ParanoidНаписано на заявку "ГГ осознает себя, как персонажа, часть игры. Бороться? Смириться?"
По-настоящему серьёзно Джун-Зарр задумался о парадоксах вселенной, когда на его глазах земля разверзлась под мёртвым бандитом, поглотила его и сомкнулась, будто ничего не было. Джун-Зарр упал на колени, ощупал то место, на котором лежало тело, не нашёл ни трещинки, развернулся и на карачках пополз из пещеры.
— Скуму пили? — первым делом спросила жрица Кинарет при вайтранском храме. Джун-Зарр помотал головой. Скуму он пробовал, но не получил ни обещанных сладких грёз, ни радости — вообще ничего. Он подозревал, что скумный эффект — величайшая мистификация последних трёх Эпох.
— А ещё этот каджит нашёл неправильный колун! — пожаловался он.
Колун, по правде сказать, был вторым после бандита поводом навестить врачевателей. Джун-Зарр четырежды мерил пустой наплечный мешок, мешок с колуном и отдельно колун, и каждый раз получалось одно и то же: топорище должно было торчать из мешка на добрых две ладони, однако не торчало. Джун-Зарр сомневался, что в мешке находятся врата в Этериус, а топорище родом с Плана Мерунеса Дагона, однако с удовольствием сменил бы оба — если бы нашёл в продаже хоть у одного торговца.
— Да хранит тебя милость Кинарет, — с каменным лицом произнесла жрица и повернулась к ожидающим её больным: крестьянке с атаксией и раненому солдату.
Джун-Зарр не знал, что и думать: этих двоих он видел в храме уже месяц, каждый раз на одних и тех же местах и с одними и теми же жалобами.
Понурившись, он вышел. На Вайтран опустились сумерки, по улице взад-вперёд разгуливали горожане — стадами, иначе и не скажешь. Стадо возле кузни, стадо возле дверей таверны.
— Заходите или расходитесь! — не выдержал Джун-Зарр, безуспешно попытавшись распихать их плечами, чтобы войти.
— Что-то ты неважно выглядишь, — заметил нищий Бренуин.
— Каджит тебя не спрашивал, — огрызнулся Джун-Зарр, наконец пробился в таверну, чудом не получив дверью по носу, и окликнул хозяйку: — Бутылку эля, пожалуйста.
— Пятнадцать семптимов.
— Ты только что продала такой же эль за пять монет! — взвился Джун-Зарр.
— Пятнадцать золотых, — бесстрастно повторила Хульда. Вздохнув, Джун-Зарр отсчитал деньги: на комнату уже не оставалось. Он вышел на улицу и уселся на ступеньки возле Зала мёртвых — самого тихого места в городе. Небо вздрогнуло, чихнуло и разразилось навязчивой моросью. Джун-Зарр вжал голову в плечи и обвил хвост вокруг коленей.
— В такие ночи каджит жаждет крови, — изрёк он в темноту.
— Жги вампира! — заполошно завопили оттуда.
Джун-Зарр подскочил на месте, с перепугу выронив открытую бутылку. Крик доносился от главных ворот, и когда он туда добежал, то увидел только два трупа и стоящего над ними стражника с факелом. Один труп недружелюбно даже для данмера скалил клыки и морщил нос, в другом Джун-Зарр опознал городскую оружейницу.
— Жалость-то какая, — меланхолично произнёс стражник и зачем-то пощупал покойнице пульс.
Джун-Зарру ничего не оставалось, кроме как вернуться на насиженное место, но то было уже занято маленькой, ему до пояса, насупившейся редгарской девочкой.
— Я с кем хочешь могу драться — с парнями, девчонками, собаками, взрослыми! — поведала она.
Джун-Зарр вздохнул:
— Каджит уверен, что места здесь хватит обоим.
Малявка нехотя подвинулась. Джун-Зарр поднял бутылку эля, уже не удивившись, что ни капли не пролилось, и от души к ней приложился.
— А ты почему тут сидишь? — спросил он у девочки.
— Потому что у нас дома всего две кровати, — буркнула та, поёжилась и будто невзначай придвинулась к его тёплому боку.
— И что?
— А нас в семье трое. Кто успел — тот и лёг.
— Почему же твой папа не поставит третью кровать? — осторожно спросил Джун-Зарр.
Малявка пожала плечами.
— А тебя не будут ругать, что ты гуляешь ночами? Может, каджиту отвести тебя домой?
— Я с кем хочешь могу драться… — завела она.
— Каджит в этом не сомневается, — кивнул Джун-Зарр. — Он такое уже не раз слышал.
Малявка засопела, показала ему язык и опрометью бросилась домой.
Проснулся он, как ни странно, хорошо отдохнувшим, но со смутным ощущением, что всю ночь не на улице спал, а сначала познакомился с орком по имени Дорак, потом поехал в Рифтен, оттуда опрометью мчался до какого-то «форта Стражи рассвета», вступил там в шайку охотников на вампиров, откопал в древней пещере молодую нордку, отвёл её в старинный замок на острове, стал вампиром, прокусил кому-то шею, прокусил себе губу клыками, превратился в стаю летучих мышей и был съеден возле Рорикстеда драконом по имени Нааглив.
Как он ухитрился переделать столько дел за один сон, Джун-Зарр понятия не имел. Он решил об этом не думать и отправился на рынок в надежде купить на оставшиеся пару семптимов хотя бы яблоко у вдовушки Карлотты, которая целыми днями в гордом одиночестве торчала за прилавком и рассказывала всем желающим, что от мужчин у неё отбоя нет.
На рынке Джун-Зарр увидел прогуливающегося вдоль мясного ряда того самого орка из Стражи рассвета и попятился к городским воротам.
— И давно это с тобой, сын мой? — сочувственно спросил жрец из храма Мары в Рифтене.
— Ещё с Хелгена, — признался Джун-Зарр, растянувшись на узкой каменной кушетке. Через крохотное храмовое окошко с улицы доносилась спокойная, но удивительно раздражающая мелодия. — Каджиту иногда кажется, что он уже был там, где раньше никогда не был. И что раньше он сам был кем-то другим. Однажды каджиту приснилось, что он приехал в Скайрим нордской женщиной!
— И что же ты чувствовал, когда был женщиной, сын мой? — спросил жрец и заскрипел пером по бумаге.
— Каджит, то есть женщина ходила по тундре, ловила бабочек и переплывала реки в одежде, которая на ней не намокала, — проворчал Джун-Зарр. — А ещё за ней постоянно гнались мужчины в шерстяных юбках и кричали, что она позор их рода. И что пора покончить с этой глупой игрой.
Жрец задумчиво покивал и пожевал губами.
— Сын мой, думаю, я нашёл корень твоей проблемы.
— Да? — оживился Джун-Зарр. — И что же каджит должен сделать?
— Не желаешь ли приобрести амулет Мары за двести септимов?
…Поскольку после драки в храме Мары Джун-Зарра больше туда не пускали, он решил вступить в Гильдию воров.
— Они говорят: пойди туда! А каджит не хочет идти. Он уверен, что в этом доме его уже ловили, потому что на втором этаже вечно торчит сестра Эрикура, но каджит не уверен, будет ли она торчать в этот раз, потому что он уверен, что были разы, когда она не торчала!
— Иными словами, ты не уверен в существовании объективной реальности вне сгенерированного возле тебя ситуативного универсума. — Векел отложил свою вечную тряпку для протирки и подлил Джун-Зарру мёда. — Что? Я же трактирщик. Я и не такой бред слышал. Жениться тебе надо, парень.
— Каджит не хочет жениться! — вспылил Джун-Зарр.
— Пусть каджит выходит замуж, — пожал плечами Векел.
Джун-Зарр уронил голову на барную стойку.
…Однажды он решил пойти другим путём. Среди бела дня взял, не заплатив, с прилавка жареную кроличью ножку и съел её на глазах у девяти свидетелей.
— Если бы мы не были друзьями, тебе бы это так с рук не сошло, — похлопал его по плечу босмер-торговец. У Джун-Зарра было гнусное ощущение, что они когда-то сталкивались при летальных для торговца обстоятельствах, но сейчас тот как ни в чём не бывало стоял возле своего лотка и лучился добродушием.
У Джун-Зарра начали периодически дёргаться правый глаз и левая нога.
Ещё через неделю такой жизни он сделал вид, что случайно поскользнулся, и упал с обрыва, мстительно убедившись, что внизу, на пятидесятифутовом расстоянии, только острые камни и ни клочка мягкой земли.
Очнулся он утром накануне прыжка, в «Буйной фляге», с таким привкусом во рту, будто делал с сиродильским минотавром что-то такое, после чего остаётся только вступить в брак.
— За что вы так благоволите этому каджиту, боги? — бубнил он перед алтарём Акатоша в Храме Всех богов. Великий дракон молчал и упорно одаривал щекотным благословением.
Джун-Зарр окончательно пал духом, тем более что мёртвые бандиты снова повадились нырять в землю словно под тяжестью грехов своих. А на их увесистые кошельки у Джун-Зарра были далеко идущие планы!
Как-то раз в Хьялмарке он столкнулся на болотах с благообразным каджитом в монашеской робе. Тот окинул его равнодушным взглядом и сказал в пространство, что М`Айк любит и умеет быстро перемещаться, однако же не всегда знает, как попасть в ближайший город, если никогда раньше там не бывал, и сколько это займёт времени.
— Этот каджит всегда знает место и время, — вежливо ответил Джун-Зарр. — Морфал — к западу отсюда, в трёх часах ходьбы.
— Что-то странное происходит с каджитами, когда они прибывают в Скайрим, — заметил М`Айк.
— Этот каджит не уверен, что он был нормальным до Скайрима, — уныло отозвался Джун-Зарр.
— М'Айк не помнит своего детства. Возможно, его и не было.
Джун-Зарр встрепенулся:
— М`Айк тоже не отличает случившееся от неслучившегося?
— М'Айк знает много, говорит мало. М'Айк знает многое, чего другие не знают.
— А знает ли М'Айк, каким богам нужно молиться, чтобы избавиться от этого проклятия? — Джун-Зарр схватил старого каджита за робу и в порыве чувств как следует встряхнул.
— М'Айк — реалист, ему нет нужды в мистицизме, — невозмутимо проговорил тот. — М`Айк думает, неслучившееся похоже на оружие — M`Айк всегда носит с собой два оружия на случай, если одно сломается. А ещё М`айк, прибыв в Скайрим, научился сам ковать оружие, это очень радует M`Айка.
Джун-Зарр разжал руки и чуть не закричал от настигшего его озарения. Действительно, на что жаловаться? Он не может упасть с обрыва, попасться страже и даже раны на нём зарастают… как на злокрысе.
А что эль ему продают дороже, чем остальным, — так и денег в сундуках в случайных пещерах с каждым днём становится всё больше.
— Каджит благодарит M`Айка! — Напоследок он стиснул того в объятиях и зашагал по направлению к Данстару: теперь его не пугали ни полдня ходьбы, ни снежные тролли и ледяные призраки, ни обморожение, которого с ним в любом случае не приключилось бы.
— Однажды душу М'Айка захватили. Неприятное ощущение. Думай об этом иногда, — проговорил старый каджит ему вслед, но Джун-Зарр его уже не услышал.
«Этот каджит — сам кузнец своей судьбы, — вдохновенно думал он, по колено проваливаясь в обледеневшие лужи и распинывая алчущих его хвоста грязекрабов. — Никакие силы не заставят каджита делать то, чего он не хочет!»
Непреодолимое желание приобрести амулет Мары и показаться с ним на глаза какому-нибудь волосатому норду должно было появиться у него только через три часа.
Сделай самНаписано на заявку "TES. Oblivion. Черная Рука, события в Эпплвотче. Как Лашанса убивали, убивали, да недоубили. Юмор, стеб, глум, хэппи энд".
Связанный Люсьен Лашанс сидел на стуле и смотрел в стену. Банус Алор потянул кинжал из ножен и нерешительно занёс его над бывшим соратником, размышляя, куда бы нанести первый удар, чтобы и не перестараться, и не опростоволоситься.
— Нет, я так не могу! — вздохнул он и торопливо добавил: — Неинтересно!
Матье Белламон бросил на него яростный взгляд:
— Хочешь освободить предателя?!
Лашанс сдавленно кашлянул, поелозил на стуле и многозначительно на них посмотрел.
— Лучше развяжем ему рот, — вмешалась Аркуэн. — Чтобы кричал и молил о пощаде!
— И завяжем глаза, — каким-то странным, мечтательным тоном сказал Банус, поглаживая кинжал.
— Это ещё зачем? — удивилась Аркуэн. — Пусть видит!
— Не могу ему в глаза смотреть, — признался Белизариус Ариус. — Только неделю назад с ним вместе пили…
— Так давайте же их для начала завяжем! — обрадовался Банус. — А ты, Аркуэн, выйди, если тебе что-то не нравится. И ты, Белизариус. Да и Матье здесь делать нечего. Оставьте нас наедине.
Лашанс попытался подпрыгнуть на стуле, замотал головой и задвигал бровями.
— Кажется, он что-то хочет нам сказать.
Лашанс закивал, косясь на загадочно улыбающегося Бануса.
— Не советую, — вполголоса сказал Белизариус, склонившись к Банусовому острому уху, — укусит!
Тот вздрогнул и посмотрел на заухмылявшегося под кляпом Лашанса уже с опаской.
— Вы что, забыли, зачем мы здесь собрались?! — завопил Матье.
Остальные трое членов Чёрной Руки неодобрительно на него посмотрели. Лашанс на своём стуле осуждающе замычал.
— В таких делах, мальчик мой, спешка недопустима. — Белизариус дружески положил Матье руку на плечо и сжал. Что-то хрустнуло. — Поспешишь — людей насмешишь.
Лашанс замычал одобрительно.
— Узнаю Люсьена, — растроганно сказала Аркуэн. — Так любит… любил… нет, пока что любит всё контролировать!
— Точно, — согласился Белизариус. — Бывало, деньги за контракт получишь, проснёшься после попойки, а он сидит в углу комнаты и смотрит на тебя… глазами!
— Высокомерными, — пробормотала Аркуэн.
— Выразительными, — вставил Банус.
— Так и лупает, — добавил Матье.
— А бывало, заходишь в Убежище, а Люсьен там новичкам Пять Принципов читает…
— Наизусть их помнил… помнит, — кивнула Аркуэн.
— А какой голос! — ввернул Банус. — До глубины души пробирает. Я от него так и… Восхищаюсь им, в общем.
— Никакого спасу от него не было! — пожаловался Матье, но не нашёл у коллег отклика.
— Везде успевал, — заметила Аркуэн. — Никогда никуда не опаздывал!
— Так у него лошадь, — обиделся Матье.
— У всех лошадь, — строго сказала Аркуэн, — а он свою вообще подарил.
— Ну, раньше была, — хмыкнул Матье.
— И всё равно он даже без неё сюда прежде нас поспел! — восхитился Белизариус.
— Это не говоря уж о том, что он и за собой следить успевает. — Банус с намёком покосился на небритого Белизариуса, лохматого невыспавшегося Матье и длинное, без капли косметики, лошадиное лицо Аркуэн.
Лашанс задрал нос и еле заметно покраснел.
— Надо будет хоть выпить за его здоровье, — вздохнул Белизариус. — И за упокой заодно.
Все четверо посмотрели на выпрямившегося на стуле Лашанса. Всем четверым одновременно послышался знакомый глубокий баритон и знакомый же совет не тратить попусту чужое время.
— Даже как-то неловко… — в тишине проговорил Банус. — Может, всё-таки выйдете? Или вот вы двое Белламона выведете, он нынче какой-то нервный.
Аркуэн, Белизариус и Матье одновременно повернулись к нему, и стало окончательно ясно, что Лашанс ему одному достанется нелегко и в лучшем случае по частям.
В этот самый миг за хлипкой дверью фермы послышался перестук копыт по тронутой морозцем земле, следом — бодрое лошадиное ржание и топот ног в тяжёлых сапогах по ступенькам. Дверь распахнулась, и в неё ворвался, яростно выдыхая белый пар, будто сам скакал под седлом, здоровенный орк с выпученными глазами, замызганной книгой в одной огромной ручище и ужасно воняющим мешком — в другой.
Матье, завидев книгу и мешок, побледнел и затрясся. А Лашанс, завидев радостно осклабившегося орка, вздохнул и возвёл очи горе. В голове взглянувшего на него Белизариуса словно наяву раздалось усталое и немного злорадное: «Всё, ровным счётом всё нужно делать самому, иначе оно рискует быть никогда не сделанным!»
Кто не успел, тот опоздалНаписано на заявку "Алдуин, Партурнакс, Туллий, Ульфрик и все-все-все. АУ. В Хелгене Алдуин опаздывает на пару минут, и нелегальному иммигранту рубят голову. Каким был бы мир без Довакина?"
На вершину Монавен Алдуин летел с твёрдым желанием наконец-то как следует поссориться с братом.
Он столько времени предвкушал усладу будущей битвы, что нарочно выбрал самый кружной путь, чтобы оттянуть удовольствие. Даже по дороге несколько раз облетел горы Джерол, потом вернулся в Храм Холодных Водопадов, съел на крыше оленя, поспал, поджарил близорукого искателя приключений, ткнувшегося носом ему прямо в хвост, раздумывал, не съесть ли и его тоже, но потом посмотрел вниз, на слабо дымящуюся деревушку, расстроился душой и желудком и наконец отправился к Партурнаксу.
Всё равно больше нечем было заняться.
— Ну здравствуй, — устало сказал брат. — Я так долго тебя ждал, что уже не помню, о чём хотел сказать.
Алдуин тоже забыл подробности, зато на язык всегда был острее. Он уже собирался напомнить об этом Партурнаксу, но тут заблудившая в тумане коза со всей жалкой смертной козьей силы врезалась ему в бок, почти как тот приключенец. Коза, правда, была не близорука, поэтому (когда разглядела, кого боднула) отскочила, заблеяла и упала с горы.
Алдуин проследил, как она, пересчитав ребрами все зубы вершины Монавен, свалилась куда-то в Айварстед, и вздохнул. На месте этой козы должен был быть Довакин!
— Прямо как Довакин, — не выдержал он.
— Он тоже был с рогами? — с вежливым интересом спросил Партурнакс.
— Рогов не было, — ответил Алдуин, поразмыслив. — Была шерсть на голове.
Тут он снова задумался. Голов от злополучной, опрокинутой Криком плахи разлетелось несколько. Мужские и женские, человеческие и мерские, в том числе и одна, при жизни принадлежавшая лысому орку со шрамами на пол-лица и выбитым глазом. Что если это он и был Довакином, только никогда уже не узнает об этом?
— А может, и рога были? — с непроницаемым выражением спросил Партурнакс. — Под шерстью.
Время пронесло мимо них лишь жалкую толику своего вечного потока, а Алдуин уже в подробностях вспомнил, за что ненавидит брата.
— Не было! Недостойно жалкое смертное тело носить рога и гордое имя Дова!
— Unslaad Krosis, — отозвался Партурнакс. Сочувствия в его голосе было разве что чуть больше, чем в мёртвой голове орка, но Алдуину хватило и этой малости, чтобы снова начать жалеть себя.
Мало того, что у Довакина не было ни рогов, ни имени, так и его самого теперь не было у Алдуина! Joor Mey! Подлый и вероломный, как и весь его бескрылый род!
— Я тебе шею перекушу, — сообщил Алдуин в назойливо клубящийся на вершине горы туман.
Партурнакс скорбно вздохнул.
Помолчали. Поток времени незримо шелестел вокруг них, никак не задевая бессмертных Дов.
Подобно всем первенцам, Алдуин привык всегда получать то, что предназначалось ему по праву. Поэтому разочарование бодало, теребило и толкало его, как все на свете козы и авантюристы, а сжечь его или сбросить в пропасть Алдуин не мог.
— И что теперь делать? — требовательно спросил он.
Партурнакс ответил далеко не сразу. Алдуин досадливо подумал, что за прошедшие тысячелетия брат стал и тугоух, и тугодум.
— Съесть мир? — наконец предложил тот. Сомнения в голосе было куда больше, чем прежде — сочувствия.
Идея Алдуину нравилась (главным образом потому, что он первым её придумал), но что-то всё равно было не то.
— А Довакин? Ведь зачем-то же он нужен?
Партурнакс замялся. Молчание у него выходило красноречивее всяких слов.
— Как мог этот глупый смертный попасть на плаху, пока я ел оленя?..
Партурнакс вновь деликатно промолчал.
— …И дремал?
Партурнакс сделал вид, что чешет крыло.
— …И гонялся за лисицей?
В глазах Партурнакса читалось, что если еда и сон ещё могут считаться уважительной причиной для опоздания, то лисица до Конца Времён заклеймила Алдуина позором.
Конечно, с Концом Времён можно управиться быстро — к первому миддасу Огня очага, — но…
Хорошо, что он не рассказал про бабочек.
— Так что теперь делать?
— Найди другого Довакина, — предложил Партурнакс.
Алдуин задумался. Перед его мысленным взором проходила вереница Довакинов: эльфов, нордов, аргониан, имперцев, каджитов… И во всех Алдуин находил какой-нибудь изъян: то хрупкие ручонки, которые даже достойного меча не поднимут, то ножки-тростинки, то писклявый голосок… Он словно наяву видел, как новоиспечённого Довакина, не успевшего добраться и до подножия Монавен, давят мамонты, забивают молотами бандиты, загрызают рыбы-убийцы и до смерти защипывают грязекрабы.
— Довакин только один! — отрезал он, спохватившись.
— Настоящий — да, — снисходительно кивнул Партурнакс. — А этот будет запасной.
— Я не приемлю подделок! — вспылил Алдуин.
— Aam. Krosis. — Партурнакс, не торопясь, развернул крылья, полюбовался ими на просвет и снова сложил. — Тогда придётся подождать, пока в этот мир снова не вернётся Довакин… Может быть, всего несколько тысяч лет ожидания — что за срок для бессмертного Дова?
— Я могу ждать вечно! — взревел Алдуин.
— Вот именно.
Алдуин с тоской вспомнил, почему всё-таки до сих пор не перекусил братову шею — каждый раз, твёрдо намереваясь это сделать, он в итоге улетал от Партурнакса с головой, полной новых идей, и смутным ощущением, что забыл нечто важное.
— Ладно, — проворчал он. — Делай своего запасного Довакина.
Дальше он Партурнакса уже не слушал и даже почти задремал под его занудный монотонный голос, рассуждающий, какой расы следует выбирать будущего Довакина и чем хороша каждая из них.
Даже против Хелгена — городка к западу от той деревушки, которую он недавно сжёг — в качестве места знакомства с новым Довакином Алдуин не возражал. Тем меньше лететь от Храма Холодных Водопадов, на чьей крыше, так приятно нагревающейся к полудню, он уже полюбил дремать.
— И наконец, — нудил Партурнакс, — можно выбрать Довакином смертного, который уже владеет искусством Ту`ум. Например, Ульфрик… как же его… Ульфрик Альбатрос? Ульфрик… А, Ульфрик Буревестник.
Вот тут Алдуин приоткрыл один глаз и посмотрел им с таким подозрением, которого хватило бы и на два широко открытых.
— У меня должен быть новый Довакин, — упрямо велел он. — Совершенно новый.
Партурнакс одарил его укоризненным взглядом:
— Будет тебе новый. Но Ульфрика тоже надо прихватить. На всякий случай.
Дальше Алдуин уже не слушал: взмахнул крыльями, обдав брата вихрем снежной пыли, и устремился в небеса, купаясь в ветре и предвкушении будущего триумфа.
— И на сей раз постарайся не опоздать! — донеслось до него сквозь облака.
Шлем преткновенияНазвание: Шлем преткновения
Автор: [L]fandom TES 2013[/L]
Бета: [L]fandom TES 2013[/L]
Размер: драббл, 878 слов
Пейринг: м!герой/Телдрин Серо
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Нельзя же просто взять и спросить, почему твой спутник никогда не снимает шлем.
Примечание: Написано по TES V: Skyrim – Dragonborn для команды TES на Фэндомную Битву - 2013
Хотя Солстейм находился, мягко говоря, в глубокой… провинции, цены там были самые что ни на есть столичные. В первый раз Вестейн убедился в этом, когда платил за лодку до острова, во второй — когда нанимал в местной таверне мастера меча, данмера, с ног до головы закованного в странную для материкового жителя лёгкую хитиновую броню.
И пусть Вестейн понимал, что в одиночку на незнакомом, больше чем наполовину диком острове не выживет, всё же тяжко вздохнул, отдавая данмеру пятьсот септимов. Однако выглядел тот сильным и быстроногим, а Вестейн, как большой любитель утащить с собой побольше, иного и не требовал. В наёмниках он искал не столько боевой удали, сколько умения бесшумно отступать с полным мешком добра.
Телдрин Серо (так звали данмера), в свою очередь, ценил в работодателях осторожность и осмотрительность, так что они с Вестейном друг другу подходили идеально. Сработались они неплохо: Вестейн добывал, Телдрин таскал. Выручку сами не заметили как стали честно делить пополам, а на привалах делились друг с другом историями про идиотов-наёмников и идиотов-нанимателей.
Однажды, после опасного, но удачного набега на двести лет как заброшенный Форт Морозного Мотылька, добычи было столько, что в мешки она не влезала, а бросить что-нибудь… не затем они столько рисковали!
— Держи! — Вестейн бросил Телдрину эбонитовый шлем, чуть помятый с одного бока, но вполне годный для носки. Само собой ожидалось, что напарник снимет свой дешёвый хитиновый шлем, больше похожий на сплюснутую кастрюлю, чем на часть брони, и наденет эбонитовый, даром что принадлежал тот раньше умертвию. Сам-то Вестейн без колебания переодевался в трофейные доспехи, если те были дороже и лучше его собственных. Однако Телдрин, ловко перехватив шлем на лету, и не подумал водружать его на голову, а с трудом утрамбовал в мешок и, кряхтя, вскинул тот на плечи.
Задумавшись, Вейстен вдруг понял, что за две недели ни разу не видел спутника без хитинового шлема. Ел Телдрин быстро и аккуратно, самую малость сдвинув на подбородок полоску красной ткани, и даже спать ухитрялся не снимая своей лупоглазой кастрюли и остальной брони, что, впрочем, ещё можно было понять — пустоши Солстейма неблагосклонны были к разиням.
Всю дорогу до Вороньей скалы Вестейн строил догадки. Быть может, данмерам религия запрещает надевать вещи с мертвецов? Ничего не мешало поинтересоваться, он раза три начинал беседу, но сам же её и обрывал: нельзя же просто взять и спросить, почему твой друг никогда не снимает шлема!
Мелькнуло абсурдное: а вдруг Телдрин — женщина?! Под пластинами брони толком не разберёшь (к тому же, что греха таить, не всякую женщину боги наделили гибкостью речной ивы, встречаются и настоящие вековые дубы), так не ходить же теперь вместе со спутником до ветру?
Но голос-то был мужской, довольно приятный, и Вестейн поочерёдно рассмотрел и отмёл мысли о том, что напарник — данмерский герой в изгнании или что судьба изуродовала его лицо похлеще, чем Боэтия — Тринимака. Последнее ему почему-то особенно не понравилось.
В Вороньей скале Вестейн подошёл к делу серьёзно: купил столько суджаммы, что хватило бы споить и Боэтию, и Тринимака, и данмерского героя в изгнании, и принялся ненавязчиво предлагать Телдрину примерить нордский шлем в виде медвежьей головы, воровской капюшон, оленьи рога, как у предельских Изгоев, и грязекрабий панцирь. Предлагал он долго, пока к их столу не подошёл вышибала и не намекнул тонко, что если они не заткнутся сей же час и не отправятся отсыпаться, то на головах у обоих месяц будут только бинты и целебные мази.
До съемной комнатушки они вели друг друга под руку, уворачиваясь от коварно бросающихся на них стен и наперебой заверяя друг друга во взаимном уважении.
Уважению немало поспособствовала и захваченная с собой суджамма. После очередной кружки Вестейна осенило, и он предложил сыграть в кости на раздевание. Телдрин охотно согласился — и выиграл три раза подряд. Вестейн вознамерился отыграться — и проиграл ещё три раза. Потом была ещё суджамма, ещё партия в кости — и больше он ничего не помнил.
***
Проснулся Вестейн поздно, со странным сладковато-солёным привкусом во рту и с приятной разбитостью во всём теле, которая бывает, если в кровать ложишься не один и не спать. Он пошарил рукой справа от себя и ничего не нашёл. Тогда он пошарил слева и наткнулся на что-то тёплое, что в ответ вздохнуло и пихнуло ему кувшин с водой. Вестейн поднял голову, отпил, проморгался и замычал от ужаса — в сумраке полуподвальной комнаты перед ним сидело на кровати нечто голое, с покрытым редкими тёмными волосками жилистым серокожим телом и непропорционально огромной ребристой головой с мёртвыми провалами глазниц.
Нечто снова вздохнуло и сняло с плеч ужасную голову, оказавшуюся лишённым линз и тканевой обмотки хитиновым шлемом. Под ним же обнаружилась вполне обычная бритая данмерская голова с нормальным лицом, остроскулым и красноглазым, немного, правда, нездорово выглядящим, но Вестейн подозревал, что и сам сейчас не красавчик. Он ещё раз взглянул на данмера и задумался. К чести Вестейна надо сказать, что при желании думать он мог быстро.
— Ты не женщина, — осторожно сказал он.
— Проблемы? — в тон спросил Телдрин.
Вестейн, покряхтывая, перевернулся и сел. Проблем, похоже, не было, и кроме похмелья его всё устраивало. Телдрина, если судить по удивительно довольному для данмера лицу, тоже.
— А шлем тогда зачем?! — наконец вымолвил Вестейн, с трудом выловив из памяти так мучивший его вчера вопрос.
Телдрин взглянул на предмет его терзаний и вдруг размахнулся, швырнул шлем в угол и с сожалением провёл ладонью по чисто выбритой голове.
— Да волосы у меня к смоляной прослойке приклеились! Раньше жалко было, а теперь плюнул и обрезал, — горько ответил он. — Даэдров хитиновый шлем, в жизни больше такого не надену!
