Глава 1— Знаешь, иногда мне кажется, что тебе со мной совсем не интересно. Будто кто-то заставляет тебя проводить время в моей компании против твоего желания, — внезапно остановившись посреди широкой аллеи усыпанного снегом американского парка, Украина аккуратно высвободила свою ладонь из руки парня и опустила взгляд на безумно интересный ей в этот момент кусочек серого асфальта.
Подобные мысли занимали Ольгу уже давно и без перерыва кружили в голове, вытесняя все прочие, не обращая внимания на их важность. И, не смотря на то, что это были лишь догадки, что-то подсказывало об их абсолютной правильности и обоснованности. И это давило. Во время разбора бумаг девушка часто стала погружаться в совсем отстранённые от насущных проблем мысли, что каким-то безумным вихрем опустошали всё внутри и устраивали полный сумбур в голове. А дела лишь накапливались, подобно нарастающей кипе документов на краю стола, ожидая, когда же им уделят должное внимание.
— Ну что ты! – притворно добродушно улыбнувшись, Америка вновь взял спутницу за руку, от чего она невольно вздрогнула. Не глядя парню в глаза, пребывая в странном состоянии, будто она находилась в вакууме, Ремёзина не могла заметить ни натянутой гримасы на лице Альфреда, ни его отвратительно наигранного тона.
Интересно, как она вообще смогла о чём-то догадаться? Эта деревенская простушка была настолько наивна, что поверила в его любовь, настолько доверчива, что не замечала его игры и настолько глупа, что умудрилась и сама в него влюбиться. А впрочем, именно этого и добивался Джонс. Как-никак, ему было очень важно втянуть ближайшие к России страны в зависимость от Америки. И не важно, каким образом. И, надо заметить, он в этом весьма преуспел. Даже неприступная Наталья, преследуя свои цели и по непонятным причинам непомерно ревнуя Ивана к сестре, согласилась на своеобразный союз с США. Тайный, конечно.
Жалко, что на Орловской не действует та же тактика, которую он применил к Украине. Младшенькая безумно красивая. Да и более сообразительная. До этого момента всё шло гладко и если бы не интуиция, наверное, так как эта дурнушка догадаться-то никак не могла, Ремёзина и не заподозрила бы ничего. Но она доверчивая, это сомнение легко искоренить.
— Я ведь говорил, что люблю тебя… — сладко прошептал Альфред ей на ушко и Ольга покраснела. Вот и всё. Даже как-то скучно. Как же всё-таки эта Украина ему осточертела! Вечно несёт какую-то ерунду, а говорит она, почти не умолкая, жалуется на что-то, помощи просит и требует слишком много внимания. Дотошная и глупая. К тому же, у неё ещё и вкуса совершенно никакого. Что за бредовый комбинезон позапрошлого века? Господи, да с ней-то и по городу пройтись стыдно, вся репутация к черту. Но нужно потерпеть. Немного ещё мучиться осталось. Только вот этот мелкий…ну как его? А! Канада! Так вот Канада всё время своими нотациями донимает. То не делай, это не делай, ты разобьёшь ей сердце и прочая сентиментальная ерунда. А ему-то что?
— Я тебе верю, — тихо шепчет Ольга, прикрывая голубые глаза, ссылая это на тяжесть белых снежинок, что разместились на её длинных светлых ресницах. И это, несомненно, они растают от теплоты кожи, а не слёзы ели заметно текут по щекам. И только упорная мысль в голове нагло твердит, что в только что сказанных словах Ремёзина пропустила весьма существенное «не», которое должно было изменить весь смысл фразы. И не только…
Что-то так неприятно щемит в груди и ветер, кажется, носиться по парку с всё большим азартом, продолжая хлестать прохожих по лицам, бросая в них целые комы ледяного снега. И он неистовствует.
Но Украина, опомнившись, украдкой смахивает влагу и натягивает васильковый вязаный шарф по самые глаза. Просто так, ощущая сильное желание спрятаться абсолютно ото всех. Тем более, Америке не обязательно знать, что в его кукольном театре назревает бунт, ведь одна из марионеток совершенно внезапно заметила ниточки. Но она ещё не в состоянии их оборвать, поэтому, пусть играет, пока у него есть такая возможность. А она потерпит. До поры до времени. Вот только сестру трудно будет простить. Орловская всё знала, но решила «отомстить» за Брагинского и заставить его, же поревновать. Ну что ж, у неё получилось, только не с тем человеком.
Какая-то глубоко оскорблённая улыбка появилась на губах девушки, но тут, же исчезла. Не дай Бог Джонс заметит. Он ведь заподозрит, что что-то пошло не так в его идеальном плане и поспешит его изменить. А этого Ольге не надо. Предупрежден, значит, вооружен, да? А к влюбленным дурочкам это относится?
* * *
— Ваня, ты дома? – Украина осторожно открыла тяжелую деревянную дверь и как-то напряженно окинула комнату взглядом. А здесь ничего не изменилось. Почти. Видно, Россия всё же побелил потолок. Да и ковер узорчатым покровом прятал дубовый паркет, хотя раньше был более похож на изъеденную молью половую тряпку. Но вот владелец квартиры ни за что не хотел расставаться с ним, из принципа. Никому, даже самым родным не было известно, что такое ценное таиться в этом облезлом предмете интерьера, которому прямая дорога на свалку. И столик в прихожей по-прежнему стоит, не смотря на то, что никому и никогда не было известно, с какой целью он был там поставлен. Им всё равно не пользовались. Единственное его предназначение было лишь хранить на себе, пожелтевшую от времени и плохого качества, фотографию в рамочке, на которой ещё до сих пор можно было рассмотреть улыбчивые лица счастливой троицы – двух сестер и брата.
Ностальгическая улыбка озарила мрачное лицо Ремёзиной, но тут, же исчезла, как только послышался скрип паркета. А ведь так и не починил.
— Оля? – Иван резко остановился посреди коридора и уставился на нежданную гостью. В его светлых сиреневых глазах не было холодности или затаенной злости на весь мир, как утверждают многие, к слову, тот же Альфред, нет. В них искрилось недоумение и, пробивающаяся сквозь корочку давних обид, радость. Он был действительно рад её видеть.
Из-за этого украинке стало как-то не по себе. Ей стало стыдно за то, как она себя вела по отношению к брату, за ссоры порой оправданные, а порой и совсем нелепые. И девушка, потупив взгляд, неловко откашлялась.
— Я…
— Чего же ты стоишь в проходе? Пошли, сейчас посмотрим, чем бы тебя угостить, — Брагинский искренне улыбнулся, и Ремёзиной сразу стало как-то легче. Пропала навязанная прошлым нерешительность и осторожность и Ольга пошла вслед за братом на кухню.
Немного пошумев кастрюлями и пару раз заглянув в холодильник, парень смущенно улыбнулся и хотел уже что-то сказать, но гостья его перебила.
— Я что-нибудь приготовлю.
— Не нужно. Садись, я поставлю чайник. Что же тебя ко мне привело? Ты ведь наверняка спешишь. Не заходишь ты больше ко мне просто так, — девушка не видела лицо брата, но отчетливо ощутила горечь и обиду в этих словах, слегка заглушенных шумом воды. Такой не намеренный, но ясный упрек вогнал Украину в краску и снова заставил спрятать взгляд от России.
— Знаешь, Ваня, а я ведь прощения пришла попросить, — голос прозвучал немного глухо и нечетко, но в уже звенящей тишине кухни слова были слышны очень хорошо. Рука Брагинского дрогнула, и немного кипятка пролилось мимо чашки на столешницу, но это осталось незамеченным. Казалось, молчание стало напряженней, настенные часы стали тикать с каким-то непонятным ожесточением, а снежная буря за окном усилилась, продолжая хлестать унылые ветки уснувших деревьев и бессильно нося по земле упорно не желающие исчезать снежинки.
— За что?
Ей показалось или голос брата подозрительно дрогнул? Странное чувство нахлынуло на Ольгу и сжало грудную клетку в тиски, отяжеляя итак замедленно бьющееся сердце и перехватывая итак излишне учащенное дыхание. А вдруг он не поверит? А вдруг возьмёт и выгонит? За всё хорошее, так сказать…
— Мы…я совершила много ошибок. Очень редко я слушала тебя, хотя всё же иногда стоило. Ты бы прав… — голос Украины совсем затих, подозрительно ослабнув под конец фразы, а пальцы, теребившие ранее какой-то небольшой кусочек ткани, нервно его отбросили. К чему такая антипатия к обрывку…американского флага? Значит, этот гадёныш всё же как-то обидел её. Ну герой…
— И что же он сделал? – тон парня не повысился ничуть, лицо продолжало светиться дружелюбием, но всё же в голосе слышались какие-то угрожающие нотки. Он не посмеялся, не упрекнул. Братик…
— Спасибо тебе, Ваня… — вырвалось у Ольги вперемешку со всхлипом, и она с нескрываемой благодарностью положила свою ладошку на руку Ивана, тем самым заставив его успокоиться и прийти в себя. Взъерошив светлые волосы, Брагинский подскочил с места и поспешно выключил буквально разрывающийся чайник, который давно закипел и всеми силами, в частности свистом, пытался привлечь внимание. Сдуру схватив нагревшуюся от пара ручку без захватки, обжег кожу, пролив из-за этого ещё кипятка на многострадальный пол, Россия чертыхнулся и поставил злосчастный чайник на стол, оскорблено на него поглядывая.
Невольно улыбнувшись, Ремёзина аккуратно подхватила обе чашки, что были уготовлены, залила заварку, всыпала сахара и без лишних хлопот залила всё водой. Это действо почему-то напомнило об уже давно забытых вечерах холодной зимой, когда она, Иван и Наташа, пытаясь согреться после целого дня на улице, с наслаждением пили чай с…
— Вань, а у тебя есть медовые пряники? – загорелись огоньком глаза девушки, а Брагинский лишь понимающе улыбнулся в ответ и достал из шкафчика угощение, любимое им и сестрами больше всех остальных.
И так приятно было без любой задней мысли просто сидеть в довольно-таки скромной кухне с Ольгой и наслаждаться горячим напитком со сладостями. Со сладостями, которые на вкус были, как…как детство. А этот паршивец… Ну, это ещё надо выяснить, кто тут герой.
Восьмое мартаИтак, изначально этот фанфик писался ко Дню Святого Валентина, но так как автор банально не успел, он будет к восьмому марта) Идея женской самодостаточности подтверждена х) К тому же, узнав, что Химаруя предложил фамилию Украины — Черненко, я посчитала, что это гораздо более украинская фамилия, нежели Ремёзина и тут же сменила на оную) Приятного прочтения. Буду ждать ваших комментариев и критики.
— Эй, Оля, у меня для тебя сюрприз, — широко улыбаясь, в комнату сестры вошел Россия и возбуждённо потряс какими-то бумажками.
— А, Ваня, ты уже пришел? Хорошо, тогда мой руки и пойдём кушать. Я испекла пирожки с барбарой и черникой, — будто и не услышав сказанного братом, Украина продолжала усердно вытирать пыль с мебели, как-то напряженно напевая что-то. Брагинский неодобрительно помотал головой и, подойдя ближе к девушке, потряс этими самими бумажками уже прямо у неё перед глазами. Черненко фыркнула и отмахнулась.
— Ну Оля… — жалобно протянул Россия, глядя на неё большими сиреневыми глазами, от чего украинка только глубоко вздохнула и наконец спросила:
— Ну что там?
Парень сразу повеселел и, забрав у сестры тряпку для полировки, всучил ей бумажки и принялся вдохновенно рассказывать:
— Ты же знаешь, завтра восьмое марта, и Франциск решил уделить этому празднику должное внимание, устроив, так сказать, вечеринку или как там это называется. Он пригласил всех. Я имею в виду стран. Я, конечно, идти не очень хочу, но вот тебе развлечься нужно обязательно. Но одну я тебя не пущу.
Черненко придирчиво осмотрела ярко раскрашенные два приглашения и, хмыкнув, посмотрела на Брагинского, прищурив глаза.
— А ты уверен, что пригласили именно меня, а не просто тебя со спутницей? – скептически подняла одну бровь вверх украинка, прекрасно помня о своей не завидной роли в обществе стран. Чем-то она была похожа на Канаду, но вот с той разницей, что если она приходила, то её все же не могли не заметить.
— Вот. Приглашения подписаны, — важно повел плечами Иван, указывая сестре на графы с именами. Нужно отдать Франции должное, там было написано «Ольга», но так, же нужно будет сказать Бонфуа, что она все, же Черненко, а не «Брагинская». Заметив пристальный взгляд Украины на фамилию, Россия неловко пожал плечами, как бы говоря, что он тут ни при чем.
— Да, это всё, конечно, хорошо, но у меня и времени нет, — тут же сконфузилась девушка, начиная натирать мебель ещё усердней, пока не заметила, что она это делает приглашениями, а тряпку уже давно забрал брат.
— Оля, мой дом не был таким чистым ещё со времён СССР. Я теперь даже сомневаюсь, когда прихожу, не ошибся ли я, — хмыкнул Иван и принялся сверлить украинку взглядом, так как видел, что она ищет какие-то новые увертки.
— У меня даже надеть нечего, — нашлась Черненко и прикусила губу в надежде, что тут Брагинский выхода не найдет.
— Я понимаю, ты сейчас его видеть не хочешь, но ведь нужно. Покажи, в конце концов, что ты не слабая, — аккуратно приобнял родственницу за плечи Россия и мягко улыбнулся, когда та, шмыгнув носом, серьёзно кивнула, — А так, у нас ещё целый вечер. Мы ещё успеем тебе что-то купить.
— Но учти, это будет на твоей совести, — проникновенно протянула Украина, тыкнув брату пальцем в грудь, на что тот усмехнулся.
* * *
— А, Ольга, Bonsoir. Bienvenue sur*, — улыбнулся Франциск, галантно целуя руку девушки, от чего та слегка покраснела, но также ответила дружелюбной улыбкой.
— Благодарю за приглашение, мсье Бонфуа, для меня оно было приятной неожиданностью, — украинка тряхнула головой, откидывая лезущую в глаза челку с лица. Слова её были правдой лишь частично. Не смотря на то, что на это раз о ней не забыли, именно сегодня она предпочла бы наоборот остаться дома. Сначала убирать и готовить до полного истощения, а потом посмотреть какую-то дотошную мелодраму отечественного производства, что бы не погружаться в свои личные проблемы. Ну а от этих, простите за выражение, дебильных, а порой и вовсе лишенных изначального смысла сериалов на слезы совсем не тянуло. Наоборот, появлялось неутолимое желание что-то разбить или кого-то ударить. А вот на последнее действие у Черненко были кандидатуры. Пореветь она могла в случае ссоры с родственниками, а в таких ситуациях она привыкла мстить.
Заметив странный блеск в глазах собеседницы, француз поспешил ответить на её реплику. Всё же, как бы там ни было, сестра Брагинского, а эта семейка очень непредсказуемая.
— Вы сегодня просто прекрасны, — сладко улыбнулся Франциск, но тут, же осекся, увидев взгляд Ивана, который сулил ему скорую и полную мучений смерть, — Проходите. Наслаждайтесь напитками и легкими закусками.
И блондин след простыл, на что Россия удовлетворенно улыбнулся и, взяв сестру под руку, повел к самой шумной компании, которая состояла из спорящих братьев Варгасов, Антонио и Людвига, пытающихся их успокоить и о чем-то мило воркующих Родериха и Элизабет. Неподалеку от них заговорщицки хихикала Тайвань, слушая, что ей шепчет Вьетнам, от чего, стоящий в двух шагах от них, Кику всё время краснел. Артур усиленно ухаживал за Викторией, а та, желая заставить его поревновать, что у неё отменно получалось, все время выглядывала Франциска, спрашивая о нем у англичанина, от чего последний бледнел от злости и с ещё большим увлечением осыпал Сейшелы комплиментами. Южанка явно была довольна.
Покинутая испанцем и итальянцем Бельгия, впрочем, совсем не скучала в компании Голландии, веселя его своими шутками, хотя ему было достаточно и её обаятельной улыбки, с которой парень не сводил взгляда. Ваш не отходил от малышки Лихтенштейн, то и дело одаривая грозными взглядами Пруссию, который с целью позлить швейцарца изредка поглядывал на девушку, не представляющую для него особого интереса.
Украина нервно сглотнула и рефлекторно вцепилась пальцами в тонкие жемчужные бусы на шее, словно они и сдерживали все эмоции внутри неё. Она заметила ненаглядную младшую сестрицу, конечно же, пришедшую на праздник вместе с американцем. Джонс, похоже, не ожидал увидеть Ольгу у Франции и сейчас его взгляд скользил по платью нежно-василькового цвета, украшенному ели заметной вышивкой по контуру декольте. Такой необычный для вечно занятой и работающей украинки вид довершался светлыми туфлями на каблуках, которые она надевала очень редко, но которые, нельзя не признать, ей шли.
Взгляды девушки и парня встретились. Первая смотрела с обидой и презрением, которое занимало место ревности, а второй с легким испугом, ведь план рушился, и наполовину наигранным восхищением, так как Ольга сегодня действительно не уступала Наталье. Орловская же полным ревности и зависти взглядом сверлила родственников, но в то же время высоко вздернула аккуратный подбородок и крепче обвила своей рукой руку Альфреда. Заметив этот жест, Украина тут же дернулась, и развернулась было к выходу, но Россия успел остановить её и сделать такое выразительное лицо, что девушка твердо решила остаться.
* * *
Сделав глоток красного десертного вина, Украина прислушалась к разговору Польши и Литвы, которые предпочли остаться в её, Ивана, Райвиса и Эдуарда компании, чем идти к прочим европейцам, которые уже немного успокоились и разбились преимущественно на парочки или взрывоопасные трио. Лукашевич втирал совсем не слушавшему его Торису что-то про обожаемых пони и перекраску дома и, похоже, совсем не замечал, что его откровенно игнорируют. В зале уже, по настоянию Франции, начала играть музыка и Австрия с Венгрией первые закружились в танце. Затем начали подтягиваться и другие, а Ольга наоборот собралась найти укромное местечко, что бы сесть и отдохнуть. Ну, в самом деле, не танцевать же медленный танец с младшим братом, который, к тому же, танцевать не хотел и не любил. А на другие приглашения девушка и не рассчитывала.
Поставив пустой бокал испод вина на стол, Черненко подняла глаза и увидела…Альфреда? А, нет, это же его брат, которого всегда путают с Джонсом. Канада. Очень милый, но с родственником ему явно не повезло. Парню наверняка часто достается от недоброжелателей Америки из-за внешнего сходства. Да и сейчас ему могло достаться от неё, если бы она его вовремя не узнала.
— Простите, могу я вас пригласить? – галантно поклонился Мэтью и протянул девушке руку. Что бы там не говорили, а обаяния и шарма ему не занимать, как и манер. От Франциска, наверное, перенял. Не то, что братец. Этот от своего опекуна, к сожалению, мало что взял и… Стоп. Может, хватит сравнивать? Эх, была не была…
— Хорошо, — Украина кивнула и бросила предостерегающий взгляд на Россию, который уже, видимо, решил избавить старшую сестричку от нового ухажера. Но потанцевать с Уильямсом ей все, же не дали. Внезапно, как из-под земли, возник Америка, оставивший где-то Беларусь, и одарил украинку уже приевшейся наиграно дружелюбной улыбкой. Девушка даже скривилась, не в силах сдержать эмоции.
— Оленька, можно с тобой поговорить? – сладко протянул Альфред, переводя взгляд с Ивана на своего брата, и кивнул на дверь, ведущую в холл. Глубоко вздохнув, выхватив у официанта с подноса ещё один бокал с вином и осушив его залпом, Черненко кивнула и пошла за Джонсом, устало закатив глаза.
Коридор встретил их неприятным, пробирающим до костей сквозняком, шатающимся по всей прихожей, не очень ярким освещением и отвратительной тишиной, которая, не смея войти в шумный и многолюдный зал, уселась на диване с сестрицей луной играть в карты, прерываясь лишь на то, что бы отогнать надоедливую темноту, которая то и дело норовила помешать.
Ольга не знала, что сейчас начнет рассказывать американец, но точно решила, что будет пропускать вс. Информацию через разум, а не через сердце, которое перестало биться чаще в присутствии этого блондина. Лишь самолюбие надменно отворачивалось, оскорбленное этим парнем до глубины души.
— Знаешь, ты сегодня прекрасно выглядишь, — издалека начал Джонс, но он просчитался. Стадия, когда все ещё можно было исправить комплементами, прошла, и сейчас украинке было плевать на них.
— Знаю. Мне уже сообщили, — со всей серьёзностью кивнула девушка и скрестила руки на груди, откровенно издеваясь, — Ты ещё что-то хотел сказать?
Тишина, потревоженная этой парочкой, возмущённо фыркнула и, заставив обоих замолчать, осталась вполне довольна и вернулась к своим делам. Лишь парень и девушка продолжали всматриваться друг другу в глаза, но каждый с разными намерениями. Америка был по-прежнему уверен, что Украина его любит и что её расположение он вернет в два счета. Нужно было только немного ущемить свою гордость.
Взяв Ольгу за руку, он начал вдохновенно рассказывать ей о том, что запутался и что только теперь понял, насколько он её любит. Мысленно фыркнув, Черненко судорожно начала искать способ, как избавится от Джонса с его-то стальной хваткой.
— Извините, я, наверное, помешал, но вы, Ольга, обещали мне этот танец, — оба обернулись на этот голос и с удивлением заметили Канаду, смущенно протянувшего руку украинке, но явно ожидавшего увидеть здесь подобную сцену и прервать её. Девушка же, воздав хвалу небесам за такую удачу и этого парня, со всей живостью вложила свою ладонь в протянутую ей и нервно выдернула вторую руку из хватки американца. Тот же, не в силах пошевелится от ошеломления, замер.
— Да, конечно, меня просто отвлекли. Но дело совсем не важное, так что этот разговор можно прервать, — весело прощебетала Черненко Уильямсу и насмешливо пожала плечами, видя гримасу Альфреда. Обрадованный Мэтью увёл девушку обратно в зал, счастливо улыбаясь.
Америка остался стоять одни в коридоре, глядя парочке вслед, совершенно ничего не понимая. Тишина похлопала его по плечу, приводя в себя, а темнота насмешливо повторила на пару с луной только что сказанное несколько обрывчато, но передав всю суть, добивая самолюбие парня. Его только что бросила Украина? Ради его брата?
Третья и заключительная— Ох, Наташа, мне уже нужно собираться, ты ведь закончишь с ватрушками сама? – взволновано произнесла Украина, вытирая белые от муки ладошки о цветастый фартук. Белоруссия сосредоточенно кивнула, не отвлекаясь от готовки, и даже не поднимает взгляд на сестру. Всё ещё корит себя за то происшествие с Америкой. Хотя Орловская и бросила Альфреда, плеснув ему в лицо красного французского вина на всё том же вечере у Бонфуа, она всё же чувствовала себя виноватой перед сестрой, а особенно перед братом.
— Ты куда-то собралась, Оленька? – вкрадчиво спросил Россия, тихо заглядывая в кухню, которую уже около недели оккупировали его родственницы, чему он, в принципе, был только рад.
— Да, я иду гулять, — беспечно ответила Черненко, счастливо улыбаясь, и продолжила поспешно развязывать передник, в завязках которого, то и дело путалась от нетерпения.
— А с кем? – всё так же осторожно поинтересовался Иван, прищуривая сиреневые глаза, в которых заплясали бесенята. Но украинка, похоже, этого даже и не заметила, находясь уже в предвкушении.
— С…подожди! Ты это к чему? – нахмурилась девушка, наконец, справившись с фартуком и отложив его на столешницу. Грозно вскинув одну бровь вверх, она скрестила руки на груди и выжидающе уставилась на младшего брата, нервно постукивая ногой.
— Я обязан…
— Ничего ты не обязан, Ваня, — хмыкнула Украина, махнув рукой и, ловко обойдя русского, остановилась уже в дверном проёме, — Думаешь, я не помню, что было тогда с Эстонией? Об остальных я вообще молчу. Швеция, бедный парень, ему тогда так досталось…
И, закатив глаза, напоследок пригрозив Брагинскому указательным пальцем, Ольга исчезла в коридоре, весело что-то напевая. И лишь потом послышалось, как закрылась дверь в её комнату.
— Ну, хоть ты, Наташенька, побудешь сегодня с братом? – широко улыбнулся Россия, глядя, как младшенькая тщательно лепит пироги и прячет от него взгляд за упавшей на глаза челкой.
— Прости, Ваня, но за мной через час зайдёт…должны зайти, — слегка хрипло протянула Белоруссия, заметно нервничая, но стараясь это ничем не показать. Даже её голос совсем не дрожал.
— А…
— Нет, я тебе тоже не скажу, — с легкой, ели уловимой ноткой задора произнесла Орловская и повела плечами, словно пристальный взгляд брата давил на неё и угнетал. Но, на самом деле, ей было просто стыдно, что и она бросила Россию. Ольга – это одно. Она всегда была какая-то более самостоятельная, если, с учетом её истории, можно использовать подобное определение. Но украинка, не смотря на то, что всегда любила и Ивана, и её, так, же стремилась к независимости, отдельному существованию, без надзора заботливого младшего брата. А вот Наташа была более привязана к Брагинскому, и в детстве от него не отходила, держась за шарф, как за главную опору в своей жизни. А вот теперь и она отдаляется…
Но немой монолог Белоруссии был прерван звонком в дверь. Затем послышался звук открывающейся двери на втором этаже, проворные шаги и предупреждение: «Иван, не смей, я сама открою!». Вслед за тем показалась сама Украина. Вопреки всем предубеждениям на счет неё в обществе стран и даже собственной семьи, она ловко съехала по перилам и, спрыгнув на ноги с бойким «Ехоу», поспешно направилась в прихожую.
Россия, увидев подобное поведение, а ещё то, что Черненко была одета в светлые джинсы, легкую весеннюю толстовку и, о Боже, кеды, с ещё большим интересом выглянул из кухни, желая узнать, с кем нужно будет проводить беседу о правилах поведения с его старшей сестрой. В коридоре оказался никто иной, как смущенный и слегка покрасневший Канада, держащий букет подснежников. Украина, совершенно ничего не замечая, уже щебетала что-то Уильямсу, пряча ключи от дома в задний карман джинсов и, поднявшись на носочки, почти невесомо чмокнула гостя в щеку. Тот зарделся пуще прежнего, а Ольга, звонко рассмеявшись, произнесла что-то на подобии: «Ты такой милый, Матвей». Бойко взяв канадца за руку, она потащила его на улицу, впуская в немного мрачную прихожую солнечный свет и возбужденный гул улицы, что должны были заменить, на некоторое время, её шумную и яркую персону.
Брагинский шумно выдохнул, наполовину с обидой, а наполовину с облегчением, что ухажером оказался не Америка, о чем он подумал, едва заметив джинсы. Проводив старшую сестру взглядом, он, всё так же доброжелательно улыбаясь, вернулся на кухню.
Белоруссии там уже не оказалось. Пирожки начали распространять аппетитный запах, на что живот откликнулся голодным урчанием, а на столешнице появился ещё один передник и записка, что гласила:
«Духовку выключи через десять минут. И не забудь взять захватку, когда будешь доставать пироги, обожжешься.
P.S. Если что, аптечку я оставила в гостиной на столике. Наташа».
А через пять минут снова послышался дверной звонок и, делая вид, что ей безразлично, Орловская спустилась со второго этажа и направилась открывать дверь. Она, в отличие от Ольги, была одета в свое любимое платье, только нож остался в комнате.
Разговора не было слышно, а опять возвращаться в прихожую не хотелось, поэтому Иван смог лишь тоскливо посмотреть сквозь кухонное окно, как Литва, с трепетом взяв Белоруссию за руку, ведёт её по тропинке к парку, что-то рассказывая, безумно счастливый, что на этот раз его пальцы целы. А Наташа, слегка прищурив глаза от яркого солнечного света, улыбается уголками губ.
Россия, силясь улыбнуться, но терпя в этом поражение, плюнул на всё и, бросив взгляд на часы, которые, словно издеваясь, слишком громко тикали в тишине, направился к духовке. Выключив её и, не забыв про захватку, вытащил парующие пироги и удовлетворенно вдохнул родной запах. Плеснув в стакан молока, он сел один за стол на кухне и принялся уныло жевать, впрочем, очень вкусную выпечку.
Его не покидало чувство, что его бросили, что он уже никому не нужен. Хотя он и понимал, что сестры тоже хотят иметь личную жизнь. Но на этих мыслях в нем просыпался вредный маленький эгоист и начинал хныкать, требуя внимания.
Глотнув молока, заливая им неприятный осадок тоски и одиночества, Иван бросил взгляд на дневную улицу. Там весело резвился ветер, то дергая хмурых прохожих за волосы и куртки, то ероша молодые пагоны свежей зелени или, поднимаясь ввысь, разгонял совершенно безобидные белоснежные облака, лишь бы похвалится своим могуществом. Птицы весело чирикали целым недружным хором в кронах деревьев, слегка нахохлив перья, спасаясь от недружелюбно прохладного воздуха. А над первыми пестрыми цветами уже запорхали не менее яркие бабочки, важно махая крохотными крылышками.
Внезапно опять послышался звук открываемой двери, скрежет ключа в замочной скважине, а затем тихая ругань уже в прихожей. Брагинский даже не подозревал, кого там нелегкая принесла, но и узнавать особо не стремился, пригревшись под редкими солнечными лучами, что пробивались сквозь плотные темные занавески. Уже ближе к кухне отчетливо прозвучало «Черт!» с каким-то странным акцентом, и топот тяжелых сапог по паркету. Видимо, явившийся так и не справился со своей обувью и решил лишний раз не напрягаться.
В комнату, ругаясь уже на русском вперемешку с немецким и недовольно сверкая алыми глазами, ввалился раздраженный Пруссия. Едва заметив Россию, он слегка нервно кивнул. Бесцеремонно плюхнувшись в кресло, взвалив ноги на стол и нагло схватив последний пирожок с яблоками, Гилберт широко ухмыльнулся.
— Скучаем, Брагинский?
И Иван был готов поклясться, что, вне зависимости от его ответа, предаваться тоске и размышлениям об одиночестве, то есть «скучать», ему сегодня уже определенно не даст эта самодовольная и совершенно бессовестная личность, именуемая Гилбертом Байльшмидтом.
