Белые стеныСвобода захлестнула меня с головой. Это воистину непередаваемое ощущение - идти против ветра и срывающихся капель дождя, чувствовать холод и закутываться в плащ поплотнее, слышать стук собственных каблуков и чувствовать усталость от них в ногах. Это совсем не похоже на белые стены.
***
Мою память будто стерли. Одним взмахом волшебной палочки. Странное ощущение. Я могу связно мыслить, но не помню ни единого мгновения прошлого. Оно вообще у меня было? Режет глаза. Свет, слишком много света. Слишком много белого.
***
Дверь бесшумно и плавно открылась. Преимущество этого помещения было в том, что, входя внутрь, любого человека можно было застать врасплох. А все потому, что дверь не издавала ни единого звука. Поразительно, весь корпус никак не мог к этому привыкнуть.
- Пациентка Рахманова? - без каких-либо эмоций спросил вошедший. Если не вглядываться, можно подумать, что в воздухе плавает голова. Кристально-белые халат и брюки сливались со стенами и полом.
Женщина, стоявшая у окна рассеянно повернула голову. В ее взгляде, да и во всех движениях не было привычного для других больных отчаяния и безысходности. Только непонимание и потерянность. В сочетании с ее образом они вызывали мурашки и легкое покалывание в груди.
Будучи психиатром (скорее даже психоаналитиком), мужчина повидал всяких женщин: красивых и не очень, ослепительных и угасших, затягивающих и безынтересных. Эта была другой. Обычной, но другой.
- Наверно, - спокойно, но неуверенно проронила женщина.
"Она совсем еще молода. Лет тридцать, больше я ей не дам. Поувольняю сестер к чертовой матери, если не наведут порядок в своих архивах. Тяжко без истории" - пронеслось в голове у врача.
Женщина потеряла к вошедшему интерес и отвернулась к окну. Не слишком длинные волосы чуть взлетели и небрежно упали на спину. Слишком много света. Волосы сияли рыжинкой, хотя на самом деле были чуть светлее каштанового. Но этот самый оттенок добавлял в образ дерзости. Она уже казалась непростой.
- Пациентка Рахманова, вы знаете, кто я? - тем же монотонным голосом проговорил доктор, скрестив руки на груди.
Она даже не шелохнулась. Но ответила. Спокойно, более уверенно.
- А вы знаете?
- Рахманова, невежливо отвечать вопросом на вопрос.
Ноль реакции. Ни единого движения.
- Невежливо к женщине по фамилии обращаться.
Укусила. Один-ноль. И не в нашу пользу.
- Хорошо, Рахманова. Простите, как вас зовут?
Ноль реакции. Начинает надоедать. Он психиатр, ему нужно видеть ее глаза.
- Вам это должно быть известно.
Он ухмыльнулся.
- Так вы не помните. С этого и надо было начинать. А не включать разведчицу, пытаясь узнать свое имя.
Да что же это такое? Ноль, абсолютный ноль реакции. Там за окном что, бразильский карнавал показывают?
- Но ведь у вас тоже не джокер в рукаве. Вы не знаете, как меня зовут.
Два-ноль.
- Может быть. Но это поправимо. Как только сёстры заполнят вашу историю болезни, мы продолжим эту дискуссию.
- А разве первичный осмотр производят вот так, с человеком без имени и настоящего?
Оживилась. Значит, смелая. И не потерянная для общества.
- Ладно. Можете считать, что победили. Сдаюсь, капитулирую. Сёстры потеряли вашу медкарту. И сейчас с большим усердием ее ищут.
- Быть может, я особа королевской крови? - она развернулась так резко, что доктор вздрогнул. - А вас, - она с нажимом произнесла это, - вас как зовут?
- Андрей Евгеньевич Курганов. Ничего примечательного. Ваш лечащий врач.
Она привалилась к подоконнику и скрестила руки, подобно ему.
- Нет, отчего же. Море информации. Мужчина с моим любимым именем. Я либо полюблю вас, либо возненавижу. Я это чувствую. Наверно, это было доказано на практике. Впрочем, я не знаю. Я ведь даже своего имени не знаю. Далее. Заниженная самооценка. И самое главное, с чего вы взяли, что я согласна у вас лечиться?
Три-ноль.
- У вас есть выбор?
- Выбор есть всегда. Но допустим, я согласна. При одном условии. Если я узнаю, как-таки меня зовут. Да, и сколько мне лет, тоже было бы неплохо.
Дверь распахнулась так же бесшумно, как и четверть часа назад. В комнату ворвалась девушка в ослепительно-белом.
- Нашли, Андрей Евгеньич, нашли! Вот, - девушка протянула папку врачу.
- Долго. Очень долго, - он и бровью не повел. Манеры пациентки заразительны. - А теперь брысь отсюда. Что? Столбняк? Брысь, я сказал.
Девушка, видимо, новенькая, если не практикантка. Другие уже привыкли, что "брысь" значит "немедленно".
- Так как меня зовут? - намного более уверенный в себе голос вывел доктора из секундного раздумия.
- Кира. Кира Викторовна Рахманова. Вам тридцать один год. Еще не исполнился. Вы уроженка Санкт-Петербурга. Прописка московская. И у вас амнезия.
***
- Ты уверен, что он сможет продержать ее там долго? Ты по пальцам можешь пересчитать мужиков, которые с ней справлялись.
- Не сможет он, смогут стены пуленепробиваемые. Он тоже с характером.
- Он с характером и Кира в ярости - вещи совсем разные. Когда она узнает...
- Она не узнает. И он ни о чем не подозревает. У него больная с амнезией. Она в четырех стенах. Фирма ваша. Рахмановых больше нет.
Мужчина с силой захлопнул крышку слайдера. Он гордился тем, что поставил такую эмоциональную точку. Последнее слово осталось за ним.
Белые полосыТы не услышишь крика о помощи, время в большой цене.
Мне не встать без твоей руки.
Заперто. Заперто, и слишком тесно. Давит на виски.
***
Молоденькая практикантка осталась на дежурство. Этой ночью ей надлежало выучить значение слова "брысь". Она поджала губы и сидела на посту старшей медсестры. "Питекантроп недоразвитый. Птеродактиль недобитый. Медведь бесчувственный", - неизвестно, сколько бы еще продолжалась мысленная тирада несчастной девушки, если бы запасы кофе Алевтины, главной сестры отделения, не закончились. Юное создание попросту пало под грузом усталости.
- Пионерскую зорьку сыграть или сами проснетесь? - над практиканткой с высоты стойки поста свешивался Курганов, подперевший обеими руками подбородок. Несмотря на свою приятную внешность и вполне благосклонное настроение, от его голоса сон отшибло сразу.
- Чего, Курганов, ребёнка тиранишь? Она первый день дежурила, может, на минуту глаза закрыла, а тут ты материализовался. Девчонке кошмары потом сниться будут с твоим участием, а ты лыбишься стоишь. Чего оскалился, душекопавец?
- И вам доброе утро, Алевтина Ивановна, - с блистательной улыбкой протянул психиатр, лениво поворачивая голову.
Старшая сестра выглядела воинственно всегда, вне зависимости от настроения и времени суток. Не слишком высокая, полноватая, но чрезвычайно легкая на подъем, она имела добрейший характер, но, однако, была очень остра на язык. Она стремительно просеменила к посту, выудила из какого-то угла стойки швабру с тряпкой и вновь накинулась на доктора:
- Чего клоунаду разводишь? Сейчас доулыбаешься, шваброй нахлобучу! Или еще лучше... Отделение драить у меня отправишься! - забавная, сердитая совсем не серьезно, медсестра замахнулась шваброй на врача.
- Алевтина Ивановна, а как же обход? - Курганов не особо испугался, но уклонился от инструментария, поддерживая маленький спектакль женщины. Новенькая девочка верила всему, что видела, это на ее лице читалось без усилий; для отделения же не было секретом то, что Курганов с Алевтиной - лучшие друзья, знакомые еще с тех пор, когда студент Андрей проходил практику в психиатрии. Женщина уже тогда занимала должность старшей сестры и весь радушно приняла бывшего практиканта, пришедшего на работу дипломированным врачом.
- Подождут твои психи, вон, Свитнева из второй палаты отправлю. У него по вторникам день Гиппократа, пусть и поработает. Неча без дела себя древними греками представлять. А тебе трудовая профилактика полезна! - сестра с мощным стуком поставила швабру около Курганова, мгновением позже выставила ведро, в которое тут же полетела тряпка.
- Алевтина Ивановна, честное слово, помою все, что вашей душеньке будет угодно. Но, после обхода! - Курганов развернулся на каблуках и довольной широкой походкой отправился в сторону ординаторской.
- Нахал! Ты мне неделю назад полотделения проспорил! - возмущенно прокричала ему вслед медсестра. - Жди, помоет он, как же, - пробурчала она, переведя взгляд на практикантку.
- Алевтин, хочешь Гиппократом поклянусь? - из-за стойки медленно поднималась макушка Курганова. Медсестра вздрогнула, хоть и привыкла к этим выходкам давным-давно.
- Фу ты, Господи, Айболит несчастный! Иди ты к психам своим, знаю я твоего Гиппократа. Будешь Свитнева лечить, даже не думай через меня его спихивать!
- И необязательно называть меня "Господи". Можно просто "Ваше благородие". Ну все-все, Алевтин, я ушел, - Курганов поднял руки и вовремя ретировался, когда женщина потянулась через стойку к швабре.
- Ты смотри, у меня швабра длинная! - медсестра вновь перевела глаза на практикантку и тепло улыбнулась. - Не боись, он еще раз двести за день придет. И шваброй выхватит, это я тебе обещаю. Твой сон, Настенька, будет отомщен.
Настенька сидела, не в силах вымолвить ни единого слова. Вчера Курганов представился ей бездушным тираном, сегодня же он дурачился подобно бесшабашному студенту.
- Раз, два, три, четыре... - девушка не могла понять, что считает старшая медсестра.
- Да, Алевтина Ивановна, попрошу историю болезни пациентки Рахмановой, помнится вчера я отдавал ее вам на сохранение, дабы молодые практиканты не потеряли ее вновь, - подобно черту из табакерки Курганов снова возник перед стойкой.
- Да брось ты, Андрей, дуться. Ну с кем не бывает, молодые они. Ты прямо никогда не ошибался. Кто шизофрению старику с Альцгеймером поставил? Я, может быть? На, держи, - ограничившись легкий вливанием, медсестра выудила откуда-то тоненькую папочку и протянула Курганову.
- Спасибо, Алевтина Ивановна! - Курганов изобразил воздушный поцелуй.
- Со спасибом чай не попьешь. Чтоб я тебя без шоколадки не видела!
Настенька решилась все же подняться со стула, растерянно хлопая большими голубыми глазами.
- Вот так мы и тянем нервы друг из друга, а ты привыкай, золотце. Курганов - хороший мужик, хоть и завотделением. На него, конечно, как сядешь, так и слезешь, но подружиться просто, - улыбнулась медсестра. Звонок прервал ее рассуждения.
- Психиатрия, пост, Глебова. Да, пишу...
Настенька вышла из-за стойки, привалилась к стене и закрыла глаза.
- Настенька, - ехидный, уже успевший надоесть голос, прозвучал практически над ухом. - Вы к больным-то заглядывали вообще?
Девушка устало кивнула.
- Рахманова, что у нее?
- Плохо спала. Металась во сне, но не кричала. Я вколола успокоительное.
- Так, хорошо... Что? Какое успокоительное? У нее анализы еще не пришли! А если аллергия? Ты с ума сошла?
- Реланиум я вколола. Она сказала, что нет аллергии.
Курганов отвернулся, вдохнул, задержал дыхание и снова посмотрел на начинавшую дрожать девушку.
- Настя. Какой реланиум? Какое "сказала"? Настя, у Рахмановой амнезия, она имени своего не помнила! Так, брысь с глаз моих! - Настя поднырнула под его руку и скрылась в сестринской.
Курганов развернулся и широким шагом отправился прямо по коридору.
***
Кира открыла глаза. За полчаса не изменилось ровным счетом ничего. Только голова стала болеть чуть сильнее. И глаза резать стало больше. Белого слишком много, слишком. Он не то, чтобы надоедает, но раздражает уже сильно.
Из стены появилась фигура вчерашнего доктора. Теперь-то уже Кира знала о наличии этой бесшумной двери. Все ее передвижения были практически ей безразличны. Дверь заперта. Да и найти ее, белую в белом, нереально.
- Кира, доброе утро.
- Вы хорошо пошутили, - невесело откликнулась с кровати девушка.
Курганов подавил легкую улыбку, пробежавшую по тонким губам. Для пациентов он обязан быть бесчувственным лекарем. Вне зависимости от необычности больного.
- Это было серьезно. Кира, мне сказали, вы плохо спали.
- Вас поместить сюда, вы спать не будете вообще.
Опять начинается эта нулевая реакция. Она лежит и смотрит в одну точку. Это что, какая-то стратегия?
- Боюсь вас огорчить, другого типа палат у нас нет. Все одинаковые. Кира, я должен немного поругать вас за безрассудство. Сегодня ночью наша практикантка вколола вам успокоительное. Вы сказали, что у вас нет аллергии. Как вы могли это узнать? У вас амнезия.
Бровью даже не повела.
- Не будете ли вы столь любезны не напоминать мне так часто о моем диагнозе? Сказала я это интуитивно, а ругать вам следует самого себя, раз вы допускаете халатность ваших практиканток. И мое безрассудство здесь ни при чем.
Стоит ли продолжать счёт?
- Хорошо, Кира, я признаю недочет своей работы. Я бы хотел начать наше с вами лечение прямо сейчас...
Кира резко повернула голову в его сторону.
- Наше с вами? У вас тоже амнезия? Мои соболезнования.
- У вас есть желание шутить, это уже радует, но не могли бы вы не перебивать...
- Черный юмор - моя страсть. Не могла бы.
- Второй раз просить тщетно, не так ли? Позвольте я продолжу...
- Позволяю.
Она заметно оживилась. Равно, как и вчера. В ней нет яда, но ужалить она стремится. Значит, в той, прошлой жизни, она была сильно обижена. Повадки остаются даже после потери памяти. Хотя, относительно нее, наверно, стоит сказать "манеры".
Курганов безнадежно вздохнул и продолжил:
- Постарайтесь напрячь память или просто настроить ассоциативное мышление. Мне нужно, чтобы вы ответили на эти вопросы, - он протянул ей листок-опросник и карандаш.
- Мой любимый цвет? Вы издеваетесь? Тогда я тоже поиздеваюсь и отвечу "белый", - язвительно начала Кира комментировать. - Мой любимый писатель? Простите, а кто у вас заполняет медкарты? Вот он.
Надолго Курганова не хватило.
- Так, все, хватит. Вы намекаете на то, что вам нечем развлекаться и вы не видите мира. Не положено вам приносить тяжелые предметы и вообще предметы. Вдруг вы что-то с собой сделаете?
Кира закатила глаза.
- Я похожа на сумасшедшую?
- Вы задаете такой вопрос в психиатрии? - поймав выразительный взгляд девушки, Курганов исправился. - Хорошо, нет, непохожи.
- Тогда дайте хоть газету почитать.
- Нервное расстройство получите.
- Хуже все равно некуда.
Курганов поджал губы. Кира изучала его лицо. Она видела, как он принимает решение.
- Хорошо, я скажу медсестрам, они занесут вам сегодняшний номер какого-нибудь издания. Может, это вам и поможет. Позвольте мне вас покинуть? - Курганов поднялся со стула, находившегося у кровати.
- Нет, что вы, мне будет без вас скучно, - отозвалась Кира.
- Работа-работа, сожалею. Я загляну к вам еще.
Стоило отметить, уходить от нее не хочется. Спорить с ней удовольствие еще большее, чем препираться с Алевтиной.
***
Кира развернула газету, которую обнаружила на прикроватном столике. Заботливая медсестра принесла даже несколько изданий различной тематики. Может, и заботливый Курганов? А псих их знает...
Кира прервала размышления. Резко. Мгновенно. В полстраницы пестрел заголовок:
"Известная бизнес-леди Москвы попала в психушку.
Кира Рахманова, президент преуспевающего рекламного агентства, а так же влиятельный финансовый аналитик, была вчера доставлена в психиатрическое отделение неврологической клиники *** района города Москвы. О ее диагнозе медики солидарно молчат, соблюдая врачебную тайну, однако знакомые акулы рекламного бизнеса считают, что возможными причинами такого печального происшествия являются нервный срыв либо внезапно вскрывшееся заболевание Альцгеймера, коим страдал дедушка Киры Викторовны.
Юрий Корецкий, близкий друг Киры Викторовны, очень огорчен несчастьем, произошедшим с бизнес-леди:
- Кирочка много, очень много работала. Неудивительно, что в один прекрасный момент она сорвалась. Да и климат у нас, мягко скажем, не очень. А ее дедушка с этим Альцгеймером... Бедная девочка. Очень надеюсь, что у нее все будет хорошо, и скоро непременно ее навещу.
Очень хорошо, когда есть такие верные друзья, которые не оставляют в минуты слабости. Наша редакция желает Кире Викторовне скорейшего выздоровления".
-Чушь какая-то. Я не страдаю слабоумием. Я не нервная психопатка. Я не сумасшедшая.
Слёзы подступили к горлу. Кира часто заморгала, но остановиться уже не могла. В это время дверь отворилась, и в палате возник улыбающийся Курганов. Услышав всхлипывания, он бросился к кровати Киры и обнял ее, поглаживая по волосам. Профессия обязывала терпеть женские слезы, но сейчас это почему-то было выше его сил.
- Тихо, тихо, Кира. Тихо, успокойся. Что случилось? - он взял ее лицо в ладони и посмотрел ей в глаза. - Что произошло?
Та лишь кивнула на газету. Курганов схватил ее и пробежал глазами.
- Я.. Я не слаба умом... Я не... не психопатка... не неврост..стеничка.. не сумасшедшая... - каждое слово сопровождалось всхлипом.
Курганов обнял ее снова и снова стал поглаживать по волосам.
- Ну конечно, ты не болеешь этим Альцгеймером. Конечно, ты не психопатка. Это все журналисты, ты же знаешь. Успокойся...
Он укачивал ее, как маленького ребенка. Кира понемногу стала затихать. Она неосознанно жалась к нему, заходясь мелкой дрожью.
Час Курганов укачивал Киру. Она затихла и уснула у него на руках.
В палату заглянула медсестра.
- Андрей Евгеньевич...
Курганов махнул на нее свободной рукой.
- Да тише ты. Что такое, Катя?
Медсестра перешла на шепот.
- Да там Коренев орёт, что он заявление на отпуск подавал еще на прошлой неделе, а вы не подписали.
- Пошли его к чертям. Не перетрудился еще.
- И этот, как его, ну Гиппократ который, опять за свое. Он эту новенькую, Настеньку, лечить хотел. Ну вы понимаете...
- Вколите все, что надо, и ремнями к кровати, первый раз, что ли?
Медсестра закивала:
- Хорошо, хорошо, Андрей Евгеньевич.
Курганов привалился к спинке кровати. Бедная девушка. Она, наверно, всей этой психиатрии ужасно боится. Может, из-за этого самого дедушки. Какой писака сотворил эту полосу? Плохо ей, наверно. Вроде и не сумасшедшая, а из психиатрии не переведешь. Не положено. Бюрократы чертовы. И успокоительное ей колоть не хочется. Пусть лучше проплачется, легче будет. Давят на нее стены, конечно.
***
- Юрий Александрович, вы были бесподобны. Вся пресса считает вас лучшим другом Рахмановой. И откуда вы только так хорошо ее знаете?
- Игорь, это опыт. Не ты один у меня информацию собираешь. Кира - девочка непростая, нужно быть во всеоружии. Вот такие мелочи и пригодились. Наши ребята немного поработают, и, возможно, завтра я буду уже акционером ее компании. Дурочка, Кира, не подстраховалась на такой случай. Ты точно знаешь, что у нее нет доверенных лиц, которые могли бы вступить во владение ее акциями?
- Нет. Наследников нет, Рахманова молода, и про доверенных лиц нет ни единого слова. Нигде.
- Игорь, учись. Страховаться надо всегда. От таких вот случаев.
Тени на светуНемного романтики:) К сарказму вернусь в следующей главе:)
_____________________________________________________
Алевтина сидела на посту, подперев щеку рукой, и тоскливо смотрела на истории болезни.
- Щукин? Ну вот ты кто после этого? Тебе ж Курганов руки оторвет и в пятую точку вставит, - она резко вскочила и закричала: - Ты какого черта чай на бумаги пролил, амёба безъядерная?
Молодой медбрат лихорадочно бегал глазами по холлу. Наверно, думал, куда скрыться.
- Вон! Вон отсюда, и чтобы я тебя со стаканом у поста не видела! Курганову сам рассказывать пойдешь! Брысь!
Щукин обреченно опустил голову и вышел из отделения, столкнувшись в дверях с миловидной девушкой лет двадцати двух-двадцати трех на вид. Он отчаянно покраснел и шагнул назад, уступая дорогу. Девушка улыбнулась и направилась к посту.
- Это что за экземпляр, Алевтина Ивановна? - спросила она, перегибаясь через пост.
Старшая сестра подняла голову и расплылась в улыбке.
- Ника! Рада тебя видеть. Привет, моя дорогая! Это? Хомо амёбус.
Девушка хохотнула.
- А я вроде о сапиенсах слышала...
- Да какой это сапиенс! То ж разумный. А этот имбецил рукой стакан чая на истории болезни сдвинул.
- Так вот кому вы такое усиленное вливание делали, - хохотала Ника. - А мой-то где?
- В пятой палате. Найдешь?
- Да неужели! - она развернулась на невысоких каблучках и зашагала по коридору.
Алевтина проводила ее взглядом и вздохнула.
- Красавица. И умница. И чего ей так на мужиков не везет? То трудоголики, то имбецилы попадаются. Эх...
***
Ника осторожно приоткрыла дверь палаты и заглянула внутрь.
- Андрей Евгеньевич! Вы здесь? - спросила она.
Курганов вздрогнул и сердитым шепотом ответил:
- Тихо ты! Не кричи так, пациентку мне разбудишь. У нее итак нервное расстройство. Тебя только не хватало.
Ника зашла в палату и подсела к кровати на стул.
- И давно ты так сидишь? - шепотом спросила она.
- Часа два. Вон, почитай, что про нее в газете написали. А у человека всего лишь амнезия. Негодяи. Гады-журналисты.
Ника пробежала глазами статью.
- Эээй, ты полегче.
- Прости, я не тебя имел в виду.
- Кто тут у нас автор сего? Глициев? Ну все понятно. Это ж Глицерин. От него ничего другого и ожидать нельзя, - невесело усмехнулась Ника. Курганов внимательно на нее посмотрел, ожидая продолжения. Она обреченно махнула головой и торопливо зашептала:
- Борис Глициев, с института Глицерин. Он статьи под заказ пишет. Чем больше заплатят, тем бестактнее будет текст. Ему чувство деликатности неизвестно. Меркантильность и только.
- Ты можешь по своим каналам устроить что-то вроде опровержения?
Ника посмотрела на него с глубочайшим удивлением.
- Курганов, какое опровержение? Советский Союз умер больше пятнадцати лет назад, ты смеешься, что ли? Максимум, что возможно, накрапают что-то вроде этого, только исправят диагноз на амнезию. Эта статья хорошо проплачена. За ней стоит кто-то очень влиятельный. Ни один журналист не станет рисковать работой ради неизвестной мадамы, пусть даже если попрошу об этом я.
- Но ты имеешь такой вес...
- Андрей, ты меня слышишь вообще? Я потом голодного злого писаку кормить буду? - она сердито взъерошила волосы. - Ты весь день здесь просидишь?
- Это моя работа...
- Твоя работа и в других палатах есть. Хочешь, я с ней посижу? У меня со вчерашнего дня отпуск.
Курганов кивнул, соглашаясь, и осторожно, стараясь не разбудить, поднял голову Киры со своих колен и переложил на подушку, выбираясь из кровати ювелирными движениями.
- Спасибо. Я люблю тебя, - он поцеловал Нику в щеку и скрылся за дверью.
Девушка скучающе вглядывалась в лицо спящей, пытаясь отыскать знакомые черты. Ничего. Она видит эту даму в первый раз. Ненамного она и старше нее... Нике двадцать шесть, хотя выглядит она несколько моложе своих лет. Черты лица все еще оставались по-юношески угловатыми, но несли в себе некоторую небрежную изящность. Серые глаза смотрели устало из-под черных, как смоль, ресниц. Темно-каштановые волосы лежали непослушными прядями, то и дело запутываясь между собой. Но вся эта небрежность составляла неповторимый шарм, гармонично сочетавшийся с тонкой фигурой в сером твидовом плаще и кожаных ботильонах. Осень в свои права еще не вступила, но открыто начинала о себе заявлять холодом и дождями. Ника сочла нужным снять верхнюю одежду. Она бросила плащ на спинку стула и, разувшись и оставшись в носках, с ногами забралась на широкий подоконник. Пациента мирно спала, хоть и периодически вздрагивала. Наверно, мучали неприятные сны. Все в этом заведении страдают чем-то подобным. Ника привалилась к стене и стала смотреть в окно. Неизвестно, сколько времени прошло. Начинало уже смеркаться.
Девушка на кровати зашевелилась и открыла глаза, обеспокоенно оглядев палату. На ее лице промелькнуло огорчение, которое тут же исчезло за маской холодного безразличия в тот момент, когда она заметила постороннюю.
- Вы кто? - без каких-либо эмоций выдала проснувшаяся. Ника опустила подбородок и исподлобья поглядела на девушку, казавшуюся восковой куклой во всей этой болезненной белизне.
- Я ваш ангел-хранитель. Стерегу ваш сон. Дабы дать возможность работать тем, кто свыше, - она картинно возвела глаза к потолку. На дамочку это не подействовало.
- Без шуток. Вы кто?
- Ника я. Сижу тут с вами, пока Андрей работает. Не с вами же одной ему копаться. Кстати, можно на ты. Если представитесь, конечно.
Пациентка облизнула пересохшие губы.
- Кира. Диагноз - амнезия.
Ника бесшумно спрыгнула с подоконника, больно приземлившись на кончики пальцев, и скользнула на стул.
- Знаю. А я Ника, можете считать меня временной медсестрой. Алевтину я звать не хочу, у нее и без нас работы полно. Если что-то нужно, ты мне скажи, я всё умею. С врачом поживешь, всему научишься, - весело заключила Ника.
Кира оглядела ее с головы до пят. Жена? По меньшей мере, любовница. До чего же обаятельная. Два сапога пара.
- А ты кем, Ника, работаешь? Не думаю, что здесь, в обители психов, тебе бы было интересно.
- Правильно думаешь, - с интонациями кота Матроскина ответила девушка. - Я журналистка. По образованию. А вообще арт-директор одного очень влиятельного журнала.
- Форбс, что ли? - Кира потихоньку таяла от искорок непринужденного общения.
- А ты читаешь Форбс?
- По долгу службы приходится... - проронила Кира.
Ника подняла брови.
- У тебя же амнезия...
Кира пожала плечами.
- Да вот, вспомнилось...
- Слушай, - протянула Ника, и глаза ее заблестели.- Да Андрей по меньшей мере шоколадку должен. Я, считай, катализатором стала. Может, наши жизни как связаны? Ну бывает же такое, ты в мистику-то веришь?
- Не особо.
- Прагматик, значит. Верим в опыт, мышление и простые, фиксированные истины.
- Ну... есть немного, - замялась Кира.
- А я и не спрашиваю. Факт констатирую. Журналистику предполагает умение типировать людей и разрабатывать стиль общения для каждого полученного элемента. Я в институте исследовательскую по этому направлению писала.
- Так ты, значит, их этих... - Кира кивнула на газету, лежавшую на прикроватной тумбочке.
Ника укоризненно на нее посмотрела.
- Из этих или не из этих. Какая к чертям разница? Тем более, со вчерашнего дня я уже не практикующий журналист. Так, в свободном плавании, скорее. Я сменила работу. После отпуска приступлю.
- Кардинально?
- Не то чтобы. В рекламное агентство взяли. Никак привыкнуть не могу, все время журналом называю. Арт-директором.
Кира оживилась. Разговор завернул в ее сферу.
- И что же за агентство, если не секрет?
- А, ну да, ты же спец. Да не смотри ты так, читала я эту гадость. Глицерин написал. Прозвище у автора такое. Говорящее, достаточно, если ты сильна в химии. Ну ты понимаешь, бесцветное вязкое сладкое вещество. Глицерин не является никем выдающимся, наглухо потонул в написании всякой подобной гадости, но весь из себя смазливый, аж тошнит, - подвела черту Ника.
- Успокоила, - язвительно сказала Кира. - А на вопрос не ответила.
- Вопрос-вопрос... А, да. Агентство "Римини". Ну там длинная какая-то история у названия. Но красивая вроде...
Кира вздрогнула, и ее взгляд остекленел. Сама того не понимая, она выдала давно заученный текст:
- Рахманинов - великий композитор. К тому же, вызывающий восхищение. Множество произведений его прекрасны, но "Франческа да Римини" более всего. О вкусах не спорят, конечно.
Ника пораженно улыбнулась.
- А ты откуда знаешь?
Кира вернулась в реальность.
- А кто с тобой проводил собеседование?
- Нехорошо отвечать вопросом на вопрос. Мужик какой-то. Приятный, достаточно. Но не лучше Андрея. Игорь его, кажется, зовут...
Кира отстраненно проронила:
- Игорь... Но таких никогда не было... Нет, не помню... Да нет же, точно не было.
Ника насторожилась.
- Ты уверена, что у тебя амнезия? Ну-ка, кем ты там у нас работала? Фамилия твоя как?
- Рахманова. Я директор рекламного агентства "Римини".
***
- Значит, Юрий Александрович, вы решили полностью изменить персонал? - бархатный голос вырвал мужчину из размышлений. Игорь всегда умел говорить ненавязчиво, но при этом захватывал все внимание. Такие способности у одного на тысячу. У него вообще не было случайных людей в штате.
- Нет, Игорь, не то чтобы совсем. Этот арт-директор не годился ни на что, а вот та девочка - пантера та еще. Женщина, подобная Кире, нужна в компании. Дело за малым - окучить ее. Как зовут, говоришь?
- Вероника Курганова, двадцать шесть лет. Бывшая журналистка. Акула этого бизнеса. Ну СМИ - это тоже своего рода...
- Да-да, я знаю. Курганова, говоришь? Однофамилица твоего доктора?
Игорь расплылся в довольной улыбке.
- Лучше. Гораздо ближе. Родственница.
- О, прекрасно. Они у нас в руках. И не рыпнутся теперь. Ни тот, ни другая. Прибирай Веронику к рукам. Ты же это умеешь. Она девочка ничего. Я бы мог и сам, но лучше, если она не будет знать обо мне слишком много. Тем более по возрасту ты больше подходишь.
Игорь кивнул, выражая согласие.
- Игорь, ты мое доверенное лицо. Больше половины дела строится на тебе. Один неверный шаг, и все полетит прахом. Ты понимаешь?
- Понимаю. Никаких ошибок.
***
Андрей Евгеньевич Курганов завершал вечерний обход. Осталась одна палата, которую он оставлял на "десерт". Ника убьет его за эти четыре часа. Он толкнул дверь с цифрой пять.
Ника сидела и мило болтала с его пациенткой. Они выглядели чуть ли не лучшими подругами. Внезапно, лицо Киры остекленело. Андрей испугался: неужели она его заметила, да еще и так реагирует? Но его страхи рассеялись тут же, когда Кира уронила лицо в ладони и простонала:
- Чёёёёрт. Выйду отсюда, убью всех.
Пришло время вмешаться.
- И меня в том числе? - Курганов прошагал к кровати. - Ника не слишком вам надоела? Поверьте, она выполняла мою просьбу.
Ника перебила его:
- Это не совсем верно. Я сама вызвалась с тобой посидеть.
Кира одарила его взглядом королевы: надменным, уверенным, но в то же время, отчасти теплым.
- Ваша супруга доставила мне массу удовольствия. Она прекрасная собеседница. Стоит заметить, у вас прекрасный вкус.
Ника расхохоталась.
- У него? Отвратительный. Ни чувства меры, ни чувства стиля, ни, тем более, вкуса!
Андрей же только сдержанно улыбнулся и сел на краешек кровати позади стула.
- Что вы, Кира, не приведи мне Господь такую супругу. Это Вероника Евгеньевна Курганова, моя младшая сестра. Семь лет разницы.
Кира пораженно, но (на мгновение Курганову так показалось) удовлетворенно смерила их взглядом и... рассмеялась.
- Черт, как же я сразу не поняла, кого ты, Ника, мне напоминаешь! У вас же глаза точь-в-точь. Как под ксероксом. Серые. Андрей Евгеньевич, сестра у вас замечательная. Как выяснилось, она теперь в моей фирме работает. Без моего ведома, правда.
Ника отметила ее железную выдержку. Парой минут позже она чуть было не провалилась в истерику, теперь же говорила об этом спокойно и непринужденно.
- Поразительно, - продолжала Кира, - я вас обоих знаю не так давно, но доверяю. Обоим. Кому-то в большей степени, кому-то в меньшей, но... Факт остается фактом. Моя больная память пытается мне сказать, что таких людей и не было практически в моей жизни. Благодарю вас, Ника.
- Мы снова на вы? - обиженно сказала девушка.
- Нет, что ты. Просто в данном контексте так звучало лучше.
Курганов поражался. Вчера эта снежная королева казалась ему неприступной, как Бастилия. Ника же сегодня расшибла все возможные стены. А психиатр здесь он.
- Ты не устала, Ника? - обратился он к сестре. - Может, пойдешь домой, отдохнешь? Ты, поди, опять всю ночь не спала.
Ника поднялась со стула.
- Все-все. Я намек поняла, у тебя обход. До встречи, Кира. Я к тебе еще загляну завтра или послезавтра. Может, ты еще что вспомнишь.
Изящным движением Ника подхватила пальто и ботильоны и прямо босиком, легонько покачивая бедрами, скрылась за дверью.
Кира вмиг померкла.
- Как-то тихо стало в моем мире без неё... Я всегда мечтала о подруге. Судя по моим ощущениям, ее у меня не было никогда.
Курганов пересел ближе, отодвинув стул и оставаясь на кровати.
- Ника - волшебница просто. Она вам буквальным образом расцвести помогла. Вчера вы были... Неприступной такой.
- Стервой, иными словами? - тихо проговорила Кира.
- Да нет, что вы. Я о вас, как о Снежной Королеве думал. И не со вчерашнего, кстати, дня. Вас в нашу клинику пять дней назад привезли. Вы в коме были, серьезная травма головы, не буду сорить профессиональной терминологией. Меня приглашали уже тогда, сказали, что побочным эффектом, скорее всего, будет частичная амнезия. И лишь когда вы начали приходить себя, у вас ее определили как абсолютную. Вы лежали в реанимации. Тихая такая, но уже с надменным выражением лица, - с тихим смехом рассказывал Курганов.
Кира улыбалась. Не дерзко, как вчера, не язвительно. А тепло и искренне. Ее зеленые мраморные глаза смеялись. Да нет, какая же она сумасшедшая. Просто несчастная женщина.
- А мне здесь даже лучше, чем дома. Наверно. Я так чувствую, - тихий голос Киры шелестел, будто листья под порывом ветра. - Меня белый цвет раздражать перестал. Появились вы с Никой, и на стенах стало больше теней. Они уже не белые.
- Вам уже не страшно? - Курганов смотрел ей в глаза, боясь разорвать этот доверительный контакт.
- А с чего вы взяли, что мне было страшно?
- Утром вы были чересчур беззащитны. Это не статья вас так расстроила, это стены на вас давят. Вы птица с широкими крыльями, вам летать нужно, а не в белом гнезде ютиться.
- Чайка, может быть? Но на каждую чайку, как видите, находится свой стервятник, типа Глицерина и этого самого Корецкого.
- Но чайка умеет быстро летать и больно клевать. Стервятнику ее не поймать.
Андрея несло. Он сам не понимал, что говорил. Ему нужно было вернуться к истории болезни, спросить про самочувствие, но это твердил разум, а душа заталкивала эти мысли назад и творила, что ей было угодно.
Кира немного склонила голову и стала больше похожа на сову, чем на чайку. Глаза большие и задумчивые , взгляд внимательный и не упускающий ни одной детали.
- И что же, всех ли больно чайка клюёт? Есть птицы, которых она обижать не станет. У орлов, к примеру, она защиты будет искать. Чем не опора? Чайка только стервятника клевать будет. Рядом с орлом она крылья сложит. Если он не клюнет ее слишком больно.
- Орлы не жестоки. Они не терзают тех, кто будет искать у них защиты.
Кира не отрывалась от его глаз. Странно, точно такие же полчаса назад смотрели на нее, но не вызывали такой растерянности, не создавали чувства спокойствия, не заставляли скрывать дрожь, одолевавшую изнутри.
Андрей оглядел ее и зацепился взглядом за царапину на шее.
- Вы во сне себя ногтями задели? У вас ссадина на шее.
Кира усмехнулась.
- Это моя вечная проблема с детства. Мои ногти очень тонкие и очень острые. Заденешь чуть кожу - и все. Так что все время приходит их подрезать.
- Дайте, осмотрю. Зараза может попасть.
Андрей отбросил историю болезни и ручку на стул, снял стетоскоп, который катастрофически мешался: дышать и без него на груди было трудно уже полчаса. Он склонился к Кире, провел пальцами по ссаженной коже и почувствовал, как ее дыхание сбилось.
- Вам больно?
Кира прошептала.
- Нет. Хотя, потом, наверно, будет.
Андрей поднял глаза и смотрел на нее уже в упор. Ее лицо было слишком близко. Ее прерывистое дыхание обдавало его шею, и он внезапно почувствовал, что больше держать уже не сможет. Пара сантиметров. Всего пара. Он выдохнул ей в губы:
- Мы вылечим все, - и осторожно коснулся их.
Кира прикрыла глаза. К горлу подступил комок. Она не хотела прерывать этого мгновения. Его глаза стали целым миром для нее. Это так странно, впускать к себе душу человека, которого почти не знаешь.
Но уже было просто плевать.
Он почувствовал, как Кира ответила на поцелуй. Нет, никакой пошлости. Никакой игры. Только она, только ее душа, ее глаза. Он целовал ее, привлекал к себе, губами изучал ее лицо. Она сбросила с него халат, и вот он уже не врач, а просто мужчина в теплом свитере и больничных брюках. Может, из соседней палаты, может, из соседнего мира. Опять же - к черту всё. Она окунулась в него с головой, обнимая и изгибаясь под его руками. Она прижималась к нему сильнее: то ли осень подступала, то ли ее бил озноб, она пыталась согреться, переплетая его пальцы со своими, а другой рукой выводя непонятные узоры на его спине под свитером.
Мгновения растягивались в вечность, ее дыхание совсем сбилось, когда он поцеловал ее шею, оставляя на ней губами обжигающую дорожку. Сердце неслось с неимоверной скоростью, кричало, что это первый раз, когда она так отдается во власть чувствам.
Он целовал ее шею, зарывался лицом в ее волосы, пахнущие как-то по-особенному, обнимал ее, чувствовал, как она дрожит и отдавал ей все свое тепло. Но... не заходил дальше, он ощущал, что она еще не доверилась ему настолько, что она еще боится его.
Она первая оторвалась от него.
- Что мы делаем? - спросила Кира, уткнувшись лбом в его лоб.
- Не знаю. Сумасшествие, может быть.
- Это так естественно здесь. Вам идет черный свитер, Андрей Евгеньевич.
- Может...
- Может, - Кира перебила его, закрыв глаза. - Я не знаю, что ты будешь делать дальше, я не хочу этого знать, я хочу запомнить хотя бы этот вечер. Пусть она тысячу раз останется, эта амнезия.
- Снежная Королева, я был прав. Ты вся дрожишь, у тебя озноб. Жар? Постоперационный период, вроде прошел, его не должно быть.
- Выключи доктора, не порть момент. Пусть я сдохну завтра, пусть лихорадка, плевать, - Кира спрятала лицо у него на груди. - Я, может быть, первый раз мужчине доверилась. Именно доверилась, а не что-то другое, как обычно.
- Кира, я, наверное, сошел с ума уже тогда, когда увидел тебя в реанимации. Просто понял это сегодня. Ника, чума ее возьми, она наверняка предвидела это!
Кира повалила его на постель и прижалась к нему, устраиваясь поудобнее.
- Ника - умница. Ты ей шоколадку должен за всё. И не одну, - прошептала она, закрывая глаза.
***
- Вероника? Это вы? - она уже слышала где-то этот бархатный голос сытого кота. Не любит Ника, когда ее отрывают от чтения.
- Да, я. Мы знакомы?
- Это Игорь. Игорь Гордеев. Вы... Черт, я, наверно, веду себя, как первоклассник, но вы меня очаровали. Мы можем поужинать вместе?
Ника в душе засмеялась, но вида не подала. Она вообще любила смех.
- Да, отчего ж нет?
- Тогда... Через час, может быть? Я заеду за вами. И не спрашивайте, откуда я знаю адрес. Все-таки я вас на работу принимал.
Свет в конце тоннеля Свет... он, наверно, забыл про тебя.
В этом мире лишний,
В этом белом - черный.
- Алевтина Ивановна, а ваш фирменный кофий еще в ассортименте? – Ника босиком шлепала по отделению и кричала с самого конца коридора, нисколько не стесняясь того, что находится в больнице. Она любила иногда притвориться непосредственным ребенком, поковеркать слова, пробежаться вприпрыжку. Это она могла позволить себе только в психиатрии. Символично, правда? А ведь здесь ее знали с детства.
- Ника! Дорогая ты моя, что ж ты кричишь так, психов распугаешь, спать по ночам не будут! Сталин из седьмой палаты потом с Гитлером из девятой подерется опять. Что ты не знаешь, что ли тараканов в мозгах наших миленьких? – старшая медсестра со скучающим видом стояла на посту. Из палаты с цифрой один на двери показалась черная кудрявая голова. Алевтина покачала головой. – Ну и куда ты, Александр Сергеич собрался? А «Онегина» кто дописывать будет? А на письмо Гоголя отвечать? А ну брысь в горницу!
Ника хохотнула, подходя к посту. Брат еще практику здесь проходил на третьем курсе. Сколько ж лет назад это было? Ей тогда только исполнилось тринадцать… И после школы она прибегала сюда и ждала Андрея. Домой идти совершенно ей совершенно не хотелось. Их мать умерла, когда Нике было семь. Болезнь Альцгеймера. Возможно, именно то обстоятельство повлияло на будущее Андрея. Мать просто не захотела быть обузой, а этот чертов синдром развивался у нее так быстро. И в один прекрасный день она отравилась. Ника до сих пор не могла простить ее, родную мать! Отец женился спустя четыре года. Ну и швабру он себе выбрал. Андрею-то легко было, он недолго терпел ее, окончил школу и смылся в общежитие. Мол, он уже взрослый и волен сам устраивать свое будущее. А эта мымра мало того, что годилась в дочери их отцу, так еще и лебезила перед ними вовсю. Думала, сможет заменить им мать. И Андрею глазки строила…Ника мысленно выругалась, когда картинки прошлого пронеслись в голове. Алевтина тогда приметила девчонку, приходящую после обеда и подолгу сидящую в холле отделения. Так и познакомились. И подружились. Ника и уроки делала здесь, и танцы репетировала, и партию свою в хоре. А Алевтина и привыкла к ней. Своих-то детей у нее не было… Помнила Ника, был это зимний день, клонившийся уже к вечеру, когда старшая медсестра рассказала ей свою историю…
тринадцать лет назад
- Ох, Никуля, ты за Андрюшу-то своего держись. Хороший он у тебя мальчик, о таком брате только мечтать можно. Ты береги его, мужиков, как он, уже и не осталось, - Алевтина хлебнула кофе из маленькой голубенькой чашечки.
Ника сидела, не видимая докторами из-за высокой стойки поста, и хлопала длинными ресницами, внимательно глядя на старшую медсестру. Та улыбнулась и погладила ее по волосам.
- Ты пей-пей. Не слушай Андрюшку. Я десять лет только на кофе и живу. Нервы успокаивает. Вот представляешь, Никушка, десять лет. Десять лет жизни я угробила на этого засранца, ты прости меня, конечно. Ты представляешь? Мне тридцать лет тогда было, когда я замуж за него вышла. Второй раз. В первый-то я по молодости выскочила, мне и восемнадцати-то не было. Да только погиб мой благоверный. Летчиком был. Не приземлился однажды, - женщина вздохнула. – Настоящий мужчина был. А я ж его из армии ждала, он на два года меня старше был. Эх, да что теперь… А потом этот попался. Прораб чертов. В любви клялся, золотом меня осыпать обещал. А о том, что на стакан регулярно приседает, не сказал. Я с горя-то и вышла за него. Терпела потом. Долго терпела. Что только не делала, чтоб от бутылки отвадить, даже вон, у Алексеича, заведующего нашего, лечила. Куда там! Я б и до сих пор терпела, если б он бить меня не начал. Раз ударил. Два ударил. На третий я сковородкой наотмашь дала. А на четвертый вещи собрала. Три года уж как. Не знаю, живой он после сковородки, али нет.
Ника забылась и только сейчас захлопнула рот.
- А дети? – робко пропищала она.
- Да какие дети. Когда мой летчик разбился, я ребеночка под сердцем носила. Да вот и не выдержало оно. Прихватило, да так, что вместе с дитятком. А больше я забеременеть и не могла. И, слава Богу, знаешь ли. От такого, как тот, второй, я не то, что детей растить, слышать ничего не хочу. Да ты пей-пей, остынет же.
Алевтина не имела своих детей, но обрела прекрасную дочь и подругу в Нике. Возможно, где-то в глубине души женщина надеялась, что ее девочка пойдет по стопам брата, выберет медицину. Нет, она, конечно, нисколько не осудила ее желание стать журналистом, но… Эти вечные «но» преследовали казавшуюся на первый взгляд простодушной строгую, измученною жизнью женщину.
Ника привычным маршрутом завернула к стойке и остановилась рядом, надевая пальто.
- А ты чёй-то босиком? Ноги не застудишь?
- Да у вас жара здесь. Из пациентов скоро варенье варить можно будет. За бортом осень, а здесь будто июль в разгаре. Курорт! – фыркнула Ника, бросая ботильоны под ноги.
- Ну чего там твой душекопавец? Работает по программе «Вспомнить всё»?
- Да я смотрю, как бы не перетрудился, - загадочно улыбнулась девушка и быстрым шагом ушла. Она даже и не подозревала, что сегодня это не последнее место встречи. Пара часов останется у нее до звонка, перевернувшего жизнь не одного человека.
***
Кира не спала. Она всего лишь закрыла глаза. Ей хотелось казаться спящей, а между тем обдумать все, что свалилось на нее за последние сутки. Влюбиться в лечащего врача – плохо. Но влюбиться вообще – хорошо. Узнать, что весь город считает тебя психопаткой – плохо. Узнать об этом вообще – хорошо. Доверяться мало знакомому человеку – плохо. Завязывать, возможно, крепкую дружбу – хорошо. Но одна проблема вставала изящным вопросительным знаком: каким образом она оказалась здесь? И кому этого так захотелось? О том, что к этому кто-то изрядно приложился, Кира поняла, как только Ника сказала, что статья купленная. Вот только кем?
***
Курганов лежал и медленно сходил с ума. Должно же это было когда-нибудь произойти, учитывая место его работы. Что он творит? Это банальное нарушение всех возможных моральных норм. Она пациентка. Она не знает о своей жизни ровным счетом ничего. А он этим пользуется. Тут в голове будто щелкнула лампочка. А почему к ней никто не пришел? Неужели у нее нет родных, друзей, в конце концов? Да и как она вообще оказалась в реанимации? Фельдшер со скорой сказал, что она лежала на тротуаре без сознания, какой-то прохожий вызвал неотложку. Ну не могла же абсолютно здоровая женщина идти по оживленной улице и прямо посередь нее шлёпнуться в обморок? А все анализы и тесты свидетельствовали о железном здоровье и высокой умственной активности. Как там Кира говорила? Выключить доктора? Нет, если человек – медик, то это на всю жизнь.
Курганов осторожно посмотрел Кире через плечо. Ее глаза были закрыты, а дыхание казалось спокойным и размеренным. Спит. Он медленно, стараясь не задеть её, встал с кровати, взял халат и на цыпочках вышел из палаты. А в конце коридора, уперев руки в бока, с явно воинственными намерениями стояла Алевтина Ивановна. Андрей тихо охнул.
***
Он встал и вышел. Неужели сбежал? Скрылся от неизбежного разговора? Неужели так легко оставить ее в одиночестве? Кира перевернулась на живот и закрыла голову руками. Перевозбужденный мозг кипел от вопросов.
***
Приехав домой, Ника не стала ужинать. Есть ей совершенно не хотелось. Ах, как некстати у старшей сестры отделения закончился кофе! Мысли ее перекинулись на смешного медбрата, с которым она столкнулась днем. А ведь когда-то и ее Андрей был таким же нелепым, неуверенным в себе практикантом. И что теперь? Строит психов по стойке смирно. Ника усмехнулась и взялась за книгу. Внезапно телефон завопил на всю квартиру. Девушка вздрогнула и прокляла про себя то, что забыла его отключить. А спустя пару минут неласково вспоминала того, кто придумал его вообще. Отказывать новому начальству в вечерней вылазке в город было, по меньшей мере, безрассудно. Потому Ника вздохнула, печально посмотрела на книгу, которую пыталась дочитать уже неделю, и стала собираться. Час на то, чтобы быть во всеоружии. А помнится, Игорь Гордеев был очень даже ничего.
***
Ника вышла из подъезда на четверть часа раньше, чем было назначено. Ей захотелось подышать. Внезапно телефон вновь зазвонил. Ника чертыхнулась. Однако, номер высветился городской. И подозрительно знакомый.
- Да?
- Ника, это ты? – в трубке звучал взволнованный женский голос.
- Кира? Как…
- Алевтина Ивановна разрешила. Я уговорила ее во время вечерних процедур. У меня к тебе дело. Прости, что так вот сразу, в первый день знакомства… Да еще и вечером, я, наверно, тебя отрываю или ужасно надоела? – Кира почему-то чувствовала себя виноватой перед сестрой своего врача. Она ведь умная девушка, наверняка обо всем уже догадалась.
- Нет, что ты. Что случилось?
- Я хочу, чтобы ты мне помогла найти концы моей жизни до амнезии. Ты же журналист, хоть и бывший, наверно, имеешь свои связи в этой сфере?
- Ну да, - осторожно ответила Ника. Когда дело касалось журналистики, она чувствовала себя, будто идущей по канату над пропастью. Нельзя было сказать ни единого лишнего слова.
- Можешь узнать, кто такой Юрий Корецкий?
- А что именно узнать? – с облегчением спросила Ника. Узнать всю подноготную человека со стороны ей было куда легче чем то, о чем ее обычно просили – выяснить подробности личной жизни кого-либо из коллег, залезть в персональный компьютер, сделать заказную статью, пусть даже не самостоятельно.
- Все. Кто такой, чем живет, чем занимается. Вплоть до любимой породы собаки бабушки матери его жены.
- А ты в корень проблемы глядишь, - похвалила Ника. – Хорошо, придумаю что-нибудь. Может быть, завтра вечером заскочу, окей?
- Ол райт, - отозвалась Кира, внезапно обнаруживая в себе трепетные чувства к этим иностранным словам.
Ника сбросила вызов и вдохнула полной грудью. Нет, это не было сложно. Даже интересно. Но пахло большими проблемами, что Нике после недавних событий совсем не было нужно.
Во дворе показался большой черный внедорожник, настоящий причем, не такой, который назвали так из-за формы багажника и размеров колёс. Автомобиль подкатил прямо к подъезду. Водитель приглашающе открыл переднюю пассажирскую дверь. За рулем сидел тот самый мужчина, с которым Ника беседовала утром. Игорь Дмитриевич Гордеев – высокий брюнет с внимательными глазами и практически непроницаемым лицом. Ника и сама умела одевать подобную маску, профессия обязывала.
- Прошу вас, леди, присаживайтесь, - низким бархатным голосом пригласил Игорь. Ника сдержанно улыбнулась и села в машину. Мотор приятно загудел. Второй страстью Ники после журналистики были машины.
***
Игорь привез свою спутницу в один из самых шикарных ресторанов города. Юрий велел не растрачиваться на мелочи, а пускать в ход сразу тяжелую артиллерию. Игорь чувствовал, что девушка была напряжена. Она его опасалась. Не оттого ли, что он был ее новым начальством?
- На ваш выбор меню лучшей кухни города, - с улыбкой произнес Игорь, проведя девушку к заранее заказанному столику.
После того, как заказ был сделан, Игорь решил разговорить даму.
- Вы ведь раньше были журналисткой, - внезапно начал он.
- Да, вы же вроде читали мое резюме.
- Я не спрашиваю, я утверждаю. Почему вы ушли из профессии?
Гордеев увидел, как девушка напряглась еще сильнее, она стала еще бледнее.
- Это длинная история, не думаю, что она вам будет интересна.
- Отчего же? Я бы хотел узнать о вас как можно больше.
Ника вздохнула. Да, недолго девочка сражалась.
- Я провела не совсем хорошее расследование. То есть вообще-то сделала я все правильно, только информация всплыла не самая подходящая. И мне предложили оставить занимаемую должность.
- Это была какая-то серьезная шишка?
- Компания, специализирующаяся в сфере юриспруденции. Всплыли подробности о некоторых ее финансовых махинациях, подлоге документов и других неприятных инцидентах.
Игорь насторожился.
- Как, вы говорите, она называлась?
- Ну почему же называлась. Называется и сейчас. Я не дала делу хода. Моя жизнь показалась мне чуточку дороже.
- Так вам угрожали?
- Не мне. Моему начальству. Предложили меня убрать по-хорошему. Спасибо, что не перекрыли мне все пути отхода. А то сидела бы я дома без работы. А название я вам не скажу из профессиональной этики.
Игорь уже и без того понял. «Альфа». Это была именно она. Компания Корецкого. Только он, Игорь, пришел туда совсем недавно, наверно, до этого тихого скандала.
- А вы ведь не глава компании. И даже не мое начальство, не так ли? Вы заведуете кадрами? – спросила Ника, заставая Гордеева врасплох.
- Да, вы правы. Государя всея Руси, то бишь наших земель, зовут Юрий Александрович Корецкий.
Ника задрожала. Дело пахло не большими проблемами. Огромными. Но лед, кажется, тронулся, господа присяжные заседатели.
- Могу я покинуть вас на пару мгновений? – кокетливо улыбнулась Ника.
- Без проблем, Вероника Евгеньевна. Сколько угодно.
Ника с трудом сдерживалась, чтобы не броситься прочь отсюда. Но просьба Киры не позволяла ей даже думать о чем-то подобном. Она скрылась в коридоре, ведущем в уборную.
***
Кира сидела на постели, обхватив руками колени. Она не переставала думать, пытаясь сложить горстку имеющихся у нее фактов в полную картинку мозаики. Ничего не получалось. Вечно не хватало каких-то кусочков. Вот ведь противная амнезия!
Дверь привычно бесшумно открылась. В палату заглянула Алевтина Ивановна.
- Кира? Тебя к телефону. Ника Курганова.
Кира сорвалась с кровати и, поскальзываясь на ходу, бросилась в коридор к посту.
- Ну что? – впопыхах выплеснула в трубку она.
- Я, кажется, нашла его. Он директор рекламного агентства, куда я устроилась. «Римини».
Кира застонала.
- Нет, не может этого быть. Я директор этого агентства.
- Сдается мне, уже нет.
Кира выронила трубку и сползла вниз. Перед глазами поплыло. Это было дело всей ее жизни. Откуда она знает это? Да чувствует.
- Что случилось? Алевтина Ивановна, да что у вас творится? А если бы я не вернулся? Что вы там стоите, как вкопанная, не видите ничего? – будто издалека доносился голос Курганова, который уже поднимал ее на руки и куда-то нес.
Ей было все равно. Свет, загоревшийся на мгновение в конце тоннеля, погас.
________________________________________
"Аффтар хочит одзавов что бэ знать как песать дальше"
Измучилась с этой фразой:) А вообще, хочется видеть, что не закрывают, открыв, а читают!:)
