Вечная молодость

Глава 1

1.
Рейтинг: PG.
Тип: фемслэш, почти джен.
Персонажи и пейринги: Мерседес Джонс/Квинн Фабрей.
От автора: написано на all-fest по заявке Капитановой Надежды: "AF1-27. Мерседес/Квинн. Что происходило в доме Мерседес после переселения туда Квинн". Попахивает неканоном - в сериале Квинн вроде как заселили не в одну комнату с Мерседес, а в свободную.

Квинн не хочет быть кому-либо в обузу.
- Ну вот, моя каморка, - стараясь говорить небрежно и не показывать того, что она чуточку напряжена, произносит Мерседес. «Каморка», на самом-то деле, очень даже уютная, хоть и небольшая, комната, но Мерседес не уверена, что гостье понравится. Мебель далеко не новая, местами обшарпанная – с первого взгляда не заметно, но тем не менее. Куча рамок с фотографиями на стенах – больше, чем надо, возможно. Все горизонтальные поверхности заставлены безделушками, завалены всякой ерундой; повсюду лоскуты ткани, катушки, мотки тесёмок. Старая громоздкая швейная машина в углу. Больше похоже на обитель сумасшедшего модельера – или просто сумасшедшего. На любителя, должно быть. Тем более что у Квинн-то наверняка в комнате всегда был идеальный порядок – под стать хозяйке.
Но Квинн не так безупречна, как может показаться тому, кто с ней не знаком. Безупречные девушки беременеют, только когда школа уже позади. И родители у безупречных девушек соответственные – а не ублюдки, которые выгоняют дочь на улицу вместо того, чтобы поддержать её в трудную минуту... И Квинн, кажется, её новое жилище очень даже нравится. Но она всё равно явно чувствует себя не в своей тарелке.
- Будешь спать на вот этом диване. Устраивает?
- Да, конечно! Только чей он? Я что, кого-то, так сказать... выживаю?
Мерседес смеётся:
- Расслабься! Он для гостей. Когда к нам приезжает бабушка, её вечно подселяют ко мне.
Квинн несмело улыбается и ставит на пол свою сумку с вещами.

Квинн не хочет злоупотреблять ничьим гостеприимством.
- Я помогу, можно? – Квинн заглядывает на кухню. Мерседес и её мать готовят обед: миссис Джонс суетится у плиты, сама Мерседес за столом ловко и быстро режет овощи для салата. Мерседес уже собирается выдать что-нибудь снисходительное типа «да сиди уж, ты только приехала», но мать её опережает:
- Было бы очень любезно с твоей стороны, дочка.
«Дочка». Мать встречает всех её друзей так, точно знает их тысячу лет. Интересно, такая фамильярность действительно всем нравится? Но Квинн рада такому отношению – тёплому, может быть, в последнее время непривычно тёплому для неё. И мягкая улыбка на её лице заставляет Мерседес забыть все «а может». Она никогда прежде не испытывала особого смущения, принимая дома друзей – и начинать не надо.
- К нам сегодня придут родственники. Ты готова к большому шумному чёрному семейному ужину?
- Я впишусь? – смеётся Квинн, нарезая салат. Мерседес подмигивает:
- Не бойся, среди нас нет расистов.
Ей приятно видеть Квинн радостной – наконец-то радостной. Почему некоторые утверждают, что беременные женщины нехороши внешне? Квинн похожа на прекрасную волшебницу.

Квинн хочется быть красивой – насколько это возможно в её положении.
- Я похожа на пивной бочонок на ножках, - бормочет Фабрей, выбирая наряд к ужину.
Мерседес закатывает глаза:
- Не пори чушь, милая. Кто тебе это сказал?
- Сама вижу.
- Тогда надень очки, потому что ты явно видишь что-то не то. Эй, чего стряслось?
Квинн, вдруг переменившись в лице, опускается на кровать Мерседес, держа руку на голом животе.
- Ой...
- Ну что? – нетерпеливо восклицает та, взволнованно присаживаясь рядом. Силы небесные, неужели ей плохо? Сердце Мерседес колотится быстро-быстро; рука находит руку Квинн и крепко сжимает её. – Что с тобой, Квинн?
- Ничего... Не волнуйся так. Просто ребёнок пихается. Это всегда так странно... Я дура, да?
- Вовсе не дура, - облегчённо возражает Мерседес. – Только не вздумай больше меня пугать, окей?
Квинн торопливо кивает.
- Вот... Чувствуешь? – она прижимает ладонь подруги к своему животу. Он почему-то кажется горячим-горячим, кожа – нежная; Мерседес кажется, будто её ладонь обжигает этим ласковым жаром, и он ползёт по её руке не то выше, выше – к сердцу, не то ниже, куда-то к животу. Ей становится неловко от этого странного ощущения, но руку она не отдёргивает.
- Да. Чувствую.
Квинн отрешённо смотрит в окно.
- Я иногда думаю... вот отдам я её кому-то, - наконец произносит она. – А вдруг это будут недобрые люди? Я боюсь представлять, что её жизнь сложится плохо, но... я же не могу её оставить себе. Я боюсь. И отдавать – боюсь.
- Ох, Квинн, - бормочет Мерседес, чувствуя себя вконец несчастной и бесполезной из-за того, что никак не может помочь. И они сидят на кровати некоторое время, обнявшись – пока не вспоминают, что скоро придут гости.
...Потом, за столом, когда отец Мерседес – высокий, тучный, громкоголосый мужчина – упоминает о том, что его дочь и эта «вот эта славная мисс» поют в школьном хоре, все собравшиеся принимаются упрашивать девушек спеть, Мерседес неуверенно затягивает „Smooth operator” Шаде; Квинн подхватывает, голоса подруг переплетаются в одну невидимую струну, материн двоюродный брат подыгрывает на стареньком пианино, и все проблемы будто бы отступают в тень. Гости уходят поздно, ложатся спать в доме Джонсов ещё позднее – моют посуду, наводят порядок.
Перед сном Мерседес подходит к дивану, на котором ей соседка по комнате уже закуталась в одеяло и готовится сомкнуть веки, наклоняется и целует Квинн в щёку.
- Ты чего? – удивлённо хихикает Квинн.
Мерседес пожимает плечами:
- Ничего. Спи, малышка.
- Спокойной ночи, мамочка, - смеётся Квинн и закрывает глаза, а Мерседес ещё пару минут стоит у её постели и пытается понять, что за торжество безумия творится в её душе.
Квинн потихоньку начинает казаться, что она нашла свой настоящий дом.


2.
Рейтинг: PG.
Тип: фемслэш.
Пейринги: Бриттани С.Пирс/Сантана Лопез, Квинн Фабрей/Рейчел Берри.
Предупреждения: ООС?

Они бесцеремонно, нагло, бессовестно счастливы. Будто их озаряет солнце, недоступное другим. Всё началось на выпускном, когда Сантана, выбежавшая из зала после объявления королевы бала, вернулась обратно в компании Британни, спела дуэтом с Мерседес «Королеву танца» Аббы, не сводя с лучшей подруги глаз, а после этого подбежала к ней и поцеловала Брит в губы на глазах у всего честного народа. Часть тех, кто был рядом, замерла в удивлении, часть – присвистнула. Безусловно, многие догадывались, что этих двух связывает ну очень нежная дружба, но это всё равно было как снег на голову.
На следующий день после выпускного, который молва уже окрестила самым радужным в истории МакКинли, возмутительницы общественного спокойствия как ни в чём не бывало ходили, сцепившись мизинчиками, и сияли, как две начищенных монеты. На собрании хора они сели рядом. Арти, пристроившийся поотдаль, то и дело бросал на них хмурые взгляды, но, тем не менее, старался делать вид, что никакая девушка его вовсе и не бросала. В крайнем случае – он сам её бросил...
Отвлечься, нужно было отвлечься. Действительно послушать, о чём говорит мистер Шу. И Квинн старалась – но всё равно ловила себя на том, что посматривает в сторону Британни и Сантаны. Говорят, людям всегда интересны всяческие несчастья и катастрофы... что ж, возможно, но счастливые люди ведь тоже так притягивают взгляд. Спокойные – то есть, спокойная скорее Британни, Сантана нет-нет да оглядится: не перешёптывается ли кто? Не смотрит ли неодобрительно? Но всё равно.
Две счастливицы. Блондинка, которую издалека со спины, если не обращать внимания на рост, можно принять за неё, Квинн, особенно если бы они всё ещё ходили в форме болельщиц. И брюнетка, на месте которой так легко представить другую брюнетку – маленькую, менее смуглую и более нескладную...
Сантана смотрела ей в глаза. Очевидно, снова оглядывалась и заметила, что Квинн буравит их с Брит взглядом. Квинн сглотнула; несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Лопез вдруг кивнула ей и расплылась в улыбке, достойной Чеширского Кота.
Вот чёрт. Догадалась ведь, кажется. Ну, теперь пути обратно, видимо, нет.
В конце концов, кто, как не Квинн Фабрей, имеет право на счастье.
...- До завтра, ребята. Думайте над песнями для национальных!
- Рейчел.
- Да, Квинн? Что тебе от меня... я хотела сказать – ты что-то хотела?
- Ты никуда не спешишь? Нам... нам нужно поговорить.


3.
Тип: слэш, почти джен.
Рейтинг: PG.
Пейринги: Дейв Карофски/Курт Хаммел, намёк на Сантана Лопез/Бриттани С.Пирс.

- I was born this way, hey!
I was born this way, hey!
I'm on the right track, baby,
I was born this way, hey!
Пропев последнюю строчку, хористы с воплями «йеее!» кинулись обниматься. Слаженно певшие и двигавшиеся, теперь они уж точно будто бы слились в единый живой организм – шумный, хлопающий по плечу и орущий «дай пять!». Дейв покосился на сидящую рядом Сантану – та сидела, сложив руки на груди, и не сводила тоскливого взгляда с весёлой толпы на сцене.
- Неплохо спели, да? – поинтересовался Дейв, надеясь, что это прозвучало достаточно небрежно. Перед глазами всё ещё стоял дерзко усмехающийся Хаммел в майке, надпись на которой сообщала, что ему нравятся парни.
- Д-да, - отстранённо отозвалась девушка. В том, как она сейчас говорила и смотрела, было что-то... механическое. – Здорово спели, - добавила она и резко поднялась. – Пошли отсюда, а? – это прозвучало бы умоляюще, если бы в голосе не было столько раздражения. Интересно, на кого она так злилась?
- Пошли, - легко согласился Дейв. Ему тоже хотелось поскорее покинуть зал.
- Карофски!
К ним, запыхавшись, спешил Курт. Дейв замер, как вкопанный, мысленно себя за это проклиная. Сантана, и не подумав его дожидаться, быстрым шагом направилась к выходу. Судя по всему, ей очень не хотелось пересекаться с кем-то из хористов, и Дейв был почти уверен, что этот «кто-то» - блондинка в майке, надпись на которой гласила, что хозяйка шмотки – дурочка.
Дейву и самому не хотелось пересекаться с большинством выступавших. Можно сказать, со всеми выступавшими. Но один из них уже стоял рядом.
- Ну? – более резко, чем хотелось, поторопил Дейв Хаммела. – Говори быстрее, меня моя девушка ждёт.
- Да? – Курт огляделся и убедился в том, что вышеупомянутой девушки уже и след простыл. – Хм, ладно... Собственно, я только хотел спросить: как тебе наше выступление?
Какого хрена он облизывает губы?! А, пить, наверное, хочется после пения...
- Нормально. Вы... я хочу сказать, ничего так вышло.
- Ты понял, для кого мы пели, Карофски?
Дейв бросил взгляд в сторону – так и есть, неподалёку маячит настороженный Финн. Небось ожидает, что его сестрёнку вот-вот снова обидит большой и злой Карофски.
- Для себя. Верно? – этот разговор начинал его нервировать. – Я так понял, вы этой песней и надписями на майках хотели сказать, что любите свои отклонения и гордитесь ими.
- Верно, но лишь наполовину. Только не отклонения, а особенности, - почти строго поправил его Курт. Он весело помахал своему сводному брату: типа, ничего такого, всё путём. Моей жизни ничего не угрожает. – Через песни исполнитель всегда обращается к тем, кто его слушает. Пытается донести до них какую-то мысль...
- Ты обо мне? – Дейв нахмурился. В зале, кроме них с «Джей Ло», зрителей не было.
- Да. И о твоей... о Сантане, кстати, тоже. Ты слышал, о чём поётся в этой песне, Дейв? Ни общественное мнение, ни стереотипы не должны мешать тебе быть собой. Только так можно стать по-настоящему счастливым.
Дейв напрягся.
- Ты не знаешь, каково это... – негромко начал он.
- Ошибаешься. Уж кто-кто, а я-то знаю. Во многом знаю благодаря тебе, - Курт грустно, но беззлобно улыбнулся. – И я ни на что не променяю возможность не притворяться и никому не лгать. Это такое... неповторимое ощущение.
Он ещё раз улыбнулся – вроде как на прощание? – и направился к своим. На полпути он неожиданно обернулся и весело крикнул:
- Подумай над этим, Карофски! Мы пели для тебя!
Дейв сдержанно кивнул и торопливо зашагал к дверям. Последние слова Хаммела звоном отдавались в ушах.
«Мы пели для тебя, Карофски».
Он – пел – для него.

Глава 2

По заявке с Хот-Феста: Glee Cast x Harry Potter. Сантана. Распределяющая церемония. " Хаффлпаф... пожалуйста... Хаффлпаф...".

- Лопез, Сантана!
Спину – прямо, походка – твёрдая, взгляд – уверенный. Сантана придумала, как будет идти к Распределяющей Шляпе, заранее, однако вести себя в точности так, как было запланировано, оказывается непросто. В животе словно сжимается что-то скользкое и живое. Тем не менее, всё то время, что девочка неспешно (нельзя торопиться, вот Хадсон наступил впопыхах на подол мантии и чуть не шлёпнулся) идёт к табурету, возле которого со Шляпой в руках стоит профессор Лонгботтом, она храбро улыбается. Нельзя вести себя иначе, когда на тебя смотрит столько людей.
И никто из них не должен знать, как она на самом деле волнуется.
- Ага. Лопез. Ещё одна, - скрипучим голосом заключает Шляпа, оказавшись на голове Сантаны. По спине пробегает холодок: даже если ты с детства привык к чудесам, странно и неуютно осознавать, что на тебе надето что-то разумное и говорящее. – Кажется, только вчера на этом самом месте сидел твой отец. Он ведь был старостой Слизерина, верно?
- Да, - цедит сквозь зубы Сантана.
Большая часть первокурсников уже заняла места за столами своих факультетов. Коэн-Чанг и её приятель-очкарик, читавший в поезде маггловские комиксы, с раскрытыми ртами внимают старосте Рейвенкло, что-то им объясняющему. За гриффиндорским столом носатая девчонка, с которой Сантана столкнулась, выходя из вагона, что-то вдохновенно щебечет старшим ребятам; Хаммел и его чернокожая подружка, которым предстоит учиться с этой трещоткой на одном факультете, многозначительно переглядываются. Бриттани всё ещё ждёт своей очереди – быстро взглянув в сторону оставшихся ещё нераспределёнными четырёх человек, Сантана встречает робкую и вместе с тем обнадёживающую улыбку подруги. Бриттани, несомненно, окажется в Хаффлпаффе – все члены её семьи учились там, все её предки.
Следовательно, Сантане нужно туда же.
- Ум и хитрость, расчётливость и целеустремлённость, - бормочет Шляпа. – А какое желание проявить себя!
- Хаффлпафф, пожалуйста, Хаффлпафф, - шепчет Лопез, не сразу понимая, что произнесла это вслух. Шляпа хмыкает:
- Хаффлпафф? Ты шутишь?
- Нет! Мне... мне просто нужно, - насчёт Бритт Сантана решает ничего не говорить. А что сказать-то? Что та без неё пропадёт? Блин, да почему их судьбу решает какой-то пыльный кусок ткани, считащий себя самым умным?!
- Кусок ткани? – голос Шляпы становится недовольным и строгим, и Сантана снова ощущает, как по телу бегут мурашки. Мерлин, она ещё и мысли читает! – Я думаю, тебе следует присесть за стол и подумать над тем, как следует обращаться к старшим. Слизерин!
Стол змеиного факультета разражается апплодисментами, а у Сантаны что-то обрывается внутри.
- Ну и ладно, - огрызается она, направляясь к свободному месту.
- Пирс, Бриттани!
- Привет, - хорошенькая, даже слишком, светловолосая девочка, сидящая напротив, наклоняется вперёд, чтобы Сантана её лучше расслышала. – Я Квинн Фабрей.
- Привет, - машинально отвечает Сантана, не сводя глаз с Бриттани, которая сидит на табурете, кажется, ничуть не волнуясь, и что-то тихонько говорит Шляпе.
- Слизерин!
Что?..
Пока все хлопают, Сантана сидит со слегка приоткрытым ртом – до неё не сразу доходит, как глупо она выглядит. Бриттани вприпрыжку направляется к столу, плюхается на стул рядом с подругой и заключает ту в объятия.
- Сан, мы теперь точно будем на одном факультете! Ура!
- Как это так? – Сантане всё ещё не верится, что получилось так, как они и хотели. – А Хаффлпафф? Тебя разве не...
- О, она предлагала Хаффлпафф. Но я очень сильно просила, - Бриттани смущённо улыбается. – Мне пришлось сказать, что мы с тобой дружим с детства, и... и ты тут без меня пропадёшь.
- Я её тоже просила зачислить меня в Хаффлпафф, - шепчет Лопез.
- Может, она тебя испугалась? Ну, почувствовала, что у тебя лезвия в волосах, и решила как можно быстрее слезть с твоей головы.
Может, не надо было бояться сказать вслух всю правду, размышляет Сантана. Может, папа и бабушка не совсем правы, и признать, что тебе кто-то дорог – вовсе не значит расписаться в собственной слабости. В любом случае, что сделано, то сделано. Бритт – с ней, и она никому не даст её в обиду.
- Может быть, - слышит она свой собственный голос. – Бритт, а это Квинн Фабрей, она тоже будет с нами учиться. Когда уже начнётся ужин? Папа говорил, здешние праздничные кушанья ни с чем не сравнить.


По заявке с Гли-однострочников: 5-12 Майк/Тина/Арти. Любовный треугольник, все любят друг друга и не знают, что с этим делать. А-

Арти достаточно обменяться с Тиной взглядом, чтобы она поняла, что он хочет сказать – особенно это бросается в глаза, когда они ставят «Вестсайдскую историю». Тина нет-нет да возьмёт Арти за руку или положит голову ему на плечо, читая с ним одну и ту же распечатку текста песни. Майк, разумеется, всё замечает, но ревности как таковой нет, и это почему-то раздражает. Было бы проще, будь на месте Арти какой-нибудь абстрактный мудак, «злой бывший», как в фильме про Скотта Пилигрима. Но Арти Абрамс – не мудак, а очень даже хороший друг, умеющий хранить секреты и щедро одалживающий книги из свой обширной библиотеки. Майк уже не помнит, когда они подружились – должно быть, сблизились, когда Арти добился-таки места в футбольной команде. Вскоре после этого они уже пели вдвоём для Бритт и Тины, и Майк даже не задумывался над тем, которой из двух на самом деле поёт Абрамс, а поёт он, надо признать, всегда здорово – чем, впрочем, не кичится. И за тем, как Майк танцует, следит с восхищением во взгляде – но без зависти, разве что с толикой грусти.
О некоторых вещах Майк предпочитает не задумываться. Например, о том, что же связывает его девушку с Арти – тёплые воспоминания о первой любви, дружба или нечто большее; о том, почему ему всегда так приятны похвалы Арти – нарочито небрежные, отчего только заметнее, что Абрамс чуточку стесняется; о том, что многие наверняка завидуют тому, как всё просто и постоянно в его личной жизни – а ни черта не просто же. Поэтому, обнимая Тину под дождём из воздушных шаров, падающих с потолка «Брэдстикс» и видя, что Арти, печально улыбаясь, глядит не на Шугар, танцующую с Рори (дурочка она, Шугар-то, честное слово), а на них, он просто улыбается в ответ и спешит отвернуться. Легче принять то, что никто из них (троих?) не сможет отпустить другого, чем пытаться с этим что-либо поделать.
Тем более, что и так можно жить, чего уж там.




"Человеческое счастье", AU в стиле "Людей-Х", вырванный из контекста кусок, G, Сантана и Арти
Лишь наши неродившиеся дети
Уже всё понимали на рассвете -
Что мир накроет шоковым цунами,
Что мир проснётся новым, но не с нами...
(Мара - Самолёты)

- Привет, - Арти опустился на ступеньки рядом с Сантаной. Та равнодушно взглянула на него и тут же снова отвернулась. – Могу я присесть? В смысле, не помешаю?
- Ты уже присел, - буркнула девушка. – Пока не мешаешь, можешь попытаться продолжать в том же духе.
Помолчали. Слышно было, как громыхают, проезжая по шоссе за холмами, машины. Порыв ветра ударил в лицо, прихватив с собой сор и песчинки. Арти потёр оба глаза – живой и механический – и покосился на Сантану. Та сидела, отстранённо уставившись в одну точку, и, кажется, совсем не мёрзла в своём открытом, бесстыдно облегающем наряде. Сантана почти никогда не носила одежду с длинным рукавом – большинство лезвий было сосредоточены именно на коже рук. Точнее, под ней. Когда всё спокойно.
- Я провёл повторный анализ. Чтобы удостовериться, что ошибки нет, - осмелился всё-таки нарушить тишину Арти.
- Вот как? И что, нет её?
- Кого?
- Ошибки, сам же сказал.
- А, ну да. То есть, нет. Ошибки нет, - Арти побарабанил пальцами по ступеньке, на которой сидел. – И всё идеально сходится с тем, что она сама рассказывала. Шугар и вправду ваша дочь. Её выносила Бриттани. Её биологический отец – Финн...
- Что такого произойдёт между мной и Хадсоном через пять лет, что я выберу его отцом нашей с Бритт дочери? – раздражённо перебила Сантана. Исследователь пожал плечами – то ли действительно не понял, что вопрос риторический, то ли притворился, что не понял:
- Понятия не имею. Серьёзно, это единственное, что тебя волнует?
- Конечно, - Лезвие коротко и мрачно рассмеялась, и Арти поёжился: судя по всему, неуязвимая Сантана Лопез была на грани истерики. Женских истерик он не любил и боялся как явления, с которым неясно, как бороться. – Что ещё может меня волновать, когда у меня вдруг появляется пятнадцатилетняя дочь, пришедшая из будущего, где исполнились голубые мечты генерала Сильвестр и всех мутантов перебили?
- Не всех.
- Окей, остались те, кто в концлагерях. Замечательно.
- Замечательно даже не это, а вот что, - Арти вынул из одного из карманов своей неизменной жилетки диктофон, как две капли воды похожий на зажигалку, и нажал на кнопку. Зазвучал тонкий девичий голосок, заставивший Сантану чуть вздрогнуть:
- Раскол. Всё началось с развала команды. А потом... потом у вас была возможность предотвратить весь этот комшар, така-а-я возможность! Всё как на блюдечке лежало. Но вы её упустили, причём... глупо так. Ой, ты что, записываешь?
Кнопка снова щёлкнула.
- Похоже на то, что твердит нам мистер Шу. Давайте снова объединимся, ла-ла-ла.
- Уже. Ведь ты, и Бриттани, и Мерседес... вы вернулись, верно?
- Пока, - отрезала Сантана. – Пока.
Взрослая дочь. У неё. Это Бритт, кажется, восприняла всё как должное – её вообще хоть чем-то возможно удивить?! А для неё – как камнем по башке. Странно оттого, что это правда, странно слышать, как взбалмошная девчонка, поначалу так её раздражавшая, называет её мамой – она вообще в курсе, как это выглядит, между ними даже десяти лет разницы нет! И тоскливо, бесконечно тоскливо знать, что всё у них было. Была семья, был ребёнок...
И была смерть. Жили недолго – счастливо? – и умерли в один день. Только Сэм и Мерседес из всего Хора были в живых, когда телепатка по имени Бет Коркоран помогла Шугар Лопез перенестись в прошлое на двадцать лет назад, чтобы... всё исправить?
- У нас тут всё равно всё на соплях держится. Финн с Блейном скоро друг друга прикончат. Мэтт мёртв. Сэм...
- Сэм вернётся, - убеждённо заметил Арти. Лезвие хмыкнула:
- Бросит человеческое счастье ради того, чтобы снова присоединиться к команде неудачников, возомнивших себя супергероями? Точно?
Арти не ответил. Человеческое счастье... То, что стопроцентно не грозит никому из них. Не потому, что они ведут битву, которую, как теперь известно, проиграют. Просто не может быть человеческого счастья у девицы, которая умеет превращать свою кожу в миллионы острейших лезвий – будь она хоть трижды сногсшибательная красотка. У парня, чьи ноги ниже колена и левый глаз заменяют уродливые механические протезы – будь он хоть трижды гениальный учёный.
- Точно. Мы его друзья или как? А Квинн – Квинн тоже вернётся. Рейчел её хоть из-под земли достанет.
- Рейчел кого хочешь достанет.
Абрамс усмехнулся:
- Что есть, то есть... Слушай, я пойду к нашим. Ты... здесь останешься?
- Здесь, здесь. Хотелось бы побыть одной.
- Ладно.
Человеческое счастье, которое было у них с Бриттани. Порвать с прошлым, сохранить друзей, посадить дерево, построить дом. Родить... великовозрастную дуру, которая убеждена, что виртуозно управляет своими способностями, а сама чуть не разнесла к чертям весь особняк. Всё, чего им всё равно не видать.
Если они упустят тот шанс, который как на блюдечке лежал. Будет лежать.
- Эй, подожди. Хочу послушать, что вы там такое умное придумаете, - Сантана протянула к уже собравшемуся уходить Арти обе руки. – Помоги мне встать. У меня ноги болят.
- Лезвия только не выпускай, - попросил Арти. Девушка дёрнула плечом:
- Тебе подойдёт механическая ладонь.
- Очень мило, - Арти, нахмурившись, тем не менее, помог ей подняться с лестницы. – Не-а, с меня пока хватит... Так мы идём наверх?
- Идём, идём. Сам шевелись.
А Сэм – Сэм наверняка вернётся. В конце концов, друзья они все или как?..



Бриттана без названия, G, мелькает Гарепоттер

- Да, Мерседес, - говорит Бриттани, прижимая телефон к уху плечом и складывая вещи в маленькую сумочку. – Понятно. Нет, что ты, всё нормально, правда. Надеюсь, у вас всё пройдёт хорошо. Ага. Ну, пока.
Сантана лениво приподнимает голову. Валяться на кровати в платье, в котором собираешься идти в кино, должно быть, не очень разумно. Плевать – ухоженность ей сегодня по образу не положена, да и вряд ли она ещё хоть раз в жизни наденет это. Хвала небесам, фильм, который они с Бритт сегодня собираются смотреть – последний в череде историй про мага-очкарика. Чего Бриттани так приглянулся этот «Гарри Поттер»? Фильмы как фильмы, книги как книги... тем более, из книг она прочла лишь первые четыре.
Но это же Бриттани. Ради неё можно стерпеть и дурацкую идею с костюмами. Ох, сколь правы сегодня те, кто когда-либо называл Сантану Лопез ведьмой...
- Ну, что Мерседес? – интересуется Сантана. Поднимает руку, смотрит, как переливается на свету глянцевый чёрный лак для ногтей. Бриттани, присев рядом на кровать, мотает головой:
- У неё изменились планы. Азимио позвал её в кафе; естественно, она согласилась.
- Азимио? – Сантана изумлённо хмурится. – А не Шейн, нет?
- Ох, точно. Шейн. Они так похожи, постоянно их путаю...
Бриттани грустно, и пусть она не пытается это отрицать.
- Забей, - Сантана утешающе проводит ладонью по щеке подруги. Бритт жмурится – ни дать ни взять, кошка. – Без них будет даже лучше, увидишь.
- Может быть, - Бриттани задумчиво пожимает плечами. – Я просто думала... было бы классно всем вместе сходить. Чтобы все наши, понимаешь?
«Армия Шустера», думает Лопез. «Сокращённо – АШ. Что может расшифровываться также как Армия Шизанутых».
- Раз уж все такие занятые – пускай катятся. Вот, кстати о катании – у нас зато будет свой собственный Гарри Поттер. Увечный малость – ну так война же...
- Ты про Арти? Не надо так о нём, - недовольно поджимает губы Бритт.
- Ладно, ладно.
Они садятся рядышком, и Бриттани, вооружившись чернильной ручкой, рисует на руке Сантаны Чёрную Метку. Старается, то и дело поглядывает на найдённый и распечатанный специально для этого образец. Ручка то почти колет, то касается совсем легко, щекотно. Сантана героически пытается не шевелиться.
- Я и не в обиде ни на кого, - снова заговаривает Бриттани, заканчивая рисовать. – Разве только Рейчел могла бы не говорить, что...
- Рейчел – тупица. Выскочка вроде этой Грейнджер. Забудь.
- Тебе не нравится Гермиона? Мне казалось, её все любят.
- Представь себе, не нравится. Беллатрикс, впрочем, тоже. Она шикарна, конечно, но больная на всю голову.
- А хоть кто-нибудь из персонажей тебе нравится? – Бритт засовывает ручку в кислотно-розовую карандашницу в виде ежа.
Переодетая в «больную на всю голову» Сантана окидывает подругу взглядом – от туфелек и полосатых гольфов до ярких серёжек и странных очков на носу.
- Мне нравится Луна, - заключает она.
Бриттани улыбается.