Глава 1У окна небольшой комнаты сидит старик. Вечно мерзнущие ноги накрыты уютным ворсистым пледом, взгляд давно потухших серо-синих глаз устремлен в чернильное небо с россыпью Млечного пути. Но он не видит звезд. Ему вспоминаются те счастливые времена, где молодые мужчина и женщина счастливо гуляют вдоль реки, он собирает цветы для нее, а она весело смеется; то самое прекрасное утро в их жизни, когда они, выйдя пасти своих лошадей, плюнули на все и, вскочив на них, долго гнали их карьером по просеку, а потом, уставшие, сидели на поляне и наблюдали за нежными играми Тантика и Белушки, и Таня нарушила молчание смущенным «Кажется, у нас скоро будет ребенок»…
- Я нашлю на тебя цунами, - кричит Димка, восьмилетний правнук Ивана, - и твой бункер смоет!
- Мои ученые в бункере отведут его, и оно случится на пустыре, - кричит в ответ Алена, двенадцатилетняя правнучка.
- Магия круче! Против нее нет приемов, - не унимается Дима.
- Фигня твоя магия; наука – вот наше будущее. А все, что не научно – то сказки.
- Ну и играй одна, - обижается мальчик, - я к деду пойду, он мне сказку расскажет.
Димка маленьким ураганчиком влетает в комнату любимого прадеда и запрыгивает на кровать.
- Дед, расскажи мне сказку, - требует ребенок.
Иван с минуту молчит, перестраивая мысли от историй своего прошлого на сказочный лад.
- Дед, а ты знаешь еще истории про магов и злодеев?
- Знаю, - Иван улыбается правнуку, и его глаза снова становятся ясными, как в юности. – И много. Столько, сколько пожелаешь.
И память услужливо приоткрывает приключения их с Танькой и Баб-Ягуном детства и молодости. Особенно ярко он вспомнил десятилетие свадьбы Ягуна и Кати.
Этот парень был из тех,
Кто просто любит жизнь:
Любит праздники и громкий смех,
Пыль дорог и ветра свист.
Танька подскочила на кровати от раздавшегося со двора грохота. Наскоро освежив защитные чары над спящей дочерью, она резко открыла дверь и выставила вперед руку с нагревавшимся перстнем. Сонный Ванька, взяв охотничье ружье, встал рядом.
- Да что же это такое, я просто зверею! Вот и верь после этого рекламным проспектам!
Из-за конюшни, волоча разваливающийся пылесос, показался Ягун. Ванька, покачав головой, опустил ружье, а Таня сбросила две тяжелых искры во влажную от рассветной росы землю.
- Нет, ну вы посмотрите на это! – Ягун показывал заспанным друзьям хромированные останки, - Совсем стыд потеряли – каких-то четыре тысячи кэ-мэ – и новехонький пылесосик… ааа!
Договорить болтуну-Ягуну не дал Ванька; он просто стиснул друга в объятиях настолько крепко, что у того только что ребра не затрещали, а Танька с радостью повисла на обоих.
- Ну-ну, потише, задушите же! Как будто сто лет не виделись; а всего-то полгода…
Ягун освободился из медвежьих объятий Ваньки и сейчас глубоко и тяжело дышал. Но отдышаться ему не дали: с крыльца с громким визгом «Дядя Ягууун!!!» прямо ему на шею прыгнула семилетняя Люся – дочка Ваньки и Таньки.
Пока уставший с дороги Ягун парился в бане, Таня с Люсей накрывали на стол. Уже за чаем Ягун «вспомнил», зачем навещал друзей:
- Ну, в общем, у нас с Катюхой на носу десятая годовщина свадьбы… оловянный юбилей, мамочка моя бабуся! Хочу, чтобы этот праздник надолго всем запомнился. А то все эти посиделки в ресторанах-Тибидохсах-на-квартирах уже вот где! – он сделал характерный жест рукой. – Надо что-то необычное придумать. Поможете?
- Можно организовать речной круиз, например, - с ходу предложил Ванька.
- Не, не то. Такое сплошь и рядом. Вон, Гломовы на пятилетие теплоход брали.
- А можно на драконах покататься!
Танька иногда брала Люсю на Буян, когда тренировки были не такими напряженными, и любимым развлечением девочки было летать. Чаще, конечно, она сидела с мамой на контрабасе, но иногда старый Соловей разрешал Люсе пролетать вместе с ним относительно спокойных Гоярына или Раду.
Родители, конечно, фыркнули на такое абсурдное предложение, но Ягун подскочил на стуле с воплем «Эврика!»
- Вот что, други мои. Праздник будет в воздухе, - он хлопнул ладонью по столу. – Вот как хотите, а будет.
- Ну и как мы это организуем? – Иван бросил тревожный взгляд на Люсю. – В воздухе – это на драконах, что ли? Так они тебе и позволили на спинах скатерти-самобранки разложить. Особенно Искристый. Это мы точно надолго запомним.
- Узко мыслишь, Джон Вайлялька, - усмехнулся Ягун. – Во-первых, кто нам даст школьных драконов? Это даже я при всем своем необъятном обаянии сделать не смогу. Во-вторых, - и Ягун скопировал жест Шурасика, поправлявшего очки, - на Буян кое-кого Гардарика не пускает (не будем пальцем показывать). Так что, это место тоже отпадает. Ну, и в-третьих: были же в Борее пикирующие крепости – считай, целый маленький город летающий. Что нам мешает поднять в воздух, например, небольшой летний ресторанчик?
Таня вдруг рассмеялась. На вопросительные взгляды мужчин, когда она их заметила, ей пришлось ответить: уж очень многозначительно они на нее смотрели.
- Вот за что я тебя люблю, Ягуша, так это за твой вечный оптимизм и изобретательность. Особенно, когда ты начинаешь изобретать очередной велосипед. Ресторан «Седьмое небо». Слышал о таком?
- Скажешь тоже, - обиделся Ягун, - седьмое небо какое-то. А что там?
- Там… - Танька немного замялась, думая, как лучше объяснить. – Ну, это на Останкинской телевышке. В Москве. Выше уровня облаков и крутится. В ясную погоду вся Москва как на ладони.
- Ого! А конструкция надежная? – обиду Ягуши смыло напрочь, едва он представил себе это местечко.
- А что ей будет, - Ванька махнул рукой, - люди же строили.
- Вот это-то и пугает. Но идейка хороша. Ну, спасибо вашему дому, полетели мы к другому.
Ягун встал и направился к выходу:
- Эй, а провожать-то кто будет дорогого гостя?
На этот раз смеялась вся семья Валялкиных, глядя на обломки пылесоса в углу комнаты.
Ягун с опаской косился на широкие улыбки лошадей, пока Ванька седлал их.
- Ни за что не сяду. Все, что не летает – ненадежно. Вот как ей управлять, а, Вань? Ну где у нее труба? Где скоростные амулеты? И потом, они же живые, мамочка моя бабуся! Зубы вон какие!
Ванька вполуха слушал то ли нытье, то ли попытки смириться с реальностью, периодически отнимая у дочери то щетку, то скребок, и оглаживая Тантика и Белушку по блестящим на солнце крупам.
- Ну, погнали? Давай подсажу, - Ванька дождался паузы в словесном потоке Ягуна.
- Не-не-не, это без меня!
- Как знаешь, - Ваня сел на Тантика. – Догоняй, если не хочешь заблудиться!
Белушка бодрым шагом пошла вслед за Тантиком, и Ягуну пришлось кое-как взбираться на нее на ходу – на его вначале гневное, а потом просящее «Стой, лошадка» не среагировали ни лошадки, ни Ванька. Тот лишь с легкой ухмылкой направил Тантика по довольно широкой тропе к просеку.
- И ты… ты е… е… еще… го-го-говорил, что… у не… неё… мягкий ход! – пытался жаловаться Ягун, когда на просеке Иван поднял Тантика в легкую рысь, а Белушка, естественно, побежала за ним.
- А ты на стремена-то опирайся, опирайся, - сквозь смех еле выдавил Ванька.
Да, что и говорить: самый веселый в мире играющий комментатор, беспомощно подпрыгивающий в седле – зрелище забавное.
Глава 2
Он был везде и всегда своим,
Влюблял в себя целый свет
И гнал свой байк, а не лимузин -
Таких друзей больше нет.
Перед Лысой Горой Танька завязала Ваньке глаза, и они с Люсей взяли его за руки: только так теперь он мог проходить в места, где защита от лопухоидов была не такой сильной. У Лысой Горы она была неравномерная – кое-где поплотнее, где маги подлатывают регулярно, а в иных местах, куда никто благоразумно не суется даже днем, довольно слабая, как, например, у Быльцова Погоста. Именно там и было вероятнее всего пройти лопухоиду, если, конечно, ему не сделается жутко, и он не сбежит поскорее из места, которое издревле считалось «ведьминой тенью». Здесь, близ старейшего и опаснейшего кладбища Лысой Горы, отделенного лишь истончившейся защитой-невидимкой, всегда сыро, сумрачно, и тишину нарушают лишь редкие шорохи падающей листвы и высохших сучков.
Вот между двух могил Быльцова Погоста и оказались Валялкины. Ну, как – между… Танька как раз угодила левой ногой в плохо забросанную яму, и тут же чьи-то цепкие пальцы ухватили ее за лодыжку. Ванька немедленно среагировал: рванул жену на себя. Таня наградила его благодарной улыбкой и быстрым поцелуем.
- Мам, у тебя кровь, - Люся уже стряхивала прилипшую землю с маминой ноги. – Давай я исцелю? – и, не дожидаясь согласия, зашептала простой наговор.
- Нашли, где обниматься, голубки! – Ягун подхватил Люсю под мышки одной рукой, второй же хлопнул по спине Ваньку – вместо приветствия, вероятно. – Двигаем отсюда поскорее, пока на запах крови все мертвяки не повылазили. Знаете ведь, что сюда никто даже днем не суется – тут и так нежить бешеная, солнца – и того не боится; а как некромагов стало меньше аж на троих – так вообще управы на них никакой, только щитами и спасаемся.
Все это Ягун говорил на бегу, зная, что друзья уже последовали за ним. За оградой он позволил себе остановиться и отдышаться.
- Сам-то ты сюда зачем полез?
- Ох, Танька, Танька, я зверею от тебя! Что я, по-твоему, совсем плохой, что ли, догадаться не смогу, где гостей встречать? А чтобы вы – да не вляпались, - это уже фантастика. Вот и полез.
- Да ну тебя, - Танька пристыжено отвернулась, - вечно ты краски сгущаешь. Спасибо, Ягун.
- То-то же. Пойдемте, почти все уже в сборе.
Свадебная Аллея на Лысой Горе была местом колоритным в полном смысле этого слова. Здесь каждый день можно было увидеть несколько свадеб, одну-две юбилейных вечеринки и с полдесятка подростковых тусовок с очередной «очень серьезной» помолвкой; и все праздники не похожи один на другой. В этот день госпожа Припятская в окружении сотен камер и прямоэфирных зудильников выходила замуж за молодого, лет трехсот, вампира. Разумеется, помимо телевизионщиков, сюда собрался и почти весь бомонд во всем своем пестром великолепии, одетые по десяткам вариантов «последней» лысогорской моды. Чуть поодаль, но все же попадая на задний план камер, давали друг другу клятвы «обязательно пожениться, как только будет по шестнадцать» двое подростков – девочка с яркими длинными волосами и мальчик в черном. Чуть дальше были расставлены подковой несколько круглых столиков, а в центре – небольшой квадратный с пожилой четой за ним – эти отмечали Древнир весть какой юбилей. В самом же конце Свадебной Аллеи возвышались три гигантских постройки.
- Ух ты! Ягун, ну Эйфелеву и Останкинскую я, допустим, узнал. А третья?
Валялкины смотрели на большую площадь с тремя башнями с нескрываемым восхищением.
- Канадская, - гордо выпятив грудь, ответил Ягун. – Правда, круто? А кто все придумал?
- А где все?
С детской непосредственностью Люся спросила то, чего взрослые даже не заметили. Ягун с хитрым прищуром посмотрел куда-то наверх, Таня и Ваня проследили за его взглядом: там, выше шпилей Канадской и Останкинской вышек виднелась какая-то небольшая точка.
- Вот это действительно круто, - выдохнула Люся. – А как мы туда поднимемся?
- Вон там – видишь? – пылесосы: на них специальные амулеты, бабуся постаралась. На них и поднимемся.
«Почти все» оказались всеми приглашенными – небольшой круг близких друзей и волшебной родни, ждали только Валялкиных. Были Гломовы, пока еще без детей, одинокая Шито-Крыто, которая растеряла за прошедшие несколько лет всю «пиковость», зато нашла свое счастье в магической арахнологии, алхимии и авторской песне, Бульоновы с двумя неугомонными пятилетними сорванцами (даром, что близнецы – они были такими же разными, как и их родители) и Ягге.
Площадка была просторной – между столом и сценой с молодой джаз-рок бандой был большой танцпол и маленький фонтан; ограждениями служила прозрачная, но все-таки заметная магическая стена в полтора человеческих роста. Вид открывался потрясающий – на всю Лысую Гору, лес вокруг нее и несколько деревень размером со спичечный коробок.
Едва ребята успели со всеми поздороваться и найти себе место за столом, как Ягун уже щелкнул по своему верному спортивному другу – серебряному рупору – и вечеринка началась.
Глава 3
И в гостиной при свечах
Он танцевал как бог,
Но зато менялся на глазах,
Только вспомнит шум дорог.
- Итак, дорогие мои и близкие, до полуночи вам будет предоставлена уникальная возможность побывать одновременно в трех странах мира и на одной большой вечеринке! «Почему до полуночи?» - спросите вы, ну так я отвечу: исключительно потому, что проекционные чары рассеются именно в полночь, поэтому попрошу не напиваться и не засыпать под столом, а то не успеете посмотреть вниз с высоты птичьего полета. Да-да, я сейчас серьезен, как никогда! Оркестр, туш!
Ребята заиграли туш в своеобразной роковой аранжировке; гости потянулись к Кате и Ягуну с коробками подарков, букетами роз и открытками. Катюша, в розовом – по традиции – свадебном платье, со счастливой улыбкой принимала подарки и подыскивала, куда можно пристроить букеты, чтобы было красиво и не мешалось, а Ягун сопровождал все забавными комментариями. Гуня смущенно вручил Ягуну цветы, а Кате большущую коробку, обмотанную серебристой лентой, и направился к столу.
- Бестолочь ты, Гломов, - шикнула Гробыня, - на рожна Катьке «Хрюк-меган»? И что Ягун, по-твоему, будет делать с десятью розами?
Гуня подумал немного, подошел к Кате, отобрал у нее коробку, хап-цапнул у Ягуна букет и вручил ей, а коробку с пылесосом потащил Ягуну. Дойдя-таки до стола, он плеснул себе пива и хлебнул немного. Поморщился, выплеснул, налил сок, попробовал, снова поморщился.
- Ты что делаешь, чудовище! Не позорь меня, блин, ведешь себя как дитя, - Гробыня кивнула на детей, уже вовсю кидавшихся яблоками и апельсинами.
Привлеченная этим безобразием Ритка подошла поближе, попробовала сок из бокала Гуни и непонимающе посмотрела на Гломова.
- Что, горько? – Гуня слегка подмигнул.
- Угу, - кивнула Рита. – Горько.
- Да и салаты горькие, - подхватила Пипа.
Через минуту уже вся компания весело кричала «Горько!», а «молодожены», на потеху всем, целовались.
Ближе к восьми вечера, когда начало потихоньку смеркаться, угощение было съедено, торт разрезан и залит золотистым шампанским – на счастье, – Ягун шепнул своей бабусе: «пора». Ягге кивнула в ответ и трижды хлопнула в ладоши. В тот же миг площадка медленно поплыла по воздуху, а стулья стряхнули гостей, превратились в оловянных солдатиков различных стран и эпох в половину человеческого роста, разбрелись по краям площадки и замерли по стойке «смирно» на равном друг от друга расстоянии.
- А теперь имею честь объявить круиз Москва-Париж-Торонто начатым, - затараторил в свой рупор Ягун. – Будьте внимательны – охрана, - они кивнул на оловянных солдатиков, - будет ловить всех, кто попытается сойти с нашего летучего ресторана раньше времени. Впрочем, надеюсь, всем понравится! И не рассчитывайте отсидеться в уголке – дискотека тоже входит в обязательную программу! – И он, подавая пример, подал руку своей жене, приглашая на первый танец.
Радостные и восторженные крики детей и взрослых разнеслись далеко-далеко над Лысой Горой.
А проекционные чары Бабушки Ягге, тем временем, работали вовсю – у подножия каждой из телевышек разгорались вечерние огни тех городов, в которых стояли оригиналы, и чем ближе площадка подлетала к каждой из башен, тем отчетливее становился пейзаж внизу.
Ровно в полночь они приземлились между плавно угасающих телевышек, и площадка растворилась. Уставшие, но очень довольные гости и хозяева двинулись в сторону жилых кварталов: Гломовы любезно согласились разместить у себя на ночь Бульоновых и Шито-Крыто, а Валялкины и Ягге остались у молодоженов.
- Мам, пап, вставайте! Пойдемте рассвет смотреть, он такой красивый!
Люся стояла на подоконнике и смотрела на нежно-розовое небо.
- Дай одежду, малыш, - глухо, сквозь одеяло попросил Ванька.
Девочка запрыгнула на кровать к родителям с ворохом одежды. Ванька завозился, одеваясь.
- Тань, - он слегка потряс жену за плечо, - Тань, вставай. Пойдем с Люсей погуляем. Таня!
- Папа… - Люся еле двигала побелевшими губами, - папа… мама не дышит! – и Люся громко заплакала.
На шум прибежали все – и Ягун в одних трусах, и Катя, завернувшаяся в одеяло, и Ягге в длинной сорочке, на ходу накидывая пеструю шаль.
Катерина, вмиг догадавшись, что дело – дрянь, еле оторвала рыдающую девочку от неподвижной Таньки и утащила в свою спальню, Ягун усадил друга на пол в другом конце комнаты, сел рядом и крепко сжал его запястье, а Ягге склонилась над Танькой. Старая богиня долго сидела неподвижно, закрыв глаза, и только подрагивающие руки выдавали, что она работает с сильной магией.
- Ничего не понимаю, - произнесла растерянная Ягге через несколько минут, - вчера все ведь было нормально. Ела, что все, пила, что все, была у всех на виду, никого посторонних не было… похоже, как кто-то из нее всю жизнь выпил за ночь.
- Да как такое возможно, Ягге? Что ты говоришь!
Ванька рванулся, но Ягун держал крепко:
- Да тише ты. Бабуся знает, что говорит – не первый век живет.
- Да уж не знаю, как возможно. Тебе видней. А ну-ка, скажи: гостей у вас последние дни не было странных? Подарков никто не дарил никаких? Куда ходили, с кем встречались?
- Да не было ничего, вот разве что Ягуша месяц назад навещал. И два дня назад в поезд сели, и все. В поезде СВ взяли, чтобы одним ехать, без соседей. Даже проводника не беспокоили – только белье взяли.
- И все? Думай, Ваняша, думай. Может, лешака какого хоронили? Или кикимору? Или кладбище домовых потревожили на Белом болоте?
- Нет… да нет же! Хотя… мы на Лысую с Быльцова Погоста зашли, Танька там в могилу наступила, оцарапалась. Люська ей еще царапины исцелила.
- Что?! – Ягге аж вскочила. – Ах ты, бестолочь! Пустоголовый! О чем ты думал?! Почему сразу не сказал? В какую могилу? Как вас вообще на Быльцовщину занесло, неужели других мест для прохода не найти? Ищи теперь ту могилу и то, что в ней лежало!
- Да найду я ту могилу. Это поможет? Ягге, поможет?
- Ох, мамочка моя бабуся! Там же мертвяки могилами меняются, как модницы вещами. Могилу найдем, а мертвяка… эх! – Ягун махнул рукой, выходя из комнаты. – Собирайся, Иван-дурак. Пойдем туда, не знаю, куда, искать то, не знаю, что.
Глава 4
Все, что имел - тут же тратил
И, за порог сделав шаг,
Мой друг давал команду братьям,
Вверх поднимая кулак.
- Стой здесь, никуда не отходи, ни с кем не заговаривай первым, на вопросы отвечай максимально кратко. Ясно?
- Угу, - ответил Ванька, и Ягун исчез за дверью с ручкой-змеей и лиловой пленкой-защитой.
Четверть часа спустя он появился в компании двух угрюмых мужчин средних лет и древней старухи.
- Вот этот лопухоид?..
- Человек, - неожиданно серьезно осадил Ягун. – Вань, это маги-вуду, - он кивнул на мужчин, - и некроведьма. Имен, ясное дело, нам знать не нужно.
Некроведьма посмотрела в глаза Ваньке долгим, затягивающим взглядом, усмехнулась и заковыляла вдоль по переулочку без названия. Маги-вуду пошли следом за ней; Ягун и Ванька поплелись в хвосте. Перед старым кладбищем старуха что-то шепнула на странном языке и направила две голубых искры к воротам; они запрыгали меж покосившихся створок, сплетая сложную паутину из едва заметных голубоватых нитей. Кладбище за ней приобретало совершенно иной вид: если смотреть сквозь паутину, оно было похоже на огромный парк с широкой центральной аллеей, вымощенной серым камнем. Но стоило отойти на шаг в сторону и посмотреть через нетронутую магией ограду, и становилось ясно, что оно не изменилось: как было старое, неухоженное кладбище со множеством захоронений, покосившимися или вовсе развалившимися от времени надгробными камнями, высохшими кустами сирени, с заросшей паутиной и сорняками по пояс территорией, на которой, впрочем, не найти и пяти метров без могилы, таковым и осталось.
- Вы двое, - она кивнула Ягуну и Ване, - ждите здесь и смотрите через ворота на центральную аллею. Если к нам кто-то присоединится, и мы все пойдем вглубь парка – разворачивайтесь и идите домой.
Минут десять ничего не происходило – мужчины видели только постепенно удалявшихся в парк темных колдунов. Затем они остановились, и к ним подошла компания из четверых человек – на таком расстоянии не было видно, мужчин или женщин, - и они, видимо, стали о чем-то разговаривать. Разговор длился долго, и, Ванька не выдержав, сделал шаг к воротам.
- Больной человек, - пробормотал Ягун, едва успев отшвырнуть друга от ворот.
От резкого толчка парни повалились на землю и немного откатились. То, что они увидели сквозь ржавую ограду, их очень удивило: маги находились не так далеко, как казалось через центральные ворота, и у них с четырьмя коренными жителями Быльцова Погоста шел далеко не дружеский разговор. Маги-вуду удерживали двойное кольцо защиты – вокруг самих магов, чтобы мертвые не причинили им вреда, и по внешнему радиусу, вокруг мертвецов, чтобы те не могли уйти, а некроведьма допрашивала одного из них – почти бесплотное белесое нечто.
- Мавка, - почти сплюнул Ванька.
Мавка – явление не такое уж и частое, но крайне неприятное и даже опасное. Если позволить ей подойти, прикоснуться – она энергетически присасывается к тебе, как пиявка, и начинает тянуть жизнь. Чем древнее эта гадость, тем больше жизни она из тебя выпьет. Ей же это практически ничего не дает – всего на несколько минут в день она может принимать облик своего последнего донора. Зачастую этого не хватает, чтобы отойти от кладбища и побыть среди людей. Сильные маги, близкие по силам к стражам, да и сами стражи, подчиняют и используют мавок, чтобы те под видом простого человека прикасались к их врагам и тянули из них силы, ослабляя и дезориентируя перед схваткой.
- Возвращаются, - Ягун смотрел через зачарованные ворота в несуществующий парк.
- Да где же, вон на месте стоят, - Ванька все еще смотрел через ограду.
- Ну, значит, скоро покончат с этими. Чары-то, видать, не самые простые.
- Кажется, я догадываюсь, что случилось с Таней. Как думаешь, твоя бабуся ее вытащит?
Ягун вместо ответа рассеянно кивнул пару раз, так и не повернув головы к другу.
Ванька присел прямо на траву и бездумно стал смотреть, как трое магов медленно бредут по аллее к выходу. Прошла, казалось, вечность, прежде чем они вышли с территории кладбища. Некроведьма смахнула волшебную паутину с ворот, затем протянула Ягуну небольшую серебряную шкатулку, еще раз неприязненно взглянула на Ваньку и пошла прочь. Маги-вуду так же молча пошли следом.
Ягге сидела на том же месте, где и с утра; в изголовье дивана, на котором лежала Танька, сидела Люся и держала побелевшие ладошки у маминых висков. Заплаканная и тихая Катя бестолково ходила из гостиной, где девочка упрямо пыталась исцелить мертвую, в кухню, где Гробыня склонилась над склянкой с перламутровой жидкостью, а Рита помешивала в котелке что-то пряно пахнущее травами. Гуня и Гена сидели в прихожей прямо на калошнице, видимо, в ожидании, когда понадобится сходить по очередному поручению зельеварок.
- Держи, бабуся.
Ягге взяла у внука шкатулку и внимательно ее осмотрела, однако открывать не стала.
- Сколько же ты заплатил… - она покачала головой.
- Да сущую ерунду – всего-то два года жизни.
- Всего-то?!! Яг, почему ты? Почему не сказал мне? Я должен был заплатить, я, понимаешь? Это моя жизнь, моя любовь, почему ты? – Ваня вцепился в плечи Ягуна и тряхнул его.
- Именно поэтому, - Ягун попытался разжать пальцы Ваньки, - именно поэтому. Мамочка моя бабуся, да отцепись же ты! Ты ничего не можешь за нее отдать, потому что ты не себе принадлежишь, а Таньке. За других – пожалуйста, а за нее – ничего. Отцепись, говорю. Присядь.
- Дочкой займись, - подала голос Ягге, - она уже на грани полного истощения. Мы с ней ничего сделать не смогли: все зелья как не в нее льются, а ей бы поспать надо, Ваняша.
Ванька присел на краешек кресла и обхватил голову руками. Несколько глубоких вдохов и выдохов ему понадобились, чтобы взять себя в руки.
- Яг, спасибо тебе. Извини за истерику.
Ванька подошел к Люсе и взял ее на руки. Девочка попыталась вырваться и в тот же момент потеряла сознание. Катя принесла Ване склянку с перламутровым зельем:
- Это укрепляющее. Выпей половину, вторую отдай малышке, когда придет в себя.
Ванька молча кивнул и понес девочку в спальню Ягуна и Кати.
- Вань, ты слышишь меня? Возьми зелье.
- Кать… - Ванька устало вздохнул и посмотрел на подругу. – Кать, на нас с Люсей зелья не действуют. Отдай тем, кому они впрок пойдут. Ты лучше в нее заклинанием запусти, намного эффективнее будет.
Катя улыбнулась, потом хихикнула. Через пару секунд Ванька вздрогнул от ее неуместно громкого хохота и от последующего звука пощечины. Катя вскрикнула, всхлипнула разок и успокоилась.
- Пундус-храпундус. Пойдем к Ягге.
Рита и Ягге обтирали Таню тем травяным зельем, которое уже успело свариться, Ягун внимательно следил за их действиями. Закончив, Ягге повернулась к Кате:
- Иди, помоги Гробыне стол накрыть. Ваняше с Ягушей сейчас надо подкрепиться – и в путь. А вы садитесь и слушайте, - она кивнула Ваньке и внуку. – Оцарапала нашу Танюшу мавка. Древняя, сильная, судя по скорости, с которой из Тани жизнь ушла, и по рунам, которыми покрыта камера для мавки, и просто так я с ней не справлюсь, хоть я и не самый слабый маг на земле. Мне нужно, чтобы Танька сама начала жизнь оттягивать, но для этого мне понадобятся не простые зелья, а на живой воде и на мертвой. Знаю, что посылать вас за ними – безумие, но другого способа я не знаю. И, сдается мне, не только я его не знаю.
Мертвую воду вы найдете легко: под московским Кремлем течет река, к ней спуститесь, вниз по течению пройдете, как Ягушино кольцо заискрит багровым – значит, рядом проход. Сквозь него в царство мертвых спуститесь, зайти вам не помешают. Теней не бойтесь, им не до вас будет. Мимо Стикса не пройдете – узнаете. Вверх по течению будет ключ ледяной – в нем и есть мертвая вода. Выходить будете тем же путем, но предупреждаю сразу: легко не будет – Тартар просто так вас не выпустит. А ес… - Ягге передернулась и продолжила, - когда вернетесь, расскажу вам, где живую воду взять.
- Возвращение беру на себя, - Гломов стоял в дверном проеме и сосредоточенно жевал бутерброд.
Глава 5Ты – летящий вдаль, вдаль ангел.
Ты – летящий вдаль, вдаль ангел.
Ты один только друг, во все времена
Немного таких среди нас.
Ты – летящий вдаль беспечный ангел.
Ванька с недоверием смотрел на катин школьный «Грязюкс», на котором ему предстояло лететь. Еще раз проверив все амулеты, он сел на пылесос и взял в руки трубу. Силы двух разноцветных искр хватило, чтобы взять на прицеп третий, «пассажирский» пылесос, и все, что требовалось от Вани – это направлять машину в нужную сторону.
До центра Москвы они добрались еще засветло. Найти залаз к подземной реке оказалось довольно просто: выручил коренной москвич Гломов:
- На Лубянке можно прорваться. Даже лопухоиды знают о проклятых подземельях, - Гуня непроизвольно передернулся. – Скорее всего, там же и проход в Тартар. Да и до Неглинки рукой подать.
Гломов уверенно зашагал в сторону Лубянской Площади, в центре которой располагалась одна-единственная клумба – даже не клумба, круглый газончик, на который, казалось, забыли водрузить какой-нибудь величественный памятник. Гуня стал обходить это нелепое в своей скромности местечко, внимательно приглядываясь к бетонному бордюру. Остановившись, он легонько стукнул по нему носком ботинка. Ничего не произошло. Тогда Гломов шепнул заклинание, и этот блок, подернувшись дымкой, превратился в первую ступеньку длинной узкой лестницы, уходившей глубоко под газон.
Спускаться пришлось довольно долго и в полной темноте – осветительные оранжевые искры все время гасли, не рассеивая затхлой тьмы ни на миг; в конце концов парни решили не тратить сил впустую. Когда лестница закончилась, внезапно прямо перед глазами у друзей зажегся тусклый свет, и стало видно, что это Гуня держит небольшой кристалл на шнурке. Аккуратно подув на него, Гломов подбросил амулет, и тот довольно быстро полетел куда-то, уверенно рассекая мрак.
Минут через десять кристалл завис перед глухой стеной, и Гуня, снова накинув его на шею, спрятал под футболку, а затем, прошептав заклинание, спокойно исчез за бетонным блоком. «Туманус» позволил Ягуну захватить с собой и Ваньку, и теперь все трое стояли по колено в ледяной вонючей жиже под названием Неглинка. Стоило им немного спуститься по течению, как ягуново кольцо, будто взбесившись, с треском посыпало темно-красными искрами. Там, где они касались воды, появлялись небольшие водовороты, и вскоре уже одна большая воронка втянула парней куда-то вглубь и выплюнула на слабо освещенный берег широкой реки. Рядом уже валялись их пылесосы.
Ванька вскочил на ноги первым и тут же поморщился – сквозь него, не замечая, пролетали бледно-серые призраки. Гломов и Ягун тоже не испытали радости, когда и через них пролетели несколько. Они проследили за направлением полета теней: все стремились к реке. У причала стоял большой паром, набиравший своих странных пассажиров. Гломов недобро усмехнулся:
- Вот ща дядечка отчалит, и добудем воду.
Колодец с мертвой водой на первый взгляд не охранялся, так что, набрав полную бутылку, Ванька положил ее в сумку и собрался было пойти обратно, но, едва обернувшись, замер как вкопанный: к ним приближались четверо магов… нет, Стражей. Гуня среагировал первым: по выражению лица Валялкина он догадался – даже не догадался, почувствовал, что позади них опасность, и молниеносным кувырком сократил расстояние между собой и стражами до пары метров. Ягун почти сразу ослепил врагов заклинанием, надеясь хоть на миг отвлечь их. Его надежды оправдались – Гуне удалось сбить с ног сразу двоих, причем одного из них еще и оглушить; со вторым же пришлось ввязаться в бой с трофейным клинком наперевес. Ягун тем временем осыпал стражей такими заклятиями, которые под силу только внукам богов. Впрочем, удача быстро сменила знамя, и через несколько секунд Ягуну уже пришлось уворачиваться от атакующей магии Тьмы.
Валялкин зачерпнул полную пригоршню мертвой воды и плеснул в лицо тому, с кем, отступая шаг за шагом, бился Гломов. Ослепленный, страж пропустил смертельный удар клинком Мрака, и Гуня, подхватив второй меч, без передышки набросился на следующего бойца, успев лишь хрипло выдохнуть друзьям: «валите!» Ванька собрался что-то ответить или сделать, но Ягун бесцеремонно дернул его за руку, наколдовал наскоро вокруг них мобильный щит, схватил свой пылесос и побежал.
Ваньке показалось, что они домчались до причала меньше, чем за секунду, у Ягуна же, напротив, время растянулось и превратилось в вязкую смолу; он еще успел подумать, что все как в замедленной прокрутке лопухоидного фильма, и только он скачет по кадрам, как взбесившийся глюк. Эта мысль придала ему сил: глядя, как по мельчайшей искорке осыпается старый щит, он в один миг через появившиеся прорехи выпустил два боевых заклятия в бежавшего за ними стража. А новый щит появился как будто и без участия Ягуна – тот просто представил, как осыпающиеся и тающие на серой земле крупицы собрались воедино вновь. Он и не заметил, как в этот момент с его запястья упал обуглившийся браслет-накопитель.
Раскаленное и порядком разряженное кольцо никак не хотело открывать портал самостоятельно, и Ванька впервые за эти дни засомневался в успехе. Хотя, этот успех и так был поставлен под сомнение – жизнь в обмен на жизнь… а что-то настойчиво подсказывало, что Гломова они уже не увидят. Наконец Ягуну удалось выбить из кольца несколько багровых искр, а дальнейших его действий Ванька не заметил. Через миг отметил только про себя, судорожно отплевываясь, что вода в Неглинке имеет преотвратнейший вкус и, скорее всего, даже для нежити не подходит.
С «туманусом» Ягун почему-то медлил. Вместо этого он пошел вниз по течению, так и не отпустив руки друга.
- Яг… - Ванькин возглас ненадолго повис над водой, а затем как будто впитался в нее – даже эха не осталось. – Яг, бабуся же говорила – тем же путем, помнишь?
- Лады, - зло отозвался Ягун. – Только, чур, ты теперь вместо гломовского амулета будешь по лабиринтам меня вести.
Не дожидаясь ответа, он буркнул заклинание и протащил друга сквозь стену. Ванька поспешно отогнал воспоминание о своем коллеге и тезке, так удачно водившем по лесу поляков, и, прикрыв глаза, вдохнул в себя сырой воздух. Ничего. Немного повертев головой, он вдохнул еще раз:
- Как же я люблю Склепову, Ягун!
Он уверенно зашагал по коридорам, ориентируясь на слабый, но все-таки не до конца рассеявшийся в недвижимой, застоявшейся мгле запах одеколона, которым Гробыня щедро поливала своего мужа по утрам.
