Моя жизнь - моя игра

Глава 1

Глава 1. Предательство неизвестного мира


Гарри Поттер лежал на траве. Рядом с ним ползало две змеи, одна из которых обвивалась вокруг руки необычного мальчика.

А то, что этот мальчик необычный, было видно сразу. На вид ему можно было дать лет девять, не больше. Он был необычайно бледен, лицо, в обрамлении черных волос, торчавших в разные стороны, напоминало восковую маску. У него были, уже достаточно непопулярные в это время, круглые очки, заклеенные скотчем, так как до этого, вероятно, они побывали в какой-то передряге со своим обладателем. Одет он был тоже странно, казалось, вся одежда была ему не по размеру, и одежда это, нужно сказать, была далеко не новая. Этого мальчика можно было принять за беспризорника, и что-то в нем было пугающее, возможно, холодно смотрящие в небо изумрудные глаза, а может быть, это только казалось из-за присутствия змей.

- Ты грустишь, говорящий, — прошипела одна из них, та, что обвилась вокруг руки.

— Мне нечему радоваться, я хочу умереть, — прошептал мальчишка в ответ.

— Ты не должен так говорить, — ответила ему змея, — тебя ждут великие дела, говорящий.

— Какие великие дела могут ждать меня? Я самый последний неудачник.

Тут начали сползаться другие змеи, но на задний двор дома вышел тот, кому было суждено подтвердить последние слова ребенка.

— Эй, кусок навоза, что это ты разлегся? А ну живо в дом, нужно помочь тете с убор...— тут голос огромного мужчины сорвался, и он взвизгнул, увидев змей, устремивших головы на него.

— Я же говорил, — прошептал мальчишка. — Мне пора, прощайте.

— Ты!! — взревел мужчина, подбежав к мальчику, видимо, уже успел разглядеть в змеях обычных ужей, которые бы не причинили ему никакого вреда. Он схватил ребенка за грудки, с силой поднял и толкнул так, что тот снова упал, но уже ближе к заднему входу в дом.

Следующие пять минут действия мужчины повторялись, он так же хватал мальчика за его потрепанную рубашку и так же кидал его на землю, все ближе к входу. В последний раз ребенок уже хорошо приложился к дверному косяку виском и начал сползать, при этом он не издал ни одного звука, который мог бы выдать в нем слабость. Он не плакал, не кричал, не жаловался. Лишь холодный огонь ярости в глазах выдавал чувства этого юного говорящего.

Мужчина в последний раз схватил мальчика и с силой втолкнул его в дверной проем, так, что ребенок распластался на полу, и захлопнул за собой дверь, позволяя злости полностью завладеть собой.

— Поттер, ты пытался натравить на меня змей? Может тебе купить книгу об этих тварях, чтоб в следующий раз это были не ужи, тупое ты, безмозглое дерьмо!! — каждое слово мужчина сопровождал пинком по лежащему на полу ребенку.

Его глаз никто не видел, так как он лежал на животе, но если бы их можно было видеть, то никто бы снова не заметил в них ни слезинки, только ярость. На крики мужчины выбежала худая женщина со светлыми волосами и ребенок, напоминающий детеныша слона. Последний в первые секунды выглядел растерянным, а потом просто засмеялся.

— Что он натворил, Вернон? — поинтересовалась женщина. В ее голосе не было ни капли жалости к ребенку.

— Он хотел натравить на нас змей! — сказав это, тот, кого женщина назвала Верноном, ногой ударил ребенка под ребра, схватил его и поволок за собой.

Мужчина, волочивший за собой мальчишку, как тряпичную куклу, еле протиснулся в узкий коридор, открыл дверь чулана под лестницей, затолкнул туда ребенка, и захлопнул дверь.




* * *
Очнулся Гарри Поттер спустя несколько часов, когда было уже темно. Он попытался подняться, но все тело ломило. Он знал, что все быстро придет в норму, как всегда, а эти люди, которые стали причиной его состояния, смогут еще раз обвинить его в ненормальности, ведь у нормальных людей такие раны сами по себе, без врачебного вмешательства, не проходят.

Мальчик попытался толкнуть дверь чулана, но та была заперта.

— Ненавижу!! — зло прошептал он, но так и не понял сам, на английском языке это было сказано, или же на змеином.

Он в последний месяц вообще не разговаривал ни с одним человеком, и, казалось, начинал забывать родную речь. Это, разумеется, еще больше раздражало его родственников (а эти люди, которые причиняли ему боль, и сейчас заперли его в чулане были, как ни странно, его родственниками), но ему было все равно. Ребенок мечтал о смерти, молился, чтоб после очередной выходки дяди, кузена с дружками, да кого угодно еще, он бы истек кровью и умер. Он даже злорадствовал, представляя оправдания этих людей перед соседями и полицейскими по поводу смерти своего племянника. Но, как бы мальчик не мечтал о смерти, она никак не хотела к нему приходить. Вот и сейчас, он чувствовал, что хочет пить, значит — он продолжал жить. Но попить ему было не суждено, по крайней мере, не сейчас. Ребенок снова провалился в сон.

Проснулся он через пару часов, чувствуя ужасную слабость, ему просто необходима была вода после того, как он потерял много крови.

— Как же хочется пить, — прошептал он уже точно на змеином.

— Я могу помочь, — услышал он за дверью.

— Кто ты? — прошептал ребенок.

— Я был во дворе, я видел, что произошло и приешел узнать, как ты, говорящий, — ответила змея за дверью чулана.

— Можешь открыть дверь? Там слабая щеколда, можно открыть хвостом, если зацепиться, — прошипел ребенок.

— Могу.

— Выпусти меня.

Спустя несколько секунд дверь чулана открылась, и мальчик на четвереньках выполз в коридор, так же на четвереньках он дополз до кухни в темноте, благо, в темноте он прекрасно видел, ему порой казалось, что ночь — его время суток. Ребенку пришлось подняться на ноги, чтобы достать стакан. Он выпил залпом два стакана воды, набрал третий, и, шатаясь, побрел в чулан.

— Все хорошо? — поинтересовалась змея.

— Да, уходи, они не должны тебя видеть. Спасибо, — прошипел мальчик.

— Поправляйся, говорящий, — сказала змея и уползла восвояси.




* * *
Утром, проснувшиеся родственники, устроили дома переполох под названием: "найди Гарри Поттера". Каждый по очереди заглядывал во все комнаты, в чулан, естественно, чаще всего, проверил дворик дома, но мальчишки негде не было видно. Можно было этим утром услышать крепкие словечки и различные ругательства в адрес "этого ничтожества", "ненормального", "психа" и т.д. Но на самом деле все это время ребенок сидел в чулане, то и дело отвлекаясь от своих мыслей, когда дверь в чулан открывалась в очередной раз.

Он ушел от проблем так, как умел это делать, но сам не мог сказать, почему у него это получается. Просто когда ему было очень страшно, грустно и вообще не хотелось никого видеть, мальчик уходил в самую густую тень, которую только мог найти, и все окружающие проходили мимо, не обращая на него никакого внимания.

Вот и сейчас он сидел в чулане (а наличие тени в данном месте не было проблемой) и размышлял. Размышлял о том, кто он, почему ему мало что рассказали о родителях, не забыв упомянуть о том, что они были падшими людьми, наркоманами и отбросами общества, а так же над тем, что ему делать. Вернее он знал, что ему нужно делать, чтоб избавиться от кошмара — ему нужно умереть, и вот он придумывал, как это сделать.

Вечером все же ребенок появился в чулане, но благо, застала его там тетя Петуния, которая в отличие от мужа большой физической силой не обладала. Он отделался подзатыльниками.




* * *
Следующие две недели прошли относительно спокойно. Возможно, причиной тому были постоянные задержки дяди на работе, и его весьма удачные контракты, так что он был в хорошем расположении духа.

Но в одно, далеко не прекрасное утро, все изменилось. Гарри, как обычно готовил завтрак, и тут, к его удивлению, тетя Петуния зачем-то посмотрела на него. Мальчик зло ухмыльнулся, после чего у женщины подкосились ноги, и она упала. Он не знал, отчего это произошло, но надеялся, что от страха. Тут же вскочил с кресла Вернон и отшвырнул мальчика так, что тот ударился об стену.

— Что ты сделал с моей женой, сопляк? — завопил мужчина.

Ребенок хранил молчание.

— Не молчи, уродец, я тебя за такое сейчас по стенке размажу!! — как обычно, каждое слово сопровождалось ударом.

Вот мальчик снова упал на пол, вот его снова пинают, приговаривая, какое он ничтожество, и что таким ненормальным, как он, в этом мире не место, и он должен быть благодарен судьбе за то, что они согласились его принять, когда наши у себя под дверью, выкинутого, как дворнягу. Мужчина поднял на ноги уже начинающего терять сознание ребенка, схватил его за грудки и начал неистово трясти, при этом лицо мужчины казалось краснее его самого красного галстука.

— Еще раз я увижу твои фокусы и тебе не жить, мерзкий мальчишка!! — взревел он, все еще тряся ребенка, но тот неожиданно ухмыльнулся, и впервые за полтора месяца начал говорить.

— Я сейчас умру, сбудется моя самая заветная мечта в этой жизни, — мальчик улыбнулся и глаза его заблестели так, что мужчина перестал его трясти, а в его глазах отобразился ужас. — Но я решил, что грустно покидать этот мир одному, поэтому вы все тоже умрете. — Мальчик из последних сил посмотрел на всех обитателей этого дома: бледную тетю с испуганными глазами, слоненка Дадли, продолжающего смеяться, и, наконец, на хозяина этого «гостеприимного» семейства.

В этот момент стены дома задрожали, начал рушиться потолок, жители попытались было ускользнуть, но было поздно. Дом одновременно еще и вспыхнул, а Гарри Поттер лишь истерически смеялся.

Мальчик не знал, что соседи вызвали пожарных, полицейских и скорую помощь, он так же не знал, что привело странных личностей из Лондона в тихий городок Литтл Уингинг, он даже не знал, что остался единственным выжившим, после случившегося. Не знал, что в это время спасательные службы, наряду с полицейскими, обсуждают причину происшествия, и наиболее вероятным им кажется теракт, но почему он произошел в этом немноголюдном городе, и в этом немноголюдном доме, они понять не могут.




* * *
Очнулся ребенок спустя двое суток, и его внимание сразу привлек разговор трех странных личностей, и ему пришлось сделать вид, будто он еще спит.

— Альбус, я считаю, что глупо отправлять мальчика в приют, — послышался женский голос. — Будет логичнее, если он поживет год в нашем мире, уверенна, многие семьи согласятся приютить самого Гарри Поттера.

— Минерва, он знаменит, каждый волшебник знает его имя, да и магический потенциал у него большой, как мы могли убедиться. Правда, выброс магии был...ээ... не совсем безобидным, на какой я мог рассчитывать, но…

— Именно! Поэтому лучше, если он будет под присмотром взрослых магов, — перебила его женщина.

— Минерва, я полагаю, что родственники Гарри спровоцировали его. По правде сказать, они его недолюбливали...— голос, принадлежавший явно пожилому человеку стал совсем тихим и каким-то оправдывающимся.

— Что это значит, Альбус?

— У его родственников с ним было достаточно много конфликтов и разногласий, но я до последнего надеялся, что все обойдется. Ему лучше жить в мире маглов, чтобы расти вдалеке от славы и искушений.

— Позвольте спросить, — вмешался третий человек, судя по голосу, молодой мужчина, — о каких искушениях идет речь?

— О, Северус, я думаю мы прекрасно понимаем, о чем идет речь, — нетерпеливо ответила женщина, которую, как понял Гарри, звали Минерва. — Просто Альбус считает, что лучше других разбирается в том, что нужно ребенку для благополучной жизни, а тем более этому ребенку.

— Все совершают ошибки, но все же. Я полагаю, что нет семей, которым мы бы могли доверить мальчика, не опасаясь за его физическое и психическое состояние.

— А как же Уизли? — поинтересовался молодой мужчина.

— Северус, Министерство не даст им опеку, мы все знаем об их материальном положении. А из тех семей, кому опеку дадут точно, почти все окажутся бывшими Пожирателями. А ты знаешь, и какую литературу может встретить мальчик в поместье таких людей, и какое отношение, — печально произнес Альбус.

— Мы поняли твой план по взращиванию героя магического сообщества, Альбус, — усмехнулся мужчина.

— Но, может быть, хотя бы рассказать ему правду, съездить с ним в Косой переулок, чтоб отвлечь его от грустных мыслей? — предложила женщина.

— Не думаю, что это выход, Минерва. Пусть лучше он поживет еще год в одиночестве, зато как сладка будет его радость, когда он окажется в нашем мире, где встретит таких же, как он! — мечтательно произнес старик. — Он должен быть храбрым и мужественным, он справится.

— Не желал бы я себе судьбу Поттера и подобной опеки, — процедил молодой мужчина и, кажется, усмехнулся.

— Делай, как знаешь, Альбус, но как бы хуже не вышло, и как бы потенциальный герой нас за такое отношение не проклял.

Три человека посмотрели на неподвижного мальчика, лежащего в обычной лондонской больнице, и направились к выходу. Гарри позволил себе открыть глаза и глянуть вслед уходящим. То, что он увидел, его шокировало. Тот самый старик был одет в светло-фиолетовую мантию, как в каком-то мультике, который мальчик смотрел несколько лет назад, когда остался один дома. На голове у старика с длинными седыми волосами была остроконечная шляпа более насыщенного фиолетового оттенка. Молодой мужчина был укутан в черную развевающуюся мантию. Женщина была одета в похожем стиле, но в зеленые цвета.

"Взрослые могут так выглядеть? — подумал мальчик. — Или мне это в бреду показалось. Как и все то, что они называли магическим миром, и... я, получается, тоже волшебник?" Ребенок не мог поверить, но и отрицать было глупо. Он не встречал людей, способных разговаривать со змеями, или, при желании умереть, способных разрушить весь дом. Мысль о том, что ненавистные родственники погибли, его ничуть не смущала. Она вообще отошла на второй, нет, даже на третий план. На втором, все-таки был приют. А родственники? Он жалел, что тетушки Мардж с ними не было.

Но больше всего ребенка сейчас волновал услышанный разговор. Этот старик сказал, что он знаменит? Что многие семьи магического мира согласились бы стать его опекунами? Но он отправил его к Дурслям? За что? В этом и состоял план, как там этот черный выразился — "по взращиванию героя"? Какого еще героя и почему он знаменит? Этот старик все знал. Знал, что Дурсли его бьют, оставляют без еды или "недолюбливают", как он мягко это выразил. Он, как-то неуверенно это говорил, будто оправдываясь. Каазалось, что старик даже потупился, но, разумеется, Гарри не мог этого видеть. Ему так только казалось. Это человек в фиолетовой мантии знал, что происходит с ребенком в доме у родственников. "Видимо, как у тибетских монахов, силу духа развивал? Чтоб я научился не плакать, смотреть в лицо боли? Ненавижу!! Все люди одинаковые, как же я вас всех ненавижу!! Такое чувство, что меня весь мир предал, особенно этот неизвестный, магический" — подумал мальчик прежде, чем снова уснуть. Все-таки он был еще очень слаб.

Глава 2

Глава 2. Новый дом


Через две недели Гарри Поттер был переведен в общую палату. Сейчас он стоял в ванной комнате перед зеркалом. Ничего интересного в собственном отражении он не находил. На него из зеркала смотрел бледный и очень худой, еще более худой, чем он был до этого, мальчик. Волосы торчали в разные стороны, они не встречались с расческой уже долгое время — об этом в больнице никто не думал. Но больше всего в собственном отражении мальчика интересовал шрам на лбу в виде молнии. Он всю свою жизнь думал, откуда у него этот шрам и не мог вспомнить. Если остался после автокатастрофы, как говорили ныне покойные родственники, то почему такой странной формы, как будто кто-то его просто нарисовал? Хотя после услышанного о волшебниках, он уже не верил в автокатастрофу. Должно быть, его родители тоже были волшебниками, они не могли просто так погибнуть. Да вообще, как волшебники могут допустить смерть?

От разглядывания собственного шрама Гарри Поттера отвлек шум в палате, и он поспешил покинуть ванную комнату.

— Здравствуй, — с улыбкой поприветствовала его женщина средних лет.

— Здравствуйте, — без тени на улыбку, и без намека на доброжелательность, ответил мальчик.

— Я миссис Вертон, воспитатель лондонского приюта, где ты теперь будешь жить. Очень сожалею о произошедшем, — тихо проговорила женщина.

— Сожалеть не стоит. Я Гарри Поттер.

— Я знаю, — снова улыбнулась женщина, хотя ей было не по себе и от того, что он сказал, как и от холодного взгляда ребенка.

— Меня выписывают?

— Еще нет, я принесла тебе некоторую одежду. Знаю, что у тебя вообще ничего нет, кроме этой больничной пижамы, – миссис Вертон кивнула на одежду Поттера, которая стопкой лежала на кровати.

Мальчишка взял в руки джинсы, футболку и кеды. Это была первая в его жизни новая одежда, а не чьи-либо обноски.

— Спасибо, — ответил ребенок.

— Я принесла только это. Приют выделил некоторые деньги на одежду, но я решила оставить все там, в твоей комнате.

— Хорошо.

— Когда тебя выпишут, я приеду, — улыбнулась женщина. — А теперь, пока.

— До свидания, — ответил мальчик и пожал плечами. Ему было все равно, приедут за ним или нет, ему вообще на свою жизнь было все равно.




* * *
Выписали Гарри Поттера через десять дней. Миссис Вертон, как и обещала, приехала за ним. Они отправились в какой-то район на окраине Лондона на метро. Мальчик впервые в жизни был в Лондоне, хотя жил буквально в двадцати километрах от этого города. Но, если все остальные жители Литл Уингинга здесь бывали часто, а многие даже работали в Лондоне, то мальчик среди жителей маленького городка был, пожалуй, единственным, дожившим до десяти лет, и не бывавшем в каком-нибудь лондонском парке.

Миссис Вертон и Гарри Поттер добрались до нужного здания. Приют находился в десяти минутах ходьбы от ближайшей станции метро и не представлял собой ничего примечательного. Обычное серое двухэтажное здание. Женщина и ребенок вошли внутрь.

— Первый этаж не жилой, тут столовая, библиотека, спортзал, кабинеты воспитателей и директора, медпункт. Тут имеется общая гостиная, где раз в месяц собираются все воспитанники для решения некоторых организационных вопросов, а так же для выяснения обстоятельств произошедших событий или чего-либо еще, — объясняла женщина. — Второй этаж — спальни. Правое крыло для девочек, левое — для мальчиков. На втором этаже нет прохода, дабы избежать...— женщина запнулась и посмотрела на безразлично слушающего ребенка.

— Да? — спросил мальчик, увидев, что миссис Вертон смотрит на него.

— Нет, ничего. Сейчас каникулы, с сентября ходить будешь в общеобразовательную школу. Можешь подниматься, твоя комната двадцать седьмая, там уже находятся некоторые твои вещи.

Мальчишка пошел к лестнице, ведущей в левое крыло. Но ему все было настолько безразлично, что если бы женщина не показала направление, он бы не сообразил, где правое крыло, а где левое.

Стены были покрашены в светло-бежевый цвет и напоминали больницу, из которой он только что вышел. На втором этаже Гарри Поттер стал искать нужную комнату.

— Эй, очкарик, подвинься, — толкнул его мальчишка лет двенадцати, хотя места в коридоре было много.

Поттер как-то отстраненного посмотрел на него и пошел дальше.

— Ты, я с тобой разговариваю, мелкий, — не унимался подросток.

— Чего тебе? — обернулся Гарри.

— Тебя не учили уважать старших? Ничего, у нас научат.

— Я уважаю тех, кто этого достоин, то есть никого, — сказав это, мальчик толкнул дверь в двадцать седьмую комнату.

Комната была небольшой и предназначалась для двоих человек. Было тут два небольших шкафа, две тумбочки и две кровати, на одной из которых сидел мальчишка лет десяти, видимо, предполагалось, что дети живут по возрастам. Письменный стол стоял у окна, один на двоих. Рядом с ним, так же у окна, находилось одно кресло.

— О, ко мне решили подселить очкарика, — рассмеялся мальчик. — Это они зря, ко мне обычно никого не селят.

— Привыкай, — равнодушно ответил Гарри Поттер.

— Еще чего. Это ты привыкай. Запомни, я Джон Гартон, и ты будешь делать все, что я захочу.

— Еще чего. Запомни, я Гарри Поттер, и ты будешь сидеть и помалкивать. Мне плевать на тебя.

— Какой дерзкий, очкарик. Пойми, тут все не так, как было у тебя дома.

— Слушай, будь добр, отвали, — равнодушно сказал Гарри и посмотрел в глаза Джону.

Посмотрел Гарри Поттер своим привычным взглядом – холодным, немного безразличным, сейчас он не злился, его просто раздражал этот мальчишка. Затем он отодвинул лежащие на свободной кровати вещи и сел. Джон на секунду смутился, но по просьбе соседа "отваливать" не собирался.

— Ты что такой дерзкий, очкастый? Тебя хорошим манерам не учили, ты здесь дерьмо, и место свое нужно знать.

— Я так понимаю, что сижу на своей кровати, значит, место свое я уже занял.

— Я научу тебя правильно себя вести, — сказал Джон, вставая.

Он направился к сидящему на своей кровати Поттеру, который пристально смотрел на Гартона, но наткнулся на какую-то невидимую преграду, и не мог подойти ближе. В глаза его появились непонимание и испуг.

— О, я вижу ты передумал ко мне подходить? Правильное решение, — усмехнулся Гарри. — Ты пойми, если я захочу, то с тобой будет то же, что с моими родственниками — ты будешь на том свете.

Гартон стоял в замешательстве и не понимал, что его не пускает к кровати соседа. Ему было страшно.

Гарри Поттер подошел к окну и задвинул плотные старые шторы, в комнате стало гораздо темнее.

— Я посижу в кресле, а ты не включай свет. Мне нравится полумрак, — сказал Поттер и сел в кресло, находящееся теперь в густой тени, через секунду мальчишка исчез в кресле.

Гартон стоял несколько мгновений ошеломленный, а затем с криком выбежал из комнаты. Через минуту в комнату вошли несколько мальчишек.

— Он задвинул шторы и исчез в кресле, честное слово, — кричал Джон.

— Ты псих, в кресле никого нет, — усмехнулся тот, кого Поттер встретил в коридоре.

— Я тут, — сказал Поттер и появился в кресле. — Может быть, мне дадут посидеть в тишине хоть немного.

После этих слов из комнаты выбежали все.

В этот же день Поттеру досталось, когда он возвращался из столовой после ужина. Эти мальчишки шли следом за ним и напали в коридоре. Его пинали, правда, не так сильно, как дядя Вернон, в свое время, но все же. Гарри чувствовал, что ими руководит страх. Это его подбодрило, он поднялся на ноги, мальчишки немного отступили.

— Еще раз подобное повторится, я разнесу этот дом к чертям! — прошипел Поттер.

— Ты ненормальный! — крикнул Гартон и попытался повалить Гарри, но как только он подошел, его отбросило от мальчика в очках, и он хорошенько приложился об стену.

— Так будет с каждым, кто меня тронет. Давайте договоримся по-хорошему, я не трогаю вас, вы не трогаете меня. Еще лучше, если вы делаете вид, что меня нет, — холодно прошептал Поттер и прошел в свою комнату.

"Да, и тут я ненормальный, почему же я не умер вместе с родственниками. Это был единственный выход. Но раз не судьба, то тут я не позволю над собой издеваться, они будут бояться меня"— подумал мальчик и лег спать. Когда Гарри проснулся, его соседа по комнате уже не было, хотя возможно, тот и вовсе не появлялся в спальне.




* * *
Жизнь в приюте потекла своим чередом. Мальчики послушали этого ненормального очкарика, и не лезли к нему, да и вообще делали вид, что его нет. Гартон приходил в спальню только спать, в остальное время пропадал в комнатах других ребят. Гарри Поттер был единственным ребенком из приюта, проводящим все свободное время в библиотеке. Последняя не отличалась содержательностью, в ней имелись книги, входящие в школьную программу, но не более. Но мальчик читал и их. Еще иногда Поттер выходил на улицу, и к нему сползались змеи. Он рассказывал им о своем одиночестве, а они говорили, что он должен быть великим, как и любой говорящий.
Вот за подобным занятием его и застал как-то Гартон, в компании парочки подростков и трех девочек.

— Что ты делаешь? — спросил Джон, глядя на лежащего на земле Поттера, по которому ползало не меньше восьми змей.

Мальчишка, которого застали врасплох на интересном моменте беседы с гадюкой, осторожно поднялся, оставив змею у себя на руке.

— Все хорошо, говорящий? — спросила та.

— Да, просто некоторые не понимают, что их просят не трогать других, — ответил мальчишка, после чего глаза у Гартона и компании полезли на лоб.

— Ты понимаешь, что говорит змея? — спросил Джон, который был самым смелым из всех воспитанников.

— Вполне. Могу натравить, — усмехнулся Гарри.

Гадюка в этот момент как раз потянулась к Джону. Ребята с криком разбежались в разные стороны.

— Вот так и живем, — прошипел мальчишка.

Вскоре началась скучная учеба в новой школе. Само собой, друзей из одноклассников Гарри Поттер не нашел, да он и не стремился к этому. Его мечтой было, чтоб его просто не трогали, и мечта, в принципе, исполнилась. Мальчик экономил на школьных обедах и откладывал все карманные деньги. К началу зимы у него скопилось их приличное количество, и ребенок отправился не куда-нибудь, а в книжный магазин. Интересовала его необычная литература — различные книги о волшебниках. "Раз уж они существуют, значит, не все ложь" — думал Поттер.

Вернувшись в комнату, он забрался в "свое" кресло (Джон туда больше никогда не садился) и снова исчез в тени. Гарри стал просматривать всякие книги о средневековой охоте на ведьм, но ничего, что могло показаться правдой, не находил.

Ближе к рождеству, Поттер наткнулся на достаточно интересную книгу. Заинтересовала она его одной лишь фразой — Косой переулок. Он помнил, как об этом месте упоминала волшебница в больнице. В книге говорилось, что одному человеку в семнадцатом веке удалось выйти на некоторую волшебную улицу. Вход был через неприметный трактир с названием "Дырявый котел" в Лондоне.

Мальчишка решил добраться до справочников и поискать данное заведение. Такое действительно имелось, правда, телефон указан не был, хотя Гарри и адреса было вполне достаточно.


Глава 3

Глава 3. Косой переулок


В конце февраля, в один из выходных дней, Гарри Поттер решил наведаться в этот самый Дырявый котел. На улице шел дождь, а мальчик ненавидел ходить с зонтом – лучше уж промокнуть с ног до головы. Но Гарри не стал из-за такой мелочи, как погода, менять свои планы. Он накинул капюшон и побрел к метро.

Паб "Дырявый котел" он отыскал достаточно быстро, хотя казалось, люди его не замечали. Хотя, может быть, просто никто не горел желанием заходить в это заведение с обшарпанной дверью и потертой вывеской, которая не обновлялась, казалось, два века, не меньше.

Поттер решился и толкнул дверь. Он попал в достаточно темное и мрачное помещение, и понял сразу, что не ошибся. Вокруг было полно людей странного вида, они были в тех же мантиях, какие он видел на волшебниках в больнице. Мальчик скользнул в самый неприметный угол этого заведения, думая над тем, как же ему дальше попасть в Косой переулок.

Говорили люди в баре о разном, но о чем конкретно, он не особо понимал. За соседним столиком двое волшебников обсуждали то, какой у них никчемный министр Фадж, три волшебницы говорили о рождении чьей-то внучки. Но главный вопрос дня для Гарри Поттера решился быстро.

— Пойдем, нам пора пройтись по Косому переулку и возвращаться, — сказал один из мужчин за соседним столиком и поднялся. За ним поднялся и второй.

Мальчишка побрел следом за ними. Они вышли в маленький дворик в тупик. Один из волшебников достал палочку, постучал по выступающему кирпичу, и в тупике образовался проход. Как только мужчины вышли, мальчишка так же проскочил в образовавшийся проход, и оказался в довольно-таки интересном месте.

Косой переулок был достаточно широкой улицей с различными магазинами. В этих магазинах продавали весьма странные вещи. В одном из них на витрине стояли котлы, в другом метлы, но больше всего его привлек магазин Олливандера, где продавали волшебные палочки. Цены везде были указаны в неизвестной Поттеру денежной единице — в галеонах, сиклях и кнатах. Где взять подобные деньги, мальчик не имел представления.

Гарри не стал заходить ни в один из магазинов, так как людей было не много, а он не хотел привлекать к себе внимание продавцов, да и толк в хождении по магазинам без денежных средств он не видел. Он дошел до конца улицы и уткнулся в белое мраморное здание. "Гринготтс — волшебный банк" — гласила вывеска. На окне этого здания висела небольшая вывеска о курсе галеона к фунту. Курс казался каким-то нереальным. Посмотрев на цены в магазинах, он понял, что ему, чтобы что-то приобрести, необходимо собрать целое состояние, по приютским меркам, разумеется.

Расстроившись, мальчик решил возвращаться. Поттер побрел обратно к стене, из которой появлялся проход в Дырявый котел, и остался стоять в стороне, дожидаясь тех, кто постучит по какому-то там кирпичу.

И вот двое подвыпивших мужчин направились к стене, но один из них остановился и продолжил рассказывать историю, которую говорил по дороге. До Гарри донесся отрывок этой самой истории.

— Не, ну ты представляешь, этот пьяный дурак, Мерлин его побери, стал раскидываться заклинаниями направо и налево, а потом и Авадой в меня запустил, я еле увернулся.

— Хех.— отвечал второй. — А что тебе еще оставалось делать, как не уворачиваться. Ты ж не Гарри Поттер, чтоб после Авад выживать и отделываться шрамами на лбу,— ухмыльнулся второй, и постучал по выступающему камню.

Мальчишка после этих слов натянул капюшон чуть ли не на нос и пролез в проход. Мысли неслись вихрем. Что такое Авада? Откуда эти люди его знают? Причем тут его шрам? Значит те волшебники не врали, и он действительно тут знаменит? Но как можно быть знаменитым, когда всю жизнь живешь у родственников, которые тебя ненавидят или в приюте?

С этими мыслями он добрался до выхода из Дырявого котла и проскочил на лондонскую улицу.

Теперь перед Гарри Поттером стояла новая задача — достать денег. Ему приглянулся книжный магазин в Косом переулке — "Флориш и Блотс", где он рассчитывал купить некоторые книги о волшебном мире, чтоб хоть что-то знать. Но одна книга стоила там столько, что ему бы понадобилось год копить на ее приобретение. Хотя оно было и понятно, книги все были в каких-то дорогих кожаных переплетах. «Не могут эконом вариант с картонной обложкой сделать что-ли?» — подумал мальчик.

Он начал решать возникшую проблему уже на выходе из метро, выхватив у прилично одетой женщины сумку и скрывшись в толпе. Вышел специально не на станции, где находился приют, а за две до нее. Во-первых, это была людная станция, а во-вторых, на его станции его бы, возможно, нашли по приметам. Ведь детей из неблагополучных семей и приюта проверили бы в первую очередь. Забежав в переулок, мальчик закинул сумку себе в рюкзак и продолжил бежать еще минут десять. Затем, убедившись, что за ним никто не гонится, спокойно побрел в сторону приюта пешком. Дорога предстояла долгая, но Гарри рассчитывал успеть к обеду.

Вернулся мальчишка еще до обеда, устроился в комнате, где, естественно, не было Гартона, и проверил свою "добычу". Поттер не просчитался. В кошельке находилась приличная сумма. Спрятав кошелек и сумку под кровать, мальчишка спустился в столовую.




* * *
Следующий месяц Гарри провел в размышлениях о Авадах, своем шраме и волшебном мире, и пару раз еще «зарабатывал» деньги уже испробованным методом.

И вот в апреле ребенок решил, что «накопленной» суммы будет уже достаточно для некоторых покупок, по крайней мере, ему точно хватит на несколько книг. Поттер оделся все в ту же толстовку с капюшоном, которая была его любимой и, не смотря на свое плохое зрение, решил оставить очки в комнате. Ему почему-то казалось, что очки – приметная деталь в его образе.

Он добрался до Дырявого котла и снова последовал за какими-то людьми в Косой переулок. Эта улица не казалась уже столь необычной, и Гарри прямиком отправился в Гринготтс.

Там на входе стояло странное существо невысокого роста с длинным носом и с несколько недобрым взглядом.

— По какому вопросу, молодой человек? – прищурившись, спросил этот низкорослый... кто-то.

— Поменять фунты на галеоны, — ответил ребенок. Голос его был спокоен, но он очень переживал.

— Проходите, далее направо к вывеске "обмен", — сказало существо, пропуская мальчишку.

Поттер вошел в банк. В холле висела вывеска — стихотворение, предупреждающее о грешной сути воровства, и мальчик усмехнулся. Хотя он и не сомневался в правдивости того, что ограбить этот банк никому не удастся. Тут, в банке, туда-сюда сновало множество этих необычных существ, и мальчику было интересно кто они такие. Но больше всего ребенок не хотел привлекать к себе внимание, поэтому добравшись до вывески "обмен", он сразу сказал:

— Мне нужно поменять фунты на пятнадцать галеонов, — голос Поттера звучал неуверенно.

— Ваше имя? — спросило существо, ухмыляясь.

— Джон Гартон, — ответил мальчишка первое, что пришло на ум.

— Вы волшебник?

— Ну, раз я здесь, полагаю, что да. Но живу не с волшебниками.
Существо внимательно посмотрело на мальчика, но ничего не ответило, сделав какую-то пометку у себя.

— Давайте ваши деньги, сейчас принесу галеоны, — после этих слов, мальчик неуверенно протянул свои сбережения.

— Нас не интересует происхождение денег, — существо хищно ухмыльнулось, а Гарри как-то неуверенно сжал голову в плечи. «Они что, мысли читать умеют?»

— Пожалуйста, — сказал этот необычный работник банка, протягивая маленький мешочек с деньгами. — До свидания.

Гарри Поттер побрел на улицу, вздохнув свободно. Мальчик направился прямиком во "Флориш и Блотс". Там было немноголюдно, поэтому продавец сразу подошел к ребенку.

— Что вас интересует? — спросил он.

— Мне нужны книги о магическом мире. Я живу среди не волшебников, поэтому мне хотелось бы почитать о магах.

— О, понимаю. Вы маглорожденный? — осведомился продавец.

Мальчик не понял вопроса, но предпочел согласиться.

— Могу порекомендовать "Традиции волшебного сообщества", "Основные исторические события" — тут вкратце от древнейшей истории до последних значимых событий, можно еще взять "Основы магии" — интересная книга. А сколько Вам лет, молодой человек?

— Летом будет одиннадцать, — ответил Поттер.

— О, так вы в этом году пойдете в школу, возьмите еще "Историю Хогвартса", думаю, вам будет интересно.

Мальчик взял все предложенные книги и еще две выбрал сам – «Простейшие заклинания» и «Подробная книга по новейшей истории».

Напоследок продавец сказал ребенку, что он какой-то бледный и ему не мешало бы выпить сливочного пива в Дырявом котле, там его продают всем старше десяти лет. Мальчик решил последовать совету продавца, и, оказавшись в Дырявом котле, заказал стакан этого напитка и сел за самый дальний и неприметный столик.

Выпив напиток, который был действительно очень вкусным и согревающим, мальчишка побрел в неволшебный мир.


Глава 4

Глава 4. Неверное решение


Гарри Поттер сел в «свое» кресло в комнате и начал читать книгу — "Традиции волшебного сообщества". Из этой книги мальчик узнал, что не волшебники называются маглами и что всегда существовало противостояние между чистокровными и маглорожденными волшебниками, а так же теми, кто поддерживал маглорожденных. Это его расстроило, так как он всю жизнь жил с маглами, и хоть и не считал, что их нужно защищать и поддерживать («ну их всех»), но был-то из «их стаи».

Так же в этой книге говорилось о спорном отношении к магловским праздникам, таким как рождество, хэллоуин, пасха. В этом Гарри был согласен с теми, кто считал эти праздники магловской выдумкой, а хеллоуин вообще ложным представлением о мире, в который маглы не верят. Еще мальчик узнал о правилах магических дуэлей, судебной системе магической Англии, устройстве Министерства, обучении детей, домовых эльфах и прочее.

Вторая книга по основным историческим событиям была менее информативной в целом о магическом мире, но более интересной. Гарри любил историю. Тут рассказывалось о переселении магов в Европу (когда-то все они жили на Востоке) и, в целом, оно совпадало с историей образования европейских государств. Говорилось о разных войнах с гоблинами (мальчик уже знал из предыдущей книги о том, что те существа в банке были гоблинами), об инквизиции и охоте маглов на волшебников, весьма бессмысленной, так как ловили всегда самих маглов или сквибов. В книге была описана дуэль нынешнего директора школы волшебства Хогвартса — Альбуса Дамблдора с Гриндевальдом — неким темным магом.

Далее для мальчика, шло самое интересное. Описывались события хэллоуина 1981 года, где главными лицами были Лили и Джеймс Поттеры, Гарри Поттер и некий Темный Лорд, имя которого боялись произносить. Сам Гарри Поттер был единственным, кто выжил после убивающего проклятия "Авада Кедавра" и более того, после неудачной попытки убийства, исчез этот самый Темный Лорд. В книге говорилось, что никто до сих пор не может понять, как годовалому ребенку удалось выжить, а так же о том, что неизвестно, в каком направлении исчез Этот-Самый. Существовали различные мнения на этот счет. Большинство полагало (или надеялось), что он все-таки умер. Некоторые говорили, что он стал бесплотным духом. Самая немногочисленная часть магов считала, что он где-то отсиживается и выжидает какого-то момента, но эту часть волшебного сообщества всерьез не воспринимали. «Действительно, зачем ему отсиживаться где-то десять лет, и наблюдать празднование собственной смерти?»

И вот после прочтения всего этого у мальчика в голове возник полнейший хаос. Вначале Гарри сидел и смотрел на кровать Джона гипнотическим взглядом минут двадцать, не замечая ни самого Джона, ни его кровать, пока соседу не надоело наблюдать за внезапным приступом задумчивости очкарика, и он не вышел, сказав что-то про ненормальных людей, спящих с открытыми глазами. Все это время мальчишка не мог собрать свои мысли в кучу, не то чтобы разложить все по мысленным полочкам. Если Поттеры действительно известная семья, то, какого черта, он жил в нищете столько лет, не имея ни копейки карманных денег (кроме «честно заработанных» в приюте)? Что на самом деле произошло в ту ночь, в 1981? Почему он не умер, а главное, почему его — маленького ребенка, хотели убить? Нет, ну родителей понятно, они были противной стороной этого Темного Лорда, но он-то чем мешал? И зачем его отправили к маглам? Неужели никто из тех, кто был в войне на одной стороне с его родителями, никогда не интересовался, как живется у маглов ребенку? Нет, этот Альбус, который заходил в больницу, все знал, сам сказал. Значит, кто-то ведет свою игру? "Если я так знаменит, если из-за меня исчез этот темный маг, то почему никто из друзей родителей не удосужился хотя бы открытку на рождество отправить выжившему ребенку? — думал Поттер. — А не послать бы мне весь этот лживый магический мир к чертям собачьим?"

Только на следующий день, после снов про Темного Лорда и вспышкой зеленого света, Гарри вспомнил слова этого самого Альбуса Дамблдора (он почему-то теперь не сомневался, что тот, кого в больнице называли Альбусом, был именно Дамблдором): "из тех семей, кому опеку дадут точно, почти все окажутся бывшими Пожирателями. А ты знаешь, и какую литературу может встретить мальчик в поместье таких людей, и какое отношение". Еще один ответ…или вопрос. Они (Кто они? В мозгу ребенка был неопределенный и безликий ответ – светлые) не хотели, чтоб мальчик наткнулся на что-либо из «неподобающего», чтоб он рос "белым и пушистым", чтоб у него не было выбора? И вообще все постарались его всячески оградить от волшебного мира, чтоб, когда он вернулся, ему подсунули нужные книги, нужное общество, нужное мнение и вуаля. Готов новый борец со злом. Интересно, он один такой, или тут есть система по выращиванию солдатиков, готовых ложиться под Авады Темных Лордов?

Гарри решил подумать над этим позже, сейчас ему нужно было срочно думать о чем-то другом, иначе мозг бы вскипел. Поэтому он принялся читать еще одну книгу — "Историю Хогвартса", из которой он узнал, что эта школа была образована больше тысячи лет назад четырьмя друзьями — Годриком Гриффиндором, Ровеной Равенкло, Хельгой Хаффлпафф и Салазаром Слизерином. По их фамилиям сейчас существуют четыре факультета, на которые отбирает студентов Распределяющая шляпа по характеру. В Гриффиндор попадают храбрые и ценящие справедливость ("Что за штука, ее же не существует" — подумал Поттер), в Слизерин — хитрые и властелюбивые, в Равенкло — стремящиеся к знаниям и умные, в Хаффлпаф — добрые и прочие. «Что за бред? Большинство людей должны были бы учиться в Хаффлпаффе, храбрых, хитрых и умных людей – единицы. Или у магов не так?»

Больше всего самых известных волшебников заканчивали Гриффиндор или Слизерин. Многие из Равенкло были известны в узких кругах своими исследованиями. Хаффлпафф талантами особо не блистал. Большинство известных темных магов заканчивали Слизерин, тех, кто боролся с ними — Гриффиндор. Хаффлпаффцы часто примыкали к Гриффиндорцам, Равенколовцы и к тем и к другим, но часто сохраняли нейтралитет в противостояниях.

Салазар Слизерин был самым известным змееустом Британии, все последующие считались его потомками. "Получается, я его потомок? Мда…"

Из последних известных выпускников Гриффиндора был Дамблдор, из Слизерина – Тот-Самый-Маг, Имени-Которого-Нигде-Не-Найти.

В общем, из того, что он прочитал, Гарри сделал вывод и о волшебном мире, не сильно отличавшийся от его мнения о мире, в целом. Все друг друга ненавидят, все строят свои планы, добрые светлые не кидаются Авадами направо и налево, но отчего-то Пожиратели Смерти («дурацкое название») тоже погибали. И, если учесть тот факт, что все люди эгоистичны от природы, Поттер оставил размышления о глобальных проблемах мироустройства, и снова стал думать о себе. И никак не мог понять истинных причин своего «заточения» в магловском мире. Но ощущение того, что «заточение» было спланировано, его не покидало. "Уж лучше бы меня Авада Темного Лорда настигла, — подумал Гарри. — А вообще, кто я? Что от меня ждут в волшебном мире? Я просто ребенок, который по душевной доброте кого-то неизвестного, десять лет живет в этом убогом мире, среди убогих людей. Ребенок, которого никто и никогда не любил, на которого всем плевать. И какое перспективное будущее у меня? Кинуться под Аваду какого-нибудь нового темного лорда, чтоб на лбу возник второй шрам, а потом может и третий (Тут мальчик представил свой лоб с десятком одинаковых симметричных шрамов и даже усмехнулся)? Может в этом и есть мое предназначение по чьему-то мнению, раз уж я обладаю способностью не умирать после смертельных проклятий? Или я буду эдаким символом борьбы с темными силами, мальчиком, оставшимся без родителей, отдавших свои жизни в этой войне? И о чем мои родители думали, когда в эту войну лезли? У них семья была, ребенок маленький, сидели бы в сторонке, тоже мне — герои, умершие смертью храбрых."

Все, что приходило на ум ребенка при планировании собственного будущего, его абсолютно не радовало. Спустя пару дней, в голове возникла мысль о том, что ведь в школе его будут многие и ненавидеть. Ведь в войне не одна сторона, а две, и родители многих из Пожирателей Смерти, после исчезновение Темного Лорда попали в тюрьму, чьих-то родителей убили, только "светлые" силы. А смерти все равно светлые убивают или темные.




* * *
Гарри Поттер утром вышел из приюта вместе с другими детьми и направился в школу, оставались последние дни до каникул. Он не сделал никакого домашнего задания, мысли его по-прежнему были где-то далеко от реальности. Он все продолжал думать, что же ему делать, как жить. Он хотел поступить в Хогвартс, но боялся, боялся быть там Гарри Поттером. "Был бы я каким-нибудь другим магом, даже маглорожденным — все равно, но не Гарри Поттером, о котором написано в книге, за каждым шагом которого все будут наблюдать. Как же не хочется ничего!! Лишить весь мир "символа света и надежды", хоть назло всем примкнуть к Этому Самому, пусть все "светлые" подавятся! Нет, это тоже не выход, для них я тоже Гарри Поттер..."

Мальчик остановился у светофора.

— Эй, Поттер, ты в своем вымышленном мире, где пребываешь все время, кем являешься? Царем? Богом? Хоть в воображаемом мире у тебя есть друзья? – спросил ехидный голосок тринадцатилетнего воспитанника приюта, Джеймса Вайнса, и Гарри почувствовал удар в плечо.

— Отвали.

- Ой, Поттер, умеет огрызаться. Ути-пути.

Гарри не стал отвечать. Но тут в голове возникла новая мысль. Если в этом дурацком мире над ним издеваются, нет, скорее пытаются издеваться, то, что будет в Хогвартсе? Ведь та часть детей, которые его возненавидят только за то, что он Гарри Поттер, будут волшебниками, скорее всего, воспитанными не маглами. Значит, будет хуже, намного хуже. Мальчик просто посмотрел на дорогу и в голове за секунду возник вихрь мыслей. "Если одни так хотят увидеть предполагаемого героя "света", самого Мальчика-Который-Выжил, при этом, не интересуясь ничуть его жизнью, другие хотят видеть того, кто виноват во всех их бедах, так надо сделать пакость и тем и другим! Каким образом? Да, легко! Вот поедет сейчас машина побольше, просто выскочить на дорогу. Ой, что будет твориться! Мальчика-Который-Выжил сбила машина! Гарри Поттер погиб нелепой для магов смертью, а кто виноват? Правильно, те из "светлых", кто решил, что ему лучше жить среди маглов. Начнутся обвинения, в кругах этих самых "светлых" возникнет раскол. А детки Пожирателей не будут его ненавидеть и проклинать только за то, что он существует и когда-то там выжил."

Странные решения приходят порой в голову. Если бы у человека было время все обдумать, то насколько бы меньше было самоубийц в этом мире! Ведь многие, уже падая с моста, думают, что жизнь не так плоха, как кажется. Но, скорость мысли порой слишком высока, и сам человек не может сказать себе "стоп". Гарри Поттер, увидев приближающуюся грузовую машину, подождал, пока она будет на таком расстоянии, когда водитель уже не успеет затормозить, и шагнул вперед. За долю секунды до трагедии, он отступил, казалось, слишком неестественно и быстро для человека. Нет, он даже не отступил, его оттолкнули, перенесли, или еще что-то. Это сделал не сам Гарри. В голове возник странный шепот: "Неверное решение, Гарри. Это твоя жизнь, ты должен жить! Захочешь, еще всех переиграешь."
— Вот ты идиот, решил избавить мир от щуплого очкарика, но струсил? – снова подал голос Джеймс.

Гарри было все равно на этого бессмысленного человека.

«Оказывается, я даже не могу нормально умереть… вот проклятье!»

Глава 5

Глава 5. Роль


В школу Гарри в тот день так и не пошел. Сразу после случая на дороге, он, не обращая внимания на приютских детей, кричащих вслед уходящему мальчику о том, что расскажут воспитателям о прогуле, направился в другую сторону. У него была привычка много ходить, чтоб привести мысли в порядок.

Поттер долго бродил по лондонским улицам, размышляя над тем, кто его оттолкнул. Нет, сейчас уже мальчик понимал всю глупость своего решения умереть, а так же собственное желание жить, не смотря ни на что. Сейчас, когда он уже не жил с Дурслями, все было гораздо лучше. Гарри уже знал, что он особенный, а все приютские могут идти со своим мнением лесом. Нет, он определенно хотел жить. Но все же, Гарри хотел узнать о голосе в своей голове. "Может, это мой ангел-хранитель? Или все волшебники не могут умереть такой глупой смертью? Нужна именно та самая Авада или что-нибудь еще, определенно магическое?"

Но все же идея с ангелом-хранителем была для него более предпочтительной, мальчику нравилась мысль о том, что хоть кто-то о нем заботится. Гарри даже пару раз после этого события сходил на воскресные уроки при церкви для детей, правда, быстро разочаровался в них. Хотя религии всегда интересовали его, но, скорее, с рациональной точки зрения. Как способ контролировать людей и самого себя. Он даже ходил на школьный факультатив по основам мировых религий.

Гарри стал еще больше читать и реже выходить из комнаты. Читал он магловскую литературу, чаще всего по истории, а так же некоторые книги по биологии за старшие классы. Он хотел узнать, каким образом могут передаваться магические способности. Мальчик делал различные предположения о том, что ген мага передается либо как цвет волос, либо это несколько генов, от совокупного количества которых зависит магическая сила. В любом из этих случаев получалось, что у маглов никак не могут рождаться волшебники, только у сквибов. Гарри рисовал различные схемы возможной передачи по наследству магических способностей, и понимал, что мог быть абсолютно не прав. Но, он хотя бы нашел себе приемлемое занятие, чтоб сильно не скучать.




* * *
В середине июля дети из приюта поехали организованной поездкой во Францию. Гарри, к своему собственному удивлению, обрадовался этому. Обычно он не любил разные групповые мероприятия, которые часто устраивали в приюте. Но возможность посетить другую страну ему представилась впервые. Мальчик там смог отвлечься от своих проблем и понял, что жизнь продолжается, не смотря ни на что, и с этим что-то нужно делать. Он все сможет, он привык. И выдержит учебу в Хогвартсе, и, обязательно будет лучшим учеником, примерным и правильным. Именно во Франции, далеко от той страны, где у него были лишь проблемы, он выбрал свою роль в игре. Показателем того, насколько мальчик отошел от всех своих переживаний, было то, что он (ну надо же!) расчесался. Впервые за месяц. На то, чтобы сделать это ему пришлось потратить двадцать минут. Волосы за пару месяцев, которые он не стригся (Гарри просто не хотел лишний раз видеть парикмахера — болтливого мистера Гронта, и прятался во время его посещения приюта), прилично отросли, но он решил их не стричь. В конце концов, он волшебник, а все хорошо одетые и уверенные в себе маги, которых он видел в Косом переулке, не носили короткие стрижки.

Самым необычным событием французских каникул было то, что на улице к Гарри подошла пожилая женщина с живыми и блестящими глазами, какие бывают только у молодых, и, внимательно посмотрев на мальчика, а затем по сторонам, вручила ему письмо и тут же растворилась в толпе. Он подумал, что это из Хогвартса. В "Истории Хогвартса" говорилось, что письма приходят в конце июля. Вечером, уже в гостинице, Гарри был очень удивлен, что Хогвартс к письму не имеет никакого отношения. В конверте лежал небольшой лист, в котором красивым почерком было написано следующее:

Здравствуй, Гарри!

Ты меня не знаешь, да и я тебя сегодня увидела впервые. Я сразу поняла кто ты. Хотелось бы с тобой поговорить. Я понимаю, что за школьными принадлежностями ты отправишься с кем-то из профессоров, поэтому давай встретимся в другой день. Скажем, второго августа в Косом переулке рядом с магазином "Все для зелий" в полдень. По моему предположению, профессора к тебе отправят тридцатого или тридцать первого июля, так что жди.
Удачи!

Кассандра Бейнс.

"Мда...ты меня не знаешь, я тебя не знаю, но нам надо поговорить. Не идиотизм ли?" Гарри думал, идти ему второго августа в Косой переулок, или нет. Хоть бы сказала эта Кассандра о чем она хочет поговорить и кто она вообще такая. Мальчику отчего-то казалось, что эта женщина, должно быть, знакома с его родителями и хочет поговорить о них. Гарри не хотел. Он сам не мог понять почему, но не хотел. И все же, мальчик знал, что любопытство возьмет верх, и он пойдет.




* * *
Французские каникулы закончились, и дети вернулись в приют двадцать девятого июля. Гарри ожидал, что завтра или послезавтра придет кто-то из Хогвартса, ему нужно будет купить все в школе. Теперь мальчик уже с нетерпением ждал покупки новых книг о магии. Именно в Хогвартс мальчик не хотел. Он хотел просто быть магом. Но, сейчас к перспективной школьной жизни он относился спокойнее, так как решил просто наблюдать. Гарри даже засыпал в этот день с улыбкой.

"Интересно, так только у меня бывает... когда кажется, что весь мир не настоящий. Что вся Вселенная — это какой-то фарс. Компьютерная игра, в которой нет правил? Умрешь, но это не смерть. Можно начать сначала, а может, есть что-то другое. Переход в новую компьютерную игру. Интересно, а кто-то всем этим управляет, или Земля действительно возникла в результате какого-то там взрыва? Вот проснусь я завтра, и окажется, что я герой новой игры, вообще не Гарри Поттер, а какой-нибудь Адам Смит, которого любят родители, у которого есть сестра или брат. Может и так бывает? Или только у меня ощущение, что я живу чужую жизнь? Значит, пока в этом фарсе я буду Наблюдателем, посмотрю, как будут развиваться события. Так Гарри, представь, что ты этот самый Адам Смит, и ты наблюдаешь за Гарри Поттером со стороны. Ведь со стороны виднее все ошибки, не так ли? Адам Смит знает о магическом мире, знает, что это мир — такая же ложь, как и магловский. Вся Вселенная — ложь. А вот Гарри Поттер — Мальчик-Который-Выжил-И-Ничего-Не-Знает, ни о лжи, ни о магическом мире."

С подобными мыслями мальчик и заснул. После завтрака Гарри пошел на задний двор приюта и просто лег на траву. Ему было спокойно, впервые за долгое время... нет, впервые за всю жизнь.

— Гарри, к тебе пришли! — слишком громко закричала миссис Вертон.

"Испортила хорошее настроение" — подумал Гарри вставая.

— Кто ко мне мог придти, миссис Вертон? — слишком неискренне удивился мальчик. "Адам, уйди отсюда, тут будет нужен только Гарри" — мысленно приказал он самому себе и еле сдержался, чтоб не усмехнуться пришедшей в голову мысли по поводу, внезапно резвившейся шизофрении. Но лицо Гарри стало действительно более удивленным, видимо, Адам все же решил уйти.

— Профессор МакГонагалл, из школы, в которую записали тебя родители еще до своей смерти, — ответила миссис Вертон.

— Ух ты, что это за школа, в которую таких маленьких детей записывают?

— Я не знаю, Гарри, иди, тебя ждут в кабинете директора!

Гарри побрел в кабинет мистера Бертчера под любопытные взгляды детей — все знали, что туда вызывают либо очень сильно провинившихся, либо когда приходят опекуны.

— О, здравствуйте, мистер Поттер! — директор был весьма любезен, жаль он был последней сволочью по мнению всех, как детей, так и воспитателей, — к вам из школы Хогвартс. Первый раз слышу об этой школе.

— Я уже говорила, мистер Бертчер, это закрытое учебное заведение. Туда детей записывают с рождения... некоторые семьи, — немного раздраженно сказала пожилая женщина в темно-зеленом твидовом костюме. — Здравствуйте, мистер Поттер.

— Здравствуйте, — сказал Гарри, внимательно разглядывая волшебницу.

— Могу я с вами поговорить в вашей комнате, — сказала женщина, взглянув на директора.

"Ее этот любопытный идиот тоже раздражает" — подумал мальчик.

— Да, пожалуй. Джон, скорее всего, во дворе, — ответил Гарри и, улыбнувшись, добавил, — он не бывает в спальне днем, особенно, если я в комнате. "Дурак! — сказал Адам, — лишнего наговоришь!"

— Я могу выйти, мадам МакГонагалл, — добродушно отозвался мистер Бертчер, рассчитывая подслушать. Ему интересно, что это за закрытое учебное заведение.

— Не стоит, мистер Бертчер, идемте, мистер Поттер.

Гарри поднимался по лестнице и улыбался. "Сейчас будет представление."

— Заходите, — сказал Гарри, — можете сесть, если хотите. Правда, тут выбор не большой, тем более Джон не застелил свою кровать.

Женщина осмотрела помещение. Двухместная комната с плотно задернутыми шторами выглядела мрачновато. Она решила сесть в кресло. Гарри сел на свою кровать, в отличие от кровати Гартона, застеленную.

— Мистер Поттер, я профессор МакГонагалл, Вот вам письмо-приглашение в Хогвартс, — сказала женщина протягивая письмо.

Гарри открыл конверт, прочитал то, что там написано и не смог сдержать ухмылки от пришедшей в голову глупой мысли. Письмо было написано самой МакГонагалл, которая сидела перед ним, и в письме же говорилось об ответной сове, которую она ждет. Гарри уже знал, что письма в магическом мире носят совы. "Сама письмо написала, сама мне передала, сама же ответ и получит. Вывод: профессор МакГонагалл — сова."

— Что за бред? — вполне искренне сказал Гарри. Действительно, передать собственноручно написанное письмо ему казалось бредом.

— Это не бред, как вы выразились, мистер Поттер. Вы волшебник, как и ваши родители. Они тоже учились в Хогвартсе.

Гарри сделал задумчивое лицо, так как не мог подобрать ответ, который бы не выдал того, что он уже кое-что знает. Наконец, он сказал, но сказал совсем не то, что планировал говорить.

— Если я волшебник, то какого черта я живу тут? "Ну в кого ты такой идиот?" — сказал Адам.

— Ваши родители погибли, единственные родственники Дурсли, как вы знаете, тоже.

— Понятно. А что вы преподаете?

— Трансфигурацию. Искусство превращения одних предметов в другие.

— Ух ты. Можете показать?

Минерва достала палочку и превратила тетрадь Джона, лежащую на столе, в расческу. "Намек понял, — подумал Гарри, — я же сегодня не расчесывался. Хорошо хоть она не увидела мою прическу неделю назад."

— Я тоже так смогу?

— Со временем, мистер Поттер. Трансфигурация — сложная наука.

"Так говорит каждый преподавать про свой предмет в магловской школе. Значит, и тут нет никаких отличий. Те же люди, только маги. Тот же мир, который ложь."

— Понятно. Но где я куплю книги, котлы и прочее? И на какие деньги?

— Все можно купить в Косом переулке. Деньги у вас есть, мистер Поттер. Ваши родители оставили вам наследство.

"И мне никто не удосужился об этом сказать? Сволочи!"

— Мм...и большое наследство?

— Приличное, мистер Поттер. Вы единственный наследник семьи Поттеров — древнего волшебного рода.

— А почему я об этом не знал?

— Вот этого уже я не знаю.

— Извините, профессор. Просто интересно. Я всегда жил... ээ... небогато. Мне любопытно, почему, если мне оставили приличное наследство, я так жил. Насколько я знаю, наследство принимает опекун и может расходовать деньги на содержание подопечного. Ну, у не волшебников так. У магов другая процедура?

Минерва задумалась, и стала мысленно проклинать Дамблдора за то, что тот сам не пошел сюда. Ведь процедура принятия наследства у магов была такой же. Назначался опекун, который так же мог тратить деньги из наследуемого имущества на подопечного. Опекуном по финансовым вопросам был назначен Дамблдор. И как сейчас объяснить мальчишке, что директор считал необходимым, чтобы тот рос среди маглов? Тем более сама МакГонагалл не разделяла мнения Дамблдора.

— Я не знаю, мистер Поттер. Волшебным банком Гринготс, где хранятся ваши деньги, заведуют гоблины. Наследственные дела ведут они же. Возможно у нас другая процедура.

— Ясно. А когда я смогу пойти в этот Косой переулок, чтобы купить все к школе?

— Я зайду завтра утром, мистер Поттер, и буду сопровождать вас.

— Спасибо, профессор.

— Это моя работа. Я пойду, до встречи, мистер Поттер.

— До свидания, — мальчик постарался как можно искренне улыбнуться, МакГонагалл улыбнулась в ответ.




* * *
Вечером того же дня Дамблдор пригласил профессора трансфигурации в свой кабинет.

— Ну как он тебе, Минерва?

— Вполне спокойный ребенок. Правда он поставил меня в тупик, когда я сказала, что родители оставили ему наследство.

— Что он сказал?

— Описал процедуру принятия наследства несовершеннолетними у маглов. Оказалось, что она похожа на нашу. Его интересовало то, почему он не знал о наследстве.

— Что ты ответила?

— Что у нас наследственными делами занимаются гоблины, и я не знаю. Извини, Альбус, но что я должна была еще сказать?

— Ты правильно сделала. Только он может обидеться на меня, если спросит у гоблинов.

— И правильно сделает. Я бы тоже на его месте обиделась. Какого Мерлина ты все это затеял? Ему можно было купить дом, нанять гувернантку из проверенных людей. Он бы знал, что волшебник, обучался бы всему. Зачем нужно было, чтоб он жил с маглами? Зачем?

— Чтоб он рос вдалеке от славы, чтоб у него были необходимые качества.

— О, Мерлин! Может ты забыл, какими качествами наделяет приют и подобная жизнь? Напомнить студента из приюта, который учился примерно в одно время со мной?

— У меня хорошая память, Минерва, не стоит. Но и у того студента были некоторые хорошие качества. Например, он был независимый, ответственный. Жизнь в приюте научила его полагаться только на себя. Если бы, когда он поступил, к нему отнеслись с должным вниманием, он мог бы стать хорошим человеком, я уверен в этом. Но, мальчик тогда попал на факультет чистокровных, где его — сироту, не очень-то жаловали, а другие студенты не общались со слизеринцем.

— Эта вечная твоя склонность идеализировать людей... даже Сам-Знаешь-Кого.

— Просто люди не рождаются добрыми или злыми. Такими их делают обстоятельства.

Вот тут Дамблдор был почти прав, но не учитывал того, что все же каждый ребенок — уже личность. А каждая личность по-своему воспринимает обстоятельства. Разные люди по разному отнесутся к одной и той же проблеме, даже будучи детьми. Взрослые порой слишком много на себя берут, полагая, что именно только на их плечах лежит ответственность за то, кем вырастет ребенок. Они не видят в нем личность, даже иногда подавляют ее. Необходимо увидеть в маленькой личности положительные качества и развивать их, а не пытаться вырастить из ребенка свой идеал.




* * *
Гарри ночью не мог уснуть. Вот уже наступало его любимое время суток — раннее утро. Время, когда весь мир спит в неестественной тишине. Но больше всего мальчик любил это время, когда он не ложился спать вообще. Было забавно наблюдать за тем, как в соседнем доме постепенно освещаются окна — люди просыпаются и включают свет. А он и не ложился. В этом было что-то особенное. Гарри смотрел на просыпающийся мир, сидя на подоконнике.

"Ты почти хорошо сыграл свою роль — Мальчика-Который-Ничего-Не-Знает. Правда мог бы и лучше, — сказал Гарри, нет Адам, сам себе, — будешь тихим и скромным героем магического мира. А я буду твоим вторым я. Мы — разные личности. Я никогда не буду тем Гарри Поттером, которого хочет увидеть магический мир. Я другой. Я Адам Смит. Тьфу, нет... что за дурацкое имя ты мне придумал?"

Гарри сел на другую сторону окна, так как ноги стали затекать, и нужно было поменять позу.

"Ты будешь Самаэлем, не зря же я не смог под машину броситься, — подумал Гарри, — И не зря я ходил на факультатив по основам мировых религий. Адам-Самаэль... по-моему, нормально?"

Из-за предстоящей поездки в Косой переулок мальчик и забыл, что у него сегодня День Рождения.


Глава 6

Глава 6. Косой переулок, официальный визит


Хорошо, что в приюте трудно проспать. Нет, проспать завтрак вполне можно, но воспитанника, не появившегося в столовой, все равно обязательно растолкают воспитатели после завтрака. Не положено в приюте спать до обеда, даже на каникулах — это удел домашних деток. Только еще голодным останешься!

— Вставай, уже десятый час! Гарри! Просыпайся! — кричала над ухом, спящего в кресле ребенка, миссис Вертон.

— Мм...сейчас...

— В половину десятого должна зайти профессор МакГонагалл, из этой твоей школы, если ты забыл.

Гарри резко вскочил. Нет, он не забыл, просто очень хотелось спать. Еще бы не хотелось, если уснуть в семь утра.

— Держи бутерброд, и нечего так удивляться, у тебя сегодня День Рождения. Никто тебя наказывать за неявку в столовую не собирается.

— Ээ…спасибо.

— И да, держи. Это тебе. С Днем Рождения! — как-то неуверенно сказала воспитательница, протягивая сверток.

У Гарри глаза полезли на лоб. Никогда он не получал подарков на День Рождения. Мальчик развернул сверток. Ему подарили тетрадь в кожаной обложке, нелинованную, как он любил.

— Учителя в школе жаловались, что ты даже на математике предпочитаешь простую белую бумагу, не в клеточку, мы подумали, что тебе понравится.

"Сегодня, определенно, странный день. Завтрак в постель, подарок неплохой. Где собака сдохла?"

Мальчик быстро умылся, одел свою единственную серую рубашку и черные брюки. Он не любил весь этот парадный вид, но все же, в Косом переулке людей в джинсах он не встречал. А Гарри полагал, что привлекать к себе внимание не очень-то хорошо. Он хотел закрыть шрам повязкой, которую можно вырезать из старой футболки, но передумал. Это он знает, что его шрам — узнаваемая в мире волшебников штука, а МакГонагалл не знает, что он знает.

Профессор пришла ровно в половину десятого. Все в том же зеленом твидовом костюме.

— Добрый день, мистер Поттер.

— Здравствуйте, профессор.

— Я думаю, мы можем идти.

Двое магов в магловской одежде добрались на метро до нужно места. Гарри знал, что были другие способы переместиться быстрее, но спорить с профессором не мог.

В "Дырявом Котле" началось представление, к которому мальчик был совершенно не готов, даже не смотря на то, что уже знал о своей истории. Волшебники подходили, здоровались с ним за руку и говорили, что это большая честь для них — познакомиться с самим Гарри Поттером. "Интересно, если бы я не знал свою историю, я бы на месте сошел с ума, и меня отправили бы в клинику Святого Мунго? Тоже мне, честь для них. Я даже не помню, что тогда было. Какие же все люди идиоты. А МакГонагалл стоит и глупо улыбается, глядя на шоу".

Вперед выступил бледный молодой человек с тюрбаном на голове, который очень нервничал, у него даже дергалось одно веко.

— Профессор Квиррелл! Добрый день, — сказала МакГонагалл.

Молодой человек кивнул коллеге.

— П-поттер! – заикаясь, произнес он и схватил Гарри за руку, которую тут же отдернул, — р-рад, б-безумно р-рад вст-трече!

— Какой предмет вы преподаете?

— Защ-щиту от т-темных ис-скусст-тв.

Весь скепсис по поводу его компетентности, вероятно, отразился на лице Гарри, так как профессор, буквально на секунду странно ухмыльнулся, но потом снова приобрел такой вид, будто его пугала сама мысль о темных искусствах. "Помни, что весь мир — ложь, Гарри, — сказал внутренний голос, или голос Адама-Самаэля, — что-то тут не так, либо это школа идиотизма и тупости Хогвартс".

Наконец, представление под названием "Явление Гарри Поттера народу" закончилось, и МакГонагалл с мальчишкой вышли из бара. "Идиот, спроси у нее, откуда все они тебя знают!"

— Профессор, все эти люди... откуда они меня знают?

— О, мистер Поттер. Была много лет назад одна история. В общем, один темный волшебник пытался захватить власть, у него почти получилось, нужно сказать, но, вы остановили его.

— Я? Каким образом, если я об этом даже не знаю?

— Это самое странное. Он убил ваших родителей, а вас не смог. Попытался, но не смог, а сам исчез.

— Исчез... или умер?

Минерва посмотрела на мальчика оценивающим взглядом.

— Именно исчез, мистер Поттер. Кто-то считает, что он умер. Но, полагаю, это не так.

— Значит, он вернется?

— Вероятно. У вас аналитический склад ума, полагаю, у вас есть шанс поступить в Равенкло.

Мальчик хотел было сказать, что рассматривал подобный вариант, но Адам-Самаэль отвесил ему хороший мысленный подзатыльник.

— Куда поступить?

— В Хогвартсе четыре факультета — Гриффиндор, Хаффлпафф, Равенкло и Слизерин. Ваши родители учились в Гриффиндоре.

— Что-то вроде разных специализаций в учебе, или как?

— Не совсем. Туда поступают по характеру, но учат всех одному и тому же.

— Вот глупость — делить людей по характеру. Я понимаю, если бы были разные направления по областям знаний, но по характеру...

— По сути, в Хогвартсе получают комплексное образование, но все же характер и определяет направление деятельности, разве нет?

— Не думаю, что это так.

— Мы пришли к Гринготтсу, — объявила МакГонагалл.

Банк не изменился с первого и последнего визита сюда Гарри. Все те же гоблины сновали туда-сюда, все та же вывеска-предупреждение, о том, что ограбить банк не получится. У Гарри был определенно скучающий вид, так как Адам-Самаэль забыл его предупредить о том, что надо бы надеть маску удивления.

— О, профессор МакГонагалл, добрый день! — к женщине спешило огромное лохматое нечто в шубе, несмотря на то, что для шубы был не сезон.

— Хагрид! Познакомься, это Гарри Поттер. Мистер Поттер, это лесник Хогвартса — Рубеус Хагрид.

— Гарри! Ты так сильно изменился. Когда я выносил тебя с развалин дома, ты помещался у меня на ладони, так-то.

Мальчик подумал, что если постараться, то и сейчас он вполне на ней уместился бы.

— Я тут по заданию Дамблдора, — продолжал великан, и потряс маленьким мешочком перед глазами Гарри и МакГонагалл, — надежнее Гринготтса места нет, разве что, только Хогвартс.

— Хагрид! Если директор дал вам задание, сомневаюсь, что он просил вас болтать о нем всем подряд! — как-то ненатурально разозлилась профессор.

— Ээ...— Хагрид странно улыбнулся Гарри, отчего у мальчика возникло ощущение, что он снова попал на плохо поставленное, театральное представление для единственного зрителя. Он недоуменно посмотрел на великана, отчего тот смутился.

— Мы пойдем, Хагрид, нам еще нужно многое успеть, — сказала МакГонагалл и отправилась к свободному гоблину. Тот, узнав, что им необходимо взять деньги из хранилища Поттеров, попросил позвать какого-то Крюкохвата.

— А можно спросить? Сколько всего средств на моем счету? — поинтересовался Гарри у гоблина. Тот удивленно уставился на мальчика.

— Вы не знаете?

— Сожалению, нет. Я только вчера узнал, что у меня вообще есть сейф в банке.

— Вы несовершеннолетний волшебник, наследство за вас принимал ваш опекун, он обязан информировать вас о ваших средствах. Но я могу подготовить выписку, если вы не против подождать пять минут.

— Я не против.

Гоблин удалился.

Минерва явно занервничала.

— Что-то не так, профессор?

— Нет, все нормально, мистер Поттер. Просто не ожидала, что вы заинтересуетесь состоянием счета.

Тут уже на лице Гарри появилось странное выражение, нечто среднее между удивлением, презрением и недоверием.

— По вашему, это ненормально — интересоваться собственными деньгами? По-моему, это вполне логично. Тем более, как я уже говорил вам вчера, у меня никогда не было собственных денег, за редким исключением. Естественно, что мне интересно.

- Да, пожалуй, это действительно логично, — сказала МакГонагалл, мысленно поминая Дамблдора, Мерлина и Моргану.

Гоблин вернулся не один. Рядом с ним стоял еще другой гоблин весьма отталкивающего внешнего вида в бордовом костюме.

— Вот выписка, мистер Поттер. Ваш опекун — Альбус Персиваль Вулфрик Брайн Дамблдор. "Ну и имя, аристократ, что-ли?" Тем временем, гоблин продолжал:

— У вас в свободном доступе десять тысяч галеонов, эта сумма всегда находится в сейфе, даже если вы снимаете деньги, в сейф переносится недостающая сумма. На эти средства не начисляются проценты. Процентный вклад на сегодняшний день составляет сто девятнадцать тысяч галеонов, одиннадцать сиклей. Ставка — пять процентов годовых. Эти деньги не находятся в свободном доступе, если пожелаете снять сумму более десяти тысяч галеонов, необходимо предупредить за месяц. Эти средства в обороте, они не хранятся в сейфе. Так же в сейфе хранятся артефакты и книги семьи Поттеров и Цоресов.

— Цоресов?

— Ваша бабушка была последней из этого... хм... венгерского рода, — последнюю фразу гоблин сказал с, неизвестно откуда взявшейся, явной неприязнью, — Ваш прадед умер в восемьдесят пятом году в Нурменграде, он был последним Цоресом.

— Нурменграде?

— Это волшебная тюрьма, созданная темным магом Грин-де-Вальдом. Он же в ней позже и оказался. Семья Цоресов, в свое время, поддерживала его политику. Когда Дамблдор победил на дуэли Грин-де-Вальда, последнего заточили в эту тюрьму, как и его последователей. Ваша бабушка единственная из Цоресов избежала этой участи, так как в сорок пятом ей было всего пять лет. Ее опекуны решили, что лучше будет, если она пойдет учиться в Хогвартс, а не в Дурмстранг. Вам в восемьдесят пятом отошел и дом Цоресов в Венгрии. Представители этой семьи не были аристократичным родом, хоть и были чистокровными. Дом не большой, но все же он ваш.

— Любопытно. У меня есть дом, приличный капитал, а я живу в приюте. Профессор, что скажете? — Гарри произнес это и зло ухмыльнулся, проигнорировав мысленный пинок Адама-Самаэля.

— Мистер Поттер, не моей идеей было отправить вас к Дурслям и в приют, — тихо ответила МакГонагалл.

— Я вас не обвиняю, ни в коей мере, профессор, но согласитесь, это странно, не находите?

— Вероятно так. "Альбус меня убъет! — подумала Минерва, — директор точно не хотел, чтоб мальчик знал про Цоресов".

— Думаю, нам пора взять деньги, профессор, — холодно заметил Гарри.

— Да, Крюкохват проводит вас, — сказал гоблин, и другой представитель этой расы, ухмыляющийся, глядя на Гарри и профессора, вышел вперед.

Гарри ждало путешествие по "американским горкам", которые мальчик ненавидел — его чуть не вырвало. Сейф оказался довольно просторным хранилищем, где прямо на полу лежали золотые, серебряные и бронзовые монеты. Гарри с гоблином вошли внутрь, МакГонагалл не стала заходить.

— Один галеон — это семнадцать сиклей? — спросил мальчик глядя на монеты.

— Да, а один сикль равен двадцати девяти кнатам, — ответил гоблин.

— Скажите, а по весу какова разница между галеоном и сиклем? Галеон из золота какой пробы?

— Разница в два раза. Галеон из золота 750 пробы.

"Золото дороже серебра в тридцать четыре раза, а в магловском мире почти в шестьдесят, если бы было 999 пробы, но и 750 можно неплохо продать. Никто из магов не догадался на этом сделать деньги?"

Мальчик посмотрел на МакГонагалл, она стояла на таком расстоянии, что вряд ли слышала разговор. Но все же, Гарри стал говорить тише.

— А чистое серебро вы можете поменять на галеоны?

— Можем, только будет комиссия четыре процента.

— Ясно. Я могу снять средства без участия опекуна?

— В пределах десяти тысяч галеонов, но в отчете это указывается. Опекун узнает об этом.

— Профессор, — уже громко поинтересовался Гарри, — сколько денег мне нужно для покупки всего необходимого?

— Я полагаю, хватит ста галеонов. Даже останется на карманные расходы.

Мальчик отсчитал сто монет и кинул их в мешочек с эмблемой банка, принесенный гоблином. Затем он пошел к полкам и стал рассматривать различные предметы, хранящиеся там. Из вещей Поттеров тут находились медальон и кольцо с изображением льва, от Цоресов тут был серебряный кинжал, который очень заинтересовал Гарри. На рукоятке было изображено странное существо с крыльями, напоминающее одновременно ангела и черта.

— Гоблинская работа.

— Эмм, — мальчик посмотрел на МакГонагалл, и подумал, что лучше кинжал положить на место.

Гарри заинтересовался книгами, их было немного. Он открыл первую старинную книгу — "Сборник наиполезнейших заклинаний". На первой странице красовалась надпись: "Коль ты не истинный наследник рода, открывать книгу дальше тебе не рекомендовалось бы, дабы не умирать страшно и мучительно".

— Это родовая книга, ее не сможет прочитать не принадлежащий к роду Цоресов. Книга убьет, покалечит или отравит. В Средние века такие книги были популярны, но сейчас их создание запрещено, но пользоваться уже созданными можно. Хотя все равно их создают. Сейчас политика Министерства такова, что знания должны быть общедоступными, а не передаваться в роду.

Мальчик отложил книгу и взял другую. Она оказалась самодописывающейся историей рода Поттеров. В ней описывались все, принадлежащие этому роду маги. Те, кто не сделал в жизни ничего особенного, просто числились. Истории же известных Поттеров, описывались весьма подробно.

— Профессор, я возьму эту книгу?

— Эту можете взять.

"Значит другие лучше не брать, особенно ту, что убивает, травит или что она там делает".

Гарри взял с полки еще одну книгу, черную с серебряными углами, запечатанную изумрудным камнем в серебряной оправе.

— Чтобы открыть подобные книги, нужно капнуть на камень кровь, если вы принадлежите к роду, она откроется. Их создание сегодня не приветствуется, но не запрещено.

— Понятно. Я думаю, можно идти, — сказал мальчик, выходя из сейфа. Ему было очень интересно взять книги Цоресов, но он решил сделать это второго августа, перед встречей с Кассандрой. А сейчас лучше не привлекать внимания МакГонагалл.




* * *
После посещения банка МакГонагалл была какой-то неестественно тихой. Гарри это смутило, вернее не Гарри, а Адама-Самаэля. Профессор предложила пойти в кафе, поесть мороженного, мальчик с удовольствием согласился.

— О чем вы так усердно думали, мистер Поттер, когда находились в сейфе?

— О Цоресах и Поттерах, профессор, — соврал Гарри.

— И что надумали?

— Ничего особенного. Простой интерес. Скажите, а почему серебро в магическом мире так ценится?

— Серебро — магический материал. Его используют для создания артефактов. Золото не подходит, так как не способно впитывать магическую силу. Хотя оно и является более редким металлом, поэтому все же дороже. Но оно может использоваться только в эстетических целях. Даже при изготовлении зелий оловянные и золотые котлы имеют одно свойство — не впитывать магию зелья, по сути все равно золотой или оловянный котел использовать. А вот серебряные используются только для определенных зелий, где как раз необходимо, чтобы котел пропускал магию.

— Понятно. Скажите, а зачем тому темному магу понадобилось убивать меня?

— Не знаю. Это странно. Даже Пожиратели Смерти – это его последователи, не убивали детей просто так, только… иногда маглорожденных. Чистокровных и полукровок они не трогали, даже если те были детьми авроров.

— Авроров?

— Борцы с силами зла. Что-то вроде магловских полицейских, если такой пример возможен.

— А как звали того темного мага?

— Его имя не принято произносить.

— Почему?

— Люди до сих пор боятся.

— Имени боятся?

— И его в том числе.

— Получается, его имя я так и не узнаю?

— Его звали, — профессор сглотнула, — Волдеморт.

— Странное имя. Родители пошутили так, когда его называли?

— Это не настоящее имя. Но все знали его именно под этим именем, мистер Поттер.

"Вот же он, идиот пафосный. Хотя да, куда мне до него, когда я сам не могу определиться, как будут звать мое внутреннее Я, то Адам Смит, то Самаэль..."

— Мистер Поттер, вы не против того, чтобы самостоятельно посетить магазин одежды мадам Малкин. Мне нужно отправить сову.

— Не против.

МакГонагалл и Поттер вышли из кафе. Профессор указала на магазин, а сама отправилась в сторону "Дырявого Котла".

— Едем учиться в Хогвартс? — поинтересовалась хозяйка магазина, — у меня тут как-раз еще один клиент по такому же вопросу.

В глубине магазина, на высокой скамейке, стоял бледный мальчик с тонкими чертами лица и платиновыми волосами. Рядом с ним крутилась женщина, подгоняющая мантию по длине.

— Привет, — сказал блондин, презрительно окидывая взглядом Гарри, — тоже в Хогвартс?

— Да, — ответил Поттер.

— Мой отец покупает сейчас учебники, а мама смотрит котлы, — мальчик манерно растягивал слова, — потом потащу их смотреть метлы. Не понимаю, почему первокурсникам запрещено иметь собственные метлы. Думаю, мне удастся тайно протащить метлу в Хогвартс.

— Мм... — Гарри не знал, что ему нужно сказать. Метлы его вообще никак не интересовали.

— А у тебя есть собственная метла?

— Нет. Глупый способ передвижения. Можно воспользоваться порталом, камином или аппарировать, если умеешь. Полеты на метле... — Гарри стал так же манерно растягивать слова, — Да здравствует Средневековье!

— Ну в качестве средства перемещения их действительно глупо использовать, но вот для игры в квиддич... Ты играешь?

— Нет, — равнодушно ответил Гарри. Он читал про эту игру, она показалась ему глупее футбола, который он тоже терпеть не мог.

— А я играю. Отец говорит, будет преступлением, если меня не возьмут в сборную факультета, и я с ним согласен. Кстати, ты знаешь, на каком факультете будешь учиться? Я, думаю, что попаду в Слизерин. Вся моя семья там училась.

— Я надеюсь попасть в Равенкло, хотя мои учились на другом факультете. "Интересно, а бабушка, которая Цорес, где училась?"

— Обычно дети попадают туда, где учились родители, но почему ты хочешь именно в Равенкло? Хотя да, это приемлемый вариант.

— Это факультет, где от тебя ничего не ждут. Смотри, попадаешь в Слизерин, все думают, что ты станешь темным магом, будешь увлекаться темными искусствами и служить темным лордам, которые тоже выходят из этого факультета. Попадаешь в Гриффиндор, все думают, что ты будешь бороться с темными магами и этими самыми лордами. В Хаффлпафф — все ждут, что ты будешь поддерживать Гриффиндор. А вот от тех, кто поступил в Равенкло, не ждут ничего. Оттуда выходили как темные, так и светлые маги, даже, если память не изменяет, был один темный лорд из Равенкло в семнадцатом веке. Меня устраивает вариант, что от меня никто и ничего не будет ждать.

Блондин задумался. Ему, вероятно, не приходило ничего подобного в голову.

— А какая разница, что от тебя ждут другие?

— Как тебя зовут?

— Драко Малфой, — с гордостью произнес блондин.

— Так вот, будь я Драко Малфоем, мне бы тоже было как-то безразлично, ждут от меня чего-то, или не ждут. А так, весь мир от меня уже чего-то ждет, и, уже как будто знает, кем я буду. Так что мне не все равно, — сказал Гарри, спрыгивая со скамейки и отдавая деньги мадам Малкин.

— С чего бы всему миру от тебя чего-то ждать? Как тебя зовут, кстати?

Уже на выходе из магазина Гарри обернулся к блондину, и сказал:

— Гарри Поттер, будем знакомы, — мальчик ухмыльнулся, глядя на недоумевающее лицо блондина, и вышел.

На улице к магазину же спешила МакГонагалл. Далее они направились в книжный, где профессор, помимо стандартных учебников, купила мальчику подарок — книгу "Трансфигурация: вчера, сегодня, завтра". Ну а какого подарка на День Рождения ожидать от профессора трансфигурации? Мальчик поблагодарил женщину, и они направились по остальным магазинам. Гарри купил котел, весы, телескоп и ингредиенты для зелий. Осталось купить только волшебную палочку.

В магазине Олливандера Гарри перепробовал множество палочек, прежде чем хозяин лавки догадался взять какую-то палочку из остролиста с пером феникса. При этом выражение лица пожилого волшебника было задумчивым, как будто он что-то про себя вычислял. Затем мастер волшебных палочек заявил, что палочка-сестра новой палочки Поттера, оставила ему шрам. Мальчик снова почувствовал себя зрителем какого-то представления, как при встрече с Квирреллом и с Хагридом в банке. Расплатившись за волшебную палочку, Гарри с огромным удовольствием, покинул "театр".

— Профессор, я живу в приюте, там дети спокойно могут... залезть в чужие вещи. Согласитесь, будет странно, если они найдут у меня котел или книгу заклинаний. Может быть, существуют рюкзаки, вмещающие большое количество вещей, но так, чтобы рюкзак был обычных размеров?

— Вы правы, мистер Поттер. Я думаю, нам надо зайти в магазин сумок.

Пожалуй, магазин сумок был единственным местом, которое действительно заинтересовало Гарри. Тут были сундуки, стоимостью в пять и более тысяч галеонов — МакГонагалл сказала, что за эти деньги можно купить небольшой дом, общей площадью до ста квадратных метров, кошельки, которые мог открыть только их владелец, чемоданы с защитными заклинаниями и паролями, сумки и рюкзаки.

Мальчик выбрал черный замшевый рюкзак. "Если тканевых нет, бери замшевый, с кожаным ты будешь выглядеть так, будто стащил этот рюкзак у байкера" — посоветовал самому себе, или Гарри, Адам-Самаэль. Рюкзак по внутренним габаритам был сродни большому чемодану. При этом на него были наложены облегчающие чары, так что мальчик не чувствовал вес котла и учебников у себя за спиной. Еще Гарри купил обычный портфель, чтобы носить учебники в Хогвартсе.

Вот на этом официальный визит в Косой переулок был завершен. МакГонагалл проводила мальчика до приюта.




* * *
— Минерва, как прошел день? — поинтересовался Дамблдор, глядя на женщину поверх очков-половинок, и добродушно улыбаясь.

— Вполне неплохо, Альбус.

— Мальчик интересовался процедурой принятия наследства?

— Он многим интересовался. Мне кажется, ты мог и ошибаться, отправляя его жить к маглам.

— Полагаешь?

— Да. В банке он поинтересовался своим состоянием. Гоблины представили отчет, в том числе и о Цоресах. Теперь Гарри знает, что у него был дом, но ему пришлось жить с родственниками, а затем — в приюте. Если он на вас зол, знаете, я полностью его понимаю.

— Когда-нибудь он поймет, что так было лучше для него.

— "Ради общего блага"?

— Не утрируй, Минерва. Чем он еще интересовался?

— Естественно, своей историей. Он сразу догадался, что исчез и умер — разные вещи.

— Сразу?

— Знаешь, он очень умный ребенок.

— Я рад это слышать, Минерва. Вы встретили Хагрида в банке?

— Да, но мне показалось, что мальчик странно отреагировал на все это. Ох, Альбус, все эти твои игры с философским камнем. Зачем это тебе? Зачем мучать ребенка?

— Мучать? Минерва, это просто игра. Проверка, называй как хочешь. Мальчик будет в полной безопасности, просто интересно знать, как он поступит в такой ситуации.

Минерве явно не было интересно. Ее выражение лица говорило обо всем, что она думает по этому поводу.

— Поступай, как знаешь, Альбус. Но если он примет не ту сторону, я его пойму.

Директор удивленно поднял бровь.

— Да, пойму, — сказала МакГонагалл, — у человека должен быть выбор. Всегда! Я пойду, пожалуй.




* * *
В это же время Гарри, закрыв комнату шваброй, которую нашел в туалете, практиковался в простых заклинаниях. У него уже получились заклинание снопа красных и зеленых искр, а так же Люмос. Мальчик не знал, что несовершеннолетним нельзя колдовать вне школы, но, в принципе, это было не важно. Все равно Надзор начинал высылать предупреждения только с первого сентября года, в котором ребенок идет в школу. До этого предупреждать юных магов не было смысла, так как дети не контролировали стихийную магию. Было в Надзоре и множество других лазеек, о которых Гарри узнает позже, как и о самом существовании этого Надзора.


Глава 7

Глава 7. Пифия и маленький переполох


Первое августа прошло для Гарри за чтением книги, подаренной МакГонагалл, и в попытках трансфиругировать спичку в иголку. К вечеру у мальчика это получилось, и он решил испробовать запирающее и открывающее заклинания на двери. Коллопортус и алохомора получились с первого раза.

Второго августа Гарри проснулся рано. Он все-таки сделал из старой футболки защитного цвета повязку на лоб, и выглядел в ней довольно странно. Хотя в Косом переулке можно было встретить настолько странных людей, что эта мелочь никого не удивит. Мальчик позавтракал и сразу отправился к метро, как обычно, перепрыгнув через забор на заднем дворе приюта — одиночные прогулки запрещались, но какое до этого дело воспитанникам приюта?

Добравшись до Косого переулка, мальчик первым делом отправился в Гринготтс, чтобы взять книги из собственного сейфа. "Обворовываю самого себя. Дожили!"

Гарри хотел взять тысячу галеонов, обменять в магловском банке их на серебро, а потом обменять обратно на галеоны в Гринготтсе. Он должен был потерять на процентах немного, но все же заработать так можно было.

— Скажите, а если я беру деньги из сейфа, а через несколько дней возвращаю, об этом сообщается опекуну?

— Нет, но в ежегодных отчетах он увидит все операции, — сообщил все тот же гоблин, Крюкохват.

— А если я возьму книги, об этом тоже узнают?

— Ежегодные отчеты составляются после нового года. Имущество просто описывается количественно. Книги по названиям.

— То есть, если я возьму сейчас книги, а затем верну их ближе к Рождеству, то опекун об этом не узнает?

— Получается так, — усмехнулся гоблин.

— Отлично, если не получится самому попасть в банк, могу я вернуть книги по почте?

— Разумеется. Просто скажете номер сейфа, куда их положить.

Брать тысячу галеонов Гарри резко передумал. Как и вообще брать какие-либо деньги из сейфа. Хотя изначально, у него были планы купить себе одежду. Кроме мантий у мадам Малкин он ничего не приобрел, а надевать мантию на старую магловскую рубашку, которая была у него в единственном экземпляре, мальчик не планировал. Тем более, в школе раздавали галстуки в цвет факультета, а носить галстук можно только с классической рубашкой, а не со свитером или футболкой.

Тут мальчик вспомнил про свои вычисления о генах магов. По его расчетам, маглорожденные были всегда потомками магов.

— Скажите, Крюкохват... есть же много угасших родов волшебников. Что происходит с их сейфами в банках и имуществом? — Гарри хотел поинтересоваться как можно более осторожно, но судя по вздернутой брови гоблина, у него не очень-то получилось.

— По прошествии ста лет с момента смерти последнего представителя рода, прямого или косвенного, счет ликвидируется.

— Крюкохват, ликвидировать можно последствия проклятия, кто же будет ликвидировать имущество и деньги? — сказав это, мальчик очень мило улыбнулся гоблину.

— Ликвидируется только счет рода. Имущество отходит Министерству и банку в равных долях.

"Кажется, я только что понял политику Министерства в отношении маглорожденных! Им не говорят о том, что они могут быть потомками магов, всячески стараются бороться именно за права маглорожденных, хотя по сути, таковых — маглорожденных, быть не может! Если конечно, магический дар не дается свыше и т.д., но тогда бы у чистокровных не рождались дети-маги. Нет, тут все-таки генетика, а Министерство и гоблины на этом неплохо зарабатывают!"

Мальчик ухмыльнулся, глядя на гоблина. Выражение его лица говорило о том, что он что-то понял.

— Хочу проверить одну свою теорию. Вы не знаете, есть ли способ определить, находятся ли в вашем банке сейфы, к которым у меня мог бы быть доступ, помимо сейфа Поттеров?

— Есть, процедура проверки крови. Стоимость десять галеонов, — с неохотой ответил Крюкохват, — сейчас проводится редко.

— В этом как раз я и не сомневался. Ну, так что же?

— Проверка занимает два-три часа.

Гарри взял четыре книги Цоресов — книг этого рода в сейфе Поттеров было всего четыре, положил в рюкзак, и снова мило улыбнулся гоблину.

— Я хочу провести проверку крови.

— Я сообщу директору банка.

— А он сообщит Дамблдору или в Министерство, так? Как мне все это надоело...

— Проверка не связана с распоряжением вашим имуществом. Банк относительно автономен от Министерства. Проверка касается исключительно банка, — гордо заявил Крюкохват.

Гарри написал какое-то заявление на имя директора банка, заплатил почти последние деньги — у него оставалось одиннадцать с "копейками" галеонов, но он планировал до сентября найти деньги на одежду, и позволил взять свою кровь для проверки. Мальчику сказали, что он может узнать результаты после обеда.




* * *
Гарри неспешно направился к магазину "Все для зелий". Было без пяти двенадцать, но пожилая волшебница уже ждала его.

— Добрый день, Гарри.

— Здравствуйте, мадам Бейнс.

— Можешь звать меня по имени, — волшебница хитро улыбнулась, — я думаю, мы можем пойти поговорить у меня дома.

— Вы здесь живете?

— Я держу лавку неподалеку, в Лютном переулке.

Гарри удивленно вздернул бровь. Он еще в свой первый визит обнаружил проход в, странного вида, мрачный переулок, но решил, что зайдет туда только в крайнем случае. Не ожидал мальчик, что "крайний случай" наступит так быстро. И как-то не укладывалось в голове, что волшебница в светло-зеленой мантии с добрым старческим лицом и молодыми, смеющимися глазами, может держать лавку в таком месте. Замешательство Гарри отразилось на его лице, так как старуха весело засмеялась.

— Думал там всякие грязные воры ошиваются, и только? Скажу по секрету, в этом месте бывает каждый приличный и неглупый волшебник. Даже Дамблдор.

— Как раз в последнем я и не сомневался, — сказал Гарри и тут же пожалел о том, что сделал это. Второй раз за утро, между прочим, говорит подобную фразу! "Неизвестно, кто эта женщина! Ты что творишь!" — вопил в голове внутренний голос Адама-Самаэля.

Волшебница засмеялась, весело взяла Гарри под руку и повела в темный узкий переулок. Ее поведение, глаза и светло-зеленая мантия никак не сочетались с возрастом. Наконец, пройдя ряд мрачных домов, волшебница остановилась. А Гарри начинал переживать.

— Добро пожаловать в лавку семейства Бейнсов — лавку редких зелий и ингредиентов к ним, — сказала старуха и толкнула дверь.

В магазине стоял противный запах, даже более противный, чем в лавке "Все для зелий". Мальчик поморщился.

— Чем реже зелье, тем противнее пахнет?

— Почти, — снова рассмеялась волшебница, — идем наверх, тут справится моя помощница.

Сказав это, она махнула рукой молодой женщине в темно-зеленой бархатной мантии, та лишь кивнула в ответ.

Наверху их ждала вполне просторная и уютная гостиная в зеленых и бежевых тонах. "Наверное, любимый цвет Кассандры — зеленый".

— Вивви!

В гостиной с хлопком появилось ушастое существо и низко поклонилось хозяйке.

— Принеси нам пирожные, мне - кофе и… — волшебница вопросительно посмотрела на Гарри.

— Тоже кофе, — сказал мальчик, который пил этот напиток последний раз около года назад, еще у Дурслей.

Кассандра кивнула существу, которое тут же исчезло.

— Тебе, вероятно, интересно, зачем я тебя пригласила?

— Разумеется, — мальчик хотел показаться старше и значимее, поэтому растягивал слова как Драко Малфой, только менее противно. Ну, по крайней мере, он надеялся, что менее противно.

— Есть предположения?

— Было одно, но что-то сейчас кажется, что я ошибался.

— И какое? — волшебница вопросительно изогнула бровь.

— Ну... я думал, возможно, вы знали моих родителей и хотели бы поговорить о них. Поэтому я сомневался, идти или нет.

— Не хотел говорить о родителях?

— Не совсем.

— Тогда что же? — казалось, Кассандра еле сдерживается, чтоб не рассмеяться.

Гарри задумался.

— Я не хотел видеть человека, который бы знал о моих родителях.

— Почему?

— Вы, возможно, не в курсе, но я живу в магловском приюте. За все десять лет, которые я прожил у маглов, ни один человек из волшебного мира никогда не поздравил меня с Рождеством или Днем Рождения. Правда, одиннадцатилетие стало исключением. Не то, чтобы я очень хотел подарков и все такое. Просто неприятно. Они знали, что я есть, знали, что живу у маглов. Ведь не сложно было прислать открытку? — зачем Гарри все это рассказывал незнакомому человеку, он не знал. Может быть, хотелось хоть с кем-то поделиться своими переживаниями, а Кассандра, хотя бы, не работала в Хогвартсе.

— Согласна, не сложно. То есть, ты в обиде на друзей своих родителей? Я тебя могу понять, я бы тоже обижалась. До поездки во Францию, я не знала, где ты живешь. Но я никогда не была знакома с твоими родителями, поэтому я позвала тебя точно не для этого.

Мальчик вопросительно посмотрел на волшебницу, отчего та снова засмеялась. Но ее смех не раздражал. Он был искренний, хотелось смеяться вместе с ней, смеяться не над чем-то, а просто так.

Тут появилась Вивви с подносом, поставила на столик перед креслами чашки, поклонилась и исчезла.

— Я позвала тебя потому, что ты интересный.

— И это вы узнали, только глядя на меня?

— Да, не общаясь с человеком, обычно невозможно понять, какой он. Но не мне. Я пифия. Не пророчица, а именно пифия. В отличие от пророков, я не делаю предсказаний, а вижу знаки, и вижу людей. Тех людей, о которых напишут в книгах по истории. Или просто интересных, кто сможет изобрести новое зелье, спасет кого-то...

— Обо мне уже написано в подобных книгах, это не интересно.

Внутри Гарри вел ожесточенный спор сам с собой, о том, как ему вести себя с волшебницей. Даже Адам-Самаэль запутался. То он утверждал, что мальчик болтает много лишнего, то полагал, что этой женщине можно доверять.

Волшебница засмеялась.

— Я не об этом, Гарри. Бери пирожное, Вивви вкусно готовит. Тому, что случилось десять лет назад, есть вполне логичное объяснение, но даже Дамблдору оно неизвестно. Сегодня ты получишь первую подсказку, но не узнаешь все. Но это не важно, тут твоей заслуги никакой не было. Я вижу личность. Когда-то ко мне приходил молодой Дамблдор и Грин-де-Вальд, и что тебя больше всего удивит, чаще они приходили вместе. Потом, юный будущий Темный Лорд. Но я не вмешиваюсь в ход истории. Я наблюдаю. Это так прекрасно, наблюдать за историей! Но всем, кто творит историю, я помогаю... по возможности.

— И Темному Лорду помогали?

— И ему. Помогаю не действиями, Мерлин упаси! Советами, книгами, просто беседой за чашкой чая, а в случае с Дамблдором – чашкой чая с магловскими сладостями, — волшебница снова засмеялась.

— Получается, вы все ему расскажете?

— Зачем? — искренне удивилась Кассандра, — я не вмешиваюсь в историю, а он вмешивается. Мы с ним давно не общались, очень давно. Я против того, чтобы человек вмешивался в историю, даже Темный Лорд так не делал!

— Как можно творить историю, не вмешиваясь в нее?

— Это самое интересное! Если ты делаешь историю сам, своими руками, то ты не вмешиваешься в ее ход, ты ее часть. А Дамблдор пытается писать историю не самостоятельно. Ты — живой пример его попыток.

— Я заметил...

— И это прекрасно, что ты заметил, Гарри! Я хочу сказать тебе, что ты всегда можешь ко мне обратиться, если тебя что-то интересует. Я постараюсь помочь.

— А если Темный Лорд обратиться?

— Да что ты все о нем, это не так важно. Но да, и ему помогу. Он не нарушал ход истории, а его единственная попытка сделать это — провалилась. Он сам писал историю. Но ему я не скажу о том, как именно помогала тебе, тебе не скажу, как помогала ему. Иначе я буду не лучше Дамблдора, в его попытках изменить ход событий. Ой, я совсем забыла. У тебя же два дня назад был День Рождения!

Сказав это, Кассандра резко вскочила и подбежала к шкафу. А Гарри сидел и думал над тем, сколько ей лет, если она так же поила чаем молодого Дамблдора.

— Вот держи. Это сережка, блокирующая многие психические чары, но далеко не все.

— Какие?

— Ох, да, ты еще не прочитал учебник по Чарам. Классификации проходят на первом курсе, их много, потом узнаешь. Есть чары физические, психические и психологические. Физические — понятно.

"Ничего не понятно, — подумал Гарри, — но да ладно, почитаю".

— А вот психические и психологические отличаются воздействием, — продолжала волшебница, - Психические влияют на мозг, изменяя воспоминания, заставляя что-то вспоминать, чувствовать. В общем, они воздействующие. Ими можно даже свести с ума, при этом, будет заметно вмешательство. Психологические чары иллюзорны. Если человек сойдет с ума — это реакция его мозга, естественная реакция. Простейшие психологические чары – обычная иллюзия.

Кассандра взмахнула палочкой, и на столе появились розы.

— Потрогай цветы, Гарри.

Мальчик попытался дотронуться до букета, но рука прошла сквозь розы.

— Ты видишь розы, но их нет на самом деле. Если применять сложные психологические чары, можно свести человека с ума, но никто точно не узнает, применялись ли чары, или нет. Хотя догадаться не сложно. Психические чары выявляются. Примером может служить обливиэйт — заклинание стирающее память. Можно стереть часть воспоминаний, можно все. Или легилименс, если упрощенно - это чтение мыслей, но на самом деле, там все не так просто. В общем, сам потом все узнаешь. Эти чары воздействуют на психику, их можно отследить. Серьга будет блокировать воздействие. При этом, блокировать по твоему желанию. Если на уроках понадобиться открыть свое сознание, оно будет открыто. Все остальное время оно будет под защитой. Я дарю тебе ее, так как знаю, что ты не хочешь, чтоб все могли узнать твои мысли, ведь так?

— Это точно. Я даже не знал, что такое возможно. Спасибо, — сказал Гарри, рассматривая серебряную небольшую сережку с маленьким черным камнем. "Отлично, я буду выглядеть, как гей!"

— Ты не будешь выглядеть как гей, зато ни я, ни кто-то еще не узнают о том, что ты думаешь, — рассмеялась Кассандра, — в волшебном мире многие носят артефакты, но сережку никто не увидит. Она исчезнет, как только ты ее наденешь. При этом физически тоже исчезнет. Она чувствует малейшие изменения в психике. Как только ты подумаешь, что хочешь дотронуться до нее, или снять, она появится. И еще, у меня для тебя есть книга — "Магия теней и отражений", узнай Министерство, что она у меня, меня бы отправили в Азкабан.

— Почему? — спросил Гарри, вместо планируемого "спасибо огромное, я даже не знаю, как вас благодарить".

— По некоторым причинам, магию теней и отражений причислили к темным... нет, даже не к темным, а очень темным.

Глаза Гарри полезли на лоб.

— И нечего так удивляться, что я даю тебе эту книгу! Посмотри на меня, разве так ты представлял себе темную волшебницу? Почему эту магию причислили к темным? Ну, ей может овладеть далеко не каждый волшебник. Способности к ней — врожденные, даже, я бы сказала, родовые. Я вот не владею. Тут так, либо ты можешь, либо нет. А неизвестное всегда пугало. В магии теней и отражений нет ничего темного. Как вообще в любой магии. Темное и светлое есть в выборе. Можно убить ступефаем — это светлое оглушающее проклятие, если кинуть его в человека, летящего на метле. Он просто разобьется! А есть темные лечащие заклинания. Ты все потом поймешь, но эту книгу я тебе дарю. У меня нет способностей, а у тебя они есть. Ты же мог исчезать в тени?

Гарри вспомнил, что действительно так делал, когда не хотел, чтоб его видели.

— Спасибо. Даже не знаю, как выразить все, что я думаю по этому поводу.

— Не надо никак выражать. Слова — это мусор! – сказала болтливая волшебница, — И еще, я знаю, что тебя раздражают очки. Зрение, испорченное не магическим путем, можно исправить. Правда есть один побочный эффект, но если ты согласен...

— Какой?

— Сущая мелочь. Правда, у тебя такой красивый цвет глаз! В общем, может измениться цвет... нет, не цвет, оттенок глаз, на неестественный. Или глаза могут стать просто мутного цвета. В Хогвартсе есть преподаватель полетов — мадам Хуч. Вот у нее глаза стали желтыми, хотя были карими. Она когда-то у меня брала зелье.

— Я согласен. А то меня все очкариком в приюте называют.

Кассандра снова засмеялась. Эта болтливая женщина притягивала к себе. От нее веяло радостью и беззаботностью.

— Держи зелье. Утром до завтрака выпивай по одиннадцать капель в течение одиннадцати дней. Пока не поздно. Больше двадцати капель организм не выдерживает, а их количество должно быть равно количеству лет. Соответственно, после двадцати лечить зрение бесполезно. Иди, тебе пора в банк, кажется.

— Откуда вы знаете?

— А сережку для чего я тебе дала? Кстати, чуть не забыла! Проколоть ухо ты должен самой сережкой. Такие вещи — родовые. Эта — новая, она примет твою кровь, а далее ее использовать сможет только твой потомок по нисходящей прямой или косвенной линии. Ах, да. Я провожу тебя, забыла, что ты первый раз в Лютном.

Кассандра проводила Гарри до конца Лютного переулка и пожала ему руку. Мальчик шел до банка и улыбался, у него впервые за всю его жизнь было прекрасное настроение. Не равнодушное спокойствие, которому он радовался несколько дней назад, а именно обычное хорошее настроение.




* * *
В Гринготтсе его проводили в какой-то кабинет, где его ждал гоблин со странным именем, которого Гарри не запомнил.

— Мистер Поттер, у вас есть доступ к еще одному сейфу, которым не пользовались несколько лет. Это новый сейф, его открыли в этом веке относительно недавно. В свободном доступе там находится три тысячи галеонов, процентная часть составляет двадцать две тысячи галеонов, четырнадцать сиклей и два кната. Ставка для всех вкладов от десяти до ста тысяч галеонов составляет три процента. Так же в сейфе хранится одна книга.

— Чтобы я мог им пользоваться, нужен опекун?

— Владелец этого сейфа не оставлял завещания и никаким другим образом никогда не информировал банк о том, как переходит его имущество. Так же у нас нет информации о его смерти.

— Тогда почему он так давно не был в банке?

— Знаете, молодой человек. Я бы сказал, что это вопрос к вам, — усмехнулся гоблин, — вы можете пользоваться сейфом, как совладелец, а не наследник. Опекун не требуется. Но я бы не рекомендовал вам этого делать. А если вы возьмете оттуда деньги, лучше берите их на время и возвращайте.

— Почему?

— Я не могу ответить на этот вопрос. Но владелец сейфа может быть... кхм... недоволен.

— И как зовут этого таинственного владельца?

— Том Марволо Реддл, — с каким-то вызовом сказал гоблин.

"По-моему обычное имя. Надо перечитать книги по истории, может я что-то упустил. И счет у него небольшой, у Поттеров больше. Сейф новый, значит он маглорожденный?"

— Я возьму три тысячи галеонов. Верну через несколько дней, если все получится.

— Как знаете, в отчете все равно будет видно, что вы брали деньги. Правда, никто отчетами об этом сейфе и не интересуется. Лежат себе у нас, пылятся.

— Тем более. Я верну. Постойте, а вы не можете сказать мою степень родства с этим владельцем?

— Не могу. Иногда даже не кровные родственники являются прямыми наследниками, так как их приняли в род, проведя обряд. Тогда именно крови рода в человеке минимум, а он прямой наследник, как сын.

Гарри взял три тысячи галеонов и книгу «Древнейшая магия» из сейфа, в надежде, что у него все получится. Ему нужны были деньги, но Дамблдор не должен знать, что они ему нужны. Как не должен он знать о том, что они у него будут.




* * *
Следующие несколько дней Гарри провел, изучая заклинания Конфундус и Обливиэйт, на всякий случай. Он не знал, что может произойти в магловском банке, но был уверен, что несовершеннолетним золото, тем более странного вида, в виде неизвестных монет, на серебро не поменяют. Хотелось сохранить золото и одновременно взять серебро, но нужных заклинаний, влияющих на сознание так, чтобы банковский работник просто принес серебро, он не предствлял. Империус, который нашелся в "Наиполезнейших заклинаниях" казался сложным, плюс Непростительное. Засекут ведь. Пришлось учить то, что можно было использовать. Заклинания пригодились. По документам магловского банка обмен производил Том Марволо Реддл. В результате три тысячи галеонов были благополучно возвращены в сейф, Гарри заработал на этом пятьсот с лишним галеонов.

Маглы заинтересовались неизвестными монетами. Маглами, заинтересовавшимися неизвестными монетами, заинтересовались в Отделе по обеспечению магического правопорядка. Сотрудники, поработав с маглами, сделали соответствующие запросы в Гринготтс. Оказалось, данную сумму в последние дни забирали из сейфа Реддла, он же проводил обмен чистого серебра на галеоны. Гарри доплатил гоблину за то, чтоб его имя нигде не фигурировало, а данные о том, кто имеет доступ к сейфам, были конфиденциальными. Три тысячи галеонов были возвращены в сейф. Что-то странное происходило в банке. То попытка ограбления тридцать первого июля — об этом Гарри не знал, так как гоблины второго августа не горели желанием рассказывать об этом всем, тем более тем, кто не спрашивал, то необычный, по меркам магического мира, обмен. Еще более странным было то, что к первому происшествию Реддл имел прямое отношение, а второе, где его имя фигурировало, стало для него неожиданностью. Хорошо, что в Министерстве, в отличие от Хогвартса, мало кто знал более известное имя Тома Реддла, иначе в магическом мире началась бы паника.

Дамблдор, Снейп и МакГонагалл были озадачены. Никто, кроме директора, не обратил внимания, что больше всех профессоров, озадаченным выглядел Квиррелл.

Гарри Поттеру Кассандра прислала "Ежедневный пророк". Адам-Самаэль был счастлив, что смог поднять такую шумиху, ведь весь этот обмен был его идеей.







Глава 8

Глава 8. Иллюзорность свободы


Худой мальчик в очках, с изумрудными глазами находился в поляне густого леса. На него было направлено несколько палочек. Пожилой волшебник с длинными серебристыми волосами, в странной светло-лиловой мантии, улыбался. Нет, ухмылялся. Рядом с ним стояла высокая фигура, укутанная в черный плащ. Лица фигуры не было видно из-за капюшона. По обе стороны от них стояло множество людей. Половина из них были одеты в черные мантии, на их лицах были маски. Другие были в цветных мантиях самого разнообразного покроя. Мальчик знал только некоторых – МакГонагалл, Квиррелла, Драко Малфоя и великана Хагрида.

— Ну, здравствуй, Гарри! – добродушно сказал тот, что был в светло-лиловой мантии, — захотел поиграться?

— Дамблдор? – спросил Гарри, и поднял свою палочку. Все присутствующие засмеялись.

— Неужели, маленький Потти рассчитывает справиться с нами? – произнес, смеясь, Драко Малфой.

Гарри ненавидел, когда его так называли. Так его дразнили в школе в Литтл Уингинге, так, некоторые, называли его в приюте.

— Ты не тот, кто может играть сам. Тут игры взрослых. Ты пытался нам мешать, мы этого не любим, — произнесла фигура в черном плаще, — поэтому маленький Потти должен умереть.

— Кто вы?

— О, мы с тобой старые знакомые, Гарри.

— Гарри, — снова добродушным тоном произнес Дамблдор, — если ты хочешь, мы можем все изменить. Но сейчас ты заигрался.

— Изменить?

— Именно. Ты проснешься в приюте, и ничего не будешь помнить. Мы исправим тебе память. Ты будешь жить, не зная ничего о нашем мире, пока к тебе не придет профессор МакГонагалл. Ты будешь более счастлив, чем сейчас. Поверь мне, Гарри. Мы не хотим тебе зла. Просто такова твоя судьба. Другой у тебя быть не может.

— Откуда вам знать, что я буду счастлив?

— О, поверь, я знаю. Нам надо создать иллюзию борьбы. Нам нужен маленький герой. Тебя все будут любить, боготворить! Что может быть лучше?

— Скорее, что может быть хуже! – зло прорычал Гарри.

— Какая бесполезная трата эмоций, — заметила одна из фигур в масках.

— Гарри, ты сам не знаешь, что хорошо, а что плохо, — продолжал Дамблдор, — разве ты сейчас счастлив? Нет! Ты думаешь, что тебя заставляют играть по чужим правилам, ты ищешь в каждом человеке, в каждом действии, ложь. Разве это правильно, разве это хорошо? Счастье в неведении. Ну, так что, ты согласен?

— Да пошел ты!

— Тогда у нас нет выбора, — сказал директор, и кивнул человеку в плаще.

— Круцио! – произнес тот, направив палочку на Гарри.

Боль, такая сильная, пронзила тело мальчика. Она, казалось, была в каждой клетке тела, не оставляя шанса этому телу сопротивляться. Мысли, которые до этого норовили разорвать мозг своим количеством, моментально исчезли. Осталась лишь боль, ничего кроме нее. Ребенок упал на колени, держась за голову. «Только не кричать, только не кричать!»

— Ты не передумал, Гарри? – голос Дамблдора медленно, как будто нехотя, проникал в сознание. Боль резко прекратилась.

Мальчик попытался встать, но сделал это только со второй попытки. Вокруг послышался смех.

— Тебе больно? Вот так новость, сам Мальчик-Который-Выжил-И-Решил-Поиграть может чувствовать боль? – сказала фигура в плаще, — интересно, а когда в человека попадает Авада, он чувствует боль? Ты единственный, кто может рассказать.

Все снова засмеялись.

— Что скажешь, Гарри? Пока ты еще можешь передумать.

— Нет.

— Круцио! – снова сказал тот, в плаще.

Теперь Гарри сразу же упал. Казалось, тело сейчас разлетится на тысячи осколков. Он не мог думать, он не мог дышать. Он чувствовал боль во всем теле до самых кончиков пальцев на руках и ногах. Ужасную боль. Та боль, которую причиняли ему Дурсли, казалось сущей мелочью. В сознании, где-то далеко, пробираясь сквозь застилающую его боль, возникла мысль, что нельзя кричать, нельзя. Мальчик прокусил губу, чтобы, уже готовый сорваться крик, остался только в мыслях.

— Довольно, — произнес директор.

Боль прекратилось, осталась лишь слабость… нет, беспомощность. Теперь уже Гарри не пытался подняться, он знал, что все равно не сможет.

— Ну как тебе мое угощение? – осведомилась фигура в плаще.

Гарри хотел что-то сказать, но не смог даже открыть рот. Слабость, ужасная слабость…

— Какой же ты жалкий, герой! – последнее слово, говорящий выплюнул.

Гарри было все равно, кто это сказал. Тут из-за деревьев вышли Дурсли полным составом, дядя держал в руках свой фирменный ремень с металлической пряжкой, которым так часто били мальчика.

«Стоп, они умерли! Этого не может быть!»

Мальчик поднял голову. Рядом с ним лежало две знакомые книги – «Сборник наиполезнейших заклинаний» и «Магия теней и отражений».

«Дверь, тут должна быть дверь, должен быть выход! Он должен быть! Это сон!»

Гарри огляделся, дверь действительно была. Прямо на поляне. «Надо встать, надо выйти!»

Мальчик схватил книги и, шатаясь, поднялся. Ноги не слушались, он снова упал. Все засмеялись.

Гарри решил добраться до двери ползком. Присутствующие, глядя на то, как он ползет, засмеялись громче. «Они не видят дверь? Я же сейчас уйду…»

Ребенок дополз до двери и открыл ее, она вела в коридор приюта. Гарри оглянулся, на него была направлена палочка фигуры в плаще.

— Кру..

Гарри быстро выполз в коридор и захлопнул дверь. Он сел, прислонившись к стене. Спина вспотела – ему тяжело далось расстояние до двери. Мальчик несколько минут сидел просто в тишине, а затем все вспомнил. Он открыл одну из книг на нужной странице, встал, держась за стену, поднял палочку и открыл дверь.

— Sum non vivo, sum non mortuus, sum non timeo…

Сказав это, Гарри собрал все свои последние силы, вошел в комнату, открыл окно и осторожно положил книги в металлические коробки для цветов, которые были под каждым окном, но цветов в приюте никогда не было, воспитанники использовали коробки для хранения личных вещей. После этого мальчик дошел до кровати и уснул, нет, скорее провалился в сон.




* * *
— Вызывали, директор, — осведомился вошедший в кабинет мужчина с сальными черными волосами.

— Северус, мне только что из Министерства доложили, что в приюте, где живет Гарри, сегодня, двадцать пятого августа, пять минут назад, были произведены какие-то чары, не поддающиеся точному определению. Они не знают, что это, но по мощности – что-то равное Круциатусу.

— Вы хотите, чтобы я направился туда, — мужчина изогнул бровь, выражая все свое «желание» сделать это.

— Именно, возьми зелье, снимающее последствия Круциатуса. Я не знаю, что это было.

— Стихийная магия?

— Нет, использовалась палочка.

— Почему я, а не Минерва? И почему вы сами туда не отправитесь?

— Я полагаю, ты, возможно, сможешь определить, что за чары он использовал и откуда он их узнал.

— Предлагаете использовать легилимению? На ребенке? – язвительно поинтересовался Северус.

— Только в крайнем случае. Главное, чтобы с мальчиком все было в порядке.




* * *
Гарри очнулся в своей постели, когда кто-то влил в него жидкость противного вкуса. Простынь была мокрой от пота. Он протер глаза, перед ним сидел мужчина в черной мантии, и смотрел на него так, будто хотел, чтоб мальчик на месте умер.

— К-кто вы? – голос был с хрипотцой, слова давались очень сложно.

— Профессор Снейп. Что вы натворили, Поттер? – последнее слово профессор выплюнул.

— Н-ничего.

— Ничего, Моргана вас побери, ничего?! Меня отправляют к вам, а я, кстати сказать, до первого сентября вообще не горел желанием вас видеть, а вы тут лежите без сознания в своей кровати, и кажется, что вас пытали! Что. Вы. Сделали?

Мальчик попытался отвернуться, он не хотел разговаривать с этим профессором, и чувствовал, что тот тоже не в восторге от беседы с Гарри.

— Полагаете, если отвернетесь, я исчезну? – с насмешкой поинтересовался Снейп, — Как, объясните мне, как вы смогли применить что-то подобное к самому себе? Вы знаете, что ни один человек никогда не сможет использовать Круциатус на себе! Это ж каким надо быть психом! Для этого заклятия необходимо хотеть видеть чужую боль, наслаждаться страданиями человека. Многие взрослые маги никогда в жизни не смогут применить Круциатус, не из-за слабости! Они могут быть какими угодно сильными магами, но не смогут, так как в числе вещей, которыми они наслаждаются, нет лицезрения чужих страданий! Как можно желать такой боли самому себе?

— Я… я не желал.

— Тогда. Что. Это. Было?

— Проекция страха.

— Проекция страха? Вы считаете, что я идиот? Да? – мужчина был крайне зол, — Проекция страха абсолютно иллюзорна, она никогда не имеет физических последствий. От нее можно сойти с ума, но не валяться без сознания как после Круциатуса! И, кстати, где вы узнали о проекции страха? Если мне не изменяет память, а она мне не изменяет, в школьной программе ее нет, а тем более, ее нет в учебниках за первый курс!

— Я прочитал в книжном магазине.

— Какая наглая ложь! Если вы считаете, что на первом курсе проходят простейшие заклинания только потому, что волшебник в юном возрасте не способен к более сложному – вы ошибаетесь! Семилетнего ребенка можно обучить проекции страха, только он, применяя ее, сойдет с ума сам, или сведет с ума кого-то. В этом возрасте еще нет необходимого контроля! Что кроме проекции страха вы применяли? Отвечайте!

— Ничего.

— Как мне это надоело. Вы, оказывается, можете не только выжить после Авады, но и применять к самому себе Круциатус или что-то схожее. Вы одним своим существованием опровергаете все законы магии! Ладно, Мерлин с ними, с законами. Но зачем, объясните мне, зачем, использовать на себе что-то подобное? Я не спрашиваю как. Зачем?

— Лучше бы было, если бы я попробовал на ком-то другом?

Гарри разозлился, разозлился на себя, на этого профессора. Он использовал магию отражения реальности — поэтому он не понимал, что происходящее не реально, при всей очевидности нереальности, вместе с проекцией страха. Отражать можно любую реальность, он решил отразить реальность собственных страхов. Он бы никогда не наложил на себя Круциатус. Просто в отраженной реальности боль причиняли ему, а реальность на то и реальность, потому и имеет реальные последствия. Теперь Гарри понял слова Кассандры, что нет светлой и темной магии, а есть лишь выбор. Можно было отразить счастье, тогда бы он оказался в кругу семьи, любящих родителей. Там, в отраженной реальности, не было бы ни Дамблдора, ни Мальчика-Который-Выжил. Был бы просто Гарри Поттер, сын своих мамы и папы. Одну и ту же магию можно использовать по-разному. Отразил реальность страхов – получил парочку Круциатусов. «Интересно, в отраженной реальность применяли неизвестное мне заклинание, а последствия в этой реальности настоящие. А если бы они пальнули Авадой, я бы на самом деле умер?»

— Лучше бы было, если бы вы вообще не пробовали! Что кроме проекции страха вы использовали? Не надо так на меня смотреть, я в состоянии отличить комплексные чары!

— Ну если вы в состоянии, то зачем спрашиваете?

— Дерзкий, наглый мальчишка! – сквозь зубы сказал Снейп, вытаскивая палочку, — Легилименс!

После этого профессора оттолкнуло к противоположной стене. Он резко поднялся, направил палочку на Гарри.

— Кто ставил вам блок?

— Блок? – искренне удивился Гарри, он вообще забыл про сережку и легилименцию. Ему сейчас как-то было не до этого.

— Судя по вашему выражению лица, вы не в курсе. Да, Мальчик-Выживший-После-Авады-И-Сумевший-На-Самого-Себя-Наложить-Круциатус-Или-Что-то-Подобное, еще и врожденный окклюмент! Просто кладезь талантов, — профессор сказал это так, будто говорил не о талантах, а о чем-то противоположном им, — Поттер, дайте сюда вашу палочку!

— Что?

— Палочку. Я жду!

Гарри нехотя протянул профессору палочку. А что ему еще оставалось делать? Тот произнес «Приори Инкантатем» и из палочки появился какой-то туман.

— Контрзаклятие проекции страха… — задумчиво произнес Снейп, — Доставайте свои книги, все! Хочу посмотреть, где вы узнали о проекции.

Гарри мысленно поблагодарил свой организм за то, что тот отключился только после того, как он успел спрятать книги.

— Пожалуйста, — равнодушно протянул он, подавая профессору свой рюкзак.

Тот, исследовав содержимое рюкзака, обсмотрел шкаф, стол и тумбочку на наличие «неположенной» литературы. Снейп так же проверил вещи Джона, затем заглянул под кровать. Гарри не выдержал и засмеялся.

— Смешно, Поттер?

— Вы даже не представляете насколько! Никогда не думал, что доживу до того дня, когда профессор будет ползать под моей кроватью.

Снейп поднялся, отвесил Гарри приличный подзатыльник, и аппарировал прямо из комнаты. Мальчик, оставшись один, продолжал смеяться. Затем из глаз ребенка потекли слезы, он повалился на подушку, и впервые за несколько лет, заплакал.

Он плакал не от боли, не от обиды. Его не расстроил профессор, Гарри было все равно на него. Он плакал потому, что снова почувствовал, что не хочет в этот магический мир, что там его ничего хорошего не ждет, как и в магловском. В мире вообще никого не ждет ничего хорошо. Может быть, наш мир – это ад, в который попадают лишь души грешников?




* * *
— Несносный мальчишка! Такой же наглый, как его отец, даже еще более наглый!

— Северус, может быть мы уже, наконец, услышим что-то более определенное? – нетерпеливо поинтересовалась МакГонагалл.

— Этот мерзкий ребенок сам на себя наложил что-то вроде Круциатуса! Каким образом он это сделал, мне не ясно. Он сказал, что использовал проекцию страха!

— Но это невозможно. Проекция страха не может иметь подобных последствий, — сказала МакГонагалл.

— Приори Инкантатем показало контрзаклятие к проекции страха. Я проверил его комнату, там были только книги из школьной программы. Когда я заглянул под кровать, Поттер только засмеялся!

— Право, Северус, я бы на его месте тоже засмеялся, — мягко произнес директор, представив Ужас Подземелий, ползающим под кроватью, — возможно, он действительно использовал проекцию страха, но что-то пошло не так, либо одновременно произошел стихийный выброс. Но, благо, с ним все хорошо. Одного не понимаю, где он мог узнать о проекции.

— Он заглядывал в книги в своем сейфе, возможно, запомнил первое, что ему попалось.

— Тогда не удивительно, что он все напутал! Не думаю, что он может обладать фотографической памятью. Что-то не помню в роду Поттеров подобных талантов, — язвительно произнес Снейп.

— Ты попробовал проверить его мысли, Северус?

— Что? – вскричала МакГонагалл, — Если вы не в курсе, то существует свобода мысли! Легилименцию используют только в крайних случаях при допросах!

— Успокойся, Минерва, у меня все равно ничего не вышло. У него стоит достаточно мощный блок. Когда я его спросил, кто ему ставил блок, он недоуменно на меня посмотрел, и вообще не понял о чем я. Вероятно, он врожденный окклюмент, — последнее Снейп сказал так, будто объявил, что мальчишка врожденный идиот, — если на этом все, я, пожалуй, пойду, займусь своими делами, — сказав это, профессор поднялся с кресла и вышел.

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, Минерва. Я неправильно поступаю, ребенок должен был расти в нашем мире, и у него должен быть выбор. А у меня, Минерва, у меня когда-нибудь был выбор? – сказав это, директор встал и подошел к окну.

Он смотрел на башни Хогвартса и размышлял. У него действительно никогда не было выбора. Он поступил в Хогвартс, как сын убийцы. Будучи ребенком, он мечтал доказать всем, что он правильный, что сын убийцы – не клеймо. Затем дружба с Грин-де-Вальдом, короткая, но яркая. Планы, планы… Смерть сестры, одиночество. И общественность, черт бы ее побрал, та самая пресловутая общественность, которая ждет от нас действий, и мы действуем. Против своей воли, против самого себя, но действуем. Она ждала, что светлый маг победит темного, и он сделал это. А хотел ли? Его спросили, хотел ли он? Кто-нибудь, когда-нибудь поинтересовался, что бы он хотел в этой жизни? Человек, переставая зависеть от других конкретных людей, начинает зависеть от самого себя, своего образа в глазах всех. Мы хотим свободы, а свобода равна зависимости от всех сразу. Наверно, Том Реддл тоже хотел, чтоб все было не так, как было. Возможно, он строил совсем другие планы, а не те, что осуществлял. Были они более жестокие или менее? Да какая разница! Назвал себя Темным Лордом – действуй так, как положено. Назвался (или назвали) Величайшим светлым магом – действуй так, как положено. Ни одному человеку не суждено быть свободным. Относительно свободен лишь тот, кто никогда не задумывается о свободе. Вот и он сейчас вмешивается в жизнь других, пытается влиять на нее, а на его жизнь влияет та самая общественность. А общественности все равно, на нее никто не влияет. На то она и коллективное бессознательное, толпа, которой безразличны философские категории, вроде свободы.


Глава 9

Глава 9. Жалкое подобие сказки


Утром первого сентября Гарри проснулся рано, даже слишком рано. Было пять часов. Мальчик подумал, какого черта он так рано поднялся, если до вокзала ехать сорок минут, а поезд только в одиннадцать. Но снова уснуть не получилось.

Гарри встал с постели, посмотрел на Джона, посапывающего и улыбающегося во сне, и позавидовал ему. Такой же сирота, такой же ребенок, но, сколько у него возможностей. От него ничего не ждут, он может стать врачом, инженером, вором, убийцей, премьер-министром. Да кем угодно!

Мальчик сел в кресло, впервые за это время открыл тетрадь, подаренную администрацией приюта. Листы были молочного цвета, плотные. Другой бы воспитанник не оценил такого подарка, но Гарри знал, что подобные вещи могут стоить дорого. Миссис Вертон, или кто там придумал ему купить эту тетрадь, не ошиблись в выборе. На первой странице мальчик написал перьевой ручкой — он пытался писать перьями, потом плюнул на эту глупость отставшего от жизни магического мира, и купил в канцелярском магазине пару перьевых ручек и чернила к ним:

«Эта тетрадь принадлежит Цоресу. Он пишет в ней то, что взбредет в его голову. Обычно в его голову приходят разные глупости, поэтому если эта вещица оказалась у вас, вы можете не утруждать себя чтением всякого бреда».

Затем мальчик перевернул страницу, и продолжил:

«Сегодня я еду в Хогвартс… чтоб его! Я проклинаю Основателей этого идиотского учебного заведения! Только глупейшему человеку придет в голову распределять учеников на факультеты по характеру. И только глупейшему человеку придет в голову гордиться учебой на том или ином факультете. По сути, все равно, куда ты поступаешь, всех учат одному и тому же, а если уж говорить о чертах характера, то их гораздо больше, чем факультетов. Где, скажите мне, факультет, где основной чертой характера является, скажем, трусость? Почему я должен жить среди идиотов? Хотя наверно так считает каждый, не знаю того, кто считал бы себя идиотом, а других — гениями».

Гарри отложил тетрадь и посмотрел на часы. Шесть часов. Мальчик побрел в ванную комнату. Там он долго смотрел на свое отражение в зеркале. Глаза вообще не поменяли цвет. Никак. Хотя, может быть, были какие-то малейшие изменения, но увидеть их было невозможно. Теперь Гарри было интересно посмотреть на желтоглазую мадам Хуч. Ему было даже немного обидно, что цвет не поменялся. Было бы забавно, если глаза стали бы неестественного цвета. В магическом мире, может быть и все равно, а вот для маглов — это было бы неожиданно. А, впрочем, какая разница, вон ходят всякие с белыми или полностью черными линзами и никому нет до них дела.

Волосы торчали в разные стороны. Как же они раздражали Гарри. Он надеялся, что когда они станут длиннее, то будут лучше лежать. Ничего подобного! Мальчик попытался пригладить их водой. В итоге те пряди, которые до этого итак лежали ровно, теперь, уже мокрые, прилипали к коже, а те, что торчали, по-прежнему продолжали торчать.

— Ну и черт с вами! – сказал ребенок своим волосам.

После душа Гарри вернулся в комнату, сел на подоконник и задумался. За последние пять дней он прочитал несколько магловских книг из городской библиотеки о террористических и подпольных организациях, и сравнивал их со структурой «террористической шайки» Пожирателей. Ему казалось, что Темный Лорд был дураком. Кому в голову придет строить по такому принципу организации? Подобные организации (а Гарри причислил Пожирателей по их действиям к террористическим, если брать магловскую терминологию) должны быть построены по принципу пирамиды. Главный, в данном случае этот самый Темный Лорд, должен был не набирать Внутренний Круг, где все друг друга знали, а сохранять инкогнито. Взять, скажем, двух Пожирателей, да так, чтоб каждый из них не знал, что другой тоже Пожиратель, и только этим двум будет известен лидер группы, общаться с каждым только индивидуально. Попросить каждого из них найти двух других проверенных людей, но те уже не должны знать лидера. Те двое должны привести еще двоих, не раскрывая личности тех, кто привел их, и так далее. Да, так труднее координировать действия, но и труднее выйти на лидера или на двух главных, особенно если те не знают друг друга, либо не знают, что другой тоже Пожиратель. И вообще, схватит аврорат одного Пожирателя, а он ни сном, ни духом не знает о своих «коллегах», и пытайте его сколько угодно, вливайте сколько угодно «Веритасерума», не знает он, и все тут. Максимум выйдут на нескольких, а до лидера не доберутся. Настоящие тайные, подпольные и террористические организации так и действуют. Это только псевдотеррористические шайки раскрывают себя, свое название и своего настоящего лидера. А о тех, кто делает историю, узнают только тогда, когда история уже сделана.

Гарри пришла в голову мысль, что если ему когда-нибудь придется набирать союзников, он будет строить организацию именно по такому принципу. А чтоб насолить и Дамблдору, и Темному Лорду, надо чтоб двое главных, были из их круга. Одного Дамблдоровского, другого Пожирательского. Пусть один думает, что борется за свет, другой – за тьму. Даже два названия можно придумать. И организация будет срывать планы и тех, и других. Да здравствуют беспорядки!

Но это все в планах, пока же, Темный Лорд где-то скрывается и находится в состоянии, близком к смерти. Дамблдор ждет своего «героя» сегодня в Хогвартсе. А Гарри все еще маленький одиннадцатилетний мальчик, которому эти планы не осуществить. Но приглядываться к людям можно начинать.

Гарри посмотрел на свои вещи, сложенные аккуратной стопочкой на прикроватной тумбе. Неделю назад он посетил магазин мадам Малкин и купил пару черных и пару белых рубашек, две пары брюк, ремень со змейкой и две пары обуви – замшевые и кожаные черные туфли. Никакого пафоса, никаких цветных мантий, Боже упаси! Мальчик ненавидел весь этот цирк с мантиями. Будь его воля, он оделся бы в свою любимую черную толстовку с капюшоном. Но все же, он знал, что «встречают по одежке», поэтому надо выглядеть хотя бы просто прилично.

Он надел черную рубашку и брюки, на голову нацепил черную повязку, которую купил в женском магловском магазине аксессуаров, и название которой не запомнил. Надо же было чем-то закрыть шрам. Он не хотел, чтоб в поезде повторилась история «Дырявого котла», где все пожимали ему руки, что казалось, он уйдет оттуда с мозолями. Гарри посмотрел на себя в зеркало. «Я выгляжу как идиот! Миниатюрный гот с торчащими патлами! И почему, каждого первого сентября я должен выглядеть идиотом?» — подумал он, вспоминая свой костюм, в котором появился в новой средней школе в прошлом году. Тут он вспомнил о мантиях в рюкзаке, и решил, что как идиот, будет выглядеть весь год, а то, что сейчас – еще более или менее приемлемо.

Мальчик сложил все оставшиеся вещи в рюкзак, даже прихватил библиотечные магловские книги, и огляделся. «Я сюда больше никогда не вернусь, и никакой Дамблдор не заставит меня это сделать!»

Дорога до Кингс-Кросс прошла спокойно, никто не обращал внимание на «миниатюрного гота» с рюкзаком. Плюс большого города в том, что всем плевать. Так легко затеряться в толпе, стать ее частью! Но не все понимают, что значит быть частью толпы. Это значит быть никем. Вот сидит напротив девушка-блондинка, высокие каблуки, дорогая сумка. Она явно думает, что особенная, что такая единственная. Но нет, всем все равно. На нее, на ее жизнь, на ее «особенность». Даже если кто-то и обратит на нее внимание, то забудет о ней через минуту, вспомнив о собственных проблемах и о том, что тоже является «особенным».

На платформе мальчик встретил рыжее семейство, подождал, пока все они исчезнут за барьером, и только потом прошел следом. Было без пятнадцати одиннадцать. Гарри посмотрел на алый паровоз, вывеску, обозначающую номер платформы, и ухмыльнулся. «Жалкое подобие сказки! У человека, впервые попавшего сюда должно сложиться впечатление, что он попал не в магический мир, а в сказочный. Иллюзия счастья и добра. Иллюзия для детей, которые не знают, что это ложь. И кто, интересно, придумал, что платформа будет 9 и ¾? Почему не 9 и ½, или, скажем, 9 и число Пи…Внимание, Хогвартс-экспресс отходит от платформы 9 и 3, 14..»

Мальчик отыскал свободное купе в конце поезда и сел, глядя в окно на то самое рыжее семейство. Простые, не такие, как тот же напыщенный индюк Драко Малфой, но в глазах тепло… любовь? Да, рыжая полная женщина их любит, они росли в любви. Вот она оттирает грязь с носа младшего сына, вот маленькая девочка плачет, провожая братьев. А его никто не провожал, отпустили так. МакГонагалл предупредила директора, что провожать его не нужно. Только миссис Вертон пожелала успехов в учебе.

Рыжие вошли в вагон, поезд тронулся. Дверь в купе Гарри приоткрылась, мальчик про себя чертыхнулся. В купе заглянул младший из рыжих.

— Здесь свободно? – спросил он, указывая на сиденье напротив, — В других вообще сесть некуда.

Гарри лишь молча кивнул. Рыжий устроился. Мальчики некоторое время молча смотрели в окно. Потом Гарри подумал, что не хочет, чтоб каждый свободно заходил в купе, достал палочку, направил на дверь, и произнес:

— Коллопортус!

— Круто! – выпалил рыжий, и Гарри на него удивленно посмотрел, не думал он, что в семьях волшебников, юные маги не знают простейших заклинаний за первый курс, — Меня, кстати, Рон зовут, Рон Уизли.

— Цорес, просто Цорес, — ответил Гарри.

«Ты мне изменяешь?» — спросил Адам-Самаэль.

«Иди к черту!» — посоветовал ему Гарри.

— Первый курс? – поинтересовался Рон.

— Он самый, — меланхолично ответил Гарри, даже не глядя на рыжего.

— На какой факультет ты хочешь поступить?

— На тот, которого нет в Хогвартсе. Но из тех, что есть, меня устроит Равенкло.

— А я хочу в Гриффиндор. У меня пятеро братьев, все учились там, и мама с папой. Не представляю, что будет, если поступлю в другой факультет, — как-то грустно ответил рыжий, поэтому Гарри стал выглядеть немного заинтересованнее, он любил разгадывать причины грусти, радости и других эмоций у людей.

— И чем ты расстроен? Есть шансы попасть в другой факультет?

— Да не в этом дело. Я шестой брат, и мне придется сделать все, чтоб не отставать от них. Билл был лучшим учеником школы, Чарли был капитаном квиддичной команды, Перси стал старостой, Фред и Джордж, конечно, занимаются всякой ерундой, но у них хорошие отметки, и их все любят. А я обычный. К тому же, когда у тебя полно старших братьев, тебе не достается ничего нового. Старая форма, палочка от Чарли, крыса от Перси.

Мальчик потупился, подумав, что наговорил лишнего. А Гарри решил, что Рон – подтверждение его теории о том, что ни один человек не бывает счастлив. Казалось бы, родители любят, куча родственников. Но не только от Гарри все чего-то ждут. Вот от рыжего тоже ждут, и это его так же расстраивает. «Наверно, Земля – действительно ад, где каждый должен страдать. Просто для одного страдания одни, для другого – другие».

— Ты знаешь, в этом году поступает Гарри Поттер! Вот бы его увидеть, хотя, скорее всего мы будем учиться на одном факультете. Его родители были в Гриффиндоре.

«Не дай Бог!»

— Знаешь, мне как-то безразлично, — ответил Гарри, отводя взгляд в окно.

— Просто интересно, какой он, где жил. Говорили, что Дамблдор его где-то спрятал. Я думаю, что он мог жить не в Англии. Интересно, а он помнит что-нибудь о… ну о Сам-Знаешь-Ком?

«О да, Дамблдор спрятал, так спрятал!»

— Скажи, ты помнишь себя в год? Я вот нет, с чего ты взял, что он может помнить?

— Действительно, — смущенно сказал Рон.

В купе попытались войти Драко Малфой и два каких-то амбала. Потом блондин достал палочку и открыл дверь заклинанием. В отличие от Рона, он знал несложные чары.

— Зачем вы закрылись, — с порога, растягивая слова, проговорил блондин, — Привет, П… — тут Гарри приложил к губам палец, и отрицательно покачал головой. Драко Малфой не был бы Малфоем, если бы плохо соображал, поэтому договаривать фразу он не стал.

— Привет, Малфой.

— Это Крэбб, Гойл, — сказал блондин, указывая на стоящих за своей спиной.

— Цорес, — кивнул им Гарри. Драко хмыкнул, — Рон Уизли, — сказал мальчик, указывая на соседа по купе.

— Ну и зачем ты сел с Уизли? – спросил Малфой.

— Я сел один, но против общества Рона Уизли, как и против твоего общества, ничего не имею. Понимаешь, Малфой, мне вообще все равно. На всех. На всю эту дурацкую жизнь.

Драко снова задумался, как тогда, в магазине мадам Малкин, а Рон открыл рот от удивления, не ожидал он подобных слов.

— Да ты мизантроп, — произнес, наконец, Драко, вспомнив, как отец пару дней назад объяснял ему значение этого слова.

— Мизан.. кто? – спросил рыжий.

— Неважно, — ответил ему Гарри, — но ты почти угадал, Малфой.

— Не передумал поступать в Равенкло? Что-то подсказывает мне, что мизатропу самое место в Слизерине.

— Кажется, мы это уже проходили, — заметил Гарри.

Тут только до рыжего дошло, что он сел в купе к человеку, который знаком с Драко Малфоем, сыном Пожирателя! Теперь все в Гарри ему стало напоминать «типично представителя» пожирательской семейки. Черная рубашка, ремень со змейкой, даже эта дурацкая женская повязка на лбу.

— Ну, в общем, мы пойдем, — сказал Драко, чувствуя себя некомфортно в компании предателя крови и странного героя магического мира, — увидимся на распределении.

Когда Малфой и компания покинули купе, Рон не нашел ничего лучше, как спросить о том, о чем спрашивать было не принято.

— Твои родители были Пожирателями?

Гарри рассмеялся. Нет, это действительно было забавно. В этом мире о людях судили не только по тому, на каком факультете они учились, но и по знакомым. При этом, если бы рыжий был внимательным, то заметил бы, что Гарри ни разу не назвал Драко по имени, что говорит не о близких отношениях, а просто о знакомстве. Ему захотелось сказать, что да, его родители были Пожирателями, чтоб посмотреть на реакцию Рона, но сделать так он не мог. Адам-Самаэль не простил бы ему такой промах.

— Нет, не были. Но если тебе интересно, некоторые родственники в свое время поддерживали политику Грин-де-Вальда. Знаешь, я читал о нем. У него было множество дельных идей, — сказал Гарри.

Он действительно заинтересовался этим магом, и перечитал еще раз о нем в «Истории», когда узнал, что его предки поддерживали идеи Грин-Де-Вальда. Его теория мальчику нравилась больше Темнолордовской. Он не был против маглорожденных, которые не виноваты в том, что просто не у тех родителей появились на свет. Он хотел объединить магический и магловский мир так, чтобы волшебники заняли ключевые позиции в управлении государствами. При том, Грин-де-Вальд полагал, что некоторые народы маглов надо уничтожить или проредить, так как на Земле уже наблюдается недостаток ресурсов. Некий первообраз, набиравшей популярность в магловском мире, теории золотого миллиарда, о которой рассказывал учитель истории в школе.

Рыжий открыл рот, потом закрыл, затем снова открыл.

— Да успокойся ты, тебе в детстве внушали, что все страшные и злые волшебники хотели всех убить что-ли? А ты не задумывался над тем, что у них были цели и идеи? И в некоторых идеях можно действительно найти рациональное зерно. Вот у меня есть теория, что маглорожденных не существуют, есть только полукровки. Поэтому меня совершенно не устраивает политика Министерства в отношении маглорожденных.

Говоря это, Гарри не заметил, как на пороге купе, дверь которого Малфой не закрыл, появилась девочка с густыми каштановыми волосами и внимательно слушала его монолог.

— Интересная теория, кстати! Я тоже об этом думала, — произнесла девочка, и Рон от неожиданности подпрыгнул, — Я Гермиона Грейнджер, маглорожденная, — сказав это, она без приглашения вошла в купе и села напротив Гарри.

— Цорес, полукровка, — сказал Гарри, но вспомнив про сейф Реддла, добавил, — это официально, но по моим подсчетам, могу быть и чистокровным. Так что ты надумала?

— Когда пришло письмо, я решила, что способности мага – это дар от природы. Но, когда я узнала о том, что есть чистокровные семьи — это сразу перечеркнуло мою теорию, и я купила книги по генетике. Сделала некоторые подсчеты. В общем, магические гены должны присутствовать у маглорожденных с обеих сторон. Это не значит, что мама и папа должны быть сквибами. Это могут быть бабушки, дедушки и даже прабабушки и прадедушки, но всегда и по отцу и по матери одновременно.

— Вот и я пришел к подобным выводам, хотя маглорожденные даже по этой теории намного слабее магически, чем чистокровные. А вот с политикой Министерства по этому вопросу я точно не согласен.

— По-моему, нынешнее Министерство поддерживает маглорожденных! – заметил Рон, радуясь, что тема перешла в понятное ему русло.

— А по-моему, нынешнее Министерство делает на этом деньги, — заметил Гарри.

— Послушай, Цорес, мне кажется он прав. Я читала историю, раньше политика в отношении маглорожденных была более жесткой.

— Возможно, я не спорю. Я не говорю о том, как было раньше, я говорю о том, что сейчас. Да, они якобы дали маглорожденным равноправие, да, они якобы, поддерживают их и т.д. и т.п. Но это, черт возьми, унизительно! Это как в США, когда Север воевал за права рабов. Вот и Министерство сейчас выставляет маглорожденных этими самыми рабами и борется за их права. Хотя по сути, все маглорожденные – полукровки. Ведь можно открыть эту информацию? Мне даже импонирует теория о том, что есть аристократичные и не очень роды, где тайная родовая магия передается из поколения в поколения, я не против. Пусть будет так. Но и маглорожденные имеют отношение к какому-то роду. Некоторые знания им могут быть доступны. Но это скрывают, возможно, боятся возвращения к тем временам, когда были родовые кланы, которые очень-таки влияли на политику. Я против смешанных браков, ты сама, должно быть поняла, что браки с маглами ведут к исчезновению магических способностей, вероятнее всего, в третьем поколении. Но нет, политика по поддержке маглорожденных и маглов даже одобряет подобные браки. При этом, если ты посмотришь на всех, кто ведет подобную политику, они окажутся чистокровными. Хотя нет, думаю, вопрос все же в деньгах.

— О каких деньгах ты говоришь? – спросила Гермиона, и тут Адам-Самаэль напомнил Гарри, что он заговорился. Ой, как заговорился.

— Забудь, просто есть кое-какая информация, — сказал Гарри, и, подумав, добавил, — непроверенная, поэтому говорить о ней я не буду.

Гермиона смутилась. Во-первых, по этой же самой теории она получалась слабее чистокровных и полукровок, а ей этого очень не хотелось. Но она понимала, что, вероятно, это так. Девочка выучила все учебники, чтобы доказать всем, что она не хуже других. Во-вторых, она не поняла о каких деньгах идет речь, но заметила, что собеседник не хочет продолжать разговор, а ей было очень интересно. Наконец, она вспомнила, зачем пришла. И тут же успокоилась. Невилл, с которым они искали жабу, был чистокровным, но не умел ничего, и, сам сказал, что он почти сквиб.

— Кстати, я зачем заглянула. Вы не видели жабу? Мальчик по имени Невилл потерял жабу!

— Нет, — сказал Рон. Гарри лишь покачал головой.

Девочка покинула купе. Дальнейшая дорога прошла почти молча. Лишь иногда Рон что-то спрашивал, или рассказывал какие-то истории.

Наконец, будущие студенты переоделись в мантии, и Гарри почувствовал себя актером театра. Ну, кому в здравом уме придет в голову так одеваться? Нет, он был не против красивых вещей, правда, предпочитал выглядеть обычно, чтоб сливаться с толпой. Но мантии…
Гарри посмотрел на Рона, который глядел на себя в зеркало с разочарованным лицом, старая мантия ему не нравилась. Вспомнил сегодняшний разговор о Министерстве и Грин-де-Вальде и подумал, что Рон – типичный отпрыск светлых. В детстве пугали Темным Лордом как бабайкой, говорили, что все, кто когда-либо в истории пытался изменить мироустройство магического мира – темные маги. Черт возьми, а когда революции и перевороты проходили бескровно? Сомнительно, что и нынешняя светлая власть заняла свою позицию путем мирных переговоров. Гарри представил себе эти самые мирные переговоры: «А давайте договоримся. Вы будете темными магами, которые нам мешают, а мы будем у власти, станем определять направление политики и бороться с вами! Вы согласны? Ну и отлично!»

Поезд замедлил ход.




Глава 10

Глава 10. Ну, здравствуй, школа!


— Первокурсники! Первокурсники, все сюда! – кричал лесник Харгид.

Гарри захотелось затеряться в толпе. Сейчас он был даже рад своей мантии, так как в мантиях были все. Он шел по узкой дорожке одним из самых последних.

— Еще несколько секунд, и вы увидите Хогвартс! – крикнул Хагрид, не оборачиваясь.

— О-о-о! – вырвался восхищенный возглас, когда первокурсники увидели замок.

Гарри показалось, что те, кто этот самый возглас оставил при себе, попадут в Слизерин или Равенкло. Гарри был в их числе, хотя, безусловно, огромный замок его впечатлил.

— По четыре человека в одной лодке!

Гарри и Рон оказались в одной лодке. К ним подсело еще два мальчика, Невилл, и какой-то блондин, имени которого Гарри не запомнил. Он с интересом разглядывал человека, жабу которого искала Гермиона. Мальчик затеял игру – угадай тех, кто дети Пожирателей, а кто — Дамблдоровской шайки. Этот Невилл по подсчетам Гарри был из последних, а вот принадлежность блондина определить было трудно. Казалось, тому было все равно на все. Он с равнодушным лицом смотрел на Хогвартс, но без высокомерия.

Наконец, путешествие по озеру подошло к концу, и Хагрид повел первокурсников к замку. Там, у входа, их встретила МакГонагалл, и повела в маленькую комнату, за стеной которой слышался шум множества голосов, где стала рассказывать о факультетах. Гарри не слушал, он рассматривал комнату, как ранее рассматривал холл замка. Хогвартс казался мрачным, как и приют, только было в этой мрачности что-то таинственное. В приюте мрачность была показателем безразличия. Самые дешевые серые обои, непонятные детские рисунки на стенах, окрашенные краской стены туалетов. Тут же был замок, настоящий средневековый замок, с факелами, освещающими помещения. Гарри показалось, что он уже тут был. Странное ощущение дежавю. Вроде бы все незнакомое, но что-то напоминало. Затем МакГонагалл вышла.

— А как будет проходить отбор? – Гарри так и не понял, кто задал этот вопрос.

— Наверное, нам придется пройти через какие-то испытания, — ответил Рон, — Фред сказал, что нужно сразиться с горным троллем, но он мог, как всегда, пошутить.

На лице Гарри, как и на лицах многих других, появилось недоумение. «Как, ну скажите мне, как можно расти в семье волшебников, и не знать об этом? Даже маглорожденная Грейнджер и то знает, «Историю Хогвартса» догадалась прочитать» — подумал Гарри, глядя на Гермиону, которая тоже уставилась на Рона с выражением лица, будто говорила, что рыжий – идиот.

Появились привидения. Произвели впечатление они на всех, почти на всех. Даже на Гарри, который чуть не упал от неожиданности. Вот чего-чего, а привидений он увидеть тут не ожидал. Он вообще в них не верил. Захотелось при случае расспросить их, интересно же узнать о смерти.

— Выстройтесь в шеренгу, — скомандовала, появившаяся МакГонагалл, — и идите за мной.

Гарри снова пристроился где-то в самом конце. Они вошли в Большой зал. Гарри читал о нем, но все же увидеть это место стоило своими глазами. Зал был освещен тысячами свечей, а вместо потолка было настоящее, ну или иллюзорно настоящее, небо. Когда первые впечатления от увиденного прошли, Гарри осмотрев свечи, убедился, что те просто висят в воздухе, без подсвечников. «Интересно, а воск на головы не падает, не очень бы хотелось сегодня отдирать воск от своих волос». За факультетскими столами сидели старшекурсники со скучающим видом. Вероятно, процедура отбора их не интересовала. Ну, оно-то и понятно.

Гарри увидел на табурете перед шеренгой первокурсников ту самую Распределяющую Шляпу, о которой читал в «Истории Хогвартса». Старая, потрепанная, никаких восторженных взглядов эта штуковина вызвать не могла по определению. Шляпа пошевелилась, а затем запела. По сути, в песне она повторила слова МакГонагалл о факультетах. Окончив свою песню-речь, Шляпа поклонилась четырем факультетам и замолчала.

— Значит, нужно всего лишь примерить Шляпу? Убью Фреда! – услышал Гарри, где-то впереди шеренги, голос Рона.

Церемония распределения началась. Из тех, с кем Гарри уже успел познакомиться, Гермиона и Невилл попали в Гриффиндор, блондин, с которым они плыли в одной лодке, оказался Энтони Голдстейном, и попал в Равенкло. Драко Малфой и его гориллы попали в Слизерин. Гарри заметил, что некоторые сидели со Шляпой на голове довольно долго, например Гермиона. И, наконец…

— Поттер, Гарри!

Нужно было представиться Цоресом в поезде, только для того, чтобы увидеть лицо Рона, когда МакГонагалл сказала его настоящее имя. Или не настоящее, он уже сам запутался. В общем, официальное. Рыжий открыл рот, выражение его лица говорило об удивлении, обиде и растерянности, одновременно.

Гарри сел на табурет, и МакГонагалл «уронила» Шляпу ему на голову. Та сразу закрыла весь обзор. Гарри пришла в голову мысль, что негигиенично надевать такую старую вещь, в ней могут быть клопы.

— Ну и что? – раздался в его голове голос.

— В смысле? – мысленно ответил мальчик шляпе.

— Сознание открыть не хочешь? Я как, по-твоему, должна решить, куда тебя определить?

Гарри вспомнил о сережке, а заодно, убедился в ее действии. Тогда, со Снейпом, он так и не понял, что произошло. Не до Снейпа и собственного сознания ему было. Гарри мысленно приказал сережке открыть сознание, толком не понимая свойств и принципа действия артефакта в ухе.

— Непростой вопрос. Очень непростой. Вижу, что ум весьма неплох. И талант – о да, это так. И имеется весьма похвальное желание проявить себя. Хватает и смелости, хотя это не основная черта. Так куда мне тебя определить?

И тут Гарри подумал, что все ждут, что Мальчик-Который-Выжил поступит в Гриффиндор. И, если он решил, что смотрит на жизнь Гарри Поттера со стороны, то надо бы туда и попасть. Все равно учат всех одному и тому же, так какая разница, где учиться? Зато он отведет все подозрения от своей персоны, если будет учиться на факультете, где учились родители. Его мысли не остались незамеченными.

— И после этого ты хочешь, чтоб я отправила тебя в Гриффиндор? По-моему, твои мысли говорят о типично слизеринском мышлении. Знаешь, ты можешь стать великим, у тебя есть все задатки, я это вижу, а Слизерин поможет тебе достичь величия, это несомненно.

Не успел Гарри сказать Шляпе свое твердое «нет», как та выкрикнула:

— Слизерин!

Мальчик не снял, он, буквально, сорвал с себя Шляпу. Гарри был зол, он был очень зол. В зале возникла абсолютная тишина. И в этой тишине все отчетливо услышали фразу: «Дурацкий кусок фетра», произнесенную новоиспеченным слизеринцем. Наконец, за столом Слизерина вспомнили, что надо бы поаплодировать новому студенту.

Гарри сел рядом с Драко Малфоем, и посмотрел на преподавательский стол. Тот самый профессор Снейп был одновременно в ярости и растерянности, доля удивления была и на лицах других преподавателей. На секунду, когда Квиррел повернулся спиной к Гарри, у мальчика заболел шрам. «Это еще что за фигня?». Но боль прошла так же быстро, как и возникла. Никто ничего не заметил, и Гарри решил, что ему показалось. Абсолютно спокойными выглядели лишь МакГонагалл, которая продолжала называть фамилии студентов, и директор. Гарри не знал, что сказанная им фраза про дурацкий фетр, отвела лишние подозрения Дамблдора, который предположил, что мальчик очень хотел учиться в Гриффиндоре, а Слизерин – это происки частички души Волдеморта. Ну, в принципе, предположения директора, по крайней мере, их первая часть, были почти верными. Разве что, причинно-следственную связь имели другую. Но Гарри всего этого не понимал, и ему было стыдно, что он сморозил такую глупость перед всеми студентами. И слизеринцы теперь будут подозрительнее к нему относиться, видно же, что он к ним не собирался поступать.

— Ну что, не вышло ничего с Равенкло, мизантроп? – поинтересовался Малфой.

— Как видишь.

Блондин ухмыльнулся.

Церемония распределения закончилась, последний первокурсник – Рональд Уизли попал в Гриффиндор. Директор встал, поприветствовал всех, затем произнес какой-то странный набор слов. Гарри удивленно уставился на Дамблдора, тот поймал его взгляд и улыбнулся. Мальчик не мог выдавить из себя улыбки, его лицо по-прежнему осталось удивленным.

Да, еда была вкусной. Приютский рождественский стол отдыхает. Правда, Гарри подумал, что в этом учебном заведении вообще не думают о здоровье студентов. Ну как можно столько есть жаренного и жирного? А тем более на ночь. Если так кормят каждый день, то все маги должны быть похожи на ныне покойного Дадли Дурсля. Гарри огляделся — худых много. Даже наоборот, многие слишком худые и бледные. «Аристократы, блин». Но это его обрадовало, значит, подобный рацион присутствует не каждый день.

Гарри наблюдал за поведением студентов разных факультетов. Самыми спокойными были слизеринцы и равенкловцы. И те, и другие лишь тихо переговаривались с рядом сидящими. За столом Гриффиндора шумно что-то обсуждали первокурсники. Может, знакомились так. Хаффлпафф тоже вел себя довольно шумно.

Когда, наконец, все наполнили свои желудки крайне вкусной и неполезной пищей, Дамблдор объявил о том, что колдовать в коридорах и ходить в Запретный лес без преподавателей не разрешается. Затем сказал, что в этом году запретной является и правая часть коридора на третьем этаже для всех, кто не хочет умереть мучительной смертью. «А безопасность студентов, все дела? У маглов за подобное объявление директора бы с поста выкинули!»

— А теперь, прежде чем пойти спать, давайте споем школьный гимн! – объявил директор.

На лицах студентов застыли самые разнообразные выражения. Кто-то обрадовался (в основном Гриффиндор и Хаффлпафф), равенкловцы не были едины в этом вопросе — кто-то улыбался, кто-то делал вид, что уже уснул. Слизеринцы вообще не проявили эмоций. И вскоре, Гарри понял почему. Гимн имел какой-то глупый смысл, якобы школа должна научить хоть чему-нибудь («А качество образования? Хоть чему-нибудь я и сам научусь»). Но самым странным было то, что пели его все на свой собственный мотив. Слизеринцы равнодушно открывали рты, но, казалось, не издавали звуков. Гарри вообще сидел молча, даже не делая вид, что поет, а просто читал слова, которые золотой лентой выходили из палочки Дамблдора. «Тоже мне, караоке-клуб!»

После этого душераздирающего песнопения все отправились в свои спальни. Гарри очень хотел спать. Первокурсников в гостиную Слизерина провожал староста – Терциус Уилкис, худой высокий подросток с русыми волосами, и, в целом, ничем не примечательной внешностью.

Первокурсники остановились перед пустой стеной в подземельях. Уилкис сказал стене «Традиции и время», объявил, что это пароль, и стена исчезла, открывая проход в гостиную факультета. Гостиная была довольно уютной, хоть и мрачноватой. Весь интерьер был выполнен в цветах факультета – зеленом и серебристом. Иногда к этим цветам добавлялся черный. Черными были кожаные диваны и кресла. Гостиная выглядела солидно. На стенах висело множество портретов. Был тут и огромный камин. Старшекурсники уже разошлись по спальням.

Вошел Снейп. «Он-то тут что делает?»

— Добрый вечер! Я, декан факультета Слизерин, рад приветствовать вас в нашем Доме. Как вы знаете, факультет в Хогвартсе считается семьей. Но не у всех одинаковые представления об этом понятии. Кто-то думает, что семья – некая общность, где все знают тайны друг друга, и делятся друг с другом всеми впечатлениями. Это не о Слизерине. Здесь каждый сам по себе. Но вместе – мы одно целое. Для нас семья – это ответственность за каждого, ответственность друг за друга. И если вы поступили на этот факультет, — тут глаза декана задержались на Гарри, — то должны уважать правила факультета. Вы не должны подставлять других слизеринцев своими поступками и давать повод для снятия баллов. Прежде чем что-то сказать или сделать, сто раз обдумайте свои слова и действия. Завтра утром вам раздадут расписание занятий, я надеюсь, что вы станете достойными студентами Слизерина.

Сказав свою речь, декан удалился. Староста указал на спальни девочек и мальчиков. Спальня была рассчитана на количество студентов («Как знали! Или это какая-то магия. Пока студенты поедают жаркое, тут во всю идет подготовка?»). Помещение было большим, тут стояло шесть кроватей с темно-зелеными пологами. На полу лежал мягкий ковер, тоже зеленый, с серебристыми змейками. Мальчик вспомнил Кассандру с ее любовь к зеленому. Ему стало интересно, на каком факультете та училась. Хотя тут же вспомнилась и МакГонагалл с ее зеленой мантией и зеленым твидовым костюмом, и Гарри решил, что для нормальных, или относительно нормальных людей, цвета факультета не обязательно являются любимыми. В принципе, это помещение можно было бы разделить на шесть небольших комнат, и было бы прекрасно. Ну, кому в голову пришла идея о том, что студенты должны жить в одной спальне?

— Что, не рад оказаться в Слизерине, Поттер? – спросил высокий для одиннадцати лет мальчик, кажется, Блейз Забини. Никакого намека на дружелюбие, как и на враждебность. Казалось, просто нужно было завести беседу, и он нашел повод. Так, просто задать вопрос, получить незначительный ответ.

— По сути, все равно, — спокойно ответил Гарри, — учат-то всех по одной программе. На самом деле, это глупо.

— Что именно глупо?

— Я считаю, что должно быть разделение по специализации.

— Такое разделение в Дурмстранге, на воинов, защитников и целителей. Только разделение идет с пятого курса, когда уже видно, к чему есть способности у человека. Те, кто окончил школу по первым двум специализациям, могут без подготовки идти работать в аврорат или в другие отделы министерств, где ликвидируют последствия проклятий.

— Буду знать, куда отправлять учиться своих детей, если таковые найдутся, — сказал Гарри, снимая ботинки.

— Вот что странно, — подал голос Малфой, — ты говорил, что от студентов факультетов все чего-то ждут. И от слизеринцев ждут, что они станут темными магами. Знаешь, страшно представить темного волшебника из рода Поттеров.

Все засмеялись, не зло, а просто засмеялись. Вроде как Малфой и не шутил, но мысль о темном волшебнике Поттере показалась всем забавной. «Надеюсь, так будут думать все». Гарри выдавил из себя какую-то холодную улыбку, и задвинул полог кровати.

Он лежал, глядя на зеленый полог и размышлял о том, что он теперь студент Хогвартса, и что самое прискорбное, студент Слизерина. Этого он не хотел. Не будь он Гарри Поттером, и, скорее, именем нарицательным в магическом мире, ему было бы все равно. Но он был именно этим самым Гарри Поттером. Теперь, директор будет к нему приглядываться, раз он поступил на «темный» факультет. Такие, как Уизли, которых пугали Темным Лордом и злыми слизеринцами, будут обходить его стороной. Хотя по сути, какое ему до них дело? Интересно было отношение Гермионы. Она казалась ему адекватной, он даже планировал вместе с ней проводить некоторые исследования по восстановлению ее же родословной, ну и своей заодно. Мысль о Реддле была интересной, хотелось узнать, кто это, и в какой они степени родства. Гарри понадеялся, что девочка окажется менее подверженной всяким предрассудкам, так как она из маглорожденных, и ей с пеленок не внушали определенные идеи о волшебном мире. Мальчик решил, что пока будет вести себя крайне тихо, стараться хорошо учиться и не привлекать к себе лишнего внимания. Еще его не покидала мысль о том, что он тут уже был. Как будто, все было очень давно, все застилала пелена в сознании, но все же подсознание помнило, Хогвартс был смутно знакомым. Гарри даже пришла в голову мысль о перерождении после смерти. Может быть когда-то, в прошлой жизни, он тоже тут учился.
Так, если будут возникать проблемы, то надо решать по ситуации. Сейчас же лучше ни о чем не думать, ничего не делать, быть самым обычным студентом. Гарри, черт возьми, Поттером. Он уже успел возненавидеть собственное имя. «Надо узнать о перспективах смены имени в магическом мире. У маглов так делают, может и тут можно. Не сейчас, не когда я студент этой школы. Но жизнь же не заканчивается. После школы мне нужно где-то работать, где-то жить». Мальчик вспомнил о доме в Венгрии, и решил, что перед Рождеством поговорит с гоблинами о том, как ему принять в наследство дом. «Интересно, а в Венгрии Гарри Поттер – тоже нарицательное имя? Вроде война — даже язык не поворачивается этот террор назвать войной, охватывала одну страну, может там знают лишь некоторые моменты. Может там я смог бы быть обычным человеком?»

После еще некоторых размышлений в том же духе, Гарри, наконец, уснул. Ему снился сон, что он в Венгрии разговаривает с прадедом Цоресом о том, что их род предала дочь – бабушка Гарри, уехав в Англию, и выйдя замуж за Поттера.


Глава 11

Глава 11. Первые серые будни


Глава оправдывает название. Серые будни, они и есть серые будни. Гарри Поттер, которого я описываю, не тот человек, кто вляпается с первых дней в какую-нибудь историю. А описывать сразу, скажем, события Хэллоуина, без предисловий, глупо.

________

В следующие несколько дней Гарри понял, что не зря оказался в Слизерине. Теплых чувств к своему новому факультету он, безусловно, не испытывал, но детям чистокровных аристократов хватало мозгов или воспитания не пялится на него, и не показывать пальцем. От остальных повсюду слышался шепот: «Ты видел его?», «А видел его шрам?». И все это при том, что Гарри был слизеринцем, а к слизеринцам просто так не подходили, сторонились. Трудно представить, что было бы, попади он в Гриффиндор. От необходимости общаться с неинтересными людьми с ума сошел бы как сам Гарри, так и Адам-Самаэль.

Первым уроком оказалась трансфигурация, где профессор МакГонагалл продемонстрировала успешное превращение в кошку и обратно, и Гарри мог поклясться, что пару раз встречал эту кошку на Тисовой улице, когда еще там жил. Это оптимизма не прибавляло, скорее, развивало паранойю. На уроке всех попросили превратить спичку в иголку. Гарри, видя, что у слизеринцев не особо благополучно получается задание, тоже не стал пытаться. Хотя умел, в приюте же получалось. Мальчик помнил, как Драко открыл дверь в купе, значит, простейшие чары знал. Может притворяются? Надо соответствовать. К концу урока спичка Гарри стала серебристой, как и у всех. Гарри специально транфигурировал спичку именно в серебристую спичку.

Далее шла травология, и Гарри подумал, что она станет его самым нелюбимым предметом. Растения он не любил никогда. Особенно после газонов Дурслей.

После обеда шли чары, и, к удивлению Гарри, вел их крошечный человек – Филиус Флитвик. Черт, Филиус Флитвик, Минерва МакГонагалл, Салазар Слизерин, Годрик Гриффиндор, Хельга Хаффлпафф, Ровена Равенкло! Почему всем дают имена, как породистым собакам, начинающиеся только на определенную букву? В случае с магами, а не с собаками, на первую букву собственной фамилии. Гарри решил, что надо будет узнать.

Драко шепнул, что в роду Флитвика были гоблины, поэтому он такой маленький. Это заявление заставило Гарри серьезно задуматься. Получается, гоблины тоже люди, только другая раса? По всем законам генетики получалось, что это так. Бред! Он вспомнил, как выглядят гоблины… И тут же подумал, что в роду Флитвика определенно знали толк в извращениях. Фантазия мальчишки, который провел год в приюте, где разговоров о призрачной половой жизни больше, чем в мыслях Казановы, вырисовывала конкретные образы сексуальной жизни предков профессора. Гарри разрывался между желанием рассмеяться в голос и очистить желудок от плотного, вполне полезного — зря переживал о питании, только праздничное меню был таким «неправильным» для здоровья, обеда. В итоге, удержать смешок не удалось. Профессор покосился на студента, как и многие однокурсники, но баллы снимать не стал.

День прошел вполне мирно, никто из однокурсников его не задевал, слизеринцы, казалось, на него вообще не обращали внимания. Это не могло не радовать. А вот Рон во время случайной встречи в коридоре как-то странно покосился на Гарри, но все же вежливо поздоровался. Для него, вероятно, сам факт того, что сосед по купе оказался слизеринцем, уже что-то, да значил. Образы, привитые в детстве, буквально с молоком матери. Какие же волшебники идиоты! Весь мир иллюзия, а эту самую иллюзию строят люди. Теперь у Рона возник разрыв шаблона. Мальчик-Который-Выжил в Слизерине! Нестыковочка.

Следующим утром Гарри благополучно проспал завтрак. Будильник взять с собой он не догадался, а вот специальных чар не знал. Его соседи по комнате знали, так как проснулся мальчик в полном одиночестве. Решив, что идти на занятия еще рано, а на завтрак — уже поздно, Гарри достал из рюкзака книгу из сейфа Реддла. От «Древнейшей магии» веяло… наверно, той самой магией. По рукам текло странное тепло, согревая и успокаивая. Но, открыв книгу, Гарри не обнаружил ничего. Пустые листы. Мальчик внимательно пролистал древний фолиант, но в нем не было ни единой строчки. Лишь несколько раз, быстро перелистывая страницы, он обнаруживал мелкий текст, который тут же исчезал. «Странно, очень странно».

Голодный Гарри поплелся на урок Защиты от темных искусств, смутно представляя, как Квиррелл может вести подобный предмет. В принципе, его смутные представления подтвердились. Урок был ужасно скучным, если бы Гарри не проспал завтрак, и, как следствие, не выспался бы, этот урок мог бы гарантировать ему хороший сон.

Далее шло сдвоенное зельеваренье с Гриффиндором. Ученики разглядывали различные банки с заспиртованными животными. Помещение было мрачным. Даже не мрачным, а жутковатым. Гарри снова почувствовал декорации театра. Создавалось впечатление, что кабинет выглядит таким мрачным ради одной цели – напугать учеников. Мальчик сел рядом с Малфоем и демонстративно закрыл глаза. Не открыл он их даже тогда, когда все притихли и послышались шаги, вошедшего в класс профессора. Только после того, как Снейп развернулся к классу, Гарри соизволил «проснуться». Специально, чтоб зельевар заметил, что декорации не возымели должного эффекта.

Снейп прошелся по списку учеников. Дойдя до фамилии Поттер, он остановился.

— О, да, — негромко произнес он, — Гарри Поттер. Наша новая знаменитость.

Несколько девочек захихикали.

Закончив знакомство с классом, профессор произнес пламенную речь, которая подействовала почти на всех. Дети сидели с зачарованными лицами, а Гарри хотелось сбежать из театра. «И так будет всегда, терпи, — сказал Адам-Самаэль, — будешь слушать всякий бред про то, как сварить славу и триумф, а бедные волшебники, вроде Уизли, просто незнакомы с зельями. Поэтому и бедные. Оказывается, нужно было лишь сварить нужное зелье, и все проблемы бы исчезли, а в Гринготтсе появлялся бы многомиллионный вклад».

— Поттер! – рявкнул Снейп, — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфодея с настойкой полыни?

«Измельченный корень чего с чем?» Гарри заметил, как взлетела вверх рука Гермионы Грейнджер. Видимо, маглорожденной девочке, которая понимала, что ее магические силы слабее, чем у других, очень не хотелось быть хуже. Выучила весь учебник! Гарри это почему-то разозлило.

— Я не знаю, сэр, — ответил он.

— Так, так… Очевидно, известность – это далеко не все. Но давайте попробуем еще раз, Поттер. Если я попрошу вас принести мне безоаровый камень, где вы будете искать его?

Гарри все это не нравилось. Что сальноволосому от него нужно? Гарри решил, что сегодня же помоет голову, что было редкостью и для него. Но не стоит быть похожим на этого «замечательного» профессора. Ответ Гарри знал, но хотелось высказать все, что он думает. Пусть и не прямо.

— Его извлекают из желудка козы, но, вероятно, искать козу придется долго, и не факт, что та будет больна необходимым заболеванием, чтоб в ее желудке оказались камни. Поэтому, скорее всего, я найду камень в вашей кладовой.

— И не вздумайте его украсть! – неожиданно для Гарри выпалил Снейп, — В чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?

Этого мальчик уже не знал.

— Сэр, если предполагается, что все это я сам должен знать, то какой смысл был бы в школьном обучении в целом, и в вашем преподавании, в частности? – и тут Гарри не вовремя вспомнил профессора, заглядывающего к нему под кровать, и засмеялся.

Профессор изменился в лице. Гарри наслушался в коридорах от студентов других факультетов о Снейпе, снимающем баллы со всех, кроме студентов Слизерина, и теперь просто наблюдал за реакцией. На баллы ему, в принципе, было все равно. Снимет так снимет.

— Отработка в субботу в восемь, Поттер! – рявкнул зельевар.




* * *
— Вот что тебе стоило промолчать? Вел себя как последний гриффиндорец! – бурчал рядом Драко по дороге в Большой зал, будто это ему назначили отработку, а не Поттеру.

— Малфой, я никого никогда не задеваю первым. А отработка – мелочь. Что там обычно делают?

— Моют котлы или нарезают ингредиенты.

— Значит, помою котлы и нарежу ингредиенты. Он мог снять баллы, это своего рода проверка с моей стороны, — сказал Гарри и как-то странно улыбнулся.

Последнюю фразу на уроке он действительно сказал только потому, что хотел проверить слухи о зельеваре. Было интересно, снимет он баллы со своего факультета, или нет. На сами баллы, как и на все межфакультетские соревнования и соревнования по квиддичу, ему было все равно. Он индивидуалист, признает только индивидуальную похвалу и индивидуальные наказания. Так что, занимай Слизерин хоть самую последнюю строку в этом соревновании, его самооценку это никак не тронет. В магловских школах все быстро понимали его отношения к коллективным мероприятиям, поэтому в различные спортивные игры не ставили, мало ли что он выкинет.

Совы, обычно носили письма по утрам. Какого же было удивление Гарри, когда к нему подлетела сова во время обеда. Наверно, не застала его за завтраком, по причине отсутствия Гарри на оном.

«Письмо от Хагрида, — протянул Адам-Самаэль, — надо сходить!»

«Зачем?»

«Как зачем? А репутацию друга всех и вся кто поддерживать будет? Я что-ли? Видно, что человек Дамблдоровский, раз тот его на задания в Гринготтс отправляет, значит нельзя отказаться от вечернего чаепития. Хотя да, перспектива провести вечер в компании не самого умного великана – не лучшая из всех возможных. Еще слизеринцы о нем как-то нелестно отзываются, а репутацию и на факультете держать надо. Но выбора у нас нет».

После обеда Гарри поплелся в библиотеку, где обнаружилась Гермиона. Даже не удивительно, с ее желанием стать лучшей ученицей. Только вдруг возникла мысль, что ей это не поможет. Гарри, немного знакомый с действием родовой магии, только по наличию книг Цоресов — хотя бы взять их возможность показывать свое содержание только Цоресам («Кстати, надо узнать больше, я ведь даже по роду получаюсь Поттером, а не Цоресом. Ладно, кровь Цоресов присутствует, но род и кровь – разные вещи»), знал, что это бесполезно. За пару дней, проведенных в гостиной, учебной комнате и спальне Слизерина, Гарри понял, что слизеринцы – действительно хитрые люди. Простейшие заклинания знает каждый первокурсник, но на уроках у них спички в иголки не превращаются. С толпой сливаются. Если Министерству нужно тупое стадо, надо притвориться, что ты уже в стаде. Сдается, что, освоив школьную программу, Гермиона только приблизится к этом стаду. Гарри порывался между желанием сказать ей, все что думает, и оставить все как есть. Это у него детство так себе выдалось, а тут незачем ломать иллюзии детской души. Все равно родовые книги ей недоступны, это у него в сейфе случайно завалялось несколько, и счет приличный, чтобы приобретать литературу. А делиться, как знаниями, так и деньгами, он не планировал. Ни с кем.

— Привет, что читаешь? – невинно поинтересовался он.

— Привет, — сказала девочка, не отрывая глаз от толстого фолианта, — Книгу по трансфигурации, надо эссе писать. Я в магловской школе всегда училась лучше других. Если тут будет так же, родители будут мной довольны.

Гарри внезапно стало жаль однокурсницу. И одновременно стало завидно ей, даже появился отголосок ненависти. «Да как она смеет? Жить в двух мирах и одновременно чувствовать себя комфортно и здесь и там? И в магловском мире она своя, и тут, по крайней мере, в первое время неплохо устроится. Станет любимой студенткой кошки, а там глядишь, и мелкую должность в Министерстве подкинут. А меня ни тут, ни среди маглов ничего хорошего не ждет. Даже не знаешь, где хуже, а где лучше». Проводить с ней вместе исследования, пытаясь выяснить какому роду она может принадлежать, внезапно перехотелось. Может пока перехотелось.

Неожиданно Гермиона отвлеклась от своей книги и подняла глаза. Уставшие глаза.

— Слушай, мне интересно, почему ты попал в Слизерин? Что тебе говорила Шляпа?

Если бы его спросил кто-нибудь из Слизерина, он бы никогда не признался, но спрашивала гриффиндорка. Решил сказать правду.

— Знаешь, все от меня чего-то ждут. Все ждали, что я поступлю в Гриффиндор только потому, что там учились родители. Мне одновременно хотелось оправдать ожидания, и сделать все по-своему. Я хотел в Равенкло, но в последний момент решил, что лучше в Гриффиндор, так как проще делать то, чего от тебя ждут. Шляпа приняла мое желание за хитрость и отправила в Слизерин, — пожал плечами Гарри.

Гермиона как-то облегченно вздохнула. Похоже, Гарри ошибался, предполагая, что маглорожденные не подвержены предрассудкам. Она услышала что-то о Слизерине, и уже тоже решила, что там учатся темные маги.

— Извини, я просто подумала…

— Все в порядке Гермиона, ты подумала, что в Слизерине учатся только темные маги, значит я один из них. Нормальная реакция, не переживай. Я все же пойду к стеллажам по чарам, не буду тебя отвлекать.

Гермиона как-то пристыженно опустила глаза. Именно так она и подумала, и сейчас считала себя глупым ребенком, который верит всем на слово.

На выходе из библиотеки встретился Рон, который, видимо, решил принять как должное, что Мальчик-Который-Выжил – слизеринец. Сегодня он был гораздо приветливее. «Используй его, успокой душу белобородого тем, что общаешься с гриффиндорцами», — подсказал Адам-Самаэль.

— Слушай, Рон. Меня Хагрид на чай пригласил. Не хочешь сходить со мной?

— Ты серьезно? – рыжий расплылся в улыбке, перспектива провести вечер в компании Героя магического мира его радовала.

— Да, одному скучно идти, — равнодушно пожал плечами Гарри. Врать, что хотел бы пойти именно с Уизли, мальчик не планировал. Случайно встретил, и ладно.

Но Рон не обиделся, либо до него не дошло, что его берут с собой именно для того, чтоб не было скучно.

Они вышли из замка и направились к хижине Хагрида. Гарри не хотел проводить вечер с Роном, который от новой информации открывает рот, и Хагридом, но что поделать. Дети постучали в дверь.

— Назад, Клык, назад!

Хагрид распахнул дверь. Все то же заросшее лицо, неопрятный вид. Только шубы не было, видимо, она заменяла выходную мантию.

В доме была всего одна комната, даже без ванной. С потолка свисали мертвые фазаны, на полке лежали дохлые крысы. «Как мило».

— Вы…э-э… чувствуйте себя как дома… устраивайтесь, — сказал Харгрид, отпуская Клыка, который кинулся к Рону и начал лизать его уши. «Хорошо, что не ко мне»

— Это Рон Уизли, — представил Гарри рыжего.

— Еще один Уизли, а? – спросил Хагрид, улыбаясь. Что-то подсказывало Гарри, что тот радуется, что слизеринец нашел подходящую компанию. – Я полжизни провел, охотясь на твоих братьев-близнецов. Они все время… ну это… пытаются в Запретный лес пробраться.

Лесник поставил перед мальчиками кексы и кружки с чаем. Чай был вкусным, а вот в кексе Гарри чуть не оставил один из молочных зубов, который даже не шатался до этого момента.

Разговаривали по большей части Рон и Хагрид. О школе, Филче и миссис Норрис. Рон рассказал об уроке зельеваренья, выставив Гарри жертвой злого профессора, что мальчику совсем не понравилось. Никакая он не жертва, специально же говорил все. Молчать не сложно, но всегда ли в этом есть необходимость?

— Мне показалось, что он ненавидит Гарри, — распалялся Уизли.

— Да ерунда это! – возразил Хагрид. – С чего бы это ему?

Однако лесник отвел глаза в сторону, и быстро сменил тему разговора снова на братьев Уизли. «Вот же, светская беседа, всегда есть о чем поговорить. Буду знать, что когда нечего сказать рыжему, можно расспросить про братьев». Но смена темы Гарри не понравилась. Мальчик считал своим даром, еще когда не знал, что он волшебник, умение отличать правду от лжи на каком-то подсознательном уровне. Всегда отличал. Поэтому ненавидел кино и театр, куда их водили с приютскими несколько раз. Все же, нельзя не признать, что в приюте воспитанием детей занимались больше и лучше, чем Дурсли воспитанием собственного сына.

На глаза Гарри попался выпуск «Пророка». Мальчик не следил за новостями, и считал это упущением, но выписывать «Пророк» не решился, мало кто из первоклассников интересовался новостями, а он и не думал выделяться. Но газета оказалась старой. В ней говорилось об ограблении Гринготтса тридцать первого июля. «Врут все гоблины, дурацкий стих даже придумали, а, оказывается, ограбить банк все-таки можно. Может, перевести все наши сбережения в фунты и отправить в магловский банк? Там проценты выше» — предложил Адам-Самаэль.

Стоп! Это тот день, когда они с МакГонагалл ходили по Косому переулку. Гарри вспомнил, как Хагрид тряс перед ним мешочком, заявляя, что надежнее Гринготтса только Хогвартс.

«Директор ясновидящий? Предвидит возможные ограбления и колебания курса? Может нам с ним все-таки подружиться, глядишь, состояние заработаем?»

«Ага, и место под Авадами» — ответил Адам-Самаэль.

— Хагрид! Это было в тот день, когда мы с профессором МакГонагалл встретили тебя в банке, помнишь? – сказал мальчик, показывая на статью.

Хагрид отвел глаза. «Снова ложь, во всем! Будь проклят весь этот дурацкий мир!»

Вернувшись в замок, Рон и Гарри увидели вывешенное объявление о начале уроков полета. Гарри вообще никак не интересовали полеты на метле. Зато Рон стал рассказывать истории о том, как он с братьями играл во дворе в квиддич. Малфой, оказавшийся поблизости, перещеголял рыжего, рассказывая, как чуть не врезался в магловский вертолет. Гарри еще раз убедился, что все люди, вне зависимости от того, являются ли они волшебниками или маглами – высокомерные идиоты, считающие, что мир крутится вокруг них.


Глава 12

Глава 12. Обливиэйт и миссис Норрис


Отработка у Снейпа прошла вполне сносно. Профессор попросил вымыть котлы и не обращал внимания на Гарри. Лишь усмехнулся, когда мальчик, взяв первый грязный котел, внимательно рассмотрел тот и понюхал, после чего поморщился. Да, костерост неприятен не только на вкус, но и пахнет не розами.

Урок полетов испортило падение с метлы Лонгботтома, и выходка Драко. Блондин, после того, как гриффиндорца увели в Больничное крыло, решил спрятать напоминалку толстяка на дереве. Его полет, к сожалению, был замечен, не вовремя вернувшейся желтоглазой мадам Хуч, которая запретила взлетать в свое отсутствие. Со Слизерина сняли пятьдесят баллов. И что самое обидное для слизеринцев, Уизли, собиравшийся тоже взлететь, чтобы отобрать напоминалку однокурсника, не успел этого сделать, соответственно Гриффиндор сохранил свои баллы.

— И кто-то мне советовал разумнее вести себя на зельях. Меня тогда хотя бы баллов не лишили, — позлорадствовал Гарри по дороге в замок.

— Я же не знал, что она вернется так быстро, — ответил Малфой.

— Кстати странно, она же сказала, что того, кто взлетит исключат, а не снимут баллы.

— Ты так хотел, чтоб меня исключили? – прищурился блондин.

— Да причем тут это. Просто вспомнил, как у нас воспитательница учила свою помощницу. Она говорила, что нельзя грозить детям наказаниями, которые не собираешься применять. Тогда они вообще слушаться не будут. Пообещали серьезно наказать, ребенок продолжил свои шалости, его не наказали. Как результат, он чувствует безнаказанность и шалостей становится больше.

— Ну да, логично. Только в этой школе исключают в крайнем случае. За убийство.

— Были прецеденты?

— Случались.

Последующие несколько дней Малфой ходил по школе злой, и то и дело задевал гриффиндорцев. Он считал высшей несправедливостью, что баллы на полетах сняли только со Слизерина. Особенно доставалось Рону Уизли, который оскорблять словестно не умел, и сразу лез с кулаками. Даже не с палочкой, а именно с кулаками. Гарри не вмешивался, что рыжего не устраивало, он же считал Гарри своим «другом».

Вскоре, Рон заявил Малфою, что тот без Крэбба и Гойла и шаг боится сделать, а когда они с ним, то становится таким смелым. В общем, обозвал он блондина трусом. Это Гарри удивило, за всю историю коротких взаимоотношений Малфоя с гриффиндорцами, гориллы блондина ни разу не вмешались, всегда просто стояли, словно были моральной группой поддержки, в то время как Дин Томас всегда норовил пустить в ход кулаки вместе с рыжим.

В общем, Драко оскорбился, и вызвал Рона на дуэль в полночь. Секундантом, к великому сожалению, назначил Гарри. Вероятно, не смог выбрать одного из своих горилл, не зная в чем собственно выбор между ними. Хотя, может только для Поттера, они были какими-то одинаковыми, а Гарри стал секундантом, так как Малфой хотел больше позлить рыжего, и знал, что тот общается с Поттером.

— И что ты собираешься делать, Малфой? – спросил Гарри вечером в гостиной.

— Ничего, сейчас пойду, Филчу скажу, что они ночью шататься по коридорам будут. Пусть ищет.

— А Кодекс дуэлянта, честь рода и прочее? – спросил Гарри, что знал. В «Традициях….» что-то подобное упоминалось.

— О чем ты? Уизли даже не знает, как правильно вызывают на дуэль, иначе потребовал бы магического вызова. Что-то вроде клятвы чести. Это так, был розыгрыш.

— Все равно как-то некрасиво. Да и потом, это ты знаешь, как правильно вызывают на дуэль, а не остальные. Докажи потом, что не трус, когда Уизли завтра по всей школе пустит слух, что ты на дуэль Филча послал, а сам испугался, — зачем Гарри все это говорил, он не знал. И какое ему дело до чести рода Малфоя, тоже. Видимо, проснулось внезапное желание поговорить, а тема сама нашлась. В Слизерине к Поттеру относились нейтрально, но Малфой, казалось, подружиться хотел. Гарри это удивляло, он же сын Пожирателя. «Может его отец так окончательно выгородиться хочет. Вроде как его сын – друг Мальчика-Который-Выжил. А может, есть и другие причины? Ладно, хочет подружиться, пусть пробует. Он хотя бы не глупый, как Уизли. С ним поговорить нормально можно, да и мало ли, как жизнь сложится. Может, пригодится подобное знакомство» — размышлял Адам-Самаэль.

— Действительно, нехорошо получится. Что предлагаешь?

— Знаешь, я в поезде, когда дверь Коллопортусом закрыл, он удивился. Думаю, максимум, что он сможет – послать в тебя сноп красных искр. Шарахнешь его чем-нибудь, зафиксируем победу и уйдем.

— Ага, а на следующее утро все будут знать, что состоялась дуэль, что запрещено школьными правилами. И две недели отработок с Филчем, да еще и в компании Уизли, нам обеспечены.

— Обливиэйт, — просто сказал Гарри.

— Умеешь?

— Научился летом, для дела нужно было.

— Для какого дела?

— Для личного, Малфой, для личного.

Блондин равнодушно пожал плечами, хотя ему, безусловно, было интересно, кому Мальчик-Который-Выжил стирал память. Но за что Гарри ценил, если можно так сказать, свой факультет, так это за право каждого на свою тайну. Он представил, как сказал бы Уизли то, что владеет Обливиэйтом, и научился для личного дела, начались бы расспросы, заканчивающиеся аргументом «ну мы же друзья, у нас не должно быть тайн друг от друга».

— Ладно, — поразмыслив, решил Малфой, — только я наложу Петрификус, только потом стирай память. Пусть всю ночь в Зале Наград проведет, все равно утром туда Филч зайдет.

— Как хочешь, — равнодушно пожал плечами Гарри. Рыжий ему надоедал в последнее время своими заявлениями о дружбе, и проучить его не мешало, тем более все равно не вспомнит ничего, — только его секунданту тоже надо будет память подправить. Он Лонгботтома взял?

— А если он всему факультету о дуэли разболтал?

— Тогда нам будет плохо. Но сам же сказал, из школы только за убийство исключают.

Около полуночи Драко и Гарри выбрались из гостиной Слизерина и побрели по коридорам замка к Залу Наград. По пути ничего интересного не произошло.

— Я говорил, он не придет, — послышался за дверью жалобный голос Невилла, — он специально.

— Значит он трус, — ответил приятелю Рон.

— Никакой я не трус, Уизел, — сказал Малфой, открывая дверь.

— Ну, так что? – поинтересовался Гарри. — Начнем?

Рон как-то странно посмотрел на своего слизеринкого «друга»… Как на предателя, и Адам-Самаэль обрадовался, что Гарри сотрет ему память об этой дуэли и вообще о том, что она должна была состояться. Нечего герою магического мира друзей предавать.

Малфой и Уизли встали напротив друг друга на расстоянии тридцати шагов. Гарри встал сзади Драко по правую сторону, Невилл сзади Рона, тоже справа.

— Вы идиоты, — послышался голос Гермионы, — Для вас школьные правила неписаны, да? Ходите ночью по замку, как ни в чем не бывало, дуэли устраиваете.

— А ты что тут делаешь, Грейнжер, — зло сказал Малфой, затем, повернувшись к Уизли, добавил, — Или ты всему факультету разболтал?

— Никому я не говорил. Она за нами из гостиной увязалась, думали, что оторвались, так нет, приперлась, — ответил Рон.

Гарри захотелось исчезнуть. Он злился на Рона и за то, что тот такой идиот, и за то, что ему приходится с ним общаться для роли Гарри Поттера, и за то, что он сейчас так пренебрежительно говорил о Гермионе. Нет, Гарри не простил девочке то, что она своя в двух мирах, что ее любили родители, здесь уважают учителя. Но все же, к ней он относился лучше, чем к другим гриффиндорцам. Нет, даже лучше, чем ко всем девочкам в Хогвартсе. И мальчик злился на то, что из-за рыжего ему придется стереть память и Грейнджер. Теперь он был полностью согласен с идеей Малфоя оставить Уизли на ночь под Петрификусом. Совесть замолчала окончательно.

Рон и Драко поклонились друг другу.

— На счет три, раз, два, три… — произнес Гарри.

— Петрификус Тоталус, — сразу произнес Малфой. Рон повалился на пол, и, судя по всему, серьезно приложился головой о каменный пол.

— Свяжи Невилла, — скомандовал Гарри, повернувшись к Драко.

— Инкарцеро, — Невилла опутали веревки.

Гарри подошел к испуганной Гермионе.

— Что вы делаете? – звонким голосом осведомилась девочка.

— Прости, Гермиона. Обливиэйт, — произнес Гарри, направив на нее свою палочку, — Ты пошла искать Невилла, так как он не вернулся в гостиную Гриффиндора после отбоя. Ты его нашла, вы идете сейчас в свою башню. Никакой дуэли не было, и не должно было быть.

Затем Гарри подошел к Невиллу.

— Обливиэйт. Ты забыл пароль, не мог зайти в башню и пошел искать место, где можно переночевать. Тебя нашла Гермиона, и вы сейчас идете в свою башню. Никакой дуэли не было, и не должно было быть, — сказал Гарри, и Малфой убрал веревки.

Остался Рон. Гермиона и Невилл спокойно вышли из Зала, девочка распалялась о забывчивости Лонгботтома, тот что-то говорил в свое оправдание.

— Обливиэйт. Малфой не назначал тебе дуэль, он не накладывал на тебя никаких заклятий. Ты бродил ночью по замку, кто-то из старшекурсников наложил на тебя Петрификус. Ты не знаешь, кто это был.

Глаза рыжего расфокусировались, Малфой и Поттер поспешили ретироваться.

- Круто, надо тоже научиться этому заклинанию, — сказал Драко, — ты быстро его освоил?

— Пару дней тренировал его на маглах, вместе с Конфундусом, — сказал Гарри, и получил мысленный подзатыльник от Адама-Самаэля.

Малфой как-то странно, оценивающе посмотрел на Гарри.

— Что ты на меня так смотришь? На тебя тоже Обливиэйт наложить?

Тут дети попались. Встретили по дороге филчевское лохматое недоразумение – миссис Норрис. И почему-то, как часто бывает в подобных ситуациях, даже Малфой, которого учили дома многим заклинаниям, не сообразил, что можно что-то предпринять. Тот же Петрификус хотя бы. Гарри и Драко побежали от кошки, как от собственной смерти. Эта самая «смерть» не отставала, более того, она шумно звала своего хозяина, чтобы тот наказал нарушителей. Малфой и Поттер не заметили, как оказались в запретном коридоре перед единственной дверью, которая и то было закрыта.

— Алохомора, — сказал Драко, и они вбежали в эту дверь.

Драко тут же побледнел от ужаса, и схватился за рукав мантии Гарри.

— Чего тебе? — спросил тот, и сразу понял «чего».

Перед ними был огромный цербер, который в данный момент временно находился в растерянности, так как не ожидал в такое время гостей. Теперь выбор стоял между миссис Норрис и цербером, дети предпочитали первое. Гарри попытался вспомнить самое сильное заклинание, какое знал, но вспомнил, безусловно, сильное, но не самое полезное в данной ситуации заклинание.

Мальчик открыл дверь и направил палочку на кошку.

В гостиной Слизерина Поттеру и Малфою история с цербером и дуэлью показалась забавной.

— Надо было Уизли к церберу отправить, — заявил Драко.

— Ну-ну, сам же говорил, что за убийство исключают.

— А кто бы узнал?

— Ну не знаю, думаю и память восстановить можно, сюда бы аврорат полным составом прислали. Так что, Малфой, оставь свою кровожадность.

— А ты странный, Поттер.

— Да?

— Ага. Вроде бы у маглов воспитывался, а правила дуэлей знаешь, Обливиэйт накладывать умеешь, кошка миссис Норрис так вообще от нас как бешенная убежала. Кстати, что ты с ней сделал?

И тут до Гарри, наконец, дошло, что он с ней сделал.

— Вот я идиот… Какой же я идиот.

— Самокритично, но что случилось?

— Потом. Надеюсь, все обойдется. Кстати, цербер на люке стоял, охраняет что-то.

— Хочешь украсть? – на полном серьезе поинтересовался Малфой.

— Зачем воровать, если я даже не знаю что там. Я не клептоман, извини.

Гарри вспомнил слова Хагрида, что надежнее Гринготтса только, разве что Хогвартс. «Понятно, значит, пес действительно сторожит что-то. Только вот дверь могли бы закрыть чем-то покрепче Коллопортуса. Есть же куча сложных заклинаний, наверняка, есть. Не думаю, что сейфы Гринготтса Алохоморой открываются. С таким же успехом можно ценности под кроватью хранить». Драко озвучил мысль Гарри.

— Если что-то ценное, на дверь можно было наложить кучу следящих чар и запереть сложными заклинаниями. Даже Фиделиус наложить на часть замка. Значит, не ценное охраняется. Не будем воровать, — подытожил Малфой.

— Фиделиус?

— Да, на большинстве домов чистокровных такое ставят. Назначают Хранителя – главу рода, и он открывает доступ для остальных. При этом местонахождение знает только Хранитель. Остальные могут войти, выйти, но, назови они хоть адрес, хоть координаты для аппарации, все равно, те, кому Хранитель не открыл доступ, промахнутся, и еще об антиаппарационный барьер разбиться могут. Никто просто не увидит ничего, как будто дома нет, и не было. Я толком не знаю, как работают эти чары, наверно что-то среднее между иллюзией, пространственной и родовой магией. Хотя, последнее не обязательно. Есть родовой Фиделиус, когда все члены рода имеют доступ, Хранителю не нужно его отдельно для членов семьи открывать. И он наследственный. После смерти Хранителя, им становится преемник. А есть обычный Фидулиус, там Хранителем может быть хоть первый встречный. После его смерти Хранителями становятся все, имевшие доступ. Такой ставят на учреждения, в Министерстве, думаю, на некоторых кабинетах стоит.

— Мм, интересно. Такого в приюте не расскажут, — тихо пробормотал Гарри и решил, что с Малфоем общаться хотя бы полезно, в плане информации.

Утром Драко и Гарри чуть было не проспали завтрак, но все же на этот раз однокурсники сжалились, и разбудили их. Или просто проспал и Малфой, а не только Мальчик-Который-Выжил, сделать тихую слизеринскую подлость для которого, было приятно.

За завтраком Рон выглядел неважно, Гермиона и Невилл были просто сонными. Как впрочем, и слизеринские искатели ночных приключений.

На Истории магии в разных концах класса отсыпались Драко и Гарри, где-то неподалеку храпел Уизли, а рядом с ним удобно устроил голову на книгу Невилл. Гермиона Грейнджер держалась изо всех сил и записывала лекцию. История магии проводилась в большой аудитории сразу для четырех факультетов.

Поттер, задержитесь после урока! – произнес Снейп на следующем уроке зельеварьенья, где присутствовали уже менее сонные, после замечательной лекции профессора Бинса о войне с гоблинами, студенты.

— Думаешь, он знает? – спросил шепотом Малфой.

— Полагаю, да. «Надо было скормить кошку церберу, проблем бы меньше было!» — зло прошипел Адам-Самаэль, скорее всего на серпентарго. Так было всегда, когда он злился.

Гарри, работавший с Драко в паре, сдал образец сваренного сонного зелья для маленьких детей, и стал ждать, пока все уйдут.

Когда класс покинул последний студент, Снейп встал и жестом пригласил Гарри в соседнюю комнату – свой личный кабинет. Там на столе лежала обездвиженная миссис Норрис, она была вся в крови, шерсть скаталась. Пошевелиться кошка не могла, но вот глаза ее были безумными.

— Поттер, я полагаю, вы в курсе контрзаклятия. Это проекция страха вкупе с какими-то еще чарами, снять которые я не могу. Вероятно, они завязаны на наложившего их. Позвольте спросить, чем вам так не угодило бедное животное, что вы решили ее так напугать? Да еще добавив реальные последствия к иллюзии. Как видите, она в крови, и сомневаюсь, что она случайно упала с лестницы.

— С чего вы взяли, что это я? – осведомился Гарри как можно равнодушнее, при этом сделав невинное выражение лица.

— Прекратите ломать комедию! Вы летом уже что-то подобное продемонстрировали, а у меня, знаете ли, отличная память! Я понимаю, что кошка могла мешать, но вам не пришло в голову ее просто оглушить? Или не знаете простых заклинаний и используете сразу чары иллюзий? Советую расширить свой кругозор и специализироваться в разных областях магии, чары иллюзий не всегда помогут, а проекцию страха накладывать некогда, когда в вас будет лететь хотя бы Ступефай!

Гарри так и не понял, его сейчас ругают, или советуют пересмотреть программу для самостоятельного изучения. Профессор зло сверлил своими черными глазами мальчика, что тот даже не подумал язвить.

— Снимите, наконец, заклятие с животного! – рявкнул Снейп.

Гарри произнес обычное контрзаклятие к проекции страха. Отражение реальности снималось мысленного, для него не нужны были ни заклинания, ни палочка.

— Как вам удалось завязать на себя проекцию страха? Вы произнесли стандартное заклинание, снимающее эту иллюзию.

— Так получилось, — сказал Гарри язвительно. Вначале он хотел строить из себя дурачка, но потом передумал. Хотя Адам-Самаэль был рассержен.

— Будем считать, что я вам не поверил. И еще, если вы что-то делаете против школьных правил, я надеюсь, вы в состоянии позаботиться о том, чтоб об этом не узнала вся школа. Мне не нужно, чтобы вы подставляли мой факультет.

— Разумеется, — ответил Гарри, недоумевая. «Мне только что разрешили нарушать школьные правила, только тихо?»

— Свободны. Поттер, за причинение вреда животному завхоза, сегодня в восемь отработка!

Гарри ничего не ответил, и покинул кабинет. В коридоре его ждал Драко, который в первую очередь поинтересовался баллами факультета.

— Он всегда за своих заступается, — прокомментировал ситуацию блондин, — Даже баллы не снял, и уверен, никому из других преподавателей не скажет.

— Ага, — ответил Гарри. Ему было обидно, что Малфою не назначили отработку, хотя все было из-за него, и дуэль была его идеей. «Как все несправедливо» — подумал он. «А когда ты видел справедливость? Она существует? Спроси у гриффиндорцев, они якобы справедливые — ответил Адам-Самаэль, — Пока Малфой может рассказать что-нибудь о родовой магии или дать почитать книги, пусть будет рядом».




Глава 13

Глава 13. Никогда не знаешь, кто поможет, а кто предаст


Дамблдор сидел в кабинете и размышлял. Гарри Поттер был слизеринцем, а слизеринец просто так не полезет в запретный коридор. Студент данного «благородного» факультета пойдет на риск и проявит храбрость в том случае, если у него будет интерес. Поэтому без необходимых знаний о том, что Волдеморт собирается возродиться, он не подойдет и близко к коридору. Надо было как-то дать ему подсказку, но вот как?

— Звали, Альбус? – осведомился вошедший.

— Да, Северус. Я хотел бы попросить тебя присмотреть за Квирреллом и Гарри Поттером.

— Проследить, чтоб последний не нарушал правил?

– Нет, отчего же. Иногда пренебрежение правилами есть путь к переосмысливанию.

— То есть, вы разрешаете ему нарушать правила? Ему, Мальчику-Который-Выжил, можно все? Нет, увольте, директор.

— Я в свое время тоже иногда бродил по ночам в коридорах замка, будучи студентом, — задумчиво произнес Дамблдор, — Лимонную дольку?

— Вы для него лично эту детскую полосу препятствий устроили, полагаю? Хотите, чтоб он почувствовал еще раз себя спасителем мира? Зачем? – вопрос про лимонную дольку был проигнорирован.

— Эх, какая прекрасная пора – детство, — ушел от ответа директор.

— А вы не подумали, что с ним может что-то случится? Я обещал защищать сына Лили, но не обещал позволять ему рисковать собой ради ваших забав.

— Северус, ты преувеличиваешь. Какой риск? В общем, просто присмотри за ним, — сказал директор и встал, будто провожая гостя из своего кабинета.

Северус намек понял и удалился.



Гарри не заметил, как быстро прошло два месяца. Чтение книг, эссе по зельям и трансфигурации, уроки занимали много времени. За это время он ни с кем не подружился, но и ни с кем не поссорился, а Рон не помнил дуэли вообще. Еще пару раз Поттер и Уизли ходили в гости к Хагриду, и, хоть Гарри и пришла в голову мысль спросить лесника о цербере («Он все же лесник, значит, за живность именно Хагрид отвечает»), он не решался.

Утром тридцать первого октября Гарри проснулся рано, и в поисках книги по Магии теней и отражений (магия теней ему никак не давалась, сколько бы он не пытался, а зеркальное отражение реальности применить было не на ком), наткнулся на «Древнейшую магию». Снова просмотрел пустые страницы, и решил, что разу уж они пустые, то можно что-нибудь написать.

«Что ж ты за странная пустая книжка…» — вывел он своим малоразборчивым почерком.

«Почему пустая?» — появилось внизу и Гарри от неожиданности уронил свою перьевую ручку.

«А как тобой пользоваться?»

«Спроси, я напишу ответ»

«А что ты знаешь?»

«Слишком абстрактный вопрос. Но в общих чертах, по большей части, я знаю различные ритуалы»

Гарри ритуалы не очень-то интересовали. Тем более, когда не знаешь о каком именно ритуале можно спросить эту странную книгу. Поэтому он решил спросить другое.

«Кто твой владелец?»

«Раз ты сейчас тут пишешь, значит ты».

«А кто тебя создал?»

«Салазар Слизерин. Позже многие добавляли в меня новые описания чар и ритуалов».

«Я взял ту книгу в сейфе Реддла».

«Да, был такой молодой человек. Он, в отличие от вас представился, прежде чем писать. Но раз у вас доступ к его сейфу, полагаю, вы родственники?»

«Наверно. Просто провел проверку крови в Гринготтсе. Теперь интересно кто этот человек, в какой мы степени родства».

«В любой до третьего поколения. В исключительных случаях до пятого, как по прямой, так и по косвенной линии. Конкретнее сказать не могу».

«Ну, я примерно так и сам понял, а что за исключительные случаи?»

«Род – это не фамилия, не герб и не только кровь. Род обладает самостоятельным мышлением. Когда ему грозит опасность исчезновения, он может признать наследником всех до пятого поколения, хоть внучатых племянников по косвенной линии, в которых крови рода почти уже нет. Только в случае, если этого внучатого племянника сам род посчитает достойным. Так же сам род может исключить из себя недостойного, даже в редких случаях, лишить магии, то есть сделать сквибом. Таково в магическом мире Jus sanguinis – Право крови»

«Получается, меня посчитали достойным?»

«Я понятия не имею, ни кто вы, ни кто этот Том Реддл. Он просто представился, когда начал писать, я не знаю ни с какого он рода, ни сколько ему лет. Знаю лишь, что он потомок Салазара Слизерина. А так, я книга, мне как-то это безразлично. Хотя вежливости ради, представиться вам стоило бы, тогда я буду узнавать вас по почерку и обращаться по имени»

«Зови меня Цорес» — Гарри подписывал так все свои книги. Он считал, что пусть хоть для книг он не будет Мальчиком-Который-Выжил, хотя, книгам все равно на это.

«Приятно познакомиться, Цорес»

«Я пойду, спасибо за… общение» — написал Гарри и закрыл книгу. «Интересная вещица, — заметил Адам-Самаэль, — умная». «А толку от нее? Все равно если не знаешь, что конкретно спросить, не ответит» — подумал Гарри. «А в библиотеку когда идешь, если не знаешь, что нужно, тоже не найдешь ответ» — сказал Адам-Самаэль. «И то верно».

Наконец, все начали просыпаться. Гарри завидовал старшим курсам. Сегодня у всех, начиная с третьего курса, были отменены занятия и запланирован поход в Хогсмид. А вот первый и второй курсы должны были идти на занятия. И Гарри ждало два не самых любимых урока — Травология и История магии. На последней, Гарри никогда даже не старался делать вид, что ему интересно и нагло делал домашние задания по другим предметам. Учился он хорошо, но только по тем предметам, которые его интересовали – Чарам и Трансфигурации. Защита от темных искусств казалась еще менее информативной, чем лекции Бинса по истории. Малфой как-то сказал, что ничего из уроков Защиты никогда не пригодится, так как знания того, как защититься от кусающих светлячков – бессмысленны. Во-первых, их никогда и никто не встретит, разве что в Запретном лесу. Во-вторых, при встрече с любыми опасными созданиями, взрослый волшебник легко может аппарировать и просто избежать противостояния. В-третьих, против магических животных в целях самообороны разрешено применение практически любых проклятий, даже Непростительных. Ну и зачем, спрашивается, нагружать детей ненужной информацией? Да и из Квиррелла преподаватель никакой.

С подобными размышлениями Гарри и спустился на завтрак, ни с кем не разговаривая. Он сел лицом к столу Гриффиндора, и уже в который раз заметил, что Гермиона сидит одна. Казалось, на факультете, славящемся своей дружбой, ее просто игнорировали.

Травология прошла спокойно, вероятно, профессор Спраут решила, что можно и пожалеть студентов, не освобожденных от занятий. Дети лишь поливали какие-то странные растения, название которых Гарри даже не интересовало.

На Истории магии Гарри достал книгу «Наиполезнейших заклинаний» и начал выписывать в тетрадь те, которые действительно казались полезными. Мальчик заметил, что чем сложнее заклинание, тем проще движения палочкой. Для Непростительных они вообще не имеют значения, в то время как для Левиосы предусмотрены точные и сложные движения рукой. В сложных заклинаниях играет роль магия, а не столько слова и движения. А простые заклинания способен выполнить и сквиб, разучив правильные слова и жесты. «Странно как-то».

Вечером все сидели за праздничным столом в Большом зале. Зал был «украшен» летучими мышами с заторможенными реакциями, видимо, тренсфигурированными из неживых предметов. Не успел Гарри положить в свою тарелку куриное филе, как в Зал вбежал Квиррелл с криками:

— Т-троль…в п-подземелье, т-троль… Вы д-должны з-знать! – и свалился на пол.

— Тоже мне учитель Защиты, — прошептал Малфой.

В Зале тем временем началась паника, особенно заметная за столом Хаффлпаффа.

-Старосты! – Прокричал Дамблдор. – Немедленно уводите свои факультеты в гостиные и спальни!

Уилкис сразу поднялся, но затем задумался.

— Надо найти профессора Снейпа, если тролль в подземелье, то мы не можем туда идти, — сказал он и направился к учительскому столу.

Он огляделся, не увидел своего декана среди преподавателей, и решил брать инициативу в свои руки.

— Студенты факультета Слизерин, направляемся в коридор второго этажа и там ждем профессора Снейпа! – прокричал он.

Все побрели из Зала. Получалось, что нужно было идти за гриффиндорцами, которые уже почти все покинули Зал.

— Поттер, смотри, Уизли и Лонгботтом побрели на третий этаж, а все гриффиндорцы свернули в правый коридор на втором. Как думаешь, что они задумали? – спросил Малфой. Крэбб и Гойл ушли куда-то вперед, пришлось делиться своими наблюдениями с необщительным Поттером.

— Понятия не имею. Может, цербера решили погладить, — ответил Гарри.

— Думаешь? – блондин воспринял это серьезно. – Пойдем, проверим?

— Тебе вот какая разница?

— А что? Тролль в подземелье, до третьего этажа один лестничный пролет, посмотрим и вернемся, — растягивая слова, произнес Драко.

— Ну, если тебя так душит любопытство.

Малфой и Поттер незаметно выбрались к лестничному пролету и побежали на третий этаж. Там они увидели Уизли, Лонгботтома, и, как ни странно, тролля. Последний как раз открывал дверь женского туалета, и, когда он скрылся за дверью, подбежали Уизли и Лонгботтом, и Рон запечатал дверь Коллопортусом («Научился-таки»). За дверью послышался крик.

— Гриффиндорцы решили кого-то убить? – недоумевая, спросил Гарри. Но тут недоумение мальчика возросло в разы. Малфой сорвался с места и побежал к двери туалета, открыл ее Алохоморой. Гарри побежал следом, зачем побежал, он и сам не знал. Туда же направились и гриффиндорцы. Зачем они пошли в туалет, если только что там кого-то закрыли с троллем, было еще менее понятным.

Картина, представшая в разгромленном туалете была не из приятных. Во-первых, крик принадлежал Гермионе. Во-вторых, гриффиндорцы стояли и просто смотрели с выпученными глазами, явно не зная, что делать. В-третьих, взъерошенный Малфой (необычное зрелище, в принципе), бросал в тролля различные проклятия, но существу не было до них особого дела, и он продолжал гоняться за Гемионой.

— Ступефай! Петрификус Тоталус! Секо! – кричал Драко. От последнего заклинания бедро тролля рассекло, и потекла какая-то вонючая кровь, но тролль, казалось, этого даже не заметил.

- Dolor acerbissimus! – закричал Гарри заклинание из книги Цоресов. Тролль перестал гоняться за Гермионой и заорал диким воплем. Душераздирающее зрелище. Затем, он все-таки сделал очередную попытку разрушить умывальник, под которым пряталась девочка.

-Aquabulliens! – прокричал Гарри, но тролль не заметил его стараний, зато предыдущее заклинание было снято новым, менее полезным.

— Flammium intus!

Что было дальше мальчик помнил смутно. Он повалился на пол и подполз к стене. Прибежали учителя, кто-то запустил в, воющего на весь Хогвартс, тролля неизвестным Гарри заклинанием, Малфой сказал, что увидел как Уизли и Лонгботтом закрывают тролля в туалете, услышал крик и прибежал. Гриффиндорцы говорили что-то в свое оправдание. С кого-то снимали баллы, кому-то начисляли, но Гарри было все равно. Последнее что он услышал, было:

— Поздравляю, Грейнджер, твою жизнь оценили в десять баллов, — надменный голос явно принадлежал Малфою.



Очнулся Гарри в светлой просторной комнате с несколькими кроватями. За окном было светло. «Вот черт, где я?». Мальчик попытался встать, и тут же в комнату вошла женщина.

— Проснулись, мистер Поттер?

«Глупый вопрос! Нет, я лунатик!»

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально, где я?

— В Больничном крыле. Я мадам Помфри. Сейчас эльф принесет вам завтрак. Вы сегодня освобождены от занятий.

— Что случилось?

— Хороший вопрос. Первое, вы использовали слишком сильные заклинания для одиннадцатилетнего ребенка. Ну и второе, тролль выкинул дубинку, после произнесенного вами последнего заклинания, и она попала в вас.

«Вот черт!»

На завтрак принесли омлет и тыквенный сок. Мадам Помфри заставила выпить какое-то противное зелье, и сказала, что нужно отдыхать. Ближе к обеду в больничное крыло заглянул Малфой. «Хорошо, хоть не Уизли».

— Ну здравствуй, — протянул блондин.

— Привет. Чем там вчера все закончилось?

— Тем, что тролль ударил тебя дубинкой.

— Это я знаю, учителя что сказали?

— Сняли с Уизли и Лонгботтома по двадцать баллов за идиотизм. Они, оказывается, шли предупредить Грейнджер, так как ее не было на ужине. Им сказали, что она в женском туалете на третьем этаже, и эти не догадались сделать ничего лучше, как запереть тролля том самом туалете. Слизерину начислили десять баллов за спасенную жизнь грязнокровки, нас с тобой ждет неделя отработок у профессора Снейпа. Тебя ждет еще и разговор с деканом и, возможно, с директором.

— Отлично, просто замечательно.

— Да ладно, все могло быть и хуже. Что за последнее заклинание ты использовал?

— Я не помню, а что было?

— Тролль начал жутко кричать, уронил дубинку, а потом как будто стал гореть, но огня не было, только запах паленого мяса. Он как бы изнутри сгорал. Так и должно было быть?

— Наверно, я не знаю. Только вчера на Истории магии прочитал это заклинание. Кто добил тролля?

— Профессор Снейп. Мы сегодня герои дня, вся школа ситуацию с троллем обсуждает, к тебе куча людей ломится, мадам Помфри не пускает.

— Тебя же пустила.

— Меня пустила. Еще наверно Грейнджер придет, вроде собиралась спасибо за спасенную шкуру сказать. Я зачем, собственно, пришел. Будь осторожней, я разговор Снейпа и Дамблдора слышал. Директор тобой недоволен, будет интересоваться, где ты те заклинания нашел, они явно не из светлых, это и Лонгботтому понятно было. Если книги до сих пор у тебя, то перепрячь лучше.

— Куда?

— Не знаю, закажи кошель именной, или медальон, где все компактно разместить можно.

— В медальоне?

— Есть такие. Открыть сможешь только ты, медальон маленький, там мощные пространственные чары. Есть сделанные под золотые часы на цепочке. В общем, придумай что-нибудь.

— Только надо срочно придумывать, а я тут торчу, и выбраться из школы не получится.

Драко хмыкнул.

— Из замка не сложно выбраться, нужно только захотеть. Да и к тому же, Дамблдор сегодня уехал на заседание Международной Конфедерации Магов, так что время есть.

На этом разговор был закончен. Через час пришла Гермиона, сказала спасибо, извинилась, что из-за нее у слизеринцев возникли проблемы. «Ни за что не передам извинения Малфою, а то он еще высокомернее станет».

Остаток дня, проведенный в больнице, Гарри размышлял. Размышлял он о том, зачем ему все это нужно. Ну, вот выучится он в школе, разучит множество всяких заклинаний, а что дальше? Друзей у него тут нет, и вряд ли будут. Возродится Волдеморт, попытается его убить. Все будут считать, что герой должен спасти магический мир, а герою так хотелось просто жить где-нибудь подальше от всего этого. Сейчас ему жизнь представлялась какой-то жизнью ради самого существования, не было целей, идей. Это нагоняло депрессию. Грейнджер своими извинениями только разозлила его. Вот оно ему надо было, спасать кого-то? Он злился на Малфоя, который неожиданно «по-гриффиндорски» полез спасать Гермиону («Хотя, может если бы он знал, что там грязнокровка, то не полез бы»), на Грейнджер за то, что она сидела в этом самом туалете, вместо того, чтобы быть на ужине. На Лонгботтома и Уизли он не злился, как ни странно. От них он ничего вразумительного и не мог ожидать. Что с них взять? Гриффиндорской смелости хватило только на то, чтобы пойти предупредить одноклассницу. Тут в голову Гарри пришла мысль, что все не такие, как кажутся. Малфой строит из себя надменного аристократа, которому на жизнь других людей плевать, который, если нужно будет, уберет лишних людей с дороги, а на самом деле бежит сломя голову кого-то спасать. Уизли и Лонгботтом гриффиндорцы, но не факт, что они бы помчались спасать Гермиону, когда поняли, что закрыли ее с троллем, если бы первым не полез Драко. Может, они ретировались бы, а потом нашелся бы труп Грейнджер, а они сделали вид, что ни при чем. Ведь сразу же, как услышали крики, не побежали скорее открывать дверь. Какие же все странные, никогда не знаешь, кто и как поступит в той или иной ситуации. Кто предаст, а кто поможет. Скажи Грейнджер пару дней назад, что Малфой ринется ее спасать от тролля, она бы только посмеялась над этим, как над глупой шуткой.

Глава 14

Глава 14. Темноволосый блондин


Ближе к вечеру Гарри выписали из больничного крыла, и он побрел в кабинет декана.

— Проходите, Поттер.

— Добрый вечер, сэр.

— Я надеюсь, у вас было время, чтобы подумать над собственной глупостью?

— Было, профессор.

— И к какому выводу вы пришли?

— Наверно, не надо было нам с Малфоем бежать спасать Грейнджер.

Зельевар прищурил глаза и внимательно посмотрел на Поттера, прежде, чем ответить.

— Вы должны были сообщить старостам. Старшекурсники могли бы справиться с троллем менее садистскими способами, чем вы. Или же, они бы нашли кого-то из преподавателей. Радует, что вы не догадались использовать свою любимую проекцию, а то страшно представить, какие страхи могут быть у горного тролля, и как бы это отразилось на состоянии замка и его сохранности.

— Я вас понял, сэр, — Гарри на все вопросы отвечал односложно, давая понять, что ни оправдываться, ни сожалеть, ни гордиться собой он не собирается. Было и было, уже неважно.

— И еще, директор сейчас уехал, но в среду он будет в замке, и хотел бы с вами побеседовать. Его, вероятно, не устраивает ваша личная программа обучения. Не знаю, где вы нашли заклинание, сжигающее заживо изнутри, но директор был не в восторге. Как своего студента, я буду вас защищать в любом случае, но не ждите, что я смогу делать это всегда. Можете идти.

Гарри взял сумку и направился к выходу.

— Поттер! – окликнул его Снейп, — пообещайте, что не полезете в запретный коридор, даже если директор намекнет вам, что вы должны это сделать.

Глаза Гарри полезли на лоб от услышанного.

— Зачем директору нужно, чтобы я полез в запретный коридор?

— Это неважно, Поттер, — ядовито произнес Снейп, — главное не лезьте. Я обещал.

— Кому? – у Гарри в голове возникло два вопроса: «кому?» и «что?», но задал он почему-то только один.

— Себе, — как-то не по-снейповски произнес декан. Затем, видимо, Ужас Подземелий вспомнил, что он этот самый Ужас, и зло добавил, — Свободны, Поттер! Сегодня после ужина жду вас с мистером Малфоем на отработку.

До ужина еще было время, и Гарри необходимо было придумать, где и как купить этот самый медальон или кошель, скрывающий предметы. Можно было научиться использовать для этого магию теней, ведь получалось у него в экстренных ситуациях исчезать в тени, еще когда он не знал, что волшебник. В тени можно спрятать что-либо. Но были и свои минусы в данном способе, главный из которых заключался в том, что Гарри не научился нормально использовать магию теней. Непроизвольно исчезнуть-то ему удавалось раньше, а вот сделать это по собственному желанию – никак. Второй минус заключался в том, что в тень мог попасть любой, владеющий данной магией, соответственно, если в тени он пересечется с другим магом, то его вещи будут доступны для того. Тень – общее пространство. Безусловно, сейчас в Англии очень мало волшебников владело этой магией, многие, кто хотя бы знал о ее существовании, были к ней неспособны. Это как серпентарго, или можешь, или нет. Другого не дано. Но рисковать не стоит. Там можно прятать что-то, в крайнем случае, когда Гарри научится это делать, конечно.

Гарри решил написать Кассандре, спрашивать у Малфоя не было желания. Кассандре Гарри тоже не до конца доверял, она, в конце концов, лично знакома как с Дамблдором, так и с Волдемортом. Но мальчик не хотел, чтобы Драко знал, где он хранит свои вещи, а он бы знал, попроси Гарри его о помощи.

Кассандра!

Мне нужен кошель, медальон или что-либо еще, где можно спрятать предметы, чтобы достать их мог только я. Я решил написать вам, так как, может быть, вы знаете, как можно незаметно выбраться из школы, чтобы купить это. У меня нет никаких идей.

С уважением, Гарри.

Мальчик отправил письмо и побрел в Большой зал. По дороге увидел Малфоя со своими гориллами, Грейнджер, Уизли и Лонтботтома. Разумеется, была какая-то очередная стычка, и Малфой обозвал Гермиону гнусной грязнокровкой. Уизли даже попытался заступиться, но как всегда необходимых слов, чтобы противостоять в словестной баталии блондину, у него не было. Гарри разозлился на Малфоя за то, что тот оскорблял Грейнджер. Скорее всего, блондин не мог ей простить собственную «слабость», так как отпрыск чистокровного и благороднейшего семейства Малфоев не должен спасать грязнокровок от троллей. Гарри, оставаясь незамеченным, решил испробовать зеркальное отражение реальности (мальчик не понимал, почему оно называлось зеркальным, эффект был не зеркальным, а отражал противоположность, как полностью, так и частично, по желанию мага), как раз давно хотелось. Гарри закрыл глаза, мысленно представил сзади Малфоя это самое зеркало отражения, и толкнул в него Малфоя. Открыл глаза он, услышав истерический хохот Уизли.

Малфой стоял в белоснежной мантии, с черными, как у профессора Снейпа волосами, черными глазами и слегка смуглой кожей, что делало его все-таки непохожим на своего крестного. Да и белые мантии были не в стиле профессора. Брови и ресницы тоже были черными. Гарри прикрыл рот рукавом мантии, чтобы не засмеяться, и не быть замеченным. Все-таки месть за оскорбление девочки, к которой Гарри, в принципе, не питал даже дружеских чувств, должна быть тихой и вполне себе слизеринской.

Бывший блондин развернулся и побежал в сторону подземелий, вероятно к декану. На ужине ни он, ни Снейп так и не появились. Не обнаружился Малфой и в гостиной, и Гарри один побрел на отработку.

Но в классе зельеваренья все-таки Драко присутствовал. Уже в черной мантии, успел таки переодеться. Но внешность по-прежнему оставалась отраженной. Гарри и не думал снимать реалистичную иллюзию. Для него это был вполне приемлемый способ узнать, существуют ли в школе волшебники, владеющие магией теней и отражений. Если существуют, то уберут зеркало.

— Ээ..прекрасно выглядишь, Малфой, — сказал Гарри.

— Не смешно, это все Уизли или Грейнджер. Отец доберется до них.

— Драко, это не они, — спокойно сказал декан.

— А кто? Там больше никого не было!

— Значит был, и отработка для вас обоих не отменяется, флоббер-черви и котлы ждут вас.

— И долго мне так ходить? Я не появлюсь в таком виде на занятиях, — Драко был очень злой, но при этом, казалось, что он вот-вот разревется.

— Я сообщил вашему отцу. После отработки вы отправитесь в больницу св. Мунго, там разберутся, как снять заклятие.

«Значит, в школе нет того, кто смог бы снять заклятие! Даже мадам Помфри бессильна. Круто! Хотя, возможно, директор бы смог, но его сейчас нет» — размышлял Адам-Самаэль в голове Гарри.

Мальчик, глядя на своего одноклассника на секунду подумал, что тот, кто причислил магию отражений к темной, был идиотом. Она, скорее, забавна. Но тут же, подумалось, что зеркально отражение можно использовать при применении заклинаний, и тогда Риктусемпра может быть даже Круциатусом, или какими-то психологическими чарами, так как заклинание щекотки приносит смех, а в зеркальном отражении реальности будет либо боль, либо сильная депрессия. Все-таки, действительно, нет различий между темной и светлой магией в самой магии, все дело в выборе.

Во время отработки прибыл Люциус Малфой собственной персоной, в темно-зеленой дорогой мантии и с такими же, как некогда у Драко, платиновыми волосами. Он неодобрительно посмотрел на сына, чистящего рядом с Поттером котлы. Волшебник вежливо слегка склонил голову в приветственном поклоне, Гарри лишь кивнул, чем вызвал усмешку Малфоя-старшего.

— Северус, вы не вычислили, кто мог бы это сделать?

— Полагаю, кто-то из старшекурсников. Возможно, собственно придуманные чары, так как контрзаклятия я не нашел. Конкретнее сказать ничего не могу. Это не обычные чары иллюзии, я могу лишь сверху наложить иллюзию прежнего облика, но этот…эм…образ остается, — отозвался Снейп.

— Драко, собирайся, мы отправляемся в больницу св. Мунго.

Так, вечером в спальне мальчиков стало на одного первокурсника меньше. Утром Гарри пришел ответ от Кассандры.

Гарри!

Сегодня в три часа дня будь в своей спальне, я отправлю за тобой Вивви, она перенесет тебя ко мне.

Я, кстати, очень обижена, что узнаю о твоем поступлении на Слизерин от третьих лиц. Мог бы и сообщить. Так же хотелось услышать твои впечатления о школе.

Кассандра.

Гарри действительно стало стыдно. Женщине, которая подарила ему дорогую книгу, артефакт и вылечила зрение, он написал только тогда, когда ему потребовалась помощь. Мальчик посмотрел на учительский стол, и порадовался отсутствию Дамблдора. Ведь до этого ему только Хагрид отправлял письма, использую школьных сипух. У Кассандры же была заметная белая полярная сова. Директора могла заинтересовать переписка Мальчика-Который-Выжил.

Уроки прошли вполне сносно, Гарри даже успел к обеду написать эссе по зельеваренью. С половины третьего, то есть сразу после ужина, он сидел в своей комнате и переписывался с «Древнейшей магией». Книга рассказала ему о том, что у женщин есть преимущество, так как они принадлежат двум родам сразу – тому, в котором родились, и к роду мужа. Это сделано специально, на случай различных войн и гонений. В мире волшебников женщин назвать слабым полом, конечно же, было трудно, так как сила была магической, и скажем Лонгботтом, каким бы физически крепким он не был, все равно был слабее той же маглорожденной Грейнджер. Но принадлежность к двум родам обуславливалась необходимость сохранности родов. Скажем, начинались гонения на семью, разрушали родовые защитные чары дома или замка, где они жили, и женщина, взяв детей, могла скрыться в семье своих родителей. Защита рода пропускала ее, а родственники не могли отказать, даже если у них были сложные отношения. Таким образом, если разрушалась защита рода по мужу, женщина попадала под защиту рода по отцу. При этом ребенок принадлежал только к одному роду и мог пользоваться защитой второго рода матери только в случае, когда грозила опасность и то до совершеннолетия. Безусловно, к этому приплетались и человеческие отношения, ребенка могли защищать и родственники, даже если ему было больше семнадцати, но в этом сам род, как магическая сущность, уже не участвовал. Гарри невольно посочувствовал Грейнджер, так как у нее нет вообще никакого рода. Правда, хоть Гарри и принадлежал роду Поттеров, защиты рода никакой он не ощущал. Наверно, для этого нужно жить в родовом поместье, которое разрушено, или должно быть еще что-то. Но в целом, мальчик решил, что у него по отношению к другим представителям мужского пола, прекрасные преимущества. Он принадлежит роду Поттеров однозначно, но так же, скорее всего, еще и к роду Цоресов и этих неизвестных Реддлов. Книга объяснила, что он мог принадлежать к этому роду по косвенной линии в случае, если долго не было прямых наследников. Род, таким образом, решил самосохраниться, раз надежда на продолжение рода угасала. Вначале мальчик думал, что Том был маглорожденным, сейф же у него новый. Но книга сказала, что он потомок Слизерина. Хотя Реддл мог навешать лапшу на уши этой книге. Конечно, после войн принадлежность к многим родам одновременно встречалась, но все же не была частым явлением, так как редко уничтожали род почти полностью, чтобы в него принимали всех по косвенным линиям. Осталось только найти в этом положении преимущества, которых Гарри пока не наблюдал, разве что в материальной стороне вопроса они были. Еще книга объяснила, что маглорожденные могут образовать свой род и быть его первыми представителями. Но для этого нужен специальный обряд и создание Книги Рода. Книгой Рода Поттеров была та самая из сейфа, где описывались все представители рода.

Вивви появилась очень не вовремя. Как раз Забини сидел в комнате и дописывал эссе, а проводить его в гостиную, или комнату для занятий Гарри не мог. Пришлось вежливо попрощаться с мальчиком, сказать, чтобы он молчал, и аппарировать с эльфом на его глазах.

Гарри прибыл сразу в гостиную Кассандры.

— Привет, Гарри, — женщина ему весело подмигнула, словно забыв, что он не писал ей.

— Здравствуйте, Кассандра.

— Можно узнать, зачем тебе в таком срочном порядке понадобился артефакт для хранения вещей?

— Да в школе история одна неприятная случилась, лучше все спрятать.

— Это действительно лучше, — сказала волшебница, — ну что ж, пойдем выбирать тебе артефакт.

Гарри с Кассандрой направились по Лютному к какому-то магазину, и мальчик все никак не мог понять, доверять ему этой женщине, или нет. Но выбора особого у него не было. Хотя в голове возникла картина, как они приходят в магазин, а там их поджидают Пожиратели, расстроенные исчезновением своего хозяина. Но что-то, или кто-то подсказывало Гарри, что они по большей части, были чуть ли не рады его исчезновению в свое время. И кто этот что-то или кто-то в душе мальчика, он не знал. Гарри предусмотрительно одел ту самую женскую повязку, чтобы скрыть шрам и оставил школьные мантии в комнате. Сейчас он был в простом магловском осеннем пальто, которое купил в Лондонском торговом центре еще летом, на распродаже, когда решил, что ему в срочном порядке нужно потратить все сбережения в фунтах, и даже не думал, что оно может пригодиться.

Они зашли в очень мрачного вида лавку «Горбин и Бэркес». Многие артефакты, выставленные на продажу, были в пыли. В целом, этот магазин напоминал некий склад самых разных предметов.

— Добрый день, мистер Горбин, нам нужен артефакт, в котором можно было бы спрятать вещи, книги… — начала Кассандра, обращаясь к худому старику в выцветшей то ли, некогда черной, то ли темно-серой мантии.

— О, добрый день, мадам Бейнс, рад вас видеть. Что за молодой человек с вами?

— Адам Цорес, — представился Гарри.

— Добрый день, мистер Цорес. А почему вы не в школе? – задал глупый вопрос Горбин.

— Наверно потому, что пришел купить вещь, в которой можно спрятать книги, мистер Горбин, — ответил Гарри таким тоном, что давал понять хозяину лавки глупость его вопроса.

— Ах, да, конечно, — сказал старик и скрылся в подсобном помещении. Через пять минут он появился с двумя коробочками – длинной, и маленькой квадратной.

— Вот, тут кольцо, сделано в восемнадцатом веке. Оно открывается, — Горбин показал, как именно открывается печатка с ярко красным рубином, — туда можно поместить множество предметов, они сами уменьшатся до нужных размеров. Потом нужно просто сказать, что именно вы хотите взять и открыть кольцо. Или подумать о том, что хотите взять. Завязать на личность его можно с помощью магии крови, тогда только вы сможете его открыть.

Гарри представил, как он ходит с этим пафосным кольцом, и решил, что это будет подозрительно и глупо. А лишний раз привлекать к себе внимание, как внешним видом, так и поведением, мальчик не любил.

— Мне нужно что-нибудь менее приметное, мистер Горбин.

— Я так и подумал, мистер Цорес, поэтому принес еще и медальон, — сказав это, старик отрыл вторую коробку, где лежал серебряный медальон на цепочке. Камень медальона был черным, видимо, черный агат, и его обвивала тонкая серебряная змейка.

«До чего же все они любят змей, слизеринцы чертовы!» — подумал Гарри, но все же решил, что лучше медальон со змеей, который легко спрятать под мантией, чем кольцо.

— Только медальон дороже. Он семнадцатого века, принадлежал одному угасшему роду. Будет стоит триста галеонов.

«Ничего себе! У меня волшебная палочка стоила десять галеонов, а на триста галеонов можно трех студентов к школе собрать! У меня всего-то осталось триста восемьдесят».

Кассандра тем временем внимательно рассматривала медальон и проводила над ним волшебной палочкой. Действовал он по тому же принципу, что и кольцо.

— Настоящий, семнадцатый век, — констатировала волшебница, и Горбин ухмыльнулся, будто говоря: «у меня в лавке все самое лучшее».

— Адам, — обратилась к Гарри волшебница, — эта вещь достаточно дорогая, если хочешь что-нибудь, чтобы просто спрятать предметы, и не коллекционируешь старинные артефакты, то наверняка, у мистера Горбина найдется что-нибудь попроще.

Гарри артефакты коллекционировать и не начинал, но ему нравилось, когда у него были дорогие и ценные книги и вещи. Мальчик так же знал, как трепетно относятся к странным артефактам в магическом сообществе.

— Нет, все нормально, мне нравится, — Гарри отсчитал триста галеонов.

Кассандра и Гарри вышли из магазина. Женщина предложила попить чай с ней, но у Гарри возникла другая идея.

— Кассандра, у меня еще есть время до ужина. Я хотел бы зайти в банк, — при этих словах Кассандра неодобрительно покачала головой, — Да нет, я брать ничего ни из какого сейфа не буду. Просто хочу узнать у гоблинов о том, как я могу принять в наследство дом. Знаете, проводить каникулы в приюте я не очень-то хочу.

— А, ну тогда иди, только быстрее. Все же надо вернуться в школу без лишних подозрений.

Гарри побрел в Гринготтс, и там подошел к уже знакомому гоблину, имя которого на этот раз прочитал на табличке перед столом.

— Добрый день, мистер Поттер, чем могу быть полезен?

— Добрый день, мистер Гроцвих. Я хотел бы узнать, как я могу принять дом Цоресов, и желательно, чтобы мой финансовый опекун об этом не узнал.

— В Венгрии другая процедура принятия наследства, мистер Поттер, — ответил гоблин, — там назначается душеприказчик, который ответственен за передачу наследуемого имущества. То есть, наследственные дела не ведут гоблины, как и не ведет их Министерство. Это дела частного порядка, Министерство вмешивается в подобные вопросы только в случае, если возникают споры, а так оно лишь фиксирует сделки. Я могу посмотреть, кто назначен душеприказчиком Цоресов.

— Посмотрите.

Гоблин удалился, а Гарри стал рассматривать зал. Тут было определенно меньше людей, чем в июле-августе. Наверно, тогда все готовили детей к школе и чаще навещали свои сейфы.

— Душеприказчиком является мистер Сакхр Фадил Луджин.

— Он араб? – удивился Гарри.

— Понятия не имею. Ему право душеприказчика перешло от отца, который скончался два года назад. Цоресы назначали наследственного душеприказчика, которому переходит право от отца. Правила наследования в семье Цоресов были установлены в начале двадцатого века, первым душеприказчиком был мистер Лейпцнг, затем право перешло к Луджинам, они из одного рода, полагаю. Право передается только в роду.

— Понятно. Если я свяжусь с этим Луджином, Дамблдор узнает?

— Наследование происходит по законам другой страны, Дамблдор же гражданин Великобритании, соответственно он может узнать об этом при случайных обстоятельствах, но не из отчетов. Во всех отчетах за вами числится дом Цоресов, и не важно, приняли ли вы его в наследство или нет.

— Ясно. А как мне связаться с Луджином?

Гоблин удивленно приподнял бровь.

— Мистер Поттер, не мне вам объяснять правила переписки волшебников. Отправьте сову, назовитесь, скажите, что хотели бы поговорить. Тем более, как я вижу, из школы вы можете выбраться. Луджин работает в Министерстве в отделе контроля над оборотом магических потенциально опасных артефактов. Престижная работа, я вам скажу. Они наверняка половину артефактов себе забирают. В Англии нет подобного отдела. Отправьте сову ему на работу.

— Спасибо за информацию, всего доброго.

Гарри побрел в сторону Лютного, уже не боясь. Первый раз ему было не по себе в этом месте, теперь он знал, что там просто нужно четко знать, куда именно идешь, и не обращать ни на кого внимания, особенно на уличных торговцев, тогда не тронут. А вот тех, кто озирается по сторонам, когда видно, что человек там впервые, могут и ограбить.

Гарри попил с Кассандрой чай, поговорили о школе и Цоресах. Кассандра снова много смеялась, чем смогла поднять настроение мальчику, хотя оно и так было неплохим. Особенно ей понравился инцидент с темноволосым блондином Малфоем. Она сказала, что в следующий раз будет менее заносчивым. Малфоев полезно проучить.

Тут же, Гарри написал письмо Луджину (благо, имя записал на листочке, а то иностранные имена трудно сходу запоминать, а фамилию Лейпцнг Гарри смог произнести только со второго раза, чем позабавил Кассандру). Гарри перечитал письмо.

Уважаемый мистер Сакхр Фадил Луджин!

В банке Гринготтс, в Англии, мне сообщили, что вы являетесь душеприказчиком Цоресов, и дом Цоресов отходит мне в наследство. Хотелось бы обсудить процедуру приема наследства с вами. Сообщите, когда мы сможем поговорить. Только я учусь в школе, поэтому желательно нам встретиться в послеобеденное время или в выходной.

С уважением, Гарри Джеймс Поттер.

Получилось как-то скомкано, но ничего лучше Гарри не придумал, а Кассандра сказала, что все понятно, и ладно. «Придет какой-нибудь бородатый араб в куфии, который английский не знает, вот будет весело. А арабский и венгерский я как-то не выучил» — подумал Гарри. Письмо мальчик решил отправить из школы, чтоб, если что, Луджин с той же школьной совой и ответил. Это не привлечет внимание, нечего белым заметным совам приносить письма Мальчику-Который-Выжил.

Напоследок, Гарри спросил, почему так легко выбраться из Хогвартса, если замок славится своей неприступностью и не раз в истории был военным штабом. Кассандра ответила, что выбраться из него, может быть, и не сложно, но вот проконтролировать вылазку – легко. Директор способен следить за перемещением всех студентов, но вряд ли он делает это круглосуточно, тем более, сейчас Дамблдор на Международной конференции, и именно на три часа у них был назначен сбор для обсуждения какого-то не сильно важного вопроса по международной безопасности. В общем, Гарри узнал, что аппарировать с эльфом может только студент, преподаватель, либо член Попечительского совета. Если попытается проникнуть посторонний, то сработают сигнальные чары. Так же в школе открыты все камины, но нужно быть идиотом, чтобы ими пользоваться. Они служат чем-то вроде эвакуационного выхода/входа, но о любом перемещении будет сразу же доложено директору. Причем конечная точка перемещения так же указывается. Кассандра посоветовала Гарри, при необходимости, пользоваться потайными проходами замка, так хотя бы директор не узнает, с помощью какого эльфа мальчик перемещается, и можно будет сказать, что просто навещал Сладкое королевство в Хогсмиде.



Глава 15

Глава 15. Причины, следствия и мистер Луджин


— Добрый день, сэр, — сказал Гарри, войдя в директорский кабинет.

— Присаживайся, мой мальчик, — улыбнулся Дамблдор, глядя поверх очков-половинок, — чаю?

Гарри вспомнил прочитанную год назад книгу А.Дюма «Граф Монте-Кристо» и вежливо отказался от чая. «В стане врага, или просто человека, которому не доверяешь, не ешь и не пей ничего. По крайней мере, пока не выучишь опознавательные чары, с помощью которых можно обнаружить яд, либо Веритасерум, и не научишься пользоваться ими незаметно» — прокомментировал Адам-Самаэль.

— Я хотел бы поблагодарить вас с мистером Малфоем за проявленную храбрость. Вы спасли жизнь мисс Грейнджер.

Директор внимательно посмотрел на мальчика, но тот ничего не ответил. Спасибо за благодарность говорить глупо, сказать, что они не специально спасли – еще глупее.

— Но я хотел бы сказать тебе, что нужно быть осторожнее. Те заклинания, которые использовались тобой – не самые безопасные. Темная магия опасна своей доступностью и простотой, кажется, что это легко, что можно попробовать больше. Но это не так, в жизни за все надо платить. Не всегда правильно то, что проще. Где ты прочитал о подобных заклинаниях, Гарри?

— Я нашел книгу в гостиной Слизерина. Кто-то забыл ее на столе, сэр.

Гарри знал, что директор ему не поверит. Но он молил Мерлина и Моргану, Иисуса, пророка Муххамеда, Аллаха, Кришну и даже Ктулху, чтоб Дамблдор не поверил так, как нужно Гарри. Ну, скажем, что книгу он у кого-то одолжил, а подставлять друзей не собирается. Получается, даже благородная ложь.

— И ты не знаешь, чья это книга?

— Нет, сэр. Я ее оставил там же, где нашел, — Гарри почувствовал, как слегка нагрелась его сережка, которая была незаметна для директора. Значит, старик пытается влезть в голову. «Сволочь! Это запрещено. Тоже мне Верховный чародей Визенгамота! Вот оно – доказательство нашего самого честного и неподкупного суда! За нарушение свободы мысли – до года в Азкабане! Жаль, доказать невозможно, поэтому никого еще не посадили за подобное» — сказал Адам-Самаэль. Гарри и Гермиона накануне в библиотеке, как раз изучали законодательство Британского Магического сообщества.

— Хорошо. Но в следующий раз не бери без спросу чужие вещи. Можешь идти.

Гарри поднялся и побрел к выходу.

— И еще, пообещай мне, что не будешь ходить в запретный коридор на третьем этаже.

Гарри развернулся и удивленно уставился на директора. «У нас дежавю, мальчик мой» — сказал Адам-Самаэль, копируя интонацию директора на словах «мальчик мой».

— Даже не собирался, сэр.

— Хорошо, ступай.

Гарри побрел в гостиную. Он никак не мог понять, что от него хотят. То Снейп, то директор. Только Гарри еще с детства научился отличать «театральные постановки» от реальности – сказались годы практики лжи у Дурслей. И если Снейп, скорее всего, действительно советовал не лезть в этот злосчастный коридор, то директор явно подначивал мальчика сунутся к церберу. Гарри не был эмпатом, как он позже выяснит, у него вообще весьма посредственные способности к окклюменции-легилименции, хотя упорная практика в любом случае дает результаты и в этой области. Он не чувствовал ложь на метальном уровне, он, скорее, ее видел и слышал. По интонации, едва уловимым жестам и блеску в глазах. Наверно, когда самому приходится много лгать, начинаешь отличать ложь других. Ведь сколько раз Гарри приходилось говорить Дурслям, что волосы учительницы окрасились в синий цвет потому, что кто-то из одноклассников распылил какой-то неведомый шуточный газ, либо на крышу школы он попал не случайно, сам не зная как, а воспользовался пожарной лестницей. Если он не говорил фраз: «я сам не знаю, как так получилось», а пытался объяснить все рационально, то ему доставалось меньше. Этот урок он усвоил еще в семь лет.

Нужно было с кем-то поделиться происходящим, его собственной головы не хватало, чтобы найти объяснение того, зачем ему так упорно твердят о запретном коридоре, когда у него не было ни малейшего желания туда ходить. «Если директор и Снейп говорят об этом коридоре, значит, тайной это не является. Следовательно, я могу поделиться своими соображениями с Малфоем или с Грейнджер». Поразмыслив, Гарри решил сказать обо всем Малфою. Гермиона, как и любой другой маглорожденный волшебник, целиком и полностью доверяла директору. У него был образ некого доброго дедушки из магловских сказок. Мантия со звездами, остроконечный колпак – так одевались маглы-фокусники. Наверно, директор специально придумал подобный имидж. А вот к Снейпу у маглорожденных было весьма предвзятое отношение. Таким образом, если Гарри считал, что Снейп искренне не хочет, чтоб мальчик лез не в свое дело, а директор, напротив, хочет, чтоб он туда сунулся, то Гермиона выскажет противоположное мнение.

Малфой сидел в гостиной напротив камина и читал какую-то книгу. Его выписали из больницы спустя три дня, но это официально. На самом деле, с него в тот же день сняли зеркальное отражение, и он просто два дня провел дома. Гарри сел в кресло и рассказал блондину о разговоре со Снейпом и директором, а так же высказал свои предположения насчет искренности обоих.

— Что думаешь по этому поводу?

— Поттер, я даже не знаю, что думать. Наш директор, конечно, чокнутый, но зачем ему нужно чтобы ты что-то стащил в этом коридоре?

— Может, он хочет меня подставить? Уличить в воровстве и все-такое.

— Не думаю. Да и не выйдет у него. Все, что находится в школе на нейтральной территории – принадлежит Хогвартсу. И пока ты не выносишь это из замка, то воровство тебе приписать не получится.

— В смысле?

— Мой отец – член Попечительского совета, он в этих вопросах разбирается. Предположим, ты находишь что-то в пустом классе, скажем, старый учебник. Ты берешь этот учебник почитать. Магия Хогвартса не расценит это как воровство. Ты нашел то, что никому не принадлежит и не является личной вещью, ты не вынес это за пределы школы, ты просто взял на время. А вот если ты вздумаешь влезть в лабораторию Снейпа и стащить там что-то, то это уже кража. Понимаешь, Хогвартс словно живой организм, полный магии. И использовать коридоры для хранения личных вещей он не позволит. Для этого есть личные покои и кабинеты. Могут запрещать ходить в тот или иной коридор в целях безопасности, но если ты в подобном коридоре что-то возьмешь, то, максимум, тебя заставят это вернуть и снимут баллы за то, что полез туда, куда запрещено лезть. Все, что размещено на нейтральной территории замок расценивает как свое собственное, а значит, доступное для всех студентов и преподавателей. По идее, если директор там что-то и хранит, то он не имеет на это права. Свое он должен хранить у себя в кабинете или в спальне. Если это что-то принадлежащее Хогвартсу, тогда можно.

— То есть, обвинить меня в воровстве не получится никак?

— Ну, если ты вынесешь это из школы, то получится.

— Может, он хочет, чтоб цербер мне голову откусил?

— Тоже не вариант. Тогда его обвинят в том, что он пренебрег безопасностью. Директор школы ответственен за студентов и их жизни. Ему же будет грозить срок в Азкабане, если докажут, что цербера он притащил, либо это сделано с его согласия.

— Мда…я вообще столько времени пытаюсь найти логику в его действиях, и не нахожу.

— Может, логика и Дамблдор просто существуют в параллельных вселенных?

— Может. Вот скажи, зачем ему понадобилось, чтобы я до одиннадцати лет жил у маглов?

— Ты жил у маглов? – подала голос, вошедшая Милисента Булстроуд – девочка, представляющая собой что-то среднее между Лонгботтомом и Грейнджер. Такая же полная и глупая, как первый, с таким же желанием быть лучше всех, как у второй. С Милисентой почти никто не общался, даже однокурсницы Дафна Гринграсс и Пэнси Паркинсон. С Гарри и Драко она вообще заговорила впервые.

— Просто это странно, — продолжила Бустроуд, — никто не знал, где ты живешь. Все строили разные догадки, что директор купил тебе дом за границей, или ты живешь в доме под личным Фиделиусом Дамблдора. Знаешь, я ведь тоже сирота. Мама умерла при родах, отца посадили в Азкабан после исчезновения Лорда, где он, спустя семь лет, скончался. Вопросами опекунства занимается Попечительский совет. Если у сироты достаточно денег, то ребенок живет в магическом мире. Насколько я знаю, Поттеры семья обеспеченная. Ты бы мог себе позволить покупку нового дома. Я жила в своем родовом поместье, мне назначили гувернантку, услуги которой оплачивались с моего счета. Мне нанимали преподавателей, я ездила за границу. Хотя ведь я такая же сирота, как и ты. В магическом мире не принято отдавать детей маглам. Это делают в случае, если у сироты нет своих денег. У тебя же, они были. И даже если бы их не было, Попечительский совет нашел бы деньги на Мальчика-Который-Выжил.

Гарри задумался. Малфой сделал то же самое.

— Значит, у директора были какие-то причины, — сказал, наконец, Малфой, после трех минут молчания.

— Только какие? Любые поступки имеют следствия. Вот зачем ему это было нужно, чего он добивался?

— Может, хотел, чтобы ты был маглолюбцем? – предположила Булстроуд.

— Тогда он просчитался и отправил меня не к тем маглам, — ухмыльнулся Гарри. «Причины и следствия есть всегда. Надо проанализировать следствия, чтобы найти причины».

— Предположим, он отправил тебя к единственным родственникам – маглам. Но тогда почему после их смерти, тебя отправили в приют? Это даже незаконно с точки зрения магического законодательства.

— Я уже сегодня убедился, что закон и Магическое сообщество живут в параллельных вселенных, почти как Дамблдор и логика.

Малфой ухмыльнулся.

— Не советую тебе ничего с этим делать. Тут прав тот, у кого больше денег и влияния. Дамблдор – самый влиятельный волшебник на сегодняшний день. И в запретный коридор не лезь.

— Да я и не планировал ничего делать.

На этом разговор был окончен, слизеринцы направились в Большой зал на ужин.

Утром следующего дня школьная сова принесла Гарри письмо от Луджина:

Мистер Поттер!

Я очень рад, что вы мне написали, я долго ждал этого. Нам нужно встретиться и все обсудить. Буду ждать вас в субботу в одиннадцать часов в пабе «Три метлы» в Хогсмиде. Насколько я знаю, это близко от Хогвартса, надеюсь, вы сможете выбраться.

С уважением, С.Фд.Луджин.

Два дня Гарри тренировался в наложении иллюзии, закрепленной магией отражения реальности, чтобы изменить свою внешность. Поначалу получалось плохо. Конечно, можно было поступить как с Малфоем, но тогда узнать человека все равно можно было, а Гарри хотел, чтоб он выглядел как взрослый. И так есть вероятность, что Дамблдор проследит перемещение, не хватало еще того, чтоб директору потом доложили, что он с кем-то встречался в пабе, а не просто сходил за сливочным пивом. К вечеру пятницы у него получилась вполне сносная иллюзия – некий двадцатилетний русоволосый парень.

Этот самый русоволосый парень к десяти утра, одетый в магловское пальто и брюки – тоже иллюзия из своей собственной одежды, спустился на уровень ниже гостиной Слизерина и нашел нужную статую какого-то мага на коне. Кто это маг Кассандра не знала, просто сказала, что за этой статуей проход, который ведет к мосту неподалеку от Хогсмида. Дорога заняла пятьдесят минут. Мальчик вылез и огляделся. Хогсмид представлял собой небольшую деревню с мрачноватыми постройками из темно-серого камня. Хотя, возможно, когда-то камень был светлее, просто от времени и влажности потемнел. Гарри зашел в паб «Три метлы» и огляделся. Посетителей было немного, и за одним из столов он увидел араба. Не узнать в нем человека, носящего имя Сакхр Фадил, было невозможно. В его образе не хватало только куфии, да более длинной бороды, чтобы он выглядел как типичный арабский террорист. Одет араб был в простые черные брюки, рубашку с высокими манжетами, застегивающимися на множество пуговиц, и в коричневый жилет. Выглядел он не так экстравагантно, как волшебники в мантиях, но все же казалось, будто он в одежде конца девятнадцатого века.

— Добрый день, мистер Луджин, — сказал Гарри, садясь напротив волшебника. Тот уже заказал две кружки сливочного пива.

— Ээ, добрый день... – протянул араб, глядя на двадцатилетнего парня. По-другому он представлял себе одиннадцатилетнего Гарри Поттера. Мальчик, увидев замешательство, поспешил сообщить, что он под чарами иллюзии, и светиться Гарри Поттеру в неположенном месте не обязательно.

— Тогда обсудим сразу деловые вопросы, — сказал Луджин, доставая бумаги, — мое право душеприказчика перешло от отца. Я знаю лишь примерное расположение дома, ни увидеть его, ни зайти туда, я не могу. На дом наложены чары родового Фиделиуса. Из моих знакомых только три человека могут войти в дом. Они там периодически бывают и следят за порядком. Доступ в дом им открыл еще ваш прадед. Вам нужно расписаться в бумагах, и вы сможете в любое время посетить свой дом.

— Где отобразиться моя подпись? Об этом сообщат в наше Министерство?

— Нет, документы я подам лишь в Министерство Австро-Венгрии.

— Австро-Венгрии? – просил Гарри, который хорошо знал историю, и помнил, что такого государства уже нет.

Араб ухмыльнулся.

— Понимаете, мистер Поттер, границы магических и магловских территорий не всегда совпадают. Наше политическое устройство сформировалось, когда это государство – Австро-Венгрия, существовало, и магловские войны не всегда приводят к изменению магического устройства. У нас монархическая форма правления, есть Палата представителей, Королевское Министерство и Королевский суд. В Британии тоже не всегда магловская и магическая территория совпадали. Когда у маглов существовала огромная страна с множеством колоний, магическая Британия оставалась небольшим островным государством, коим и является сейчас. Даже любопытен тот факт, что у маглов Британия сейчас монархия, а магическая Британия – нет. У нас, наоборот, у маглов республиканская форма правления, а у магов сохранилась монархия.

— Интересно, я не знал.

Араб улыбнулся и оценивающе посмотрел на русоволосого парня.

— Какую интересную иллюзию вы сделали. Я пытаюсь ее мысленно снять, чтоб увидеть ваш истинный облик, но у меня не получается. Магия отражений?

— Вы ей владеете?

— Нет, я о ней знаю. Ей мало кто владеет, она относится к разряду особенных способностей мага. Раньше у многих родов были особенные способности. Были врожденные анимаги, плетельщики чар, змееусты и прочие. Сейчас немного осталось.

— Почему способности исчезают?

— Они не исчезают, они растворяются. Маги сами того не замечая, копируют свой быт и свою жизнь по образу маглов. Все эти титулы лордов, маркизов и герцогов, длинные родословные, гербы, фамилии. Все это мишура, присущая маглам еще века два-три назад. У магов раньше статус определяла магическая сила, но это было не всем выгодно. Постепенно магическая сила заменилась деньгами и титулами, как у маглов. И, поверьте, титулы носят не всегда самые лучшие волшебники. Со временем, когда сильные волшебники поняли, что сейчас важны деньги, они стали вливаться в эту жизнь. Непродуманные брачные узы способствовали тому, что особенные способности стали растворяться. Самый наглядный пример – еврейские маги. Их сейчас не существует вообще.

— Почему?

— Когда был разрушен Второй Храм и все евреи, как маги, так и маглы, покинули ту территорию, на представителей этой нации начались гонения в разных странах. И если маглы стойко терпели, возможно, потому, что выбора у них не было, то маги свободно вливались в магические общины. Зачем им жить в гетто, когда они могут войти в свет магического сообщества и стать там герцогами и лордами? Для магов не столь важна национальность, их принимали как равных. В итоге управляющих стихиями больше нет, почти все они в свое время были представителями этой древней нации. Магов-евреев вообще нет.

— Можете рассказать мне о Цоресах?

— Ну, именно о Цоресах я ничего не расскажу. Это лишь фамилия. Есть четыре рода, к одному из них принадлежу я, которые стараются сохранить все магические особенные способности. В этих родах люди могут иметь любую фамилию, титул, герб, деньги. Могут не иметь ничего, даже фамилий. Мы стараемся сохранить лишь магию. Всегда заключались браки только между представителями этих четырех родов, правда, отступники всегда были. Например, ваша бабушка, хотя этому поспособствовал Дамблдор. Мы не имеем национальности, родины. Есть лишь магия. Сейчас вы единственный представитель одного из четырёх родов.

— Подождите. Если браки заключались бы всегда только между четырьмя родами, то эти роды просто бы вымерли из-за постоянного смешивания крови, — сказал Гарри, глядя на противоположную стену и вспоминая учебники по генетике.

— Верно. Поэтому я – полукровка. Мой отец был маглорожденным из иранской семьи. Его еще ребенком выкрали, и приняли в род Post tenebras lux.

— Какой род?

— Ой, это тоже лишняя мишура, но хоть что-то нужно было придумать. Веке в шестнадцатом наши предки решили, что род будет обозначаться какой-нибудь фразой на любом языке. Было слишком опасно называть род по способностям. До этого мы были родом видящих. Пролистали магловскую и магическую литературу, и выбрали фразы. По сути это тоже неважно, просто обозначение. Это девиз протестантов. Просто кому-то из предков понравилась фраза. Никто не относится к девизу, как к чему-то святому, как сейчас принято в чистокровных кругах. Просто фраза, название рода. Как кошку называют кошкой, так и мой род обозначается этой фразой. Фамилии и имена могут быть любыми, вот мне оставили арабскую фамилию отца, и дали арабское имя. Так проще сливаться, нас не будут бояться. А вместе мы – свое государство, семья и армия.

— У Цоресов тоже была какая-то фраза?

— Да. Omnia transeunt et id quoque etiam transeat, если на латыни. Обычная цитата из Библии, хотите изменить название – придумайте другое. Можете говорить и это на любом языке. Все не важно. Род есть, а обозначение – вторично. Вы не представляете, как все три рода были рады, что вы написали письмо!

— Почему?

— Угасание одного из четырех родов – трагично. Когда я увидел вашу иллюзию, я был счастлив. Магия теней и отражений – особенность вашего рода. Безусловно, есть и другие, кто ей владеет. Способности имели свойство повторяться. Но все же, видеть, что сохранилась родовая особенность – приятно.

— А в чем заключается особенность в вашем роду?

— Мы видящие. Мой отец, как маглорожденный принятый в род, ей не обладал.

— И что вы видите?

— Магию. Человек произносит заклинание, а я вижу не просто луч, а сплетение магических связей и сил, могу изменить, добавить что-то свое, изменить траекторию. Только с Непростительными и родовой магией не получается. Сплетение магии вижу, а изменить не могу. В случае с Непростительными, изменить что-либо мешает магия человека, а с родовыми чарами – магия рода.

— Круто! – выпалил совсем по-детски русоволосый парень.

— Магия теней и отражений тоже неплоха, Гарри. Можно я буду называть тебя по имени?

— Да.

— К этой магии способны единицы, в Британии найдется еще человек пять, кто ей владеет. В Австро-Венгрии семь человек, по моим данным. Пока я не увидел иллюзию, я сомневался, что род признал тебя. Ты ведь не прямой наследник. Гарри, когда ты можешь покинуть школу, чтобы посмотреть свой дом?

— Официально – никогда. Но могу, как сегодня, выбраться тихо. А что было бы, если род меня не признал?

— Тебе бы в наследство отошел дом, но ты бы в него не смог войти из-за Фиделиуса. Давай через неделю в этом же месте, в это же время. Я сделаю нам порталы.

Гарри попрощался с мистером Луджином, поблагодарил его за интересный рассказ и сливочное пиво, и побрел в замок, размышляя над услышанным.



Глава 16

Глава 16. Дом


— Да, Гермиона, ты можешь за десять галеонов сделать проверку крови в банке. Но род — магическая сущность, он сам решает, причислять ему кого-либо по косвенной линии, или нет, — сказал Гарри. Они с Гермионой сидели в библиотеке, эссе по трансфигурации уже были написаны, и теперь разговор перешел на свободные темы.

— То есть, даже если окажется, что моя бабушка была свкибом, род может не признать меня?

— Именно. Но вот если сквибом окажется твой дедушка по отцовской линии, то род тебя признает, так как тут будет прямая наследственная линия.

— Что за Средневековье! — возмутилась девочка, — принадлежность к роду по мужской линии! Дискриминация по половому признаку!

— Ну, ну. Никакой дискриминации. Женщинам, наоборот, везет больше, они к двум родам принадлежат — по отцу и мужу. А мужчина — к одному, если стандартно.

— Это для чистокровных. Я же вижу лишь дискриминацию. А если проверка крови в Гринготтсе не даст результатов? — поинтересовалась Гермиона.

— Значит, род тебя не признал. В любом случае, твои предки были магами, по-другому быть не может.

— Стоп! Проверка крови! Ты же говорил, что род и кровь — не одно и то же.

— Верно, но кровь содержит твою магию и по ней определяется род. Кровная магия вообще бессмысленна, кроме личной.

— Почему?

— Ну, смотри, есть различные сильные родовые чары. Скажем, книги, которые может открыть только представитель рода. Для этого нужно капнуть свою кровь, и по крови определится род. В кровной же магии эту книгу может открыть практически любой чистокровный. Как меня просветили слизеринцы, я состою в дальнем родстве с Малфоями, Паркинсонами, Макмилланами и кучей других чистокровных семей, дети которых обучаются в Хогвартсе. Таким образом, смысл наложенной кровной защиты теряется. Защиту может вскрыть каждый второй, являющийся пусть дальним, но родственником. Часто путают кровную и родовую магию, хотя эти разделы магии действительно тесно связаны. А вот личная кровная магия весьма эффективна. Ту же защиту книги смогу преодолеть только я. Но ее редко используют. Она мало где может пригодиться. Поставлю личную кровную защиту, умру, а потом книгу никто вообще не откроет. Глупо!

— Откуда ты все это знаешь?

— Из книги по древней магии. В сейфе взял, — Гарри не стал уточнять, что взял книгу в сейфе Реддла, — только учителям и Дамблдору не говори. Да вообще лучше никому не говори.

— Скрываешь то, что взял книгу в собственном сейфе?

— Получается так. Политика сейчас такая, что родовая магия не в почете.

— Почему? Она же дает защиту!

— Наверно, поэтому и не в почете. Кому нужны сильные роды? Вот скажи мне, почему маглорожденным не предлагают пройти проверку в Гринготтсе сразу? Или скажем, не говорят, что они могут основать свой род?

— А можно?

— Да. Есть ритуал, официально разрешенный, но считающийся сомнительным. Его проведение на территории Британии фиксируется в Министерстве. Если надумаешь проводить, сделай это за границей.

— На каникулах пройду проверку в Гринготтсе, если не даст результатов, буду думать над собственным родом, — сказала девочка, которая не хотела уступать другим ни в чем, даже в принадлежности к роду, — это получается, я сама свой дом смогу защитить родовыми чарами?

— До совершеннолетия не сможешь — Надзор. Он, кстати, еще одна причина, по которой советую проводить ритуал за границей. Надзор там не действует, только нам об этом не скажут, — ухмыльнулся Гарри.

— Почему не действует? Он же распространяется на палочку мага с момента его поступления в Хогвартс.

— На палочку и место. Если кто-то рядом с твоим домом произнесет заклинание, то Министерство должно будет разобраться, ты его произнесла, или нет. В семьях волшебников проще. Произносится заклинание в доме, и всем все равно. Это касается и магических мест. Можешь смело колдовать в Косом переулке. То же и за границей. Ты зарегистрирована в Британии, твоя палочка – тоже. Значит, скажем, Министерство Франции не зафиксирует нарушение.

— Поражаюсь! До чего же все мерзко в этом мире!

— Ты только что об этом узнала?

— Просто отвратительно! Значит, все чистокровные могут свободно колдовать в своем доме, а я все лето должна медленно кипятить чайник на плите, вместо того, чтобы сделать это за секунду!

— Получается так. А представь, проведешь летом обряд за границей, Министерство той страны сам обряд зафиксирует, а отследить не сможет, а в Британии вообще не узнают.

— Ох, не нравится мне все это. Пойдем, мы на ужин опоздаем.

Гарри и Гермиона направились в Большой зал. Мальчик, наконец, смог простить Грейнджер нахождение в неположенное время в туалете, и спасение ее жизни. Теперь они часто виделись в библиотеке, разговаривали. Его радовала ее реакция на то, что Министерство делает что-то не ради блага магического населения. Каждый раз, когда он приводил доводы против Министерства, девочка так искренне возмущалась происходящим, что Гарри не мог понять, откуда берутся люди с такой верой в «святость» власти. Гермиона зарывалась на несколько дней в книги, пытаясь найти опровержение слов Гарри и защитить политику нынешней власти – неважно, Министерства или директора Хогвартса. Вот и сейчас, он был уверен, что Гермиона пойдет завтра в библиотеку с намерением прочитать всю родовую литературу. Она будет крайне удивлена, что та расположена в Запретной секции, где находились потенциально опасные и сомнительные книги. Девочка будет долго сомневаться, кто был прав — Гарри, или руководство школы, причислившее родовую магию к опасным. И, как всегда, Гермиона примет сторону руководства школы. Она сделает проверку крови в Гринготтсе, но вряд ли решиться на создание собственного рода. И это несмотря на все ее желание быть не хуже других, чистокровных, которые имеют свой род, а некоторые несколько.

С Малфоем Гарри тоже общался нормально. Тот, напротив, с политикой был не согласен, но открыто это не высказывал. Вообще все, что не подлежало логическому объяснению, он принимал как должное. Что взять с этого нелогичного мира? Его мнение чаще совпадало с мнением самого Гарри, но это было даже скучно. Малфою он мог доверить больше, открыто высказать свое мнение о сумасшедшем директоре, и главное, можно было не бояться, что его мысли прочтут. У Драко был артефакт, подобный сережке Гарри, да и окклюменции чистокровных учили дома. Но вот его отношение к грязнокровкам, как он их называл, не нравилось. Гарри попытался привести в пример Луджина, но Малфой сказал, что если грязнокровку принимают в род, то грязнокровкой он перестает быть. А так, все они опасны для магического сообщества из-за увеличения вероятности рождения сквибов. Ну и повышается возможность нарушения Статута о секретности, ведь родители маглорожденных знают о волшебном мире. В принципе, логику в его мыслях найти можно было. Возможно, Гарри даже согласился бы с ним, если бы не существовало Гермионы Грейнджер. А к последней мальчик относился хорошо, хоть и часто злился на нее.

Гарри находился, словно между двумя мирами, так как встречаться на одной территории Гермионе и Драко было противопоказанно. Тут же начинались взаимные оскорбления, каждая из сторон хотела показать свое превосходство. Малфой становился невыносимым аристократичным снобом, Грейнджер – той еще занудой. А Гарри не знал, чью сторону принять.

Мальчик и девочка брели по пустынному коридору и услышали знакомые голоса. Гарри сразу потянул Гермиону в нишу за рыцарским доспехами, так как видеть директора у него не было ни малейшего желания.

— То, что охраняет цербер, касается Николаса Фламеля. Ты, Хагрид, должен понимать, какая это ответственность, если такой человек попросил о сохранности его...хм...вещи. Поэтому следи внимательнее, прошу тебя.

— Директор, я думаю, что это близнецы Уизли кинули Пушку навозных бомб. Но, это, доказать их..ээ...ну, что это они сделали я не могу.

— Я надеюсь, что этого больше не повториться, Хагрид, — мягко произнес директор.

Голоса удалялись, а Гарри еле сдерживался, чтоб не засмеяться. Как бы он не "любил" Уизли (хотя с близнецами мальчик лично знаком не был, знал лишь, что они постоянно устраивали какие-нибудь гадости слизеринцам), но за навозную бомбу, подкинутую церберу, он им был благодарен. И неважно, что бедная собака ни в чем не виновата, все равно маленькая гадость директору грела душу. Пусть эта гадость была сделана не собственными руками.

— Николас Фламель...— задумчиво протянула Гермиона, — где-то я слышала это имя.

Гарри решил рассказать ей о цербере, правда о намеках Снейпа и Дамблдора не сказал. Получалось, что они с Малфоем как-то случайно забрели в запретный коридор, убегая от миссис Норрис, где и встретились с этим Пушком. В общем, мальчик рассказал почти правду, умолчав лишь о том, что это было в тот день, когда Гермионе стерли память. Гарри знал, что Грейнджер заинтересуется тем, что охраняет цербер и будет искать информацию о Фламеле. Ему и самому было интересно, за чем же таким его пытаются отправить в этот самый коридор. Но в поиске информации Гермионе нет равных, если информация не из Запретной секции.

Еще мальчика заинтересовало то, случайно ли он услышал это разговор. Ведь Кассандра говорила, что директор может отследить перемещение студентов. Он вполне мог видеть, как Гарри и Гемиона направились из библиотеки в сторону Большого зала.

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Гарри спросил "Древнейшую магию" о Фламеле, но она о нем ничего не знала.

В субботу после завтрака Гарри снова наложил на себя иллюзию — все тот же образ русоволосого парня, и отправился к проходу, ведущему в Хогсмид. Вообще, вся эта затея с принятием наследства теперь казалась ему весьма рискованной. Вот что мешает Дамблдору целыми днями наблюдать, где находится Гарри? Может у него даже есть некий прообраз Надзора, где показываются все произнесенные студентами заклинания. То ли паранойя Гарри имела слишком глубокие корни, то ли настроение его, после случайной встречи с директором в коридоре было плохим, но ему казалось, что он в тюрьме, а Азкабан с дементорами — просто курорт по сравнению с Хогвартсом. Там хоть дементоры не пытаются следить за ходом мыслей заключенных, и не подначивают их что-нибудь украсть в запретных коридорах.

Как назло, по дороге Гарри встретил миссис Норрис. Хотелось кинуть в нее что-нибудь тяжелое, или какое-нибудь смертельное проклятие, вроде того, что досталось троллю. Но пришлось ограничиться Ступефаем. Гарри оттащил ее ко входу в гостиную Слизерина, и побрел обратно в сторону прохода. Была идея положить кошку к двери директорского кабинета, но идти туда было далеко и рискованно. Естественно, встреча с миссис Норрис оптимизма не прибавила, она только поспособствовала излишней подозрительности. Теперь русоволосый парень шел, держа палочку в руках, и то и дело, оглядываясь по сторонам.

Гарри опоздал на пять минут из-за встречи с этой кошкой, извинился перед мистером Луджином, который был одет в ту же самую одежду, что и в прошлый раз. Они отправились порталом — маленьким словарем латинского языка, в Венгрию, или как было в магическом мире — Австро-Венгрию. Приземлился Гарри неудачно, прямо в, уже изрядно промерзшую, лужу. Араб поспешил удалить грязь и высушить штаны мальчика заклинаниями.

Они оказались в густом лесу, где сквозь толстые стволы деревьев проглядывала старая постройка из красного камня. К ним поспешил пожилой человек с длинным хвостом седых волос, в обычной магловской бежевой куртке и в черных брюках.

— Добрый день, мистер Поттер, здравствуй, Сакхр, — поприветствовал их человек.

— Гарри, познакомься — это Бенджамин Истван, один из тех, кто имеет доступ к вашему дому.

— Рад встрече, мистер Поттер, — сказал старик, — видите дом?

— Вижу стену, — отозвался Гарри.

— Тогда вот адрес, — сказал Истван, протягивая Гарри листок, — если вы лично назовете его мистеру Луджину, он тоже сможет увидеть. Если не доверяете, я пойму. Мы пойдем вдвоем.

— А если адрес назовете вы?

— Ничего не произойдет, я не Хранитель.

— Дом Забытого леса, — прочитал вслух Гарри. "Странный адрес".

— Добро пожаловать, мистер Поттер, — произнес старик.

Они втроем направились в сторону дома в этом самом Забытом лесу. Строение представляло собой что-то, напоминающее старинную католическую церковь в глухой деревне. Двухэтажный дом с одной небольшой круглой башней из красного камня, уже изрядно поросшего мхом и потемневшего от сырости.

Внутри дом тоже напоминал, если не церковь, то какой-то небольшой монастырь. Стены были побелены, вся обстановка более чем скромная, в черных тонах. "Черно-белый дом" — охарактеризовал его Гарри. Не было никаких картин — стандартного дополнения интерьера в домах волшебников. Лишь на одной стене висели рога, а на другой медвежья голова. Кресла перед камином были черными, деревянными, на каждом лежала светлая овечья шкура. Не было ни ковров, ни какого-либо еще намека на комфорт.

— Аскетично, — заметил Гарри.

— Весьма. Цоресы ненавидели деньги и комфорт, полагая, что ими чистокровные замещают магию. Здесь вы не найдете ни пышных гостиных, ни родовых залов с гобеленами родословной, привычных для высокородных магов, ни шикарно отделанных кабинетов и столовых. Нет, столовая, конечно, есть, но тоже, как вы выразились, выглядит она аскетично. Для Цоресов деньги были лишь средством, у них никогда не было вкладов в банках. Они не собирали более необходимого. Хотя артефактами увлекались, но большинство из них распродали после арестов в сорок пятом. Сохранилось лишь то, что в библиотеке, туда доступ по принадлежности к роду. Даже я не могу войти, не смогли и представители власти, которым пришлось открыть вход в дом вашему прапрадеду. Мы отомстили им за нашу...семью, они не прожили и месяца — те, кто приходил ограбить этот дом, — сказал старик, — Лаки!

В гостиной, если это место с двумя креслами, камином, столом, стулом и шкафом черных цветов можно было назвать гостиной, появился старый домовой эльф. На нем была грязная, некогда белая, наволочка.

— Лаки слушает, — поклонился эльф Иствану.

— Лаки, Гарри Поттер — твой хозяин, — сказал старик, указав на Гарри, — мистер Поттер, может быть, вы снимите иллюзию, и мы, наконец, увидим, как вы выглядите. А то Лаки вас в следующий раз не узнает.

Гарри снял с себя иллюзию, хотя он этого не хотел. Мальчик ненавидел, когда все пялились на его шрам. Да и иллюзорного двадцатилетнего парня воспринимали серьезнее, чем одиннадцатилетнего бледного худощавого ребенка. Но, к радости Гарри, ни Истван, ни Луджин, не стали рассматривать его шрам, а отнеслись к внешности мальчика, как к должному. Такой, какой есть, и ладно.

Домовик низко поклонился.

— Добро пожаловать домой, сэр.

— Лаки, тут найдется чай или вообще что-нибудь из еды?

Домовик низко опустил голову, будто в чем-то провинился.

— Понятно. Аппарируй ко мне домой, захвати там пирожные, чай, и возвращайся, — скомандовал Истван, — давно тут чаями никто не баловался, домовик совсем обленился.

— Мистер Истван, сколько лет этот дом принадлежит Цоресам? — спросил Гарри.

— Этот дом принадлежал именно Цоресам, а не всему их роду. Кто тут жил до этого, я не знаю. Мы переезжаем все вместе каждые лет двести-триста. Я имею ввиду четыре наших рода. Мы периодически меняем фамилии, имена. У нас нет родины, ни одной стране не принадлежат наши роды. Когда мы перебрались в Венгрию сто пятьдесят лет назад, ваш род взял фамилию Цорес — это вообще не венгерское слово. Тут неподалеку жили евреи, и ваш предок услышал это слово на рынке от них. Оно означает "горе". Уж не знаю, о чем он думал, когда решил взять подобную фамилию, но вышло так, как вышло. Горя фамилия принесла действительно немало. Волшебники верят в магию слов, поэтому лучше сто раз подумайте, как назвать ребенка.

— А зачем вы переезжаете каждые двести-триста лет?

— Изучать магию, приобщаться к новым культурам. В библиотеке каждого рода есть книги о магии разных стран. Нужно долго пожить в стране, чтобы понять ее особенности. На первый взгляд кажется, что их не много, но это не так. Вы уже должны были проходить в школе, что есть чары на родном языке, есть традиционно английские ритуалы. Подобное есть в каждой стране, хотя основа одна, одна суть самой магии.

Появился Лаки, и все прошли в столовую. Она представляла собой обычную комнату не сильно больших размеров без штор на окнах, стены тут так же были побелены, на одной из них висела огромная деревянная ложка. Стол был рассчитан на двенадцать человек, обычный черный старый стол с толстыми ножками. Стулья тоже были старыми и даже скрипели. Правда, Истван это быстро исправил, однако обновлять вещи не стал, сказав, что в старости вещей есть своя особенность, ощущается время. Гарри чувствовал себя каким-то монахом, спустившимся из своей кельи в столовую. Чай Лаки подал в обычных белых фарфоровых чашках, пирожные лежали в плетеной корзине, которая казалась непозволительно уютной в этой столовой.

За чаем Истван рассказал о четырех родах — магов теней и отражений, видящих, магов подчинения и магов жизни. Маги подчинения могли управлять чувствами и эмоциями людей, влиять на их мышление и поступки без использования Империуса и подчиняющих зелий. Безусловно, эта способность была ограниченной, с Империусом по силе ее сравнить нельзя, но зато ее применение отследить было невозможно. Даже сам маг, к которому была применена эта способность, этого не замечал. Империус действует против воли человека, его можно сбросить. А вот магия подчинения просто замещала личное мнение человека на то, которое было необходимо. При этом замещение мнений и чувств происходило постепенно, человек просто как бы переосмысливал свои поступки, действия и делал новые выводы. В этом роду существовало правило, что подчинение используется только в случае крайней необходимости. Все-таки свободу мысли уважали. Название рода писалось латиницей – Hevel havalim…hakol havel.*

Маги жизни могли лечить без использования заклинаний и зелий. Но и эта способность была ограничена, все таки, они маги жизни, а не боги. То есть, если человек получал серьезные смертельные ранения, можно было эти ранения слегка уменьшить, чтоб они были уже не смертельными. При отравлении сильнодействующими ядами, можно было отсрочить смерть на пять часов. Но дальше предполагалось стандартное лечение или применение антидота к яду. Таким образом, просто можно было выиграть время и найти нужные заклинания или зелья-антидоты. При этом сами маги жизни отдавали часть своей магической силы, поэтому эта магия так же использовалась только в крайних случаях. Род назывался Fila vitae, и единственный из четырех имел символ – феникса. Гарри ухмыльнулся и вспомнил птичку директора.

Мальчику показалось, что Истван является неформальным главой четырех родов, ну или, по крайней мере, одним из глав. Уж очень почтительно к нему относился Луджин, да и чувствовалась в нем какая-то сила. Возраст Иствана определить было сложно. Возможно, он был ровесником Дамблдора, если судить по морщинистому лицу и седым волосам. Но вот магловская современная одежда говорила о том, что этот человек явно моложе. Если не физически, то духовно. Принадлежал старик к роду магов подчинения.

После чая они побродили еще по дому, Гарри осмотрел все комнаты, и даже выбрал себе одну. Хотя спальни были похожи друг на друга. Мальчик выбрал ту, где была самая широкая кровать. Там, кроме кровати с высокими спинками, находился шкаф, стол, стул и тумба. Все из черного дерева. Пол каменный, без ковра, как и везде. Штор на окнах так же не наблюдалось. Цветной восточный ковер в доме нашелся только в одной комнате, и тот, лежал не на полу, а висел в двадцати сантиметрах над ним. Истван пояснил, что это ковер-самолет, правда, старый волшебник толком не понимал его назначения. Летал этот предмет интерьера весьма медленно, наверно, детям поиграть покупали.

В библиотеку Гарри пошел один, других бы комната и не пустила. Она находилась в башне на втором и третьем этаже. С первого этажа круглой комнаты винтовая лестница, расположенная в центре, вела на второй, а там и на третий этажи. Комнаты были площадью не больше тридцати метров, белых стен не было видно, их закрывали книжные полки. Судя по описаниям Малфоя, у них библиотека была в разы больше. Хотя, наверно, она не была круглой и двухуровневой. Эта особенность понравилась Гарри. У стеллажей висели таблички «яды», «лекарства», «боевая магия», «ритуальная магия», «трансфигурация», «магия чисел», «универсальные книги» и т.д. Все надписи на трех языках — венгерском, английском и латыни. Один из стеллажей на третьем этаже был посвящен родовым книгам.

Гарри взял книгу «Числа, меняющие реальность» — магия чисел мальчика заинтересовала, до этого он вообще не слышал о такой. Так же он взял и пару родовых книг, описывающих магические особенности и некоторые родовые заклинания. Такие мог использовать только представитель рода, если их произносил кто-то другой, они не работали. Истван вручил Гарри «Черную Книгу». Волшебник объяснил, что она по традиции всегда хранилась не в библиотеке, и была заколдована так, что любой представитель четырех родов, мог ее прочитать. «Черные Книги» были у каждого из четырех родов.

Пора было возвращаться, Гарри итак уже пропустил обед. Пришлось зайти в Сладкое Королевство и купить конфет, которые мальчик демонстративно поедал за ужином, и угощал ими одноклассников. Но, по счастливому стечению обстоятельств, как сообщил Малфой, директора и всех деканов за обедом не было. А остальные и не заметили отсутствия студента, а если и заметили, то не сильно этим заинтересовались. Мало ли, может, в библиотеке уснул.

____________

*Транслитерация фразы из Библии. Ее самый распространенный и самый неверный перевод звучит как «Суета сует…все суета», или «Vanitas vanitatum et omnia vanitas» на латыни. Хочется оторвать голову тому, кто так перевел. Более точной будет фраза — «Полная тщетность…все тщетно». Если образно, то смысл таков: как бы мы не пытались понять мир, изменить его, нас ждет большой облом.

Глава 17

Глава 17. Черная Книга. Jus retorsionis


Следующие несколько недель прошли без каких-либо интересных событий. Уроки, домашние задания, споры с Гермионой и разговоры с Малфоем о традициях чистокровных. Последнее Гарри раздражало. За короткое время он проникся идеей Цоресов о том, что все эти традиции – бессмысленная глупость. Состоялось два матча по квиддичу. Гарри присутствовал лишь на первом, так как играл Слизерин против Гриффиндора. Команда Слизерина выиграла с небольшим перевесом. Этот вид спорта не впечатлял, поэтому на матч Равенкло-Хаффлпафф он даже не пошел.

Гермиона просмотрела все справочники о волшебниках, совершивших открытия в двадцатом и девятнадцатом веке, в поисках информации о Фламеле. Но ничего не нашла. Гарри даже успокоился, решив, что разговор директора и Хагрида он действительно подслушал случайно. Если бы это говорилось специально для него, то ответ, скорее всего, легко бы нашелся. Не мог же директор думать, что Гарри знает всех волшебников, чтобы понять кто такой этот Фламель.

В один декабрьский день, когда Драко и Гарри сидели в библиотеке и там даже не было Грейнджер, в святая святых мадам Пинс ввалился Рон Уизли.

— Слушай Гарри, представляешь, мне Фред и Джордж сказали, что в запретном коридоре настоящий цербер! Дверь открывается Алохоморой! Пойдем, посмотрим?

Лицо Гарри после этой фразы изменилось до неузнаваемости. Казалось, он вот-вот, то ли запустит в рыжего Авадой, то ли просто сломает ему нос.

Малфой глядя на своего одноклассника засмеялся и даже не напомнил Уизли, что он тупица. Все в библиотеке повернулись посмотреть на эту картину – искренне смеющегося слизеринца.

— Что я такого сказал? – недоуменно прогнусавил рыжий. Малфой засмеялся еще громче. В итоге всех троих выгнала мадам Пинс, заявив о неподобающем поведении в библиотеке.

По дороге к гостиной Гарри сказал Малфою, что если еще кто-нибудь заикнется об этом коридоре, он за себя не ручается.

Гарри отправил книги Цоресов из хранилища Поттеров обратно в банк. Близился новый год, и скоро гоблины будут составлять отчеты. Тем более, мальчику было, что почитать. Он изучал родовую книгу, описывающие возможности магии теней. Правда, она описывала лишь возможности, а вот как этим возможностям научиться, в ней не говорилось. После отправки книг в Гринготтс, Гарри вспомнил о «Черной Книге». На первой странице крупными буквами было написано «Черная Книга – Книга мести». В ней содержались все имена представителей рода, умерших не своей смертью. Ниже значилось, кто в этой смерти виноват. Больше всего Гарри заинтересовали две последние записи, так как предыдущие содержали имена, которые ему ни о чем не говорили.

Предпоследняя запись называла имена всех Цоресов, скончавшихся в Нурменгарде. Так же тут были записаны Анжелика Истван и Лаура Оренцки, вероятно носившие фамилию Цорес до замужества. Внизу были имена тех, кто виновен в их смерти. Из прямых виновников значился лишь некий Генрих Марк Грейнверг, имя которого было зачеркнуто. Значит, уже мертв. Среди косвенных виновников значилось множество имен, некоторые зачеркнутые, некоторые нет. В их числе был и Альбус Персиваль Вулфрик Брайн Дамблдор, собственной персоной.

Последняя запись гласила:

Гарри Джеймс Поттер (1980— наст. время) – попытка убийства (1981)

Прямо виновны: Волдеморт.

Косвенно виновны: Питтер Петтигрю, Северус Тобиас Снейп, Альбус Персиваль Вулфрик Брайн Дамблдор.

Ни одно из имен зачеркнуто не было. Гарри впал в эмоциональный шок, увидев имя своего декана, в числе виновных в покушении на его собственную жизнь. И снова вспомнился запретный коридор, куда его агитировали заглянуть. Теперь и слова Снейпа казались попыткой «взять Героя на слабо». Гарри даже засомневался в собственной способности отличить ложь от истины.

На всех уроках зельеваренья, при любых попытках Снейпа сказать хоть малейшее недоброе слово о способностях Гарри, мальчик смотрел на декана так, что даже невозмутимому Снейпу становилось не по себе. Хоть он и не подавал вида.

Гарри просмотрел все подшивки газет, описывающих события Хэллоуина восемьдесят первого года. В «Ежедневном пророке» говорилось о том, что Питер Петтигрю геройски погиб от рук (или палочки) Сириуса Блэка, предавшего Поттеров. Блэк был заключен в Азкабан на пожизненный срок. «Черт! Черт! Что за бред! Посадили невиновного человека, который якобы был Хранителем дома Поттеров. А где же был наш святой Дамблдор, когда Блэка упекли в Азкабан без суда и следствия? Ах да, он же Председатель Визенгамота, у него была куча других дел! Ненавижу!! Отомщу за всех — за себя, за родителей, за Цоресов, даже за этого неизвестного Блэка!»

Несколько дней Гарри ходил по школе злой, как черт. Даже Малфой и Грейнджер стали меньше ругаться, так как чувствовали, что рискуют получить от Мальчика-Который-Выжил чем-нибудь крепким, если он увидит их препирательства.

Гарри стали сниться сны, где Дамблдор являлся Хранителем дома Поттеров, и собственноручно отправлял письмо Волдеморту с адресом. А Северус Снейп в этом сне лично сопровождал Волдеморта к дому, и смотрел, чтоб посторонние не помешали. Кто такой Питер, он толком не знал, поэтому во сне Петтигрю не фигурировал. Каждое утро Гарри просыпался уже злой и уставший. Снейп заметил состояние мальчика, и попросил остаться после очередного урока Зелий.

— Поттер, что с вами происходит? Ходите по школе и пугаете народ своим видом и синяками под глазами!

Гарри постарался незаметно достать палочку, просто на всякий случай, но незаметно не получилось. Снейп заметил это и усмехнулся. Пошел в личную кладовую и принес зелье.

— Выпейте, Поттер. От нервных расстройств.

— А вдруг это яд? – Гарри хотелось накричать на Снейпа, сказать, что он все знает, что это он виноват в смерти родителей! «И как он вообще смеет смотреть мне в глаза! Ладно, Дамблдор, что с него взять, но этот… Обычный Пожиратель!»

Снейп удивленно поднял брови.

— Прогрессирующая паранойя, Поттер? – язвительно осведомился профессор.

— Нет. Просто Пожирателям не доверяю.

— Ах вот в чем дело. Тогда, могу сообщить вам, что я перешел на другую сторону задолго до падения Темного Лорда, и в конце войны выступал на стороне Дамблдора.

— Дамблдора? – мальчик разразился истерическим хохотом. Вспомнились сны, где старик был Хранителем. «Может они вообще на одной стороне все были, а воевали против мира и человечности? Все против всех, никто не знает, кто и кому служит!».

Снейп сидел с недоумевающим лицом и никак не мог понять реакцию ребенка. Гарри, наконец, отсмеялся, взял сумку, и побрел к выходу из кабинета. Напоследок кинул флакон с зельем профессору со словами: «Сами свой яд пейте».

На следующих уроках зельеваренья декан так же предпринимал попытки оставить Гарри после урока, но каждый раз попытки оказывались безуспешными. В итоге Снейпу пришлось снять со своего собственного факультета двадцать баллов и назначить Поттеру отработку, на которую тот не явился.

Двадцатого декабря пришло письмо от Луджина с приглашением на день рождения его дочери, которой исполнялось одиннадцать. Для волшебников эта дата была особенной. Считалось, что тогда магия ребенка окончательно раскрывается, и уже может полностью контролироваться. Поэтому в большинстве школ начинали обучение именно с одиннадцати лет. Если в школу брали раньше, то там учили лишь теорию магии, языки, письмо, математику и некоторые самые простые заклинания.

Двадцать третьего декабря – именно тогда был день рождения дочери Луджина, Гарри решил уйти из школы самым простым способом – позвать Лаки и аппарировать. И пусть директор следит, сколько его душе угодно, пусть хоть из школы отчисляет – не большая потеря. А то тут среди сборища виновных в смерти родителей в руководстве школы как-то некомфортно.

Лаки переместил Гарри прямо в гостиную дома Луджинов, где его встретили мистер и миссис Луджин. Муж и жена были полными противоположностями. Довольно крупный смуглолицый араб, и хрупкая блондинка-жена в бежевом простом платье смотрелись весьма контрастно.

В гостиной уже было человек тридцать, и, как сказал Луджин – это все свои. Значит – представители трех родов, не считая единственного человека с четвертого рода. Но какие все были разные! Был тут и старик-мулат, который представился Отто Вилмосом. При этом другие Вилмосы были вполне европейской внешности. В общем, блондины, брюнеты, рыжие, высокие, низкие, стройные, полные. Теперь Гарри понял, почему этим родам не грозит вымирание из-за смешивания крови. Принятие раз в несколько поколений в род маглорожденных, абсолютно разных национальностей, делало свое дело.

Но самая странная внешность была у виновницы торжества – девочки, по имени Салима Луджин. Она представляла собой что-то среднее между отцом и матерью. Но Гарри пришла в голову мысль, что она похожа на Малфоя и Снейпа одновременно. Черные глаза с прямыми ресницами делали взгляд грустным и осмысленным. Темные, но не черные брови, нос с горбинкой и пухлые губы – в отца. Но вот светлая кожа и светлые, не платиновые, а просто светло-русые, волнистые волосы были от матери (почитатель магловской генетики сделал вывод, что мать Сакхра Луджина была блондинкой). Девочку нельзя было назвать красивой, даже симпатичной, из-за сильных контрастов, и носа с горбинкой, пусть и не такого крючковатого, как у Снейпа. Но незаметной ее точно не назовешь. Одета именинницы была еще более странно, особенно если учесть, что это все-таки ее праздник. Девочка была в резиновых красных сапогах и простом закрытом льняном платье ниже колен.

Хотя тут все были странными, и одеты были необычно. Но ни одного волшебника в мантии. Прогресс!

Гарри подарил Салиме медальон для хранения вещей, правда, новый, а не старинный. Он стоил намного меньше, чем его собственный. Подарок Гарри заказывал через Кассандру. Девочка как-то отстраненно поблагодарила его. Как, впрочем, и всех. Казалось, что ей вообще нет дела до того, что это ее праздник. А может, она просто устала.

Дом Луджина сильно отличался от дома Цоресов. Тут было вполне уютно, бежевые стены, картины, темно-бордовая мягкая мебель. В общем, Луджины аскетизмом не страдали.

Гарри представили двух маглорожденных детей. Мальчик семи лет был из России, четырехлетняя девочка – из Индии. Гарри был уверен, что практически никого не запомнил. Столько людей запомнить в один день невозможно. За столом обсуждали политику, работу, войны. В дискуссии Гарри особого участия не принимал. Да и не мог — не разбирался он в политике Австро-Венгрии. Хотя тут было как-то…уютно что-ли. Мальчик чувствовал себя увереннее, казалось тут он не Гарри Поттер, не Мальчик-Который-Выжил, а просто человек, которому рады. Почти каждый маг считал своим долгом лично поприветствовать единственного представителя рода магов теней и отражений. И главное, Гарри чувствовал — они искренне рады, что потомок Цоресов вернулся в…семью.

Позже Гарри поговорил с Истваном о передаче родовых способностей. По его мнению, тут почти каждый должен был обладать всеми четырьмя магическими особенностями из-за смешанных браков между родами. Старик объяснил ему, что сам род решает, кому и какие способности передавать. В пример привел отца Луджина. Тот, как маглорожденный, был самым обычным магом без особых способностей, хоть и был принят в род. Кроме него в роду было три девочки, не считая старшего поколения. Поэтому, когда отца Луджина женили на одной из сводных сестер, детям передались способности от матери. Две другие сестры свои способности детям не передали, так как стандартная схема наследования идет по мужской линии. Их дети были уже представителями других родов. Принятие маглорожденных в род просчитывалось в мельчайших деталях. Решалось, когда нужно взять девочку, когда мальчика, в какой именно род. Так, в случае с отцом Луждина специально прияли в род мальчика, и так же специально заключили брак с его же сводной сестрой. Так как была вероятность, что способности не передадутся по женской линии в случае брака всех трех сестер с прадставителями других родов. В общем, сложная схема, которую мозг Гарри отказывался воспринимать. Он не понимал таких браков «по расчету», хоть они и были обычным явлением в любом чистокровном обществе. Даже среди слизеринцев, родители многих уже решили за кого выдавать своих дочерей, и на ком женить сыновей.

Были и те, кто принадлежал к двум родам одновременно (не считая женщин), и кто обладал двумя способностями. В основном, из старшего поколения. Таким образом, род тоже самосохранялся в случае необходимости. А после Гриндевальда, которого поддерживал частично и род подчинения, не многие остались на свободе. Вот детям и передавались обе способности от родителей, чтобы сохранить магию.

Основной принцип четырех родов заключался в том, что все правительства, темные лорды и прочие – временное явление. Если кто-то лично хочет поддерживать курс, пусть поддерживает. Не хочет – не надо. Но если кого-то из рода убивают, то не важно, кто был прав, а кто виноват. Эта большая семья не имела единого мнения о политике, деньгах и прочем. Единой армией и государством она могла стать лишь тогда, когда кому-то грозила опасность. В последний раз только никто не успел сориентироваться, когда род Цоресов практически был уничтожен. Никто не сообразил, что дуэль между Дамблдором и Гриндевальдом приведет к таким последствиям. Когда опомнились, было уже поздно. Но всем, кроме Дамблдора отомстили. Благо, «Черная Книга» имена сообщила. Гарри узнал, что все невычеркнуые имена тех, кто виновен в смерти Цоресов, не вычеркнуты лишь потому, что эти люди отбывают заключение в тюрьмах. А вот до Дамблдора не добрались. Что есть, то есть, волшебник он сильный.

Виновников трагедии Хэллоуина восемьдесят первого года не трогали. Для мести нужна клятва, которую можно произнести только с разрешения главы рода. Все думали, что род магов теней и отражений исчез. Истван случайно пять лет назад наткнулся на «Черную Книгу» и к своему удивлению обнаружил там имя Гарри Поттера. Старик знал, что род может признать наследника по косвенной линии, но чтобы это произошло, тот самый наследник должен быть достойным рода. Поттера-старшего род не признал, поэтому на признание его сына не рассчитывали. Истван и компания пять лет назад попытались разыскать Гарри Поттера, но не смогли. Узнали, кто такой Петтигрю – школьный друг Джеймса Поттера, и недоумевали по поводу того, где этот «умерший» человек может скрываться. Снейпа обнаружили в числе преподавателей Хогвартса, но мстить не могли. Единственным представителем рода, а, следовательно, и его главой, был сам Гарри, а разрешение на клятву мести он дать не мог. Истван посоветовал этого вообще не делать, ибо чревато последствиями.

Еще Гарри спросил у Иствана, как передадутся его магические способности, если он принадлежит к трем родам одновременно. Старик спросил о третьем роде и, услышав фамилию Реддл, о чем-то надолго задумался.

— Ты змееуст? – спросил, наконец, Истван. Вопрос для Гарри был неожиданным.

— Ээ, да…а это как-то связано с Реддлом?

— Думаю, что связано. Это вообще со многим связано, — проговорил старик, и снова надолго задумался. Потом лицо его выразило какое-то понимание, но озвучивать свои выводы он не стал.

— Полагаю, передадутся способности мага теней и отражений и владения серпентарго одновременно. У Поттеров, насколько мне известно, особенные способности давно канули в лету.

— Знаете, я везде, где не нужно светиться Мальчику-Который-Выжил, представляюсь Цоресом. Иногда мне кажется, что я даже ненавижу свое собственное имя. Гарри Поттер! Все сразу знают кто это, Национальный Герой же! Как мне все это надоело!

— Могу лишь представить, понять этого мне не дано. Бенджамина Иствана знают только как Высшего судью Королевского Суда, и то лишь у нас в стране. Но все трудности делают нас сильнее.

— Ага, сильнее. Мой собственный декан записан как косвенный виновник в попытке моего убийства, директор привязался с запретным коридором…

— С каким коридором?

— Да есть у нас в школе такой. Там что-то спрятано, принадлежащее Николасу Фламелю. Меня хотят направить в этот коридор. Намекают. «Пообещай, что не будешь ходить в запретный коридор» — передразнил Гарри директора, — не знаю, зачем нужно, чтоб я это стащил.

— Фламелю, говоришь?

— Ему.

— Это известный алхимик, создатель философского камня. Хотя вряд ли камень бы прятали в школе. Это как-то глупо.

— А если там камень? Они хотят, чтобы я украл философский камень?

— Может быть, они не хотят, чтобы ты это украл. Возможно, кто-то другой хочет его украсть.

— А я тогда здесь причем?

— Действительно. В общем, мой тебе совет – не лезь, если не уверен. Сомневаюсь, что там камень. Может быть нужно, чтобы ты и кто-то еще думали, что там философский камень. Там серьезная защита?

— Дверь открывается простой Алохоморой, за дверью цербер, дальше не знаю.

— Значит уже заходил туда? – улыбнулся Истван.

— Случайно. От кошки завхоза убегали.

— Алохомора – это не серьезно. Там нет камня. Подобные вещи так не хранят.

— У нас в школе есть близнецы Уизли, они церберу навозных бом накидали. Может тоже покидать, нервы успокоить.

— Ну, это уже твое право.

— Скажите, а у многих магов сохранились особенные способности?

— Не у многих, но не все волшебники утратили особые способности. Их не принято афишировать. Магическое сообщество находится в состоянии постоянных войн. Сменяются темные лорды, диктаторы, правительства. А способности – твой козырь в любой войне. Я знаю, что в Австро-Венгрии семь магов теней и отражений, но по имени знаю только двоих, остальных видел случайно при использовании ими этой магии. Так что их может быть и больше. Есть и маги подчинения из других родов, тоже встречал.

Покинул Луджинов Гарри в десять вечера, уже после отбоя в школе. Лаки переместил его недалеко от входа в гостиную Слизерина. Не успел Гарри завернуть в нужный коридор, как наткнулся на Снейпа.

— Где вы были, Поттер?! Вас не было не ужине! Никто из одноклассников ничего не знает! Объяснитесь!

— Я уснул в туалете, сэр. Знаете, в этой школе очень комфортные унитазы, у нас в приюте таких не было.

— Хватит паясничать! Ваше счастье, что я не сказал Дамблдору! Объясняйте свое отсутствие, я жду!

— Не надо мне угрожать директором! – Как Гарри хотел сказать все, что он думает. О Дамблдоре, Снейпе и правосудии этой страны, но, — Я, пожалуй, пойду. На унитазе, каким бы он не был комфортным, спать не очень удобно. Спина затекает, да и…хм…попа.

Сказав это, Гарри развернулся и побежал в гостиную, пока декан не опомнился от подобной наглости. В своей спальне мальчик задернул полог кровати и взял «Древнейшую магию».

«Расскажи мне о «Черной Книге» и праве мести»

«Черные Книги» раньше вели лишь некоторые темномагические роды. Насколько мне известно, сейчас книги запрещены. Один человек, живший в семнадцатом веке, рассказал мне о запрете. Светлые маги никогда не вели эти книги, так как считалось, что информация в них необъективна. Книга лишь показывает убийц, либо виновных в смерти косвенно. К убийству книги причисляют и естественную смерть в темницах, тюрьмах и любых других местах, где маги находятся не добровольно. Но она не говорит о причинах. Ведь можно убить опасного преступника, можно убить, защищаясь. Книге все равно, кто был прав. Jus retorsionis – право мести, заключается в том, что магия передает это право любому человеку, который получил разрешение главы рода и принес клятву. Не важно, из какого рода человек, связан он с тем, за кого собирается мстить или нет. Но с того момента, как он поклялся, он обязан мстить. Месть станет навязчивой идеей. Если человек не исполнит хотя бы большую часть собственной клятвы, он не успокоится. Если не сможет отомстить вообще – он умрет. Человек клянется своей жизнью и своей магией. Наверно, поэтому и запретили право мести. Но магию не обманешь, ей все равно на запреты людей. Если ты убиваешь человека по праву мести, то в его родовой «Черной Книге», если таковая имеется, ты не будешь значится убийцей. Магия признает твое право на это убийство, и с этим правом вынуждены соглашаться все роды. Если ты надумал принести такую клятву, то сначала убедись, что сможешь ее исполнить хотя бы частично».

«Спасибо, что предупредила» — написал Гарри. Он передумал приносить клятву после такой информации. По крайней мере, не сейчас.

Засыпал Гарри с противоречивыми чувствами. Он был рад, что его искали, что кто-то хотел его забрать. Одна эта мысль делала его счастливым. Да, он был бы абсолютно счастлив, если бы не другая мысль. Дамблдор! Он спрятал его от всего мира, даже от его, по сути, родственников, пусть и дальних. Значит, он поставил на дом Дурслей, а затем и на приют, какие-то сложные защитные чары, чтобы никто из магов не мог его обнаружить. «Сволочь!! Какая же он сволочь!! Но, ничего не происходит просто так, были у директора причины. Интересно, чего он добивался, и добился ли? Если он хотел, чтоб я его ненавидел, то цели он достиг. Но, кажется, он хотел чего-то другого. Не мог же он целенаправленно растить себе врага? И вообще, чем он лучше Волдеморта? Тот хотя бы действовал открыто. Пришел убить. Хотя тоже непонятно, зачем ему это было нужно. Тем более являться в дом Поттеров собственной персоной, когда есть кучка послушных Пожирателей… Как много вопросов. Чертов Дамблдор, чертов Волдеморт, чертов Снейп!!»


Глава 18

Глава 18. Рождественские размышления


— Поттер, поздравляю! Тебе предстоит провести каникулы в компании Уизли! – сказала утром следующего дня Дафна Гринграсс. Через полтора часа Хогвартс-экспересс увезет всех нормальных студентов (то есть тех, кому позволено провести каникулы дома), и Гарри останется представлять факультет Слизерин в числе неудачников.

— Более того, тебе придется сидеть со всеми Уизли и преподавателями за одним столом в Большом зале! Удачных каникул, Поттер! – добавила Гринграсс, и Гарри даже не обиделся, хотя было на что. Ведь его это все действительно сильно задевало. Он мог провести каникулы в доме Луджина, но кто бы его отпустил? Да и раскрывать само появление этого Луджина в своей жизни Гарри не собирался.

Но на Дафну никогда не обижались. Это девочка была одной из немногих на факультете, чьи родители не поддерживали Волдеморта. Но они и не были на стороне Дамблдора. Если судить по самой Дафне, и предположить, что она характером пошла в родителей, то можно сделать вывод, что для них было просто унизительно служить кому-либо. Слизеринка всегда говорила мало, язвительно и по делу, сам Снейп мог бы гордиться своей ученицей.

— Спасибо за понимание, — пробормотал Гарри.

— Обращайся! – сказала Дафна.

— Кстати, можешь сказать спасибо младшему Уизли за то, что Снейп узнал о твоем отсутствии вчера на ужине. Когда мы поняли, что ты снова куда-то ушел – решили прикрыть. Сели в полуоборот на ужине, почти спинами к преподавателям, и старательно имитировали бурный разговор, чтобы никто не заметил отсутствия одного из студентов. Но тут явился Уизли, чтобы сообщить тебе радостную новость – они с братьями остаются на каникулы в школе. Его «поиски Гарри за слизеринским столом» привлекли внимание Снейпа, и тот заметил, что тебя-то, собственно, нет, — поведал историю Малфой.

— Поэтому, я советую его убить, — отозвалась Гринграсс.

— Спасибо за совет, я подумаю, — и тут до Гарри, наконец, дошло, что он проведет две чертовы недели в замке, а рядом будет постоянно ошиваться Рон, — Какого черта Уизли остаются?

— Это самое любопытное, — сказал Малфой, — Откуда у них деньги на то, чтобы навестить старшего брата в Румынии, если они даже не смогли купить сыну новую палочку за десять галеонов. Гостиницы в магической части Румынии, я полагаю, немало стоят. Ну, по крайней мере, немало для Уизли.

«Действительно, откуда у них деньги?» Но тут Гарри заинтересовался и тем, что только родители и младшая Уизли едут в гости к брату. Неужели они не соскучились по детям-школьникам? Невозможно! Почему их не взяли с собой? Непонятно. Почему сам этот старший брат не посетить семью на Рождество? Тоже непонятно. В магическом мире проблем с перемещением не было. Тот мог хоть каждый вечер перемещаться по каминной сети в дом родителей или аппарировать. А вот детей-студентов родители действительно не видели давно. Эльфа у этой семьи не было, по камину они вряд ли перемещались домой, Дамблдор бы выговор им устроил за использование «эвакуационного выхода». В общем, неспроста они остались. И, кажется, Гарри стал понимать. Очевидно, директор хотел, чтобы слизеринец за время каникул сблизился с Уизли. Хотя бы по причине того, что больше не с кем будет общаться. Из Слизерина оставался только он один, из Равенкло два человека – пятикурсница и семикурсник, из Хаффлпаффа – четверо, Гарри никого из них не знал, ну и из Гриффиндора – Уизли и две шестикурсницы.

После завтрака Гарри попрощался с Малфоем и Гермионой и направился в свою спальню, отказавшись от предложения Рона поиграть в шахматы. Там достал свой дневник, где сделал пока одну единственную запись первого сентября, и изложил в тетради все свои мысли насчет Хогвартса, директора, Снейпа, Цоресов и Азкабана, искренне полагая, что это место менее лишало узников свободы, чем школа. Стало немного легче и спокойнее, после «разговора» с бумагой.

Обед и праздничный ужин, как и сказала Дафна, проходили за одним единственным столом, где сидели оставшиеся студенты и преподаватели. Гарри чувствовал себя некомфортно в подобном обществе. Особенно глядя на дурачества директора, вытаскивающего из своего колпака кроликов. «Клоун! Хотя нет, сильный маг, косящий под клоуна!»

Рождественским вечером Гарри в гостиной читал книги. Как ни странно, тематические – о Рождестве. Ему было интересно мнение магов о Иисусе, а оно было неоднозначным. Кто-то считал его обычным маглом, владеющим гипнозом, кто-то – великим магом, пытавшимся объединить под своей властью магов и маглов. В последнюю версию не вписывалось распятие, но мало ли. Может он решил, что его затея была глупой, и просто потом исчез. Как Волдеморт. Кстати да, Иисус ведь действительно именно исчез. Гарри подумал, что может быть, через тысячу лет будут отмечать день рождения Волдеморта и дарить друг другу подарки в этот праздник. Ведь, по сути, у мага, если он действительно был магом, рождение которого так широко отмечается в мире, была программа действий, типичная для темных лордов. Хотя его цели были более близки к целям Гриндевальда, чем к Волдемортовским. Даже распяли его официально за попытку захвата власти. Затем Гарри подумал, что забивает себе голову всякой ерундой, и решил немного побродить по замку до отбоя.

По дороге мальчик наткнулся на Снейпа, вежливо поздоровался и побрел дальше.

Снейп, зайдя в свой кабинет задумался. Задумался над странным поведением Гарри Поттера в последнее время. Если он так отреагировал на то, что его декан является Пожирателем, то почему он свободно общается с тем же Малфоем – сыном Пожирателя. Да и на появление Люциуса отреагировал вполне спокойно, кивнул и дальше продолжил чистить котлы. Было что-то другое. Узнал о взаимной ненависти Джеймса Поттера и Северуса Снейпа в школьные годы? Нет, Поттер-младший не такой уж и дурак, его бы это не задело. Узнал о пророчестве? Но как? Его точное содержание, а так же то, что именно Снейп донес о пророчестве Темному Лорду, знает только Дамблдор. А тот сам сказал, что у ребенка должно быть нормальное детство, поэтому он пока говорить ему ничего не будет.

В общем, странное поведение Гарри было для профессора загадкой. Как и то, что мальчик сегодня вдруг вежливо с ним поздоровался. Проверить с помощью легилименции не получится, у того стоит блок. Кстати, природный ли? Может быть, ему кто-то помогает на стороне? Подлить незаметно Веритасерум в чай тоже не выйдет, Поттер его просто не станет пить. Снейп представил, как предлагает Поттеру чай с лимонными дольками. В лучшем случае, мальчик покрутит пальцем у виска, в худшем – позовет мадам Помфри, полагая, что профессор сошел с ума. В общем, сплошные загадки. Но тут Северус вернулся в своих мыслях к событиям двенадцатилетней давности… Ведь действительно он отчасти виновен в смерти Поттеров. У Гарри есть полное право его ненавидеть, если ему об этом известно. Но ведь не может быть известно! Никак не может!

Зельевар прошелся по комнате, стараясь привести свои мысли в порядок. Что представляет собой его жизнь? Безумное раскаяние, но в чем? Не в том, что он служил Темному Лорду, не в убийствах, а в том, что по его вине погиб единственный человек, которого он любил. И зачем он теперь живет? Каждый год похож на предыдущий. Дамблдор пытается играть в какую-то свою игру. Он же просто существует. Без цели, смысла, планов. Что будет, если он умрет? Ничего не изменится. Может быть, он даже сам не заметит собственной смерти. Глупое отчаяние, одиночество. Кто-нибудь вспомнит о нем на Рождество? Да, ему подарит что-нибудь Люциус и Драко – его крестник, но будет ли Снейп счастлив? Нет. Все это не имеет никакого значения.

Мастер зелий размышлял над тем, что представляет собой жизнь всех преподавателей, и пришел к выводу, что эта жизнь – побег от самого себя. Есть ли у них кто-то в преподавательском составе, у кого была бы семья, любящие родственники? Нет. Все одиночки по жизни, которые не смогли найти свое место. Даже Дамблдор. Великий волшебник, у которого полно «друзей». Они ему пишут, он получит множество подарков на Рождество, как и на другие праздники. Но он одинок, так же как и сам Снейп, как и Флитвик, МакГонагалл и другие. Парадоксально, но юных магов учат самые несчастные люди, которые сбежали от общества в Хогвартс. Они не нашли свое место в этом обществе.

А чего от Снейпа ждет Дамблдор? Директор ждет, что он будет делать то, что уже делал когда-то. Вернется Темный Лорд, а он вернется, в этом сомнений нет, и Снейп станет шпионом. Бессмысленное участие в бессмысленной войне. Какое ему дело до всего магического мира? Никакого. Почему он будет участвовать в войне? Потому, что принял роль человека, который уже умер. Роль, которая была ролью Лили Эванс. Нет, она не была шпионом, но она боролась за благополучие этого мира. И он будет бороться. Но ему все равно.

Утром Гарри обнаружил у себя на кровати множество подарков, чему был крайне удивлен. Истван подарил ему серебряную статуэтку волчонка, совсем маленькую — ее можно было сжать в кулак. Написал, что она может помочь, если попросить. Но как именно она поможет, волшебник не сказал. Луджин подарил ему книгу по чарам иллюзий – действительно полезная вещь для мага теней и отражений. Остальные представители трех родов прислали открытки. Мальчику было немного стыдно, ведь он Луджину и Иствану просто отправил поздравительные карточки, без подарков.

Коробка с кексами и свитером ярко зеленого цвета была от семьи Уизли. Почему от них пришел подарок, Гарри было неясно. Ведь он был не знаком с этой семьей. Из приюта ему прислали десять фунтов. Хагрид прислал огромный кекс, который Гарри не смог бы съесть, не лишившись пары зубов. Кондитерское изделие тут же отправилось в мусорную корзину. Малфой подарил ему самопищущее перо, для того, чтобы Гарри не приходилось переписывать лекции по Истории магии у Гермионы. Полезный подарок. Гермиона прислала большую коробку шоколадных лягушек. В принципе, подарок Гермионе от Гарри был почти таким же. Он отправил ей коробку пирожных из Сладкого королевства.

Была еще одна открытка, которая очень смутила Гарри. Вместо доброго и веселого Санта-Клауса, на ней был изображен скелет в костюме этого самого Санты. Содержание открытки было следующим:

"Ты убил нас. Мы знаем, мы помним. С Рождеством!

Вернон, Петуния и Дадли Дурсли"

Мальчик понял, что это чья-то не очень хорошая шутка, но вот чья? Имена его родственников, скорее всего, были известны преподавателям, но зачем им так «шутить»?

Один сверток оставался неподписанным, и это привлекло внимание подозрительного мальчика. Он не спешил его открывать, особенно после открытки от «Дурслей». Гарри достал «Древнейшую магию».

«Скажи, есть какие-нибудь заклинания, позволяющие узнать, не опасен ли предмет?»

«Раньше использовали Dignoscerus alienum — позволяет обнаружить посторонние чары, которые изначально не свойственны этому предмету»

«А можно обнаружить вообще использование магии? Я не знаю изначальные свойства, может быть на нем вообще не должно быть чар»

«Это элементарно — проведи палочкой над вещью. Почувствуешь, что палочка стала слегка теплее, значит вещь магическая»

Гарри отложил книгу. Вначале он попробовал заклинание, но ничего не почувствовал. Хотя и не знал, что именно должен был почувствовать, если бы на вещи было какое-то проклятье. Потом просто провел над свертком палочкой. Тоже ничего, палочка не стала теплее.

Мальчик решился, и распаковал сверток. Там была мантия. Мантия-невидимка. Минут пять Гарри пребывал в каком-то неизвестном пространстве. По крайней мере, на планете Земля, конкретно в Шотландии, в замке Хогвартс, у Поттера был отсутствующий вид. Палочка не обнаружила вообще использование магии, но этого не могло быть. Не может же мантия-невидимка быть создана просто из невидимой ткани естественным образом. Тогда бы подобные вещи были и у маглов. «Ерунда какая-то получается!». Гарри заметил записку, которая выпала из свертка.

"Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть вещь его сыну. Используй ее правильно"

Гарри еще раз помянул добрым словом всех друзей своих родителей. Даже вовремя не могли вернуть. «Сволочи! Время, видите ли, пришло!»

Снова открыл книгу.

«Скажи, а таким способом можно обнаружить яды, если просто провести палочкой над едой?»

«Нет, при изготовлении большинства зелий маг не использует свою магию. Палочка опознает магию другого волшебника. В зельеделии используется магия самих растений, в алхимии – других природных веществ. Это то, что свойственно им от природы, взаимодействие этих естественных свойств»

«Спасибо»

Значит, так просто яд в своей тарелке не обнаружить. А жаль.

— Рон, а почему твои родители решили поехать в Румынию? – спросил Гарри. Все-таки мальчик решил подыграть директору и пообщаться немного с рыжим.

— Не знаю, они до последнего не собирались туда ехать. Я за день до каникул узнал, что остаюсь. Может быть, отцу выдали премию…

— Просто это странно, не находишь? Можно было взять вас с собой.

— Наверно, у них на всех не хватило бы денег, — сказав это Уизли-младший смутился.

— Стыдишься того, что у твоей семьи мало денег?

— Это тяжело.

— Понимаю. У самого до одиннадцатилетия был весьма ограниченный бюджет, — Гарри решил, что немного искренности не помешает. Можно говорить человеку то, что для тебя не важно, но важно для другого человека, и тот будет считать, что ты ему доверяешь.

— Да ладно? Поттеры богатая семья! – выпалил Рон.

— Я ведь жил у маглов, — и тут Гарри решил кое-что для себя выяснить, — Скажи, Рон, что бы ты чувствовал на моем месте. Представь, ты всю свою жизнь живешь с маглами, не знаешь, что ты волшебник. Вначале — девять лет с родственниками, которые тебя ненавидят. Донашиваешь старые вещи за кузеном, его дружки только и делают, что стараются тебя побить, да и сами родственники не отстают от них. После их смерти ты попадаешь в магловский приют. Там ты тоже для всех изгой. Вообще знаешь, волшебникам не место среди маглов. Они видят, что ты отличаешься, интуитивно боятся, поэтому стараются либо держаться подальше, либо задеть первыми. У тебя нет друзей. И вот, в один прекрасный день узнаешь, что ты волшебник. При этом не просто волшебник, а Мальчик-Который-Выжил, Герой магической Британии. У тебя полно денег в сейфе, и ты скоро поедешь учиться в Хогвартс. Как бы ты отреагировал?

— Гарри, мне трудно представить. Я не жил у маглов. Но наверно я бы очень обрадовался. Да если бы мне и сейчас сказали, что у меня в сейфе есть деньги, я бы обрадовался.

— А ты бы не задумался над тем, почему ты жил у маглов, если у тебя были деньги?

— Не знаю. Тебя же к родственникам отправил Дамблдор! А он точно знает, что делает. Значит, там было безопасно. Ведь поначалу Пожиратели не верили в исчезновение Сам-Знаешь-Кого.

— Понятно, — Гарри выяснил все, что хотел. И второй раз в своей жизни позавидовал Рону.

Как это хорошо, когда не надо задумываться. Просто живешь, просто веришь в идеалы, просто веришь в людей! Все ждут, что Гарри будет «борцом Света», а сам он им быть не хочет. Другая сторона его особо жаловать не будет, он там Мальчик-Из-за-Которого-Исчез-Темный-Лорд. Да и быть на стороне Волдеморта как-то унизительно. Свет, Тьма…Бред! Нет света, нет тьмы, как нет и места в мире для человека с подобным мнением. Нет места в магическом мире, нет места в магловском. Возможно, ему и придется быть на стороне «Света», просто потому, что Волдеморт псих (если судить по его террористическим действиям в Первой «Войне»), а психи не должны быть у власти. Но он не будет искренен перед собой. Вот Рон будет воевать за идею, даже не задумываясь над сутью идеи. Он будет искренне верить в свою правоту. А Гарри? А Гарри будет просто вынужден это делать, если не получится уехать куда-нибудь, скажем, в Венгрию, и спокойно жить в своем доме. Идею, за которую можно бороться, «Свет» ему точно не предложит. А Уизли на месте Мальчика-Который-Выжил даже не задумался бы над тем, почему от него скрывали, что он волшебник, что у него есть свои деньги, в то время как он донашивал обноски кузена. Наверно, именно подобного и добивался директор. Одиннадцатилетний мальчик не должен был думать, он просто должен был попасть в сказку, обрадоваться и верить в доброго дедушку Дамблдора. Просто потому, что это же Дамблдор! Он точно знает, что делает.

Но что-то пошло не так в плане Дамблдора. Возможно, старик так давно был ребенком и забыл, что все дети – уже личности. А возраст? Каждый человек проходит разные этапы развития. Лет до трех ребенок не отделяет себя от родителей, чаще всего сам себя называет по имени, не используя местоимения «я». Затем, лет до шести-семи ему кажется, что весь мир крутится вокруг него. Что все люди – фон. Постепенно приходит понимание, что фон – это все. И он в том числе. Он фон для других людей. А что если у ребенка нет родителей и любящих родственников? Тогда он раньше других скажет «я», раньше других почувствует себя фоном. Гарри еще не знал, что когда-то уже был мальчик, который тоже не попал в сказку, который тоже не поверил в эту ложь. Этого мальчика звали Том Реддл. А может быть, Дамблдор этого и добивался, кто его знает. Может быть, он и не хотел, чтобы Гарри попал в сказку.

Пару дней спустя Гарри выбрался ночью в мантии-невидимке из подземелий. Он направился в Запретную секцию, в надежде найти что-нибудь интересное. Взял с полки первую попавшуюся книгу, открыл. Книга завопила так, что мальчик был уверен – этот крик услышали все в Хогвартсе. По традиции первой на «месте преступления» оказалась миссис Норрис. Как же Гарри ненавидел эту кошку! Он пнул ее, и выбежал из библиотеки. Позади уже слышались шаги Филча. В коридоре мальчик увидел Снейпа. «Только его тут не хватало!». Пришлось забежать в первую попавшуюся комнату, так как дыхание Гарри было учащенным. Если его не видно, это не значит, что его не слышно.

Минут пять Гарри прислушивался. Вроде все тихо. Филч и Снейп ушли в неизвестном направлении. В центре абсолютно пустой комнаты обнаружилось зеркало, на рамке которого было написано «Еиналеж». Гарри долго думал, на каком это языке, но потом понял, что это слово на английском, только наоборот. Стало интересно. Мальчик снял мантию и посмотрел в зеркало. Увидел самого себя.*

«Странно. Неужели у меня нет желаний? А как же желание увидеть мертвого Дамблдора и Волдеморта, да Снейпа в Азкабане? А может быть, желание не быть Мальчиком-Который-Выжил, иметь родителей, братьев и сестер?»

Гарри еще немного посмотрел на свое отражение, пригладил волосы (вернее постарался это сделать), пожал плечами, и уже собрался уходить, как тут появился тот, кого бы он хотел увидеть в зеркале мертвым, но не увидел. Мальчик быстро отскочил от зеркала.

— Здравствуй, Гарри.

— Я…я не видел, как вы вошли, сэр, — Гарри не знал, что ему нужно было сказать в подобной ситуации.

— Я в этом не сомневаюсь. Знаешь, что это за зеркало?

— «Еиналеж». Наверно, оно должно показывать желания человека, — сказал Гарри, а сам размышлял над тем, видел ли Дамблдор, что в отражении был только сам мальчик.

— Зеркало показывает нам наши самые сокровенные желания. Скажи, что ты увидел?

— Ээ… — Гарри не мог ничего придумать. Адам-Самаэль предложил «порадовать» старика, сказав, что Гарри так и не увидел мертвого директора.

— Если не хочешь, можешь не говорить. Я понимаю, что это личное. Самый счастливый человек, заглянув в зеркало «Еиналеж», увидит самого себя таким, какой он есть.

Гарри не чувствовал себя самым счастливым человеком. «Что-то Дамблдор мудрит. И, однозначно, он что-то задумал. Не пришел же он сюда просто так».

— Завтра зеркало перенесут в другое помещение, Гарри. А теперь, почему бы тебе не надеть свою мантию и не вернуться в спальню?

Гарри последовал совету Дамблдора. Уже накинув мантию на плечи, мальчик, неожиданно для самого себя, спросил:

— Сэр, а что вы видите, когда смотрите в зеркало?

— Я? – переспросил профессор, как будто давая себе время на то, чтобы придумать ответ, — Я вижу себя, держащего в руке пару толстых шерстяных носков.

Гарри удивленно уставился на Дамблдора. Он, конечно, знал, что тот ненормальный, но неужели он думал, что мальчик ему поверит?

— У человека не может быть слишком много носков, — пояснил директор, — Вот прошло еще одно Рождество, а я не получил в подарок ни одной пары. Люди почему-то дарят мне только книги.

— Лаки! – позвал Гарри своего эльфа уже под утро. Мальчик не смог уснуть, думал о том, что же такое замышляет Дамблдор. Зато теперь он убедился, что тот действительно может следить за перемещением студентов по замку, иначе, откуда он мог знать, где находится Гарри? Мальчик надеялся, что в предрассветное время директор еще спит, и не узнает о визите домовика.

— Лаки слушает вас, хозяин.

— У меня для тебя есть глупое задание…

На Новый год Дамблдор получил пару красных шерстяных носков. К носкам прилагалась записка:

«Вы так увлеченно рассказывали о носках, что я решил их вам подарить. Естественно, я не поверил, что это ваше сокровенное желание, но носков ведь не может быть слишком много? Спасибо за мантию. Гарри»

Получив в подарок красные носки, Дамблдор не знал, расстраиваться ему или нет. Подобная выходка от Гарри говорила о том, что директор-то для него не сильно авторитетен. С другой стороны, она и не говорила о негативном отношении. Скорее, это была просто безобидная шутка, и повод сказать, что мальчик понял, кто прислал ему мантию. Причем, шутка вполне гриффиндорская. Дамблдор, держа в руках пару носков, задумался над тем, как к нему относится Гарри Поттер.

___________

*По моему мнению, артефакты, подобные зеркалу «Еиналеж» и Распределяющей шляпы, имеют ментальное воздействие. Они не будут иметь никакого действия на мага, у которого стоит ментальный блок. Ведь, чтобы узнать желания, зеркалу надо покопаться в голове человека.




Глава 19

Глава 19. Кошки, Квиррелл и дракон


Каникулы закончились, студенты вернулись в школу. Счастливые и отдохнувшие. Все в замке вернулось в привычное русло – уроки, домашние задания, миссис Норрис и Филч, мешающие Гарри посещать Запретную секцию. Он пару раз еще пробовал это сделать, один раз даже получилось. Гарри благополучно почитал книгу об анимагии («Интересно, почему она в Запретной секции?»), а вот второй раз он снова убегал от кошки и ее хозяина.

Но, вероятно, миссис Норрис раздражала не только Гарри. Близнецы Уизли, в один прекрасный день, наложили несколько иллюзорных чар, и по замку стало ходить около сотни кошек. Чары были обычными, но вполне качественными. У Гарри с отражением реальности получилось бы лучше, кошки были бы осязаемыми, вообще как настоящие. Но Поттер решил поддержать шутку по-другому. Он как раз только научился некоторым возможностям магии теней, поэтому добавил свой штрих в это безобразие. Мальчик сделал так, что по замку кроме сотни иллюзорных кошек, бродила еще сотня кошачьих теней. Близнецы, когда поняли, что им кто-то подыграл, стали накладывать «кошачью иллюзию» несколько раз в день, так как обычные иллюзорные чары снимались быстро, и кошки периодически исчезали. А вот с тенями было сложнее.

В итоге через несколько дней младшекурсники уже боялись всех местных кошек. А сам Филч убегал от своей кошки (или ее иллюзии), как от Авады. Что говорить о том, когда кто-либо видел кошачью тень, а кошки поблизости не обнаруживалось? В общем, целую неделю в замке было «кошачье помешательство». Близнецы благодарили своего помощника в деле по распространению хаоса, правда, не знали, кто им был.

Но вскоре близнецам надоело каждый день накладывать иллюзии, а Гарри убрал кошачьи тени. Мальчик продолжил изучать магию теней. Он прятал в тени предметы, а потом вытаскивал их, находясь в другом месте, из тени на собственной руке. Получалось эффектно, жаль никто не видел. Любые особенные способности не требовали заклинаний. С одной стороны, так было проще. С другой стороны, иногда проще выучить заклинания, чем понять принцип работы способностей. Если змееусты просто от рождения могли говорить со змеями, то для других способностей требовалась концентрация и умение правильного использования. Те же метаморфы. Они могли с рождения неосознанно менять цвет волос, глаз, но для того, чтобы принимать облик другого конкретного человека, нужно было долго тренироваться. И развивать, прежде всего, память. Мы запоминаем образ человека, без всех деталей внешности, поэтому поначалу все метаморфы не могут принимать правдоподобный облик. Получается лишь образ человека, но узнать подделку не составит труда.

— Гарри, — вбежала в библиотеку Гермиона, — я узнала, кто такой Николас Фламель!

«Приехали! Я и забыл, что она увлеклась поисками информации»

— Это известный алхимик и единственный создатель философского камня! Я искала информацию о нем в книгах о волшебниках двадцатого и девятнадцатого века, но ему более шестисот лет! На самом деле забавно, что его имя я встретила в карточке от шоколадных лягушек.

— И ты думаешь, что в запретном коридоре, где дверь открывается Алохоморой, спрятан философский камень? – Гарри скептически приподнял бровь.

— Почему нет? Там же за дверью цербер, а они лучшие сторожа!

— Нет Гермиона, лучшие сторожа – это заклинания, а на цербера подействует Авада.

— Что ты говоришь, Гарри? Какая Авада?

— Авада Кедавра, какая же еще. Убивающее проклятье, после которого я зачем-то выжил. Пойми, если маг ограбил банк, чтобы взять камень, то его не остановит собака. Вряд ли он высокоморальный человек, которому совесть не позволит убить бедное животное.

Гермиона задумалась. Гарри снова удалось разрушить ее представление о мире. Уже не в первый раз, между прочим. Наивная девочка даже не задумалась над тем, что преступника не остановит цербер, что он просто убьет его. Она всегда мыслила со своей позиции, как, пожалуй, и любой другой человек. И ее моральные принципы не позволили бы убить собаку. А вот о том, что у грабителя принципы несколько иные, она не подумала.

А Гарри в этот момент понял, что если Волдеморт вернется, то Гермиона в этой войне – не боец. По крайней мере, если не изменит своим принципам. Даже не боец «Света». «Светлые» тоже кидались Авадами в Пожирателей, жертвы были с обеих сторон. Вот, кстати, еще одно подтверждение того, что есть лишь выбор. Выбор идеологии в данном случае, или просто привычка. Делаешь то же самое, что и другая сторона, просто веришь в то, что делаешь зло ради добра. А Гермиона – человек, который не убьет, даже если ей самой будет грозить опасность. Наверно, у нее было счастливое детство, раз ей в голову не приходит, что собаку можно убить на пути к своей цели.

— Возможно, ты прав. Знаешь, у нас в Гриффиндоре ходит слух, что там что-то спрятано. Они не знают, что именно, но все думают, что Снейп собирается это украсть.

— Снейп?

— Ну да. Близнецы часто видят его около запретного коридора.

— Это бред, Гермиона. Как бы я не относился к Снейпу, но идиотом его считать не нужно. Может быть младшекурсникам и кажется, что справится с цербером сложно, но если помнишь, именно Снейп добил тролля. Ему убить пса не составит труда.

— Но зачем тогда он там все время ходит?

— Может быть, следит, чтобы школьники не подходили к коридору. Откуда мне знать.

Вскоре состоялся матч по квиддичу Гриффиндор-Хаффлпаф, где выиграли краснознаменные. Через месяц играли Слизерин и Равенкло, выиграли змеи. В гостиной Слизерина состоялась вечеринка по случаю победы, а Гарри вечеринки не любил. Он не сомневался, что будь он на факультете Гриффиндор, он не любил бы их еще больше. Мальчик был уверен, что там вечеринки более шумные.

Гарри набросил на себя мантию-невидимку и покинул гостиную — решил побродить по окрестностям замка. Увидел направляющегося в сторону Запретного леса Снейпа, и зачем-то проследил за ним. В итоге стал свидетелем любопытного разговора декана с Квирреллом о цербере, философском камне и о том, что профессору ЗОТИ пора бы определиться, кому он верно служит.

До урока зелий Гарри забыл о разговоре. Но вот на занятии, стоило войти Снейпу в класс, мальчик опять вспомнил подслушанный разговор в лесу. Стал размышлять о том, что Квиррелл все-таки очень странный человек. Заика вполне подходил на роль идиота, который поверит в то, что камень охраняет цербер, которого сложно убить. Ну, по крайней мере, Квирреллу, испугавшемуся вампиров – сложно. Хотя, может он и не такой дурак, каким кажется.

Гарри задумался, и пропустил момент добавления нового компонента в зелье. Разумеется, зелье получилось отвратительным. Есть быть точнее — оно вообще не получилось. Мальчик недолго думая, заглянул в котел к Малфою и скопировал его зелье иллюзорно, закрепив отражением реальности. Конечно, пить такое варево не стоит, но ряд ли профессор будет пробовать зелья. Посмотрит на вид, а по виду оно было качественным. И какая разница, что это иллюзия?

После обеда у первокурсников не было занятий, и Гарри сидел в гостиной и читал книгу по трансфигурации. Вернее, он смотрел в книгу, а мысли его были где-то далеко. Малфой заметил, что однокурсник смотрит на одну страницу уже минут десять.

— О чем задумался?

— О Квиррелле, — честно ответил Гарри.

— Нашел о ком думать, — ухмыльнулся блондин.

— Тебе он не кажется странным? Нет, то, что он странный — бесспорно, — добавил Гарри, заметив удивленный взгляд Малфоя, — но он слишком странный. Как будто он играет роль.

— По мне, так он ужасный преподаватель. Программа первого курса предполагает обучение всякой ерунде, так он и ерунде научить не может. А еще от него воняет.

— Вот это и странно. Старшекурсники говорят, что год назад, когда он преподавал магловедение, он таким не был. Вампира встретил, видите ли…

— Ну да, это странно. Вампиры первыми на магов не нападают.

— А еще он неплохой волшебник.

Малфой вопросительно поднял бровь.

— Сам подумай. Помнишь, как он щелкнул пальцами, и на доске появилась запись?

— К чему это ты все говоришь? – спросил Малфой после некоторых раздумий.

— У него какая-то цель. Ради нее он играет роль идиота. Ты так не думаешь?

— Какая цель? Полагаешь, он хочет украсть то, что спрятано в запретном коридоре?

— Там философский камень. По крайней мере, так должен думать я.

— Я что-то пропустил? – осведомился Драко. Малфой — не Рон и не Гермиона, чтобы обижаться на то, что ему что-то не рассказали. Не хотел Гарри говорить о камне – его право. Захотел рассказать сейчас – тоже его право.

— Наверно. В общем, мы с Грейнджер случайно услышали, как директор говорил, что в коридоре спрятано что-то, принадлежащее Николасу Фламелю. А может быть и не случайно услышали. Но это не так важно.

— Если Квиррелл не такой идиот, каким хочет казаться, и при этом владеет беспалочковой магией, то он должен понимать, что там камня нет.

— Может быть, он понимает. Но камень, очевидно, где-то в школе. А коридор может быть отвлекающим маневром. Или охраняется не только цербером. Может дальше на люк наложено множество заклинаний. Откуда мне знать?

— Что ты предлагаешь?

— Ничего, я просто размышляю.

Гарри действительно просто размышлял. Оставалось неясным только одно. Если Квиррелл хочет украсть камень, где бы тот не находился, то причем тут сам Гарри? Почему директор хотел, чтобы он полез в этот коридор? Зачем он дал ему эту подсказку с Фламелем?

Мальчик решил оставить все как есть, в конце концов, какое ему дело до философского камня? Ну, хочет Квиррелл бессмертия, так пусть ищет его. Мало ли, у кого какие желания. Вот самому Гарри бессмертие только в страшном сне может присниться! Может быть, не будь он Гарри Поттером, его бы и привлекала перспектива жить вечно, наблюдать за ходом истории, как это делает Кассандра. Но нет же, Мальчику-Который-Выжил не позволят просто наблюдать.

Через две недели Гермиона, Гарри, и, как ни странно, Рон, каким-то чудом оказавшийся в библиотеке, встретили там Хагрида. Кстати, тоже неизвестно каким чудом там оказавшегося.

— Хагрид, что это у тебя? – сказал бесцеремонный Рон, выхватывая книгу у великана, — «Пособие по разведению драконов»!

— Ты решил завести себе ручного дракончика? – спросил Гарри.

— Я ээ…так, посмотреть зашел, — сказал великан, отводя глаза.

«А вот это уже интересно!» — подумал Гарри.

Вечером Гарри, Рон, и Невилл Лонгботтом, которого потащил за собой рыжий, направились к хижине Хагрида. Интересно же было узнать, что задумал лесник. Гермиона не пошла, сославшись на недописанное эссе по зельям.

В хижине стояла ужасная жара — в камине горел огонь, и горел очень не слабо. И это несмотря на то, что весна была в самом разгаре, и на улице было уже довольно-таки тепло.

Попили чай, стали говорить ни о чем, и обо всем сразу.

— Хагрид, можно открыть окно. Тут задохнуться можно, — сказал Гарри.

— Извини, но никак нельзя, — ответил великан и покосился в сторону камина. Все проследили за его взглядом.

— Хагрид! Что это?! – воскликнул Рон.

Дети сразу заметили огромное черное яйцо в пламени камина.

— Где ты его взял? – поинтересовался Уизли, — Оно должно стоить кучу денег!

— Да выиграл я его в карты, вчера в «Кабаньей голове».

— И что ты будешь делать, когда вылупится дракон? От твоей хижины живого места не останется, — заметил Гарри.

— Ну, я читал кое-что…

Дальше Гарри уже не слушал объяснения Хагрида. Зато перспективами жизни дракона у Хагрида активно интересовались Рон и Невилл. Что-то было странное в том, что Хагрид выиграл яйцо. Не был похож лесник на человека, способного вообще выиграть что-либо в карты. «Может быть, его подставили? Все узнают о драконе, он и вылетит из школы. Хотя кому какое дело до него? Подставлять, так Дамблдора, преподавателей, а лесник никому не мешает. Может, и вправду выиграл. Вот на Рона посмотреть, так никогда не скажешь, что он хорошо в шахматы играет. Вдруг Хагрид тот еще шулер».

На выходе из хижины первокурсники столкнулись с Малфоем.

— А ты что тут делаешь? – сразу начал Рон.

— Решил посмотреть, как живут нищеброды, вроде тебя! Говорят, ваш дом напоминает берлогу этого великана!

— Серьезно, Малфой, что ты тут делаешь? – спросил Гарри.

— Отбой вообще-то, а тебя нет. Вот, решил прогуляться, — тихо произнес блондин, чтобы гриффиндорцы его не услышали.

Вчетвером, под аккомпанемент взаимных оскорблений Рона и Драко, дети направились в сторону замка.

У входа они столкнулись с МакГонагалл. Она была явно недовольна встречей с первокурсниками.

— Вас ждет дисциплинарное взыскание! – вскричала она, — И по двадцать баллов со Слизерина и Гриффиндора! Как вы посмели находиться не в своих гостиных после отбоя? И ладно, если бы ходили по школе! Так нет, бродили по окрестностям замка! Я сообщу директору! Вы из разных факультетов, так пусть директор и решает, каким будет взыскание!

Гарри и Драко, будучи не в самом лучшем расположении духа, побрели в гостиную Слизерина.

— Какой черт дернул тебя пойти за мной?

— Сам не знаю. Может, скучно в гостиной было. Знаешь же, что с Крэббом и Гойлом особо не поговоришь.

Спать не хотелось совершенно. Малфой и Поттер молча сели в кресла у камина. Первым тишину нарушил Драко.

— О чем думаешь?

— О том, кому продать дракона, — честно ответил Гарри.

— Ты у этого Хагрида случайно не перегрелся? Там от избы такой жар стоял, я на улице и то запарился.

— В этом-то и дело. Он драконье яйцо выхаживает.

— Не школа, а сборище психов! Насчет продажи яйца…ты серьезно?

— Вполне, — сказал Гарри, и драматично добавил, — Эх! Тебе не понять, каково это, когда из твоих собственных денег выделяют сто галеонов в год! Вот и приходится честным трудом зарабатывать себе на хлеб. А предыдущий способ «зарабатывания» оказался не самым удачным.

Малфой рассмеялся.

— Много заработал?

— Не слишком. Около пятисот галеонов.

— Не слишком много, говоришь? – сощурился Драко, — Ну, ну. И как же ты их заработал?

— Шумно. Больше так делать не стоит. Без крайней необходимости.

— Странный ты, Поттер. Неизвестно о чем думаешь, Обливиэйт на маглах тренируешь, галеоны «зарабатываешь». Даже страшно иногда становится.

— Малфою страшно. Куда катится мир!

— Ну, это я так, к слову. А насчет дракона… Знаешь, есть один торговец всякой незаконной живностью — Мэртсон. В Лютном магазин держит. Но я с ним лично не знаком, поэтому написать ему не могу.

— Почему? Ты же знаешь его фамилию, сова доставит письмо.

— Сова-то доставит. Но есть некий этикет, правила переписки, называй, как хочешь. Написать человеку, фамилию которого ты случайно слышал… некорректно, что ли. В письме нужно как минимум указать, откуда тебе известно об этом человеке. Не могу же я написать, что в девять лет случайно подслушал разговор отца. На то, что мне рассказал о нем сам отец, тоже не могу сослаться. Он у отца поинтересуется.


— Мда…проблема. Слушай, как думаешь, в Лютном все продавцы между собой знакомы?

— Полагаю, что да. Переулок небольшой, у всех бизнес семейный.

— Если что, поможешь стащить яйцо у Хагрида?

— Ты точно перегрелся, Поттер. Картина маслом – Малфой крадет у Хагрида драконье яйцо!

— Неужели у тебя так много карманных денег, что на все хватает, и отец отчетов не требует?

— Ну, отчетов отец действительно не требует, но все же наблюдает за тратами. А, черт с тобой, Поттер. Помогу.

— За сколько можно яйцо продать, как думаешь?

— Смотря какое. Полагаю, можно получить больше тысячи галеонов.

— Ну и отлично!

Гарри взял пергамент и свою перьевую ручку.

"Кассандра!

Вы знакомы с мистером Мэртсоном, он держит лавку в Лютном? Мне нужно с ним связаться, не могли бы вы помочь в этом?

У меня все по-старому, уже начал думать над тем, где провести каникулы. Переживаю по поводу того, что у Дамблдора на мои каникулы уже есть какие-то свои планы, которые противоречат моим планам.

Гарри"


Утром Гарри отправил письмо, и они с Малфоем стали обсуждать план похищения драконьего яйца.


Глава 20

Глава 20. Места, где детям быть не положено


Кассандра была знакома с Мэртсоном, и сказала, что Гарри может сослаться на нее. Он так и сделал, теперь все правила переписки были соблюдены. Норвежский горбатый дракон был не самым распространенным видом, но и не редким. Мэртсон предложил за него полторы тысячи галеонов. В принципе неплохо, но Гарри знал, что можно было выручить больше, но не время торговаться.

— Всё готово?

— Всё. И зачем я с тобой связался? Вот, уже и воровать начал, — ответил Малфой.

— Ой, неужели ты думаешь, что все состояния чистокровных зарабатывались честным трудом?

— Какая разница как они зарабатывались? Главное — что сейчас. Мой отец привык покупать все, что нужно. Если вещь, которую он хочет приобрести забронирована, он просто предлагает за нее больше. У него даже мысли не появится что-либо красть.

— А если бы Темный Лорд дал ему задание что-то украсть?

— Заткнись, Поттер! – вспыхнул Малфой.

— Молчу. Зато ты узнаешь, как живут простые смертные, у которых с финансами проблемы. Уже полдвенадцатого, идем.

Гарри и Драко выбрались из гостиной в мантии-невидимке. Взяли с собой железное ведро, найденное у Филча. На эту тему Малфой тоже устроил лекцию о необоснованной краже ведра. «Тоже мне, моралист нашелся!» — подумал Гарри.

— Поттер, а ты не думаешь, что кражу на тебя спишут? О яйце знаешь ты, Уизел и этот толстозадый.

— И Грейнджер еще, — добавил Гарри. — Есть вещи, о которых не говорят. Если Хагрид решил заняться незаконным разведением драконов, то в аврорат он не побежит жаловаться на кражу, директору тоже вряд ли расскажет. А сам не додумается вычислить.

— Я не удивлюсь, если директор знает. Он сумасшедший, может и глаза закрыть.

— Ну и ладно. Исключить из школы меня не смогут, только если вместе с отставкой Дамблдора, так как ему придется признаться, что он знал о яйце, и сам в аврорат не заявил. А если и исключат, я не сильно расстроюсь, тем более с собой из школы прихвачу Дамблдора и Хагрида.

— И сделаешь тем самым подарок всему Слизерину.

Поттер и Малфой добрались до хижины Хагрида. Великан в это время всегда был в Запретном лесу – ночной осмотр окрестностей. Дети пробрались в окно.

— Фу, как можно так жить?! – скривился Драко, рассматривая обстановку единственной комнаты, — И зачем ты к нему еще ходишь, тебе не противно?

— Это ты еще не знаешь, какая у него вкусная выпечка.

— Причем тут выпечка?

— Это я так, к слову. Вон яйцо, видишь? Какое там заклинание…

— Инсендио! – сказал Малфой, и в железном ведре появился огонь.

Яйцо переложили в ведро, а камин снова разожгли, положив туда, вполне правдоподобную на вид, копию. Три дня в библиотеке читали о чарах создания копий. Из копии, естественно, дракон не вылупится, но Хагрид сразу подмену не заметит. Гарри наложил на себя и Малфоя чары иллюзии. Выглядели они теперь как пятнадцатилетние подростки (Мэртсон знал, что переписывается со школьниками, накладывать иллюзию взрослых людей было бессмысленно). Драко стал рыжим.

— Ты издеваешься, Поттер?! Я похож на представителя семейки Уизелов!

— Тебе идет, — сказал Гарри. Сам он был подростком с каштановыми волосами и короткой стрижкой, — Лаки!

Домовик переместил ребят в Лютный переулок. Они побрели к магазину Мэртсона, который был пятым по счету от лавки Кассандры (она об этом сообщила Гарри, чтоб тот лишний раз не озирался по сторонам – в Лютном это небезопасно). Их встретил хозяин лавки – человек, выглядевший скорее как министерский работник, нежели как торговец. На нем была аккуратно выглаженная темно-синяя мантия, лакированные ботинки, а седые волосы были завязаны в хвост. Дети (а для Мэртсона — подростки) отдали мужчине яйцо, получили деньги, и вышли из магазина.

В Лютном переулке ночью было страшнее, чем днем. Если в светлое время суток это место пугало наличием странных личностей, продавцов непонятных предметов, воров, то сейчас тут было абсолютно тихо, неестественно тихо. И это пугало еще больше. Неизвестность всегда страшнее. И неприятности не заставили себя ждать.

— Эй! – послышался голос, буквально в двух шагах.

Гарри и Драко повернулись одновременно. Совсем близко стоял молодой человек, на вид ему было около двадцати пяти лет, в потрепанной мантии, лохматый, и в обуви в лучших традициях Хагрида. От него очень сильно несло перегаром.

— Что это вы забыли в Лютном в такое время? Никак из школы ушли? – сказал незнакомец, и достал палочку, — Не похожи вы на тех, кто не учится в школе. Это нас туда не берут. Хотя по слухам учат там ерунде. А у вас, наверняка, найдутся деньги для бедного оборотня.

Этот самый бедный оборотень нехорошо ухмыльнулся, и подошел почти вплотную. Приставил палочку к шее Драко, и шепотом продолжил:

— А вы знаете, как ваше правительство нас ненавидит? Считает нас не людьми, а магическими существами! Как домовиков! – незнакомец расхохотался, — Я вас, волшебников, всех ненавижу!

Гарри, наконец, вышел из оцепенения, в которое впал от неожиданного и бесшумного появления этого оборотня.

— Aquabulliens! – закричал он, направив палочку в оборотня. Того облило кипятком, но это лишь больше его разозлило. Оборотень переключил свое внимание на Гарри.

— Ой, никак считаешь, что вас в школе многому научили? Секо!

Заклинание распороло щеку Гарри, но теперь и он разозлился. Гарри сделал то, что давно хотел попробовать.

— Риктусемпра! – сказал он, одновременно ставя зеркало отражения. Оборотень закричал, но, вероятно, боль от отраженного заклинания щекотки была не такой уж сильной.

— Круцио! – сказал незнакомец, глаза которого блестели так, словно мечтой всей его жизни было использовать это заклинание и наслаждаться представлением. Гарри почувствовал снова ту боль… Как тогда, в августе. Боль, которая ощущается в каждой клетке тела, которую невозможно терпеть. Мальчик упал на колени, в голове снова ни одной мысли.

— Ступефай! – послышался голос Драко. Боль прекратилась.

— Гарри, надо срочно уходить! Непростительные, произнесенные в магических местах, фиксируются в Министерстве. Скоро тут будут авроры.

Гарри смог подняться, и прислонился к стене. Он посмотрел на оглушенного оборотня.

— Секо! – произнес Гарри, и у оборотня, так же как и у него, рассекло щеку. Гарри истерично рассмеялся.

— Надо уходить, Гарри! Лаки! – домовик не откликался на призывы посторонних. Малфой уже был на грани истерики. Наконец, Гарри перестал смеяться. Огляделся, пнул оборотня.

— Лаки! В гостиную Слизерина, — произнес Гарри. За долю секунды до аппарции, они увидели прибывших авроров и исчезли из переулка.

Малфой смог залечить глубокий порез на щеке Гарри от Секо, остался лишь белый шрам, который должен был пройти через несколько дней. Дети еще долго сидели в гостиной и молчали.




* * *
— Малфой, выглядишь как с перепоя! – сказал Рон Уизли, которого они утром встретили у входа в Большой зал.

— Тебе виднее. Наверно, твой отец часто напивается с горя, когда получает зарплату, — прошипел Драко, и, пройдя мимо рыжего, толкнул его плечом. Гарри прошел в зал, лишь кивнув Рону. Крэбб и Гойл, которые шли следом, тоже толкнули рыжего, отчего тот еле устоял на ногах.

Совы принесли письма от МакГонагалл. Директор назначил наказание в одиннадцать вечера.

— Он сладкого переел?! – Малфой из-за ночных приключений был явно не в духе, — Какого черта нам назначили отработку в такое время? Кстати, я тут вспомнил… что там было с Риктусемпрой? Это же заклинание щекотки.

— Да так… — Гарри отвел взгляд в сторону. Ему вспомнились слова Иствана, что большинство магов скрывают свои особенные способности, если таковые имеются.

Малфой внимательно посмотрел на своего одноклассника, прежде чем повернуться к своей тарелке с овсяной кашей.

Оказалось, что отработка будет проходить в Запретном лесу, где нужно было найти раненого единорога. Драко высказал все, что он думает по этому поводу, и не забыл упомянуть о том, что его отец обязательно об этом узнает. Гарри лишь закатил глаза, глядя на своего одноклассника.

Хагрид разделил детей по парам. Вероятно, полагая, что самой приятной компанией для Гарри будет Рон, он поставил в пару их, а Драко с Невиллом. Но из этого ничего хорошего не вышло. Малфой, который и так весь день был не в духе, решил напугать Лонгботтома, и тот запустил сноп красных искр – сигнал тревоги.

Великану пришлось поменять пары. Теперь Поттера поставили с Малфоем, а Уизли с Лонгботтомом.

— Идите по тропинке, тогда не заблудитесь, — передразнивал Драко Хагрида, — Поттер, ты видишь тут тропинку? Может, я один такой слепой?

— Не вижу, но обратную дорогу пока помню.

— Пока… Звучит утешительно, — язвительно проговорил Малфой, — Скажи, почему из-за тебя мы уже второй день подряд оказываемся в местах, где детям бывать не положено? Сначала Лютный переулок, теперь Запретный лес.

— Завтра Азкабан…

— А ты умеешь поднять боевой дух! Я чувствую себя прислугой. Ладно Уизел, ему не привыкать. А какого черта я должен тут искать этого несчастного единорога?

— Все вопросы к Дамблдору, я тут не при чем.

— Этому старому маразматику давно пора в Мунго показаться. Мне кажется, у него поврежден мозг, и это необратимо. Кстати, говорят, тут оборотни водятся, нам, кажется, вчера было мало встречи с одним из них. Хотя полнолуние было два дня назад.




* * *
В лесу было по-настоящему страшно. Разговор немного отвлекал, но то и дело, то тут, то там слышались странные звуки. Лес жил своей собственной ночной жизнью. Когда Гарри следил за Снейпом, они были у самой опушки, сейчас – намного дальше. Но это был настоящий лес, он был именно таким, каким, по мнению Гарри, и должен был быть. И было ощущение, что этот живой лес их не ждал, они здесь были чужими.

— Видишь? – спросил Гарри, указывая на серебристую кровь единорога. — Идем.

Малфой вздохнул и пошел следом за Гарри. Чем следов крови больше, тем становилось страшнее идти вперед.

— Ты знаешь, что убийство единорога – страшное преступление. Его кровь может спасти человека, находящегося на волосок от смерти. Но человек, выпивший кровь единорога будет проклят, — сказал Малфой.

— Кем проклят?

А действительно, кем? Драко никогда не задумывался над этим, читая книги о магических животных. Говорилось, что просто будет проклят. Проклясть может и человек, а вот кто проклинает, выпившего кровь единорога…

— Не знаю, наверно, природой.

— Если природа умеет проклинать, то все маглы должны быть прокляты за свое отношение к ней, — усмехнулся Гарри.

Мальчик отодвинул ветку старого дуба, и они вышли на поляну. Зрелище, которое они увидели, было… ужасающим. Гарри и Драко застыли с неописуемым выражением лица, не в силах пошевелиться. Фигура в черном балахоне пила кровь единорога, по-видимому, уже мертвого. Малфой не придумал ничего лучше, чем запустить сноп красных искр, и это привлекло внимание фигуры, которая подняла голову и уставилась на детей.

Внезапно послышался стук копыт, Гарри, наконец, смог пошевелиться и увидел приближающегося кентавра. Драко осел на землю и облокотился о ствол дуба, не в силах больше стоять на ногах. Фигура в балахоне, увидев, еще одного зрителя, устремилась прочь.

— С вами все в порядке? – спросил кентавр. Драко смог лишь кивнуть.

— Да, спасибо, — неуверенно пробормотал Гарри, — А что это было?

Кентавр ответил не сразу. Он долго всматривался в лицо Гарри, и, казалось, размышлял о чем-то. Его глаза задержались на шраме, затем он снова посмотрел прямо в глаза мальчика.

— Ты – сын Поттеров, — он не спрашивал, а утверждал, — Ты знаешь, зачем нужна кровь единорога?

— Нет, — ответил Гарри, хотя Малфой пять минут назад объяснял ему это.

— Убийство единорогов считается чудовищным преступлением. Только тот, кому нечего терять и кто стремится к полной победе, способен совершить подобное. С того момента, как кровь коснется его губ, он будет проклят.

— Но кто решился на такое?

— Он делает это ради того, чтобы набраться сил и завладеть напитком бессмертия. Вы знаете, что спрятано в школе?

Гарри тяжело вздохнул. Теперь понятно для чего нужно было, чтобы они пошли в Запретный лес. Директор устроил для них это шоу. Может быть, реалистичное, единорога-то на самом деле убили, но все же шоу. «Черт! Что Дамблдору от меня нужно?!»

— Философский камень, — пробормотал Гарри, — Но кому это понадобилось…

— Разве вы не знаете того, кто много лет ждал, пока сможет вернуть себе силы, того, кто долгие годы цеплялся за жизнь?..

Гарри рассмеялся. Малфоя и кентавра даже передернуло от неуместного смеха. «Это же надо?! Дамблдор играет в свою игру не только со мной, но и с Волдемортом! Попался Темный Лорд на удочку старика. Если до этого, я его хоть как-то уважал, хотя бы за то, что он смог собрать столько сторонников и наделать кучу шума, то теперь не буду. Великий темный маг пляшет под дудку сумасшедшего старика. Смешно!» От мыслей Гарри отвлекло появление еще двух кентавров.

— Флоренц! Что ты ему рассказал? Запомни, мы поклялись не препятствовать тому, что должно произойти!

— Разве вы не поняли, что это потомок Поттеров? – обратился первый кентавр, которого назвали Флоренцом, к своим собратьям.

Тут на поляне появился Хагрид, за которым бежали Рон и Невилл. Последний выглядел так, будто это он только что видел убийцу единорога, а не Гарри с Драко.

— Гарри! Гарри, ты…ты в порядке? – спросил, задыхающийся от бега, Хагрид.

— В порядке. Единорог мертв, — сказал мальчик и указал на животное.




* * *
Поттер и Малфой уже вторую ночь подряд молча сидели в гостиной, каждый размышлял о своем.

«Волдеморт правда дурак? Такого не может быть, скорее всего, он уже давно понял, что камня нет в том коридоре, и просто остался в школе, чтобы понять, где спрятан камень. А этот старый дед! Ненавижу его! Если и кентаврам известно, что по школе рыщет Волдеморт, то Дамблдору это тем более известно. Он же и закрыл этот проклятый коридор! Он хочет, чтоб я ринулся туда, спасая камень? Неужели, он считает, что я рискну собой, ради этого проклятого магического мира? Мира, который подбросил меня к Дурслям, на порог дома, как щенка. А, между прочим, была ночь с тридцать первого октября на первое ноября. Холодно, чтоб детей на улице оставлять. Малфой прав, и Дамблдор точно маразматик!» — думал Гарри. В зеленых глазах была злость. Мальчик ударил кулаком по подлокотнику кресла.

— Да успокойся ты! Самому тошно! – выпалил Драко.

— Тебя хотя бы с Темным Лордом не стравливают.

— Что делать будешь?

— Может написать ему?

— Кому?

— Темному Лорду! «Здравствуйте, великий из темнейших! Я тут случайно узнал, что вы попались в сети старого белобородого деда…» — сказал Гарри, и направился в сторону спальни.

Но ложиться в кровать он не спешил. Мальчик побрел в душ, где сел на кафель и просто уставился в стену перед собой. Пазл сложился. Теперь все встало на свои места. Дамблдор просто проверяет Гарри, хочет узнать, способен ли тот рисковать собой ради защиты магической Британии от Волдеморта. Ради всего этого и организовал театр с Гарри Поттером, Темным Лордом и философским камнем (скорее всего, поддельным, не мог же он полностью полагаться на то, что мальчик спасет камень) в главных ролях. Сейчас Гарри больше всего ненавидел Дамблдора, который был кукловодом в этом театре. И как бы он не уговаривал сам себя подыграть директору, инстинкт самосохранения вопил, что надо плевать на всё это дело. А если уж и умирать, то красиво, и, желательно, быстро. Черт его знает, как там с цербером справится, вряд ли у него Авада получится, да и вряд ли директор ждет от него убийства животного.


Голову Гарри посещали разные мысли, от побега из школы, до реального написания письма Волдеморту. В итоге было решено написать письмо, но не Темному Лорду, а Иствану.


Глава 21

Глава 21. Чувство юмора


— Лаки! – позвал Гарри домовика, когда уже начинало светать.

— Слушаю, хозяин.

— Отнеси письмо Иствану, и да… Я буду около озера, аппарируй потом туда.

К завтраку Гарри спустился рано, когда в Большом зале сидело всего несколько человек. Из преподавателей никого не было. Они старались приходить до начала завтрака, но до него было еще полчаса, и тут были лишь те, кто слишком рано проснулись и не нашли чем заняться. Гарри внимательно наблюдал за каждым входящим. Первая реакция у всех была похожей. Каждый останавливался у порога. И недоуменно смотрел на противоположную от входа стену за преподавательским столом. Далее реакции отличались. У кого-то в глазах появлялся испуг, кто-то усмехался, кто-то делал равнодушное лицо, кто-то грозно косился на слизеринский стол (в основном гриффиндорцы). Начали появляться преподаватели, их реакции тоже были неоднозначными. Спустя минут двадцать вошли Рон с Невиллом. Толстяк испуганно пискнул, Рон открыл рот, и некоторое время стоял так. Затем оба гневно покосились в сторону слизеринцев. Малфой остановился у порога, поднял брови, ухмыльнулся и сел рядом с Поттером.

— Ну, и зачем ты это сделал? – спросил он, указав на стену, где висел огромный плакат, с надписью «Слава Темному Лорду!» На плакате был изображен немного странный символ Волдеморта, череп, изо рта которого выползала змея. Странным он был потому, что змея была настоящей, но уже мертвой. Идея принадлежала Адаму-Самаэлю, а Гарри Поттер сидел с самым невинным и растерянным лицом, рассматривая плакат. Только Малфой, который знал о ночных приключениях, мог догадаться, чьих это рук дело.

— Ночью не мог уснуть, скучно было, — пожал плечами Гарри.

Вошел Снейп. Остановился он лишь на секунду, а затем с абсолютно спокойным лицом прошел к преподавательскому столу. Сел и начал всматриваться в лица всех присутствующих. Квиррелл, надо отдать должное его актерскому мастерству, схватился за сердце и облокотился о стену. Вот, наконец, появился Дамблдор. Директор, проследовав к преподавательскому столу, решил произнести речь о недопустимости подобных шуток, и о том, что плакат снимут сразу после завтрака.

Прилетели совы, одна из которых сильно выделялась на фоне остальных. Ее крылья не двигались, глаза были стеклянными, вероятно, уже давно застывшими навсегда. И подлетело это чучело не к кому-нибудь, а именно к Гарри Поттеру, распластавшись по слизеринскому столу. Сидевшие рядом испугано вскрикнули и отстранились. Быстрее всех пришла в себя Дафна.

— Поттер, мне кажется, ты забываешь кормить свою птицу! – произнесла девочка, и полюбовалась произведенным ее словами эффектом, когда все уставились на нее.

Гарри не без опаски взял письмо из клюва этой, с позволения сказать, птицы. Письмо было следующего содержания:

«Как я вижу, ты тоже не собираешься следовать по пути, приготовленному для тебя Дамблдором. Что ж, похвально. Не ожидал подобного от сына Поттера. Как не ожидал и того, что сын Поттера поступит в Слизерин, а так же окажется представителем рода, главой которого я являюсь. Я давно понял план Дамблдора, но решил ему подыграть, в надежде, что камень находится где-то в школе. Все-таки стоит признать, что это место — действительно надежное. Но, мои долгие поиски не увенчались успехом, придется найти другой способ для возвращения в телесный мир. Сегодня я покину школу. Но я вернусь в этот мир, обязательно вернусь. Помни это.

Том Марволо Реддл

P.S. Книгой можешь пользоваться, мне она пока ни к чему. Если берешь деньги из сейфа, то с возвратом. У меня их и так не много».

Гарри, прочитав письмо, закашлялся. И это при том, что он в этот момент ничего не ел и не пил, как и большинство слизеринцев, аппетит которых пропал после появления чучела с письмом. Малфой похлопал приятеля по спине. Гарри посмотрел на преподавательский стол. Все смотрели в его сторону, Квиррелл ухмыльнулся. Гарри узнал этот почерк, рождественское поздравление от «Дурслей» тоже было написано этим человеком. Вероятно, писал Квиррелл, который никогда не давал первокурсникам проверочных работ, и, как следствие, не писал там замечаний. Поэтому почерк преподавателя им известен не был.

-Кто ж тебе так эффектно письмо отправил? – будничным тоном спросил Малфой, но было видно, что ему, действительно, интересно.

— Так, один человек…со странным чувством юмора.

Малфою было интересно. Ему было очень интересно, какое бы равнодушное лицо он не делал. И до того момента, как Гарри окончательно опомнился, и убрал письмо, он успел прочитать подпись и постскриптум.

Первым уроком были Зелья. Гарри пребывал в каком-то своем внутреннем мире, и зельями, Снейпом и всеми остальными, которые косились в его сторону, впечатленные утренней почтой, мало интересовался. Мальчик испортил зелье, и даже не стал накладывать иллюзию. Какое ему дело до этого зелья? У него буквально мир рухнул! Та книга, которую он так любил – «Древнейшая магия», род, к которому он принадлежал… «Господи, что за жизнь? Почему все не может быть проще?»

— Поттер, задержитесь! – рявкнул Снейп, когда Гарри поставил ему на стол образец своего «овощного супа».

— Поттер, кто вам прислал письмо? – спросил декан.

— Это личное, профессор.

— Личное? Дохлая сова, которая оживлена темной магией – это личное? – прокричал Снейп, - Никто из преподавателей не подошел к вам за завтраком только потому, что в школе на почту установлены чары доброго намерения. Они максимум, что пропустят – это безобидное зелье, от которого появляются прыщи.

— Тем более, сэр. Все в порядке.

— Это связано с плакатом о Темном Лорде, Поттер?

— Не могу знать. Я пойду, профессор. Мне нечего вам ответить.

Гарри выбежал из кабинета и вместо следующего урока побрел в спальню. Идти на ЗОТИ, видеть там Квиррелла совсем не хотелось. И, как оказалось, не зря.




* * *
Через десять минут в спальне появился Лаки и сказал, что Истван ждет Гарри в его доме. Аппарировав с домовиком в Дом Забытого леса, Гарри пересказал старику историю с чучелом, решив умолчать о своей «шутке».

— Гарри, будь очень осторожен, — сказал Истван, который на этот раз был в коричневом магловском костюме, — Дамблдор, под какого бы дурака он не косил, очень сильный маг. Мы не смогли выполнить часть клятвы, нас спасло, что он был единственным, кого мы не смогли одолеть. Он – человек идеи, которую считает единственно верной. Он действует «ради общего блага», не понимая, что это благо для всех различно. Он не ценит родовые способности, при этом пользуясь своими, как должным. Дамблдор считает, что исчезновение магических способностей волшебникам не грозит при его политике. Но это не так. Он дает равенство маглорожденным и чистокровным, не понимая, что равенства не может быть. В браках между двумя маглорожденными четверть детей рождается сквибами. Если мы считаем выходом из ситуации принятие маглорожденных в род, либо поиск их далеких родственников-магов, то он считает выходом – уничтожение родов. Его идея – чтоб все маги были братьями, чтоб не было вражды. Но такого никогда не было и не будет. Он видит мир в черно-белых тонах, при этом готов дать всем второй шанс, но только если человек полностью соглашается следовать его принципам.

— А какие у него родовые способности? – поинтересовался Гарри.

— Похожие на способности магов жизни. Только если у последних они направлены на других людей, то у него на себя.

— Интересно. А вы не знаете, каким образом, я могу быть родственником… — Гарри не договорил, не зная, как назвать этого человека: Волдемортом, Темным Лордом или Реддлом.

— Гарри, это на самом деле не так уж и удивительно. Сколько студентов учится в Хогвартсе?

— Я точно не знаю. Больше трехсот, меньше четырехсот.

— Видишь, это немного. Магов во всей Великобритании наберется не больше четырех, а, скорее всего, даже менее трех тысяч. Все-таки война унесла жизни многих. Почти все чистокровные приходятся друг другу кровными родственниками. А род, как ты уже знаешь, имеет свойство самосохраняться. Когда ты родился, Волдеморту было уже пятьдесят четыре года. У нормального мага в этом возрасте уже внуки появляются, а ему как-то не до подобных дел было. Вот род и решил сам исправить эту ситуацию, приняв человека по косвенной линии. Тут, кстати, интересный момент. Ни у Дамблдора, ни у его брата тоже детей нет. Их род тоже мог позаботиться о сохранении подобным образом. Было бы интересно узнать, кому передались их особенные способности.

— Да, интересно получается. А почему у Дамблдора нет семьи?

— Это отдельная история, — Истван усмехнулся, но потом серьезно продолжил, — Главное, Гарри, всегда следуй своей интуиции. Если она подсказывает бежать – беги, подсказывает лечь – ложись. Даже маглы придают интуиции много значения, даже они в состоянии избежать полетов, когда потом оказывается, что самолет разбился. Ты – личность известная, у каждого могут быть на тебя планы. И они могут не совпадать с твоими планами, хотя бы с планами быть живым.

— У кого-то еще кроме Дамблдора?

— Думаешь, Реддл тебе просто так письмо написал? Интересно, а у его рода есть «Черная Книга»? Всегда было интересно узнать, как там отобразится смерть родственника от руки родственника. Ведь род обязан защищать своих представителей, даже если они неправы… Ну да ладно, это так – мысли вслух.

— Что для меня означает факт того, что главой одного из моих родов является этот…убийца моих родителей?

— Смотря с какой стороны посмотреть. Взаимную любовь принадлежность к одному роду не вызывает, не беспокойся, — усмехнулся Истван, — Я думаю, тебе пора. В школе могут заметить твое отсутствие в такое время.

Гарри попрощался с Истваном и переместился в свою спальню. Разговор немного привел его мысли в порядок. Он достал «Древнейшую магию» и посмотрел на книгу. Книгу, созданную Салазаром Слизерином, книгу, которую поместил в свой сейф Волдеморт, книгу, которая стал ему почти, что другом. Затем мальчик еще раз проверил, что все ценные для него вещи хранятся в медальоне, на случай, если будет необходимо неожиданно бежать из школы. Мало ли что еще может прийти в голову директору.




* * *
В это же время Малфой, удобно расположившись в кресле гостиной, достал зачарованный пергамент, через который он мог общаться с отцом.

«Отец, скажи, ты не знаешь, кто такой Том Марволо Реддл»

Ответ появился через пять минут. Пергамент нагревался, когда кто-то в нем писал, поэтому Люциус мог не отвечать, только если он был в этот момент занят.

«Зачем тебе?»

«Значит знаешь. Просто интересно».

«Скажи, где ты встретил это имя, и я подумаю, говорить тебе кто это, или нет».

«Он сегодня Поттеру написал письмо».

«Поттеру?»

«Да. Прислал с чучелом совы. Выглядело эффектно. Поттер аж закашлялся».

«Еще бы. Ты спросил у самого Поттера, кто это?»

«Он не стал говорить. Я прочитал имя, и еще что-то про деньги из сейфа, решил, что это родственник».

«Драко, пообещай, что будешь осторожен».

«Я всегда осторожен, отец. Так ты скажешь, кто это?»

«Это так для тебя важно?»

«Мы вчера были на отработке в Запретном лесу, ночью. Дамблдор окончательно сошел с ума. Это может быть важно»

«Хорошо. Это имя, данное при рождении Темному Лорду»

Малфой молча сидел в гостиной после ужина и время от времени поглядывал в сторону Поттера, который читал книгу. Опасливо так поглядывал, что Гарри показалось странным. «Вот так, за два дня рушится привычный мир» — подумал Гарри. Любимая книга принадлежит Волдеморту, директор организовывает опасное шоу, а жизнь продолжается. Никто и не заметил, что для Гарри всего за два дня эта жизнь так сильно изменилась. Гермиона по-прежнему сидит в библиотеке, и считает, что самое страшное, что с ней может произойти – это «тролль» по зельеваренью. Рону и Невиллу вообще все равно, сидят сейчас у себя в гостиной, и думают, что это Малфой повесил плакат в Большом Зале. Девочки сплетничают, тоже строят свои догадки о плакате и письме Поттеру. У всех своя жизнь. Наверно, у них тоже были в жизни события, которые меняли, рушили их привычный мир. Может быть, смерть родственников, или даже любимой кошки, которая была с ними с рождения. Но в это время жизнь других людей продолжается, им нет никакого дела до внутреннего мира посторонних. Каждый человек строит свой собственный мир – внутренний, внешний. Мы выбираем профессию, прическу, общество. Другие тоже. Мы вместе, и мы сами за себя. Вместе люди – толпа, а по отдельности – несчастные одиночки. А что лучше? Каждому свое. И сейчас, каждый по отдельности – одинокий волчонок, вместе – студенты Хогвартса, которые готовятся к приближающимся экзаменам. Вместе – бессознательное нечто, отдельно – личности, не замечающие других личностей. Тот же Дамблдор, он видит себя личностью, но не замечает, что Гарри – тоже личность, со своими неосуществимыми мечтами быть обычным ребенком. Для него – Гарри часть толпы.

— Поттер, ты только не обижайся, — наконец, тихо заговорил Малфой, чтобы другие не услышали — я случайно увидел подпись в том письме.

— Случайно ли? – изогну бровь Гарри. Но он не мог обижаться на блондина. Есть в жизни моменты, когда люди переживают какие-то потрясения вместе… Общие тайны, общие решения. Может быть, так люди и становятся друзьями, но Гарри не верил в дружбу.

— Неважно. Скажи, а Он как-то до этого пошутил над тобой, или ты имел ввиду только чучело совы? Ты сказал, что у Него странное чувство юмора, — прошептал Драко так, что Гарри сразу понял, что блондин в курсе того, о ком именно речь.

— Прислал открытку на Рождество. Поздравил от имени моих умерших родственников-маглов.

Неожиданно для Гарри Малфой как-то грустно рассмеялся. Эти два дня оказали на него не меньшее влияние, чем на Гарри. Вначале он переступил через свои (а может быть и не свои, а навязанные извне) принципы, согласившись украсть и продать драконье яйцо. Поступок, недостойный потомка древнего рода. Но ему просто надоело жить по принципам. Кодекс рода он выучил еще в семь лет. Заставили выучить. Постоянно говорили, что ты Малфой, значит ты лучший. А жизнь в Хогвартсе показала, что все гораздо сложнее. Все люди считают себя лучшими. И тот же Уизли, которого Драко ненавидел. Он не считает, что чем-то хуже Малфоя, только потому, что родился в бедной семье предателей крови. Та же грязнокровка Грейнджер, не считает Малфоя лучше себя, только потому, что он Малфой. И он понял, что людям все равно на то, с какого он рода, какие у него мантии и прическа. Они не будут считать его лучше, просто позавидуют. Грязнокровка не обязана ему кланяться при встрече, потому что он, видите ли, чистокровный. Ей плевать. Пришлось многое понять, хотя бы то, что здесь он обычный человек, пусть и богатый. И для того, чтобы быть лучшим недостаточно просто родиться Малфоем. Поэтому он и согласился на эту авантюру с яйцом. Просто хотелось сделать что-то, не как Малфой – представитель древнего чистокровного семейства, а как обычный человек, раз уж он таковым является. Может быть, идея была не самой удачной, но другой ему не предлагали. А ночью, в этом проклятом Запретном лесу, он узнал, что Темный Лорд планирует возродиться. Драко этому был не рад, просто потому, что хотел нормально жить, а не переживать за отца, когда Лорд будет давать ему опасные задания. Так же, он не хотел терять друга, пожалуй, его первого друга – Гарри Поттера. Раньше он считал друзьями Крэбба и Гойла, но сейчас понял, что дружба предполагает равенство. Нельзя считать другом того, кто заглядывает тебе в рот и верит каждому твоему слову, даже если ты говоришь бред, того, кто никогда не поспорит, не объяснит свою позицию (хотя бы по причине ее отсутствия). А сегодня… этот плакат, сова, Том Реддл, оказавшийся каким-то боком родственником Поттера…в общем, у Драко внутренний мир, так же как и у Гарри, за эти два дня претерпел серьезные перемены.

— Знаешь, — сказал Драко, вспомнив мертвую змею на плакате и чучело совы, — у вас с Ним похожее чувство юмора.




Глава 22

Глава 22. О проблемах и смерти


— Поттер, тебя директор вызывает к себе в кабинет, — сказал на следующий день во время завтрака староста – Уилкис, — пароль – «Малиновый джем»

«Только этого нам не хватало. Надо придумать, кто прислал нам дохлую сову» — сказал Адам-Самаэль.

«И кто нам мог ее послать?»

«Нам важно, чтобы директор поверил? Или пусть дальше гадает?»

«Все равно. Хотя, я думаю, его соображения по этому поводу могут быть верными» — ответил Гарри самому себе в лице Адама-Самаэля.

«Письмо ты сжег, его содержания он не узнает».




* * *


— Малиновый джем, — «Что за идиотский пароль?»

— Проходи, Гарри, — сказал Дамблдор, внимательно глядя на вошедшего ребенка, — садись.

— Добрый день, сэр, — Гарри сел в кресло.

— Вчера произошло несколько событий. Плакат мы сняли. Скажи, ты не знаешь, чьих это рук дело?

— Даже не могу предположить, — ответил Гарри, удивленно посмотрев прямо в глаза директора, как бы говоря «откуда мне это знать».

— Что скажешь насчет чучела совы?

— Кто-то не очень удачно пошутил, профессор. Там было письмо якобы от Дурслей, они передавали мне привет с того света, — ничего лучше Гарри не придумал по дороге к кабинету.

— Мм…и ты знаешь, кто бы это мог тебе написать?

— Нет, сэр.

— Если ты подозреваешь кого-то конкретного, можешь высказать свои предположения, Гарри.

«Надо подыграть, не зря же он тебя в Запретный лес отправлял. Кто вообще знает, что у него на уме…» — сказал Адам-Самаэль.

«Не хочу ему подыгрывать, чувствовать себя его куклой».

«Играть куклу – не значит быть ей».

— Сэр… — протянул Гарри, неуверенно глядя на директора, — Когда мы были в Запретном лесу, кентавр сказал, что, — Гарри на секунду задумался, как назвать Реддла, хотя он теперь всегда задумывался над этим вопросом, — Сами-Знаете-Кто планирует возродиться при помощи философского камня…

— Ты полагаешь, он мог отправить тебе письмо от имени твоих родственников?

— А философский камень действительно в школе, профессор? – ответил вопросом на вопрос Гарри.

— Скажу только, что камень надежно защищен.

«Я и не сомневался. Лежит где-нибудь в родовом поместье Дамблдора под кучей охранных чар».

— А если он не найдет камень, то он не сможет возродиться?

— Боюсь, что есть другие способы вернуть себе тело. Просто это произойдет позже.

— Скажите, профессор, вы не знаете, почему я не умер в ту ночь, когда Сами-Знаете-Кто хотел меня убить?

— О, Гарри, тебя спасла любовь твоей матери. Великая сила любви! Твоя мама умерла, но ее любовь охраняет тебя, она всегда с тобой, не смотря ни на что.

— А почему он хотел меня убить? Я же был совсем маленьким ребенком…

— Когда-нибудь ты все узнаешь, но пока я не могу ответить тебе на этот вопрос. Ты еще ребенок, и можешь не понять.

«Вот так всегда. Чтоб ответить на такой простой вопрос – я слишком маленький, а чтобы ходить в лес, в гости к убийце единорогов – вполне взрослый».

Гарри вышел из кабинета директора, постарался стереть с лица идиотское, как ему казалось, выражение, и побрел на Трансфигурацию.

За его спиной все то и дело перешептывались. Вся школа уже второй день гадала над тем, кто же мог прислать Гарри Поттеру письмо с мертвой совой, и связано ли это с плакатом, восхваляющим Темного Лорда. Мальчика это раздражало. «У них что, своей жизни нет… какое им дело, не закричал на весь зал от кого письмо, значит, не хочу, чтоб они знали. Я же не интересуюсь каждым письмом всех студентов». Двое первокурсников с Хаффлпаффа даже подошли и спросили. «Ну что за наглость, а как же тайна переписки и все такое?»

На Трансфигурации Гарри практически не слушал МакГонагалл. В итоге, трансфигурировать мышь в носовой платок ему не удалось. Хотя он и не сильно расстроился. «Какого черта мне это нужно? Как будто когда меня внезапно проберет насморк, у меня в кармане не окажется носового платка, зато найдется пара мышей. Я же их всегда с собой ношу». Следующим был урок ЗОТИ, и пропускать его второй раз подряд было бы, как минимум, подозрительно. Гарри интересовало, покинул ли Темный Лорд школу, как обещал, или нет. И что будет с Квиррелом, останется ли он преподавать.

Когда Гарри вошел в кабинет ЗОТИ, сразу понял, что что-то не так. Во-первых, тут как-то сильно воняло…смертью? Нет, сама смерть, как явление, не должна иметь запахов, значит, воняет тут просто сильнее обычного, но ощущение смерти все равно есть. Во-вторых, Квиррелл выглядел хуже обычного, его руки тряслись. Он даже не поднялся из-за своего стола и монотонно бубнил лекцию, просто зачитывая учебник, и то и дело яростно косясь в сторону Гарри. Мальчик не мог понять, что конкретно изменилось, кроме того, что тут сильнее завоняло разлагающимся трупом. «Может у него в шкафу скелеты, в прямом смысле этого слова? Хотя судя по запаху, это только будущие скелеты» — подумал Гарри. Ощущение смерти… Гарри заметил, что подобное впечатление сложилось не у него одного. Многие ребята чувствовали себя некомфортно сегодня в этом классе, где обычно так легко можно было выспаться. Даже невозмутимая Дафна, которая всегда на этом уроке смеялась над учителем вместе с Пэнси Паркинсон, хмурилась, и о чем-то размышляла. Как только прозвенел звонок, Гарри одним из первых поспешил покинуть класс, и чувствовал, что яростный взгляд профессора провожает его. «Да что случилось-то? Вчера он вроде ухмылялся, когда эта чертова сова прилетела».




* * *


Гарри буквально вбежал в гостиную и, устроившись в кресле, закрыл глаза.

— Сегодня Квиррелл какой-то странный. У него даже тихо на уроке было, хотя он так же монотонно бубнил, — протянул Малфой, устраиваясь на диване. По обе стороны от него сели Крэбб и Гойл.

— Это была смерть, — решил высказать свои предположения Гарри, так и не открыв глаза.

— А я думал со мной что-то не так. Я тоже как будто чувствовал присутствие смерти…

— Интересно, а что там – после жизни? – сказал Гарри, открывая глаза.

— Не знаю, никто не знает. Умирать наверно страшно…

— Почему? Смерть – решение всех проблем. Вообще все проблемы, которые существует, есть лишь потому, что мы живем. Не было бы человечества, не было бы ни войн, ни революций, ни разрушений. Во всех проблемах виновата жизнь. И чтобы не было проблем – достаточно умереть. Представь, каким бы был мир без людей? Естественная природа, красивые скалы, морские берега, чистые реки… Но существуют люди, а, значит, существуют и проблемы. Причем человек – такое существо, которое способно создавать проблемы как себе, так и другим. Мы хотим избавиться от проблем, и создаем новые. Они – наши естественные спутники, без них невозможна жизнь. Значит единственный выход – смерть.

Драко оценивающе посмотрел на Гарри. При этом оценивал он явно психическое состояние своего одноклассника.

— Поттер, с тобой точно все в порядке?

— Видимо, Квиррелл так на меня влияет. А он вообще хорош. Я уверен, что он надеялся найти философский камень. Думал, что Лорд поделится с ним эликсиром жизни. Какие же все люди глупые! Самые бессмертные – не рожденные. За жизнью всегда следует смерть. А вот если ты не родился, значит, ты и не умрешь. Малфой, вот скажи мне, зачем людям бессмертие?

— По-моему это круто – быть бессмертным! – выпалил Гойл, видимо, все-таки уловив хоть какую-то нить разговора.

— Думаешь? – ответил Гарри, — Жизнь – непрерывная борьба с самим собой и с другими. Какое счастье в вечной борьбе?

Этого Гойл уже не осилил, а Гарри махнул рукой, и, думая о том, какого черта Шляпа отправила Крэбба и Гойла в Слизерин, встал с кресла и направился к выходу из гостиной. Все-таки размышлениями о проблемах и смерти, сыт не будешь. Нужно и Большой зал в обед навещать. Малфой и компания поплелись следом.

Остаток дня, до ужина прошел спокойно. Гарри сделал все домашние задания, и даже решил, что после ужина зайдет в библиотеку, и, наконец, начнет готовиться к предстоящим экзаменам. Но его планы так и остались планами.




* * *


На лестнице, ведущей в библиотеку, Гарри поджидал Квиррелл. Вид у него был…безумный. Глаза блестели, тюрбан был перекошен, весь он дрожал, то ли от злости, то ли от чего-то еще.

— Из-за тебя, сукин сын, мой хозяин покинул меня, оставив умирать! – сказав это, Квиррелл схватил Гарри за горло и начал душить. Душил он, впрочем, слабо, и мальчик думал, что умрет скорее от вони, исходящей от профессора.

— Так и катитесь за своим хозяином к чертям собачьим, — выдавил из себя Гарри.

— Ты ответишь, за все ответишь, — Квиррелл попытался усилить хватку, но, казалось, тело его не слушалось. В этом теле сил было едва ли больше, чем у ребенка.

Гарри ухватился за руки профессора, пытаясь разжать их. Тут Квиррелл сам отпустил мальчика, и Гарри в это время решил бежать отсюда подальше, а то мало ли.

— Авада Кедавра! – выкрикнул профессор, но из-за дрожащих рук, попал в стену.

— Ступефай! – решил ответить Гарри. Перспектива убегать от Авад его как-то не радовала. Руки ребенка, в отличие от рук профессора, не дрожали, поэтому попал он как раз в грудь тюрбаноносителя. Тот пошатнулся, завалился назад, и скатился с лестницы. Снизу не доносилось ни звука. Мальчик решил проверить. Нет, за жизнь и здоровье профессора он не переживал, но вдруг тот специально притаился, чтоб кинуть очередную Аваду.

Гарри спустился и увидел, что голова Квиррелла неестественно свернута. Глаза скосились в сторону подошедшего, и стали стеклянными. Последнее чувство, отобразившееся в этих глазах, предназначалось тому, кто разрушил его мечты, его планы. Этим чувством была ненависть с долей обреченности. Гарри зачем-то поднял палочку Квиррелла.

«Черт! — в сознании Гарри всплыли слова Малфоя о том, что все Непростительные, произнесенные в магических местах, фиксируются, — Почему он умер? Это же обычный Ступефай и полет с лестницы. Максимум – он мог получить сотрясение мозга! Надо срочно бежать отсюда подальше!»

Но было уже поздно. Гарри быстро спрятал палочку Квиррелла в рукав мантии, не понимая толком, что он делает.

— Поттер, живо за мной! – сказал профессор Снейп, развернулся и очень быстрым шагом направился в сторону подземелий. Гарри ничего не осталась, кроме как последовать за деканом. При этом, тот так быстро шел, что мальчику приходилось бежать, чтобы не отстать.

Снейп зашел в свой кабинет, Гарри зашел следом.

— Поттер, вон котлы. Вымоете их до блеска.

Гарри поднял брови и открыл рот, но даже не знал, что сказать по этому поводу.

— Ах да, забыл вам сообщить, — ухмыльнулся декан, — Сегодня в восемь часов у вас отработка.

Мальчик посмотрел на настенные часы, которые показывали восемь двадцать пять.

«Он мне помогает?»

«Похоже на то. По-моему, лучше котлы, чем срок в Азкабане за непреднамеренное убийство!» — ответил Адам-Самаэль.

«Какое к черту убийство?»

— Профессор, почему он умер? Я пустил в него только Ступефай…

— Он уже был скорее мертв, чем жив. Вот на него так и подействовала магия, — ответил Снейп, не поднимая глаз от проверочных работ.

— Смерть всегда приходит неожиданно, даже когда ее ждут… — протянул Гарри, — Вы знали! О Квиррелле, Темном Лорде! Какого черта? – «Я сказал это вслух?!»

— Это вас не касается, Поттер, — процедил сквозь зубы декан.

— Так какого черта вы мне помогаете? Вы — тот, кто виновен в смерти моих родителей! – Гарри ответ профессора только разозлил. «Как узнать правду, так для директора я слишком маленький, для Снейпа – это меня не касается. А жизнь-то моя!».

— С чего вы взяли, что я виновен в смерти ваших родителей, Поттер? – зельевар даже поднялся с места и подошел к мальчишке, сидящему с котлом в руках.

— Скажете — нет? – язвительно отозвался Гарри, — Или это опять меня не касается?

«Идиот! Он тебе помогает. По крайней мере, сейчас! Ты еще украл палочку Квиррелла, теперь попробуй, докажи, что Аваду не ты пускал. Даже если авроры скажут, что одиннадцатилетний ребенок не мог выполнить это заклятие, все равно косых взглядов не избежать!» — вопил голос разума, вернее, голос Адама-Самаэля, но Гарри его не слушал.

— Вы ничего не знаете, Поттер! Наглый мальчишка! Да как ты смеешь меня упрекать?! – Снейп буквально нависал над Гарри.

— А вот так! Я знаю, что вы виновны в их смерти!

— И откуда же? – декан поднял бровь, глядя на Гарри, как на сумасшедшего.

— Вас так интересуют мои источники информации?

Снейп потер виски, мысленно заставляя взять себя в руки

— Даже если я в чем-то виноват, не вам меня судить! – прошипел Снейп и вернулся к своему столу.

В это время в камине появлялась голова директора.

— Северус! У нас проблемы. Срочно зайди ко мне в кабинет. О, Гарри, здравствуй, еще раз, — сказала голова Дамблдора.

— Здравствуйте, профессор, — Гарри постарался навесить на лицо маску с печальным выражением лица, которое должно быть у студента на отработке. Однако эта маска быстро сменилась на прежнее выражение, полное ненависти и злости (хотя Гарри сейчас и не понимал, к кому именно направлена эта ненависть: к Снейпу, Квирреллу или к судьбе), как только голова директора исчезла.

— Какой актерский талант, Поттер! – презрительно бросил Снейп, прежде чем шагнуть в камин. Гарри показал язык исчезнувшему в пламени профессору.

«Чертов Волдеморт! То дохлых сов присылает, то его слуги меня убить пытаются! Не мог этого Квиррелла с собой прихватить, ну или, в крайнем случае, убить… Он, видимо, решил, раз убить меня не получилось, то довести до сумасшествия, Азкабана или самоубийства – получится! И этот Квиррелл…я не хотел, чтобы он умирал…»

Гарри еще долго просто смотрел на камин, где исчез Снейп. В голове была какая-то странная пустота, и только сердце бешено колотилось в груди.

Глава 23

Глава 23. Экзамен жизни


Дамблдор смотрел в окно… Он видел, как Гарри, Рон, Гермиона и Невилл направились к Хагриду. «Это хорошо, что он подружился с ними» — подумал директор. Но, когда дети скрылись в хижине, мысли Дамблдора вернулись в прежнее русло. «Неужели я надеялся, что мне удастся так легко перехитрить Тома? Он не такой дурак, чтобы поверить в то, что камень будет спрятан за такими детскими чарами. Какой же был идиотский план! Видимо, я стал уже совсем старым. Готовил все это для Гарри, и не подумал, что в это же должен поверить еще и Том. Хотя и Гарри, кажется, не поверил. А если и поверил, то рассудил, что это не его дело. Все-таки он слизеринец. Он не пожертвует собой ради спасения мира! И почему все так? Бедный мальчик! Будь проклят Том Реддл!»

Три дня назад в школу прибыли авроры. В Министерстве было зафиксировано произнесение Непростительного без согласования (все-таки старшекурсникам всегда показывали действие Непростительных на крысах или других мелких животных, но подобные уроки предварительно согласовывались с Министерством). Квиррелл был найден мертвым на лестнице, ведущей в библиотеку. Установить по Надзору, кто произнес заклятие, не удалось, значит, это был взрослый волшебник. Всех студентов, достигших семнадцати лет, проверили с использованием Веритасерума. Официальной версией было то, что Аваду произнес сам Квиррелл, хоть его палочка и не была найдена. Следствие быстро свернули, но тут пришли результаты обследования тела Квиррелла. Его тело было мертвым еще за день до истории с лестницей, но каким-то образом у него продолжал функционировать мозг. Предположительно, из-за использования крови единорога. У магов, как и у маглов, смертью считается момент, когда умирает мозг, а не останавливается сердце или отказывают почки. В итоге, директора вызвали в аврорат, чтобы узнать, как он мог не заметить состояния своего преподавателя. И что Дамблдор должен был сказать? Что с начала года видел, как этот идиот слабеет потому, что в него вселился Волдеморт, который мог существовать за счет сил Квиррелла? А умерло тело оттого, что этот самый Волдеморт решил оставить своего «друга»? Пришлось Дамблдору говорить о том, что Квиррелл свою болезнь тщательно скрывал, к мадам Помфри ни разу не обращался, и вообще, на здоровье никогда не жаловался. А ему, директору, нужно следить за тремя сотнями учеников, беспокоиться об их здоровье. Он-то думал, что преподаватели – взрослые люди. Сами о себе должны позаботиться.


* * *
Трое гриффиндорцев и один слизеринец сидели у рыдающего Хагрида. Великан, наконец, заметил, что яйцо – фальшивка. Но решил, что ему изначально дали подделку.

— И как я мог поверить? Яйцо дракона кучу денег стоит, чтоб его просто так в карты проигрывать! – сокрушался Хагрид.

— Да успокойся. Зато у тебя проблем не будет. Представь, какой бы был скандал, если бы в Министерстве узнали, что ты дракона завел? – успокаивал великана Рон.

— Действительно, Хагрид, все к лучшему! – поддержала Гермиона.

— Эх…знали бы, как я о драконе мечтал. С самого детства!

— А почему не поехал их изучать после школы, как брат Рона? – поинтересовался Гарри.

— Я это…понимаете, мне колдовать официально запрещено.

— Почему? – спросил Рон.

— Да была одна неприятная история. Меня из школы того…исключили, и палочку сломали.

— За что? – поинтересовался Гарри, который помнил, как Малфой говорил, что исключают из Хогвартса только за убийство.

— Не хочу вспоминать. Не надо меня спрашивать! – рассердился лесник.

«Что-то интересненькое. Наш добрый Хагрид кого-то убил?» — подумал Гарри.

«Действительно интересно. Надо будет выяснить. — решил Адам-Самаэль, — Хотя у нас уже столько всего скопилось, что надо бы выяснить. Боюсь, нашей жизни не хватит».


* * *
Приближались экзамены, все студенты ходили по школе не выспавшиеся и злые. Особенно первый, пятый и седьмой курсы. Первым было просто страшно, для чистокровных это был вообще первые экзамены в жизни. Маглорожденные, которые сдавали переводные экзамены в начальной школе, переживали не меньше. Все-таки одно дело написать тест по математике и английскому, а другое – превратить мышь в табакерку. Тут для подготовки недостаточно выучить учебный материал, нужно еще все отработать, а необходимые заклинания далеко не у всех хорошо получались.

Гарри не переживал. Во-первых, в отличие от большинства студентов, у него не было родителей, перед которыми можно было бы похвастаться отличной учебой. Во-вторых, он всю программу оценивал с рациональной точки зрения, и понимал, что вряд ли ему придется в жизни отбиваться от пикси. Почти двенадцать лет прожил, а так и не встретил их нигде, кроме кабинета ЗОТИ.

Занятия по Защите прекратились, только у пятых и седьмых курсов их вел Дамблдор. По этому поводу были различные мнения среди пяти— и семикурсников. Гриффиндорцы чуть было не запрыгнули на стол, и не станцевали ламбаду, когда за завтраком директор объявил о том, что до конца года будет вести этот предмет. Слизеринцы промолчали. Как и большинство равенкловцев. А вот на лицах у студентов Хаффлпаффа было такое раболепное выражение лица, явно предназначенное директору, что Гарри стало противно. «Не сотвори себе кумира… Все-таки маглы мудрее волшебников. А эти… Вот Гриффиндор и Хаффлпаф сидят с лицами, как будто жизнь за своего директора отдать готовы. Слизеринцы молчат, но думают о том, что краснознаменные – фанатичные идиоты. А сами-то? Чьи родители край мантии Реддла целовали и на колени перед своим Лордом вставали? Этот магический мир какой-то неправильный. Может оттого, что людей тут слишком мало… У маглов вон сколько мнений. Переспорят, передерутся. Множество политических партий, противоборствующих сторон и позиций. А у этих всего стороны. И позиции у обоих сторон какие-то неоформленные. Одни борются за абстрактное «добро», даже не пытаясь объяснить, что это за штука такая. Другие – за чистоту крови, не понимая, что при этой самой «чистоте» рождаться сквибам через поколение, либо просто слабым детям. Скоро все станут друг на друга похожими».

«Причем рыжими» — добавил Адам-Самаэль, вспомнив многодетную семейку.

«Хагрид говорил, что мама тоже была рыжей. Кстати о родителях…надо на каникулах архивы поднять, интересно же узнать, каким образом мы с Реддлом родственники».

«Может быть не зря у маглов рыжих и зеленоглазых ведьмами считали? А представь, окажется, что ты родственник Уизли».

«Тогда я об этом никому не скажу. Особенно слизеринцам, они меня засмеют. И вообще, что это я в последнее время с тобой много общаюсь?».

«Нервы, дружище. Хочешь, покажись в Мунго».

«И с кем мне тогда по душам разговаривать? Ну, уж нет».


* * *
Настала пора экзаменов. Гермиона, скорее всего, даже спала с книгами. По крайней мере, по школе она ходила всегда с книгой в руках. Драко тоже стал частым гостем в библиотеке. А Гарри в это время практиковался в магии теней. И то, скорее чтоб отвлечься от мыслей о смерти Квирелла, Реддле и его перспективном возвращении. В тени, кстати, он и спрятал палочку Квиррелла, решив, что этой вещи не место среди его пока немногочисленных личных сокровищ в медальоне. Мальчик прочитал, что по тени можно перемещаться, и это должно быть так же быстро, как аппарирование. Но пока у него ничего не выходило.

Первым был экзамен по Чарам. На практической части нужно было отправить учебник в полет по классу, открыть и закрыть замок и разжечь огонь. Гарри, дожидаясь своей очереди, смотрел на маленького профессора с примесью гоблинской крови. Вспомнил давно интересовавший вопрос о магических расах. Благополучно сдав экзамен, Гарри направился в свою спальню, где достал из медальона «Древнейшую магию».

«Скажи, а что ты знаешь о магических расах? Это как-то связано с особенными способностями?»

«Именно. Когда способность встречается очень часто, выделяют расы. Например, гоблины владеют своей собственной, беспалочковой магией. Волшебников-беспалочников всегда боялись. Если гоблину дать в руки палочку – его заклинания будут сильнее, чем у простого мага. Поэтому им запрещено их использовать. При этом, гоблину даже самый злостный контрабандист нелегальную палочку не продаст».

«Расизм процветает. Какой же гадкий этот волшебный мир!».

«Полагаешь? Если хочешь, чтобы тобой управляли тщеславные гоблины, которые за галеон готовы удавиться – борись за их права. Они будут сильнее, а вы будете в положении домовых эльфов».

«Но ведь можно как-то договориться! Провозгласить равенство всех рас».

«Ты ребенок. Равенства не существует. Ты либо выше, либо ниже. Сам выбирай. Будешь бороться за равенство – окажешься в прислугах гоблинам. А так, когда они управляют финансами – всем спокойно. В денежном вопросе у них есть понятие чести, правда, тоже свое собственное. Но тайны клиентов они не раскрывают никому».

«А вейлы? Им же можно пользоваться палочками? И оборотням тоже».

«Это другое. Оборотни и вампиры есть как рожденные, так и ставшие такими. Кто-то считает их магами с особыми способностями, кто-то полагает, что ликантропия и вампиризм – болезнь. Вампирам, кстати, палочками пользоваться запрещено. Вейлы – чем-то сродни врожденным анимагам и магам подчинения одновременно. Просто подчинение у них своеобразное, как и анимагия. Кстати, способность превращаться в животное – тоже особенность. Не все могут быть анимагами, но многие – это распространенное явление. Раньше умение превращаться в животное скрывали. Если у тебя есть особенные способности – лучше их скрывать. Том Реддл писал, что сейчас вейл, анимагов, оборотней и вампиров регистрируют в Министретсве. И какая польза от способности, если все о ней знают? Кстати, ты ведь змееуст?»

«Да».

«Не раскрывай это».

«А какой толк от этой способности? Разве что змею натравить можно…»

«Есть заклинания на серпентарго. Например, Abjuratio – универсальный щит. Только от Непростительных не помогает. При этом, произносить его надо на латыни, и одновременно думать то же самое на серпентарго. Abjuratio, в отличие от стандартных щитов, может помочь и от немагического воздействия. Заклинание изобрел Салазар Слизерин».

«Спасибо, буду знать. Скажи, а как ты самостоятельно думаешь. Просто ты ведь книга, а как будто человек. Даже собственное мнение у тебя есть».

«Я Книга Наследия – межродовая книга. Знаешь что такое Книга Жизни?».

«Нет».

«Это дневник. Раньше такие велись во многих родах. Заводишь книгу, как дневник, только она сама пишет обо всех событиях в твоей жизни. Очень удобно. Вдруг кто-то Обливиэйт применит, или Зелье Забвения. Помогает вспомнить, в ней будет записано то, что стерли из памяти. Книга Жизни – отпечаток личности, как и магические портреты. А я Книга Наследия – я сохраняю отпечаток личности каждого, кто пишет здесь. Но я чувствую людей только в тот момент, когда они пишут. Я не знаю их прошлого, не знаю, чем они живут. Это отличает меня от Книги Жизни. При этом, нет разницы из какого именно человек рода, поэтому межродовая. Каждый вносил что-то свое – знания, характер. И я сама могу решить, кому следует что-то говорить, а кому – нет. Вот про щит Abjuratio я рассказываю только змееустам, так как другим подобное знание не пригодится. Хотя почти все, кто со мной общались, владели серпентарго. Все-таки я создана Слизерином».

«Надо будет подумать о создании своей Книги Жизни».

После последнего экзамена – Истории Магии, Дамблдор вызвал к себе Гарри, который пытался понять, чем на этот раз вызван интерес директора.

— Добрый день, сэр.

— Здравствуй, Гарри, присаживай. Я хотел бы поговорить о том, где ты проведешь каникулы. Я договорился с семей Уизли, ты можешь провести лето у них.

«О, нет!»

— Профессор, я не хотел бы никому мешать своим присутствием в чужом доме.

— Гарри, не беспокойся. Молли и Артур будут рады тебя принять.

— Я не думаю, что стоит злоупотреблять гостеприимством. Полагаю, я в состоянии снять комнату в Дырявом Котле на лето.

— Считаешь, это будет лучшим вариантом? Просто я подумал, что ты бы хотел пожить немного в настоящей семье.

— Это не моя семья. Я привык к одиночеству, — Гарри с вызовом посмотрел на директора, давая тому понять, что не намерен все лето жить в доме Уизли.

— Хорошо, Гарри, если ты так хочешь. Только приглашение Артура и Молли остается в силе. Я надеюсь, ты проведешь у них хотя бы две недели. Думаю, тебе будет приятно отметить свой день рождения в кругу друзей.

— Я не люблю день рождения. Собственной заслуги в том, что я родился, я не вижу. Если кого-то и поздравлять с днем моего рождения, то маму. Но она умерла. Поэтому для меня это скорее день траура.

Дамблдор внимательно посмотрел на мальчика.

— Профессор, я могу провести последнюю неделю каникул у Уизли. Думаю, неделя – срок, за который гости не надоедают, — улыбнулся Гарри.

— Хорошо, Гарри. Отдыхай. Полагаю, экзамены тебя утомили, — сказал директор. И как только мальчик вышел из кабинета, Дамблдор стал писать бармену Дырявого котла – Тому, чтобы тот приглядывал летом за ребенком.


* * *
Семестр подошел к концу, были объявлены результаты экзаменов. Гарри получил «превосходно» по Чарам, Трансфигурации и ЗОТИ и полетам. По остальным предметам – «выше ожидаемого». Гермиона получила все свои «превосходно». Жаль, что хорошая оценка не сделает из нее самую сильную ведьму. Школьная программа вообще ни из кого не сделает сильного волшебника.

На прощальном ужине объявили, что межфакультетские соревнования выиграл Слизерин. Завтра Хогвартс-экспресс повезет студентов домой. «Вот и закончился этот сумасшедший год… интересно, а директор придумает что-нибудь вроде философского камня на второй год моего обучения?»

Вечером в гостиной Гарри собирал свои немногочисленные вещи – несколько рубашек, пара брюк, несколько мантий. Драко наблюдал за сборами приятеля и размышлял над тем, какие странные все люди. Блондин даже немного завидовал своему приятелю. Завидовал тому, что Мальчик-Который-Выжил в обычных недорогих мантиях, с лохматыми волосами привлекал внимание всех. Даже не тем, что был Героем магической Британии, хотя и этим тоже. Гарри мало с кем общался в школе, скорее всего, он не знал имена первокурсников равенкловцев и хаффлпаффцев. Он пришел в школу со своей жизненной позицией, даже если сам ее не понял. Позиция заключалась в том, что «мне на вас плевать, я не буду вашим врагом, я не стану вашим другом». Он не старался ни с кем подружиться, не старался кому-то понравиться. Если к нему подходили – он общался. Не подходили – одиночество его не угнетало. Казалось, ему все равно. А безразличие, как это ни странно, интригует, даже завораживает. Все люди – эгоисты. Они не могу стерпеть безразличия к собственной персоне, поэтому сами начинают проявлять интерес к человеку, которому они безразличны. Пытаются найти причины этого безразличия. Равнодушие покоряет сердца.

Наконец, все вещи были уложены в рюкзак, и Гарри лег спать. Ему снилось, что Темный Лорд возродился, а вместе с ним и Квиррелл. Они хотят убить Гарри. Он прячется от них, но его сдают гоблины за один галеон. В итоге, из-за этого сна, проснулся мальчик раньше, чем должен был.

Он вышел к озеру – отсюда открывался прекрасный вид на весь замок. «Сегодня я уезжаю. А ведь Хогвартс, наверно, все же стал для меня домом. Все ждут, что они, наконец, вернутся домой, а я, напротив, уезжаю из дома». Гарри было и радостно и грустно одновременно. Было какое-то странное чувство, как будто он сдал свой первый экзамен. Не школьный, а экзамен жизни. Пожалуй, так оно и было. Он прожил год в магическом мире, многое узнал, многое понял. Много выводов было сделано, много решений было принято. Может быть верных, может быть, ошибочных – жизнь покажет.

После завтрака все студенты взяли свои вещи и направились к каретам. Малфой, Поттер, Крэбб и Гойл ехали вместе и молчали. Каждый снова мысленно проживал самые значимые события этого года и строил планы на будущее. А Гарри смотрел на странных лошадей, которые эти кареты везли… Мальчик не стал спрашивать, что это за лошади, так как никто не обращал на них внимание. Видимо, это было естественно, и вопрос мог показаться глупым.

В поезде ребята тоже сели вчетвером в одно купе. Гарри казалось, что Крэбб и Гойл тут лишние. Но, наверно, так было только для него.

— Я давно хочу тебя спросить, — начал Малфой, — ты, правда, не причастен к смерти Квиррелла? Просто ты единственный, к кому у него могли быть какие-то счеты…

— Я его не убивал. Но я причастен к смерти многих, как и ты. Вообще каждый человек причастен к смерти другого, даже если они не знакомы. Представь, парню понравилась девушка, но он побоялся подойти к ней и познакомиться. Они друг для друга остались только случайными прохожими. Через два дня ее убили. Виноват ли в ее смерти тот парень, который побоялся познакомиться?

— Поттер, я знаю, что у тебя странная логика. Причем тут это?

— При том, что он виновен. Если бы он подошел к ней, то мог пригласить бы ее в ресторан через два дня. Они бы вместе провели время, а те бандиты, которые убили ее, убили бы кого-нибудь другого. Люди виноваты в том, что живут. Поэтому в смерти любого человека, виновны все сразу. И я виновен в смерти Квиррелла, хотя бы потому, что из-за меня исчез Темный Лорд. Если бы он не развоплотился, то ему не понадобился бы философский камень, Квиррелл остался бы преподавать магловедение, и был бы жив. Но мне безразлично. Пусть я буду виноват хоть в смерти всего человечества. Так и живем, Малфой. В смерти одного виновны все люди. А убийство одного человека приравнивается к смерти тысяч людей. Ты только представь. Ты убиваешь кого-нибудь бездетного, а ведь у него были бы дети, внуки, правнуки. Ты их всех убил!

— Так и исчезают древние роды, — протянул Малфой после недолгого раздумья, — война унесла жизни многих молодых. Их дети никогда не родятся.

— Зато они будут бессмертны. Убивая – ты даруешь им бессмертие!

— Поттер, ты что, за убийство?

— Нет, — улыбнулся Гарри, — просто убийство – событие. Самое обычное событие. Представь, убили твоих родителей. Ты хочешь отомстить и убиваешь того, кто их убил. А ведь у него была своя жизнь, родители, которые его любили, братья, сестры, может быть, невеста или жена и дети. Кто прав? А что если у него были причины убить твоих отца и мать. Может быть, он тоже мстил, убивая твоих родителей?

— Ну и кто, по-твоему, будет прав в этой ситуации?

— Никто, — усмехнулся Гарри, — Или все. Как тебе больше нравится.

На некоторое время в купе воцарилась тишина.

— Что будешь делать, если Темный Лорд возродиться, — уже в третий раз за последние несколько недель спрашивал Драко. Казалось, блондин скорее спрашивает себя, вернее хочет найти ответ на этот вопрос для себя.

— Станцую на столе в кабинете Снейпа! – язвительно отозвался Гарри, — Откуда я могу знать? Может быть, уйду к себе домой – скрываться. Может быть, буду портить планы Лорду, а может быть – Дамблдору. Может быть, постараюсь сохранить нейтралитет. Я не буду в новой войне, на чьей бы то ни было стороне.

— Насчет танцев в кабинете Снейпа – ловлю на слове!

Поезд прибыл на КингсКросс. Гарри попрощался с Драко, Крэббом и Гойлом. Нашел Гермиону, и пообещал, что будет ей писать, помахал рукой Рону, и поспешил скрыться, пока все члены семейства Уизли в полном составе не стали уговаривать его остановиться у них все лето. Все же Гарри рассчитывал провести лето в относительной свободе действий и передвижения.

Глава 24

Глава 24. Летние уроки


— Неожиданно, — сказал Гарри, глядя на восьмиэтажное здание.

Луджин усмехнулся. Действительно, мальчику было неожиданно видеть торговый центр, напоминающий обычный магловский, вместо торговой улицы, вроде Косого переулка.

В самом здании на первом этаже располагалось отделение Гринготтса, кафе «у Брайна», табличка с обозначением того, что и на каком этаже можно найти, и камин, используемый вместо лифта.

Как только Гарри снял комнату в Дырявом котле, поднялся в нее, чтобы осмотреться и разложить вещи, к нему аппарировал Лаки. Помог с разбором вещей, и сказал, что Луджин вечером будет ждать его к ужину. На этом самом ужине взрослый волшебник объявил, что будет обучать Гарри дуэльному искусству, а Истван — истории и обычаям.
* * *
С тех пор прошло две недели, Гарри неплохо знал всю теорию дуэльного искусства, но практика... Теперь мальчик понял, что одно дело, когда твой противник — тролль с дубиной или пьяный оборотень, а другое — когда нужно сражаться со знающим магом. Луджин использовал только простейшие заклинания школьной программы за первый, ну может иногда за второй курсы. Гарри же разрешалось использовать все, что ему придет в голову, но и это не помогало.

Гарри знал, что вызывают на дуэль, когда вопрос идет о чести рода, собственного имени, чести и имени близких родственников, а также иногда – решении спора.

Существовали специальные дуэльные стойки — палочка перед собой, поклониться, выпрямиться. Дальше были вариации. Можно отвести палочку влево — разрешение использовать все, что угодно, в том числе и Непростительные. Правда, Министерство не считало разрешение оппонента поводом для использования Авады, поэтому Азкабан будет ждать незадачливого дуэлянта. Если палочка не отводилась в сторону, значит, можно использовать все, в том числе и сомнительные заклятия, кроме Непростительных и некоторых других, вроде Адского пламени. Имелся целый список этих "других". Второй вариант дуэли был более распространен. Цель дуэли — восстановление чести, а не убийство. Для этого достаточно просто победить, хоть Экспелиармус используй.

В целом, дуэль была неким ритуалом, не то чтобы в настоящей войне такое было возможно. В настоящей битве речь идет о сохранении собственной жизни, как минимум, поэтому времени на стойки, поклоны и прочее — просто нет. Да и лишнее это все. Хотя, безусловно, дуэльные навыки и там пригодятся. Сейчас дуэли были спортом, или искусством, кому как приятнее думать. Не все же были такими фанатами квиддича, как Рон Уизли. Были и любители посмотреть на красивый танец боя в дуэлях. В дуэльном искусстве были свои чемпионы, делались ставки, в общем, все как обычно.

Существовали и определенные негласные требования к одежде. Разумеется, официально все равно, в чем именно человек явился на дуэль, хоть в пижаме, но все же предпочтительнее были не длинные мантии с узкими рукавами, зауженные брюки и высокие сапоги. А то мало ли, запутается горе-дуэлянт в полах собственной одежды. Одежда и обувь должны быть сшиты без использования магии.

Современный вариант костюма, используемый в дуэльных турнирах, был введен в начале двадцатого века американскими магами. Мужской и женский варианты были идентичными — зауженные брюки, высокие сапоги, рубашка с широкими манжетами и мантия вообще без рукавов. Свободы движений становилось больше. Вот Гарри и решил приобрести себе подобный профессиональный комплект.

Именно поэтому мальчик сейчас был магическом торговом центре в Нью-Йорке, в Косом переулке современного варианта не нашлось. Нужный магазин находился на четвертом этаже.

— Мистер Луджин, неужели найдутся люди, которые купят розовую дуэльную мантию? – недоумевал Гарри, глядя на подобное безобразие. И ладно, если бы женская, но судя по размеру — мужская!

— Люди разные бывают, Гарри, — усмехнулся араб.

— Хотя да, я вот Дамблдора в подобном могу представить, — пробубнил мальчик себе под нос, вспоминая голубые мантии со звездами.

Гарри купил себе черную мантию, брюки, серую рубашку и высокие сапоги на шнуровке. Луджин предлагал купить темно-зеленую мантию — под цвет глаз, но мальчик вообще не любил яркие вещи.

В магическом Нью-Йорке Гарри поразило то, что он не увидел ни одного человека в мантии! Были, конечно, странно-одетые маги в костюмах-тройках, пошитых на старинный манер, в рубашках с жабо, но создавалось впечатление, что они отстают в моде от маглов лет на сто, а не на пятьсот, как в Англии. Многие были и в обычной, вполне современной магловской одежде. Даже женщины в брюках, а для магического мира, по крайней мере, магического мира Британии — это нонсенс. Если в дуэлях это худо-бедно допускалось, то в обычной жизни...

— Тут совсем иная атмосфера. Не так, как в Англии, — сказал Гарри.

— Да, в Штатах некое новое магическое сообщество, — ответил Луджин.

— В каком смысле новое?

— Понимаешь...США, как магловская его часть, так и магическая — современная страна. Кто сюда перебирался жить в восемнадцатом веке? Кто может поехать куда-либо, не зная точно куда, не зная точно, что его ждет?

— Тот, кому нечего терять, или тот, кто готов рискнуть, — немного подумав, произнес Гарри, — Я бы поехал.

— Тебя ничего не держит в Англии, там тебя не ждет семья, дом. Вот именно такие люди и перебирались жить в Штаты. Многие пытались жить в магловском мире, правда, это было тяжело и со временем, волшебники начинали искать других магов. Вот так и складывалось это новое магическое сообщество. Из маглорожденных, которые в то время в Европе жили на правах слуг, чистокровных, которым грозило заключение в тюрьму, искателей приключений и прочих личностей, не вписывающихся в понятие приличных среднестатистических магов. К ним добавлялись и местные маги, которые даже палочками до этого не пользовались, зато умели проводить уникальные ритуалы. Штаты и Канада — единственные страны, где волшебное сообщество задумывается над тем, чем грозит человечеству ядерное оружие. Тут находятся лаборатории, где маги пытаются создать что-либо, способное уничтожить это оружие без особого вреда, а так же зелья, ритуалы и вообще что-нибудь, способное уменьшить последствия применения такого оружия. Единственным из Европы, кто о подобном задумывался, был, как ни странно, Волдеморт. Только он видел решение в подчинении маглов или в их уничтожении.

— Волдеморт думал о проблемах ядерного оружия? — удивился Гарри.

— Я не знаю, о чем он думал, но слышал о том, что он доказывал чистокровным, что маглы могут уничтожить вообще весь мир. Хотя кто его знает, чего он этим добивался, но маглов и маглорожденных ненавидел. Вообще, казалось, у него раздвоение личности. То дельные вещи говорит, то что-то в голову ему стукнет, и он просто так магловские детские сады взрывает. Поэтому из наших никто за ним не пошел. Да и слугами быть унизительно, — ухмыльнулся Луджин.

— А слугами Гриндевальда?

— У него не было слуг. Он набирал армию. Все как у маглов — строгая иерархия, определенные формы приветствия, но без унижения. Никто, даже рядовые малолетки этой армии, не целовали края его мантии и не становились перед ним на колени. Гриндевальд был главнокомандующим армии, а не чьим бы то ни было хозяином. И он сумел даже достойно проиграть и красиво уйти.

— Разве его не убил Дамблдор?

— Дамблдор сам никогда и никого не убьет, только чужими руками. Тогда еще рыжебородый Дамблдор просто выиграл дуэль. И Гриндевальд добровольно отправился в Нурменгард и признал себя проигравшим. Как и положено в дуэлях. С Волдемортом подобное бы не прошло. Его нужно уничтожить, а не обезоружить. Он готов на все, ради победы. Он будет бороться до последнего.

Утро следующего дня началось для Гарри в одиннадцать. Эх, прекрасное время — каникулы. Наверно, опять читал до двух часов ночи и даже не заметил. Надо было спускаться на завтрак, иначе бармен еще решит его разбудить. Такое уже было. Подобная забота казалась какой-то...странной. До одиннадцати лет всем было плевать, как он живет, во сколько встает и что ест, а тут вдруг такое повышенное внимание.

Гарри решил заказать себе кофе и продолжить читать книгу, вернее, переводить. Написана она была каким-то явно сумасшедшим магом, жившим в четырнадцатом веке. Этот маг попытался воспроизвести и описать ритуалы и заклинания десяти египетских казней. Для некоторых из них необходимы специальные способности по управлению стихиями, которые считаются исчезнувшими. Но вот вода в кровь у Гарри превратилась прекрасно. При этом он помнил, как Гермиона спрашивала у Снейпа о том, можно ли использовать в зельях трансфигурированную кровь, на что профессор однозначно ответил – нет. Трансфигурированные предметы максимум через сутки возвращают свой прежний вид. А кровь в стакане стояла у Гарри в комнате уже трое суток. «Может вампирам начать ее продавать, — подумал он, — хотя узнать бы, что это за кровь, какого животного… Вампиры какой-нибудь кроличьей крови вряд ли обрадуются, а вот если человечья…Попробовать ее, что ли».

Эта, в принципе, не самая полезная книга была написана на немецком языке. Мальчик учил немецкий и французский в магловской школе, но мог на этих языках только читать, не понимая смысла большей части. Пришлось купить большой немецко-английский словарь. В доме Цоресов было много книг на немецком.




* * *
— Доброе утро! — рядом с Гарри неожиданно возникла фигура, и мальчик пролил кофе на себя.

— Салима, какого черта!

— Отец был бы тобой недоволен за подобную реакцию. Надо было резко вскинуть палочку, а не чашку с кофе, — спокойно сказала девочка и села напротив Гарри. Сегодня черноглазая блондинка была в большом фиолетовом свитере, явно не новом, и широких бежевых брюках – ей было плевать на негласные требования к одежде, — я пришла сказать, что Истван может немного задержаться. У него дела. Хотя, что я вру...я пришла просто так, это мог сказать и домовик. Дома скучно.

Девочка положила на стол большую книгу в красной шелковой обложке и заказала себе кофе.

— Что читаешь?

— О, это книга по светлым зельям! — с каким-то странным блеском в глазах прошептала девочка, и открыла последнюю страницу — "Одобрено Министерством Магии Великобритании". Кстати, ваша книжка.

— Интересно?

— Разумеется. Смотри, вот зелье дружбы...Дружба — такое прекрасное светлое чувство, не правда ли? — как-то отстраненно заметила девочка, а затем наклонилась вперед и с горящими глазами практически прошипела, — а представь, что тебе добавляет враг это зелье в еду. Ах, это так замечательно!

Салима начала листать книгу.

— О, вот еще интересный рецепт. Зелье желаний. Выпиваешь, и всю ночь тебе снятся сны, в которых сбываются твои самые сокровенные мечты. Но есть побочные эффекты. Ты просыпаешься разбитым и опустошенным, ненавидишь реальность. А вечером ты снова хочешь выпить это зелье ради прекрасных снов. Несколько месяцев, и будущий пациент психиатрического отделения готов к поступлению в клинику на длительное лечение. Великолепно, правда?

— Наверно, — Гарри стало не по себе, — ты это к чему?

— Всего лишь обличаю лицемерие, — равнодушно пожала плечами Салима.

— Какое лицемерие?

— Гарри, это светлые зелья, светлые. Скажи, что страшнее, Авада или зелье дружбы? Представь, что может быть с человеком, если он внезапно "подружится" со своим врагом?

"Странная девочка. Но она права" — прокомментировал Адам-Самаэль.

— Мне кажется, или бармен за нами наблюдает, — сказала Салима, разглядывая собственные ногти.

— Наверно. Ненавижу их всех. Как же…Мальчик-Который-Выжил! Никто из них меня не знает, никто!

— Ты и сам себя не знаешь, — все так же глядя на ногти, произнесла девочка.

— В каком смысле?

— Ты знаешь, что каждый человек производит разное впечатление на разных людей? Не потому, что он меняется, как хамелеон. Просто сами люди воспринимают его по-разному. А с чего мы взяли, что сами себя воспринимаем правдиво? Наше мнение о себе – всего лишь наше мнение. Ладно, Гарри, пойду я гулять. Поброжу где-нибудь по Лондону, раз уж я здесь…

— Родители тебе разрешают одной бродить по незнакомым местам?

— Они не знают, — девочка кинула на стол пять кнатов за кофе и направилась к выходу в магловский Лондон.




* * *
После обеда у Гарри была тренировка по дуэлингу, где он снова благополучно проиграл. Но не расстроился, на другой исход он просто не рассчитывал. Мальчик был благодарен Луджину за то, что тот тратит на него столько времени. Большинство чистокровных магов обучалось искусству дуэлей лет с семи-восьми. Пусть в этом возрасте они использовали простейшие чары и сыпали в противника искры, но к одиннадцати годам движения доводились до автоматизма. Гарри же, по воле случая, именуемого Дамблдором, рос у маглов и о дуэлях впервые узнал из книги в десять лет.

После обучения дуэлям Гарри обычно направлялся в дом к Иствану, и просто слушал его рассказы по истории и обычаям волшебного сообщества. Старик также помогал мальчику в изучении немецкого языка, который был одним из государственных в Австро-Венгрии, и использовался чаще венгерского из-за тесного сотрудничества страны с Магической Германией. Рассказчик из Иствана был превосходный. В голове сразу возникали картины прошлого, Гарри словно погружался в атмосферу того времени, о котором слушал лекцию. Сегодня Гарри слушал о завоеваниях одного испанского темного лорда в пятнадцатом веке.

— Я еще когда-то в октябре, спросил однокурсника, Рона Уизли, почему Волдеморт называл себя Темным Лордом. Он ответил мне, что тот придумал себе такое «звание». Но я читал до этого о разных темных лорах. Это ведь что-то значит?

— Да. Это своего рода магическое звание, хотя слова не важны. Можно назваться темным лордом, королем, главнокомандующим, да хоть падишахом. Раньше магами управляли те, кто был сильнее. Положение в обществе определялось магической силой. Со временем это изменилось. Вот взять хотя бы нашего короля – Франца IV Эйрнбурга. Маг со средними способностями, абсолютно не способный думать логически. Он никогда сам не примет действенного решения. Путешествует себе по разным странам, увлекается выведением новых видов растений. Какой из него лидер? Все устройство стран скопировано у маглов. Даже этот порядковый номер имени – такое всегда у королей магловских династий было. У кого больше денег и связей – тот сильнее. Но сама магия против этого. Всегда рождаются те, кому было суждено стоять у власти, принимать решения, вести войны, быть завоевателями. Это сильнейшие маги. И тут вступают в борьбу магические законы и социальные правила.

— А почему именно темные лорды, а не светлые?

— Их назовут темными, даже если они будут раздавать детям пряники. Захват власти невозможен без жертв, они идут против сложившейся «омаглившейся» системы, значит добрыми и светлыми не могут быть априори. И не важно, каковы их цели и даже средства. Хоть они вообще темную магию использовать не будут, все равно назовут злодеями-захватчиками.

— То есть Волдеморт был одним из тех, кому сама магия предоставила право на власть?

— Именно. В Великобритании два таких мага. Дамблдор и Волдеморт. Для такой маленькой страны – это странно. Таких сильных магов всего шесть человек во всем мире. Они могут бороться между собой, объединиться. В общем, это не важно. Просто магия дает им право, а как этим правом распоряжаться – решать им самим. Свобода выбора. Можно заниматься разведением флоббер-червей и не лезть в политику. Право не есть обязанность. Дамблдор вот не развязывал войн, хотя были планы…по подчинению человечества, — усмехнулся Истван.

— У Дамблдора? – Гарри это казалось нереальным. То, что старик не так прост, как кажется, мальчик уже понял, но это…

— Он некоторое время довольно-таки тесно общался с Гриндевальдом. Они вместе строили планы на будущее. Светлое и беззаботное. Девиз Гриндевальда – «Ради общего блага» — придумал Дамблдор.

— Это подло.

— Что именно?

— То, что он, по сути, предал друга…

— Дамблдор контролирует политику в Англии, при этом он лишь председатель Визенгамота. Но без заключения Визенгамота не будет принят ни один закон, а его председатель может наложить вето, даже если все проголосовали «за». Фактически, он добился власти без войн.

Гарри вздохнул. Не знаешь, что страшнее, старик Дамблдор, или Волдеморт, если тот возродиться.

— Гарри, я вот что подумал. У маглов ведь тоже так. Какой-нибудь гениальный студент не займет подобающее положение в обществе, если на это «подобающее положение» на примете есть сын какого-нибудь председателя совета директоров крупной компании. Как похожи наши миры. Волдеморт как раз был этим «гениальным студентом», которому не суждено было занять хоть какое-то место.

— Почему? Он же из рода самого Слизерина.

— Магически – да. По социальным законам Великобритании – нет. Магия приняла его в род по косвенной линии, а занять место в Визенгамоте может только прямой потомок. Вот ты – можешь, как представитель рода Поттеров. Он не мог. Он принадлежал к роду по материнской линии. Он мог стать Министром, говорят, ему даже прочили такую карьеру. Это бессмысленная должность, которая дает только престиж. Министр всегда должен считаться с мнением других, даже у председателя Визенгамота больше власти. А Министр – лишь публичный представитель магического сообщества Великобритании. Волдеморт же хотел единоличную власть, — старик на некоторое время задумался, затем ухмыльнулся, — Дамблдор и Министерство Великобритании заслужило ту войну с Водемортом. Их политика привела к появлению сильного темного мага, их отношение к маглорожденным еще не до такого доведет.

— Почему?

— Волдеморт ненавидел маглов, чистокровных магов и маглорожденных. Он ненавидел весь мир. У него были причины ненавидеть их всех. Политика Дамблдора и других магов конца девятнадцатого, начала двадцатого веков создала эти причины. Эдакая ложная демократия. Маглорожденные могут учиться, пытаться строить карьеру, но выше простого клерка в Министерстве им не дойти. Хотя, будущего Темного Лорда вот могли сделать Министром. Публичной куклой, не иначе. И ваш Фадж сейчас эта самая кукла, только он глупый и не понимает этого.

Гарри удивился. Нет, причины ненавидеть весь мир действительно могут быть. Ну, бывает такое, Гарри и сам порой людей недолюбливал. Но ему казалось, Истван оправдывал Волдеморта, и мальчик не знал, как на это реагировать.

— Он сумасшедший, Гарри. Гениальный маг-полукровка, умеющий управлять людьми, хороший лидер, но сумасшедший. Его мнение могло меняться каждый день. То он считал, что нужно создать приют для маглорожданных и забирать их у родителей совсем маленькими, то полагал, что маглорожденных надо уничтожить. Какое-то время он хотел вернуться к тем временам, когда маглорожденных брали как слуг, либо принимали в род – только девушек и крайне редко. С одной целью – родить наследников рода. При этом, новая семья девушки обычно продолжала относиться к новоиспеченной представительнице рода, как к существу низшего порядка. Ты читал «Историю Хогвартса»? Там есть легенда, что Слизерин был против обучения маглорожденных, рассорился с другими Основателями, и покинул школу.

В то время маглорожденных обучали на годичных курсах бытовым чарам – для слуг вполне достаточно. Особого выбора не было. Либо живи в магловском мире, когда тебя считают исчадьем ада, боятся, а в итоге, рано или поздно убьют, или будь прислугой и получай хоть какие-то деньги. Правда, если маглорожденный был из семьи магловской знати, то к нему уже было другое отношение. Он тоже был слугой, но высшего эшелона, как то помощники королей, секретари суда и прочие. Мог учиться в Хогвартсе. Деньги и даже магловский социальный статус определяли место человека. Тогда палочки продавали только тем из маглорожденных, кто заключал договор с какой-либо семьей, организацией или с органом власти.

В Хогвартсе, в основном, обучались дети чистокровных и знатных родов, как я уже и говорил, за редким исключением. Так вот, все выставляют Слизерина, как изверга. Но эта история переписывалась несколько раз. У меня есть книга по «Истории Хогвартса» тринадцатого века. Мои предки учились там в это время. Согласно этой книге, Годрик Гриффиндор предложил обучать маглорожденных в школе наравне с чистокровными. Да, это так. Но цель этого обучения – армия. Армия таких же бесправных слуг. Он решил, что маглорожденных можно использоваться и в этих целях, а тут уж годичного обучения недостаточно. Его идею поддержали все, кроме Слизерина. Он считал, что грязнокровки недостойны обучения вместе с чистокровными. Эта часть легенды сохранилась, а вот часть, в которой говорилось о целях обучения маглорожденных – нет. Занятно, правда?

Гарри сидел с таким видом, будто его по голове чем-то тяжелым ударили.

— Это жизнь, Гарри. А история еще не раз будет переписана.

— Но ведь тогда маглорожеднные иногда создавали свой род? Я читал об этом…

— Да. После трех поколений жизни в магическом мире можно было подать прошение на имя короля.


Глава 25

Глава 25. История жизни одного мага


Гарри отвечал на письма одноклассников. Гермиона отдыхала во Франции с родителями, Рон Уизли каждый раз приглашал к себе в гости, и Гарри каждый раз обещал приехать в конце каникул на неделю. Не больше. Драко Малфой тоже отдыхал с родителями. И тоже во Франции. Гарри посмеялся, когда одновременно получил письма от Грейнджер и Малфоя.

Теперь, после слов Салимы, Гарри заметил, что бармен Том за ним действительно наблюдает. То ли Дамблдор попросил, то ли он сам решил. Но Гарри стал больше времени проводить в самом баре, отвечая там на письма и читая книги. Даже в гости к Кассандре он теперь аппарировал из своей комнаты с домовиком.

Кстати, о Кассандре. Пару дней назад Гарри застал эту всегда смеющуюся волшебницу в слезах. Она сказала, что не видит будущего, настоящего и даже некоторого прошлого. И ей страшно. Но при этом, видения меняются и иногда есть будущее, правда, не самое радужное. Как будто точно еще ничего не решено. Гарри знал, что слова пифии – не пустой звук. Когда он спросил, как такое возможно, волшебница попыталась отшутиться и сказала, что может быть, кто-то разобьет Отдел с маховиками времени в Министерстве. Затем женщина попросила у Гарри обе руки, посмотрела и сказала, что у него на правой руке нет линии жизни, поэтому разбить маховики времени должен он, так как на левой руке – то, что дано от природы, а на правой – сделанное самим человеком. Гарри решил, что повременит с разбиванием маховиков. Но разговор произвел на Гарри впечатление. Ему, как и самой Кассандре стало страшно.

Ночное книгочтение Гарри перенеслось в дом Цоресов. После того, как стало понятно, что бармен за ним наблюдает, свет в окне мог смутить. Поэтому часто Гарри засыпал в кресле у камина или на ковре-самолете во дворе. Ковер, кстати, нравился ему больше, чем метла. На нем можно было летать и заниматься своими делами одновременно.

Вот и сейчас Гарри сидел в не самом удобном кресле перед камином и читал об интереснейшем ритуале магии отражений. Подмена личности. Интересно, если всех Наполеонов, Мессий, Гитлеров и Усама-бен-Ладанов, находящихся на лечении в магловских клиниках показать в Мунго, их вылечат? Уж очень их болезни напоминали последствия этого ритуала. Правда, использование магии отражений делало ритуал практически необратимым. Личность стиралась, и человек начинал считать себя другой личностью. Причем тем, кого он боготворил, считал примером для подражания. У этого ритуала было название «Felicitas» — счастье. Человек, считая себя тем, кто был до этого объектом подражания, становился по-настоящему счастливым. Какая злая ирония, что для счастья человеку нужно всего лишь сойти с ума.




* * *
В камине внезапно вспыхнул зеленый свет, и Гарри с криком уронил книгу. Но, это как обычно, оказалась Салима. Гарри казалось, что еще чуть-чуть, и он пожалеет, что открыл ей доступ в свой дом. В этот раз она была в полосатой ночной рубашке, напоминающей форму узников Азкабана, которых мальчик видел на фотографиях «Ежедневного пророка» и в ярко-синих шерстяных носках. Да, занятный вид для ночного похода в гости.

— Мне не спится, — как ни в чем не бывало, сказала девочка, садясь в кресло.

— И поэтому, ты решила, что нужно прийти сюда, — Гарри посмотрел на часы, — в половине первого ночи?

— Знаю, что ты не любишь, когда я прихожу. Считаешь меня сумасшедшей. Но при этом тебе интересно слушать то, о чем я говорю. Прямо, как в школе.

— Ты же идешь на первый курс Дурмстранга только в этом году?

— Я окончила начальную магловскую школу. Волшебники такие идиоты. Говорят, на третьем курсе, когда начинается нумерология, многие не умеют складывать и вычитать в столбик. А магловская школа дает неплохое образование. Начальное, остальное – лишнее. Причем как для нас, так и для маглов. Дальше должно быть разделение по специализации. Будущему учителю венгерского языка не обязательно разбираться в физике.

— Я не знал, что ты училась в магловской школе, — сказал Гарри. И тут же подумал, что это многое объясняет. Салима – единственная чистокровная волшебница из всех, знакомых Гарри, которую можно увидеть в джинсах.

— Там меня тоже считали сумасшедшей, но все слушали, когда я перебивала учителя по истории и начинала рассказывать свою версию.

Салима достала из кармана своей ночной рубашки маленькую серебряную мышь. В это время из кармана выпала фотография, но девочка не заметила. Гарри только хотел сказать об этом, но Салима направила палочку на мышь, и та ожила. В прямом смысле. Вместо серебряной безделушки в руке у девочки оказалась самая настоящая живая мышь. Девочка еле слышно произнесла какое-то заклинание, и мышь превратилась в бокал.

— Лаки! – сказал девочка, и когда домовик появился, продолжила, — налей мне сюда апельсиновый сок.

«Действительно сумасшедшая» — подумал Гарри.

— Что ты на меня так смотришь? Из мышей получаются лучшие бокалы! Я всегда с собой ношу парочку. Тебе Истван не дарил серебряных зверушек?

Гарри вспомнил про волчонка, предназначение которого он так и не понял, и кивнул.

— Это его хобби, у него дома целый зверинец, а главное – весь этот зоопарк помещается на одной полке. Я попросила его сделать мышей. Они для трансфигурации идеальны. Если у тебя есть пара мышей – значит, у тебя есть бокалы, носовые платки, шкатулки, листы пергамента, перья и еще много чего. По-моему, удобно.

«Логично. У нее самые нелогичные вещи – логичны» — сказал Адам-Самаэль.

«После ее рассказа о том, что все заключенные Азкабана, Нурменгарда и других тюрем – чуть ли не святые, я уже ничему не удивлюсь. Кстати, может, ее ночная рубашка как-то с этим связана? Своего рода знак протеста».

«Когда она говорила, что ради забавы, если будет время, сведет с ума весь мир или устроит Апокалипсис, используя только светлую магию – я почти поверил!»

— У тебя фотография выпала из кармана, — наконец, вспомнил Гарри, поднимая карточку. На ней был изображен мужчина, очень похожий на Сакхра Луджина, только старше, — это твой дед?

— Да, Фадил Луджин, — сказала Салима, — был приговорен к поцелую дементора два с половиной года назад.

Гарри стало интересно, за что. Поцелуй – крайняя мера. Большинство Пожирателей смерти были приговорены не к поцелую, а к пожизненному заключению. Спрашивать было не тактично. Но девочка была не против поговорить на эту тему.

— Хочешь, расскажу его историю?

— Давай.

— Фадил Луджин родился в маленькой деревне в сороковом году, в Иране, в очень небогатой семье. Кто из его предков были волшебниками – установить так и не удалось. Записей о рождении никаких не велось, проверка крови результатов не дала. В целом, это была самая обычная семья в тех краях. Муж бил жену по делу и без. Старший сын во всем потакал отцу. К женщинам относились примерно как к собакам. Друг человека. Жили они в какой-то хибаре, где старый ковер лежал прямо на земле. Твой дом по сравнению с этим местом – дворец, а Цоресы – любители роскоши.

Истван был в этих местах по делам. Каким именно, я не знаю. Возможно, по делам Гриндевальда. Его никогда не обвиняли в связях с этим магом, но связи эти однозначно были. И вроде бы все знали, что Бенджамин Истван на стороне Гриндевальда, но доказать было невозможно. Это Темный Лорд метки ставил, что достаточно левое предплечье показать, а сторонников Гриндевальда сажали в тюрьму по показаниям свидетелей. В общем, в арабской деревне Истван появился как раз во время казни. Решил не вмешиваться, какое ему дело до разборок маглов между собой? Только вот казнили мать маленького волшебника, и последствия были неожиданными.

Мать Фадила обвинили в измене и приговорили к избиению камнями. Это официальная версия казни. На самом деле – жена постарела и располнела, после того как родила четверых детей и прожила в браке десять лет. Вот и решил глава семейства избавиться от жены, как от ненужной вещи, а на примете уже была молодая девушка лет тринадцати из еще более бедной семьи. Двух жен содержать он не мог. В общем, как-то это дело подстроили, я не знаю подробностей.

По традиции каждый член семьи был обязан кинуть камень. Вначале муж, потом отец, затем дети. Фадил плакал, кричал, что любит маму, но его заставили. Он кидал камни, и не попадал. Отец злился и давал новые камни ребенку в руки. Наконец, один камень достиг цели, ребенок разревелся окончательно. А Истван просто наблюдал, — зло прошептала Салима и на некоторое время замолчала, глядя на пламя в камине.

— Когда женщина была уже почти мертва, а, может быть, уже умерла, глава этого семейства решил, что дети должны еще раз кинуть камни в свою мать. Наверно, он так развлекался. И тогда у Фадила произошел спонтанный выброс. Он кинул камень, но тот развернулся и попал прямо в лоб отцу. Мальчик рассмеялся и стал кидать камни. Они летели в кого угодно – в отца, брата, тринадцатилетнюю будущую мачеху, местного муллу, но только не в сторону матери. Фадил все хохотал и продолжал кидать эти проклятые камни, а все боялись подойти к ребенку. Тогда-то, Истван и вмешался. Понял, что мальчик – волшебник, и оставлять его в этой деревне – небезопасно. Как раз в роду видящих были три дочери и ни одного мальчика, и семья думала принять в род маглорожденного. Араб был идеальным вариантом. Не просто свежая кровь, а кровь другой национальности. Так Фадил и попал в новую семью.

Учился он довольно неплохо и для маглорожденного был вполне сильным волшебником. Когда ему исполнилось семнадцать, на свой день рождения, он аппарировал по памяти в эту деревню и нашел свой дом, — девочка рассмеялась, — Знаешь, Истван тогда исправил всем местным память, залечил раны, так как камни ребенка никого не убили, и они просто не помнили, что у семейства Луджинов был еще один сын. Фадилу казалось, что это подло. Истван ему всегда казался человеком, готовым пойти против всех, человеком, которому плевать на законы. И тут такое. Его отец жил с этой девушкой… Ну, тогда уже женщиной, они воспитывали восьмерых детей. Все в деревне шло своим чередом, как будто никогда не забивали тут женщину просто так, как будто этой женщины вообще и не было. А может быть, Истван стер и упоминания об этом, кто знает. Фадил никогда не спрашивал о своей семье. Может быть, не хотел этого знать. Но в душе он надеялся, что Истван тогда убил его отца, свидетелей и ту тринадцатилетнюю девушку, которая знала, на что идет мужчина, ради брака с ней. Ох, молодой волшебник тогда разозлился, очень разозлился. Он в этот момент ненавидел всех: своего отца, брата и сестер, которые смирились, мачеху, Иствана, приемных родителей. Всех.

Он сжег дом своего отца, когда все семейство вечером ужинало. Мужчину, который, вероятно за деньги или какую-то натуральную плату, вроде овец, оговорил мать Фадила, якобы та с ним спала, пытал Круцио. Долго пытал. Тот навсегда остался сумасшедшим. Деревня находилась вне черты контролирующих чар, никто из местных магов так и не появился, чтобы прекратить все это безобразие. Фадил вернулся домой, разумеется, Истван узнал о случившемся. Но все решили, что у человека должен быть свой выбор, и каждый имеет право поступать так, как считает нужным. Это одно из основных правил нашей семьи. Отомстил – ну и ладно.

Через несколько лет Фадила женили на приемной сестре, это было нужно для сохранения рода. Он хорошо относился к своей жене, даже любил ее. Правда, больше как сестру. В целом, жизнь была спокойной. Только вот маглорожденный волшебник ненавидел маглов, их традиции. Увлекался историей и археологией, ездил по различным архивам, как магловским, так и магическим, участвовал в раскопках. И ненавидел людей. За войны, за их обычаи и законы, за подлость, которую прикрывают правом, за казни, которые прикрывали словом Божьим. Знаешь, он один из лучших историков своего времени. В Дурмстранге молодых волшебников обучают истории магии по книгам Фадила Луджина.

Салима снова замолчала, а затем повернулась к Гарри и посмотрела на него своими большими черными глазами, которые странно блестели, выдавая, вероятно, не самое нормальное душевное состояние девочки.

— Он бы мог стать правой рукой вашего Темного Лорда, и с радостью убивал бы маглов, правда, выборочно. Вначале воспользовался бы легилименцией, и если человек хоть раз предавал, клеветал… А это значит, он мог спокойно убивать почти каждого магла. Почти каждый хоть раз совершал какую-то подлость. Только вот Истван объяснил, тогда еще молодому магу, что этот Лорд сумасшедший, которого вряд ли ждет хорошее будущее. Да и маглорожденных он ненавидит, и если узнает, что Фадил – маглорожденный, пусть и принятый в род… Думаю, он не просто объяснил, а воспользовался родовой способностью. Убеждать Истван умеет, если надо, — Салима рассмеялась.

— Вот и не суждено было свершиться истории, в которой Фадил Луджин был бы правой рукой Волдеморта (а он бы стал именно правой рукой, с его-то жизненной позицией, которую так ценил Темный Лорд). Затем, произошли уже известные события. Темный Лорд пал, все восхваляли тебя – Мальчика-Который-Выжил. Не только Британия тогда праздновала победу. Читала старые газеты — наш король тогда шикарный прием устроил. В твою честь. Смешно, правда? В твою честь сам король устраивает приемы, когда тебя, как бездомного котенка, подбрасывают в магловский дом. Ох, знал бы это Фадил. Он бы лично убил этих маглов и забрал тебя. И даже неважно, что тогда было неизвестно, что ты маг рода Omnia transeunt et id quoque etiam transeat. Просто ему бы показалось кощунственно, отдавать ребенка, родители которого были магами, в магловский дом.

И вот когда больше пяти лет назад обнаружилось, что тебя принял род по косвенной линии, главным инициатором твоих поисков стал именно Фадил Луджин, на котором лежала родовая обязанность передать тебе этот дом. Он был инициатором не только потому, что радовался, что четвертый род не прервался. Ему, казалось, на это было плевать. Просто он решил, что ты будешь новым Темным Лордом, раз уж уничтожил предыдущего. Все-таки, свобода выбора у нас в семье действует. Хоть, как и любая свобода, действует не в полную силу. Истван внушил Фадилу, что Волдеморт – псих, но не поменял его жизненной позиции. Это была его позиция, на которую он имел право. Весело, да? Ты в представлении моего деда был новым Темным Лордом! А в представлении светлых магов – Героем, победившим зло. По-моему, это забавно, когда люди строят свои догадки. Люди видят то, что хотят видеть.

Но, поиски твоего местонахождения не принесли результатов. Все маги, которые были как-то связаны с твоей семьей, говорили, что Дамблдор лично устроил тебе какое-то надежное убежище. Уж не знаю, какие чары ненаходимости было наложены на магловский дом твоих родственников…Фадил больше Иствана и всех остальных, вместе взятых, проклинал Дамблдора всеми словами. Хотя, зная своего деда, скажу, что словами он не ограничился. Наверняка, провел парочку ритуалов, чтоб действительно проклясть старика. Хоть и знал, что это бесполезно. Директор твоей школы – сильнейший маг современности. Ему ритуалы Фадила, что тебе Ступефай от семилетки. Может быть, Дамблдору пришлось выпить какое-нибудь обезболивающее зелье или лечить насморк, но он, вероятно, списал свое самочувствие на возраст или резкую смену погоды.

А вот два с половиной года назад, судьба занесла Фадила в одну арабскую деревню, где-то в Судане. Там были найдены интересные артефакты, и мой дед просто не мог не поучаствовать в исследовании от Австро-Венгрии. И, по злой иронии судьбы, попал на магловскую казнь. Все страхи детства, которые часто преследовали его, как страшный сон, стали реальностью. Снова забивали камнями девушку. Совсем молодую, ей было лет пятнадцать. Ему было безразлично за что, виновна она, или нет. Он ненавидел, когда люди прикрываются долгом перед законом, перед Богом… Для него было важно то, чтобы человек был честным перед самим собой. Если убивает, то должен хорошо понимать, что делает это он для себя, своих целей, а не для Бога или какой-то абстрактной справедливости.

Фадил уже не соображал, что делает, не понимал, что это не та отдаленная деревня, где никто не понял, почему какой-то мужчина сошел с ума, а дом Луджинов сгорел. Не понимал, что неподалеку остановились экспедиции магов с разных стран, там же присутствуют представители местных магических властей. Он стер деревню с лица земли, ее больше нет. Он навел чары раскаяния, и Адский огонь. Люди, пока не сгорели, каялись во всех своих ошибках, считали, что Аллах навел на них свой праведный гнев. Естественно, все маги тут же явились, но потушить быстро Адский огонь смог бы разве что Дамблдор, Волдеморт или Гриндевальд и еще пара-тройка магов. Но, ни одного из них, что неудивительно, поблизости не оказалось. Фадила Луджина сразу отправили в местную тюрьму, а он лишь смеялся, и говорил, что его послал Аллах в эту деревню, чтобы покарать фасиков. На следующий день местный суд приговорил его к поцелую дементора за жестокое нападение на магловскую деревню и смерть ста тридцати четырех человек.

Рассказывая это, Салима почему-то блаженно улыбалась.

— Местный мулла, расследовавший это «преступление» и вынесший свой вердикт о виновности, выжил. Правда прожил он недолго, — девочка рассмеялась, и посмотрел на Гарри сумасшедшими черными глазами, — он умирал долго и мучительно. Ему «случайно» попал в руки ладан с одним специфичным эффектом. Он мучился месяц, вспоминая все действия, в которых ему приходилось переступать через собственную совесть, проживая все вновь. Он попал в психиатрическую лечебницу и умер со слезами на глазах.

Некоторое время они сидели молча и смотрели на огонь в камине.

— Я его любила, — шепотом произнесла девочка, поглаживая мышь, которая уже перестала быть бокалом, и сейчас спала на колеях у хозяйки, — больше родителей. Его фотография у меня всегда с собой, даже в карман ее положила, когда собралась к тебе.

— Откуда ты знаешь все подробности той истории?

— Я была там, в этой Суданской деревне. Дед часто брал меня с собой, когда ездил на исследования. Я видела все своими глазами. Когда его забрали в тюрьму, меня не пускали туда. Я сообщила о случившемся Иствану. Его тоже поначалу отказывались пускать в тюрьму. В день суда местным пришло письмо с подписью короля Австро-Венгрии и нам разрешили навестить деда перед казнью, — девочка опять засмеялась, — Это надо было видеть. Обычно к преступникам приходят только самые близкие, остальные стараются не афишировать свои связи с приговоренными к казни. А тут навестить Фадила пришло около тридцати человек. Все-таки мы семья…Может, порой не самая дружная, но настоящая.

— Что становится с человеком, когда его душу «выпивает» дементор?

— Я не знаю. Некоторые считают, что он становится еще одним дементором. Ты знаешь, я их не боюсь, по крайней мере, до тех пор, пока они не попытаются «выпить» мою душу. Они лишь вызывают самые страшные воспоминания, а я могу смеяться, вспоминая то, что произошло в этой деревне. На меня дементоры не действуют. Я не боюсь событий прошлого. Это глупо. Что было, то было. Даже не понимаю, почему дементоры вызывают такой страх у людей.

Салима, казалось, теперь была совершенно спокойной и улыбалась. Не как сумасшедшая, а как ребенок, которому купили вкусное мороженое. От этого становилось еще больше не по себе.

— Истван мог помочь, но не стал. Он мог потребовать этой…как ее…экстрадиции, кажется. Он мог подключить все свои связи, забросать власти Судана письмами за подписью короля, Премьер-министра Германии, Франции. У него очень большие связи в Европе. У нас запрещена смертная казнь, даже Гриндевальд до сих пор жив и сидит себе в тюрьме. Нурменгард охраняют люди, а не дементоры.

— Нурменгард разве не германская тюрьма?

— Это объединенная тюрьма. Как и Азкабан. Думаешь, в подобных огромных крепостях содержатся преступники только одной из стран? В Германии четыре с лишним тысячи магов, в Австро-Венгрии вообще полторы. Тут десяти камер было бы достаточно. Судят людей по законам одной из стран, а тюрьма общая. В Азкабане содержатся преступники из Великобритании, США и Канады. В Нурменгарде – из Германии, Австро-Венгрии, Болгарии, Польши и ряда других стран. Крепость построил Гриндевальд, до этого объединенные тюрьмы были только в арабских странах, ну и Азкабан.

— Почему Истван не стал помогать твоему деду?

— Его считали сумасшедшим. Наверно, боялись, что он выкинет что-нибудь эдакое. Решили, что лучше смерть. Он вполне мог развязать какую-нибудь магловскую революцию. Один раз Фадил освободил сотню заключенных одной из магловских тюрем. Просто ему так захотелось. В магловском мире такая паника поднялась, а он забавлялся. Меня они тоже боятся. Хотя, скорее, боятся за меня.

Гарри вспомнил, как иногда в гостиной у Луджинов прекращались разговоры, когда входила Салима. Девочка оглядывала всех, ухмылялась и садилась в кресло. Иногда Гарри казалось, что Салима недолюбливает своих отца и мать, но он не мог понять почему. Почему недолюбливает, и почему ему так кажется.

— Ты не простила Иствана?

— Он жесткий человек, который делает все так, как считает правильным. Ему порой приходилось принимать нелегкие решения. Правильные или нет – не нам судить. Он и не создает образ добродушного старца. Он такой, какой есть. Он не играет роли. Но я его не простила, хоть и могу понять причины его поступка. Ты наверно не знаешь, но он мой прадед. Моя мама в девичестве была Анаркой Истван.

— Этот ладан «случайно» попавший к мулле – твоих рук дело?

— Моих, — равнодушно произнесла девочка.

— И что это за ладан?

— Заинтересован? – Салима рассмеялась.

— Если я скажу, что состав был исключительно из светлых зелий, я не ошибусь?

— Не ошибешься. Зелье раскаяния. Его не нужно пить, достаточно вдыхать пары при горении чего-либо, пропитанного этим зельем. Иногда его давали преступникам в Средние века. Оно действует только в случае, если человек действительно сомневался, совершая преступление. Так маги узнавали, стоит ли давать преступнику второй шанс. Только вот обычно, после применения давали антидот. В противном случае, человек в своем раскаянии забывал вовремя поесть, не мог уснуть и со временем умирал. Я же антидот, увы, не приготовила. Это была проверка. Если бы совесть муллы была чиста, или он бы ни в чем не сомневался, зелье бы не подействовало.

Гарри посмотрел на часы. Три часа ночи. Салима решила, что ей пора спать, и ушла к себе. А Гарри вышел во двор, лег на ковер-самолет и еще долго смотрел на ночное небо. Там он и уснул.

______________

Если в этой главе я задела чьи-либо религиозные взгляды, то прошу прощения. Просто в жизни действительно бывают случаи, когда люди свою подлость прикрывают «законами Божьими», а это не есть хорошо. Против самого ислама ничего не имею, только против определенных поступков, в целом, противоречащих любой религии, но прикрываемых ею.

Глава 26

Глава 26. Дневник


День Рождения Гарри наступил неожиданно для него самого. Просто в один ничем не примечательный день, совы принесли подарки. Подарки от школьных приятелей были не значимыми, просто напомнили о двенадцатилетии юного волшебника. Гермиона вообще прислал коробку конфет из Франции, за что мальчик был ей благодарен. В отличие от подарка Рона – книги по истории развития квиддича, этот подарок хотя бы более практичный.

Домовой эльф Иствана сообщил, что в честь дня рождения Гарри Поттера в доме Иствана будет праздничный ужин. Гарри чуть было не застонал от этой новости. Ну не хотел он отмечать День Рождения, не хотел!




* * *
Но все прошло не так плохо, как ожидалось. Никакой шумной вечеринки, тихий семейный ужин. Правда семья была специфической и очень большой. Дарили ему, в основном, вещи, которые пригодятся в жизни – тетради, хорошие перьевые ручки (откуда-то узнали, что Гарри не любит писать перьями, а может, сами ими не пользовались), книги. Истван подарил простое, на первый взгляд, серебряное кольцо. На нем были выгравированы девизы четырех родов. Оно способно один раз преодолеть антиаппарационные барьеры и прочую защиту, переместив владельца в дом Цоресов. Лучше его использовать в крайнем случае, когда грозит реальная опасность. Делал кольцо сам Истван, вместе с Бахижой Вилмос, которую Гарри не помнил, и на ужине она не присутствовала.

Антуан Истван – пятнадцатилетний правнук Бенжджамина Иствана подарил пустой лист пергамента. Гарри уже было удивился, но молодой волшебник объяснил, что пергамент создан с использованием их родовой способности. Действует очень краткосрочно, так как подобные чары не совсем типичны для магов подчинения, которые обычно заменяют реальное мнение на необходимое. Но человек успеет сделать то, что ему будет приказано сделать в письме на этом пергаменте. Сказал Антуан это очень тихо, а потом добавил, что говорить о подарке Иствану-Который-Самый-Старший-Из-Истванов не нужно. Эх, все-таки странная семья. Вроде бы все едины, но каждый делает то, что хочет.

Салима преподнесла свой подарок позже других, когда все отвлеклись на разговоры и не обращали на девочку внимания. После объяснения, что именно она подарила, стало понятно почему. Она купила кольцо в какой-то лавке в сомнительном переулке в Германии, вроде Лютного, но немного его доработала. Кольцо было с изумрудным шипом, а внутри этого шипа лежали маленькие иголки. Стандартный набор включал в себя восемь иголок, пропитанных сильнодействующим ядом. Но Салима просто не могла оставить все как есть. Девочка оставила четыре стандартные иголки, а четыре заменила собственными. Разумеется, пропитанными очередным светлым зельем – очень длительным по действию, зельем счастливых воспоминаний. Если использовать эту иголку, то человек впадет в странное состояние, в голову вместо разумных мыслей будут лезть эти самые воспоминания, которые будут ощутимо сбивать с толку. Антидот к зелью очень сложен в приготовлении (готовится около двух месяцев), поэтому человек скорее сойдет с ума и попадет в Мунго или другую лечебницу. Как объяснила Салима, раньше это зелье использовали для лечения, после длительного общения человека с дементорами, и давалось оно, чаще всего, невинно осужденным, просидевшим в тюрьмах, охраняемых этими странными существами, довольно долго. Сейчас подобное не практиковалось – были найдены другие способы восстановления психического равновесия, поэтому антидота в клиниках, скорее всего, не найдется, а пока его изготовят…Иголки из кольца либо просто вытаскивались, либо нужно было прикоснуться шипом к коже человека. Но теперь необходимо было указывать кольцу, с каким «наполнением» иголка необходима.

— Ты бы нашла общий язык с нашим деканом, — усмехнулся Гарри.

Салима пожала плечами и вернулась к своему прежнему занятию этого вечера, как ни странно, — вышиванию. Сегодня девочка казалась абсолютно спокойной. То ли обдумывала очередной план по насаждению массовой истерии в мире, то ли просто устала.

— Идемте во двор, тут душно, — сказал подошедший Антуан Истван, и, повернувшись к Гарри, добавил, — только не удивляйся.

Гарри, выйдя во двор, все же удивился. И даже очень удивился. Внутри, дом Иствана был довольно уютным, хоть и мрачноватым, наверно из-за голых каменных стен и освещения факелами. До этого Гарри всегда перемещался в этот дом по каминной сети или аппарировал с Лаки. Но во дворе… Тут не было приличного ухоженного сада, который ожидал увидеть юный волшебник. Все было в ужасном запустении. Между камнями на дорожке росла трава, лавочки были поржавевшими. Гарри оглянулся на дом. Он весь порос плющом, в некоторых окнах отсутствовали стекла, другие окна были заколочены. Казалось, этот дом пустует не меньше ста лет. Именно такими Гарри в детстве представлял дома с привидениями из страшилок.

— Необычно, — прокомментировал увиденное Гарри.

— Это весьма качественная иллюзия, на случай, если кто-то выследит местонахождение дома. Чтобы казалось, что он ошибся. Внутри тоже подобная иллюзия, но она не распространяется на тех, кому Истван открыл вход в свой дом. Создана иллюзия с помощью магии отражений, твой предок делал, — пояснил черноволосый подросток с густой кудрявой шевелюрой, имени которого Гарри не помнил.

Салима села прямо на грязную и ржавую лавочку. Антуан и кудрявый подросток сели на такую же лавочку напротив.

— Не бойся, она на самом деле не ржавая и ты не испачкаешься, — сказала Салима, все так же продолжая вышивать.

Гарри сел рядом с Салимой, Антуан со своим приятелем (братом, или кем они там друг другу приходятся) начал говорить на венгерском и Гарри не понимал ни слова.

— Они обсуждают, сколько дней еще Вороненок просидит в Нурменгарде, прежде чем Истван сумеет ее оттуда вытащить, — шепотом пояснила девочка.

— Что за Вороненок? – так же шепотом спросил Гарри.

— Мама Фабиуса Вилмоса, — девочка едва заметно кивнула в сторону кудрявого подростка, — и моя тетя. Бахижа Вилмос, в девичестве Луджин, она же Вороненок. Попалась на вскрытии защиты какого-то особняка. Способности видящих можно использовать в разных целях. Сейчас идет предварительное расследование, максимум через неделю ее отпустят.

— Почему отпустят?

— Наверно потому, что все свидетели забудут об этом происшествии. Твое кольцо-портал они с Истваном делали, у нас у каждого есть такие. Забавно, что у Вороненка кольца не оказалось. Иначе бы она не попалась. А может быть, она просто уже использовала его до этого.

— А почему именно Вороненок?

— Ты ее видел. Должен был видеть, она приходила один раз к нам домой, когда мы пили чай, и ты там был. Спрашивала ключ от сейфа.

Гарри вспомнил. Действительно Вороненок. Черные смоляные волосы, крючковатый нос. Но из-за невысокого роста и болезненной худобы на ворона не тянет.

Некоторое время они сидели молча, а Салима вся ушла в свою работу. Может она, вышивая, проклинает это полотно, а потом подкинет его кому-нибудь? Ну не верил Гарри, что эта девочка увлекается простым вышиванием.

— О, а это уже интересно. Они обсуждают, что Вороненок нашла мага пространства, который за деньги согласился сделать в их доме комнату. Разумеется, инкогнито.

— Что за маги пространства?

— Эта способность чем-то схожа с твоей. Только ты используешь существующие пространства, а они их создают. Так создан Дурмстранг. Поэтому он не находится ни в одной стране, его невозможно нанести на карту. Его просто не существует в нашем пространственном мире. Что-то вроде параллельного пространства. Говорят, в Хогвартсе тоже есть такие помещения. Пространство теней и отражений – тоже параллельные пространства. Ты, применяя эту магию, просто вытаскиваешь кусок этого пространства в пространство нашего мира. Пространственная магия, как способность, считается исчезнувшей, но в новых особняках появляются комнаты, созданные таким образом. Значит, эти маги пространства еще существуют, и даже за деньги принимают заказы.

— А какой смысл в такой комнате?

— Ну, если защиту дома взломают, можно спрятаться в этой комнате. Ее не найдут, даже если разнесут весь дом по камушкам. Комната находится в ином пространстве, а в самом доме ее, вроде как, и нет. У Вороненка может быть много врагов, особенно среди тех, чей дом она обчистила. Ей такая комната не помешает.

Антуан и Фабиус еще некоторое время разговаривали на венгерском, но Салима не стала переводить чужие разговоры для Гарри. Может, они о личном говорили. Затем Антуан предложил погулять по саду, если это безобразие можно так назвать. Вся компания обошла дом, побродила по заросшим тропинкам. Фабиус предложил Гарри создать иллюзию подобной разрухи в Хогвартсе, чисто ради шутки над директором, и мальчик обещал подумать над подобным предложением. В целом, День Рождения был вполне неплохим.




* * *
Пару дней спустя пришло письмо со списком учебников на следующий год. Книг по Защите было как-то подозрительно много, и автором их всех был некий Гилдерой Локхарт. И названия были странные для учебников. Рон, Гермиона и Драко предложили встретиться в Косом переулке. По странной случайности, в один и тот же день. Гарри долго ломал голову над тем, когда и с кем из них встретится. В итоге написал Драко, что встретится с ним в половине двенадцатого в кафе мороженного «Фортескью», а Рона и Гермиону попросил зайти в «Дырявый котел» к двум часам. Хотя, вероятно, это была не самая лучшая идея. С Гермионой можно было поболтать о Франции, ведь и она, и Гарри, когда был там год назад, ходили по магловским местам. Они могли бы обсудить, что им понравилось в стране, а что нет. Но…встретится одновременно с Драко и Гермионой было невозможно, а на три отдельные встречи просто не было времени.

Перед встречей с Малфоем Гарри решил навестить лавку «Горбин и Беркс». После общения с Салимой, Гарри требовался какой-нибудь артефакт, способный реагировать на наличие всяких зелий в еде. А то вдруг в Хогвартсе тоже имеется подобный ненормальный зельевар.

Гарри вошел внутрь мрачной лавки и стал рассматривать приспособления для пыток, свисающие с потолка. Затем его внимание привлек большой черный шкаф. «Интересно, для чего он?» — подумал Гарри. В скором времени Гарри надоело стоять и ждать продавца, и он решил, что зайдет в следующий раз. Юный маг направился к входной двери, но на полпути замер. К магазину приближались Драко и Люциус Малфои. Встречаться с приятелем в этом месте Гарри не желал. Он, недолго думая, залез в большой черный шкаф, и только потом подумал, то это было рискованно. Мало ли какие вещи продаются в этой лавке.

— Руками ничего не трогай! – услышал он голос Малфоя-старшего.

Дальше разговор пошел о желании Драко быть ловцом школьной команды по квиддичу, и его намерении купить новую метлу – «Нибус-2001».

Наконец, соизволил явиться хозяин лавки, который очень уж начал лебезить перед Малфоем. «Лучше бы раньше приперся, придурок! Качество обслуживания – низший уровень!» — подумал Гарри. Оказалось, что Малфой-старший пришел сюда не покупать, а продавать, в связи с намечающимися рейдами Министерства. Гарри было интересно, что продает Малфой, но на таком расстоянии, сквозь щель в шкафу, прочитать было невозможно.

— И еще, — протянул Люциус, — я хотел бы вас спросить, что за магия применена к этой вещи?

Сказав это, он достал из кармана черную тетрадь. Что-то в подсознании Гарри стало кричать: «Мое!», и это был явно не Адам-Самаэль. Горбин посмотрел на тетрадь, затем надел очки и еще внимательнее осмотрел вещицу.

— Могу поклясться, я ее уже где-то видел, — пробормотал старик, и открыл тетрадь. – О, теперь я даже знаю, где и когда я ее видел. Я чувствую тут родовые чары и последствия какого-то темномагического ритуала.

— Более конкретно вы сказать ничего не можете?

— Сейчас не могу. Мне нужно посоветоваться с одним человеком, который способен видеть магию. Если бы вы оставили мне эту тетрадь…

— Нет, скажите мне имя этого человека, я сам с ним свяжусь, сославшись на знакомство с вами.

— Я не знаю ее имени. Все зовут ее Вороненком. Она живет то ли в Германии, то ли в Австро-Венгрии.

«А наши люди «работают» на мировом уровне» — подумал Гарри.

— Хорошо. Я с ней свяжусь, — сказал Малфой-старший, пряча тетрадь в карман. А подсознание Гарри все твердило, что это его вещь, и ее необходимо забрать.

Гарри уже забыл, зачем приходил в «Горбин и Беркс», поэтому поспешил уйти оттуда поскорее, как только хозяин лавки скрылся. Мальчик обдумывал варианты того, как забрать тетрадь у Малфоя. Можно было попросить Вороненка, пусть она сделает качественную подделку. Гарри бы даже закрепил ее магией отражений. Можно все так же попросить Вороненка ограбить Малфоя. Но, во-первых, женщина наверняка удивится подобным просьбам, и не станет этого делать, хотя бы пока Поттер не объяснит ей причины. И как ей объяснить? Сказать, что ему кажется, что это его вещь? Отличное объяснение! А если покажется, что Гринготтс – его банк, что тогда делать?

За подобными размышлениями Гарри и сам не заметил, как подошел к месту назначенной встречи – кафе «Фортескью». Драко появился ровно в половине двенадцатого.

— Привет, — сказал он, едва заметно улыбнувшись однокласснику, и сел напротив Гарри.

Приятели заказали себе мороженого, и первое время разговаривали ни о чем. Затем Малфой стал рассказывать о своих впечатлениях о магических кварталах Франции. Как Гарри и предполагал, Малфой практически не был в магловской части страны.

— Знаешь, так странно. Там люди улыбаются. Просто улыбаются. А в Англии все какие-то угрюмые, — поделился своими наблюдениями Драко, — Как думаешь, отчего это зависит?

— Не знаю. Может климат?

— Климат?

— Ну да, у нас часто пасмурно, вот люди и ходят хмурые. А если будешь много улыбаться, тебя еще не поймут.

— Это точно. Я представил, как брожу по Косому переулку с улыбкой. Еще подумают, что меня нужно в Мунго отправить.

— По Косому – это еще ничего. Ты по Лютному с улыбкой походи.

— Тогда решат, что меня надо отправить на тот свет и ограбить. Там веселые люди бывают, только если они заработали на какой-нибудь сомнительной сделке много денег. А как у тебя лето прошло?

— Познавательно, — правдиво, но не содержательно ответил Гарри. Он знал, что в принципе, Малфою можно и рассказать… Но, его семья служила Темному Лорду. Дамблдору Малфои точно не побегут ничего рассказывать, а вот Волдеморту, если тот вернется – могут.

А так хотелось поделиться своими впечатлениями о каникулах. Рассказать о странном магическом торговом центре в Нью-Йорке, уроках дуэлей и лекциях Иствана, даже о странной девочке – Салиме Луджин. Ведь у Гарри тоже, как ни крути, были довольно интересные каникулы. И он о них никому не расскажет. Не может, не доверяет. Хотя, сам мальчик, вероятно, этого и не осознавал. Даже в своей «семье», если межродовое объединение можно было так назвать, он никогда не рассказывал все. При этом Гарри и лгал довольно редко. И даже немного доверял людям…каждому по чуть-чуть. Одному мог рассказать одно, другому – другое. И он сам не замечал, как он умеет подстраиваться под обстоятельства и людей. В разговорах с Драко, он всегда называл Реддла Темным Лордом, в разговорах с Истваном – по-разному, как придется, так как старику было безразлично, он в той войне не участвовал. В разговорах с Роном – Сам-Знаешь-Кем. Когда Гарри общался с Драко, он не обращал внимания на слово грязнокровка, хотя сам его и не употреблял. Он играл роли, не замечая своей собственной игры. Хотя, возможно, так делают все, ну или, по крайней мере, многие. Некая подсознательная психологическая реакция. Но именно сейчас Гарри понял, что ни с кем не сможет поделиться впечатлениями о каникулах. Не Салиме же рассказывать о ее собственном странном мировоззрении?

После встречи с Драко, Гарри хотел было пойти за книгами, но когда увидел толпу людей, и узнал, что автор их учебников по Защите раздает автографы, решил, что зайдет в другой день. На автографы ему было плевать. Он направился в Гринготтс, нужно же снять сто галеонов на новый учебный год. Хотя деньги у волшебника еще были, просто Дамблдор мог бы удивиться, что Гарри не снимал летом деньги.

Уже направляясь в сторону «Дырявого котла» с мешочком галеонов в кармане, Гарри сквозь стекло магазина «Флориш и Блоттс» увидел, как Люциус Малфой и отец Рона Уизли, имя которого Гарри не помнил, о чем-то очень оживленно спорят. Мальчик решил заглянуть «на огонек». Юный маг зашел как раз, когда Малфой-старший с надменным выражением лица, взглянув на чету Грейнджеров, говорил:

— С кем вы якшаетесь! Я думал, ниже падать уже некуда.

И тут же, старший Уизли ринулся на Малфоя, схватил того за грудки и швырнул как раз в сторону Гарри. Мальчик успел заметить ту самую тетрадь, которая теперь торчала из камрана мантии Люциуса. Не слишком понимая, что делает, юный маг коснулся тетради, и она тут же исчезла. Как там говорила Салима? Она попала в параллельное пространство теней. Благо самих теней в кармане мантии оказалось для этого достаточно.

— Джентльмены! Пожалуйста, прекратите! – кричал продавец, но успокоил их не он, а Хагрид, вошедший в магазин с криком:

— Сумасшедший дом! А ну валите все отсюдова!

Гарри первым послушал просьбу великана, и поспешил «свалить».

Вторую половину дня Гарри провел в компании двух семей – Грейнджеров и Уизли. Как он и предполагал, совместная встреча с недалеким Роном и умной Гермионой была не лучшей идеей. Вместо того, чтобы говорить о Лувре, Эйфелевой башне и маленьких и уютных кафешках в центре Парижа, которые так нравились юному магу, Гарри слушал, как шестой Уизли провел свои замечательные каникулы у себя дома. Да, его каникулы, в отличие от каникул Гарри и Гермионы, безусловно, были самыми интересными. Ведь он целыми днями играл со старшими братьями в квиддич, два раза побывал у отца на работе, и ночью ему мешал спать какой-то упырь, который жил у них дома. А да, еще один день он гостил у своей тетушки Мюриэль, которой было уже за сотню лет. А как интересно было обо всем этом слушать! Если бы не комментарии близнецов, то Гарри умер бы на месте от скуки. Как раз, когда Рон рассказывал о своих квиддичных подвигах этого лета, близнецы комментировали эти самые «подвиги».

— Ага, ты лучше вспомни, как не мог взлететь выше метра над землей, малыш Ронни.

— Это вы тогда мою метлу заколдовали! – злился Рон.

— Да мы и не спорим…

— А как тогда твоя метла красиво разгоняла куриц! – театрально произнес Фред…или Джордж. Ну, это, в общем, и не важно.

В общем, близнецы были, пожалуй, единственными из семейства Уизли, не раздражавшими Гарри. Была тут еще и седьмая Уизли, которая после того, как ее представили Гарри, покраснела и спряталась за спину своей матери. И у них Гарри предстоит провести неделю перед каникулами? «Какой кошмар! Давай сбежим? Мне, скорее, понравится общество пингвинов. Они хотя бы не рассказывают о квиддиче!» — агитировал на «побег» внутренний голос, то бишь, Адам-Самаэль.

Как только Гарри попрощался с шумным семейством Уизли и тихими Грейнджерами, он буквально побежал наверх, в свою комнату. Там он из первой, подвернувшейся ему тени, достал ту самую тетрадь. Когда мальчик открыл ее, и увидел инициалы владельца, то громко расхохотался. Отсмеявшись, он полистал ее, и, не обнаружив никакого текста, взял ручку. Опыт общения с «пустыми» книгами у него имелся.

«Ну, здравствуй, Том Марволо Реддл».


Глава 27

Глава 27. Родственники


Две следующие главы рождены больной фантазией автора, после попытки понять, что такое душа, и как ее можно «разделить». Многие отождествляют душу с психикой, то есть с совокупностью определенных процессов (деятельности мозга, ну или у кого как), таких как эмоции, память, реакции. Возможно, психика включает в себя и характер. На формирование психики влияют как некоторые врожденные особенности, так и жизненные обстоятельства. Таким образом, Том из дневника – это не совсем тот Том, который Волдеморт. Ему шестнадцать, он еще не так много экспериментировал с темной магией, не путешествовал после того, как уволился с «Горбина и Беркс», не набирал сторонников и не развязывал войн. При этом, он потерял не меньше Волдеморта. Тот лишился тела, оставив незаконченные дела, и теперь существует, как дух (или как его обозвать в таком состоянии?). Том из дневника тоже, по сути, лишился тела, только добровольно. Интересно, что должен ощущать человек-дневник? По-моему, с ума сойти можно. Ну и, как известно из канона, Том владел магией, раз смог околдовать Джинни. А если он владеет магией, то и на него, скорее всего, магия действует. Не вся, но психические и психологические чары должны.

_____________

— Я закончил архивные поиски, — сказал Истван перед очередным уроком истории, доставая папку с бумагами.

Еще в конце учебного года Гарри решил, что ему нужно узнать, каким образом он оказался родственником Волдеморта. Юный маг посоветовался с Истваном, и старик сказал, что лучше этим займется он сам, так как для этого нужен доступ в архивы Министерства Магии Великобритании, а у него, как у Председателя Королевского Суда Австро-Венгрии, приличные связи в различных министерствах, в том числе и в Британии.

— И что там?

— Ну, по линии Поттеров я не стал смотреть, это доступная информация, как и о любом чистокровном семействе, кроме, разве что некоторых, вроде нашего. Поттеры с потомками Слизеринов вообще никогда и никак не пересекались. А вот по матери...Родителями Лили Эванс были Мэриан и Джерард Эвансы. Джерард родился в 1939 году. Его родителями были Эдгар и Агнесса Эванс. Агнесса в девичестве носила фамилию Слагхорн – есть в Англии один чистокровный род с такой фамилией. Это, кстати, объясняет способности твоей матери к зельеваренью, из этого рода периодически выходили отличнейшие зельевары. Пока занимался поисками, наткнулся на записи о том, что Лили Эванс запатентовала одно противоядие. Но это не так важно, по этой линии я дальше не стал искать, тот род тебя все равно не признал по косвенной линии. Видимо, там имеются прямые потомки. А в дальних родственниках у тебя итак половина магов Британии, это не интересно.

А вот Мэриан Эванс носила девичью фамилию Гонт. Поначалу, мне это ничего не дало. Родословной Волдеморта я как-то никогда не интересовался, хотя и знал, что он полукровка. Даже больше того, я с ним был лично знаком, когда он еще не стал Темным Лордом, а путешествовал по Европе, набираясь знаний. Мэриан в девять лет в 1949 году попала в приют, при этом, что очень подозрительно, попала она туда с потерей памяти о последних событиях жизни. По официальной версии, ее родители были убиты, и девочка, присутствовала при этом событии. Вот защитная реакция психики — забыть самое ужасное, что было в жизни, и сработала. Амнезия у девочки была частичной, она помнила, что всегда жила с мамой, помнила свое детство и совершенно не помнила отца. Ее родителями записаны Сазалия и Морфин Гонты. Не зная девичьей фамилии Сазалии, я сделал запросы по Морфину. Вот дальше и обнаружилось то, каким образом ты приходишься родственником Тому Реддлу. Отцом Морфина был Марволо Гонт. Думаю, второе имя нашего Тома ты помнишь.

В общем, у Марволо было двое детей — старший сын Морфин, и дочь Меропа. В Министерстве фиксируются все проводимые в стране родовые ритуалы, в том числе браки. Так вот, Морфин никогда, ни с кем не заключал магических браков, более того, на момент рождения Мэриан, ему было сорок лет. А маги обычно женятся раньше. В списках волшебников того времени я вообще не нашел упоминания Сазалии.

— Мда...и кто тогда эта Сазалия? — протянул Гарри, разглядывая бумагу из магловского архива о поступлении Мэриан Гонт в приют при церкви.

— У меня есть несколько предположений. Первое — она не волшебница. Но тогда становится неясно, почему у Мэриан была такая амнезия, как после очень качественного обливиэйта. Второе предположение — Сазалия либо маглорожденная волшебница, либо полукровка, придумавшая себе псевдоним. Возможно, она хотела, чтоб ее ребенок был потомком Слизерина, нашла ныне живущих магов из их рода. Правда тут есть одно «но»...Вот старый выпуск «Пророка» за 1943 год, Морфин на первой полосе, — сказал старик, протягивая Гарри газету. — Ты, конечно, извини, но ни одна нормальная женщина не согласилась бы на интимные отношения с таким человеком, даже за деньги. Поэтому еще один вариант — изнасилование. В списках Книги Хогвартса Мэриан Гонт не значилась, следовательно, она была сквибом. Вероятно, когда Сазалия поняла, что ее дочь сквиб, она решила устроить девочку в магловском мире. Есть такая традиция — сквибов отправлять к маглам. Так, собственно говоря, и появляются маглорожденные. А может быть, все было вообще по-другому, я не знаю. Это все, что мне удалось узнать. Морфин Гонт был осужден в 1943 году за убийство трех маглов — Тома Реддла и его родителей — Томаса и Мэри Реддлов.

— Реддлов? — удивился Гарри.

— Да, это семья маглов. Предположительно, Том Реддл — отец, — Истван ухмыльнулся, — еще одного, уже известного нам, Тома Реддла.

— У них проблемы с фантазией? Три поколения Томов...Томаса ведь тоже сокращенно, скорее всего, Томом звали. Получается, матерью Волдеморта была Меропа?

— Получается так.

— Моя мама тоже принадлежала к роду этих Гонтов?

— Вряд ли, род практически никогда не признает девочек по косвенной линии. Все равно ей наследников рода не рожать, принадлежность к роду ведь по отцовской линии передается.


* * *
Гарри сидел в комнате в «Дырявом котле» за письменным столом. Перед ним лежал выпуск «Ежедневного пророка» за 1943 год и дневник Тома Реддла. Мальчик рассматривал фотографию своего, вроде как, прадеда, и радовался, что он на него не похож. С передовицы газеты на него смотрел безумно улыбающийся человек, у которого отсутствовало несколько зубов, а волосы были настолько грязные, что такое Снейпу и в страшном сне не приснится. Гарри открыл дневник, и ненадолго задумался, стоит ли писать обо всем Тому. Решил, что стоит.

«Привет. Морфин Гонт был моим прадедом. Насколько я знаю, он был братом твоей матери».

Поначалу Гарри не хотел сообщать Тому из дневника свое настоящее имя и решил представиться, по традиции, Адамом Цоресом. Но допустил одну ошибку, написав в дневнике, что он дальний родственник Тома. Книге Жизни, как оказалось, известно обо всем, что происходит с ее создателем, поэтому после этой фразы, в дневнике появилась запись: «Здравствуй, Гарри Поттер. Насколько мне известно, у меня есть только один дальний родственник. Разве, что дядя еще жив, но я не уверен, что он умеет писать. Да и родство у нас не дальнее». Вот так и произошло знакомство Гарри с дневником Темного Лорда неделю назад.

«Ха, я отправил твоего прадеда в Азкабан. Он таким уродом был» — появилось в дневнике.

«Я видел фотографию. Так это ты убил Реддлов? Они же твои родственники!»

«Тебе бы таких родственников. Отец выставил беременную мать за дверь. Проклятый магл!».

«В принципе, чего еще от тебя ожидать».

«Ага. Все так считали. В приюте миссис Коул говорила, чего ждать от этого ненормального мальчишки — вырастет маньяком. Дамблдор тоже, казалось, решил, уже на первой нашей с ним встрече, что ничего из меня хорошего не выйдет. Я ему, по незнанию, сказал, что со змеями умею разговаривать».

«И ты решил оправдать их ожидания?»

«Ну, почти. Мне вот что интересно, зачем Дамблдор хотел организовать нашу с тобой встречу на твоем первом курсе?»

«Мне тоже интересно».

«Расскажи события со своей точки зрения. Мне же известно только то, что было с ним».

«У тебя какие-то проблемы с самоопределением, ты не заметил? То ты отождествляешь себя с Лордом Волдемортом, то о нем в третьем лице говоришь».

«Я чертов дневник! А Он вообще неизвестно кто, или что... Хотя в данный момент он в теле крысы. Но это не важно, что там с Дамблдором?»

«Ну, он весь год намекал мне, что я зачем-то должен пойти в этот запретный коридор. Я "случайно" услышал, что там, якобы, хранится что-то принадлежащее Николасу Фламелю. Потом, якобы случайно, встретил тебя в Запретном лесу...О целях директора мне ничего не известно».

«А жаль. Проклятый старик! Он мне всю жизнь мешал! Надо ему загадку устроить, вроде той, что он нам в том году приготовил. Пусть помучается».

«Каким образом?»

«Подбрось меня кому-нибудь, не сильно разбирающемуся в магии, желательно первокурснику, которого не сильно жалко. Я устрою».

«Ага. Только ты вообще-то всего лишь дневник!»

«Спасибо, что напомнил. А ты знаешь, почему он тогда лично пришел тебя убить, на Хеллоуин 1981 года?»

«Почему?»

«Было одно пророчество. Весь текст мне неизвестен, его знает только Дамблдор. Я знаю только часть: "Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда. Рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца..." дальше я не знаю».

«И зачем ты мне это говоришь?»

«Потому что пророчество было произнесено в одном злачном месте, где Дамблдор назначил собеседование...Странное место для деловой официальной встречи. Хотя от старика можно чего угодно ожидать».

«Это пророчество сам Дамблдор напророчил? Если только он знает весь текст...»

«Нет. По "пророчествам" Дамблдора мы должны начать жить при коммунизме со всеобщим благом и равенством, раньше Советского Союза».

«Советский союз вообще-то распался недавно».

«Даже Союз распался, а старик все верит в идеи равенства и справедливости!»

«И почему я должен тебе верить, что ты не попытаешься меня убить чужими руками, если я подброшу тебя к кому-нибудь?»

«Я дневник, мне вечно шестнадцать лет, и я благодарен судьбе, что я хотя бы Книга Жизни, а не какой-нибудь медальон, иначе бы я с ума сошел».

Гарри, когда он переписывался с дневником, казалось, что он чувствует то, что чувствует дневник. «Но это же бред! У дневника не может быть чувств!» — размышлял мальчик, но все равно ощущал отголоски эмоций тетради. Вот и сейчас, юному магу показалось, что Том написал это с какой-то странной грустью, граничащей с отчаянием.

«Ты это о чем?»

«Да так, неважно. Смысл в том, что мне интересно, действительно ли ты сможешь победить Темного Лорда. И если так, то какими средствами. Что думает сам Темный Лорд по этому поводу, я не знаю. Книга Жизни знает лишь о событиях, а не о чувствах и мыслях».

«Странная ты Книга Жизни».

«Да. Особенная».

И Гарри показалось, что он снова ощущает эмоции Тома. На этот раз дневник будто как-то обреченно ухмыльнулся.


* * *
Настало время пребывания в гостях у Уизли. Гарри переместился по каминной сети утром двадцать четвертого августа, назвав странный адрес – «Нора». Тут даже не имелось пароля на входе. В доме Луджинов, Истванов и в его собственном доме, стояли пароли, которые нужно было назвать на выходе из камина. Вначале Гарри сделал паролем слова «Авада Кедавра». Но после того, как в один прекрасный день, в камине появилась Салима, направив на него палочку (как потом оказалось, это была обычная ветка), со словами смертельного проклятия...В общем, Гарри решил поменять пароль.

По прибытии в эту самую Нору, Гарри сразу попал в крепкие объятия миссис Уизли, от которой ощутимо пахло смесью пота и какой-то выпечки. Близнецы и Рон дружески похлопали мальчика по плечу, их старший брат — Перси — официально поздоровался и протянул руку. Младшая Джинни, увидев Гарри, убежала к себе в комнату.

— Она говорила о тебе все лето, — пробормотал Рон, указав в сторону убежавшей девочки.

— Поздравляю, Гарри, — сказа один из близнецов.

— У тебя появилась фанатка, — подхватил второй.

— Уверен, что в этом году Джинни...

— Создаст в Хогвартсе фан-клуб Мальчика-Который-Выжил.

— Пора завтракать! — сказала миссис Уизли и рыжее семейство вместе с гостем направились в кухню, которая была и столовой, — Джинни, спускайся!

Кухня оказалась очень тесной, вокруг деревянного старого стола стояли разные стулья. Некоторые были когда-то синего цвета, но краска на них уже давно облупилась, на других стульях были чехлы. Вероятно, они выглядели еще хуже, и лучше их было прикрывать тканью. На полках стояли различные книги по бытовой магии в потертых обложках. На окнах висели старые занавески в жирных пятнах. Если дом Цоресов, со старой мебелью, говорил именно об аскетизме и нежелании хозяев создавать уют, то обстановка Норы прямо-таки кричала о бедности. Единственной вещью, которая понравилась Гарри, были часы, которые вместо времени показывали место пребывания домочадцев. В часах было девять стрелок с именами всех членов семьи, а на циферблате были обозначения: «Дом», «Работа», «Школа», «В дороге», «Смертельная опасность», «Смерть». Сейчас все стрелки, кроме двух, с именами самых старших братьев, показывали на «Дом».

Во время завтрака Джинни то и дело поглядывала на Гарри, два раза девочка роняла вилку, после чего заливалась краской и опускала глаза. Гарри сел за столом у самого края, и рядом с ним были Рон и мистер Уизли, сидевший во главе стола. Взрослый волшебник начал расспрашивать Гарри о различных магловских вещах, и сообщил, что работает в Министерстве в Отделе по предотвращению противозаконного использования изобретений маглов. Мальчик удивился, что Артур Уизли работает в Министерстве. Ему казалось, что там должны хорошо платить, но по состоянию дома и одежде всех членов семьи было незаметно.

После завтрака Рон показал Гарри комнату, где они будут спать. Оказалось, что это оранжевая тесная комната с двумя односпальными кроватями. Оранжевой она была потому, что все стены были завешаны плакатами любимой квиддичной команды Рона. Ванная комната в доме была одна. "И тут мне предлагали жить все лето? Даже в приюте комнаты были просторнее, и очередей в туалет не было".

В целом, мнение о главе семейства у Гарри сложилось достаточно однозначное и не самое хорошее. В его понятии отец должен быть ответственным человеком, и уметь обеспечивать семью, защищать ее. Даже если для того, чтобы домочадцы жили благополучно, ему придется воровать либо зарабатывать другим, не самым честным трудом. Может быть оттого, что у Гарри никогда не было семьи, или оттого, что он посмотрел этим летом на жизнь объединенной межродовой ячейки магического общества, но у него сложились определенные представления. И в его представлении семья была некой общностью, готовой противопоставить себя всем остальным, закону, общественному мнению и чему угодно, ради блага этой семьи. Уизли были не такими, хотя и казались довольно дружными.

Перед обедом миссис Уизли отправила Рона и близнецов выдворять гномов. Гарри пошел с ними, чтобы посмотреть на это, ну и оглядеть двор. Во дворе он споткнулся о курицу, и чуть было не упал, а Рон, глядя на это, рассмеялся. Юному магу захотелось запустить эту курицу в рыжего «друга».

Оказалось, выдворение гномов в этой семье было очень странным процессом. Рыжие братья брали в руки этих самых гномов, раскручивали и вышвыривали их за пределы сада.

— Странно, они разве не вернутся? — спросил Гарри.

— Вернутся, через несколько дней, — ответил Фред...или Джордж.

— А какой в этом смысл?

— Не знаю, — честно признался один из близнецов.

— По-моему, чтобы от них избавиться, нужно их уничтожить, ну отраву какую-нибудь использовать, или... «Молчать!» — раздался в голове голос Адама-Самаэля. Гарри чуть было не сказал "или использовать Аваду".

— Да, наверно. Но отцу их жалко, — сказал Рон.

Остаток дня прошел... скучно. Разве что обед и ужин были очень вкусными, а Джинни снова роняла вилки, ложки и один раз опустила локоть себе в тарелку. После обеда Фред, Джордж и Рон играли в квиддич, а Гарри откровенно скучал. И даже поговорить толком не с кем.

Ночью он долго не мог уснуть из-за храпа Рона. Через час ему надоело бессмысленное глядение в потолок, и мальчик, вытащив из сумки дневник Реддла, спустился в гостиную.

«Ужасный день, — написал он, — и даже поговорить толком не с кем».

«И ты решил поговорить со мной?»

«Решил».

«А может ты нашел в моем лице родственную душу? Мальчик-Который-Выжил общается с Книгой Жизни злого и ужасного Темного Лорда! Дамблдора хватит удар, если он узнает».

«Издеваешься?»

«Вроде того. Я тут вспомнил. Ты пытался возмущаться, что я, сволочь последняя, убил своих родственников. А твоих кто убил, не напомнишь?»

«Откуда знаешь?»

«Я знаю все, что знает он. Мы это уже проходили. Ну так что, не будешь меня подкидывать кому-нибудь? Добрый Гарри Поттер не хочет позлить дедушку Дамблдора?»

«Скажи, что ты задумал, я подумаю».

«Не скажу. Так будет не интересно».

«Ну, тогда и будешь дальше лежать в моем чемодане».

«Жестокий ты. Знаешь, каково это, быть дневником?»

«На жалость давить пытаешься? Что-то «Древнейшая магия» не жаловалась, а она тоже всего лишь книга, и, между прочим, намного старше тебя».

«А что ей жаловаться...у нее нет чувств, ей безразлично».

«А у тебя, значит, есть чувства?»

«Я же Особенный».

Следующие несколько дней были похожи на самый первый. Завтрак, обед и ужин по расписанию, игра в квиддич трех братьев, помощь по дому. В общем, дико скучно. Рон со своей любовью к квиддичу и вечными разговорами о нем, нервировал. Поспать нормально не удалось ни разу. Поначалу мешал храп Рона, но на третий день Гарри привык к нему. А вот упырь, который жил на чердаке, аккурат над комнатой, где спал Гарри, то и дело решал пошуметь. При этом, обычно такие решение приходили ему в голову ночью. Мальчик не мог понять, почему Уизли не избавятся от бессмысленного упыря. Пользы никакой, только шум.


Кстати, о шуме... В этом доме не было ни одной спокойной минуты. Близнецы, то и дело что-то взрывали, старший брат возмущался, к нему присоединялась и миссис Уизли. Один раз они подложили Перси в тарелку с кашей какую-то хлопушку. Наверно тогда, Гарри искренне веселился, когда старосту Гриффиндора окатило содержимым его собственной тарелки.

Фред и Джорд хоть и были шумными, но не раздражали Гарри. Их истории о том, как они подарили Снейпу на Рождество шампунь, а МакГонагалл подложили под дверь трансфигурированных из кружек котят, радовали. Гарри рассказал им, как подарил Дамблдору шерстяные носки, и близнецы стали воспринимать его, как своего, в их команде по распространению хаоса.

Джинни за это время, не сказав ни слова, успела здорово достать Гарри. Один раз он даже скатился вместе с ней с лестницы и обзавелся несколькими синяками. Гарри поднимался к себе в комнату, а рыжая спускалась вниз, увидела предмет своего обожания и споткнулась. В итоге они вместе кубарем скатились по лестнице и приземлились в гостиной. К ним тут же прибежала миссис Уизли, а Джинни раскраснелась и заплакала. Гарри вспомнил Салиму, которая была ровесницей младшей Уизли, и решил, что рыжая отстает в развитии. Обычно в одиннадцать лет, свойственная детям стеснительность, уже проходит. А Джинни, то и дело пряталась за миссис Уизли, когда Гарри входил на кухню. «Как пятилетняя, ей богу». При этом девочка постоянно наблюдала за Гарри, и это мешало ему читать книги во время игры ее братьев в квиддич, и ему приходилось просто сидеть в саду и наблюдать за игрой. При этом мальчик заметил, что Джинни все в этой семье очень любят, а родители, скорее всего, любят ее больше, чем сыновей. Интересно, почему?

Всех остальных Гарри мог охарактеризовать как личностей. Мистер Уизли — типичный гриффиндорец, для которого слова «справедливость», «честность» — не пустой звук. Пусть это и противоречило принципам Гарри, но Артур был именно таким. Миссис Уизли — эдакая курица-наседка, которая заботится о создании хоть какого-то уюта в доме при такой бедности. Она хорошая мать, хоть и довольно примитивная женщина. Перси — напыщенный индюк, который возможно сделает неплохую карьеру в Министерстве. Для него, в отличие от отца, есть понятие «правильно». Даже если правильным будут считать то, что несправедливо и нечестно. Он чем-то напоминал Гермиону, но его принципы были еще более устойчивыми, чем у Грейнджер. Девочке можно было подкинуть пищу для размышлений, и она начинала сомневаться, что правильно, а что нет. Скорее всего, Перси ни разу за время учебы, не нарушил школьные правила. А вот Гермиона их уже нарушала, когда предприняла попытку предотвратить дуэль между Драко и Роном. Близнецы как-то не совсем вписывались в эту семью. Они весело рассказывали о шутке Гарри с тем плакатом и змеей (правда, они не знали автора плаката), могли шутить, в том числе и достаточно жестоко. Но все же их шутки имели определенные границы, они могли высмеивать человеческие страхи, но до черного юмора не опускались. Так, до "черненького" только. Рон был посредственным человеком, посредственным волшебником, но Гарри казалось, что он относится к категории людей, которые никогда не предадут и не обманут. Он не задумывается над причинами поступков, живет в мире стереотипных представлений, но все же имеет свое (или навязанное, но главное, что имеет) представление о должном. А вот о Джинни Гарри не мог сказать ничего. Он не знал, чем она живет, о чем думает. Может быть, она так себя ведет только в присутствии Гарри? Но у мальчика появилась злость на нее. Она, по сути даже не личность, в понимании Гарри, была любимицей в семье. Ей купили новую палочку, хотя у всех остальных были старые палочки родственников (кроме Перси, ему перед вторым курсом купили новую, когда он сдал все экзамены за первый курс на «превосходно»), ей купили пару новых мантий, а до этого Гарри не видел ни одного Уизли в новых мантиях. Опять же, кроме Перси. Да и у того, новой была только одна мантия в прошлом году. Остальные явно когда-то принадлежали старшим братьям.

Юный маг не знал, почему именно это его злит. То ли было обидно за братьев, особенно близнецов, то ли за себя. Скорее последнее. Его никто никогда не выделял и не любил. Ему не покупали игрушки, не успокаивали, когда в детстве ему было страшно. Он слишком рано понял, что есть он, а есть весь остальной мир, которому на него плевать. На его слезы никто не обращал внимания, и он перестал плакать. Он не плакал ни от боли, ни от обиды. Какой в этом смысл, если все равно никто не пожалеет? А он просто хотел быть нормальным, любимым ребенком, а не сыном «той шлюхи и ее мужа-наркомана», коим он был у Дурслей. И не одним из воспитанников приюта, где имена всех воспитатели даже не старались запоминать. И вот теперь он попал в настоящую, дружную семью, где он был чужим. Гарри завидовал. Не черной завистью, такой, какая заставляет мстить, нет. Обычной человеческой завистью. У него уже не было детства, а время не вернуть. И сейчас, попав в объединенную семью четырех родов, он был лишь единственным представителем четвертого рода, главой рода, семьей самому себе. Межродовая ячейка объединяла в себе несколько небольших семей, и его семьи там так же не было. Он всегда сам, всегда один. Для Иствана и Луджина Гарри – лишь представитель четвертого рода. Да, они, возможно, готовы взять за него ответственность, да, они решили его обучать. Но у каждого из них есть своя семья, свои дети, а у старика уже и внуки с правнуками. Гарри один. Семья из одного человека. А Джинни…Она его раздражала! Девочка, ничего из себя не представляющая, купается в любви родителей и братьев. Единственная дочь в семье, как же! И Гарри задумался. Над тем, в чем суть родительской любви, или любви вообще. Почему Луджины больше любят семилетнего сына – Джалала, когда он кажется самым обычным ребенком, каких миллионы. А Салиму любят меньше, хотя она, при всех своих странностях – личность! Очень уж ему это все напоминало ситуацию с Джинни. Интересно, почему так происходит в жизни?

А еще Гарри раздражали старшие Уизли, когда они рассказывали о том, какими были его родители. Может быть, они хотели разрушить его последнюю надежду на то, что дружба существует? Как иначе объяснить тот факт, что они, называя себя друзьями Лили и Джеймса Поттеров, ни разу не прислали открытку их единственному сыну-сироте на Рождество? И дело вовсе не в нехватке подарков и игрушек. Хотя может быть, и в этом. Просто как, вот как они смеют сейчас говорить, что были так дружны с Поттерами, и рассказывать, как боролись с ними плечом к плечу на войне? По странной логике Гарри, о его родителях ему могли спокойно говорить лишь их враги или те, кто никогда с ними не дружил. Они действительно могли не поздравлять их сына с праздниками, им действительно было плевать на них и их отпрыска. Они могли даже радоваться их смерти. Это было честно. Может быть, в Слизерине тоже есть понятие о чести, но оно просто странное?

Гарри на пятый день своего пребывания в Норе, решил поделиться своими соображениями хоть с кем-нибудь. Этим кем-нибудь был Том из дневника, но он только посмеялся, сказав, что любовь и дружба делает человека слабее и именно благодаря тому, что у него не было этой любви и этой дружбы, он и стал Темным Лордом.

«Ага. Еще скажи, что только благодаря этому», — не верил Гарри, что отсутствие любви могло стать причиной величия Тома.

«Не только. Просто я понял, что люди – тупое стадо. Посмотри вокруг. Миловидная девушка мечтает, как бы охмурить кого-нибудь побогаче, только потому, что у нее симпатичная морда. Другой, как раз тот, что побогаче, думает, с какой бы девушкой покрасивее показаться в обществе. Встретились два одиночества, да здравствует «любовь»! Третий сидит в собственном дерьме и не пытается ничего изменить. Просто винит весь мир, бога и дьявола в том, что они подсунули ему это дерьмо. Четвертый считает себя умным и пытается строить карьеру, лижет зад своему начальнику, и полагает, что он лучше всех. Пятый живет в своих гребаных мечтах. Шестой с умным видом рассуждает о политике, сидя на кухне в потертых штанах с пивом в руках. Стадо безмозглых баранов!»

«И ты решил, что стадом безмозглых баранов легко управлять?»

«Ну да. Я жил среди маглов, как и ты. Я думал, что волшебники другие. Но я ошибся. Они такое же стадо, еще более баранистое. Кроме всего вышеперечисленного туда прибавляются еще средневековые стереотипы, а также неимоверная гордость за количество наворованных денег. Они кичились своей дурацкой чистокровностью, и я решил, что все это стадо будет поклоняться мне – полукровке! Поражаюсь Дамблдору. Есть такое магловское выражение, наступать два раза на одни и те же грабли».

«Что ты имеешь ввиду?»

«Ты рос у маглов, которые тебя ненавидели. Потом в магловском приюте. Я тоже вырос в магловском приюте. Не знаю, на что рассчитывал Дамблдор, полагал ли, что ты попадешь после этого в Гриффиндор. Вот скажи, зачем ему это?»

«Сам не знаю».

«Не находишь, у нас очень похожее детство? Двое потомков Слизерина росли с маглами, без родительской любви. Я в твоем возрасте тоже завидовал тем, кто рос с родителями. А потом понял, что отсутствие привязанностей делает меня сильнее. Сомневаюсь, что Лорда Волдеморта, кто-либо уничтожит, используя светлую магию. Ага, Ступефаем в меня кинешь, и я рассыплюсь. И останется мир без Темного Лорда... скучно же? А кто устроит Третью Мировую и Апокалипсис? Хотя про Апокалипсис, это уже мое мнение. У него таких планов, воде бы не было».

«Знаю одного человека, который бы с тобой поспорил, насчет светлой магии. И планы на Апокалипсис у нее тоже имелись».

«И кто это? Познакомишь?»

«Ты вообще дневник, какое тебе дело? А эта девочка — моя дальняя родственница».

Гарри уже знал, в каком родстве состоит с отдельными представителями трех родов. Ныне покойная жена Иствана в девичестве была Цорес, и Салима приходилась Гарри четвероюродной сестрой.

«Спасибо, что постоянно напоминаешь мне о том, что я дневник. Если я окажусь когда-нибудь в руках своего создателя, попрошу его сделать из тебя дневник, если ты будешь пытаться его убить. У тебя странные родственники, не находишь?»

«Есть немного».

Следующий день прошел так же, как и предыдущие, если не считать того, что стул Перси развалился во время завтрака (близнецы, наверняка, это устроили) и третий сын с грохотом свалился на пол, зацепив при этом Джинни, которая при падении неудачно вскинула руку и перевернула тарелку в сторону Гарри. В итоге мальчик оказался испачканным в молочную кашу. Миссис Уизли тут же начала суетиться и ругать близнецов.

Вечером Гарри размышлял над странным дневником, который говорил о себе так, как будто он человек, хотя Книге Жизни это было несвойственно. Тому он не доверял и никому подкидывать дневник не собирался. Тем более, что ему не объясняли, что в дальнейшем произойдет. Том лишь сказал, что может подчинить человека и заставить его делать то, что ему прикажут. Гарри спросил, почему он не поступает так с ним, и дневник ответил ему, что не может, а если мог бы, то уже сделал бы это. Как оказалось, подчинение основано на доверии. А Гарри, знает, чей это дневник, и что ждать от Темного Лорда можно чего угодно. Да и вообще, Мальчик-Который-Выжил полностью никому не доверяет, хотя кажется довольно общительным. Темный Лорд – психолог? Эта мысль показалась Гарри забавной. Ну и подкинуть дневник лучше какому-нибудь первокурснику, не из Слизерина («Ага, жалеет змеек, что ли?»). Поттер достаточно сильный волшебник и на него беспалочковая магия тетради, скорее всего, не подействует. Он сразу заметит неладное. Юный маг поблагодарил Тома за слизеринскую честность.

Гарри лежал и слушал храп Рона. Он ему уже не мешал, поэтому мальчик почти заснул, как вдруг резко сел в кровати. В голове возникла идея. Если Горбин говорил, что ему нужно посоветоваться с Вороненком, так как она способна видеть магию, чтобы определить, какие чары наложены на дневник, а Том просил познакомить его с девочкой, у которой есть планы устроить Апокалипсис, то почему бы так и не поступить? Салима, как и Вороненок, из рода видящих, значит, она тоже может сказать, какую магию она видит в тетради. Пусть ее знаний может и окажется недостаточно, но попытаться стоит.

Гарри взял дневник и выбрался из спальни прямо в пижаме. Спустился в гостиную. Было только двенадцать, вряд ли Салима уже спит. Мальчик решил не одеваться, черноглазая девочка даже не обратит внимания на его внешний вид, а в поисках одежды он мог разбудить Рона.


— Как ты и хотел, Том, я познакомлю тебя с Салимой, — прошептал Гарри. — Лаки!


Глава 28

Глава 28. Том и Салима


Салима в двенадцать часов еще и не думала ложиться спать. Лаки переместил Гарри прямо в подземную лабораторию дома Луджинов. Девочка внимательно разглядывала какую-то «приправу», похожую на красный перец, вероятно, размышляя над тем, в каком количестве ее добавить в зелье. Одета Салима была в длинное черное платье и белый фартук. Гарри не мог понять, она похожа в этом наряде на монахиню, или горничную из какого-то исторического фильма. Девочка казалась спокойной и сосредоточенной на своей работе. «А в котле очередное светлое варево».

— Привет, — выдал свое присутствие Гарри.

— О, здравствуй. Ты по делу, или тебе скучно? — не отрываясь от своего занятия, ответила Салима.

— В Норе очень скучно, но я по делу.

— Нора? Ты живешь в норе? Заячьей?

— Крысиной.

— Там должно быть очень тесно.

— Вот тут ты полностью права, — усмехнулся Гарри.

— И что за дело у тебя?

— Понимаешь, у меня есть дневник одного человека, но это очень странный дневник. Он предлагает мне устроить неприятности Дамблдору, если я его подкину кому-нибудь. Говорит, что умеет подчинять себе людей...

Салима повернулась и посмотрела на Гарри. Казалось, она вот вот рассмеется.

— Ты отравленного сыра в крысиной норе объелся? Подчинять может только человек, либо предмет, зачарованный на подчинение. Но предмет подчиняет не себе, а тоже человеку. А если дневник собирается подчинять кого-то себе, то это значит, что кто-то сошел с ума. О сошедших с ума дневниках я не слышала, думаю, вывод очевиден.

— Это странный дневник. Он говорит о себе, как о человеке. Ты же видишь магию, просто посмотри, — сказал Гарри, начиная злится на девочку.

— Хорошо, только пять минут подожди. На этой стадии я не могу оставить зелье. Ну, если дневник хочет устроить неприятности Дамблдору, то пусть их устраивает, разве ты против?

— Ну, зная, чей это дневник, неприятности могут быть очень большими. Убийства школьников или что-то подобное.

— А ты у нас жалостливый мальчик и не хочешь, чтобы кто-то невинный пострадал. Понимаю.

— Да не в этом дело. Школу закроют, я несовершеннолетний, мои финансы контролирует Дамблдор...

— Не ври самому себе.

— В смысле? — искренне удивился Гарри.

— Ты лжешь, — Салима снова повернулась к Гарри, — вот скажи, почему ты возвращаешься в Хогвартс? Там тебя держат друзья, там тебе хорошо?

— Нет. Просто я завишу от Дамблдора, пока он мой финансовый опекун. Ну и учиться где-нибудь нужно.

— Многому в школе научился? Знаешь, почему я ненавижу светлую магию? Потому что я ненавижу ложь. А ложь перед самим собой — последнее дело.

— К чему ты это говоришь?

— Хватит. Себя. Жалеть! Ты уже не мальчик с магловского приюта! Описать тебе перспективы твоей жизни, после того, как ты пошлешь Дамблдора на все четыре стороны? Хорошо. Ты живешь в Венгрии, поступаешь в Дурмстранг, подаешь прошение на имя короля о подданстве страны, и мгновенно его получаешь. Это политика, Гарри, и Австро-Венгрия с превеликой радостью согласится дать подданство Мальчику-Который-Выжил. Просто ради международного престижа страны. А деньги... Можешь занять у Иствана, можешь продать какую-нибудь не самую нужную, но старинную, литературу с библиотеки Цоресов. Достать деньги для тебя большая проблема?

— Наверно, нет.

— Вот и все. Ищи другие причины, почему ты возвращаешься в Хогвартс.

Гарри задумался...Действительно, какого черта он туда возвращается? Но мысль поступить так, как сказала Салима, его не прельщала. Три рода все-таки не стали для него настоящей семьей. Или, возможно, он уже просто привык быть один. А с Англией многое связано. Именно там можно найти ответы на многие вопросы. Например, где Петтигрю, который считается мертвым, узнать полный текст пророчества, который знает только Дамблдор. Вдруг старик со временем расскажет, он же сам сказал, что пока Гарри еще слишком молод, чтобы понять. Пока… Значит планы по раскрытию информации у него имеются. Интересно узнать, приготовит ли Дамблдор что-нибудь, подобное запретному коридору на первом курсе. Хочется еще раз обломать его планы. Своего рода маленькая месть за «прекрасное» детство, и смерть родителей, к которой косвенно причастен директор, раз пока до крупной мести не дорос.

Ну и потом… Неизвестно, что предпримет Волдеморт, если возродиться, а в войну его в любом случае попытаются втянуть, даже если он будет жить в Венгрии. Сам Волдеморт же и попытается это сделать. Судя по его письму, возможно даже попытается втянуть его в эту войну на своей стороне. И черт знает, что его вообще ждет. А Дамблдор – один из сильнейших магов. Его магическая сила равна силе Волдеморта. Если Гарри подыграет, то старик, скорее всего, постарается его защитить. А в подобных вопросах уже не до собственных принципов. Нет, Гарри не боялся смерти, а вот дневником он становиться не хотел. Да и Темный Лорд уж найдет способ обеспечить своему врагу, если посчитает юного мага именно врагом, «прекрасную» жизнь, что смерть будет казаться спасением. А еще изнутри легче наблюдать политическую ситуацию, там легче смотреть по обстоятельствам, что лучше предпринять, нежели когда новости будут доходить до него с опозданием и не из первых рук. В общем, это все его собственный выбор. Он идет играть перед Дамблдором роль «Гарри Поттера» по собственной воле, а не потому, что его, бедного несчастного, заставили. Он сам это выбрал.

— Ну как, сделал новые выводы? — Салима закрыла котел и потушила огонь.

— Сделал, — Гарри посмотрел на тетрадь в своих руках. Он уже и забыл, зачем пришел, — Дневник...

— Давай, посмотрю.

Салима взяла в руки тетрадь, внимательно посмотрела на нее, и внезапно закричала и выронила дневник из рук.

— Что там?

— Подожди... — девочка присела на корточки рядом с тетрадью и достала палочку. Гарри почему-то захотелось достать свою, как будто тут, в этой лабораторной, существовала какая-то опасность. Но палочку он оставил в Норе. Потом юный волшебник вспомнил, что он все-таки маг теней, а в тени лежит палочка Квиррелла, и достал ее. Салима не обратила на его действия внимания, продолжая рассматривать дневник.

— Он живой, — прошептала она, — живой...

Салима наклонила голову набок и направила палочку на дневник. Еще некоторое время, девочка размышляла, что делать с черной тетрадью, рассматривая ее своими черными большими глазами, как некую диковину. Потом потыкала дневник палочкой, и мальчик, глядя на это, усмехнулся. Затем произнесла какое-то заклинание, неизвестное Гарри, и дневник на секунду засветился золотым свечением. Девочка все так же изучающе продолжала смотреть на вещицу.

— Прости, нужно проверить одну догадку, — сказал девочка, обращаясь, вероятно, к дневнику, — Круцио!

— Салима, что ты делаешь? — Гарри аж подпрыгнул от неожиданности, когда волшебница произнесла второе Непростительное.

Но девочка не обратила на его слова никакого внимания и продолжала смотреть на дневник, как будто ждала какой-то реакции. И дождалась. Спустя пару минут дневник открылся, и в нем появилось неровно написанное слово «хватит».

Салима рассмеялась и отвела палочку в сторону. А Гарри снова ощутил эмоции дневника – растерянность, страх, непонимание.

— Не думала, что у меня получится Круциатус... Тем более, на дневнике, — весело сказала волшебница, поднялась, взяла со стола ручку, и снова села рядом с тетрадью, — а главное, за такое даже Нурменгард не светит. Только если психиатрическое отделение Германской магической клиники. Только ненормальный может пытать тетрадь, по крайней мере, обычную.

— Зачем ты это сделала? И вообще, я думал Круциатус не под силу одиннадцатилетнему магу…

— Любому волшебнику под силу любое заклинание. Если у тебя получается Люмос, значит, получится и все остальное, кроме магии родовых способностей, если у тебя таковых нет.

— А почему у некоторых не получается?

— Они просто неуверенные в себе идиоты, — как само собой разумеющееся сказала Салима, чем напомнила Гарри Тома, который считал всех стадом тупых баранов, — Любая магия основана на желании. Ты хочешь, чтоб появился свет, и произносишь заклинание. Ты хочешь убить – произносишь заклинание.

— Мне говорили, что Круциатус могут использовать только те, кто наслаждается болью и страданиями…

— Это говорил тебе какой-то явно светлый маг. Сейчас такую чушь во всех учебниках пишут. Нет, нужно всего лишь желание. Желание, чтобы заклинание подействовало. Я до этого Круцио вообще не использовала и думала, что из-за некоторой неуверенности в успехе, у меня ничего не получится. Или ты думаешь, что я получила удовольствие от использования Непростительного на этой идиотской тетрадке, которая в отличие от человека даже кричать не может? Один раз я видела, как Истван использовал Круциатус на своем сыне. Он наслаждался его страданиями? Нет, просто у того были проблемы, и он не нашел ничего лучше, как напиться. Еле на ногах стоял, но освежающее Аргуаменти смог отбить, а флакон с зельем выбил из рук отца. Тогда Истван и применил Круцио. От него отбиться невозможно, а боль «освежает» лучше холодной воды. И сейчас у меня было желание проверить одну догадку, только и всего. А когда у волшебника Круциатус не получается — это страх. Обычный страх и неуверенность в своих действиях, а не высокие моральные принципы, как говорят книги, одобренные министерствами.

— И почему тебе нужно было использовать именно Непростительное? – спросил Гарри, и усмехнулся, подумав, что назвать Снейпа, бывшего Пожирателя Смерти светлым магом – это сильно.

— Нужно было очень сильное психическое заклинание. Сильнее Круцио вроде бы ничего нет, — равнодушно сказала девочка, и подвинула к себе тетрадь.

«Надо было проверить свою теорию, извини».

«Кто ты?» — ответил Том из дневника.

«Твоя совесть», — казалось, Салима написала первое, что пришло в голову.

«Всегда знал, что у меня проблемы с совестью».

— Салима, ты знаешь, чей это дневник? — решил сказать Гарри. А то мало ли какие последствия ждут девочку, если хозяин тетради узнает о ее действиях.

— Тут написано. Какой-то Т.М. Реддл.

— Это дневник Темного Лорда.

— Темного Лорда? О, это ощутимо прибавляет энтузиазм, — ухмыльнулась Салима, — И я перед этой сволочью еще извинилась? Круцио!

Девочка держала пыточное заклятие снова до тех пор, пока Том не попросил прекратить. В этот раз там появилось только три еще более кривые буквы «хва» и непонятная черточка. Салима взяла ручку, на секунду задумалась, и написала:

«И что ты делаешь в дневнике? Поговаривали, ты где-то в Албанских лесах обитаешь».

«Там климат оказался неподходящим».

«Ах, климат. Что ты делаешь в дневнике?»

Том не отвечал.

«Хочешь третье Круцио? Что ты делаешь в дневнике? Отвечай!»

Том снова не спешил отвечать, а Гарри вообще не понимал, что происходит. Как Темный Лорд, пусть и обитающий вне телесного мира, мог оказаться в тетради?

— Какой несговорчивый Лорд попался, — как-то обижено произнесла Салима, — Круцио!

После еще одного заклятия Том решил ответить.

«Я осколок его души. Я не он».

«Подробнее» — вывела Салима в дневнике.

«По-моему, все ясно».

«Подробнее. Или может быть, климат в моем уютном доме тебе понравится больше Албанского? Я люблю всякие психические чары…»

«Осколок души служит якорем для обретения бессмертия», — Том, который почти всегда отвечал достаточно подробно на вопросы Гарри, предпочел ограничиться лишь общими фразами. Ну, оно и понятно.

«Ну и как, нравится тебе в дневнике, осколок души?»

«Не слишком».

«Не сомневаюсь. Это забавно».

— Не знаю, как он разделил душу, но на эту тетрадь будут действовать все психические и психологические чары. Круцио подействует, а Авада нет – она действует на тело. Почти бессмертная тетрадка... — размышляла вслух Салима.

«Кто ты вообще? Где Гарри?»

«Называй меня, как хочешь. Имя – набор бессмысленных букв, в котором многие люди пытаются найти смысл».

«Знаешь, мы бы с тобой нашли общий язык».

«Сомневаюсь. Ты скучный».

«Неужели?»

«Да. В арсенале три Непростительных и парочка темных проклятий. Все так ожидаемо, никакого разнообразия и творческого подхода».

«Что-то я не заметил в твоем Круцио творческого подхода».

«Эх, жаль зелья на тебя не подействуют. Так ты хочешь увидеть мой творческий подход?»

«Не то, чтобы очень. Кстати, поздравляю. Ты первый человек, который пытал меня и назвал скучным».

«Ура! Так выпьем же за это!»

Гарри рассмеялся прочитав последнюю строчку, написанную Салимой. Казалось, волшебница вообще не думала о последствиях, и о том, что она пишет. Девочка писала в дневнике то, что первое приходило в голову, особо не задумываясь над смыслом, и тем, какое впечатление произведут ее слова.

— Слушай, откуда у тебя эта вещь? — спросила волшебница, повернувшись к Гарри.

— Стащил, — честно ответил он.

— Зачем? Начинаешь коллекционировать трофеи в память о ныне живущем в мире духов Волдеморте?

— Если скажу, почему я это сделал, ты не поверишь.

— Уже поверю. Когда ты сказал, что у тебя дневник, который умеет подчинять, я не поверила... И оказалась неправа.

— Хорошо. Я увидел дневник у одного человека, и мне показалось, что эта вещь моя. Не знаю почему.

— Действительно странно.

— Книги Жизни ведь считаются родовыми? Может быть поэтому... Мы с одного рода.

— Так он твой родственник? Становится все веселее и веселее, — казалось, вся эта ситуация действительно подняла Салиме настроение, глаза ее продолжали безумно гореть, — Не хочешь сделать ему какую-нибудь гадость? Может тоже Круциатусом... Он твоих родителей убил.

— Да как-то не очень хочется, — ответил Гарри, поморщившись. Какой смысл пытать тетрадь?

— Эх, как-то ты не похож на своего родственника...

— Зато ты похожа на него, я смотрю.

— Надеюсь, я не такая скучная. Если я вдруг надумаю убить нескольких маглов, то побрезгую простой Авадой. Это неинтересно. Да и символ у него какой-то идиотский. Я бы придумала что-нибудь светлое и красивое. Представь, возвращается глава семейства домой, везде дождь, слякоть. А у него над домом свое персональное солнце, ромашки на лужайке растут, ангелочки вокруг дома летают. Он заходит в дом. Там приятно пахнет булочками с корицей, а посреди гостиной стоит три гроба в обивке солнечных цветов. В этих гробах жена и двое маленьких детей, и у всех улыбки на лицах. И только кровавая надпись на стене – «Ваш дьявол захватил власть на небесах! Да здравствует революция!» — Салима мечтательно улыбалась, — Разве это не прекрасно? Люди бы боялись солнца, запаха пряностей, ангелов, того, что считают светлым и добрым... А череп со змеей, — девочка скривилась, — это из серии магловских страшилок.

— Салима Луджин — новый Темный Лорд?

— Светлый же! И не Лорд, а Леди. Ну, а если говорить серьезно, то нет. Темные лорды — сильнейшие маги, я к таким не отношусь, уж точно.

— Я думаю, ты магически сильнее меня.

— Маловероятно. Гарри, мне палочку подарили в пять лет! Тогда же я училась простейшим чарам, а ты им учился в одиннадцать. Сейчас, возможно, я сильнее, и обойду тебя в дуэли, но года через два — уже точно нет. Тебя два рода приняли по косвенной линии, а это о многом говорит. Род просто так магов по косвенной линии не признает.

Салима о чем-то снова задумалась, а потом начала улыбаться. Очевидно, опять представляет, как доброе и вечное сделать людским кошмаром. Гарри тоже задумался... над словами пророчества, которое он почему-то сейчас вспомнил. «Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда? Родители три раза бросали ему вызов? Когда успели-то, к двадцати годам? Надо будет Тома спросить, если он после общения с Салимой захочет со мной разговаривать. Что там еще было... Рожденный в конце седьмого месяца? А какого года? А может быть, имеется ввиду недоношенный семимесячный ребенок?» Гарри не знал, что там с этим пророчеством, но могущества как-то совсем не чувствовалось. И этот осколок души... якорь, дающий бессмертие. Сжечь что ли этот дневник к чертям собачьим! Так нет, почему-то жалко.


— Я вот что думаю. Как можно разделить свою душу? — Салима, как оказалось, тоже размышляла о душе Тома, — никогда не слышала о подобном. Надо будет поискать в нашей библиотеке, там возможно найдется что-нибудь про разделение души. Но ты только представь, этот дневник — живой! Его аура ощущается, как аура человека.

— Оказывается, души могут размножаться почкованием, — протянул Гарри, глядя на дневник.

— Представь, как ему... В дневнике. Ты спроси его на досуге, он случайно не возненавидел своего создателя, то есть самого себя. Интересно, как это, быть дневником? Точно, надо узнать об этом. Может быть, можно делать из людей дневники!

— Сомневаюсь, что это светлая магия. Не по твоей части.

— Магия — это магия. Она вообще цветная, это я тебе говорю, как человек, который видит магию. Авада, кстати, не зеленая, а красная. Когда человек произносит смертельное проклятие, все видят зеленый цвет, но плетение самой магии в нем — красное. А Круциатус вообще невидим, но плетение в нем фиолетовое, я только что убедилась.

— Ты всегда так видишь магию?

— Нет, только если захочу. Если бы я ее видела всегда, я бы не выдержала. Для этого нужно сконцентрироваться, но все равно вся эта радуга цветов очень сильно бьет по глазам, или по мозгам, не знаю, как правильнее сказать.

— А как ты поняла, что дневник, как ты выразилась, живой? Другие цвета?

— Сразу все. Каждый волшебник может использовать любую магию, человек — сгусток всех цветов, вся магия. Я когда первый раз посмотрела на ауру человека — упала в обморок. В глазах сразу все цвета, они постоянно смешиваются, меняются за доли секунд, больно смотреть. Сейчас уже привыкла, но без необходимости не буду смотреть на магию человека.

Гарри поднял с пола дневник.

— Ну и что мне с тобой делать? — спросил он, глядя на тетрадь.

— Да выкинь ты его, зачем он тебе нужен. Ну, или сделай, как он говорил — подбрось кому-нибудь. Хотя, родовая вещь, все-таки. У нас дома целый стеллаж Книг Жизни. У меня своя даже есть, я иногда с ней переписываюсь. Забавно разговаривать с самой собой. Дневник всегда меня поймет и поддержит, ведь он — это я. Представь, иногда моя Книга Жизни дает мне советы! — Салима ненадолго замолчала. — Получается, вы родственники...Как там его зовут?

— Том Марволо Реддл?

— Марволо? Смешное имя. А теперь представь запись в Черной Книге рода, если бы таковая имелась. Том Марволо Реддл — попытка убийства, 31 октября, 1981 год. Прямо виновен: Гарри Джеймс Поттер. Следующая запись. Гарри Джеймс Поттер — попытка убийства, 31 октября, 1981 год. Прямо виновен: Том Марволо Реддл. Весело получается.

— В Черной Книге Цоресов он записан как Волдеморт.

— Такие книги напишут то имя, под каким человек известен, чтобы его легче было найти. Я вот всегда знала, что Волдеморт — ненастоящее имя, но настоящее мне не было известно. Так что с дневником делать?

— Если кому-нибудь подбросить, вдруг он попытается меня убить? – все-таки идея отомстить Дамблдору, да еще и чужими руками, немного прельщала.

— Действительно, — Салима задумалась, а потом медленно продолжила, — если на него действую психические и психологические чары, то мы можем попросить поклясться своей магией, что он не причинит тебе вреда... Черт! Меня точно отправят в отделение для душевнобольных, расскажи я кому-нибудь, что пытала дневник Круциатусом и взяла с него магическую клятву, — девочка рассмеялась, а потом выхватила из рук Гарри дневник, и подняла с пола ручку.

«Эй, Том, ты там не уснул еще?»

«Ненавижу это имя».

«А я ненавижу тараканов, маленьких детей и молочную кашу. И что теперь?»

«Что тебе от меня нужно? Где Гарри?»

«Гарри жив, здоров, правда, худоват. Но это мое личное мнение. Кстати, о нем... Магическую клятву дашь?»

«С чего вдруг я должен приносить магическую клятву?»

«Ну не знаю даже, как тебе понятнее объяснить. Ты дневник, а я человек, и у меня есть волшебная палочка».

«Насчет чего клятва?»

«Что ты не попытаешься убить Гарри, подставить его или каким-бы то ни было образом причинить ему вред».

«Если я приношу клятву, она не распространяется на того, кто меня создал».

Гарри снова ощутил эмоции Тома. Тот искренне не понимал, чего от него хотят. Вероятно, у него действительно не было в планах причинить Гарри вред, поэтому первое, что он предположил – у него хотят взять клятву, чтобы Волдеморт, когда он возродится, не попытался убить того, кто стал причиной его падения.

«Спасибо, я как-то и сама догадалась».

«Тогда зачем тебе это?»

«Для спокойствия. Вдруг Гарри исполнит твою просьбу, а ты кого-нибудь заставишь его убить. Я тебе не доверяю».

«Правильно делаешь. Людям вообще лучше не доверять».

«Ага. Только ты не совсем человек. Хотя, признаюсь, я думала Темный Лорд более мерзкая сволочь, чем ты».

«Для меня сегодня прямо-таки день открытий. Ты была бы хорошим Пожирателем Смерти».

« Я буду Забирателем Жизни, Дарителем Отчаяния и Размножителем Душ, спасибо за идею. Создам свою организацию. Формой будут белые мантии с крылышками, а на лицах маски зайчиков, как у маглов на детском празднике».

Гарри усмехнулся, представив эту картину. Приходят такие маги в этих белых мантиях, убивают каким-нибудь светлым зельем или пытают до смерти Риктусемпрой, пока человек от смеха не захлебывается в собственной слюне, или не задыхается, и оставляют свой знак — светящееся солнышко и летающих вокруг дома ангелочков. Но все же, было не по себе. Может быть, поэтому Том и рассказал Салиме о том, что он осколок души. В девочке чувствовалось что-то такое…безумное, что ли. Наверно поэтому, как говорила Салима, ее и боятся родители. Или боятся за нее. Сейчас, у нее детские мечты с ангелочками. Наверно, они никогда не реализуются, а будет что-то более страшное…

«Я бы рассмеялся от одного внешнего вида членов подобной организации» — ответил Том.

«На это и расчет. Это было бы последнее, что ты успел сделать в жизни. Так ты клятву приносишь?»

«Только ради вас, мисс Дарительница Отчаяния и Забирательница Жизни. Клянусь собственной магией, что не буду пытаться причинить вред Гарри Поттеру любым возможным способом» – после этой фразы дневник на секунду засветился светло-синим цветом.

«Довольна?»

«Живи, осколок души».

«Ну, спасибо, что разрешила».

Гарри не хотелось уходить. С Салимой можно было поговорить обо всем. С ней не нужно было притворяться, думать, что говорить, а что нет. И юный волшебник понял, что будет скучать. Свою поездку в гости к Уизли он воспринимал как что-то временно-вынужденное, и толком не задумался над тем, что после этого уедет в Хогвартс. Не будет больше уроков Иствана, дуэлей с Луджином и разговоров с девочкой, которая пытается ломать стереотипы о темной и светлой магии. Он действительно будет скучать по всему этому.

— Удачной учебы в Дурмстранге.

- И тебе. До встречи, — улыбнулась Салима и протянула руку, — думаю, мы увидимся среди года.

— Наверно, — сказал Гарри, пожимая маленькую ладошку.

Гарри вернулся в Нору. Никто там не заметил его отсутствия. Мальчик проскользнул в спальню, лег в кровать и почти сразу же уснул.

Впервые за последнее время, ему снился тот день, когда погибли родители. Раньше он видел в этих снах зеленый цвет и слышал холодный смех. В этом же сне холодного смеха не было, зато было видно человека, который их убивал. Он был одет в белую мантию с крылышками, и маску зайца, а вокруг него летали ангелочки.


Глава 29

Глава 29. Честность перед собой


Следующий день был последним днем каникул. Миссис Уизли занималась стиркой мантий, свитеров и носков, в том числе и тех, что принадлежали Гарри. Мальчик искренне не понимал, зачем она это делает. В Хогвартсе полно домовиков. Ему казалось логичнее собрать все нестиранные вещи, и положить их в первый школьный день в корзину для грязного белья. Домовики постирают, и уже на следующий день у студента будет чистая одежда. Но, вероятно, слизеринцу никогда не понять гриффиндорцев.

Казалось, что кроме матери никто в семье не занят подготовкой к отъезду в школу. Кроме, разве что, близнецов. Но и они готовились своеобразно — проверяли наличие необходимых для их шуток вещей. Гарри вообще не понимал, как они попали в Гриффиндор. Им самое место в Равенкло, с их умом и изобретательностью. Они, уже в столь юном возрасте, придумывали новые по действиям зелья, и Гарри сомневался, что даже Снейп, когда был студентом четвертого курса, мог похвастаться своими изобретениями в зельеваренье.

Перси тоже не готовился к отъезду, что казалось странным, с его-то любовью к порядку. Хотя, возможно, он сделал это раньше. Рон не хотел возвращаться в Хогвартс. По мнению Гарри, в их доме было скучнее, чем в школе. Но, как говорится, каждому свое.

Том не отвечал Гарри. Обидчивый Лорд, обидчивый. А Круциатус на нем использовать Гарри не планировал, да и не смог бы, наверно. Это Салима с палочкой умела с пяти лет обращаться. В ней была та самая необходимая уверенность. Гарри ее не ощущал, как и в собственную силу не особо верил. Мальчик написал Тому, что тот может обижаться сколько захочет, все равно дневник он и есть дневник. Решил позлить, в общем. Теперь уже было понятно, почему его так раздражают упоминания о том, что он всего лишь тетрадка.

Наверно, это и вправду грустно, быть вещью, не иметь возможности действовать. А желание, наверняка, остается. Как и мечты, как и планы на будущее, которого у дневника нет. Это ж как надо себя не любить, чтоб такое с собой сделать? Или юный Том Реддл, создавая дневник, не понимал, что делает? Думал, что осколок души не умеет чувствовать, мыслить? Гарри было действительно жаль Тома из дневника, но он ему об этом никогда не скажет. Как, скорее всего, никогда и никому не скажет, что он Темного Лорда ненавидит, но при этом уважает, завидует ему. Или не совсем ему, а его силе воли, умению добиваться своего. Но все равно ненавидит. Он один из тех, кому стоит сказать спасибо за прекрасную жизнь с Дурслями.

И Тома из дневника уважает. Пятьдесят лет быть вещью и еще пытаться шутить в общении – это показатель силы. Не магической, а духовной. Она, оказывается, не менее важна в мире волшебников. Да и сам Волдеморт столько лет живет без тела, он сейчас никто, но все равно надеется, ждет. И письмо написал не злобное, скорее забавное. Тоже показатель силы. А Гарри ощущал себя слабым. Он злился на Дамблдора, Снейпа, когда узнал, что они в косвенных виновниках смерти родителей числятся, вместо того, чтобы сделать вид, что все хорошо. А потом тихо отомстить.

Все эти мысли возникли в голове Гарри после слов Салимы, что лгать себе – последнее дело. Вот он себе и не лжет, но никто об этих мыслях не узнает. И даже о том, что старика Дамблдора он уважает, тоже никто не узнает. Без войн, тихо и мирно захватить власть и влиять на магическое сообщество – тоже уметь надо. Хотя об уважении к Дамблдору можно и сказать. Об этом даже можно кричать на каждом углу и при каждом удобном случае.

А вот Уизли Гарри не уважал. Вообще. Сегодня за завтраком миссис Уизли снова напомнила о его маме, сказав, что когда смотрит в зеленые глаза Гарри, вспоминает милую Лили. Мальчику хотелось кинуть в нее тарелку с кашей, закричать о том, как они смеют говорить о родителях. Но он вспомнил Тома, и улыбнулся. Надо быть сильнее.

И, если уж Гарри решил быть честным перед собой, то ему пришлось признать, что он все меньше уважает своих родителей. За то, что ввязались в войну, по сути бессмысленную, вместо того, чтобы уехать из Англии. За то, что выбирали таких «замечательных» друзей. За то, что они были такими же, как эти Уизли. Но опять же, честность перед собой – это хорошо, но перед остальными можно быть не честным.

Как оказалось, Рон еще не дописал эссе по Истории магии, поэтому после завтрака он отправился в комнату – дописывать. Гарри это эссе и не начинал. Драко рассказывал, что профессор Бинс всегда забывает, что задавал что-либо. Ему напоминают, он собирает эссе, но не смотрит их. Да и вообще, как он их может смотреть, если он призрак? У него даже развернуть свиток не получится. Не попросит же он Флитвика или Снейпа разворачивать перед ним свитки, чтобы он читал? Поэтому экзамен по Истории магии всегда сдавали устно, кроме пятых и седьмых курсов, но там его и не Бинс принимал, а самопишущее перо, купленное Дамблдором специально для необычного профессора, вносило результаты в ведомости. Почему в преподавателях держат такого некомпетентного и не совсем живого сотрудника? То ли дело в финансах, ведь призраку можно не платить зарплату, ему не нужна одежда и еда, то ли директор не хочет, чтобы столь важный предмет вел кто-то более компетентный. А то поставят кого-нибудь, вроде Иствана, и будет он рассказывать о том, как Годрик Гриффиндор предлагал создать армию грязнокровок.




* * *


Вечером всех отправили спать раньше обычного. Гарри еще раз проверил свою готовность к отбытию, спрятал подальше книги по окклюменции – пора было уже начинать учиться этому искусству. Артефакт, то есть сережка в ухе, – не панацея, его можно сорвать, его защиту можно взломать. Последними положил поглаженные миссис Уизли брюки. И ему даже не было совестно, что женщина так для него старалась. Если бы не ее дочь, которая на эти брюки сегодня за завтраком уронила масленку, в результате чего на них появились жирные пятна, то и стирать бы их не пришлось.

Спать не хотелось, и Гарри взял у Рона одну из книг Локхарта и начал ее листать. Свои учебники он не покупал. Вот еще, нужно ему тратить кучу денег на такую ерунду. Он пролистал в магазине несколько книг, и решил, что обойдется как-нибудь без учебников по Защите. Шестой Уизли уснул быстро, и Люмос, которым Гарри освещал страницы, ему спать не мешал. В скором времени мальчик уже начал засыпать прямо с книгой в руках, но проснулся от крика миссис Уизли. Даже не от крика, а скорее от громкого и злого шипения. Гарри поднялся и приоткрыл дверь, благо она не скрипела.

— Убери это немедленно, мерзавка! – очень рассержено шептала миссис Уизли, а в коридоре немного пахло горелым, — Что ты творишь? Отвечай матери! Откуда. Тебе. Известен. Этот. Темномагический. Ритуал?

— Я книгу нашла… когда мы были в «Дырявом Котле», — всхлипывая, ответила Джинни, — она там лежала на столе…

— На столе, значит? И ты решила, что тебе непременно нужно сделать что-нибудь, описанное в этой книге, так? А если бы нашла книги с Непростительными, тоже бы их решила опробовать?

— Нет…я просто… — девочка разревелась, и Гарри понял, что вообще впервые слышит ее голос.

— Что ты просто? Ты думаешь, я не понимаю, что это за ритуал? Ты думаешь, я не понимаю, зачем в нем тебе понадобились волосы Гарри?

Услышав свое имя, Гарри глубоко и шумно вздохнул. Но мать и дочь, к счастью, этого не услышали.

— Зачем тогда спрашиваешь?

— Потому что ты ведешь себя, как идиотка!! – все так же зло шептала миссис Уизли, — Ты думаешь, я глупая, да? Ты думаешь, я не заметила, что ты вечно все роняешь, в присутствии Гарри? Ты думаешь, я не замечаю, что он тебе понравился. Но ты идиотка!

Девочка продолжала всхлипывать.

— Ты убегаешь, когда видишь его, ты ведешь себя, как малолетняя дура. И, разумеется, видишь, что он не обращает на тебя внимания. Да ты вообще эту неделю только и закрываешься в своей комнате. Разумеется, он тебя даже не замечает. Но это не повод проводить темномагические ритуалы, глупая! Ты думаешь, ритуалы и зелья создают любовь? Нет, они создают ее иллюзию. А тот ритуал, что пыталась провести ты, еще и разрушить личность человека может! И слава Мерлину, что я еще не спала и почувствовала, что пахнет горелым. Немедленно все убирай, и чтобы больше ничего подобного я не видела. Ту книгу неси сюда, живо! Никакой темной магии в моем доме!

— Да, мама, — твердо сказала Джинни, и Гарри стало страшно от этого твердого и уверенного голоса девочки.

Может быть, если человека принимают в род, ему передаются и качества, черты характера, отношение к жизни, присущие представителям этого рода? Иначе как объяснить то, что для Гарри, как и для Цоресов, когда они еще были живы, Иствана, Луджина и других представителей четырех родов главное – возможность выбора. Пусть ограниченная, но все же хоть такая. Никто не говорил Салиме, что ее светлые варева – зло. Вряд ли девочка к одиннадцати годам отлично владела окклюменцией, и ее родители, скорее всего, знали о ладане, попавшем к Суданскому мулле. Но это ее, черт возьми, выбор! И сейчас, какая-то глупая рыжая девочка пыталась ограничить Гарри в выборе? Ни Дамблдор, ни вся магическая Британия, считающая его Героем, а всего-навсего одна единственная одиннадцатилетняя девочка из «светлой» семьи, которая решила провести какой-то темномагический ритуал, чтобы Гарри в нее «влюбился»? Да это Джинни Уизли надо в отделение для психов магической клиники, а не Салиме! Последняя — как раз во многом права. Светлая Амортенция лишает воли так же, как и темный Империус, если человека находящегося под действием Непростительного заставить в кого-то влюбиться.

«Мда…» — мыслей в голове Гарри крутилось слишком много, а это «мда» было их итогом.

«Скажем спасибо курице, что не спала и остановила это безобразие! Представляю нас, влюбленных в эту рыжую! Буээ…» — возник в голове Гарри почти радостный голос Адама-Самаэля.

«Она опасна — седьмая Уизли».

«Да это я уже понял. Надо что-то делать».

«Что?»

«Дневник ей подсунь. Все равно Том с нами не хочет общаться. Обижается».

«А вдруг Том через рыжую убьет кого-нибудь?»

«Ну тебя он не убьет, а то превратится в обычную магловскую тетрадку после нарушения клятвы. А до остальных тебе есть дело?»

«Только до Малфоя и Грейнджер».

«Ну и напиши ему на прощание, чтобы их не трогал. Если он не отвечает – это не значит, что он не читает то, что ты ему пишешь».

«Но потом обвинят во всем Джинни, она скажет, что виноват дневник, а Том расскажет, что это я во всем виноват».

«Не расскажет. Не думаю, что он хочет быть простой тетрадью. А рыжую обвинят… ну и пусть. Или хочешь быть ее мужем в будущем?»

«Не хочу…»

Гарри еще долго не мог уснуть, мысли мешали. Какой там был темномагический ритуал? Когда рыжая успела взять его волосы? И вообще, это ненормально! В одиннадцать лет у девочки должны быть другие интересы, а не желание кого-то в себя влюбить. И он еще ее умственно отсталой считал? Хотя Гарри тут же решил, что так и есть, она – умственно отсталая. Но что ей в нем понравилось? Он обычный ребенок, который выглядит даже младше своих двенадцати лет, с вечно лохматыми волосами… Разве что влюбилась она не в него, а в Мальчика-Который-Выжил. «Тьфу! Противно!»

Утром Гарри встал раньше других, хотя уснул позже, достал дневник Тома.

«Не делай ничего плохого Гермионе Грейнджер и Драко Малфою в школе, когда там окажешься. Я сегодня постараюсь подкинуть тебя в вещи одной идиотки».

«О, ты все-таки решил отомстить Дамблдору? Гарри Поттер беспокоится о благополучии сына Люциуса Малфоя – Пожирателя Смерти?»

«Ты решил начать со мной разговаривать?»

«Да ну тебя».

Вот и поговорили. Тем временем, в комнату вошла миссис Уизли.

— Гарри, ты уже проснулся… Рон! Пора вставать! – женщина подошла к сыну, — Рон! Кому говорю, вставай!

— Да…встаю… встаю… — пробормотал рыжий и постарался снова уснуть. В общем, будили его долго, а Гарри размышлял над тем, когда бы подложить дневник Джинни.




* * *


Во время завтрака миссис Уизли бросала на свою дочь хмурые взгляды, но никто, кроме Гарри этого не замечал. Да и он бы не заметил, если бы не ночной подслушанный разговор. Уизли были действительно верны идеалам Дамблдора и мифического света, но дочь свою они любили. А Гарри для них никто. Личности можно было лишиться после ритуала? Это грустно и печально, но не смертельно. Вот именно в данный момент Гарри понял, что они такая же семья, как Луджины, наверно, Малфои и другие. Они тоже своих любыми примут, стоит сыну или дочери сказать: «прости». А в чем тогда разница между идеями Дамблдора и Реддла? Просто борьба за власть? Фадил Луджин вот за Темным Лордом бы пошел, а Уизли – за Дамблдором, а в чем смысл? Власть все равно ни Луджин, ни Артур и Молли Уизли не получили бы. Максимум, что получили бы последние – это орден Мерлина. Но ведь они не за него в той войне боролись. Прав был Том, люди действительно стадо. И Салима права — они внушаемые идиоты. Нет бы просто жить, радоваться солнцу (не в исполнении Салимы и без ангелочков), дождю, красивой природе, морю… Придумывают идеи, развязывают войны, которые выгодны лишь некоторым, верят в неосуществимые идеи, и за эти идеи готовы умирать. Идеи разные, а люди одинаковые.

— Так, все собрали свои вещи? – спросила миссис Уизли.

— Нет, — ответили все, кроме Перси и Гарри.

А дальше началась суета, шум… Уизли толкались на лестнице, вечно что-то забывали, возвращались снова, когда чемоданы уже были вынесены в гостиную. В этой суете Гарри и положил дневник в один из учебников Джинни, которые лежали стопкой на ее чемодане, и еще не были сложены внутрь. Не вместились они, а уменьшающей магией девочка не владела.

Гарри немного отстраненно наблюдал, как учебник Джинни, в котором лежала черная тетрадь, был положен в чемодан, как близнецы забыли что-то важное, и снова поднялись в спальню. Рыжая вела себя как обычно, как будто и не пыталась проводить какой-то там ритуал, и Гарри не было ее жалко. Что бы с ней не случилось. Он бы стал сомневаться, если бы за завтраком увидел тень сожаления, увидел, что под хмурыми взглядами матери, она действительно понимает, что пыталась сделать что-то нехорошее. Но нет, когда миссис Уизли смотрела на нее, та смотрела в ответ. Достаточно смело смотрела, как будто даже злилась за то, что мама смела ей помешать. Только глядя на Гарри она, как обычно краснела, но сегодня ни разу не спряталась за юбку матери. Если бы Гарри почувствовал, что она сожалеет, ей бы это не помогло. Он так же подбросил бы ей этот дневник. Он не Дамблдор, вторые шансы никому давать не собирается. Просто в душе чувствовал бы себя паршиво, и совесть бы его мучала. А так не будет мучить.




* * *


Ехали в магловской машине, в которой почему-то поместились все. Вернее, Гарри понимал, почему в ней все поместились, все-таки машина принадлежала семейству волшебников. Не понимал он только того, почему они так едут! Можно же аппарировать, взрослые могли бы перенести чемоданы, потом аппарировать с каждым из детей прямо на платформу. Так нет, они сейчас очень опаздывали, но добирались почти по-магловски.

На платформу все просто бежали, оставалось пять минут до отправления поезда. Миссис Уизли пыталась командовать, кто и когда должен проходить сквозь барьер вначале, но Гарри ее не слушал. Смысла в ее болтовне вообще всегда было мало, а сейчас он опаздывал, чтобы еще пропускать перед собой близнецов!

Гарри вбежал на платформу меньше чем за минуту до отправления поезда и проскочил в первый попавшийся вагон. Фред и Джордж появились следом, за ними Рон, которому пришлось уже почти догонять поезд, но все же он успел запрыгнуть. Гарри пообещал себе, что это был первый и последний раз, когда он оправляется в Хогвартс с этим несобранным семейством. Он бы сам добрался до вокзала быстрее и вовремя.

Ехать пришлось в купе с Роном, Невиллом и Гермионой. Девочка читала одну из книг Локхарта, Лонгботтом и Уизли о чем-то разговаривали, а Гарри просто смотрел в окно. Наверно, он долго любовался пейзажем, но пейзаж был интереснее, чем бессмысленный разговор. Отвлекся он только тогда, когда почувствовал на себе пристальный взгляд.

— Тебе скучно, — констатировала Гермиона, и Гарри улыбнулся, — Мне тоже часто скучно, поэтому я люблю книги.

— Я тоже люблю, но Локхарта читать не буду.

— По-моему, он интересно пишет.

— Согласен. Но учебник по магической дисциплине – это книга, в которой описывается ситуация, и говорится, как я должен поступить в этой ситуации. У Локхарта же не учебники, а обычная художественная литература.

— Он все это сам совершил!

— Предположим. Только толка от его книг все равно мало.

— А вот и не мало! – заупрямилась Гермиона. Если бы она стояла, то наверняка бы топнула ногой, но в данный момент ее ноги свисали с кресла.

— Да ну? – скептически приподнял бровь Гарри, и выхватил из рук девочки книгу – «Встречи с вампирами», открыл ее на первой попавшейся странице, — «И в этот момент, я вспомнил, что у меня в кармане лежит серебряный клинок, выхватил его и пронзил им сердце вампира». Гермиона, это бред! Во-первых, как можно забыть, что у тебя в кармане серебряный клинок завалялся? Во-вторых, это средство подействует не только на вампира, но и, полагаю, на меня. Как ты думаешь, на тебя подействует?

— Но ведь это факт, что вампиров убивает серебро!

— А серебряный клинок вообще кого угодно убить может!

— Гарри прав, — подал голос, обычно молчаливый Невилл, — моя бабушка тоже сказала, что книги Локхарта – не учебники, а ерунда какая-то.

Гермиона сердито посмотрела на Лонгботтома, выхватила книгу из рук Гарри, и демонстративно отвернулась.

«Что-то на меня в последнее время все обижаются…» — подумал Гарри.

Оставшуюся дорогу Гермиона так и ехала, уткнувшись в книгу, а Рон и Невилл пообсуждали еще немного неоправданную популярность Локхарта. Гарри поначалу вяло участвовал в беседе, а потом просто уснул.




* * *


До замка снова ехали в каретах, запряженных костлявыми лошадьми, на которых почти никто не обращал внимания, а Гарри их с интересом разглядывал. Но спрашивать снова не стал, слишком уж скучающие лица у однокурсников были. Видимо, такие лошади – обычное явление, и это просто его магловское воспитание дает о себе знать, выливаясь вот в такие пробелы в знаниях о магическом мире.

Распределение оказалось невероятно скучным, когда смотришь на него со стороны, и Гарри просто смотрел в потолок с безучастным видом.

— Не надоело потолком любоваться? Он тут всегда одинаковый в вечернее время… — протянул Драко, который тоже откровенно скучал, разве что ради приличия смотрел в сторону преподавательского стола.

— Когда на небо смотришь – думать легче. Даже если небо ненастоящее.

— Возможно. Но я думал о Распределяющей Шляпе, поэтому мне на нее было проще смотреть.

— О Шляпе? – удивился Гарри.

— О ней. Она ведь судьбы людей решает, а сама – всего лишь Шляпа. Я просто представил, что было бы, определи она меня в Равенкло. Другие люди, другие интересы… Некоторые из моих предков учились в Равенкло, правда, редко. А ты о чем думаешь?

— О том, что будет, если наложить на человека Империо, приказать ему не умирать, и отправить в бой, — спокойно произнес Гарри.

— Ух ты! А действительно, что будет… — задумался Драко, — С чего вдруг у тебя такие мысли?

«С Салимой переобщался летом, вот и мысли такие!» — ответил Малфою Адам-Самаэль, но блондин, разумеется, его не услышал. А Гарри лишь пожал плечами.

— Просто мысли, — сказал он и усмехнулся.

— Уизли, Джиневра! – знакомая фамилия, произнесенная МакГонагалл отвлекла Гарри, и он посмотрел в сторону преподавательского стола, перед которым проходило распределение.

Шляпа задумалась, ненадолго, но все же сомнения у нее были. Но отправила девочку все равно в Гриффиндор. А Гарри стало интересно, между какими факультетами сомневалась Шляпа. Но он знал, что через пять минут вообще забудет об этом. Это не важно. А вот то, что предпримет Том из дневника – важно! Рыжая девочка напомнила Гарри об этом, и он мысленно немного поежился. Если кто-то действительно умрет – это будет на его совести. У Тома совести нет, ее вон Салима успешно заменяла…

Вот так и начался новый учебный год в школе чародейства и волшебства Хогвартс.




Глава 30

Глава 30. События


Следующие два месяца, проведенных Гарри в школе, можно было охарактеризовать, как… скучные. Хотя несколько интересных событий все же произошло. Драко Малфой стал новым ловцом слизеринской команды по квиддичу, поэтому у блондина практически не оставалось времени на общение со своими приятелями. А Гарри все больше времени проводил либо в библиотеке, в обществе Гермионы, либо с Крэббом и Гойлом. Оказалось, говорить с ними даже забавно, они верят всему, что им говорят. При условии, что им говорят это уверенным тоном. Гарри причислил их к той же категории людей, что и Рона Уизли.

Ну а что? Рону Уизли с детства внушали, что Темный Лорд и Пожиратели – зло, и он верил. Крэббу и Гойлу говорили обратное – и они верили. Кто из них прав? Права Гермиона Грейнджер!

В один из обычных, ничем не примечательных дней, между Гарри и Гермионой состоялся интересный разговор о Первой войне.

— Гарри, ты только не обижайся… Давно хотела тебя спросить. Вот ты общаешься с детьми бывших Пожирателей Смерти… Скажи, за что воевали их родители? Я читала газеты, там описан весь террор, описано, какие они злые и ужасные. Но ведь так не бывает! Люди всегда воют за что-то! За идеи, за свою семью, за свою страну!

— Иногда за власть, — заметил Гарри.

— Они воевали за власть? Все? Нет, Гарри, так тоже не бывает. Даже когда люди воюют за власть, они стремятся ее достичь, чтобы произвести какие-то реформы. Я, кроме того, что они были против маглов и маглорожденных найти ничего не могу.

— Ну, за это они и воевали. Или тебе кажется, что этого недостаточно?

— Полагаешь, что достаточно? – Гермиону, как маглорожденную, это явно задело. Гарри знал это, но ведь она сама хочет знать правду? А правда порой злая и жестокая… для некоторых.

— Нет. Но они, по-своему, были правы. Они воевали за свои семьи, в том числе. Ты же знаешь, что маглорожденные волшебники – потомки сквибов и магов. Наверно, сквибы – потомки маглов. Ну, это было бы логично. Поэтому считается позорным, если в семье родился сквиб. Особенно, в чистокровной. Значит, не такая уж она и чистокровная, — усмехнулся Гарри. До этого он никогда особо не задумывался над тем, откуда берутся сквибы, поэтому просто озвучил пришедшую ему в голову мысль. Но озвучил уверенно, как будто знал это всегда, — Вот Пожиратели и воевали за эту самую чистоту крови.

Гермиона смотрела в окно. Ей было обидно все это слышать, но такова жизнь. И она не виновата в том, что является маглорожденной, и чистокровные не виноваты в том, что маглорожденных недолюбливают. Разбавят они кровь больше необходимого – и все. Прощайте родовые способности и магическая сила. Будут рождаться обычные слабые маги.

— Хотя, думаю, Волдеморт воевал не за это. Просто нашел предлог, чтобы за ним пошли чистокровные. Нравилось ему воевать, — медленно произнес Гарри, вспомнив слова дневника о «тупом стаде баранов», и задумался. Только не о причинах войны, а о том, что за две недели в школе ничего не произошло, а должно было! Почему Том ничего не делает?

Гермиона повернулась к Гарри, в глазах стояли слезы. Ей обидно, конечно, ей обидно! Но кому разрушать детские иллюзии, как не Гарри – Мальчику-У-Которого-Не-Было-Счастливого-Детства?

— Получается, я для них – человек второго сорта? – спокойно и очень тихо спорила девочка.

Но как бы Гарри не считал, что он имеет право разрушать эти самые иллюзии, обижать Гермиону он не хотел. И рассказал ей историю принятия в род Фадила Луджина, не уточняя, откуда ему все это известно. Рассказал о том, что без маглорожденных рождались бы не сквибы, а просто слабые дети, болезненные и уродливые из-за постоянного кровосмешения. Рассказал о предложении гордого и храброго Годрика Гриффиндора сделать армию маглорожденных рабов, и вообще много чего рассказал из того, что рассказывать бы не следовало. А потом еще долго сам себе удивлялся, что это он вдруг стал таким разговорчивым…

Гарри решил, что еще немного, и он вообще заговорится и расскажет то, что рассказывать нельзя ни в коем случае. Нельзя потому, что существует штука такая – легилименция, а не потому, что не доверяет Гермионе, и замолчал. Девочка по-прежнему смотрела в окно. Она сидела так еще минут пять, а потом повернулась, и начала все так же тихо, как и до этого говорить.

— Они боролись за сохранение магии в своей крови, Дамблдор – за равноправие между маглорожденными и чистокровными. Знаешь, я ведь всегда буду поддерживать политику Дамблдора. У меня, как у маглорожденной, и выбора-то нет. Даже если ты пойдешь против него. И не бойся, я никому ничего не скажу. Просто я ведь не дура, понимаю…

Конечно, не дура! Умная девочка. Сразу поняла. И, черт бы ее побрал, поняла слишком много. Или Гарри слишком много тут всего наговорил. Опасно много говорить.

— Я не против маглорожденных, ты же знаешь…

— Знаю. Иначе бы ты со мной не общался. Но я действительно верю, что Дамблдор прав. Маглорожденных не так много, чистокровных и полукровок больше. Магия не исчезнет, не должна.

— Возможно. Я не знаю, что будет дальше с магией. Не могу знать.

И из этого разговора Гарри сделал два вывода. Первый – Гермионе на ее День Рождения, который будет через несколько дней, нужно подарить артефакт, защищающий от легилименции. Второй – Гермиона сделала свой выбор сама. Ей не навязывали его, как Рону, Крэббу и Гойлу, она просто для себя решила. Она все понимает, анализирует и осознает. Для нее Темный Лорд – не бабайка из детских страшилок, для нее он – противоборствующая сторона. Не потому, что он зло, он темный волшебник и вообще страшный дяденька, а потому, что с его позицией она не согласна. Пусть пока она и не знает, что он не совсем умер, когда-нибудь вернется, и станет этой противоборствующей стороной в реальности. Гарри не планирует участвовать в новой войне на стороне Волдеморта, но и сторона Дамблдора его не прельщает. И если ему придется бороться против людей директора, то Гермиона будет одной из немногих, кто действительно поймет о причинах войны хотя бы для себя. Она будет бороться за цель, а не просто так, как большинство. Она не «тупое стадо баранов», хоть Том этого и не оценит. Она не «неуверенная идиотка», как охарактеризовала Салима тех, кто не уверен в своих магических силах. Заклинания у нее получаются лучше, чему у многих чистокровных. Этой уверенности в себе ей хватает. Может быть, на некоторую сложную магию ей действительно не хватит магических сил, но не будет того заклинания, которое она не сможет сотворить из-за неуверенности в себе. И пусть, она будет на стороне Дамблдора, но Гермиона достойна уважения.

Еще из событий этих двух месяцев, Гарри мог вспомнить одно обычное утро. Он, Драко, Крэбб и Гойл направлялись на урок травологии, но за одним из поворотов резко остановились. Напротив них стоял мальчик-гриффиндорец с фотокамерой, улыбался, и явно намеревался их сфотографировать.

— Гарри! Я Колин Криви, я из Гриффиндора! Я все-все о тебе знаю! То, как ты маленьким победил Сам-Знаешь-Кого, то, что о тебе написано в нескольких книгах! Можно мне тебя сфотографировать, — мальчик посмотрел на слизеринцев, — с твоими друзьями?

Малфой и Поттер переглянулись, и блондин понял, что фотографироваться Гарри не сильно-то хочет.

— Вот, Гарри, я и говорю, что грязнокровки привносят в наш мир только грязь из своего мира, — как ни в чем не бывало начал Драко, как будто продолжил прерванный разговор, — поэтому, все журналисты, фотографы и репортеры – грязнокровки или полукровки! Та же Рита Скитер – полукровка, и детство провела в мире маглов. Вот и этот тоже, я уверен, грязнокровка. Ведь так? – обратился Малфой к Криви, немного поморщившись, всем своим видом показывая, как ему неприятны эти самые грязнокровки.

— Мы опаздываем, — напомнил Гойл.

— Ах, да, — сказал блондин, и прошел мимо гриффиндорца. За ним прошли Крэбб и Гойл, задев маленького мальчика, выглядевшего намного младше одиннадцати лет, плечами с двух сторон.

Гарри хотел улыбнуться гриффиндорцу, как-то приободрить его и уже жалел, что не сфотографировался. Ну, что ему стоило? А потом решил, что раз он не хотел фотографироваться, значит, так и надо. Почему он должен кого-то жалеть и кому-то потакать? Этот захотел его сфотографировать, Джинни, наверняка, захочет его женить на себе, кто-то захочет его убить. Он что, должен никого не обижать и не расстраивать? Поэтому юный маг прошел мимо Криви с безразличным лицом, только задевать плечом его не стал. Но все равно ситуация была не из приятных.

Еще одно запоминающееся событие – урок Локхара. Этот новоиспеченный преподаватель раздал студентам тест, где спрашивал о своем любимом цвете и самой сокровенной мечте. Гарри долго думал, отвечать на этот тест или нет. Разумеется, ответов он не знал, но придумать-то что-нибудь всегда можно. Написать, к примеру, что самая сокровенная мечта Локхарта – убить миссис Норрис, а родился он — тридцать первого февраля. Но мальчик решил не утруждать себя придумыванием ответов, и сдал пустой лист.

После новый преподаватель по Защите презентовал свою автобиографию – книгу «Я – волшебник», которая в обязательный курс не входила, но приветствовалась в качестве учебника для дополнительного чтения. И почему-то как раз в тот момент, когда он стоял и показывал всем замечательную обложку этой книги со своей улыбающейся физиономией, название книги изменилось. Теперь там было написано — «Я – сквиб». Смеялась вся мужская часть аудитории. Девочек эта безобидная шутка расстроила.


Потом по школе ходили слухи, что Локхарт бегал со своей биографией по всем кабинетам преподавателей, но никто не стал исправлять иллюзию в названии. Да и не мог, все-таки магией отражений, как убедился Гарри в прошлом году, в школе никто кроме него не владел. Хотя он был уверен, что никто из преподавателей и не пытался помочь несчастному горе-коллеге. Не нравился им Локхарт.

— Откуда этот индюк взялся? – Гарри впервые слышал возмущение Гойла.

— Другого индюка не было, — отозвался Драко, удобно расположившийся в кресле гостиной.

— Квирелл и то лучше был! – подхватил Винсент, — У него на уроках я хотя бы спал.

— Да уж, лучше… — протянул Малфой, которому было известно о Квирелле немного больше, чем его приятелям.

— Они действительно не могут найти хорошего преподавателя, или такое паршивое преподавание тут приветствуется? – Гарри тоже интересовал этот вопрос.

— Он был единственной представленной в Попечительском совете кандидатурой. Отец рассказывал. Говорят, некоторые из бывших Пожирателей пытались занять эту должность, но список кандидатов представляет директор, попечители только утверждают кандидатуру или отказывают в утверждении.

— Уж лучше Пожиратели. Тот, кто преподает Защиту от темных искусств, должен все-таки в этих темных искусствах хоть немного разбираться! – Поттер действительно желал бы видеть в преподавателях скорее Пожирателя, чем безмозглое нечто.

— Иллюзия на книге твоих рук?

— Моих, — Малфой все равно никому не расскажет, а Крэбб и Гойл вообще кроме Драко и, иногда Гарри, ни с кем не общаются.

— Качественно, — протянул блондин и задумался, как будто решаясь, стоит ли о чем-то спрашивать, или нет.

Гарри вопросительно поднял брови.

— Мои черные волосы в прошлом году – тоже твоих рук дело?

Лучше бы Малфой так и не решился задать этот вопрос.

— Ты тогда Гермиону обижал, — спустя минуту ответил Гарри.

— Слизеринец защищает грязнокровок! Куда катится этот мир! А иллюзия ведь не простая, Гарри, не простая… — совсем тихо добавил последнюю фразу Драко.

«Спалился!» — констатировал Адам-Самаэль.

— Какая есть. Моя фирменная.

— Не фирменная, а родовая, — пояснил Малфой. Уж он-то, представитель древнего чистокровного рода, об этом знает.

«У Малфоя есть родовые способности? Род древний, один из немногих, где непродуманные браки никогда не заключались. Должны ведь быть!» — размышлял Адам-Самаэль.

«Должны быть. Но он не такой идиот, как я, чтобы в школе их использовать».

«Самокритика – дело хорошее. Так и научишься жить».

— Почему все девочки так реагируют на Локхарта? – решил сменить тему Гарри.

— Он Амортенцией вместо духов пользуется.

— Шутишь?

— Шучу. Но что-то подобное, только более легкое, точно есть. Если даже твоя заучка Грейнджер ведется.

Изменением этого года стали письма, которые совы приносили чаще, чем в прошлом году. Ему писала Салима. Рассказывала о скучном учителе зельеваренья, монотонно бубнящим что-то себе под нос, о том, как она специально взорвала котел на его уроке, чтоб хоть немного развеселить, засыпающих над своими котлами, однокурсников. После, идея с взрывающимися котлами показалась ей неинтересной, и она вместо зелья от ожогов приготовила очень мощное зелье-средство для чистки котлов, которое по цвету и запаху было идентичным с противоожоговым. Средство это разъедало остатки ингредиентов в котлах, только металл оставался невредимым. Не знала девочка, что их удачные зелья попадают в медицинский кабинет, ну не знала. В итоге отправила одного четверокурсника в Германскую магическую клинику. Его руки разъело до костей! Скандал в Дурмстранге был знатный, Луджины его еле замяли. Предупреждать ведь нужно, что зелья первокурсников используются! Хотя Гарри решил, что это была отговорка. Знала все Салима, просто поэкспериментировать захотела. Страшный она человек, но уже свой!

Кассандра писала, что ее видения будущего снова постоянно меняются, и на некоторых из них – пустота. Так получилось, что письма пифии и Салимы, с сообщением о произошедшем с четверокурсником Дурмстранга, пришли в один день, и Гарри подумал, что Отдел с маховиками времени в Министерстве разбивать не нужно. Просто Салима все-таки устроит Апокалипсис. Сам своим же мыслям и усмехнулся.

— Тебе анекдоты в письмах пишут? – поинтересовался Драко.

— Ага. Слушай, а мы противоожоговое зелье варили в прошлом году?

— Нет. В этом году вроде должны, а что?

— Да ничего. Наши зелья же не идут в Больничное крыло? – Гарри в этот момент вспомнил, как накладывал иллюзию на недоделанное зелье.

— Откуда мне знать? Наверно, нет. Зачем тебе противоожоговое зелье?

— Надеюсь, не пригодится. Просто в Дурмстранге на первом курсе его варят.

— В Дурмстранге другая программа. Тут грязнокровок много, вот и подстраивают программу под них. В Северной школе учатся все чистокровные, они не с самого элементарного начинают. Но зато студенты там приобретают специальность, а у нас после школы для желающих есть министерские курсы. Для авроров, медицинских работников, зельеваров.

Гарри задумался. Вот тебе и равноправие Дамблдора! Действительно, не могут быть равны те, кто с пяти лет с палочкой в руках, и те, кто в одиннадцать ее только покупают. И хоть сам Поттер принадлежал к последней категории, все же понимал, что программа обучения действительно должна быть разной. Пусть маглорожденные начинали бы учиться с девяти лет, к примеру. Или же учились бы по более интенсивной программе.

— А почему ты сюда поступил, а не в Дурмстранг?

— Отец хотел меня туда отдать, но мама была против, — пробормотал Малфой и смутился оттого, что сказал правду. А кому понравится быть маменькиными сыночком?




* * *


Хэллоуин Гарри честно хотел проспать. Это день смерти его родителей, в конце концов! А он должен сидеть в Большом зале и есть тыквенную кашу, тыквенное печенье и запивать все это тыквенным соком! Если последнее ему действительно нравилось, то от каши начинало тошнить. Но проспать ужин не удалось. Во-первых, спать вообще не хотелось. Во-вторых, его самым наглым образом спихнул с кровати Крэбб, и сообщил, что они опаздывают на ужин.

Праздничное украшение было вполне традиционным и ожидаемым — вырезанные «страшные» рожицы из тыквы и летучие мыши.

— Я хочу есть, но я не хочу тыквенный пирог! – меню, по мнению Гарри, было просто ужасным.

— Хочешь бутерброды? – спросил Гойл, доставая из сумки сверток, — У меня аллергия на тыкву.

— Спасибо. И почему я не догадался запастись нормальной едой заранее…

— Надеюсь, в этом году все обойдется без тролля, — протянул Драко, поедая этот самый тыквенный пирог. У него неприязни к тыкве не было.

— Черт! Я эссе по зельеваренью забыл в кабинете Бинса! – вскакивая из-за стола, воскликнул Гарри.

— Что твое эссе в этом кабинете вообще делало?

— На Истории магии его писал. Я мигом, — и Гарри выбежал из Большого зала. Зельеваренье первым уроком, а Снейп за отсутствие домашней работы по голове не погладит.

Кабинет Бинса находился на третьем этаже, Гарри благополучно до него добрался, забрал эссе, и хотел было вернуться в Большой зал, но услышал какое-то странное шипение в стене. Волшебник прислушался, и различил слова: «убить… дай мне тебя убить… разорвать…».

«Поздравляю! У нас слуховые галлюцинации!» — а это сказал уже Адам-Самаэль.

«Ничего не галлюцинации».

«Ага. Разговаривающие стены – это, по-твоему, норма?»

Голос в стене, продолжая кому-то угрожать, стал удаляться, и Гарри поспешил туда, откуда он теперь был слышен. Мальчик, следуя за голосом, оказался на втором этаже, где по всему коридору была разлита вода. «Кажется, женский туалет затопило», — догадался Гарри.

Напротив этого самого женского туалета стояла девочка с длинными белыми волосами, завязанными в спутанный хвост, и внимательно рассматривала что-то, висящее на потухшем факеле.

Глава 31

Глава 31. Кошка?!


Гарри хотел уже уйти, хотя ему было немного интересно, что именно висит на факеле. «Очередная шутка близнецов» — решил он. В этот самый момент девочка обернулась, заметила Гарри, но он ее не заинтересовал. Она медленно повернулась снова к стене и так же внимательно продолжила рассматривать то, что с расстояния, на котором стоял Гарри, казалось темным пятном. Юному магу стало интересно, что же именно так привлекло внимание девочки. Он все же решил подойти ближе и посмотреть.

— Кошка?!

— Она не умерла, — каким-то потусторонним голосом, не оборачиваясь, сказала девочка.

— Да? А так и не скажешь, что живая. Это ты с ней такое сделала?

— Нет. Наверно, нет. Но я недавно проснулась, а я иногда хожу, когда сплю, так что всякое может быть, — как будто само собой разумеющееся произнесла юная волшебница.

На стене рядом с кошкой кровавая («Или краска такая?») надпись гласила: "Тайная комната снова открыта. Враги наследника трепещите". Гарри старался сопоставить надпись и кошку, но выходило это как-то плохо. Мальчик не мог понять, чем кому-то не угодила миссис Норрис. «Хотя понятно чем, опять наверно Фред и Джордж из-за этой кошки Филчу попались. Решили отомстить». Но для них это было как-то жестоко.

— Ты Гарри Поттер, — констатировала девочка, наконец, повернувшись к Гарри, — я Луна. Луна Лавгуд.

— Ээ... Очень приятно.

— Тебе не приятно — тебе все равно, — глядя в глаза мальчика, своими голубыми большими глазами, произнесла Луна.

— Что с кошкой случилось?

— Я думаю, ей просто надоел Филч.

— Самоубийство миссис Норрис? – Гарри поднял брови.

— Нет, конечно. Наверно, кто-то узнал об этом и решил ей помочь. Но у него плохо получилось.

«Куда я попал. Или все волшебницы-блондинки странные?» — подумал Гарри.

— Мне кажется, она выглядит как-то некрасиво, — сказал он, достал носовой платок из кармана, трансфигурировал его в розовый бант, и повязал этот бант на хвост миссис Норрис. И это он говорил о странностях волшебниц-блондинок? Вероятно, сумасшествие заразно.

— О, — радостно воскликнула девочка, — такой яркий розовый цвет привлекает мозгошмыгов!

— Мозгошмыгов? — спросил Гарри.

— Да, они проникают в мозг и путают мысли. У тебя их очень много, но это хорошо. Чем их больше, тем более нестандартно человек будет мыслить.

— Буду знать. Ты слышала голос в стене? — с любым другим человеком Гарри бы об этом не заговорил. Но Истван сказал, что нужно доверять своей интуиции, а эта интуиция говорила, что девочке настолько все равно на голос, самого Гарри, миссис Норрис и вообще на все происходящее, что хуже не будет. Тем более, если этот голос – его личная галлюцинация.

— Нет, но возможно, это были духи Хогвартса.

— Наверно… Или мои мозгошмыги заговорили.

— Они обычно не говорят.

Все происходящее казалось Гарри каким-то иррациональным. В волшебном мире таковым было многое, но эта ситуация с кошкой была иррациональна даже для этого мира. Кажется, близнецы в своей шутке превзошли самих себя! Эта шутка казалась мальчику одновременно жалкой, жестокой и бессмысленной.

Послышались голоса, что означало окончание ужина. Гарри вспомнил, что через этот коридор лежит путь к спальням Гриффиндора и Хаффлпаффа, поэтому юный маг резко потянул за рукав Луну в сторону затопленного женского туалета.

«Всю жизнь мечтал побывать в женском туалете!»

«Особенно в такой замечательной компании и при таких обстоятельствах» — продолжил Адам-Самаэль.

Шаги студентов уже слышались совсем близко от туалета, где сейчас находились слизеринец и равенкловка. Луна спокойно рассматривала раковины в туалете, как будто происходящее в коридоре, откуда донеслось несколько вскриков, ее не интересовало.

— Враги наследника трепещите! Ты следующая грязнокровка, — услышал Гарри знакомый голос, и ему показалось, что он понял, к кому обращается Малфой.

«А он-то что тут делает? Слизеринцы же в подземелья пошли!»

— Ты думаешь, они бы обвинили нас? — шепотом поинтересовалась девочка, оторвавшись от созерцания раковин.

«Откуда она такая наивная...» — вздохнул Гарри.

— Нет, мозгошмыгов, — раздраженным шепотом ответил он ей.

— Кстати, они ведь действительно могли.

Гарри в этот момент захотелось засмеяться, но он сдержался, чтоб не выдать свое нахождение в женском туалете.

— Моя кошка! Убили мою кошку! — послышался истеричный крик Филча.

— Аргус, она не убита. Ее подвергли заклятию оцепенения, — Дамблдор тоже был у места происшествия. Судя по голосу, он был растерян.

— Я так и знал. Эх, меня рядом не было, я знаю контрзаклятие! — а это говорил уже Локхарт.

— Индюк, он и есть индюк, — прошептал Гарри.

— Мне он тоже не нравится.

— Значит, на тебя не действуют приворотные зелья, которые он вместо духов использует.

— Он их использует? Я так и думала, что с той банши из его книги у них были романтические отношения, — проникновенным шепотом произнесла Луна, так, будто сообщала страшную тайну.

Гарри не выдержал и прыснул в кулак.

— Кстати, а что ты делала в этом коридоре?

— Искала свой браслет. Я его выронила, а где — не помню...

— Мда… А теперь мы стоим в женском туалете, и если нас тут найдут...

— Можно спрятаться в кабинку, — предложила Луна.

— Ага, и присесть на один из унитазов! — довольно зло прошептал Гарри. С одной стороны странная девочка была забавной, но с другой — она его жутко раздражала. Именно сейчас он понял, что значит фраза «противоречивые чувства».

Спустя пять минут, когда в коридоре наступила тишина, Гарри выглянул из, успевшего ему надоесть, туалета.

— Свободно, идем.

— Если действительно Тайная комната открыта, многие будут обвинять тебя. Будь осторожен, — тихо произнесла Луна, — Пока, Гарри Поттер.

И девочка побежала по лестнице на верхний этаж, а Гарри так и остался стоять посреди коридора. То ли мозгошмыги его атаковали, то ли просто мозг отказывался воспринимать реальность, но в голове не было ни одной здравой мысли. Постояв так еще некоторое время, он побрел в сторону подземелий, и запоздало подумал, что эту странную девочку не мешало бы предупредить, чтобы не говорила никому о том, что первая обнаружила кошку.




* * *


В гостиной Слизерина творилось что-то нереальное. По крайней мере, нереальное для гостиной этого факультета. Казалось, никто из слизеринцев не пошел в спальни или кабинет для занятий. Все собирались небольшими кучками, разговаривали, смеялись, шептались или достаточно громко предполагали, кто является каким-то наследником. Из общей массы выделялся Драко Малфой, который сидел в одиночестве с сосредоточенным лицом. Даже Крэбб и Гойл шептались в стороне от него. Заметив Гарри, блондин отвлекся от собственных мыслей, и поднял бровь, как будто хотел что-то спросить. Поттер сел рядом с Малфоем.

— Что-то не так?

— Где ты был? — спросил Драко.

— Ты решил заменить мне маму, поэтому интересуешься?

— Поттер, сейчас не до шуток, честно. Где ты был?

— Если скажу, что в женском туалете, поверишь?

— Нет.

— А зря. Хотя, я тоже бы не поверил. Что случилось, в конце-то концов?

— Тайная комната открыта.

— И что? — Гарри постарался изобразить удивление.

— Добби! — Малфой щелкнул пальцами и перед ним появился молодой домовик в какой-то полинявшей наволочке и поклонился так, что казалось, носом задел пол. Лаки так никогда не кланялся, он скорее низко кивал в приветствии, — Принеси мне из библиотеки «Историю Хогвартса».

Домовик с поклоном исчез, и с таким же поклоном появился через минуту с довольно старой книгой в руках.

— Свободен, — пренебрежительно бросил Драко, взяв «Историю Хогвартса» из рук эльфа, — Найди там легенду о Тайной комнате.

Гарри открыл первую страницу книги, на ней стоял год издания — 1493. Почти такая же старая, как у Иствана. По содержанию он нашел легенду и принялся читать. Она была ему знакома, но он просто не старался ее запомнить, когда читал свою современную «Историю». Тогда, перед поступлением в Хогвартс, его интересовали другие вопросы. Когда Гарри закончил чтение, он поднял глаза и посмотрел на Малфоя.

— Гарри, ты понимаешь, что это значит?

— Что кто-то хочет уничтожить маглорожденных?

— Ничего ты не понял, Поттер. Или притворяешься, что не понял. Наследником Слизерина может быть человек с его рода.

— Кажется, я начинаю понимать, Малфой, — холодно прошептал Гарри, — ты думаешь, что это я? А я тебя другом считал...

— Да я не против открытия Тайной комнаты, даже если ты ее открыл! Я даже помочь готов!

Гарри посмотрел на Драко с искренним недоумением, а потом рассмеялся. «Ну, Том! Причем тут кошка? Тоже мне, месть Дамблдору от Темного Лорда!»

— А теперь слушай, Малфой, — наконец, отсмеявшись, тихим и злым шепотом продолжил предполагаемый наследник Слизерина, — ты меня идиотом считаешь? По-твоему, я мог просто уйти с праздничного ужина, чтобы открыть эту проклятую Комнату? Когда Дамблдор в два счета вычислит всех, кого не было в Большом зале? Или ты все-таки можешь предположить, что я бы сделал это в другой день, когда на ужин приходят все в разное время, либо вышел из спальни после отбоя? Спасибо, мне так приятно, что друзья сомневаются в моих интеллектуальных способностях!

— Извини... Просто больше тех, кто может быть этим самым наследником, вроде нет. Не Темный же Лорд к нам пожаловал?

— Почему бы и нет? В прошлом году он, кажется, тут был.

— Да я бы и сам предположил, что это он, только вот кошка... Не верю я, что он вместо грязнокровок стал кошек убивать, и розовые банты им на хвост вешать, — сказав это, Драко усмехнулся. Видимо, вспомнил, — знаешь, этот бант смотрелся бы забавно, если бы не было так жутко. Там первокурсники визжать стали, надпись кровавая, кошка висит неподвижная вниз головой, а на ее хвосте — розовый бант.

«Жутко? А почему мне не было жутко?»

«Ты бесчувственная скотина! Бедная миссис Норрис! — фальшиво сокрушался Адам-Самаэль, — ты не должен так реагировать, ты же Гарри Поттер. Это я могу! И вообще, зачем бант-то?»

«Само в голову как-то пришло».

«Хорошо хоть не солнышко с ангелочками».

«Да я бы может и сделал, но не умею».

— В общем, Драко, это честно не я.

Малфой глубоко вздохнул и снова задумался. Он размышлял над тем, что Хогвартс, который славился своей безопасностью, теперь, пожалуй, самое небезопасное место. Раз уж Темный Лорд тут два года подряд появляется. И он не знал, радоваться ему или грустить. С одной стороны, Драко, как и его отец, как и большинство слизеринцев, Дамблдора не любил и злорадствовал, что величайший светлый волшебник допускает подобное. С другой стороны, он сам немного боялся. Особенно он боялся того, что Темный Лорд возродится. Малфоя не пугала война, смерти, если это не смерти близких. Но он боялся за свою семью, за то, что отца могут убить или посадить в Азкабан...



Но если Гарри Поттер решил, что Дамблдор «шутку» с кошкой не оценит, то он сильно ошибся. В то время, когда Гарри вышел из женского туалета на втором этаже, Дамблдор, МакГонагалл, Снейп, Флитвик, Спраут, Вектор, Локхарт и даже Трелони находились в кабинете Защиты и обсуждали произошедшее. Причем их обсуждение было более эмоциональным, чем в гостиной Слизерина.

— Это близнецы Уизли! — кричал Филч, брызжа слюной, — Они могут сделать все, что угодно, лишь бы напакостить мне!

— Аргус, Фред и Джордж были на ужине вместе со всеми. Найдется сотня свидетелей. Тем более, мы тут имеем дело с искуснейшей черной магией...

— Мои студенты не станут использовать темную магию! — возмутилась профессор МакГонагалл, она из-за собственных мыслей так и не поняла, что директор их защищает, а не обвиняет.

— Я требую наказания! Мою кошку хотели убить!

— Успокойтесь! У профессора Спраут зреет отличный урожай мандрагор. Как только они поспеют, мы приготовим зелье и оживим миссис Норрис.

— Я приготовлю зелье! Я знаю этот рецепт! — радостно сообщил Локхарт.

— Вообще-то, зельеваром здесь числюсь я, если вы помните, — язвительно отозвался Снейп.

Он всегда следил за своими студентами, понимал, что подозрения сразу падут на слизеринцев и мог сказать, что из учеников его факультета из Большого зала выбежал только Поттер. Флинт находился в Больничном крыле после драки с гриффиндорцами, Эльза Макнейр уехала на похороны бабушки. Все остальные на ужине присутствовали. И как бы Снейп не хотел досадить Поттеру, негласные правила Слизерина он соблюдал всегда. Директор сам вычислит всех отсутствующих, а вот озвучивать подобную информацию при Локхарте и Филче нельзя. Уже на следующий же день по школе будут ходить слухи, что Поттер открыл Тайную комнату.

— Все, мне надоел этот фарс! Минерва, Северус, Помона и Филиус, пройдите в мой кабинет, — сказал Дамблдор уставшим голосом и вышел. Деканы отправились следом, а Локхарт стоял и улыбался.

В кабинете директор достал думосброс, палочкой извлек собственные воспоминания, и стал их просматривать. Минут пятнадцать все сидели молча и ждали, когда Дамблдор завершит просмотр собственной памяти.

— На ужине из слизеринцев не было Флинта, Макнейр, и Поттер выбежал из зала, — сказал директор после того, как «вспомнил» праздничный ужин.

— Флинт в Больничном крыле, Эльза дома, а с Поттером я поговорю. Вы же не думаете, что это он? — Снейп поднял бровь.

— Не думаю. Просто узнай, почему он покинул Большой зал.

— И почему вы начали со слизеринцев? Вы хоть узнали, кто отсутствовал из других факультетов?

— Разумеется, из Равенкло не было Марка Макдумана и Луны Лавгуд.

— Марк в Больничном крыле, после урока зельеварения. Северус подтвердит, — отчитался Флитвик.

— Подтверждаю, — как бы нехотя протянул Снейп.

— Луна всегда спит перед ужином и часто его пропускает. Наверно, и в этот раз проспала, — произнес декан Равенкло со снисходительной улыбкой. Многим первокурсникам было тяжело привыкнуть к новому распорядку дня.

— Из Хаффлпаффа на ужине никто не отсутствовал, — Дамблдор повернулся к Спраут, и женщина улыбнулась, радуясь, что ее факультет вне подозрений.

— Среди гриффиндорцев не было Рона Уизли, Невилла Лонгботтома, Гермионы Грейнджер и Джиневры Уизли.

— Они были на юбилее смерти у Почти Безголового Ника, я была предупреждена, — произнесла МакГонагалл, умолчав о том, что отпрашивались только трое.

— Итак... — начал Дамблдор, но внезапно замолчал, и задумался.

— Получается, что алиби нет только у Поттера и Лавгуд? И как обычно, виноват будет слизеринец. Да, Альбус? — с издевкой поинтересовался Снейп, прекрасно понимая, что Мальчик-Который-Выжил не просто слизеринец, и его никто обвинять не будет.

— Я никого не обвиняю, Северус. Просто нужно внимательнее приглядеться к этим студентам.

— Да, и все потому, что они не гриффиндорцы? Может быть позвать Почти Безголового Ника и проверить, присутствовали ли там трое второкурсников и одна первокурсница из Гриффиндора? Обычно приведения к себе на дни смерти живых не приглашают, — елейным тоном говорил зельевар, а у профессора трансфигурации раздувались ноздри от возмущения.

— Да как вы смеете обвинять моих студентов?

— Минерва, я никого не обвинял. Но буду настаивать на проверке ваших данных. Студенты могли вас обмануть. Такое, знаете ли, тоже случается.

— Коллеги, не ссорьтесь. Сэр Николас! Я жду вас в своем кабинете! — крикнул директор в пространство.

— Не знала, что привидений можно звать, как домовиков, — с какой-то грустью сказала профессор Спраут.

— Нельзя. Просто магия замка передает просьбу директора, — тоном доброго профессора, объясняющего непонятливому студенту очевидные вещи, произнес Дамблдор.

— Звали, господин директор? — Почти Безголовый Ник выплыл из стены.

— С юбилеем вас. Скажите, сегодня студенты факультета Гриффиндор были у вас на праздновании?

— Да, были.

— Можете назвать их фамилии? — решил поддержать своего коллегу Флитвик, ведь и его студентка под подозрением.

— Да, конечно. Сэр Рональд Уизли, сэр Невилл Лонгботтом и мисс Гермиона Грейнджер.

— А мисс Уизли? — спросил Снейп.

— Мисс Уизли? Нет, я ее не приглашал.

— Нехорошо лгать, Минерва, — усмехнулся зельевар.

— Да как вы смеете обвинять меня во лжи? Ко мне подходила мисс Грейнджер, и вообще...

— Довольно, — достаточно резко оборвал объяснения МакГонагалл директор, — сэр Николас, вы можете идти.

— Альбус, вы не могли не заметить, что ни один из трех студентов, — Снейп подчеркнул слово «трех» и посмотрел в сторону декана Гриффиндора, — на роль наследника Слизерина не подходит.

— Я заметил, Северус, не беспокойся. Вопрос не в том, кто открыл Тайную комнату, вопрос в том, как...

— Вы полагаете, что Сами-Знаете-Кто в Хогвартсе? — спросила МакГонагалл, которая училась в школе в то время, когда Тайная комната открывалась.

Снейп усмехнулся, когда коллега сказала "Сами-Знаете-Кто". Его это действительно забавляло, ведь Минерва была ровесницей Темного Лорда и прекрасно зала его имя. Бояться произнести имя или псевдоним того, кого помнишь одиннадцатилетним ребенком, по мнению декана Слизерина было верхом глупости.

— Я сказала что-то смешное?

— Нет-нет, Минерва, вы все отлично говорите, — мягко произнес Снейп, улыбаясь. Когда он так улыбался Лонгботтому на уроках, тот чуть в обморок не падал.

— Я полагаю, он может действовать через кого-то в этот раз, — произнес Дамблдор, не обращая внимания на вечно враждующих деканов вечно враждующих факультетов, — поэтому и необходимо проследить за теми, кто отсутствовал на ужине без уважительной причины, и если вы заметите странности в поведении — сообщайте мне.

— О, странности Лавгуд я наблюдаю с первого урока, на котором она заявила, что в зелье от фурункулов нужно добавить навоз фестрала!

— Навоз фестрала? Он разве используется в зельях? — поинтересовался Флитвик.

— Нет!

— А я-то думал, из-за чего мой факультет тогда лишился полсотни баллов...

— Все. Достаточно, Северус, Филиус. Решать спорные моменты с баллами вы можете и за пределами моего кабинета. Все свободны.

Когда деканы ушли, Дамблдор еще долго сидел в своем кресле и не спешил ложиться спать. Давно он не чувствовал себя так... неуверенно. Многие годы в школе не происходило ничего по-настоящему страшного. Смерти, конечно, были. Это жизнь, ей свойственно заканчиваться смертью. Но даже во время войны Хогвартс оставался маленьким островком мира, где о войне говорили, но не наблюдали даже малейших ее отголосков. А все смерти, что произошли в школе с того момента, как Дамблдор стал директором можно назвать случайными, обычными... Как угодно. Был случай в семьдесят втором, когда студенты подрались после матча по квиддичу, и один из них, как ни странно, хаффлпаффец, использовал Аваду. Был случай в семьдесят седьмом, когда девочка покончила жизнь самоубийством. Был случай в восемьдесят шестом, когда двое равенкловцев пытались провести какой-то ритуал, и их попытки окончились весьма трагично. Но еще до того, как Дамблдор стал директором, в школе погибла девочка, самой, казалось, нелепой смертью. Тогда виновным признали не того, кто был действительно повинен в этой смерти. В то время вроде бы тоже была открыта Тайная комната, тоже появилась надпись на стене, и первой умерла жаба, но, разумеется, на смерть чьей-то жабы никто особого внимания не обратил. Только вот тогда она окаменела и умерла, а миссис Норрис — жива. Жаба была предупреждением, сейчас предупреждение — кошка. Открывалась ли тогда Тайная комната, директор не знал. С оцепенением, вплоть до смертельного исхода, могло справиться зелье или заклинание.


Дамблдор в этот Хэллоуин почувствовал себя очень старым, почувствовал себя самым обычным человеком, который не может все предусмотреть, который не учел, что история имеет свойство повторяться. И при других директорах, до него, были нераскрытые убийства, заговоры среди старшекурсников, войны... Но именно сейчас Дамблдор чувствовал себя маленькой песчинкой в океане истории. Истории, которая, возможно, повторялась много раз до него. Но он не хотел, чтоб она повторялась после! Альбус всегда знал, что он лишь эта самая песчинка, но знать и чувствовать — не одно и то же. Мы можем знать, что кто-то из наших близких может погибнуть, но только когда это происходит — мы понимаем, что это значит на самом деле.


Глава 32

Глава 32. Последствия невмешательства


Гарри сидел на трибуне и засыпал на плече у Крэбба. Малфой бы обиделся, если бы приятель пропустил самый первый матч, в котором блондин играл за команду факультета. Поэтому ранним субботним утром, вместо, уже привычного для этого дня недели, похода к Хагриду и чтения книги у озера, он побрел смотреть игру. У Хагрида было даже по-своему уютно, не так, как у Уизли. У них он чувствовал себя лишним, а лесник был одиноким стариком, в его хижине невозможно почувствовать себя лишним.

В последние дни разговоры об открытии Тайной комнаты утихли, появилось больше предположений, что это была всего лишь шутка. Даже Гарри готов был поверить, что это чей-то, как оказалось, вполне удачный розыгрыш. Это когда он легенду не знал и смотрел на кошку, полагал, что смысла в этом жестоком и одновременно жалком розыгрыше нет, а когда узнал, как на это все отреагировала школьная общественность...

Поттера разбудил шум, он даже не сразу понял, что происходит. Луджин бы его за такую реакцию отчитал. Не понимаешь, что происходит — вскидывай палочку, мало ли. Но, оказалось, это всего лишь кто-то поймал снитч. И сделал это, как понял слизеринец, гриффиндорский ловец, третьекурсник Кормак Маклагген. Гарри расстроился. Не за команду, и даже не за Малфоя, а за себя. Он так бессмысленно провел утро, а теперь еще ему весь день наблюдать за хмурыми слизеринцами!

Расстроенный Драко подошел к своим приятелям, и они молча побрели в сторону замка.

— Гарри, Гарри! — послышался знакомый голос, — Знаешь, что сказал мой одноклассник? Он сказал, что ты наследник Слизерина!

— Если он наследник, я бы на твоем месте так не радовался, — сказал Малфой, обернувшись к Колину Криви, — Тайная комната открывается ведь, чтобы убить таких, как ты — грязнокровок. Не подумал?

Колин Криви часто подходил к Гарри просто поздороваться, причем здоровался он несколько раз в день. Казалось, он выучил расписание слизеринцев-второкурсников. И, если Поттера первокурсник просто раздражал, как комар, который особого вреда не причинит, но писк по ночам спать мешает, то Малфой очень злился. Злился на то, что гриффиндорец его перебивал, чтоб поздороваться, на то, что тот был таким непонятливым и не обижался, что бы ему не говорили, на то, что тот просто жил.

— Но меня же он не убьет! Ведь так, Гарри?

— Убью, — спокойно произнес слизеринец, а Криви лишь широко улыбнулся.


* * *
Поздним вечером этого дня на Колина Криви было совершено нападение. Он, как и миссис Норрис, остался жив, только окаменел.

— Кого еще, кроме тебя, успел достать Криви? — задумался Малфой.

— Да кого угодно! Он любого достанет, — поделился своим, не особо содержательным предположением Крэбб.

— Это точно не я! — отозвался Поттер.

— Я понимаю, это было бы слишком очевидно. Но, такое чувство, что тебя хотят подставить. Тебя не было в Большом зале, когда произошло нападение на кошку, тебя доставал Криви, и вот...

— По идее так не должно быть... — пробубнил себе под нос Гарри.

«Какого черта творит Том? Там в клятве было, что он не должен причинить мне вред любым способом?»

«Да, если он тебя подставит, то по идее лишится магии»— ответил Адам-Самаэль.

«Тогда зачем он это делает?»

«Хороший вопрос...»

Спустя несколько дней, то есть после того, как у студентов было много времени, чтобы обсудить все произошедшее, по школе стали расползаться самые невероятные слухи. Первокурсники всех факультетов боялись ходить в одиночку, как впрочем, и слизеринцы всех курсов. Не то, чтобы они так уж боялись, но наследник был наследником Слизерина, Тайную комнату создал Салазар Слизерин, да и вообще, любое зло, в понимании многих, всегда должно исходить от слизеринцев. Между старшекурсниками из львиного и змеиного факультета, после нападения на Криви, уже было несколько стычек. Скорее, представители «злого и ужасного» факультета не ходили в одиночку, чтоб эти стычки предотвратить, и не лишить факультет баллов.

Общественное мнение разделилось, и в кандидаты на роль наследника Слизерина попало четыре человека: четверокурсник Альфред Селвин, шестикурсник и староста Слизерина — Уилкис, всегда кичившиеся своей чистокровностью, Драко Малфой — просто потому, что Малфой, и Гарри Поттер — потому что неизвестно, как он выжил после Авады. А вдруг он в год уже владел темной магией? Эта версия была бы забавной, если бы Драко точно не подметил, что кажется, будто Поттера подставляют.

Гарри иногда встречал Джинни в коридорах, либо наблюдал за девочкой в Большом зале. Она казалась еще более стеснительной, чем обычно. Она ни с кем из однокурсников не подружилась, разговаривала только с братьями, да и то, это они с ней разговаривали, а она кивала в ответ. Но юный волшебник не мог понять, рыжая такая всегда, или дневник на нее так действует.


* * *
На уроке зельеваренья кто-то из гриффиндорцев решил пошутить, и бросил в котел к Гойлу хлопушку. Раздался взрыв и всех, кто находился недалеко от Гойла, облило раздувающим раствором. У Малфоя вырос нос, у Крэбба — губы, у главной жертвы гриффиндорской шутки — глаза, а Гарри обзавелся огромной рукой. Пока все пострадавшие принимали антидот, Гарри заметил, как Гермиона выскользнула из кладовой Снейпа, но мальчик поспешил отвести взгляд. Он не хотел, чтобы она поняла, что он стал свидетелем кражи ингредиентов. Хотя, это было что-то новенькое. Отличница Гермиона Грейнджер подворовывает ингредиенты для зелий!

Перед обедом у входа в Большой зал столпилось множество студентов, они разглядывали какое-то объявление.

— Открывается дуэльный клуб! Первое занятие сегодня после ужина! — озвучил информацию для своих друзей, но вышло, что для всех собравшихся, гриффиндорец Симус Финниган.

— Гарри, ты пойдешь? — поинтересовался Малфой.

— Не знаю. А кто преподает?

— Надеюсь, что Снейп или Флитвик. В любом случае, на первое занятие сходить можно.


* * *
После ужина, когда все доставали свои дуэльные мантии и переодевались, Гарри сидел с древним фолиантом в руках.

«Привет. Скажи, есть ли заклинание, ритуал или вообще что-нибудь, способное обратить человека в камень?»

«Здравствуй. В обычный камень, или чтоб он выглядел, как статуя?»

«Второе».

«Насчет заклинания не знаю, а зелье такое есть. У тебя есть враги?»

«Они есть, но пока хорошо скрываются».

«Тогда зачем тебе такое зелье? Друзей обращать в статуи как-то не принято».

«А врагов принято? Их, вроде бы, обычно убивают».

«Раньше обращали. Получившиеся статуи ставили у себя дома. Чем больше таких статуй — тем престижнее».

«Престижно иметь много врагов?»

«Не просто врагов, а убитых врагов. У того, кто в этом мире ничего не значит, врагов нет. Это показатель влияния, статуса. А если враги еще и убитые... Так волшебники как бы говорили, что будет с теми, кто решит перейти им дорогу».

«Сейчас за такое однозначно Азкабан светит».

«Не знаю. Я не сборник законодательства».

— Драко, ты думаешь, Тайную комнату действительно открыли?

— У тебя есть сомнения в этом? — удивился блондин, подправляя свою дуэльную мантию классического вида. Как заметил Гарри, современный вариант был только у него.

— Есть. Окаменеть ведь можно и от зелья. Возможно, есть еще какой-нибудь ритуал или заклинание...

— Ну, отец говорил, что комнату открывали раньше, пятьдесят лет назад.

— И кто тогда это сделал?

— Поттер, догадайся с одного раза!

— Тогда у меня еще больше сомнений в том, что она вообще когда-либо открывалась.


* * *
Казалось, вся школа собралась в Большом зале. Столы были сдвинуты к стенам, и в центре находился дуэльный помост. Все слизеринцы, половина равенкловцев и несколько человек из Хаффлпаффа и Гриффиндора были в дуэльных мантиях, остальные — в обычных, школьных. Гарри заметил в толпе Луну Лавгуд в дуэльной мантии ярко желтого цвета. И заметил он ее именно благодаря необычной расцветке ее одежды. В мантиях современного покроя были только Гарри, Дафна Гринграсс и какая-то семикурсница из Равенкло. Некоторые косо поглядывали на Дафну в брюках, все-таки не все понимали, что на ней обычный профессиональный дуэльный костюм. Слизеринка улыбнулась Гарри, давая тому понять, что его внешний вид ей оценен, и она полностью разделяет его предпочтения в выборе одежды для дуэли.

На помост вошел Гилдерой Локхарт собственной персоной.

— Это первый и последний раз, когда я прихожу в этот клуб! — твердо заявил Гарри, не сомневаясь в том, что дуэлянт из преподавателя ЗОТИ никакой.

— Всем меня видно? Всем меня слышно? Профессор Дамблдор дал добро на открытие в школе дуэльного клуба. Навыки, которые вы здесь приобретете, могут пригодиться вам в жизни, а уж поверьте моему опыту, в жизни всякое случается, — Локхарт улыбнулся во все свои тридцать два зуба, — Ассистировать мне будет профессор Снейп, он как-то признался, что немного разбирается в дуэлях. Не беспокойтесь, я верну вам вашего преподавателя зельеваренья в целости и сохранности!

— Уверен, что Снейп мечтает запустить в него Аваду, — шепнул на ухо Поттеру Драко.

Дуэлянты встали друг напротив друга. Локхарт сделал реверанс, Снейп лишь слегка поклонился. Они одновременно подняли палочки.

— Обратите внимание, как держат палочки в такой позиции, — объяснял Локхарт.

— Ему бы самому кто-нибудь объяснил, что по правилам дуэлей реверансы не делаются, — презрительно прокомментировал Малфой.

— Итак, на счет три, — продолжил Локхарт, — раз, два, три...

— Экспеллиармус! — произнес Снейп и учитель ЗОТИ лишился своего оружия, и свалился с помоста.

— И считает по правилам секундант, а не сами дуэлянты. Урок ни о чем! — Драко, кажется, жалел о том, что пришел в этот клуб.

— Он хоть жив? — поинтересовался Гойл.

— А тебе что, жалко будет, если нет? — тут же отозвался Малфой.

— Да нет...

— Отличный посыл, — радостно сказал Локхарт, который изрядно подпортил свою прическу, — Вы все видели, как профессор Снейп применил заклятие разоружения! Это был весьма ожидаемый ход с его стороны, поэтому я решил продемонстрировать действие этого заклинания! — Снейп злорадно ухмыльнулся, когда его коллега оправдался подобным образом, — теперь перейдем непосредственно к учебной тренировке.

Всех учеников стали разбивать по парам. Пару Гарри составил Невилл Лонгботтом, к которому Поттер применил Петрификус Тоталус, после чего наблюдал за остальными. Малфоя поставили с Роном, Гермиону — с Булстроуд, Крэбба — с Финниганом, а Гойла — с Дином Томасом. Лавгуд, скорее всего, обезоружила Джинни Уизли словесно, так как рыжая стояла с недоумевающим видом и слушала свою оппонентку. Некоторые уже отбросили палочки в стороны и в ход пошли кулаки. «Тоже мне, дуэльный клуб! Луджина на них нет!»

— Фините Инкантатем Максима! — прокричал профессор Снейп и все, запутавшиеся в своих собственных ногах, или как Невилл, обездвиженные, поднялись с пола.

Локхарт оглядел зал и оценил масштабы разрушений, а ведь Дамблдор его предупреждал, что все последствия заклятий он должен убрать сам!

— Пожалуй, лучше было начать с защиты, — сказал он, — или вызывать на помост всех по парам, чтобы я мог следить. Да, пожалуй, так и сделаем. Ээ, Гарри и... мистер Малфой, прошу.

Поттер и Малфой вышли на помост, поклонились друг другу и стали использовать «детские» заклинания.

— Риктусемпра! — крикнул первым Гарри, и Малфой на долю секунды, казалось, испугался. Очевидно, вспомнил Риктусемпру в его исполнении в Лютном. Но поставил щит.

— Таранталлегра! — выкрикнул блондин в свою очередь.

— Протего! Ступефай!

— Протего! Серпенсортиа!

На помосте появилась змея, Гарри вопросительно посмотрел на Драко, а тот лишь пожал плечами, как бы ответил, что само в голову пришло.

— Эванеско! — произнес Гарри, вспомнив заклинание, которым Снейп удалил остатки раздувающего раствора, и змея исчезла.

— Достаточно! — как обычно, с улыбкой сказал Локхарт, — Вы молодцы! Следующей парой будут... — профессор оглядел собравшихся, и увидел Гермиону, которая, как и на уроке, тянула руку, — мисс Грейнджер и... пусть будет мисс Булстроуд.

Составляя эту пару, Локхарт положился на мнение Снейпа, который до этого так же поставил их в пару. Гермиона, казалось, уже пожалела, что подняла руку. Не очень-то ей нравилась идея сразиться в дуэли с Миллисентой. Обе второкурсницы вышли на помост, поклонились друг другу, при этом Булстроуд состроила наипротивнейшую гримасу, и уже на счет «два» пустила в Гермиону Ступефай. Сражались они на равных, но Миллисента была агрессивнее, могла выкрикивать по несколько заклинаний подряд. Гермионе приходилось уворачиваться от некоторых, так как она не всегда успевала поставить несколько щитов.

— Серпенсортиа! — крикнула Гермиона, повторив за Малфоем, но, как и предполагал Гарри, девочка в своих силах никогда не сомневалась, и змея упала не в центр помоста, а к ногам Булстроуд. И не просто змея, а ядовитый малайский крайт. В змеях Гарри разбирался, в свое время они были его единственными собеседниками. Правда, крайтов среди них не было, но Поттер еще в школьной библиотеке Литтл Уингинга прочитал несколько книг о змеях, чтобы больше знать о тех, кто его понимает и умеет мыслить.

— Я сейчас ее уберу, — сказал Локхарт, но он уже опоздал. Да и не мог он успеть, так как стоял слишком далеко.

Успеть бы мог Гарри, который тоже стоял далеко, но мог просто отвлечь змею, хотя бы поздоровавшись с ней. Но он понимал, что тогда главным из четырех кандидатов на роль наследника Слизерина станет именно он. Пусть уж лучше змея кусает Булстроуд. Такие мысли пронеслись в голове Гарри за доли секунд, хотя может, этих мыслей и не было вовсе. Просто подсознательное нежелание себя подставлять... Миллисента хотела пнуть змею, инстинкт самосохранения сработал у нее таким образом. Вот за ногу крайт ее и укусил.

Тут же к помосту подбежал профессор Снейп, а Гермиона заплакала, осознав, что только что произошло. Локхарт поспешил сообщить, что урок окончен. Декан увел за собой Булстроуд.

Слизеринку сразу же отправили в клинику Святого Мунго, где ей, по словам одного третьекурсника, у которого там работал отец, дали магловскую антизмеиную сыворотку. Маги никогда не старались изобретать лекарства от естественных ядов и болезней, и пациенты, попавшие в клинику не после заклятий, ритуалов и отравлений, а после укуса змеи или с естественными заболеваниями, вроде СПИДа, онкологии и прочего, были редкостью.

Спустя двадцать три часа Миллисента умерла. То ли крайт был магическим, то ли сыворотка не подействовала... Она ведь действует не всегда. А отец этого третьекурсника-слизеринца занялся изобретением зелья-антидота против змеиных укусов и решил использовать опыт маглов, а у них он, этот опыт, в этом деле хотя бы был. Возможно, выходец из «злого» факультета, если у него получится изобрести нужное зелье, спасет не одного человека.

Вот так, обычная смерть на обычном уроке. Никаких наследников и Авад, просто змея. И Гарри было не по себе... Всем было как-то все равно. Нет, не на сам факт смерти, об этом говорили, и еще долго будут говорить, и не на то, что чистокровную волшебницу, по сути, убила грязнокровка, в противовес всей этой истории с Тайной Комнатой. Именно на саму Миллисенту всем было все равно. Обычная сирота. Обычная некрасивая девочка, которая не нашла друзей в Хогвартсе. Обычный кот-книзл — Чертик, который остался после ее смерти, и которого даже некому кормить. Хотя, он и не просил. Кот лежал в гостиной, свернувшись клубком, и иногда подолгу смотрел в одну точку. Кошки способны понимать? Если да, то он был единственным, кто жалел о смерти Миллисенты. Остальные делали вид, что жалеют. Все было как-то слишком обычно. Никаких рыдающих друзей и родных у гроба, дежурные фразы, дежурные букеты цветов, и только книзл на руках у Гарри плакал бы, если мог. И Гарри плакал бы... Не от смерти этой девочки, а просто от жизни. Бессмысленной жизни одного конкретного человека. Человека, который не успел ничего сделать, а ведь, наверняка, мечтал. Как по-разному на нас действуют смерти разных людей! После смерти Квиррелла Гарри чувствовал себя совершенно по-другому. Может быть оттого, что Квиррелла, как человека, он совсем не знал, а Миллисента — та самая девочка, которая тихо сидела в гостиной и читала журналы, которая была очень одинокой и не нашла друзей в школе, которая пожалела его, когда узнала, что Дамблдор отправил его жить к маглам.

Гарри представил, что он умрет. Ведь тоже не будет рыдающих родственников, тоже будет обычный гроб, обычные цветы и обычные дежурные фразы, даже обычный черный книзл Миллисенты, которого мальчик решил оставить себе. И такие же неосуществленные мечты, несбывшиеся надежды, и никакого смысла. На земле миллиарды людей, какой смысл в жизни каждого? Единицы войдут в историю, а остальные? Просто жили, просто умерли...


* * *
На следующий после похорон день Гарри и Драко пришли письма из Министерства. Их приглашали в качестве свидетелей по делу о непреднамеренном убийстве. Почему эти приглашения пришли только им двоим, там же был полный зал студентов? Может быть, оттого, что они тоже участвовали в предыдущей дуэли и Малфой использовал это же заклинание? Ответы на эти вопросы Гарри не знал, да и интересовало его больше другое. Слушание было посвящено вопросу исключения Гермионы Грейнджер из школы.

— Малфой, почему исключают ее, а не увольняют Локхарта? Ведь он был ответственным, он организатор этого дуэльного клуба?

— Гарри, ты веришь в честность правосудия?

— Нет, но...

— Вот и ответ. Локхарт — известный писатель, а Грейнджер — грязнокровка, и никто в этом мире за нее не заступится. Нужно наказать кого-то, нужно создать видимость работы и так далее.

Гарри помрачнел и стал по-настоящему злиться. Он хотел, чтобы Том действительно кого-то убил, хотел, чтобы директора сняли с поста. «Да как он может такое допустить? Он — добрый дедушка директор, поддерживающий маглорожденных? Кто кроме него еще поддержит Гермиону? Но нет, ему тоже не нужно идти против общественности и обвинять Локхарта!»

Как Гарри был близок к истине! Дамблдору было искренне жаль маглорожденную девочку-отличницу, но он понимал, что возможно будут еще более важные обстоятельства, при которых ему придется спорить с Министерством. Это не тот случай. Дамблдор налил себе мятный чай, пытаясь отойти от разговора с МакГонагалл, в котором женщина обвинила его в бездействии и доказывала ему, что он, как глава Визенгамота, обязан, просто обязан сделать так, чтобы Грейнджер не исключили. А что он может? Обвинить Локхарта? В этом, конечно, есть какой-то смысл, но его все равно, скорее всего, оправдают. А заодно будут обвинять еще и директора, который не может обеспечить безопасность учеников. А если Локхарта не оправдают, то снова нужно будет искать преподавателя на эту проклятую, в прямом смысле слова, должность. Альбус решил, что поможет Гермионе. Он будет настаивать после суда, чтобы палочку Грейнджер не сломали, а затем попросит директора Шармбатона принять студентку. В Британии все будут довольны, что «виновного» наказали, а умная девочка продолжит свое обучение. Это он и пытался донести до рассерженного декана Гриффиндора. А МакГонагалл не хотела расставаться со своей лучшей ученицей.

Сейчас Дамблдор не в том положении, чтобы спорить. Нападение на Колина Криви сыграло в этом свою роль. Попечители пока не настаивают на каких-либо серьезных мерах, так как никто не умер. И это больше всего беспокоит директора. За смерть Булстроуд взялись все, кто только мог. Попечительский совет настоял на слушании, в газетах появились объявления о непродуманных действиях директора, а вот про нападение на маглорожденного Криви — ни одной статьи. Это что-то должно значить. Либо в этом мире всем настолько плевать на маглорожденных, но смерть чистокровной слизеринки они не могли оставить незамеченной.

Вот такие вот противоречивые мысли у обычного великого светлого волшебника — Дамблдора... Он злится на отношение мира к маглорожденным, на то, что нападение на Криви было проигнорировано. Хотя он одновременно злится и радуется по этому поводу. Видеть авроров в школе директор не желал. И в то же время, Альбус допускает исключение Грейнджер из школы, понимая, что никто за нее не заступится, и, понимая, что для него так сейчас проще.


* * *
Гарри не видел Гермиону несколько дней. Она не появлялась в библиотеке, на уроках и даже в Большом зале. А ему просто необходимо было с ней поговорить! Он подошел к портрету Полной дамы.

— Ээ...

— Слизеринские подземелья в другой стороне, молодой человек!

— Я в курсе, — зло сообщил он даме, — мне нужно поговорить с одним человеком.

— Это не мои проблемы! Ходят тут всякие, поговорить им нужно. Ищите другие места для разговоров!

— Старая карга!

— Да как ты смеешь меня оскорблять...

— Силенцио!

Благополучный проход в гостиную Гриффиндора не удался, и Гарри сел на пол напротив входа, решив дождаться кого-нибудь из гриффиндорцев. Ждал он минут сорок, не меньше, а в голове в это время были далеко не самые радужные мысли. Что ему стоило просто сказать что-нибудь этой змее на серпентарго? Ну, говорили бы, что он наследник Слизерина, подумаешь... Хотя, тогда бы у него могли возникнуть проблемы. Вдруг бы его вызвали в Министерство на слушании по обвинению в нападении на Криви? Черт разберет, какие тут законы, и как они действуют! Как сложно выбирать между собой и своим другом! И пусть то его решение было мимолетным, он не думал о последствиях... Но что бы он выбрал, если бы знал, что заговори он на серпентарго, будет слушание по обвинению его в нападении на гриффиндорца, а если он промолчит — об исключении Гермионы? Он не знал.

Из прохода в гостиную показалась знакомая рыжая шевелюра Джорджа или Фреда Уизли, и Гарри резко вскочил на ноги.

— Привет. Мне нужно поговорить с Гермионой.

— Да проходи, только она ни с кем не разговаривает после смерти этой вашей...

Из проема показался второй из близнецов.

— О, привет, Гарри. Как там ваши? Отошли от трагичной гибели замечательной, умной девочки, которая так мало успела пожить, — передразнил он кого-то, из произносящих речь на кладбище. — Забавно, не находишь. Студентка змеиного факультета умерла от укуса змеи!

Гарри в этот момент захотелось ударить Фреда... Джорджа, кто он там, по физиономии. Он понимал, что тому плевать на некрасивую девочку, что она не с ними в одной гостиной читала журналы, не с ними сидела за одним столом в Большом зале, и ее кот не терся об их ноги. Но было мерзко от таких слов.

— Я пойду, — сказал Поттер довольно резко, и проскочил в проем.

Гостиная Гриффиндора была выполнена в красных тонах, и тут было довольно шумно. На полу валялось несколько оберток от шоколадных лягушек, на свободных креслах лежали забытые книги и журналы. Взгляды всех присутствующих обратились к вошедшему слизеринцу, и он почувствовал себя неуютно.

— Где Гермиона? — спросил он у Лаванды Браун, своей однокурсницы.

— В дальнем кресле. Делает вид, что читает, чтобы ни с кем не разговаривать, — кудрявая девочка указала на кресло у окна.

Гермиона услышала свое имя и повернулась. А, увидев, кто к ней пришел, подскочила от неожиданности. Увидеть слизеринца в гостиной Гриффиндора — в принципе, неожиданно. Гарри подошел к девочке. Ее глаза были красными и опухшими.

— Гермиона... — он забыл, о чем конкретно хотел с ней поговорить. Просто хотел поддержать, а как это сделать, не знал. Хоть и готовил какие-то слова.

— Я не специально Гарри, я не хотела, чтобы она умерла, — заплакала девочка.

— Знаю, Гермиона, знаю.

— Я ее убила... убила...

Гарри обнял гриффиндорку и погладил по спине.

— Тише, все хорошо.

— Меня исключат...

— Я буду свидетелем на суде. Я скажу им все! Проклятый Дамблддор!

— Дамблдор? — девочка отстранилась и смутилась оттого, что стоит в гостиной краснознаменного факультета в обнимку со слизеринцем, который пытается ее успокоить.

— Гермиона, ты не понимаешь? Он может тебе помочь, но не хочет. А знаешь почему? Потому, что тогда обвинят Локхарта, а он известный писатель. На кого легче все повесить, на известную личность или на, прости конечно, грязнокровку?

— Но ведь это действительно я виновата...

— В чем? В том, что использовала то же заклинание, что и Малфой? В том, что Булстроуд не догадалась или не успела использовать Эванеско? В том, что Локхарт бездарный преподаватель, который не способен следить за студентами?

— Там был еще и Снейп...

— Который стоял у самого выхода и наблюдал со стороны! Конечно, он мог понимать, то этот чертов писака не поможет, в случае чего, но… Гермиона, это был не его урок. Я, конечно, Снейпа тоже недолюбливаю, но не его идеей было создать дуэльный клуб. Ты знаешь, что дуэлям обычно обучают в индивидуальном порядке, так как это достаточно опасно? Если уж Локхарт считал, что справится со всеми студентами сразу, то ему и отвечать!

— Не надо говорить ничего в суде, Гарри... Все равно, как бы ни был причастен Локхарт, змею я призвала... Все равно. Мне все равно. Уйди, пожалуйста, я хочу побыть одна.

— Тебе не должно быть все равно! Это твоя жизнь!

— Гарри, пожалуйста, не надо...

— Хорошо, я уйду. Но я сделаю все, что смогу!

Гермиона несмело улыбнулась, а Гарри развернулся и побрел прочь, напоследок прошептав: «Прости меня».

Гермиона смотрела ему вслед и не понимала, за что он попросил прощение. А все, кто находились в гостиной, смотрели на нее. Теперь даже те из них, кто считал Поттера наследником Слизерина, изменили свое мнение. Не мог наследник вот так успокаивать грязнокровку.

_________________

Если вам показалось, что обвинение Гермионы притянуто за уши, то вам это вовсе не показалось! Я тут пытаюсь провести параллель с историей пятидесятилетней давности, когда ни за что исключили Хагрида. У нас есть специалисты такие, патологоанатомы называются, которые могут определить причины смерти. Полагаю, в магическом мире они тоже должны быть. Поэтому пятьдесят лет назад можно было установить, что смерть Миртл наступила не после укуса акромантула. А если девочку тогда уже успели похоронить, то есть не очень приятная штука – эксгумация. Да можно было хотя бы саму Миртл спросить! У акромантула вроде бы восемь глаза, а не «два огромных желтых глаза», которые видела девочка перед смертью. В общем, мое мнение таково, что если Дамблдор, Диппет и кто-либо еще, захотели бы установить истину, а не просто «раскрыть» убийство, Хагрида бы не исключили. Просто его тогда было выгодно обвинить.

Глава 33

Глава 33. Визенгамот


Нападение на хаффлпаффца Джастина Финч-Флетчли прошло как-то незаметно. По крайней мере, незаметно для Гарри. Ему было безразлично на человека, внешность которого он даже не помнил. Он размышлял над тем, как помочь Гермионе, и уже связался с Истваном. В случае чего, гриффиндорку примут в Дурмстранг, если не выйдет международный запрет на колдовство. После исключения иногда выносят такое решение, которое рассматривается в Международной Конфедерации магов. Другого выхода он не видел. Гарри не хотел, чтобы ее исключали из Хогвартса, но что ему для этого сделать? Его имя, конечно, могло сыграть в этом свою роль, но он не рассчитывал, что кто-то прислушается к мнению, пусть и Героя магической Британии, но всего лишь двенадцатилетнего волшебника. Да и необходимых ораторских качеств, чтобы выступать в суде в роли адвоката, он у себя не наблюдал. Но попробовать стоило, только осторожно.

По школе снова ходили слухи о наследнике, но Гарри они не интересовали. Он сидел на холодной земле под старым дубом у озера. Моросил дождь, и Гарри подставил лицо под мелкие капли. Казалось, они смывали тревогу. Гермиону он не видел с того самого короткого разговора в гостиной Гриффиндора. Он не знал, как она, чем питается, если не появляется в Большом зале, поддерживает ли ее кто-то из одноклассников. Хотя Рон рассказывал, что они с Невиллом несколько раз пытались с ней поговорить, правда, безуспешно. Но Гарри-то знал, как Рон мог достать кого угодно! А вот успокоить он вряд ли мог.

— Привет, Гарри Поттер, — услышал слизеринец совсем близко знакомый голос, и обернулся.

Луна Лавгуд сидела рядом с ним в такой же позе, как и он, и сколько она тут уже сидит, Гарри не знал. Он вообще не мог понять, как девочка могла так тихо подойти. Она так же подняла голову, подставляя лицо под дождь. Ее поза могла показаться передразниванием, если бы Поттеру в этот момент не было бы все равно на подобные мелочи. Он ей не ответил, просто отвернулся и продолжил разглядывать пасмурное небо. Они сидели молча минут двадцать, и Гарри даже не было неуютно. Луна совсем не помешала его уединению, хотя, окажись на ее месте любой другой человек, тот же Малфой, к примеру, он бы злился.

— Нарглсортиа! – произнесла девочка, вскинув палочку, но ничего не произошло, — Странно… Должно было сработать. Раттусортиа!

На этот раз из ее палочки появилась крыса, которая убежала куда-то в сторону Запретного леса.

— О, получилось! Оказывается, так просто придумывать новые заклинания!

Гарри посмотрел на Луну, и снова отвернулся. Не до новых заклинаний ему было. Хотя он всегда считал, что изобретение заклинаний – сложный процесс, требующий знаний и опыта. Но сейчас его даже не удивляло, что какая-то первокурсница методом проб изобретает что-то свое.

— Ты грустишь, — сказала очевидное Лавгуд.

— Спасибо, а то я сам как-то не догадался.

— Но ты можешь все исправить, просто тебе гордость не позволяет, — произнесла Луна, повернувшись к Гарри, и глядя прямо в его глаза.

— Гордость, значит? – он начинал злится на эту девочку.

— Когда сам не можешь решить проблему, нужно попросить о помощи. Всех попросить, кто только может помочь. Но тебе гордость мешает это сделать, — шепотом произнесла равенкловка.

— Если я тебя попрошу, ты мне поможешь? – ехидно отозвался Гарри, копируя интонации Снейпа.

— Я – нет, но ведь другие могут помочь.

— Кто?

— Многие. Но есть те, кого ты никогда не попросишь, а есть те, кто считает тебя другом… — расплывчато ответила Луна.

— Малфой?

— По-моему, Хагрид похож на слизняка-переростка, которого одели в шубу, ты так не считаешь? — произнесла девочка, вставая с земли, — Пойду с ним поздороваюсь. А тебе нужно расчесаться!

Вот такой короткий диалог, который так много значил. Гарри смотрел вслед удаляющейся Лавгуд, которая подпрыгивая, побежала к леснику, вышедшему из своей хижины. Действительно, как часто гордость не позволяет людям произнести такое простое «помоги». Мы все хотим быть, или хотя бы казаться, самодостаточными, не нуждающимися в чьей-бы то ни было помощи. Когда он в шутку просил Малфоя помочь с драконом, тогда была другая ситуация. Просто одно дело, которое желательно выполнить не в одиночку. Сейчас все не так.




* * *
— Драко… — тихо произнес Гарри, сидя вечером в гостиной. Просить о помощи действительно трудно. Иствану он просто описал ситуацию и спросил, что можно сделать. Это не было просьбой.

— Что? – отозвался Малфой, не отрываясь от чтения журнала о квиддиче.

— Можешь мне помочь? – Поттер специально сказал «мне», а не Гермионе.

— В чем? – Драко вопросом заинтересовался и отложил журнал в сторону.

— Твой отец ведь член Попечительского совета. Он может сделать так, чтобы Гермиону не исключили.

— Может. Только зачем ему это, Поттер?

— Действительно… Может, просто так? – а что еще должен был сказать Гарри?

— Просто так ничего в этой жизни не бывает. Но я могу попросить его, если ты окажешь мне одну небольшую услугу.

— Какую? – почти деловой разговор двух слизеринцев. На то, что Драко сразу же скажет: «Конечно, помогу. Не вопрос!» Гарри и не рассчитывал.

— Так, одна мелочь. Создашь мне иллюзию. Вернее, сделаешь мне образ другого человека.

— Кого?

— Моей матери.

— Я ее ни разу в жизни не видел, как я могу создать ее образ? И зачем тебе в нее превращаться? Можно ведь и Оборотное зелье использовать, если уж так нужно…

— Я организую тебе просмотр воспоминаний о ней. Использование Оборотного зелья вычисляется, это не самый надежный способ. А магию отражений даже гоблины не вычислят. Ты ведь ее используешь? За нее, кстати, срок в Азкабане могут дать. Намного меньше, чем за Непростительные, но все же. У нас законы составляют идиоты!

Гарри не ответил, что он использует. Если Малфой заговорил про гоблинов, не значит ли это, что он решил ограбить собственных родителей? А то, помогая Гермионе, можно оказаться косвенным виновником воровства, со всеми вытекающими последствиями! И одно дело, если воруешь для себя, и рискуешь, соответственно, тоже для себя, а совсем другое, когда рискуешь ради кого-то. Да еще и эта магия отражений, за использование которой действительно можно год в Азкабане провести. Кто вообще догадался причислять родовые способности к темным искусствам?

— Что ты задумал, Малфой?

— А вот это уже мое личное дело. Не нравятся условия — извини. Моему отцу защищать грязнокровку тоже будет не сильно-то приятно!

И снова этот чертов выбор между собой и своим другом! И это он говорил, что у него нет друзей? Ради недрузей люди не сомневаются, стоит ли им рисковать собой, и просто остаются в стороне. Ведь ему было бы все равно, если бы исключали любого из Уизли, Лонгботтома или Финнигана. Но на Гермиону ему не все равно.

— Я согласен, — наконец, произнес Гарри, и Малфой улыбнулся.

Драко бы никому не сказал, зачем ему нужно на время стать своей матерью. А он всего-то хотел пройти в Азкабан, к своей тетке. Он любил ее, хотя даже не помнил, как она выглядит. Они переписывались, он рассказывал ей о школе, а она мечтала, что выберется когда-нибудь из этого кошмара. Она верила, что Темный Лорд не мог так просто умереть, и ждала его. И какой бы безумной не считал ее весь мир, да и какой бы безумной она не была, Беллатрисса Лестрейндж любила своего племянника. А племянник любил ее. Так же как Гарри считал безумную Салиму своим человеком, так и для Драко Белла была и всегда будет родной теткой, которую он очень хотел увидеть. А несовершеннолетних в Азкабан не пускают. Нарцисса иногда навещала свою сестру, а он не мог. Какая ирония, что Малфою в реализации его идеи поможет тот, кого Лестрейндж ненавидит больше всего! Но он ей об этом не скажет.

Драко достал пергамент с протеевыми чарами.

«Здравствуй, отец. Можешь помочь?» — не «помочь мне», не «помочь Поттеру», и тем более не «помочь Грейнджер».

Ответ появился на сразу, прошло минут пять.

«Здравствуй. В чем именно?»

«Сделай так, чтобы грязнокровку Грейнджер не исключили из школы».

«Зачем тебе это?»

«Нужно».

«Знаешь, а это может быть мне на руку. А то все эти министерские рейды мне надоели. А так, если я заступлюсь за грязнокровку… В общем, идея неплохая. Мне это даже выгодно», — Малфой, он и есть Малфой. Что младший, что старший.

Люциус, естественно, не сказал, что выгодно ему это не только из-за рейдов. Ведь были причины, почему нападения на студентов в Хогвартсе не расследуются. И Малфой-старший всеми силами старался отсрочить это расследование. Летом у него украли дневник Темного Лорда, а Лорд как-то говорил, что создал эту тетрадь для того, чтобы с ее помочью в будущем открыть Тайную комнату. И если этот дневник обнаружится сейчас в школе, то могут найтись и те, кто знает, что эта вещица находилась у него на хранении. В дружбу и взаимовыручку он не верил, не наивный. Достаточно вспомнить, как Каркаров своих товарищей ради свободы сдал. И сейчас найдутся те, кто ради собственной карьеры в Министерстве будут только рады растоптать репутацию Малфоя. А деньги, влияние и положение в обществе – не вечны. Если подходить ко всему с умом, то и его можно в грязь втоптать. Люциус может стать подозреваемым, и только этого ему еще не хватало! Докажи потом, что дневник, самым наглым образом, кто-то украл. Да и не должно быть таких вещей у того, кто был под Империо в той войне.




* * *
Слушание в Визенгамоте должно было состояться третьего декабря. Поттер и Малфой проснулись в этот день рано, умылись, оделись, эльфы принесли еду прямо в гостиную. Через десять минут должен был прибыть Люциус Малфой, который и будет сопровождать их в Министерство. Хотел ли Дамблдор, чтобы Гарри Поттера сопровождал этот человек? Да, какая разница. Малфой-старший член Попечительского совета, более того, свидетель от этого самого совета на слушании, он просто выполняет свою работу, хочет того директор, или нет.

— Да все будет нормально с твоей Грейн-нджер, — зевая, протянул Драко, держа в руках чашку какао.

Гарри не ответил, так как в гостиную вошел Люциус в сопровождении Снейпа. Драко сразу же встал, поставив чашку на стол, видимо в их семье соблюдались традиции, и здороваться со старшими, пусть и с родным отцом, было принято стоя. Гарри тоже встал, ведь именно этого человека, пусть и через Драко, он просил помочь. Чертова гордость!

— Здравствуй, отец. Здравствуйте, профессор.

— Доброе утро, — сказал Гарри, сдерживая зевок. Спать хотелось сильно, а домовики принесли какао. Нет бы кофе, чтоб хоть немного проснуться.

Взрослые маги лишь кивнули в ответ.

— Нам пора, — сообщил Малфой-старший, который выглядел так, будто встал на несколько часов раньше, чем Гарри и Драко. Не в то смысле, что был еще более сонным, напротив, казалось, словно он занимался своим туалетом не меньше пары часов.

Четверо магов вышли из гостиной и направились к выходу из Хогвартса. По камину в Министерство могли попасть лишь сотрудники, остальные должны использовать вход для посетителей. Поэтому Гермиона, Гарри и Драко, в сопровождении Люциуса Малфоя — в принципе, довольно необычная компания, должны были добраться до границы антиаппарационного барьера, и переместиться к этому самому входу для посетителей.

У выхода из школы стояли МакГонагалл и Гермиона Грейнджер, которая на манер Луны Лавгуд рассматривала стену. Она не хотела ни с кем разговаривать и кого-либо видеть — защитная реакция.

— Северус, Минерва, — Люциус кивнул деканам, и направился к выходу.

— Удачи, — прошептала МакГонагалл Гермионе, и дети направились следом за Малфоем-страшим.

Их ждала обычная школьная карета, которую везла, уже привычная для Гарри, костлявая лошадь.

— Вы видите фестралов, мистер Поттер? – поинтересовался Люциус.

— Этих лошадей? – Гарри кивнул в сторону животного, — Вижу.

— Их видят те, кто видел смерть.

— Да? Значит, и смерть я видел, — спокойно произнес Гарри, и забрался в карету. Смерть он уже видел, чувствовал и, казалось, даже понимал. А вот жизнь – не мог понять.

Ехали молча. Все происходящее могло быть забавным, если смотреть со стороны. Люциус Малфой, сидящий в карете с грязнокровкой Гермионой Грейджер, которую собираются исключать из школы за непреднамеренное убийство чистокровной волшебницы. Драко, который вообще не понимал, зачем он понадобился на этом слушании. Гарри Поттер, который просил о помощи Драко, а тот, в свою очередь, просил Люциуса, о чем Гермионе, конечно же, неизвестно. Такие разные люди, войне Волдеморта с Дамблдором они оказались бы врагами, сейчас ехали в одной карете и были связаны друг с другом просьбами, надеждами и взаимной выгодой.

Наконец, карета достигла ворот Хогвартса.

— Так, сейчас я аппарирую с Драко и мистером Поттером, — сказал Люциус, — а потом вернусь за вами, мисс Грейнджер.

Гермиона лишь кивнула. Малфой-старший взял за руки своего сына и Гарри, аппарировал в какой-то безлюдный переулок, и тут же исчез. Следующую картину, которую увидел Поттер, он запомнит надолго. Люциус Малфой, держащий за руку грязнокровку! Самой Гермионе было безразлично. Разве что, ее немного мутило от первой в ее жизни аппарации.

— Успокойтесь, мисс Грейнджер, вы дрожите, — немного пренебрежительно сказал Малфой-старший.

Они вышли из переулка, завернули за угол, и направились к телефонной будке. Люциус вошел в кабинку, набрал номер, и из трубки послышался женский голос:

— Добро пожаловать в Министерство магии. Назовите, пожалуйста, ваше имя и цель посещения.

— Люциус Малфой, — презрительно сказал взрослый маг, как будто его оскорбляло даже то, что бесцветный голос посмел его не узнать, — сопровождаю Драко Малфоя, Гарри Поттера и Гермиону Грейнджер, вызванных на слушание. Заседание пройдет в зале номер три.

— Благодарю вас. Возьмите, пожалуйста, значки и прикрепите к мантиям спереди. Вам необходимо пройти досмотр и зарегистрировать ваши палочки у дежурного мага, чей пост находится в дальнем конце атриума.

После этих слов пол будки дрогнул, и она поползла вниз.

— Министерство магии желает вам приятного дня, — сказал женский голос, когда будка остановилась.

— Глупая система! Какой может быть приятный день у тех, кто пришел сюда по такому поводу? – произнес Люциус в пространство и вышел из кабинки. Дети вышли следом.

Они оказались в огромном зале с множеством каминов. В центре этого зала стоял фонтан — скульптурная композиция. Когда Гарри разглядел, что эта композиция представляет собой волшебника, вскидывающего палочку, кентавра, гоблина и домового эльфа, смотрящих на этого волшебника с обожанием, он рассмеялся.

— Вот такая вот сказка о том, что светлая власть боролась за равенство, — прокомментировал скульптуру Люциус. На фонтан уставилась даже Гермиона, которую до этого все происходящее не интересовало.

— Но это же неправильно! – возмутилась Гермиона в своих привычных интонациях, и Гарри поднял глаза к потолку.

— Девочка, подчинить гоблинов и кентавров мечтают все, а борются за право, кто это сделает. Избавьте меня от ваших иллюзий! – отозвался Малфой-старший.

Люциус и трое второкурсников направился в дальний конец атриума регистрировать палочки. После регистрации они спустились на второй уровень, и остановились перед большой черной дверью с вывеской: «Зал суда №3».

— Прибыли, у нас еще пять минут, но все судьи там уже собрались, — произнес Малфой-старший, подошел к своему сыну и поправил воротник его рубашки, затем подошел к Гарри, повторил действия и неудовлетворенно покачал головой, глядя на его лохматые волосы. После этого повернулся к Гермионе и спокойно поправил ее мантию. Девочка посмотрела на него таким взглядом, будто он не мантию ей поправил, а появился в Министерстве в одних трусах. Люциус, глядя на недоумевающее лицо Грейнджер понял, какую реакцию вызвали его действия, и усмехнулся.

— Дело слушает неполный состав — двадцать судей. Полный — пятьдесят, но они все собираются лишь на рассмотрения дел по особо тяжким преступлениям, убийство по неосторожности в такие дела не входит. Вести дело будет Амелия Боунс, она является главой Отдела магического правопорядка и заместителем Председателя Визенгамота. Хаффлпаффка, — как будто сказал самую точную характеристику личности, произнес Малфой-старший. – От Дамблдора, который там будет присутствовать, помощи ждать не стоит. Хотел бы, уже помог.

Гермиона кивнула, и Гарри понял, что для нее сейчас рушится целый мир! Люциус Малфой – Пожиратель Смерти, который убивал таких, как она, сейчас подправляет ей мантию и объясняет, что помощи от Дамблдора ждать не следует. Даже для Гарри все происходящее было каким-то нереальным. Но он — слизеринец, и поэтому понимал, что все не просто так, и Люциус решил сыграть роль. Ведь Гермиона, наверняка, после этого, если представится случай, будет спорить хоть со всем Уизли вместе взятыми, что Люциус Малфой – вовсе не плохой человек. Хорошо ли поступал Малфой-старший? Нет. А хорошо ли поступал Дамблдор, не вмешиваясь в происходящее? Нет. Вот такая вот жизнь.




* * *
Вчетвером они вошли в зал. Это было большое и довольно мрачное помещение с множеством лавок для зрителей, где сейчас сидела только какая-то женщина в ярко-зеленом шелковом костюме. Так же в зале находился неизвестный Гарри маг в темно-синей мантии, и мадам Помфри. Как понял слизеринец, они тоже были свидетелями.

— Рита Скитер, журналистка, — шепотом пояснил Люциус, глядя на женщину в зеленом костюме, — мисс Грейнджер, садитесь в кресло.

Гарри, и оба Малфоя сели на крайнюю лавку.

— Мы можем начать? – поинтересовалась женщина, сидящая в центре возвышения, где находились лавки для судей.

— Конечно, если вы больше никого не ждете, — намек на присутствие Скитер.

— Слушание от третьего декабря объявляется открытым. Разбирается дело о непреднамеренном убийстве Миллисенты Булстроуд Гермионой Джин Грейнджер, проживающей по адресу…

Гарри не слушал, он смотрел на Дамблдора, который присутствовал на заседании, и в данный момент рассматривал потолок. «Совесть мучает? Или не мучает, и он просто скучает? А Иствану приходилось принимать сложные решения… отправлять в тюрьму невиновных, или оправдывать виновных из-за своей выгоды? Он ведь тоже в суде работает». Очнулся Гарри только тогда, когда Гермионе задали прямой вопрос.

— Назовите свое полное имя?

— Гермиона Джин Грейнджер.

— Вы поняли, в чем вас обвиняют? Вы согласны с обвинениями?

— Да, но я не хотела…

— Вы понимали, что заклинание вызова змеи способно привести к подобным последствиям?

— Я тогда не думала об этом…

— Вас предупреждал преподаватель, что вы не должны использовать опасных заклинаний?

— Не помню…

— Перейдем к допросу свидетелей. Мистер Смит, пройдите за кафедру. Назовите свое полное имя и место работы.

— Роберт Джордж Смит, специалист первой категории Отдела магического правопорядка в Министерстве.

— Вы занимались расследованием этого дела. Какие подробности вам удалось установить?

— Двадцать второго ноября этого года в Хогвартсе по инициативе преподавателя Защиты от темных искусств был открыт дуэльный клуб, где и было совершено убийство. На данном уроке двое из учителей находились в Большом зале. Северус Снейп оказался там случайно, перед уроком Гилдерой Локхарт попросил его стать ассистентом, — молодой представитель власти говорил немного сбивчиво, его речь не была похожа на то, что доводилось слышать Гарри в магловских новостях, когда там зачитывал итоги расследования прокурор. Да и вообще вся система была построена тут странно. Этот Смит официально – свидетель, а по сути – обвинитель. — В принципе, после показательной дуэли между преподавателями, он имел полное право покинуть урок, но остался наблюдать. Локхарт предупреждал, что в дуэлях студенты должны использовать заклинания только из школьной программы. Серпенсортия, которую применила Гермиона Грейнджер, не входит в учебный курс. Использование именно этого заклинания и привело к смерти Булстроуд.

— У вас все, мистер Смит?

— Да.

— Можете занять свое место. За кафедру приглашается свидетель Драко Малфой.

Тот посмотрел на отца, который едва заметно кивнул, и блондин подошел к кафедре. А Гарри в это время размышлял над тем, когда же это Локхарт предупреждал о том, какие заклинания использовать. То ли у него проблемы с памятью, то ли этот Смит соврал. А может и сам Локхарт лгал, когда его допрашивали. Кстати, где он? Почему его нет в свидетелях? Его величеству писателю некогда посетить сие мероприятие?

— Уважаемый суд, — обратился Люциус Малфой к Амелии Боунс, — Я полагаю, будет логичнее опрашивать одновременно с моим сыном и мистера Гарри Поттера, так как они сражались в тот день в дуэльной паре.

— Да, пожалуй, так будет логичнее. Мистер Поттер, пройдите тоже за кафедру. Вы присутствовали в дуэльном клубе, организованном преподавателем Защиты от темных искусств Гилдероем Локхартом, двадцать второго ноября?

— Да, — одновременно ответили слизеринцы.

— Мистер Малфой, вы так же использовали в дуэли с мистером Поттером заклинание вызова змеи?

— Да.

— Мистер Поттер, что вы сделали в ответ?

— Использовал Эванеско…

— Это заклинание проходят на третьем курсе, откуда вы его узнали?

— Его профессор Снейп использует на уроках, — Гарри не понимал, к чему весь этот фарс. Или все суды напоминают театр?

— Как вы считаете, у мисс Булстроуд была возможность, чисто теоретически, использовать это заклинание?

— Протестую, — отозвался Дамблдор, — Вопрос не по существу.

Гарри вначале даже не понял, зачем это сказал директор, ведь сейчас бы Гарри ответил, что да, просто Миллисента растерялась, и это был бы довод в пользу Гермионы. Мальчик повернулся к Грейнджер, она тоже не понимала, чего добивается директор. Теперь ей казалось, что он хочет, чтоб ее исключили. Но до Поттера, спустя несколько секунд дошло, что Дамблдор хотел всего лишь избежать ответа «нет». Может быть, он считал детей неразумными существами, которые не способны сказать то, что нужно. Поэтому он думал, что слизеринцы сейчас ляпнут это самое «нет», так как времени тогда действительно почти не было, чтобы использовать заклинание. Малфой-старший понял, как расценили протест директора дети, и усмехнулся. А может, его развеселил сам протест.

— У кого-нибудь из судей еще есть вопросы к мистеру Малфою и мистеру Поттеру? – Амелия посмотрела на своих коллег, — Свидетель миссис Помфри, пройдите за кафедру. Назовите свое полное имя и место работы.

— Поппи Дженна Помфри, работаю медсестрой в школе Хогвартс от клиники Святого Мунго.

— Вы первая осмотрели мисс Булстроуд и настояли на ее госпитализации в клинику?

— Да.

— Лечащий врач Булстроуд сейчас не может присутствовать на заседании, так как занят спасением жизни ребенка, который попал в клинику поздно ночью, — пояснила Амелия для присутствующих, и снова обратилась к мадам Помфри, — Вам пришел отчет о действиях специалистов клиники?

— Да. Я являюсь сотрудником клиники, а не Хогвартса, поэтому именно через меня и передавали документы директору.

— Отчего наступила смерть Булстроуд?

— Смерть наступила в результате интоксикации яда малайского крайта, через двадцать три часа после укуса. От паралича дыхательных путей, но могу подробнее описать развитие симптомов в течение всех этих двадцати трех часов. Правда, тут дети присутствуют, а там…

— Не стоит. Была ли возможность ее спасти?

— Была, — со злой ухмылкой, не свойственной этой жалостливой женщине, произнесла Помфри, — если бы в клинике Святого Мунго всегда находились необходимые лекарства. А то вот магловской антизмеиной сыворотки там не нашлось, более того, если бы не целитель Брейман, который был единственным врачом, кто разбирается в магловской медицине, то девочке бы даже не пытались помочь. Но пока ему удалось связаться с магловскими больницами, достать необходимую сыворотку, вероятно, было уже поздно.

Гарри понял, как эта женщина хочет сказать все, что она думает. О Министерстве, неспособном обеспечить клинику всем необходимым, о чистокровных волшебниках, которые кичатся происхождением и считают, что использовать опыт маглов в медицине – ниже их достоинства. А ведь у маглов есть технологии в данной области, до которых волшебникам еще расти и расти. Расскажи любому магу о клонировании – он пальцем у виска покрутит, и еще догадается маглов обвинить в использовании темной магии! Но мадам Пофри сдерживалась от открытых нападок на Министерство. На Гермиону, ей казалось, было вообще все равно. Не знала она ее, ее больше профессиональные вопросы интересовали. Это Гарри не все равно, это он будет Малфою иллюзию делать, если гриффиндорку оправдают. Но он оценил слова медсестры, пусть это лишь намеки, пусть слабые, но оценил.

— У судей будут еще вопросы к Поппи Помфри? Тогда, мистер Люциус Малфой, прошу, — Амелия указала на кафедру, и Малфой-старший поднялся со своего места со всей, присущей ему гордостью, как будто ему Орден Мерлина вручали, а не в качестве свидетеля допрашивали.

— Представьтесь, назовите ваше место работы.

— Люциус Абраксас Малфой, член Попечительского совета.

— Попечительский совет был уведомлен об открытии дуэльного клуба? Как Совет отнесся к идее открытия клуба?

— Директор Хогвартса не обязан уведомлять об открытии школьных кружков, статус которого и придали дуэльному клубу. Только введение школьных предметов согласовывается с Попечителями. Но идею создания клуба мы восприняли положительно. В школе Хогвартс, наконец-то, решили обучать студентов тому, что действительно может пригодиться в жизни. Это прекрасно! Но! Мы все с вами взрослые волшебники, многие из нас являются родителями, и мы не можем не понимать, насколько опасным может быть обучение ребенка дуэльному искусству. Я учил своего сына. Знаете, как-то раз, он разбил дорогую вазу из венецианского стекла Бомбардой, — Малфой-старший глянул на сына, улыбнулся, а затем серьезно продолжил, — А если бы на месте этой вазы был человек? Я полагаю, очевидно, что дуэльный клуб в Хогвартсе был организован не по правилам и не соответствовал требованиям безопасности, — взгляд в сторону Дамблдора, — Скажите мне, как один маг может следить сразу за всеми студентами в дуэльном клубе? Теоретически – может, если вокруг помоста будет защитный купол, как на дуэльных соревнованиях, сражаться будут по двое, а остальные – зрители.

— Мистер Драко Малфой, скажи, там стоял купол? – Амелия Боунс, казалось, все поняла, и даже была рада такому повороту событий.

— Нет.

— А на каком расстоянии находился профессор Локхарт от дуэлянтов?

— Он стоял в метрах в пятнадцати позади Булстроуд, — сощурился Драко, припоминая.

— Замечательно! – подхватил Малфой-старший. — Заметьте, когда заклинание призыва произнес мой сын – никто не пострадал. Но не потому, что профессор Локхарт оказался рядом, а лишь потому, что мистеру Поттеру было известно заклинание из программы третьего курса. А если бы он его не знал, сейчас на месте мисс Грейнджер был бы мой сын. И его могли бы обвинять в непреднамеренном убийстве! – Гарри ход оценил, понимая, что сына Люциуса Малфоя бы обвинять не стали, но параллель в головах у судей построилась. Причем та параллель, которая и нужна была. О гибкости законов, о том, что одного обвиняют по такому делу, а другого бы никогда не обвинили, — А мир бы лишился не только единственного представителя древней фамилии – мистера Гарри Поттера, но и человека, спасшего Британию от войны и разрухи. Я полагаю, что вины мисс Грейнджер в том, что в Хогвартсе пренебрегают безопасностью студентов, нет. Заклинания призыва, хоть и не входят в школьный курс, не считаются ни темными, ни даже сомнительными. А дуэлям нужно обучать только с соблюдением всех правил, разбивая студентов на небольшие группы. Поэтому, если профессор Локхарт считал, что справится с обучением сразу всех студентов, то и ответственность должна лежать на нем. И я, в любом случае, буду добиваться пересмотра, если суд вынесет обвинительный приговор. Члены Попечительского совета желают видеть Хогвартс местом, где дети будут в безопасности. И если уж профессор Защиты от темных искусств, — Люциус подчеркнул должность Локхарта, — не может ее обеспечить…

Вот так все в этом мире. Один свидетель был прокурором, другой – адвокатом. Без четких обязанностей, без официального статуса. Просто так вышло.

На лицах всех судей, в том числе и Дамблдора, читалось недоумение. Люциус Малфой защищает грязнокровку?! Где бессмертный феникс сдох? Они-то все понимали и до его слов, что девочка оказалось виновной лишь по воле случая, но нужно кого-то наказать. И считали, что общественность будет удовлетворена исключением маглорожденной гриффиндорки, в то время как суд над известным писателем вызовет неоднозначные мнения. А там еще и припишут обвинение Дамблдору, как директору. В общем, проблем не оберешься. И вот тут такой поворот! Малфой, вместо того, чтобы тихо подойти к Боунс и сказать, что настаивает на снятие обвинений, заявил это на суде, да еще и в присутствии Риты Скитер!

— Благодарю, мистер Малфой. У судей еще будут вопросы к свидетелю? – Амелия, казалось, была рада. Она оглядела ошарашенных коллег, — Рассмотрение дела по существу объявляется закрытым. Переходим к голосованию. Кто за то, чтобы мисс Грейнджер признать виновной?

Руки подняли только двое судей – какой-то старичок с наипротивнейшим лицом, и крупная женщина с каштановыми волосами, которая сидела рядом с Дамблдором.

— Гермиона Джин Грейнджер оправдана по всем пунктам. Дело отправляется на повторное расследование в Отдел магического правопорядка, — объявила Амелия Боунс и улыбнулась второкурснице.

Гермиона заплакала.

— Дети, идем, — улыбнулся Малфой-старший, и Гарри подумал, что он переигрывает.

А Гермиона тем временем разрыдалась еще больше. Она вспомнила тролля в туалете год назад, когда Рон и Невилл – храбрые гриффиндорцы, закрыли ее там, а первым, услышав ее крик, прибежал именно Драко Малфой. Неужели Уизли и Лонгботтом успели настолько далеко отойти, что первым оказался слизеринец? А может быть, они просто не хотели рисковать? Вот так просто, в один день, рушится представление о добре и зле в магическом мире, которое формировалось полтора года. Люциус, видя, что Грейнджер никак не успокоится, подошел к ней, и положил руку на плечо, очевидно, решил окончательно разрушить все ее мировоззрение. Драко был в шоке от подобного! «Точно переигрывает», — подумал Гарри, но взглянув на Дамблдора, наблюдающего за всем этим представлением, мысленно порадовался. Осталось Гермионе понять, что в этом мире все действуют в своих интересах и каждый – сам за себя. Вот Люциус сейчас решил, что ему выгодно помочь грязнокровке, а Дамблдор решил, что ему выгоднее не обвинять Локхарта. Только самому Гарри в этой истории ничего не было выгодно. Он, считающий, что у него нет друзей, что в этом мире каждый человек только за себя, просил Малфоя о помощи, и теперь обязан выполнить свою часть их уговора, даже не зная, для чего тому понадобился образ собственной матери, и какие могут быть последствия.

— Мы можем зайти в кафе, тут на первом этаже. Говорят, у них вкусные пирожные, — предложил Малфой-старший.

Странная компания разных людей, которые никогда не должны были ходить вместе в кафе и сидеть там за одним столом, покинула зал суда. Не друзья, не враги, просто люди, интересы которых сошлись здесь и сейчас.

Глава 34

Глава 34. Странная штука - жизнь


Дело по обвинению Локхарта стало настоящим скандалом! Люциус Малфой устроил все так, чтобы Министерство, в целом, не обвинялось в некомпетентности. Не обвинялось в том, что клиника Святого Мунго не оснащена всеми необходимыми лекарствами, в том, что Попечительский совет допускает на должность таких преподавателей. Да обыграл еще все так, что министр Корнелиус Фадж был ему благодарен. На первой полосе одного из выпусков «Пророка» Малфой и Фадж разговаривали в холле Министерства, а в статье говорилось, что министр выражает свою признательность Люциусу за то, что он от имени Попечительского совета помог суду. Получилось, что Фаджа еще и в выгодном свете выставили. Министр в таких мелких делах, как слушание о непреднамеренном убийстве, в качестве члена Визенгамонта не участвует. Да он вообще не знал, и не тут при чем. А как узнал о подобном, так стал устраивать проверки качества работы отделов Министерства. Не нужно было Люциусу влияние терять и идти против министра, вот он все и устроил так, как ему выгодно.

Локхарта судили, но отделался он штрафом в десять тысяч галлеонов. И его даже с поста преподавателя не сняли! Только ввели запрет на образование им школьных кружков и дополнительных курсов. Его освобождение от должности уже никому не было выгодно – ни Дамблдору, ни попечителям, которые понимают, что с каждым годом преподаватели все хуже и хуже. А обязательный предмет отметить ведь нельзя. Опять же, надо сделать видимость, что детей чему-то учат. А кто пойдет на должность, где в конце года каждый преподаватель либо умирает, либо сходит с ума, либо без вести пропадает, либо оказывается замешан в незаконных делах и попадает в Азкабан? Был там подобный случай пять лет назад. А Локхарт поулыбался судьям, подарил женщинам свои книги, на собственные средства поставил памятник Булстроуд, да и вообще, он же такой душка!

Штраф, который заплатил этот, с позволения сказать, учитель министр перечислил на счет клиники Святого Мунго. На всякий случай, вдруг кто-то вроде Помфри еще посмеет заявить, что больница плохо оснащена. Разумеется, такая сумма большой роли не сыграет, но кому какое дело?

По репутации Дамблдора прошлись изрядно. Обвиняли в неумении создать безопасные условия для учебы в школе, в том, что он не настаивал на полной проверке данных, когда обвиняли его ученицу. Скитер даже отметила, что он на суде не вел дело, как глава Визенгамота, доверив все своему заместителю. Наконец, Криви и Финч-Флетчли перевели в клинику Святого Мунго и заказали мандрагоры. Опять же, обвинив директора в том, что он не обратился к попечителям с требованием дополнительных средств на закупку этих растений, а ждал, пока созреют школьные. Провелось небольшое расследование по установлению причин такого состояния двух студентов. Остатков зелья в их организме не обнаружили, а вот проверить использование заклинания оцепенения было невозможно. Все тот же целитель, Брейман, предположил, что если в Тайной комнате действительно спрятано какое-то чудовище, то это василиск. Но наследник Слизерина, скорее всего, купил своему змею очки, и заставил его их носить. Ну, а что? Большинству людей свойственно чувство юмора. Правда, его шутку не очень-то оценили, когда его доводы были опубликованы в газете. Почему-то с особым пристрастием допросили Хагрида, но сотни учеников были свидетелями того, что лесник находился в Большом зале во время первого нападения. Дальше следствие зашло в тупик, не опрашивать же всех студентов и учителей с Веритасерумом? Так Министерство на одном зелье разориться может, оно, между прочим, не дешевое. Использовать легилименцию можно только на подозреваемых, коими вся школа быть не может. А Люциус Малфой молился Мерлину и Моргане, чтобы это следствие в тупике и оставалось. Дамблдору вынесли предупреждение, но снимать с поста директора его не стали.

И если бы кто-нибудь знал, что началом всей этой истории послужил короткий разговор одного второкурсника и самой странной первокурсницы…

Гарри был зол на Локхарта, и пообещал отомстить! За смерть Миллисенты, которая должна была жить, за кота Чертика, который до сих пор оглядывался на спальню девочек, и понимал, что там его больше никто не ждет, за Гермиону, которая с тех пор ходила грустной, за свою гордость, в конце концов! И Снейпу решил отомстить… но пока так, не сильно. Даже если его вообще выловили в коридоре перед уроком дуэлей, где он появляться не планировал. Должен был понимать, что Локхарт – никчемный преподаватель. Так какого черта стоял у входа в Большой зал? Наверно, хотел быстрее уйти.

На следующий день после слушания, совы принесли «Ежедневный пророк», где на первой полосе была фотография, на которой четыре мага в министерском кафе пили чай с пирожными. Милая такая фотография, как знали, какой момент подловить! Они на ней улыбались, и взрослый маг объяснял что-то подрастающему поколению. Школа разделилась на два лагеря. Кто-то говорил, что Люциус Малфой молодец, и вообще он хороший человек. Ну, был тогда под Империо во время войны, а кто бороться с этим проклятием умеет? Правильно, почти никто. Другие злились на то, что в статье были нападки на директора, который не может обеспечить безопасность студентов. Эти поговаривали, что Люциус специально все так подстроил. Все слизеринцы были такого же мнения, только директора при этом не жалели. Дамблдор за завтраком поглядывал на Гарри, который засветился на этой фотографии в «Пророке», и, казалось, хотел с ним поговорить, что-то объяснить. Ну и пусть хочет дальше! Пусть даже предлог находит для разговора. Но, с тех пор прошло уже больше двух недель, а предлог директор так и не нашел. Или о чем говорить не знал. А что он может сказать? Объяснить, что плохие Малфои действовали в своих интересах? Так и у него были свои интересы. Объяснить, почему он не стал вмешиваться? Что за бред, должен Дамблдор еще перед кем-то оправдываться, тем более, когда его и не обвиняют. Скитер, Попечительский совет и Министерство обвиняли, а не Поттер.

Только Гермионе, казалось, было все равно. Гриффиндорцы вообще устроили ей бойкот. Как она посмела сидеть в кафе с Малфоями и есть пирожные? Как она могла позволить Люциусу защищать себя? Да лучше исключение из школы, чем подобное! Вот так легко разрушить идеалы человека, с которыми он привык жить! Веру в правосудие, веру в Министерство, веру в доброго директора… Даже Драко перестал задевать Гермиону, и начал здороваться при встрече. То ли, чтобы досадить гриффиндорцам, которые при этом зеленели от злости, то ли решил подыграть отцу.

Составляли списки тех, кто остается на каникулы в школе, и в этот раз из слизеринцев там значилось четыре фамилии.

— Драко, ты зачем тут остаешься? Неужели тебя дома не ждет праздничный ужин?

— Во-первых, ужин меня действительно не ждет. У нас в семье этот праздник не отмечают. А во-вторых, на каникулах ты исполнишь свою часть уговора. Я свою выполнил.

— И как ты объяснил отцу, что остаешься?

— Никак. Я написал матери, что хочу остаться с тобой в школе. Мне тебя жаль, а ты бедный сирота, и тебе негде проводить каникулы. Она, конечно, сразу пригласила тебя к нам, но я сказал, что ты гордый и откажешься, — вот так просто все объяснил Малфой. Гриффиндорцам не понять такой логики!

Гарри поднял брови и усмехнулся.

— А что? Мама знаешь, какая жалостливая! – заявил Драко.


* * *
Гарри стоял, облокотившись о стену, и ждал, когда придет Снейп и откроет класс. И в это время он думал над тем, что подарить Салиме, День Рождения которой будет через два дня. Как сложно выбирать подарок для такого человека! Купить ей книгу? Да у нее их целая библиотека дома. Купить какой-нибудь артефакт? А зачем он ей нужен, у нее с финансами проблем нет, захочет – сама купит. Купить что-нибудь из одежды? А не будет ли это намеком на ее странные предпочтения в выборе своего гардероба? Купить ей какую-нибудь заколку? Да она волосы заплетает только тогда, когда зелья варит, а так ей вообще плевать, как она выглядит. Вопрос действительно сложный.

— Грейнджер предательница! – услышал Гарри недалеко от себя шепот Рона Уизли, — Она должна была остаться с нами на Рождество! Она обещала. Ее ведь не исключили!

— Она просто не хочет нам помогать, — спокойно ответил ему Невилл.

— Вот именно, не хочет! Она теперь с Малфоями, и нам помогать не станет!

— А должна? Они ей помогли, а мы – нет. А ведь моя двоюродная тетка тоже член Попечительского совета, я мог бы ее попросить помочь. И ты бы мог попросить своего отца, у него наверняка есть знакомые в Визенгамоте.

— Я даже как-то не думал об этом… Но принимать помощь от Малфоев – унизительно!

«Замечательная логика! — подумал Гарри, — А от кого ей принимать еще помощь, если вы даже не думали об этом, не думали, что у маглорожденной волшебницы в этом мире вообще нет никаких связей. И в чем это она должна была им помочь?»

После уроков Гарри нашел Гермиону в библиотеке, в принципе, как обычно.

— Привет, как ты? – он сел напротив девочки.

— Привет. Вот… эссе пишу.

— В Гриффиндоре все тебя игнорируют?

— Не все, но многие. А Джинни Уизли вообще меня недавно так больно плечом задела, и даже не извинилась. А ведь я знаю, что она специально! Вот ей-то я что сделала?

— Хорошо хоть темномагическую порчу на тебя не навела, — когда Гарри сказал это, Гермиона улыбнулась. Она-то не знала, что слизеринец говорит вполне серьезно.

— Гарри, почему все так?

— Как?

— Сложно. Помнишь ту историю с троллем на первом курсе? Ведь меня тогда Малфой спас. И ты. Не Рон, не Невилл. Как распределяют по факультетам? Почему я не вижу гриффиндорской храбрости и справедливости, слизеринской хитрости, а некоторые равенкловцы далеко не умные?

— Ты не видишь слизеринской хитрости, потому что нечасто общаешься со слизеринцами. Справедливость вообще странное понятие, но вот МакГонагалл относительно справедливая. А храбрость… Что это такое вообще? Человек может рисковать собой, когда он считает, что прав, а может – когда ему все равно, нечего терять и он не хочет жить. Вот я считаю, что самоубийцы – храбрые. Способность переступить через собственный инстинкт самосохранения есть далеко не у всех, и чтобы человек это сделал, он должен быть храбрым.

— Но в случае с самоубийством рядом с храбростью присутствует и глупость.

— Не всегда. Сколько людей убивали себя в войнах, чтобы не попасть в плен, чтобы не сдаваться врагу.

— Почему Малфой-старший мне помог?

— Ему так было выгодно.

— А Дамблдор не стал помогать… Ведь он председатель Визенгамота, а сам даже дело не стал вести.

— Ему тоже так было выгодно.

— Тогда в чем разница между гриффиндорцами и слизеринцами?

— Я думаю, в верности. Говорят, что самые верные — хаффлпаффцы, но, мне кажется, это не так. Самые верные — гриффиндорцы и слизеринцы, как ни странно, но верность эта у них разная.

— Верность, говоришь? – Гермиона нахмурилась.

— Да. Слизеринцы верны людям, а гриффиндорцы – идеалам. Даже в той войне, те, кто шли за Волдемортом, были верны не его идеям, а людям. Своим семьям, друзьям. Они боролись за место под солнцем для себя и своих близких. Идеи совпали с интересами их семей, которым они верны. А вот те, кто были на стороне Дамблдора – боролись за идеалы справедливости, добра для всего мира сразу.

— В голове как-то не укладывается. Малфой может быть верным другом?

— Я никогда не оказывался в беде, где могла бы понадобиться его помощь, но думаю, он бы мне помог. А так, когда не стоит вопрос о жизни и смерти, между слизеринцами могут быть взаимовыгодные отношения, что кажется, будто они и не друзья вовсе.

Несколько минут они сидели молча, Гермиона обдумывала разницу между студентами факультетов Хогвартса, а Гарри размышлял над собственной, только что высказанной, теорией. Наверно, он не зря попал в Слизерин. Отношения на этом факультете действительно были странными, но Гарри был уверен, что слизеринец поможет своему – другу, родственнику, даже если тот, к примеру, перейдет на другую сторону в войне. Но при этом на весь остальной мир – плевать. А вот гриффиндорцы, скорее всего, бывшему своему соратнику не помогут, по крайней мере, до тех пор, пока он не раскается в содеянном и не вернется к ним. Зато им не все равно на всех. И поэтому гриффиндорцы, которые не помогли Гермионе, требуют помощи от нее, так как считают, что она должна быть верна идеям факультета в любом случае. Кстати, об этом…

— Гермиона, я услышал разговор Уизли и Лонгботтома. Они говорили, что ты должна была остаться в школе на Рождество и помочь им.

— Был у нас такой уговор, но я передумала. Теперь мне эта идея кажется глупой. И ничего я им не должна! Им надо, пусть сами разбираются.

— А что они хотят?

— Узнать, кто является наследником Слизерина.

— Ха! И как они об этом узнают, если вся школа думает над этим вопросом?

— Идея действительно глупая. Скажи, а ты не знаешь, кто им является? Все-таки ты из Слизерина.

— Знаю, — Гарри ведь подарил ей сережку, можно и говорить о таком.

— И кто?

— Скажу, если ты поклянешься, что никому не расскажешь.

— Клянусь собственной магией, что не расскажу никому то, что сейчас услышу от Гарри Поттера, — Гермиона восприняла его слова буквально, поэтому произнесла ритуальную формулу. Когда вокруг девочки на секунду появилось светло-синее свечение, мадам Пинс посмотрела в сторону их стола с раздражением.

— Волдеморт, — шепотом произнес Гарри. Ему хотелось ради шутки сказать «я», и посмотреть на реакцию гриффиндорки. Но он подумал, что она шутку не оценит.

— Он же умер!

— Как умер, так и воскреснет.


* * *
На День Рождения Салимы Гарри отпросился официально, через декана – написал заявление. Дамблдор заявление подписал, и, что удивило Гарри, даже к себе не вызвал. Покидать ведь школу студентам разрешается, не тюрьма это. Мало ли у кого какие события дома происходят.

Поэтому утром двадцать третьего декабря Гарри спокойно воспользовался камином в кабинете Снейпа, под хмурый взгляд самого декана, и переместился в «Дырявый котел». После чего вышел в магловскую часть города, и в безлюдном переулке позвал Лаки.

Как он был рад оказаться в своем доме! Наверно, только человек, у которого много лет не было своего собственного дома, может это ценить. Гарри обошел все комнаты и двор. Он радовался неуютной холодной гостиной, заснеженному ковру-самолету, который он забыл занести домой, пыльной мебели и даже паутине на потолке.

«Лаки, черт бы его побрал, совсем обленился!» — сказал Адам-Самаэль.

«А мне так даже больше нравится. Соответствует духу этого дома».

«Ты видел, как домовик Малфоя кланяется? А твой – ленивая задница!»

«Приходит, когда зову – и ладно».

Гарри увидел на стуле аккуратно сложенное гипюровое белое нечто и мантию.

«Это что еще такое?»

Ответ не заставил себя долго ждать, из камина появилась именинница собственной персоной. Салима была в обычных магловских джинсах и красной старой кофте, светлые волосы связаны в тугой пучок.

— Привет, Гарри. А что ты тут делаешь?

— Действительно, что я делаю в своем доме… — он сделал вид, что задумался.

— Точно. Ну, для тебя дом, для меня – штаб-квартира моей собственной организации из одного человека.

— Штаб-квартира?

— Ну да. У нас в доме всего два камина – в гостиной и столовой. Крайне неудобно. И своего личного домовика нет, а наших нельзя использовать – они подчиняются главе рода, а не мне лично. А иногда нужно место, где можно переодеться, принять душ…

— Зачем?

— Мало ли что в жизни бывает!

— Почему от тебя чем-то паленым пахнет?

— Корову жгла, — пожала плечами девочка.

— Корову? – искреннее недоумение отобразилось на лице Гарри.

— О, это так весело! В маленьком индийском городке, на площади. Там такая паника была! У них же корова – священное животное. В меня камни и палки стали бросать, еле убежала, пока еще полицейские не приехали! – Салима улыбалась своей безумной улыбкой, вспоминая произошедшее.

— Да уж, действительно – это так весело, наверно, когда в тебя камни кидают!

— Согласна, этот момент был не самым веселым. В меня даже один раз попали, теперь синяк будет. Как Том в дневнике поживает?

— Понятия не имею. Я его подбросил одной первокурснице, которая пыталась какой-то ритуал провести, чтобы я в нее влюбился.

— О, я бы отомстила за такое по-другому, — мечтательно произнесла Салима, — подлила бы ей зелье страсти, заговоренное на Дамблдора! И что, кстати, в школе Том творит?

— Превращает кошек и людей в статуи. Они не умирают, просто застывают. Надпись на стене была: «Враги наследника трепещите» или что-то в этом роде…

— Что надпись означает?

— Легенда есть одна, что в Хогвартсе создана Тайная комната, в которой Слизерин спрятал какое-то чудовище, чтобы его наследник очистил школу от маглорожденных. Есть мнение, что это василиск.

— Да со времен Слизерина там бы любое чудовище уже сдохло! Хотя василиски долго живут, но он в любом случае древний и скоро от старости загнется. Ну что там со статуями? Красивые получаются?

— Да, обычные вроде…

— А я говорила, что он скучный! Если уж решил статуй наделать, то можно же пофантазировать. Одного напугать, перед тем, как он окаменеет, в другого Риктусемпру кинуть, чтоб он смеялся, третьего поймать в тот момент, когда он будет о чем-то размышлять. Собрал бы разные человеческие эмоции… — девочка задумалась, представляя, наверно, свою коллекцию статуй, — или можно перед окаменением заставить человека встать в смешную позу, или состроить рожицу.

— Да уж. Некоторые, кстати, меня этим наследником считают. Что интересного в Дурмстранге?

— Ничего, абсолютная скука. Мои зелья больше не отдают в Больничное крыло. Я решила отомстить, правда, не знаю за что. Наверно, заранее. На всякий случай. Попросила Антуана сделать несколько листов с магией подчинения, поставила на конвертах печать Королевского Министерства – да простит меня отец за то, что я ее у него взяла, и отправила некоторым учителям и директору. Ну, они пришли, куда им было велено и выпили зелье, которое я оставила в одном из кабинетов. Веселый в школе был день!

— Что за зелье?

— Галлюциногенное. Каркаров – наш директор, весь день Патронусов пускал, ему дементоры мерещились. А еще, представляешь, у нас учитель прорицаний – полукентавр. У него мама – человек, а отец – кентавр.

— А у нас преподаватель по чарам – полугоблин. Сколько же в мире извращенцев!

— Ага. Я раньше думала, что выражение лечь под лошадь – образное!

Гарри посмотрел в безумно-веселые черные глаза Салимы и рассмеялся. Как же он соскучился! Оказывается, не только по дому, но и по этой девочке, которая говорит так просто о таких вещах, ведь даже в приюте, о подобном говорили только мальчишки.

— Пойду, переоденусь, — Салима взяла со стула это самое гипюровое нечто, и вышла в другую комнату.

Гарри даже не удивился тому, что девочка вот так использует его дом. Ну, а что еще ждать от человека, который может заявиться к вам в дом поздней ночью в пижаме, и при этом, не то что не извиниться, а просто нагло усядется в кресло? Нужно иногда ей где-то переодеться, пусть переодевается.

Салима вышла из соседней комнаты в белом платье до щиколоток, с распущенными волосами, в светло зеленых носках и магловских кроссовках. В общем, забавно. Гарри стоял с двумя цветочными горшками, в которых росли мандрагоры.

— С Днем Рождения! Это тебе… — мальчик не знал, как Салима может отреагировать на такой подарок, но ничего другого ему в голову не пришло.

— О! Мандрагоры! Это символично…

— Символично? – Гарри об этом не думал.

— Знаешь же, я считаю, что нет темной и светлой магии. А мандрагора используется во многих и темных, и светлых зельях. Ее корни исцеляют, их кладут в противоядия, но эти же корни можно использовать для темномагических ритуалов, действующих на расстоянии. Если заколдовать корень на определенного человека, то его на расстоянии можно пытать, и даже убить. Из нее делают обычные снотворные зелья, а так же зелья, лишающие рассудка.

«Ничего себе. А я думал, она только в противоядиях используется».

«А я говорил тебе, что учебник по травологии надо хотя бы открыть!» — нравоучительно заметил Адам-Самаэль.

— Мальчик и девочка, — сказала Салима, рассмотрев внимательно оба растения.

— Ну да, так специально, — Гарри их сам не отличал, просто женские и мужские мандрагоры стояли в разных сторонах.

— Спасибо. Мне, правда, нравится. Они ведь очень редкие. Где ты вообще их смог достать?

— Стащил, — честно ответил Гарри. Ну, их ведь так много у профессора Спраут, подумаешь, взял парочку…

— Стащил? – удивилась девочка, — Подарки мне покупали часто, но для меня еще никто ничего не крал. Я ценю, — серьезно сказала последнюю фразу Салима, — И не надо на меня так смотреть, правда, ценю. Деньги ты бы взял из сейфа Поттеров – это не сложно, и купить можно что угодно, а вот украсть – сложнее. Знаешь, можно устроить мандрагорам свадьбу!

— Свадьбу?

— Кругом ужасный смрад, глухие стоны,

Похожие на стоны мандрагоры,

Когда ее с корнями вырывают, —

Тот звук ввергает смертного в безумье...

— Ээ… — протянул Гарри, Салима декламирующая стихи – это что-то совсем странное.

— Ни «ээ», а Шекспир! И ты еще у маглов рос! Идем, у нас дома уже родственники собираются, а меня нет. Ты первый, — девочка вложила в руку Гарри летучий порох.

Салима вышла из камина гостиной дома Луджинов степенной походкой, держа в руках горшки с мандрагорами. Аккуратно поставила их на стол, поздоровалась с первыми прибывшими родственниками и стала принимать подарки. С самым скучающим видом, как будто ей было безразлично. Своими манерами она сейчас напоминала Малфоев. Эдакая аристократка в зеленых носках и кроссовках. Гарри поразился резкой смене настроения. «Интересно, если бы я сейчас подарил ей мандрагоры, она бы так же сказала лишь дежурное спасибо?» Девочка спокойно села в кресло, взгляд ее был осмысленным и печальным.

Через двадцать минут, собрались все родственники, и хозяин дома провел гостей в столовую. Салима села рядом с матерью, и со скучающим видом начала ковыряться в тарелке. Гарри вспомнил, как ровно год назад впервые увидел эту девочку, она тогда была такой же спокойной и уставшей.

Истван спрашивал Гарри о школе, о том, чем закончилось слушание. Он порадовался, когда узнал, что в «Ежедневном пророке» Дамблдор обвинялся в некомпетентности, и неспособности обеспечить безопасность студентов. Вороненок, которую благополучно отпустили из Нурменгарда, и даже заплатили компенсацию за необоснованное задержание, рассказывала анекдоты. Ее сын сидел с Антуаном Истваном, они что-то обсуждали на венгерском и смеялись. Брат Салимы распаковывал ее подарки, но самой имениннице было все равно.

Когда все снова вернулись в гостиную, Салима села на самый дальний диван, наверно, чтоб на нее никто не обращал внимания, и стала мечтательно смотреть в окно. Но не тем безумным взглядом, который появлялся на ее лице, когда она мечтала об ангелочках, солнце и статуях из живых людей, а каким-то грустно-мечтательным.

— Ты всегда дома такая, или только когда гости собираются? – поинтересовался Гарри, присев на диван рядом с именинницей.

— Второе. Вышивание в своей комнате забыла, даже заняться нечем…

— Почему? Роль играешь?

— Роль? Какую?

— Грустную.

— Нет. Кода они сюда приходят, мне всегда грустно.

— Отчего?

— Они не помогли Фадилу. Я их могу понять, но не забыть. И не простить. Я никому из них не доверяю, только некоторым из младшего поколения, они к смерти деда не причастны. И дом твой я использую, чтоб переодеться не просто так. Они мне тоже не доверяют. Одна семья – разные люди, с разными интересами, целями. Если бы не родовые древние клятвы, некоторые могли бы быть врагами. Истваны и Вилмосы – точно могли бы. Вот так магия может объединять разных людей. Кстати, если окажешься в опасной ситуации, есть родовая клятва. Ты можешь от имени рода попросить о помощи, и никто из нас не сможет отказать. Даже если не захочет помогать, все равно не сможет. И если кто-нибудь из них попросит тебя о помощи, ты тоже придешь. Даже если будешь ненавидеть этого человека. Если бы Фадил использовал родовую клятву, они бы вытащили его из Суданской тюрьмы. Но он им всем верил, понимаешь, верил!

Гарри промолчал. Он не знал, что ответить.

— А знаешь, почему Темный Лорд не смог тебя убить? – на мгновение в глазах Салимы снова появился привычный безумный блеск, но тут же исчез.

— Почему?

— Тоже магия. Она сильнее всех чувств, интересов и желаний человека. Всегда! И никогда глава рода не сможет убить единственного наследника рода. Магии плевать на его желание, она сама знает, что ей делать. Авада не может отрекошетить, даже если ее в зеркало кинуть. Это не он себя развоплотил, не ты, а магия рода, которая была возмущена его поступком. Магия тебя выбрала, понимаешь? Ему черт знает сколько лет, а детей не было. Род принял тебя по косвенной линии, а Темный Лорд пошел против его воли.

— Да уж, а Дамблдор мне что-то о любви говорил…

— О любви? Она существует, эта любовь?

— Не знаю. Родители любят своих детей.

— Меня не любят. У матери – инстинкт, у отца – привязанность. И то не ко мне, а к брату.

— Я тоже не смогу убить Темного Лорда?

— Захочешь – убьешь. И он, если захочет тебя убить – убьет. Только ты в него и Аваду запустить можешь, а ему придется кого-то просить это сделать.

— Почему я могу использовать Аваду?

— Два рода против одного, даже если его род будет против, и он вообще искренне желает вас помирить. По роду Поттеров и Цоресов ты можешь мстить, сама магия дает право. И никто из них, — Салима обвела взглядом гостиную, — никогда бы не смог убить Фадила, а если бы попытался – сам бы умер. Очередная родовая клятва, что ни один представитель четырех объединенных родов не может убить другого. Всем этим клятвам – тысячи лет, а они действуют. Но магия сильнее, а человек хитрее. Умер он в тюрьме, понимаешь, а они – ни при чем. Дементор виноват!

Покидая дом Луджинов, Гарри думал, что Салима – самый странный человек, которого ему доводилось встречать. Безумная, жестокая, в чем-то гениальная, забавная, грустная и… обычная. Со своими обидами, мечтами, наверно, планами мести всему человечеству, только за то, что оно существует. Со своими идеями, радостями, попытками понять, но невозможностью простить.

Вот так. Гермионе помогают те, от кого она не ждет помощи. Гарри, сам того не зная, может сделать женщину, которая его больше всего ненавидит – Беллатриссу Лестрейндж, чуточку счастливее, если она увидит своего племянника. Волдеморт пытается убить того, кого он не имеет права убивать, не зная об этом. Салима не доверяет своим самым близким, но при этом делится переживаниями с тем, кого знает лишь год. А Дамблдор мечтает о благе всех, не думая о благе каждого. Такая вот странная штука – жизнь.


Глава 35

Глава 35. Каникулы


Утром следующего дня, после завтрака, Гарри поднялся в свою комнату и открыл первую попавшуюся книгу. Хотелось ни о чем не думать, отвлечься. Он бы даже взял книги Локхарта, они для этого больше подходили. Но принципы не позволяли. В руках его не будет творчества этого индюка. Вроде бы все закончилось, а казалось, что все только начинается. С Гермионой все в порядке, Том больше ничего не предпринимает, хотя Джинни и осталась в школе на каникулы, тишина… Но что-то было неестественное в этой тишине. То ли своя грусть, то ли осознание собственной слабости, после всего произошедшего. Как парадоксальны наши чувства! Сам Гарри был инициатором многих событий, пусть и действовал он через других людей. И вся эта история с Тайной комнатой – его рук дело. Можно гордиться хотя бы этим. Но нет, никакой гордости, никакого опьяняющего чувства всемогущества. Обычная усталость и понимание того, что все в этом мире мерзко, все люди мерзки. Может и он сам такой, просто о себе мы подобного никогда не подумаем.

Но, несмотря на эту усталость, несвойственную двенадцатилетним детям, ему хотелось действовать. Хотелось бежать, сделать какую-нибудь глупость, рассмеяться хоть раз в жизни по-настоящему, искренне, по-детски. Слепить снеговика, кидаться снежками, корчить рожи у зеркала. Да что угодно делать, лишь бы быть нормальным. Быть обычным ребенком, не Героем, победившим злого и ужасного, почти бессмертного Волдеморта, ни этим ненормальным сыном алкоголиков, каким он был для Дурслей, ни странным необщительным ребенком, каким он был в приюте. Хотелось быть таким, как Рон Уизли, которому не нужно думать над тем, что будет, не нужно решать, бояться. А сейчас, после слов Салимы Гарри чувствовал себя… старым. Глава двух родов, почти единственный из, обитающих в этом мире, представителей третьего рода. Родовые клятвы, магия… Теперь он чувствовал себя обязанным этим родам, магии. Они приняли его по косвенной линии. Два рода возлагали на него свои надежды. На что, интересно? Не только люди от нас чего-то ждут. Сама магия ждет. Он обязан. А ему хотелось напоить учителей галлюциногенным зельем, сжечь корову ли сделать еще что-нибудь, что могла бы сделать Салима Луджин. Но он не Салима, и он не может радоваться просто так, не может делать что-то, не думая о последствиях… Делать то, что просто пришло ему в голову. Он обязан… магии.

Спустившись перед обедом в гостиную, Гарри застал там весьма странную картину – Малфоя, поедающего в кресле курицу. И это при том, что обед через двадцать минут.

— Не мог дождаться?

— Тебя? – поинтересовался Драко.

— Обеда.

— Мог. Но я там не стану есть. Я вообще на каникулах не буду есть со всеми вместе.

— Почему?

— Нельзя есть за одним столом с теми, кого считаешь врагами. Или теми, кто может ими стать. А там мы с Дамблдором за одним столом сидеть будем, и с гриффиндорцами.

— Из-за чего нельзя?

— Примета такая… Да и вообще, некрасиво это.

— Да уж… — Гарри был удивлен. Малфой верит в приметы? Вот это новость! – И какие есть еще приметы?

— Их много, — Драко задумался, вспоминая, — Есть примета, что нельзя пользоваться палочкой друга, только врага. Ну, есть еще такие, в которые всякие простолюдины, вроде Уизли, верят. Что-то вроде, родилась в мае – выйдешь замуж за магла. Но это уже бред. Все приметы, в которые я верю – основаны на магии. Вот когда люди едят за одним столом — это показатель нормального отношения. Просто человеку потом тяжело будет убить того, с кем сидел за одним обеденным столом и брал печенье из общей вазы. А если ты будешь использовать палочку друга – это к ссоре. Глупо, наверно, но многие потом действительно ссорятся. Ты ведь можешь использовать заклинание, которое твой друг бы не стал никогда использовать, а получится, что оно выполнено его палочкой.


* * *


Гарри удобно расположился в кресле гостиной, гладил Чертика, который лежал у него на коленях, и внимательно рассматривал статуэтку волчонка, подаренную Истваном в прошлом году. Хотелось волка оживить, и посмотреть, что будет. Но, как обычно, когда представится случай, он об этом забудет. В этот самый момент в проеме гостиной показались Малфой, Крэбб и Гойл.

— Ждите здесь, сейчас принесу, — сказал Драко, и побрел в спальню. Гарри лениво посмотрел на Грегори и Винсента, и принялся снова рассматривать волчонка.

— Обхохочетесь, — заявил Малфой, когда вернулся, и сунул своим приятелям в руку «Ежедневный пророк».

— Кого-то арестовали? Министром, наконец, назначили нормального человека, или выделили деньги на оснащение клиники? – спросил Гарри.

— Нет, там статья одна, про Артура Уизли. Представляешь, после проверки всех отделов Министерства, у него в кабинете обнаружили заколдованный магловский электрический чайник. А он работает в отделе по предотвращению незаконного использования изобретений маглов. Ну, к нему домой с проверкой пришли, и нашли в гараже заколдованную машину! Его оштрафовали на пятьдесят галлеонов. Не много, конечно, но больше, скорее всего, у него не нашлось.

Тон Малфоя показался каким-то слишком высокомерным. И какое ему дело до Артура Уизли? Гарри, когда читал этот выпуск, даже не заметил там такой статьи. Тут все никак с Локхартом не успокоятся, всем все равно на рыжее семейство. А тем более, какое дело до этого всего Крэббу и Гойлу? Но судя по их лицам, дело им до этого какое-то да было.

— Артур Уизли обожает маглов, готов сломать волшебную палочку и перенять у них все, что можно, — с презрением продолжил Драко, а Гарри по-прежнему ничего не понимал. – Глядя на всех этих Уизли, в жизни не скажешь, что они чистокровные!

Лицо Крэбба перекосило.

— Что с тобой? – каким-то притворным раздраженным тоном поинтересовался Драко.

— Желудок схватило, — пробурчал тот.

— Драко, а ты, оказывается, был прав, когда говорил, что с врагами за одним столом есть нельзя. Вон, у Винсента уже с желудком проблемы начались, — усмехнулся Гарри. – А Министерство сейчас просто делает вид, что чем-то занимается, раз уж они нападения раскрыть не могут.

— И не раскроют, — отозвался Малфой.

— Почему? – спросил Гойл.

— Потому что, идиоты в аврорате работают.

— Но ты ведь знаешь, кто этот наследник? – желудок Крэбба, вероятно, перестал болеть.

Вот тут уже Гарри по-настоящему удивился. В гостиной Слизерина эта тема поднималась не один раз, и сами Крэбб и Гойл так же участвовали в обсуждении. Они, конечно, далеко не самые умные люди, но склерозом до этого, вроде бы не страдали.

— У тебя не только с желудком, но и с мозгами проблемы? Мы уже это тысячу раз обсуждали. Знаю только, что комнату пятьдесят лет назад последний раз открывали, а кто – не знаю. Его тогда исключили, — при этих словах, Драко оглянулся на Гарри, — знаю только, что тогда грязнокровка погибла. Надеюсь, и в этот раз кто-то из грязнокровок умрет! Да не переживай ты так, Поттер, их и кроме Грейнджер в школе еще полно.

— Да я именно за нее и не переживаю, — пожал плечами Гарри. После этих слов уже Малфой удивленно приподнял бровь, но тут же лицо его опять стало спокойным.

— Скорее за лекарством, от желудка, — крикнул Крэбб, и выбежал из гостиной, за ним выбежал и Гойл.

— А теперь пошли искать Крэбба и Гойла, может быть, им помощь нужна, — сказал Драко, поднимаясь с кресла.

— А это кто были?

— Понятия не имею, хотя догадки, конечно, есть. Пользуются тут всякие оборотным зельем… А это, между прочим, незаконно. А потом говорят, что только слизеринцы незаконными делами заниматься могут. Не школа, а черт знает что!

Гарри рассмеялся. Человеческая глупость бывает такой забавной! Это ж надо, притащиться в гостиную Слизерина, в надежде узнать, кто является наследником.


* * *


Гарри просмотрел множество воспоминаний о Нарциссе Малфой в думосбросе, который Драко принес из дома. Поттер просил разные воспоминания для создания более точного образа – где Нарцисса грустит, смеется, злится и так далее. И теперь Гарри понял, что чета Пожирателей смерти – самая обычная семья, где муж и жена любят друг друга, понял, что Нарцисса – прекрасная мать. Не такая, как Молли Уизли, которая напоминала курицу наседку. Ее основной задачей, как матери, было следить, чтобы дети были накормлены и одеты. Может оттого, что детей в их семье было много, может она сама по себе такая. Но Гарри ни разу не видел, чтобы Молли просто разговаривала хоть с кем-то из детей. Обычный разговор по душам, какой-нибудь рассказ о своей молодости, о происшествии в школе, о войне, в конце концов. Такого в семье Уизли не было. Казалось, дети росли сами по себе, может быть, поэтому они все такие разные?

Гарри понимал, что Драко взял самые нейтральные воспоминания о своей матери, но даже по ним можно было понять, что для этой женщины важнее именно духовная составляющая в воспитании. Она смеялась вместе с сыном, слушала его рассказы о школе, говорила, как в ее время гриффиндорцы шутили. Без злости, кстати, об этом рассказывала, ее их шутки не задевали. Могла с грустью вспоминать семью — мать, отца и сестру. Такая обычная женщина из другого общества…

— Когда сможешь создать иллюзию? – поинтересовался Малфой, глядя, как Гарри задумался, после просмотра очередного воспоминания.

— Думаю, что уже могу. И все же, зачем тебе это?

— Нужно, — Малфой посмотрел на часы, было одиннадцать утра, — создавай.

Гарри сосредоточился на лице Нарциссы, каким его запомнил. Он впервые делал иллюзию конкретного человека, при этом не видел этого человека ни разу в жизни. Могло получиться неправдоподобно…

— Готово. Не знаю, как вышло, я же по воспоминаниям делал, — сказал он, глядя на Драко-Нарциссу. Плюс иллюзии был в том, что человек ощущал себя прежним, он не менялся физически, как при использовании оборотного зелья. Гарри посмотрел на Драко и рассмеялся.

Блондин подошел к зеркалу, посмотрел на себя со всех сторон, и тоже рассмеялся. Достал из чемодана какую-то бумагу, сложил пополам.

— А теперь пожелай мне удачи, — серьезно и немного грустно сказал Малфой.

— Ну, удачи. Правда, я не знаю в чем, — пожал плечами Гарри.

Драко вздохнул, накинул мантию-невидимку, не такую, как у Гарри, более тяжелую, сделанную из обычной ткани, и вышел из спальни. А Поттер еще долго строил догадки, зачем же Малфою на время становиться своей матерью.


* * *


Гарри решил побродить по школе и обдумать планы маленькой мести Снейпу. Что-нибудь забавное, в духе Салимы… Почему обдумывание этого вопроса привело его на второй этаж, он не знал. Но сразу же вспомнил миссис Норрис, о которой никто не беспокоился. Если Криви и Финч-Флетчли забрали в клинику Святого Мунго, и они уже вернутся к следующему семестру живыми и здоровыми, то кошке придется ждать созревания школьных мандрагор.

Гарри осмотрелся в коридоре — ничего особенного. Если эта Тайная комната существует, и там живет василиск то, как его можно не заметить? Второкурсник подошел к тому факелу, на котором висела миссис Норрис. Василиск кошку бы туда точно не повесил, значит, это сделала Джинни. Но факел высоко, она должна была использовать стул… Из-за двери женского туалета послышались знакомые голоса, и Гарри решил заглянуть туда.

— Не надо выливать остатки оборотного зелья, оно может пригодиться, — говорил Рон Уизли.

— А оно как долго может храниться? — это спрашивал уже Невилл.

— Я не Гермиона, откуда мне знать!

— И все было зря, мы так ничего и не узнали.

— Ну не скажи, друг. Кое-что мы узнали. Ни Малфоя, ни Поттера не беспокоит открытие Тайной комнаты. А это что-то да значит!

— Я не думаю, что это кто-то из них. У меня дома были книги с родословными, Малфои никогда не роднились со Слизеринами, Гонтами и другими из этого рода. Поттеры — тем более. Интересно, а почему род один, а фамилии разные?

— Спроси что попроще. Никогда не интересовался этим. А может быть, в легенде имеется ввиду наследник не в прямом смысле, а наследник... ну, я не знаю, по духу что ли. Тогда Малфой отлично подходит, он маглорожденных ненавидит.

— А Поттер с Гермионой дружит!

— Ну и что? Она не одна такая в школе! Он ушел с ужина, когда было первое нападение, потом его доставал Криви, и вот...

— А Джастин? Они вообще никогда не общались.

— Ну и что? Зато Джастин любит всех учить на травологии, а у Поттера с травологией не очень.

Гарри слушал этот бред, и пытался найти в нем логику. Наследник Слизерина обиделся, что кто-то лучше него в травологии? А может, тогда стоит убить всех домовиков за то, что они не каждый день готовят его любимый черничный пирог?

— Ну, я в травологии тоже хорошо разбираюсь, — с гордостью сказал Невилл.

— Ты чистокровный, а Джастин — маглорожденный.

"Домовиков убить не получится, они не маглорожденные. Хотя, миссис Норрис вообще кошка..."

— Мне кажется, что все не так.

— Тогда нам надо найти вход в Тайную комнату!

— Зачем?

— Чтобы убить чудище! Что там писали... Это василиск?

— Как ты его убьешь? Хочешь — сам и пойдешь его убивать.

— Вот и пойду! Надо только узнать, кто пятьдесят лет назад открывал Тайную комнату, для начала.

— Можно у родственников поспрашивать.

— Ты перелил все зелье? Тогда бери котел, и идем.

Гарри и не думал уходить, он так и стоял у входа в туалет, скрестив руки на груди. Гриффиндорцы, заметив его, замерли на месте.

— Наследник Слизерина приветствует вас, мои чистокровные друзья, — слизеринец разрывался между желанием расхохотаться и накричать на Уизли и Лонгботтома.

— П-привет, Гарри, — произнес, заикаясь, Рон, — А мы тут... ээ... к плаксе Миртл в гости зашли.

— Мм... как интересно. А кто это?

— Привидение... местное.

— А теперь серьезно, — все происходящее надоело Гарри, — вы можете считать кого угодно наследниками, убийцами, будущими темными лордами — слышал такую версию от хаффлпаффцев, искать Тайную комнату и вообще делать все, что хотите. Только постарайтесь, чтобы все это было не в ущерб другим. А то Крэбб вот простыл, после того, как вы его в холодном чулане закрыли, стащив с него ботинки.

— Тебя не учили, что подслушивать — нехорошо? — как-то опасливо заметил Невилл.

— А вас не учили, что говорить о людях за глаза – нехорошо? Или страшно в глаза все высказать? Вы же гриффиндорцы, честные и справедливые. А то при встрече улыбаетесь, мило здороваетесь, а за спиной свои догадки строите. Ведь справедливее было бы подойти, спросить, высказать свои подозрения. Даже клятву потребовать, в конце концов, — зловещим шепотом закончил Гарри, глядя прямо в глаза Невиллу.

— Извини, друг, — тихо произнес Рон, глядя в пол.

— Берите свое зелье и вон отсюда. И молитесь, чтобы я никому не сказал, что вы сварили Оборотное зелье, использование которого контролируется Министерством.

Гарри подошел к окну, и стал наблюдать за двумя первокурсниками из хаффлпаффа, которые играли во дворе школы в снежки. Как у них все просто, никаких подозрений, никаких обязательств, никаких планов мести. А может, и у них есть эти планы? Злость, догадки... Но они умеют отвлечься, не думать об этом. Как же Поттера разозлили эти подозрения Уизли и Лонгботтома. Гриффиндорская честность! Лживые улыбки при встрече, лживые слова, и планы за спиной. Это и есть их хваленая факультетская черта? Только почему-то ее приписывают слизеринцам.

Поттер ударил кулаком по оконной раме и засмеялся своим мыслям. Его так обижают подозрения в том, к чему он на самом деле имеет самое прямое отношение. И наследником Слизерина он вполне может быть. Даже не может быть, а является им, хоть и Тайную комнату не открывал. Мы все считаем себя лучше, справедливее, чем есть на самом деле. И даже если человек на самом деле виноват, его очень оскорбляет обвинение других. Мы умеем оправдывать свои поступки перед собой, не понимая, что наши оправдания — только для нас, а в глазах других мы так и остаемся подлецами.

В этот момент дверь туалета открылась, Гарри не успел даже среагировать и обернуться, как ему в голову стукнуло что-то достаточно тяжелое.

— Какого черта! — зашипел он от злости и какой-то детской обиды, потирая затылок. Дверь захлопнулась, и второкурсник огляделся, чтобы понять, что в него бросили. На полу лежал такой знакомый дневник. Гарри поднял тетрадь и ухмыльнулся.

— Его кинула рыжая девочка и убежала, — донесся веселый голос откуда-то сверху.

— Кто ты? — Поттер поднял голову и увидел под потолком девочку-привидение в очках, которая насмешливо на него смотрела.

— Миртл. Я здесь живу.

— В туалете? — удивился Гарри.

— Привидения привязаны к месту смерти...

— Ты умерла в туалете? Тебя отравили? — единственная причина смерти в таком странном месте, которая пришла в голову слизеринцу.

— Нет. Я просто так здесь умерла.

— Подожди, получается, Почти Безголовому Нику пытались отрубить голову в Хогвартсе? В башне Гриффиндора?

— Да, сорок пять ударов тупым топором. Это ужасно! — все эмоции отражались на лице полупрозрачной девочки с двумя смешными хвостиками.

— А все говорили, что Темный Лорд творил ужасные вещи. Да он вообще святой, получается, — рассмеялся Гарри.

— Раньше были другие времена, — пожала плечами Миртл, — если бы он жил в Средние века, его бы никто никогда злым не посчитал. Я училась с ним, он был на три курса старше. Староста Слизерина, такой красивый, — мечтательно произнесла девочка.

— Да? — усмехнулся Гарри, глядя веселыми глазами на привидение, считающее Тома не злым и красивым.

— Ага... Когда я умерла, он часто приходил сюда, мы разговаривали. Он как-то попросил у меня прощение... за мою смерть.

— Не думал, что он умеет просить прощение. Я пойду, Миртл, — Гарри направился к выходу. Теперь это место не казалось ему просто женским туалетом, если уж сюда заходят все, даже будущий Ужас Британии бывал здесь.

— Заходи как-нибудь. Ты на него похож чем-то.

Мальчик резко обернулся и посмотрел на призрачную девочку.

— Чем? Я на отца вроде бы похож...

— Не внешне. Мы — привидения, находимся между двумя мирами. Мы видим людей по-другому. Вы ведь родственники?

Гарри поднял брови.

— Он никому не доверял, ты тоже никому не доверяешь полностью. Я вижу, ты многое скрываешь, даже от тех, кого считаешь друзьями. Ты общаешься с теми, с кем больше никто не общается. Со мной тоже кроме него никто не общался. И пусть это было уже после моей смерти. Ты не восхищаешься теми, кем восхищаются другие. Вы разные, но вы похожи.

— Ты знаешь, кто открыл Тайную комнату?

— Я многое знаю, но никому не скажу. Знаю, как ты тут прятался, когда в этом году первый раз открыли комнату, знаю, кто это сделал и как. Но когда я умерла, меня никто не спрашивал. Почему я сейчас должна говорить?

— А сейчас тебя спрашивали?

— Да... — Миртл скорчила рожицу, как будто в туалете воняло тем, чем обычно в туалетах и может вонять, если там никто долго не убирался, — Он приходил. Дамблдор. Вспомнил, спустя пятьдесят лет обо мне. А я хочу умереть! Окончательно умереть, но уже поздно. Жизнь закончилась, а смерть не началась! — зло прокричала девочка и нырнула в унитаз, оставив брызги на стенах кабинки.

"Сегодня странный день... очень странный" — подумал Гарри, прежде чем выйти из туалета.


* * *
Когда Гарри вошел в гостиную, там на одном из кресел, поджав под себя ноги, сидела Нарцисса Малфой. С таким печальным выражением лица, как будто кто-то умер. Поттер даже удивился, но потом вспомнил, что это Драко. Отражение реальности-то снять было некому.

— Привет, иллюзию снять? Или тебе понравился образ своей матери?

— А? — Малфой был где-то в мире собственных мыслей, — Привет, Гарри.

— Что-то случилось?

— Нет... Все хорошо, все так же, как и было.

— Так я снимаю иллюзию?

— Гарри, может быть, ты мне объяснишь, почему все так?

— Как?

— Сложно.

"Дежавю. Почему с такими вопросами все обращаются ко мне?"

"Радуйся, тебя считают умнее, чем ты есть на самом деле" — весело ответил Адам-Самаэль.

— Что именно сложно? — со вздохом спросил Гарри.

— Жизнь. Вот вернется Темный Лорд, кто-то будет счастлив, кто-то будет плакать. А я даже не знаю, хочу я этого или нет. Мне страшно, но я знаю людей, которые станут счастливее, и я желаю им счастья.


— Я не знаю, Драко. Честно, не знаю. Мне все равно, вернется он, не вернется...

— Все равно? Он будет пытаться тебя убить.

Гарри пожал плечами. Ему действительно было безразлично. Он не станет счастливее, не начнет биться в истерике и желать Волдеморту смерти, не будет переживать за жизни незнакомых ему людей.

Вечером этого длинного дня, когда Малфой, Крэбб и Гойл, наконец, уснули, Гарри открыл дневник. Усмехнулся, и написал:

"Поздравляю, Том. Ты надоел даже первокурснице!"


Глава 36

Глава 36. Воспоминания


Закончились каникулы, все студенты вернулись в замок. Жизнь продолжалась, не смотря ни на что. Подозрения, мысли, планы, усталость — все неважно для самой жизни. Она никогда не остановится, не даст времени человеку подумать над собственными проблемами, не даст времени отдохнуть.

Гарри сидел на уроке Защиты, где Локхарт теперь устраивал спектакли. Вызывал студентов изображать оборотней, вампиров, банши. Поттер никогда и никого не изображал. Даже маглы способны чувствовать опасность, осознавать, с кем можно шутить, а с кем нет. Видимо, преподаватель Защиты понимал на каком-то подсознательном уровне, что вызови он Гарри изображать вампира, быть ему укушенным на самом деле.

Слизеринец достал пергамент, подаренный Антуаном Истваном ему на День Рождения, взял самопишущее перо, чтобы невозможно было по почерку определить, чье это творчество, и тихо продиктовал:

— Возьми цветы. Я всегда любила тебя, помни об этом. Твоя навсегда.

Прочитал эти странные строки, которые могут значить что-либо почти для каждого человека, и зло ухмыльнулся. Так делают цыгане, говоря о том, что может касаться многих людей, просто угадывая жизненные ситуации. Хотя ему было все равно, пергамент с чарами подчинения, угадал он или нет — какая разница.

На втором пергаменте — обычном, Гарри написал:

«Привет. Срочно нужно зелье счастливых иллюзий, или как там оно называлось? Ты летом рассказывала, что от него еще с ума люди сходят. Или любое другое, похожее по действию, которое нужно вдыхать, чтоб оно подействовало. Гарри»

Перечитал обе записки. Взял еще один пергамент.

«Гермиона, это ты помогла Лонгботтому и Уизли сварить Оборотное зелье? Зачем?»

Эту записку он бросил через две парты, на стол перед Гермионой. Девочка прочитала, оглянулась, и начала писать ответ. Через две минуты листок вернулся к Гарри.

«Они хотели узнать, кто является наследником Слизерина, думали над тем, как проникнуть в вашу гостиную. Ну, я предложила вариант с зельем. Мне тоже было интересно. Но позже мне идея показалась глупой, ведь одно дело – попасть в гостиную, а другое – изображать конкретных людей перед их друзьями. Ведь это сложно. От дальнейшего участия в этом я отказалась, но зелье уже было готово. Извини… Теперь они думают, что наследник ты или Малфой».

Гермиона еще раз оглянулась на Гарри, он махнул ей рукой, как бы говоря, что ему все равно, кто и что думает. Девочка улыбнулась.

Через два дня профессора Снейпа третьекурсники Гриффиндора обнаружили на полу рядом с кабинетом. Он сидел, облокотившись о стену с мечтательно-отсутствующим видом, а в руках у него был букет белых роз. Наверно, это выглядело эффектно. Снейп, как обычно, весь в черном, с черными волосами почти до плеч, сидит на полу с белыми цветами. Улыбающегося профессора, что в принципе, довольно необычно, перенесли в Больничное крыло. Розы он так никому и не отдал, крепко прижимая их к себе. Свидетели такого странного состояния декана Слизерина еще долго рассказывали всем желающим послушать, то есть почти всей школе, об этом маленьком происшествии. Вот такая шутка над зельеваром его же оружием от, далеко не самого лучшего по предмету, студента.


* * *
Джинни ходила по школе со скорбным лицом. То ли по Тому соскучилась, то ли еще что-то. Гарри было интересно, как она реагировала на то, что открывала Тайную комнату. Совесть мучила, или совесть — это вообще несуществующее явление, и мучить людей она не может. Человек ведь всегда прав. Любой, даже самый, как сказали бы, бессовестный. Просто у правды две стороны. Убийца со своей позиции тоже прав, и жертва его права.

Криви, который вполне здоровым вернулся в школу, так же доставал Гарри, как будто жизнь людей ничему не учит. Здоровался по три раза в день, говорил, кого считают наследником Слизерина, рассказал, что последнее, что он запомнил перед тем, как окаменеть — большие желтые глаза какого-то чудища, которого он хотел сфотографировать. Поттеру захотелось самому открыть эту Тайную комнату и остаться там, в компании этого чудища. Чтобы не было рядом людей, таких мерзких, со своими мелкими проблемами и радостями...

Гарри открыл дневник.

«Как мне все надоело. Все люди!»

«Бывает. Мне они с самого детства надоедали».

«Да ты сам Джинни надоел...»

«Это я ей надоел? Она меня достала! Ох, Гарри не обращает на меня внимания. Ох, Гарри такой смелый. Ох, Гарри победил Темного Лорда! Я теперь знаю, как ты выглядишь. Она так красочно рассказывала о твоих зеленых глазах, что я даже позавидовал, что у меня они карие! Я хотел хоть немного развлечься, а то, знаешь ли, скучно быть дневником. А пришлось поработать психологом!»

Гарри усмехнулся. Темный Лорд-психолог... Чего только в жизни не бывает.

«Меня в последнее время что-то часто спрашивают, почему жизнь такая странная. Может, ты знаешь ответ?»

«Не знаю. Если Бог есть, то он решил пошутить, создавая людей. А создавая меня, он вообще от души посмеялся. Ненавижу свою жизнь!»

«Жизнь закончилась, а смерть не наступила?»

«Что?»

«Слова Миртл. Я тут тоже один день поработал психологом. Послушал, каким красивым старостой ты был, и узнал, что ты умеешь просить прощение».

«Не ожидал от нее таких слов. Она никогда интеллектом не блистала. Хотя пятьдесят лет прошло, за такое время могла и поумнеть. Но я не хотел ее убивать. Я тогда хотел убить одного гриффиндорца-грязнокровку. И что она в этом туалете забыла в тот день...»

«Пописать пришла» — Гарри почему-то было весело.

«Не вовремя она пришла пописать. Вот такая нелепая смерть вышла. Зашла в туалет, и никогда не вышла оттуда. Это жестоко, даже я это понимаю. Одно дело, когда война идет, люди гибнут. Или умирают от болезней, и другое — вот так, нелепо, в обычном женском туалете».

«Не похож ты на Темного Лорда, даже будущего».

«Миртл пожалел — теперь все, не похож? А твоих родителей мне не жаль! Они воевали, война и смерть всегда идут рядом. И маглов мне не жаль, они просто идиоты. А вот Миртл — жаль, хоть она и грязнокровка. Грязнокровкам вообще нет места в этом мире. Они среди маглов чужие, среди волшебников чужие. Вечно между мирами, как привидения. Только миры другие. Как там мисс Дарительница Отчаяния поживает?»

«Соскучился по Круцио?»

«Она кроме него ничего не умеет что ли?»

«Умеет. Многое. Она опять тебя скучным назвала. Мог бы смешные статуи делать».

«Ну, извините, я не клоун, чтоб людей веселить. И так думал, как бы сделать, чтоб никто не умер».

«Почему? Снова людей жалко?»

«Нет. Просто тогда бы школу быстро закрыли, это не интересно».

«А почему миссис Норрис, Криви и Финч-Флетчли?»

«Кошка — предупреждение. Про Криви Джинни писала, что он всегда к тебе подходит, ревновала девочка. А третий — просто оказался не в том месте, не в то время. Как и Миртл. Только разве что, не умер. Подбрось меня опять Джинни».

«Зачем? Чтоб она тебя в унитазе утопила?»

«Не утопит. Еще прощение попросит. Поработаю снова психологом».

«Только сделай что-нибудь интересное. Живое изображение какой-нибудь известной статуи, или еще что-нибудь».

«Это можно. Но не сразу. Пока у меня есть планы на одного человека».

«Грейнджер, Малфоя и моего кота Чертика — не трогать!»

«Больше никаких котов!» — Гарри, прочитав это, улыбнулся, а потом ненадолго задумался.

«Почему ты стал таким? Воевал, стольких людей убил...»

«Я так хотел! Да и выбора у меня не было. Либо всю жизнь быть никем, либо всем сразу. Я был нищим сиротой, как в мире маглов, так и в мире волшебников. Никто».

«Говорят, что тебе прочили карьеру Министра...»

«Чтобы всякие Малфои указывали, что я должен делать? Ну уж нет! Это я всяким Малфоям указывал, что им делать! Ты думаешь, все просто? Ты ведь не глупый, понимаешь, что все люди считают себя лучше других. И я считал».

«Как ты оказался в приюте?»

«Мама меня там родила... и умерла. Судьба такая у потомков великого Салазара Слизерина — жить в нищете. Ты ведь жил в приюте, знаешь, как это».

«Приют — не самое ужасное, что было в моей жизни».

«Значит, тебе повезло. Или попал ты туда уже не таким маленьким, когда еще магией волшебник не владеет. Хочешь, покажу свой приют?»

«Давай».


* * *
Страницы дневника замелькали, словно в комнате поднялся ветер, и остановились почти в самом начале. Вероятно, в начале жизни Тома. На одной из страниц появился маленький экран, в котором виднелись очертания каких-то домов. Гарри поднес дневник ближе к глазам, чтобы лучше видеть, окно расширилось, и его затянуло туда.

Поттер оказался, как он понял, в Лондоне. Людей на улице не было, вдоль мрачных строений шел только маленький темноволосый мальчик лет пяти, и проводил одной рукой по стенам зданий. Одет ребенок был в рубашку, короткие шорты и длинные гольфы. Во времена детства Гарри так никто не одевался.

Из-за поворота вышли смеющиеся мужчина и женщина, увидев ребенка одного на лондонской улице, они остановились. Гарри подошел ближе.

— Мальчик, ты потерялся? — спросила женщина.

— Нет, — немного зло, даже будто с каким-то вызовом, ответил ребенок, но все равно получилось очень по-детски.

— Тогда где твои мама и папа?

— Мама умерла. Я из приюта, — мальчик указал вперед рукой, видимо, в том направлении находился этот самый приют.

Женщина открыла сумку и достала оттуда коробку конфет.

— Держи, это тебе. Не уходи далеко, а то можешь потеряться, — сказала она, протягивая мальчику конфеты.

— Хорошо, — маленький Том взял конфеты, и на его лице отобразилась самая обычная детская радость, которая бывает у любого ребенка, когда ему покупают игрушку или сладкое.

Мальчик продолжил свой путь, уже держа в одной руке конфеты, а другой так же проводя по стенам. Он остановился у обычного серого здания, ничем не отличающегося от других, разве что, вокруг него был забор, и глубоко вздохнул, прежде чем открыть калитку.

Гарри вместе с Томом оказался в маленьком внутреннем дворике, где стояли две лавочки и качели. Ребенок сел на одну из лавок и начал открывать коробку.

— У него конфеты! — послышался голос со стороны двери здания.

— Том, ты отдашь их нам. Младшие должны делиться со старшими, — сказал мальчишка лет девяти.

— Нет! — закричал ребенок, прижав к себе коробку.

— А я сказал, отдашь! — девятилетний мальчик подошел ближе и попытался выхватить конфеты, но Том держал их крепко.

— Ах так! — сказал тот, что первый увидел у Тома коробку с конфетами. — Ты сам напросился! — с этими словами он подошел к нему, схватил за грудки, — Забирай!

— Что он натворил? — сказал еще один ребенок, выходя из здания.

— У него конфеты. Хорошие, в коробке!

Дальше Гарри стал свидетелем драки, где трое мальчишек силой отбирали у пятилетнего ребенка конфеты, которые он изо всех сил прижимал к себе, и плакал. Конфеты у него отобрали и ушли, а маленький Том так и остался лежать во дворе рядом с лавочкой, свернувшись калачиком. Такой беззащитный, плачущий будущий Темный Лорд...

Обстановка сменилась. Том, вероятно, был в больничном отделении приюта, медсестра смазывала ушибы мазью. Рядом стояла высокая женщина со светлыми волосами, в сером костюме и в ботинках, похожих на мужские.

— Том, они нехорошо поступили, но и ты их пойми. У нас в приюте детям не дают конфеты. Если, как ты говоришь, тебе их подарила женщина на улице, ты должен был поделиться со всеми. Они будут наказаны, но и ты поступил неправильно, — строгим голосом произнесла женщина, — и вообще, что ты делал один на улице?


* * *
Очертания больничного отделения стали расплывчатыми и вскоре исчезли. Гарри оказался в большой неуютной комнате, где находились два дивана, четыре кресла и пара столов. Синие шторы были старыми, полинявшими. На полу стоял горшок с большим и, уже наполовину сухим, деревом. Темноволосый ребенок лет семи сидел в кресле и листал какую-то старую книгу.

— Привет, — на соседнее кресло села голубоглазая девочка с русыми волосами, заплетенными в косу.

— Привет, — немного удивленно ответил мальчик, как будто не привык к тому, что кто-то может с ним здороваться.

— Ты давно тут живешь?

— С рождения.

— А я с бабушкой жила. Она умерла, и меня определили сюда. Тут не очень плохо? — с надеждой в голосе спросила девочка.

— Кому как. Мне тут плохо. Когда-нибудь я выберусь отсюда и отомщу всем!

— Кому отомстишь?

— Всем! — зло прошипел ребенок.

— Ты забавный. Я Кристина, кстати.

— Том, — просто ответил мальчик.

— Покажи мне, где тут что. Мне воспитатели показали только мою комнату, туалет и душ.

— Здесь нет ничего интересного, но если ты хочешь... — Том поднялся с кресла и положил книгу на стол.

Дети обошли здание, Том показал Кристине комнаты для занятий, игровую, больничное отделение, кабинеты воспитателей и директора, сказав, что туда лучше не попадать. Мальчик рассказывал смешные истории о том, как один мальчик спрятал у себя в шкафу колбасу и забыл, а никто не мог понять, откуда воняет. О том, как пол около двери кабинета директора намазали сливочным маслом, чтобы было скользко. Девочка лишь несмело улыбалась, наверно, еще не отошла от смерти бабушки.

— Эй, ты новенькая? — в одном из коридоров дети встретили двух мальчиков и трех девочек лет семи-восьми.

— Да, — ответила Кристина.

— Тогда бы я не советовал тебе общаться с Томом.

— Почему?

— Потом поймешь. Просто если не хочешь, чтобы над тобой тут издевались — не дружи с ним.

Кристина посмотрела на ребенка, который ей это говорил, потом на Тома, который со злостью смотрел на того, кто посмел им помешать.

— Я сама решу с кем мне дружить!

— Решай сама. Только здесь свои правила.

— Том, идем! — заявила Кристина и гордо прошла мимо ребят.


* * *
Приютский коридор исчез, картинка изменилась.

— Почему они тебя не любят? — спрашивала Кристина, сидя на качелях.

— Я другой, — ответил Том.

— Какой другой?

— Не знаю. Просто другой.

— Ты с ними не дружишь, вот они к тебе так и относятся!

— Если бы не я, они нашли другого, кого бы стали обижать. А я просто был бы в их числе и тоже обижал кого-нибудь. Я так не хочу. Я сам по себе!

— Ну и дурак! Так и будешь никем!

— Я буду всем! Не сейчас, когда вырасту...

Приютский двор на мгновение исчез, но вскоре появился снова. Том лежал на траве, смотрел на небо и улыбался. Наверно, он о чем-то мечтал.

— Том, поднимайся! Ты нам мешаешь, мы тут будем делать пикник!

— Тут много места. Делайте его в стороне!

— А мы хотим здесь!

— Плевать, чего вы хотите, — ответил мальчик, и сел на траве. Лежать перед толпой людей человеку всегда неприятно, срабатывает инстинкт. Он огляделся. Пикник устраивали десять человек, в числе которых была и Кристина, которая стояла рядом с другой девочкой. Когда их с Томом глаза встретились, она отвернулась.

— А нам не плевать! Пацаны!

К Тому подошли четверо мальчишек. Они взяли его за руки и ноги, и понесли на крыльцо приюта. Там они его грубо бросили, так, что он ударился головой о бетонные ступени.


* * *
Обстановка сменилась. Гарри оказался в холле приюта. Том, казалось, был уже на два года старше, сидел и что-то писал в тетради. Потом он сверился с книгой, наверно, учебником, закрыл тетрадь, и поднялся. В холл в этот момент вошли две девочки — так же немного повзрослевшая Кристина, и та ее подружка, рядом с которой она стояла, когда Тома отнесли на крыльцо.

— Эми, не садись в это кресло. Тут Том сидел, заразишься еще чем-нибудь, — весело произнесла Кристина. Девочка, которую назвали Эми, усмехнулась, и села в другое кресло. Том вздохнул, посмотрел на Кристину и вышел. Он побрел по коридору, зашел в свою комнату и с силой ударил кулаком по стене.

Комната исчезла, появился осенний двор приюта. Том сидел под деревом и читал. Недалеко, сидя на лавке, Кристина и Эми о чем-то разговаривали. Гарри прислушался.

— Ты уже решила, что подаришь Билли Стаббсу на День Рождения? — спросила Эми.

— Да. Тут недалеко, на площади, женщина кроликов раздает бесплатно. А Билли давно хотел завести домашнее животное. Собаку ему не разрешат, ее дорого кормить, кота тоже. Я спросила у миссис Коул, кролика она разрешила. Он же травой питается.

Том ухмыльнулся чему-то своему, услышав слова Кристины.


* * *
Очертания двора сменились холлом. Там собралось множество детей, все поздравляли Билли Стаббса с Днем Рождения. Судя по количеству свечей на некрасивом торте с кучей розового крема, мальчику исполнялось одиннадцать лет.

— С Днем Рождения! — Кристина, улыбаясь, передала имениннику кролика.

— Он долго не проживет, — сказал Том, который стоял у двери, скрестив руки, и ухмылялся.

— С чего бы это? — спросила Кристина.

— Он повесится, — мальчик еще шире ухмыльнулся.

— Тебе нужно в психушку! — закричал именинник.

— Возможно, — пожал плечами Том и вышел.


* * *
Холл сменился на неуютный и плохо обставленный кабинет. В нем находились тот самый Билли Стаббс, Кристина, Том и немного постаревшая, высокая светловолосая женщина, которая в больничном отделении говорила, что конфетами нужно делиться.

— Это Том! — кричала Кристина, — Когда я дарила кролика, он сказал, что тот долго не проживет, потому что повесится!

— Это не я, — спокойно ответил Том, разглядывая пейзаж за окном.

— Кристина, ну как Том мог забраться на стропила?

— А как кролик мог сам повеситься?! Тем более он говорил об этом!

— Может, я умею предсказывать, — будущий Темный Лорд, казалось, развлекался, — наверно, Билли оказался плохим хозяином, раз его домашние животные вешаются.

— Я все расскажу пастору в воскресенье! Ты злой!

— О, да. А вы все такие добрые!

Кабинет исчез, Гарри оказался на побережье, где открывался красивый вид на скалы. Том сидел на сырой земле, подстелив газету. Напротив него на солнце грелся самый обычный черный уж.

— Ты говоришь, что я особенный?

— Да, говорящий. Все кто умеет говорить с нами — особенные.

— Я могу говорить с любой змеей? В смысле, у вас у всех один язык? Просто люди на разных языках говорят.

— Люди любят придумывать себе лишние проблемы. У нас один язык.

— Получается, если я встречу кобру, она меня не укусит? Я могу с ней просто поговорить? — глаза Тома загорелись.

— Не укусит. Можешь даже приказать ей, чтобы она укусила твоего врага. Тут недалеко, в пещере, есть ядовитые змеи.

— Это хорошо, — мальчик широко ухмыльнулся.

— Том, миссис Коул уже обыскалась тебя, мы... — Кристина не договорила, и уставилась на змею.

— Страшно? — прошептал Том.

— Еще чего! — девочка гордо вскинула голову, — Мы пещеры идем осматривать, все тебя ждут.

Том поднялся, оставил газету на земле, еле слышно прошипел змее «прощай», и побежал в сторону неприметного одноэтажного здания, которое располагалось недалеко от побережья.

— Том, черт бы тебя побрал, где ты ходишь? Только тебя и ждем! Так, объясняю всем правила. Вглубь пещер не проходим, это может быть опасно. Не отставать, чтобы не пришлось потом никого искать. Я иду первой, миссис Мейрган замыкает процессию и подгоняет тех, кто еле ноги передвигает. Всем ясно?

В ответ раздалось недружное «да».

Том плелся в самом конце и молодая воспитательница то и дело на него прикрикивала. Мальчик о чем-то размышлял. В пещерах было довольно скучно и холодно, и Гарри недоумевал, зачем туда повели детей. Том резко остановился и прислушался. Гарри сделал то же самое.

— Ходят тут всякие днем, шумят, спать мешают, — из глубины пещеры доносилось еле слышное шипение.

— И не говори. А ночью не ходят. Боятся.

Том прищурился и улыбнулся, будто что-то задумал.


* * *
Очертания пещеры исчезли, и Гарри оказался в небольшой беседке. Там сидели Эми и какой-то мальчишка лет одиннадцати. Они разговаривали и смеялись. К ним подошел Том. Он посмотрел прямо в глаза Эми, потом мальчику, и тихо, но властно произнес:

— Сейчас ты, Эми, и ты, Деннис, идете со мной в пещеры.

Мальчик и девочка синхронно кивнули и поднялись, а Гарри подумал, уж не стихийный невербальный Империус это был... Если такое возможно.

Том шел первым, Эми и Деннис шли следом, переглядывались, по взглядам было ясно, что идти они никуда не хотят, но почему-то все равно идут. Дети вошли в ту самую пещеру, где до этого Гарри слышал змеиное шипение.

— Ну что вы. Вы же смелые, особенно когда младших обижаете. Неужели меня боитесь? — проникновенно шептал Том на ухо мальчишке. — Это же я, тот самый ненормальный Реддл, которого вы так любили обижать раньше. Неужели что-то изменилось с тех пор? Молчите? Ну, как знаете.

— Есть здесь кто-нибудь, — прошипел Том на серпентарго.

— Приветствуем тебя, говорящий.

— Можете показаться?

— Сейчас.

Из глубины пещеры выползло две некрупные гадюки, которые подползли к Тому. Мальчик присел на корточки и внимательно осмотрел змей.

— Вы можете напугать их, — Том указал на детей, — но не кусать. Хоть мне их и не жалко, но опять меня к пастору поведут. Не люблю я его.

— Хорошо...

Змеи подползли к Эми и Деннису, которые завизжали, но с места не сдвинулись, а Том смеялся. Он больше не был тем беззащитным пятилетним ребенком, который лежал на земле и плакал. На вид Реддлу уже было двенадцать, но Гарри понимал, что, скорее всего, ему меньше, просто он высокого роста. Том уже понял, что он особенный, и, наверно, тогда стал считать всех людей тупым стадом.


* * *
Пещера исчезла, сменившись на такую знакомую Гарри обстановку. Зеленый ковер с серебристыми змейками, кровати с темно-зелеными пологами, тумбы и шкафы. Только спальня была рассчитана на пять человек, а не на шесть, как во времена учебы Поттера. Том рылся в старом потрепанном чемодане.

— Ты Реддл, кажется? Никогда не слышал такой фамилии... — произнес светловолосый мальчик, который забрался на свою кровать прямо в ботинках.

— Розье, смотри, какие мне защитные перчатки купили? За тридцать галеонов! – сказал кудрявый брюнет, и показал своему однокласснику серые тонкие перчатки.

— А у меня обычные. Альфард, ну зачем тебе в этой школе дорогие перчатки? Перед грязнокровками хвастаться? — произнеся это, Розье окинул презрительным взглядом потертую мантию Тома. Наверно, он купил ее в магазине подержанной одежды, куда Гарри летом отнес свои старые вещи на продажу.

— Да ну тебя, — кудрявый мальчик махнул рукой в сторону Розье, и подмигнул Тому, — я Альфард Блэк, будем знакомы.


* * *
Спальня исчезла, Гарри резко потянуло куда-то вверх, и спустя мгновение он оказался в гостиной Слизерина. Благо, ночью никто ничего не заметил. Поттер взял ручку и написал в дневнике:

«Зачем ты мне все это показал?»

«Дамблдор и другие могут говорить, что я, считай, не человек, а безжалостная скотина. И в приюте всех запугивал, и в школе уже первых Пожирателей завербовал. Но это лишь часть моей жизни. Была и дружба, и обиды, и предательства. Как я предавал, так и меня предавали. До четвертого курса я дружил с Альфардом, но потом мы поругались. Он никогда не воевал на моей стороне, а вот тот высокомерный Розье стал одним из первых Пожирателей».

«Тебе не все равно, что говорит Дамблдор?»

«Все равно. Только я человек. Я тоже умею чувствовать! Это не только старику и его людям свойственно, как он думает. А та девочка из приюта, Кристина, очень помогла мне. Я понял как работает эффект толпы. По одному каждый из Пожирателей мог пожалеть маглов, грязнокровок, какую-нибудь семью. Но вместе — никогда! В толпе человек — уже не личность».

Гарри после просмотра воспоминаний Тома стало грустно и обидно. Но на кого обижаться, он не знал. На детскую жестокость? Людскую глупость? А, может быть, на саму жизнь, на все человечество?





Глава 37

Глава 37. Подозрения


- Устроить День святого Валентина в школе! Это ж надо было додуматься! – возмущался Драко, сидя за завтраком в Большом зале.

Интерьер помещения в этот день был несколько странным. Стены были увиты пышными ядовито-розовыми цветами, с потолка сыпались конфетти в виде сердечек, которое Малфой безуспешно пытался стряхивать со своей мантии и волос. Почти вся мужская часть школьного населения сидела с такими кислыми лицами, будто их заставили резать флоббер-червей на отработке у Снейпа. Гарри заметил, что Луна Лавгуд за равенкловским столом, ловит конфетти и складывает себе в карман.

— Зато безопасно. Лучше так, чем дуэльный клуб, – заметил Гарри.

— Лучше уж дуэльный клуб. Я бы пустил змею Локхарту прямо в лицо! Ты посмотри на этого идиота. Он в розовой мантии!

Гарри посмотрел на преподавательский стол, все, кроме Локхарта сидели с каменными лицами, особенно Снейп. Он каким-то чарами оградил свою еду от конфетти, перспектива есть тосты с мелко нарезанной бумагой, вместо приправы, его не радовала.

«Знал бы, что так будет все, букетик Снейпу бы в этот день прислал! С огромной валентинкой!»

— С Днем святого Валентина! – Локхарт поднялся со своего места, — Для начала, я хотел бы поблагодарить всех, кто прислал мне к этому дню поздравительные открытки! Я взял на себя смелость устроить для вас этот маленький сюрприз. О, это еще не все!

Мужчина, в нелепой розовой мантии, хлопнул в ладоши, и в зал вошла процессия гномов, которые, судя по виду, согласились на все это, под Империусом.

— Представляю вам моих купидончиков! Сегодня они будут ходить по школе, и разносить валентинки…

— Гарри, почему я не припас для такого случая тухлых помидор? Закидать бы Локхарта ими, вместе с его купидончиками!

— Жаль, что здесь Салимы нет, она бы что-нибудь придумала, — вздохнул Гарри.

— Кого нет?

— Да, неважно, — произнес Поттер и отодвинул от себя тарелку, в которую упало уже приличное количество конфетти, — Почему я сегодня должен завтракать бумагой?

— Надо будет позвать Добби, пусть он нам что-нибудь из дома принесет, — Драко тоже отодвинул свою тарелку, — Идем на урок.

На протяжении всего дня гномы бесцеремонно входили в классы под злые взгляды всех преподавателей, и передавали валентинки. После обеда, когда Гарри вышел из кабинета заклинаний, к нему подошел один из гномов.

— Эй, ты, Гайи Поттей! – прошепелявил он. Драко засмеялся.

— Идем отсюда, — сказал Поттер. Получать валентинку в присутствии своих одноклассников, а также первокурсников Гриффиндора, которые вышли из соседнего кабинета траснфигурации, он не желал. Вернее, он вообще не хотел валентинок!

Но гном быстро нагнал пытающегося улизнуть Поттера, и крепко ухватился за его сумку, так, что та порвалась и оттуда выпали все учебники. Гном на это не обратил никакого внимания.

— Тебе музыкальное послание, самолично, — пропищал гном.

— Только не здесь.

— Стой смийно! – гном ухватился за мантию Гарри.

— А ну, отпусти! – Драко уже вовсю смеялся над попытками Гарри справиться с гномом.

— Нет!

— Abjuratio! – крикнул Поттер, направив палочку на гнома. После этого, казалось, время замедлило свой ход. Гном очень медленно открывал рот, пытаясь что-то сказать, все медленно шевелились. Гарри нагнулся, чтоб поднять свои учебники, и обнаружил, что дневника Тома среди них нет. Зато увидел медленно удаляющуюся Джинни, что-то прячущую в свою сумку. Он быстро собрал все, что нашел на полу, из своих вещей, и потянул Малфоя в сторону лестницы.

— Не так быстро, Поттер, — раздался за спиной голос Снейпа, — Вы куда-то спешите?

— На ваш урок, — ответил Драко за Гарри.

— Тогда нам по пути, — ухмыльнулся декан, — Живо за мной!

Малфой и Поттер переглянулись, Гарри пожал плечами.

— Всем оставаться здесь, я позову, — бросил Снейп, стоящим у кабинета гриффиндорцам, — Поттер, Малфой, — зельевар кивком указал на вход в кабинет.

Слизеринцы вошли, и Снейп наложил на дверь заглушающие чары.

— Поттер, откуда вам известно то заклинание, которое вы только что использовали?

— В книге прочитал, — правда, ведь, в «Древнейшей магии» читал…

— Да ну? И в какой?

— В своей!

— Не думал, что Темный Лорд издавал книги. Как не предполагал, что Гарри Поттер такие книги бы стал читать, если бы они и были.

Малфой уставился на Снейпа, потом перевел взгляд на Гарри.

— А он-то здесь причем? – Гарри, действительно, этого не понимал.

— При том, что это заклинание придумал он, и мог использовать его тоже только он! Хватит лгать, Поттер!

— Это он вам такую чушь сказал? Это заклинание придумал Салазар Слизерин! И прочитал я его в книге, созданной тогда, когда Темного Лорда и в помине еще не было! Если это все, что вы хотели спросить, может быть, не будем задерживать урок?

— Не смейте, Поттер, — зло прошептал Снейп, — разговаривать со мной в таком тоне! — после этого профессор вскинул палочку, и произнес, — Abjuratio!

И ничего не произошло.

— Даже если это заклинание создал не он, использовать его у других никогда не получалось. Может быть, объясните, почему? – прошипел Снейп, наклонившись к Гарри, и глядя ему прямо в глаза.

— Не буду, вдруг Темный Лорд бы расстроился, что его секрет известен всяким рядовым Пожирателям Смерти! – не отводя глаз, ответил Поттер.

Декан еще секунд пять всматривался в зеленые глаза Гарри, а затем, резко обернулся к Малфою.

— Может быть вам, мистер Малфой, известно, какие книги читает Поттер?

— Разные… А что произошло-то? Никто не умер, правда, заклинание странное какое-то. Оно время замедляет?

— Оно щитовое, действует всегда по-разному, в зависимости от ситуации, — пожал плечами Гарри, отвечая именно Драко, даже не глядя в сторону профессора. — Вообще безопасное. И я не понимаю, почему за его использование, я удостоился аудиенции в кабинете уважаемого профессора Снейпа.

Декан окинул взглядом Поттера, потом Малфоя, снял заглушающие чары, и открыл дверь. В класс стали входить гриффиндорцы и слизеринцы. Гарри и Драко, как обычно, сели за один стол.

— Что за заклинание-то? – шепотом спросил Драко.

— Обычное, просто родовое. Поэтому другие и не могут его использовать, — так же тихо ответил Гарри.

— Родовые чары основаны на родовых способностях, а это заклинание на латыни. Если бы было на серпентарго…

— Малфой, подумай на досуге над этим, а я сейчас буду портить свое зелье. День святого Валентина все-таки! – с этими словами Гарри вытащил из кучи учебников, лежащих стопкой на столе, из-за того, что сумка была порвана, «Древнейшую магию».

«Знаешь рецепт какого-нибудь простого любовного зелья?»


* * *
Следующая неделя была спокойной и даже скучной, ни нападений, ни розовых мантий Локхарта. Хоть у Гарри и была идея сделать иллюзию, чтобы все мантии профессора становились розовыми на уроке второкурсников. Каждый вечер Поттер ходил на отработки к Снейпу и мыл там котлы. Декан не оценил шутку с любовным зельем. Отработки он назначил, а Слизерину добавил двадцать баллов, все-таки любовное зелье – не школьная программа, его сложнее делать. Потом зельевар еще долго допытывался, где Гарри взял рецепт, который уже двести лет не используют, но к концу урока «Древнейшая магия» уже лежала в медальоне с другими немногочисленными ценными вещами.

— Мы на пасхальные каникулы поедем в Испанию, мама сегодня написала, — говорил Драко, по дороге к Астрономической башне. Они шли туда вдвоем, Гойл и Крэбб благополучно уснули, не дождавшись полуночного урока. Решили их не будить, на Астрономии все равно делать нечего, а баллы там почти никогда не снимают.

— Я бы тоже хотел уехать, но не знаю, разрешат ли мне.

— И куда бы ты поехал?

— Домой, Драко, домой.

— У тебя есть дом? – удивился Малфой.

— А я, по-твоему, бездомный нищий?

— Ты ведь жил в «Дырявом котле» летом.

— Это конспирация, — зловеще прошептал Гарри, — чтоб никто не знал, где мой дом.

Млфой рассмеялся, но внезапно резко остановился на лестнице, глядя вперед. Поттер проследил за его взглядом.

— Это еще кто?

— Я не знаю, — прошептал Драко, и подошел ближе к женщине в огромных очках, которые делали ее похожей на стрекозу. Женщина замерла в странной позе, глядя в какой-то стеклянный шар невидящими глазами.

— Еще одно нападение, — констатировал Гарри.

— Ой, — послышался где-то на лестнице выше девичий голос, после чего обладательница голоса скатилась с этой самой лестницы, по дороге сбив странную женщину в очках. Стеклянный шар покатился дальше, прямо к ногам Малфоя, который попытался отойти в сторону, но запутался в полах своей мантии и тоже упал.

Гарри рассмеялся, наблюдая эту картину.

— Да ну тебя, Поттер, что тут смешного, — сказал, поднимаясь и потирая коленку, Драко.

— Извините, я просто оступилась на лестнице.

— Луна, что ты тут делаешь?

— А вы?

— У нас Астрономия сейчас.

— А я вообще спала, проснулась, когда начала падать. Поэтому на твой вопрос я не могу ответить. Что с ней? – босая девочка в ночной рубашке, которая была доказательством ее слов, указала на окаменевшую женщину, которая уже не стояла, а лежала, и смотрела теперь не на шар, а в пространство между руками.

— То же, что и с миссис Норрис, — пожал плечами Гарри, — А кто это?

— Профессор Трелони, она преподает прорицания, — ответила Луна, внимательно разглядывая женщину, — ее мозгошмыги, как и она, похожи на маленьких стрекоз.

Гарри поднял шар и внимательно посмотрел на него. Увидел там призрачное отражение больших желтых глаз. Малфой тоже посмотрел на прозрачную сферу.

— Что это?

— Глаза василиска? – предположил Поттер.

— Я здесь вижу человека в слизеринской мантии, а не глаза василиска! – ответил Драко, разглядывая сферу.

— Это не зеркало, Малфой, — ухмыльнулся Гарри.

— Да не себя! Он старше, но среди слизеринцев-старшекурсников такого нет.

— Дайте я тоже посмотрю! Я хочу увидеть глаза василиска. Можно и глаза наргла. – Луна подошла к второкурсникам и тоже уставилась в сферу.

— А я вижу тут Джинни Уизли! – заявила равенкловка, — Она на первом курсе Гриффиндора учится.

— Картинка сложилась, — усмехнулся Гарри, — расскажи, как выглядит этот слизеринец. Миртл называла его красивым, а я видел его только ребенком.

— Поттер, ты о чем?

— Да так, мозгошмыги здесь, видимо, особенно злостные.

— Это все ее мозгошмыги, они теперь от нее к нам подлетают, — заметил Луна, указав на профессора прорицаний.

У Драко было такое лицо, будто он спал, и на него только что вылили ведро холодной воды.

— И все же, как слизеринец выглядит?

— Ты его знаешь, Поттер?

— Тебе трудно посмотреть в этот дурацкий шар еще раз? Опиши его, и я пойму – знаю я его, или нет.

— Хочешь, я опишу, как выглядит Джинии Уизли? – предложила Луна. — Она похожа на один осенний гриб, название забыла…

— Спасибо, обойдусь как-нибудь без описания Джинни.

Трое детей уставились в сферу, в которой каждый видел что-то свое. Гриффиндорцы, поднимающиеся на Астрономию застали весьма странную картину. Двух слизеринцев, и одну девочку, по ночной рубашке которой было невозможно определить принадлежность к факультету, склонившихся над стеклянным шаром, и что-то обсуждающих. А рядом лежала застывшая женщина, на которую трем студентам было плевать, шар был куда интереснее.

— Что здесь про… — Рон, увидел окаменевшую женщину.

— Нападение! Нападение!! – закричала Лаванда Браун.

Гермиона окинула взглядом профессора прорицаний, отошла в сторону, и посмотрела на Гарри. Их взгляды встретились, он еле заметно покачал головой, она кивнула.

— Что случилось? – раздались шаркающие шаги Филча.

— Нападение! Еще одно нападение! Это Поттер, Малфой и… — Лаванда имени светловолосой девочки не знала.

— Моргана ле Фей, — отозвалась Луна, глядя прямо в глаза гриффиндорке.

— И Моргана ле Фей, — машинально прокричала Браун, и потом только до нее дошло, — Что?

— Почему я не могу быть Морганой? – спросила Луна.

— Она Анжела де Лабарт, — произнес Малфой для Лаванды Браун.

Гарри уже вовсю смеялся, это ж надо из такой ситуации сделать цирк! Причем Луна говорила все абсолютно серьезно и спокойно. У Малфоя тоже получилось вполне серьезно.

— Так! Все разойдитесь! – это к месту происшествия шла МакГонагалл, — Что здесь произошло?

— Они убили профессора Трелони! Малфой, Поттер и де Лабарт! – после этого заявления смеялся уже и Малфой.

— Де Лабарт? Этот род прекратил свое существование в 1275 году, после публичного сожжения последней представительницы рода маглами. Как вы учите историю?– удивилась профессор трансфигурации.

— Я про нее! – Лаванда указала рукой на Луну.

— А, мисс Лавгуд, вы теперь де Лабарт? Мистер Поттер, что здесь произошло?

— Мы встретили тут эту женщину с шаром в руках, а потом…

— С лестницы скатилась я, — продолжила Луна, — но я не специально!

— Так! Все идут на Астрономию. Лавгуд, Поттер и Малфой идут со мной.

— Профессор МакГонагалл, это, правда, не мы! – заявил Драко.

— Это уже не мне решать.

— А кому?

— Директору, мы идем к нему в кабинет.

— Мне кажется, он сейчас спит, — спокойно заметила Луна.

— Ничего страшного, я тоже спала! – ответила МакГонагалл.

Ночная процессия подошла к кабинету директора, профессор произнесла пароль – «Лимонный шербет», и горгулья отъехала в сторону.

— Проходите, сигнальные чары уже сработали, я с вами не пойду, надо разбираться, что с профессором Трелони делать.

Дети вошли на каменные ступени, которые подняли их ко второй двери. Поттер открыл ее и вошел в слабо освещенный ночной кабинет. Следом вошли Малфой и Лавгуд, которые были в этом месте впервые, поэтому сразу огляделись, и начали рассматривать обстановку круглой комнаты.

— О, Распределяющая шляпа, — Луна указала на одну из полок.

— Какая радость, — ехидно отозвался Драко.

Лавгуд на его слова внимания не обратила, сняла Шляпу и надела ее себе на голову.

— Равенкло! – не задумываясь, ответила та.

Гарри снял Шляпу с головы Луны, повертел в руках.

— Интересно, а в ней нет клещей?

Поттер огляделся, увидел феникса Дамблдора, посмотрел на дверь, затем на лестницу, ведущую в другое помещение, и водрузил Шляпу на птицу.

— Слизерин!

— Поттер, тебе надо срочно избавляться от мозгошмыгов! – усмехнулся Малфой.

— Ничего ты не понимаешь, птичка-то наша, слизеринская.

— Феникс и змея – красиво! Надо будет нарисовать, — произнесла Луна.

Гарри положил Шляпу на место. Дети ждали Дамблдора еще где-то минуту. Директор вошел в кабинет при полном параде – фиолетовая мантия со звездами, синий колпак. Он погладил феникса, и прошел за стол.

— Итак, что произошло?

— Я упала с лестницы, — сказал Луна, внимательно разглядывая феникса.

— Мистер Поттер? – директор, вероятно, знал, что адекватного ответа от Лавгуд ему не дождаться.

— Мы шли на Астрономию, по дороге увидели окаменевшую женщину с шаром в руках, хотели сообщить кому-нибудь о нападении, но в этот момент Луна, действительно, упала с лестницы, и сбила эту женщину. Потом пришли гриффиндорцы, и Лаванда Браун начала кричать, что мы убили профессора Трелони, — монотонным голосом сообщил Гарри, как будто зачитывал текст из учебника.

— Вы думаете, это мы? – спросил Драко, подняв бровь.

— Я не думаю, что кто-то из вас совершал эти нападения. Но, может быть, вы видели что-то необычное? – уставшим голосом поинтересовался Дамблдор.

— Закат сегодня был очень ярким, — сообщила Луна, — смотрелось необычно.

— Мисс Лавгуд, у вас, насколько мне известно, Астрономии не было. Что вы делали на лестничной площадке Астрономической башни?

— А? – девочка в этот момент рассматривала Распределяющую шляпу, и вопрос прослушала, — Ее нужно постирать… — кивнула она на шляпу.

— Мистер Малфой, Гарри, — со вздохом обратился Дамблдор к слизеринцам, — Я должен спросить вас, не хотите ли вы мне что-нибудь рассказать? Вообще что-нибудь.

Малфой просто покачал головой.

«Интересно, что он хочет услышать? Это Джинни Уизли, господин директор! Я лично подбросил ей дневник Реддла, вы же знаете кто это? А еще, вы поступили, как последняя сволочь, когда было слушание по обвинению Гермионы, и мне пришлось просить помощи у Малфоя. И да, вы знаете, я ведь дальний родственник Тома, так получилось. Могу быть этим наследником. Я умею говорить со змеями, владею магией теней и отражений, и недавно стащил две мандрагоры у профессора Спраут.»

— Мне нечего вам сказать, профессор, — произнес Гарри.

Двое второкурсников и первокурсница покинули кабинет директора, так и не поняв, зачем их туда приводили. Казалось, даже сам Дамблдор не знал, почему МакГонагалл решила, что им нужно поговорить с директором. Хотя, пожалуй, Луна не думала над подобными вопросами. Она шла, разглядывая потолок ночных коридоров Хогвартса.

А сам Дамблдор, оставшись в кабинете, обхватил голову руками. Он уже давно, еще после третьего нападения, вычислил Джинни Уизли. Только понимал, что наследником Слизерина она быть не может, и действует через нее другой человек. Но каким образом он действует, директор не знал. Поэтому и не предпринимал никаких попыток прекратить все это безобразие. Семья Уизли была ему близка, с Молли и Артуром он был хорошо знаком, и просто так обвинять их дочь не спешил. Он искал какую-то зацепку, что-то, что могло бы подсказать ему, каким образом действует Волдеморт через первокурсницу, чтобы просто «обезвредить» угрозу, и не подставить семью Уизли и их единственную дочь под удар несправедливого правосудия Магической Британии.

Глава 38

Глава 38. Писающий мальчик


Гарри сидел в гостиной с листком бумаги в руках, и размышлял. Надо было выбрать предметы, которые он хотел бы изучать в следующем году. Один предмет он выбрал – Древние руны, но нужно было взять минимум два предмета. Об остальных он мало что знал. Да и о рунах слышал только от Гермионы, когда девочка не задумываясь, сказала, что берет этот предмет, так как он очень интересный.

— Неужели так трудно выбрать предметы? – недоумевал Малфой.

— Вот что ты решил изучать?

— Прорицания, Нумерологию и Уход за магическими существами.

— Почему именно это?

— Ну, — Малфой задумался, — Нумерология пригодится в расчетах для ритуалов, да и для зельеваренья тоже, Уход за магическими существами ведет Кеттлберн – прекрасный преподаватель, как отец о нем отзывался, а Прорицания… У нас с этим разделом магии тесно переплетается вся история. Даже падение Темного Лорда.

— Ага, на исходе седьмого месяца родится тот, кто сможет победить Темного Лорда. Помню. Но такого бреда я еще никогда не слышал. Непонятно, какого года, по какому календарю седьмой месяц. Мне кажется, тут вообще совпадение.

— Откуда ты знаешь о пророчестве? – Драко удивленно приподнял бровь.

— А ты откуда? – в свою очередь приподнял бровь Гарри, и несколько секунд они играли в «гляделки», пока Поттер не рассмеялся.

— Ты знаешь весь текст пророчества? Полный текст моему отцу даже не известен. Да что там отцу, его и Темный Лорд не знал.

— И я не знаю, только часть.

— Откуда?

— От верблюда, Малфой. Иду я, значит, по пустыне. Смотрю, верблюд стоит, ну я его и спрашиваю: «Какого черта Темный Лорд пошел меня убивать?» Этот верблюд задумался, а потом отвечает: «Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда. Рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца…» — потусторонним голосом закончил Гарри.

— Да ну тебя, Поттер, — махнул рукой Драко, — Ты вообще подозрительно много знаешь.

— Я много читаю, — проникновенным шепотом произнес Гарри.

— Грейнджер это не помогает.

В итоге, Малфой так и не помог Гарри выбрать предметы. Нумерология нужна в расчетах, но Салима как-то говорила, что те, кто начинают изучать этот предмет, часто не умеют даже делить в столбик, не знают основ обычной математики. И поначалу всех просто учат элементарным математическим расчетам. Так не проще ли, купить учебники по этому предмету, и изучать его самостоятельно? Уход за магическими существами? А ему это нужно? В лесники идти Гарри точно не планировал. Но, с другой стороны, этому по учебнику самостоятельно не научишься. В итоге по такому принципу Гарри и решил выбирать предметы. Если предполагалось только теоретическое обучение – решил просто купить учебники, а выбрать те предметы, где есть практика.

— Драко, а что такое кабалистика?

— Это интересно. Но ведет предмет старая идиотка, ей лет сто. Она даже в Большой зал не спускается, еле ходит уже. Каждый год туда записываются от трех до пяти человек из всего потока. Хотя сам предмет действительно интересный, отец шифрованные послания писал.

— Какие послания?

— Ну, знаешь, там с помощью цифр слова записывались. Расшифровать легко, но если потом цифры зашифровать в руны, причем, в какие-нибудь неклассические, а их еще во что-то перевести – над письмом голову долго ломать будут.

— То есть, это наука о том, как шифровать записи? – удивился Гарри.

— Нет, конечно. Просто и это можно делать. Кабалистика вообще частично философское учение… Но, лучше купи учебник. На уроках, говорят, еще скучнее, чем у Бинса.

Вот Гарри и выбрал для изучения Древние руны, Прорицания и Уход за магическими существами. Последние, как те предметы, в которые входила практика. По остальным решил купить книги. Крэбб и Гойл устроили опрос среди старшекурсников, что проще всего изучать, и в итоге записались на Прорицания и Уход.

— Гарри, нам надо зайти в библиотеку. Материала в учебнике не хватает для написания эссе для кошки.

— Я еще и не начинал его писать.

— Тем более. Если ты уже выбрал предметы, то идем сейчас, пока время есть.

Двое слизеринцев покинули гостиную своего факультета и направились в библиотеку. На входе Драко столкнулся с Гермионой.

— Грейнджер! – зло прошипел блондин.

— Надо смотреть по сторонам! Привет, Гарри, — поздоровалась гриффиндорка, — Ты уже выбрал предметы на следующий год?

— Да, а ты?

— Я не знала, что выбрать. Записалась на все. Если что, потом вычеркну ненужное.

— Поттер, может мы уже пойдем писать эссе, или так и будем стоять в проходе?

— Малфой, где же твое воспитание? Пока, Гермиона. Нам действительно надо что-нибудь насочинять для МакГонагалл.

Второкурсники прошли к свободному столу, взяли пару книг по Трансфигурации и принялись читать о более сложном разделе этого предмета, который они начинали проходить только в теории – трансфигурации живого в живое. Практика предполагалась только на третьем курсе. Гарри хотелось рассмеяться, когда он читал теорию превращений. Попытки магов научным путем объяснить разницу в массе тела, при превращении кролика в корову, казались смешными. Хотя, возможно, все так и было. Вульфрик Керп, автор теории, объяснял, что кроме тех физических величин, которые используют и маглы – времени, длины, ширины, объема и так далее, есть еще и магическая сила. И эта магическая сила самого волшебника может превращаться во что угодно, заменять любую физическую величину.

— Объясни мне, Драко, вот если моя магическая сила может заменять любую физическую величину, то я могу изменять время? Или я что-то не так понял из объяснений Керпа?

— Можешь. Есть же маховики времени.

— Тогда, черт побери, как устроена Вселенная?

— Ну, Земля, звезды, планеты… — Малфой удивился. — Ты что, Астрономию не учил?

— Да я не про это. Как она устроена во времени? Получается, я могу переместиться в будущее и прошлое, соответственно, у времени нет начала и конца, и оно не зависит ни от чего другого?

— Ну, в будущее ты не можешь переместиться.

— А прорицатели? Они видят будущее, может это и есть перемещение во времени? Тогда получится, что время – замкнутый круг.

— Поттер! Мы пришли писать эссе для кошки. Ты можешь просто переписать теорию Керпа? О таком поговори с равенкловцами. Хотя, судя по Лавгуд, и среди них ты вряд ли найдешь собеседника.

— Вот так всегда! Единственный умный человек, и тот в зеркале!

Гарри все-таки принял совет Малфоя во внимание, и просто переписал теорию. В этот момент в библиотеку вихрем влетела Гермиона и села за стол к Гарри и Драко. Девочка тяжело дышала и никак не могла начать говорить, хотя ясно, что сказать ей было что. Не просто так же она ворвалась в «святая святых» Хогвартса, по ее же мнению.

— Я… Я… только что… проходила мимо… кабинета директора… — начала гриффиндорка, — Там… нападение… я видела василиска! Своими глазами видела!

— Что? – удивился Гарри.

— Судя по тому, что ты здесь, он тебя своими глазами не видел? – осведомился Драко.

— Он… повернулся ко мне, принюхался… но глаза его были закрыты! Он просто прополз мимо!

— Дожили! Василиск уже не может отличать грязнокровок!

— Заткнись, Малфой!

— Да я шучу, Поттер, шучу. Ну что там еще интересного? Что ты к нам-то прибежала?

— Я хотела зайти к директору, сообщить, но потом передумала. Решила посоветоваться. Но я все равно думаю, что надо сказать учителям, что это действительно василиск. Дамблдор должен что-нибудь предпринять!

— Грейнджер, вроде считаешь себя умной, а такая дура! Что он предпримет? Расставит по школе василисколовки? Они же, как раз, в каждом магазине продаются!

— Ага, а в качестве приманки в каждую василисколовку поставить по маглорожденному. Я за Криви! – предложил Гарри.

— Гарри! – возмутилась гриффиндорка, — Кто-нибудь может погибнуть! Я серьезно!

— Тогда я за… А, впрочем, неважно. Гермиона, всем уже давно известно, что это василиск. Но что-то никто ничего не делает!

— И школу не закроют пока никто не умер. После нападения на Трелони этот вопрос решался и в Попечительском совете, и в Визенгамоте, — сообщил Драко. – Из-за грязнокровок, кстати, не закроют. «Сколько же студентов из семей маглов останутся недоученными, если закрыть Хогвартс!» — передразнил кого-то Малфой, но ни Гарри, ни Гермиона, так и не поняли, кого именно.

— Уж не думал, что они пекутся о судьбе маглорожденных, — поделился своим мнением Поттер.

— А они об этом и не думают. Просто тогда сохранение нашего мира в тайне будет под угрозой. У того же Криви есть брат, и как ни странно, тоже волшебник. И хоть ему только девять лет, он уже знает о магии. В списки Хогвартса все записаны с рождения. Поэтому дело не в судьбе грязнокровок, хотя прикрываются, конечно, этим.

— А на кого напали-то? Ты сказала, что было нападение…

— Да. Это странно. Там хаффлпаффец-первокурсник. Но… я не знаю, зачем он это делал!

— Что делал? – в один голос спросили слизеринцы.

— Он застыл под дверью директора… со спущенными штанами, и, кажется, он, — Гермиона даже покраснела, говоря это, — кажется он, писал под дверью кабинета Дамблдора... на горгулью.

— Серьезно? – Малфой засмеялся, представив эту картину, — Ой, не могу. Писающий мальчик. А зачем он под дверью директора нужду справлял?

— Я не знаю, — Гермиона по-прежнему сидела немного красная, а Драко и Гарри смеялись.

— Я думаю, он нужду справлял там, где и положено это делать. Его потом перенесли к кабинету. Вот бы Дамблдор лично его там обнаружил!

— Гарри! Это живой человек, тебе его не жаль?

— Он же не умер, почему мне его должно быть жаль? – удивился Поттер. – Тем более, из первокурсников Хаффлпаффа я точно никого не знаю.

— Это жестоко!

«Эх, жаль мы это увидеть не сможем!» — посетовал Адам-Самаэль.

«И правильно! Нас там еще не хватало. А так, у нас алиби. Мы были вначале в общей гостиной, потом в библиотеке».

— Это более чем жестоко, Гермиона. Все будут обсуждать не факт нападения, как таковой, а то, что хаффлпаффец писал на директорскую горгулью! А на то, что бедный первокурсник стал очередной жертвой василиска, на то, что его будут поить отвратительным зельем, от которого тошнит неделю, судя по рассказам Криви, всем плевать. Но что я могу поделать?

— Хотя бы не смеяться!

— Грейнджер, иди со своими моральными принципами к… Дамблдору. Он же у нас, Моргана его побери, моралист. А по мне, так Писающий мальчик — это забавно, — сказал Драко.

— Только мораль у Дамблдора тоже своя, — подхватил Гарри, — Мне вот кажется, он знает, кто все это делает.

— И ты ведь знаешь? И даже я, вроде как, догадываюсь. А толк от этого какой?

— Малфой, мы – второкурсники, по-твоему, должны защищать школу от Темного Лорда? – когда Поттер произнес это, Драко посмотрел на Гермиону, но она не удивилась этим словам – тоже знала, — Не величайший светлый маг современности, чтоб его… а второкурсники-слизеринцы? Извините, но нет.

— И почему тогда не напали в первую очередь на тебя, а Поттер? Я вот думаю, что Темный Лорд, прежде всего, хотел бы убить тебя.

— Не может, даже если хочет. А может и не хочет, кто его знает, — пожал плечами Гарри.

— Почему не может?

— Просто не может, и все.

— А почему василиск прошел мимо меня? – как бы Гермиона не доказывала всему миру, и самой себе, что ей так жалко этого Писающего мальчика, свои переживания всегда ближе. И те, кто спаслись, всегда будут больше рады за себя, чем расстроены за тех, кто умер или пострадал вместо них, — Я ведь… маглорожденная.

— Кстати да, Гарри, что ты думаешь по этому поводу?

— Может ему говорят, на кого конкретно напасть, — пожал плечами Поттер.

— Ну-ну. И в гостиной Слизерина на зимних каникулах, когда двое идиотов выпили Оборотное зелье, ты говорил, что на Грейнджер никто нападать не будет, и ты даже не беспокоишься по этому поводу!

— Малфой, что ты от меня хочешь? Опять меня будешь подозревать? – усмехнулся Гарри.

— У меня с мозгами все в порядке, не переживай. Я помню, что ты сегодня весь день на виду был. Просто ты что-то знаешь. Ты всегда что-то знаешь.

— Это комплимент? Ведешь себя, как гриффиндорец. Еще приведи аргумент Рона Уизли – «расскажи, мы ведь друзья».

— Значит, я угадал. Знаешь. – констатировал Драко, и откинулся на спинку стула.

— Гарри, если ты, действительно, что-то знаешь, и можешь помочь, ты должен сообщить об этом Дамблдору! Возможно, он сможет прекратить нападения! – если Малфой хотел узнать что-то для себя, из простого любопытства, то Грейнджер – для блага общества. По-гриффиндорски. Все-таки это никуда не деть.

— Да ну тебя, Грейнджер, — Драко поднялся, закрыл книгу, свернул эссе, — Запомни, всем, и Дамблдору в том числе, плевать на эти нападения. Он сейчас больше всего о своей распрекрасной репутации заботится. А почему нам должно быть не все равно? Он не помог тебе на слушании в Визенгамоте, хотя влияния у него больше, чем у моего отца. Не хотел. На тебя не напал василиск, так радуйся. Зато живого василиска видела! И даже если Поттер его лично попросил на тебя не нападать, или еще что-то сделал, тоже радуйся.

— И как Гарри мог его попросить? – удивилась Гермиона.

— На языке жестов, Грейнджер, — Малфой постарался изобразить этот самый язык жестов, вышло довольно смешно.

— Всем ученикам вернуться в свои гостиные! – раздался магически усиленный голос МакГонагалл, — Деканы объяснят ситуацию!

— О, Писающего мальчика обнаружили, — сообщил Драко.

В гостиной Слизерина собрался весь факультет. Ждали Снейпа, который и должен был рассказать о новом нападении. Хотя, все итак догадывались, в чем тут дело.

«Писающий мальчик… это ж надо! Миртл, умершая в туалете, что ли фантазию Тому навеяла?» — Адам-Самаэль веселился, хоть мальчика увидеть и не удалось.

«Может и Миртл… Но все равно, Гермиона в чем-то права, некрасиво получилось. Теперь все будут обсуждать «странную» позу хаффлпаффца, а не жалеть бедного несчастного. Если, конечно, кто-то видел это, кроме преподавателей. Так могут и умолчать».

Вошел Снейп, и оглядел всех собравшихся.

— Совершено еще одно нападение на первокурсника из Хаффлпаффа. По новому распоряжению, все ученики возвращаются в гостиные своих факультетов до шести часов вечера и больше их не покидают. На уроки все ходят в сопровождении преподавателя. Никто не пользуется туалетной комнатой без провожатого. Отменяются все матчи и тренировки. Никаких передвижений по вечерам.

— Да, здравствует, военное положение в школе Хогвартс!

— Очень остроумно, мисс Макнейр.

Девушка замолчала, хотя и осталась недовольной. Ну, еще бы, все просто мечтали ходить в туалет в сопровождении преподавателей! Даже Малфой нахмурился от подобных новостей. Безразлично было только Гарри, он сидел и рассматривал свои ногти. Подумаешь, походит в туалет в сопровождении учителей, нашли проблему.

— Если преступника не поймают, школа будет закрыта. Директор просил узнать, есть ли у кого-нибудь какие-либо подозрения, и если таковые есть, немедленно сообщить ему, — Снейп ухмыльнулся, прекрасно понимая, что тот момент, когда слизеринец расскажет о своих подозрениях Дамблдору, будет предвестником конца света.

Декан еще раз осмотрел всех своих подопечных и вышел. Никто не начал кричать, шумно что-либо обсуждать. Студенты разбрелись по небольшим группам, обсудить все с друзьями, некоторые ушли в спальни.

— Если школу закроют, что будешь делать? – поинтересовался Малфой.

— Учить немецкий язык буду.

— В Дурмстранг? Я тоже туда пойду учиться, только перевестись сложно из Хогвартса. У нас программа обучения другая, сдавать разницу большую придется. По тем же Темным искусствам. Или все-таки, как сказал Снейп, надо чтобы нашли преступника. Я не хочу переводиться, я привык к Хогвартсу. Тут вся моя семья училась…

— Пусть ищут, у меня есть предположение, что это несложно. И вход в Тайную комнату найти можно, при желании.

— Ты еще не нашел? – усмехнулся Драко.

— Зачем? – искренне удивился Гарри, его вход в Тайную комнату не сильно-то и интересовал. – Но это, правда, не сложно. А вот желания я, почему-то, не вижу. И тут, Драко, у нас вырисовывается странная картинка.

— Какая?

— Ну, предположим, Дамблдор знает, кто пятьдесят лет назад открывал Тайную комнату. Знает, кто погиб тогда. Ты, наверно, не в курсе, это была плакса Миртл, сейчас она школьное приведение. Что мешало Дамблдору опросить ее, когда она стала приведением? Сейчас у него не получилось это сделать, и не надо удивляться так, Малфой. Мне сама Миртл рассказала. С приведениями иногда полезно общаться. У Дамблдора есть какой-то способ вычислять передвижения студентов. Значит, он может вычислить кто и где находится во время нападений. Просчитать, кто отсутствовал на Хэллоуин в Большом зале не сложно, достаточно спросить всех преподавателей, особенно деканов. Они всегда за нами следят.

— Получается… Нет, не может быть такого!

— Что ты там надумал?

— Если Дамблдор мог все это узнать, а он мог, раз даже ты узнал, то получается, на стороне Темного Лорда действует кто-то из Гриффиндора или Хаффлпаффа?

— Пять баллов Слизерину, — хлопнул в ладоши Гарри.

— И ты знаешь, кто это?

— Понятия не имею.

Малфой задумался над не совсем достоверной информацией, но не говорить же Гарри обо всем, что он знает? Может еще рассказать, что он дневник у его отца стащил? Но в целом, размышлял Малфой в нужном направлении, думая о том, кто же из гриффиндорцев или хаффлпаффцев является наследникозаменителем, и действует за Темного Лорда.

— Может, это старший Уизли?

— Перси что ли? – удивился Гарри такому предположению.

— Ну, он какой-то странный. Слишком от остальных рыжих отличается.

— В общем, Драко. Не думай лучше об этом. Безопасность студентов – не наши проблемы. В крайнем случае, поступим в Дурмстранг.


* * *
В это же время, в гостиной Гриффиндора, Фред и Джордж Уизли рассказывали, как они обнаружили Писающего мальчика, когда МакГонагалл вела их к директору, после того, как они взорвали дверь кабинета Филча. Кто-то усмехнулся, кто-то погрустнел. Джинни так вообще постаралась стать как можно незаметнее, хотя итак сидела в самом дальнем кресле. А Ли Джордан, приятель близнецов, стал вслух размышлять над тем, что жертвами стали двое хаффлпаффцев, один гриффиндорец, и профессор Трелони, которая училась когда-то в Равенкло. И только никто из слизеринцев не пострадал.

— Это Малфой или Поттер, — сообщил всем Рон Уизли.

— Поттер? Братец, да ты с ума сошел. Ты еще скажи, что это Дамблдор!

— Между прочим, и Гарри, и Малфой, были в библиотеке во время нападения, я сама лично видела! – Гермиона поднялась и прошла в свою комнату.

— И что это она слизеринцев защищает? – тихо произнес Рон в пространство.

На следующий день за завтраком вовсю обсуждали Писающего мальчика. Слухи о месте и позе, в которой был обнаружен хаффлпаффец, дошли уже до всех факультетов. Информацию о том, что поздно вечером состоялось экстренное собрание Попечительского совета, и прошло заседание в Визенгамоте, до слизеринцев донес Драко. Директора отстранили от должности, а Хагрида отправили в Азкабан, по обвинению в нападениях. Когда нужно срочно найти виновного, он всегда находится, достаточно лишь выбрать того, за кого никто не заступится. А если «обвиняемого» еще и долго пытать, то он сам во всем признаться может, и вспомнить то, чего не было. Правда, в случае с Хагридом, это лишнее. Как объяснил Малфой, его в прошлом обвиняли по похожему делу, как раз тогда, пятьдесят лет назад.

А Гарри стало снова грустно. Хотелось чего-нибудь простого, обычного сладкого торта, или шоколада. И чтобы не было никаких обвинений, косых взглядов Рона Уизли, Гермионы Грейнджер, сидящей сегодня в стороне от одноклассников, и разгадывающей загадку века – почему же василиск прошел мимо нее, и какое к этому отношение имеет Гарри Поттер. Вообще никого. Лишь простое сладкое мгновение счастья.

Тогда, пятьдесят лет назад Хагрида обвинил будущий Темный Лорд, и все обрадовались, что виновный был найден, подхватили это обвинение. Сейчас Хагрида обвинил Министр выигравшей светлой стороны, и снова все рады. Но, скорее всего, и тогда и сейчас, люди понимали, что вряд ли Хагрид когда-нибудь был этим наследником Слизерина. Просто так вышло, так судьба распорядилась. А сам отчисленный студент прожил вполне обычную жизнь необразованного человека, верил светлой стороне, не раз его предававшей. Даже не замечал предательства. Так просто жить, когда веришь… Вот оно счастье! Счастлив не тот, у кого есть хороший дом, доход, любящая семья и верные друзья, а тот, кто считает, что у него все это есть. Даже если хороший дом – это лачуга у опушки леса, доход – небольшое жалование лесника и бесплатное школьное питание, семья – пес по кличке Клык, а верные друзья – Дамблдор и другие, кто ни разу не пытались оспаривать решение о запрете на использование магии, зная, что обвинение было ложным. Счастливыми не становятся, им рождаются. И неважно, как сложится жизнь у этих людей.

Глава 39

Глава 39. Тайная комната


Все студенты Гриффиндора и Хаффлпаффа ходили по школе со скорбными лицами, полагая, что без Дамблдора нападения никогда не раскроют. В то, что наследником Слизерина является Хагрид, не верил никто. Только Фред и Джордж Уизли развлекались, как могли. Их картина восприятия мира была абсолютно иной, их не тревожили такие мелочи жизни, как нападения, увольнение Дамблдора, переходы из кабинета в кабинет в сопровождении преподавателей. Они, напротив, этим активно пользовались. Просили учителей сопроводить их в туалет во время каждого урока, во время завтрака, обеда и ужина. Особенно злился Снейп, но выхода не было, поэтому во время каждого урока зельеваренья, он сопровождал Фреда или Джорджа в туалет. То у них на уроке кровь из носа пойдет, нужно промыть, то рвотные позывы появятся. Один раз профессор все же отказался вести Фреда в туалет, так того вырвало прямо в котел. После этого, как бы Снейп не злился, но больше не просил терпеть.

Локхарт вещал, что нападений больше не будет, так как виновник арестован, и он всегда подозревал Хагрида. Все те же близнецы Уизли за такие слова подсунули ему какую-то конфету, от которой лицо профессора по Защите покрылось прыщами.

Драко Малфой назло всем расхаживал по школе с таким видом, будто его назначили Министром магии. Разумеется, это не прибавляло ему популярности среди студентов трех факультетов. Впрочем, именно этого он и добивался. Он не наслаждался атмосферой страха, которая царила в школе после увольнения Дамблдора, он делал вид, что наслаждается ей. Когда ты в этой жизни ничего не значишь, сделай хотя бы вид, что значишь многое. Вот Малфой и делал вид, создавал себе образ отрицательного героя, на самом деле таковым не являясь. Наверно, ему льстило, что многие считают, будто он наследник Слизерина. Так как он чаще всего находился в компании Гарри, то и герою магической Британии частично доставался лучик зловещей, и одновременно жалкой славы Драко. Но самого Гарри это не беспокоило. То считают героем, только потому, что он случайно выжил, то злодеем, только потому, что он учится в Слизерине и дружит с Малфоем. Общественное мнение оно такое.

— Меня что удивляет. Почему грязнокровки еще не пакуют чемоданы? Ставлю пять галеонов, скоро будет еще одно нападение, — говорил Драко, стоя в коридоре перед кабинетом зельеваренья. Скорее, для гриффиндорцев говорил. Гермиона закатила глаза.

— Что ты, что ты. Никаких нападений больше не будет! — услышал его слова Локхарт, который провожал студентов к кабинету, и теперь дожидался Снейпа. Какая польза от такого провожатого, не понимал никто. Но видимость беспокойства со стороны школы выглядела вообще весьма странной, — Я вчера, кажется, понял, где находится Тайная комната. Сегодня ночью спущусь туда, и опечатаю вход.

Тут глаза закатили одновременно несколько студентов, слова Локхарта уже никто всерьез не воспринимал. Наконец, пришел Снейп. Прошел обычный урок зельеваренья, на котором у Гарри даже получилось сварить вполне приемлемое зелье. И это даже несмотря на то, что профессор был явно не в духе, и делал всем, даже слизеринцам кучу замечаний. Может, опять близнецы над ним поиздевались?

Обычный и ничем не примечательный день закончился очередным сообщением МакГонагалл, прогремевшим на всю школу.

— Еще одно нападение. Кажется, пора нанимать преподавателя по немецкому языку, — со вздохом сообщил Малфой.

— Наверно. Но меня это не расстраивает, если честно, — ответил Гарри, оторвавшись от чтения книги. У него неделю назад получилось исчезнуть в тени, когда он чуть не попался Филчу. Он тогда без сопровождения покинул гостиную, и теперь не мог понять, почему способен использовать эту способность только в экстренных ситуациях. Вот и старался узнать об этом в книгах, которые ему приносил Лаки из библиотеки дома Цоресов.

— Интересно, на кого в этот раз напали...

— Гриффиндор, Хаффлпафф или Равенкло.

— Но, как мы полагаем, действует-то на стороне Темного Лорда кто-то не из Слизерина. Могли и на кого-то из слизеринцев напасть. Вот привычка у наших, разбрелись все по спальням и комнатам для занятий, и не поймешь, все ли вернулись, — за своих Драко переживал, пусть и не сильно. Самые близкие из этих своих сидели в гостиной, Крэбб и Гойл играли в плюй-камни у камина.

— Спать пора, думаю, Снейп завтра зайдет с сообщением. Половина факультета все равно уже спит, время-то позднее.

— Да, пора спать. Грег, вы идете?

— Мы еще немного поиграем, — отозвался Гойл, и Малфой с Гарри направились в спальню без них.


* * *
— Какого черта! — Гарри проснулся оттого, что его кто-то укусил за руку. Сразу же достал палочку Квирелла из под подушки — паранойя, наверно. Своя на виду лежит, на тумбочке — расчет на видимость беззащитности.

— Люмос! — слизеринец и в темноте увидел, что укусило его что-то маленькое, и кидаться тут в кровати заклинаниями глупо и бессмысленно, — Крыса? Ты что тут делаешь, животное?

Эта самая облезлая крыса держала в руках письмо. Гарри взял письмо из пасти животного, но крыса не ушла. Ждала.

"Не знал, что крысы носят почту..." — пробубнил сонный голос Адама-Самаэля. Видимо, подсознание еще до конца не проснулось.

Письмо было следующего содержания:

"Гарри! Я не знаю, кто является наследником Слизерина. Но, сегодня вечером мою сестру — Джинни, наследник забрал в Тайную комнату. Он оставил послание в коридоре на втором этаже, где говорилось, что ее скелет останется там навечно. Был еще постскриптум, но его никто не понял, там почти одни согласные "ш" и "с" в странном сочетании. Снейп сказал, что это транслитерация серпентарго. Если ты знаешь что-то, помоги, пожалуйста. Я подумал, что если ты учишься в Слизерине, можешь знать, кто это делает. Джинни — единственная дочь у родителей. Мама всегда мечтала о дочери, она не переживет ее смерть. Извини, если что... Мы в отчаянии, Рон кричит, что это ты, но я знаю, что ты не мог...

Фред Уизли».

Гарри перечитал письмо еще раз.

"Они над нами издеваются? Мы еще Джинни не спасали!" — Адам-Самаэль, после прочтения письма все же проснулся окончательно.

"Крыса ждет ответ, что написать?"

"Что мы ничего не знаем, и помочь, к великому сожалению, ничем не можем. Слизеринцы — подлые твари, ни с кем не делятся своими мыслями, в гостиной Тайную комнату не обсуждают, поэтому мы не знаем, кто является наследником... Придумай что-нибудь жалостливое".

Гарри написал ответ и передал крысе, продолжая удивляться такому почтальону. Хотя, в волшебном мире чего только не увидишь.

"Пойдем послание на серпентарго читать? Для нас, я думаю, написали..." — предложил Адам-Самаэль.

"Идем".

Гарри накинул мантию и вышел из гостиной. Если кто-то считал, что все меры безопасности предпринимаются для благой цели, то это не так. Просто нужно было что-то предпринять. Но при желании любой студент ночью мог покинуть гостиную, преподаватели даже не потрудились накладывать на ночь какие-либо чары, запирающие проходы.

На втором этаже было тихо, никто не расшифровывал послание, может, никто просто не мог? Различать в шипении слова — родовая способность, словарей по переводу с серпентарго на английский никто не придумал. Наверно, это невозможно. Но Гарри не предполагал, что послание придется расшифровывать и ему. Записать это самое шипение английскими буквами — непросто. Слизеринец раз двадцать прочитал написанное на стене, прежде чем понял смысл — "Забери меня отсюда. Не хочу всю жизнь провести в компании василиска и голых мрачных стен. Спроси у Миртл, где вход".

— Ну, Том... — прошипел Гарри на серпентарго, хотя даже не заметил этого, — А вдруг там ловушка...

Поттер так и стоял посреди коридора, раздумывая, идти ему в эту Тайную комнату или нет. Потом, судя по выражению лица, у него возникла какая-то мысль, и он направился прямо по коридору, мимо туалета плаксы Миртл.




* * *
— Спасибо, Миртл, — поблагодарил Гарри призрачную девочку, когда она сказала ему, как попасть в Тайную комнату.

— Ты не первый, кто сегодня этим интересуется, кстати, — заметила девочка, глядя на свои руки.

— Кто еще спрашивал?

— А кто только не спрашивал. Я сегодня себя справочником чувствую. Некоторым я сказала, другим не ответила принципиально. Ваш декан приходил, я его водой обрызгала только.

— А кому сказала?

— Двум второкурсникам из Гриффиндора. Хотела посмотреть, что они будут делать дальше. Ну, они постояли у раковины, попытались использовать заклинания, но у них ничего не вышло.

— Это хорошо, что не вышло, — Гарри подошел к раковине со змейкой, — Какой идиот придумал такой вход? Ах да, это был мой великий предок — Салазар Слизерин.

Раковина начала вращаться, и исчезла где-то внизу. Слизеринец заглянул вниз. Там было темно, он не мог ничего разглядеть.

— Там нормально приземлишься, правда, скорее всего мантию заляпаешь. Тысячу раз была в этой комнате, в ней нет ничего интересного. Хоть одно преимущество у привидений, мы можем проходить сквозь стены...

Гарри еще раз заглянул в темный тоннель.

— Профессор, я думаю, вы пойдете первым, — Гарри направил палочку на Локхарта, который был в лиловой пижаме и с бигудями на голове. Выглядел он не к месту забавно.

— Какой в этом смысл? — испуганно проговорил профессор, — Не понимаю, зачем я вам здесь, мистер Поттер.

— В этой жизни вообще во многом смысла нет, а так, я хотя бы не один разобьюсь в этом тоннеле, — с этими словами Гарри толкнул Локхарта, и прыгнул следом за ним.

Летели они долго, под конец горе-профессор даже перестал кричать, только так, немного испуганно подвывал. Наконец, тоннель изогнулся под прямым углом и резко оборвался.

— Люмос, — произнес Гарри.

Они оказались в мрачном и сыром помещении высотой в человеческий рост. Еще немного, и бигуди Локхарта касались бы потолка. Гарри огляделся, путь был один, по мрачному, и не менее сырому проходу.

— Ну, — Гарри указал палочкой на профессора, — Вы же защиту преподаете, а испугались обычного сырого помещения. Идите вперед.

Шаги двоих людей отзывались гулким эхом в пустом коридоре. Локхарт шел впереди, направляемый палочкой, упирающейся в спину. Когда Гарри раздумывал, идти ему в Тайную комнату или нет, в его голову пришла идея, взять с собой ненавистного учителя. Пользы от него мало, но зато его и не жалко, что бы ни случилось. И если уж его поджидает ловушка, думал Поттер, то хотя бы перед собственной смертью он сдержит слово, данное самому себе, и отомстит Локхарту. Когда Гарри вошел в кабинет Защиты, профессор как раз паковал вещи, намереваясь ранним утром покинуть школу. Не успел. При попытке использовать заклинание был обезоружен Гарри так же, как когда-то Снейпом в дуэльном клубе.

Под ногами Локхарта что-то хрустнуло, и профессор взвизгнул.

— Вы уже и крысиных костей боитесь, — прошептал Гарри. В этом мрачном месте не хотелось говорить громко. Казалось, громкая речь разрушат что-то внутри, сдерживающее страх.

— Ой, мамочки, — прошептал Локхарт, уставившись вперед. Гарри присмотрелся.

— Шкура не укусит и в камень не превратит, но если хотите, можете идти с закрытыми глазами, — страх белокурого взрослого мага помогал Гарри бороться со своим страхом. Слизеринец внушал себе, что он лучше Локхарта, сильнее, и это самовнушение действовало.

Наконец, спустя еще десяток поворотов, они уткнулись в белую мраморную стену, на которой были вырезаны две змейки, свернувшиеся в кольца. Гарри рассмотрел змеек, даже потрогал изумрудные глаза одной из них.

— Ну, впустите что ли... — неуверенно прошипел он.

В стене появилась щель, разделившая змей, которая медленно увеличивалась. Образовался проход. Гарри хотел было уже пойти первым, но передумал. Жестом приказал идти Локхарту, все так же направляя на него палочку.

Просторное тускло освещенное помещение выглядело таинственно. Колонны были обвиты каменными змеями. Гарри глубоко вздохнул, и толкнул профессора вперед. Они прошли вдоль колонн. За последней их парой стояла огромная статуя старого мага с длинной жидкой бородой. Он чем-то был похож на Дамблдора, разве что не смотрел на вошедших смеющимися глазами. Его взгляд был жесткий, в чем-то даже злой.

— Салазар Слизерин, — пробормотал Гарри, догадавшись, чья же статуя тут может находиться.

— Он самый. На Дамблдора чем-то похож.

— Я тоже заметил, — сказал Гарри, и только потом до него дошло, что произнес это не Локхарт. Поттер резко обернулся, одновременно выхватив из кармана вторую палочку, некогда принадлежавшую Квиреллу. Высокий темноволосый юноша, который стоял прислонившись к одной из ближайших колонн, оказался под прицелом двух палочек.

— И тебе привет, — спокойно произнес юноша, даже не поменяв позу, — Что за клоун с тобой?

— Пусть его скелет тоже навечно останется в Тайной комнате.

— Как хочешь, — пожал плечами Том. Контуры его фигуры были странно расплывчатыми, но и на привидение он был не похож.

— Как ты вылез из дневника? Ты приведение? — осторожно поинтересовался Гарри, убирая одну из палочек обратно в карман.

— Воспоминание. Свое собственное воспоминание. А выбраться мне помогла Джинни. Не специально, конечно. Она вкладывала душу в дневник, писала, как ей плохо. Как ее дразнит брат, как ей приходится носить поношенную мантию, как она не смогла найти друзей, ну и, конечно же, как она хочет понравиться знаменитому Гарри Поттеру, — презрительно проговорил Том, — Она дала мне силу. Если она умрет, я смогу остаться здесь в этом... — юноша грустно усмехнулся, — в этом виде. Не человек, не совсем призрак, бессмертный осколок души. Просто воспоминание.

— Сам виноват, — проговорил Гарри, и опустил вторую палочку, но не убрал. Посмотрел на Локхарта тот, казалось, дрожал от страха и смотрел куда-то в сторону. Поттер тоже посмотрел в том направлении. На полу, в той самой поношенной мантии, лежала Джинни. Маленькая, бледная, она казалась мертвой. Странная девочка, которая не нашла друзей, которая живет в своем вымышленном мире с вымышленными чувствами.

— Жалко? — спокойно спросил Том.

— Нет, — честно ответил Гарри.

— А я думал, придешь ты или нет...

— Пришел, как видишь.

— Зачем?

— Не знаю. А почему ты просил забрать дневник? Ты ведь теперь почти человек, сам выберешься.

— Не человек. Кто тебе сказал, что я этого хочу? Объяснить, что значит быть воспоминанием? Представь, я выхожу в таком виде в большую жизнь. Как Тома Реддла меня помнят немногие, да и не поверят. Я не могу снять деньги из сейфа, так как у воспоминания нет крови, чтобы подтвердить принадлежность сейфа. Ты можешь взять мои деньги, а я свои — нет. Я никогда не смогу использовать новые заклинания, только те, что знал в шестнадцать лет. Даже если уже знаю намного больше, все-таки пятьдесят лет я был Книгой жизни. Моя магическая сила — память о силе шестнадцатилетнего юноши и ни капли больше. И что мне делать? Заявить, что я Темный лорд, просто сделал пластическую операцию по омоложению? А кто мне поверит? Волдеморт, не умеющий даже Адское пламя вызвать, так как до шестнадцати лет мне не приходилось использовать подобные заклинания. Я никто, даже не человек. Душа, и то часть.

— И что бы ты хотел? Зачем ты тогда выбрался из дневника?

— Чтобы хоть немного почувствовать себя более живым. А чего бы я хотел?.. Родиться заново, и заново прожить свою жизнь. Так, чтобы она не закончилась в шестнадцать лет. Есть другие способы быть бессмертным, если уж нужно. Только он не хотел их использовать, или я не хотел. Уже не знаю.

— А Джинни тебе не жалко? Помнится, Миртл ты жалел, говорил, что одно дело, когда люди умирают на войне, а другое, когда так... в туалете.

— Не жалко. Тот, кто только жалуется на жизнь, но не делает ничего, чтобы ее изменить — этой жизни недостоин. Хотя, по своему, она тоже сильный человек. Жаловалась она дневнику, а не надоедала родителям, говоря, что они никто и ничто, раз не могут купить ей новую мантию и одежду, не любому другому человеку, а лишь бумаге. Так вышло, что бумагой оказался я.

— Ты сам себе противоречишь, — произнес Гарри, садясь на пол. Палочку по-прежнему держал в руке, мало ли что у Тома на уме, ему терять нечего. Но разговаривать стоя обычно неудобно.

— Все люди себе противоречат, — Том тоже сел на пол и облокотился о колонну, крутя в пальцах палочку, наверно, палочку Джинни. — Так хорошо хоть на время почувствовать себя живым. Их всего пять... нет, шесть. Таких, как я. Только одному повезло больше всех, ну и мне отчасти. Я хотя бы Книга жизни.

— Кого шесть?

— Хоркруксов, осколков одной души. Но это не так, душу невозможно разделить. Каждый осколок — полноценная душа, которая живет, чувствует, мыслит.

— Зачем ты их сделал?

— Чтобы жить всегда. Чтобы меня не могли убить. Правда, шесть — это много, сейчас понимаю. Я хотел сделать шесть хоркруксов, чтобы душа была разделена на семь частей. Но не успел создать последний, поэтому она будет разделена на восемь частей.

— Ты сам понял, что сказал? — поинтересовался Гарри, пытаясь осмыслить противоречивую фразу.

— Вполне. Я Книга жизни, не он. Я знаю больше его, память так устроена, что люди могут забывать, могут что-то не понимать. А я не забываю. Но жить будет он, не я. Когда-нибудь.

Гарри все равно ничего не понял, и нахмурил брови. Он не любил, когда ему что-то не договаривают.

— А как этот Писающий мальчик попал к горгулье у директорского кабинета? Его ведь из туалета перенесли туда?

— Василиск доставил, как я и просил. Хочешь увидеть василиска? Эта старая шумная змея, которая помнит самого Слизерина, — сказав это, Том усмехнулся, — смысла от нее мало, но яд можно продать. Она его много не даст, скупость и у змей бывает. Но если срочно понадобятся деньги, можешь попросить. Услышишь старческое бормотание на серпентарго. Старушка даже имени своего не помнит уже... Ступефай! — внезапно произнес Том, и Гарри сразу же поднял свою палочку, но оказалось, что Реддл вырубил Локхарта, который потихоньку продвигался в сторону выхода, — клоун чуть не сбежал.

— Василиск не убьет меня?

— Попросим даму, чтобы в глаза не смотрела, — усмехнулся Том, поднялся с пола и подошел к статуе Слизерина, — Говори со мной, Слизерин, величайший, — юноша внимательно оглядел статую, — и скромнейший из хогвартской четверки.

Гарри поднялся и отступил назад, чтобы получше рассмотреть статую, где сейчас открывался рот огромной каменной головы Слизерина. Гигантская змея выползала из него.

— Здравствуйте, леди, — c усмешкой поприветствовал Том огромную змею, — Хочу представить вам, — он задумался, а потом рассмеялся, — кажется, своего внучатого племянника. Я в обозначениях дальних родственных связей не сильно разбираюсь. Гарри.

— Приветствую тебя, Гарри, — произнесла змея недовольным тоном, и снова повернулась к Тому, - а я уже думала, что снова мне спать спокойно не дают, надо по трубам ползать… в воду смотреть, чтобы никого не убить… Надоело мне это все, я хочу спать.

Том снова сел на пол и облокотился о колонну.

— Об этом я и говорил. Вечно бурчит что-то, чем-то недовольна. Даже василиски столько не живут, она долгожитель.

— Ты мог бы приказать ей убить меня. Ты не делаешь этого только чтобы не лишиться магии?

— Не только. Мне интересно узнать, что будет дальше. У меня нет своей жизни, только чужая, но раз я не могу этого изменить… Вот так в жизни бывает, люди становятся врагами из-за какой-то маразматичной пророчицы, друзьями из-за стечения обстоятельств. Все в жизни так.

Гарри и Том сидели друг напротив друга, не друзья, не враги. Разговор почти по душам, а у каждого в руке палочка, на всякий случай. А где грань между доверием и подозрительностью, дружбой и враждой, любовью и ненавистью? Кто устанавливает эту грань, и существует ли она на самом деле? Есть жизнь, а все остальное вторично и изменчиво. Только жизнь не меняется, она либо есть, либо ее нет. Чувства, интересы, переживания, мечты, цели – непостоянны, и, как следствие, неважны. Есть рождение и смерть – две грани этой жизни, и короткий отрезок времени, полный никому не нужных и неинтересных событий, которые забудут. Даже если этот отрезок пройден ярко, даже если человек вошел в историю. Через сотни лет студенты будут сидеть на уроке истории, заучивать даты известных битв, жизней великих людей, но им будет все равно, что эти люди на самом деле жили, чувствовали, любили, ненавидели, мечтали, строили планы, плакали от потери близких людей. Они просто были, но их больше нет.

В галерее с колоннами послышались шаги, Гарри и Том одновременно вскочили и вскинули палочки. В огромном помещении шаги незваных гостей отзывались гулким эхом. Оба потомка великого Салазара Слизерина ждали, и были готовы бороться на одной стороне, хотя каждый из них имел полное право ненавидеть другого. Наверно, когда возродиться Волдеморт, так и будет. Но не сейчас.

Из-за колонн появились двое второкурсников гриффиндорцев, и Том рассмеялся. Невилл от страха был, казалось, бледнее каменной статуи Слизерина, но все равно пошел за другом спасать его сестру. Похвально, но бессмысленно.

— Экспеллиармус! – спокойно произнес Том, и палочки обоих второкурсников оказались у него в руках, — Гриффиндорская смелось… или все же глупость?

— Гарри? – испуганно пропищал Невилл.

— И тебе привет.

— Какого черта ты не закрыл вход? Что с ними теперь делать? Тут коллекция скелетов образуется, - Том повернулся к Гарри.

— Можно и память стереть им, и вообще… Надо придумать что-нибудь.

— Ты говоришь на серпентарго? Я знал, что это ты во всем виноват! Ты! – прокричал Рон, а Невилл тем временем сполз вниз по колонне, увидев василиска.

— Все-таки не храбрость… глупость, — со вздохом произнес Том.

Глава 40

Глава 40. Решение


— Так зачем, ты говоришь, клоуна сюда привел? — спросил Том, глядя на бессознательное тело Локхарта, который не пришел еще в себя после Ступефая.

— Просто так, — пожал печами Гарри, — Этот индюк виновен в смерти моей однокурсницы.

— Мстишь?

— Мщу.

— Это Грейнджер виновата в том, что за Малфоем повторила заклинание! Что ж ты ее сюда не привел?

— Уизли, я тебя забыл спросить!

— Мне рассказывала Джинни об этой истории, — Том нахмурился, а затем повернулся к Рону. — А ты, рыжий, так хотел бы, чтобы здесь умерла твоя однокурсница? Она ведь гриффиндорка, кажется? Так вот оно какое, понятие вашей факультетской чести!

— А ты вообще кто такой?

— Том Реддл, приятно познакомиться, — Том подошел к Уизли и протянул руку, на которую Рон смотрел секунд пять, но все же решил не пожимать. — Ну, не хочешь, как хочешь. А потом еще и спрашивают, почему я стал таким! А ее жизнь, — юноша указал на Джинни, — в моих руках, как и твоя. Но вы же — гордые гриффиндорцы, не снизойдете до того, чтобы пожать руку тому, от кого многое зависит. Смерть ведь предпочтительнее, верно?

— Да пошел ты! Я тебя не знаю, ты не из школы!

— Твое счастье, что не знаешь, — вмешался в разговор Гарри.

— Вообще молчи, двуличный! Мы тебя у себя дома принимали, а ты!

— Я не просил, меня Дамблдор уговаривал у вас погостить. Вот мне оно нужно было, — произнес Гарри глядя на ногти, смотреть на Рона он не хотел. То ли совесть проснулась, то ли просто неприятно. Одно — это, когда ты делаешь что-то плохое, но об этом знаешь только ты, ну и те, кого это плохое не затрагивает, а совсем другое — когда смотришь в глаза тому, в чьих бедах ты виновен. И при этом осознаешь, что он все знает. Смог бы Гарри смотреть в глаза Джинни, если бы она знала, что во всем виноват он?

— Мне надоело это все, надо что-то решать... — Том посмотрел на Гарри.

— Я думаю...

— Думай быстрее. Можно их всех тут оставить и закрыть Тайную комнату.

— Это скучно. Я хочу... — Гарри замолчал, понимая, что может сказать глупость, а говорить глупости он не любил. Но многие наши чувства могут казаться со стороны глупостью, так уж устроена психика человека. И сейчас он хотел отомстить по-другому. Не так, чтобы все узнали о том, что ко всему имеет отношение Гарри Поттер, а чтобы Локхарт не погиб смертью мученика-героя, про которого напишут в книгах. И школьники позже будут изучать, как храбрый профессор пошел спасать первокурсницу в Тайную комнату и больше не вернулся. Нет, нужно было другое. Скандал, позорная смерть, что угодно…

— Можно его расчленить и отправить по частям разным людям, а голову Дамблдору, — предложил Том на английском, так что у Невилла расширились глаза, но он снова промолчал. Иногда трусость может сойти за простую осторожность, в такой ситуации и Гарри бы помалкивал.

— Кого вы собрались расчленить? — Рон строил из себя храбреца, хоть и выходило у него плохо, голос срывался, а руки дрожали.

— Тебя. Голени отдадим эльфам, пусть приготовят мне завтрак, — произнес Гарри, посмотрел на Тома и рассмеялся. До него, наконец, дошла вся нереальность происходящего. Он и тот, кто убил его родителей, тот, кто был их главным врагом и считается им по сей день, решают вместе, как поступить с гриффиндорцами и несчастным профессором.

— Что смешного?

— Ситуация смешная, и то, кто какие роли в ней занял. Я, по мнению большинства, должен был первым спасать всех и каждого от тебя. Это было бы правильно, я был бы счастливее. Но я никого не спасаю, я не с ними пришел сюда, и не для этого... Плохо.

— Почему плохо? — приподнял брови Том.

— Мне плохо. А всем... всем безразлично.

— Что мешает тебе подойти к рыжему и этому пухлому, сидящему на полу? У тебя и палочка есть. Даже две. Кстати, откуда?

Гарри не ответил, лишь снова рассмеялся. Не грустно, от души. Впервые за долгое время. Если бы ему сказали зимой, когда он мечтал просто смеяться, в каких именно ситуациях будет приходить это чувство, он бы покрутил пальцем у виска. Действительно, в самой ситуации смешного мало: он в Тайной комнате с воспоминанием Темного Лорда, а это воспоминание вполне себе может колдовать, с ним тут двое гриффиндорцев в сознательном состоянии, одна первокурсница без сознания, так же, как и профессор по Защите, и нужно решить, что с этим всем делать. Далеко не забавно, но как сложен человек. Сложнее его самого ничего на свете нет. Мы не знаем, что будет дальше. Пытаемся строить планы на будущее, мечтаем, но есть жизнь. Ей все равно на эти планы, вот человек, как существо, являющееся универсальным приспособленцем, воспринимает эту жизнь. Смеется не тогда, когда хотелось бы, грустит не от того, отчего действительно должно быть грустно, делает не то, что от него требует совесть.

— Я тут подумал, буду коллекционировать палочки врагов. Палочку Локхарта тоже себе заберу, на память.

— Тоже мне, коллекционер нашелся. Значит, первая врагу принадлежала?

— Предыдущему учителю Защиты. К седьмому курсу глядишь, семь штук соберу, — Гарри посмотрел на Локхарта. — Может, им просто память стереть?

— Мне все равно. Тебе же хуже будет, если их воспоминания восстановят. А это можно сделать. Сложно, но вполне возможно.

— Империо?

— Тоже существует возможность посмотреть настоящие воспоминания, хоть и снять заклинание может только тот, кто его наложил. Что ты так смотришь, пухлый? Мы тут судьбу твою решаем, — Том сел на корточки напротив Невилла, и посмотрел прямо ему в глаза, — А ты думал, все так просто в жизни? Придете, а тут Джинни вас поджидает, да? И кинется она вам на шею, и уйдете вы отсюда, как герои? А жизнь чуть-чуть сложнее… Знаешь ли ты, кто я?

Невилл ничего не ответил. Даже головой не покачал. В принципе, правильно. Вообще казалось, что он перестал бояться. Просто принял ситуацию, после того, как Том посмотрел ему в глаза. Что он увидел в этих глазах, Гарри не знал, как не знал пока еще, что это молчание гриффиндорца может для него что-то значить, как и для самого Невилла, который просто и ясно смотрел в глаза Тому, признавая, что он проиграл. Без геройства, без пафосных слов, когда в руке даже палочки нет, да и арсенал заклинаний минимальный.

— Похвастаться решил? — усмехнулся Гарри, сел у колонны, рядом с Невиллом, и зачем-то положил руку ему на плечи. Видимо, чтобы ситуация была еще более нереальной, — Рон, иди к нам, так теплее. Тут холодно, не заметил?

— Да пошел ты! — воскликнул Уизли, который сейчас сидел рядом с Джинни, держал ее за руку, и что-то шептал.

Том усмехнулся, и сел по другую сторону от Невилла, разве что руку на плечо класть не стал.

— Как тебя зовут, храбрый гриффиндорец? — обратился юноша к Невиллу. Тот не отвечал, лишь осматривал потолок.

— Он Невилл Лонгботтом, — ответил Гарри за своего однокурсника.

— Сын Френка и Алисы Лонгботтомов? Помню таких... Ну, а они меня, вероятно, нет, — Том вскинул палочку, начертил в воздухе горящие буквы своего имени, которые по взмаху его руки стали менять свои места, и вскоре прямо перед Невиллом появилось более известное имя Тома — Лорд Волдеморт.

Рон тоже смотрел в эту сторону, только читал имя в зеркальном отображении, но сложностей с пониманием у него это не вызвало.

— Ты умер! — Рон со всей злостью посмотрел на Тома, сидящего на полу в странной компании — с детьми тех, кто боролся с ним.

— Почти. Лорд Волдеморт — это мое прошлое, настоящее и будущее! — юноша повернулся к Невиллу, и снова посмотрел ему прямо в глаза, — Если выживешь, будешь рассказывать детям, как сидел на грязном полу Тайной комнаты в компании со мной. Эх, кофе бы сюда, время позднее…

— Я иду спать! Зачем меня вообще позвали, только мешают все. И я не понимаю, о чем вы говорите! — василиску надоел весь этот цирк, как, впрочем, и остальным.

— Зловещих снов, милая леди, — Том поднялся, отвесил змее шуточный поклон, и посмотрел на Гарри, — Ну так что делаем? Оставим их здесь? Забирай дневник и иди спать.

— Нет. Какие есть еще способы изменения памяти?

— Жалко?

— Ни капли. Просто все не так, как должно быть. Локхарт не должен погибнуть, как герой. Это слишком благополучный исход, — тяжелый ночной мыслительный процесс отобразился на лице Гарри, он поджал губы и сощурил свои зеленые глаза. В полумраке это выглядело устрашающе, хоть сам второкурсник об этом и не знал.

— Есть зелье, стирающее воспоминания качественнее, чем Обливиэйт, но его тут нет, если ты не заметил, тут вообще, кроме статуи нашего скормняги Слизерина, ничего нет…. Так что вариант оставить их тут, проще и безопаснее. Да и название зелья я что-то припомнить не могу.

— Домовики могут сюда аппарировать? — спросил Гарри, но не стал дожидаться ответа, — Лаки!

Через секунду в комнате с хлопком появился старый сонный домовик. По его виду было понятно, что до этого он крепко спал, и был крайне не рад зову. В принципе, Гарри его очень хорошо понимал. Если бы ему сказали, что ночью нужно срочно куда-то явиться, он бы долго возмущался. А Лаки возмущался хотя бы только мысленно — уже хорошо.

— Ты идиот? А если бы здесь стоял антиаппарационный барьер, действующий и на эльфийскую магию? Он бы разбился... Хотя, старого домовика не особо жалко, — высказал свое мнение Том.

Лаки перевел сонные недовольные глаза на него, но потом снова в немом вопросе стал смотреть на хозяина.

— Найди Салиму... Скажи, что мне очень нужно ее видеть.

Домовик кивнул и исчез.

— Салима? Мисс Дарительница отчаяния?

— Она самая.

— И что вы там надумали, твари? Поттер, ты двуличный подонок! Это ты во всем виноват! — Рон старался уловить суть разговора, чтобы представить свое ближайшее будущее, но перестал что-либо понимать

— И в чем я виноват? — Гарри широко распахнул глаза и склонил голову на бок, — В том, что твоя сестра открывала Тайную комнату?

— Ты врешь!

— Не вру, — спокойно ответил Гарри, думая над тем, как же все-таки разрешить сложившуюся ситуацию. Лишних смертей он не хотел. Каким бы циничным он сам себя не считал, но все же полагал, что и смерть нужно заслужить. В этих размышлениях ему пришла в голову еще одна мысль, и он повернулся к Тому, — их нельзя здесь оставлять. Сюда могут по зову прийти домовики. Даже если ни у одного из них нет эльфа. Я отправил Лаки искать Салиму, так же за ними могут отправить любого эльфа, который их знает. Я читал, что домовики способны отыскать не только хозяина, но и любого, кого они знают, по просьбе хозяина.

— Точно. Я об этом не подумал. Хотя, какое мне дело? Это твои проблемы, ты и думай. Я могу исполнить Аваду, тогда домовики найдут трупы.

В этот момент в тускло освещенном помещении появился Лаки, держа за руку лохматую светловолосую девочку, которая свободной рукой протирала глаза, и до этого, как и домовик, спала. Салима была в полосатой пижаме и в пушистых тапочках. Она сощурила глаза, огляделась.

— Гарри, ты знаешь, сколько сейчас времени? Я как бы спала, если ты не в курсе! И вообще, где я?

— В Тайной комнате, нам нужно кое-какой вопрос решить. Ты ведь знаешь зелье, стирающее память? — Гарри встал, чтобы поприветствовать свою дальнюю родственницу, хоть этикет он особо и не изучал. Но ему казалось, что разговаривать сидя с человеком, который стоит, как-то некрасиво, — Оно ведь действует лучше Обливиэйта?

— Тебе когда оно нужно? Ты не мог подождать до утра хотя бы? У меня завтра контрольная по Темным искусствам!

— В том-то и дело, что не мог. Мне оно нужно сейчас.

— Его готовить три недели! — Салима смотрела на Гарри, как на идиота, которому приходится объяснять элементарные вещи. — Или ты думаешь, у меня дома склад с абсолютно всеми зельями? Я лавку не держу! А что вообще здесь происходит?

— Да вот, нужно людям память изменить. Кстати, это твой старый знакомый, Том Реддл, — Гарри представил юношу, рассматривающего лохматую девочку.

— О, ты сейчас гораздо лучше выглядишь, чем летом, — Салима посмотрела на Тома, — Почти на человека похож. Только ты не человек, а какая-то магическая ерунда. Прости, точного определения не знаю. Кому память изменять собрались, и зачем? И вообще, Лаки, принеси кофе!

— Да вот, двум храбрым гриффиндорцам, одной ненормальной первокурснице, ну и клоуну, — ответил Том. — Я предлагал их убить, совестливый Гарри не согласен.

— А я говорила, что ты скучный! Убить каждый может, так не интересно! — Салима осмотрелась в комнате, — Странное место какое-то... Мрачное. Собственно, что именно нужно? Чтобы они не помнили это место, вас в нем или вообще последние дни?

— Лучше чтоб они помнили что-то другое, вместо сегодняшней ночи, или им просто казалось, что они спали... А Джинни... Ей бы вообще год последний забыть, — Гарри почесал свою лохматую голову.

— Год? Да ты с ума сошел, ей пять литров зелья, что ли, выпить, и попасть в больницу? А я говорила, лучше мстить по-другому! В общем, что и кто должен помнить?

— Двое идиотов, что спали сегодня всю ночь, Джинни... Можно, чтобы она вообще ничего не помнила, а Локхарт... Даже не знаю, может быть, что это он открывал Тайную комнату и превращал людей в статуи?

— Вот так всегда, всю славу хотят у меня отнять! — возмутился Том, — А я, между прочим, так старался с Писающим мальчиком. Его перенести к директорской горгулье не так-то просто было.

В комнате снова появился Лаки с подносом в руках, на котором стояло три чашки кофе. Домовики и такие вещи чувствуют, ему же о количестве ничего известно не было. Сказали просто принести кофе, и даже не хозяин попросил ведь.

— Удалить некоторые воспоминания за год возможно, а вот изменить... Слишком большой период времени, — Салима посмотрела на Тома, который взял в руки чашку с кофе, — А назад не вытечет? Ты ведь не человек.

Том демонстративно сделал глоток и посмотрел в черные глаза Салимы.

— А, ну пей, пей. Мне не жалко. Так вот, зелье можно достать в лавке либо в Германии, либо здесь, в Лютном. У зелья есть противоядие, которое поможет в первые десять дней. Поэтому лучше наложить Империо, на всякий случай. И следить, чтоб это противоядие они не выпили. А этому, — девочка кивком указала на Локхарата, — изменить воспоминания за год невозможно. Придумай что-нибудь другое. И эти двое тоже новыми воспоминаниями не обзаведутся, просто им будет казаться, что он уснули и им ничего не снилось.

Гарри отхлебнул кофе и задумался. Салима в это время подошла к Невиллу, склонила набок голову и внимательно на него посмотрела, затем подошла к Рону, который тут же вскочил.

— Да не кусаюсь я! И вообще я добрая...

— Ага, и Круцио у тебя такое доброе...

— Мне так приятно, что ты помнишь! — сказала Салима, а сама села на корточки рядом с Джинни и стала внимательно рассматривать бессознательное тело, — Фу, как некрасиво. Да ты энергетический вампир, — рассмеялась девочка, — Ты живешь за счет ее энергии, и я знаю, как сделать так, чтобы ты вернулся в дневник!

— Спасибо, я тоже в курсе, — заметил Том.

— Я придумал, — заявил Гарри, который последние реплики вообще пропустил мимо ушей и до этого находился в мире собственных мыслей. — Воспоминания Локхарта трогать не надо вообще. Надо удалить воспоминания Джинии о Тайной комнате за год, и Лонгботтома и Уизли за эту ночь. Все.

— Гениальный план! — скептически отозвался Том, — А клоуна все-таки Авадой?

— Империусом, — произнес Гарри, зевая. Кофе не помогало.

— Ты не сможешь поддержать обвинение, авроры заметят, что он под Империо, если ты решил посадить его в Азкабан, — пояснил Том.

— Я и сам догадался, никакого официального обвинения не будет, — сказал Поттер.

— Ну, твое дело, сам думай.

— В Лютный за зельем мне идти? Или сам сходишь? — спросила Салима.

— Можем вместе, — пожал плечами Гарри.

— А вот и нет! Я ему не доверяю! — сказала девочка, указав на Тома, — Его нельзя оставлять здесь оного.

— Забавно. Тогда я пойду с тобой, — усмехнулся Том, — Или ты меня боишься? Как раз Кассандру увижу...

— Я боюсь только своих кошмарных снов! Лаки, перенеси нас в Лютный переулок.

Гарри кивнул домовику, и последнее, что он услышал, это крик Салимы: "Стой!". Но было уже поздно. Слизеринец нахмурился, ему от этого крика стало не по себе, и он начал переживать.

Но не произошло ничего ужасного. Просто Салима вспомнила, что она в пижаме и пушистых тапках. Вот и вышло, что глубокой ночью в Лютном переулке появилась странная компания: старый домовик, юноша с нечеткими очертаниями, но и не привидение, и лохматая девочка, для утреннего образа которой в руках не хватало только зубной щетки. Какой-то старик в лохмотьях, перед которым они возникли, даже отшатнулся от неожиданности, после чего перекрестился. Салима расправила плечи, и гордо пошла в своей полосатой пижаме по мрачному ночному переулку. Том усмехнулся, и пошел следом.

В это же время, в Тайной комнате Гарри подошел к статуе Слизерина, которая за то недолгое время, что он здесь находился, уже успела ему надоесть. Слишком большая, слишком вычурная, слишком белая, в конце концов. Вот она, еще одна суть факультета Слизерин – не быть, а казаться. И Драко Малфой полностью соответствовал этой сути в тот момент, когда ходил по школе с гордым лицом, будто это он является наследником и превращает людей в статуи.

— Ты доволен тем, что сейчас здесь происходит? – впервые за время, которое он находился здесь, подал голос Невилл. Он говорил спокойно, как будто не сидел на полу в Тайной комнате, и его жизнь и память не находились в опасности. Гарри повернулся к нему.

— Нет, — честно ответил он, — Вас здесь не должно было быть. И меня, и Джинни, и Тома, и Салимы. Вообще ничего этого не должно было быть.

— Почему?

— Я так чувствую. Интуиция – штука важная. Все должно быть не так, вообще вся жизнь. Начиная с того момента, как Волдеморт пошел убивать моих родителей и попытался убить меня. А может быть и раньше. Но есть реальность, которая кажется нереальной. И приходится принимать решения, действовать, думать, спать и есть. Не жить, а просто быть.

— Тебя не должно было быть, и всем бы было лучше! – закричал Рон и поднялся, намереваясь то ли ударить Гарри, то ли отобрать палочку, воспользовавшись тем, что он пока один в Тайной комнате из тех, у кого были палочки, и от кого могла исходить опасность.

— Инкарцеро! Силенцио! Мне надоели твои попытки доказать мне, что я во всем виноват. Зачем доказывать то, с чем оппонент итак согласен?

— Ты, правда, считаешь, что тебя не должно было быть? – удивился Невилл.

— Не совсем. Знаешь, у тебя никогда не было ощущения, что ты живешь не свою жизнь, что ты не тот, кем являешься? А, впрочем, неважно. Вам изменят воспоминания, вы никогда не вспомните эту проклятую Тайную комнату. Жизнь продолжается, и она прекрасна. Наверное.

— А если я не соглашусь пить зелье?

— Заставят. Или убьют. Два варианта, какой тебе по душе?

— Ты ведь сам несчастен от всего этого? Ты делаешь это всем назло, я прав? Затаил злобу на кого-то? – Невилл грустно усмехнулся.

— Не совсем. Я просто ненавижу Гарри Поттера! Не себя, а это имя, эту ложь, которая в нем скрыта! Человека, за которого все решили, что он – оплот света и доброты, который будет бороться якобы за права маглорожденных вместе с Дамблдором. Если бы Волдеморт не убил моих родителей, возможно, я и был бы им. И я был бы счастлив!

— Что плохого тебе сделала Джинии? Она и мухи не обидит.

— Да? А вот и сделала! И это действительно она открывала Тайную комнату. Не сама, конечно. Но дневник Тома Реддла она у меня украла на День святого Валентина! Значит, нравилось ей все это, не находишь?

Невилл вздохнул и отвернулся. Спокойный ребенок, который всего боится. Как он молчал здесь, так он молчит и на уроках. Боится показаться глупым, боится расстроить свою бабушку. Никто не видит мир дальше своего носа. Откуда вот Гарри знать, что от Невилла тоже многого ждут? Что его упрекают в том, что он не похож на храбрых родителей? Постоянно напоминают о них так же, как Гарри напоминали о родителях, когда он был в гостях у Уизли. Только вот люди они разные. Невилл желает всем доказать, что он все-таки такой же смелый, как его мама и папа, а Гарри не хочет иметь ничего общего с Лили и Джеймсом Поттерами. Пусть сам он это до конца не осознал, лишь понял, что ему не за что уважать родителей. Выбор… человека формирует его внутренний выбор. Не между добром и злом, порядочностью и циничностью, а между тем, кто ты есть, кем ты хочешь быть, и кем тебя хотят видеть другие. И самое главное, человек может быть счастливым или несчастным вне зависимости от того, какой выбор он сделает.

В комнате с хлопком появились Салима, все в той же пижаме, Том, все так же немного не похожий на человека, и Лаки, все такой же сонный и недовольный.

— Я все придумала! – сразу же заявила девочка, глаза которой горели безумным фанатичным блеском, — Тому не нравилось, что никто, не поймет, что это все его рук дело. И вот, я решила, что нужно оставить на это намек. Так будет веселее! Ты же хочешь, чтобы вышло так, будто этот… как там его, а впрочем, неважно, был якобы виновником всех школьных событий этого года?

— Ну да, — Гарри уже не очень-то хорошо соображал, кофе не сильно помогло.

— Ну и отлично! Произнеси заклинание Морсмордре, — Салима уже проснулась окончательно, и выглядела бодрой. Слишком бодрой, по сравнению с Гарри.

— Зачем?

— Идея есть! Ну!

— Морсмордре! – В Тайной комнате под потолком появилась Темная метка. Гарри видел такие в газетах, и даже делал «композицию» на первом курсе, когда не мог уснуть. Но каким заклинанием ее вызывают, до этого не знал. – Зачем это?

— Просто проверка. Знаешь же, что у всех Пожирателей смерти есть такие метки на предплечьях? – включился в разговор Том, — Так вот. Я ее создать не могу. Я воспоминание, и в 16 лет еще этого всего не придумал. А ты можешь.

— И я решила, что можно оставить на руке рыжей такую метку, какие были у Пожирателей. Пусть подумает над тем, откуда она у нее взялась! Все равно помнить ничего не будет, — Салима посмотрела на Рона, беззвучно открывающего рот, — А, Силенцио – полезное заклинание. Мне иногда на уроке Зельеварения так хочется его использовать, а то профессор бубнит что-то себе под нос, только мешает сосредоточиться!

— В общем, чтобы метка была на руке, кроме простого Морсмордре, нужно мысленно произнести на серпентарго: «смерть и змея». В общем, по тому же принципу, что и Abjuratio. Джинни рассказывала, как ты «какое-то странное заклинание использовал», — пояснил Том.

— Почему я? – Гарри идея совсем не нравилась.

— А кто еще? – спросила Салима. – Том не может, я тем более. В общем, вот зелье, — Салима достала из кармана три флакона, — Его нужно доделать. Вложить в него их воспоминания о том, что нужно забыть. Том, собирай воспоминания Джинни, ты лучше знаешь, что ей о тебе нужно забыть. А мы с Гарри соберем воспоминания этих двоих.

— У меня получится? – Том нахмурился и прикусил губу. Было понятно, почему он не хочет остаться этим воспоминанием навсегда. Немного подышал воздухом, попил кофе и хватит. Он с детства больше всего боялся беспомощности, а сейчас чувствовал себя беспомощным. Не может поставить свою же Темную метку, не уверен, что у него получиться изъять воспоминания. Дневник тоже беспомощен, но от тетради и не ждут ничего такого.

— Если владеешь легилеменцией хоть как-нибудь, то получится, — пожала плечами девочка.

— Я не владею, — произнес Гарри, жалея, что забросил самостоятельные занятия по окклюменции-легилеменции еще полгода назад.

Салима вздохнула, и подошла к связанному Рону. Посмотрела на него, улыбнулась, так по-детски мило, и поднесла палочку к виску гриффиндорца. Она смотрела ему прямо в глаза, и вытаскивала палочкой тонкую белую нить воспоминаний. После этого положила эту самую нить во флакон с зельем. Затем подошла к Невиллу, и так же мило улыбнулась. Гарри показалось, что это не случайно, но спрашивать он не стал. Вопрос бы звучал глупо: «А зачем ты им улыбаешься?» Но, в целом, Гарри был прав. Салима решила оставить одно единственное воспоминание о Тайной комнате у обоих второкурсников – свое лицо. Чтобы, если они когда-нибудь ее увидят, у них было ощущение дежавю, но они никак не могли вспомнить, где ее видели. Маленькая глупая прихоть. Не только Том хотел, чтобы о нем и его деятельности знали.

Том возился с воспоминаниями Джинни долго, все-таки ей нужно было многое забыть из пережитого года. Нить воспоминаний была около метра. Юноша аккуратно поместил ее во флакон.

— Пей! – Салима поднесла зелье к губам Невилла. Он послушно его выпил и закрыл глаза, — Через 10 минут придет в себя. Так и должно быть.

Том в это же время пытался дать зелье Рону, который крепко сжал губы, и пить ничего не собирался.

— Ну и дурак! Империо! – все-таки Уизли пытался сопротивляться будущему Темному Лорду, а у него с такими разговор короткий. Выпил он зелье под действием заклинания, как миленький, — Бывают же такие идиоты, которые сами себе жизнь усложняют. Теперь пока я не сниму заклинание, он будет мне подчиняться. А я принципиально не сниму его!

— Тебе, или ему? – спросила Салима, сосредоточенно разглядывая пустой флакон из под зелья.

— Пока я тут – мне, если будет писать в дневнике – тоже мне. А так – ему. Магия у нас общая.

— А с Темной меткой как? Ведь с помощью этой метки были связаны все Пожиратели. Что будет, если ее поставлю я? – спросил Гарри.

— А ничего не будет! Она так же будет связана с другими метками. Это как сеть, не так важно, кто ее ставит, важно, как она работает. Если каминную сеть подключишь ты сам, она ведь все равно будет соединена с общей. Сравнение, конечно, идиотское, но принцип действия похож.

— Нужно на этого тоже Империо наложить, у зелья ведь антидот есть. Чтобы была возможность проследить, что все благополучно, — сказала Салима, глядя на Невилла, который сидел с закрытыми глазами.

— Империо! – произнес Гарри до того момента, пока Том не сделал это раньше. Что-либо объяснять будущему Волдеморту не хотелось, но Поттеру казалось это каким-то неправильным. Люди, случайно заглянувшие в эту Тайную комнату, будут подчинены Темному Лорду, пока он сам не снимет заклинание. А он не снимет, в этом Гарри не сомневался. Слизеринец не был уверен, что Непросительное выйдет у него с первого раза, но очень на это надеялся. Может быть, на судьбу Рона ему и было все равно, но Невилл, своим молчанием и умением смириться с неизбежным, вызвал у него какой-то отголосок симпатии. После того, как Гарри произнес заклинание, он почувствовал странное тепло, и понял, что заклинание подействовало. Было ощущение, словно образовалась какая-то невидимая подсознательная нить между ним и Невиллом, и первым желанием было эту нить оборвать. Она была противоестественной, как противоестественно само подчинение.

«Не трогай!» — раздался голос сонного Адам-Самаэля.

«Да понял я, понял…»

— Лаки! Отнеси их в гостиную Гриффиндора, там почисть их мантии и уложи в креслах спать. Пусть думают, что вырубились за поздним разговором. Посмотри в глаза, видишь картинку гостиной?

Домовик посмотрел в глаза своему хозяину, кивнул, взял за руку Невилла и потащил его по грязному полу. Дошел до Рона, взял того за мантию, и аппарировал. Через минуту он вернулся обратно.

— В общем, дальше вы сами разберетесь. Я живу только тем, что беру силы от Джинни. Когда в ее голове исчезнут все воспоминания обо мне, я вернусь в дневник, — Том протянул флакон с зельем и воспоминаниями Салиме.

Он посмотрел еще раз на статую Слизерина, оглядел Тайную комнату, прощаясь с тем недолгим мгновением, когда он чувствовал себя живым. Том поднял с пола свой собственный дневник, который лежал рядом с Джинни, посмотрел на тетрадь, ставшую домом для его души на долгие годы, и грустно усмехнулся. Повернулся к Гарри и Салиме, которая стала такой спокойной, грустной, как тогда, на свой День Рождения.

— Если будет совсем плохо, исправьте все. Как угодно исправьте. Его убейте, меня, Дамблдора. По обстоятельствам. Все должно было быть по-другому.

Гарри кивнул, и подумал, что этот совсем молодой, но такой взрослый юноша, — самый сильный человек из всех, кого он только знает. Человек, который добровольно снова возвращается в дневник, без какой-либо надежды на то, что когда-нибудь все изменится, без возможности что-то делать, просто жить.

— Не боишься, что если я что-то попытаюсь исправить, станет хуже? – усмехнулась Салима.

— Не боюсь. Пусть даже меня похоронят в желтом гробике, а рядом будут летать ангелочки.

Гарри взял флакон с зельем из рук Салимы и подошел к Джинни. Закатал рукав ее мантии на левой руке, и произнес нужное заклинание. Наверно, это было больно, судя по тому, что ресницы девочки задрожали, нос скривился, но в себя она не пришла. Он сразу же влил зелье ей в рот, и оглянулся на Тома, контуры которого стали еще менее четкими, но он грустно улыбался. Он похоронил свою собственную жизнь уже давно. Через минуту Том исчез вовсе, остался лишь дневник.


Гарри понимал, что поступает нехорошо, что это, возможно, более жестоко, чем то, что хотела сделать Джинни в том ритуале летом. Она хотела лишить его выбора, а что сделал только что сам Поттер? Отныне она связана со всеми Пожирателями смерти и Волдемортом, ей нет места на светлой стороне, и нет места на темной. Поттер читал о Темной метке и ее свойствах в прошлом году. Если ее вызовет Волдеморт, она не сможет не починиться. Может пытаться бежать, скрываться, но по этой метке он найдет ее, где бы она не находилась. Единственный вариант – отрубить руку, чтобы стать свободным. Но… когда он подкинул дневник Джинни, наверно тогда у него уже не было выбора. Действительно, это Том совершил все нападения через Джинни, он имеет право заявить об этом! А Салима, придумавшая идею с меткой… какое ей дело до незнакомой Джинни? Девочка просто развлекается, всю жизнь, не думая о последствиях собственных развлечений. И сейчас, сама идея показалась ей просто забавной. Подумаешь, будет татуировка с дополнительным функциями на руке. Самый молодой в истории Пожиратель смерти – это же так весело!

— Империо! – произнес Гарри как-то обреченно, направив палочку на Джинни. Он решил, что через десять дней снимет заклинания, когда даже применение антидота уже не поможет восстановить воспоминания, повернулся к Локхарту, который пришел в себя после исчезновения Тома и теперь оглядывался, пытаясь понять, где он, — Империо!

Профессор спокойно поднялся, подошел к Джинни, взял ее на руки, повернулся к Гарри и протянул ему свою палочку. Поттер чувствовал, как может просто мысленно идти за Локхарта, что-то делать вместо него. Странное чувство, мешающее, неправильное.

— Лаки, перенеси их в кабинет Защиты, — Гарри снова посмотрел в глаза домовику, чтобы передать вид нужного помещения.

Когда в Тайной комнате остались только Гарри и Салима, девочка посмотрела на статую Слизерина, на дневник, и потом грустно так заметила:

— С тебя пятьдесят девять галлеонов за зелье, кстати. Оно недешево стоит! А еще Кассандра меня испугалась… Я к ней больше не пойду.

Гарри лишь рассмеялся и поднял с пола дневник.


Глава 41

Глава 41. Когда заканчивается детство...


Гарри вернулся в спальню в пять утра. Забрался на кровать, скрестил ноги, к нему тут же прыгнул Чертик и лег рядом, чтобы поддержать своего нового хозяина в нелегкую минуту. Поттер закрыл глаза и одной рукой начал гладить кота. Со стороны могло показаться, что он медитирует или пытается таким образом расслабиться, но он делал в этот момент нелегкую работу, и искренне надеялся, что его отсутствие в спальне осталось незамеченным. Зря надеялся.

Драко Малфой проснулся в три часа ночи, обнаружил отодвинутый полог кровати Гарри, удивился и еще полчаса размышлял над тем, где же ночью носит его приятеля. Но сон взял свое, и блондин вскоре уснул крепким, но неспокойным сном. Ему снилось, что Поттер пошел спасать Джинни и погиб в Тайной комнате от руки, вернее палочки, возродившегося Темного Лорда. Проснувшись, он ненадолго задумался над вероятностью подобного развития событий, усмехнулся собственным мыслям, и отмел их как невозможные.

Собственно говоря, самого Поттера будили долго. Вначале Малфой отодвинул полог кровати, сказал, что пора вставать, а сам побрел в душ. Позже это же сказал Нотт. Драко, вернувшись из душа, сонливости Гарри не удивился, но пришлось дернуть одноклассника за ногу, и под его возмущения объяснять, что если он не встанет сам, то за ним придет Снейп. Внушение подействовало, декан бы действительно так сделал. С введением в школе "чрезвычайного положения" на завтрак студентов всех факультетов провожали деканы, и в случае неявки всех в гостиную к положенному времени, приходилось выслушивать все, что Снейп думает о нерадивых студентах, допоздна болтающих или дописывающих эссе в самый последний момент.

В гостиной было тихо. Даже для Слизерина. Все ждали речи декана о закрытии школы в связи с новым ночным нападением, но ждали они зря. Снейп сидел в одном из кресел и читал "Ежедневный пророк", на лице ни единой эмоции, по которой можно определить в каком направлении он мыслит. И пусть Гарри искренне не любил профессора, как и его предмет, эмоциональной холодности он учился именно у него.

Второй курс вышел в гостиную последним. В змеином факультете была такая традиция — выходить по утрам из спален всем вместе. Только первокурсники могли ходить поодиночке, но быстро привыкали к негласным требованиям. Уже в коридорах кто-то шел быстрее, кто-то медленнее, и в Большой зал слизеринцы заходили по парам-тройкам. И, кстати, если спросить многих представителей этого факультета, почему так происходит, они не смогут ответить. Есть разница между этикетом и традицией, и разница эта заключается в осознании того, что человек делает и понимании того, зачем он это делает. В случае с традицией — это часть жизни, которую часто и не замечают. Поэтому даже семикурсники задумались бы над тем, почему на их факультете есть определенные негласные правила, которым все следуют неосознанно, но все их перечислить не могут.

— Второй курс ночью дописывал эссе по истории магии, или играл в плюй-камни? — Снейп опустил газету и оглядел шестерых мальчишек. Ждать он не любил, а уж это "чрезвычайное положение" вообще изрядно портило его жизнь.

Те, к кому он обращался, ничего не ответили, лишь переглянулись. В любой другой день, если бы Гарри проспал, он бы честно ответил, что он проспал. Снейп его все равно не особо жалует, так какая разница? Но сейчас так говорить было нельзя. Ничего он не проспал, и даже вполне выспался. Только после завтрака попросит Лаки принести кофе.

Снейп свернул газету, осмотрел гостиную в поисках тех, кого не добудились, и, не обнаружив таковых, двинулся к выходу. Студенты стали переглядываться, важного сообщения о нападении и закрытии школы ждали все. Кто-то искренне был бы рад этому закрытию, например, Дафна. Она всегда мечтала учиться в Штатах, но та школа никогда не входила даже в пятерку лучших, поэтому родители сказали, что ей необходимо окончить Хогвартс. А она мечтала стать одной из немногочисленных профессиональных женщин-дуэлянток, и именно в школе США имелся предмет дуэлей, и именно там это было, по сути, национальным видом спорта. Как квиддич в Англии. Почему существовало такое деление на предпочтения в видах спорта, никто не знал, но все было именно так. Крэбб и Гойл были бы крайне расстроены закрытием школы, так как способностей особых у них не наблюдалось, а в Хогвартсе хотя бы декан их как-то прикрывал, да и слизеринцы, которые могли помочь с домашними работами разбредутся по разным школам... На сам факт того, что кто-то снова стал жертвой, особого внимания не обратили. Лишь старшекурсники шутили по поводу того, что если последним был Писающий мальчик, то чего же на этот раз можно ожидать. И вовсе это не слизеринцы злые и циничные, просто для подобной реакции были две причины. Первая — еще никто не умер, уже вернулась Трелони, а Писающего мальчика должны были выписать со дня на день. Вторая — свои проблемы всегда ближе, а возможное закрытие школы касалось всех. Наверно, подобная реакция была и у студентов других факультетов, разве что для приличия, они не стали шутить, как Монтегю, высказавший предположение, что на этот раз в статую могла превратиться какая-нибудь парочка гриффиндорцев, целующихся у двери кабинета Филча.

Факультет Слизерин был вторым из пришедших на завтрак. Все как обычно. Первыми всегда приходили хаффлпаффцы, они вообще любили делать все так, как того требуют правила. Все расселись по своим местам. Гарри почти ничего не ел, и просто смотрел на стену. Могло показаться, что он глубоко задумался над чем-то своим, но это было не так. Психика человека устроена так, что мы можем задумываться не над тем, над чем действительно стоит думать. И не думать вообще, когда желательно это делать. Внешне Поттер был абсолютно спокоен, он просто ни о чем не думал — обычная защитная реакция. Но где-то глубоко в душе подсознание его кричало. Кричало от обиды на жизнь, самого себя, от желания умереть, от желания родиться заново и прожить другую жизнь. Именно сейчас он был полностью солидарен в этом вопросе с Томом. Так же, где-то в подсознании проснулась совесть, которая называла Гарри самыми последними словами, и говорила, что такие подонки не должны жить. В этом же подсознании находился Адам-Самаэль и спросил с совестью. Но это все происходило где-то глубоко внутри, скорее, на уровне чувств, нежели мыслей. Последних, как раз, вообще не было.

— Ты что ничего не ешь? — спросил Гойл Поттера.

— Аппетита нет. Знаешь, когда хочется спать, не хочется есть.

— Ты же лег, когда и мы.

— Может, я болею? При болезни всегда хочется спать, — пожал плечами Гарри. Он не придумывал ничего, не думал о том, что нужно говорить. Абсолютное безразличие.

Гриффиндорцы пришли последними, Невилл зевал, но выглядел вполне довольным, как, впрочем, и Рон. Джинни не было, но Гарри знал, что у нее магическое истощение, и она пока еще не пришла в себя. Империус великая, страшная и неправильная вещь... Хватило нескольких часов, чтобы это понять. Не Авада, не Круцио, и не смешные и жестокие шутки Салимы, а именно подчинение.

Преподаватели все сидели с задумчивыми лицами. МакГонагалл раза три за завтрак подносила вилку с кусочком яичницы ко рту, и так и сидела, задумавшись, и забыв о том, что надо есть. Потом через пару минут вспоминала, клала кусочек в рот, но также продолжала смотреть в сторону. Казалось, она вообще не чувствовала вкуса еды. Профессор Спраут ела с аппетитом, но время от времени хмурилась. Как и остальные. Видимое спокойствие было лишь на лице Дамблдора, но он просто умел скрывать свои эмоции. Снейп почему-то приглядывался к студентам своего факультета. Под конец завтрака, директор встал и поднял руку. Все обратили внимание на его нескромную персону в светло-серой мантии, а Гарри вспомнил статую Слизерина в Тайной комнате. Сходство было очевидным.

— Сегодня поздно вечером произошло трагичное событие. Наследник оставил на стене послание, что в Тайной комнате навечно останется скелет одного из студентов, — говорил Дамблдор тихо, но его все слышали, все затаили дыхание и ждали, но каждый ждал что-то свое, — Но с тем человеком, который должен был остаться в комнате навечно, все в порядке. Наследник передумал. Впрочем, он передумал и жить. Его нашли сегодня утром, он повесился, оставив прощальную записку. Этим человеком был Гилдерой Локхарт.

По залу пошел шепоток, Малфой нахмурился, но промолчал. Директор поднял руку, и в зале снова воцарилась тишина. Иногда Гарри казалось, что он применяет какую-то магию в такие моменты. Говорил он всегда тихо, да и таким тоном, что великим оратором его назвать было невозможно, но желания перебить, заговорить с соседом, почему-то не возникало.

— Он будет похоронен завтра, но, в связи с обстоятельствами смерти, на похороны приглашены лишь родственники. С сегодняшнего дня дело о нападениях отправлено на тщательное расследование в Отдел обеспечения магического правопорядка. Школа закрыта не будет, но особые меры предосторожности сохраняются до конца года, так как неизвестно местонахождение Тайной комнаты. Это все новости на сегодня, все занятия состоятся согласно расписанию, — говоря все это, Дамблдор выглядел подавленным. Именно сейчас Гарри задумался о его возрасте, казалось, что он как-то постарел, четче проявились морщины и старческая усталость в голосе. Усталость от жизни.

Все шло не так, как он хотел бы. Вся его жизнь отличалась от представления об этой жизни. Будучи ребенком, Альбус Дамблдор мечтал стать великим, хотел, чтобы им все восхищались. Он мечтал о власти. Позже, уже окончив Хогвартс, он подружился с перспективным молодым человеком — Геллертом Гриндевальдом, но их позиции не сошлись в некоторых вопросах о будущем мироустройстве и методах достижения поставленных целей. Дамблдор был осторожным политиком, считал, что нужна не открытая борьба, а подпольная. Не терроризм, не какой-то скрытый орден, а просто агитация идей в массах. Его методом было достижение целей путем постепенного изменения мировоззрения людей. Но жизнь сложилась иначе.

После дуэли с Гриндевальдом за ним навсегда закрепился образ светлого мага, борца за мир во всем мире, и он не мог сделать шаг влево или вправо. Тогда, еще совсем не старый, Альбус Дамблдор стал пленником общественного мнения, которое сложилось благодаря его, вроде бы, правильным поступкам. Мнение — вообще штука странная. Казалось бы, он после дуэли с Гриндевальдом мог стать сильным политиком, к которому бы прислушивались, которого бы уважали. Но нет, из той дуэли он не вышел победителем. Вся мировая магическая общественность восприняла его, как борца за всеобщий мир, эдакого добряка, защищающего угнетенных. Неверный ход, всего один неверный ход. Если бы он тогда собрал отряд магов, готовых сразиться со сторонниками Гриндевальда, и одержал победу — было бы другое дело. Дамблдор в глазах общества стал бы лидером, способным принимать грамотные решения. Но ему казалось, что он должен показаться честным. Перед собой, бывшим другом и обществом. В итоге пришлось ему прожить с образом честного одиночки всю жизнь. Путь в политику был закрыт. С этим образом странного борца за справедливость, один хитрый ход, который стал бы заметным, растоптал бы его в грязь. А в политике без хитрости никуда, там честность не в почете. Вот и стал Дамблдор директором школы, старался воспитать правильные, по его мнению, взгляды в подрастающем поколении.

И сейчас, когда он утром думал над своей собственной жизнью, он даже порадовался за Гарри Поттера. Глупо, но он понял, что быть Героем магического мира-слизеринцем — куда проще. Да, он победил Волдеморта, но от слизеринцев не ждут честной игры. Поттер может в новой войне, действовать какими угодно методами... Но это ему самому лучше, а вот у Дамблдора от этого могут возникнуть сложности. И все из-за одного бывшего студента, мечтавшего о том же, о чем когда-то мечтал Дамблдор. О власти... Некоторые сложности уже начались. Ночью. И сейчас по репутации Дамблдора пройдутся слоны из-за того, что он взял на работу якобы наследника Слизерина... Можно спасти свою репутацию, но иногда приходится выбирать. Не только между добром и злом, честностью и ложью, но и между тем, что просто плохо, и очень плохо. Дамблдор выбрал первое. Никто не узнает о "знаке" от настоящего наследника на руке несчастной первокурсницы, кроме узкого круга посвященных людей. Достаточно показать левое предплечье Джинни Уизли, и общественность прекратит любые нападки на директора школы и поймет, что Волдеморт жив. Но если уж пришлось всю жизнь играть роль честного одинокого борца за справедливость, то нужно эту роль сыграть хоть раз до конца. Так будет действительно справедливее. Дамблдор пожертвует своей репутацией, ради будущего Джинни Уизли и благополучия всей их семьи. Это будет честно.

Директор закончил свою речь, и после секундного молчания в зале поднялся гул. Все стали обсуждать эти новости, предполагать. Нашлись те, кто "всегда подозревали во всем Локхарта", как и те, кто полагал, что его подставили, и настоящий наследник вполне себе жив. У Поттера закружилась голова, очертания зала и людей стали нечеткими, и Адам-Самаэль, как мантру, повторял: "Держись, Гарри, сейчас не время падать в обморок". Только после речи Дамблдора до Гарри дошли окончательно события этой ночи, и его роль в них.

Вот почему Империус — самое страшное заклинание. Когда Гарри сидел в спальне, он чувствовал все то, что чувствовали трое людей под действием Непростительного. Человек понимает все, что происходит. Знает кто он, и знает, что он будет делать то, что никогда бы не сделал. А что должен чувствовать человек, который под действием заклятия готовит себе веревку, ставит стул, привязывает эту веревку к факелу в кабинете, пишет продиктованную кем-то прощальную записку? И при этом понимает, что сейчас произойдет, понимает, что он этого не хочет, но у него нет выбора. Никто не придет, никто не остановит это безумие в чьей-то, не твоей голове... Если Авада Кедавра — это простое убийство, то инсценированное под Империусом самоубийство — это убийство с особой жестокостью. Не физической, а психической. Жестокость тоже бывает разной, и что тяжелее, физические или моральные страдания — вопрос, скорее, риторический.

Малфой весь остаток дня хмурился, но ничего особенного никому не сказал. Он не глупый, сложил в голове отсутствие Гарри ночью в спальне, его желание отомстить за смерть Миллисенты, и случившееся с Локхартом. Но боялся спросить, причем на это было две причины. Он не хотел потерять дружбу, высказав свои предположения, в случае, если окажется, что Гарри выходил подышать свежим воздухом на Астрономическую башню. И за свою жизнь боялся, в случае, если предположения окажутся верными...


* * *
Писающего мальчика выписали из клиники через пару дней. Теперь, кроме как Писающим мальчиком его никак больше и не называли. Пусть не со зла, но он, наверняка, был крайне обижен подобным прозвищем и доказывал всем и каждому, что последнее место, где он был перед нападением — мужской туалет на третьем этаже, и как он оказался у директорской горгульи — не помнил.

По репутации Дамблдора прошлись все, кто только мог. Министр вынес ему предупреждение, что в случае еще хоть одного серьезного происшествия, пост директора ему придется освободить. Локхарта похоронили. Но, идея Гарри о том, что репутацию профессора нужно уничтожить, не осуществилась. Его книги стали продаваться лучше, а самого, ныне покойного, автора стали считать злым гением. Зло привлекает, увы. Оно кажется таинственнее, мистичнее, чем есть на самом деле.

Лонгботтом и Уизли проснулись после происшествия в Тайной комнате в гостиной, и не помнили ночных событий. Они решили, что уснули ночью во время обсуждения планов по спасению Джинни. Если им и показались некоторые моменты странными, то они не придали каким-то мелочам значения. Ну, действительно, не подойдут же они к Дамблдору или МакГонагалл поделиться чувствами: "А вы знаете, мы не помним, как уснули вчера ночью в гостиной". Тем более, утром стало известно о том, что Джинни жива, но пока еще не пришла в себя, и эта странность отошла на второй план.

Прошло две недели, начались экзамены. И почти все эти две недели Гарри ходил сонным, уставшим и раздражительным. Это заметили почти все слизеринцы, но о причинах знал только сам Поттер. Нет, его не мучила совесть, ее вполне благополучно заткнул Адам-Самаэль, доказавший совести, что месть — не такая уж плохая штука, и вообще, нужно успеть обхитрить, обмануть других первым, пока не обманули тебя.

Он физически устал и почти не спал, то и дело, просыпаясь ночью. Казалось, будто под Империо не Джинни и Невилл, а он сам. Когда младшая Уизли пришла в себя, ее, естественно, обо всем спросили... Но она ничего не помнила. Огорчал еще тот факт, что Локхарт в предсмертной записке указал, что Джинни была его помощником в главном предприятии этого года. Еще эта метка... Когда мадам Помфри обнаружила ее на левом предплечье девочки, она в ужасе открыла рот, распахнула глаза, и стала пятиться назад.… Вот такой страх может внушать какая-то татуировка.

Ее память необходимо было восстановить, чтобы узнать о том, что же произошло на самом деле. Ей много раз пытались дать антидот к зелью, стирающему воспоминания, но безуспешно. Мадам Помфри уже посчитала, что у нее аллергия на данный состав и попросила Снейпа найти аналог, но и это не помогло. Как только Джинни пыталась выпить зелье, она начинала кашлять, и в итоге в ее организм не попадало ни капли. И только Гарри знал, каких усилий это стоило лично ему. Следить за тем, что происходит в Больничном крыле глазами Уизли, заставлять ее кашлять, хоть в три часа ночи... Догадался ли Дамблдор о том, что Джинни под действием Непростительного? А какая разница? Убирает его все равно только тот, кто наложил, вливать зелье в глотку насильно – не вариант, Джинни бы еще задохнулась. Антидота, который можно бы было ввести в кровь – не существовало.

Поттер с превеликой радостью снял Империо десять дней спустя и почувствовал, что стало легче. Какой идиот мог поверить, что столько Пожирателей смерти были под Империо Темного Лорда? Да он, даже будучи магически намного сильнее Гарри, смог бы контролировать максимум пятерых одновременно!

Эти экзамены Гарри сдал хуже, чем в прошлом году. У него было «выше ожидаемого» даже по трансфигурации, хотя знал ее он идеально. Просто сил на практический экзамен уже не хватало. Но, разве для него это важно?

Дамблдор, уже по традиции, позвал Гарри в свой кабинет перед каникулами. Поттер ненадолго задержался перед горгульей, представляя Писающего мальчика, которого так и не удалось увидеть в этом месте тогда, улыбнулся, и вошел в кабинет.

— Присаживайся, мой мальчик, — Дамблдор сидел за своим столом и улыбался. Хорошая мина при плохой игре — единственное, что ему оставалось делать, — Чаю?

— Нет, спасибо. Я только что поел, — Гарри вспомнил рождественские наставления Малфоя, что нельзя есть с врагом за одним столом. А Дамблдора после всего, что тот сделал для «счастливой жизни» Героя, он считал одним из главных врагов.

— Хорошо. Ты снова хочешь остановиться на каникулы в Дырявом котле? — добродушно поинтересовался директор, улыбаясь глазами.

"Лицемер же! Вот лицемер!" — возмутился Адам-Самаэль.

— Да. Там вполне неплохо, много свободного времени. Люблю гулять по немагическому Лондону, ходить в разные кафе. У меня будут неплохие каникулы.

— Проводить каникулы в одиночестве — не самое лучшее, что может быть. Семья Уизли готова принять тебя летом.

— Вы полагаете одиночество хуже, чем общество неблизких мне людей? Пусть они были друзьями моих родителей, но не моими. Рон в этом году считал меня наследником Слизерина, мне будет комфортнее в одиночестве, поверьте.

"Зря сказал, очень зря..." — высказал свое мнение Адам-Самаэль.

"Надоело. Ты-то, как самый близкий мне человек, пойми. Хоть в Дурмстранг уходи и открытым текстом отправляй Дамблдора куда подальше! Надоело все!"

— Все мы можем ошибаться, Гарри. Рон ошибся. Нужно уметь прощать.

— Так вот и простите меня за то, что мне некомфортно в их доме! И я не хочу жить там, и не буду! Я смогу увидеть на каникулах своих друзей, и Рон в их число не входит, и вообще...

"Заткнись! Ты уже обозначил, что Дамблдор и Уизли тебе не друзья, не делай так, чтобы они стали твоими врагами! Рано, ты никто и звать тебя никак... Помни об этом!" — Адам-Самаэль подрабатывал психотерапевтом для Гарри и его совести.

— Твой друг, Драко... Понимаешь... Ты ведь в курсе, что Волдеморт не умер? Так вот, даже если Драко не плохой, боюсь, у него будет небольшой выбор, на чьей стороне быть в войне.

— Профессор, а у меня выбор есть? — в лоб спросил Гарри Дамблдора.

Тому не нашлось, что ответить, и он уставился в окно. Вот они — плюсы и минусы того, что Герой магической Британии не храбрый гриффиндорец. Плюсы — друзья в стане будущего врага, которые могут быть и шпионами, если возникнет необходимость. А то, что слизеринцы — вполне верные друзья, директор понимал. А минусы — Поттеру плевать на идеалы его семьи, вернее этих идеалов он не видит. Он никогда не пожертвует собой ради каких-то сомнительных идей, а он ведь хоркрукс Волдеморта. Это Дамблдор знал точно, Авада шрамов не оставляет. И для поражения Волдеморта нужно, чтобы Гарри умер... А смерти такой человек, ради светлой стороны, не пожелает, и сделает все, чтобы выжить. Если, конечно, будет хотеть жить. А устраивать Поттеру такую жизнь, чтобы его мечтой стала смерть – можно, но не нужно и бессмысленно.

— Я тебя понял. Но научись прощать, Гарри. Ведь оступиться могут и твои друзья.

— Я понимаю. Мне можно идти?

— Ступай, Гарри, — произнес Дамблдор и потер виски. Чем дальше, тем становится только хуже. Для него...

Гарри, выйдя из кабинета директора, побрел в сторону Черного озера. Хотелось подышать свежим воздухом, забыть свою жизнь, вообще все. Он уже жалел, что наговорил Дамблдору лишнего, а в голове всплывали картины детства... Как он маленький перелазит через забор, его сталкивает Дадли, и начинает кричать, что Гарри хотел сбежать... Прибегает тетя Петуния и отвешивает ему приличную оплеуху, хватает за руку и волочет в дом. Как он сидит в чулане голодный уже два дня, так урчит живот и хочется есть... Как тетя, в тайне от мужа, ведет его в церковь, и говорит, что он странный, и, наверно, им овладел дьявол. Священник отвечает, что необходимы строгие условия, послушание... Гарри заставляют читать Библию, которую он находит скучной для сказки… Как у него случайно подает на пол тост, и дядя вскакивает из-за стола, кричит, что у него кривые руки, он бесполезный ребенок, который только место в доме занимает, берет племянника за ворот рубашки и швыряет в чулан. Много разных воспоминаний, не только плохих. Жизнь всегда полосатая, не черная. И даже у человека, с тяжелой судьбой, бывают радостные моменты. Хотя бы сны, в которых Гарри снился лес, а он был королем этого леса, и там он был значим, любим всеми обитателями. Или сны, где живы его родители, и они вовсе не наркоманы и пьяницы, как рассказывали дядя и тетя, а добрые и заботливые. Почему Гарри вспоминал все это? Говорят, человек вспоминает всю свою жизнь перед смертью. Может быть, он хоронил свою жизнь? Он морально умер, как тот маленький Гарри, у которого тоже было детство, мечты, мысли. После недавних событий Гарри Поттер, мальчик-которого-не-любили, мальчик-от-которого-чего-то-ждут, мальчик-который-немного-мстит умер.

Наверно, так заканчивается детство? Когда человек понимает, что идет время, а он не меняется, пусть и меняется все вокруг. Когда Гарри был маленьким, он думал, что вырастет и станет таким серьезным, ответственным. Он хотел стать ученым, оставался допоздна в школьной библиотеке и много читал… Хотя бы из-за нежелания идти домой. Там его все равно ничего хорошего не ждало, возвращаться было некуда. Теперь он подросток, но серьезности и ответственности нет. И не будет ее никогда. Пройдет время, будет хотеться так же мечтать, сделать какую-нибудь глупость, переживать за героев сказок... Может, мы становимся взрослыми, когда хотим вернуться в детство? Когда вспоминаем его с тоской и грустью, понимая, что каким бы оно не было, там было легче и проще.

— Ты слишком много думаешь, у тебя борода отрастет, — рядом с Гарри на берегу озера присела Луна Лавгуд.

— Какая борода? — Поттер еще не вышел из собственного разума, в который углубился, либо просто не видел логики.

— У всех, кто привык много думать — длинная борода, ты не замечал? — Луна проникновенным взглядом посмотрела на Гарри.

— По-твоему, Хагрид много думает?

— Нет, он просто в молодости потерял ножницы, а новые не стал покупать. Но нельзя много думать, как и мало. Всего должно быть в меру.

— Это точно, — слизеринец сам устал уже от своих мыслей.

— Каникулы скоро. Это грустно.

— Почему?

— Я не люблю каникулы. Мне никто из одноклассников не будет писать. Они считают меня сумасшедшей.

— Ты с ними не согласна? — усмехнулся Гарри.

— А кто устанавливает рамки? Вот ты много думаешь, но это не приближает тебя к истине. Твоя подруга Гермиона Грейнджер много читает, но это не делает ее гениальной. Скорее наоборот, ты гениальный, а она — ближе к истине.

Гарри поднял брови после этого высказывания и посмотрел на странную девочку.

— В каком смысле?

— Локхарт ведь не был наследником Слизерина, даже я это вижу. Как и многие другие. А Гермиона не ищет оправдания своим поступкам, — пожала плечами Луна, — Погода сегодня хорошая. А через два дня домой. Я люблю своего отца, он хороший. И дома мне одной не скучно. Просто иногда грустно.

— Я буду жить в Дырявом котле. Если хочешь, приезжай.

— Зачем? Уверена, тебя там почти не будет. Ты просто меньше думай, тогда все будет хорошо. Или плохо. Но все будет так, как должно быть, понимаешь?

— Нет.

— Потом поймешь, — Луна поднялась с земли и направилась ближе к озеру, — и бороду не расти, она тебе не пойдет.

Гарри продолжил размышлять, но уже в другом направлении. О рамках, которые устанавливают люди. Кто нормальный, а кто сумасшедший? Кому это решать? А что хорошо и плохо? Что есть добро и зло? Кто дает право нам действовать так или иначе? Может, добро или зло не в нас, а вокруг, и у нас есть лишь выбор. Или нет этого выбора, а есть характер. Ведь некоторые люди не смогут использовать тот же Круциатус... не из-за выбора, а из-за слабости, если верить Салиме. Кто-то может, а кто-то нет. Просто силы духа не хватает. А, может быть, и не в этом дело. Есть судьба, предначертанная человеку, и он следует этой судьбе, как безвольная, подопытная крыса. Кто знает, кто знает…

Глава 42

Глава 42. Необычные сны


— Странный был год, не находите? — поинтересовался Малфой, который уже снял школьную форму и ехал в Хогвартс-экспрессе в обычной темно-серой мантии. Все-таки воспитание в среде волшебников дает определенные представления о том, как нужно одеваться. Хотя, по мнению Гарри, мантии – крайне неудобны.

— Из-за ситуации с наследником? — спросил Крэбб.

— Из-за всего. Можно сделать много выводов из произошедшего в этом году. Ну, по крайней мере, я для себя их сделал.

— И какие выводы? — Гарри было интересно, что для себя решил Драко. Он умный, и способен анализировать поступки людей.

— Разные. Ну, что Дамблдору на самом деле все равно, гибнут люди, нет. Это так не важно, когда думаешь, что судьба всего мира в твоих руках. Ведь он думает так, или нет? Почему он не заступился в суде за Грейнджер? Просто от этого судьба мира не зависела! Можно бороться за права грязнокровок, и плевать, что в этой борьбе погибнет половина этих грязнокровок. Зато их дети будут жить хорошо! Я решил для себя летом изучать вопрос передачи по наследству магии... Интересно, в каком поколении при смешении с маглами исчезнет магия, и в каком родовые способности. А то при дедушке Дамблдоре и его руководстве, нас не останется вообще.

— Отец говорил, что могут исчезнуть уже в первом, — поделился своими "знаниями" Гойл.

— И поэтому все полукровки волшебники? Не тупи, Грег! Я думаю, что во втором или третьем. А ты как считаешь, Гарри?

— Я интересовался этим перед поступлением в Хогвартс. Ты отстаешь от жизни, Малфой.

— Да ну тебя, ты же у нас герой, — это было сказано с таким сарказмом, что Гарри несколько секунд смотрел в глаза Драко, пытаясь понять, что он этим сарказмом хотел сказать.

— Ага, герой, — Поттер так и не понял, к чему относился сарказм. — Ветеран прошлой магической войны прям.

— Ну и как передаются магические способности? И родовые... Интересно, а у Дамблдора они есть...

— Есть, но он не ценит. Ну, это по слухам.

— Поттер, ты общаешься с теми же людьми, что и я, а слухи у тебя другие! Или их Грейнджер в тайне ото всех распространяет?

В этот момент дверь купе открылась, и на пороге как раз появилась гриффиндорка.

— О, теперь я понял суть магии слов, — иронично заметил Малфой, — Ну чего тебе нужно?

— Уж точно не ты! — звонким голосом заявила Гермиона.

— Фух, хоть на этом спасибо.

— Да ну тебя, Малфой. Гарри, нам надо поговорить! — в своей властной манере произнесла Грейнджер. Не ей надо поговорить, а нам. Наверно, в психологии она не сильно разбиралась, но подсознательно такими приемами пользуются все люди. Если тебе что-то нужно, сделай из своей проблемы общую, и решай. Поэтому поговорить нужно именно "нам".

— О том, где я буду проводить каникулы? В Дырявом котле, пиши туда, — вышло грубо, но Гарри догадывался, о чем будет разговор.

— Это я и сама знаю. Давай выйдем, и найдем свободное купе. Я просто подумала...

— Подумала? Удивительно, что не прочитала... — вставил свое Малфой, Гарри закатил глаза и вышел из купе.

Найти уединенное место в Хогвартс-эксперессе — задача непростая. По дороге к последнему вагону, до которого обычно студенты не доходят, пришлось пройти мимо пары вагонов, занятых гриффиндорцами, и Гарри еще раз порадовался, что он не студент этого факультета. Учат всех одному, в принципе, все равно, но уж больно шумная компания там подобралась. И в поезде это было особенно заметно. Кто-то даже взорвал в купе навозную бомбу, и те, кто ехал в этом купе, смеясь, выбежали в коридор. Наконец, в самом последнем вагоне пустое купе было найдено. Гермиона заперла дверь Колопортусом — заклинание бесполезное, но, по крайней мере, предотвращает визиты внезапных гостей.

— Ну, и о чем ты подумала, Гермиона? — Гарри сел к окну, и подпер подбородок руками, глядя на гриффиндорку.

— Ты считаешь, что Локхарт действительно совершал все эти нападения? Просто он такой... в общем, не похож он на человека, способного на подобное. И Джинни еще, вроде как, по официальной версии, под его Империусом была...

— Я не считаю, что это Локхарт.

— А кто тогда? И как вышло, что он написал предсмертную записку и повесился? Отдел обеспечения правопорядка подтвердил, что писал это он лично.

— Мы уже обсуждали, кто это.

— Что это Темный Лорд? — Гермиона, в отличие от гриффиндорцев, привыкших называть его Сами-Знаете-Кем, стала называть Волдеморта по-слизерински. В принципе, ничего не значащая мелочь, говорящая лишь о том, что на тему этого человека и войны она чаще говорила с Гарри, и даже как-то раз с Малфоем, нежели со студентами своего факультета. В Гриффиндоре, после судебного дела, ее вообще не жаловали, и друзей там у нее не было. Одна, ничего не значащая мелочь, которая может на что-то повлиять, как и многие другие подобные мелочи. — Я помню. Почему ты не боишься? Ты его видел? Я знаю, ты что-то скрываешь. Я услышала разговор, Джордж, Фред, Рон и Перси знают, что за этим стоит Темный Лорд. Они обсуждали что-то такое в гостиной, и сказали, что он испортил судьбу Джинни... Но я не поняла сути разговора. Они замолчали, когда заметили меня.

"Ну, не совсем он судьбу ей испортил..." — вмешался в мысли Гарри Адам-Самаэль. Тщеславие, оно такое. Как Салима оставила "на память" Рону и Невиллу свое лицо, так и Адам-Самаэль гордился Гарри Поттером, или собой, с этим моментом он еще не определился.

— Что ты от меня хочешь сейчас услышать, Гермиона? — вздохнул Гарри.

— Ты ведь знаешь! Ты что-то знаешь! Ты видел Темного Лорда? Ты его не боишься, это видно! Ты ведешь себя так, будто не в курсе, что это он все делал, при этом ты сам мне сказал, что это он! Откуда тебе все это известно? Или ты придумал это? Ведь легко все свалить на... — Гермиона замолчала, поняла, что сказала лишнее. Этого говорить она не хотела, но много думала о разных вариантах. У нее вообще было много времени, чтобы думать... О том, что за всем этим стоит Волдеморт, ей сказал Гарри, и она поверила. Потом тот случай с василиском, когда она увидела его своими глазами, и поведение Гарри, его уверенность в том, что именно на нее василиск не нападет... Потом смерть Локхарта и причастность Джинни Уизли, глупые разговоры в гостиной Гриффиндора, в которых она не участвовала...

— Ты меня обвиняешь? — спокойно поинтересовался Гарри. Даже апатичный тон голоса не изменил, только брови поднял.

— Я... я, просто не знаю, что думать, Гарри... — неожиданно для слизеринца, а может и для самой себя, Гермиона заплакала, — В Гриффиндоре со мной почти никто не общается, у меня... нет там друзей, понимаешь? Они что-то обсуждают, предполагают, что... Локхарт создал себе имидж идиота специально. Но я чувствую, что это не так. И я не могу сказать им, что за этим стоит... Темный Лорд. Они не будут меня слушать, они мне не верят. И тебе не верят, но тебе-то все равно. Уизли что-то знают, как я поняла... но они молчат, скрывают. Правда... не понимаю, зачем. Я общаюсь иногда с тобой, и все. Меня скорее Малфой выслушает, чем гриффиндорцы. Такое чувство, что я для них враг, но я не понимаю, почему. Я ничего не понимаю, Гарри, ничего.

Гермиона закрыла лицо ладонями, она не этого от разговора ждала. Не хотела кому бы то ни было высказывать свои обиды, казаться слабой, плакать. Но в жизни часто бывает так, что происходит не то, чего мы ждем. И, видимо, отрешенно холодный тон единственного человека, с которым она хорошо общалась в Хогвартсе, ее вывел из равновесия.

— Гермиона... — Гарри понял ее мысль, и даже, как ему казалось, почувствовал ее одиночество, но слова утешения уж точно не мог подобрать, поэтому просто сел рядом с ней, и стал гладить по волосам, — все хорошо, такое в жизни бывает, здесь каждый сам по себе.

— Нет, Гарри, это другое. Есть объективное ощущение... собственное отчуждение, а есть неприятие другими. Это разные вещи! Я прекрасно понимаю, что значит быть маглорожденной. Тебя здесь ждали, даже когда ты жил с маглами. Ты сам отгораживаешься от людей, не доверяешь им. А меня не принимают. Меня не ждали. Я должна была вписаться в магическое общество, а не сделала это. Может быть, если бы не суд, так бы и произошло. Мы видим хорошее, когда его нет, не хотим видеть плохое. А теперь я замечаю снисходительные улыбки по отношению к Дину Томасу, когда он рассказывает про футбол, такое же снисходительное отношение к нашему местному фотографу Криви. Вроде как "да, вы же среди маглов росли, что с вас взять". И нет, плохо никто к ним не относится. Просто, если бы нас не было, хуже бы не стало, никто бы и не заметил. И столько нападений на маглорожденных было, и все умалчивали. А если бы напали на Малфоя? Это был бы скандал! А так, кому нужны эти... грязнокровки? Я ведь подробно изучала историю прошлой войны с Темным Лордом. Ты знаешь, что каждый второй из погибших на стороне Дамблдора был маглорожденным? И это очень много, если учесть, что маглорожденных всего-то процентов десять-пятнадцать среди волшебников. Все они шли воевать, лезли на передовую. Может быть, и на сторону Темного Лорда пошли, если бы там их ждали! Не за цель или идею они воевали, Гарри...

— А за что?

— А просто так! Воевали ради самой войны, или жизни, понимай, как хочешь. Так они чувствовали жизнь! Их никто не ждал, семьи перестали быть родными. Они многое не могут понять, постепенно все маглорожденные отдаляются от родителей, братьев и сестер. И мы навсегда остаемся между мирами. Война — это жизнь, жизнь для тех, кто не ценит свою! А причины у всех разные. Кто-то верил, что их жизнь изменится к лучшему, если они станут героями войны, кто-то просто пытался так найти место в жизни, кому-то было безразлично — жить или умереть. Большинству из них было все равно на Дамблдора, его идеи, цели, на Темного Лорда, даже если они сами так не думали... Они искали смысл жизни, свое место в ней. Не нашли. А я тем более не найду, так как и в войне смысла для себя не вижу. Мне достаточно опыта предыдущих поколений. Твое место здесь, в магическом мире, а моего места нет нигде...

— В этой жизни нет смысла, и он во всем, для некоторых нет места, но оно есть, — почти шепотом произнес Гарри. Сейчас он задумался над этим вопросом, и понимал, что, возможно, Гермиона и права.

"Вот ты бред сказал сейчас... Сам-то хоть понял?"

"Помолчи, а? И не бред это! Просто люди все хотят для себя лучшего места, чем то, что у них есть. Кто-то должен играть роль неудачника, но тот, кто ее играет, не согласен с этой ролью. Если бы не было неудачников, то, как бы определялся социальный статус?"

"Из серии, если бы не было зла, то, как бы мы поняли, что есть добро? Да, факультатив по основам религий не прошел даром" — с сарказмом заметил Адам-Самаэль, но мнение Гарри ему не удалось изменить.

— Я не вижу здесь своего будущего. В детстве я мечтала заниматься наукой, а сейчас я ни о чем не мечтаю. Мне все равно, но я понимаю, что в мире маглов мне уже нечего делать, как и здесь. Понимаю, что не расскажу обо всем родителям. Знаешь, это даже забавно, но я не говорила им о суде. Зачем? Чтобы они закидали письмами Дамблдора? Меня? Чтобы они прибыли в школу на потеху всем слизеринцам? Глупо, сама знаю... Но зато честно. Они — уже не часть моей жизни, но и здесь себя я не нашла.

— А ты думаешь, я нашел? Думаешь, я прекрасно общаюсь со всеми слизеринцами? С большинством из них я просто здороваюсь утром. Общаюсь лишь с Малфоем, и то в последнее время он странный, как и ты, подозревает меня в чем-то. А, может быть, кто-то другой нашел здесь свое место? Рон Уизли, у которого вся семья — волшебники, но его тяготит зависть, чувство собственного бессилия и никчемности? Это видно. Он с удовольствием поменялся бы местами с тем же Малфоем, но сам себе даже в этом не признается, и семью свою не предаст. Ему внушили, как правильно жить, и он боится даже думать над тем, действительно ли так правильно, и мечтать о лучшей жизни. Боится, что если задумается, найдет не те ответы. Или, может, Малфой нашел здесь себя? Когда его тяготит обязанность... перед семьей, перед обществом. Ему с детства говорили, что он Малфой, а Малфои ведут себя так-то и так-то, и не вздумай отступать от этих правил. Это жизнь, Гермиона, и она такая.

Вот так, двое подростков, сидя в купе на мягких удобных сидениях, размышляли о том, что им в этом мире нет места, что этот мир вообще без них бы спокойно обошелся. И так можно сказать про каждого, но мы продолжаем жить, строить планы, рушить чужие мечты, пусть и не специально, мешать друг другу, помогать. И каждый смотрит на мир лишь со своей позиции... Гермиона в действительности должна сама что-то делать, найти друзей, свое общество. Ее тут и правда, никто не ждал, и ее отсутствия бы никто не заметил. Обычная маглорожденная девочка, которой не повезло познакомиться перед поступлением с будущим слизеринцем, и теперь из-за этого она чужая для тех, кто ее бы принял. Принял как друга, как чью-то будущую жену, как мать детей, которые будут уже полукровкам, и ничего не будет связывать их с миром маглов, как чьего-то боевого товарища, с которым бы какой-то гриффиндорец прошел войну плечом к плечу, и в старости бы вспоминал храбрую маглорожденную девушку. Лишь одно случайное знакомство перечеркнуло это, но и время исправить все у нее есть. Время есть, но уже поздно… Она никогда не станет той, которой должна была стать обычная, как сказали бы слизеринцы, грязнокровка. Не станет такой, как Лили Эванс, которая как раз и была другом, женой и боевым товарищем. Не сможет. Почувствует ложь, бессмысленность...

А Гарри... Его ждали, его очень ждали. Но Дамблдор просчитался. В интеллекте Гарри, в его интересах, чувствах. Даже близнецы часто разные по характеру. Взять тех же сестер Патил, одна учится в Равенкло, другая — в Гриффиндоре. А воспитывали их одни родители, росли они в одной семье. Нельзя воспитать ребенка полностью таким, каким хочешь. У каждого человека, практически с самого рождения, есть свое индивидуальное восприятие мира. И на одни и те же обстоятельства каждый реагирует по-своему. Возможно, кто-то другой, если бы он рос у Дурслей, а потом в приюте, при поступлении в Хогвартс считал бы, что попал в сказку, полагал, что Дамблдор — великий светлый маг. Но, юный Поттер оказался прагматиком, сразу поинтересовался тем, почему он жил у маглов, что с наследством, доставшимся от родителей и прочими «неудобными» для директора вопросами. В сказки он давно перестал верить, а может, никогда и не верил, ему ведь в детстве их не читали. Дамблдор сильно просчитался. Он сделал несчастным самого Гарри, окружающих его людей, себя. Одним лишь решением. Если бы он отдал маленького Гарри каким-нибудь Уизли на воспитание, то получился бы светлый герой, которому бы с детства говорили, что Дамблдор — добро, Малфои и Слизерин — зло, он бы никогда не познакомился с Истванами, Луджинами, не видел бы их жизнь, считал идеалом семьи ту, в которой он вырос. И, напротив, кто-то другой, видя бедность семьи, ее простоту, заинтересовался бы темными искусствами, родовой магией, мечтал бы поступить в Слизерин... Глупо пытаться воспитать кого-то определенного. Нужно с детства стараться видеть хорошее в ребенке и взращивать это хорошее, развивать. Нужно смотреть, какой ребенок, и пытаться понять его, а не себя в нем. И теперь у Британии есть Герой, который ненавидит светлую сторону, да и темную не особо жалует, пытается найти ложь в каждом поступке, и находит. Человек всегда находит то, что ищет. Он несчастен сам, и способен сделать несчастными многих... очень многих.


* * *
— С вас один галеон, семь сиклей и четыре кната, мистер Поттер, — произнес бармен Дырявого котла, который уже приготовил для Гарри комнату.

Поттер отсчитал необходимое количество монет, и поднялся наверх. Неуютная одноместная комната казалась ему такой родной… Чем дальше от Хогвартса и людей, тем уютнее. И не важно, что здесь сыплется штукатурка, и зданию, в целом, не помешал бы капитальный ремонт.

— Нет, Чертик, мы тут не останемся. Ты же хороший кот, и умеешь хранить секреты своих хозяев? – черный книзл терся о ноги своего хозяина, а тот был как-то просто по-детски счастлив. Сейчас, в одиночестве, без интересной книги, без общения, как раз от того, что этого всего у него и не было. Тишина…

Гарри лег на кровать и закрыл глаза. Не хотелось их открывать, хотелось исчезнуть, раствориться, чтобы его никогда не было в этом мире, или мира не было… Он ни о чем не думал, ничего не чувствовал, ничего не хотел. Состояние абсолютной расслабленности и полусна. Гарри перевернулся на бок, укрылся одеялом, и стал падать…


* * *
Но полет был не долгим. Гарри снова оказался в детских воспоминаниях Тома Реддла. Черноволосый ребенок шел впереди, касаясь рукой стен зданий, по серой, мрачной улице. Этого ребенка Гарри, конечно, сразу узнал. Та же улица, тот же поворот, из-за которого выйдут, смеющиеся, мужчина и женщина, и подарят Тому конфеты. А еще через несколько домов будет забор приюта…

— Эй, что ты так медленно плетешься, — Том неожиданно повернулся, и посмотрел прямо в глаза Гарри, — Сейчас заметят, что нас нет, и накажут!

«Это не воспоминание, это не воспоминание!» — в голове возникла странная мысль, особенно после того, как Гарри осознал, что он одного роста с пятилетним Томом, а значит, ему тоже пять лет. И люди из воспоминаний не могут видеть тех, кто просматривает эти воспоминания. В глазах Гарри отобразилась паника…

— Что случилось? Все хорошо? – поинтересовался своим детским голосом черноволосый ребенок у Гарри с какой-то странной… заботой?

— Да, все хорошо… — тихо ответил Поттер, и по собственному голосу понял, что не ошибся, ему действительно, лет пять, не больше…

— Тогда идем, — к еще большему удивлению Гарри, Том взял его за руку, и потащил за собой, — ты какой-то странный сегодня.

И тут, как и в воспоминании, из-за поворота вышли мужчина и женщина, и, увидев, уже двух детей без взрослых на улице, остановились.

— Мальчики, вы потерялись? – спросила женщина.

— Нет, — так же немного зло, и одновременно с детской обидой ответил Том.

— Тогда где ваши мама и папа?

— Мама умерла. Мы из приюта, — Том указал рукой вперед, в том направлении, где находился приют.

Женщина открыла сумку и достала оттуда коробку конфет.

— Держи, это вам. Не уходите далеко, а то можете потеряться, — сказала она, протягивая мальчику, который с ней разговаривал, в отличие от растерянного Гарри, конфеты.

— Хорошо, — маленький Том взял конфеты, и на его лице отобразилась та же обычная детская радость, как и в воспоминании. Он повернулся к Гарри, — У нас есть конфеты!

— Мм… здорово! – Гарри постарался улыбнуться, и порадоваться конфетам, хотя мысли были о том, где он, и что происходит.

— Странный ты какой-то сегодня, — Том хлопнул его по плечу, — Идем, нужно поскорее вернуться.

— Нет! Они увидят у нас конфеты, отберут их, а нас побьют! – Гарри прекрасно помнил, что было с Томом, после того, как он вошел во двор приюта.

— Да, если увидят, точно побьют, — нахмурился Том, — и что нам делать?

— Можно спрятать, и съесть их завтра. А можно… — в голове возникла безумная идея, — можно спрятать конфеты, а в коробку положить камни. Ты знаешь, что камни можно превратить в конфеты?

— Как? – удивился Том.

— Не знаю, но можно. Правда. Давай попробуем, — Гарри взял из рук Тома коробку с конфетами, достал оттуда бумажку, которой сверху закрывали сладости, пересыпал их на нее, и посмотрел на пустую коробку, — Камни нужны….

— За углом дома стена крошится, там можно взять. Я сейчас принесу, — и маленький Том в шортах, гольфах и в серой, полинявшей рубашке, побежал за камнями.

Гарри посмотрел на себя. Точно такие же шорты, гольфы и рубашка, только с пятном на груди, кажется, от сока… Жаль, он не мог увидеть свое лицо, но очков на нем не было. А в свои пять лет Гарри носил очки.

— Вот, — Том кинул перед Гарри горстку камней, и только сейчас Поттер понял, что у него нет ни палочки, ни знаний о нужном заклинании, чтобы камень стал конфетой. Ну да ладно. Он вспомнил, что из-за этих конфет случилось с Томом, а теперь случится и с ним, и начал смотреть на камень, повторяя про себя на английском «стань конфетой»… Секунд через десять «заклинание» к удивлению Тома, да и самого Гарри, сработало.

— Вот это да! – восхитился Том, — а если эту конфету съесть?

— Не советую, — покачал головой Гарри, — ты тоже так можешь, если захочешь.

— А что нужно сделать?

— Просто захотеть. Я еще говорил «стань конфетой», но не уверен, что именно это помогло.

Вскоре стало получаться и у Тома, и дети положили вместо конфет камни в коробку. А настоящие конфеты Гарри засунул в карман шорт, завернув их в бумагу. Карман, конечно, сильно топорщился, но где их можно надежно спрятать, они с Томом так и не придумали.

— Где вы были? Сколько раз можно говорить, что гулять вам разрешено только во дворе! – та же высокая светловолосая женщина, которая в воспоминаниях Тома говорила ему, что он неправильно поступил, когда не поделился конфетами с остальными, сейчас стояла на крыльце здания, и кричала на двух пятилетних детей, — В качестве наказания я закрою вас в темной кладовой до ужина! Что у тебя в руках, Том?

— Конфеты! Нам подарили!

— Подарили? Отлично! Тогда в качестве дополнительного наказания я их у вас забираю!

Женщина выхватила коробку, взяла за руки обоих мальчишек и повела куда-то в подвал, там она открыла обшарпанную скрипучую дверь, толкнула детей внутрь, и закрыла ее.

— Она думает, что все дети боятся темноты, глупая женщина! – раздался в темноте голос Тома.

— И злая, — ответил Гарри. Эта воспитательница ему не нравилась даже в воспоминаниях Тома.

— И злая… Конфеты у тебя?

— Да.

— Доставай.

Гарри достал из кармана конфеты, развернул пакет. Очертания предметов в темном помещении постепенно стали различаться, глаза привыкали к темноте. Том взял конфету…

— Хорошо ты все придумал, а то остались бы без конфет. Ты же видел, там Крис и его банда во дворе играли. Мы бы пришли раньше, чем вышла миссис Коул, и они бы их отобрали.

— Видел, — Гарри вздохнул, и тоже взял конфету.

— Почему у нас получилось превратить камни в конфеты?

— Мы волшебники, — спокойно сказал Гарри.

— Волшебники? А другие люди тоже волшебники?

— Нет, но мы с тобой – да, — Гарри очень хотелось спросить у Тома свое собственное имя и вообще, что он делает в этом приюте, но он посчитал вопрос неуместным, — Слушай, а у тебя бывает такое… С тобой что-то происходит, но ты понимаешь, что это не должно происходить?

— Да, я иногда мне кажется, что я помню некоторых людей, которых никогда не знал, а что?

— Ничего. Ты слышишь это? – Гарри услышал какое-то сопение недалеко от себя.

— Нет, что я должен слышать?

— Сопение, совсем близко.

— Не слышу ничего, — эту фразу Тома Гарри услышал уже совсем тихо, как-то отдаленно, казалось, что он снова падает…


* * *
Он открыл глаза. Рядом с ним лежал Чертик, и внимательно смотрел на своего хозяина… Его мордочка находилась совсем близко от лица Гарри, а взгляд был какой-то осознанно тревожный. Сопение, которое слышал Гарри, издавал кот.

— Вот приснится же всякий бред! – пробубнил Гарри, и постарался подняться, но не смог. Он понял, что лежит весь в холодном поту, ему холодно и жарко одновременно, и при попытке встать, у него очень сильно заболела голова, — Только мне еще заболеть не хватало, — сказав это, он снова укутался в одеяло, закрыл глаза и начал падать.

Он стоял на смотровой площадке Астрономической башни. Было холодно, шел снег. Поттер посмотрел на двор Хогвартса. Дракучей ивы вообще не было, как и хижины Хагрида... Огляделся в поисках Тома, если это его воспоминания, значит, он должен быть где-то рядом. Не нашел. Вспомнил, что это должно быть не простым воспоминанием, скорее сон, но тоже не просто сон. Гарри преследовало чувство, что он был здесь и сейчас, странное дежавю. В прошлый раз он, естественно, списал это на то, что видел воспоминания Тома. Сейчас ощущение того, что этот момент уже был в его жизни, осталось, но он никогда и нигде не видел такого вот прошлого Хогвартса, без ивы и хижины.

— Давно ты здесь? Холодно же...

Гарри обернулся на голос. У выхода из смотровой площадки стояла девочка с белыми длинными волосами, большими светло-карими глазами, которые, казалось, глядели прямо в душу человека, светлыми бровями и ресницами. На вид ей было лет двенадцать, и если бы не глаза, она казалась бы слишком белесой и некрасивой.

"Альбинос, что ли... — подумал Поттер, и обратил внимание на слизеринский герб на мантии девочки, — из Малфоев, наверно..."

— Поверь, я еще не успел замерзнуть, — с сарказмом ответил Гарри, который находился здесь только пару минут.

— А ты кто? — неожиданно для Гарри спросила слизеринка, так что он аж растерялся. Он в каком-то странном сне-воспоминании, и на подобный вопрос ответить не может.

— А ты кто? — самый логичный ответ, пришедший ему в голову, был вопросом.

— Очень смешно, будем считать, я оценила шутку, — ехидно отозвалась девочка, после чего Гарри окончательно растерялся, — мы будем сжигать кабинет директора? Я все продумала! Я сделала из цветной бумаги буквы, мы повесим слова: "Следующими гореть будут ваши дома, и ваши домочадцы будут молить Мерлина, Моргану, Иисуса и кого только можно о спасении" и подпишем — "Lux in tenebris".

— Ээ... — Гарри несколько раз моргнул. Девочка, которая не знает, кто он, делится с ним подобными планами? Что за сумасшедший дом? — А почему именно «Lux in tenebris»?

— Ну, по-моему, это лучше чем то, что ты предлагал. Как там было... Пожиратели Смерти?

Этому Гарри уже не успел удивиться, его схватили за руку и потянули вверх. Он почувствовал, что лежит в кровати, а голова болит еще сильней... Чертик свернулся где-то сбоку, наверно, охраняет жизнь своего хозяина.

— Пей, должно помочь, — Гарри открыл один глаз и увидел перед собой Кассандру, как обычно во всем зеленом, но она не улыбалась, взгляд был тревожным. Она своими руками приподняла его голову, и поднесла ко рту флакон с мутно-фиолетовой жидкостью. Поттер выпил зелье, даже не думая, что это, и от чего именно, и снова провалился в сон.


* * *
Он сидел в гостиной Слизерина, в руках записка. В кресле напротив сидит Том, у камина на ковре та бледная девочка... только на несколько лет старше. Как, впрочем, и Том, он выглядел так же, как в Тайной комнате, когда материализовался из дневника. Оба смотрят на Гарри, и чего-то ждут. Поттер посмотрел на записку — написано почерком... Салимы?

"Если хотите сделать что-то важное и, как вам кажется, значимое — не делайте этого! Выхода нет, есть лишь отчаяние, но оно может быть и вечным... а может быть временным, длиной в короткий отрезок времени — человеческую жизнь".

— Ну и? Что, по-твоему, это значит? — Том посмотрел на Гарри.

— Понятия не имею, — очень честный ответ, тем более, зная Салиму, Поттер был уверен, что ничего подобного она бы не написала. Она не ценила жизнь, но и не задумывалась над ее смыслом, жила ради самой жизни.

— Очень кстати, я бы сказала. Только кто это написал? — спросила блондинка, выхватив записку из рук Гарри.

— А книга, между прочим, отличная. Умная, — Том листал такую знакомую Гарри "Древнейшую магию", — надо будет у нее спросить насчет нашей идеи.

— Вы еще у Диппета или Дамблдора спросите! А, кстати, это вариант!

— Ага, Дора, почему у тебя вечно какие-то странные идеи? Дамблдор итак чуть с ума не сошел, когда сегодня на уроке объяснял, что теоретически, человека можно превратить в дерево, а ты добавила, что после этого можно наколоть дрова...

— Во-первых, я не Дора!

— Ох, прошу прощения, мадемуазель Дориана, — Том отвесил шутливый поклон девушке.

— А во-вторых, дрова ведь действительно можно сделать... из дерева, — пожала плечами слизеринка, — это вполне логично. И да, Том, я же не претендую на роль правильного отличника-старосты, как некоторые. Могу говорить, что хочу!

Гарри внимательно посмотрел на девушку. Если в предыдущем сне он подумал, что она может быть из Малфоев, то сейчас он отмел подобную мысль, как бредовую. Она вообще не выглядела, как типичная слизеринка, большинство из которых кичились своим происхождением и жили в достатке. Мантия на ней довольно старая, и даже коротковатая, коричневые ботинки, напоминавшие мужские, были со стёртым носом, из-под мантии виднелась полинявшая серая вязаная юбка ниже колен. Либо Дориане было все равно на свой внешний вид, либо она была из бедной семьи. Никаких родовых колец, кулонов, и даже уши не были проколоты, а почти все слизеринки уже с первого класса щеголяли дорогими серьгами.

— Что ты на меня так смотришь? – спросила девушка.

— Ничего… — Гарри отвернулся, открыл глаза и посмотрел на полог старой кровати в Дырявом котле.

— Что за идиотские сны мне снятся… — пробубнил он себе под нос.

— Сны вообще почти всегда какие-то идиотские, — раздался знакомый голос с другого конца комнаты.

Гарри привстал и увидел довольно забавную картину. Рядом с его кроватью сидела Кассандра, скрестив руки, у окна сидела Салима, в точно такой же позе, как и Кассандра. Создавалось впечатление, что пока он спал, они успели поругаться, и теперь каждый занял свое место в этой комнате… И смешно, и грустно, и приятно одновременно. Все-таки есть на этом свете люди, которые придут, когда плохо, пусть даже они друг друга на дух не переносят.

Глава 43

Глава 43. Свободный несвободный выбор


— Я бы дала ему другое зелье, ваше как-то не особо помогает, если вы не заметили, — равнодушным тоном сказала Салима, глядя на свои ногти.

— Девочка, ты сначала школу окончи, а потом мне советы давай, — зло прошептала Кассандра.

— О, столько тупиц окончили школу, им это не помогает!

— Хватит! Я хорошо себя чувствую. Правда, — решил вмешаться Гарри. Зелье Кассандры действительно помогло, голова больше не болела, осталась только слабость.

— А, ну тогда я, пожалуй, пойду. Зайду позже, — Салима спрыгнула с подоконника, на котором до этого сидела, и гордо прошла к выходу.

— Откуда ты ее знаешь, Гарри?

— Дальняя родственница…

— Ужасный человек! – категорично заявила пожилая волшебница, — И откуда тогда взялся молодой Том?

— Из дневника.

— И что только не сделают люди из-за собственной глупости, — покачала головой Кассандра, — Тебе, правда, лучше? Не общайся с этой девицей. Каждый человек должен думать. Если бы все жили так, как им хочется, то этого мира давно бы уже не существовало.

— Она, пожалуй, самый близкий мне человек. Если что-то случится, и мне нужна будет помощь, она придет… и поможет. Она не лжет другим и себе, делая вид, что заботится обо всех. Кассандра, она, действительно, не такой плохой человек. У нее есть цели в жизни, идеи, чувства, как и у всех остальных.

Насчет целей Гарри не был уверен, но то, что если ему понадобиться помощь, он попросит ее именно у Салимы – не сомневался. Так уже было. И да, она не поможет добрым советом, но кому нужен этот добрый совет? Почему все люди считают, что когда у другого человека проблемы они должны утешить и что-то посоветовать? Нет, Салима не скажет ни одного утешительного слова, она просто постарается исправить ситуацию. По-своему, но хоть так. Кому нужны эти добрые слова, когда они всего лишь слова, которые не способны что-либо изменить?

— Это твоя жизнь, Гарри. Но от твоей жизни могут зависеть судьбы многих. А у этой девицы нет никаких принципов. Помнишь наш первый разговор? Я говорила, что хорошо относилась, и, возможно, отношусь к Тому? Он делал историю, и ты ее будешь делать. Плохую, хорошую – какая разница? Она тоже ее будет делать… Хотя, это не верное слово, она ее будет разрушать. Разрушать то, что делают другие. Это тоже история, но другая.

— Я вас понял, Кассандра, — вздохнул Гарри, и откинул одеяло. Понять и принять – разные вещи, и плевать он хотел на какую-то там историю.

— Нет, Гарри, выслушай меня. Бывают люди, у которых есть все предпосылки для того, чтобы изменить этот мир. В лучшую сторону, худую, но они есть. Такими людьми были Дамблдор, Волдеморт, Гриндевальд и множество других, чьи имена значатся в исторических книгах. Изменят они мир, нет – это уже не важно. Есть ученые, способные создать мощное оружие, новое заклинание, новые зелья. Им все равно на этот мир, они живут в собственной реальности, творят что-то в лабораториях, мало интересуются политикой. Вот из числа таких людей эта девочка… Салима?. Она по природе своей – ученый. Ей интересно изобретать и модернизировать зелья, придумывать что-то новое. И когда таких людей впутывают в политику, в войны – это страшно. Им там не место! Я вижу будущее, я видела твое будущее до встречи с ней, и могу посмотреть ее будущее до встречи с тобой. Она могла придумать что-то действительно страшное, и это могли бы использовать в преступных целях, но, Моргана побери этот мир, в целях! Ты мечтал создать третью сторону в будущей войне, а война эта точно будет, я ее вижу! А так, на твоей, третьей стороне окажется и эта девочка. Без целей и идей. Для нее война – повод испробовать что-то новое, испытать на этом проклятом мире! Ей все равно на мотивы поступков, ей важен сам поступок. Она не изменит историю, она ее разрушит! Мир не изменится, мир останется таким же, только будет хуже. Понимаешь? У каждого человека здесь – своя роль, и вместе с тобой Салима будет играть не свою роль, а чуждую ей. Я понимаю, что вряд ли ты меня послушаешь, но будет хуже. Намного хуже. И глядя на нее, ты забываешь идеи. Я пифия, Гарри. Я помню, как ты интересовался политикой, правами маглороженных и финансами – там твоя роль. Сейчас тебе все равно. У тебя были цели, сейчас их нет. Как и у нее...

Гарри задумался над словами пожилой волшебницы, такими правдивыми и лживыми. Она права во всем. Он вспомнил, как перед поступлением в Хогвартс-экспрессе размышлял о правах маглорожденных, о причинах войн. Сейчас ему все равно. Единственная маглорожденная, судьба которой ему небезразлична – Гермиона. Но все слова Кассандры – ложь. Весь мир хочет, чтобы он был не тем, кто он есть. Не общайся с Драко, говорит Дамблдор, не общайся с Салимой, говорит Кассандра. Кто уже скажет эту зловещую правду – живи не для себя, просто живи, как нужно, как правильно, и плевать мы хотим на то, что ты чувствуешь. Но и это будет ложью. Просто Гарри должен был изначально жить по-другому. Другое детство, другой факультет, другие люди вокруг, тогда бы он жил, чувствовал, строил планы, имел цели. С самого детства все хотят видеть в нем кого-то, но делают для этого совсем не то, что нужно. Правда и ложь переплелись так тесно, что их уже невозможно отличить.

— Кассандра, при всем моем уважении к вам, уже поздно. И не Салима вовсе в этом виновата, она хорошая, правда.

Кассандра вздохнула, поднялась, и шепотом произнесла: «Страшно…». После этого она внимательно посмотрела на Гарри, оглядела комнату, как будто прощалась с этой комнатой навсегда.

— Если тебе понадобится помощь, ты знаешь, что всегда можешь ко мне обратиться, Гарри. И если тебе будет плохо, я приду, — после чего пожилая волшебница удалилась.

И Гарри уснул, не зная, что через несколько дней он пожалеет, что ничего не ответил на эти слова Кассандры, когда ее найдут утром мертвой в своей комнате. Она просто уснет, и больше не проснется в свои сто двенадцать лет. Она ничем серьезным не болела, и прожила бы еще, возможно, много лет, но не хотела. Человек жив тогда, когда хочет жить. И все скажут, что умерла она от старости, и только Гарри будет знать, что умерла она от того, что ей надоело жить. Ей нравилось смотреть на то, как пишется история и быть, пусть косвенной, но участницей этой истории, смотреть на то, как менялся мир на протяжении ее долгой жизни. Больше она не хотела этого видеть, а на старость можно списать что угодно, особенно смерть. Засыпая, на этот раз без всяких странных снов, он не знал, что еще долго будет винить себя в том, что не улыбнулся на прощание этой светлой и веселой женщине в зеленой мантии. Той, которая тоже от него чего-то ждала, но она хотела, чтобы и он был счастлив, в отличие от других. Той, которая видела в людях хорошее, и в Томе Реддле, и в Гриндевальде, и в Дамблдоре…

На похоронах соберется очень много людей, все-таки хозяйка лавки в Лютном переулке – личность известная. Там будет и Дамблдор, и МакГонагалл, и как ни странно, министр Корнелиус Фадж. Но, по мнению Гарри, она бы хотела увидеть на собственных похоронах еще одного человека – Волдеморта, но он не придет. Не сможет, или даже не узнает о ее смерти.

А спустя пару дней после ее похорон, в лавку Бейнсов придет чиновник из Министерства, с ордером на изъятие имущества бездетной Кассандры, но там же появится гоблин в бордовом сюртуке с завещанием. Они будут долго спорить, но закон будет на стороне умершей, завещание есть завещание. По каким-то непонятным соображениям, лавка Бейнсов перейдет никому не известной двенадцатилетней девочки из Австро-Венгрии – Салиме Луджин. Именно ее имя в своем завещании, написанном за день до смерти, укажет Кассандра… И многие еще долго будут думать, кем же ей приходилась эта девочка, и почему именно ей перешел магазин.

Но больше всех удивится Салима, когда ей придет извещение из Гринготтса. Она вместе с гоблином войдет в магазин в Лютном переулке, распишется в бумаге, кивнем ему, а после того, как он удалится, поднимется на второй этаж. Осмотрит комнату, обставленную в зеленых томах, проведет рукой по книжным полкам, на которых собрано множество рецептов различных зелий. Увидит фотоальбом, возьмет его в руки, и сядет в кресло в зеленой обивке. Рядом с ней возникнет грустный домовик Вивви с зеленым бантом на голове. Салима улыбнется, попросит сок, и начнет смотреть фотографии.

Вот на одной из них маленькая девочка обнимает взрослую женщину, скорее всего, маму, а та смеется. Старая фотография, наверно, сделана тогда, когда еще фотографии были роскошью даже у маглов. А вот еще одна фотография, здесь девочка с русыми косичками стоит напротив банка Гринготтс. И еще много много разных фотографий – маленьких мгновений такой длинной жизни Кассандры Бейнс. И школьные фотографии, где юная волшебница и будущая владелица магазина улыбается, а на мантии герб Равенкло… И где юная девушка в белом подвенечном платье садится в пышную карету, как в магловских фильмах. Одна единственная жизнь – целая эпоха.

Салима улыбнется чему-то своему и поставит альбом на место. Снова пройдет вдоль полок и достанет папку со старыми рукописями, написанными крючковатым почерком. Множество листов с рецептом всего одного зелья, разными пропорциями ингредиентов, разным временем их добавления. Рецепт единственного зелья, которое так никто и не изобрел на сегодняшний день. Салима засмеется, подбросит вверх листы, и они разлетятся по комнате. В этот момент зайдет старенькая Вивви, всю жизнь служившая одной хозяйке, охранявшая ее тайны и мечты, и широко распахнет глаза. Салима прогонит домовика, сядет на пол, заплачет и аккуратно соберет все листы в папку. И пообещает самой себе изобрести это, ненужное ей, зелье от бесплодия. Ведь это неправильно, когда лавка Бейнсов достается человеку, которого последняя представительница рода видела всего два раза в своей жизни, и с первого взгляда невзлюбила.

Но это все будет позже, последним чувством к Кассандре, которое навсегда запомнит Гарри, будет злость. И сколько бы он не жалел об этом после, уже нельзя ничего изменить. И в голове, при каждом воспоминании о первом человеке, сделавшем ему хороший подарок на день рождения, будут слова: "Если тебе понадобится помощь, ты знаешь, что всегда можешь ко мне обратиться, Гарри. И если тебе будет плохо, я приду".


* * *
Гарри шел по какой-то Нью-Йоркской улице, но названия ее он не знал. Судя по всему, район был неблагополучным. На балконах были вывешены вещи, на улице ни души, не считая самого Гарри, и Салимы, которая куда-то целенаправленно шла.

— Долго еще?

— А ты устал? Какие все слабые стали!

— Да причем тут это? Куда мы вообще идем?

— В гости к одному сквибу, работающему на заводе по производству магловских освежителей воздуха.

От такой новости Гарри остановился, почесал затылок, чем разлохматил свои черные волосы, посмотрел на девочку, идущую впереди него.

— Зачем?

— Нужно, — Салима тоже остановилась и обернулась к Гарри, — мне одной ходить по этому району как-то не по себе, — честно призналась она.

— А вот мне прям нравится идти неизвестно куда, и неизвестно зачем. Мне не страшно, мне можно и не говорить, что ты задумала!

— Извини, — нейтральным тоном произнесла Салима, как будто и не думала извиняться, — что я задумала, ты и так поймешь. У нас с этим сквибом дела, — важным тоном произнесла девочка и продолжила свой путь. Она странно смотрелась здесь, в этом месте. Сегодня Салима одела ярко красный сарафан, короткие белые носочки и кеды, светлые волосы были распущены. Для нее — платье и кеды — почти вечерний наряд, и все ради того, чтобы зайти в гости к какому-то сквибу? Или она, как обычно, не думала о том, что одеть, и взяла из шкафа то, что первое попалось ей под руку?

Гарри вздохнул, и пошел следом за девочкой. Они прошли еще где-то квартал, и на пути им встретилась только компания темнокожих парней довольно крепкого телосложения. Поттер крепко сжал в кармане палочку, и был готов воспользоваться ей в любую секунду. Он почувствовал, что примерно то же сделала и Салима. Вероятно, ее палочка была в поясе сарафана, так как она крепче прижала руку к себе. Но все же ввязываться в какую-либо стычку с маглами Гарри не желал, и вообще хотел в этот момент исчезнуть, хотел, чтобы они с Салимой стали невидимыми. То ли его желание воплотилось в жизнь, то ли парни не заинтересовались двумя странными подростками, но все обошлось.

Салима остановилась напротив трехэтажного здания, стены которого были покрашены обычной побелкой, и нажала на кнопку старого звонка.

— Кого там черти принесли? — входную дверь открыла пожилая темнокожая женщина в желтых шортах и цветной футболке.

— Мы к Майклу Беркони, я уже приходила, вы должна меня помнить, — Салима мило улыбнулась женщине.

— Как же, только к нему и могут придти такие, как вы. Проходите, надеюсь, дорогу в его квартиру сами найдете. Интересно только, что может привести человека из Германии сюда, — женщина интонацией подчеркнула слово "сюда", развела руками, но ответа ждать не стала и удалилась.

— Неужели у меня такой ужасный акцент? — Салима повернулась к Гарри, но тут же махнула рукой, — Ну и Мерлин с ним. Идем.

Гарри вслед за девочкой поднялся на второй этаж, Салима постучала в дверь. Никто не отвечал, и пришлось повторить действие. Вскоре послышались шаги, но хозяин не спешил открывать дверь, он приоткрыл ее, но оставил цепь. Гарри увидел лишь белки глаз на темном фоне.

— С кем ты? — голос был молодым, но с хрипотцой.

— Дальний родственник... и друг, наверно.

— Надежный?

— Гарантирую.

Хозяин открыл дверь, пропустил подростков в дом, выглянул в коридор, и только после этого запер дверь на замок. Салима в это время по-хозяйски направилась на кухню мимо старого комода и грязного зеркала, а Гарри не знал, то ли пойти за ней, то ли дождаться приглашения. Решил все же пойти за своим... "наверно другом". Майкл шел следом. Салима огляделась на кухне, оценивая обстановку. Скромную и довольно грязную, надо сказать. На столе остались крошки, занавески были в жирных пятнах, обои внизу содраны, значит, у Майкла есть кошки. Люстры не было, под потолком висела обычная лампочка. Салима рукой стряхнула крошки на пол и села за стол.

— Чай сделай.

— Ну и наглая же ты! — произнес сквиб, и Гарри не понял, то ли это было произнесено с дружеским упреком, то ли его действительно раздражала наглость Салимы.

— Какая есть, — пожала она плечами, — Ты все приготовил?

— Приготовил, а ты? — сказав это, Майкл поставил на стол три чашки, — Что стоишь, родственник? Садись, раз уж пришел.

Салима достала из своего белого носка два маленьких флакона, поставила на стол и посмотрела на хозяина квартиры.

— Что такое? Сумки я с собой не ношу, куда мне их еще положить? — она взяла один из флаконов, в котором, как заметил Гарри, была не жидкость, а какое-то парообразное вещество, — Майкл, ты понимаешь, мы делаем великое открытие!

— Тоже мне, открытие, — пробурчал хозяин, — хоть чай подогрей что ли, а то нужно ждать, пока вода закипит.

— Не подогрею! Хочу посмотреть, как живут сквибы и маглы, почувствовать сложность этой жизни! — сказала Салима, глядя прямо в глаза Майкла.

— Сволочь ты. И зачем я только согласился с тобой сотрудничать!

— У тебя выбора не было, я бы в любом случае заставила. У меня ведь тоже не было выбора, — произнесла девочка, и в глазах ее отобразился безумный блеск. Гарри подумал, что она как раз хотела, чтобы Майкл отказался, и ей пришлось его заставить...

Некоторое время все молчали. Тишину нарушил хозяин дома.

— Друга своего хоть представь, — вздохнул темнокожий сквиб.

— Кем ты сегодня будешь? — спросила Салима у Гарри.

— Наполеоном Бонапартом, — произнес Гарри первое, что пришло ему на ум.

— Нее, не похож! — скептически покачала головой девочка.

— Тогда, по традиции, буду Адамом Цоресом.

— Это уже лучше. Майкл, познакомься, это Адам Цорес, Адам — это Майкл Беркони, — почти официально представила их Салима.

— Даже настоящее имя сказать не можешь? — вода в чайнике как раз закипела, и Майкл поднялся, чтобы налить гостям чай, — Он, между прочим, теперь знает, где я живу!

— У меня не то имя, которым можно представляться в подобной ситуации, увы, — усмехнулся Гарри. Ситуация казалась ему непонятной, но забавной.

— О, да ты уже начал бояться подростков, которым нет еще и тринадцати! Майкл, Майкл, — похоже, и для Салимы ситуация была забавной, — Фу, что за мерзкий чай?

— Издеваешься, да? Показываешь свое превосходство? Ты маг, а я всего лишь чертов сквиб! А что ты сделала, чтобы волшебницей родиться? В чем здесь твоя заслуга?

— Да ты злишься, Майкл, — рассмеялась девочка, но потом абсолютно серьезно продолжила, — Мне безразлично, маг ты или сквиб. Просто эмоции людей такие забавные. Наверно, и мои тоже, но со стороны это заметнее. Мы, пожалуй, пойдем. Чай у тебя действительно гадкий. В следующий раз куплю тебе нормальный чай, если не забуду. Когда все будет готово?

— Через неделю приходи, — сказал сквиб с таким видом, будто хотел Салиму еще век не видеть, и искренне желал ее смерти.

— Смешной ты, Майкл, — произнесла Салима, вложив в руки хозяина почти полную кружку с чаем, — До встречи, — прошептала она зловеще, а потом рассмеялась.

Подростки снова вышли в светлый, и одновременно мрачный район. Здесь в полной мере ощущалась атмосфера бедности и безысходности. Причем какой-то странной, осознанной. Казалось, люди специально живут в этом месте, чтобы бросить вызов благополучному миру, а не по причине отсутствия возможности жить лучше. Когда Гарри шел по светлой, пустой и жаркой улице в обратном направлении, он почувствовал здесь что-то родное, что-то схожее с его внутренним состоянием. Он тоже жил не потому, что хотел жить, а чтобы бросить вызов этому миру. Все хотят видеть в нем кого-то определенного, а он желает разрушить их планы. Готов опуститься на самое дно, мелко мстить, просто чтобы доказать всем, что надежды, возлагаемые на него, он оправдывать не собирается, доказать, что он живой человек со своими чувствами, своим мнением.

Салима внезапно остановилась, сделала несколько шагов назад и посмотрела в сторону узкого переулка. Гарри тоже посмотрел в том направлении, разве что возвращаться ему не нужно было, он итак шел позади. Облокотившись о стену дома, и обхватив колени руками, там сидел парень в широкой белой футболке. Голову он низко опустил к коленям, так что разглядеть его лицо не представлялось возможным. Салима направилась к этому человеку.

— Куда ты? Оно тебе нужно, мало ли... — вяло попытался остановить девочку Поттер, заранее зная, что это бесполезно. Она даже не соизволила ответить.

— Эй, с вами все в порядке? Вам помочь?

Молодой человек, к которому обратилась Салима, приподнял голову, посмотрел на девочку и презрительно усмехнулся.

— Если только деньгами. Шла бы ты отсюда, пока я добрый.

Гарри подошел ближе и смог рассмотреть этого человека. Потрепанная футболка, жирные лохматые волосы, но, что удивительно для этого района, он был светлокожим, а под глазами жуткие синяки. По-видимому, обычный наркоман. Салима так же внимательно посмотрела на парня, и сделала, скорее всего, похожие выводы, если, конечно, знала о существовании такой категории людей среди маглов.

— Ну хорошо, тогда мы пойдем, — Салима зачем-то даже попыталась ему вполне мило улыбнуться. Пожалуй, оно так и выглядело, если не знать эту девочку. Для знакомых ее любая милая улыбка таковой уже не выглядит.

— А поздно, — молодой человек очень быстро поднялся с земли и достал из кармана нож. Все же решил "заработать" на детях какие-то деньги. Гарри отреагировал почти мгновенно, палочка сразу оказалась в его руке, но Салима была быстрее. Годы дуэльных тренировок дают о себе знать.

— Империо! — произнесла она, не успев убрать с лица ту самую милую улыбку. Собственно, вот и причина, почему ее, немного безумная, но всё же красивая улыбка, у тех, кто хорошо ее знает, может вызывать и опасения. Девочка глубоко вздохнула, когда почувствовала, как действует это заклинание.

Человек убрал нож, спокойно развернулся и побрел к главной улице, из которой в этот переулок свернули до этого Гарри и Салима.

— Не самое стандартное заклинание для защиты, — констатировал Гарри.

— Я люблю нестандартные решения, — усмехнулась девочка, — заодно изучу действие непростительного.

— Убьешь его, или будешь пытать?

— Неужели я похожа на такого кровожадного человека? — очень искренне удивилась Салима, — Нет. Я отправила его домой, чтобы сказал родителям, что хочет вылечиться. Они определят его в клинику, после лечения он поступит в колледж, найдет работу, женится, будет помогать маме и папе, станет хорошим врачом. Сейчас я уже знаю, что это его детская мечта, а мечты должны сбываться!

— Вроде не Рождество, чтобы ты исполняла роль доброго Санта-Клауса.

— Хочу узнать, может ли Империус быть созидательным заклинанием, — пожала плечами девочка, — Идем.

— Сомневаюсь. Человек будет чувствовать, что исполняет чужую волю. Если он сам не хочет другой жизни, конечно.

— Он хочет.


* * *
Через неделю Салима и Гарри так же побывали в этом районе Нью-Йорка, где девочка забрала у Майкла два баллончика, на вид ничем не отличающихся от обычного освежителя воздуха. Один, по идее, был с ароматом морской свежести, другой — с ароматом ландыша.

— И что это? — осведомился Гарри.

— Инновации в области алхимии! — гордо заявила Салима, — можно было, конечно, взять обычный распылитель, но был бы слишком большой расход зелья, и не такой направленный. Я сделала в маленьком флаконе очень большую концентрацию основных действующих веществ, и просчитала, чтобы зелье, если его еще можно так назвать, идеально сочеталось с пропаном и другими веществами, всегда входящими в состав магловских освежителей. В итоге, имеем одно зелье истины, вроде Веритасерума, только его пить не нужно, второе — сложное зелье, которое я придумала сама. От него человек перестает ощущать пространство, не воспринимает правильно расстояние, путает стороны, ему может казаться, что он идет, не касаясь земли. Что-то среднее между зельем дезориентации и галлюциногенным. Вот так, — девочка улыбнулась, внимательно разглядывая оба баллончика.

— А как ты нашла этого сквиба — Майкла?

— Услышала разговор родителей, они упомянули его как-то в разговоре на обеде. Его мама — волшебница из древнего рода, отец тоже чистокровный, а он младший ребенок в семье. У него две сестры и брат, и все маги. Родители отдали его в магловский пансионат, когда узнали, что он сквиб. Вот отец и говорил, что он не согласен с тем, что сквибов принято устраивать в магловском мире, так как потом и появляются маглорожденные, которые не знают о своих корнях в мире волшебников, хотя у них тут есть бабушки, дедушки, дяди и тети. Ну, я и решила найти этого Майкла, и он оказался вполне полезным.

Гарри и Салима аппарировали вместе с домовиком Лаки в безлюдный переулок рядом с Дырявым котлом. Девочка еще раз посмотрела на баллончики освежителя воздуха, которые держала в руках.

— Надо будет на ком-нибудь проверить... — произнесла она, поджав губы, и глядя куда-то в сторону. Наверно, думала, как именно проверить, и на ком. Гарри очень надеялся, что не на нем, пока он будет спать. Паранойя и недоверие даже близким — они такие.

Глава 44

Глава 44. Самый странный День Рождения


Гарри, в свой День Рождения, сидел ранним, по меркам каникул, утром в баре Дырявого котла и пил сливочное пиво. Теперь оно не казалось ему таким вкусным, как тогда, когда он впервые его попробовал в десять лет. Но, в целом, пить можно, и вкус необычный — у маглов ничего подобного не встретишь. Завтракать не дома, на вилле Цоресов, как окрестила это место недавно Салима, а в Дырявом котле — было уже традицией. Тем более, старый Лаки не особо вкусно готовил. Наверно оттого, что много лет жил один, и лишь поддерживал порядок в доме.

Поздравления от друзей Поттер уже прочитал, когда проснулся, подарки посмотрел. Гермиона подарила книгу, причем довольно странную. Она описывала жизнь мага, который исповедовал христианство, считал всех волшебников созданиями дьявола, не использовал магию и активно участвовал в инквизиции. Малфой прислал тетрадь, которую нужно было подписать своим именем, и записи внутри нее после этого были видны лишь владельцу. В духе Драко — вполне практичная вещь. Уизли зачем-то прислали печенье, которое Гарри отложил в сторону. Был еще и подарок от Харида — кусачая книга, из-за которой Поттер чуть не лишился пальцев на правой руке. Книгу пришлось связать Инкарцеро и положить подальше от остальных вещей. Неожиданным подарком были самодельные песочные часы от Луны Лавгуд. Никакой магии на них не обнаружилось, видимо, просто сувенир. На часах была выгравирована змея. Может быть, Луна как и все представители других факультетов считала, что слизеринцы просто обожают змей, а может быть, она руководствовалась другой логикой. Кто ее знает.

Сейчас Гарри внимательно рассматривал бумагу — разрешение на посещение Хогсмида, и думал, кто же его должен подписывать. Вроде и свободы не сильно много, и кто опекун — непонятно. Если Дамблдор, то зачем ему вообще выслали эту бумагу вместе со списком учебников? Если директор приюта, то там он уже пару лет не появлялся. Может быть, директора уже давно сняли с поста, после того как некий Гарри Поттер там пропал без вести.

— Что это у тебя? — раздался шепот прямо у него над ухом.

— Почему ты всегда так незаметно подходишь? — оглянулся Гарри. Если бы он за пару секунд до этого не поставил сливочное пиво на стол — пролил бы его на себя.

— Это ты всегда ничего не видишь и не слышишь! В нашем мире так жить нельзя. Проблемы со слухом — обратись в клинику!

— Чего тебе?

— А вариант просто посидеть и попить с тобой это… — Салима взяла в руки со стола сливочное пиво, скептически на него посмотрела, — Да, действительно, не вариант.

Сказав это, девочка поставила пиво обратно на стол, и села напротив Гарри. Сегодня она выглядела необычно... Хотя, вполне традиционно по меркам чистокровного магического общества — синяя мантия, бирюзовая рубашка под ней, волосы собраны в хвост.

— К чему парадный вид?

— Парадный? Ненавижу эти мантии! Просто была в магазине, смотрела что там и как... Ну вот, эта Кассандра заставляет меня соответствовать каким-то этическим рамкам, уже и мантию на себя пришлось нацепить!

— Истван и твои родители знают о магазине?

— А то! Такой допрос мне устроили. Сказала, что эта Кассандра была твоей хорошей знакомой, так что тоже жди допроса.

— Ну, спасибо!

— Всегда пожалуйста, — равнодушно ответила Салима, и посмотрела куда-то в сторону барной стойки, кажется, на котлы, висящие наверху, — Я все думала, на ком мои освежители воздуха проверить, и придумала!

— Удивительно, что ты до сих пор их не проверила, — усмехнулся Гарри, взял в руки сливочное пиво, так же как и Салима посмотрел на него скептически, и поставил на место.

— Да, гадость та еще... — произнесла девочка, — А вот и проверила! Но вдруг они на маглах и магах действуют по-разному? И хочется, чтобы весело было.

— Ну и что ты задумала?

— Ты был в Британском Министерстве магии?

— Ну, был. Ты что, нашего министра отравить решила?

— Кого получится, главное туда попасть, — сказала Салима, нахмурившись.

— Чем тебя Австро-Венгрия не устроила? Уж там ты наверняка знаешь, как попасть в Министерство.

— Наш король итак идиот, ему уже ничего не поможет. Или не помешает.

— И как ты планируешь все это сделать? Гарри Поттер и Салима Луджин придут в Министерство, а потом что-то случится. Полагаешь там лишь идиоты работают, которые не проверят всех посетителей за день?

— Ну, если они мыслят так же, как и ты, то да — там лишь идиоты! Отец говорил, ты делаешь качественные иллюзии. Будем пожилой супружеской парой из... Германии — тебе в таком случае лучше молчать. Пришли посмотреть, как устроено Британское Министерство. Это ведь не запрещено? У нас можно хоть в Королевское министерство, хоть в Суд сходить, здесь должно быть так же...

— А я хотел спокойно почитать... — вздохнул Гарри, но, в целом, он не был против идеи. Да и читать не очень хотелось, нужно было просто что-то ответить.

Было решено идти в Министерство после обеда, а то туристы, вышедшие с утра пораньше погулять по органу власти, могли выглядеть странно. Гарри с Салимой пообедали на втором этаже магазина Бейнсов, или уже, скорее, магазина Салимы Луджин, хоть девочка и отказалась переименовывать магазин. Вывеска не изменилась, а Поттер узнал, что у его родственницы, оказывается, есть совесть.

— Кстати, знаешь же, Истван готовит тебе традиционно-скучный праздник?

— Догадываюсь, — вздохнул Гарри, — если собираемся сегодня появиться в Министерстве, пора уже собираться.

— Пора. Делай меня старой и страшной, я готова пережить этот трагический момент в своей жизни.

Через десять минут в зеркало на себя смотрели два пожилых человека лет шестидесяти. Оба седые, женщина с короткой стрижкой, вполне стильной, по моде маглов, мужчина с аккуратно стриженной бородой. Оба в бежевых брюках и твидовых пиджаках.

— Мило, — приподняла бровь Салима, — Пора.

Из магазина в мрачный переулок вышла эта пара, женщина держала под руку мужчину и мило улыбалась, а вокруг ее глаз было множество мелких морщинок. Мужчина хмурился, но, в принципе, Салима была права — смотрелись они очень мило. Счастливая семейная пара, пережившая бок о бок все невзгоды и радости в своей, далеко не короткой, жизни.

— Мне кажется, мы слишком заметны, — шепотом произнес Гарри.

— На это и расчет, — на ухо ему произнесла Салима.

— Ну, ладно... Аппарируем к скверу, там рядом был какой-то... Лучше пройти минут пять-десять к Министерству.

— Хорошо, — так же на ухо прошептала девочка-бабушка.

— Мне щекотно, можешь нормально говорить!

— Извини, я в роль вошла, — усмехнулась Салима своей фирменной улыбкой, которая весьма дико смотрелась на морщинистом лице, но уже в следующую секунду она так же мило улыбалась, как до этого и оглядывалась по сторонам, изображая туристку, которой все интересно.

Гарри оглянулся, не заметил в переулке никого, кроме бездомной собаки, и тихо позвал Лаки. Несколько секунд спустя они уже стояли в, не особо ухоженном, сквере, где из людей был только какой-то пьяница, спавший на лавочке.

— Отличное место, — заявила Салима, оглядевшись, — а мы точно там, где нужно?

— Да, вон в том переулке телефонная будка, через которую можно попасть в Министерство, — Гарри указал на один из двух переулков, в которые можно было пройти от центральной дороги, проходившей параллельно скверу.

— Маразм какой-то. У нас вход для посетителей выглядит как обычный вход в солидное учреждение, разве что без вывески. Не удивлюсь, если идею с телефонной будкой внес сам, его светлейшество, Дамблдор.

— Маразм, не маразм, а нам, в любом случае, туда.

Подростки, выглядевшие как обычные туристы-маглы, отправились в переулок к магловской будке. Гарри было немного не по себе, теперь уже идея казалась глупой, но говорить это Салиме он не хотел. Хотя, сам не знал, почему не хотел — ведь было еще не поздно вернуться восвояси. Они прошли к телефонной будке, и тут Поттер вспомнил одну маленькую деталь.

— Черт! Люциус Малфой тогда набирал какой-то номер!

— И ты не знаешь какой?

Гарри пожал плечами, но тут пустая будка поехала вниз.

— Это еще что такое? — прошептала Салима.

— Она работает, как лифт. Кто-то вызвал ее в Министерстве. Наверно.

— О, да нам везет! Значит, кто-то сейчас из нее выйдет, — Салима спряталась сзади будки, потянула Гарри за рукав и присела на корточки. Поттер так же сел на корточки, и зачем-то выглянул из-за будки, хотя смысла в этом все равно не было. Прозрачные стекла итак давали понять, приехал ли кто-то.

Они сидели в тишине минут пять, может меньше, просто в ожидании каждая секунда кажется длиннее. В этой тишине отчетливо слышен был лишь шум шоссе неподалеку. Наконец, через стекла Гарри и Салима увидели, как внутри одной будки поднимается еще одна, стеклянная, а в ней два человека о чем-то активно спорят. Один размахивает руками.

— Закрой нос! — скомандовала Салима, и до того, как двери будки открылись, распылила освежитель.

Из телефонного "лифта" вышли двое мужчин, один из них, в черном цилиндре и полосатом костюме, сразу же принюхался.

— Здесь странно пахнет, не находите?

— Да, — ответил второй — высокий русоволосый мужчина впростом сером костюме, — Однажды я зашел в магловский туалет, там пахло точно так же.

— Полагаете, маглы устроили под нашей дверью туалет? А, впрочем, сейчас не до этого, нам нужно сделать все, как можно скорее.

Мужчины направились в сторону сквера, из которого пришли сюда Гарри и Салима. Девочка, дернула Гарри за рубашку, и указала рукой куда-то в противоположном направлении. Не дышать становилось все тяжелее, они одновременно сорвались с места, и побежали.

— Все... здесь... уже не должно... действовать, — произнесла Салима, — Нам повезло... что они вышли. А кто это?

— Министр с кем-то, я второго не знаю. А твое изобретение-то подействовало? Они разговаривали как обычно.

— Не знаю, надеюсь, что подействовало. Оно должно не дать им соврать или что-то недоговорить. Надеюсь, они просто говорили там то, о чем думали.

"Я тут краем глаза заметил, сзади идет собака..." — неожиданно раздался голос Адам-Самаэля в голове Гарри. Он от неожиданности даже чуть не подпрыгнул — как-то позабыл о существовании вымышленного друга.

"Это важно?"

"Та же собака, что была в Лютном!" — после этого Гарри резко остановился.

— Что-то не так? — спросила Салима, так же остановившись.

— Сзади нас собака, которая была в Лютном, до того, как мы аппарировали в сквер, — прошептал Поттер.

— Ступефай! — Гарри не успел понять, что происходит — настолько резко Салима развернулась, и пустила в собаку заклинание. Та отлетела к стене, и упала, — Проклятье!

— Кто это?

— Анимаг, кто ж еще!

— Спасибо, Салима, а то я сам не догадался!

— Что тогда спрашиваешь?

— Я имею в виду, какого черта он за нами следил?

— Может кто-то из министерских? Следят за тобой, — после того, как девочка-старушка сказала это, глаза ее расширились, — Или за мной! Сколько они гадали, почему мне магазин Кассандра оставила, может, решили следить!

— Стоп! Идем и проверим кто это, — Поттер достал палочку, и направился к, лежащей у стены, собаке. Салима пошла следом, так же с палочкой наготове.

— Какое заклинание придает анимагу человеческий облик, не знаешь?

— Понятия не имею. Энервейт и Revertetus или Revertetus in integram попробуй. После первого он в себя придет от Ступефая.

Поттер так и сделал — подействовал второй вариант этого Revertetus. После первого заклинания собака зашевелилась, после второго, перед ними лежал человек весьма неопрятного вида, в порванной старой мантии, очень грязной, стертой обуви, с длинными, спутанными волосами и впалыми щеками. Он вообще был до безобразия худым, смотрел на двух, прилично одетых, пенсионеров злобным взглядом и жутко скалился.

— Обычный нищий из Лютного! — вздохнула Салима, — А я-то себе уже понапридумывала всякого!

— И какого черта он за нами следил?

— Может денег хотел украсть, кто его знает.

— А если бы это был кто-то из министерских?

— Если бы... Какая разница, что если бы! — резко сказала Салима, — Не повезло бы министерскому, что! Вивви!

В безлюдном переулке с хлопком возникла старая эльфийка, огляделась в поиске хозяйки, прошла взглядом мимо Салимы, потом, будто вспомнила, что Кассандру искать бессмысленно, и со вздохом поклонилась, не сказав ни слова.

— Принеси какие-нибудь пирожки что ли, на него смотреть страшно! — с раздражением произнесла Салима, и когда Вивви исчезла, с еще большим раздражением, добавила, — Этот домовик нагоняет на меня тоску своим видом!

— Зачем ты за нами следил? — Гарри сел на корточки перед нищим, направил ему в лицо палочку, и сразу сморщился, — Ну и вонь от тебя!

— Ты... — с трудом разлепил губы человек, как будто он не разговаривал долгое время, — Ты... Гарри Поттер...

— Отлично! Первое, это разве повод за мной следить? И второе, ты об этом никому не скажешь! — по виду Гарри, в его обличии старика-туриста, нельзя было определить, удивлен ли он подобной осведомленности этого человека. Хотя, он вообще и в более стандартном для него образе особой эмоциональностью не отличался. Но все же, ответ нищего ему показался, как минимум, странным.

— Первое... да, повод. И второе, а меня никто и не спросит! — сказав это, человек рассмеялся, обнажив черные зубы, отчего Гарри еще раз поморщился.

— Да ты, я смотрю, остряк!

В переулке снова возникла Вивви с пирожками в руках, и с таким же скорбным выражением лица. Она торжественно прошла к хозяйке и, с поклоном, вручила ей пирожки. Гарри, наблюдавший за домовиком, рассмеялся.

— Никто не знает заклинания, чтобы домовик улыбался? — в пространство произнесла Салима, и протянула тарелку с пирожками нищему, — Держи.

— Хозяйка, Вивви считает нужным предупредить, что мистера Гарри Поттера ищут в Дырявом котле, — поклонилась эльфийка, и отошла на шаг назад. Казалось, она боится свою хозяйку, хоть та ни разу не кричала на домовика, и тем более, не поднимала руку... и палочку.

— Вот черт! Кто? — Гарри резко вскочил, но тут же снова направил палочку на анимага.

— Сэр Дамблдор и еще один. Он часто заходил в магазин хозяйки.

— Да, это явно не наш день! — вздохнула Салима, — Вивви, перемести Гарри в переулок у Дырявого котла, и сразу возвращайся.

— Удачи! — довольно злобно усмехнулся нищий, и откусил приличный кусок от пирожка. А может, и не злобно, просто с черными зубами и всем его внешним видом, любая усмешка покажется злобной.

— И вам не хворать. Помните про второй пункт, — последняя фраза была уже едва слышима, так как в это время Гарри взял за руку Вивви, и его унесло в аппарации.

Салима осталась в переулке наедине с анимагом. Она присела так же на корточки, как до этого сидел Гарри, и внимательно посмотрела на нищего.

— Насчет второго пункта — клятву принесешь?

— Не доверяешь? — ухмыльнулся мужчина, — А если я не хочу?

— А какая мне разница, хочешь ты, или нет? Я вот каждое лето из-за Поттера с кого-то клятвы беру! То с кусочка Волдеморта, то с какого-то нищего. Традиция уже!

— С кусочка... Что?

— Забудь! Клянись, что никому не расскажешь, что видел тут Гарри, и проваливай! У меня дел и без тебя хватает.

— Как будто меня кто-то спросит, кого я видел. Но если тебя это успокоит, то клянусь собственной магией, что не расскажу никому о том, что видел Гарри Поттера сегодня, тридцать первого июля, — вокруг анимага на мгновение появилось светло-синее свечение, — А ты вообще кто?

— Совесть, правда, уже не знаю чья. А, впрочем, какая разница? — совсем рядом, с хлопком возникла Вивви, Салима встала, подошла к ней, — Шел бы ты отсюда, — обратилась она к нищему.

— Спасибо за пирожки, — усмехнулся тот, и Салима аппарировала с эльфийкой.


* * *
В это же время Гарри снял с себя иллюзию, и вошел в Дырявый котел с магловской улицы. Все сидящие в мрачном пабе сразу повернулись в его сторону. Поттер вспомнил свой поход в это место с МакГонагалл перед поступлением в Хогвартс, когда все тоже смотрели на него, после того, как узнали кто он. Стало не по себе.

— Поттер, где вас носит? — язвительный голос декана почему-то показался Гарри здесь очень уместным.

— Я гулял, это запрещено?

— Вы даже гуляете не вовремя!

— Обычное время для прогулки, — Гарри посмотрел на часы, была половина шестого вечера, — Что-то случилось?

— Северус, я... Гарри, мы тебя обыскались, — со стороны выхода в Косой переулок появился Дамблдор в голубой мантии, которая светлым пятном выделялась в тускло освещенном помещении без окон, — Где ты был?

— Гулял, — устало повторил Гарри и огляделся. Все посетители Дырявого котла по-прежнему смотрели в его сторону, и он почувствовал себя актером на сцене театра, — Если что-то случилось, может, лучше поговорить в комнате?

— Да, пожалуй, так будет лучше.

Гарри, словно под конвоем, в компании Дамблдора и Снейпа поднялся на второй этаж и прошел в свою комнату. Выглядела она неестественно — идеальный порядок, кровать заправлена, на столе никаких письменных принадлежностей, никакой обуви у порога. И кота Чертика тут не было. Наблюдательный человек решил бы, что в этой комнате давно никто не живет. Судя по ухмылке декана, этот порядок для него не остался незамеченным. Но Снейп ничего не сказал.

— Ээ... — Гарри огляделся в поисках стульев для незваных гостей, но стул был в комнате только один.

— Ничего, я постою, — улыбнулся Дамблдор, — ты присаживайся.

Гарри сел на кровать, Снейп сел на единственный стул и закинул ногу на ногу, несколько секунд все молчали.

— Гарри... Сегодня из Азкабана сбежал один преступник, поэтому мы и искали тебя... — начал Дамблдор.

— А я-то здесь причем? — удивился Поттер, — Кто сбежал?

— Ты не при чем, конечно. Просто сейчас небезопасно гулять одному по Лондону. Этот человек — приспешник Волдеморта, в свое время он убил двенадцать маглов на оживленной улице. Столько проблем было...

— Сириус Блэк, что ли? — Гарри помнил это имя еще с первого курса, когда искал упоминания о смерти родителей в старых газетах.

— Ты знаешь эту историю? — удивился директор.

— Читал в газете. Но я все равно не могу понять, при чем тут я? — Гарри уже понял, на что намекает директор, этот Сириус Блэк числился в числе шпионов Волдеморта, и выходило так, что именно он, якобы сдал Поттеров Темному Лорду.

— Просто сейчас тебе нужно быть очень осторожным Гарри. И лучше вообще уехать. Профессор МакГонагалл говорила, что ты интересовался тем, что досталось тебе в наследство. Там был дом в Венгрии, помнишь? Мы подумали, что остаток каникул тебе лучше провести там.

Гарри посмотрел на Снейпа, тот сидел с таким выражением лица, что было понятно, что "мы подумали" — значит, подумал Дамблдор, а декан Слизерина, казалось, вообще не понимал, зачем директор взял его для этого разговора с собой.

— Я напишу завтра душеприказчику, который должен передать тебе дом, а остаток дня и эту ночь тебе лучше провести здесь, и никуда не выходить.

Поттер закрыл глаза и некоторое время молчал. Он сам не понимал, почему вдруг появился ком в горле и, казалось, будто у него хотят отнять что-то родное. Этот дом был его тайной, тайной ото всех, кроме тех, кто был непосредственно связан с родом Цоресов. Этот дом был его убежищем, он выполнял как раз роль настоящего дома — родной крепости. И вот теперь у него хотели отнять эту крепость, сделать ее какой-то общедоступной... Гарри открыл глаза.

— Я сам напишу душеприказчику, если вы хотите, чтобы я жил в этом доме, — спокойно произнес он.

— Какие мы самостоятельные стали! — прошипел Снейп, — Вы, наверно, не осознаете опасности, которая вам грозит. Вам всегда все нужно сделать по-своему!

— Это моя собственность, а человек, назначенный душеприказчиком, наверняка, мой дальний родственник! А вы мне кто? Тот, кто делает вид, будто ему не все равно на мою жизнь? Я знаю, что вы меня ненавидите, профессор Снейп!

— У вас паранойя, обратитесь в клинику Святого Мунго, Поттер, — ухмыльнулся профессор.

— Не могу! Вдруг там появится Сириус Блэк! — разозлился Гарри.

— Давайте поговорим, как взрослые люди, Северус. Гарри, все действительно очень серьезно...

— Я вас понял, профессор. Я завтра свяжусь с душеприказчиком и перееду в тот дом, если вы хотите. Только в гости к себе не приглашаю! Это мой дом! — Гарри поднялся с кровати, и повернулся к Снейпу, — Если хотите, можете помочь собрать мне завтра чемодан! — сказав это, Гарри вышел из комнаты.

Может, выглядело это действительно какой-то детской истерикой, но у него был свой дом, и приглашать туда тех, кого он меньше всего хотел видеть в своей жизни, он не собирался. Как человек, живший с Дурслями, а потом в приюте, он очень ценил в доме именно его удаленность и защищенность от посторонних. И намеревался сохранить эту защищенность. Гарри сел за стол внизу в Дырявом котле и положил голову на руки. Ему было безразлично, смотрят на него все, как до этого, или нет.

— Гарри, — Дамблдор тихо подошел и положил руку ему на плечо, — Можешь сам написать душеприказчику. Я узнаю в Гринготтсе его имя.

— Я сам узнаю имя, сам напишу, сам с ним встречусь и перееду, — сказав это, Поттер поднялся из-за стола и пошел к выходу в Косой переулок. Там он добрел до Гринготтса, зашел в банк, и остановился у порога, думая над тем, что ему делать.

— Вам чем-нибудь помочь? — спросил, проходящий мимо гоблин, видя раздумья подростка.

— Я хочу снять сто галеонов.


* * *
Когда Гарри вернулся в Дырявый котел, там уже не было ни Дамблдора, ни Снейпа. Что они решили — Поттер не знал, но очень надеялся, что тотальную слежку за ним не устроят. В неуютной и почти пустой комнате он сел за стол, и написал письма Луджину и Иствану, где объяснил всю ситуацию, и для более срочной доставки, позвал Лаки. Домовик быстро вернулся с ответным письмом, в котором Луджин поздравлял Гарри с Днем Рождения, и говорил, что завтра они попьют кофе в Дырявом котле и сделают вид, что обсуждают деловые вопросы, на случай, если Дамблдор будет следить. Вот так и получилось, что вместо того, чтобы праздновать День Рождения в доме Иствана, Гарри провел вечер в одиночестве за письменным столом...

Час спустя в комнате появилась Вивви, которая передала один из освежителей воздуха, тот, что с ароматом ландыша, и по идее, должен дезориентировать человека в пространстве, в качестве подарка от Салимы.

Уже глубокой ночью, когда Гарри почти уснул, в окно постучала сова. Она принесла письмо от Гермионы.

— Люмос, — произнес Гарри, чтобы не включать свет в комнате, тем более, что электричества маги еще не "изобрели", и для освещения всей комнаты необходимо было зажечь несколько факелов, и принялся читать.

Гарри!

Сегодня случилось кое-что странное. По магловскому телевидению передали, что из тюрьмы для волшебников сбежал очень опасный преступник — Сириус Блэк. Прям дословно, так и сказали, что из тюрьмы для волшебников. Я подписана на "Ежедневный пророк", в вечернем экстренном выпуске тоже писали про этого Блэка — огромная статья, ты обязательно должен ее прочесть! Как подобное могли сказать по центральному каналу? А как же Статут о секретности? Я ссорюсь с родителями из-за того, что не могу показать им ни одного заклинания, а тут говорят такое. Я снова поругалась с мамой после этого проклятого выпуска новостей, она решила, что на самом деле мне просто стыдно, что они — обычные люди. Гарри, как ты думаешь, почему по телевидению сказали об этом?

Гермиона.

P.S. Что ты думаешь о побеге Сириуса Блэка? До этого еще никому не удавалось сбежать из Азкабана!

Гарри после прочтения письма некоторое время смотрел в темный угол комнаты, потом перечил еще раз. Потушил свет, положил письмо под подушку и лег.

— Действительно странно... — прошептал он, — пожалуй, это самый странный День Рождения в моей жизни...

Глава 45

Глава 45. Полезные уточнения


Утром следующего дня Гарри проснулся с головной болью. То ли события предыдущего дня сказывались на его самочувствии, то ли моральное состояние от того, что Дамблдор хотел отнять у него то единственное, родное для него, место. Гарри отбросил одеяло, посмотрел на джинсы, в которых спал, и нахмурился. Вся одежда была в доме Цоресов, в том числе и пижама, а возвращаться туда вчера ночью было небезопасно. Поттер не сомневался, что за ним тут кто-то следит.

Гарри опустил ноги на прохладный пол, разлохматил рукой, и без того лохматые, волосы, после чего побрел в душ. После прохладной воды голова почти перестала болеть, а мысли более или менее пришли в порядок. Все вовсе не так плохо, как он думал вечером. Никто его не заставляет включать Дамблдора в число доверенных лиц, которые, как Салима, могут явиться в дом в любой момент. Да и вообще, в крайнем случае, можно послать директора на все четыре стороны. Гарри посмотрел в зеркало. На него оттуда в ответ глядел худой подросток среднего, для тринадцати лет, роста с яркими зелеными глазами и лохматыми черными волосами. Длинная челка закрывала шрам — хотя бы ради этого стоило долго не стричь волосы, хоть Гарри не стриг их из-за собственной лени. Зачем тратить время на свою внешность? В целом, за два года он не сильно изменился, разве что подрос прилично. Внешний вид его нельзя было назвать отталкивающим, но вряд ли кто-то из прохожих решил бы спросить у него дорогу. А почему — непонятно. То ли чувствовалось какое-то неприятие в этом подростке к роду человеческому, то ли что-то другое. Завораживали лишь большие изумрудные глаза...

Гарри быстро оделся все в те же джинсы и рубашку, в которых был вчера, и вышел из спальни. Внизу, в пабе, его уже ждал Луджин, который приветливо помахал ему рукой, будто узнал его, и хотел привлечь к себе внимание. Гарри ухмыльнулся этой странной актерской игре. Говорили около получаса. Решено было, что Гарри сегодня купит все необходимое к школе, после обеда рассчитается за комнату в Дырявом котле и официально съедет отсюда. Луджин же, в свою очередь, напишет Дамблдору письмо, где официально представится — все-таки он сотрудник Королевского министерства Австро-Венгрии, и скажет, что будет рад присмотреть за Поттером на каникулах, в том числе и на зимних.

После этого разговора Гарри поднялся, чтобы взять деньги, и наткнулся в дверях на очень злую Салиму. Вернее, пару секунд он даже не мог понять, кто это.

— Убери с меня это проклятую иллюзию! — начала кричать Салима, — Рассказать, что вчера было? Я вернулась в магазин, ну, это ладно. Вечером я переместилась по каминной сети домой, и встретили меня тремя направленными палочками. Даже младший брат, и тот с палочкой! Долго же я им объясняла, что это я, дочь их, просто ты сделал иллюзию, которую я не могу снять. Потом они еще долго меня допрашивали, зачем мне понадобился образ этой бабушки. После, я решила заглянуть в душ, сняла одежду, смотрю, а я все по-прежнему в этом дурацком твидовом пиджаке! И, главное, понимаю, что этот пиджак — лишь иллюзия, но все равно мыться в нем было как-то не по себе. Ночью одеваю пижаму, а я опять в этом проклятом пиджаке! Так с ума сойти можно. Я уже ненавижу этот пиджак!

Гарри прослушал душещипательную историю молча, и почти не моргая, а после секундной тишины, рассмеялся, представив все это.

— Смешно, да? Иллюзию сними, и я пойду, отец объяснил мне твою ситуацию.

Гарри посмеялся еще секунд десять, после чего снял эту иллюзию, Салима, наконец, избавилась от твидового пиджака, и отправилась по своим делам. Поттер взял список учебников, деньги, как раз те сто галлеонов, что он взял вчера, и отправился в Косой переулок по магазинам.

Все только и обсуждали Сириуса Блэка, а сам Гарри стоял напротив плаката у магазина мантий, и внимательно разглядывал фотографию сбежавшего преступника. Наклонил голову, сощурил глаза, после чего рассмеялся, привлекая внимание прохожих.

— Чего ржешь, Поттер?

— И тебе привет, Малфой, — не оглядываясь, ответил он, продолжая смеяться.

— Привет. Сколько всяких проблем создал этот Сириус Блэк. Вчера в Министерстве такой скандалище был — отец рассказывал. Да повернись ты уже!

Гарри обернулся, продолжая улыбаться, и посмотрел на своего одноклассника. Казалось, Драко за этот месяц подрос, а может, просто одет был по-другому — в темно-зеленую мантию, черную рубашку и лакированные ботинки. Но мы всегда замечаем разницу, когда встречаем человека, с которым не виделись некоторое время. Это при ежедневном общении изменения не видны.

— Да что ты смешного на этой фотографии увидел? По мне, так он выглядит жутко.

— Это ты его еще в жизни не видел, такие солидные черные зубы!

— А ты видел?

— Ага, вчера. Над этим и смеюсь. Мог бы заработать тысячу галлеонов за его поимку, если бы знал вчера, кто передо мной.

— А смог бы?

— В смысле?

— Ты газеты вообще читаешь? — презрительно заметил Малфой, — Там из-за вчерашней статьи в Министерстве столько проблем было!

— А из-за того, что по магловскому телевидению сказали — не было?

— Ну, и из-за этого тоже... Ты уже все купил к школе?

— Мантии осталось купить.

— И мне. Давай тогда после магазина мадам Малкин зайдем в кафе-мороженое и поговорим.

Гарри быстро купил себе самых простых мантий, две пары черных ботинок, две черные и две белые рубашки, пару брюк — стандартный школьный комплект, и довольно долго ждал Малфоя, пока тот выбирал мантии и рубашки определенных тканей и фасонов. Уже даже начал от скуки листать учебник по прорицанию. Когда с обновлением гардероба, наконец, было покончено, подростки зашли в кафе.

— Жаль у меня с собой нет вчерашнего выпуска! Его уже изъяли из продаж. Такого бреда я еще не читал. Нет, может это и не бред, конечно, но информация явно не для газетной статьи.

— Что там писали? — поинтересовался Гарри, глядя на зеленые шарики мороженого перед собой.

— О Сириусе Блэке, твоем отце, арестах двенадцатилетней давности... В общем, если кратко... Там говорилось о том, что этот Блэк и твой отец были лучшими друзьями в школе, Поттер-старший его же и решил сделать твоим крестным, и вообще они вроде как оставались друзьями до конца. Писали о том, что Блэка посадили в Азкабан без суда и следствия, и что, пусть он бесспорно виновен, все же некрасиво было так делать той власти, которая боролась за верховенство прав всех людей. А должны были написать только заметку о том, что из Азкабана сбежал опасный преступник. И по магловскому телевидению не должны были говорить, откуда сбежал этот Блэк. Там потом через час опровержение было. Из-за этого куча проблем у Министерства возникло.

— А я-то думаю, что ж на меня все так пялились вчера в Дырявом котле! И кто написал эту статью и слил информацию маглам?

— Это самое интересное! — глаза Драко заблестели, — Это были министр и его помощник! Министр отправился к премьер-министру маглов, а его помощник — в редакцию газеты.

— Хм... — Гарри нахмурился, и посмотрел в сторону, так и не донеся ложку с мороженым ко рту, — И почему так произошло?

— Хороший вопрос... Отец говорит, что в Министерство вызвали всех специалистов по зельям и разным проклятиям, даже нашего Снейпа. Обнаружили остатки какого-то странного то ли зелья, то ли еще чего-то. В общем, из категории зелий оно выпадает. Что-то вроде Веритасерума, но тоже не то... Веритасерум делает поведение человека неестественным, он односложно отвечает на вопросы, а тут и министр и его помощник просто говорили то, что знали, а не то, что было нужно. В редакции Пророка ничего подозрительного не заметили, поэтому и написали в статье ту информацию, которую им передали. Немного приукрасив ее, разумеется — сама Рита Скитер постаралась.

— Как странно... — равнодушно удивился Гарри, — А этот Блэк действительно сдал мою семью Темному Лорду?

— Откуда мне знать? Если он был шпионом Темного Лорда, то не афишировал этого. На то он, собственно говоря, и шпион.

— Ты здесь один?

— С мамой, — со вздохом ответил Драко. Он очень завидовал Гарри, его свободе... Самого же Малфоя даже в Косой переулок одного не отпускали, — Она в Гринготсе, решает какие-то вопросы. Отец на заседании Попечительского совета. Три дня назад они одобрили кандидатуру преподавателя по Защите. Отец сказал, что лучше, чем Локхарт, но далеко не идеал. Преподавателем по уходу за магическими существами вообще полуграмотного Хагрида сделали — отец голосовал против его назначения. Сегодня финансовые вопросы решают — по закупкам к учебному году.

Гарри вздохнул. Если Драко завидовал его относительной свободе и самостоятельности, то Поттер, напротив, завидовал той заботе и осведомленности Малфоя. Родителям не безразлично, где он, что делает, но при этом его считают довольно взрослым, чтобы при нем обсуждать министерские проблемы. Дамблдор, с его видимостью беспокойства за судьбу Гарри, считал его малолетним, ничего не понимающим, ребенком, которому можно и не говорить, кто такой Сириус Блэк, и на пальцах объяснять, что это злой волшебник, который поддерживал Догадайтесь-Сами-Кого.


* * *
Пообедал Гарри еще в Дырявом котле, после чего поднялся в комнату. Собирать вещи ему не нужно было, поэтому он сел за письменный стол и положил перед собой письмо Гермионы. Перечитал его еще раз, и достал новый, только что купленный, лист бумаги.

Привет, Гермиона!

Статью в Ежедневном пророке я не читал, так как сегодня этого выпуска уже нет в продаже. Но встретил в Косом переулке Малфоя, он вкратце рассказал ее содержание. Эта информация дошла до редакции случайно, они должны были лишь сообщить о побеге. В общем, долгая история. Два идиота решили пошутить, вот и вышло, что и в газете, и по магловскому телевидению сообщили какой-то бред.

Как дела? Помирилась с мамой?

После написания последней фразы, Гарри посмотрел в окно. Снова подумал о Драко, о том, как родители держат его в курсе событий, переживают о назначении не самых лучших преподавателей, о качестве образования. Но в этот раз сравнивал не с собой, а с Гермионой. У нее тоже живы родители, наверно, они ее любят. Но они не могут понять, что значит назначение на должность преподавателя полуграмотного лесника. Они не будут волноваться за качество образования дочери. Они из совсем другого мира. Им не понять, каково это, быть маглорожденной... Это сложнее, чем быть эмигрантом в чужой стране, без знакомых, связей и с плохим знанием языка. Гарри оторвался от лицезрения пейзажа за окном, и дописал в письме:

Дамблдор настоял на том, чтобы я переехал в Венгрию из-за побега Блэка. Там у меня есть дом. Если хочешь, можешь провести остаток каникул у меня в гостях.

Гарри.

P.S. мой домовик не особо вкусно готовит, а чаще всего вообще, приносит еду от знакомых – это, кстати, лучший вариант, так я хоть могу вкусно поесть. Поэтому деликатесов точно не предвидится. Если решишь приехать, напиши. Не знаю, следят ли за мной, но я постараюсь встретить тебя в Лондоне.

Отправив письмо совиной почтой Косого переулка, Гарри через камин переместился в гостиную "виллы Цоресов". Хотел спокойно почитать что-нибудь, но услышал шум недалеко от дома. Никого из посторонних там быть не могло, но все же иногда Поттера раздражало своеобразное использование его дома Салимой. Гарри вышел из дома, присмотрелся, заметил две фигуры и направился в их сторону.

— Как я могу представить себе этот дурацкий клочок земли с травой?

— Ну, не знаю. Нужно представить именно его и сосредоточиться.

— Что дальше? — спросила Салима.

Гарри облокотился о ствол старого дуба, и решил понаблюдать за происходящим.

— Нащупать в пространстве путь в ничто, или в никуда. Да, в общем, неважно. По-моему, это бред. Но так говорил наш инструктор.

— А что тогда не бред?

— Желание, полагаю.

После этого Салима и Антуан Истван, каким-то чудом оказавшийся недалеко от дома Гарри, при том, что хозяин дома ему доступ не открывал, стали смотреть на траву. Смотрели они на нее молча, минут десять. Поттеру надоело наблюдать за неподвижными молчаливыми статуями, и он прокашлялся. Салима и Антуан сразу повернулись в его сторону.

— Ну вот, ты все испортил! — закричала девочка, — Я только сосредоточилась как следует!

— Здравствуй, Гарри, — светловолосый высокий юноша был куда приветливее и улыбался.

— А что вы тут делаете?

— Пытаемся научиться аппарации, — пояснил Антуан.

— И как успехи?

— Если бы ты не помешал, может, и были бы. Пока никак, — сказала Салима, посмотрев на тот клочок травы, на который до этого смотрела десять минут, и махнула рукой в сторону этой травы.

— Это не опасно?

— Опасно, — просто ответил Антуан, — я был на двух уроках, и у меня еще ни разу не получилось. Мне в конце ноября будет семнадцать, так что я записался на курсы.

— Этому не учат в школе? — удивился Гарри, ему казалось что аппарация — важное умение для любого волшебника. Уж точно важнее, чем навык выращивания мандрагор.

— Не знаю, как в Хогвартсе, а в Дурмстранге точно не учат. Хочешь — ходи на курсы, хочешь — сам учись, потом сдашь экзамен в Министерстве своей страны.

— Сложно?

— Непонятно, — пожал плечами юноша.

— Салима, а тебе это зачем? И разве можно аппарировать, если ты не сдашь экзамен?

— А разве можно магией несовершеннолетним пользоваться? — вопросом на вопрос ответила девочка, и усмехнулась.

— Тогда последний вопрос, — Гарри почесал голову и разлохматил волосы, — А почему вы решили тренироваться именно здесь, рядом с моим домом?

— Рядом с моим домом опасно, как и рядом с домом Истванов, Вилмосов... Заметят — убьют! Просто в лесу — тоже опасно, что-нибудь случится — никто не поможет. Ты ругаться не станешь, и если что-то произойдет — позовешь отца или Иствана на помощь. Все вполне логично, — пояснила Салима выбор места тренировок.

Гарри вздохнул, услышав подобное объяснение, но логика там действительно присутствовала. Другой вопрос в том, что они подставляли его, но какое Салиме до этого дело?

— Идемте чай пить, что-ли. Я живу в Доме Забытого леса...

— Это вилла Цоресов! — поправила Салима.

— Я вообще-то только что открыл доступ для Антуана.

— Аа, — протянула девочка, — Все равно, адрес в Фиделиусе можно поменять.

— Оставь мой Дом в Забытом лесу! — отчего-то Гарри был не в духе.


* * *
Гермиона долго объясняла, что ей очень неудобно, что Гарри пригласил ее к себе в гости, да и вообще, написала она весьма длинное письмо, смысл которого сводился к тому, что она с радостью принимает предложение погостить. Шестого августа Поттер договорился встретить Гермиону в метро. Ему казалось маловероятным, что волшебники могут и там за кем-либо следить.

Утром Гарри попросил Лаки достать что-нибудь приличное из еды, посоветовав не готовить самостоятельно, а заглянуть в дом к Луджинам или Истванам. Сам он оделся по-магловски, в принципе, как обычно — джинсы, светлая рубашка, рюкзак с кучей разных ненужных вещей, как то, магловская книга по генетике или сборник магловских легенд, которые он зачем-то часто носил с собой. После того, как у Антуана получилось аппарировать, Гарри тоже подключился к занятиям, но никаких результатов в этом пока не было. Пришлось перемещаться в Лондон более стандартным и глупым способом.

Поттер был на месте за пять минут до назначенного времени, но Гермиона приехала еще раньше. Она стояла, облокотившись о колонну, в простой футболке, джинсах и с красным рюкзаком — наверно, купленном в Косом переулке, так как по идее там должны были быть все учебники, котлы и мантии. Гарри впервые видел ее в такой одежде, в школе всем девочкам полагалось носить юбки, да и в Косом переулке Грейнджер старалась сливаться с толпой, одеваясь нейтрально по меркам волшебного мира. Это Гарри не настолько уважал традиции волшебников, чтобы носить мантии, Гермиона же очень хотела быть как все. Она не стала бы ходить с магловским фотоаппаратом, как Колин Криви или говорить о футболе, как Дин Томас. Помогало ли ей это? Маловероятно.

— Привет, Гермиона. Давно ждешь? — Гарри искренне улыбнулся. Он был рад видеть свою однокурсницу.

— Привет, — казалось, она сомневается, то ли протянуть Поттеру руку, то ли обнять его. В итоге решила не делать ни того, ни другого. — Я приехала раньше, боялась опоздать. Трудно рассчитать точное время.

— Родители не злятся?

— Нет, они даже рады. Хотя бы тому, что у меня есть друзья, — улыбнулась Гермиона, а потом серьезно добавила, — Знаешь, в магловской школе я ни с кем не дружила, мама переживала за меня. А как мы попадем в Венгрию?


— Полетим на ковре-самолете.

— Правда?

— Нет, он очень медленный, у меня дома лежит. Давай выйдем из метро, тут совсем близко есть один безлюдный подземный переход.

— Зачем он нам?

— Граффити рисовать будем, — серьезно сказал Гарри, и Гермиона посмотрела на него с недоумением, — Да идем уже.

Подростки вышли из метро, Гарри внимательно осмотрелся в поиске знакомых лиц. Потом решил, что у него снова разыгралась паранойя, ведь не настолько уж он и важен Дамблдору и остальным. Подумаешь, Поттером больше, Поттером меньше. Взял Гермиону за руку и направился к тому самому подземному переходу.

— Тут граффити и до нас рисовали, причем очень активно, — сказала юная волшебница, осмотревшись в переходе. Голос ее отдавался звонким эхом.

— Что есть, то есть. Лаки!

Прямо перед Гермионой возник старый домовой эльф, который ни сказав не слова, стал смотреть на Гарри. Гермиона при его появлении отшатнулась, несколько раз моргнула и уставилась на Лаки так же, как сам домовик на хозяина.

"Представь их друг другу. Скажи, Гермиона, познакомься, это Ленивая задница, можно просто Лаки" — посоветовал Адам-Самаэль.

"Много чести".

— Гермиона, ты помнишь, как аппарировала с Малфоем-старшим к Министерству? Сейчас будут такие же мерзкие ощущение, только длиться они будут еще дольше, все-таки Венгрия...

Волшебница посмотрела на Гарри, потом еще раз на домовика, который протягивал ей руку, кивнула и протянула Лаки свою руку.

Через тридцать секунд Гарри, Гермиона и Лаки, с задумчивым, и одновременно забавным выражением лица, стояли в лесу.

— Где мы?

— Надо пройти немного. Там, — Поттеру указал вперед рукой, — Дом Забытого леса, он же вилла Цоресов, он же — штаб-квартира организации из одного человека.

Гермиона посмотрела в сторону, где теперь она видела очертания дома.

— Его же только что тут не было?

— Он под родовым Фиделиусом.

— А что за штаб-квартира?

— Понятия не имею, не моя.

— Но ведь дом твой?

— Дом мой, — согласился Гарри, и рассмеялся, глядя на непонимающее лицо Гермионы, и направился в сторону старого дома.

— Католическую церковь напоминает.

— А внутри — монастырь.

Подойдя ближе к дому, Гарри присмотрелся. Во дворе Салима почему-то решила приготовить какое-то зелье, вонь стояла приличная, а из котла валил густой пар.

— А вот и единственный член той самой организации.

— Какой организации? — Гарри совсем запутал Гермиону.

— Научно-исследовательской, полагаю. Правда, какого черта она тут варит зелье — не знаю, у нее подземные лаборатории дома и в Лондоне теперь, — Поттер почесал лоб, задумавшись над этим вопросом.

Неожиданно для Гарри, а тем более для Гермионы, Салима встала, пнула котел, отчего он перевернулся, и жидкость в нем растеклась по траве, потом пнула что-то в сторону Гарри. Это что-то оказалось мертвым голубем, которого Гарри инстинктивно поймал.

— Дурацкое зелье! — крикнув это, Салима заметила Гарри и Гермиону, но направилась не в их сторону, а в сторону дома, — Я потом все уберу!

Поттер посмотрел на мертвого голубя в своей руке, откинул его в сторону, и как ни в чем не бывало, произнес:

— Добро пожаловать! — сказав это, он посмотрел на лицо Гермионы, усмехнулся, — Идем, в доме, должен быть яблочный пирог, но я в этом не уверен.

По дороге к входу, Гарри поднял несколько старых листов, которые были исписаны форулами. На одном из них прочитал — "Зелье от бесплодия. Попытка номер 17". Удивился этой надписи.

— Странно... — пробормотал он. От Салимы можно ожидать многого, но вот зелье от бесплодия...

— Это какое-то темномагическое зелье?

— С чего ты взяла?

— Ну, мертвый голубь... — неуверенно произнесла Гермиона.

— Маловероятно. Салима очень любит светлые зелья, правда, и использует она их не по назначению. А голубь... В том зелье, которое ты варила для Лонгботтома и Уизли была шкурка бумсланга, я читал рецепт. Змеи, знаешь ли, тоже бывают живым.


В гостиной Гермиона оглядела подчеркнуто скромную обстановку, от которой веяло не бедностью, а принципиальностью, Гарри тоже зачем-то окинул взглядом помещение. Заметил горящий камин, значит, Салима переместилась по каминной сети.

— Я вас позже друг другу представлю, — произнес Поттер.


Глава 46

Глава 46. Портрет


Гермиона сидела в кресле в гостиной перед камином с книгой в руках и гладила Чертика, свернувшегося клубком на коленях. Гарри пытался дописать сочинение по истории магии. Писал он там первое, что придет в голову.

— Смысл ведь не в том, что ты пишешь эссе для кого-то или чего-то. Ты приобретаешь новые знания! — возмущалась юная волшебница.

— По сказкам? У меня в библиотеке есть книги по истории прошлых веков, там описаны совсем другие события. Через триста лет — что-нибудь новое придумают. А если наш многоуважаемый призрак все равно не проверяет работы, то зачем я буду тратить свое время на написание всяких глупостей?

— Все равно! Хотя бы даты будут точными!

— Ты просто зануда, вот и все, — отозвалась Салима, войдя в гостиную, и почему-то внимательно разглядывая пирожное в своей руке.

Гермиона и Салима друг друга невзлюбили. Гриффиндорка считала подругу Гарри неуравновешенной, а та, в свою очередь, считала Гермиону грязнокровкой-занудой. Салима никогда не относилась к маглорожденным предвзято, тем более, что ее любимый дедушка был из их числа. Но суть терпимости не сводится к полному приятию всех и вся. Можно хорошо относиться к маглорожденным, общаться с ними, но при этом гордиться своим происхождением, ну, и просто считать себя лучше, достойнее. Открыто они не конфликтовали, но то и дело перебрасывались какими-либо не совсем приятными фразами.

Салима, с пирожным в одной руке и с газетами в другой, прошла к креслу, и села напротив Гермионы. Разговор сразу смолк, примерно так же, как часто бывало в доме Луджинов, когда приходила Салима. Как она умела создавать такую неуютную атмосферу вокруг себя, Гарри не знал, но ей самой, вроде как, было вполне комфортно.

— В Нумергарде были обновлены все защитные и сигнальные чары, после побега этого вашего Блэка.

— С чего это он наш? — спросила Гермиона.

— Успокойся, я имею ввиду всего лишь то, что он из Англии, — Салима даже не подняла глаза от газеты, — его, кстати, видели какие-то маглы в Бристоле.

— Интересно, что он там забыл? — между делом поинтересовался Гарри, не отрываясь от своего эссе, которое он писал без единого учебника на столе.


— Искал двенадцать очередных маглов. Ты уверен, что он не причастен к смерти твоих родителей, как писали?

— Ты уверена в свойствах родовых вещей Цоресов? — в свою очередь спросил Гарри.

— Уверена. Но ведь там речь только о тебе, а не о них. Может, именно тебя он и хотел оставить в живых? — спросила Салима с набитым ртом, до этого она как раз откусила приличный кусок пирожного.

— При том, что Темный Лорд хотел убить меня, а их — за компанию?

— Ну, просто странная история выходит. Убил зачем-то двенадцать маглов и этого Петтигрю, а зачем — неясно.

— Петтигрю жив, имя не зачеркнуто в книге.

— В какой книге? — спросила Гермиона, до этого внимательно слушавшая разговор. Словам, сказанным людьми, она почему-то верила меньше, чем книгам. При том, что прекрасно понимала, что их тоже пишут люди, но ничего не могла с собой поделать.

— В Черной, — равнодушно ответила Салима. Специально, наверно, так сказала. Малфой бы, скорее всего, понял о чем речь, а вот Гермиона — нет, — А ты у Тома спрашивал?

— Нет.

— Почему? Кроме него все равно никто правду не знает... или не скажет.

— Вот и спроси у него, — с этими словами Гарри достал из медальона, который всегда был при нем, а в последнее время он там хранил еще деньги и кучу ненужных, на первый взгляд мелочей — на всякий случай, дневник Реддла, и бросил его Салиме. Девочка поймала его, но выронила газеты.

— Вот и спрошу! — сказав это, Салима ушла в другую комнату, оставив газеты на полу.

Несколько минут в гостиной стояла тишина. Поттер, воспользовавшись паузой, придумал еще один абзац "истории", а Гермиона смотрела в одну точку, и о чем-то размышляла.

— А кто такой Том? – нахмурившись, поинтересовалась она.

— Та тетрадка, которую я бросил Салиме, — отозвался Гарри, зажав ручку в зубах, наверно, думал что бы еще написать.

— У тебя все тетради именные? — удивилась гриффиндорка.

— Нет, конечно. Это Книга жизни. Логично, что ее можно называть по имени человека, которому она принадлежит.

— Книга жизни?

— Родовая книга, что-то вроде дневника жизни — в ней отражены все события жизни одного мага. Кстати, о родовых книгах... — Гарри вспомнил, что недостающую для эссе информацию можно спросить у "Древнейшей магии", достал из медальона старую книгу, открыл на первой странице и начал в ней что-то писать.

— Ух ты! Сколько лет этой книге? Выглядит она... — Гермиона так и не подобрала нужное слово, которое бы отражало одновременно и ее трепетное отношение к таким старым вещам, и их ветхое состояние.

— Около тысячи, полагаю. Ее создал Салазар Слизерин.

— Она о темной магии?

— С чего ты взяла? Стереотипы о Слизерине? Он, думается мне, не самым приятным человеком был, но все же у него были разные увлечения, не ограниченные темной магией.

— А как книга оказалась у тебя?

— Была в сейфе, — пожал плечами Гарри, без уточнение в чьем именно сейфе.

Гермиона задумалась, даже Чертика гладить перестала. А потом осторожно и довольно тихо стала рассуждать:

— Я читала о разных родовых книгах. Почти все они передаются только в роду и постороннего человека, желающего их прочесть могут даже убить... Если эта книга принадлежала Слизерину...

— То ты тоже можешь ее без проблем открыть, задать ей любой вопрос или записать любую новую информацию. Это межродовая книга, Гермиона. Она обо всем, какой-то интересный факт можешь написать и ты, и, может, через сотню лет кто-то прочтет в ней об этом. Книга построена по этому принципу — черпает информацию от людей, а люди от нее.

— Аа, — с облегчением в голосе произнесла Гермиона, а Гарри в очередной раз удивился тому, насколько сильно все подвержены стереотипам. Если его подругу так пугает мысль о том, что он может принадлежать к роду Слизерина, то как же это испугает остальных гриффиндорцев? Смешные люди, бояться надо действий, а не одних лишь голых фактов!


* * *
Гермиона чувствовала себя в доме Цоресов... странно. Ей было здесь одновременно и комфортно, и нет. В первый день Гарри попросил ее выбрать комнату, так как на его взгляд все шесть спален были похожими. Гриффиндорка обошла дом, который ее очень впечатлил. Она никогда не бывала в подобных местах, где чувствовалась бы принципиальность, какой-то вызов обществу, практически, в каждой вещи. В этом доме она боялась сделать что-то не так, казалось, этой принципиальности стены дома требуют и от тех, кто здесь находится. В столовой за завтраком не хотелось брать лишнюю булочку, в гостиной не хотелось говорить о каких-то пустяках, на, довольно жесткой, но широкой кровати не хотелось полежать утром подольше. Может, таким и должен быть настоящий дом? Неуютным, строгим. Мы привыкли, что в обществе нужно вести себя подобающим образом, но дом — это место, где мы можем расслабиться, полежать на диване, почитать какую-нибудь не самую умную книгу или журнал. В доме Цоресов естественным было сидеть в кресле не закинув ноги и развалившись в нем, а именно так, как человек сидел бы в гостях или на каком-либо важном приеме.

Но в этой строгости ощущался и определенный комфорт, чувствовалась древняя история, хоть Гарри сказал, что этот дом принадлежал его предкам сто пятьдесят лет, не больше. Гермиона была здесь в гостях, но в гостях в своем мире. Все таки даже в своем доме она была в мире маглов, таком родном и чужом. И если бы не Салима... Гермиона никому не сказала бы этого, но по ее мнению, лишней здесь была именно странная родственница Гарри Поттера. Только она могла взять лишнюю булочку, развалиться на диване, хлопнуть дверью.

Поначалу гриффиндорка никак не могла решиться использовать магию. Несмотря на то, что Гарри объяснял ей, как действует запрет на колдовство несовершеннолетними еще на первом курсе. Но все же, в новых учебниках было столько заклинаний! Через две недели она знала половину из них наизусть и могла использовать. И тогда ей стало еще обиднее... Вся лживость равенства маглорожденных и чистокровных была ясна. Отпрысков магов, таких как Салима, с детства учили магии. Образование маглорожденных было ограничено. Этим запретом на колдовство, открытым доступом лишь к ограниченному количеству книг в школьной библиотеке.

Кстати, о библиотеке. Гермиону крайне расстроил тот факт, что она не может свободно войти в библиотеку дома, так как комната — родовая. Как-то даже в голове возникла страшная мысль, что бороться надо не за абстрактное равенство, а за уничтожение всех древних устоев этих чистокровных магов. Уничтожить все их знания, сжечь родовые книги, стереть все это с лица Земли — вот будет настоящее равенство. Хотя, в целом, Дамблдор примерно такую политику и вел. Но в его команде ей не место. Она всегда между — между миром маглов и волшебников, между теми, кто разделяет идеи Дамблдора, и кто против этих идей. И везде — не совсем чужая, не полностью своя.


* * *
Гермиона проснулась раньше обычного... Умылась, оделась, но еще довольно долго оставалась в спальне, размышляя над тем, кто будет преподавать защиту в этом году. Учебник, в отличие от прошлогодних книг, был составлен довольно грамотно. Она улыбнулась, вспомнив, как год назад защищала в поезде Локхарта, а Гарри смеялся над ней. Как же мало времени прошло, и как много всего изменилось. Не обстоятельства изменились. Жизнь меняют не они, а чувства и мысли. Можно переехать, поменять профессию, познакомиться с новыми людьми, но ощущения не изменятся, человек будет прежним. А можно жить в том же месте, общаться с теми же людьми, но чувствовать себя уже другим человеком, не таким как раньше.

Она вышла из комнаты до завтрака. Ее спальня была напротив спальни Гарри, дверь которой сейчас была открыта. Значит, не одна она проснулась рано. Гермиона спустилась в гостиную, прошла в столовую, заглянула на кухню, но Гарри нигде не было. Посчитав, что он в библиотеке, девочка решила выйти во двор. Недалеко от дома, почти в самом лесу она увидела Поттера и Салиму. Гермиона подошла ближе и обнаружила весьма странную картину. И Гарри, и Салима стояли неподвижно, глядя вдаль на одну точку. Девочка нахмурилась и пригляделась, пытаясь заметить что-то особенное, но так ничего и не обнаружила. Внезапно Гарри исчез. Просто растворился в воздухе. Гермиона от неожиданности вскрикнула.

— Идиот, — спокойно прокомментировала исчезновение друга Салима, и обернулась на крик, — А ты что кричишь?

— Куда он исчез?

— Это магия, детка.

— А то я не догадалась! И все же, где он?

— Хороший вопрос... Как найдет дорогу обратно — вернется, идем завтракать. В прошлый раз он два часа выход искал. Ему там, видите ли, интересно!

— Выход откуда?

— Из тени, — как что-то самое обычное произнесла Салима, — А я ему говорила, не вставать там, где есть хоть какая-то тень от чего-либо!

— Я все равно ничего не поняла, — возмутилась Гермиона, открывая входную дверь. Она начинала переживать за Гарри, глядя на безразличие Салимы, которая казалась ей слишком безответственной, не умеющей сопереживать. Гермиона полагала, что Гарри ошибается, считая ее своим близким другом, полагала, что такой человек может предать и не способен прийти на помощь.

— Гарри может использовать магию теней и отражений — это родовая способность. И он уже во второй раз во время тренировок исчезает в тени. По ней можно перемещаться, но трудно сориентироваться, где он находится. Ну, как он сам говорит — я не знаю, что там. А я ему говорила в прошлый раз не вставать там, где будет тень, когда солнце поднимется!

— Ты тоже так можешь? — Гермиона осмотрелась на кухне, в поисках кружек для чая. Лаки ее не слушался, а когда она узнала, что это ушастое существо не получает зарплату за свою работу — вообще старалась его услугами не пользоваться, даже постель сама заправляла. И сейчас пришла не в столовую, а именно на кухню, чтобы самой все сделать.

— Вивви! — Салиме гордый домовик тоже не подчинялся, но самостоятельно готовить завтрак она не планировала, — Нет, я так не могу. Говорю же — это родовая способность. У Гарри их две, одна не сильно нужная, на мой взгляд, а вот магия теней и отражений — штука полезная, если ей нормально пользоваться, а не так, как он сегодня. Вивви, организуй нам чай.

— Я думала вы из одного рода... Спасибо, — поблагодарила Гермиона домовика, поставившего перед ней чашку с чаем.

— Из одного объединенного, в нем четыре рода. Гарри тебе не рассказывал? — Салима указала рукой Вивви, что та может быть свободна.

— Нет... А вторая родовая способность у него какая?

— Если он не говорит тебе, значит, полагает, что на это есть причины.

— А что вы делали там, на опушке леса?

— Пытались научиться апаррировать.

— Как? Это же опасно! На подобное способен только совершеннолетний волшебник, а в твоем возрасте ты еще не сможешь правильно сконцентрироваться! О чем вы вообще думаете!

— Избавь меня от своих нотаций. Тем более, ты тут не права. Считается, что на непростительные способны лишь те, кто действительно хочет увидеть боль, смерть и прочие прелести. А вот вызвать Патронуса злым магам труднее, так как он — квинтэссенция всего светлого. В этом мире слишком много заблуждений!

— Но ведь это действительно так! Для любого заклинания нужно желание волшебника, и тут важно, чего именно желает не он сам, а его подсознание! — не унималась Гермиона.

Салима отодвинула от себя кружку с недопитым чаем, поднялась и, ничего не говоря, направилась к выходу. Но у самой двери резко развернулась.

— Авада Кедавра! — зеленый луч пронесся в десяти сантиметрах от испуганной Гермионы, и разбил чашку, осколки которой вместе с остатками чая разлетелись по комнате. Один из осколков рассек Гермионе щеку. После этого, Салима ни слова не говоря, вышла из кухни.

— Подожди, — вскочила с места Гермиона, и направилась за ней следом, пробубнив себе под нос что-то, похожее на "сумасшедшая". Видимо, от стресса она не замечала боли.

— Я просто всеми фибрами своей мрачной души мечтала увидеть смерть этой несчастной кружки! — не оборачиваясь, сказала Салима.


* * *
Гарри вернулся только через четыре часа. Салима успела побывать в Лондоне, поговорить с помощницей в магазине и вернуться обратно. Гермиона попыталась залечить рану на щеке, но не особо успешно, хотела самостоятельно приготовить обед, но и здесь не преуспела. Кухня в доме Цоресов не была приспособлена к приготовлению чего-либо без магии, а бытовые чары гриффиндорке не были известны.

Обе девочки сидели молча в гостиной, Гермиона читала учебник по нумерологии, Салима что-то писала в черной тетради. Гарри появился эффектно — из стены гостиной, недалеко от камина, с какой-то картиной в руках.

— Всем привет!

— Где ты был, Гарри! Я волновалась! — возмущенным тоном сказала Гермиона, от неожиданного появления друга, выронив книгу.

— Долгая история... Я понял, как нужно аппарировать, — сказал он, и сел в кресло напротив Салимы.

— Ты четыре часа над этим думал? — Салима лишь мельком посмотрела на него, — И что это у тебя в руках?

— Да, примерно столько я над этим и думал... На самом деле в тени так же нужно сосредоточиться. Это новое пространство, другое... Оно одновременно маленькое и бесконечное. И чтобы попасть туда, куда нужно — делаешь то же, что и при аппарации. Извини, пока я пытался это понять, случайно попал в твою комнату. Она чем-то похожа на мою гостиную — те же побеленные стены и минимум мебели. Слушай, а кто это на портрете?

— Ты не просто случайно попал в мою комнату! Ты решил ее ограбить! — возмутилась Салима, отложила в сторону ручку, закрыла дневник Тома, и внимательно посмотрела на Гарри.

— Общаетесь? — Гарри кивнул в сторону дневника и усмехнулся.

— Вроде того. Так зачем ты снял портрет с моей стены?!

— Кто на портрете?

— Надо мне чарами вечного приклеивания пользоваться, а то так каждый дурак может меня ограбить! На портрете родной брат моей прабабушки по отцовской линии — Джозеф Шойк. И чем он так тебе интересен?

— У него были дети? — Гарри посмотрел на светловолосого мужчину, который довольно дерзко улыбался. Его брови и ресницы тоже были очень светлыми, светло-карие глаза искрились, казалось, его веселит разговор двух подростков.

— Нет.

— А были в роду твоего отца еще такие же... не знаю, альбинос он, или кто... Девочка, примерно двадцать шестого — двадцать седьмого года рождения?

— Он не альбинос, просто такой светлый. Они все были светлые, до Фадила Луджина. Правда Джозеф особенно белый какой-то. В этом что-то есть... — Салима присмотрелась к волшебнику на портрете, а он в ответ подмигнул ей.

— Я пытался спросить его, но он не отвечает. Обычно портреты магов разговаривают...

— Портреты самоубийц — нет, — произнесла Салима, все так же глядя на портрет, после чего показала ему язык.

На несколько секунд в гостиной повисла какая-то звенящая тишина, все внимательно смотрели на Джозефа, а он в ответ ухмыльнулся, и пожал плечами, будто хотел сказать: "Так уж вышло".

— Он покончил с собой? — нахмурился Гарри, — Из-за чего?

— А чем, собственно говоря, тебя так заинтересовала его персона? Он и двадцати двух лет-то не прожил, никаких достижений на его счету нет.

— Но его портрет почему-то висит в твоей комнате... Их там всего несколько.

— Он пошел против семьи, хотел жить так, как сам желает. Может, и дурак, конечно, но для меня он хотя бы за это — уже достоин уважения. Всегда был кто-то вроде Иствана, и просто так взять и уйти — не каждый решится, даже если хочет. Ты не обратил внимания, там еще и портрет твоей бабушки был. Пока не скажешь, чем тебя заинтересовал портрет — ничего больше не буду говорить!

— Я видел девочку, очень похожую на него...

— Двадцать седьмого года рождения? Генетическая память предков проснулась? — скептически поинтересовалась Салима.

— Помнишь, мне в первый день каникул плохо было? Вот я во сне ее видел тогда, она училась в Хогвартсе вместе с Томом...

— Даже если так, эта девочка — не дочь Джозефа. Тот в восемнадцать лет сбежал в Англию, когда его хотели женить, кажется, на сестре Иствана... Там устроился работать в магазин в Хогсмиде, влюбился в англичанку, женился на ней. Жили они не долго. Какие-то грабители проникли в дом, убили его беременную жену, и вынесли все родовые ценности и дорогие вещи. Он покончил с собой, узнав о случившемся. Вот и вся история. Ничего интересного. На первый взгляд, — Салима равнодушно пожала плечами.

— А не на первый? — Гарри нахмурился.

— Он был из рода видящих, думаю, его дом мог ограбить кто-то из видящих. Может, не из нашего рода, а может... Не верю я, что он не защитил дом родовой магией!

— Мда... А как звали его жену?

— Точно не помню... Дориана, кажется.

— До... — Гарри закашлялся, — Дориана? Какого она года рождения?

— Слушай, откуда я знаю! — Салиму весь этот допрос уже раздражал, — Джозеф тысяча девятьсот пятого года, жена примерно его ровесница. Если та, кто тебя интересует училась вместе с Томом — у него и спрашивай, а не у меня.

— Спрашивал, он написал, что никакая светловолосая Дориана в его время в Хогвартсе не училась.

— Гарри... — вмешалась в разговор Гермиона, — У нас в школе есть Зал наград. Но там не только награды. Еще на стенах висят фотографии всех школьных выпусков, наверно, с момента изобретения фотоаппарта. Если тебе нужно узнать что-то о человеке, год рождения которого ты примерно знаешь, можешь начать поиск оттуда.

— Не знал про этот зал... — задумчиво произнес Гарри, и посмотрел на Гермиону, — Что с щекой?

— Порезалась... случайно.

— Не надо меня выгораживать, мне это ни к чему! — сказала Салима, давая понять, что ни в чьем покровительстве не нуждается. — Это я разбила кружку, осколки которой рассекли щеку Гермионе. Авадой разбила! А она не хочет принимать мою помощь, я могла бы залечить рану, у меня есть специальная мазь.

— Ты даже не раскаиваешься и не жалеешь, так зачем мне принимать твою помощь? — изогнув брови, с легкой, но какой-то печальной усмешкой, произнесла Гермиона.

— Раскаяние способно превратить бесстрашных в бессильных! — с горящими черными глазами и странноватой ухмылкой изрекла Салима.

Глава 47

Глава 47. Дементор


Ранним утром первого сентября Гарри и Гермиона сидели в креслах и зачарованно смотрели на камин. В этом доме невозможно было собираться в последний момент, а, может, просто они сами по себе были довольно собранными людьми, в отличие от Уизли, сборы которых Гарри наблюдал в прошлом году. В этом году, кстати, кажется ему еще предстояло за этим наблюдать. Дамблдор сообщил в письме, что их до Кингс-Кросс повезут на министерских машинах, вместе с семьей Уизли. Вернее, вначале он не знал, что у Поттера гостит Гермиона, пришлось ставить директора в известность. Гарри даже обрадовался такому повороту событий, пусть Дамблдор порадуется, что слизеринец дружит с гриффиндоркой. Мелочь, а старик может успокоиться. С другой стороны, это конечно было минусом. Теперь директор с Гермионы глаз спускать не будет, и, скорее всего, еще раз вспомнит свой промах в Визенгамоте, когда он отдалил от себя юного Героя, не встав на защиту его подруги.

Огонь в камине вспыхнул, и в гостиную вышли двое — седовласый пожилой волшебник в плаще цвета хаки и в черном цилиндре, и молодой смуглый чернобородый маг в простом сером костюме. Гермиона и Гарри поднялись, чтобы поприветствовать вошедших.

— Все вещи собрали? — без приветствия обратился к подросткам Луджин.

— Доброе утро, Гарри и мисс... — Истван, в отличие от своего зятя, правила приличия соблюдал, но на секунду Поттеру показалось, что он как-то странно, что-то про себя вычисляя, посмотрел на Гермиону.

— Грейнджер, Гермиона Грейнджер, — представилась она.

— Рад познакомиться с подругой Гарри, — предельно вежливо отозвался пожилой маг, но Гарри чувствовал в голосе едва заметное неприятие, — Бенджамин Истван, — старик улыбнулся и протянул руку Гермионе, она с опаской ее пожала, — а этот человек — отец, уже знакомой вам Салимы, — Сакхр Луджин.

Луджин лишь кивнул, и сообщил, что им пора. Гарри вошел в камин вместе с Истваном, и нахмурился, задумавшись над поведением волшебников. Обычно общительный Луджин был молчалив, Истван фальшиво улыбался...

— Тысяча поздравлений, Рон! Тебе опять удалось вывести нашего старосту! — первое, что услышал Гарри в Дырявом котле. Семья Уизли как раз спускалась к завтраку.

— Гарри! — миссис Уизли обратила внимания на подростка, но все же обнять его почему-то не решилась, — Кажется, будто ты похудел. Сказывается отсутствие домашней еды!

— Удачи, — ухмыльнулся Истван, кивнул Артуру Уизли, с которым, вероятно, был знаком, и шагнул обратно в камин.

— Домовик вполне сносно готовил, — пробурчал Гарри и уселся за стол, — Всем привет.

— Я загляну в Косой переулок, куплю книзла. Мне мама заранее дала денег, чтобы я купила себе подарок на День Рождения, а я за это время так полюбила Чертика, что решила непременно завести кота, — шепнула на ухо ему Гермиона и умчалась прочь.

Ели все в относительной тишине, что было странным. Видимо, сказывалось присутствие Гарри. Сам же слизеринец, оказавшийся в рыжеволосой гриффиндорской компании, мельком поглядывал на Джинни и Рона. Одноклассник за лето прилично подрос и выглядел вполне счастливым, возможно, Том забыл об этом рыжем недоразумении под его Империусом. Или снял действие заклятия, кто его знает. Джинни же, несмотря на духоту, сидела в длинной черной водолазке, лицо ее было бледным, под глазами залегли синяки, рыжие волосы заплетены в какой-то безобразный пучок. Гарри решил, что она, скорее всего, часто плачет. Девочка почувствовала на себе взгляд, и посмотрела на Поттера. Глаза их встретились, и Джинни почему-то виновато опустила глаза, и так грустно улыбнулась... Гарри надолго запомнит эту улыбку...

Наконец, все позавтракали, вернулась Гермиона, держа в руках рыжего огромного кота, и началась привычная для Уизли суета. Гарри чуть было не рассмеялся от такой охраны, когда стоял на пороге Дырявого котла, понимая, что в любой момент сможет уйти незамеченным, или побеседовать по душам хоть с Сириусом Блэком, хоть с самим Волдемортом, вздумай они сюда явиться.

Машины, несмотря на то, что выглядели весьма обычными, умудрялись обгонять другие автомобили даже в очень узких переулках, а на светофорах оказывались не в конце ряда, а в самом начале. Все же, без магии тут не обошлось, поэтому добраться до вокзала удалось быстро. Гарри и Гермиона почти одновременно прошли сквозь барьер между девятой и десятой платформой, и уже собрались высматривать свободное купе, как вдруг мистер Уизли окликнул Поттера.

— Подойти сюда, пожалуйста, на минуту, — рыжий лысеющий маг выглядывал из-за колонны.

— Что-то случилось, мистер Уизли? — сдержанно поинтересовался Гарри.

— Ты ведь читал тот экстренный выпуск Ежедневного пророка?

— Где говорилось о том, что Блэк был близким другом моей семьи и является моим крестным? Нет, к сожалению, но мне основной смысл все же известен.

— Тогда пообещай мне, что не будешь разыскивать Блэка, Гарри, — неожиданно для Поттера прошептал Артур.

Подросток несколько раз моргнул, видимо, пытаясь найти смысл в словах Уизли-старшего. Судя по выражению лица — не нашел. Да, гриффиндорцам действительно сложно понять слизеринцев. Даже если бы Гарри нашел в Черной книге упоминание о виновности Блэка — не стал бы его разыскивать. По крайней мере, в одиночку. Попросил бы помощи у Иствана и всех родственников, хотя бы. Все-таки месть, пусть и не объявленная главой рода — святой долг для них всех, связанных древними родовыми клятвами о помощи и взаимовыручке. И даже их желание — не важно.

— Артур! Поезд вот-вот отойдет! — прокричала миссис Уизли.

— Сейчас! — ответил жене мистер Уизли, — Просто пообещай мне, Гарри.

— Зачем мне искать того, кто должен хотеть меня убить?

Поезд, издав сигнальный гудок, тронулся. Гарри, с рюкзаком на плечах и черным книзлом в руках, кинулся к ближайшему вагону. Рон открыл дверь, взял на руки Чертика, и протянул Гарри руку. Поттер и младший Уизли оказались вдвоем в тамбуре. Рон потупился, и тихо произнес:

— Прости, Гарри. Я был идиотом, когда считал тебя наследником Слизерина... Все оказалось гораздо сложнее...

— Да, все действительно оказалось сложнее, — перед глазами Гарри возникла грустная улыбка Джинни и виноватый взгляд.

"Отчего, черт возьми, она считает себя виноватой? Лучше бы она меня проклинала, чем такими глазами смотрела, и так улыбалась!"

"Раскаяние способно превратить бесстрашных в бессильных" — тут же отозвался Адам-Самаэль ехидным голосом. Наверно, интонации Снейпа копировал.

— Ты веришь, что Локхарт был наследником? — осторожно спросил Рон.

— Уизли, мне тоже известно, кто этот наследник, — сказал Гарри и забрал Чертика у Рона, — Спасибо, что открыл дверь.

— Откуда ты знаешь?

— Не только гриффиндорцам приходят в голову идеи разгадать какие-либо тайны. Вы в этом не уникальны, — усмехнулся Гарри, и побрел по коридору в поисках Гермионы, Малфоя или хотя бы свободного купе.

Грейнджер сидела в одном из дальних вагонов в компании какого-то странного человека. Конечно, с Блэком его не сравнить, но все же мантия была на нем очень старой, в заплатках, лицо осунувшееся, изможденное, но не старое. В светло-каштановых волосах проседь была едва различимой.

— Кто это? — Гарри вошел в купе, внимательно оглядев незнакомца.

— Профессор Р. Дж. Люпин, на его вещах так написано.

— Выглядит он неважно... Как будто его Круциатусом пытали.

Гермиона хотела возразить, но еще раз посмотрев на профессора, вынуждена была признать, что действительно, выглядит он так, будто его долго пытали.

— Мне так интересно побывать в Хогсмиде! — перевела тему Гермиона, — Это ведь единственное место в Британии, где не живут маглы. Там столько достопримечательностей!

— И подохнуть от скуки там можно, — на пороге появился Малфой, который стоял, скрестив руки на груди, и надменно ухмыляясь.

— Вот потом мне и расскажете, что там... — вздохнул Гарри. Ему было обидно, что разрешение так никто и не подписал, а в связи с побегом Блэка, и не подпишет. — Ты уж закрой дверь, что ли.

— С какой стороны? — спросил Малфой, приподняв бровь.

— Будь я девушкой, решил бы, что ты со мной кокетничаешь, — рассмеялся Гарри.

— Да ну тебя, — отмахнулся Драко, но в купе все же вошел, — У вас тут компания странная, поэтому и спросил. Кстати, кто это?

— Судя по всему, новый учитель Защиты.

— И о нем отец говорил, что он лучше Локхарта? — скептически произнес Малфой, окидывая взглядом потрепанного профессора.

— Может, он действительно знаток своего дела! — нравоучительно произнесла Гермиона.

— Ага, Грейнджер, он знаток по борьбе с гриндилоу! Всю жизнь этому посвятил!

— Причем тут гриндилоу, Малфой?

— Ой, Грейнджер не прочла учебник по защите? Ни за что не поверю! — язвительно отозвался слизеринец.

— Хватит! Черт с этими гриндилоу! — вмешался в словесную баталию Гарри, заранее зная, во что она может перерасти.

— Нет, Поттер. Просто сам посуди, я тринадцать лет живу, а гриндилоу видел только на картинках. Зато пьяного оборотня с палочкой в Лютном встречал! Благо, не в полнолуние. И зачем, спрашивается, мне нужно знать, как бороться с этими гриндилоу?

— Ну, боггартов ты можешь встретить в любом темном месте! — возражала Гермиона.

— Ну, боггарта — да. Единственный полезный материал из всего учебника!

— Вы, кстати, знаете в кого превратится ваш боггарт? — поинтересовалась гриффиндорка.

— Твой — в МакГонагалл, заявляющую, что у тебя тролль за эссе, — ухмыльнулся Малфой, — кстати, с кем ты успела подраться? Я подарю ему двадцать галеонов. — Драко присмотрелся к лицу Гермионы, на ее щеке так и остался белый шрам.

— Это последствия Авады, — усмехнулся Гарри, но, видя недоуменное лицо Малфоя и Гермиону, поджавшую губы, поспешил добавить, — Да шучу я, шучу.

Поезд мчался на север, а погода на улице становилась все отвратительнее. Небо заволокло густыми тучами, в окна били крупные капли дождя. По коридору уже во второй раз пухлая волшебница прокатила тележку со сладостями, и Гарри купил печенье. Гермиона попыталась разбудить профессора, но тщетно. В коридорах и купе зажгли свет, и Гарри только сейчас заметил, что освещают поезд обычные магловские лампы.

— Ну и погода, — Малфой посмотрел в окно, и, казалось, ничего не смог разглядеть, — Пойду я, Крэбб и Гойл, должно быть, уже заскучали. Хотя они за лето меня здорово достали...

— Привет им передавай что ли... — протянул Гарри в малфоевской манере, Драко ничего на это не ответил, и поднялся, намереваясь уйти.

Но в это время поезд довольно резко стал замедлять ход, так, что Малфой чуть было не завалился на Гермиону.

— Грейнджер, — со злостью выплюнул он, будто она была виновата в резкой остановке.

— До прибытия еще долго, — Гарри посмотрел на часы.

— Что за остановка по требованию? — нахмурился Драко, который забыл, что собирался уйти, и выглянул из купе. Таких любопытных как он нашлось с десяток, школьники пытались узнать, что произошло.

Неожиданно погасли все лампы, из другого конца вагона раздался визг. Наверно, кто-то из первокурсников боялся темноты. Все студенты старше второго курса переставали ее бояться, так как им часто приходилось возвращаться в спальни хоть и до отбоя, но уже по слабо освещенным коридорам Хогвартса.

— Малфой, ты мне на ногу наступил! — возмущалась Гермиона.

— Переживешь.

— Там кто-то движется, — Гарри вытирал замерзшее окно рукой, пытаясь разглядеть происходящее на улице, после чего встал, решив, так же как и Малфой до этого, выглянуть из купе.

Но открыть дверь он не успел, его опередили. У входа стояла высокая фигура в плаще, лицо было скрыто капюшоном. Глаза Гарри метнулись вниз, и к горлу подступил ком. Он увидел серую руку, всю в слизи и струпьях, как у утопленника в фильмах ужасов. Фигура в плаще глубоко вздохнула, и температура в купе резко приблизилась к отрицательному показателю. Изо рта шел пар, а мороз пробирался к самому сердцу.

— Мамочки... — едва слышно прошептала Гермиона, а Гарри попытался рассмотреть лицо фигуры под капюшоном. Наверно, зря он это сделал.

Он снова увидел виноватую улыбку Джинни Уизли, а потом погрузился во тьму. Но ненадолго. Гарри очнулся, открыл глаза. Зрение возвращалось постепенно, но он уже понимал, что находится в Больничном крыле Хогвартса. Вспомнил, что слышал крик, и огляделся.

Перед ним с ужасом во взгляде застыла мадам Помфри, как будто он проснулся в гробу на собственных похоронах. Гарри протер глаза, чтобы лучше видеть, а школьная медсестра лишь отшатнулась.

— Что случилось? — память отказывалась что-либо выдавать, и в голове не было никаких идей о том, как он мог оказаться в Больничном крыле.

Но глаза мадам Помфри после вопроса лишь еще больше расширились, и она начала пятиться назад, нащупала дверную ручку, и выбежала в коридор. Гарри снова провалился в небытие.

— Поппи, Волдеморт жив, и нужно это признать. Все, что происходило в этом году в школе — его рук дело.

— А кто-то, между прочим, в этом сомневался, — раздался язвительный голос Снейпа.

— Я не мог поверить в то, что Том додумался повязать миссис Норрис розовый бант на хвост. Уж извини, Северус, но на него это не похоже.

— И кто-то даже подозревал в этом нашего Героя магической Британии, — язвительности в голосе лишь прибавилось, причем фраза про Героя была сказана с язвительностью и отвращением одновременно, — просил наблюдать за ним. Не так ли, Альбус?

— Северус, я ошибся, — произнес Дамблдор таким тоном, будто хотел сказать: "ну, с кем не бывает".

— Альбус, что все это значит? Что произошло? — вмешалась в разговор встревоженная МакГонагалл, — Я связалась через камин с Молли Уизли, они прибудут с минуты на минуту.

— Я не знаю, что произошло, Минерва, — ответил директор, и устало добавил, — И что с этим делать — не знаю. Это, кстати, тоже странно для Волдеморта. По его мнению, метку нужно заслужить, поэтому все, кто заявляли, будто находились под Империусом — лгали. Во время войны людей под этим заклятием, действительно, было не мало, но в круг Пожирателей они не входили.

— А вы не боитесь того, — прошептала мадам Помфри, — что она заслужила?

— Именно поэтому она сейчас в таком состоянии? Не неси чепухи, Поппи, — грозно произнесла МакГонагалл, вступаясь за свою ученицу.

— Минерва, я всего лишь пытаюсь понять, что могло произойти.

— Никто не знает, что произошло... — вздохнул Дамблдор, — Когда она очнется, мы попытаемся это выяснить.

— Метка на руке двенадцатилетней девочки! Это же... — медсестра так и не нашла нужных слов.

Гарри понимал, что речь идет о нем, краем сознания так же понимая, что он кто-то другой. Глаза открывать совсем не хотелось, верить в то, что удалось услышать — тоже. Наконец, до него окончательно дошло, что значил разговор преподавателей и медсестры, и он смог связать слова Дамблдора о том, что Волдеморт жив, и фразу мадам Помфри о метке на руке. Поттер резко поднялся с кровати, и закатал оба рукава мантии, не зная точно, на какой руке Тот-Кого-Нельзя-Называть ставил метки своим последователям. На левой руке красовался едва заметный серый череп, изо рта которого выползала змея.

— Джинни! — МакГонагалл первой обратила внимание на то, что Гарри... или Джинни, пришел в себя.

— Не подходите ко мне! Уйдите! Что вы наделали? — закричал Гарри девичьим голосом.

— Джинни, успокойся. Все хорошо, все закончилось, — Дамблдор подошел ближе к кровати.

— Что закончилось? Что? Это все вы виноваты! Вы! — хотелось винить весь мир за то, что он позволил подобному случиться.

— Альбус, что произошло? — в дверном проеме показались Молли и Артур Уизли.

"Нет, нет, нет!" — последняя мысль в сознании Гарри, его глаза снова закрываются.

Когда он проснулся в следующий раз, первое, что он услышал — всхлипывания Молли Уизли неподалеку. Открыл глаза, и почему-то тоже захотелось плакать. Где-то на задворках сознания покоилась мыль о том, что все хорошо, что это не его чувства, не его желания, он все равно разрыдался. И пустота... Ни единого воспоминания, никакой зацепки, почему он тут оказался, что именно произошло. Пустота необычная, звенящая, давящая, неестественная.

— Джинни... девочка моя, — Молли накрыла своей рукой руку дочери.

— Как вы себя чувствуете, мисс Уизли? — спросила мадам Помфри.

— Что случилось?

— Это мы бы хотели узнать у вас, — мягко произнес Дамблдор, подошедший к кровати, — Что вы помните?

Гарри задумался, а в голове последнее добольничное воспоминание — как он читал книгу перед камином в гостиной Гриффиндора. Страшно... Это воспоминание он и озвучил голосом Джинни.

— Мы так и предполагали, — обреченно вздохнул директор, — Ничего, профессор Снейп сейчас принесет зелье, и вы все вспомните.

"Нельзя вспоминать. И пить зелье тоже нельзя", — тенью пронесся в голове Гарри собственный и такой чужой голос, и он затравленным щенком посмотрел на Дамблдора.

Вспомнил о метке на левой руке, закатал рукав мантии и посмотрел на некрасивую серую картинку на предплечье. После перевел взгляд к окну, и долго смотрел на небо, не замечая ничего вокруг. Пустота, звенящая... ужасная, и больше ничего. И аккомпонемент к этой пустоте — всхлипывания Молли.

— Я принес зелье, Альбус, — в палату вошел Снейп с каким-то флаконом в руках.

— Давайте мне, — мадам Помфри взяла у зельевара флакон с ярко-фиолетовой жидкостью, и подошла к кровати, — Пей, на вкус оно не из приятных, но не Костерост, и на том спасибо.

Зелье подносят ко рту, но единственная мысль в этот момент — нельзя пить, нельзя вспоминать. Не его мысль, чужая. Но одновременно и своя. И так просто следовать этой мысли, ведь тот внутренний голос знает лучше, ведь нет ничего проще, чем не пить это зелье. Мадам Помфри открывает рот пациентке, видя, что Джинни пить зелье не собирается, и пытается влить фиолетовую жидкость.

"Нельзя, выплюнуть. Все выплюнуть" — Гарри начинает кашлять, зелье течет по подбородку, заливая подушку и простынь. Поттер смотрит на всех присутствующих безумными глазами, в голове вертится: "Они враги, нельзя пить то, что они предлагают". Подсознание понимает, что никакие они не враги, разве может быть врагом мама или Альбус Дамблдор? Ладно Снейп, он-то может, но ведь не остальные. Сознание говорит обратное, и кому верить — непонятно. Но ведь нет ничего легче, чем просто выплюнуть это зелье!

— Мисс Уизли! Зелье, между прочим, не самое дешевое было! — возмущается Снейп, но его голос едва различим, он где-то далеко, как будто доносится из другой комнаты.

— Успокойся, Северус. Она только пришла в себя. Принеси еще флакон, — такой же далекий голос Дамблдора, но это неважно.

Все равно. Пустота... Нет прошлого, настоящего и будущего. Все это — кошмарный сон. Проснуться в спальне первого курса Гриффиндора, спуститься на завтрак, и все будет хорошо, как было. А было ли?.. За год учебы в Хогвартсе — ни единого друга, ни особых успехов, а если верить профессору Снейпу — то их и не будет. Хотя... Друг ведь был... С кем-то все же приходилось делиться своими переживаниями, мыслями. Но воспоминания о нем ускользают. Гарри Поттер... может, он действительно наследник Слизерина, как считает Рон? Да нет, не может такого быть, хоть он и учится не в Гриффиндоре, как его родители. Захотелось рассмеяться при воспоминании о том, как довелось уговаривать шляпу произнести это проклятое "Слизерин", и все равно, что скажут родители и братья. Но, оказывается, уговорить ее не так-то просто, она смеется, противно так, и кричит: "Гриффиндор". Встает Перси, аплодирует поступлению сестры на "самый лучший" факультет, а в голове мысль: "Вот индюк, ему как раз место в Слизерине. Уж я-то знаю, как он стыдится отца, бедности, гордится тем, что чистокровен. Мечтает стать министром". Фред и Джордж улыбаются, дежурная улыбка в ответ. Гриффиндорский стол, а Гарри Поттер в другом конце зала сидит и разговаривает с белобрысым мальчиком. Малфоем, должно быть, отец говорил, что их легко узнать по цвету волос. Это все прошлое. Поправить рукав мантии, закрыть этот уродливый череп. Это все тоже прошлое. Настоящего нет, будущего тоже.

"Ты знаешь, я их не боюсь, по крайней мере, до тех пор, пока они не попытаются "выпить" мою душу. Они лишь вызывают самые страшные воспоминания, а я могу смеяться. Я не боюсь событий прошлого. Это глупо. Что было, то было. Даже не понимаю, почему дементоры вызывают такой страх у людей", — смутно знакомый голос, хотя нет. Не знакомый, показалось. И при чем тут дементоры?

Заходит Снейп со второй пробиркой и говорит, что на этот раз все сделает сам. Не доверяет мадам Помфри. Но все равно нельзя пить. Нужно, но нельзя! Такой же кашель, зелье проливается на подушку, которая уже почти вся фиолетовая.

— Гарри! Гарри, с тобой все в порядке? Помогите!

Поттер смотрит туда, откуда доносится этот крик, и видит Гермиону, которая переводит взгляд с него на кого-то другого. Он поворачивает голову вперед — фигура в плаще все еще здесь.

"Раскаяние способно превратить бесстрашных в бессильных" — голос Адама-Самаэля, цитирующий второй раз за день эти слова Салимы придает сил, и Гарри смотрит прямо на странную фигуру.

Внезапно из-за его спины возникает туманный свет, он резко оборачивается и видит профессора с палочкой в руке. Фигура в плаще закрывает дверь.

— Поттер, что с тобой было? — спросил Малфой.

— А что со мной было? — Гарри смотрит на дверь, за которой исчезло странное существо.

— Ты смотрел на дементора, не мигая, стеклянными глазами, а он смотрел на тебя, вы так стояли несколько секунд...

— Прошло всего несколько секунд? — удивляется Гарри, и наконец, отрывает взгляд от двери.

— Да, — еле слышно отвечает Гермиона, и испуганно смотрит на Гарри.

— А я думал, что прошло несколько часов... — позади Гарри раздался треск, и он обернулся.

— Держи, — изможденный профессор протягивает кусок шоколадной плитки, но тоже как-то испуганно смотрит на подростка, — Съешь, и станет легче.

Гарри взял шоколад, но есть ему не хотелось. Он нахмурился, и долго смотрел в одну точку. Если бы он мог видеть себя со стороны — ему бы стало страшно от собственного стеклянного безжизненного взгляда зеленых глаз.

— Мне даже стало жаль Сириуса Блэка, — усмехнулся он, но лишь одними губами, глаза по-прежнему внимательно смотрели в одну точку, — двенадцать лет провести в компании этих существ...

— Когда все, наконец, закончилось хэппи-эндом, я все же пойду. Мне еще переодеться нужно... — Малфой как-то заметно погрустнел, наверно, подумал о своей тетке в Азкабане.

Гарри в этот момент понял, что волшебники — жестокие люди. Вместо обычной тюрьмы или казни заключенные испытывают такой ужас ежедневно, сходят с ума, кричат, безумно смеются. Теперь он понял то, что пыталась донести до него Салима год назад — Азкабан — самое страшное место, а люди, пробывшие в нем хоть полгода — святые мученики. И даже если, как говорила Салима — она не боится дементоров, все равно приятных ощущений они не вызывают, и уж тем более, на путь исправления маг после общения с ними точно не встанет. Скорее, захочет мстить...

— Ешь, полегчает, — профессор в старой мантии указывает Гарри на шоколад, и покидает купе со словами, — Я ненадолго уйду, мне надо кое-что сказать машинисту.

Гарри подносит ко рту кусочек шоколада, продолжая смотреть в одну точку, и вспоминая кошмар конца прошлого года еще раз, когда он не мог нормально спать две недели, просыпаясь оттого, что просыпалась Джинни, чувствуя то, что чувствовала она в тот момент, пытаясь запутать ее мысли, но одновременно запутывая свои. Как он вообще не сошел с ума, и даже умудрился как-то сдать экзамены? А, может, все-таки сошел? Впрочем, какая разница...


Глава 48

Глава 48. Новые дисциплины.

- История магии, прорицания, сдвоенное зельеваренье и уход за магическими существами после обеда... Какой идиот догадался поставить зельеваренье после прорицаний? - Малфой рассматривал расписание.
- Боишься не выйти из астрала? - усмехнулась Дафна Гринграсс.
- Боюсь, что буду сонным и уставшим.
На Истории магии Гарри пытался уснуть, но не смог... Вспомнил дементора, и реакцию, которую он вызывает. Не сон, не реальность, и даже не совсем воспоминание. Хотя да, той ночью он проснулся от этого всего, как от кошмара. Помнил крик мадам Помфри, все слова, реакцию Джинни. Империус - самое сложное заклинание из всех, которые знал Гарри, способное свести с ума как того, кто находится под ним, так и мага, его наложившего. Можно просто не обращать внимания на человека под собственным заклинанием, но если нужно следить за этим человеком постоянно...
Дорогу в Северную башню, где проходил урок прорицаний, искали долго. Уже думали спросить у портретов, Гарри надеялся, что самоубийцы на хогвартских портретах все же встречаются не часто, и все они будут говорящими. Но единственной картиной, которую они обнаружили поблизости, был холст с лугом. Компания слизеринцев остановилась у этого холста. Справа на нем появился серенький пони в яблоках, вслед за которым на луг вышел упитанный коротышка в рыцарских доспехах.
- Эй, как смеете вы, подлые людишки, вторгаться в мои владения? Пришли поглазеть, как я упал? Прочь отсюда!
Коротышка схватил меч, и начал усиленно им размахивать. Но меч оказался слишком тяжелым для него, горе-рыцарь замахнулся, потерял равновесие и упал на траву.
- Держу пари, что он окончил Хаффлпафф. Только там учатся такие тупицы, - прокомментировал его действия Малфой.
- Зато он не самоубийца, - зачем-то пробормотал Гарри. Из головы все никак не выходил неестественно светлый человек на портрете из комнаты Салимы.
- Уважаемый, - произнес Драко с таким презрением, что было даже непонятно, как можно это слово так говорить, - Вы не изволите показать нам дорогу до Северной башни. Видите ли, мы немного заблудились.
- Следуйте за мной, друзья! И мы достигнем цели или геройски погибнем!
- Только этого нам не хватало, - вздохнула Пэнси.
Вся компания отправилась следом за коротышкой, который перебежал на картину этажом выше и позвал их оттуда. Малфой покрутил у виска.
Вскоре слизеринцы оказались на тесной площадке без единой двери, и Гойл указал вверх - на люк.
- Ну, точно - сумасшедший дом какой-то... - пробормотал Драко, и облокотился о стену.
Люк открылся, и к ногам школьников спустилась веревочная лестница. Дафна, при виде такого оригинального способа войти в кабинет, лишь снисходительно улыбнулась, как бы прощая людям их глупость.
Гарри оказался, пожалуй, в самом странном из всех кабинетов Хогвартса. Даже круглая комната директора, по сравнению с этой, выглядела весьма обычно. Кабинет прорицаний напоминал старомодную чайную. Двадцать низеньких столиков, накрытых цветными бархатными скатертями, были окружены мягкими низкими креслами и пуфиками. Бордовые шторы задернуты, в камине горел огонь, от которого исходил дурманящий аромат.
- Мило, - сказал Драко, и уселся в кресло за одним из столиков, - Я думал, будет хуже.
Гарри бросил сумку, и сел рядом.
- Добро пожаловать! Как приятно видеть вас здесь в вашем физическом облике...
Все студенты посмотрели на преподавательницу, и застыли с одинаковыми выражениями на лицах. Профессор Трелони была очень худа, при этом она укуталась во множество шалей, несмотря на духоту в кабинете. Очки увеличивали ее глаза в несколько раз, отчего она напоминала то ли гигантскую стрекозу, то ли муху. Гарри видел ее лишь в виде окаменевшей статуи, но решил, что тогда она выглядела гораздо лучше. Может оттого, что огромные глаза не перебегали от одного ученика к другому - это выглядело весьма пугающе.
- Приветствую вас! Возможно, вы меня еще не видели, я редко спускаюсь, так как суета и шум затуманивают мое внутреннее око. Хочу вас предупредить, что прорицания - самая трудная магическая наука. Здесь недостаточно выучить книги, нужен талант... - говорила Трелони каким-то странным голосом, от которого глаза начинали закрываться, а мозг почему-то переставал работать в полную силу.
- И, если верить Тому, это ничтожество произнесло пророчество обо мне и Темном Лорде... - пробормотал Гарри вслух, благо довольно тихо. Видимо, мозг от духоты и голоса профессора уже не хотел нормально функционировать.
- Что?
- Забудь, Малфой. Тут слишком душно...
- В этом семестре мы будем учиться гадать по чаинкам, - продолжала Трелони, но Гарри не мог слушать ее, очнулся он только тогда, когда она обратилась к Пэнси:
- Деточка, не могли бы вы дать мне самый большой серебряный чайник.
"Деточка", которая была раза в три толще профессора, с опаской подала требуемый предмет.
- Спасибо, милая. Да, кстати, вам нужно опасаться черноволосого человека.
- Профессора Снейпа, - прокомментировал Драко, Крэбб и Гойл засмеялись, и Трелони неодобрительно посмотрела в их сторону.
- Разбейтесь на пары, возьмите с полки чашку и подойдите ко мне - я налью чай. После того, как вы его выпьете, левой рукой поболтайте чашку, переверните ее на блюдце, и поменяйтесь с соседом, - пояснила профессор, и обратилась к Крэббу, который поднялся за чашкой, - И да, мой мальчик, после того, как вы упадете, нужно будет на всякий случай навестить мадам Помфри, хотя я уверена, что ничего серьезного не случится.
И точно, Винсент споткнулся о свисающую со стола скатерть, и растянулся в проходе. Трелони бросилась к нему, помогла подняться, и направила его в Больничное крыло. Крэбб, то и дело оборачивался и с опаской смотрел на преподавательницу, пока не покинул класс.
Гарри и Драко быстро выпили крепкий и невкусный чай, и обменялись чашками.
- И что ты там видишь? - спросил Малфой.
- Травяную жижу, что я еще могу тут видеть... А, нет, вижу какого-то человека, подозрительно напоминающего Снейпа. Не только Паркинсон стоит его опасаться.
Малфой прыснул, но это не осталось незамеченным. В их сторону направилась Трелони.
- Дайте-ка я взгляну, - обратилась она к Драко, и тот протянул ей чашку Гарри. Весь класс притих. - Вижу сокола. У тебя есть смертельный враг.
- Кто бы это мог быть, - язвительно прокомментировала Дафна, но Трелони даже не взглянула в ее сторону.
- Нападение... Череп... Опасность в дороге. Боже мой, какая несчастливая чашка! И... О нет, милосерднее будет промолчать...
- Что там? - тут же спросила Пэнси.
- Мой мальчик, - профессор смотрела на Гарри так, как смотрят на смертельно больного человека, зная, что, возможно, видят его в последний раз, - У тебя Грим. Огромный пес - предвестник смерти.
- Я умру, - Поттер спокойно воспринял известие о скорой кончине.
Малфой посмотрел на Гарри, а затем на профессора Трелони как-то странно, но все же промолчал. Поттер так и не понял, о чем подумал приятель.

***

На сдвоенном зельеваренье с гриффиндорцами все были какими-то особенно притихшими. Наверно, сбылось предсказание Дафны, и студенты не вышли из астрала. Хотя, гриффиндорцы тоже были вялыми, одна лишь Гермиона быстро нарезала чистотел.
- Профессор Трелони решила промыть вам мозги, и оказалось, что их у вас и вовсе не было? - спросил Снейп, - может, вы уже, наконец, изволите заняться приготовлением антибактериального зелья? - после чего, неожиданно для всех, особенно гриффиндорцев, добавил, - И что бы она не предсказала, все это чушь! Любое пророчество сбудется или нет лишь от желания людей, их поступков и действий.
- Говорят, профессор Трелони, делала настоящие пророчества, - высказал свое мнение Драко, за что получил локтем в бок от Гарри.
- Даже если так, Малфой, без действий ни одному пророчеству не удалось сбыться, - Снейп низко навис над блондином, отчего тот затаил дыхание и, не мигая, смотрел в черные глаза профессора, - Извольте открыть седьмую страницу учебника, и сдать в конце урока готовое зелье.

***

После обеда третьекурсники направились к хижине Хагрида на свой первый урок по уходу за магическими существами. Лесник ожидал учеников перед дверью своей хижины. Одет он был в кротовую шубу, несмотря на вполне летнюю погоду, сзади него стоял его самый верный друг - пес по кличке Клык.
- Идемте скорее! Я вам такой урок приготовил! Сейчас увидите.
Хагрид повел студентов к опушке Запретного леса, попросил остановиться и открыть учебники.
- Что сделать? - предельно вежливо поинтересовался Малфой.
- А? - не понял Хагрид.
- Как. Нам. Их. Открыть? - выделяя каждое слово, будто разговаривая с маленьким ребенком, пояснил свой вопрос Драко, и достал учебник, перевязанный ремнем.
Все студенты так же достали книги, либо чем-то связанные, либо во что-то вложенные. Дамблдор мог бы гордиться учениками - все летом просматривали свои книги.
- Кто-нибудь... ээ... может их открыть?
Третьекурсники отрицательно покачали головами.
- Это просто. Надо погладить книгу по корешку.
- Ах, какие мы все глупые! Надо было всего лишь погладить книгу по корешку! - воскликнул Драко, и Крэбб с Гойлом, как обычно, захихикали.
- Я... я думал они милые, - неуверенно сказал Хагрид.
- Просто милашки! Хороша шутка - рекомендовать учебник, готовый откусить полруки!
- Заткнись, Малфой, - пробурчал Рон.
- Вот... это... Теперь у вас... ээ... есть учебники, - лесник растерялся, - Но главное - волшебные существа. Пойду, значит, приведу, - сказав это, Хагрид направился в лес, и скрылся за деревьями.
- Ну и ну! Дожили, этот олух будет нас учить! - воскликнул Драко, - Школа летит ко всем чертям!
- Заткнись! - все так же попытался возражать Рон.
- Иди к черту, Уизли. Тебе все равно кто преподаватель, ты как был идиотом, так им и останешься.
- Ой! - махнув рукой в сторону леса, взвизгнула Лаванда Браун из Гриффиндора, которую Гарри помнил как девочку, обвинявшую их в нападении на Трелони.
Все посмотрели в ту сторону. Из леса показалась дюжина странных существ, передние лапы, клюв и крылья которых были орлиными, а туловище, хвост и задние ноги - коня. Хагрид привязал зверей, а все студенты отступили на шаг назад, опасаясь неизвестных тварей.
- Знакомьтесь! - Хагрид указал на животных, - Гиппогрифы! Красавцы ведь, а? Можете подойти ближе.
Желающих подходить ближе не нашлось, и лесник продолжил:
- Гиппогрифы очень любят блюсти церемонию. Подойдешь к нему - поклонись. И жди. Ежели он на поклон ответит - можно подойти и погладить. Ежели нет - лучше уносить ноги. Когти у него, как сталь! Кто первым хочет познакомиться?
Все отступили еще на шаг.
- Никто не хочет? - умоляюще произнес Хагрид, - Они же такие интересные...
- Я хочу, - вызвалась Гермиона. Наверно, ей стало жаль новоиспеченного преподавателя.
Гриффиндорка подошла ближе и замерла. Казалось, остальные - тоже.
- Молодец, Гермиона, - просиял лесник, - Я уверен, вы поладите с Клювокрылом. Гляди ему прямо в глаза, старайся не моргать. Затем медленно поклонись.
Весь класс в ожидании смотрел, как смелая гриффиндорка кланяется животному. Гиппогриф несколько секунд смотрел на девочку, как на досадную помеху, и Хагрид уже было думал вмешаться, но все же поклонился в ответ. Гарри облегченно вздохнул.
- Здорово! - обрадовался Хагрид, - Теперь можешь подойти и погладить его.
Гермионе, судя по всему, не хотелось этого делать, но она все же медленно подошла к зверю и погладила его.
- Молодчина, Гермиона! Думаю, он тебя покатает, - с этими словами, лесник, не спрашивая желания самой Грейнджер, схватил ее, и усадил верхом на гиппогрифа, - Вперед! - скомандовал он, хлопнув зверя выше хвоста.
Животное резко сорвалось с места, Гермиона попыталась ухватиться покрепче, и случайно выдрала огромное перо. Гиппогриф сразу же встал на дыбы, сбросив своего наездника. Третьекурсница скатилась со спины животного. Хагрид замер на месте, не зная, что ему делать. Его испуганные глаза смотрели то на Гермиону, то на гиппогрифа. Потом он все же опомнился и подошел к девочке.
- Гермиона, с тобой все в порядке?
- Рука... - слабым голосом произнесла она, и Гарри, присмотревшись, увидел, что рука ее неестественно вывернута. Должно быть, больно...
- Олух, ее нужно отнести в Больничное крыло, - растягивая каждое слово, произнес Малфой, будто подсказывал ребенку, как правильно пользоваться ложкой или какую-нибудь другую несложную вещь.
Хагрид поднял Гермиону, словно пушинку, и направился в сторону замка, по дороге сообщив, что урок окончен. Он, видимо, так и не понял, что его только что прилюдно назвали олухом.
- Его надо немедленно выгнать! - закричала Пэнси, - Он не в состоянии обеспечить безопасность студентов!
- Гермиона сама виновата, нечего гиппогрифу было перья вырывать! - в очередной раз вступился за Хагрида Рон.
- Все же, назначение Хагрида преподавателем было не лучшей идеей, - высказала свое мнение Парвати Патил из Гриффиндора.
- А по-моему, гораздо интереснее изучать таких животных, чем заниматься выращиванием флоббер-червей к уроку зельеваренья! - уверенным голосом сказала Дафна, впрочем, она так говорила всегда. Ни капли сомнения в своей правоте, и неважно о чем идет речь.
- Только не с таким преподавателем, - добавил Теодор Нотт, - Он же тупой!
- Это ты тупой, Нотт, - огрызнулся Дин Томас.
- Что-то здесь не так, - пробубнил себе под нос Гарри, поразившись тому, что впервые в истории, мнения не разделялись по факультетам. Как среди слизеринцев, так и среди гриффиндорцев, были те, кто оправдывал Хагрида, и те, кто обвинял его.
Поттер огляделся, и увидел позади себя Малфоя, который почему-то не участвовал в общем споре. Драко смотрел куда-то в сторону, между бровей залегла складка, он размышлял. Гарри окликнул его, тот встряхнул головой, отгоняя мысли, и они вместе направились в замок.

***

Многие слизеринцы в первый же вечер нового учебного года сидели в гостиной с книгами. Гарри был в их числе, он пытался писать эссе по зельеваренью, которое Снейп уже успел им задать. Драко что-то писал в пергаменте с протеевыми чарами, с помощью которого он общался с отцом. Поттер отложил учебник.
- Малфой, ты что-то задумал?
- Допустим, и что? - Драко посмотрел своему приятелю в глаза.
- Это связано с произошедшим на уроке по уходу?
- Связано. Я попросил отца осветить это все в Попечительском совете и сообщить в Министерство. Снять с поста, конечно, Хагрида будет трудно, за этого недоумка ведь Дамблдор горой встанет...
- Оно тебе нужно?
- Ты не понимаешь, Поттер. В Хогвартсе учились мои папа и мама, бабушки и дедушки, прабабушки и прадедушки и еще много поколений магов до них. Все они, так же как и я, сидели в факультетской гостиной на креслах и диванах, делали уроки, ходили в ту же библиотеку, изучали те же предметы. Это традиция, понимаешь? И да, я могу понять, что время идет, происходят какие-то изменения, появляются новые дисциплины. Той же нумерологии двести лет назад не было, ее считали нужной лишь для очень малого числа специальностей. Но традиции качественного образования должны оставаться. Хогвартс всегда входил в тройку лучших магических школ, но такими темпами, скоро он и в десятку не войдет. Отец итак хотел отправить меня учиться в Дурмстранг. Когда я вижу, во что превращается образование... И ладно, на должность преподавателя защиты, может быть, действительно сложно найти хорошего учителя, особенно, если учесть то, что с ними вечно что-то случается. Но уж преподавателя по уходу... Даже мне на ум сразу приходит парочка старичков, занимавшихся раньше разведением живности на продажу. Они бы с удовольствием заняли этот пост, если бы им предложили. Но нет, Дамблдор выставляет единственную кандидатуру - этого неотесанного лесника, и две трети попечителей, которые готовы распрекрасному директору в рот заглядывать, голосуют за. Даже не подумав над тем, чему будет учить детей этот недотепа. Вот в чем дело, Поттер.
- Для тебя так важна школа? - приподнял брови Гарри. Для него самого учеба в Хогвартсе была лишь данностью.
- Мой отец когда-то играл в квиддич за команду факультета, и я сейчас тоже в команде. Он был старостой факультета, а затем - школы, и мне будет стыдно, если я не стану старостой. Это часть традиций моего рода, а ты должен был уже понять, что значит род для волшебника. И когда я вижу, что меня - чистокровного мага в Мерлин знает каком поколении, учит полуграмотный лесник, который едва может писать и окончил лишь три класса Хогвартса - я считаю, что это плевок в сторону всех волшебников. Некое издевательство Дамблдора над чистокровными, он так показывает, что ни в грош не ставит все многовековые традиции, и смеется над ними, показывает свою власть, и никчемность окружающих, не иначе, - пояснил Драко, а затем совсем тихо добавил, - Неудивительно, что идеи Темного Лорда были так популярны...
Гарри посмотрел на свой пергамент, где кроме заголовка красовался единственный абзац. Свернул его и вложил в учебник, решив дописать эссе позже, и подумал, что войны и революции в этом мире будут всегда. По крайней мере, до тех пор, пока люди могут думать и иметь свое мнение.
Он огляделся в гостиной. Из одноклассников тут были только Дафна и Пэнси. Такие разные, они волей случая стали подругами. Выбора не было - единственные третьекурсницы Слизерина.
Гринграсс лишь краем уха вслушивается в щебетание Паркинсон. Обычная, довольно высокая девочка, у которой в тринадцать лет еще даже не начала оформляться фигура. Светло-каштановые волосы собраны в хвост, карие глаза смотрят на подругу, а вроде как, и не замечают ее. И эта обычная девочка - представительница самого древнейшего рода Великобритании. Для нее чистокровность - помеха. Дафна мечтала профессионально заняться дуэлями, но родители не позволили. Не положено. Самая старшая в семье - значит, самая сильная волшебница. В редкой семье волшебников больше двух детей. Чревато. На первом поколении может и не скажется, но во втором, у пятого ребенка может родиться сквиб. Слишком мало в нем будет магической силы, чтобы еще ее своим детям передавать. У Гринграссов трое детей, мальчика хотели, чтобы род продолжил существование без лишнего смешивания с маглорожденными. Младшему брату, кажется, десять. Сестра сейчас на втором курсе. Должно быть, у Дафны есть родовые способности, но о них так просто не узнать. Даже друзьям о таком не говорят, если в этом странном волшебном мире вообще могут быть друзья.
Пэнси все что-то рассказывает Дафне... Полная, некрасивая, лицо напоминает морду пекинеса. Не такая уж чистокровная, какой хочет показаться. По всем традициям она, конечно, уже чистокровная, но ее отец - полукровка. Даже неизвестно, принадлежит ли она какому-нибудь роду. Возможно, ситуации у них с Гермионой похожие, только Пэнси это не волнует. Для нее важнее внешние атрибуты - на руке три дорогущих кольца-артефакта, на шее цепочка - наверняка, тоже древний артефакт неизвестного назначения, купленный в лавке, а не перешедший по наследству. Может нахамить какому-нибудь младшекурснику-грязнокровке, чтобы показать место. Но все же она слизеринка, поэтому сделает это красиво. В случае, если какую-нибудь потасовку с ее участием приходится разнимать учителям, она - всегда жертва.
И у той, и у другой есть свое мнение. Каждая видит мир по-своему. Даже интересно предположить, поддержали бы Дафна и Пэнси идеи Волдеморта... Их родители в числе Пожирателей не значились.
Теодор Нотт и Блейз Забини где-то ходят, в гостиную еще не возвращались. Ни о том, ни о другом Гарри практически ничего не знает. Как-то так вышло, что Нотт и Забини подружились еще на первом курсе. Их дружба больше напоминает настоящую, чем дружба Гринграсс и Паркинсон. Оба третьекурсника в меру высокомерны и амбициозны. И каждый из них так же хочет видеть этот мир, угодный лишь им самим.
Крэбб и Гойл играют в спальне в плюй-камни. Смешно, но их Гарри опасался больше всего. Их мнение - навязанное. Оба не особо умные, и не способны задумываться о последствиях. Оба - представители древних родов, тоже могут иметь родовые способности, но вот какие? Обязательно связанные с деятельностью большинства представителей рода. Вернее, эта деятельность и формирует способности. Наверняка, предки Салазара Слизерина занимались разведением редких змей ради яда или шкуры. Это и сейчас прибыльное занятие в магическом мире. А чем могли заниматься предки двух вышибал? Вот и страшно становится... Если кто-то, чье мнение для них авторитетно, потребует убить какого-нибудь Гарри Поттера - сомнений не будет. Как и доводов, что они с этим Поттером в одном классе учились, он иногда давал свои эссе посмотреть, спали в одной спальне на соседних кроватях... Для таких доводов нужно уметь думать и чувствовать.
Но даже навязанное мнение - тоже мнение. Люди не должны думать. Жить лишь собственными примитивными потребностями. Только тогда небо будет светить особенно ярко для всех, и крики проклятий никогда не нарушат тишину и покой в идеальном мире. Справедливо? Ни капли!
Вот только Дамблдор бы с последним не согласился... То, что ведет к совершенствованию, приближает к идеалу - всегда справедливо.
И все же... Есть ли возможность узнать, кто обладает родовыми способностями? Только случайно. Учебники истории пестрят именами великих полководцев, если это слово применимо к главе шайки магов, подавляющих очередное восстание гоблинов, великих дипломатов и политиков. Только имена странные. Есть там Артуры Безголовые, Фредерики Великие, да Волдеморты, в конце концов. Странные прозвища тоже призваны охранять тайны...
Гарри захотелось побиться головой о стену в гостиной Слизерина. Какой же он идиот! Малфой знает о его одной родовой способности точно, о другой догадывается. Мог он кому-нибудь рассказать? Вряд ли. Но мало ли, как жизнь сложится... Попросить дать Непреложный обед? Спустя более чем полгода, это будет выглядеть, как минимум, странно. Обливиэйт? Ага! Одно дело - удалить несколько воспоминаний о вечере у первокурсников Гриффиндора, а другое - удалять давние воспоминания у человека, знакомого с действием этих чар, как минимум, в теории. Сейчас Гарри казалось, что те первокурсники, на которых он тренировал когда-то свой Обливиэйт, выросли, остальные - тоже, а он остался в глубоком детстве. Доверчивый, глупый...
Придется написать Салиме, пусть зелье вышлет. То самое, дорогое, которым удаляли воспоминания Джинни, Рона и Невилла. Лучше чувствовать себя сволочью и дураком одновременно, чем каждый раз переживать за сохранность тайны, которая почти перестала таковой являться. Ведь успокоить совесть проще, чем разыгравшуюся паранойю.

Глава 49. Честность и ключ (небечено)

Руку Гермионы вылечили за одну ночь, гриффиндорка и думать забыла об этом досадном недоразумении. С кем не бывает? Наверно, за всю историю Хогвартса в школе не было ни одного ученика, хотя бы раз не оказавшегося в Больничном крыле. Лонгботтома так вообще примерно раз в месяц туда отправляли после очередного урока зельеваренья. Об игроках в квиддич можно и не говорить - даже Малфой, будучи ловцом слизеринской команды всего чуть более года, успел побывать там дважды после тренировок.
- Два раза по часовой стрелки, один раз против... - бубнил себе под нос Крэбб, боясь запутаться в помешиваниях, и тем самым сбивая со счета остальных учеников. Гарри так вообще уже мешал зелье наобум, не забывая при этом периодически менять сторону этих помешиваний.
- Оранжевое, Лонгботтом! - послышался ехидный голос профессора Снейпа, и он зачерпнул зелье, которому полагалось быть ядовито-зеленым, из котла испуганного Невилла, и вылил обратно, - У вас в одно ухо влетает, из другого вылетает. В конце урока, Лонгботтом, мы дадим отведать это зелье вашей жабе. И не вздумайте ему помогать! - повернулся профессор к Гермионе.
Все это окончательно сбило Гарри со счета помешиваний, и он был уверен, что его зелье получилось не лучше, чем у Невилла. Варево было светло-зеленого цвета, скорее даже салатного - явно не такое, каким должно быть. Решив, что эту гадость уже ничем не испортить, он плюнул в котел, и помешал против часовой стрелки так, будто мешал обычный суп. Зелье стало темно-зеленым, почти черным.
- Вот это эффект... - удивился Гарри.
- Развлекаешься? - спросил Малфой, у которого в котле было ядовито-зеленое зелье, как и положено.
- Не мое это... Дурацкие помешивания. Вот скажи, какая разница в какую сторону мешать? Я все правильно добавил, ну, кроме плевка этого, а зелье не получилось из-за того, что я не в ту сторону мешал! Хорошо хоть Чертика с собой не ношу... И Невиллу бы советовал питомца в гостиной оставлять.
- Поттер! Вам нужно отдельно объяснять правила поведения в моем классе? - неожиданно Снейп возник прямо у стола, за которым работали Гарри и Драко. Пришлось замолчать.
Некоторое время Гарри с самым скучающим видом продолжал мешать зелье, даже не глядя в свой котел.
- Рон, ты читал, что пишут в Пророке? Сириуса Блэка видели, - услышал он справа шепот Симуса Финнигана.
- Где? - спросил Уизли.
- Совсем недалеко отсюда. Его видела одна магла, она позвонила в полицию. Но пока информация дошла до Министерства - Блэка уже и след простыл.
- Недалеко значит... - пробурчал Рон, и посмотрел в сторону Гарри, который успел отвернуться.
Но Уизли так и продолжал периодически смотреть в сторону Поттера, и ему это вскоре надоело.
- Чего тебе?
- А ты хочешь сам поймать Блэка? - рыжий задал неожиданный для Гарри вопрос.
- Конечно, - ответил слизеринец, хоть и не успел стереть с лица немного удивленное выражение.
- Будь я на твоем месте, я бы уже давно попытался его найти, - вмешался Финниган, - Все-таки предательство не прощают!
- А я и не прощаю, - сказал Гарри, и отвернулся.
"Какого черта все считают, что я должен мстить, даже если этот Блэк действительно сдал моих родителей?" - подумал Гарри.
"А представь, что тебя предаст Салима... Ты бы хотел, чтобы твои дети ей отомстили?" - спросил Адам-Самаэль.
"Нет... - немного подумав ответил самому себе Поттер, - это ее выбор. Значит, я сам окажусь не настолько хорошим другом, раз меня предают..."
"Ну и дурак! Дружба - выдумка, а вот общие интересы часто подменяют дружбой".
В конце урока у Лонгботтома получилось вполне сносное уменьшающее зелье, и его жаба превратилась в головастика. Правда, Снейп снял с Гриффиндора пять баллов за то, что Гермиона помогала Невиллу. Девочка умчалась раньше других, должно быть, не хотела слушать о несправедливости профессора от своих одноклассников. Когда Гарри и Малфой подошли к лестнице, Грейнджер была уже на самом верху, а позади них возмущался Уизли.
- Отнять у нас пять баллов за прекрасное зелье! И почему Гермиона не сказала, что Невилл сам готовил... Подумаешь, один бы раз соврала!
- Тогда бы профессор Снейп снял еще больше баллов за то, что я начала говорить без разрешения! - отозвалась где-то позади сама Гермиона, и Гарри резко остановился.
- Что-то забыл? - спросил Малфой.
- Нет... - Гарри оглянулся, увидел Гермиону идущую рядом с Невиллом, посмотрел наверх, где только что, видел гриффиндорку, умчавшуюся быстрее всех, и подумал, что, кажется, все-таки в конце прошлого учебного года он сошел с ума.

***
После обеда был первый в этом году урок защиты. На самом деле он должен был состояться два дня назад, но его почему-то отменили. Как оказалось, тогда же отменили урок и у Гриффиндора, и теперь в расписание обоих факультетов вклинили послеобеденное совместное занятие. Что, конечно, не радовало ни слизеринцев, ни гриффиндорцев.
Школьники расселись по своим местам.
- Добрый день! - поприветствовал учеников Люпин, - Учебники можете убрать, они вам не понадобятся. Сегодня у нас практическое занятие.
Гарри, убирая учебник в сумку, посмотрел на профессора. Выглядел он не лучше, чем в поезде. Напротив, казалось синие круги под глазами стали ярче, и, в целом, он казался еще более изможденным. Малфой так же посмотрел на нового учителя, и скривил нос в презрительной гримасе.
- Ну что, готовы? Пойдемте со мной.
Никто не понимал куда ведет их профессор. За поворотом школьный полтергейст Пивз замазывал замочную скважину одной из дверей жвачкой. Пивз не нашел ничего лучше, чем обозвать профессора глупым. Драко прыснул, решив поддержать ненавистного всем полтергейста. Но ситуация разрешилась быстро, Люпин использовал какое-то заклинание, жвачка из замочной скважины попала прямо в ноздрю Пивзу, и тот поспешил умчаться подальше. Кто-то из гриффиндорцев похвалил профессора, а Малфой только изогнул бровь, как бы говоря - "тоже мне достижение".
Наконец, третьекурсники подошли к дверям учительской. Оказалось, что урок будет проходить там, так как в шкафу поселился боггарт, а он-то им и нужен для практического занятия.
- Боггарты любят темноту, - объяснял Люпин, - и чаще всего прячутся в гардеробе, под кроватью, под умывальником и в других слабоосвещенных местах. Кто ответит, что такое боггарт?
Гермиона подняла руку и сразу начала говорить, не дождавшись, пока ее спросят.
- Боггарт - это приведение, которое меняет свой внешний вид. Он превращается в то, чего человек боится больше всего.
- Замечательно! Даже я не ответил бы точнее. У боггарта в шкафу пока нет определенного вида, он еще ни на что не похож. Но стоит его выпустить - он тут же превратиться в то, чего мы больше всего боимся. А это значит, у нас перед боггартом есть огромное преимущество. Скажешь какое, Гарри?
Сам Гарри в это время усиленно боролся с приступом сонливости, и был очень удивлен, что его спросили. Еще больше он был удивлен обращению, которое в школе позволял себе лишь Дамблдор. Остальные называли его мистером Поттером, и лишь изредка профессор МакГонагалл могла позволить себе называть учеников, в том числе и Гарри, по имени. Но вопрос он услышал.
- Ну... нас здесь много, - неуверенно ответил Гарри. Уж он-то точно учебник не читал на каникулах. Вот книги по аппарации - читал, да.
- Правильно, - ответил Люпин, и стал рассказывать, как однажды, на его глазах боггарт превратился в половинку слизняка, так как не знал, кем ему нужно стать.
- По-моему, половинка слизняка - жуткое зрелище, - довольно громко прошептала Дафна.
Гарри еле сдержался, чтобы не зевнуть. В полночь у слизеринцев была астрономия, а после нее всегда ставили мало уроков, чтобы школьники могли отдохнуть. Но тут, как назло, этот внеплановый урок...
- Ридикулус! - услышал Поттер хор голосов, и понял, что пропустил что-то важное мимо ушей. Благо, Малфой объяснил, что именно.
Преподаватель вызвал Невилла, трясущегося от страха и без всякого боггарта, первым. Третьекурсники рассмеялись еще до произнесения заклинания, когда привидение обернулось рассерженным профессором Снейпом. А уж когда на декане Слизерина появилось женское старомодное платье...
После все ученики выстроились в шеренгу, и стали по очереди демонстрировать свои страхи и умение превращать их во что-либо смешное. В целом, урок можно было назвать еще и психологическим тренингом, только вот вряд ли Люпин об этом задумывался. Ведь, действительно, хорошим способом избавиться от своих страхов является их высмеивание...
Боггарт Малфоя превратился в его отца и мать. Светловолосая женщина смотрела на родного сына с такой искренней жалость, что даже Поттеру стало не по себе, хоть это и не его страх. Люциус Малфой, одетый в дорогую темно-зеленую мантию, напротив, не испытывал к Драко ни толики сочувствия. Он высокомерно и презрительно смотрел на своего наследника, будто жалея о том, что это недоразумение является его сыном.
Драко так и не придумал, как превратить своих родителей во что-то смешное. Хотя, скорее всего, просто не хотел делать из них всеобщее посмешище, поэтому просто отошел в сторону.
Следом за блондином стояли Крэбб и Гойл, и пока Винсент превращал оборотня во что-то забавное, Гарри думал. Естественно, над тем, во что превратиться его боггарт. Вот будет сюрприз, если из шкафа выйдет Джинни Уизли. И что сказать Люпину, если из шкафа появится Салима, в белой мантии с ангельскими крыльями за спиной, варящая какую-нибудь отраву? А еще забавнее будет, если боггарт вдруг станет Дамблдором. Тем временем, Гойл отошел в сторону...
На лице профессора появилось замешательство, будто Люпин и сам не горел желанием видеть страхи Поттера. Гарри кивнул учителю, как бы говоря, что все в порядке. Еще не хватало показаться слабым перед всем классом! Люпин что, сомневался в его способности использовать такие элементарные чары?
Тем временем творение Гойла приняло нечеткие очертания, и вскоре преобразилось. Перед Гарри стояла девушка лет пятнадцати, белые волосы заплетены в косу, светло-карие глаза смотрят на подростка одновременно оценивающе и... безразлично. Как можно смотреть на сапоги в магазине, думая стоит ли их покупать. Дориана... Человек, которого никогда не существовало! Гарри последовал совету Гермионы и посмотрел фотографии выпускников Хогвартса в Зале наград. Ни на одной из них не обнаружилась эта неестественно светлая девушка. Том Реддл на фотографии стоял с кислой физиономией, как будто его заставили сфогографироваться, а он долго упирался, но Дориана не училась с ним в школе.
Из кармана мантии со слизеринским значком девушка достает два небольших флакона. Каждый из них подписан, в одном - Каменная смерть - редкий яд, превращающий человека в камень, похожий по действию на прямой взгляд василиска, в другом - Феликс Фелицис. Она осторожно срывает этикетки, улыбается, и начинает ловко жонглировать стеклянными емкостями. После, когда уже непонятно в каком флаконе яд, а в каком удача, она протягивает ладони к Гарри. Предлагает выбрать. Удачу или смерть...
- Ридикулус!
Гарри не представляет что-то смешное, не получается. Ну, запустит, к примеру, эта девушка фейерверк из этих флаконов - разве смешно? Просто произносит заклинание - вдруг подействует. Подействовало...
Перед ним стоит Салима в смешной мантии. Одна половина одеяния розового цвета в желтый горошек, другая, наоборот, - желтая в розовый горошек. Вместо флаконов в ее руках горшки с мандрагорами, и она начинает ими жонглировать. Из одноклассников не смеются только Гермиона и сам Гарри.
Поттер отходит в сторону, чтобы следующий третьекурсник смог потренироваться. Ему не интересны страхи других людей, хотя позже он будет жалеть о том, что не следил внимательно за боггартом каждого. Ведь страхи могут сказать о многом... Только вот его собственные - говорят о прогрессирующей шизофрении, если он уже начал бояться человека, которого нет и никогда не было, которого видел лишь во сне.
Дин Томас отходит в сторону, следующая за ним - Гермиона. Оторванная рука, попавшая в мышеловку, не меняет свои очертания. Гриффиндорка хмуро смотрит на эту руку, видимо, по-другому она представляла свой страх.
- Так, кажется, боггарт уже устал, - весело говорит профессор.
Гермиона разочарованно отходит - ей хотелось сразиться с боггартом, хоть она и боялась, того, во что он может превратиться. Рука преобразуется - перед Симусом Финниганом стоит костлявая ведьма с длинными волосами и зеленым лицом - банши, предвестница смерти.
- Ридикулус!
Банши хватается за горло, чтоб неповадно кричать было.
- Наверно, боггарт растерялся, но еще может превращаться. Гермиона, можешь попробовать после Рона, - улыбается Люпин. Слишком уж видно было по гриффиндорке, что она расстроена.
Боггарт Рона оказался огромным пауком, после произнесения заклинания лишившимся лап. Он покатился в сторону Парвати Патил, которая с визгом отскочила в сторону.
"Очень смешно он придумал, я сейчас прям умру от смеха!" - прокомментировал Адам-Самаэль.
"Зато у него хоть страх понятный..."
Гермиона встала на пути безлапого паука, и успела отскочить лишь в последний момент - боггарт не желал ни во что превращаться. Сзади гриффиндорки стоял профессор, и безлапый паук обратился белым шаром.
- Ридикулус! - шар стал тараканом, который смешно упал на пол, - На этом все. Думаю, боггарт уже не способен нормально реагировать, нас здесь слишком много. Всем, кто сражался с боггартом - пять баллов. И Гермионе - за правильный ответ.
Третьекурсники покинули учительскую, каждый направился по своим делам. Многие слизеринцы - досыпать. Гермиона убежала раньше других.
- Интересно, почему боггарт Грейнджер ни во что не превратился? - спросил Драко.
- Спроси у нее... - хотя самому Гарри тоже было интересно. Но не настолько. Свой непонятный страх его интересовал больше.

***
Гарри сидел на берегу озера и внимательно рассматривал маленький флакончик с зельем. Пришло оно вместе со счетом, как положено. Салима решила не делать исключений даже для родственников. Но это не так важно, важнее другое...
Он вспомнил, как вместе с Малфоем отправился на глупую несостоявшуюся дуэль на первом курсе, где пришлось стирать гриффиндорцам память. Вспомнил борьбу с троллем, когда Драко забежал в туалет, услышав там крик, кражу драконьего яйца у Хагрида, встречу оборотня в Лютном переулке, поход в Запретный лес в качестве наказания... И слушание в Визенгамоте, превращение Драко в свою маму...
- Привет, Гарри.
Поттер обернулся. Светловолосая девочка в мантии со гербом Равенкло держала в руках пару дохлых крыс, вязанная сумка переброшена через плечо.
- Привет Луна. А зачем тебе крысы?
- Я иду кормить фестралов. Хочешь со мной?
- Идем, только у меня крыс нет, - Гарри поднялся.
- Ратусортия! - мышь побежала в сторону Запретного леса, а у Гарри возникло ощущение дежавю...
- Ступефай! - мышь до леса не добежала.
- Ты как всегда много думаешь, или ты приходишь именно в это место, когда нужно думать, а в остальное время не думаешь?
До Гарри не сразу дошел смысл вопроса, видимо, Луна была права и он действительно слишком много думал. Он ничего не ответил, лишь улыбнулся. Они подошли к границе леса, девочка заклинанием распорола брюхо одной из крыс.
- Фестралы придут, когда почувствуют кровь. А думать... нужно делать или не делать, - спокойно произнесла она.
- Слушай, Луна... - Гарри задумался, говорить или нет. Но если говорить, то кому еще как не этой странной девочке? Она, в отличие от других, пальцем у виска не покрутит, - Мой боггарт на уроке защиты превратился в человека, которого никогда не существовало. Но этот человек мне снился...
- Значит, это был твой персональный ангел-хранитель, - пожала плечами светловолосая девочка, - Вон, смотри! Ты их видишь? Скажи - красавцы!
Костлявые "красавцы" вышли на поляну, один из них выхватил из рук Луны дохлую крысу.
- Я боюсь своего ангела-хранителя? - Гарри протянул мышь одному из фестралов.
Луна повернулась к Гарри, посмотрела на него своими большими голубыми глазами, и таинственно произнесла:
- Неизвестность всегда пугает... И знаешь, честность и ключ - слова одного порядка.

***
Гарри еще раз взглянул на флакон с зельем, вздохнул, и положил его в медальон, решив использовать, если на то будут причины. Ведь честность и ключ - слова одного порядка. Только вот какую дверь откроет этот ключ?
В спальне никого не было, хотелось лечь, ничего не делать и ни о чем не думать... Но домашнее задание не ждет, поэтому Гарри поднялся, и вышел в гостиную. Ему предстояло написать эссе по рунам, поэтому путь его лежал в библиотеку. Где, конечно же, обнаружилась Гермиона. Гарри давно хотел спросить ее о боггарте.
- Привет, - Гарри скептически посмотрел на гору книг перед гриффиндоркой, взял одну из них, - Ты выбрала магловедение? Зачем?
- Привет, - Гермиона подняла свои сонные глаза, - Интересно изучать маглов с точки зрения магии.
- А что было с твоим боггартом? Почему он не хотел ни во что превращаться? - Гарри положил книгу по магловедению на огромную стопку.
- А я надеялась, что хоть ты не станешь спрашивать, - вздохнула Гермиона, - Знаешь какой ты по счету человек, задающий мне этот вопрос?
- Ээ... пятый? - попытался угадать Гарри.
- Седьмой! Не поверишь, даже ваша Паркинсон подошла ко мне и спросила: "Грейнджер, а ты действительно ничего не боишься?"
- И что ты ей ответила?
- Сказала, что да.
- Солгала? - улыбнулся Гарри.
- Солгала, - подтвердила Гермиона, - А что я должна была сказать? Что способности боггарта распространяются только на физическую суть страхов, и он не может показать чувств? А я боюсь именно их. Боюсь будущего, боюсь смерти близких, даже твоей, боюсь, что моя жизнь будет недолгой и бессмысленной. Даже, как сказал тогда Малфой, я боюсь того, что могу получить тролля за эссе. Но ведь страшна не сама оценка, а то, что в этом случае я окажусь никчемной волшебницей! Превратись он в мертвую маму или тебя, мне разве стало бы страшно, когда я знаю, что ты сейчас стоишь в классе, и с тобой все в полном порядке?
- Ты боишься моей смерти? - удивился Гарри.
Гермиона отложила книгу в сторону, и посмотрела однокласснику в глаза.
- Да. Ты мой друг, - серьезно ответила она.
В голове Гарри снова возникли слова Луны о том, что честность и ключ - слова одного порядка, только он не понял, к чему они в этот раз.
- Спасибо. Я ценю. Правда.

***
Люпин задумался. Боггарт принимает физический облик того, чего человек боится больше всего. Но, казалось, Гарри своего боггарта вовсе не испугался. Скорее, удивился. Наверно, рассчитывал увидеть что-то другое, а не девочку-альбиноску, предлагающую сыграть в "забавную" игру. Кто эта девочка? Игра ее, конечно, страшная, особенно если нет шанса отказаться играть, но все же. На вид ей лет пятнадцать, худенькая слизеринка... Стоп! Профессор хорошо запоминал лица, а уж альбиноску не заметить вообще сложно. И в Слизерине не было такой студентки.
Вообще Люпин очень удивился, когда Дамблдор предложил ему должность, хотел отказаться. Но сейчас в школе должен был учиться сын лучших друзей... Альбус тогда улыбнулся, словно прочел его мысли. Впрочем, может, так и было. Да, Люпин хотел видеть Гарри Поттера. И какого же было его удивление, когда он встретил его в поезде, в компании какой-то маглорожденной девочки и Драко Малфоя! Малфоя! Он даже не знал, чему был больше удивлен - дружбе Гарри и Драко, или присутствию последнего в компании грязнокровки. Он помнил старосту Слизерина - светловолосого и надменного Люциуса Малфоя, который маглорожденных за людей не считал и присоединился после окончания школы к Волдеморту...
Второй раз Люпин был удивлен тому, что сын его лучшего друга учится в Слизерине. Как? Ведь и Джеймс и Лили были гриффиндорцами! Дамблдор о факультете Гарри и словом не обмолвился.
Гарри Поттер ходил по школе с задумчивым видом, в самой простой рубашке, слизеринской мантии и с лохматыми волосами, уже достававшими почти до плеч. Своей дружбой с гриффиндоркой он напоминал Люпину другого его одноклассника, и если бы не схожесть с отцом, у него бы возникли определенные сомнения.
И в третий раз Люпин удивился этому боггарту. Он ожидал увидеть Волдеморта, поэтому не хотел, чтобы Гарри сражался с боггартом. Но мальчишка дал понять, что не желает никаких исключений для себя. В крайнем случае, Люпин бы не удивился, превратись его боггарт в дементора - он помнил безжизненный взгляд зеленых глаз в поезде. Наверняка, мальчик видел смерть родителей. Но боггарт - неизвестная слизеринка-подросток? Что-то здесь не так. Нужно поговорить с Дамблдором! Хотя нет, это будет нечестно по отношению к самому Гарри. Если уж с кем-то и говорить, то с ним самим.

Глава 50. Люпин, родители и море (небечено)

"Сказать, или нет?" - думал Гарри.
"Молчи лучше," - ответил ему внутренний голос.
Сейчас третий курс в составе немногочисленных студентов всех факультетов находился на уроке рун. Уроке скучном и, на первый взгляд, бессмысленном. Наверно, из-за не самого высокого уровня преподавания. Впрочем, все в традиции Хогвартса.
Буквально перед этим уроком Гарри заметил одну странную вещь - Гермиона зашла в женский туалет, вышла через минуту. А потом вышла еще раз. Через минуту. Это все можно было объяснить двумя причинами. Первая - Гарри сошел с ума. Но тогда почему все замеченные им в этом учебном странности связаны с Гермионой? То она убегает раньше других из класса, и появляется где-то сзади, учит в библиотеке книги по магловедению, но при этом ходит на урок рун, который идет одновременно с магловедением... Вторая вероятная причина - какая-то ерунда со временем или пространством. Какая? Было как-то обидно, что Гермиона владеет магией, о которой Поттеру не известно. И более того, магией светлой, раз в ее расписание попали и руны и магловедение. А это нужно было согласовать с МакГонагалл.
Гарри вздохнул и решил не говорить ничего Гермионе. Лучше в библиотеке о чарах времени и пространства что-то найти. Тем более у его подруги сейчас итак проблем хватает. Гриффиндор снова устроил ей бойкот!
Малфой все же сделал то, что задумал после происшествия на первом уроке по уходу за магическими существами. Хагрида не уволили, но назначили слушание в Комитете по избавлению от опасных существ Клювокрылу. Гарри, в отличие от Драко, смысла в этом не видел никакого. Но Малфою и мелкая месть была приятна. Кому мстил-то? Дамблдору или ничего не понимающему Хагриду - не известно.
И теперь Гермиону снова все игнорировали, как и тогда, после слушания в Визенгамоте. Как будто это она все устроила. Никто и слушать не хотел, что девочка ни единому человеку не пожаловалась на Хагрида и его зверя.
Уроки были похожи друг на друга. Разве что, защита проходила весьма весело. Но и ее нельзя было назвать защитой от темных искусств... Вот защитой от разных существ - да. На следующем уроке, когда проходили красных колпаков - мелких гномов, которые водились всюду, где проливалась кровь (то есть, почти везде), профессор Люпин подозвал Гарри и расспросил его о боггарте. Слизеринец честно ответил, что не знает, кто эта девочка, и почему он ее боится - тоже не знает. Пусть хоть с Веритасерумом допрашивают - он сказал только правду.
Гарри заметил, что профессор Снейп, мягко говоря, недолюбливает Люпина. Поговаривали, это связанно с боггартом Лонгботтома, но Гарри так не считал. Декан Слизерина был не из тех людей, кто способен затаить обиду из-за глупой шутки.
Еще Гарри стал боятся уроков прорицания, так как на каждом из них ему предвещали скорую и мучительную смерть. Он бы, как остальные, не верил Трелони, если бы не знал, что она предсказала падение Темного Лорда.
Уроки по уходу за магическими существами наводили на всех тоску, а на Гермиону еще и лишний виток неприятия одноклассников. Особенно активно демонстрировал свое неприятие Рон Уизли, крысу которого, ко всему прочему, пару раз пытался сожрать рыжий кот Гермионы. Сбылись предсказания Дафны Гринграсс - третьекурсники на занятиях выращивали флоббер-червей. Большинству студентов хотелось скорее пустить их на ингредиенты.
Наступил октябрь - сезон дождливой погоды и тренировок по квиддичу, на которых постоянно пропадал Малфой. Гарри чувствовал себя паршиво, а отчего - и сам не знал. То ли от погоды, то ли от приближающегося похода в Хогсмид в Хэллоуин. Хэллоуин - день смерти его родителей. Ему в голову пришла идея, казавшаяся почему-то полубезумной - навестить могилы родителей. Тем более, по старой доброй традиции, каждый Хэллоуин в Хогвартсе происходило что-то неприятное, и кладбище казалось более безопасным местом. С этим Гарри и пришел к Дамблдору. Старый волшебник умиленно выслушал студента, покачал головой.
- Сейчас не самое удачное время, Гарри, но я понимаю твое желание, - мягко сказал он, идея ему понравилась, - Ты знаешь, преступник на свободе.
- И что, мне теперь сидеть взаперти до тех пор, пока его не поймают? Его уже три месяца ищут, и никаких продвижений. Только и пишут, что был замечен там-то и там-то.
- Пожалуй, ты прав, - вздохнул пожилой маг, - Но я не могу отпустить тебя одного. Я поговорю с профессором Люпином.
Гарри пожал плечами. Рассчитывать на то, что его отпустят одного не приходилось. А Люпин все же - более удачная кандидатура для сопровождения, нежели тот же Снейп.

***
Утром тридцать первого октября Гарри встал раньше других. Он уже не был уверен, хочет ли посетить могилы родителей, ему почему-то было страшно. Только сейчас он впервые подумал о том, что сказали бы Лили и Джеймс Поттер о его жизни. О том, что он сделал в прошлом году, подставив Локхарта, испортив судьбу Джинни. О том, что он учится в Слизерине, неизвестно зачем украл год назад дневник Волдеморта... Гарри усмехнулся собственным мыслям, подумав, что случись ему сейчас встретить боггарта, он скорее всего походил бы на боггарта Малфоя. Лили Поттер так же смотрела бы на него с искренней жалостью, как Нарцисса Малфой на своего сына, а Джеймс Поттер - презрительно, даже с толикой ненависти. Интересно, что же такого натворил Малфой, раз ему стыдно перед своими родителями? И хотели бы Лили и Джеймс, чтобы сын побывал на их могилах?
С подобными размышлениями Гарри и побрел на завтрак, появившись в Большом зале одним из первых. Столы еще не были накрыты, но стоило ему сесть - перед ним тут же появились тосты и сок. Тех, кто проснулся в выходной так рано было пять человек, включая Гарри. Какой-то старшекурсник из Хаффлпаффа читал газету, две третьекурсницы из Равенкло что-то обсуждали, Перси Уизли спешно поглощал завтрак - и куда он спешит?
Большинство студентов спустились (или в случае слизеринцев - поднялись) на завтрак только через сорок минут. Пришли и преподаватели. Люпин, который согласился сопровождать Гарри, кивнул слизеринцу.
- Ты уже поел? - удивился Драко, сев рядом с Гарри.
- Ага.
- Рано ты, мог бы еще спать, ты же не идешь в Хогсмид.
- Не иду, - согласился Гарри, - Я решил посетить могилы родителей.
- Что? - у Малфоя было такое лицо, будто Гарри сказал, что смог приготовить идеальный Напиток живой смерти.
- Да, Малфой, и такое в жизни бывает, - Гарри поднялся, и направился к выходу.
В холле он сел на подоконник и уставился в окно.
- Готов? - Люпин улыбался, но, казалось, чему-то своему.
- Да, - пожал плечами Гарри.
- Я разговаривал с Дамблдором о том, как нам лучше добраться. Он сказал, что ты уже аппарировал, когда был свидетелем в Визенгамоте, значит, мы можем добраться быстрее. Предлагаю пройтись пешком до ворот.
Гарри улыбнулся, и кивнул.
- Тебя что-нибудь тревожит, Гарри? - спросил Люпин, когда они были уже далеко от замка.
- Нет, - усмехнулся Гарри, и, почесав голову, добавил, - Да. Многое. Но это личное.
- Я все думаю о твоем боггарте. Согласись, это странно, что он превращается в неизвестного тебе человека, при этом причин не верить тебе у меня нет.
- Я вообще думаю, что боггарты непостоянны. Вот сегодня мне кажется, что он принял бы другой образ. Они ведь могут меняться в зависимости от того, чего человек боится в данный момент?
- Могут. Чаще всего они превращаются в самый сильный страх, фобию, чтобы больше напугать. Но если у человека нет таких страхов - то они изменчивы. У тебя, Гермионы, и Драко Малфоя, видимо, нет никаких фобий. Хотя, думаю, у многих их нет. Предположим, Симус Финниган читал на ночь о банши, и его боггарт принял облик банши, но если бы он читал о вампирах, то приведение могло принять их облик.
Профессор и ученик подошли к воротам. Люпин пропустил Гарри вперед.
- Ну, что? Аппарируем? - Люпин протянул руку.
- Аппарируем, - Гарри взял профессора за руку.
Спустя несколько секунд, за которые, как показалось, Гарри успели протянуть через узкую трубу так, что все органы не могли теперь нормально функционировать, взрослый маг и подросток оказались на площади небольшого городка. Вообще аппарация волшебников была более противной по ощущениям, нежели эльфийская. И более отслеживаемой. Одни недостатки. К примеру, аппарировать в другую страну волшебник не мог, что-то вроде визового режима действовало и в магическом мире. А эльф мог, чем пользовались Гарри и Салима регулярно. Хотя... Лаки был удивлен (но как любой нормальный эльф не показал вида), когда Гарри впервые попросил его переместить в нужное место. У волшебников подобный способ передвижения считался... унизительным, что-ли. Ведь домовики - низшие волшебные существа.
Когда Гарри, наконец, смог нормально вздохнуть, он проследил за взглядом Люпина. Мужчина в потрепанном магловском плаще, с серыми волосами-паклей стоял неподвижно и смотрел на обелиск. В глазах его была такая неподдельная грусть...
- Это мама и папа? - спросил Гарри, глядя на каменное изваяние мужчины и женщины с ребенком. У подножия обелиска лежали свежие цветы - кто-то уже успел утром посетить это место.
- Да, я учился с ними в одном классе, - тихо сказал Люпин, - Твоя мама была замечательной волшебницей. И лучшим другом. Она поддерживала меня даже тогда, когда все от меня отвернулись. А отец... ты очень похож на него.
Гарри вздохнул.
- Помните боггарта Драко Малфоя? Сегодня я проснулся раньше обычного, и мне показалось, что моим боггартом было бы что-то подобное. Я слышал много рассказов о родителях, Джеймс Поттер не мог бы гордиться своим сыном. Я не люблю квиддич, учусь в Слизерине...
"Ты ему еще всю свою биографию расскажи. Нашел с кем по душам разговаривать! Тоже мне, нашелся друг родителей! А где он был, когда Дурсли запирали тебя в чулане и просовывали еду в дверцу для кошки? Где он был, когда ты весь в синяках и ссадинах отлеживался в этом чулане после приятной встречи с дружками Дадли?" - внутренний голос был на страже спокойствия Гарри... хотя нет, скорее, на страже спокойствия окружающих.
"Я же не идиот, чтобы ему все рассказывать!"
"Иногда - идиот".
- Тогда бы он был не прав. В детях нужно уметь видеть человека, а не свое отражение. Преподавателям многое заметно, Гарри. И я вижу как в Гриффиндоре относятся к Гермионе, а ты ее поддерживаешь. Ты настоящий друг. А факультет... Признаться, я был удивлен, когда узнал, что ты учишься в Слизерине. Многие считают, что факультет - клеймо. Но в мое время зельеварение преподавал профессор Слагхорн - декан Слизерина. Интересный и забавный человек, который никогда не поддерживал идеи Темного Лорда, и часто помогал маглорожденным студентам сделать хорошую карьеру, если видел потенциал. Ценил ум, а не происхождение.
- Я хотел учиться в Равенкло, но потом подумал, что лучше мне пойти в Гриффиндор. В итоге Шляпа отправила меня в Слизерин, - усмехнулся Гарри, - но это хорошо. Там спокойно. Гарри хотел спросить, почему от Люпина все отвернулись, когда его поддержала лишь его мама, но передумал, посчитав вопрос слишком личным.
Они оставили цветы у обелиска, посетили могилы и полуразрушенный дом, в котором Гарри провел первый своей жизни. На улице лил сильный дождь, и профессор предложил наложить согревающие и водоотталкивающие чары. Гарри отказался. Этот дождь смывал какие-то воспоминания, размывал события прошлого. В нем чувствовалось какое-то освобождение, понимание, прощение...
Люпин рассказывал о Лили и Джеймсе разные школьные истории, забавные и грустные. Только очень аккуратно избегал тем о Сириусе Блэке. Зато упомянул Питера Петтигрю. Гарри аж закашлялся, услышав это имя.
- Петтигрю тоже дружил с моим отцом, да? А каким он был? Хочу сохранить какие-то воспоминания о близких родителям людях, - соврал Гарри. А под каким предлогом еще разговорить Люпина?
- Давай зайдем в кафе, тут в деревне раньше была хорошая выпечка.
Они вышли на главную улицу деревне, где и располагалось одно из немногих заведений, в котором можно было поесть. Здесь было тепло и уютно, интерьер был выполнен в спокойных бежевых тонах. Люпин заказал круассаны и чай.
- Мы поступили в Хогвартс в один год, но подружились не сразу. Поначалу Питера никто всерьез не воспринимал, он был кем-то вроде Невилла Лонгботтома из Гриффиндора, знаешь его? - профессор дождался кивка Гарри, и продолжил, - Он был таким же неуклюжим, ему трудно давалась учеба. Наверно, он попал в нашу компанию из жалости... Вечно один, вечно хочет что-то сделать, но не может. Он восхищался Джеймсом, его умением играть в квиддич, той легкостью, с которой ему удавались даже самые сложные заклинания. Скажу по правде, твоему отцу это нравилось...
Профессор замолчал, а Гарри задумался над сравнением Петтигрю с Лонгботтомом. Тот всегда казался ему... правильным. Неким недостижимым идеалом образа жизни и мыслей. Он не завидовал, не старался казаться лучше, чем он есть, не любил обсуждать человека за спиной. Даже пытался защищать Гермиону на втором курсе, когда девочка отказалась участвовать в их бессмысленной затее с Оборотным зельем. Он просто жил. Неужели Питер Петтигрю был таким же? Просто жил, просто виновен в смерти родителей...
- Мне грустно вспоминать то время, Гарри. Лучшим другом твоего отца был Сириус Блэк...
- Да, я знаю, профессор. Я читаю газеты.
- Я до сих пор не могу поверить, - Люпин смотрел в окно.
- Так не верьте.
- Так, - профессор посмотрел на свои наручные часы с потертым кожаным ремешком, - Сейчас половина третьего. Все вернутся из Хогсмида к пяти. Знаешь, мы могли бы аппарировать туда. Мне нужно зайти в магазин.
Гарри пожал плечами, ему в Хогсмиде ничего не было нужно. Его обижал сам факт, что он, считающий себя более самостоятельным, чем многие, человек, который на летних каникулах мог за один день побывать в нескольких странах, не мог посещать какую-то английскую деревню неподалеку от Хогвартса. Есть вещи, которые вроде бы и не нужны, но когда их нет - обидно.
Гарри и Люпин посидели в кафе еще минут пятнадцать. Говорили на какие-то общие темы, профессору было неприятно вспоминать школьные годы, героя- Петтигрю и злодея Блэка. Гарри не настаивал. После они аппарировали в Хогсмид.
Гарри показалось, что он попал на какую-то шумную ярмарку. Причем покупателями на ней были преимущественно подростки. Толпа студентов собралась у магазина "Зонко", все желающие приобрести там товары, на радость Филчу, туда не вместились. В "Трех метлах" были заняты все столики, некоторые посетители даже пили сливочное пиво стоя, так как мест за столами им не хватило. Гарри сделал вывод, что он немногое теряет из-за запрета на посещение Хогсмида. В будние дни здесь куда спокойнее и уютнее, и если уж нму понадобится выбраться, никакое отсутствие разрешения его не остановит. От подобной мысли Гарри улыбнулся - приятно в тринадцать лет осознавать себя полностью самостоятельным. Вот бы еще хозяином своей собственной жизни себя почувствовать...
- Мне нужно в "Дервиш и Бенгс", там обычно немноголюдно. Все школьники, как всегда, в "Зонко", "Трех метлах", "Сладком королевстве", а некоторые старшекурсники - в кафе мадам Паддифут, - Люпин усмехнулся, - Столько лет прошло, но некоторые вещи остаются неизменными. Так было и в мое время.
Гарри пошел вместе с Люпином в магазин, и пока профессор разговаривал с продавцом, стал рассматривать товары в витринах. На прилавке красовались напоминалки, какие-то забавные очки, похожие на те, что Гарри носил в детстве, карта интересных магических мест мира, различные сувениры, картинные рамы различных свойств - способные передавать настроение человека, изображенного на фотографии, если эту фотографию вставить в рамку, чувства к смотрящему ("Опасная вещь", - подумал Гарри) и другие. Мимо женских украшений различных свойств Гарри прошел быстро, но резко остановился и вернулся.
На прилавке лежал серебряный браслет, на котором рубинами была выложена фраза: Post tenebras lux. В целом, довольно известная фраза на латыни, и Гарри бы не обратил на нее внимания, если бы не читал за день до этого какую-то родовую книгу, которую ему принес Лаки по просьбе Иствана. Зачем Иствану понадобилось, чтобы он прочел книгу, Гарри не понял, но все же начал ее читать. Цена за браслет была... странной. Для этого места. Двести пятьдесят галлеонов!
- Идем, Гарри, я все купил, - Люпин подошел к подростку, - Да, красивый браслет. Выбираешь подарок? - улыбнулся профессор.
- Нет... то есть да, - Гарри обернулся и подозвал продавца, - Можете рассказать об этой вещи? Почему она так дорого стоит?
- Она создана в восемнадцатом веке, - ответил пухлый мужчина, сюртук на котором еле сходился и смешно обтягивал живот, - На браслет наложена какая-то мощная магия, но я не могу сказать какая. Очевидно, она скрыта. Но его рыночная стоимость должна быть еще выше, я снизил цену, так как не смог разобраться в свойствах.
- Это артефакт?
- Скорее всего, да. Но я не знаю его назначения.
- Мм... Спасибо. Идемте, профессор.
Гарри и Люпин покинули лавку и, решив не заходить в людные места, вроде "Трех метел", направились в сторону замка.
- И чем же тебе приглянулся этот браслет?
- Надписью.
- Это девиз протестанов?
- Да, наверно. Но фраза красивая. В любом случае, у меня нет таких денег.

***
- Ну как? Посетил могилы родителей? - спросил Драко во время праздничного ужина.
- Да.
- Интересно, что бы они сказали, если бы знали, что ты учишься в Слизерине?
- Я уже думал над этим. Полагаю, отец был бы крайне недоволен.
- Интересно... - протянул Малфой, - А если бы я поступил в Гриффиндор или Хаффлпафф, как бы отреагировали мои мама и папа?
Гарри посмотрел на своего приятеля, с серьезным видом размышляющего над этим вопросом, и засмеялся. После секундного раздумья над предполагаемой реакцией родителей, рассмеялся и сам Драко.
Ужин проходил спокойно, никто не вбежал в двери с предупреждениями о том, что в замок пробрался тролль, и, как надеялся Гарри, Тайную комнату больше никто не откроет. Приятно пахло запеченой тыквой, кто-то из первокурсников пытался накормить летучих мышей тыквенной кашей, и, как ни странно, они ее ели. Видимо, трансфируривованные из какой-нибудь тряпки мыши не знали, что они ночные хищные животные. Школьники делились впечатлениями о Хогсмиде, рассказывали, что они купили. Было спокойно и уютно...
После праздничного ужина все студенты направились в свои гостиные, Дафна зачем-то несла летучую мышь. Может, опыты решила на ней ставить? Гарри, проснувшийся раньше других, сразу же направился в спальню, компенсировать недостаток сна.
Ему снился какой-то сон. Он маленький, летит на игрушечной метле, рядом бежит мужчина, контролирует, чтобы он не упал... Наверно, это воспоминание.
- Поттер! Поттер!
Гарри открывает глаза. Отчего-то холодно. Он весь дрожит, зубы стучат. Хочется завернуться в одеяло. Но это одеяло срывает человек во всем черном, Гарри сощуривает глаза. Это профессор Снейп.
- Я долго буду вас ждать? - Снейп скрестил руки на груди, - Живо в гостиную!
Гарри обувается, набрасывает поверх пижамы мантию. В гостиной собрался весь факультет, ждали только его. На лицах студентов - непонимание. Видимо, еще никому и ничего не сообщили. Все слизеринцы выходят из гостиной, направляются в Большой зал. У самых его дверей они встречают Гриффиндор в полном составе. В Зале уже собрались студенты Хаффлпаффа и Равенкло.
- Ч-что за с-собрание учащихся в т-такое время? - спрашивает Гарри, а зубы так и стучат...
- Самому интересно. Я только собирался пойти спать, а тут Снейп в гостиную вбе-егает, - отвечает Малфой, зевая.
- Гарри! Гарри!
Мальчик, поежившись от холода, оборачивается. К нему бежит Гермиона. Волосы растрепанные, на лице - испуг.
- Сириус Блэк пробрался в замок! Он разрезал портрет Полной Дамы на входе в нашу гостиную!
- И из-за этого меня разбудили? - разочарованно отвечает Гарри.
- Грейнджер, Гриффиндор будет спать в другом конце зала, но, конечно, если ты желаешь остаться со слизеринцами... - ехидным тоном говорит Симус Финниган.
Гермиона смотрит на него с раздражением, но все же идет к своим одноклассникам-гриффиндорцам - среди слизеринцев ей нечего делать.
Гарри забирается в спальный мешок. Здесь холоднее, чем в спальне, но он надеется, что из-за количества людей, скоро здесь станет тепло. Он прикладывает руку ко лбу, кажется, у него температура. Нужно будет завтра зайти к мадам Помфри, а пока спать...
- Спокойной ночи, - желает он своим одноклассникам, и даже не обращает внимания на их удивленные лица.
Еще бы им не удивиться! В "Ежедневном пророке" писали, что Сириус Блэк станет искать Гарри Поттера, а сам Поттер, узнав, что беглый преступник смог пробраться в замок, спокойно собирается спать. Если бы не самочувствие, Гарри, скорее всего, задумался бы над тем, что понадобилось Блэку в башне Гриффиндора. Но сейчас ему хотелось только спать...
Он закрывает глаза. Он падает. Со скалы. Вот, уже скоро, он разобьется о камни. Но нет, почему то приземлился он на морской берег. Ранее утро, тишина, слышен лишь шум морских волн. Этот шум успокаивает... Гарри уже был здесь. Кажется, будто место ему знакомо, хоть он никогда и не был на море...

Глава 51. Секрет Гермионы

Ранее утро, тишина, слышен лишь шум волн, который успокаивает... Гарри уже был здесь. Кажется, будто место ему знакомо, хоть он никогда в жизни не был на море... Его даже не удивляет то, что рядом с ним присаживается темноволосый мальчик лет одиннадцати-двенадцати.

— Красиво... — произносит он.

— Да, красиво.

— У тебя прошла температура? — мальчик трогает лоб Гарри, — Не прошла.

— Это не важно. Скажи, Том, ты не знаешь, что я здесь делаю?

— Ээ... нас привезли сюда на отдых, — удивленно отвечает мальчик.

— Да, видимо, моя шизофрения решила, что так я смогу отдохнуть. Но здесь действительно красиво.

— Пойдем к пещере? Там змеи.

— Идем.

Но к змеям Гарри так и не пришел. Он сидит на табурете, полный зал людей, на него почти никто не смотрит. Распределение обычно интересует только самих первокурсников. На голову ему надевают Распределяющую шляпу.

— Слизерин! — Шляпа не говорит никаких напутственных речей, ее решение однозначно.

Головной убор снимают с головы, и Гарри ничего не остается, кроме как плестись к слизеринскому столу.

— Реддл, Том, — произносит... Альбус Дамблдор? Рыжебородый?

Гарри усмехается, думая над тем, уж не родственник ли Дамблдор Рону Уизли.

— Слизерин, — выносит свой вердикт Шляпа, и одиннадцатилетний Том идет к нужному столу, присаживается рядом с Гарри.

Дальше называют еще чью-то фамилию. А мальчик разглядывает преподавательский стол. Ни одного знакомого лица среди учителей.

— Шойк, Дориана, — Гарри вздрагивает, услышав это имя.

Светловолосая и очень бледная девочка сидит на табурете не меньше пяти минут, Шляпа, скорее всего, никак не может определиться с факультетом. Дориана забавно болтает ногами, будто капризничает. Может, она и губки надула, не соглашаясь с вердиктом древнего артефакта, но Шляпа упала так низко, что почти полностью закрывает лицо девочки.

— Слизерин.

Дориана пожимает плечами, снимает Шляпу и идет к столу. Садится напротив Гарри и Тома. Достает из кармана маленькие песочные часы, переворачивает их...

— Что-то не так? — спрашивает она, видя заинтересованный взгляд Гарри.

— Нет... А что это за часы?

— Песочные, — говорит очевидное девочка.

Гарри в большой комнате. Здесь — красивая люстра с множеством свечей, несколько диванов и огромный камин. Перед ним стоит темноволосая кудрявая, но какая-то лохматая молодая девушка с большими черными глазами. Ее вокруг обходит другая девушка... нет, худая женщина лет тридцати с белыми волосами, бровями и ресницами. Волосы ее довольно коротко подстрижены, они не достают и до плеч. На ней укороченные брюки со стрелками, черный пиджак, похожий на мужской, белая рубашка и галстук. В правой руке — сигарета. Она останавливается напротив темноволосой девушки, затягивается и выдыхает дым той прямо в лицо. Светловолосая женщина накручивает на палец прядь кудрявой копны, смотрит в глаза молодой девушке.

— Красивые волосы, — усмехается она, — И мысли тоже... Людской страх, он такой разный...

Книжные полки, стол, окно с решетками. Гарри что-то читает. Причем что-то с рецептами зелий. Вот дожили.

В дверь без стука входит темноволосый мужчина.

— Привет. Познакомься, это Марцела Вуйцик, она долгое время занималась исследованиями в необходимой нам области и любезно согласилась помочь.

Гарри смотрит в карие глаза женщины с волнистыми волосами, в очках и красном берете. Он не знает, кто она. Имя странное...

Мальчик переворачивается на другой бок. В Большом зале уже тихо, все школьники спят. Он снова засыпает. Этой ночью ему больше не снились сны.




* * *
Утром Гарри первым делом заглянул в Больничное крыло. Сны уже не казались странными. Просто сны. Мало ли, какие людям мысли приходят ночью, может, он не единственный страдает подобным. Только ощущение, что эти сны – реальность, осталось.

Пришлось ему выпить Перцовое зелье, и два часа провести в Больничном крыле, пока из ушей валил пар. Но и в этом были свои плюсы — он пропустил ненавистное зельеварение.

Вернувшись в свою спальню, Гарри пересчитал оставшиеся деньги. Восемьдесят три с лишним галлеона, на браслет не хватает. Но ему этот браслет необходим! Салима разберется с его свойствами, вещица принадлежит роду видящих.

Школьники только и обсуждали проникновение в башню Гриффиндора Сириуса Блэка. Других тем для разговора в этот день не было. Все то и дело косились на Гарри, так как, по мнению большинства, сбежавший преступник охотился именно за ним. И не важно, что Гарри учится на Слизерине и узнать подобную информацию, скорее всего, несложно даже беглому преступнику.

Поздно вечером Гарри пожелал соседям по комнате доброй ночи, задвинул полог кровати. Он подождал около часа, надеясь, что все уснули. Положил в карман палочку Квиррелла, свою — в левый рукав мантии, палочку Локхарта — в сапог. Аккуратно отодвинул полог кровати.

— Далеко собрался?

Гарри вздрогнул.

— Мне нужно.

— Я же не спрашиваю, нужно тебе или нет. Просто спросил куда.

— Зачем?

— Если что-то случится, я буду знать, где тебя искать.

— Нет. Ничего не случится, а если и случится, значит, такова судьба.

Честность и ключ — слова одного порядка. Ему не читают нотаций, что бродить ночью по замку, или где-то еще — не лучшая идея, это запрещено правилами или опасно. Нет, Драко Малфой спрашивает, куда он идет, чтобы в случае необходимости помочь. Может, конечно, это хитрый ход, некий способ удовлетворить свое любопытство, но все же Гарри так не думал. Или не хотел так думать. Нельзя всю жизнь всех подозревать. Хочется верить. Хоть во что-то или в кого-то. Может, поэтому и существует в мире столько религий. Люди должны верить, иначе жизнь теряет смысл. Возможно, вера — подложное понятие, заменяющее пустоту, но все же она — лучше этой пустоты. И не важно, во что человек верит. В Будду, Христа, любовь, возможность счастья, загробную жизнь или дружбу...

— Я буду не в Хогвартсе, Драко.

— Хорошо, удачи, — просто пожелание.

Гарри не стал звать Лаки, он был уверен, что у него получится. Не аппарировать, нет. Антиаппарационный барьер тут стоит не случайно. Но в ночном Хогвартсе много теней... В одной из них он просто исчезает.

Появляется он в темном переулке. Магазины Лютного уже закрыты, здесь тихо. Даже, можно сказать, что спокойно. Спокойнее, чем в Хогвартсе за день до этого. Гарри нужно в Гринготтс. Банк работает круглосуточно, лишь с одной разницей — ночью там остаются два дежурных гоблина вместо десятков обычных работников. Он на ходу меняет внешность — уже не сложно. Простая иллюзия, уже привычным движением, закрепляется родовой способностью так, что никакие гоблинские чары не способны ее снять. Но это лишь предосторожность. Гоблины все равно должны знать его имя. Только вот по дороге можно встретить и тех, кто его здесь видеть не должен.

Идет мелкий дождь. Противный такой, прям как предыдущий день в школе, когда все на него косо смотрели, будто он был живым воплощением этого Сириуса Блэка. И почему людей так сильно интересует чужая жизнь? Какое им дело, даже если этот беглый преступник действительно охотится за ним? Наверно, домыслы, обсуждение своего окружения — тоже восполнение душевной пустоты. Убрать все наслоения — веру, сплетни, желания, стремления, цели, идеи — человека не останется. А все это вкупе — мусор. Лишняя мишура. Но без нее не будет жизни. Каждый человек — пустышка, постепенно заполняющаяся чем-то. Чистый лист, рисуй, что хочешь. И ведь рисуют. Вначале родители, а в случае Гарри — Дурсли, потом школа, соседи, родственники, друзья, место жительства. Сам по себе человек — ничто. Кусок мяса. Хуже животного, те хотя бы живут со смыслом. Смысл их существования – само существование. Но человеку этого не достаточно. Может, Дарвин был неправ, и не было никакой эволюции? Была деградация. Вымирание. Рождение больного животного — человека. Животного, которому всегда и всего мало, который сам не может понять, зачем он живет.

Вход в банк закрыт. Нужно постучать, гоблины не рискуют оставлять на ночь двери открытыми. Маленькое существо с длинным крючковатым носом, видя одиноко стоящего светловолосого мужчину в синей мантии, открывает дверь.

— Мне нужно взять деньги из сейфа, — говорит Гарри, и гоблин впускает его внутрь.

— Назовите ваше имя, — на ходу спрашивает он.

— Гарри Поттер, я возьму двести пятьдесят галлеонов из сейфа Тома Реддла.

Гоблин резко оборачивается, Гарри к этому моменту снимает иллюзию, становясь обычным подростком в слизеринской мантии. Первый радостный момент за сегодняшний день — недоуменное выражение лица гоблина. Гоблины никому не расскажут, что какой-то школьник бродил ночью по Лондону. Зачем им это? Власти меняются, директора Хогвартса — тоже. А они как управляли финансами волшебников, так и продолжают это делать.

Гоблин садится за длинную, но в этот момент пустую стойку. Смотрит какие-то бумаги.

— Сколько вы хотите взять?

— Двести пятьдесят галлеонов, — больше ему не нужно, тем более от Волдеморта. Только на браслет. Он бы взял деньги из своего сейфа, но скоро новый финансовый год и Дамблдор получит отчет. И если Гарри воспользуется своими деньгами, этот отчет его немало удивит.

— Вы два часа назад положили на счет двести пятьдесят галлеонов, а теперь хотите их забрать? — удивляется гоблин.

— Я... что я сделал? – глаза Гарри округляются.

— Вы не помните?

— Нет... Да. Я положил на счет два часа назад двести пятьдесят галлеонов?

— Да.

— На счет Реддла?

— Именно.

— Точно. Все верно, — а что еще ему отвечать? И когда он успел побывать в Гринготтсе?

Поездка на тележке, обычный сейф. Не его. Только почему взять деньги Тома Реддла ему проще, чем свои?

Хочется сделать что-то назло. Может, действительно, воспользоваться сейфом родителей? И пусть Дамблдор удивляется, сколько хочет. Нет, нельзя. Окклюменцией Гарри не владеет. Сломать защиту сережки-артефакта — проще простого. После десяти заклинаний Легилименс подряд — она не выдержит. И Дамблдор может узнать слишком много. В лучшем случае, после этого Гарри Поттер просто случайно умрет. Обычной случайной смертью. В худшем — Азкабан. За всю историю с Тайной комнатой, использование Империуса и инсценировку самоубийства Локхарта. Никчемного человека, случайно оказавшегося нужным. Нужным, чтобы умереть.

Гарри отсчитывает необходимое количество монет. Снова путешествие на маленькой тележке, и он, попрощавшись с гоблином, выходит из Гринготтса. На ходу создает иллюзию. Он вспомнил свои первые иллюзии — страха еще в магловском приюте, черноволосого Малфоя... Улыбнулся. Прошло всего два года, но словно и не было той жизни. Словно и не было того Гарри Поттера, который сидел в темном чулане и пытался сделать домашнее задание по математике, который разговаривал со змеями — единственными, кто его понимал, который хотел броситься под автобус, а как он к этому решению пришел — уже и сам не помнил. Человеку свойственно забывать. Прошлого не существует, как и будущего. Есть лишь сейчас.

Если Гринготтс работает круглосуточно, то с магазином "Дервиш и Бенгс" возникают сложности. В Хогсмиде в это время открыт лишь один паб — "Кабанья голова". Светловолосый мужчина в синей мантии стучит в дверь магазина, кидает камни в окна второго жилого этажа здания. Спустя пять минут дверь открывает сонный пухлый мужчина в мантии, накинутой поверх пижамы.

— Вы знаете, который час? Что вам нужно?

— Купить браслет с рубинами. Срочно.

— Вы не могли найти другого времени? — недовольно бурчит хозяин лавки, однако, мужчину пускает внутрь и зажигает свет. Не каждый день, вернее ночь, к нему приходят, чтобы купить дорогостоящие вещи.

Сейчас спокойное время. Люди уже не боятся. А вот тринадцать лет назад дверь Гарри бы не открыли. Человек привыкает ко всему — как к хорошему, так и к плохому. Есть народы, живущие в постоянных войнах. Для них ходить с оружием и быть готовым в любой момент к бою — норма. Другие же, привыкшие жить в безопасности, пренебрегают любыми мерами предосторожности. Теоретически Гарри может просто забрать этот браслет. Только не хочет. Что плохого ему сделал этот полный низкорослый мужчина? Ничего. Локхарт тоже, по сути, ему ничего не сделал. Но тогда не было выбора. Сейчас выбор есть. Выбор между тем, как проще, и тем, как правильнее.

— Как вас зовут? — спрашивает продавец.

— Цорес, Адам Цорес.

— Как вы узнали о браслете?

— Не важно.

— Вы знаете его свойства?

— Догадываюсь, — Гарри достает мешочек с галлеонами. Продавец пересчитывает их, передает браслет.

— Всего доброго, — Поттер выходит из магазина, заворачивает за угол и исчезает.

Появляется он не совсем там, где планировал. Почему-то он стоит перед входом в школьную библиотеку. Гарри слышит шаги, прячется за доспехами. По ночному безлюдному коридору крадется девушка с густой копной вьющихся волос.

"А вот это интересно... — говорит Адам-Самаэль, — Давай посмотрим, что Грейнджер понадобилось ночью в библиотеке".

Гарри пожалел, что не взял с собой мантию-невидимку. Но это не критично. Можно пройти через тень в библиотеку. Он ждет пять минут, исчезает в коридоре и появляется среди книжных полок. Огонек Люмоса светится где-то в Запретной секции. Гарри крадется туда. На входе в секцию он снова исчезает, и появляется прямо за спиной Гермионы. Она проходит вдоль книжных полок, просматривает названия. Кажется, будто она уже хорошо ориентируется здесь, знает, где лежат книги посвященные тому или иному разделу магии. Девочка берет один фолиант, достает из-под мантии золотую цепочку. Глаза Гарри расширяются. Он узнает артефакт, он видел его на иллюстрации в книге. Маховик времени. Картинка сложилась. Все исчезновения Гермионы, ее появление из туалета в двойном экземпляре... Все гениальное – просто!

— Стой, Гермиона! — Гарри на ходу сбрасывает иллюзию, а то будет как-то нехорошо, если девочка увидит перед собой светловолосого мужчину лет сорока.

Гермиона вскрикивает и роняет книгу по ментальной магии.

— Это я, Гарри Поттер. Не бойся ты так.

— Что... что ты тут делаешь?

— А ты? — усмехается Гарри.

— У меня бессонница.

— Не поверишь, у меня тоже, — широкая улыбка, — Интересная вещица...

Гермиона прячет Маховик обратно под мантию.

— Можешь не прятать, я уже видел. У меня для тебя загадка. Если я положил в сейф Гринготтса двести пятьдесят галлеонов три часа назад, но три часа назад я тренировался в чарах трансфигурации в гостиной Слизерина, случайно ли я тебя сейчас встретил?

Гарри впервые видел такое выражение лица у Гермионы. Страх, удивление, недоумение...

— Вот и я думаю, что не случайно, — вздыхает Поттер, — Интересно... а что будет, если я эти галлеоны все же не положу в сейф? Получается, в одной реальности я их все же положил, в другой — нет. Может, стоит проверить...

— Нет! Нельзя! Я не знаю, что будет, но шутить со временем опасно! — уже в привычном, немного нравоучительном тоне говорит Гермиона, — А что ты делал в Гринготтсе?

— То же, что ты в Запретной секции. Мне не спалось, мы это уже выяснили.

— Теперь тебе нужно три часа назад положить в сейф двести пятьдесят галлеонов?

— Ага. Только вопрос в том, что их у меня нет.

— И что делать?

— Найти, что ж еще. Одолжи мне Маховик времени.

— Нет. Я пойду с тобой! И это не обсуждается! Этой не мой Маховик, если я его потеряю, МакГонагалл будет очень недовольна. И где ты собираешься взять деньги?

— Тебе это не понравится.

— Мне это уже не нравится! — заявляет Гермиона, — Полагаешь, будет хуже?

— Честных способов я не вижу, а хуже или лучше — субъективные понятия. Ты, кажется, крала шкурку бурмсланга у Снейпа? Не подскажешь магловский банк, работающий хотя бы до одиннадцати вечера?

— Я тебя убью, Гарри Поттер, — девочка набрасывает золотую цепочку на шею Гарри и делает четыре оборота в маленьких песочных часах.

Ничего не изменилось. Они стоят в Запретной секции библиотеки Хогвартса. Выбор между тем, что правильно, и тем, что проще в этот раз пал на второе. Наверно, это две стороны одной медали. И проще было бы изначально украсть браслет, но нет же, Гарри изначально решил сделать так, как было бы правильно. Зря он так решил. Гермиона смотрит на свои наручные часы.

— Пять минут одиннадцатого. Ну и как ты планируешь выбраться из школы?

Гарри берет Гермиону за руку, и просто входит в книжную полку. Он уже знает, что все получится, хоть ни разу не перемещался с кем-либо по тени. Ведь он положил эти чертовы галлеоны в сейф, значит, у него все получилось. Перемещение по тени — не аппарация. После этого не кажется, будто внутренние органы вывернули наизнанку. Просто на несколько секунд человек оказывается в абсолютной тьме — ином пространстве, где он — автор. Гарри даже приходит в голову мысль, представить не какую-нибудь лондонскую улицу, а мягкое кресло в воздухе, библиотеку и крепкий кофе рядом. Такого места на земле не существует, поэтому он останется вне пространства этого мира. Интересно, как поведут себя поисковые чары? Но поэкспериментировать можно позже. Сейчас — не самое подходящее время. Подростки, держась за руки, оказываются рядом с входом в Министерство магии — первое магловское место, пришедшее Гарри в голову.

— Где мы? — спрашивает Гермиона.

— Я идиот. Мы рядом с Министерством магии.

— Где здесь метро? Я знаю банк, работающий до полуночи рядом со своим домом.

— Гермиона, ты понимаешь, что мы сейчас ограбим банк? — Гарри не верит, что правильная гриффиндорка так спокойно реагирует на происходящее.

— Спасибо, мистер Очевидность. Но это менее страшно, чем шутки со временем. Боюсь предположить, что может случиться, если события не сойдутся!

— Повернись, — Гарри без палочки накладывает иллюзию. В этом и прелесть родовых способностей — они даются легче всех других чар.

И вот молодые парень и девушка лет двадцати идут к метро... Гарри наклоняется и достает из сапога палочку Локхарта, надеясь, что Гермиона не помнит, как выглядела палочка бывшего профессора.

— Зачем?

— Ну, по традиции мы должны быть с оружием и в черных масках. Но, полагаю, это лишнее. А вот палочка не помешает. Здесь, в Англии, распространяется Надзор. Ты же не хочешь, чтобы тут же прибыли работники того места, рядом с которым мы только что были?

— И откуда у тебя эта палочка?

— Нашел. Случайно.

Гермиона приподнимает бровь, всем видом показывая, что в подобные случайности не верит. Но лишних вопросов не задает.

— Наша станция.

Подростки выходят в довольно тихом районе. Правда, навстречу им идет не совсем трезвая молодежь, но это сейчас не важно. Нужный банк находится рядом. Гарри и Гермиона направляются к нему.

— Если хочешь, подожди меня на улице.

— Не хочу, — говорит Гермиона, и первая направилась к дверям банка, вежливо поздоровавшись с охранником на входе, — И что дальше?

— Дальше все плохо, Гермиона, — в небольшом отделении частного банка работает всего три окна, Гарри подходит к самому дальнему — окну обмена валют.

— Империо! — палочка лишь на секунду появляется в руке Гарри, и тут же исчезает. Как исчезает и банковский работник — женщина уходит в соседнюю комнату.

— Что ты творишь, Гарри Поттер! — возмущается Гермиона.

— Пытаюсь сделать все как можно тише, не привлекая внимания. Или ты хотела, чтобы я вырубил тут всех Ступефаями, сам как-то пробрался к сейфам, открывал бы их?

— Но это Непростительное заклинание!

— Если ты меня не простишь, я очень расстроюсь.

Гермиона вздыхает. Тем временем женщина, работник банка, приносит несколько пачек двадцатифунтовых купюр.

— Это больше, чем двести пятьдесят галлеонов! — шепчет на ухо Гарри Гермиона, — причем намного больше!

— Ага. Остальное — наши чаевые. Просто несколько странно, если кто-то грабит банк, при этом берет не такое уж большое количество денег.

Гарри забирает банкноты, вежливо улыбается женщине-кассиру.

— Применение Непростительных разве не отслеживается?

— В магловских местах — нет. Если верить Драко Малфою. Но лучше отсюда уйти как можно скорее.

Гермиона и Гарри выходят из банка. Девочка оборачивается и бросает в стекло Бомбарду.

— Что ты творишь? — Гарри хватает Гермиону за руку, они перемещаются в... Литтл Уингинг.

— Как я здесь оказался! Какого черта ты стекла там разбила?

— Чтобы было понятно, что банк ограбили. У этой женщины могут быть дети, а ее посадят в тюрьму... Где мы?

— Там, где я меньше всего хотел бы находиться. Я здесь когда-то жил. Девять лет. С этим местом у меня связаны такие теплые воспоминания! Давай руку, нам нужно в Гринготтс.

Гарри второй раз за эту ночь оказывается в мрачном переулке. Под дверью одного из магазинов устроился какой-то пьяница. До этого его здесь не было. Вернее через два часа после его здесь не было.

Вход в Гринготтс уже закрыт, Гарри, с ощущением нелепого дежавю, снова стучит в дверь. Ее снова открывает гоблин и на ходу спрашивает, что ему нужно.

— Поменять фунты на галлеоны и положить двести пятьдесят из них в сейф Тома Реддла.

Гоблин так же резко оборачивается, как и два часа назад, или вперед, Гарри так же снимает иллюзию и становится подростком в слизеринской мантии.

— Кто такой Том Реддл? — шепчет Гермиона.

— Идиот какой-то, забудь.

— Ну-ну. И ты на счет какого-то идиота кладешь деньги?

— Вроде того.

После посещения Гринготтса Гарри и Гермиона зашли в кафе, где гриффиндорка несколько раз грозилась убить Гарри за всю эту ночную историю. А сам мальчик... улыбался. Если Гермиона и знала его секрет, то он знал о ней не меньше. О Маховике и ночных посещениях Запретной секции библиотеки. И банк, в конце концов, они ограбили вместе.




* * *
Следующим утром в выпуске Ежедневного пророка говорилось об ограблении магловского банка. Какая-то женщина видела брошенную Гермионой Бомбарду, поэтому работники Министерства все же прибыли на место происшествия. Гарри с безмятежным видом читал газету и ел тосты, а Гермиона хмурилась и кусала губы.

После этого гриффиндорка направилась в библиотеку и попросила у мадам Пинс выпуски Пророка за август девяносто первого года. У Гермионы была хорошая память... Она быстро нашла нужный выпуск, где говорилось об обмене галлеонов на чистое серебро в маггловском банке. В газете тогда писали и о том, что галлеоны были изъяты из сейфа Тома Реддла. Гермиона засмеялась, привлекая внимание посетителей библиотеки и мадам Пинс...


Глава 52. О свободе

Гарри сидел в гостиной Слизерина и рассматривал браслет с рубинами. На полу рядом с креслом стоял рюкзак. Поттер впервые не оставался на Рождественские каникулы в Хогвартсе. После проникновения в замок Сириуса Блэка, школу перестали считать таким уж надежным и безопасным местом. Значит, была какая-то лазейка в защите, и лучше провести каникулы в доме под родовым Фиделиусом, нежели бродить по коридорам Хогвартса и столкнуться нос к носу с беглым преступником. Гарри не отпрашивался двадцать третьего декабря на День Рождения Салимы, чтобы двадцать четвертого уехать из замка на целую неделю. Тем более, на праздник к мифическому прошлогоднему другу его бы не отпустили, а говорить, что этот мифический друг — дочь Луджина, с которым Гарри вроде как только летом познакомился, ни к чему.

Наконец, Драко и остальные слизеринцы вернулись с завтрака. Поттер побывал в Большом зале раньше остальных. Он не знал с чем это связано, но в последнее время просыпался за час до будильника. Школьники подхватили свои зимние мантии, чемоданы и сумки, и покинули гостиную.

— Драко, а откуда пошла традиция ездить в Хогвартс-экспрессе? — спросил Гарри, забираясь в карету, запряженную костлявыми фестралами.

— От человеческого идиотизма. Представь, я буду дома только в семь часов вечера!

— Вот я тоже не могу понять, почему бы не воспользоваться школьной каминной сетью.

— Поттер, ты же всегда оставался в школе на каникулы. Что изменилось? — поинтересовалась Дафна.

— Вообще ничего. Просто Сириус Блэк может проникнуть в Хогвартс, а так — все нормально.

— Что-то мне не показалось, что тебя это сильно волнует.

— Меня? Абсолютно не волнует. Но проводить Рождество в кругу незнакомых школьников из разных факультетов мне надоело.

Дафна усмехнулась. Оставшуюся дорогу ехали молча, даже Пэнси не отвлекала Гринграсс от любования оконным пейзажем. Гарри просто улыбался. Ему пришла в голову мысль, что чем больше в его жизни ограничений, тем больше в ней свободы. Парадоксально, но так и было. До побега Блэка он тайно покидал комнату в Дырявом котле, если хотел побывать в доме, платил лишние деньги за номер. В прошлом году он не мог найти предлог, чтобы покинуть школу на Рождественские каникулы, а в этом году достаточно было сказать Дамблдору, что преступник вряд ли будет искать его в Венгрии, а вот в Хогвартс он уже один раз сумел проникнуть.

В поезде Дафна и Пэнси сели в купе с второкурсниками, в числе которых была Астория Гринграсс. Гарри, Драко, Крэбб и Гойл заняли соседнее с ними купе. Винсент и Грег разговаривали о новой метле, спрашивали о ней Малфоя, но тот как-то рассеянно отвечал. Он смотрел в окно, хотя разглядеть за ним что-либо не представлялось возможным. Шел мокрый снег, оставляя на окнах затейливые узоры из снежинок и капель.

— Гарри, — Драко медленно отвел взгляд от окна, — Ты говорил, что видел Блэка летом, да? Он не попытался на тебя наброситься?

— Нет, — пожал плечами Поттер, — Он следил за мной, но наброситься точно не пытался.

— Понятно, — Малфой снова отвернулся к окну, а Гарри так и не понял, к чему был задан этот вопрос.

Снега в этом году было много. Но он был неприятным, температура воздуха вряд ли опускалась ниже минус одного градуса, снежинки, едва коснувшись какой-либо поверхности, таяли. За окном можно было разглядеть лишь силуэты деревьев, но казалось, Драко Малфоя эти силуэты интересовали больше всего остального. Он даже пытался посчитать деревья, лишь бы не думать ни о чем. Но это не сильно помогало. Мысли напоминали эти мокрые снежинки, их было много, они кружили в голове вихрем и таяли, едва появляясь в сознании.

Драко прислонился лбом к холодному стеклу. Сириус Блэк... Единственный наследник одного из древнейших родов, он ненавидел свою семью за их фанатизм относительно чистоты крови. Он пошел против семьи, поступил в Гриффиндор. Его дядя... кузен его матери и тетки, носящих в девичестве фамилию Блэк.

Он предал Поттеров? Почему? А если бы перед ним, перед Драко Малфоем, стоял выбор — семья или друг, что бы он выбрал? Семью, однозначно. Правильно это, нет? Не имеет значения, здесь не важны субъективные критерии. Так, может, и перед этим Сириусом стоял выбор? Его брат точно был Пожирателем смерти. Может, Блэку угрожали смертью матери и он принял нелегкое решение, когда на карте стояла ее жизнь и жизнь друзей. Драко боялся, что когда-нибудь ему придется сделать похожий выбор.

Луджин должен был встретить Гарри на магловской стороне платформы. Венгерский маг не хотел видеть некоторых знакомых из Англии, которых бы обязательно встретил на платформе девять и три четверти. Магический мир — одна большая деревня, где ни территориальные, ни языковые барьеры не играли значимой роли. Сотрудники разных министерств, так или иначе, были знакомы друг с другом.

— Привет, Гермиона, — Гарри догнал однокурсницу, направляющуюся к барьеру.

— Привет. Ты тоже выходишь на магловскую сторону?

— Ага. Идем.

Слизеринец и гриффиндорка вместе прошли сквозь разделительный барьер и оказались на девятой платформе вокзала Кингс-Кросс. Гермиона заметила своих родителей, помахала им рукой. Мистер и миссис Грейнджер улыбнулись дочери.

— Счастливых каникул, Гарри.

— И тебе.

Гермиона подошла к родителям, обняла маму, затем отца. Повернулась к Гарри и улыбнулась. Мистер и миссис Грейнджер кивнули однокурснику дочери. Она рассказывает им о школе, они знают, кто он. Гермиона уже не принадлежит к их миру, но все равно они очень любят дочь. Они всей семьей сегодня сядут за праздничный стол, будет разговаривать обо всем, смеяться...

Гарри вежливо улыбнулся родителям подруги и оглянулся в поисках Луджина. Тот обнаружился у ближайшей колонны. Обычный светский араб в коричневых вельветовых штанах, бежевой куртке и вязаной шапке. В толпе бы на него никто не обратил внимания.

— Добрый вечер, — Гарри улыбнулся мужчине.

— Привет. Сейчас порталом переместимся в дом Иствана. Надо найти туалет, где это можно сделать, не привлекая внимания.

Туалет в здании вокзала нашли быстро. Луджин достал из кармана обычную магловскую ручку и протянул один конец Гарри. Минута, и они уже стоят у обшарпанной и покосившейся двери дома. Поттер столько раз видел эту дверь, и столько же раз удивлялся иллюзии, наложенной на дом. Луджин толкнул дверь, та с противным скрипом отворилась.

— А разве вы отмечаете Рождество? — Гарри не мог понять, почему они направились к Иствану.

— Нет, но мы отмечаем окончание первого семестра учебного года, — усмехнулся араб, — Повод для праздника всегда найдется, а школьников в семье немало.

Праздник... В светлой гостиной Иствана не было рождественских венков, наряженных елок, как в Хогвартсе. С потолка не падали мягкие снежинки, которые не касаясь предметов, исчезали на расстоянии пары метров от пола. Все было обычным. Таким привычным и таким... чужим.

Если Гермиона была не совсем своей в мире маглов, не совсем своей в мире волшебников, то Гарри недалеко ушел от нее. Только было еще больше мест, где он был лишним. Например, этот дом. Дом, защита которого построена его предками. Старый, с историей. И у семьи этой есть история. Большая, описанная во множестве книг семейной библиотеки. Только не мог Гарри назвать Истванов, Луджинов, Вилмосов своей семьей. Почему? Просто здесь не его место. И снова кто-то уже давно сделал за него выбор.

— Здравствуй, Гарри, — седой старик протянул руку. Почти официально.

— Здравствуйте, мистер Истван.

— Слышал, вашего Блэка никак не могут поймать?

— Да, он даже в Хогвартс смог пробраться.

— Это все потому, что в защите вашей школы лазеек больше, чем в законодательстве Австро-Венгрии.

Гарри хотел домой. В дом Цоресов, неуютный, холодный, но родной. За столом весело говорили, дети громко выражали свое недовольство директором Дурмстранга, выделяющего учеников из знатных семей, или же Виктора Крама, вошедшего в этом году в квиддичную сборную Болгарии. Луджин со своей сестрой, Вороненком, обсуждали какую-то нелепую поправку к неизвестному Гарри закону. Салима пришла позже других. В ярко красной мантии, зеленом берете и в своих любимых кедах, она напоминала какую-то фею на детском карнавале. Фею, которую родители очень хотели красиво нарядить на праздник, но задумались лишь над образом в целом, не обращая внимания на такие незначительные детали, как кеды. Гарри был очень рад видеть свою... подругу? Родственницу? Родство у них было дальнее, друзьями были Гермиона и Драко. Салима была кем-то другим. Может, просто своим человеком? Больше чем друг, и в то де время — меньше.

Она коротко поздоровалась со всеми, села на свободное место. Положила в свою тарелку салат, и только потом заметила Гарри, смотрящего на нее. В больших черных глазах промелькнуло удивление, радость, и еще-что безумное, может, очередная идея, но все это быстро сменились равнодушием. Салима улыбнулась лишь уголком губ и кивнула Поттеру. Все как обычно, она тоже чувствовала себя в этой семье лишней... В своей семье.

Гарри хотел подарить ей на прошедший День Рождения браслет, но передумал. Родовая вещь, она просто должна быть. Это не подарок. После ужина, когда все разбрелись по дому, кто куда, он протянул ей черную тетрадь, без лишних неискренних поздравлений и ненужных слов. Дневник Тома. Ему он ни к чему, а Салима найдет с ним общий язык, летом она часто что-то писала в тетради. И Гарри был уверен, что Том никогда не сможет подавить волю этой сильной девочки. Фокус с Джинни Уизли здесь не сработает.




* * *
— Flammium intus! — луч цели не достиг, даже щита не понадобилось.

— Экспеллиармус! — произнес девичий голос с толикой превосходства. Но заклинаниям сегодня не суждено было достигать целей.

— Инсендио!

— Зря время потеряешь, Поттер. Огненные чары проще всего блокировать. Ступефай! Империо!

Подросток, в которого летел алый луч, и следом за ним, должно быть, что-то похуже, исчез. Появился он в стороне от траектории заклинаний.

— Империо — не лучшее боевое заклинание, Салима.

— Импедимента! Авада... А, впрочем, живи.

Но Гарри снова исчез, и появился прямо за спиной светловолосой девочки. В спину бить неправильно, а по настоящим дуэльным правилам даже запрещено. Там и родовые способности использовать нельзя, а они ими пользовались. Если это имитация настоящего боя, то там любой удар, неважно в спину он, честный ли он – может принести победу.

— Ступефай! — Салиму откинуло вперед на два метра, она упала на пол лицом, раскинула руки в разные стороны. Да, как-то некрасиво вышло.

Гарри осторожно подошел к девочке. Проверил пульс, на всякий случай. Перевернул ее, глаза были закрыты, из носа шла кровь. Видимо, удар об пол был довольно сильным.

— Салима, — осторожно позвал он, — Салима...

Девочка распахнула глаза, одним резким движением потянула Гарри за ногу, и тот упал в нелепой позе рядом с ней.

— Ничья, — радостно заявила Салима и засмеялась.

— Тебе не больно было?

— А, ерунда.

Гарри перевернулся на спину и просто закрыл глаза. Тишина, такая спокойная, ласковая. Лишь слышно тиканье часов в гостиной дома Луджинов, потрескивание углей в камине и ветер за окном.

— А как там, в Дурмстранге? — он не знал, как сформулировать вопрос, но надеялся, что Салима поймет, что его интересует общая атмосфера, чувства, люди, а не то, как она сдала экзамены по трансфигурации.

— Никак. Я бы ушла, но злить Иствана раньше времени не хочу. Страшно...

— От чего?

— От пустоты, — Гарри так и не открыл глаза, поэтому не видел, что они с Салимой лежат в похожих позах на деревянном полу. Такая маленькая уютная идиллия в неуютном мире.

— У тебя там много друзей? Там, должно быть, интересно. Учатся люди из разных стран. Не так как у нас, только местные, из Британии.

— Ты думаешь, территориальная принадлежность определяет степень идиотизма или гениальности? Они все такое же тупое стадо.

— И у тебя там нет друзей?

Салима открыла глаза и повернулась на бок так, что она теперь могла видеть Гарри. Посмотрела внимательного на него. Крепко сжала его руку, и снова откинулась на спину. В воздухе повисло какое-то едва уловимое отчаяние. Такое родное, естественное, слово без него невозможно было даже представить жизнь. Жизнь, полную потерь, разочарований, стремлений и неудач в этих стремлениях, и отчаяния... Но сейчас оно было иным, нормальным, что ли. Все было так, как должно быть. В этом тихом отчаянии было будущее. Ведь нашу жизнь формируют не только достижения, но и потери. Чем больше первых, тем больше и вторых. Даже достигнутая цель равна потери. Потери этой цели. Говорят, счастье в самом стремлении, а не в результате, достигнув который человек ощущает разочарование от того, что путь уже позади.

— У меня много знакомых. Ты — мой друг. Идем, я тебе кое-что покажу! — девочка быстро вскочила на ноги и схватила Гарри за руку, помогая подняться, — Вивви!

В светлой гостиной дома Луджинов возникло маленькое существо с огромными печальными глазами. Казалось, будто эльфийка сильно постарела за последние полгода. У Гарри защемило в груди. Это неправильно, когда единственным существом, всем сердцем переживающим смерть человека, является слуга. У Кассандры было так много знакомых, все-таки статус владелицы магазина зелий обязывал. Так много людей собралось на ее похоронах, но лишь старая Вивви не может пережить потерю. Он сам, Гарри, быстро смирился, его снова закрутило в водоворот обычных будних дней. А ведь Кассандра была первым человеком, который отнесся к нему искренне. Обычная незнакомая женщина, подошедшая на улице Парижа, она узнала в нем Героя, виновника смерти Волдеморта, но она не пела дифирамбы его отваге, как люди в Дырявом котле, она не пыталась зачем-то затащить его в запретный коридор для встречи с трехголовым псом, как Дамблдор. Она не пыталась влиять на его жизнь, именно к ней отправились Салима и Том за зельем для Джинни, Рона и Невилла, и волшебница без лишних вопросов продала то, что продавали лишь с разрешения Министерства. Гарри потеребил в руках сережку, подаренную Касандрой, и шумно втянул воздух.

— Надень, — Салима кинула в руки Гарри его же маггловскую зимнюю куртку. Сама девочка накинула на плечи серое длинное пальто, которое доставало почти до пола. Обмоталась фиолетовым шарфом и заплела светлые волосы в косу.

Вивви протянула обе ладошки, Гарри взял эльфийку за руку и почувствовал, что реальность от него ускользает.

Обычная маггловская улица. Пригород. Небольшие коттеджные дома похожие друг на друга. На дверях большинства из них висят рождественские венки. Во дворах некоторых стоят машины. Крупные снежинки ложатся на расчищенную улицу, стараясь как можно быстрее исправить проделанную работу, и снова замести проезжую часть. Салима подставляет лицо под мокрый снег. В воздухе чувствуется свобода... Гарри не знает, где они. Даже не знает, в какой стране. Но это сейчас неважно. Может, уйти из магического мира? Здесь, в маггловском районе, он может свободно вздохнуть, не думать над старенным отношением к Гермионе гриффиндорцев, над предательством Петтигрю, над задумчивым и каким-то печальным поведением Драко, над отчаянным одиночеством Салимы, которое она старается скрыть за бурной деятельностью по придумыванию новых зелий и циничным отношением к людям, над собственными странными снами.

— Где мы? — Гарри поднимает голову, и даже старается поймать ртом снежинки. Интересно, а Салима чувствует здесь этот запах свободы? Или он для всех уникален?

— Соединенные Штаты Америки, штат Орегон. Сейчас подъедет такси. Вон, смотри, уже едет машина, — девочка в длинном пальто указала рукой в сторону въезда в поселок.

Желтый автомобиль остановился напротив одного из домов. Из него вышел мужчина лет пятидесяти, а следом за ним — молодой парень. Они достали из багажника чемодан. Из дома им навстречу выбежала женщина. Она крепко обняла худенького паренька и, казалось, не хотела его отпускать. Гарри почувствовал себя неуютно, будто он подглядывает за чем-то очень личным.

— Теперь все будет по-другому, мама, — слух уловил едва различимые в пространстве слова.

— Не узнаешь его? — спросила Салима.

— Я его знаю?

— Нет, так уж вышло, что он тогда забыл представиться, когда мы встретили его в тех трущобах.

И Гарри вспомнил. Вспомнил тощего человека в потрепанной футболке, с жирными спутанными волосами, синяками под глазами. Вспомнил этого человека, который выхватил нож, и милую улыбку на лице Салимы, когда она произносила одно из Непростительных заклинаний.

— Полгода назад он приехал домой и сказал родителям, что хочет вылечиться, — шепотом начала рассказ Салима, — Его поместили в один из реабилитационных центров. Три месяца спустя он восстановился в школе, которую так и не окончил. И вот сейчас его выписали домой. Он скоро сдаст все экзамены и поступит в колледж. Будет кардиохирургом, кажется. Не особо понимаю, что это значит, но это его мечта с детства. Потом женится, он всегда хотел троих детей, двух мальчиков и одну девочку. И посмотри на эту женщину! Я вернула ей единственного сына. Теперь он свободен. Что такое свобода, Гарри? Почему человек, находящийся под моим заклятием подчинения свободней меня?

— Наверно, свобода — это когда ты живешь так, как должен? — то ли спросил, то ли утвердительно сказал Гарри, и крепко сжал руку Салимы. Этим он хотел выразить то, что не мог описать словами.

Если Кассандра и боялась, что эта девочка разрушит историю, то, что с того? Ведь иногда и разрушение — лучший, а порой и единственный выход. Даже убивая, можно спасти. А Империус, подавляющий волю, может стать первым шагом к свободе. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Смеяться — от опьяняющего чувства свободы, которое ощущалось здесь, так далеко от привычных и родных мест, казавшихся чужими. Плакать от того, что невозможно быть полностью свободным, это мгновение пройдет, а знание того, что ты никогда не достигнешь цели — останется. Счастье в неведении. И этот бывший наркоман не знает, что он несвободен, поэтому сейчас он счастлив, он гордится собой. Он смог, он сделал первый и самый главный шаг к своей цели. Если бы он знал, что этот шаг сделали за него, разве он бы чувствовал сейчас эту свободу?

Наверно, если бы Гарри не хотел искать причины, видеть следствия, он бы тоже был счастлив и свободен. Свободен в клетке интриг Дамблдора, паутине лжи и безнадежного осознания единственно верной, но навязанной истины. Он бы радовался сказочному волшебному миру, в который попал первого сентября девяноста первого года, радовался тому, что выжил, когда его пытался убить сильнейший темный маг, радовался бы первым подаркам от друзей на Рождество. Теперь он свободен в действиях, выборе, знает о причинах поступков, но он заперт в собственном ощущении отчаяния, бессмысленности каждого дня. Так, где же она, эта свобода? Только в морозном зимнем воздухе и этих крупных снежинках? В теплой руке Салимы, которую он по-прежнему сжимает? В том, что он здесь никто, случайный прохожий? Кто-нибудь должен знать ответы на эти вопросы...

Салима достала палочку и выпустила фиолетовый шумный фейерверк. Затем еще один, и еще. Она смеялась. Отбежала в сторону, подхватила с земли снежный ком и кинула его в Гарри. Он не остался в долгу. Они играли в снежки, как в детстве, которого у Гарри не было. Должно быть, у Салимы его тоже не было. И неважно, что магглы могли заметить, что эти снежки имеют своеобразную траекторию, преследуя противника. Неважно, что магглы, скорее всего, видели и слышали фиолетовые фейерверки. Сейчас это не имело значения. Здесь были только Гарри, Салима, снег и такой приторно сладкий, оттого кажущийся ненастоящим, запах свободы.



Глава 53. Магия времени

В доме Цоресов царил холод. Казалось, будто сами стены притягивали его, как что-то родное, привычное. Самому дому было комфортно в эту морозную пору. В отличие от его обитателей — кота Чертика и Гарри. Последний сейчас сидел на полу перед креслом, одетый в теплый вязаный свитер и шарф, и рассматривал красивую новую метлу. Все ее прутики были аккуратно сложены один к другому, а рукоятка гладко отполирована. В моделях метел Гарри совершенно не разбирался, однако, судя по внешнему виду, мог сделать вывод, что она была отнюдь не из дешевых.

— Ты решил полетать? – спросила Салима, незаметно подкравшись к Гарри, который от неожиданности выронил метлу из рук, — Сейчас не лучшая погода для этого, тебе не кажется?

— Нет, просто приобрел для Лаки инвентарь для уборки, а то он совершенно обленился, — ответил Поттер, не глядя на Салиму, — На полу уже огромный слой пыли образовался.

— Именно поэтому ты сейчас на нем сидишь? Решил внести маленький вклад в уборку дома? — серьезным тоном предположила девочка, — Ну, если ты купил "Молнию" для того, чтобы ею подметать, то просто обязан инкрустировать унитаз алмазами!

— Говорят, они способны резать стекло, — усмехнулся Гарри, — Будет, несколько неудобно.

— Я же не говорила, что нужно сидение ими инкрустировать! Хотя, это ведь отличный способ пытать человека! Покрыть сидение для унитаза острыми алмазами и использовать для допросов чистокровных пижонов, которые кичатся своим богатством. Я бы Каркарова на такой унитаз посадила и заставила бы сутки газету читать! Тот выпуск, где говорилось о его заключении в Азкабан!

— За что ты его так?

— Его никто не любит. Кого обычно не любят? Тех, кто необъективен в суждениях. Предателей. Людей, которые надменно смотрят на всех, кто ниже их по положению и заискивают с теми, кто выше. Тех, кто живет на показ. Вот Каркаров умудрился соединить в себе все это. Я осенью отправила ему письмо с уведомлением об аресте, со всеми печатями, как положено, так у него такая паника в глазах была! Боится, сволочь. Долго же он бесился, пытаясь вычислить автора шутки.

— Я бы тоже боялся, — пожал плечами Гарри.

— Это нормально. Только ему есть чего опасаться и в самом Нурменгарде. Вороненок там несколько раз была и ничего, но предателей не любят даже тюремщики. Он не столько за свою свободу боится, сколько мести... Каркаров еще до того, как к вашему Волдеморту присоединился, сколотил себе здесь состояние, подставив нескольких товарищей. Они сейчас в тюрьме, — ответила Салима, и еще раз взглянула на метлу, — И все же, зачем она тебе? "Молния" не дешевая.

— Да не покупал я ее. Наверно, это чей-то подарок на Рождество, только отправитель не знал, что она будет доставлена в Венгрию, вот и не угадал со сроками.

— И ты не знаешь от кого? – поинтересовалась Салима, сощурив глаза.

— Нет... Малфой бы не стал мне дарить метлу, Гермиона — тем более.

— И что ты с ней собираешься делать? – спросила девочка, положив руки на колени.

— Может, продать?

Салима посмотрела в глаза Гарри и рассмеялась.

— Мы с Антуаном идем на рынок. Пойдешь с нами?

Гарри попытался вспомнить, чем он собирался заняться до того, как две замерзшие совы принесли ему эту метлу. Кажется, планировал почитать какую-то книгу... о легилименции. Раз уж даже Гермиона изучает ментальную магию, то и ему стоит попытаться ее освоить. Он этого не осознавал в полной мере, но хотел во всем быть не хуже гриффиндорки. Что-то вроде принципа. Их истории схожи, они оба росли в мире маглов, не зная о волшебстве, и теперь старались стать своими в этом чуждом им мире. Гарри было проще, его здесь ждали, но это не отменяло того факта, что для Малфоя, Уизли, Лонгботтома и других этот мир был родным, привычным с детства. А Гарри и Гермиона были в нем... мигрантами из другого мира, мира маглов. И как любой человек, который сменил место жительства, они должны были вливаться в новое общество, стараться понять те или иные традиции, повезло, что язык учить не приходилось. Должно быть, поэтому Гарри и подружился с Гермионой, он видел в ней отражение себя самого. Такого же человека, приехавшего в Хогвартс с определенными идеями и умозаключениями о том, как было бы лучше устроить жизнь магов. Так, как было бы лучше ему самому, комфортнее, привычнее. Но изменять устройство мира, складывающееся десятками, а то и сотнями лет, не так уж просто. Порой и бессмысленно. И идеи Гарри Поттера-первокурсника о том, что каждый маглорожденный должен проходить проверку крови в Гринготтсе, о том, что нужно менять финансовую систему, так как многие сейфы после смерти последнего представителя рода разграбляются волшебниками и гоблинами, да много о чем еще, сейчас не имели значения. Как и идеи Гермионы. Они у нее тоже были, Гарри не сомневался.

— Идем, — ментальная магия может подождать, а посмотреть на иностранный магический рынок — интересно.






* * *
Волшебный рынок в Германии сильно отличался от Косого переулка. Здесь, помимо разнообразных магазинчиков, прямо на улицах люди продавали товары. Вот одна женщина, в пестром пальто и фиолетовой шляпе с живыми розами, была увешана амулетами неизвестного свойства, а на прилавке перед ней лежало множество цветных камней. Мужчина в зеленой мантии с песцовым воротником продавал подержанные метлы, зазывая потенциальных покупателей, скорее всего, привлекательными ценами в неизвестной Гарри валюте. Маленькая лохматая девочка лет десяти, в старом и грязном пальто, предлагала купить лягушачьи лапки и заверяла, что лягушек она поймала сама этим утром. Седой старичок предлагал калорийные лепешки для дальних походов. Здесь было не так многолюдно, как в Косом переулке в августе, но очень шумно, отчего создавалось впечатление, будто на этом волшебном рынке больше людей, и идут более активные торги. Некоторые продавцы выкрикивали рекламные стишки на немецком, но Гарри не мог их понять, только по смеющимся лицам прохожих можно было догадаться, что их кричалки веселые.

Салима целенаправленно шла в самый конец торговой улицы, Антуан и Гарри еле поспевали за ней. Она ловко уворачивалась от особо предприимчивых торговцев, которые норовили продемонстрировать свои товары прямо под носом прохожих. У Поттера так не выходило, поэтому один раз прямо перед ним мальчишка лет восьми взорвал хлопушку, а какая-то старуха попыталась всучить ему в руку мертвую летучую мышь. Наконец, в отдалении от шумной толпы, Салима отворила облезлую дверь неприметного магазинчика. Подростки вошли внутрь тесного помещения, и Гарри сразу почувствовал резкий запах тухлых яиц и чего-то еще, с не менее отталкивающим ароматом. Создавалось впечатление, что где-то поблизости находится помойное ведро, которое давно никто не убирал.

— О, здравствуй, Салима, — поприветствовал девочку низкорослый старик, который до этого расставлял какие-то стеклянные емкости на высокой полке, и обернулся. На других посетителей он не обратил внимания.

— Привет, Генри. Вот список, — девочка протянула мелко исписанный листок, — Приготовь, я заберу все завтра.

— З... завтра? — старик пробежал глазами по списку.

— Неужели для мастера Генри, сбежавшего из Британии в связи с некоторыми сложностями, это непосильная задача? — спросила Салима, приподняв бровь. Ее ласковый тон и милая улыбка всегда действовали на знающих людей должным образом.

— Нет... к-конечно, нет. Просто список слишком большой, не все у меня есть в наличии...

— Это грустно, — вздохнула девочка.

— Но я найду. Завтра после обеда.

— Вот и отлично, Генри! — просияла Салима, достала палочку и превратила пепельницу с множеством окурков, стоявшую на прилавке, в букет роз, — Это тебе. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

На прощание девочка послала старику воздушный поцелуй, на его лице в этот момент отразился широкий спектр эмоций, от недоумения до злости, которую он тщетно пытался скрыть за неестественной улыбкой. Антуан прыснул в кулак, Гарри ситуация тоже повеселила.

— Что это был за список? — спросил он, как только они покинули магазинчик и, наконец, смогли вдохнуть свежего воздуха.

— Ингредиенты для зелий в магазин нужны. В Лондоне почти все дороже.

— Почему?

— Да потому, что как только что-либо становится, согласно постановлению Министерства, ограниченным в обороте, цены на него поднимаются, чуть ли не вдвое. Великобритания славится самым огромным в мире списком запрещенных и ограниченных в использовании ингредиентов и разделов магии.

— Интересно, почему так...

— Да, все просто, — ответил за Салиму Антуан, — После войны с Волдемортом запретили. Здесь никогда не было таких войн, даже Гриндевальд казался всего лишь революционером-неудачником. В Восточной Европе все еще дешевле, там налоговую систему все обходят стороной, у них власти меняются каждое десятилетие.

— Только и качество там сомнительное. Я один раз брала цикуту в Болгарии. Она какой-то пересушенной оказалась. Генри все хорошо сделает, я его давно знаю. Он в восемьдесят втором уехал из Британии.

— Почему? – спросил Гарри.

— Он был Пожирателем. Вообще-то, родился он в Турции, но когда ему было семнадцать, они всей семьей перебрались в Англию. Там какая-то революция произошла в тысяча девятьсот восемнадцатом. А в тысяча девятьсот пятидесятом он открыл магазин в Косом переулке, на том месте, где сейчас аптека. Через Турцию половина товара проходит, все травы из арабских стран, часть из Африки и Индии. Там большинство магов на этом деньги зарабатывает. Вот и Генри знал всю эту систему. Потом, когда с середины семидесятых стали день за днем запрещать свободную продажу наиболее дорогостоящих ингредиентов, бизнес его стал невыгодным. Но, в один прекрасный день, пришел к нему дяденька Волдеморт, предложил сотрудничество и рынок сбыта. Ну, а события после тысяча девятьсот восемьдесят первого года тебе и так известны. Здесь ему старый приятель, наш дорогой Игорь Каркаров, помог устроиться. В Германии его бизнес приносит немалую прибыль.

— Не похож он на турка...

— Зато менталитет остался. Завтра буду еще целый час с ним торговаться.

— Давайте зайдем в кафе, я замерз, — предложил Антуан.

— В магловское только. Там вкуснее и дешевле.

— Я в мантии!

— Ну и что? — Салима посмотрела на бежевую зимнюю мантию Антуана, - Маглы даже внимания не обратят, хоть в трусах ходи!

— Не скажи, мне вот Виктор Крам рассказывал историю. Он на берегу моря оставил одежду, палочку, а сам пошел купаться. Возвращается, а вещей нет. Аппарировать он тогда не умел, у него и сейчас это через раз получается, хотя ему экзамен через месяц сдавать. Переместился он по каминной сети из Варнавского магического кафе в Софию, и пошел домой в мокрых трусах. Но ему нужно было идти около двадцати минут. Так его полицейский магловский остановил. Краму пришлось долго объяснять стражу порядка, что он делает в центре столицы в трусах, без паспорта, и почему не может позвонить своим родственникам.

— Конфундус и Обливиэйт в помощь ему, — отозвалась Салима.

— Палочку тоже украли. Да и потом, он же добрый и честный...

Гарри, Салима и Антуан вышли в магловскую часть Берлина. Улицы поражали разительным контрастом по сравнению с волшебным рынком. Они были аккуратными, правильными. И прохожие были такими же, под стать окружающему пейзажу. В простых куртках, джинсах и ботинках, они шли каждый по своим делам, не глядя по сторонам, и не замечая друг друга. Люди были такими... одинаковыми, что создавалось впечатление, будто они живут по установленному образцу. Словно есть четкий список вещей, которые можно надеть на работу или прогулку, есть перечень причесок, чтобы не выделяться в толпе, а вот цвета, которые не привлекут внимания. Обязательно ознакомьтесь с ними, прежде чем жить в этом мире!

Антуан предложил зайти в первое попавшееся кафе. Юноша нервничал оттого, что его внешний вид привлекал внимание прохожих. В итоге они зашли в небольшую кофейню в каком-то переулке. За дальним столиком сидела компания молодых людей с большими кружками пива. Судя по оживленному разговору, у них в бокалах была уже далеко не первая пинта этого напитка. У окна две студентки пытались вместе решать какие-то задачи. Следом за Салимой, Гарри и Антуаном вошла пожилая супружеская пара. Вот и все посетители неприметного заведения.

Гарри заказал чизкейк. От шоколадных лягушек и тыквенного печенья уже сводило скулы. Что ни говори, а Салима была права, у маглов еда если не вкуснее, то уж точно разнообразнее.

— А у кого-нибудь есть деньги? Какая вообще валюта в Германии? – поинтересовался Гарри.

— У меня есть, — Антуан проверил карманы на наличие магловских денег.

— Вот ты за нас и заплатишь, — сказала Салима, к ней в это время по воздуху приплыла сахарница и ложка, которая сама отсыпала нужное количество сахара в чай.

— Что ты творишь? – Антуан оглянулся по сторонам.

— И что? Они сахарницу плохо протерли, она липкая! Нужно заменить на другую, — с этими словами девочка взмахнула палочкой, и сахарница поплыла к барной стойке, под ошеломленные взгляды подвыпившей компании.

Гарри посмотрел на лица маглов, и ему отчего-то стало так весело... Он тоже достал палочку, и направил ее на бутылку с виски, которая стояла на полке прямо над молодыми людьми с пивом, от чего та откупорилась и виски полились прямо на голову длинноволосому парню, который откинул ее с непонимающим взглядом, и янтарная жидкость залила ему лицо.

— Ну, вы даете, — усмехнулся Антуан, доедая свой пирог. В это время официантка принесла еще пива за дальний столик, и сама присела рядом с ними, кокетливо улыбаясь и стреляя глазами.

— А вот это уже жестоко, Антуан, — нахмурилась Салима.

— Почему? – спросил он, изогнув бровь.

— Она обычная студентка, здесь подрабатывает, чтобы не зависеть от родителей. У нее скоро свадьба...

— Ну и ладно, пора сваливать... Через окно.

В кафе вошли двое мужчин в темно-синих мантиях и огляделись.

— Бомбарда! Быстрее! — Антуан разбил окно и выбежал первым, Гарри и Салима выпрыгнули следом за ним, — Бежать придется, они всегда антиаппартационный барьер ставят.

— Можно через тень уйти, — предложил Гарри, чуть не споткнувшись об урну.

— Так не интересно! Пусть авроры тоже побегают! — воскликнула Салима, и, завернув за угол, выбежала на широкую оживленную улицу.

Радиус антиаппартационного барьера оказался небольшим, всего метров двести. Преодолев его границу, Антуан сразу же аппарировал, Салима спустя пару секунд так же растворилась в воздухе на глазах у прохожих. Гарри оглянулся, увидел прямо за собой мужчину в синей мантии, и с хлопком исчез, хоть и не был уверен в успехе собственной попытки аппарации. Более того, он даже не знал, куда именно собирается переместиться.

Оказался он рядом с монастырем. Красное кирпичное здание выглядело величественно. Но все же ощущалась здесь и заброшенность. Такая таинственная и печальная…

— Привет, — Гарри кто-то ущипнул за руку. Он резко обернулся, выхватив палочку, открыл рот и так и застыл на месте с неприлично отвисшей челюстью... Перед ним стояла Салима, только маленькая. На вид ей было не больше восьми лет. Ее волосы, еще более светлые, чем сейчас, были заплетены в две косы, а одета она была в розовое платье с рюшами и бантами.

— А как ты здесь оказался? Тут стоит антиаппартационный барьер, его ставил мой дедушка!

— Не знаю... А это монастырь? – Гарри не знал, почему задал этот не совсем уместный вопрос. Вряд ли кирпичное здание, с узкими окнами и крестами на башнях, могло оказаться книжным магазином или любым другим заведением.

— Да. Но он не действует уже давно.

На горе монастырь стоял,

И монахов там было множество.

Они все были горькие пьяницы,

Пили водочку из скляницы...

Глаза маленькой Салимы лихорадочно блестели, какое-то время она стояла, уставившись на Гарри, а через несколько секунд заливисто рассмеялась и убежала в лес. Поттер встряхнул головой, постоял около минуты, собираясь с мыслями, и переместился в дом Цоресов более привычным способом — по тени. Салима обнаружилась в гостиной. Она сидела в кресле, облаченная в синие брюки и клетчатую рубашку. Ее волосы, куда более темные, чем у маленькой Салимы, были убраны в тугой высокий хвост.

— Долго ты что-то...

— Представляешь, я сейчас переместился к какому-то монастырю и видел там тебя, одетую в розовое платье... Да и вообще, там лето было... — произнес Гарри. Весь его вид выдавал растерянность и испуг.

— Я помню, мне тогда семь лет было. Не обращай внимания, это кто-то с магией времени балуется, — произнесла Салима таким тоном, будто каждый день аппарирует в прошлое, и открыла бутылку пепси, которую прихватила с собой, убегая из кафе.

— Кто-то балуется... Это из-за маховика времени? — Гарри сразу вспомнил Гермиону.

— Может, и из-за него. При использовании магии времени часто страдают те, кто в этот момент используют магию пространства. Закономерно, что эти две величины тесно связанны. Изменяя одну, непременно затрагиваешь и другую. Может даже маглов коснуться, если они в этот момент перемещаются в пространстве. На машине, к примеру, едут...

— Я не знал... А что ты делала у этого монастыря?

— Это рядом с моим домом, если через лес на гору подняться. Я там просто гуляла, — Салима подошла к каминной полке и взяла оттуда браслет с рубинами, тот, что Гарри отдал ей, — Держи, он принадлежит нашему роду, но у него иное предназначение. Он позволяет на короткий срок видеть магию. Вообще, браслет, конечно, женский, но какой уж есть. Я пока такие вещи создавать не умею. Магию времени заметить сложнее всего... Она прозрачная, как вода, и обволакивает все вокруг. В ней отражается вся остальная магия, как луна в реке.

Салима вложила в руку Гарри браслет, и снова уселась в кресло, взяв в руки бутылку пепси.






* * *
На улице лил дождь. Крупные капли барабанили по оконным стеклам и крыше поезда. По коридору пронеслись первокурсники из Хаффлпаффа, после чего Гарри закрыл дверь, чтобы шум не отвлекал его. Рядом с ним свернувшись в один большой и пушистый клубок, лежали Чертик и рыжий кот Гермионы Косолапус.

— Они подружились, — сказал Гарри, погладив сначала черного кота, а затем рыжего.

— Уже давно, ты разве не замечал?

— Нет.

— Ты просто редко смотришь в окно, — улыбнулась Гермиона, отложив огромную книгу в сторону, — Я несколько раз замечала их вместе. Они гуляют во дворе неподалеку от гремучей ивы.

— В подземельях окна ненастоящие. "Полное собрание законодательных актов Великобритании"? — прочитал Гарри название толстого фолианта, — Интересно?

— Скучно. Но я обещала помочь Хагриду.

— Хагриду? Он во что-то вляпался? Был замечен при продаже чего-то запрещенного?

— Конечно, нет! — возмутилась Гермиона.

— А что, я представил... Идет Хагрид по Косому переулку и кричит: "Драконы, церберы, фестралы и прочая живность! Недорого! Подходим, не стесняемся!"

— В апреле будет слушание по делу Клювокрыла...

— А, вот ты о чем, — лицо Гарри сразу стало серьезным, — Неужели тебя так тревожит мнение Уизли и прочих?

— Причем здесь они? Мне Хагрида жалко. Он ведь любит Клювокрыла. Представь, что дело касалось бы твоего Чертика, что бы ты сделал?

— Гермиона, я бы понял твое рвение, если бы слушание было по делу Косолапуса. Клювокрыла все равно казнят, хочешь ты того или нет. Принцип сейчас у Малфоя такой. И Дамблдор, как ты могла заметить, снова не при делах.

— Я знаю, Гарри. Просто хочу попробовать, чтобы поражение можно было назвать достойным, — неожиданно Гермиона улыбнулась, — Это тоже принцип, как и у Малфоя.

— Какие все принципиальные, — пробубнил Гарри и уткнулся в свою книгу, в которой описывалось действии чар времени, маховиков и прочих устройств.

Любое перемещение во времени сказывается на окружающем мире. То, что он умудрился попасть в прошлое, а потом так легко выбраться оттуда, действительно, почти обычная ситуация. Если бы он не встретил Салиму то, даже не понял бы, что переместился во времени. Подумал бы, что случайно попал не туда, куда хотел. Возможно, что-то подобное происходит и тогда, когда Гермиона пользуется маховиком времени. И вот в этом-то вся загвоздка...

Маховик ей выдала МакГонагалл с разрешения директора. Либо Дамблдор совсем сошел с ума, что не исключено, либо что-то здесь не так. Вряд ли он согласился бы на подобный риск ради того, чтобы какая-то третьекурсница смогла посещать большее количество занятий. А если учесть то, что скоро у шестикурсников начнутся занятия по аппарации, а Гермиона может не вовремя воспользоваться маховиком, и это приведет к тому, что какой-нибудь горе-студент попадет куда-нибудь в восьмидесятый год, прямо под нос Волдеморта. Нет, ну черт с ней, с судьбой шестикурсников, вопрос в том, что у Дамблдора в голове вместо мозгов?

Или все же, это все не просто так... Гарри внезапно ощутил какое-то странное, неприятное ощущение дежавю. На первом курсе директор поселил цербера в Хогвартсе ради его встречи с Квирреллом-Волдемортом, может, и сейчас он что-то задумал... Гарри и тогда-то не смог разгадать замыслов директора и его ожиданий, а тут еще одна головоломка нарисовалась.

— Гермиона, ты не использовала маховик позавчера, примерно в три часа дня?

— Нет, я им на каникулах вообще не пользовалась, а что?

"Ты думал, что маховик один во всем мире? Нет, их, конечно, ограниченное количество, можно сказать единицы, но единицы – это не единица!" – съязвил внутренний голос.

— Да, ничего, неважно. Хочешь, книжку дам почитать? — Гарри протянул небольшой фолиант в кожаном зеленом переплете.

— "Магия времени"? Где ты ее взял? – удивленно поинтересовалась девочка.

— Салима дала почитать, у меня в библиотеке книги об этом разделе магии только на венгерском были, а эта на английском.

Гарри улыбнулся, заметив тень сомнения на лице Гермионы. С одной стороны, ей очень хотелось прочесть о магии времени. Подобные чары не относились к запрещенным, но были ограничены в использовании. И знания о них оберегались сильнее, чем о многих разделах темных искусств. По крайней мере, в библиотеке Хогвартса вряд ли можно было найти что-то подобное. Но, с другой стороны, Гермиона не хотела брать в руки вещь, принадлежащую сумасшедшей родственнице Гарри. На щеке гриффиндорки до сих пор виднелся белый шрам, уже едва различимый, но все же.

Жажда знаний перевесила, и Гермиона, взяв книгу, поблагодарила Гарри. А сам Поттер в это время вспомнил о магловском освежители воздуха с запахом лаванды, который лежал в его рюкзаке. И если Дамблдор надеялся, что все обойдется, и использование одним из школьников маховика времени останется незамеченным, то пусть его надежды не оправдаются.

В купе заглянул Малфой, и Гарри с широкой улыбкой протянул ему подарок, самую современную гоночную метлу – "Молнию". Надменность на лице блондина сменилась удивлением, что окончательно развеяло невеселые мысли.




Глава 54. Действительность не обязана быть интересной

Сенсацией следующего квиддичного матча стала новая метла слизеринского ловца. До Гарри доносились обрывки разговора Уизли, который называл Малфоя выпендрежником, и удивлялся, с чего это у всей команды не появились "Молнии"? Неужели Люциус Малфой обанкротился? Слышать эти слова от рыжего было... смешно. Столько зависти, столько желчи. И самое забавное, что Гарри его понимал. Какая разница, чему завидовать? Хорошей семье Драко Малфоя, которому любимая мама пишет письма, отец покупает метлы всей команде, чтобы если уж играет его сын, команда не проигрывала. Или простому наличию денег... Главное, что Малфою завидовали и Рон, и Гарри.

Гарри сидел на трибуне рядом с Крэббом. Квиддичные матчи – это не то, что его, когда-либо впечатляло или казалось зрелищным. Конечно, он болел за команду, но… Почему бы не делать это на расстоянии? Поэтому спустя час юный маг решил покинуть стадион и пройтись по окрестностям. Тем более, сейчас на улице светило яркое солнце, и в целом, была хорошая зимняя погода. Без мокрого снега, без холодного дождя.

Встретить бы здесь Луну... Гарри сейчас понял, что по ней соскучился, хоть их общение и сводилось к парочке разговоров и лестнице, с которой она очень удачно или, напротив, неудачно скатилась. Сейчас он понял, что странная равенкловка с сережками в виде редисок напоминала ему Салиму и Малфоя. Последнего — с его спокойствием и уверенным лицом, что бы ни происходило. Да, Луна тоже была уверенным в себе человеком, как бы это странно ни звучало. Гарри это чувствовал. Салиму же она напоминала своими странностями, и даже одеждой. Не редисками, конечно, но что-то общее у них было. И два раза он ее встречал здесь, на опушке леса. Но не сегодня. Поэтому, постояв немного у озера, он отправился вглубь леса. Зимой он казался светлым, а не таинственным, как летом. Наверно, из-за белого снега, который освещал его. Деревья были голыми, без темной листвы, придающей особенную мрачность и мистичность лесу, исчезла густая трава. Как и все в этой жизни, вся таинственность и загадочность — лишь образ, оболочка. Все гораздо примитивнее.

И Гарри шел вперед, совершенно не задумываясь, зачем он вообще идет в этот лес. Можно было посидеть в тишине в гостиной, погреть руки у камина или зайти в практически безлюдную во время матча библиотеку. Там, наверняка, обнаружилась бы Гермиона, она в последнее время платила гриффиндорцам той же монетой, что и они ей — демонстративным игнорированием. Все на матче? А я — в библиотеке! Вечером вы будете праздновать победу или сидеть в гостиной с мрачными лицами из-за проигрыша? Я буду в своей комнате читать книгу. Да-да, из Запретной секции. Но видеть Гермиону сейчас Гарри не хотел, потому, что только вчера вечером наблюдал за ее попытками отыскать нужную информацию, которая могла бы помочь Хагриду.

Кстати, о лесничем... Он, конечно, не самый умный и интересный человек, но Гарри решил зайти к нему на обратном пути. Просто посидеть и попить чай. Есть люди, с которыми и в тишине комфортно. Главное знать, что они не предадут, не будут смеяться за твоей спиной, осуждать. Хотя, может Хагрид и осуждал бы, если бы ему было что-либо известно. Но он, к счастью, не знал ничего.

Отчего-то становилось холоднее, а голые деревья стали выглядеть не обычно, а как-то... отчаянно. Наверно, они скучают по лету. И Гарри тоже ждет лета. Или нет... Он устал и ничего не хочет, все, что он делает — не имеет никакого смысла. Тот же Волдеморт в его годы уже строил большие планы на жизнь, Дамблдор, наверное, тоже. Его отец и мать просто радовались жизни, мечтали. А он — устал. Будущее? Какое к черту будущее? Нет для него там места. У Уизли — есть, у Малфоя — тоже. Но у него нет.

Гарри поднимает глаза. Черная фигура в плаще. И вот снова воспоминания, снова...

Страх. Не перед смертью — перед неизвестностью. Обычная табуретка. Он ставит ее аккуратно. Нужно все сделать спокойно. Даже изящно. Он не хочет этого, но так нужно. Правильно, наверное. Веревка магическая, трансфигурирована из какой-то ерунды, найденной на столе. Он сам, сейчас лишь нелепый человек в грязной лиловой мантии, который никогда не умел качественно трансфигурировать что-либо, сдал СОВ хуже других и по этому предмету не пошел на уровень ЖАБА. Он даже не знал нужного заклинания, но все получается, как нужно. Ведь кто-то ему подсказывает, помогает. Он чувствует это, и становится спокойнее. Ведь так легко жить, когда кто-то знает лучше тебя, как правильнее поступить...

Преподавательский стол, пергамент, перо. Последнее в жизни письмо, написанное красивым каллиграфическим почерком. Лживое от начала и до конца, они оба это понимают. Тот, кто написал письмо, и другой, который ему помогает. Умереть — это ведь так правильно сейчас.

Он идет к той самой табуретке, но по дороге ему попадается большое зеркало, которое он же сам и поставил здесь в начале учебного года. Лиловая мантия слишком грязная, он не хочет умирать так, это не эстетично. Нужно пойти, переодеться. Можно даже поправить прическу, еще есть время.

И вот через десять минут он снова идет к табуретке. Крепко привязывает веревку к люстре. Дергает, проверяя выполненную, такую несложную, но необходимую работу. Он улыбается, ведь смерть — это хорошо. Портреты на стенах так же безмятежно улыбаются...

Гарри не помнит, как достал палочку, но когда ему становится еще холоднее, чем было, до дрожи во всем теле, несмотря на теплый свитер, зимнюю мантию и слизеринский шарф, холодно до стучащих зубов, он понимает, что сделал что-то не то...

"Я же умру от этого холода..."

"Не умрешь, согревающие чары можно наложить! Правда, они не сильно помогут", — ехидно отзывается Адам-Самаэль в голове.

"Что я в этот раз не так сделал?"

"Ты ни черта не сделал, в этом-то и вся проблема! Пришлось брать ситуацию в свои руки, или ты души хотел лишиться?"

"И что я... ты... в общем, мы сделали?"

"Сотворили любимое заклинание, что ж еще. Империус родимый, ты уж прости, Патронусы — это не наше".

"А почему холодно?" – спрашивает Гарри.

"Дементору, дементор бы его побрал, холодно", — ругается Адам-Самаэль.

— Привет, — Гарри смотрит на фигуру в темном балахоне.

"Ты лучше с зеркалом поговори — продуктивнее будет", — комментирует его попытку диалога Адам-Самаэль.

— Сними капюшон, — любопытство — коварная штука.

Фигура снимает капюшон, и... под ним ничего нет. На том месте, где была голова, теперь виднеется лесной пейзаж. Гарри ожидал увидеть нечто ужасное, но уж точно не то, что сейчас лицезрел. Руку-то, руку в струпьях он в поезде точно видел!

"Пожалуй, нам нужно почитать об этих тварях что-нибудь", — делает вывод Адам-Самаэль.

"Пожалуй, да. А с этим-то, что делать".

"Да хоть ломбаду заставь станцевать. А можно устроить кому-нибудь ночные кошмары".

"Дамблдору?"

"Да, хоть бы и ему. Или Снейпу. И вообще, пора тебе уже поменять свои худшие воспоминания, Уизли и Локхарт уже наскучили".

К Хагриду Гарри так и не зашел. Наложив на себя согревающие чары, он отправился в замок, чтобы подумать над тем, что делать с этим дементором, свалившимся на его голову. Вернее, на сознание, душу или что там ответственно за магическую составляющую?






* * *
В кабинете прорицаний было душно. Как всегда, в общем-то. Но сейчас Гарри ежился от холода. Профессор Трелони говорила что-то о гадании на кофейной гуще, студенты под ее монотонную речь засыпали. Только Дафна читала учебник по зельеваренью и писала эссе. Таким образом, время не будет потрачено зря.

Малфой говорил, что пророчества на самом деле меняли судьбы людей, но учиться видеть их нужно не по какой-нибудь ерунде, вроде чаинок и кофейной гущи. Читать по знакам, несоответствиям, изменениям в природе. Можно и в чаинках, конечно, предзнаменования увидеть. Но не по учебнику... Один и тот же рисунок можно трактовать совершенно по разному, все зависит от личности того, кому гадают. Взять, к примеру, то же солнце — символ счастья. Если его увидит Уизли — это будет значить то, что ему на голову упадет мешочек с галлеонами. А вот если тетушка Малфоя, Белла, солнце увидит (вдруг дементоры расщедрятся и принесут в ее камеру кофе?) — это будет означать что-то другое, скорее всего — свободу.

Гарри вздрогнул. В последние дни он все время мерз и желал этому дементору скорейшей смерти. Проблема заключалась в том, что он не знал, отчего может умереть дементор и как можно этот процесс ускорить. На следующее утро после произошедшего в лесу, он уже решил снять с бедного существа Империо, да не вышло! Тогда Гарри побрел в библиотеку, чтобы почитать о дементорах. Но его ждало разочарование. Снять заклинание невозможно, дементор — нечеловеческая сущность. Собственно говоря, так их Министерство и загнало охранять Азкабан. Не Империусом, конечно. На них действовали заклинания и попроще. Дементоры бы с радостью гуляли по людному Лондону, может, согрелись бы, но им приходилось охранять преступников вместо этого. Империо можно снять лишь другим заклинанием подчинения. Конечно, логично в таких случаях за помощью в Министерство (ведь применение Непростительных запрещено только на людях), но... Слишком много "но". Поэтому Гарри и продолжал мерзнуть, несмотря на то, что на улице уже растаял снег. А Малфой лишь подозрительно косился, когда юный маг кутался в два одеяла ночью.

Драко взмахнул палочкой, теперь перед ним стоял не черный и крепкий кофе, а, судя по виду, капучино с молочной пеной и корицей.

— Я дома такой кофе пью, — пожал плечами Малфой, — Хочешь, тебе сделаю?

— Давай, только горячий. А как мы будем свое будущее смотреть?

— Оно, будущее, еще придёт, а пока нам придется гадать не на кофейной гуще, а на молочной пене. Думаю, Треллони переживет.






* * *
Гермиона была очень злой, в таком состоянии Гарри ее еще никогда не видел. Было видно, что она пытается прочитать что-то в учебнике по рунам, но не понимает ни строчки. Более того, за десять минут она так и не перевернула страницу.

— Да не расстраивайся ты. Ничего страшного не произошло ведь.

— Не произошло, Гарри. Но как же я не люблю ситуации, которые не могу полностью контролировать! – воскликнула Гермиона.

— Таких ситуаций большинство, если ты не заметила,— ироничным тоном протянул Гарри.

— Естественно, но мне все равно жаль своих усилий, потраченных зря. Я написала Хагриду такую хорошую речь, выписала несколько судебных прецедентов, и вообще... Объясни мне, вот как на суде можно просто расплакаться? Не сказать глупую речь, не растеряться, а просто выйти и заплакать! Он что, рассчитывал на то, что после этого они все расчувствуются и вынесут оправдательный приговор?

— Гриффиндорцы негодуют?

— Причем тут они?

— Ну, вроде как, с тобой не разговаривали из-за этой ситуации.

— Гарри... Человек способен забыть о смерти своей матери, предположим, за месяц. Хотя, забыть – это не совсем подходящее слово. Смириться, привыкнуть, осознать. А через неделю человек уже готов улыбаться, выйти на работу, хоть на душе кошки скребут. Так скажи мне, какое дело им до какой-то зверины Хагрида? Повозмущались неделю и благополучно забыли. Они даже не знали, когда слушание, и каково решение комиссии тоже не знают. Я... для себя хотела. Попробовать себя в роли адвоката, что ли. Но тут важен личностный аспект. Если бы меня саму Дамблдор отпустил — это было бы совсем другое дело. У министерских чиновников еще свежа память о том, что они меня пытались обвинять, и они прекрасно помнят итог. Самое забавное было бы в том, что в этот раз я выступала бы против Люциуса Малфоя! В этой комиссии, которая разбирает скучные дела о собаках, больных бешенством, это было бы просто слушание века! Но как же это все мерзко! Дамблдор не отпустил меня! Он боится!

Гермиона в своих словах пыталась высказать все, что она думает. На ее лице отражались различные чувства от гнева до искреннего веселья. Оказывается, она может не только нотации читать в пылу эмоций, пытаясь показать человеку, насколько он неправ. Гарри подумал, что ей стоит немного потренироваться, и, действительно, хороший адвокат получится.

— Дамблдор боится? — шепотом спросил Гарри, все же библиотека — место вполне прослушиваемое.

— Конечно! Ему безразличен Хагрид с его зверем. Иногда мне кажется, что он что-то задумал, и все, что в его план не вписалось, он не замечает. Вот тебя замечает, ты в этих планах играешь какую-то роль. А я — нет. Поэтому, когда сбежал Сириус Блэк, он сразу же позаботился о твоей безопасности. А вот я – совсем другое дело. Меня обвинили, но ему совершенно не было до этого дела. Пусть хоть в Азкабан сажают. То же и с историей о Клювокрыле, судьба животного — такая мелочь. Не дело какой-то третьекурснице с Люциусом Малфоем тягаться, все же, он более важная фигура. Не стоит напрягаться из-за мелочей.

Гермиона ненадолго замолчала, захлопнув книгу. Весь ее вид выражал крайнее недовольство. Еще немного детское, но в то же время, сильное и рассудительное. Оно подстегивало прокручивать в голове ход событий по нескольку раз, анализировать и искать причинно-следственные связи между поступками тех или иных людей. Задумываться о собственных словах, о том, что и когда пошло не так. Предполагать возможные варианты, которым уже никогда не дано осуществиться, ведь прошлое – это лишь данность.

— Я посоветовала Хагриду подать апелляцию, но это уже пусть он сам решает. Если мне перекрывают дорогу, то я здесь не виновата! Курсы ораторского искусства я устраивать не собираюсь, итак ему всю речь на листочке написала, а толку? Если жизнь Клювокрыла — несущественная мелочь, которая позволяет Малфою потешить свое самолюбие, то пусть так и будет. Дамблдор ведь это допускает. Знаешь, фраза есть такая: делай, что должен, и будь, что будет. Вот теперь я понимаю ее в полной мере. Я сделала то, что считала нужным! Не добилась результата, значит, придется смириться.

Гермиона замолчала и посмотрела в окно. Там, за окном, светило пока еще холодное весеннее солнце.

— Извини, что сказала тебе все это, — Гермиона посмотрела на Гарри и улыбнулась.

— Да ничего, я даже кое-что для себя понял. Не очень радужное, правда.

— В самом деле? — улыбнулась девочка, — Скажи, где найти должностные инструкции сотрудников Министерства магии и школы Хогвартс?

— Понятия не имею, а тебе зачем?

— Да так, ради интереса. Вот у нас в маггловской школе директор преподавал химию у старших классов, решал все вопросы, связанные с финансированием, групповыми экскурсиями и массой других вещей. Я смотрю на Дамблдора... и не понимаю, в чем заключаются его должностные обязанности, — шепотом говорила Гермиона, видимо, тоже понимала, что у стен могут быть уши, — Он не преподает, финансами занимается Попечительский совет, экскурсий Хогвартс не устраивает, различных межшкольных соревнований тоже нет... Хочу понять...

Гермиона отвернулась к окну, должно быть, подумала, что говорит много лишнего. Наверное, так оно и было, но Гарри теперь тоже задумался над спецификой устройства этого родного чужого магического мира. На меньше, чем пять тысяч магов — целое Министерство с кучей отделов, своя финансовая система, ведь, как запомнил Гарри, в Германии иная валюта и... практически никакого производства. Гоблины, как рассказывал Истван, пускают деньги -процентные части вкладов, в магловский оборот... А большинство чистокровных магов сколотили состояния еще в Средние века, и тоже — в магловском мире, так или иначе, с помощью политики. Как вообще может существовать подобное общество? Где Министр, который каждый день по семь часов просиживает штаны в своем кресле и ничего не предпринимает? Что это за Визенгамот, который рассматривает всего пару дел в год? Впрочем, директор Хогвартса недалеко ушел от министра, только просиживает не штаны, а странного покроя мантию, походившую на женский пеньюар.

Гарри посмотрел на Гермиону, и его посетило ощущение дежавю. Хогвартс-экспресс, первый курс, Гарри и Гермиона рассуждают о генетике и способах передачи магии по наследству... Они замечали странности политической и экономической системы магического мира, имели представление о том, почему рождаются дети-волшебники. Обращали внимание на проблемы, о которых другие предпочитали молчать, искали способы их исправить, задавали себе вопросы, на которые не существовало ответов, потому, что для разрешения этих противоречий Гарри и Гермиона должны были родиться другими людьми в совершенно ином мире. Молодежь всегда творит историю, участвует в войнах и революциях, но они — лишь пушечное мясо, которое приводит к власти более взрослых, хитрых, жаждущих наживы и власти людей. Подросткам свойственно идеализировать мир, в котором они живут, и ни на минуту не задумываться о том, что они в этом мире лишние, ненужные куклы, пляшущие под чужую дудку. Их идеалы не нужны неидеальному миру.

— Извини, что высказала тебе все это, — девочка перестала любоваться оконным пейзажем и взглянула в глаза Гарри, — Просто странный этот мир. Глупый и бессмысленный. Тебе не кажется, что что-то идет не так? Какая-то мелочь, а все уже изменилось. Знаешь, о чем я жалею? О том, что я оказалась волшебницей!

Да, та самая мелочь действительно была. Понять бы еще, какая. Гарри тоже чувствовал, будто его место не здесь. Каждый, даже самый несущественный выбор, порождает последствия. Ты входишь в новую дверь, за ней — в другую, третью, но когда понимаешь, что заблудился — поздно. Оборачиваешься, и осознаешь, что нет дороги назад, лишь глухая стена за тобой. Только тогда уже невозможно понять, какая из дверей была ошибкой, где ты оступился. И твой ли это был ход? Двери ведь — общие!

Какую дверь открыла Гермиона, что теперь больше нет той первокурсницы, которая рассуждала о передаче магических способностей, расстраивалась, что ее обманывают и что-то постоянно недоговаривают? Сейчас на Гарри смотрит уверенная в своей правоте девушка. Ее истина проста – все вокруг не имеет значения. Скажите ей, что Дамблдор по вечерам практикует Круциатус на первокурсниках — она не удивится, лишь пожмет плечами и пожалеет этот сумасшедший мир. Она права, хотя бы потому, что перестала воспринимать все, что ее окружает как прописную истину. Ничему не верит! Ни Директору, ни людям, ни законам, ни себе. Даже написанное в учебниках ей кажется ложью. Но без веры жить-то трудно!

В коридоре, Гарри и Гермиона встретили разъяренного Уизли. Те, кто видел это анекдотичное зрелище — его уже не забудут! Лицо по цвету почти сливается с волосами, даже веснушки как-то стали менее заметными, глаза блестят, ноздри раздуваются, а уж когда он начал говорить — руки так и мельтешили перед глазами, мешая воспринимать суть сбивчивого рассказа.

— Грейнджер, твой кот сожрал мою крысу! Этого монстра нужно пустить на кошачий фарш! Знаешь, что я обнаружил у себя на кровати?!

— Раздавленную шоколадную лягушку? — спокойно предположила Гермиона.

— Кровь и шерсть! Рыжую шерсть!

— Поздравляю, Уизли. Ты линяешь, — сказала гриффиндорка таким голосом, каким врач оглашает смертельный диагноз.

— Нет, ты не понимаешь, Грейнджер! Это шерсть твоего кошачьего монстра! Он весь год норовил сожрать мою крысу! Но тебе все равно, как тебе безразлична судьба Клювокрыла, и ты готова его уничтожить лишь потому, что он тебя поцарапал! — Уизли все махал руками и кричал, в коридоре уже собралась толпа зевак. Гарри облокотился о стену и наблюдал за этим представлением, но палочку держал наготове, — Тебя вообще не интересуют чужие чувства! Что ты вообще делаешь в Гриффиндоре? Или дорога в Слизерин магглорожденным заказана?

На лице Гермионы отразилось презрение. Не обида, лишь презрение. Гарри знал, что эта тема может быть болезненной для его подруги, но... Если Уизли хотел ее задеть, то у него ничего не вышло.

— Ты идиот, — тем же сочувствующим тоном сообщила Гермиона, чем напомнила ему врача, поставившего диагноз душевнобольному, и прошла мимо Рона.

Гарри проследовал за ней. Ему в голову пришла странная, опасная и вообще бессмысленная идея, никак не связанная с произошедшем, но все же.

— Гермиона, подожди. Слушай, ты ведь изучаешь ментальную магию? Давай вместе, а?






* * *


Действительность не обязана быть интересной. За всю жизнь человек может вспомнить лишь несколько значимых моментов, ключевых, тех самых, в которые он чувствовал счастье, негодование, отчаяние. Остальные дни теряются в ежедневных неважных, рутинных действиях. Как четко отлаженный механизм. Как часы… Вначале мы учимся ходить, говорить и держать ложку, потом начинаем посещать школу, затем — колледжи и университеты, все повторяется изо дня в день, и если спросить человека, чем он занимался, скажем, пятого апреля два года назад, он вряд ли вспомнит. Но это не отменяет того, что этот день, во-первых, был, а во-вторых, в этот день человек что-то делал, решал какие-то вопросы, возможно, важные на тот момент, но бессмысленные для истории этого мира и жизни человека, в частности.

Такими были и дни в Хогвартсе. Естественно, что-то происходило, студентам приходилось решать какие-то проблемы. Второкурсники, к примеру, были озабоченны выбором предметов для изучения, кто-то (близнецы, Уизли, предположительно) подшучивал над Филчем и его кошкой, пятикурсники-слизеринцы были замечены в стычке с хаффлпаффцами, за что те и другие заработали заслуженное взыскание. Гермиона отказалась от урока прорицаний, сказав, что учиться у этой сумасшедшей шаралатанки Треллони она больше не намерена. Первокурсник-гриффиндорец сломал ногу, неудачно скатившись с лестницы, и теперь все были уверены, что постарался кто-то из слизеринцев, но те молчали. Эти события не являлись чем-то значимым. Но тем не менее, они были, хоть вскоре и сотрутся из памяти обитателей огромного замка, не оставив никаких следов.

Стремительно приближались экзамены, Гермиона, которая, и без необходимости подготовки к ним, практически жила в библиотеке, совсем зарылась в книги. Но, девушка выделила вечер четверга для совместных занятий ментальной магией. Огромным минусом этой науки было то, что ее нельзя освоить по учебникам. Без практики знания об этом разделе волшебства становились совершенно бесполезными. Можно было подождать, пока начнутся каникулы, и заниматься с Салимой, но существовала одна сложность... На изучение ментальной магии требовалось много времени, намного больше, чем для приобретения навыков той же аппарации. Поэтому вряд ли Гарри хватило бы двух месяцев каникул. Оставались Гермиона и Малфой — те, с кем можно было заниматься и в Хогвартсе. Полностью доверять Поттер никому из них не мог. Вопросы доверия — вообще очень сложные. Мы можем считать одного человека близким другом, но есть вещи, о которых он никогда не узнает. Но при этом мы достаточно легко обнажаем душу перед случайным попутчиком в поезде.

Гарри мысленно представил себе таблицу, которая вмещала в себе сведения, о которых не должны знать Гермиона и Драко. Первая колонка получилась больше, но было одно большое "но"... Личный аспект. Его собственное детство. Порой нет ничего хуже жалости, деструктивной, затягивающей в свою пучину все светлое, теплое в отношениях. И Гарри боялся, что Драко начнет его жалеть, если увидит некоторые воспоминания, о которых он предпочитал не вспоминать вовсе. Гермиона слишком о многом могла узнать или догадаться. О Томе Реддле и его дневнике, о том, что же на самом деле случилось в Тайной комнате. Но жалеть его она не будет! Разве что, недолго. Трудно испытывать подобные чувства по отношению к тому, кто сильнее тебя. И какие бы доводы не приводил себе Гарри, как бы ни убеждал самого себя, что он решил заниматься с Гермионой из-за того, что Драко очень занят квиддичными тренировками и еще массой разных несущественных мелочей, он лгал. Все было гораздо проще — он не хотел, чтобы приятель его жалел, чтобы тот увидел толстого мальчишку Дадли, который противно смеялся и пинал своего кузена, темный маленький чулан, сковородки Дурслей, на которых он каждое утро готовил яичницу вместо домового эльфа. Мы можем заниматься самообманом сколько угодно. Вот только, правда о любом выборе почти всегда проще и эгоистичнее.