О вреде курения для ведьмы

О вредных привычках

Люди напротив отводили глаза, когда она встречалась с ними своим, полубезумным, взглядом, или невидяще смотрели перед собой, и тогда со стороны можно было наблюдать страннейшую сцену: два человека в тесном вагоне метро неотрывно смотрят друг на друга, но друг друга, очевидно, не видят. Всю эту ночь ей снились сны, которые она безуспешно гнала от себя: фиалковые глаза над ней, искаженное мукой лицо, вскрики, стоны боли и наслаждения... А потом светлые глаза молодого великолепно сложенного мужчины становились ее глазами, и тогда уже она склонялась над гибким, хрупким юношеским телом, цвета чайной розы. И глубина темно-карих, медовых глаз втягивала ее в сладкую пропасть.

С чего все началось? С той, первой сигареты, которой ее угостила подруга? Когда обеим было смешно, был снег, низкое, режущее по отвыкшим от света глазам зимнее солнце... Или как-то иначе? С чего вообще начинается безумие? Отклонение от верной прямой дороги, на которой безопасно, нет иллюзий и сущностей, похожих на демонов, не меньше, чем на ангелов? А ждало ли ее и таких как она, воспитанных жизнью за шкафом ребят, что-то, кроме безумия? Как они высыпали на улицу, толпа одетых, кто во что горазд, скоморохов конца двадцатого века! Ни один из них не был на деле ни хиппи, ни панком, потому что те уже вымерли, сгинули в разноцветном хаосе своих ярких и кратких жизней. Но они играли в похожие игры, поэтому не удивительно, что многих из них она не смогла бы разыскать среди живых, даром, что ей самой едва минуло тридцать лет.

Ее первый парень погиб от передозировки, второй сошел с ума, третий ушел сам... Были еще, уже более взрослые мужчины, которые прямо ей говорили, что она ведьма, что она красивая женщина, но лучше бы им держаться от нее подальше.

Возможно, она и сейчас была еще хороша собой, но мужчины, задерживавшие на ней взгляд, шарахались от нее лишь только она поднимала глаза.

Ее немолодой болезненной матери постоянно требовались лекарства и забота. Ее брат сначала был наркоманом, потом решил стать пьяницей. В результате он сумел совместить и то, и другое. И если месяц назад они вызывали врача, чтобы откачать его от запоя, то недели через две его приходилось ложить в больницу, чтобы избавить от ломки.

На ней держалась семья, едва-едва на плаву, потому что брат постоянно влезал в долги, к тому же капельницы, врачи больницы... Они с трудом влачили существование очень небогатых людей: в дешевых куртках, с потрепанными мобильниками, сношенной обуви. Она часто меняла работу, потому что плохо уживалась с коллегами, но ей раз за разом удавалось быстро найти другую. На краткий миг она могла сыграть роль преуспевающей, уверенной в себе девицы, с сильным характером, которой все нипочем, а ее должность не подразумевала быстрого увольнения, когда работодателям открывалась правда.

Когда она играла роль, она призывала к себе смелость и самоуверенность одной из двух сущностей, о которых непрестанно сочиняла истории, попеременно пользовавшиеся успехом и пренебрежением в том сообществе в сети, которое стало ей домом. Иногда она думала, что не одна сумасшедшая, но догадываются ли ее сетевые друзья о том, как опасно курить?

Сегодня она была очень встревожена и испытывала панику, потому что понимала, что несмотря ни на что закурит. Она представляла себе, как будет покупать сигареты. Кент, четверочку. Зажигалку она выбросила месяц назад и поэтому знала, что ее купит тоже.

Сильнейшую панику она испытывала потому, что в ее жизни все теперь было хорошо, очень благополучно для такого изгоя, как она. Бросив курить, она стала наблюдать.

Как она и предполагала, на работе к ней стали лучше относиться, она поднималась по службе, сумела купить новые шмотки, которые ей очень шли и убавляли лет десять ее возраста, так что и в бреду ей невозможно было бы дать больше девятнадцати лет. Моложавость вообще была фамильной чертой ее семьи.

Но, главное, что она встретила человека, к которому привязалась, а он... в общем, он никогда и не был человеком, о чем ей было прекрасно известно с самого начала.

Она нашла его недели две тому назад в снегу у подъезда. Парень был невероятно похож на одного их тех, о ком она писала свои рассказы, в каждом из них повергая его в поражение от красивого блондина, который не знал жалости, потому что смысл бытия видел в том, чтобы развенчивать подобных этому чувству химер. Он не был жесток. Он чему-то хотел научить людей. Но его она любила меньше того, которого нашла в снегу.

Тот был нелепо одет, в средневековые штаны-шоссы и бархатный камзол. Убедившись, что он жив, она помогла ему добраться до квартиры, стала выхаживать. А позже... Она пыталась убедить себя, что верит его небылицам о том, что он студент, решивший сыграть роль в спектакле, а потом отметивший свой успех с друзьями. Но потом поняла, что привыкла к нему, что знает кто он. Она его нашла после того как бросила курить и успела поверить в магию отказа от дурных привычек. Они призывают некое неведомое древнее зло, что-то ломают в нас, отклоняют с верной дороги.

На одной из прошлых работ она общалась с человеком, неприятно ее поражавшим время от времени - самоуверенностью и тем, что ему все удавалось легко, хотя он был занудой и "правильным" до омерзения, - но он первым сказал, что ей нельзя курить.

Тот человек, ее ровесник и начальник, казалось, был в нее слегка влюблен. В отличие от прочих мужчин, он не шарахался от нее, едва встретившись с ней взглядом. С другой стороны, она была ценной сотрудницей...

Как-то между ними состоялся такой разговор:

- Каждый человек сам решает свою судьбу, - безапелляционно заметил он, когда они остались наедине.

- Неправда, - возразила она, негромко рассмеявшись. - Лично я - фаталистка. Нас ждет то, что суждено, и бессмысленно этому сопротивляться.

- А вы попробуйте не сопротивляться, а лишь не делать ошибок, - мягко улыбнувшись, заметил он.

Он взял ее за руку, смущенно попросив осмотреть ее ладонь. Она позволила.

- Восхитительно! - прошептал он.

- Что? - сухо спросила она.

- Вас ждет что-то необычное. Почти волшебное, но... Но вам следует прекратить потворствовать своим дурным привычкам. О, простите... Вам так не идет курить!

В этот момент вошла их коллега, Катя. Высокая, дородная девица, на семь лет моложе ее, Ольги. В глазах Кати вспыхнула ревность, но она рассмеялась, деланно простодушно.

- О, опять это? Зачем ты заставляешь бедную Ольгу бросить курить? Она такой же человек, как и прочие. Ей тоже можно.

- Нет. Ей нельзя, - отстранено произнес он и отпустил ее руку.

Ольга попробовала избавиться от давешний привычки, и у нее получилось. Работу она вскоре благополучно поменяла, утомившись попытками своего начальника лезть в душу.

В этот раз она попала в очень большую организацию. И сначала Ольге все нравилось. Наверное, потому, что она обнаружила, что ее, интроверта, больше не пугает перспектива общаться с большим количеством людей. Ей делали комплименты симпатичные парни, начальство было ею довольно. Ольга решила ради чистоты эксперимента избавиться еще от пары-тройки плохих привычек, которые ей помогали выживать раньше, а, на деле, мешали. Так она больше не покупала шоколадку после работы. Не пила пиво, если на душе скребли кошки, смущенно приглушив звук открывающейся банки закипающим на кухне чайником. Она даже отказалась от успокоительных таблеток, которые были ее спасением годы. Нервы напряглись до предела и звенели, как идеально настроенные струны, на которых играло ее вдохновение, но она больше не доводила финал своих историй до закономерного конца. Никто, даже она, не падал в пропасть, но напряжение росло.

Ее нереальный незнакомец пришел в себя, все еще рассказывал небылицы, но она знала, что он никакой не студент. Даже то, что он не человек, она знала. Однако им было так просто и так хорошо вместе! Просто пить на кухне чай, просто смотреть телевизор, сидеть в тишине или слушать музыку. В те дни ненадолго объявился брат и случилось чудо - он запил, но самостоятельно вышел из запоя. И первое, и второе случилось так стремительно, что Димка не заметил, что у Ольги поселился какой-то паренек... а, может, не увидел?

С ужасом она поняла, что подъехала к своей станции. Она вышла из вагона, и шла легко, словно ее не касалась та ужасная борьба, которая в ней происходила. Она знала, что не сможет заставить себя повернуть, как следовало бы, налево, а пройдет прямо, к ларьку.

- Кент, четверочку, - бесцветным голосом сказала она. - И зажигалку. Нет, самую дешевую.

Да, самая дешевая зажигалка - подходящий венец ее падения. Ей показалось, что ее улыбка лишь отражение улыбки той сущности, которая преследовала ее с детства. Она стала похожа на белокурого демона своим стремлением вечно всем доказывать, что нет правды и нет справедливости. Есть только бездна. И холод этой бездны. Только безумные слепцы и тупицы до поры до времени ходят по поверхности, которой не существует и никогда не существовало, но рано или поздно и они прозреют. А если знать, как обстоят дела, можно хотя бы не кричать от ужаса, когда падаешь в темноту.

Она зажгла огонек. Жадно закурила. Первый глоток желанного, пагубного дыма принес ей облегчение. Она испытала такое блаженство, которого давно не испытывала. Небо не обрушилось ей на голову. Земля под ней не разверзлась. Ольга рассмеялась, удивляя тех, кто пристроился неподалеку, как и она, наслаждаться терпко-горьки дымом.

Детство, деревянные игрушки и первая любовь

Но пока Ольга наполняет свои легкие отравой, я попытаюсь собрать по крупицам те записанные ею в разное время истории, которые прольют свет на последовавшие события, которым так и не дали адекватного объяснения ни журналисты, ни экстрасенсы, ни ученые.

Ее детство не было счастливым. Отец рано погиб, покончив жизнь самоубийством по причинам, так и оставшимся неясными. Ольга росла одиноко. Мама плохо понимала дочь, потому что завязла в стандартном, полном мелких событий бытие советской труженицы, отдаваясь ей без остатка. Эта добрая женщина за всю свою жизнь прочитала, быть может, пару книг и то о событиях, связанных со свадьбами и разводами, да воспитанием непонятных, "гордых" детей. Об Ольге она заботилась, всегда одевая в "фирменные" шмотки, как могла сытно кормила, отчитывая за изредка случавшиеся плохие отметки, но не имела и представления о внутреннем мире собственного ребенка. Мать нисколько не насторожило то, что ее Оленька дичится людей, болезненно воспринимает общение со сверстниками. Только много лет спустя, когда девушке был поставлен диагноз - синдром Аспергера, женщина проливала слезы, так и не осознав, что она могла бы это предотвратить. Достаточно было бы не хвастаться перед подругами удобным тихим ребенком, а задуматься, так ли это хорошо, что дочка всему предпочитает книжки, да кубики.

Читать Олю научил старик - сосед, которому ее добрая мама помогала, потому что был дедок выпивохой и отверженным даже в той, советской системе бытия. Оля увлеклась "Тремя мушкетерами", когда ей было лет семь, а потом вовсю зачитывалась Вальтером Скоттом, Рафаэлем Сабатини, да другой исторической литературой, где встречались понятные ей рыцари, пираты и мушкетеры с их представлениями о дружбе, подвигах и чести.

Когда Оле было пять лет, мама пригласила ей на новый год Деда Мороза. Девочка разоблачила молодого парня лишь тот начал что-то декламировать и шутливо требовать от девочки соучастия. Странный ребенок быстро почувствовал подвох и не пожелал, подобно другим детям подыгрывать. Ольга отчаянно кричала, о том, что "дедушка Мороз ненастоящий!" и горестно плакала. Но и тогда ее простодушная мама только посмеялась над инцидентом, вместо того, чтобы насторожиться.

Старик, научивший Олю читать, умер, когда девочке было девять лет, и неожиданно она поняла, что осталась одна. Со сверстниками она общалась мало, экстравертный старший брат редко бывал дома, да и обращал внимание на сестру не больше, чем на кошку. В школе у нее имелась пара-тройка подруг как-то выносивших ее странности, но ей больше не с кем было поговорить. Тогда, голодая по впечатлениям, она и обнаружила, приятно удивив учительницу литературы своими сочинениями и активностью на уроках, что нашла себе родственную душу. Сначала это был Евгений Онегин. Потом - Печорин, дальше - Ставрогин. Взрослея, она научилась влюбляться до умопомрачения, но ее первыми возлюбленными оказались не живые люди, а персонажи.

Она так и жила в мечтах и грезах, нисколько не тревожа мать, потому что, хотя и без аппетита, съедала по утрам манную кашу, пока однажды ее покой не был нарушен.

Синдром Аспергера - та форма аутизма, с которой человек может существовать, не слишком себя выдавая. У Оли были, как я уже отметил, подруги. Хотя ее жизнь, как у многих, не вполне полноценных людей, отличалась от жизни подвижных сверстников, в целом, она не была несчастна. Ее подруги снисходительно заботились о ней, сами того не ведая, демонстрируя неизученную еще хорошую сторону человеческой натуры - опекать тех, кто слабее из одного лишь стремления помогать. Мама обеспечивала ей такое существование, что девочка не имела и представления о том, как может быть тяжела жизнь. У нее было много уроков, но они легко ей давались и не мешали читать и мечтать. Она была странноватой, кем-то из одноклассников презираемой, кем-то из учителей - считавшейся бесперспективной, потому что в ней ощущалось отсутствие жизненных сил и каких-либо устремлений. Однако ей было неплохо в ее иллюзорном мире с уже тогда обозначившимся персонажем, которому она сначала противопоставляла себя, а потом стала находить себе замену: Татьяну, Ленского, Артура из Овода Этель Лилиан Войнич, да того же Д'Артаньяна из легкомысленных, но славных книг Дюма.

И вот, о чем-то мечтая, она смотрела перед собой темно-серыми глазами и любовалась солнечным светом, лившимся из высоких окон дореволюционной постройки школы, когда что-то будто толкнуло ее. Она очнулась, выныривая из грез, как Ихтиандр из морских глубин и... встретилась взглядом с одноклассником. Он смотрел на нее странно завороженный. Он был из тех, кого Оля не воспринимала всерьез, потому что он любил бегать на переменках, был хорош собой, влюблен в отличницу, в которую были влюблены вообще все мальчики... Поэтому поначалу ее удивленный взгляд не выражал ничего кроме недоумения: что могло потребоваться ему, от нее, которую, как она прекрасно осознавала, все считали белой вороной?

Однако она почувствовала, что этот взгляд не был случайным. Не сразу, а когда натолкнулась на него снова, а потом снова и снова. Она поняла, что за ней наблюдают. Что для одного единственного человека в живой, нормальной системе бытия она - особенная. Она не заблуждалась на свой счет. Будучи смышленой девочкой, она не вообразила, что самая красивая на свете или что-то в этом духе. Она только пыталась понять, что происходит. Ей с малых лет было свойственно следить за собой. Парадокс неприспособленной к жизни девочки, которая втайне не могла налюбоваться собой в зеркало и ухаживала за собой из потребности нравиться самой себе. Чтобы долго смотреть на себя в зеркальце или замереть перед своим большим отражением в школе, когда, как ей казалось, никто не смотрит. С каждым годом она нравилась себе все больше и больше, являя собой интересную версию женского нарциссизма, но не осознавая этого. Она не нуждалась в том, чтобы кто-то разделил с ней восхищение ею же самой. Она понимала, что это неправильно и стыдно, просто не видела смысла страдать из-за этого. В ее семье тогда не все было благополучно. Оставшаяся одинокой, ее мама частенько меняла любовников, брат связался с очень нехорошей компанией, и Ольга привыкла радоваться минимальному затишью. Когда ее просто не замечали. Это и было ее счастьем. И чтобы под подушкой, когда она засыпала, оказывалась книжка... Первая близкая ей Вселенная - "Властелин колец".

А тут мальчик, одноклассник. Так он в нее влюблен? С ней произошло что-то, что происходит с другими девочками? Это так потрясло ее, что ее безмятежность разбилась вдребезги. Приходя в класс, она знала, что ее ищут его глаза. Она осознавала, что он постоянно за ней наблюдает. Но он стыдился своего нелепого увлечения, как вскоре поняла Ольга. Он никак не демонстрировал, что ухаживает за ней, и тогда инстинктивно и отчаянно она стала мстить - смотреть на него в ответ. В ее глазах не было ни капли нежности, которая в ней еще не пробудилась. Это была злость, даже бешенство. "Что тебе надо?" - вопрошал ее взгляд. А ее тайный поклонник сникал, краснел и даже начинал задыхаться, если она пытала его слишком долго. Их необычная игра не прекращалась годы. Ольга читала стихи на уроках литературы, стояла, запинаясь, у доски или смеялась вместе с немногочисленными подругами, а он наблюдал. Потом, чувствуя его взгляд, она начинала смотреть на него в ответ и с болезненной жестокостью наслаждалась его смущением...

Поначалу еще что-то могло состояться, эта нелепая история могла вылиться в обыкновенный первый школьный роман. Он хватал с ее парты пенал и крутился с ним, улыбаясь, а она даже бывала настолько нормальна, что оказывалась в состоянии улыбнуться ему в ответ. Но с самого начала напряжение между ними было чрезмерным, и оба ребенка не выдерживали нагрузки.

Как-то, уже три года спустя, она бежала по лестнице вниз, школа была пустой, и Ольга чувствовала себя легко, даже что-то негромко напевала себе под нос, впав в свойственное ей, когда она никого и ничего не боялась, легкомысленно-расслабленное состояние. И тогда она вдруг наткнулась на нечто. Преграду, выбившую из ее груди воздух. Он стоял на старинной дореволюционной лестнице, переминаясь на последних ступенях, тогда как она замерла наверху. Ее гордость заставляла ее продолжить движение. Делая над собой усилие, она преодолевала ступеньку за ступенькой, а он не отступал, как она привыкла, не краснел и не задыхался. Где-то ступенек за семь между ними, Ольга уже не видела ничего, кроме его горящих глаз, но он не выдержал и сделал шаг назад. Она же - шаг вперед. Ее тогда охватило ликование, и она заставила его посторониться, когда, чувствуя головокружение, проходила мимо...

Их роман так бы ничем и не закончился, потому что он находился за пределом переживаний, которые могли бы выдержать дети, если бы не одно, последнее воспоминание.

Первая школьная вечеринка. Ольге четырнадцать лет.

Нелепая выходка. Люцифер и Алтер

В их классе на двадцать пять девочек приходилось четырнадцать мальчиков. Девочки были как на подбор: симпатичные, умненькие, много талантливых. Ни одной действительно скучной, неинтересной девчонки. Мальчики же, как в насмешку, из неблагополучных семей, попросту отпрыски алкоголиков и прочих не самых успешных родителей. Их тянули из класса в класс, дабы соблюдать некий баланс и не ссориться с пролетариатом. Таким образом, среди мальчиков оказалось четверо, которые на той вечеринке сообразили, что за девочками нужно ухаживать, что чистая рубашка - не так и плохо на первых порах... В общем, тот вечер удался и выявил ряд моментов: среди многих девочек пятеро оказались самыми красивыми и пользовались такой популярностью, будто мальчиков было не четырнадцать, а сорок. Выяснилось, что даже самые непримечательные ребята умеют делать комплименты, быстро научившись этой науке у самых шустрых. Да, многие получили отказ на танец, но не обиделись. Пожалуй, всем это пошло на пользу. Красавицы оттачивали коготки, а юные кавалеры взрослели на глазах украдкой улыбавшихся учителей. Во-вторых... Так вышло, что наподобие рабочих пчел, остальные девочки как-то резко отделились, оказавшись очень полезными, но... Вне игры. Девочки, которых хмелевшие от прилива тестостерона мальчики замечали не больше мебели, не упали духом. Без злости и зависти они принялись танцевать друг с другом, некоторые, хихикая, кружились в обнимку со стульями. Ольга отмахнулась от подруги и уселась, рассеянно созерцая танцевавшие пары. Ей и в голову не приходило страдать, что она не одна из пяти... Ее никто не беспокоил, она была со всеми, но и сама по себе и могла наблюдать. Для нее это было настоящим удовольствием.

Однако внезапно из созерцательного состояния ее вывел вежливый голос.

- Можно тебя пригласить? - смущенно спросил ее один паренек.

То был рыжеволосый приятель того самого мальчика, с которым Ольга втихомолку вела головокружительную битву. Девочки рядом с ней, точнее вообще все девочки, которых проигнорировали одноклассники, едва ли не вскрикнули. Впрочем, пара-тройка из них в самом деле издала какой-то нечленораздельный звук. Ольга подняла глаза. Пашка, так звали одноклассника, не издевался. Он впервые приглашал девочку на танец и выглядел немного испуганным. Как же он боялся отказа! Ольга беспомощно поискала глазами того, кто давно тревожил ее покой. Высокий и симпатичный, он прислонился к парте, но не спускал с нее пытливого взгляда. Что-то было в его позе... Некий вызов, и он не отвернул лицо, не покраснел, не смутился. Он чего-то ждал от нее, очень важного... Ольге показалось, что перед ней распахнули двери в мир, который она не знала, в котором люди ходят по слишком зыбкой почве, в котором она боится даже дышать.

- Нет! - пронзительно закричала она.

Кто-то засмеялся, Пашка отошел, она не заметила как. Ей никто ничего больше не сказал в тот вечер. Разве что лучшая подруга шепнула ей на прощание: "Эх ты, дурочка. Ты хоть понимаешь, что ты наделала?"

За ней и дальше продолжали следить знакомые зеленые глаза, но что-то непоправимо испортилось. Ольга думала, что выдала себя, что теперь ничего не исправишь. Смутно она осознавала, что струсила, только не могла четко понять, в чем именно. А потом ее одноклассник покинул школу, а Ольга, которая считала, что ей все равно и наплевать, серьезно заболела.

В какой-то момент своего одиночества, когда она не знала, сможет ли снова общаться с людьми, когда пригласивший ее на танец мальчик исчез из ее жизни, она нашла утешение в книгах. Для нее важнее противостояния добра и зла было соперничество двух древних демонов (скорее, ангелов), которые (каждый на свой манер) разгоняли тьму и стремились к свету. А зла - в общепринятом понимании - в ее вселенной не было. Было Бытие и Небытие. Она в конечном счете написала об этом несколько рассказиков. К истории, которой я решил с вами поделиться, напрямую относятся только два из них. Я привожу их сейчас, потому что потихоньку нужно начинать знакомится с главными героями повести.

***Инь и Ян***

"...Когда-то Инь и Ян были одним целым. Они были одним существом, которому принадлежала Вселенная. Бытие Существа было исполнено любви, которую оно черпало в самом себе, и которая в нем же и растворялась. Так же зарождалась и умирала ненависть. Существо стремилось созидать, с такой же страстью, как и разрушать. Его переполняли противоречивые желания, и много мыслей одновременно вспыхивало в нем, наподобие молний. Отчаяние пронзало его черными смерчами, но в то же время в нем фейерверками взрывался смех. Сутью Существа была энергия, которую вырабатывало его мощное сознание, этой же энергией питавшееся. Иногда энергии вырабатывалось так много, что Существо захлебывалось ею, но потом наступали периоды затишья. Но чем дольше Существо дремало, тем больше к пробуждению в нем копилось энергии, и снились ему сны, подобные оживающим мечтам, непохожим друг на друга, как обуревавшие Существо страсти.

Постепенно мечты оформлялись в образы. Они враждовали друг с другом, влюблялись, но неизменно гибли, растворяясь в породившем их сознании. Раз за разом образы становились сильнее, ярче жили и тяжелее умирали. Они выплескивали свои мысли, которые копились вместе с энергией. И вот во время одного из циклов рождения-смерти образы в отчаянном порыве объединились в одну не желавшую покоя, пылавшую жаждой жизни Мысль. На это явление ушла почти вся энергия Существа, но в итоге детище явило волю, намного превосходившую родительскую.

Существо, в котором мало осталось света, потому что его обескровило насильственное рождение, владело мощной темной силой и попыталось уничтожить новорожденное Божество.

В процессе борьбы родились первые эльфы. Это были некогда умерщвленные, самые сильные мысли-образы, которые обладали достаточной самостоятельностью, чтобы обрести свободу, отделившись от Божества. Но ту битву за право на существование они вели на его стороне. Некоторые эльфы остались с Божеством, понимая, что вышли из него, благодаря породившему его импульсу. Другие пожелали независимости и затерялись во враждебной пустоте, кишащей темными тварями. Оставшиеся - объединившись с Божеством силой мысли создали материальный мир. Время шло. Эльфы обретали индивидуальность, но теряли энергию, потому что из глубин вселенной приходили темные сущности и потихоньку вытягивали ее, чтобы вернуть украденный свет.

Тогда Божество озарила еще одна мысль. Оно создало новых эльфов из самого себя и звездной пыли. Сотворенные из останков прежней вселенной эльфы обладали удивительным свойством - они копили в себе энергию, возвращая из темного пространства те частицы света, которые похищали темные сущности. Так на долгие миллионы лет восстановилось равновесие. Но как свечам нужно топливо, чтобы гореть, так и новым эльфам были нужны впечатления, чтобы, питаясь ими, рассеивать тьму. Сначала перворожденные эльфы, первое время жившие в материальном мире, были так горячи, что их собственного огня хватало и на них самих, и на то, чтобы не дать заскучать младшим братьям. Но эльфы, сохраняя внешнюю молодость, охладевали сердцами, как бывает, когда перегорают страсти. В конце концов, перворожденные покинули материальный мир, не в состоянии больше поддерживать его горение. Тогда-то и становились они легкой добычей для пришельцев из тьмы. В материальном мире некоторое время оставались младшие эльфы, но и они угасали или, тоскуя, уходили во тьму.

Божество, видя, что заскучали и младшие его дети, сотворило новых созданий - людей, которые были смертны, поэтому они так любили жизнь, так цеплялись за впечатления, что горели - хотя и кратко, но очень ярко. Живя считанные секунды в глазах юного поколения эльфов, они сами того не ведая, вытягивали из тьмы потерянные частички света. Это был тот свет, который еще рождала Вселенная, как это было когда-то до появления Божества. Был это и свет, потерянный охладевающими эльфами. Люди улавливали тончайшие вселенские вибрации, а умирая, отдавали свой накопленный за короткую жизнь свет Божеству, которое раздавало его эльфам, как золотые монеты.

Некоторые из старших эльфов научились умело играть на человеческих эмоциях, и сами забирали себе раздобытые людьми богатства. Младшие же полностью зависели от отеческой милости, кроме одного из них - Люцифера. Самый старший из последнего поколения эльфов, он проникся к людям сочувствием и пытался облегчить их страдания, научить их справляться с невзгодами. От того, что он переживал за людей, чьи несчастья были бесконечны, Люцифер сохранил свое истинное первоначальное сияние. Его старшие братья от зависти и гнева разгорелись вновь, а отец, хотя и не давал непокорному сыну ни зернышка света, втайне все больше любил его и гордился им. А Люцифер тем временем придумал еще способ позаботиться о людях, которые стараниями старших эльфов видели в своем защитнике "дьявола", да "демона-искусителя"..."

***Рождение благородного Алтера***

"...То, что я вижу перед собой, - прекрасно, хотя еще до рождения я каким-то образом знал, что так и будет. Должно быть, меня притянули разноцветные, мягко мерцающие огни, из которых выстроились колонны, своды и залы. Все залито светом, сиянием, в котором далеко-далеко утопают уже совсем крошечные арочные переходы.

Я не чувствую себя. Только мои глаза упиваются великолепием, и они единственный мой орган восприятия. Но время идет, протекает мимо меня, через меня, замирает во мне, чтобы медленно раствориться где-то, где заканчиваются огненные галереи. Свет кое-где застывает, превращаясь в прозрачные роскошные камни.

Но как бы ни было прекрасно то, что я вижу, мое зрение пресыщается и приходит первое разочарование. Мне хочется знать, что там за сияющей дымкой, там, куда не способен проникнуть мой пронизывающий пространство взор. И есть ли кто-то кроме меня? Постепенно этот вопрос становится очень важным, и я впервые испытываю эмоцию, отличную от счастья и покоя. Это беспокойство, которое становится все сильнее вечность за вечностью. Наконец оно перерастает в муку.

Не покой, не счастье заставляют меня сдвинуться с места, ощутить свое тело. Это отчаяние, и вот я начинаю метаться по галереям и переходам, которые сначала оказывают на меня целебный эффект, потому что узоры на сверкающих россыпью каменьев стенах разнообразны и так восхитительны, что иногда я отдыхаю, любуясь ими. Почему бы мне не забыть причину своего беспокойства и не проводить время за созерцанием окружающих меня красот? Но и тут приходит пресыщение. Как бы ни были разнообразны узоры, они мне наскучивают. Я начинаю охотиться за скользящими по стенам силуэтами, потому что они кажутся мне живыми, но вскоре я понимаю, что это отражения меня. Иногда отражения очень четкие, я несколько раз пугался, одновременно чувствуя восторг, потому что знал, что только у сознательного существа могут быть такие осмысленные глаза. Откуда я это знал?

Самым ужасным было то, что я не смог бы ответить на этот вопрос, да только спросить меня было некому.

Таким образом выходило, что знание пришло ко мне с рождения.
Значит, оно родилось вместе со мной, и я - и есть знание? И я был всегда, вместе со знанием, которое зрело во мне, чтобы обрести смысл в моем рождении.

Но огоньки света? Они тоже были всегда? Они появились со мной? Или я появился из них? Мое отражение молчало. Мне не о чем было с ним говорить. Откуда я знал, что нужно говорить, чтобы получать информацию?

Все просто. Я этого не знал. Но догадывался, вернее будет сказать, не сомневался, что я смогу понять подобного мне через взаимодействие с ним, в чем бы оно ни выражалось.
Итак, я пришел к тому, что осознал, что не могу переносить одиночество, что не может такого быть, чтобы я был совершенно один. К последнему выводу я пришел, когда сумел найти выход из громадного лабиринта галерей. Оказалось, что я плыву, прячась в недрах большой сияющей глыбы, по черной пустоте, изредка освещающейся равнодушными огненными шарами. Я показался себе крошечным, меньше камешка, застывшего из разноцветных искр.

Я больше не знал покоя, но иногда отдыхал от тревожных мыслей, задремывая у выхода в неизведанный мир, больше напоминавший бесконечную пропасть. Бывал я и счастлив, потому что становился свидетелем чудесных явлений, например, рождения новых звезд, или наблюдал за проносившимися мимо меня ослепительными кометами, за фейерверками, устраиваемыми сталкивавшимися разноцветными вихрями. И все же в том, что видели мои глаза чего-то не хватало. Я пытался понять, чего же мне не достает и пришел к выводу - смысла. В том, что происходило не было смысла, потому что огням и камням не бывало ни скучно, ни больно, ни тревожно, ни весело. Я уже уверился в том, что я единственное сознательное существо во вселенной, когда стал свидетелем грандиозной битвы между двумя гигантскими смерчами. Исходом битвы стала победа одного смерча и смерть другого, но потрясло меня то, что у победителя оказались глаза - два луча света, направленные прямо на меня. И тогда я понял, что многие явления, увиденные мной, также совершались осмысленными созданиями, только я не сумел распознать в них себе подобных.

Победитель смотрел на меня с удовлетворением и гордостью, так, во всяком случае, я идентифицировал его взгляд. Он был счастлив, но не так, как я когда-то, когда еще только родился и удивлялся красоте мироздания.

Побежденный воин погибал в страданиях. Так впервые я стал свидетелем жестокости. Я и до этого наблюдал, как звезды пожирают друг друга, но воспринимал явление, как безобразную неизбежность. Теперь же я узнал, что такое осмысленная жестокость. Этому придумалось название: "зло".

Но возможно ли бытие осмысленных существ без зла? Ведь страдание от тоски и одиночества тоже зло. Кажется, я заболел. Изредка я подползал к выходу своей пустынной глыбы и смотрел на то, что происходит. Чаще всего передо мной разыгрывались трагедии, а еще чаще - вообще ничего не происходило.

В конечном счете, я закончил тем, что перестал подходить к выходу, спрятавшись в глубинах своего космического дома.
Постепенно ко мне возвращался покой, но я по-прежнему прятался от мира, который не мог ни понять, ни принять. Зачем я? Откуда я? К чему все?

Такими я мучился вопросами, все более прерывистыми и бессвязными. Я хотел исчезнуть, но эта мысль поразила меня. Если я был чем-то или кем-то создан таким, какой я есть, значит, это было нужно? Так не зло ли мое желание уйти? Так я понял, что есть еще трусость и пополз к выходу. Я смотрел в пустоту и невольно любовался игрой далеких огней. Как знать: это могло быть отголоском битвы или чем-то другим. Соприкосновением. Чем-то противоположным одиночеству и за него, возможно, за это соприкосновение стоило платить. Пусть даже исчезновением, потому что тогда в уходе будет смысл и это не будет злом.

- Не уверен, - вдруг услышал я мысль, которая мне не принадлежала. Она проникла в меня загадочной вибрацией. Вдруг я понял, что не один, что со мной говорит осмысленное существо. Переполненный смесью эмоций, я стал искать того, кто решился приблизиться ко мне, ведь меня обычно избегали.

И вот я увидел самое прекрасное, из того, что уже видел. Создание состояло из сияния, а глаза его напоминали синие льдины. У него, как и у меня, были две руки и две ноги, только за его спиной были еще крылья. Я их уже видел у некоторых воинов. Должно быть, с ними удобнее перемещаться в пространстве.

- С твоими страхами ты вряд ли когда обзаведешься такими, - рассмеялось прекрасное существо, которое слышало мои мысли.

- Кто ты? - спросил я, также сотворив голосом вибрацию.

- Как и ты. Некто, созданный для чего-то. Как и все мы. Но ты первый придумал слово "зло". Тогда должно быть что-то противоположное, потому что все силы уравновешены. К примеру, тебе скучно и ты готов ради того, чтобы развеселить себя, выбраться из своей безопасной скорлупки, рискуя своим существованием. Но и веселье утомляет. Есть только покой и горение. То есть тьма и свет. Одно не может существовать без другого. Так что же твое зло? Жизнь?

- Страдание. Когда одно осмысленное существо причиняет другому существу страдание.

- А что, по-твоему, существа должны делать, чтобы не взвыть от скуки?

- Дарить радость, Счастье. Это добро. И от него не будет скучно. Его не станет слишком много.

- Чудной ты... Впрочем, родившись последним из нас, ты мог стать высшим воплощением Его воли. Его истинным стремлением. Или отчаянной попыткой что-то изменить? - Мой собеседник задал вопрос не мне, а будто бы самому себе.

- Его? Кого "его"?

- Я знаю не больше тебя. Но первые из нас еще слышали чувства и желания того, что нас породило. Мы и есть оно. Только вот беда - пока выживают лишь самые злые. Добрые оказываются всего лишь трусами.

- Я не трус!

Я бросился к выходу и случилось чудо - я почувствовал, как у меня за спиной выросли крылья.

- Постой! Безумец!

Он схватил меня за плечо. Крепко схватил. Я вдруг понял, что он намного сильнее, и он один из старших, если не самый старший. Хотя я и рассердился на него, мне было приятно его прикосновение. В его жесте чувствовалась неподдельная забота. Что бы он ни говорил, но ему не чуждо добро, оно естественно для него, а зло в нем - его мучает, и он переживает, потому что не может отказаться от плохого в себе иначе разрушится его восприятие мира.

- Я старший из младших, - усмехнулся он, - но я сильнее тебя, это ты правильно понял. Пойми же еще кое-что - ты погибнешь, едва встретишься с кем-нибудь из братьев. Это я за тобой давно наблюдаю, для них же ты лишь повод поразвлечься. И упасите тебя звезды вещать им о добре и зле!

- Спасибо. Я сам разберусь.

- Ты погибнешь! Уже погиб.

- Нет. Ты ошибаешься. Если я прав, то зло имеет силу только против зла.

С этими словами я расправил крылья и впервые покинул сияющую глыбу в недрах которой я зародился. Он отпустил меня, удивленный, словно столкнулся с незнакомым явлением. Нечто заведомо беззащитное оказалось способным противостоять его воле.

С тех пор он всюду следует за мной, доводя меня порой до отчаяния. Но иногда мне кажется, что только ради него я продолжаю бороться и не сдался, как бы тяжело мне ни приходилось..."

Средневековая находка

Она написала эти истории задолго до встречи с незнакомцем и успела о них забыть. О факте написания, не о содержании.

Необходимость быть, по сути, главой семьи, сделало ее сильнее, но в то же время развило множество дурных привычек. Она осознавала, что привычки губят ее, но так славно бывало временами расслабиться, забыться. Однако судьба не прощала ей нарушения кем-то возведенного для нее в правило целибата. Как будто, делая что-то дурное, она вытягивала из небытия дурные зерна. Не те зерна света, которые должен за свою жизнь накопить человек, а отравленные. Может быть, ими кормится нечто злое и громадное, когда кто-то поддается соблазнам?

И вот она наконец курила и была почти счастлива, глотая дым. Всего только курила. Такая ерунда на фоне...

Я нашел ее записи о том, как она общалась с незнакомцем. По неясной причине записи противоречивы. Такое ощущение, что пишут разные люди и с разных позиций. Я отобрал те записи, которые приблизительно похожи на правду. Подозреваю, что некоторые из них и впрямь рассказал ей Алтер.

Итак, как-то вечером, накануне знаменательных событий, Ольга возвращалась домой...

***Запись от 28.03.2012***

Вчера вечером со мной случилась странная история. Я нашла на улице, у своего подъезда, человека.

Я не подбираю людей на улице. Не потому что считаю, что бездомные заслуживают своей участи, а потому что всех же не подберешь... Конечно же, многие люди помогли бы гибнущим от холода, если бы только могли помочь всем, кто нуждается. Но не станете же вы пускать к себе в дом бомжа? Хотя бы потому, что впоследствии вам неизбежно придется указать ему на дверь.

Было часов десять вечера, темно и холодно. Я видела перед собой только обледеневший асфальт, освещенный неприятным, синюшным светом фонарей. Мимо с сердитым урчанием прокрадывались машины. Мне приходилось прижиматься к поребрику, у которого теснились другие машины, успешно занявшие места на ночь. Я замерзла и думала только о том, чтобы скорее добраться до двери. Я заранее достала ключи.

И тут я увидела его. Он лежал на асфальтированной площадке перед дверью. Не заметить его было невозможно - он лежал как раз поперек прохода, ему в лицо светил фонарь - нездоровым замогильным светом. Не знаю, было ли так, что люди походили мимо, точнее, обходили его, делая вид, что не замечают. Старики сидят дома в такие холода и еще днем сходили за хлебом, работающее население нашей парадной преимущественно раньше десяти вечера добирается до своих квартир, а собачники, кажется, выходят на прогулку ближе к ночи. В наше время его просто могли принять за наркомана и решить не связываться. Но больше всего он был похож на оледеневший труп. Вызывать скорую, ждать, когда приедут, давать какие-то объяснения... Я никого не осуждаю. Я и сама прошла бы мимо, если бы меня не поразило его лицо - юное, почти мальчишеское. Но больше, чем лицо, меня шокировал его костюм. Молодой человек был облачен в средневековый стеганый кафтан, средневековые же штаны-чулки (настоящие шоссы), шелковые на вид (впоследствии выяснилось, что и на ощупь) и кожаные сапожки.

Некоторое время я просто стояла и смотрела, не зная, что мне делать: вызывать скорую? Полицию? Как полагается действовать в таких случаях? Уйти я уже не могла, пораженная его беззащитностью и неуместностью костюма. Наверное, мне пришла в голову мысль, что этот мальчик попался на глаза именно мне и неспроста. Но скорее всего, я ее сейчас себе придумала. Но ведь было же что-то необыкновенное в моей находке, в том что это случилось именно со мной? Или все, как вообще все в этой жизни, случайно?

К счастью для него, я недолго рассуждала. Ему оказалось достаточно только открыть глаза и сделать вдох, чтобы я заметила, как шевельнулась его грудная клетка. Я подбежала к нему и приподняла его голову. Тяжелая дубленка сковывала движения, и я уже переживала: как помогу ему подняться? Я решила, что должна отвести его в тепло, а там уж буду думать, что мне с ним делать. Его глаза смотрели на меня с надеждой. А, может, это было другое выражение, но я бы на его месте смотрела бы на своего спасителя с надеждой. Глаза были живыми, ясными и хорошими. Тогда я решила отвести его к себе домой. Он оказался очень легким, мне не пришлось с ним мучиться. Ничем, кроме снега от него не пахло. У наркоманов мутный взгляд или страдальческий. Им все причиняет боль, которую они сжимают в себе, как туберкулезник окровавленный платок в кулаке. Для маньяка он был слишком беспомощным. В общем, я решила, что он не представляет для меня опасности, даже если, оттаяв, вздумает на меня напасть. К тому же я очень сильная, потому что чокнутая. Так говорит мой брат. Все же моя сила мне пригодилась. Я справилась и с мальчиком, и с дубленкой, и с ключами, и с тяжеленными железными дверями. Почти без затруднений мы поднялись на пятый этаж и вошли в квартиру.

Свою находку я уложила на диван.
Я сделала себе кофе и села над чашкой, вдыхая аромат. Я пыталась разобраться в том, что произошло и прикинуть, как мне поступить, но даже кофе не помог мне справиться с накатившей не меня усталостью. Так и не выпив его, я свернулась калачиком и задремала в кресле.

***
Первоначально запись была открытой. В комментариях посетители либо выражали свое мнение по стилю написания отрывка из, должно быть, нового "ориджа", либо пытались подыгрывать "шутке", иногда удачно и мило. Однако вскоре запись оказалась закрытой. Никто не поверил, что это правда.

***Запись от 29.03.2012***


**Состоит из фрагментов писем, полученных по внутренней почте ресурса, и попыток разобраться в происходящем.**

...Письма...

"Привет!!! Как дела? Куда-то ты совсем пропала. Мне нравится твой текст, правда, все с ним ок, посылай как есть. Я нашла нам бету, она его вычистит.
Нет, не занудно. Просто последнее время ты как-то иначе пишешь и явно поменяла тему. Но это ничего. Зато у меня нарисовалась картинка, смотри!"

Получив письмо от Драной кошки, я воровато покосилась на коллегу, которая работала в поте лица, одновременно разговаривая по телефону с очередным нервным контрагентом и забивая оперативные данные в базу.

Картинка оказалась неплохая. Не худшее из того, что я видела у Драной кошки, но и не лучшее. Что ж... Каков текст, такая к нему и картинка. Когда-то я влюбилась в рисунки Драной кошки... Давно это было.

"...Как твой гость? Тот, которого ты нашла?"

Я криво усмехнулась и быстро настрочила ответ, не рассчитывая, что Драная кошка тут же его и получит. Где она бродит? Пес ее знает.

"Спасибо за картинку. Сегодня постараюсь прислать окончание истории. Думаю, нас закидают тухлыми помидорами. Но если тебе так уж хочется... Может, еще откажемся, пока не поздно? Парень в средневековом костюме был, и он есть. Чувствует себя хорошо".

Ответ я получила неожиданно быстро.

"Погоди, ты выяснила, кто он? Почему так странно одет и что с ним случилось?"

Перекрутив блог вниз, чтобы беззаботно резвящиеся смайлики не попадали в поле зрения бдительных коллег, я снова стала аккуратно нажимать на клавиши:

"Он не может объяснить толком. Ему отшибло память".

...Попытки разобраться...

Я кисло улыбнулась, вспоминая, как проснулась сегодня - в отличном настроении, даже, я бы сказала, с несвойственным мне смирением. Я вдруг подумала, что жить не так и плохо. Я имею в виду жить обычной, земной жизнью, со всей ее рутиной, трудностями, несправедливостями, обидами. Бывают же и хорошие моменты, интересные и даже захватывающие. Словно кто-то написал для тебя сценарий и неважно, что тебе отведена скромная роль. Великие актеры и какого-нибудь лысого управдома умеют сыграть так, что дух захватывает. Можно за весь спектакль сказать одну только фразу, но так сказать, чтобы все замерли, проникнувшись. У каждого живущего есть шанс как-то выразить себя.

Я лежала, смотрела на слегка облупившийся - из-за того, что нас вечно заливают соседи - потолок и думала о том, что пусть меня бесит моя работа, раздражают коллеги, пропадает брат, а с мамой не всегда удается найти общий язык. Но мне же бывает отчаянно весело! Может, это вообще просто чья-то попытка пошутить? Какого-нибудь юного демона, которому дали поиграть судьбами некоторых людей? Мне бы наслаждаться ролью: как знать - хорошо сыграю, в следующей жизни получу поинтереснее? Я же все ною, да впадаю в депрессии, стараясь по привычке ускользнуть в вымышленные миры, а этого не нужно делать. Ведь это, если честно, просто трусость! Не надо бояться, бояться - глупо. Каждый день можно прожить, будто играя самую свою важную роль. Уж, наверное, тот, кто придумал триллионы триллионов историй для триллионов людей был не глупее заурядного фикрайтера, вроде меня?

Умиротворенная такими мыслями, я сладко потянулась. Я совсем забыла о своей находке, а когда вспомнила, то похолодела. Кем может быть мой незнакомец? И мог ли он быть в принципе? Мне примерещилось вчера?

Я просто устала, слишком увлеклась своей дурацкой идеей о двух демонах-ангелах, которые встречаются из книги в книгу, меняя личину, чтобы беспокоить людей. Я имела глупость поверить в то, что они в самом деле существуют, являясь двумя основными силами Вселенной, но не добра и зла, а света и тени. Древние братья, которые сами не знают, с чего все началось и по-своему пытаются заботиться о человечестве... Сейчас я успокоюсь, войду в гостиную и увижу, что никого там нет. А со своими сюрреалистическими теориями я заканчиваю. Удалю блог. Почтовый ящик. И вообще... Курить я бросила, займусь теперь лыжами... Ну не лыжами, конечно же, а фитнесом. Те, кто все еще помнит меня, простят и поймут. Они сами постоянно кричат на всю сеть, что уходят", - утешив себя таким образом, я одела халат и боязливо вышла в гостиную.

И что же? Мой Найденыш спал там, укрывшись покрывалом, которое я вчера на него накинула.

- О, нет... - прошептала я.

Мой гость проснулся мгновенно и сел, уставившись на меня противоестественно большими карими глазами, похожими на звезды из-за длиннющих густых ресниц и белых сияющих белков.

Я не знаю, как описать его красоту. Да и стоит ли? Ясно было одно - таких людей в природе не может быть. Ровная кожа, теперь уже не снежная, а просто светлая, как лепестки чайной розы. Алые губы, изящные, но крупные. На подбородке аккуратная ямочка. Очень хрупкое телосложение, этакий сон мечтательной девочки, пересмотревшей мультиков.

- Привет, - глупо сказала я. - Как спалось?

"Все, хватит! - решила я про себя. - Этому безумию должно быть нормальное логичное объяснение. Мальчик чем-то злоупотребляет или просто какой-нибудь несчастный лунатик, которого стукнули по голове. Ну а красота... Подумаешь. Ничего особенного. Гей какой-нибудь: чем-то там намазался, эпиляция, депиляция и все такое.

- Хорошо спалось, - почему-то удивленно сказал мальчик.

Голос у него был чудесный - певучий, густой, бархатный. Он встал, оказавшись значительно выше меня ростом, едва не касаясь роскошной каштановой шевелюрой потолка, затравленно огляделся и сел обратно.

- Вот и прекрасно.

Я встала напротив него.

- Теперь объясни мне: кто ты и откуда?

- Я?

- Ну да.

Он смотрел на меня так, словно я навела на него дуло пистолета.

- Я не знаю. Я упал.

- С неба? - довольно холодно уточнила я.

- Нет. - Он отвел глаза.

- Хорошо, - мягче продолжила я. - Как тебя зовут?

Он снова посмотрел на меня, при этом его глаза расширились, будто бы от ужаса. И чего я такого спросила? Или "Они" не знают, как их зовут? Слишком часто имена приходится менять?

"Перестань, он просто упал. Несчастный земной мальчик", - утихомирила я себя.

- Ты не помнишь, как тебя зовут?

- Зови меня... Александр, - сказал он своим певуче-бархатистым голосом.

- Прекрасно, Александр! Пойдем дальше. Скажи, помнишь ли ты о себе хотя бы что-нибудь? Где живешь? Что было вчера вечером? Днем? Утром?

Он испытующе посмотрел на мое, должно быть, раскрасневшееся лицо, вздохнул и вполне уверенно выдал:

- Я артист. Вернее, я хожу в театральную школу. Живу я... у церквушки. Тут недалеко. Вчера я с друзьями праздновал удачный дебют, и мы выпили. Дальше я не помню.

- Гммм, - недобро усмехнулась я. - Вполне правдоподобно. У какого метро ты живешь, Александр?

- У? Ууу...

- Я не знаю станций на "У". А, постой! Удельная?

- Да. - Он облегченно улыбнулся и снова посмотрел на меня испытующе. Опять вздохнул. - Там, рядом с метро есть театральная школа.

- Несчастный, ты знаешь, как далеко от этих мест "Удельная"? И, уверяю тебя, там нет церквей. У нас вообще нет церквушек. Точнее, есть, но мало. В основном, соборы. Но они все в центре.

- Да? Погоди... Ты не права...

Он прикрыл глаза, став очень серьезным. "Информацию считывает?" - нахмурилась я.

- У вас теперь есть церкви. Даже в новостройках, - информировал он меня наконец и снова несколько смущенно улыбнулся.

"Молодца! Считал таки, маленький мерзавец!"

- "У нас"? Это у кого "у нас"? - передразнила я.

- В вашей стране. Мои родители иностранцы, - быстро ответил он и улыбнулся мне, застенчиво и хитровато.

- Да? А... Понятно. Ты откуда родом? Хорошо по-русски говоришь.

- У меня родители русские. Только на родном языке говорить заставляли дома. Но я... родился в Италии.

Тут он произнес несколько слов по-итальянски. Я, естественно, ничего не поняла, но судя по его кротко-понимающей улыбке, он мог мне сказать и что-то вроде: "Хватит прикидываться, ты же знаешь, кто я!"

"Ничего подобного. Все правдоподобно звучит. Теперь нужно решить, как помочь мальчику, угодившему в неприятности, и все станет на свои места. А блог я уничтожу. Что толку? Все рано в закрытке пишу, вот и пошли глюки".

- Прекрасно. Пойдем, выпьем кофе.

Мы пошли на кухню, где я приготовила ему кофе. Я заметила, что он рассматривает каждую вещь с повышенным вниманием. Ему, похоже, очень понравилось, как из конфорки вырвался огонь.

- Как синий цветок, - прошептал он.

- Что? Да. Так у Цоя в песне поется. Ты любишь Цоя?

- Да, - уверенно и правдиво признался он. - Хороший парень. Его многие любят.

- У вас?

- У нас тоже.

Мы оба сделали вид, что говорим об Италии. Ну да. А о чем же еще?

- Скажи, только серьезно. Как ты себя чувствуешь? - наливая ему кофе, участливо спросила я.

- Хорошо. Правда. Очень хорошо. Уммм... Какой горячий! И вкусный.

- Вкусный? Это порошковый-то? Хммм... Ты помнишь, как тебе домой ехать? Адрес помнишь?

- Нет, - ответил он быстро и глянул на меня испуганно.

- Гммм... А документы... Ах, да...

"И что я скажу маме, когда она вернется из санатория? Димка вообще взбесится, если объявится. Впрочем, у меня еще есть пара дней. Может, он к тому времени все вспомнит?"

- Ясно. Понимаешь, мне нужно на работу. Я могу оставить тебя у себя, пока ты вспоминаешь. Только я тебя запру на ключ. Хорошо?

- Хорошо.

Он облегченно вздохнул.

...Письмо...

"...Вот такая история, - писала я Драной кошке, вкратце изложив наш утренний диалог без своего монолога, конечно же. - "Еще он явно забыл, как пользоваться туалетом, потому что я вдруг заметила, что он нервничает и словно чего-то стесняется. Он на самом деле испугался. Можно было подумать, что давно не испытывал таких неприятных ощущений. Я догадалась, отвела его в туалет. Вышел он оттуда изумленный. Я схватила его за рукав, отвела в ванную. Он стал нажимать пальцами на ручки, которые следовало крутить, дернул за кран. Смущенно уставился на меня. Я поняла, что он разучился пользоваться бытовыми приборами, помогла ему помыть руки. Когда я намыливала его тонкие, как у скрипача пальцы, он покраснел, совсем по-мальчишески, но рук не выдергивал. Потом я показала ему как пользоваться краном, зажигать конфорку, гасить газ, свет и тому подобное, да так и оставила его".

Иллюзия просыпается

Кроме ее закрытых от посторонних глаз записей на блоге, я нашел фрагменты романа. Эти главы можно рассматривать, как продолжение, хотя они написаны от лица загадочного паренька и не во всем состыкуются с записями. Судя по датам, тексты выложены накануне странных событий, спрятавших в галлюциногенный туман наш город.

***
Я открываю глаза. Смотрю перед собой, ожидая увидеть небо. Или туман. Чаще я все-таки вижу небо. Оно всегда разное: черное, с мерцающими в бездонной глубине звездами; серое, с хмурыми тучами; лазурное - с ласковыми легкими облачками, бегущими куда-то или медленно проплывающими, как парусники.

Я лежу и вспоминаю битвы. В те далекие времена, когда я относился к ним серьезно, мои сражения были достойны слагаемых о них величественных саг и торжественных размеренных песен. Время от времени я вспоминаю блистательный восемнадцатый век и свои роли в нем, легкомысленные и поверхностные. Какого-нибудь бретера и заправского дуэлянта. Мне повезло - мои воплощения оказались разнообразными, но люди желали правды и герои уже не обязательно выходили победителями. Самые отчаянные и смелые погибали в конце, оплакиваемые прекрасными дамами... Меня так часто оплакивали, что дождь мне не представляется никогда. А вот обжигающее солнце являлось мне часто. Я шел ему навстречу, едва успевая заметить какой на мне в этот раз костюм, и меня ожидала яркая судьба, кратковременная, но ослепительная, как вспышка падающей за небосклон кометы.

Постепенно меня перестали привлекать отчаянные схватки не на жизнь, а на смерть за правду, потому что у дракона, с которым я бился, всегда вырастала новая голова. И я понял, что тот, кто посылает меня на битву, надо мной глумится. И Тот тоже понял, что это понял я. Возможно, по этой причине мои роли стали легковеснее и проще, но и они мне наскучили.

Только не надо думать, что Драконом всегда был Люцифер. Нет, он был моим оппонентом и врагом, любил примерять драконовы лики, но настал момент, когда я понял, что между теми, кто играет во зло (вольно или невольно) и настоящим злом - есть разница. И она громадна.

Итак, я снова углубился в свои обычные размышления и не сразу сообразил, что неба надо мной нет, а есть некая белая поверхность, напоминающая перевернутую снежную равнину.

Некоторое время я прислушивался к ощущениям и нашел их странными. Меня не охватывал восторг, как бывает, когда предвкушаешь чудесное приключение и который обязательно должен быть у главного героя накануне встречи с... друзьями, задумавшими совершить какую-нибудь героическую вылазку; с возлюбленной; с гвардейцами кардинала... Извините, мне не следует называть никаких имен... Впрочем, если ненароком где-то проговорюсь, то сразу предупреждаю - не ищите меня на страницах очень серьезных книг. Не ищите и в плохих книгах. Все просто - мои герои никогда не остаются привязанными к произведению, связанными только с ним. Они кочуют, они напоминают некий образ, о котором вы вроде бы уже читали, но не можете вспомнить где. Или не читали (что тоже бывает), а он вам представлялся, и вдруг случайно (если вы верите в случайность) вам попадает в руки книга, и он улыбается вам с ее страниц. И обычно, когда вы закрываете книгу, он никуда не уходит. Он остается, и по странной закономерности вы встречаетесь с ним вновь и вновь. Так вот, если с вами что-нибудь подобное происходило, то не переживайте: вы всего лишь познакомились с одним из нас, и вам будет приятно знать, что мы на самом деле есть. Не только я, но и какой-то ваш герой.

Я присел на кровати. Почувствовал, что саднит горло, но меня не знобило. Я подумал, должно знобить, если бы у меня начиналось какое-нибудь ужасное заболевание, которое может послужить хорошим началом для книги.

Однако я чувствовал себя настолько заурядно неважно, что... Это совершенно не годилось, чтобы об этом вообще писать.

Пораженный этим умозаключением, я присел на кровати и огляделся. То, что я увидел, свидетельствовало о бедности, хотя я и не знал критериев зажиточности нового века. Но таких уродливых длинных сундуков, вытянувшихся вдоль коротких стен, мне еще не доводилось видеть. В них не было ни гармонии, ни соразмерности. К тому же их глянцевая лакированная поверхность блестела от жира, оставленного пальцами. Потолок был сер, когда-то побелен, но теперь трещинки на нем сплетались в картины, читаемые в зависимости от настроения и воображения смотрящего. Стены были обклеены плотными зелеными обоями. На стульях громоздились ворохи тряпья, по периметру окон всеми возможными способами были расставлены и закреплены горшки, из которых зеленым водопадом струились растения настолько красивые, что, если смотреть только на них, можно было подумать, что я попал в цветник. По полу из гладкого материала проносились облачка серой пыли и, кажется, шерсти. Вскоре я понял, откуда шерсть. Сбоку, выбравшись из-под одного из сундуков на ножках, появилось четверолапое существо. Оно было огромно, трехцветно: рыжий, белый, черный, - а выражение его морды было нахальным.

Существо резко перекатилось на спину, буркнуло и в наглой блаженности задрало кверху лапы, а тут появилось и второе - еще крупнее, серое, угрюмое. На меня оно посмотрело равнодушными зелеными глазами и отвернулось. Суда по квадратной физиономии - это был кот. Я последовал за его взглядом. Кот смотрел на хозяйку своего обиталища.

Это была молодая хрупкая женщина, с русыми волосами, в блекло-голубых штанах, вытянувшихся на коленках, и шерстяной кофте зеленого цвета. Она смотрела на блестящий мерцающий квадрат перед собой и будто бы не замечала, что я проснулся.

Какое-то время я рассматривал ее, пытаясь понять, красива ли она, но это оказалось непросто. Ее профиль не был безобразным, черты лица - тонкие, даже мелкие, но при этом - словно застывшие. Ее поза выдавала безучастность. В конце концов она почувствовала мой взгляд и повернула в мою сторону голову. Да... Полное равнодушие. Отсутствие. Неужели это она? Та, из-за которой я здесь?

- О! Какие новости! Очухался? - спросила она.

- Простите, мэм, я не понял. Очухался?

Она закатила глаза.

- Во-первых, я не "мэм". Терпеть не могу такие штучки. Во-вторых - я нашла тебя у своего подъезда в бессознательном состоянии, в каком-то нелепом средневековом костюме. Вчера ты пришел в себя, что-то плел о театральной школе, а когда я вернулась - ты лежал в отключке на диване, как настоящий труп! Я не могла тебя добудиться! Хотела скорую вызвать, но ты был... ледяным. Ты откуда вообще взялся?! Помнишь?

- А где мой костюм? - я заметил, что на мне нечто длинное, в сиреневый горошек. Мне это не понравилось.

- Я отковыряла его от тебя и бросила в ванну. Там было что-то ценное?

Ценное? У меня не было ничего ценного, кроме пояса, который с меня сняли местные разбойники. Хотя нет же!

- Да! - вскричал я. Вскочив, я сообразил, что под оказавшейся прозрачной хламидой в горошек на мне ничего нет. Я предпочел сесть обратно и вопросительно уставился на даму, стараясь не представлять, как она от меня "отковыривала" костюм. Меня это почему-то смущало, наверное потому что с живыми людьми я не общался много столетий, а сейчас и сам себя ощущал вполне живым. И что-то болезненно сжималось во мне, когда я видел, как тревожно горят ее глаза, а голос, которым она тщетно пытается овладеть, лихорадочно дрожит. Ее безучастность, как рукой сняло и я решил, что, пожалуй, она красива, но ее здорово портит некоторая... юродивость.

- Быть не может... - задумчиво пробормотала она. - И что же это было?

- Кинжал! Господи! Там же был кинжал! - прошептал я отчаянно.

- Кинжала я не видела. Господи... Тебе он к чему?

Но я не слушал. Кинжал был магическим, как меня предупреждал Хейлель* и мог натворить много бед. И именно этим кинжалом мне следовало ликвидировать ведьму. Всех ведьм. Если я, конечно же, правильно понял.

Я бросился в помещение, которое видел через проем распахнутой двери. Оно оказалось малюсеньким, но было еще две двери. За одной я обнаружил интересный предмет - вроде гладкого стула с дыркой - этот предмет вызвал во мне инстинктивное уважение - я решил, что воспользуюсь им, хотя еще не определился для чего. За второй дверью оказалась ванна. Я их очень редко видел - в моих приключениях они не числились в списке необходимого реквизита, если только речь не шла о восточных странах и любовных похождениях. Свой костюм я нашел в воде, потемневшим и бесславно затонувшим в пене. Кинжала там не нашлось.

- Я прошу тебя, верни кинжал, - попросил я, поворачиваясь к ней. Она стояла в дверях и испуганно на меня глазела. У нее оказалась тоненькая высокая фигурка. Немного мальчишеская.

- Нет никакого кинжала! - сердито выкрикнула она. - Зачем он мне сдался, твой кинжал?! И вообще, будешь выступать, я тебя выгоню взашей. Не думай, что у меня не найдется помощников.

Я замер, совершенно сбитый с толку. В животе к моему ужасу заурчало. Она подошла ко мне и взяла меня за локоть, как ребенка, хотя я был выше на голову. Я покорно позволил отвести себя обратно в комнату и усадить на кровать. Она села в кресло, стоявшее рядом.

- Итак, как ты говоришь, тебя зовут? - мягко спросила она, внешне овладев собой.

- Не знаю, - честно признался я.

Я действительно не знал. Когда я появлялся в какой-нибудь игре, я знал, как меня зовут. И меня часто встречали восторженными приветствиями или перешептываниями. Как тут забудешь? Или я просто знал, даже если моя роль была скромной.

- Перестань, - беззлобно и очень спокойно произнесла она. - Вчера ты называл свое имя. Неужели не помнишь?

- Не помню, - несколько раздраженно отозвался я. - Хорошо. Меня зовут Александр.

Я придумал это имя, потому что знал, что оно самое распространенное в Европе. А хозяйка явно не напоминала сарацинку.

- Допустим, - прищурившись, очень удовлетворенно протянула она. - Скажи, пожалуйста, где ты живешь?

У меня на лице отразилось непонимание. Она, кажется, сообразила, что я не притворяюсь.

- Пойдем другим путем. Ты из этого города?

- А это что за город?

- Ну ёшкин же кот!.. Ну... Питер. Ты говорил, что живешь у станцию метро "Удельная". У церкви. Помнишь? Так и думала, что это бред.

Я в ужасе смотрел на нее. Я не помнил, чтобы вообще с ней разговаривал... Хотя... Да, я уже видел эти настороженные серые глаза, длинные и блестящие, как у лани.

- Так... - странно взглянув на меня, протянула она. - Я буду называть города, а ты скажешь, какие из них ты знаешь. Пойдет?

- Да.

- Москва, Тверь, Новгород, Псков, Петрозаводск... - она пробормотала что-то непонятное, потом продолжила: - Париж, Лондон, Рио де Жанейро.

- Да!

- Что "да"?

- Париж. И Лондон. Эдинбург. Ммм... Лион, Руан... Вена...

- Так. Достаточно.

- Нет... Москва... Кажется, был такой город. Там жили белые медведи. А люди - в домах изо льда.

- Прекрасно. - Она протянула руку, пощупала мне лоб. - Есть хочешь?

- Да. Кажется, да.

- Вот и прекрасно, - повторила она немного утомленно.

Вскоре мы сидели в малюсенькой трапезной за маленьким столиком. Я привыкал к обстановке и восхищенно смотрел, как синие огненные лепестки поджаривают нам еду. А потом разнесся аппетитный запах, и я отведал яичницы. Она показалась мне очень вкусной. Но, выпив еще сладкой теплой воды, я снова захотел спать.

Когда моя голова коснулась мягкой подушки, от которой пахло чем-то приятным и нежным, я тут же провалился в сон.

--------
*Одно из имен Люцифера

"...Первое упоминание Люцифера встречается в Книге Исайи, написанной на древнееврейском. Здесь династия вавилонских царей сравнивается с падшим ангелом, благодаря чему читатель узнаёт историю о том, как один из херувимов возжелал власти, равной Богу, и был за это низвергнут с небес. В оригинале употреблено еврейское слово «хейлель » («утренняя звезда»)..." (с) Википедия
----------

Будни

Каждое утро она уходит на работу. Да, ее зовут Оля. Или Хельга, так привычнее для моего слуха. Уходя, она запирает меня на замок.

"Это потому что ты мне не доверяешь?" - спросил я ее как-то. Она хмыкнула. "Нет, это потому что мне некогда искать тебя по сугробам".

Хорошенького же она обо мне мнения!

Она приучила меня к телевизору - мол, смотри, может, что вспомнишь. И я смотрел на пылающие синим светом двигающиеся картинки, ничего, конечно же, не вспомнил, но это многое мне дало. Я понял, по каким принципам живет ее мир. Все как всегда. Кто-то один выбирается наверх, а его благополучие обслуживают тысячи других. Все несчастны, включая выбившегося наверх, только те, кто его обслуживает, несчастны из-за своей незавидной доли, а тот, кто над ними - мается от безделья и спивается, колется наркотиками - это у них новое изобретение (фишка?) или банально занимается совокуплением со всеми, кто подвернется под руку.

Их мир кошмарно скучен. Раньше все было понятно. Если ты простолюдин, то ты радовался минутке отдыха и пел песенки под дудочку, волынку или дул в гармошку. Если ты король, то радовался, что тебя еще не отравили, если ты рыцарь, то радовался, что при тебе еще все твои ноги и руки... Даже монахи в хороших монастырях не слишком погрязали в праздности - у них была работа: замаливать грехи всех остальных. И все радовались, что не мрут от голода, оспы или чумы.

В современной реальности они занимаются, в основном тем, что покупают вещи, демонстрируют их друг другу и горюют, если не удается приобрести вещь, как у соседа. То, что вещь хорошая, им сообщают по телевизору. Этот мерцающий ящик все слушают и отходят от него, только для того чтобы сесть за другой мерцающий ящик, который отражает тайны их сердец. Второй ящик зовется "Сеть".

Я не осуждаю их. Несчастных можно понять. Все осталось по-прежнему - те вещи, которые они приобретают, являются, по сути, эквивалентами средневековых титулов. Имея то-то и то-то, они занимают определенные ниши, с высоты которых могут чихать на остальных. Раньше это проявлялось еще откровеннее, но не было настолько бессмысленно, настолько неоправданно, не подкреплено абсолютной необходимостью. Даже феодальные лорды имели обязанности перед своими подданными, не важно, что некоторые из тех самых лордов стали об этом забывать, но их возвышение базировалось на воспитываемой с младенчества готовности отдать за своих подданных жизнь.

Потом пришли буржуа, которые умели хорошо торговать, а потом дельцы, которые умели хорошо делать деньги. Каждое последующее племя господ отличалось от предыдущего в худшую сторону, имело на лицо все признаки пошлейшей деградации, теряло связь с самой сутью своего возвышения, потому что возвышалось на костях предыдущего племени господ, которых уничтожали, чтобы добиться внешних атрибутов избранности, не подкрепленной уже больше ничем, вследствие чего вспыхивали революции, естественные явления - что-то вроде выплескивания накопившегося гноя. Потом на здоровой коже снова появлялись гнойники.

Мне потребовалось две тысячи лет, чтобы понять, как бессмысленно со всем этим бороться. И вот я попал в мир, переполненный гноем, но никто даже не пытался вскрыть рану - оказываются, мудреют не только иллюзии.

Для себя я прикинул структуру современного общества, быстро с ней смирился и понял, что соотношение добра и зла осталось прежним, только понятия обмельчали, а, может, стали естественнее и проще. И людям стало скучнее играть, почти, как нам ввязываться в придуманные этими людьми истории. Но все они, как мне представлялось, скучали по откровенному Злу, с которым можно было бы сразиться, и настоящему Добру, под чьими знаменами они могли бы собраться. А еще в воздухе носилось нечто, некая тайная мечта, готовность к чему-то. Магии?

Некоторыми мыслями я поделился с Хельгой, которая уже успела накормить нас ужином - очень вкусным блюдом из морозильного ящика: там и рис, и грибы, и морковь, и горошек.

- Ты лучше скажи, ты вспомнил что-нибудь про себя, философ? - спросила она скучным тоном, отпивая из чайной кружки светлое пиво.

Я не люблю, когда она пьет пиво, хотя она и немного пьет, но становится с каждым глотком все печальнее. Нет, хуже... Ее серые глаза переполняются неизбывной тоской, как у заправской иллюзии, которая уже четвертое тысячелетие играет одну и ту же роль. Быть может, виноваты мы? Это же нам полагается разжигать огонь в их сердцах. С другой стороны, это они нас кормят чужими фантазиями, потерявшими первозданную свежесть.

- Я ничего не могу вспомнить, - начал я немного смущенно. Врать мне ей совсем не хотелось, да и современный мир я изучил недостаточно, чтобы мог насочинять что-то действительно правдоподобное. И... теперь я уже не сомневался, что не случайно она меня подобрала. В снегу Хельга нашла своего будущего убийцу.

- Совсем? - спросила она без малейшего интереса. Наверное, уже прикидывала, что допьет пиво и усядется перед своим ящичком номер два, а телевизор останется в моем распоряжении.

- Ну хорошо, - решительно произнес я, испугавшись, что вновь придется любоваться на Симпсонов, Картманов, Бендеров и прочих, к своему ужасу узнавая в них копии некоторых своих приятелей, которые вот, оказывается, где коротают время. - На самом деле я все вспомнил.

Она поставила кружку и пристально на меня посмотрела. Ее лицо преобразилось. Я заметил, что у нее высокие скулы и красивой формы нос, раньше он казался мне обыкновенным и ничем не примечательным, а теперь я увидел, что он едва заметно очаровательно вздернут.

- Ну?

- Я предприниматель, занимаюсь строительством. И вот один мой заказчик из Москвы не принял объект, хотя все работы были выполнены безупречно. А я истратился на материалы, зарплату рабочим. И...

- И что?

- Он меня заказал. Пришлось бежать.

- Откуда?

- Из Москвы?

- Да ну? А ты там, где жил?

- Не могу сказать... Видишь ли... Я скрываюсь.

- Ты думаешь, я его сообщница?

- Нет.

- Почему ты не хочешь сказать мне тогда, где ты там жил?

- Потому что тебе лучше во все это не ввязываться. Безопаснее не знать.

- А, может, потому что ты не знаешь там ни одной улицы? Как, впрочем, и здесь? А?

Я молчал, немного сбитый с толку. Мне казалось, что моя история безупречна. В их фильмах девушки очень снисходительны к предпринимателям. Я старался выдержать ее взгляд, но, кажется, у меня вспыхнули щеки. Глаза у нее сделались стальными. У меня было чувство, будто она меня пронизывает насквозь. Это было и тревожно, и почему-то приятно.

- Скажи, как ты оказался рядом с моим домом, одетый в средневековый костюм, причем не бутафорный, а из дорогущих тканей? Я такого бархата никогда еще не видела. И лен. Это же какой-то древний лен! Итак?

- Потому что я люблю средние века и обычно одеваюсь в одежду тех времен, - спокойно ответил я, не желая выкручиваться.

- Да, а почему именно пятнадцатый век?

- Это время наполнено романтикой. Яркие костюмы, балы и битвы. Еще всерьез проводились турниры, но обставлялись с лицедейским размахом. Галантные кавалеры, с окровавленными мечами в ножнах читали дамам сонеты. Что-то в этом есть, правда? Вот, ты улыбнулась наконец. Впрочем, я еще люблю восемнадцатый век. Человеческая мысль взметнулась ввысь, средневековая тяжеловесность ушла вместе с прошлым, но его очарование осталось. Наверное, поэтому.

- Согласна, но я еще люблю эпоху Возрождения, - грустно призналась она.

- Да, я тоже.

- Итак, откуда ты? Только без всей этой ерунды с предпринимателями и заказами.

- Оттуда, - хмуро и немного сердито заявил я и указал на потолок.

- Вот это больше похоже на правду.

Она как-то неловко, медленно протянула руку и коснулась моей щеки.

- Кожа совсем гладкая. У тебя что, вообще борода не растет?

- Нет. Иногда еще как растет.

- А сколько тебе лет ты тоже не помнишь? Я бы дала тебе не больше девятнадцати, предприниматель из Москвы.

- Я из Санкт-Петербурга. Это тот, кто меня заказал, из Москвы. И мне двадцать пять лет.

- Поэтому у тебя еще не растет борода. Все понятно.

- Хорошо, я себя помню две тысячи лет, но мне миллиона на полтора больше. Так лучше?

- Так лучше. Так что ты там говорил по поводу того, что народ скучает по злу с большой буквы?

- Не по злу, а по сильным впечатлениям. У вас все будто бы смазалось. То есть смерть, горе, милосердие - остались, но стыдливо прячутся под одинаковыми картонными масками. Поэтому ты пьешь пиво и сидишь целыми вечерами в своей "сети".

- Может быть ты и прав. А тот кинжал, который ты потерял, ты говорил как-то, что он очень опасен. Почему?

- Я думаю, что тот, кто его найдет, может натворить бед, потому что вещь магическая.

- Здорово. Только...

- Только что?

- Надо с тобой что-то делать.

Я посмотрел на нее с испугом. Она хочет от меня избавиться. Таких, как я, если я ничего не путаю, отправляют в лечебницу для душевнобольных. Вряд ли она выгонит меня на мороз. С другой стороны, мне грех жаловаться на ее жестокость, учитывая, что я должен буду ее убить...

- Не бойся. Я думаю, что если ты недельки за две так толком ничего и не вспомнишь, то я устрою тебя на работу. А то ты тут с ума сойдешь, философствуя. Идет?

- Да, конечно же! - обрадовался я. - Но у меня же ничего нет, я хотел сказать, документов.

- У меня остались документы брата, - печально сказала она. - Ты немного на него похож и возраст подходящий. Я поговорю насчет тебя с управляющим.

- А что я буду делать?

- Закупать, продавать. Ты же ничего не умеешь, верно? Значит, будешь менеджером. Я попробую тебя поднатаскать: научу командовать, делать много шума и надувать щеки. Вот помоешь посуду и займемся.

Я кивнул. Если честно, впервые за свою двухтысячелетнюю карьеру я по чьему-то небрежному указанию мыл посуду, но, что интересно, мне это нравилось.

В сетях Хельги

Насколько мне известно, она так и не успела устроить "Александра" на работу. К тому моменту она начала понимать, как мало значит для фирмы, ее принялись ломать и строить, как всех нас, требовать беспрекословного подчинения, тогда как она привыкла сама контролировать ситуацию. Еще она сообразила, что ее попросту обманули... Устроив на должность главного бухгалтера, ее использовали, как нечто среднее между оператором ПК и перед всеми виноватой недоучившейся бухгалтершей. В наше время так случается. Кто же запросто примет вас на работу на должность, дающую некоторую власть? Такие должности заняты женами и любовницами, дочерьми, знакомыми и прочими сильных мира сего, если говорить о холдингах и больших фирмах. О том, что мне многое о ней известно, скажу сразу: она не знает. Для нее я так и останусь обычным админом, но это не имеет никакого отношения к истории, которую я пытаюсь записать сейчас для вас, сидя в интернет кафе.

***От лица "Найденыша"***

Вечер. За окном еще светло. Ночь наступает неохотно. Хельга говорит, что летом ее вовсе не будет. Интересно было бы посмотреть на ночь без тьмы. Интересно ли?

Я не знаю. Я сижу за столом, допивая свое пиво. Оно хуже, чем зрелое, согретое солнцем вино из провинций Франции или пахнущий хмелем шотландский эль, но тоже неплохой напиток, легкий, не дающий опьянеть, только слегка расслабиться, забыть о неразберихе будней.

Мое кресло уже разобрано и заботливо застелено постельным бельем, благоухающим «морозной свежестью».

Я приоткрыл дверь на кухню, давая понять Хельге, что еще не собираюсь ложиться, и она может заходить сюда, чтобы взять из холодильника какое-нибудь лакомство. Передо мной на столе карандаш и блокнот. Я подумываю уйти, оставив Хельге записку. Проблема заключается в том, что самостоятельно мне не вернуться, а Хейлель молчит. Хельга же измучила меня своими историями, постоянно втягивая меня в них без малейшего моего желания. Но, находясь здесь, я не могу ей сопротивляться... Ну вот, опять...

***
- Кидай! – крикнул я мальчугану с кудрями, в которых нежилось вечернее солнце.

У него были разные глаза и великое будущее. И был он царевичем, самым настоящим. Все Македонское царство со временем станет его. Уже тогда я в этом не сомневался. Достаточно было внимательно присмотреться к маленькому Александру: властному, уверенному в своей правоте, даром, что не дорос он тогда еще и до моего плеча.

Он был одет в светлую, легкую тунику, босые ноги – испачканы пылью. Волосы отливали золотом, а белая кожа – сияла, потому что я сам помыл его.

Тогда разница между нами была длиной в его жизнь.

Я был уже молодым человеком, а он – непоседливым ребенком, который может очаровать ямочками на пухлых щечках и потешно упрямым взглядом из-под пушистых бровей.

…Он берет камушки и подбрасывает их вверх. Всего камушков пять. Выигрывает тот, кому удается поймать больше камушков в ладонь. Надо ли говорить, что выигрывает всегда он, не важно, что его ладошки намного меньше моих?

Ему многое досталось от рождения. Его отец, Филипп, великий воин и заслужил свою славу и такого сына. Правда, поговаривают, что Александр рожден от Зевса. Но такие, как он и в самом деле, только Боги знают, откуда приходят в этот мир...

А вот мы снова вместе, мы и не расставались надолго. Мы бок о бок проходили неведомые и невиданные страны, приумножая владения эллинов, чью культуру Александр намеревался нести диким народам. Вот только «дикие» нравы персов пришлись ему по вкусу. Их раболепство, их преклонение перед царями, немыслимое для человеческого достоинства и для гордых душ эллинов. Меня он все еще любит, но все реже замечает своего преданного Клита - добровольную няньку из далекого детства. Как так вышло, что годы, отделяющие нас от того солнечного вечера, когда мы играли в камушки, пролетели быстрыми стрелами, а я их не заметил?

…Он смеется, сжав пухлую ладошку, и смотрит на меня, как победитель. Хотя все его победы тогда устраивались мной, от игры в жмурки до беготни наперегонки. Сколько раз я относил его на руках домой, к его прекрасной матери, Олимпиаде?..

И теперь он смеется. Только его смех подогрет вином и льстивыми речами. В ответ на преувеличенные дифирамбы он отрекается от собственного отца, Филиппа, насмехаясь над ним, принижая его победы. Мне горько слышать это, потому что так он отрекается и от моей заботы. Не только в детстве. Не так много прошло недель, как я спас его от удара копьем в спину. Как просто можно все победы присвоить себе одному!

Мой царь, которого я покинул ради того, чтобы позаботится о маленьком Александре, завоевывал для него земли, обеспечивая площадку для будущих побед сына. Наши товарищи гибли один за другим, сражаемые копьями, болезнями и усталостью от похода, растянувшегося на долгие годы лишений, битв и крови. И только его не задела ни одна стрела, потому что не счесть тех, кто закрыл его собственной грудью. И теперь он как должное принимает преувеличенные, на чужеземный манер восхваления самому себе!

Я долго терпел, глотая обиду, заставляя себя не думать о том, что несправедливость так заполнила собою мир, что завладела и моим воспитанником, моим мальчиком, моим златокудрым божеством, которое, смеясь, подкидывало тихим мирным вечером камушки и, прижимаясь к моей груди буйной головушкой, засыпало у меня на руках.

Но все, что делал я – неважно, все, что сделали наши товарищи – ничего не стоит!

Александр, все еще молодой и прекрасный, позволил поцеловать себе ступню и добро бы это был перс, но ведь это был эллин!

С моих уст сорвались строчки из так любимого им Гомера. Я кричал стихами о том, как цари присваивают себе чужие победы. О, напрасно меня пытались утихомирить наши друзья. Мои друзья. У него же могут быть лишь рабы! Я сказал ему и об этом.

- Замолчи! – взревел Александр, сверкая на меня разными глазами.

- Прошу тебя, замолчи, - зашептали мне умоляющими голосами его преданные гетайры и держали меня, уже вскочившего на ноги, за плечи.

Но я их не слышал. Я только и видел его глаза, чужие, бешеные, и оба его глаза, - что голубой, что карий,- казались мне горящими углями. Я кричал злому пламени, сжигавшему мне душу, что не боюсь его, что никогда не стану его рабом!

Нас обоих было не остановить и только пущенное его рукой копье, вонзившееся прямо в мое измученное сердце, дало долгожданный покой моей нетерпящей несправедливости душе…
***

Стоп. У меня со лба капает пот прямо на желтенький лист исчирканного линиями блокнота. Передо мной мелькнула легкая тень. Я вскочил, едва не расплескав оставленное на столе пиво, и рванул за ней. Я надеялся, что это Хейлель или кто-то из наших.

Нет. Маленький коридорчик пуст. И в комнатках никого не оказалось, кроме Хельги, которая, ссутулившись, сидела за своим любимым компьютером и щелкала по клавишам.

Я тихонько подошел к ней и встал за спиной, рассеянно уставившись на монитор. Увидел слова:

«…И он царапал свое лицо, и катался по каменному полу, все выкрикивая: «Клит! Клит! Клит!..» И никто не мог его успокоить. Он вдыхал воздух, но тот будто жег его внутренности, все его тело сотрясалось от судорожных рыданий и видно было, что не обрести ему ни секунды покоя, а муки его, не прекращаясь, длились несколько дней, когда он заперся с телом убитого в спальне и никого не пускал к себе и был, как безумный…»

Так он страдал? Надо же… Я не знал. Мои выкрики в том бытие были, если разобраться бессмысленны. Я был обречен выкрикивать, он был обречен убить меня, а потом оплакивать мое гниющее на его глазах тело. Так зачем я выполз из небытия? Почему позволил Хейлелю втянуть меня в новую авантюру? А, может, Хейлель прав: это Хельга нас втянула в неприятности?

- Это роман? – осторожно спросил я, когда она обернулась и подняла на меня подозрительно блестевшие глаза.

Она смутилась. Но сказала, внешне невозмутимо:

- Так, записки. Знаешь, все хочу понять, почему во все времена постоянно сталкиваются эти две сущности.

- Какие сущности?

- Ну… Один – вроде бы, явное зло, а другой с ним борется. А потом оказывается, что тот, который зло, принес больше пользы, чем тот, который олицетворяет добро.

Она улыбнулась, словно извиняясь за нечетко сформулированную мысль. И вдруг очень пристально стала меня рассматривать.

- Будто бы они не из этого мира. Заблудились и ведут вечный спор о чем-то своем, - продолжала она, вглядываясь в мое замершее лицо. - А, может быть, они ищут друг друга и себе подобных? Вот такое безумие.

- Нет, не безумие… В этом есть некоторый смысл. Думаю, твои сущности так и задуманы. Один провоцирует другого на борьбу за справедливость, потому что… Только так возможно движение. А, может, потому что только так он начинает верить в нее сам.

- Я вот думаю, - что будет, если это и в самом деле продолжается вечность? И кому-то из них надоест? Тогда все остановится? Лишится смысла?

Мне становилось все труднее выдерживать ее взгляд.

- Ты собираешься это напечатать? – спросил я.

- Нет, конечно же.

- Думаешь, не пойдет?

- Видишь ли, я сама не могу с ними разобраться. Пока мне только удалось отследить их путь в художественных произведениях. Я не говорю в жизни – мы же не знаем, как все было на самом деле.

- А если разберешься?

- Тогда тем более оставлю все это себе. Они будут принадлежать мне одной. Представляешь, как здорово? Я их поймаю и посмотрю, что будет.

Ее глаза вызывающе заблестели. Мне стало не по себе. Я даже чуть не ляпнул что-то вроде того, что, мол, смертным нас не поймать и вообще ловить не она будет, а совсем наоборот. Но, к счастью, промолчал.

- Знаешь, что я еще заметила?

- Что?

- Когда я пишу, тебя нет.

- Как это?

- Я держала в голове сценку с камушками, думала, стоит ли тут расписывать подробнее, и пошла вот так вот, раздумывая, на кухню. Тебя там не было. И вообще нигде не было.

- Это ты очень задумалась.

- Да? Наверное. А когда я нашла тебя в камзоле, я как раз задумывала описать их стычку в пятнадцатом веке, но ничего не придумала, только успела представить себе костюм и подходящую на тот момент внешность.

Я отвел глаза, демонстративно забрал у нее недопитую баночку с веселящим напитком и отправился к себе. Уже выключив свет и пытаясь справиться со скачущими в голове в полной сумятице мыслями, я сообразил, что не поправил ее, когда она говорила о камушках, что, мол, не знаю я, о какой сценке она говорит…

Если плохо слушать Монсеньора

Дальше мы переместимся на блог Ольги и начнем с того, что откроем, пришедшее ей по внутренней почте письмо. Милые девушки, как админ, я вас предупреждаю: есть такое понятие, как удаленный доступ. Будьте осторожнее, когда позволяете себе вести на работе не только деловую переписку..

***

***Запись от 26.03.2012 ***
Итак, письмо:


"Добрый день, моя прекрасная хозяйка, - писал мне Доктор, - у меня проблемы. Известная вам дама стала появляться на других моих ресурсах, заводит знакомства с моими друзьями. У меня нет прямых доказательств, что это именно она, и можете считать меня сумасшедшим, но несколько раз она проговаривалась с ними о том, что могла знать обо мне только она. Я в шоке. Она может выйти на меня в реале! Да и мои знакомые недоумевают: некто неизвестный забрасывает их картинками и стихами не собственного сочинения!»

О! Бедный Доктор! Однако я невольно улыбнулась, вспоминая, как «известная мне дама» пыталась через меня выйти на него. Никогда еще - ни до, ни после - у меня не было такого навязчивого, но интересного и образованного посетителя на блоге. Этому письму уже исполнилась неделя. Не знаю, как я его пропустила. Последнее время шло много спама и ненужных писем, вот оно и затерялось. А проблему Доктора я уже разрешила.

Я подумала о том, что о подобной виртуальной любви забавно было бы написать роман с каким-нибудь завлекающим названием и застрочила ответ:

"Дорогой Доктор.

Я последнее время редко появляюсь на блоге, много работы. Вот только сейчас получила ваше письмо. Но проблема же разрешилась? Элона вас больше не тревожит? А если продолжает донимать, то попробуйте написать ей письмо, в котором так и объясните, что вас такое внимание напрягает и выбивает из колеи.

Вам приятно общение с ней, но на разумной дистанции. Друзья в сети - это не друзья в реале. Тут и не может быть личных пересечений. Во всяком случае у тех, кто живет в реале полной жизнью, не страдает от одиночества и в сеть выходит именно за общением без излишнего соприкосновения. Без навязывания себя. Все это я ей уже объясняла. Она обижается. Но и вы, задерганный уже, по сути, слежкой за вами, тоже имеете право защищать свою свободу.

Не бойтесь обидеть. Тут козырь - честность. На правду не годится обижаться".


Закончив с письмом Доктору, я уже собиралась покинут блог, чтобы записать еще одну историю, являвшуюся продолжением той, которая одолела меня на работе. Но я заметила несколько поздравительных сообщений - я успела похвастаться, что поменяла прошлую работу, поставив рекорд: три дня. С улыбкой я ответила на них, увидела, что мне пришло еще письмо. От Доктора или Элоны? От Монсеньора?

Да, от Монсеньора. Он приглашал меня в игру. Советовал (настоятельно) изучить длинную, пестрящую историческими именами, датами и деталями инструкцию, пройти по ссылке, предварительно ознакомившись еще и с прилагавшимся Техническим Заданием. Говорил, что мне понравится...

Я встала перед выбором: писать продолжение своей истории или вляпаться в историю, предложенную мне Монсеньором?

Надо сказать, Монсеньор - одна из самых ярких и влиятельных личностей, которых мне приходилось встречать на просторах сети. Но он очень скрытный и действует из тени.

Итак, я решила, что моя история никуда не денется, от нее еще попробуй избавиться.
Я нажала не ссылку, игнорируя техническое задание.

Итак...
Я попадаю в таинственное и мрачное место. Вокруг меня поблескивают каменные стены узкого темного коридора. Впереди я вижу освещенную прыгающим светом щербатую площадку, скорее всего, средневековой залы. Я слышу протяжные и мелодичные звуки, шорох тканей и звон шпор. Пока я никак не проявила себя, меня никто не может заметить. Надо придумать себе костюм. Будучи человеком опытным в общении с Монсеньором и зная его вкусы, я мысленно переодеваюсь в монашеское облачение. Орден бенедиктинцев, светлая ткань, просторный капюшон. В неизвестность я предпочитаю вступать в мужском обличье и неплохо бы еще обзавестись мечом. "А еще лучше вникнуть в Тему", - слышу я внутренний голос, подозрительно напоминающий ехидный совет Монсеньора. Я беспечно отмахиваюсь от предупреждения и пытаюсь представить себе меч, но у меня не выходит, как я ни стараюсь. Наверняка, на такие штуки тут наложен запрет. Нужно было сразу представлять себя вооруженным до зубов рыцарем, но это накладывает на персонажа определенные обязательства, а я пока не разобралась в обстановке. Знатных особ в средние века было не так и много, и они прекрасно знали, кто есть кто и "чьих будет" новенький, молоденький паж. Во всяком случае, вопрос: "а вы какого роду племени", - для молодых воинов неизбежен. Поэтому идея с монашком мне нравится - сложнее идентификация личности, а меч пригодился бы мне для самозащиты. Знаю я Монсеньора и его милых приятелей (приятельниц, в основном: где вы видели такое плотное скопление отважных головорезов, изъясняющихся едва ли не шекспировскими сонетами? Правильно, только в кино и в сети. В последней - роли Айвенго и Робин Гудов исполняют дамы, ибо только им по силам выдавать высокопарные и героические тексты со скоростью пулеметной очереди).
Немного подумав, я представляю кинжал. Хороший такой, красивый. Я вижу, как поблескивает в пляшущем свете факелов, должно быть, освещающих залу, острый клинок, на меня огненно жмурятся изумруды. Я прячу оружие в складках сутаны. Не сложно - я высокий и тощий, одежда болтается на мне, как на вешалке. Осторожно я выходу из своего укрытия.

Да. Все так, как я и представляла. Сводчатые потолки, тонущие во мраке, украшенные разноцветным стеклом длинные окна, блеклый свет, проникающий сквозь прозрачные фигурки витражей, и яркие всполохи факелов, укрепленных на закопченных стенах. Я вижу троих мужчин и девушку. На плечи мужчины, стоящего ко мне спиной, накинут алый, подбитый куньим мехом плащ. Вполоборота ко мне - коренастый рыцарь в кольчуге, решительно сжимает рукоятку мощного меча. Девушка закутана в блестящее полупрозрачное покрывало, как у восточных пленниц гарема, прекрасные черные глаза - полны печали и гнева. Ее спутник, судя по одеянию и смуглой коже, сарацин, поддерживает ее под руку, чтобы девушка не упала, потому что она едва стоит на ногах. Что здесь происходит? Почему красавица не бежит от неверного, в его нелепых шароварах, с его мерзким косым кинжалом на поясе? Почему она так слаба? Ранена? Обесчещена? Или едва не теряет сознание от страха перед предстоящим злодеянием, готовящимся свершиться над ней?

Мне становится горячо от возмущения: я не позволю обижать беззащитных! С этой благородной мыслью я делаю шаг вперед, но меня пока никто не замечает, кроме, пожалуй, сарацина, который делает вид, что случайно бросил взгляд в мою сторону.

- Я позабочусь о ней, - заявляет вельможа в алом плаще. - Оставь ее! - Это он сарацину.

- С какой это стати?! - гневно восклицает сарацин. - Она законная супруга моего господина, на которого бесчестно напали ваши люди!

Я замечаю, что этот персонаж не так и жалок. В его резких, смуглых чертах присутствует не только кровожадность, но и благородство. К тому же несчастная девушка жмется к нему, как к своему единственному защитнику.

И почему я не прочитала инструкцию, не вникла в техническое задание, перед тем, как выбираться из безопасного коридора? Девушку мне жалко, да и для того облика, который я приняла - прелестного монашка с благородным лицом, младшего сына какого-нибудь высокородного графа, потомка рыцарей - оставаться в стороне, когда свершается беззаконие как-то... нехорошо это.

В ответ на пламенную речь защитника женской чести раздается взрыв морозящего душу хохота.

- Я Симон де Монфор, да будет тебе известно, несчастный! Дама эта - племянница королевы, и вряд ли по доброй воле она связалась с твоим, так называем господином, чародеем и мошенником, лже бароном де Буллетом...

- Это ложь! - отчаянно кричит девушка.

Ее единственный защитник пытается преградить дорогу графу, но тот молниеносным движением руки вонзает несчастному клинок куда-то вниз живота. Даже падая, сарацин успевает взмахнуть кривым кинжалом, но без толку.

Девушка пытается убежать, но не успев сделать и шагу, бьется в сильных руках титулованного негодяя. Я не могу больше стоять в стороне, плевать, что меня словно никто не видит.

Но тут на сцену выскакивает еще один участник. Высокий черноволосый мужчина в темно-синем плаще, верхом на влажном от пота вороном (ну, естественно) коне. За ним, звеня мечами и улюлюкивая, вбегает еще человека четыре.

- Мессер, мы пытались остановить его, но он убил троих наших, а под милордом убил лошадь!

Лицо черноволосого мне нравится. Узкий, с горбинкой нос, резкие гордые скулы, длинное бледное лицо, но, главное, его глаза - не часто у мужчин бывают такие глаза: с длинными ресницами, огромные и мерцающие, как лунной ночью бездонное небо.

Даже если бы я еще колебалась, чью бы принять сторону, то мои сомнения отмели бы смелые, энергичные движения вновь прибывшего.

Он ранен, судя по тому, что покачнулся в седле, отбиваясь от разъяренных, как взбесившиеся псы, нападающих, по лазурно-голубой ткани бархатного камзола растекается кровавое пятно.

На него тут же набросились люди графа (мессера Симона). Я подобрал (если бы я была монашенкой, то подобрала бы, а так - подобрал) меч одного из павших и принялся отгонять врагов всадника, размахивая мечом, как заправский вояка.

- Что такое?! Откуда тут этот пафосный монашек? И кто, черт возьми, позволил ему обзавестись мечом?! - взревел мессер Симон.- Кому-то придется за это ответить!

Ярость графа была неподдельной, а искусство, которое он выказал в битве за восточную красавицу, впечатляло. Девушка, к счастью, не стала живым щитом. Напротив: ее, плачущую на коленях у тела погибшего сарацина и в горячечной тревоге следящую за всадником, от случайных ударов оберегали обе стороны. Однако это было непростой задачей, учитывая, что именно она была трофеем. Наконец, лже барон смог подобраться поближе к распростертому телу своего слуги, а я исхитрился ловкими выпадами меча, нанесшими серьезные раны нашим противникам, помочь ему осуществить маневр, благодаря которому красавица вскочила на ноги и неожиданно умело вскарабкалась в седло, усевшись за спиной супруга (ну, наверное).

Для меня коня не нашлось, поэтому, когда всадник со своей прекрасной ношей скрылись в прохладных сумерках, мне пришлось поспешно отступать в коридорчик, который я опрометчиво покинула (тьфу, покинул), не ознакомившись с правилами.

Естественно, никто не намеревался меня щадить, даже Монсеньор вряд ли нарушит из-за меня свои планы, чтобы, рискуя с трудом доставшейся победой, кинуться ко мне на помощь. К тому же ему тоже теперь из-за меня достанется, за то, что пригласил недисциплинированного участника. Я повинен смерти и приговор должен быть приведен в исполнение с особой жестокостью, чтобы другим неповадно было (знаете, всякие по сети шляются).

- Откуда ты взялся, п-пылкий юноша? - брызгая на меня от злобы слюной, спрашивал граф.

Он надвигался на меня, направив мне в грудь окровавленный меч. Его подданные противно хохотали и предлагали своему сюзерену сделать со мной что-нибудь мерзкое. Например, привязать меня к лошади за ноги, заодно выяснив, что еще я скрываю под монашеской мантией, начихав на Устав своего ордена, а, главное, едва не запоров игру. Второе мне вслух не говорили, а пересылали короткими сообщениями, прямо в мозг, так сказать, но очень аккуратно, блокируя мои попытки ответить или хотя бы как-то оправдаться. Подобная предосторожность навела меня на мысль - мы играем вживую. При таком раскладе единственный шанс для меня - героически погибнуть, защищая свою честь и, косвенно, честь Монсеньера, потому что, если со мной и вправду сделают что-нибудь унизительное перед тем как убить, то Монсеньеру придется доигрывать свою роль в качестве предателя и друга растяпы.

Глаза графа на тонком породистом лице, нехорошо блестели, а тонкогубый рот насмешливо кривился. Мы обменивались ударами мечей (тяжелые, я помнила прошлое техническое задание, поэтому прямо взмокла, зато получалось убедительно), что только сильнее заводило его и слуг, к счастью для меня не имевших возможности добраться до моей персоны из-за узости коридора. Мои навыки ближнего боя выдавали во мне бывалого участника, поэтому де Монфор перестал улыбаться. Теперь прикончить меня стало для него самым важным делом жизни. Его напор усилился, мне пришлось отступать, невольно любуясь его самодовольным видом.

- Жаль, что придется убить тебя, юноша, - с искреннем сожалением заметил он, когда я явно ослаб, а в глазах у меня помутилось.

«Ты славный игрок, приятель. В следующий раз приходи сюда через меня», - пошли уже внегласные послания. «Или, хочешь, я только сильно тебя раню? Видит дьявол, я преподал тебе хороший урок за наглость! Ты прощен!»

Но его благородству не довелось пышным цветом расцвести в тесном темном коридоре, ибо случилось непредвиденное. Когда острие его клинка коснулось моей груди, вспыхнул яркий свет у меня за спиной. Граф отпрянул, а нечто сияющее скользнуло мне под ноги, быстро увеличиваясь в размерах. Это оказался белоснежный, сказочно красивый конь. Мои враги с воплями: «Измена!» - бросились к выходу, но это было мне только на руку. Великолепное сильное животное вынесло меня наружу, прочь из коридора, залы, замка.

Я вцепился коню в шею, дрожа с головы до ног. До того, как я осознал, что взмываю в небо, я услышал проклятия и крики: «Нечестно! Возмутительно! Этот колдун, лже барон, мерзавец, устроил тут свои шуточки!» Я не очень-то верил (верила), что виноват Монсеньер, чувствуя, что вылетаю из игры самым неподобающим образом. Чем ближе мы подлетали к небу, тем ослепительнее светили звезды, и я зажмурилась.
Похититель отпустил меня. Я отпрянула, осмотрелась. Ясно было одно - я больше не в замке, кроме того, мне было так холодно, что вряд ли я стала бы представлять себе нечто настолько неприятное. Я видела звездное небо над головой с серыми, плывущими по темно-синей режущей глаз глубине облаками. Кое-где пейзаж перечеркивали тугие провода и всюду, куда бы я ни кинула взгляд, виднелись аккуратно засыпанные снегом ровные площадки с низкими ограждениями и каменными выступами. Крыши? Да. Обычные, скучные крыши новостроек. Спальный район, вид сверху. Детскую площадку я узнала. Она как раз напротив нашей лестницы. В полном шоке я подняла глаза на того, кто вынес меня сюда. Я знала, что он никуда не делся, потому что чувствовала его присутствие. Ослепительный вихрь оказался не конем, а белокурым молодым человеком. Высоким стройным, одетым скромно - во что-то вроде тонкой шелковой туники. Он сидел, подтянув к подбородку колени, легкая ткань целомудренно прикрывала белые бедра. Я знала, кто он, но плохо представляла себе, что бы он мог делать в фантазиях Монсеньера. Еще хуже он сочетался у меня с крышами купчинской новостройки.

- Я нарушила правила? - спросила я нелепым писклявым голосом.

Собственно, вопрос был излишним. Ясное дело, что нарушила. Но не кричать же мне сразу от ужаса, как только я поняла, что больше не в сутане, а в халате и на игру ситуация никак не тянет? Даже у таких оторванных от реальности сумасшедших, вроде меня, присутствует инстинкт самосохранения.

- Нарушила, - констатировал он спокойно и едва заметно улыбнулся.

Странное, надо заметить зрелище. Это было, как если бы вам в Эрмитаже улыбнулась статуя Аполлона.

- Где я?! - пискнула я.

- Да почти что дома. Тебя спустить?

Я еще раз осмотрелась. Поняла, что все это не шутки. У меня все поплыло перед глазами: и небо, и крыши.

- Тебе все снится. Ты уснула за своим компьютером, - сказала мне белокурая галлюцинация сочувственно.

Но я издала истошный панический вопль. Я кричала так, что ослепла от натуги, а когда смогла видеть, то обнаружила, что сижу у себя дома, клавиатура залита кофе, экран погас.

Очухавшись от эмоциональной встряски, я вяло поводила мышью. На экране появилось окошечко с обычным форумом. Игра какая-то, средние века. В стиле Монсеньера. Итак, я уснула. И во сне нарушила правила? Проверить? Но мне не хотелось больше соваться на форум. Я заметила, что у меня дрожат руки. Спать мне, естественно, не хотелось тоже, а уговорить себя, что, мол, завтра на работу, не очень-то получалось. Страшно хотелось курить. Но я бросила.

Я выключила свет и забралась под одеяло с головой. Мне казалось, что я слышу шаги Александра и почему-то от этого делалось так жутко, что я буквально цепенела. Я вдруг решила, что он хочет меня убить, но у него ничего не выйдет, потому что я от него спряталась в темноту.

Когда они встречались...

Я позволю себе выложить два рассказика Ольги, которые она писала на прошлой работе. Эти рассказики не представляет из себя ровным счетом никакой ценности, но они необходимы для того, чтобы мое повествование не прерывалось. Ну и кроме того - они проливают свет на взаимоотношения Алтера и Люцифера.

***Сон прототипа Дориана Грея***

Это был дивный сад, летний и просторный, с цветущими в сухом легком воздухе каштанами и еще какими-то растениями, похожими на пучки бледно-розовых звезд. Качаясь высокими ветвями, раскинулись аллеи, в чреве которых приятная прохлада защищала от навязчивого зноя. Углубляясь все дальше в тень, по гравийной дорожке шли двое - черноволосый мужчина, с бледным, немного одутловатым лицом и белокурый необыкновенно красивый юноша.


По ленивой небрежной походке блондина, по естественному изяществу каждого движения угадывалось его аристократическое происхождение. Я мысленно назвала его "Милорд", его же спутника за длинные, путавшиеся от ветра волосы и глаза, в которых плескалась и сладострастно билась мысль, я окрестила "Поэтом". Мальчик, должно быть, был его музой, явившейся из мира грез, - не может же обычный человек быть так безупречно хорош собой. Но тут музу одолел приступ сухого, болезненного кашля. Мужчина сочувственно смотрел на спутника, наконец приступ закончился.

- Ты совсем простыл, мой милый, - нежно сказал Поэт.

- Естественно, я простыл, - раздраженно отозвался Милорд. - Из-за тебя. Тебе же так хочется, чтобы я принимал с утра до вечера солнечные ванны. Но ты не заметил? Солнце смеется над нами и прячется, едва я успеваю стянуть чулки. Как ты думаешь, оно это делает от стыда?

- Нам нечего стыдиться. Ты пришел ко мне тем памятным вечером, и я написал свое лучшее произведение. Значит, за все то, что происходит между нами, нам некого винить, кроме провидения.

- Нет. Было не так. Сначала ты написал свое великое произведение, выдумав, как тебе казалось, несуществующего героя. А уже потом к тебе пришел я. Не правда ли это странно?

- Я чувствовал, что ты где-то есть и специально расставил сети, - улыбнулся Поэт темными глазами.

- Ничего подобного! Это я с самого своего рождения был проклят и излучал в пространство призывы спасти меня или хотя бы понять. А потом я увидел твою книгу и принялся читать. Я прочитал ее пятнадцать раз, но мне было все равно мало. Я жаждал увидеть тебя самого, надеясь найти ответы на свои вопросы, но ты ничем не смог мне больше помочь.

- Как же ты эмоционален! Но за это я тебя и люблю. Однако почему ты считаешь, что проклят?

- Потому что с самого детства я словно блуждаю во мраке, будто бы я - не я, а только задуманная кем-то злая шутка. Марионетка, обреченная исполнять чью-то волю. Увидев тебя, я понял, что не ты подвязал к моему сердцу нити. Но мы как-то связаны. Ах, если бы ты знал, в каком аду я жил со своим отцом, как мучились от приступов его гнева братья, страдала мать... Я уверен, что старший из нас наложил на себя руки, сойдя с ума от деспотичных припадков отца. Неважно, что там говорят об этом всякие бездельники.

- Да, ты, конечно же, прав: не я привязал нити. И в тебе, в самом деле, есть что-то роковое, мой милый. Это я почувствовал с самого начала. Но почему именно сегодня ты так взбудоражен?

- Сегодня мне приснился сон. Ну... ты представь, будто бы мы с тобой стоим перед воротами рая.

Мужчина при этих словах рассмеялся, но юноша гневно глянул на него.

- Прекрати, иначе я не стану тебе рассказывать. Ненавижу, когда ты надо мной смеешься!

- Когда ты становишься бешеным ты еще прекраснее. Но я больше даже не улыбнусь, пока ты говоришь. Я буду любоваться тобой.

- О, ты несчастный, невозможный безумец! Тебя ожидает много неприятностей. Обещаю, что ты кончишь тюрьмой или самоубийством! Или еще чем-нибудь ужасным. Я еще не решил.

- Но если решаешь ты, может, ты придумаешь для меня что-нибудь менее душераздирающее? Или все-таки не ты решаешь?

- Не надо разговаривать со мной, как с ребенком. Решаю не я, увы. Но я погублю тебя, если ты еще не понял.

- Ну, ну... Вот теперь мне совсем не до смеха. Расскажи лучше о своем сне.

- Хорошо. Мой сон...

Юноша зажмурился, и я, должно быть, перенеслась из своего сна в его сон.
***
- Пожалуй, это и в самом деле был рай. Всюду струился, переливался и играл подобно музыке чистейший дивный свет, словно этот мир освещал огонь из расплавленного золота... Двое стояли у великолепных ворот, за которыми слышалось тихое счастливое пение, еще более прекрасное, чем то, которое распространялась вокруг, и было плотью, сутью окружавшего пространства. Ворота являли собой образец совершенного искусства. Их не портило даже обилие безусловно драгоценнейших камней, усыпавших створки. Громадные ворота были закрыты. Один из двоих, стоявших у ворот - высокий и светловолосый - то и дело пытался их открыть, но ему не удавалось. Его спутник с темно-каштановыми кудрями также подходил к воротам, которые перед ним тут же открывались, если светловолосый немного отходил. С горьким смехом белокурый ангел (я решил, что это все же ангел, хотя мало ли бывает крылатых тварей) пошел прочь. Брюнет последовал за ним, сочувственно глядя в спину.

Они шли, шли и шли, пока не оказались в неком другого рода месте, где звучала другая музыка. Точнее, это было смешение звуков и больше напоминало не то смех, не то плач. Зато здесь хватало очень красивых созданий, которые любовались собой в серебряные, плававшие по воздуху зеркала, неподалеку резвились мерзкие уродцы, чуть поодаль с мечтательным видом бродили прекрасные девушки, а прямо по центру имевшей каменный пол залы на шпагах без устали дрались лихие парни.

- Что такой грустный? - спросил белокурый, присев в королевское кресло, находившееся в конце просторной залы, оглашавшейся звоном клинков.

Тот, кого он спрашивал, даже не повернул головы. Темноглазый шатен, перед которым легко распахивались ворота, скучно ответил:

- Пусто. Ярко, но пусто. Бессмысленно.

- А ты все еще веришь в смысл? Веришь в то, что они способны найти его? Но мы сами не знаем смысла. А туда, за золотые врата не каждого пускают. Тебя бы пустили, но что-то ты не торопишься.

- Должен быть смысл. Должен быть. Возможно, он не виден здесь. Мы с тобой наблюдаем за всем со стороны. Вот если бы мы были рождены там, среди людей...

- Мы уже были там и не раз.

- Да, но в качестве легендарных героев или великих царей. И мы хотя бы смутно осознавали, что не простые люди. А вот если бы мы родились от обычных земных женщин, в родовых муках, то, возможно, мы бы нашли ответы на все наши вопросы. Мы бы поняли смысл.

- Ах, друг мой, мы бы снова забыли, кто мы, зачем страдаем на этой земле среди войн и болезней. А с тобой мы будем опять враждовать. Вот увидишь!

- Не всегда мы враждовали. Чаще все же мы были друзьями.

- Да, чтобы потом вернее погубить один другого. Видимо, наши разногласия здесь отражаются на наших взаимоотношениях там.

- Сейчас у людей нет войн. Таких как раньше точно нет. Теперь они носят шелка и читают стихи. Они философствуют. А, судя по образам, которые у тебя последнее время множатся, им явно нужна встряска.

- Да ты, кажется, искушаешь меня? Забавно. Это не твоя роль, а моя, если я ничего не путаю.


- Может быть, и путаешь. С самой нашей первой встречи ты всюду следуешь за мной, чтобы запутать меня.

- Что?! Да это ты не даешь мне покоя! Что бы тебе не раствориться в своем раю? Почему ты все время оказываешься в моем доме и не всегда по приглашению?

- В мире очень много зла. Как только я войду в золотые врата, я тут же исчезну. Назад пути не будет. И я так ничего и не пойму. Я так и не смогу больше подводить к этим вратам других. Тех, чьи души так страдают там, тех, кому не доступен твой иллюзорный мир. Тех, кто становится жертвами отверженных ангелов.


- Почему я должен беспокоиться о тех, кому не доступен иллюзорный мир? Мне нет дела до тех, кто ведет животное существование. Они не видят красоты, сюда не поступает от них образов. А с обезображенными ангелами и прочими жестокими, древними сущностями у меня и без людей хватает забот.

- Но, может, ты не прав? Не все образы приходят к тебе. Может, некоторые люди собственную свою жизнь превращают в искусство и дарят свои образы простым смертным? Разве ты не заметил, что не ангелами больше вдохновляются новые поступающие к тебе поэты, а простыми людьми, с которыми живут, которых видят каждый день.

- Ты хочешь сказать, что мои поэты вдохновляются людьми, как некогда вдохновлялись закатом, цветами и всякими божьими тварями? Гммм... Итак, тот мир по-прежнему таит в себе много загадок. По-прежнему он источник всего непознанного...

- Так пойдем же со мной! Мы родимся обычными людьми, пусть только нам будет предоставлена возможность не только бороться за существование...

- Это ты меня просишь? Не я решаю такие вещи, а тот, кто не пускает меня за златые врата, даром что подарил мне так много пространства.

- Он щедрее к тебе, чем к кому бы то ни было. Поэтому мне и кажется, что самая большая загадка в том, что тебе нет пути за золотые врата.

- Теперь мне понятно. Ты же не входишь в них, потому что боишься без меня заскучать. Тебе надо очиститься от меня, чтобы тебя приняли, а это тебя ох как пугает.

- Пойдем со мной! Решайся же!

- Решаться? Мы ничего с тобой не решаем! Даже я, кто значительно тебя старше, кстати. И почему тебя, безумца, не пугает перспектива родиться уродом в какой-нибудь нищей лачуге? Даже если бы я послушал тебя, нет никакой уверенности в том, что мы там, на грешной страдающей земле, вообще встретимся!

- Земля прекрасна, не только грешна, друг мой. Ты же непременно все равно родишься каким-нибудь лордом. Не сомневаюсь. Так не трусь же! Пойдем!

Он протянул руку, но белокурый ангел отшатнулся.

- Нет. Нет... Нет! Это снова будет чем-то кровавым и ужасным! И снова не принадлежать себе! Забыть, кто ты, откуда и зачем! Я после последнего путешествия едва сообразил, где я, когда вернулся. Ты же болеешь потом столетиями! Не делай же глупостей.

Но его собеседник только разочарованно махнул рукой и исчез.

- Проклятье! - вскричал белокурый.

Некоторое время он с отчаянием смотрел вниз, будто надеялся разглядеть того, кто спустился на землю, чтобы принять страдание. Конечно же, он ничего не увидел, только облака приблизились к нему, и он сумел своим сверхъестественным зрением разглядеть зеленые холмы, опушенные темной бахромой сочной листвы.

- Зачем ты позволил ему?! - восклицал светлоликий ангел.Он бегал по облаку, сердито размахивая крыльями. - Что теперь с ним будет? И как мне быть... Боже! Сколько же прошло уже времени!

- Так спеши к нему, - послышался даже не голос, а будто провибрировало все пространство вокруг белокурого, сжав его, заставив задрожать. - А не то будет уже слишком поздно. Он вернется ко мне, пока ты тут причитаешь и трусишь.

- Как же я тебя...

Но ангел не посмел произнести то, что едва не сорвалось с его губ.

- Итак, ты идешь к нему? Желаешь вновь пережить рождение, взросление, расцвет красоты, а потом старость, болезни, смерть?

- Да. Какая разница? Быть твоим неугодным рабом здесь или игрушкой там?

Но то же колебание, которое подобно голосу разносило слова, теперь в ответ как-то очень нежно, влюбленно растрепало белокурому ангелу волосы.

Этот жест заставил ангела сжаться, как от удара. Миг спустя его уже не было на облаке.

***

Двое грелись под смягчившимися под вечер лучами солнца. Мужчина сидел на скамейке в блаженно-расслабленной позе. Юноша с белокурыми волосами устроил свою прекрасную голову на коленях мужчины. Тонкие пальцы ласково перебирали шелковые кудри.

- У тебя потрясающая фантазия. Знаешь, я и мне подобные - только и делаем, что занимаемся плагиатом, наблюдая за такими, как ты, да выслушивая ваши сны.

- Это не фантазия, - устало произнес юноша, но ничего не стал доказывать, позволив тихому уютному вечеру завладеть собой и собеседником, близоруким, как все гении, не способные отличить игру своего ума от не менее изощренной действительности.


***Сон короля Артура***

Он был снова юн, как когда-то, когда ему удалось единственному из всех претендентов на престол вытащить из камня меч, принесший ему славу. Бодрость, которая иссякла с годами, вновь была при нем. И его красота, энергия, силы. На миг он забыл о своей жене Гвиневере, предавшей его, как и тот, кому он больше всех доверял и кого сильнее всех любил. Он не мог взять в толк, что вдруг случилось. Ланселот излечил раны рыцаря, сэра Уррия, и это было тем самым подвигом, который самый славный и самый прекраснейший из рыцарей должен был совершить накануне конца. Падения всего его царства, братства Круглого стола. Артур повел худощавыми плечами и прошествовал мимо гниющих мертвецов, земных мужей, мечтавших о чем-то и веривших в легенды. Он шел, холодея, мимо павших в славной битве рыцарей, многих из которых он помнил молодыми, но теперь их старые израненные лица были молчаливы и уродливы.

Он осознавал, что происходящее – только сон. Он не завершил еще своего земного пути, полного печали, испытаний, подвигов и неверного счастья бытия.

Под древним покосившимся от ветров и времени деревом он заметил укутанную в белые одежды фигуру. Он сразу понял, кто это.

- Мерлин! – воскликнул Артур, подбегая со стремительностью молодого человека. – Так ты снова со мной?! Ты жив?!

- Да, - сказал Мерлин, поднимаясь. – Ты же скоро умрешь. Надеюсь, ты уже это понял?

- Да, пожалуй, - помедлив, ответил вновь юный Артур.

Мерлин ласково обнял своего воспитанника за худые юношеские плечи.

- Ты сотворил великую легенду, пожив здесь, на этой земле.

- Но о чем ты? Разве не на земле я должен был бы быть рожден?

- Ты не здесь рожден. Ты лишь мечта, молитва многих людей, чей славный сон ты сумел воплотить.

Артуру стало холодно и даже его, снова молодая кровь не смогла согреть его.

- Но что я сделал не так? Почему ты говоришь о конце?

- Потому что пришло твое время. Помнишь, я предупреждал тебя о Ланселоте?

- О да! Но я принимал его от начала и до сих пор. Ты велел ему явиться передо мной и стать славнейшим из рыцарей. Как бы я мог не доверять ему?

- Ты и не мог. Ваше поколение пока не властно над историей. Вы дали миру славные мифы. Теперь же пришла пора вам обоим возвращаться.

Артур тревожно взглянул в навсегда загадочные для него темные глаза Мерлина и рванулся к нему, чтобы узнать, расспросить, но маг пропал.

Зато Артур увидел его, свою погибель. Все еще прекрасного сэра Ланселота, пережившего множество подвигов, ран и лет.

- Пошли, - сказал оторопевшему королю Ланселот, выглядевший непривычно взрослее Артура, ибо король привык, что Ланселот очень молод, пусть и минули многие годы.

- Пошли, - на щеке Ланселота дернулся давний шрам, не обезобразивший его облика, а только придавший ему жутковатого очарования. – Я погубил тебя. Знаешь, я точно теперь знаю, что я буду всегда губить тебя. А ты вечно будешь мне доверять. Ты временами будешь меня ненавидеть, но доверять станешь все равно. О, наш Создатель! Как же мне от этого больно! Какая-то страшная пытка, что именно ты вечно будешь стоять у меня на дороге, прекрасный мой Алтер.

- О чем ты?

- Забудь. Ты все равно покамест ничего не вспомнишь. А в гибели твоих рыцарей веками будут обвинять несчастного жалкого Мордреда, третьесортного ангела, одного из недостойнейших. Дай же мне посмотреть на тебя, мой господин, мое дитя, моя загадка. Ты знаешь, у Гвиневеры - дурной вкус. Как могла она предпочесть тебе меня? Неужели золотые кудри так непростительно ввели ее в заблуждение? О, женщины! Угодить им невозможно. Тем из них, кто стоит того, чтобы им угождали. Они, как сама Тьма, не ведают, чего желают. Пойдем же, господин и воспитанник мой. Завтра мы оба будем мертвы.

С этими словами Ланселот взял Артура под руку и повел долгой звездной дорогой в ночь. И ни о чем они больше не говорили, но им было хорошо друг с другом, как никогда прежде. А наутро старый король Артур забыл свой сон, и Ланселот обо всем забыл, потому что не для того, чтобы они помнили, были они явлены в этот мир.

Черт. Выходка на балу.

***29.03.2012. ***

В метро до меня умудрилась дозвониться мама. Несмотря на то, что у меня было смутное ощущение, что последнее время я медленно, но верно погружаюсь в туман, я сумела бодро поговорить с ней об Александре, который выходил просто несчастной жертвой обстоятельств. Якобы на самом деле у него были проблемы и оказалось, что ему нужно где-то пожить подальше от своих нехороших родственников. У меня добрая отзывчивая мама и верит любой ерунде, особенно если нужна ее помощь. "Если бы ему найти комнатку, - несла я ахинею в мобильник, - где бы он мог перекантоваться, это бы решило все проблемы". Кстати, странно, что эта идея сразу не пришла мне в голову. У мамы пустовала квартира в пригороде. С другой стороны, нужно же сначала присмотреться к человеку, а уж потом доверять ему квартиру.

Я ехала в метро и не знала, что меня ждет дома. Я не испытывала никакого азарта, восторга или еще чего-нибудь в этом духе. Если честно, я начала уставать и старалась цепляться за обычную нормальную реальность. Еще совсем недавно я с удовольствием выныривала из нее, мечтая и сочиняя на ходу всякую чушь, больше развлекавшую меня, чем кого-либо еще, теперь же я "выключала" свои фантазии, хотя мне это удавалось с трудом. У меня буквально роились в голове истории, одна другой запутаннее и сюрреалистичнее.

Люди, которые вместе со мной переползали в чреве подземной змеи от станции к станции, думали о чем-то своем, никто не смеялся и не разговаривал, остановки по моим ощущениям не было уже вечность. А что если те, кто меня окружает с изможденными лицами и усталыми глазами тоже пытаются справиться с навязчивыми фантазиями? А что если это не люди или все они мне только кажутся? А что если такая же чушь гнездится и в их головах? Да когда же, екарный бабай, Купчино?!

"Купчино. Железнодорожная станция Купчино", - прохладно объявил механический голос.

Я вышла, чувствуя, что меня трясет.
Я возвращалась домой, думая об Александре, о том, как мы встретимся. Будем ли мы говорить о чем-нибудь? Захочу ли я узнать, кто он на самом деле? Я отправила Драной кошке недостающий отрывок из моей истории об Артуре и думала о том, понравится ли ей то, что я написала, не испортил ли сочинение туман в моей голове?

Я подошла к двери, но тут же отступила назад, потеряв нить своих размышлений. Произошло это по следующей причине: я приготовила магнитный кругляшок, чтобы сработал домофон, как вдруг дверь открылась сама, и мне навстречу вышел… не сосед, не кто-то незнакомый, заскочивший к кому-то в гости. Передо мной встал, придерживая дверь, чтобы якобы пропустить меня - черт.

Я видела, что его кожа покрыта короткой коричневой шерстью, гладкой и блестящей, как у лошади. Сложен черт был неплохо - торс даже можно было бы назвать красивым из-за рельефно выступавших мышц. А вот ноги оказались кривыми и заканчивались копытами, хвост нервно бился за его спиной, а причинное место скрывалось под густыми, человеческими волосами вследствие чего смотрелось вполне эстетично. Нет, я хотела сказать не так отвратительно, как… В общем, не важно.

Все это я разглядела, наверное, в течение минуты. Кричать я не могла, потому что меня будто парализовало. Откуда-то я безусловно знала, что передо мной никакая не галлюцинация, не нарядившийся в костюм приколист, а натуральный, насмешливо меня созерцающий черт. Мои ощущения были мучительными: страшно кружилась голова и почва уходила из-под ног. Чтобы пытка прекратилась, с чертом нужно было срочно что-то делать, но что?

- Изыди! - вдруг, сама себе удивляясь, панически взвизгнула я.

Адское создание расхохоталось и исчезло с громким "чпок".

Шатаясь, я добралась до лифта, но дверь открывала уже вполне твердой рукой.

"Мне померещилось? Мне же померещилось? Господи, пожалуйста, не дай мне сойти с ума!"

Наконец я оказалась в квартире. Я прислушалась. Александр не спешил выходить мне навстречу. Чувствуя неладное, я бросилась в гостиную, где слышалось бормотание телевизора. Александр обнаружился на ковре, державшийся за грудь и совершенно неподвижный. Пахло почему-то конским потом и еще чем-то отвратным. Если бы боль могла пахнуть, это был бы ее запах. Тут у меня появился голос, и я закричала от ужаса, потому что рядом с телом я увидела кровь, пропитавшую ковер. От моего вопля Александр очнулся и сел, уставившись на меня измученными глазами.

- Все в порядке, - заявил он, вставая.

Однако, вместо того, чтобы успокоиться, я еще сильнее заверещала.

- Хельга, Хельга! - Тряс он мое бившееся в конвульсиях тело, - тихо, тихо. Со мной все в порядке. Это была... - он запнулся, тщетно подбирая слова.

Я истерично рассмеялись и села на пол, уставившись на чистый ворс. Никаких следов крови. Моя энергия истощилась и я затихла. Собственно чего я так разошлась? Ну, подумаешь, черт? А сам Александр? Разве вся эта история с самого начала не была странной? Александр сел по-турецки напротив меня. Я вдруг поняла, почему не мучилась ни страхами, ни сомнениями - когда смотришь ему в глаза, то успокаиваешься и веришь... в хорошее. Может, он меня гипнотизирует? Кто он? Этот странный юноша в средневековом костюме? Инопланетянин? Кто-то пострашнее черта, прикидывающийся безобидной жертвой загадочных обстоятельств? Он напоминал мне кого-то. Очень знакомого, но я решила "гасить" свои фантазии.

- Что-то случилось, пока ты сюда шла? – спросил Александр уверенным, слишком властным для потерявшего память дурачка голосом.

А то лужи крови мне бы было мало!

- Я видела черта, - сказала я лишенным выражения тоном. Ну вроде того, чтобы сказать: «Я видела дворника в балетной пачке. Странно, конечно же, но чего только не бывает?»

- Настоящего! - он даже вспыхнул от азарта. И чего, интересно? Не его же это рук дело?

- Да. Абсолютно. Без штанов, с хвостом и копытами.

Александр вскочил и побежал к двери.

- Ты куда?! - я рванула за ним, не без злорадства наблюдая, как он неуклюже пытается открыть дверь.

Вообще, если за ним понаблюдать, так можно решить, что он и в самом деле попал к нам из средних веков: не имеет и самых элементарных навыков во всем, что относится к быту.

- Я открою тебе дверь, если ты объяснишь, куда ты помчался.

- Нам нужно найти того, кто запускает сюда чертей, - заявил он и глянул на меня так, словно в чем-то страшно важном признался.

- Чертей ловить, значит, будем? – с трудом ворочая немеющим языком, уточнила я.

Я ждала сюрпризов сегодня, но надеялась на то, что судьба пощадит меня и не будет обрушивать мне их на голову, не давая очухаться.

Александр шумно вздохнул и настойчиво посмотрел на дверь. Та открылась перед ним сама. Вместе мы побежали вниз по лестнице. Я уже не мучила себя вопросами, вроде того, как ему удалось открыть дверь. Такая ерунда…

Бегали мы недолго. Александр будто чуял что-то, как собака дичь. У помойки рядом с огромным вонючим баком мы нашли пьяненького дядьку, одетого в нетипично дорогой для маргиналов костюм. Мужчина водил перед собой трясущимися руками, в одной из которых обнаружился красивый серебристый нож. Этим ножом, точнее сказать, кинжалом пьянчужка будто бы рассекал воздух, и перед ним возникал черт, убегал за бак и там, дико воя, взрывался, чтобы возникнуть снова. У меня закружилась голова, но я помню, как Александр забрал себе кинжал, потом он подхватил меня под локоть и попытался увести, но мои ноги стали ватными и не слушались. Тогда Александр легко поднял меня на руки, подул ветер или, скорее, ураган, который унес нас наверх. Меня замутило, когда я увидела качающиеся подо мной крыши, и на миг я отключилась. Очнувшись, я тревожно огляделась. Все было мирно. Я сидела за столом на кухне, а рядом со мной стояла кружка до краев наполненная какой-то кроваво-красной жидкостью.

- Пей. Это вино. Поможет.

Я схватила кружку и выпила. Напиток был слаще на вкус, чем я привыкла, и крепче. Мне страшно захотелось спать. И "отключить" не только фантазии, а вообще все эмоции.

Спасаясь от безумия, я доковыляла до комнаты, убеждая себя, что просто сегодня слишком устала на работе. Едва коснувшись щекой подушки, я уснула. Было часов девять вечера, но меня не волновало, что мне могут звонить те, кто беспокоится обо мне.
***

Мне снилась всякая ерунда, а потом во сне я получила от доктора письмо. Так и не могу понять, было ли такое письмо на самом деле? Сами события, мне кажется, были, но раньше по времени. А Элона с тех пор пропала. Так, когда-то, я решила проблему Доктора.

"Прекраснейшая, я хотел позвать вас на бал. Сам, один, я не готов туда идти, а с вами мне ничего не страшно. Место новое, незнакомое, а, главное, там не должно быть Элоны. Если бы вы знали, как я устал!"

Немного жестоко, но... Я согласилась, забыв о своих страхах, потому что мне польстило, что могу оказаться в чем-то полезной Доктору.

Секунду спустя я уже улыбалась старому знакомому.

- Здравствуйте, Доктор, - сказала я и протянула ему руку.

Он почтительно и нежно поцеловал мою мраморно-белую (на самом деле она у меня бежевая, но это в реале) кожу.

Высокую фигуру Доктора окутывал черный просторный плащ, его лицо скрывала маска с длинным носом, а широкополая высокая шляпа покрывала волосы и, в целом, его вид производил внушительное впечатление. Я никогда не видела его без маски, поэтому даже его виртуальная сущность осталась для меня загадкой. Сама я принарядилась в жемчужно-белое платье и под такой же маской скрывала лицо, так что на виду оставались только карминные губы.

Мы вместе подошли к импозантным золотым воротам с пиками и завитушками наверху. У ворот стояли мрачного вида стражники, шпагами преградившие нам путь.

- Логин? Пароль? - прогремели они в унисон.

Мы назвались.

Доктор числился в приглашенных, а мою личность некоторое время изучали, просматривая в толстых талмудах.

- Такой тут нет. Мы не пропускаем новичков.

Доктор возмущенно выступил вперед, но я мягко удержала его за рукав.

- Понимаю, - сказала я.- Поищите меня...

Я назвала другой свой ник, вполне известный и не успевший испортиться из-за моей тяги со всеми биться за справедливость, которой, как я всегда сама знала, нет, тем более в сети. К тому же я довольно часто лезла, куда меня не просили, и частенько это бывало просто глупо.

- Проходите, - благосклонно сказал один из стражей.

Ворота распахнулись перед нами, и мы вступили в праздник.

Как же вокруг было красиво! Если не приходилось восхищаться гостеприимством хозяев, то их вкусам и талантам следовало отдать должное.

Над нами россыпью далеких звезд горело черное и чистое небо, с которого серебряным туманом струилось сияние. Всюду, теряясь в дали, высились мраморные в античном стиле колонны, не вершине которых восседали диковинные звери, вроде химер. Слышалась чарующая музыка, в воздухе плавали бокалы, наполненные игристыми винами.

В центре залы, выложенном каменными плитами, и разыгрывалось представление. Глашатай в бархатном костюме вызывал участника и тот показывал свое мастерство. Таким образом, это напоминало магический театр, в котором каждый зритель в то же время становился актером, когда наступала его очередь.

Среди теряющихся в полумраке лиц я заметила много знакомых, хотя они прятались под масками, но трудно не узнать тех, кто когда-то восхитил тебя своим искусством, притянул в свой мир, чтобы потом посмеяться над твоими поначалу неуклюжими попытками творить волшебство самостоятельно.

Вдруг я почувствовала, что Доктор задрожал рядом со мной и что-то начал бормотать себе под нос, кажется: "О нет... Снова она, она... и тут, но как?". "Какой впечатлительный", - подумала я снисходительно. Ну да, он привык к моему форуму, где все мирно и тихо, где "Звезды" ведут себя корректно, да и нет на моем ресурсе настоящих гигантов (не по таланту, а по самомнению и количеству поклонников).

Именитые участники, кое-как кокетливо замаскировавшиеся с целью быть узнанными, а не из желания спрятаться под новой личиной, выходили в центр по двое - трое. Они предпочитали не одиночные представления, а дуэли, и тут было на что посмотреть, особенно учитывая такую пикантную особенность их действа - с ними часто выходили сражаться малоизвестные участники. Или хорошо известные, когда-то осмеянные сообществами, тем хором подлиз, которые всегда восславляют сильнейших и признанных, и не дают шансов неизвестным, слабым или нервным (у вас должны быть железные нервы, если вам взбрело в голову всерьез завязнуть в сети). Последние, естественно, маскировались, как следует, приходили под другими именами, иногда полностью меняя образ.

Я с увлечением наблюдала за происходящим, не обращая внимания на усиливавшееся волнение Доктора. Вот в центр залы вышли две дамы. Я сразу узнала Делли, гения внешне простых, но виртуозно исполненных миров по произведениям Роулинг. Делли углубила характеры персонажей и заострила поставленные автором проблемы, логично их разъяснив и разрешив (на самом деле, многие из тех проблем остались незамеченными и самим автором, а рассуждения заслуженных фикрайтеров сильно бы удивили английскую писательницу). Делли одна из старейших, и я уже не надеялась ее увидеть - взрослея, а кое-кто уже даже старея, уходит заниматься обычными, полезными делами (самым возрастным из нас в реальной жизни может быть страшно сказать сколько лет, но часто они вполне успешны и речь идет о состоявшихся в реальной действительности людях: учителях литературы, филологах, историках, художниках-оформителях, артистах, бизнесменах, дизайнерах, хороших женах, менеджерах солидных фирм, и... много о ком еще). Соперницей Делли, если я угадала правильно, была Сэм. Она также очень талантлива, в фандом Делли она пришла из вселенной Толкиена. Сэм - задиристая, молодая и энергичная. Как-то раз мы с ней, скажем, не сошлись в понимании некоторых вопросов, в результате чего сошлись в маленьких словесных дуэлях, но без вреда и обид для обеих сторон.

Сэм, как я и ожидала, уступила право первенства Делли, напустив пока вокруг себя тумана. Делли замерла, истончившись, а потом ее фигурка стала напоминать раскаленную проволоку. Но не было ни дыма, ни запаха гари, а только все вокруг на мгновение опустело, очистилось, чтобы подняться от пола лазурно-голубым сияющим куполом. Все мы оказались по краям иллюзорного мира, а Сэм попала в центр и напоминала засохшую, давно утратившую способность пить соки земли осинку.

Реальность, сотворенная Делли, поражала хрустальной чистотой и ощущавшейся во всем свежестью. Удивительно, учитывая, что создательница прославилась именно мрачностью своих историй. С другой стороны, у нее всегда хватало мудрости зажечь огонек в конце туннеля, и на этот огонек всегда можно было рассчитывать.

Быстро и весело потянулись к безоблачному небу изумрудные высокие травы, вымахали деревья с пышными кронами, зазвенели ручьи, запели пестрые птицы. Мир и покой. Если где-то и есть рай, то он должен быть таким - только радость, воля для каждой травоядной зверушки, не наносящей вреда растением, потому что ягнята, лани и прочие невинные твари не только питались, но и питали растения, дарующие им радость бытия. Никто ни за кем не охотился, никто ни от кого не убегал. Деревья прикрылись зелеными кудрями, в которых золотыми ожерельями расцвели благоухавшие медом цветы. Только осина была здесь чужой, холодной и нагой, насмешливо кривившейся в отражение голубого неба. Она исподволь тревожила этот чудесный мир, нарушая его безупречную безмятежность, как песчинка, попавшая в глаз. Тогда за дело принялось солнце, согревшее ее своим теплом, а душистые ручьи из-под щедрой земли напитали иссохшие корни. И вот кора осины засияла, оживая, послышались аплодисменты зрителей, восхищенных простой, убедительной победой Делли. На дрожавших от ласкового ветерка ветках набухли почки, но когда они созрели и полопались, вылупились маленькие птицы, растущие стремительно, потому что они принялись поедать многочисленных красивых бабочек, до тех пор беззаботно круживших в воздухе. Делли пыталась противостоять злу добром, но мерзкие твари порождали еще более гадких существ, в результате чего мир и покой были нарушены. Тогда то, что было прекрасным, стало еще прекраснее, а то, что было кротким, явило еще большую кротость. Гадкие птицы охотились за серебристыми жучками с шелковыми усиками, но жучки с готовностью бросались охотникам прямо в глотку и радостно верещали у злодеев в желудках. Ситуация становилась все абсурднее, и изящные газели топтали острыми копытами львов, потому что каждая из них мечтала стать первой добычей, ведь смысл их жизни и заключался в том, чтобы жертвовать собой ради чужого блага. Тираны пытались натравить друг на друга народы, но собственные же солдаты зацеловывали их до смерти от слепого восторга и восхищения. "Итак, Делли осталась верна себе, даже вздумав сыграть роль устроителя рая", - думала я, вместе со всеми славя ее победу. Но, признаться, я никак не могла взять в толк, в чем здесь мораль? В том, что бессмысленное, бездумное добро побеждает осмысленное, продуманное зло? Или в том, что в самоотречении скрывается такая сила, что не каждый ум в состоянии это постичь? Я повернула голову, чтобы узнать мнение Доктора, но он куда-то пропал. Тогда я нырнула в самую гущу пестрой толпы, потому что почувствовала себя одиноко и неуютно.

Передо мной замелькали лица в масках, улыбки. Большинство участниц предпочло одеться в роскошные платья, растекавшиеся в праздничной полутьме темно-алым, сапфировым, малахитовым бархатом, белоснежным шелком, охровой тафтой, бирюзовым тончайшим кружевом и еще, и еще целым набором цветов от естественных до фантастических. Всюду позвякивали шпоры и шпаги, слышался смех, неразборчивый шепот, а музыка изменчиво перетекала из одной залы в другую, как весенние ручьи, сочащиеся из сияющего под горячими лучами льда. Я шла вперед, сначала спокойно и неторопливо, потом ускорила шаг. Я высматривала черную остроконечную шляпу и похожий на клюв нос, пока не заметила знакомую фигуру, с раздраженным и мрачным видом продиравшуюся сквозь толпу, на ходу отражавшую попытки навязчивых неопытных участников завязать беседу. Для этого Доктору достаточно было только мрачно глянуть на надоеду. Но среди преследующих его зевак я заметила одну женщину. Мадам следовала за Доктором по пятам, шелестя атласным в стиле пушкинской эпохи платьем. Это и выдало ее - дело в том, что населяющие фандомы индивидуумы не любят на маскарадах следовать точным предписаниям, законам конкретной исторической эпохи. Нет, разумеется, когда речь идет о ролевой игре, то каждая пуговка будет пришита на место и самыми правильными по нужному времени нитками, но на общем празднике, куда приходят из разных вселенных, считается дурным тоном выряжаться в костюм "по канону". Итак, преследовательницей была Элона, и я заскользила вслед за ней, чтобы спасти от нее Доктора. Я уже практически дышала ей в затылок, став по ходу дела выше ростом и сменив заодно и пол. Я теперь была ослепительным, белокурым, скажем, Печориным, и ни у кого, как признавали даже те, кто не любил меня, не выходили подобные роли лучше, чем у меня (те, кто совсем меня не любил, просто на этот счет молчали). И вот, когда я готовилась ухватить Элону за локоть, глашатаи прокричали мой ник. Что ж, нежданно, но вовремя. Я вообразила себе просторную танцевальную комнату, вроде тех, что можно видеть в Эрмитаже. Мне это оказалось тем более не сложно, что Элона хорошо представляла детали, будучи знатоком самого блистательного периода российской истории. Если кто-то не успел посторониться, то пенять ему оставалось только на себя, но краем глаза я рассмотрела (вернее будет сказать, рассмотрел) только довольные, веселые лица. Я включила в игру всех, кто не успел увернуться от исходившей теперь от меня энергии, и эта игра многим нравилась.

Вальс под музыку Вивальди, танец в целомудренно-соблазнительном сплетении тел и рук, носки скользят по отполированному навощенному паркету. Если среди нас были вампиры, то они явно решили на время укоротить свои зубки. Кстати, а кто я, все мы, если не вампиры? Только энергетические. Напитавшись энергией, подаренной мне танцующими парами, я безжалостно обнимал Элону, скованную смущением, дрожащими губами что-то пытавшуюся мне возразить, и вкрадчиво шептал ей в ухо:

- Дорогая моя, здесь нет дочек богатых пап, отличниц с красными дипломами, учениц, зубрящих ваши уроки и правила. Здесь танцуют отверженные. Полунищие учительницы литературы с выпавшими зубами, по вечерам пьющие вино и так живописующие нетрадиционную любовь, что геи, почитав их вирши, с перепугу становятся натуралами. Здесь домохозяйки из завязших в трясине безденежья городов, с пропойцами мужьями, домохозяйки, которые рисуют картины на темы, которые тебе бы не понравились, но которые достойны восхищения старинных художников. Здесь клерки ненавидящие свою работу, но вынужденные ходить на службу, чтобы кормить своих детей и давать им образование, здесь непонятые родителями подростки, которым не с кем перемолвиться и словом, кроме как с любимой маской из любимого фандома, и которых так тошнит от реальных мальчиков, что они предпочитают вымышленных. Здесь нет ваших правил, и все здесь абсолютно не правильные и правильными быть не могут! Потому что здесь имеет значение только одно правило: уважай чужой вымышленный мир и право в него прятаться под любой, самой немыслимой, возмутительной, удивительной, дикой маской! Перестаньте же преследовать Доктора, когда он у себя дома, среди своих! Оставьте его в покое!

Я почувствовал, как бедняжка затрепетала, потом тихонечко застонала и исчезла. Должно быть, это произошло от того, что я сгоряча слишком сжал ее в своих объятиях, а может и оттого, что вокруг нас одобрительно загудели.

Музыка закончилась, а с ней и мой выход, успешный, потому что здешняя публика любит, когда кто-то из дуэлянтов оказывается поверженным. Это что-то вроде древних жертвоприношений. Я раскланялся и вступил в тень у одной из мраморных колонн. Потихоньку я вернула себе свой первоначальный женский облик.

- А вы жестоки, незабвенная, - услышала я знакомый голос.

На меня весело смотрели глаза одного моего давешнего знакомого. Когда-то я пригрела его на одном из моих первых форумов. Это был Бендер, насмешливый, саркастический и славный. Мы с ним не ссорились, просто для него - я ушла, предав его. Давно уже. Я подарила ему свой форум и растворилась в непонятной ему внефандомной жизни со странными проблемами, вроде конфликтов на работе и в семье. Я отвернулась, делая вид, что не вижу его насмешливо-осуждающих глаз. Зато я увидела Доктора. Он разыгрывал сцену Венецианского карнавала, в котором он был маской Чумы, и надо сказать, зрелище вышло завораживающим, восхитительным, что не мешало ему быть еще и по-настоящему жутким. Когда последняя гондола уплыла по таинственно мерцавшим водам в ночь, и уснула самая плаксивая флейта, Доктор дал мне руку, и мы покинули бал.

- Спасибо, - сказал мне доктор на прощание.

- За что? – фальшиво удивилась я.

- За Элону.

- Эх Доктор... – я слегка смутилась, уже не уверенная в том, что поступила правильно.

- Шшшщ... Все хорошо. Вот поверьте, ничего ей не сделается.
********

Иллюзия решается признаться

Как только действие крепкого напитка закончилось, я проснулась. А, может, я проснулась оттого, что почувствовала чей-то взгляд. В изножьи кровати сидел Александр. Он внимательно смотрел на меня, как и мои кошки, которые устроились с другой стороны моих ног. Выражение физиономий всех троих было удивительно схожим: они что-то терпеливо от меня ждали. Насчет кошек я не сомневалась - те ждали, когда я перестану бездельничать и покормлю их. А вот чего желал Александр?

"Я лежал там вечность: тысячи лет вперед, тысячи лет назад... Я был легендарным королем Артуром и когда-то возвел в рыцари знаменитого Ланселота ..."

Где я это слышала? Словно кто-то нашептал мне на ухо.

- Что-то случилось? - спросила я Александра, делая вид, что не замечаю неясной мольбы в его темных глазах. У него всегда были такие глаза: глубокие, печальные, прекрасные. Иногда они становились прохладными, как остывшие угли, но это всегда было обманчивым.

Откуда я так много о нем знаю? Мы же едва знакомы! Да и знаю ли я его на самом деле? Иногда он пугал меня отчаянной жестокостью, ледяным презрением, но такие персонажи едва ли мне удавались, так как больше всего я любила его уязвимым юношей.

- Мне нужна твоя помощь. Видишь ли, я хотел обратиться к тебе с просьбой... - сказал Александр.

- Да, конечно же. Какой?

Я приподнялась на локте, посмотрела на часы. Старенький будильник уютно тикал и показывал четыре часа утра.

- Я не высплюсь, - тоскливо пробормотала я. - Твоя просьба не подождет еще часика три-четыре?

- Ты прекрасно выспишься. Ты же умеешь усыплять себя снами.

Услышав про сны, я вздрогнула. Не потому что меня пугало, что он так много обо мне знает, а потому что я стала бояться ирреальности во всех ее проявлениях. Александр продолжал терпеливо смотреть на меня.

- У меня есть это, - сказал он и показал мне отнятый у пьяненького мужичка кинжал.

- Да. И что? Это галлюциноген? Тогда все понятно.

- Нет, - мягко улыбнувшись, ответил он.- Кинжал мне дал Хэйлель, но ты не знаешь зачем. Почему он выбрал кинжал? Думаю, только потому что эта вещица больше подходила к моему костюму. На самом деле это могла бы быть любая, абсолютно любая вещь. Это вообще не вещь. Это магия.

- Не знаю ничего и знать не хочу! Пожалуйста, дай мне поспать, часа три. Иначе...

- Что иначе? – спросил он кротко.

- Я присню себе тебя! И в моем сне тебе будет несдобровать!

- На здоровье, - невозмутимо ответил он, хотя я заметила, что он слегка побледнел.- Мне не привыкать. Только сни себе что-нибудь... гммм… традиционное.

- Это как?

- Понимаешь, с тех пор как дамы поголовно стали писать, существование мужских персонажей напоминает ад. Вы заставляете мужчин ненавидеть, убивать и даже, что уже совсем жестоко, страстно любить друг друга. Помилосердствуйте!

Я рассмеялась.

- Любовь - прекрасное чувство? Разве нет?

По его лицу пробежала легкая судорога, но вздохнув, он повторил:

- Сни, что хочешь.

- Вот что, говори свою просьбу быстрее. Время идет, а у меня его не много.

- Тогда слушай, - невозмутимо заявил он и начал сильно издалека.

Тысячи лет вперед, тысячи лет назад

"Я лежал там столетиями, - начал Александр словно нараспев и полуприкрыл глаза, будто бы впадая транс. - Нет, намного дольше - тысячи лет вперед, тысячи лет назад. Я качался под небом, как на качели из облака. Хотя... Почему же из облака? Поверхность, которой касалась моя бесплотная спина, могла быть какой угодно. Да и лежал я, если честно, не всегда. Время от времени я проскальзывал в мир людей, где мне приходилось подчиняться законам. В том числе тяготения. Кто я? Тот, кто всегда борется за справедливость. Вернее, боролся. Пока в нее верил - в древности, во времена рыцарей круглого стола и потом, намного позже, когда зажглись огни инквизиции и кто-то должен был показывал им уродливость сна разума. Это я был королем Артуром, довелось мне побывать и Доном Кихотом.

Потом я был Робин Гудом, Вильгельмом Теллем, просто солдатом, капитаном и другом... Стоп.

Я не стану рассказывать, кем я был в не столь отдаленном времени. Ведь речь уже пойдет о персонажах, чьими создателями считаются (и по праву) авторы великих произведений. И так оно и есть. Кроме того, что никогда из ничего не возникает нечто. И порой сами великие писатели не отдавали себе отчета в том, что не они меня выдумали. Впрочем... Справедливости ради должен заметить, что и это не совсем верно. Они меня выдумывали вновь и действительно БЫЛИ моими создателями помимо того, кто создал всех нас.


Я не единственный из тех, кто, меняя лик и совершенно преображаясь, следовал из легенды в легенду, а затем из книги в книгу, из мечты в мечту.

Все до единого мои соплеменники, - те, которые не покинули мир людей, - только тем и занимались и продолжают заниматься, что кочуют по страницам ваших любимых, не очень любимых и просто ваших произведений.

Подобные мне появились очень давно, так давно, что мало кто из нас толком помнит момент своего рождения.

Для вас - мы ваши воплощенные фантазии. Многие из нас успели побывать даже греческими (а потом и римскими) героями. И злодеями, побывать успели. Ведь вы чего-то боитесь. Кто, если не мы, поможем вашим страхам материализоваться, чтобы заглянуть злу в глаза и повергнуть его?

Значит ли это, что наши создатели - люди, а к тому, кто сотворил людей, мы не имеем отношения? Нет, конечно же. И это очевидно.

Иногда, пойманные автором в сети его воображения, мы обнаруживаем, что можем автором управлять. То есть мы вовсе не пассивные марионетки, часто это именно мы ведем за собой перо и заставляем стучать по клавишам пальцы. От вас требуется самая малость - подчиниться, расслабиться. О! Тогда может получиться прекрасная вещь. А может и не получиться. Тут вопрос спорный, скажу вам по секрету. Совсем нас распускать я вам не рекомендую, но и чрезмерно нам сопротивляться - тоже.

Итак, автор ведет нас, мы автора, а всех нас, его через нас, ведет некая неведомая сила, энергия.

Энергия - наша суть. А наше предназначение - доносить до людей волю огня, породившего нас, но ничего не объяснившего толком. Мы тоже не знаем, как была создана Вселенная, потому что Огонь - стихия, которая не станет вести с вами беседы. Но мы чувствует высшую волю. Беда только, что каждый по-своему.

Впервые люди восприняли нас, как эльфов, потом - богов, а потом - ангелов. А также демонов и даже инопланетян.

Нас нет в мире реальности, и даже если кто-то из наших будет утверждать, что он жил тогда-то и делал то-то - не верьте. Но вы можете видеть нас время от времени довольно четко и даже поверить, что мы и в самом деле существуем.

Итак... Я проснулся. Я устал от бездействия и соскучился по эмоциям и впечатлениям. Меня пугало, что моя энергия иссякла, что мне нет места в вашем мире, так упростившемся, что его теперь тешат самые второсортные и бестолковые иллюзии.

Я лежал и думал, что мне надо что-то предпринять, поэтому неторопливо поднялся и огляделся.

Моим глазам - глазам пробудившейся иллюзии, открылся удивительный мир, чарующий и фантасмагорический. Я видел одновременно и сказочные сады с деревьями, чья кора серебрится в свете, льющемся из венчиков желтых, как мед, цветов, и удивительные города, заполненные призрачными людьми в одеждах всех времен. Слева простирается зеркальная галерея. Бесконечно множась в стеклянных далях, там неспешно ходят длинные бесцветные фигуры с худыми лицами. Откуда-то выпархивают птицы с черными крыльями; где-то стучат копыта невидимых лошадей, а мимо проезжают незапряженные кареты, со сбившейся позолотой. Слышится чей-то звонкий смех и тут же безутешный плач.

Все еще сонный я шел вперед, без цели. Дорога под моими ногами то покрывалась пылью, то одевалась в пеструю чешую камней. Я видел море, бесконечное, освещенное солнцем. По нему скользил изогнувшийся охровой дугой корабль с надутыми парусами. Горели костры, и сажа, смешанная с жиром, пузырясь, собиралась в отвратительные зловонные ручьи, стекая с усеянного весенними цветами холма. Звенели, ударяясь друг о друга, клинки, дуэлянты загораживали мне дорогу, но они не видели меня, и я спокойно проходил прямо сквозь их бесплотные тела. Я брел неспешно. Мне некуда было торопиться, а самое удручающее, - я уже не помнил, зачем я вообще собрался куда-то идти. Меня давно не призывали сразиться с драконами и злодеями-великанами, а если так и случалось, то и те и другие оказывались небрежно сколоченными декорациями. Маркизы в напудренных париках с их галантными приключениями и прелестные дамы с мушками, увлеченно плетущие интриги, как их служанки кружево, так же сгинули, растворились в иллюзорном пространстве поблекшего прошлого. Котлы алхимиков проржавели и превратились в прах таинственные ингредиенты философского камня.

И все же я настороженно оглядывался. В нашем мире любая непритязательная картинка может притянуть, поймать тебя. Наверное, так ощущает себя красивая женщина, принарядившаяся после долгого небрежения к своей внешности, и вышедшая на охоту.

Никогда нельзя предугадать, в каком узоре из теней скрыта ловушка, из которой долго будет не выбраться. Когда из хищника ты превратишься в жертву. Я никого не видел из своих старых знакомцев. Скорее всего, они были там, вдалеке, куда смотрели мои глаза, отвыкшие от яркого света, где ритмично вспыхивали слепящие огни нового мира, которому я был не нужен и который меня к себе не звал. Там нет места подвигам, люди превратились в громадных насекомых, пожирающих друг друга без стыда и раскаяния.

Впрочем, возможно, во мне говорила обида, а, быть может, и зависть. Потому я и брел в одиночестве, что остальных не оттолкнули новые декорации.

Я застыл у самой границы, отделяющей пульсирующий энергией новый мир от мира, погруженного в дрему. В глубине, за прозрачной сияющей оболочкой, сверкающими стрелами проносились новые, похожие на гробы, кареты. Приглядываясь к двигающимся черным точкам на белом фоне, я видел, как какой-то неказисто одетый джентльмен неизящно бьет другого джентльмена мощным кулаком в лишенное признаков интеллекта лицо, и слышал, как прекрасная дама, топчась по залитому кровью снегу, визгливо ругается матом. Такое бывало и раньше? Наверное. Но не так откровенно. Я с отвращением отшатнулся. Я решил, что сейчас же вернусь на место и погружусь в бесконечный сон с нечеткими сновидениями или вовсе без них. И пусть надо мной снова качается небо, тысячу лет вперед, тысячу лет назад, а облака...

Но, конечно же, именно тогда я услышал неприятный смех и резко повернул голову. Все верно, как обычно, это был мой старый знакомый. У него, как и у меня, много имен. И является он мне в разных ипостасях. Редко он использует отталкивающие личины. Как правило, он дивно хорош собой, в его тонких пальцах поблескивает ножка бокала, наполненного вином с дурманящим ароматом... Или, напротив, его бессовестную сущность до поры до времени скрывает строгая сутана. Я несколько растерялся, поэтому смотрел на него без злости.

Он предстал передо мной в поношенном дорожном костюме, плечи укутывал тяжелый плащ, будто смоченный дождем.

- Ты действительно так наивен, что не заметил, что минуло тысячу лет, как почили в бозе рыцари без страха и упрека?

Его голос мелодичен и вкрадчив. Это можно назвать его отличительной чертой. Он завораживает своим голосом. На меня же этот голос действует, как оглушительный колокольный звон на притихшего в лихорадочном сне больного.

- Это не правда. Люди еще совсем недавно верили в благородство, - говорю я веско. - Оно приняло другие формы, но суть не изменилась.

- Поэтому ты прячешься здесь? Похожий на засохший пряник? И, - О Звезды! - ты все еще веришь в благородство? Зачем он создал тебя с этой идеей? Теперь я думаю, что не для того, чтобы исправить свой кое-как сляпанный мир, а чтобы путать нас с тобой и качать побольше энергии.

- Нет. Он мудр и не мог ошибиться. А мы просто вышли из моды. Ты в том числе.

С чувством мне несвойственным, а именно - откровенным злорадством, - я рассматривал его. И тут же пожалел. У него - у него! - был измученный вид. Его плащ будто запачкался грязью, словно он брел в темноте без цели и смысла пока не рухнул в глубокую лужу. Его кружева пожелтели и обтрепались. Тонкое красивое лицо покрылось едва заметной сеточкой морщин и стало откровеннее, честнее и печальнее, чем я привык. Это одна из масок? Рассчитанная на меня? Или все действительно так плохо? Почему сны, даже сны ангелов, не длятся вечность?

- Ты ошибаешься. Я настолько популярен, что мог бы поделиться поклонниками, не будь ты так брезглив, - сообщил он скучным тоном. - Цинизм нынче идет на бис.

- Что-то ты не весел, - заметил я, стараясь не выдавать эмоций. Прозвучало безжалостно, и мне сделалось еще тоскливее.

Бледно-водянистыми глазами он посмотрел в том же направлении, в котором до его появления смотрел я. Там, в туманной дали, что-то вспыхивало и слышались раскаты отдаленного грома. На его лице отобразилось удовлетворение, он резко схватил меня за руку и потянул за собой. Мы будто пересекли незримую границу. Мир снов остался позади, теперь мы были там, где кипела энергия. Я вспомнил, что этот мир принадлежит ему, то есть, когда мы решили остаться с людьми, он назначил сам себя нашим предводителем и стал сохранять души самых талантливых людей, не давая им раствориться в общем покойном сиянии, а все свои зерна - светлые и темные - оставлять при себе. Он довольно усмехнулся, вместо промокшего плаща на нем теперь оказалась тяжелая от золотого шитья и драгоценных камней мантия. Он усадил меня рядом с собой на скамью за покрытый богатой скатертью стол, ломящийся от обильного угощения. Тут была и оленина, и куропатки, разные виды рыбы, сыры, ароматные травы и изысканные вина. Мы не нуждаемся в пище, чтобы жить, но можем наслаждаться застольем. Например, вино, безусловно, поднимает настроение. Я чувствовал себя так, будто изнемогал от жажды и вот наконец оказался перед источником со свежайшей водой. Я не мог отказать себе в удовольствии пригубить немного вина. Нет, дело даже не в жажде, а в том, что меня поразило, сколько жизни, энергии и огня полыхает в развернувшихся передо мной сценах.

Пробуждение

Постепенно я окончательно проснулся и с удовольствием заметил тех, чей первоначальный облик... я не помню. Но я знаю, что они мои братья. Большинство из них облачается в тот костюм и носит ту маску, которые когда-то произвели на человечество наиболее сильное впечатление. Я видел Арлекина и Пьеро, а с ними и всех персонажей вечной комедии дель'Арте. А вот самовлюбленный Нарцисс и героический Геракл, вот беспечные близнецы многих саг, меняющие маски так быстро, что я не успевал догадаться, когда и где я c ними уже встречался. Я видел также наивную и вечно влюбленную деву, роковую красотку, задумчиво перемешивавшую некую жидкость во флакончике, мудрого полного старичка, хвастливого детину, возвышавшегося над всей компанией, бестолкового и легкомысленного красавчика, бегавшего от стайки визжащих и глупо хихикающих девиц…

Перечислять можно очень долго, и рискну предположить, вы и без меня справитесь. Если бы вы посмотрели на любого из них, то каждого увидели бы по-своему.

Я видел сотканные из энергетического тумана, которого здесь полно, наслаивающиеся сценки, фигурки, отражения и тени. Когда-то мои братья потрясли человечество, теперь художники, прозаики, поэты, а также просто бездельники потрясают их самих.

Одновременно у нас может происходить сразу несколько событий. Вот печальный поэт с кроткой улыбкой и дождливо-серыми глазами берет в изнеженную кисть перо и начинает что-то записывать в порыве вдохновения и тут же пропадает, очутившись на мансарде, должно быть, современного здания, судя по обилию тонких трубок и мерцающего перед ним квадрата. Все эти приспособления появились у людей недавно, и многие из нас не знают, для чего они нужны. Поэт оглядывается по сторонам, смотрит на квадрат, чему-то улыбается. Пера больше нет, тонкие пальцы увлеченно скачут по маленьким аккуратным выступам на плоской доске, но не деревянной, а из какого-то неестественно гладкого материала. Вскоре к поэту присоединяется красивая девушка, молодые люди о чем-то беседуют, смеются. Сначала они довольны обществом друг друга, но потом девушка начинает так быстро говорить, что поэт перестает ее понимать, а вскоре он замечает, что девушка слышит только себя. Она начинает незаметно его переделывать, что не разумно с точки зрения девушки, ведь на этом этапе автор должен понравиться иллюзии или подчинить ее. Но мало кто об этом знает, а те, кто догадываются, не станут ни с кем делиться. И вот уже кудри поэта больше не кудри, а нечто аккуратно подстриженное, почти под корень. В смущении поэт выскальзывает из сцены, возвращаясь к нам, но на этом его приключения не заканчиваются. Девушка продолжает заигрывать и даже быстро находит взаимопонимание, но не с самим поэтом, а с его тенью. Его неосторожно оставленное отражение становится чем-то вроде наспех состряпанной копии.

Поэт вернулся к нам и с печальной обреченностью наблюдал за перемещением в нашу реальность своего искаженного подобия. Я удивленно взглянул на хозяина. Тот скривился и молча кивнул - мол, смотри дальше.

Я заскользил по слоям, удивляясь быстроте, с которой множились не то чтобы копии, а копии с копий. Вскоре я перестал ориентироваться, где копии, а где оригиналы, тем более что копии не всегда уступают оригиналам, некоторые бывают даже забавнее. Вот этот, например, оригинал или копия? Или копия с копии?

Мое внимание привлек удивительный тип.

Судя по экипировке: кривой нож, пистолеты, лихо заломленная шляпа – это был пират. Он был высок и строен, в кожаных штанах по фигуре и грязных ботфортах. Его густые темные волосы стягивали косички - где-то штук пятьдесят тонких пыльных косичек. Губы подчеркивала яркая помада. Но не это привлекло мое внимание - иногда, в некоторые эпохи, мужчины также обильно использовали косметику, как и женщины. Меня поразила заразительная веселость его глаз, шутливая мимика и неподражаемая пластика движений. Неужели такое можно подделать? Тут рядом с объектом моего наблюдения я заметил долговязого длинноногого человека. Этот долговязый строил презабавные рожи по поводу всего, что попадало в поле его зрения. В памяти всплыло четкое - это шут, и даже его имя завертелось у меня на языке, но меня удивило то, что чем-то неуловимым он похож на крашеного пирата. Шут заметил меня, подмигнул и задорно засмеялся. Смутившись, я немного подался назад, тогда из-за спины шута вышел невысокий человек в шапке с помпонами. Я с удовлетворением прошептал: «Так это же Скарамуш!» - и тут же клоун претерпел еще метаморфозу. Он вытянулся, расправил плечи, превращаясь в синеглазого красавца. При этом ни одно из его недавних воплощений никуда не исчезло. И шут, и пират, и клоун веселились, передразнивая всех, кто попадался им на глаза, включая недоумевавшего меня и брезгливо кривившегося хозяина застолья. Добрые синие глаза смотрели на меня без насмешки, хотя искорки в их глубине выдавали, какие там притаились фонтаны веселья. И все же он будто бы меня приветствовал. Как только я так подумал, синеглазый обратился в большого черного пса и подбежал ко мне, поставив лапы ко мне на колени. Песьи глаза выражали преданность, каким-то чудом продолжая искриться лукавством.

Я гладил пса, дружелюбно улегшегося рядом со мной. Неподалеку множились и резвились его версии. Несмотря на неприязнь, которую демонстрировал по отношению к псу хозяин, я успокоился и сосредоточился еще на одном уровне. Человеческом, то есть существовании человечества на уровне энергий. Это самый сложный уровень, так как подобные мне тоже в него вмешиваются, но нас легко отличить по более бледному, чем у людей свечению. На человеческом уровне идет непрерывная борьба: похожие на ручейки огня человеческие жизни текут через бескрайние черные дали по заранее проложенным руслам, сражаясь с преградами. На самом деле я не вижу, с чем они сражаются, и это может быть банальной ссорой с соседями или битвой со злостными сорняками в огороде. Ручейки берут свое начало в море пламени и там же находят свое пристанище. Не все ручейки покорно текут по своим руслам, некоторые пробивают себе через беспроглядные просторы дорогу, становясь при этом сильнее и шире, будто бы питаясь некими скрытыми во тьме огненными водами (так они собирают зерна потерянного света и новые зернышки, которые все еще рождает Тьма). Сбившиеся с дороги, но светлые ручьи с особым удовольствием принимает в себя породившее их море. На что оно, впрочем, имеет право, ведь это оно дало им жизнь. Точнее, ручьи и есть само рождающее их море, только на время они приобретают свое «я», некие особенности, отличия. Так один необычный, похожий на огненную даму со шлейфом ручеек следовал, начхав на все русла и правила, за голубоватым свечением. Спустя совсем немного времени огненная дама стояла перед нами.


Это оказалась девушка, или, скорее, уже взрослая женщина в бальном платье. Худощавая и бледная, с подергивающимися губами и распахнутыми, как у испуганного ребенка глазами, она быстро сообразила, кто здесь главный.

- Где я? Это что за фокусы? – пробормотала бедняга, обращаясь к хозяину. - У меня компьютер погас, а потом... И что теперь? Это, что, я с ума сошла? Попала на тот свет? Нет, чертовщина какая-то…

- Я бы попросил тебя вести себя приличнее. Чертовщина – нехорошее слово. Что тебе у меня не нравится?


Тут с копий искаженных копий намножились осьминогоподобные уродцы и обступили нас, воняя тухлой рыбой и выпучивая бесцветные глаза. Никогда еще не видел такого безобразия.


- Кто ты? – вместо ответа спросила девушка, брезгливо пятясь от осьминогов.

- Они теперь поразительно нахальные стали, - обращаясь ко мне, пожаловался хозяин.

- Он Люцифер, - решился я назвать одно из имен, которыми люди его награждали когда-то, еще как сияющего ангела.

Девушка выпучила глаза и истерически выкрикнула:

- Так, значит, это и в самом деле ад?

Ее скрутил приступ истерики, во время которой она с ненавистью выкрикивала некое имя, но я не разобрал какое. Мы терпеливо ждали, когда она успокоится. Наконец она немного пришла в себя и вновь осмотрелась.

А посмотреть было на что: поголовье клоунов, о которых я уже рассказывал, и собачье воплощение одного из которых мирно посапывало у моих ног, продолжало расти. Шута это забавляло, и он принялся строить копии в шеренги, заставлял их маршировать, хотя у некоторых двойников начали обнаруживаться дефекты: одни выходили плоскими, другие - с неестественно большими ладонями и так далее.


Налетели сияющие штуковины, похожие на большущих птиц, стали плеваться жгучими искрами. Таких штук становилось все больше и больше и пахли они почти также дурно, как и осьминоги.


Тем временем продолжало расти племя нарциссоподобных мальчиков и высоченных красавцев с квадратными скулами. Последние метали ножи, размахивали кулаками, стреляли из пистолетов и так были похожи друг на друга, что я оставил попытки найти среди них оригинал.


- Оригинала зовут Дуэйн Гудзон. Он не в этом отделении – им занимается Реуэл. А вот первая из его копий уже стала практически неотличима от иллюзий первой категории, - поясняет хозяин.

Иллюзии первой категории - образы, порожденные фантазией творческих личностей под впечатлением от явившихся им ангелов. К ним же относятся образы некогда живших людей из окружения автора.

Рядом с нами приземлились Афродита и Геракл. Оба были полуголые, что естественно для греческих богов и героев, хотя я не помню, чтобы на тоги уходило так мало ткани, но им шло. Прибыли они к нам на чем-то вроде летающего коня без головы и с колесами вместо ног. "Это мотик", - шепнул мне синеглазый, превратившийся из пса обратно, и отскочил, смеясь, потому что рядом с моим ухом разъяренно заорал Люцифер:

- Ролан!

Откуда-то возникли мерзкие твари: пушистые, милые с виду зверьки - белочки, кролики, котики - до тошноты умильные, но эти существа неожиданно начали драть друг дружку до крови, а потом и вовсе стали взрываться, распространяя вокруг себя зловоние. Синеглазый зажал пальцами нос – сначала себе, а потом потянулся и к моему носу.

- Фламиан! – завопил Люцифер. - Ролан!

Девушка обняла себя за плечи, некоторое время смотрела на отвратительных зверьков и творимое ими непотребство, а потом подбежала к Люциферу и упала перед ним на колени.

- Пожалуйста, объясните, что происходит?! – отчаянно закричала она. Ничего похожего на ее недавние недоверчиво-истерические ужимки - симпатичная угодившая в неприятности женщина в старинном муслиновом платье. – Я хочу вернуться! Пожалуйста, я прошу, скажите, что мне нужно сделать?!

Люцифер перевел на нее утомленный взгляд. Он не злился, я хорошо знаю, каков он, когда его охватывает ярость. Он, скорее, сочувствовал.

- Ничего ты не можешь теперь сделать. Если грешила, тебя заберет Реуэл. Я хозяин иллюзий и их создателей, а не воспитатель заблудившихся душ. Также я не являюсь монстром, который душами питается. Если ты из нашего племени, то останешься здесь. Святых здесь нет. Однако если ты моя дщерь, но передумала и тебе у меня не нравится… Что ж… Видишь там очередь?

Бедная девушка проследовала взглядом туда, куда ей указал длинный белый палец. Далеко от нас, но так, что возможно разглядеть, на краю облака – мы вроде как находились на облаке, такое это производит впечатление – выстраивалась длиннющая очередь. Это были души тех, кто снова хотел бы родиться, кто жалел, что предпочел мир иллюзий и заблуждений реальному миру. Девушка молча смотрела на очередь. Потом начала беззвучно плакать, но не отходила от нас. Рядом с ней с громким «Чпок» появился толстый мальчик в синей шапочке и неподражаемо бесцеремонно произнес: «Жопа, да?» Девушка отчаянно разрыдалась.

Тот, которого зовут Фламиан, примчался довольно быстро. Его приятное лицо я уже где-то видел: спокойно-благородное, с мягким изгибом губ, контрастирующим с упрямым подбородком. Он часто появлялся в сагах - второстепенный (иногда заглавный) благородный персонаж, верный друг, любящий младший брат. Фламиан выглядел невозмутимым, с ним прибыли по-военному одетые юноши, которые помогли отлавливать разбуянившихся зверюшек и убирать за ними грязь, скармливая ее тонким щупальцам иногда протыкавшим лазурно-сияющее пространство. Под нами нечто жадно заурчало. Люцифер побледнел и на секунду прикрыл глаза.

Я заметил, как по небу летают, пританцовывая и совершая пируэты, бескрылые тощие создания, похожие на обычных людей. Однако, приземляясь, они начинали злобно скалить клыки. Вампиры? Но почему у них такой цветущий вид? Почему они не боятся солнца, которого здесь полно? Дар? Какой еще дар! Не слишком ли легко живется современным вампирам? Уж я-то знаю, как в одной истории нам было на самом деле тяжко, как я ненавидел того, кто меня обратил и как я любил его... За вампирами гоняются новые версии динозавров, только, вроде, мельче. Или это не динозавры? "Ликаны", - услышал я брезгливый шепот. В общем, я и в самом деле отстал, проспав последние лет двести, не размыкая глаз.

- Еще как размыкал, - проворчал Люцифер. – Иначе как ты объяснишь вот это?

Тут он указал рукой на самый просторный из слоев, откуда множащиеся копии, должно быть, иллюзий первой категории, выпархивали, как перья из старой подушки. В глубине слоя красовался громадных размеров замок, вокруг которого на метлах летали детишки, буйные подростки и безумные старички.

Места им не хватало, поэтому к нам тысячами перемещались рыжеволосые девочки, худые длинные пареньки с веснушками, туманные фигуры старушек в широкополых шляпах, дедушки в шапках со звездами и прочие, и прочие. Очень много на наши головы сыпалось очкариков, причем тянуло их ко мне, как мух к меду.

- Я тут не при чем… - пробормотал я не очень уверенно.

- Да? Ну-ну. Где Ролан?!

Наконец рядом с нами материализовался стройный брюнет, длинноволосый, с благородными чертами лица. Весь его облик дышал затаенной грустью, его добрые глаза светились печалью.

- Ну что ты так орешь, Лелий? – мелодичным голосом спросил рыцарь. – Чего ты хотел?

- Вот эта… эээ… мадемуазель здесь откуда? Кто заманил? Зачем?!

- Думаю, это Сариэль развлекается, - равнодушно пожал плечами рыцарь. - Хотя не обязательно. Их много развелось, бездельников, с головами в компьютере.

- Ты похож на Коровьева, - потрясенно прошептала вдруг девушка.

- Очень приятно. В каком-то смысле я - он и есть, - вежливо ответил рыцарь, галантно поклонившись.

- Но это не Воланд, - нервно хмыкнув, заявила девушка и ткнула в сторону Люцифера пальцем.

- Нет. Куда ему? – согласился рыцарь-Ролан.

- Так... - многозначительно произнес Люцифер, бледнея.

Я сообразил, что он готовится закричать, но тут рыцарь сделал ему знак рукой, достал из кармана блестящую штуку и защелкал по кнопочкам тонкими пальцами.

- Терпеть этого не могу, - нахмурился белый от злости хозяин.

Но Сариэль явился практически мгновенно.

- Что случилось, Лелий? – спросил он насмешливо-добродушно.

- Это ты ее сюда приволок?! Зачем?

Сариэль, высокий ангел с черными крыльями и острыми, как у куницы, чертами лица, нахмурился.

- Нет, не я. Эта девица давно охотится на твоих подопечных, влюбилась в одного из них земной любовью. А на одном балу с ней произошел несчастный случай. Одна ее чрезмерно самоуверенная знакомая сюда ее и отправила. Кстати, мессир, то была та самая ведьма, которая имеет наглость принимать ваш облик, а ее приятельницы...

Но Люцифер перебил его, раздраженно махнув рукой. Что-то в словах Сариэля окончательно его расстроило.

- Ты помнишь, как сюда попала? - спросил он девушку.

- Да. Кажется, да. Это был бал с костюмами и масками. Иногда в сети устраивают такие балы, но меня не приглашали, я им не нравлюсь... - горько-насмешливо скривив губы, начала объяснять девушка, но хозяин сделал ей знак замолчать.

- Понятно, - сказал он резко. - Забирайте ее, с глаз долой.

Услышав это, девушка выбежала вперед, обводя окружающих безумным взором.

- Но куда? Погодите-ка, так это все? Это и есть конец пути? Вот сюда и попадают после смерти?! Но как же суд? Кто оценит, что я сделала хорошо, а что плохо? А мои проекты, книги, планы?! У меня пятый класс на выставку едет в эту субботу! А здесь я что буду делать?

- Понятия не имею, - холодно ответил Лелий. - Наверное, тоже, что и всегда – дурака валять.

Девушка попятилась от нас и вскоре растворилась где-то в окружающем бедламе.

Тут раздался грохот, такой силы, как бывало только в начале времен, до того, как я уснул. Тогда люди представляли себе драконов и эти чудища в самом деле залетали к нам, сотворенные Тьмой, и извергали обжигающий пепел. Теперь драконы дремлют где-то неподалеку от того ложа, с которого я недавно встал. Актуальнее новые игрушки, менее громоздкие, но более разрушительные.

Небо над нами потемнело, а потом на нем зажглась огненная точка, которая становилась все больше и больше и все оглушительнее извергались звуки. Наконец прямо перед нами приземлился некий безупречно гладкий громадный флакон, совершенно не прозрачный. Боковая стенка флакона откинулась и из светящихся внутренностей вышел высокий плечистый мужчина с властным лицом и водянисто-серыми глазами, которыми он презрительно пробежался по лицам всех присутствующих.

- У тебя опять бардак, - прогремел он тяжелым басом.

Люцифер рядом с ним казался тоненьким белокурым юношей, которого ожидали большие неприятности. Однако наш хозяин с достоинством выдержал мрачный взгляд вновь прибывшего. Я вспомнил, что несмотря на разногласия, всегда уважал Хейлеля или Лелия - это еще имена Люцифера, так его принято звать у нас. Да, вновь прибывшего следует называть Реуэл.

- Нормально. Справляемся, - холодно ответствовал Люцифер.

Тут же откуда-то из прилетевшего флакона вылез неприятного вида мужик, вокруг него пританцовывали юные девушки в полуголом виде. Мужик похотливо ухмылялся.

- Как видишь, у нас все нормально. Вон, только твои клиенты глаза мозолят.

К мужику подскочили здоровенные ангелы с мощными черными крыльями - они также вышли из флакона. Лица ангелов не отличались кротостью, они быстро скрутили мужика, который не сопротивлялся. Так же непринужденно они отловили еще пару типов, издававших нездоровый смех. Наконец перестали выскакивать откуда-то пакостные зверушки. За мужиком из черной возникшей неожиданно дыры протянулись громадные щупальца и с похотливым причмокиванием утянули бедолагу. Люцифер нахмурился. Он ненавидел, когда в его мир иллюзий вторгаются древние, питающиеся отравленными душами создания.

- А кто эта леди? – спросил Реуэл, кивая в сторону девушки, которую я уже едва различал, потому что кругом поднялась пыль, распространился туман и творилась неразбериха.

- Понятия не имею, - невозмутимо ответил Люцифер. - Я ее не приглашал. Домой уже просится.

- Зарываешься, Хейлель! Не было у нас такого уговора, чтобы ты их к себе заманивал, чтобы своих же развлекать!

- Не понимаю, о чем ты? Забирай своих извращенцев и ступай своей дорогой.

- Еще немного, и люди перестанут поставлять нам живую энергию, которую они берут у источника. Нас поглотит тьма! Смотри, что ты наделал! Люди, чью индивидуальность ты так пытался сохранить, чтобы не терять лучших из них после смерти, приносят нам дурную энергию. И все потому, что они черпают вдохновение не в жизни, а у третьесортных иллюзий, выдуманных на основе других пустых иллюзий! Это то же самое, что вино все разбавлять и разбавлять водой. Сколько ангелов когда-то изуродовала Тьма? Что они теперь? Только Светлые и подконтрольные Иллюзии должны служить людям музами, но не могут, потому что ослабли, питаясь лишенной живых соков пищей! Смотри, к тебе проникает тьма, и многие из нас уже не в силах ей противостоять!

- Объясни толком, о чем ты? – хладнокровно спросил Люцифер, делая вид, что не замечает черного смерча, тонкой струйкой пробившего дальнее облако. Это были уже не щупальца, это было проявлением древнего Нечто, стремящегося вернуть себе украденные некогда зерна первородного огня.

- Ты знаешь, что эта девица явилась к нам вживую? Кто-то из твоих подопечных так распоясался, так оторвался от материального мира, что в легкую перемещает души, сам куда не ведая! Вон до чего дошло! Они становятся магами! Ее необходимо уничтожить! И всех этих мечтательниц, блогерш, чокнутых ролевиков, фикрайтеров, графоманов и прочих бездельников! И немедленно! Пока они не разорвали материальный мир в клочья своими фантазиями! Да ты знаешь, что тогда все мы погибнем?!

Смерч ширился, к нему присоединились еще тонкие струйки черноты. Ангелы из флакона расправили крылья и пытались справиться со смерчем, но мир, наполненный иллюзиями, ангелами и человеческими душами, начало лихорадить.

- Вот видишь, что ты наделал! – грохотал Реуэл, размахивая посохом.

Он сделал шаг к Люциферу, словно хотел его схватить и отвести туда, где его призовут к ответу за легкомыслие. Люцифер поднялся из-за стола и всем видом показывал, что не собирается сдаваться и не признает здесь власти Реуэла. Рыцарь и Сариэль, Синеглазый, Фламиан да и многие еще, даже я - инстинктивно встали рядом с хозяином.

- Ты переполнил чашу терпения! Тебя следует снова, как встарь, подвесить вниз головой между небом и землей! - похожим на раскаты грома голосом вещал Реуэл.

Но его, как и всех нас, отвлекали смерчи, со многими из которых все же удавалось справиться, закрывая дыры пятисортными иллюзиями. Синеглазый дружелюбно подмигнул Люциферу и вместе со своими клонами помчался сражаться со смерчами. Рыцарь мягко коснулся его плеча и последовал за синеглазым, у него своя армия. То же повторил и Фламиан. Я остался стоять в растерянности. Я нисколько не трусил и дело не в том, что у меня нет своих воинов. Я смутно припоминал, в чем моя миссия. И еще… Я самая близкая к Люциферу сущность, быть может, ближе, чем кто-либо другой, хотя я всегда с ним спорил и даже сражался. Но бывало, когда мы были заодно.

Тут весь наш мир сотрясла волна, и многие попадали. Рядом со мной лицом к лицу оказался Люцифер. Его глаза лихорадочно горели. Он приподнялся на локте и сделал нечто странное: все его тело завибрировало, вбирая в себя многие из иллюзий, точнее их копии. Таким образом, исчезали тысячи тысяч наскоро слепленных образов. Наконец его перестало трясти и в полной сумятице он протянул мне шар, обратившийся в серебристый ключ, а потом в кинжал.

- Вот, - закричал в невообразимом гаме Люцифер, - возьми это! Разыщи таких, как она, и убей! Убей всех, кто переступил грань между реальным миром и нашим! Но лучше, если желаешь... Сделай то, о чем мы мечтали когда-то! Сделай их магами. Одного, одну из них! Помни, кинжал - магическая штука, которая заключает в себе силу, способную натворить в материальном мире дел. Ну да ты у нас такой благородный. Разберешься! Давай, пошел!

Я разозлился на него. Чего он хочет? Почему не объяснит толком? Но времени больше не было ни для меня, ни для него, и он просто спихнул меня с облака. Я упал вниз...

Падение

Внизу я обнаружил себя среди угловатых заснеженных громадин, едва видневшихся в темноте. Видимо, с освещением у ныне живущих так же плохо, как было тысячу лет назад. Только свет, лившийся из окон, казался мне намного ярче, чем прежде. Дома у современных людей - огромные скалы, ровно обточенные с боков. Растительность - лысые деревья, растущие в ряд. Довольно скучно.

- Холодно-то как... - пробормотал я и с неудовольствием заметил, как жалобно звучит мой голос.

Наверное, у нас я уже обращался в мираж и должен был вот-вот исчезнуть, если бы не вмешался мой давний знакомый. Однако с таким голосом рассчитывать на хорошую роль не приходилось. Я решил что-нибудь выкрикнуть и послушать, что получится. Только вот что кричать? Ничего в голову не приходило...

- О, здравствуй новый мир, прекрасный, но тоскливый! - хриплым, отвыкшим от громких звуков голосом крикнул я что есть мочи. - Клянусь, о, мой кумир, я приложу все силы, чтоб холод растопить в душе твоей унылой!

- Бля! Гляди, псих! - сказал кто-то рядом со мной. Я так привык к одиночеству, что забыл о том, что в обществе не принято орать во всю глотку. Люди же меня, обычно, не видят, если я этого не хочу. Если же я зрим, значит, я принят в некую игру.

Я строго вгляделся в лица своих будущих вассалов (обычно у меня всегда были слуги, приятели-разбойники, чернь, трепещущая при моем приближении, а потом благодарившая меня за спасение от чего-нибудь ужасного).

Но вассалы смотрели в ответ довольно нагло. Даже в ледяном воздухе (который, между прочим, начал меня серьезно беспокоить - не помню, чтобы я так мерз) разносилось ужасающее зловоние, исходившее из их глоток. Один из них оказался коренастым крепким стариком с гнилыми зубами и неприятно ощупывающими глазами. Другой - очень высокого роста мужчина, с длинными серебристыми из-за седины волосами. А третий - маленький жилистый мужичонка с волчьим взглядом.

- Эй, приятель, на шкалик добавишь? - спросил гнилозубый фальшиво приветливым тоном.

Я совершено не представлял, что отвечать. К тому же я уже почти не чувствовал ног. Не удивительно - я был в легких сапожках, на мне красовался небесно-голубой бархатный камзол и шелковые чулки. А им вряд ли было холодно - они кутались в толстые пухлые стеганки, ноги защищали невысокие ботфорты несколько странноватого фасона.

- Ну что же ты молчишь, голубенький? - осклабился гнилозубый. - Откуда ты здесь вообще взялся, чудо природы?

Обычно слова возникают сами собой. Часто я слышу мысли собеседника и, как бы сказать - нечто вроде карты мелькает перед моим внутренним взором. На ней горят точки, в которых я непременно должен побывать, все четче, из мелких штришков, обозначается смысл моих передвижений... Но тут явно что-то было не так. От гнилозубого исходила ощутимая угроза, его молчаливый приятель был выше меня ростом, причем, значительно. "Когда же люди успели так вымахать? - подумал я. - Уверен, кое-кто здорово веселится, глядя на меня сверху, если за него еще не взялись, как следует, старейшие".

Однако я начинал осознавать, что это не игра, а реальная действительность, потому-то от холода я едва дышал. Мы иногда попадаем в мир живых, но всегда это некая аномалия. Потом о нас сочиняют легенды, вроде сказок о вампирах, вурдалаках, ферри, инопланетянах и прочей нечисти.

- Я артист, - сказал я со спокойным достоинством. Никакого более адекватного объяснения я найти не смог. Не говорить же, что я дух, явившийся из небытия, чтобы призвать к порядку мечтательных бездельников. От холода меня начало трясти, и все мои силы ушли на то, чтобы не подпрыгивать.

- Да я так и подумал! - заржал гнилозубый. К нему присоединились его приятели, но как-то не очень охотно. У того, который был маленьким, в глазах мелькнуло что-то вроде сочувствия.

- Нарик что ли? - задумчиво пробормотал он.

- Не-е, для нарика вид слишком цветущий. Гляди какой! И духами от него так и прет, - задумчиво протянул молчавший до сих пор седоволосый.

- Тьфу, пидор что ли? - так же, будто обращаясь к самому себе, пробормотал мужичонка.

- Так ты артист, значит? - уточнил гнилозубый. - А где эти... Операторы там и прочая шушера, мотающая пленку?

Я не понимал, о чем он спрашивает. Нет, я что-то такое припоминал, - что живущие позволяют себя фиксировать, то есть отражаются от особенных поверхностей, мелькающих со скоростью двадцати пяти промельков в секунду. И что? Иногда наших притягивает действо, и они отыгрывают роль, сливаясь с артистами. Но так мы всегда участвовали в их представлениях.

- Да, я ненадолго отлучился, а они уехали.

- Я же говорю - нарик. Конкретно куда-то уехавший, - резюмировал мужичонка.

- Он сейчас окочурится, - предположил седоволосый. И был прав. Все мои силы ушли на то, чтобы сдерживать дрожь, ноги примерзли к земле, а голове стало так легко, что я уже засомневался - не очередной ли сон вижу?

- Это что? Театральный реквизит? - Гнилозубый коснулся пальцем золотого пояса, к которому был подвешен кинжал, сверкавший драгоценными камнями. Вещь заметная. Как у него хватило наглости к ней прикоснуться? Я ощущал себя глыбой льда. Я не знал, могу ли я умереть. Вряд ли, но мне почему-то сделалось немного не по себе. Чуть-чуть. Словно через толщу сна до меня донесся далекий тревожный звон.

- Нет, - пробормотал я, пытаюсь поднять руку, потому что мне было неприятно прикосновение Гнилозубого, но у меня не вышло - рука закостенела.

И вообще, мне эта пьеса стала противна. Я больше не рыцарь без страха и упрека, и уж конечно никогда не был у Люцифера на посылках. Уснуть бы и проснуться среди грез, в надежде на что-то лучшее. Или вовсе не просыпаться.

Из неги, похожей на обморок, меня вытолкнула сильная боль. Деревья в ряд и дома, напоминавшие скалы, кувырком полетели мне под ноги. Хлопьями падал снег - много-много снега. И тут я провалился в забытье, сквозь которое напоследок услышал:

"Пусть его. Не бери греха..."

Вот и все...

- Эй! Ты живой? - произнес хрустальный голосок над моей головой.

Голосок заставил меня открыть глаза, и кошмарная боль пронзила все мое тело. Мне хотелось вскочить и бежать от боли, но я понимал, что у меня нет ни рук, ни ног. Я улыбался. Надо мной склонилась едва различимая в темноте фигурка. Это была молодая женщина. Люцифер приготовил мне интрижку? Неужели уже больше нечем заняться? Или это моя первая жертва?

"Я хочу назад. Я не готов. Я устал".

"Вовремя же я тебя разбудил! Смотри только, во что ты превратился! Имей в виду, назад пути нет. И у тебя здесь дело. Забыл?"

"Это твое дело. Неужели Реуэл стерпел и в этот раз? Скорее всего, да. Вися вниз головой, ты бы не тревожил меня. Значит, ты сидишь себе в тепле и уюте, придумывая новый способ морочить людям головы".

"Ошибаешься. Я здесь, неподалеку мерзну и даже тебе сочувствую. Ты хоть моргни. Не пугай девушку"

Я моргнул.

- Так живой? И что с тобой делать? Ты можешь встать?

- Нет, - прошептал я, еле-еле шевеля губами.

Ее рука – обжигающе - горячая - скользнула мне под одежду, прикоснулась к коже. Это было приятно, жарко и восхитительно. Дамы не должны вести себя так бесцеремонно.

- Бесцеремонно, - пробормотал я.

- Что? - удивленно спросила она, а потом рассмеялась.

Она продела мне подмышки руки и с силой приподняла мое вялое тело.

- Легкий какой... Вроде, не маленький, а как пушинка.

Прекрасная дева вела меня через вьюги, помогала переходить замороженные пороги рек. Она - красавица с золотистыми кудрями, спускающимися до самых пят. Ее ступни - узки, ее лодыжки - тонки и изящны. А глаза у нее зеленые, как свежая листва.

- Молодец. Еще несколько шагов.

- Угу, - согласился я.

Она вела меня куда-то. Становилось то темнее, то светлее, но в целом - всюду царила беспроглядная ночь, скудно позолоченная светом из квадратных окон.

Последние шаги удались мне едва-едва, но потом спиной я почувствовал мягкое облако и провалился в долгожданное небытие".

*******
****
У меня не сохранилось записей о том, как Ольга встретила откровенность своего гостя, мне только известно, что именно тогда она решила закурить. И плевать на везение и ворох чудес, свалившихся на ее голову.

- Итак, - должно быть, сказала Ольга, - ты пришел, чтобы убить меня? Но почему именно меня? Разве я единственная, кто создает вам там туман, неразбериху и вызывает черные смерчи?

- Я уже говорил тебе - ты выбрала не того персонажа. Его нельзя тревожить безнаказанно. А твоя выходка на балу? Ты воспринимаешь все слишком буквально, поэтому он отправил меня именно к тебе.

- Понятно, - сказала Ольга. - Чего же ты медлишь?!

Она зажмурилась от боли и ужаса. От боли - потому что это очень горько, когда тот, о ком ты заботился и к кому успел привязаться, оказывается твоим убийцей. А от ужаса... ну здесь, думаю, все понятно.

- Возьми его, - мягко произнес голос.

Ольга открыла глаза. Александр протягивал ей кинжал, рукояткой вперед. Она взяла его дрожащими руками.

- Но зачем он мне?

- Он магический. Он может стать любым предметом. Например кольцом...

С этими словами Александр осторожно коснулся кинжала пальцами. Провел по его лезвию, словно хотел согнуть перышко, и предмет в самом деле легко изогнулся, а потом уменьшился. Теперь на пальце Ольги поблескивало кольцо, достойное Бильбо Бэггинса.

- Но что ты сделал? И как же приказ?

- Если ты помнишь, я не подчиняюсь его приказам. Кроме того, у меня не было указаний именно убить тебя. Я отдаю эту вещь тебе, пусть твоя магия просто останется здесь, с тобой, в этом мире. Думаю, так будет лучше всего.

- А ты?

- Я?

- Что теперь будет со тобой?

- Представь, что я ухожу. Туда, откуда пришел. На этом и расстанемся.

- Но что тогда будет?

- Будь, что будет. Подумай только: теперь ты можешь все! Но не у нас, а здесь.

- А вдруг я не хочу, чтобы ты уходил? - наверное, вскрикнула Ольга. - Вдруг я хочу, чтобы ты остался здесь, со мной?

- Я итак всегда с тобой, - должно быть, улыбнулся он. - Давно уже. Многие годы. Отпусти.

- Тебе так плохо со мной?

- Нет. Но для меня это всего только миг, а для тебя - вся твоя жизнь. Знаешь, как бы много у тебя теперь ни было магии, используй ее для того, чтобы сделать лучше этот мир. Начни с себя. сделай себя счастливой.

- Ты смеешься? Ты соображаешь, что ты вообще сделал, дав мне это кольцо? А если я загадаю, чтобы ты стал человеком и остался со мной? Или сделаю так, что все станут магами? Только представь как будет здорово: те, кто только и умеют зарабатывать бабки, окажутся в полной...

- Тссс... - улыбаясь, он ласково прижал к ее губам палец. - Слова материальны. Тем более слова, произнесенные ведьмой.

Сказав так, он вдруг стал растворяться и исчез.

- Нет! Я же не представляла, что ты исчезнешь! - закричала Ольга.

Но Александр не вернулся.

Виталий меняет работу

Она вошла в офис. У нас огромный офис: одновременно сидят за компьютерами, переговариваются, деловито слоняются по этажу, на котором кабинеты отделены друг от друга стеклянными перегородками, человек восемьдесят. Управляют холдингом две строгие дамы (кто ими управляет - об этом я распространяться не стану). Их все боятся. Если честно, даже я холодею, когда меня вызывают в кабинет, хотя уже давно не мальчик. Как вызывают? А просто пронзительно выкрикивают имя. Ольга не исключение. Я видел, как она бледнела первое время, когда ее начинали отчитывать, увы, не всегда справедливо. Иногда нам казалось, что новенькая хлопнется в обморок, наблюдая наши мега-холдинговые порядки, но ничего - вскоре спокойнее реагировала на окрики, а последнее время воспринимала все "рабочие моменты" стоически. Я думаю, ей частично помогала ее параллельная вселенная, поэтому ей было все равно. Она терпеливо сносила несправедливые наезды, работала неплохо. Насколько мне известно, Ольга в самом деле планировала начать новую жизнь и почти не графоманила втихую на работе. Наши строгие начальницы, в сущности, неплохие тетки. Это Ольга также быстро раскусила и не держала на них зла, но в тот день она была в расстроенных чувствах.

Насторожил ли ее дым? Был ли тот дым как-то связан с дымом от ее роковой сигареты? Помещение стремительно заполнялось субстанцией, больше всего похожей на туман без запаха. На первом этаже работали строители. Время от времени снизу действительно поднимались столбы какой-то пыли, поэтому сотрудники не сразу всполошились. Все казалось относительно нормальным. Разве что как-то прозрачнее стали предметы. Краски потеряли яркость или наоборот стали резче, пронзительнее. Что-то явно было не так, и это витало в воздухе. Ольга пришла, поздоровалась, стала снимать дубленку. Когда она оказалась в своей офисной экипировке - джинсы, симпатичный свитер - ее окрикнула одна из начальственных дам, и вот тут-то я заметил неладное: обычно кроткое, отстраненное выражение ее лица изменилось, но не на настороженно-собранное, как обычно в таких случаях, а на сердитое, даже гневное. Мне стало жутко. Что такое задумала эта несчастная, отчаянно плутающая в двух реальностях девушка? Ольга пошла в кабинет. Беседа была приблизительно такая.

- С добрым утром, Ольга, - сказала одна из дам. - На вас жалуется управляющая вашего кафе. Утверждает, что вы намеренно не оплачиваете счета, которые она давно утвердила.

- Она не просит, а требует и в хамском тоне.

- Оля, - предупреждающе сказала дама.

- Вы видели ее письма?

- Да. Я понимаю, тон возмутительный, но мы не можем губить проект из-за таких вещей.

- Вы же сами велели мне игнорировать ее выходки! Не оплачивать счета, если их общая сумма не бьётся с остатком на расчетном счете!

- Выходки - да, но платить нужно. Сумма в самом деле не бьётся?

Финдиректорша заглянула в компьютер, быстро пощелкала наманикюренным пальчиком по калькулятору.

- Да, не бьется, - невозмутимо согласилась она. - Но можно же оплатить часть счета.

- Вы издеваетесь надо мной? - спросила Ольга. - Я четко помню, как вы вызывали меня и говорили: не идет сумма - не плати. И просьб не было. Был хамский тон и бессмысленная ругань по телефону.

- Девочка моя, с таким подходом ты далеко не пойдешь.

- Вы меня увольняете?

- Вообще-то нет. А у тебя есть какие-то планы на этот счет?

- Нет. Но я оплачу тогда, когда меня об этом попросят вежливо и у меня будут четкие указания, когда все-таки я плачу.

- Ольга! - возмутилась вторая дама, опасливо покосившись на первую.

Но Ольга встала и направилась к двери. Вторая женщина велела обнаглевшей, по ее мнению, соплячке одуматься, но тут Оля повернулась. У нее было сердитое лицо.

- Почему вы все время кричите? С чего вы вообще взяли, что можете кричать на людей?

Сначала женщины онемели, потом хотели возразить и вот тут-то они разом поняли, что у них пропал голос. Они переглянулись, видимо, ощущая ужас, но было поздно. Разгневанная Ольга сначала испепеляла их мрачным взглядом, заставив бледнеть и трепетать, как перед ними трепетали все мы, затем девушка уставилась на ноутбук, решив свои силы продемонстрировать на ни в чем неповинном предмете.

- Что бы ни питало вашу власть, вашу и таких как вы... эгоистичных, беспринципных, циничных, жадных... всех тех, кому больше всего достается благ, потому что всю свою энергию без остатка вы тратите только на одно - отрастить побольше жопу... тех, кто ходит по головам, наслаждаясь беспомощностью честных, благородных... - страшным ледяным тоном заговорила Ольга (тогда мы тоже уже могли ее слышать, потому что даже проснувшиеся к весне мухи сдохли от удивления, а тараканы перестали шевелиться из-за шока) -...оно больше не имеет значения. Теперь власть и сила принадлежат бескорыстным мечтателям, художникам, просто хорошим людям, способным создавать красоту силой воображения. А весь ваш материальный мир отныне не стоит и выеденного яйца!

С этими словами Ольга силой взгляда легко подняла в воздух ноутбук. Это все видели, потому что стены в нашем офисе прозрачные. Или я уже говорил об этом? В общем, подняв предмет в воздух, она смяла его, как сминают пальцами бумажку. В гробовой тишине она покинула кабинет, уже заметно наполнившийся дымом без запаха. Сначала она выходила с гордым видом, но по лицам людей - вовсе не благодарным, а испуганным и осуждающим - она быстро поняла, что сделала что-то не так.

- Они больше не будут кричать на вас, заставлять унижаться и вкалывать по двенадцать часов сутки без выходных! - вскричала Ольга. - Вы свободны! Вам больше не нужно работать, чтобы кормить себя и свои семьи! Отныне вы можете жить так, как пожелаете!

Но от нее шарахались, как от заразно больной. Тогда она бросилась бежать прочь, сама уже панически осознавая, что мир меняется.

Очевидцы - то есть те, кто в тот роковой день пытался попасть в город, - утверждают, что сначала въехали в туман, а потом... Потом так и ехали по туману, в котором тщетно пытались найти хотя бы одно здание, хотя бы признаки асфальта. Особо впечатлительные утверждают, что завязли в болоте. Города не было около суток. Сами петербуржцы весьма смутно помнят тот день. Несколько человек сошло с ума, кто-то грезил наяву, кто-то искал родственников, бегая по улочкам, менявшим направление и внешний вид. Кто-то едва не попал под копыта лошади, потому что по Невскому вместо машин помчались кареты. Были и такие, кто те часы воспринял, как самые счастливые в своей жизни, волшебные часы. Для них это было вроде путешествия в мир оживших снов. Но большинство попросту уснули, если оказались в теплом безопасном месте (офисы не исключение).

Что делал я? Я шел за ней. Вряд ли ее глаза видели то же, что мои глаза, но я замечал, что она напугана и растеряна. Мы зашли в метро. Надо сказать, что в метро царил относительный порядок. Возможно, это связано с тем, что там очень много людей, и они вместе дружно представляли одно и то же. Однако на некоторых станциях не было света, кое-где жгли костры прямо на платформах, но по сравнению с поверхностью все это было пустяками. Когда уже третью станцию подряд мы ехали в полутьме, я стал различать светящуюся фигуру. Ольга пошла к фигуре и хотя та находилась от нас через вагон, вскоре мы уже стояли рядом с неестественно красивым парнем - белокурым и белокожим, словно по его жилам циркулировало молоко, а не кровь. Он производил впечатление ожившей мраморной статуи, только безупречный современный костюм несколько оживлял его облик или делал его еще более зловещим. Я достаточно к тому моменту начитался Ольгиных записей, чтобы понимать, кто это существо. Она не преувеличивала его красоту, скорее, смущенно преуменьшала или не могла описать. Я тоже не стану описывать то, для чего не хватит слов. Одни его глаза... представьте отполированные алмазы, в глубине которых сияют ледяные синие искры. Не получается? Вот и я говорю - не стоит и пытаться. Люцифер холодно взглянул на Ольгу, и дальше мы ехали втроем, но не так долго, как должны были бы. Как-то - не могу вспомнить как - мы очутились у Ольги дома.

Первое, что я заметил, когда без приглашения вступил в прихожую, был отвратительный запах, словно кто-то умер. Ольга вскрикнула и бросилась в комнату. Там она нашла своего брата - вусмерть пьяного. Как он добрался в таком состоянии до дома, оставалось неясным. Притащили добрые друзья? Ольга трясла за плечи Димку, но тот издавал только мучительные стоны. Со слезами на глазах Ольга поплелась на кухню, где с невозмутимым видом сидели Люцифер и я в уголочке. Что примечательно - меня не только не замечал демон, но и Ольга в упор не видела.

- Это теперь навсегда так?

- Что это?

- Мир. Навсегда такой мрачный?

- Мрачный? – удивился демон. – Ты просто не видишь, что творится там, наверху. Как обычно, - он брезгливо скривил губы, - ты видишь только себя и свои проблемы.

- Но что происходит?

- О женщины! Ты знаешь, что первородные эльфы не делились изначально по полам? Так вот, потом произошло разделение. Самые лукавые, эгоистичные и непредсказуемые приняли женский облик, прихорошили себя и с тех пор озабочены только сами собой.

- Тогда ты бы был среди них образцом для подражания! – бесстрашно сказала Ольга. У нее мутился рассудок, и ей уже на все было наплевать.

Люцифер рассмеялся.

- Мы оставим гендерную тему, - сказал он наконец. – Вернемся к твоим - тьфу ты дьявол! - теперь уже не только твоим проблемам. Тебе мой милый глупый Алтер дал кольцо. Надеюсь, ты это помнишь?

- Да.

Ольга посмотрела на свой палец. Кольцо, подаренное ей Александром, стало тоньше, помутнело, и от него шел дым, просачиваясь в щели окна. Она вскрикнула, смутно догадавшись о чем-то.

- Он вручил тебе квинтэссенцию чистой магии, вообразив, что ты, будучи человеком благородным, как он считает, изменишь мир в лучшую сторону. В тебе напрочь отсутствует жажда власти. У юродивых она отсутствует, что верно, то верно, но только в общепринятом понимании. На самом деле, ты бы с удовольствием перекроила бы мир по-своему. Я не утверждаю, что такой мир был бы плох, он бы даже остался материальным. Подумаешь, один настоящий маг среди всех земных душ! При незамутненных помыслах – только еще один настоящий святой, который может нести лишь добро. Но. Во-первых, твоя магия от демона. Понимаешь ли ты о чем я говорю? Думаю, да. Божественная магия рождается самой землей, проходит через сердца людей. Колечко на твоей руке выплавлено из низкопробных фантазий. Во-вторых, тебе пришло в голову закурить.

- И что? Многие курят и при этом…

- Тссс… Многие, но не маги, а нормальные люди. Ты же – ведьма. Обладая мощнейшей магией (не только своей, но и тебе подобных), ты притянула в этот мир ту древнюю сущность, которая питается эмоциями курильщиков, а за ней, как почуявшие кровь псы, ринулись другие. Первый из них - не самый злобный из древнейших, он даже дает вам кое-что взамен: успокоение, возможность сосредоточиться, одышку, рак… Но это не суть. О нем ты могла узнать, читая Кастанеду. Он монстр, но при прежней системе бытия – известный нам, скажем, домашний такой монстр. Теперь же материальный мир повредился, твое кольцо стало таять, распространяя вокруг себя магию, и отныне многие смогут ею воспользоваться. В каких целях? Какие сущности, имен которых даже я не помню, ворвутся сюда? Вы были защищены оболочкой материальности, даже от самих себя защищены! Вы тоже могли творить. О, ваше волшебство превзошло волшебство самых великих эльфов! Вы были созданы, чтобы забирать у Тьмы зерна света, которые она еще рождает, но это мелочи. Самые великие из вас, через страдания и муки, через самоочищение, вылавливали даже зерна, изуродованные Тьмой, те самые зерна, которые остались от погибших когда-то, растворенных, как в кислоте, старших ангелов. Таких гениев с особым удовольствием забирал к себе Великий Поток, но я встал у него на пути и некоторых забирал себе, чтобы они, вместе со своими мирами, жили, чувствовали, творили у меня и под моей защитой. Я не хотел, чтобы они растворялись, хотя у меня нет точных данных, что их поглощают без остатка, но с тех пор, как они проходят через Златые Врата, о них ничего не слышно. Они становятся единым целым, добавляют силы Великому и Всемогущему. Как знать? Может он их делает своими пленными ангелами на особо комфортных условиях? Мне же нравилось видеть их свободными и чтобы они продолжали свое дело на земле, даже ее покинув. Ты же оказалась никуда не годным магом. Смотри, твое кольцо почти истаяло. На что ты потратишь то, что останется? Хватит ли у тебя мудрости не растранжирить остаток магии? И что, скажи на милость, мне с тобой делать?

***Как-то Ольга рассказывала об одном своем коллеге, ровеснике, финдиректоре, который не давал ей спокойно курить. Помните? Я предлагаю перенестись к нему.***

Итак, Виталий в тот день умудрился поругаться с гендиректором. Как такое могло произойти? Он понятия не имел. Но дошло до того, что его собирались уволить.

Он рассеянно выглядывал в окно, поражаясь тому, что творится с городом. Это в самом деле, чем дальше, тем больше напоминало сумасшествие. Чего стоили хотя бы автомобильные пробки, которые рассасывались, потому что машины перелетали друг через друга, обзаведясь пропеллерами? В общем, все было такой откровенной ерундой, что Виталий ненадолго решил, что с расстройства спятил. Из колясок на глазах отчаявшихся мамаш вылетали чада и, хихикая, летали. Некоторые тетки привычно ссорились, но часть из них вдруг делалась выше ростом и грозилась змеиными языками оторопевшим противницам. Сливы, которые продавались напротив, как и другие фрукты–овощи увеличивались в размерах, часть домов исчезла, и кроме девственного поля и табличек "Частная зона" на их месте ничего не наблюдалось. Снег растаял полностью, на асфальте распускались подснежники. Но самое пугающее стало происходить чуть позже – люди словно сбросили свои оболочки. Теперь некоторые из них напоминали огненные коконы, в которых что-то копошилось, происходило, а некоторые расползались на части, как неподходящие друг к другу фрагменты, другие обратились в образы, сборища образов: как прекрасных, так и чудовищных. Но таких было меньшинство. Простые нормальные граждане только видели туман, чувствовали тревогу. Кто-то кричал и сходил с ума от нервного напряжения, а кто-то засыпал, прямо укладываясь на асфальт. Эти люди, должно быть, слишком уважали материальный мир, чтобы воспринимать ирреальные события.

Виталий отскочил от окна. Сочувствовавшая его ссоре с гендиректором Катя уснула и блаженно посапывала, уронив голову на пыльную клавиатуру. Сверху доносился рык – безумие коснулось и начальника, здорового, похожего на медведя мужчину. Здание менялось: тянулось вверх, росло вширь, на окнах комнатушки, где пытался прийти все себя Виталий, появились толстые решетки.

Виталий присел в... пока еще офисное кресло. И стал размышлять.

Он вообще был смышленым парнем, еще со школы. Маленького роста, нелепый и хилый, он понял, что простые физические упражнения ему не помогут в борьбе за выживание, но оказался настолько умен, что не пренебрегал и ими. В итоге, он мог похвастаться накаченными мышцами и крепкими рукам, и пусть он был невелик ростом, но за себя он мог постоять - в разумных, конечно же, пределах. В юности он позволял себе некоторые сомнительные вещи. Пиво, травка… Рок-н-рол - праправнук древней религии африканцев. Виктор Цой… «Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?»

Но в какой-то миг, когда его избитого приволокли к матери друзья, его вдруг осенило, что… Ну есть же люди, которые делают невозможное? Абсолютно невозможное. Нематериальное. То есть с точки зрения физики человеку ничего не светит, а он… Да куда там далеко ходить по западным фильмам, да вымышленным сценариям. Есть подвиг Маресьева. У человека намного больше способностей, чем он даже приблизительно может себе представить. И компьютерные технологии тут не причем, разве что еще один костыль на пути тупиковой тропы. Есть магия. Она работает.

Он читал книги по оккультизму, проникся буддизмом и даже снизошел до «Гарри Поттера» - вряд ли случайного бестселлера и воплощенной магии… А что это, если не магия? Самая-самая главная героиня тоже сделала невозможное, написав произведение, изменившее ее жизнь. Кстати, на этом выводе Виталий и сошелся с красивой, но несколько чокнутой Ольгой.

Итак, ознакомившись с практиками буддийских монахов, начитавшись Карлоса Кастанеды и тысячи еще мало известных или хорошо известных, но длинных для упоминания книг, Виталий пришел к выводу: человек может творить магию сам. Но…

Человек – пленник материального мира, его защиты, но и его тюрьмы. Чтобы творить магию человек должен быть безупречен. Во-первых, чтобы вырваться за грани материального мира, а значит, отказаться от его соблазнов, даже вполне невинных. Во-вторых, выступая за грани материального, нельзя иметь на себе ни пятнышка, дабы не притянуть к себе неведомые силы, от которых материальный мир до поры защищает людей. Поэтому монахи во многом себе отказывали, нагрешив, налагали на себя епитимью и так далее. То есть вступить в мир магии можно только максимально отрекаясь от плотского.

Кто-то назовет это грехами, кто-то дурными привычками, но если ты задумал, чтобы у тебя что-то сбылось, ты должен отказаться от всех сомнительных и даже вполне обыкновенных удовольствий и прямо следовать цели. Когда он это понял, и ни на йоту не отступая от намеченных плана, стал осуществлять, он ощутил присутствие магии. Неудачник до тех пор, он стал везунчиком. Он несколько раздражал окружающих своими отказами участвовать в общих застольях… Нет, он не отказывался, но не пил и глотка вина. Он не курил, питался мало и скромно, почти без соли и сахара. Никакого мяса, кофе, даже чая. Вода, овощи, орехи… Редко – рыба.

И тогда стало происходить следующее: он задумывал, какую хочет работу, должность, зарплату – он их получал. Он открыл свое дело – оно пошло, параллельно с работой. Он захотел красавицу жену… У него появилась миниатюрная, дивно хорошенькая синеглазая Иришка.

А потом к ним в фирму явилась странная Ольга.

Она что-то делала явно неправильное, он только не мог определить, что именно, но при этом… В ней было нечто непостижимое. Впрочем, он, возможно, был, просто немного… не то чтобы влюблен, заинтересован.

Но теперь, наблюдая за происходящим, точно зная, что его магия работает (он не мог поссорится с генеральным директором, он же все, все рассчитал и не грешил ни грамма!), он вдруг вспомнил странную Ольгу.

В его голове произошла революция, прежде чем он сообразил, что магия теперь… свободна. Для всех. Это было досадно, даже страшно – мало ли кому, что взбредет в голову, - но это было.

Он еще раз выглянул в окно и сумел разглядеть легкий дымок. Его глаза блеснули.

Естественно, он не сразу сообразил, что все это дело рук его внезапно уволившейся коллеги, но он, сосредоточившись, стал дымок собирать.

Он представил себе трубочку, в которую втягивал дымок (его совсем не смутило, что между мысленным образом, желанием и их воплощениями не проходит и доли секунды), а содержимое трубочки переходило не к нему в легкие, а в колбочку – туда он осторожно выдыхал дымок. Вот тогда-то он и вспомнил Ольгу очень четко. Когда она курила, она морщилась, словно впускала в себя отраву, но зачем-то это делала, потому что… Потому что «Что»? Потому что ненормальные что-то чувствуют, и их души блуждают рядом с незримыми здравомыслящим людям дверями. Она осознавала, что нарушает некий "закон", но не могла толком разобраться, какой именно и курила из вредности.

Постепенно у него в колбочке накопилось много мутной субстанции. Оседая, она превращалась в золотой песок. Как долго длилось действо, он и сам не смог бы сказать, но заметил, что с окон пропали решетки. Тут послышались шаги. Виталий быстро спрятал колбочку под стол.

- Ты еще здесь? – приветливо спросил гендиректор таким тоном, будто бы ничего не происходило. – Задерживаешься?

- Да, у меня еще пара отчетов, - хладнокровно отозвался Виталий.

- Хорошо. Закрой тут все хорошенько. Ну ты знаешь.

Гендиректор беспечно и равнодушно махнул рукой и вышел.

Виталий подбежал к окну. Город погрузился в ночь, но освещенная болезненно-желтенькими немытыми фонарями улочка была буднично спокойна.

«Весь ли дым я высосал?» - спросил себя Виталий. И тут дверь его комнатки снова распахнулась.

В офис вошел высокий мужчина средних лет, кареглазый, с перехваченными резинкой длинными вьющимися волосами. Его лоб пересекало несколько озабоченных морщинок.

Ничего не объясняя, мужчина проследовал к замершему Виталию, сразу заглянул под стол и извлек колбочку с золотым песком.

- А тебе мало? – спросил он, будто бы знал, о чем сам себя спрашивал Виталий.

- Достаточно, - вполне искренне выдохнул тот.

Тут в офис заявился еще один тип: белобрысый, коротко стриженный, высокий и широкоплечий. Его лицо, очень бледное, выдавало властность, подчеркивавшуюся тонкими, плотно сжатыми губами и массивный подбородком.

- Дай-ка, - хозяйским тоном произнес он и забрал колбочку себе.

Некоторое время он рассматривал ее содержимое, потом жутковато улыбнулся и глянул на Виталия, которого знобило.

- Ну-с… В принципе, это то, что нам нужно. Молодца! – похвалил он за что-то Виталия.

- Но, простите, вы…

- Меня зовут Хейлель. Я твой новый господин или как там у вас… Собственник? - Он глянул на печально хмурившегося темноглазого спутника и расхохотался.

Виталия передернуло. Он вдруг вспомнил синие глаза Иришки, недочитанные книги, неразобранный гараж и прочие вещи, которые ему были зачем-то нужны.

- Я искал именно тебя! - ликующе заявил Хейлель. – Просто замечательно, что все так обернулось. Вставай. Нам нужно идти.

- Куда? – обреченно спросил Виталий. Его магия сработала… Даже убедительнее, чем было нужно, но…

- Кто вы? По какому праву...

- Что-что? – удивился Хейлель приподнимая брови. – Праву сильных мира сего. Знаешь такую фразу?

- Мира того, - мягко поправил его кареглазый.

- О Господи… - простонал Виталий.

- Не упоминай всуе, - по-деловому предупредил Хейлель и почему-то опасливо на миг съежился. – Вставай. Тебя ждут великие дела. Истинно, это я тебе гарантирую, магические.

- Но…

И снова перед мысленным взором Виталия мелькнули синие глаза и больше ничего, кроме них. Но его подхватили под руки, и дальше было что-то головокружительное, как подъем к самым звездам. Как когда-то в юности, он смирился. Его магия больше не работала. Эти двое были сильнее его не потому что вымахали под два метра. Его что-то ждало. Но что?

- Мы залатаем с тобой все дыры, - мечтательно бормотал белобрысый, чьи черты неуловимо менялись, чем выше они поднимались. – Не бойся. Тебя ждет столько дел, не заскучаешь. Я хороший работодатель, не пожалеешь. График работы: пять вечностей с недельной передышкой на обед за счет фирмы, корпоративные шабаши каждое полнолуние, две сотни лет – полнейший покой. Вон, Алтер знает - шикарные условия.

Виталий потерял сознание где-то в стратосфере.

Он не слышал, как кареглазый спросил:

- Так что ты все-таки задумал?

- Ты не понимаешь? Мы нашли человека. Человека!!! Который сумел в материальном мире творить магию, причем абсолютно осознанно. Да, согласен, такие были и раньше. Ну взять хоть Адольфа! Да, любой тиран может отдельно взятую страну изменить до неузнаваемости, но они не понимают, что используют магию. Теперь же мы при помощи понимания магии этим чудиком заставим мечтателей переместиться из нашего мира в свой, материальный, и попробовать свои силы в земных условиях...

- О нет! Это же то, о чем предупреждал Реуэл! Будет катастрофа!

- Когда я давал им огонь все тоже орали о катастрофе. И что?

- Ничего хорошего. Одним легким движением пальца они могут уничтожить свой мир, а заодно и нас погрузить во мрак.

- Однако они же этого не делают. Я думаю, пришло время переходить им на новую ступень эволюции... А мальчику еще предстоит собрать все смерчи и туманы, накопившиеся у нас. Мы вернем людям то, что им принадлежит по праву.

- Имей в виду, на мою помощь в своей очередной богомерзкой безумной авантюре можешь не рассчитывать!

- Ну, конечно же, не стану рассчитывать. Ну, как обычно!

Хохот демона породил красочное северное сияние и погрузил во тьму то полушарие, над которым они пролетали. Но ненадолго. Человечество оказалось готово к быстрому восстановлению электричества после аномальных явлений.

Эпилог

Ольга сидела на кухне, упершись локтями о стол, и слушала музыку своей юности. Именно эта музыка звучала тем вечером, когда ей было четырнадцать лет, и впервые ее пригласил на танец мальчик, а она отказалась, чего-то испугавшись. Чего? Быть может, самой жизни? Даже тогда она понимала, что сделала что-то непоправимое, неправильное, избрав неверный путь, потому что куда легче сражаться с выдуманными ветряными мельницами, чем, не труся и не прячась, отражать удары, которые ежедневно с мастерством заправского дуэлянта наносит жизнь. Не опускать голову, не потакать своим слабостям, ориентироваться на местности, чтобы помочь не только себе, но и тем, кто рядом - не для этой ли битвы рождается человек? Ольга думала и думала, успев переосмыслить многое, а музыка все звучала. Дурной запах в квартире исчез, повеяло чем-то цветочно-ароматным. Ей показалось, что в коридоре мелькнула тень.

- Александр! - вскрикнула она, вскакивая.

Она выбежала в прихожую, но оказалась в классной комнате. Стены школьного помещения, выкрашенные в салатный цвет были увешаны гирляндами, пахло хвоей. Она едва узнавала одноклассников, а сердце ее тревожно забилось, потому что один из них пошел прямо к ней. Он не стал прибегать к помощи друга, чтобы пригласить ее на танец. Он осмелился сам, и ему было наплевать, что весь класс считает Ольгу белой вороной.

- Так ты вернулся? - спросила Ольга Александра, который нежно ей улыбался и был таким же уютным, как и в те дни, когда жил у нее на кухне.

- Я всегда был с тобой, - напомнил он ласково.

- Так это был ты? - прошептала она, чувствуя, что у нее кружится голова. - Это ты тогда хотел пригласить меня на танец, но...

- Нет, это был земной мальчик, но я всегда был с тобой, - повторил он загадочно, и Ольга вдруг заметила, что у него зеленые глаза.

Ольга уронила голову на руки. Она задремала, решив во сне всю оставшуюся в тонюсеньком золотом колечке магическую силу использовать с единственной целью - достойно, по-человечески прожить свою жизнь, никогда она больше не будет ныть и жаловаться. Теперь, когда она все поняла, она с достоинством примет бой... Выстоит в ежедневном сражении будней и больше не скажет "нет", если хороший парень пригласит ее на танец.

Увы, тем парнем оказался не я. Я только админ, записавший ее историю, попивая кофе в интернет-кафе. Мою личность не смогут идентифицировать даже господа с неприметной внешностью и непроницаемым выражением лиц. Я создал новый "ник" на одном из ресурсов, чтобы мои прежние перемещения по сети невозможно было отследить. Я записал все это, чтобы объяснить, что же произошло с нашим городом тем мартовским днем, о котором так много писали журналисты. Экстрасенсы утверждали, что детище Петра всегда было проклято и вообще от рождения - живая аномальная зона. Я же выкладываю свою скромную версию, которой вы можете не верить или принять ее для себя, если она показалась вам правдивой. Относитесь к ней так, как вам будет угодно.

Да. Я же не рассказал о том, что Ольга проснулась, потому что в дверь позвонили. Кем же оказался парень, явившийся к ней с букетом банальных алых роз и смущенно забормотавший что-то о том, что искал ее долго-долго, потому что так и не смог забыть? Потому что всю жизнь корил себя за трусость, ведь тогда, когда ему было четырнадцать... И как хорошо, что есть сеть, есть сайты, на которых можно находить людей, даже, если те зарегистрировались, чтобы тут же пропасть и не писать ни строчки. Кем он был, тот странно знакомый человек, потревоживший ее, когда она вновь ненадолго обрела покой? Я точно не знаю. Александра я не видел, но по Ольгиным описаниям его внешность не подходит. Ее ныне счастливый супруг высок и зеленоглаз... и мне еще не доводилось видеть более счастливой пары.