Ноги

Глава 1

Предварительные замечания:
1. Текст написан для команды Валар на Битву Пяти Воинств на Дневниках, по заданию "Хоррор".
2. Выгоды не извлекаем.

Входит Иван. У Ивана нет рук.
Иван:
Так точно!
Муж:
Где твои руки, Иван?!
Иван:
В годы войны утратил их в пылу сражения!
Д.Хармс

Сегодняшний день определенно не задался. Конечно, он раздавил этого отвратительного эльфа, зато теперь в коридоре орала и мешала сосредоточиться Тхурингветиль, и почему-то клонило в сон. Мелькор попытался сбросить надоевшее тело. Никакого эффекта. Он и раньше замечал, что с ним творится неладное – каждая новая оболочка перенимала все черты старой, до последней черточки, и все проблемы, ошибки и неисправности несовершенного тела продолжали портить ему существование, но у Мелькора не хватало времени об этом задуматься. А вот теперь – пожалуйста – новая напасть: от тела не избавиться вообще. Тхурингветиль продолжала орать, уже под самой дверью, и Мелькор решил выяснить, что ей нужно.
– У нас перед воротами, – начала она докладывать, то и дело срываясь на крик, – перед воротами столько крови, что впору утопиться! И коридор весь в крови! И никто не признается! Ой! Шеф! Что это у вас с ногой?
– Понятия не имею, – буркнул Мелькор. – Причем тут я?
Тхурнгветиль посмотрела на пол. Кровавая дорожка тянулась от двери к креслу.
– Шеф! – опять затянула она. – Это что же, у вас в пятках столько крови было? Откуда же она иначе взялась? И откуда в вас столько? Как в трех бочках? Даже больше – а? Ну шеф! Может, вам что-нибудь сделать?
– Да не надо ничего, – рассердился он. – Подумаешь, пятки. Я свою смерть в пятки не заключал, как некоторые. Я же не идиот. Вон пошла. Дура.

***
Шли годы. Способность менять тело не возвращалась. В один из дней Мелькор снова услышал неподалеку вопли Тхурингветиль.
– Шееееф! – ворвалась она в кабинет и принялась беспорядочно летать вокруг, натыкаясь на мебель. – Шеф-шеф-шеф-шеф-шеф! Ой!
– Да что у тебя?! – рявкнул он.
– Вот, – протянула она ему завернутый в тряпицу цилиндрик. – Не вы потеряли?
– Ничего я не терял, – рассердился он, принял сверток и обомлел: в тряпице оказался неприятный, грязный, посиневший, скрюченный палец. Судя по всему, он был не отрублен, а оторван, причем второпях. У основания лохматилась кожа, проглядывали лоскуты плоти и ниточки нервов, желтела кость. Мелькор перевел взгляд на свою руку. Одного пальца не было.
– Похоже, все-таки я, – неуверенно сказал он и наудачу попытался отрастить новый, – как всегда, ничего не вышло.
– Можно пришить! – посоветовала Тхурингветиль. – Если он недавно оторвался, то ничего страшного. И как вас угораздило?
Мелькор ответить на этот вопрос не мог. Его никто не хватал за руки, он ни за что не цеплялся; предположить, что ночью пробрались враги… и позарились на его палец? Ерунда какая-то.
Тем временем Тхурингветиль принесла нитки с иголкой и, примерившись, всадила острие ему в руку. От неожиданности Мелькор дернулся, но она крепче прижала палец и в несколько стежков пришила его к руке.
– Все, – сказала она. – Больше так не делайте, шеф, ладно?
Мелькор пообещал себе впредь лучше следить за собственными частями тела. Видимо, постоянные попытки избавиться от внешней оболочки что-то в ней нарушили. Оставалось надеяться, что несколько сотен лет-то она выдержит, а дальше будем думать.

***
– Ну что я вам скажу? – резюмировала Эстэ, глядя на принесенный орлами биологический материал. – Недолго этому телу осталось. Нарушения на внутриклеточном уровне. Еще сто–сто пятьдесят лет, и он развалится на куски, если не развоплотится самопроизвольно.

***
Зеркал в Ангбанде не водилось, но Мелькор и так знал, что выглядит он ужасно. После пропажи Тхурингветиль (и Сильмарилла) он старался ничего лишний раз не трогать и не делать резких движений. Как-то раз он обнаружил, что корона с одного края стала ему велика и сползает на глаза – помучившись немного над разгадкой, он выяснил, что не хватает одного уха. Куда оно пропало, он не знал; Саурон искать чужие уши отказался, и, даже если его теперь нашли, пришивать уже было бы поздно. Пришлось срочно ужимать корону (зато меньше заметна стала дыра на месте Сильмарилла) и поворачиваться к докладчикам боком, чтобы лучше расслышать.
Другой раз ему показалось, что он разучился говорить. Звуки выходили нечеткими, а красивые фразы перерождались в шипение и свист. Мелькор подумал вдруг, что разлад добрался до мозга – он вспомнил, что такое бывает, если, например, ранить пленника в голову. На следующий день, по его представлениям, должны были отказать руки и ноги. Когда этого не случилось, Мелькор решился взглянуть на свое отражение в ведре воды. В ответ ему улыбнулся оттуда беззубый рот с окровавленными дёснами.
И когда затряслись стены Ангбанда, к ожидаемым страху и гневу примешалось едва заметное чувство облегчения.

***
Эонвэ вышиб последнюю дверь плечом, разметал баррикаду из наваленных кое-как камней и обнаружил в дальнем углу комнаты Моргота. Резкий удар сшиб негодяя с ног, и Эонвэ, недолго думая, быстро скрутил его цепью.
– Вставай, пошли, – сказал он, придерживая пленника за верхнюю петлю оков.
– Не пойду! – нагло ответил тот и, действительно, вместо того чтобы подняться, повис на цепи.
Эонвэ рывком поднял его. Моргот ухмыльнулся и посмотрел сначала на Эонвэ, а потом вниз. Эонвэ проследил за его взглядом: на полу стояли ноги. Это были, без сомнения, ноги – вернее, ступни – Моргота, и стояли они от Моргота отдельно. «О ужас! – подумал Эонвэ (он не любил бесполезной жестокости). – Когда это я успел? Что обо мне подумают? Чем я лучше его?» Он попытался приставить остатки ног пленника к оторванным ступням, но тот не давался и противно хихикал. Эонвэ только перемазал руки в крови. Тогда он в отчаянии дернул Моргота за волосы. Раздался хруст, и голова легко подалась вверх. Хихиканье прекратилось, но шевелиться Могрот не перестал: пучки бело-желтых волокон тянулись от шеи к туловищу и не давали голове оторваться от тела окончательно. Эонвэ судорожно втянул в себя воздух, поставил голову на место, аккуратно прислонил Моргота к стенке и оглядел комнату, надеясь обнаружить какую-нибудь веревку или проволоку и стараясь не думать о том, какими словами встретит его Владыка. Возле поваленного кресла нашлась корона с блестящими камнями. Эонвэ выдрал камни – мелькнула мысль, что это могут оказаться Сильмариллы, но ему было не до того – спрятал их на всякий случай в карман, разогнул обод, прижал импровизированной гривной поврежденную шею и крепко закрутил сзади оставшиеся концы. Голова, кажется, держалась; что делать с ногами, он не представлял и, за неимением лучшего, решил оставить их на полу. Еще раз тяжело вздохнув, он взвалил сверток на плечо и вышел.

***
– Эонвэ! – как в худших его фантазиях, воскликнул Владыка. – Это что? Это зачем? Мы же не звери, в конце концов!
– Не суетись, – возник рядом Намо. – Он не виноват. Ты же помнишь, что говорила Эстэ? К тому же, сейчас мы лишим его тела и отправим за Врата ночи.

Глава 2

Скрипи нога, скрипи липовая, скрипи березовая,
по селам спят, по деревьям спят,
одна старуха не спит, на моей коже сидит,
мое мяско жрет, мою шерстку прядет.
Съем, съем эту старуху!
«Медведь – липовая нога»

Стук. Стук. Стук. Шлеп. Шлеп. Шлеп.
Амариэ закричала, и Финрод проснулся.
Это началось с того дня, когда Амариэ вернулась от Ниэнны расстроенная и подавленная и на все расспросы только качала головой. Ночью она спала беспокойно, стонала и бормотала что-то. Потом под окнами начали ходить. Финрод вставал, выглядывал в окно – никого; открывал дверь – никого. Кто-то каждую ночь шуршал по траве, шлепал и скрипел во дворе, а наутро никаких следов не оставалось. Амариэ просыпалась, молчала и не рассказывала снов, а на следующую ночь все повторялось.
Шлеп. Шлеп. Шлеп. Скрип. Скрип. Скрип.
Дверь открылась, и на пороге появилась темная фигура. Она потянулась к Амариэ – Финрод вздрогнул, но шевельнуться не смог – и прошептала:
– Ноги !.. Где ноги?.. Отдавай мои ноги!
Финрод сбросил оцепенение, бросился к двери – закрыто, зажег свечу – никого. Амариэ, дрожа, села на постели.
– Он был? – спросила она.
– Не знаю, – ответил Финрод. – Кажется, это сон или морок.
Утром Амариэ решилась.

***
Она привыкла ходить к Ниэнне. Сначала за советом, поддержкой, утешением, а потом, когда Финрод вернулся, по привычке и для удовольствия. Ей нравился тихий дом, неспешные разговоры, травяной чай и глубокая чернота за окном. Здесь, думала она, не хуже, чем Лориэне, можно отдохнуть душой.
Мимо окна что-то пронеслось.
– Ой! – вскрикнула Амариэ и выронила чашку.
– Что с тобой, дитя? – спокойно спросила Ниэнна.
– Там кто-то был! – испуганно указала взглядом на окно Амариэ.
– Не бойся, дитя, это, наверное, Мелькор. Он уже ничего тебе не сделает. Прямо, конечно.
Амариэ вспомнила, что так оно и есть.
– А почему у него нет головы?
– Откуда же ей взяться? У него ничего нет. Вообще нет тела.
Амариэ упрямо подумала, что тело-то было, а головы не было, но спорить с Валиэ не стала.
А ночью кто-то пришел под окна, ходил, топтался, шумел и пугал ее. Финрод сначала ничего не слышал, потом и он стал замечать неладное, и, наконец, сегодня таинственный гость явился к ним домой. Амариэ сразу подозревала, что это Моргот, теперь в этом убедился Финрод, но настораживало то, что у ночного посетителя голова была, зато, похоже, не было ног.

***
Скрип. Скрип. Скрип.
Эарендил недоумевал. Он постоянно работает, минуты свободной нет, приходит домой только чтобы поспать, жену воспринимает на ощупь. И обязательно нужно являться ему во сне.
Он стоял возле кровати. Стоял и молчал. Стоял, и на пол капала кровь. Стоял и держал голову под мышкой.
– Иди отсюда, урод, – рассердился Эарендил. – Только тебя мне не хватало.
– Что, не нравится? – спросили губы. – А если я завтра нападу на корабль?
– Попробуй, – обрадовался Эарендил. Мерзавец не исчез, а продолжал глядеть на него. Спать было невозможно.
Собирая его в дорогу, жена посетовала на то, что он не выспался, велела быть осторожнее, предложила сказать кому-нибудь из майяр и попросить на всякий случай конвой, а, когда он отказался, обещала не волноваться, хотя видно было, что волнуется она ужасно. Наверняка этот негодяй тоже пугал ее сегодня во сне.
Топ. Топ. Топ.
Он стоял у мачты и ухмылялся. Голова смотрела на Сильмарилл.
– Голову бы надел, – посоветовал Эарендил, не отрываясь от руля.
– Не хочу, – сказал Моргот и сделал два шага к корме. «Если он попытается схватиться за штурвал, – оценил свои и его шансы Эарендил, – ему придется выпустить голову, потому что двумя руками штурвал не удержать, а одну я легко сброшу. Без головы он наверняка не справится». Моргот насадил голову на острие реи, уверенно подошел к Эарендилу и дернул на себя штурвал – корабль повело, но с курса он не сошел. Эарендил умудрился откинуть Моргота в сторону, и тот, получив пинок в живот, свалился за борт и исчез.
Дома Эарендила встретила расстроенная супруга, которой привиделось, как проклятый Враг сбрасывает его с корабля, захватывает судно и уводит в Пустоту. Эарендил успокоил ее, что все было совсем наоборот, но решил посоветоваться в Лориэне с разбирающимся в снах и видениях Ирмо – а заодно и отдохнуть.

***
Скрип-скрип. Скрип-скрип. Плюх. Плюх. Плюх.
Амариэ вцепилась в Финрода. Сегодня они не ложились и, сидя у стола, старались не уснуть. Но морок, видимо, умел приходить и так.
Дверь приоткрылась. Через порог переступила давешняя фигура.
– Амариэ! – раздался шелест. – Амариэ, отдавай мои ноги!
– Да я их не брала! – разрыдалась Амариэ. – Моргот, правда! Я не знаю, где они!
Финрод хотел привлечь ее к себе, хотел броситься на Моргота, хотел взмахнуть руками, но его опять сковало. Моргот остановился возле стола и указал вниз.
– Видишь ноги, Амариэ? Нет? Правильно, их там нет! А где же они?!
Амариэ закричала, дернулась, перевернулся стол, и все исчезло. Финрод поднялся с пола, снова зажег свечу и обнял ее.
– Завтра же, – сказала она сквозь слезы, – пойдем к Владыкам, – и опять заревела.

***
Месть. Месть. Месть. Шурх. Шурх. Шурх. Месть.
Олорин, как все айнур, мог обойтись без сна. Но в Лориэне такие вопросы даже не обсуждались: пришел – лег – уснул.
Месть.
Трава шуршала. Олорин открыл глаза. Под деревом, опершись на ствол, стоял в вольготной позе Мелькор. Повешенная за волосы на ветку голова болталась рядом.
– Эонвэ! – сказал он. – Я тебе отомщу!
Олорин удивился такому обращению, но решил не выдавать товарища и не сказал ничего.
– Эонвэ! – продолжал Мелькор. – Это все ты виноват! – он поднял ногу, и Олорин увидел на месте ступни окровавленную культю.
– Эта кровь вопиет к тебе! – не останавливался Мелькор и, сняв голову с ветки, сунул ее Олорину в лицо.
«Интересно, почему я?» – подумал Олорин и не нашел ответа.
– Как только я увидел тебя в окно, – разрешил его сомнения будущий мститель, – я понял, что ты мне поможешь. Передавай Эонвэ привет, Олорин, и не думай, что отвертишься!
Неподалеку раздались голоса, и Олорин проснулся.

***
– Он является в сны и всех пугает! – причитала Ниэнна. – Ирмо, сделай что-нибудь!
Амариэ за ее спиной понурилась и села на траву; Финрод присел рядом.
– Вы не о Мелькоре, часом? – осторожно спросил Олорин, выходя из-за кустов.
– О нем! – ответил вместо Валар Эарендил. – Повадился ходить; корабль мне чуть не испортил.
– Насколько я понимаю, – задумчиво сказал Олорин, – он приходит только к тем, кого видел из Бездны. Например, он мог заметить Амариэ в окне у Леди Ниэнны, а Эарендила – понятно где. Если мы закроем окно, например…
– …это не поможет! – закончил фразу Ирмо. – Он уже знает дорогу. На самом деле, я могу попытаться перекрыть канал. Навсегда не гарантирую, но на время от страшных снов это избавит.

***
Действительно, следующей ночью Мелькор никому не явился. Он обнаружил, что в чужие сны ему больше не попасть, сделал вывод, что снова обрести тело таким способом невозможно, и решил искать другие пути.

Глава 3

Говорят, что в Эрмитаже, в египетском зале,
каждое полнолуние у статуи богини Сехмет
появляется на коленях лужица крови.
Городская легенда

«Уникальная находка.
Важное историческое открытие сделала недавно группа археологов в Гаванях. В ходе раскопок на месте древнего эльфийского поселения был обнаружен фрагмент скульптуры, относящейся к Первой эпохе. Предполагается, что скульптура была создана в Северном Белерианде и попала в Гавани под влиянием тектонических процессов в земной коре, при передвижении океанских плит. Скульптура представляла собой фигуру мужчины и, вероятно, выполняла ритуальную функцию. К сожалению, от большой статуи сохранились только ступни. Находка передана в Гаванский Историко-археологический музей».

***
В зале Первой Эпохи шла экскурсия.
– А здесь вы можете видеть фрагмент скульптуры. Ученые считают, что древний скульптор жил на севере Белерианда. Это очень ценная находка: как вы уже знаете, Белерианд затонул в конце первой эпохи, и археологических свидетельств осталось крайне мало. Но мы знаем, что тогда творили очень искусные мастера. Посмотрите, как анатомически точно выполнены эти ступни! Кстати, разрез на ступне позволяет предположить, что скульптура изображала Мелькора-Моргота и использовалась как ритуальное изображение. О противоборстве культов Мелькора-Моргота и Валар говорят и другие экспонаты. Давайте подойдем к следующей витрине.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а! Мама-а-а-а-а-а-а! Ма-а-а-ама-а-а-а! Давай уйде-е-е-ем!
– Дама, успокойте ребенка!
– Тихо, тихо, не шуми! Что случилось?
– Мама-а-а-а-а-а, ма-а-а-амочка-а-а-а-а, он черный, а-а-а-а-а, там, стоит, а-а-а-а-а!
Молодая туристка, отчаянно покраснев, вытащила рыдающего сына из зала.
– Мама, он правда там стоял! Где ноги! Черный, страшный и кача-а-а-ался!
– Кто? Да кто же?
– Не зна-а-а-а-аю!

***
Зал Первой Эпохи пользовался нехорошей славой. Служительницы старались не оставаться там одни, охранники ночью обходили его стороной, а студентов-практикантов, наоборот, тянуло туда как магнитом. За те пятьдесят лет, что ноги провели в музее, успели наговорить и напридумывать много небылиц. Старушки жаловались, что возле ног тяжело дышать и стынет сердце, что в глазах темнеет и грустно на душе становится. Студенты передавали друг другу истории о том, как каждую тридцатую ночь ноги выходят из витрины и делают круг по залу, а раз в год – обходят весь музей. Увидеть такое никому не удавалось, но среди практикантов курсировал график и расписание выходов ног. Другие рассказывали, что то ли раз в год в определенный день, то ли раз в месяц, то ли каждые три года из трещины на ступне льется кровь, и тот, кто убирает ее на следующий день, увольняется и вскоре умирает или лишается рассудка. Одна женщина, говорили, упала как-то раз в обморок.
Самые религиозные жители Гаваней считали, что в каменных ногах заключены темные помыслы Моргота и лишний раз старались в музее не бывать.
Но дети до сих пор в зале не плакали.
И темных фигур не появлялось.

***
На город опускался тихий вечер. Директор музея, заработавшись, не заметил, как закончились экскурсии и разошлись по домам смотрительницы залов; как прогрохотала ключами кассирша и как собрала сувениры и открытки продавщица в музейной лавке. Секретарша заглянула к нему попрощаться; собрались, выключили свет и, переговариваясь, ушли научные сотрудники. Наконец, он и сам погасил лампу, надел пальто – начинались осенние холода – закрыл дверь и, пожав руку охраннику, вышел. В ярком свете полной луны город был прекрасен. Музей спал. Все было тихо. Директор решил разнообразить жизнь и вернуться домой по набережной. Он обошел музей сзади, заглядывая на всякий случай в окна, посочувствовал охранникам и вдруг увидел в одном из залов неясный силуэт, почти тень. Мужская фигура, ростом под потолок, стояла на месте и медленно колыхалась. Директор бросился назад, на бегу крикнул охранникам, что в одном из залов гости, распахнул двери, огляделся: никого. Витрина с драгоценным экспонатом не тронута. Два охранника подошли следом, но никаких следов взлома тоже не обнаружили.
– Повиделось, – предположил один из них. – Нехороший это зал, все говорят. Здесь часто всякое… происходит.
– Наверное… – пробормотал директор и решил остаться в музее на ночь.
Но ни этой ночью, ни следующей, ни через день ничего не произошло. Свет горел до утра – ничего. Свет выключали во всем музее – ничего. Директор с охранником сидели в самом зале – ничего, дежурили за дверью – ничего, прятались под окном – никакого эффекта. Директору пришлось признать, что ему показалось.
Но с тех пор все больше посетителей жаловалось на головную боль, экскурсоводы болели, а возле зала разливалась тягостно-мрачная атмосфера. Зал из основной экскурсионной программы, однако, не исключили, а молодые гиды развлекали публику страшными городскими легендами.

***
– Смотрите!
Экскурсовод строго взглянула на мужчину. Такие шутники встречались на каждой второй экскурсии. То им ноги переместились, то что-то над ними витает, то «злой дух Мелькора проник в меня и говорит моим голосом: трепещите, смертные!» Начальство дало понять, что распространяться о музейных легендах нежелательно, но слухи, естественно, пресечь было невозможно.
– Да посмотрите же! – закричала женщина. – Там человек!
Публика уставилась туда, где стояли пресловутые ноги, но не на них, а выше. Экскурсовод обернулась.
– Здравствуйте, смертные! – издевательски поприветствовала группу пресловутая темная фигура, выше человеческого роста, почти под потолок. – Не ждали?
Каменные ноги казались продолжением призрачного тела: привидение то ли выросло из ног, то ли встало так, что его собственные ноги скрылись в каменных.
– А меня зовут Мелькор. Очень приятно, – сообщил призрак озадаченной публике. – И я не представляете как рад, что я снова с вами!
Люди заорали и ринулись к выходу; на шум сбежались охранники. Когда в зале появился директор, ноги как ни в чем не бывало стояли на своей подставке и будто усмехались.

***
«Уважаемые посетители! Зал Первой Эпохи по техническим причинам закрыт. Приносим свои извинения. Администрация».
Директор вышел на набережную и, устроившись в дальнем конце оживленного обычно променада, глядел на воду. С ногами нужно было что-то делать: за одним случаем может последовать другой; сейчас зал опечатали, но кто знает, не прорвется ли следующий раз Моргот дальше? Директор представил, как Враг тенью проносится по музею, обрастая на лету телом, как он врывается в город, как стирает в прах улицы, поднимает шторм, уничтожает, наконец, страну, а следом – и всю планету. Нет, определенно надо что-то предпринять. Вконец расстроившись, он снова посмотрел на море. Волны выстроились в линию, вздыбились, опали, расступились, и на берег вышел человек. Быстро оглядевшись, он направился к директору. Тот был человек привычный, видел в жизни всякое, в мифологии, литературе и древней истории разбирался и поэтому не очень удивился.
– Донимает? – спросил человек-из-воды.
– Донимает! – вздохнул директор. – А вы откуда знаете?
– Сами-то как думаете? – поинтересовался человек-из-воды и продолжал: – Давайте сюда ваш… экспонат. Нечего чужие ноги в музее держать.
– Владыка! – обрадовался директор – вы нас спасли!

***
«Экспонат находится на реставрации».
– Жалко, конечно, уже три года – и на реставрации, – сказала одна посетительница своей подруге, которая приехала в Гавани на лето из столицы. – Наверняка что-то серьезное.
– Наверняка стащили, – предположила столичная жительница. – Или продали.
– Ерунда какая! Ты знаешь, чего про эти ноги только не говорили… Сейчас расскажу!