировался. Этот танец был зажигательным, страстным, полным эмоций и сложнейших трюков, которые танцоры выполняли, казалось бы, очень легко, но даже человек, абсолютно не разбирающийся в танцах, понял бы, что всё то, что они делали, было не таким уж и простым. Танцоры полностью отдавались танцу. Так танцуют только те, кто живёт танцем; в широких улыбках, в горящих глазах, в отточенных движениях — во всём угадывалась любовь к тому, что они делали. Скоро к ним присоединилась ещё две пары профессиональных танцоров. Они зажигали всех присутствующих такой энергией, что самому хотелось сейчас же выскочить вперёд и сплясать, забыв о том, что вовсе не умеешь этого делать. Такое желание появилось уже у многих наблюдателей, и оно вскоре было услужливо выполнено. Один из музыкантов громко прокричал, «Танец — это жизнь, поэтому танцуем все!», и площадь наводнилась двигающимися в такт и не в такт (это было уже неважно) людьми. Сейчас можно было пригласить кого угодно: совсем незнакомую девушку или совсем незнакомого парня: зажигательная сальса объединила людей.
-Потанцуем? - Джеймс улыбнулся, глядя Лили в глаза, и потянул её в толпу танцующих.
-Но я не умею, - Лили немного смущённо улыбнулась, хотя почти не сопротивлялась и послушно шла за Джеймсом.
-Здесь это неважно, - сказал Поттер.
Джеймс взял одну руку Лили в свою руку, другу положил ей на талию — и они закружились в бешеном ритме страстной и чувственной сальсы. Никто из них не умел её танцевать, но разве в умении было дело?
Джеймс крутанул Лили, подняв руку, и Эванс засмеялась. Их захлестнул вихрь всеобщего веселья, бесшабашной радости и восторга.
Сейчас, находясь в другом городе, с человеком, с которым она только и делала что ссорилась на протяжении шести лет, Лили чувствовала себе по-настоящему и абсолютно счастливой. А если бы она знала, как счастлив был Джеймс просто видеть её улыбку...
Музыка, казалось, звучала всё громче и громче. Со всех сторон яркими пятнами мельками женские платья. Лили уже не думала ни о чём, а просто танцевала, отдаваясь этой своей первой в жизни сальсе также, как и эти недавно танцевавшие профессионалы — вся, без остатка. Перед ней то и дело мелькали два озорных карих глаза, которые улыбались, как улыбались и губы — ей, ей одной...
Музыка сводила с ума. Сердце билось в бешенном ритме в такт ей.
Лили глубоко вдохнула, не переставая улыбаться и быстро перебирать ногами, чтобы не сбиться со счёта.
Эта музыка была вечна.
Этот танец был вечен.
И мимолётное счастье тоже было вечно.
Джеймс резко отстранил Лили от себя, держа её за вытянутую руку, а потом ещё более резко притянул к себе.
Между ними больше не было дистанции. Лили оказалась прижатой к Джеймсу. Она слышала, как бьётся его сердце, и ей казалось, будто это бьётся её собственное.
Лили на мгновение затаила дыхание. Весь мир вокруг вдруг стал каким-то ненужным, без которого вполне можно было обойтись.
Эванс медленно подняла глаза на Джеймса.
«Какие они глубокие, его глаза», - пронеслось в голове.
Джеймс смотрел серьёзно и не смел допустить даже мысли отвести взгляда от Лили.
«Разве бывают на свете более красивые глаза, чем у неё?».
Музыка всё ещё грохотала, но ни Джеймс, ни Лили её уже больше не слышали.
Был только стук его сердца и её сердца. И ничего больше.
Лили чуть приоткрыла губы, не сводя взгляда с его лица, а Джеймс вдруг тихо, но отчётливо произнёс:
-Поцелуй меня, Лили...

Побег и поттеровская психология

Время теряло смысл.
Окружающий мир превращался в стремительный и бессмысленный цветной калейдоскоп из мелькающих платьев, лиц, улыбок...
Глаза Лили сияли. Горели самым прекрасным огнём, на которое только было способно её сердце.
«Вот сейчас она меня поцелует. Или влепит пощёчину».
Но Лили не сделала ни того, ни другого. Она вдруг резко отстранилась, отступив на шаг.
-Было...было весело, - пробормотала она, стараясь сделать серьёзное лицо и заставить голос не дрожать. - Но мне уже пора...
-Лили, извини, я...глупость сморозил...
-До встречи, - губы Лили дрогнули, она развернулась и, сделав шаг, точно нырнула в толпу танцующих.
-Лили, постой! - крикнул Джеймс. - Не уходи!
Джеймс бросился за ней. Он не мог понять каким образом, но Лили уже исчезла. Он метался по площади, расталкивая людей и тут же извиняясь, но нигде не видел её.
-Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! - рявкнул Джеймс, остановившись.
Он не мог передать, как он на себя злился.
***
Когда Сириус и Джеймс переехали в Брайтон, первым человеком, с которым они познакомились (не считая бывшего хозяина дома), был Оливер Спайт, двадцатидвухлетний молодой человек, живший по соседству. Заметив, что в дом напротив заселяются новые жильцы, он пришёл поздороваться. Сириусу он как-то не особо понравился. Но стоило Оливеру заикнуться о том, что он страшно любит мотоциклы, сам ездит да еще знает место, где собираются мотоциклисты, устраивают заезды и просто хорошо проводят время, Блэк сразу же изменил своё отношение. Через два дня вечером он с Оливером поехал на окраину города, где проходили любительские гонки на мотоциклах. Джеймс предпочёл остаться дома.
На широкой заасфальтированной площадке, на краю которой стояло несколько старых гаражей, собирались каждый вечер поклонники мотоциклов. Площадка эта была довольно большой для того, чтобы устраивать заезды прямо там, выкладывая старые автомобильные шины, между которыми нужно было ехать. Иногда, правда, мотоциклисты гонялись на улицах города в близлежащем негустонаселённом районе, хотя случалось это редко.
Сириусу это место очень понравилось. Байкеры и просто любители мотоциклов оказались классными ребятами, и Блэк нашёл с ними общий язык. Он ездил туда нечасто (не мог же он кинуть Джеймса), но когда приезжал на своём «Харлее», который пригнал из Годриковой Впадины, то отрывался по полной, гоняясь со всеми подряд и почти всегда приходя первым.
Однажды, на вторую неделю после переезда в Брайтон, Сириус приехал туда довольно поздно. Многие мотоциклисты уже слегка подвыпили и отказались участвовать в гонке. Но Блэку жутко хотелось с кем-нибудь посоревноваться, и Оливер, который уже собирался домой, сказал, что у них новичок. При этом Спайт почему-то ухмылялся, но говорил, что этот новенький весьма неплохо ездит. Он указал Сириусу на то место, где всегда начинался заезд, и Блэк заметил остановившийся у старта чёрный мотоцикл с ездоком в чёрных джинсах и чёрной кожаной куртке. Они стояли довольно далеко, а новичок был к ним спиной, поэтому Сириус отметил лишь то, что он какой-то щупленький.
Блэк оседлал свой «Харлей», оставленный у гаража, где шумно веселились байкеры, и подъехал к новичку, всё ещё стоящему у старта.
Они не сказали друг другу ни слова. Сириус почти не смотрел на своего противника, лицо которого было закрыто шлемом (сам Блэк всегда ездил без шлема). Только когда Карен, симпатичная блондиночка, подружка одного из мотоциклистов, часто тусовавшаяся с ними, махнула рукой, оба ударили по газам.
С первых секунд Сириус отметил, что новенький и правда не плохо ездит. Но он всё равно был лучше. На крутом повороте, где новичок немного затормозил, Блэк на свой страх и риск пронёсся, не сбавляя скорости. Его мотоцикл легко могло занести, а сам он мог разбиться, но Сириуса это не волновало.
Была только скорость. Только рёв мотора. И бешенный, свистящий ветер.
Соперник остался позади. Сириус даже не оборачивался на него, будучи уверенным в своей несомненной победе. Но на следующем повороте противник вдруг появился словно бы из ниоткуда и неожиданно вырвался вперёд. Сириус сощурил глаза и прибавил скорости. Это становилось интересным. Вот он, момент соперничества, без него гонка не имеет смысла.
Они пришли к финишу практически одновременно, но новичок пересёк линию буквально на две секунды раньше Сириуса и, проехав несколько метров дальше, круто затормозил.
Блэк скривил губы и снова прищурился. Ему стало интересно, кто смог его обогнать.
-Я Сириус. Сириус Блэк, - сказал он, подъезжая к победителю и только сейчас отмечая, что тот вовсе не щуплый, а...
Новичок снял шлем. Чёрные прямые волосы до плеч подхватил тёплый ветер, и на Блэка устремились два красивых синих глаза.
-А я Софи.
-Ты девушка?!
-Ну вроде как была с утра, - негромко засмеялась Софи.
-Ух ты...круто, - выдал Сириус. - Круто ездишь в смысле.
-Круто езжу — для девушки или вообще? - уточнила Софи, немного хитрым взглядом глядя на Блэка из-под длинных загнутых чёрных ресниц.
-Вообще, - ответил Сириус и быстро оглядел девушку.
То, что из далека, в темноте и по невнимательности показалось Сириусу щуплостью, оказалось красивой женственной фигурой. Обтягивающие джинсы и куртка выгодно подчёркивали все её изгибы. В красивом лице, подсвеченном снизу светом фар, было что-то нездешнее, словно бы более свободное, раскованное. На губах играла лёгкая полуулыбка, при взгляде на которую оставалось чувство недосказанности, и в то же время синие глаза смотрели прямо и открыто.
-Кстати как, говоришь, тебя зовут? - спросила Софи.
-Сириус, - ответил Блэк, проведя языком по губам.
-Как звезда, - сказала Софи, и её губы дрогнули в улыбке.
-Мои родители были повёрнуты на «звёздных» именах. Не знаю, чего это они астрономами не стали, - произнёс Сириус и ухмыльнулся.
Софи засмеялась.
-И где ты научилась так классно ездить на мотоцикле? - поинтересовался Блэк, чуть приподняв правую бровь.
-Дома, в Америке, - сказала Софи. - Я из Лос-Анджелеса.
-А в Брайтоне что делаешь?
-Долго рассказывать, - улыбнулась Софи.
-Так, может, расскажешь мне за чашечкой кофе или чего покрепче, - предложил Блэк. - Здесь много разных кафе и баров.
-Почему бы и нет? - Софи пожала плечами. - Только я, пожалуй, буду что покрепче...
Так Сириус познакомился с Софи. В Америке у неё была лучшая подруга, с которой они вместе учились в колледже. А потом эта подруга повстречала англичанина, они полюбили друг друга и решили поженится. Но её родители не одобрили этот брак, и влюблённые сбежали к нему на родину, в Брайтон. Здесь же собрались поженится. Софи приехала к ним на свадьбу как подружка невесты.
-Я у себя дома жить не могу без байка, - рассказывала она, потягивая из трубочки слабоалкогольный коктейль в одном из баров в центре города. - Один раз даже разбивалась, но всё равно очень люблю мотоциклы, скорость... Вот и здесь взяла байк на прокат.
-Я тоже обожаю свой «Харлей». Да и вообще байки, - сказал Сириус, опершись на барную стойку, за которой они сидели. - Мне говорили, что мотоциклы — это, мол, опасно. Но какая жизнь без опасностей? Без риска?
-Это верно, - согласилась Софи. - Жить надо на полную катушку, иначе она теряет смысл.
-Полностью согласен, - заявил Блэк, широко улыбаясь. - Жизнь одна, так почему бы не наслаждаться ей каждую минуту?
-Нет ни одной достойной причины не делать этого, - улыбнулась Софи.
...В тот день, когда Джеймс ушёл гулять с Эванс, Сириус пригласил Софи к себе домой.
Они набросились друг на друга ещё в тёмном коридоре. Остервенело целуясь, цепляясь друг за друга, они, не размыкая объятий, проходили в гостиную. Сириус, сжимая тонкую талию, подталкивал Софи к дивану. Она запускала тоненькие пальчики и прикрывала глаза от удовольствия, пока Блэк покрывал поцелуями её шею.
В порыве страсти они налетели на что-то. Раздался звон битого стекла.
-Это антикварная ваза, - с улыбкой выдохнул Сириус ей в губы. - Ей две тысячи лет...плевать.
Софи уперлась ногами в ручку дивана. Сириус этого не заметил.
Они рухнули на диван. Софи сжала плечи Блэка, а он запустил руки ей под футболку, не отрываясь от её чертовски соблазнительных губ.
-Ты говорил, что живёшь с другом...А он...
-А он сегодня очень кстати ушёл...
Внезапно зажёгся свет.
-Сириус, я услышал шум внизу...оу, чёрт...я...я ухожу...вы продолжайте...я уже ушёл...
Блэк вскинул голову. Вошедший в гостиную Джеймс, быстро отвернулся и, слегка вытянув руку, попытался закрыть себе обзор, а затем собрался ретироваться. Но было поздно.
Сириус встал на ноги. Софи села на диване и поправила футболку.
-Я пойду, - сказала она, поднимаясь. - Увидимся, - бросила девушка на прощание, проходя в коридор. - Меня не надо провожать.
-Пока, - Сириус слабо махнул рукой, проводив Софи глазами.
Как только входная дверь за ней закрылась, Джеймс, которого и без того разбирал смех, захохотал в голос.
-Смешно тебе, да? - спросил Сириус, прищуренным взглядом посмотрев на Джеймса. - Ты только что испортил мне одно из лучших свиданий, мог бы...
-Свиданий? А я думал то, чем вы тут занимались, более точно называется по-другому, - ухмыляясь, вставил Сохатый.
-...Мог хотя бы сделать вид, что тебе очень жаль, - не обращая на слова друга внимания, закончил Сириус, выгнув бровь. - Слушай, а какого чёрта ты здесь делаешь?
-А где мне, по-твоему, надо быть? - Джеймс поднял брови.
Сириус мгновение вглядывался в друга, а потом по его лицу пробежало такое знакомое Поттеру выражение «а, ну всё ясно», за которое хотелось придушить.
-Понятно, Эванс тебя отшила, - констатировал Сириус.
-Ничего не отшила, - начал упираться Джеймс. - Просто уже поздно, и она пошла домой...
-Ну я же говорю, отшила, - невозмутимо сказал Блэк, плюхаясь на диван.
Поттер хотел было сказать что-нибудь колкое, но передумал.
-Знаешь, Лили сегодня была какой-то другой, - произнёс он. - И ей понравился мой сюрприз.
-Да неужели? - Сириус усмехнулся, всё ещё не понимая, что Джеймс говорит серьёзно.
-Может, я ей даже нравлюсь.
-У-у, какие смелые предположения. Помнится, ты так говорил в середине пятого курса, не помню только, почему именно ты так решил...
-Ты не видел её сегодня, Бродяга, - сказал Джеймс и улыбнулся. - Она такая красивая. И просто замечательная. Самая замечательная из всех. Я это точно знаю.

Макензи жили в небольшом городке на севере Шотландии. Этот городок не был отмечен ни на одной магловской карте потому именно, что здесь не было маглов, а жили только волшебники. Это давало определённую свободу: колдовать можно было где угодно и когда угодно, многие маги ходили в своей привычной одежде, то есть в мантиях, по улицам, спокойно разговаривали о волшебстве, не боясь, что кто-нибудь, кому не положено это слышать, услышит их.
Город, где было только восемь главных улиц, от которых паутинкой тянулись неширокие улочки, утопал в зелени. Многочисленные сады, пестреющие всевозможными волшебными и неволшебными цветами, аллелеи и маленькие скверы заставляли сомневаться, что этот город действительно настоящий: он был больше похож на вымышленный сказочный городок.
Вдоль мощёных булыжником улиц тянулись уютные домики в один-два, реже в три этажа с небольшими окошками и покатыми крышами. Они чем-то отдалённо напоминали дома Хогсмида, хотя были больше и красивее. В центре располагалась площадь с большим фонтаном, украшенным фигурками русалок и нимф, которые, будучи волшебными, двигались. Нимфы иногда танцевали. Вода там была чистая-чистая и, искрясь, переливалась цветными бликами на солнце.
Здесь было много волшебных магазинов с большими яркими вывесками, предлагающими войти и прикупить себе пару новеньких мантий, сладостей или книг по магии.
Сами Макензи жили на окраине города в трёхэтажном старинном особняке. На первом этаже располагалась просторная прихожая, гостиная, столовая и кухня, на втором — спальня мистера и миссис Макензи и комната для гостей, а на третьем в двух больших светлых комнатах жили Элизабет и Джон.
Мебель в доме была старинная и очень дорогая. В гостиной стоял большой мягкий диван, а рядом с ним три кресла с одинаковой бежево-жёлтоватой обивкой в цветочек в винтажном стиле. Гостиная обогревалась камином, напротив которого стояли друг против друга два кресла, а между ними — маленький деревянный круглый журнальный столик. На стенах, оклеенных бардовыми обоями, сочетающимися с цветами на мягкой мебели, висели картины, изображающие природу. В углу стояла большая антикварная ваза. Массивные шкафы и секретеры были либо аккуратно заставлены книгами, либо демонстрировали хрустальные сервизы, сувениры, привезённые из разных стран, или ювелирные украшения, лежащие в открытых бархатных коробочках (это были в основном ожерелья, колье и диадемы гоблинской работы, которые миссис Макензи не носила, но специально выставляла на показ, не то для красоты, не то ради хвастовства, а, может, по двум этим причинам одновременно, но так или иначе выглядело эффектно). На незастеклённых полках было много всяких безделушек, впрочем, тоже не дешёвых, таких, например, как коллекция слоников, которую мистер Макензи привёз из Индии. Слоники ходили по своей полке строго друг за другом в соответствии с ростом: меньший шёл за большим, но неизменно возвращались на прежнее место и ненадолго замирали, разве что иногда шевеля хоботами, хвостами или ушами.
Столовая являла собой светлую комнату, посреди которой стояли большой овальный дубовый стол и стулья. Здесь всегда были свежие цветы. На чайном столике по обыкновению стоял поднос с выпечкой: печеньем, маленькими булочками, круассанами и прочей вкуснятиной. Окна, которые выходили на лужайку и сад, часто открывали в жару, из-за чего белые полупрозрачные шторы подхватывал ветер.
Собственно, весь особняк, как внутри, так и снаружи, был едва ли не музеем. Исключение составляла комната Элизабет. Лили, уже привыкшая к особому стилю дома Макензи, немного удивилась обстановке комнаты подруги, когда впервые вошла туда. Это была большая светлая комната, где преобладали синие, сиреневые и голубые цвета разных оттенков. Причём всё здесь было сделано по-современному. Элизабет объяснила, что ей жутко надоело всё это старьё, которым был заставлен весь дом (и её комната в том числе, но до поры до времени). Получив разрешение от родителей (пусть и не сразу), Элизабет в четырнадцать лет переделала спальню на свой вкус и была очень довольна. К слову сказать, «старьё» она тоже любила, но хотела, чтобы её комната выглядела именно так, какой увидела её Лили, когда приехала.
У одной стены стояла огромная круглая кровать, застеленная светло-голубым мягким покрывалом, а у противоположной — маленький уютный диванчик, который как бы был вделан в выдающуюся часть стены, представляющую собой книжные полки, которые, вопреки всяким традициям, не были параллельны полу; некоторые из них, в силу особых пересечений линий, были в форме треугольников. Слева от входа, в простенке, стоял большой платяной шкаф светло-сиреневого цвета, а с другой стороны, напротив кровати, - комод, на котором удобно расположились мягкие игрушки, красивая форфоровая кукла, находились какие-то подарочные сумочки, духи и шкатулка с бижутерией. На тумбочке подле кровати стояли часы и приёмник. Середина комнаты, застеленная пушистым белым ковром, была пуста, так что было много места.
Лили буквально влюбилась в эту комнату. Здесь было очень уютно и вместе с тем просторно. Большие окна, занавешанные светло-синими шторами, выходили на сад. Кроме того, в комнате Элизабет царил вечный бедлам: на кровате валялась одежда, какие-то книги, бумага, кофеты. Но этот беспорядок был отчего-то тут уместен и не раздражал. У Макензи был домовик, эльфийка Клири, но Элизабет не разрешала ей убирать у себя, разве что мыть пол да протирать пыль.
-Чувствуй себя как дома, Лил, - Элизабет улыбнулась, когда они с Лили зашли в комнату к Элизабет. - Оставляй вещи и пойдём покатаемся. Не сидеть же всё время в доме.
-Покатаемся? - переспросила Лили, ставя сумку на пол.
-На лодке. Здесь недалеко есть озеро. Мы с Джоном часто там катались, когда были детьми, - объяснила Элизабет.
Девушки спустились по лестнице и уже подходили к прихожей, как прямо перед ним вдруг появилась эльфийка Клири и с низким поклоном произнесла:
-Мисс Элизабет, госпожа послала меня спросить не голодна ли ваша гостья.
-Ты хочешь есть, Лил? - спросила Элизабет, повернувшись к подруге, и Эванс показалось, что Макензи отчего-то неудобно.
-Нет, я поела дома, - ответила Лили и добавила, вежливо обратившись к домовику: - Спасибо, я не голодна.
-Мисс Элизабет, вы идёте на прогулку? - заботливо спросила эльфийка. - Не положить ли вам ланч в корзинку?
-Спасибо, Клири, но мы возьмём сами, - ответила Элизабет и неловко улыбнулась. - Лил, хочешь взять с собой перекусить?
-Нет, говорю же, меня мама накормила дома до отвала, - сказала Эванс. - Если ты хочешь...
-Я тоже не хочу, - быстро ответила Элизабет и, взяв Лили за руку, вышла вместе с ней на улицу.
Лили огляделась и тут же почувствовала, что этот чужой город кажется ей родным: здесь всё очень напоминало Хогвартс. Всё такое...волшебное.
-Я вообще-то не люблю, когда она мне вот так...прислуживает, - сказала Элизабет, и Лили поняла, почему у подруги был такой смущённый вид. - Но она к этому привыкла, её не отучить.
-А вы не хотели её освободить? - спросила Лили.
-Я думала об этом, - сказала Элизабет. - Конечно, несправедливо, когда одни существа порабощают другие. Хотя мои родители так не считают. Их всё устраивает.
Озеро действительно оказалось недалеко. Лили и Элизабет прошли маленькую рощицу, и скоро из-за деревьев показался небольшой деревянный причал и пришвартованные к нему лодки.
-Здесь очень красиво, - сказала Лили, оглядывая озеро, на поверхности которого играли солнечные блики.
-Я тоже так думаю, - произнесла Элизабет. - Садись в лодку. Прокатимся с ветерком.
Лили посмотрела на подругу. Элизабет хитро ухмылялась.
Девушки забрались в лодку. Макензи вынула волшебную палочку из заднего кармана джинс, постучала ею по лодочке, и та поплыла, мерно качаясь на волнах. Чем дальше она отходила от берега, тем больше разгонялась, и вот уже неслась с огромной скоростью по озеру, вызывая восторг у своих пассажиров.
Элизабет поднялась на ноги, раскинула руки и широко улыбнулась.
-Элизабет, сядь, ты же свалишься! - засмеялась Лили, которой тоже захотелось встать.
-Не свалюсь! - закричала Элизабет, громко хохоча. - Я лечу-у! Смотри, Лили, я лечу! Лечу-у-у!!!
Лили тоже захохотала и медленно, пока немного боязливо, поднялась на ноги.
-Давай руку, - Элизабет взяла Лили за руку.
Лили глубоко вдохнула свежий воздух и почувствовала, как внутри разливается спокойствие. Она больше не боялась. Раскинула руки, также как Элизабет, и на мгновение прикрыла глаза, потом распахнула их и бесстрашно взглянула вперёд.
Ветер трепал волосы.
Это было что-то по истине невероятное.
Свобода. Абсолютная. Безграничная. Настоящая.
Есть только сейчас. Никакого потом.
Нужно просто наслаждаться этим моментом, впитывать его в себя, и этого вполне достаточно для того, чтобы он длился вечно.
Лодка мчалась всё быстрее и быстрее.
«Только не останавливайся, только не останавливайся».
-Элизабет! - крикнула Лили. - Элизабет, а ты знаешь, я чуть было не поцеловала Поттера!
Лили сказала это в минуту раскрепощения и отсутствия стеснения говорить на эту тему. Но стоило ей это произнести, как она тут же пожалела о том, что сделала. И не потому, что засмущалась. А потому, что Элизабет, услышав это, едва не свалилась в воду.
-Эй, осторожно! - Лили подхватила подругу, хотя знала, что та не упадёт, и они вместе сели в лодку.
-Лил, ты чего это? Серьёзно? - спросила опешившая Элизабет.
-Ну да, - Лили кивнула и, слегка улыбнувшись, пожала плечиками.
Макензи снова вытащила палочку, шепнула заклятье, и лодка замедлила ход и теперь медленно плыла по волнам.
-Эм...ну так...чего ты раньше не сказала? - спросила она, растерянно глядя на Лили. - И я что-то не очень понимаю.
И Эванс рассказала подруге про прогулку с Поттером. Элизабет внимательно слушала, и чем больше говорила Лили, тем шире улыбалась Макензи. На самом важном моменте она даже приоткрыла рот, но тут же быстро закрыла и спросила с живым интересом:
-Ну? А ты? Что дальше-то?
-Ну, а дальше...я ушла, - неловко закончила Лили своё красочное повествование.
Элизабет тут же перестала улыбаться и разочарованно приподняла брови, воззрившись на Лили.
-Ушла? - переспросила она, потом усмехнулась и добавила: - Ушла или сбежала?
-Я не сбегала, - попыталась протестовать Эванс. - Я просто...ушла.
-Умеешь же ты испортить всю малину, Лил, - отмахнулась Элизабет. - Эх, надо же, как обломала человека!
Лили улыбнулась.
-Какого именно: Поттера или тебя?
-А я-то здесь причём? - удивилась Элизабет.
-У тебя просто такой растроенный вид, - сказала Лили.
Элизабет усмехнулась.
-Лил, а расскажи, что ты чувствовала тогда, - попросила Макензи. - Этого ты не сказала.
Лили упорно молчала.
-Да что с тобой? Мне же можно сказать, - произнесла Элизабет.
-Ладно, - сдалась Лили, - Когда мы были там, посреди этого шумного праздника, в какой-то момент мне показалось, что мы там одни... Так странно, да? Но, знаешь, когда Поттер меня обнял, я почувствовала, что и парк, и все эти люди — это так, фон...или, может, их и вовсе не существует, а есть только мы...мы одни, понимаешь? И тогда я как будто...нет...знаешь, это такое чувство, когда ныряешь во время купания. Момент перед тем, как погрузиться под воду...когда испытываешь такую волнующую радость и кажется, будто вот-вот лопнешь от того, что её так много у тебя внутри... Тогда, с ним, было то же самое.
Элизабет остановила задумчивый взгляд на Лили, потом опустила глаза. Некоторое время девушки молчали.
-Элизабет, а расскажи мне про Поттера, - вдруг сказала Лили.
Макензи подняла на неё глаза.
-Рассказать что? - спросила она.
-Какой он, - ответила Лили. - Я его знаю таким, каким его все знают. А ты всё-таки его друг.
-И откуда такое рвение к познанию характера Джеймса? - спросила Макензи, усмехнувшись. - Ладно...ну если я скажу, что он весёлый, с ним интересно, и вообще он классный, то это, конечно, ни о чём, - Элизабет ненадолго задумалась. - Вообще он добрый человек, отзывчивый. Но, видишь ли, Джеймс слишком требователен к людям. Кажется, он будет глубоко разочарован, если однажды увидит, что не все такие смелые, умные, талантливые, как он... К тому же, он видит в людях только хорошее, и мне кажется это может причинить ему боль.
-Подожди, а как же слизеринцы?
-Ну, слизеринцы — это особая каста в его мировоззрении. Но даже в некоторых из них Джеймс в глубине души видит лучшие качества. Джеймс делит людей на «своих» и «чужих» и в «своих» как бы...априори не может видеть плохое. Он пребывает в заблуждении, но оно...ему приятно. И, если однажды, он случайно обнаружит, что ошибался в ком-то, это его, мягко говоря, очень расстроит.
-Да...ну допустим, - сказала Лили. - И всё же...ведь он зазнайка, Элизабет?
-Да, этого не отнять, - замеялась Элизабет. - Может, он повзрослеет и перестанет быть хвастуном. Но кстати если Джеймс выпендривается, прикалывается над кем-то, и ему об этом скажут, он всё равно будет до последнего упираться, что это не так, хотя, наверно, сам на подсознательном уровне понимает, что ведёт себя, как осёл. Если же он не сделал ничего плохого, но его в чём-то обвиняют, так он и вовсе слетает с катушек. Для него это просто оскорбление. Ему кажется, что, если он сам знает, что ничего не сделал, то совершенно очевидно, что и другие не могут этого не знать. Мол, я не при делах, но как они все этого не видят и не могут понять? Именно поэтому, Джеймс так взбесился, когда ты набросилась на него в библиотеке...
Элизабет замолчала, немного смущённо улыбнувшись.
-Я говорю, что знаю, - произнесла она через минуту. - Я знаю Джеймса таким... А вообще он на всё готов ради тех, кого любит. Это его главное качество.
Подруги помолчали. Лили думала о том, что сказала Элизабет, а Элизабет наслаждалась пейзажем.
-Может, вернёмся домой? - Макензи первой нарушила молчание. - Скоро обед. Не знаю, как ты, а я жутко голодная.
Девушки вернулись в особняк ещё до обеда и поднялись в комнату к Элизабет. Макензи плюхнулась на свою кровать. Лили рассматривала книги. Оказалось, Элизабет любила магловскую литературу.
-О, Симба пришёл, - сказала Элизабет, указывая на большого пушистого рыжего кота, проскользнувшего в приоткрытую дверь. - Ну, иди сюда, котяра.
Кот послушно направился к хозяйке и прыгнул на кровать. Элизабет взяла его в руки и посадила себе на живот.
-Симба! Ах ты мой Симба! - девушка потрепала кота по голове. - Ах ты, усатый!
Элизабет посадила кота на кровать возле себя, а сама перевернулась на бок лицом к нему и, подперев голову рукой, сказала:
-Эх, Симба, я бы взяла тебя в Хогвартс, и ты бы увидел, какой он красивый. Но ты мамин любимец, и она мне тебя не отдаёт.
Лили улыбнулась и забралась с ногами на постель. Кот тут же начал ластиться к ней. Эванс погладила его по спине. Элизабет поднялась с кровати закрыть дверь.
Лили проводила её глазами и снова посмотрела на громко урчащего Симбу, свернувшегося клубочком на постели.
-А ведь Римус звал меня на свидание, - вдруг сказала Элизабет и улыбнулась несвойственной ей мягкой нежной улыбкой. - Конечно, он не сказал, что это свидание: он слишком скромен для того, чтобы вот так прямо сказать. Но я догадалась сама.
-Правда? - Лили широко распахнула глаза и с интересом посмотрела на подругу. - А почему ты мне не рассказала?
Элизабет вздохнула, и улыбка погасла на её губах.
-Потому что я ему отказала, и мне было чуть-чуть стыдно из-за этого, - призналась она, но вдруг снова слегка улыбнулась так, как улыбаются девушки, польщённые мужским вниманием: - Знаешь, мне кажется, я ему немножечко нравлюсь.
-А ты что? - живо спросила Эванс.
-А я...я влюблена.
-В Римуса?
-Нет, - Элизабет тихо засмеялась и слегка порозовела. - В Грэма. Он такой...такой...
-Ну какой? - Лили тоже рассмеялась и встала на колени, упираясь кулачками в кровать.
-Невероятный. Мне кажется иногда, что он меня понимает без слов. Как будто ему хватает одного моего взгляда, и он уже знает, о чём я думаю, - Элизабет задумчиво посмотрела на ковёр, а потом уголки её губ дрогнули в лёгкой улыбке, и она подняла на Лили глаза. - Так, наверное, не бывает, - сказала она и плюхнулась рядом с Эванс на кровать.
-Почему это не бывает? - Лили посмотрела на подругу.
-Не знаю, - Элизабет пожала плечиками и вздохнула, глядя в потолок.
Лили тоже легла на спину. Какое-то время они молчали.
-Лили...а ведь тебе понравилось в Брайтоне? - спросила Макензи три минуты спустя. - В смысле...в Брайтоне с Джеймсом? Вообще быть с ним?
-Мне кажется, что да, - сказала Эванс.
Элизабет улыбнулась, а Лили, погружённая в свои мысли, не заметила просветлевшего лица Макензи.
-Лили, скажи честно, - Элизабет повернула голову к подруге, - тебе нравится Джеймс? Хоть чуть-чуть?
Лили тоже посмотрела на Элизабет, и глаза её вдруг заблестели.
-Наверное...наверное, немножечко да, - призналась Лили, и смущённая улыбка расцвела на её губах.
Элизабет никогда прежде не видела у Лили такой необыкновенной красивой улыбки. И сама Лили в тот момент будто стала другой. Элизабет долго не могла понять, что в ней изменилось. Потом, правда, осознание пришло само.
-Элизабет, только пообещай, что никому не скажешь, - попросила Лили. - Особенно Поттеру.
Макензи подняла правую руку ладонью к Лили.
-Торжественно клянусь, что не скажу никому о том, что ты, Лили Эванс, без ума от Джеймса Поттера, - серьёзно сказала она и тут же рассмеялась.
-Э-эй! Не перевирай мои слова! - притворно обидевшись, с улыбкой воскликнула Лили.
-Ладно-ладно. Но я не понимаю, почему ты тогда убежала? - спросила Макензи и, приподнявшись на локте, внимательно взглянула на Лили, а когда заметила, что Эванс упорно не поднимает глаз, то удивлённо вскинула брови. - Лили...ты что, испугалась?
-Да нет же! - воскликнула Лили и вскинула на подругу глаза. - Чего мне было бояться?
-Тогда почему?..
Лили задумалась. Ещё до приезда к Элизабет она много думала о том, что случилось между ней и Поттером (а в том, что что-то действительно случилось, не было никаких сомнений), но она никому ничего не рассказала, не поделилась даже с мамой, хотя чувствовала, что вот об этом-то ей очень даже хочется с кем-то поговорить.
-Просто это всё так...странно. Я и Поттер вместе...в чужом городе, танцуем сальсу... Да, мне только ещё целовать его не хватало, - сказала Лили, смешно нахмурившись.
Элизабет рассмеялась.
-Ага, то есть до того момента, как он тебе это сказал, тебя тот факт, что вы в чужом городе танцуете сальсу, не смущал? - спросила Элизабет, насмешливо глядя на подругу.
-Да дело же совсем не в сальсе! - Лили села на кровати. - А вообще в том, что это были я и Поттер...и в том, что всё, что было, было с нами...а не с кем-то другим.
Лили замолчала, не зная, как описать своё состояние. Но даже если бы она пыталась сказать что-то ещё, едва ли ей хватило бы слов.
-Лил, скажи честно, - начала Элизабет, покусывая губу, - тебе хотелось поцеловать Джеймса?
Эванс тут же вскинула на подругу горящие таким знакомым Элизабет огнём изумрудные глаза.
-Не-е-ет! Элизабет, это же Поттер!
-Ой, только давай без этого, - отмахнулась Макензи и вопросительно посмотрела на подругу, но Лили молчала. - Ладно, можешь не отвечать, - сдалась Элизабет. - Тебе только разведчиком быть, Лил: ни слова из тебя не вытянешь.
Лили слабо улыбнулась. Она, наверное, сказала бы Элизабет то, что она хотела узнать, если бы сама это знала.
Через десять минут девушки спустились в столовую обедать. За обедом разгорелся спор. Всё началось с того, как миссис Макензи, темноволосая женщина сорокапяти лет, выглядевшая старше из-за широких, выдающихся скул и всегда строгого лица, спросила:
-Лили, ты уже решила, что будешь делать после Хогвартса?
-Я хочу стать целителем, - ответила Эванс. - Помогать людям.
-Целитель, - повторила миссис Макензи, как бы раздумывая над смыслом этого слова. - Замечательная профессия. Пожалуй, благороднейшая из всех, - выдала она свой вердикт. - Вот, Элизабет, бери пример с подруги, - обратилась она к дочери. - Моя дочь хочет стать мракоборцем, - пояснила миссис Макензи не без доли иронии в голосе. - Как будто это женская работа — носиться Бог знает где, размахивая палочкой, преследуя всяких преступных элементов, - колдунья тихо усмехнулась.
Миссис Макензи явно не одобряла выбор своей дочери и, более того, относилась к нему с откровенной насмешкой и сарказмом.
Лили перевела взгляд на Элизабет. Та смотрела на мать, слегка приподняв брови и явно готовясь поспорить. Джон лениво переводил взгляд с матери на сестру, очевидно, уже догадываясь, что будет дальше.
-А что, по-твоему, женская работа? - негромко спросила Элизабет, чётко выговаривая каждое слово.
-Явно не то, что ты выбрала, - не прекращая резать ножичком свинину и не поднимая глаза, ответила миссис Макензи. - Хотя, впрочем, мракоборцем ты всё равно не станешь.
-Это ещё почему? - с плохо скрытым вызовом спросила Элизабет.
-Потому что мы с папой тебе не разрешаем, - спокойно ответила миссис Макензи, взглянув на мужа, сидящего во главе стола. Мистер Макензи коротко кивнул, соглашаясь с женой.
Элизабет усмехнулась.
-Мама, я совершеннолетняя и сама решаю, кем мне быть, - сказала она, сдерживая насмешливую улыбку, вызванную ощущением собственной свободы и уверенностью в том, что родители не властны над её судьбой, хотя по какой-то непонятной причине думают иначе.
-То, что тебе семнадцать, Элизабет, ещё не значит, что ты знаешь эту жизнь достаточно хорошо, - сказал мистер Макензи.
-Разве я об этом говорила? - парировала девушка. - Я всего лишь сказала, что хочу стать мракоборцем.
-Можешь хотеть столько, сколько тебе угодно, - сказала миссис Макензи. - Но мракоборцем ты не будешь. И даже не столько потому, что это не женская профессия, но больше потому, что для женщины на первом месте всегда должна быть семья. Едва ли у тебя будет много времени на детей и мужа в перерывах между погонями и ловлей тёмных магов.
-Мама, мы не в Средневековье, - сказала Элизабет. - И женщина теперь тоже имеет право иметь профессию.
-Верно говоришь, сестрёнка, - заметил Джон.
-Вот видишь, мама, не одна я так считаю, - Элизабет победно вскинула подбородок и послала брату довольную улыбку.
-Элизабет, прекратим этот бессмысленный спор, - произнесла миссис Макензи.
-Когда мама что-то говорит — это безоговорочно правильно, а когда я — надо прекратить спор, - вкрадчиво произнесла Элизабет, оглядывая с лёгкой ироничной улыбкой собравшихся за столом.
-Элизабет, - осадил дочь мистер Макензи.
Больше к этой теме не возвращались. Остаток обеда прошёл в малозначительных разговорах о всяких мелочах.
-Я знаю, о чём ты думаешь, - сказала Элизабет, когда они с Лили неторопливо прогуливались по городу после обеда. - Мы обычно мирные, просто тема такая...мы никак не найдём компромисс.
-Твоя мама упорно не хочет, чтобы ты становилась мракоборцем, - произнесла Лили. - А ты всё равно, конечно, станешь? - добавила она с улыбкой, взглянув на подругу.
-Стану, - подтвердила Элизабет. - Нет, дело даже не в том, что она не хочет, чтобы я кем-то становилась, а просто у нас слишком разные взгляды на жизнь.
-Например?
-Ну ты же слышала её, «у женщины на первом месте должна быть семья», - передразнила Элизабет мать. - Конечно, семья — это важно и всё такое, но...лично я хочу успешную карьеру, хочу быть самодостаточной. То есть...моя мама почти не работала. Ну до встречи с отцом занимала какую-то незначительную должность в Министерстве, а потом вышла замуж, уволилась, затем появились мы с Джоном... Она посвятила всю себя нам: мне, Джону и папе, и я ничего не хочу сказать, я ей благодарна, она нас вроде как хорошо воспитала, но...это не для меня. Я другая. И нужно мне другое. Нет, разумеется, семья нужна всем и мне тоже. Но, даже если у меня будет семья, но я не буду работать, не получу профессию, я всё равно не буду счастлива...мне этого будет как бы не достаточно.
Элизабет замолчала. Лили переваривала информацию. Сама она редко вот так серьёзно задумывалась о своём будущем. В чём-то она была согласна с подругой, хотя не до конца.
Целую неделю в августе Лили провела у Макензи. Это была одна из лучших недель в её жизни. Когда в первую ночь девушки легли спать (они спали на одной кровати, всё равно там ещё человека три бы вместилось), Лили, перевернувшись на спину, вдруг увидела звёзды. Настоящие звёзды. Они горели над её головой, точно она лежала не в комнате, а под открытым небом.
-Элизабет, - шёпотом произнесла Лили, не отрывая взгляда от созвездий. - Потолок...
Макензи открыла глаза и посмотрела на Лили.
-А, да, - улыбнулась Элизабет. - Когда я переделывала свою комнату, то попросила папу, чтобы он зачаровал потолок. Это что-то вроде потолка в Большом зале, только он не показывает меняющуюся погоду, а только созвездия, которые есть над нашей страной. Спать они не мешают. Есть, конечно, специальное заклинание, «выключающее» звёзды, но я им никогда не пользуюсь. Это скучно.
А через две недели, пожив последнюю неделю лета в Коукворте, Лили отправилась в Хогвартс. Перед отъездом Эванс окружила свой дом защитными чарами, пытаясь хоть как-то обезопасить родителей и сестру.
Лили всё не верилось, что она едит в Хогвартс в последний раз.
На платформе, перед тем, как зайти в поезд, Лили недалеко от себя заметила Поттера. Сердце при виде его незнакомо взволнованно забилось.
Джеймс, разговаривавший с Сириусом, не заметил Лили и сел в другой вагон. Эванс почувствовала разочарование. Всю дорогу Лили думала об этом и ещё о том, что она хотела бы снова оказаться на площади Брайтона вместе с Джеймсом.


Наконец я смогла выложить новую главу. Надеюсь, она вам понравилась. Хочу вам сказать, что вы, мои дорогие читатели, самые терпеливые да и вообще самые-самые лучшие читатели на свете!) Я вас обожаю!) Очень хотелось бы поскорей выложить продолжение, но оно, вероятно, будет недели через три, поскольку я улетаю в тёплые края: греться на солнышке, любоваться морскими пейзажами и, разумеется, вдохновляться на написание новой главы) А потом вернусь и порадую вас продолжением))


Начало войны. Часть I

Основной закон жизни: опасность обостряет чувства. Эрих Мария Ремарк

Всю вторую учебную неделю погода была скверная. Лили часто вспоминала, глядя из окна на призрачную завесу дождя, как мама говорила, что, если идёт дождь, это значит, что плачит небо. Бабушка же всегда смеялась над таким абстрактным объяснением и, махнув рукой, говорила: «Чушь! Дождь идёт, потому что небо прохудилось, а вовсе не потому, что оно плачет. Нет, небо не плачет. Что ему плакать? Только люди могут плакать, а небо — никогда». Но к выходным прояснилось, и солнце, боязливо выглядывая из-за туч, уносимых ветром на север, пролило на землю свой ласковый свет. Первокурсники, вдруг превратившись из серьёзных, важных студентов, страшно гордящихся тем именно, что они студенты, в беззаботных, наивно радующихся маленьким солнышкам — отражениям солнца в лужах, рвались из замка на улицу, как, впрочем, и все остальные ученики, желающие не упустить возможность побыть на воздухе, пока погода была более или менее хорошей.
В конце второй недели, в субботу, все студенты Хогвартса, начиная с третьекурсников, дружно забыли о домашних заданиях и шумными весёлыми компаниями двинулись в Хогсмид.
В тот день Лили была совсем одна. Элизабет гуляла с Грэмом, Мэри снова разболелась, а Карлу оставили в замке в наказание за разговоры во время уроков. Эванс в одиночестве сидела за столиком в «Трёх мётлах» и тоскливо глядела на заказанное ею сливочное пиво, которое казалось ей не таким вкусным, как обычно.
Было пасмурно, и хотя солнце иногда выглядывало из-за туч, теплее не становилось, а настроение у Лили всё не поднималось, и она с грустью смотрела в окно, подперев кулачком подбородок, и думала.
Она думала о всяких незначительных вещах, мелких делах, ни на чём не заостряя внимание. Но была одна такая мысль, которая, даже покидая её светлую голову, всё равно неизменно возвращалась, не давая гриффиндорке покоя.
Лили уже давно перестала удивляться, что в последнее время она часто стала думать о Джеймсе Поттере. Казалось, теперь многое в её жизни связано именно с ним. Когда Лили призналась Элизабет, что Джеймс ей нравится, и произнесла это вслух, то вдруг неожиданно даже для самой себя обнаружила, что в этом нет ничего страшного и противоестественного (впрочем, она вовсе не боялась своих чувств), ведь Поттер начал меняться в лучшую сторону, и это было совершенно очевидно.
Так думала Лили, но только до того момента, пока кое-что не случилось. А случилось вот что.
На третий учебный день Лили до поздна задержалась в библиотеке, изучая имевшиеся там книги по магической медицине. Большинство из них были скучными, но нашёлся среди них один занимательный фолиант, старый и пыльный, но очень интересный. Лили сидела за ним, читая об особенностях заживления глубоких кровоточащих ран, нанесённых тёмномагическими проклятьями, почти до самого закрытия библиотеки. Когда Эванс уже собиралась уходить и закрывала толстенную книгу, на стул напротив неё кто-то сел.
-Привет, Эванс, как дела? - обратился к ней Поттер, облокотившись о столешницу.
Лили отодвинула от себя книгу, но не подняла глаз на Джеймса, хотя чувствовала на себе его взгляд. Стало вдруг отчего-то неудобно находиться так близко от него особенно теперь, когда не было рядом подруг, за разговорами с которыми можно спрятаться от прямой беседы с ним.
-Привет, Поттер, - подражая ему самому в обращении к ней по фамилии, сказала Лили и, пересилив себя, посмотрела на Джеймса. Он сидел и, слегка прищурившись, внимательно глядел на неё полуозорным полусерьёзным взглядом. - У меня хорошо...а у тебя?
-Неплохо...- уклончиво ответил Джеймс. На мгновение он отвёл взгляд, и Лили почувствовала облегчение от того, что он больше на неё не смотрит. Она хотела было уже попрощаться и встать, но Джеймс вдруг быстро взглянул на Эванс, остановив на ней сосредоточенный взгляд карих глаз, в глубине которых — так показалось Лили — горел азарт, и решительно спросил: - Почему ты от меня бегаешь, Эванс?
-Что? - Лили незамедоительно подняла брови, стараясь сохранять равнодушный вид, а между тем сердце начинало предательски ускорять ритм.
-Я спросил, почему ты от меня бегаешь, - невозмутимо повторил Джеймс. - Ты меня нарочно избегаешь, я же вижу.
Это его «я же вижу» окончательно добило Лили. Он говорил это так, точно знал все её секреты, все тайны, а главное все чувства.
-Это всё из-за того, что случилось в Брайтоне? - снова спросил Джеймс и, не дождавшись ответа, сказал: - Может, не нужно было говорить то, что я сказал, потому что... - он прервался на полуслове и, вдруг самодовольно улыбнулся, так, точно долго сдерживал эту улыбку и не смог сдержать. - Но ведь признайся, Эванс, я тебе нравлюсь. И тебе хотелось меня поцеловать.
Сказав это, Джеймс умолк, ожидая от Лили ответной реакции, но её не последовало. Гриффиндорка сидела молча и, хмурясь, внимательно смотрела на Джеймса. Ей казалось, что вот сейчас, в эту самую минуту, он переведёт всё в шутку и прекратит этот глупый разговор. Но Джеймса уже несло. Перегнувшись через стол, он взглянул ей в глаза тем самым обезоруживающе хитрым взглядом, который сводил с ума многих девчонок в Хогвартсе, и сказал:
-Но мы можем сейчас это сделать. Обещаю, тебе понравится, - и, помолчав секунду, добавил: - Во всяком случае, будет лучше, чем с тем твоим белобрысым хмырём.
Это было последней каплей. Лили полыхающими от возмущения и злости глазами смотрела на Поттера и не верила, что тот, с кем она тогда так замечательно провела время в Брайтоне, и тот, кто сидел сейчас перед ней, был один и тот же человек. Из повзрослешего, серьёзного юношу Джеймс снова превращался в наглого, вредного мальчишку, который так раздражал Лили на протяжении нескольких лет.
Эванс быстро встала, схватив сумку, поставила книгу на место и быстрыми шагами пошла к выходу из библиотеки, но, не пройдя и десяти шагов, развернулась и снова направилась к Джеймсу.
-Какой же ты придурок! - бросила она ему в лицо.
Джеймс же, абсолютно не смутившийся её словами, улыбнулся и, обернувшись и глядя на её спину, крикнул ей вслед:
-Ну и пусть! Пусть я придурок! Зато я симпатичный придурок! А мы с тобой ещё будем целоваться, в коридоре возле Большого зала, у всех на виду! И все нам будут завидывать! Вот увидишь, Эванс! - весело прокричал он и получил от мадам Пинс увесистой книгой по голове за крики в библиотеке.
Теперь, сидя за столиком в «Трёх мётлах», Лили с обидой вспоминала этот случай. Ей досадно было то, как самоуверенно вёл себя с ней Поттер, не допускающий сомнения, что он нравится ей.
В тот момент, когда Лили думала о том, как же она могла решить, что Поттер изменился и повзрослел тогда, как он был всё тот же кретин, в паб вошли Блэк и Петтигрю. Друзья направились к барной стойке, и Сириус, перекинувшись парочкой любезностей с Розмертой, заказал четыре бутылки сливочного пива. Мадам Розмерта улыбнулась и скрылась в подсобке, сказав, что пиво почти всё разобрали, но у неё было где-то припрятано ещё. Сириус, кивнув, облокотился о стойку и ни на чём не останавливающимся взглядом окинул паб. Заметив Лили, он вдруг ухмыльнулся и направился к ней. Лили внимательно взглянула на Блэка, когда он, подойдя к ней, собрался что-то ей сказать.
Когда случается что-то из ряда вон выходящее и привычная обстановка вдруг меняется, рушась ко всем чертям, никто из участников событий не может ни объяснить, что происходит, ни выйти за рамки происходящего, чтобы со стороны взглянуть на них. Лишь потом, спустя некоторое время, люди начинают усиленно анализировать ситуацию, пытаясь понять, что же всё-таки произошло, и уловить какие-нибудь предзнаменования случившегося, которых не заметили раньше. Иногда им даже удаётся их обнаружить, и тогда они качают головой и удивляются, как они могли не обратить внимания на столь очевидные вещи, которые, если бы были замечены, могли бы предотвратить происшедшее; но иногда людям просто кажется, что они что-то видели или слышали, и по прошествии времени они нередко начинают придумывать их сами и сами же верят, что всё, что они выдумали, было на самом деле.
Но в тот день не было никаких предзнаменований, ничто не предвещало того, что в самую обычую, пасмурную, дождливую субботу в тихой деревушке Хогсмид вдруг раздасться чудовищный взрыв. Большинство не видели, где это произошло. Лили не успела ничего понять, как паб наполнился криками, многие посетители вскочили со своих мест, а Сириус, вдруг резко дёрнувшись к ней, схватил её за руку выше локтя, с силой потянул на себя, поднимая её со стула, и тут же рухнул вместе с ней на пол, прижимая её к нему. В эту же секунду послышался звон битого стекла, и на них посыпались осколки. Над головой Сириуса просвистело оглушающее заклятье.
-Блэк, что...
Её голос потонул в криках. Казалось, они раздавались со всех сторон, и не только в самом пабе, но и на улице.
Сириус вскочил на ноги, взял Лили за руку и быстро поднял, одновременно доставая из заднего кармана джинс волшебную палочку. Эванс, ошалело озираясь, сделала то же самое. Случайно бросила взгляд в сторону окна и увидела, как на другой стороне улицы полыхает взорванный дом, как бегут в панике люди, как мелькают заклятья и как мимо окон «Трёх мётел» проносятся волшебники в масках...
В этот момент снова зазвенело разбитое стекло, и через весь паб пролетело, выпущенное откуда-то со стороны входной двери, одно за другим пять оглушающих проклятий. Посетители с криками бросились в рассыпную, пригнув головы; два заклятья попали в бутылки со сливочным пивом, выставленные Розмертой на барную стойку, те взорвались, осколки брызнули в разные стороны. Две девочки испуганно взвизгнули. Лили шарахнулась к стене, у которой стояла.
-Пожиратели смерти!
Не было видно того, кто это прокричал, но как только этот голос затих, всё пришло в движение. Кто-то, бывший снаружи, вышиб дверь, и в паб вломились, громко топая, девять волшебников в длинных чёрных мантиях и масках, закрывающих лицо. Все они держали в руках волшебные палочки, которые готовы были сейчас же использовать. Не было никаких сомнений, что это действительно были Пожиратели смерти.
Те, о ком писали в газетах.
Те, кого боялись.
Те, кто мучали, пытали, отнимали жизни...
Пожиратели смерти ринулись в атаку. Они метали заклятья во все стороны, и вспышки цветного пламени то и дело освещали помещение. Постоянно раздавались вскрики. Многие студенты достали волшебные палочки и пытались обороняться, превращая столы и стулья в баррикады, за которыми прятались.
Один коренастый Пожиратель метнул заклятье в сторону Сириуса и Лили, но Блэк успел его отразить, а Эванс послала в мага два проклятья. Одно достигло цели, и Пожирателя хорошенько приложило об стену. Лили широко распахнутыми глазами смотрела на обмякшее тело и не понимала, как ей удалось это сделать, словно рука с волшебной палочкой поднялась сама собой. Но времени раздумывать не было. Всё смешалось.
Это было страшно. Ужасно, дико, мерзко и непонятно. Но больше всего страшно. Мир перевернулся. Сошёл с ума. Потому что как иначе объяснить то, что взрослые колдуны нападали на беззащитных детей, с чудовищной жестокостью палили в них проклятьями, хохотали, если заклятья достигали цели, и всё не останавливались, всё наступали, наступали, наступали...словно той боли, что они уже успели причинить, им было мало.
Сириус увидел вспышку алого пламени, вырвавшуюся из волшебной палочки коренастого Пожирателя смерти, который целился в третьекурсника Когтеврана. Мальчик успел увернуться, но Пожиратель вновь направил на него палочку. Сириус, сжав зубы, запустил в Пожирателя чарами помех, но маг увернулся и метнул в Блэка луч синего пламени. Бродяга шарахнулся от проклятья и ответил Пожирателю сразу тремя оглушающими. Он не увидел, сумел ли попасть в него, потому что в этот момент снова раздался взрыв, чудовищный грохот поглотил все остальные звуки, стены «Трёх мётел» содрогнулись, зазвенели оконные стёкла, и серая пыль, похожая на мглу, взвилась в воздух. Видимость стала почти нулевая. Вспышек заклятий стало меньше, но крики и гам, к которым добавилось сиплое кашлянье, не утихали.
Сириус быстро обернулся и, увидев рядом рыжие волосы, резко выделяющиеся на фоне серой мглы, сказал:
-Эванс, держимся вместе. Поняла?
-Поняла, - Лили кашлянула, прижав ладошку ко рту, и сделала порывистый шаг к Сириусу.
Бродяга посмотрел на неё. Их взгляды случайно встретились, и Сириуса что-то больно кольнуло в сердце. Может, причиной были её глаза. В них было непонимание, Блэк видел его так же ясно, как видел саму Лили. Но не это так поразило его. Её глаза светились стойкостью и смелостью, и Сириус понял: она будет сражаться. Она не готова к этому, но она будет. Здесь никто не был готов.
В эту секунду Сириусу показалось, что он видит перед собой совсем другую Лили Эванс. А, может, она была всё та же, просто он только теперь по-настоящему узнал её.
«Господи, откуда у этой девочки столько сил? И почему они есть в ней? Почему она должна драться, рискуя жизнью, когда её место не здесь? Не среди боли, страха и отчаяния?..»
-Проклятье, где Хвост?.. - Сириус заозирался по сторонам, тщетно пытаясь найти Питера. Внутри у Бродяги неприятно похолодело: где, чёрт побери, его друг?
И тут из серого пыльного тумана показались две высокие фигуры в длинных чёрных мантиях. Они почти одновремененно вскинули палочки, и на Сириуса и Лили шквалом обрушились заклятья. Сириус поставил щит, и когда проклятья ударились в него, раздался треск, и Блэк сделал невольный шаг назад, чувствуя, что не может удержать защиту.
-Остолбеней!- красный луч Лили пролетел в дюйме от одного из Пожирателей, и тот мерзко расхохотался.
-Слабовато, куколка, слабовато... Круцио!
Лили едва успела отскочить в сторону и тут же послала в Пожирателя луч синего пламени. Рядом с ней Сириус отчаянно бился с другим волшебником. Они дрались бок о бок, отражая заклятья друг от друга, так, словно не раз сражались вместе и уже привыкли помогать один другому. Они, люди, никогда не общавшиеся близко, в этот критический момент вдруг почувствовали странное единение, точно они всегда были лучшими друзьями и помогали друг другу выпутываться из передряг. И сейчас была всего лишь очередная передряга, в которой они были единственной поддержкой друг друга.
-Круцио! Круцио! Танцуй, детка, танцуй!.. Круцио!
Лили отбивалась как могла. Она даже сумела слегка поранить Пожирателя смерти, но тот даже не обратил внимания на кровоточащее плечо, в которое попало её режущее проклятье, и с неистовством и явным азартом метал в девушку одно заклятье за другим.
-Прекрати с ней играть! - закричал волшебник, дравшийся с Сириусом. - Убей эту грязнокровку! Слышишь меня?! Прикончи её!
Сириуса словно током ударило. Откуда этому Пожирателю знать, что Лили из семьи маглов?
Бродяга, точно плетью, взмахнул своей волшебной палочкой; та со свистом рассекла воздух, раздался треск, и Пожиратель смерти с криком боли схватился за лицо. Сириус успел увидеть идущий наискосок след на маске колдуна: должно быть, его проклятье прожгло её насквозь. В следующую секунду Пожиратель сбросил маску, и Сириус увидел длинный ожог на знакомом грубом лице. Это был Роул Нотт, друг Люциуса Малфоя.
-Блэк, - прорычал Нотт, обнажая в аскале кривые испорченные зубы, и взмахнул волшебной палочкой.
Нет, это не был Круциатус. Но эта была адская боль, раздирающая изнутри. Сириус ощутил горячую волну, поднимающуюся где-то в животе и несущуюся к горлу. Бродяга пошатнулся, сделал два неверных шага в сторону, почувствовал, как дикая слабость охватывает его, и не в силах больше держаться на ногах, рухнул лицом вниз на пол, прямо на острые осколки битого стекла, застонал, кашлянул и харкнул кровью. Внутренние органы точно сдавило этим мерзким проклятьем, в глазах потемнело. Откуда-то словно издалека донёсся голос Лили: она кричала и звала его по имени.
-Эванс... - на выдохе прохрипел Сириус. Он хотел сказать, чтобы она не обращала на него внимания, чтобы продолжала бой и не теряла бдительности...
Всё ещё держа в кулаке волшебную палочку, Бродяга с трудом оперся на руки и попытался подняться. Ему казалось, что всё его существо воет, надрывается от боли, но он лишь сжимал зубы и изредка издавал звук, похожий на рычание.
Сириус вскинул голову.
Он ничего не успел сделать.
Нотт, оставив его, бросился к Пожирателю, дерущемуся с Лили. Его движения были быстрыми, резкими, как будто сам он досадовал на медлительность своего напарника. Он сделал два молниеносных выпада. Одним заклятьем у Лили выбило палочку из рук, другим отшвырнуло фута на два к стене. У Сириуса что-то внутри оборвалось, когда он увидел, как Нотт, посмотрев на беспомощно лежащую на полу Лили, издал сухой смешок и направил на неё волшебную палочку:
-Авада Кедавра!

***

Когда Пожиратели смерти появились в Хогсмиде, Элизабет шла из кафе мадам Паддифут, где они договорились встретиться с Грэмом, но он почему-то не пришёл.
Всё произошло быстро.
Прогремел первый взрыв: это взлетел на воздух жилой дом напротив «Трёх мётел», и яркие вспышки пламени разорвали неуютную мглу осеннего дня. Обыкновенный выходной стремительно удалялся, растворяясь в разбившейся о громкие крики тишине.
Люди превратились в неуправляюмую мечущуюся толпу. Раздались хлопки: кто-то сразу же трансгрессировал. Но в этот день в Хогсмиде было много студентов Хогвартса, и большинство из них не умели трансгрессировать. Они бежали в глубь деревушки, прочь от полыхающих развалин взорванного дома. Одни пытались защищаться, другие неслись сломя голову. И не понимали, что бежать некуда. Они уже были окружены.
Эта беснующаяся толпа из перепуганных до смерти колдунов и размахивающих палочками налево и направо Пожирателей смерти налетела на Элизабет, когда та подходила к «Зонко», и поглотила её. Макензи не была в числе тех, кто первыми увидел Пожирателей смерти, и потому не сразу поняла, в чём причина всеобщей паники.
Живая лавина смела девушку, и она невольно оказалась частью её, а через секунду показались люди в чёрных мантиях и масках. Они наступали со всех сторон.
-Пожиратели смерти... - не помня себя, одними губами прошептала Элизабет. Рука инстинктивно потянулась к внутреннему карману мантии, где лежала волшебная палочка, но в этот момент высокий толстый колдун в сиреневой мантии, не заметив Макензи, налетел прямо на неё. Они вместе повалились в грязь. Волшебник придавил Элизабет к земле своим упитанным пузом, и девушке показалось, что она вот-вот задохнётся. - Слезте...слезте с меня... - отчаянно хватая ртом воздух, прохрипела гриффиндорка.
Маг издал странный звук, похожий на хрюканье, упёрся руками о землю и с трудом поднялся. Элизабет судорожно вдохнула. Она собиралась высказать этому жирному недотёпе всё, что она о нём думает, но тот уже бежал дальше, тяжело переваливаясь и как-то странно вздрагивая всем телом.
-Чего ты здесь расселась? - внезапно сзади раздался старческий голос, и чьи-то сухие руки, схватив Элизабет за шиворот, подняли её на ноги.
Макензи быстро обернулась. Перед ней стоял маленький сухонький старичок, сердито взирающий на неё из-под седых кустистых бровей своими большими блестящими глазами. Дурацкий, совершенно неуместный в данной ситуации вопрос, как этому смарчку удалось так просто поднять её, посетил голову гриффиндорки.
-Палочку! - гаркнул старик. - Достань свою волшебную палочку, дурёха! А лучше всего трансгрессируй, если можешь! Беги! Спасай себя! - и вдруг, сделав быстрый скачок, старик оказался перед Элизабет и ринулся в драку. Это был неравный бой: один старый волшебник против трёх рослых крепких Пожирателей смерти.
«Бежать?.. Спасать себя?.. Когда вокруг такое... Это трусость».
У Элизабет всегда были самые высокие оценки по защите от тёмных искусств. Она была одной из лучших в парных дуэлях. Она знала гораздо больше заклятий, приминяющихся в битвах, чем их учили в школе. Она тренировалась самостоятельно, оттачивала выпады, движения, способы уклонения. Она часто представляла себе, как будет драться с Пожирателями смерти на задании, когда станет мракоборцем, и тогда она побеждала: истекая кровью, она всё же оставалась в живых, а её противник был повержен.
Но здесь всё было по-настоящему, взаправду. Жестокая реальность без примеси романтического героизма. Бесконечные всполохи заклятий, крики, вопли, плач, взрывы, мелькание разноцветных мантий, испуганные лица, кровь, боль. И, наверно, она должна бы чувствовать страх, но...да, она чувствует его, он где-то глубоко внутри её, затаился неясным сгустком темноты в сердце и ждёт своего часа, чтобы начать расти и шириться в груди, чтобы захватить её сознание, чтобы заставить её сдаться, перестать бороться, чтобы она почувствовала себя настолько беспомощной, что у неё опустились бы руки...
Но все чувства уже были на пределе, словно натянутые струны, дребезжащие от напряжения. Она сама была натянутой струной.
Элизабет почувствовала в своей руке волшебную палочку, метнула мощное заклятье в одного из Пожирателей смерти, с которыми дрался старик. Маг рухнул там, где стоял, сражённый её оглушающим. Старый волшебник на мгновение обернулся на гриффиндорку, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на сдержанное одобрение. В следующий миг Элизабет уже стояла рядом с ним и дралась с оставшимися двумя противниками. Заклятья вспышками молний мельками между ними, а вокруг шли такие же ожесточённые бои. Элизабет видела много знакомых лиц. В какой-то момент в поле её зрения появились Фрэнк и Алиса, сражавшиеся с долговязым Пожирателем смерти, лицо которого не было закрыто маской. Затем Элизабет краем глаза увидела, как бежит к ним навстречу худая зарёванная женщина, спотыкаясь и путаясь в полах своей длинной синей мантии. Сзади в неё метал заклятья толстый Пожиратель, а она даже не пыталась защищаться, только бежала зигзагами, закрывая голову руками и взвизгивала. Элизабет пальнула в Пожирателя режущим заклятьем, но промахнулась. Снова вскинула палочку и закричала:
-Петрификус Тоталус!
Ей показалось, что одновременно с её криком, прозвучали ещё два возгласа. В неё летел фиолетовый луч, и Элизабет инстинктивно подняла палочку, собираясь его отразить, но заклятье вдруг ударилось о щит, которого она не ставила. Кто-то с правой стороны от неё выпустил два красных луча, и они ударили Пожирателя прямо в грудь. Он упал в грязь и больше не шевелился.
Элизабет обернулась. К ней бежали, по пути паля заклятьями в Пожирателей смерти и уворачиваясь от лучей пламени, Джеймс и Римус. Элизабет не могла передать, как рада она была видеть их.
Элизабет бросилась к ним, глядя в лицо Римуса, обезумевшего от счастья, что видит её живой и невредимой. Она видела улыбку облегчения на его губах. Но вдруг в лице Люпина что-то переменилось, на нём появился испуг, он закричал, предупреждая Элизабет о чём-то и целясь куда-то за её спину, но она не поняла его.
-Круцио!
Её тело пронзило мгновенной, резкой и нестерпимой болью.
Это как будто тебе ломают разом все кости. Как будто рвут все сухожилия. Как будто тебя бросили в кипящую лаву, а ты всё ещё жив.
У Элизабет подкосились ноги, и она рухнула на колени. Боль сотрясла тело Макензи, и она опрокинулась на спину. Она проникала всё глубже и глубже в гриффиндорку, с мясом выдирая из её груди отчаянный вопль, и Элизабет заходилась криком, корчась в грязи. Ей казалось, что эти жесточайшие физические страдания всегда были, есть и будут. Что она, Элизабет Макензи, умрёт здесь и сейчас от этой дикой боли, потому что, Господи Боже, её невозможно терпеть...
Элизабет приоткрыла пересохшие губы, и боль судорогой прошла по её телу. Небо качнулось над ней, и Элизабет увидела, как опускается, сливаясь с землёй и накрывая её саму призрачным невесомым одеялом, серая небесная пелена.

***

Это было чудо. Да, именно чудо. Потому что иначе красный луч обезоруживающего заклятья не появился бы невесть откуда именно в тот момент, когда Нотт уже начал произносить проклятье, и не выбил бы у него волшебную палочку из рук, так что Убивающее пролетело мимо цели и, ударившись в стену, выщербило два кирпича. Сириус не знал, было ли это случайностью или кто-то, видя, что Эванс в беде, спас её; времени размышлять не было.
Нотт, точно хищное животное, резко обернулся к Сириусу, видимо, подумав, что это он его обезоружил, и тут же грохнулся на пол, получив от Бродяги оглушающим в живот. Превозмогая боль и слабость во всём теле, Блэк поднялся на ноги, вытер руковом мантии кровь с губ. На него набросился другой Пожиратель смерти. Сириуса пошатывало, и сражаться оказалось труднее, чем до того, как Нотт угостил его своим паршивым заклятьем.
Внезапно стол, стоящий позади Пожирателя смерти, воспарил. Повинуясь чарам Лили, он разогнался и обрушился сверху на противника Сириуса. Тот так и распластался на полу, придавленный увесистой столешницей.
Между тем, пыль рассеилась. Стало видно, что одну стену «Трёх мётел» почти полностью снесло взрывом. Вместе с холодным осенним ветром в паб проникли крики, доносящиеся с улицы, и многие увидели, что там творится то же самое. Хогсмид кишел Пожирателями смерти, а в самом пабе шли ожесточённые бои между Пожирателями и посетителями «Трёх мётел», большинство из которых были учениками Хогвартса, и хотя они дрались храбро, перевес был явно не на их стороне. Именно сегодня, словно это было какое-то жестокое совпадение, никого из профессоров в пабе не оказалось.
-Эванс! - крикнул Сириус, уже сражаясь с другим Пожирателем смерти. - Эванс, я помогу тебе выбраться на улицу, и ты трансгрессируешь! Инкарцеро!- Пожирателя смерти опутало верёвками, и он, потеряв равновесие, упал на пол. Лили в это время целилась в мага, напавшего на двух четверокурсниц, но те так быстро перемещались, что гриффиндорка боялась попасть в них.
-Нет, Сириус, - закричала Лили и вдруг ринулась куда-то в гущу сражения.
Бродяга даже опешил. А потом вдруг увидел Джессику Фаррел, полулежащую рядом с барной стойкой. Она обливалась слезами, и рот её некрасиво кривился, когда она что-то негромко говорила, глядя на Пожирателя смерти, направлявшего на неё волшебную палочку.
-Заткнись, грёбаная грязнокровка! - рыкнул он. - Авада...
-НЕТ!
Лили бросилась прямо к этому Пожирателю смерти, рука её с волшебной палочкой взвилась в воздух, и на кончике уже вспыхнуло пламя, готовое сию же секунду вырваться на свободу.
-Авада Кедавра!
-Экспеллиармус!
Волшебная палочка Пожирателя смерти взвилась в воздух и упала футах в пяти позади него. Сириус молниеносным движением палочки оглушил его.
Но было поздно.
-Не-ет! - Лили бросилась к Джессике, и сердце её упало. - Нет...Джесс...
Потухший навечно взгляд Джессики Фаррел смотрел в никуда, и слёзы точно застыли на бледнеющих щеках.
Лили сидела рядом на коленях, и горячие слёзы отчаяния текли из её глаз. А вокруг шла битва. Повсюду мелькали проклятья, и любое из них могло попасть в неё... Но какое ей дело до каких-то заклятий, когда она видела смерть в лицо: у неё жидкие волосы и серые заплаканные глаза семнадцатилетней перепуганной девчонки, у которой отняли жизнь. На её лице — отпечаток предсмертного ужаса, Лили его никогда не забудет, он останется с ней навсегда.
Сириус кинулся к ней, мимоходом пытаясь разрушить чары Пожирателя смерти, подбросившего в воздух девочку с третьего курса Гриффиндора, которая плакала и беспомощно размахивала руками. Но Пожиратель, хохоча, сам пробормотал контрзаклятье, и девчонка полетела вниз, рискуя переломать себе ноги, и переломала бы, если бы Сириус вовремя не трансфигурировал из стула большой мягкий пуф, на который гриффиндорка успешно приземлилась.
Сириус схватил за руки всё ещё неподвижно сидящую над телом Джессики Лили и поставил на ноги. По ним нещадно палили сразу из трёх палочек, и заклятья вспышками света чиркали рядом с ними. Сириус едва успевал отражать их и ставить щиты, защищая себя и Лили, которая слабо отбивалась, всё ещё поражённая смертью однокурсницы.
Сириусу казалось, что Пожирателей смерти становится всё больше и больше, а силы многих посетителей «Трёх мётел» уже были на исходе. На полу лежало несколько распростёртых тел. В другом конце паба Блэк увидел своего приятеля-гриффиндорца Брайана Томсона, из-под русых волос которого струйкой текла кровь; он отчаянно бился с двумя Пожирателями. Сириус хотел помочь ему и не успел: Брайн, сражённый сразу тремя оглушающими, отлетел к стене, упал на пол лицом вниз и не шевелился. Сириусу оставалось лишь надеяться, что Брайан выживет.
То и дело выглядывая из-за барной стойки, по Пожирателям смерти палила заклятьями Розмерта. Немолодая женщина в фиолетовой мантии сражалась с Ноттом, пришедшим в себя. Недалеко от входа дрались бок о бок сёстры-близнецы Присцилла и Ребекка Вуд с Когтеврана. Они защищали мальчика и девочку с третьего курса, испуганно жавшихся друг к другу, прячась за столом. Бродяга хорошо знал сестёр Вуд, особенно Ребекку, потому что на пятом курсе встречался с ней, а теперь увидел, как зелёный луч Убивающего ударил её в грудь...
Ситуация становилась критической. Сириус и Лили дрались из последних сил.
Не верилось, что это конец. Но если конец, тогда...
Внезапная бесшабашная храбрость охватила Сириуса. Дыхание участилось, и кровь застучала в ушах.
-Ну, сволочи, если решили отправить меня на тот свет, то не думайте, что я один туда отправлюсь, я и вас с собой прихвачу, ублюдки вонючие! - и Сириус с отчаянной решимостью ударил одного из Пожирателей смерти жалящим проклятьем в лицо и ринулся в самую гущу битвы. Убивающее заклятье зелёным пламенем мелькнуло перед его обезумевшими глазами, и он уже готов был рухнуть на пыльный пол, сражённый его беспощадной мощью, но проклятье пролетело в дюйме над его головой, и в этот сумасшедший миг, когда грань между жизнью и смертью была почти стёрта, в паб ворвались, яростно взмахивая волшебными палочками, Минерва МакГонагалл, Филиус Флитвик и Гораций Слизнорт.

***

Небольшое пространство за барной стойкой оказалось единственным местом, где во время нападения Пожирателей смерти на «Три метлы» можно было надёжно спрятаться. Правда, заклятья то и дело свистели над головой и, попадая в настенные полки, разбивали стоящие на них бутылки и бокалы, так что осколки звенящим фантаном разлетались в разные стороны, но это было не так страшно и опасно, как находиться посреди паба, где шли основные сражения, где можно было запросто отправиться на тот свет.
По какой-то счастливой случайности в самом начале Питер успел увернуться от пяти красных лучей и, как только Пожиратели вломились в паб, юркнуть за барную стойку.
Вопреки тому, что часто Питер медленно соображал, сегодня он всё прекрасно понял. Пожиратели смерти напали на «Три метлы» и сейчас устроят здесь резню. Такую же, о каких писали в газетах. У миссис Петтигрю от таких статей становилось плохо с сердцем, а сам Питер после их прочтения плохо спал по ночам.
Перед глазами побежали строчки из газет.
«Пожиратели смерти были замечены в магловском квартале...».
«Чудовищное нападение Пожирателей смерти на семью волшебников...горящий дом с трудом удалось потушить...никто не выжил...».
Сердце Питера пропустило удар. Что, если Пожиратели и здесь, в «Трёх мётлах», решили не оставлять никого в живых? Что тогда? Он, Питер, погибнет? Умрёт вот так запросто, последним в своей жизни увидев зелёное пламя?..
Так страшно Питеру не было ещё никогда в жизни. Он с ужасом сознавал, что если Пожиратели смерти сунутся за барную стойку и увидят его, то ему конец. Он не сможет защитить себя. Он сжимал в мелко дрожащей, потной ладошке волшебную палочку, но в эту минуту как будто бы неожиданно понял, что совершенно не знает, что с ней делать. Он словно бы забыл все заклятья, которые знал.
-На, получай, гад! Получай!
Питер резко повернул голову вправо. Вместе с ним за стойкой пряталась Розмерта. И как он её не заметил? Впрочем, в таком кошмаре легко перепутать пол с потолком, не то что не обратить внимания на хрупкую белокурую ведьмочку. Но если Питер просто сидел на полу и сходил с ума от страха, то хозяйка «Трёх мётел», выглядывая из-за своего укрытия, яростно метала проклятья в Пожирателей смерти, сопровождая всполохи цветного пламени, вырывающиеся из её палочки, боевыми кличами:
-Релашио! Что, нравится?! Диффиндо!
Глядя на её раскрасневшееся от драки лицо, Питер подумал, что теперь он понимает, чем именно эта колдунья зацепила Сириуса, так что он каждый раз, когда они заходили в «Три метлы», любезничал с ней и дарил ей свои самые ослепительные улыбки...
Сириус!
Ну, конечно! И как он раньше не догадался! Питер даже заёрзал на месте от того, что наконец-то, кажется, нашёл способ спастись. Блэк уж конечно не растерялся и сейчас наверняка бьётся с десятком Пожирателей. Он-то сможет помочь Питеру. Вот только, где он, Блэк?..
Кажется, перед тем, как в паб ворвались Пожиратели, Сириус зачем-то пошёл к Лили Эванс. И какого драного гиппогрифа она ему понадобилась?
Питер судорожно пытался вспомнить, где она сидела, но не мог. Мысли путались, и когда Пит закрывал глаза, чтобы представить паб, он кружился перед его мысленным взором, так что всё было тщетно.
В этот момент раздался взрыв, и паб наполнился серой густой пылью. Питер в ужасе распахнул глаза и вжался спиной в барную стойку, точно она могла его спасти или придать ему смелости.
«Я не хочу умирать!.. Не хочу, не хочу, не хочу!»
И тут случилось то, что спасло в дальнейшем две жизни: его и Лили.
Среди общего шума Питер вдруг услышал знакомый голос: кричала Лили Эванс. Она была явно напугана и звала по имени Сириуса. Судя по всему, она и Блэк были не так далеко от Питера. Петтигрю набрался храбрости и выглянул из-за барной стойки.
Пыль уже оседала, и Хвост увидел их двоих у ближайшего окна футах в семи от него. Сириус лежал на полу лицом вниз, и с губ его капала кровь. В следующую секунду и Лили швырнуло на пол, точно тряпичную куклу. Пожиратель с красным рубцом ожога на лице направил на неё волшебную палочку...
Питер не знал, откуда у него взялись силы и смелость. Если бы через минуту его спросили бы, действительно ли он это сделал, он, наверное, не смог бы ответить. Но а сейчас он оправдывал имя гриффиндорца. Красный луч вырвался из его волшебной палочки и обезоружил Пожирателя смерти.
Питер только что спас жизнь Лили Эванс.
Он снова спрятался за барную стойку, прижав руки к груди. Его била крупная дрожь. Теперь он точно не жилец. Этот Пожиратель смерти наверняка видел, кто выбил у него волшебную палочку, и сейчас придёт, чтобы прикончить Питера. Проблеск храбрости прошёл, и теперь Хвост вновь бился, как в лихорадке, от мучительного страха. Он просто сидел и ждал. Это были самые ужасные минуты, которые ему довелось пережить. Он мысленно попрощался с матерью и судорожно вдохнул. Холодный пот капельками выступил у него на лбу. Это конец.

***

Три профессора Хогвартса одновременно влетели в полуразрушенный паб и дружно принялись метать проклятья в Пожирателей смерти. Это было что-то по истине невероятное. Казалось, ещё секунда — и измученные защитники «Трёх мётел» начнут апплодировать этим искусным магам, нагнавшим страху на приспешников Тёмного Лорда.
Минерва МакГонагалл с суровым и яростным лицом вскинула свою волшебную палочку и валяющиеся на полу осколки битого стекла взмыли в воздух. Ещё одно замысловатое движение рукой — и осколки обратились в длинные острые мечи и со свистом полетели в Пожирателей смерти. Двое из них так и упали, где стояли, сражённые блестящими клинками. Филиус Флитвик рассёк палочкой воздух, стулья вдруг пришли в движение, и вот уже три деревянных великана, собравшихся из них, ринулись в драку. Самый большой из них схватил сзади одного Пожирателя смерти своими длинными руками, которые были раньше ножками стула, и с чудовищной силой сдавил. Словом, этому Пожирателю нельзя было позавидовать. Другой великан поднял с пола меч, наколдованный МакГонагалл и так и не достигший цели, и моментально стал похож на рыцаря. Гораций Слизнорт делал быстрые торопливые движения волшебной палочкой, и на Пожирателей смерти обрушивались каскады молний, столбы пламени и кипяток.
Сириус с восторгом и злорадством глядел, как шквал проклятий обрушивается на Пожирателей смерти, как одни из них падаю без чувств на пол, другие обращаются в бегство, а в общем и целом терпят неминуемое поражение.
-Ну, профессор МакГонагалл, надерите этим подонкам задницу! - распаляясь, закричал Сириус и ринулся в атаку.
«Если она это услышала, то когда это дерьмо закончится, она засадит меня за строчки на месяц».
Сириус чувствовал невероятный прилив сил. Минута, когда он был почти готов пасть героем, прошла. Теперь он яростно дрался, мечтая хорошенько отделать этих уродов.
В какой-то момент он оказался близко к профессору МакГонагалл. Её глаза возбуждённо блестели, несколько пряток седеющих волос выбились из привычного пучка на затылке, но во многом благодаря этому, а ещё благодаря решительному и храброму выражению лица, она производила сильное впечатление отважной и могущественной женщины.
-Профессор МакГонагалл, разрешите признаться вам в любви, - уже не совсем соображая, что и кому он говорит, сказал Сириус, широко ухмыльнувшись.
-Мистер Блэк... - начала профессор МакГонагалл, и Бродяга почувствовал острое желание стиснуть эту волшебницу в объятиях за то, что, даже находясь посреди битвы, профессор МакГонагалл остаётся профессором МакГонагалл.
-Серьёзно, профессор, вы — мой идеал! - воскликнул Сириус, озорно блестя глазами, и снова бросился в драку.

***

Чьи-то тёплые ладони осторожно сжимали её лицо, и кто-то звал её по имени, прося очнуться.
Элизабет чуть застонала и приоткрыла глаза. Первое, что она увидела, когда окружающие предметы обрели чёткость, перестав расплываться перед глазами, было встревоженное лицо Римуса, склонившегося над ней.
-Я что...я потеряла сознание? - сипло пробормотала Макензи и сама не узнала свой голос.
-Всего на пару секунд, - Римус уже помогал ей подняться. Они всё ещё были посреди наполненной криками улицы, и липкий страх мелкими каплями дождя наполнял воздух. А Элизабет так надеялась, что это просто страшный сон: стоит ей открыть глаза, и всё закончится...
-Римус! - Джеймс, казалось, появился прямо из воздуха. - Экспульсо! - Поттер направил палочку под ноги бросившегося к ним Пожирателя смерти. Раздался взрыв, Пожирателя отбросило на несколько футов назад и здорово приложило о землю. - Римус, пора!
-Я понял, - коротко кивнул Люпин и вложил в руку Элизабет её волшебную палочку, которую она выронила, когда падала.
-Пора?.. - Элизабет растерянно посмотрела на Джеймса. - Что?..
Снова раздался кошмарный взрыв, и мир сломался. Земля содрогнулась под их ногами. Во все стороны полетели оосколки битого стекла, обломки кирпича и досок. Кто-то потянул Элизабет за руку вниз и накрыл своим телом. Макензи успела увидеть, как Джеймс взмахнул палочкой, и серебристый купол накрыл их троих. В воздух взвился столб бушующего пламени: горел жилой дом в переулке рядом с «Зонко».
Там были люди. Возвращаясь из кафе мадам Паддифут, Элизабет проходила мимо этого дома; из окна ей улыбнулся смешной рыжий мальчишка, держащий на руках толстого серого кота. Теперь то, что осталось от этого домишки после взрыва, полыхало огнём.
Вдруг над общим гулом и шумом драки раздался громкий, почти оглушительный крик:
-В этом доме жили грязнокровки! Пусть все видят и знают, как поступает Тёмный Лорд с магловским отродьем! Так будет с каждым из них и с каждым, кто посмеет помешать справедливой расправе над ними!!!
Элизабет почувствовала, как её мутит. Грозовые раскаты прокатились над ними, и голос Пожирателя смерти стих, эхом отдаваясь в ушах тех, кто его слышал. Джеймс пробормотал контрзаклятье, и их осыпало фонтаном серебристых искр.
-Я надеюсь, скоро появится помощь! - Римус попытался перекричать грохот и шум битвы. Дрались не только студенты Хогвартса, не способные трансгрессировать, но и многие жители Хогсмида: одни защищали учеников или помогали им трансгрессировать, другие не могли сбежать потому, что дома их ждали семьи и они пытались пробраться к своим жилищам.
-Я тоже, Лунатик! - ответил Джеймс, уже успевший сцепиться с Пожирателем смерти, лицо которого распухло от жалящих чар или чего-то вроде этого. - Но ждать нельзя! Их всего больше!..
-Элизабет, мы с Джеймсом хотим сделать кое-что! - крикнул Римус, отразив оглушающее и послав ответное. - Ты должна довериться нам, хорошо? Просто довериться! Что бы мы ни сделали!..
-Кончай эту демагогию, Лунатик! - рявкнул Джеймс, уворачиваясь от режущего проклятья. - На счёт три!.. Раз!
-Два! - Римус вскинул палочку.
-Три!!!
И тут случилось что-то невероятное. Элизабет в жизни своей не видела ничего подобного. Джеймс и Римус одновременно прокричали какое-то незнакомое ей заклятье, и из их палочек вырвались гигантские, примерно с дом, огненные львы. Они прыгнули куда-то ввысь, встряхнув лохматыми головами, словно пытались избавиться от пут, сдерживающих их, и, пружиня на исполинских лапах, с диким рёвом и рычанием бросились вниз. Джеймс и Римус, то поднимая, то опуская, то ведя свои волшебные палочки в сторону, точно искусные дирижёры, управляли этими невероятными существами, и те яростно бросались на Пожирателей смерти, разевая свои огромный пасти, как будто хотели заглотить их целиком, и обращили их в бегство.
Элизабет широко распахнутыми глазами следила за всем этим невероятным действом, и смутные и дикие догадки приходили в её голову. Когда Римус, резко отведя руку с волшебной палочкой назад и затем вдруг быстро выбросив её вперед, направил своего льва на двух Пожирателей смерти, пытающихся заклясть созданных им и Джеймсом существ, Элизабет вдруг кинулась к ним и в ужасе закричала:
-Вы с ума сошли?! Вы спятили! Я вам говорю! Вы, чёрт подери, нас всех угробите! Это же Адское пламя!!!

Начало войны. Часть II

Знаю, что в конце концов всё пройдет, но сейчас мне это не помогает. Эрих Мария Ремарк

-Римус, они вот-вот догадаются! - закричал Джеймс другу и исчез в тёмном вихре своей мантии. В следующую секунду он уже стоял рядом с Лунатиком.
-Ты предлагаешь... - начал Римус, уворачиваясь от красного луча проклятья.
-Да! - не дав ему договорить, выпалил Джеймс и направил волшебную палочку на своего льва.
С оглушительным рёвом огненный лев развернулся и бросился ко льву Римуса. Пожиратели смерти, жители Хогсмида и студенты с криками бросились врассыпную, пригиная головы. Перед самым моментом столкновения, львы, рыча, как в агонии, прыгнули вверх и, вытягиваясь во всю длину своих исполинских тел, превратились в гигантский столб пламени, уходящий в небо. Римус вскинул волшебную палочку, прокричал какое-то проклятье, и пламя вдруг превратилось в сгусток ослепительно-белого света, а потом вдруг беззвучно взорвалось, точно лопнуло, как большой мыльный пузырь, и осыпалось сотнями сверкающих искр.
Это было невероятное зрелище. На какое-то мгновение прекратилось сражение. Пожиратели смерти и их жертвы стояли посреди полуразрушенной деревушки в одинаковой растерянности. Но это было только мгновение.
Раздался громовой голос какого-то Пожирателя, призывавшего возобновить атаку. Секунда, когда бой прекратился, казалась чем-то фантастическим, ибо снова мелькали вспышки заклятий, кричали люди, слышался плач. Продолжилась беспощадная схватка со смертью.
-Ну как, эффектно получилось? - спросил Джеймс у Римуса, криво усмехаясь. Они дрались теперь вдвоём с тремя Пожирателями смерти.
-Почему...нет помощи? - Римус поставил щит перед Джеймсом, в которого летели сразу четыре заклятья, и сам стал мешенью. - Ведь в Министерство уже отправили несколько Патронусов с сообщениями...и наверняка кто-то туда трансгрессировал... Почему...
-Берегись! - Джеймс плечом налетел на Римуса, отталкивая его в сторону. В Лунатика сбоку целился низкий Пожиратель смерти без маски, и Джеймс принял удар на себя. Он едва успел поставить щит, и заклятье отскочило.
-Где Элизабет? - внезапно воскликнул Римус и быстро огляделся.
Вокруг шли ожесточённые бои. Римус видел много знакомых лиц, но Элизабет нигде не было. Лунатик почувствовал, как в животе неприятно похолодело.
-Я вижу её, Лунатик!
Римус резко обернулся на голос Джеймса и посмотрел туда, куда глядел друг. Элизабет оказалась в самой гуще битвы. Яростно размахивая волшебной палочкой, она отбивалась от Пожирателей смерти и изредка поглядывала туда, где сражались Римус и Джеймс.
-Надо помочь ей, - Римус дёрнулся, было, к Элизабет, но Макензи вдруг исчезла и тут же появилась рядом с ними.
Увидев перед собой бледное, возбуждённое лицо девушки, Римус едва сдержался, чтобы не обнять её. Ему страшно захотелось прижать её к груди, трансгрессировать вместе с ней к больнице святого Мунго, где бы её осмотрели самые лучшие, самые опытные целители, а потом тихо сидеть рядом с ней на краешке её кровати, когда она уснёт, и осторожно держать за руку, а перед тем, как она проснётся, наколдовать красивых цветов, чтобы, открыв глаза, она первым делом увидела их и улыбнулась.
-Вы — психи! - срывающимся голосом воскликнула Элизабет, и Римус вернулся в жестокую реальность. - Зачем вы это сделали?..
-Я бы с удовольствием поведал тебе эту дико интересную историю, но, видишь ли, я сейчас немножко занят, - иронично заметил Джеймс, сцепившись с новым противником и яростно осыпая его проклятьями.
-Джеймс, нам нужно в «Три метлы», там Сириус и Питер! - воскликнул Римус, отражая сразу два оглушающих - Трансгрессируем ко входу...
-Да, - Джеймс коротко кивнул и послал режущее заклятье в своего врага.
-Я с вами! - быстро откликнулась Элизабет.
-Нет! - осадил её Джеймс. - Ты немедленно отсюда уберёшься!
-Джеймс, ты не понимаешь... - запротестовала Элизабет. Они говорили, не прекращая драться, не глядя друг на друга.
-Это ты не понимаешь... Петрификус Тоталус! - Поттер оглушил Пожирателя, напавшего на четверокурсницу футах в пяти от них. Девочка испуганно взвизгнула, когда маг тяжело повалился на землю, и прижалась спиной к стене дома. - Мы поможем Бродяге и Хвосту, а ты...
Но Элизабет не дала ему договорить.
-Джеймс, там Лили!
-Что? - Поттер на секунду опустил палочку и посмотрел на Элизабет. Римус едва успел отразить заклятье от Джеймса, которое тот не заметил. - Я слышал вчера, она не хотела идти...
-А сегодня утром передумала, - ответила Элизабет.
Что-то в лице Джеймса изменилось. На мгновение по нему пробежала тень растерянности. Но в следующую секунду он уже взял себя в руки.
И всё-таки было на свете нечто такое, что заставило храброго гриффиндорца Джеймса Поттера, отчаянно сражавшегося с Пожирателями смерти, по-настоящему испугаться.

***

Когда в «Три метлы» ворвались профессора Хогвартса, положение посетителей паба заметно улучшилось. Пожиратели терпели поражение. Профессор МакГонагалл организовала нечто вроде эвакуации. Она помогала семикурсникам выбираться на улицу, откуда тебе сразу же трансгрессировали к больнице святого Мунго, прихватив с собой несколько учеников помладше, которые не могли трансгрессировать самостоятельно. Некоторые семикурсники возвращались, чтобы помочь выбраться другим, некоторые, чтобы драться. И хотя профессор МакГонагалл запрещала им снова вступать в бой, они не слушали и принимали участие в сражении.
Лили и Сириус всё ещё были в пабе. Они оказались в гуще битвы и, когда кто-то пытался выбраться наружу, помогали ему, прикрывая его спину. За те пятнадцать-двадцать минут, что не прекращалась схватка, они научились удивительно точно угадывать малейшие движения друг друга, они помогали и защищали один другого, точно много лет подряд дрались бок о бок.
-Эванс, ты следующая! - крикнул Сириус, отражая заклятье от Лили.
-Экспеллиармус! - Эванс обезоружила Пожирателя смерти, целившегося в спину профессору Флитвику. - Что? О чём ты? - не поняла она Блэка. - Что значит «следующая»?
-Ты следующая должна выбраться отсюда и трансгрессировать! - ответил Сириус, сражаясь сразу с двумя. - Так понятнее?
Лили ничего не ответила и лишь незаметно покачала головой.
Когда эвакуировали всех, кого могли, масштаб трагедии стал очевиднее. На полу лежало восемь распростёртых тел. Как минимум двое были убиты. Присцилла, сестра-близнец убитой семикурсницы Ребекки Вуд, точно обезумела от горя. Она отказывалась выходить на улицу, чтобы трансгрессировать, и яростно бросалась на Пожирателей смерти, взмахивая, точно шпагой, своей волшебной палочкой. Она хотела отомстить за смерть сестры. Лили больно было смотреть на эту несчастную девушку, захлёбывающуюся слезами и ненавистью. Ей хотелось увести её отсюда. Когда некрасивая приземистая Пожирательница смерти метнула в Присциллу кинжал, Вуд не сразу заметила это, продолжая сражаться с высоким колдуном. Она увидела блестящий клинок лишь за секунду до того, как он пронзил её грудь. Лили видела это. В какой-то момент стихли звуки борьбы, и вселенная сжалась до точки. Лили показалось, что время замедлилось. Она видела, как слабо дёрнулось тело Присциллы, как она приоткрыла губы и, ещё не понимая, что произошло, опустила взгляд на кинжал, торчащий из её груди. Присцилла медленно подняла левую руку и коснулась мантии, и когда увидела на побелевших пальцах кровь, снова подняла глаза, и её взгляд встретился со взглядом Пожирателя, с которым она только что дралась. Колдун с холодной усмешкой смотрел, как она угасает. Он уже не направлял палочку на неё и, наверно, должен был переключиться на кого-то другого, но нет. Он всё смотрел на девушку. И Лили вдруг осенило: ему хочется увидеть, как она умрёт. Эванс как во сне двинулась к ним. Кто-то схватил её за руку. Должно быть, Сириус. Лили попыталась вырваться, но хватка была сильной. Лили видела, как Присцилла упала на колени и потом на бок. Её голова как-то плавно опустилась на вытянутую руку. Неподвижный взгляд устремился в пустоту. Но Лили всё казалось, что Присцилла смотрит на неё.

***

Питер, прячась за барной стойкой, слышал возгласы трёх профессоров Хогвартса, боевые кличи, которые издавал, несомненно Сириус, и понимал, что, кажется, дело идёт на лад. Возможно, ещё удасться выбраться из этого ада. Он знал, что есть жертвы, и ему было жаль этих людей, но всё-таки в глубине души он радовался, что это не он лежит сейчас на полу, уставившись в потолок остекленвшим взглядом.
Розмерта ещё минут пять назад, как только появились МакГонагалл, Слизнорт и Флитвик, выбралась из-за барной стойки, чтобы принять более активное участие в сражении. Питер хотел даже последовать её примеру, но как раз в тот момент, когда он поднимался на ноги, над его головой просвистело Убивающее, и Хвост рухнул обратно на пол с гулко бьющимся сердцем.
Однако всё же что-то заставляло его выбраться из своего убежища. Питер даже не мог объяснить, что именно.
Хвост крепко сжал волшебную палочку и осторожно выглянул из своего укрытия.
Паб был полностью разрушен внутри, и одну стену его снесло взрывом. Повсюду валялись сломанные стулья, столы, валялись осколки стекла, лежало несколько неподвижных тел. Питер увидел в другом конце паба сестёр Вуд, лежащих рядом на полу. Они обе были мертвы.
Посреди «Трёх мётел» Питер заметил Сириуса. Он почти силой тащил Лили Эванс к выходу, схватив её за локоть. Она слабо сопротивлялась. В пабе оставалось ещё несколько Пожирателей смерти, которые продолжали сражаться. Профессора взяли их на себя. Им помогали двое семикурсников. Сириус уже не замечал волшебников в масках, полностью поглощённый тем, что пытался заставить Эванс выбраться наконец наружу. И, когда Пожиратель смерти, лежавший на полу у стены недалеко от Питера, пришёл в себя и стал целиться в спину Сириусу, Блэк ничего не заметил.
Питер выскочил из-за стойки.
-Сириус, сзади! - крикнул он испуганно и сам же оглушил Пожирателя.
Блэк обернулся. Он сразу понял, что к чему. Питер быстро подошёл к Бродяге.
-Питер! Ах ты, маленький крысёныш, никогда я ещё не был так рад тебя видеть! - воскликнул Сириус с улыбкой облегчения, потрепал друга по волосам, изрядно взъерошив шевелюру Хвоста, и тут же быстро нагнул ему голову. Над ней просвистело заклятье. Питер резко обернулся и успел обездвижить Пожирателя прежде, чем с его палочки слетело Убивающее. - Неплохо, весьма неплохо, - оценил Сириус. - Растёшь.
-Блэк, Петтигрю, Эванс! - профессор МакГонагалл лёгким движением волшебной палочки разделалась со своим противником и направлялась к трём гриффиндорцам. - Немедленно выбирайтесь отсюда и трансгрессируйте, - строго сказала она. - Если успеете взять кого-то из младших, это будет замечательно, но не лезте в драку. Если видите, что никого не можете взять с собой, уходите сами. Понятно? - МакГонагалл серьёзно посмотрела на своих учеников.
-Конечно, профессор, - ответил Сириус. - Из ваших слов получается так: в драку не лезть, морду этим ублюдкам не бить, задницу не надирать, гриффиндорцем не быть.
В любое другое время профессор МакГонагалл разразилась бы гневной тирадой, услышь она подобные выражения, но сейчас был особенный случай.
-Мистер Блэк, вы и так храбро сражались и рисковали жизнью, защищая других. Пора подумать и о себе. Быть гриффиндорцем — вовсе не означает быть безрассудным. Существует разница между храбростью и безрассудством.
Сириус усмехнулся, услышав её слова.
-Может, и так, профессор, - кивнул Блэк. - Может, и существует. Но только не сегодня и не здесь.
Сказав это, Сириус быстро направился к выходу, таща за собой Лили.
-Мистер Блэк! - воскликнула профессор макГонагалл.
-Эванс трансгрессирует к больнице святого Мунго! - крикнул Бродяга через плечо. - Не волнуйтесь, с ней всё будет хорошо. Я обещаю.
-Вы тоже должны покинуть деревню! - профессор МакГонагалл решительным шагом направилась к Сириусу, на ходу связывая верёвками, вырвавшимися из волшебной палочки, Пожирателя смерти, который последний продолжал оказывать сопротивление.
-О, а вот этого я вам пообещать не могу, профессор, - с улыбкой сказал Сириус. - Уж простите. Мне будет обидно, если окажется, что Джеймс расправился с большим количеством Пожирателей, нежели я.

***

Не было времени спорить и препираться по поводу того, кто должен остаться и найти Сириуса, Питера и Лили, а кто должен покинуть деревню, поэтому Джеймс, Римус и Элизабет, схватив друг друга за руки, вместе трансгрессировали к «Трём мётлам». Они и шагу не успели ступить, как на пути у них выросло четверо Пожирателей смерти. Гриффиндорцы мгновенно подняли палочки, изготовившись к схватке.
-Как дела, детишки? - издевательски спросил самый высокий из них. - Ещё не обделались от страха?
-Сейчас ты обделаешься, умник! - рявкнул Джеймс. - Диффиндо!
-Зря ты это, парень, - Пожиратель увернулся от заклятья Поттера, и его холодные голубые глаза в прорезях маски угрожающе сузились. - Круцио!
Джеймс поставил щит. В следующее мгновение с обеих сторон каскадом посыпались проклятья. Палочки мелькали в руках волшебников, из них сыпались разноцветные искры. Противники яростно обрушивали друг на друга лучи разноцветного пламени.
Между тем, мелкий дождь, который маги в пылу битвы почти не замечали, стал усиливаться и скоро перешёл в ливень. Ветер усилился и нещадно хлестал лица. Одежда быстро промокла и липла к озябшему телу. Холодные капли стекали по бледным, испачканным или окрававленным лицам. В мглистой серой пелене ливня вспышки заклятий казались размытыми разноцветными пятнами. Отчаянный дождь застилал глаза, он был как безумие, как путиница мыслей сошедшего с ума человека... Может быть, они все действительно сошли с ума...
Римусу удалось оглушить одного Пожирателя, но трое других продолжали наступать. Элизабет выбивалась из сил, хотя храбрилась и по-прежнему не хотела трансгрессировать. Римус видел, как дрожали от холода её посиневшие губы, а мокрые волосы липли к лицу. Джеймс бился яростно, сведя брови к переносице. Римус кожей ощущал напряжение, волнами исходившее от Поттера. Лунатик понимал друга: Джеймс боялся за Лили, он должен был быть сейчас рядом с ней, спасти её любыми способами, а эти три колдуна встали у него на пути, и, честно говоря, Римус им не завидовал. Он подумал, что сейчас Джеймс способен на убийство.
-Конъюнктивитус!
Один из трёх Пожирателей негромко вскрикнул и схватился за глаза, выронив палочку. Джеймс, не теряя времени, оглушил его.
Пожирателей смерти осталось двое, но они были серьёзными противниками. Тот, что в самом начале, смеялся над Джеймсом, Римусом и Элизабет, напал на Макензи, а другой, приземистый и худой, сцепился с Поттером и Люпином.
-Релашио!- Пожиратель послал в Элизабет каскад молний. Заклитие оказалось чрезвычайно мощным, так что щит гриффиндорки не выдержал бы, хотя она всё равно не успела его поставить.
Римус, видя, что Элизабет растерялась, бросился к ней и оттолкнул её. Сам же уворачивался от сверкающих молний, как мог, и не заметил, как другой Пожиратель направил на него палочку. За его спиной в воздухе завис огромный чёрный хлыст. Пожиратель осклабился и взмахнул палочкой. Хлыст ударил Римуса по спине и плечу. В глазах у Лунатика потемнело от боли. Элизабет испуганно вскрикнула. Римус пошатнулся и рухнул на колени. Макензи нейтрализовала проклятье. Она хотела помочь Римусу, но дорогу ей преградил высокий Пожиратель.
-Что, испугалась за своего дружка, куколка? - мерзкая улыбочка искривила тонкие губы колдуна. - Ты лучше за себя бойся. Экспульсо!
Элизабет отскочила в сторону. Вскинув палочку, она собиралась оглушить Пожирателя, но проклятье кого-то из дерущихся вокруг пронеслось через всю улицу, ударило волшебника в плечо и мгновенно обездвижило. Остался ещё один. Элизабет надеялась, что Джеймс с ним справится, а сама кинулась к Римусу, уже успевшему подняться на ноги.
-Римус, это из-за меня...дай посмотрю...-сбивчиво проговорила Макензи, глядя на Лунатика виноватыми и заботливыми глазами.
-Ерунда, всё нормально, - отпирался Римус, не давая ей взглянуть на рубец, который страшно болел и кровоточил.
-У тебя кровь, - не сдавалась Элизабет. Она машинально протянула к Римусу руку, точно её прикосновение могло его исцелить.
-А в тебя ударили Круциатусом, - заметил Римус.
-Эй, голубки, хватит мериться тем, кому больше досталось!
Римус, Элизабет и Джеймс мгновенно обернулись на голос. Из «Трёх мётел» выскочил Сириус. Он держал Лили за руку чуть повыше локтя. За ними показался Питер.
--Остолбеней!
Пожиратель, дравшийся с Джеймсом, упал на землю. Лили опустила палочку. Поттер поднял на неё глаза. Она была бледна, на лбу была ссадина, волосы растрёпаны, глаза сосредоточенно смотрели на него. Джеймсу показалось, что губы Лили дрогнули в робкой улыбке, но она тут же исчезла. Джеймс сделал порывистый шаг к Эванс.
Внезапно в деревушке один за другим раздались десятки хлопков. Прямо из воздуха появились волшебники в длинных чёрных мантиях. Первой мыслью многих было: к Пожирателям подоспело подкрепление. Но стоило приглядеться к прибывшим, как все поняли, что это были мракоборцы. Некоторые из них были изрядно потрёпынными, в порванных мантиях, с синяками и кровоподтёками, словно прибыли из одной заварушки в другую. Мракоборцы сразу же ринулись в атаку. Между ними и Пожирателями смерти завязалась серьёзная схватка.
Один из мракоборцев, крепкий и высокий, усилил себе магией голос и закричал:
-Жители Хогсмида и студенты Хогвартса, трансгрессируйте к больнице святого Мунго, там...
Его перебил другой мракоборец:
-Праудфут, какая больница?! Там нет мест. Сотни раненных. Может, уже перевалило за тысячу. Да, скорей всего так и есть. Целители не справляются.
-А куда деваться раненным? - Паудфут отменил своё заклинание и говорил нормальным голосом, уже сражаясь с двумя Пожирателями. - Или ты предлагаешь им оставаться здесь?
-Что значит, в больнице нет мест? - вмешался в их разговор Сириус, стоявший рядом.
-То и значит, - отозвался мракоборец, разговаривавший с Паудфутом. - Вы думаете, вы тут одни такие. Нет. Сейчас по всей стране такое...
-Напали не только на Хогсмид? - быстро спросил Джеймс, напряжённо хмурясь.
-Не мешай лучше, парень! - гаркнул на него Паудфут. - Трансгрессируй... куда хочешь!
Мракоборцы постепенно теснили Пожирателей смерти в сторону станции, освобождая деревню. На улицах оставались лежать убитые и раненые. Последние стонали и звали на помощь. Несмотря на проливной дождь, два взорванных дома всё ещё горели, хотя огонь постепенно затухал. Жители Хогсмида и студенты, образовав группу, отступали внутрь деревушки. Многие из них трансгрессировали. Оставшиеся крепко сжимали волшебные палочки и оглядывались по сторонам, ожидая нападения. Джеймс старался быть ближе к Лили. Подоспевшие профессора Хогвартса призывали немедленно трансгрессировать. Со стороны станции, где шли бои между мракоборцами и Пожирателями, слышались крики. Похоже, многие из Пожирателей струсили и сбежали, однако лидеры нападения призывали продолжать сражения и не терять позиций.
В группе оставшихся студентов раздавались возбуждённые голоса.
-Он сказал, нападения по всей стране!
-Ты слышал, Фрэнк? Это правда?
-Ерунда, не было такого...
-Нет, правда! Я своими ушами слышала!..
-Сотни раненных!
-Нет, тысячи!
-В больнице святого Мунго нет мест для раненых!
-Что же будет дальше?
-Мерлиновы кальсоны! Это кошмар!
-ТИХО!
Громкий голос профессора МакГонагалл заставил всех замолчать.
-Сейчас все вы трансгрессируете к больнице святого Мунго. Мы с профессорами останемся здесь и поможем раненым добраться до больницы. Пока мракоборцы окончательно не вытеснили Пожирателей смерти из деревни, оставаться здесь опасно.
Студенты переглянулись. Профессор была права.
Но не успел ни один из них трансгрессировать, раздался мощный взрыв. Он прогремел рядом с группкой учеников. Взорвался и загорелся дом напротив «Дэрвиша и Бэнгза». Из-за ближайших домов появились Пожиратели смерти и начали окружать плотным кольцом оставшихся волшебников.
-Уходите! - закричала профессор МакГонагалл, выходя с поднятой палочкой навстречу Пожирателям. - К больнице! Сейчас же!
Студенты начали трансгрессировать.
Сириус быстро подошёл к Джеймсу и встал рядом с ним. К ним приблизился Римус. Затем Питер. Ребята переглянулись. Со стороны можно было подумать, что они заряжаются энергией друг друга. Наверное, это действительно было так.
-Ну что парни, пришло время показать, на что мы способны, - сказал Сириус, и его губы дрогнули в ухмылке.
-Оно давно пришло, Бродяга, ты просто пропустил этот момент, - отозвался Джеймс и вскинул палочку.
Лили стояла чуть в стороне от Мародёров. Профессор Слизнорт сказал, чтобы она немедленно трансгрессировала, и вступил в схватку с двумя Пожирателями смерти. А Лили смотрела на эту четвёрку и невольное восхищение охватывало её.
Она видела, как они сражались вместе. Так, как будто ни у кого из них не было сомнения, что друг поможет, отразит нападение, примет удар на себя, если это будет нужно. Все четверо были непоколебимы в своей уверенности, что друг обязательно прикроет его спину.
Они ничего не боялись.
Они бросились в драку, забыв об опасности. Даже Питер проявлял смелость, сражаясь.
Они ничего не боялись.
Потому что они были вместе.
И Лили тоже не могла трансгрессировать. Не могла сбежать. Её место было здесь. Это было так же ясно, как и то, что трём профессорам и четырём Мародёрам не справится с пятнадцатью Пожирателями смерти. Лили огляделась. Почти все трансгрессировали. Оставались Элизабет, Фрэнк, Алиса, её однокурсник Брайан, двое семикурсников Пуффендуя и один шестикурсник Когтеврана. И все они уже ринулись в бой. Лили бросилась к Элизабет, сражавшейся с двумя Пожирателями. Они дрались теперь вместе.
Вдруг над общим шумом битвы раздался пронзительный женский крик. Из дома рядом с тем, что горел, долговязый Пожиратель смерти вытаскивал за волосы женщину лет тридцати пяти. Она кричала и плакала, но не могла вырваться, а Пожиратель, вцепившись своими лапищами в её светлые длинные волосы, тащил её на улицу.
-Нет... пожалуйста, не надо... мы... мы ничего плохого... не сделали... не надо-о... я... я вас умоляю... не убивайте... умоляю... не надо...
-Закрой свой поганый рот, грязнокровка!
-Я не... н-не... грязнокровка!.. Я полукровка... мой папа был волшебник... клянусь, клянусь я полукровка!..
-Заткнись, тварь! - рявкнул Пожиратель и толкнул женщину в спину. Она упала в грязь.
-Не надо! - женщина обернулась к своему палачу, и столько мольбы и невыносимой муки было в её взгляде, что у любого нормального человека мурашки бы побежали по коже.
-Авада...
-Экспеллиармус!
Фрэнк и Алиса, расправившись со своим Пожирателем смерти, бросились на помощь несчастной женщине. Одолеть Пожирателя, который пытался её убить, оказалось не так-то просто.
В это время двое Пожирателей за его спиной направили волшебные палочки на дом женщины, и он загорелся. Увидев это, та в ужасе закричала.
-Господи, помогите, там моя дочь! - кричала женщина. - Моя дочь осталась в доме! Она на первом этаже!
Она поднялась на ноги и сделала два нетвёрдых шага к своему дому, не обращая внимания на перекрёстный огонь, под который могла попасть. Вдруг она остановилась, пошарила руками в карманах своей голубой мантии, и губы её побелели.
-Палочка... - прошептала она. - Волшебная палочка... в доме... Я не смогу помочь... не смогу помочь...
Джеймс и Сириус всё это слышали. Они были близко к горящему дому. Дождь ещё шёл, однако пламя разгоралось всё сильнее. Наверное, дело было в том, что оно было вызвано заклятьем.
Джеймс оглушил своего противника и, остановившись у полыхающего дома, посмотрел на него. Сириус взглянул на друга.
-Это безумие, Сохатый, - сказал он.
-Я знаю, дружище, - ответил Джеймс, и они одновременно бросились в горящий дом.

***

Внутри почти нечем было дышать. Дым разъедал глаза, щекотал ноздри. Джеймс и Сириус закашлялись уже в коридоре, но продолжали пробираться дальше. Огонь полз по стенам, как страшное оранжево-красное существо. Если бы это был обычный пожар, он не распространялся бы так быстро, но это была магия и, судя по всему, тёмная. И, значит, у друзей было мало времени.
-Она сказала, девочка на первом этаже! - крикнул Сириус.
-Бродяга, мне кажется, я слышу голос! - воскликнул Джеймс. - Там, впереди!
Они двинулись вперёд по узкому коридору. Вскоре и Сириус услышал тоненький детский голосок. Ребёнок звал на помощь свою маму.
-Она в этой комнате! - сказал Сириус, указывая на дверь в конце коридора. Блэк кинулся к двери, распахнул её и скрылся в комнате. Через несколько минут он появился в коридоре с девочкой на руках. Она испуганно жалась к Сириусу.
Между тем пожар усиливался. Приходилось использовать магию, чтобы пробираться сквозь огонь.
-Давай вперёд! - крикнул Джеймс Сириусу. - Я прикрою!
Сириусу это почему-то не понравилось. Однако он должен был спасти девочку, поэтому молча двинулся к выходу, передвигаясь настолько быстро, насколько это вообще было возможно. Сзади Джеймс с помощью волшебства раздвигал языки пламени, давая Сириусу пройти.
Внезапно среди шума пожара раздался громкий сухой треск. Сириус вскинул голову. Он был уже у самого выхода...
-Джеймс!
-Не смей возвращаться!
-С ума сошёл?!
Сириус кинулся, было, обратно.
-Протего!
Между ним и Джеймсом вырос щит.
-Сохатый!
Его крики потонули в оглушительном треске. Сириус успел увидеть только, как Джеймс сделал шаг назад. Потом пламя скрыло от него фигуру Поттера. В следующую секунду охваченная огнём балка рухнула на то место, где стоял Джеймс.

***

-ДЖЕЙМС!!!
Никогда ещё Сириус не испытывал такого ужаса. Даже в ту страшную ночь, когда он нашёл на кухне мистера Поттера. Мгновение Сириус просто стоял и смотрел на то место, где секунду назад стоял Джеймс, а теперь лежала, наискосок привалившись к стене, горящая балка.
Это придурок пожертвовал собой ради незнакомой девчонки. И ещё ради него, Сириуса. Он ведь видел, что Бродяга собирался броситься к нему, и поставил щит. Чёртов идиот.
Но Сириус не желал мириться со смертью друга, даже если она была неизбежной. Джеймс жив. Жив. Он не мог умереть. Этот проклятый олень не мог просто так взять и отбросить копыта!
Первым желанием было тут же кинуться к Джеймсу, но Сириус понимал, что с девочкой на руках не сможет помочь другу. Блэк ринулся к выходу. На улице его встретили мать девочки, профессора и оставшиеся студенты. Пожирателей нигде не было видно.
-Вивиан! - женщина бросилась к дочери и взяла её на руки.
Сириус ошалело взглянул на неё.
-Где Джеймс? - Римус посмотрел на Блэка. Он почувствовал неладное. - Сириус, где Джеймс?
Бродяга ничего не ответил. Он быстро развернулся и вновь скрылся в горящем доме. Задыхаясь и кашляя, Сириус пробирался сквозь огонь, опаляющий лицо, к тому месту, где должен был быть Джеймс. Первым признаком того, что Поттер был жив, был его щит. Если бы Сохатый умер, щит бы исчез. Сириус вскинул палочку и нейтрализовал его. Потом лихорадочно огляделся. Он нашёл Джеймса через секунду. Он лежал на полу по другую сторону от балки. Он был ранен: на правой руке от плеча и до кисти в тех местах, где одежда почти полностью сгорела или истлела, были видны серьёзные ожоги. Сириус, не раздумывая, направил волшебную палочку на горящую балку, раздвигая языки пламени, как это делал Джеймс. Затем быстро перелез через неё и начал осторожно помогать Поттеру подняться. Джеймс морщился от боли, но молчал, стиснув зубы. Сириус перекинул здоровую руку Джеймса себе через плечо и, поддерживая друга, двинулся к выходу.
-Давай, Сохатый, поднимайся. Ещё рано помирать, слышишь? Эванс только-только начала обращать на тебя внимание. Так что нельзя тебе пока к Мерлину, понял меня? Упускать такой шанс. Нет, дружище! Придётся тебе подождать с этим делом. Вот поженитесь, нарожаете кучу детишек, сделаете меня крёстным отцом...
-Заткнись, Бродяга! А то не посмотрю, что ты вытаскиваешь меня из этого дерьма, и хорошенько врежу.
Сириус засмеялся.
Они выбрались из горящего дома вместе. Как всегда выбирались из всяких передряг.
Их сразу же обступили люди. Едва увидев Джеймса, Фрэнк наколдовал носилки. Сириус и Римус помогли Джеймсу лечь. Опускаясь на носилки, Джеймс морщился, но по-прежнему не издавал ни звука. Профессор Флитвик склонился над Джеймсом. Пока он осматривал Поттера, Сириус нашёл взглядом профессора МакГонагалл. Она стояла рядом и внимательно смотрела на Джеймса. Она выглядела уставшей, но держалась достойно. Сириус подошёл к ней.
-Профессор, где Пожиратели смерти? - спросил Блэк, сдержанно оглядываясь вокруг. - Я никого не вижу.
-Они ушли, Сириус, - негромко ответила МакГонагалл, не отрывая взгляда от Джеймса. Флитвик в это время говорил, что раны, хотя и серьёзные, но не смертельные, и мадам Помфри в два счёта их вылечит.
Блэк внимательно взглянул на МакГонагалл. Её лицо больше не горело праведной яростью, оно выражало спокойствие, почти смирение. Почему-то резануло слух то, что профессор назвала Сириуса по имени. Она почти никогда этого не делала.
Сириус снова огляделся. Он заметил несколько волшебников в тёмно-бардовых мантиях. Они укладывали раненых и убитых на носилки и трансгрессировали вместе с ними.
-Они из Министерства? - спросил Сириус.
-Да, - сказала профессор МакГонагалл. - Я поговорила с их руководителем, и мы решили, что оставшимся ученикам лучше вернуться в школу. Там вам быстрее окажут помощь.
-Нападения были совершены и в других местах тоже? - Сириус свёл брови к переносице.
МакГонагалл впервые посмотрела на него. Что-то в её взгляде заставило Сириуса вздрогнуть. Профессор знала что-то, чего не знали остальные.
В это время к Сириусу подошла женщина, дочку которой они с Джеймсом спасли. Она горячо благодарила его и плакала, а девочка у неё на руках прижималась к ней, положив головку ей на плечо.
Когда колдунья отошла, три профессора оглядели оставшихся.
-А что с остальными? - спросил Брайан.
-Ими займутся работники Министерства, - сказал Флитвик.
-Там наши друзья... - Фрэнк запнулся. - ...погибшие.
Профессор МакГонагалл подавила вздох. Никто, кроме стоявшего рядом с ней Сириуса, этого не заметил.
-Пойдёмте домой, - сказала профессор МакГонагалл.
Сириус посмотрел на неё из-под падающих на глаза мокрых волос. Она назвала Хогвартс домом. Сириус почувствовал какое-то щемящее чувство теплоты в груди. После всех ужасов сегодняшнего дня он понял, что есть на свете вещи, которые он по-настоящему любит.
Маленькая процессия двинулась к замку. Покидая разрушенную деревню, они смотрели на догорающие дома, взорванные Пожирателями, на раненых и убитых, которых ещё не успели забрать.
Оставляя позади тлеющие обломки мирного прошлого, они уходили навстречу долгой войне.

***

Раненных, вернувшихся в Хогвартс, было всего пятнадцать человек. Мадам Помфри уже знала о случившемся и успела подготовиться. Однако одна целительница не могла вылечить всех сразу, и Лили вызвалась помочь. Мадам Помфри, осмотрев её, не нашла серьёзных травм, и Лили принялась за работу. Она вправила руку Брайану и залечивала глубокий порез на руке и ноге Фрэнка. В это время мадам Помфри осматривала Джеймса. Лили иногда смотрела туда, где за ширмой лежал Поттер.
-Профессор, со мной ничего страшного не случилось, с Джеймсом хуже, пусть сначала закончат осматривать его.
Лили обернулась. На соседней кровати сидел Сириус. Он доказывал профессору МакГонагалл, что прекрасно себя чувствует, но его жуткий землистый цвет лица говорил об обратном. Дело было не в простой усталости. И Лили это знала.
Закончив с Фрэнком, Лили подошла к профессору МакГонагалл и тихо, так, чтобы Сириус не слышал, сказала декану:
-К нему применили тёмную магию. Я читала о таком заклятьи. Я боюсь, у него могло открыться внутренне кровотечение. Скорей всего, несильное, но всё же...
-Нет у меня никакого кровотечения! - воскликнул Сириус, всё-таки услышав слова Лили.
-Мадам Помфри скоро закончит с мистером Поттером и осмотрит вас, - сказала МакГонагалл Блэку и отошла к профессору Флитвику, стоящему у двери. Они о чём-то негромко заговорили.
Сириус посмотрел на Лили. Он хмурился. Лили отвела взгляд.
-Мисс Эванс, - из-за ширмы, где лежал Джеймс, вышла мадам Помфри. - Вы не могли бы помочь мне?
-Конечно, - Лили с готовностью повернулась к целительнице.
-Не могли бы вы дать мистеру Поттеру обезбаливающее и снотворное?
-Да, сейчас, - Лили быстро кивнула и пошла за зельями.
Джеймс сидел на кровати в одних пижамных штанах, в которые уже успел переодеться, и разглядывал узор на покрывале. На вылеченной мадам Помфри правой руке виднелись розоватые следы ожогов.
-Это пройдёт потом. Мадам Помфри просто сейчас не может... нужно время...
-Что? - Джеймс поднял голову.
Они посмотрели друг другу в глаза впервые после того, как Джеймс вошёл в горящий дом. Лили быстро отвела взгляд.
А вдруг он поймёт, как она тогда за него испугалась?..
-Я сказала, что шрамов не останется, - произнесла Лили, подходя ближе к Джеймсу. - Мадам Помфри сумеет их убрать.
-А-а... да, - рассеянно отозвался Джеймс.
-Выпей, пожалуйста, - Лили протянула Поттеру два кубка. - Это обезбаливающее и снотворное.
-Спасибо, - Джеймс осушил оба кубка и поставил на тумбочку. - Как остальные?
-Нормально, - ответила Лили. - Насколько это всё вообще может быть нормальным.
Джеймс посмотрел на Лили. В его взгляде было столько понимания, что Эванс трудно было смотреть ему в глаза.
-Они за это ответят, - твёрдо сказал Поттер.
Лили неожиданно для самой себя слабо усмехнулась.
-Тебе кажется это смешным? - спросил Джеймс, чуть приподняв брови.
Лили неопределённо мотнула головой.
-Знаешь что, я тоже знаю это заклятье, и если хочешь, могу залечить твои раны до конца, - сказала Лили.
-Лучше помоги остальным, - ответил Джеймс.
-Ими занимается мадам Помфри.
Джеймс ничего не сказал. Лили расценила это как молчаливое согласие. Она достала волшебную палочку и села рядом с Поттером на кровать.
Лили придвинулась к Джеймсу и быстро скользнула взглядом по его оголённому торсу.
А у него хорошая фигура...
Лили тут же отвела взгляд. Она почувствовала, как щёки загораются румянцем. Она испугалась: а вдруг Джеймс заметит?
Лили глубоко вздохнула. Мерлин, ведь сейчас совсем не до того, чтобы разглядывать фигуру Поттера. Даже если она красивая...
Лили моргнула и легко коснулась кончиками пальцев плеча Джеймса. Кожа была горячей. Лили чуть приоткрыла губы и беззвучно втянула ртом воздух. Точно электрический разряд прошёл по её телу лёгкой дрожью. Лили знала, что Джеймс следит за ней взглядом. Она слышала его мерное спокойное дыхание. В любой другой раз Поттер не упустил бы случая отпустить пару шуточек насчёт того, что они сидят на одной кровати, он без рубашки, а Лили трогает его плечо. Но сейчас он молчал. Лили посмотрела на Джеймса и встретила его спокойный умиротворённый взгляд, как будто он уже давно сидит здесь, в тепле и безопасности, и не знает, какого это оказаться под смертоносным перекрёстным огнём. Было так приятно смотреть в эти внимательные карие глаза. Лили казалось, они придают ей уверенности. Она начала медленно и осторожно водить палочкой над плечом Джеймса, бормоча заклятья одними шубами. Эванс знала, что может быть больно, но Поттер не подавал виду. Когда Лили дошла до самого сильного повреждения, Джеймс молча отвернулся. Эванс это заметила. Она была благодарна Поттеру за то, что он даёт ей возможность не видеть его бледного усталого лица, которое морщится от боли. Он, конечно, не знает, что Лили очень испугалась за него, когда он бросился спасать девочку. Не знает, что каждую секунду она ждала, что он вот-вот выберется оттуда. Ему, разумеется, невдомёк, какой ужас испытала Лили, когда Сириус вернулся один. И уж, вне всяких сомнений, он и не догадывается, что она едва не кинулась в горящий дом, чтобы вытащить его оттуда.
-Вот и всё, - тихо сказала Лили, глядя на загорелую кожу, на которой не осталось и шрама. - Это, конечно, не ювелирная работу, но...
-Спасибо, Лили, - перебил её Джеймс.
Она повернулась к нему. Поттер чуть наклонился к Эванс.
-Я хотел попросить у тебя прощения, - негромко сказал он.
-За что?
-Тогда, в библиотеке... я обидел тебя. Я не хотел. Извини.
-Ерунда.
-Честно?
-Нет. Я вру. Нагло и беспринципно.
Джеймс улыбнулся. Лили тоже.
-Значит, забыли? - Поттер чуть склонил голову, чем очень напомнил Лили маленького смешного мальчишку.
-Конечно, - Лили поднялась. - Отдыхай. Сейчас подействует зелье, и ты уснёшь.
-Тебе тоже нужно поспать, - заметил Джеймс.
-Не сейчас.
Лили вышла из-за ширмы. Почти всем уже оказали помощь. Студенты переоделись в пижамы и сидели на своих кроватях. Лили подошла к Сириусу, Римусу и Элизабет. Они устроились на кровати Люпина.
-И всё же я не понимаю. Это было так опасно... - Элизабет качала головой.
-О чём это ты? - спросила Лили. - Что опасно?
-О том, что Джеймс и Римус вызвали Адское пламя, там, в Хогсмиде, - ответила Элизабет.
Лили округлила глаза.
Внезапно Римус и Сириус расхохотались.
-Вам смешно? - без улыбки поинтересовалась Элизабет.
-Конечно, смешно, - кивнул Сириус. - Потому что... нет, я предоставлю Лунатику рассказать.
-Элизабет, это было вовсе не Адское пламя, - сказал Римус, чуть улыбнувшись. - Разве ты не заметила, что ничего так и не загорелось? Это просто иллюзия. Оптический обман. Тем более, настоящее Адское пламя нельзя контролировать. Я как-то нашёл это заклятье в одной книге... Мы использовали его, чтобы напугать Пожирателей смерти. В действительности, оно не может причинить никому вреда.
На минуту воцарилось молчание. Пожалуй, Лили, которая не видела «Адского пламени», не могла в полной мере оценить степень удивления Элизабет.
-Но это же... это... - сбивчиво начала Элизабет и вдруг начала смеяться. Как-то нервно и отрывисто. И вскоре уже громко хохотала. Друзья заметили, что по её лицу скатилась сначала одна слеза, потом другая. Элизабет смеялась и плакала одновременно.
-Чего ты ревёшь? - Сириус заботливо обнял девушку, глядя на неё.
-Бродяга, оставь, - шепнул ему Римус. Он понял, что напряжение, в котором прибывала Элизабет, выходит со слезами. Ей просто нужно было поплакать.
-Вы... вы идиоты... - улыбаясь сквозь слёзы, говорила Элизабет. - Придурки... клинические... Это не лечится...

***

Возьми меня за руку и проведи через эту ночь. Чтобы я не чувствовал, что я один. Рэй Брэдбери

В небе над Хогвартсом зависла луна, как большой белый фонарь. Его серебристый свет скользил по каменному полу больничного крыла.
Вечером, после того, как прилетели последние совы с письмами от родителей учеников, когда профессор МакГонагалл сказала, что Дамблдор вернулся из Министерства, куда отправлялся ещё утром, когда мадам Помфри объявила, что посетителей до завтра пускать не будут, хотя их было немало, двенадцать студентов, вернувшихся из Хогсмида, начали готовиться ко сну. У Лили не было серьёзных повреждений, но целительница сказала, что ей лучше остаться в крыле. Лили не стала ломать голову над тем, почему так будет лучше. Она просто была рада, что может провести эту ночь рядом с людьми, которые испытали то же, что и она. Другие не поймут. Начнут расспрашивать, любопытствовать, и не поймут. А эти одиннадцать юных волшебников знают, что значит быть на волосок от смерти. И сегодня её место было среди них.
Лили хотела только крепко уснуть. А ещё забыть. Всё забыть.
Но вот уже третий час она лежала на спине, молча глядя в темноту, и раз за разом перед её глазами промелькали сцены прошедшего дня. Сражение. Смерть. Страх. Убийства. Отчаяние. Кровь. Ярость...
Тяжёлое чувство переполняло её сердце.
Лили села на кровати, прислонилась спиной к холодной стене, подтянула коленки к животу, обхватила их руками.
И зарыдала.
Она плакала молча, беззвучно давясь рыданиями, и слёзы градом текли по её щекам. Лили уткнулась лицом в колени и схватилась за голову. Столько боли и невыразимого страдания переполняли её душу, что, казалось, они сведут её с ума. Беспомощность перед уже случившимся и перед тем, что, возможно, скоро случится, железными тисками сдавливали сердце.
-Эй..
Лили подняла голову. На кровати напротив лежал Сириус. Он не спал. Опершись на локоть, он внимательно смотрел на Лили. Должно быть, она не заметила, как начала всхлипывать, и разбудила Блэка.
-Будешь продолжать в том же духе, и Хогвартсу грозит потоп, - тихо сказал Сириус. В его голосе не было и тени привычной насмешки или иронии.
Лили отёрла ладошками слёзы и шмыгнула носом.
-Лучше бы поспала, - заметил Сириус, чуть морща лоб.
-Я не могу уснуть, - севшим голосом призналась Лили.
-Не ты одна, - пробубнил Сириус.
Воцарилось молчание.
-Блэк, - позвала Лили через несколько минут. Сириус посмотрел на неё. - А ты... ты испугался? Там, в Хогсмиде... тебе было страшно?
Сириус ответил не сразу.
-Мы все тогда испугались, - сказал он наконец. - Я не исключение.
-Как думаешь, что теперь будет? - тихо спросила Лили.
-Не знаю, - Сириус сел и пожал плечами.
Они замолчали. Лили снова начала плакать. Она отвернулась, чтобы Сириус не заметил, и волосы упали ей на лицо.
-Эванс, мы хотя бы живы, - сказал Блэк, увидев её слёзы.
-Я не понимаю, - сдавленным голосом прошептала Лили. - Не понимаю, за что они с нами так. Ведь мы ничего им не сделали... За что они хотят нас убить? Почему считают, что мы чем-то хуже?..
-Потому что они фанатичные маньяки! - зло воскликнул Сириус. - Им место в Азкабане. А всего лучше на том свете. Неужто ты всерьёз думаешь, что маглорождённые волшебники в чём-то виноваты перед Волан-де-Мортом и его прихвостнями? Они просто чокнутые убийцы, вот и всё!
-Но ведь их много, - прошептала Лили.
-И что с того? - всё больше распалялся Сириус. - По-твоему, если у какой-то точки зрения много последователей, то она правильная? Так что ли? Какая разница, сколько этих ублюдков? Это не даёт им право лишать жизни тех, кто, по их мнению, якобы не достоин быть волшебником? Знаешь, Эванс, женщина, которая называла себя моей матерью, именно так и считала. А я думал, что было бы лучше, если бы я родился у маглов. Я однажды сказал ей об этом. Она пытала меня Круциатосом три минуты. Представляю, какое наслаждение ей это доставляло.
Голос Сириуса оборвался. Лили перестала плакать. Она сидела, отвернувшись от Блэка. Мурашки бежали у неё по спине. Она не знала, что больше поразило её: то, что Сириус только что ей рассказал, или тот нечеловеческий голос, полный страдания и презрения, которым он это произнёс.
-Дело вовсе не в том, какая кровь течёт в наших жилах. Важно лишь то, что мы можем дать этому миру, - жёстко сказал Сириус.
Лили обернулась к нему. Сириус сидел на кровати с мрачно-решительным лицом, абсолютно уверенный в своей правоте.
-Знаешь, Блэк, я рада, что ты сейчас не спишь, - тихо сказал Лили.
Сириус посмотрел на неё и вдруг ухмыльнулся.
-Почему ты всегда обращаешься ко мне по фамилии? Ты никогда не называешь меня по имени. Только меня и Джеймса.
-Ты тоже зовёшь меня «Эванс», - заметила Лили. - Как будто
-Тогда, я думаю, - Сириус встал и пошлёпал босыми ногами по каменному полу к Лили, - пора нам познакомиться.
-Что? - Лили удивлённо посмотрела на Сириуса снизу вверх.
-Познакомиться, - повторил Бродяга и протянул Эванс руку.
Лили посмотрела на протянутую руку. И вдруг слабо улыбнулась. Потом встала рядом с Блэком.
-Сириус, - Бродяга сжал ладошку гриффиндорки.
-Лили, - Эванс трясла руку Сириуса и всё шире улыбалась.
-Так-то лучше, - сказал Бродяга, когда Лили почти смеялась, и отпустил её руку.
-Спасибо, Сириус, - произнесла Лили.
-За что?
-Да просто... за всё.

***

Странное чувство пустоты, вызываемое всяким "после". Эрих Мария Ремарк

Бабушка Лили всегда говорила, что небо не может плакать. Может, в чём-то она была права. Но в тот день небо плакало, рыдало навзрыд, и длинные серебристые нити дождя зависли в воздухе, как будто им не хотелось расставаться с тучами, но пролиться на землю их слезами было для дождя неизбежностью. И ещё в тот день выл ветер, яростно и протяжно ревя за окном, захлёбываясь чужим неизбывным горем. Это билась в истерике мать-природа, оплакивая погибших.
-Все вы знаете, что произошло в деревне Хогсмид в эту субботу, - звучный голос Дамблдора разносился над Большим залом. Гнетущая тишина давила на плечи студентов и учеников, собравшихся здесь. - Многие из вас стали участниками этих событий. И поэтому я считаю, что вы имеете право знать правду. Нападение Пожирателей смерти на Хогсмид не было случайностью, - голос директора возвысился и оборвался. - Это было частью хорошо продуманного плана. Плана захвата власти в волшебном сообществе лордом Волан-де-Мортом.
Волна испуганных вздохов прокатилась под древними сводами Большого зала.
-В эту субботу в различных местах проживания волшебников прошли сотни нападений. Это было сделано для того, чтобы организовать атаку на Министерство Магии, когда оно лишится основной своей защиты — мракоборцев, отправившихся в места нападений. Итак в эту субботу Пожиратели смерти напали на Министерство Магии. Лорд Волан-де-Морт объявил волшебному сообществу войну.
Слова Дамблдора эхом отдавались от каменных стен.
-Нападение было отражено ценой огромных потерь. Хогвартс тоже понёс невосполнимую утрату. И сегодня мы скорбим о волшебниках, погибших в расцвете юности. Их было тринадцать, - Дамблдор говорил теперь отрывисто, точно отрубал каждое слово. - Майкл Роджерс. Джессика Фаррелл. Ребекка и Присцилла Вуд. Катарина Джонсон. Ева Клэйвэл...
И для многих, слышавших эти слова, имена погибших звучали, как укор.
Вы живы, а они мертвы.
Вы сидите здесь, а они больше никогда не войдут в этот зал.
-Помните их. Помните и никогда не забывайте. Пусть сохранится светлая память о них в ваших сердцах, - Дамблдор замолчал. Потом обвёл взглядом Зал и уже тише произнёс. - В тёмные времена может казаться, что надежда умирает. Но она умирает прежде всего в наших душах. И поэтому прошу вас, знайте: не всегда мы способны найти силы в себе самих, но чаще в тех, кого любим.


Новый удар и летящий слон

Дорогие мои читатели, от всей души поздравляю вас с наступившим Новым годом и Рождеством! Я желаю вам здоровья, хорошего настроения и обязательно любви! Пусть год Лошадки принесёт вам море улыбок и исполнения желаний! Будьте счастливы!) С любовью, автор

Всё изменилось. И Хогвартс тоже.
На следующий день после речи Дамблдора почти половина студентов покинули школу на прибывшем на станцию «Хогвартс-Экспрессе» алом поезде. Большинство уезжали, чтобы проводить в последний путь друзей, погибших в Хогсмиде; впрочем, не мало было и тех, чьи родственники были убиты во время нападения на Министерство Магии и другие населённые пункты помимо Хогсмида. Так Фрэнк в числе прочих ехал на похороны отца. Тот был мракоборцем и пал в бою, защищая Министерство.
Но были и те, кто покидал Хогвартс навсегда. Родители некоторых студентов посчитали, что школа — не самое надёжное место, и решили защищать своих детей самостоятельно.
После массовых нападений на некоторое время установилось зыбкое, нервно теребящее край своих тёмных ветхих лохмотьев затишье.
Но все понимали: это лишь прелюдия к долгой и жестокой войне.
А потом Волан-де-Морт дал официальное сообщение по радио об объявлении войны, по его словам «за освобождение великой расы волшебников от ничтожной мрази — маглов и их выродков».
Когда в гостиной Гриффиндора вечером, после отъезда едва ли не половины студентов, Мэри от скуки крутила ручку приёмника, отказывавшегося ловить программу новостей, вдруг точно из ниоткуда и в то же время словно бы отовсюду полился ледяной, пробирающий до костей, голос. Гостиная замерла. Стихли все звуки. И только холодный бесстрастный голос плыл над головами, заползал в углы, заполнял собой пространсто и время, и все, как заворожённые повернулись к приёмнику и отшатнувшейся от него, как от чего-то ужасного, несчастной побледневшей Мэри.
И все слушали этот голос.
И всем хотелось, чтобы он смолк.
-Волшебники и волшебницы Британии, я призываю вас вспомнить о вашем величии — величии, дарованном вам по праву рождения. Мы призваны править этим миром, ибо мы — особая, стоящая над всеми остальными раса. Нам говорят о лояльностями к маглам и их выродкам. Нам говорят, что они равные нам. Нам говорят, что нет ничего плохого в кровосмешении волшебников и маглов. Но это ложь. Маглы — лишь жалкое подобие человека, а их дети, посмевшие взять в руки волшебную палочку, - жалкое подобие мага. Эти грязные существа пытаются проникнуть в мир, который им не принадлежит. Они оскверняют его своим присутствием, посягая на тайны волшебства, познать которые не могут и не имеют права. Министерство Магии всячески одобряет подобные проявления несправедливости, не понимая или не желая понять, что таким образом оно ставит под угрозу истинно достойных носить звание волшебника. Оно ставит под угрозу сохранение нашей независимости. Я, лорд Волан-де-Морт, призываю вас подняться на борьбу за освобождение могущественнейшей расы волшебников от ничтожной мрази. Они захлебнутся в своей крови. Они будут молить о пощаде, валяясь у нас в ногах. И тогда они увидят место, отведённое им в этом мире. Присоединяйтесь ко мне. И я восстановлю справедливость...
-Хватит!
Раздался грохот.
Голос оборвался.
Посреди гостиной, дрожа от гнева, стоял Арчи. Бледный, как смерть, он оглядывал тяжёлым взглядом чёрных глаз молчавших гриффиндорцев. На полу, у камина, уныло лежали обломки совершившего грандиозный полёт через всю комнату и разбившегося о стену приёмника.
-Какого чёрта вы слушали этого законченного ублюдка?! - рявкнул Арчи. - Какого чёрта?! Я вас спрашиваю! Он разглагольствует тут о том, кто имеет право жить, а кто нет, а вы сидите и слушаете! Какого, мать вашу, хрена вы всё это слушаете?!
Его громовой голос стальным остриём вонзился в тягучую тишину.
Из толпы, бесшумно ступая по ковру, вышел Сириус и приблизился к Арчи. Остальные молча следили за ним.
-Эй, друг, остынь, - спокойно, будто ничего и не случилось, сказал Бродяга. - Мы все просто... немного растерялись. Да ведь? - он обратился к гриффиндорцам. Некоторые неуверенно кивнули. Всхлипнула Мэри и уткнулась лицом в поджатые к животу колени. Её худые плечики дробно вздрагивали. - Но не надо было разбивать приёмник. Мы теперь не сможем слушать новости...
-Да что там слушать?.. - Мэри отняла от колен покрасневшее от слёз лицо. - Убийства, убийства, убийства... Зачем я включила это проклятое радио?.. - и закрыла лицо руками.
К ней подошла Элизабет и, сев на ручку кресла, обняла её, прижав к себе, и стала осторожно гладить по волосам.
-Не плачь, не надо, - тихо говорила она. - Кому лучше от того, что ты ревёшь?
Остальные продолжали молча стоять, словно их кто пригвоздил к своим местам. Всем было тягостно находиться здесь, но никто почему-то не мог уйти.
-Ладно, ребят, - обратился ко всем Римус, - наверно, нам всем лучше разойтись по своим комнатам.
Все тут же зашевелились, закивали, забормотали что-то, что не имело никакого значения ни для них, ни для других, и засобирались к себе. Все как будто ждали, чтобы кто-то дал сигнал уходить, и все втайне даже от самих себя были благодарны Люпину. Гостиная постепенно пустела. Мародёры, молча переглянувшись, тоже направились к ведущей в спальню лестнице. Джеймс подумал, что ему хочется очень многое сказать друзьям, но язык точно прилип к нёбу; почему-то не находилось слов, чтобы выразить всё то, что творилось в его душе.

Это случилось на следующий день.
Обед уже подходил к концу, когда в Большой зал влетела рыжая сова. За неё ещё одна. И ещё. Ещё две. И вот уже сотни пёстрых сов, несущих в клювах какие-то листки, кружили над столами факультетов. Ученики удивлённо вскидывали головы: почта сегодня уже была.
И вдруг на них снегопадом обрушились какие-то желтоватые прямоугольные листки. Произошло суматошное, почти паническое движение. Ученики вскакивали со своих мест, поднимали листки. Раздавались вскрики и испуганные вздохи.
Кто-то завопил, отшвыривая прочь поднятый листок:
-Это послание!
-Что происходит? - Элизабет обернулась к Лили, взметнув волосами.
Эванс поднялась со своего места.
Оно возвращалось. Безумие того дня, когда она чуть не погибла, возвращалось. Оно нашло их даже здесь, даже в Хогвартсе, где, казалось, они все были в безопасности.
Жёлтый снегопад застилал глаза и разум. Снова никто ничего не понимал. Лили показалось, что она вновь среди всполохов заклятий, под холодным проливным дождём, на волоске от смерти. Прежний ужас охватил её. Голова разрывалась от криков и неразберихи.
Кто-то грубо схватил Лили сзади за руку и развернул к себе. К самому её лицу сунулось перекошенное какой-то фанатичной гримасой некрасивое лицо Мальсибера.
-Смерть грязнокровкам! - рявкнул слизеринец и, сунув Лили ворох листов, отпихнул её от себя.
Лили отшатнулась и едва не упала, потом опустила глаза. Взгляд побежал по устланному листками полу. Лили вдруг поняла, что это агитационные листовки. На каждой из них чернели грозные надписи:
«СМЕРТЬ ГРЯЗНОКРОВКАМ!»
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЕЛИКАЯ РАСА ВОЛШЕБНИКОВ!»
«УНИЧТОЖИМ МРАЗЬ, ОСКВЕРНЯЮЩУЮ МАГИЧЕСКИЙ МИР!»
«ЛОРД ВОЛАН-ДЕ-МОРТ ВЕДЁТ НАС К ПОБЕДЕ!»
«ДА ЗАХЛЕБНЁТСЯ В КРОВИ МАГЛОВСКОЕ ОТРОДЬЕ!»
«ПОКАЖЕМ МАГЛАМ ИХ ИСТИННОЕ МЕСТО!»
«ГРЯЗНОКРОВКА, УМРИ!!!»
«ЛОРД ВОЛАН-ДЕ-МОРТ ОЧИСТИТ НАШ МИР ОТ МАГЛОВСКИХ ВЫРОДКОВ!»
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЛОРД ВОЛАН-ДЕ-МОРТ!!!»
Лили задохнулась. Горячая волна бессилия и отчаяния ударила её в спину, по которой тут же пробежал ледяной озноб.
А листовки всё сыпались им на головы, как проклятье, как жестокая насмешка, как изощрённая пытка...
-Лили! Лили!
Эванс обернулась. Сквозь толпу к ней пробиралась Элизабет. На побледневшем лице её лихорадочно горели блестящие от волнения глаза.
В этот момент над Залом, покрывая всеобщий гул, прогремело какое-то малопонятное заклятие, произнесённое густым и сильным старческим голосом.
Листовки, скольки их ни было, превратились в серый жалкий пепел, опустившийся на каменный пол. Тишина накрыла Большой зал. Почти все, словно по команде, обернулись к преподавательскому столу. На ступенях стоял Альбус Дамблдор с поднятой волшебной палочкой. Те, кто стояли ближе к нему, видели, что в глазах его плескается гнев. Директор взмахнул палочкой, и пепел исчез.
-Я прошу всех сесть на свои места, - сурово произнёс Дамблдор.
Ученики быстро, но без прежней суматохи, сели за столы своих факультетов.
Дамблдор спрятал палочку во внутренний карман своей бардовой мантии и обвёл глазами Зал.
-Все мы люди, - начал он. - И все совершаем ошибки. Пожалуй, каждый имеет право на их совершение. Однако я посмею поспорить с этим утверждением. Некоторые люди в силу своих обязанностей и должностей не имеют права делать ошибки, ибо они бывают непростительными. Так вот я, Альбус Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, не далее как позавчера совершил ошибку, которую нельзя простить. Я посчитал, что каждый из вас нуждается в отдыхе, чтобы прийти в себя после тех ужасных событий, участниками которых вам пришлось быть. И потому я решил понапрасну не мучить вас долгими речами и сказать лишь самое основное, чтобы вы знали, что происходит за стенами замка. Теперь я понимаю, что должен был рассказать вам больше, - Дамблдор на минуту замолчал, а когда продолжил, голос его изменился. - Когда-то учился в этой школе мальчик, такой же, в сущности, как каждый из вас, ничем, на первый взгляд, непримечательный. Он жадно тянулся к знаниям, что было похвально. Но пришло время делать выбор: куда употребить те знания и умения, что он здесь получил? И он выбрал. Последствия его выбора все мы теперь ощущаем на себе, а тот мальчик, чьё имя было Том Реддл, известен ныне как лорд Волан-де-Морт, - последние слова Дамблдор произнёс с особой твёрдостью, и над Залом пронёсся встревоженный гул шёпота. - Теперь Том Реддл — как бы он ни называл себя, всё же не стоит забывать его настоящее имя — отчаянно жаждет уже не знаний, но власти. И для достижения своей цели он будет наносить удар за ударом. Сегодня он ударил не только по Хогвартсу, который когда-то называл своим домом, но и по вам. Ведь в конечном счёте исход войны во многом будет зависеть именно от вас. Корень победы Тома Реддла и корень же его поражения лежит в вашем выборе. Поэтому делайте его сами. Только прежде хорошо подумайте, чтобы потом не пришлось пожалеть о выбранном вами пути. Каждый шаг имеет последствия. Иногда они бывают необратимыми, - Дамблдор сдвинул брови. На какое-то время воцарилось полное молчание. - А теперь отправляйтесь на занятия.

В ту ночь, когда Лили нашла поддержку у закоренелого хулиганала Сириуса Блэка, который некогда раздражал её ничуть не меньше, чем Джеймс Поттер, ей хотелось только одного: забыть тот ужасный день. Забыть и никогда больше не вспоминать. Но ни тогда, ни позже ей это не удалось. Тот день засел в её памяти острой стрелой с отравленным наконечником, медленно отравляющим её жизнь своим ядом.
Лили почти не спала по ночам. Долго лежала на спине и таращилась в темноту, но почему-то перед глазами мелькали всполохи цветного пламени и перекошенные жестокими улыбками уродливые лица, а вовсе не тёмный полог её кровати. Лили ворочалась, накрывалась с головой одеялом, словно это могло спасти её от кошмаров, живущих глубоко в ней самой и каждую ночь поднимающихся из дальних углов погружённой в темноту комнаты, когда она вдруг становилось такой безмерно одинокой. Только под утро она забывалась беспокойным недолгим сном.
Элизабет, напротив, засыпала почти сразу. Лили удивлялась и даже капельку завидовала её спокойному сну, пока однажды не услышала тихий тоненький вскрик. Лили рывком села на кровати, отодвинула полог и огляделась, но в комнате снова стало тихо. Все спали. Лили решила, что ей просто почудилось. Но через два дня Эванс услышала, как глубокой ночью кто-то ходит по спальне. Этот кто-то два раза шмыгнул носом и прошествовал до двери, а затем в ванную, где, не заботясь о том, что кто-то может проснуться, включил воду на полную мощность, и долго оттуда слышался шум воды и больше ничего. Лили казалось, что она начала засыпать, но когда дверь в спальню с едва слышным скрипом отворилась, Эванс резко открыла глаза и вся обратилась в слух. Человек, тихо ступая по ковру, прошёл к кровати Элизабет, забрался туда и задвинул полог. Лили потом ещё долго лежала с открытыми глазами и беспокойно хмурилась. В последующие ночи это повторялось, и Лили почти привыкла к ночным хождениям подруги, но примерно через неделю среди ночи Эванс вдруг явственно различила всхлипы, раздававшиеся со стороны кровати Элизабет. Лили осторожно встала и отодвинула полог. Элизабет спала, но отнюдь не спокойно. Она ворочилась, как в бреду, и по щекам её текли слёзы, которые она не могла сдержать, потому что, наверное, даже не знала, что плачет во сне. Лили поняла, что ей что-то снится. Что-то очень плохое. И Лили, кажется, знала, что.
-Элизабет!.. - Лили опустилась на коленки на кровати подруги и принялась осторожно трясти её за плечи, пытаясь разбудить. - Проснись! Ты слышишь меня? Просыпайся, Элизабет!
Лили даже показалось, что подруга во власти каких-то тёмных чар, потому что она всё не просыпалась, и только тихонечко стонала, и губы её страдальчески кривились, точно кто-то мучил её и изводил.
Лили было невдомёк, что они обе — Элизабет и она сама — во власти своих собственных горьких воспоминаний, отнявших у них покой.
Элизабет вдруг резко открыла глаза. Неизвестно почему, но Лили испугалась и немного отстранилась. Глаза Элизабет были подёрнуты дымкой, как будто она не понимала, кто перед ней, где она и что происходит. Она прерывисто дышала, приоткрыв губы, и морщила лоб, потом зачем-то схватила Лили за руки, которыми та всё ещё сжимала подрагивающие плечи подруги.
-Элизабет, это же я, Лили, - прошептала Эванс, вглядываясь в мутные глаза Макензи.
Элизабет отпустила Эванс и села на кровати. Пелена, застилающая её глаза, исчезла. Лили с удивлением заметила, что подруга хмурится и раздражённо смотрит на неё, как будто злится за что-то.
-Ты так говоришь, словно я не знаю, кто ты, - низким севшим голосом сказала Элизабет и отвернулась. Она села спиной к Лили, свесила ноги на пол и уперлась руками в кровать. Лили с болью глядела на её сгорбленную спину и опущенную голову.
-Ты плакала во сне, - тихо сказала Лили.
-Тебе показалось, - резко бросила Элизабет, не поворачивая головы.
-Да... конечно, - отозвалась Лили, решив не спорить. - Показалось.
-Ложись спать, - сказала Элизабет, и Эванс представила себе, как подруга хмурит брови и сжимает зубы, пытаясь справиться с собой.
-Спокойной ночи, - прошептала Лили. Она чувствовала, что должна обнять подругу, но обнимать Элизабет сейчас — это всё равно что обнимать камень, холодный и безучастный.
Лили забралась к себе на кровать, задвинула полог и накрылась одеялом. Потом она молча слушала шаги Элизабет и шум воды в ванной и думала о том, что Элизабет всегда приходила ей на помощь, поддерживала её, когда это было необходимо, но как бы тяжело ей самой не было сейчас, она ни за что не попросит помощи, не примет её и не признается в том, что она ей нужна.
Просто больше всего на свете Элизабет боится показаться слабой.
Днём Макензи была самой собой или же только пыталась быть самой собой, пряча за спокойными улыбками то, что мучило её каждую ночь. С Лили она не разговаривала об этом. Они вообще избегали тем, которые следовало бы обсудить им вдвоём, но всё как-то не получалось... А между тем разговоры об этом слышались едва ли не на каждом углу.
Они, наверное, ещё долго бы не обсуждали то, что им обеим отчаянно хотелось обсудить, если бы однажды ночью, дней примерно через пять после того, как Лили узнала, что Элизабет плачет во сне, Эванс не пошла в ванную. Поднимаясь с кровати, Лили смутно предчувствовала, что Элизабет, верно, там же. Однако всё обернулось иначе.
Уже у самой двери Лили вдруг заметила темную фигуру на фоне окна. Кто-то сидел на подоконнике, поджав ноги к животу, и, прислонившись затылком к холодной стене, глядел на территорию Хогвартса.
Лили сделала два несмелых шага к окну и остановилась. Элизабет чуть повернула голову в её сторону, но волосы упали ей на лицо, и Эванс не увидела его выражения.
Лили подошла к ней и села напротив. Элизабет подняла голову. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом какая-то горькая ироничная усмешка исказила лицо Элизабет.
-Они считают, я ненормальная, - сказала она и сжала губы. - Думают, я должна была уйти оттуда... - Элизабет наморщила лоб и опустила глаза, а когда снова подняла, Лили увидела в них бездну непонимания и сомнения. - Но разве можно было? Скажи мне, Лил, может, это я чего-то не понимаю. Может, они правы...
Элизабет какое-то время помолчала, потом протянула Лили вскрытый конверт, который всё это время держала в руке.
-Прочитай, - сказала она и зажгла свет на конце своей волшебной палочки, лежавшей рядом на подоконнике.
Лили взяла конверт, вытащила письмо и стала читать. Вскоре всё стало понятным. Родители Элизабет в письме сообщали, что хотят забрать дочь из школы, а через несколько месяцев вовсе уехать из страны. Также они замечали, что решение Элизабет остаться в атакованной Пожирателями деревушке было до крайности опрометчивым и сверх того даже безумным, поскольку Хогсмид явился не лучшим местом для игр в мракоборцев, которую их дочь затеяла с профессиональными и жестокими убийцами.
-Ведь ты же не уедешь, правда? - почти с надеждой спросила Лили, поднимая глаза от письма.
-Я пыталась помочь людям, - игнорируя её вопрос, с болью сказала Элизабет. - Они решили, что для меня это была игра. Как они могли так подумать? Я знала, что делаю. Я не сумасшедшая, я... я просто знаю, что в этой войне каждому отведено своё место, и знаю, где моё. - Элизабет наморщила лоб. Она вдруг показалась Лили такой несчастной. - Ну давай, Лили, скажи, что я не права.
-Не скажу, - тихо ответила Эванс.
За пеленой боли и грусти Лили увидела в глазах подруги благодарность.
-Знаешь, что мне снится каждую ночь? - спросила Элизабет.
-Догадываюсь, - ответила Лили.
-Вряд ли, - Элизабет мотнула головой и горько усмехнулась. - В тех домах, которые взорвали эти сволочи, были люди. В окне одного из них я видела мальчика... рыжего... с котом, таким толстым... Ему лет девять или десять... не коту, мальчику. А они, эти подонки, подорвали дом... вместе с ним... А он, наверное, мечтал о Хогвартсе, о том, как впервые войдёт в его двери... Кто же знал, что его мечты никогда не сбудутся, - Элизабет посмотрела на Лили, и в глазах её стояли слёзы. - Мне снится, что я бегу к этому дому, чтобы забрать мальчишку оттуда, чтобы спасти его... но почему-то не могу сойти с места... а потом вижу, как дом взлетает на воздух. И так раз за разом, снова и снова, каждую ночь... - Элизабет ненадолго замолчала, опустив глаза; потом заговорила снова, её голос стал крепче, и с каждым словом становился твёрже: - Мои родители думают, что я не понимаю, что значит быть мракоборцем. Пусть я многого не знаю об этом — неважно. Дело в том, что я хочу помешать этим ублюдкам отнимать жизни, ломать судьбы, разбивать мечты... Я просто хочу, чтобы другие мальчики и девочки однажды всё-таки увидели Хогвартс.
Лили порывисто обняла подругу, ощутив сладковатый запах её духов, исходящий от волос.
-Хорошо, что ты есть, - просто сказала Лили.

В замке стало тише, как будто все звуки заглушала какая-то давящая удушливая тьма, окутывавшая школу снаружи, но не имеющая пока достаточной силы, чтобы ворваться внутрь и затушить все огоньки надежды, горящие в сердцах. Реже слышался весёлый смех в коридорах, и громкие задорные возгласы учеников уже не так часто взлетали к древним сводам. Некоторым даже казалось, будто в замке стало холоднее, будто бы сквозняки носились на лестницах, распахивая окна и впуская в школу нечто тёмное и ужасное, чему нельзя было находиться здесь. Но знаете что? Это всё просто от нервов.
В школе было так же тепло, как и всегда, несмотря на приближающуюся зиму. Что до тишины, то она действительно заползала в каждую щель, как вездесущее наваждение. Казалось, ничего уже не будет, как прежде.
Только в библиотеке царила привычная необременяющая тишина, и Лили пряталась теперь от внешнего мира здесь. Сидя за столом в окружении старых книг с желтоватыми страницами, слыша уютный скрип пера по пергаменту, Лили чувствовала себя в безопасности. Она не знала, что именно вселяло в неё чувство защищённости, но в библиотеке Эванс могла ненадолго забыть обо всём плохом, что с ней случилось.
Одним холодным промозглым вечером конца сентября Лили, закутавшись в тёплую вязаную кофту, сидела в библиотеке и читала книгу о противоядиях. Было тихо, тепло, и неумолимо клонило в сон. Лили зевнула, закрыв рот ладошкой, вздохнула и улыбнулась воспоминанию об одном из самых прекрасных вечеров в её жизни в далёком приморском городке, и на мгновение показалось даже, что сонную тишину библиотеки дерзко нарушили звуки зажигательного латино-американского танца...
За её стол на стул напротив кто-то сел.
В голове серебряным колокольчиком звонко вспорхнуло: «Джеймс!».
Уголки её губ поднялись, и Лили радостно вскинула глаза.
Её улыбка разбилась о бездонную черноту глаз сидящего напротив человека. Лили наморщила лоб и подняла брови. Её лицо стало похожим на лицо смертельно разочарованного ребёнка.
-Кого-то другого ждала?
Лили молчала.
-Я знаю, что ты была в Хогсмиде в тот день. Я хотел тебя предупредить, но...
Лили нахмурилась, молча вглядываясь в бледное лицо Северуса. Он также пристально смотрел на неё, и Эванс видела в глубине его глаз беспокойство, которое он пытался скрыть.
-Предупредить о чём? - напряжённо спросила она. Неприятный холодок пробежал по спине.
-О том, чтобы ты не ходила туда... - Северус запнулся на полуслове, наткнувшись на её взгляд.
-Предупредить?.. - едва слышно переспросила Лили. - Но ты... не говори, что ты... - Эванс сглотнула.
Самые страшные её догадки становились реальностью. Её мир, который итак трещал по швам, стремительно рушился. Лили уже знала, что, когда её придавит обломками, никто не сможет её вытащить.
-Ты знал, - вдруг твёрдо и с каким-то горьким смирением сказала Лили. В глазах предательски защипало. - А раз так, то, может... может, ты уже один из них?
Лили подняла на Северуса блестящие глаза. Уголки её губ дрогнули.
«Скажи, что это неправда! Пожалуйста, скажи, скажи! Скажи, что это неправда...».
-Нет... - Северус едва заметно мотнул головой и вдруг легонько сжал её пальцы. - Нет, Лили...
Эванс опустила глаза. Он держал её за руку. Как раньше, как в детстве... как тогда, когда они были друзьями.
-Но станешь? - Лили медленно высвободила руку.
Это был вопрос, который не следовало задавать. Ответ на него Лили знать не хотела.
Минуту они напряжённо молчали. Лили вглядывалась в черноту глаз Северуса, отчаянно пытаясь найти за ней застенчивого и искреннего мальчика, показавшего ей прекрасный мир магии, и не находила. Его там больше не было.
-Уезжай отсюда, - серьёзно сказал Снегг, и его глаза потемнели. - Уезжай из Хогвартса, потом из страны. Вместе с семьёй. Тебе здесь не место.
-Ты так думаешь? - Лили откинулась на спинку стула, и губы её дрогнули в несвойственной ей полувысокомерной насмешке. - Где же тогда мне место?
-Ты не понимаешь, - нервно воскликнул Северус и подался вперёд. - Эта война...
-Ты уже думал о том, как это будет? - перебила его Лили и внимательно и бесстрастно посмотрела на бывшего друга.
-О чём ты?
-Ты представлял, как убьёшь в первый раз? - тихо и твёрдо спросила Лили. - Как впервые лишишь жизни человека — ты знаешь, как это будет? Ну? Скажи, знаешь?
-Ты не понимаешь, что говоришь, - сквозь зубы проговорил Снегг, и Лили показалось, что он побледнел ещё больше. - Ты...
-Это ты не понимаешь! - воскликнула Лили и резко подалась вперёд, приблизив своё лицо к лицу слизеринца. - Эта война не просто столкновение интересов, это катастрофа, которая коснётся жизни каждого. И каждый должен будет выбрать, на чьей он стороне. Дамблдор немного опоздал со своей речью: я уже сделала свой выбор, и ты тоже. И если ты в числе прочих подонков будешь уничтожать этот мир, то я бок о бок с другими такими же, как я, волшебниками, которые верят, что все люди одинаковы, буду спасать его от разрушения!..
-Ты даже не знаешь, о чём говоришь! - рассерженно воскликнул Снегг, сверкнув глазами.
-А ты не знаешь, что делаешь, - сказала Лили, хмуря брови и бледнея. - Мы говорили с тобой об этом много раз, не вижу смысла снова заводить разговор на эту тему, Снегг, - гриффиндорка сжала губы. - Ты уже решил, на чьей ты стороне.
Лили молча поднялась и, забыв про оставленную на столе книгу, пошла к выходу.
В эту секунду она ненавидела Северуса Снегга за злые обжигающие слёзы, которые она сердито вытирала ладонями.

Лили сидела в глубоком кресле в гостиной Гриффиндора и, укрывшись тёплым шерстяным пледом, в десятый раз перечитывала параграф учебника по зельеварению, готовясь к завтрашней самостоятельной. Напротив развалилась в кресле Элизабет и со скуки подкидывала и ловила непонятно откуда взявшийся у неё резиновый жёлтый мячик.
-Сколько ты можешь учить? - лениво осведомилась она, не перставая забавляться с мячиком. - Ты же наизусть уже рассказываешь.
-С чего ты взяла? - не отрываясь от чтения, спросила Лили.
Элизабет посмотрела на подругу, иронично подняв брови и скривив губы.
-Мне это надоело, - решительно заявила Макензи, вскочила с кресла и совершенно бессовестным образом выхватила у Лили учебник из рук.
-Ну что ты делаешь? - устало сказала Эванс, поворачиваясь к Элизабет, поскакавшей по гостиной, как сайгак, с книгой в руках.
Отойдя на безопасное расстояние, Макензи остановилась и, заведя руки, в которых она сжимала учебник, за спину, сказала:
-Спасаю тебя от скуки.
-Мне не скучно, - буркнула Лили. - Элизабет, прекрати дурачиться, отдай учебник.
Элизабет состроила смешную рожицу, схватила с дивана подушку и швырнула в подругу. Лили, не ожидавшая такого поворота событий, не успела увернуться, и подушка прилетела ей прямо в лицо. Элизабет рассмеялась, раздались ещё чьи-то смешки.
-Я так понимаю, это значит «нет»? - принимая правила игры, поинтересовалась Лили, поднимаясь из кресла.
-Тебе медаль надо дать за догадливость, - подколола Элизабет, уворачиваясь от подушки, которую Лили в неё кинула.
-Это нечестно! - воскликнула Эванс и кинулась к подруге.
Элизабет с хохотом бросилась наутёк.
-Поймай меня, если сможешь! - вопила она на всю гостиную, дразня Лили учебником, которым она помахивала над головой.
По дороге Лили схватила валяющуюся на полу подушку и запустила ей в Элизабет.
-Попала! - победно воскликнула Лили и едва не врезалась в какого-то младшекурсника, так некстати подвернувшегося по пути.
Тем временем, Элизабет уже вскочила на диван и, задыхаясь от бега и хохота, кричала:
-Надо же иногда развлекаться, Лил!
Сидящий на диване Римус снизу вверх посмотрел на Элизабет и улыбнулся, подумав, что у Элизабет особый талант делать весёлым и беззаботным очень скучный вечер очень скучного дня очень непростого времени.
-Ну, Римус, скажи, что я права! - воскликнула Элизабет, спрыгивая с дивана, и, не дождавшись ответа, понеслась в сторону выхода прочь от разрумяневшейся Лили, не оставляющей надежды поймать нарушительницу спокойствия.
-Что-то ты медленно бегаешь, Лил! - смеялась Элизабет, на бегу оборачиваясь к подруге. - Вот что делает с человеком непрерывное сидение за книгами! Так скоро потолстеешь... Ай!
-Куда так несёшься, Макензи? - улыбнулся только что вошедший Сириус, в которого Элизабет благополучно врезалась со всего размаху.
-Уйди, Сириус! - воскликнула Элизабет, пытаясь отпихнуть парня и уже предчувствуя скорую расплату за устроенную суматоху в виду того, что Лили неумолимо приближалась с подушкой в руках, а бежать было некуда. - Меня же сейчас...
Лили запустила в подругу подушку. Элизабет и Сириус пригнулись. Эванс ойкнула, увидев, в кого попала.
-Я тоже рад тебя видеть, Эванс, - усмехнулся Джеймс, поднимая подушку с пола.
-Извини, - Лили обезоруживающе улыбнулась и пожала плечами.
В это время Сириус упорно теснил Элизабет вглубь гостиной, многозначительно подмигивая и незаметно кивая в сторону Лили и Джеймса. Элизабет всё поняла, но не удержалась от шутки:
-У вас нервный тик, мистер Блэк. Не обратиться ли вам к мадам Помфри?
Джеймс смеющимися глазами проводил Сириуса и Элизабет и перевёл глаза на Лили. Эванс едва заметно улыбнулась.
-Пойдём гулять, - просто сказал Джеймс.
Лили улыбнулась шире.
-Я только оденусь потеплее, - сказала она и упорхнула к себе в спальню.
Через десять минут Лили и Джеймс шли к Чёрному озеру. Близился вечер, но было тепло и солнечно. Это был последний привет и последний подарок уже ушедшего лета.
Они не смотрели друг на друга, но уголки губ Лили то и дело приподнимались, и она старалась подавить беспричинную улыбку. После того, как их выписали из больничного крыла, они почти не разговаривали, а Лили почему-то очень хотелось поговрить с Джеймсом, хотя она даже не знала, что такого важного ей непременно нужно ему сказать.
Когда они подошли к берегу, Джеймс вытащил волшебную палочку, взмахнул ею, и возле их ног появился широкий красный плед.
-Садись, - сказал Поттер. - Он тёплый.
Лили опустилась на плед и с удивлением и удовольствием обнаружила, что он действительно тёплый. Видимо, он подогревался какими-то чарами.
Джеймс сел рядом с Лили, снял с плеча свою сумку, открыл её и стал вытаскивать оттуда фрукты, пирожные, конфеты, шоколад, маленькие бутербродики и бутылочки с тыквенным соком.
-Я подумал, что можно устроить небольшой пикник, пока ещё не очень холодно, - сказал Джеймс и улыбнулся, глядя на Лили. - Угощайся.
-Спасибо, - Эванс взяла небольшое зелёное яблочко и откусила кусочек. - Вкусно, - сказала она, улыбаясь.
-И что, ты даже не спросишь, откуда такок изобилие? - спросил Джеймс, поднимая брови.
-Не-а, - Лили мотнула головой. - Не спрошу.
-Тебе неинтересно? - Джеймс развернул конфету в жёлтой блестящей обёртке и отправил в рот.
-Зачем спрашивать, если я и так знаю, что ты побывал на кухне у эльфов, и они тебе всё это дали?
Джеймс удивился.
-Откуда ты знаешь?
-Когда вы в первый раз туда попали... в начале третьего курса, кажется, - вспоминала Лили, - вы так громко это обсуждали в общей гостиной, что только абсолютно глухой человек не услышал бы. Наверное, вы едва не лопнули от гордости, что нашли вход.
Джеймс фыркнул.
-Ну а ты была на кухне?
-Нет, - призналась Лили. - Я не знаю, как туда попасть.
-Хочешь, я как-нибудь покажу тебе? - предложил Джеймс.
-Хочу, - с готовностью ответила Эванс. - А ты не забудешь?
-Не забуду, - пообещал Джеймс.
-Честно?
-Честно.
-Честно-честно?
-Честно-честно-пречестно, - поклялся Джеймс, и они оба рассмеялись. - Эти домовики такие забавные: они до ужаса рады, когда мы к ним приходим. Они буквально заваливают нас едой и ещё обижаются, что мы берём недостаточно, - Поттер усмехнулся. - Сегодня они пытались помимо всего остального всучить мне гигантский шоколадный торт, но я отказался. Сказал, что меня не поймут, когда увидят, как я тащу торт по коридорам школы.
-Жаль, я люблю шоколадные торты, - притворно расстроившись, сказала Лили.
-Да? - Джеймс на секунду растерялся. - Если хочешь, я могу быстренько сгонять за ним?
Лили посмотрела на Джеймса. В эту минуту он являл собой человека, готового сейчас же вскочить и понестись на кухню за тортом, который, верно, и поднять-то нельзя, просто потому, что она любит шоколадные торты.
-Не надо, - Лили улыбнулась, вдруг поняв, как всё это время ей не хватало Джеймса. - У нас итак много всего вкусного.
Какое-то время они просто смотрели друг другу в глаза, а потом вдруг что-то случилось, и Лили отвернулась. Стало как-то тяжело и грустно. Эванс показалось, что они одновременно подумали об одном и том же.
-Так глупо, - тихо сказала она, разглядывая свои коленки. - Идёт война, где-то, может, умирают люди, а мы тут болтаем о еде.
-Нет, - сказал Джеймс, глядя на её мягкие волосы, которые золотило заходящее солнце. Они падали ей на лицо, и так безумно хотелось коснуться их, пропустить сквозь пальцы... - Война — вот что глупо.
Лили подняла голову и посмотрела на Поттера, ожидая, что ещё он скажет.
-В ней нет никакого смысла. По-моему это и так понятно, - говорил Джеймс, глядя на гладь озера, по которому бежала золотая дорожка. - То есть... мы же все одинаковые, а этот урод... - Поттер помолчал, хмуря брови, а потом перевёл взгляд на Лили. - Вот ты из маглов, но ты очень хорошая... я просто хочу, чтобы ты не обращала внимания на то, кто что говорит... на эти дурацкие листовки... Ты невероятная, Лили, - Джеймс опустил глаза и отвернулся, потом продолжил уже совсем другим, почти беззаботным тоном. - Если всегда говорить только о войне, она не остановится и никому не будет лучше. Мы и так никогда о ней не забываем, но помимо войны ведь есть и другие вещи... Я несу бред, да?
Лили покачала головой, исподлобья серьёзно и внимательно глядя на Джеймса.
-Наверное, это последний тёплый день, - сказала она, вздохнув. - Смотри, какие облака... Вон то похоже не птеродактиля.
-На кого? - Джеймс наморщил лоб, и уголки его губ чуть приподнялись.
-Ну, до того, как появились птицы, были птиродактили, - пояснила Лили. - Это что-то вроде доисторических предков современных птиц.
-А-а, - протянул Джеймс, очевидно, мало что уяснив из объяснения Лили.
-Так вот во-он то облако, - Лили показывала рукой на вечернее небо, - похоже на птеродактиля.
-Это то, что с такими большими крыльями? - задрав лохматую голову кверху, спросил Джеймс. - По мне, так больше напоминает феникса... ну или гигантскую сову.
-Когда я была маленькая, то мы с... - Лили запнулась, взглянув на Поттера, повернувшегося к ней, - ...мы с сестрой любили смотреть на облака, пытаясь понять, на что они похожи. Недалеко от нашего дома была рощица... там на траве мы подолгу лежали и смотрели на облака... Но это, наверное, жутко скучно?
-Нет, почему? - Джеймс снова посмотрел на небо. - Вот то, например, похоже на слона... на летящего слона.
Лили посмотрела туда, куда указывал Джеймс. По бледно-голубому небу лениво плыл белый слоник-облачко.
-А он похож на тебя, - улыбнувшись, сказала Эванс.
-Чем это? - удивился Джеймс. - Ты намекаешь на то, что у меня такие же большие уши? - и Поттер, оттопырив ладонями уши, сел на карточки и начал изображать слона.
Лили засмеялась. Она молча смотрела на весёлого юношу, временами превращавшегося в озорного мальчишку, который скакал рядом с ей, так не похоже изображая летящего слона и корча забавные рожи. Стало невероятно спокойно и хорошо на душе, и Лили вдруг поняла, почему именно ей не хватало Джеймса, и что это так естественно и приятно быть рядом с ним, просто болтать, иногда молчать, но неизменно чувствовать, что ты просто кому-то нужен.
-Нет, - мягко сказала Лили. - Просто у него улыбка такая же добрая, как у тебя.
Джеймс перестал кривляться и посмотрел на Лили. Его губы дрогнули в улыбке.
Казалось, не было вовсе в мире никакой войны. Не было, нет и не будет никогда.
И даже если мир Лили Эванс однажды всё-таки рухнет, то и это тоже не очень страшно.
Просто потому, что есть на свете человек, который вытащит её из-под обломков.



Хогвартские разборки

Луна скрылась за тучей, и её назойливый раздражающий свет больше не лился в больничное крыло, но Лили всё равно не могла уснуть. Спать совершенно не хотелось, и гриффиндорка молча вглядывалась в темноту, лёжа на спине. Все давно спали, и в крыле было тихо. Лили казалось, что боль, терзавшая её, немного притупилась, уступив место немому оцепенению. Эванс вздохнула и перевернулась на бок. На кровати у противоположной стены спал Сириус. Лили разглядывала лицо спящего и думала, как это всё-таки удивительно — найти поддержку у того, от кого её совсем не ждёшь. Сириус едва ли был красноречив, разговаривая с ней, но было в его простых словах, в тембре голоса, даже во взгляде и выражении лица нечто успокаивающее и вселяющее уверенность. Лили никогда бы не подумала, что Блэк может проявить к ней участие. Сдержанное. Искреннее. Настоящее.
Лили облизала пересохшие губы, встала с кровати и тихо пересекла больничное крыло.
«Что я делаю? И зачем?...» - подумала Эванс, но не остановилась и бесшумно зашла за ширму.
Поттер лежал на спине, вытянув руки вдоль туловища. Его глаза были закрыты. Дыхание было мерным и спокойным. Он крепко спал. Зелье мадам Помфри сделало своё дело.
Лили минуту смотрела, как вздымается и опускается грудь Джеймса, как он иногда хмурится во сне и сжимает губы, словно наотрез отказывается разговаривать с кем-то, кто смертельно его достал.
Лили подошла поближе, подняла руку и вдруг осторожно коснулась кончиками пальцев щеки Джеймса, там, где у него был тоненький, едва заметный шрам.
«Интересно, откуда у него этот шрам?».
Губы Джеймса чуть приподнялись, и он улыбнулся во сне. Наверное, почувствовал её лёгкое прикосновение. Лили испуганно отдёрнула руку. Вдруг он проснётся и увидит её? Вот что она тогда будет делать?
Джеймс по-прежнему улыбался. Лили несколько секунд смотрела на него, а потом её лицо осветила какая-то вороватая, словно украденная несчастным у безмерно счастливого, улыбка.
Лили вышла из-за ширмы и двинулась к своей кровати, по-прежнему спрашивая себя: «Зачем я это сделала?»...

Двое гриффиндорцев сидели у озера и смотрели, как медленно садится за горизонт пылающий раскалённый шар. С тихим шуршанием накатывали на берег волны. Ветер дышал прохладой и спокойствием осени. Было тихо.
Джеймс украдкой взглянул на Лили. Он видел, как лёгкая улыбка загадочно блуждает на её губах, как слабо развивает ветер её густые длинные волосы. Наверное, она сама не знает, до чего красивая.
Зато Джеймс знает. А ещё он знает, что он — совершеннейший осёл. И откуда у него этот поразительный талант вечно портить самые романтичные моменты? Сидели ведь спокойно, пялились на облака. Не то чтобы у Джеймса это было любимое занятие, но, знаете, с ней рядом всё что угодно — прекрасно. Если бы она захотела искупаться вместе с ним в ледяной воде, то он бы полез. Но она захотела любоваться облаками, а Джеймс решил показать, какой он идиот. Чёрт его дёрнул кривляться перед ней, изображая слона! И ведь даже непохоже получилось!
«О да, я полный придурок. Наверное, она сейчас сидит и думает: «Что я делаю рядом с этим идиотом?» и точно никуда больше со мной не пойдёт. Поздравляю, мистер Сохатый, вы благополучно всё испортили».
Но едва ли она может знать, насколько всё запущенно. Об этом даже Сириус не знает. Потому что, честно говоря, это просто смешно. Джеймс сам это понимал, но, чёрт возьми, если бы только это оказалось правдой... А всё дело в том, что ночью в больничном крыле ему приснилось, что Лили гладит его по щеке. Какой прекрасный, великолепный и невероятный бред! Если бы он посмел только заикнуться об этом — о, как бы над ним посмеялись! И Лили была бы первой, кто поднял бы его на смех. Пожалуй, она бы не удержалась от какого-нибудь язвительного замечания по этому поводу. Джеймс пытался не обращать внимания, когда на его приглашения в Хогсмид, Лили старалась уколоть его посильнее, сказав что-нибудь неприятное, но в последнее время, когда отношения между ними стали налаживаться, он бы не посмел всё испортить, рассказав про свой глупый сон. Она бы, чего доброго, ещё и обиделась на это. Хотя, впрочем, он нашёл иной способ испортить абсолютно всё и уже готов был услышать классическую фразу, которую произносят с чувством крайнего неудобства: «Ты знаешь, мне, наверное, пора, я пойду...», и был крайне удивлён, когда Лили, повернувшись к нему, сказала:
-Раньше мне казалось, что в моей жизни больше нет света. Теперь я понимаю, что я просто не знала, как впустить его.
-Я думаю, в твоих словах заключён какой-то глубокий философский смысл, но я своей чугунной башкой не могу его постичь, - сказал Джеймс без всякой обиды, а как бы смеясь над собой, и улыбнулся. - Но в общих чертах, мне кажется, ты имела в виду, что теперь ты знаешь, как его впустить.
-Нет, - Лили едва заметно покачала головой, и где-то в уголках её губ притаилась улыбка. - Но я знаю людей, которые могут это сделать.
Джеймс чуть кивнул, опуская глаза. Лили наблюдала за ним.
-Пойдешь завтра со мной на кухню? - спросил Поттер и сам себя обругал.
«Молодец, Джеймс, просто суперромантичное предложение. Может, ты её ещё в Запретный лес пригласишь на прогулку под луной? Ну а что? Кентавры составят отличную компанию».
-А мы пойдём ночью? - поинтересовалась Лили, плутоватая улыбка заиграла на её губах, и гриффиндорка хитро прищурилась.
Джеймс посмотрел на неё. И, словно его лицо отразило её улыбку, улыбнулся так же, хитро и довольно.
-Глубокой ночью, - понизив голос, заговорщически произнёс Джеймс, чуть наклоняясь к Лили. Эванс сделала то же самое. Теперь они были похожи на двух сообщников, что-то замышляющих. - Я покажу тебе настоящий ночной Хогвартс, - тихо пообещал Поттер. - Тебе понравится, вот увидишь.
-Значит, договорились? - Лили протянула Джеймсу руку, которую он пожал:
-Договорились. Только никому ни слова. Это будет тайной.
-Ух ты, я люблю тайны, - Лили улыбнулась в предвкушении приключения. Она даже не знала, откуда вдруг появилась любовь к поступкам, влекущим за собой нарушение правил, но ей страшно захотелось совершить что-нибудь авантюрное.
Джеймс с улыбкой смотрел на её лицо, которое было так близко. До безумия хотелось протянуть руку и заправить прядь рыжих волос ей за ухо, а потом осторожно поцеловать её в кончик носа...
«Совершенно очевидно, что ты удивительная, Лили Эванс. Жаль, что ты этого не знаешь. Но однажды я скажу тебе об этом, и ты обязательно поверишь».
-Пойдём в замок, - сказала Лили, отодвинувшись.
Они шли к замку. На территорию опускались густые, как чернила, сумерки.
Лили украдкой улыбнулась и взяла Джеймса за руку. В первое мгновение его брови поднялись, как у маленького ребёнка, ожидавшего получить в подарок на Рождество ненужного ему плюшевого медведя, а в итоге получившего игрушечную метлу, о которой он всегда мечтал. Лили подняла на него глаза и, увидев его выражение лица, чуть не рассмеялась, но в следующую секунду Джеймс уже улыбнулся ей, тепло и как-то по-родному, и переплёл их пальцы. Так они шли, держась за руки, до самой гостиной, не сказав друг другу ни слова, и только улыбаясь и чувствуя, что они очень счастливые.
У лестниц в спальни под любопытными и многозначительными взглядами гриффиндорцев они пожелали друг другу спокойной ночи. Джеймс надеялся на поцелуй хотя бы в щёку, но Лили, в последний раз одарив его улыбкой, упорхнула к себе. Поттер проводил её взглядом, потом пошёл к себе. На душе было легко, хотелось всё время улыбаться. Джеймс повалился на кровать, подложил под голову руки и даже не заметил, как Сириус уселся на спинку его кровати, а Римус и Питер устроились на соседней.
-Рассказывай, - без церемоний потребовал Сириус.
-С подробностями, - улыбнулся Римус.
-Мы хотим знать всё, - добавил Питер.
-Мы гуляли, - пряча улыбку, говорил Джеймс. - Сидели у озера, разговаривали...
-Эванс хорошо целуется? - перебил Сириус, ухмыляясь.
-Я думаю, что да, - рассеянно сказал Джеймс.
-Что значит «я думаю»? - Сириус поднял брови. - Вы что, даже не целовались?
-Нет, - честно ответил Поттер.
-А, ну тогда это неинтересно, - разочарованно протянул Блэк.
-Помолчи, Сириус, - отмахнулся Римус.
-Мы держались за руки, - отстранённо улыбаясь, сказал Джеймс.
-Они держались за руки! Обалдеть! - воскликнул Сириус. - Да у вас высокие отношения!
-Ты не понимаешь, Бродяга, - сказал Джеймс, садясь на кровати и становясь чуть серьёзнее.
-Ну да, конечно, куда уж мне, - фыркнул Блэк, закатывая глаза.
-Нет, я не схожу с ума из-за девчонки, - заявил Джеймс.
-Да, мы заметили, - усмехнулся Римус.
-Я серьёзно, Лунатик, - сказал Поттер. - Но просто с ней... с ней мне кажется, что я лучше, чем я есть. И когда она мне улыбается, я думаю, что всё возможно, всё что угодно... не знаю, как это объяснить. Это как будто летишь на метле на огромной скорости, только круче.
-Просто у Эванс неплохая задница, - сказал Блэк, спрыгивая с кровати. - Поверь, всё дело в этом.
-Будь поаккуратнее с выражениями, Сириус, - хмурясь, произнёс Джеймс.
-Ладно-ладно, - проворчал Бродяга, понимая, что друг безнадёжен.
-Когда у вас следующее свидание? - спросил Питер, с интересом глядя на Сохатого.
-Пока не знаю, - ответил Поттер.
-Кажется, ты наконец добился того, чего хотел, - улыбнулся Римус. - Лили согласилась пойти с тобой на свидание, и всё прошло хорошо.
-На удивление, - вставил Сириус.
-Знаешь, Бродяга, иногда я борюсь с прямо-таки непреодолимым желанием тебя чем-то ударить, - сказал Джеймс.
-Я тебя тоже люблю, друг, - состроив смешную рожицу, ответил Блэк.
Друзья ещё какое-то время болтали, потом Римус ни с того ни с его схватил подушку и швырнул ею в Джеймса. Завязался бой, комната наполнилась воплями, боевыми кличами. Лопнула какая-то подушка, и перья разлетелись по всей спальне, из-за чего Питер принялся смешно чихать, а Сириус, хохоча и размахивая своей подушкой, кинулся куда-то через всю комнату, поскользнулся на брошенной кем-то обёртке от шоколадки и грохнулся на спину, громко и неприлично ругаясь и по-прежнему смеясь...

***

Лили вошла в свою спальню, где не было никого, кроме Элизабет, лежащей на кровати спиной к Эванс. Сердце Лили отчего-то вдруг ёкнуло и порхнуло беспокойной птичкой куда-то вверх. Губы дрогнули в беспричинной улыбке. Тихо ступая, Лили подошла к Элизабет и тронула её за плечо.
Эванс так много хотелось рассказать подруге, но ещё больше сохранить только для себя. Лили нагнулась над Элизабет, уже собираясь позвать её по имени, как вдруг заметила, что Макензи спит спокойным безмятежным сном. Видимо, она устала, легла отдохнуть прямо в одежде и сама не заметила, как уснула. Лили улыбнулась, взяла со своей кровати плед и бережно накрыла им подругу.
...В ту безлунную тихую ночь Лили впервые за долгое время спала спокойно.

Утро следующего дня ознаменовалось бурным обсуждением нового выпуска «Пророка», полностью посвященного недавно начавшейся войне, последним массовым нападениям Пожирателей смерти на мирное население и, собственно, самому Волан-де-Морту.
Часть выпуска занимали статьи и интервью с волшебниками, имевшими отношение к недавним событиям, потрясшим магический мир, и непосредственно участвовавшими в них, часть была отведена памяти погибшим в этой ужасной катастрофе — там были списки убитых, некрологи самых известных волшебников, чьи жизни отняли Пожиратели, фотографии мракоборцев, павших в боях.
Некоторые статьи (особенно та, в которой молодая, еще никому неизвестная журналистка Рита Скитер утверждала, что лорд Волан-де-Морт — это внебрачный сын Гриндевальда) подвергались сомнению, но были среди них и те, которым можно было поверить. Так, например, в первой и самой, пожалуй, важной статье, говорилось о том, что нападения были спланированы следующим образом: в каждом из населённых пунктов, в которых произошли терракты, Пожиратели смерти заранее выбирали человека, которого подвергали заклятию Империус; этот человек, будучи местным, рассказывал им, кто из жителей является маглорождённым, и указывал дома, где они проживали (поэтому Пожиратели смерти были так хорошо осведомлены и знали, какие именно здания им следует уничтожить и каких людей убить, ибо полукровки и чистокровные их не интересовали). Устраивая самую настоящую резню, Пожиратели должны были оттягивать силы мракоборцев в различные населённые пункты и продолжать сражения так долго, как это только было возможно, чтобы ослабить Министерство и дать возможность Волан-де-Морту с остальной часть его армии (да, в статье указывалось, что он собрал целую армию) напасть на Министерство Магии и захватить власть. На момент прибытия Волан-де-Морта в Министерстве действительно почти не оставалось мракоборцев, поэтому на защиту вставали волшебники, бывшие в это время там. В Министерстве был и Альбус Дамблдор. По счастливой случайности в тот день ещё с утра он отправился туда по какому-то неотложному делу. О его участии в битве было написано крайне мало, но всем было ясно, как много он сделал для защиты Министерства. Неся огромные потери, волшебники сумели его отстоять, но теперь война, о которой давно уже ходили слухи, откинула капюшон и явила миру своё безобразное лицо. Было бессмысленно отрицать, что она будет страшной и жестокой. Это доказал первый день войны, унёсший тысячи жизней.
В конце статьи указывалось, что информация была получена от возглавившего недавно штаб Мракоборцев Аластора Грюма. Ниже мелким шрифтом было написано: «Господин Грюм был весьма не разговорчив и долгое время отказывался беседовать с нашим корреспондентом, но позже (видимо, получив разрешение от министра магии на разглашение информации) согласился рассказать «Пророку» то, что было выяснено во время следствия. Также мы считаем, что согласие мистера Грюма во много объясняется резонным замечанием нашего корреспондента о том, что люди должны знать о положении в стране и быть уверенными в том, что ведётся неустанная работа по борьбе с преступными элементами, посигнувшими на основы мирного существования людей в волшебном сообществе и за его пределами».
В целом статья с интервью прояснила ситуацию той страшной субботы. Однако нигде не было сказано, откуда у Штаба мракоборцев взялась эта информация. Да и много ещё было непонятного. Ну откуда, например, Пожирателям было знать всех маглорождённых студентов Хогвартса в лицо? Однако один из них убил Джессику Фаррелл, известную всем сплетницу школы, зная, что она из семьи маглов. Многие слышали, как он называл её грязнокровкой. Оставалось только предположить, что кто-то снабдил Пожирателей необходимой информацией, а кто — неизвестно. Да и это предположение весьма спорно.
Статья вызвала массу споров. Спорили по поводу достоверности информации и по поводу самой её сути, бурно обсуждали чуть ли не каждое слово, перелистывали газетные страницы, тыкали пальцами в строчки, громко говорили, хмурились, тяжело вздыхали, тут же расстраивались и, бросая обсуждение, уходили куда-то, насупившись и отрешённо глядя себе под ноги.
Лили в обсуждении за завтраком последнего номера «Пророка» не участвовала. Они тихо сидела рядом с Элизабет, иногда вставлявшей в общий разговор пару фраз, и медленно жевала маленькую свежую булочку. Лили чувствовала какую-то неприязнь к газете. Наверное, всё дело было в том, что вчера вечером, сидя на берегу озера в золотых лучах заходящего солнца, она почти поверила, что войны нет, а сегодня, прямо с утра, «Пророк» вновь заявил о том, что война есть и будет; шелестом страниц и чернотой букв он упрямо и монотонно твердил, возвращая Лили к реальности, что лорд Волан-де-Морт всё же существует и едва ли остановится на пути к власти, который уже залил кровью.
Лили молча отложила булочку и взяла всё-таки проклятую газету. Руки сами собой перелистывали страницы и остановились только тогда, когда перед глазами девушки побежали строчки с именами погибших.
Сара, Роберт, Кристен, Лара, Элли, Сайрус... Столько незнакомых имён и, подумать только, столько людей мертвы. Так просто и так беспощадно. Мертвы.
К горлу подкатила тошнота. Лили пожалела, что съела половину булочки. Перевернула страницу. Вверху чернел пафосный и совсем ненужный здесь заголовок: «ПАВШИЕ ГЕРОИ». Это были мракоборцы и другие волшебники, защищавшие мирное население и Министерство и не вернувшиеся из боя. Сверху донизу тянулся список имён. Рядом с каждым именем виднелся маленький квадратик фотографии. Молодые, старые, красивые, с добрыми глазами, с суровыми морщинами у глаз, благородные, смелые, самоотверженные...
У Лили дрогнула рука. Что-то внутри сжалось, и стало холодно. Она знала, что может увидеть это имя среди прочих имён и среди прочих фотографий увидеть эту, с которой смотрела женщина сорока с лишним лет со спокойной уверенностью в серых глазах.
«Донолдина Элдреда Салисберри. 18 июня 1933 — 10 сентября 1977. Награждена Орденом Мерлина I степени посмертно».
-Элизабет, как думаешь, рай есть? - тихо спросила Лили, не поднимая глаз.
-Что? - Макензи удивленно повернулась к Эванс.
-Рай... он есть, как думаешь?
-Не знаю, - растерянно отозвалась Элизабет. - А почему ты спрашиваешь?
Лили молча показала подруге газету.
-Вот если рай есть, то она, наверное, там со своей семьёй? - спросила Лили, словно надеясь, что, если Элизабет кивнёт в ответ, то это окажется правдой.
Макензи посмотрела на Лили таким взглядом, точно всё-всё понимала, и у её губ обозначилась складка, придавшая её лицу грустное выражение.
-Я не знаю насчёт рая, - честно сказала Элизабет. - Правда, не знаю. Но одна старушка, что живёт с нами по соседству, говорит, что он есть. И ещё она говорит, что у каждого рай свой. Я не очень хорошо понимаю, что это значит. Но, может быть, имеется в виду, что рай — это такое место, где каждый человек счастлив. А все ведь не могут быть счастливы в одном и том же месте. Но я думаю, что профессор Салисберри могла быть счастлива только со своей семьёй, так что если рай и вправду существует, то, наверное, там есть её семья, и теперь они наконец все вместе.
На этом Элизабет оборвала своё неуклюжее объяснение, но Лили почему-то совершенно уверилась в том, что рай действительно есть, и там, в раю, несчастная на земле Донолдина Салисберри встретила своих родных: мать, отца, мужа, сына и свою сестру Джеральдину, у которой на лице больше не было шрама.
В конце завтрака Дамблдор объявил, что из Министерства прибывают мракоборцы, которые будут теперь дежурить в школе и охранять её на случай атаки Пожирателей смерти, посещения же Хогсмида студентами Хогвартса на время были запрещены.
После короткого объявления шумная толпа учеников потекла из Большого зала. Над общим гомоном и шумом явственно прозвучал голос какого-то ученика:
-И зачем надо было запрещать ходить в эту проклятую деревню? Туда теперь итак никто не пойдёт!

Шёл последний урок. Зельеварение. Гораций Слизнорт с энтузиазмом рассказывал о новом зелье, которое они должны были проходить сегодня, и так увлёкся, что, бодро расхаживая по кабинету, не заметил, что многие студенты совсем его не слушают. Не слушала профессора и его любимая ученица Лили Эванс. Она не могла сосредоточиться ни на чём, была рассеяна и грустна. Но больше всего она была взволнована. Лили то и дело подавляла вздохи, окидывала беспомощным взглядом кабинет и оглядывалась на дверь, точно кого-то ждала. Пару раз её взгляд ловил Джеймс и удивлённо поднимал брови, словно спрашивал, что происходит. Лили делала вид, что не замечает этого.
Ещё пять минут прошло в томительном ожидании, после чего Лили подняла руку и отпросилась с урока, сказав, что очень плохо себя чувствует. Ощущая на своей спине подозрительный взгляд Джеймса, Эванс спокойно вышла из кабинета и, только оказавшись в коридоре и закрыв за собой дверь, помчалась в спальню.
Сердце стучало, как бешеное, но не от бега, а от волнения. Лили чувствовала, что боится. Боится, что родители Элизабет, приехавшие в школу поговорить с дочерью, заберут её. Это было вполне возможным, ведь не просто так Элизабет не пришла на последний урок, а ведь её забрали ещё с предпоследнего. И если лучшая подруга действительно уедет, Лили хочет хотя бы попрощаться с ней, хотя не представляет жизни в Хогвартсе без Элизабет.
Лили влетела в спальню, тяжело дыша. Окинула взглядом комнату.
Элизабет лежала на животе на своей кровати, вытянув руки вдоль туловища и отвернувшись от двери. Точно кукла, которой свернули шею, а потом бросили на землю.
Эванс застыла в дверях. Рука, в которой она сжимала ремень сумки, медленно опустилась. Лили чувствовала, как тоскливо стучит сердце в груди. Вот сейчас Элизабет скажет, что уезжает.
-Они тебя заберут, да?
Элизабет пошевелилась, потом перевернулась на спину и несколько секунд смотрела на Лили каким-то усталым грустным взглядом. Потом на её лице появилась тень такой же, как и её глаза, улыбки, и она медленно покачала головой.
-Мы решили, что мне лучше остаться, - тихо сказала Макензи.
-Но ты как будто не рада, - заметила Лили, бросив сумку у двери, и прошла в комнату.
Элизабет села на кровати и улыбнулась наконец своей обычной приятной улыбкой, отчего у Лили сразу стало спокойнее и легче на душе.
-Просто разговор был... непростой, - сказала Макензи. - Моим родителям трудно что-то доказать, особенно если они считают по-другому.
-Но у тебя получилось, и ты остаёшься, - сказала Лили, опустилась на кровать рядом с подругой и крепко её обняла. - Я так рада, что ты не уехала, - прошептала Эванс. - Мне было бы очень плохо без тебя.
-А мне без тебя, - также тихо ответила Элизабет, положив подбородок на плечо Лили.
Эванс подумала, что они так редко говорят, как сильно любят друг друга и как дорожат своей дружбой, и была счастлива, что сказала теперь такие важные слова.
-Я здесь, и поэтому нечего раскисать, - Элизабет отстранилась. - Выше нос, Лил, - Макензи вздёрнула подбородок. - Нас ждут великие дела... - с этими словами Элизабет поднялась с кровати, подошла к шкафу и открыла его. - Я предлагаю немного прогуляться... Очень хорошая погода...
Лили чуть склонила голову, разглядывая Элизабет, энергично рывшуюся в шкафу в поисках куртки и шарфа с таким видом, как будто это не она пару минут назад лежала на кровати в полной апатии после разговора с родителями, который совершенно её вымотал.
-Как ты это делаешь? - вдруг спросила Лили.
-О чём ты? - удивилась Элизабет.
-Я о тебе, - сказала Лили. - О том, как ты ведёшь себя, как говоришь, как думаешь... За окном война, люди начинают бояться собственной тени, твои родители пытаются забрать тебя из школы... Да и ты сама столько пережила... Ты была в Хогсмиде в тот день, ты сражалсь с Пожирателями смерти, в тебя ударили Круциатусом, ты чуть не погибла!.. И ты всё равно ведёшь себя так, как будто веришь, что всё хорошо... что всё будет хорошо.
Элизабет повернулась к Лили, серьёзно на неё посмотрела, чуть наморщив лоб.
-А ты не веришь, что всё будет хорошо? - спросила Макензи.
Лили помолчала, хмурясь, потом опустила глаза.
-Я не знаю, во что верю, - наконец пробормотала она.
Наступило молчание. Элизабет едва заметно кивнула, словно соглашалась с какими-то своими мыслями. Лили разглядывала свои коленки.
-Знаешь, я много думала обо всём этом, - сказала Элизабет. - О войне, о Волан-де-Морте... Нам всем от этого никуда не деться. Я обязательно должна стать мракоборцем... потому что мне не всё равно, что будет с этим миром. Я не хочу просто стоять в стороне и смотреть, как эти ублюдки уничтожают всё то, что мы так любим. Я хочу сражаться за этот мир... за наш мир, - Элизабет ненадолго замолчала, прошлась по комнате, глядя себе по ноги. - Ты спрашиваешь, как я продолжаю верить в то, что всё ещё можно изменить... - Макензи как-то странно усмехнулась, посмотрела на Лили, которая подняла на неё глаза и внимательно за ней следила. - Война становится частью нашей жизни, но она не должна заменить нам саму жизнь... Я знаю, что профессия мракоборца сопряжена с опасностью, особенно теперь, когда... - Элизабет нахмурилась. - Я не хочу умирать, я хочу жить... и долго жить, быть счастливой... Я боюсь смерти, как любой человек. Но есть кое-что, чего я боюсь гораздо сильнее, - Элизабет остановилась и посмотрела Эванс в глаза. - Я боюсь в этой войне потерять себя, Лили, - голос Макензи изменился, словно лишился своей звучности. - Боюсь, что однажды перестану быть собой, что позволю Волан-де-Морту отнять меня саму у меня же... Это сложно объяснить... Есть столько важных вещей в этом мире, которые так нужны нам всем... Уютные вечера с семьёй, друзья, любовь, Рождество, яркое солнце, Дни рождения, шум прибоя, запах дождя, рассвет, весёлые вечеринки в гостиной Гриффиндора, первый снег, закат на море, квиддич, самые сокровенные мечты, сливочное пиво, звонкий смех, радость, счастье... Всё это так безумно важно для каждого из нас, и поэтому я боюсь однажды забыть об этом, перестать понимать, что это и есть самая настоящая жизнь — всё это, а вовсе не война. И знаешь, что самое главное? - Элизабет вдруг улыбнулась, и её улыбка была, как выглянувшее из-за тучи солнце. - Только это и может помочь сражаться за мирное будущее... и даже среди войны я хочу сохранить любовь к этому миру... мы же можем сделать его лучше... я знаю.
-Ты говоришь, как Джеймс, - тихо сказала Лили, не сводя глаз с Элизабет. - То есть, не всё, конечно... Но он считает, нельзя забывать о том, что в мире есть куда более важные вещи, нежели война.
Элизабет прикрыла глаза,улыбнулась, потом подошла к Лили и опустилась на пол у её ног.
-С нами случилось много плохого, - сказала Макензи. - Ты ещё просто не отошла от происшедшего. Но у тебя ведь солнце внутри, вот здесь, - Элизабет приложила ладонь к сердцу Лили и улыбнулась. - Ты самый светлый человек, которого я когда-либо встречала, - сказала она, глядя в глаза подруге. - И у тебя всё непременно будет хорошо, ты только поверь в это.
Лили сжала пальцы Элизабет, в глазах предательски защипало.
-Только не реветь! - предупредила Макензи. - Ты же знаешь, я этого не люблю... хотя я и сама становлюсь сентиментальной... К черту всё это! - воскликнула Элизабет, и Лили не поняла, что именно подруга посылает к чертям. - Плевать на Волан-де-Морта, плевать на всё! Мы заслужили счастья, Лил, ведь заслужили же! - Элизабет энергично улыбнулась. - Не может быть всё плохо, всегда есть что-то хорошее, надо только оглядеться вокруг.

Ночь опустилась на древний замок, смыв своей чернильной чернотой его очертания, и он затерялся в этом огромном мире, словно играя с ним в прятки. Коридоры Хогвартса были пусты, тишина забралась в каждую щель.
Никем не видимые и потому никем не замеченные двое гриффиндорцев неслышно пробирались в кухню. Сегодня Джеймс посвятил Лили в одну из главных тайн мародёров: он показал ей мантию-невидимку отца. Эванс долго не могла поверить, что этот удивительный предмет не из магазина волшебных безделушек «Зонко», в которых много было подобных вещиц.
-Те мантии со временем теряют свои свойства, а эта — нет, - объяснял Джеймс. - С помощью неё можно становится невидимым когда угодно и где угодно. И так всегда было. Уже много лет.
-Так вот как ты с друзьями умудрялся никогда не попадаться во время своих проделок, - улыбалась Лили.
Джеймс только довольно пожимал плечами.
-Эта мантия совсем как из сказки, - говорил он. - Только там волшебник прятался от Смерти, а мы — от МакГонагалл.
-Из какой это сказки? - удивлялась Лили.
-«Сказка о трёх братьях», - рассказывал Джеймс. - Ты разве не знаешь?
Эванс только озадаченно качала головой, а Поттер обещал когда-нибудь обязательно рассказать ей эту занимательную историю о братьях-волшебниках и повстречавшуюся им Смерть.
Теперь они бесшумно шли по коридорам школы, чуть нагинаясь, чтобы мантия-невидимка полностью скрывала их обоих. Они были так близко друг к другу, как не были, пожалуй, никогда. Джеймс то и дело смотрел на Лили, и, каждый раз, когда он поворачивал к ней лицо, его щеки касались её мягкие волосы, отчего Поттер улыбался, но, когда Эванс поднимала на него глаза, прятал улыбку, чтобы не выглядеть идиотом. Лили же чувствовала тепло Джеймса и невольно прижималась к его плечу, и тоже улыбалась глупо и радостно.
Так они дошли до коридора, где весело много картин, изображающих еду. Джеймс и Лили остановились у одной из них.
-Щекочи грушу, - сказал Поттер.
-Что? - Лили удивлённо посмотрела на гриффиндорца.
-Щекочи грушу, вон ту, зелёную, - невозмутимо повторил Джеймс и, заметив, что девушка колебается, добавил: - Не бойся, здесь никого нет. Даже если ты высунешь из-под мантии руку, никто не увидит.
Лили едва заметно улыбнулась и, протянув руку, начала усиленно щекотать ни в чём неповинный фрукт, почти сразу же превратившийся в дверную ручку.
-Ловкость рук и никакого мошенничества, - довольно заметил Джеймс и потянул за ручку.
Оказавшись вместе с Лили в кухне, Джеймс тут же сбросил с них мантию-невидимку и повесил себе на руку. Эванс никогда прежде здесь не была и потому с интересом разглядывала огромное помещение с четырьма длинными столами, печками, начищенным до блеска кастрюлями и сковородками, шкафами с посудой. Несмотря на то что была глубокая ночь, к ним тут же подошли два эльфа-домовика, страшно довольных, что к ним пожаловали гости.
-Привет, Тринки, - поздоровался с голубоглазой эльфийкой Джеймс. - Здравствуй, Рудди, - отсалютовал он престарелому эльфу, который стоял рядом с молоденькой и смешной Тринки. - Знакомтесь, это Лили, - представил он своим знакомым гриффиндорку. - Лили, это Тринки и Рудди.
-Очень приятно, - улыбнулась Эванс.
-Вы, наверно, голодны? - незамедлительно поинтересовалась Тринки и по приказу старого Рудди кинулась вглубь кухни.
-Надеюсь, мы не очень вас побеспокоили, - вежливо сказала Лили, глядя на эльфа.
-Они всегда радуются, когда к ним заходят, - ответил за эльфа Джеймс.
Через пятнадцать минут, нагруженные продовольствием, Лили и Джеймс возвращались в гостиную Гриффиндора. Едва ли они съедят всё, что дали им щедрые эльфы. Нет уверенности, что они вообще притронутся к еде. В конце концов, они бродили по замку, рискуя из-за неосторожности попасться, вовсе не ради того, чтобы совершить набег на кухню. Им просто хотелось побыть вдвоём.

Заканчивалась первая неделя октября. Было промозгло, дули холодные ветры, но дождей уже не было, и, кажется, все ждали, что вот-вот выпадет снег. На улице было неуютно, и гулять не хотелось, но в пятом часу в субботу Элизабет всё-таки вытащила Лили на прогулку.
Девушки не спеша шли по дорожке в сторону Запретного леса. Ветер то и дело подхватывал их распущенные волосы, бил в спину, метался, словно очень хотел привлечь к себе внимание, которым его обделяли.
Элизабет шмыгнула носом и сунула руки в карманы пальто. Лили посмотрела на подругу. Макензи отращивала волосы, и они были уже ниже плеча. От этого они стали меньше виться, и Элизабет лишилась прежних кокетливых кудряшек. Её волосы, конечно, не стали примыми; они просто волнились, завиваясь совсем чуть-чуть.
Лили казалось, что Элизабет очень повзрослела. Бывает, что перед последним курсом все за лето страшно меняются, так что и не узнать. Что поделать, время идёт, все взрослеют. Но Эванс думала, что дело совсем не в этом. У Элизабет эта серьёзность, эта задумчивость в глазах появилась не сразу после каникул, а позже. Она перестала быть такой беззаботной, почти бесбашенной и бесконечно весёлой после того, как вернулась из Хогсмида. Она вышла из больничного крыла уже другим человеком. Элизабет слишком много видела в свои семнадцать лет, чтобы остаться прежней. Она так отчаянно боялась потерять себя в этой страшной войне... знала ли она, что война уже изменила её?
-Элизабет, тебе больше не сняться кошмары? - спросила Лили.
Макензи повернулась к подруге, глядя на неё с каким-то незнакомым Эванс спокойствием в тёмно-голубых глазах.
-Мадам Помфри прописала мне зелье, - сказала Элизабет. - Оно приведёт мою психику в норму. Его нужно пить месяц, и всё пройдёт.
-А сейчас?..
-Сейчас мне уже лучше, не переживай, - уклончиво ответила Макензи, так и не сказав, видит ли она по-прежнему страшные сны каждую ночь.
Они шли молча минут пять, потом разговор возобновился, и речь зашла о Грэме.
Элизабет и Грэм начали встречаться летом. Как говорила сама Макензи, в тот день на отработке между ними что-то произошло, и они как-то сразу вдруг поняли, что симпатичны друг другу. Элизабет, всегда спокойно относившаяся к любовным историям и вообще ко всему романтическому, казалось, была без ума от Грэма. Теперь, когда он закончил Хогвартс и подрабатывал в лавке письменных принадлежностей в Косом переулке, Элизабет по нему скучала. Они переписывались, и пусть письма от Грэма приходили не каждый день, Элизабет каждое утро с нетерпением ждала почту. Она была очень рада, что в ту субботу Грэма не отпустили с работы и он не попал в водоворот страшных событий того выходного дня.
Словом, Элизабет была влюблена по уши. Кажется, она даже была счастлива. Лили всегда знала, что у Элизабет большое сердце и она умеет любить. И человек, которому повезёт стать её возлюбленным, должен был быть самым смелым, самым добрым, самым умным и самым благородным. Так думала Лили. Она всегда хотела самого лучшего для подруги, считая, что та этого достойна.
И вот Элизабет полюбила. Первый раз в своей жизни и, как она сама считала, единственный. Но Лили, как ни старалась, не радовалась за неё. Бывает, что, когда у одной из подруг появляется парень, другая начинает ревновать её и тут уж совсем не до радости. Но у Лили была другая причина. Хоть Грэм и был красив, умён и приятен в общении, Эванс казалось, что ему не хватает чего-то, что могло бы сделать его достойным Элизабет. Лили всегда считала Макензи сильной личностью. В сущности, так и было. Храбрая, весёлая, открытая, честная. Элизабет была благородным человеком, Лили не раз уже убеждалась в этом. Но ей думалось, что Грэм при всех своих достоиствах не может быть равным Элизабет. Конечно, Лили никогда не говорила об этом подруге, старалась гнать от себя эти мысли, ругала себя за них, но всё же ничего не могла с собой поделать. Грэм ей не нравился. И, что гораздо важнее, не внушал ей доверия.
-Ну и ветер поднялся, - сказала Элизабет, втягивая голову в плечи и зарываясь носом в шарф.
-Так, может, в замок пойдём?
Лили и Элизабет повернули обратно. Лили обняла подругу за плечи и так, весело болтая, они дошли до Главного входа.
-Скорей бы ужин, - улыбаясь, сказала Макензи.
Вдруг противно закаркал где-то над их головами ворон.
Лили от неожиданности вздрогнула, задрала голову. В сером небе, распластав крылья, тенью скользнул чёрный ворон. Эванс ни с того, ни с сего ощутила тревогу.
-Раскаркался тут, - буркнула Элизабет, проводив птицу помрачневшим взглядом.
По её лицу Лили поняла, что и у Макензи стало неспокойно на душе. Но отчего? Всего лишь из-за дурацкого ворона?
Лили попыталась успокоиться.
«Это просто птица».
Лили и Элизабет дошли до парадной лестницы и, едва ступив на неё, услышали шум, доносившийся из вестибюля. Казалось, будто там собрались все студенты Хогвартса и теперь говорили все разом, отчего гомон был слышен даже на улице.
Подруги переглянулись. Элизабет свела брови к переносице. Что-то явно было не так.
Девушки поднялись по лестнице и вошли в вестибюль.
Здесь было полно народу, как будто вся школа, и преподавател и ученики, собрались здесь. В толпе мелькали знакомые лица. Все были взолнованы, некоторые напуганы. Лили растерянно огляделась, заметила, что многие смотрят куда-то вправо. Эванс тоже повернула туда голову.
На стене с правой стороны было написано крупными красными буквами: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЛОРД ВОЛАН-ДЕ МОРТ» и ниже: «СМЕРТЬ ГРЯЗНОКРОВКАМ».
Кто-то схватил её за плечи, обнимая. Элизабет.
Лили хотела посмотреть на подругу, но взгляд скользнул по полу, и Эванс замерла.
Она смотрела себе под ноги, но не видела привычных каменных плит пола. А были только тысячи листовок с уже знакомыми страшными надписями, призывами и оскорблениями.
-Опять... это... - едва выговорила Лили, вспоминая тот день, когда на их головы, словно проклятье, обрушились листовки, которые уничтожил тогда Дамблдор.
Но они снова были здесь, под их ногами. И их было больше. В сотни, может, в тысячи раз больше.
Внезапно над общим гулом раздались два визгливых девчоночьих вскрика. Лили дёрнулась и инстинктивно повернулась на звук, ожидая увидеть неизвестно откуда появившихся людей в масках и длинных чёрных мантиях со вскинутыми волшебными палочками, но ничего такого не увидела, а увидела только, что возле лестницы, ведущей наверх, произошло какое-то движение, мелькнула вихрастая голова Джеймса Поттера, и тут же он бросился вперёд, повалил кого-то на пол и принялся яростно бить поверженного кулаками по лицу.
Лили испуганно распахнула глаза и кинулась в ту сторону, за ней — Элизабет. Скоро они увидели, что молотит Джеймс не кого иного, как Мальсибера. Тут же подоспели Сириус и Римус. Схватив Джеймса сзади за плечи, они оттаскивали его от слизеринца.
-Пустите, мать вашу! - рычал Поттер, прибавляя к своим требованиям нецензурные и грубые ругательства. - Я ему всю рожу разобью!..
-Успокойся, - рявкнул Сириус, когда они с Римусом оттащили друга на приличное расстояние от Мальсибера, который поднялся и хотел было кинуться на Джеймса, но его удержал Эйвери и начал что-то тихо ему говорить, поглядывая на Поттера.
Мальсибер кивнул в ответ, вытер рукавом мантии кровь, текущую из разбитого носа, посмотрел на Джеймса. Лили стояла тут же, рядом, и переводила взгляд с Поттера на Мальсибера. Ей и раньше приходилось видеть в глазах Джеймса неприязнь, например, когда они цапались с Северусом, но никогда прежде не было в них такой ненависти и злобы. Это напугало Лили гораздо больше самой драки.
Сириус и Римус по-прежнему удерживали Джеймса. Он постепенно успокаивался и овладевал собой.
-Ладно, всё, отпустите, - сказал он наконец негромким твёрдым голосом, не сводя глаз с Мальсибера, словно хотел испепелить слизеринца взглядом, но, понимая, что это едва ли возможно, про себя желал ему смерти в страшных муках.
Блэк и Люпин переглянулись и отпустили Джеймса.
И тут в вестибюле появился Дамблдор. Он быстро огляделся, на доли секунды задержал взгляд на надписи на стене.
-Отправляйтесь в гостиные своих факультетов, - громко приказал директор.- Я же хочу обратиться к тем, кто это сделал. Это глупый и бессмысленный поступок. Если вы думаете, что так сможете сыскать себе славу смельчака, то вы глубоко заблуждаетесь. Такие поступки не заслуживают ничего, кроме презрения.
-Профессор Дамблдор, вы уверены, что это сделал кто-то из студентов? - спросила подошедшая к директору Минерва МакГонагалл.
-Нет никаких сомнений, - ответил директор. - Мы непременно найдём этих людей, и они понесут соответствующее наказание. Всё то, что они натворили, далеко не шутки.
И Дамблдор ушёл. МакГонагалл же сказала, что здесь не на что смотреть, и приказала всем расходиться. Оказалось, листовки валялись по всей школе. Профессора и Филч немедленно принялись за устранение и этих листовок, и проклятой надписи.
-Неужели же это кто-то из студентов? - говорила Лили Элизабет, пока они поднимались по лестнице.
-Дамблдор считает, что да, - отвечала Макензи. - А он никогда не ошибается.
-Но кто именно?
-А ты не поняла? Чёртовы слизеринцы, - выплюнула Элизабет, презрительно скривив губы. - Мальсибер со своими дружками. Мне почему-то кажется, что Джеймс на него из-за этого набросился.
-Думаешь, он знал, что это их рук дело? - неуверенно спрашивала Лили.
-Может, догадывался, - предполагала Элизабет. - Так или иначе, но Джеймс первый на него кинулся с кулаками. Я видела.
Лили ничего не отвечала, только задумчиво закусывала губу.

Даже в самые тёмные времена можно быть счастливым. Даже в самые тёмные времена можно найти что-то хорошее. Джеймс и Лили нашли это друг в друге.
Лили вспоминала о словах Элизабет: «У тебе в груди солнце». Когда Джеймс был рядом, её солнце светило ярче, так что тепла и света хватило бы на них обоих. Но у Джеймса было и своё тепло. Тепло души. И он хотел делиться им с Лили, хотел отдать его всего без остатка.
Они были нужны друг другу. Это же так просто. Быть кому-то необходимым.
Они беспокойно сидели на уроках, бросали наполовину выполненное домашнее задание, ждали свободной минуты, чтобы побыть вдвоем. Едва появлялось время, и они бежали к озеру гулять. Бродили по дорожкам, держась за руки, много говорили, смеялись.
Уже становилось холодно, и когда поднимался промозглый ветер, Джеймс обнимал Лили, защищая гриффиндорку от его порывов, и тогда Эванс думала, что ей ничего не страшно.
Джеймс мог защитить её от всего на свете, но Лили казалось, что рядом с ним она становится самой храброй девушкой на свете. А Джеймс думал, что он способен на самые отчаянные поступки, лишь бы Лили была рядом.
Это же так важно: знать, что рядом с кем-то ты становишься лучше, что кто-то знает, что ты лучше, чем ты сам о себе думаешь.
Джеймс и Лили переглядывались на уроках, украдкой улыбались, посылали друг другу записки, с нетерпением ждали встречи, держались за руки и переплетали пальцы, не могли уснуть, потому что сердце то и дело сладко ёкало, и не было никакой возможности его унять.
Это было золотое время для них обоих.
А потом Джеймс исчез.
Всё началось с того, что однажды в последний четверг октября он не пришёл на свидание. Обычно они с Лили встречались в общей гостиной и потом вместе шли гулять, но в тот день Джеймс отправил ей записку на уроке заклинаний, где просил ровно в пять часов придти на то самое место, где в сентябре они впервые устроили пикник.
Лили пришла вовремя. Она чувствовала, что Джеймс приготовил что-то особенное, и потому не опоздала ни на минуту. Эванс догадалась, что Поттер специльно придёт чуть позже, поэтому терпеливо ждала. Но ни через десять минут, ни через пятнадцать, ни даже через полчаса Джеймс так и не появился.
Эванс вернулась в школу расстроенная. Она не понимала, почему Поттер не пришёл.
В гриффиндорской гостиной Лили увидела Сириуса и Питера, спросила у них, не знают ли они, где Джеймс.
Блэк удивился:
-А он разве не с тобой?
-Он не пришёл, - сказала Лили.
-Наверное, переволновался и дорогу забыл, - пошутил Сириус.
Лили пошла к себе в спальню, разделась и долго лежала на кровати, удручённая и задумчивая. Элизабет пыталась её приободрить, но безуспешно: Лили была до ужаса растроенной. В конце концов, Лили задремала и проснулась только около девяти часов вечера.
Эванс огляделась, ища глазами Элизабет, но той в комнате не было. Зато была Мэри и рассказала, что час назад приходила МакГонагалл, нашла Сириуса, Римуса и Питера, о чём-то тихо говорила с ними, так что никто ничего не слышал, а потом они все вместе куда-то ушли. Джеймс же в гостиной Гриффиндора до сих пор не появлялся, а по словам Фрэнка в спальне мальчиков его не было.
Лили нахмурилась, поднялась с кровати и спустилась в гостиную. Там у камина за учебниками сидела Элизабет. Эванс подсела к ней и только хотела спросить насчёт всей этой истории с МакГонагалл, как в гостиную через портретный проём вошли Блэк, Люпин и Петтигрю. Лили повернулась в их сторону и тут же поняла, что все они чем-то взволнованы. Кроме того, Сириус был зол, а Питер не на шутку напуган. Ни на кого не глядя, друзья молча пересекли гостиную и поднялись к себе в спальню.
Лили повернулась к Элизабет. Макензи озадаченно посмотрела на подругу, тоже не понимая толком, что происходит.
Следующим утром ни в гостиной, ни в Большом зале Джеймса не было. Сириус, Римус и Питер по-прежнему были чем-то удручены, не смеялись и не говорили громко и весело за завтраком, как это обычно бывало. Лили морщила лоб, бросая на троицу тревожные взгляды, а волнение с каждой минутой нарастало всё больше.
На первый урок Лили чуть не бежала. Она надеялась, что найдёт в кабинете Джеймса, который просто проспал и не успел на завтрак. Но и в классе Поттера не оказалось. Прозвенел колокол, все расселись по своим местам, профессор МакГонагалл начала урок, а Джеймса всё не было. Лили то и дело оглядывалась на дверь: вдруг он проспал, ведь такое часто бывало, и просто опоздает на урок.
Но Джеймс так и не появился. Его не было ни на втором, ни на третьем уроке. Он не пришёл обедать в Большой зал и последние уроки проходили в его отсутствие.
После уроков возвращаясь в гриффиндорскую гостиную, Лили тщетно искала глазами в толпе учеников лохматую голову и круглые очки Джеймса. Всё было бесполезно. Джеймса Поттера словно не было в школе.
В гостиной Гриффиндора Лили отыскала Римуса. Он стоял у доски объявлений. Эванс двинулась к нему, но Люпин, увидев, что она направляется в его сторону, быстро пошёл в свою спальню. Лили окликнула его, но он даже не обернулся, хотя прекрасно слышал, что она зовёт его, из чего Эванс сделала вывод, что Люпин по какой-то причине не захотел с ней разговаривать. Лили попыталась заговорить с Питером, но и он, стоило ей подойти к нему, промямлил что-то вроде «извини, мне надо... делать уроки» и быстро смылся. Лили была до крайности удивлена. Римус и Питер наверняка знали, что она хочет спросить о Джеймсе, и, должно быть, именно поэтому уходили от разговора. А, точнее, убегали.
Вечером Лили подкараулила Блэка. Он сидел в кресле и просматривал газету. Эванс направилась к нему, решив во что бы то ни стало всё у него разузнать.
-Сириус, что происходит? - без всяких предисловий спросила Лили.
-Ты это о чём? - Блэк поднял на Эванс глаза.
-Ты прекрасно знаешь, о чём я, - серьёзно сказала гриффиндорка. - Я о Джеймсе. Он пропал. Но не может быть, чтобы ты не знал, где он и что с ним. И Римус знает, и Питер. Но они целый день бегают от меня. Я же вижу, вы что-то скрываете. Что-то, что касается Джеймса. Сириус, скажи, что происходит? - с напором спросила Лили.
Блэк остановил взгляд на Эванс. Сейчас он всё ей расскажет...
-Слушай, Эванс, не забивай себе голову ерундой, - холодно сказал Сириус.
Он больше не произнёс ни слова. Просто поднялся из кресла и ушёл к себе в спальню.
Лили проводила его взглядом.
Сомнений не оставалось: с Джеймсом что-то случилось.

Следующим вечером в гостиной Гриффиндора было многолюдно. В камине весело потрескивали дрова. Лили лежала на диване, положив голову на колени сидевшей рядом Элизабет. Макензи рассеянно перебирала мягкие волосы Эванс. Лили с грустью смотрела на огонь в камине. Ей было тоскливо. Она до сих пор не знала, что с Джеймсом, не знала, где он. С ним что-то случилось, но что?.. В порядке ли он? Здоров ли?
В гостиную вошла Минерва МакГонагалл. Суровая складка залегла у волшебницы между бровей. Она прошла на середину комнаты и остановилась, обращая на себя взгляды студентов своего факультета.
-Блэк, Люпин, Петтигрю,- сказала профессор и остановила взгляд на трёх парней, устроившихся за одним из столов.
Сириус, Римус и Питер быстро переглянулись и подошли к профессору МакГонагалл.
-Что-нибудь случилось, профессор? - осторожно спросил Римус.
-Вас хочет видеть профессор Дамблдор, - ответила МакГонагалл.
Любопытный шёпот пронёсся над гостиной. Лили села на диване.
-Что они успели натворить? - тихо сказала Элизабет.
Эванс видела, как Сириус и Римус обменялись серьёзными взглядами, значение которых было известно им одним. Казалось, они знали причину, по которой их вызывают к директору.
-Мне всё это не нравится, Элизабет, - сказала Лили, глядя, как профессор МакГонагалл направлется к портретному проёму, а за ней покорно идут трое гриффиндорцев.
Лили могла припомнить десятки раз, когда профессор МакГонагалл уводила неугомонных гриффиндорцев к директору, только тогда с ними был Джеймс. Мародёры изображали раскаяние, плелись, понуро опустив плечи, а за спиной у декана нагло ухмылялись, тряслись от беззвучного смеха, довольные новой проделкой, и совершенно не думали о наказании, которое их ждало.
Но сегодня всё было не так. Сегодня их было трое, и они не разыгрывали сожаление, и тени улыбок не было на их лицах. Они шли, серьёзно глядя прямо перед собой, и если они действительно что-то натворили, то были горды этим и собирались с достоинством принять какое угодно наказание за то, что поступили так, как считали нужным.
-Что происходит, Элизабет? - спросила Лили, чувствуя, как её с новой силой охватывает тревога.
-Ненавижу не понимать, какого чёрта творится вокруг, - сказала Элизабет и вдруг спохватилась: - Уже десятый час!
-И что? - Лили повернулась к подруге. - Ты же не ложишься рано.
-Мне лекарство надо пить ровно в девять, - объяснила Макензи, поднялась с дивана и отправилась в спальню.
Лили не хотела оставаться одна, поэтому пошла за подругой и в комнате развалилась на своей кровати. Элизабет опустилась на колени перед тумбочкой и искала там зелье.
-Здесь что-то не так, - говорила Лили, глядя на противоположную стену. - Джеймс пропал, но его друзья знают, где он. При этом они ходят такие мрачные, что не приходится сомневаться в том, что с Джеймсом что-то случилось... - Лили наморщила лоб и сказала уже тише: - Господи, где бы он ни был, пусть с ним всё будет хорошо.
-Проклятье, - буркнула Элизабет, захлопнув дверь тумбочки.
-В чём дело? - Лили повернулась к подруге.
-Закончилось зелье, - сказала Макензи и вздохнула. - Что ж, придётся сходить к мадам Помфри.
-Элизабет, можно я с тобой не пойду? - Лили сделала жалостливое лицо. - У меня сердце не на месте, я знаю: случилось что-то плохое. Я хочу дождаться, когда Сириус, Римус и Питер вернуться, и всё у них выпытать.
-Конечно, - Элизабет кивнула, хмурясь. - Я тоже думаю, что что-то нехорошее творится.
И Элизабет ушла.
Лили осталась в спальне. Некоторое время она лежала на кровати, пялясь в потолок, потом решила спуститься в гостиную: вдруг вернулись те, кого она так ждала.
Эванс встала с кровати, но, прежде чем идти, решила одеть толстовку. Подойдя к шкафу, она распахнула дверцу, достала с верхней полки красную толстовку, одела её...
Дверь в спальню распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Лили вздрогнула и обернулась. В дверном проёме показалась бледная, как полотно, Мэри.
-Лили... там Джеймс... с ним беда...

Решения правильные и не очень

Мародёры стояли в вестибюле рядом с лестницей, ведующей наверх. Джеймс оглядывал собравшихся студентов. Как же они все напуганы, встревожены... Попадались, правда, и довольные лица. Многие слизеринцы, особенно со старших курсов, с явным удовольствием разглядывали отвратительную надпись и валяющиеся под ногами листовки. Неужто это кто-то из них всё это устроил? У Джеймса появилось желание во что бы то ни стало найти этого фанатичного придурка и хорошенько его отделать, чтобы поганец перестал выкидывать подобные штуки.
-Мы их найдём, - сказал Джеймс.
Римус повернулся к нему, свёл брови к переносице. Он всё, конечно, понял.
-Думаешь, кто-то из слизеринцев? - спросил Люпин.
-Едва ли Пожиратели смерти проникли в школу, рискуя попасться мракоборцам, ради того, чтобы сделать эту идиотскую надпись, - вступил в разговор Сириус.
-Да уж... - рассеянно сказал Джеймс.
Он заметил у самых дверей Лили. Она только что вошла в вестибюль вместе с Элизабет. Макензи уже обнимала подругу за плечи. Джеймс нахмурился. Вдруг страшно захотелось прямо сейчас расправиться с тем ублюдком, дурацкая выходка которого послужила причиной её испорченного настроения. Джеймс найдёт его, и тот ответит за всё. За каждый её испуганный взгляд. За каждый тревожный день. За каждую ночь, когда она не могла уснуть, чувствуя притаившийся в темноте неясный страх.
-Эй, Поттер!
Джеймс обернулся. К нему вальяжной походкой направлялся Мальсибер, катая на губах мерзкую ухмылочку. Сохатый мрачным взглядом следил за передвижениями слизеринца.
-Нравится? - поинтересовался Мальсибер, окидывая взглядом надпись на стене за спиной Джеймса. - Это предупреждение, Поттер, - добавил он, и глаза его потемнели. - Тебе-то нечего бояться... пока. А вот твоя подружка... та, что рыжая. Её-то это касается, - тут Мальсибер ухмыльнулся так, что Джеймс ощутил рвотный позыв. - Признаюсь, мне тебе даже жаль... Как же... столько бегать за одной грязнокровой девкой, унижаться... и в итоге ничего не получить. Надеюсь, ты успеешь её трахнуть, прежде чем её прикончат.
Умные люди говорят, что кулаками ничего не решить. Что нужно уметь договариваться, причём с любыми людьми. Но бывают ситуации, когда в словах нет ровно никакого смысла. Тогда был именно такой случай.
У Джеймса просто снесло крышу. Он бросился на Мальсибера, повалил его на пол и принялся яростно избивать. Слизеринец только неуклюже прикрывался руками. Правда, это было почти бесполезно. У Мальсибера хрустнул нос. Джеймс не останавливался. Он молотил кулаками по ненавистному лицу со страшной силой, с каким-то чудовищным наслаждением глядя на кровь слизеринца на своих руках. Впервые Джеймс чувствовал такую невыносимую злобу. Её хватило бы на то, чтобы уничтожить десяток Помпей похлеще Везувия. Хотелось избить ублюдка до полусмерти. Он заслужил. Как он посмел... так о ней...
Его оттащили Сириус и Римус. Он вырывался, ругался, требовал его отпустить, но друзья мёртвой хваткой вцепились в него, и Джеймсу пришлось смириться с тем, что он так и не увидит, как мерзкого подонка в бессознательном состоянии уносят на носилках в Больничное крыло.
Ценой невероятных усилий Джеймс остыл. Тогда только Блэк и Люпин отпустили его, но продолжали следить, чтобы он в порыве гнева снова не бросился на слизеринца, хотя понимали, что Джеймс поступил так, как должен был.
Потом пришёл Дамблдор и подтвердил догадки Мародёров о том, что всё это — дело рук какого-то студента. Затем МакГонагалл приказала расходиться по гостиным.
Лили и Элизабет шли впереди Мародёров, и Джеймс краем уха слышал, что они говорили о нём. Макензи думала, что Поттер кинулся на Мальсибера из-за надписи на стене. Джеймс покачал головой. Как же она ошибалась.
Тогда Поттер поклялся себе, что Лили никогда не узнает правду о причине драки.

Следующим вечером Мародёры решили разобраться со всей той чертовщиной, что творилась в Хогвартсе. Подозрение пало на компанию слизеринцев во главе с Эйвери и Мальсибером. Джеймс почти с остервенением доказывал, что, кроме них, устраивать такое больше некому. Доказательств у него было маловато, и в общем-то всё сводилось к их взаимной неприязни. Сириус, Римус и Питер это прекрасно понимали.
-Давайте просто прижмём их к стенке, - предложил Бродяга. - Как бы то ни было, но у них рыльце в пушку.
-Неплохо было бы его начистить, - мрачно заметил Джеймс.
-Так они тебе всё и рассказали, - сказал Питер.
-Может, и расскажут, - пожал плечами Римус.
-Если применить грубую физическую силу, - ухмыльнувшись, добавил Сириус, хотя глаза его не улыбались.
Пожалуй, если бы всё не было так серьёзно, Мародёры бы не торопились всё разузнать, выждали бы удобного случая, подкараулили бы слизеринцев в пустом коридоре и выведали бы у них всю правду. Но теперь нужно было узнать всё как можно скорее, ведь в Хогвартсе, только начавшем возвращаться к привычной жизни, после чьей-то мерзкой выходки царила напряжённая атмосфера подозрительности и страха.
Поэтому через несколько дней сразу же после ужина Мародёры, воспользовавшись тем, что в коридоре, ведущем от Большого зала к лестницам, было очень много людей (а как известно, там, где людно, можно рассчитывать на то, что тебя не заметят в общей толчее), двинулись за Эйвери, Мальсибером и Розье.
-Эй, Мальсибер, Эйвери, - негромко окликнул студентов змеиного факультета Сириус. - Не хотите поболтать?
Эйвери, приподняв бровь, искоса взглянул на Мародёров, которые тем временем поравнялись со слизеринцами и шли теперь почти рядом, сохраняя небольшое расстояние между своими компаниями.
-Не думаю, что кто-то из вас может быть приятным и интересным собеседником, - с лёгкой иронией заметил Эйвери, глядя прямо перед собой, так что можно было подумать, что он обращается к кому-то из своих приятелей, а вовсе не к Мародёрам.
-Ты и не расчитывай на приятность, - сказал Сириус, также не глядя на Эйвери и продолжая идти. - Но разговор будет интересным, ты в этом не сомневайся.
-Слушайте, вам заняться, что ли, нечем? - лениво спросил Эйвери. - Мы идём, никого не трогаем...
-Скажи ещё, ко всему тому, что было четыре дня назад, ты руку не приложил, - раздражённо и нетерпеливо перебил его Джеймс, чуть наморщив лоб.
Эйвери вдруг понимающе улыбнулся.
-Так вот в чём дело, - спокойно сказал он и остановился у подножия лестницы. И слизеринцы, и Мародёры сделали то же самое. - Тут ты совершенно прав: я ни при чём.
-Да неужели? - Поттер презрительно скривил губы.
-Подожди, Джеймс... - Римус взял его за плечо.
-Да какого хрена вообще происходит? - рявкнул Мальсибер.
-Они из себя героев строят, - ухмыльнувшись, вставил Розье. - Чтобы все на них смотрели и восхищались. Мол, они такие смелые, такие...
-Заткнись, Розье, - бросил через плечо Эйвери и подошёл вплотную к Джеймсу и Римусу. - Думаете, вы тут самые умные? Решили, что можете так просто вычислить того, кому удалось припугнуть этих вшивых грязнокровок, что расхаживают по Хогвартсу, словно это их родной дом?
-Тебе повезло, Эйвери, что здесь так много людей, - сквозь зубы проговорил Джеймс. - Иначе я бы тебе врезал.
Губы Эйвери скривились в презрительной полу-усмешке.
-В прошлый раз тебя это не остановило, - сказал он. - Что, нравится кулаками махать, как жалкий беспомощный магл? Под стать твоей грязнокровой подружке...
-Не смей... -низким голосом произнёс Джеймс, темнеяя глазами.
-Как же тебя легко вывести из себя, - довольный собой, сказал Эйвери, чуть запрокинув голову назад. - Но ты зря так бесишься, Поттер. Ко всему случившемуся мы, - он окинул взглядом своих друзей, - действительно не имеем отношения.
-Да что ты говоришь? - сказал Сириус. - А, может, ты просто боишься признаться? Небось уже в штаны наложил от страху.
Эйвери бросил на Блэка презрительный тяжёлый взгляд.
-Это поступок, которым следует гордиться, - сказал он. - Будь это кто-то из нас, он бы не скрывал этого. Я сам, увы, не знаю имени человека, который так предан Лорду и его идеям. Но если бы я знал, я пожал бы ему руку.

Так Мародёры узнали, что никто из компании Эйвери действительно не был замешан в этом деле. Слизеринцам обычно не верят, да и трудно верить тем, за кем прочно закрепилась слава лгунов и лицемеров. Но было нечто такое в глазах и интонациях Эйвери, что заставило четырёх гриффиндорцев поверить его словам. Он на самом деле уважал этот глупый и низкий поступок и считал его весьма достойным. Возможно, в глубине души он жалел, что сам не додумался до такого, и хотел узнать, кто это сделал, но не для того, чтобы проучить мерзавца, как хотели Мародёры, но для того, чтобы пожать ему руку, как со всей серьёзностью он сказал гриффиндорцам.
Шли дни, и четверо друзей постепенно стали оставлять попытки разыскать гнусного хулигана. Джеймс, больше всех рвавшийся проучить его, успокоился почти так же быстро, как и вспылил. Тем более, у него были дела куда более важные, чем ловля неизвестного, больного на голову студента.
У него теперь была Лили. Он старался проводить с ней как можно больше времени, словно урывая у жизни дни и недели, как будто чувствовал, что не так много этих счастливых дней им отведено. Или же просто у него была какая-то непреодолимая потребность быть постоянно с ней, держать её за руку, прикасаться к её волосам, чувствовать её запах. Или, может, и то, и другое сразу.
Сириус, Римус, Питер и Элизабет наблюдали за ними со стороны. И когда они смотрели на Джеймса и Лили, счастливых, радостных, бесконечно влюблённых, им казалось, что происходит нечто удивительное и непостижимое, совершается какое-то великое таинство жизни.
Сириус иногда ворчал, что они давно уже не проказничали вместе, а Джеймс только и делает, что пропадает со своей Эванс. Но это больше из вредности, чем из настоящей ревности.
Римус лишь изредка наблюдал за Лили и Джеймсом, пряча в уголках губ улыбку, и переглядывался с Элизабет, которая тоже бросала на них то довольные, то умилённые взгляды.
Так продолжалось около двух недель, по прошествии которых Джеймс решил расставить все точки над «и».
-Что ты хочешь сделать? - поинтересовался Сириус, в поисках чистых носков переворачивающий вверх дном содерджимое своего чемодана. - Я видел, ты записку Эванс отправил... О, нашёл! - Бродяга радостно вскинул руку с зажатым в пальцах белым носком, но тут же скис, осознав, что придётся искать второй. - Почему бы просто не пойти гулять вместе, как вы обычно делаете?
-Потому что сегодня не обычный день, - сообщил Джеймс, одевая бордовый свитер. - И я бы посоветовал тебе использовать Манящие чары.
Сириус проворчал что-то типа «Не умничай, сам знаю» и пошёл за лежащей на тумбочке волшебной палочкой, о которой на момент поисков явно забыл.
-Так что же сегодня за день такой необычный? - спросил Лунатик, мягко улыбаясь, и сел на кровати.
-Сегодня я скажу Лили, что люблю её, - сдерживая глупую радость, сдавившую грудь, сказал Джеймс, повернувшись к друзьям. - И предложу ей встречаться. Хочу, чтобы всё было, как надо.
-И что же, ты прямо так вот и пойдёшь? - окинув критичным взглядом Сохатого, спросил Сириус.
-Тебя что-то смущает? - вопросом на вопрос ответил Джеймс.
-Тебе не кажется, что чего-то не хватает? - Бродяга попытался направить мысль Поттера в нужное русло.
Однако Джеймс упрямо продолжал тупить.
-Куртки? - предположил он.
-Цветов! - единодушно воскликнули Сириус, Римус и Питер.
-Видишь ли, сын мой, - с видом умудрённого жизнью старика сказал Блэк, подходя к Джеймсу и беря его за плечи. - Цветы выдуманы для того, чтобы дарить их женщинам. Их можно дарить по поводу и без. Но когда ты идёшь признаваться в любви, цветы просто необходимы! Когда твоя Эванс их увидит... она просто растает, дружище. Цветы — необходимый атрибут любого признания, понимаешь? Вот если ты придёшь без цветов, она тебя, конечно, выслушает... но это будет не то. А вот если ты явишься с цветами, так это совсем другое дело!
-По-твоему, всё дело в цветах? - недоверчиво спросил Джеймс. - То есть, если я приду без цветов, она мне откажет, а если с цветами, то согласиться стать моей девушкой? Бред какой-то, Бродяга.
-Да при чём тут откажет, не откажет? - поражаясь твердолобости друга, воскликнул Сириус.
-Бродяга хочет сказать, что просто с цветами будет лучше, - сказал Римус. - И Лили будет приятно.
Джеймс вздохнул. Он столько думал о сегодняшнем дне, не спал почти всю ночь, подыскивал подходящие слова, выбирал место встречи. А о цветах не подумал. Конечно, Лили обязательно нужно подарить цветы! Она сама, как цветок. Такая нежная, такая красивая...
-Лучше всего розы, - важно сказал Сириус.
-Красные розы, - добавил Питер. - Это вроде бы является символом настоящей любви.
-Вот, слушай Хвоста, Сохатый, - одобрительно кивнул Бродяга. - Он, оказывается, сечёт в языке цветов.
-Да ничего я не секу, - смутился Питер. - Так, знаю кое-что...
-Во всяком случае, больше Джеймса, - усмехнулся Римус и добавил: - Ну так что? Наколдовать розы?
-Не надо, - отказался Сохатый. - Никаких роз. Тем более, красных.
Сириус удивлённо вскинул брови.
-Нет, ну вы посмотрите на него, - сказал Блэк. - Мы тут распинаемся, а он привередничает!
-Прекрати ныть, Бродяга, - отмахнулся Джеймс. - Я просто не хочу дарить Лили розы. Это банально и скучно.
-Ну и что ты хочешь ей подарить? - с видом тотального превосходства поинтересовался Сириус, уверенный в том, что лучше роз ничего быть не может.
-Лилии, - просто ответил Джеймс. - Белые.
-Лилии для Лили, - передразнил Бродяга. - Ну это, конечно, не банально!
-Хватит вам спорить, - вмешался Римус. - Джеймс, ты хочешь подарить Лили лилии? Ну и прекрасно. А ты, Сириус, не вмешивайся, - быстро сказал Лунатик, стоило только Блэку открыть рот, чтобы возразить. - Не тебе идти с Эванс на свидание.
-Вот именно! - подхватил Джеймс, обрадовавшись, что хоть кто-то помог ему отбиться от Бродяги.
-В таком случае, мистер Сохатый, - важно и с достоинством произнёс Лунатик, - вам чертовски повезло. Перед вами стоит лучший в школе чародейства и волшебства Хогвартс создатель букетов для любимой девушки!
Джеймс переглянулся с Сириусом и Питером и, ухмыльнувшись, сказал:
-Мой заказ: пять... нет, семь белых лилий! Самых красивых!
-Легко! - улыбнулся Римус и тут же деловито добавил, понизив голос, словно это была какая-то тайная информация, которую не всем следовало знать: - Только деньги вперёд.
Четверо друзей дружно расхохотались. Лунатик достал свою волшебную палочку, сделал несколько плавных медленных движений, словно дирижёр перед оркестром, в воздухе неярко вспыхнули серебристо-голубые искры, и прямо в руки к Джеймсу опустился шикарный букет белых лилий.
-Какой красивый, - благоговейно сказал Питер, разглядывая цветы.
-Что, Хвост, хочешь, чтобы тебе тоже такой подарили? - ухмыльнулся Сириус.
-Да ну тебя, - отмахнулся Питер.
-Ну всё, сын мой, теперь ты готов, - изображая сенсея, произнёс Бродяга.
Мародёры снова рассмеялись, Сохатый наскоро одел куртку, обмотал вокруг шеи гриффиндорский шарф и вышел из спальни.
Джеймс шёл на встречу с самым главным в его жизни человеком, и сердце его радостно билось в груди. Поттер бережно нёс цветы, которые не были и в половину так хороши, как та, для которой они были созданы. Сохатый иногда опускал глаза, разглядывал широкие лепестки, улыбался и снова устремлял взгляд вперёд, словно уже отсюда, из школы, мог видеть Лили.
Что ей сказать? Неужели только то, что он её любит? Или, может, что она самая прекрасная девушка на земле? Что она — лучшее, что могло с ним случиться? Или это слишком сопливо? Вдруг она только посмеётся над этими словами?..
Джеймс вышел в пустой внутренний дворик. Порывистый ветер ударил в лицо. Сохатый бережно прижал к груди цветы и ускорил шаг.
Вдруг кто-то громко окликнул его сзади:
-Эй, Поттер!
Джеймс обернулся. Застывшая на губах улыбка моментально сползла с лица, которое приняло мрачное недовольное выражение.
-Чего тебе, Мальсибер? - хмуро поинтересовался Сохатый у слизеринца, рядом с которым шагали Эйвери и Розье.
-Кому цветочки несёшь? - глумливо спросил Мальсибер, игнорируя вопрос Джеймса и подходя вплотную к нему. - Своей ненаглядной грязнокровке?
Поттер не то что волшебную палочку достать, он и рта раскрыть не успел, как Мальсибер с размаху ударил его кулаком по лицу. С противным хрустом сломался нос. Джеймс от неожиданности чуть отодвинулся назад, машинально выхватил палочку. Цветы полетели на землю.
Завязался бой. Надо ли говорить, что он был неравным. Джеймс был превосходным дуэлянтом, но и он не мог долго сдерживать напор сразу троих противников, нападения которых он совсем не ожидал.
Поттер даже не понял, чьё именно заклятье ударило ему в грудь, так что он отлетел на пять метров назад и рухнул на землю. Он всё ещё сжимал волшебную палочку в руках и, несмотря на дикую боль во всём теле, намеревался немедленно подняться и продолжить бой.
-Куда подевалась вся твоя спесь, Поттер? - выплёвывая каждое слово, спросил Мальсибер, и наступил Джеймсу на запястье той руки, в которой всё ещё была палочка. Розье выхватил её из зажатых пальцев Сохатого.
Джеймс с ненавистью посмотрел на Мальсибера. Тот ответил ему презрительным торжествующим взглядом.
Потом они просто пинали его ногами. Точнее сказать, Мальсибер пинал. В спину, в живот, по лицу. Он мог бы применить к Джеймсу Круциатус, который несомненно уже когда-то использовал, однако ему хотелось унизить гриффиндорца, как унизил его тот, пару недель назад кинувшись на него с кулаками.
Джеймс не помнил, через сколько времени всё это прекратилось. Жестоко усмехнувшись, Мальсибер отошёл на пару шагов от гриффиндорца, словно хотел со стороны увидеть то, что он сделал, после чего все трое слизеринцев ушли.
Весь мир превратился для Джеймса в сгусток тяжёлой, непроходящей боли. Окрававленный, он лежал в пыли рядом с изломанными, растоптанными цветами для той, чей образ последним вспыхнул в его угасающем сознании.


Джеймс очнулся в больничном крыле. Поттер не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он потерял сознание во дворе школы, но только когда он открыл глаза, за окном уже было темно, а он был за ширмой совсем один, как будто в мире больше никого не было, кроме него самого, или все просто забыли о нём. Всё тело ныло, саднили не успевшие зажить раны, и перед глазами всё расплывалось, потому что очков не было.
Вскоре за ширму заглянула мадам Помфри, спросила, как он себя чувствует, дала какое-то зелье, от которого стало немного лучше. Потом приходила МакГонагалл, тоже осведомлялась о его самочувствии, пыталась узнать, кто его избил. Джеймс говорил, что не видел нападавших. МакГонагалл явно не поверила, но промолчала. Поттер попросил декана привести Сириуса, Римуса и Питера, говорил, что ему нужно сказать им что-то очень важное. МакГонагалл, казалось, была не довольна просьбой, но всё же исполнила её.
-Тебе лучше? - первым заговорил Питер тихим расстроенным голосом, когда друзья пришли в больничное крыло.
-Всё отлично, - с трудом выговаривая слова, хрипло сказал Джеймс. - Полежу тут денёк... Этого будет достаточно.
Сириус, Римус и Питер молча переглянулись. Конечно, Джеймс никогда бы не сказал, что ему плохо, больно или страшно. Он бы умирал, но сказал бы, что это самый лучший день в его жизни и на завтрак подавали сногсшибательно вкусные тосты.
-Кто-нибудь знает, как я оказался в крыле?
-А ты не помнишь? - мрачно и зло спросил Сириус; можно было подумать, что он злится на Джеймса, на это было не так.
-МакГонагалл сейчас сказала, что тебя нашли во дворе Фрэнк и Алиса, когда пошли гулять, - произнёс Римус. - Наверное, это случилось почти сразу после того, как... - Лунатик осёкся, опустил глаза на свои ботинки.
-Это Мальсибер, да? - каким-то странным голосом спросил Сириус.
-Ты же сам всё прекрасно знаешь, Бродяга, - сказал Джеймс.
-Ублюдки, - выплюнул Блэк.
-Ты рассказал об этом МакГонагалл? - задал вопрос Питер.
Джеймс едва заметно покачал головой.
-Ты уверен, что поступил правильно? - осторожно спросил Римус.
-Да, - глухо сказал Джеймс и чуть поморщился от боли. - И вы не рассказывайте. И ещё... - Сохатый серьёзно посмотрел на друзей. - Самое главное. Лили ничего не должна знать. Вам понятно? Делайте, что хотите, но пусть она ничего не знает. Она станет волноваться и переживать... я этого не хочу.
-Когда ты не появишься завтра в школе, думаешь, она не станет переживать? - спросил Римус.
Джеймс наморщил лоб. Конечно, он думал об этом. Но он считал, что поступает правильно. Упрямое выражение застыло на бледном лице.
-Так будет лучше, - тоном, не допускающим возражений, негромко сказал Джеймс. - Ничего не говорите ей обо мне.
-Но а когда ты вернёшься, ты же должен будешь как-то объяснить ей своё отсутсвие, - резонно заметил Питер.
-Вот когда вернусь, тогда и решу, что сказать Лили, - произнёс Джеймс. - Сейчас я пока не могу думать о том, что будет после.

После всего, что случилось с Джеймсом, Сириус замкнулся в себе. Весь вечер после возвращения из больничного крыла, он угрюмо молчал. Римус иногда бросал на него встревоженные взгляды грустных глаз, каждый раз намереваясь заговорить с ним, и каждый раз отворачивался, не зная, что сказать.
Между тем, несмотря на относительное внешнее самообладание, Сириус чувствовал ужасную злость. Хотелось отомстить. Хотелось прямо сейчас броситься в подземелья, найти там этих подонков и голыми руками попередушить их всех по очереди. Лицо Блэка искажала жестокая усмешка, когда он представлял, с каким наслаждением сделает это. И чем ярче вспыхивали в его воображении сцены справедливой мести, тем тяжелее было осознание невозможности осуществить своё желание. И когда в комнате все уже спали, Бродяга молча пялился в темноту и думал. На душе было паршиво. Почему-то теперь Блэку казалось, что он явственно видит, как слизеринцы избивают Джеймса в пустом внутреннем дворе школы. Почему его, Сириуса, тогда не было рядом с другом? Вместе они бы отбились, и слизеринцы сами пожалели бы, что связались с ними, а то и вовсе не посмели бы лезть в драку.
Но Сириуса там не было. Не было рядом с лучшим другом, когда он был так ему нужен. И теперь Джеймс в больничном крыле, а Бродяга лежит на своей кровати и мучается не то желанием отомстить за друга, не то чувством вины перед ним.

Целый день Сириус искал возможности сцепиться с Мальсибером и его дружками, но случая, как назло, не подворачивалось. Совместных уроков у них не было, и Блэк готов был затеять драку прямо посреди многолюдного коридора. Несколько раз Бродяга порывался двинуться за слизеринцами, но те как-то быстро терялись в толпе, что только усиливало раздражение и без того взвинченного Сириуса. Масло в огонь подливали и укоризненные взгляды Лунатика, которые тот бросал на друга, собирающегося подраться на глазах у всех.
-Что ты на меня так смотришь?! - не вытерпел Бродяга. - Как будто сам не хочешь отомстить за Джеймса!
-Хочу, - сдержанно отвечал Римус. - Но я не думаю, что стоит это делать здесь и сейчас.
-Почему это? - вскинулся Сириус.
-Потому что я хочу хорошенько отделать этих подонков, а если начать драться там, где много людей, то нас просто растащат и они не получат по заслугам, - сказал Римус.

После уроков Сириус, Римус и Питер навестили Джеймса. Ему стало лучше, хотя он по-прежнему был бледен и хмур. Говорил, что заходила МакГонагалл, выпытывала у него имена нападавших, но он продолжал упираться, отвечая, что не видел их.
-Может быть, тебе лучше сказать? - предложил Питер, непонимавший упрямства Джеймса.
-Нет, - отрезал Поттер и поджал губы.
-Ладно, девочки, не ссорьтесь, - фыркнул Сириус.
-Да пошёл ты, Бродяга, - буркнул Джеймс.
-Не дождёшься от вас благодарности, господин Сохатый, - театрально вздохнув, сказал Блэк. - Я ради вас, можно сказать, рисковал своей репутацией честного человека, а вы меня посылаете. Нехорошо это. Не по-товарищески, - и Сириус вытащил из кармана брюк маленький золотой шарик и протянул его Джеймсу на открытой ладони.
Поттер тут же расплылся в улыбке, проворно схватил снитч и начал вертеть его в руках как нечто чудное и родное.
-Спасибо, Бродяга, - довольным голосом сказал Джеймс, настроение которого заметно улучшилось.
-Чем бы дитя ни тешилось... - начал Римус.
-...Лишь бы не плакало, - закончил Сириус.
-Что-нибудь интересное произошло, пока я тут валяюсь? -спросил Джеймс, зажав снитч в кулаке и посмотрев на друзей.
-Ничего, - пожал плечами Блэк.
-Разве что сегодня на зельеварении у Фрэнка взорвался котёл, - сказал Римус, улыбнувшись.
-А Слизнорт до того перепугался, что решил всех эвакуировать, - продолжил Питер.
-Видно, подумал, что на школу напали, - уже без улыбки сказал Лунатик.
-Ясно... - сказал Джеймс таким тоном, что всем стало понятно, что эти рассказы ему неинтересны. - А что Лили? Она спрашивала обо мне?
-Сдаётся мне, в твоём голосе звучит надежда, - подколол Сириус. - А ты ведь так не хотел, чтобы она узнала, где ты.
-Я и сейчас не хочу, - насупился Поттер. - И всё же... она...
-Волнуется, - сжалился над бедным влюблённым Римус. - Постоянно пытается узнать у нас, что с тобой.
-Но мы держим оборону, - заверил Питер. - И ничего ей не говорим.
-Не думаю, правда, что в этом есть хоть капля здравого смысла, - заметил Люпин.
-Ну ладно тебе, - проворчал Поттер, и друзья сменили тему.
Ещё около получаса Сириус, Римус и Питер разговорами и шутками скрашивали одинокое пребывание Джеймса в больничном крыле. Потом пришла мадам Помфри и, сказав, что мистеру Поттеру нужен покой, выставила троих Мародёров за дверь.
Гриффиндорцы двинулись по пустому коридору и, завернув за угол, столкнулись с двумя студентами. Сириус поднял глаза. Перед ними стояли Мальсибер и Эйвери.
Это была удача. Да, несомненно, это была удача. Лучшей возможности отделать слизеринцев и придумать было нельзя.
Сириус выхватил волшебную палочку...

На территорию Хогвартса опустились вечерние сумерки. В больничном крыле было тихо и тепло. Мадам Помфри едва слышно звенела какими-то склянками в своём кабинете. За ширмой Джеймс играл снитчем. Ему было тоскливо и скучно. После того, как друзья ушли, мадам Помфри дала ему зелье, и он проспал несколько часов. Друзья больше не заходили, и единственным его развлечением был маленький золотой шарик, который он то отпускал, то ловил, хотя и не так проворно, как если бы был здоров.
Дверь больничного крыла открылась, послышались шаги. Джеймс не обратил внимания.
-Поппи...
Поттер повернул голову в сторону двери. Из-за ширмы он не мог ничего видеть, но был уверен, что слышал голос Слизнорта, тихий и какой-то подавленный.
-Гораций?.. - до Джеймса донёсся негромкий голос мадам Помфри; видимо, целительница вышла из своего кабинета. - Ну что?..
Слизнорт начал что-то рассказывать волшебнице, но говорил так тихо, что Джеймс не разобрал ни слова. Поттер весь обратился в слух и через пару минут услышал такие слова:
-...Нет-нет, Поппи, ничего серьёзного... - голос Слизнорта дрогнул. - Но мне бы очень не хотелось, чтобы всё это дошло до их родителей...
Джеймс напрягся.
Мадам Помфри что-то еле слышно отвечала декану Слизерина. Сохатый уже потерял надежду что-либо разобрать, как вдруг отчётливо услышал слова целительницы, заставившие его чуть не подпрыгнуть на кровати:
-...Почему же во всём обвиняют эти троих гриффиндорцев? Как же их фамилии... Ах, да! Блэк, Люпин и Петтигрю. Такие славные ребята. Они сегодня заходили к своему другу Джеймсу Поттеру. Он лежит вон за той ширмой... Я не понимаю... зачем им было драться с этими вашими Мальсибером и Эйвери?
Джеймс едва не поперхнулся, услышав эти слова. Чёрт, Бродяга, Лунатик, Хвост! Куда вы успели вляпаться?!
-Я тоже ни за что не подумал бы на них... - неуверенно отвечал Слизнорт. - Но есть свидетель.
-Кто же?
-Мистер Северус Снегг, - сказал декан Слизерина. - Однокурсник и друг Эйвери и Мальсибера. Он утверждает, что Блэк, Люпин и Петтигрю устроили драку прямо посреди коридора. Причем недалеко от больничного крыла.
-Но из-за чего?
-Вот этого я, право, не знаю... - вздохнув, ответил декан Слизерина.
У Джеймса похолодело внутри. Послышались причитания мадам Помфри.
-А что будет с Блэком, Люпином и Петтигрю?.. - спросила целительница.
-Пока неизвестно, - сказал Слизнорт. - Сейчас профессор МакГонагалл отведёт их к директору. Я тоже должен быть там... Я и мистер Снегг. Я лишь хотел сказать вам, что Мальсибер и Эйвери в удовлетворительном состоянии... - произнёс декан Слизерина и, помолчав, добавил: - К слову сказать, сами они отказались что-либо рассказывать мне о своих ссадинах и синяках, а вот мистер Снегг... Что ж, Поппи, я пойду, меня ждёт Альбус.
Снова раздались шаги, скрипнула дверь, и в больничном крыле воцарилась тишина. И в этой давящей тишине взволнованный Джеймс остервенело рылся в прикроватной тумбочке, отыскивая Карту Мародёров и свою волшебную палочку.
-Снегг... сукин ты сын... - бормотал Поттер, бегло просматривая Карту.
Вот из гостиной Гриффиндора вышли Сириус, Римус и Питер в сопровождении МакГонагалл. Вот Слизнорт не спеша идёт по коридору первого этажа в сторону лестниц. А где же Снегг? Где этот маленький паршивый змеёныш?..
Джеймс начал нервничать. Он знал, что друзьям не впервой было драться и не впервой получать за это наказание, но что-то подсказывало Сохатому, что участие в этом деле Снегга едва ли приведёт к хорошему концу. Зная его ненависть к Мародёрам, Джеймс чувствовал, что слизеринец мог наплести что угодно, ведь он так страстно желал их исключения...
Внезапно взгляд Поттера остановился на точке, медленно двигающейся по коридору первого этажа, недалеко от больничного крыла. Джеймс нахмурился. В том, что Северус Снегг направлялся в кабинет директора, не было никаких сомнений. И Сохатый собирался во что бы то ни стало его остановить.
...Джеймс направлялся туда, где, как он ожидал, должен был встретить Снегга. В правом боку саднило, и Поттер иногда морщился от боли. Ему удалось незаметно выскользнуть из больничного крыла, и, хотя он был преисполнен решимости, вид у него был не самый устрашающий: синий халат, одетый поверх больничной пижамы, и такого же цвета тапочки.
Поттер свернул в следующий коридор, в конце которого мелькнула длинная школьная мантия.
-Эй, Снегг! - крикнул Джеймс и ускорил шаг.
Человек впереди обернулся. В неярком свете факелов Поттер увидел, как дёрнулась бледная щека слизеринца. Снегг остановился и сунул правую руку в карман мантии и сжал в кулаке волшебную палочку. Свою Джеймс уже давно держал в руке. Его шаги гулко отдавались от каменных стен пустого коридора. Сейчас Сохатый радовался, что никого нет и никто им не помешает. Он ещё не знал, что их встреча наедине может очень плохо закончится.
Джеймс остановился метрах в десяти от Снегга. Тот следил за ним взглядом, и в глубине его чёрных глаз горела холодная ненависть, смешанная с каким-то жутковатым гневом, которого Сохатый, к несчастью, пока не замечал.
-Что, Поттер, уже поправился? - язвительно спросил слизеринец. - Видок у тебя... не сказать, чтобы очень...
-Всё равно лучше, чем у тебя, - холодно сказал Джеймс. - И куда, позволь спросить, ты направляешься? Уж не к Дамблдору ли?
-А-а, испугался за своих дружков, - довольно протянул Снегг. - Ну, так они получат, что заслужили.
Джеймс вдруг отрывисто рассмеялся. Снегг молча смотрел на него, и ни один мускул не дрогнул на его худом лице.
-Да ладно тебе, Снегг, - перестав смеяться, сказал Джеймс. - Предположим, меня ты ненавидишь лютой ненавистью... и тому есть причина. Но Сириус, Римус и Питер... они же ни при чём. Ведь ты же ненавидешь меня не из-за издевательств, не из-за грязных подштанников, которые увидела вся школа, - Сохатый взглянул Снеггу прямо в глаза. - Ты ненавидешь меня из-за Лили. Из-за того, что она выбрала меня.
Казалось, Снегг побледнел ещё больше и стал вдруг похож на живого мертвеца, на белом, как мел, лице которого блестели два чёрных омута, в котором плескались ненависть, презрение. И боль. Бездна боли, которую Джеймс не смог разглядеть.
-Скоро Лили увидит, что ты не тот человек, который должен быть рядом с ней, - сказал слизеринец. - Скоро она поймёт, что ты не любишь никого, кроме себя...
-А ты её любил?! - выкрикнул Джеймс. - Ты её любил?! Если бы любил, то никогда не посмел бы так оскорбить её... И как она могла столько лет считать тебя своим другом? Ты же просто ничтожество... - выплюнул Поттер.
-Замолчи... - задохнулся Снегг.
-Что, не нравится? - рявкнул Джеймс. - Не нравится слышать правду? Неужели ты думал, что из нас двоих она выберет тебя? Человека, который променял её на тёмные искусства? Человека, который предал её? - Сохатый усмехнулся. - Ты же просто жалок... И как ты мог мечтать о...
Джеймс не успел договорить. Тень безумия мелькнула на лице Снегга. Он резко выбросил вперёд руку с волшебной палочкой, и коридор осветила вспышка ослепительного белого света.

-Джеймс, Джеймс... посмотри на меня... пожалуйста... открой глаза, Джим...
-Элизабет, он что, умрёт?.. - в отчаянии прошептала Мэри.
Элизабет снизу вверх посмотрела на подругу. Макензи стояла на коленях рядом с неподвижно лежащим на каменном полу Поттером. Он был без сознания, очки сбились на сторону, и мертвенная бледность заливала его лицо. Но страшнее всего были жуткие кровавые пятна на его животе и груди: это кровоточили глубокие раны, нанесённые тёмным заклятьем. Макензи приложила два пальца к шее Джеймса, туда, где должна была быть сонная артерия, и нащупала слабый пульс. Рядом стояла Мэри, перепуганная и до ужаса бледная.
-Никто не умрёт, - тихим, но твёрдым голосом сказала Элизабет, поднялась с колен и повернулась в ту сторону, где у окна молча стоял человек в длинной чёрной мантии и наблюдал за происходящим. - Вылечи его, Снегг, - произнесла она, из последних сил держа себя в руках. - Я видела, это ты сделал.
Слизеринец отошёл от окна и сделал два шага в сторону девушек, по-прежнему ничего не говоря.
-Ты не видишь, он умирает! - не выдержала Элизабет, и у неё затряслись руки. - Пульс едва прощупывается! Даже если пытаться донести его до больничного крыла, он не дотянет!..
Голос Элизабет сорвался. Впервые в жизни Макензи чувствовала, что не видит выхода. Близкий друг умирал у неё на руках, и она не могла помочь.
Макензи всегда презирала Снегга. За трусость, за слабость, за низость. Но презрение не могло спасти Джеймса. И что оставалось делать?..
Умолять глубоко презираемого ею человека? Что ж, она будет умолять.
Встать перед ним на колени? Она встанет.
Но Элизабет знала, что это не поможет.
-Если он сейчас умрёт, - сказал Макензи дрожащим голосом, - ты станешь убийцей... тебя отправят в Азкабан, ты это понимаешь?
Снегг по-прежнему молчал. Элизабет вдруг поняла, что остался единственный способ спасти Джеймса.
-Северус... - прошептала Элизабет, впервые называя слизеринца по имени. - Северус, ты знаешь... Лили... ей очень дорог Джеймс... Если с ним что-нибудь случится, она будет страдать. Ведь ты же этого не хочешь, потому что она очень много значит для тебя. Я это знаю, я... я вижу это по твоим глазам... Вылечи его... Сделай это ради неё, ради Лили... Я прошу тебя... Пожалуйста... Северус...
Элизабет поняла, что плачет. Горячие слёзы текли по её щекам. Она вглядывалась в бледное лицо Северуса Снегга и видела, как оно меняется. Она задела его за живое, разбередила неуспевшую зажить рану, которая была, может быть, глубже раны Джеймса и болела куда сильнее. Снегг медленно приблизился к Поттеру, поднял руку с волшебной палочкой и неслышно забормотал заклинания. Раны Джеймса начали затягиваться, однако вылечив гриффиндорца не до конца, слизеринец опустил руку.
-Это ему на память, - сквозь зубы сказал Снегг. - Они не угрожают его никчёмной жизни, не думай, - бросил он Элизабет, взглянув на неё. - Жить будет.
С этими словами Снегг развернулся и пошёл прочь. Элизабет смотрела на его удаляющуюся сутулую спину, молча вытирая ладошками слёзы.
-Северус... - вдруг негромко окликнула Макензи слизеринца.
Снегг обернулся, чуть вскинув брови.
-Я ей ничего скажу... Обещаю.
Снегг не произёс ни слова, но Элизабет показалось, что он едва заметно кивнул, словно в знак благодарности, и скрылся из виду.

Вслед за Мэри Лили влетела в больничное крыло. Пока они бежали, не разбирая дороги, Макдональд пыталась что-то объяснить, но волнение и быстрый бег не позволяли ей этого сделать, и из всего её сбивчивого рассказа Лили явственно услышала лишь два слова: «Элизабет» и «кровь».
-Элизабет!.. - Лили бросилась к подруге, которая сидела на кровати напротив двери, упираясь локтями в колени и положив подбородок на руки. Она казалась уставшей и какой-то потерянной, так что у Лили, и без того испуганной, упало сердце. - Элизабет, пожалуйста, скажи мне, что с Джеймсом... Я тебя очень прошу... Мэри говорит, с ним случилась беда. Какая?.. Где он?.. Здесь?.. Скажи... пожалуйста... Элизабет, не молчи же!
Лили трясло. У неё дрожали губы, лихорадочно блестели глаза. Собственный голос казался ей чужым. Это была истерика.
Элизабет поднялась с кровати, крепко взяла подругу за плечи и, заглянув ей в глаза, на полном серьёзе сказала:
-С Джеймсом уже всё хорошо. Но если ты сейчас не успокоишься, я тебя ударю. Ты поняла? - Макензи чуть встряхнула Лили. - По лицу. Будет больно.
До Эванс дошло не сразу. Сначала она тупо смотрела в тёмно-голубые глаза и переваривала информацию.
-Элизабет, я так испугалась... - слабым голосом прошептала Лили и, уткнувшись в плечо подруги, заплакала.
Макензи молча обняла её и осторожно погладила по голове.
-Зачем ты её привела? - тихо спросила она у Мэри, хмуро глядя на Макдональд, стоявшую у двери.
Мэри закусила губу и, вздохнув, принялась рассматривать свои туфельки.
-Что с ним случилось? - Лили отстранилась и начала вытирать покрасневшее от слёз лицо.
-Я пошла за зельем к мадам Помфри, - начала рассказывать Элизабет. - По дороге встретила Мэри, и мы пошли вместе. Недалеко отсюда в коридоре нашли Джеймса... Он лежал на полу без сознания... и у него были глубокие раны...
Лили в ужасе посмотрела на подругу.
-Сейчас он здесь, вот за той ширмой, - Элизабет указала на ширму в другом конце больничного крыла. - Там сейчас мадам Помфри. Она ему поможет.
Эванс сглотнула.
-На него кто-то напал? - спросила она.
-Скорее всего, да, - ответила Элизабет.
-Кто?
Макензи опустила глаза, и между бровей у неё залегла напряжённая складка.
-Я не знаю, - наконец сказала она. - Мы с Мэри никого там не видели.
Из-за ширмы появилась мадам Помфри. Не дожидаясь расспросов, она сказала:
-С мистером Поттером всё хорошо. Раны я залечила. Правда, могут остаться шрамы, но они почти незаметны. Я дала ему зелье, и он поспит. Ему нужны силы. Два нападения подряд — это ненормально.
-Что значит «два нападения подряд»? - напряглась Лили.
-Это значит, что несколько дней назад мистер Поттер попал сюда после того, как его жестоко избили, а сегодня кто-то применил к нему весьма тёмные чары, - пояснила мадам Помфри.
-Джеймса избили?.. - у Лили похолодело внутри. - Кто?
-Этого я не знаю, - мадам Помфри направилась в свой кабинет. - И тем более мне непонятно, почему он сбежал сегодня из больничного крыла. Конечно, есть вероятность того, что он хотел пойти к профессору Дамблдору.
-К Дамблдору? - удивилась Элизабет? - Зачем?
И целительница пересказала гриффиндоркам их разговор с профессором Слизнортом, упомянув о том, что когда декан Слизерина увидел у своих студентов ссадины, то отправил их к ней. Сами Мальсибер и Эйвери отказались рассказывать, с кем подрались, однако за них это сделал их друг мистер Снегг.
-Сейчас все шестеро должны быть у директора, - подытожила мадам Помфри. - Думаю, когда мистер Поттер направлялся туда, на него совершили нападение.
Лили хватило полминуты, чтобы всё понять.
Три недели назад Джеймс на глазах у всех подрался с Мальсибером. Тот не простил ему унижений и решил его проучить. Поттер оказался в больничном крыле, а его друзья отомстили за него. Всё это видел Северус и рассказал об этом директору. И неизвестно, что он там рассказал! Он слишком сильно ненавидел Мародёров, чтобы упустить такую возможность насолить им. Из-за него простая драка могла превратиться в повод для исключения.
-Мадам Помфри, а кто-нибудь, кроме Снегга, видел эту драку? - спросила Лили у целительницы, поправляющей покрывало на одной из кроватей.
-Насколько мне известно, нет, - ответила волшебница.
Лили закусила губу. У неё родился безумный и совершенно идиотский план.
-Простите, мадам Помфри, а вы случайно не знаете, какой сейчас пароль в кабинете профессора Дамблдора? - задала вопрос Эванс. Элизабет удивлённо посмотрела на подругу, не понимая, к чему та клонит.
- «Медовые ириски», а почему вы спрашиваете?
-Спасибо! - воскликнула Эванс и бросилась к двери.
-Лили! - окликнула её Элизабет.
-Я потом всё объясню! - бросила через плечо гриффиндорка и выскочила из больничного крыла.


Три четверти бесконечности

В эти минуты, когда на территорию Хогвартса, широко расправив тёмные крылья, опускался холодный вечер, можно было подумать, что в кабинете Альбуса Дамблдора, залитом мягким светом множества зажжённых свечей, вершился суд.
Директор сидел за своим столом, положив на него руки, и несомненно походил на мудрого внимательного судью, по правую руку от которого неподвижно стоял, гордо выпрямившись, суровый прокурор в лице профессора МакГонагалл, чьё строгое лицо создавало резкий контраст с тревожной физиономией стоявшего рядом с ней профессора Слизнорта, который, если и претендовал на какую бы то ни было роль в этом судебном процессе, то только на роль скромного слушателя, с беспокойством следящего за ходом дела.
На ковре перед директорским столом стояли семеро студентов: двое справа, трое слева и ещё двое посредине, прямо напротив директора. Те пятеро, что стояли по бокам, застыли в неизменных своих позах и молча ожидали, пока решится их судьба, немилосердно схваченная неумелыми руками двух других, которые выступали не то вроде свидетелей, не то вроде адвокатов. Истцов среди них не было – были только обвиняемые.
-Что ж, мисс Эванс, давайте же подведём итог вашему рассказу. Чтобы не было никаких неясностей и все присутствующие смогли чётко воссоздать себе картину событий, исходя из ваших слов, - сказал профессор Дамблдор, молча вглядываясь в лицо Лили. Та стояла, почти ощущая плечом плечо бывшего друга в дюймах от неё, и чувствовала себя жертвой, безжалостно брошенной на растерзание всем чудовищам мира. – Итак, мисс Эванс, вы утверждаете, что в момент нападения на мистера Эйвери и мистера Мальсибера вы вместе с мистером Блэком, мистером Люпином и мистером Петтигрю мирно прогуливались вдоль Чёрного озёра, из чего следует, что вышеозначенные гриффиндорцы не могли затеять драку ввиду их удаления от места происшествия?
Лили подняла глаза на Дамблдора и в течение всего последующего разговора не опускала их.
-Да, - твёрдо сказала гриффиндорка.
-Однако мистер Снегг утверждает другое, сообщая, что собственными глазами видел участников драки, - продолжал директор. – Вы хотите сказать, что он обознался?
-Да, - последовал такой же короткий ответ.
-Сами участники драки… предполагаемые участники драки, - поправился Дамблдор, - отказываются что бы то ни было говорить по этому поводу. Стало быть, ваше слово, мисс Эванс, против слова мистера Снегга?
-Стало быть, так, - согласилась Лили.
Повисло молчание. В эти томительные минуты Эванс осторожным взглядом обвела собравшихся. Сириус, Римус, Питер, Эйвери и Мальсибер сохраняли спокойствие, не произнося ни слова, не выражая никаких эмоций, словно речь шла вовсе не о них. Никто из профессоров за всё время, что Лили находилась в директорском кабинете, не задал им ни единого вопроса, ничего не сказал, и можно было подумать, что им решительно неинтересно, что там случилось на самом деле, а интересно лишь то, что могут сказать по этому поводу Эванс и Снегг. Всё это здорово походило на комедию абсурда, где у одного были неопровержимые доказательства в виде признания, которое можно было получить с помощью Сыворотки правды (если только директор решился бы на её использование), а у другой – лишь жалкая глупая ложь, которая не могла никого спасти. Единственное, что утешало Лили, было то, что под действием зелья Северус не сможет ничего приукрасить и оговорить Мародёров.
Лили сглотнула и впервые посмотрела на Северуса. Он стоял, заложив руки за спину, и глубокая складка залегла у него между бровей. Эванс подумала, что он хочет казаться взрослым и серьёзным, но даже эта дурацкая поза не могла избавить его от репутации стукача, которую он заработал не только в глазах своих врагов, но и в глазах своих друзей, которые явно не хотели огласки.
Лили вспомнила, как когда-то сказала, что однажды они окажутся по разные стороны баррикад. Сегодня это свершилось. Он хотел причинить вред дорогим ей людям – она хотела их защитить.
Между тем Дамблдор прервал молчание:
-Мисс Эванс, мистер Снегг, выйдите, пожалуйста, в коридор.
Реплика директора была неприлично короткой в этой нескончаемой вязкой череде событий, так что Лили отреагировала не сразу. Казалось, прошёл час, прежде чем она вместе со слизеринцем оказалась в коридоре.
«Мерлин, что там происходит? Что с ними будет? Что ты наплёл директору, Северус, что?!»
Лили безотчётно ходила взад-вперёд вдоль стены, сложив руки на груди, и не замечала, как зловеще внимательно следят за ней два чёрных глаза в полутьме коридора.
-Что, волнуешься за своих дружков? – ехидно поинтересовался Снегг, прерывая лихорадочный поток сознания гриффиндорки.
-Да, они мои друзья и я волнуюсь за них, - с гордостью сказала Лили и, остановившись, посмотрела в лицо Северусу, чуть вздёрнув подбородок.
-Как мило, - с язвительной усмешкой ответил парень. – То ты презираешь эту компашку, то считаешь себя одной из них и отчаянно бросаешься им на выручку. Быстро же у тебя меняется мнение.
-Мне приятно сознавать, думать и слышать от тебя, что я одна из них, - не меняя тона, сказала Лили. – Что до моего мнения, то я не меняю его быстро, Снегг. Тебе ли не знать? Я долго верила в лучшую часть тебя, пока ты окончательно не уничтожил эту веру. Но теперь я представляю, на что ты способен…
Лили покачала головой и отвернулась.
-Поверь, не представляешь… - сквозь зубы, выговорил Снегг.
Эванс вздрогнула. Казалось, чья-то холодная рука прикоснулась к её спине и медленно продвигалась к беззащитной нежной шее. Гриффиндорка обернулась.
Зелёные глаза встретились с чёрными. Лили невольно вздрогнула. Что-то страшное творилось в душе Северуса Снегга.
Вдруг мгновенное, как молния, осознание отразилось на её лице. Пятый курс, порез на щеке Джеймса, кровь на его мантии… Седьмой курс, тонкий шрам на этой щеке, кровавые раны, слова мадам Помфри о шрамах…
-Это ты!.. – задохнувшись, громким шёпотом вымолвила Лили. – Ты едва не убил его! Боже!.. – вздох отчаяния вырвался из её груди.
Она закрыла лицо руками, ноги не слушались. Ей показалось, что она неправдоподобно медленно, словно во сне, опускается на пол. Чьи-то руки схватили её с обеих сторон повыше локтя и удержали. Она убрала руки от лица, но больше ничего не видела, кроме расплывающихся очертаний коридора. Горячие слёзы хлынули из глаз, и она безвольно, словно подчиняясь всем на свете несправедливостям, уронила голову на грудь. Чудилось, будто силы совсем оставили её маленькое, казавшееся сейчас особенно хрупким тельце. Кто-то всё ещё поддерживал её и, должно быть, заставлял идти.
Лили не помнила, как очутилась в спальне девочек. Она сидела на своей кровати, бережно укрытая чьими-то заботливыми руками тёплым пледом. Её трясло. Кто-то держал её за руку и ласково гладил по плечу. Лили подняла голову и встретилась взглядом с тёмно-голубыми глазами.
-Северус хотел убить Джеймса, - сказала Лили, не сознавая, что повторяет это в четвёртый раз. – Почему ты молчишь? Ты не понимаешь? Северус хотел убить Дж…
-Я знаю, - перебила Элизабет.
-То есть как… - озадаченно пробормотала Лили. Эта новая для неё информация, казалось, вывела её из оцепенения, в которое повергли её новое несчастье и крушение слабых надежд. – Но ты же сказала…
-Я солгала, - честно призналась Макензи.
-Зачем? – совсем сбитая с толку, спросила Эванс севшим голосом.
Подруга вздохнула и принялась за свой невесёлый рассказ. Оканчивая его, она сказала:
-Я презираю Снегга и в то же время жалею его. Особенно теперь. Он страдает, Лили, о, если бы ты знала, как он страдает!.. Он совершает ужасные поступки, а за всем этим стоят две вещи: страдание… и любовь к тебе, - Элизабет сглотнула. – И эти две вещи не существуют в его душе отдельно друг от друга, только вместе, всегда вместе… Каким бы отвратительным не был его поступок, он причинил бы ему новые мучения, если бы ты только узнала о нём…
-И поэтому ты не сказала мне правды?! – неожиданно вспылив, воскликнула Лили и вскочила с постели. – Ты пожалела его!.. А меня ты не пожалела, а Джеймса?! Элизабет, что с тобой творится? Что за глупости ты говоришь? Какая любовь?! Он… он предал меня, предал нашу дружбу, он хочет стать Пожирателем смерти! Почему ты выдумываешь всякую ерунду, а очевидного не замечаешь?
-Но это так же очевидно, как и… - попыталась возражать Макензи.
-Прекрати! – оборвала её Лили, направляясь к двери. – Я больше не хочу это слушать. Ты проявляешь милосердие не к тому человеку, Элизабет!..
С этими словами Лили покинула комнату и двинулась в сторону ванной. Там она включила воду на полную мощность, оперлась руками о раковину и, приблизив своё лицо к зеркалу, уставилась на своё отражение. Несчастная, злая, растрёпанная девушка с заплаканным лицом и красными глазами взирала на неё из зазеркалья. Ощущение, что всё это действительно происходит на самом деле, окончательно покинуло Лили. Ужасная боль прошила грудь, словно бы кровожадный палач в тесной пыточной сдавил ей грудную клетку огромными стальными щипцами. В глазах предательски защипало, Лили всхлипнула и бессильно опустилась на краешек ванной.
Она не знала, сколько просидела так с опущенной головой и свалившимися на лицо волосами, прежде чем кто-то родной сел рядом и заключил её в свои объятья.
-Прости, что накричала, - пробормотала Лили, сопя и стараясь ладошкой вытереть слёзы.
-Ничего, - ответила Элизабет, осторожно отстраняя её от себя и заглядывая ей в глаза. – Наверное, ты права: я глупо поступила. Не знаю, что на меня нашло. Но было что-то в его лице… - девушка поморщилась.
-Мне страшно, Элизабет, - вдруг прошептала Лили, и в глазах подруги Макензи увидела отчаяние и какое-то неизбывное страдание. - Он... он не видит, что у него под ногами пропасть. Он думает, что перед ним появится мост, по которому он сможет спокойно перейти через все смерти, через все загубленные судьбы, не принеся вред своей душе... Но стоит ему сделать шаг, и он ухнет в бездну, где только тьма и нет света... И я не смогу протянуть ему руку... ведь он уже однажды отпустил её...
-Послушай меня, - сказала Элизабет, и Лили увидела в глазах подруги те свет и тепло, которые всегда успокаивали и поддерживали её. – Ты ничего не можешь изменить, ты должна это понять. Северус – это часть твоего прошлого, и ты не в силах вырвать его оттуда. Ты можешь сохранить любовь к воспоминанию, но это большее, на что ты способна. Поэтому ради себя самой, пожалуйста, оставь это воспоминание там, где ему место. В прошлом, в своей душе, но не пытайся оживить его. Живи настоящим. А твоё настоящее – это семья, друзья и… и Джеймс. Он тебя не оставит, никогда, вот увидишь. Научись доверять ему так же, как когда-то доверяла Северусу, а лучше – чуточку больше. Знаю, как тебе сложно. Тебе кажется, что это просто слова, но я всего лишь хочу помочь тебе… я больше не знаю как. Это всё, что я могу для тебя сделать.
Несколько секунд Лили вглядывалась в тёмно-голубые глаза напротив. Откуда у этой девчонки столько мудрости и доброты? Откуда она берёт столько самообладания и терпения? И главное: чем Лили заслужила такого друга.
-Я люблю тебя, - прошептала Эванс, уткнувшись в плечо Элизабет, и умиротворённо закрыла глаза, услышав: «Я тебя тоже».

***

Когда слизеринцы в сопровождении профессора Слизнорта покинули директорский кабинет, Дамблдор со вздохом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Профессор Макгонагалл опустилась на стул перед его столом.
-Эти дети, Минерва, все эти дети ещё сыграют свою роль в этой войне, - сказал Дамблдор и взглянул на декана Гриффиндора.
-На их долю выпало нелёгкое испытание выбором в столь юном возрасте, - заметила Макгонгалл, потом спросила: - Ты хочешь, чтобы мои дети вступили в Орден после окончания школы?
-Я хочу, чтобы они поступили так, как сами хотят.
-Но ты всё же предложишь им это?
-Без сомнения, - ответил директор. – А пока… пока, Минерва, мне хочется, чтобы они наслаждались жизнью. Сегодня мы невольно подглядели тайные движения душ каждого из этих ребят. И они мне о многом сказали. Я видел жестокую борьбу с собой в глазах одного, непоколебимую твёрдость – в глазах другого, отчаянное желание защитить близкого – в глазах третьего… Это далеко не всё. Но самое главное, Минерва, самое главное – это то, что мы сейчас являемся свидетелями того, как под древними сводами этого замка расцветает любовь. На такую любовь способны только сильные натуры, только благородные сердца способны на столь высокие порывы… - Дамблдор покачал головой. – Члены Ордена погибают каждый день, Минерва, и среди них столько красивых смелых молодых мужчин и женщин. Да, Минерва, я хочу, чтобы они вступили в Орден, но это будет потом, а сейчас я хочу, чтобы они наслаждались жизнью, ибо я знаю, что ждёт их впереди…

***
Полночь недовольно хмурилась тёмными тучами за окном, пока в гостиной Гриффиндора уютно потрескивал огонь и несколько свечей освещали островок у камина, где в креслах и на ковре дружно расположились пятеро друзей. После рассказа, который, как паззл, сложился из того, что знал каждый из них об этой истории, воцарилось молчание. Все были заняты своими мыслями, однако никто не ощущал более гнетущей атмосферы недосказанности. Казалось, наступило наконец то хрупкое умиротворение, какое возможно после долгих волнений, словно кто-то дал ребятам обезболивающее и оно мигом подействовало на их истрёпанные нервы и разбитые чувства.
-Я разотру Снегга в порошок, - низким грудным голосом Сириус прервал молчание.
Лили подняла на него взгляд. Зрачки Блэка возбуждённо и яростно блестели в полутьме комнаты. Бродяга говорил ещё кучу ужасных вещей, от которых Эванс начало мутить. Она никогда не думала, что Блэк может быть настолько жестоким. Но самое страшное заключалось в том, что он, кажется, и в самом деле был на это способен. Впрочем, его характер вкупе с тем, что Джеймс и его родители заменили ему семью, объясняли многое. Но Лили не знала всех подробностей, и слова Сириуса отдавались в её ушах жутким эхом недавно пережитых страшных событий.
-Сириус, перестань, - не выдержав, прервала Эванс парня. – Никто больше не будет ни на кого нападать.
-Ты что, опять его защищаешь?! – не веря своим ушам, прорычал Бродяга.
-Я вас защищаю, - возразила Лили и почувствовала, как кровь ни с того ни с сего прилила к щекам, - и Джеймса. Если вы сцепитесь со Снеггом, он решит вам отомстить, потом вы ему, и опять всё сначала… Это никогда не закончится. Я не меньше вашего зла на слизеринцев, но я понимаю, что сейчас прежде всего надо думать о здоровье Джеймса. Ему будет сложно поправиться, если он будет постоянно думать о том, что слизеринцы устроили вам новую западню. Вспомни, ведь он напоролся на Снегга, отправившись на помощь вам…
-То есть, ты нас винишь в том, что с ним случилось? – всё больше раздражаясь, выговорил Блэк.
-Нет же, - Лили поняла, что сказала лишнее, и попыталась оправдаться. – Я имела в виду совсем не это, а то, что он переживает за вас…
-Да нет, ты именно это и имела в виду, - не унимался Сириус.
-Бродяга, успокойся, - встрял Римус, вмешательства которого так не хватало в накалявшейся атмосфере. – Лили права. Хватит вражды. Устроим временное перемирие. Я бы сам с удовольствием размазал Снегга по стенке, но сейчас не лучшее время. Надо перестать заниматься выяснением отношений хотя бы до тех пор, пока Джеймс совсем не оправится.
-Чтобы потом вместе с ним вчетвером придушить Нюниуса? – скептически поинтересовался Сириус.
Римус обречённо вздохнул. Сложно было убедить друга не лезть на рожон, когда он сам при всей своей рассудительности не мог простить слизеринцу покушения на убийство Джеймса.
Воцарилось молчание. Наконец Сириус, недовольно поёрзав в своём кресле, хмуро пробурчал:
-Ладно, я отложу расчленение Нюниуса, - и быстро добавил: - Но только до выздоровления Джеймса.
-Ты очень великодушен, - облегчённо улыбнулся Римус, похлопав Бродягу по плечу.
-Это Эванс на меня плохо влияет, - покосившись на девушку, буркнул Блэк.
-Тем более Дамблдор сказал, что следующая драка для нас плохо закончится, - заметил Питер.
-Этот аргумент стоило бы привести первым, - хмыкнула Элизабет.
-Повезло, что Дамблдор так спокойно отнёсся к вашей выходке, - сказала Лили.
-Мы просто его любимчики, - ухмыльнулся Сириус, привычным движением головы отбрасывая волосы со лба. – И особенно Джеймс.
-А вот слизеринцам влетело, думаю, - сказал Питер.
-И поделом, - отозвался Лунатик. – Директор оставил их у себя, когда закончил с нами. Нас отпустили, а им, верно, устроили хорошую взбучку.
-Но круче всех сегодня была Эванс, - с улыбкой заметил Сириус, взглянув на Лили; казалось, он сменил гнев на милость. – Это было… эм… неожиданно.
-Зачем ты это сделала? – спросил Римус.
-Я догадалась, что Снегг может сказать больше, чем видел на самом деле, и решила помочь, разве не понятно? – Лили пожала плечами и грустно добавила: – Раз уж Джеймс не смог…
-Нет, у меня в голове не укладывается, - вмешалась Элизабет. – Ты ворвалась в директорский кабинет, наплела какую-то чушь про прогулку и думала, что тебе поверят? Ну, ты даёшь, - усмехнулась девушка.
-Это первое, что пришло в голову, - насупилась Эванс.
-Лил, ты ж самая умная в классе. Я думала, ты придумаешь что-нибудь пооригинальнее, - сказала Макензи. – Ну там… подорвёшь горгулью возле кабинета Дамблдора, изобразишь приступ эпилепсии… или на худой конец ворвёшься в школу верхом на драконе.
-Где бы я тебе взяла так быстро дракона?! – воскликнула Лили.
Все покатились со смеху.
-Просто это было бы эффектно, - развела руками Элизабет.
-Нет, вообще идея хорошая, - Лили с видом мыслителя потёрла подбородок. – В следующий раз так и сделаем. Только дракона надо подготовить заранее.
Снова раздался дружный хохот. Лили оглядела сидящих рядом с ней. Все эти лица были такими родными, и, казалось, они всю жизнь так и сидели одни в пустой гостиной, смеялись и просто говорили друг с другом. Только одного и не хватало им всем сейчас…
-Надеюсь, следующего раза не будет, - возразил Питер. – Джеймсу итак досталось.
-Кстати… - Лили нахмурилась, вдруг что-то вспомнив. – Вы сказали, что слизеринцы избили Джеймса, потому что хотели отомстить за тот случай в холле.
-Верно, - подтвердил Римус, начиная понимать, к чему клонит девушка.
-Если бы Джеймс не набросился на Мальсибера, ничего бы этого не было, - продолжала Эванс.
-Ты потрясающе догадлива, - подколол Сириус, пытаясь отвлечь её внимание и направить разговор в другое русло. – Мне нравится, как ты выстраиваешь причинно-следственные связи.
-Но вы не сказали, почему Джеймс это сделал. Что это была за причина, что он пришёл в такую ярость? Всё из-за той надписи? – Лили посмотрела на троих парней и, увидев их растерянные лица, спросила с сомнением: - Или нет?..
Ребята переглянулись. Про мерзкие слова Мальсибера о Лили, которые вывели из себя Джеймса, они действительно не сказали. Но теперь девчонка застала их врасплох и надо было что-то отвечать.
-Знаешь, Лили, - протянул Римус. – Давай-ка Джеймс сам тебе об этом расскажет.
-Да-да, точно! – с воодушевлением подхватил Бродяга. – Он страх как любит всякие истории рассказывать!.. А тут такая передряга, мы же не можем всё рассказать и ничего ему не оставить. Это ж нечестно!
-А то он ещё обидится! – присовокупил Питер. – Обиженный Джеймс – это просто ужас какой-то, если честно!..
Лили и Элизабет посмотрели друг на друга. Ребята опять темнили, но выколачивать из них признание не было ни сил, ни времени, ни особого желания. Лили решила, что на сегодня с неё хватит приключений, и предложила пойти спать. Девушки первыми поднялись из кресел, парни последовали их примеру.
-Отличная идея! – всё также восторженно воскликнул Питер. – Все идём спать, обожаю спать!
Сириус пихнул его локтём под рёбра.
-Заткнись, Хвост, пора выходить из образа, - прошипел Бродяга.
-Понял, понял, - пролепетал Петтигрю.
Лили и Элизабет обернулись, удивлённо глядя на Сириуса, который тотчас крепко обнял Питера одной рукой и, невинно хлопая глазами, наклеил на лицо самую широкую улыбку, на какую только был способен. Девчонки дружно вскинули брови, Римус за спиной у Бродяги прикрыл глаза ладонью, после чего все наконец отправились спать.

Джеймса мучили кошмары. Ему снилось что-то крупное и черное, похожее на большую летучую мышь, которая беспорядочно носилась по воздуху, металась, то взмывала вверх, то камнем падала ввысь. Периодически слышался звук вдребезги разбиваемого стекла и чьи-то неясные крики. Поттер иногда различал слова «трус» и «предатель», но общего смысла уловить не мог. Его раздражала эта дурацкая тень, и почему-то всё время казалось, что она хочет унести куда-то в темноту что-то тёплое и доброе, что билось в груди у Джеймса. Сохатый отчаянно сопротивлялся, дёргался, тяжело дышал, но не в силах был сразиться с летучей мышью: его словно приковали тяжёлыми цепями к каменной стене тёмного подвала. Вдруг он почувствовал жжение в груди. Оно всё усиливалось, разгоралось и наконец стало невыносимым. Его сердце будто превратилось в сгусток обжигающего пламени, которое светило ярче и ярче с каждой минутой. И тьма отступила.
Джеймс открыл глаза. Он по-прежнему был в больничном крыле, но вместо сумерек, в которые он покинул это место, чтобы догнать Снегга, теперь в окно заглядывал хмурый ноябрьский день.
Кто-то подал ему очки. Джеймс кончиками пальцев ощутил чью-то нежную кожу, напялил очки.
Он не верил своим глазам. Должно быть, он всё ещё спит. Или у него галлюцинации.
-Привет, - тихо поздоровалась галлюцинация, улыбнувшись кончиками губ.
-Привет, - хрипло ответил Поттер, во все глаза глядя на сидевшую на краешке его кровати девушку. Чувство реальности постепенно возвращалось к нему. Он уже думал (или больше надеялся), что всё это взаправду. – Что ты здесь делаешь?
-Жду, когда ты поправишься, - ответила Лили.
-Это очень… кхм… - Джеймс кашлянул, пытаясь придать голосу больше мужественности, - мило.
-Я так не думаю, - возразила гриффиндорка, лукаво прищурившись.
-Почему?
-Потому что когда ты поправишься, Джеймс Поттер, я здорово поколочу тебя за то, что скрывал от меня правду, - сказала Лили.
-Ты?.. Меня?.. – Джеймс готов был поверить, что она и правда его поколотит. – Я не хотел тебя волновать, - честно признался он.
-Дурак ты, Поттер, - отмахнулась девушка, чуть склонив голову набок.
-Да я знаю… - покорно отозвался Сохатый.
Подошла мадам Помфри. Пока она возилась с Джеймсом, Лили вышла из-за ширмы, чтобы не мешать. Когда целительница закончила, Эванс вернулась к Поттеру, вздохнула, собираясь с силами, и рассказала ему о том, что случилось уже без его участия.
-Я от тебя не ожидал, - сказал Джеймс с ноткой уважения в голосе. Он, конечно, понимал, как глупо всё выглядело и что это ни за что бы ни сработало, но его больше заботило не качество выполнения поставленной задачи, а то, что Лили так отчаянно, не задумываясь бросилась на выручку его друзьям.
Лили улыбнулась.
-Всё теперь будет хорошо, вот увидишь, - Лили поправила одеяло и взяла Джеймса за руку.
Следующие две недели, что Джеймс был вынужден провести в больничном крыле до полного своего выздоровления, Лили была с ним. Она проводила почти всё свободное время у его постели. По большей части они просто разговаривали на разные темы, не замечая, как летят минуты за больничной ширмой. Правда, Джеймс быстро уставал и мог заснуть, не дослушав девушку, из-за чего жутко на себя злился. Когда Лили замечала, как мерно вздымается его грудь в бинтах, как разглаживаются складки морщин на его лбу, она тихо улыбалась, сама не зная чему, поправляла одеяло, смотрела на него спящего ещё несколько минут, а потом бесшумно исчезала. Однажды, когда Джеймс вот так отключился, Лили по обыкновению ещё недолго оставалась с ним, а затем, вдруг поддавшись внезапному порыву, наклонилась к нему и осторожно прижалась губами к его щеке. Отстранившись, она увидела, что Джеймс всё так же безмятежно спит, и не знала, почувствовал ли он прикосновение её губ.
Разумеется, и Мародёры не оставляли своего друга. Стоило им появиться в крыле, как о покое и отдыхе можно было забыть. Сириус фонтанировал шутками и историями, Римус тщетно пытался его утихомирить, а Питер смеялся и пожимал плечами, когда Лили бросала на троицу строгие взгляды. В общем, парни умели наделать шороху в обители медицины, за что часто были оттуда изгоняемы мадам Помфри с обещанием больше не пускать их к больному.
Джеймс иногда жаловался на то, что скоро двинет копыта от больничной еды. В целом, она не была так уж плоха, но Поттер, как скоро выяснила Лили, оказался сладкоежкой и вообще большим любителем всего вкусненького, так что когда Сохатый в очередной раз морщился, поглядывая на поднос с принесённой едой, Римусу, Лили и Элизабет ничего не оставалось делать, как только идти к эльфам на кухню, которые, узнав для кого предназначается провиант, желали Джеймсу скорейшего выздоровления и тащили столько еды, что втроём унести её было решительно невозможно.
Иногда Лили пыталась заниматься с Джеймсом, чтобы он не сильно отстал по программе. Поттер безбожно симулировал. Эванс всего-навсего читала ему учебники вслух или рассказывала что-нибудь сама, но и этого Поттер не мог вынести, каждый раз, только завидев фолиант в её руках, начиная притворяться страдающим от головной боли, тошноты, усталости… И скоро Лили оставила попытки заниматься его образованием.
В первое время Джеймс протестовал, говорил, что Лили не должна тратить на него столько времени, что с ним не надо сидеть сутками и что он вообще отлично себя чувствует, при этом ловя себя на мысли, что, если она действительно перестанет приходить, он бесславно помрёт в одиночестве. Лили не обращала на эти тирады никакого внимания.
О случившемся Лили и Джеймс не говорили. Эванс помнила, какой вопрос хотела задать Поттеру, но решила оставить его до лучших времён.
Когда Сохатому стало лучше и он уже не мог напугать своим мертвенно бледным лицом остальных пациентов, он попросил убрать ширму, сказав, что «ему смертельно надоела эту штуковина, отгораживающая его от мира».
Однажды вечером, когда уже нужно было уходить из крыла, Сириус вдруг обернулся у самой двери, бросив взгляд на прощающихся до завтрашнего дня Лили и Джеймса. Что-то ёкнуло в груди у Бродяги. Он не мог понять и объяснить самому себе, что такого особенного творится вокруг этой парочки. Но он чувствовал. Он чувствовал огромную тайну мира, которая словно бы искрилась золотом вокруг них двоих, как надёжный щит, оберегающий от зла. Он чувствовал… магию.
«У меня едет крыша», - решил Сириус, тряхнув головой.
Но ещё он решил, что эту тайну надо охранять. И не только Лили и Джеймсу – им всем. Всем, кто любит этих двоих: ему, Римусу, Питеру и Элизабет. Они должны были защитить то хрупкое, что в эти тёмные времена связало их друзей, потому что это уже стало частью их самих.

-Мисс Эванс, вы забыли свою книгу на соседней кровати.
Это случилось спустя неделю после того, как Лили узнала правду. Придя немного раньше обычного, она застала мадам Помфри дающей Джеймсу лекарства. Нужно было подождать. Эванс опустилась на соседнюю кровать, вынула из сумки книгу и погрузилась в чтение, а, когда подошла к Поттеру, забыла взять свою книжку. Целительница напомнила девушке об этом.
-Спасибо, мадам Помфри, - Лили забрала книгу и вернулась к Джеймсу.
-Что читаешь? – поинтересовался Сохатый.
-«Собор Парижской Богоматери».
-Магловская литература?
Лили кивнула.
-Очень интересно, - сказала она.
-Ну, так почитай, раз интересно, - улыбнулся Джеймс. Лили запротестовала. – Да ладно тебе, со мной же не надо нянчиться. Можешь вслух, если хочешь.
Гриффиндорка уступила. Надо отдать Поттеру должное: первые десять минут он честно слушал и даже пытался вникать, хотя мало что понял, кроме того, что какой-то чокнутый священник полюбил девушку и это окончательно и бесповоротно снесло ему башню. Впрочем, на этом интерес к литературе маглов у Поттера иссяк, и он задумался о своём.
«Мам, пап, я так скучаю по вам. Иногда так хочется поговорить с вами. Но, может, вы меня слышите?.. Знаете, со мной что-то странное творится. Честное слово, никогда такого прежде не было. Весь мир с ног на голову стал, словно меня крепко приложило бладжером по голове… Да что я объясняю, вы-то знаете, о чём я, верно? С вами то же самое было, да?..».
Лили продолжала читать:
-«…Увы, девушка, то была ты! Изумлённый, опьянённый, очарованный, я дал себе волю глядеть на тебя…».
«Помню, как впервые увидел её. И потом, снова и снова… Она почти всегда была рядом, но ничего не происходило, но однажды… Это странно… Что-то произошло со мной и больше не отпустило, только росло, изменялось, становилось чем-то особенным. Это называется… любовью? Да, я помню, как пятнадцатилетним балбесом до умопомрачения спорил с Сириусом, говорил, что люблю Лили по-настоящему, а Бродяга твердил, что я не понимаю, что это значит. Он был чертовски прав. Я не понимал и не знал, о чём говорю. Да и сейчас не знаю, только…чувствую, что ли…».
-«…Именно тогда-то я и пугал тебя при встречах. Заговор, который я умышлял против тебя, гроза, которую я собрал над твоей головой, давала о себе знать угрозами и вспышками…».
«Пап, ведь ты всегда оберегал маму?.. Или нет, не так… Вы берегли друг друга. Это главное, да? Да, я знаю. Никогда не дам её в обиду. Никому, ни за что. В этом суть».
-«…О, скажи, ты не хочешь меня? В тот день, когда женщина отвергнет такую любовь, как моя, горы должны содрогнуться. О, если бы ты пожелала! Как бы мы были счастливы!...».
«Я часто вёл себя, как эгоист. Простите меня. Теперь я стараюсь исправиться. Не хочу, чтобы она думала, что я самовлюблённый идиот… Знаете, мне очень жаль, что вы так с ней и не познакомились. Она бы понравилась вам. Впрочем, вы наверняка видели её у «Хогвартс-Эксперсса». Да, вы не могли её не заметить… Вы бы полюбили её, так же, как и я, потому что она самая красивая, умная, смелая, весёлая… нет, всё не то… Она просто самая хорошая, самая лучшая…».
-Кажется, я торчу тут бесконечность, - глядя в потолок, негромко сказал Джеймс.
-Три четверти бесконечности, - не отрывая глаз от книги, пробормотала Лили.
-Почему три четверти? – удивился Поттер.
-Не знаю, - Лили посмотрела на парня и пожала плечами. – Просто пришло в голову… Ну, наверное, потому что тогда у тебя в запасе остаётся ещё четверть, и ты можешь потратить её… ну не знаю… - Лили задумчиво посмотрела вверх.
Джеймс молча вглядывался в её лицо. Он не собирался говорить о своих чувствах здесь, в больничном крыле, а терпеливо ждал выписки, чтобы поговорить с Лили в соответствующей случаю обстановке. Но сейчас что-то словно щёлкнуло в его мозгу, сердце предательски ускорило темп, Джеймс набрал в грудь побольше воздуху, собираясь с духом, открыл рот и…
-Сохатый, ты бы знал, что мы учудили!!!
Громко хлопнув дверью, в «обитель медицины» бесцеремонно ввалился Сириус, следом за ним показались смеющиеся Римус и Питер.
-Здорово, дружище! – Блэк ринулся к кровати Поттера. – Ты уж прости, что мы развлекаемся без тебя. Но у тебя тут свои развлечения, - Бродяга покосился на Лили и поиграл бровями. Джеймс готов был провалиться сквозь землю. – А нам скучно. К тому же ты ведь отлично знаешь, как я страдаю от осенней хандры! – Сириус театрально приложил тыльную сторону ладони ко лбу, и выражение мировой скорби снизошло на его чело. – Ничто не помогает мне с ней справиться!.. И вот мы решили…
Сириус принялся рассказывать про очередную шалость, которая как-то была связана с миссис Норрис, но как именно ни Джеймс, ни Лили так и не поняли, потому что Бродяга перестарался со спецэффектами: он размахивал руками, гримасничал, принимал различные позы, даже пару раз выпустил маленький фейерверк из своей волшебной палочки. В конце концов Поттер не выдержал и дико захохотал. Лили, у которой и без того дёргались губы от едва сдерживаемого смеха, последовала его примеру.
-Э, мадам Помфри, простите, я нисколько не сомневаюсь в вашем профессионализме, но, чёрт возьми, что за варевом вы поили Сохатого? И Эванс тоже? – обратился Сириус к отсутствовавшей в данный момент в крыле целительнице. – Я не хочу паниковать, но, кажется, им плохо…
-По-моему, им хорошо, Сириус, - рассмеялся Римус.
-И ты, Брут?! – воскликнул Блэк, воззрившись на сложившегося пополам Лунатика. – Это что, заразно?
-Какой ещё Брут, Бродяга? – задыхаясь от смеха, выдавил Джеймс. – Мерлин, мои рёбра, я сейчас сдохну… - просипел он и захохотал ещё громче.
Лили попыталась было проявить заботу к больному, но это оказалось выше её сил.
-Слушайте, по-моему, у вас серьёзные проблемы, ребята, - невозмутимо заметил Сириус. – У всех вас.
-Мерлин, Бродяга…у меня истерика, - Джеймс зажмурился.
-Да я вижу, - сказал Сириус и наконец усмехнулся.
Джеймс посмотрел на хохочущих Римуса и Питера, на ухмыляющегося Сириуса, на жмурящуюся от смеха Лили, и снова ощутил то тепло, которое не так давно прогнало тьму из его снов и вернуло его к жизни. Только сейчас оно было в разы мягче и уютнее. Джеймс Поттер давно уже не чувствовал себя таким счастливым и теперь, кажется, точно знал, на что хотел бы потратить свою четверть бесконечности.


Мечты сбываются в декабре

Amor vincit Omnia (Любовь побеждает всё)

Пока Джеймс прохлаждался в крыле, окружённый заботами и вниманием Эванс, Сириус решал свои проблемы, о которых, естественно, никому не сказал. Он давно уже думал об этом, наблюдал со стороны за предметом своих тревог и вот наконец попросил у Сохатого ненадолго Карту Мародёров, вечером выследил жертву и, найдя её безмятежно сидящей в дальнем углу библиотеки, отправился на променад.
Бродяга невозмутимо прошёлся вдоль длинных рядов стеллажей, почти машинально, скорей по привычке, чем из настоящего интереса, подмигнул светловолосой шестикурснице Пуффендуя и остановился наконец у одного из столов.
Регулус Блэк поднял голову.
-Ты загораживаешь мне свет, — сказал он и снова опустил глаза в книгу.
-Разговор есть, — без обиняков начал Сириус. — Выйдем.
-Здесь нельзя поговорить?
-Нет, нельзя.
Регулус равнодушно поднялся и вместе с братом направился к выходу.
Стоило им выйти из библиотеки, как Сириус, не церемонясь и нимало не заботясь о том, как всё это будет выглядеть со стороны, схватил брата за шкирку и потащил за угол. Регулус, не зная, отчего задыхается больше, от возмущения или от врезавшегося в шею воротника, лишь слабо сопротивлялся, пока старший брат почти волоком тащил его мимо двух удивлённых пятикурсниц, которые вообще-то шли в библиотеку готовиться к зельеварению и, конечно, уж никак не ожидали увидеть столь диковинное зрелище.
-Какого чёрта ты вытворяешь?! — воскликнул Регулус, когда Сириус чуть не вышиб из него дух, впечатав слизеринца в стену.
-У меня к тебе тот же вопрос! — рявкнул гриффиндорец, и Регулус, посмотрев брату в глаза, увидел в них нескрываемую более ярость.
-Я не понимаю, о чём ты, — стараясь сохранить остатки мужества, пробормотал слизеринец и решил перейти в наступление: — И вообще, отпусти меня, мне больн…
-Всё ты понял, — прорычал Сириус и (если это, конечно, было возможно) ещё сильнее сжал плечи брата в стальных тисках своих рук. Регулус сглотнул, — я про эти вонючие листовки, про надпись.
-Это не… — запротестовал было Регулус, слабо пытаясь вырваться.
-Слушай, ты, — окончательно взбесился Сириус, приблизив своё лицо к лицу брата; в эту секунду он явственно представил себе, как видел Регулуса засовывающим собранные с пола Большого зала листовки во внутренние карманы мантии, — герой невидимого фронта, чтоб тебя фестрал в задницу укусил, натворил чёрт знает что, так имей смелость признаться!
-Ха, а ты, значит, собираешься вырвать у меня признание, чтобы потом сказать об этом Дамблдору? — с презрительным смешком спросил Регулус.
-Надо будет и скажу, — упрямо выговорил Сириус.
-Так что же до сих пор не сказал?
Гриффиндорец молча заглянул в глаза слизеринцу. Неужели за этой маской презрения не осталось ничего от его младшего брата? Ведь были же они когда-то дружны, и любили друг друга когда-то…
Это было так давно, что Сириусу иногда казалось, будто всё было не взаправду. Но если они действительно были близки, как же так вышло, что они потеряли друг друга? Когда это произошло? Почему? И неужели они ничего не могли с этим поделать, а теперь уже поздно? Эти вопросы мучали Сириуса не первый день и не первый год. Испытывал ли то же самое этот взъерошенный, злой мальчишка, что взирал на него зло и свысока, хотя и был ниже ростом? Что же в этом взгляде так оскорбляло, так раздражало Сириуса и в то же время леденило душу?
Секунды текли, и вот он всё понял. О, конечно, он всё понял! Этот взгляд… Мерлин, разве мог он не узнать этот взгляд, что отравлял ему столько ночей, вползая ядовитой змеёй в его сны! ..
Сириус смотрел на брата, а видел мать. Пытался найти в серых глазах наивность мальчика, а видел только холодность и неприязнь, которые столько раз приходилось ему замечать в глубине совсем других глаз.
Сириус наконец выпустил брата, и тот, бросая на гриффиндорца недовольные взгляды, принялся поправлять галстук и мантию.
-Я знаю, что Дамблдор разговаривал с тобой сегодня, — Сириус наконец прервал молчание. — Но ты думаешь, что не я ему рассказал.
-Конечно, не ты, — буркнул Регулус. — Ты хоть и придурок, но не стукач. Дабмблдор сам догадался. Впрочем, я не удивлён. Он всегда всё про всех знает, этот ушлый старик.
-Тебя не отчислят?
-Не отчислят.
-Зачем ты это делаешь, Регулус? — без прежней злости, спокойно и серьёзно спросил Сириус. На самом деле, ему надоело говорить одно и то же, повторять одни и те же прописные истины, ругаться, убеждать, требовать, уговаривать и делать ещё десятки таких же вещей, но он сдерживался, хотя и искренне не понимал, почему до брата не доходит смысл его слов. — Кому ты что пытаешься доказать? Разве ты не видишь, что Волан-де-Морт не лучшая кандидатура для того, чтобы сделать из него кумира?
-Тебе-то что за дело? — раздражился Регулус.
-Что мне за дело?! — взвился Сириус. — Ты мой брат, и я…
-Перестань! — оборвал его слизеринец. — Хватит корчить из себя заботливого братца, Сириус! Всё равно выходит не очень.
-Я пытаюсь тебе помочь, — снова попытался образумить гриффиндорец брата. — И это искренне!
Регулус вдруг расхохотался, чуть запрокинув голову назад. Сириус хмурым взглядом наблюдал за ним.
-Что тебе показалось таким смешным?
-Ты стоишь тут такой благородный, — постепенно успокаиваясь, начал Регулус, хотя искорки злого смеха всё ещё прыгали в его глазах — у тебя разве что из ушей твоё хвалёное благородство не лезет. Так вот ты стоишь и проповедуешь мне свои идиотские ценности. Конечно, конечно! Это же сам великий Сириус Блэк! Он всегда всё знает, и он всегда прав. И он плевать хотел на чувства других людей! Да, да, ну чего ты так уставился? Не нравятся мои слова? А ты послушай, послушай! Ты всегда говоришь и требуешь, чтобы слушали тебя, а сегодня ты наконец заткнёшься, дорогой братец, и послушаешь, что я тебе скажу! — не унимался Регулус, и на его щеках появился слабый румянец. Гриффиндорец не сводил с него глаз и не перебивал, покорно слушая брата. — Так вот ты, Сириус, настоящий эгоист. И это ты предал нас, когда сбежал из дома!
-Вот как? — со зловещим спокойствием в голосе поинтересовался Сириус, приподняв брови. Если бы Регулус знал, что творилось сейчас в душе его брата, он бы ужаснулся.
Но он не знал. Да и едва ли хотел знать. Слишком долго он молчал, и вот наконец буря чувств сокрушила его сердце. Сириус мог даже не надеяться, что отделается лёгкими брызгами от исполинских волн невыраженного страдания и невысказанного упрёка, что терзали и изводили его брата.
-Ты ушёл и этим предал всех нас: маму, отца… и меня. Ты променял нас на своего лохматого дружка и его престарелых родителей!
-Разве ты не помог мне тогда сбежать? — резонно заметил Сириус, продолжая сохранять спокойствие, в то время как нечто гигантское и страшное поднималось в его душе, чего он сам боялся.
-Я решил, раз так будет лучше для тебя, раз ты этого хочешь… — сказал Регулус и, помедлив, словно обдумывая, стоит ли это говорить, добавил: — Иногда я думал, что, возможно, настанет день, когда ты вернёшься.
-Ты просто идиот, если думал, что я вернусь туда!
-Прости, что не уродился таким умным, как ты, — огрызнулся Регулус. — Куда уж мне до тебя! Ты всегда считал себя особенным. Таким особенным, что волен был сам выбирать себе семью, — губы слизеринца презрительно скривились. — Да уж, конечно: бедненький, несчастный Сириус, которого никто не любит в его семье, несомненно, заслуживает сочувствия и решает подобрать себе семейку по вкусу… что называется, по образу и подобию… А ты не думал, Сириус — хотя нет, разумеется, ты об этом не думал — что это не мы ненавидели тебя, это ты всех нас ненавидел! — воскликнул Регулус и посмотрел брату в глаза. — Ну давай, скажи, что это неправда, что я лгу, что твои злые родственнички снова оговаривают тебя, такого хорошего и доброго! .. Ну, чего молчишь? Язык не поворачивается отрицать, да? Потому что это правда, Сириус, горькая правда, о которой ты никому не говоришь, чтобы не опорочить своё доброе имя и ненароком не заиметь чего-нибудь общего со своей роднёй, — Регулус сделал два шага назад, словно не хотел находиться рядом со страшим братом. — И поэтому мне не нужна твоя треклятая помощь, ты понял?! Твой никчёмный глупенький брат как-нибудь сам разберётся со своей жизнью. Я уже всё решил, я буду поступать так, как мне хочется, и ты меня не остановишь! Я знаю, что делаю, и хочу этого больше всего на свете! ..
-Наивный идиот! — не выдержал Сириус.
Он вдруг явственно ощутил, что эта секунда — решающая, что если он сейчас не образумит брата, всё будет кончено. Навсегда. Для них обоих и для каждого в отдельности.
-Ты можешь говорить всё, что тебе угодно, — Сириус впился взглядом в бледное лицо брата, — можешь оскорблять меня, можешь ненавидеть. Но забудь на минутку о своей смертельной обиде и подумай о том, что с тобой будет через пару-тройку лет: тебе шлёпнут премиленькую татуировку на левое предплечье, и ты, счастливый и довольный, вооружившись волшебной палочкой, поскачешь по улицам Лондона, убивая маглов направо и налево, пока однажды какой-нибудь проворный мракоборец не ухватит тебя за край твоей дорогущей мантии и не утащит в Азкабан, где ты будешь гнить до конца своих дней! А если тебе такой поворот событий покажется менее увлекательным, чем собирание картинок с изображением Волан-де-Морта, менее великолепным, чем светские приёмы в доме Малфоев, или менее чистеньким, чем разбрасывание листовок по школе, и ты вместо преданного служения этому фанатику решишь заняться макраме, то тебя прикончат свои же где-нибудь в Лютом переулке и будет твоя матушка денно и нощно лить слёзы над твоим фото, сохраняя надежду, что твои скорбные останки ещё найдут на какой-нибудь грязной улице! ..
-Да заткнись ты уже! Хватит с меня душеспасительных бесед!
-Ты мой брат…
-У меня больше нет брата.
-Что?
Сириус вдруг замер. Регулус сказал это так просто, так обыденно, без какого-либо надрыва, который можно было предположить в этой ситуации, что гриффиндорец даже не сразу осознал смысл его слов.
-Я сказал: у меня больше нет брата, — повторил Регулус. — Не уверен, что когда-нибудь вообще был…, но теперь… оставь меня в покое, Сириус. Живи своей жизнью.
Больше нечего было говорить. Больше не о чем было спорить. Всё было кончено, и Сириус, забыв и старые обиды, и свою гневную тираду, ощущал лишь сумасшедшую пустоту внутри. Казалось, будто дело было вовсе не в том, что сказал Регулус и как он это сказал, а просто что-то вдруг щёлкнуло у Сириуса в голове и…
Серые глаза напротив душили равнодушием. Сириус ничего уже не мог изменить. Момент был упущен, но когда? Вчера, несколько лет назад? Или, может, в тот день, когда младший брат, отбросив желание не отпускать старшего, помог ему обрести свободу? Когда, когда был этот момент? ..
А был ли он? С какой это пьяной радости Сириус решил, что всегда и всё может держать под контролем?
Регулус молча прошёл мимо него. Сириус не пытался удержать его, остановить, не пробовал заговорить и заспорить снова, просто тихо глядел вслед уходящему младшему брату.
Какая-то часть Сириуса Блэка навсегда уходила вместе с Регулусом.

Однажды, когда Джеймс уже почти полностью оправился, но мадам Помфри ещё не выписывала его, боясь осложнений, Поттера отпустили из больничного крыла на непродолжительную прогулку подышать воздухом и немного размять мышцы. Сохатый был в восторге. В левом боку ещё неприятно саднило, но Джеймс храбрился и не показывал виду.
В холле они столкнулись с каким-то парнем. Лили не была с ним знакома, но Джеймс, заметив его, сдержанно кивнул в знак приветствия. Эванс видела, как они пристально смотрели друг другу в глаза. Казалось, за доли секунды этого мимолётного зрительного контакта происходил какой-то длинный диалог.
-Кто это был? — спросила Лили, когда они уже вышли на улицу.
-Это Саймон, — глухо сказал Джеймс. — Он… в общем, они с Евой любили друг друга.
Эванс опустила глаза. Поттер мог больше ничего не говорить. Лили знала сама. Ева не вернулась из Хогсмида.
-Странно, да? Вот я есть, ты есть, Саймон есть. А её нет, — Джеймс посмотрел на небо. — И ничего тут не поделаешь и не скажешь. Был человек — и нет человека.
Лили посмотрела на парня. Он был сейчас далеко от неё. Может, на лавочке вместе с Евой, когда они ещё встречались, или в Хогсмиде, среди заклятий, Пожирателей смерти, боли и страха.
Эванс взяла Поттера за локоть, и он машинально согнул руку.
Так они неспешно брели по территории Хогвартса. Последний месяц осени степенно подходил к концу, повсюду уже лежал пушистый снег. Ветра не было, было тихо и тепло.
-Как думаешь, Дамблдор знает, что Северус чуть не убил тебя?
Наморщив лоб, Джеймс прикинул, кого он мог убить в прошлой жизни, за что теперь расплачивается тем, что даже в такую прекрасную умиротворённую минуту Эванс говорит с ним о Нюниусе.
-Боишься, что его исключат или отправят под суд? — спросил Поттер, не глядя на спутницу, и в его голосе эхом отозвался голос его пятнадцатилетнего, вредного, обидчивого, задиристого.
-Ты не понимаешь, — не найдя другого ответа, сказала Лили.
-Куда уж мне, — мрачно заметил Джеймс, чувствуя, что всё больше раздражается. — Твой друг попал в беду, надо его срочно выручать.
-Он мне не друг больше, и я не собираюсь ему помогать, — возразила Эванс, взглянув на хмурого Джеймса, который глядел только себе под ноги, словно выстроил стену между ними. — Он когда-то был моим другом… да нет, больше, чем другом.
Такого Джеймс перенести не мог. Он резко остановился и огромными глазами уставился на Лили. Эванс, заметив его реакцию, невольно рассмеялась.
-Нет, это не то, что ты думаешь, — сказала она, и Поттер вдруг увидел, как она грустно улыбается, глядя куда-то вдаль.
-А что тогда?
-Ну, понимаешь… это долгая история.
-Мы никуда не торопимся, — Джеймс пожал плечами. — Конечно, я бы предпочёл провести эти полчаса, болтая о чём-нибудь другом, но тебе, кажется, нужно поговорить об этом.
Лили посмотрела в глаза Поттеру. Тёплые карие глаза едва заметно подбадривающе улыбались ей. Он вспомнил своё обещание не думать только о себе и теперь старался выполнить его.
-Ладно, — Лили поправила гриффиндорский шарф и собралась с мыслями. – Ну, ты знаешь, что я из семьи маглов, и о том, что я волшебница, я долго не знала. Родители замечали кое-какие… странности за мной. Они, конечно, не боялись меня, но просили не делать ничего такого, а у меня это само собой получалось… — Эванс задумалась на секунду, потом добавила с лёгкой улыбкой: — Ну и иногда мне просто нравилось делать что-то особенное. И вот однажды… — гриффиндорка посмотрела куда-то в заснеженную даль и вдруг явственно увидела жаркий летний день на детской площадке. — Однажды в моей жизни появился Северус. Он рассказал мне о магии, о Хогвартсе… и том, кто я. Пойми, Джеймс, Сев был мне не просто другом, он был связующей ниточкой между мной и миром волшебства — тем миром, к которому я принадлежала, но ещё не видела его, только истово верила в его существование.
-Не знал, что у вас такая длинная история дружбы, — сказал Джеймс, искоса взглянув на Лили.
Эванс закусила губу, что-то соображая.
-Я попытаюсь тебе объяснить, чтобы ты лучше понял меня, — продолжала девушка. — Ты родился в семье волшебников, и магия всегда была частью твоей жизни, частью тебя. Для тебя всё это было так же естественно, как снег зимой. А для меня это была… сказка, мечта, которая вдруг начала становиться реальностью. Я даже не могу передать те чувства, которые испытывала, когда магия вдруг ворвалась в мою жизнь.
Лили на мгновение закрыла глаза и вновь ощутила себя ребёнком, счастливым, восторженным. Но в следующую секунду что-то холодное словно сжало её сердце. Эванс посмотрела на Джеймса глазами, полными тоски. Её голос стал совершенно иным, когда она снова заговорила.
-Уже тогда меня волновал вопрос: важно ли для мира волшебников то, что я из семьи маглов? Я спрашивала об этом у Северуса, и он говорил, что это не имеет никакого значения. И я верила ему. Я не могла подумать, что когда приеду в Хогвартс, то… — Лили не договорила. — Теперь понимаешь, как страшно слышать «грязнокровка» не просто от лучшего друга, но от человека, уверявшего тебя в том, что твоё происхождение не имеет значения?
-Снегг просто урод, — сквозь зубы выговорил Джеймс.
-Да, тяжеловато живётся, когда только и слышишь, что ты урод, — хмыкнула Эванс.
-В каком смысле? — Поттер нахмурился.
-Моя сестра меня так называет, — обыденным тоном сказала Лили. — Уродкой. Потому что я волшебница.
-Милая у тебя сестра, — Сохатый посмотрел на Эванс, скривив рот и приподняв брови. — Слушай, а она случайно не родственница матери Сириуса?
Лили горько усмехнулась.
-Тогда только Северус мог помочь мне сохранить надежду, что однажды я попаду в Хогвартс, — продолжала Эванс. — Я была ребёнком, и для меня это было важно. Потом я оказалась здесь – всё, о чём рассказывал Сев, было правдой. Мы продолжали дружить, но шли годы, и его новые друзья… — Лили сжала губы. — Тебе, наверное, сложно понять.
-Я уже сказал, что Снегг мерзавец, — сказал Поттер, и его голос прозвучал упрямо; он понимал, что Лили была права: ему сложно было понять её.
-Дело же не только в этом. Представь, если бы ты был маглорождённым, а Сириус бы…
-Сириус бы никогда… — Джеймс осёкся. — Слушай, то, что ты мне рассказала, не изменит моего отношения к Снеггу, я не буду слать ему открытки на Рождество с благодарностью, что он открыл тебе мир волшебства. Но я, кажется, понял, что он и вправду много значил для тебя, — Поттер пожал плечами, как бы говоря, что это большее, на что он способен.
-Я знаю, — Лили кивнула. — Но спасибо, что попытался понять меня. Мне большего и не надо.
Некоторое время Лили и Джеймс шли молча. Пошёл снег, большими пушистыми хлопьями тихо опускаясь на безмолвную землю.
-Джеймс, можно задать тебе вопрос? — осторожно спросила гриффиндорка.
-Конечно.
-Из-за чего ты подрался с Мальсибером в холле? — на одном дыхании выдала Эванс.
-Решил почесать кулаки, — весело отозвался Сохатый, но секундная пауза выдала его с головой. — Морда Мальсибера как нельзя лучше подошла для этого.
-Врёшь, — тихо сказала Лили. — Ты опять скрываешь от меня правду.
Джеймс остановился и повернулся к девушке. Лили увидела его серьёзное лицо и глубокую складку, вмиг залёгшую между бровей. Он пытливо вглядывался в зелёные глаза.
-Почему ты спрашиваешь? Зачем тебе это знать?
-Джеймс, я прекрасно знаю, какой ты храбрый и с какой готовностью бросаешься на защиту дорогих тебе людей, но я не хочу, чтобы от меня постоянно что-то утаивали, боясь меня расстроить, — Лили не отрывала взгляда от лица Поттера. Каким бы упрямым он не был, в этот раз он не собиралась ему уступать. — Я устала от тайн. И потом, я рассказала тебе всё о Северусе. Откровение за откровение.
Джеймс хмурился, борясь с собой. Он клялся себе не раскрывать Лили причину той драки. Что же, теперь отступаться от своих слов из-за неё же? ..
-Ладно, — крепость рухнула, Джеймс сдался. — Он оскорбил тебя.
-Меня и раньше обзывали слизеринцы, — Лили всё равно не понимала, почему Поттер так взбесился тогда, хотя, что греха таить, ей было приятно, что он ринулся на защиту её чести.
-Не так, — Сохатый мотнул головой; казалось, каждое слово давалось ему с трудом. — Он говорил отвратительные вещи. Я не сдержался.
-Какие? — вопрос слетел с губ, прежде чем Лили успела подумать, хочет ли узнать ответ.
-Давай не будем больше это мусолить, — Поттер взял её за плечи. — Я ведь ответил на твой вопрос, остальное неважно. Просто тогда… тогда я… — он пытался найти подходящее слово.
-Защищал меня, — Лили улыбнулась.
Это прозвучало так просто и естественно, что почти не походило на правду. Наверное, Эванс ещё не до конца осознала, что этот лохматый парень напротив готов был защищать её от всего в этом мире.
-Наверное, не стоит это говорить, — Эванс облизала губы. — Но с того дня в Хогсмиде меня почти не покидает чувство нависшей угрозы. Знаю, что должна быть смелой и сохранять присутствие духа, особенно теперь. Но мне всё равно страшно, Джеймс, — прошептала она не своим голосом, и губы предательски дрогнули. — Я боюсь, очень. Боюсь за свою семью, оставшуюся дома. Я здесь, они там. Я окружила их дом кое-каким защитными чарами, но что, если этого недостаточно? .. Я боюсь за Элизабет, за тебя, за себя… — одинокая слезинка покатилась по щеке девушки. Лили ненавидела себя за эту слабость, но уже ничего не могла с собой поделать. — Я боюсь за Северуса, я не хочу, чтобы он стал Пожирателем! Я знаю, что ничего не могу изменить. Он был мне очень дорог, но он оставил меня. Что, если ты тоже…
Джеймс не дал ей договорить. Притянув Лили к себе, он крепко обнял её. Эванс обхватила Поттера руками, прижимаясь к нему, всхлипнула и уткнулась лицом в его плечо.
-Не бойся, Лили, — сказал Джеймс. — Не бойся ничего. Я никому не дам тебя в обиду. И что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой. Обещаю. Веришь?
Эванс шмыгнула носом и сказала:
-Верю.
И это негромкое «верю» было сильнее любых клятв, мощнее Непреложного Обета, ибо оно навсегда связало две судьбы, протянуло невидимую нить между двумя сердцами, каждое из которых готово было остановиться ради того, чтобы не прекращался стук другого.
И в тот момент, когда они стояли, прижавшись друг к другу, посреди огромного мира, Джеймс поклялся себе, что выполнит своё обещание и, если однажды вдруг нарушит его, то провалиться ему сквозь землю на том самом месте, где он совершил этот гнусный поступок.

В гостиной Гриффиндора было тепло и уютно. Весело потрескивали дрова в камине, пока в окно, словно сетуя на своё одиночество, зло бил холодный ветер, с остервенением носясь вокруг замка. Казалось, именно сегодня большей части представителей львиного факультета захотелось выползи из своих спален и провести вечер в гостиной с друзьями, за домашним заданием или книгой, удобно расположившись в одном из мягких кресел.
Компания семикурсников устроилась в креслах у камина. Лили, Римус и Питер были заняты эссе по зельеварению, Мэри читала какой-то журнал для молодых ведьм, а Сириус и Элизабет громко спорили о том, кто из них может съесть больше тостов за завтраком.
-Слушай, детка, твой желудок и в подмётки не годится моему, — Сириус игриво улыбнулся и сладострастно взглянул на яблоко в своих руках, прихваченное с ужина. — Годы тренировок, знаешь ли… — добавил он уже с набитым ртом.
-Ха, спорим завтра я съем больше! — несмотря на нелепость спора, девушка не собиралась уступать.
-Так ударим по рукам! — весело вскричал Блэк. — Лунатик, разбей!
-Сириус, ты можешь хоть немного помолчать! — взмолилась Лили. — Я из-за тебя написала, что во многие противоядия добавляют тосты!
-А что, по-моему это бы придало пикантности твоим любимым варевам, — задумавшись, сказал Бродяга.
-Ты не исправим, — обречённо вздохнула Лили, отложив перо.
-Ну, у меня же нет такой рыжей Эванс, которая бы наставляла меня на путь истинный, — усмехнулся Блэк. — Это только Джеймсу так повезло. Кстати, когда ты из него совсем пай-мальчика сделаешь, разрешишь ему выгуливаться со мной хоть раз в неделю?
-Я не делаю из него пай-мальчика! — обиделась Лили.
-А, так тебе всё-таки нравятся плохие парни? — поиграв бровями, томно поинтересовался Сириус. — Это привносит остроту в ваши отношения, не правда ли, моя дорогая мисс Эванс?
-Сейчас я привнесу подушку в твоё самодовольное лицо, — Лили не удержалась от улыбки.
-Банально, банально, — грустно вздохнул Бродяга. — Но ничего, ещё пару месяцев общения с Джеймсом, и ты научишься более изощрённым способам мести.
-Так я не поняла, кто на кого влияет? — спросила Лили, пряча улыбку в уголках губ.
-О, вы оба, Эванс, вы оба, — промурлыкал Сириус. — У вас этакий симбиоз.
Он хотел что-то ещё сказать, но ему помешал мечтательный вздох Мэри:
-Ах, мне бы такую свадьбу! .. — и она показала друзьям разворот своего журнала. — Смотрите, это так романтично!
Сириус машинально бросил взгляд на страницы. Разумеется, его мало интересовала чья-то свадьба, и он хотел было продолжить перепалку с Эванс, но не тут-то было. Он вдруг округлил глаза, поперхнулся кусочком яблока и жестоко закашлялся.
-Чёрт, Бродяга, только не блюй на моё эссе! — возопил Питер и уже готов был прыгнуть на стол, прикрывая своим телом пергаменты.
-Ну-ка, дай сюда, — сипло рявкнул Блэк, вырвал журнал из рук опешившей девушки и жадно впился глазами в фотографии.
-Не знала, что ты увлекаешься женскими журналами, — подколола Лили, удивлённо поглядывая на Сириуса.
-Чёрт возьми! — воскликнул Бродяга, уронил руки с журналом на колени и, откинувшись на спинку кресла, расхохотался.
-Да что там такое? — не вытерпел Римус, отобрал многострадальный журнал у друга, несколько секунд изучал статью, а потом тоже засмеялся. — Дружище, да ты приносишь удачу! — воскликнул он, улыбаясь. — Мне кажется, нам пора открывать своё дело.
-Какое? — спросил Сириус.
-Что-то вроде услуг свахи. Ты будешь встречаться с девушками, потом бросать их, а они после этого выйдут замуж, — объяснил Римус, хотя никто, кроме Блэка, не понял гениальности его задумки. — Я уже придумал слоган, — Лунатик уставился куда-то в пустоту поверх голов друзей и, поведя рукой в воздухе, вдохновенно произнёс: — Это будет что-то вроде: «Сириус Блэк: помощь в личной жизни, красивая свадьба и счастливый брак» или лучше так: «Сириус Блэк: поцелуй на удачу». Или нет…
-Ты придурок, Лунатик, — фыркнул Бродяга.
-Просто у меня есть коммерческая жилка, — важно произнёс Люпин. — А у тебя нет. Так что завидуй молча.
-Да что происходит? — не выдержала Элизабет; она ненавидела находиться в неведении.
-Видишь ли, дело в том… — начал Лунатик объяснять друзьям.
Сириус уже не слушал. Он молча поднёс журнальный разворот к глазам и быстро пробежался по строчкам. Это было забавно. Как странно всё получилось. Эти две девушки, о которых говорилось в статье, ещё здесь, в Хогвартсе, были определённым образом связаны, а теперь их свадебные фото красуются в одной заметке. К слову, и свадьбы они играли обе в прошлом месяце.
С первой фотографии на него смотрела роскошная брюнетка с тёмными глазами, опасно красивая, совсем такая, какой её помнил Сириус. Дорогое свадебное платье выгодно подчёркивало все достоинства её фигуры, все изящные изгибы этого прекрасного тела, так что Блэк невольно засмотрелся на глубокое декольте, но быстро одёрнул себя, проклиная молодую женщину за то, что даже теперь, с собственного свадебного фото, Сильвия Сэймур ухитряется заставлять его любоваться ею. Новоиспечённый муж как-то терялся рядом с красавицей-женой, однако Сириус сумел узнать в нём приятеля отца по фамилии Забини. Немолодой, не очень привлекательный, он мог заинтересовать расчётливую Сэймур только одним. И нет, это не богатый внутренний мир. Это деньги.
Блэк усмехнулся и перевёл взгляд на другую страницу. Усмешка незаметно сползла с его лица. Со второго фото на него смотрели другие молодожёны, совсем не похожие на первых. От предыдущей фотографии точно веяло холодом и лицемерием, а эта фотография словно излучала тепло и свет. Сириус вгляделся в лицо невесты. Красиво убранные светлые волосы, знакомые голубые глаза… Казалось, всё в Мие Садэнхэм было таким же, как год назад, когда Блэк видел её в последний раз. Но нет, Сириус чувствовал, что Миа стала другой. Она была… счастливой. Её выдавали светящиеся глаза, ставшие необыкновенно красивыми от этого счастья. Сириус мягко улыбнулся. Миа уехала в Италию, как и хотела, там встретила по-настоящему своего человека, полюбила его и вышла замуж. Блэк почувствовал, как бесконечно рад за неё. Миа это заслужила.
Иногда он вспоминал о ней, думал, как она там, в чужой стране, одна. Да и вообще, уехала ли? Теперь он знал, что всё хорошо.
Впервые за долгое время Сириус ощутил нечто такое, что заставляло его улыбаться, просто так, без всякой причины. Это было спокойствие.

Ласковое солнце освещало зеленую лужайку, по бокам которой росли пышные кустарники и невысокие деревья. Там играли дети, бегали друг за другом, смеялись, веселились. На краю лужайки находилась деревянная скамеечка, на которой спиной к Лили, стоявшей в отдалении, сидела женщина в свободной белой хлопковой рубашке; по спине её чёрным водопадом струились длинные волосы.
Лили поколебалась несколько секунд, потом неслышно подошла и села на скамейке рядом с женщиной, положившей руки на набалдашник чёрной трости. Она не повернулась к новой соседке, продолжая смотреть спокойным, почти умилённым взглядом чёрных глаз на играющих детей.
-Здравствуйте, Джеральдина, — первой поздоровалась Лили, глядя на женщину.
Джеральдина повернула к Эванс своё красивое, помолодевшее, как показалось гриффиндорке, лицо, которое не было более изуродовано чудовищным шрамом.
-Здравствуй, Лили, — волшебница улыбнулась спокойной умиротворённой улыбкой.
Эванс внимательнее вгляделась в лицо Джеральдины. Казалось невероятным то, что эта красивая женщина с мягкой улыбкой и та колдунья с безумными глазами и всклокоченными волосами, которую Лили видела почти год назад в Хогвартсе, был один и тот же человек.
-Я не ожидала вас увидеть, — сказала Эванс. — Но я рада, что встретила вас.
-Я тоже очень рада, — ответила Джеральдина, чуть склонив голову, потом отвернулась и продолжила наблюдать за детьми.
Лили тоже взглянула на весело скачущих на лужайке сорванцах. Их было семеро: четыре мальчика и три девочки. Эванс невольно залюбовалась их непринуждённой озорной игрой. Она наблюдала за ними с такой же лёгкой улыбкой, что и Джеральдина. Так они сидели, молча, не глядя друг на друга, пока внимание Лили не привлёк один сероглазый взъерошенный мальчишка, которого Эванс сразу же узнала.
-Это ваш племянник? — спросила Лили у Джеральдины.
-Да, — ответила волшебница, не отрывая глаз от мальчика. - Он, конечно, уж взрослый: ему одиннадцать, но он так любит играть в догоняжки…
Снова наступило молчание. Где-то невдалеке пели птицы. Пахло цветами, хотя ни одного цветка не было видно. Лили чувствовала, что в этом месте нельзя беспокоиться и переживать: так тихо и красиво здесь было.
-Значит, у вас всё хорошо? — спросила Эванс.
-Да, — Джеральдина повернулась к Лили. — Кажется, после стольких лет у меня стали налаживаться отношения с родителями, да и с Донни удаётся найти общий язык.
-Но почему вы с палочкой? .. — Лили посмотрела на трость, чуть приподняв брови.
-Ах, это… — Джеральдина посмотрела на свои руки, покоящиеся на рукояти. — Старые травмы дают о себе знать… что ж поделаешь. Немного ноет нога в том месте, где был перелом, — спокойно рассказывала волшебница, имея в виду то, что напавшие на дом её сестры Пожиратели сломали ей половину костей. — Но это ничего. Скоро пройдёт.
-Вы теперь счастливы? — снова задала вопрос Лили.
-Да, — тихим голосом ответила Джеральдина. — Я теперь спокойна.
Эванс улыбнулась.
-Мне остаётся лишь попросить у тебя прощение за то, что напугала тебя тогда, в Хогвартсе… да и вообще, — Джеральдина прикрыла глаза, вспоминая.
-Я на вас не обижаюсь, — искренне ответила Лили. — Всё хорошо.
Губы Джеральдины дрогнули в улыбке.
-Ты мне понравилась, Лили, — сказала она. — Ты милосердная. Люди часто недооценивают это качество, к сожалению. У тебя доброе сердце, и это очень важно. - и, помолчав, добавила: — Хорошо, что ты пришла. Но боюсь, что тебе пора.
-Почему? — Лили расстроено подняла брови. — Я не хочу уходить… Я ещё не спросила вас о том старике, которого видела моя подруга в пабе… Он говорил о вас… Это было давно, он говорил что-то вроде «Пять семей за одну жизнь«… кто он, этот старик?
-Друг семьи, — ответила Джеральдина. — Давний приятель отца. Ты, пожалуй, могла бы догадаться, — улыбнулась она.
-Конечно, друг… — рассеянно повторила Лили, словно вспомнив, что она и раньше это знала.
-Что ж, я была рада тебя повидать, — сказала Джеральдина, вздохнув. — Но всё имеет свой конец. Прощай. Береги себя, Лили Эванс.
Лили быстро посмотрела на волшебницу, словно её взгляд мог оттянуть момент расставания, но лицо Джеральдины, так же, как и она сама, и скамеечка, на которой они сидели, и зелёная лужайка, и дети, — всё начало расплываться и таять, и скоро всё исчезло.

***
Лили открыла глаза. В спальне было темно и тихо. Пахло цветочными духами Мэри, которые она разлила, случайно разбив стеклянный флакончик. Веки тяжелели, и чувство защищённости теплом разливалось по телу. На мгновение задержав взгляд на пологе кровати, Эванс медленно закрыла глаза. Мягкая улыбка блуждала на её губах. Уже засыпая, Лили думала, что должна всё запомнить, чтобы утром рассказать Элизабет, что во сне она видела рай…

Утром следующего дня у Лили было прекрасное настроение. Её не покидало чувство, что совсем недавно случилось что-то хорошее, и предчувствие, что скоро произойдёт нечто потрясающее. За завтраком, полузадумчиво-полумечтательно жуя тост с абрикосовым джемом, Лили пыталась вспомнить, что хотела сказать своей подруге.
-Это что-то очень важное, — медленно говорила Эванс, неспешно обводя взглядом зал, словно находилась под действием каких-то добрых умиротворяющих чар. — Элизабет, ты слушаешь?
-Слушаю, — Макензи покивала головой, отправляя в рот кусочек бекона. — Но ты уже десять минут говоришь, что это важно, но не можешь вспомнить что.
-Я вспомнила! — Лили радостно повернулась к подруге. — Это был сон, такой замечательный! Что же в нём было? .. — Эванс снова впала в свой транс.
-Наверное, Джеймс, — хмыкнула Элизабет, глядя в тарелку.
-Да, Джеймс! — Лили даже подпрыгнула на месте от восторга.
-Я же говорила, — Макензи пожала плечами.
-Нет же, — Эванс машинально схватила подругу за руку. — Это Джеймс! Он вернулся! — и Лили кивнула головой в сторону прохода между столами.
Элизабет посмотрела туда, куда указывала Эванс. К их столу, чуть улыбаясь, действительно подходил Джеймс. Другие гриффиндорцы тоже заметили Поттера и вскочили со своих мест, чтобы поприветствовать его. Нет ничего удивительного в том, что все знали, что с ним случилось, так что Поттер, и раньше пользовавшийся большой популярностью, теперь стал для своего факультета героем. Особенно для младшекурсников, которые попросту им восхищались.
Лили и Элизабет тоже поднялись и двинулись к Джеймсу, которого уже облепили приятели, команда и восторженные первокурсники. Все поздравляли его с выпиской, обнимали, хлопали по плечу, жали руку, точно он только что спас мир или, по крайней мере, выиграл для Гриффиндора Кубок по квиддичу. Пробиться к Поттеру оказалось задачей не из лёгких. Где-то среди многочисленных голов гриффиндорцев (и не только их, потому что галстуки Когтеврана и Пуффендуя тоже то и дело мелькали перед глазами) Эванс заметила шевелюру Бродяги.
-Сириус! — воскликнула Лили и вскинула руку, чтобы он её заметил.
-А, Эванс, — Блэк схватил её за руку и протащил сквозь гущу к Поттеру.
Когда Лили наконец оказалась лицом к лицу с Джеймсом, то уже не могла сдержать счастливой улыбки. Хотелось плакать: он был здесь, с ними, он был здоров.
Не произнося ни слова, Лили раскрыла руки для объятий и прижалась к Джеймсу, зажмурив глаза. В ответ он крепко обнял её и положил подбородок на рыжую макушку. Все, кто видел эту трогательную сцену, а таковых было не мало, заулыбались, переглядываясь и постепенно отдаляясь от своего кумира, чтобы не мешать.
-Если бы ты только знал, как я рада, что ты снова с нами, — сказала Эванс.
Джеймс хотел ответить, но вмешался Сириус.
-Эванс, я всё понимаю, но зачем так липнуть к моему другу? — бесцеремонно поинтересовался он, не обращая внимания на Римуса, который всеми силами старался помешать нетерпеливому Бродяге. — Я между прочим тоже хочу поприветствовать Сохатого, так что я считаю до трёх, а потом начинаю отдирать вас друг от друга.
-Отвали, Бродяга, — добродушно сказал Поттер.
-Ох уж эти парочки, — закатил глаза Блэк.
-Вечно ты портишь момент, Сириус, — покачал головой Римус.
Лили наконец разжала руки. Сириус был такой несносный, но она всё равно любила его.
Когда с приветствиями было покончено, Блэк, обращаясь к гриффиндорцам, бодро и во всю глотку сообщил:
-Сегодня вечером в гостиной Гриффиндора вечеринка в честь моего лучшего друга! Сириус Блэк не даст вам заскучать, детишки!
Послышались радостные возгласы, смех и улюлюканье. Кто-то даже зааплодировал. Бродяга шутливо раскланялся в разные стороны.
-Надеюсь, Сириус Блэк не будет нарушать школьные правила и его вечеринка пройдёт как нельзя более благопристойно, — незаметно к гриффиндорскому столу подошла Минерва МакГонагалл. — В честь его лучшего друга, разумеется.
-Вы можете не сомневаться в этом, профессор, — Сириус вытянулся в струнку; казалось, ещё чуть-чуть и он отдаст честь своему декану.
МакГонагалл слегка прищурилась, сверля своего ученика пристальным изучающим взглядом. Блэк выдержал его достойно.
-Я рада видеть вас здоровым, мистер Поттер, — закончив гипнотизировать Блэка, МакГонагалл обратилась к Джеймсу. — Думаю, впредь вы будете благоразумнее.
-Разумеется, профессор, — Сохатый улыбнулся. — Благоразумие вообще мой конёк.
-Тебя что, Эванс покусала? — влез Сириус.
-Мистер Блэк! — возмутилась декан Гриффиндора.
-Всё в порядке, профессор, — Лили поспешила успокоить МакГонагалл, которая тут же взяла с неё слово, что она как староста будет следить, чтобы на вечеринке ничего не случилось. Эванс пришлось пообещать.
Минерва МакГонагалл не знала, что её любимица Лили Эванс собирается повеселиться на этой вечеринке так, как никогда в жизни.

Вечером в гостиной Гриффиндора было шумно, многолюдно и весело. Задорная музыка из приёмника не умолкала ни на минуту, на полу стояло несколько ящиков со сливочным пивом, и парочка бутылок огневиски на столе у камина. Гриффиндорцы отрывались во всю: смеялись, танцевали, пили и пели, когда из надрывавшегося приёмника долетали звуки их любимых песен. Сириус, в начале вечера толкнувший несколько тостов, которые дружно поддержали остальные, звонко чокнувшись кружками, теперь маневрировал между ребятами, пробираясь к Римусу, чтобы заставить его пригласить Элизабет на танец.
-Как дела? — мимоходом интересовался Сириус у Арчи, который отхлёбывал огневиски, и тут же переключался на девушек-пятикурсниц: — Дамы, у вас всё хорошо? Фрэнк, Алиса, ну вы, я смотрю, не скучаете…
Лили и Джеймс, всласть натанцевавшиеся, сидели теперь в креслах и наблюдали за Блэком.
-Он похож на хозяина салона, — усмехнулась Лили, глядя, как Сириус услужливо открывает Мэри бутылочку сливочного пива.
-На кого? — спросил Джеймс и улыбнулся, заметив, как в тёмно-рыжих волосах гриффиндорки блеснула золотом заколка в форме лилии.
-Раньше маглы из высшего общества устраивали особые приёмы, куда звали именитых гостей, — объяснила Лили. — У каждого приёма, или салона, был свой хозяин. Точнее, хозяйка, — добавила она с улыбкой. — Этим обычно женщины занимались. В принципе и сейчас что-то похожее устраивается.
Поттер понимающе покивал.
-В волшебном мире тоже есть такая ерунда, — сказал он. — Родители говорили, что на таких приёмах можно богу душу отдать, утопившись в лицемерии или повесившись на лапше, которую тебе вешают на уши, когда говорят: «Добрый вечер, мы так рады, что вы посетили нас», — передразнил Джеймс писклявый голос воображаемой хозяйки приёма.
Лили рассмеялась.
-Твои родители, видимо, не очень любили такие вещи?
-Они вообще не любили то, что было как-то связано с так называемым высшим волшебным обществом, — Поттер пожал плечами. — Да и это общество не особенно их любило, потому и не приглашало на такие мероприятия. И слава богу. Они никогда не хотели иметь с этими людьми что-либо общее. Я тоже.
-Но здесь-то у нас всё по-другому! — Лили лучисто улыбнулась Джеймсу. — Сириус всё это сделал для тебя.
-Да ему лишь бы надраться, — отшутился Сохатый, в душе зная, что Бродяга действительно старался для него.
-Я думала, тебе нравится, — Лили подняла брови.
-Мне нравится, — Джеймс посмотрел ей в глаза. — Но сейчас я хотел бы быть в другом месте.
-Где?
На губах Поттера появилась плутоватая улыбка.
-Через десять минут встречаемся в нашей комнате, — заговорщически прошептал он, наклонившись к самому уху Лили. Его дыхание обожгло кожу девушки. Эванс вздрогнула и почувствовала, как по спине побежали мурашки. — Оденься потеплее.
-Решил сбежать с собственной вечеринки? — принимая его правила, так же тихо проговорила Лили.
-Ага, — Поттер подмигнул ей и поднялся из своего кресла. — Через десять минут, — бросил он через плечо, пробираясь сквозь толпу.
Лили тоже вскочила и взлетела по лестнице в свою комнату. Она быстро оделась, но, не найдя новой шапки, подаренной мамой, полезла за ней в чемодан. Совсем забыв о волшебной палочке, Эванс перерыла всё содержимое и нашла искомое на самом дне, рядом с большой книгой магловского писателя, из которой торчал уголок какого-то листка. Лили отложила шапку и выудила листок. Улыбка сама собой появилась на её губах.
Лили Эванс берегла свой портрет, подаренный Элизабет в прошлом году. Она наложила на него всевозможные защитные чары: листок не мог порваться, запачкаться или потеряться.
От прикосновения к холодной бумаге какое-то щемящее чувство вдруг охватило Лили. Картинки из прошлого, как цветные сны, поплыли перед глазами. Воспоминания кружились вокруг неё, словно подводя итог чему-то важному в её жизни.
Лили вспоминала внимательные карие глаза, обладатель которых, казалось, единственный не верил в то, что она бросила в зелье вызывающие едкий дым травы; вспоминала первый матч Элизабет, испорченный Джеймсом вечер у Слизнорта, его извинения, золотую лилию и послания со стихами, Выручай-комнату, первую встречу с Джеральдиной Рокфорт и всё, что было с ней связано; вспоминала, как во время игры разбился Джон и Джеймс занял его место капитана; вспоминала, как обвинила Поттера в том, чего он не совершал, и как после ей было стыдно; вспоминала уколы обиды, когда видела его целующимся с другими девушками; вспоминала, как Джеймс спас её от слизеринцев и как они помирились; вспоминала подаренную Поттером музыкальную шкатулку, их прогулку в Брайтоне, визит к Элизабет, ту страшную субботу в Хогсмиде и начало войны, агитационные листовки, прогулки с Джеймсом, его исчезновение и долги часы у его постели…
Лили прикрыла глаза. Как изменилась её жизнь за эти полтора года. Как изменился мир вокруг неё.
Через десять минут она стояла в спальне мальчиков, где её уже ждал Джеймс. Он накинул на них уже знакомую Лили мантию-невидимку, и они незамеченными выбрались из гостиной Гриффиндора и пустились по пустынным коридорам Хогвартса. Правда, Сириус и Римус видели, как сам собой открылся и закрылся вход в гостиную, и, переглянувшись, ухмыльнулись.
-Джеймс, я хотела спросить, — одними губами прошептала Эванс, когда они спускались по лестнице. — Сириус в последнее время какой-то странный… грустный, что ли. С ним всё нормально?
Поттер покосился на девушку и вздохнул.
-Он не рассказывает, — тихо сказал Сохатый. — Но я могу предположить, что это из-за Регулуса. Он хочет стать Пожирателем.
Лили бросила расстроенный взгляд на своего спутника.
-Может, поговорить с ним?
-Не надо, — парень мотнул головой. — Бродяга не любит, когда с ним говорят об этом…
-В смысле, о его семье? — уточнила гриффиндорка.
-Нет, — Джеймс даже усмехнулся. – Я, Римус и Питер — вот его семья. Другой у него нет, — и добавил успокаивающим тоном: — Не переживай за Сириуса. Он справится.
Лили кивнула. Джеймс лучше знал друга, и если он говорил, что лучше не вмешиваться, то Эванс не собиралась заниматься самодеятельностью.
Вскоре они выбрались из замка. Поттер снял с них мантию невидимку и глубоко вдохнул зимний воздух, наслаждаясь ощущением свободы.
На улице был настоящий снегопад. Только в декабре и бывает такой снег: большие пушистые снежинки медленно опускались на землю — белые искры Млечного пути, затерявшегося где-то высоко за облаками. Ветер утих, качая на руках этот вечер. Было тихо и спокойно. Самый воздух был пропитан чем-то волшебным и таинственным, словно в нём, разрисовывая окна чудными узорами и тихонько смеясь, носился дух Рождества, заглядывая в сердца людей, как хулиган-мальчишка, вечно сующий нос не в свои дела.
Лили и Джеймс медленно шли по тропинке в сторону Чёрного озера. Эванс не знала, отчего это происходит, только сердце её то и дело сладко замирало, так что хотелось кричать от неизбывного восторга.
Джеймс повернулся к ней, чтобы что-то сказать, но внезапно их ноги заскользили по узкой тропинке. Лили смешно взвизгнула, ухватилась за Поттера, и они вместе, заливисто хохоча, повалились в сугроб.
-Слезь с меня, Поттер! — смеясь, ворчала Эванс, кулачками упёршись парню в грудь; Сохатый, усмехнувшись, повиновался и скатился рядом в снег. — Мерлин, никогда бы не подумала, что ты такой тяжёлый! Где ты скрываешь лишние килограммы?
-Это просто мышцы, — важно сказал гриффиндорец и тоже засмеялся.
Лили устремила взгляд в небо.
-Смотри, как красиво, — почти шёпотом выговорила она, будто боясь спугнуть чудо, подаренное им кем-то невидимым и очень добрым. — Как будто миллионы звёзд падают с неба!
Джеймс тоже посмотрел наверх. Это действительно было прекрасно. Они лежали на земле, прямо посреди огромного мира, улыбаясь, смотрели в лицо этой вселенной и видели мириады звёзд, летевшие к ним из ниоткуда.
-Представляешь, сколько желаний можно загадать! — воскликнул Поттер. — А ещё их можно ловить языком!
-Ты никогда не повзрослеешь! — рассмеялась Лили, повернув голову и увидев, что Джеймс и впрямь высунул язык.
-Я думал, я тебе поэтому и нравлюсь, — Сохатый посмотрел на девушку, и на его губах заиграла задорная полуулыбка, — из-за моей непосредственности.
-Ты просто зазнайка, Джеймс Поттер, — глаза Лили весело заблестели.
-А ты… ты… — подбирая нужное слово, Сохатый поднялся и протянул руку Эванс, —, а ты всезнайка!
Лили рассмеялась, чуть запрокинув голову назад. Она не заметила, как оказалась в объятьях Джеймса, как сама крепко обняла его, прижавшись так близко, насколько это было возможно.
Они смотрели друг другу в глаза. Капали минуты, вместе с тишиной утекая прямиком в бесконечность.
-Снова скажешь «Поцелуй меня»? — прошептала Лили.
-Не скажу, — также тихо ответил ей Джеймс, наклонился к ней и нежно поцеловал её в губы.
Сердце Лили набрало темп и вдруг стремительно ухнуло куда-то вниз в тот момент, когда сердце Джеймса сделало головокружительное сальте-мортале. У него, действительно, кружилась голова…
Позади у них была война и впереди тоже. А они застряли посередине, одни в своей счастливой минуте на краю мироздания. Словно бы жизнь за все их подвиги, за все страдания и за преданность подарила им небольшой перерыв на «любить».
Поттер оторвался от её губ и посмотрел ей в глаза.
-Я люблю тебя, Лили Эванс, — сказал Джеймс.
-А я люблю тебя, Джеймс Поттер, — сказала Лили, приподнялась на цыпочки и прижалась к его губам, обвив руками его шею.
Всё ещё шёл снег. Крупные хлопья медленно опускались на землю, скрывая их от всего мира, чтобы даже звёзды не могли подсмотреть за их счастьем.
Так закончилась история о лохматом храбром мальчишке Джеймсе Поттере и о зеленоглазой доброй девчонке Лили Эванс.
Так начиналась история двух отважных молодых людей, чья любовь была сильнее всего на свете.